Text
                    АКАДЕМИЯ НАУК СССР
ОРДЕНА ДРУЖБЫ НАРОДОВ ИНСТИТУТ ЭТНОГРАФИИ ИМЕНИ Н. Н. МИКЛУХО-МАКЛАЯ
ИСТОРИЯ ПЕРВОБЫТНОГО ОБЩЕСТВА
Общие вопросы
Проблемы антропосоциогенеза
ИЗДАТЕЛЬСТВО «НАУКА» МОСКВА 1983
Книга, открывающая новую серию книг Института этнографии, освещает общие вопросы первобытной истории и ее самый ранний период. На основе обобщения данных этнографии, археологии, антропологии реконструируется древнейшее человеческое общество, показываются основные этапы его развития. Подробно рассмотрена литература вопроса, вышедшая в СССР и за рубежом.
Редакционная коллегия
Ю. В. БРОМЛЕЙ (ответственный редактор),
А. И. ПЕРШИЦ, Ю. И. СЕМЕНОВ
Ответственный секретарь О. Ю. Артемова
„ 0504010000—258
И 042(02)—83	—29—83—11
© Издательство «Наука», 1983 г.
ПРЕДИСЛОВИЕ
Предлагаемая книга открывает серию «История первобытного общества», выпускаемую Институтом этнографии им. И. Н. Миклухо-Маклая Академии наук СССР. В первой книге серии наряду с проблемами становления человека и общества рассматриваются общие вопросы источниковедения и историографии первобытной истории.
Основная задача предпринятого издания состоит в том, чтобы обобщить накопившийся к нашему времени этнографический, археологический и антропологический материал по истории первой из общественно-экономических формаций, объединить его и внести определенный вклад в решение вставших за последние десятилетия проблем. Следует, однако, учесть, что материал этот, хотя и не всегда достаточен, в целом необъятен, а большое число проблем пока не поддается однозначному решению. Поэтому изложение нередко остается по необходимости конспективным, многие же из проблем, встающих при его обобщении и истолковании, продолжают находиться в стадии разработки.
И у нас, и за рубежом опубликовано немало работ по истории первобытного общества или истории первобытной культуры. В большинстве случаев все это этнографические труды с привлечением археологических и антропологических данных либо археологические труды с привлечением данных этнографии и антропологии, либо, наконец, издания, содержащие параллельные разделы, построенные на основе данных названных наук. В данном издании предпринята попытка синтетического изложения и освещения фактов, накопленных различными дисциплинами, выступающими в данном случае как субдисциплины первобытной истории, хотя и здесь из-за особенностей источниковедения исторической реконструкции первобытности имеются разделы, в которых обобщены исключительно или преимущественно данные одной из первобытноисторических субдисциплин. Разумеется, подобная работа оказалась бы невозможной, если бы она не опиралась на фундаментальные исследования и серийные издания, созданные советскими этнографами, археологами, антропологами и философами, такие, как «Народы мира», «Палеолит мира», «Каменный век на территории СССР», «Марксистско-ленинская теория исторического процесса» и др. Она была бы нецелесообразной и без критического использования всего того, что сделано в этой области буржуазной наукой.
Предлагаемый том, как вся открываемая им серия, представляет собой обобщающую коллективную монографию. Однако, как уже говорилось, история первобытного общества — не та область знания, где в пределах даже одного направления теоретической
4
ПРЕДИСЛОВИЕ
мысли — марксизма преобладают однозначные решения. Из-за фрагментарности, недостаточности и противоречивости многих данных этнографии, археологии и антропологии, равно как из-за исключительной сложности научных проблем, между специалистами ведутся споры и сохраняются расхождения во мнениях не только по относительно частным вопросам, но и в разработке ряда теорий среднего уровня. Редакция серии не ставила задачей элиминировать или сгладить существующие расхождения, отобрать устоявшееся и общепринятое. Это не только обеднило бы издание, но и исказило бы нынешнее состояние наших знаний о первобытном обществе. Редакция пошла по другому пути: выявив имеющиеся разногласия и лежащие в их основе факты и доводы, предложить, насколько это окажется возможным, наиболее аргументированную трактовку спорных вопросов. В подобной трактовке авторы разных разделов не во всем согласны между собой, и только дальнейшее развитие науки покажет, какое из направлений поиска и намеченных решений окажется более продуктивным.
Издание рассчитано прежде всего на широкий круг специалистов — историков, этнографов, археологов, антропологов, историков искусства и т. п. В то же время оно может быть использовано не только научными работниками и преподавателями истории, но и специализирующимися в названных областях науки студентами высших учебных заведений и аспирантами, а также всеми, кто интересуется древнейшей историей человечества.
* * *
Разделы тома написаны следующими авторами: Введение — А. И. Першиц.
Глава первая, § 1, 2, 4, 5, 6 — А. И. Першиц, § 3, 7— В. А. Шнирельман, § 8 — А. И. Першиц, В. А. Шнирельман.
Глава вторая, § 1, 3 — Л. Е. Куббель, § 2 — Н. Б. Тер-Акопян, § 4 — А. И. Першиц.
Глава третья — В. П. Алексеев.
Глава четвертая — Ю. И. Семенов.
Глава пятая — Ю. И. Семенов, при участии Б. А. Фролова (развитие положительных знаний и зарождение искусства).
Указатели составлены О. 10. Артемовой.
Научно-техническая работа по подготовке книги к печати выполнена М. Ц. Арзаканян и О. Ю. Артемовой.
Книга подготовлена сектором по изучению истории первобытного общества Института этнографии АН СССР. Большую помощь в работе над рукописью оказал коллектив отдела общих проблем Института этнографии, а также С. А. Арутюнов, П. И. Борисковский, В. К. Гарданов, А. А. Зубов, М. А. Итина, Р. Ф. Итс, Л. С. Клейн, И. А. Крывелев, Ю. К. Плотников, П. И. Пучков.
ВВЕДЕНИЕ
Каждой основной эпохе всемирноисторического процесса свойственны свои большие и малые проблемы, представляющиеся их исследователям — и на самом деле являющиеся — в той или иной степени сложными и спорными. И все же проблемы первобытной истории — это проблемы особого рода. В науке о первобытном обществе дискуссионными остаются ее место в системе других наук и ее наименование, ее источниковедческая база и процедура, начальный и конечный рубежи рассматриваемой ею эпохи и ее внутренняя периодизация, трактовка едва ли не большинства изучаемых ею процессов и форм, и прежде всего значепие ее главных выводов для понимания истории человечества. Очень многое здесь объясняется все еще далеко не достаточной информацией о древнейшем прошлом и огромными теоретическими трудностями в его осмыслении, но немалая роль принадлежит также противостоянию марксистской и различных немарксистских ориентаций в этой области знания.
Изложению и осмыслению проблем первобытной истории посвящена вся открывающаяся этим томом серия, и говорить о них, естественно, следует в своем месте. Однако некоторые разъяснения общего порядка должны быть сделаны с самого начала.
1
Многие мыслители, и среди них Ф. Энгельс, относили первобытную историю к числу интереснейших разделов науки. Это объясняется тремя причинами, впрочем, тесно между собой связанными. Первая причина — научно-познавательная. Вспомним замечание В. И. Ленина: для понимания любого явления необходимо знать, как это явление возникло, какие этапы проходило, и только затем смотреть, чем оно стало теперь *. Немало явлений современной жизни возникло или стало возникать в первобытном обществе; значит, чтобы верно в них разобраться, надо обратиться к их истокам. К числу явлений, складывающихся в период распада первобытного общества, относятся и основные институты классового общества: частная собственность, общественные классы, отделенная от народа принудительная власть. Отсюда вторая причина особого значения выводов первобытной истории — идейно-теоретическая, мировоззренческая.
Данные первобытной истории показали, что считавшиеся ранее изначальными классовые институты были не изначальны, что классовому обществу предшествовало доклассовое, первобытнокоммунистическое общество. Тем самым они дали основоположникам научного коммунизма дополнительные аргументы в пользу положения о неизбежности смены классового, капиталис
6
ВВЕДЕНИЕ
тического общества бесклассовым, коммунистическим. В результате сама первобытная история отныне стала одной из линий конфронтации марксистской и буржуазной науки.
Основные вехи этой конфронтации будут показаны в историографическом разделе. Здесь достаточно сказать, что более полувека усилия идеологов буржуазной этнографии были направлены на то, чтобы подорвать концепцию первобытного коллективизма и попытаться доказать, что уже истокам исторического развития свойственны такие якобы естественные формы человеческого общежития, как частное накопительство, социальное неравенство, политическое принуждение. Подобные попытки, вплоть до отстаивания идеи «первобытного капитализма», не оставлены полностью и сейчас2, но необратимый процесс накопления объективных фактов сделал их непопулярными даже в среде далеких от марксизма ученых. G 1950-х годов в западной этнографии стало распространяться представление о ранних, доземле-дельческих обществах как обществах социально недифференцированных (эгалитарных), и теперь оно утвердилось даже в хрестоматийных и энциклопедических изданиях.
Но это привело лишь к тому, что стратегия борьбы стала сложнее и тоньше. Острие критики марксизма направилось против общей теории формаций. Ее пытаются расшатать как в верхних (конструирование единого «индустриального», «постиндустриального» и т. и. обществ), так и в нижних звеньях (размывание понятия первобытнообщинного строя). В первобытном обществе вычленяются этапы, однопорядковые с формационными этапами классовой истории; закономерности поступательного развития основных исторических эпох подменяются проблемами их структурной характеристики, а само это поступательное развитие — «шкалой сложности»; общественные классы рассматриваются как таксономически равнозначные кастам, государство — как результат не раскола общества на классы, а потребности в организации общественных дел и соответственно не как следствие, а предтеча классообразования. Вот, например, какая «шкала культурной сложности» противостоит теории формаций в кросс-культурных исследованиях одного из наиболее видных этнографов-теоретиков США Дж. Мэрдока: 1 — эгалитарное общество; 2 — общество с рабовладением и (или) социально-имущественным расслоением в среде свободных; 3 — общество с разделением свободных на два класса; 4 — общество с разделением на два класса и рабовладением и (или) кастовой системой; 5 — общество с разделением на три или более класса (или касты) независимо от наличия рабовладения3. Подобная же шкала сложности призвана снять вопрос о классово обусловленной природе государства: 1 — интеграция только в рамках общины — безгосудар-ствепное общество; 2 — один уровень надобщинной интеграции — вождество; 3 — два уровня надобщинной интеграции — малое го
ВВЕДЕНИЕ
7
сударство; 4 — три уровня надобщинной интеграции — крупное государство, разделенное на провинции и округа4. Все это имеет место не только в журналах и монографиях, но также в хрестоматийных и энциклопедических изданиях5.
Фронтальное наступление па марксистское понимание исторического процесса вообще, первобытной истории в частности, продолжается. При этом одни западные ученые участвуют в нем открыто, «опровергая» или «исправляя» теорию формаций, другие отгораживаются как от антимарксизма, так и от марксизма. В этих условиях даже те исследователи, которые испытали прямое или опосредованное влияние исторического материализма или путем объективного анализа фактов пришли к сходным с историко-материалистическими выводам, нередко избегают (возможно, по причинам политического характера) обнаруживать свою близость к марксизму. И лишь немногие, хотя число их растет, солидаризуются с марксистской теорией и методологией 6.
Обострение идейно-теоретической борьбы ставит перед советскими учеными задачу полнее раскрыть закономерности развития первобытнообщинного строя. Характерный для последних десятилетий поток новой информации захлестнул и первобытную историю. Накоплен огромный и разнообразный материал, нередко не укладывающийся в прежние концепции; иногда он, на первый взгляд, противоречит даже фундаментальным теориям антропосоциогенеза, классогенеза и т. п. Таким образом настоятельно потребовалось глубже исследовать основные процессы первобытной истории в их многообразии и единстве. В целом сложность встающих, решаемых и вновь встающих в этой области знания проблем возрастает, и вместе с тем возрастает ее мировоззренческое значение.
К числу явлений, уходящих корнями в древнейшее прошлое, относятся многие черты хозяйственной жизни, социальной организации и быта, свойственные племенам и пародам, еще стоящим (или недавно стоявшим) на различных ступенях разложения первобытнообщинного строя. Эти явления требуют анализа и оценки. Отсюда третья причина особого значения первобытной истории — непосредственно практическая.
Ко времени Великой Октябрьской социалистической революции такие племена и народы имелись в нашей стране, в особенности на Крайнем Севере и Дальнем Востоке, и для вовлечения их в социалистическое строительство понадобилось изучение форм и проявлений первобытнообщинного уклада в его взаимодействии с позднейшими классовыми укладами. Не менее актуально такое изучение сейчас, когда с развалом колониальной системы империализма к самостоятельной жизни пробудились многие племена и пароды Африки, Азии, Латинской Америки, Океании. У большинства из них в процессе государственного, экономического и
8
ВВЕДЕНИЕ
культурного строительства остро стоит вопрос о роли внутрипле-менной солидарности и межплеменной розни (трибализма), родовых и в особенности общинных институтов и традиций.
В оценке современных преобразований в развивающихся странах у марксистской и буржуазной науки также есть своя линия конфронтации. Согласно широко распространенным на Западе релятивистским взглядам, культурные ценности всех племен и народов равновелики, а критерии их оценки относительны. Эта теория, впервые сформулированная Ф. Боасом и развитая М. Херсковицем7, привлекла к себе многих честных ученых, стремящихся отойти от европоцентризма и помешать разрушению самобытных культур неевропейских народов, но она же открыла путь к демагогическим нападкам на теорию формаций и к тенденциям консервации культурной отсталости8.
Марксистская историческая наука отдает должное вкладу всех пародов в фонд человеческой культуры, но не противопоставляет такой подход признанию общих критериев исторического прогресса и необходимости социальных и культурных преобразова-М О
2
В современной западной науке, и прежде всего в американской и английской, история первобытного общества обычно определяется как доистория (prehistory) или доисторическая археология (prehistoric archaeology) и рассматривается в качестве одного из разделов культурной/социальной антропологии либо антропологии вообще10. При этом одни исследователи, в особенности так называемые археологи-контекстуалистыи, отождествляют доисторическую археологию и доисторию, трактуя последнюю как чисто археологическую дисциплину; другие различают эти области знания, связывая первую с изучением доисторической материальной культуры, а вторую — с комплексной (хотя также основанной главным образом на археологических данных) реконструкцией доистории12. Кроме того, в рамках доистории многие западные ученые выделяют собственно доисторию, или праисторию, и протоисторию (параисторию, этноисторию), либо соответственно праисторическую и протоисторическую археологию. Праистория изучает человечество той эпохи, когда на Земле еще вообще не существовало письменности, прото-, пара или этноистория — дописьменное человечество после появления письменности в очагах цивилизации13. Не вдаваясь подробнее в дефиниции и наименования первобытной истории в разных западных странах и научных направлениях, заметим, что повсюду здесь эта дисциплина так или иначе связывается с археологией, этнографией или антропологией вообще и в то же время в большинстве случаев резко противопоставляется собственно истории.
ВВЕДЕНИЕ
Такое противопоставление имеет как традиционное, так и вполв современное обоснование.
Термин «доистория», или «предыстория», получил распространение в первой половине XIX в. в связи с развитием социально-политической мысли в период восхождения и стабилизации капитализма. В это время начал гаснуть зажженный буржуазными просветителями интерес к происхождению устоев классового общества, а с ним — и ко всему первобытному прошлому человечества, по вместе с тем делались самые фантастические попытки доказать извечность частной собственности, отдельной семьи, государственной власти. И то и другое облегчалось решительным отрывом бесписьменной доистории от письменной истории. Это было хорошо подмечено Марксом и Энгельсом, написавшими о сторонниках такой позиции: «...там, где им не хватает положительного материала и где нет места для политической, теологической или литературной бессмыслицы, там вовсе нет и никакой истории, а имеется лишь «предысторическое время»; при этом мы пе получаем никаких разъяснений относительно того, как совершается переход от этой бессмысленной «предыстории» к собственно истории. Впрочем, с другой стороны, их историческая спекуляция особенно охотно набрасывается на эту «предысторию», потому что тут они считают себя обеспеченными от вторжения «грубого факта» и вместе с тем могут дать полную свободу своему спекулятивному влечению, создавая и разрушая гипотезы тысячами» 14. И хотя во второй половине XIX в. работы лучших представителей эволюционизма и труды самих основоположников научного коммунизма включили первобытное прошлое во всемирно-исторический процесс, в последовавшей за этим реакции буржуазной науки снова нашло себе место резкое противопоставление доистории и истории.
До 1950-х годов эти области знания продолжали разграничиваться по прежнему признаку — отсутствию или наличию письменных источников 15, но в самое последнее время возникла еще одна тенденция, связанная с усилившимся влиянием неопозитивистского науковедения. Как известно, неопозитивизм с его скептическим отношением к неформализованным теоретическим методам и абсолютизацией исследовательской процедуры16 исключает из числа наук историю и в то же время включает антропологию. Следовательно, с этой точки зрения доистория, являющаяся частью антропологии, и история, относимая наряду, например, с искусством к чисто субъективным формам общественного сознания, принципиально различаются между собой как наука и ненаука17. Таким образом, и здесь перед нами формально источниковедческое разграничение, но теперь доистория и история как бы поменялись местами и уже не первая, а вторая лучше «защищена» от вторжений «грубого факта». Это обстоятельство не лишено связи (если не причинной, то времен-
10
ВВЕДЕНИЕ
пой) с уже отмеченной раньше переориентацией в общей стратегии антимарксизма: критикой не столько концепции первобытного коллективизма, сколько теории формаций в целом.
Разумеется, далеко не все западные исследователи придерживались или придерживаются таких взглядов, многие пользуются термином просто в силу традиции, многие и сами все чаще обращают внимание на неправомерность традиционной оппозиции доистории и истории18. Более того, выделение прото-, пара-ил и этноистории явилось попыткой хотя бы частично «историзи-ровать» прошлое не достигших рубежа цивилизации народов и тем самым явилось заметным шагом вперед. Некоторые современные антропологи сознают недостаточность и этого шага: так, Ч. Хэдсон справедливо отмечает, что «отдавая бесписьменные народы «этноистории», мы устраняем их из той категории человечества, к которой принадлежим сами» 1Э. Однако начавшийся пересмотр прежних позиций не следует переоценивать. В большинстве случаев он вызван не признанием познавательных возможностей исторической науки, которая и сейчас чаще всего определяется лишь как полусубъективпое взаимодействие между исследователем и фактами20, а стремлением уйти от ставшего одиозным деления пародов на пеисторические и исторические (Nalurvolker и Kulturvolker).
В марксистском науковедении история первобытного общества рассматривается как раздел единой исторической науки, изучающей развитие человечества до возникновения классов и государства. Вычленение этого раздела связано с формационным делением всемирноисторического процесса, и сама первобытная история, согласно преобладающему мнению, является историей первой из общественно-экономических формаций, т. е. первобытнообщинного строя. Близкая, по не тождественная точка зрения, по которой рамки первобытной истории шире рамок истории первой общественно-экономической формации, будет рассмотрена дальше в связи с обзором существующих периодизаций этой эпохи. Основной критерий марксистской систематики областей знания — их классификация по объекту и предмету изучения, а не по познавательным возможностям — не оставляет места гносеологическому противопоставлению истории первобытного общества собственно истории. Первобытная история — наука: ведь и сама история как отрасль знания является не интуитивной, а подлинно научной дисциплиной, познающей объективные закономерности развития общества. Будучи едины в этом наиболее важном вопросе определения места первобытной истории в системе наук, советские историки в то же время расходятся во взглядах на ее соотношение с другими науками, а также и на ее наименование.
История первобытного общества как раздел марксистской исторической пауки с самого начала формировалась в качестве синтетической дисциплины, объединяющей и осмысливающей данные
ВВЕДЕНИЕ
11
многих наук, но в первую очередь археологии и этнографии. Уже К. Маркс и Ф. Энгельс, изучая первобытную историю, обратились к фактам не только этнографии, но и археологии, хотя и в очень ограниченной степени, так как наиболее существенные археологические открытия были сделаны уже после их смерти. Именно такое понимание первобытной истории четко наметилось и на первом этапе формирования ее в СССР, в предвоенное десятилетие, что в равной мере признавалось и археологами, и этнографами 21. Но с течением времени как археология, так и этнография стали все чаще заявлять преимущественные права на интерпретацию первобытной истории. Некоторые археологи, как и археологи «группы Бинфорда», отводят археологии исключительную роль в реконструкции экономических, общественных и идеологических структур прошлого; тем самым эта паука фактически отождествляется с первобытной историей 22. С другой стороны, высказывается мнение, что теория первобытнообщинной формации может быть только этнографической и никакая другая теория этой формации невозможна23. Обе эти крайние точки зрения возникли как своего рода реакция: первая — на вещевед-ческий уклон в археологии или на отнесение ее к числу вспомогательных наук, вторая — на абсолютизацию эмпирических данных. Наиболее правильным представляется взгляд на первобытную историю как на синтетический раздел истории, в котором и этнография и археология выступают как основные субдисциплины 24 или источниковедческие дисциплины 25.
Не единообразны взгляды также и на наименование первобытной истории, равно как и на обозначение изучаемой ею формации. К. Маркс пользовался терминами «архаическая» или «первичная» формация, которую он сопоставлял со «вторичной» 26. Такое наименование удобно лишь в определенном контексте, и в советской науке еще в довоенное время вошли в обиход синонимические термины «доклассовое общество» и «первобытное общество». Последний из них оказался более устойчивым, хотя он не раз подвергался и продолжает подвергаться критике. Обращается внимание на то обстоятельство, что для обозначения огромной исторической эпохи он по своему буквальному смыслу недостаточно точен: если первоначальное человечество было действительно первобытным, то позже, и в особенности на исходе эпохи, оно уже вышло из этого состояния. Привлечено внимание и к его известной неоднозначности (не только «первоначальный», но и «примитивный»), что делает нежелательным его применение к современным еще не вступившим в классовое общество племенам. В этой связи предложено сохранить термин «первобытные» только для древнейших обществ, а современные обозначать как «общиппо-родовые» 27. Признать эту инновацию удачной нельзя, так как родовой строй существует не у всех отставших в своем развитии этносов.
12
ВВЕДЕНИЕ
Часть советских археологов, находя удобной унификацию терминологии в международных масштабах, стала пользоваться термином «доистория» («преистория»), рассматривая его как сугубо условное обозначение, без буквального истолкования составляющих термин словарных компонентов. Однако в самое последнее время в советской науке появилась точка зрения, что такое буквальное раскрытие термина также имеет резон и не противоречит принципам исторического материализма, так как в истории первобытного общества есть аспекты, которые позволяют выносить эту эпоху за пределы собственно истории. Первобытное общество принципиально отличалось от всех последующих тем, что в нем не было классов, политики, осознавшей себя личности и «гражданской истории» с ее борьбой за власть и индивидуальной приуроченностью деяний; не было исторической традиции, способной простираться через письменные источники и на сознание исследователя,— исследователь здесь кардинально отделен от коллективного субъекта, жизнь которого он исследует. Некоторые исследователи, как, например, Б. Ф. Поршнев, исходя из того, что в течение значительной части исследуемой эпохи субъектом действий были не люди современного вида, а их предшественники, вообще начинали историю только с верхнего палеолита. Все это так, но доистория классов, государства и даже человека современного вида не является доисторией общества и человека вообще; общество и человек еще не были «готовыми», но они уже существовали. Что же касается специфики источниковедения первобытной истории, то, как мы увидим дальше, она в большей мере питается данными общественных, нежели естественных наук.
В настоящем издании используется преимущественно термин «история первобытного общества» («первобытная история») как наиболее распространенный. Приведенные выше возражения против него не представляются существенными. Первобытная история не только в самом начале, но на всех своих этапах первична, первоначальна, первобытна по отношению к последующим историческим эпохам. Основное значение слова «первобытный» — это все же «изначальный», а не «примитивный». К тому же современные (в точном смысле этого слова) племена, еще не миновавшие верхний предел первобытного общества, теперь относительно редки, и их принадлежность к первобытнообщинной формации быстро уходит в прошлое. Термин «история доклассового общества» («доклассовая история») менее содержателен, как и всякий термин, дающий лишь негативное определение. Тем не менее и он в настоящем издании используется в определенных контекстах, главным образом при непосредственном сопоставлении истории доклассовых и классовых обществ.
ВВЕДЕНИЕ
13
3
Как явствует из сказанного, уже само определение первобытной истории известным образом связано с проблемой ее периодизации. По существу распространенное на Западе членение доистории на праисторию и прото-, пара- или этноисторию, под которыми понимаются не только разделы науки, но и изучаемые ими эпохи развития человечества, является основанной на источниковедческих критериях неявной периодизацией истории первобытного общества. Впрочем, у некоторых исследователей эта связь выступает достаточно явно: например, К. Наар прямо говорит о праистории как периоде, охватывающем большую часть каменного века, и о параистории как периоде, занимающем меньшую часть каменного века и эпоху раннего металла 28. В «источниковедческой» периодизации есть свое рациональное зерно, которое становится более заметным, если подойти к ней не только с формально-источниковедческой, но и с содержательно-исторической точки зрения. Действительно, в истории первобытного общества нельзя не различать историю обществ, ойкуменически первобытных, существовавших до возникновения первых цивилизаций, и обществ регионально первобытных, в своем подавляющем большинстве развивавшихся на периферии этих и последующих цивилизаций. И те и другие принадлежат к одной общественно-экономической формации, так как критерием выделения последней является способ производства, а не эпоха его существования2Э. Но они, как правило, не тождественны по степени самостоятельности своего развития и потому-то источниковедческий подход к ним не может быть одинаковым. Именно поэтому мы также различаем эти общества, обозначая их как апополитейные (АПО) и синполитейные (СПО) so; однако очевидно, что это лишь особый аспект классификации, ни в коей мере не заменяющей исторической периодизации первобытности.
И у нас, и за рубежом широко распространена специальная археологическая периодизация первобытной истории — ее членение по различиям в материале и технике изготовления орудий труда. Известное еще древнекитайским и древнеримским философам деление древнейшей истории на стадии камня, бронзы (меди) и железа получило научную разработку в XIX — начале XX в., когда были в основном типологизированы эпохи и стадии каменного, бронзового и раннего железного века. Каменный век начинается с древнекаменного (палеолита), в котором одни выделяют эпохи раннего и позднего, другие — раннего (нижнего), среднего и позднего (верхнего) палеолита. Новокаменный век (неолит) отделен от него переходной эпохой среднекаменного века (мезолита); иногда эту переходную эпоху называют «после-палеолитом» (эпипалелитом) или «преднеолитом» (протонеолитом) ; иногда пе выделяют вообще. Развитый неолит, в котором
14
ВВЕДЕНИЕ
уже начинает применяться медь, получил название медпо-камен-пого века (энеолита, или халколита). Схемы внутренней периодизации позднекаменного, бронзового и железного веков у разных исследователей сильно отличаются друг от друга. Почти все археологические эпохи и периоды в свою очередь подразделяются па культуры или фазы, обязанные своим названием тем местностям, где они были впервые обнаружены. Но это в большинстве случаев уже узкорегиональные периодизации.
Хотя археологическая периодизация всецело основана па технологических критериях и не дает полного представления о развитии производства в целом, ее создание явилось крупным научным достижением, на что прямо указывал К. Маркс 31. Она позволила судить о развитии орудий труда, а тем самым в известной мере и о развитии социальных отношений. Очень важно и то, что она открыла широкие возможности для относительной и абсолютной хронологии археологических периодов. Относительная датировка достигается путем сопоставления самих культурных слоев или археологических типов и их сопоставлением с изменениями в природной среде: основными геологическими ступенями четвертичного периода и более дробными фазами чередований оледенений и межледниковых эпох, палеозоологическими и палеоботаническими эпохами и т. п. Для абсолютной датировки используются различные методы естественных наук: изотопные калий-аргоновый и радиокарбоновый, геохронологический (по годичным слоям ленточных глин) и дендрохронологический (по годичным кольцам деревьев) и др. В своей совокупности они сейчас позволяют, правда, с большими или меньшими допусками, датировать приблизительно половину всей первобытной истории32.
В то же время археологическая периодизация обладает большим недостатком: она не универсальна. Вначале, с развертыванием археологических работ за пределами Европы, выяснилась невозможность взаимной увязки выделенных па различных континентах и территориях культур или фаз, т. е. региональных периодизаций. Затем это коснулось и некоторых археологических эпох: например, мезолит Ближнего Востока оказался по некоторым важнейшим параметрам синстадиальным неолиту Европы. Наконец, данные археологии, а также их сопоставление с фактами этнографии показали невсеобщность даже главного принципа археологической периодизации. Было установлено, что в различных условиях однотипные по уровню развития общества могут пользоваться или не пользоваться железом, бронзой, а в отдельных случаях — и камнем. Археологическая периодизация лишилась общего признания. Некоторые западные археологи начали различным образом комбинировать в своих схемах фазы хозяйственного развития, геологические ступени и этапы морфологической эволюции человека ss. Другие критически и да
ВВЕДЕНИЕ
J 5
же юмористически относятся к таким эклектическим сочетаниям и продолжают модифицировать археологические схемы, однако по большей части ограничивая их определенными региональными рамками. Многие советские археологи также идут по этому последнему пути. Так, для раннего палеолита большей части афро-ближневосточно-европейского региона сейчас выделяют археологические эпохи олдовай (дошелль), древний ашель (шелль, аббе-виль), средний и поздний ашель и (при двухчленной периодизации палеолита) мустье; начиная с позднего палеолита выделение археологических эпох оказывается возможным лишь для несравненно более ограниченных территорий34. В итоге археологическая периодизация в известной мере превратилась из глобальной в совокупность региональных, но и такая совокупность сохраняет немалое значение.
Другой специальной периодизацией первобытной истории можно считать периодизацию антропологическую, в определенной мере отраженную в систематике гоминид. Последняя, разумеется, шире первобытноисторической периодизации, так как охватывает и предков человека. Тем не менее она в своей существенной части перекликается с периодизацией первобытности.
В антропологии нет сколько-нибудь общепринятых схем классификации человека и его предков, причем не только в низших, но и в высших таксонах систематики. Даже сами эти две категории рассматриваются одними исследователями как два семейства в надсемействе «человекоподобных» (Hominoidae), другими — как два подсемейства в семействе «человечьих» (Hominidae). При всей относительности классификационных схем первая точка зрения представляется более оправданной, так как она полнее и отчетливее учитывает основной скачок в антроносоцпогенезе — принципиальную грань, отделяющую человека от животных. Однако и вторая точка зрения довольно широко принята в антропологической литературе и, в частности, нашла отражение в третьей главе этой книги. Собственно люди выделяются в ранге семейства (Hominidae) или подсемейства (Homininae), в пределах которого различные специалисты опять-таки расходятся в определении родовой и видовой принадлежности тех или иных таксонов этого эволюционного ряда, равно как и в их принятых наименованиях. Так, если одни исследователи относят древнейших людей, с одной стороны, и людей древних и современного типа — с другой — к двум разным родам (этот взгляд представлен в гл. 3), то большинство других (и в том числе автор глав 4 и 5) видят в них лишь разные виды одного рода Homo 35. Но как бы то ни было, эпохи существования древнейшего, древнего и современного человека, или, по другой распространенной терминологии, архантропа, палеоантропа и неоантропа, составляют основные фазы антропологической периодизации первобытной истории.
16
ввьдт- вис
В то же время очевидно, что ни такие специальные периодизации, как археологическая и антропологическая, ни тем более эклектические соединения археологических, антропологических и иных критериев не могут заменить общеисторической периодизации первобытности.
Первый шаг в разработке универсально-исторической периодизации сделал стихийно пришедший к материализму в первобытной истории замечательный американский этнограф Л. Г. Морган. Воспользовавшись установившимся еще в XVIII в. выделением в развитии человечества ступеней дикости, варварства и цивилизации, он вычленил в первобытной истории эпохи дикости и варварства с подразделением каждой из них на три ступени, характеризуемые определенными чертами хозяйства и материальной культуры. По Моргану, эпоха дикости и низшая ступень варварства — время собирательско-охотничье-рыболовческого хозяйства, средняя и высшая ступень варварства — время земледельческо-скотоводческого хозяйства. Почти все критерии отдельных ступеней дикарской и варварской эпох взяты им из области развития производительных сил: это (начиная со средней ступени дикости) применение огня, изобретение лука и стрел, введение гончарства, доместикация растений и животных, освоение металлургии железа36. Периодизация Моргана была высоко оценена Ф Энгельсом, в то же время отметившим, что она останется в силе лишь до тех пор, пока значительное расширение материала не заставит внести изменения37. При этом сам Энгельс прямо или косвенно положил начало ее уточнению и пересмотру. Он счел необходимым обобщить эту периодизацию, четко определив эпоху дикости как время присваивающего, а эпоху варварства — как время производящего хозяйства 38. Он подчеркнул также качественное своеобразие высшей ступени варварства, выделив ее рассмотрение в особую главу («Варварство и цивилизация») своего труда «Происхождение семьи, частной собственности и государства». В другой своей работе он показал такое же своеобразие начального, соответствующего низшей ступени дикости этапа первобытной истории39, позднее определив его как время человеческого стада40. Необходимость уточнения периодизации Моргана сделалась еще более очевидной с накоплением фактического материала, показавшего ошибочность или неуниверсаль-ность критериев некоторых выделенных им ступеней. Оба обстоятельства — и недоучет в моргановской схеме принципиальных граней, отделяющих этап зрелости первобытнообщинного строя от этапов его становления и упадка, и необходимость уточнения ее источниковедческой базы — послужили основанием для разработки в марксистской науке новой, соответствующей расширившимся знаниям о первобытном обществе схемы членения первобытноисторического процесса.
ВВЕДЕНИЕ
17
Такие попытки делались в советской науке еще в довоенное время 4‘, но заметной вехой явилась только предложенная в середине 1940-х годов схема С. П. Толстова. Он выделил в качестве основных три этапа первобытной истории: первобытное стадо (становление первобытного общества), первобытную общину (расцвет первобытного общества) и военную демократию (превращение первобытного общества в классовое). В основе выделения этих этапов, как и этапов в периодизации Моргана, лежат определенные вехи в развитии производительных сил. Настаивая на принципиальной важности именно этого критерия как основы членения исторического процесса, С. П. Толстов связал наступление выделенных этапов соответственно с началом употребления орудий, введением орудий для производства орудий и освоением металла. По его мнению, такая периодизация «снимает, но не отменяет» периодизацию Моргана, которая при внесении надлежащих поправок сохраняет свое значение для более дробной характеристики первобытной истории. Поэтому первый и третий из выделенных им этапов сопоставлены с низшей ступенью дикости и высшей ступенью варварства, а второй этап разделен на четыре периода, каждый из которых соотнесен (с поправками в критериях) с определенной ступенью дикарской и варварской эпох 42. Благодаря такой своей двойственности схема С. П. Толстова впоследствии оказала влияние не только на обобщенные (предложенные преимущественно этнографами), но также и на более дробные (выдвинутые главным образом археологами) характеристики первобытной истории.
Не касаясь здесь принципов всех предлагавшихся вариантов новой периодизации43, остановимся на тех из них, которые так или иначе оставили след в современном состоянии проблемы
Последовательное применение в качестве критерия периодизации уровня развития производительных сил поставило перед ис следователями значительные теоретические трудности Так, не только полинезийцы, стоявшие на пороге классового общества, но и создатели некоторых цивилизаций (например, в Мезоамерике) не знали производственного применения металлов, между тем как древние германцы или многие племена Тропической Африки, освоившие плавку железа, продолжали жить разлагавшимся родовым строем. И хотя каждая подобная контроверза находила свое экологическое и историческое объяснение, противоречий было слишком много, чтобы считать их исключением из правила. Необходимо было учитывать уровень не столько абсолютных, сколько относительных производительных сил, а это в конечном итоге повело бы к отказу от монистического принципа периодизации. Все это побуждало к переосмыслению прежнего подхода к самому критерию.
Именно такой шаг был сделан в середине 1950-х годов, когда в советской этнографии бы то. оЕшашана внимание на то, что един
18
ВВЕДЕНИЕ
ственно правильным критерием периодизации первобытности может быть только тот, на котором основано формационное членение всего исторического процесса, а именно различия в способе производства, и в частности в формах производственных отношений 44. Предпринятая одновременно с этим попытка проследить развитие форм первобытной собственности на средства производства привела к выделению, помимо этапа первобытного стада, этапов первобытной родовой общины и первобытной соседской общины (позднее также ранней и развитой родовой общины) 45. В дальнейшей разработке периодизаций, построенных преимущественно на этнографических материалах, наметились две тенденции. Ученые ГДР стремились учесть эволюцию способа производства в целом 46, советские ученые — эволюцию всей системы или отдельных сторон производственных отношений47. Никому, однако, не удалось последовательно выдержать принятый принцип периодизации, из-за чего до середины 1970-х годов предложенные схемы членения первобытной истории оставались легко уязвимыми для критики 48.
Следующая и наиболее заметная веха в разработке рассматриваемой проблемы советскими учеными была результатом углубленного исследования производственных отношений в первобытном обществе. Проделанная в этой области работа позволила Ю. И. Семенову выявить важное различие в отношениях распределения и собственности на двух основных стадиях развития первобытной общины. В раннепервобытной общине, ведшей присваивающее хозяйство иТЮТучавшей главным образом только жизнеобеспечивающий продукт, господствовали уравнительное распределение и общая собственность; каждый член общины имел право па долю произведенного продукта независимо от того, участвовал он или нет в его производстве. В позднепервобытной общине, перешедшей к производящему или к высокоспе-циализированному присваивающему хозяйству и получавшей относительно регулярный избыточный продукт, наряду с уравнительным получило развитие трудовое распределение, при котором часть продукта поступала в личную собственность отдельных членов общины; наряду с общей развилась личная собственность. Теоретический анализ позволил также определить предшествовавшую первобытной общине форму как праобщину, а сменившую ее форму, характеризуемую подворно-трудовым распределением и дуализмом общей и обособленной собственности, как первобытную соседскую общину, названную этим автором «протокрестьян-ской» («пракрестьянской») 49.
Правда, пока исследовано распределение главным образом пищевых продуктов, т. е. очень важного, но не единственного объекта первобытной собственности. Однако внутриформационпая периодизация в отличие от межформационной может строиться и на основе распределения продукта потребления: как известно,
ВВЕДЕНИЕ
19
именно так построена периодизация коммунистической формации. Поэтому то, что уже сделано, во-первых, показало действенность принятого в современной советской этнографии социально-экономического (производственного) критерия периодизации первобытной истории и, во-вторых, подтвердило правомерность наметившегося раньше фактического отождествления основных этапов этой истории с основными этапами развития первобытной общины Правда, поскольку первобытные соседские (протокрестьян-ские) общины в отличие от собственно первобытных переставали быть самостоятельными социальными организмами и уже превращались в такие же суборганизмы, какими были соседские (крестьянские) общины, Ю. И. Семенов не считает возможным говорить об особом этапе данной общины. Но настолько же оправдана и противоположная точка зрения: общины этого типа еще только превращались в социальные суборганизмы и поэтому могут быть отнесены к типологическому ряду первобытных общин.
Важно отметить, что изучение производственной базы общинной организации дало возможность построить этот типологический ряд и, следовательно, периодизацию первобытной истории не по формальным, а по содержательным признакам общины. Такие ее черты, как гомогенность (большая или меньшая степень совпадения с одним определенным родом) или гетерогенность (наличие в ее составе сегментов разных родов) нередко определенным образом соотносятся с производственными отношениями в коллективе, но не они являются определяющими признаками общины. Поэтому для обозначения общин и соответственно эпох первобытной истории в настоящей работе приняты термины «пра-община», «раннепервобытная» («раннеродовая»), «позднепервобытная» («позднеродовая»), «первобытная соседская» («протокре-стьянская») община и избегаются такие предложенные некоторыми исследователями термины, как, например, «гетерогенная» община. Для времени первобытной соседской общины применяются также удобные и емкие термины «эпоха классообразования», «предклассовая эпоха».
Выявление экономической специфики раннепервобытной и позднепервобытной общины не сняло вопроса о таксономическом ранге соответствующих стадий в общей периодизации истории первобытного общества, т. е. в конечном итоге — вопроса о предпочтительности трехчленной или четырехчленной периодизации. Казалось бы, выделение этих стадий как самостоятельных этапов, равнозначных начальному и заключительному этапам первобытной истории, позволяет полнее учесть важный рубеж, разделяющий эпохи присваивающего и производящего хозяйства, уравнительного и трудового распределения. Но с другой стороны, как ни велико было значение перехода от присваивающего к производящему хозяйству, его социально-экономические последствия
20
ВВЕДЕНИЕ
сказались не сразу и на первых порах общины ранних земледельцев-скотоводов немногим отличались от общин охотников, рыболовов и собирателей 50. Поэтому с неменыпим основанием можно рассматривать всю эпоху первобытной, или родовой, общины как один этап в развитии истории первобытного общества, выделяя внутри него два подэтапа — раннепервобытной (раннеродовой) и позднепервобытной (позднеродовой) общины. Таким образом, трехчленные периодизации, предусматривающие внутреннее подразделение среднего этапа, по сути дела адекватны четырехчленным. Вероятно, этот вопрос вообще мало существен: на его примере очень хорошо видно, как неизбежно условна и спорна почти всякая классификация.
Тенденция не ограничиваться одним только прежним критерием — уровнем развития производительных сил — наметилась и в разработке исторической периодизации первобытности советскими археологами. В этом отношении показательна схема, предложенная В. М. Массоном. Различая в развитии первобытности две основные эпохи, т. е. этапы присваивающего и производящего хозяйства, он выделяет в каждой из них три периода. В первой эпохе это периоды шелльских охотников (деревянные рогатины, начало расширенного воспроизводства), мустьерских охотников (дистанционное оружие) и верхнепалеолитических охотников (развитое дистанционное оружие, зарождение сырьевого обмена и обмена продуктами для личного потребления). Во второй эпохе это периоды архаической экономики (формирование земледельческо-скотоводческого хозяйства; еще не выработавшиеся новые виды орудий труда, появление керамики и металлообработки, тот же, что и в предыдущем периоде, тип обмена), сложившейся земледельческо-скотоводческой экономики (эффективное многоотраслевое аграрное хозяйство, возникновение ремесла и социально обусловленного обмена) и ремесел (дальнейшее развитие аграрного хозяйства, интенсивная ремесленная деятельность с использованием гончарного круга, керамического горна и т. п., дальнейшее развитие обмена, приводящее к зарождению товарного производства; в целом период формирования экономического базиса раннеклассовых обществ).
Рассматривая эволюцию первобытного общества только в той мере, в какой этот процесс нашел свое отражение в конкретных археологических материалах", В. М. Массон, естественно, лишь в незначительной степени смог реконструировать особенности производственных отношений выделенных периодов. Так, нетрудно видеть, что в этом отношении шелльский и мустьерский периоды тождественны. И дело здесь, очевидно, не только в несколько искусственном членении первобытной истории именно на шесть периодов (на что уже не раз обращалось внимание применительно к периодизации Моргана). Существеннее то, что само такое членение по принципу все же преимущественно произво
ВВЕДЕНИЕ
21
дительных сил, а не производственных отношений не дает достаточных оснований для выявления качественных различий между некоторыми из выделенных периодов. Оно, как на это уже обращалось внимание, тем более непродуктивно при попытках совместить разные критерии периодизации, т. е. в конечном итоге разные периодизации. Оно, кроме того, не может претендовать на универсальность. Однако эта разработка показывает, что поиски схем развития первобытной истории ведутся этнографами и археологами не в расходящихся, а в сближающихся руслах.
Выше уже говорилось, что к числу спорных вопросов первобытной истории относится проблема ее соотношения с первой из социально-экономических формаций истории человечества. Это вместе с тем и наиболее сложная в теоретическом отношении проблема периодизации первобытности, распадающаяся на две самостоятельные проблемы, связанные с различным пониманием начального и конечного этапов развития первобытного общества.
Расхождения во взглядах на начальный этап первобытности, и в частности на возможность отнесения его к первобытнообщинной формации, вызваны двойственной природой этой огромной эпохи, на протяжении которой продолжалось становление человека современного вида, т. е. превращение древнейшего в «готового», по определению Ф. Энгельса 52, человека. Именно такая двойственность послужила основанием для создания в советской науке концепции «двух скачков» (или одного скачка с «двумя поворотными пунктами») в процессе антропосоциогенеза, именно из-за нее и само общество той поры определяется как первобытное человеческое стадо, праобщина и т. п. Но если это так, то сопоставима ли вообще эта стадия с последующими стадиями развития человечества, распространяется ли на нее формационное членение истории?
Согласно одной точке зрения, ответ на этот вопрос должен быть положительным. Вместе с человеком и его орудийной трудовой деятельностью возникает производство, а следовательно, и определенный способ производства. Его начальный этап является этапом развития производства и общества, а тем самым и фазой в развитии первобытнообщинной формации. Согласно другой точке зрения, ответ может быть только отрицательным. Поскольку у предшественников человека современного вида наблюдается лишь ничтожный культурный прогресс при радикальных морфологических изменениях, а у человека современного вида — диаметрально противоположное отношение этих тенденций, т. е. как бы «снятие» биологического развития подлинно социальным, формирующееся общество отделено от «готового» такой принципиально важной гранью, которую нельзя ставить в один ряд даже с рубежами, разделяющими социально-экономические формации. Следовательно, эпоха первобытного человеческого стада стоит за
22
ВВЕДЕНИЕ
гранью формационного членения «готового» общества и, будучи частью первобытной истории, не является частью истории первобытнообщинного строя. Сообразно с этим одни советские специалисты видят начальный рубеж первобытнообщинной формации в возникновении Homo habilis и олдовайской техники, относя его ко времени около 2,5 млн. лет назад53, другие в появлении Homo sapiens и верхнепалеолитической культуры, приближая его на целых два порядка — до 35—40 тыс. лет назад54. Соответствующая аргументация будет подробно рассмотрена в последующем изложении, но, предваряя его, отметим, что перед нами не один, а два различных вопроса: о месте первобытного человеческого стада в общих границах человеческой истории и о временных границах этой двойственной социальной структуры.
В суждении по первому вопросу можно исходить лишь из общетеоретических соображений. Понятие первобытного человеческого стада неотделимо от концепции двух скачков, или поворотных пунктов, в процессе антропосоциогенеза, из которых основным и решающим был первый, положивший начало существованию человека и общества. Продолжавшиеся эволюция человека и становление общества не лишают значимости того факта, что даже самое зачаточное объединение древнейших людей было не предчеловеческим сообществом, а хотя и формирующимся, но тем не менее человеческим обществом. Поэтому, очевидно, нет бесспорных или даже достаточно веских оснований рассматривать начальный этап первобытной истории как лежащий вне рамок первобытнообщинной формации. Более того, логичнее видеть в этом этапе начальную фазу первобытнообщинного строя, так как в противном случае нам пришлось бы допустить, что первая из формаций в отличие от всех последующих непосредственно открывается апогеем присущих ей свойств, т. е. в данном случае общей собственности, уравнительного распределения и т. п.
При решении второго вопроса мы имеем возможность опереться не только на теоретические соображения, но и на упорядоченные марксистской теорией факты. Принятое частью зарубежных и некоторыми советскими специалистами (П. И. Бори-сковский, М. И. Урысон) углубление исходного рубежа начального этапа первобытной истории связано с сенсационными находками Homo habilis, т. е. так называемых «умелых людей». Однако, как это уже указывалось большинством советских исследователей, едва ли Homines habiles с их условнорефлекторной, а не целеполагающей деятельностью по изготовлению простейших орудий были настоящими людьми (в одном из последующих разделов мы увидим почему). Это заставляет поднять нижнюю границу эпохи первобытного человеческого стада до времени появления питекантропов (приблизительно 1,5—1 млн. лет назад). Спорным является и определение верхней границы этой эпохи.
ВВЕДЕНИЕ
23
Здесь также есть свои новые находки, в их числе прежде всего обнаружение в ашело-мустьерское время крупного сдвига в технике обработки камня, появление искусственных коллективных жилищ, свидетельств заботы о членах коллектива, а следовательно, вероятно, и тех явлений общественной жизни, которые некогда связывались археологами лишь с наступлением верхнего палеолита и переходом к родовому строю.
Значительную часть подобного рода фактов предугадал в своих работах А. П. Окладников, уже в 1950-х годах энергично отстаивавший относительно высокий уровень мустьерской культуры и социальной солидарности 55. Теперь в свете новых данных эта точка зрения получила в советской археологии широкое распространение. Многие археологи считают, что по меньшей мере в мустьерское (или даже в ашело-мустьерское) время люди жили не стадами, а общинами56. Все это делает правомерным вывод, что верхний рубеж начального этапа первобытной истории должен быть опущен по крайней мере в эпоху палеоантропов. Правомерным, но не обязательным. Нельзя не учитывать то уже отмечавшееся раньше обстоятельство, что морфологическая структура палеоантропа продолжала меняться, не следует забывать и общей исторической закономерности — неравномерности в развитии различных человеческих групп. В этой связи заслуживает внимания гипотеза Ю. В. Бромлея, что у наиболее продвинутых групп поворот в социогенезе опережал поворот в антропогенезе ”.
При всех обстоятельствах начальный этап первобытной истории — эпоха праобщины — охватывал время не менее 1 млп. лет. Этот огромный отрезок времени представляется несоразмерным с последующими этапами развития первобытнообщинной формации, не говоря уже об этапах последующих формаций. Но и такая разномасштабпость, вопреки мнению некоторых исследователей58, не может служить основанием для вынесения данной эпохи за рамки общественно-экономических формаций вообще, первобытной формации в частности. Напротив. История всегда ускоряла свой бег, и до сих пор каждая ее эпоха была намного короче предыдущей59.
Не меньшие расхождения имеются в формационной атрибуции конечного этапа первобытности, что в свою очередь связано с различным пониманием переходных периодов в развитии формаций.
Хорошо известны положения Маркса и Энгельса о том, что феодальный способ производства зарождается в недрах рабовладельческой, а капиталистический — в недрах феодальной формации. В то же время основные общественные эпохи не отделимы друг от друга абстрактно строгими границами60. Отправляясь от этих общих закономерностей, многие советские историки рассматривают переходные периоды как этапы, лежащие в границах
24
ВВЕДЕНИЕ
как старого, так и нового общества61. При этом некоторые из них прямо предостерегают против абсолютизации переходных стадий б2, и в частности против трактовки переходной стадии от первобытного общества к классовому как особого внеформационного периода, в чем усматривается нарушение принципа формационного членения исторического процесса 63.
Однако сам Маркс обратил внимание на особый характер переходного периода от капиталистического общества к коммунистическому, и эта его мысль получила развитие в трудах Ленина. Переход от капитализма к коммунизму необходимо предполагает особый исторический период, особую стадию превращения первого во второй64. Причина в том, что антагонистическое классовое общество не может сразу, в результате одной только социальной революции, превратиться в свою противоположность. И это привело других ученых к заключению, что первобытное общество также не могло непосредственно превратиться в свою противоположность, что между доклассовым и антагонистическим классовым обществом необходимо лежал переходный внеформационный период. Таким периодом была эпоха превращения родового общества в классовое, составлявшая конечный этап первобытной истории, но уже не истории первобытнообщинной формации. Наиболее четкое теоретическое обоснование приведенного взгляда принадлежит Ю. И. Семенову, но к пониманию данного переходного этапа как внеформационного еще раньше пришли или позднее присоединились и некоторые другие историки и этнографы65.
Концепция двух внеформационных периодов, связываемых с особой природой начального и конечного звеньев в цепи формаций по сравнению с другими звеньями, кажется логичной, но она недостаточно учитывает целый ряд важных моментов. Капитализм и социализм разделены особого рода переходным периодом, потому что социалистические производственные отношения не могли стихийно зародиться в недрах буржуазного общества, для их создания была необходима социалистическая революция и целенаправленная деятельность государства диктатуры пролетариата. В противоположность этому ничто не препятствовало зарождению антагонистических классовых производственных отношений в период распада первобытнообщинного строя. Их становление не было с неизбежностью обусловлено социальной революцией, само понятие которой применительно к превращению доклассового общества в классовое остается предметом споров66. Они не были результатом целенаправленной деятельности государства, так как само государство возникло с расколом общества на классы. Ничего не дало бы нам в этом отношении и введение понятия пред-государства, потому что предгосударство соответствует не классам, а предклассам. Все это, по-видимому, позволяет считать, что поиски аналогий в характере становления и ломки антагонистических классовых формаций едва ли продуктивны.
ВВЕДЕНИЕ,
25
Но если превращение первобытного общества в классовое не составляло особого внеформационного периода, то в нем могут быть выделены два самостоятельных этапа, один из которых относится к истории первобытного общества, а другой — к истории сменившей его классовой формации. На заключительном этапе первобытной истории, в эпоху классообразования, идет процесс становления частной собственности, классов и государства. На
Таблица 1
Исторические эпохи		Археологические эпохи	Этапы эволюции человека	Абсолютный возраст, тыс. лет
Праобщина (первобытное человеческое стадо)		Нижний палеолит Средний палеолит (?)	Архантроп Палеоантроп (?)	1500-1000— 40-35
Первобытная (родовая) общи-на	Раннепервобытная (раннеродовая) община	Средний палеолит (?) Верхний палеолит Мезолит (?)	Палеоантроп (?) Неоантроп	40-35-10-5
	Позднепервобытная (позднеродовая) община	Мезолит (?) Неолит		
Первобытная соседская (протокре-стьянская) община		Неолит Энеолит Ранний металл		10-5-. . .
начальном этапе классовой истории, в эпоху раннеклассовых обществ, уже возникшее государство становится мощным фактором изживания остатков первобытнообщинного строя и укрепления нового способа производства.
С учетом важнейших из имеющихся расхождений во взглядах в истории первобытного общества могут быть выделены, сопоставлены с традиционными звеньями археологической и антропологической схем и приблизительно датированы следующие основные эпохи (табл. 1). Первой из этих эпох предшествует только предобщество хабилисов, «предлюдей» с их условнорефлекторной орудийной деятельностью. Последняя эпоха непосредственно переходит в раннеклассовое общество.
26
ВВЕДЕНИЕ
В западной пауке до сравнительно недавнего времени госпо ( ствовало крайне скептическое отношение к самой правомерности построения исторической периодизации первобытности Так, всего лишь четверть века назад видный бельгийский археолог 3. де Лет, отмечая, что общества, достигшие одной и той же стадии технического и хозяйственного развития, часто организованы по разному, писал: «Это положение очень важно, так каково означает крах попытки советских исследователей заменить традиционное деление доистории на три века делением, основанным на социальной эволюции Если деление на каменный, бронзовый и железный века устарело и ни в культурном, пи в экономическом, ни даже в техническом развитии доисторических людей не соответствует действительности, то новая классификация, предложенная советской школой (имеются в виду дородовое, родовое и предклассовое общества - А П), представляется чисго логической конструкцией, не основанной на каких бы то ни было научно проверенных фактах» "7
Однако 3 де Лет писал уже на исходе эпохи почти безраздельного господства воинствующего эмпиризма и связанного с ним нигилистического отношения к теоретическому осмыслению первобытной истории В это время в самой западной науке совершался известный поворот к историзму и рядом ученых были сделаны попытки создать социальную периодизацию первобытно-1.1И Как и у пас, эта работа протекала и протекает в двух руслах — археологическом и этнографическом
На западе археология, сама диахронная специфика которой никохда не позволяла ей полностью порвать с идеями е щнетва и прогресса в развитии человечества, опередила в этом отношении этнографию В 1936 г крупнейший английский археолог В Г Чайлд, испытавший заметное влияние марксизма, выступил с концепцией трех коренных поворотов в истории первобытности, а именно орудийной, неолитической, или аграрной, и городской революции68 Тем самым Чайлд присоединился к намеченному Морганом и развитому Энгельсом членению первобытной истории на эпохи присваивающего и производящего хозяйства В послевоенные десятилетия в свете новых раскопок на Ближпем Востоке, в Средней Азии, в Мезоамерике и в других областях ойкумены это членение сделалось в западной археологии едва ли не всеобщим Принято оно и некоторыми западными этнографами Различение этапов присваивающего и производящего хозяйства — принципиально важный критерий периодизации, но, как мы уже видели, он все же не может рассматриваться как щетаточный поскольку не учитывает и не отражает специфики производственных отношений Еще меньше учитываются особенности этих отношении в попытках некоторых археолоюв и этнографов детализировать данную периодизацию посредством выделения в пей таких субэтапов, как, например, бродячая и полу
ВВЕДЕНИЕ
27
бродячая охота 6Ч, раннее и позднее земледельческо-скотоводческое хозяйство70.
В этнографии попытки построения современной периодизации были связаны, с одной стороны, с возрождением в культурной антропологии США эволюционистских идей (возникновение в 1950-х годах различных направлений неоэволюционизма), с другой — с воздействием на нее (через археологию) взглядов В. Г. Чайлда. В соответствии с этим предложенные схемы, хотя н не без известного упрощения, могут быть выстроены в две линии. Отправным пунктом первой послужило введенное Дж. Стюардом довольно неопределенное понятие «уровня социокультурной интеграции» 71. Пользуясь им, сперва сам Стюард и М. Салинз предложили примитивную схему двух «уровней» — семьи и общины или племени 72, а затем Э. Сервис и тот же Салинз - более серьезное различение «уровней» локальной группы (band), племени (tribe) и вождества (chiefdom). Три «уровня» соответствуют эпохам палеолита, неолита и предгосударственного (предклассового) времени.
Основной критерий этой периодизации — усложнение социокультурной организации, по при ее построении учтены и отношения распределения: реципрокация (распределение продукта по горизонтали) в локальной группе и в племени, редистрибуция (распределение по вертикали) в вождестве73. По Салинзу, уже в племени реципрокация дополняется редистрибуцией.
Однако вскоре, отчасти в связи с широкой критикой понятия племени, в разработке периодизации возобладала другая линия. Здесь начало положил, по-видимому, археолог Р. М. Адамс, выделивший в первобытной истории эгалитарную, социально-стратифицированную и общинно-городскую (храмовую) эпохи74, но наиболее заметный вклад сделал этнограф М. Фрид. Фрид также различает три типа догосударственпых обществ: эгалитарные, ранжированные и стратифицированные. В эгалитарных обществах существуют только отношения реципрокации и отсутствует какая-либо дифференциация, кроме половозрастной; в ранжированных — реципрокация замещается редистрибуцией и появляется престижная (ранговая) дифференциация, которая, однако, еще не ведет к неравному доступу к основным экономическим ресурсам; в стратифицированных — ранговая дифференциация сопровождается неравенством в доступе к этим ресурсам. Хотя Фрид стремился положить в основу своей периодизации отношения распределения, удалось это ему только частично. И для ранжированных и для стратифицированных обществ в его схеме характерна редистрибуция; рубежом служит разделение труда между непосредственными производителями и организаторами («управленческая революция») 75. Поэтому возникли и иные схемы, в которых различаются лишь эгалитарные и стратифицированные либо лишь эгалитарные и ранжированные общества; иногда ранжиро
28
ВВЕДЕНИЕ
ванные общества рассматриваются как разновидность стратифицированных. Э. Сэрвис, которого перестала удовлетворять его прежняя схема, в последних работах выделяет эгалитарное и иерархическое общества 76.
Привлекательная черта всех этих периодизаций — стремление учесть особенности первобытной экономики, но узость их этно-экономической базы (использование только категорий реципрока-ции и редистрибупии) делает их уязвимыми и малоубедительными. Еще существеннее другое. Даже авторы приведенных схем, представляющие передовое крыло современной западной этнографии, в своей трактовке факторов и механизмов перехода к классовому обществу, или цивилизации, остаются последовательными эволюционистами. С эволюционной точки зрения, подчеркивает Сэрвис, надо искать не демаркационную черту, отделяющую цивилизацию от предшествующего развития, а континуум направленных изменений. Сэрвис же рассматривает возникающее с цивилизацией государство как орудие не внутреннего, а только внешнего насилия ”. К историко-материалистическому пониманию закономерностей возникновения классов и государства ближе других подошел Фрид, но и он предпочитает не касаться различий между просто социальной и классовой дифференциа-
Таким образом, даже предварительное знакомство с наиболее общими вопросами первобытной истории показывает, что в их трактовке имеются два уровня расхождений во взглядах. Первый уровень — собственно научный: споры о роли археологии и этнографии в реконструкции древнейшего прошлого, о наименовании первобытной истории как раздела исторической науки, о значении тех или иных критериев в рамках одного — производственного — принципа периодизации первобытноисторического процесса, о соотношении древнейшей истории с историей первобытнообщинной формации и т. д. Здесь дискуссии даже по поводу проблем высокого теоретического ранга ведутся внутри одного направления научной мысли — марксизма, а также передовых направлений в западной науке. Второй уровень — методологический: противоположность в подходах к познавательным возможностям истории (и в связи с этим различное понимание места первобытной истории в общей системе наук), к оценке теории формаций, к осмыслению процессов возникновения классов и государства и т. п. Здесь продолжается принципиальное противостояние марксистской и буржуазных концепций.
Позднее, познакомившись с основными процессами развития первобытного общества, мы снова вернемся к тому, что остается спорным, а что уже бесспорно в этом разделе исторической науки.
ВВЕДЕНИЕ
29
1	Ленин В. И. О государстве.— Поли. собр. соя., т. 39, с. 67.
2	См., например: Pospisil L. Kapuaku Papuans and their law. New Haven, 1964 (2d ed. 1977); idem. Anthropology of law: a comparative theory. N. Y., 1971.
3	Murdock G. P., Provost C. Measurement of cultural complexity.— E, 1973, 12(4).
4	Murdock G. P., White D. R. Standard cross-cultural sample.—E, 1969, 8(4).
5	См., например: Spradley J. P., McCurdy D. W. Anthropology: the cultural perspective. N. Y. et al., 1975; Encyclopedia of anthropology. N. Y. et al., 1976 (s. v. «Social organization», «Social stratification»).
6	См.: Аверкиева Ю. П. Этнография и культурная / социальная антропология на Западе.— СЭ, 1971, № 5; Этнологические исследования за рубежом. М.: Наука, 1973; Концепции зарубежной этнологии. М.: Наука, 1976; Токарев С. А. История зарубежной этнографии. М.: Высшая школа, 1978.
7	Боас Ф. Ум первобытного человека. М.; Л.: Госиздат, 1926; Boas F. Anthropology and modern life. N. Y., 1928; Herskovits M. Man and his works. N. Y., 1949; idem. Cultural anthropology. N. Y., 1955.
8	См., например: Schott R. More on Marx and Morgan.— CA, 1976, v. 17, N 4; Ghilungu S. Reply.— Ibidem.
9	Подробнее см.: Артановский С. Н. Историческое единство человечества и взаимное влияние культур. Л.: Просвещение, 1967; Он же. Философский релятивизм и неоколониальная идеология.— ФН, 1963, № 6; Аверкиева Ю. П. Неоэволюционизм, релятивизм и расизм.— PH, 1971, 1.
10	Voget F. V. The history of cultural anthropology.— In: Handbook of social and cultural anthropology. Chicago, 1973; Encyclopedia of anthropology, s. v. «Prehistory». Начало этой традиции, по-видимому, положено в 1920-х годах А. Р. Рэдклифф-Брауном (Radcliffe-Brown A. R. The method of ethnology and social anthropology. L., 1923).
11	Близких взглядов придерживаются сторонники «новой археологии», или «группы Бинфорда»: Binford L. R. Archaeology as anthropology.—American antiquity, 1962, v. 28, N 2; New perspective in archaeology. Chicago, 1968.
12	Trigger B. G. Beyond history: the methods of prehistory. N. Y. et al., 1968; Rouse J. Introduction to prehistory. A systematic approach. N. Y. et al., 1972; Chard Ch. S. Man in prehistory. Kuala Lumpur et al., 1975.
13	Narr K. J. Vorderasien, Nordafrika und Europa. Vorbemerkungen.— In: Ab-riss der Vorgeschichte. Munchen, 1957; Osterreich-Lurie N. Ethnohistory: an «ethnological» point of view.— Ethnohistory, 1966, v. 13, N 1-2.
14	Маркс К., Энгельс Ф. Немецкая идеология.— Соч., т. 3, с. 27.
15	Lowie R. Oral tradition and history.— Journal of American folklore, 1917, v. 30; Radcliffe-Brown A. R. Structure and function in primitive society. L., 1952.
16	Подробнее см.: Швырев В. С. Неопозитивизм и проблема эмпирического обоснования. М.: Наука, 1966.
17	См., например: Daniel G. Е. The idea of prehistory. L., 1962.
18	См.: Аверкиева Ю. П. Этнография...
19	Hudson Ch. The historical approach in anthropology.— In: Handbook of social and cultural anthropology, p. 112.
20	Блок M. Апология истории или ремесло историка. Пер. с франц. М.: Прогресс, 1973; Carr Е. Н. What is history? Harmondsworth, 1964.
21	Из истории докапиталистических формаций. Сборник статей к сорокапятилетию научной деятельности Н. Я. Марра. М.; Л., 1933 (ИГАИМК, вып. 100); Никольский В. К. Место Эдуарда Тэйлора в исследовании первобытной культуры,— В кп.: Тэйлор Э. Первобытная культура. Пер. с англ. М.: Госсоцэкономиздат., 1939, с. XV; Равдоникас В. И. История первобытного общества, ч. 1. Л.: Изд-во ЛГУ, 1939.
22	Захар ук Ю. Н. Деявд методологии! питания археолог!чно1 науки.— Ар-хеолопя, Ки!в, 1970, № 24; Массон В. М. Экономика и социальный строй
30
ВВЕДЕНИЕ
23
24
25
26
27
28
29
30
31
32
33
34
35
36
37
38
39
40
41
42
43
44
древних обществ (в свете данных археологии). Л.: Наука, 1976. См. также статьи Б. А. Рыбакова, Ю. Н. Захарука и в особенности А. Н. Рогачева, крайние взгляды которого, однако, встретили критический отклик со стороны Ю. Н. Захарука (см.: КСИА, 1978, вып. 152).
Семенов Ю. И. О методе реконструкции развития первобытного общества по данным этнографии.— В кн.: Этнография как источник реконструкции истории первобытного общества. М.: Наука, 1979.
Бромлей Ю. В. Этнос и этнография. М.: Наука, 1973.
Монгайт А. Л. Археология Западной Европы. Каменный век. М.: Наука, 1973.
Маркс К. Наброски ответа на письмо В. И. Засулич.— Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 19, с. 418—419.
Бутинов Н. А. О специфике производственных отношений общинно-родовой формации.— СЭ, 1977, № 3. Аналогичная мысль с 1950-х годов неоднократно высказывалась в западной литературе, где понятие первобытности не связано с определенной общественно-экономической формацией, а сам этот термин (англ, primitive) имеет преимущественно уничижительное значение. См. в особенности: Hsu F. L. К. Rethinking the concept of «primitive».— CA, 1964, v. 5, N 3.
Marr K. J. Vorderasien...
Федосеев П. H., Францев TO. П. История и социология.— Коммунист, 1964, № 2.
Используется греческий эквивалент латинского слова «цивилизация» — «политеа» и греческие префиксы «апо» (до) и «син» (одновременный). Подробнее см.: Pershits A. Ethnographic reconstruction of the history of primitive society: goals and possibilities.— In; Ethnography and related sciences, Moscow, 1977; Первобытная периферия классовых обществ до начала Великих географических открытий. Проблемы исторических контактов. М.: Наука, 1978.
Маркс К. Капитал.— Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 23, с. 191.
Подробнее об относительной и абсолютной хронологии археологических периодов см.: Проблемы абсолютного датирования в археологии. М.: Наука, 1972; Монгайт А. Л. Археология Западной Европы. Каменный век. М.: Наука, 1973' Возникновение человеческого общества. Палеолит Африки. Л.: Наука, 1977.
См., например: Chard Ch. S. Man in prehistory.
Возникновение человеческого общества. Палеолит Африки.
См.: Зубов А. А. Систематические критерии рода Ното и его эволюция.— ВА, 1973, вып. 43.
Морган Л. Г. Древнее общество. Л.: Ип-т народов Севера, 1934 (1-е ориг изд.—1877).
Энгельс Ф. Происхождение семьи, частной собственности и государства.— Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 21, с. 28.
Там же, с. 33.
Энгельс Ф. Роль труда в процессе превращения обезьяны в человека.— Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 20.
Энгельс Ф. Письмо П. Л. Лаврову от 12—17 ноября 1875 г.— Там же, т. 34, с. 138.
См.: Равдоникас В. И. О периодизации истории доклассового общества.— ПИДО, 1934, № 7—8.
Толстов С. П. К вопросу о периодизации истории первобытного общества,- СЭ, 1946, № 1.
См.: Монгайт А. Л., Першиц А. И. Некоторые спорные вопросы первобытной истории в советской литературе послевоенных лет.— ВИ, 1955, № 1; библиография: Семенов Ю. И. Как возникло человечество. М.: Наука, 1966, с. 26 и сл.
С 1960-х годов вопрос о недостаточности сведения критерия социального прогресса к одному только уровню развития производительных сил и осо
ВВЕДЕНИЕ
31
45
46
47
48
49
50
51
52
53
4
56
бом значении критерия производственных отношении получил разработку в советской философской и общеисторической литературе Соответственно показано и значение этого последнего критерия для периодизации истории См Семенов Ю И Объективный критерий социального прогрес са — ВФ, 1962 № 7, Он же Общественный прогресс и социальная философия современной буржуазии М Наука, 1965, Миллер А Ф Периодизация истории — В кн Советская историческая энциклопедия, т 11, М, 1968, Прогресс общественный — Там же Принцип историзма в познании социальных явлений, М Наука, 1972, Крапивенский СЭК анализу ка тегории «социальная революция» Волгоград Нижне Волжск книжн изд-во, 1971, Жуков Е М Некоторые вопросы теории социально экономических формаций — Коммунист, 1973 X» И, Проблемы социально экономических формаций Историко типологические исследования М Наука 1975 Стадий экономического роста теория — Философский словарь М, 1975 и др
Першиц А И Развитие форм собственности в первобытном обществе как основа периодизации его истории — СЭ 1955, X» 4, Першиц А И Монгайт А Л, Алексеев В П История первобытного общества Изд 2 М Высшая школа, 1974
Sellnow I Grundpnnzipen emer Penodisierung der Urgeschichte В , 1961 См также обсуждение принципов периодизации учеными ГДР в специ альпой рубрике журнала EAZ (начиная с 1968 г )
Семенов Ю И О периодизации первобытной истории — СЭ 1965 X» 5, Бутинов II А Первобытнообщинный строй (основные этапы и локальные варианты) — В кп Проблемы истории докапиталистических обществ Кп 1 М Наука, 1968
См Сапожникова М К К вопросу о периодизации первобытнообщинно го строя — СЭ 1973, № 5
Подробнее см Семенов Ю II О специфике первобытных производственных (социально экономических) отношений — СЭ, 1976, X» 4, Он же Пер вобытная коммуна и соседская крестьянская община — В кн Становле ние классов и государства М Наука, 1976, Он же О стадиальной типо логин общины — В кн Типологические исследования в этнографии М Наука, 1978
Бромлей Ю В Першиц А И Энгельс и проблемы первобытной истории — В кп Проблемы этнографии и антропологии в свете научного наследия Ф Энгельса М Наука 1972 Массон В М Экономика и социальный строп древних обществ
Массон В М Экономика и социальный строй древних обществ, см также Гуляев В И Древнейшие цивилизации Мезоамерики М Наука 1972 Энгельс Ф Роль труда в процессе превращения обезьяны в человека — Маркс К Энгельс Ф Соч т 20 с 490
Борисковский П И Первые люди Древнейшие орудия Общие вопросы происхождения человека и становления человеческого общества — В кн Возникновение человеческою общества Палеолит Африки Л Наука 1977
Семенов 10 И Как возникло человечество, Якимов В П Стадии и впут ристадиальпая дифференциация в эволюции человека М Изд во МГУ 1967, и др Вопрос о первобытном человеческом стаде как о «деформации» впервые поставлен В И Равдопикасом и В К Никольским (Равдони кас ВИК вопросу о социологической периодизации палеолита Л Гос издат 1931, Никольский В К Первобытно коммунистическая формация — В кп Преображенский В Д Краткий очерк экономики докапиталисти веских формаций М Госиздат, 1933)
Окладников А П Становление человека и общества — В кп Проблемы развития в природе и обществе М , Л Изд во АН СССР, 1958 с 143—144 Любин В П Нижний палеолит — В кн Каменный век на территории СССР М Наука, 1970, Рогачев А Н Палеолитические жилища и посе
32
ВВЕДЕНИЕ
57
53
5Э
30
31
02
03
04
65
30
07
08
69
70
71
72
73
74
75
70
77
ления.— Там же; Черниш О. и. Дослгджепття найнижчих мустьерских ша-pin стоянки Молдове V в 1962, 1964 рр.— Археолопя, 1971, № 1.
Бромлей Ю. В. Новое в изучении истории первобытного общества.— Вестник АН СССР, 1971, № 9.
Бутинов Н. А. Первобытнообщинный строй...
Поршнев Б. Ф. О начале человеческой истории (проблемы палеопсихологии). М.: Мысль, 1974.
См.: Маркс К. Капитал,— Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 23, с. 382, 725 и сл.; Энгельс Ф. Юридический социализм.— Там же, т. 21, с. 501; Ленин В. И. Под чужим флагом.— Поли. собр. соч., т. 26, с. 143.
Жуков Е. М. Некоторые вопросы теории социально-экономической формации.— В кн.: Проблемы социально-экономических формаций. Историко-типологические исследования. М.: Наука, 1975; Жуков Е. М., Барг М. А., Черняк Е. Б., Павлов В. И. Теоретические проблемы всемирно-исторического процесса. М.: Наука, 1979, с. 106—107.
Жуков Е. М. и др. Теоретические проблемы..., с. 79—80, 106—107.
Черепнин Л. В. Русь. Спорные вопросы феодальной земельной собственности в IX—XV вв,—В кн.: Пути развития феодализма. М.: Наука, 1972. Маркс К. Критика готской программы.— Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 19, с. 27; Ленин В. И. Государство и революция.— Поли. собр. соч., т. 33, с. 35, 86—87, 90 и др.
Толстов С. П. Военная демократия и проблема «генетической революции».— ПИДО, 1935, № 7-8; Неусыхин А. И. Возникновение зависимого крестьянства в Западной Европе VI—VIII вв. М.: Изд-во АН СССР, 1956; Семенов Ю. И. О периодизации первобытной истории; Крюков М. В. Социальная дифференциация в древнем Китае (опыт сравнительно-исторической характеристики).—В кн.: Разложение родового строя и формирование классового общества. М.: Наука, 1968.
Ср.: Неусыхин А. И. Дофеодальный период как переходная стадия развития от родо-племенного строя к раннефеодальному (на материале Западной Европы раннего средневековья).— В кн.: Проблемы истории докапиталистических обществ, кн. 1; Драбкин Я. С. Нерешенные проблемы изучения социальных революций.— В кн.: Историческая наука и некоторые проблемы современности. М.: Наука, 1969; Селезнев М. А. Социальная революция (методологические проблемы). М.: Изд-во МГУ, 1971; Крапивенский С. Э. К анализу категории «социальная революция»: Feustel В Zum Problem der Evolution und Revolution in Urgeschichtlicher Zeit.— EAZ, 1973, Jg. 14, H. 1.
Laet S. J. de. L’archeologie et ses problemes. Berchem — Bruxelles, 1954, p. 137.
Childe V. G. Man makes himself. N. Y., 1951 (1-t ed. 1936).
Braidwood R. J., Howe B. Southwestern Asia beyond the lands of Mediterranean littoral. N. Y., 1962.
Diamond A. S. Primitive law: past and present. L., 1971.
Steward J. Levels of sociocultural integration: an operational concept.— SJA, 1951, v. 7.
Steward J. Evolution and process. In: Anthropology today. Chicago, 1953; Sahlins M. D. The origin of society.— In: Scientific American. N. Y., 1960. Service E. R. Primitive social organization. An evolutionary perspective. N. Y., 1962; Sahlins M. D. Tribesmen. Englewood Cliffs, 1968.
Adams R. M. Evolutionary process in early civilizations.— In: Evolution after Darvin, v. 2, Chicago, 1960.
Fried M. H. The evolution of political society. An essay in political anthropology. N. Y., 1967.
Service E. R. Cultural evolutionism: theory in practice. N. Y., 1971.
Service E. R. Origin of the state and civilization. N. Y., 1975.
Глава первая
ИСТОЧНИКОВЕДЕНИЕ
ПЕРВОБЫТНОЙ ИСТОРИИ
1. Понятие и классификация источников
В современной науке принято достаточно широкое понимание исторического источника: при некоторых сравнительно частных расхождениях в формулировках он чаще всего определяется как все то, что отражает историческое прошлоеОчевидно, что первобытноисторические источники всецело подпадают под данное определение и не требуют особой дефиниции. Здесь, однако, сразу же возникают два вопроса. Первый: является ли такое отражение непосредственным и самоочевидным? И второй: что именно входит в эту «всеобщность» исторических источников?
Ключом к первому вопросу служит различение источника и информации, основанное на марксистско-ленинской теории отражения Источник — объект, который вследствие взаимодействия с другим, исследуемым объектом содержит о нем какую-либо информацию. Источник существует независимо от исследователя, но информация может быть извлечена из источника только ее субъектом — исследователем и лишь в результате определенной источниковедческой процедуры. При этом чем точнее последняя, тем больше полнота извлекаемой из источника информации и тем больше соответствие между исследуемым объектом и его отображением в сознании исследователя2.
Более спорен второй вопрос — о том, что входит в круг исторических источников. Только ли результаты человеческой деятельности или же также и непреобразовапная ею природная среда? Только ли собственно исторические свидетельства или же также и свидетельства естественных наук?
Для первобытной истории с ее относительно ограниченной источниковедческой базой и особенно тесной зависимостью общества от географической среды эти проблемы значительно важнее, чем, например, для новой и новейшей истории. Обе точки зрения широко представлены в теоретическом источниковедении прошлого и нынешнего столетия ’, но, пожалуй, преобладающая в настоящее время тенденция состоит в том, что вторая из них постепенно вытесняет первую. И для этого есть серьезные основания. Вспомним методологически важное замечание Маркса и Энгельса: «до тех пор, пока существуют люди, история природы п история людей взаимно обусловливают друг друга» 4. Теперь, когда недооценка этой закономерности становится все яснее и наблюдается знаменательный процесс сближения общественных
34
Глава первая
и естественных наук, происходит и постепенный отход от узкого понимания исторического источника.
В частности, возникла компромиссная точка зрения: все изменения, совершенные человеком в географической среде,— настоящий исторический источник, но географическая среда в целом стоит па грани естественно-физического и исторического источника5. Однако и она представляется недостаточной. Ведь и не-преобразовапная, на первый взгляд, природная среда позволяет судить об условиях жизни общества и в этом отношении является самым настоящим историческим источником, запечатлевшим деятельность людей.
Как и все исторические источники, источники первобытной истории могут быть систематизированы различным образом. Можно различать источники культурные, запечатлевшие на себе способ и результат человеческой деятельности6, и источники природные, не носящие такого отпечатка, по облегчающие понимание жизнедеятельности первобытных людей. Такое членение в основном совпадает с кругом интересов общественных и естественных наук. Однако при этом в чем-то важные данные будут попадать в различные рубрики: например, палеонтологические паходки с признаками одомашнения и без них. Могут быть различены источники внутренние и внешние (первичные и вторичные), т. е. оставленные самим данным обществом или другими обществами, контактировавшими с ним в пространстве или во времени. Все же и в этом случае останется не совсем ясным, к какой категории отнести, скажем, прибалтийскую янтарную бусину, обнаруженную в микенской гробнице, или же эпическое произведение эпохи классообразования, зафиксированное в последующее время.
Возможны и другие способы систематизации: остатки и предания (традиции), т. е. объекты, непосредственно принадлежащие прошлому н отделенные от него, будучи предназначены для передачи информации о прошлом; источники ископаемые и «живые», вещественные и невещественные и т. п.7 Все они продуктивны для своих целей и все они в той или иной мере условны.
В современном источниковедении классификацию исторических источников обычно основывают на способах кодирования информации, различая источники письменные, устные, фольклорные, языковые (лингвистические), вещественные, этнографические и кипо-фото-фоно-документы8. Эта систематика в большинстве своих звеньев восходит уже к работам конца прошлого века, а в настоящее время осмысливается с точки зрения теории информации. Однако она, равно как и связанная с пей терминология, не бесспорна. В частности, этнографические источники могут быть вещественными и устными, а языковые — устными и письменными. Видимо, жесткий критерий способа кодирования требует известных коррективов, связанных прежде
ИСТОЧНИКОВЕДЕНИЕ ПЕРВОБЫТНОЙ ИСТОРИИ	35
всего с учетом методики анализирующих источники наук (хотя такой комплексный подход и рассматривается некоторыми сне циалистами как неправомерное смешение критериев классификации) 9.
С этой точки зрения не только устные фольклорные, ио и кино-фото-фоно-документальные типы специфической информации могут трактоваться как разновидности зафиксированных в живой действительности этнографических источников. В то же время круг основных источников первобытной истории должен быть расширен за счет источников антропологических, характеризующих одновременно и природную, и социальную сущности человека, а также источников естественнонаучных — палеонтологических, палеогеографических и др. С этой же точки зрения более точно различение среди вещественных источников археологических, основная масса которых добывается путем раскопок, и других вещественных источников, принадлежащих к категории этнографических.
Таким образом, основными для первобытной истории можно считать источники этнографические, археологические, антропологические, лингвистические, письменные и естественнонаучные. Почти все эти источники культурные, анализируемые общественными пауками. Исключение — естественнонаучные и биосоциальные антропологические источники, из которых последние изучаются как физической антропологией, так и историей. Характерно само наименование комплекса антропологических данных, используемых для исторических реконструкций,— историческая антропология.
Могут ли быть выделены среди основных источников первобытной истории более и менее существенные? Видимо, только применительно к определенным рамкам исследования, предметным или стадиальным. Так, для реконструкции производительных сил преимущественное значение имеют источники археологические, социальных отношений — этнографические, духовной культуры — этнографические и лингвистические. Воссоздание эпохи праобщипы достигается с помощью главным образом свидетельств антропологии и археологии, а последующих эпох — преимущественно этнографии и археологии.
Но так обстоит дело лишь при ограниченной зоне исследования. Если иметь в виду первобытную историю в целом, все ее стадиальные и предметные зоны, то ни одному из рассмотренных типов основных источников и ни одному комплексу таких типов не может быть отдано предпочтения перед другими. Элиминация любого из них оголила бы свой участок первобытноисторического исследования, хотя по абсолютному объему, как уже говорилось выше, данные этнографии и археологии преобладают над данными других паук.
36
Глава первая
Выделить среди основных категорий источников более и менее существенные невозможно еще и потому, что почти все они тесно между собой связаны, не размежеваны абсолютными границами, а в ряде случаев еще и соединены переходными субкатегориями.
Например, этнографические источники в изучении материальной культуры плавно переходят в археологические, в разработке проблем этногенеза - в антропологические, в исследовании речевого поведения —в лингвистические, в дешифровке систем предписьмеппости или раннеклассовой письменности — в письменные. Археологические источники связаны с палеоантропологическими общей методикой раскопок, с письменными — общим интересом к таким материалам для записи, как камень, металл, глина, береста, с естественнонаучными — методами препарирования остатков и 1. п. Лингвистические источники тесно переплетены не только с письменными, но и — через общую психологическую проблематику — с антропологическими.
Может быть, в истории первобытного общества, представляющей собой одну из самых синтетических областей науки, взаимосвязь и взаимопроникновение основных типов источников выражены еще сильнее, чем в других разделах истории. Недаром именно здесь находит все более широкое применение такое повое направление в источниковедении, как этноархеологпя. Хотя понятие этноархеологии (а равно близких к нему понятий археологии действия, живой, или срочной, археологии и т. п.) еще не вполне устоялось, однако многие ученые связывают с ним изучение поведения людей, оставляющего материальные следы, или, точнее, изучение поведенческих соответствий археологическим остаткам. Ясно, что само появление этого течения в науке показывает, как ограничен и недостаточно представителен любой отдельно взятый тип источников первобытной истории, пусть даже принадлежащий к числу основных.
2. Этнографические источники
Среди основных источников первобытной истории одно из первых, а по мнению части исследователей, даже первое место принадлежит этнографическим данным. Это и попятно. Этнография изучает традицйонно-бытовую культуру пародов; значит, все социокультурное развитие тех народов, которые до начала клас-сообразования не имели другой культуры, кроме традиционнобытовой, является доменом именно этнографии10. Труднее понять другое. Как случилось, что исследователи первобытного общества, основывая свои выводы в значительной мере, а часто и преимущественно на данных этнографии, по сути даже не попытались упорядочить этнографическое источниковедение первобытной истории? Правда, проблемы источниковедения во многом
ИСТОЧНИКОВЕДЕНИЕ ПЕРВОБЫТНОЙ ИСТОРИИ
37
перекликаются с методами первобытпоисторпческих реконструкций, а в попытках усовершенствовать эти последние не было недостатка пи у пас, ни за рубежомн. Перекликаются, однако не совпадают. И поэтому здесь, прежде чем обратиться к методам реконструкции, мы постараемся охарактеризовать сами этнографические источники первобытной истории.
Впервые на источниковедение этнографии (но пе на этнографическое источниковедение первобытной истории!) обратил внимание Ф. Гребнер. Он предложил различать два типа этнографических источников: прямые свидетельства (I) и сообщения (II). В типе I он в свою очередь выделил два подтипа: непосредственно наблюдаемую культуру (1) и музейные собрания (2). К типу II он отнес значительно более длинный ряд специфических подтипов: (1) профессиональные исследования; (2) отчеты и документы европейских наблюдателей; (3) известия древних и средневековых, в особенности китайских и арабских авторов; (4) биографии и автобиографии информаторов; (5) устные традиции, позднее частично записанные; (6) полевые записи речи информаторов с подстрочным и литературным переводом 12. Эта систематика, в которой основное внимание уделено не собственно этнографическим (вещественным, поведенческим и пр.), а письменным источникам, впоследствии уточнялась и развивалась рядом других исследователей13, но в целом считается сохраняющей свое значение и продолжает воспроизводиться14. Между тем и Гребнер, и его последователи в основном копировали источниковедение писаной истории, следуя за кем-нибудь из современных им историков-источниковедов: Гребнер — за Э. Берн-геймом, Коппере — за А. Федером, Гекель —за Л. Готшальком и П. Кирном.
Автор одного из последних исследований на эту тему Й. Гекель прямо пишет, что этнографическое источниковедение должно ориентироваться на собственно историческое, независимо от того, признается ли этнография частью истории или нет *5. И вследствие этого специфика этнографических источников по существу осталась невыявленной. В частности, в систематике Гребнера применительно к типу I выработано только несколько продуктивных приемов уточнения подлинности и пространственно-временной атрибуции предметов музейных собраний, а в типе II неправомерно смешаны между собой сообщения письменные (письменные источники) и устные (этнографические источники) . В этой же систематике очень спорно отнесение к категории этнографических источников записей речи информаторов (здесь мы скорее имеем дело с письменными лингвистическими источниками) и к самой категории источников — профессиональных исследований.
На наш взгляд, этнографические источники вообще, этнографические источники реконструкции первобытной истории в част-
38
Глава первая
пости, по способу получения информации распадаются на две основные группы: объекты непосредственного наблюдения (1) и сообщения информаторов (2). В первой группе в свою очередь выделяются: (а) явления современной (в широком смысле этого слова) жизни, т. е. живые социальные организмы, и (б) пережитки, а во второй группе: (а) сообщения о современной жизни и (б) сообщения о прошлом, т. е. устные традиции
Непосредственно наблюдаемые социальные организмы как первобытноисторическии источник обладают двумя очень важными достоинствами. Первое — разносторонний, даже всеобъемлющий характер получаемой из них информации. Изучая отставший в своем развитии, но современный ему народ, этнограф имеет возможность познакомиться со всеми сторонами культуры и быта: хозяйством и материальной культурой, общественными и семейными отношениями, духовной жизнью и психическим складом.
Второе достоинство — органичная системность такого рода этнографической информации или, точнее говоря, потенциальная возможность ее получения как органично системной. По сути дела только такой этнографический источник позволяет судить не просто о различных сторонах социокультурной жизни, но и об их взаимосвязи, взаимозависимости, взаимодействии. С этой точки зрения непосредственно наблюдаемые племена и другие группы бесспорно наиболее полноценный этнографический источник реконструкции первобытной истории.
Однако по тем же причинам, в силу своего происхождения из живой действительности, этнографически изучаемые общества и культуры как первобытноисторический источник обладают и существенными недостатками.
Во-первых, пи один даже самый отсталый народ, наблюдаемый или наблюдавшийся этнографами, не может быть сопоставлен с человеческими обществами, еще не миновавшими рубежа верхнего палеолита. Этнография не знает и никогда не знала живых аналогов досапиентным человеческим группам. Конечно, в океане этнографических фактов можно найти какие-то параллели, например, искусственным и пещерным жилищам ашело-мустьерского времени. Более того, подобные параллели не раз приводились в литературе, в том числе и очень авторитетными исследователями16. Но это не помешало таким параллелям остаться грубо формальными, не учитывающими одного из важнейших требований продуктивного сопоставления — синстадиаль-ности сравниваемых явлений.
Известное использование этнографических данных для доса-пиентной эпохи возможно только на основе исследования пережитков, которое, однако, допускает не системные, а лишь выборочные сопоставления. К этому все еще не достаточно исследованному вопросу мы вернемся позднее.
Во-вторых, сопоставление изучающихся этнографией отстав
ИСТОЧНИКОВЕДЕНИЕ ПЕРВОБЫТНОЙ ИСТОРИИ
39
ших в своем развитии народов с верхнепалеолитическими или более поздними обществами также представляет определенные трудности. Здесь параллели синстадиальны, а стало быть, принципиально допустимы. Но насколько они точны? В этом вопросе заключена едва ли не главная проблема этнографического источниковедения первобытной истории, остро дискутируемая как у нас, так и за рубежом. Суть ее — в степени адекватности двух типов доклассовых обществ, один из которых реконструируется историками первобытности, а другой изучается этнографами.
При всей однопорядковости этих двух типов обществ, обозначенных нами раньше как АПО и СПО, они по большей части развивались существенно различными путями. Хотя история первых не намного короче истории вторых, именно на эту, казалось бы, незначительную разницу во времени приходится прямое или опосредованное воздействие на СПО со стороны классовых обществ. Последствия его были различны, однако, как правило, значительны. В одних случаях это были более высокие темпы культурного развития, в других — миграции, изоляция, застой и даже регресс.
Все это часто влекло за собой не просто перестройку социальной и культурной системы, а определенные изменения в ее составляющих относительно друг друга. Отдельные элементы базиса могли обогнать технологический уровень, отдельные элементы надстройки — потерять соответствие с базисом. Примером может служить неожиданно развитой обмен или элементы классовых религий у племен первобытной периферии. Иными словами, в живой культуре по крайней мере подавляющего большинства СПО отразилась не только культура классически первобытных АПО, но и в той или другой степени сторонние культурные влияния. Конечно, такие влияния сказывались и в классической первобытности, но воздействие цивилизаций, по-видимому, почти всегда было более ощутимым, чем воздействие других первобытных обществ17.
Исходя из этого, часть зарубежных специалистов вообще отрицает достоверность этнографических источников первобытной истории, а некоторые советские исследователи относятся к ним с особой осторожностью. Так, существует взгляд, что подлинно надежные сведения о первобытности можно черпать только в относительно изолированных обществах, скажем, у аборигенов Австралии. Однако он не бесспорен: длительная изоляция могла повести к такому застою, который вряд ли был характерен для всех АПО. Согласно другому взгляду, для первобытноисторических реконструкций представительны только те племена, в развитии которых не было регресса 18. Эта точка зрения более оправдана, хотя также не может быть принята безоговорочно: многое зависит от того, какие именно компоненты социального организма подлежат исторической реконструкции.
40
Глава первая
Вообще, гиперкритический взгляд на этнографически изучаемые общества как первобытноисторический источник в своем логическом развитии ведет к необычайному сужению, если не подрыву, источниковедческой базы первобытной истории. Вот почему подавляющее большинство исследователей придерживаются той точки зрения, что поскольку воздействия цивилизаций не изменили качественно природу СПО, все же оставшихся первобытными, доклассовыми обществами, их можно рассматривать как аналоги АПО и этнографические данные о них имеют значение первостепенного первобытноисторического источника. Другое дело, что всякий раз необходима тщательная критика адекватности и достоверности полученной информации, по такой анализ является обязательной составной частью и других исторических исследований.
При работе с этнографическими аналогами это (помимо элиминации исторических наслоений, о чем будет сказано дальше) — предупреждение тех искажений в образах социокультурной реальности, которые могут быть внесены самими полевыми этнографами.
Так, при непосредственном наблюдении в последнее время все большее внимание уделяется «отключению» от этноцентристского восприятия компонентов аборигенной культуры и выявлению их функциональных связей. Значительные возможности открывает также различение так называемых «этного» (т. е. общего, независимого от функционирования данпой системы) и «эмного» (т. е. взятого в связи с таким функционированием) подходов к изучаемой культуре, предложенное К. Л. Пайком 1э.
От живой, поддающейся всестороннему исследованию социокультурной системы существенно отличаются остаточные черты в культуре народов, как доклассовых, так и переступивших порог классообразования. Здесь отражение культуры прошлого (точнее — одного из ее компонентов или даже фрагментов) в живой культуре имеет несравненно более сложный и опосредованный характер, и поэтому о самом понятии остатка, или пережитка, продолжают спорить. Как известно, понимание культурного пережитка Э. Тайлором и У. Риверсом как утратившего смысл или пользу обычая20 встретило резкую критику со стороны Б. Малиновского, доказывавшего, что в культуре нет и не может быть дисфункциональных явлений21. Обе эти крайние точки зрения представлены в современной советской этнографии, где, однако, преобладает взгляд на необходимость уточнения понятия пережитка 22.
С последним нельзя не согласиться. Попытки такого уточнения предпринимались уже Ф. Гребнером, а позднее В. Шмидтом, предложившими понимание пережитка как остатка прошлого, который сохранил старую форму, наполненную новым содержанием23. Но в этом есть только доля истины, так как многие
ИСТОЧНИКОВЕДЕНИЕ ПЕРВОБЫТНОЙ ИСТОРИИ
41
остаточные явления наряду с содержанием хотя бы частично меняют форму. Таковы, например, лацканы пиджака, которые, утратив практическую и сохранив эстетическую функцию, в соответствии с этим видоизменились и продолжают периодически видоизменяться в соответствии с модой. Значит, сущность пережитков не столько в разрыве между формой и содержанием, сколько в самом факте такой остаточности, которая позволяет опознать в явлении его связь с прошлым. В то же время пе всякое остаточное, уходящее в прошлое явление — пережиток: здесь не следует забывать, что мы часто вкладываем в это слово оценочное значение, рассматривая пережиток как явление, которое себя изжило. Видимо, вообще правильнее говорить не о пережитках, а об остаточных явлениях и именно с этой точки зрения уточнить данное понятие и его различные разновидности.
Остаточные явления первого типа — это простые, самоочевидные как по форме, так и по содержанию культурные реликты, сходные с консервативными реликтами в биологии. Таковы, например, энеолитические медные топоры, которые какое-то время воспроизводили форму полированных каменных топоров: их типичное уплощение, расширение книзу и даже отсутствие сверлип. Таковы же галыптатские или олимпинские железные мечи, расширяющиеся в средней части лезвия, что в железе сделать труднее, чем в бронзе. За пределами археологии подобные же примеры дают три короны в шведском государственном гербе — воспоминание о тройственной унии Швеции, Норвегии и Дании; мешок с шерстью, па котором сидит спикер английского парламента,— воспоминание о шерсти как источнике богатства и могущества страны; ручки на автоматически открывавшихся и закрывавшихся дверях первых поездов московского метро и т. д. Те из подобных реликтов, которые вступают в противоречие с новыми реальностями, живут совсем недолго; те, что нейтральны, живут, покуда не вступят в такое противоречие. И все же даже нейтральные простые реликты относительно недолговечны: ведь культурная жизнь не застывает на тысячелетия и что-нибудь да меняется.
Не так обстоит дело с остаточными явлениями второго типа. Они намного сложнее и менее самоочевидны в качестве реликтов, так как в той или иной степени приспособлены к новым реальностям и напоминают адаптивные реликты в биологии. Из множества возможных примеров приведем только два. У большинства отставших или недавно отстававших в своем развитии народов действуют нормы экзогамии, т. е. запрещения вступать в брак в пределах той или другой, но обычно очень широкой родственной группы. Экзогамия, по преобладающему мнению, восходит к позднему палеолиту, когда она возникла как один из механизмов внутриродовой консолидации и межродовой интеграции. Как же она удержалась много времени спустя после разложения родово
42
Глава первая
го строя? Объяснение видится в одном: древний обычай был приспособлен как один из рычагов укрепления внутригрупповой солидарности — теперь уже не родовой, а родственной. Другой пример. В традиционном русском свадебном обряде положено, чтобы жених перенес невесту на руках через порог своего дома. Как давно установлено, это, так же как обрядовая враждебность свиты невесты и свиты жениха, свадебные плачи невесты и т. и.,-- полустертые черты так называемых свадебных антагонизмов, восходящих к древним половым табу на общение между мужчинами и женщинами24. Как дошли отголоски подобных табу до нашего времени? Только приняв па себя новые функции — отчасти ритуальные (тот, кто вносит,—- хозяин), отчасти игровые (занимательный элемент обряда). В таком виде остаточные явления второго типа, т. е. видоизмененные, обретшие новые функции, могут существовать тысячелетия.
Сложнее всего природа остаточных явлений третьего типа — исчезающих и вновь оживающих, которые были подмечены уже Тайлором и названы им «рецидивирующими пережитками», или просто «рецидивами». Что вообще кроется за подобными рецидивами: преемственность в чередовании явных и скрытых форм или же свободная от всякой преемственности, обусловленная сходными историческими причинами повторяемость во времени? Скорее всего на этот вопрос нельзя ответить однозначно, так как этнография знает примеры и того и другого. Скажем, такой остаток первобытной нейтрализации враждебных сил, исходящих от чужерод-ки, как предписанное шариатом женское покрывало, временами получало широкое, а временами — ограниченное распространение, но в определенных слоях общества сохранялось всегда. В то же время такой институт, как неразделенная семья, у многих народов полностью прекращал свое существование с развитием товарного хозяйства и установлением прочной государственности и вновь возникал в условиях хозяйственного упадка, политического хаоса или при колонизации необжитых дальних областей. В первом случае перед нами преемственное, во втором же — лишенное преемственности явление. Ясно, что только первое из них может рассматриваться как остаточное. Одна из ошибок, сделанных в свое время Тайлором, состояла в том, что он, исследуя эволюцию пережитков в отрыве от развития социальной среды и культурной системы, не различил два только по видимости сходных вида рецидивов. Исторический подход позволяет провести такую дифференциацию.
Таким образом, можно выделить три категории остаточных явлений. Первая — это простые остатки, которые можно обозначить как реликты. Вторая — остатки видоизмененные и приспособленные. Обозначим их как дериваты. Наконец, третья — это остатки, преемственно рецидивирующие. Поскольку слово «рецидив» вызывает уголовно-правовые ассоциации, обозначим их как
ИСТОЧНИКОВЕДЕНИЕ ПЕРВОБЫТНОЙ ИСТОРИИ
43
реституты (от лат. restitutio — восстановление, возобновление).
Источниковедческое значение этих трех категорий остаточных явлений как этнографического источника первобытной истории неодинаково. Как правило, реликт — более информативный источник, чем дериват и реститут. Что касается значения всей группы остаточных явлений, то оно неоднозначно. С одной стороны, их привлечение, требующее особенно тщательного анализа источников, почти всегда более спорно, чем использование синстадиаль-ных явлений. Но с другой стороны, там, где дорога каждая крупица информации, расточительно отбрасывать широкую группу фактов и не пытаться объединить их с другими известными фактами, разумеется, опять-таки делая все возможное для упорядочения источниковедческой процедуры.
Сообщения информаторов, как правило, менее ценный источник, чем непосредственное наблюдение. Они всегда сопряжены с двумя ступенями отражения объективной реальности: сперва в голове информатора, а затем и в голове этнографа. Кроме того, у каждого информатора свои пределы компетентности и свои устремления в подаче материала. Коррегированию этих изъянов служит разработанная и продолжающая разрабатываться методика полевых этнографических исследований.
Скажем, при опросе информаторов рекомендуется учитывать не только сферу и степень их осведомленности (что в значительной степени связано с полом и возрастом), но и возможную тенденциозность сообщений (в чем, в частности, могут играть свою роль социальный статус, духовная среда, инверсия понятий сущего и должного и т. п.). Но при всем том даже уточненные и восполняющие друг друга сообщения об этнографических аналогах не равноценны непосредственному наблюдению этих аналогов.
Степень достоверности сообщений о современной жизни и сообщений о прошлом также неодинакова. Едва ли нужно говорить о том, что сообщения о текущей жизни, как правило, надежнее сообщений о прошлом, дошедших в устной традиции. Все же, учитывая общую недостаточность источниковедческой базы первобытной истории, даже и сообщения о прошлом занимают заметное место среди других этнографических источников.
Как известно, Л. Г. Морган на основе преданий ирокезов исторически реконструировал их былую социальную организацию. Многие современные исследователи также считают, что устная традиция как бы заменяет бесписьменным народам писаную историю25.
В этом отношении наиболее ценны выделенные Я. Вансиной в противоположность свободным, т. е. подверженным изменениям, застывшие устные традиции. По-видимому, часть их сродни пережиткам, так как их смысл не всегда понятен носителю традиции, и они при сохранении одной и той же вербальной формы могут по-разному восприниматься на разных этапах истории.
44
Глава первая
Различая применительно к социальным организмам объекты непосредственного наблюдения и сообщения информаторов, мы, однако, не склонны переоценивать это различие. Наблюдая или опрашивая, опрашивая о настоящем или о прошлом, исследователь имеет дело с принципиально одним и тем же родом источников — этнографическими аналогами.
С другим родом источников он имеет дело только в специфическом отражении культуры прошлого в живой культуре, т. е. в пережитках. Поэтому, если исходить не из способов извлечения информации, а из особенности бытования самих этнографических источников первобытной истории, то можно выделить среди них два основных рода: (1) этнографические аналоги первобытным обществам и (2) остаточные явления. В этом случае основными видами этнографических аналогов будут аналоги, построенные по данным обществ, получивших название стагнатов, лентатов и регрессатов26, т. е. аналоги стагнатные, дентатные и регрессат-ные. В качестве основных видов остаточных явлений могут быть выделены реликты, дериваты и преемственные реституты. Эта, насколько нам известно, первая попытка систематизации этнографических источников первобытной истории имеет предварительный характер и, вероятно, потребует уточнений.
Из рассмотренных особенностей этнографических источников вытекает различие задач как при восстановлении самих источников, так и при систематизации извлекаемой из них информации о первобытном обществе, т. е. при внутридисциплинарном этнографическом синтезе.
1.	В синтезе самих источников сравнительно просто обстоит дело с этнографическими аналогами при их непосредственном, особенно стационарном, а тем более включенном изучении. Теоретически рассуждая, они в этом случае даже не требуют внутри-дисциплинарного синтеза, так как наблюдаются в живой, цельной картине, являющейся органичной системой. Даже регрессат-ные аналоги — функционирующие системы, отдельные части которых не разобщены и не нуждаются в восстановлении. Полевые данные об этнографических аналогах могут быть (и, как правило, бывают) раздробленными лишь при опросе информаторов, и здесь приходится восполнять лакуны в одних сообщениях за счет других сообщений. То же — при обобщении литературных источников сведений об этнографических аналогах, но это особая тема.
С синтезом источников сведений об остаточных явлениях всегда сложнее. Они или по крайней мере многие из них представляют собой фрагменты предметов, норм или представлений, и их осмысление предполагает предварительное восстановление недостающего. Скажем, этнограф сталкивается с традиционным обыкновением кубанских ногайцев, по которому первый раз покормить новорожденного грудью должна не мать, а какая-либо другая женщина. Если не попытаться объединить этот источник инфор
ИСТОЧНИКОВЕДЕНИЕ ПЕРВОБЫТНОЙ ИСТОРИИ
45
мации с другими, то впоследствии легко шагнуть к сомнительному выводу, что данное обыкновение является непосредственным реликтом зафиксированных в некоторых наименее развитых обществах (например, у бушменов) подобных же норм, регулирующих известную первобытную общность детей.
Но если объединить источники, то этнограф обнаружит в верхушечных слоях тех же ногайцев слабовыраженный обычай ата-лычества, т. е. обычай, относящийся к совсем другой исторической эпохе, но включающий в себя как один из элементов первое кормление ребенка не матерью, а другой женщиной
Таким образом, обобщение источников информации об остаточных явлениях обеспечивает несравненно более высокий уровень подготовки к синтезу этнографической информации.
Та же реконструктивная процедура была бы правомерна и необходима, если бы у самих ногайцев аталычество не было обнаружено, но зато существовало у других тюркских народов, у соседей ногайцев — адыгов или вообще у других народов, стоящих на одной ступени развития. Однако в этом случае восстановление источников уже основано на сравнительно-историческом методе, являющемся главным методом синтеза этнографической информации.
2.	Сравнительно-исторический метод не специфичен для этнографии, но применяется в ней так широко, что этнографы нередко называют его «сравнительно-этнографическим». С помощью этого метода здесь устанавливаются сходства и различия социальных общностей или (при учете места в системе и в цепи развития) отдельных компонентов и явлений культуры. Дело, однако, не столько в установлении, сколько в истолковании, причем в истолковании причин преимущественно не различий, а сходств.
Что ответственно за такие сходства? Решая этот вопрос, этнография прошла путь проб и ошибок. Уже в XVIII в. Ж.-Ф. Ла-фито пытался объяснить сходство нравов американских индейцев и различных древних народов Старого света главным образом тем, что они происходят от одного корня. В XIX в. классики эволюционистской этнографии широко и, как правило, бессистемно обращаясь к компаративистике, видели причины обнаруживаемых совпадений в конвергептпости развития, причем эту последнюю объясняли единством человеческой психики. В XX в. диф-фузионисты стали объяснять все общее в сравниваемых культурах одними лишь взаимовлияниями. А между тем во всех этих односторонних идеях было свое рациональное зерно, и уже отдельные ученые начала нашего века указали на возможность трех параллельных решений27.
В настоящее время в марксистской, а также в так называемой неоэволюционистской науке запада чаще всего различают три вида исторического сравнения и одновременно три объяснения причин сходства сравниваемых явлений. Наиболее четко опреде
46
Глава первая
лили их В. М. Жирмунский и Э. Сэрвис. Первый из них выделил (1) историко-типологическое сравнение, устанавливающее сходство из-за одинаковых условий общественного развития, (2) историко-генетическое сравнение, устанавливающее сходство из-за общего происхождения, и (3) сравнение, устанавливающее сходство из-за культурного взаимодействия в результате исторической близости подготовленных к этому народов28.
Сэрвис также различает сходства вследствие генетического родства культур, культурной диффузии и аналогичных условий развития29. Жирмунский, однако, идет еще дальше, генерализуя свою классификацию. Сравнения и истолкования второго и третьего вида имеют дело с одними и теми же связями генетического характера, различающимися лишь временем своего возникновения - более ранним в первом случае, более поздним во втором. И с этим, видимо, можно согласиться, так как перед нами две разновидности зависимого развития, связанного с родством, или с так называемым сродством, в корне отличные от развития независимого, связанного с изоморфизмом. Остаются, следовательно, два основных вида сравнения и истолкования: историко-генетическое и историко-типологическое. У каждого из них своя область применения и свои задачи, решаемые собственными средствами синтеза информапии.
3.	Область применения историко-генетического сравнения — конкретное культурно-историческое развитие на всем протяжении истории, включая и первобытность. Его задача — установление этнокультурного родства или культурных взаимодействий в рамках как историко-культурных ареалов (так называемые ареальные исследования), их степени и конкретных проявлений. Его методика -- в принципе та же, что и в языкознании, где она впервые возникла и откуда распространилась на другие общественные науки. Близость во многих компонентах культуры в широком смысле этого понятия (включая язык) свидетельствует о родстве, объем и степень близости — о давности дивергенции и тесноте родства. Сходство лишь в отдельных компонентах культуры, особенно при тесном соседстве в рамках одной историко-этнографической области, говорит в пользу культурных воздействий (сродства). При этом, разумеется, учитывается пространственно-временная сторона проблемы.
Например, обширный ряд общих культурных черт у австралийцев и тасманийцев делает оправданным вывод об их родстве, а отдельные культурные сходства у аборигенов Северной Австралии и индонезийцев (лодки-долбленки, курительные трубки, некоторые особенности символики) приводят к заключению о заимствовании. В обоих случаях здесь, как и в языкознании, устанавливается источник сходства и прослеживается его течение, хотя обычно этнографические данные менее однозначны, чем лингвистические, и оставляют более широкое поле для возможных
ИСТОЧНИКОВЕДЕНИЕ ПЕРВОБЫТНОЙ ИСТОРИИ
47
толкований. Начало теоретическим спорам в этой области было положено вопросом Ф. Гэлтона: можно ли с уверенностью дифе-ренцировать различные источники сходства культурных явлений (так называемая проблема Гэлтона).
Обобщение информации при историко-генетических сравнениях и интерпретациях основано на этнографических источниках обоих родов — как живых аналогах, так и остаточных явлениях. Однако не все факты культуры имеют здесь одинаковое значение Наиболее убедительный материал в этом случае поставляют те черты культуры, которые принадлежат, по классификации Дж. Стюарда, не к ядерным, или первичным, т. е. служащим основным потребностям общества, а ко вторичным или своеобразным30. Можно согласиться с Э. Сервисом, что такое же значение имеют и специфические комбинации относительно простых черт, которые он называет особенностями культурного стиля31.
Одним из технических приемов, используемых преимущественно при историко-генетическом синтезе информации, является картографирование. Уже одно только картографирование синхронных культурных явлений с последующим сопоставлением их ареалов между собой (ареальные исследования) способствует выяснению исторических связей. Еще важнее для историко-реконструктивных целей картографирование диахронпое. при котором сопоставляются ареалы изучаемых объектов в их различных исторических срезах.
Сочетание обеих этих процедур раскрывает общую картину развития культурных явлений и комплексов в пространстве и во времени. Поэтому картографирование как научный прием, а не иллюстративное средство начинается там, где единичные карты сводятся в серии сопоставимых и сопоставляемых графических характеристик и в конечном итоге — в тематические атласы. В современной этнографии картографирование нередко применяется при разработке проблем этногенеза и истории материальной и духовной культуры. Несравненно более скромным остается его применение к изучению собственно социальных явлений32.
Как уже было сказано, историко-генетическое сравнение и основанный на нем синтез этнографической информации имеет немалое значение для воссоздания конкретного культурно-исторического процесса первобытности. Но главная и наиболее реальная цель первобытноисторической реконструкции по данным этнографии состоит в восстановлении не конкретной истории отдельных обществ, а их наиболее существенных общих характеристик. Поэтому в этнографическом источниковедении первобытной истории историко-генетическая сторона дела играет все же второстепенную роль. Первое место принадлежит историко-типологическому аспекту проблемы. Недаром в применении к этнографической реконструкции первобытной истории понятия сравнительно-исторического и историко-типологического методов в специальной лите
48
Глава первая
ратуре нередко сближаются и даже отождествляются, причем историко-генетический метод как бы вообще остается в стороне.
4.	Область применения историко-типологического сравнения — типические черты социального и культурного развития на всем протяжении истории, начиная с первобытной эпохи. Но поскольку в распоряжении классовой, а следовательно, как правило, и письменной истории больше эффективных средств проникновения в прошлое, чем в распоряжении бесписьменной доклассовой истории, для последней историко-типологическое сравнение приобретает особое значение.
Его применение в этнографическом источниковедении первобытной истории — то же, что и вообще в источниковедении истории, и основано на понимании социокультурного развития как закономерного естественноисторического процесса. «Способ производства материальной жизни обусловливает социальный, политический и духовный процессы жизни вообще» 33. Значит, сходные способы производства определяют в принципе сходные процессы, в общих чертах повторяющиеся у всего человечества. Это позволяет не только сопоставлять между собой однотипные, изоморфные социально-исторические системы и компоненты этих систем независимо от их пространственно-временного соотношения, но и объяснить повторяемость единством законов развития. И вот здесь-то, с выделением таких систем или их компонентов открывается возможность использования историко-типологического сравнения для синтеза этнографической информации о древнейшем прошлом человечества.
Какова же непосредственная методика такого использования? Несмотря на то, что ей посвящено немало работ, в числе которых имеются и специальные монографии34, можно сказать, что ее общие принципы все еще несравненно яснее, чем конкретная процедура. Мост между тем и другим по существу пока только проектируется, причем вокруг имеющихся проектов ведутся споры.
Можно считать общепризнанным, что ни одно отдельно взятое изучаемое этнографами общество не представительно для воссоздания какой-либо определенной стадии развития. Многие его особенности обусловлены не только стадиальной принадлежностью, но и своеобразием природной среды, условиями изоляции или, напротив, последствиями исторических контактов.
Иными словами, в нем соединены как общие, типические черты переживаемой им исторической стадии, так и его особенные и даже единичные конкретно-исторические черты. Необходимо сопоставить между собой ряд обществ и, отделив таким образом типическое от конкретно-исторического, опрокинуть это типическое в первобытную историю. При этом преобладает взгляд, что сравниваться должны не общества в целом, а их наиболее значимые комплексы взаимосвязанных признаков.
ИСТОЧНИКОВЕДЕНИЕ ПЕРВОБЫТНОЙ ИСТОРИИ
49
Следовательно, необходимую предпосылку такой методики составляет расчленение анализируемых социальных систем на отдельные признаки с последующим объединением наиболее существенных из них в комплексы — блоки, или компоненты. Ключевой вопрос этой типологизации — определение набора или иерархически построенных наборов признаков. На высоких уровнях иерархии историческая реконструкция приобретает слишком частный и проблематичный характер, на низких — может оказаться слишком общей и обедненной. Поэтому выбор признаков, а тем самым и уровня типологизации каждый раз оказывается дискуссионным. Специальная теория взаимозависимости социокультурных явлений не разработана, установленными можно считать лишь немногие из ее общих принципов.
Так, явления социально-экономического порядка детерминированы жестче, чем явления социально-идеологические, которые обладают относительной автономией и вариабельностью35. Вот почему отдельные попытки построить сколько-нибудь надежные типологические блоки для реконструкции по этнографическим данным глобальных стадий первобытной истории пока не идут далеко. Характерным примером может служить увязка между собой таких признаков, как тип хозяйства, форма общины и семьи и вид родства (но без указания на характер филиации!) 36.
Однако главные разногласия по поводу методики этнографической реконструкции первобытной истории лежат значительно глубже. Одна часть специалистов исходит из того, что общее может быть отделено от особенного, во-первых, самой широтой типологического ряда и, во-вторых, функциональной взаимозависимостью сопоставляемых признаков. Отсюда берет начало такой технический прием синтеза этнографической информации, как статистические, или кросскультурные, исследования. Он предполагает получение обширной сводки этнографических данных о народах мира (для наших целей — прежде всего о народах, не перешагнувших рубежа классового общества) и изучение вариабельности и корреляции свойственных этим народам культурных черт методами математической статистики. Большая частота повторяемости и высокий процент корреляции позволяют выявить конвергентные признаки и дают право проецировать их в прошлое. К сожалению, статистические исследования в первобытноисторических реконструкциях пока получили распространение только на западе (главным образом в США) и по большей части служат задачам выявления не прогресса, а лишь изменений в социальном развитии.
Другая часть специалистов продолжает считать, что проблема Гэлтона остается открытой и собственно стадиальные, конвергент-но повторяющиеся явления не могут быть с уверенностью отделены от явлений заимствованных37. Отсюда приверженность многих западных исследователей к предложенному Ф. Эгганом прие
50
Глава первая
му так называемого контролируемого сравнения, т. е. сравнения живых и реконструируемых черт культуры только в пределах тех областей, где может быть прослежена непрерывность развития33.
Такая методика синтеза информации исключает соотнесение общего и особенного. Между тем гипертрофированная осторожность всей этой позиции лишена серьезных оснований. Поскольку культурные заимствования, особенно в области экономической и социальной, происходят тогда, когда общество-реципиент подготовлено к их восприятию, с историко-типологической точки зрения проблема Гэлтона вообще не имеет решающего значения.
Таким образом, историко-типологическое сравнение и истолкование имеют дело с общими, типическими явлениями. Материал для этих операций поставляют преимущественно не вторичные (своеобразные), а первичные (ядерные) черты культуры. Понятно, что синтез информации такого рода ведется главным образом на основе этнографических аналогов. Лишь отдельные широко распространенные, повторяющиеся остаточные явления (например, дериваты дуальной организации, группового брака, культа предков и т. п.) могут поставлять информацию, участвующую в гаком синтезе.
5.	Сравнительно-исторический подход к синтезу этнографической информации о первобытном обществе позволяет не только выделить общие черты реконструируемой стадии развития, но и расширить объем знаний об этих чертах. Для этого используется умозаключение по аналогии. Аналогия не тождественна сравнению, так как устанавливает не все, а лишь сходные признаки сопоставляемых объектов. Но зато она располагает методикой, позволяющей с определенной долей вероятности переносить признаки с одного из изучаемых объектов на другой.
Понятие этнографической аналогии, введенное в начале нашего века Ф. Эренрейхом, требует уточнения. В литературе под ним разумеют установление сходства между фактами этнографии и синстадиальными им фактами археологии, т. е. этнографо-археологическую аналогию; об этом важнейшем приеме междисциплинарного синтеза информации будет сказано в своем месте.
Но, во-первых, при построении этнографо-археологической аналогии нужен предварительный синтез этнографической информации, а во-вторых, пока еще многие первобытноисторические реконструкции ведутся путем сопоставления одних только этнографических данных. Поэтому необходимо отличать от этнографо-археологической этнографо-этнографическую аналогию. Она позволяет пополнить представления о признаках этнографически изучаемых обществ и тем самым закрыть некоторые проблемы в этнографической информации. Такая аналогия используется при изучении как генетически родственных, так и типологически сходных объектов. По этноархеологической терминологии, кото
ИСТОЧНИКОВЕДЕНИЕ ПЕРВОБЫТНОЙ ИСТОРИИ
51
рая может быть принята и в области этнографии, в первом случае это прямая, во втором — непрямая аналогия.
Хотя умозаключения по аналогии всегда вероятностны, их достоверность при определенных условиях может быть очень высокой. Главные из этих условий — установление сходства как можно большего количества как можно более существенных признаков и наличие причинно-следственной связи между этими признаками и признаком, переносимым с одного аналога (модели) на другой (прототип) 39. Наибольшие, хотя и мало реализованные, возможности для этого открывает та же статистическая техника40.
Будучи одной из категорий традиционной логики, умозаключения по аналогии в то же время рассматриваются сейчас как составная часть метода моделирования. В последнее время моделирование проникает в источниковедение вообще41, в этнографическое источниковедение первобытной истории в частности42. Однако существующие наметки относятся преимущественно к этнографо-археологическому моделированию. В этом случае этнография всегда поставляет материал для модели, археология же дает скелет прототипа оживляемого первобытного общества. Источниковедческий характер модели и прототипа жестко фиксированы. Не то при этнографо-этнографическом моделировании. Здесь и модель, и прототип построены на базе этнографической информации, и реконструируемые признаки могут быть перенесены с каждого из аналогов на другой. Модель и прототип фиксированы только на отдельных отрезках процедуры, но в принципе взаимозаме-нпмы.
Важно отметить, что не всякая этнографическая информация одинаково ценна для построения этнографо-этнографических аналогий. Хапактеристики обществ-регрессатов (регрессатные этнографические аналоги), очевидно, относительно мало пригодны для этих целей, так как регресс всегда в той или иной мере сопровождался деструктурацией, а следовательно, и каким-то нарушением причинно-следственных связей в социокультурной системе43. Дентатные аналоги, возможно, предпочтительнее стагнатных, потому что изоляция и застой также могли повлечь за собой аномалии в развитии. Этот вопрос еще требует дальнейшего исследования. Но при всех обстоятельствах исключить стагнатные аналоги из источниковедческого обращения нельзя хотя бы уже потому, что только они одни отражают начальные стадии существования людей современного вида.
6.	Особо надо сказать о приложении сравнительно-исторического метода к обобщению информации, поставляемой остаточными явлениями. Выше уже отмечалась спорность понятия пережитков, остатков, однако сама техника их изучения остается еще более неразработанной и дискуссионной. Больше того, кампания против понятия пережитка, открытая в свое время Малиновским,
52
Глава первая
была направлена, может быть, пе столько против этого понятия, сколько против связанного с ним так называемого метода пережитков, т. е. восстановления картины прошлого по его остаткам в современной жизни. Основания для этого были. Этнографы и историки культуры эволюционистского толка пользовались этим методом бессистемно, руководствуясь главным образом интуицией. А интуиция, как это бывает почти всегда, в одних случаях выручала, в других же подводила. Поэтому выдвигаемое вот уже несколько десятилетий требование упорядочить данный метод, выработав более точные приемы исследовательской процедуры,— правильное требование. Беда только, что позиция тех, кто его выдвигал и выдвигает, ослаблена недифференцированным подходом к самим остаточным явлениям. Под последними они, как правило, имеют в виду одни дериваты, под соответствующим методом — восстановление картины прошлого по дериватам. Между тем различение реликтов, дериватов и реститутов позволяет отчасти упростить проблему, сузив и осветив поле поиска.
Историческая реконструкция по остаточным явлениям предполагает две операции: истолкование этих явлений и установление их стадиальной глубины. При обращении к реликтам первая из операций, естественно, отпадает: реликт не видоизменен и не требует специального истолкования. Вторая операция в этом случае была правильно намечена уже В. Шмидтом. Определить стадиальный возраст реликта — это значит обнаружить аналогичные культурные явления в гех обществах, где они живут не остаточной, а полнокровной жизнью. Понятно, что это достигается с помощью сравнительно-исторического метода, чаще всего в его историко-типологической разновидности.
Намного сложнее обращение к реститутам. Операция истолкования в этом случае также отпадает, зато установление стадиальной глубины требует еще одной предварительной операции — обнаружения преемственности в цепи затухания и возрождения. Возможно ли это вообще? К. В. Чистовым высказана мысль, что для многих явлений, появившихся в быту сравнительно давно, как принадлежность к архаической традиции, так и «вторичное» (т. е. самостоятельное и позднее) возникновение оказываются в равной степени недоказуемыми. Исключением он считает только те случаи, когда можно исторически документировать или непосредственно наблюдать возникновение «вторичных» явлений44. Представляется все же, что преемственные реституты могут быть нередко отличены от лишенных преемственности с помощью некоторых специальных приемов. Это получение указаний па особую архаичность выраженной в данном реституте культурной традиции и тем самым на большую вероятность ее преемственности. Такими указаниями могут служить мифологизованность, сакрализовапность или ритуализоваппость реститута, в частности ритуализованпый конфликт, ритуализовапное избегание и т. и.45
ИСТОЧНИКОВЕДЕНИЕ ПЕРВОБЫТНОЙ ИСТОРИИ
53
Если не получить, то осмыслить подобные указания можно только с помощью сравнительно-исторического метода.
И все-таки самый трудный материал для исторических реконструкций по остаточным явлениям представляют дериваты. В самом деле, дериваты изменены ие только по содержанию, но и нередко в той или иной степени по форме. Они переосмыслены, и чтобы восстановить их прежнее значение, нужна операция «обратного переосмысления». В этой операции, по-видимому, не может быть стандартных приемов, так как у каждого деривата свое индивидуальное лицо, на котором запечатлелись черты разных пропорций в модификации формы и содержания, в зависимости данной модификации от внутренних и внешних стимулов и многого другого. Скажем, установлено, что у мевехавен Новой Британии празднование совершеннолетия подростков из высшего слоя общества недавно стало сопровождаться инициациями, заимствованными из престижных соображений на соседней Новой Гвинее. Однако при этом весь инициационный комплекс, характеризующийся на Новой Гвинее выраженными чертами половозрастного обряда с «антиженской» направленностью, на Новой Британии механически превратился в исключительно социомаркирующий обряд — мальчики и девочки стали инициироваться совместно46. Ясно, что если бы Меланезия не была хорошо исследована этнографами в сравнительном отношении, то обнаруженный у мевехавен видоизмененный и переосмысленный обряд был бы принят за дериват их собственного спонтанного развития и на его основе был бы ошибочно восстановлен нормальный инициционный комплекс самих мевехавен. Поэтому, хотя использование дериватов как источника исторических реконструкций в принципе не исключено, такое использование не допустимо без, с одной стороны, тщательного исследования целостной культурной системы исследуемого народа, а с другой — сравнительно-исторического изучения всего данного региона46а.
Даже с привлечением сравнительно-исторического метода реконструкция картины прошлого по остаточным явлениям в большинстве случаев — трудная задача. Но вправе ли мы требовать от приемов изучения остаточных явлений большего, чем от других источниковедческих приемов"’ Как верно отмечалось в советской источниковедческой литературе, эш явления — исторический источник, который обладает всеми достоинствами и недостатками этого понятия и которым нельзя пользоваться как самоочевидным фактом47.
В том то и состоит источниковедческая задача, чтобы исследовать и учитывать при синтезе информации остаточные явления, не произвольно взятые, а преимущественно сопоставимые в рамках сравнительно-исторического метода с живыми явлениями культуры.
54
Глава первая
3.	Археологические источники
Так как объектом изучения истории первобытного общества являются доклассовые общества, она неизбежно имеет дело с археологией, причем в той ее части, которая занимается первобытным периодом, т. е. с первобытной археологией. Главным средством получения информации для археологии служат археологические источники. К последним относятся материальные остатки древней культуры, которые по большей части добываются путем специальных археологических приемов (раскопок). На основе археологических источников строится та фактологическая48 база, отталкиваясь от которой, специалисты судят о тех или иных аспектах первобытной истории.
Вопрос о специфике археологических источников возник сравнительно недавно. В довоенные годы в археологических находках было принято видеть объективное «зеркальное» отражение прошлого, и эта традиция сохранялась в нашей и зарубежной науке до самого недавнего времени. До определенной степени она коренилась в особенностях развития археологии, которая на разных пройденных ею исторических этапах, естественно, не имела возможности в равной мере уделять внимание всем стоявшим перед нею проблемам.
Схематично работу археолога возможно свести к трем главным процедурам: добыча археологических материалов, их обработка и классификация, их интерпретация40. Каждая из этих операций требует своей специфической методики. Первой занимается полевая археология, в задачу которой входят разведки и раскопки археологических памятников, причем с введением в круг археологических источников все новых и новых объектов ее методика становится все более изощренной50. Вторая долгое время осуществлялась главным образом на основе интуиции с помощью общепринятого в археологии типологического метода и сравнительно недавно, с разработкой методов формализации, начала обретать истинно научный облик81. Наконец, специфика третьей, завершающей и самой сложной процедуры обратила на себя внимание исследователей только в самые последние годы.
Таким образом, все три процедуры присутствовали в археологическом исследовании с самого начала, но их глубокая разработка велась неодновременно, причем хуже всего к настоящему времени остается понимание уровня интерпретации археологических данных, его задач и возможностей. И это не случайно. Как нетрудно заметить, две первые процедуры остаются в основном в рамках чистой археологии53, тогда как историческая интерпретация требует более широкого подхода53.
Для археологов прошлого проблема интерпретации представлялась весьма простой. Они использовали археологические данные для описания материальной культуры и хозяйства изучаемо
ИСТОЧНИКОВЕДЕНИЕ ПЕРВОБЫТНОЙ ИСТОРИИ
55
го общества, устанавливали тем самым примерный уровень его развития и, уже отвлекаясь от археологических фактов, реконструировали все аспекты жизни этого общества с привлечением этнографических аналогий54. Этот метод, получивший в науке название «иллюстративного», произвел на свет «интерпретационные штампы», наводнившие археологическую литературу массой формальных иллюзорных объяснений55. В последних проявились рецидивы эволюционистского подхода, который трактовал отставшие в своем развитии общества как живые осколки первобытности, представлявшие собой универсальные стадии исторического процесса. С этой точки зрения для реконструкции культуры и образа жизни населения, оставившего тот или иной археологический памятник, достаточно было дать иллюстративное описание стадиально близкого общества, изученного этнографами.
Позже выяснилось, что эта процедура чревата существенными недостатками и не только из-за очевидных видоизменений, которым подверглись современные отсталые общества под влиянием более развитых соседей, но и в первую очередь потому, что в рамках одной и той же культурно-исторической стадии могли бок о бок существовать общества, весьма различные по отдельным аспектам социальной организации и культуры. Кроме того, далеко не все явления прошлого в неизменном виде сохранились в современных обществах56. Все это поставило традиционно настроенных исследователей в тупик, так как обнаружилось, что одно и то же древнее общество могло быть реконструировано по-разному в зависимости от общей эрудиции ученого и от той конкретной этнографической модели, на которую он опирался.
Установление факта вариативности в этнографических материалах логически привело к предположению о неменьшем разнообразии, наблюдавшемся в древности. Следовательно, ни одна древняя община, ии одно первобытное общество не могли рассматриваться как тождественные конкретным отставшим в своем развитии современным общностям и не могли реконструироваться с помощью прямых аналогий. В пауке возобладало убеждение в том, что каждая культура и каждое общество уникальны и неповторимы. Археологов охватило разочарование, сравнимое, пожалуй, только с состоянием умов в физике в начале XX в., вызванным первым знакомством с миром микрочастиц. В 40—50-е годы ведущие западные теоретики-археологи (С. Пиггот, Г. Дэниел, И. Раус и др.) перешли к индетерминизму, высказав сомнение в самой возможности археологических реконструкций.
В советской науке еще в 20—30-е годы наблюдались попытки усовершенствовать процедуру реконструкций и выводить социологические заключения непосредственно из наличного археологического материала. Этнографическая аналогия при этом также применялась, но несколько иным, более продуманным способом, заключавшемся в нахождении соответствий между конкретными
56
Глава первая
специфическими артефактами и формами социальной организации. Этим методом II. П. Ефименко, опираясь на находки женских статуэток, стремился обосновать положение о становлении родовой организации в верхнем палеолите, а П. II. Третьяков, анализируя особенности орнаментов на керамике, высказал соображение об их косвенной связи с локальностью брачного поселения. Несмотря на некоторое несовершенство этих первых попыток улучшить процедуру реконструкции57, само направление поиска советских археологов было плодотворным. К сожалению, возникнув в 30-е годы, оно не получило у нас впоследствии развития и было «открыто» практически заново американской школой «новой археологии» в 60-е годы.
Тем не менее и до сих пор этот «новый» подход к интерпретации археологических материалов остается малоразработанным, и археологи сплошь и рядом чаще всего неосознанно пытаются разом решить две совершенно различные задачи. Выше уже отмечалось, что любой артефакт, любой археологический памятник, любая археологическая культура строго индивидуальны, уникальны и неповторимы. Но каждое индивидуальное явление можно рассматривать либо как именно и только таковое (исторический подход в узком смысле), либо как частное выражение более общего явления (исторический подход в широком смысле) 58. К сожалению, в археологических работах различия между этими двумя подходами часто игнорируются и не только по субъективным, но и по объективным причинам, связанным со спецификой археологических источников. На самом деле на практике археологи используют оба отмеченных подхода. Например, когда они рассматривают специфику орудийного комплекса или особенности хозяйства той или иной группы древнего населения, речь идет об индивидуальном подходе. Но когда они пытаются реконструировать социальные или духовные явления, методы, применяемые ими, таковы, что речь должна идти уже о социологическом подходе. В последнем случае в их выводах, в немалой степени построенных с учетом широкого круга аналогий и сравнительных материалов, отражается вероятностное решение, иначе говоря, статистическая тенденция, независимо от того, насколько она проявила себя в каждом конкретном изучаемом примере. Собственно целью «новой археологии», провозглашенной Л. Бинфордом, и стало повышение степени этой вероятности.
Сложность работы с археологическими источниками проистекает, в частности, из их собственной специфической сущности. В последние годы это было признано многими археологами, и на повестку дня встала проблема археологического источниковедения59. Необходимость последнего настоятельно диктуется тем, что от момента возникновения артефакта до того, как он попадает в руки интерпретатора и становится археологическим источником, проходит значительный период, в течение которого он
ИСТОЧНИКОВЕДЕНИЕ ПЕРВОБЫТНОЙ ИСТОРИИ
57
много раз модифицируется в связи с самыми разнообразными факторами. Стало быть, прежде чем поставлять полноценную историческую информацию, он должен пройти специальную обработку, цель которой и заключается в выявлении всех этих многочисленных факторов, установлении степени их влияния на источник и его «очищении» от «загрязнений».
Рассмотрим важнейшие из этих факторов. Важным достоинством археологического источника принято считать его пребывание в закрытом комплексе. Предполагается, что после выхода из культурного обращения он уже больше не «загрязняется» позднейшей информацией, и всегда можно установить верхнюю временную границу для тех явлений, которые отражаются в археологическом источнике. Но это не должно создавать иллюзию, что археологический источник несет в себе информацию какого-то одного горизонтального временного среза. И он не свободен от разновременных наслоений! Ведь каждая находка свидетельствует по только о той деятельности, в связи с которой она попала в культурный слой, но и о всех предшествовавших видах деятельности60. Каждый предмет создается, передается из рук в руки от изготовителя к потребителю, используется (и не всегда в какой-либо только одной функции!), портится и чинится, гибнет при особых обстоятельствах. Археологам известны многочисленные факты переиспользования орудий труда. Как показали трасологические исследования, «человек в процессе труда превращал топор в тесло, нож — в пилу, молоток — в пест или пест — в молоток, резец —в шило, кинжал — в наконечник копья и т. д.» 61.
Невозможность использовать вещь в ее первоначальном качестве далеко не всегда вела к ее полному изъятию из сферы культуры. Например, сломанные каменные ступы служили нату-фийцам Палестины в качестве намогильных памятников или же могли идти на постройку домов. Такому вторичному использованию подвергались не только произведения своей культуры, но и найденные орудия более ранних обитателей дайной местности. Кстати, это явление довольно часто фиксируется этноархеологами (применение черепков древней глиняной посуды индейцами-пуэбло, древних каменных орудий — австралийцами и т. д.).
Другая существенная особенность археологических данных проистекает из специфики процесса превращения живой культуры в мертвую °2. Процент детей в обществе был во многих случаях несомненно ниже, чем процент детских погребений в иных могильниках, что объяснялось высокой рождаемостью и высокой детской смертностью. Аналогичным образом преобладание костей молодняка в некоторых остеологических коллекциях периодов неолита и бронзы свидетельствует не о высоком содержании молодых домашних животных в стаде, а об их предпочтительном убое в условиях мясного скотоводства. Напротив, редко встречающиеся металлические изделия в культурах энеолита и раннего
58
Глава первая
бронзового века свидетельствуют не об их малом использовании, а о том, что их высоко ценили и берегли и в случае порчи отправляли в переплавку. В принципе сходное явление отмечено у бушменов и эскимосов, которые постоянно носили с собой ножи, луки со стрелами и топоры, однако эти вещи лишь крайне редко встречались на их заброшенных стоянках63. Очевидно, ценные орудия многократного использования в целом гораздо реже попадали в землю, чем вспомогательные, менее ценные. Следовательно, процентное соотношение тех и других в археологических материалах ни в коей мере не является «зеркальным отражением» реального их места в живой культуре.
Как свидетельствуют многочисленные этнографические мате риалы, люди тщательно сделили /за чистотой в поселках и в особенности в домах, периодически' подметая полы жилищ и ритуальные площадки. Поэтому скопления вещей, обнаруживаемые археологами, очень часто пространственно удалены от места непосредственного использования этих вещей.
Наконец, еще одним фактором, влияющим на соотношение живой и мертвой культуры, является намеренное изъятие предметов из живой культуры, итогом чего служит особая группа археологических памятников (захоронения, клады и пр.). В формировании таких памятников заметную роль играл субъективный фактор, связанный с системой ценностных ориентаций, которая отражала облик конкретной культуры весьма своеобразно. Эти памятники в отличие от всех других археологических остатков имели определенную культурную функцию, и уже одно это противопоставляло их остальной культуре, ставило их в особое положение. Вот почему они неадекватно отражали ряд культурных явлений, с которыми, казалось бы, были прямо связаны. Частным примером могут служить особенности погребальной керамики, по которым, как показывают исследования, было бы неверно судить обо всем керамическом комплексе данной культуры64.
Учет характера ценностных ориентаций в неменьшей степени требуется и при анализе сюжетов первобытного искусства. Так, для многих скотоводов Северной и Восточной Африки крупный рогатый скот представлял большое престижное и ритуальное значение. Поэтому его изображения занимали центральное место в их наскальных рисунках, хотя на самом деле мелкий рогатый скот нередко играл в их хозяйственной жизни ничуть не меньшую, а порой даже более значительную роль65.
При оценке археологических источников следует четко сознавать, что они составляют лишь малую часть живой функционировавшей когда-то культуры, причем в трансформированном, преобраясенном виде. По расчетам Д. Кларка, материальная культура, способная служить потенциальным археологическим источником, составляет не более 15% живой культуры66. Однако и эта цифра представляется идеальной. Обычно ппедполага-
ИСТОЧНИКОВЕДЕНИЕ ПЕРВОБЫТНОЙ ИСТОРИИ
59
ется, что после изъятия материальных ценностей из сферы живой культуры они более не изменяются деятельностью людей. На самом деле действительность то и дело опровергает этот вывод: древние погребения подвергаются ограблению, курганы и насыпи распахиваются, городища используются под ремонтные мастерские и т. д. Но даже в том случае, если археологические памятники счастливо избегают этой участи, опасность их разрушения уменьшается не намного, ибо в действие вступают разнообразные природные факторы — нагревание и охлаждение, размывание, выветривание, коррозия и пр.67
Нетрудно догадаться, что в зависимости о г внутренних свойств самих предметов, от их местонахождения и интенсивности действия природных факторов сохранность разнообразных археологических материалов будет не идентичной. Взять хотя бы остеологические остатки: судя по современным исследованиям, при равных внешних условиях одинаковые кости крупных животных сохраняются хуже, чем мелких, по-разному сохраняются и кости животных разного возраста и различные кости скелета одного и того же животного. Экспериментальные и этноархеологи-ческие данные показывают, что палеозоолог способен определить лишь 30—60% фауны, встречавшейся в реальной действительности. Иначе говоря, ошибка в современных количественных фаунистических подсчетах достигает 70—65% 68.
Конечно, описанное явление не ограничивается фауной, а затрагивает самые разные археологические источники. Недавние исследования в Кении показали, насколько быстро разрушаются покинутые стоянки, причем в зависимости от их местоположения этот процесс протекал по-разному. Кратковременные стоянки охотников и рыболовов в условиях Кении сохранились значительно лучше, чем базовые поселки скотоводов, и картина, представшая перед глазами исследователя, воспроизводила реальное соотношение между соседними обществами в сильно деформированном виде. Более богатая в действительности культура скотоводов, составлявших 85% всего населения, выглядела по археологическим источникам значительно беднее, чем культура охотников и рыболовов 6Э.
Следовательно, то, что доходит до археологов, представляв! собой нечто иное, чем просто мертвую культуру, чем те 15%, о которых писал Д. Кларк. По справедливому замечанию Ю. Н. Захарука, следы и остатки результатов деятельности прошлых, уже не существующих обществ имеют специфическую природу и принципиально отличаются от результатов деятельности реально функционирующих обществ в их органической связи с живой динамической культурой70.
Злоключения археологических источников не оканчиваются с прекращением действия выявленных выше факторов. Они с фатальной неизбежностью продолжаются на последующих этапах
60
Глава первая
добычи, обработки и интерпретации археологических данных. Не все материалы поступают к специалистам в ходе научных целенаправленных работ. Бывают случайные находки или находки, обнаруженные людьми, далекими от археологии. В этом случае не только теряется контекст находки, но нередко вещи из одного комплекса достаются разным лицам, что значительно их обесценивает и ведет к утрате большей части информации. Примером служит хотя бы знаменитый «сырдарьинский клад», интерпретация которого до сих пор вызывает споры.
Единственным способом сохранить максимум информации в процессе обнаружения археологических данных являются планомерные археологические раскопки. Но и здесь многое зависит от уровня развития пауки и применяемой методики, от квалификации и эрудиции раскопщика. Теперь уже всем ясно, что с совершенствованием технических средств и методов работы, углублением научных концепций сфера археологических источников неудержимо расширяется. Если первоначально к ним относили только материальные объекты, искусственно преобразованные человеком, то теперь археологов интересует все, что так или иначе отражает человеческую деятельность или влияет на нее: от простейшего орудия до древней географической среды71. Так возникновение новых научных интересов вводит в научный обиход новые категории археологических источников, а они в свою очередь требуют новых методов исследования. Еще недавно, когда метод споропыльцевого анализа применялся весьма ограниченно, а метод флотации вовсе не был известен, терялась многочисленная информация о древней природной среде, характере ее использования человеком и облике древнего земледелия.
К сожалению, археологи, до сих пор еще испытывая нехватку в материальных средствах, вынуждены порой заниматься частичными раскопками древних памятников. Между тем при оценке результатов таких работ всегда безответным остается вопрос о том, насколько адекватно полученные материалы отражают особенности всего комплекса. Иногда для повышения степени этого соответствия археологи стараются получить, казалось бы, бесстрастную объективную выборку, раскапывая, например, курганный могильник или поселение (как это сделал Р. Брейдвуд в Джармо) в шахматном порядке. Такая методика действительно позволяла бы судить о всей генеральной совокупности по выборке, если бы археологический материал располагался по всей площади равномерно. На самом деле особенности пространственного распространения археологических материалов часто бывают непредсказуемы. Даже раскопав 90% площади древнего поселения, археолог рискует составить неверное представление о нем, если на остальных 10% располагался дом вождя или, скажем, ремесленный комплекс. Раскапывая курганы, археологи крайне редко пытаются изучать примыкающую к ним площадь. Л между
ИСТОЧНИКОВЕДЕНИЕ ПЕРВОБЫТНОЙ ИСТОРИИ
61
тем, когда впервые в истории раскопок скифских царских курганов специалисты занялись расчисткой рва, окружавшего курган Толстая Могила, им удалось выявить существенные черты погребального ритуала72. Можно привести и другой пример. Встречая остатки зерен на первобытных памятниках, археологи часто по соотношению разных растений в образце делают вывод об их различной роли в питании человека и об особенностях земледельческих систем. Однако, как продемонстрировал английский палеоботаник Р. Депнел, состав растительных остатков на одном и том же поселении может быть весьма различным в зависимости от места находки73.
Таким образом, на стадии отбора материала также проявляется привнесенный субъективный фактор, в немалой степени влияющий на то, как будет выглядеть «археологический факт»74. Конечно, сам по себе археологический объект представляет объективную реальность. Но для задачи познания истории превобытно-го общества важен не столько он сам, сколько та информация о древнем обществе, которой он способен снабдить исследователя75. Археологи признают два важнейших источника такой информации: сама археологическая находка со всеми ее свойствами и тот контекст, в котором она обнаружена. Однако любая вещь обладает бесчисленным множеством разнообразных свойств, и было бы наивным ожидать, что археолог сможет зафиксировать их все в полном объеме. Да это и не нужно. Ведь для нас важны лишь те свойства вещи, которые сообщают нечто важное о людях, об обществе. Следовательно, имеется возможность резко сузить рамки поиска информации.
Однако специфика археологической науки такова, что, как уже указывалось, круг археологических источников и методов их анализа постоянно расширяется. Когда-то в археологии безраздельно господствовал типологический метод и специалиста интересовали прежде всего форма и размеры предметов. С разработкой методов металлографии и петрографии стало ясно, что не меньший интерес для специалистов представляет состав предметов, проливающий свет на проблему их происхождения и технологию производства. Но ведь археолог оперирует только теми свойствами вещей, которые что-то говорят ему, исходя из уровня развития науки в настоящем. Это, конечно, не означает полной субъективности археологической информации, однако ясно, что она содержит в себе лишь часть истины.
Многозначность и в широком смысле полифункциональность археологических источников делает весьма сложной проблему их классификации. Так, в целом их можно грубо делить на простейшие, или движимые (орудия труда, украшения и т. д.), и сложные, или недвижимые (постройки, поселения, клады, могильники и остатки производства: поля, ирригационные сооружения, гончарные печи и т. д.) 76. В основу классификации артефактов можно
62
Глава первая
положить их морфологические или технологические особенности. Подобного рода классификации имеют формальный характер, так как содержательное начало отступает в них на второй план. Наряду с ними с развитием трасологических исследований появилась возможность создания, казалось бы, более логичной смысловой, функциональной классификации. Однако, во-первых, установить функцию артефакта иногда бывает очень не просто, а во-вторых, функциональная классификация, делая акцент на одни процессы производства и сферы жизни (в особенности на утилитарно-хозяйственную функцию предмета), упускает из вида другие (технологию изготовления, а также такие функции материальной культуры, как информационную, символическую, этнодиф-ферепцирующую и т. д.). Кстати, именно формальная, а не функциональная классификация способна отразить специфический культурный облик данного комплекса и отчленить его от других. Впрочем, термины «формальная» и «функциональная» в отношении классификации всегда условны. Они восходят к распространенному среди археологов узкому пониманию функции в утилитарно-хозяйственном смысле. На самом деле отдельные артефакты обладают не только множеством свойств, но и имеют множество функций. Среди последних, кроме утилитарно-хозяйственной, можно отметить социальную, коммуникативную, эстетическую и др. Поэтому, как уже давно подчеркивают археологи-теоретики, в зависимости от поставленных целей исследователи могут и обязаны пользоваться самыми разными классификациями”.
То же самое относится и к решению вопроса о том, что брать за единицу археологического анализа: тип (А. В. Арциховский), поселение (Чжан Гуанчжи) или археологическую культуру — культурный комплекс (В. И. Равдоникас). По-видимому, или то, или другое, или третье в зависимости от поставленных задач.
Требование поставить на службу науке различные классификационные приемы, ведущее, на первый взгляд, к анархии и как будто бы дезориентирующее исследователя, на самом деле в принципе выполнимо. Это диктуется возможностью выявить существенные связи между разными системами классификации, которые позволяют строить их в едином иерархическом порядке, что отражает объективный порядок, царящий в природе и обществе. Но такая процедура не проста и требует обращения к системному анализу, о котором речь пойдет ниже.
На этапе сугубо археологической обработки полученных материалов, как следует из вышеизложенного, снова большую роль играет субъективный фактор. Он действует в полной мере при выборе признаков для первичного описания, выборе классификационных моделей и отборе признаков для классификации78. Как отмечает целая группа советских исследователей, «в каждом конкретном случае исследователь сам определяет задачи, нужный объем археологического материала, методы его анализа, по-своему
ИСТОЧНИКОВЕДЕНИЕ ПЕРВОБЫТНОЙ ИСТОРИИ
63
использует имеющийся в наличии или собственноручно формирует нужный ему понятийный аппарат, определяет и соответственно реализует свои принципы и методы теоретического исследования. Вследствие этого предлагаемые решения различных вопросов и проблем, как правило, трудно согласуются между собой» ’9.
Субъективизм проявляется не только в подходе к описанию и анализу отдельных вещей, отдельных артефактов, но и в понимании второго важного компонента археологических исследований — контекста. То, в каком виде контекст обретет силу археологического источника, в высокой степени зависит от исследователя. Ограничимся одним примером: археология знает немало случаев, когда развеянные стоянки первобытного человека принимались одними исследователями за однородные комплексы, тогда как другие видели в них несколько смешанных разновременных комплексов80.
Таким образом, полнота и точность информации, полученной от археологического источника, всегда связана с осведомленностью и подготовленностью специалиста и применяемой им методикой. В этом смысле любая такая информация имеет налет субъективизма. Поэтому в археологии, как и в любой другой науке, никогда нельзя достичь абсолютной истины, а можно лишь бесконечно к ней приближаться. Помимо указанной причины, последнее коренится и в некоторых объективных свойствах археологических источников, часть из которых была рассмотрена выше, другая же часть требует дополнительного анализа.
Как уже отмечалось, археологический источник имеет принципиальный недостаток — он утерял связь с живой культурой. Сам по себе он безмолвен, если только речь не идет о находках памятников древней письменности. Да и последние сообщают не о самом источнике, а о совершенно иных аспектах жизни общества. Возможно ли в таком случае реконструировать древнюю культуру во всем ее многообразии? Вот принципиальный вопрос археологии, на который, по-видимому, нельзя, не кривя душой, ответить полностью утвердительно81. Особенно большие сложности вызывает реконструкция тех аспектов жизнедеятельности, в функционировании которых немалую роль играет фактор сознания. А ведь именно такой является издавна дискутирующаяся проблема соотношения археологической культуры и этноса. Как теперь установлено, непременным признаком последнего служит этническое самосознание. Это, конечно, не означает, что этнос представляет собой субъективную категорию. Он всегда связан с реально существующей социальной единицей, носителем культуры. Казалось бы, это предоставляет возможность судить об этносе по его культуре, в частности по материальной. Между тем при углубленном анализе эту возможность остается признать до определенной степени иллюзорной. В современной пауке принято различать культуру этноса, включающую, в частности, интерна
64
Глава первая
циональные компоненты культуры, и этническую культуру, содержащую лишь национально-специфические моменты82. Только выявление элементов последней, следовательно, дает право исследователю видеть за завесой мертвых археологических остатков живые этнические образования.
Но можем ли мы с полной уверенностью утверждать, что шумящие подвески всегда отличали именно финно-угорские группы населения (пример, приведенный В. И. Равдоникасом)? Как свидетельствуют этнографические данные, различные элементы культуры никогда не бывают привязаны к какому-либо одному строго ограниченному этническому образованию. Например, изучавшаяся 3. Наделем культурная общность нуле не отличалась большой четкостью: по одним показателям пупе входили в более широкие культурные блоки, по другим — делились па несколько культурных провинций. Ученому не удалось обнаружить никаких внешних символов этнического единства пупе, которые теоретически могли бы проявляться в одежде, в прическах, украшениях и разнообразных предметах материальной культуры83. Если же этнос связывает себя с какими-либо особыми культурными компонентами, то это происходит часто настолько своеобразно, что иногда не представляется возможным выявить их без знания специфики его этнического самосознания. Так, луа Юго-Восточной Азии отличали себя от соседних юан по 30 различным особенностям культуры. Между тем 16 из последних уже давно ушли в прошлое, а 8 имелись и у соседних юан8i.
Следовательно, не так уж и неправ был В. И. Равдоникас, когда на заре советской археологии предупреждал против безоговорочного отождествления археологических культур с конкретными этническими единицами, хотя он при этом и впадал в противоположную крайность, призывая полностью отказаться от поисков в этом направлении85. Широкие исследования, проведенные у североамериканских индейпев, показывают, что с определенной долей вероятности археологи могут вычленять отдельные группы родственных племен. Конечно, индекс, введенный для этого Д. Кларком (65% сходств в материальной культуре), допускает известные отклонения, так как в одном случае даже у неродственных племен оказалось 87% сходств. Вместе с тем он более всего приближает нас к действительности, потому что при его понижении до 60% в группу приходится включать до 20% неродственных комплексов, а при повышении до 70% из нее может выпасть более 50% родственных88.
Пониманию пространственной специфики археологических источников в течение долгого времени мешал так называемый нормативный подход, который некогда господствовал и в этнографии. Считалось, что норма полностью реализуется па практике, т. е., например, в условиях матрилокальности все члены общины живут матрилокально, а археологический тип и археологическая культу-
ИСТОЧНИКОВЕДЕНИЕ ПЕРВОБЫТНОЙ ИСТОРИИ
65
ра состоят соответственно из тождественных однопорядковых компонентов. На основании этой концепции возникла, в частности, такая система доказательств, согласно которой при матрилокаль-ности все женщины жили исключительно в своих общинах, навыки гончарства передавались только от матери к дочери и, следовательно, сосуды, произведенные в каждом из родовых подразделений, отличались друг от друга. Между тем, как показало специальное обследование индейцев-пуэбло, несмотря на их прямо противоположные утверждения, обучение на самом деле велось не только матерями и не только в своих общинах, в результате чего сходство керамических стилей отражало иногда межобщинные связи, а иногда — даже и межэтнические87.
Выступивших против нормативного подхода Д. Аберля и Л. Бинфорда88 в последние годы поддержали многие другие археологи. На гребне этой волны возникло новое понимание археологических типов и комплексов как политических единств (Д. Кларк). Иначе говоря, теперь признается, что каждое из таких единств включает сумму вариативных признаков и свойств и, следовательно, входящие в него однопорядковые компоненты не тождественны друг другу89. Археологический факт приобрел статистический характер.
Таковы особенности археологических источников в их пространственном измерении, затрудняющие историческую трактовку региональных археологических общностей. Еще большим своеобразием они отличаются, если подойти к ним с точки зрения временной перспективы. Археологическое время — время особое. Археолог очень часто не имеет возможности фиксировать определенное время, а вынужден оперировать временными периодами неопределенной длительности. Он способен восстановить последовательность отдельных явлений, но не способен точно установить, как долго длилось то или иное явление. Встречая объекты индивидуального пользования, археолог часто не может сказать, свидетельствуют ли они о деятельности одного человека, двух разных, но живших одновременно людей или же людей, принадлежащих к различным разорванным во времени поколениям. В этом случае ему вполне хватает знаний для реконструкции эволюции технологии или материальной культуры, однако их совершенно недостаточно для суждения о демографической картине, о характере социальных отношений и социальных общностей, о некоторых особенностях хозяйства и т. д. Например, найдя груду костей, оставшихся от праздничного пиршества папуасов, археолог скорее всего сделает вывод о регулярном питании их мясом и реконструирует соответствующую социохозяйственную систему. И ошибется, так как праздник с массовым поеданием свинины совершался у папуасов раз в несколько (от 4—5 до 15) лет, а в остальное время они ели мясо крайне редко и у них отмечалось белковое голодание90. Другой пример связан с демографи
66
Глава первая
ческими реконструкциями. Те же папуасы часто переходили с места на место, из общины в общину п не жили всю жизнь в одном доме. Более того, некоторые дома временами вообще стояли пустыми. Поэтому в каждый данный момент при постоянном количестве домов в поселке размеры общинной группы были различными. Иногда археологи склонны связывать дома с отдельными семьями. Но у папуасов мужчины жили в особых мужских домах, а женщины с детьми — в отдельных хижинах, и не всегда эти типы строений внешне отличались друг от друга. Какими критериями будет руководствоваться археолог, вычисляя размеры такой общины и реконструируя ее социальный облик? 91
А ведь здесь речь идет о минимальных временных промежутках. Те периоды, с которыми обычно имеет дело археолог, значительно длиннее. Они охватывают целые поколения, на протяжении которых культурный слой накапливался регулярно, а материальная культура по своему качеству и стилистическим особенностям не претерпевала существенных изменений. За это время могли произойти важные модификации в социальной и духовной жизни общества, которые останутся незафиксированными археологом. Отсутствие жестких связей между изменениями в материальной культуре, с одной стороны, и другими сферами жизнедеятельности, с другой, ставит перед археологом существенную проблему92.
Обработка археологического материала — не самоцель для археолога, а лишь необходимый подготовительный этап для выполнения главной задачи — археологической реконструкции. Между тем мы еще очень плохо представляем особенности этой заключительной процедуры археологического исследования. Об этом красноречиво свидетельствует тот факт, что, глубоко рассмотрев принципы анализа археологических источников, группа советских авторов так и остановилась перед этапом исторической реконструкции, отметив безраздельное господство здесь интуиции93.
Конечно, процедуру иптерпертации нельзя понимать как нечто единое. В той или иной степени интерпретация происходит уже на стадии первичной обработки материала94. Идентификация каменного орудия в качестве топора тоже относится к интерпретациям. Такого рода идентификации в последнее время надежно устанавливаются с помощью трасологического метода (С. А. Семенов). Однако в данном случае нас интересуют интерпретации высшего уровня, т. е. реконструкция различных аспектов культуры и общества. Нам представляется, что единственно верным путем к выполнению этой задачи является обращение к теории систем. Такой поворот уже наметился в работах некоторых археологов95, но многое еще остается неясным, начиная с критериев выделения субсистем и кончая местом, отводимым в них материальной культуре.
Очевидно, решение различных исследовательских задач до
ИСТОЧНИКОВЕДЕНИЕ ПЕРВОБЫТНОЙ ИСТОРИИ
67
пускает построения систем разного ранга. Ограничимся рассмотрением системы высшего уровня иерархии, которую предлагает разработанная некоторыми советскими специалистами теория культуры. В широком смысле культура понимается как «специфически характерный для людей способ деятельности и объективированный в различных продуктах результат этой деятельности» 9е. Отсюда вытекают два важных вывода, имеющих непосредственное отношение к решению задач археологической реконструкции. Во-первых, главным структурообразующим фактором в системе культуры следует признать саму человеческую деятельность, характер которой и определяет наличие внутри культуры разнообразных подсистем. Во-вторых, будучи результатом различных видов деятельности, материальные объекты входят соответственно и в различные подсистемы. Следовательно, в культуре как системе надо строго различать два прорезающих друг друга структурных разграничения: по видам деятельности опа членится на множество подсистем, но каждая из последних включает как определенные формы деятельности и социальные отношения в процессе этой деятельности, так и материальное их воплощение, их продукты97.
Последнее разграничение с неизбежностью присутствует в каждой подсистеме. Что же касается самих подсистем, то они столь же многообразны, как и виды самой деятельности. К ним относятся культура производства, культура потребления, социо-нормативная культура, физическая культура, религиозная культура, художественная культура и пр. Названные подсистемы сами по себе тоже иерархичны и включают более дробные подразделения. Например, культура производства распадается на культуру производства материальных и духовных ценностей, с одной стороны, и культуру воспроизводства самого человека, с другой. Но так как человек воспроизводится как существо социальное, то последняя включает не только физическое воспроизводство и сопутствующие ему культурные атрибуты, но и социальное воспроизводство, т. е. социализацию личности, системы воспитания.
Иногда в конкретных исследованиях возможно применение упрощенных схем членения культуры, акцентирующих внимание на те или иные ее существенные аспекты. Одна из них была недавно предложена К). И. Мкртумяном98. Вместе с тем слишком общий подход к выделению культурных подсистем, который встречается у некоторых археологов", не удовлетворяет целей и задач археологии и ведет к дополнительной потере многочисленной информации. Практика археологических интерпретаций настоятельно требует создания более дробных систем классификации культурных явлений.
Вскрывая объективный порядок, господствующий в социокультурных организмах, системный подход позволяет видеть в
68
Глава первая
материальных объектах не бессвязное скопление случайных вещей, а существенное выражение определенных культурных процессов и явлений. Это-то и позволяет археологическим остаткам служить важными источниками исторической реконструкции.. Однако применение системного подхода на практике встречает определенные трудности. Не говоря уже о том, что сам он еще находится в стадии разработки, его использование возможно лишь при наличии крупных полноценных хорошо обработанных комплексов археологических материалов, а это бывает далеко не всегда. Кроме того, определенная сложность связана с многозначностью вещественных памятников, которые могут одновременно выполнять несколько функций и входить в несколько подсистем. Впрочем, это создает не только дополнительные трудности, но и открывает широкие возможности для взаимопроверки выводов, полученных по различным материалам.
Иногда в археологической литературе встречается убеждение, что археологи способны восстановить культуру прошлых веков «во всем ее многообразии». Это мнение представляется чересчур оптимистичным, так как деятельность иногда материализуется в таких видах поведения и его результатах, которые не дают материальных остатков. Судя по современным данным, даже хорошо известные мифологические сюжеты бывает далеко не просто отождествлять с синхронными им изобразительными мотивами, а порой эта задача остается вообще невыполнимой 10°. Что же говорить о детальной реконструкции духовной жизни древних людей по оставленным ими памятникам изобразительного искусства? По-видимому, реконструктивные возможности археологии ограничены вполне определенными рамками. Даже там, где реконструкции в принципе возможны, они по большей части имеют вероятностный характер.
И, наконец, последнее, что необходимо учитывать при использовании системного подхода. На определенном этапе исследовательской процедуры культура неизбежно выглядит статичной, а ее подсистемы равноправными. Но если мы хотим реконструировать живую культуру — а она является таковой лишь в динамике — нам следует рассматривать ее подсистемы во взаимосвязи друг с другом, в порядке их соподчиненности, непременно различая базисные и надстроечные явления 101.
Обладая уникальными возможностями оперировать материалами, которые когда-то составляли живой фонд древних культур, археология остается одним из наиболее действенных способов проникновения в глубины истории. Вышеупомянутые недостатки и сложности, вытекающие из ее современного состояния, следует относить к «болезням роста». С разработкой археологического источниковедения и совершенствованием методов исследования археология способна значительно прояснить картину прошлых эпох и существенно раздвинуть рамки исторической науки.
ИСТОЧНИКОВЕДЕНИЕ ПЕРВОБЫТНОЙ ИСТОРИИ
69
4.	Антропологические источники
Антропологические источники никогда не становились предметом специального обобщающего исследования: антропология, не будучи исторической дисциплиной, лишена источниковедческого аспекта. Казалось, бы, что историческая антропология, т. е. комплекс антропологических данных, используемых для исторических реконструкций, должна была бы занять в этом отношении особое место. Однако источниковедение исторической антропологии осталось неразработанным ‘°2.
Для первобытной истории наиболее информативны данные антропогенетического раздела антропологии, и в первую очередь данные палеоантропологии103. Изучение ископаемых форм человека нацелено прежде всего на восстановление физического облика наших предков, па решение проблемы происхождения и эволюции гоминид, принадлежащей в равной степени к области интересов и антропологии, и первобытной истории. Но изучая генезис человека, палеоантропология одновременно поставляет и прямые или косвенные данные о генезисе общества, о двуедином процессе антропосоциогенеза.
Эволюция физической организации человека, и в особенности гоминидпой триады, т. е. прямохождения, руки и мозга, позволяет судить о развитии трудовой деятельности. Черепа и эндокраны (слепки полости черепа) содержат указания на особенности психики предшественников человека современного вида, на их способность к мышлению и речи, а эти данные палеоантропологии в свою очередь способствуют решению вопросов, связанных с формированием человеческого общества.
По одонтологическим находкам можно судить о характере питания наших предков. По рельефу скелетных остатков составляется представление о мускулатуре, а следовательно, и о физических возможностях древнейших и древних людей. Те же скелетные остатки могут свидетельствовать о некоторых заболеваниях, а тем самым — и об условиях жизни, питания и т. п. На палеоантропологических данных строит свои выводы палеодемография, предлагающая гипотезы о половозрастном составе рождаемости и смертности, что также открывает определенные возможности для суждения об организации первобытных коллективов.
Так, свидетельства ранней смертности палеолитических женщин допускают предположение, что короткие контакты между поколениями делали невозможными межпоколенные половые связи104. Данные мезолитических могильников позволяют определить долю людей добрачного возраста, а тем самым и предположительно рассчитать долю унилинейных родственников при унилокальном браке <05.
Очень ценный материал для социологических гипотез дают палеоантропологические находки с такими искусственными по
70
Глава первая
вреждениями, как проломы и трепанации черепа, ампутации конечностей и т. п. (например, по частоте прижизненных повреждений артефактами можно судить о частоте конфликтов). Обожженные и расколотые длинные кости свидетельствуют о каннибализме. В знаменитом шанидарском скелете старика с ампутированной задолго до смерти правой рукой усматривается доказательство сплоченности его коллектива10е. В палеоантропологии существует относительно разработанная методика анализа материала, позволяющая осуществлять реконструкции как на индивидуальном, так и на групповом уровне107.
Другая область исследования, традиционно (хотя, может быть, не бесспорно) включаемая в антропогенетический раздел антропологии,— приматология — также снабжает первобытную историю фактами для исследования не только биологической, но и социальной стороны антропосоциогенеза. Изучение ископаемых и современных обезьян дает возможность увидеть тот путь, по которому шло развитие высших человекообразных и предлюдей, причем не только морфологической организации, но и высшей нервной деятельности, а стало быть, со своей стороны помогает понять зарождение труда, мышления и речи. В последние два десятилетия, когда лабораторная зоопсихология сменилась активным изучением животных в природной среде, особую ценность приобрели данные этологии приматов, которые в определенных границах могут быть использованы для уяснения механизмов перехода от стада прегоминин к праобщине древних людей108.
Еще один раздел антропологии — расоведение — проливает свет па первоначальную дифференциацию и динамику человеческих рас, а его подраздел «этническая антропология» дает ценную информацию для комплексного исследования проблем этногенеза 109. Использование этноантропологических данных как первобытноисторического источника оправдано методологически. Хотя раса и парод, язык или культура лишены причинной связи (хорошо известно, что люди одной расы могут принадлежать к разным этносам, говорить на разных языках и соответственно обладать разными особенностями культуры), между ними нередко наблюдаются определенные пространственно-временные сопряжения (главным образом за счет так называемых малых рас, антропологических типов и т. п.), что делает возможным применение расоведческих данных для реконструкции социально-исторических явлений. В решении этих задач к расоведению примыкает сравнительно новый раздел антропологии — физиологическая антропология.
Данные антропологии принадлежат к числу наиболее привлекательных источников первобытной истории, обладающих достоинствами естественнонаучных явлений. Однако и у них есть свои недостатки. Палеоантропология пока еще нечасто располагает массовыми сериями, единичные же и подчас фрагментарные
ИСТОЧНИКОВЕДЕНИЕ ПЕРВОБЫТНОЙ ИСТОРИИ
71
находки далеко не всегда позволяют решить, где правило, а где исключение. К тому же данные палеоантропологии, как и данные археологии, все же дают немного для социально-исторических реконструкций и по большей части допускают неоднозначные толкования.
Да, пробоины от артефактов на черепах древних людей свидетельствуют о смертельных схватках, но между кем: членами одной или разных групп? Да, крапинские неандертальцы были каннибалами, но кого они ели: своих или чужаков? И т. д. и т. п. Важно, однако, что возможности антропологии как источника первобытной истории увеличиваются вместе с расширением ее фактуальной и совершенствованием ее методической базы.
Широкие возможности для внутридисциплипарного синтеза как антропологических источников, так и получаемой из них информации открывает сама методика антропологии. В ее основе лежит антропометрия, обеспечивающая сравнимость научных характеристик, в том числе и суммарные сопоставления, для чего в последнее время стали применяться методы математической сгатистики. Антропометрическим методам немногим уступают описательные приемы антропологии с их унифицированными шкалами и системами баллов. Правда, все это относится преимущественно к синтезу обильных данных расоведения110, данные палеоантропологии, как отмечалось, несравненно более скудны.
Однако и в этой области унифицированная методика краниометрии и остеометрии обеспечивает сравнение и сведение воедино имеющейся информации. Так, в палеодемографии рассчитанные но материалам могильников основные демографические характеристики (половозрастной состав, средний и максимальный возраст и т. п.) могут быть легко сопоставлены между собой, что намного повышает точность и значимость конечных выводов И1. Вместе с тем системность этих данных при достаточно широких сопоставлениях дает возможность восстановить недостающие звенья в цепи взаимосвязанных палеодемографических фактов.
Впрочем, некоторые антропологические источники и соответствующая информация лишь с трудом поддаются обобщению. К их числу относятся, например, наблюдения за поведением обезьян, используемые для реконструкции начального этапа социогенеза. Различия в экологии и этологии разных (даже близких) видов приматов существенно ограничивают возможность сведения соответствующих данных и их экстраполяции в сообщества прего-минин. Все же и здесь в известных границах возможен осторожный синтез общих для разных видов человекообразных поведенческих характеристик. Такие исследования ведутся, но единообразная и достаточно объективная методика пока не выработана 112.
72
Глава первая
5.	Лингвистические источники
Лингвистические, или языковые, источники исторической реконструкции первобытности могут быть подразделены на две категории — прямые и косвенные. Суть этого деления не в относительной легкости или сложности источниковедческих процедур и даже не в степени достоверности извлекаемой из источников информации. Прямые лингвистические источники — это источники сведений о древнейших состояниях самого языка, т. е. в данном случае о первобытных языках. Косвенные лингвистические источники — это языковые данные о неязыковых фактах, т. е. в данном случае об отраженных в языке особенностях первобытного мышления, культуры в узком смысле слова и экологии. Косвенное использование лингвистических источников в реконструктивных целях известно под названиями «лингвистической палеонтологии», «исторической лингвистики» и т. п., а исследовательская техника, позволяющая судить по восстановленным лексемам о скрытых за ними реалиях,— под названием «Worter und Sa-chen» («слова и вещи») “3.
Основным инструментом выявления древнейших состояний самого языка является сравнительно-исторический метод в его историко-генетической разновидности. Как уже говорилось выше, этот метод возник в лингвистике, причем именно здесь он получил настолько основательную разработку, что даже дал многим исследователям повод рассматривать его как один из наиболее точных в гуманитарных науках. Правда, обеспечиваемая им точность все же относительна, так как генетическое родство лингвистических фактов не всегда может быть с уверенностью отделено от конвергенции (изоморфизм) и заимствования (сродство). Но в большинстве случаев специальные приемы (в частности, построение алгоритмов перевода системы одного языка в систему другого 114) делают такое различение возможным, и историко-генетический метод позволяет выявить прежние языковые состояния вплоть до очень древних. Сделана даже попытка возвести многие языковые семьи к одному общему мезолитическому корню 115.
Как же выявляются прежние языковые состояния? Первый этап исследования — установление закономерных соответствий между фонологическими системами изучаемых языков с выявлением на этой базе семей и подсемей родственных языков. На втором этапе реконструируются архетипы, или праформы, этих семей и подсемей, т. е. те предковые языки, которые дали начало позднейшим языкам. Восстанавливается самый ранний из архетипов —праязык, или, как чаще говорят в современной лингвистике, язык-основа, и строится общее генеалогическое древо языковой семьи. Наконец, на третьем этапе может быть проведена хронологизация и локализация ствола и ветвей этого
ИСТОЧНИКОВЕДЕНИЕ ПЕРВОБЫТНОЙ ИСТОРИИ
73
древа, позволяющая представить его во времени и в пространстве "6.
До недавнего времени сравнительное языкознание имело дело только с относительной, но не с абсолютной датировкой: скажем, устанавливалось, что общеславянский или общегерманский язык моложе общеиндоевропейского. В 1950-х годах М. Суодеш предложил метод абсолютной глоттохронологии, или лексикоста-тистики, по идее сходный с изотопными методами в археологии. Сторонники этого метода исходят из того, что в каждом языке есть основное лексическое ядро (сейчас в нем насчитывают примерно 100 местоимений, числительных, названий частей тела и т. и.), элементы которого сохраняются и соответственно утрачиваются с приблизительно постоянной скоростью на каждом крупном отрезке времени, и что, следовательно, доля сохранившихся генетически близких элементов ядра в любой паре родственных языков позволяет вычислить время с начала процесса языковой дивергенции. Противники этого метода указывают на негаранти-рованность постоянной скорости процесса сохранения и утраты лексем и на произвольность их отбора для основного лексического ядра “7.
Как бы то ни было, прямые лингвистические источники позволяют судить о многом. Генеалогические древа языковых семей проливают свет на древнейшие процессы дивергенции родственных этносов; пласты чужеродной лексики и грамматические новообразования — на процессы ассимиляции аборигенов (субстраты) или пришельцев (суперстраты); менее обширные лексические заимствования — на этнокультурные контакты118. Все эти вопросы, однако, редко исследуются и решаются на одной только лингвистической основе. В частности, при исторической реконструкции этнических и этнокультурных процессов обычно привлекаются как равноправные или корректирующие антропологические, этнографические, археологические, а при их наличии и письменные источники.
Прямое использование лингвистических данных имеет место также при реконструкции древнейших пластов языка путем сопоставления каких-либо остаточных языковых явлений с аналогичными живыми явлениями в языках народов, отставших в своем развитии. Здесь лингвисты применяют приемы, практически не отличающиеся от метода пережитков в этнографии.
Косвенное использование языковых данных, как правило, более спорно. Прежде всего высказывались и продолжают высказываться разные взгляды на тесноту связи между языком, с одной стороны, и мышлением — с другой. Язык заметно изменяется исторически, что же касается мышления, то его эволюция представляется, по крайней мере части исследователей, менее очевидной, и вопрос, различаются ли типы мышления, скажем, кроманьонцев и нас самих, остается открытым119. Соответственно нет
74
Глава первая
однозначного ответа на вопрос, отражает ли грамматический строй языка и его словарный фонд уровень мышления, например способность к абстракции у тех, в чьем языке за отсутствием надобности нет обозначения абстрактных понятий. В противоположность этому связь между языком и культурой, а также природным окружением общепризнанна, хотя и она не понимается в том смысле, что более развитой культуре непременно соответствует более совершенный язык. Связь здесь в том, что словарный состав и семантический контекст, обслуживая потребности общества, отражает явления культуры (и природы), характерные для общества — носителя языка. Значит, эти состав и контекст могут служить историческим, в том числе первобытноисторическим, источником 120.
Имеется несколько направлений использования языковых данных для исторической реконструкции неязыковых культурных явлений первобытности. Отметим два, представленные особыми лингвистическими субдисциплинами — этимологией и ономастикой.
Этимология изучает происхождение слов и трансформацию их смысла, связанную со сменой этимона — первоначального значения 121. Целям первобытноисторических реконструкций чаще всего служат пережиточные, точнее дериватные, лексемы. Примером (постоянно приводимым из-за своей выразительности) может служить русское слово «стрелять», напоминающее в эпоху огнестрельного оружия об оружии первобытном. Точно так же русское слово «кузнец» (ср. «козни») служит воспоминанием о том, что в большинстве первобытных обществ кузнецы и кузницы внушали страх; латинское слово «calculus» (счет) напоминает о некогда использовавшихся для этого и носивших то же название камешках, а современная денежная единица Нигерии «седи» (раковина) — о первобытных деньгах-раковинах. Определенные возможности в восстановлении картины древнейшего культурного состояния открывают и сравнительные аспекты этимологии. Так, наличие у сванов общих с другими картвелами лексем в скотоводческой и отсутствие их в земледельческой терминологии позволяет предположить, что скотоводство было для сванов более древним занятием, чем земледелие. Ясно, что во всех этих и подобных случаях этимология смыкается с исторической лингвистикой и основывается на исторических реконструкциях.
Ономастика изучает собственные имена, в том числе наименования этносов (этнонимика), людей (антропонимика) и географических мест (топонимика). Все ее разделы одинаково ценны для первобытноисторических реконструкций, по каждый из них имеет как общие, так и свои специфические зоны исследования. В частности, этнонимика по самоназваниям этносов и данным им соседями наименованиям часто может пролить свет на этническую принадлежность и локализацию, взаимоотношения, даже
ИСТОЧНИКОВЕДЕНИЕ ПЕРВОБЫТНОЙ ИСТОРИИ
75
на формы социальной организации (например, распространенное племенное самоназвание со значением «люди», «настоящие люди» и соответственно отнесение иноплеменников к «нелюдям» рассматривается некоторыми исследователями как аргумент в пользу разложения родовой организации). Антропонимика много дает не только для определения этнической принадлежности, но и для восстановления картины обрядов и верований, нередко также социальной структуры общества (скажем, наличие «доблестных» имен воинов, «смиренных» рабских имен). Топонимика позволяет определить этническую принадлежность прежнего населения области, границы его расселения, темпы его вытеснения пришельцами, особенности исчезнувшего ландшафта и т. и. Имеются в ономастике и свои ловушки (так, «смиренные» имена могут быть обманными, призванными отвлечь «злых духов»), избежать которые трудно без учета этнографической и иной информации. Но в целом эта субдисциплина принадлежит к числу быстро развивающихся и успешно накапливающих свои материалы и исследовательские приемы 122.
Лингвистические источники добываются при изучении как языков бесписьменных народов (в этом случае они до некоторой степени компенсируют отсутствие памятников собственной письменности), так и языковых фрагментов в письменных сообщениях соседей о таких племенах. Они используются не только для изучения отставших в своем развитии племен, но и для исторической реконструкции первобытного прошлого более развитых народов.
6.	Письменные источники
Письменные источники первобытной истории — это сообщения уже обладающих письменностью классовых обществ об их еще бесписьменных первобытных соседях. Они, таким образом, появляются не ранее IV тысячелетия до н. э., имеют отношение только к СПО и к тому же по большей части лишь к племенам ближней первобытной периферии. Зато применительно к этим последним они часто содержат уникальные сведения, обладающие, впрочем, не только достоинствами, но и недостатками свидетельств письменных источников.
Одно из основных преимуществ письменных источников — твердая фиксированность заключенной в них информации. В отличие, например, от устных источников (в особенности свободных традиций) они не меняют своего облика, допуская многократное прочтение. В этом они сродни вещественным источникам, но намного превосходят их своей информативностью, особенно в отношении общественной жизни и идеологии.
По развитой Дж. Гуди (впрочем, достаточно самоочевидной) мысли, именно появление письменности сделало возможным воз
76
Глава первая
никновение научной 123, а стало быть и источниковедческой критики. И действительно, в исторической науке полнее всего разработана методика исследования письменных данных, в чем следует видеть еще одно важное преимущество этого типа источников.
В то же время письменные источники первобытной истории отличаются от других ее источников характером адекватности извлекаемой из них информации. Письменные сообщения обычно несут на себе более глубокий отпечаток индивидуального или коллективного авторства, чем вещь, слово или обычай. В них почти всегда полнее отражены классовые, кастовые, сословные, политические, культурные, этнические, а в более позднее время — и научные тенденции творца источника. Это и понятно. Упорядоченная письменность — всегда достаточно продвинутый результат дифференциации физического и умственного труда, а следовательно, и далеко ушедшего от своих начальных форм социального расслоения и культурного разрыва в человеческом обществе.
В других отношениях письменные памятники сродни большинству иных первобытноисторических источников, использование которых требует проникновения в чужую социокультурную систему. Они обычно принадлежат к чужому для нас времени и всегда — к чужому по отношению к объекту информации народу. Если первое ослабляет адекватность нашего восприятия источника 124, то второе, будучи почти всегда сопряжено с той или иной степенью этноцентризма, еще более снижает адекватность отражения объективной реальности.
Классический пример подобной неадекватности второго рода представляют использованные Л. Г. Морганом миссионерские корреспонденции о гавайцах, которые были одной из причин ошибочности его реконструкции начальных форм брака и семьи. Едва ли эти корреспонденции были сознательной фальсификацией фактов: миссионеры просто оказались не в состоянии понять глубоко чуждые им обычаи. Иноэтничность и связанный с ним этноцентризм зачастую бывают двойными и тройными: скажем, когда европейский исследователь пользуется сообщениями арабских авторов о племенах Тропической Африки — авторов, в свою очередь не обязательно получивших сведения именно в этих племенах.
Здесь несколько ступеней извлечения информации, и на каждой из них свидетельства могут толковаться на свой лад. Сказанное не означает, что мы в какой-то степени разделяем распространенный в западной этнографии феноменологический взгляд на принципиальную непознаваемость иноэтничных и чужекуль-турных явлений125. Речь идет лишь о тех трудностях в преодолении архаичности и этноцентризма, которые возникают при так называемом лингвистическом истолковании письменных источни
ИСТОЧНИКОВЕДЕНИЕ ПЕРВОБЫТНОЙ ИСТОРИИ
77
ков вообще, письменных источников первобытной истории в особенности.
Критика и синтез письменных источников первобытной истории ведутся в русле обычных методов источниковедения собственно истории. Здесь также в первую очередь подлежат исследованию оригинальность и достоверность сообщений, т. е. дифференциация непосредственных наблюдений и сведений, исходящих из вторых рук, действительных фактов и тенденций в их интерпретации, сущего и должного и т. п. Однако для письменных источников первобытной истории значение критики и синтеза еще больше, чем для многих других письменных источников. Это связано с теми же трудностями преодоления разноэтничности автора и объекта сообщения, а нередко также автора сообщения и позднейшего исследователя.
Вот характерный пример, показывающий специфические сложности в этой области. Сыма Цянь приводит слова китайского сановника Лю Цзина о том, что один из хуннских шаньюев убил своего отца, занял его место и «женился на матерях». Что же, хунну практиковали инцест? Подобный вывод предотвращается свидетельствами других китайских источников о существовании у хунну отцовского левирата126. Становится очевидным, что слова Лю Цзина — всего лишь преломление китайской этики, не делавшей различия между родной матерью и другими женами отца.
Другой пример. Ал-Хамдани упоминает, что у многих африканских народов, в частности народов Судана, мужчинами правит мужчина, а женщинами — женщина. Это уникальное сообщение осталось бы непонятным, если бы свидетельство Ибн Батутты не показало, что Ал-Хамдани истолковывал сквозь призму порядков арабской большой семьи местный институт женщин-соправительниц127.
Разумеется, подобного рода аберрации могут возникать и в одной и той же этнической среде в результате большого временного разрыва. Ведь каждая историческая эпоха порождает не только специфические типы исторических источников, но и свои особенности терминологии, нормативных представлений и т. п. Но разноэтничность повышает вероятность искаженного восприятия.
Ясно, однако, что письменные источники первобытной истории и основанную на них информацию можно синтезировать только тогда, когда они есть. В этом отношении исследователи разных исторических эпох существования СПО и различных районов ойкумены находятся в неравном положении. Как правило, база для обобщения тем уже, чем древнее цивилизация с ее письменными свидетельствами о первобытной периферии и чем отдаленнее эта периферия.
Кроме того, с пространственным расположением синполи-тейной периферии нередко связана ее стадиальная продвинутость,
78
Глава первая
и поэтому ранние этапы первобытной истории («отстающая периферия») обычно затронуты в письменных источниках намного меньше, чем поздние («передовая периферия»). Европейские письменные источники нового времени по истории Африки несравненно обильнее, чем античные или арабские средневековые, а античные источники по германцам содержательнее, чем по бриттам, особенно внутренних областей острова. А в соответствии с различными возможностями синтеза письменных источников первобытной истории неодинаков и удельный вес извлекаемой из них информации в междисциплинарном первобытноисторическом синтезе.
Мы не будем здесь касаться профессиональных исследований, отнесение которых к категории источников само по себе представляется сомнительным.
7.	Естественнонаучные источники
и естественнонаучные методы исследования
Проблема вычленения особой категории естественнонаучных источников встала перед источниковедением сравнительно недавно. И до сих пор, как об этом уже говорилось выше, многие историки считают историческими источниками лишь продукты человеческой деятельности. В последние годы в науке появился и иной подход, заметно расширивший круг исторических источников. В широком смысле к последним следует причислять все, что дает историку представление о прошлом и позволяет ему его объяснять, в частности естественно-географическую среду (историческая география), физико-психические свойства человека (антропология, психология) и т. д. На этой основе в последние годы происходит обогащение исторической науки естественнонаучными данными и методами, что помогает взглянуть на прошлое по-новому и увидеть его в весьма неожиданных ракурсах128.
Для истории первобытного общества категория естественнонаучных источников представляет особый интерес, так как в условиях слабого развития культуры жизнь первобытного человека во многих своих проявлениях была тесно связана с природной средой. При этом в суровых условиях первобытности человек не оставался пассивным созерцателем, а активно вступал во взаимоотношения с природой. Это ставит определенную проблему, так как нередко бывает трудно четко отделить девственную природу, влиявшую на человека, от той, которая была им так или иначе преобразована. А ведь воздействие человека на окружающую среду восходит к глубокой древности, когда деятельность охотников (поджоги растительности, истребление животных и т. д.) в определенной степени видоизменяла ландшафт и влияла на ареалы фауны и флоры. Следовательно, анализируя естественно-географическую среду в качестве исторического источника, необходимо
ИСТОЧНИКОВЕДЕНИЕ ПЕРВОБЫТНОЙ ИСТОРИИ
79
всегда иметь в виду эту двустороннюю связь между природой и культурой, связь, которая заставляет расчленять природное окружение на две части: ту, которая влияла на первобытное общество, но сама не подвергалась его воздействию (климат, основные физико-географические черты местности и т. д.), и ту, которая этого воздействия не избежала. В качестве источника вторая тесно смыкается и переплетается с историческими источниками в узком значении этого термина.
Активное привлечение в помощь истории естественных наук заставило во многом по-новому взглянуть и на традиционные исторические источники, открыть в них такие грани, которые прежде и не предполагались. И это до некоторой степени меняет сам облик традиционных источников, а со временем, возможно, и повлияет на их место в источниковедческой классификации. Например, долгое время обгоревшие остатки жилища служили исключительно одной цели — реконструкции его первоначального вида.
В настоящее время ученые научились использовать их и иначе: во-первых, для получения абсолютных датировок с помощью радиоуглеродного анализа, во-вторых, для суждения о древней природной обстановке с помощью палеоботаники.
Введение в научный обиход естественнонаучных источников существенно расширило познавательные возможности истории первобытного общества, сделало ее аналитическую процедуру значительно более конкретной12Э. Естественнонаучному анализу в настоящее время подвергаются самые разнообразные материалы — камень, уголь, почва, глина, керамика, стекло, краска, металлы, дерево, зерна, пыльца, ткани, кости, рог, раковины, шкуры, волос, шерсть и пр. Полученные данные используются для реконструкции древнего климата, ландшафта, ареалов фауны и флоры и их изменений как под влиянием естественных причин, так и в связи с человеческой деятельностью. Другой важной проблемой является воссоздание особенностей хозяйства древнего человека и его специфических методов. Особенно важные результаты в этом направлении получены применительно к истории становления и развития древнейших отраслей производящего хозяйства — земледелия и скотоводства. Третья проблема связана с производством и использованием различных объектов материальной культуры. Это направление исследований охватывает обширный круг вопросов: происхождение сырья, способы его добычи и транспортировки, технологические приемы изготовления вещей, специфика их использования, пути обмена сырьем и готовой продукцией и т. д. К настоящему времени особенно большие успехи достигнуты в области изучения древней металлургии, много сделано и для понимания техники изготовления и использования каменных орудий.
Наконец, еще одной задачей, которая встала перед специали
80
Глава первая
стами сравнительно недавно, является изучение системы положительных знаний древнего человека. Без естественнонаучной подготовки ее решение вряд ли возможно. Любое производство (металлургия, гончарство и т. д.) требовало специальных знаний и навыков, связанных как со свойствами материалов, так и с их обработкой. Даже охота, собирательство и рыболовство не могли нормально развиваться без определенных знаний об особенностях фауны и флоры. Ясно, что только квалифицированный исследователь может глубоко осознать все эти факты, имеющие прямое отношение как к предыстории науки, так и к образу мышления первобытного человека. И не случайно, что именно астрономы, заинтересовавшиеся археологией и этнографией, положили начало такому новому направлению в науке, как архео- и этноастрономия.
Еще одной важной задачей, которую с успехом решает естественнонаучный подход, и это равным образом важно как для геологии, палеоклиматологии и палеогеографии, так и для археологии и в целом для истории первобытного общества,— это установление хронологии. К настоящему времени известно до двух десятков самых разнообразных методов относительного и абсолютного датирования древних памятников, среди них — более дюжины различных способов абсолютного датирования. Из последних наибольшее значение в настоящее время имеют следующие: дендрохронологический, радиоуглеродный, калиево-аргоно-вый, археомагнитный и термолюминесцентный. В связи с тем, что полученные с их помощью даты широко используются в настоящем издании, представляется необходимым, хотя бы вкратце остановиться на их характеристике.
Самый точный и наиболее разработанный из указанных способов — дендрохронологический, позволяющий получать дату с точностью до одного года. Однако для его применения нужны остатки дерева, но деревья, во-первых, растут не во всех районах мира, во-вторых, использовались не всеми обществами, в-третьих, требуют для своего сохранения особых природных условий. Поэтому сфера действия дендрохронологического метода ограничена и в пространстве и во времени. Он наиболее эффективен в отношении нескольких последних тысячелетий. Радиоуглеродный метод гораздо более универсален. Он применим для датирования памятников в пределах последних 60—70 тысяч лет. Вместе с тем в настоящее время проблема точности полученных с его помощью датировок вызывает сомнения. Во-первых, период полураспада изотопа С14 оказался не 5570±30 лет, как считалось ранее, а 5730±40 лет. Во-вторых, путем синхронизации радиоуглеродной и дендрохронологической шкал удалось установить, что радиоуглеродные даты не совпадают с календарными, и в 70-е годы для их корректировки было выработано несколько калибровочных шкал. Работы по уточнению радиоуглеродных дат
ИСТОЧНИКОВЕДЕНИЕ ПЕРВОБЫТНОЙ ИСТОРИИ
81
еще не закончены, и поэтому последние пока что должны восприниматься как до некоторой степени относительные.
Калиев о-аргоновый метод основан на особенностях процесса полураспада радиоактивных изотопов калия (К40) и аргона (А40). Так как они распадаются много медленнее, чем С14, этот способ позволяет датировать памятники древнейших эпох в истории человечества. G его помощью, например, были датированы находки в Олдовае. Если радиоуглеродному анализу доступны практически все органические остатки, то калиево-аргоновый метод в своем применении более ограничен. Им датируют в основном только древние кости.
В основе археомагнитного метода лежит явление медленного пространственного перемещения магнитного поля Земли и наличие остаточной намагниченности в обожженных объектах, кусках лавы, осадочных породах и речных наносах. Из-за значительных технических трудностей этот метод разработан еще слабо и применяется далеко не везде. Но кое-где им уже успешно пользуются для датирования древней керамики и остатков печей, а в Средней Азии советские археологи сумели разработать палеомагнит-ную хронологию для периода палеолита. Большими потенциальными возможностями обладает и термолюминесцентный метод, применяемый сейчас в основном для датирования керамики. Он основан на способности вещей, обладающих кристаллической структурой, светиться. Интенсивность свечения зависит от дозы облучения, полученной предметом с момента последней кристаллизации.
Кроме рассмотренных методов датирования, имеются еще и другие, но они либо слабо разработаны, либо находят пока весьма узкое применение. Например, интересен способ датирования обсидиановых орудий, которые с момента обработки их человеком начинают впитывать влагу, и со временем она проникает все глубже и глубже.
Таким образом, уже сейчас специалисты применяют довольно изощренные и разнообразные способы датирования, допускающие взаимопроверку и позволяющие в перспективе добиться довольно высокой точности.
Данные естественнонаучных источников далеко не сразу могут вводиться в научный оборот. Прежде чем служить полноценным источником исторических сведений, они, подобно всем другим историческим источникам, должны быть подвергнуты критическому анализу. Поэтому, как уже не раз отмечалось в литературе, на этом этапе исследователь должен быть вооружен не только естественнонаучными, но и специальными гуманитарными познаниями. Сам по себе предмет не заговорит или заговорит чужим голосом, если мы не сумеем правильно соотнести его с соответствующим видом человеческого поведения. Поэтому, перефразируя Л. Байика, можно определить историю первобытного
82
Глава первая
общества, оперирующую естественнонаучными источниками, как «самую естественнонаучную из гуманитарных наук и самую гуманитарную из естественных наук» 15°.
8.	Первобытноисторический синтез
Как уже отмечалось, первобытная история — синтетический раздел историческом науки. В настоящей главе мы могли убедиться, что этим опа обязана прежде всего многообразию и комплексности источников информации о первобытности. Но сказанное не означает, что разработка всех проблем в этой области знания всегда требует обобщения всех типов источников, а тем более всегда в равных пропорциях или обязательно в определенной последовательности процедур. Первобытноисторический синтез варьируется в широких пределах, находясь в зависимости от многих составляющих, в частности от характера источниковедческой базы, однозначности пли неоднозначности информации, задач исследования.
С точки зрения характера участвующих в синтезе источников информации или, точнее, их места в этом синтезе большое значение имеет подразделение всех источников на две группы: 1) источники, непосредственно связанные с АПО, т. е. археологические, палеоантропологические и естественноисторические, и 2) источники, связанные с СПО, т. е. источники этнографические, лингвистические и письменные. Напомним, что первые — это всегда источники прямые, или первичные, а вторые — косвенные, или вторичные. Это подразделение в значительной мере определяет задачи первобытноисторического синтеза, и дальше мы увидим почему.
Процедура синтеза зависит также от однозначности или неоднозначности имеющейся информации. Казалось бы, что в синтезе междисциплинарному обобщению должны с необходимостью предшествовать внутридисциплинарные обобщения, оспованные на упорядочении информации, которая доставляется каждой из сотрудничающих наук. К этому выводу и пришли ведущие археологи-источниковеды ФРГ Г. Эггерс и Р. Гахман<3<, назвавшие подобное упорядочение «регрессивной пурификацией». Однако нужда в такой последовательности возникает не всегда. Напротив, потребность в регрессивной пурификации может выявиться именно в процессе междисциплинарного синтеза. Рассмотрим возможные ситуации на двух примерах.
Судя по современным этнографическим и антропологическим данным, развитие земледельческой оседлости ведет, с одной стороны, к повышению рождаемости и росту населения, с другой — к распространению болезней и увеличению смертности. То же фиксируется по археологическим и палеоантропологическим материалам. Следовательно, информация, полученная из разных
ИСТОЧНИКОВЕДЕНИЕ ПЕРВОБЫТНОЙ ИСТОРИИ
источников, совпадает и не нуждается в уточнении в рамках какой-либо из сотрудничающих наук. Другой пример. Анализ современных этнографических факторов говорит об отсутствии сколько-нибудь резких различий в границах культурных комплексов таких отставших в своем развитии охотничье-собирательских племен, как аборигены Австралии, бушмены Южной Африки или эскимосы внутренних районов Аляски. В то же время археологи в последние годы начали выделять довольно узкие культурные общности уже в палеолите. Ясно, что при подобных существенных расхождениях в имеющихся данных надо либо объяснить различия в степени культурного единства, с одной стороны современных, а с другой палеолитических групп, либо найти ошибку в информации. Именно в этом последнем случае и возникает необходимость в возвращении к внутридисциплинарному синтезу.
В сильнейшей степени определяется характер первобытноисторического синтеза задачами исследования, среди которых можно выделить три основных. Первая — реконструкция конкретной истории конкретного общества (например, верхнепалеолитического общества в Костенках). Вторая — реконструкция частных закономерностей (например, процесса распространения производящего хозяйства в Восточной Европе). И третья — реконструкция общих закономерностей (например, становления классового общества) .
В первом и во втором случаях ведущую роль в междисциплинарном синтезе играют непосредственно связанные с данными АПО прямые источники, а вспомогательную роль — относящиеся к различным СПО косвенные источники. Источники первого типа не только раскрывают подлинную картину прошлого, но и позволяют скорректировать тот спектр толкований, который предлагается источниками второго типа. Главная опасность, угрожающая процедуре такого синтеза,— привнесение в него этнографией данных, полученных на основе не историко-типологических, а историко-генетических сравнений или же не ядерных, а своеобразных культурных черт.
Третий случай сложнее: здесь роль тех или иных источников в междисциплинарном синтезе определяется тем, к какой именно подсистеме культуры относится изучаемое явление. С этой точки зрения, по-видимому, и нужно подходить к бытующим сейчас в науке двум противоположным представлениям о сотрудничестве археологии и этнографии в первобытноисторическом синтезе. Согласно одному из них, археология дает как бы скелет восстанавливаемой культуры, а этнография облекает его плотью и кровью; согласно второму,— этнография создает теоретическую модель, а археология снабжает ее конкретными фактами132. Обе точки зрения содержат свое рациональное зерно, но в целом ни та, ни другая не могут быть приняты. При реконструкции одних подсистем (например, технической базы хозяйства) археология
84
Глава первая
дает более, чем скелет; при реконструкции других (например, идеологических суперструктур) она дает лишь его самые скудные обломки. То же и этнография, которая обычно предоставляет инвариантную модель базисных и значительно более вариативную — надстроечных явлений. Если же отвлечься от отдельных подсистем, а говорить о возможностях первобытноисторических реконструкций в целом, то более перспективными представляются поиски не ведущих дисциплин междисциплинарного синтеза, а обращение в рамках сравнительно-исторического метода к возможно более широким и упорядоченным этноархеологическим аналогиям с использованием всего арсенала повышения вероятности этого метода умозаключений.
Сравнительно-исторический метод как главное орудие первобытноисторического синтеза остро критиковался в своей как чисто этнографической, так и этноархеологической части. Р. Бенедикт обрисовала его плоды как чудовище «с правым глазом из Фиджи, левым — из Европы, одной ногой из Огненной земли, другой — с Таити, с пальцами на руках и ногах из самых разных мест земного шара» ’33. Но эта критика была направлена против эволюционистского компаративизма XIX в., далекого от нынешних требований синтеза информации. То же относится к ироническому замечанию Р. Маретта, что мы снабжаем современного человека «синтетическим предком, составленным из костей Ментоны или Дордони и одетым мясом австралийцев, тасманийцев, бушменов и т. д.» 134: на современном уровне исследования, как правило, принимаются во внимание не только общестадиальные, но и экологические и другие параметры сопоставляемых обществ, учет которых намного повышает надежность обобщения междисциплинарных данных.
Это не означает, что такое обобщение лишилось своих сложностей, достаточно сильно выраженных, как мы это уже видели, даже на внутридисциплинарном уровне. Фрагментарность одних и недостаточная адекватность других источников, множество пробелов, не дающих возможности построить надежные аналогии,— все это продолжает осложнять первобытноисторический синтез и требовать множества оговорок при решении всех трех исследовательских задач реконструкции первобытности. Но значит ли это, что надо отложить решение данных задач до того времени, когда фактуальная база исследований еще больше расширится? Накопление фактов — бесконечный процесс, а та их выборка, которой мы в настоящее время располагаем, в большинстве случаев достаточно представительна.
В определенных случаях все же можно говорить о преимущественной роли этнографии или археологии и других наук в междисциплинарном обобщении. Это, в частности, связано с тем, что подобное обобщение информации позволяет получить модели двух видов — статичные и динамичные. Первые нужны для вы
ИСТОЧНИКОВЕДЕНИЕ ПЕРВОБЫТНОЙ ИСТОРИИ
85
явления особенностей социокультурной системы, вторые — для анализа процессов ее развития и установления причинно-следственных связей. Скажем, при реконструкции общества ранних земледельцев в первом случае должны быть учтены особенности хозяйства, общественных отношений, отношений властвования и т. п., а во втором случае — развитие хозяйства, модификация общественных отношений и отношений властвования и т. п. Хотя в обоих случаях привлекаются все доступные источники, в первом преобладают этнографические, так как только они способны дать целостное представление о социокультурной системе, во втором же — археологические, палеоантропологические и естественнонаучные, так как они фиксируют долговременные изменения в одной и той же культурной среде. Значение этнографии во втором случае определяется главным образом тем, что она позволяет лучше понять причинно-следственные связи, а подчас и наметить правильные ориентиры для их поиска с помощью археологических и иных источников.
Выше мы рассмотрели обобщенную картину первобытноисторического синтеза, несколько упростив задачу. На самом деле это более сложная процедура, и прежде всего в силу своей иерархичности. Можно, видимо, наметить несколько ее этапов: 1) обобщение источников одного типа в рамках единой социокультурной системы; 2) обобщение в тех же рамках источников разного типа; 3) обобщение полученных материалов в рамках всех АПО (или СПО); 4) обобщение данных об АПО и СПО вместе. Надо также иметь в виду, что эта четырехчленная процедура должна применяться по отношению к каждой из названных выше задач и тогда пятым этапом следует считать объединение всех процедур. Принципиально важно разграничение третьего и четвертого этапов, что определяется коренными различиями обобщений в рамках АПО и в рамках СПО. Вспомним: если АПО реконструируются по фрагментарным источникам, что требует особых процедур, включающих привлечение данных по СПО, то сами СПО выступают перед нами как целостно функционирующие системы. Следовательно, обобщение на четвертом этапе требует предельной осторожности, так как здесь сопоставляются общества реконструированные с обществами живыми и к тому же послужившими для реконструкции первых. Может быть, именно здесь кроется одна из наибольших сложностей первобытноисторического синтеза.
Мы рассмотрели наиболее общие принципы источниковедения первобытной истории и в связи с этим основные принятые в ней сейчас частнонаучные методы. Большая часть этих методов значительно моложе первобытноисторической науки, а многие еще находятся в стадии становления и требуют дальнейшей разработки. Далеко не все они применяются и в настоящем издании. Од-
86
Глава первая
пако такая ситуация специфична не только для первобытного раздела истории — она присуща многим, если не большинству, наукам.
«В настоящее время изучение научного метода идет значительно медленнее, чем развитие самой науки,— отмечал Дж. Бернал,— Ученые сначала находят что-то, а затем уже, как правило, безрезультатно размышляют о способах, которыми это было открыто» 135. С этим нельзя не согласиться, разумеется, не понимая буквально полушутливое замечание о перспективах осмысления научной методики.
1	Шмидт С. О. Вопросы преподавания источниковедения.— НИИ, 1962, № 4, с. 115; Пушкарев Л. Н. Понятие исторического источника в некоторых работах советских философов.— В кн.: Источниковедение отечественной истории, 1975. М.: Наука, 1976, с. 76—77; Eckermann IV. Neue Geschichts-wissenschaft. Eine Einfiihrung in ihr Studium. Rudolfstadt, 1950, S. 134.
2	Варшавчик M. А. Вопросы логики исторического исследования и исторический источник.— ВИ, 1968, № 10, с. 79—80; Иванов Г. М. Исторический источник и историческое познание (методологические аспекты), Томск: Изд-во Томск, ун-та, 1973, с. 143; Клейн Л. С. Археологические источники. Л.; Изд-во ЛГУ, 1978, с. 26 и сл.
3	Литература вопроса: Шмидт С. О. Современные проблемы источниковедения.— В кн.: Источниковедение. Теоретические и методологические проблемы. М.: Наука, 1969, с. 29; Дулов А. В. Литература о роли географической среды в истории общества.— ВИ, 1973, № 8, с. 142 и сл.
4	Маркс К., Энгельс Ф. Немецкая идеология.— Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 3, с. 16.
5	Пушкарев Л. Н. Классификация русских письменных источников в отечественной истории. М.: Наука, 1975, с. 86.
6	Мы пользуемся здесь определением культуры в работе: Маркарян Э. С. Очерки теории культуры. Ереван: Изд-во АН АрмССР, 1969, с. 11.
7	Feder A. Lehrbuch der geschichtlichen Methode. Regensburg, 1924, S. 18 f; Kiern P. Einfuhrung in die Geschichtswissenschaft.— Sammlung Goschen. B., 1952, Bd. 270, S. 30 f.
8	Пушкарев Л. H. Классификация..., c. 75; Пронштейн А. П. Методика исторического исследования. Ростов-на-Дону: Изд-во Рост, ун-та, 1971, с. 25, и др.
9	Каштанов С. М., Курносов А. А. Некоторые вопросы теории источниковедения.— ИА, 1962, № 4, с. 177. Иные точки зрения см. там же, с. 187, 189, 192.
10	Бромлей Ю. В. Этнос и этнография. М.: Наука, 1973, с. 210.
11	См.: Этнография как источник реконструкции истории первобытного общества. М.: Наука, 1979.
,2	Graebner F. Methode der Ethnologie. Heidelberg, 1911, S. 11.
13	Muhlmann W. Methodik der Volkerkunde. Stuttgart, 1938; Koppers W. The sources of ethnology.— In: The culture historical method of ethnology. N. Y., 1939; Kluckhon C. The personal documents in history, anthropology and sociology. N. Y., 1945; Vansina J. Oral tradition, a study in historical methodology. Chicago, 1965.
14	Haekel J. Source criticism in anthropology.— In: Handbook of method in anthropology. N. Y. et al., 1973.
15	Ibid., p. 147.
16	См., например: Никольский В. К. Детство человечества. М.: Госкультпро-светиздат, 1950, с. 57—58; Косвен М. О. Очерки истории первобытной
ИСТОЧНИКОВЕДЕНИЕ ПЕРВОБЫТНОЙ ИСТОРИИ
87
IT
18
19
20
21
22
23
24
25
26
27
28
29
30
31
32
культуры М Изд во АН СССР, 1957, с 22—23, Ефименко П Первобытное общество Киев Изд во АН УССР, 1953, с 220, 247, 252 и др , Chard Ch S Man m prehistory NY et al, 1975, p 124
Первобытная периферия классовых обществ до начала Великих географических открытии Проблемы исторических контактов М Наука, 1978, с 6—7
Крюков М В Этнографические факты как источник изучения первобыт ности Проблема критериев стадиальной глубины — В кн Этнография как источник реконструкции , с 49
Pike К L Elie and emic standpoints for the description of behavior — Tn Communication and culture NY et al, 1966
Тайлор Э Первобытная культура M Соцэкгиз, 1939, с 10, Rivers W Н R Sunival in sociology — SB, 1913, v 6, N 4, p 295
Malinowski В Scientific theory of culture and other essays Chapel Hill, 1944, p 28
Ср разные подходы Кабо В Р Проблема пережитков в этнографии — Доклады Восточной комиссии Географ об ва СССР, 1965, вып 1(2), с 51 и сл , Крюков М В Этнографические факты , с 45—47, Итс Р Ф Введение в этнографию Л Изд во ЛГУ, 1974, с 48
Graebner F Methode , S 62, Schmidt W The culture historical method of ethnology N Y, 1939, p 125 Аналогично современное понимание пере житка в собственно историческом источниковедении См Шмидт С О Современные проблемы источниковедения, с 41—42, Пронштейн А П Истолкование исторических источников — ВИ, 1969, № 10, с 71, Пушкарев Л Н Классификация , с 121 и сл
См в особенности Краулей Э Мистическая роза Исследование о перво бытном браке СПб, 1905
Левин М Г Этнографические и антропологические материалы как исто рическии источник (к методологии изучения истории бесписьменных народов) — СЭ, 1961, АГ» 1, Абрамсон С М, Потапов Л П Народная этно гопия как один из источников для изучения этнической и социальной истории (на материале тюркоязычных кочевников) — СЭ, 1975, № 6, Van-stna J Oral tradition , Hudson Ch Folk history and ethnohistory — Ethno-history, 1966, \ 13, N 1 2
Под стагнатами имеются в виду общества с относительной стагнацией развития (например, аборигены Австралии), под лентатами — развивающиеся замедленными темпами (например, меланезийцы), под регрессата ми — в той или иной мере деградировавшие из за неблагоприятных условий (например, кубу) Подробнее см Первобытная периферия классовых обществ , с 8—9
См, например Павлов Силъвинский Н П Феодализм в удельной Руси СПб , 1910, с 88
Жирмунский В М Эпическое творчество славянских народов и проблема сравнительного изучения эпоса М Изд во АН СССР, 1958, с 6—7, Он же Народный героический эпос Сравнительно исторические очерки М , Л Гослитиздат, 1962, с 76—77
Service Е R Archaeological theory and ethnological fact — In Process and pattern in culture Essays in honor of Julian H Steward Chicago, 1964, p 364 f, idem Cultural evolutionism Theory in practice NY et al, 1971, p 140
Steward J H Theory of culture change Urbana, 1955, p 185
Service E R Archaeological theory , p 147
См Проблемы картографирования в языкознании и этнографии Л Нау ка, 1974, Ареальные исследования в языкознании и этнографии Л Наука, 1977, Barabas ] Kartografiai modszer a neprajzban Budapest, 1963 (ре зюме на немецком языке); Kretschmer I Die thematische Karte als wis senschaftliche Aussageform der Volkerkunde Erne Untersuchung zur volks-kundlicher Kartographie Bad Godesberg, 1965
88
Глава первая
33	Маркс К. К критике политической экономии.— Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 13, с. 7.
34	Одна из новейших монографий с подробной библиографией вопроса: Sa-rana G. The methodology of anthropological comparison. An analysis of comparative methods in social and cultural anthropology. Tucson, 1975.
35	См.: Першиц А. И. Этнография как источник первобытноисторических реконструкций.— В кп.: Этнография как источник реконструкции..., с. 35— 36.
36	Бутинов Н. А. Первобытнообщинный строй (основные этапы и локальные варианты).— В кн.: Проблемы истории докапиталистических обществ. Кн. 1. М.: Наука, 1968, с. 155.
37	КдЬЬеп А. 1. New ways of presenting an old idea. The statistical method in social anthropology.— In: Reading in cross-cultural methodology. New Haven, 1966; Narrol R. What have we learned from cross-cultural surveys? — AA, 1970, v. 72, N 6.
38	Eggan F. Social anthropology and the method of controlled comparison.— AA, 1954, v. 56, N 5, pt. 1.
39	Новик И. Б., Уемов А. И. Моделирование и аналогия.— В кн.: Материалистическая диалектика и методы естественных наук. М.: Наука, 1968, с. 290; Методологические основы научного познания. М.: Высшая школа, 1972, с. 231—232.
40	Wilkins В. R. Analogic and iterative methods in computation, simulation and control. Birkenhaed, 1970.
41	Завьялова M. П, О моделировании в историческом исследовании.— В кн.: Проблемы методологии и логики наук. Вып. 5. Томск: Изд-во Томского ун-та, 1969; Уваров А. И. Проблема теории и источника в исторической науке.— Уч. зап. Томского ун-та, 1970, № 85, вып. 6.
42	Кабо В. Р. Теоретические проблемы реконструкции первобытности.— В кн.: Этнография как источник реконструкции...; Nutini Н. Some considerations on the nature of social structure and model building: a critique of Claude Levi-Strauss and Edmund Leach.— AA, 1965, v. 67, N 3; Jochim M. A. Hunter-Gatherer subsistence and settlement: a predicative model. N. Y., 1976.
43	Крюков M. В. Этнографические факты..., с. 53.
44	Чистов К. В. Традиционные и «вторичные» формы культуры.— PH, 1975,5.
45	Подробнее см.: Першиц А. И. Динамика традиций и возможности их источниковедческого истолкования,— НАА, 1981, № 5.
46	Todd J. A. Report on research work in South-West New Britain.— Oceania, 1934, v. 5 N 5, p. 203; Allen M. R. Male cults and secret initiations in Melanesia. Melbourn et al., 1967, p. 91.
46	a Подробнее см.: Першиц А. И. Остаточные явления в культуре.— Природа, 1982, № 10.
47	Пронштейн А. П. Истолкование исторических источников, с. 71.
48	Мы не касаемся здесь сложной проблемы сущности исторического, в частности археологического, факта. О различных мнениях на этот счет см.: Источниковедение. Теоретические и методологические проблемы. М.: Наука, 1969; Дьяков В. А. Методология истории в прошлом и настоящем. М.: Мысль, 1974; Барг М. А. Исторический факт: структура, форма, содержание.— История СССР, 1976, № 6, с. 46—71; Иванов Г. М., Коршунов А. М., Петров Ю. В. Методологические проблемы исторического познания. М.: Высшая школа, 1981; Викторова В. Д. Археологический факт,—Вопросы археологии Урала, Свердловск, 1975, вып. 13, с. 5—16.
49	Ср. Clarke D. L. Analytical archaeology. L., 1978, p. 12.
50	Городцов В. А. Руководство для археологических раскопок. М., 1914; Блаватский В. Д. Античная полевая археология. М.: Наука, 1967; Авду-син Д. А. Полевая археология СССР. М.: Высшая школа, 1972; Методика полевых археологических исследований. М.; Наука, 1983.
ИСТОЧНИКОВЕДЕНИЕ ПЕРВОБЫТНОЙ ИСТОРИИ
89
51	Каменецкий И. С., Маршак Б. И., Шер Я. А. Анализ археологических источников. М.: Наука, 1975; Gardin J. С. Une archeologie theorique. Р., 1979; Dunnell R. C. Systematics in prehistory. N. Y., 1971.
52	Бочкарев В. С. К вопросу о структуре археологического исследования.— В кн.: Тезисы докладов сессии, посвященной итогам полевых археологических исследований 1972 г. в СССР. Ташкент: Фан, 1973, с. 56—60.
53	Кузьмина Е. Е. Историзм археологии.— В кн.: Историзм археологии: методологические проблемы. М., 1976, с. 25, 26.
54	Этот выдвинутый уже В. К. Никольским способ «сшивки» живых этнографических и мертвых археологических комплексов был справедливо подвергнут критике В. И. Равдоникасом, заметившим содержащуюся в нем опасность игнорирования исторического своеобразия разных комплексов (Равдоникас В. И. За марксистскую историю материальной культуры.— ИГАИМК, 1930, т. 7, вып. 3-4, с. 30).
55	Каменецкий И. С. и др. Анализ..., с. 100—101.
56	Binford L. R. An archaeological perspective. N. Y., 1972, p. 86, 90.
57	Критику см.: Григорьев Г. П. Какие формы общественного устройства ископаемого человека можно предположить на основании археологических данных? — ВА, 1980, вып. 65, с. 29—40; Clarke D. L. Analytical archaeology, р. 139, 140.
58	Ср.: Clarke D. L. Analytical archaeology, p. 415.
59	Захар у к Ю. Н. Ленинское теоретическое наследие и археологическая наука.— В кн.: Ленинские идеи в изучении истории первобытного общества, рабовладения и феодализма. М.: Наука, 1970, с. 7—16; Григорьев Г. П. О предмете археологии.— В кн.: Тезисы докладов сессии..., с. 41—43; Генине В. Ф. Специфический предмет и некоторые актуальные задачи современной археологии.— Вопросы археологии Урала, Свердловск, 1975, вып. 13, с. 12, 13; Массон В. М. Экономика и социальный строй древних обществ. Л.: Наука, 1976; Каменецкий И. С. и др. Анализ...; Клейн Л. С. Археологические источники. Л.: Изд-во ЛГУ, 1978.
60	Chang К.-С. Rethinking archaeology. N. Y., 1967, p. 105, 106.
61	Семенов С. А. Фундаментальные проблемы исторических наук.— В кн.: Историзм археологии. М., 1976, с. 19.
62	Eggers H.-J. Das Problem der ethnischen Deutung in der Friihgeschichte.— In: Ur- und Friihgeschichte als historische Wissenschaft. Heidelberg, 1950, S. 53—55.
63	Ebert J. I. An ethnoarchaeological approach to reassessing the meaning of variability in stone tool assemblages.— In: Ethnoarchaeology, N. Y., 1979.
64	Кривцова-Гракова О. А. Степное Поволжье и Причерноморье в эпоху поздней бронзы.— МИА, 1955, № 46, с. 26; Итина М. А. История степных племен Южного Приаралья. М.: Наука, 1977, с. 127; Кашина Т. И. Керамика культуры яншао. Новосибирск: Наука, 1977, с. 103, и др.
65	Шнирельман В. А. Происхождение скотоводства. М.: Наука, 1980, с. 43, 109, 110; Allan W. The African husbandman. L., 1965, p. 308.
66	Clarke D. L. Analytical archaeology, p. 377.
67	Pyddoke E. Stratification for the archaeologist. L., 1961.
68	Guilday J. E. Animal remains from archaeological excavations at Fort Ligonier.—In: Experimental archaeology. N. Y., 1977, p. 121—132; Yellen J. E. Cultural patterning in faunal remains: evidence from the Kung Bushmen.— Ibid., p. 271—331; Binford L R., Bertram J. B. Bone frequencies — and additional process.— In: For theory building in archaeology. N. Y., 1977, p. 77— 153; Binford L. R. Nunamiut ethnoarchaeology. N. Y., 1978, p. 193.
69	Gifford D. P. Ethnoarchaeological excavations of natural processes affecting cultural materials.— In: Explorations in ethnoarchaeology. Albuquerque, 1978, p. 77—101.
70	Захарук Ю. H. К вопросу о предмете и процедуре археологического исследования.— В кн.: Предмет и объект археологии и вопросы методики археологического исследования. Л.: Наука, 1975, с. 4—6.
90
Глава первая
71	В зародыше такой подход наблюдался еще у Д В Кипарисова См Ки парисов Д В Вещь — исторический источник — ИГЛИМК, 1933, вып 100, с 6-9
72	Мозо невский В Н Курган Толстая Могила близ г Орджоникидзе па Украине — СА, 1972, № 3 с 268—308
73	Dennett R W The interpretation of plants remains Bulgaria — In Papers in economic prehistory L 1972, p 149—159
74	Каменецкий И С и др Анализ , с 14, Clarke D L Analytical archaeology, p 13—19
75	Это было ясно специалистам еще па заре советской археологии См Равдоникас В И За марксистскую историю , с 21, Кипарисов Д В Вещь , с 6, 7
76	См, например Городцов В А Археология, Т 1 М , Пг Гос изд во, 1923, с 30 и сл
77	Равдоникас В И За марксистскую историю , с 25 и сл , Кипарисов Д В Вещь , с 15—18, Каменецкий И С и др Анализ , с 45 и сл , Chang К С Rethinking archaeology, р 90, Dunnell R С Systematics
78	Каменецкий И С и др Анализ , с 116
79	Генине В Ф, Захарук Ю Н Каменецкий И С Клейн Л С, Массон В М, Федоров Давыдов ГАО состоянии и задачах теоретических исследований по археологии в СССР — В кн Тезисы докладов сессии , с 9 Об источниках ошибок в интерпретации материала см также Clarke D L Analytical archaeology, р 167—169.
80	О других примерах субъективизма в археологических исследованиях см Формовое А А О критике источников в археологии — СА 1977, К» 1
81	Мы не разделяем по этому вопросу беспредельного оптимизма Л Бин форда, игнорирующего специфическую природу археологических источ ников (см Binford L R An archaeological perspective, р 95, 96) Нам гораздо понятнее позиция Б Триггера трезво оценивающего ограничен ность археологической информации См Trigger В lime and traditions Essays in archaeological interpretations N Y 1978 Впрочем в последние годы Л Бинфорд тоже подошел вплотную к проблеме критики археоло гических источников См Binford L R Nunamiut ethnoarchaeology
82	Бромлей Ю В Современные проблемы этнографии М Наука, 1981, с 22,
83	Nadel S F A black Byzantium The kingdom of Nupe m Nigeria L, 1961, p 14
84	Moerman M Being Lue uses and abuses of ethnic identification — In Essays of the problem of tribe Washington, 1968, p 154—158
85	Равдоникас В И За марксистскую историю с 76—82
86	Clarke D L Analytical archaeology, р 378 379
87	Stanislavski М В Ethnoarchaeology of Hopi and Hopi Tewa pottery making styles of learning —In Experimental archaeology, p 378—408, idem If pots were mortal — In Explorations in ethnoarchaeology, p 217—221
88	Aberle D R The influence of linguistics on early peisonality and culture theoiy—In Essays in the science of culture N Y 1960, p 1—29, Binford L R Archaeological systematics and the study of culture process — American Antiquity 1965, v 3, N 2
89	Clarke D L Analytical aichaeology Ср Федоров Давыдов Г А Попятил «археологический тип» и «археоло!ическая гультура» в «Аналитической археологии» Дэвида Кларка — СА, 1970, К» 3, с 260, Каменецкий И С и др Анализ , с 20 и сл
90	Шнирельман В А Происхождение скотоводства, с 146 и сл
91	Heider К G Archaeological assumptions and ethnographical facts a cautionary tale from New Guinea — SJA, 1967, v 23, N 1, p 58, Cranstone В A L The Tifalmm a «Neolithic» people m New Guinea —WA, 1971, v 3, N 2, p 141
92	Willey G R, Phillips Ph Method and theory m American archaeology Chicago, 1958, p 50, Chang К C Rethinking archaeology, p 23—35, Clarke D L
ИСТОЧНИКОВЕДЕНИЕ ПЕРВОБЫТНОЙ ИСТОРИИ
91
93
94
95
96
97
98
99
100
101
102
103
104
105
106
101
108
109
110
111
112
Analytical archaeology, р 162, 163, Каменецкий И С и др Анализ , с 83 и сл
Каменецкий И С и др Анализ , с 16, 17
Gardm J С Une archeologie theorique
Генине В Ф Специфический предмет , с 13, Массон В М Экономика и социальный строй , с 15—17, Binford L В An archaeological perspective, Clarke D L Analytical archaeology, Renfrew C The emergence of civilization L, 1972
Маркарян Э С Очерки теории культуры Ереван Изд во АН АрмССР, 1969, с 11
Каган М С Человеческая деятельность М Изд во полит лит-ры, 1974, с 188—233, Следовательно, Д Кларк неправ, помещая материальную культуру в особую подсистему См Clarke D L Analytical archaeology, р 102
Мкртумян Ю И Основные компоненты культуры этноса — В кн.- Методологические проблемы исследования этнических культур Ереван Изд-во АН АрмССР, 1978, с 42—47
Например, выделение лишь трех подсистем — экономической, социальной и идеологической — Л Бинфордом и В М Массоном
Об этом см Афанасьева В К Гильгамеш и Энкиду М Наука, 1979 Многие современные западные археологи считают различные культурные подсистемы равноправными (см , например Trigger В Time and traditions р 148), что представляется существенным недостатком, как это неоднократно отмечалось в нашей литературе См Федоров Давыдов Г А Понятия , с 270, Массоп В М, Бочкарев В С К характеристике теоретических разработок зарубежной археологии — КСИА, 1978, вып. 152, с 39
См, например Алексеев В П Историческая антропология М Высшая школа, 1979, Martin R Lehrbuch der Anthropologic in systematischer Dar-stellung mit besonderer Berucksichtigung der anthropologischen Methoden Stuttgart, 1957—1964, Bd 1—4
Здесь принято традиционное внутреннее подразделение антропологии, а не предлагаемое сейчас некоторыми специалистами деление по уровням объекта изучения (молекулярному, клеточному тканевому, органному и т. п)
Семенов Ю И [Рец] Social life of early man — BA, 1963, вып. 14, c 117 и сл
Першиц А И К вопросу о «третьем типе» социальной организации первобытности — СЭ, 1970, <№ 2, с 106 и сл
Roper МКА survey of evidence for interhuman killing in pleistocene — CA, 1969, v 10, N 4, pt 11, Stewart T D The Neanderthal skeletal remains from Shamdar cave Iraq a summary of findings to date — PAPhS, 1977, v. 121, N 2
Подробнее см Алексеев В В Историческая антропология, с 106 и сл См Файнберг Л А У истоков социогенеза От стада обезьян к общине древних людей М Наука, 1980, а также дискуссию по статье того же автора СЭ, 1974, № 5
Дебец Г Ф, Левин М Г, Трофимова Т А Антропологический материал как источник решения проблем этногенеза — СЭ, 1952, № 1, Левин М Г Этнографические и антропологические материалы , Алексеев В П. Историческая антропология.
См, например Козинцев А Г Систематизация по общему сходству в этнической антропологии — В кн Типы в культуре Методологические проблемы классификации, систематики и типологии в социально исторических и антропологических науках Л Изд-во ЛГУ, 1979
См например Ascadi G, Nemesken I History of human life spane and mortality Budapest, 1970.
Последняя сводка Файнберг Л А У истоков социогенеза.
92
Глава первая
113	Мейе А. Введение в сравнительное изучение индоевропейских языков. М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1938; Общее языкознание. Формы существования, функции, история языка. М.: Наука, 1970; Климов Г. А. Вопросы методики сравнительно-генетического исследования. М.: Наука, 1971; Иванов Вяч. Вс. Язык как источник при этногенетических исследованиях и проблематика славянских древностей.— В кн.: Вопросы этногенеза и этнической истории славян и восточных романцев. Методология и историография. М.: Наука, 1976.
114	Иванов Вяч. Вс. Вероятностное определение лингвистического времени (в связи с проблемой применения статистических методов в сравнительно-историческом языкознании).— В кн.: Вопросы статистики речи. Л.: Изд-во АН СССР, 1958.
115	Иллич-Свитыч В. М. Опыт сравнения ностратических языков. М.: Наука, 1971.
116	Климов Г. А. Вопросы методики...
117	Swadesh М. Diffusional cumulation and archaic reidue as historical explanation.— SJA, 1951, v. 7; idem. Lexico-statistic dating of prehistoric ethnic contacts.— PAPhS, 1952, v. 96; idem. Towards greater accuracy in lexico-statistic dating.— IJAL, 1955, v. XXI; Bergsland K., Vogt H. On the validity of glottochronology.— CA, v. 3, N 2. Статьи M. Суодеша 1952 и 1955 гг. переведены на русский; см.: Новое в лингвистике. Вып. 1. М.: Изд-во иностр, лит-ры, 1960. См. там же критику метода глоттохронологии и аргументацию в его защиту.
118	Якубинский Я. И. Образование народностей и их языков.— Вести. ЛГУ, 1947, № 1.
119	См.: Будагов Р. А. Человек и его язык. М.: Изд-во МГУ, 1976, с. 79 и сл.
120	Абаев В. И. Происхождение и культурное прошлое осетин по данным языка.— В кн.: Осетинский язык и фольклор. М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1949; Климов Г. А. Вопросы методики..., с. 67 и сл.; Levy-Bruhl L. De rapports de la linguistique et de sociologie.— Actes de 4-eme congres international de linguists. Copenhagen, 1938; Sommerjelt A. La langue et la socie-te. Oslo, 1938.
121	Пизани В. Этимология. История — проблемы — метод. М.: Изд-во иностр, лит-ры, 1956.
122	Никонов В. А. Введение в топонимику. М.: Наука, 1965; Он же. Имя и общество. М.: Наука, 1974.
123	Goody ]. Thought and writing.— In: Soviet and Western anthropology. L., 1980.
124	Ряд таких типичных ситуаций рассмотрен в работах: Гуревич А. Я. История и сага. М.: Наука, 1972; Подосинов А. В. Картографический принцип в структуре географических описаний древности (постановка проблемы) .— В кн.: Методика изучения древнейших источников по истории народов СССР. М.: Наука, 1978; Mandr о и В. Introduction a la France modern (1500—1640). Essai de psychologic historique. P., 1961; Vajda L. Tra-dizionelle Konzeption und Realitat in der Ethnologic.— In: Festschrift fur A. E. Jensen. Miinchen, 1964; Vernan J.-R. Mythe et pensee chez les grecs. P., 1965.
125	Horton R., Finnegan R. (eds). Modes of thought: essays on thinking in western and non-western societies. L., 1973.
128	Сыма Цянь. Исторические записки.— В кн.: Таскин В. С. Материалы по истории сюнну. Т. 1. М.: Наука, 1968, с. 35, 71.
127	Ал-Хамдани. Описание Аравийского полуострова.— В кн.: Арабские источники VII—X вв. по этнографии и истории Африки южнее Сахары. М.; Л.: Наука, 1960, с. 140; Defremery С., Sanguinetti R. Voyages d’lbn Batou-tah. P., 1858, v. IV, p. 417 s.
128	Шмидт С. О. Современные проблемы источниковедения, с. 29, 30; Проблемы источниковедения западноевропейского средневековья. Л.: Наука, 1979; Советское источниковедение Киевской Руси. Л.; Наука, 1979, и др.
ИСТОЧНИКОВЕДЕНИЕ ПЕРВОБЫТНОЙ ИСТОРИИ
93
129	Общие работы по этим вопросам: Новые методы в археологических исследованиях. М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1963; Археология и естественные науки. М.: Наука, 1965; Science and archaeology. L., 1969 (1st ed.—1963); The impact of the natural sciences on archaeology. Oxford, 1970; Biek L. Archaeology and the microscope. N. Y., 1963; Wilson D. Science and archaeology. Harmondsworth, 1978.
no Biek L. Archaeology..., p. 17.
131	Eggers H.-J. Einfiihrung in die Vorgeschichte. Miinchen, 1959; Bachmann R. Goten und Skandinavien. B., 1970.
132	О различных мнениях на этот счет см., например: Этнография как источник реконструкции истории первобытного общества. М.: Наука, 1979; Archaeology and anthropology: areas of mutual interest. Oxford, 1977.
133	Benedict R. Patterns of culture. L., 1955 (1st ed.—-1935), p. 44.
134	Marett R. R. Head, heart and hands in human evolution. L., 1935, p. 82.
)3S	Бернал Дж. Наука в истории общества. М.: Изд-во иностр, лит-ры, 1956, с. 21.
Глава вторая
ИСТОРИОГРАФИЯ ПЕРВОБЫТНОЙ ИСТОРИИ
1.	Становление первобытной истории как науки
История первобытного общества существует как самостоятельная отрасль исторической науки и как научная дисциплина немногим более столетия — с 70-х годов прошлого века. Именно к этому времени сложились как научные дисциплины в современном понимании этнография и археология, а открытия Ч. Дарвина привели к появлению повой отрасли биологической науки — биологии человека. Без их взаимодействия история первобытного общества была бы невозможна: она с самого начала родилась как комплексная дисциплина, использующая данные всех трех выше перечисленных наук.
Однако в процессе формирования новой исторической дисциплины участвовала и еще одна составляющая. Историю первобытного общества, как она складывалась в странах Западной Европы — Великобритании, Франции, Германии, Дании, а позднее и в Северной Америке, отличала органическая преемственность по отношению к развитию европейской философской мысли, в особенности философии эпохи Просвещения. С самого своего начала история первобытного общества была ареной борьбы между сторонниками научного прогресса и теми, кто изо всех сил старался сохранить в целости, в крайнем случае — слегка «подправить» библейские представления о ранней истории человечества.
Но множественность научных дисциплин, па основе которых вырастала история первобытного общества, вовсе не означает, что в ее естественном развитии все они играли одинаковую роль. В самом деле, если археология не раз рассматривалась в исследованиях по истории науки сама по себе — достаточно взглянуть, например, на библиографию, приложенную к последней книге Г. Дэниела «Сто пятьдесят лет археологии» то история первобытного общества до самого недавнего времени в такого рода публикациях рассматривалась по существу как составная часть этнографии (социальной/культурной антропологии) 2. Существует не один десяток работ по истории этнографической науки, и сводных, и касающихся лишь отдельных ее аспектов или ее развития в тех или иных странах. И создаваться они начали еще в 30-х годах нашего века. Но только в начале 60-х годов увидела свет книга того же Г. Дэниела, по поводу которой ее издатели
ИСТОРИОГРАФИЯ ПЕРВОБЫТНОЙ ИСТОРИИ
95
могли с известным основанием утверждать, что это-де «первая настоящая книга по истории первобытной истории» 3.
В этом отразилась важнейшая роль, которую сыграли (и продолжают играть) материалы этнографии в формировании истории первобытности. Эта история практически с самого начала была неотделима от этнографического изучения неевропейских народов, пребывавших на различных уровнях докапиталистического развития — доклассовых и раннеклассовых. Именно такие народы дали науке необходимый фонд сведений о социальной организации, хозяйстве, духовной культуре — сведений, которые можно было бы использовать в качестве источника для реконструкции общественных организмов первобытности 4.
Впрочем, конкретные формы и способы такого использования были выработаны далеко не сразу: потребовалось, например, определенное время для осознания того, что современные доклассовые общества могут рассматриваться лишь как аналоги, но не живые реликты первобытности. Попятно поэтому, что необходим был некий количественный порог накопления этнографических знаний и представлений для того, чтобы при сопоставлении этих знаний с данными археологии п эволюционной биологии человека могла сложиться сколько-нибудь целостная система взглядов по поводу истории первобытных обществ. Более или менее аналогичной была ситуация и в области археологии и биологии. Поэтому справедливым представляется замечание М. Харриса о том, что некоторая степень сознательного пренебрежения междисциплинарными границами необходима для понимания точек зрения того периода, который предшествовал оформлению специальностей общественных наук5.
Исходя из этого, полезно будет вкратце рассмотреть, как же происходило накопление этнографических знаний в европейской науке. Оно началось в глубокой древности. Во всяком случае, по аналогии с формами накопления и передачи сведений о собственном прошлом (действительном или легендарном) и об окружающих человеческих общностях, отмеченными у самых отсталых современных пародов, можно с полным основанием предполагать наличие таких форм сбора и обработки информации и у наших далеких предков. Неравномерность исторического развития вела к возникновению существенных различий между разными человеческими группами, не замечать которые люди просто не могли.
Эти различия стали особенно заметны после появления первых классовых обществ: по отношению к ним соседи, еще не переступившие порог классового общества, неизбежно оказывались отсталыми. Так было и в Двуречье, и в Нильской долине, и в античном мире. Правда, от древнейших обществ Двуречья письменных свидетельств об окружающих народах почти не сохранилось. Но в египетских текстах мы уже встречаем пусть очень краткие, по все же сообщения о пародах, с которыми приходи
96
Глава вторая
лось иметь дело египтянам. А в источниках античных, как и древнекитайских, можно увидеть уже и систематизированные сведения о соседях. То, что члены развитых классовых обществ видели у соседей, оказывалось во многом непохожим на привычные для них условия и явления, поэтому идея сравнения напрашивалась сама собой.
Правда, такое сравнение всегда сопровождалось оценкой, которая столь же неизбежно бывала почти всегда отрицательной. Это особенно характерно для отношения античных и эллинистических авторов к «варварам», т. е. в сущности — ко всем народам, которые размещались за пределами сравнительно небольшой части бассейна Средиземного моря (поскольку, скажем, для грека классической эпохи «варварами» были и члены других классовых обществ, например персы). И все же в таком сравнении объективно присутствовал и положительный момент: осознание некой несопоставимости общественных форм у народов, к которым принадлежали сами наблюдатели, и у тех, чьи нравы и обычаи они описывали, заставляло задумываться над вопросами более общего характера, в частности искать «истоки» замеченных различий. Конечно, в то время такие поиски не привели к сложению определенной системы представлений об общественной организации соседей. Но все же именно авторы античного времени дали нам первые описания народов, у которых в пору контактов с античным миром существовал первобытнообщинный строй.
Неразрывность описания и осмысления хорошо видна уже на примере Геродота (484—425 гг. до н. э.). «Отец истории» не только нарисовал картину состояния общества у ливийцев, скифов, сарматов и других народов. Он рассказывает о явлениях, казавшихся эллину курьезными: плетеных круглых лодках у жителей Месопотамии (этот тип судов дошел до наших дней) и вооружении и снаряжении разных отрядов персидского войска, двигавшегося на Грецию, низкорослых обитателях внутренней Африки и существовании одинаковых обычаев при выборе невест у вавилонян и иллирийских энетов, еще не вышедших в то время из родового строя; счете родства по материнской линии у ликий-цев и элементах группового брака у массагетов и агафирсов и о многом другом ". И описывая все это, Геродот по необходимости задумывается над такими проблемами, как взаимодействие человека и окружающей его среды, возможность существования иных, нежели у греков, форм семейной организации и коллективных форм собственности, хотя ему не пришло в голову «приложить» увиденное к изучению прошлого самих эллинов.
Первый опыт такого приложения принадлежит младшему современнику Геродота — Фукидиду (ок. 460—400 гг. до н. э.). Во введении к «Истории Пелопоннесской войны» — так называемой «Археологии» — мы встречаем очень характерное высказывание, в котором присутствуют сразу две важнейшие идеи, пронизываю-
ИСТОРИОГРАФИЯ ПЕРВОБЫТНОЙ ИСТОРИИ
97
щие всю последующую историю этнографической науки: идея сравнения и идея эволюции. Говоря об изменениях в эллинской одежде по сравнению с прежними временами и сравнивая ее с одеждой современных ему азиатов, историк замечает: «Можно бы указать и многое другое в образе жизни древних эллинов, чем они походили на нынешних варваров» 7.
Греки не ограничились частными описаниями. Если Геродота при рассказе о ликийцах или вавилонянах занимали те или иные особенности их общественного устройства безотносительно к происхождению таковых8, то жившего одновременно с ним великого философа-материалиста Демокрита Абдерского (470— 380 гг. до н. э.) интересовали именно причины возникновения тех или иных форм общественной организации. Этому интересу обязано зарождение впервые в мировой науке гениальной догадки о прогрессивном развитии человеческого общества в ходе непрерывной борьбы за освоение природных ресурсов 9.
Целостную концепцию общества мы находим и у Аристотеля (384—322 гг. до н. э.), правда, построенную на материале общественных организмов одной лишь Эллады и применительно к ним, В его трудах мы встречаем уже один из главных тезисов современной истории первобытности. Великий философ впервые поместил человека в естественноисторический ряд, подчеркнув в то же время, что именно общество, социальная среда выделяют его из этого ряда. Не чужда была Аристотелю и идея эволюции. Сама по себе совершенно правильная, она, однако, получила у него приложение, совершенно противоположное исторической действительности. В основу своей концепции эволюции общества Аристотель положил расширенную (за счет включения в нее рабов), патриархальную семью. Из таких ячеек выросли, как он считал, сельские поселения эллинов, а затем и полис10. Мысль о семье как о первичной ячейке общества была воспринята позднейшей европейской наукой, для которой Аристотель вплоть до XVIII в. был едва ли не главным авторитетом. В итоге Аристотель объективно оказался родоначальником «патриархальной теории», господствовавшей в исторической науке до самого появления трудов Л. Г. Моргана в 70-х годах XIX в.
В сложении взглядов Аристотеля и их обосновании существенную роль сыграло небывалое расширение географического кругозора греков в результате походов Александра Македонского и создания его огромной империи. Накопление знаний об окружавшем античные и эллинистические общества мире продолжалось ускоренными темпами и в пору сложения Римской державы. Цезарь в «Записках о Галльской войне», Страбон в «Географии», Тацит в «Германии» — все они сообщали интересные сведения о «варварских» народах. И характерно при этом, что если греки более раннего времени описывали народы, жившие почти исключительно к востоку или юго-востоку от Средиземноморья, то у
98
Глава вторая
этих и современных им авторов акцент в немалой степени переносится на описание жителей Западной и отчасти Центральной Европы.
Дальнейшее расширение кругозора римского общества оказалось важным фактором в числе обусловивших появление первой в истории культуры целостной концепции эволюции человеческого общества, созданной Титом Лукрецием Каром (ок. 99—55 гг. до н. э.). В поэме «О природе вещей» мы находим сразу несколько плодотворных идей, которые в полной мере нашли признание и подтверждение лишь восемнадцать веков спустя.
Прежде всего это утверждение, что все развитие культуры было обусловлено в первую очередь материальными потребностями человека («нуждой»). Далее Лукреций последовательно проводит мысль о прогрессивном развитии человечества от дикого состояния к цивилизации по пути, отмеченному важнейшими изобретениями: использованием огня, созданием жилищ и одежды.
Если в последнем отношении Лукреций не был первооткрывателем (еще в V в. до н. э. мысль об эволюции человека от дикого состояния под воздействием материальных потребностей, как мы видели, высказал Демокрит), то совершенно оригинальна идея римского писателя о трех последовательных эпохах в развитии человеческой культуры в зависимости от материала, иэ которого изготовляются орудия труда: камня, бронзы или железа ". Эта идея (примерно в то же самое время высказанная и в древнекитайской философии) в наши дни лежит в основе любой археологической периодизации истории человечества.
Все же концепция Лукреция осталась лишь гениальной догадкой, не имевшей непосредственного продолжения в научной традиции последующих веков. То же самое можно сказать и о догадках других авторов той эпохи. В целом античность и эллинизм оставили человечеству в наследство, так сказать, контуры важнейших принципов научного метода исследования любых явлений, которые имеют отношение к истории человеческого общества. Принципы эти, обобщенные, например, в недавней работе Ф. Вогета 12, в полной мере приложимы и к формированию истории первобытного общества как самостоятельной отрасли исторической науки в дальнейшем ее развитии. Собственно, и сегодня они остаются эффективными при любом историческом исследовании.
Сама по себе идея эволюции человечества по восходящей линии сохраняла свою привлекательность для ученых последующих поколений. Правда, на протяжении средневековья ее разрабатывали и формулировали почти исключительно арабоязычные ближневосточные и североафриканские авторы. На первом месте среди них стоит североафриканский историк Ибн Хальдун (1332— 1406). Ему принадлежала наряду с признанием прогрессивного
ИСТОРИОГРАФИЯ ПЕРВОБЫТНОЙ ИСТОРИИ
99
развития человечества первая попытка наметить важнейшие хозяйственно-культурные типы, которые складывались в ходе этого развития: собирательство; сельская, т. е. скотоводческая и земледельческая жизнь; городская культура<3. В Европе же общий идеологический климат, отмеченный полным господством церкви, которая со времен блаженного Августина настаивала на постоянстве и неизменности единожды сотворенного мира, был крайне неблагоприятен для любых попыток развития эволюционистских взглядов.
Конечно, остановить накопление знаний об окружавшем сравнительно высокоразвитые общества Средиземноморья и Ближнего Востока мире было невозможно. Такое накопление сведений об обществах, немалая часть которых находилась либо на разных этапах первобытнообщинного строя, либо переходила от последнего к классовому обществу, продолжалось на протяжении всей средневековой эпохи. И если в Европе оно замедлилось, то для стран Востока, особенно вошедших в ареал мусульманской культуры, как раз в это время характерно максимальное решение географического и этнографического кругозора. Оно было связано с путешествиями многих сотен арабоязычных купцов, чиновников, паломников; их впечатления об образе жизни, общественной организации и обычаях увиденных ими народов были зафиксированы в обширной арабской исторической и географической литературе. Эта литература сохранила нам достаточно подробные описания народов Центральной и Восточной Европы, Средней Азии и Кавказа и особенно немалого числа народов и государств Тропической Африки. В последнем случае арабские сочинения остаются практически единственным нашим письменным источником для всего периода между VII и XV в.
В средневековом Китае тоже происходило накопление сведений о соседних народах — обитателях Центральной и Юго-Восточной Азии. Эти материалы, и арабские и китайские, составили весьма значительный по объему фонд, который с немалой пользой может привлечь в своей работе историк и этнограф.
Неверно было бы забывать и об европейских путешественниках этого времени в страны Востока. Это относится главным образом к купцам, но также и к официальным или полуофициальным агентам папского престола или тех или иных европейских монархов. Достаточно упомянуть имена Джованни Плано Кар-пини, Гийома Рубрука, Марко Поло и нашего соотечественника тверского купца Афанасия Никитина.
Но все же только с началом эпохи великих географических открытий, т. е. со второй половины XV в.14, накопление этнографических знаний в европейских странах приобрело такой размах, который сделал возможным формирование фактической основы для любых исследований первобытности. И дело здесь не только в небывалой по объему и темпам роста осведомленности
100
Глава вторая
европейцев о неевропейских народах. Важно, что лишь сложение науки в современном понимании этого слова позволило собрать, а главное — систематизировать и осмыслить также и те сведения, что содержались в сочинениях восточных авторов.
Начиная с первых португальских плаваний вдоль западного побережья Африки, в особенности же после открытия Колумбом Америки, после того как Васко да Гама обогнул южную оконечность Африканского континента, а Магеллан и его спутники совершили первое кругосветное плавание, все большее число народов становилось известными европейцам и делалось доступным для изучения европейской наукой.
На протяжении XVI и XVII вв. европейцы обследовали большую часть прибрежных областей Африки, огромные пространства обеих Америк, главные острова Малайского архипелага. Голландские мореплаватели открыли северное и западное побережья Австралии, Тасманию, Новую Зеландию. Русские первопроходцы, двигаясь на восток к Тихому океану, знакомились с сибирскими народами, открывали для себя новые формы быта и хозяйства.
Накопление новых знаний сопровождалось резким возрастанием числа публикаций, содержавших этнографические описания неевропейских народов. Уже в XVI в. увидели свет труды Ж. де Барруша, Д. Лопиша и Ф. Пигафетты, X. д’Акосты, описания английских путешествии, составленные Р. Хаклюитом1S. В XVII в. вышли «История государства инков» Гарсиласо де ла Веги, оригинальное издание и его переводы на нескольких европейских языках «Описания Африки» О. Даннера 16 и множество других сочинений. В этом столетии была начата серия описаний тех стран, где работали иезуитские духовные миссии. Изданные между 1610 и 1791 гг. 73 тома этих сообщений содержали богатейший материал о жизни многих «диких» народов, с которыми встретились европейцы в процессе расширения колониальных владений крупнейших держав Западной Европы.
С начала XVIII в. в общий фонд сведений о народах, сохранявших к тому времени первобытнообщинный строй, начали поступать данные о населении европейского и азиатского Севера нашей страны, которые собирались в ходе целенаправленной и крупномасштабной деятельности как Российской академии наук (Первая и Вторая Академические экспедиции 1733—1743 и 1768— 1774 гг., давшие отечественной науке труды С. П. Крашенинникова, Г. Ф. Миллера, И. Г. Гмелина, П. С. Палласа, И. Г. Георги и других исследователей), так и отдельных администраторов, самым ярким примером которых был, пожалуй, В. Н. Татищев. В первой половине XIX в. эту традицию продолжили исследователи русских владений в Америке — Л. Я. Загоскин, И. Е. Вениаминов и др.17
Вторую половину XVIII в. ознаменовали несколько крупных европейских экспедиций в бассейны Индийского и Тихого океа
ИСТОРИОГРАФИЯ ПЕРВОБЫТНОЙ ИСТОРИИ
101
нов. В ходе этих экспедиций была открыта большая часть Полинезии, включая Гавайские острова; после открытия Дж. Куком восточного побережья Австралии стало возможным непосредственное знакомство европейской науки с аборигенным населением этого континента. Кук и его спутники, особенно Г. Форстер, руководители других экспедиций — прежде всего Л. А. Бугенвиль и Ж. Ф. Лаперуз, оставили детальные описания виденных ими народов Океании 18.
Так к концу XVIII в. сложился тот фонд этнографических сведений о народах, сохранявших к тому времени значительные элементы первобытнообщинного строя, который стал фактической базой складывавшейся в первой половине XIX в. повой исторической дисциплины — истории первобытного общества.
Работа, которую мы можем рассматривать как первую попытку описать общество, находившееся, говоря современным языком, па стадии развитого родового строя, была создана на основе миссионерских наблюдений. Это была книга французского иезуита Ж. Ф. Лафито (1670—1740) «Обычаи американских дикарей в сравнении с обычаями первобытных времен».
Книга Лафито ценна в нескольких отношениях. Во-первых, как уже сказано, это первый опыт целостного описания общества (в данном случае — гуронов и ирокезов). Во-вторых, Лафито впервые применил в пей сравнение наблюдавшихся им форм общественной жизни с теми, какие ранее были известны европейцам по классической литературе. Это относится, в частности, к оценке им сходства форм управления обществом у индейцев и древних ликийцев 19 и особенно — форм брака и системы терминов родства. Дав первое в европейской литературе детальное описание того, что мы сейчас называем классификационной системой родства у индейцев, Лафито объяснял ею сообщения древних авторов о браках царей и жрецов древности, казавшихся европейскому читателю того времени кровосмесительными 20. Иначе говоря, Лафито стал основоположником сравнительного метода в европейской этнографии.
Конечно, метод этот присутствует у него лишь в зародышевой форме, прежде всего потому, что сходство рассматривается им не как аналогия, а как свидетельство происхождения индейцев Северной Америки и народов классической древности и библейских, по выражению автора, «от одного и того же ствола» — d’une meme tige 21. И тем не менее «Обычаи американских дикарей...» можно считать одним из прямых предшественников собственно первобытноисторических исследований.
Было бы, однако, неверно сводить значение накопленных в европейской литературе сведений о первобытных народах к роли только источника фактического материала для таких исследований, какими была книга Лафито или труды его младших современников Ф. К. Шарлевуа и Ш. де Бросса22. Дело в том, что
102
Глава вторая
такого рода материалы довольно широко использовались в западноевропейской — в первую очередь английской — философской публицистике, притом еще в середине XVII в. Британский историк этнографической науки Т. Пеннимэн убедительно показывает влияние представлений о «дикарях» и о ранней истории человеческого общества в сочинениях таких английских философов, как Т. Гоббс и Дж. Локк 23. Вместе с тем в их воззрениях уже фигурирует одна из главных идей, пронизывавших представления о первобытности в XVIII в., в частности у деятелей французского Просвещения: мысль о «дообщественном» состоянии человека и о сложении любых форм общественной организации в результате объединения таких изолированных индивидов на договорных началах для прекращения войны всех против всех.
У таких мыслителей XVI—XVII вв., как Ж. Бодэн, Т. Гоббс или Дж. Локк, интерес к истории возникновения отдельных общественных институтов определенно преобладал над интересом к истории становления общества в целом. Можно отметить, что из институтов главное внимание привлекали к себе политические. Наступающий кризис феодального строя в Европе, обстановка в Англии в период революции и непосредственно после нее, реставрация династии Стюартов и их окончательное свержение в 1688 г,— вот причины преимущественного интереса к проблемам государственной власти и ее основ.
Но затем в XVIII в. на первое место вновь выступают концепции эволюции общественного развития, понимаемой как единый целостный процесс.
Представление о прогрессивном развитии человечества в целом и отдельных его составных частей было характерно для европейского Просвещения — вне зависимости от того, относить ли это за счет влияния Лукреция, как делает, скажем, М. Харрис 24, или за счет самостоятельного развития философской мысли. Правда, внутри такого согласия наблюдалась довольно существенная разница во мнениях по поводу первопричины такого развития, сводившаяся в конечном счете к разным ответам на вопрос: что лежит в основе — материальные потребности или разум? Но самая идея прогрессивной эволюции никем на ставилась под сомнение, даже тогда, когда тот или иной мыслитель касался проблемы несовпадения, говоря современным языком, прогресса научно-технического и нравственного.
С именем Ж.-Ж. Руссо и Д. Дидро связан, пожалуй, наивысший расцвет теорий «благородного дикаря», развивавших уже упомянутую концепцию «дообщественного» состояния первобытного человека 25. В представлениях о добродетельном дикаре, т. е. человеке, не подверженном порокам, которые свойственны обществу собственников, классовому обществу, положительной оценки заслуживает, с точки зрения истории первобытного общества, мысль о том, что именно собственность не была извечно существо
ИСТОРИОГРАФИЯ ПЕРВОБЫТНОЙ ИСТОРИИ
103
вавшим институтом. Во всяком случае, собственность в тех ее формах, какие знали просветители. Иначе говоря, речь шла о том, что и собственность признавалась изменяющейся во времени и вместе с тем ясно понималось отличие ее форм в первобытности от того, что существовало в Европе XVIII в.
Но концепция «дообщественного» состояния человека в целом не могла считаться перспективной для развития истории первобытного общества. Наибольший интерес для последней представляли труды другой группы мыслителей эпохи Просвещения — тех из них, кто в наибольшей степени приблизился к материалистическим взглядам при объяснении истории человечества (хотя пи одного из них и нельзя назвать материалистом). Среди этих авторов особо следует выделить имена французов А.-Р. Тюрго и Ж.-А. Кондорсе и шотландцев А. Фергюссона и Дж. Миллара.
Общим в их взглядах было прежде всего то, что, создавая общую периодизацию истории человечества, они в ее основу клали эволюцию систем хозяйства и форм хозяйственной деятельности (хотя, скажем, Кондорсе считал подобную эволюцию ступенями «прогресса разума»). Уже у Тюрго (1727—1781) мы встречаем трехчленную систему развития общества: охотники и собиратели; далее в случае наличия пригодных видов животных — одомашнивание последних и пастушеское хозяйство; наконец, земледелие. Среди деятелей французского Просвещения эту схему впервые упоминает Ш. Л. Монтескье, хотя, строго говоря, сходные мысли можно встретить еще у античных авторов.
Тюрго ясно видел связи между уровнем хозяйства и характером социальной организации. Скажем, охотничье-собирательское хозяйство характеризует одновременно значительная этническая дробность. Излишки продукта и первый опыт порабощения себе подобных появляются на второй, скотоводческой стадии развития. А прибавочный продукт, разделение труда и устойчивое общественное неравенство возникают на уровне земледельческого хозяйства 2G.
Эта же схема лежит в основе концепции А. Фергюссона (1723—1816). Он делил историю человека на те же три стадии — охотники, пастухи, земледельцы, но пошел дальше Тюрго в определении социальных последствий различия хозяйственных форм. Признавая, что современные ему отсталые народы, известные по этнографическим описаниям, могут служить отражением исторического прошлого народов европейских, он решительно предостерегал исследователей от этноцентризма27. Именно у пего стадии хозяйства получили названия дикости, варварства и цивилизации. При этом в числе важнейших отличительных черт варварства по сравнению с дикостью Фергюссон называет, наряду с переходом к производящим формам хозяйства, становление понятия собственности: дикарь не знает собственности, но варвар с нею уже знаком. Хорошо понимал шотландский философ и исторически
104
Глава вторая
обусловленный характер форм власти в обществе, равно как и то, что роль такой важнейшей ячейки общества, как семья, существенно изменялась при переходе от безгосударственного строя к государственности 28.
Большую роль семьи отмечал Дж. Миллар (1735—1801); он впервые оценил ее значение как экономической единицы и ячейки культуры при передаче последующим поколениям, т. е. в социализации индивида. У него мы встречаем идею о связи между накоплением богатства и появлением частной собственности, с одной стороны, и установлением политического контроля над обществом — с другой. Правильно оценил Миллар и связь, существовавшую между накоплением богатства и появлением в обществе рабов; при этом он отметил возможность патриархального рабства на более ранних этапах развития. Иначе говоря, рабство в его схеме также рассматривалось как институт, способный к эволюции.
Как и Фергюссон, Миллар догадывался, что накопление богатства и появление частной собственности стали возможными лишь на стадии производящего хозяйства. Но именно ему принадлежит мысль о том, что из особенностей хозяйственной деятельности вытекают формы жилища, одежды или социальной стратификации, а также то, какой вид принимали формы «использования труда» (иначе говоря, формы эксплуатации), семейные и брачные отношения 30.
В отличие от Фергюссона и Миллара создатель последней в «веке Просвещения» целостной теории эволюции общества Ж.-А. Кондорсе (1743—1794) самую эту эволюцию рассматривал как «прогресс разума». Однако кроме этой общей исходной посылки, взгляды Кондорсе оказываются практически идентичными точке зрения его предшественников. Он точно так же делит раннюю историю человечества на три этапа: собирательско-охотничий, когда формируется общество; время становления скотоводства и земледелия; время «прогресса земледельческих народов вплоть до изобретения алфавитного письма» 31. Как и предшественники, он относит ко времени появления производящего хозяйства сложение имущественного неравенства и эксплуатации, возникновение знати и жречества32. Но в то же время он глубже остальных авторов своего времени рассмотрел такие проблемы, как возможность стагнации в тех или иных общественных организмах, как значение периферийных обществ для развития центра, как соотношение эволюции разума и морали с развитием производства 33. Кондорсе подчеркивал важность «специализации», т. е. разделения труда, в общественном развитии, обращая внимание на ее связь с формированием частной собственности. И он же говорил о складывании в третьем периоде универсальной схемы трех классов: собственников; их слуг с семьями; рабов34.
ИСТОРИОГРАФИЯ ПЕРВОБЫТНОЙ ИСТОРИИ
105
Трехчленное деление истории человечества, сформулированное в трудах теоретиков Просвещения, сохранялось и в работах первой половины XIX в., например во «Всеобщей истории культуры человечества» и «Всеобщей науке и культуре» немецкого ученого Ф. Г. Клемма (1802—1867) 35. Здесь оно приобрело форму разделения на «дикость», «укрощенность» (Zahmheit) и «свободу». Процесс развития культуры Клемм рассматривал как единое пелое. В общем, однако, его книги представляли ценность прежде всего как огромная сводка собранных к тому времени фактических данных, не случайно в первых работах Э. Тайлора широко использовались факты, почерпнутые из сочинений Клемма36.
Высказанная еще в античности идея об эволюции человеческого общества по восходящей линии и прямо с нею связанное представление о глубокой древности истории человечества в первой половине XIX в. получили мощную поддержку после крупных открытий в археологии и биологии. Само /признание этой идеи означало вызов освященной авторитетом церкви и идущей от раннего средневековья культурной традиции библейской хронологии. За исключением очень немногих ученых, подавляющее большинство образованной публики в европейских странах возводило происхождение человека к формам, какие были изложены в Священном писании. Еще в середине XVII в. архиепископ армагский Дж. Ашер «установил» на основании данных о продолжительности жизней библейских патриархов дату сотворения мира: 4004 г. до н. э. Дальнейшие изыскания теологов дали даже «точную» дату — 23 октября этого года 37. При всей смехотворности подобных вычислений с сегодняшней точки зрения они были полтора столетия назад весьма авторитетны, составляя, например, в Великобритании неотъемлемую часть истэблишмента в идеологии.
К началу XIX в. в Европе было накоплено уже довольно большое количество археологических находок разного рода. При обнаружении каменных орудий довольно рано высказывалось мнение, что принадлежат они древним людям; так, например, обстояло дело с мегалитическим могильником в Кошереле во Франции, раскопанным еще в 1685 г. В подтверждение такого взгляда на вещи приводили соображения о наличии сходных каменных орудий у американских индейцев начала XVIII в.
Подобного рода находок было немало, естественной была попытка как-то их классифицировать. Эту попытку предпринял датский ученый К. Ю. Томсен (1778—1865), ставший в 1816 г. руководителем Национального музея древностей в Копенгагене. Он в сущности реализовал в музейных коллекциях идею Лукреция, который располагал комплексы сходных орудий в соответствии с их ведущим материалом: камнем, бронзой (или медью) и железом38. При этом логической основой классификации Томсена служила лишь технологическая последовательность: никакой
106
Глава вторая
попытки установить хронологию орудий эта классификация не содержала. Это, однако, никак не умаляет заслуги создателя последней, и Г. Дэниел справедливо защищает работу Томсена от обвинений в неоригинальности 39.
Выводы Томсена, изложенные в опубликованном в 1836 г. путеводителе по Национальному музею40, развил и расширил его ученик и преемник Й. Ворсо (1821—1885). Ворсо, во-первых, на основе различий в погребениях бронзового века (разный инвентарь, разные обряды захоронений) фактически создал метод относительной хронологии в датировке памятников. Во-вторых, он показал возможность использования археологических материалов для создания гипотез об этнических, в частности миграционных, процессах древности. Ворсо отрицал возникновение индустрии бронзы на территории Дании в результате постепенного развития индустрии каменной, а полагал, что бронзовые орудия появились здесь в результате «вторжения» 41 какого-то иного, нежели создатели этих каменных орудий, народа.
Следующим этапом в демонстрации тех возможностей, какие открывает классификация по материалу орудий в деле реконструкции прошлого, стали работы шведа С. Нильссона (1787— 1887). В 1834 г. в очерке истории охоты и рыболовства в Скандинавии, помещенном в качестве приложения к исследованию о скандинавской фауне, этот ученый предложил концепцию четырехчленного деления эволюции человеческого общества — от охоты и собирательства к нации, т. е. развитому производящему хозяйству 42. Детальная разработка этой концепции была дана несколькими годами позднее в работе, посвященной древним обитателям Скандинавского полуострова. Схема Нильссона включала: «дикость», т. е. охотничье-собирательское и рыболовческое хозяйство, номадизм (т. е. кочевое скотоводство), земледелие и «нацию» с высокоразвитым производящим хозяйством, разделением труда и чеканкой монеты43. Такое членение истории, на первый взгляд, отличалось от схемы, например, Кондорсе, лишь выделением скотоводства в особый этап. Но впервые членение предполагалось на основе сопоставления археологических и этнографических материалов, ставших к тому времени известными науке, и притом на первом месте среди критериев здесь стояла археологическая классификация Томсена.
Таким образом, в 30-е годы прошлого века уже появились первые предпосылки того, что в наши дни Г. Дэниел обозначил словами «археологическая история первобытности»44. Однако сами по себе эти теории не рассматривались как противоречащие библейской хронологии; ведь гипотетически все три века — каменный, бронзовый и железный — вполне можно было вписать в те шесть тысяч лет, которые отводились истории человека по этой схеме. Поэтому реальная возможность утвердить представление о неизмеримо большей древности человеческого общества появи
ИСТОРИОГРАФИЯ ПЕРВОБЫТНОЙ ИСТОРИИ
107
лась лишь после того, как библейская хронология была опровергнута первоначально в геологии.
Здесь таким рубежом стал выход в свет книги крупного английского геолога Ч. Лайелла «Принципы геологии» в начале 30-х годов прошлого века45. Для истории первобытного общества особое значение имело то, что Лайелл практически опроверг креационистские взгляды во всех областях знаний — от собственно геологии до истории. После его работ уже ни один серьезный ученый не мог говорить о сотворении мира за шесть рабочих дней. А это придавало совершенно новую убедительность тем палеолитическим находкам, которые к этому времени во все большем числе стали появляться в европейских музеях и научных учреждениях.
Особо значительны среди них были те, которые обнаружили на рубеже 20—30-х годов Дж. Мак-Инери во время раскопок в Кентской пещере неподалеку от курорта Торке в юго-западной Англии, П. Шмерлинг — в пещерах Анжиуль близ Льежа и Ж. Буше де Перт — в речных отложениях Соммы возле Аббевиля (соответственно 1824—1829, 1833 и 1837 гг.). Во всех этих случаях были обнаружены костяки человека и животных давно вымерших видов, в частности шерстистых носорогов и мамонтов, а также каменные орудия. При этом если первые находки Буше де Перта находились в переотложенном состоянии, то в раскопках Мак-Инери и Шмерлинга стратиграфия оказалась ненарушенной.
Наибольшую последовательность из этих трех исследователей проявил Буше де Перт (1788—1868). В 1838 г. он выступил в Аббевиле с докладом, в котором отнес обнаруженные при раскопках грубые каменные орудия к человеку древнейших времен. Предположение вызвало яростную оппозицию в ученом мире, не говоря уже о широкой читающей публике. Находки Шмерлинга не привлекли сначала особого внимания, а результаты работ Мак-Инери были опубликованы только после его смерти4е-47. Буше де Перт, невзирая на неблагоприятные отклики, продолжал исследования, отстаивая справедливость своего первоначального вывода. Немалую роль в окончательном торжестве его точки зрения сыграло то обстоятельство, что при дальнейших раскопках он смог обнаружить орудия и костяки в непереотложенных слоях. И все же потребовалось больше 20 лет, чтобы взгляды ученого получили признание: лишь после того как в 1859 г. раскопки Буше де Перта около Аббевиля посетили несколько крупнейших геологов и археологов того времени, в том числе Ч. Лайелл, Дж. Пре-ствич, Дж. Эванс, их свидетельства сделали мнение французского исследователя общепризнанным, во всяком случае для большинства.
Именно Буше де Перту принадлежала впервые в науке постановка вопроса о первобытном обществе как едином целом. В книге, изданной в 1860 г., он рассуждает следующим образом: если
108
Глава вторая
древний человек, которому принадлежали найденные в раскопках орудия, смог их изготовить, то он вполне мог бы создать и другие. А если он это мог, то, по всей вероятности, эти другие орудия и были им изготовлены. Но в таком случае, подчеркивает Буше де Перт, этот человек, «как и мы», имел семью, говорил и т. и.48 Развивая эту мысль, он отмечает, что человек, имея все это, несомненно, мог мыслить, говорить и трудиться 49. Следовательно, было возможно существование первобытной культуры как чего-то целостного.
Итак, с работами Буше де Перта археология вплотную подошла к такому этапу, на котором ей требовалось сотрудничество с этнографией, для того чтобы можно было воссоздать сколько-нибудь полную картину первобытного общества. Ведь уже в то время было ясно, что археологический материал может дать богатые сведения о материальной культуре, гораздо меньше — об общественной организации и культуре духовной и практически ничего — относительно семейной организации.
Археологические доказательства глубокой древности человека, полученные в первой половине XIX в., непосредственно сомкнулись с тем переворотом в развитии биологической науки, которым отмечен этот период и который связан с именем Ч. Дарвина (1809—1882). Вовсе не случайно дата выхода в свет его книги «Происхождение видов путем естественного отбора» — 1859 i.50— рассматривается многими историками этнографической науки как тот хронологический рубеж, который положил начало современным этнографии и антропологии 5‘.
Конечно, Дарвин не был первым, кто поставил человека в общую схему животного мира. Такого рода мысль была, как мы видели, уже у Аристотеля. Определенным шагом в этом направлении была и биологическая классификация К. Линнея, хотя он и оставался сторонником божественного акта творения. А в самом начале прошлого века Ж. Б. Ламарк (1744—1829) 52 впервые ясно сформулировал мысль об изменчивости вида и о сложных взаимосвязях, существующих между видом и окружающей средой 53.
Между тем накопление археологического материала приносило неоспоримые доказательства того, что человек ископаемый существенно отличается от современных людей. Таковы были, например, обнаруженные в долине Неандер, неподалеку от Дюссельдорфа, костные остатки человекоподобного существа. Для состояния науки того времени, да и для общего идейного климата, довольно показательно, что когда эти остатки, найденные в 1856 г., два года спустя были опубликованы Д. Шафхаузеном, его предположение об их принадлежности «одному из древнейших обитателей Европы» было поначалу дружно отвергнуто. Оппоненты заявили, что находка относится отнюдь не к древнему человеку, а просто к патологическому индивиду.
ИСТОРИОГРАФИЯ ПЕРВОБЫТНОЙ ИСТОРИИ
109
Собственно историю биологической эволюции человека Дарвин рассматривает в книге «Происхождение человека и половой отбор» (вышла в свет в 1871 г.) “. Если в его первой книге была изложена последовательная и строго проведенная концепция прогрессивного развития биологических форм в ходе их непрерывного приспособления к условиям окружающей среды и борьбы за существование, то в «Происхождении человека» эти выводы проецируются на биологическое развитие человека.
Сам Дарвин прекрасно понимал, что в результате его теории «будет брошен свет на происхождение человека и его историю» 55. И логические выводы из его концепции были сделаны сразу же в работах К. Фогта (1862) и особенно Т. Гексли («Место человека в природе», 1863) 56.
Применив общую теорию, разработанную Дарвином, к человеку как биологическому виду, Гексли на основании имевшихся к тому времени в науке анатомических материалов проследил несомненные родственные связи человека с человекообразными обезьянами. Последних он рассматривал как непосредственных предков Homo sapiens, как те низшие формы, из которых в процессе эволюции возник этот вид57. Дарвин в «Происхождении человека» значительно углубил аргументацию своего последователя; он, в частности, опроверг представление о современных обезьянах как прямых предках человека. Но с основной идеей книги Гексли, непосредственно вытекавшей из теоретических установок Дарвина, последний был вполне согласен58.
Таким образом, теоретическое открытие Дарвина создало основу для решения важнейшей проблемы физической антропологии и первобытной истории — проблемы антропогенеза, а также — давало обоснование попыткам реконструкции первобытной истории на базе археологических находок.
Нетрудно видеть, что как теория Дарвина, так и все существовавшие к 60-м годам прошлого века классификации археологических находок строились на признании (часто молчаливом) важнейшей научной идеи — идеи эволюции, притом эволюции по восходящей линии. В этом отношении европейская наука имела к середине XIX в. достаточно богатую традицию. В то же время теория Дарвина внесла существенный вклад в развитие одной из главных идей, на которых строилась складывавшаяся новая историческая дисциплина,— представления о принципиальном единстве человечества вне зависимости от расовых и географических различий. Отсюда логически следовала мысль о сравнимости различных человеческих обществ, а значит, и о возможности использования данных по современным задержавшимся в своем развитии народам для реконструкции картины первобытного прошлого всех народов вообще.
Одна из самых ранних формулировок этого принципа содержалась р шеститомном труде Т. Вайпа (1821—1864) «Антропо
Ito
Глава вторая
логия первобытных пародов»59. Марбургский исследователь исходил из двух основных теоретических посылок. Это, во-первых, мысль о единстве в человеке двух начал — биологического и социального, и во-вторых, утверждение о единстве человечества, вытекающем из одинаковых способностей любого народа к развитию культуры00. Эти положения Вайца легли в основу всего последующего развития эволюционистского направления и в этнографии, и в первобытной истории.
Строго говоря, Вайц не был пионером, когда говорил о психологическом единстве человечества. Мысль эта впервые была высказана А. Бастианом (1826—1905) в его трехтомном труде «Человек в истории», а затем развивалась во многих последующих его работах 61.
Мысль о единстве человечества и его культуры, а следовательно, и о сравнимости разных культур как в синхронном, так и в диахронном планах, пронизывает все работы о ранней истории человечества, которые выходили в свет в 60-х годах прошлого века. Очень ярко отразил это представление, например, крупнейший французский археолог того времени Г. Мортилье (1821—1898). Свой путеводитель по собранию первобытных орудий, экспонированному на Всемирной выставке 1867 г, в Париже, он заключил такими словами: «Итак: закон прогрессивного развития человечества; закон сходного развития; глубокая древность человека — таковы три факта, которые ясно, четко и неопровержимо выявляются в итоге только что проведенного ознакомления с экспозицией» °2.
Осознание этих трех законов легло в основу нового научного метода, зародившегося в 60-е годы, — метода построения типологических рядов орудий, древнейших и современных, принадлежавших неевропейским народам, сохранявшим значительные пережитки первобытнообщинного строя.Созданный О. Лейн-Фоксом (впоследствии — О. Питт-Риверс), этот метод стал мощным оружием в руках историков первобытного общества. Им широко пользовались и сам Питт-Риверс и многие другие ученые.
Следует, однако, сказать, что именно в пору увлечения построением типологических рядов была незаметно совершена весьма серьезная ошибка. Она сводилась к представлению о современных исследователю отставших в своем развитии народах как о вполне идентичных первобытным народам прошлого. Как писал Питт-Риверс, эти народы рассматривались как «живая иллюстрация, подлинно (bona fide) представители первобытного общества» °’. Прямое перенесение археологических категорий на отставшие общества середины XIX в. принимало порой форму непосредственного приравнивания того или иного общества к палеолитическим или неолитическим обществам (после того как эти термины были введены в употребление для обозначения разных этапов развития каменной индустрии Дж. Леббоком в 1865 г.64).
ИСТОРИОГРАФИЯ ПЕРВОБЫТНОЙ ИСТОРИИ
111
Идея о сравнимости разных культур наравне с представлением о глубокой древности человечества имела острый смысл в общей идейной обстановке середины XIX в. В самом деле, сторонники библейской хронологии пытались спасги ее авторитет, утверждая, будто современные им отсталые общества стали таковыми в результате деградации некогда высоких цивилизаций, сотворенных божественным провидением, деградации, бывшей следствием тех или иных природных катастроф, скажем, всемирного потопа65. Поэтому опровержение утверждений о деградации занимало немалое место в работах крупнейших историков и этнографов 60—70-х годов.
С естественнонаучной точки зрения решающий удар этой теории нанес Ч. Лайелл. Исходя из представления, что люди, создавшие каменные орудия, были современниками вымерших видов животных, эволюция которых до нынешних форм потребовала бы десятков тысяч лет, он предположил, что люди эти были в умственном отношении ниже людей современного вида и тоже должны были эволюционировать. Что же касается Египта (который чаще всего выдавали за образец высокой культуры, в иных районах мира подвергавшейся деградации), то в геологическом отношении египетские памятники оказались очень молодыми и совершенно несопоставимыми с каменными орудиями, обнаруженными к тому времени в разных местностях Европы66.
Отношение передовой исторической и этнографической науки той эпохи к теории деградации в общеметодологическом смысле определеннее всего сформулировано в «Происхождении культуры» британского исследователя Э. Б. Тайлора (1832—1917). Надо сказать, что место этого крупнейшего ученого в становлении истории первобытного общества как самостоятельной отрасли исторической науки определяется не столько его непосредственным вкладом в изучение первобытности (как раз в этом отношении он ограничился в основном проблемой происхождения религии, каковую выводил из «первобытного анимизма»), сколько тем, что именно в трудах Тайлора мы видим в наиболее полной форме основные теоретические посылки доморгановской истории первобытного общества.
«Прогресс, деградация, пережиток, возрождение, модификация,—говорит Тайлор,—все это способы связи, которая соединяет вместе сложную сеть цивилизации» 67. Но разные «способы» для него отнюдь не равноценны: «насколько история способна служить нам критерием, прогресс первичен, а деградация вторична; культура должна быть достигнута до того, как ее возможно станет утратить»68. А пережитки, которые Тайлор определил как то, что «остается как доказательства и примеры более древнего состояния культуры, из которого развилось более новое», показывают исследователю путь, пройденный цивилизацией. Последовательный эволюционист, Тайлор прекрасно понимал, что
112
Глава вторая
эволюционируют и сами пережитки, изменяясь и внешне и функционально 69.
Тайлор широко пользовался методом типологических рядов, именно он подробно обосновал применение этого метода к максимально широкому кругу явлений культуры10. Именно он особенно четко и выразительно сформулировал принцип сравнимости явлений культуры: «Такое же развитие культуры, какое происходило в пределах наших знаний, имеет место и вне этих пределов; и на ход его не влияет, располагали ли мы при этом наблюдателями или нет». И здесь же изложен, по определению Тайлора, «фундаментальный принцип» этнографического исследования: «По известному историческому развитию мы можем вполне справедливо судить, каково было развитие доисторическое» 11.
Симптоматичным для развития истории первобытного общества как научной дисциплины было появление в 60-е годы прошлого столетия сразу нескольких крупных работ, в которых содержались попытки анализа развития общественных институтов с древнейших времен. В 1861 г. вышли в свет книги Г. Мейна и Й. Ба-хофена, в 1865 г.— Дж. Мак-Леннана и Дж. Леббока, в 1870 г.— вторая работа Леббока. Главное место в этих исследованиях заняли родственные отношения и формы семейной организации. Хотя надо сказать, что за исключением Мак-Леннана, указанные выше исследователи имели в виду рассмотреть генезис прежде всего правовых и политических систем. Отсутствие у известных тогда «первобытных» народов целого ряда социально-политических институтов, привычных для европейца XIX в., с одной стороны, толкало к попытке воссоздать картину их возникновения, а с другой — складывалось интуитивное понимание того, что некоторые функции многих из этих институтов должны были ВЫПОЛНЯТЬ родственные отношения и семейная организация.
Для всех этих трудов было характерно, что их авторы исходили из молчаливого представления об изначальном коллективизме первобытного общества. Правда, в большинстве случаев под первичным коллективом мыслилась семья, притом семья патриархальная, известная еще со времен Аристотеля, а затем — по римскому праву и по формам семейной организации в буржуазной Европе. Тем не менее самое отрицание «дообщественного» состояния человечества было несомненным прогрессом в сравнении с руссоистскими теориями.
Очень четко сформулировано это представление в книге Г. Мейна (1822—1888). Древнее общество, подчеркивает он, это не собрание индивидов, но «агрегат семей». А поскольку «корпорация никогда не умирает», первобытное право считает ее вечной и неистребимой. Само по себе представление о первобытном обществе как о системе коллективов (Мейн говорит о системе концентрических кругов — семья, род, племя72) безусловно
ИСТОРИОГРАФИЯ ПЕРВОБЫТНОЙ ИСТОРИИ
ИЗ
правильно. Однако в схеме Мейна в роли первичной ячейки выступает семья патриархального типа («объединенная семья»); она предшествует роду, места и значения которого в истории первобытности Мейн не понимал. Еще менее оказался он способен понять поздний характер отцовского рода, который для него оставался единственной формой родовой организации; К. Маркс подчеркивал, что Мейну были неизвестны материнский род и материнское право73.
Семья как первичная ячейка общества рисовалась Мейну в форме «циклопической», т. е. основанной на абсолютной власти отца. Связующим принципом служила в ней patria potestas, т. е. власть старшего мужчины, родство же признавалось лишь агнатное. Нетрудно видеть, что в анализе истории семьи Мейн основывался почти исключительно на библейских материалах и на римском праве да еще на некотором знакомстве с современными ему формами индийской патриархальной семьи и на довольно неопределенной ссылке на «индоевропейские народы вообще»74. Антиисторизм и юридический формализм этих взглядов также подвергались острой критике со стороны К. Маркса75.
Имя Мейна обычно связывается с открытием закономерного перехода от кровнородственных связей как основного вида социальных связей к территориальным76. Вместе с тем не лишена резона и точка зрения Р. Лоуи, полагавшего, что английский ученый обнаруживал порой большое чувство историзма77.
Дело в том, что Мейн вовсе не ограничился утверждением о смене кровнородственных связей территориальными. К тому же он не абсолютизировал эту смену, так как имел в виду только «политическое» функционирование общественного организма, т. е. отношения власти и властвования. Мейн правильно оценил значение искусственно создаваемого родства, его он рассматривал как первую в истории человечества правовую фикцию, а главное — первым обратил внимание на то, что на ранних этапах развития именно в категориях фиктивного родства выражались и территориальные связи в обществе 7S.
Ошибочных взглядов на историю семьи Мейн держался в течение всей своей научной деятельности. Он решительно возражал Моргану и Мак-Леннану, считавшим, что материнский род и материнское право предшествовали отцовским, причем пытался опираться на авторитет Дарвина79.
В 1861 г. была опубликована работа Й. Бахофена (1815—1887) «Материнское право»so. Точка зрения швейцарского исследователя оказалась диаметрально противоположной господствовавшей в то время в науке «патриархальной теории» семьи, хотя Ба-хофен пользовался тем же кругом источников, что и его оппоненты,— прежде всего классической литературой, реального этнографического материала он практически не касался.
114
Глава вторая
Схема Бахофена начинается стадией промискуитета, которую он обозначил термином «гетеризм». Затем следовала стадия «гинекократии», т. е. материнского права, которую позднее сменил «патриархат», т. е. господство отцовского права. Однако концепция Бахофена была насквозь идеалистична в объяснении причин эволюции форм семейной организации.
В самом деле, переход от гетеризма к материнскому роду объяснялся тем, что неупорядоченные половые сношения оскорбляли женскую стыдливость; именно поэтому женщины будто бы и создали семью и брак, изобрели религиозные верования и превратили себя в символ плодородия через понятие «теллурической праматери». В свою очередь смена материнского права отцовским была вызвана вытеснением теллурических божеств астральными, каковые воспринимались как идеальное правовое отношение между отцом и сыном. Таким образом, причинами развития семьи оказывались факторы чисто идеальные, материальные же условия существования и функционирования тех или иных форм семьи не затрагивались вообще. Все это, пожалуй, дает определенные основания современному историку для того, чтобы оценить теорию Бахофена как «одну из самых безумных» в развитии этнографии81. И тем не менее во взглядах Бахофена заслуживает внимания, помимо интуитивно правильно понятой последовательности смены форм рода, еще и то, что свою схему он понимал как нечто универсальное: через стадии гетеризма, материнского и отцовского права прошли, по мнению исследователя, все народы земли.
Шотландский адвокат Дж. Мак-Леннан (1827—1881) независимо от Бахофена пришел к сходным взглядам на развитие семейной организации, хотя и обосновал их по-другому. Ему же принадлежит заслуга введения в науку таких фундаментальных понятий современной этнографии, как эндогамия и экзогамия, хотя и без правильного их объяснения82.
По схеме Мак-Леппана (который в отличие от Бахофена пользовался сравнительно богатым этнографическим материалом) , семья прошла в своем развитии те же три ступени — от промискуитета через материнское право к отцовскому праву. Обоснование происхождения семьи хотя и представляется в общем более реалистичным, нежели у Бахофена, все же скорее умозрительно, чем связано с данными этнографии. Мак-Леннан исходил из того, что превращение первоначальных тотемических stock groups в экзогамные матрилинейные группы вызывалось недостатком женщин, который в свою очередь вытекал из обычая умерщвлять новорожденных девочек. Отсюда следовали, по Мак-Леннану, два возможных результата: либо захват женщин в других человеческих группах, т. е. экзогамия, либо же полиандрия.
В последнем случае также возможны два варианта: мужья
ИСТОРИОГРАФИЯ ПЕРВОБЫТНОЙ ИСТОРИИ
115
могут быть либо соплеменниками, либо братьями (соответственно наирский и тибетский случаи).
Мак-Леннан неосновательно преувеличивал значение и всеобщность полиандрии в истории форм семьи, и на это сразу же обратили внимание современники, в частности Леббок83. Но именно в теории Мак-Леннана мы впервые встречаемся с четким разграничением матри- и патрилокального брака, притом из различия между ними выводится матрилинейный или патрилинейный характер общества. При экзогамии, рассуждает Мак-Леннан, равно как и при тибетской форме полиандрии, женщина живет вместе с родней мужа (или мужей), т. е. оказывается в большей или меньшей степени подчинена мужчине. А при наирском варианте брака счет родства возможен лишь по матери, отсюда ведет свое начало материнское право.
Следует сказать, что Мак-Леннан в значительной степени предвосхитил и нынешние споры о правомерности выделения племени как особой стадиальной формы социальной организации, особенно оживленные в американской антропологии. Правда, для него самого подобный вопрос не возникал, но именно Мак-Леннан обратил внимание на то, что ирокезы, данными о которых широко пользовался Морган, когда создавал свою концепцию первобытного общества, представляют пример поздней социальной организации84.
Представление о групповых формах брака было свойственно и взглядам Дж. Леббока (1834—1913), который рассматривал «общинный» (communal) брак в качестве самой ранней формы брачных отношений, из которой впоследствии через похищение женщин развилась экзогамия.
Место Леббока в становлении истории первобытного общества как самостоятельной научной дисциплины заключается прежде всего в том, что, будучи крупным археологом, он немало сделал для дальнейшей систематизации известного к тому времени археологического материала. В частности, как уже говорилось, Леббок предложил разделение каменных орудий на палеолитические или неолитические по наличию шлифовки или ее отсутствию — схему, семью годами позднее детально разработанную Г. Мортилье 86.
Леббок не остался в стороне и от попыток реконструировать историю религиозных верований человека, начиная с «атеизма», т. е. безрелигиозной стадии развития, и заканчивая христианством, в котором «религия сливается с нравственностью»87. Характерно, что религия у него полностью отделена от социальной структуры. Это не должно нас удивлять, коль скоро первопричиной развития цивилизации Леббок считал именно развитие идей88.
Следует сказать, что во взглядах Леббока особенно ярко обнаруживалась противоречивость, какой были отмечены взгляды
116
Глава вторая
крупнейших британских историков первобытности, сформировавшихся как ученые в викторианской Британии в доморгановский период. Противоречивость эта столь очевидна, что, скажем, Г. Дэниел посвятил специальную главу «викторианцам и первобытной истории», а Р. Лоуи именно Леббока подверг жесточайшей критике89. В основе их идей лежала этноцентристская установка, в соответствии с которой викторианская Британия представлялась наивысшим результатом эволюции человеческого общества, а британский подданный этого времени — образцом «цивилизованного человека». Правда, крупнейшие ученые того времени решительно отвергали расистский подход к изучению современных им неевропейских народов, сохранявших в той или иной степени первобытнообщинный строй (в качестве примера можно назвать такого крупного исследователя, как Э. Тайлор) 90. Но и эти ученые молчаливо приняли тезис о том, что современные им «дикари» не только в социально-культурном отношении, но и биологически находятся на более низкой ступени эволюции, чем средний британец.
Собственно говоря, речь идет о неисторичности самого подхода. Это хорошо подметил М. Харрис, когда писал, что викторианцы полагали, «будь они сами воспитаны среди лондонской бедноты или среди готтентотов, они бы тем не менее вели себя как викторианские джентльмены» Британские исследователи в рассматриваемое время играли едва ли не самую активную роль и в изучении первобытных институтов, и в современной им этнографии, поэтому эти «грехи» викторианского мировоззрения довольно ощутимо сказывались на общем уровне работ по истории первобытного общества.
Таким образом, западноевропейские этнографические и археологические исследования 60-х годов прошлого века подготовили почву для перехода истории первобытного общества на качественно новую ступень: к попытке создания целостной материалистической концепции первобытности. Этот шаг сделал американский ученый Л. Г. Морган.
В завершенном виде концепция Моргана изложена в книге «Древнее общество» (1877 г.)92. Предшествующие работы —от первых статей конца 40-х годов, составивших позднее основу «Лиги ирокезов» 93, до изданной в 1871 г. книги «Системы родства и свойства человеческой семьи» 94 — могут рассматриваться как подготовительный этап в работе над этим главным трудом. Сам Морган рассматривал «Древнее общество» как своего рода второе, расширенное издание «Систем родства и свойства». Что же касается последней крупной работы Моргана — книги «Дома и домашняя жизнь американских туземцев» 95, то она была задумана как заключительный раздел «Древнего общества», в виде первой главы в нее включено сжатое резюме основного содержания последней,
ИСТОРИОГРАФИЯ ПЕРВОБЫТНОЙ ИСТОРИИ
117
Заслуга Моргана состоит прежде всего в том, что он сумел построить целостную концепцию развития человеческого общества с древнейших его стадий до формирования первых государств и не только построить, но и в немалой степени обосновать ее огромным полевым материалом. Материал этот собирал как сам Морган, так и привлеченные им многочисленные наблюдатели. Если собственные наблюдения исследователя относились исключительно к североамериканским индейцам, то благодаря связям со множеством корреспондентов в различных частях земного шара — в Австралии, Полинезии, Индии и др.— он располагал обширной фактической основой как для сравнительного изучения важнейших общественных институтов у разных народов, так и для воссоздания картины того, как происходила эволюция общества на этом, самом продолжительном, отрезке его истории.
Важнейшим открытием Моргана и центральным пунктом его концепции стало понятие рода как специфической формы общественной организации в древних обществах, притом рода, эволюционирующего от материнского как первичной формы к отцовскому. Это открытие потребовало пересмотра существовавших взглядов на этапы развития форм правления, семейной организации и т. п. и совершенно по-иному рисовало картину развития человечества на ранних этапах его истории. Оценивая значение открытия Моргана для первобытной истории, Ф. Энгельс подчеркивал: «Род, основанный на материнском праве, стал тем стержнем, вокруг которого вращается вся эта наука; со времени его открытия стало понятно, в каком направлении и что следует изучать и как нужно группировать полученные результаты» 96.
В «Древнем обществе» представление о роде и родовой организации предстает перед читателем уже вполне сложившимся. По определению Моргана, род — это «совокупность кровных родственников, происходящих от одного общего предка, отличающихся общим родовым именем и связанных узами крови»97. Здесь же автор указывает на исключительную древность родовой органи-низации и на ее универсальность; этот тезис повторяется и в других главах книги.
Род как форма общественной организации присутствовал уже в предшествовавших исследованиях Моргана, хотя еще и не был дифференцирован терминологически. Как указывает сам исследователь, «в американской этнографии термины племя и клан употреблялись в качестве равнозначных вместо термина род, поскольку еще не была доказана универсальность последнего. В предыдущих работах, следуя моим предшественникам, я также пользовался этими терминами»98. Правда, тут же он оговаривается, что «употреблял слово «племя» как равнозначное роду и вместо него, но с точным определением этой группы» ".
Универсальный характер родовой организации — вот что отличает взгляды Моргана от его предшественников. И не только
118
Глава вторая
универсальность, но и первичный характер относительно прочих форм общественной организации. Не случайно Морган с самого начала разграничивает два «плана общественного строя»: организацию социальную, основанную на родах, фратриях и племенах, и организацию политическую, строящуюся на территории и собственности 10“. При этом род оказывается в начале «органического ряда» (organic series), по определению исследователя, а не просто одной из возможных форм организации общества101. И соответственно вводится понятие родового общества, противополагаемого обществу политическому, т. е. классовому.
Морган хороню понимал, что род — не одноразовое изобретение (хотя он и колебался относительно того, следует ли считать родовую организацию самостоятельно складывавшейся повсеместно или же она зародилась в каком-то одном регионе и оттуда путем заимствования распространилась по всей ойкумене, причем склонялся более ко второму решению) 102. По представлениям исследователя, род эволюционировал «от архаической к своей конечной форме». Для возникновения родовой организации требовались какие-то объективные предпосылки: «Нельзя думать, чтобы такое замечательное учреждение, как род, возникло вполне готовым или произошло из ничего, т. е. без основания, подготовленного предшествующим естественным развитием. Его происхождение следует искать в предсуществовавших элементах общества, а его зрелость наступила много позже его возникновения» 103.
Морган с самого начала решительно возражал против гипотезы о возникновении рода в результате расширения семьи — а такая точка зрения была преобладающей (если о происхождении рода вообще задумывались). Полемизируя с мнением Дж. Грота, автора популярнейшей в те годы в англоязычных странах истории древней Греции, Морган прямо говорит: Грот считает род расширенной семьей и, соответственно, семью — первичной, а род — вторичной формой общественной организации. Но «взгляд этот... не приемлем. Обе организации исходят из различных оснований и друг от друга независимы. Род охватывает только часть потомства предполагаемого общего предка и исключает остальную часть...»104. Морган настойчиво подчеркивает: ни одна из древних форм семьи не служила основанием рода и не могла им служить, так как муж и жена необходимо принадлежали к разным родовым объединениям105. Род есть древнейшая социальная организация, построенная на осознании родства106.
Характерно, что необходимость существования родовой организации Морган обосновывает чисто материальными причинами: тем, что семья в любой из своих древних форм неспособна «самостоятельно противостоять всей тяжести борьбы за существование» 107. Но отсюда неизбежно следовал вывод не просто о первобытном коллективизме родовой организации, но о первобытном
ИСТОРИОГРАФИЯ ПЕРВОБЫТНОЙ ИСТОРИИ
119
коммунизме. Именно о коммунизме в хозяйственной жизни аме риканских индейцев говорит Морган. Этим коммунизмом объясняет он и действие закона гостеприимства у индейцев: «Где бы мы его ни находили, он сопряжен с коммунистическим строем жизни в обширных домохозяйствах» 108. «Коммунизму домашней жизни» посвящена специальная глава его книги, так и названная 109. Ведущий принцип архитектуры жилищ индейских племен Северной Америки Морган определяет как «приспособление домов к коммунизму домашней жизни» 110. Конечно, Морган был неправ, когда относил общество ацтеков к стадии военной демократии (понятие, им введенное). Но совершенно справедливым остается его замечание, сделанное мимоходом по этому поводу: родовая организация неизменно отличалась глубоким демократизмом. Еще более четко это сформулировано в применении к грекам героического периода: «При родовых учреждениях народ, состоящий из родов, фратрий и племен, организованных в виде независимых самоуправляющихся единиц, естественно должен быть свободен» 1И.
Такие выводы оказывались объективно революционными, направленными против взглядов, господствовавших в науке того времени112. Этим объясняется высокая оценка того, что сделал Морган, основателями научного социализма, и та враждебность, которой отличалось отношение к наследию Моргана подавляющего большинства западных немарксистских исследователей.
К революционным элементам теории Моргана относится и устанавливаемая исследователем последовательность сменявших друг друга форм рода. Морган специально говорит о том, что родство на ранних стадиях родового строя считалось по матери, и подчеркивает: «Эти правила принадлежат к числу основных характерных признаков рода, где бы мы ни наблюдали это учреждение в его архаической форме» 113. Рассматривая брачные классы австралийцев, он прямо связывает устойчивость рода со счетом родства по женской линии: «Род сохраняется благодаря тому, что он удерживает в числе своих членов детей всех своих женщин» “4. Обосновывая именно такую организацию рода, Морган, еще раз указав на то, что «в древнем роде счет происхождения ограничивался женской линией», продолжает: «Таким был род в его архаической форме, когда отцовство не могло быть установлено достоверным образом и когда принадлежность определенной матери составляла единственный надежный признак происхождения»115. И здесь же формулирует «три главных основания» рода: кровная связь, чистая родословная при счете происхождения по женской линии и недопущение браков в роде “6.
Касаясь превращения материнского рода в отцовский — «род в своей конечной форме», Морган видел причину такого превращения в развитии и укреплении позиций собственности. Именно с
120
Глава вторая
этим процессом он связывал главные аспекты трансформации рода: переход счета родства по мужской линии и переход наследования имущества от сородичей умершего в целом сначала к его агнатам, а в конечном счете — к его детям. При этом Морган хорошо понимал, что такие новшества означали «громадную перемену в состоянии сообщества, равно как и значительную ступень прогрессивного развития» 117.
Мысль об активнейшем воздействии эволюции форм собственности вследствие прогрессивного развития общественного производства на эволюцию общественных институтов пронизывает всю концепцию первобытной истории Моргана. Собственно говоря, суть его великого открытия — то, что позволило Ф. Энгельсу говорить о самостоятельном открытии Морганом материалистического понимания истории в рамках своего предмета118 — как раз и заключается в том, что оп сумел выделить два принципиально разных типа общественной организации, построенных на взаимоисключающих формах собственности: коллективной — для общества родового, частной — для общества «политического», т. е. классового. Это открытие лежит сейчас в основе материалистического понимания истории первобытного общества.
Взгляд на собственность как на категорию, подверженную изменению, а главное — отнюдь не извечную в истории человечества, резко расходился с господствовавшими представлениями об изначальном характере частной собственности. Еще более чудовищным и нетерпимым должен был казаться сторонникам традиционных теорий собственности и права тезис Моргана относительно неизбежности будущего общественного строя, который станет «возрождением, но в высшей форме, свободы, равенства и братства древних родов» 11э.
Морган не случайно изложил свою теорию рода и родовой организации в разделе «Развитие идеи управления». Он последовательно проводит через всю книгу мысль о постепенном развитии органов управления обществом по мере превращения societas в civitas и перехода функций управления к специализированным органам. Именно поэтому описание «прав, привилегий и обязанностей» членов рода начинается с права избирать и смещать сахема и вождей (речь идет об ирокезском роде), а завершается советом рода. Дальше Морган показывает усложнение организации управления на более высоких уровнях, прежде всего в племени. Здесь уже появляются первые зачатки разделения власти в форме параллельного существования совета племени и верховного вождя 12°.
Постепенное развитие собственности приводило к тому, что она во все большей степени оказывала влияние на органы управления. Это сопровождалось переходом приоритета от кровнородственных к территориальным связям (Морган демонстрирует это на примере Афин и Рима) ш. Пожалуй, один из самых ин
ИСТОРИОГРАФИЯ ПЕРВОБЫТНОЙ ИСТОРИИ
121
тересных моментов концепции Моргана в данном отношении — то, что он, по-видимому, интуитивно угадал диалектику взаимодействия имущественного неравенства и статуса при складывании классовой структуры общества. Причем показал, что наследование статуса подчинялось тем же закономерностям, что и наследование имущества: сначала — наследование родом, а затем — от отца к сыну. Резюмирует это Морган в одной короткой фразе: «Собственность и должность были почвой, на которой выросла аристократия» 122.
Тем не менее это осталось догадкой Моргана, он не понял всего значения развития отношений собственности для формирования классовой структуры общества. Не понял он и того, что «политическое общество», появление которого он справедливо выводил из развития частнособственнических отношений, основывается на эксплуатации человека человеком. И хотя Морган понимал разницу между отношениями людей в родовом обществе и отношениями в обществе политическом, для него оставался непонятым антагонистический характер последнего. Иными словами, поняв причину трансформации общественных структур, Морган не смог с должной ясностью представить себе ее механизм.
Развитие форм собственности прямо связано в концепции Моргана с развитием общественного производства. Следует, однако, иметь в виду, что самое понятие общественного производства — как, впрочем, и некоторые другие категории политэкономии — для него отнюдь не было очевидным. Морган говорит о «последовательных способах добывания средств к существованию» (successive arts of subsistence) как о критериях определения «этнических периодов», т. е. стадий развития общества. Однако ввиду недостаточности знаний о развитии таких способов в качестве «показателей прогресса, достаточных для установления начала последовательных этнических периодов», использует в конечном счете термин «изобретения и открытия» 123.
Моргановы «изобретения и открытия» по существу соответствуют производительным силам общества, хотя Морган нигде не говорил о последних да и не имел, видимо, ясного представления о них. Еще меньшая ясность присуща его взглядам на производственные отношения. Практически они сводились для Моргана к отношениям собственности, притом среди таковых никак не выделялась собственность на средства производства124.
Созданную им концепцию развития древнего общества Морган должен был как-то согласовать с выводами своих предшественников. Он сделал это, положив в основу периодизации древнейшей истории человечества схему трех последовательных ступеней дикости и стольких же ступеней варварства. Терминология эта восходит к А. Фергюссону (см. выше), однако у американского исследователя традиционная схема значительно детализирована. Не обошел Морган и выработанную скандинавскими археоло
122
Глава вторая
гами периодизацию ио трем, так сказать, «технологическим векам» — камню, бронзе и железу. Но для него было очевидно, что технологические критерии сами по себе недостаточны. Термины «каменный», «бронзовый» и «железный», рассуждает Морган на первых же страницах «Древнего общества», были очень полезны для классификации предметов древнего производства. Но, во-первых, эти эпохи не поддаются строгому разграничению: они до известной степени перекрывают друг друга. А во-вторых, изменение материала орудий нельзя непосредственно связать с изменениями в жизни человечества. Именно поэтому Морган и предлагает в качестве критерия «последовательные способы добывания средств к существованию».
Стремление Л. Моргана «привязать» детальную схему периодизации древнейшей истории к определенным конкретным изменениям в «способах добывания средств к существованию», а через них — и в формах собственности, составляет еще одно важнейшее новшество по сравнению со взглядами предшественников. В самом деле, в общем виде такая привязка присутствовала уже в теориях философов Просвещения. Но только Морган попробовал установить какую-то последовательность, закономерность, с одной стороны, в смене материальных условий существования людей, с другой — в связанных с такой сменой изменениях в прочих сферах жизни общества. Или, говоря его словами, связать прогресс изобретений и открытий с «развертыванием» учреждений (progressive unfolding relations) 12S.
С наибольшей ясностью эта идея Моргана выражена в таблице, которая была исключена из основного текста «Древнего общества» и опубликована только в 1935 г.126 Уже в названии таблицы видно стремление связать те четыре ряда явлений, «лежащие параллельными линиями вдоль пути человеческого прогресса» 127, о которых говорится в предисловии к «Древнему обществу». Название это гласит: «Таблица, показывающая, предположительно, в относительной последовательности их появления, главнейшие изобретения и открытия, а также общественные учреждения человечества в период дикости и в различные периоды варварства» 128.
Таким образом, и здесь «производственные» критерии истории человечества выступают вперед с полной очевидностью.
Но одновременно с этим в работах Моргана можно найти и такие утверждения, которые как будто могут дать основания для того, чтобы приписать исследователю идеалистический подход к объяснению общественного развития. Такого рода высказывания читатель встречает уже на первой странице предисловия к «Древнему обществу», где говорится о развитии общественных и гражданских учреждений из «немногих начальных зародышей мысли»129. Такая точка зрения довольно последовательно проведена через всю книгу: для Моргана речь идет не просто об
ИСТОРИОГРАФИЯ ПЕРВОБЫТНОЙ ИСТОРИИ
123
эволюции управления, семейной организации или собственности, но об эволюции идей управления, семьи и собственности в ходе исторического процесса130. Следует, однако, иметь в виду, что, говоря о развитии «идеи» того или иного института, он скорее всего хотел подчеркнуть, что дает не эмпирическую историю тех или иных общественных явлений, а раскрывает внутреннюю объективную логику их развития131.
Подобные высказывания Моргана не раз давали повод к тому, чтобы обвинять его в идеализме либо говорить о непоследовательности его материалистического подхода к изучению истории древнейшего человечества. По-видимому, и то и другое несправедливо. При всей, казалось бы, внешней противоречивости отдельных положений Моргана он неизменно оставался стихийным материалистом в объяснении общественного развитияi32.
Уже на первой странице «Древнего общества» Морган подчеркивает глубокую древность человека и человеческого общества: «Ясно, что существование человека уходит в неизмеримую даль и теряется в глубокой древности» 133. А постулируя возраст человечества, решительно расходящийся с библейской хронологией, ученый затем последовательно выступает как сторонник развития человечества по восходящей линии.
Решительный эволюционист, Морган исходил из представления о принципиальном единстве развития человека и человеческого общества: «История человеческой расы имеет единое начало, едина в своем опыте и своем прогрессе» 134.
Морган ясно видел неравномерный характер исторического развития. Он понимал, что культурные контакты — необходимый и прогрессивный фактор эволюции, «ибо везде, где существовала континентальная связь, все племена должны были в известной мере участвовать в прогрессе каждого племени» 135.
Не меньший интерес представляет и постановка вопроса об относительном ускорении темпов развития человеческого общества по мере продвижения его по ступеням эволюции: ...«развитие человечества, с начала и до конца, совершалось в геометрической, не в строгом смысле, но по существу прогрессии. Вследствие этого, хотя прогресс совершался наиболее медленно в первый период и наиболее быстро — в последний, относительный объем прогресса мог быть наибольшим в первом периоде, если брать достижения каждого периода в отношении общей сум-,<ТТЛ 136 МЫ»
Морган подчеркивает значение достижений человечества в период варварства по сравнению с тем, что было создано позднее137. Морган, по-видимому, интуитивно осознавал существование принципиальных рубежей, разделявших эти важнейшие периоды человеческой истории: в первый период, т. е., по его периодизации, в эпоху дикости, происходит становление человека современного вида; во втором периоде, т. е. в эпоху
124
Глава вторая
варварства, были подготовлены предпосылки создания цивилизации, начиная с перехода к производящему хозяйству.
Морган в самой категорической форме выступает против идеи «деградации» человека. Изложив свои взгляды на развитие семейной организации, он продолжает: «Я знаю, что высказанные здесь взгляды расходятся со взглядами, которые пользовались всеобщим признанием в течение многих столетий. Я говорю о гипотезе вырождения человечества, которой пытаются объяснить существование варваров и дикарей, находя, что они стоят физически и умственно значительно ниже уровня, приписываемого предполагаемому первобытному человеку. Гипотеза эта никогда не была научно обоснована фактами. Она опровергается последовательным рядом изобретений и открытий, прогрессивным развитием социальной системы и последовательными формами семьи» 138.
Критикуя гипотезу деградации человеческого общества, Морган выступает против потенциально расистских взглядов на неевропейские народы. Эта гипотеза, замечает он, «необходимо вызывает и другое предположение, а именно, что все человеческие расы, кроме арийских и семитических народов, должны считаться ненормальными расами, отклонившимися от своего нормального состояния вследствие вырождения. Правда, арийская и семитическая нации представляют главные потоки человеческого прогресса, так как они довели его до высшего достигнутого до сих пор предела. Но существуют веские основания предполагать, что до их разделения на арийские и семитические племена они составляли часть недифференцированной массы варваров. Поскольку эти племена сами произошли в прошлом от варварских предков, а в еще более далеком прошлом — от диких предков, различие между «нормальными» и «ненормальными» расами теряет под собой почву» 139.
Разработанная Морганом концепция родового общества была по-разному встречена его современниками и коллегами. Если, например, Бахофен во многом присоединился к выводам американского исследователя, то Мейн довольно решительно высказался против возможности существования материнского рода на том основании, что такие организации «трудно представить ... связанными с какой-либо определенной территорией или же с военными единицами» 14°.
Пожалуй, большее внимание современников привлекла построенная Морганом схема исторического развития семьи. Его заслуги в изучении систем родства признавались многими крупными учеными даже в пору самой яростной реакции против эволюционизма в западной этнографической науке. Так, У. Риверс справедливо считал, что открытие Морганом классификационных систем родства — «одно из величайших открытий, какие можно поставить в заслугу одному человеку» 141. И сегодня едва ли ни в полной
ИСТОРИОГРАФИЯ ПЕРВОБЫТНОЙ ИСТОРИИ
125
мере сохраняет ценность огромный фактический материал, собранный Морганом в книге «Системы родства и свойства».
Для истории первобытного общества, по-видимому, наибольшее значение имеют два обстоятельства. Прежде всего то, что Морган окончательно опроверг патриархальную теорию развития семьи. Если в «Системах родства и свойства» его в большей степени интересовали системы терминов родства, нежели последовательность формирования форм семьи, то в «Древнем обществе», построив такую схему последовательности, исследователь убедительно показывает невозможность развития семейной организации в русле положений патриархальной теории. «Намеченная нами последовательность учреждений,— говорит Морган,— противоречит также некоторым предположениям тех почтенных ученых, которые в своих умозаключениях о происхождении общества считали патриархальную семью еврейского и римского типов древнейшей формой семьи и самой ранней организацией общества. Они приписывали, таким образом, человеческой расе с самого ее детства семью, находящуюся под отцовской властью»142. После работ Моргана, в которых было показано, что древнейшей формой организации общества был род, вопрос о приоритете семьи в этом отношении отпадал сам собой. Далее Морган доказал, что в истории самого рода есть начальная стадия, которая представлена материнским родом.
Рассматривая современную семью (моногамную, по терминологии Моргана) как продукт длительного исторического развития, он попытался связать этапы эволюции семьи с развитием общественного производства и отношений собственности143. Правда, провести эту корреляцию последовательно Морган не смог (в этом легко убедиться, если рассмотреть древнейшие стадии его схемы — первую, включающую кровнородственную семью и малайскую систему родства, и вторую, куда входят пуналуальная семья и туранская и ганованская системы родства и свойства; для этих двух стадий отсутствуют упоминания производства и собственности) .
Конечно, созданная Морганом концепция развития первобытного общества отнюдь не совершенна. Последующее развитие археологии и этнографии опровергло некоторые из его тезисов, другие заставило существенно уточнить. Так, не подтвердились многие из технологических критериев его общей исторической периодизации. Несостоятельным оказалось объяснение сложения родовой организации страхом перед инцестом. Едва ли не самой уязвимой и нуждающейся в полном пересмотре оказалась и схема развития семейной организации. Не рассматривая здесь эту часть концепции Моргана в деталях, отметим только, что из пяти предполагавшихся им последовательных этапов развития такой организации — кровнородственной, пуналуальной, синдиасмической, патриархальной и моногамной семей — первая оказалась плодом
126
Глава вторая
недостоверной информации, а вторая — лишь частным случаем, но отнюдь не самостоятельным этапом.
Однако следует иметь в виду, что сам Морган прекрасно понимал, что разработанная им схема развития и семейной организации, и первобытности в целом может уточняться и дополняться. Но он сознавал также, что был прав в своем общеметодологическом подходе к восстановлению картины древнейших этапов человеческой истории. И то, что сказано в конце третьей части «Древнего общества» по поводу схемы развития семьи, с полным основанием можно отнести ко всему труду исследователя: «Вы-шенамеченная последовательность может потребовать изменений, а возможно, и существенных изменений в отдельных ее звеньях; она все же дает рациональное и удовлетворительное объяснение фактов человеческого опыта, а равно и хода человеческого прогресса в развитии идей семьи и управления у человеческих племен» 144. Характерно, что почти то же самое писал Ф. Энгельс: «Морган был первый, кто со знанием дела попытался ввести в предысторию человечества определенную систему, и до тех пор, пока значительное расширение материала не заставит внести изменения, предложенная им периодизация несомненно останется в силе» 145.
«Рациональное и удовлетворительное объяснение» концепция Моргана могла дать именно в силу своего стихийно-материалистического характера. Именно поэтому она является выразительницей лучших традиций передовой науки домарксовой эпохи. Многое из сделанного Морганом вошло как составная часть (хотя в существенно развитом виде) в созданную Марксом и Энгельсом историко-материалистическую концепцию первобытной истории.
2.	Первобытная история в трудах классиков
марксизма-ленинизма
Творческая деятельность Маркса и Энгельса продолжалась более полувека, и за это время созданное ими учение прошло в своем развитии три периода. К 1848 г. завершился первый период — период формирования марксизма. В центре внимания Маркса и Энгельса в это время была философская сторона их учения. Второй период, охватывающий 50—60-е годы, характеризовался преимущественно разработкой политической экономии. В третьем периоде, наступившем после Парижской коммуны 1871 г., Маркс и Энгельс уделяли большое внимание разработке проблем всемирной истории, а также исследованию закономерностей будущего коммунистического общества. Опираясь на новейшие данные конкретных наук, марксизм на каждом этапе выступал как более цельное и зрелое учение. Отсюда вытекает целесообразность рассмотрения взглядов Маркса и Энгельса на первобытную историю в их развитии, в соответствии с периодами развития самого
ИСТОРИОГРАФИЯ ПЕРВОБЫТНОЙ ИСТОРИИ
127
марксизма. Такой подход дает возможность раскрыть все богатство их наследия в этой области и проследить связь марксизма с развитием историографии первобытной истории.
Научные исследования Маркса и Энгельса были связаны с потребностью разработки стратегии и тактики революционного пролетариата. Существовала, однако, прямая связь между этой целью и изучением далекой, казалось бы, от насущных задач истории первобытного общества. Исследования в этой области, неразрывно связанные с общим развитием теории, занимали со временем все более значительное место в занятиях Маркса и Энгельса. Концепция первобытной истории, органично развиваясь вместе со всем учением, на каждом этапе приобретала новые черты, отражая достижения передовой научной мысли.
В произведениях и письмах, написанных в первой половине 1840-х годов, Маркс и Энгельс нередко касались первоначальной истории человечества. Их высказывания не носили, правда, систематического характера, но в них содержались зародыши мыслей, развитых позднее, а в ряде случаев они являются единственными свидетельствами, отражающими мнение Маркса и Энгельса. Анализ этих ранних произведений позволяет проследить развитие их взглядов на первобытное общество и их место в процессе фор мирования марксизма. Он позволяет раскрыть те стороны этог< процесса, которые имели особое значение для концепции первобытной истории.
Первой ступенью в этом процессе было преодоление христианского религиозного мировоззрения. Критика библейских и евангельских мифов влекла за собой и постановку вопроса о происхождении человека и человеческого общества. Христианскому мифу о сотворении человека противопоставляется тезис о природной сущности человека. «Человек есть часть природы». Природа в своих взаимоотношениях с человеком многолика, она не зависит от человека, у нее свои законы, природа составляет внешнюю среду человека; в то же время она «есть неорганическое тело человека» 14S.
В этом смысле человек не отличается от других природных существ, от животных. В своих первых работах Маркс склонен подчеркивать именно сходство, а не различие между ними, «...мы находим поэтому и культ животных, религию животных в ее первобытной форме, ибо человек всегда считает высшим существом то, что составляет его истинную сущность»147. Однако уже в 1844 г. он, напротив, стремится определить критерии отличия человека от животного. Последнее «не отличает себя от своей жизнедеятельности», у человека же она носит «сознательный» характер; «...животное производит лишь то, в чем непосредственно нуждается ...между тем как человек производит даже будучи свободен от физической потребности...»148 Природа выступает уже как «материал, на котором осуществляется... труд»
128
Глава вторая
человека. Благодаря своему труду человек подчиняет себе природу. «Практическое созидание предметного мира, переработка неорганической природы» — функция человека. Природа становится для человека «его произведением, его действительностью»14’.
Но само это активное воздействие на природу, отличающее человека от животного, возможно только благодаря тому, что отношение человека к природе опосредуется обществом, «...только в обществе природа является для человека звеном, связывающим человека с человеком... только в обществе природа выступает как основа его собственного человеческого бытия. Только в обществе его природное бытие является для него его человеческим бытием... Таким образом, общество есть законченное сущностное единство человека с природой...» 150
Преобразование природы, «антропологический» характер, который она приобретает в результате воздействия человека, составляют основное содержание исторического процесса. «Сама история является действительной частью истории природы, становления природы человеком ...вся так называемая всемирная история есть не что иное, как порождение человека человеческим трудом, становление природы для человека. .»151 Итак, не только природа очеловечивается, но и сам человек возникает благодаря процессу взаимодействия с природой, процессу труда. Очевидно, предполагается и определенный исходный уровень, на котором начинается процесс взаимодействия природы и общества.
В ранних работах Маркса и Энгельса встречаются упоминания и о «естественном» состоянии, и о «дикаре», уровень которого мало чем отличается от уровня животного по потребности «в охоте, в движении и т. д., в общении с себе подобными» 152. Речь в этих случаях обычно идет об абстрактном «дикаре», каким его изображали мыслители Просвещения, нередко с прямыми ссылками на авторов. Первая попытка дать общую характеристику общества была предпринята Марксом в «Экономическо-философских рукописях 1844 года». Суть ее в следующем. Анализ современного капиталистического общества показывает, что оно возникло в результате отчуждения труда, к которому приводило все предшествующее историческое развитие. Раскрывая смысл этого понятия, Маркс указывает, что речь идет о возникновении частной собственности, о присвоении собственником продукта труда непосредственного производителя. В конечном итоге возникает противоречие между трудом и капиталом, разрешение которого есть коммунизм. «Коммунизм как положительное упразднение частной собственности — этого самоотчуж-дения человека» есть поэтому «возвращение человека к самому себе как человеку общественному, т. е. человечному». Коммунизм является решением «загадки истории», он дает «действительное разрешение противоречия между человеком и природой» 153.
ИСТОРИОГРАФИЯ ПЕРВОБЫТНОЙ ИСТОРИИ
129
Это «возвращение человека к самому себе» представляет собой высшую ступень, отрицание отрицания предшествующего развития. В этом подходе Маркса подразумевается, таким образом, что общество и на первоначальной ступени носило коммунистический характер, что в «естественном состоянии» не только не была нарушена гармония между человеком и природой, но и внутри человеческого общества.
К сходным выводам приходил в своих ранних исследованиях, выполненных независимо от Маркса, и Фридрих Энгельс. Из борьбы с природой возникает сознание «единства человека и природы»,— писал он в одной из своих статей. В своих «Набросках к критике политической экономии» он отмечал движение к «великому перевороту, навстречу которому движется наш век,— примирению человечества с природой и с самим собой» 154.
Впервые свою концепцию первобытной истории Маркс и Энгельс изложили в 1845—1846 гг. в «Немецкой идеологии» в связи с общей теорией исторического материализма. Она основана на широком обобщении накопленных к середине 40-х годов прошлого века знаний о древних народах, а также о неевропейских народах, сохранивших черты первобытности в своем строе. Правда, в распоряжении Маркса и Энгельса практически еще не было археологических данных, а этнографические сведения привлекались преимущественно косвенно, на основании работ немецких и французских просветителей и философов, по им были хорошо известны основные античные источники, исследования экономистов, данные германистики и других наук. Энциклопедические знания и диалектико-материалистический метод позволили Марксу и Энгельсу уже в этот период, когда еще не существовало первобытной истории как отдельной науки, создать основу марксистской концепции первобытной истории, оказавшей впоследствии глубокое влияние на развитие науки.
Рассмотрение проблем первобытной истории в «Немецкой идеологии» начинается с анализа природных основ человеческой истории. «Всякая историография,— отмечают Маркс и Энгельс,— должна исходить из этих природных основ и тех их видоизменений, которым они благодаря деятельности людей подвергаются в ходе истории». «Чисто эмпирическим путем» устанавливается «первая предпосылка» всякой истории — «существование живых человеческих индивидов» с соответствующей телесной организацией, обусловливающей их отношение «к остальной природе».
Отличие человека от животных рассматривается уже в историческом плане и по сути дела одновременно представляет собой постановку вопроса о происхождении человека. Люди «начинают отличать себя от животных, как только начинают производить необходимые им жизненные средства». Способ производства, с одной стороны, обусловливает воспроизводство самих индивидов, с другой стороны - их «образ жизни» 15"’.
130
Глава вторая
Маркс и Энгельс различают пять основных сторон социальной деятельности, иначе говоря, пять первичных исторических отношений. Вслед за производством жизненных средств идет порождение новых потребностей. Наряду с этим «с самого начала» включается «в ход исторического развития... третье отношение»—по производству людей. «Это семья, которая вначале была единственным социальным отношением... впоследствии становится подчиненным отношением»156. Разумеется, представление о семье как о первоначальной социальной единице общества было обусловлено отсутствием научных данных, о чем писал Энгельс впоследствии157.
В качестве еще одной стороны первичных исторических отношений Маркс и Энгельс выделяют отношения общения. «Производство жизни — как собственной, посредством труда, так и чужой, посредством деторождения — выступает сразу же в качестве двоякого отношения: с одной стороны, в качестве естественного, а с другой —в качестве общественного отношения», иначе говоря, «совместной деятельности» 158. Отношения общения приобретают различные формы в зависимости от развития производительных сил. Определенному способу производства соответствует определенная форма общения. Причем эта форма общения как способ совместной деятельности в свою очередь является производительной силой. Как видим, в ходе рассмотрения первичных исторических отношений создавалась по сути дела и теория общественно-экономических формаций.
Наконец, в качестве стороны первичных исторических отношений рассматривается также сознание. Вначале оно «носит столь же животный характер, как сама общественная жизнь на этой ступени». Это чисто «стадное», «племенное» сознание представляет собой в сущности «осознанный инстинкт». С одной стороны, «это — чисто животное сознание природы (обожествление природы)», с другой — «осознание ближайшей чувственно воспринимаемой среды и ... ограниченной связи с другими лицами и вещами...» Но это примитивное сознание является «началом осознания того, что человек вообще живет в обществе».
Сознание не существует, однако, в «чистом» виде. Оно неразрывно связано с языком. «Язык так же древен, как и сознание; язык есть практическое... действительное сознание, и, подобно сознанию, язык возникает лишь из потребности, из настоятельной необходимости общения с другими людьми» 159.
Первичные исторические отношения характеризуют и тот исходный уровень, с которого начинается выделение человека и человеческого общества из животного царства, и исторически более поздние и развитые ступени — формы общества. Маркс и Энгельс различали в «Немецкой идеологии» три ступени, предшествовавшие буржуазному обществу: племенную, античную и феодальную формы собственности. В основе этой периодизации
ИСТОРИОГРАФИЯ ПЕРВОБЫТНОЙ ИСТОРИИ
131
лежит, таким образом, экономический критерий, ибо собственность, как показывают Маркс и Энгельс,— непосредственный результат развития производства.
Вычленение племенной формы собственное!и предохавляет собой не что иное, как выделение первобытного общества как особой стадии исторического развития человечества. Правда, Маркс и Энгельс опираются при этом на исторические сведения об античных и германских племенах в период, непосредственно предшествовавший возникновению государства. Поэтому собственно понятия «племенной строй» и «племенная собственность» отражают поздний, завершающий этап первобытной эпохи. Начало же ее относится к периоду, когда «природа еще почти не видоизменена ходом истории» и только с ростом населения начинает развиваться производительность труда160, вместе с этим развивается и разделение труда, которое вначале также носило лишь естественный характер. Но на стадии племенной собственности производство еще развито слабо, люди еще живут «охотой и рыболовством, скотоводством или самое большее земледелием». Соответственно этому ограниченному отношению к природе не развиты еще и отношения общения, в данном случае племенной строй, хотя они претерпели известное развитие по сравнению с первоначальными. Семья расширилась, превратившись из простой в «сложную», развилось рабство, ранее существовавшее в скрытом виде 161.
Структура расширенной семьи, т. е. племени, выглядит следующим образом: «патриархальные главы племени, подчиненные им члены племени, наконец, рабы». Племенной строй рассматривается как необходимая стадия, через которую проходят различные народы. Хотя племенная собственность и носит общий характер, тем не менее при племенном строе и даже раньше у «дикарей» уже существует обособленное хозяйство и отдельное жилище1<>2. Таким образом, Маркс и Энгельс в соответствии с материалами, которыми они в то время располагали, отмечают факты, связанные уже с разложением первобытной общности, с возникновением варварских обществ.
Такова была в целом концепция первобытной истории, выдвинутая Марксом и Энгельсом в это время. Возникает вопрос: почему же в «Манифесте Коммунистической партии», итоговой работе первого периода, в которой освещены основные положения материалистического понимания истории, нет упоминания о первобытном обществе. Очевидно потому, что в «Манифесте», обращенном к революционным рабочим, Маркс и Энгельс ставили своей целью охарактеризовать последовательно сменявшиеся в истории формы эксплуатации человека человеком, они писали о классовом обществе и о борьбе классов. С этой точки зрения первобытность представлялась им предысторией163 и касаться ее не было никакой необходимости. Таким образом, концепция
132
Глава вторая
первобытной истории возникла уже в период формирования марксизма. И несмотря на то, что впоследствии по мере развития науки в нее вносились существенные изменения, ядро ее сохранилось, и более поздние взгляды Маркса и Энгельса были органическим продолжением этой первоначальной теории.
В следующих! период, охватывающий почти четверть века — с начала 50-х до середины 70-х годов, развитие взглядов Маркса и Энгельса на первобытное общество связано главным образом с исследованиями в области политической экономии. В центре внимания оказалась такая социальная и хозяйственная единица, как земледельческая община, возникшая в конце первобытной эпохи, но сохранившаяся еще и при капитализме.
Обильный материал как о европейских, так и о неевропейских народах, накопленный в науке и свидетельствовавший о громадном разнообразии общинных форм, отражал, как полагали Маркс и Энгельс, исторические этапы развития общины. Наряду с проблемой общинного строя определенное место в исследованиях Маркса и Энгельса в этот период занимали также вопросы становления человека, при решении которых Маркс и Энгельс прямо или косвенно опирались на новейшие данные естественных наук.
Первые наблюдения Маркса и Энгельса, относящиеся к структуре и месту общин, были сделаны в 1853 г. Маркс в одной из своих статей рассмотрел, в частности, шотландский, или гэльский клан. Отметив наличие общей собственности на землю, а также роль кровнородственных связей, регулировавших отношения между членами клана, Маркс показывает, что имущественная дифференциация уже привела к неравенству внутри клана, позволив вождям сосредоточить в своих руках земли и власть. Он характеризует клан как «организованный на военный лад род» и относит его, вопреки распространенным в то время взглядам, не к феодальным институтам, а «к тем формам общественной жизни, которые в общем процессе исторического развития стоят на целую ступень ниже феодального строя». Определяя строй клана как «патриархальный», Маркс характеризует клан как явление того же порядка, что и русская и древпеазпат ские общины164.
Исследуя индийскую общину, Маркс и Энгельс подробно анализируют ее внутренний строй, они отмечают такие ее черты, как общую собственность на землю, самодовлеющий характер производства основанный па комбинации земледелия и домашней промышленности, и как следствие этого — изоляцию общин друг от друга. Контакт между общинами возникает в зависимо сти от природных условий там, где необходимо, например при ирригации. Над общинами возвышается деспотическое государство, которое берет на себя обеспечение общественных работ, тем самым закрепляя изоляцию общин. Это «с самых давних времен»
ИСТОРИОГРАФИЯ ПЕРВОБЫТНОЙ ИСТОРИИ
133
вызывает к жизни «своеобразную социальную систему» — «систему сельских общин», в которой сами общины — «маленькие стереотипные формы социального организма. Эта система, в которой взаимодействовали, с одной стороны, земледельческие общины, с другой — деспотическое государство165. Фундамент этой своеобразной общественной структуры, по мнению Маркса и Энгельса, сохранял первобытные черты. Позднее в «Капитале» и в предварительных его вариантах Маркс по-прежнему называл эти общины «первобытными» и «коммунистическими» 166.
В «Экономических рукописях 1857—1859 годов» Маркс предпринял попытку выделить основные формы земледельческой общины в их исторической последовательности. Характеризуемые здесь азиатская (восточная), античная и германская общины отражали не только ступени развития, но в определенном смысле положили начало и типологии общин.
Эти исторические типы общин отличаются степенью разложения общей собственности. «История ... показывает нам общую собственность ... как более изначальную форму,—форму, которая еще долго играет значительную роль в виде общинной собственности 167. Положив этот критерий в основу своего анализа, Маркс в качестве первой формы общины называет азиатскую, в которой сохраняется «непосредственная общая собственность (восточная форма, модифицированная у славян; развитая до противоположности, но все же являющаяся еще скрытой, хотя и чреватой противоположностями, основой античной и германской собственности)» 168. Хотя фактические сведения об упоминаемых здесь общинах были не всегда точны (неверными были в то время представления о характере германской общины), все же основная закономерность, выявленная Марксом, имела огромное методологическое значение.
В «Капитале» Маркс, вновь возвращаясь к рассмотрению индийской общины, гораздо обстоятельнее характеризует ее структуру 11 взаимоотношения с государством. Существенно новым моментом явилось то, что Маркс указывал на существование в различных частях Индии общин различного типа. При этом «в общинах наиболее простого типа обработка земли производится совместно и продукт делится между членами общины», а ремесленное производство осуществляется отдельно каждой семьей 169.
Вскрывая причины сохранения обществ подобного типа, Маркс указывает: «...они покоятся или на незрелости индивидуального человека, еще не оторвавшегося от пуповины естественно-родовых связей с другими людьми, или на непосредственных отношениях господства и подчинения. Условие их существования — низкая ступень развития производительных сил труда и соответственная ограниченность отношений людей рамками материального процесса производства жизни, а значит, ограничен
134
Глава вторая
ность всех их отношений друг к другу и к природе. Эта действительная ограниченность отражается идеально в древних религиях, обожествляющих природу, и народных верованиях» 17°. Последняя часть этого высказывания содержит дальнейшее развитие сформулированных еще в «Немецкой идеологии» положений о взаимодействии природы и общества.
Энгельс в «Анти-Дюринге» пришел к аналогичным выводам относительно роли и места сельской общины в истории человечества. Он указывал, что практически «все культурные народы» вступают в историю «с весьма заметными остатками» этой общины, и приходил к выводу, что сельская община, выполнив свою историческую миссию, впоследствии стала тормозом развития. Только там, где общины разложились, «народы двинулись собственными силами вперед по пути развития» 171.
Анализ внутренних социально-экономических отношений в общине привел Маркса к ряду чрезвычайно важных в методологическом отношении выводов. «Чем дальше назад уходим мы в глубь истории,— писал он во введении к «Экономическим рукописям 1857—1859 годов»,—тем в большей степени индивид, а следовательно и производящий индивид, выступает несамостоятельным, принадлежащим к более обширному целому» ”2. Таким обширным целым, естественно, не могла быть семья, поэтому Маркс в ходе своих исследований дал определение семьи, противоречившее общепринятым в то время представлениям. Не семья разрастается в род, а напротив: «Первоначальная форма семьи есть сама родовая семья, из исторического разложения которой только и появляется частная семья»173. Этот вывод, сделанный в 1859 г., предвосхитил фактические открытия, сделанные спустя почти два десятилетия.
Важным для дальнейшего развития теории был и вывод о том, что связи по родству и соответственно организация человеческого коллектива на этой основе древнее прочих. Огромное значение имел и общий методологический принцип исследования исторически предшествующих форм общества: «Анатомия человека,— писал Маркс,— ключ к анатомии обезьяны. Намеки же на более высокое у низших видов животных могут быть поняты только в том случае, если само это более высокое уже известно. Буржуазная экономика дает нам, таким образом, ключ к античной и т. д.» 174 Этот принцип Маркс и Энгельс с успехом применяли и в своих исследованиях по истории первобытного общества. Одним из наиболее ярких примеров является исследование Энгельса «Роль труда в процессе превращения обезьяны в человека». Здесь показано уже в более конкретной форме, чем это было в ранних работах, взаимодействие человека и природы, раскрыто соотношение биологических и социальных факторов в процессе становления человека, наконец, исчерпывающим образом доказано решающее значение самого коллектива формирую
ИСТОРИОГРАФИЯ ПЕРВОБЫТНОЙ ИСТОРИИ
135
щихся людей как условие антропо- и социогенеза. Выдвинутая Энгельсом теория продемонстрировала несостоятельность социал-дарвинистских и вульгарно-материалистических концепций происхождения человека.
Анализ роли труда в становлении человеческого общества, начатый Марксом в «Капитале» и продолженный Энгельсом, был тесно связан с другой важной проблемой — историей становления экономических отношений. Давая общую характеристику труда как процесса, совершающегося между человеком и природой, Маркс резко отделяет собственно человеческий труд от его животнообразных форм, носящих инстинктивный характер. Маркс рассматривает изготовление орудий в качестве специфической характерной черты человеческого труда и отмечает, что именно средствами труда отличаются друг от друга экономические эпохи.
В этой связи он придает большое значение археологическим находкам каменных орудий и оружия. «Такую же важность, какую строение останков костей имеет для изучения организации исчезнувших животных видов, останки средств труда имеют для изучения исчезнувших общественно-экономических формаций... Средства труда не только мерило развития человеческой рабочей силы, но и показатель тех общественных отношений, при которых совершается труд» 175.
Исходным пунктом для исследования экономики всех предшествующих формаций являлась для Маркса, в соответствии с приведенным выше методологическим положением, наиболее развитая формация — капиталистическая. Подходя с этой точки зрения к первобытной экономике, Маркс отмечает, что в начальный период человеческого общества «нет еще произведенных средств производства, следовательно, пет постоянного капитала, стоимость которого входит в продукт...» 176 Маркс считает поэтому, что к экономике первобытного общества применимы не все понятия, которые действительны для более поздних формаций. Например, при изготовлении орудий, пишет Маркс, «дикарь впадает в тяжкое экономическое прегрешение вследствие полного равнодушия к тому, сколько времени он па это затрачивает» 177.
Развивая эти мысли Маркса, Энгельс обосновывал в «Анти-Дюринге» исторический подход к применению политической экономии. Энгельс выдвигал требование создания специальной теории для каждой ступени развития производства и обмена, т. е. для каждой формации, в том числе и первобытнообщинной. Касаясь первобытного общества, Энгельс, в частности, писал: «Кто пожелал бы подвести под одни и те же законы политическую экономию Огненной Земли и политическую экономию современной Англии,— тот, очевидно, не дал бы ничего, кроме самых банальных общих мест» 178. Энгельс и впоследствии всегда подчеркивал необходимость дифференцированного применения категорий политической экономии к обществам различных фор
136
Глава вторая
маций. Так, в 1895 г. в письме к немецкому экономисту Вернеру Зомбарту Энгельс писал, что понятие стоимости «имеет значение для той ступени экономического развития общества, при которой только могла и может идти речь о стоимости — для тех форм общества, где существует товарообмен, соответственно — товарное производство. Первобытный коммунизм не знал стоимости» 17Э.
Новое направление в изучении Марксом общины наметилось еще в 1868 г. Ознакомившись с исследованиями немецкого историка Л. Г. Маурера о германских общинах, Маркс окончательно убедился, что его собственная точка зрения о том, что «азиатские или индийские формы собственности повсюду в Европе были первоначальными формами», была верной. Попытки ученых преодолеть барьер средневековья и «заглянуть» ... в первобытную эпоху каждого народа», по мнению Маркса, соответствовали «социалистическому направлению». Ибо здесь они «в самом древнем находят самое новое, вплоть до поборников равенства...» 180
Маркс не случайно подчеркивает последнее обстоятельство: теперь фактическое доказательство коммунистического характера первобытной формации объективно опровергало буржуазные апологетические теории об извечности частной собственности. Указывая на коммунистический характер первобытной формации, Маркс и Энгельс вместе с тем выступали против всякого смешения ее с будущим коммунистическим обществом 181.
С середины 70-х годов занятия Маркса и Энгельса первобытной историей становятся особенно интенсивными. Они тесно связаны с исследованием таких важных в теоретическом отношении проблем, как возникновение классов и государств, но кроме того — с насущными потребностями революционного движения: с определением позиций рабочего класса в отношении крестьянства в целом и в частности — общинного крестьянства, наконец, в отношении национально-освободительных движений колониальных народов.
Община по-прежнему привлекала пристальное внимание Маркса и Энгельса, но теперь они изучали не только процесс ее разрушения под воздействием классовых обществ, но и возможности и условия ее сохранения и использования ее коллективистских — коммунистических традиций при переходе к социализму. Впервые этот вопрос встал перед Марксом и Энгельсом в связи с судьбами русской общины. Изучая условия, возникшие в России, Маркс и Энгельс пришли к выводу о том, что хотя русская община и сохранила многие коммунистические черты, развитие капитализма в стране подвинулось настолько далеко, что гибель общины неизбежна. Тем не менее еще в начале 80-х годов они теоретически допускали возможность ее сохранения. «Может ли русская община,— писали они в предисловии к русскому изданию «Манифеста Коммунистической партии»,— эта, правда, силь
ИСТОРИОГРАФИЯ ПЕРВОБЫТНОЙ ИСТОРИИ
137
но уже разрушенная форма первобытного общего владения землей — непосредственно перейти в высшую, коммунистическую форму общего владения? Или, напротив, она должна пережить сначала тот же процесс разложения, который присущ историческому развитию Запада?
Единственно возможный в настоящее время ответ на этот вопрос заключается в следующем. Если русская революция послужит сигналом пролетарской революции на Западе, так что обе они дополнят друг друга, то современная русская общинная собственность па землю может явиться исходным пунктом коммунистического развития» 182.
В этом положении Маркса и Энгельса, выдвинутом при определенных исторических обстоятельствах, заложена программа действий для революционных партий рабочего класса многих стран и народов. Но кроме того, из него следуют важные теоретические выводы о соотношении общего всемирно-исторического развития и исторического пути разных народов, о возможности и даже необходимости для народов, находящихся на разных стадиях развития, миновать промежуточные ступени, уже преодоленные во всемирно-историческом плане.
Значительное внимание Маркс продолжал уделять изучению процесса разложения общин, сравнивая ход разложения их в древности с тем катастрофическим разрушением общин, который практиковали европейские колонизаторы. Интересен в этой связи составленный Марксом конспект книги М. Ковалевского «Общинное землевладение» 183.
Энгельс в эти годы предпринял фундаментальные исследования по истории ирландцев и древних германцев184. В ходе их он пришел к выводу, что для древних общин характерна не только общность имуществ, но также общность жен и мужей и что «все дальнейшее развитие заключается в постепенном отмирании этой первобытной общности» 185. Связи по родству в первобытном коллективе имели, по мнению Энгельса, самостоятельное значение. Именно эти связи были показателем уровня социального развития, «на данной ступени,—писал Энгельс,—способ производства играет не столь решающую роль, как степень распада старых кровных связей и старой взаимной общности полов (sexus) у племени» 186. К этому выводу Энгельс пришел, сопоставляя современное ему состояние индейских племен в Америке (тлинкиты, ирокезы) с развитием древних германцев. По всей вероятности, под способом производства Энгельс имел в виду конкретные способы добывания средств жизни, существовавшие у этих племен.
Подводя итог своим исследованиям, Энгельс в известной своей работе «Марка» весьма четко и определенно сформулировал их результаты: «Два стихийно возникших факта господствуют в пер
138
Глава вторая
вобытной истории всех или почти всех пародов: разделение парода по признаку родства и общая собственность на землю» 187.
Таким образом, собственные исследования Маркса и Энгельса привели их к важным выводам о сущности первобытного общества. По эти выводы отчасти носили предварительный гипотетический характер. Фактическая основа была еще недостаточной и сама наука о первобытном обществе находилась еще в завершающей стадии своего формирования. И Маркс, и Энгельс вполне осознавали этот факт; так, Энгельс отмечал в одном из писем, что в области первобытной истории «подлинные достижения возможны лишь в результате долголетней работы» 188.
Положение изменилось с появлением капитального труда американского ученого Л. Г. Моргана «Древнее общество» (1877). Маркс, по-видимому, ознакомился с этой книгой уже в конце 1879 г., а зимой 1880/81 г. составил ее подробный конспект189, Энгельс прочитал ее только спустя пять лет, в 1884 г. Из конспекта Маркса, равно как из написанных позднее работ Энгельса, видно, что главную заслугу Моргана они видели в том, что он открыл род как основную ячейку первобытною общества, выявил коллективистический, коммунистический характер родового общества и впервые на конкретном материале воссоздал картину его превращения в основанное на частной собственности «политическое», т. е. классовое общество, картину становления частной собственности, имущественного неравенства и государства. Из рукописей Маркса видно, что он считал Моргана основателем науки о первобытном обществе. Об этом свидетельствует не только конспект книги Моргана, но и составленные позднее конспекты книг маститых буржуазных ученых Г. С. Мейна и Дж. Леббока, а также Дж. Фира 19°. Маркс критикует их концепции, отчасти противопоставляя им открытия Моргана. Мейн, например, ничего не знает о роде и считает первоначальной формой общества индийскую патриархальную «объединенную семью», которая носила «весьма вторичный характер»191. Не более того знает о роде и Леббок, соглашающийся с введенным Мак-Лен-наном делением племен на экзогамные и эндогамные. Маркс замечает по этому поводу. «Леббок, таким образом, ничего не знает о базисе — о роде, который существует внутри племени, так же как и Мак-Леннан» 192.
В этих рукописях Маркса содержится много замечаний, представляющих большой интерес как с точки зрения методологии диалектического и исторического материализма, так и с точки зрения конкретной исторической методики исследования. Так, Маркс, разоблачая попытки английских буржуазных юристов изобразить государство как надклассовый институт, указывает, что самостоятельность государства является лишь «кажущейся», что оно является «наростом на обществе», что в силу экономических условий «оно появляется только на определенной ступе
ИСТОРИОГРАФИЯ ПЕРВОБЫТНОЙ ИСТОРИИ
139
ни развития общества» и «опять исчезнет, как только общество достигнет до сих пор еще не достигнутой ступени»193. Маркс широко пользуется при исследовании сравнительно-историческим методом и методом пережитков и дает теоретическое обоснование последнего194. Отмечая, что пережитки — это фрагменты каких-то прошлых целостных образований, которые в современной исторической среде выглядят как исключение, отклонения от нормы, «аномалии» (будь то в праве, в экономике или в языке), Маркс указывал, что они являются одним из путей к изучению прошлого. Наряду с этим новые образования в свою очередь несут на себе отчетливую печать своего происхождения; например, изучение современной общины позволяет восстановить черты ее прототипа — земледельческой общины195.
Критические замечания в рукописях Маркса касаются, однако, не только упомянутых выше авторов, но и самого Моргана. Красноречивым восклицательным знаком подчеркнул он непоследовательность Моргана в терминологии (у Моргана говорится: «идеи (!) собственности», когда речь идет об отношениях с точки зрения материализма), Маркс отметил и такое его упущение, как недооценку изобретений, связанных с добыванием огня. Маркс ставит под сомнение тезис Моргана о том, что общество уже в древности «достигло абсолютного контроля» в добывании пищи196. Наконец, позитивная критика Маркса выразилась также в расположении материала в конспекте: часть II («Развитие идеи управления») он поместил последней, после части IV («Развитие идеи собственности»), показывая тем самым, какова была причинная связь между этими двумя явлениями.
Маркс не успел завершить свои исследования и не оставил систематического изложения идей, содержащихся в рукописях, за исключением некоторых, чрезвычайно важных обобщений, сделанных в черновиках письма к русской революционерке В. И. Засулич. Здесь Маркс, опираясь уже на значительно более широкий материал, дает новую периодизацию всемирной истории, выделяя первичную (архаическую) и вторичную формации — в последнюю входят общества, основанные на частной собственности, независимо от их различных способов производства и форм эксплуатации. Подразумевается и третичная формация. Это следует из высказывания Маркса о неизбежном возвращении в будущем к общей собственности. «Как говорит один американский писатель»,— пишет Маркс, имея в виду Моргана,— «...новый строй ... будет возрождением ... в более совершенной форме ... общества архаического типа» 197.
«...Архаическая общественная формация открывает нам ряд различных этапов, отмечающих собой последовательно сменяющие друг друга эпохи», которые Маркс сравнивает с первичными геологическими пластами земной коры198. Эти напластования представляют собой ряд общин, «ряд социальных образований,
140
Глава вторая
отличающихся друг от друга и по типу, и по давности своего существования и обозначающих фазы последовательной эволюции» 199. В этой эволюции общины, основанные на связях по родству, предшествуют территориальным. Так, древнегерманская земледельческая община развивалась из более раннего типа 20°. Земледельческая община стала как бы водоразделом между первичной и вторичной формациями. «Освобожденная от крепких, но тесных уз кровного родства, она получает прочную основу в общей собственности на землю и в общественных отношениях, из нее вытекающих, и в то же время дом и двор, являющиеся исключительным владением индивидуальной семьи, парцеллярное хозяйство и частное присвоение его плодов способствуют развитию личности, несовместимому с организмом более древних общин» 201.
В этом дуализме общины была заложена возможность различных путей развития общества. Открытие этого дуализма Марксом имело большое методологическое значение, давало путеводную нить для исследования процесса перехода от первичной формации к вторичной. Впрочем, само исследование этого исторического периода еще предстояло осуществить. «Историю разложения первобытных общин,—отмечал Маркс,—... еще предстоит написать. До сих пор мы имели только скудные наброски» 202.
Первая попытка дать обзор истории первобытного общества в > рамках марксистской концепции всемирной истории принадлежит Энгельсу. В написанной им в 1884 г., уже после смерти Маркса, работе «Происхождение семьи, частной собственности и государства» были в сжатом виде изложены открытия Моргана, а также результаты его собственных и Маркса исследований по истории первобытного общества.
Среди многих вопросов, освещенных в этой книге,— проблема соотношения степени развития труда и разложения родственных связей в первобытном коллективе. «Чем меньше развит труд,— пишет Энгельс,—...тем сильнее проявляется зависимость общественного строя от родовых связей». Энгельс подчеркивает, что «производство и воспроизводство непосредственной жизни», выступающее в качестве «определяющего момента в истории», носит двоякий характер: «с одной стороны — производство средств к жизни... с другой — производство самого человека» 203. Энгельс критически переработал и обобщил предложенную Морганом периодизацию первобытной истории. Схема Энгельса, свободная от излишних деталей, открывала простор для дальнейших исследований 204.
Он рассматривает род как историческую, т. е. преходящую форму организации первобытного общества, различая в его истории дородовой период. Он исследует также экономическую роль коммунистической общины в первобытном обществе. Энгельс пи
ИСТОРИОГРАФИЯ ПЕРВОБЫТНОЙ ИСТОРИИ
141
сал, что на стадии варварства эта община сменяется патриархальной домашней общиной, постепенно расшатывающей устои родового общества.
Все эти процессы и стадии рассматриваются Энгельсом в тесной связи с эволюцией форм семьи. Совершенствуя понятийный аппарат науки, Энгельс ввел ряд новых терминов («групповой брак», «обособленное хозяйство» и др.) для обозначения стадий и фаз развития институтов первобытного общества.
Кроме того, Энгельс ввел в оборот значительный фактический материал, отсутствовавший в книге Моргана. В частности, он рассмотрел формы землепользования в Ирландии, Уэльсе и Шотландии, сопоставив род и общину у германцев и кельтов. Значительно глубже, хотя и компактнее, охарактеризованы доклассовые стадии античного общества. Гораздо основательнее, чем у Моргана, проанализированы Энгельсом процессы образования классов и государства — стержневая проблема всей книги. По-видимому, ввиду скудности материала Энгельс совершенно не затронул здесь историю Азии и Африки и ограничился примерами из европейской истории.
Энгельс по сути дела положил начало марксистской историографии истории первобытного общества, предпослав четвертому изданию своего труда критический очерк о Бахофене, Мак-Лен-нане и Моргане 205.
Неверно было бы, однако, судить о вкладе К. Маркса и Ф. Энгельса в науку о первобытном обществе только по этой итоговой работе. В ней не полностью отражены, например, результаты исследований в этой области, предпринятые Марксом в последние годы жизни. По-видимому, Энгельс не успел ознакомиться с некоторыми рукописями Маркса, в которых намечены пути к дальнейшему исследованию экономики и социального строя первобытного общества. Кроме того, только основательное изучение трудов, созданных Марксом и Энгельсом в предшествующие периоды, раскрывает значение их вклада в историографию первобытной истории и позволяет понять соотношение их исследований с открытиями Моргана. На основе огромного фактического материала Морган предложил конкретное решение с позиций материализма тех вопросов, которые были решены Марксом и Энгельсом в общей форме. Задолго до Моргана и еще до возникновения специальной науки о первобытном обществе они выделили первобытную историю в особую эпоху. При этом, насколько позволял фактический материал, они рассмотрели эту эпоху как особый способ производства и тем самым как особую формацию. Таким образом было положено начало марксистскому подходу к теории первобытности.
Маркс и Энгельс исследовали внутреннюю структуру и внешние связи такого важнейшего института, как земледельческая община, генетически связанного с первобытным обществом, и рас
142
Глава вторая
крыли ее роль и место в процессах классообразования, в переходе от доклассового общества к классовому. На некоторых частных примерах они показали важную роль кровнородственных связей в первобытном обществе. Ясно поэтому, что исследования Моргана, лежавшие в русле их собственных исследований, были ими признаны. Маркс и Энгельс при этом полностью отдавали себе отчет, что дальнейшее накопление фактического материала может привести к изменению теоретических решений, предложенных Морганом. Энгельс, внимательно следивший за развитием науки, в течение почти целого десятилетия вносил необходимые коррективы в последующие издания своей работы.
Наконец, значительный вклад внесли Маркс и Энгельс в другую область первобытной истории, применив диалектико-материалистический подход к исследованию проблемы становления человека и человеческого общества. Раскрыв значение труда в этом процессе, они тем самым опровергли биологизаторские и механистические теории и заложили основы для подлинного научного исследования антропо- и социогенеза.
Влияние идей Маркса и Энгельса на науку о первобытном обществе стало распространяться еще при их жизни. Оно в определенной степени сказалось, например, на работах таких ученых, как М. М. Ковалевский и Н. И. Зибер, по особенно сильным это влияние было среди социалистов. Некоторые из них (П. Лафарг, К. Каутский, Р. Люксембург и др.) 206 предприняли и собственные исследования, явившиеся существенным вкладом в историю первобытного общества. Однако подлинным продолжателем Маркса и Энгельса и в этой области был В. И. Ленин. И хотя он не написал специальных работ на эту тему, высказанные им в связи с развитием теории марксизма в целом мысли относительно первобытной истории имели большое методологическое значение и оказали плодотворное влияние на дальнейшее развитие науки.
Уже в одной из своих первых работ В. И. Ленин, выступая против народнической идеологии, показал значение теории исторического материализма и ее центральной категории — общественно-экономической формации для изучения как всемирной истории в целом, так и истории отдельных стран. Лепин показал, в частности, что сведение материалистического понимания истории к узкоэкономическому представляет собой искажение марксизма и преграждает путь к исследованию общественно-экономических формаций вообще, первобытнообщинной формации в частности 207.
На примере истории России В. И. Ленин раскрывает взаимодействие всеобщих и особых, присущих данной формации, закономерностей. Он показывает несостоятельность суждения видного теоретика народничества,' субъективного социолога Н. К. Михайловского, изображавшего процесс возникновения нации как «продолжение и обобщение» родовых связей. Эти связи, состав
ИСТОРИОГРАФИЯ ПЕРВОБЫТНОЙ истории
143
лявшие основу и специфику первобытного общества, были вытеснены связями территориальными, лежавшими в основе следующей стадии исторического развития России. Только развитие обмена и капиталистического производи ва привели к созданию национальной общности в масштабе всей страны 208.
Коренным вопросом в спорах с народниками был вопрос о судьбах российского крестьянства вообще и русской общины в частности. В. И. Ленин, предприняв фундаментальные исследования, доказал, что русская деревня уже вступила па путь капиталистического развития. В своих исследованиях В. И. Ленин тщательно фиксировал степень проникновения буржуазных отношений в деревню, выявляя вместе с тем те первоначальные отношения, на которые воздействовал капитализм. Ленин характеризовал их как «патриархальные», а хозяйство, лежащее в их основе, как натуральное20Э. Патриархальные отношения не были изолированным явлением в России. Как показал В. И. Ленин, напротив, они были типичны и составляли один из укладов, т. е. способов производства, сохранявшихся еще и в первые послереволюционные годы210.
Разоблачая анархистские и реформистские искажения взглядов Маркса и Энгельса на сущность государства и решая вопрос о сломе буржуазной государственной машины и смене ее диктатурой пролетариата, В. И. Ленин счел необходимым обратиться к истории возникновения государства. « . самое важное,— писал он,— чтобы подойти к этому вопросу с точки зрения научной, это — не забывать основной исторической связи, смотреть на каждый вопрос с точки зрения того, как известное явление в истории возникло, какие главные этапы в своем развитии это явление проходило, и с точки зрения этого его развития смотреть, чем данная вещь стала теперь» 211.
В работе «Государство и революция» В. И Ленин посвящает специальный раздел рассмотрению взглядов Маркса и Энгельса на государство, уделяя при этом особое внимание причинам и условиям возникновения государства. Вывод Ленина о том, что «государство возникает там, тогда и постольку, где, когда и поскольку классовые противоречия объективно не могут быть примирены», четко выделяет грань перехода от первобытного общества к классовому. Условием возникновения государства является не просто возникновение имущественных и классовых различий, но уже определенная степень их развития, когда противоречия между классами приобретают антагонистический характер и раскол старого патриархального общества становится неизбежным212. Таким образом, в протекающих одновременно и связанных между собой процессах образования классов и государства первый играет ведущую роль.
Проводя эту историческую грань между обществом первобытным и обществом классовым, В. И. Ленин охарактеризовал и ос
144
Глава вторая
новные черты первобытного общества. Это общество, в котором не было классов и классовой борьбы, «не было аристократов», не было территориального деления, не существовало и государства, т. е. «особого разряда людей, которые выделяются, чтобы управлять другими». В основе общества лежала «патриархальная, или ... клановая... семья», «люди жили небольшими родами». Вместо государственного управления «мы видим господство обычаев, авторитет, уважение, власть, которой пользовались старейшины рода». Это общество в целом В. И. Ленин характеризует как «первобытный родовой коммунизм», «первобытную общину» или в более позднем высказывании,— как «более или менее похожее на первобытный коммунизм» 213.
Коммунистические порядки не означали, однако, изобилия для первобытных людей, они были просто условием их выживания. «Что первобытный человек получал необходимое, как свободный подарок природы,— это глупая побасенка... Никакого золотого века позади нас не было, и первобытный человек был совершенно подавлен трудностью существования, трудностью борьбы с природой» 214. Само собой разумеется, что первобытные люди были не в состоянии производить избыточный продукт, т. е. не было еще основы для имущественной и классовой дифференциации 2*5.
«Первобытный родовой коммунизм» был первой ступенью общества, через которую, как отмечал Ленин, прошли все «без изъятия» страны и народы. В развитии первобытного общества Ленин различает ряд последовательных стадий. Он называет периоды «первобытного стада» и «первобытной коммуны», отмечает такие ступени, как «примитивную организацию стада обезьян, берущих палки, или первобытных людей, или людей, объединенных в клановые общества», говорит о «состоянии, близком к дикости» и о «патриархальной организации» 21в. Из этих высказываний Ленина, относящихся соответственно к 1898, 1913, 1917 и 1919 гг., можно сделать вывод, что он различал по крайней мере две стадии в развитии первобытного общества: стадию формирования и стадию уже сложившегося общества.
В свете периодизации первобытной истории чрезвычайно интересны замечания В. И. Ленина о формировании самого человека. Высказывания Ленина касаются большей частью проблемы развития мышления и тесно связаны с его исследованиями по диалектическому материализму.
Как и в работах Маркса и Энгельса, мы встречаем у Ленина постановку проблемы взаимоотношения природы и человека, но в ином контексте — в связи с полемикой по вопросам теории познания. Одним из главных аргументов Ленина в этих спорах было обращение к истории становления человека и его познавательных способностей. В противовес утверждениям махистов Ленин доказывал достоверность человеческих ощущений: «человек не
ИСТОРИОГРАФИЯ ПЕРВОБЫТНОЙ ИСТОРИИ
145
мог бы биологически приспособиться к среде, если бы его ощущения не давали ему объективно-правильного представления о ней» 217.
Дальнейшее развитие этих мыслей мы находим в ленинском конспекте гегелевской «Науки логики». Именно здесь Ленин объяснил зарождение логического мышления «практической деятельностью человека», которая «миллиарды раз должна была приводить сознание человека к повторению разных логических фигур, дабы эти фигуры могли получить значение а к с и-0 м» 218.
Человек воздействует на природу при посредстве орудий, тем самым противопоставляя природу ей самой219. Под непосредственным влиянием производственной деятельности формировалось (в отличие от общественного сознания в более сложных формациях) сознание первобытных людей 22°. Сознание постепенно вытеснило инстинкт. «Перед человеком сеть явлений природы,— отмечает Ленин,— Инстинктивный человек, дикарь, не выделяет себя из природы. Сознательный человек выделяет, категории суть ступеньки выделения, т. е. познания мира, узловые пункты в сети, помогающие познавать ее и овладевать ею» 22i.
Решающее значение в формировании сознания и поведения первобытного человека Ленин придавал самому первобытному коллективу. «Инстинктивный человек» с его формирующимся мышлением и сознанием представлял собой, с точки зрения Ленина, неотъемлемую частицу коллектива, непосредственный продукт первобытных человеческих отношений. Именно из этого исходил Лепин, когда, не соглашаясь с мнением А. М. Горького относительно роли религии в древности, писал ему. «В действительности «зоологический индивидуализм» обуздала не идея бога, обуздало его и первобытное стадо и первобытная коммуна» 222.
В. И. Ленин продолжил и развил учение Маркса и Энгельса о первобытном обществе в наиболее существенных пунктах: таких, как проблема формирования человека, проблема перехода от доклассового общества к классовому и, наконец, вопрос о месте и роли общины в классовом обществе. Вклад Ленина в науку о первобытном обществе имел существенное значение для дальнейшего развития теории исторического материализма в целом.
3.	Концепции первобытной истории на Западе
в конце XIX—XX в.
Марксистское учение о первобытной истории, в создании которого видную роль сыграли материалы исследований Моргана, оказало сильнейшее воздействие на развитие этой научной дисциплины в конце XIX—XX в. Было бы, однако, неправильно считать, что это воздействие сказалось сразу и непосредственно. Поначалу дело обстояло скорее наоборот: лишь немногие исследователи, преж
146
Глава вторая
де всего марксисты в Западной Европе (Р. Люксембург, ранний К. Каутский) и в России (особенно П. Н. Зибер), восприняли марксистскую теорию первобытности именно как целостную систему взглядов. Гораздо чаще дело ограничивалось использованием отдельных идей Моргана, прежде всего таких, как представление об историческом приоритете материнского рода или деление систем родства на классификационные и описательные. Ссылаться же непосредственно на Маркса или Энгельса в буржуазной науке чуть ли не до середины XX в. считалось дурным тоном. И тем не менее, как подчеркивают современные исследователи истории этнографической науки, никто из ученых прошлого века не оказал такого влияния на развитие общественных наук в XX в., какое оказали создатели научного социализма. Без Маркса вообще невозможно понять всю западную социологию XX в.: «Многие доказывали, будто Маркс был неправ; но мало кто пытался утверждать, что его идеи можно или должно игнорировать» 2гз. А археолог Дж. Вудолл говорит об «огромном вкладе» Маркса и Энгельса в теоретическую базу современной археологической интерпретации224. Число такого рода высказываний легко можно увеличить.
С конца XIX в. и практически до наших дней под воздействием бурного изменения общественно-политической обстановки в мире влияние марксизма ощущалось в любой общефилософской или общесоциологической концепции — то ли в форме молчаливого заимствования, то ли принятия на вооружение отдельных идей, то ли в виде попыток «опровергнуть» марксистскую теорию целиком или в отдельных ее частях. История первобытности не была в этом смысле исключением, тем более что в западной немарксистской науке она все больше становилась проекцией таких общих концепций в далекое прошлое человечества.
В подавляющем большинстве буржуазные историки первобытности были ориентированы на ревизию концепций классического эволюционизма 70—80-х годов, представленных в собственно первобытной истории трудами Моргана и Тайлора, а в археологии — Мортилье. Такая ревизия имела свои причины —и социально-политические, и чисто научные.
После перехода капитализма в империалистическую стадию, что означало, по определению В. И. Ленина, реакцию по всем линиям 225, идея прогрессивного развития общества, пусть даже и постепенного, заложенная в основе эволюционистских концепций, становилась все менее приемлема для буржуазии. Ей невозможно было принять постулированный Морганом временный, преходящий характер таких институтов, как частная собственность или буржуазная семья. Это вызвало определенный «социальный заказ» к западной науке: попытаться опровергнуть важнейшие положения эволюционистской картины прошлого человечества,
ИСТОРИОГРАФИЯ ПЕРВОБЫТНОЙ ИСТОРИИ
147
доказать извечность и незыблемость частнособственнических отношений.
Было бы, однако, неправомерным упрощением сводить причины антиэволюционистской волны рубежа XIX—XX вв. к одной только идейно-политической сфере. Неменьшее значение имело и то, что всевозрастающий новый фактический материал, этнографический и археологический, неопровержимо свидетельствовал о том, что традиционный эволюционизм слишком прямолинейно представлял себе первобытную (и не только первобытную!) историю человечества, не считаясь с возможными и действительными локальными особенностями общественного развития.
Следует сказать, что критика эволюционизма с самого начала была явлением внутренне противоречивым. Тех, кто ее начинал, чаще всего вела забота о поиске научной истины: по верному выражению С. А. Токарева, речь шла в большинстве случаев о честных ученых22в. Случалось, что такие авторы искренне декларировали свое глубокое уважение к результатам работ Моргана или Тайлора. Характерно и то, что отказ от методологических основ эволюционизма ни в коей мере не сопровождался отказом от тех методов исследования, на которых последний вырос. В полной мере сохранялся сравнительно-исторический метод; продолжалось активное использование построения типологических рядов в археологии, а разработанная Мортилье схема деления первобытной истории на эпохи и периоды оставалась общеупотребительной, во всяком случае в Европе, чуть ли не до 40-х годов XX в.
Однако идейный климат настолько изменился по сравнению с предшествующим периодом, что такой поиск научной истины объективно обращался в опровержение многих крупнейших достижений науки о первобытности. Методы, послужившие в свое время классикам эволюционизма, теперь оказывались обращены на то, чтобы доказывать ошибочность взглядов последних.
Ревизии подверглись все главные выводы исследований Моргана, в несколько меньшей степени — Тайлора. А с конца 80-х годов началась атака на социально-философские идеи, лежавшие в основе этих выводов. С известной долей упрощения можно говорить о нападках на такие тезисы классического эволюционизма, как соотношение развития рода и семьи; возникновение и эволюция религиозных верований от анимизма к монотеизму; и Что важнее всего — на представление о принципиальном единстве всемирноисторического процесса.
Пожалуй, самым ранним примером попытки пересмотреть взгляды Моргана но одной из этих проблем стала вышедшая в 1889 г. работа К. Старке «Первобытная семья в ее возникновении и развитии». На большом сравнительно-этнографическом материале и не расходясь в методике исследования с традицией классического эволюционизма (т. е. принимая идею прогресса и
148
Глава вторая
идею единства законов развития), Старке вместе с тем решительно разошелся с Морганом в оценке роли рода в первобытной истории и его места на стадиальной шкале. Основной формой социальной организации первобытности он считал семью. В целом его книга представляла своего рода проекцию современной автору буржуазной моногамной семьи и всех связанных с нею социально-экономических отношений на самое отдаленное прошлое человечества.
Не менее последовательно отстаивает исторический приоритет моногамной семьи и Э. Вестермарк. Для него, как и для Старке, матрилинейность, равно как и все явления, в какой-то мере связанные с остаточными формами группового брака,— явления исключительные и позднего происхождения. Отличие его концепции от взглядов Старке заключается преимущественно в объяснении моногамии как исходной формы брака биологическими факторами, причем семья выводилась им непосредственно от брачных пар животных 227.
Предметом «корректировки» стало и второе главное направление эволюционизма — результаты исследований в области истории религии, связанные главным образом с именем Э. Тайлора. Тай-лор, как известно, рассматривал эволюцию религиозных представлений как постепенное движение от анимизма к монотеизму. Однако в 1898 г. Э. Лэнг выступил против столь однозначного толкования: анимизм Тайлора, говорил он, не объясняет, откуда могло взяться представление об обитающем где-то па небесах верховном божестве, между тем оно присутствует у целого ряда современных исследователю отсталых народов, притом нередко параллельно с анимистическими верованиями. Собственно говоря, теория Лэнга представляет рецидив рассмотренной ранее теории «дегенерации» более высоких форм культуры и общественной организации. Сам Лэнг, впрочем, таких взглядов не высказывал, но именно его концепция, да еще в сочетании с признанием возможности возникновения религии в результате божественного откровения, немногим более десятилетия спустя легла в основу откровенно клерикальной по своей сущности теории «прамонотеизма».
Исследователи Дж. Фрэзер и Р. Маретт выдвинули концепцию, согласно которой представление о душе возникло на сравнительно высоком уровне общественного развития (в противовес мнению Тайлора); этому представлению предшествовал обширный комплекс более простых магических верований. Более того, Маретт высказал мнение о вторичности религиозных верований по сравнению с ритуальными действиями, имеющими поначалу чисто магический характер 228.
Но и пересмотр созданной Морганом и Мак-Леннаном схемы развития семейно-родственных отношений, и отказ от некоторых положений эволюционистской концепции истории религии, и последовательная ревизия археологической периодизации Мортилье,
ИСТОРИОГРАФИЯ ПЕРВОБЫТНОЙ ИСТОРИИ
149
предпринятая в конце прошлого — первой трети нынешнего столетия А. Брейлем, касались лишь отдельных аспектов общей теории развития человеческого общества, созданной классиками эволюционизма. При всех новых моментах не подвергались сомнению основополагающие принципы этой теории: представление о неизбежности и закономерности прогресса в общественном развитии и представление о принципиальном единстве путей такого развития у самых разных народов мира. В этом отношении гораздо большую опасность представляли те течения в науке, которые сейчас объединяются под общим названием «диффузио-низма» 22Э.
Обычно появление диффузионистских тенденций в науке принято связывать с именем немецкого географа Ф. Ратцеля, создавшего так называемую антропогеографическую школу, взгляды которой отличало внимание к связи, зависимости между явлениями культуры и характером природной среды. Влияние школы Ратцеля на складывание сразу нескольких направлений диффу-зионистского толка бесспорно 23°. Однако гораздо меньшее внимание исследователей привлекали философские корни диффузио-низма, которые с особенной ясностью проявились в деятельности самой крупной и наиболее богатой первоклассными результатами своих работ диффузионистской школы — американской исторической школы в этнографии, складывание которой связано с именем Ф. Боаса. Речь идет о влиянии на Боаса и его последователей взглядов неокантианской баденской школы, прежде всего Г. Риккерта и В. Виндельбанда. Именно неокантианская концепция единичности любого исторического явления, его неповторимости и, следовательно, невозможности установления каких-либо надежных закономерностей общеисторического характера легла в основу теоретических воззрений как самого Боаса, так и его учеников и младших современников — Р. Лоуи, А. Голденвейзера и др.231 Противоречие между «номотетическим» и «идиографиче-ским» методами исследования в полной мере отразилось как в теоретических построениях исторической школы, так и в ее практической работе. Само обозначение «историческая» в контексте Боаса означало главным образом выяснение конкретных обстоятельств развития конкретного общества и его культуры, а не историзм, понимаемый в широком смысле, т. е. как признание единства всемирно-исторического процесса.
Именно этим объясняется название одной из первых этнологических работ Ф. Боаса — «Ограничения сравнительного метода антропологии» (1896). Важно в первую очередь выяснить локальные исторические условия, рассуждает Боас. Иначе придется допустить, будто «одни и те же явления всегда проистекают из одних и тех же причин». Отсюда логически вытекает вывод в пользу скорее множественности линий возможной эволюции, нежели единства последней. Правда, Боас оставался наследником класси
150
Глава вторая
ческого эволюционизма в том смысле, что исходил из единства законов развития человеческого интеллекта и отыскание таких законов признавал главной целью науки, среди основателей которой называл Моргана и Тайлора. Он также не отрицал правомерность использования сравнительно-исторического метода вообще (правоверным риккертианцем Боас так и не стал) и, более того, полагал, что со временем оба метода, и «исторический» (в его понимании) и сравнительный, найдут в науке «подобающие им место и роль» 232. Но главный акцент делался именно на множественность линий развития и изучение индивидуальных общественных организмов.
Собственно диффузия как форма культурного контакта не была у Боаса в центре концепции. Признавая культурную диффузию, он одновременно требовал максимальной осторожности в выводах, когда исследование обнаруживает параллельное бытование сходных форм культуры у разных народов. На этом основании, в частности, он решительно отверг тезис Моргана о закономерности приоритета материнскородовой организации перед от-цовскородовой. Но, посвятив этому вопросу специальную работу 233, Боас ни в коей мере не возводит свою точку зрения в ранг всеобщего закона развития общества: он особо подчеркивает, что для него речь идет о совершенно конкретном народе — индейцах-квакиутль.
Скептическое отношение к представлению о существовании общих законов, управляющих историческим развитием, особенно ясно проявилось у Р. Лоуи, единственного из ученых американской исторической школы, создавшего сводный труд по истории первобытного общества. Лоуи отрицал и присущее классическому эволюционизму представление об объективном прогрессе человеческого развития: «Вера в общественный прогресс была естественным сопровождением веры в исторические законы, особенно когда она окрашивалась эволюционным оптимизмом 70-х годов XIX в... Но при изучении культурной истории не выявляется такая необходимость или такой план» 234.
Правда, Лоуи (как и Боас) не отказывал представлению о всеобщих законах истории в праве на существование. Он даже соглашался с тем, что такие законы историк должен обнаружить ... если они существуют. Что же касается сходных явлений в разных культурах, то «культуры развиваются главным образом заимствованием, обязанным происхождением случайному контакту» 235.
Именно с таких позиций Лоуи пересматривает концепцию Моргана, отрицая правомерность его интерпретации материала. Так, вслед за Старке и Вестермарком он решительно возражает против тезиса о приоритете родовой организации, противопоставляя ей в качестве древнейшего и первоначального вида социальной организации парную семью и практически вообще отказы
ИСТОРИОГРАФИЯ ПЕРВОБЫТНОЙ ИСТОРИИ
151
ваясь от возможности установления какой-то закономерной последовательности общественных форм.
Точно так же отрицал возможность построения единого эволюционного ряда в развитии этих форм и А. Голденвейзер. А еще один последователь Боаса — П. Радин, по определению С. А. Токарева, «довел до крайности, до агностицизма, скептические установки школы Боаса» 236. Радин, пожалуй, последовательнее всех боасианцев проводил в своих трудах ту релятивистскую тенденцию, которая намечалась уже у самого Боаса и была поднята до уровня самостоятельного направления в науке главным образом трудами М. Херсковица.
Одним из важнейших достижений школы Боаса стала концепция культурных ареалов, предложенная К. Уисслером. Она возникла как результат следования одному из главных принципов Боаса — применению точных научных методов, в данном случае — картографирование отдельных черт культуры индейских племен Северной Америки и сопоставление полученных карт с ареалами известных к тому времени археологических культур 237. Тем самым Уисслер положил начало не прекращающейся до сего времени дискуссии о соотношении этнической и археологической культур, так как совпадение культурных ареалов и археологических культур оказалось лишь частичным 238.
Представление о культурных ареалах, при всех последующих его уточнениях и даже с учетом выявленных несовпадений, оказалось все же несравненно более жизнеспособным и операциональным, нежели теория культурных кругов, получившая широкое распространение в различных направлениях диффузионизма в Европе, а именно — в культурно-исторической школе Ф. Греб-нера и в венской школе В. Шмидта — В. Копперса 239.
Самое понятие культурного круга ввел еще Ратцель. Он исходил из сходства «этнографических предметов», распространенных на определенной территории. Эти предметы, по мнению Рат-целя, обладали большей способностью противостоять изменениям, чем те народы, которым они принадлежали; они служили основным средством взаимодействия культур, переходя от одного народа к другому. Зона распространения определенного набора таких предметов получила название «культурный круг» (Kulturkreis). Если Ратцель и не отвергал возможность спонтанной эволюции культуры, то все же придавал главное значение перемещению этнографических предметов как в пределах культурных кругов, так и на их границах в качестве критерия «этнографического родства» народов, которое он противопоставлял их кровному родству.
В двух других направлениях европейского диффузионизма — кельнской культурно-исторической школе Ф. Гребнера и венской культурно-исторической школе В. Шмидта — В. Копперса — акцент был сделан на опровержение эволюционистских взглядов с неокантианских позиций и утверждение теории «прамонотеизма».
152
Глава вторая
Между взглядами Гребнера и Шмидта существует серьезное различие. Если первый исходил из полной неизменяемости культуры на протяжении длительных эпох, то второго самая концепция культурных кругов интересовала как обоснование всемирно-исторической эволюции культур. Шмидт вместо стабильных кругов выделил несколько слоев таких кругов, придав греб-неровской конструкции помимо пространственного еще и временное измерение. Иными словами, его концепция представляла попытку сочетать диффузионизм с эволюционизмом. Одна) to по существу речь шла о том, чтобы таким способом обосновать «извечность» представления о едином верховном божестве: именно в «центральной первобытной культуре — экзогамно-моногамном культурном круге» якобы обнаружил Шмидт следы таких представлений. С точки зрения истории первобытности не менее существенным было и провозглашение моногамии характерной чертой древнейших культурных кругов.
Таким же антиэволюционистским было и высказанное Шмидтом представление об извечности индивидуальной собственности 240 (хотя эта его книга может в какой-то мере рассматриваться как предшественница трудов по новой этнографической субдисциплине — экономической антропологии). В целом научную деятельность Шмидта можно оценить как последовательный пример использования методики, разработанной классиками эволюционизма, против эволюционистских концепций в их важнейших пунктах.
Крайними проявлениями диффузионизма следует считать теории, которые постулировали либо изначальное существование небольшого числа культурных кругов, «привязанных» к определенным расам (Г. Обермайер, О. Менгин), либо вообще выводили происхождение всей мировой культуры из какого-то одного источника, будь то Египет, Шумер или Северная Европа (Т. Э. Смит и другие гелиолитисты, Г. Коссина, лорд Раглан). Нетрудно заметить, что в таком взгляде на историю культуры заключалась весьма реальная опасность сползания к расизму в той или иной форме.
Вместе с тем в диффузионистских теориях заключался и немалый творческий потенциал, который нашел реализацию прежде всего в творчестве В. Г. Чайлда. По сути дела в его работах была выявлена возможность преодоления ограниченности диффузионистских взглядов. Правда, Чайлд сохраняет типичное для крайнего диффузионизма представление о едином центре, из которого возникает и распространяется цивилизация; но у него таким центром оказывается столь обширный регион, как Ближний Восток в целом. Такая концепция, впрочем, отнюдь, не исключала, по Чайлду, возможности появления тех или иных достижений цивилизации и вне этого региона, в частности на Дальнем Востоке. Самое же главное — Чайлд, испытавший серьезное влияние марксистских взглядов, ясно и недвусмысленно поставил во главу
ИСТОРИОГРАФИЯ ПЕРВОБЫТНОЙ ИСТОРИИ
153
угла развитие производительных сил общества как основной двигатель прогресса. Впрочем, уже само по себе признание идеи прогресса было типично отнюдь не для диффузионизма. Введенные Чайлдом понятия «неолитической революции», т. е. перехода от присваивающего к производящему хозяйству, и «городской революции», т. е. по сути дела отделения ремесла от земледелия 24‘, сыграли видную роль в развитии истории первобытного общества после 40-х годов. И если работы последних лет показали, что представление о городской революции было неточным, так как некоторые цивилизации Древнего Востока возникли, минуя эту стадию развития, то концепция неолитической революции остается в полной мере действенной и в сегодняшней науке, хотя самый этот термин постепенно выходит из употребления.
В итоге труды Чайлда (при всем внимании, какое он уделял культурным контактам и, соответственно, диффузии культурных достижений) составили в определенной степени подготовительный этап для возрождения отдельных аспектов эволюционистских взглядов в форме неоэволюционизма, что характерно для 50-х годов. Следует, впрочем, сказать, что даже «расширенный» моно-центрический диффузионизм Чайлда не выдерживает испытания временем. Новые археологические открытия, например на Африканском континенте, выявили и продолжают выявлять факты самостоятельного развития, в частности при переходе к производящему хозяйству и связанной с этим доместикации диких растений и животных 242. К сходным выводам пришли и исследователи, занимавшиеся изучением культур Мезоамерики 243; хотя миграциони-стские взгляды на происхождение этих культур в последние десятилетия получили дополнительный импульс благодаря работам и паучному авторитету Т. Хейердала.
Было бы, однако, неверно сводить все развитие науки о первобытном обществе только к реакции против эволюционизма и к раздроблению прежнего представления о единых законах, управляющих этим этапом истории человечества. Уже упоминавшееся расширение фактического материала, развитие смежных научных дисциплин, как биологического, так и гуманитарного циклов, открывали возможность исследования таких аспектов жизни первобытного общества, которые практически не затрагивались классическим эволюционизмом и, следовательно, не могли стать предметом сознательной ревизии в рамках антиэволюционистских построений, столь характерных для конца XIX — первой половины XX в. Сказанное относится прежде всего к изучению общественной психологии первобытных человеческих коллективов за пределами рассмотрения проблемы происхождения религии и ее ранних форм, которой уделялось столько внимания в трудах эволюционистов — классиков. Такое изучение связано, с одной стороны, с работами французской социологической школы в лице прежде всего Э. Дюркгейма, М. Мосса и Л. Леви-Брюля, а с другой —
154
Глава вторая
с исследованиями фрейдистского толка, начиная с самого 3. Фрейда.
Прямое отношение к истории первобытного общества имеют, во-первых, созданная Дюркгеймом концепция «сегментного общества» и связанные с нею выводы; во-вторых, его исследования первобытной религии.
Первобытное общество исследователь рассматривает как состоящее из множества совершенно одинаковых и рядоположенных небольших ячеек-сегментов. Такие сегменты, включенные в более сложные структуры, дают все многообразие «социальных типов» (или «социальных видов»). Иначе говоря, любое человеческое общество комбинируется из первобытных ячеек в разнообразных их соотношениях. Именно поэтому Дюркгейм видит конкретные общества как агрегаты простейших форм, восходящих в последнем счете к первобытной «орде», и отказывается от признания единства всемирно-исторического процесса, а отсюда — и от самого понятия прогресса. «Прогресса человечества не существует... Что существует, что единственно дано для наблюдения,— это отдельные общества, которые рождаются, развиваются, умирают независимо одни от других» 2“. Таким образом, и Дюркгейм, хотя он и не ставил перед собой задачу пересмотра эволюционистских взглядов, отверг их основу.
В дюркгеймовской теории происхождения религии центральное место принадлежит идее, что представление о существовании некоей внешней по отношению к человеку безличной силы (именно из такого, а не анимистического или даже преанимист-ского взгляда исходит Дюркгейм) необходимо приводит к обожествлению коллектива, принимающего в таком случае внешний облик тотема. И как раз распределение всего известного древнему человеку внешнего мира между тотемными группами (Дюркгейм именует их «кланами») и было самой ранней, первичной формой всех созданных человечеством классификаций и систематик. «Мы бы никогда не подумали объединять существа Вселенной в однородные группы, называемые родами, если бы не имели перед глазами человеческих обществ» 245.
Ученик Дюркгейма М. Мосс одним из первых проявил серьезный интерес к экономическим отношениям в первобытном обществе. В «Этюде о даре» (1922—1923) у Мосса, с одной стороны, развивается выдвинутый Дюркгеймом постулат приоритета коллективного над индивидуальным, а с другой — вводится важнейшее понятие реципрокности (reciprocite), позднее послужившее одной из основ изучения экономических отношений в первобытном обществе 24е.
Со взглядами Дюркгейма связаны идеи еще одного исследователя — Л. Леви-Брюля. Главное направление его работ — развитие намеченного Дюркгеймом разграничения некоторых важнейших аспектов мыслительной деятельности первобытного и совре
ИСТОРИОГРАФИЯ ПЕРВОБЫТНОЙ ИСТОРИИ
155
менного человека. Леви-Брюль пришел к мысли о совершенно особом типе мышления, присущем человеку первобытности и не поддающемся осмыслению и пониманию с позиций современной логики (точнее было бы сказать — «логики человека индустриально развитого общества»). Этот тйп мышления Леви-Брюль определил как «дологический», подчеркивая при этом, что такой термин не носит оценочного оттенка, что «дологичны» лишь существующие в данном коллективе «коллективные представления» (одно из важнейших понятий социологии Дюркгейма), но отнюдь не индивидуальное мышление члена первобытного общества в его практической деятельности. И только в рамках этих коллективных представлений получали, по Леви-Брюлю, полное развитие «предпонятия» 247.
В последующие десятилетия А. Леруа-Гуран, развивая главные теоретические посылки Леви-Брюля на материале бродячих и оседлых первобытных обществ, пришел к пессимистическому выводу о непригодности этнографических сопоставлений современного материала для воссоздания реальной картины первобытности, во всяком случае — ее ранних, палеолитических этапов.
В целом, невзирая на оговорки самого Леви-Брюля и его последователей, можно заметить, что и это направление в пауке первой половины XX в. объективно оказывалось направленным против еще одной важной исходной посылки классического эволюционизма — представления о принципиальном психическом единстве человечества.
В противоположность французской социологической школе 3. Фрейд и его последователи основной акцент сделали на подсознании индивида. Непосредственно к истории первобытного общества имеет отношение фрейдистский тезис о сходстве психологии первобытных народов с психологией невротических субъектов, сформулированный в труде Фрейда, рассматривающем происхождение тотемов и табуации 248. Однако при переносе данных клиники на целые общественные организмы неизбежно происходит подмена порядка складывания коллективных и индивидуальных форм мышления, пусть даже и подсознательных: коллективное подсознание при таком подходе формируется на основе индивидуального. В конечном счете по Фрейду чуть ли не вся история первобытности объяснялась «эдиповым комплексом»: последний имел решающее значение и в возникновении тотемизма, и в формировании культуры в целом.
Этот акцент снимается только в работах К. Юнга, который попытался сблизить концепцию «коллективного бессознательного» с дюркгеймовскими «коллективными представлениями». Существенное значение для представлений об общественной психологии первобытных народов имело также разработанное Юнгом учение об архетипах, находящих свое внешнее выражение в фольклоре и религии, особенно в ритуальной части последней.
156
Глава вторая
Если книга В. Шмидта о собственности может рассматриваться как определенный итог традиции изучения первобытного хозяйства, начатой еще в конце прошлого века Э. Ханом, то у истоков такой этнографической субдисциплины, как экономическая антропология, т. е. изучение экономических отношений в первобытном обществе, стояли М. Мосс и британский ученый Б. Малиновский. Функционализм — научное направление, созданное Малиновским,— почти на три десятилетия сделался ведущим в британской науке.
Собственно история первобытности функционалистов, начиная с самого Малиновского, почти не интересовала. С самого начала он отрицал возможность восстановления картины исторического прошлого того или иного народа (Малиновский держался широко распространенного в современной западной науке взгляда, что история начинается лишь с письменных свидетельств, все остальное — либо «предыстория», либо «протоистория»). Совершенно попятно, что такой подход автоматически исключал изучение первобытного общества как такового: историческая реконструкция в лучшем случае недостоверна, если опа вообще возможна. Важны лишь общества и их культуры в современном своем состоянии.
Именно этим объясняется резко отрицательное отношение Малиновского к методу пережитков, предложенному еще Тайло-ром. Если подходить с позиций строгого функционализма, то пережиток невозможен в принципе: ведь речь должна идти об изменении определенной функции культуры в данном обществе. И столь же нелепо, по Малиновскому, диффузионистское представление о передаче отдельных элементов культуры — это опять-таки бессмыслица, если рассматривать, как делает это функционалистская теория, любое общество и его культуру как целостный организм, как систему, ориентированную па удовлетворение потребностей образующих это общество людей — как первичных, т. е. чисто биологических, так и вторичных, т. е. порожденных существованием в обществе.
Вместе с тем конкретное применение принципов функционального изучения, вне зависимости от взглядов Малиновского и ближайших его последователей, позволяет по-новому взглянуть па некоторые черты первобытного общества, в частности па его экономику. Еще в 1922 г., практически одновременно с Моссом, Малиновский предложил свое объяснение некоторых обычаев обмена и кажущейся растраты материальных ценностей, представлявшихся исследователям бессмысленными с экономической точки зрения. При анализе обычая «кула» (кольцевого обмена) на Тробрианских островах он исходил из того же представления о реципрокности, что и французский ученый. И хотя основной пафос своих высказывании по этому поводу Малиновскии обращал против «так называемого материалистического объяснения ист^-
ИСТОРИОГРАФИЯ ПЕРВОБЫТНОЙ ИСТОРИИ
157
рии», он был вполне прав в той смысле, что требовал «углубить анализ экономических фактов» 249. А позднее Малиновский попытался объяснить многие явления, в том числе и дуальную организацию, необходимостью «внутренней симметрии», присущей первобытному обществу, т. е. по сути дела изначальным обменом видами деятельности и соответствующими взаимными обязательствами. Речь шла о том, что к экономике первобытного общества мало, а то и вовсе неприменимы те категории, в которых изучается экономика общества современного.
Из основных теоретических посылок Малиновского логически вытекала невозможность оценки тех или иных институтов с точки зрения их прогрессивного или тормозящего прогресс характера. Любой институт должен приниматься как данность, ибо наши мерки к «примитивному» обществу просто неприменимы (надо сказать, что для Малиновского и его последователей определение «примитивный» всегда имеет значение «отсталый», но не «первобытный»). Для истории первобытности такой подход достаточно опасен, так как не позволяет в должной степени понять и оценить направление развития общества; впрочем, восприятие последнего именно как статичной системы институтов как раз и характерно для функционализма.
Еще одна этнографическая субдисциплина, сложившаяся в начале 40-х годов,— политическая антропология — также исходила из тезиса об обществе как единой целостной системе. Ее складывание можно связать с именем А. Рэдклиф-Брауна, которого принято рассматривать как основоположника «британского структурализма». Так же как и Малиновский, сторонники этого направления почти не проявляют интереса к истории первобытного общества; объекты их изучения — нынешние отсталые общества, преимущественно африканские, реже — азиатские. И все же работы таких ученых, как Э. Ивенс-Притчард, М. Глакмэн или Э. Лич, проливают свет на такие сложнейшие процессы первобытной истории, как организация власти и управления в обществах, еще не достигших стадии классового развития. Можно сказать, что для иллюстрации того, как происходило разложение первобытного общества, как складывалось социальное и имущественное неравенство и как оно оформлялось соответствующими переменами в институтах и структурах общества, работы политических антропологов дают едва ли не исчерпывающий материал.
Что касается структурализма за пределами Великобритании, основателями которого считаются такие ученые, как швейцарец Ф. де Соссюр, американцы Э. Сэпир и К. Пайк, а виднейшим современным представителем — французский этнолог К. Леви-Стросс, то сферой его исследований остается скорее не реальная картина общества и его жизнедеятельности, а то, как эта жизнедеятельность фиксируется в общественном сознании членов общества и их подсознании. С известной долей огрубления можно ска
158
Рлава вторая
зать, что структуралистская методика ставит своей целью познать древнее общество через явления языка, ибо именно язык оказывается самой древней и устойчивой из структур.
Ценность структуралистских схем для объяснения многих явлений, связанных с формированием интеллекта человека первобытного общества и его представлений о мире, уже не первый год служит предметом яростных споров. Можно, однако, заметить, что проверены они могут быть лишь на примере современных отсталых пародов (скажем, индейцев Амазонки, как делал это Леви-Стросс), а они — лишь аналоги социальных общностей каменного века. К тому же здесь возникает опасность смешения этического (etic) и эмического (emic) аспектов исследования, т. е., говоря в самой общей форме, картины рассматриваемого общества извне, т. е. глазами наблюдателя, и изнутри, т. е. глазами самих его членов. Понятия эти, кстати, выработал в 1954 г. структуралист К. Пайк 250. Кроме того, как всякая схема, схемы инвариантные, будучи спроецированы па реальность, неизбежно дадут обедненное и упрощенное представление о ней.
Уверенности структуралистов в возможности познания первобытного общества путем использования инвариантных схем противостоит отмеченная большей или меньшей степенью агностицизма концепция британских гиперскептиков, самым, пожалуй, ярким представителем которых можно назвать Г. Дэниела. С одной стороны, он резко возражает против этнографических сопоставлений и «гипотетических эволюционных схем», а с другой, привлекая в союзники Чайлда, подчеркивает, что надстроечные явления в древних обществах не могут быть познаны археологическими методами (что само по себе в значительной степени справедливо). В итоге история первобытного общества предстает перед нами как принципиально непознаваемая часть истории человечества 25‘.
В американской науке наметилась тенденция к сближению археологических и этнологических (антропологических) исследований, в наиболее четкой форме выраженная в 40-х годах У. Тэйлором. Исходя из того, что культура для археолога и антрополога — это прежде всего объективированные идеи, т. е. материальные предметы и поведение, в их классификации надо стремиться к соответствию последней мыслительным категориям изучаемых людей прошлого. А для этого требуется исследование множества вещей и явлений «как «целостностей», в культурных контекстах и/или широких культурных комплексах» 252. Именно поэтому позднее Г. Уилли и И. Филлипс предложили в качестве основного объекта археологического исследования не поселение или предметы, а то, что они обозначили термином «фаза», т. е. определенный контекст, в котором развивалась культура в данном регионе и в данный период.
Характерно, что исследователи, решительно отрицая историче
ИСТОРИОГРАФИЯ ПЕРВОБЫТНОЙ истории
159
скую причинность п указывая на множественность возможных причин, доказывали (хотя дело происходило уже в 1965 г., когда неоэволюционистское течение в американской антропологии набрало достаточную силу), что выстроенная ими схема развития культур Нового света от каменной индустрии до высокоурбанизо-ванных цивилизаций ни в коей мере не «эволюционная схема». Имелось в виду отмежеваться от эволюционизма классического образца, так как одновременно эти исследователи признавали, что их концепция близка к теории «многолинейной эволюции», предложенной Дж. Стюардом в 1955 г.253 При всех достоинствах этого метода для историка первобытного общества остается неясным довольно существенный вопрос: чем определяется складывание тех или иных контекстов? И насколько закономерен выбор для изучения какого-либо из них, а также каковы объективные критерии такого выбора?
Из всех направлений американской культурной антропологии заслуживают специального упоминания культурный релятивизм и неоэволюционизм как имеющие отношение к проблеме реконструкции первобытного общества.
Складывание культурного релятивизма как отдельной научной школы связывается обычно с именем М. Херсковица.
Для историка первобытного общества существенное значение имеет сформулированное Херсковицем понятие «культурного дрейфа» (cultural drift), т. е. спонтанного возникновения новых форм и явлений культуры в итоге постепенного накопления новшеств, главным образом в виде отклонений, единичных и более или менее случайных, от общепринятого образца 254. Это позволяет лучше понять механизм инноваций в первобытной культуре. Однако Херсковиц выдвинул и понятие «культурного фокуса», т. е преобладающей черты в культуре того или иного общества. И в этом случае остается необъясненным, чем, какими историческими причинами вызывалось формирование разных фокусов. Так что в конечном итоге концепция Херсковица при всей ее антира-систской направленности не давала исследователю никаких критериев прогресса; оставалось неясным, почему происходило развитие от одного уровня к другому. Таким образом, в неявной форме у Херсковица присутствует отрицание развития и прогресса как главных факторов истории человеческою общества, а постулируемое им единство человечества и равной ценности культур различных его групп предстает относительным и лишено исторических корней.
Таким образом, практически для всех рассмотренных научных направлений характерно опасливое, а часто — и просто враждебное отношение к идее прогрессивной эволюпии человечества. Однако отдельные исследователи не только сохраняли верность ей, по и старались развить далее достижения классического эволюционизма. На европейской стороне Атлантики таким был, как
160
Глава вторая
уже говорилось, Г. Чайлд; в американской науке эту роль сыграл Л. Уайт. Для историка первобытного общества особенно важны два момента во взглядах Уайта. Во-первых, «восстановив в правах» самый термин «эволюция», он в то же время отделил его от исторического развития, подчеркивая, что культура должна рассматриваться обязательно в трех измерениях, которые он обозначил как «временное», «формально-временное» п «формальнофункциональное», имея в виду под этими терминами, соответственно, самую историю явлений культуры; эволюцию отдельных их черт и культуры в целом; структурно-функциональные связи в данной культуре 255. Во-вторых, Уайт был, видимо, первым, кто попытался связать развитие культуры человечества с возрастанием энергетических затрат и необходимостью «обуздания» (harnessing) все большего количества энергии. Именно такой необходимостью объясняет он разрушение обществ, построенных на кровнородственном принципе, и последующий переход к ранним формам государственности, коль скоро общество не могло осуществить получение и концентрацию потребных ему количеств энергии без специальных социальных организмов, возникших именно для обеспечения этой потребности 25е. Развивая эту идею, Уайт приходит к выводу о значении технологии (точнее — техники) в качестве решающего фактора исторической эволюции человечества, т. е. к технологическому детерминизму, не раз подвергавшемуся обоснованной критике в марксистской литературе.
Значение Уайта, однако, не только в выдвинутых им теориях. Едва ли не большее значение имела та борьба за реабилитацию Моргана и его учения, которую он вел на протяжении большей части своей научной деятельности Хотя в отдельных вопросах (например, хронологическая последовательность форм семейнородственной организации) он склонен был придерживаться иной точки зрения, чем Морган (считая первичной нуклеарную семью), однако общий пафос моргановской концепции движения человечества он принимал безраздельно. Тем самым Уайт способствовал возрождению интереса к взглядам Моргана и к концепции эволюции вообще (его последователи: Э. Ликок — в США, Р. Ма-кариус — в Европе). В другом отношении Уайт может считаться предтечей неоэволюционистского течения в американской науке в целом.
Первым автором, сформулировавшим в развернутой форме главные теоретические посылки современного неоэволюционизма, принято считать американца Дж. Стюарда, сделавшего это в 1955 г. в своей книге «Теория культурных изменений», имеющей характерный подзаголовок — «Методология многолинейной эволюции». Во введении к книге он писал: «Концепции, излагаемые здесь, следует четко отличать от взглядов Л. Г. Моргана, Э. Б Тайлора и других писавших в XIX в , а из авторов современных — В. Гордона Чайлда и Лесли Уайта. В ю время как
ИСТОРИОГРАФИЯ ПЕРВОБЫТНОЙ ИСТОРИИ
161
эти авторы стремились сформулировать культурное развитие в понятиях всеобщих стадий, моя цель — отыскать причины культурных изменений. Коль скоро [слово] «эволюция» все еще сильно напоминает о взглядах XIX в., я колебался относительно его употребления, но не нахожу лучшего термина» 257. Стюард намечает три возможных варианта объяснения закономерностей развития культуры. Либо это «однолинейная» эволюция в понимании Моргана и Тайлора, т. е. единый путь развития всех народов, проходящий через одни и те же стадии; либо это культурный релятивизм Боаса и его последователей, практически отрицающий какое-либо единообразие; либо, наконец, концепция многолиней-ной эволюции, каковой и придерживается сам Стюард. В основе ее лежит представление о приспособлении человека к окружающей среде через культуру, которое Стюард обозначил как «культурную экологию», хотя такое приспособление происходит опосредованно. Логическое развитие этой идеи приводит к выводу, что становление и развитие культуры обусловлено природными условиями, а следовательно, нельзя говорить о каких-то единых закономерностях культурной (соответственно — общественной) эволюции: в разных природных условиях эти закономерности разные.
Отсюда Стюард выводит понятие «уровней социокультурной интеграции», т. е. количественно и качественно различных форм общественной организации: от семьи через локальные группы к племенной структуре и далее к государственности. Практически уровни социокультурной интеграции оказываются обусловлены прежде всего природной средой, а возможности человека нижних уровней взаимодействовать с природой сводятся к более или менее пассивному приспособлению.
Стюард, пожалуй, в наименьшей степени испытал воздействие историко-материалистической теории общественного развития. Развивающие его идеи представители пеоэволюционизма — такие как М. Салинз, М. Фрид или Э. Сервис,— проявили к ней гораздо больше внимания. С одной стороны, здесь сказывалось громадное усиление интереса к Марксу на западе, начавшееся примерно в конце 50-х годов. С другой стороны, ознакомление с его учением показало, что целый ряд проблем, казалось бы, не поддававшихся решению, достаточно логично и строго решается именно на марксистской основе. Влияние марксизма можно проследить в исследованиях Салинза по социальной стратификации в Полинезии и экономической антропологии, в работах Фрида и Сервиса, посвященных становлению классового общества и государственности (хотя понятия «классовое общество» они подчеркнуто избегают). В частности, имеют определенную операциональную ценность концепции стадий развития социополитической структуры от эгалитарного общества к государству через общества ранжированные и стратифицированные, впервые предложенные Фридом в 1960 г. и развитые в последующих исследованиях 258.
162
Глава вторая
В то же время именно Фрид подверг во многом поспешной критике вое кодящее к Моргану представление о племени как необходимой стадии в социололитическом развитии первобытного общества. Племя, по его мнению, несомненная историческая реальность, по вторичная, возникшая под влиянием контактов с обществами, уже достигшими государственности. В американской пауке у Фрида нашлось немало последователей в этом отношении 259.
Главным недостатком большинства неоэволюционистскпх концепций следует, видимо, считать то, что сознательной деятельности человека в них уделялось явно недостаточное место. Ими недооценивалась степень его готовности, а главное — способности использовать для ускорения собственного развития познанные закономерности. В этом смысле взгляды Чайлда, восходящие еще к 30-м годам, оказываются гораздо более перспективными.
Заслуживает внимания получившее довольно широкое распространение в американской науке последних лет стремление широко использовать при археологических работах этнографические данные (так называемая этноархеология, или археологическая этнография) для реконструкции древнейших догосударственных обществ2в0. Наряду с этим получило признание моделирование гипотетических процессов возникновения цивилизации посредством построения последовательно усложняемых моделей и «ввода» в них ряда переменных, что позволяет создавать различные варианты предположительно реконструируемого хода общественного развития26i. Оба метода проходили полевую проверку во время продолжительных исследований в западном и юго-западном Иране, в междуречье Тигра и Ефрата — одном из древнейших очагов древневосточной цивилизации. Исследования принесли обширный интересный материал, иллюстрирующий механизм становления этой цивилизации па основе постоянных контактов неолитических земледельцев и граничивших с ними кочевников.
Если попытаться обобщить главную тенденцию развития современной западной немарксистской науки о первобытном обществе, то можно, по-видимому, говорить о все усиливающемся стремлении к материалистическому объяснению изучаемых процессов, а также о тяготении к методике исследования и обработки материала, выработанной естественными и точными науками. Тем самым создаются определенные предпосылки для общего «полевения» пауки о первобытности, чему способствует также возрастающий авторитет марксистской науки.
Как говорилось, в современной, более всего в неоэволюцион-нистской науке Запада все сильнее обнаруживается интерес к историко-материалистической трактовке первобытной истории. С одной стороны, возрождается и «реабилитируется» наследие Моргана (Л. Уайт, этноисторики Э. Ликок, Г. Хикерсон и др.), находят то или иное отражение в исследованиях отдельные сто
ИСТОРИОГРАФИЯ ПЕРВОБЫТНОЙ ИСТОРИИ
163
роны марксистской философии истории вообще и ее приложения к древнейшей истории человечества в частности (М. Салинз в его ранних работах, М. Фрид, Д. Бидней, Э. Вульф, С. Кук и др.). С другой стороны, как отмечала исследовательница истории теоретической мысли в американской этнографии Ю. П. Аверкиева, к марксизму обращаются и антимарксистски ориентированные специалисты. «Марксизм становится настолько популярным, что врагам его часто приходится прибегать к различным формам мимикрии, маскировки под марксизм в форме неомарксизма» 2в2. Для части ученых характерна тенденция противопоставить друг другу «догматический» и «улучшенный», «творческий» марксизм, отмежеваться от исторического материализма, определив свою идейно-теоретическую ориентацию как «культурный материализм» (М. Харрис, А. Бергер) 263.
Стремление применить понятия исторического материализма к изучению первобытной истории ширится и среди ученых других стран Запада: Франции (М. Годелье, Э. Террей, К. Мейясу и др.), Англии (С. Дайамонд, П. Ллойд, Р. Франкенберг), Нидерландов (Г. Клессен), Италии (У. Мелотти). Часть этих ученых также пытается преобразовать и «улучшить» категориальный аппарат марксизма в его приложении к первобытному обществу. Вся эта сложная и противоречивая ситуация в современной науке запада объясняется многими причинами; глубоким теоретическим кризисом буржуазных обществоведческих наук, неизмеримо возросшим влиянием марксистско-ленинского мировоззрения, но в то же время и тем неблагоприятным идейно-политическим климатом, в котором приходится работать прогрессивным ученым западных стран.
Все сказанное не означает, что в первобытноисторической науке Запада нет достижений в конкретной разработке узловых вопросов древнейшей истории человечества. Объективный процесс научного поиска дал свои результаты в ряде исследовательских областей. Западные ученые накопили обширный фактический материал, привлекли внимание к новым проблемам, а в иных случаях заметно продвинулись в их изучении. Так, исследователям, работающим в области так называемой экономической антропологии (Б. Малиновский, М. Херсковиц, Р. Фере, К. По-ланьи, Дж. Дэлтон, М. Салинз и др.), не удалось создать подлинной теории экономики доклассового и формирующегося классового обществ, но их работы показали настоятельную потребность в такой теории. В области исследования социально-потестарной организации, иногда называемой «политической антропологией», выявлена вариантность механизмов социальной стратификации и институционализации власти (Э. Ивенс-Притчард, М. Салинз, Э. Сэрвис, М. Фрид, Р. М. Адамс и др.). Много сделано для изучения систем родства и обнаружения их связи с конкретными формами социальной организации, инте
164
Глава, вторая
грации общества и статуса индивида (К. Леви-Стросс, Дж. Мэрдок, М. Фортес, Дж. Гуди и др.). В изучении духовной культуры представляют интерес реконструкции семиотических систем, обладающих определенными, в принципе поддающимися расшифровке кодами (А. Хокарт, К. Леви-Стросс, М. Элиаде, Дж. Кор-дуэлл). В первобытной археологии продвинулась разработка методов социально-экономических и этнических реконструкций, в частности установления археологических критериев уровня общественного развития и форм общественной организации (Г. Чайлд, Р. Брейдвуд, К. Флэннери, К. Ренфру и др.).
4.	Развитие первобытной истории
в дореволюционной России, в СССР,
в социалистических странах Восточной Европы
Свою наиболее плодотворную разработку историко-материалистическая концепция первобытной истории получила в марксистской науке, что было связано с коренной перестройкой основных субдисциплин этой отрасли знания — этнографии и археологии — на основе марксистско-ленинской методологии. Вместе с тем немалое значение для исследования соответствующей проблематики в СССР имели прогрессивные традиции дореволюционной российской науки.
В этнографии, археологии и родственных им дисциплинах дореволюционной России, разумеется, не было единой идейной направленности, но очень сильно давало себя знать демократическое, гуманистическое течение, у истоков которого стояли революционные демократы—В. Г. Белинский, А. И. Герцен, Н. Г. Чернышевский, Н. А. Добролюбов. Русская этнография не знала деления народов на «исторические» и «неисторические», русская антропология была свободна от расизма. Этому, в частности, способствовало и то, что в России не получила распространения система государственных учреждений по соответствующим отраслям знания. В то время как в ряде западных стран, владевших оторванными от метрополии колониями, государство стимулировало изучение отставших в своем развитии народов в целях империалистической политики, в России изучение таких народов (а стало быть, и проекция полученных данных в первобытную историю) было по большей части делом энтузиастов-одиночек. Недаром имя одного из таких энтузиастов, замечательного антрополога и этнографа Н. Н. Миклухо-Маклая, стало символом научной деятельности, призванной защищать аборигенное население от притеснений со стороны колонизаторов. Миклухо-Маклай не только фактически открыл для европейской науки папуасов Новой Гвинеи и изучил их антропологически и этнографически. Он показал на своем примере, что научная
ИСТОРИОГРАФИЯ ПЕРВОБЫТНОЙ ИСТОРИИ
165
деятельность может и должна быть формой «борьбы за переустройство общества на справедливых началах» 2в4.
Другой очень важной особенностью развития первобытноисторических знаний в России было то, что этнография здесь в большей степени, чем западная, испытала воздействие развитой Морганом и Энгельсом концепции первобытности, опередив в этом отношении зарубежную науку. Это в особенности относится к Н. И. Зиберу, воспринявшему от Маркса и Энгельса экономическую сторону их учения и много сделавшему для популяризации марксизма в России. В своих «Очерках первобытной экономической культуры» (СПб., 1883) он впервые попытался дать конкретную характеристику производственных отношений в первобытном обществе и на большом материале показал, что древнейшими формами ведения хозяйства были общинные, коллективные формы. Крупная заслуга Зибера состоит в том, что он привлек внимание к общине как к экономической ячейке первобытного общества. Он же построил типологический ряд от стадного объединения дикарей к родовой, а затем к территориальной общине.
Влияние марксизма испытал и такой выдающийся ученый позитивистского направления, как М. М. Ковалевский, исследовавший развитие общины и рода. Ковалевский в течение длительного времени отстаивал идею об историческом приоритете материнского рода и впервые показал универсально-исторический характер семейной общины, что получило высокую оценку Энгельса. Ряд работ Ковалевского посвящен специально или преимущественно первобытному обществу; «Очерк происхождения и развития семьи и собственности» (франц, изд.; Стокгольм, 1890; первое русск. изд.; СПб., 1895), «Общинное землевладение, причины, ход и последствия его разложения» (М., 1879), «Родовой быт в настоящем, недавнем и отдаленном прошлом» (СПб., 1905). Он же был автором предисловия к первому изданию «Древнего общества» Л. Моргана на русском языке 265.
Российская наука в относительно небольшой степени подверглась влиянию антиисторических построений, распространявшихся с конца XIX —начала XX в. на западе. Большинство русских этнографов и археологов продолжали придерживаться эволюционистских взглядов, но в то же время многие стремились преодолеть ограниченность и прямолинейность эволюционистских схем или же расширить источниковедческую базу теоретических выводов. Последнее более всего характерно для Д. Н. Анучина, призывавшего к объединению данных родственных наук, в частности к синтезу этнографической, археологической и антропологической информации для создания истории культуры. Традиция сотрудничества трех названных наук до сих пор известна под именем «анучинской триады». Мастерским образцом сочетания археологических и этнографических материалов явилиш^ две работы самого Анучина: «Лук и стрелы, археолого-этнографический очерк»
166
Глава вторая
(М., 1887) и «Сани, ладья и кони как принадлежности похоронного обряда. Археолого-этнографический этюд» (М., 1890). К комплексному использованию источников стремился и Н. Н. Харузин, что в особенности удалось ему в монографии «Русские лопари. Очерк прошлого и современного быта» (М., 1890). Критика нередко скороспелых построений классиков эволюционизма острее всего сказалась в многочисленных работах А. Н. Максимова, призывавшего к расширению и уточнению фак-туальной основы теоретических построений по истории родовых и брачно-семейных отношений. Однако Максимов отвергал не идею эволюции, а лишь изъяны в аргументации, а вместе с тем и многие считавшиеся доказанными обобщения. Сам он подчас находил новые, более строгие доводы, например, в пользу былой матрилокальности у ряда пародов России или при объяснении целого комплекса обычаев избегания порядками, свойственными времени перехода от матрилокальности к патрилокальности («Из истории семьи у русских инородцев» — ЭО, 1902, № 1; «Ограничение отношений между одним из супругов и родственниками другого».—Там же, 1908, № 1-2).
Крупный след в разработке первобытноисторической проблематики оставили этнографы, проходившие политическую ссылку в Сибири за свою революционную деятельность,— прежде всего Л. Я. Штернберг, В. Г. Богораз, В. И. Иохельсон. Л. Я. Штернберг изучал родовой строй, брачно-семейные отношения и религию нивхов (гиляков). Хорошо знакомый с исследованиями Моргана и разделявший его взгляды, он обнаружил у нивхов пережитки группового брака, что было отмечено Энгельсом в специальной статье («Вновь открытый пример группового брака») 266. Богораз и Иохельсон, отбывавшие ссылку в Колымском крае, исследовали народы Северо-Восточной Азии — чукчей и юкагиров, а позднее, после ссылки, также сибирских эскимосов, коряков, а равно культурно-исторические связи между народами Северо-Восточной Азии и Северо-Западной Америки. Работам Богораза свойствен больший интерес к проекции этнографических данных в историю первобытного общества, ему, в частности, принадлежат такие специальные исследования, как «Религиозные идеи первобытного человека» («Землеведение», 1906, кн. 1). Сказывается в них и влияние диффузионизма (и Богораз, и Иохельсон сотрудничали с Ф. Боасом в составе русско-американской так называемой Джузеповской экспедиции). Однако как Богораз, так и немногие другие российские этнографы, испытавшие воздействие диффузионизма (в частности, Д. К. Зеленин), остались чужды тому воинствующему антиисторизму, который в первые десятилетия нашего века нашел многих сторонников за рубежом267.
Большинство археологов дореволюционной России также продолжали придерживаться идей эволюционизма (К. С. Мережковский, И. С. Поляков, А. А. Иностранцев и особенно В. А. Город-
ИСТОРИОГРАФИЯ ПЕРВОБЫТНОЙ ИСТОРИИ
167
цов) либо примкнули к раннему, еще не выраженному диффузио-низму, т. н. палеоэтнологическому направлению (Б. С. Жуков, А. А. Спицин). Наиболее весомый вклад в первобытную археологию внесли Городцов, который много сделал для периодизации материалов бронзового века и оставил ряд обобщающих работ, и Спицин, систематизировавший первобытные древности восточных славян. Среди археологов обоих направлений, как и среди части этнографов — исследователей первобытного общества, было распространено мнение, что изучать первобытную историю следует в рамках и средствами антропологии как области естествознания, что первобытная история есть часть естественной истории 268. Это в значительной мере определило их отрыв от историзма, преодоленный только позднее, уже в советское время.
Вместе с тем многие исследования русских ученых оставили прочный след в развитии не только отечественной, но и мировой науки. М. М. Ковалевский читал лекции в ряде университетов Европы и Северной Америки, а его труды были переведены на все основные европейские языки. Широкое признание получили работы Д. Н. Анучина и В. А. Городцова, также вышедшие в зарубежных переводах. Несравненно более противоречивым и неоднозначным было влияние археологических концепций М. И. Ростовцева, примыкавшего к направлению комбинационизма и после своей эмиграции возглавившего это течение.
Многие из названных этнографов и археологов продолжали работать в советское время (Д. А. Анучин, Л. Я. Штернберг, В. Г. Богораз, Д. К. Зеленин, В. А. Городцов, А. А. Спицин и др.) и внесли большой вклад в организацию научной работы, в подготовку и формирование нового поколения специалистов.
Первые два десятилетия Советской власти были особым периодам в становлении советской первобытноисторической науки. Первобытная история как наука о начальной поре человечества, изначальном коллективизме и зарождении классового неравенства, область знания, отмеченная особым вниманием К. Маркса и Ф. Энгельса, стала одной из центральных в кругу гуманитарных наук. Вместе с тем уже тогда выявилось ее большое практическое значение для понимания докапиталистических, в том числе и общинно-родовых, отношений у многих пародов Советского Союза, а тем самым и для задач переустройства их хозяйства и быта. Прочитанная В. И. Лениным в 1919 г. лекция «О государстве» привлекла пристальное внимание самых широких слоев общества к работе Ф. Энгельса «Происхождение семьи, частной собственности и государства» и тем самым ко всей этой тематике. В политкружках на заводах и в комсомольских политшколах изучали первобытный коммунизм, первобытную культуру, первобытную религию, по этой теме массовыми тиражами издавалось множество русских и переводных книг и брошюр. Стали появляться первые удачные работы по первобытной истории: «Очерк первобыт-
168
Глава вторая
пой культуры» В. К. Никольского (М., 1923), «Очерк развития общественных форм» П. И. Кушнера (М., 1924).
Все это ускорило приток новых кадров и методологическую перестройку в научных дисциплинах, синтезирующих первобытную историю. В середине 1920-х годов она началась в археологии, в конце десятилетия — в этнографии. Марксистская концепция первобытного общества впервые стала достоянием широкого круга профессионалов, и целая плеяда молодых ученых стала разрабатывать эту тематику. Среди них были исследователи, которые в последующие десятилетия много сделали для развития первобытной истории в СССР. Это, помимо уже названных В. К. Никольского и П. И. Кушнера — М. О. Косвен, В. И. Равдоникас, П. П. Ефименко, П. И. Борисковский, Б. Л. Богаевский, С. Н. Быковский, А. М. Золотарев, Е. Ю. Кричевский, И. Н. Винников, С. П. Толстов, С. А. Токарев, С. Н. Замятнин, А. Н. Рогачев, М. М. Герасимов и многие другие.
Первобытная история как паука, вскрывающая корни частной собственности, классов и государства, была одним из передовых участков острой идеологической борьбы, и в этих условиях советские первобытпики-марксисты поначалу нередко видели свою задачу только в том, чтобы проиллюстрировать фактическими данными идущую от Моргала схему первобытноисторического процесса во всех ее деталях, а заодно подвергнуть критике все без исключения дореволюционные и зарубежные буржуазные представления о первобытном человечестве. Здесь не обходилось без издержек. В частности, в концепциях тех лет подчас некритически перенимались некоторые методические приемы эволюционизма, и прежде всего такие, как произвольный подбор пережитков или этноархеологических параллелей. Первобытное общество часто воспринималось только схематически, как недифференцированное целое, причем в изучении этого целого решительно все подчинялось изучению первобытного производства.
Но это были издержки, неизбежные в процессе роста, и их становилось все меньше. Уже в 1930-х годах советские исследователи первобытности стали четче отделять суть марксистской концепции первобытного общества от тех или иных отдельных решений по частным вопросам, определявшихся фактуальной базой XIX в. (например, в вопросах о периодизации первобытной истории или схеме развития брака и семьи). Ими была проделана огромная работа по развитию и конкретизации самой концепции, по ее приложению к разным областям и регионам. В науку был введен большой новый материал, поднятый археологическими и этнографическими полевыми исследованиями на территории пашей страны. Продолжали вестись оживленные дискуссии. В работах молодых советских исследователей первобытности постепенно развертывалась аргументированная марксистская концепция первобытного общества 269.
ИСТОРИОГРАФИЯ ПЕРВОБЫТНОЙ ИСТОРИИ
169
Заметное и во многом противоречивое воздействие на развитие первобытноисторической науки в нашей стране оказало «яфетическое учение» крупного языковеда и археолога Н. Я. Марра. Исходя из учения о революционных трансформациях языка, ведущие теоретики — этнографы и археологи стали трактовать даже случаи смены народов как стадиальные трансформации одного и того же населения («теория стадиальности»). Все первобытные общества превратились в сплошь автохтонную массу, которая временами переживала на базе перестроек техники невероятные языковые и культурные перевоплощения. Однако даже в таком виде, при всей своей упрощенности, этот подход способствовал разработке многих верных идей — о единстве развития человеческой культуры, об этнической и культурной преемственности насельников определенных территорий, о значении усовершенствования техники производства для всего социального и культурного развития и т. п. Еще важнее то, что этот подход привлекал внимание к развитию, прогрессу, в то время как в те годы на бур-жуазном Западе господствовал воинствующий антиэволюционизм и была вообще утрачена историческая перспектива. Надо также иметь в виду, что последователи Марра часто шли дальше своего учителя. Наконец, нельзя не учитывать общих заслуг Марра в организационной перестройке первобытноисторических исследований: как глава Академии истории материальной культуры и Института языка и мышления он стоял у колыбели научной деятельности многих выдающихся историков первобытности в нашей стране.
В целом по мере перестройки па основе историко-материалистической методологии разработка в советской науке первобытноисторической проблематики становилась все более творческой, глубокой и плодотворной и, как говорилось, уже в 1930-х годах стала приносить первые крупные результаты. В 1931—1932 гг. П. П. Ефименко и П. И. Борисковский, интерпретируя археоло гические данные, впервые высказали мнение, что родовой строй возник с переходом от раннего к позднему палеолиту. Тогда же М. О. Косвеном была введена в науку проблема дислокального брачного поселения, а несколько позже С. П. Толстовым развита производственная теория возникновения экзогамии. С. А. Токарев впервые в советской науке исследовал развитие родового строя на материалах одного из крупных историков-этнографических регионов — Меланезии и показал функционирование и эволюцию первобытных общин. В 1936—1938 гг. Я. Я. Рогинский заложил фундамент концепции «двух скачков», дав тем самым новое широкое обоснование марксистской теории антропо- и социогенеза 270.
В этот же период П. П. Ефименко создал первое фундаментальное обобщающее исследование, па большом (главным образом археологическом) фактическом материале развивав
170
Глава вторая
шее историко-материалистическое понимание первобытности271, а В. И. Равдоникас начал издание первого вузовского учебника первобытной истории, широко синтезировавшего археологические и этнографические данные 272. Общетеоретическая работа несколько замедлилась лишь к концу 1930-х годов, когда в этнографии получил известное распространение взгляд, что закономерности развития должны выявляться главным образом на материалах отдельных монографически изучаемых народов. Это углубило, хотя одновременно и несколько сузило первобытноисторические разработки. Как достоинства, так и теневые стороны такого подхода отразились в ряде историко-этнографических монографий второй половины 1930-х годов (А. Ф. Анисимова об эвенках, Н. А. Кислякова о горных таджиках и др.).
В годы Великой Отечественной войны и последующее десятилетие в советской пауке резко возросло внимание к проблемам национального самосознания. Это обратило советских исследователей к разработке проблем этногенеза (С. П. Толстов, II. Н. Третьяков, М. II. Артамонов, В. И. Абаев, Д. В. Бубрих и др.), выявления этнических различий среди других различий (М. Г. Левин и Н. Н. Чебоксаров, С. А. Токарев, П. И. Кушнер), к поискам их корней в первобытности. Объектом углубленного изучения сделались этносы, миграции, преемственность и т. п. Стала разрабатываться советская теория этноса, вскоре превратившаяся в самую развитую из ныне существующих в мире.
Марровская «теория стадиальности» потеряла своих приверженцев, что не замедлило сказаться на восприятии первобытного мира. Сохранив свою типологическую цельность, он стал разно-этпичнее, заселился предками современных народов и их семей, контуры его стали ближе и конкретнее. Этому во многом способствовала критика старой и выработка новой методики этногенетических исследований (П. Н. Третьяков, М. И. Артамонов, С. А. Токарев и др.). Переосмыслился и сам подход к иерархии этногенетических исследований: Б. А. Рыбаков показал, что ил значение отнюдь не всегда совпадает с ролью тех или иных этно сов в современности 273.
В послевоенном мире возникли новые реальности, оказавшие большое влияние на тематику первобытноисторической науки. В частности, распад колониальной системы империализма сделал особенно актуальным изучение остатков первобытнообщинного строя в развивающихся странах Африки, Азии, Латинской Америки, Океании. В связи с этим, естественно, возрос интерес к международному значению советского опыта строительства социализма на отсталых в прошлом окраинах царской России. Одной из центральных стала проблема соотношения общего и особенного в истории всех, в том числе и отставших в своем развитии, обществ земного шара.
ИСТОРИОГРАФИЯ ПЕРВОБЫТНОЙ ИСТОРИИ
171
Центр теоретических интересов советских исследователей сместился в область антропогенеза и социогенеза, исторического и функционального соотношения основных структур первобытности, механизмов классообразования и возникновения политической власти. Несравненно большее, чем прежде, внимание привлекли к себе проблемы происхождения мышления и речи, возникновения искусства и религии, становления и сущности культуры и цивилизации. Снова интенсифицировались общетеоретические исследования — сначала в этнографии и антропологии, затем в археологии. Оживились некоторые старые дискуссии (например, о периодизации первобытной истории), возникли новые (например, о соотношении рода и общины). Большинство дискуссий еще не завершено, но за прошедшие три десятка лет уже немало сделано для конструктивной разработки многих из названных проблем.
Я. Я. Рогинским была развита выдвинутая им в довоенное время, но теперь получившая основательную разработку и широкое признание теория «двух скачков» в процессе антропосоциогенеза 274. Начальный этап первобытного общества стал рассматриваться как особое, качественно специфическое образование, отличное и от животного мира, и от «готового», подлинно человеческого общества 275. Прошедшие обсуждения показали уязвимость иных, крайних позиций, по которым предлагалось выделять только один из этих скачков (А. Я. Брюсов, Б. Ф. Порш-нев). В то же время интерпретация новейших находок дала части археологов и этнографов известные основания для выключения из социобиологической эпохи развития человечества мустьерско-го или даже ашело-мустьерского времени.
Палеоантропологические и археологические открытия последних десятилетий по-новому поставили проблему грани между животным и человеком. Это стимулировало дальнейшее развитие трудовой теории антропогенеза, привлекло внимание к соотношению орудийной и трудовой деятельности и элементов гоминидной триады. В этой же связи активизировалась разработка проблем возникновения и критериальной роли мышления и речи. Здесь с работами философов и психологов тесно сомкнулись исследования антропологов В. В. Бунака, В. И. Кочетковой, В. П. Алексеева, А. А. Зубова, М. И. Урысона и др.
Заметным достижением 1950-х годов стала разработанная в советской этнографии концепция хозяйственно-культурных типов и историко-этнографических областей, уходящих корнями в первобытное прошлое. Эта концепция была развита главным образом М. Г. Левиным и Н. Н. Чебоксаровым, много сделавшими для того, чтобы придать ей подлинно исторический характер — в противовес прежним теориям культурных кругов и культурных ареалов. Понятия хозяйственно-культурного типа и историко-этнографической области прочно вошли в научный обиход, хотя и
172
Глава вторая
продолжают уточняться в работах В. П. Алексеева, Б. В. Андрианова, Я. В. Чеснова.
С 1960-х годов в советской науке впервые стали углубленно исследоваться производительные силы первобытного общества, чему, в частности, способствовало применение С. А. Семеновым новых экспериментальных методов изучения древнейшей техники276. Им же предпринято исчерпывающее по охвату исследование генезиса и ранних форм земледелия (также с применением экспериментальных методов изучения земледельческих орудий и процессов), а В. А. Шнирельманом — панойкуменная разработка проблем происхождения и первоначального распространения скотоводства 277.
В 1960-х и в начале 1970-х годов (особенно в связи с работами Н. А. Бутинова, В. Р. Кабо и других этнографов) в центре внимания этнографов встали вопросы соотношения и взаимосвязи социальных структур классической первобытности. В ходе дискуссий оформились как бы два подхода в трактовке проблемы — «родовой» и «общинный». Столкновение и взаимодействие взглядов позволило четче разграничить сферы общинных и родовых отношений и одновременно уточнить степень их совпадения, дало возможность лучше понять структуру и состав родовой общины. Расхождения во взглядах сохраняются, но, по-видимому, возобладал тот общий вывод, что в эпоху расцвета первобытного общества род был немыслим без общины, а община — без рода 278.
Сходную роль сыграли разгоревшиеся тогда же споры об историческом соотношении материнского и отцовского рода. В результате их был обнаружен новый и, по-видимому, наиболее важный угол зрения: были выявлены природно-географические и социально-исторические факторы, способствовавшие относительно раннему возникновению отцовскородовой организации. Тем самым был сделан заметный шаг в решении пресловутой «австралийской контроверзы», ставившей в тупик старшее поколение советских этнографов-марксистов27э.
Сделан крупный вклад в установление древности и универсальности дуально-родовой организации и эволюции систем родства. Здесь работы А. М. Золотарева (много давшего вместе с тем для понимания бинарного принципа ранних знаковых систем) 280 и других исследователей старшего поколения были продолжены главным образом М. В. Крюковым. Им было обосновано положение о том, что основная, магистральная линия эволюции системы родства шла от терминологии большесемейного (арабского) типа к терминологиям малосемейного (английского) типа и что терминологии поколенного (гавайского) типа пе представляют собой всеобщей и необходимой стадии в эволюции систем родства. Это дало дополнительные аргументы в пользу глубокой древности и универсальности дуально-родовой организации281.
Ю. В. Бромлей и Д. А. Ольдерогге, каждый по-своему, суще
ИСТОРИОГРАФИЯ ПЕРВОБЫТНОЙ ИСТОРИИ
173
ственно усовершенствовали предложенную ранее М. О. Косвеном схему эволюции форм большой семьи 282. Ю. И. Семеновым на базе обобщения большого фактического материала была обоснована новая схема эволюции семейно-брачных отношений. Основные ее звенья: промискуитет, дуально-родовой групповой брак и индивидуальный брак, проходящий в своем развитии стадии первобытно-эгалитарного, патриархического и эгалитарного брака2ез.
Все больше внимания уделяется проблемам возникновения классов и государства, разрабатываемым как на материалах отдельных народов и регионов, так и в панойкуменном плане. При таком подходе открывается наибольший простор для выявления, с одной стороны, общеисторических закономерностей классооб-разования, с другой — тех его региональных и иных вариантов, которые определялись спецификой природной среды, историческими взаимодействиями и другими особенностями конкретной истории. Одновременно расширяется угол зрения на весь этот узел проблем: исследованиями охвачены экономика переходного периода, трансформация общинных и других общественных структур, развитие отношений эксплуатации, институционализация власти и форм социальной регуляции (этнографы Ю. П. Аверкиева, С. А. Токарев, Ю. И. Семенов, Л. Е. Куббель, археологи Б. Б. Пиотровский, В. М. Массон, В. И. Гуляев и др.) 284.
Впервые в изучении первобытной истории предпринято широкое исследование процессов взаимодействия доклассовых и классовых обществ в эпоху до начала Великих географических открытий и в связи с этим — опыт типологизации таких процессов. Проделанная в этом направлении работа позволила выявить влияния в области экономики и социальных отношений, материальной и духовной культуры, оказывавшиеся цивилизациями на их ближнюю и дальнюю периферию, а также влияния первобытных обществ на исторические судьбы цивилизаций 285. Это в свою очередь дало фактуальную и теоретическую базу для начавшейся в советской науке разработки вопросов методики реконструкции истории первобытного общества по данным этнографии и этнографического источниковедения первобытной истории. Те же вопросы разрабатываются в археологии, пока еще в меньшей степени — в антропологии 288. В круг источников исторической реконструкции социальной организации древнейшего человечества впервые в советской науке широко введены приматологические данные 287.
Исследование механизмов классообразования часто неотделимо от разработки проблематики раннеклассовых обществ. И в этой области также возобновился ряд старых дискуссий (например, об «азиатской» формации и значении локальных различий для общей типологии формаций, об общественном строе кочевых скотоводов и т. п.), теперь уже на новой фактуальной базе и на ином теоретическом уровне. Многие линии изучения раннеклассовых
174
Глава вторая
обществ, как и обществ эпохи классообразования, тесно увязываются с задачами современного строительства в развивающихся странах. На страницах «Советской этнографии» и других журналов не раз поднимались и продолжают подниматься вопросы о роли в нынешних условиях общинных институтов, традиционных вождей и т. д. Многочисленные работы этнографов и историков посвящены конкретно-историческим особенностям раннеклассовых обществ в развивающихся странах (Ю. М. Кобищанов, Л. Е. Куб-бель, Л. А. Файнберг, М. А. Членов и др.).
Немало сделано историками первобытности также для изучения форм общественного сознания. Здесь очень велика заслуга А. П. Окладникова, который уже в начале 1950-х годов показал неправомерность упрощенных взглядов на время возникновения религии и искусства и аргументировал досапиентный возраст обеих этих форм28е. В дальнейшем в этнографии, археологии и смежных науках продолжали обсуждаться и успешно разрабатываться вопросы генезиса и эволюции ранних форм религии (С. А. Токарев, Ю. П. Францев и др.), что имело не только научное, но и практическое значение для преодоления религиозного мировоззрения; проблемы изобразительного искусства (А. Д. Столяр, А. А. Формозов, В. Б. Мириманов, 3. А. Абрамова, В. Р. Кабо), положительных знаний (Б. А. Фролов), символики (В. В. Иванов, В. Н. Топоров), устного народного творчества (Е. М. Мелетинский и др.). С. А. Токаревым предпринят наиболее широкий и обобщающий анализ синкретизма форм общественного сознания в первобытном обществе28Э.
Пожалуй, только в 1970-х годах началась теоретическая разработка этнических типов и процессов первобытности (В. Ф. Ге-нинг, Ю. В. Бромлей, С. А. Арутюнов, Н. Н. Чебоксаров и др.). Здесь обращает на себя внимание дискуссионность вопросов начала этнической дифференциации человечества, в частности предложенные понятия протоэтноса и соплеменности 29°.
Большое внимание уделяется вопросам историографии первобытной истории. Эта проблематика рассматривается как в этнографических (С. А. Токарев) и археологических (А. А. Формозов) трудах, так и под углом зрения собственно первобытной истории. В последней области наиболее заметны работы М. О. Косвена, который уже в 1930-х годах исследовал вклад Л. Г. Моргана, И. Я. Бахофепа и других классиков первобытноисторической науки, а в конце 1940-х годов выпустил капитальный труд по истории проблемы матриархата. Хотя понимание матриархата сейчас в советской науке в значительной мере пересмотрено, названный труд сохраняет большую историографическую ценность. Немало работ по историографии первобытной истории опубликовано в журнале «Советская этнография», серийном издании «Очерки по истории русской этнографии, фольклористики и антропологии», ежегоднике «История и историки».
ИСТОРИОГРАФИЯ ПЕРВОБЫТНОЙ ИСТОРИИ
175
Наконец, продолжается разработка генерализующего аспекта изучения первобытной истории— ее общей, или общеисторической, периодизации. В этой области за последние десятилетия произошло известное переосмысление самого критерия членения первобытного исторического процесса. Преимущественное внимание перенесено с развития производительных сил (С. И. Толстов) или форм родовой организации (М. О. Косвен) на развитие производственных отношений (Ю. И. Семенов, Н. А. Бутинов). В недавнее время тенденция не ограничиваться только прежним технологическим критерием наметилась и в трудах археологов (В. М. Массон, В. И. Гуляев). В целом, таким образом, взгляды различных советских специалистов на общие принципы периодизации постепенно сближаются.
В послевоенные десятилетия советскими историками первобытного общества создан ряд обобщающих работ, в той или иной пропорции синтезирующих новые данные основных субдисциплин этой области знания. В одних из них преобладающее значение занимает этнографическая, в других — археологическая информация 291. Объединенными усилиями этнографов, археологов и антропологов издан первый завершенный учебник истории первобытного общества 292, а многими университетами страны выпущены аналогичные учебные пособия на основе читаемых там учебных курсов. Создано также учебное пособие по истории хозяйства и материальной культуры в первобытном и раннеклассовом обществе 293.
Методологическая перестройка всего комплекса общественных наук продвинула разработку первобытноисторической проблематики и в других социалистических странах. Более всего это относится к Германской Демократической Республике, явившейся к тому же наследницей лучших традиций теоретической мысли в немецкой этнографии.
Исследователи, работающие в этнографических и исторических учреждениях ГДР, сумели развить эти традиции на новой, марксистской основе. И. Зельнов принадлежит единственная в мировой науке монография о периодизации первобытной истории: предложенный ею критерий — степень соответствия производственных отношений развитию производительных сил 294. Вопросы периодизации (первобытной истории или исторического процесса в целом) рассматриваются и в статьях многих других ученых ГДР, в частности Р. Фойстеля, Г. Гура, К.-Г.Отто, Г. Грю-нерта 295. Опубликованы работы о месте первобытной истории в системе наук и ее методологии, о методике этнографо-археологических реконструкций (И. Зельнов, Г. Грюнерт, Г. Гур). Созданы фундаментальные труды, посвященные критическому анализу концепций буржуазной науки. Ведутся исследования в области антропогенеза (Г. Геберер, Г. Ульрих), развития производящего хозяйства (Г. Коте, Г. Дамм), социальной и брачно-семейной
176
Глава вторая
организации (Ф. Роз, Г. Гур и др.). Как на панойкуменных, так и на региональных или более узких локальных материалах изучаются процессы классообразования и развития раннеклассовых обществ, а также тесно связанные с этим проблемы традиционного наследия в современных странах Азии, Африки и Латинской Америки296.
В других социалистических странах Восточной Европы первобытноисторические исследования пока сосредоточены главным образом на проблемах этногенеза и этнической истории своего народа, иногда также на выявлении древнейших корней таких особенностей традиционной культуры, как общинный быт или терминология родства. В Венгрии и Польше ведется работа по изучению отдельных отставших в своем развитии внеевропейских народов и регионов; в этих исследованиях история первобытного и раннеклассового общества нередко смыкается с ориенталистикой 297. Выделяются труды венгерских ученых, посвященные палеодемографии (в особенности Я. Немешкери) 298 и становлению раннеклассового общества в его так называемой азиатской форме2". Много делается для изучения антропогенеза и первобытной археологии (Л. Габори, П. Липтак, Э. Влчек, О. Некрасова, Я. Ели-нек, П. Боев, Д. Хрейович, М. Малеш и др.).
1	Daniel G. A hundred and fifty years of archaeology. L., 1975, p. 403—410.
2	См., например: Penniman T. K. A hundred years of anthropology. 2d ed. L., 1952.
3	Daniel G. The idea of prehistory. Cleveland; N. Y., 1963.
4	Подробно об этом см.: Этнография как источник реконструкции истории первобытного общества. М.: Наука, 1979.
5	Harris М. The rise of anthropological theory. A history of theories of culture. N. Y., 1968, p. 6.
6	Геродот, I, 173, 194, 196, 216; IV, 43; VII, 61-81, 83—87.
7	Фукидид, I, 6.
8	См.: Токарев С. А. Истоки этнографической науки (до середины XIX в.). М.: Наука, 1978, с. 15—19.
9	Демокрит в его фрагментах и свидетельствах древности. Под ред. и с комм. Г. К. Баммеля. М.: Соцэкгиз, 1935, с. 135—136.
10	Аристотель. Политика, 1, 1—6, 7, 8; 2, 1. О содержании понятия oixia у Аристотеля см.: Weissleder W. Aristotle’s concept of political structure and the state.— In: Origins of the state. Anthropology of political evolution. Philadelphia, 1978, p. 190—192.
11	Лукреций, V, 933—1195, 1283—1296.— В кн.: Лукреций. О природе вещей. Т. 1. М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1946, с. 337—351; Светлов В. И. Мировоззрение Лукреция.— Там же, т. 2, 1947, с. 106—110.
12	Vogel F. W. History of cultural anthropology.— In: Handbook of social and cultural anthropology. Chicago, 1973, p. 5.
13	Prolegomenes d’Ebn Khaldoun. Eexte arabe edite par E. Quatremere.— In: Notices et extraits des manuscrits de la Bibliotheque Imperiale. T. XVI, pt. 1; XVII, pt. 1; XVIII, pt. 1. P., 1858 (в особенности т. XVI, ч. 1, с. 61—69, 220— 225). См. также: Бациева С. М. Историко-философское учение Ибн Халду-на.— СВ, 1958, № 2; Она же. Историко-социологический трактат Ибн Хал-дуна «Мукаддима». М.: Наука, 1965, с. 160—183.
ИСТОРИОГРАФИЯ ПЕРВОБЫТНОЙ ИСТОРИИ
177
14	Следует иметь в виду очень существенное обстоятельство: когда мы говорим об этих географических открытиях, то должны ясно представлять себе, что речь идет об открытии для Европы. Народы, с которыми знакомились европейские мороплавагели, обычно достаточно хорошо знали своих соседей — пе только непосредственных, но и достаточно отдаленных. И этими знаниями широко пользовались европейские путешественники; пожалуй, самым ярким примером может служить первое плавание в Индию Васко да Гамы.
15	Barros J. de. Da Asia, dos feitos quo os Portuguezes fizeram no descobri-mento e conquista dos mares e terras do Oriente. Decadas I—IV. Lisboa; Madrid, 1552—1615; Lopes D. I Pigafetta F. Relatione del reame de Conguo. Roma, 1591; Acosta J. de. De natura Novi Orbis libri duo. Salamanca, 1588— 1589; idem. Historia natural у moral de las Indias. Sevilla, 1590; Hakluyt R. Diverse voyages touching the discovery of America. L., 1582; idem. The principal navigations, voyages, traffiques, and discoveries of the English Nation. L., 1598—1600.
16	Garcilasso de la Vega. Commentaries reales que tratan del origen de los Yncas, reyes que fueion del Peru... Lisboa, 1609 (русск. перевод: Инка Гар-силасо де ла Вега. История государства инков. Л.: Наука, 1974); Dapper О. Beschrivingen van Afrika... Amsterdam, 1668 (немецкий перевод — 1670, французский — 1686).
17	См.: Токарев С. А. История русской этнографии. М.: Наука, 1966, с. 79— 110; Косвен М. О. Этнографические результаты Великой Северной экспедиции 1733—1743 гг — В кн.: Сибирский этнографический сборник. 3. М.; Л., 1961 (ТИЭ, т. 64), с. 176—201; Он же. Из истории русской исторической науки XVIII в. Научно-организационная деятельность В. Н. Татищева.— История СССР, 1961, № 3, с. 160—165; Станюкович Т. В. Этнографическая наука и музеи (по материалам этнографических музеев Академии наук). Л.: Наука, 1978, с. 16—18, 23—29, 44—50.
16	The journals of captain James Cook on his voyages of discovery. 1. The voyage of the Endeavour 1768—1771. Cambridge, 1955; 2. The voyage of the Resolution and Adventure 1772—1775. Cambridge, 1961; 3. The voyage of the Resolution and Discovery 1776—1780, pt. 1-2. Cambridge, 1967. Русский перевод: Первое кругосветное плавание капитана Джемса Кука. Плавание на «Индевре» в 1768—1771 гг. М.: Географгиз, 1960; Второе кругосветное плавание капитана Джемса Кука. Плавание к Южному полюсу и вокруг света в 1772—1775 гг. М.: Мысль, 1964; Третье плавание капитана Джемса Кука. Плавание в Тихом океане в 1776—1780 гг. М.: Мысль, 1971; Forster G. Reise um die Welt. Teile 1-2.— In: Georg Forsters Werke. Bd. 2. B., 1965—1966; Bougainville L. A., de. Voyage autour du monde par la fre-gate du Roy la Boudeuse et la flute 1’Etoile en 1766—1769. P., 1771 (русский перевод: Бугенвиль Л. А. Кругосветное путешествие на фрегате «Будёз» и транспорте «Этуаль». М.: Географгиз, 1961); Voyage de La Perouse autour du monde... redige par M. L. A. Milet-Mureau. T. I—IV. P., an VI de la Republique (1798).
19	Lafitau J. J.-F. Moeurs des sauvages Americains, compares aux moeurs de premiers temps. P., 1724, t. 1, p. 463 et suiv.
20	Ibid., p. 552-553.
21	Ibid., p. 19.
22	Charlevoix P. F.-X. Histoire et description generale de la Nouvelle France avec le journal historique d’un voyage fait par ordre du Roy dans 1’Ameri-que Septentrionale. T. I—III. P., 1744; idem. Histoire du Paraguay. T. I—III. P., 1756; Brasses Ch., de. Du culte des dieux fetiches ou parallele de 1’anci-enne religion de 1’Egypte avec la religion actuelle de la Nigritie. P., 1760 (русский перевод: О культуре богов-фетишей, или Сравнение древней религии Египта с современной религией Нигритии.— В кн.: Шарль де Бросс о фетишизме. М.: Мысль, 1973, с. 13—124).
23	Penniman Т. К. A hundred years..., р. 48—50.
178
Глава вторая
24	Harris М. The rise..., р. 26—27.
25	См.: Токарев С. А. Истоки этнографической науки, с. 114—118.
26	Turgot A. R. Plan des discours sur 1’histoire universelle. Plan du premier discours: sur la formation des gouvernements et le melange des nations.— In: Oeuvres de Mr Turgot, Ministre d’Etat, precedees et accompagnees de memoires et de notes sur sa vie, son administration et ses ouvrages, T. 2. P., 1808, p. 215—225.
27	Ferguson A. An essay on the history of civil society. L., 1819, p. 138.
23	Ibid., p. 149, 153, 156.
29	Millar J. The origin of the distinction of ranks (being a reprint of the third edition printed for John Murray in 1779).— In: Lehmann W. C. John Millar of Glasgow. His life and thought, and his contributions to sociological analysis. Cambridge, 1960, p. 252—254, 296—298.
30	Ibid., p. 183—198, 198—202, 229—238, 268-269, 309-311.
31	Condorcet J. A. Esquisse d’un tableau historique des progres de 1’esprit hu-main. P., 1966, p. 77—82.
32	Ibid., p. 93-94.
33	Ibid., p. 96—97.
34	Ibid., p. 100—101.
35	Klemm F. G. Allgemeine Kulturgeschichte der Menschheit. Bd. I—X. Lpz., 1843—1852; idem. Allgemeine Kulturwissenschaft. Bd. I—II. Lpz., 1854.
36	Cp.: Lowie R. The history of ethnological theory. L., 1937, p. 10—16.
37	Daniel G. The idea of prehistory, p. 24—25; idem. A hundred..., p. 27, N 1.
38	В чисто теоретической форме мысль о такой последовательности была высказана в 1813 г. датским историком Ведель-Симонсеном. См.: Lowle R. The history..., р. 21; Daniel G. A hundred..., p. 40.
39	Daniel G. A hundred..., p. 43.
40	Thomsen Ch. J. A guide to northern antiquities. L., 1848 (ориг. изд.: Le-detraad til nordisk oldkyndinghed. Kobenhavn, 1836).
41	Worsaae J. J. A. Danmarks oldtid oplyst ved oldsager og gravhoje. Kjoben-havn, 1843, p. 23—24; idem. Zur Alterthumskunde des Nordens. Enthaltend: I. Blekingsche Denkmiiler aus dem Heidnischen Alterthum in ihrem Ver-haltniss zu den iibrigen Skandinavischen und Europaischen Alterthumsdenk-malern. II. Runamo und die Braavalleschlacht. Lpz., 1847, S. 79—82.
42	Nilsson S. Utkast till jagtens och fiskets historia pa Scandinavien.— In: Scandinavisk Fauna. Lund, 1834.
43	Nilsson S. The primitive inhabitants of Scandinavia: an essay on comparative ethnography, and a cantribution to the history of the development of mankind, containing a description of the implements, dwellings, tombs, and mode of living of the savages in the North of Europe during the stone age. Ed. by Sir J. Lubbock. L., 1868, p. LXIV—LXIX (ориг. изд.: Nilsson S. Scan-dinaviska Nordens urinvanare. T. I—IV. Chrisriantstad, 1838—1843).
44	Daniel G. The idea of prehistory, p. 38 f.
45	Lyell Ch. Principles of geology: an attempt to explain the former changes of the earth surface by reference to causes new in operation. V. I—II. L., 1830-1832.
46	-47 Schmerling P. C. Recherches sur les ossements fossiles decouverts dans les cavernes de la province de Liege. I—II. Liege, 1833—1834; Mac Enery J. Cavern researches: discoveries of organic remains and of British and Roman reliques in the caves of Kent’s Hole, Antsis Cave, Chudleigh and Berry Head. L., 1859. Высокую оценку работам Шмерлинга дал Ч. Лайелл: Lyell Ch. The geological evidences of the antiquity of man with remarks on the origin of species by variation. L., 1863, p. 68—69.
48	Boucher de Perthes J. C., de. De 1’Homme antediluvien et de ses oeuvres. P., 1860, p. 52.
49	Ibid., p. 59.
50	Darwin Ch. The origin of species by means of natural selection or the preservation of favoured races in the struggle for life. L., 1859.
ИСТОРИОГРАФИЯ ПЕРВОБЫТНОЙ ИСТОРИИ
179
51	См. например: Penniman Т. К. A hundred years..., passim.
52	Lamarck J.-B. Histoire naturelle des animaux sans vertebres... precedes d’une introduction offrant la determination des caracteres essentiels de I’animal, sa distinction du vegetal et des autres corps naturels, enfin 1’exposition des principes fondamentaux de la zoologie. T. 1. P., 1815, p. 128—164; idem. Philosophic zoologique, ou exposition des considerations relatives a 1’histoire naturelle des animaux... Nouvelle edition revue et precedee d’une introduction biographique par Ch. Martin. T. I—II. P., 1873, p. 263—265.
53	Lamarck J. B. Philosophic zoologique, p. 71—96, 220—265.
54	Darwin Ch. The descent of man and selection in relation to sex. I—II. L., 1871.
55	Darwin Ch. The origin of species, p. 488.
56	Huxley Th. II. Man’s place in nature, and other anthropological essays. N. Y., 1904 (ориг. изд.: L„ 1863).
57	Ibid., p. 45—89.
58	Ibid., p. VIII.
59	Waltz Th. Anthropologie der Naturvolker. Bd. I—VI. Lpz., 1859—1872.
60	См.: Токарев С. А. История зарубежной этнографии. M.: Высшая школа, 1978, с. 32—33; Lowie R. The history..., р. 16—18.
81	Bastian A. Der Mensch in der Geschichte. Zur Begriindung einer psycho-logischen Wissenschaft. Bd. I—III. Lpz., 1860.
62	Mortillet G. Promenades prehistoriques a 1’Exposition Universelie. P., 1867,
63	Pitt-Rivers A. H. The evolution of culture, and other essays. Oxford, 1906, p. 55.
64	Lubbock J. Pre-historic times, as illustrated by ancient remains, and the manners and customs of modern savages. L., 1865, p. 1—2; idem. Introduction.— In: Nilsson S. The primitive inhabitants of Scandinavia, p. XI—XXIX. См. также: Harris M. The rise..., p. 150 (Харрис справедливо связывает такие тенденции с возникновением расистских концепций).
65	Такую мысль высказывал еще Ш. де Бросс, хотя для него и потоп и позднейшее рассеяние человечества означали перерыв в уже давно начавшейся эволюции.
66	Lyell Ch. The geological evidences..., p. 379, 383. Аналогичные доводы приводит и Мортилье — см.: Mortillet G., de. Promenades prehistoriques..., p. 185, 186.
67	Tylor E. B. The origins of culture (with an introduction by P. Radin). N. Y., 1958, p. 17.
68	Ibid., p. 38—39.
69	Ibid., p. 16.
70	Ibid., p. 15, 64.
71	Ibid., p. 32—33.
72	Maine H. S. Ancient law: its connections with the early history of society and its relation to modern ideas. 8h ed., L., 1880, p. 126, 128.
73	Маркс К. Конспект книги Г. Мейна «Лекции по истории институтов»,— Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 45, с. 375, 397, 399, 404, 413, 414.
74	Maine Н. S. Ancient law, р. 122.
75	Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 45, с. 397, 398, 404, 413, 415.
76	Harris М. The rise..., р. 189—192.
” Lowie R. The history..., p. 49—53. Следует, правда, иметь в виду, что Лоуи не принимает во внимание труды создателей научного социализма.
76	Maine Н. S. Ancient law, р. 129, 130—131.
79 Maine Н. S. Dissertations on early law and custom chiefly selected from lectures delivered at Oxford. L., 1883, p. 195, 200—209.
89 Bachofen I. Das Mutterrecht: Eine Untersuchung iiber die Gynaikokratie der alten Welt nach ihrer religiosen und rechtlicher Natur. Stuttgart, 1861.
81 Harris M. The rise...; Holzman S. F. Bachofen and the concept of matrilinea-lity.— In: Towards a science of man. Essays in the history of anthropology. The Hague; P., 1975, p. 125-129.
180
Глава вторая
82 McLennan J. F. Primitive marriage: an inquiry into the origin of the forms of capture in marriage ceremonies. Edinburgh, 1865, p. 24, 27.
33 Lubbock J. The origin of civilisation and the primitive condition of man: mental and social condition of savages. L., 1870.
84	McLennan J. F. Primitive marriage, p. 56—58, 77 f.
85	Lubbock J. Pre-historic times, p. 1—2.
66	Mortillet G., de. Classification des diverses periodes de Page de la pierre.— Revue d’Anthropologie, 1872, v. 1, p. 432—442.
87	Lubbock J. The origin of civilisation, p. 119 f.
88	Ibid., p. 192.
89	Daniel G. The idea of prehistory p. 60—81; Lowie R. The history..., p. 24— 25. Социально обусловленная ограниченность воззрений Леббока стала причиной той суровой критики, которой подверг эти воззрения К. Маркс (Маркс К. Конспект книги Дж. Леббока «Происхождение цивилизации».— Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 45, с. 431—444).
90	Tylor Е. В. The origin..., р. 7.
91	Harris М. The rise..., р. 164.
92	Morgan L. H. Ancient society, or researches in the lines of human progress from savagery through barbarism to civilisation. Chicago, 1877. Русск. перевод: Морган Л. Г. Древнее общество, или исследование линий человеческого прогресса от дикости через варварство к цивилизации. Пер. под ред. М. О. Косвена. Л.: Институт народов Севера ЦИК СССР, 1934. Далее ссылки даны по этому изданию с указанием также страниц первого американского издания.
93	Morgan L. Н. League of the Ho-de-no-sau-nee, or Iroquois. Rochester, 1851.
94	Morgan L. H. Systems of consanguinity and affinity of the human family. Smithsonian contributions to knowledge. V. XVII. Washington, 1871.
95	Morgan L. H. Houses and house life of the American aborigines. Contributions to North American ethnology. V. IV. Washington, 1881. Русский перевод: Морган Л. Г. Дома и домашняя жизнь американских туземцев. Л.: Институт народов Севера ЦИК СССР, 1934.
96	Энгельс Ф. К истории первобытной семьи (Бахофен, Мак-Леннан, Морган).— Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 22, с. 223.
97	Морган Л. Г. Древнее общество, с. 38(62).
98	Морган Л. Г. Древнее общество, с. 40(64); Он же. Дома и домашняя жизнь..., с. 7.
99	Морган Л. Г. Древнее общество, с. 40, прим. 1(64).
199 Там же, с. 7(5-6), 40(64), 72(123).
101	Там же, с. 40(65).
192	Там же, с. 214—215(388—389).
193	Там же, с. 39(63), 249(442).
194	Там же, с. 134(236—237).
195	Там же, с. 132(232—233); см. также с. 129(227) (мнение Грота).
198	Морган Л. Г. Дома и домашняя жизнь..., с. 8.
197 Морган Л. Г. Древнее общество, с. 269(462); Он же. Дома и домашняя жизнь..., с. 3.
198 Морган Л. Г. Дома и домашняя жизнь..., с. 41.
109 Там же, с. 42—51.
119 Там же, с. 68.
111	Морган Л. Г. Древнее общество, с. 124, 125(219, 220), 146(259),
112	Некоторые исследователи склонны оценивать таким образом и взгляды Моргана — см., например: Семенов Ю. И. Льюис Генри Морган: легенда и действительность (к 150-летию со дня рождения).— СЭ, 1968, № 6, с. 3— 23.
113	Морган Л. Г. Древнее общество, с. 32(50).
114	Там же, с. 34(54).
115	Там же, с. 41(67).
116	Там же, с. 41—42(68). В русском переводе несколько усилен материалистический элемент в высказывании Моргана; в оригинале речь идет не
ИСТОРИОГРАФИЯ ПЕРВОБЫТНОЙ ИСТОРИИ
181
столько об основаниях, сколько о «трех главных представлениях» (three principal conceptions).
117	Морган Л. Г. Древнее общество, с. 39(63), 41(67) и др.
118	Энгельс Ф. Происхождение семьи, частной собственности и государства.— Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 21, с. 25.
119	Морган Л. Г. Древнее общество, с. 329(562).
120	Там же, с. 43—45 (70—73), 51(84—85), 69-72(117—122).
121	Там же, с. 148—159(263—284), 189—194(339—348).
122	Там же, с. 329(561).
123	Там же, с. 8(8—9).
124	Подробнее об этом см.: Семенов Ю. И. Учение Моргана, марксизм и современная этнография,— СЭ, 1964, № 4, с. 176.
125	Морган Л. Г. Древнее общество, с. 5(4).
128 Винников И. Н. Из архива Льюиса Генри Моргана.— ТИЭ, 1935, т. 2, с. 14— 18 (оригинал), 19—22 (перевод).
127	Морган Л. Г. Древнее общество, с. 4 (VII).
128	Винников И. Н. Из архива..., с. 14, 19.
129	Морган Л. Г. Древнее общество, с. 3(VI).
130	Там же, с. 30(45), 216(391), 315(533).
131	См.: Terray Е. Бе Marxisme devant les societes «primitives». P., 1969; Семенов Ю. И. Марксизм и первобытность (о книге Э. Террея «Марксизм и первобытные общества»).— СЭ, 1975, № 4, с. 158.
132	О соотношении материалистических и идеалистических элементов во взглядах Моргана на исторический процесс см.: Семенов Ю. И. Учение Моргана..., с. 171, 174—175.
133	Морган Л. Г. Древнее общество, с. 3(VI).
134	Там же, с. 3(VI).
135	Там же, с. 26(39).
138	Там же, с. 25(37).
137	Там же, с. 21(31).
138	Там же, с. 304(513).
139	Там же, с. 304—305(514).
140	Ср.: Винников И. Н. Из архива..., с. 86—92, 127—128 (перевод), 33—39, 69—70 (оригинал).
141	Rivers W. Н. R. Kinship and social organisation. L., 1914, p. 4.
142	Морган Л. Г. Древнее общество, с. 305(514).
143	Там же, с. 300(505—506); ср. также: Morgan L. Н. Systems of consanguinity and affinity, p. 480.
144	Морган Л. Г. Древнее общество, с. 305(515).
145	Энгельс Ф. Происхождение семьи, частной собственности и государства.— Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 21, с. 28.
148	Маркс К. Экономическо-философские рукописи 1844 года.— Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 42, с. 92.
147	Маркс К. Дебаты шестого рейнского ландтага (Статья третья).—Там же, т. 1, с. 126.
148	Маркс К. Экономическо-философские рукописи 1844 года.— Там же, т. 42, с. 93.
149	Там же, с. 89, 93, 94.
150	Там же, с. 118.
151	Там же, с. 124, 126.
152	Маркс К. Философский манифест исторической школы права.— Там же, т. 1, с. 85, 86; Маркс К. Экономическо-философские рукописи 1844 года.— Там же, т. 42, с. 130.
153	Там же, т. 42, с. 116, 126.
154	Энгельс Ф. Положение Англии. Томас Карлейль. «Прошлое и настоящее».— Там же, т. 1, с. 593; Энгельс Ф. Наброски к критике политической экономии.— Там же, с. 551.
155	Маркс К., Энгельс Ф. Фейербах. Противоположность материалистическо
182
Глава вторая
го и идеалистического воззрений (новая публикация первой главы «Немецкой идеологии»), М.: Политиздат, 1966, с. 22, 23.
158 Там же, с. 38.
157	Маркс К., Энгельс Ф. Манифест Коммунистической партии.— Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 4, с. 424, прим.; Энгельс Ф. К истории первобытной семьи (Бахофен, Мак-Леннан, Морган).— Там же, т. 22, с. 215.
158	Маркс К., Энгельс Ф. Фейербах..., с. 38.
159	Там же, с. 39, 40.
160	Там же, с. 40.
161	Там же, с. 25, 47.
162	Там же, с. 25, 80.
163	Маркс К., Энгельс Ф. Манифест Коммунистической партии,— Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 4, с. 424.
184	Маркс К. Выборы. Финансовые осложнения. Герцогиня Сатерленд и рабство,— Там же, т. 8, с. 523, 524.
185	Маркс К. Британское владычество в Индии.— Там же, т. 9, с. 134, 135.
188	Маркс К. Капитал, том первый.— Там же, т. 23, с. 369; Маркс К. Капитал, том третий.— Там же, т. 25, ч. II, с. 282, 399.
187	Маркс К. Экономические рукописи 1857—1859 годов (первоначальный вариант «Капитала»).— Там же, т. 46, ч. 1, с. 24.
188	Там же, с. 487.
189	Маркс К. Капитал, том первый.— Там же, т. 23, с. 370.
170	Там же, с. 89—90.
171	Энгельс Ф. Анти-Дюринг.— Там же, т. 20, с. 151, 186.
172	Маркс К. Экономические рукописи 1857—1859 годов.— Там же, т. 46, ч. 1, с. 18.
173	Маркс К. К критике политической экономии.— Там же, т. 13, с. 37, прим.
174	Маркс К. Экономические рукописи 1857—1859 годов.— Там же, т. 46, ч. 1, с. 42.
175	Маркс К. Капитал, том первый.— Там же, т. 23, с. 191.
178	Маркс К. Капитал, том третий.— Там же, т. 25, ч. II, с. 417.
177	Маркс К. Капитал, том второй.— Там же, т. 24, с. 497.
178	Энгельс Ф. Анти-Дюринг.— Там же, т. 20, с. 150—151.
179	Энгельс Ф. Письмо Вернеру Зомбарту, 11 марта 1895 г,—Там же, т. 39, с. 351.
180	Маркс К. Письмо Ф. Энгельсу, 14 и 25 марта 1868 г,— Там же, т. 32, с. 36, 44.
181	Энгельс Ф. Анти-Дюринг.— Там же, т. 20, с. 105, 108.
182	Маркс К., Энгельс Ф. Предисловие ко второму русскому изданию «Манифеста Коммунистической партии».— Там же, т. 19, с. 305.
183	См. Маркс К. Конспект книги М. Ковалевского «Общинное землевладение, причины, ход и последствия его разложения».— Там же, т. 45, с. 153—226.
184	См. Энгельс Ф. История Ирландии.— Там же, т. 16, с. 479—524; Энгельс Ф. К истории древних германцев.— Там же, т. 19, с. 442—494; Энгельс Ф. Франкский период,— Там же, с. 495—546.
185	Энгельс Ф. Письмо Карлу Каутскому, 2 марта 1883 г,— Там же, т. 35, с. 376.
186	Энгельс Ф. Письмо К. Марксу, 8 декабря 1882 г,— Там же, с. 103.
187	Энгельс Ф. Марка.— Там же, т. 19, с. 329.
188	Энгельс Ф. Письмо Карлу Каутскому, 18 сентября 1883 г.— Там же, т. 36, с. 53.
189	См. Маркс К. Конспект книги Льюиса Г. Моргана «Древнее общество».— Там же, т. 45, с. 227—372.
190	См. Маркс К. Конспект книги Генри Самнера Мейна «Лекции по древней истории институтов».— Там Же, с. 373—430; Маркс К. Конспект книги Дж. Леббока «Происхождение цивилизации и первобытное состояние человека».— Там же, с. 431—444; Маркс К. Конспект книги Дж. Фира «Арийская деревня в Индии и на Цейлоне»,— ПАА, 1964, № 1, с. 62—76; 1965, № 1, с. 50—66; 1966, № 2, с. 127—191.
ИСТОРИОГРАФИЯ ПЕРВОБЫТНОЙ ИСТОРИИ
183
191	Маркс К. Конспект книги Мейна.— Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 45, с. 379, см. также с. 375, 378, 398.
192	Маркс К. Конспект книги Леббока,— Там же, с. 432.
193	Маркс К. Конспект книги Мейна.— Там же, с. 422.
194	Там же, с. 416.
195	См.: Маркс К. Наброски ответа на письмо В. И. Засулич.— Там же, т. 19, с. 403.
198	Маркс К. Конспект книги Моргана.— Там же, т. 45, с. 257, 229.
197	Маркс К. Наброски ответа на письмо В. И. Засулич.— Там же, т. 19, с. 402.
198	Там же, с. 413.
199	Там же, с. 417.
200	Там же, с. 403.
291	Там же, с. 418, 419.
292	Там же, с. 402.
293	Энгельс Ф. Происхождение семьи, частной собственности и государства.— Там же, т. 21, с. 26, 25.
294	Там же, с. 28—33.
295	См. Энгельс Ф. К истории первобытной семьи. Там же, т. 22, с. 214—225.
298	См. Токарев С. А. История зарубежной этнографии. М.: Высшая школа, 1978, с. 81—86.
297	Ленин В. И. Что такое «друзья народа» и как они воюют против социал-демократов? — Поли. собр. соч., т. 1, с. 149, 150.
298	Там же, с. 153, 154.
299	Ленин В. И. Развитие капитализма в России.— Там же, т. 3, с. 21—22, 378, 379.
219	Ленин В. И. О «левом» ребячестве и о мелкобуржуазности.— Там же, т. 36, с. 295, 296; Ленин В. И. Доклад о продовольственном налоге.— Там же, т. 43, с. 158.
211	Ленин В. И. О государстве.— Там же, т. 39, с. 67.
212	Ленин В. И. Государство и революция.— Там же, т. 33, с. 7; Ленин В. И. О государстве.— Там же, т. 39, с. 68, 70, 73, 74.
213	Ленин В. И. Рецензия на книгу А. Богданова.— Там же, т. 4, с. 36; Ленин В. И. Карл Маркс.— Там же, т. 26, с. 58; Ленин В. И. Государство и революция,— Там же, т. 33, с. 9; Ленин В. И. О государстве,— Там же, т. 39, с. 68, 69, 70.
2,4	Ленин В. И. Аграрный вопрос и «критики Маркса».— Там же, т. 5, с. 103.
215	См.: Ленин В. И. О государстве.— Там же, т. 39, с. 73.
218	Ленин В. И. Рецензия на книгу А. Богданова.— Там же, т. 4, с. 36; Ленин В. И. Письмо А. М. Горькому, ноябрь 1913 г.— Там же, т. 48, с. 232; Ленин В. И. Государство и революция.— Там же, т. 33, с. 10; Ленин В. И. О государстве.— Там же, т. 39, с. 68, 70.
217	Ленин В. И. Материализм и эмпириокритицизм,—Там же, т. 18, с. 185.
218	Ленин В. И. Конспект книги Гегеля «Наука логики»,—Там же, т. 29, с. 172.
219	Ленин В. И. Конспект гниги Гегеля «Лекции по истории философии».— Там же, с. 286.
229	Ленин В. И. Замечания на книгу Плеханова «Основные вопросы марксизма».— Там же, с. 457.
221	Ленин В. И. Конспект книги Гегеля «Наука логики».— Там же, с. 85.
222	Ленин В. И. Письмо А. М. Горькому, ноябрь 1913 г.— Там же, т. 48, с. 232.
223	Harris М. Н. The rise..., р. 218.
224	Woodall J. N. Introduction into modern archaeology. L., 1972, p. 21—22.
225	Ленин В. И. Империализм, как высшая стадия капитализма.— Поли. собр. соч., т. 27, с. 419.
228	Токарев С. А. История зарубежной этнографии, с. 98.
227	Starcke К. N. The primitive family in its origin and development. N. Y., 1889; Westermarck E. The history of human marriage. V. I—III. L., 1889.
184
Глава вторая
228	Lang A. The making of religion. L., 1898; Marett R. R. The threshold of religion. L., 1900.
229	Александренков Э. Г. Диффузиопизм в зарубежной западной этнографии,— В кн.: Концепции зарубежной этнологии. М.: Наука, 1976, с. 26— 67; Voget F. W. A history of ethnology. N.Y. et al., 1975, p. 317—359.
210	Токарев С. А. История зарубежной этнографии, с. 134—137; Harris М. The rise..., p. 373—392; Voget F. W. A history of ethnology, p. 348—350.
231	Токарев С. А. История зарубежной этнографии, с. 142—144; Harris М. The rise..., p. 263 f.; Voget F. W. A history of ethnology, p. 331—333.
232	Roas F. The limitations of the comparative method in anthropology.— In: Roas F. Race, language and culture. N. Y., 1940, p. 275.
233	Roas F. Evolution or diffusion? — Ibid., p. 340—344.
234	Lowie R. H. Primitive society. N. Y., 1925, p. 440.
235	Ibidem.
238	Токарев С. А. История зарубежной этнографии, с. 269.
237	Wissler С. The American Indian. N. Y., 1922.
238	См. например: Чеснов Я. В. О теории «культурных областей» в американской этнографии.— В кн.: Концепции зарубежной этиологии, с. 68—95.
239	Левин М. Г., Токарев С. А. Культурно-историческая школа на новом этапе.— СЭ, 1953, № 4; Токарев С. А. Венская школа этнографии.— ВИМК, 1958, № 3; Он же. История зарубежной этнографии, с. 144—160.
240	Schmidt W. Das Eigentum auf den altesten Stuien der Menschheit. Bd. I— II. Munster, 1937.
241	Childe V. G. Man makes himself. L.. 1936.
242	Cm.: Origins of African plant domestication. The Hague; P., 1976.
243	См., например: Sanders W. T. Cultural ecology of Nuclear Mesoamerica.— AA, 1964, v. 66, p. 34—43; Sanders W. T., Price B. Mesoamerica. The evolution of a civilisation. N. Y., 1968.
244	Durkheim E. De la division du travail social. P., 1922 (5e ed.), p. 26.
245	Durkheim E. Les formes elementaires de la vie religieuse. P., 1912, p. 209— 210, 519, 522.
248	О Моссе см.: Levi-Strauss Cl. L’Oeuvre de Marcel Mauss.— CIS, 1950, v. 8, p. 72-112.
247	Levy-Bruhl L. La mentalite primitive. P., 1912, p. 12, 47, 49.
248	Freud S. Totem und Tabu. Wien, 1913. См. также: История буржуазной социологии первой половины XX в. М.: Наука, 1979, с. 201—244.
249	Malinowski В. Argonauts of the Western. Pacific. L., 1922, p. 316. Описание обычая «кула» см.: Malinowski В. Kula: the circulating exchange of valuables in the archipelagos of Eastern New Guinea.— Man, 1920, v. 20, p. 97—105.
259	Pike K. L. Language in relation to a unified theory of human behaviour. Glendale, 1954. См. также: Scholte D. The structural anthropology of Claude Levi-Strauss.— In: Handbook of social and cultural anthropology. Chicago, 1973, p. 637—716.
251	Daniel G. The idea of prehistory, p. 160—163; Hawkes Ch. Archaeological theory and method: some suggestions from the Old World.— AA, 1954, v. 56, p. 155.
252	Taylor W. A study of archaeology. Washington (American Anthropological Association. Memoirs, 69), 1948.
253	Willey G., Phillips P. Method and theory in american archaeology. Chicago, 1965.
254	Herskovits M. J. Man and his works: the science of cultural anthropology. N. Y, 1948, p. 581-585.
255	White L. History, evolutionism and functionalism: three types of interpretation of culture.— SJA, 1945, v. 1, p. 243 ff.
258	White L. The evolution of culture. N. Y., 1959, p. 300—301.
257	Steward J. H. Theory of culture change: the methodology of multilinear evolution. Urbana, 1955, p. 4; См. также: Carneiro R. L. The four faces of
ИСТОРИОГРАФИЯ ПЕРВОБЫТНОЙ истории
185
exolution—In Handbook of social and cultural anthropology p 89—110 258 Fried M H On the evolution of social stratification and the state — In Cul-
ture and history Essays in honor of Paul Radin N Y, 1960, p 713—730; idem. The evolution of political society An essay in political anthropology. N Y, 1967
259	Fried M H The notion of tribe Menlo Park, 1975 См также Essays on the problem of tribe Seattle, L 1968
260	Cp Spaulding A C Explanation m archeology — In New perspectives in archeology Chicago, 1968, p 33—40, Watson P J Archaeological ethnography in Western Iran Tucson, Arizona 1979
281	Характерна в этом смысле работа Г Райта Wright Н Т Toward an explanation of the origin of the state — In Origins of the state- the anthropology of political evolution Philadelphia, 1979, p 49—58
282	Аверкиева Ю П История теоретической мысли в американской этнографии М Наука, 1979, с 272
283	Подробнее см там же, гл IV
284	Миклухо Маклай Н Н Собр соч Т. 4 М , Л Изд во АН СССР, 1953, с 485
285	См Кушнер П И Н И Зибер К 60 летию со дня смерти — СЭ, 1948, № 4, Калоев Б А М М Ковалевский (к 50 летию со дня смерти) — СЭ, 1966, .№> 6
288	Маркс К, Энгельс Ф Соч т 22
287	Подробнее о первобытноисторическои проблематике в дореволюционной русской этнографии см Токарев С А История русской этнографии
288	См Формозов А А Очерки истории русской археологии М Изд во АН СССР, 1961, Генинг В Ф Очерки по истории советской археологии Киев Паукова думка, 1982
289	См, например Кушнер П И Первобытное и родовое общество М Ком муп ун т им Я М Свердлова 1925, Косвен М О Половые отношения и брак в первобытном обществе М , 1928, Бернштам А Н, Кричевский Е Ю К вопросу о закономерности в развитии архаической формации — ИГАИМК, 1932 т 13, вып 3, Никольский В К Первобытно-коммунистическая формация — В кн Преображенский В Д Краткий очерк экономики докапиталистических формаций М Гос соцэкгиз, 1933, Быковский С Н Доклассовое общество как социально экономическая формация — СЭ, 1934, X» 1 2
270	Ефименко П П Значение женщины в ориньякскую эпоху — ИГАИМК, 1931, т XI, вып 3 4, Борисковский ПИК вопросу о стадиальности в развитии верхнего палеолита — Там же 1932 т XIV вып 4, Косвен М О Вновь открытая форма брака — СГАИМК, 1932 № 3 4, Толстов С П Пережитки тотемизма и дуальной организации у туркмен — ПИДО 1935, К» 9 10, Рогинский ЯНК вопросу о периодизации процесса человеческой эволюции — АЖ, 1936 Я» 3, Он же Проблема происхождения Ното sapiens — Успехи современной биологии, 1938, т IX, вып 1
271	Ефименко П П Дородовое общество — ИГАИМК, 1934, вып 79, изд 2 — Первобытное общество Л Гос изд во, 1938, изд 3 — Первобытное общество Киев Изд во АН УССР, 1953
272	Равдоникас В И История первобытного общества Т 1, Л Изд во ЛГУ, 1939, Т 2, Л Изд во ЛГУ, 1947 Третий том не увидел света из за широкой критики, которой подверглись этнографические разделы книги
273	Рыбаков Б А Место славяне русской археологии в советской исторической науке — СА 1957, К» 4
27*	Рогинский Я Я Основные антропологические вопросы в проблеме происхождения современного человека — В кн Происхождение человека и древнее расселение человечества М Изд во АН СССР, 1951, Он же Проблемы антропогенеза М Высшая школа, 1977
275	Обобщающая монография Семенов IO И Как возникло человечество М Паука, 1966
186
Глава вторая
278	Семенов С. А. Развитие техники в каменном веке. Л.: Наука, 1968.
277	Семенов С. А. Происхождение земледелия. Л.: Паука, 1974; Шнирельман В. А. Происхождение скотоводства. М.: Наука, 1980. См. также сб. «Ранние земледельцы» (Л.: Наука, 1980).
278	См., в частности, статьи Н. А. Бутинова, В. М. Бахты, В. Р. Кабо и Ю. И. Семенова в сборнике «Проблемы истории докапиталистических обществ» (М.: Наука, 1968) и обсуждение статьи М. В. Крюкова «О соотношении родовой и патронимической (клановой) организации (к постановке вопроса)» в СЭ за 1967—1970 гг.
279	См. обсуждение статьи Ю. И. Семенова «Проблема перехода от материнского рода к отцовскому (опыт теоретического анализа)» в СЭ за 1970— 1975 гг.
280	См. в особенности: Золотарев А. М. Родовой строй и первобытная мифология. М., Наука, 1964.
281	Крюков М. В. Система родства китайцев (эволюция и закономерности). М.: Наука, 1972.
282	Косвен М. О. Семейная община и патрономия. М.: Изд-во АН СССР, 1963; Бромлей Ю. В. Ф. Энгельс и проблемы архаической формы семейной общины.— В кп.: Проблемы этнографии и антропологии в свете научного наследия Ф. Энгельса. М.: Наука, 1972; Ольдерогге Д А. Иерархия родовых структур и типы большесемейных домашних общин.— В кн.: Социальная организация народов Азии и Африки. М.: Наука, 1975.
283	Семенов Ю. И. Происхождение брака и семьи. М.: Мысль, 1974.
284	См. в особенности сборники: Проблемы истории докапиталистических обществ, кн. 1. М.: Наука, 1968; Разложение родового строя и формирование классового общества. М.: Наука, 1968; Первобытное общество. Основные проблемы развития. М.: Наука, 1975; Становление классов и государства. М.: Наука, 1976; Проблемы типологии в этнографии. М.: Наука, 1979; Исследования по общей этнографии. М.: Наука, 1979.
285	Первобытная периферия классовых обществ до начала Великих географических открытий. Проблемы исторических контактов. М.: Наука, 1978.
288	Этнография как источник реконструкции истории первобытного общества. М.: Наука, 1979; Першиц А. И. К проблеме сравнительно-исторического синтеза.— НАА, 1980, № 4; Алексеев В. П. Историческая антропология. М.: Высшая школа, 1979.
287	См.: Файнберг Л. А. У истоков социогенеза. От стада обезьян к общине древних людей. М.: Наука, 1980, а также обсуждение той же проблемы в СЭ, 1974, № 5.
288	Окладников А. П. О значении захоронений неандертальцев для истории первобытной культуры.— СЭ, 1952, № 3; Он же. К вопросу о происхождении искусства.— Там же, № 2; Он же. Против вульгаризации в вопросе о происхождении и сущности первобытного искусства.— ВФ, 1954, № 2, и др.
289	Токарев С. А. Проблемы общественного сознания доклассовой эпохи.— В кп.: Охотники, собиратели, рыболовы. Проблемы социально-экономических отношений в доземледельческом обществе. Л.: Наука, 1972.
290	Последняя сводная работа: Этнос в доклассовом и раннеклассовом обществе. М.: Наука, 1982.
291	Никольский В. К. История первобытного обхцества. М.: Учпедгиз, 1949; Косвен М. О. Очерки истории первобытной культуры. Изд. 1. М.: Изд-во АН СССР, 1953; изд. 2. М.: Изд-во АН СССР, 1957; Борисковский П. И. Древнейшее прошлое человечества. Изд. 1. М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1957; изд. 2. Л.: Наука, 1979; Массон В. М. Экономика и социальный строй древних обществ (в свете данных археологии). Л.: Наука, 1976; Марков Г. Е. История хозяйства и материальной культуры в первобытном и раннеклассовом обществе. М.: Изд-во МГУ, 1979.
292	Першиц А. И., Монгайт А. Л., Алексеев В. П. История первобытного общества. Изд. 1. М.: Высшая школа, 1968; изд. 2. 1974; изд. 3, 1982.
ИСТОРИОГРАФИЯ ПЕРВОБЫТНОЙ ИСТОРИИ
187
293	Марков Г Е История хозяйства и материальной культуры в первобытном и раннеклассовом обществе. М Изд-во МГУ, 1979
О разработке первобытноисторическои проблематики в советской этнографии см также Толстов С П Советская школа в этнографии — СЭ, 1947, № 4, Першиц А И Проблемы истории первобытного общества в советской этнографии М Изд во АН СССР, 1956; Першиц А И, Чебок-саров Н И Полвека советской этнографии — СЭ, 1967, № 5, Токарев С А Ранние этапы развития советской этнографической науки (1917 г — середина 1930 х годов) — В кн Очерки истории русской этнографии, фольклористики и антропологии 5 М Наука 1971, Бромлей Ю В Этнография в Академии наук СССР в послевоенные годы — Зам же, 1974, 2 О разработке этой проблематики в советской археологии см также Монгайт А Л Археология в СССР М Изд во АН СССР, 1955, Ленинские идеи в изучении истории первобытного общества, рабовладения и феодализма. М Наука, 1970, Каменный век на территории СССР М Наука, 1970 Общая сводка Илларионов В Т Введение в историографию древнейшей истории Горький Изд во Горьковского уп та, 1960
294	Sellnow I Grundprmzipien emer Peiiodisierung dir Urgeschiclite Em Beitrag zur Grundlage ethnographisches Materials В, 1961
295	См в особенности дискуссии в журнале EAZ за 1968—1969 гг
298	См, например, сборники Beitrage zur Entstehung des Staates В, 1975; Das Verhaltms von Bodenbauern und Viehzuchtern m historischer Sicht. B, 1968, Tradition, und nichtkapitahstischer Entu icklungsweg in Afrika. В, 1971
297	Подробнее см Этнография в странах социализма Очерки развития науки М Наука, 1975
298	Ascadi G, Nimeskcn J History of human life spane and mortality Budapest, 1970
299	См, например Текеи Ф К теории общественных формаций Проблемы анализа общественных форм в теоретическом наследии К Маркса М Прогресс, 1975
Глава третья
ВОЗНИКНОВЕНИЕ и эволюция ГОМИНИД
1.	Исходная форма гоминид
В рамках теории животного происхождения человека проблема реконструкции исходной формы, давшей начало человеческому роду, сразу же стала одной из основных. В замечательном труде о происхождении видов Чарлз Дарвин совсем не коснулся этой проблемы, отметив лишь в последнем абзаце, что объяснение развития организмов с помощью принципа естественного отбора окажется полезным и для понимания происхождения человека. Однако творческий импульс, данный книгой Дарвина всем областям естествознания, был настолько велик, что уже через несколько лет после ее появления были опубликованы крупные работы, трактовавшие вопрос о ближайших родственниках человека со сравнительно-морфологической точки зрения. Речь идет о книгах Карла Фогта и Томаса Гексли. Именно этими книгами начинается эволюционное исследование анатомического сходства человека с ближайшими к нему формами из животного мира. В качестве таких форм фигурировали шимпанзе и орангутан1. Когда Дарвин сам обратился к этой теме, что произошло лишь в 1871 г., он привел огромное количество сравнительно-анатомических доказательств родства человека именно с африканскими человекообразными приматами, в первую очередь с шимпанзе 2.
Несмотря на достаточно полное рассмотрение анатомии человекообразных обезьян в первых эволюционных работах по антропогенезу, накопление дальнейшей сравнительной информации о вариациях отдельных органов и их систем у приматов, в первую очередь высших, и человека не могло остановиться, и уже в первой четверти нашего столетия А. Кизс насчитал несколько сот специфических признаков, объединяющих человекообразных обезьян и человека и отличающих их от других животных3. Таким образом, со сравнительно-анатомической точки зрения вопрос можно считать решенным и определенно высказаться в пользу симиальной гипотезы антропогенеза, т. е. гипотезы ближайшего родства человека именно с человекообразными приматами4. Все другие эволюционные гипотезы антропогенеза, например тарзиоидная, т. е. гипотеза родства человека с тарзиевыми низшими приматами, обоснованы сравнительно-морфологически гораздо слабее и современной наукой практически не рассматриваются5. Следует, правда, тут же сказать, что принятие симиальной гипотезы в целом не снимает параллельных ей гипотез об анатомических сходствах человека с другими группами узконо
ВОЗНИКНОВЕНИЕ и эволюция гоминид
189
сых обезьян. Так, В. В. Бунак продемонстрировал общее сходство стопы человека со стопой ортоградных макак и павианов и, наоборот, отличие ее во многих признаках от стопы брахиирую-щих человекообразных форме. В общем симиальная гипотеза не должна сейчас восприниматься буквально и, будучи справедливой в целом, не может оцениваться как отражающая эволюционные тенденции в развитии отдельных органов и их систем.
В ходе сравнительно-анатомических исследований постепенно выяснилось, что исходная форма не реконструируется удовлетворительным образом только в результате сравнительно-анатомической работы и что современные человекообразные представляют собою не роды, давшие начало человеческому роду, а боковые ветви. Таким образом, проблема стала не только сравнительноморфологической, но и палеонтологической и в настоящее время уже не может рассматриваться и решаться без палеонтологических данных. Сначала эти данные привлекались спорадически, но сейчас их накопилось довольно много, и в целом они дают удовлетворительную картину.
Начиная с открытия Р. Дартом в 1924 г. австралопитека африканского, Южная Африка дала большое число форм, занимающих место у начала родословной человека7. Там были, как известно, выделены несколько родов, характеризовавшихся чертами, промежуточными между человекообразными обезьянами и человеком, а внутри этих родов — в свою очередь несколько видов. Длительная работа по их полному описанию, номенклатуре, выявлению таксономического положения еще не завершена и многократно порождала острые дискуссии об их геологическом возрасте и включении их в семейство гоминид или, наоборот, исключении из него, но в общем большинство современных специалистов сходятся на том, что всю эту группу форм можно на правах подсемейства Australopithecinae включить в семейство Hominidae или же выделить отдельно в семейство Australopithe-cidae, но в этом случае объединить с семейством Hominidae в общее надсемейство Hominoidae, что по существу будет то же самое 8.
Последнее двадцатилетие ознаменовалось дальнейшими палеонтологическими открытиями на африканском материке, но уже в других областях — в Танзании (ущелье Олдовай) и Эфиопии (долина реки Омо). Эти открытия замечательны в двух отношениях: они, во-первых, подняли вопрос о значительном уд-ревнении человеческой родословной, показав, что изготовление простейших орудий древнейшими гоминидами относится ко времени около 2 млн. лет, и, во-вторых, продемонстрировали исключительный морфологический полиморфизм ранних предков человека в вариациях многих признаков. Особенную известность среди этих форм приобрел так называемый презинджантроп или Homo habilis, т. е. «человек умелый», названный так потому, что
190
Глава третья
с ним были найдены хотя и примитивные, но орудия, в искусственном происхождении которых нельзя было сомневаться9. Примерная датировка презинджантропа — 1 750 000 лет. В свете более поздних открытий орудий большей древности открытие презинджантропа уже не кажется таким из ряда вон выходящим, как в начале 1960-х годов, но тогда именно нахождение вместе с этой формой орудий во многом определило ее таксономический диагноз и включение ее в род Ното10. Последующая дискуссия вокруг этого диагноза показала, что морфологических оснований для него нет и что с морфологической точки зрения больше данных в пользу того, чтобы рассматривать президжантропа в качестве одного из представителей австралопитеков11.
Параллельно с этими находками значительный интерес для нашей темы представляют открытия более древних приматов высокого уровня морфологического развития, осуществленные в разных районах Африки, преимущественно Северной, и Евразии. Подавляющее большинство их отличается относительно сходной морфологией и объединяется чаще всего в семейство Driopithe-cidae12. Особое место среди этих форм принадлежит местонахождениям, группирующимся в предгорьях Гималаев (Сивалик-ские холмы, Индия) 13. Найденные там формы подавляющим большинством исследователей рассматриваются как представители разных родов. Их приблизительная дата отстоит от современности на 8—12 млн. лет. Характерным морфологическим свойством всех этих форм, особенно рода Ramapithecus (кстати сказать, они и объединяются обычно в семейство Ramapithecidae или в подсемейство Ramapithecinae), является наличие многих признаков, явно свидетельствующих о формировании гоминоидно-го комплекса, что и стимулирует многих исследователей к тому, чтобы видеть в них исходное семейство или подсемейство, в недрах которого формировалось семейство Hominidae14. К сожалению, возможности морфологической характеристики этих форм ограничены их фрагментарностью (найдены только фрагменты нижних челюстей), и поэтому их использование в реконструкции исходной формы должно быть дополнено другими данными как сравнительно-морфологического, так и палеонтологического характера.
Итак, какова же эта исходная форма, если мы положим в основу ее реконструкции по необходимости бегло охарактеризованные выше палеонтологические и сравнительно-анатомические данные? Прежде всего это была форма, по своим размерам отличавшаяся от наиболее крупных форм человекообразных обезьян, например гориллы, и сходная с шимпанзе, а, может быть, даже и несколько мельче15. Можно думать, что средний вес самцов не превышал 50—60 кг. Найденные среди южноафриканских австралопитеков мощные формы Paranthropus creassidens, например, не отличаются от других объемом черепа и мозга;
ВОЗНИКНОВЕНИЕ и эволюция гоминид
191
судя по фрагментарным костям скелета, не были они больше других и по размерам, но обнаруживают значительно развитую ме-гамаксиллярность, т. е. огромные размеры челюстей и зубов1в. Такие формы Юго-Восточной Азии, как мегантроны и гигантопи-теки, вопреки первоначальному мнению об их необычайно крупных размерах также характеризовались, по-видимому, мегамак-силлярностью. Во всяком случае, специальное исследование показало, что, опираясь на внутривидовые корреляции в размерах челюстей и зубов, с одной стороны, и в общих размерах, с другой (корреляции, которые действительно высоки и положительны), нельзя реконструировать автоматически общие размеры по размерам челюстей и зубов — соотношения между ними различны у представителей разных видов и тем более родов, и поэтому межвидовые корреляции в этих признаках отличаются большими колебаниями". По-видимому, мегамаксиллярность представляла собою какое-то локальное функциональное приспособление на самом раннем этапе антропогенеза, она не отмечена на последующих этапах, и поэтому многие исследователи справедливо полагают, что носители мегамаксиллярности были высокоспециализированными формами и образовывали боковые ветви и эволюционные тупики18. Мегамаксиллярность сама по себе не является достаточным аргументом в пользу постулирования гигантских форм в начале антропогенеза, что делалось ранее 19.
О пропорциях тела у исходной формы трудно судить из-за фрагментарности обнаруженных частей скелета, но можно думать, что соотношение длины рук и ног было не таким, как у крайне выраженных брахиаторов типа гиббона, т. е. обезьян, прибегающих при передвижении к подвисанию и раскачиванию на ветвях (а это позволяет затем делать длинные прыжки с ветки на ветку). В принципе наличие древесной стадии в эволюции человека, как об этом правомерно писали многие авторы, тРУДно отрицать, исходя именно из морфологических данных: например, папиллярный узор на ладонях и пальцах не образуется у наземных форм20. В то же время брахиация, связанная с подвисанием и раскачиванием на согнутых пальцах и представляющая собой наиболее типичный способ локомоции в условиях древесного образа жизни, вызывает крайнюю специализацию в скелете стопы и кисти, в частности укорочение фаланг и вообще редукцию оппозиционного первого пальца21. Следы такой специализации незаметны в скелете современного человека и вообще трудно представить себе, чтобы человеческая рука и нога сформировались на основе подобной специализированной формы. Выход из этого противоречия можно найти, если предположить, что у древесных предков человека мы имеем дело с локомоцией лазающего типа, характерной для многих форм низших обезьян, но встречающейся и у высших приматов; к такому типу передвижения прибегают гориллы, когда они редко, но все же взбираются
492
Глава третья
на деревья; передвигаются так и шимпанзе, комбинируя, правда, лазающую локомоцию с брахиацией22. При лазающем типе локомоции могли образоваться папиллярные узоры, как и при брахиации, но необходимость обхвата ветвей и сучьев способствовала оппозиции и развитию первого пальца, в первую очередь на руке, и не вызывала, как при брахиации, удлинения скелета верхних конечностей. Следует упомянуть и о том, что слишком длинные руки при выпрямленном положении тела нарушали бы биомеханические свойства формы и поэтому не могли являться полезным свойством на раннем этапе антропогенеза, в условиях усиленной селекции.
Выпрямленное положение тела и ортоградпое передвижение по земной поверхности у этой исходной формы демонстрируются рядом данных. Здесь и значительное число сравнительно-морфологических наблюдений над относительно ранним оформлением комплекса прямохождения у предков человека, и выраженная сводчатость стопы у презинджантропа, и строение тазовых костей у австралопитеков. К этому следует добавить, что строение черепа, в частности соотношение лицевого и мозгового скелета и положение затылочного отверстия, также свидетельствуют о вертикальном положении тела. Строение кисти руки у презипд-жантропа также говорит о ней как о структуре, полностью освободившейся от опорной функции и приобретшей функции захвата и держания. Достаточно четко выраженное противопоставление большого пальца вместе с широкими и плоскими фалангами обычно и вполне справедливо истолковывается как свидетельство мощного силового зажима, который был необходим и при перетаскивании добычи, и при изготовлении простейших орудий с помощью пока еще примитивной отбойной техники23.
Сохранившиеся фрагменты костей скелета чаще всего довольно грацильны, и поэтому можно думать, что и первые гоминиды отличались довольно миниатюрным строением. Пропорции кисти и стопы в тех единичных случаях, когда мы их .знаем или можем угадать, не противоречат сказанному об общей грацильности скелета. В целом, по-видимому, уже па самом раннем этапе антропогенеза значительная масса тела и чаще всего связанная с нею физическая мощь не были необходимым условием дальнейшей прогрессивной эволюции; отсутствие или недостаток их компенсировались богатством и четкостью локомоции, подвижностью кости и способностью первого пальца к противопоставлению, устойчивостью ортоградпого положения тела и возможностью легко передвигаться в этом положении, какими-то преимуществами в характере мышления, возможно, и какими-то иными факторами, в том числе и более развитым коллективным поведением. Всякое переразвитие физической мощи, вероятно, было даже неполезно, как и резко выраженная мегамаксиллярпость, или, будучи полезным на протяжении какого-то короткого про-
ВОЗНИКНОВЕНИЕ и эволюция гоминид
193
межутка времени, заводило в эволюционный тупик и приводило к вымиранию соответствующей формы.
Обращаясь к строению черепа, мы видим, что и у человекообразных обезьян, и у тех австралопитеков, у которых форма черепной коробки могла быть зафиксирована, она определенно долихокранная. Нужно отметить, что узкий лоб и удлиненная лицевая часть свойственны всем диким животным и составляют их характерное отличие от домашних24. Видимо, это какое-то общее морфогенетическое или биомеханическое свойство, полезное диким млекопитающим и сохраняемое стабилизирующим отбором. Как частное выражение общебиологической закономерности оно сохраняется и в начале антропогенеза. Рельеф черепа, особенно в надбровной и затылочной областях, был, очевидно, достаточно сильным, чтобы поддерживать при сильно выраженном общем прогнатизме тяжелую нижнюю челюсть и обеспечивать ее подвижность не только при жевании, но и в процессе артикуляции при нарождающейся речевой функции. При несомненно крупных зубах реконструкция исходного типа жевательной поверхности коренных зубов, т. е. структуры и расположения бугорков, неоднозначна, по в отношении структуры зубного ряда в целом ясно, что клыки были редуцированы по сравнению с клыками приматов и диастемы отсутствовали и в верхней, и в нижней челюсти25.
Прямые данные о строении носовой области практически отсутствуют, но в тех случаях, когда она могла быть реконструирована на черепах питекантропов и синантропов, носовые кости оказались более выступающими, чем у человекообразных обезьян, а грушевидное отверстие очень широким. Поэтому можно думать, что хорошо развитая и сильно выступающая носовая область составляет типично человеческую особенность и что зачаточное развитие этой области было свойственно уже исходной форме. Но до сих пор никому еще не удалось удовлетворительно объяснить функциональную значимость этой области в рамках морфологии человека и усиление выступания носовых костей в ходе антропогенеза, а также максимальное развитие этой особенности у современного человека по сравнению с ископаемыми гоминидами. Есть отдельные наблюдения сравнительно-анатомического и физиологического характера, свидетельствующие о том, что при достаточно высоко поднятых носовых костях носовой путь, по которому проходит воздух при дыхании, оказывается длиннее, воздух, попадая в носоглотку, успевает обогреться и это оказывается полезным в холодном климате2в. Если эти наблюдения найдут дальнейшее подтверждение, то усиление выступания носа в процессе антропогенеза можно будет частично трактовать как следствие расселения по ойкумене из тропического пояса и освоения все более и более холодных районов. Но и при таком возможном объяснении исключения налицо — монго
194
Глава третья
лоиды, например, очень рано заселившие суровые районы Сибири, отнюдь не отличаются сильным выступанием носа, скорее приближаются в вариациях этого признака к мировому минимуму.
Особенно важную роль играет реконструкция объема и формы мозга у исходной формы, потому что она связана с реконструкцией как индивидуального, так и, что еще важнее, группового поведения. Имеющиеся данные невелики и требуют еще тщательного морфологического исследования, так как целых эндокрапов практически нет. Поэтому разными авторами предлагались отличающиеся цифры для одной и той же формы в зависимости от примененного способа оценки27. Но колебания в целом незначительны, и поэтому, принимая одну оценку в ущерб другой, мы ошибаемся не больше чем на 50—100 см3. Не останавливаясь на деталях, отметим, что для австралопитеков характерны величины, колеблющиеся вокруг 500 см3, тогда как для форм, которые относились к Homo habilis (до тех пор пока в литературе этот диагноз считался объективным), имеют место величины на 100 см3 больше. У шимпанзе и гориллы объем мозга равен в среднем 450 см3, таким образом, австралопитеки мало отличались по этому признаку от человекообразных обезьян, по имели какую-то продвинутую морфологически структуру. Есть основания предполагать, что исходная форма по объему мозга не отличалась или мало отличалась от современных человекообразных. Это, конечно, не означает, что у нее было то же поведение, что и у них, оно могло быть другим, но отличаться примерно тем же уровнем сложности. Не менее вероятной выглядит и другая гипотеза, а именно предположение о различиях между современными человекообразными и исходной формой в деталях микроструктуры при макроструктурном сходстве и сходстве в объеме мозга. Такие различия были на первых этапах антропогенеза достаточны, чтобы обеспечить разницу в уровне поведения, обеспечить морфологически его усложнение, но в то же время они никак не отразились вначале на увеличении объема мозга. Что касается его макроструктуры, то в ней незаметны значительные отличия мозга австралопитеков от мозга человекообразных: общая сферичность поверхности всех долей и клювовидная форма лобной доли. И в этом гипотеза первичных сдвигов в микроструктуре мозга у исходной формы, не сопровождавшихся еще макроструктурными изменениями и увеличением объема, находит себе дополнительное косвенное подтверждение.
Таковы морфологические и палеонтологические соображения, которые могут быть сейчас высказаны в связи с гипотезой морфологической структуры исходной формы, стоявшей в начале процесса антропогенеза и образующей последнюю ступень развития обезьяноподобных предков человека.
ВОЗНИКНОВЕНИЕ и эволюция гоминид
195
2.	Экологические обстоятельства антропогенеза
От рассмотрения морфологии исходной формы закономерен переход к экологической ситуации, в которой проживала эта форма. Оценка этой ситуации во многом зависела от накопления конкретных данных по геологии и палеогеографии самого раннего этапа четвертичного периода (виллафрапкских слоев, включенных в последнее время в границы четвертичного периода), реконструкции его фауны и флоры, но до известной степени определялась теоретическими разработками, основанными на более или менее умозрительном (хотя частично отражавшем достижения экологии млекопитающих) подходе к этой проблеме28.
В числе многих аргументов, приведенных Дарвином в пользу наибольшего родства человека с африканскими человекообразными, фигурировали и экологические, а именно проживание их в условиях тропического леса и саванны, в которых проживают и многие первобытные племена тропического пояса. В дальнейшем сравнительно-анатомические исследования и накопление палеонтологических материалов на долгое время заслонили экологическую сторону дела, хотя информация накапливалась в ходе археологических и палеонтологических раскопок древнейших стойбищ и пещер, наблюдений над их геологическим залеганием и сбора палеонтологических останков. Если исключить отдельные высказывания по экологии, разбросанные по морфологическим, геолого-стратиграфическим и археологическим работам, то первая серьезная постановка проблемы экологии исходной формы принадлежит зоологу и палеонтологу П. П. Сушкину, выступившему со специальной статьей на эту тему29, бывшей частным выражением его фундаментальных исследований по формированию фауны Центральной Азии в связи с ее ландшафтно-географическими и экологическими условиями30. Практически эту работу и следует считать пионерской, так как именно с нее начинается длинный список исследований по реконструкции экологических условий ранней поры антропогенеза.
П. П. Сушкин^исходил из бурных темпов непрерывного развития наземной фауны и авиафауны в Центральной Азии на протяжении нескольких последних десятков миллионов лет. Предсказанное несколько ранее А. А. Борисяком31 и доказанное американской экспедицией Р. Эндрьюса и советскими экспедициями 32 исключительное богатство наземных форм жизни подтвердило это исходное положение концепции П. П. Сушкина. Гористый скальный ландшафт со сравнительно узкими речными долинами, довольно высоко поднятыми над уровнем моря, перемежающийся широкими степными просторами, составляет преобладающую особенность географии Центральной Азии, как он составлял ее и на протяжении всего четвертичного периода. Сухость, аридность климата была второй очень важной
196
Глава третья
отличительной особенностью. В этих условиях высшие приматы, населявшие горные местности, отличались наземной локомоцией без следов брахиации и передвигались на четырех конечностях. Однако необходимость подниматься на задние ноги для осторожного осмотра местности из-за камней, так же как изменение положения тела вплоть до выпрямленного при лазании по скалам, должны были служить предпосылкой преимущественного сохранения особей, у которых способность выпрямляться и надолго оставаться в выпрямленном положении была выражена сильнее, чем у остальных. Именно скалолазание П. П. Сушкин считал функциональным приобретением, с которого начался переход к прямохождению и освобождению руки от опорной функции. В дальнейшем такой подход не стал преобладающим, но продолжал защищаться отдельными специалистами33.
Привлечение внимания к африканскому материалу переключило интересы в сторону экологических особенностей африканского материка и истории господствующих на нем ландшафтов. Оформилась концепция, согласно которой переход к прямохождению осуществился не как следствие скалолазания, а при выходе человекообразных обезьян из тропического леса в иные ландшафтные условия34. В принципе подобная гипотеза имеет право на существование рядом с гипотезой формирования первобытного человечества в скальном ландшафте, так как последняя не объясняет наличия капиллярных узоров и некоторых других признаков приспособления к древесному образу жизни. Географически она сводится к тому, что площадь тропических лесов стала уменьшаться, что вызвало уменьшение привычных пищевых запасов и привело к перенаселенности того яруса тропического леса, который обычно занимают приматы. Географический фактор вызвал усиление отбора, и так как человекообразные, особенно те из них, которые дали начало человеку, не были, по-видимому, специализированными формами, то отбор стал преобразовывать морфологию в направлении возможностей расширения экологической ниши. Человекообразные были вынуждены спуститься па землю и освоить новую среду, т. е. саванну.
Там они встретили новых очень опасных хищников и при слабости своей стадной организации и малочисленности стад могли стать легкой добычей врагов. Единственный путь к сохранению вида в новой экологической нише лежал в том, чтобы, с одной стороны, выжить в борьбе с хищниками, с другой,— не прийти к вымиранию из-за отсутствия привычной пищи. Первое преодолевалось переходом к выпрямленному положению тела, освобождением руки от опорной функции и развитием навыков использования камней и палок в качестве орудий, а также сплочением стад и формированием внутри них все более сильных коллективных навыков, второе — переходом к мясной пище. Но и то и другое было не только защитой от врагов и голода,
ВОЗНИКНОВЕНИЕ и эволюция гоминид
197
но и мощным стимулом дальнейшего развития. Уже Энгельс писал о значении мясной пищи для интенсификации обмена веществ и вообще более четкой работы многих физиологических функций.
Таким образом, в излагаемой гипотезе смены экологической ниши при переходе к антропогенезу находит место древесная стадия, но зато возникает много других трудностей: предопределенность процесса антропогенеза многими конкретно недоказанными географическими явлениями, сложность освоения новой экологической ниши, поведенческие и физиологические затруднения перехода от растительноядности к мясной пище и т. д.
Каковы современные возможности в реконструкции той экологической ситуации, в которой проживала исходная форма? В принципе, исходя из современных знаний палеогеографии, флоры и фауны четвертичного периода, можно достаточно уверенно восстанавливать раннечетвертичный ландшафт Южной и Восточной Африки как достаточно холмистый, где встречались скальные выходы и были отмечены степные формы в животном и растительном мире. В Сиваликских холмах те же элементы также были представлены достаточно богато. Вообще сходство между ландшафтной географией Центральной Азии, Восточной и Южной Африки было, по-видимому, гораздо более значительным, чем в настоящее время. Есть гипотезы, которые привлекают некоторые палеогеографические наблюдения об интенсивных тектонических движениях и поднятиях крупных платформенных участков на рубеже третичного и четвертичного периодов в Южной и Восточной Африке к объяснению процесса антропогенеза35. В принципе не исключены такие явления и для палеогеографической ситуации, которая была характерна для центральноазиатских местонахождений, а эпоха перехода от третичного периода к четвертичному или более ранняя была эпохой интенсивных горных поднятий и в Евразии. Горообразование должно было вызывать повышенный радиационный фон, и, следовательно, непосредственные предки человека, а, может быть, и ранние гоминиды жили в условиях повышенной радиации.
Если принимать эту гипотезу, то нужно думать, что генетический эффект такой радиации весьма вероятен, возможно, даже сыграл значительную роль в процессе антропогенеза на его раннем этапе. Но это уже область предположений, хотя и кажущихся перспективными, в то время как наблюдения над сходством центральноазиатских пригималайских и африканских позднетретичных и раннечетвертичных ландшафтов носят объективный характер36. Холмы со скальными выходами, пересекаемые долинами, многие из которых образовывали саи, покрытые частично кустарником с отдельными крупными деревьями, а частично образовывавшие открытые пространства, сухой жаркий климат — вот примерно тот ландшафт и тот климат, в которых про
198
Глава третья
изошло очеловечивание исходной формы и в которых разыгрывалось первое действие антропогенеза. Богатая фауна, если иметь в виду наземные формы, состояла в первую очередь из многих хищников и копытных, причем последние вряд ли могли играть существенную роль в пищевом рационе па первых этапах, так как охота на них сопряжена со многими трудностями выслеживания и преследования, что вряд ли было под силу коллективам предков человека. Скорее всего основу пищевого рациона составляла охота на мелких животных — грызунов в первую очередь, ловля земноводных, добывание насекомых. Так именно можно представить себе обеспечение животным белком у исходной формы приматов, давшей начало человеческому роду.
Человекообразные приматы в настоящее время бесспорно представляют собою формы с редуцирующимися ареалами (которых раньше были значительно больше). Можно представить как исходная форма — какой-то вид или совокупность видов — перешла к сходным, но не тождественным тропическому лесу условиям существования в саванне. Отражение древесной стадии в морфологии гоминид находит объяснение как наследие удаленной ступени эволюции, предшествующей, строго говоря, самому процессу антропогенеза. Переход от лазающего типа локомоции на деревьях к лазанию по скалам с одновременной необходимостью достаточно быстро передвигаться по земной поверхности легко объясняет и возникновение ортоградного способа передвижения, и преимущество его в этих условиях перед локомоцией на четырех конечностях. Численность первичных коллективных ячеек-стад вряд ли изменилась, но сами стада, нужно думать, стали как-то подвижнее и могли охватить большую территорию и использовать ее в целях охоты и собирательства. Таков был, вероятно, первый этап очеловечивания и так можно представить себе его реальное и конкретное воплощение в определенных условиях среды.
При разработке творческого наследия Энгельса в советской антропологической литературе и развитии трудовой теории антропогенеза в свете новых фактических данных науки XX в. большое внимание было уделено диалектике перехода от расти-тельноядности к мясной пище, и этот переход расценивался как одна из существеннейших сторон содержания процесса антропогенеза па первом этапе37. В целом это, по-видимому, правильно, но истоки мясоедения сейчас вскрываются хронологически еще на этапе исходной формы. Следовательно, перейдя из тропического леса в саванну, непосредственные предки человека должны были не перейти к принципиально новому для них источнику чуждой и непривычной пищи, что нелегко себе представить и с поведенческой, и с физиологической точек зрения, а лишь закрепить уже имевшийся ранее навык и развить его. Поэтому нелегко принять неоднократно аргументировавшуюся точку зрения
ВОЗНИКНОВЕНИЕ и эволюция гоминид
199
о том, что чуть ли не единственным источником мясной пищи для ближайших предков гоминид и самых ранних гоминид было поедание падали — трупов животных, оставшихся от трапезы крупных хищников38.
Следующий этап очеловечивания был связан с полным освоением наземной экологической ниши при уже сложившемся типе ортоградной локомоции, т. е. при освобождении передней конечности и переходе к использованию палок и камней в качестве орудий. Строго говоря, эти темы выходят за пределы рассмотрения только экологической ситуации на раннем этапе антропогенеза, по они тестю с пей связаны и должны быть здесь кратко затронуты. Необходимость защиты от хищников в наземных условиях не могла не сплачивать малочисленные стада, ведя к выработке внутри них каких-то поведенческих механизмов взаимно® поддержки и коллективных действий. В этом была единственная возможность сохраниться и выжить для индивидуально сильных, но достаточно разобщенных между собою внутри стада животных, каковыми являются современные человекообразные обезьяны. Весьма вероятно, что оборона включала в себя и использование камней и палок как орудий защиты. А от этого в принципе естественным и легким выглядит переход к использованию их при охоте на крупных и сильных животных, в первую очередь копытных.
Так решается сейчас большинством специалистов проблема экологической пиши для исходной формы на самом раннем этапе антропогенеза.
3.	Факторы формообразования
В тех круппых трудах, которыми начинается разработка проблемы животного происхождения человека и которые были упомянуты вначале,—книгах Гексли и Фогта — вопрос о факторах выделения человека из животного мира даже пе рассматривался специально, настолько очевидным казалось, что таким фактором является единственно естественный отбор. Однако уже через десятилетие Дарвин гораздо глубже подошел к этому вопросу и выдвинул гипотезу, которой надолго было суждено оставаться в истории антропогенеза первой попыткой объяснить многообразные отличия человека от животных. Речь идет о гипотезе полового отбора, т. е. избирательного полового общения, программируемого психологическими предпочтениями, основанными бессознательно или осознанно на каких-то физических особенностях39. Дарвин очень обстоятельно аргументировал свою гипотезу половой формы естественного отбора, использовав огромный доступный в его время материал о половых предпочтениях у животных и птиц и перенеся свои наблюдения и па человека. Однако, несмотря на обстоятельную зоологическую аргументацию, бесспор
200
Глава третья
но доказавшую широкое распространение половой формы отбора в животном царстве, возможность перенесения ее на человека осталась недоказанной и становилась все менее и менее вероятной по мере накопления палеоантропологических знаний и осознания всей полноты различий между человекообразными и человеком. В самом деле, о каком половом предпочтении можно говорить по отношению к таким признакам, как совершенная кисть или большой объем мозга, или подобным? Эти признаки не фиксировались визуально и, следовательно, не могли служить основой половых предпочтений, по, как мы знаем, именно они пережили бурное эволюционное развитие в процессе антропогенеза.
Разрабатывая философские проблемы естествознания и применяя принцип диалектики к вопросу о происхождении человека, Энгельс пошел значительно дальше Дарвина в понимании движущих сил эволюции человека. Его теория — это трудовая теория антропогенеза, так как ее ключевой смысл состоит в признании труда основным фактором, способствовавшим выделению человека из животного мица 40. Трудовая деятельность сначала в виде очень примитивных а затем все более осознанных и целенаправленных коллективных действий справедливо рассматривается как наиболее типичное поведенческое отличие человека от животных и в то же время удачно объясняет формирование таких специфических человеческих черт, как огромное развитие ассоциативной сферы в мышлении и происхождение самого мышления, образование подвижной, совершенной в отношении моторики и имеющей оппозицию первого пальца кисти руки, наличие специального обеспечения сферы коммуникации в форме членораздельной речи, наконец, выраженность многих морфологических признаков вроде специфики человеческого строения таза и т. д. Труд и трудовая деятельность всегда рассматривались и Марксом, и Энгельсом как основная форма существования человеческого общества и поэтому распространение этой фундаментальной идеи также на процесс антропогенеза, на процесс становления человеческого общества выглядит вполне оправданным и с философской точки зрения. Любопытно отметить, что подобный подход с опозданием на несколько десятков лет распространяется среди некоторой части американских и западноевропейских ученых.
Следует коснуться одного вопроса, второстепенного самого по себе, но имеющего самое непосредственное отношение к нашему изложению. Неоднократно звучали голоса, что концепция Энгельса имеет ламарковскую направленность и что Энгельс допускал и даже отстаивал идею непосредственного прямого влияния труда на физическую организацию человека в духе теории Ламарка об упражнении и неупражнении органов. Эти упреки вряд ли справедливы. Энгельс разрабатывал свою концепцию естествознания и антропогенеза на рубеже третьей и четвертой четвертей
ВОЗНИКНОВЕНИЕ и эволюция гоминид
201
прошлого века, когда идеи Ламарка были еще живы, несмотря на распространение теории отбора, и когда даже сам Дарвин колебался в подходе к конкретным фактам между объяснениями их с помощью своей гипотезы отбора или ламарковского принципа неупражнения и упражнения органов. Его переписка отражает эти колебания и свидетельствует о том, что Дарвин проделал длительный и достаточно мучительный путь от полного отрицания этого и других ламарковских принципов до их частичного признания4t. Энгельс в этих обстоятельствах просто отдавал в своих формулировках дань времени, отражая в них современный ему уровень развития биологической теории. Текст, о котором идет речь, а именно статья из неоконченной «Диалектики природы», посвященная происхождению человека, самим Энгельсом опубликован не был, и не исключено, что он был бы подвергнут дополнительной переработке. Некоторые формулировки из этого текста следует поэтому рассматривать больше как метафорические выражения, чем как защиту ламарковского принципа упражнения и неупражнения органов 4Z.
Какие формы приобретает трудовая теория антропогенеза, если рассматривать ее в свете современных эволюционных представлений и наших знаний о трудовой деятельности древнейших гоминид? Отбор и при переходе к трудовой деятельности остается мощной преобразующей силой, о чем свидетельствуют интенсивные морфологические преобразования в антропогенезе, особенно на его раннем этапе. Подобные преобразования невозможно ни представить себе, ни объяснить без огромной преобразующей роли отбора, может быть, даже в связи с использованием камней и палок более действенной, чем в сообществах человекообразных обезьян. Но с самого начала перехода к труду отбор должен был резко изменить направление своего действия: в коллективах обезьян, как и вообще в сообществах животных, отбор действует в первую очередь на уровне индивидуума, это прежде всего внутригрупповой отбор, в то время как межгрупповой отбор в сущности продолжает и как бы усиливает селекцию внутригруппового уровня, т. е. благоприятствует группам со случайным преобладанием сильных и жизненно активных индивидуумов. Начало труда или даже перехода к коллективному труду проводит границу в этом отношении, меняя направление селекции и внутри групп, и между группами. Не исключено, что отбор на силу и физическую ловкость еще сохранял свое значение на межгрупповом уровне, но и в этом случае особо агрессивные особи должны были подавлять свои антисоциальные качества под давлением коллектива, в то время как особи, даже физически слабые, но наделенные социальным поведением, с высокоразвитым ассоциативным мышлением, могли занимать ведущие места и в коллективных охотничьих действиях, и в производственном процессе изготовления простейших орудий43. Что же касается
202
Глава третья
межгруппового отбора, то очевидны преимущества, которые имели группы, сплоченные в социальном отношении, обладавшие развитыми техническими навыками в обработке дерева, кости и камня, состоявшие из более искусных охотников и собирателей.
Но значение трудовой деятельности в становлении человека и человеческого общества, естественно, невозможно свести только к переориентации действия естественного отбора. Через отбор трудовая деятельность осуществляла влияние на морфологическую организацию предков человека, но кроме этого еще оставалась обширная сфера ее прямого воздействия на формирование социальной организации и психического мира древнейших гоминид. Выше уже говорилось, что без сплочения коллективов и установления какого-то уровня взаимной коммуникации внутри них невозможно было достижение взаимопонимания при совершении коллективных действий. Невозможна была и мирная жизнь внутри коллектива, так как при усложнении индивидуального поведения вероятность столкновений, естественно, повышалась. Но и повышение уровня социальности в коллективах, и усложнение коллективного поведения в первую очередь вызывались трудом, т. е. совместной деятельностью членов именно данного коллектива по добыванию средств существования. Следовательно, трудовая деятельность была творческим фактором человеческого развития не только в сфере формирования организации общества, но и в сфере морфологии человека, как только возникли к ней предпосылки, а именно переход от манипулирования предметами, характерного для обезьян, к целенаправленному их использованию и усиление взаимодействия при коллективной охоте и собирательстве.
Высказывалось мнение, что понимание роли труда как изменение направления в действии отбора есть вульгаризация трудовой теории антропогенеза44. Мнение это вряд ли может быть принято, так как реально творческая роль трудовой деятельности не ограничивается указанным обстоятельством (оно входит в трудовую теорию антропогенеза лишь составной частью), но выражается гораздо шире. В то же время предлагалось нечто иное: подчеркнуть особую роль отбора в трудовой теории антропогенеза, обозначив его как особую форму отбора, отбор общественно-трудовой или биосоциальный45. И это суждение вряд ли можно принять, так как (и это хорошо известно из теории эволюции) направление действия отбора никак не определяет его специфичности, она выявляется в его силе и характере воздействия на внутривидовую изменчивость. Кстати сказать, попытка увидеть в феномене отбора какую-то смешанную социально-биологическую или биосоциальную закономерность вряд ли может встретить поддержку и с теоретической точки зрения4в.
Таким образом, труд как явление социальное и отбор как явление биологическое, по-видимому, определили в своем взаимодей
ВОЗНИКНОВЕНИЕ и эволюция гоминид
203
ствии специфику самого рапнего этапа антропогенеза и прогрессивное развитие исходной формы в описанных экологических условиях, приведшее к становлению первичных стадных ячеек древнейших гоминид, а также их дальнейшую динамику по пути усложнения группового поведения и возникновения хозяйственной деятельности и социальной организации.
4.	Время и место появления гоминид
Представление о времени начала антропогенеза подверглось существенной ревизии в последние десятилетия в ходе новых открытий в Восточной Африке. Выше уже упоминалось, что древнейшие галечные орудия, по отношению к которым можно определенно говорить об их искусственном происхождении, известны из слоев, которые с помощью калий-аргонового метода датируются сейчас примерно 2 млн. лет, хотя, судя по колебаниям дат на протяжении последних лет, и эту цифру нельзя считать окончательной 47. Появление искусственно сделанных орудий — бесспорное свидетельство перехода на рельсы уже чисто человеческого развития. Таким образом, человеческая родословная удлинилась, и это обстоятельство важно в том отношении, что для объснения эволюционных и динамических преобразований внутри семейства гоминид мы имеем теперь несравненно большее число поколений. Если считать, что средняя продолжительность поколения равна 25 годам (а она была близка к таковой на протяжении практически всей истории человечества и увеличилась на 10 лет только в эпоху средневековья), то с начала антропогенеза и до современности прошло несколько десятков тысяч поколений — огромная цифра, частично объясняющая громадное разнообразие человечества по морфологическим, физиологическим и генетическим признакам.
Проблема прародины человечества, т. е. места выделения человека из животного мира, не может сейчас быть решена однозначно, и в пользу каждой из существующих гипотез можно привести достаточно веские аргументы. Разумеется, нет никаких оснований предполагать, что процесс выделения человека из животного мира охватывал весь ареал близких к человеку человекообразных, т. е. практически весь тропический пояс. Такая постановка вопроса сводит проблему прародины фактически на нет, по и по существу не может быть принята, так как полностью исключает из рассмотрения проблемы момент неравномерности биологического и исторического развития. Между тем очевидно, что переход к прямохождению, освобождению передних конечностей и использованию камней и палок в качестве орудий давал такие преимущества форме, осуществившей этот переход, что опа сразу же должна была занять преобладающее положение и широко расселиться в пределах всех доступных
204
Глава третья
биотопов. Откуда же все-таки произошло это расселение? В настоящее время выбор колеблется между территориями Центральной и Восточной Азии в широком смысле слова и Восточной и Южной Африки, давшими наибольшее количество палеоантропологических находок и соответствующими в ландшафтном отношении тем теоретическим представлениям, согласно которым тот или иной ландшафт оказывается более или менее благоприятным для начального этапа антропогенеза.
Центральная Азия с прилегающими к ней областями географически занимает срединное место в центре Старого света, поэтому все происходившие на ее территории эволюционные процессы могли иррадиировать в разных направлениях. Палеонтологические открытия американской, польских и советских экспедиций, а также лабораторное изучение найденных этими экспедициями многочисленных остатков древних фаун показали, что Центральная Азия была очагом эволюционных импульсов для многих таксонов пресмыкающихся и ранних млекопитающих4®. В принципе именно это обстоятельство психологически играло существенную роль в обосновании разных вариантов азиатских гипотез прародины человечества. Известные ископаемые формы из Сиваликских холмов, правда, тоже достаточно многочисленны, но они демонстрируют более ранние стадии антропогенеза, чем африканские находки. Поэтому все представления о том, что Центральная Азия была ареалом весьма высокоразвитых и продвинутых в эволюционном отношении приматов могут считаться бесспорными и находят себе многообразное фактическое подтверждение, но переход от них к начальной фазе антропогенеза еще требует доказательств, а сама идея этого перехода есть не более, чем результат экстраполяциии. Своеобразным вариантом азиатской гипотезы является и гипотеза переднеазиатской прародины, защищавшаяся А. Валлуа 50.
Восточная и Южная Африка еще более богата ископаемыми находками, чем Центральная Азия, и не менее ее пригодна в ландшафтном отношении, чтобы рассматриваться как плацдарм ранних стадий антропогенеза. Богатство этих находок таково, что они иллюстрируют практически все стадии развития ископаемого человека. Наиболее близкие к человеку современные формы человекообразных также имеют свои ареалы в Африке, что еще для Дарвина было одним из аргументов в пользу помещения прародины в пределах африканского материка. И сейчас его гипотеза остается наиболее вероятной, хотя окончательное решение вопроса принадлежит будущему51. Известное представление о сущности географических расхождений в трактовке прародины человечества дает совмещение ареалов прародины по данным тех авторов, которые выразили свои представления в графической форме (рис. 1).
ВОЗНИКНОВЕНИЕ и эволюция гоминид
205
Рис 1. Географическое местоположение прародины человечества по представлениям разных авторов
1—по А Валлуа (1946), 2 — по И Г Пидопличко (1958), 3— по М Ф Неструху (1964), 4— по В П Алексееву (1974)
5.	Эволюция
Классическая концепция эволюционной динамики внутри семейства гоминид, достаточно подробно изложенная в ряде обстоятельных книг советских, западноевропейских и американских авторов, базируется на признании нескольких эволюционных стадий, каждая из которых имела достаточно длительную протяженность во времени и охватывала несколько локальных форм. Трудно назвать автора, который впервые сформулировал идею стадиального подхода, по она, очевидно, интуитивно сознавалась
206
Глава третья
многими и медленно, но неуклонно распространялась как теоретическая основа эволюционных взглядов в области антропогенеза. Однако, выделение отдельных стадий имеет своих пионеров, внесших наибольший вклад в обоснование стадий как своими фактическими, так и теоретическими разработками. Для рода Pithecan-tropus, обозначаемого еще как совокупность форм архаптропов или протерантропов, это Е. Дюбуа и Ф. Вайденрайх52, для неандертальского вида — это А. Хрдличка 53. Именно им стадиальная теория антропогенеза обязана в первую очередь своим распространением и утверждением. И даже те современные исследователи, которые выступают, скажем, против неандертальской стадии в антропогенезе, защищая гипотезу пресапиенса54, признают наличие более примитивных морфологических форм и эволюционную динамику внутри семейства в целом.
Нужно, однако, совершенно четко сказать, что концепция эволюционной стадиальности при всей ее логической четкости, теоретической убедительности и фактической аргументированности неоднократно вступала в противоречие с фактическим материалом о локальных вариациях отдельных форм, относящихся к одной и той же стадии55. Это помогло ей избежать метафизических крайностей, и постепенно она переросла в концепцию внут-ристадиального многообразия, для которой также трудно назвать первого автора и которая интуитивно осознается многими исследователями. Автор этих строк полностью разделяет эту концепцию, тем более что ее содержание значительно обогатилось многочисленными блестящими находками последних лет. Поэтому в дальнейшем изложении помимо общей морфологической характеристики стадий достаточное внимание будет уделено попыткам морфологического описания и таксономического диагноза отдельных локальных форм.
Стадия австралопитеков. Морфологическая характеристика этих форм достаточно ясна, тем более что от них найдены кости практически всего скелета5в. Наиболее богатые местонахождения известны в Южной Африке, хотя теперь ряд находок сделан и в других районах Африки (опи, правда, не описаны пока монографически). Это были, как теперь очевидно, уже полностью овладевшие прямохождением формы, что в первую очередь дает все основания рассматривать их как самых ранних из известных пока представителей семейства гоминид. Освобожденная от опорной функции рука в дальнейшем еще проделала какую-то эволюцию, так как у самих австралопитековых, как об это можно судить по достаточно фрагментарным материалам, она отличалась значительным разнообразием и нестабильностью строения, а также рядом примитивных особенностей. В строении лицевого скелета отчетливо заметна мегамаксиллярность, сохранившаяся, очевидно, как архаический признак от предыдущей стадии. Усиление этой черты до крайних пределов в некоторых труп
ВОЗНИКНОВЕНИЕ и эволюция гоминид
207
пах приматов (гигантопитеки, мегантропы) привело, как мы помним, к их специализации и вывело их за пределы человеческой линии эволюции. Объем мозга у австралопитеков колебался, по разным определениям, от 500 до 600 см3.
За этим достаточно определенным морфологическим комплексом скрывалось отчетливо выраженное локальное своеобразие. Нет нужды при этом вспоминать только что упомянутых меган-тропов и гигантопитеков. Австралопитековые известны только из Африки, но и там их морфологический полиморфизм очень велик. Уже первые находки 1930—1940-х годов показали, что разные формы очень существенно отличаются друг от друга по степени массивности. Они были выделены в качестве отдельных родов: грацильные формы в роды Australopithecus и Plesian-thropus, массивные — в род Paranthropus. Однако помимо массивности представители этих родов, как об этом свидетельствует их родовой таксономический диагноз, отличались и значительным морфологическим своеобразием. К нему относятся рельеф и форма черепа, размеры и рельеф нижних челюстей, некоторые детали строения зубов. Ранний этап развития палеонтологии человека характеризовался преувеличением таксономического значения отдельных форм, и сейчас наблюдается тенденция сократить таксономический разрыв между ними, выделяя всего лишь два рода: массивных и крупнозубых форм, с одной стороны, грациль-пых — с другой ”. Эта тенденция морфологически абсолютно оправдана, но различия между родами остаются; последнее, кстати сказать, на наш взгляд, лишает значения совмещение всех форм в один род и даже вид. Тенденция такая, ведущая свое начало от таксономической статьи Э. Майра 30-летней давности ”, довольно широко распространилась в американской палеоантропологической литературе ввиду очевидного удобства простых таксономических обозначений (выделяются всего три вида в истории гоминид: Homo transvaalensis, Homo erectus, Homo sapiens), но даже разделяющие точку зрения Э. Майра по отношению к более поздним гоминидам не разделяют ее по отношению к австралопитекам, продолжая выделять внутри них минимум два рода ”.
Дополнительный материал доставили раскопки в Восточной Африке, начиная с 1969 г. Если презинджантропа можно без больших сомнений включить в род грацильных австралопитеков ”, то зинджантроп очень своеобразен даже по сравнению с массивными австралопитековыми формами61. Сильным развитием рельефа он напоминал гориллу. Разумеется, его можно рассматривать как представителя австралопитековых лишь условно, но объем мозга у этой формы приблизительно соответствует тому, что мы находим у австралопитеков. Другие находки либо представлены отдельными фрагментами скелета, либо столь малыми фрагментами черепов, что их реконструкция остается очень
208
Глава iретъя
Рис 2 Местонахождения, в которых были обнаружены палеоантропологические находки, относимые к стадии питекантропов
1 — яванские находки, 2 — Чжоукоудянь, 3 — Ланьтянь, 4 — Бильцингслебен, 5 — Гейдельберг, в — Вертешселлёш, 7 — Тернифин, 8 — Сиди Абдеррахман, 9 — Кооби Фора, 10 — Олдовай
сомнительной. Но выделение двух родов в составе африканских австралопитеков, по-видимому, объективно, и весьма вероятно, что при широком расселении австралопитековых форм они могли образовывать и другие пока нам неизвестные роды. Таким образом, высокое таксономическое разнообразие на исходном этапе антропогенеза представляется весьма вероятным.
Стадия питекантропов (архантропов, протерантропов). Стадия эта непосредственно следует за стадией австралопитеков, и, по мнению части исследователей, с нее и начинается по-настоящему
ВОЗНИКНОВЕНИЕ и эволюция гоминид
209
развитие семейства гоминид62. Однако прямохождение и освобождение руки представляются более мощным таксономическим критерием, чем другие морфологические различия между астра-лопитеками и питекантропами, и поэтому нам кажется полностью обоснованным мнение тех исследователей, которые включают первых в семейство Hominidae на правах подсемейства вз. Но это не снимает исключительного значения стадии питекантропов в антропогенезе, так как при переходе к этой стадии и на ее протяжении произошли серьезные морфологические преобразования.
Классические находки питекантропов на Яве и синантропов в Китае выявили огромное сходство этих форм, хотя и обнаружили между ними различия в признаках, демонстрирующих прогрессивную эволюциюв4. В первую очередь это касается объема мозга, который у синантропов на 150—200 см3 больше, чем у питекантропов. Все же нет, по-видимому, никаких оснований видеть в них представителей отдельных родов и нужно выделять их, как это и делают многие современные ученые, в качестве отдельных видов. К этому нужно добавить, что выделение солос-ских гоминид в качестве рода, как и объединение их с неандертальцами, вряд ли оправданно. Приведено достаточно много морфологических аргументов в пользу того, что наибольшее сходство солосские гоминиды имеют с яванскими питекантропами и, следовательно, их тоже нужно рассматривать в пределах этой стадии в5. Новые находки питекантропов на Яве укрепили фактически базу для морфологической характеристики этой группы, новые находки на других материках, которые могут быть по тем или иным соображениям поставлены в связь с ней (рис. 2), расширили наши представления о ее своеобразии. Его мы коснемся позже, а сейчас дадим характеристику представителей этой стадии антропогенеза в целом.
Они были среднего или низкого роста и, судя по сохранившимся костям скелета, имели массивный костяк и, следовательно, плотное телосложение. Строение костей скелета практически не отличалось от современного, и можно думать, что именно к этой стадии относится полное формирование истинно человеческой кисти руки с современными пропорциями. Наличный материал по кисти (полулунная кость запястья синантропа) дает, правда, этому лишь слабое подтверждение. Череп был в то же время далек от строения черепа современного человека и имел значительное число примитивных особенностей: сильное развитие лицевой части в ущерб мозговой, мощный надбровный и затылочный рельеф, низкий свод и наклонно расположенную лобную кость. Объем внутренней полости черепной коробки колебался вокруг 1000 см3, у питекантропа спускаясь до 900 см3 в среднем, у синантропа поднимаясь приблизительно до 1100 см 3, а у солосских гоминид — даже до 1200 см3 (рис. 3). Клювовидная уплощенная форма лобных долей и значительное развитие заты-
210
Глава третья
лочных долей также являют-
ся примитивными признаками в строении мозга у гоминид этой стадии. Но в целом, оценивая строение мозга у них в сравнении с австралопитеками и современным человеком, можно сказать, что мозг у питекантропов в широком смысле слова был ближе к современному человеческому и в качественном и в количественном отношении, чем к мозгу австралопитеков.
Чтобы полностью понять значение новейших находок остатков питекантропов для освещения этой стадии антропогенеза, нужно кратко коснуться их датировки. Еще десятилетие тому назад пред-
 д0 н э__________>. полагалось, что хропологиче-
Рис 3. Увеличение объема мозга при переходе от ранних стадий антропогенеза к поздним (в %)
А — австралопитеки, р — питекантропы, N — неандертальцы, S — современные люди, I — мужские особи, 2 — женские особи
скии возраст питекантропов Явы не превышает 500— 600 тыс. лет, возраст синантропов — 300 тыс. лет. По сравнению с австралопитеками, возраст которых уходил вглубь до 1,7—1,8 млн. лет,
питекантропы справедливо
рассматривались как значительно более молодые формы. Однако последнее десятилетие не
только принесло несколько новых находок черепов питекантропов на Яве, расширивших и во многом уточнивших наши знания о морфологии этой группы, но и внесло существенные исправления в их датировкув6.
Новейшие геологические работы на Яве показывают, так же как и исследования фауны из слоев вместе с остатками ранних питекантропов, что датировка их должна быть значительно углублена и восходит ко времени не менее 1,5 млн. лет. Наше представление о датировке синантропов и сейчас остается более или менее прежним и, по-видимому, тем же временем или лишь немногим более ранним могут быть, в свете новейших наблюдений Т. Якоба, датированы и солосские гоминиды. В широких пределах то же можно повторить и про череп, условно считающийся черепом питекантропа и найденный в Восточной Африке в Ол-доваев7. Таким образом, продолжительность рассматриваемой
ВОЗНИКНОВЕНИЕ и эволюция гоминид
211
стадии в антропогенезе приближается к 1,5 млн. лет. Если же относить к группе питекантропов индивидуума, который представлен достаточно полно сохранившимся черепом 1470 из формации Кооби Фора (берег оз. Туркане, Восточная Африка) es, для чего, как мы увидим дальше, имеются морфологические основания, то продолжительность стадии питекантропов возрастет еще. Об этом свидетельствуют также и новые находки черепов в Кооби Фора, зафиксированные под номерами 3733 и 3883, морфологически также близкие к яванским питекантропам и датируемые более чем 1,5 млн. лет 69. Возраст австралопитеков, как показывают новые находки, также удревнился. Весьма вероятно, что обе стадии хронологически перекрывали друг друга и представители австралопитеков достаточно длительное время сосуществовали с типичными представителями стадии питекантропов. Этим фактом стадиальная концепция антропогенеза увязывается с современными представлениями о многолипейной эволюции.
Возможность оценки локального многообразия внутри этой стадии ограничивается значительно большей, чем для предшествующей стадии австралопитеков, фрагментарностью находок, а именно почти полным отсутствием находок черепов с сохранившейся лицевой частью. Только черепа 1470 и 3733 составляют счастливое исключение. Но все же имеются некоторые геологохронологические и морфологические основания для таксономической дефиниции гоминид этой стадии.
Группа питекантропов Явы, несмотря на некоторое своеобразие отдельных находок, достаточно однородна. Часто писали о своеобразии черепа из Моджокерто, найденного в 1936 г. Р. Кёнигсвальдом и одного из древнейших на Яве. Биологически возраст субъекта из Моджокерто оценивается неодназначно в существующей литературе, по наиболее вероятно считать, что ему было 2—3 года. Объем мозга у взрослой особи был бы примерно 900 см т. е. полностью соответствовал групповой величине. Многократно отмечавшиеся малые размеры черепа и слабый рельеф также связаны, наверное, с детским возрастом находки. Солос-ские гоминиды отличаются от них гораздо более поздним геологическим возрастом и отдельными морфологическими чертами, среди которых в первую очередь следует назвать очень большие пазмеры черепа и очень сильное развитие черепного рельефа. Это бесспорно другая самостоятельная группа внутри этой стадии. С. Сартоно, описавший череп питекантропа VIII, объединил его в одну группу с солосскими гоминидами и выделил эту группу в качестве самостоятельного вида внутри рода питекантропов. Морфологическое своеобразие и таксономическая самостоятельность этой группы, представленной черепами из Нгапдонга, не вызывают сомнений, но отнесение к этой группе особи питекантропа VIII вряд ли можно считать оправданным. С. Сартоно опирался на несколько более крупный объем мозга у особи VIII —
212
Глава третья
1029 см3. В противоположную, более раннюю группу он объединил особей 1, II, IV и VII, по его мнению отличавшихся заметно меньшим объемом мозга. Но особь II с объемом мозга в 775 см3, наверное, женская, а череп V, не упомянутый С. Сартоно, имеет объем мозга 975 см3 и заполняет пробел между особью VIII и остальными находками. Все этой заставляет отнестись к гипотезе С. Сартоно с большим сомнением.
Третью группу образуют синантропы, которые, как в солосские гоминиды, хронологически много моложе, чем яванские питекантропы, и, как мы помним, морфологически прогрессивнее их. На права четвертой группы и хронологически, и морфологически, и по своему географическому ареалу могут претендовать те древнейшие формы этой стадии, которые представлены черепами 1470, 3733 и 3883. Сложнее обстоит дело с олдовайским питекантропом — и по хронологической датировке, и морфологически он близок к солосским формам, но самостоятельный ареал позволяет рассматривать его как отдельный вариант. Еще более сложен вопрос о систематической самостоятельности и таксономическом положении таких форм, как атлантроп (как показывает название, выделяемый в качестве рода, что уже было подвергнуто справедливой критике 70), гейдельбергский человек 71, находки в Бильцингслебен и Вертешсёлёш72. Последняя имеет огромный объем мозга (1300—1400 см3), но определение объема осуществлено на основе неполного фрагмента затылочной кости и поэтому сомнительно. Гейдельбергская челюсть, как известно, очень примитивная, по не могла ли она соединяться с крупной черепной коробкой, имеющей относительно крупный внутренний объем? Это не исключено, как и морфологическое сочетание челюстей атлантро-па и черепной коробки олдовайского питекантропа. Находка в Бильцингслебен очень фрагментарна. Но разные ареалы в пределах Европы и Африки позволяют противопоставлять африканские формы европейским и также оценивать их как самостоятельные группы. Таким образом, морфологическое разнообразие внутри рассматриваемой стадии антропогенеза может быть сведено к шести отдельным и таксономически самостоятельным группам.
Стадии неандертальцев {палеоантропов). Эта стадия, непосредственно предшествующая появлению человека современного вида и специально выделенная и аргументированная А. Хрдлич-кой73, послужила в истории антропогенеза предметом особенно острой дискуссии. Острота этой дискуссии во многом определялась тем, что с этой стадией в той или иной степени связывалась проблема происхождения человека современного вида, сама по себе стоявшая всегда в центре внимания. Гипотеза происхождения человека современного вида не на базе неандертальского вида, а на основе каких-то других форм, принципиально отличавшихся от него, имела многих сторонников. Сейчас важно отметить, что эта гипотеза пе находит подтверждения в имеющихся
ВОЗНИКНОВЕНИЕ и эволюция гоминид
213
морфологических фактах, полученных при изучении единичных находок в Фонтешеваде (Франция) 74, Сванскомбе (Англия) 75 п долине Омо (Эфиопия) 76. Речь идет о находках среднеплейстоценового и ранней стадии позднеплейстоценового возраста, которые якобы отличались сапиентными особенностями — отсутствием резко выраженного лобного рельефа, высоким черепным сводом и т. д. Тщательное сравнительно-морфологическое изучение этих форм, осуществленное после первых описаний, показало, что первоначальные диагнозы, согласно которым перечисленные находки должны быть отнесены к виду современного человека, не могут быть приняты, так как все находки обнаруживают в действительности значительное сходство с другими представителями неандертальского вида, а по мнению отдельных исследователей, имеют даже какие-то черты сходства с питекантропами. Наоборот, противоположная гипотеза, основанная па преемственности неандертальского и современного видов, опирается на многие морфологические факты, не говоря уже о геологических и археологических, и является достаточно серьезной основой для дальнейшего проникновения в проблему, и мы исходим именно из этой гипотезы 77.
В отличие от предшествующих стадий эта стадия может быть охарактеризована на основании многих находок, достаточно широко распространенных в пространстве (рис. 4). Речь идет о более 500 местонахождениях, из которых происходят костные остатки, допускающие более или менее подробную и ясную морфологическую характеристику. Геологическая датировка этих местонахождений колеблется в пределах примерно 40—200 тыс. лет, т. е. эта стадия была несравненно короче, чем предыдущие 7S. Если исходить из среднего индивидуального возраста древних гоминид в 20—25 лет (первая из этих цифр как будто ближе к действительному положению вещей) 79, то на неандертальскую стадию падает 6800—8500 поколений, т. е. на порядок ниже, чем на предыдущие стадии, как об этом уже говорилось. Географически находки неандертальцев охватывают все три материка Старого Света, они неизвестны только в Америке и Австралии, что отражает пространственные пределы тогдашней ойкумены.
Общая морфологическая характеристика неандертальского вида может быть сформулирована следующим образом. У подавляющего большинства локальных неандертальских форм рост и пропорции тела не изменились по сравнению с представителями предшествующей стадии. Прямохождение было полностью достигнуто, и какое-то своеобразие в строении суставных площадок длинных костей конечностей, раньше интерпретировавшееся как доказательство передвижения на полусогнутых нижних конечностях, теперь справедливо рассматривается как функциональное приспособление. Кисть руки имела практически почти современ
214
Глава третья
ное строение, хотя и отличалась, по-видимому, более укороченными пропорциями. Вариациям в строении сустава первой пястной кости, действительно довольно значительным у разных форм, придавалось раньше существенное филогенетическое значение (вплоть до исключения формы, обладавшей уплощенным суставом, из родословной человека), но теперь очевидно, что приведение большого пальца при неудобной с механической точки зрения форме сустава все равно обеспечивалось функционально соответствующей мускулатурой 80.
Пожалуй, не будет преувеличением сказать, что наибольшее число примитивных признаков наблюдается у неандертальцев в строении черепа и мозга. Распространенное мнение, что неандертальцы, особенно европейские, отличались каким-то особенно крупным объемом мозга, неверно, так как объем мозга у них все же меньше, чем у верхнепалеолитических людей, приблизительно на 50 см3 и составлял примерно 1450 см3 у мужских особей и 1270 см3 у женских. Клювовидная и уплощенная форма лобных долей, как и значительное развитие затылочной области, преобладали у большинства индивидуумов. Во внешнем рельефе черепа примитивные особенности проявлялись в переразвитии надбровной области, недоразвитии сосцевидных отростков, шиньонообразной форме затылка, уплощенной форме скуловых костей п некоторых других признаках. В частности, структурные элементы горизонтального профиля лицевого скелета находились в ином соотношении по сравнению с лицевой морфологией современного человека: при некоторой уплощенности лицевого скелета в верхней части он был резко профилирован в нижней (рис. 5) S1. Все это делает неандертальский краниологический комплекс очень своеобразным на фоне других краниологических вариантов древних гоминид.
Большое внимание привлек вопрос о локальных вариациях неандертальского типа. Отдельно выделялись африканские формы и яванские формы из Соло 82. Выше говорилось, однако, что последние должны быть включены в группу питекантропов.
Рис. 4. Основные местонахождения, в которых были обнаружены палеоантропологические находки, относимые к стадии неандертальцев
1 — Мапа, 2 — Тешик-Таш, 3 — Биситун, 4 — Тамтама, 5 — Шанидар, в — Схул, 7—Табун, 8— Зуттие, 9 — Амуд, 10 — Кафзех, 11 — Джебель Ирхуд, 12 — Рабат, 13 — Рорк Эрик, 14 — Бодо, 15 — Эяси, 16 — Брокен-Хилл, 17 — Салданья, 18 — Хауа-Фтео,
19— Гибралтар, 20 — Баньолас, 21 — Маларно, 22— Монмореи, 21 — Монссмпрон, 24 — Фонтешевад, 25 — Кина, 26 — Ферраси, 27 — Мустье, 28 — Шапелль-о-Сен, 29 — Штейнгейм, 30 — Неандерталь, 31 — Эригсдорф, 32 — Энгис, зз — Спи, 34 — Нолетт, 35 — Сванскомб, Зв — Саккопасторе, 37 — Монте-Чирчео, 38 — Патралона, 39 — Крапина, 40 — Шубайюк, 41 — Охос, 42 — Шипка, 43 — Гановцы, 44 — Киик-Коба, 45 — Заскальиая
216
Глава третья
Рис. 5. Указатель уплощенности лицевого скелета (<Zm : 77, в %) на черепах неандертальцев и современных людей
G — Гибралтар 1$, М — Монте-Чирчео Id, С — Шапелль-о-Сен d, S—Штейн-гейм $ В, — Брокен-Хилл d, Sk— Схул IVd, А — Амуд Id, Sh — Шанидар Id; Mo — монголоиды d, Е — европеоиды д'
-//у /ТУ 101 99
£. Zm А
Рис. в. Взаимное положение европейских неандертальцев, Схул IV и европейских верхнепалеолитических людей в трехмерной системе координат
К — Кроманьон Id, О — Оберкассель d, Me—Младеч Id. Остальные обозначения — как на предыдущем рисунке
Среди европейских неандертальцев были выделены две группы: более ранняя и морфологически прогрессивная, более поздняя и морфологически примитивная83. Последняя рассматривалась как специализированная форма, либо совсем не принявшая, либо принявшая лишь слабое развитие в формировании человека современного типа. Наконец, на особое место всегда выдвигается
ВОЗНИКНОВЕНИЕ и эволюция гоминид
217
Рис. 7. Схематические ареалы четырех выделенных локальных групп неандертальцев, построенные в соответствии с местоположением соответствующих находок
1 — европейские неандертальцы, 2 — африканские неандертальцы, 3 — неандертальцы группы Схул, 4 — переднеазиатекие неандертальцы
группа Схул (Палестина) как наиболее прогрессивная и явившаяся, по преобладающему мнению, основой формирования современного человечества 84.
Не касаясь филогенетических взаимоотношений перечисленных локальных групп, что всегда составляет результат большей или меньшей экстраполяции, отметим, что само выделение групп достаточно проблематично. Выделение двух вариантов в составе европейских неандертальцев не находит подтверждения при полном анализе метрических и морфологических данных по всем на
218
Глава третья
ходкам 85. Но туда же, к европейской группе, нужно относить и черепа Схул IV и Табун I, которые практически по всем важным признакам не выходят за пределы вариаций в этой группе (рис. 6). Череп неандертальца из Петролоны (Греция) обнаруживает значительное число черт, объединяющих его с африканскими находками — черепами из Брокен-Хилла и Салданьи86. Самостоятельное место занимает группа Схул, к которой относятся индивидуумы Кафзех VI и Зуттие, и самостоятельно также положение таких форм, как Шанидар (Ирак) и Амуд (Палестина), объединяющихся с неандертальцем из Тешик-Таша (Узбекистан). Таким образом, морфологическое разнообразие внутри неандертальской фазы сводится к четырем локальным группам (рис. 7) 87. Особое место должен занимать неандерталец из Мапы (Китай) 88, но его морфологическая характеристика вследствие фрагментарности находки неопределенна.
На наш взгляд, в рамках стадии питекантропов выделенные локальные группы вполне могут претендовать на таксономическое положение отдельных видов, тогда как питекантропы в целом выделяются как самостоятельный род. Сейчас многие исследователи согласны в том, что неандертальцы образуют один сборный вид и территориальные группы неандертальцев не могут оцениваться иначе, чем локальные расы.
Систематика. Все предшествующее изложение целесообразно подытожить в систематической таблице, полное обоснование которой было произведено на предшествующих страницах89. Следует подчеркнуть, что при се составлении и обозначении систематических категорий полностью соблюдено правило приоритета, значение которого неоднократно подчеркивалось в таксономической работе90.
Семейство: человечьи (Hominidae)
1-е подсемейство: австралопитеки (Subfam. Australopithecinae)
1-й род: австралопитек (Genus Australopithecus)
2-й род: парантроп (Genus Paranthropus)
2-е подсемейство: люди (Subfam. Homininae)
1-й род: питекантроп (Genus Pithecanthropus)
1-й вид: питекантроп прямоходящий (Species Pithecanthropus erectus) 2-й вид: питекантроп китайский (Species Pithecanthropus pekinensis) 3-й вид: питекантроп солосский (Species Pithecanthropus soloensis) 4-й вид: питекантроп ликский (Species Pithecanthropus leakeyi) 5-й вид: питекантроп кенийский (Species Pithecanthropus kenianensis) 6-й вид: питекантроп гейдельбергский (Species Pithecanthropus heidel-bergensis)
2-й род: человек (Genus Homo)
1-й вид: человек неандертальский (Species Homo neanderthalensis)
1-я локальная раса: человек неандертальский европейский (Homo пеап-deithalensis europeus)
2-я локальная раса: человек неандертальский африканский (Homo neanderthalensis africanus)
ВОЗНИКНОВЕНИЕ и эволюция гоминид
219
3-я локальная раса: человек неандертальский схулский (Homo neander-thalensis skhulensis)
4-я локальная раса: человек неандертальский переднеазиатский (Ното neanderthalensis Asiae occidental!)
2-й вид: человек разумный (Species Homo sapiens)
6. Коммуникативные аспекты антропогенеза
Не затрагивая сферы происхождения языка, выходящей за рамки разрешающих возможностей антропологических, историкоэтнографических и археологических данных и требующей прежде всего лингвистического анализа (хотя многие лингвисты и считают эту проблему экстралингвистической) 91, мы коснемся здесь лишь того значения, которое имело обеспечение должного уровня коммуникации в ходе антропогенеза, и попытаемся наметить самые общие этапы развития этой коммуникации. Совершенно очевидно, что, как и Подавляющее большинство приматов, древнейшие гоминиды были дневными животными и, следовательно, наличие у них каких-то элементов жестовой коммуникации в принципе совсем не исключено. Этот момент необходимо дополнить другим — наличием столь же очевидных различий в сфере внутригрупповой и межгрупповой коммуникации. Возможно, что звуковая и жестовая коммуникация по-разному обслуживали сферы общения внутри древнейших коллективов и между ними. Таким образом, речь должна идти не только об этапах развития речи, но и о разном соотношении сферы ее функционального использования в сравнении с жестом.
И при изготовлении простейших орудий, и при охоте и собирательстве, и при устройстве временных жилищ и выборе места для них, чем практически исчерпывалась хозяйственная жизнь древнейших и древних гоминид, необходим был гораздо более высокий уровень общения и взаимопонимания, чем в сообществах даже таких высокоорганизованных животных, как человекообразные приматы. Используя терминологию Ф. де Соссюра, можно сказать, что расширение числа означаемых потребовало увеличения количества означающих, т. е. звуковых или кинетических сигналов. Легко представить себе, что на первых порах кинетическая сигнализация не уступала по своему значению звуковой не только в силу легкости воспроизведения и восприятия, но и в силу того, что подражание в двигательной сфере осуществляется значительно проще, чем в звуковой92. Зоопсихологами, например, выделена у приматов особая форма поведения, которая обозначается как «демонстрационное манипулирование»93. Безусловно, все сказанное пи в коей мере не возвращает нас к старым идеям Н. Я. Марра, так как он считал кинетическую речь вообще особым этапом в развитии коммуникации, что фактически осталось недоказанным, а теоретически выглядит малооправданным.
220
Глава третья
Параллельное существование на равных правах звуковых и жестовых сигналов не могло продолжаться длительное время, и даже на протяжении этого короткого отрезка времени оба типа сигналов имели разную функциональную нагрузку. Скажем, в процессе охоты выслеживание и скрадывание зверя требовали общепонятного набора кинетических знаков, чтобы все осуществлялось в полнейшей тишине и с должной осторожностью. Когда же охота, особенно загонная, начиналась, звуковая сигнализация становилась не только средством осуществления слаженного поведения внутри охотничьего коллектива, но и средством устрашения зверя. Усложнение хозяйственной деятельности и расширение эмпирического опыта (что создавало все больше сложностей в точной передаче его последующему поколению) требовали постоянного увеличения числа сигналов, и в этом отношении возможности звуковой сигнализации оказались значительно более эффективными, чем возможности жеста. Набор жестов ограничен и, хотя они общепонятны, но достаточно аморфны и не пригодны для выражения сколько-нибудь абстрактных понятий. Возможности звуковой сигнализации в этом отношении, как показывает история развития всех современных языков, совершенно безграничны. Замещение жеста звуком (при очень ограниченном, но все же, возможно, сохранившемся значении жеста) произошло, можно думать, хронологически на стадии питекантропов, потому что на эндокранах именно питекантропов отмечена выпуклость в районе соприкосновения лобной, височной и теменной долей мозга, где расположены центры локализации речевых функций и ассоциативных связей. Это наблюдение правдоподобно истолковывать как подтверждение перехода именно к звуковой коммуникации 94.
Дальнейшее оформление структуры языка, т. е. расширение набора фонем, выделение слова и предложения, появление и закрепление грамматических категорий,— все это явления, подлежащие, как уже говорилось, дальнейшему углубленному лингвистическому анализу, и только после него можно будет говорить об этапах их динамики. Нужно отметить только, что процесс этот, во всяком случае, до появления человека современного вида, протекал чрезвычайно медленно. Малочисленность древнейших коллективов и монотонность их существования на протяжении тысячелетий не могли способствовать быстрым изменениям в сфере мышления и языка. Что же касается той внешней формы, в которую отлилась звуковая сигнализация, как только она завоевала господствующее положение, т. е. числа конкретных первобытных языков и их ареалов, то именно в силу малочисленности коллективов и их малой связи и редких встреч друг с другом первобытные языки должны были быть очень многочисленны. Первоначальная форма осуществления речевой функции отливалась в исключительное многообразие конкретных проявлений, и, возмож
ВОЗНИКНОВЕНИЕ и эволюция гоминид
221
но, законы статистической вероятности и тот способ мышления, при котором решение задачи достигается путем проб и ошибок, играли не последнюю роль в этом процессе.
Для оценки границ этого многообразия конкретных языков существенны наблюдения над характером распространения археологических культур в хронологических рамках неандертальской стадии. В принципе трудно представить себе наличие причинной связи между определенной языковой структурой и использованием тех или иных технологических традиций в обработке камня. Связь эта, если она и есть, очень не прямолинейна и многоступенчата. Но все же допустимо думать, что коллективы, объединенные общими технологическими традициями, как-то общались между собой и, следовательно, говорили друг другу на понятных, т. е. близких языках. Современные исследования все более и более выявляют сложность технологических традиций в мустьерской культуре и дисперсность в их распространении95. Границы этой дисперсности до какой-то степени определены, очевидно, границами формирования групп близких языков на основе первоначального языкового разнообразия.
Итак, историю усложнения коммуникации в процессе антропогенеза можно представить себе сначала как процесс параллельного существования жестовой и звуковой сигнализации, затем подавление жеста звуком на поздних этапах стадии питекантропа и образование огромного числа примитивных языков; наконец, формирование на основе этого разнообразия групп структурно и лексически близких языков на протяжении неандертальской стадии.
1	Об этих книгах и их значении в разработке теории антропологии см..-Алексеев В. П. Томас Генри Гексли и его книга «О положении человека в природе» (1863).— ВА, 1963, вып. 14; Он же. Эволюционная идея происхождения человека в русской науке до Дарвина и проникновение в нее дарвинизма.— В кн.: Очерки истории русской этнографии, фольклористики и антропологии. V. М.: Наука, 1971, (ТИЭ, нов. сер., т. 95).
2	Анализ взглядов Дарвина на происхождение человека и собранных им в этой области научных материалов см.: Рогинский Я. Я. Чарлз Дарвин и проблемы происхождения человека.— В кн.: Дарвин Чарлз. Сочинения, Т. 5. М.: Изд-во АН СССР, 1953; Некрасов А. Д. Очерк истории проблемы полового отбора от Дарвина до наших дней.— Там же.
3	Keith A. Antiquity of man. L., 1915; Низе А. Человеческое тело. М.; Л.: Госиздат, 1926. Понятие о более поздних исследованиях дает работа: Krogh Ch. Die Stellung der Hominiden im Rabmen der Primaten.— In: Evolution der Organismen. Ergebnisse und Probleme der Abstammungslehe. B.; Stuttgart, 1959.
4	Симиальная гипотеза антропогенеза может считаться общепринятой. Один из новейших обзоров: Бунак В. В. Род Ното, его возникновение и последующая эволюция. М.: Наука, 1980. Огромное значение в ее дополнительном обосновании приобрели в последние годы молекулярные данные, т. е. информация о белковой структуре, выявляющая ближайшее родство человека с шимпанзе (сводка данных: Molecular anthropology.
222
Глава третья
Genes and proteins in the evolutionary ascent of the Primates New York — London, 1976.
5	В критике тарзиоидной ишотезы не потеряли своего значения старые работы: Нестурх М Ф. Человек и его предки. М.. Огиз, 1934, Он же Против идеализма на фронте антропогенеза.— Фронт науки и техники, 1937, № 5.
6	Бунак В. В. Современное состояние проблемы эволюции стопы у предков человека.— В кн. Бонч-Осмоловский Г. А Скелет стопы и голени ископаемого человека из грота Киик-Коба. М., Л.. Изд-во АН СССР, 1954 (Палеолит Крыма. Вып. 3).
7	Полной сводки данных нет. Наиболее ыцательные обзоры с описанием морфологии Heberer G Die Fossilgeschichte der Hommoidea.— In. Pnma-tologia. Handbuch der Pnmatenkunde, В. 1, Basel, N. Y.. 1956, Feustel R Abstammungsgeschichte des Menschen. Jena, 1979, Ullrich H. Fortschntte und Probleme in der Evolution der Hommiden.— In. Entstehung des Menschen und der menschlichen Gesellschaft. B., 1980, Wolpojj M. Analogies and interpretation in palaeoanthropology.— In. Early Hominids oi Africa L., 1978, idem Paleoanthropology. N. Y., 1980. На русском языке рефера тивное значение имели работы. Якимов В. П Ранние стадии антропогенеза.— В кн Происхождение человека и древнее расселение человечества. М. Изд-во АН СССР, 1951 (ТИЭ, нов. сер., т. 1Ь), Он же. Ближайшие предшественники человека — В кн.. У исюков человечества. М.. Изд-во МГУ, 1964, Он же. Австралопитековые (Australopitheci-пае).— В кн. Ископаемые i оминиды и происхождение человека. М. Наука, 1966 (1ИЭ, нов. сер., т. 32).
8	См., например. Бунак В В. Краткий обзор таксономических и филетиче ских схем гоминид — В кн.. Ископаемые гоминиды и происхождение че ловека. Campbell В Human evolution. An introduction to mans adaptations. Chicago, 1974. Там же и литература.
9	Указания на литературу и обсуждение проблемы см.. Григорьев Г П Палеолит Африки.— В кн.. Возникновение человеческого общества. Палеолит Африки. Л.. Наука, 1977. В дополнение см. Boaz N, Clark Howell F. A gracile hominid cranium from upper member G of the Stungura formation, Ethiopia.— AJPhA (new series), 1977, v. 46, N 1, Walker A, Leakey R lhe hominids of East Turkana.— SA, August, 1978, Leakey M, Leakey R. (ed.). The fossil hominids and en introduction to their context, 1968—1974,—Koobi Fora reseaich project. V. 1. Oxford, 1978.
10	Leakey L.. Tobias Ph , Napier J A new species of the genus Homo from 01-dovai Gorge.— Nature, 1964, v. 202, N 4927.
11	Об этом свидетельствует и такой важный признак, как объем мозга Кочеткова В. И. Возможные варианты макроструктуры мозга Homo ha-bilis.— BA, 1969, вып. 32.
12	Тщательное морфологическое описание находок см в указанной работе Г. Хеберера. Полное значение сохраняет старая морфологическая характеристика. Gregoiy W., Hellman М. The dentition of Dryopithecus and the origin of man.— APAMNH, 1926, v. XXVIII, N 1. Более современная реви зия. Simons Е. L., Pilbeam D. Preliminary position of the Dryopithecinae (Pongidae, Anthropoidea).—FP, 1965, v. 3. О новых находках и их таксономическом положении см.. Chopra S., Kaul S New fossil Dryopithecus material from the Nagn beds at Ilantaljangar (H P, India).— In. contem porary primatology. Basel, 1975.
13	Классическая работа. Pihgrim G A Syvapithecus palate and other fossil primate fossils from India.— Palaeontologia India (new series), 1927, v. 14. Новое обсуждение. Prasad К. Fossil anthropoids from the Sivalik system of India.— In. Recent advances m primatology. Basel — N. Y., 1969; idem Critical observations on the fossil anthropoids from the Sivalik system of India.— FP, 1969, v. 10, Chopra S. New fossil evidence on the evolution of
ВОЗНИКНОВЕНИЕ и эволюция гоминид
223
Hominoidae m the Sivahks and its bearing on the problem of the evolution of early man in India — JHE, 1978, v 7
14	См, например Урысон M И Некоторые теоретические проблемы совре менного учения об антропогенезе — ВА, 1965, вып 19, Он же Истоки семейства гоминид и филогенетическая дифференциация высших приматов— В кн Человек Эволюция и внутривидовая дифференциация М' Наука 1972
!5	См обсуждение проблемы Wolpoff М Posterior tooth size, body size and diet m South African gracile Australopithecmes — AJPhA (new series), 1973, v 39 N 3, Union International des sciences piehistonques et protohis toriques, colloquc VI (Direction Ph Tobias, J Coppeas) Les plus anciens hominides, Wice, 1976
,s	Гремяцкий M А Мегагнатные плейстоценовые формы высших ископае мых приматов — В кн Ископаемые гоминиды и происхождение человека
17	Garn S, Levis A Tooth size, body size and «giant» fossil man — AA, 1958, v 60, N 5
18	He составляют исключения и авторы оригинальных описаний новых находок гигантопитека Дун Ти чень, Е Саймонс У Ж у каи, С Чопра
19	Weidenreich F Apes, giants and man Chicago, 1946
29	См например Рогинский Я Я Новые теории происхождения человека М Изд во «Правда», 1948
21	В широком сравнительно морфологическом плане вопрос трактуется Астапин Л П Органы тела млекопитающих и их работа М Сов наука, 1958, Жеденов В Н Сравнительная анатомия приматов (включая человека) М Высшая школа <962 Hill Osman W Evolutionary biology of the primates N Y 1972 Хрисанфова E H Эволюционная морфология скелета человека М Изд МГУ, 1978 См также специальное сравпитель ное исследование посвященное кисти Данилова Е И Эволюция руки в связи с вопросами антропогенеза Киев Наукова думка, 1965, 2 е изд Киев Вища школа, 1979
22	Автор уже аргументировал эту точку зрения Алексеев В П Некоторые вопросы развития кисти в процессе антропогенеза (о месте ьииккобинца среди неандертальских форм) — В кн Антропологический сборник, II, М Изд во АН СССР 1960 (ТИЭ, нов сер , т L)
23	Napier J Fossil hand bones from Oldovai Gorge — Nature, 1962, v 196, N 4853, Idem The evolution of the hand — SA, 1962, v 207, N 6
24	Это было убедительно продемонстрировано при сравнительно анатомическом исследовании домашних и родственных им диких форм Боголюб ский С Н Происхождение и преобразование домашних животных М • Сов наука, 1959, Herre W Domestikation und Stammesgeschichte — In Die Evolution der Organismen В II Stuttgart, 1959, Herre W, Rohrs M Haustiere zoologisch Gesehen Jena, 1973
25	Обзор Зубов А А Зубная система — В кн Ископаемые гоминиды и происхождение человека См также Wolpoff М Some aspects of canine size in the Australopithecmes — JHE, 1978, v 7
28	См, например Steegman A Human adaptation to climate — In Physiological anthropology New York — London — Toronto, 1975 Там же и библиография
27	Сводки данных Кочеткова В И Сравнительная характеристика эндокранов гоминид в палеопеврологическом аспекте — В кн Ископаемые гоминиды и происхождение человека Она же Палеоневрология М Изд во МГУ, 1973, Tobias Ph The brain m hominid evolution Columbia 1971
28	Наиболее широкое рассмотрение палеогеографии плейстоцена Butzer К Environment and archeology An ecological approach to prehistory Chicago — NY 1971 Велит о А А Природный процесс в плейстоцене М Наука, 1973
29	Сушкин П П Высокогорные области земного шара и вопрос о родине первобытного человека — Природа, 1928, № 3
224
Глава третья
30	Сушкин П. П. Зоологические области Средней Сибири и ближайших частей Нагорпой Азии и опыт истории современной фауны палеоарктиче-ской Азии.— Билл. Московского об-ва испытателей природы, 1925, т. XXXIV; Он же. Outlines of the history of the recent fauna of Palaearctic Asia.— In: Proc, of the National academy of sciences, 1925, v. 11, N 6; Он же. Птицы Советского Алтая и прилежащих частей Северо-Западной Монголии. М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1938.
31	Библиографию его работ, в том числе и 1910—1920 гг., см.: Алексей Алексеевич Борисяк. Материалы к библиографии ученых СССР, серия биол., вып. 1. М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1947; Борисяк А. А. Избранные труды. М., Наука, 1973.
32	Общие обзоры результатов их работы см.: Орлов Ю. А. В мире древних животных. М.: Изд-во АН СССР, 1961; 2-е изд.: Наука, 1968; Ларичев В.Е Палеолит Северной, Центральной и Восточной Азии, вып. 1. Азия и проблема родины человека (история идей и исследования). Новосибирск: Наука, 1969.
33	Дебец Г. Ф. Территория СССР и проблема родины человека.— КСИЭ, 1952, вып. 17.
34	О ней см.: Нестурх М. Ф. Приматология и антропогенез. М.: Медгиз, 1960; Он же. Происхождение человека. М.: Наука, 1970.
35	Матюшин Г. И. К вопросу о причинах возникновения и роли обществеп-но-трудовой деятельности в процессе антропогенеза.— В кн.: Тезисы докладов научно-теоретической конференции «Атеизм и проблемы происхождения человека». М.: Наука, 1974.
38	См., например: Вульф Е. В Историческая география растений. История флор земного шара. М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1944.
87	Толстов С. П. Проблемы дородового общества.— СЭ, 1931, № 3-4.
38	Последняя попытка аргументации: Бунак В. В. Род Ното... Там же и библиография.
39	В дополнение к работам, указанным в прим. 2, см.: Некрасов А. Д. Половой отбор и вторичные половые признаки.М.; Л.: Госиздат, 1927; Давиташвили Л. Ш. Теория полового отбора. М.: Изд-во АН СССР, 1961.
40	О ней см.: Гинзбург В. В. Энгельс и антропология.— Природа, 1946, № 4; Гохман И. И. Проблемы антропогенеза в трудах классиков марксизма и современная антропология. В кн.: Тезисы докладов годичной научной сессии Ленинградского отделения Ин-та этнографии АН СССР, май 1968 г. Л.: Наука, 1968; Алексеев В. П. Теоретическое наследство Энгельса и антропологическая наука.—СЭ, 1971, № 2; Фридрих Энгельс о диалектике естествознания. М.: Наука, 1973.
41	Некрасов А. Д. Работа Чарлза Дарвина над «Происхождением видов» и рост его эволюционных идей.— В кн.: Дарвин Чарлз. Сочинения. Т. 3. М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1939; Нуждин Н. И. Значение работы Ч. Дарвина «Изменения домашних животных и культурных растений» для развития материалистического учения о наследственности и изменчивости организмов.— В кн.: Дарвин Чарлз. Сочинение. Т. 4. М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1951; Charles Darwin’s natural selection. Being the second part of his species book written from 1856 to 1858 (edited from manuscript by R. C. Stauffer). Cambridge, 1975. Об этом последнем издании см.: Рубайлова Н. Г. Рукопись Дарвина «Естественный отбор».— Природа, 1977, № 6.
48	Урысон М. И. Дарвин, Энгельс и некоторые проблемы антропогенеза.— СЭ, 1978, № 3.
48	Рогинский Я. Я. [Выступление на совещании по проблеме происхождения Homo sapiens].— КСИЭ, 1950, вып. IX.
44	Борисковский П. И. Некоторые вопросы становления человека.— КСИЭ, 1950, вып. IX.
48	Шмидт Г. А. Проблема отбора в антропогенезе.— УЗМГУ, 1948, вып. 115; Семенов В. И. Возникновение человеческого общества. Красноярск: Красноярский госпединститут, 1962.
ВОЗНИКНОВЕНИЕ и эволюция гоминид
225
415	Об этом см.: Рогинский Я. Я. Методологические основы антропологии.— БН, 1966, № 3.
47	О сложности применения и ограниченности использования методов абсолютного датирования дают представление материалы специального симпозиума: Calibration of hominoid evolution. Edinburgh, 1972.
48	См., например: Фауна и биостратиграфия мезозоя и кайнозоя Монголии. М.: Наука, 1974.
49	Разные варианты аргументации в пользу азиатской гипотезы: Не-стурх М. Ф. Проблема первоначальной прародины человечества.— В кн.: У истоков человечества. М.: Изд-во МГУ, 1964; Борисковский П. И. К спорам о прародине человечества.— В кн.: Проблемы советской археологии. М.: Наука, 1978.
50	Цит. по книге: Gomez-Tabanera J. Los hombres fosiles у el origin de las razas. Madrid, 1964. Там же и карта.
51	Автор несколько раз высказывался в пользу этой гипотезы. См., например: Алексеев В. П. География человеческих рас. М.: Мысль, 1974.
52	Dubois Е. Pithecanthropus erectus, eine menschenanhliche Ubergangsform aus Java. Batavia, 1894; W eidenreich F. The skull of Sinanthropus pekinen-sis: a comparative study on a primitive hominid skull.— PS, 1943, v. 127 (new series D, v. 10); idem. Giant early man from Java and South China.— APAMNH, 1945, v. 40, pt. i.
53	Hrdlicka A. The neanderthal phase of man.—JRAI, 1927, LVII. Перепечатано: The Smithsonian report for 1928. Washington, 1929. Более развернутая аргументация: Hrdlicka A. The skeletal remains of early man.— SMC, Washington, 1930, v. 83.
54	См., например: Vallois H. Anthropologie.— In: La Grotte de Fontechevade, 2-eme portie.— Archives de 1’Institute de palaeontologie humaine, Paris, 1958, mem. 29.
55	Об этом см.: Якимов В. П. Стадия и внутристадиальная дифференциация в эволюции человека. М.: Изд-во МГУ, 1967.
58	Кроме работ, указанных в прим. 7, см. старые классические описания, сохраняющие свое значение: Broom R., Schepers G. The South-African fossil ape-man: the Australopithecinae.— TMM, 1946, N 2; Broom R., Robinson J., Schepers G. Sterkfontein ape-man, Plesianthropus.—TMM, 1950, N 4; Broom R., Robinson J. Swartkrans ape-man, Paranthropus crassidens.— TMM, 1951, N 6.
57	См. об этом: Алексеев В. П. Антропологические аспекты проблемы становления человека и общества.— В кн.: Проблемы этнографии и антропологии в свете научного наследия Ф. Энгельса. М.: Наука, 1972; On же. Возникновение человека и общества.— В кн.: Первобытное общество. М.: Паука, 1975.
58	Mayr Е. Taxonomic categories in fossil hominids.— Cold-Spring Harbor Simposia on quantitative biology, 1951, v. 15.
59	См., например: Robinson J. The genera and species of the Australopithecinae.— AJPhA (new series), 1954, v. 12, N 2.
89	Что и предложено сделать в работах, перечисленных выше.
61	Tobias Ph. The cranium and maxillary dentition of Australopithecus (Zin-janthropus) Boisei.— In: Olduvai Gorge. V. II. Cambridge, 1967.
82	См., например, перечисленные работы В. П. Якимова, а также классическую работу: Simpson G. The principles of classification and a classification of mammalia.— Bull, of the Amer, museum of natural history, 1945, v. 85.
83	Литературу см.: Алексеев В. П. Возникновение человека и общества, с. 44, прим. 33.
64	В дополнение к монографии Ф. Вайдепрапха о черепе синантропа, приведенной в прим. 52, см.: Weidenreich F. Observations on the form and proportions of the endocranial casts of Sinanthropus pekinensis, other hominids and the great apes: a comparative study of brain size.— PS, ser. D,
226
Глава третья
65
66
67
68
69
70
71
72
73
74
75
76
77
78
79
SO
v. 7, fasc. 4, 1936; Idem. The mandibles of Sinanthropus pekinensis: a comparative study.— Ibid., fasc. 3; Idem. The dentition of Sinanthropus pekinensis: a comparative odontography of the hominids.— PS, 1937, whole series, v. 101 (new series D, v. 1); Idem. The extremity bones of Sinanthropus pekinensis.— PS, 1941, whole series, v. 116 (new series I), v. 5).
Weidenreich F. Morphology of Solo man.— APAMNH, 1951, v. 43, pt. 3; Бунак В. В. Череп человека и стадии его формирования у ископаемых людей и современных рас. М.: Изд-во АН СССР, 1959 (ТИЭ, нов. сер., т. 49); Алексеев В. П. Палеоантропология земного шара и формирование человеческих рас. Палеолит. М.: Наука, 1978.
Библиографию работ С. Сартоно и Т. Якоба, посвященных их морфологическому описанию, и сводку метрических данных см.: Алексеев В. Я. Палеоантропология земного шара... Специально о датировке см. дополнительно: Jacob Т. New finds of lower and middle pleistocene hominines from Indonesia and an examination of their antiquity.— In: EPSEA.
Морфологическое описание: Heberer G. Uber einen neuen archanthropinen Typus aus der Oldoway-Schlucht.— ZMA, 1963, B. 53, N 1-2.
Day M., Leakey R., Walker A., Wood B. New hominids from East Rudolf, Kenya.— AJPhA (new series), 1975, v. 42, N 3; Leakey R., Leakey M., Beh-rensmeyer A. The hominid catalogue.— In: Leakey M., Leakey R. The fossil hominids...
Walker A., Leakey R. The hominids of East Turkana.
Якимов В. П. «Атлантроп» — новый представитель древнейших гоминид.— СЭ, 1956, № 3.
Schoetensack О. Der Unterkiefer des Homo heidelbergensis aus den Sanden von Mauer bei Heidelberg. Leipzig, 1908; Wist K. Uber den Unterkiefer von Mayer (Heidelberg).— ZMA, 1951, B. 42, N 1.
Vlcek E., Mania D. Ein neuer Fund von Homo erectus in Europa: Bilzingsleben (DDR).— L’Anthropologie, 1977, t. XV, N 2-3; Thoma A. L’occipital de 1’homme mindelien de Vertesszollos.— L’Anthropologie, 1966, t. 70, N 5-6. См. прим. 53.
Ссылка на основное описание приведена в прим. 54.
Morant G. The form of Swanscombe skull.— JRAI, 1938, v. LXVIII; Oicey. C. The Swanscombe skull.— Occasional papers of the Royal anthropological institute, L., 1964, v. 20.
Day M. Omo human skeletal remains.— Nature, 1969, v. 222, N 5199; idem. The Omo human skeletal remains.— In: Origine de 1’homme moderne. Actes du Colloque, Paris, 2-5 septembre 1969, P., 1972; Brose D., Wolpoff M. Early upper paleolithic men and late middle paleolithic tools.— Warner modular publications, 1973, N 70.
Аргументацию см.: Рогинский Я. Я. К вопросу о древности человека современного типа (место сванскомбского черепа в системе гоминид).— СЭ, 1947, № 3; Он же. Основные антропологические вопросы в проблеме происхождения современного человека.— В кн.: Происхождение человека и древнее расселение человечества. М.: Изд-во АН СССР, 1951 (ТИЭ, нов. сер., т. 16); Breitinger Е. Das Schadelfragment von Swanscombe und das «Praesapiensproblem».— Mitteilungen der anthropologigischen Gesellschaft in Wien, 1955, Bd. LXXXIV—LXXXV; Урысон M. И. Начальные этапы становления человека (древнейшие и древние люди).— В кн.: У истоков человечества. М.: Изд-во МГУ, 1964; Wolpoff М. Cranial remains of middle pleistocene European hominids.— JHE, 1980, v. 9.
Сводка данных, правда, несколько устаревшая: Oakley К. Frameworke for dating fossil man. Chicago, 1968.
См. старую работу, не получившую продолжения: Vallois Н. La duree de la vie chez 1’homme fossile.— L’Anthropologie, 1937, t. 57, N 5—6.
Обзор проблемы и библиографию см.: Алексеев В. П. Некоторые вопросы развития кисти... Дополнительно см.: Данилова Е. И. Эволюция руки;
ВОЗНИКНОВЕНИЕ и эволюция гоминид
227
81
82
83
84
85
88
87
88
89
90
91
92
93
94
95
Vlcek Е. Die Hand-Organ der Arbeit im Prozess der Menschwerdung.— Entstehung des Menschen und der menschlichen Gesellschaft. B., 1980.
Сводки данных: Alekseev V. Horizontal profile of the neanderthal! crania from Krapina comparatively considered.— Collegium anthropoloqium, 1979, v. 3, N 1; Алексеев В. П. К сравнительной характеристике горизонтального профиля ископаемых черепов из Крапина.— БКИЧП, 1980, № 50. См., например: Гремяцкий М. А. Проблема промежуточных и переходных форм от неандертальского типа человека к современному.— УЗМГУ, 1948, вып. 115.
Якимов В. П. О двух морфологических типах европейских неандертальцев.— Природа, 1949, № 10; Howell Clark F. The place of neanderthal man in human evolution.—AJPhA (new series), 1951, v. 9, N 4; Idem. Pleistocene glacial ecology and the evolution of «classic» neanderthal man.— SJA, 1952, v. 8, N 4.
Классическое описание: Keith A., McCown T. The stone age of Mount Carmel. II. The fossil human remains from the Levalloise-Mousterian. Oxford, 1939. См. также: Рогинский Я. Я. Внеевропейские палеоантропы.— В кн.: Ископаемые гоминиды и происхождение человека.
Алексеев В. П. Палеоантропология земного шара...
В дополнение к этой книге см.: Урысон М. И. Череп палеолитического человека из Петралоны (Греция).— ВА, 1962, вып. 9.
Алексеев В. П. Палеоантропология земного шара...
Woo Ju-kang, Pen Yu-ce. Fossil human skull of early paleoanthropic stage found at Mapa, Shaoguan, Kwantung province.— Vertebrate palaeasiatica, 1959, v. Ill, N 4.
См. также: Алексеев В. П. Антропологические аспекты...; Он же. Палеоантропология земного шара,..; Он же. Zu einigen anthropologischen As-pekten der Menschwerdung.— Entstehung des Menschen und der menschlichen Gesellschaft. B., 1980.
См., например: Майр Э. Принципы зоологической систематики. М.: Мир, 1971.
Поэтому в лингвистических работах, как только ставится вопрос о происхождении речи и древнейших языков, часты ссылки на нелингвистические исследования. Наиболее фундаментальные из них: Бунак В. В. Происхождение речи по данным антропологии.— В кн.: Происхождение человека и древнее расселение человечества; Он же. Речь и интеллект, стадии их развития в антропогенезе.— В кн.: Ископаемые гоминиды и происхождение человека.
Разнообразным актам подражания, особенно в онтогенезе, посвящена огромная литература. Некоторое представление о ней дает книга: Хайнд Р. Поведение животных. Синтез этнологии и сравнительной психологии. М.: Мир, 1975. Специально для человекообразных обезьян см.: Ладыгина-Коте Н. Н. Дитя шимпанзе и дитя человека в их инстинктах, эмоциях, играх, привычках и выразительных движениях. М.: Изд-во Гос. Дарвиновского музея, 1935; Она же. Предпосылки человеческого мышления (подражательное конструирование обезьяной и детьми). М.: Наука, 1965. Фабри К. Э. Основы зоопсихологии. М.: Изд-во МГУ, 1976.
Насколько известно, первым предложил такое толкование Я. Я. Рогинский {Рогинский Я. Я, Левин М. Г. Основы антропологии. М.: Изд-во МГУ, 1955).
См., например: Григорьев Г. П. Начало верхнего палеолита и происхождение Homo sapiens.—Л.: Наука, 1968.
Глава четвертая
ПРЕДПОСЫЛКИ СТАНОВЛЕНИЯ ЧЕЛОВЕЧЕСКОГО ОБЩЕСТВА
1.	Т еоретические проблемы становления
человеческого общества
Задача реконструкции процесса становления человеческого общества является крайне трудной. Становление общества есть формирование общественных отношений. Но от этих отношений (в отличие от людей, живших в их системе, и набора орудий, которыми люди пользовались) ничего не сохранилось и не могло сохраниться. Общественные отношения, как известно, не представляют собой чего-то вещественного.
Из-за отсутствия прямых данных о характере общественных отношений в начальную эпоху человеческой истории мы можем основываться только на косвенных. Но если даже прямые данные (остатки людей, каменные орудия) можно интерпретировать по-разному, то тем более это относится к косвенным. Любая более или менее детальная реконструкция процесса становления общества с неизбежностью гипотетична.
В условиях, когда данных мало и все они являются косвенными, первостепенное значение приобретают общетеоретические положения, которыми руководствуется исследователь в своей по пытке нарисовать более или менее конкретную картину становле ния общественных отношений.
Проблема социального и биологического. Самой важной про блемой, без правильного решения которой невозможно рассчитывать на объективное воссоздание процесса становления общественных отношений, является вопрос о том, что такое общество, и что, следовательно, нужно понимать под социальным. Выявление природы социального предполагает выяснение его отношения к биологическому. Необходимо совершенно четко ответить на вопрос, присуще ли общество только человеку или же оно существует и в животном мире. От того или иного ответа зависит сам подход к решению проблемы становления человеческого общества.
Наряду с видом, популяцией и другими подобными им группировками у части животных существуют и такие, все члены которых тесно связаны, находятся в постоянном взаимодействии, знают друг друга и отличают от посторонних животных. Такие группы можно было бы назвать зоологическими объединениями или просто объединениями. Если под обществом понимать просто совокупность индивидуумов, которые живут в постоянном взаимодействии друг с другом, то зоологические объединения с неизбежностью придется признать обществами.
ПРЕДПОСЫЛКИ СТАНОВЛЕНИЯ ЧЕЛОВЕЧЕСКОГО ОБЩЕСТВА 229
Именно такую позицию занимает подавляющее большинство зарубежных исследователей. Они постоянно говорят и пишут об «обществах», «общественной жизни» животных, о «социальной организации», «социальной структуре», «социальных отношениях», «социальных традициях», вообще о «социальном» у животных *. С подобной же терминологией можно встретиться и в советской литературе 2. С такой точки зрения социальное присуще и животным и человек — одно из многих общественных животных.
В животном мире безраздельно господствуют биологические закономерности. В нем нет ничего, что не относилось бы к биологической форме движения материи, нет ничего надбиологического, суперорганического. Если социальное существует и в животном мире, то это означает, что оно представляет собой одно из проявлений биологического.
Логичным из этого был бы вывод, что общество человека есть одно из зоологических объединений, а сам он представляет собой по своей сущности лишь биологическое существо. Некоторые из исследователей, говорящих об обществах у животных, так и делают. Однако далеко не все. Несводимость явлений общественной жизни людей к биологическому слишком бросается в глаза.
Несомненен факт, что все люди, живущие на земле в течение последних 35—40 тыс. лет, относятся к одному биологическому виду — Homo sapiens. Но столь же бесспорно, что поведение людей, входящих в состав разных обществ, нередко существенно различается. И речь здесь идет не о всегда возможных индивидуальных или групповых вариациях поведения. У людей, входящих в состав разных обществ (а если общества являются антагонистическими, то и в состав разных классов), могут быть совершенно различные потребности, стимулы, мотивы поведения и т. п. Совершенно ясно, что эти различия имеют свою основу не в структуре организма людей и вообще не в биологии человека, а в чем-то ином, отличном от биологического.
Многие зарубежные исследователи объявляют такой основой культуру, имея в виду прежде всего или исключительно духовную культуру. Рождаясь и вырастая в том или ином обществе, человек усваивает его культуру, которая и делает человека тем, что он есть. Именно культура, а не структура организма, не биология определяет поведение людей. Таким образом, культура у данных исследователей выступает одновременно и как присущее исключительно лишь человеку, и как качественно отличное от биологического и более высокое, чем последнее. С этим связана нередко встречающаяся в их работах характеристика культуры как надбиологического, суперорганического3.
Суперорганический, надбиологический характер культуры ярко проявляется в особенностях ее развития. И здесь, как и в биологическом развитии, имеет место преемственность, наследо
230
Глава четвертая
вание, передача информации от одного поколения к другому. Но если при биологическом развитии информация записывается в молекулах ДНК и передается через зародышевые клетки, то в данном случае она закрепляется в сознании и передается через посредство примера, показа и языка. В результате эволюция культуры может идти независимо от биологического развития.
Некоторые исследователи особо выделяют внегенетическую форму передачи информации от поколения к поколению и именно в наличии ее у человека видят суть его отличия от животных. При этом они пользуются для ее обозначения терминами «социальное наследование» или «социальная преемственность». Соответственно они говорят о «социальной программе», противопоставляя ее «генетической программе»4. Однако, несмотря на применение термина «социальный», а не «культурный», их взгляды ничем по существу не отличаются от тех, которые развиваются исследователями, видящими специфику человека в наличии у него культуры.
Подобного рода понимание сущности человека обусловливает определенный подход к проблеме перехода от биологического к более высокому качеству. Она выступает как вопрос о становлении не общества, а культуры. В результате проблема социогенеза подменяется проблемой культурогенеза.
С тем, что культура присуща только человеку и что она представляет собой суперорганическое, надбиологическое явление, можно согласиться. Но нельзя принять взгляд, по которому в наличии у человека культуры заключена сущность его отличия от животных, точно так же, как нельзя признать правильной точку зрения, по которой суть отличия человека от животных заключается в наличии у него сознания, хотя сознание и присуще одному только человеку.
Нельзя ограничиться объявлением культуры основой, программой поведения человека. Необходимо ответить на вопрос, что лежит в основе этой программы, почему в данном обществе существуют именно такие, а не иные нормы, культурные ценности, почему культура этого общества именно так, а не иначе ориентирует, побуждает действовать человека. Иными словами, нужно найти объективную основу той части культуры, той части общественного сознания, которая определяет человеческое поведение, выступает как его программа.
Эту объективную основу культурной программы исследователи, стоящие на охарактеризованных выше позициях, отыскать не могли. У них получалось, что единственным источником существующей в сознании культурной программы поведения является само сознание. Суперорганическое, надбиологическое развитие выступало у них как чисто духовный процесс, имеющий источник в себе самом. Иначе, как идеалистическую, такую точку зрения охарактеризовать нельзя. Изменить такой характер этой копцеп-
ПРЕДПОСЫЛКИ СТАНОВЛЕНИЯ ЧЕЛОВЕЧЕСКОГО ОБЩЕСТВА 231
ции не могут и встречающиеся у некоторых ее сторонников утверждения о том, что культура не зависит от человека, управляет человеком и т. п.5 Нет никаких сомнений в искренности стремления некоторых из этих исследователей быть материалистами, однако это не меняет существа их взглядов.
Выявление идеалистической сущности рассмотренной выше концепции явилось одной из причин возникновения в последние десятилетия среди ученых немарксистского направления течений, известных под названием «этологии человека» и «социобиологии». Сторонники их не могли примириться с фактическим отрицанием материальной основы человеческого поведения. Как они указывали, в господствующей суперорганической теории культуры все нормы поведения человека (т. е. действий людей по отношению друг к другу) выступают по существу в качестве «свободных продуктов человеческого воображения»в. Стремясь преодолеть эту точку зрения, они начали искать материальный базис социального поведения человека и, наконец, нашли его в биологии человека, в его генотипе.
По их мнению, человеческое социальное поведение в своих основных чертах так же генетически запрограммировано, как п анатомия человека. И эти генетически запрограммированные поведенческая и анатомическая системы являются единым базисом человеческой социальной организации. Иначе говоря, культура не есть что-то сверхорганическое, это просто своеобразное проявление биологического. Мир человека есть часть животного царства, всецело подчиненная, как и все остальные его части, законам биологии7.
Таким образом, отрицалось существование качественной грани между человеком и животными. У этой части исследователей на смену одному ошибочному взгляду пришел другой, не менее ошибочный.
Преодолеть ошибочные взгляды, раскрыть подлинную сущность человека, а тем самым и его качественное отличие от животных можно только с позиций марксизма. Марксизмом впервые было установлено, что, кроме общественных отношений, определяемых сознанием, зависящих от сознания, существуют и такие, которые не только не зависят от сознания людей, по, наоборот, определяют их сознание. Этими объективными общественными связями являются производственные, социально-экономические отношения.
Система этих отношений представляет собой не что иное, как особый, своеобразный вид материи. Для обозначения его, кроме термина «общественное бытие», в философской литературе широко используется также термин «социальная материя» 8. Социальная материя бестелесна, невещественна, не представляет собой физической реальности. Но при всем этом она обладает основным свойством материи — быть первичной по отношению к сознанию. Именно эта социальная материя является объективным
232
Глава четвертая
источником той части сознания, которая определяет поведение людей, т. е. общественного сознания в узком смысле слова. Она выступает как объективная сила, которая определяет интересы людей, их отношение ко всем общественным явлениям их желания, намерения. Именно она является основным источником главных мотивов человеческой деятельности. Тем самым она дает основное направление всей человеческой деятельности и всецело определяет сущность поведения людей.
Своеобразие социальной материи, помимо всего прочего, заключается в том, что она в отличие от природной материи не может существовать без сознания. Социально-экономические отношения не существуют иначе, как проявляясь в волевых отношениях, а последних, разумеется, нет и быть не может без воли и сознания. Общественное бытие первично по отношению к сознанию только в том смысле, что оно само, не определяясь взглядами людей, т. е. не завися от них, в конечном счете определяет сознание и волю людей, а тем самым все их поступки и соответственно их волевые отношения. Материальные социально-экономические отношения определяют сознание и волю людей, а тем самым и те волевые отношения, в которых они проявляются. Отсюда следует, что материальные и волевые отношения, общественное бытие и общественное сознание могли возникнуть только вместе, только одновременно.
Таким образом, опгибка тех исследователей, которые видели специфику человека в наличии у него культуры, заключалась вовсе не в признании существования супероргапического, надбиологического, как полагают последователи «этологии человека» и «социобиологии». Суперорганическое, падбиологическое несомненно существует. Ошибка их заключалась в том, что суперорганическое они по существу прямо или в конечном счете сводили к сознанию, к духовной деятельности людей. Человеческое сознание бесспорно является суперорганическим. Но кроме духовного суперорганического существует материальное супероргапическое, которое и является основой первого. В отличие от духовного, выступающего на поверхности, материальное суперорганическое скрыто, что с неизбежностью создает иллюзию чисто духовного характера суперорганического. Только выявление супероргапического материального, социальной материи дает возможность раскрыть коренное отличие общества человека от объединения животных.
Человеческое общество всегда существовало и существует как совокупность отдельных конкретных обществ. Каждое такое отдельное общество представляет определенную совокупность людей, связанных воедино прежде всего системой социально-экономических отношений. Как любое другое материальное явление, эта система функционирует и развивается независимо от сознания и воли людей, которых она связывает. Наличие в основе
ПРЕДПОСЫЛКИ СТАНОВЛЕНИЯ ЧЕЛОВЕЧЕСКОГО ОБЩЕСТВА 233
любого конкретного общества такой материальной системы с неизбежностью превращает его в особый организм, развивающийся по законам, отличным от законов развития живой материи. Именно это и дает основание говорить об общественном развитии как о новой, высшей форме движения материи, отличной от биологической. Развитие общества, разумеется, не сводится к движению материи. Оно включает в себя развитие общественного сознания и всех вообще общественных явлений, а не только социальной материи. Но в своей основе, в своей сущности оно является прежде всего особой формой движения материи.
Возникновение и развитие объединений животных представляет собой не самостоятельный процесс, идущий по своим специфическим законам, а всего лишь момент эволюции того или иного биологического вида, всецело определяемой законами биологии. Ничего суперорганического, надбиологического в животном мире не существует. Поэтому в применении к животному бессмысленно говорить о социальном. Последний термин исторически возник для обозначения того, что выходит за рамки биологического, качественно отличается от него, как синоним надбиологического, суперорганического, и только в таком значении его и можно употреблять.
В свете материалистического понимания истории под социальным следует понимать исключительно лишь особую форму движения материи, качественно отличную от биологической, и все порожденное ею, а под обществом — не любое объединение, а лишь такое, которое представляет собой особый организм, развивающийся по законам, отличным от биологических. И в этом значении общество существует только у людей, и соответственно социальное присуще только человеку.
В животном мире нет обществ. В нем существуют только зоологические объединения. Соответственно и связи внутри этих объединений не могут быть названы социальными. Однако нужен термин, который мог бы служить для обозначения этих связей. Так как от слова «объединение» трудно образовать прилагательное, то таким термином могло бы стать слово «грегарный» (от лат. grex — стадо). В таком случае можно было бы говорить о грегарных связях, грегарной организации, грегарной структуре, о грегарных и одиночных животных, грегарной и одиночном образах жизни и т. п.
Открытие основоположниками марксизма социальной материи, а тем самым выявление качественного отличия общества человека от объединений животных дало возможность вскрыть сущность отличия человека от животных.
Если животное есть только биологическое существо, то человек является существом общественным. Сущность человека как общественного существа прежде всего проявляется в том, что он таков, каков тот социальный организм, в состав которого он вхо
234
Глава четвертая
дит. Являющаяся основой социального организма система социально-экономических отношений, детерминируя сознание и волю людей, определяет мотивы и стимулы их деятельности, а тем самым все их поведение, все их прочие отношения.
С изменением социально-экономической структуры общества, происходящим в результате прогресса производительных сил, меняется содержание общественной воли, исчезают одни и появляются другие нормы поведения и социальные ценности, изменяются взгляды, желания, намерения людей, мотивы и стимулы их деятельности. Как писал К. Маркс, «сущность человека не есть абстракт, присущий отдельному индивиду. В своей действительности она есть совокупность всех общественных отношений» 9.
Но став общественным существом, человек не перестал быть биологическим организмом. У него, как и у любого животного, существуют определенные биологические потребности или инстинкты, удовлетворение которых — необходимое условие его бытия. К ним относятся прежде всего половой и пищевой инстинкты, а также инстинкт самосохранения. Но если у животного эти и другие биологические потребности являются единственными и поэтому безраздельно господствующими стимулами его поведения, то у человека они всегда подчинены другим мотивам, имеющим корни не в его материальной биологической организации, а в материальной структуре общества. Социальные стимулы и мотивы, как правило, господствуют над биологическими. Йми прежде всего определяется поведение человека. Удовлетворение биологических потребностей всегда контролируется обществом. Оно происходит в определенных рамках, с соблюдением определенных норм. Биологическое у человека всегда опосредствованно социальным, пронизано социальным, находится под его постоянным воздействием и контролем. Хотя человек является существом также и биологическим, но не в этом заключена его сущность. Он есть существо прежде всего социальное.
Будучи социальным существом, т. е. таким, сущность которого определяется не его биологической организацией, а структурой того социального организма, в состав которого он входит, человек не может существовать без общества. Именно возникновение общества кладет грань между животным и человеком. Человек появляется там, где возникает общество, зарождается соци-альное.
Проблема начала и конца социогенеза. Как явствует из всего сказанного, обществом является не всякая совокупность индивидов, а только такая, в основе которой лежат социально-экономические, производственные отношения, система которых представляет собой особый вид материи. Поэтому становление общества есть прежде всего возникновение этого вида материи, появление новых отношений, качественно иных, чем те, что существуют в животном мире, превращение зоологического объединения в особого рода
ПРЕДПОСЫЛКИ СТАНОВЛЕНИЯ ЧЕЛОВЕЧЕСКОГО ОБЩЕСТВА 235
организм, развивающийся по законам, отличным от биологических, или, короче, переход от биологической формы движения материи к социальной.
Вполне понятно, что социально-экономические, производственные отношения не могут возникнуть и существовать без производства. Человек, будучи социальным существом, с неизбежностью является существом производящим. Только возникновение производственной деятельности могло привести к появлению общества и человека.
Отличие человека от животных и человеческого общества от объединений животных столь велико, что не может быть речи о мгновенном превращении животного в человека и объединения животных в человеческое общество. G неизбежностью должен был существовать длительный период становления человека (антропогенеза) и формирования общества (социогенеза).
Становление человека есть прежде всего формирование его сущности. Но сущность человека — вся совокупность общественных отношений. Таким образом, антропогенез есть прежде всего социогенез, причем социогенез есть сущность антропогенеза. Иначе говоря, антропогенез и социогенез представляют собой две неразрывно связанные стороны единого процесса антропосоциогенеза.
В общем виде положение о существовании периода становления общества, который одновременно является и периодом формирования человека, есть у Ф. Энгельса, писавшего о формировавшихся людях и готовом человеке, только вместе с которым возникло общество, о стадах первобытных людей10, и у В. И. Ленина, у которого имеются упоминания о первобытном стаде, обуздывавшем зоологический индивидуализм, о стаде первобытных людейи. Но свое конкретное воплощение это положение нашло в созданной советскими антропологами и отчасти археологами теории, которая при своем возникновении получила наименование «концепции двух скачков» 12. Согласно этой теории, в эволюции человека существуют два узловых пункта, два переломных момента. Первый и наиболее важный из них — это отмеченный началом изготовления орудий переход от стадии животных предшественников человека к стадии формирующихся людей, которыми являются питекантропы и другие сходные с ними формы (архан-тропы) и неандертальцы (палеоантропы). Второй — происшедшая на грани раннего и позднего палеолита смена палеоантропов людьми современного типа (неоантропами, homo sapiens), «готовыми» людьми. Первый скачок означал появление социальных закономерностей, второй — установление их полного и безраздельного господства в жизни людей.
Коллектив формирующихся людей — питекантропов и неандертальцев уже не был чисто биологическим объединением и в то же время еще не был подлинным человеческим обществом. Он
236
Глава четвертая
представлял собой формирующееся человеческое общество. Формирующиеся люди жили в формирующемся обществе, за которым в литературе закрепилось название первобытного человеческого стада.
Теория двух скачков получила широкое признание в советской науке. Однако в последней существуют и другие точки зрения, сторонники которых выступают с критикой теории двух скачков.
Одна из них состоит в том, что уже питекантропы и тем более неандертальцы были подлинными, «готовыми» людьми, а их объединения — подлинным человеческим обществом. Поэтому термин «первобытное человеческое стадо» к последним не применим13. Сторонники данной точки зрения фактически отрицают существование периода становления человеческого общества, считают, что превращение стада животных предшественников в человеческое произошло сразу.
Другая точка зрения, во многом противоположная первой, отстаивалась по существу одним лишь Б. Ф. Поршневым. Она сводится к тому, что ни питекантропы, ни неандертальцы ни в каком смысле не были людьми. Соответственно их объединения носили чисто биологический характер. Первыми людьми были появившиеся на грани раннего и позднего палеолита неоантропы, с появлением которых зародилось человеческое общество14. Этот взгляд находится в разительном противоречии со всеми имеющимися в распоряжении науки данными и никем из антропологов и археологов не разделяется.
Источником как той, так и другой точек зрения является односторонний подход к процессу становления общества. Действительно, в этот период человеческое общество одновременно и существует, ибо оно уже возникает, и не существует, ибо оно еще не возникло. Сторонники первой точки зрения абсолютизируют момент бытия общества, игнорируя момент небытия, сторонники второй — абсолютизируют момент небытия, игнорируя момент бытия.
К первой из названных точек зрения в той или иной степени близки и некоторые другие исследователи, также выступающие против теории двух скачков. Главным объектом их критики является термин «первобытное человеческое стадо», используемый сторонниками концепции двух скачков. Вкладывая в этот термин свой собственный смысл, а именно понимая «первобытное стадо» как чисто биологическое объединение, некоторые из них упрекают сторонников теории двух скачков в полном отрицании социальных связей, вообще социального в период, предшествующий возникновению неоантропа*5. Подобного рода обвинение не имеет под собой оснований. Термин «первобытное человеческое стадо» применяется сторонниками концепции двух скачков для обозначения становящегося человеческого общества, представляющего со
ПРЕДПОСЫЛКИ СТАНОВЛЕНИЯ ЧЕЛОВЕЧЕСКОГО ОБЩЕСТВА 237
бой систему формирующихся социальных связей. Особенно усиленно исследователи данного направления возражают против применения термина «первобытное человеческое стадо» для обозначения коллективов людей второй половины раннего палеолита вообще, мустьерского времени в особенности. Они называют эти объединения и общинами, и локальными группами, и, наконец, зарождающимися родами1в.
Из работ этих исследователей не всегда можно уяснить, чем, по их мнению, является коллектив людей начала раннего палеолита: часть их считает возможным называть его стадом — чисто биологическим объединением — или формирующимся обществом. Столь же нелегко из их работ понять, что, по их мнению, представляло собой объединение людей второй половины раннего палеолита, которое стадом уже не было,— формирующееся или уже готовое общество. Большинство их, по-видимому, склоняется ко второй точке зрения. В качестве основания они ссылаются на данные о существовании в мустьерскую эпоху магических обрядов и долговременных жилищ. Однако рассматривать их как сколько-нибудь серьезное доказательство того, что в данную эпоху мы имеем дело уже с готовым, а не с формирующимся обществом, нельзя.
Никакие данные не ставят под сомнение тот факт, что в течение всего раннего палеолита шел процесс эволюции человека как биологического вида. Между архантропами, палеоантропами и неоантропами существуют значительные морфофизиологические различия, которые, во всяком случае, не могут быть оценены ниже, чем видовые. Процесс трансформации архантропов в палеоантропов и последних в неоантропов с точки зрения биологии не может рассматриваться иначе, как процесс превращения одного биологического вида в другой, как процесс видообразования, возникновения новых биологических видов.
С появлением неоантропа развитие человека как биологического вида прекратилось. Это отнюдь не значит, что человек вообще перестал развиваться. Еще в предшествующую эпоху люди, вместе взятые, все в большей степени стали составлять не только биологический вид, но и совершенно новое, социальное по своему характеру образование — человечество. С появлением неоантропа началось стремительное, непрерывно убыстряющееся развитие человечества, а тем самым и человека. Человек за это время претерпел значительные изменения, но только как существо не биологическое, а социальное. Все это свидетельствует, что с появлением неоантропа развитие человека стало безраздельно определяться социальными закономерностями, что только вместе с ним возникло готовое, по выражению Ф. Энгельса, сформировавшееся человеческое общество.
Но если не появилось новых данных, которые заставили бы
пересмотреть верхнюю границу периода формирования человека
238
Глава четвертая
и общества, то с нижней границей этого периода дело обстоит сложнее.
Социальное, как уже отмечалось, не телесно, не вещественно. Поэтому о его зарождении можно судить лишь по косвенным данным. Социальное невозможно без материального производства. Отсюда делался и нередко делается вывод, что оно является и достаточным признаком человека, что именно появление производственной деятельности кладет грань между животным и человеком.
Это отнюдь не означает, что сторонники такой точки зрения полагали, что наличие одной лишь производственной деятельности само по себе делает данное существо человеком. Само собой разумеющимся представлялось, что производящее существо с необходимостью должно было обладать сознанием и жить в системе социальных связей. И основания для такого допущения были.
Столь характерная для животных приспособительная деятельность заключается в использовании для удовлетворения потребностей тех вещей, которые существуют в природе в готовом виде. В отличие от нее производственная деятельность заключается в создании для удовлетворения потребностей таких вещей, которые в природе в готовом виде не существуют. Материальное производство есть преобразование вещей, есть материальное творчество.
Деятельность по созданию той или иной вещи, необходимой для удовлетворения потребности, может привести к желаемому результату только в том случае, если она будет определяться этим желаемым результатом. Однако желаемый результат не может существовать к началу деятельности в качестве объективного предмета, в противном случае эта деятельность была бы излишней. Результат деятельности не может существовать к началу этой деятельности иначе, как в форме субъективного образа желаемого предмета, т. е. лишь как идеальное.
Результат деятельности, существующий к началу деятельности в форме идеального, есть не что иное, как цель деятельности. Цель, определяя течение деятельности, превращает ее в процесс своей собственной реализации. Необходимым условием успешного реального преобразования мира является его идеальное преобразование. Производственная деятельность, являясь материальным творчеством, предполагает и требует существование идеального, духовного творчества. Она требует особой формы отражения мира, не существующей у животных,— активного, творческого отражения, включающего в себя в качестве необходимого момента создание образов вещей, которые еще не существуют и не существовали ранее.
Создание образов еще не существующих вещей невозможно без отражения общего, необходимого в реально существующих вещах. Поэтому в качестве необходимого момента данная форма
ПРЕДПОСЫЛКИ СТАНОВЛЕНИЯ ЧЕЛОВЕЧЕСКОГО ОБЩЕСТВА 239
отражения мира должна включать в себя специальные образы общего, необходимого. Такими образами могут быть только понятия и системы понятий, которые в свою очередь невозможны без слов, без языка.
Иначе говоря, производственная деятельность требует и предполагает существование понятийного мышления, т. е. сознания, и языка. Человеческое сознание не только отражает мир, но и через производственную деятельность обратно воздействует па него, обеспечивая преобразование мира в соответствии с поставленными целями. Человеческое сознание, взятое в его обратном воздействии на материю, есть не что иное, как человеческая воля.
Производственная деятельность в принципе, в идеале является целенаправленной, волевой. Именно это дало самое важное основание для вывода, что производственная деятельность может быть только сознательной, волевой, целенаправленной, но ни в коем случае не условнорефлекторной, какой является приспособительная деятельность животных. Отличие в содержании деятельности с неизбежностью определяет различие в форме. И этот теоретический вывод находил свое подтверждение в фактах.
Один из них состоит в том, что производственная деятельность в точном смысле слова не была обнаружена ни у одного из ныне существующих видов животных, включая и самых высших. И этот факт остается не опровергнутым, несмотря на появившиеся в последние десятилетия работы, в которых в той или иной форме утверждается существование производственной деятельности у животных, особенно у высших человекообразных обезьяп.
О производственной деятельности можно говорить только в том случае, если мы сталкиваемся с изготовлением орудий при помощи орудий. Ни у одного из современных животных в естественных условиях такого вида деятельность не обнаружена. У них встречаются, как правило, лишь спорадически, действия по использованию готовых природных предметов в качестве орудий, наблюдается обработка природных предметов при помощи органов тела. Обработанные таким образом предметы также могут использоваться в качестве орудий. Наконец, в условиях неволи у обезьян были отмечены случаи воздействия одним предметом на другой, результатом чего было изменение этих предметов. Но измененные таким образом предметы если и использовались в качестве орудий, то только в условиях эксперимента, как подражание действиям экспериментатора.
Еще несколько десятилетий назад данные палеоантропологии и археологии не вступали в противоречие с положением о том, что производственная деятельность может быть только сознательной и никакой другой. 20—30 лет назад древнейшими из известных производящих существ были питекантропы. Принадлежность этих существ к людям не вызывала у специалистов никаких сомнений. Их морфофизиологическая организация вообще, струк
240
Глава четвертая
тура мозга в частности, хотя и отличалась от той, что присуща современным людям, но в целом носила достаточно отчетливый человеческий характер.
Лет 35—40 назад имелись определенные основания полагать, что непосредственными предками питекантропов были человекообразные обезьяны, в принципе не отличавшиеся пи по своей морфологической организации, ни по характеру деятельности от современных антропоидов. Отсюда естественно напрашивался вывод, что производственная деятельность пришла на смену обычной животной деятельности по присвоению предметов природы, подобной той, что наблюдается у современных высших приматов, и с самого начала была не условнорефлекторной, а волевой, сознательной.
С открытием австралопитеков последние, а не ископаемые человекообразные обезьяны стали рассматриваться как непосредственные предшественники питекантропов. Австралопитеки значительно отличались от человекообразных обезьян. Они передвигались на задних конечностях, имели свободные верхние конечности и систематически использовали камни, палки и другие природные предметы для защиты от врагов и для охоты. Однако они не производили, а лишь приспосабливались к среде с помощью природных орудий. Их морфологическая организация была чисто животной. Поэтому вопрос об их природе не вызвал среди специалистов слишком больших споров. Они несомненно были не людьми, а животными, хотя и очень своеобразными, отличными от всех ныне существующих животных. Точнее всего их можно было бы назвать предлюдьми (прегомининами).
В 1960-х годах выяснилось, что непосредственными предшественниками питекантропов были не австралопитеки, а происшедшие от них существа, которые при своем открытии были названы Homo habilis. Вокруг вопроса о природе хабилисов развернулась оживленная дискуссия, которая не завершилась и до настоящего времени. Одни исследователи настаивают на том, что хабилисы являются людьми, другие рассматривают их как животных. К настоящему времени можно считать совершенно твердо установленным, что хабилисы изготовляли орудия при помощи орудий, т. е. производили. Столь же твердо установлено, что по своей морфофизиологической организации, включая структуру мозга, они сколько-нибудь существенно от австралопитеков не отличались. Как вынуждены признать даже самые упорные защитники человеческого статуса хабилисов, если бы с последними пе было найдено орудий, то никто из исследователей не усомнился бы в том, что они являются животными 17.
Иначе обстоит дело с питекантропами. Для определения их принадлежности к людям достаточно анализа одной лишь их морфологической организации. И этот факт признается всеми антропологами, не исключая тех, кто считает хабилисов людьми18.
ПРЕДПОСЫЛКИ СТАНОВЛЕНИЯ ЧЕЛОВЕЧЕСКОГО ОБЩЕСТВА 241
Таким образом, грань, отделяющая животную морфофизиологическую организацию от человеческой, проходит не между австралопитеками и хабилисами, а между хабилисами и питекантропами. Все это вместе взятое дает достаточные основания для вывода, что только с переходом к питекантропам начали формироваться такие специфические человеческие особенности, как мышление, воля, язык.
Иначе говоря, накопленный к настоящему времени наукой материал настоятельно требует отказа от положения о том, что производственная деятельность с самого начала была сознательной и волевой. В свете новых данных стало ясно, что производственная деятельность, с одной стороны, мышление и язык, с другой, возникли не одновременно, а с разрывом примерно в 1 млн. лет.
И эти открытия не только не опровергают, а, наоборот, полностью подтверждают и одновременно конкретизируют положение о том, что труд породил сознание. Хотя производственная деятельность в идеале выступает только как сознательная и волевая, реально она не могла возникнуть иначе, как в животной форме. На это обстоятельство в свое время прозорливо указывал К. Маркс. Определив труд как сознательную, волевую, целенаправленную деятельность, К. Маркс тут же подчеркнул, что он не рассматривает здесь «первых животнообразных инстинктивных форм труда», что он предполагает труд «в такой его форме, в которой он составляет исключительное достояние человека» 19. Появлению труда как целенаправленной сознательной деятельности, по мнению К. Маркса, предшествовал период, когда «труд еще не освободился от своей примитивной инстинктивной формы» 20. Это положение К. Маркса получило в последние десятилетия широкое признание в советской науке и разрабатывалось многими исследователями21.
Говоря об инстинктивном характере первоначального труда, К. Маркс имел в виду, что эта деятельность не направлялась волей и сознанием, не носила целенаправленного характера, была животной по своему механизму. В свете современных данных о механизме поведения высших животных форму, в которую была облечена при своем возникновении производственная деятельность, нельзя охарактеризовать иначе, как условнорефлекторную.
Эта форма с самого начала находилась в противоречии с производственной деятельностью, что, однако, не исключало полностью возможности какого-то развития последней. Но рано или поздно и эта крайне ограниченная возможность была полностью исчерпана. Начиная с определенного момента дальнейшее совершенствование производственной деятельности в животной оболочке стало абсолютно невозможным. Насущной необходимостью стало освобождение производственной деятельности от животной формы, превращение ее в сознательную, волевую, что, разумеет
242
Глава четвертая
ся, предполагало начало существенной переустройки морфофизиологической организации производящих существ, и прежде всего структуры их мозга. Если производственная деятельность возникла с хабилисами, то она начала становиться сознательной, волевой лишь с переходом к питекантропам.
Таким образом, современные данные науки заставляют пересмотреть то решение проблемы грани между животным и человеком, которое долгое время было общепринятым в пашей науке. Утверждая, что грань между животными и человеком связана с возникновением производственной деятельности, исследователи имели в виду, что вместе с ней возникает мышление и язык. Теперь, когда выяснилось, что производственная деятельность возникла и первоначально развивалась в условнорефлекторной форме, невозможно обойтись без четкого ответа на вопрос, что же именно кладет эту грань: переход от использования природных орудий к изготовлению орудий с помощью орудий или начало формирования мышления, воли, языка и соответственно специфически человеческой морфологической организации? Многие антропологи склоняются ко второму ответу. Они исходят из того, что без специфически человеческой морфологической организации нет человека. Поэтому они относят хабилисов не к людям, а к животным. Первыми людьми они считают питекантропов 22.
Как уже отмечалось выше, истинную грань между животными и человеком кладет появление социального, прежде всего социально-экономических отношений. Но материальные социально-экономические отношения не могут существовать иначе, как проявляясь в волевых общественных отношениях. Общественное бытие не может существовать без общественного, а тем самым и индивидуального сознания. Поэтому утверждение социальных отношений не могло начаться раньше зарождения мышления, воли, языка.
Производственная деятельность при своем возникновении была облечена в животную оболочку не только условнорефлекторного поведения, но и зоологического объединения. На определенном этапе объективной необходимостью стало освобождение производства как от той, так и другой животной оболочки. Началось формирование мышления и языка и одновременно становление материальных производственных отношений.
Начало формирования общественного бытия и общественного сознания было одновременно и началом превращения объединений животных в особые организмы, развивающиеся по законам, отличным от биологических закономерностей, началом становления человеческого общества, а тем самым и человека. Формирование человеческого общества началось, таким образом, не с появления хабилисов, а только с переходом от них к питекантропам. Только последние были людьми, еще формирующимися, но людьми. Что же касается хабилисов, то они являются не людьми,
ПРЕДПОСЫЛКИ СТАНОВЛЕНИЯ ЧЕЛОВЕЧЕСКОГО ОБЩЕСТВА 243
а животными, но животными особого рода — предлюдьми. Если австралопитеков можно охарактеризовать как ранних предлюдей, то хабилисов — как поздних предлюдей, непосредственно предшествующих людям.
Таким образом, новые открытия палеоантропологии и археологии не только не поставили под сомнение созданную К. Марксом и Ф. Энгельсом трудовую теорию антропосоциогенеза, но, наоборот, полностью ее подтвердили. Одновременно они в значительной степени позволили ее конкретизировать. Только возникновение производственной деятельности могло привести к появлению человека и общества. Труд и только труд действительно создал человека, однако далеко не сразу. Потребовался 1 млн.лет для того, чтобы развитие производственной деятельности привело к превращению животных в первых, еще только формирующихся людей, а их объединения — в формирукмцееся общество. И еще 1 млн. лет понадобился для того, чтобы развитие производственной деятельности смогло привести к появлению готовых людей «готового», сформировавшегося общества. Начавшийся 1 — 1,5 млн. лет назад процесс становления человека и общества завершился лишь 35—40 тыс. лет назад.
Проблема сущности социогенеза. Как уже указывалось, формирующееся человеческое общество советские исследователи чаще всего называют «первобытным человеческим стадом». Может быть использован и более короткий термин — «праобщество».
Становление общества было процессом формирования первой формы его существования — первобытного общества. Последнее всегда существовало как совокупность значительного числа конкретных отдельных обществ, социальных организмов, которые чаще всего именуются «первобытными общинами». Становление общества было, таким образом, формированием первобытной общины. Поэтому формирующиеся социальные организмы можно назвать также «праобщинами».
Формирование человеческого общества представляло собой процесс превращения животного объединения в социальный организм, процесс становления материальных социально-экономических отношений, а тем самым и всех общественных отношений. Для материальных социально-экономических отношений существовать — значит определять волю, а тем самым поведение людей. Начало становления социально-экономических отношений представляло собой зарождение новых, социальных по своей природе факторов поведения, завершение этого процесса — превращение этих факторов в безраздельно господствующие, всецело определяющие поведение человека.
Вполне понятно, что становление новых, социальных факторов поведения не могло не быть процессом оттеснения на задний план ранее безраздельно господствовавших биологических факторов поведения — инстинктов, процессом их ограничения, подав
244
Глава четвертая
ления социальными факторами. Становление человеческого общества было процессом обуздания зоологического индивидуализма, завершившимся утверждением человеческого коллективизма.
О том, что этот процесс носил именно такой характер, неопровержимо свидетельствуют данные социальных наук. Все конкретные общества, которые знает наука, относятся к числу готовых, сформировавшихся. И во всех этих социальных организмах, включая и самые архаичные, все инстинкты, присущие человеку, находятся под контролем общества. Особенно строгим, тщательным был этот контроль в первобытных социальных организмах.
Но если в сформировавшемся обществе биологические инстинкты ограничены, введены в социальные рамки, то отсюда следует, что период, предшествовавший появлению такого общества, был временем ограничения этих инстинктов, их введения в социальные рамки, т. е. временем обуздания зоологического индивидуализма возникавшими социальными факторами. Становление человеческого общества завершилось, когда биологические инстинкты были поставлены под социальный контроль и тем самым ликвидирован зоологический индивидуализм.
Борьба социального и биологического в течение всего периода формирования общества носила упорный характер. Обуздываемый, но полностью еще не обузданный зоологический индивидуализм представлял для праобщества грозную опасность. Прорывы зоологического индивидуализма означали освобождение тех или иных членов праобщины из-под социального контроля, превращение индивидуалистических инстинктов в единственные стимулы их поведения. Там, где это приобретало массовый характер, происходило разрушение социальных отношений и исчезновение социальных стимулов поведения. Все это могло привести и приводило к распаду праобщин и гибели их членов.
Ограничение проявления биологических инстинктов было объективной потребностью развития праобщества, которая находила свое выражение в формирующейся воле праобщины (праморали), а через нее и в воле каждого прачеловека. Необходимостью было, таким образом, появление норм поведения, ограничивающих проявление биологических инстинктов. Эти нормы с неизбежностью должны были носить негативный характер, т. е. были запретами. Данные этнографии позволяют составить представление о том, какой именно характер носили эти первобытные запреты. Они выступали в форме табу23.
Весьма вероятно, что форму табу носили все первые нормы поведения, в том числе и такие, которые имели позитивное содержание. Это связано с тем, что в праобществе все новые социальные потребности были одновременно и потребностями в ограничении биологических инстинктов.
Становление человеческого общества с необходимостью предполагало обуздание, введение в определенные рамки таких важ
ПРЕДПОСЫЛКИ СТАНОВЛЕНИЯ ЧЕЛОВЕЧЕСКОГО ОБЩЕСТВА 245
нейших индивидуалистических потребностей, как пищевая и половая. И в первую очередь такому ограничению должен был подвергнуться пищевой инстинкт.
Социально-экономические отношения, система которых образует основу общества, есть прежде всего отношения собственности. На ранних стадиях эволюции первобытного общества все средства производства и предметы потребления были полной собственностью коллектива, который поэтому с полным правом может быть назван первобытной коммуной. Соответственно социально-экономические отношения, лежащие в основе раннего первобытного социального организма, могут быть названы перво-бытпокоммунистическими, или коммуналистическими. Коммуна-листической была и собственность на самый важный предмет потребления — пищу. Вся пища, добытая членами коллектива, причем совершенно независимо от того, была ли она добыта ими совместно или в одиночку, была полной собственностью коллектива. И эта полная собственность социального организма на всю пищу могла выразиться и выражалась в одном: в распределении пищи между всеми его членами, причем совершенно независимо от того, участвовали ли они в ее добывании или не участвовали. Отношения распределения всегда в своей сущности являются отношениями собственности.
Такого рода распределение часто именуют уравнительным. Однако оно не предполагает с необходимостью распределения продукта между всеми членами социального организма поровну, хотя последнее и могло иметь место. Суть такого распределения заключалась в том, что каждый член социального организма имел право на часть созданного в нем продукта исключительно лишь в силу своей принадлежности к нему. Такое распределение тоже можно было бы назвать коммуналистическим 24.
Вполне понятно, что формирование такого рода отношений собственности означало установление социального контроля над проявлением пищевого инстинкта. По всей вероятности, первые нормы, регулировавшие распределение пищи, а тем самым и ограничивавшие пищевой инстинкт, носили форму табу. Это, однако, только предположение, ибо никаких пищевых табу, которые могли бы быть истолкованы как пережитки этих первоначальных, самых древних запретов, в первобытных обществах, известных этнографам, не обнаружено.
Иначе обстоит дело с половыми запретами. В первобытных обществах существует большое количество самых разнообразных половых табу, оказывающих немалое влияние па различные стороны общественной жизни. И самой важной из всех норм, регулирующих отношения между полами, является экзогамия.
Экзогамия вовсе не исчерпывается требованием вступать в брак вне данной социальной группы. Другой ее стороной является абсолютный запрет всех половых (как брачных, так и небрач
246
Глава четвертая
ных) отношений между членами данной группы. Ее можно было бы назвать «агамией» (от греч. а — «не» и gamos — «брак, половая связь»). И эта вторая сторона является главной, определяющей. Экзогамия группы является производной от ее агамии.
Единственными агамными группами являлись род и фратрия, представлявшая собой первоначальный род. В агамии, а не в наличии общего предка заключена сущность рода. Род может не иметь предка, и ранний, первоначальный род его не имел, но без агамии рода нет и быть не может.
Имеются серьезные основания полагать, что первобытное общество, по крайней мере на ранних стадиях своего развития, было родовым. Везде в первобытном обществе, где мы встречаем без-родовую организацию, она возникла в результате распада родовой. Агамия была в прошлом человечества явлением всеобщим, универсально распространенным.
Агамный запрет был фундаментальным принципом поведения людей родового общества. О его значении говорит хотя бы тот факт, что в родовом обществе он был единственной нормой пове дения, нарушение которой каралось смертью. Убийство сородича, как правило, прощалось коллективом, нарушение агамного запрета — никогда.
Агамный запрет был типичным табу. Его нарушение рассматривалось как такое действие, которое неизбежно каким-то таинственным образом должно было навлечь на всех членов рода неведомую, но грозную опасность. Нарушитель агамного табу выступал в глазах сородичей как человек, совершивший самое страшное из возможных преступлений. Именно поэтому его так жестоко наказывали. Однако в действительности на всех этапах эволюции этого общества нарушение агамии никакой реальной опасности ни для индивида, ни для коллектива не представляло.
Но трудно допустить, что при отсутствии реальной опасности во всех человеческих коллективах возник одинаковый практический способ ее нейтрализации. Остается поэтому признать, что опасность, нейтрализовать которую была призвана агамия, реально существовала, причем в эпоху, предшествующую ее появлению, т. е. в дородовой период истории человечества.
А это означает, что в дородовую эпоху половые отношения между членами коллектива представляли реальную угрозу для его функционирования. Но реальную угрозу для человеческой группы могли представлять лишь нерегулируемые, т. е. промискуитет-ные, половые отношения. Отсюда следует, что в дородовую эпоху если не все инстинкты, то по крайней мере такой животный инстинкт, как половой, еще не был введен в социальные рамки, не был до конца обуздан, ограничен. Полностью поставлен под социальный контроль он был лишь с появлением агамии и, следовательно, рода.
ПРЕДПОСЫЛКИ СТАНОВЛЕНИЯ ЧЕЛОВЕЧЕСКОГО ОБЩЕСТВА 247
Но отсюда может следовать только один вывод: дородовая эпоха истории человечества совпадает с периодом становления, формирования человеческого общества. «Готовое» человеческое общество — первобытная община — возникает лишь вместе с родом. Положение о том, что род возник вместе с человеком современного физического типа при переходе к позднему палеолиту, было выдвинуто П. П. Ефименко и П. И. Борисковским еще в начале 1930-х годов25. Это мнение разделяли и все сторонники теории двух скачков. Оно выдержало проверку временем, и из пего следует исходить при решении проблемы становления человеческого общества. По крайней мере на заключительном этапе формирование человеческого общества было процессом становления рода.
Теперь, когда установлено существование особого периода становления человеческого общества и выявлены его границы, когда в общих чертах раскрыта сущность социогенеза и его итог, можно перейти к более конкретной реконструкции процесса превращения стада животных в социальный организм, процесса эволюции праобщества.
2.	Возникновение праорудийной деятельности.
Стадо ранних предлюдей
Нельзя понять, как начался процесс становления человеческого общества и какими были самые первые объединения формирующихся людей (пралюдей), не выявив характера тех зоологи ческих объединений, которые им непосредственно предшествовали Самые первые праобщины возникли из объединений поздних предлюдей — хабилисов, которым в свою очередь предшествовали объединения ранних предлюдей. Как ранние, так и поздние пред-люди были животными, но крайне своеобразными. Существ, подобных им, в настоящее время на земле нет. Поэтому прямая аналогия между объединениями предлюдей и каких-либо из ныне существующих животных невозможна.
Но более или менее отдаленными предками ранних предлюдей были крупные антропоиды миоцена (25—10 млн. лет назад), которые были обычными животными, в принципе не отличавшимися от современных обезьян. Соответственно и их объединения ничем существенным не могли отличаться от сообществ современных приматов.
Объединения обезьян. В результате исследований, которые велись непрерывно, начиная с 1960-х годов, к настоящему времени накоплен гигантский материал об объединениях обезьян, Живущих в естественных условиях. Как выяснилось, единственной ассоциацией, которая существует у всех видов обезьян без исключения, является группа, состоящая из самки и ее детеныша
248
Глава четвертая
(или детенышей). Ее бытие вытекает из особенностей биологии обезьян, делающей абсолютно необходимой заботу матери о детеныше в течение определенного периода, длительность которого различна у разных видов. У некоторых видов обезьян, в частно-ти у орангутанов, материпско-детская группа является единственной стабильной ассоциацией. Взрослые самцы у них ведут обычно одиночный образ жизни.
У большинства видов обезьян материнско-детские группы существуют не самостоятельно, а входят в качестве элементов в состав объединений. Все эти объединения можно свести к пяти основным типам. Первый тип — объединение, состоящее из взрослого самца, взрослой самки и детенышей. Кроме животных, входящих в такие объединения, существуют одиночные самцы и самки, однако такое состояние, как правило, является временным. Именно такая организация встречается у гиббонов.
Второй тип — объединение, состоящее из одного взрослого самца, нескольких взрослых самок и их детенышей. Мы в дальнейшем будем именовать его «гаремной группой». Самостоятельные гаремные группы встречаются у многих видов обезьян. Бытие гаремной группы как формы объединений обезьян необходимо предполагает существование находящихся за ее пределами самцов-холостяков. Последние либо ведут одиночный образ жизни, либо объединены в особые однополые ассоциации — группы самцов. Если у одних видов обезьян гаремные группы — совершенно самостоятельные объединения, то у других, например у гамадрилов, они входят в состав более широкого объединения, которое включает в себя также и самцов-холостяков. Этот третий тип объединения у обезьян можно было бы назвать «гаремно-холостяцким стадом».
Четвертый тип — объединения, в состав которых входят несколько взрослых самцов, несколько взрослых самок и детеныши и которые в то же время не подразделены на гаремные группы. Их можно было бы назвать «общими стадами». Есть виды, у которых общее стадо является единственной формой объединения, причем такой, которая включает всех животных без исключения. Примером могут послужить павианы. У других видов наряду с общими стадами могут существовать одиночные самцы, а у некоторых видов — объединения самцов. Это ревуны, зеленые мартышки, часть лангуров Индии. Общие стада могут быть прочными замкнутыми объединениями, члены которых всегда держатся вместе. Но они могут быть и более рыхлыми. Члены их то разбредаются, то собираются вместе. Среди человекообразных обезьян общее стадо существует у гориллы.
Очень своеобразен пятый тип объединений, который в наиболее чистом виде описан у шимпанзе. Когда исследователи начали наблюдать за шимпанзе в естественных условиях, они первоначально пришли к выводу, что у этих животных нет никаких
ПРЕДПОСЫЛКИ СТАНОВЛЕНИЯ ЧЕЛОВЕЧЕСКОГО ОБЩЕСТВА 249
других постоянных прочных объединений, кроме материнско-детских групп. Характерной особенностью всех прочих группировок у этих животных является их крайняя неустойчивость, преходящий характер и крайне разнообразный состав. Одни из них состоят из нескольких самок с потомством, другие из взрослых самцов и самок, третьи — из взрослых самцов, самок, а также нескольких подростков, четвертые — из животных всех возрастов и полов. Эти группировки непрерывно возникают, исчезают, раскалываются и сливаются. Животные непрерывно переходят из одной группы в другую, а иногда не входят в состав ни одной из них, причем были замечены бродившие в одиночку не только самцы, но и самки.
Однако в процессе дальнейших исследований обнаружилось, что все это движение происходит в рамках сравнительно постоянной совокупности животных. Выяснилось, что все животные, составлявшие эту совокупность, постоянно вступают в контакты друг с другом, знают друг друга и отличают тех, кто входит в нее, от тех, которые к ней не принадлежат. Между животными, составляющими эту совокупность, устанавливаются различного рода связи, в том числе и отношения доминирования. Иными словами, перед нами не просто совокупность животных, а определенное их объединение. Это объединение нельзя назвать стадом, хотя по своему составу оно не отличается от общего стада. Стадо — такая форма объединения, которая предполагает, что животные, входящие в его состав, хотя бы часть времени держатся рядом. Объединение, которое мы находим у шимпанзе, можно назвать ассоциацией.
Даже при таком кратком обзоре бросается в глаза отсутствие сколько-нибудь тесной связи между принадлежностью обезьян к тому или иному таксону и формой существующих у них объединений. Одну и ту же форму объединений можно наблюдать у животных, относящихся к разным семействам, не говоря уже о подсемействах. Нет, следовательно, никакой зависимости между положением вида животных на эволюционной лестнице и формой существующего у него объединения.
Семейные группы наблюдаются, например, не только у гиббо нов, принадлежащих к семейству человекообразных обезьян, но У стоящих значительно ниже их по эволюционному уровню долгопятов и даже у некоторых видов лемуров (полуобезьян). С другой стороны, у остальных человекообразных обезьян такие объединения не обнаружены. Общие стада существуют у горилл, У значительного числа низших обезьян и у части полуобезьян. У некоторых обезьян Нового Света встречается форма организации, очень сходная с той, что встречена у шимпанзе.
J3ce это свидетельствует, о том, что разные формы объединений, существующие у обезьян, не выступают по отношению друг к ДРУгу как высшие и низшие, что их нельзя рассматривать как
250
Глава четвертая
последовательно сменяющиеся звенья эволюционного прогресса. Объединения обезьян не имеют собственной истории, отличной от истории развития видов. В противоположность конкретным человеческим обществам они не представляют особых организмов, имеющих собственные законы развития, отличные от законов эволюции биологических видов.
Как свидетельствуют все данные, формы объединений обезьян зависят прежде всего от условий, внешней среды, в которых эти животные обитают. У животных, принадлежащих к одному и тому же виду, ио живущих в разных условиях, объединения могут иметь разную форму. Примером служат лангуры Индии, у одной части которых существуют гаремные группы, а у другой — общие стада.
Попытаемся теперь, исходя из всего сказанного выше, представить, какими именно могли быть объединения миоценовых антропоидов — предков предлюдей, а тем самым и людей.
Эти обезьяны жили в лесу, обитали на деревьях. Однако, будучи в основе своей древесными животными, они часть своего времени, и может быть, даже значительную, проводили на земле. Из современных человекообразных обезьян ближе всего к миоценовым предкам человека стоят по образу жизни шимпанзе, ведущие полудревеспый-полуназемный образ жизни. Как свидетельствуют наблюдения, 50—75% длительности дня шимпанзе проводят на деревьях, а остальное время — на земле.
Все это почти полностью исключает, чтобы у миоценовых антропоидов существовали одни лишь материнско-детские группы, как у орангутанов, или семейные группы, как у гиббонов. Последние представляют собой специализированную древесную форму. Живут они в чаще леса, высоко па деревьях, в обстановке почти полной безопасности от хищников, что делает излишним более крупные объединения. Весьма специализированной чисто древесной формой являются и орангутаны. Маловероятным представляется существование у миоценовых предков человека гаремных групп. Последние не обнаружены пи у одной из современных человекообразных обезьян.
Учитывая, что и по размерам тела, и по среде обитания, и по образу жизни миоценовые антропоиды ближе всего походили на шимпанзе, наиболее вероятным представляется существование у них ассоциаций. Однако пе исключено существование у них и общих стад.
Возникновение ранних предлюдей. В дальнейшем некоторые крупные миоценовые антропоиды перешли от полудревесного-полупаземного образа жизни к чисто наземному. Вопрос о причине этого спорен. Большинство исследователей объясняют переход на землю крупными климатическими изменениями, которые привели к поредению лесов. Однако в настоящее время некоторые ученые пришли к выводу, что никаких сколько-нибудь существен
ПРЕДПОСЫЛКИ СТАНОВЛЕНИЯ ЧЕЛОВЕЧЕСКОГО ОБЩЕСТВА 251
ных изменений в климате в ту эпоху не произошло26. Поэтому данное объяснение, по-видимому, отпадает.
Скорее всего переход был связан с появлением специализированных древесных форм, с которыми трудно было конкурировать на деревьях тем крупным антропоидам, которые остались неспециализированными. Это и толкало последних в поисках пищи переходить на землю, на которой они и раньше проводили значительную часть времени.
Древние крупные человекообразные обезьяны не отличались большой физической силой и не обладали мощным естественным вооружением, поэтому жизнь на земле таила для них немалые опасности. Они могли стать легкой добычей хищников. Приспособление одной части антропоидов к наземному образу жизни пошло по линии гигантизма: возрастание размеров тела и соответственно физической силы, совершенствование естественного вооружения. Из числа ископаемых антропоидов примерами могут послужить гигантский дриопитек и гигантопитек, из современных — горилла.
Развитие другой части крупных антропоидов приобрело совершенно иной характер. Оно пошло по линии перехода к систематическому использованию предметов природы в качестве орудий.
Давно уже было известно, что в условиях эксперимента шимпанзе способны к использованию предметов в качестве орудий (исследования Н. Н. Лодыгиной-Котс, Р. Перкса, В. Келера, Г. 3. Рогинского, Э. Г. Вацуро, М. П. Штодина, А. Е. Хильченко и др.). К настоящему времени многочисленные случаи не только манипулирования различного рода природными объектами, но и использования их в качестве орудий зарегистрированы у шимпанзе, живущих в естественных условиях. Многообразное применение имели листья. Ими шимпанзе вытирали кровь и грязь с тела, выжимали мозг из черепов убитых павианов. Листья использовали в качестве губок, с помощью которых они доставали воду, скопившуюся в дуплах деревьев. Шимпанзе нередко использовали ветки и палки для исследования тех или иных предметов. Палки, например, они совали в дупла деревьев, проверяя их содержимое. При помощи травинок и тонких веток шимпанзе выуживали термитов из термитников. Палки они совали и в муравейники, а затем поедали набежавших муравьев. При этом с используемых ветвей шимпанзе срывали листья, сдирали кору, наконец, они могли быть разломаны и расщеплены Руками и зубами. Ветви с листьями использовались для отпугивания насекомых.
Еще в середине прошлого века некоторые авторы писали об использовании шимпанзе камней для разбивания орехоподобных плодов. Эти сведения были подтверждены современными наблюдателями. Использование камней для разбивания орехов было
252
Глава четвертая
отмечено у шимпанзе в Либерии. Шимпанзе Берега Слоновой Кости помещали орехи на обнаженные корни деревьев, обычно в чашеподобные углубления на них, а затем разбивали их при помощи камней или палок. Камни обычно применялись тогда, когда скорлупа была слишком толстой и ее трудно было разбить палкой. Как правило, кампи были небольшого размера. Однако в одном случае был использован валун весом в 16 кг.
У шимпанзе одпого из районов Гвинеи-Биссау были обнаружены специальные места, где они из года в год и даже из поколения в поколение раскалывали орехи. В каждом таком месте находился камень (обычно более 1 кг), на котором разбивали орехи. На этом камне или вблизи него лежал другой, поменьше, который использовали для раскалывания. В центре плоской поверхности камня-платформы было небольшое углубление, образовавшееся в результате повторения операций. Обезьяна клала орех в углубление, затем, поднимая второй камень на высоту 5—10 см, наносила удары. Каждое такое место было усыпано разбитой скорлупой. У различных групп обезьян были отмечены случаи, когда животные бросали камни, палки, пучки растений в павианов, леопардов, людей27.
Описанную выше деятельность по использованию природных предметов в качестве орудий в литературе чаще всего именуют орудийной, стремясь тем самым терминологически отличить ее от производственной деятельности. Однако это название не вполне удачно, ибо и производственная деятельность бесспорно является орудийной в точном смысле этого слова. В дальнейшем изложении деятельность по использованию природных предметов в качестве орудий будет именоваться праорудийной.
Праорудийпая деятельность не имела существенного значения для приспособления шимпанзе к среде. Она не была необходимым условием существования этих обезьян. Действия по использованию естественных орудий носили у них спорадический, случайный характер.
Однако имеющиеся о них данные, вместе взятые, позволяют представить эволюцию той части крупных антропоидов миоцена, которые стали предками человека. Физическую слабость, недостаточность естественного вооружения они все в большей и большей степени стали восполнять использованием для защиты от хищников палок, камней и других предметов. По мере перехода этих животных полностью к наземному образу жизни значение этой деятельности непрерывно возрастало. И когда они окончательно перешли на землю, то уже не могли существовать, не используя, причем систематически, различного рода природные предметы в качестве орудий. Использование этих предметов стало теперь необходимым условием их успешного приспособления к среде.
ПРЕДПОСЫЛКИ СТАНОВЛЕНИЯ ЧЕЛОВЕЧЕСКОГО ОБЩЕСТВА 253
Переход от случайного использования орудий к постоянному требовал и предполагал освобождение передних конечностей от функции передвижения и возникновение прямохождения. В свою очередь становление прямохождения способствовало дальнейшему возрастанию значения и совершенствованию орудийной деятельности.
Переход полностью к наземному образу жизни, превращение деятельности по использованию природных орудий из случайности в правило, а затем в необходимость, освобождение передних конечностей от локомоторной функции и возникновение прямохождения были неразрывно связанными сторонами одного единого процесса. Результатом его было появление ранних предлюдей — существ, которые обитали на земле, ходили на задних конечностях и систематически использовали природные объекты в качестве орудий, причем орудийная деятельность была необходимым условием их приспособления к среде.
Сам по себе переход к полностью наземному образу жизни совсем не обязательно означает расселение за пределы леса. Горилла, являющаяся наземным животным, живет в лесу. Однако в данном случае переход на землю означал одновременно и перемену среды обитания. Ранние предлюди обитали уже не в тропическом лесу, а на сравнительно открытой местности — в саванном редколесье и саванне.
Конечно, не исключена возможность, что превращение обезьян в предлюдей завершилось еще в лесу и что лишь в дальнейшем сформировавшиеся предлюди из леса перешли в саванну. Однако скорее всего сам переход от полудревесного-полуназемно-го образа жизни к полностью наземному начался у животных, которые обитали на границе леса и саванны, и был обусловлен учащавшимися попытками более полно использовать природные ресурсы открытой местности. Иначе говоря, процесс превращения обезьян в предлюдей был одновременно и процессом изменения среды обитания — постепенного движения из леса во все более открытую местность.
Собственно, пока обезьяны обитали в лесу, потребность в использовании камней и палок для защиты от хищников не могла стать абсолютно настоятельной. Они всегда могли спастись от хищников на деревьях. Иное дело, когда они все чаще и чаше проникали на длительные промежутки времени в более открытую местность.
Переход к систематическому использованию природных орудий был, по-видимому, вызван в основном потребностью заши-титься от хищников. Однако эти орудия очень скоро, а может быть, и сразу стали использоваться не только для защиты, но и Для нападения. Трансформация крупных антропоидов в предлюдей была связана с их превращением из в основном растительноядных животных в такие существа, которые довольно система
254
Глава четвертая
тически охотились на других животных и употребляли их мясо в пищу.
До недавнего времени не было данных, которые позволили бы конкретно представить начало и ход этого процесса. К настоящему времени положение изменилось.
Обезьяны всегда рассматривались как растительноядные животные. Рацион некоторых из них весьма ограничен. Так, гвер-цы питаются исключительно листьями, гориллы — в основном ветвями. Эти специализированные животные являются исключительно растительноядными. Рацион других обезьян значительно более богат. Так, шимпанзе едят побеги, листья, кору, плоды: в национальном парке Гомбе они использовали в пищу 80 видов растений. И как правило, такого рода животные не ограничиваются только растениями. Шимпанзе, в частности употребляют в пищу насекомых, яйца птиц, птенцов, которых находят в гнездах.
В неволе обезьяны разных видов едят и мясо. Об использовании ими мяса в пищу в естественных условиях долгое время ничего известно не было. И только в 60-х годах выяснилось, что в определенных условиях обезьяны некоторых видов могут убивать и поедать сравнительно крупных животных, иначе говоря, они могут не только собирать пищу, но и добывать ее путем охоты. Особый интерес представляют данные, относящиеся к шимпанзе.
Впервые отдельные случаи охоты у шимпанзе были детально описаны Дж. Гудолл, изучавшей жизнь одной из ассоциаций этих животных в Гомбе28. В дальнейшем охота у этой группы шимпанзе подверглась детальному исследованию в работах Г. Телеки. С 1960 по 1973 г. им было зафиксировано 168 случаев охоты животных, входивших в эту ассоциацию2Э. Случаи охоты были обнаружены и у шимпанзе, живущих в других местностях, однако не в таком количестве. В. Рейнольдс, который проводил наблюдения за жизнью шимпанзе в лесу Будонго в 1962 г., не зафиксировал ни одного случая охоты30. Лишь в дальнейшем уже другими исследователями было зарегистрировано 6 таких эпизодов31. И. Сугияма, исследовавший жизнь шимпанзе в Касакати-Махали (Западная Танзания) в 1967—1968 гг., не наблюдал ни одного случая охоты. А. Сузуки, который работал там в 1967—1970 гг., зафиксировал 12 эпизодов32.
Как явствует из приведенных выше данных, число случаев охоты у шимпанзе Гомбе значительно превышает число таких эпизодов у шимпанзе Будонго. Вероятно, в известной степени это объясняется тем, что охота у шимпанзе Гомбе была объектом специального исследования на протяжении значительного числа лет, чего нельзя сказать в отношении двух других мест. Однако дело не только в этом. Охота у шимпанзе Гомбе была обнаружена исследователями вскоре после того, как они приступили к работе. Случаи охоты у шимпанзе Будонго первоначально совершенно не были отмечены, хотя исследование поведения этих животных
ПРЕДПОСЫЛКИ СТАНОВЛЕНИЯ ЧЕЛОВЕЧЕСКОГО ОБЩЕСТВА 255
носило не менее тщательный и систематический характер. Значит, охота у шимпанзе Гомбе действительно была более частым явлением, чем в Будонго.
Связано это скорее всего с различием среды обитания. Будонго — влажный тропический лес. Национальный парк Гомбе — местность, где встречается лес, саванное редколесье и открытая саванна. Грань леса и саванны, отличающаяся необычайным многообразием животных и растительных видов, создает более благоприятные условия для охоты, чем однообразный тропический лес. В этой связи нельзя не отметить, что и для Касака-ти-Махали, где были зафиксированы случаи охоты у шимпанзе, характерно сочетание леса, саванного редколесья и саванны.
Вряд ли можно сомневаться в том, что и миоценовые антропоиды, жившие на грани леса и саванны, время от времении охотились па более или менее крупных животных. Они не были хищниками, однако существовала реальная возможность превращения их в хищников. И эта возможность превратилась в действительность. По мере продвижения из леса в саванну возникали все более благоприятные условия для охоты. Препятствием для превращения шимпанзе в хищников является отсутствие естественного вооружения. У миоценовых антропоидов это препятствие было снято переходом к систематическому использованию камней и палок. Из случайности, как у шимпанзе, охота стала правилом, а затем необходимостью. Охота и защита от хищников были тесно связаны, ибо орудия защиты были одновременно и орудиями охоты, и формировались они в единстве. Но становление пра-орудийной деятельности в целом окончательно завершилось лишь тогда, когда охота стала необходимостью. Весьма вероятно, что на определенном этапе охота постепенно вышла на первый план, а защитная деятельность отошла на второй.
Предлюди были хищниками, однако своеобразными. В отличие от других хищников они охотились при помощи природных объектов, используемых в качестве оружия. Другая их особенность состояла в том, что они не являлись существами, исключительно плотоядными. Они продолжали питаться и растениями. Причем именно растения, а пе мясо, составляли основную часть их рациона. Поэтому в отличие от многих других хищников они определенное время могли обходиться без мяса. Однако, хотя мясо составляло мепьшую часть их рациона, значение его в их питании было велико. Именно поэтому предлюди не могут быть охарактеризованы как существа, в основном растительноядные. Они были существами всеядными в полном значении этого слова.
Праорудийная деятельность ранних предлюдей. Первыми существами, о которых достоверно известно, что они передвигались на задних конечностях, были австралопитеки. О том, что они были прямоходящими, свидетельствуют все особенности их скелета. Возможно, что их прямохождение было пе вполне совер
256
Глава четвертая
шенным, однако факт освобождения их верхних конечностей от локомоторной функции не подлежит сомнению.
Из двух основных групп австралопитеков более ранними являются грацильные, которых принято именовать австралопитеками африканскими. Они появились не позже 3 млн. лет назад и исчезли около 2 млн. лет назад. Австралопитеки массивные, или парантропы, появились около 2 млн. лет назад и исчезли около 1 млп. лет33. Они существовали вначале одновременно с хабилисами, а затем, возможно, и с формирующимися людьми. Это означает, что они не были предками хабилисов, а тем самым и людей. Поэтому опи не были предлюдьми в точном смысле слова. Истинными ранними предлюдьми были, по-видимому, лишь австралопитеки африканские. Именно их мы будем иметь в виду, говоря о ранних предлюдях.
Особенности строения зубов австралопитека африканского убедительно свидетельствуют о том, что он наряду с растениями питался и мясом, т. е. был существом всеядным34. Основным источником мяса была, вероятно, охота. К такому мнению склоняются в настоящее время большинство исследователей. Но если австралопитеки охотились, то они могли успешно это делать, только используя орудия. Большое внимание обоснованию положения о том, что австралопитеки при помощи орудий охотились на животных, уделил их первооткрыватель Р. Дарт. Одно из его исследований было посвящено Макапансгату. Проведя детальный анализ костей животных, извлеченных из пещеры, в которой были найдены остатки австралопитеков, он обнаружил, что разные части скелетов представлены здесь далеко не пропорционально. Отсюда он сделал вывод, что австралопитеки, которые убили всех этих животных, использовали определенные части их скелетов в качестве специализированных орудий. Они, по его мнению, раскалывали кости, разбивая их с помощью других костей, и изготовляли тем самым новые орудия. На этом основании он говорил об остеодоптокератической (костезубороговой) культуре австралопитеков, живших в Магапапсгате 35.
В своем стремлении доказать близость австралопитеков к людям Р. Дарт зашел слишком далеко, и другие исследователи достаточно убедительно это показали. Нет никаких оснований говорить пи о наличии у австралопитеков богатого арсенала специализированных костяных орудий, ни об изготовлении ими орудий, однако вряд ли может быть поставлено под сомнение наличие па некоторых костях следов их использования в качестве ° 3R орудии .
В Таунге, Стеркфонтейпе и Макапансгате Р. Дартом было обнаружено 58 черепов павианов. Из этих черепов более чем на 50 (80%) встречены радиальные трещины, подобные тем, которые образуются при ударе острым камнем, и различного рода проломы, относительно которых можно предположить, что они
ПРЕДПОСЫЛКИ СТАНОВЛЕНИЯ ЧЕЛОВЕЧЕСКОГО ОБЩЕСТВА 257
были причинены сильными ударами тяжелым орудием типа дубины. Судя по форме некоторых проломов, они были нанесены длинными костями конечностей крупных копытных животных37. Эти данные свидетельствуют, что австралопитеки охотились на животных с помощью орудий и что по крайней мере часть костных остатков была результатом их деятельности.
Следует напомнить, что еще в первые десятилетия XX в. в науке о первобытности господствовала точка зрения, согласно которой люди вначале были собирателями и лишь затем стали охотниками. Одним из первых концепцию «собирательской стадии» в эволюции человека подверг критике С. П. Толстов. В работе «Проблемы дородового общества» он выступил с утверждением, что охота с помощью орудий возникла уже у животных предшественников человека, которых он называл пралюдьми, и сыграла огромную роль в переходе к человеку38. Эта основная идея С. П. Толстова получила полное подтверждение, когда в распоряжении ученых оказался достаточно представительный материал об австралопитеках.
Австралопитеки использовали орудия не только для охоты, но и для обороны от хищников. Все исследователи единодушно указывают, что австралопитеки африканские, отличавшиеся небольшими размерами и соответственно малой физической силой, отсутствием естественного вооружения, не смогли бы выжить в условиях изобилующей хищниками открытой местности, если бы не использовали для защиты орудия.
Так как орудиями австралопитеков были естественные предметы, то даже в том случае, если они сохранились до наших дней, очень трудно выделить их из массы других естественных объектов. В какой-то степени это возможно лишь в отношении костяных орудий. По всей вероятности, австралопитеки использовали в качестве дубин палки и длинные кости конечностей копытных животных. С их помощью они защищались и убивали животных. Возможно, они употребляли в качестве орудий рога и расколотые кости, имеющие острые края. Может быть, они также использовали в охоте камни. Камни с острыми краями могли использоваться для сдирания шкуры с убитого животного, а также для разделки туши. Ни содрать шкуру, ни разделать сколько-нибудь крупное животное на части только при помощи органов тела австралопитеки не могли. Вероятно, австралопитеки также использовали камни для раздробления костей убитых животных.
Форма объединения ранних предлюдей. Как уже отмечалось, формы объединений у животных вообще, у обезьян в частности, зависят прежде всего от тех условий внешней среды, в которой живет вид. Превращение крупных антропоидов миоцена в предлюдей было связано с изменением не только морфологической организации, но и среды обитания и всего образа жизни в це
2.58
Глава четвертая
лом. Поэтому неизбежно должно было претерпеть изменение и их объединение.
Как уже указывалось, маловероятно, что у крупных антропоидов миоцена существовали гаремные группы. Столь же маловероятно, что гаремные группы возникли у предлюдей. За одним исключением, у всех видов обезьян, живущих в саванне и саванном редколесье, существуют общие стада. Общее стадо существует и у гориллы, хотя эта наземная человекообразная обезьяна отличается могучим телосложением, огромной физической силой и большими клыками, живет в лесу и соответственно имеет возможность в случае опасности взобраться на дерево. Тем более была велика необходимость общего стада для предлюдей, которые перешли к жизни в саванне и саванном редколесье. Важно отметить, что стада горных горилл в тех районах, где они ночуют исключительно на земле, по своей средней численности (17 особей) примерно в два раза превышают размеры их объединений в тех районах, где эти животные имеют возможность про водить ночь на деревьях (7—8 особей).
Какова бы ни была форма объединения у крупных антропоидов миоцена, с очень большой степенью вероятности можно утверждать, что у их потомков, перешедших на землю, существовало общее стадо. Возникло оно либо из ассоциации, либо из общего же стада. Данные об объединениях обезьян позволяют представить, в случае первого из названных вариантов, как именно произошла эта трансформация, в случае второго — какие именно изменения произошли при этом с общим стадом.
Если сравнить стада древесных и полудревесных обезьян со стадами обезьян — обитателей открытой местности, то в целом первые, как правило, являются сравнительно рыхлыми объединениями, а вторые — обычно крепкими и сплоченными. Особенно наглядно зависимость структуры объединения от условий обитания (лес или открытая местность) проявляется тогда, когда мы рассматриваем животных одного вида.
Самым сплоченным и стабильным из всех существующих объединений обезьян является общее стадо собственно павианов, живущих в саванне. В состав общих стад этих приматов входят все без исключения животные. У них пет даже одиночных самцов, не говоря уже о самках и подростках. Животное, по той или иной причине отставшее от стада и не сумевшее присоединиться к нему, обречено на гибель. Крайне редкими являются переходы из стада в стадо. Все животные, образующие стадо, всегда держатся вместе. Общее стадо павианов саванны представляет собой прочное, постоянное, почти полностью замкнутое объединениеs9. Вызвано оно к жизни в первую очередь потребностью в защите от хищников, которыми изобилует саванна, прежде всего самок и детенышей.
ПРЕДПОСЫЛКИ СТАНОВЛЕНИЯ ЧЕЛОВЕЧЕСКОГО ОБЩЕСТВА 259
Однако общее стадо у тех же самых павианов, по живущих на грани леса и саванны и тем более в лесу, имеет иной характер. Структура его является рыхлой. Животные, входящие в его состав, совершенно не обязательно все время держатся вместе. Стадо может разбиться на группы, которые могут оказаться довольно далеко друг от друга40. Иначе говоря, по своей структуре оно приближается к ассоциации шимпанзе.
Но если общее стадо павианов с переходом в окрестности леса и особенно в лес приобретает черты ассоциации, то ассоциация шимпанзе, когда эти животные оказываются вне леса, в свою очередь приобретает все особенности общего стада.
В некоторых районах Африки шимпанзе живут не только в лесу, но и на грани леса и саванны. Они могут проводить значительную часть времени в саванном редколесье и совершать вылазки в саванну. Иногда они вынуждены проходить через участки сравнительно открытой местности. И как сообщают исследователи, в открытых местах шимпанзе передвигаются большими группами, насчитывающими более 40 животных. В горах Касакати—Махали шимпанзе дважды в год совершают переход на большие расстояния. В таких случаях вся ассоциация движется как единая группа “.
Все эти данные, вместе взятые, дают основание полагать, что у предлюдей не только существовало общее стадо, но что это стадо было не рыхлым, аморфным, а прочным и стабильным объединением, сходным по ряду особенностей с общим стадом павианов саванны. Это стадо было единственной формой объединения предлюдей, причем такой, которая охватывала всех индивидов без исключения.
Доминирование. Теперь, когда с большей или меньшей степенью достоверности установлена форма объединения ранних предлюдей, необходимо попытаться реконструировать его внутреннюю структуру, выявить систему отношений между его членами.
Каждое животное всегда стремится к возможно полному удовлетворению своих инстинктов. Эти его стремления могут согласовываться со стремлениями других животных того же вида, а могут вступать с ними в противоречие. Причем, если у видов животных, ведущих одиночный образ жизни, столкновение стремлений отдельных особей происходит от случая к случаю, то у животных, живущих в объединениях, такого рода противоречие носит более или менее постоянный характер. Поэтому необходимым условием существования всякого сколько-нибудь прочного зоологического объединения является систематическое согласовывание сталкивающихся стремлений всех животных, входящих в его состав. И оно осуществляется путем доминирования.
Доминирование есть такого рода отношение между двумя животными, при котором одно получает возможность удовлетворять
260
Глава четвертая
свои инстинкты, не считаясь с потребностями другого животного или даже за счет этого другого животного, а второе животное вынуждено воздеряшваться от удовлетворения своих инстинктов, если это стремление приходит в противоречие со стремлениями первого животного. Первое животное занимает положение доминирующего, а второе — положение доминируемого. Доминирующим животным является более сильное, доминируемым — более слабое.
Говоря о силе в применении к животным, обычно имеют в виду физическую силу. И действительно, доминирующим чаще всего становится животное, отличающееся наибольшей физической силой. Однако так обстоит дело далеко не всегда. Необходимо принимать во внимание всю совокупность конкретных условий. Физически более слабое, но более агрессивное, решительное животное может доминировать над физически более сильным, но робким и нерешительным. Играет большую роль и жизненный опыт того или иного животного. Наконец, сила того или иного животного может проистекать из поддержки, которую ему оказывают другие животные и т. п. Одним из способов определения статуса является драка. Однако чаще всего отношения доминирования устанавливаются без физического столкновения. Иногда достаточно угрозы со стороны одного животного, чтобы превратить другое в подчиненное. В иных случаях и угроз не требуется. Это обычно бывает тогда, когда животные резко отличаются по силе.
В объединении отношения доминирования устанавливаются между всеми животными, исключая лишь детенышей, па которых эти отношения не распространяются и которые пользуются защитой всех. Все элементарные отношения доминирования, существующие между каждыми двумя членами объединения, вместе взятые, образуют сложную иерархическую систему, в которой каждое животное занимает определенное место. Большинство членов объединения являются доминирующими по отношению к одним и доминируемыми по отношению к другим. Отдельные животные находятся в положении только доминируемых. Одно из животных может быть только доминирующим. Система доминирования обычно играет важную роль в структуре объединения обезьян. Поведение каждого животного в значительной степени зависит от его положения в системе доминирования.
Являясь системой постоянного подавления стремлений более слабых животных более сильными особями, доминирование представляет собой не обуздание зоологического индивидуализма, а наиболее яркое его проявление. Доминирование является единственным средством согласовывания сталкивающихся стремлений членов объединения, единственным средством предотвращения постоянных конфликтов между ними и тем самым обеспечения сравнительного порядка и мира внутри объединения. Однако этот
ПРЕДПОСЫЛКИ СТАНОВЛЕНИЯ ЧЕЛОВЕЧЕСКОГО ОБЩЕСТВА 261
порядок и этот мир всегда являются относительными. Существование системы доминирования отнюдь не исключает возможности конфликтов. Являясь средством предотвращения конфликтов, система доминирования в то же время необходимо порождает их.
Делая выгодным положение доминирующего, система доминирования с неизбежностью порождает у животных, имеющих низкий статус, стремление повысить его, а у животных, занимающих высокое положение, стремление его сохранить. Статус животного зависит от соотношения сил. Но последнее неизбежно должно меняться. Одно животное с возрастом может лишиться силы, другое, наоборот, приобрести ее. Все это порождает конфликты, влекущие за собой перестройку системы доминирования. Однако в целом система доминирования предотвращает большее число конфликтов, чем порождает. Она обеспечивает, хотя и ограниченный, но все же порядок в объединении.
В разных объединениях обезьян отношения доминирования развиты далеко не одинаково. Степень их развитости находится в тесной связи со степенью сплоченности объединения. Чем более аморфно объединение, чем более рассеяны его члены, тем больше возможность членов объединения избежать контактов друг с другом, тем меньше нужды в отношениях доминирования и меньше условий для возникновения достаточно прочной их системы. В постоянных объединениях, члены которых изо дня в день находятся вместе, роль доминирования резко возрастает. Жесткая иерархия доминирования является одновременно и следствием возникновения и необходимым условием существования стабильного объединения обезьян.
Как уже отмечалось, самым прочным и постоянным из всех объединений приматов является общее стадо павианов саванны. И совершенно не случайно, что в этом объединении существует самая жесткая иерархическая система из всех известных в мире обезьян. Как выше говорилось, стадо предлюдей должно было представлять достаточно прочное и постоянное объединение. Это заставляет предполагать существование в нем достаточно жесткой иерархической системы.
Отношения между полами. Данные об обезьянах позволяют со значительной долей вероятности реконструировать отношения между полами в стаде предлюдей. Ушли в прошлое время, когда буржуазные ученые опровергали учение о первобытном промискуитете у людей ссылками на обезьян, у которых-де повсеместно существовали либо моногамная, либо полигамная семья. Пришел конец концепциям, в которых человеческая семья рассматривалась как простое продолжение «семьи» обезьян. Исследования жизни обезьян в естественных условиях показали, что у многих, если не у большинства, обезьян не было не только семьи в точном смысле слова, по даже биологического аналога человеческой семьи. Это относится не только к орангутанам, но
262
Глава четвертая
и ко всем без исключения обезьянам, формами объединения у которых являются общие стада и ассоциации.
Физиология размножения обезьян отличается от физиологии размножения человека. Главное различие состоит в том, что у самок всех видов обезьян, не исключая человекообразных, имеется эструс — состояние полового возбуждения, которое длится несколько дней в течение каждого менструального цикла. Оно выражается в стремлении к спариванию. Эструс у разных видов обезьян длится неодинаковое время (от 3—4 дней у горных горилл до 19 у павианов), но он всегда охватывает лишь часть менструального цикла, продолжительность которого чаще всего превышает 30 суток. В остальное время спаривание у обезьян в естественных условиях не происходит.
Отношения между полами у обезьян не определяются всецело физиологией размножения, в противном случае они были бы одинаковы у всех обезьян. В ассоциациях и общих стадах характер этих отношений во многом зависит от степени развития в них системы доминирования. Там, где отношения доминирования развиты сравнительно слабо, отношения между полами сводятся лишь к половым актам. Никаких других связей, даже кратковременных, на этой основе не возникает. С самкой, находящейся в эструсе, вступают в отношения все желающие. При этом доминирующие самцы, как правило, не ставят никаких препятствий подчиненным. Такой характер носят отношения полов у шимпанзе42. Зарубежные исследователи обычно характеризуют такого рода отношения как промискуитетные. Таковы же отношения полов у горных горилл и ряда других обезьян.
Несколько иной характер носят отношения между полами у павианов саванны, у которых существует жесткая система доминирования. У самок павианов максимуму эструса, длящемуся 8 дней, предшествует период, когда они приходят в состояние полового возбуждения. В это время с самкой спариваются все желающие самцы, причем нередко непосредственно друг за другом. Иначе говоря, наблюдается картина, ничем не отличавшаяся от той, что описана у горилл, шимпанзе и некоторых других видов. Но как только самка достигает максимума эструса, самый доминирующий самец стада никого больше к ней не допускает. Образовавшаяся пара существует несколько дней, а затем, с окончанием максимума эструса, распадается43. Подобного же рода временное парование наблюдалось и у некоторых других видов обезьян, причем чаще всего у тех, в стадах которых существовала довольно жесткая иерархия, охватывающая всех взрослых самцов. У предлюдей система доминирования должна была быть развита в достаточной степени. Это дает основание для предположения, что у них могло иметь место такого рода временное парование.
ПРЕДПОСЫЛКИ СТАНОВЛЕНИЯ ЧЕЛОВЕЧЕСКОГО ОБЩЕСТВА 263
До сих пор реконструкция отношений полов внутри стада предлюдей основывалась исключительно на данных, относящихся к объединениям обезьян, Но для большей объективности движение снизу (от обезьян к предлюдям) должно быть дополнено движением сверху (от людей к предлюдям).
Французский антрополог А. Валлуа на основе анализа большого фактического материала пришел к выводу, что в эпоху раннего и позднего палеолита и мезолита продолжительность жизни женщин была меньше продолжительности жизни мужчин и что поэтому в течение данного периода времени число взрослых мужчин в человеческих коллективах превышало число взрослых женщин. Причиной более ранней смертности женщин А. Валлуа считает осложнения во время родов44. Это согласуется с тем, что писал в свое время один из крупных русских медиков. Он показал, что переход к прямохождению и связанная с ним значительная перестройка организма неизбежно должны повлечь за собой возрастание числа осложнений при беременности и родах, а, следовательно, и повышение женской смертности45.
Организм предлюдей в отличие от организма людей не был еще полностью приспособлен к двуногому способу передвижения. Поэтому у них следует ожидать значительно большее, чем у ранних людей, чисто осложнений при беременности и родах и, следовательно, еще большую смертность среди самок. Все это дает основание предполагать, что в стадах предлюдей число взрослых самцов превышало число взрослых самок. И это не могло не иметь серьезных последствий.
Конфликты. У обезьян, живущих в естественных условиях, конфликты из-за самок — явление довольно редкое. Это относится и к павианам, у которых отмечена монополизация доминирующим самцом самки, находящейся в максимуме эструса. К. Холл и И. де Вор, длительное время изучавшие поведение павианов саванны в естественных условиях, специально подчеркивают, что в стадах, находившихся под наблюдением, взрослые самцы почти никогда не дрались из-за самок. В самом крайнем случае соперники обменивались угрозами.
Исключение составляло лишь одно стадо (SR) из большого числа исследуемых. Как только один из самцов этого стада монополизировал самку, на него совершал нападение другой. Разгоралась драка, в которую вмешивались другие самцы. В других стадах нападения па самца, паровавшего с самкой, не наблюдались, однако этот самец всегда был настороже и держался с самкой на некотором отдалении от остального стада. Это говорит о том, что такого рода явление и здесь не было полностью исключено.
В данном стаде такое положение в какой-то степени было связано с отсутствием абсолютно доминирующего самца. Стадо возглавлялось группой из трех самцов, которые чаще всего и становились соперниками. Но главная причина — необычайное
264
Глава четвертая
для павианов соотношение полов в стаде. Как правило, в объединениях павианов число взрослых самцов относится к числу взрослых самок как 1 : 2 или даже 1 : 3. В рассматриваемом стаде на 6 взрослых самцов приходилось всего 7 самок, т. е. соотношение было близко к 1 : 1. Обычно в тот или иной определенный момент времени в эструсе была лишь одна из самок. Она и становилась объектом соперничества46.
В стадах предлюдей, как говорилось, число самцов превышало число самок. Это дает основание полагать, что конфликты из-за самок были у них явлением довольно частым:. В отличие от павианов предлюди были хищниками, владевшими искусством убивать крупных животных камнями и дубинами. Использование в драках орудий неизбежно должно было иметь своим следствием серьезные ранения и даже смерть.
В этом отношении заслуживают внимание данные, относящиеся к южноафриканским австралопитекам. Некоторые авторы считают, что все без исключения 17 австралопитеков, которые представлены черепами и фрагментами черепов в Таунге, Стерк-фонтейне и Макапансгате, явились жертвами насилия со стороны своих товарищей47. Р. Дарт обнаружил на многих черепах следы повреждений, которые, по его мнению, аналогичны тем, что имелись на черепах павианов — объектов охоты предлюдей. Черепа двух австралопитеков (одного из Таунга, другого из Стеркфонтейна) носят следы бокового удара, черепа еще двух обитателей Стеркфонтейна — следы вертикального, причем один из них проломлен использованной в качестве дубины длинной костью конечности крупного копытного животного. Череп одного из австралопитеков из Макапансгата вначале был проломлен ударом дубины по макушке, а затем от него была отделена затылочная кость48. На основании всего этого Р. Дарт пришел к заключению, что австралопитеки использовали дубины и другие орудия не только для охоты на животных, по в «истребительной междуусобной войне» 49.
В своих выводах о прижизненном характере повреждений, о природе предметов, которыми они были причинены, о направлении ударов Р. Дарт опирался на методы, применяемые при судебно-медицинской экспертизе. К сотрудничеству были привлечены крупные авторитеты в этой области. Однако в дальнейшем рядом исследователей выводы Р. Дарта были поставлены под сомнение. Как писал другой южноафриканский исследователь К. Брэйн, невозможно решить вопрос о прижизненном или посмертном характере повреждений на черепах австралопитеков, основываясь только на данных судебной медицины. Нужно знать до мельчайших деталей все обстоятельства находки, установить которые в настоящее время невозможно. Сам К. Брэйн, анализируя конкретные повреждения на черепах австралопитеков, ни в одном случае не решается безоговорочно утверждать, что они
ПРЕДПОСЫЛКИ СТАНОВЛЕНИЯ ЧЕЛОВЕЧЕСКОГО ОБЩЕСТВА 265
носят посмертный характер, хотя и считает это вполне возможным. В целом его точка зрения сводится к тому, что выводы Р. Дарта в отношении тех или иных конкретных повреждений на черепах австралопитеков невозможно ни подтвердить, ни опровергнуть 50.
Во всяком случае уже тот никем не оспариваемый факт, что все черепа южноафриканских грацильных австралопитеков имеют следы повреждений, делает весьма вероятным предположение, что по крайней мере часть этих повреждений была причинена еще при жизни.
Прижизненные повреждения такого рода, которые были описаны Р. Дартом, пе могли быть результатом несчастного случая. Они свидетельствуют о том, что между ранними предлюдьми происходили столкновения, в ходе которых пускалось в ход оружие. Важным является вопрос, происходили ли эти стычки внутри объединения или между членами разных групп. Р. Дарт склоняется к первому выводу. И на наш взгляд, он прав. В пользу положения, что если не все, то во всяком случае большинство конфликтов носило внутристадный, а не междустадный характер, говорит ряд соображений. Прежде всего такая их интерпретация согласуется с выводом о том, что в стаде ранних предлюдей с неизбежностью должны были происходить конфликты из-за самок. Далее необходимо принять во внимание, что убийства имели место и па последующих этапах эволюции, которая завершилась возникновением человека современного физического типа, и что частота их в целом довольно закономерно изменялась с переходом от одной стадии к другой. Последний факт плохо согласуется с предположением, что основным источником ранений и убийств были конфликты между членами разных объединений.
Довольно частые конфликты внутри объединений предлюдей, особенно если они приводили к ранениям и смерти, расшатывали стадо, препятствовали успешному приспособлению к среде. Объективной необходимостью было уменьшение их числа. А так как причиной было соперничество из-за самок, необходимо было ослабить его. Один из путей решения этой объективной задачи — возвращение к той форме общения полов, которая существовала у шимпанзе и горилл. Но развитие в таком направлении предполагало смягчение доминирования внутри стада предлюдей, а тем самым падение уровня его сплоченности. Но это было невозможно, и развитие пошло по другому пути. На то, каким он мог быть, проливают свет наблюдения над павианами. В том самом стаде павианов, в котором, по данным К. Холла и И. Де Вора, частыми были драки самцов из-за самок, однажды в состоянии максимума эструса оказались сразу 4 самки. И как свидетельствуют наблюдатели, на образовавшиеся 4 пары никто даже и не пытался нападать. Драки из-за самок в стаде на время прекратились.
2GG
Глава четвертая
На этом примере можно видеть, что в условиях, когда самок мало и в то же время существует жесткая иерархия, единственным фактором, способным смягчить соперничество самцов, является пребывание в состоянии сексуальной восприимчивости возможно большего числа самок. Идеальным случаем было бы наличие такого состояния у всех самок без исключения. Совпадение астральных периодов у значительного числа самок является тем более вероятным, чем большую часть менструального цикла будет охватывать эструс. И действие естественного отбора пошло у предлюдей именно по линии удлинения астрального периода. Те стада, в которых большее число самок находилось одновременно в состоянии сексуальной восприимчивости, имели больше шансов приспособиться к среде, сохраниться, чем объединения, в которых физиология размножения самок осталась без изменения.
По мере того как астральный период удлинялся, он постепенно терял все свои черты, кроме одной — способности в это время к спариванию. И когда, наконец, этот период полностью совпал с временем от одной менструации до другой, он перестал быть астральным в точном смысле этого слова.
О том, что физиология размножения предлюдей эволюционировала именно в этом направлении, можно судить по конечному результату. Если у всех без исключения обезьян эструс существует, то у человека его нет. Отсутствуют какие-либо прямые данные, которые позволили бы точно установить, когда именно у предков современного человека исчез эструс. Вероятнее всего, это произошло на стадии либо ранних, либо поздних предлюдей. К такому выводу склоняются многие исследователи, рассматривающие исчезновение эструса как важный момент развития от животного к человеку.
Исчезновение эструса означало перестройку организма, закрепленную в генотипе. Поэтому произойти это изменение могло только в результате действия отбора. Но отбор мог привести к исчезновению эструса только в том случае, если он мешал приспособлению предлюдей к среде. Однако стать препятствием для приспособления к среде эструс мог лишь в объединении, в котором существовала жесткая система доминирования. Смягчение доминирования сразу бы сделало эструс безвредным. И тот факт, что эструс исчез, говорит, что система доминирования в стаде предлюдей была достаточно жесткой.
Стадо предлюдей в каком-то отношении должно было походить на стадо таких наземных обезьян, как павианы саванны. Однако в то же время оно должно было отличаться от последнего. Выше уже было отмечено различие, связанное с диспропорцией полов в стаде предлюдей. Однако главное различие было обусловлено иными факторами.
Распределение мяса. Предлюди, как и павианы, жили в основном в саванне, что и обусловливало сходство их объединений.
ПРЕДПОСЫЛКИ СТАНОВЛЕНИЯ ЧЕЛОВЕЧЕСКОГО ОБЩЕСТВА 267
Но павианы, хотя и употребляли в пищу насекомых, яйца, а иногда и мясо животных, были в основном растительноядными существами. Предлюди в отличие от них были существами всеядными, хотя и своеобразными, но хищниками. И так как эти хищники жили не в одиночку, а стадами, то перед ними с неизбежностью вставала проблема распределения добычи, проблема распределения мяса между членами объединения.
Перед обезьянами, хотя они живут, как правило, объединениями, проблема распределения пищи обычно не встает. Растительные ресурсы, которые используются ими, рассеяны в пространстве и в одинаковой степени доступны всем животным. Если же в поле зрения нескольких животных оказывается более или менее редкий или особо привлекательный объект, то им завладевает доминирующее животное, а подчиненные обычно уступают без особого сопротивления. Так, у зеленых мартышек и павианов доминирующее животное отгоняет остальных от небольших скоплений особо лакомых растений. Но это случается нечасто: съедобных объектов, из-за которых могло бы разгореться соперничество, очень мало. И отстранение того или иного животного от данного предмета не сказывается сколько-нибудь существенно на его питании. Оно вполне может удовлетворить свой голод иным объектом.
Приведенные выше примеры наводят на мысль, что если бы в объединении обезьян возникла проблема распределения пищи, то она была бы решена с помощью доминирования. Имеются факты, которые говорят в пользу такого предположения.
Исследователи единодушно утверждают, что в колониях обезьян, живущих в неволе, где пища сконцентрирована в одном месте, распределение ее всецело определяется системой доминирования. При кормлении группы обезьян нередко ни одно животное не рискует прикоснуться к пище, пока доминирующее животное не насытится и не поощрит других к этому своими действиями. Вслед за вожаком (или вместе с ним, если он разрешает) едят самые сильные после него или приближенные к нему животные. Самые слабые получают доступ к пище после того, как основная часть группы покидает место кормления.
Предлюди более или менее систематически добывали мясо, но вряд ли в таком количестве, чтобы полностью насытить всех. Мяса всегда было сравнительно немного, и оно было сконцентрировано в одном месте. Естественно предположить, что мясо распределялось в соответствии со статусом животного в системе доминирования. Сильные получали все или почти все, а слабые Довольствовались остатками или вообще оставались без мяса.
Однако основывать реконструкцию распределения мяса в стаде предлюдей исключительно лишь на данных, относящихся к обезьянам, которые являются животными в основном растительноядными, было бы вряд ли правильным. Необходимо обратиться
268
Глава четвертая
к животным, которые, во-первых, питаются мясом, во-вторых, живут не в одиночку, а объединениями.
Если суммировать данные об отношениях в объединениях хищников, то прежде всего необходимо отметить, что, вопреки мнению некоторых исследователей, в них всегда существуют отношения доминирования. У большинства, если не у всех вообще хищников, объединения которых были достаточно изучены, эти отношения так или иначе сказывались на распределении пищи. У некоторых хищников мы наблюдаем отстранение подчиненных животных доминирующими от участия в поедании добычи. В одних таких случаях подчиненные даже не пытаются бороться за доступ к добыче. Так обстоит дело у гиеновых собак. В других случаях подчиненные не уступают без борьбы. Это наблюдается у львов, когда сталкиваются взрослые самцы 5‘.
В особом положении находятся детеныши. Во всех случаях, когда кормление молоком прекращается до того, как они оказываются способными к охоте, взрослые животные должны обеспечивать их мясом. У гиеновых собак пока щенки малы и остаются в логовище, взрослые животные, вернувшись с охоты, отрыгивают им мясо, причем без всяких просьб. Когда они несколько подрастают, их приводят на место, где лежит добытое животное. Наблюдался случай, когда взрослые съели часть добычи, а оставшуюся часть приберегли для прибежавших позднее щенков. Бывало, что взрослые и щенки приступали к еде вместе, а затем первые отходили в сторону и смотрели, как ели вторые. Но обычно первыми спешат к добыче щенки, а взрослые стоят и ждут, пока они не наедятся досыта52.
Все эти данные вместе с материалами о поведении обезьян уже дают определенную основу для реконструкции распределения охотничьей добычи в объединениях предлюдей. Однако наряду с этим большую ценность представляют материалы еще одного вида, а именно сведения о распределении мяса у обезьян — павианов и шимпанзе. Эти сведения накапливались по мере того, как исследователи все чаще стали сталкиваться со случаями охоты у данных животных.
Р. Хардингом были тщательно изучены охота и распределение мяса в одном из стад павианов Гилгила53. Охота у них, как правило, носила случайный характер. Если охотником было животное, занимавшее высокое положение в иерархии, то, поймав добычу, оно беспрепятственно ее поедало. Если удачливый охотник имел низкий статус, то добыча могла быть отобрана у него доминирующим животным. Р. Хардинг подчеркивает, что после того как убито животное, немедленно возникает соперничество и интенсивная агрессия является нормой. Ни один павиан никогда не делился добычей с другими.
В противоположность этому Г. Телеки, который детально исследовал распределение мяса у шимпанзе Гомбе, постоянно
ПРЕДПОСЫЛКИ СТАНОВЛЕНИЯ ЧЕЛОВЕЧЕСКОГО ОБЩЕСТВА 269
говорит о существовании у них «раздела» и «дележа» охотничьей добычи. Однако из приводимых автором данных вырисовывается совершенно иная картина. Когда животное убито, шимпанзе, участвовавшие в охоте или находившиеся поблизости, набрасываются на тушу, пытаясь урвать для себя побольше. Это — первичное распределение. Как следует из сводной таблицы, в 8 случаях из 12 в таком распределении мяса участвовали лишь доминирующие самцы. Если же принять во внимание описание и диаграммы распределения, то число таких случаев возрастет до 11. Во всех случаях, когда добыча первоначально переходила полностью к одному животному, им всегда был самец с самым высоким или просто высоким рангом (в последнем случае наличие у него мяса ставило его на это время выше самца с самым высоким рангом, в результате последний вынужден был просить мясо у первого). Иначе обстояло дело в случае резкого различия статусов. В одном из эпизодов самец низкого ранга поймал в одиночку годовалого павиана. Увидев двух доминирующих самцов, он пытался уйти с добычей, но безуспешно. Доминирующие самцы настигли его и отобрали тушу. Подчиненное животное даже и не пыталось сопротивляться. Ему не досталось ничего54.
Сходные эпизоды описывает Дж. Гудолл55. Г. Телеки сообщает, что взрослые самки и полувзрослые самцы редко принимают участие в охоте. Они предпринимают попытки преследовать и убить животное лишь в отсутствии взрослых самцов. Иначе добыча будет отнята взрослыми самцами и распределена между ними56.
Если в своей монографии Г. Телеки утверждал, что при первичном распределении соперничество не имеет места, то в последующих работах он отмечает, что в том же парке Гомбе в последующие годы было зафиксировано несколько жестоких драк между шимпанзе из-за добычи57. Яростные драки между взрослыми самцами-шимпанзе из-за добычи наблюдал в Будонго А. Сузуки 58.
Таким образом, вопреки утверждению Г. Телеки, первичное распределение мяса между шимпанзе нельзя охарактеризовать как дележ.
После того как то или иное животное завладело всей добычей или ее частью, вокруг него собиралась целая группа менее удачливых индивидов. Они просили мясо у его обладателя, подбирали оброненные им крошки, а иногда пытались откусить или оторвать кусок от туши. Это — вторичное распределение. И его также нельзя охарактеризовать как дележ, хотя не только Г. Телеки, но и Дж. Гудолл настаивают на этом. Последняя прямо утверждает, что поедание мяса у шимпанзе носит коллективный характер, что обладатель первичной доли добычи охотно делится мясом с остальными животными59.
270
Глава четвертая
Однако приводимый ею пример полностью опровергает это заключение. Один из доминирующих самцов убил детеныша павиана. Другой самец начал клянчить подачку: протягивал руку и хныкал. Чтобы избавиться от просителя, обладатель добычи каждые 5 минут передвигался на другое место. Проситель неуклонно следовал за ним. Когда его оттолкнули в десятый раз, он устроил настоящую истерику. И только после этого он получил часть добычи60. Как сообщает Г. Телеки, в течение года он наблюдал сотни случаев, когда одно животное тем или иным путем (успешная просьба, откусывание без спроса, подбирание крошек) получало мясо от другого, но за это время только четыре раза обладатель мяса добровольно дал часть другому шимпанзе6I.
Г. Телеки утверждает, что после успешной охоты мясо в конечном счете распределялось среди многих членов группы62. Однако приведенные им факты полностью опровергают это утверждение. Изучаемая ассоциация состояла из 48 шимпанзе. Более или менее значительная часть ассоциации почти всегда находилась вблизи места, где происходила охота. Однако лишь в одном эпизоде из 12 в потреблении мяса приняли участие все пять присутствующих животных. Еще в двух эпизодах в потреблении мяса участвовало более половины присутствовавших животных, в остальных — меньше половины. Важно при этом отметить, что здесь в число потребителей мяса включены и те животные, которые смогли откусить 1—2 небольших куска, а также те, что довольствовались подобранными крошками. Число же животных, получивших сравнительно большие куски, было ничтожным63. И в подавляющем большинстве случаев это были доминирующие животные.
Таким образом, ни о каком «дележе» или «разделе» мяса в ассоциации шимпанзе говорить не приходится. Мясо достается лишь тому, кто успел урвать или выпросить кусок. Кто не может это сделать, остается ни с чем. Ни ассоциация в целом, ни временные группы животных внутри ее не принимают никаких усилий, чтобы обеспечить распределение мяса между всеми членами. Иначе говоря, в сфере распределения мяса у шимпанзе всецело господствует зоологический индивидуализм. В этом отношении шимпанзе ничем не отличаются от всех других животных, Предлюди были животными. Это дает достаточное основание полагать, что и у них в сфере распределения мяса господствовал зоологический индивидуализм. Но как можно было видеть, у разных животных распределение мяса носило далеко не одинаковый характер. Своеобразием должно было оно отличаться и у предлюдей.
В отличие от шимпанзе предлюди охотились не от случая к случаю, а систематически. Систематическая охота сделала систематическим потребление мяса и тем самым вызвала к жизни потребность в этом ценнейшем продукте. В результате потребление
ПРЕДПОСЫЛКИ СТАНОВЛЕНИЯ ЧЕЛОВЕЧЕСКОГО ОБЩЕСТВА 271
мяса стало важным условием существования вида, что в свою очередь делало необходимостью систематическую охоту. По отличие предлюдей от шимпанзе заключалось не только в этом. Они применяли орудия, что позволяло не только успешно охотиться на мелких животных, но и убивать крупных.
В отличие от шимпанзе предлюди нуждались в мясе. Это побуждало каждого из них стремиться получить долю добычи. Предлюди добывали мяса значительно больше, чем шимпанзе. Это делало возможным обеспечение мясом всех членов объединения.
Павианы охотились в одиночку. У шимпанзе, вопреки мнению некоторых исследователей, в самом лучшем случае можно обнаружить лишь слабые зачатки кооперации в охоте. У предлюдей охота на более или менее крупную дичь с неизбежностью должна была приобрести кооперативный характер, что порождало тенденцию к распределению мяса между всеми участвующими в охоте.
Однако вряд ли верным было бы полагать, что во всех случаях все члены объединения получали доступ к мясу. Предлюди питались не только мясом, они продолжали употреблять в пищу растения. И вряд ли можно сомневаться в том, что именно растения, а не мясо составляли большую часть их рациона. Такого мнения придерживаются все исследователи, рассматривающие их как животных всеядных. Как твердо установлено, растительная пища преобладала в рационе подавляющего большинства современных охотников-собирателей, живших в областях, сходных по природным условиям с теми, в которых обитали предлюди64. А несомненно, что эти охотники-собиратели стояли значительно выше предлюдей в деле охоты.
Вряд ли возможно нарисовать сколько-нибудь детальную картину распределения мяса у предлюдей, тем более что она на могла быть одинаковой во всех объединениях и во всех ситуациях. Конечно, могли быть случаи, когда все члены объединения получали долю добычи. Но скорее всего в каждом случае добыча распределялась между частью членов объединения, хотя, возможно, и значительной. Всегда долю добычи получали доминирующие животные. Что же касается подчиненных, то в каждом конкретном случае они могли получить, а могли и не получить ее. Вероятно, существовало и значительное неравенство в размерах полученных долей. Доминирующие животные получали лучшие и большие куски, подчиненные — худшие и меньшие.
Распределение мяса между членами объединения определялось как уже сложившейся иерархией, так и теми изменениями в соотношении сил, которые вносила каждая конкретная ситуация.
Кормление потомства. Все сказанное выше относится к распределению мяса между взрослыми и полувзрослыми членами объединения. Но кроме них, в состав объединения входили Детеныши. Они тоже с определенного момента нуждались в мясе.
272
Глава четвертая
И вопрос о том, как именно они обеспечивались им, является очень важным.
Из всех видов обезьян наиболее длительным период незрелости и тем самым зависимости от матери является у шимпанзе. Только с 6 месяцев детеныш оказывается способным есть твердую пищу, однако последняя не становится сколько-нибудь значительной частью его рациона вплоть до 2 лет. Кормление молоком прекращается в 4 года или даже позднее. С этого времени молодое животное уже полностью кормится само. С 7 лет молодое животное может существовать независимо от матери, а в 10 лет достигает физической зрелости. У шимпанзе отмечены случаи, когда детеныш просит у матери пищу, которую та держит в руках, и последняя дает ему. Именно с этим, по-видимому, связано наличие у этих обезьян просительного жеста, с которым одно животное обращается к другому. И с таким жестом обращаются не только детеныши, но и взрослые животные. Однако даже в раннем возрасте такого рода кормление происходит лишь от случая к случаю, а в последующие годы совсем сходит на нет. Биологической необходимости в нем у шимпанзе не существует. К тому времени, когда прекращается кормление молоком, детеныши уже способны физически и обладают навыками добывания растительной пищи.
У предлюдей детеныш для нормального развития обязательно должен был получать какое-то количество мяса, по крайней мере с того времени, когда он переставал сосать грудь. Если допустить, что физическое развитие предлюдей шло теми же темпами, что у шимпанзе, то в таком случае молодые особи по крайней мере до 7, а может быть, до 10 лет не только не были способны принимать активное участие в охоте, но и, главное, не были способны на действия, которые смогли бы обеспечить получение доли добычи. Поэтому предлюди, видимо, могли существовать и развиваться только при условии, если у них возникли формы обеспечения детенышей мясом, подобные тем, что существовали у гиеновых собак. Они должны были возникнуть у предлюдей даже в том случае, если бы физическое созревание у них шло такими же темпами, как у шимпанзе.
Однако американский исследователь Э. Мэн на основе анализа детских челюстей из Таунга, Стеркфонтейна, Макапансгата, Кромдраай и Сворткранса пришел к выводу, что прорезание и развитие зубов у детенышей австралопитеков носило такой же замедленный характер, как у современных детей. Соответственно такой же характер носило у них физическое созревание вообще. В целом период детства у австралопитеков был значительно более длительным, чем у человекообразных обезьян 65.
Нельзя точно сказать, сколько именно лет длилось детство у предлюдей. Можно спорить о том, насколько в этом отношении предлюди были ближе к людям, чем к шимпанзе, но несомненно,
ПРЕДПОСЫЛКИ СТАНОВЛЕНИЯ ЧЕЛОВЕЧЕСКОГО ОБЩЕСТВА 2/3
что опи занимали промежуточное положение между теми и другими. Поэтому только привлечение данных о людях может помочь установить, к каким именно последствиям могло привести удлинение детства.
Полезными в этом отношении могут оказаться не любые данные, а прежде всего факты, относящиеся к низшим охотникам-собирателям. Так, у австралийцев племен питьянтьяра дети с довольно раннего возраста начинали участвовать в собирательстве. Однако даже в возрасте 10 лет они собственным трудом обеспечивали лишь 25% своего рациона. Остальные 75% обеспечивали взрослые66. Подобная ситуация, вероятно, была типичной для низших охотников-собирателей.
Таким образом, удлинение срока физического созревания должно было привести к появлению такого периода в развитии индивида, когда он после окончания кормления молоком был неспособен сам полностью обеспечить себя пищей. Причем речь идет о неспособности обеспечить себя не каким-либо особым родом пищи, например мясом, а пищей вообще, в том числе растительной. Естественно, что при обеспечении растительной пищей в роли кормильца выступала мать. Случайное, эпизодическое кормление детеныша растительной пищей, которое наблюдается у шимпанзе, при переходе к предлюдям стало постоянным и систематическим. Но особую важность приобрело обеспечение детенышей мясом.
У шимпанзе охотились в основном взрослые самцы. По всей вероятности, и у предлюдей охота велась в основном взрослыми самцами. В отличие от шимпанзе предлюди жили не ассоциациями, а стадами и охота у них была не случайным явлением, а систематической деятельностью. Стадо предлюдей скорее всего в ряде отношений напоминало стадо павианов саванны.
Стадо павианов состоит из трех основных компонентов: самки с детенышами; мощные зрелые самцы, образующие центральную группу; находящиеся на периферии молодые самцы и подростки. Внутри центральной группы всегда существует иерархия. Но независимо от положения, занимаемого в центральной группе, каждый ее член доминирует над периферийными самцами и самками. В этом смысле все самцы, принадлежащие к центральной группе, являются доминирующими, а все самцы, принадлежащие к периферийной группе, подчиненными. Среди периферийных самцов, а также самок тоже существует своя иерархия. В пользу предположения о том, что стадо предлюдей имело подобную или сходную структуру, свидетельствует наличие по существу тех же трех групп в ассоциации шимпанзе Гомбе.
Основными охотниками у предлюдей были самцы центральной группы. В охоте участвовали также подчиненные самцы, а может быть, и бездетные молодые самки. Так как охота у предлюдей носила систематический характер, то взрослые самцы, веро-
274
Глава четвертая
яию, нередко в поисках добычи отделялись на время от стада. Если добыча была убита там, где в настоящее время находилось стадо, то проблема обеспечения детенышей мясом решалась просто: их просто пропускали к туше, и они ели досыта. Но добыча могла быть убита взрослыми самцами и сравнительно далеко от стада. В таком случае они вполне могли привести детенышей и самок, несущих детенышей, а тем самым и всех вообще остальных членов стада, к туше, а затем позволить детенышам есть досыта. Тем самым определенная возможность доступа к добыче открывалась и для самок. Более того, возможно, что самкам с детенышами, которые сами еще не были способны питаться мясом, также представлялся более или менее свободный доступ к мясу. Такая форма поведения вполне могла выработаться в рамках биологического поведения. Что же касается свободного доступа детенышей к мясу, то такой порядок с неизбежностью должен был возникнуть под воздействием отбора. Он был необходимым условием существования предлюдей.
На каком-то этапе эволюции предлюдей у них, вероятно, возникли своеобразные стоянки — места, где хранился набор орудий и куда предлюди в течение нескольких дней постоянно возвращались. Эти стоянки были своеобразными центрами, с которыми была связана деятельность предлюдей. Отсюда уходили на охоту и сюда возвращались взрослые самцы. И, возможно, с определенного времени взрослые самцы начали в отдельных случаях приносить мясо на эти стоянки.
3.	Возникновение производственной деятельности.
Стадо поздних предлюдей
Возникновение и первоначальный характер производственной деятельности. Как уже говорилось, предлюди наряду с деревянными и костяными орудиями использовали камни. Они, вероятно, бросали камни, защищаясь от врагов. Вполне возможно, что они применяли их и на охоте. И почти несомненно, что они использовали их для сдирания шкур, разрезания мяса, раздробления костей. Вполне понятно, что для обработки туши могли быть использованы не любые камни, а только обладающие определенной формой. Содрать шкуру, разрезать мясо можно было только камнем, имеющим острые режущие края. Такие камни было нелегко найти.
В процессе систематического оперирования каменными орудиями предлюди с неизбежностью должны были сталкиваться с случаями, когда одни камни ударялись о другие, разбивались, вообще претерпевали изменения. В результате воздействия одного камня на другой могли появляться такие осколки, которые были более пригодны для использования в качестве орудия, чем первоначальные объекты.
ПРЕДПОСЫЛКИ СТАНОВЛЕНИЯ ЧЕЛОВЕЧЕСКОГО ОБЩЕСТВА 275
Если первоначально это происходило чисто случайно, то в дальнейшем, по мере накопления опыта, предлюди намеренно начали ударять одними камнями по другим, разбивать одни камни при помощи других, а затем выбирать из числа образовавшихся осколков наиболее пригодные для использования в качестве орудий. Как показали эксперименты, в результате простого бросания камня на глыбу или глыбы на камень помимо бесформенных обломков нередко получаются отщепы правильной формы и с выраженным острым краем67.
Так произошел переход к изготовлению орудий. Деятельность по изготовлению орудий была вызвана к жизни потребностями приспособления к среде с помощью орудий. И, возникнув, она оказала обратное воздействие на приспособление: деятельность по приспособлению к среде с помощью природных орудий превратилась в деятельность по приспособлению к среде с помощью искусственных орудий. Тем самым на смену праорудийной деятельности пришла подлинная орудийная, которая включала в отличие от первой два компонента: 1) деятельность по изготовлению орудий — орудийно-созидательную и 2) деятельность по присвоению предметов природы с помощью этих изготовленных орудий — орудийно-присваивающую или орудийно-приспособительную.
Орудийно-созидательная деятельность была деятельностью производственной в буквальном значении этого слова. Но появление производственной деятельности еще не означало появление производства в том смысле, который вкладывается в этот термин историческим материализмом и марксистской политэкономией, ибо не возникли производственные отношения. Существовала одна лишь производственная деятельность, которая полностью сводилась к изготовлению орудий при помощи орудий.
И самые первые орудия, с помощью которых изготовлялись орудия, были каменными. Лишь при помощи каменных орудий могли изготовляться не только каменные, но и деревянные орудия. Поэтому техника изготовления каменных орудий была основной, ведущей.
Как мы уже видели, первоначальной техникой изготовления каменных орудий была техника разбивания. При такой технике сам процесс производства происходит без контроля со стороны производящего существа. Результаты его всецело зависят от случайного стечения обстоятельств. Иначе говоря, такого рода техника не предполагает и не требует мышления, воли, а тем самым и языка. Она вполне возможна в рамках животного отражения мира и тем самым условнорефлекторной, а не волевой, сознательной, целенаправленной деятельности. Производственная деятельность зародилась, таким образом, первоначально в животной форме. Она носила при своем возникновении не сознательный, целенаправленный, а условнорефлекторный характер.
276
Глава четвертая
С зарождением производственной деятельности ранние предлюди превратились в поздних предлюдей. Последние были существами, которые вплотную подошли к порогу, отделяющему животных от человека. Именно поздними предлюдьми, а не людьми были существа, получившие при своем открытии название Нойю babilis.
Орудия поздних предлюдей. Вопрос о времени перехода к изготовлению орудий нельзя считать окончательно решенным. Огромный интерес вызвали находки в конце 1960-х годов обработанных камней, т. е. искусственных, а не естественных орудий, в долине реки Омо (Эфиопия). Древнейшие из этих орудий были первоначально отнесены ко времени около 3 млн. лет. Считалось, что они принадлежат к слою С формации Шунгура. В дальнейшем возраст этих находок был пересмотрен, их стали датировать 2,4—2,7 млн. лет. Однако все каменные орудия, которые считались столь древними, были обнаружены либо на поверхности, либо в переотложенном состоянии, что исключало возможность сколько-нибудь точной их датировки. Самые древние орудия, которые находились несомненно in situ, были обнаружены только в слое F Шунгура. Их возраст равен примерно 2,04 млн. лет 68.
Почти одновременно с находками в Омо каменные орудия были обнаружены на восточном берегу озера Туркана в формации Кооби Фора. Они были связаны с туфом KBS, первоначальный возраст которого методом аргонового (аргон 40/39) анализа был определен в 2,61±0,26 млн. лет. Однако эта датировка с самого начала была поставлена под сомнение рядом палеонтологов, которые указывали, что фауна, лежащая ниже туфа KBS, очень сходна с той, что в районе Омо датируется 2 млн. лет. Применение метода калий-аргонового анализа дало для туфа KBS две цифры: 1,60+0,05 млн. лет и 1,82+0,04 млн. лет6Э. Третьим древнейшим местонахождением каменных орудий является Олдовайское ущелье. Возраст наиболее древних орудий не превышает здесь 1,9 млн. лет.
Таким образом, самыми древними из всех известных ныне более или менее точно датированных орудий являются те, что найдены в слое F формации Шунгура. Их возраст слегка превышает 2 млн. лет. Орудия эти малы. Их средний размер не превышает 20 мм. Представляют они собой не что иное, как осколки вдребезги разбитых небольших галек или кусков кварца и лавы, крайне редко — отщепы или фрагменты отщепов. Отсутствуют орудия с вторичной ретушью. Изредка встречаются экземпляры с поврежденными (по-видимому, в процессе использования) краями. Отсутствуют не только стандартизованные, но вообще сколько-нибудь различимые формы орудий, что делает невозможным их классификацию. По словам одного из исследователей, здесь вообще отсутствует какая-либо отчетливая техника изго
ПРЕДПОСЫЛКИ СТАНОВЛЕНИЯ ЧЕЛОВЕЧЕСКОГО ОБЩЕСТВА 277
товления орудий,0. Утверждая это, он имеет в виду отсутствие приемов, результатом которых было бы появление орудий более или менее определенных форм. Такие приемы действительно отсутствовали, однако определенная техника изготовления орудий все же существовала, а именно техника разбивания. О том, что орудия Шунгуры были результатом простого разбивания галек и кусков камня, говорят все исследователи, которые занимались их изучением71.
Все особенности древнейших каменных орудий свидетельствуют, что они были результатом не волевой, сознательной, а услов-ворефлекторной деятельности. Однако определенный прогресс производственной деятельности возможен и в условнорефлекторной форме. Уже в индустрии KBS Кооби Форы наряду с простыми осколками разбитых галек и желваков камня появляются несколько более совершенные орудия, хотя первые качественно преобладают, составляя основную массу 72.
В Олдовайском ущелье представлена целая последовательность развития каменной индустрии. С хабилисами, т. е. поздними предлюдьми, связаны орудия пласта I и нижней части пласта II. Эти орудия представляют собой более высокую стадию эволюции условнорефлекторной производственной деятельности, чем орудия Шунгуры и большинство орудий туфа KBS Кооби Форы. В различных местонахождениях предчеловеческих слоев Олдовая процент простых осколков разбитых галек и каменных желваков колеблется от 1 до 8, все остальные орудия относятся к более совершенным формам 73. Такие орудия, где бы они ни были найдены, обычно характеризуются как относящиеся к олдовайской культуре. Но олдовайскими именуются не только эти, более совершенные орудия, но все вообще орудия предчеловеческих слоев Олдовая, не исключая и самых примитивных.
Более совершенные орудия предчеловеческих слоев Олдовая — результат несколько более совершенной, чем разбивание, техники обработки камня — техники раскалывания. Результатом раскалывания желвака или гальки могли быть два меньших по размеру желвака. Но самым важным видом раскалывания было откалывание или отбивание. Некоторые археологи рассматривают переход от разбивания к откалыванию как важнейший шаг в развитии каменной техники74. Когда объектом действия был желвак, то результатом откалывания были, с одной стороны, отбитый, отколотый отщеп, а с другой — оббитый желвак. Использоваться в качестве орудия мог как первый, так и второй.
В одних случаях полученные куски камня шли в дело сразу после откалывания, в других — подвергались дальнейшей обработке. Полученный желвак оббивался дальше: от него откалывались новые отщепы. Обработке мог подвергнуться и отщеп: его обтесывали путем отбивания более мелких осколков-отщепов. Само собой разумеется, что различие между желваком и отщепом
278
Глава четвертая
являлось относительным. Иногда отщеп был столь массивным, что по существу представлял небольшой желвак. Однако, несмотря на всю относительность, грань между желваком и отщепом все же существовала. И все орудия той эпохи грубо могут быть подразделены на две основные группы: 1) орудия из желваков и 2) орудия из отщепов. Среди первых двумя основными формами были чопперы и полиэдры (многогранники). К ним же относятся сфероиды и дискоиды, которые по сути представляют собой разновидности многогранников. Среди орудий из отщепов преобладали ножи. Кроме обработанных камней и многочисленных отходов производства, на стоянках встречаются необработанные камни, принесенные издалека (манупорты). Мапупорты, так же как многогранники, использовались для нанесения сильных ударов.
Многообразие форм олдовайских орудий, которое так поразило некоторых археологов, отнюдь не свидетельствует о высоком уровне развития каменной техники предлюдей, о существовании разнообразных отработанных приемов обработки камня. Наоборот, оно являлось следствием неразвитости производственной деятельности. В силу того, что производственная деятельность носила условнорефлекторный, а не волевой, сознательный характер, ее результаты зависели во многом не столько от собственных усилий производящего существа, сколько от случайного стечения обстоятельств. Как следствие, среди олдовайских орудий трудно найти такие, которые были бы полностью похожи друг на друга. Разнообразие олдовайских орудий не было многообразием стандартизованных форм орудий, как это имеет место на высоких стадиях развития каменной индустрии. Характерная особенность олдовайских орудий состояла в том, что для их выделывания, как выражается Дж. Д. Кларк, «не существовало каких-либо установленных норм» 75. Отсюда он делает вывод, что «подобные коллекции орудий могут относиться к самому началу эпохи обработки камня» 76.
Кроме обработанных и необработанных камней, поздние предлюди в качестве орудий употребляли также и кости животных. Об этом свидетельствуют следы изнашивания на некоторых костных остатках. Одни ученые считают, что можно говорить лишь об использовании, но отнюдь не о преднамеренной обработке костей. Другие утверждают, что хабилисы обрабатывали кости, изготовляя орудия.
О функциях всех этих каменных и костяных орудий можно лишь догадываться. Важную роль здесь играют эксперименты, которые проводились исследователями. Отщепы представляют собой эффективное орудие для резки и свежевания мяса. Чопперы могут использоваться для заострения палок, которыми легко выкапывать скрытые в земле съедобные растения или обитающих в норах мелких животных. Если чопперы использовать по
ПРЕДПОСЫЛКИ СТАНОВЛЕНИЯ ЧЕЛОВЕЧЕСКОГО ОБЩЕСТВА 279
принципу пилы, то они годятся для резки. Многогранники, ману-порты могли использоваться для дроблений костей и разделки плотных кусков кожи, которые после этого шли в пищу. Ими могли разбивать орехи и толочь волокнистые части растений с тем, чтобы сделать их пригодными для употребления в пищу. Обломанные и расколотые длинные кости конечностей животных могли использоваться в качестве режущих, скоблящих и колющих орудий.
Стоянки и орудийно-приспособительная деятельность. Обработанные камни могут встречаться поодиночке и переотложенном состоянии. Одпако нередко исследователи находят на ограниченной площади, причем m situ, целые скопления орудий, отходов производства, а также манупортов. Во многих случаях на том же самом ограниченном участке вместе с набором каменных орудий обнаруживается скопление костетг различных животных. Эти факты трудно объяснить, не допустив, что здесь мы сталкиваемся не с чем иным, как стоянкой поздних предлюдей. Таким образом, если наличие стоянок у ранних предлюдей не более как предположение, то существование их у поздних предлюдей можно считать фактом. Исследователи предпринимают попытки выделить среди них несколько типов. К стоянкам первого типа принадлежат такие, где все члены объединения поздних предлюдей жили в течение по крайней мере нескольких дней. От них археологически неотличимы те, куда предлюди несколько раз возвращались после более или менее длительного перерыва для кратковременного пребывания. На этом основании некоторые авторы и последние стоянки включают в данный тип. В англоязычной литературе стоянки этого типа именуют «жилыми местами», «домашними базами», «домашними базовыми лагерями». Лучше всего их называть «стойбищами».
К стоянкам второго типа относятся такие, где группы предлюдей, не обязательно совпадавшие с объединениями, занимались разделкой туши животного. Их обычно именуют «местами» или «пунктами убийства (разделки)». Лучше всего было бы назвать их «разделочными стоянками».
В одном из стойбищ местонахождения ДК Олдовая 1 был обнаружен круг из камней. По мнению М. Лики, он был, вероятно, основой грубого ветрового заслона или просто укрытия. На основе анализа расположения костей и орудий М. Лики предположила также, что в стойбище местонахождения FLK Олдовая 1, в котором были найдены остатки зинджантропа, центральная площадка была окружена (по крайней мере с юга и востока) ветровым заслоном77.
В стоянках с олдовайскими орудиями обнаружены остатки самых разнообразных животных: рыб, амфибий, рептилий, птиц, насекомоядных, грызунов, хищников, антилоп, лошадей, жирафов, бегемотов, слонов. Весь этот материал свидетельствует, что
280
Глава четвертая
поздние предлюди наряду с растениями употребляли в пищу мясо. Вряд ли могут быть большие сомнения в том, что поздние предлюди были охотниками, что, конечно, не исключает использования ими в пищу и падали. Однако, хотя употребление мяса поздними предлюдьми и бесспорно, все же большую часть их рациона составляла не животная, а растительная пища. Вряд ли можно сомневаться в том, что поздние предлюди, как и шимпанзе, употребляли в пищу насекомых, яйца, птиц и т. п.
Преобладающее число остатков на стоянках олдовайской культуры принадлежит животным мелких и средних размеров. Кости крупных животных встречаются реже. На вопрос о том, каким именно образом кости животных оказались на стоянках поздних предлюдей, нельзя дать однозначного ответа. В одних случаях несомненно, что кости находятся там, где животного настигла смерть. В качестве примеров разделочных стоянок приводят обычно две в Олдовайском ущелье: одну в 6-м уровне FLK North пласта I и другую в одном из уровней FLK North пласта II. В первой из них был обнаружен почти полный скелет слона, ко-юрый первоначально был погружен в глину. Рядом с ним было найдено 123 орудия78. Во второй были найдены расчлененные остатки динотерия, который тоже первоначально был погружен в глину, и вместе с ним 39 орудий и манупортов79. Не исключая полностью возможности несчастного случая, М. Лики в то же время склоняется к мнению, что животные были загнаны хабилисами в болото, а затем убиты80. Другие авторы более осторожны. Дж. Д. Кларк полагает, что здесь в одинаковой степени вероятны как смерть от естественных причин, так и убийство животных хабилисами81. Как ту, так и другую возможность допускает Г. Айзек82. Во всяком случае, не подлежит сомнению, что хабилисы уже умели разделывать туши крупных животных. К описанным выше примерам можно добавить находку остатков гиппопотама вместе с орудиями в стоянке HAS Кооби Форы83.
Во всех трех случаях нахождение костей на стоянке объясняется тем, что животные были на этом месте убиты или погибли от других причин. Однако ко многим другим стоянкам такое объяснение неприменимо. Одновременное нахождение на стойбище костей нескольких животных, да к тому же принадлежащих к разным видам, можно объяснить только тем, что эти животные или отдельные части их были принесены поздними людьми с того места, где были убиты.
Все исследователи в настоящее время согласны с тем, что поздние люди приносили добычу в стойбище. Отсюда многие из них делают вывод, что у хабилисов уже существовал дележ мяса 84. Некоторые из них добавляют к этому, что хабилисы делили между собой и растительную пищу85.
Однако нельзя не отметить, что приносить в стойбище добычу — это далеко не то же самое, что делиться ею в том смысле.
ПРЕДПОСЫЛКИ СТАНОВЛЕНИЯ ЧЕЛОВЕЧЕСКОГО ОБЩЕСТВА 281
в котором слово «дележ» употребляется для обозначения практики и отношений распределения людей первобытного общества. Мясо в логовища приносят и некоторые хищники, однако никакого дележа в указанном смысле у них не существует. У них наблюдается лишь обеспечение мясом детенышей.
И скорее всего можно предположит* что и у поздних предлюдей мясо приносили для прокормления детей. Как указывают исследователи, отдельные животные представлены в стоянках олдовайской культуры только немногими частями скелета, что в наибольшей степени относится к находкам крупных млекопитающих86. Одно из объяснений состоит в том, что животное даже средних размеров трудно было принести целиком. Поэтому в лагерь доставлялись лишь избранные части. Дж. Д. Кларк предполагает, что наличие в стойбище лишь части костей животного, возможно, говорит о том, что важную роль в питании предлюдей играла падаль. Другое его объяснение состоит в том, что часть туши разделывалась и съедалась вне стойбища87, оно представляется более близким к истине. Когда группа взрослых самцов убивала животное, то часть мяса съедалась на месте, а другая доставлялась в лагерь для прокормления детей. Вполне понятно, что в результате доступ к мясу открывался и для взрослых самок, однако это еще не дает права говорить о существовании в объединении поздних предлюдей дележа.
Открытие стойбищ поздних предлюдей проливает свет и на некоторые другие стороны их жизни. Эти стойбища всегда располагались неподалеку от воды. Причин несколько. Предлюди нуждались в воде для утоления жажды, которая всегда возникает в результате употребления сырого мяса. Такое местоположение стойбища создавало также наилучшие возможности для охоты. И, наконец, места вблизи воды в тропиках имели густой растительный покров. Это не только обеспечивало изобилие растительной пищи, но давало возможность в случае опасности укрыться на деревьях. Нередко стойбища поздних предлюдей располагались в руслах водных потоков, прорезавших саванну. Вдоль них лептой росли деревья и кусты. В результате поздние предлюди далеко проникали в открытую местность и в то же время могли найти укрытие в густой растительности88. В целом места обитания поздних предлюдей в Восточной Африке характеризуются мозаикой природных условий: берега озер и рек, тростниковые заросли, открытая саванна, приречной лес, а кое-где и настоящий тропический лес.
Объединения поздних прелюдей и отношения между полами. Крайне сложным является вопрос о характере объединения у поздних предлюдей.
Подавляющее большинство зарубежных исследователей рассматривают элементарную семью как такую форму организации, которая необходима и тем самым исконно присуща человеку. Они
282
Глава четвертая
даже не допускают мысли, что люди могли существовать без элементарной семьи. В качестве основания они обычно ссылаются на существование элементарной семьи у всех без исключения известных науке народов. Исходя из этого, они считают, что уже у самых ранних людей безусловно должна была существовать элементарная семья. Они лишь по-разному решают вопрос о времени ее появления. Одни из них считают, что группа, состоящая из самца, самки и детенышей, существовала уже у австралопитеков, другие полагают, что элементарная семья возникла вместе с хабилисами, третьи связывают ее появление с переходом к питекантропам 8Э.
Однако общие положения, из которых исходят все эти исследователи, нельзя признать правильными. Вопреки их мнению, элементарная семья существовала не у всех известных этнографии народов. Но главное не в этом. Многочисленные данные этнографии свидетельствуют, что в обществе «готовых», сформировавшихся людей индивидуальному браку исторически предшествовал групповой. Индивидуальный брак и элементарная семья в самом крайнем случае возникли спустя определенное время после перехода к позднему палеолиту и появления человека современного физического типа 90. Но если элементарной семьи не существовало даже у первых готовых людей, то тем самым она не могла существовать ни у формирующихся людей, ни у предлюдей.
Не ограничиваясь общими рассуждениями, указанные исследователи пытаются и более конкретно обосновать положение о появлении элементарной семьи на столь ранних стадиях эволюции. Они начинают с утверждения, что с появлением охоты произошло разделение труда между полами: охота стала исключительным занятием взрослых самцов, а уделом взрослых самок — соответственно собирательство. Следствием стало возникновение экономической, как они ее называют, зависимости между взрослыми самцами и обремененными детенышами самками. Самки и детеныши нуждались в мясе, которое могли доставить только самцы. Взрослые самцы, занимавшиеся охотой, нуждались в растительной пище, которой их могли снабдить только самки. Каждый взрослый самец стал снабжать мясом определенную самку и ее детенышей. Данная самка стала взамен обеспечивать его растительной пищей. Так, по их мнению, возникла элементарная семья, ничем по существу не отличающаяся от той, которая существовала у известных этнографии народов, находившихся на стадии первобытного общества. Это была подлинная человеческая семья, а не ее биологический аналог.
Эта концепция получила столь широкое распространение в зарубежной, а отчасти и в советской науке, что на ней необходимо остановиться.
В первобытном обществе действительно существует разделение
ПРЕДПОСЫЛКИ СТАНОВЛЕНИЯ ЧЕЛОВЕЧЕСКОГО ОБЩЕСТВА 283
или, точнее, распределение труда между полами. В большинстве обществ низших охотников-собирателей охотой занимались по преимуществу мужчины, а собирательством — по преимуществу женщины. Тем самым во всех данных обществах существовала теснейшая хозяйстве! .шя связь между мужчинами и женщинами. Они действительно находились в хозяйственной зависимости друг от друга. Циркуляция пищи между мужчинами и женщинами была необходимым условием существования как тех, так и других.
Ничего даже отдаленно похожего мы не находим у современных человекообразных обезьян. Ничего похожего не могло существовать и у тех антропоидов, которые явились предками человека. Описанное выше распределение видов деятельности между полами возникло на какой-то стадии эволюции, причем в качестве явления всеобщего, универсального.
Отвлекаясь пока от времени возникновения этого явления, поставим вопрос, могло ли его появление даже на человеческой, не говоря уже о предчеловеческой, стадии развития само по себе привести к тем результатам, о которых говорят сторонники рассматриваемой концепции, т. е. к сложению элементарной семьи? Никто из сторонников данной концепции не допускает мысли о существовании какой-либо другой формы обращения пищи между мужчинами и женщинами внутри первобытной группы. А между тем этнографические данные свидетельствуют об ином. У всех известных науке низших охотников-собирателей была найдена элементарная семья. Несомненным фактом является, что эта семья существовала у них по меньшей мере многие тысячелетия. И тем не менее ни в одном из этих обществ циркуляция пищи никогда не замыкалась в рамках элементарной семьи. Охотник, даже в одиночку добывший животное, в обязательном порядке должен был делиться мясом, причем нередко в первую очередь с остальными членами коллектива и только потом — со своей семьей. Человек, получивший долю мяса, добытого им совместно с другими, тоже нередко должен был делиться с целым рядом членов коллектива, не входящих в состав его элементарной семьи. Семья не являлась исключительной ячейкой потребления. Даже в тех случаях, когда каждая семья питалась отдельно У особого костра, в ее трапезе, как правило мог принять участие любой член коллектива. К тому же между раздельно питающимися семьями обычно существовала непрерывная циркуляция пищи. Все это наблюдается и тогда, когда в первобытном коллективе безраздельно господствует довольно поздняя форма первобытных социально-экономических связей91.
Но особенный интерес представляет такое положение, когда в первобытном коллективе существовала самая ранняя форма коммунистических отношений. В таких случаях семья нередко полностью отходит на задний план, она не выступает даже как
284
Глава четвертая
потребительская ячейка. Когда дело доходит до распределения, весь коллектив делится на две группы: одну из них составляют мужчины, другую — женщины и дети. Мясо, добытое мужчинами, поступает как той, так и другой группе. Так же обстоит дело и с растительной пищей, добытой женщинами. Каждая из этих групп потребляет пищу, поступающую в ее распоряжение, отдельно. Принадлежность к той или иной семье здесь не играет никакой роли92.
Нельзя к этому не добавить, что обычай, согласно которому женщины и дети должны были питаться отдельно от мужчин, существовал у огромного количества народов, находящихся па самых разных стадиях эволюции первобытного общества. Столь же широко был распространен среди них обычай, когда совместно ели люди, принадлежавшие к разным семьям.
Таким образом, возникшая циркуляция пищи между мужчинами и женщинами не требовала с необходимостью возникновения элементарной семьи. Она вполне могла быть удовлетворена путем установления циркуляции пищи между всеми мужчинами группы, вместе взятыми, и всеми женщинами группы, тоже вместе взятыми. И все приведенные выше данные свидетельствуют о том, что именно таким образом она и была первоначально удовлетворена. Правда, вряд ли было бы правильным утверждать, что с появлением разделения труда между полами мужчины и женщины стали питаться раздельно. Скорее всего, первоначально все члены группы питались совместно. Это в первую очередь относится к любой крупной добыче. Когда убивалось крупное животное, все члены группы собирались и совместно поедали мясо.
Для сторонников рассматриваемой концепции возникновение охоты и мясоедения при сохранении питания растениями равносильно появлению разделения труда между полами. Именно с этим связано утверждение некоторых из них, что половое разделение труда существовало уже у австралопитеков, не говоря уже о хабилисах.
С тем, что у предлюдей охотой занимались по преимуществу самцы, согласиться можно. Вряд ли, па наш взгляд, можно сомневаться в том, что они обеспечивали мясом детенышей. Часть добытого ими мяса доставалась и самкам. Не будем пока вдаваться в вопрос о том, как это происходило, хотя это тоже очень важно. Остановимся пока лишь на одном моменте.
Разделение труда предполагает, что разные группы не только занимаются различными видами деятельности, но между ними происходит циркуляция продуктов этих видов деятельности. Но имеются ли основания полагать, что взрослые самки снабжали самцов растительной пищей? И в связи с этим еще вопрос: можно ли считать, что взрослые самки уже занимались собирательством? На первый взгляд данный вопрос представляется излишним. Ведь несомненно, что не только предлюди, но все вообще обезьяны
ПРЕДПОСЫЛКИ СТАНОВЛЕНИЯ ЧЕЛОВЕЧЕСКОГО ОБЩЕСТВА 285
рвут плоды, листья, подиирают различного рода съедобные объекты, а затем едят их. Однако эта деятельность пе является собирательством в том смысле, в котором это слово употребляется в применении к людям первобытного общества.
Никто не назовет собирательством действия коровы, пасущейся на лугу. Она просто пасется, кормится. Точно так же кормится и только кормится обезьяна. Отличие между коровой и обезьяной состоит лишь в том, что у первой пища поступает прямо в рот, у последней чаще всего оказывается вначале в руке и лишь затем попадает в рот. Наличие в пищевой деятельности обезьяны двух звеньев, из которых первое представляет собой деятельность такого органа, который не является непосредственной частью пищеварительного аппарата, таит в себе возможность их отрыва друг от друга. Отдельные случаи этого встречаются у обезьян. Как уже отмечалось, самка шимпанзе, сорвав плод, может пе съесть его, а отдать детенышу.
У предлюдей матери, вероятно, уже не от случая к случаю, а систематически отдавали сорванные растения детенышам. Но и такого рода деятельность вряд ли с полным правом может считаться собирательством. И здесь мы имеем дело с кормлением. Отличие только в том, что животное не само кормится, а кормит другое. Однако такого рода систематическое кормление представляет собой важный шаг по пути к собирательству.
Само же подлинное собирательство начинается лишь тогда, когда сорванные плоды, листья, выкопанные корни и т. п. вначале сосредоточиваются в одном месте, т. е собираются в полном и точном смысле слова, и лишь затем потребляются. Конечно, потребление совершенно не обязательно должно следовать сразу же за сбором. Между сбором и потреблением могут включаться такие моменты, как, например, транспортировка, дальнейшая концентрация собранной пищи, переработка ее, хранение и т. п.
Вполне можно допустить, что у поздних предлюдей матери вначале собирали пищу в кучки и лишь затем отдавали ее детенышам. Нельзя исключить, что часть собранной пищи взрослые самки приносили в стойбище с тем, чтобы есть самим и кормить детенышей. Иначе говоря, можно допустить появление у поздних предлюдей зачаточных форм собирательства. Однако никакими фактами, которые могли бы подтвердить это предположение, мы не располагаем. Тем более нет абсолютно никаких данных, которые бы свидетельствовали о том, что взрослые самки собирали пищу специально для взрослых самцов, хотя последние, конечно, могли завладевать частью собранной и принесенной в стойбище самками пищи в случае, если подобного рода практика уже возникла.
Таким образом, вопреки утверждению многих исследователей, никаких материалов, которые свидетельствовали бы о существовании у поздних предлюдей разделения труда между полами в
286
Глава четвертая
том смысле, в каком оно существовало в первобытном обществе, нет.
Возвращаясь к концепции, суть которой состоит в том, что подлинная элементарная семья возникла еще на самых ранних стадиях эволюции, может быть, даже у предлюдей, необходимо отметить, что среди ее сторонников существует по крайней мере два направления. Сторонники одного из них считают, что элементарная семья была единственной формой объединения у предлюдей. Сторонники другого придерживаются взгляда, что элементарная семья у предлюдей и формирующихся людей входила в состав более крупного объединения.
Даже если допустить, что элементарная семья у предлюдей и формирующихся людей существовала, то с уверенностью можно сказать, что она не могла представлять самостоятельного объединения. Такое объединение с неизбежностью было бы нестабильным. Смерть любого взрослого ее члена делала бы оставшуюся ее часть неспособной к существованию. Группа, в которую входил лишь один взрослый самец, не могла успешно защищаться от хищников. Если учесть, что взрослый самец должен был время от времени оставлять самку с детенышами одних, а сам уходить на охоту, то изолированное существование этой группы представляется совершенно невероятным. При наличии такой группы как единственной формы организации индивиды, достигшие зрелости, должны были покидать ее и жить некоторое время в одиночестве. К этому можно добавить, что взрослый самец вряд ли мог бы в одиночку успешно охотиться на животных даже средних размеров, не говоря уже о крупных.
По всем этим причинам элементарной семьи как самостоятельной единицы у ранних предлюдей существовать не могло. Тем более исключено ее существование у поздних предлюдей, которые не только использовали естественные предметы, но и изготовляли орудия. Совершенствование производственной деятельности возможно было только в рамках сравнительно крепкого, стабильного объединения, обеспечивающего передачу опыта от поколения к поколению.
О том, что поздние предлюди жили именно такими объединениями, свидетельствуют данные археологии. Исследователи испытывают затруднения, когда пытаются установить, сколько именно индивидов входило в состав групп, обитавших на стойбищах этой эпохи. Однако все особенности этих стойбищ свидетельствуют о том, что эти группы не могли быть элементарными семьями, что они включали в свой состав несколько взрослых самцов и самок93. И это объединение, как уже было показано, не могло состоять из подлинных элементарных семей.
При решении вопроса о характере отношений между полами в стаде поздних предлюдей необходимо прежде всего принять во внимание, что начиная еще с предшествующей стадии развитие
ПРЕДПОСЫЛКИ СТАНОВЛЕНИЯ ЧЕЛОВЕЧЕСКОГО ОБЩЕСТВА 287
физиологии размножения предлюдей пошло по линии, которая в конечном счете должна была привести к исчезновению эструса. Трудно со всей определенностью сказать, исчез ли он уже па стадии поздних предлюдей. Если он все же продолжал сохраняться, то так же, как и прежде, в начале астрального периода доступ к самке возможен был и для подчиненных самцов, а в дальнейшем она монополизировалась одним из доминирующих самцов. Однако даже в случае сохранения на этой стадии эструса развитие по пути его исчезновения с неизбежностью должно было привести к удлинению периода сексуальной восприимчивости самки. А это сделало более вероятным нахождение в максимуме эструса нескольких самок, что в определенной степени смягчило конкуренцию между доминирующими самцами и тем самым сделало более редкими конфликты между ними.
Если же эструс на стадии поздних прелюдей уже исчез, то об отношениях между полами в их стаде можно лишь догадываться, ибо невозможно найти никаких аналогий такому положению не только среди обезьян, но и млекопитающих вообще. Стадо поздних предлюдей было довольно крупным и сплоченным объединением. Но сплоченным животное стадо может быть только при условии существования в нем достаточно жесткой системы доминирования. В условиях существования такой системы исчезновение у самки эструса могло привести к постоянной монополизации их доминирующими самцами. Число взрослых самок в стаде во всяком случае не могло быть меньше, чем число доминирующих самцов. Поэтому появление постоянного парования, если и не исключило полностью конфликты между доминирующими самцами, то по крайней мере резко сократило их число.
Однако в то же время монополизация самок доминирующими самцами лишила подчиненных самцов возможности удовлетворения полового инстинкта, что не могло в известной степени не обострить отношений внутри объединения. Но в целом конфликтов в стаде поздних предлюдей стало, вероятно, меньше, чем в стаде ранних.
В целом парование, если оно имело место у поздних предлюдей, должно было носить своеобразный характер. Парование в стаде павианов предполагает, во-первых, постоянное пребывание партнеров вместе, во-вторых, известное обособление пары от остальной части стада. Это было вполне возможно, ибо, во-первых, парование у павианов носило временный характер, во-вторых, у них в один определенный период времени обычно существовала лишь одна пара, в-третьих, способ обеспечения пищей у павианов не требовал и не предполагал более или менее длительного отделения самцов от остальной части стада.
Иначе обстояло дело у поздних предлюдей. Парование у них Должно было быть не временным, а постоянным. Одновременно существовала не одна, а несколько пар. И, наконец, охота, иг
288
Глава четвертая
равшая у поздних предлюдей все более важную роль, предполагала и требовала отделения самцов от остальной части стада на более или менее длительные промежутки времени. В таких условиях парование не могло предполагать ни пребывания партнеров вместе, ни обособления пары от остальной части стады. Оно не могло носить отчетливо выраженного характера. По существу парование у поздних предлюдей выражалось лишь в том, что доминирующий самец постоянно спаривался с данной самкой и не допускал спаривания с ней любых других самцов.
Распределение мяса. Отношения доминирования с неизбежностью должны были проявляться в стаде поздних предлюдей и при распределении мяса. Это отнюдь не означает, что добыча доставалось исключительно лишь доминирующим животным. Ее в любом случае получали детеныши, на которых отношения доминирования не распространялись. Если добыча была велика, то доступ к ней получали практически все члены стада. Когда мясо приносилось в стойбище, то какая-то его часть доставалась и самкам-матерям.
Однако ни о каком дележе мяса среди членов стада в том смысле, в котором это слово применяется к человеческому обществу, говорить не приходится. Животному могло достаться мясо, а могло и не достаться. Животное могло получить доступ к добыче, а могло быть отстранено от нее доминирующим индивидом. Чтобы получить кусок мяса, животное должно было приложить усилия, которые не всегда могли привести к желаемому результату.
Таким образом, объединение поздних предлюдей внешне по своим особенностям мало чем отличалось от стад ранних предлюдей. И в то же время именно его развитие подготовило появление качественно нового явления — формирующегося человеческого общества.
1	См.: White L. A. The evolution of culture. N.Y. etc., 1959; SBBM; Simonds P. E. The social primates. Evanston etc., 1974; Lancaster J. B. Primate behavior and the emergence of human culture. N. Y., 1975.
2	См.: Tux H А Предыстория общества (сравнительно-психологические основы). Л.: Изд-во ЛГУ, 1970, с. 21—22; Новоженов Ю. И Отбор на популяционном уровне — ЖОБ, 1976, т. 37, № 6, с. 843 и др.
3	Kroeber A. L The superorganic.— In: Kroeber A. L. The Nature of culture. Chicago, 1952; White L. A. The evolution..., p. 12—17; Kaplan D. The superorganic: science or metaphisics? — AA, 1965, v. 67, N 4, etc.
4	Дубинин H. П. Философские и социологические аспекты генетики человека.— ВФ, 1971, № 1, с. 36—39; Дубинин И. П., Шевченко Ю. Г. Некоторые вопросы биосоциальной природы человека. М.: Наука, 1976, с. 16—17; Эфроимсон В. Родословная альтруизма.— НМ, 1971, № 10, с. 19.
5	White L. A. The evolution..., р. 13—14.
6	Fox R. Primate kin and human kinship.— BSA, p. 9.
ПРЕДПОСЫЛКИ СТАНОВЛЕНИЯ ЧЕЛОВЕЧЕСКОГО ОБЩЕСТВА 289
7	Там же, Tiger L, Fox R The zoological perspective in social science — Man, 1966, v 1, N 1, p 76, Wilson E Sociobiology The new synthesis Cambridge, Mass, 1975 etc
8	См Арефьева Г С Социальная активность М Политиздат, 1974, с 87, Ковалев А М Общество и законы его развития М Мысль, 1975, с 46— 49, 271—291, Келле В Ж, Ковальзон М Я Теория и история Проблемы теории исторического процесса М Политиздат, 1981, с 67, и др
9	Маркс К, Энгельс Ф Соч, т. 3, с 3
10	Маркс К , Энгельс Ф Соч , т 20, с 489—491, т 34, с 138
11	Ленин В И Поли собр соч, т 33, с 10, т 48, с 232
12	Борисковский П И Исторические предпосылки оформления так назы ваемого Homo sapiens — ПИДО, 1935, № 1—2, 5—6, Рогинский Я Я К во просу о периодизации процесса человеческой эволюции — АЖ, 1936, Я» 3, Он же Проблема происхождения Homo sapiens — УБН, 1938, т 9 № 1— 4, Юзефович А И Перерывы постепенности в эволюции человека — При рода, 1939, Я И, Якимов В П Ранние стадии антропогенеза М Изд во АН СССР, 1951 (J ИЭ, нов серия, т 16) и др
13	Брюсов А Я [Рец ] Происхождение человека и древнее расселение чс ловечества—ВДИ, 1953, № 2, Крайнов Д А Некоторые вопросы станов ления человека и человеческого общества — В кн Ленинские идеи в изучении истории первобытного общества, рабовладения и феодализма М Наука, 1970
14	Поршнев Б Ф Материализм и идеализм в вопросах становления челове ка — ВФ, 1955, № 5, Он же О начале человеческой истории (проблемы палеопсихологии) М Мысль, 1974, с 104—105, 373, 389 и др
15	См, например Григорьев Г П Начало верхнего палеолита и происхож дение Homo sapiens — Л Наука, 1968, с 129
16	См Праслов И Д Ранний палеолит северо восточного Приазовья и нижнего Дона — МИА, 1968, № 157, с 138—146, Любин В П Нижний палеолит — В кп Каменный век па территории СССР — МИА, 1970, № 166, с 40, Рогачев А Н Палеолитические жилища и поселения — Там же, с 76 и др
17	См Урысон М И Ископаемый гоминид из Республики Чад и проблема пограничных форм между австралопитековыми и древнейшими людьми — ВА, 1966, вып 22, с 83
18	См Урысон М И Люди или животные? — Природа, 1973, № 1, с 33, Якимов В П Антропогенез и мозг — Природа, 1974, Я 9, с 89—90, Clark W Е Le Gros Man-apes or ape men? N Y , 1967, p 50
19	Маркс К , Энгельс Ф Соч , т 23, с 189
20	Там же
21	См Поршнев Б Ф Материализм и идеализм , Семенов Ю И Возникновение и основные этапы развития труда (в связи с проблемой становления человеческого общества) — Уч зап Красноярского пед ин та, 1956, т 6
22	Зубов А А Систематические критерии рода Ното и его эволюция — ВА, 1973, вып 43, Якимов В П Некоторые проблемы становления человека на начальном этапе — БН, 1976, № 2, Кочеткова В И Возможные варианты микроструктуры мозга Homo habihs — ВА, 1969 вып 32 Clark W Е Le Gros, р 45—50, Wells L И Forward from Taung - JHE, 1973, v 2, N 6, p 563—565 etc
23	Подробный анализ особенностей табу и литературу по этому вопросу см Семенов Ю И Как возникло человечество М Наука, 1966, с. 275—281
24	Подробнее об этом см Семенов Ю И О специфике первобытных производственных (социально экономических) отношений — СЭ, 1976, № 4
25	См Ефименко П П Значение женщины в ориньякскую эпоху — ИГАИМК, 1931, т 11, вып 3 4, Борисковский ПИК вопросу о стадиальности в развитии верхнего палеолита — ИГАИМК, 1932, т 14, вып 4
26	Bishop W Pliocene problems relating to human evolution — HO, p 139—
1 О Заказ X 2725
290
Глава четвертая
27
28
29
30
31
32
33
34
35
36
37
38
39
40
41
42
43
44
45
46
47
151; Isaac G LI The activities of early African hominids.— Ibid., p. 507; Butzer К W Environment, culture and human evolution.— AS, 1977, v. 65, N 5, p 576
Beatty H A note on the behavior of chimpanzees — JM, 1951, v. 32, N 1; Kortlandt A , Koon M Protohominid behavior in primates — SZSL, 1963, v 10; Jones G, Pl J S Sticks used by chimpanzees in Rio-Muni, West Africa— Nature 1969, v 233, N 5201 Struhsaker T T, Hunkeler P Evidence of tool-using by shimpanzees in the Ivory Coast.—FP, 1971, v. 15, N 3-4; Nishida T The ant-gathering behavior by the use of tools among wild chimpanzees of Mahali Mountains — JHE, 1973, v 2, N 5; Лавик-Гудол Дж ван В тени человека М • Мир, 1974, с 37—38, 150—151, 172—173; Goodall J Continuities between chimpanzee and human behavior — HO, p. 83; Suzuki A The origin of hominid hunting — SPP, p 216; Sugiama У Tool-using and making behavior in wild chimpanzees at Bissou, Guinee — Primates, 1979, v 20, N 4
Goodall J Chimpanzees of the Gombe streem reserve.— PB, p. 443—445. Telekt G The predatory behavior of wild chimpanzees Lewisburg, 1973, p 53—56; idem Primate subsistence pattern collector-predators and gatherer-hunters— JHE, 1975, v 4, N 2, p 143
Reynolds V, Beynolds F Chimpanzees of the Budongo forest — PB
Suzuki A The origin , p 260
Teleki G Primate subsistence pattern, p 143
Tobias P H New discoveries in bominine paleontology in South and East Africa —ARA, 1973 v 2, p. 317—318, 322, 324, Howell F C Overview of the pliocene and earlier pleistocene of the Lower Omo basin, Southern Ethiopia — HO, p 255—257; Boaz N T Hommid evolution in Eastern Africa during the pliocene and early plestocene — ARA, 1979, v. 8.
Gregory W, Hellman M Evidence australopithecines man-ape on the origin of man — Science 1938, v 88, N 2, Broom B, Schepers G W H The South African fossil ape man australopithecinae — TMM, 1946, N 2; Robinson J T. The dentition of the australopithecinae — TMM, 1956, N 9.
Dart В The osteodontoceratic culture of australopithecus prometheus — TMM 1957, N 10
Coles J M, Higgs E S The archeology of early man. L., 1969, p 83; Tobias Ph V The brain in hominid evolution. N Y ; L , 1971, p. 128—132; Sampson С У The stone age of Southern Africa N. Y.; L, 1977, etc.
Dart R The Makapansgat proto-human australopithecus prometheus — AJPhA 1948, v 6, N 3; idem The predatory implemental technique of australopithecus — AJPhA, 1949, v. 7, N 1
Толстов С П Проблемы дородового общества — СЭ, 1931, № 3-4, с 77—83 De Yore I, Hall К R L Baboon ecology — PB, p 34—50
Crook J H, Aldrich-Black P Ecological and behaviorial contrasts between sympatric ground dwelling primates m Ethiopia — FP, 1968, v 8, N 1 Nishida T The social group of wild chimpanzees in the Mahali Mountains— Primates, 1968 v 9, N 3; Izawa К Unit groups of chimpanzees and their nomadism in the savanne woodland — Ibid, 1970, v. 11, N 1; Sugya-ma У The social structure of wild chimpanzees—СЕВР, p 378, 404; Suzu ki A The origin of hominid hunting, p 272
Beynolds V, Beynolds F Chimpanzees , p 420, Goodall J Chimpanzees , p 449—451
Hall К R L, De Vore I Baboon social behavior — PB p 56, 72—74
Vallois H V The social life of early man: evidence of skeleton — SLEM Немилое А В Биологическая трагедия женщины — Л, 1929, с 147—152 Hall К R L , De Vore Т Baboon social behavior, p 60—76.
Dart В The predatory implemental technique ; idem A cleft adult mandible and the nine other lower jaw fragments from Makapansgat — AJPhA, 1962, v. 20, N 3; Rop er M К A survey of the evidence for intrahuman killing in the pleistocene,— CA, 1969, v. 10, N 4, pt 2, p. 431—432.
ИГ! ДПОСЫЛКИ СТАНОВЛЕНИЯ 41 ЛОВ1 41 СКО1О ОБШГСТВА 291
*8 Dart R The Makapansgat , idem lhe predatory implemental technique , idem Adventures with missing link N Y, 1959
49 Dart R The Makapansgat , p 278
so Brain С К An attempt to reconstruct the behavior of australopithecus. the evidence for interpersonal violence — ZA, 1972, v 7, N 1, p 379—401
51	См Лавик Гудолл Дж и Г ван Невинные убийцы М Мир, 1977, Shatter G В, Lowther G R The relevance of carnivore behavior to the study of early hominids — SJA 1969, v 25, N 4
52	Лавик Гудолл Дж и Г ван Невинные убийцы, с 56, 63, 69—71, 81
5з	Harding R S A Meat eating and hunting in baboons — SPP
54	Teleki G The predatory behavior , p 71—84
55	Goodall J Chimpanzees p 443—445
5» Teleki G Primate subsistence pattern , p 150, 166
57	Ibidem
58	Suzuki A The origin of hominid hunting, p 261—264
59	Лавик Гудолл Дж ван В тени человека, с 147
60	Там же
81	Teleki G The predatoiy behavior , p 148
62	Ibid , p 169
63	Ibid , table V
64	Lee R В What hunters do for a living, or, how to make out on scarce re sorces — MH p 46—48
65	Mann A E Some paleodemographic aspects of the South African australo pithecmes — UPPA, 1975, N 1
66	Tindale N В The Pitjandjara— HGT, p 249
67	Матюхин A E Экспериментальное изучение техники изготовления га лечных орудий — СА, 1976, № 3, с 9—10
68	Merrick Н V Recent archaeological research in the plio pleistocene depo sits of the Lower Ошо, Southwestern Ethiopia — HO, p 468—471
69	Kurtes G H, Drake X, Cerhng T, Hempel X Age of KBS tuff on Koobi Fora formation East Rudolf, Kenya — Nature, 1975, v 258, N 5539, p 395— 397
70	Merrick H V Recent archaeological research p 477—480
71	Ibid, p 477, Isaac G LI The activities of early African hominids p 488— 490
72	Isaac G LI Op cit, p 481
73	Ibid, p 488
7	Ibid , p. 490
75	Кларк Дж Д Доисторическая Африка М Наука, 1977, с 61
76	Там же
77	Leakey М D Olduvai Gorge Vol 3 Excavations in Beds I and II 1960— 1963 Cambridge, 1971, p 94, 260, 261
78	Ibid, p 59, 64, 262, Clark J D African origins of man the tool maker — HO, p 24
79	Leakey M D Op cit, p 85, 262
83 Ibid, p 262
81	Кларк Дж Д Доисторическая Африка, с 64
82	Isaac G LI Op cit p 289
83	Koobi Fora research project Vol 1 The fossil hominids and an introduction to their contex, 1968—1974 Oxford 1978, p 80
84	Кларк Дж Д Доисторическая Африка, с 65—66, Isaac G LI, Harris J W К, Grader D Archaeological evidence from Koobi Fora formation — EMER, p 537, 548
85	Кларк Дж Д Доисторическая Африка с 65—66
86	Сам же, с 63—64
87	Гам же, с 64
88	Там же, с 66—67, Isaac G LI lhe activities , p 499—501
292
tMiea четвергах
89	Etkin W. Social behavior and evolution man’s mental capacity faculties.— AN, 1954, v. 88, N 840, p. 134—137; Washburn S. L., De Vore I. Social behavior of baboons and early man.— SLEM, p. 96—103; Washburn S. L., Lancaster C S. The evolution of hunting, MH, p. 301—302; Chard C. S. Man in prehistory. N.Y. et al., 1975, p. 86, 105; Lancaster J. B. Primate behavior..., p. 78—84; Isaac G. The food-sharing behavior of protohuman hominids.— SA, 1978, v. 238, N 4, p. 106.
1 См.: Семенов Ю. И Происхождение брака и семьи. М.: Мысль, 1974, с. 53— 238.
91 См.. Семенов Ю. И Эволюция экономики раннего первобытного общества,— В кн.: Исследования по общей этнографии. М.: Наука, 1979.
92 См.: Семенов Ю. И. Об изначальной форме первобытных социально-экономических отношений.— СЭ, 1977, № 2.
1,3 Кларк Дж. Д. Доисторическая Африка, с. 65—66, 87—88.
Глава пятая
СТАНОВЛЕНИЕ ЧЕЛОВЕЧЕСКОГО ОБЩЕСТВА
1.	От стада поздних предлюдей к праобществу формирующихся людей
В настоящее время, когда окончательно выяснилось, что появлению людей предшествовало возникновение охоты, многие исследователи именно в охоте видят тот фактор, который вызвал к жизни человеческое общество, именно из охоты выводят все ос-новные особенности первых человеческих объединений *. Охот; на крупных и опасных животных предполагает объединенные уси лия индивидов, совместную деятельность. Из этой кооперации обычно и выводится присущий людям первобытного общества коллективизм.
Однако какой бы очевидной, на первый взгляд, ни казалась эта концепция, признать ее верной нельзя. Это отнюдь не означает, что охота вообще не играла важной роли в возникновении человека. Однако не охота, сама по себе взятая, сделала возможным, а в дальнейшем и неизбежным переход к обществу.
Как известно, совместная охота представляет собой явление, довольно широко распространенное в животном мире, однако нигде она не вызвала движения в интересующем нас направлении. Наличие охоты не отделяет стада предлюдей от всех прочих объединений животных, а, наоборот, роднит его с группировками довольно большого числа животных. Границей является наличие производственной деятельности. Но чтобы понять значение производственной деятельности, необходимо хотя бы коротко остановиться на закономерностях биологической эволюции.
Факторы биологической эволюции. Главным фактором биологической эволюции является естественный отбор. Последний заключается в избирательной элиминации одних и соответственно в избирательном сохранении других особей. Выживают и оставляют потомство индивиды, обладающие особенностями, которые делают их более приспособленными к среде. Естественный отбор, как его обычно понимают, есть отбор индивидов. Однако в последнее время в биологической науке все чаще начинают говорить, кроме индивидуального отбора, также об отборе групповом.
Некоторые исследователи понимают групповой отбор прежде всего как отбор популяций, добавляя к этому, что вообще-то он «может касаться любой группировки особей, если она выступает как интегративное целое»2. Действительно, объектами отбора могут быть различные группировки особей, включая популяцию,
294
Глава пятая
но исторически понятие группового отбора появилось тогда, когда биологи попытались применить учение о естественном отборе для объяснения возникновения такого рода группировок животных, как муравейники, рои пчел и т. п.
Бросающейся в глаза особенностью их является биологическая специализация их членов. Если обычное животное способно выполнять все функции, которые необходимы для существования как его самого, так и вида, то в такого рода «объединениях» существует разделение функций между индивидами. Одни особи способны только к размножению, но не обеспечению себя пищей и к защите от опасности. Другие могут добывать пищу и защищаться, но лишены способности к воспроизводству. Как известно, в «объединениях» пчел и муравьев подавляющее большинство особей бесполы. В результате все функции, необходимые для обеспечения существования индивидов и вида, могут выполнять только все члены такого «объединения», вместе взятые. Это исключает возможность существования индивидов вне «объединения».
Иначе говоря, каждая такая группировка представляет собой по существу не что иное, как своеобразный составной биологический организм, биологический сверхорганизм, а отдельные входящие в его состав индивиды и группы индивидов представляют различного рода органы этого сверхиндивида. К такому выводу в настоящее время все в большей степени склоняются энтомологи3.
Исследователям было ясно, что сверхорганизмы не могли возникнуть в результате действия обычного естественного отбора. Именно с этим и связано предположение о существовании группового отбора- отбора прежде всего групп индивидов и только тем самым — самих индивидов. Группами, которые в процессе эволюции превратились в сверхорганизмы, могли быть только объединения животных, но ни в коем случае не популяции или какие-либо другие группировки. Поэтому в отличие от всех других возможных видов группового отбора этот отбор можно было бы назвать «грегарным». По мере превращения объединения животных в сверхорганизм грегарный отбор постепенно превращался в отбор сверхорганизмов, т. е. в естественный сверхиндивидуальный отбор.
Грегарный отбор в той или иной степени имеет место везде, где существуют объединения животных. Имел он место у многих видов обезьян. И без анализа этого явления нельзя понять развертывания того процесса, который завершился возникновением человеческого общества.
Прежде всего следует отметить, чго под термином «грегарный отбор» скрываются два, хотя и тесно связанных, но различных явления. Грегарный отбор в первом смысле включает в себя в качестве необходимого момента отбор индивидов, обладающих
СТАНОВЛЕНИЕ ЧЕЛОВЕЧЕСКОГО ОБЩЕСТВА
295
теми или иными особенностями. Но если при индивидуальном отборе выживают и оставляют потомство особи, более приспособленные к среде, то при такого рода отборе дело обстоит иначе. Отбираются организмы с такими особенностями, которые могут не давать индивиду никаких преимуществ по сравнению с остальными. Более того, могут отбираться организмы даже с такими особенностями, которые делают индивида, самого по себе взятого, менее приспособленным к среде — менее способным найти пищу, менее способным избежать опасности, неспособным оставить потомство и т. п. И это происходит потому, что данные особенности организма, не давая ему самому, взятому изолированно, никаких преимуществ по сравнению с другими индивидами, в то же время делают более приспособленным к среде объединение, в состав которого входит данный индивид. Это объединение лучше сохраняется и оставляет большее потомство. Такого рода грегар-ный отбор, как и естественный индивидуальный отбор, ведет к наследственным изменениям. Его результаты закрепляются в генотипе индивидов, входящих в объединение. Данную разновидность грегарного отбора можно было бы назвать «грегарно-инди-видуальным отбором».
Кроме особенностей индивидов, входящих в объединения, существуют также и особенности самих объединений и шире — грегарной организации вида или популяции. Грегарная организация у данного вида или данной популяции вида может быть одной, а может быть и другой. Одна форма может больше отвечать потребности приспособления к среде, другие — меньше. И возникновение той или иной формы грегарной организации, той или иной структуры объединения происходит в результате отбора объединений. Объединения при этом отбираются не как простые совокупности индивидов, а как определенные целостные единицы. Результатом отбора является изменение не индивидов, взятых по отдельности, а самого их объединения. Такого рода отбор мы в дальнейшем изложении будем называть просто «грегарным».
Разумеется, если возникновение той или иной формы грегар-иой организации невозможно без появления у индивида определенных морфологических особенностей, то они с неизбежностью появятся. В данном случае грегарный отбор действует в неразрывной связи с грегарно-индивидуальным. Эти два вида отбора здесь по существу совпадают. Однако изменение объединений может происходить и без метаморфозы составляющих их индивидов. В таком случае мы имеем дело с чистым грегарным отбором.
В процессе отбора объединения одной формы исчезают, объединения другой формы сохраняются. Но исчезновение объединений совершенно не обязательно предполагает гибель всех составляющих их индивидов. Они могут войти в состав других объединений, образовать новые объединения. Чистый грегарный отбор пе ведет к изменению наследственности. Его результаты
296
Глава пятая
не закрепляются в генотипе. Поэтому сохранение формы объединения происходит не через посредство механизма биологической наследственности, а путем следования существующему образцу, подражания.
Грегарный отбор, таким образом, качественно отличается от всех остальных форм отбора. Он не является силой, определяющей эволюцию вида. В результате грегарного отбора объединения изменяются независимо от изменения составляющих индивидов. В этом заложена возможность возникновения иной формы движения материи, чем биологическая. Но эта возможность в животном мире является формальной, но не реальной.
Таким образом, когда мы обращаемся к живущим в объединениях животным, то сталкиваемся, во-первых, с грегарно-инди-видуальным отбором, включающим в себя в качестве момента индивидуальный отбор, и во-вторых, с качественно отличным от него грегарным отбором. Само собой разумеется, что индивиды этих видов находятся также под воздействием обычного естественного индивидуального отбора. И этот последний был главным фактором эволюции грегарных видов, грегарно-индивидуальный отбор играл менее значительную роль. Переход ведущей роли к грегарно-индивидуальному отбору неизбежно вел за собой превращение объединения в сверхорганизм, а тем самым и превращение отбора в сверхиндивидуальный. Индивидуальный и грегарно-индивидуальный отбор могли действовать в одном направлении, могли — в разных. В последнем случае действие этих отборов могло прийти в противоречие, что значительно осложняло процесс эволюции.
Праорудийная деятельность и отбор. Превращение крупных антропоидов миоцена в ранних предлюдей и дальнейшее развитие последних происходило под действием прежде всего индивидуального отбора, хотя определенную роль сыграл здесь, вероятно, и грегарно-индивидуальпый отбор. Основной формой приспособления ранних предлюдей к среде была деятельность по использованию естественных орудий. Поэтому объективной необходимостью было совершенствование этой деятельности.
Праорудийная деятельность в значительной степени отличалась от других форм поведения животного. Собственно из всех форм поведения животного только ее и можно назвать деятельностью. Своеобразным был сам принцип отграничения этой деятельности от остальных форм поведения. Этим принципом являлось не удовлетворение того или иного инстинкта и не направленность на те или иные материальные объекты, а использование для удовлетворения потребности природных объектов в качестве орудий. Возникновение праорудийной деятельности есть появление наряду с телесными, соматическими органами органов внетелесных, экстрасоматических,
СТАНОВЛЕНИЕ ЧЕЛОВЕЧЕСКОГО ОБЩЕСТВА
297
В определенных пределах совершенствование праорудийной деятельности было возможно и без изменения морфологической организации индивидов. Это совершенствование происходило путем проб и ошибок, путем закрепления удачных условнорефлекторных действий и торможения неудачных. Более совершенные действия не только закреплялись у данного индивида, но и усваивались остальными путем подражания первому. Такого рода совершенствование праорудийной деятельности шло без участия обычного естественного отбора.
Однако степень способности к праорудийной деятельности зависит от морфологической организации. Чем более развитой в данном отношении была морфологическая организация индивида, тем более совершенной была его деятельность по использованию орудий для добывания пищи, для защиты от хищников. А совершенствование морфологической организации в том направлении, которое делало возможным более совершенные действия с орудиями, шло в основном под воздействием индивидуального отбора.
Последний был той силой, которая разрешала противоречие между морфологической организацией ранних предлюдей, какой она была в данный момент, и объективной необходимостью развития праорудийной деятельности. Таким образом, под действием отбора совершенствовалось не праорудийная деятельность непосредственно, а способность организма к ней. Но ясно, что совершенствование способности к праорудийной деятельности является необходимым условием сколько-нибудь существенных сдвигов в развитии праорудийной деятельности. И в этом и только этом смысле можно говорить о том, что праорудийная деятельность совершенствовалась под действием естественного отбора.
Производственная деятельность и отбор. Однако рано или поздно все возможности совершенствования праорудийной деятельности были исчерпаны. Никакое дальнейшее развитие морфологической организации не могло обеспечить ее дальнейшего прогресса. Начиная с этого момента единственным возможным способом совершенствования деятельности по приспособлению к среде с помощью орудий стало совершенствование применяемых орудий, т. е. изготовление орудий.
Деятельность по использованию орудий не могла дальше развиваться, не расщепившись на деятельность по изготовлению орудий — орудийно-созидательную и деятельность по приспособлению к среде с помощью этих изготовленных орудий — орудийно-приспособительную (орудийно-присваивающую). И такое расщепление, как мы уже видели, неизбежно произошло. В результате на смену праорудийной деятельности пришла орудийная.
Уже праорудийная деятельность значительно отличалась от прочих видов поведения животных. Однако, отличаясь от них, она в то же время принадлежала к тому же качеству, что и поведение животных в целом. Она была деятельностью приспособи
298
Глава пятая
тельной. Приспособительной была и деятельность по использованию искусственных орудий для присвоения природных предметов или для защиты. Деятельность же по изготовлению орудии имела иную природу, она была деятельностью производственной
Действия по изготовлению орудии не представляют собой акта приспособления к среде. Сами по сеое они биологически бесполезны. Актом приспособления к среде являются лишь действия по использованию данного орудия для охоты, защиты и т. п. Но степень успешности этого акта приспособления зависит от степени совершенства применяемого орудия, а тем самым от степени развития действия по его изготовлению. Производственная деятельность, не являясь сама по сеое приспособлением, в то же время представляла собой на стадии поздних предлюдей необходимое условие успешного приспособления к среде. Без прогресса этой деятельности было невозможно совершенствование приспособления к среде. Развитие ее было объективной биологической необходимостью. И в то же время она не могла развиваться таким же образом, как праорудииная деятельность, ибо взятая сама по себе была биологически бесполезной, не представляла собой приспособления к среде.
Развитие орудийно-созидательнои (производственной) деятельности, так же как и развитие орудийно-приспособительнои деятельности, требовало и предполагало определенное изменение морфологической организации действующих индивидов. Изменение морфологической организации по линии ее приспособления к орудиино-приснособительнои деятельности могло идти и шло под действием индивидуального естественного отбора. Особенности, которые делали индивида более способным к использованию орудий для охоты и обороны, давали ему прямые преимущества перед другими членами группы, позволяли ему выживать и оставлять потомство.
Конечно, некоторые из особенностей, которые делали индивида более, чем другие, способным к орудиино-приспособительнои деятельности, могли быть одновременно и такими, которые способствовали успеху орудийно-созидательной деятельности. Однако были и такие особенности организма, которые, делая более успешной производственную деятельность, в то же время не давали индивиду никаких преимуществ в приспособительно-орудии-ной деятельности. Разумеется, изготовление более совершенных орудий в принципе всегда делало более совершенной и деятельность по их использованию. Но более совершенные орудия, изготовленные одними индивидами, могли быть использованы другими, неспособными в силу своих морфологических особенностей изготовить их.
Таким образом, индивиды, которые по своим морфологическим и иным способностям были более способными к производственной деятельности, не имели никаких биологических пре
СТАНОВЛЕНИЕ ЧЕЛОВЕЧЕСКОГО ОБЩЕСТВА
299
имуществ по сравнению с теми, которые такими особенностями не обладали. В результате такого рода особенности не могли возникнуть и совершенствоваться под влиянием естественного индивидуального отбора.
Но наличие в объединении индивидов, более способных к производственной деятельности, делали всех его членов, вместе взятых, более способными к приспособлению. Развитие способностей к производственной деятельности, а тем и самой производственной деятельности могло идти только под воздействием гре-гарно-индивидуального и никакого другого естественного отбора.
Но специфика эволюции производственной деятельности состояла не только и не просто в том, что она могла развиваться только под действием грегарно-индивидуального отбора. Сам грегарно-индивидуальный отбор в данном случае приобрел особый характер, который ему раньше был не свойствен.
Как уже указывалось, праорудийная деятельность в определенных пределах могла развиваться вне зависимости от обычного естественного отбора. Это связано с накоплением опыта деятельности и его передачей от индивида к индивиду путем подражания. Таким способом передается опыт не только праорудийной, но и вообще всей индивидуально приобретенной деятельности у высших млекопитающих.
Таким образом, в животном мире, кроме способа передачи опыта от одного поколения к другому через механизм наследственности, существует и другой, что и дает некоторым авторам основание говорить о существовании у животных элементарной культуры или протокультуры4. Однако если в животном мире есть внегенетический способ передачи опыта от одного индивида к другому, а тем самым от поколения к поколению, то в нем отсутствует внегенетический способ закрепления этого опыта внутри вида или популяции вида. У высших животных никаких других материальных структур, в которых бы фиксировался прошлый опыт и вместе с которыми, через посредство которых он бы передавался от индивида к индивиду, от поколения к поколению, кроме половых клеток, не существует.
С возникновением производственной деятельности появились и иные, кроме половых клеток, материальные структуры, в которых фиксировался и вместе с которыми передавался от индивида к индивиду, от поколения к поколению прошлый опыт. Такими материальными структурами были изготовленные орудия. Каждое такое орудие, начиная с определенного этапа развития производственной деятельности, было в принципе не чем иным, как материализованным, объективно зафиксированным, закрепленным опытом деятельности по его изготовлению. С началом фиксирования в орудиях производственного опыта каждое новое поколение, вступая в жизнь, получало в свое распоряжение материализованный опыт предшествующих поколений. В процессе деятель
300
Глава пятая
ности этого поколения опыт предшествующего обогащался и в таком виде передавался последующему.
Возникновение нового способа фиксирования и передачи опыта имело своим следствием появление особого материального процесса — эволюции орудий. Эволюция орудий, как и эволюция организмов, представляла собой процесс развития, движения материальных тел. Но этот процесс качественно отличался от эволюции организмов. Если последняя направлялась естественным отбором, то эволюция орудий естественным отбором не определялась. Это, однако, не значит, что развитие орудий вообще не было первоначально связано с естественным отбором. Вплоть до возникновения человека современного типа развитие производственной деятельности было невозможно без изменения морфологического облика производящих существ, которое могло происходить только под воздействием естественного отбора. Но естественный отбор не только не определял, но даже непосредственно не влиял на эволюцию орудий. Направление эволюции орудий никак не зависело от действия естественного отбора. Зато действие естественного отбора зависело от направления эволюции орудий. И это существенным образом изменило сам процесс биологической эволюции.
Применительно к обычным животным естественный отбор подгоняет организм к среде, точнее, к той экологической нише, которую занимает вид. Именно особенности данной экологической ниши во многом определяют направление действия естественного отбора. Уже появление праорудийной деятельности в определенной степени изменило ситуацию. Ранние предлюди приспособлялись к среде не только прямо, но и через посредство орудий. Между ними и средой появился посредник — естественное орудие. В результате необходимым условием приспособления к среде стало приспособление организма к орудию, возникновение у него таких особенностей, которые позволили бы ему более успешно оперировать орудиями и тем самым приспосабливаться к среде. Уже на этой стадии направление естественного отбора стало в какой-то степени определяться особенностями не экологической ниши самой по себе, а орудий. Речь, разумеется, идет не о естественном отборе вообще, а только о том, результатом которого была элиминация индивидов, хуже других приспособленных к праорудийной деятельности. Наряду с ним действовал естественный отбор, который прямо, непосредственно приспосабливал организмы к среде.
В результате приспособления организма к орудию последнее стало столь же необходимым для его существования, как и естественные его органы. Рано или поздно естественный отбор, который является объектом рассмотрения, настолько «подогнал» организм к естественным орудиям, что дальнейшее развитие в данном направлении стало невозможным. Иначе говоря, опредс-
СТАНОВЛЕНИЕ ЧЕЛОВЕЧЕСКОГО ОБЩЕСТВА
301
ление орудиями направления естественного отбора было здесь преходящим явлением.
С переходом к производственной деятельности орудия сами начали изменяться, причем независимо от естественного отбора. Рано или поздно развитие орудий приходило в противоречие с морфологической организацией и начинало требовать приведения последней в соответствие с потребностями его дальнейшего прогресса. И это противоречие преодолевалось с помощью грегарно-индивидуального отбора. Специфика этого отбора состояла в данном случае в том, что его направление определялось не особенностями среды, а особенностями процесса эволюции орудий. Он был подчиненным фактором, при посредстве которого производственная деятельность формировала производящие существа. С тех пор как он возник, главное направление развития организма пошло по линии не прямого приспособления к среде, а приспособления его к производственной деятельности и только тем самым к среде. В силу всего этого данный отбор можно было бы охарактеризовать как производственный.
Именно производство вызвало его к жизни и определило его специфику. Особенностями производства определялось то, что он был не индивидуальным, а грегарно-индивидуалытым. Особенностями производства определялась его подчиненная роль по отношению к первому. Производственный грегарно-индивидуальный отбор был особой формой, качественно отличной от остальных форм естественного отбора. И попытки поставить его в один ряд с отбором, который обусловливал приспособление одного вида животных к жизни в норах, другого — к жизни на деревьях и т. п., не имеют под собой оснований.
Возникнув, производственная деятельность подчинила себе не только грегарно-индивидуальный отбор, но и грегарный отбор. У обычных животных, включая обезьян, формы грегарной организации зависели главным образом от особенностей окружающей среды. С изменением среды форма организации обычно менялась.
Как уже указывалось, у высших млекопитающих формы грегарной организации не закреплены в материальных наследственных структурах. Грегарная организация у животных не развивается в каком-либо определенном направлении. Она просто изменяется, причем в любом направлении, в зависимости почти исключительно лишь от особенностей среды. В развитии обезьян имел место переход и от гаремных групп к общим стадам, и от общих стад к гаремным группам и т. п. Иначе говоря, в животном мире эволюционирует лишь вид. Что же касается грегарной организации, то она только изменяется, но не развивается. Производственная деятельность, развиваясь, рано или поздно предъявила к грегарной организации определенные требования, которые могли быт! реглкзовагы лишь в результате развития грегариого отбора.
302
Глава пятая
Начало и сущность социогенеза. В объединениях предлюдей всегда существовала достаточно жесткая система доминирования. Чтобы предчеловек мог нормально существовать и развиваться, он должен был систематически получать мясо. Однако доступ к мясу зависел не только от его способности к охоте, но и от его положения в существующей в стаде системе доминирования. Сходным образом обстояло и с удовлетворением полового инстинкта.
Большая по сравнению с другими членами группы приспособленность к производственной деятельности, взятая сама по себе, не представляла такого качества, которое могло бы доставить предчеловеку высокий статус в системе доминирования. Высокий ранг обеспечивали обычно агрессивность, смелость, значительная физическая сила, которые совершенно не обязательно должны были совпадать с большей, чем у других членов стада, способностью к изготовлению орудий. Имеются даже серьезные основания полагать, что наличие у индивида качеств, способствующих успеху производственной деятельности, делало менее вероятным наличие у него таких особенностей, которые обеспечивали бы ему высокий ранг в иерархии. Изготовление орудий предполагало усложнение центральной нервной системы, прежде всего головного мозга, способность к более тонким и точным движениям, ио отнюдь не развитие мускулатуры. Обладание большой физической силой не столько способствовало, сколько препятствовало изготовлению более совершенных орудий. В результате индивиды, более других способные к изготовлению орудий, имели не только больше, а, наоборот, меньше шансов получить высокий статус, а тем самым выжить и оставить потомство, чем особи, менее способные к этому.
Но в таком случае естественный индивидуальный отбор, взятый сам по себе, должен был бы вести к уменьшению числа индивидов, более других способных к производственной деятельности. В противоположном направлении действовал грегарно-ин-дивидуальный отбор. Но он не всегда мог взять верх, а иногда даже просто нейтрализовать указанное выше действие естественного индивидуального отбора. Это мешало совершенствованию производственной деятельности, а в определенные периоды делало его даже невозможным.
Таким образом, существовавшие в объединениях поздних предлюдей отношения были препятствием для развития производственной деятельности, а начиная с определенного критического момента они практически сделали невозможным ее дальнейшее совершенствование. Для ее дальнейшего прогресса необходимым стало, чтобы у индивидов, обладавших большими способностями к производственной деятельности, появилось не меньше шансов получить мясо, чем у любых других членов объединения. А это могло быть достигнуто лишь при установлении
СТАНОВЛЕНИЕ ЧЕЛОВЕЧЕСКОГО ОБЩЕСТВА
303
такого порядка, при котором все взрослые члены объединения без исключения имели бы равные возможности получить часть охотничьей добычи.
Конечно, еще более благоприятные условия для развития производственной деятельности были бы созданы, если бы в дополнение к этому были также уравнены и шансы всех самцов без исключения удовлетворить половой инстинкт. Однако это не было столь важным, как обеспечение равного доступа к мясу, ибо относилось не ко всем, а только к части членов объединения.
Обеспечение для всех членов объединения равной возможности получить мясо с необходимостью требовало ликвидации системы доминирования в сфере распределения этого ценнейшего продукта, а тем самым уничтожения системы доминирования вообще.
Необходимость в новых отношениях внутри объединения диктовалась нуждами развития производственной деятельности, и в этом смысле она была производственной потребностью. Производственная деятельность могла развиваться только в рамках объединения, поэтому данная потребность зародилась внутри объединения, и так как она заключалась в необходимости его перестройки, то по своему существу была потребностью объединения, а тем самым и всех его членов, взятых вместе. Таким образом, в стаде поздних предлюдей наряду с биологическими потребностями его членов возникла еще одна потребность, которая качественно отличалась от первых. Она была, во-первых, производственной, во-вторых, групповой, грегарной. Этим стадо поздних предлюдий отличалось от всех объединений животных, не исключая стада ранних предлюдей, что и определило его совершенно иную судьбу.
Реализация рассматриваемой объективной потребности не могла произойти в рамках биологического объединения путем замены одной его формы другой. Необходимостью была ликвидация доминирования. Но, как уже отмечалось, последнее является важнейшим способом согласовывания сталкивающихся стремлений членов объединения и тем самым средством обеспечения в нем определенного порядка. Только существование в стаде поздних предлюдей жесткой иерархии обеспечивало порядок в нем, делало его достаточно прочным и сплоченным.
Если бы стадо поздних предлюдей и после ставшей необходимой перестройки продолжало оставаться биологическим объединением, то не только ликвидация, но даже ослабление доминирования с неизбежностью привело бы к тому, что оно утратило бы свою сплоченность и стабильность. Но в таком случае оно оказалось бы неспособным обеспечивать ни прямое, непосредственное приспособление к среде, ни развитие производственной деятельности.
304
Глава пятая
Возникновение объективной потребности в ликвидации доминирования пи в малейшей степени не сняло объективной необходимости в прочности и сплоченности объединения. Более того, развитие производственной деятельности делало сплоченность объединения производящих существ еще более необходимой. Иными словами, развитие производственной деятельности предъявило к биологическому объединению такие требования, которые заведомо не могли бы реализованы, пока оно оставалось биологическим объединением.
Это отнюдь пе означает, что в рамках биологической формы движения материи невозможно упрочение связей между особями, входящими в ту или иную группировку, и одновременно ликвидация в этой группировке системы доминирования. Биологический сверхорганизм, например, безусловно более сплочен, чем любое самое прочное биологическое объединение. В то же время в нем нет никакой системы доминирования. В сверхорганизме столкновения на почве удовлетворения полового инстинкта заведомо не могут представлять никакой угрозы для его сплоченности, ибо подавляющее большинство особей, составляющих его, являются бесполыми. Но если не все индивиды, входящие в сверхорганизм, стремятся к удовлетворению полового инстинкта, то все они для своего существования безусловно нуждаются в пище. Однако система доминирования не действует и в этой сфере.
В пчелиной семье, например, сбором пищи даже из рабочих пчел занята лишь часть, не говоря уже о матке и трутнях. Остальные рабочие пчелы выполняют иные функции. И тем не менее пищу получают все. Добытая пчелами-собирательницами пища образует фонд, к которому имеют доступ все члены семьи. Этот фонд отнюдь не исчерпывается пищей, запасенной в особых хранилищах. Между пчелами идет непрерывный, необычайно интенсивный обмен питательными веществами, совершаемый путем передачи их изо рта в рот5. Для обозначения такого фонда пищи, казалось бы, прямо напрашивается слово «общий». Но эта общность носит крайне своеобразный характер. Пища является общей для всех особей, входящих в состав сверхорганизма, в том смысле, в котором общими для всех органов и клеток обычного биологического организма являются питательные вещества, поступившие в организм. Иными словами, рассматриваемая «общность» пищи имеет чисто биологическое происхождение.
Таким образом, одновременная реализация, с одной стороны, объективной необходимости в обеспечении равного доступа всех членов объединения к пище и соответственно ликвидации системы доминирования в нем, а с другой, объективной же потребности в дальнейшем повышении уровня сплоченности объединения в принципе возможно в рамках биологической формы движения материи, но только при условии превращения объединения полноценных в биологическом отношении существ в сверхорганизм,
СТАНОВЛЕНИЕ ЧЕЛОВЕЧЕСКОГО ОБЩЕСТВА
305
что неизбежно предполагает биологическую специализацию составляющих его особей.
Но для стада поздних предлюдей такой путь был исключен. И дело пе только в том, что объединение столь высокоорганизованных животных, какими являются высшие млекопитающие, вообще не может превратиться в сверхорганизм. Как уже говорилось, успешное развитие производственной деятельности предполагает не только равный доступ всех взрослых членов объединения к мясу, но и уравнение шансов всех самцов удовлетворить свой половой инстинкт и тем самым оставить потомство. Превращение стада поздних предлюдей в сверхорганизм с неизбежностью означало бы превращение подавляющего большинства его членов в бесполые существа. Но это полностью закрыло бы дорогу для дальнейшего совершенствования производственной деятельности.
Из всего сказанного следует лишь один вывод: возникшая на определенном этапе в стаде поздних предлюдей объективная необходимость в обеспечении равного доступа всех его членов к мясу и соответственно в уничтожении системы доминирования не могла быть реализована в рамках биологической формы движения материи вообще. Ее реализация была возможна лишь при условии выхода за пределы этой формы. И это было вполне закономерно.
Объективная необходимость в новых отношениях была по своему происхождению производственной. Производственная деятельность требовала возникновения таких отношений, которые обеспечивали ее успешное развитие, которые отвечали бы ее природе. Эти отношения, которые нельзя охарактеризовать иначе, как производственные, пе могли качественно не отличаться не только от тех биологических связей, которые существовали в стаде поздних предлюдей, но вообще от всех биологических отношений. Они могли быть отношениями только надбиологическими, суперорганическими, т. е. социальными.
Возникновение новых, отвечающих потребностям производственной деятельности отношений прежде всего означало обеспечение равного доступа всех членов объединения к мясу, т. е. превращение всего добытого мяса в общее для всех, в общее для всего объединения. Эта общность результатов охоты имела совершенно иную природу, чем общность пищи, существующая в сверхорганизме. Ведь объединение, которое должно было прийти на смену стаду поздних предлюдей, не могло быть биологическим сверхорганизмом, а его члены — элементами и органами этого сверхорганизма. Составлявшие его индивиды должны были оставаться в биологическом отношении совершенно полноценными и тем самым обособленными друг от друга организмами. Поэтому каждый из них мог быть вполне самостоятельным потребителем мяса. Все, что было потреблено одним индивидом, было
306
Глава пятая
полностью потеряно для другого. Объединение же их никаким потребляющим индивидом быть не могло, ибо не представляло собой ни биологического организма, ни биологического сверхорганизма.
И тем не менее общность охотничьей добычи в таком объединении с неизбежностью должна была возникнуть и возникла. И возникнув, она прочно связала всех членов объединения в одно единое целое. А это могло означать лишь одно: эта общность имела небиологический характер, была социальной. Для обозначения такого рода связи давно уже существует термин. Этот термин — собственность. Собственность есть явление, качественно отличное и от биологического, и от любого другого потребления. В данном случае, если потребителями были все члены объединения, взятые в отдельности, то собственником — все они вместе взятые, т. е. объединение в целом. Здесь мы имеем дело не просто с собственностью, а с определенной ее формой — собственностью всех членов объединения, вместе взятых, т. е. объединения как единого целого.
Производственные, социально-экономические отношения всегда есть прежде всего отношения собственности. И они начали зарождаться как отношения собственности, причем отношения общественной, коллективной собственности.
И здесь мы сталкиваемся с организмом, состоящим из обычных биологических индивидов, но только он не является биологическим сверхорганизмом. Это организм совершенно иного типа — социальный, или, точнее, формирующийся социальный организм. Реализоваться рассмотренная выше объективная производственная потребность могла, таким образом, только путем превращения биологического объединения в качественно иное образование — формирующееся общество, или просто праобщество.
Переход от биологического объединения как к биологическому сверхорганизму, так и к социальному организму необходимо предполагал преобразование индивидов, входивших в его состав. Они превратились в такие существа, которые не могли жить вне рамок в первом случае — сверхорганизма, во втором — социального организма. Но в первом случае индивиды оказывались неспособными существовать самостоятельно потому, что перестали быть полноценными в биологическом отношении существами. Иначе дело обстоит во втором. Каким бы образом ни изменилась морфологическая организация индивидов, в биологическом отношении они остались совершенно полноценными существами. Трансформация, которая сделала для них невозможным существование вне социального организма, была не биологической, а социальной. Именно в социальном и только в социальном отношении они стали частицами одного единого целого. Это превращение состояло в том, что из существ чисто биологических они стали пусть еще только формирующимися, но тем не менее социальными существами.
СТАНОВЛЕНИЕ ЧЕЛОВЕЧЕСКОГО ОБЩЕСТВА
307
Формирующиеся социальные существа суть такие, поведение которых определяется не только биологическими инстинктами, но и зарождающимися в их объединении производственными, социально-экономическими отношениями. Для производственных отношений существовать — значит приводить в движение существа, которые живут в их системе. Если они не проявляются в поведении этих существ, значит, они не существуют.
Будучи качественно отличными от биологических связей, производственные отношения не могли определять поведение существ, живущих в их системе, тем же способом, что и биологические. Возникновение производственных отношений предполагало появление совершенно нового механизма определения поведения индивидов. В частности, было необходимо появление особой силы, через посредство которой они определяли бы поведение производящих существ.
Понять, каким был механизм, через посредство которого первоначальные производственные отношения детерминировали поведение людей, можно, только более конкретно представив эти исходные отношения. Они, как это вытекает из всего сказанного выше, могли быть только отношениями полной собственности объединения производящих существ на мясо, что проявлялось в равном доступе всех его членов к этому продукту. Уже эта самая общая характеристика позволяет отнести эти отношения к комму-налистическим, которые существовали у народов, находившихся на первой фазе эволюции первобытного общества и детально описанных этнографами.
Как отмечалось, коммуналистические связи есть отношения полной собственности коллектива на все средства производства и все предметы потребления (пищу в первую очередь), которые выражаются в праве каждого члена коллектива на долю созданного в нем продукта. Первоначальные производственные отношения были формирующимися коммуналистическими отношениями. Формирующийся социальный организм, будучи основан на таких отношениях, представлял собой становящуюся первобытную общину, праобщину, пракоммуну.
Коммуналистические отношения, которые безраздельно господствовали в первобытном обществе на первой фазе его развития, не оставались неизменными на протяжении всей этой длительной стадии. И наибольший интерес представляют отношения, которые, по всем данным этнографии, являются самой архаичной, исходной формой коммуналистических связей. Они характерны для того уровня развития, когда весь продукт, созданный и добытый членами общины, являлся жизнеобеспечивающим, т. е. был абсолютно необходим для поддержания их физического, а тем самым и социального существования. Переход к более поздним формам коммуналистических отношений произошел только с появлением более или менее регулярного избыточного продукта е.
308
Глава пятая
Сущность этих первоначальных отношений заключалась в том, что все предметы потребления и средства производства находились не только в полной собственности, но и в безраздельном распоряжении коллектива. Каждый член коллектива имел право на долю общественного продукта, но она не поступала не только в его собственность, но и в его распоряжение. Он не мог использовать ее для какой-либо другой цели, кроме непосредственного физического потребления. Вследствие этого процесс распределения пищи был теснейшим образом связан с процессом ее потребления.
Нагляднейшим воплощением одной из особенностей этих отношений (перехода пищи только в потребление индивида, в его желудок, но ни в его собственность и даже распоряжение) был конкретный прием распределения и одновременно потребления пищи, бытовавший, например, у одной из групп эскимосов. Большой кусок мяса шел по кругу. Каждый присутствовавший отрезал от него такую порцию, которую мог взять в рот, и передавал следующему, который проделывал то же самое. И таким образом кусок циркулировал, пока его не съедали. Подобным же образом шел по кругу сосуд с супом: каждый делал глоток и передавал другому7. И в этом приеме распределения нашла свое яркое выражение еще одна особенность данных отношений — обеспечение равного доступа к пище всех членов коллектива без исключения.
Описанный прием распределения пищи был далеко не единственной формой проявления этих отношений. Существовали и другие. Но каковы бы они ни были, данная форма отношений никогда не предполагала раздела пищи между членами коллектива. Ни одному члену коллектива никем — никакими другими его членами и не коллективом в целом — не выделялась определенная доля. Каждый просто сам брал ее из массы продукта, находившегося в собственности и распоряжении коллектива в целом, причем с таким расчетом, чтобы не лишить остальных членов коллектива возможности взять свою долю.
Нельзя, конечно, ожидать, что у самых ранних, формирующихся людей уже возник описанный выше конкретный прием распределения пищи. Но по самой своей сущности первоначальные производственные отношения должны были относиться именно к этой разновидности коммуналистических связей. От развитых отношений данного типа эти исходные отношения отличались лишь тем, что в полной собственности и безраздельном распоряжении коллектива находились не все средства производства и предметы потребления и даже не вся пища, а исключительно лишь мясо.
Можно попытаться и более конкретно представить проявление этих отношений на самом раннем этапе формирования социального организма. Для этого нужно восстановить в памяти нарисованную в предшествующей главе картину распределения мяса в
СТАНОВЛЕНИЕ ЧЕЛОВЕЧЕСКОГО ОБЩЕСТВА
309
объединении обезьян, а затем внести в нее поправку, представив, что теперь ни один индивид пе имеет возможности каким-либо способом отстранить любого другого индивида от мяса.
В результате получается, что на начальной стадии развития праобщества после того, как животное было убито, любой член объединения, не боясь быть отогнанным, мог подойти к туше и начать отрывать (или отрезать) и отправлять в рот куски мяса. Если какой-либо индивид отрывал такой кусок мяса, который не мог сразу же отправить в рот, то любой другой член коллектива мог подойти к нему, не встречая с его стороны каких-либо препятствий, и разделить с ним трапезу. Таким образом, с самого начала становления производственных отношений в объединении производящих существ всем его членам без исключения был обеспечен свободный доступ к мясу. Возникает вопрос о средствах с помощью которых такой доступ обеспечивался.
Свободный доступ к мясу всех без исключения членов объединения и тем самым предоставление ранее подчиненным индивидам равной с ранее доминировавшими возможности получить этот продукт с неизбежностью означали ограничение возможности последних удовлетворить свою потребность в нем. Иными словами, возникновение производственных отношений с неизбежностью предполагало ограничение проявления пищевого инстинкта у части членов объединения, причем самых решительных и сильных. Вполне понятно, что силой, ограничивавшей инстинкты ранее доминирующих особей, не могли быть ранее подчиненные животные пи в одиночку, ни вместе. Этой силой могли быть только все члены объединения, вместе взятые, включая и ранее доминировавших индивидов.
Такой силой все члены объединения могли стать потому, что в объединении, кроме биологических инстинктов составлявших его индивидов, существовала объективная производственная необходи мость в превращении мяса в общую собственность, которая была потребностью объединения в целом и тем самым всех его членов, вместе взятых. Такой силой все члены объединения, вместе взятые, должны были стать потому, что в процессе развития удовлетворение этой общей потребности стало постепенно необходимым условием существования объединения, а тем самым и удовлетворения биологических потребностей всех его членов. Удовлетворение общей потребности получило приоритет над удовлетворением биологических потребностей любых отдельных членов объединения.
Движимые вышедшей на первый план объективной производственной потребностью, все члены объединения, вместе взятые, не позволяли никакому отдельному его члену отстранять ради возможно полного удовлетворения своей биологической потребности никакого другого отдельного члена от мяса. Ограничение, реально затрагивавшее часть членов, выступило как такое, кото
310
Глава пятая
рое относится ко всем без исключения взрослым его членам, как ограничение зоологического индивидуализма вообще.
Чтобы рассматриваемая общая производственная потребность могла привести всех членов объединения в движение, она, как и любая другая потребность, должна была пройти через их головы, в той или иной форме отразиться в их мозгу. В отличие от биологических потребностей групповая производственная потребность не имела корней в морфологической структуре организмов произ водящих существ. Поэтому она не могла отразиться в их мозгу таким же образом, как биологические потребности. Существуя объективно, вне организмов производящих существ, эта потребность в то же время не представляла собой чего-то вещественного, наглядного. Поэтому она не могла отразиться так, как отражаются в мозгу животных обычные предметы.
В принципе, в идеале отображение общей производственно! потребности с необходимостью предполагало появление качественно новой формы отражения действительности, не существующей в животном мире. Такой формой отражения мира являете) человеческое сознание, которое специально возникло для отображения невещественного, нечувственного, ненаглядного.
Осознание общей производственной потребности имело смысл лишь постольку, поскольку сознание, отражая эту потребность, направляло деятельность производящих существ на ее удовлетворение. Человеческое сознание с самого начала носило активный характер. Оно лишь для того и отражало действительность, чтобы обратно на нее воздействовать, направлять человеческую деятельность. «Сознание человека,— писал В. И. Ленин,— не только отражает объективный мир, но и творит его»8. Сознание, взятое в его обратном воздействии на мир, и есть не что иное, как воля. Возникновение сознания было одновременно возникновением воли. И практический, волевой аспект был здесь главным, основным.
Не будем пока останавливаться на вопросе, не могла ли объективная производственная необходимость в равном доступе всех членов объединения к мясу в какой-то, пусть самой минимальной степени, реализоваться еще до появления сознания и воли. Но несомненно, что там, где сознание и воля уже существовали, эта потребность в значительной степени уже была реализована. Иначе говоря, наличие сознания и воли является бесспорным показателем существования в объединении производственных отношений и тем самым его социальной, а не биологической природы.
Как уже отмечалось, в сложившемся обществе производственные отношения, существуют, лишь проявляясь в волевых. Отсюда логически следует вывод, что производственные отношения проявляются только вместе с волевыми, т. е. вместе с сознанием и волей. Не будем пока касаться вопроса, является ли это поло-
СТАНОВЛЕНИЕ ЧЕЛОВЕЧЕСКОГО ОБЩЕСТВА
311
женис абсолютно верным. Однако даже если бы оно было полностью справедливым, то это не дало бы никаких оснований для вывода, что производственные отношения являются вторичными по отношению к сознанию и воле.
Производственные отношения ни в каком аспекте не являются производными от воли и сознания. Объективная необходимость в производственных отношениях, причем отношениях строго определенного характера, возникла до появления сознания и воли. Вызвав к жизни сознание и волю, эта объективная потребность определила их содержание, определила действия производящих существ и тем самым отношения между ними. Последние в своей сущности были отношениями полной собственности объединения на мясо. А именно такой их характер никак не зависел от сознания и воли людей. Они были такими, в каких нуждалась производственная деятельность, т. е. объективно необходимыми.
Термин «необходимость» имеет несколько, хотя и тесно связанных, но тем не менее не совпадающих значений. В одном смысле необходимость есть объективная нужда в том, чего пока еще нет, ио что должно с неизбежностью возникнуть. В таком значении объективно необходимое не есть объективно существующее. Именно так обстояло с производственными отношениями в стаде поздних предлюдей: существовала объективная необходимость в этих отношениях, но самих этих отношений не существовало. В другом смысле необходимость есть характеристика уже существующего, но не всякого, а такого, которое не могло не возникнуть и не может не существовать. Необходимое во втором смысле есть реализация необходимого в первом.
С реализацией объективной необходимости в производственных отношениях последние, став объективно существующими, не перестали быть объективно необходимыми. Реализовавшись, об-ективная производственная потребность в социально-экономических отношениях не только не исчезла, а, наоборот, стала еще более настоятельной. Она только изменила характер: из необходимости возникновения производственных отношений она превратилась в необходимость их существования и тем самым их непрерывного воспроизводства. Реализовавшись в системе производственных отношений, эта потребность стала еще более прочной, ибо обрела в этой системе прочную объективную основу.
Объективная необходимость тех или иных производственных отношений всегда выступает как объективная нужда в тех или иных действиях людей, а тем самым в тех или иных волевых их отношениях. Иными словами, производственные отношения, чтобы существовать, должны приводить людей в движение, выступать как их интересы, потребности, определять их сознание и волю. Таким образом, сознание и воля не только не могли определять производственные отношения, а, наоборот, сами всегда определялись последними. Система производственных отношений всегда
312
Глава Пятая
выступала как объективный источник сознания и воли людей, как общественное бытие, социальная материя.
Имея своим источником производственные отношения, сознание и воля с самого начала носили общественный характер. Разумеется, возникновение общественного сознания было невозможно без появления индивидуального сознания, равно как и общественной воли — без индивидуальной воли. Но не существуя без индивидуального сознания, общественное сознание никогда не представляло собой просто сумму сознаний отдельных индивидов. И не сводилось оно к этому потому, что имело свою объективную основу в структуре не индивидов, а общества, в общественном бытии. Сознание появилось прежде всего как общественное сознание. Индивидуальные сознания возникли только в связи с общественным, лишь как его проявления, как формы его бытия.
Прежде всего как общественная появилась и воля. И она была общественной не просто в том смысле, что определялась производственными отношениями и существовала в праобществе. Вся суть заключается в том, что она возникла как воля формирующегося социального организма и тем самым как воля всех членов праобщества, вместе взятых. И иной она быть не могла. Эта воля возникла как средство удовлетворения объективной необходимости в обеспечении равного доступа всех членов объединения к охотничьей добыче, которая с самого начала была потребностью групповой, общей, а когда группа превратилась в праобщество, стала социальной, общественной. В праобществе объективной основой этой потребности стали отношения полной собственности на мясо формирующегося социального организма.
Эта потребность общества и определяла его волю, его формирующуюся мораль (прамораль). Удовлетворение этой социальной потребности было невозможно без ограничения биологических потребностей членов праобщества. Поэтому первым и вначале единственным требованием воли праобщества, его праморали, обращенным к каждому из его членов, было: не препятствовать доступу никого из членов праобщества к мясу. Это было требование всех членов праобщества, вместе взятых, к каждому его члену, взятому в отдельности. Оно было первым правилом, первой нормой человеческого поведения.
Как явствует из всего сказанного, общественная воля с самого начала была явлением, качественно отличным от индивидуальных воль и не сводимым к их совокупности. Это особенно наглядно проявилось в том, что она выступала как регулятор индивидуальных воль.
Существуя в праобществе как проявление общественной воли, норма с неизбежностью выступала перед каждым индивидом как определенная его обязанность перед праобществом^(а именно: не препятствовать доступу к мясу остальным членам коллектива). Но эта обязанность всех членов праобщества с неизбежностью
СТАНОВЛЕНИЕ ЧЕЛОВЕЧЕСКОГО ОБЩЕСТВА
313
оборачивалась для них и правом: правом каждого из них получить долю мяса, добытого в коллективе.
И эта обязанность, и это право, а также сама норма, от которой они были неотделимы, были не чем иным, как одновременно и порождением и отражением материальных отношений собственности праобщества на мясо. Материальные отношения собственности, порождая и определяя волю общества, воплощаются в волевых отношениях, которые тем самым тоже выступают как отношения собственности.
Во всех обществах собственность как социально-экономическое отношение не существует без собственности как волевого отношения. В классовом обществе волевые отношения собственности регулируются правом и являются правовыми£В обществе доклассовом волевые отношения собственности регулируются моралью и выступают как моральные] В данном случае мы имеем дело с формирующимися волевыми отношениями собственности. Они регулировались формирующейся волей праобщины — праморалью. В становящихся волевых отношениях собственности воплощались зарождающиеся материальные отношения собственности.
Общественная воля, представляя собой явление, отличное от индивидуальных воль, в то же время пе может существовать без последних. Существование воли общества предполагает существование воли у каждого из его членов. Чтобы праобщество могло регулировать поведение своих членов, необходимо наличие у каждого из них способности управлять своими действиями. Чтобы праобщество могло ограничивать, подавлять биологические инстинкты своих членов, необходимо, чтобы каждый из них был способен обуздывать свои собственные биологические потребности.
Но понимание сущности соотношения общественной и индивидуальной воли предполагает ответ на вопрос, что именно заставляет индивида подчиняться требованиям общественной воли, нормам поведения. Объяснить это одной лишь угрозой наказания со стороны праобщества нельзя. Праобщество состоит из тех же самых индивидов. Все эти индивиды, вместе взятые, могли систематически требовать от каждого отдельного индивида неуклонного соблюдения определенных норм поведения лишь при том непременном условии, что все они были кровно заинтересованы в этом. Вполне понятно, что заинтересованность всех членов праобщества, вместе взятых, в соблюдении норм невозможна без заинтересованности в этом каждого из них, взятого в отдельности.
Нормы были выражением потребностей праобщества. Но потребности праобщества с неизбежностью были и потребностями всех его членов, вместе взятых, а тем самым и каждого из них, взятого в отдельности. Это было объективной основой для превращения требования праобществ к своим членам в требования каждого из них к самому себе. Результатом было превращение суще
314
Глава пятая
ствовавшей в коллективе нормы во внутренний стимул поведения человека. Последний руководствовался ею не потому, что боялся быть наказанным, а потому, что иначе действовать не мог.
Общественная воля не просто контролировала волю индивидов, она ее формировала, создавала, делала ее именно такой, а не иной, определяла ее внутреннее содержание. В результате объективные потребности социального организма становились одновременно и субъективными потребностями каждого из его членов. И выступая в качестве внутренних побуждений, собственных стремлений человека, они определяли его поведение. Тем самым производственные отношения входили в плоть и кровь производящего существа, делая его существом не биологическим, а социальным, т. е. человеком.
Обуздание зоологического индивидуализма праобществом есть не что иное, как превращение биологического существа в социальное. Праобщество, ограничивая зоологический индивидуализм, превращало производящее существо в такое, которое наряду с биологическими потребностями имело социальные и которое было способно ограничивать и ограничивало свои стремления к удовлетворению первых ради удовлетворения вторых, являвшихся одновременно потребностями социального организма. Таким образом, подавление зоологического эгоизма праобществом предполагало ограничение каждым из его членов своих стремлений к удовлетворению собственных биологических потребностей. Обуздание с необходимостью предполагало самообуздание.
Неизбежно наступившее в результате реализации объективной потребности в равном доступе всех членов объединения к мясу разрушение системы доминирования не только не привело к падению, а, наоборот, вызвало возрастание сплоченности объединения. Это произошло потому, что на смену одному способу обеспечения порядка, характерному для животного мира, пришел со вершенно иной, невозможный в рамках биологической формы движения материи. Если в животном мире согласовывание сталкивающихся стремлений членов объединения к удовлетворению биологических инстинктов достигается путем подавления слабых сильными и возникновения системы рангов, то в праобществе это обеспечивалось путем подчинения всех его членов без исключения единой воле коллектива, в которой выражались его потребности, являвшиеся одновременно потребностями всех входивших в его состав индивидов. Являвшаяся порождением и отражением системы производственных отношений воля праобщества. регулируя поведение его членов, обеспечивала порядок в этом объединении и тем самым его сплоченность. Общественная воля была в праобществе тем механизмом, через посредство которого производственные отношения определяли поведение людей.
Определенный материал для суждения о том, как конкретно происходила трансформация стада поздних предлюдей в пра-
СТАНОВЛЕНИЕ ЧЕЛОВЕЧЕСКОГО ОБЩЕСТВА
315
общество формирующихся людей (пралюдей), дает этнография.
Общественное бытие неразрывно связано не со всем вообще общественным сознанием, а лишь с той его частью, которая является его отражением, общественным сознанием в узком смысле. Именно поэтому в предшествующем изложении речь шла лишь об общественном сознании в узком смысле, а не общественном сознании вообще, которое включает также и отражение природы. На самом раннем этапе своего становления общественное сознание в узком смысле практически выступало почти исключительно как общественная воля, а эта общественная воля по существу сводилась к одной единственной норме — запрету кому бы то ни было из праобщины отстранять любого другого ее члена от мяса. Поэтому зарождение общественного сознания в узком смысле было не чем иным, как зарождением этого запрета.
Как уже отмечалось, имеются серьезные основания полагать, что первоначальные запреты носили форму табуЛЕсли это так, то изучение особенностей табу может пролить свет на путь формирования первой нормы поведения, а тем самым и на процесс формирования первоначальных производственных отношений.
Сущность табу состоит в запрете определенных действий. Не все табу регулировали отношения людей в обществе, т. е. были нормами поведения. Но именно в табу — нормах поведения, т. е. в моральных табу, все их особенности проявлялись наиболее отчетливо. Они были исходной формой табуиВ дальнейшем изложении речь пойдет исключительно лишь о них. Если всякое поведенческое табу есть запрет, то не всякая норма поведения, состоящая в запрете тех или иных действий, есть табу. Табу — запрет особого родал.Он с неизбежностью включает в себя три основных компонента.
Первый компонент — убеждение людей, принадлежащих к определенному коллективу, что совершение любым его членом определенных действий навлечет не только на данного индивида, но и на весь коллектив какую-то опасность^? возможно даже приведет к гибели. При этом неизвестно, ни какова природа этой опасности, ни почему и каким образом данные действия влекут ее за собой. Известно только, что пока люди воздерживаются от такого рода действий, эта опасность не проявляется, когда же они их совершают, опасность автоматически превращается из потенциальной в реальную. В силу этого они рассматривают человека, совершающего такого рода действия, одновременно и как находящегося в опасности и как представляющего опасность для коллектива.
Второй компонент — чувство ужаса перед неведомой опасностью, которую навлекают известные действия,, и тем самым перед этими навлекающими опасность действиями.
Третий компонент — собственно запрет, норма. Наличие запрета говорит о том, что ни веры в опасность, навлекаемую дан-
316
Глава пятая
ними действиями, ни ужаса перед этой опасностью было недостаточно, чтобы раз и навсегда отвратить людей от совершения данных действий. Отсюда следует, что эти опасные действия были чем-то притягательным для людей, что были какие-то достаточно могущественные силы, которые вопреки всему толкали к совершению этих действий. И так как эти действия того или иного члена общества были опасны не только для него самого, но для всего коллектива, последний должен был, защищая себя, принимать меры, чтобы добиться от своих членов воздержания от них. Коллектив требовал отказа от этих действий и наказывал тех, кто с этим требованием не считался. На опасные действия налагался запрет.
Таким образом, табу представляли собой норму поведения, которая как бы извне была навязана обществу какой-то посторонней силой, с которой нельзя было не считаться. Именно такой характер и должны были иметь первые нормы поведения, возникшие как средство нейтрализации опасности, которую представлял для формирующегося общества зоологический индивидуализм. При таком подходе становится понятной и природа той силы, которая толкала людей к опасным действиям. Этой силой была власть биологических инстинктов. На основе анализа одних лишь этнографических данных о табу к выводу о том, что они возникли первоначально как средство подавления животных инстинктов, пришли многие исследователи, работавшие в этой области9.
Выявление основных компонентов, входящих в состав табу, позволяет составить представление о том, как конкретно протекал процесс становления самой первой такой нормы.
Возникшая в стаде поздних предлюдей объективная производственная потребность в равном доступе всех членов к мясу не могла сразу реализоваться. И результаты не замедлили сказаться. Когда старые отношения становятся препятствием для дальнейшего развития и возникает нужда в новых, дальнейшее сохранение первых с неизбежностью ведет к прекращению развития, а тем самым и деградации объединения. Таким образом, реализация рассматриваемой объективной производственной потребности не представляет собой единственную форму ее проявления. Проявлялась эта потребность и до своей реализации, причем как сила, расстраивавшая деятельность поздних предлюдей, расшатывавшая их объединение.
Как уже отмечалось, в объединениях поздних предлюдей гарантированный доступ к мясу имели доминирующие их члены. Что же касается подчиненных, то получение ими мяса зависело от различного рода обстоятельств. Поэтому в разных объединениях и в разное время возможность доступа к мясу подчиненных членов была далеко не одинаковой. В одних стадах вероятность получения мяса подчиненными индивидами была сравнительно велика, в других — крайне мала. Вполне понятно поэтому, что
СТАНОВЛЕНИЕ ЧЕЛОВЕЧЕСКОГО ОБЩЕСТВА	31?
указанная объективная потребность в новых отношениях по-раз-110Му сказывалась в различных объединениях поздних пред-людеи-	„
И здесь в действие вступал грегарныи отбор. Uh сохранял те стада, в которых вероятность получения мяса подчиненными членами была сравнительно велика, и разрушал те, в которых она была мала. Разрушение стада не обязательно означало гибель всех составляющих его индивидов. Они могли присоединиться к другим стадам или образовать новое. Разрушая одни объединения и сохраняя другие, грегарныи отбор вбивал в головы производящих существ, что отстранение одними индивидами других от мяса таит в себе опасность для всех членов объединения, вместе взятых, и для каждого из них в отдельности. Необходимость новых, производственных отношении проявилась как опасность старых, чисто биологических отношений, как опасность системы доминирования для существования производящих существ.
В принципе объективная производственная потребность может найти отражение только в сознании. Однако проявление ее в указанной форме создает определенную возможность отображения и на чисто биологическом уровне. И животные способны отражать и отражают опасность. Формой отражения опасности является у них эмоция страха. Рассматриваемая объективная производственная потребность первоначально отразилась в головах производящих существ в форме ужаса перед действиями любых членов объединения, направленными на отстранение других его членов от мяса. Этот ужас, весьма вероятно, вызывал и взрывы злобы против тех членов объединения, которые своими действиями навлекали опасность на остальных. Как следствие, члены объединения набрасывались на индивида, совершавшего эти действия, избивали, а иногда, может быть, и убивали его. Это, конечно, подрывало систему доминирования в области распределения мяса и способствовало доступу к нему подчиненных членов объединения. Объединения, в которых это происходило, сохранялись и получали возможность дальнейшего развития, объединения, в которых все оставалось по-прежнему, исчезали и выпадали из эволюции. В результате в некоторых объединениях, по крайней мере па время, все их члены получали возможность равного доступа к мясу, т. е. в них происходила реализация объективной производственной потребности в новых отношениях.
Но возникавшие социальные отношения были неустойчивыми, ^регарный отбор, под действием которого они возникли, чтобы закрепить их, должен был вызвать к жизни сознание и волю. Без появления последних реализация объективной производственной потребности в новых отношениях не могла стать необратимой. Но возникновение сознания и воли, а также языка, без которого они пе могли существовать, невозможно без появления соответствующего физиологического механизма, т. е. без коренной перестрой
318
Глава пятая
ки структуры мозга производящих существ, В результате грегарный отбор выступил одновременно и как грегарно-индивиду-альный.
В том же направлении действовал и уже рассмотренный выше производственный грегарно-индивидуальный отбор. Развитие производственной деятельности на определенном этапе потребовало ее освобождения от рефлекторной, животной формы, т. е. начала формирования мышления, воли и языка. И объединенное действие этих двух отборов привело к превращению стада поздних предлюдей в праобщество, а самих предлюдей — в формирующихся людей.
Превратив зоологическое объединение в праобщество, грегарный отбор тем самым изменил и свой собственный характер. Из отбора зоологических объединений он превратился в отбор формирующихся социальных организмов — праобщин, т. е. он стал прасоциальным, праобщинным. Соответственно и производственный грегарно-индивидуальный отбор превратился в праобщинно-индивидуальный.
С появлением сознания старая, эмоциональная форма отражения объективной производственной потребности в новых отношениях не исчезла. Но страх перед опасными действиями был теперь осознан. Наряду с ним возникло убеждение в том, что эти действия опасны не только для того, кто их совершает, но и для всех членов объединения. Одновременно появилось обращенное ко всем членам коллектива требование воздерживаться от этих опасных действий. Это требование выкристаллизовалось как осознание не только и пе столько страха перед опасными действиями, сколько предшествовавшей совместной деятельности членов объединения по пресечению такого рода действий. Таким образом, объективная производственная потребность в производственных отношениях была осознана. Причем осознана она была пе прямо, а косвенно. Потребность в новых отношениях была осознана как опасность старых отношений, как необходимость отказа от ник
Было бы неверным полагать, что с началом становления сознания и воли всякие попытки со стороны сильных индивидов отстранить слабых от мяса полностью прекратились. Пищевой инстинкт был слишком могуч, чтобы быть так легко обузданным. Возникновение рассматриваемой нормы поведения было длительным процессом, в ходе которого с необходимостью происходило ее нарушение отдельными членами праобщества. В определенных условиях нарушение данной нормы одним членом коллектива могло привести к своеобразной цепной реакции — к нарушению ее всеми, кто имел для этого достаточно сил и решимости. При этом на время мог произойти возврат не просто к прежнему состоянию, но в некотором отношении к еще более худшему. В стаде поздних предлюдей определенный порядок в распределении мяса обеспечивался существующей иерархией доминирования. В данном
СТАНОВЛЕНИЕ ЧЕЛОВЕЧЕСКОГО ОБЩЕСТВА
319
случае новый способ согласовывания сталкивающихся стремлений членов объединения — через волю праобщины — выходил из строя, а старый — не мог восстановиться, ибо для возникновения системы рангов нужно время.
С появлением праобщества бытие производственных отношений стало абсолютно необходимым условием существования производящих существ. Их исчезновение означало бы не просто деградацию, а гибель объединения. Поэтому прорыв зоологического индивидуализма в сфере распределения мяса представлял для праобщества огромную опасность. Объединения, в которых данная норма пе восстанавливалась, с неизбежностью исчезали. Сохранялись и получали возможность дальнейшего развития только такие объединения, в которых данная норма возрождалась и утверждалась. Праобщинный отбор, уничтожая одни праобщества и сохраняя другие, формировал и в конце концов окончательно сформировал эту норму. Она окончательно утвердилась, когда это требование коллектива к индивиду полностью стало внутренней потребностью каждого из членов праобщества, причем более могущественной, чем его биологические инстинкты.
С превращением объединения поздних предлюдей в праобщество, а их самих — в пралюдей начался период становления человека и общества, который завершился с появлением человека современного типа, что произошло 35—40 тыс. лет тому назад. Нет никаких прямых данных, которые позволили бы точно установить, когда именно произошел переход от стада поздних предлюдей к праобществу. Судить об этом можно только по косвенным данным.
Переход к праобществу невозможен без зарождения сознания, воли, а тем самым и языка. Поэтому можно считать, что переход от животного объединения к праобществу совпадает с началом становления мышления, воли, языка, с началом освобождения производственной деятельности от условнорефлекторной и превращения ее в сознательную, целенаправленную.
Определенную возможность судить о том, когда именно начался процесс становления мышления, воли, языка, дают материалы, имеющиеся в распоряжении, во-первых, археологии, во-вторых, палеоантропологии.
Начало социогенеза и данные археологии. Мышление проявляется не только в словах, но и в действиях. И когда эти действия имеют своим результатом появление новых, ранее не существовавших вещей, то на основании анализа особенностей этих вещей можно с определенной долей вероятности судить о том, направлялись эти действия мышлением или нет, а в случае утвердительного ответа — также о степени развитости мышления, какого мнения придерживаются многие исследователи.
Самую длительную и полную последовательность развития каменной индустрии, начиная от самых ранних и кончая сравни-
320
Глава пятая
тельио поздними формами, дает знаменитое Олдовайское ущелье.
М. Лики характеризует каменную индустрию всего пласта I и нижней части пласта II либо как просто олдовайскую, либо как типично олдовайскую. Исследовательница особо подчеркивает, что на протяжении пласта I каменная индустрия оставалась практически неизменной. Вместе с тем она отмечает, что в верхней части пласта I и нижней части пласта II впервые появляются проторубила. Но в целом индустрия сохраняет прежний характер. Максимального развития в этих слоях достигают грубые рубящие орудия (чопперы). Они составляют 78,7% всех орудий.
Однако уже в одной из стоянок нижней части пласта II (HWK East, уровень 2) появляются отчетливые признаки перелома в развитии каменных орудий, которые получают свое полное выражение в местонахождениях средней и верхней частей пласта II. Значительно увеличивается набор орудий. Если число форм орудий в пласте I и нижней части пласта II равнялось 6. то в вышележащих горизонтах оно достигает 10. Резко падает число чопперов. В средней и вепхней частях пласта II они составляют только 35% всех орудий10.
Каменную индустрию средней и верхней частей пласта II, непосредственно выросшую из типично олдовайской, М. Лики именует развитой олдовайской. В свою очередь в последней она выделяет две стадии: развитую олдовайскую индустрию А и развитую олдовайскую индустрию В. К развитому олдоваю А М. Лики относит одну стоянку нижней части пласта II (HWK East, уровень 2) и все, кроме одной (MNK Skull site) стоянки нижней половины средней части пласта II. Отличаются они от развитого олдовая В в основном лишь отсутствием настоящих ручных рубил. В них найдены только проторубила “. Развитый олдовай В, к которому относятся многие стоянки верхней половины средней части пласта II и верхней части пласта II, характеризуется появлением уже подлинных ручных рубил, хотя еще и довольно примитивных. Ручные рубила, находимые на этих стоянках, еще полностью не стандартизованы. Существуют многие индивидуальные вариации12.
В верхней половипе средней части пласта II и верхней части пласта II М. Лики, кроме развитого олдовая В, выделяет еще одну индустрию, которую она характеризует как раннеашельскую.
Последний термин нуждается в пояснении. Долгое время многие археологи выделяли в раннем палеолите в качестве последовательных стадий эволюции каменной индустрии шелль (аббевиль), ашель и мустье. Шеллю, по мнению некоторых из них, предшествовала дошелльская эпоха, или просто дошелль. Такая периодизация достаточно прочно утвердилась, в частности, в советской археологии. Однако уже сравнительно давно часть зарубежных археологов выступила против выделения шелля в качестве особой стадии развития и даже особой разновидности каменной иидуст-
СТАНОВЛЕНИЕ ЧЕЛОВЕЧЕСКОГО ОБЩЕСТВА
321
фии. Орудия, характеризуемые сторонниками первой точки зрения как шелльские, они рассматривают как раннеашельские. Та-ним образом, к ашелю в их понимании относится не только ашель, как его определяют сторонники первой точки зрения, но также и то, что последние характеризуют как шелль. В последние десятилетия такое расширительное понимание ашеля получило широкое распространение и по сути стало господствующим в западной археологии. В последние годы эту точку зрения приняли и некоторые советские археологи13. Определенное основание для объединения шелльской и ашельской (в узком смысле) индустрий в единое целое имеется. Как для той, так и для другой характерным является одно и то же орудие — ручное рубило.
М. Лики в своей работе исходит из господствующей в западной археологии точки зрения. Как раннеашельский она характеризует каменный инвентарь, который другие авторы определили бы и определяли в свое время как шелльский. Не вызывает сомнения, что наборы орудий, которые М. Лики характеризует как развитый олдовай В, и комплексы артефактов, которые она называет раннеашельскими, относятся к одной и той же стадии развития каменной индустрии. Отличия между ними лишь в сотношении числа рубил и прочих орудий. К раннеашельским М. Лики относит также наборы орудий, в которых рубила составляют 40% и более 14.
Рисуя картину развития каменной индустрии олдовая, М. Лики не дает сдвигам в ее эволюции истолкований, которые бы выходили за рамки чистой археологии. Другие исследователи идут дальше. На основе анализа развития каменной индустрии они делают определенные выводы об эволюции форм отражения мира у производящих существ. В этом отношении интересна одна из работ Ф. Борда, в которой рассматривается соотношение между эволюцией каменной индустрии и развитием форм отражения мира в головах производящих существ ’5. Ф. Борд выделяет несколько, как он выражается, уровней абстракции.
Первый из них характеризуется тем, что производящее существо знает лишь, что в любом камне есть острый край, который только ждет, чтобы его высвободили. Процесс обработки камня на этом уровне не направлен к тому, чтобы придать ему определенную форму. Просто камень подвергается обработке до тех пор, пока на нем не образуется острый край. Эту стадию Ф. Борд называет уровнем галечных орудий. Она не требует качественно иной физической организации вообще и качественно иной структуры мозга в частности, чем та, что существовала у австралопитеков. К этому уровню относятся и проторубила, которые представляют собой не что иное, как заостренные грубые рубящие орудия.
Появление настоящих ручных рубил свидетельствует о начале перехода к следующему уровню абстракции. Для него харак
322
Глава пятая
терно существование у производящих существ представления о том, что внутри камня существует не только острый край, но и форма и что эта форма может быть освобождена путем целенаправленных, волевых действий. На этом уровне появляются истинные питекантропы с большим мозгом. Среди наборов орудий относящихся к этому уровню, существуют и такие, где рубил мало. Однако это не меняет сути дела. Намеренные формы придаются и орудиям из отщепов.
Сходные мысли высказывает американский археолог Г. Айзек. Типично олдовайские орудия он относит к самой ранней стадии развития каменной индустрии. Эти орудия образуют ряд форм, зависящих не столько от искусства изготовителя, сколько от различного рода независящих от него обстоятельств, к которым он должен приспосабливаться. В этих орудиях выражен по сути один и тот же несложный прием: раскалывание камня таким путем, чтобы получить фрагмент с острым краем. На этой стадии производящее существо накладывает минимум определяемых культурой форм па орудия.
От этих ранних орудий заметно отличаются более поздние. Число форм орудий увеличивается и сами эти формы приобретают иной характер. Они теперь все в большей степени зависят не от стечения обстоятельств, а от воли изготовителя. В результате каждая форма представлена теперь в наборе большим числом стандартизированных экземпляров. Изготовители этих более совершенных орудий несомненно уже обладали языком и мышлением. Резкий контраст между этими орудиями и орудиями, представляющими самую раннюю стадию эволюции каменной индустрии, свидетельствует о том, что у изготовителей последних отсутствовало высокое развитие умственных способностей и соответственно язык16.
Таким образом, и Ф. Борд, и Г. Айзек в равной степени выделяют такой этап в эволюции деятельности по изготовлению каменных орудий, когда она не носила сознательного, целенаправленного, волевого характера, т. е. была по своему механизму чисто животной. Оба они считают признаком перехода от такого рода производственной деятельности к сознательной появление стандартизированных орудий.
Исходя из всего этого, можно с большой долей вероятности считать, что тот перелом в развитии каменной индустрии Олдо-вайского ущелья, который был особо отмечен М. Лики, означает не что иное, как начало освобождения производственной деятельности от рефлекторной формы, т. е. начало становления мышления, воли, языка, а тем самым и начало становления обществ? В этой связи нельзя не отметить то, что некоторые археологи особо подчеркивали: появление стандартизированных орудий свидетельствует о возникновении не только мышления, но и общества. «Стандартизированное орудие,— писал английский археолог
СТАНОВЛЕНИЕ ЧЕЛОВЕЧЕСКОГО ОБЩЕСТВА
323
р. Чайлд,— есть само по себе ископаемая концепция. Оно является археологическим типом только потому, что в нем воплощена идея, выходящая за пределы не только каждого индивидуального момента, но и каждого отдельного индивида, занятого конкретным воспроизведением этого орудия, одним словом, это понятие социальное. Воспроизвести образец — значит, знать его, а это знание сохраняется и передается обществом» ’7.
Наиболее ярким образцом первого стандартизированного орудия является ручное рубило. Мнотие исследователи вообще считают его первым стандартизированным орудием. Ручное рубило появилось лишь с переходом от развитого олдовая А к развитому олдоваю В. Одновременно с этим появился набор орудий, ко торый М. Лики охарактеризовала как раннеашельский. В том, что каменная индустрия развитого олдовая В и раннего ашеля была продуктом деятельности не поздних предлюдей, а уже формирующихся людей, нет сомнений. В верхней части пласта II найдены остатки существа (ОН 9), которого все исследователи единодушно признают человеком. Это типичный питекантроп, мало отличающийся от классических питекантропов Явы.
Сложнее обстоит дело с развитым олдоваем А. В этом наборе отсутствуют настоящие ручные рубила. Однако в целом он несомненно представляет собой существенный шаг вперед по сравнению с типичным олдоваем. В нем уже отчетливо наметились все те основные особенности, которые получили дальнейшее развитие в развитом олдовае В, что и дало М. Лики основание объединить эти два набора орудий под общим названием развитого олдовая, противостоящего типичному олдоваю. Все это позволяет полагать, что развитой олдовай А шаменует самое начало формирования человека и общества. Переход от типичного олдовая к развитому олдоваю А был самым началом того перелома, который получил свое отчетливое выражение в развитом олдовае В. Если весь период формирования человека и общества был переходом от животных к человеку, то этап, представленный развитым олдоваем А, был переходом от животного мира к формирующимся людям, если можно так выразиться, переходом к переходу.
Типичная олдовайская индустрия была продуктом животной, условнорефлекторной производственной деятельности. Этим она качественно отличается от пришедшей ей на смену каменной индустрии формирующихся людей, которая была продуктом в какой-то степени уже целенаправленной, сознательной деятельности Поэтому неоправданным является ее объединение с этой последней под названием раннепалеолитической или пижпепалеоли-тической индустрии, как это делается многими исследователями. Для этого своеобразного, качественно отличного от всех остальных этапа эволюции каменной техники нужно особое название. Термин «типичная олдовайская индустрия», не говоря уже о
№
Глава пятая
термине «олдовайская индустрия», не является для этого самым удачным. Эти термины слишком привязаны к определенным местонахождениям и тем самым к находимым в них наборам орудий.
Набор орудий формации Шунгура несомненно относится к той же самой стадии эволюции каменной индустрии, что и комплексы орудий Олдовая I и нижней части Олдовая II. Однако он не совпадает ни с одним из тех, что встречаются в Олдовайском ущелье. Конечно, и его можно назвать «олдовайским», но в таком случае последнее слово теряет всякий смысл: олдовайским называется набор орудий, которого нет в Олдовае. Далее, слово «олдовайский», пусть с добавлением прилагательного «развитый», применяется для обозначения индустрии, относящейся к качественно иной, более высокой стадии эволюции каменной техники, что тоже создает известные неудобства. Лучше всего для обозначения дочеловеческой стадии эволюции каменных орудий подошел бы термин «эолит», который уже использовали в археологической литературе. Он и будет употребляться в дальнейшем изложении. Эолит в основном совпадает с той стадией эволюции каменной индустрии, которую до открытия типично олдовайской именовали дошелльской.
Археологами давно уже практически была найдена грань между каменной индустрией формирующихся и готовых людей. Этой гранью является переход к верхнему (позднему) палеолиту. Весь предшествующий верхнему палеолиту этап эволюции каменной индустрии в советской археологической литературе чаще всего именуется нижним или ранним палеолитом.
Если исключить из раннего палеолита стадию эволюции каменной индустрии, которая была выделена под названием эолита, то оставшаяся его часть выступит перед нами как особенная стадия эволюции каменной индустрии, качественно отличная как от предшествующей стадии, так и от последующей. В отличие от предыдущей стадии она представляет собой эволюцию каменной индустрии уже не предлюдей, а людей; в отличие от последующей она является эволюцией каменной индустрии не готовых людей, а еще только формирующихся. Производственная деятельность формирующихся людей переставала, но еще окончательно не перестала быть рефлекторной. Она становилась, но еще полностью не стала волевой, сознательной.
Вполне понятно, что эта стадия развития каменной индустрии представляет собой единое целое, которое требует и единого названия. Конечно, в качестве такого названия можно было бы использовать термин «ранний палеолит». Однако он неудобен тем, что уже применялся для обозначения всего периода развития каменной индустрии, предшествующего позднему палеолиту, включая эолит. Использование его в несколько ином значении может привести к недоразумениям. Имеется и еще одно неудоб
СТАНОВЛЕНИЕ ЧЕЛОВЕЧЕСКОГО ОБЩЕСТВА
325
ство. Выделенная стадия включает в себя Несколько этапов, каждый из которых требует особого названия.
раньше раннии палеолит чаще всего подразделялся на шелль, ашель, мустье, некоторые исследователи добавляли к ним в качестве самого первого этапа дошелль. Теперь же редко дают единую периодизацию этой эпохи. По существу единственными общими этапами, которые признаются большим или меньшим числом археологов, являются олдовай и ашель, а если исключить золит, го один лишь ашель. Но и этот взгляд проводится далеко не последовательно. Даже ученые, рассматривающие ашель как определенную стадию эволюции каменной индустрии, не решаются охарактеризовать как ашельские наборы орудии, относящиеся к той же самой стадии эволюции каменной техники, но характеризующиеся полным или почти полным отсутствием либо далее недостаточным, по их мнению, числом рубил. Они их называют по-разному, развитой олдовай В, клектон и т. п. И причина понятна: термин «ашель» происходит от названия Сент-Ашеля, где найдены были наборы каменных орудии, характеризующиеся обилием ручных рубил. Поэтому назвать ангельскими наборы орудий, где рубил мало или совсем нет, значит вступить в противоречие с начальным значением этого термина.
Вообще использование терминов, которые при своем появлении были тесно связаны с определенным конкретным набором орудий, для обозначения стадии в эволюции каменной индустрии возможно лишь при условии отсутствия более или менее значительной вариабельности в пределах этой стадии. Как только варианты обнаруживаются, данный термин с неизбежностью перестает обозначать стадию эволюции всей техники в целом. Если теперь он и обозначает стадию, то лишь в развитии определенного варианта каменной индустрии.
Для обозначения этапов эволюции всей вообще каменной индустрии формирующихся людей нужны термины, которые не были бы непосредственно привязаны к определенным конкретным вариантам каменной индустрии. И желательно было бы, чтобы они были связаны с термином, обозначающим всю каменную индустрию пралюдеи в целом. Гермин «ранний палеолит» Для этой цели не подходит. Трудно говорить о «раннем раннем палеолите» или «позднем рапнем палеолите». Нужно подыскать иной. Таким термином мог бы быть предложенный в свое время 1 • Чайлдом термин «археолит»18. Именно он и будет использоваться в дальнейшем изложении. Чтобы не порывать с традициями науки, наряду с ним в том же значении будет использоваться также и термин «ранний палеолит». И вообще неизбежным является применение наряду с новыми старых привычных терминов: дошелль, олдовай, шелль, ашель, мустье, клектон и т. п.
Начальную стадию археолита (развитой олдовай А), по существу представляющую собой не столько собственно археолит,
326
Глава пятая
сколько переход от эолита к археолиту, можно было бы назвать эоархеолитом. Переход от эолита к эоархеолиту (и тем к археолиту) свидетельствует о том, что становление человека и общества уже началось.
Начало социогенеза и данные палеоантропологии. Как предлюди, так и ранние формирующиеся люди уже рассматривались в главе Ш. Не повторяя, по возможности, сказанного в ней, остановимся лишь на тех данных, которые необходимы для решения проблемы начала социогенеза. Эти данные отрывочны, фрагментарны и допускают далеко не одинаковое толкование.
Как уже отмечалось, до открытия хабилисов все антропологи считали первыми людьми питекантропов. Однако сам термин «питекантроп» далеко не однозначен. Питекантропом прямоходящим было названо существо, остатки которого были найдены Е. Дюбуа близ Триниля (о. Ява). Его обычно обозначают в антропологической литературе как питекантроп I. В дальнейшем на Яве в Сангиране были обнаружены остатки существ, которые в литературе обозначаются как питекантропы 11, Ill, IV, VI, VII, VIII. Именно они вместе с некоторыми другими находками на Яве, сделанными в тех же слоях (ребенок из Моджокерто}, и являются питекантропами в самом узком смысле этого слова. Помимо них питекантропами именуются также и некоторые другие сходные с ними существа за пределами Явы. Так, например, олдовайский гоминид 9 (ОН 9), найденный в верхней части Олдовая II, нередко в литературе именуется олдовайским питекантропом. Однако обычно формы, близкие к питекантропам, но найденные за пределами Явы, получали при открытии собственные названия: синантроп, атлантроп, гейдельбергский человек.
Исследователи, рассматривающие собственно питекантропов, синантропов и т. п. как особые виды, объединяют всех их в один род или подрод и принимают в качестве родового (псдро-дового) названия термин «питекантроп». Не отказываясь полностью от привычных обозначений, они именуют синантропов питекантропами пекинскими, атлантропов — питекантропами терни-финскими, гейдельбергского человека — питекантропом гейдельбергским и т. п. Яванских питекантропов в таком случае обычно именуют питекантропами прямоходящими. Однако термин «питекантроп» в столь широком значении не получил слишком большого распространения в антропологической литературе.
В последние годы в зарубежной палеоантропологии начал преобладать взгляд, согласно которому все люди составляют один род — род Ното, а собственно питекантропы, синантропы, атлантропы и другие сходные с пими формы образуют один вид в составе этого рода — вид Homo erectus. Он получил широкое распространение после состоявшегося в 1962 г. в Бурге Вартен-штейне международного симпозиума по проблемам классификации и человеческой эволюции V
СТАНОВЛЕНИЕ ЧЕЛОВЕЧЕСКОГО ОБЩЕСТВА
327
Такая точка зрения не является абсолютно новой. Еще в 1948 г. советский антрополог Г. Ф. Дебец предложил классификацию, в которой все люди составляли один род, а питекантропы и другие сходные формы — один вид в составе этого рода, подразделяющийся на несколько подвидов20. На наш взгляд, такая тонкая зрения является наиболее правильной.
Представителей вида Homo erectus в советской антропологической литературе чаще всего называют архантропами. Этим термином мы и будем пользоваться в дальнейшем изложении, наряду с термином Homo erectus.
Несмотря на общее название, питекантропы в самом узком смысле слова, т. е. яванские питекантропы, не представляют собой полного единства. Среди них достаточно четко выделяются две отличные друг от друга группы. Одну из них образуют питекантропы I, II, III, VI, VII. Это типичные, классические пите кантропы. Именно представителей этой группы прежде всего и имеют в виду, когда речь заходит о питекантропах в узком смысле слова. Все они бесспорно относятся к одному виду или подвиду питекантропа прямоходящего.
Представителем второй группы является найденный Г. Кени-гсвальдом в 1939 г. питекантроп IV. Относящийся к более раннему времени, чем классические питекантропы, питекантроп IV отличался от них большей близостью к антропоидам. Если сейчас нет ученых, которые бы сомневались в человеческой природе классических питекантропов, то принадлежность питекантропа IV к числу людей не является столь бесспорной21. Ученые, относившие питекантропа IV к числу формирующихся людей, не могли в то же время не отметить существования морфологических различий между ним и классическими питекантропами. Эти морфологические различия столь велики, что некоторые исследователи выделили его в особый вид — питекантропа массивного (Ф. Вайденрайх) 22 или питекантропа моджокертского (Г. Кениг-свальд) 23. В особый вид выделял питекантропа IV М. А. Гре-мяцкий, рассматривавший его как самого примитивного из всех формирующихся людей24. В одной из более поздних работ Г. Ке-нигсвальд противопоставил питекантропа IV как Homo modjo-kertensis Homo erectus, т. е. классическим питекантропам, синантропам, атлантропам и т. и., вместе взятым25. В ту же самую труппу, что и питекантроп IV, исследователи обычно включают Ребенка из Моджокерто, тоже обнаруженного в слоях, более Древних, чем те, где были найдены классические питекантропы, а также челюсть Сангиран В.
Большая по сравнению с классическими питекантропами архаичность морфологического облика этих находок стала особенно наглядной в свете последних исследований. Если раньше объем мозговой полости питекантропа IV определялся в 900 см3, То теперь только в 750 см3. Раттыпе считали, что объем мозга
328
Глава пятая
питекантропа из Молжокерто во взрослом состоянии должен достигнуть 876 см3. Теперь эта цифра снижена до 800 и даже 759 см3. Средни!! объем мозга у гоминидов этой группы теперь определяется в 750 см3 2е.
Особое место среди находок занял т. н. телантроп, остатки которого были обнаружены в пещере Свопткранс в Южной Африке. В первой публикации Р. Брум и Дж. Робинсон охарактеризовали его как человека. В последующих статьях Дж. Робинсона мы находим характеристику телантропа как существа, обладающего чертами, роднящими его как с прегоминидами (австралопитеком африканским), так и с гоминидами (людьми), но в целом уже завершившего или почти завершившего переход от прегоми-нидной стадии к гоминидной. Еще в более поздних работах Дж. Робинсон прямо отнес его к виду Homo erectus ”. Иную позицию заняли Р. Дарт и В. Ле Гро Кларк, которые включили телантропа в группу австралопитеков28.
С открытием хабилисов вопрос о том, где проходит грань между предлюдьми и первыми людьми, встал особенно остро.
В 1960 г. Л. Лики в 3-м уровне местонахождения FLKNN Олдовая II вместе с каменными орудиями обнаружила остатки существа, которое морфологически мало отличалось от австралопитека африканского. Вместе с тем гее обстоятельства находки делали весьма вероятным предположение, что это сушество было творцом найденных вместе с ним каменных орудий. Оно было зарегистрировано как олдовайский гоминид 7 (ОН 7). Остатки существ, сходных, по мнению Л. Лики и ряда других ученых, с ОН7. были найлены как в том же, так и в других слоях Оптовая I (ОН4, ОН6, ОП8) и в нижней и средней частях Олдовая II (ОН13, ОН14, ОН16). Все это вместе взятое дало основание Л. Лики, Ф. Тобайасу и Дж. Нэпиру выступить с утверждением, что все эти находки образуют новый вид рода Ното, который они предложили назвать Homo habilis 2®.
Однако в скором времени один из авторов данной работы несколько пересмотрел свои взгляды. В появившейся в том же году совместной статье Ф. Тобайаса и Г. Кенигсвальда был сделан вывод, что остатки из Олдовая I и остатки из нижней и средней части Олдовая II относятся не к одному, а к двум разным таксонам30.
Авторами были выделены четыре стадии гоминизапии. Первая из них представлена австралопитеками из Восточной и Южной Африки. Вторая — описанными в статье трех авторов находками из Олдовая I. Они образуют особую группу гоминид, уже поднявшуюся выше стадии австралопитеков, но еще не достигшую стадии питекантропов. Морфологические данные позволяют их рассматривать как находящихся на гоминидной линии, идущей от австралопитека африканского и, возможно, ведущей к питекантропу. К этой стадии, по мнению Ф, Тобайаса и Г, Кениге-
СТАНОВЛЕНИЕ ЧЕЛОВЕЧЕСКОГО ОБЩЕСТВА

вальда, должны быть отнесены также мегантропы древнеяванские, которых ранее некоторые авторы рассматривали как азиатских австралопитеков. По вопросу о положении этой группы мнения авторов статьи разошлись. Г. Кенигсвальд рассматривает ее как особый род или, по меньшей мере, подрод, Ф. Тобайас — как вид внутри рода Ното — вид Homo habiiis. Олдовайский гоминид 13 (ОН13), по мнению авторов статьи, не может быть отнесен к этому таксону. Он относится к следующей, более высокой стадии эволюции, которая представлена питекантропом IV, Сангираном В и телантропом. Еще более высокая, четвертая стадия эволюции представлена классическими питекантропами Явы, синантропами и атлантропами.
К сходным выводам пришел в то же самое время Дж. Робинсон31. Он также выделил среди находок, которые в статье трех авторов были объединены под названием Homo habiiis, две морфологически отличные группы. Одну из них образуют существа из Олдовая I, другую — из Олдовая II. Но в отличие от Ф. Тобайаса и Г. Кенигсвальда он считает, что нет оснований выделять указанные находки в Олдовае I в особый таксон, они принадлежат к виду австралопитека африканского. Что же касается находок в нижней и средней части Олдовая II, то они обнаруживают сходство с телантропом и являются ранними представителями вида Homo erectus.
Это не значит, что Дж. Робинсон не видит вообще различий между собственно австралопитеками и существами из Олдовая I и сходства между последними и существами из Олдовая II. И существа из Олдовая I, и существа из Олдовая II изготовляли орудия, в то время как собственно австралопитеки только использовали естественные орудия. Все это дает основание рассматривать существа из Олдовая I как переходную стадию между собственно австралопитеками и Homo erectus. Именно на этой стадии произошел переход от присущего австралопитекам использования естественных орудий к столь характерному для Ното erectus изготовлению орудий. Однако в чисто морфологическом отношении существа из Олдовая I представляют всего лишь продвинувшихся австралопитеков африканских.
В чисто морфологическом отношении сходство между австралопитеком африканским и остатками из Олдовая I, с одной стороны, и находками из Олдовая II и Homo erectus — с другой, является большим, чем между находками в Олдовае I и Олдовае II. Находки в Олдовае I и находки в Олдовае II относятся к двум разным видам: первые — к австралопитеку африканскому, вторые — к Homo erectus. Эти два вида принято относить к Двум разным родам: первые — к роду австралопитеков, вторые — к Роду Ното. Однако несомненным является наличие генетической связи между существами из Олдовая I и существами из Олдовая II. Это, по мнению Дж. Робинсона, делает невозмож-
ззО
/’лава пятая
ним отнесение их к двум разным родам. Выход из положения Дж. Робинсон видит в том, чтобы расширить рамки рода Ното путем включения в него вида австралопитека африканского, который он предложил именовать Homo transvalensis, а позднее — Homo aliicanus 32. Кроме Homo africanus в этот род входит еще только один вид — Homo sapiens, который объединяет всех остальных гоминид, начиная с телантропа и кончая современными людьми.
Формально Дж. Робинсон идет дальше Л. Лики и его соавторов, включая в род Ното не только хабилисов, но и австралопитека африканского. Однако в действительности его аргументация доказывает прямо противоположное. Нет никаких реальных оснований включать австралопитеков в число людей. Они были животными во всех отношениях. Чисто животной была их морфологическая организация. Они безусловно не изготовляли орудия. Можно отстаивать тезис, что производство орудий само по себе еще не является достаточным признаком человека. Но бесспорно, что оно является необходимым признаком человека. Продемонстрировав фундаментальное тождество физической организации хабилисов из Олдовая I и австралопитеков африканских, показав, что специфически человеческие особенности морфологического облика появляются лишь с переходом от хабилисов к следующей стадии эволюции, Дж. Робинсон тем самым убедительнейшим образом доказал, что хабилисы не могут считаться людьми. Еще более убедительно, на большом фактическом материале это показали в дальнейшем другие исследователи.
Однако Дж. Робинсон абсолютизировал сходство морфологического облика австралопитеков африканских и хабилисов, что заставило его впасть в противоречие с самим собой. Объявив хабилисов австралопитеками африканскими, он в то же время в известной степени противопоставил их собственно австралопитекам африканским. В действительности хабилисы из Олдовая I представляют собой особый вид, но только входящий не в род Ното, как это полагали Л. Лики и его соавторы, а в один род с австралопитеком африканским. Они являлись австралопитеками, как это утверждал на первых страницах своей статьи Дж. Робинсон, но только в смысле принадлежности не к виду австралопитека африканского, как он полагал, а к одному роду с последним.
К выводу о том, что хабилисы представляют собой особый род в составе рода Australopithecus, пришли многие исследователи. В связи с этим они предпочитают обозначать этот вид как Ausrtalopithecus habilis, т. е. австралопитек умелый33. Однако и сейчас некоторые исследователи относят хабилисов к виду австралопитека африканского.
К настоящему времени подавляющее большинство антропологов пришло к выводу, что хабилисы, несмотря на изготовление
СТАНОВЛЕНИЕ ЧЕЛОВЕЧЕСКОГО ОБЩЕСТВА
331
ими орудий, все же являются не людьми, а животными. Никто из антропологов в настоящее время не сомневается в человеческой природе классических питекантропов, не говоря уже о более продвинувшихся синантропах. Они безусловно являются людьми, хотя пока еще не готовыми, а формирующимися.
Однако хабилисы не являются непосредственными предшественниками классических питекантропов. Между первыми и вторыми находится своеобразная группа существ, ни статус, ни состав которой нельзя считать точно установленными. К этой группе различные авторы относили питекантропа IV. ребенка из Моджокерто, Сангиран В, телантропа, олдовайского гоминида 13, а также человека из Гунванлина близ Ланьтяня (КНР), представленного находкой черепной крышки34. Объем мозга лань-тянского человека очень близок к объему мозга питекантропа IV: он равен 780 или даже 750 см3 35.
Существует как морфологическая грань, отделяющая эту группу от стоящих ниже их в эволюции хабилисов, так и морфологическая грань, отделяющая ее от стоящих выше ее классических питекантропов. Как Ф. Тобайас и Г. Кенигсвальд, так и Дж. Робинсон отделили находки в Олдовае I от находок в Ол-довае II. руководствуясь исключительно лишь морфологическими признаками. Чисто морфологические признаки легли в основу выделения питекантропа IV, ребенка из Моджокерто, Сангиран В в особую группу, отличную от классических питекантропов. Однако эти реально существующие морфологические грани являются весьма относительными, размытыми. В результате нет почти ни одного существа, относимого к этой группе, которого бы другие авторы не зачисляли в другую группу. Более того, одни и те же ученые нередко меняли свои мнения на этот счет. Некоторые исследователи вообще не замечают существования этой группы. Одних ее представителей они относят к хабилисам или даже австралопитекам африканским, а других включают в одну группу с классическими питекантропами.
Но в последнее время наметился еще один подход. Некоторые авторы объединяют питекантропа IV, ребенка из Моджокерто, Сангиран В, телантропа, хабилисов, понимая под ними находки как в Олдовае 1, так и в нижней и средней частях Олдовая II, а также некоторые находки в Кооби Фора в один вид, который они характеризуют как ранний или преэректусный вид рода Ното — вид Homo habilis/modjokertcnsis зв. Такая конструкция не выдерживает критики. Если недостаточно обоснованным было объединение в один вид находок в Олдовае I и Олдовае II, Несмотря на значительную близость между ними, то тем более Неоправданным является объединение в один вид, с одной стороны, хабилисов из Олдовая I, которых большинство антропологов считает животными, и, с другой, питекантропа IV, которого в настоящее время все антропологи считают человеком.
332
Глава пятая
На наш взгляд, реальность бытия особой группы существ находящейся между хабилисами, с одной стороны, и классическими питекантропами — с другой, вряд ли может быть с достаточным основанием оспорена, хотя, конечно, принадлежность тех или иных находок к этой группе нелыя считать твердо установленной. И эта группа представляет собой переход от поздпих предлюдей, которые были животными, но уже изготовлявшими орудия, к существам, которые бесспорно являются хотя и формирующимися, но уже людьми. Тем самым существа, принадлежавшие к этой группе, представляют собой самое начало, самую раннюю стадию формирования человека, па которой специфически человеческие особенности только еще начали складываться и поэтому сколько-нибудь отчетливо не обозначились. Этих самых ранних людей можно было бы назвать ранними архантропами или эоархантропами. Собственно следующих за ними существ типа классических питекантропов можно было бы назвать поздними архантропами.
Переходный характер группы эоархантропов обусловил существование значительных различий между отдельными ее членами. Самые ранние из них с трудом могут быть отличены от хабилисов. Относительно отдельных индивидов вообще невозможно с достоверностью сказать, являются ли они самыми поздними хабилисами или самыми ранними эоархантропами. Столь же трудно провести грань между самыми поздними эоархантропами и классическими питекантропами. Так как эоархантропы бы ги самыми первыми людьми, то переход от хабилисов к ним знаменовал начало становления человека, а тем самым и общества.
Если теперь свести воедино данные археологии и палеоантропологии, получится, что признаками начала становления челов ка и общества являются, во-первых, появление эоархантропов и во-вторых, переход от эолита к эоархеолиту. Эти два явления в общем должны были совпадать, хотя это совпадение нельзя, конечно, понимать как абсолютное.
Интересный материал по этому вопросу дает опять-таки Ол-довайское ущелье, содержащее каменную индустрию, начиная с типично олдовайской и кончая ашельской, и остатки гоминид, начиная с хабилисов и кончая поздними архантропами (0Н9).
Вся каменная индустпия Олдовая I относится к типичному олдоваю (эолиту). Все гоминиды, остатки которых обнаружены в Олдовае I, являются либо австралопитеками (парантропами) или хабилисами, т. е. поздними предлюдьми.
Олдовайский гоминид 13, которого Ф. Тобайас и Г. Кенигсвальд отнесли к стадии, следующей за хабилисами, но предшествующей классическим питекантропам, а Дж. Робинсон охарактеризовал как раннего члена вида Homo erectus, был найден в нижней половине средней части Олдовая II. Как ужо отмена лось, в одной из стоянок нижней части Олдовая II (HWK East,
СТАНОВЛЕНИЕ ЧЕЛОВЕЧЕСКОГО ОБЩЕСТВА
333
уровень 2) наличествовали отчетливые признаки перехода от типичного олдовая (эолита) к развитому олдоваю А (эоархеолиту). К развитому олдоваю А бесспорно относятся все, кроме одной (MNK Skull site), стоянки нижней половины средней части Олдовая II. Налицо, казалось бы, полное соответствие между уровнем эволюции каменной индустрии и развитием физической организации производящих существ. Однако дело обстоит сложнее.
Стоянка, где был найден ОН 13, является как раз той единственной в нижней половине средней части Олдовая II, которую М. Лики не отнесла к развитому олдоваю А. Правда, в своей монографии она не решилась прямо охарактеризовать набор орудий, найденный вместе с ОН13, как типично олдовайский. Как писала она, эта индустрия стоит ближе к типичному олдоваю, чем развитому олдоваю А из сравнимых горизонтов пласта II. Скорее всего здесь самое начало перехода от эолита к эоархеолиту. И это согласуется с физической организацией ОН 13. Немалое число исследователей относят его к хабилисам.
Индустрия верхней половины средней части Олдовая II и верхней части Олдовая II относится к развитому олдоваю В и раннему ашелю. Гоминид, найденный в верхней части Олдовая II (ОН9, олдовайский питекантроп), является бесспорным архант-ропом, стоящим по уровню своего развития, во всяком случае, не ниже классических питекантропов Явы.
К сожалению, другими подобного рода материалами наука пока не располагает. Не говоря уже о тех случаях, когда в том или ином местонахождении обнаруживаются либо только орудия, либо только костные остатки, не всегда представляется возможность с достоверностью установить связи между найденными по соседству орудиями и остатками гоминид. Но и когда такая связь является в высшей степени вероятной, чаще всего отсутствует сколько-нибудь четкая характеристика или набора орудий, или остатков гоминид, или же, наконец, в одинаковой степени как тех, так и других.
Проблема датировки начала социогенеза. Крайне неопределенной является в настоящее время абсолютная датировка начала становления человека и обществ, т. е. переход от хабилисов к эоархантропам и от эолита к эоархеолиту. Одной из более или менее твердо установленных методом калиево-аргонового анализа дат для Олдовайского ущелья является 1,75±0,03 млн. лет. Это возраст туфа I в, отделяющего нижнюю часть Олдовая I от средней его части37. Однако наряду с этой цифрой существует и другая — 1,786±0,29 млн. лет33. Примерно такой возраст, как и туф, имеют или являются несколько более молодыми олдовайские гоминиды 7 и 8. Они найдены вместе с типичной олдовайской индустрией в сродпей части Олдовая I и являются бесспорными хабилисами. Находки хабилисов ОН4 и ОН24 были сделаны и в
334
Глава пятая
нижней части Олдовая I. Появление первых орудий в нижней части Олдовая I датируют по-разному: 1,86+0,13 млн. лет и 1,89 млн. лет30. Все эти цифры являются спорными.
Раньше длительность накопления пласта I определялась примерно в 700—750 тыс. лет. Соответственно переход от Олдовая I к Олдоваю II датировался 1—1,1 млн. лет40. С этими представлениями гармонировала датировка найденного в верхней части Олдовая II типичного питекантропа ОН9. Первоначально его возраст был определен методом калиево-аргонового анализа в 360 тыс. лет, затем после пересмотра — в 490 тыс. лет41.
В дальнейшем исследователи пришли к выводу, что слои, составляющие Олдовай I, накопились в течение всего лишь 50— 100 тыс. лет, а может быть, даже в 25—50 тыс. лет42. Теперь начало Олдовая II чаще всего относят к 1,5—1,6 млн. лет. Соответственно первые стоянки с ашельской индустрией, которые появились в верхней половине средней части Олдовая II, одни исследователи датируют 1,4±0,2 млн. лет, другие — 1,2—1,3 млн. лет, третьи — 1,0—1,5 млн. лет4’. Претерпела существенные изменения датировка олдовайского гоминида 9. Его возраст стали оценивать в 0,9—1,0 млн. лет44, а затем и в 1,2 млн. лет45.
Если исходить из ранних представлений о возрасте слоев в Олдовайском ущелье, то переход к эоархеолиту и появление эоар-хантропов следует относить примерно ко времени около 1 млн. лет, а переход к развитому олдоваю В и раннему ашелю — к значительно более позднему времени — 0,8 или 0,6 млн. лет. Если исходить из самых последних представлений, то переход к эоархеолиту и возникновение эоархонтропов следует относить ко времени около 1,5 млн. лет, а начало развитого олдовая В и раннего ашеля и появление поздних архантропов — ко времени не раньше 1,4 и не позднее 0,9 млн. лет.
Для решения вопроса нужно обратиться к данным из других мест.
Раннеашельская индустрия Пенинджа (около озера Патрон, Танзания) датируется в пределах 1,4—1,6 млн. лет4’. По данным Ф. Хоуэлла и И. Коппенса, типичные Homo erectus появляются в формации Шунгура примерно 1,1 млн. лет47. Однако трудно установить, идет ли здесь речь о ранних или поздних архан-тропах.
Большие изменения претерпела за последние годы датировка яванских эоархантропов. Раньше слои с фауной джетис, в которых они были найдены, чаще всего относились ко времени, соответствующему гюнц-минделю Европы4S. Абсолютный возраст этих находок оценивался в 600 тыс. лет 49. К настоящему времени методом калий-аргонового анализа возраст пемзового туфа из места, где был найден ребенок из Моджокерто, определен в 1,9± ±0,4 млн. лет. Исходя из этого, Т. Якоб считает, что моджокерт-ские питекантропы относятся ко времени 1,5—2,3 млн. лет ”.
СТАНОВЛЕНИЕ ЧЕЛОВЕЧЕСКОГО ОБЩЕСТВА
335
Однако рядом исследователей указанная датировка была поставлена под сомнение. Некоторые из них определяют возраст этих гоминид в 0,9—1,5 мли. лет 51. По мнению участников международного симпозиума по проблемам среднего плейстоцена, состоявшегося в 1973 г., возраст слоев с фауной джетис, в которых были найдены ребенок из Моджокерто, питекантроп IV, Сангиран В, вряд ли может превышать 1,5 млн. лет 52. В этой связи следует отметить, что в период между 1 и 1,5 млн. лет относят теперь и человека из Ланьтяня 53.
Пересмотрен был в последние годы и возраст классических питекантропов. Слои с тринильской фауной, в которых они были обнаружены, разными исследователями датировались не одинаково. Одни относили их к миндель-риссу, другие — к минделю, третьи — к минделю и гюнц-минделю. Абсолютный их возраст оценивался в 500 и 550 тыс. лет 5,1. Теперь слои с тринильской фауной, в которых были найдены классические питекантропы, относятся ко времени между 0,5 и 1,0 млн. лет, причем слои с тринильской фауной в Сангиране, где было сделано большинство находок, ко времени между 0,7 и 1,0 млн. лет. В качестве средней цифры приводятся и 710 и 830 тыс. лет 55.
Большую сенсацию вызвала сделанная Р. Лики в 1971 г. находка черепа гоминида в формации Кооби Фора, получившая обозначение KNM-ER1470. Так как остатки гоминида были найдены ниже туфа KBS, древность которого в то время была определена в 2,61±0,26 млн. лет, то время существования его было оценено в 2,8 и даже 3,0 млн. лет. Однако, как указывалось в первых публикациях, несмотря на столь большую древность, гоминид 1470 отличался целым рядом прогрессивных особенностей. Объем его мозга превышал 800 см3, в то время как объем мозга хабилисов не достигал и 700 см3. Настаивая на том, что нет никаких оснований причислять гоминида 1470 к хабилисам, Р. Лики в то же время указывал и на его резкое отличие от Homo erectus. В целом, по его мнению, гоминид 1470 был безусловным человеком, причем стоящим значительно выше хабилисов по степени развития 56. У гоминида 1470 отсутствовал надглазничный валик. На этом основании некоторые стали даже утверждать, что гоминид 1470 представляет форму, в некоторых отношениях более совершенную, чем питекантропы, синантропы и даже палеоантропы 57.
В дальнейшем положение стало меняться. Стало ясным, что объем черепной коробки гоминида 1470 не превышает 775 см3. На черепе были обнаружены многие примитивные особенности, характерные для австралопитеков 58. Все зто дало основание для вывода, что данная находка не может быть включена в род Ното. Но он не являлся и австралопитеком африканским, несмотря на большую близость. В целом он относится к той же самой дочело-веческой стадии развития, что и хабилисы из Олдовая59. В кон
336
Глава ПЯтаЯ
це концов и Р. Лики пришел к выводу, что гоминид 1470 относится к той же самой груште, что и хабилисы s0. С таким взглядом хорошо согласуется и новая датировка этой находки. Какое бы из двух новых определений возраста туфа KBS ни принять (1,82±0,04 и 1,60±0,05 млн. лет), время существования гоминида 1470 совпадает с тем, когда жили хабилисы из Олдовая I и Шуп-гуры.
Как Homo erectus характеризуют А. Уокер и Р. Лики две из множества находок, сделанных на восточном берегу озера Туркана. Это индивид KNM-ER 3733 из Кооби Форы и индивид KNM-ER 3883 из Иллерет. Их возраст они оценивают как превышающий 1,5 млн. лет °*. Однако не исключена возможность, что данные существа являются не поздними, а ранними архантропами. Затем вызывает сомнения определение их возраста. Предлагая данную датировку индивиду 3733, авторы исходят из того, что он был найден ниже туфа Окоте, возраст которого определяется в 1,5—1,6 млн. лет. Однако снижение возраста лежащего под ним туфа KBS с 2,61 млн. лет до 1,6—1,8 млн. лет требует соответствующего пересмотра возраста туфа Окоте. Сходным образом обстоит дело и с датировкой гоминида 3883.
Не меньшую, чем в случае с черепом 1470, сенсацию вызвали в свое время находки в местности Хадар (Эфиопия). Согласно ранним публикациям, там были, в частности, обнаружены остатки двух гоминид, обладающих чертами сходства с Homo erectus вообще, с питекантропом IV в особенности. Одновременно указывалось и на сходство с олдовайским гоминидом 7, т. е. хабили-сом.
Возраст этих находок определялся примерно в 3 млн. лет.. Однако в дальнейшем те же самые исследователи пришли к выводу, что гоминиды, найденные в Хадаре, вместе с находками в-Лаетолил (Танзания) представляют собой самых примитивных из всех известных австралопитеков 62.
Если принять во внимание все приведенные выше данные с учетом существующей в настоящее время тенденции к завышению возраста археологических и палеоантропологических находок и к переоценке уровня эволюционного развития найденных гоминид, то переход к эоархеолиту и соответстственно от хабилисов к эо-архантропам следует отнести ко времени не раньше 1,5 млн. лет и не позднее 1 млн. лет. О времени завершения эоархеолита ничего определенного сказать нельзя. Если исходить из приведенных выше данных, то его скорее всего следовало бы отнести ко времени не раньше 1,4 млн. лет и не позднее 1 млн. лет. Однако в определенном противоречии с этим выводом находятся данные, которыми располагает наука о Европе.
И здесь в последние годы были пересмотрены в сторону повышения многие даты. Теперь, например, гюнц-миндель, по мнению некоторых исследователей, приходится на время от 1,2 до
СТАНОВЛЕНИЕ ЧЕЛОВЕЧЕСКОГО ОБЩЕСТВА
337
О 7 млн. лет. Именно к этому времени относятся самые древние Из найденных в Европе орудий. Старейшей датированной стоянкой Европы является пещера Ля Валлоне. Возраст ее 0,9— 0 95 млн. лет ‘А Но старейшие двухсторонне обработанные орудия, причем характеризуемые еще только как преаббевильские (т. е. дошелльские), появляются, по мнению французского археолога А. Люмлея, только в гюнц-минделе, который по последним представлениям охватывает время от 0,7 до 0,65 млн. лет Ь4. Правда, Другие авторы без всяких оговорок относят появление ручных рубил в Европе к гюнц-минделю bJ. Но даже если относить появление подлинных ручных рубил к гюнц-минделю и датировать последний 0,7—0,65 млн. лет, то и в таком случае получится, что ранний ашель (понимая ашель в широком смысле) в Европе появляется значительно позднее, чем в Африке. Впрочем, не исключена возможность, что в Европе в течение гюнца и отчасти гюнц-минделя существовал и развивался тот вариант каменной индустрии, который соответствует развитому олдоваю В Олдовайского ущелья, причем в Европе он в отличие от Африки совсем не содержал ручных рубил.
Однако какое бы решение этой проблемы ни было предложено, твердо установленным можно считать, что становление человека и общества началось более 1 млн. лет тому назад.
2.	Проблема периодизации эпохи становления человеческого общества
Начавшийся более 1 млн. лет назад процесс становления человека и общества завершился примерно 35—40 тыс. лет тому назад. Длился он, таким образом, не менее 1 млн. лет. Вряд ли можно сомневаться в том, что в нем было несколько отличных друг от друга этапов, в течение каждого из которых закономерно вызревали предпосылки перехода к следующему.
Данными, на основании которых можно было прямо, непосредственно выделить основные этапы формирования общественных отношений, наука не располагает. Но формирование общественных отношений было прежде всего становлением производственных, социально-экономических связей. А основой формирования производственных отношений было становление производительных сил.
Производительные силы, как известно, представляют собой неразрывное единство средств труда и людей, приводящих эти средства труда в движение. Формирование производительных сил с неизбежностью включало в себя совершенствование, во-первых, средств труда, во-вторых, самого человека как производительной силы.
Ведущими средствами труда в то время были каменные орудия.
"338
Глава плтаЯ
Эволюция каменной индустрии была безусловно важным моментом формирования производительных сил. Поэтому данные о развитии каменной техники в этот период имеют большое значение для выявления основных этапов формирования производственных отношений.
Однако эти данные не являются единственными и, может быть, даже не главными.
Не только формирование, но и развитие уже сформировавшихся производительных сил в готовом человеческом обществе предполагает совершенствование человека как производительной силы. Однако в готовом человеческом обществе сформировавшегося человека совершенствование работника как производительной силы не предполагает и не требует изменения его физической организации.
Иначе обстоит дело с периодом формирования человека и человеческого общества. В течение всей этой эпохи развитие производственной деятельности снова и снова приходило в противоречие с физической организацией человека и требовало ее дальнейшего совершенствования. Весь этот период морфологическая организация человека изменялась в направлении все большею приспособления к потребностям производственной деятельности. Изменение физического типа человека, шедшее по направлению к Пото sapiens, было важным и необходимым моментом формирования человека как производительной силы, а тем самым и производительных сил вообще. И так как человек, безусловно, является главным и основным элементом производительных сил, то изменение физического облика формирующихся людей в первую очередь должно быть положено в основу выявления основных этапов формирования производительных сил.
Среди формирующихся людей совершенно отчетливо выделяются питекантропы, синантропы и другие сходные с ними формы. Они бесспорно составляют одну единую группу. В настоящее время практически все исследователи, исключающие хабилисов из числа людей, рассматривают архантропов как представителей первой стадии человеческой эволюции.
Сложнее с остальными формирующимися людьми. Не все исследователи согласны признать их одной единой группой. Однако взгляд на них как на одну единую группу давно уже господствует в советской антропологии и все в большей степени пробивает себе дорогу в зарубежной науке. Сторонники его по-разному оценивают статус этой группы. Одни рассматривают ее как род в составе семейства или подсемейства людей, другие — как подроД в составе рода Ното, третьи — как вид в составе рода Ното, в который не входят архантропы, образующие особый род, четвертые — как вид в составе рода Ното, включающего всех людей, в том числе и архантропов.
СТАНОВЛЕНИЕ ЧЕЛОВЕЧЕСКОГО ОБЩЕСТВА
339
На наш взгляд, наиболее приемлемой является схема классификации людей, которая была предложена в свое время Г. Ф. Де-бецом 88. Согласно его взгляду, все люди образуют один род, который делится па два подрода. Один подрод включает в себя только один вид, который образуют люди современного (физического типа,— вид Homo sapiens. Другой подрод образуют формирующиеся люди. Он делится на два вида. Один из них образуют ар-хантропы, другой — все остальные формирующиеся люди. В советской литературе представителей этой группы принято именовать палеоантропами. Это название употребляется и некоторыми зарубежными исследователями.
В советской литературе давно уже общепризнанно, что палеоантропы представляют собой стадию человеческой эволюции, следующую за стадией архантропов и предшествующую стадии людей современного физического типа — неоантропов. Архантропы и палеоантропы представляют две основные стадии в эволюпии физической организации человека, а тем самым и две основные стадии формирования человека как производительной силы.
Самый ранний этап в эволюции архантропов — люди типа питекантропа IV, которые были названы нами эоархантропами или ранними архантропами. Более поздняя стадия представлена людьми типа классических питекантропов Явы — поздними архантропами. Еще более продвинутой формой являются синантропы. Они являются представителями самой поздней стадии в эволюции архантропов, непосредственно предшествовавшей палеоантропам. Людей этого типа можно было бы назвать позднейшими архантропами. К числу позднейших архантропов, кроме синантропов, относятся находки в Вертешсёллёш (Венгрия), в Мауэре близ Гейдельберга (ФРГ), в Бильцингслебене (ГДР) и, вероятно, люди из Тернифина (Алжир), которых обычно называют атлапт-ропами.
Датировка гейдельбергского человека является спорной. Одни исследователи относят его к гюнц-минделю, другие — к интерста-Диалу миндель I—П. Вторая датировка в настоящее время принимается большинством исследователей”. Стоянку Вертешсёллёш относят к интерстадиалу миндель I—II88. Возраст ее определяется в 350—400 тыс. лет ”. Атлантропа довольно единодушно относят к миндепю70. Время существования синантропов исследователи хронологически сопоставляют со второй половиной минде-ля либо с началом миндель-рисса71. Возраст их оценивается но-разному: 360 тыс. лет, 370 тыс. лет, 400 тыс. лет, 400—600 тыс. лет72. Стоянка Бильцингслебен, в которой в 1972—1975 гг. были найдены остатки архантропа, относится к мипдель-риссу.
возраст определяется примерно в 300—350 тыс. лет73.
В настоящее время не известна ни одна находка формирующихся людей, бесспорно являющихся архантропами, которая относилась бы ко времени более позднему, чем миндель-рисс Евро
340
Глава пятая
пы. И в то же время, по-видимому, именно в миндель-риссе появляются формирующиеся люди, которые бесспорно не могут быть отнесены к числу архантропов. В Европе они представлены находками в Штейнгейме (ФРГ) и Сванскомбе (Великобритания). И человека из Штейнгейма, и человека из Сванскомба чаще всего относят к миндель-риссу, причем последнего — к концу этого периода 74. Однако не может быть исключена возможность отнесения их к риссу. Возраст как того, так и другого оценивается и в 200, и в 300 тыс. лет 75. Палеоантроп из Сиди-Абдеррахман (Марокко) жил в конце миндель-рисса или в начале рисса76. К миндель-риссу, возможно, относится и человек из Азыхской пещеры (Азербайджан), сочетающий особенности палеоантропа с некоторыми признаками архантропа Однако полностью не исключена возможность его датировки риссом или даже рисс-вюрмом 73.
Все остальные находки палеоантропов бесспорно относятся ко времени, более позднему, чем миндель-рисс.
Все это свидетельствует о том. что переход от архантропов к палеоантропам произошел во время, соответствующее миндель-риссу Европы. Границы этого периода определяются по-разному. Начало его датируется и 350, и 300, и 275, и 220±240 тыс. лет, а конец — и 250, и 200, и 145+25 тыс. лет79. В дальнейшем изложении мы будем принимать за начало миндель-рисса 0,35 млн. лет, за конец — 0,2 млн. лет, а переход от архантропов к палеоантропам датировать временем между 0,2 и 0,3 млн. лет.
Таким образом, данные палеоантропологии дают определенные основания для выделения в процессе формирования производительных сил двух основных этапов, первый из которых охватывает впемя от 1—1,5 млн. лет до 0,2—0,3 млн. лет, а второй — от 0,2—0,3 млп. лет до 35—40 тыс. лет.
Сложнее с данными археологии.
Г. Мортилье, создавший первую четкую схему периодизации палеолита, выделил в периоде, который мы называем археоли-том, первоначально лишь две эпохи: шелль и мустье. В дальнейшем между ними была введена третья эпоха — ашельская 30. Однако наряду с трехчленным делением данного периода (шелль, ашель, мустье) в его схеме продолжает фигурировать и двухчленное, но теперь уже в форме подразделения на нижний и средний палеолит. Но это двухчленное деление, которое Г. Мортилье считал главным, более важным, чем более дробное, трехчлепное, им не было доведено до конца, ибо из пего выпала ашельская эпоха. Последняя не была отнесена им ни к нижнему, ни к среднему палеолиту. Осознавая необходимость деления периода, который назван нами археолитом, на два основных этапа, Г. Мортилье в то же время видел, что граница между ними не совпадает ни с гранью между шеллем и ашелем, ни с грапью между ашелем я мустье. Собственно и сама ашельская эпоха была введена им по
СТАНОВЛЕНИЕ ЧЕЛОВЕЧЕСКОГО ОБЩЕСТВА
341
тому, что он не мог уловить, где кончается первый и начинается второй этап археолита.
В дальнейшем археологи, которые так же, как и Г. Мортилье, считали, что палеолит должен быть подразделен на три равных по значению периода (нижний, средний и верхний), пытались более или менее определенно провести границу между первым и вторым из них. Большинство склонялось к мнению, что она проходит между ашелем, с одной стороны, и мустье, с другой, что к нижнему палеолиту должны быть отнесены шелль и ашель, а к среднему — мустье.
Однако в процессе дальнейших исследований все в большей степени становилось ясным, что различие между поздним ашелем и ранним мустье не носит стадиального характера. Еще Г. Обер-майер в свое время пришел к выводу, что поздний ашель хронологически совпадает с ранним мустье 81. Об этом же позднее писали советские археологи П. П. Ефименко и А. П. Окладников 82, Не как стадию, а как всего лишь вариант каменной индустрии, сосуществующий с премустьерским и другими ее вариантами, рассматривают средний и поздний ашель французские археологи Ф. Борд и А. Люмлей83. Одновременно накапливались данные, свидетельствующие о невозможности отделить поздний шелль от раннего ашеля, что в конечном счете привело к поглощению понятия «шелль» понятием «ашель».
Выход из создавшегося положения археологи искали на разных путях. Одни из них начали склоняться к тому, что к нижнему палеолиту должны быть отнесены шелль и ранний ашель, а к среднему — поздний ашель и мусгье. Некоторыми из них этот тезис был даже достаточно четко сформулирован 84. Другие археологи пришли к выводу, что деление палеолита на три основных периода не имеет под собой основания. Он должен быть подразде-тен лишь на два основных периода: ранний (древний, нижний) палеолит, который включает в себя то, что раньше именовалось нижним и средним палеолитом, и поздний (верхний) палеолит. Такой взгляд был одно время почти безраздельно господствующим в советской археологии. Однако в последующем некоторые юветские исследователи выступили с призывом вновь вернуться к делению периода, предшествующего позднему палеолиту, на тижний и средний палеолит85.
Однако согласиться с ними нельзя. Период эволюции каменной индустрии, предшествующей позднему палеолиту, несомненно представляет собой единое целое, противостоящее всем последующим этапам развития каменной техники, вместе взятым, включая поздний палеолит, мезолит и неолит. Но в этой в целом неверной точке зрения есть определенная крупица истины. Она заключается в том, что период, который был нами назван археолитом, действительно должен быть подразделен на два основных этапа. Именно об этом все в большей степени свидетельствует накапливае
342
Глава пятая
мый фактический материал. Эти стадии могут быть соответственно названы ранним археолитом (палеоархеолитом) и поздним археолитом (неоархеолитом). Каждая из этих стадий в свою очередь может быть подразделена на несколько этапов. Самым ранним этапом в развитии раннего археолита является выделенный нами выше эоархеолит.
Поборники идеи возрождения деления палеолита на три равнозначащих периода, так же как и археологи прежнего времени, за границу между нижним и средним палеолитом принимают грань между ашелем и мустье. Тем самым они практически не принимают во внимание те материалы, которые требуют отказа от понимания позднего ашеля и раннего мустье как двух последовательных стадий эволюции каменной техники. Некоторые из них пытаются опереться на данные палеоантропологии. Так, А. П. Черныш, обосновывая необходимость выделения мустьер-ской эпохи в качеств< особого периода — среднего палеолита — равного по значению позднему палеолиту, ссылается не только па «значительные успехи в развитии хозяйства и культуры», но и на появление в этот период «нового физического типа первобытных людей» 86.
Вопрос о начале мустье тоже относится к числу далеко не простых. По мнению, например, Ф. Борда, если наборы орудий, которые можно охарактеризовать как мустьерские, появились еще в рисс-вюрме, то настоящее мустье развилось лишь с переходом к вюрму87. Начало вюрма большинством исследователей датируется 70—75 тыс. лет назад. Самая ранняя из приводимых исследователями дат появления мустьерской индустрии — около 100 тыс. лет тому назад 88. Что же касается появления человека нового по сравнению с архантропами физического типа, то это событие произошло значительно раньше — во всяком случае, не менее чем 200 тыс. лет назад. Таким образом, материалы палеоантропологии не только не подтверждают точки зрения А. П. Черныша, но, наоборот, полностью расходятся с ней.
Не имеет под собой достаточного основания выделение мустье в качестве не только особой эпохи, равной по значению позднему палеолиту, но даже одного из двух основных этапов археолита. Новые данные археологии достаточно убедительно свидетельствуют, что грань между ранним и поздним археолитом должна быть проведена не между ашелем и мустье, а где-то в ашеле. Проще всего, конечно, присоединиться к точке зрения, что она проходит между ранним и поздним ашелем. Однако здесь имеются свои трудности. Разные исследователи, как уже указывалось, далеко не одинаково понимают ашель. И с точки зрения тех, кто выделяет шелль в качестве самостоятельной эпохи, граница между ранним и поздним ашелем проходит далеко не там, где ее проводят сторонники широкого понимания ашеля89.
Но главное не в этом. Ашель расчленяется только па нижний
СТАНОВЛЕНИЕ ЧЕЛОВЕЧЕСКОГО ОБЩЕСТВА
343
(ранний, древний) и верхний (поздний) лишь в немногих работах. Большинство исследователей подразделяют ашель на три стадии: нижний (ранний, древний), средний и верхний (поздний). И опять-таки разные авторы по-разному проводят грани между этими этапами. Нижний ашель одних авторов соответствует среднему других. Одни и те же индустрии часть археологов характеризует как среднеашельские, а другая — как верхнеашельские 90.
Однако через весь этот разнобой все в большей степени пробивает себе дорогу определенный порядок. Современные археологи далеко не одинаково датируют переход от раннего ашеля к среднему. Но в целом они сходятся в том, что в Западной Европе он произошел где-то в миндель-риссе, скорее всего во второй его половине. Смену среднего ашеля верхним в Западной Европе они относят ко второй половине рисса 91.
Переход от нижнего ашеля к среднему означал не просто дальнейшее совершенствование ашельского каменного инвентаря. Он положил начало, выражаясь словами А. Люмлея, «диверсификации» культуры обработки камня. Уже в начале рисса на территории Франции наряду с ашельской индустрией существовало по крайней мере еще три: тейякская, эвеноская и премустьер-ская 92.
Вместе с переходом к среднему ашелю в миндель-риссе зародилась техника леваллуа 93. Ряд археологов, в частности В. П. Любин и Н. Д. Праслов, рассматривают возникновение в среднем ашеле техники леваллуа как крупнейшее техническое достижение эпохи раннего палеолита, как настоящую революцию в приемах обработки камня, равную по значению появлению призматического нуклеуса и резца в начале позднего палеолита94. Исходя из этого, они приходят к выводу, что именно здесь должна проходить основная грань внутри раннего палеолита. По мнению Н. Д. Праслова, проведение нижней границы так называемого среднего палеолита значительно выше этой поры не обосновано «никакими данными: ни палеоантропологическими, ни геологическими, ни типологическими» 96.
Если теперь принять во внимание, что именно в миндель-риссе произошло превращение архантропов в палеоантропов, то все сказанное выше дает достаточное основание для вывода, что рубеж между нижним и средним ашелем является границей между двумя основными стадиями археолита — ранним и поздним1 археолитом. К раннему археолиту относится, таким образом, эоархеолит, ранний ашель в широком смысле и современный ему Развитой олдовай В; к позднему археолиту — средний ашель, поздний (верхний) ашель и различного рода премустьерские, ран-немустьерские и позднемустьерские индустрии.
Все эти выводы основываются в основном на европейском материале. Но они находят подтверждение в данных, добытых в Других частях света, в частности в Африке.
344
Глава пятая
Долгое время развитие каменной индустрии в Африке южнее Сахары рассматривалось большинством зарубежных археологов как совершенно несопоставимое с эволюцией ее в Европе. С этим связано создание совершенно иной периодизации каменного века Африки. Если в Европе эпоха каменной индустрии подразделялась па палеолит, мезолит и неолит, то в Африке — на ранний, средний и поздний каменные века". На 3-м панафриканском конгрессе по преистории были введены: между ранним и средним каменными веками первый промежуточный, а между средним и поздними веками — второй промежуточный периоды9'.
К раннему каменному веку относился олдовай и весь ашель (в широком смысле). Еще недавно считали, что ашельская эпоха в Африке закончилась 50—60 тыс. лет назад и что средний каменный век начался примерно 30—35 тыс. лет назад. Начало же позднего каменного века относили к 14 тыс. лет тому назад 98.
К настоящему времени в результате накопления новых данных все эти даты подверглись существенному пересмотру. Исследователи пришли к выводу, что поздний каменный век Африки начался примерно 40 тыс. лет назад и что с этим переходом связано появление человека современного физического типа". В результате стало ясным, что ранний и средний каменные века Африки, вместе взятые, по длительности и по характеру совпадают с ранним палеолитом Европы одних авторов, нижним и средним палеолитом Европы — других. И в Африке, и в Европе перед нами каменная индустрия формирующихся людей. Соответствие наблюдается не только в общем, но и в деталях. Как считают сейчас некоторые археологи, средний каменный век Африки не только по особенностям техники, но и по времени совпадает со средним палеолитом Европы 10“.
Таким образом, традиционное деление археолита Африки в общем и целом совпало с традиционным делением археолита Европы. И также это деление нуждается в определенном уточнении. По мнению Дж. Кларка, существенный перелом в эволюции каменной индустрии Африки южнее Сахары произошел при переходе от раннего каменного века к первому промежуточному периоду. После сотен тысяч лет чрезвычайно медленного развития каменных орудий началась быстрая их эволюция. Одновременно наметилась региональная специализация каменных орудий. Появилось несколько различных культур: санго, фаурсмит, нижнее лупембе. Возникла техника леваллуа101. Иначе говоря, здесь произошли те же самые изменения, что наметились в Европе после смены нижнего ашеля средним, которая имела место в миндель-риссе 0,2—0,3 млн. лет назад.
Первоначально Дж. Кларк датировал этот перелом 50—60 тыс. лет назад 102. Новые данные отодвинули его до 1,9 млн. лет назад 103, что в достаточной степени хорошо согласуется с приведенными выше для Европы цифрами. Но скорее всего он произо
СТАНОВЛЕНИЕ ЧЕЛОВЕЧЕСКОГО ОБЩЕСТВА
345
шел еще раньше. Во всяком случае, некоторые авторы относят теперь начало среднего каменного века Африки и к 130, и к 180. и к 200 тыс. лет назад104. По мнению К. Батцера. 200 тыс. лет тому назад в эволюции человека, взятой в целом, произошел существенный перелом: если до этого она шла медленно, то после значительно ускорилась и подготовила тот огромный сдвиг, который совершился 35 тыс. лет назад, когда возник человек современного физического типа 105.
Таким образом, не только палеоантропология, но и археология свидетельствуют о существовании двух основных этапов форсирования производительных сил. Первым из них является ранний археолит (палеоархеолит) — эпоха архантропов, вторым — поздний археолит (неоархеолит) — эпоха палеоантропов. Логично полагать, что эти два этапа формирования производительных сил были одновременно и двумя основными стадиями становления человеческого общества вообще, т. е. эволюции праобщества.
3.	Эпоха архантропов — начальная стадия становления человеческого общества
Эпоха архантропов охватывает огромный отрезок времени — возможно даже больше 1 млн. лет. В эволюции архантропзв достаточно отчетливо выделяются три этапа: стадия ранних архантропов (эоархантропов), стадия поздних архантропов и стадия позднейших архантропов. Весьма вероятно, что каждой из них соответствует определенная стадия эволюции раннего археолита. Как уже было показано выше, стадия ранних архантропов совпадает с эоархеолитом.
Разумеется, лучше всего было бы рассмотреть по отдельности каждый из трех этапов в развитии архантропов, а тем самым и в эволюции их праобщины. Однако сделать это в настоящее время практически невозможно. Сведения, которыми располагает наука об архантропах, носят столь фрагментарный характер, что можно нарисовать картину жизни этих пналюдей. лишь взятых вместе, без подразделения на стадии. При этом основная часть сведений относится к поздним и позднейшим архантропам.
Невозможно, в частности, набросать каптину постадийного распространения архантропов. Возможно только суммарное рассмотрение. Если хабилисы жили только в областях с жарким или теплым климатом (Восточная и, может быть. Южная Африка, не исключена Ява), то ареал архантропов значительно более шинок. Нет никаких сомнений в том, что они обитали не только в Южной и Восточной Африке, но и в Магрибе, а за пределами ее — на Ближнем Востоке (Сирия, Ливан и Палестина), в Юж-рой Азии (Индия и Пакистан), в Юго-Восточной Азии (Вьетнам),
346
Глава пя,ая
на Яве, в Северном Китае, в Западной и Центральной Европе. Логично полагать, что область их расселения охватывала и Южный Китай. Возможно, что архантропы жили также на территории Бирмы, Лаоса, Кампучии, Афганистана, Ирана, Ирака, Турции, на юге Средней Азии и Казахстана, в Закавказье, на юге Восточной Европы. Отнако бесспорными данными об этом наука пока не располагает ' 6.
Хозяйство и образ жизни. Несомненно существование у архантропов более или менее крупных объединений — праобщин. Архантропы в пелом вели подвижный образ жизни, перемещаясь с места на место. Однако, как свидетельствуют африканские материалы, их стойбища в целом были обжиты гораздо более интенсивно, чем стоянки хабилисов.
В качестве примера могуг быть приведены стойбища в Олор-гесаилие (Кения). Их каменная индустрия обычно характеризуется как верхнеашельская. Однако верхний ашель Африки южнее Сахары далеко не совпадает с верхним ашелем Европы. В частности, каменные орудия Олоргесаилие датируются примерно 0,45 млн. лет и единодушно рассматриваются как принадлежащие архантропам’°’. И не случайно Г. Айзек, детально исследовавший это местонахоя.девие, отказался от определения каменного инвентаря Олоргесаилие как верхнеашельского. Он предпочитает говорить о нем как о среднеашельском108.
Некоторые стойбища Олоргесаилие содержали более тонны каменных орудий и манупортов. Накопление такого огромного количества материалов возможно при условии либо длительного (не менее 2—3 месяцев) непрерывного пребывания на этом месте, либо многократного его заселения. Целый ряд дополнительных моментов заставляют исследователя, описавшего эти стоянки, склониться к первому выводу109.
Не исключена возможность, что здесь мы сталкиваемся с сезонной оседлостью: в течение нескольких месяцев люди жили на одном месте, а в остальное время вели бродячий образ жизни. Такого рода положение зафиксировано у некоторых современных низших охотников-собирателей110. Однако даже если сезонная оседлость у архантропов и существовала, она не была всеобщим явлением. Вероятнее всего, что большая часть архантропов постоянно передвигалась с места на место, нигде не останавливаясь более чем на несколько дней (подвижно-бродячий образ жизни) или несколько недель (передвижно-бродячий образ жизни) 1и. И несомненно, что во многих случаях имело место ре!улярное многократное возвращение людей на одно и то же место112. При этом они могли поселяться как непосредственно на месте старой стоянки, так и по соседству с ней. Судя по данным о современных австралийцах и бушменах, последнее должно было происходить чаще 113. Результатом скопления по соседству большого числа однократных кратковременных стоянок
СТАНОВЛЕНИЕ ЧЕЛОВЕЧЕСКОГО ОБЩЕСТВА
347
являются рассеянные местонахождения орудий и костных остатков животных, занимающие большие площади. Немало таких местонахождений обнаружено, в частности, в Олоргесаилие. Размеры одного из них 100X100 м, другого — 120X200 м, третьего — 150X120 м114.
Кроме стойбищ, более или менее долговременных, существовали стоянки и иных типов. Это прежде всего места, где разделывались туши крупных животных. Они известны и в Африке, и в Европе 115. И, наконец, особым видом стоянок были «мастерские». Здесь скопления производственных отходов залегали неподалеку от источников сырья116.
В Африке стойбища архантропов располагались вблизи воды: по берегам рек, ручьев, озер. Относительно других частей света столь же определенных данных не существует. Однако имеются основания полагать, что и там дело обстоит так же.
Если не на всех, то по крайней мере на некоторых стойбищах архантропы воздвигали какие-то сооружения. Для ряда стойбищ Олоргесаилие характерна столь резко выраженная граница, что напрашивается вывод о существовании какого-то искусственного ограждения117. Однако не исключено, что она явилась результатом действия естественных факторов 118.
Значительно более определенный характер имеют данные, полученные при исследовании местонахождения Терра-Амата в Ницце (Франция), относящегося к минделю, ближе к его концу. Возраст его 380—450 тыс. лет. Каменная индустрия характеризуется как нижнеашельская. В этом месте люди жили обычно всего лишь несколько дней весной. И тем не менее, как считает А. Люмлей, тщательно исследовавший стоянку, на это время сооружались жилища. Основу каждого из жилищ составляли шесты, следы которых были обнаружены при раскопках. Хижины были овальными, длина их равнялась 7—15 м, ширина 4—6 м. Пол был частично вымощен галькой. В центре каждой хижины был очаг, представлявший либо яму диаметром 30—50 см, либо место, вымощенное галькой. От преобладавших северо-восточных ветров очаги были защищены стенкой из гальки или камней119.
Остатки костей животных в стойбищах и разделочных стоянках свидетельствуют о той важной роли, которую играла в жизни архантропов охота. Она носила более эффективный характер, чем у хабилисов. Об этом свидетельствуют, в частности, данные из Олдовайского ущелья. Остатки крупных млекопитающих (гиппопотама, носорога, жирафы) более обычны в стоянках средней и верхней части Олдовая II, чем в пижней части Олдовая II и в Олдовае I. В определенной степени это связано с ростом технической вооруженности архантропов по сравнению с хабилисами. Значительно увеличилось число артефактов по отношению к остаткам фауны. Если в Олдовае I только в одной-единственной стоянке эта цифра достшла 40,6%, а в остальных

Рлава пятая
была меньшей, то во всех без исключения стоянках средней и верхней части Олдовая II она превышала 50% 12“.
Археологический материал проливает свет и на приемы, к которым прибегали архантропы. В верхней части Олдовая II в глине, заполнявшей впадину, которая раньше представляла собой болото или заболоченную протоку, были обнаружены части 24 диких баранов. Рядом с остатками животных находились каменные орудия. Весьма убедительно предположение М. Лики, что животные целым стадом были загнаны в болото и убиты121. Несомненно, что это предполагает совместные действия сравнительно большой группы пралюдей.
О высокой эффективности охоты некоторых групп архантропов говорит огромное количество костей крупных животных, в первую очередь слонов, в местонахождениях Торральба и Амброна (Испания). Каменную индустрию этих стоянок исследователи относят чаще всего к нижнему ашелю, что согласуется с определением их возраста как миндельского, точнее позднеминдельского 122.
Среди слонов 70% составляли взрослые животные, в частности самцы. Охотники, таким образом, успешно справлялись с очень крупными и опасными животными. Имеющиеся материалы дают достаточное основание полагать, что животных загоняли в болото, где они застревали, а затем убивали. Вполне попятно, что такая охота могла быть только коллективной. Охота в Тор-ральбе и Амброне носила сезонный характер. Охотники появлялись здесь лишь в теплое время года123. По крайней мере для Европы сезонность хозяйственной деятельности не представляет собой исключительного явления. Другим примером является уже упоминавшаяся Терра-Амата.
Несколько больше по сравнению с поздними предлюдьми из вестно об охотничьем оружии архантропов. Если об использовании деревянных орудий хабилисами можно лишь догадываться, то в отношении архантропов существуют прямые данные. Кусок деревянного копья длиной 50 см с сохранившейся заостренной частью был найден в 1962—1963 гг. в Амброне. Там же было обнаружено значительное число различного рода кусков дерева, носящих следы преднамеренной обработки124. Обломок копья, сделанного из тиса, был найден на стоянке Клектон-Он-Си125. Но ввиду того, что местонахождение Клектон-Он-Си относится к миндель-риссу12в, нет полной уверенности в принадлежности этого копья к охотничьему снаряжению архантропов. Оно могло быть оружием людей следующей эпохи — палеоантропов.
В охоте использовались камни. В Торральбе и Амброне обнаружены камни, сложенные кучами127. Большое количество специально доставленных и собранных вместе камней встречается в стойбищах Африки128. Они использовались, вероятно, не только для нападения, но для защиты от хищников.
Наряду с охотой архантропы несомненно занимались и соби
СТАНОВЛЕНИЕ ЧЕЛОВЕЧЕСКОГО ОБЩЕСТВА
340
рательством. И последнее, безусловно, имело большое значение, колено с большой степенью вероятности полагать, что у архантропов, которые жили в районах с жарким и теплым климатом, собирательство доставляло большую по объему часть пищи. Именно так обстояло дело у подавляющего большинства современных низших охотников-собирателей, обитавших в таких природных условиях. Доля растительной пищи в их рационе составляла обычно 60-80% 12Э.
Архантропы, которые жили в областях с умеренным и холодным климатом, были лишены возможности заниматься собирательством в течение зимних месяцев. Так как нет данных, которые указывали бы на существование у них рыболовства, то в это время они могли рассчитывать в основном на мясо. Но это предполагает большую результативность охоты. Собственно, только сравнительно высокая степень охотничьего мастерства могла сделать возможным для пралюдей проживание в районах с умеренным и холодным климатом. Как свидетельствуют данные этнографии, доля растительной пищи в рационе низших охотников-собирателей, обитавших в умеренных широтах, не превышала 50%. Чаще всего она равнялась 20—40%- Остальную часть составляли продукты охоты и рыболовства 13 .
Добывание и обработка растительной пищи тоже требовали и предполагали использование орудий. В африканских стоянках этого периода часто встречаются сфероиды. Сохранившиеся на них следы некоторые авторы истолковывают как результаты использования этих орудий в качестве пестов для измельчения растительной пищи131.
Совершенствование используемых орудий способствовало развитию охоты и собирательства. В свою очередь прогресс охоты и собирательства стимулировал развитие орудий вообще, совершенствование каменной техники в частносги. И на протяжении всего раннего археолита каменная техника развивалась, хотя и чрезвычайно медленными темпами.
В качестве одной из характерных особенностей материальной культуры архантропов исследователи указывают на всеобщее единообразие, которое наблюдалось в каменных орудиях. Конечно, между наборами орудий из разных стоянок могли существовать и существовали различия, что выразилось, в частности, в выделении в Африке ашеля и развитого олдовая. Стоянки с ручными рубилами и стоянки без ручных рубил встречаются в раннем ар-хеолите Европы и Азии. Однако наличие нескольких наборов орудий сочеталось с поразительной однотипностью входящих в их состав орудий. «Рубила из Европы, Южной Африки и Индо-станского полуострова являются,— писал Дж. Кларк,— по существу однотипными орудиями, и это также относится к остальному крупному и мелкому инвентарю» 132. Региональная специализация, локальные культуры в эпоху архантропов отсутствовали.
350
Глава пятая
К настоящему времени окончательно выяснилась ошибочность выдвинутого X. Мовиусом положения о существовании в нижнем палеолите двух самостоятельных культурных областей, из которых одна (Западная и Южная Европа. Африка, Передняя Азия и Индостан) характеризуется употреблением ручных рубил, а вторая (Пакистан, Верхняя Бирма, Китай, Малакка, Ява) — употреблением грубого рубящего орудия, обработанного с одной стороны (чоппера) 133. С тех пор грубые рубящие орудия обнаружены по всей территории первой из этих областей, а ручные рубила — во всех районах второй области.
«...Если широкое распространение стоянок в Старом Свете, — пишет Дж. Д. Кларк, — указывает на способность человека среднего плейстоцена приспосабливаться к самым различным экологическим условиям, то отсутствие региональной специализации и всеобщая стандартизация каменных орудий предполагают универсальную модель образа жизни, который для всех заселенных районов земного шара характеризовался единым уровнем производительности» 134. Вполне понятно, что это единство образа жизни нельзя понимать как абсолютное.
Архаптропы не только изготовляли орудия и с их помощью добывали средства существования. Они впервые начали использовать одну из сил природы — огонь. Очаги и другие следы использования огня обнаружены в пещере Эскаль (Франция). Эта стоянка относится к гюнц-минделю или, самое позднее, к началу минделя. Возраст ее определяется в 700 тыс. лет 13°.
Бесспорно существование очагов в стоянках Вертешсёллёш и Терра-Амата, которые относятся к минделю. Столь же несомненно, что огонь использовали синантропы, которых обычно датируют второй половиной минделя или началом миндель-рисса. Это дает основание полагать, что огонь был освоен в гюнц-мин-деле, причем архантропами, жившими в умеренном поясе. В стоянках Африки, относящихся к рассматриваемой эпохе, бесспорных следов использования огня не обнаружено136. Однако ряд исследователей полагают, что огонь был известен и архантропам Африки. Определенные основания для такого заключения существуют 137.
Не может считаться решенным вопрос о том, как именно пра-люди освоили огонь. Одни исследователи полагают, что люди начали с использования огня, возникшего естественным путем (извержение вулканов, удар молнии в дерево и т. п.). Первоначально они умели лишь поддерживать полученный таким образом огоньJ3S. Другие исследователи считают, что люди с неизбежностью должны были познакомиться с огнем в процессе изготовления каменных орудий. Удар камнем о камень вызывает искры. При бесконечном повторении этих операций много раз с необходимостью должны были возникать ситуации, когда искры воспламеняли тот или иной способный к загоранию материал. В кон
СТАНОВЛЕНИЕ ЧЕЛОВЕЧЕСКОГО ОБЩЕСТВА
351
де концов это привело к тому, что люди ознакомились с огнем и стали его использовать139.
Освоение огня имело огромное значение для жизни и деятельности архантропов. Обеспечив надежную защиту от холода, огонь наряду с развитием охоты дал возможность людям освоить новые районы, которые ранее им были недоступны. Использование огня сделало человека в значительной степени независимым от климата. Огонь начал использоваться в качестве средства как защиты от хищников, так и охоты. Имеются серьезные основания полагать, что обитатели Торральбы и Амброны, поджигая траву, вынуждали животных бежать в нужном направлении, а горящие' головни использовали как оружие 14°. Возможно, что огонь использовался архантропами при изготовлении орудий, а также при приготовлении пищи.
Размеры праобщин. Рассмотрение социальной организации архантропов целесообразнее всего начать с вопроса о размерах формирующихся социальных организмов — праобщин. Он крайне спорен. Исследователи в своих попытках установить численность групп архантропов чаще всего исходят, во-первых, из данных археологии о размерах стойбищ в описываемую эпоху, во-вторых, из данных этнографии о соотношении между численностью групп современных низших охотников-собирателей и площадью их стоянок.
В одном из наиболее изученных местонахождений — Олорге-саилие — одни стоянки были площадью 28—38 м2, другие—180— 300 м2. Исходя из этого, Г. Айзек считает, что на меньших стоянках жили группы, в состав которых входили по 4 взрослых человека, па больших — группы, число взрослых членов которых достигало 20—30 человек. При этом он полагает, что меньшие группы могли быть результатом временного разделения более крупных и стабильных объединений141. Общая численность группы, содержащей в своем составе 20—30 взрослых членов, должна равняться по меньшей мере 40—60 человекам.
Из других данных исходил Л. Фриман, в работе которого детально исследован комплекс Торральбы и Амброны. Каждая стоянка этого комплекса была местом, где разделывалась добыча. Несколько животных, убитых поблизости, нередко разделывались вместе. Исходя из особенностей этих разделочных стоянок, Л. Фриман приходит к выводу, что в этой деятельности принимало участие одновременно 10—35 взрослых людей. Последняя Цифра представляется ему наиболее близкой к минимуму участников загонной охоты.
Во всех стоянках отсутствовали многие части туши животных, причем именно те, которые представляли наибольшую ценность. Это свидетельствует о том, что после окончания охоты большая часть мяса уносилась в стойбище. Отсюда следует также Вывод, что в работе по разделке туш животных принимали уча
352
Глава пятая
стие пе все члены объединения архантропов, а только определенная часть их, скорее всего лишь взрослые мужчины и юноши Как полагает Л.Фриман, численность всего коллектива должна была в несколько раз (4—5) превышать приведенные выше цифры.
О больших размерах группы говорит и огромное количество мяса, добытого в результате одной из таких охот,— 12 тыс. кг Даже для того чтобы перенести его в несколько приемов, требовалось несколько десятков человек. И такое значительное количество мяса предполагало большое число едоков. В целом Л. Фриман делает вывод, что размеры группы, члены которой охотились в Торральбе и Амброне, должны были достигать и даже превышать 100 человек. Он допускает возможность, что такие объединения возникали лишь в определенный сезон в результате временного объединения нескольких более мелких групп. Однако вероятным ему представляется, что в силу благоприятных условий такие группы в этом районе существовали постоянно142.
Приведенные выше цифры в целом согласуются с обоснованным в свое время в советской литературе па другом материале предположением, что максимальная численность праобщин пра-людей (архантропов и палеоантропов, взятых вместе) равнялась 75 -90, оптимальная — 50—60. а минимальная — 35—40 человекам143. Речь здесь, разумеется, идет о подлинных праобщи-нах — формирующихся социальных организмах, способных к самостоятельному развитию. Могли, конечно, встречаться и более мелкие группы, однако праобщинами они не были. Они могли представлять либо временно отделившиеся друг от друга части одной праобщины, либо обломки ранее существовавших праобщин.
Формирование производственных отношений. Социальные отношения в праобщине архантропов можно только реконструировать. В ней несомненно уже начали формироваться производственные, социально-экономические отношения. Они прежде всего являлись отношениями коммуналистической собственности, т. е. полной абсолютной собственности коллектива па все предметы потребления и средства производства. Коммуналистическая собственность формировалась постепенно. Как уже отмечалось, первым ее объектом было мясо крупных животных. Проявлялась коммуналистическая собственность на мясо в его распределении между всеми членами праобщины в соответствии с потребностями этих последних. Но мясо крупных животных не могло сколько-нибудь долгое время оставаться единственным объектом коммуналистической собственности, ибо это поставило бы часть членов коллектива в невыгодное положение.
Охотой занимались в основном лишь мужчины, юноши и, во > можно, бездетные молодые женщины. Она была делом трудоемким, требовала много времени и энергии. Пока шла охота, ее
СТАНОВЛЕНИЕ ЧЕЛОВЕЧЕСКОГО ОЬЩЕСТВА
353
участники имели мало возможностей заниматься сбором растительной пищи Пока не существовало коммуналистического распределения, все это компенсировалось тем, что участники охоты имели гораздо большую возможность получить мясо, чем другие члены объединения С утверждением коммуналистической собственности на мясо крупных животных положение изменилось Взрослые женщины, которые не принимали участия в охоте (а таких, вероятно, было большинство) и могли в это время собирать растения и кормиться ими, получили теперь равную с участниками охоты возможность доступа к мясу Результатом было существование неравенства в распределении пищи между двумя указанными частями объединения
Но производственная деятельность могла успешно развиваться лишь при условии обеспечения равного доступа всех членов объединения к пище Поэтому неизбежным было распространение коммуналистической собственности на всю пищу вообще Это выразилось в том, что взрослые женщины, не принимавшие участия в охоте, стали специально собирать растительную пищу и приносить ее в стойбище, где к ней получали свободнып доступ остальные члены праобщины Так возникло собирательство в полном и точном смысле слова, собирательство, как особый вид человеческой хозяйственной деятельности И только начиная с этого времени можно говорить о появлении внутри праобщины формирующихся людей разделения труда
Все средства тр^да имеют ценность лишь постольку, поскольку с их помощью прямо или опосредствованно создаются предметы потребления Поэтому утверждение коммуналистической собственности на пищу означало одновременно переход в полную и безраздельную собственность коллектива всех средств труда, при помощи которых добывалась пища, и всех тех орудий, которые использовались для создания этих средств труда Объектом коммуналистической собственности стало все созданное человеком без исключения
С появлением коммуналистических отношений существенные изменения претерпела вся деятельность людей по созданию орудий и добыванию средств существования Поскольку все созданное и добытое ими становилось безраздельной собственностью праобщины, то само созидание вещей и присвоение пищи стало процессом воспроизводства коммуналистической собственности, т е процессом не только техническим, но и социально экономическим Коммуналистпческая собственность была, таким образом, отношением не только в процессе распределения, но и в процессе созидания орудий и добывания пищи, т е подлинным производственным отношением И это производственное отношение постоянно воспроизводилось в процессе созидания средств труда и присвоения пищи
354
Глава пятая
С появлением коммуналмстических отношений совершенно шюп характер приобрела охота. Сколько бы людей ни участвовало в охоте, мясо, добытое ими, шло всем членам коллектива. Поэтому они всегда охотились не для себя непосредственно, а для коллектива и только тем самым для себя как его членов. Они получали свою долю мяса не как участники охоты, а как члены коллектива. Став процессом воспроизводства коммуналистическои собственности, охота приобрела общественный характер. Она стала деятельностью не индивидов, самих по себе взятых, а коллектива в целом независимо от того, какое число членов принимало в пей участие. Что же касается собирательства, то оно возникло только с появлением коммуналистическои собственности и поэтому с самого начала носило общественный характер. И, разумеется, общественный характер носило созидание орудий, производственная деятельность в узком смысле слова.
Как уже указывалось, причина появления коммуналистиче-ских отношений коренится в особенностях производственной деятельности, потребовавших и сделавших неизбежным появление полной собственности объединения первоначально на мясо, а затем на всю пищу и тем самым па все вообще продукты деятельности членов объединения и соответственно превращение зоологического объединения в формирующееся общество. Когда это произошло, все созданное и добытое членами объединения стало общественным продуктом. Этот продукт был общественным как в том смысле, что он добывался и создавался членами общества, так и в том, что он был полной собственностью общества.
Даже на начальном этапе развития уже сформировавшегося общества продукта создавалось столько, что он весь был абсолютно необходим для поддержания нормального физического, а тем самым и социального существования членов коллектива, т. е. он весь был жизнеобеспечивающим. Тем в большей степени это относится к праобществу. Но в условиях, когда весь общественный продукт является жизнеобеспечивающим, единственно возможной формой распределения является его распределение соответственно потребностям членов коллектива. Любая другая форма распределения, кроме уравнительной, коммуналистическои, при таком объеме произведенного продукта с неизбежностью привела бы к систематическому недоеданию части членов объединения и в конечном счете к их гибели и как следствие к падению численности членов праобщины ниже минимальной со всеми вытекающими последствиями.
Иначе говоря, с момента возникновения полной собственности объединения на все созданное и добытое его членами и соответственно с превращением всего этого созданного и добытого в общественный продукт, объем последнего стал тем фактором, который делал объективно необходимым существование именно ком-муналистических и никаких других производственных отношений,
СТАНОВЛЕНИЕ ЧЕЛОВЕЧЕСКОГО ОБЩЕСТВА
355
т. е. коммупалистической собственности и комму на мистического распределения
К этому можно добавить еще одно обстоятельство Важнейшей частью общественного продукта и в праобществе, и па ранних стадиях эволюции сложившегося первобытного общества была охотничья добыча Но, как хорошо известно, исход охоты ро многом зависит не столько от собственных усилий человека, сколько от случайного стечения обстоятельств Зависимость самого существования людей от случайностей с особой силой давала себя знать на той стадии, когда весь общественный продукт был жизнеобеспечивающим В этих условиях неблагоприятные случайности могли привести к голоду и как еле тствпе даже к гибели людей Необходимым условием нормального существования и функционирования общества была нейтрализация власти слу чайностей над добыванием пищи
Способом такой нейтрализации было утверждение полной бе<г раздельной собственности коллектива на всю пищу, добытую ее членами, причем совершенно независимо, была ли она добыта ими совместно или в одиночку Только существование коммуна-листической собственности и коммупалистичесьою распределения делало возможным пог ашение неудач одних членов объединения в деле добывания пищи удачами других его членов и тем самым систематическое обеспечение каждого человека прожиточным минимумом.
Однако объективно необходимым существование коммупали-стических отношений (елают пе особенности охоты, взятой самой по себе Охота существует и у животных Но среди хищников объективная необходимость в нейтрализации власти случайностей над результатами охоты не ведет дальше образования стащ члены которых совместно охотятся и совместно поедают добычу. И, как уже было показано выше, распределение добычи между членами стаи хищников, вопреки мнению некоторых авторов, характеризующих его как коммупалистическое, качественно отличается от распределения, существующего в первобытном обществе.
Охота сама по себе не порождает и не способна породить коммуналистические отношения Она только может в какой-то степени способствовать их возникновению, обусловленному развитием производственной деятельности Обрисованные выше особенности охоты могут стать одним из факторов, делающих объективно необходимыми коммуналистические отношения лишь в условиях, когда, во-первых, эти отношения уже существуют и соответственно охотничья добыча является частью общественного продукта, во-вторых, когда весь последний является жизнеобеспечивающим Таким образом, в конечном счете все опять-таки сводится к объему общественного продукта
После того как возник общественный продукт, его объем стал основным фактором, определяющим характер производственных
356
Глава пятая
отношении. Особенности производственной деятельности, сделавшие необходимым появление коммуналистических связей, стали постепенно отходить на задний план и с завершением становления общества вообще перестали влиять на характер производственных отношений. Объем общественного продукта является показателем уровня развития производительных сил. Поэтому определение характера производственных отношений объемом созданного общественного продукта есть не что иное, как детерминирование его уровнем развития производительных сил Таким образом, уже на стадии праобщества характер производственных отношений в основном определялся уровнем развития производительных сил.
В условиях, когда весь общественный продукт был жизнеобеспечивающим, обеспечение всех членов коллектива прожиточным минимумом требовало максимальных усилий со стороны каждого из них. Охотники, например, не могли удовлетвориться добычей, достаточной для их собственного пропитания. Они знали, что на равных с ними правах в потреблении мяса будут участвовать все остальные члены коллектива. Они должны были обеспечить все общество, а не только самих себя. Это с неизбежностью побуждало их стремиться к увеличению эффективности охоты.
В особо резкой форме потребность в увеличении продукции охоты встала в самом начале становления коммуналистических отношений, когда непосредственным участникам охоты стала доставаться значительно меньшая, чем раньше, доля мяса. И продукция охоты с переходом от поздних предлюдей к архантропам действительно возросла, о чем достаточно убедительно свидетельствуют, в частности, находки в Олдовайском ущелье. Один из важнейших путей, ведущих к повышению продуктивности охоты, состоит в совершенствовании употребляемых орудий, что было невозможно без дальнейшего прогресса собственно производственной деятельности. Таким образом, вместе с коммуналистическими отношениями возникли совершенно новые стимулы производственной деятельности. Они коренились не в биологической природе производящих существ, а в системе производственных отношений, образовывавших основу их объединения. Возникнув, производственные отношения стали движущей силой развития производственной деятельности.
Развитие производственной деятельности состояло, во-первых, в совершенствовании орудий, во-вторых, в таком изменении производящих существ, которое делало их более способными ь деятельности по изготовлению орудий Как известно, производящие существа, живущие в обществе, вместе со средствами труда образуют производительные силы этого общества. Производственные отношения, формируясь, стали стимулами развития начавших формироваться одновременно с ними производительных сил
СТАНОВЛЕНИЕ ЧЕЛОВЕЧЕСКОГО ОБЩЕСТВА
357
общества. В свою очередь, производительные силы, формируясь под воздействием становящихся производственных отношений, неизбежно должны были приходить в противоречие с достигнутым последними уровнем формирования и требовать его дальнейшего повышения. Так с появлением коммуналистических отношений начало формироваться производство в полном и точном смысле слова.
Производство или, точнее, общественное производство есть неразрывное единство производительных сил и производственных отношений. Поэтому, пока не начали формироваться производственные отношения, производства не было, существовала одна лишь производственная деятельность.
Даже если производство рассматривать как только процесс, то и в таком случае оно не может быть сведено к производственной деятельности в узком смысле слова, т. е. к изготовлению орудий. Производственная деятельность и раньше была связана с охотой. Но эта связь носила внешний характер. Когда же производственная деятельность, вызвав к жизни коммуналистпческие отношения, стала определять распределение продуктов как охоты, так и возникшего вместе с ними собирательства, то она вместе с охотой, собирательством, распределением и потреблением стала образовывать единое целое — процесс производства в широком смысле слова. Охота и собирательство, войдя в состав процесса производства в широком смысле, стали своеобразными видами производственной деятельности — производством средств потребления, а деятельность по изготовлению орудий выступила в качестве производства средств производства.
Общественное производство как единство производительных сил и производственных отношений развивается по особым законам, качественно отличным от биологических. Оно способно к самодвижению, саморазвитию. Этой способностью общественное производство обладало с самого момента своего зарождения: зарождавшиеся производственные отношения стимулировали формирование производительных сил, последние, становясь, требовали дальнейшего вызревания производственных отношений. Таким образом, новые социальные закономерности вступили в действие с самого начала процесса формирования человека и общества. Однако наряду с ними продолжали действовать и биологические закономерности.
В течение всего периода формирования человека и общества производственная деятельность, развиваясь все в большей и большей степени в результате действия социальных закономерностей, приходила в противоречие с физической организацией формирующихся людей. Она приходила в противоречие с ней прямо: дальнейший ее прогресс был невозможен без изменения определенных органов тела. Она приходила в противоречие с ней косвенно: дальнейшее развитие производственной деятельности было
358
Глава пятая
невозможно без прогресса мышления и языка, что, разумеется, на той стадии в свою очередь было немыслимо без совершенствования структуры мозга.
Единственной силой, способной преодолеть это противоречие, был отбор — та его форма, которая была уже ранее названа производственным праобщинно-индивидуальным отбором. Еще грегарно-индивидуальный отбор, которому он пришел на смену, на стадии поздних предлюдей уже был в значительной степени подчинен производственной деятельности, что дало основание назвать его производственным. Праобщипно-ипдивидуалыгый отбор быт окончательно подчинен начавшему формироваться общественному производству, стал всецело обслуживать потребности производства. выполнять его «заказы». Через посредство производственного праобщинно-индивидуального отбора производство формиро вало человека как производительную силу.
Но производственная деятельность, развиваясь, вступала в противоречие пе только с физической организаццей человека, но и с теми отношениями, которые существовали в праобщине на том или ином этапе ее развития Конечно, пе может быть и речи о противоречии между развитием производственной деятельности и характером формирующихся производственных отношении Коммуналистпческие отношения продолжали соотвегствоватг. уровню развития производительных сил и спустя тысячи лет после завершения становления человеческого общества
Но все дело состояло в том, что коммуналистические отношения еще только формировались И формировались они в упорной борьбе с отношениями доминирования Как уже указывалось, отношения доминирования, по крайней мере в сфере распределения мяса, а затем и пищи, вообще постепенно исчезли Однако прорывы, рецидивы зоологического индивидуализма еще долгое время были довольно постоянным явлением.
Развитие производственной деятельности с неизбежностью приходило в противоречие с тем уровнем, которого достигли к тому времени формирующиеся коммуналистические отношения, и требовало его повышения, требовало продолжения становления комму налистических отношении
Формирование системы общественных отношений. Какими бы важными ни были производственные отношения, они все же являются отношениями в одной определенной сфере деятельности — сфере производства в широком смысле слова, т. е. собственно производственной деятельности, охоты, собирательства, распределения и потребления Однако деятельность даже формирующихся людей никогда не ограничивалась рамками этой, пусть самой важной, области. Наряду с пей существовали другие сферы поведения люден
И если в сфере производства с самого начала становления человеческого общества уже зародились принципиально новые,
СТАНОВЛЕНИЕ ЧЕЛОВЕЧЕСКОГО ОБЩЕСТВА
359
социальные отношения, то в остальных сферах на первых порах продолжали сохраняться старые, т. е. биологические отношения. Если в сфере производства с самого начала действовала общественная воля, содержание которой определялось уже начавшей формироваться системой производственных отношений, действовали определенные нормы, регулировавшие поведение пралюдей, то в остальных областях деятельности па первых порах никаких социальных норм не существовало, на них общественная воля не распространялась.
И естественно, что существование в праобщине наряду с социальными биологических отношений не могло не сказываться неблагоприятно на развитии производственной деятельности. Производство может успешно функционировать и развиваться только в таком объединении, все отношения в котором всецело определяются потребностями производства, т. е. являются исключительно лишь социальными. И поэтому развитие производственной деятельности требовало не только дальнейшего формирования производственных отношений, но и вытеснения биологических отношений из всех сфер человеческой деятельности, замещения их социальными отношениями.
Производственные отношения всегда есть социальные отношения. Но пе все социальные отношения являются производственными. Кроме материальных социальных отношений существуют и иные социальные отношения, которые в марксистской литературе принято именовать идеологическими.
Социальная сущность идеологических отношений проявляется в том, что характер их в конечном счете определяется природой существующих производственных отношений. Производственные отношения образуют основу, базис общества, идеологические вместе с общественным сознанием в узком смысле составляют надстройку. Однако производственные отношения не могут существовать, не воплощаясь в волевых отношениях. Одновременно с производственными отношениями начала возникать воля коллектива, а тем самым и первые социальные нормы. Надстройка, таким образом, начала формироваться одновременно с базисом.
Но сфера ее действия первоначально ограничивалась в основном производством. Мораль первоначально регулировала поведение людей лишь в этой, но не в других сферах. Развитие производственной деятельности предполагало и требовало подчинения интересам производства, которые были одновременно объективными интересами праобщины, все новых и новых областей человеческой деятельности. Это происходило путем расширения сферы действия определяемой системой производственных отношений общественной воли, праморали, путем возникновения новых и новых социальных норм.
Вполне понятно, что установление социального контроля над Действием всех биологических инстинктов, замещение биологиче
360
Глава пятая
ских отношений социальными или, иными словами, обуздание зоологического индивидуализма было сложным и трудным процессом. Социальное утверждалось лишь в упорной борьбе с биологическим. Всегда были возможны и действительно имели место прорывы зоологического индивидуализма, которые ставили под угрозу функционирование и развитие производства, а тем самым и само существование праобщества.
Отношения между полами. Одной из важнейших непроизводственных сфер деятельности является область отношений между полами. С достаточным основанием можно полагать, что у архантропов эструса уже не существовало. Это при сохранении системы доминирования должно было привести к постоянной монополизации самок доминирующими самцами. Однако говорить о сохранении системы доминирования у архантропов не приходится. С началом формирования общества доминированию в области распределения пищи пришел конец, что, конечно, не исключало его рецидивов. В результате система доминирования стала с неизбежностью рушиться и в других сферах деятельности.
Но если в области распределения пищи на смену старым, биологическим отношениям пришли новые, социальные, нашедшие свое выражение в определенных правилах поведения, то никаких социальных норм, которые регулировали бы отношения между полами, с переходом к праобществу не возникло. Поэтому крушение системы доминирования не имело своим следствием ослабления соперничества, связанного с отношениями между полами. Не исключена даже возможность, что переход к праобществу даже способствовал обострению этого соперничества. Ведь система доминирования выполняла в животном объединении, включая стадо хабилисов, функцию поддержания порядка. С ее разрушением исчез старый способ обеспечения хотя бы какого-то порядка в области отношений между полами, а новый не возник.
С постепенным исчезновением статусов конфликты стали, может быть, даже более частыми, хотя, вероятно, и менее жестокими. И главное: есть основание полагать, что они по своей природе стали иными, чем раньше. Пока у самок был эструс, они не могли выбирать время спаривания. Им хотя и не полностью, но в значительной степени был безразличен и состав, и число партнеров. С исчезновением эструса женщины получили возможность выбирать время спаривания, отвергать домогательство мужчин или уступать им. Иначе говоря, в большей степени, чем раньше, стало возможным избирательное отношение к партнерам. Но пока существовала система доминирования, эта возможность лишь изредка могла превращаться в действительность. Мужчины в целом доминировали над женщинами. Последние чаще всего выступали как простые объекты удовлетворения потребностей первых. Образование пар было не чем иным, как моноплизацией самок доминирующими самцами.
СТАНОВЛЕНИЕ ЧЕЛОВЕЧЕСКОГО ОБЩЕСТВА
361
По мере крушения системы доминирования возможность выбора дартнеров женщинами превращалась в действительность. Образование пары стало определяться теперь желанием не только мужчины, но и женщины. Как следствие соперничество между мужчинами в известной степени приобрело характер борьбы за привлечение внимания той или иной женщины.
Таким образом, можно предполагать, что для ранних этапов эволюции праобщины характерным было существование пар, которые возникали и распадались в зависимости от желания как той, так и другой стороны. В силу господства самой ранней формы коммуналистических связей было исключено существование между партнерами каких-либо отношений, связанных с распределением и потреблением пищи. Поэтому ни пара сама по себе, ни пара вместе с детьми женщины не образовывала и не могла образовать какой бы то ни было ячейки. В основе образования и существования пар лежало лишь стремление к удовлетворению полового инстинкта.
Если понимать под промискуитетом отсутствие в объединении, где уже существовали социальные отношения, каких-либо позитивных норм, регулирующих отношения между полами, то данное? состояние иначе, как промискуитет, не может быть охарактеризовано. Подобная картина отношения полов, конечно, значительно отличается от привычных представлений о промискуитете. Но она полностью согласуется с тем его пониманием, которого придерживались К. Маркс и Ф. Энгельс.
Говоря о том, что первую форму половых отношений у человека можно охарактеризовать только как неупорядоченную, Ф. Энгельс добавляет: «неупорядоченную постольку, поскольку еще не существовало ограничений, установленных впоследствии обычаем. Но отсюда еще не следует неизбежность полного беспорядка в повседневной практике этих отношений. Временное сожительство отдельными парами... отнюдь не исключается. И если Вестермарк, новейший из исследователей, отрицающий такое первобытное состояние, называет браком всякий случай, когда оба пола остаются в парном сожительстве до рождения потомства, то следует сказать, что такого рода брак вполне мог иметь место при состоянии неупорядоченных отношений, отнюдь не противореча неупорядоченности, то есть отсутствию установленных обычаем ограничений половых связей» 14i.
Пары на ранних этапах эволюции праобщества существовали, по никаких социальных норм, которые регулировали бы их образование и распад и вообще вступление людей в половые отношения, не было. К тому же число мужчин в праобщине превышало число женщин. В таких условиях существование пар не только не Исключало возможность конфликтов между мужчинами на почве соперничества, но, наоборот, порождало их. Более того — именно наличие пар в праобщине и делало конфликты неизбежными.
362
Глава пятая
Если бы в праобществе существовал такой промискуитет, каким он рисуется в привычных представлениях, то никаких сколько-нибудь острых конфликтов на почве удовлетворения полового инстинкта в нем бы не возникло.
Мнения о том, что в праобщине архантропов имели место кровавые столкновения, придерживаются многие исследователи. Оно основывается на данных палеоантропологии.
Черепная коробка взрослого мужчины — питекантропа IV была разбита ударом, нанесенным с большой силой. На основе детального анализа повреждений Ф. Вайденрайх пришел к выводу, что они были причинены еще при жизни человека 145. Ф. Вай-денрайхом были тщательно изучены костные остатки синантропов. Четыре черепа (VI, X, XI, XII) обнаруживают достаточно отчетливые признаки насильственной смерти. Раны на них носят различный характер. Одни из них являются результатом тяжелых ударов тупыми орудиями типа дубин, другие нанесены острыми каменными орудиями типа ножей и топоров. Повреждения имеются и па других черепах. Основы черепов были удалены, по-видимому, для извлечения мозга. Черепные коробки и нижние челюсти были разбиты на мелкие фрагменты. Для извлечения костного мозга расколоты вдоль кости скелетов 146. На основе этих и других фактов Ф. Вайдепрайхом был сделан вывод, что «одной из главных причин смерти ранних людей было их убийство своими же соб ственными товарищами» 147.
Но некоторые авторы пошли значительно дальше. Основываясь на этих данных, они стали утверждать, что у архантропов существовал культ черепов, охота за черепами и ритуальное людоедство ,48. Против подобного рода концепции решительно выступил Т. Якоб ,49. По его мнению, нет никаких оснований предполагать наличия у архантропов охоты за головами и ритуального каннибализма. Подобного рода явления могли возникнуть только па значительно более высокой стадии развития. И в этом он прав. Но, не ограничиваясь этим, он стремится показать, что палеоантропологические находки не дают никаких оснований для вывода о существовании не только ритуального каннибализма вообще, но и случаев убийства одних людей другими. Свое доказательство он строит на том, что различного рода повреждения на черепах, на которых основывается предположение о насильственной смерти и людоедстве, могут иметь естественное происхождение.
С этим положением в абстрактной его форме спорить трудно Различные повреждения на черепах действительно могут иметь как естественное, так и искусственное происхождение. Но вся проблема как раз и заключается в том, чтобы установить характер этих повреждений па том или ином конкретном черепе. А во г этим Т. Якоб не занимается. Не говоря уже о том, что вне его поля зрения остаются все находки, сделанные за пределами Явы, и частности синантропы, он в своей работе не анализирует ни
СТАНОВЛЕНИЕ ЧЕЛОВЕЧЕСКОГО ОБЩЕСТВА
363
одного повреждения ни на одном из черепов яванских архантропов с тем, чтобы доказать его именно естественное, а не иное происхождение. Не рассматривает он, в частности, и пролом на черепе питекантропа IV, который большинством исследователей рассматривается как прижизненный.
Все это, разумеется, не означает, что работа Т. Якоба не представляет ценности. Она предостерегает против огульного истолкования всех повреждений на черепах пралюдей как причиненных преднамеренно. Она заставляет усомниться в правильности сделанного Ф. Вайденрайхом вывода, что убийство собственными товарищами было одной из важнейших причин смерти ранних людей. Однако Т. Якоб не смог опровергнуть того, что по крайней мере некоторые палеоантропологические данные в достаточной степени убедительно свидетельствуют об убийстве одних архантропов другими.
Конечно, связывать все конфликты в праобществе архантропов с соперничеством из-за женщин было бы вряд ли правильным. Однако имеются достаточные основания полагать, что именно проявление полового инстинкта было причиной многих из них. Ведь в отличие от пищевого инстинкта, действие которого с возникновением праобщества было в значительной степени введено в определенные социальные рамки, половой инстинкт оставался вне рамок социального регулирования. В результате именно он и стал основным источником конфликтов в праобществе. Об этом, на наш взгляд, достаточно убедительно свидетельствуют данные этнографии 150.
Эволюция праобщины архантропов. Конфликты между членами праобщины, даже если они не вели к распаду того или иного конкретного объединения пралюдей, представляли большую опасность. Они расстраивали хозяйственную деятельность праобщины, делали ее менее приспособленной к среде, препятствовали развитию производственной деятельности. Опасность, которую представляли конфликты для существования и нормального функционирования праобщины, нужно рассматривать исторически. Степень обуздания зоологического индивидуализма, позволявшая праобщине более пли менее нормально функционировать, пока она находилась на одной ступени эволюции, становилась недостаточной по мере дальнейшего развития производственной деятельности. Последняя, развиваясь, неизбежно приходила в противоречие с существующим в праобществе уровнем формирования социальных отношений и требовала его дальнейшего повышения, требовала дальнейшего возрастания уровня сплоченности коллектива.
И противоречие между потребностями развития производственной деятельности и существовавшими в праобщине отношениями преодолевалось при помощи той формы отбора, которая во Многом была охарактеризована как праобщипный отбор.
364
Глава пятая
Праобщины, которые были неспособны преодолеть противоречие между потребностями развития производственной деятельности и существующими в них отношениями, в которых учащались прорывы зоологического индивидуализма, слишком часто происходили кровавые конфликты, рано или поздно с неизбежностью исчезали. Однако их исчезновение совсем не обязательно означало гибель всех составляющих их членов. Об исчезновении праобщины можно говорить и в том случае, когда она уменьшалась в размерах настолько, что оказывалась неспособной к самостоятельному развитию. В результате она превращалась в объединение, которое уже не было формирующимся социальным организмом. Праобщина могла и распасться на несколько такого же рода мелких самостоятельных групп. Подобные мелкие объединения в самом лучшем случае могли лишь в течение определенного времени поддерживать свое существование, не претерпевая сколько-нибудь значительной деградации.
Вполне понятно, что эти остатки и обломки праобщин могли соединяться, образуя новые формирующиеся социальные организмы; они целиком или отдельные их члены могли присоединяться к уже существующим праобщинам. Не может быть полностью исключена возможность возрастания численности той или иной малой группы и превращения ее в праобщину. Однако это могло происходить лишь в самых благоприятных условиях.
В процессе борьбы за существование побеждали и получали возможность дальнейшего развития лишь те праобщины, в которых успешно преодолевалось указанное выше противоречие. В этих праобщинах создавались благоприятные для расширенного воспроизводства их членов условия. Когда численность членов этих праобщин превышала максимальные размеры, каждая из нпх распадалась на две новые, дочерние праобщины. Возникшие праобщины в свою очередь могли дать начало новым формирующимся социальным организмам.
В целом у архантропов процесс возникновения новых праобщин преобладал над процессом разрушения праобщин, выпадения их из эволюции. О возрастании численности архантропов и соответственно количества их праобщин свидетельствует заселение ими областей, где раньше людей не было. Об этом говорит и увеличение со временем количества их стоянок на территориях, где они жили. Исследователи отмечают, что, например, на территории Африки число стоянок на более поздних стадиях ашеля значительно превышает их число на более ранних его этапах1’1-
Таким образом, праобщинный отбор выступал не столько как сортирующий, сколько как творческий фактор. Он не только и не просто отбирал из числа существующих праобщин наиболее способные к развитию, обрекая на гибель неспособные к нему. Разрушая одни праобщины, он создавал другие, производил постоянную перегруппировку пралюдей.
СТАНОВЛЕНИЕ ЧЕЛОВЕЧЕСКОГО ОБЩЕСТВА
365
На первом этапе становления человека и общества постоянное исчезновение и возникновение праобщин, их разделение и соединение, постоянная перетасовка их состава, перемешивание людей было необходимым явлением. Взгляда на первоначальные человеческие объединения как на коллективы с неустойчивыми и перемешивающимися составами, постоянно возникающие и исчезающие, придерживались многие советские исследователи 152.
Перемешивание состава праобщин создавало благоприятные условия и для эволюции морфологической организации человека. А совершенствование последней было необходимым условием развития не только производственной деятельности самой по себе, но и повышения уровня сплоченности праобщины.
В течение определенного времени дальнейшее формирование общественных отношений, расширение сферы влияния общественной воли могло происходить без изменения морфофизиологической организации человека. Но общественная воля могла существовать, только проявляясь в индивидуальной воле. Социальный контроль невозможен без способности индивида контролировать свое собственное поведение, обуздывать свои инстинкты. Поэтому рано или поздно дальнейшее повышение уровня сплоченности коллектива становилось невозможным без дальнейшего формирования индивидуальной воли, что в свою очередь предполагало совершенствование структуры мозга. И в таком случае праобщин-ный отбор выступал одновременно и как праобщинно-индивиду-альный, по существу сливался с последним.
Производственная деятельность, развивающаяся под воздействием производственных отношений, при посредстве подчиненных ей праобщинного и праобщинно-индивидуального отборов формировала человеческое общество и самого человека как производительную силу и одновременно социальное существо. Вызвав к жизни праобщинно-индивидуальный отбор, производственная деятельность превратила биологическую эволюцию человека, превращение одного его вида в другой в один из моментов становления человеческого общества.
Праобщина с момента своего появления была уже не биологическим объединением, а особого рода организмом, развивающимся по законам, отличным от биологических. Однако подлинным социальным организмом она не стала. Ее эволюция была невозможна без биологического развития человека. Сооответст-венно в ней действовали не только социальные, но и биологические законы, хотя последние играли подчиненную роль. Праоб щина была формирующимся социальным организмом, становящимся обществом. И праобщина архантропов была первой формой этого становящегося социального организма.
Мышление и язык. Архантропы как формирующиеся люди, жившие в формирующемся обществе, с неизбежностью должны были обладать мышлением и языком. Но вполне понятно, что их
36G
Глава пятая
язык был еще только формирующимся, так же как только еще становящимися были их мышление, сознание и воля. О существовании у архантропов начавшего формироваться мышления свидетельствуют все особенности изготовлявшихся ими орудий. А так как мышление невозможно без языка, то тем самым они свидетельствовали о начавшемся формировании языка.
О существовании у архантропов зачатков языка и мышления в определенной степени свидетельствуют особенности структуры их мозга. Характерно для формирующихся людей появление очагов интенсивного роста в областях мозга, связанных с осуществлением специфически человеческих функций, а тем самым ц мест отставаний в других его областях.
Как в достаточной степени убедительно показала В. И. Кочеткова, мозг хабилисов в общем был типичным для австралопитеков. Но уже у питекантропа I было отмечено наличие очага интенсивного роста вокруг верхнего конца сильвиевой щели. Исследование эндокрана питекантропа II полностью подтверждает это наблюдение: у него заметное выступание охватывает нижнюю теменную и заднюю часть височной доли. Как указывает В. И. Кочеткова, теменно-восточная область коры мозга современного человека тесно связана с речью. Отсюда следует вывод, что разрастание теменно-височного возвышения у питекантропов свидетельствует о формировании у них речи.
На эндокранном отливе синантропа заметны уже три очага особенно интенсивного разрастания: один — вокруг конца сильвиевой щели, второй — в области нижне-бокового лобного края, третий — впереди отпечатка венечного шва. Первый очаг интенсивного роста у синантропов совпадает с тем единственным, который отмечен у питекантропов, однако он занимает значительно большую площадь. Это свидетельствует о дальнейшем прогрессе в развитии речи. Об этом же свидетельствует и очаг интенсивного развития в заднем отделе нижнего лобного участка — области, теснейшим образом связанной с моторной функцией речи. В области тонкой моторики расположен третий очаг интенсивного развития *53.
Существование у архантропов памятников духовной культуры является крайне спорным. Число предметов, которые можно было бы таким образом истолковать, крайне невелико. В стоянке ВК верхней части Олдовая II были найдены кусочки красного красящего вещества — гематита 154, в Амброне — плитка охры, которой преднамеренно путем стесывания была придана определенная форма155. Куски красной охры со следами использования были обнаружены в Терра Амате 15е. Вместе с остатками синантропов найдены красивые призмы из кварца, которые были принесены с расстояния в несколько километров157. Таким образом, о духовном мире архантропов мы по существу не знаем почти ничего. Каким он был, можно только догадываться.
СТАНОВЛЕНИЕ ЧЕЛОВЕЧЕСКОГО ОБЩЕСТВА
367
4.	Эпоха палеоантропов — заключительная стадия становления человеческого общества
Переход от стадии архантропов к стадии палеоантропов произошел в миндель—риссе примерно 200—300 тыс. лет тому назад. Изменение физического типа человека открыло новые возможности для развития производственной деятельности, а тем самым и всех остальных форм хозяйства формирующихся людей. И сдвиги в этой области, может быть и не сразу, но последовали.
Расселение. Переход к позднему археолиту означал конец характерного для предшествующего периода единообразия каменных орудий. Появилось множество отличных друг от друга обособленных культур, что свидетельствует о наметившейся региональной специализации158. Одновременно резко возрастает число стоянок, что можно истолковать только как результат быстрого и повсеместного увеличения населения 1э9.
Люди нового физического типа заселяют такие территории, на которых оказались неспособными обосноваться их предки — архантропы. В Африке к этому времени относятся данные, свидетельствующие о прочном освоении ими области тропических лесов, с одной стороны, и районов, ныне представляющих собой пустыни и полупустыни Африканского рога п Северо-Западной Африки — с другой i6°. Бесспорно существование в эту эпоху людей на территории Афганистана, Ирана, Ирака, Турции, в Закавказье, на Кавказе, по всей Юго-Восточной Азии, в Южном Китае. Продвигаясь на север, палеоантропы заселили Среднюю Азию, Казахстан, юг Сибири (Алтай, Хакассия, Тува, Южное Приангарье) и Дальнего Востока (бассейны Амура и Зеи), Монголию, Корею, Японию. В их ареал вошла значительная часть Восточной Европы. Они прочно освоили территорию Европейской части СССР, расположенную южнее 50° северной широты, вплоть до Волги. Отдельные мустьерские памятники в бассейне Десны (Хотылево, Бетово и др.), верховьях Оки, Среднем Поволжье (Красная Глинка, Тунгуз) и некоторых других местах находятся и севернее, вплоть до 55°. Находка мустьерских орудий в Пещерном логу на р. Чусовая (Пермская обл.) свидетельствует о том, что палеоантропы проникали и дальше на север и восток. Своеобразным соединительным звеном между мустьерскими местонахождениями Европейской и Азиатской частей СССР является стоянка Мысовая близ Магнитогорска на Южном Урале 181.
Средства труда. В эволюции каменной индустрии этого периода можно выделить два основных этапа, которые особенно отчетливо прослеживаются на материалах Европы. К первому из них относятся культуры, которые характеризуются исследователями как среднеашельские, позднеашельские, премустьерские и ранне-
368
Глава пятая
мустьерские. Время их существования: миндель—рисе, рисе ц рисе—вюрм. Это — ранний неоархеолит. Ко второму этапу относятся культуры позднего мустье. Время их существования —вюрм I (вюрм I и вюрм II по шкале, принятой французскими археологами) и отчасти вюрм I—II. Абсолютный их возраст от TOYS тыс. лет до 35—40 тыс. лет. Это — поздний неоархеолит.
Наряду с каменными орудиями в эту эпоху применялись и костяные, но в целом обработка кости была развита слабо. В мустьерскпх стоянках встречаются заточенные обломки костей животных, превращенные в примитивные острия, шилья, наконечники, лопаточки 182.
Развитие каменной индустрии сопровождалось совершенствованием охотничьего оружия. По-прежнему употреблялись деревянные копья, однако они отличались большим совершенством. В стоянке Леринген (Нижняя Саксония, ФРГ), относящейся к позднему ашелю и датируемой рисе—вюрмом, между ребрами скелета слона было найдено изготовленное из тиса копье длиной 244 см (окружность 84 мм). Его конец был заострен и закален на огне. На передней части имелось несколько тонких продольных желобов, идущих к острому концу. С целью обеспечения более прочного зажима на центральной части копья была нанесена целая серия узких поперечных зарубок163. На относящейся к позднему ашелю стоянке у водопада Каламбо (Замбия) были найдены деревянные орудия: палки для копания, ножи, дубины. При их изготовлении использовался огонь, при помощи которого им придавались нужные формы и твердость. Одно из орудий представляло собой короткую дубинку с тонкой ручкой и толстой расширяющейся головкой. Возможно, что оно использовалось как метательное оружие. Возраст стоянки, где были найдены эти орудия, первоначально определили в 60 тыс. лет, теперь — в 190 тыс. лет. На одной из стоянок Центральной Африки было обнаружено орудие, возможно, представлявшее собой деревянную дубину с каменным наконечником164.
Несомненно существование в позднем мустье составного охотничьего оружия. При раскопках пещеры Покала близ Триеста (Италия) обнаружен медвежий череп с вонзившимся в него мустьерским кремневым остроконечником. Возможно, это орудие представляло собой наконечник боевой секиры. Кремневый наконечник копья длиной 11,7 см был найден в одном из мустьерских слоев местонахождения Заскальная VI (Крым). Кости, в которых торчали осколки кремня, были найдены при раскопках пещеры Ля Кина (Франция). Тщательный анализ особенностей повреждений показал, что осколки принадлежали наконечникам копий 165.
Существовало и костяное охотничье оружие. На стоянке ЗальЦ-гиттер—Лебенштедт (ФРГ), датируемой радиокарбоновым ме
СТАНОВЛЕНИЕ ЧЕЛОВЕЧЕСКОГО ОБЩЕСТВА	369
то дом 55000±1000 лет, были найдены обломок тщательно заостренного костяного кинжала длиной 70 см и дубинка из оленьего рога186.
Хозяйственная деятельность. Совершенствование оружия вместе с накоплением опыта и возрастанием уровня сплоченности коллективов имело своим следствием возрастание эффективности охоты. Об этом свидетельствуют огромные скопления костей животных па стоянках, относящихся к этому периоду. Именно в это время почти повсеместно намечается определенная специализация охотничьей деятельности человеческих коллективов. Главным объектом охоты той или иной праобщины становится один определенный вид животных. Особенно часто им являлся медведь.
Преобладание остатков медведя отмечено в верхних мустьер-ских слоях Цухватской пещерной системы (Западная Грузия), в пещере Сакажиа (там же), Кударо I и III (Юго-Осетия), Воронцовской, Ахштырской, Навалишенской, Аципской, Хостинской (все — Черноморское побережье Кавказа), Ильинке (Северное Причерноморье), Темной (Польша), Шипка (Чехословакия), Игрита, Цикловина (обе — Румыния), Покала (Италия), Дра-хенхеле, Зальцофен (обе — Австрия), Вильдкирхли, Драхенлох, Бильдманнлислох, Котеншер (все — Швейцария), Кумметслох, Гайлентрейт, Петерсхеле, Картштейн, Ирпфельдхеле, Зиргешптейн (все —ФРГ), Регурду, Клюни (обе — Франция), в верхнем слое пещеры Шубаток и стоянке Эрд (обе — Венгрия); остатков оленя — в Зальцгиттер—Лебенштедт (ФРГ), Пеш де л’Азе и Ля Шаппель (обе — Франция), гроте Агостино и пещерах Марино ди Камерота (все — Италия); зубра — в Волгоградской стоянке, Ильской (Кубань), Рожок I и II (Приазовье), ранних мустьер-ских слоях Цухватской пещерной системы; быка — в нижпем горизонте Ля Феррасси, среднем слое Ле Мустье (обе — Франция), стоянке Схул (Цалестина); лошади — в стоянке имени Валиханова (Южный Казахстан), верхнем слое Ля Микок и стоянке Кэвр (обе — Франция); мамонта — в Молодове V (Приднестровье), Тата (Венгрия), Мон-Доль (Франция) горного козла — в нижпем слое Шубаюк, Тешик-Таше, Амир-Темире и Оби-Рахмате (три последних — Узбекистан); дикого осла — в пещере Старо-селье (Крым); дикого барана — в гроте Аман-Кутан (Узбекистан) ; газели — в пещере Амуд (Палестина); сайги — в Аджи-Кобе, Мамат-Кобе и среднем слое Волчьего грота (все — Крым) п др.167
Кроме сухопутных животных, палеоантропы охотились на птиц, а там, где это было возможно, и на морских зверей. В стоянках Класиес-Ривер и Ди Келдерс (Южная Африка) были найдены кости пингвинов и тюленей163. Отдельные группы людей занимались не только охотой, но и добыванием рыбы. Большое количество остатков лососей было найдено в мустьерских горизонтах стоянки Кударо I. В одном из слоев (3 в) находилось
470
Глава пятая
23 579 костей лососей, в том числе 4400 позвонков и их облом ков 169
Особенно велика была роль охоты у палеоантропов, обитавших в Европе во время наступления ледника в областях, непосред ствепно к нему приле!ающих У них охота, по всей вероятности была главным источником существования Как свидетельствует этнография, у пародов с присваивающим хозяйством, которые населяли приполярные области, собирательство доставляет не более 10% всей пищи Остальную часть обеспечивали охота и рыболовство
Собирательство у палеоантропов играло тем большую роль, чем более мягким был климат У пралюдей, обитавших в областях с теплым и жарким климатом, продукты собирательства, вероятно, по-прежнему составляли преобладающую часть пищевого рациона 1,0
Остатки растительной пищи, разумеется, не сохранились от столь отдаленной эпохи Однако целый ряд находок свидетельствует об усложнении деятельности по предварительной обработке частей растении перед употреблением в пищу В стоянках Моло щва I и V было обнаружено множество терок, пестов, пестов герок из галек Можно упомянуть также галечниковые герки из трота Старые Друиторы (Молдавия) и стоянки имени Валихапо ва, костяную чашечку-ступку для растирания из Киик-Кобы (Крым) и песчаниковую плитку-терочник из Кепшинской пещеры (Кавказ) 171 Собирательство не ограничивалось лишь добы вапием растительной пищи Как свидетельствуют находки в Южной Африке, люди, жившие на берегу моря, использовали в пищу содержимое раковин 172
Хозяйственная деятельность людей в это время значительно усложнилась Не вызывает сомнения, что люди не смогли бы жить в Европе во время вюрма I, если бы они не научились из ютовлять теплую одежду Единственным материалом для этого могли быть шкуры /Кивотпых Это предположение находит пот, тверждепие в данных археологии В этом отношении убедитель пые материалы получены при раскопках грота Ортто (Франция) Анализ состава костей таких животных, как пантера, рысь, волк свидетельствует, что люди приносили в стоибище только их шву ры, содранные на месте охоты Сходные результаты получены при раскопке мустьерской стоянки Эрд173 Об использовании палеоантропами шкур животных свидетельствует обилие и по всеместное (в пределах по крайней мере Европы) распростране ние кремневых скребков174
Бесспорные признаки использования огня встречаются на стоянках всех обитаемых в то время частей света, включая Африку Имеются основания полагать, что к этому времени люди уже освоили его добывание
Жилища и образ жизни В эю время люди все чаще пачалп
СТАНОВЛЕНИЕ ЧЕЛОВЕЧЕСКОГО ОБЩЕСТВА	3?1
селиться в пещерах В эпоху позднего мустье обитание в пещерах получает необычайно широкое распространение Солясь в не щерах, люди приспосабливали их под жилье В пещере Ля Бом Бонн (Франция) в рисское время было сооружено овальное жилище 5x2,5 м, пол которою был устлан галькой с целью предохранения от сырости17 Интересная находка была сделана А Люмлеем в пещере Лазарет в относящемся к риссу II слое о позднеашельской индустрией Там было обнаружено большое строение длиной Ими шириной 3,5 м, построенное близ выхода из пещеры Остов жилища составляли 15 деревянных стоек Сверху каркас был покрыт шкурами животных, площадь покрытия равнялась 53 м2 Вход жилища был обращен внутрь пещеры Небольшая стенка из камня у входа в пещеру защищала жилище от ветров с моря Жилище состояло из двух помещений В заднем прямо на земле когда-то горели два костра Жили люди в пещере с ноября по март, т е всю зиму176 Следы сооружений найдены и в пещерных стоянках, относящихся к мустьерской эпохе, в частности в Чокурче 177
Но даже в эпоху позднего мустье, не говоря уже о довюрм-ском времени, люди селились не только в пещерах И в последнее время археологи обнаружили немало остатков искусственных жилищ, не связанных непосредственно с пещерами, хотя иногда и расположенных неподалеку от них В одном из горизонтов стоянки у водопада Каламбо, датируемой сейчас 190 тыс лет, были обнаружены уложенные полукругом камни Возможно, они были основой ограды178. На относящейся к началу рисса стоянке «мастерская Коммона» (Франция) с развитой среднеашельской индустрией были найдены остатки круглого сооружения площадью 25 м2179.
Большой интерес представляют находки на стоянках Молодо-ва I и Молодова V180 В четвертом слое Молодовы I, возраст которого радиоуглеродным методом определен приблизительно в 44 тыс лет, было обнаружено овальное кольцо, состоявшее из специально подобранных крупных костей мамонта Размеры его внутренней части 8X5 м, внешней 10X7 м Выкладка костей мамонта окружала участок с интенсивным скоплением культурных остатков Эту овальную выкладку можно считать остатком основания стены крупного наземного жилища Составленный из крупных жердей его каркас был покрыт, очевидно, шкурами ма монта Внизу эти шкуры были придавлены костями конечностей.
Судя по некоторым данным, главная камера жилища подразделялась на две части южную и северную Каждая из половин имела свой собственный выход К главной камере примыкали две Дополнительные восточная, имевшая размеры 5X3,5 м, и северо-восточная Каждая половина имела отдельный выход в восточную камеру, а северная половина — также и выход в севере во
372
Глава пятая
сточную. Внутри овального ограждения были открыты остатки очагов.
Остатки долговременного жилища, основой которого также была выкладка из костей мамонта, обнаружены в 11-м слое Мо-лодовы V. Существовало оно примерно 40 300 лет тому назад.
Остатки около 10 небольших жилищ были обнаружены во Франции в низовьях р. Дюране. Они относятся к вюрму I. К концу вюрма I (к вюрму II по шкале французских археологов) относятся крупные многоочажные жилища, следы которых обнаружены в Ле Перар, Во-де-л’Обезье, Эскишо-Грано (все — Франция). Хижина в Ле Перар имела размеры 11,5X7 м (т. е. ее площадь равнялась 80 м2) 181.
На основании этих и ряда других данных некоторые исследователи пришли к выводу, что уже в ашеле люди перешли к оседлости. Другие говорят о наличии определенной оседлости в мустье 182. К сожалению, они не уточняют своих высказываний, поэтому не вполне ясно, о какой именно оседлости идет речь. А между тем такое уточнение необходимо, иначе все споры по этому вопросу останутся беспредметными.
Все человеческие поселения можно подразделить на два основных типа: стойбища, в которых люди останавливались на срок от одного дня до нескольких недель, и сельбища, в которых люди селились па срок от нескольких месяцев до сотен лет. Стойбища делятся на кратковременные, где люди оставались на один или несколько дней, и долговременные, где они жили по нескольку педель. Среди сельбищ можно выделить сезонные, в которых люди обитали лишь по нескольку месяцев, и круглогодичные, в которых люди жили в течение всего года. В свою очередь круглогодичные сельбища можно подразделить на годовые, в которых люди обитали лишь по нескольку лет, и вековые (поколенные), где люди жили веками, поколение за поколением.
В том случае, когда люди круглый год живут в стойбищах, перед нами бродячий образ жизни. Его двумя разновидностями являются подвижно-бродячий образ жизни, когда единственной формой поселений являются кратковременные стойбища, и передвижно-бродячий, когда люди живут в долговременных стойбищах. Если люди один сезон живут в стойбищах, а другой — в сельбищах, перед нами сезонная оседлость. Сезонно-оседлый образ жизни включает в себя бродяче-оседлый образ жизни, когда длительность бродячего существования превышает длительность оседлого, и оседло-бродячий, когда имеет место обратное соотношение. Своеобразной формой является переменная оседлость, когда люди сезон обитают в одном сельбище, сезон — в другом. Встречается и такое положение, когда сельбище обитаемо круглый год, но в определенный сезон часть жителей (обычно мужчины) покидает его и проводит довольно длительное время за его пределами. Это — годовая оседлость, сочетающаяся с сезон
СТАНОВЛЕНИЕ ЧЕЛОВЕЧЕСКОГО ОБЩЕСТВА
373
ной миграцией части населения. И наконец, можно выделить просто годовую оседлость и вековую (.поколенную) оседлость183.
В позднем мустье существовали целые области, население которых вело годично-оседлый образ жизни. К ним прежде всего относится юго-западная Франция. Не исключена, конечно, возможность, что эта годовая оседлость сочеталась с сезонной миграцией части населения — мужчин-охотников. И, разумеется, она не только не исключала, но, наоборот, предполагала более или менее продолжительные охотничьи экспедиции, участники которых устраивали временные лагеря 184. Однако такой образ жизни вели далеко не все люди позднего мустье Западной Европы. Для значительной части их была характерна не годовая, а сезонная оседлость. Летом они бродили по тундре и жили в стойбищах 185. О конкретных формах оседлости в позднем мустье за пределами Западной Европы, а также и по всей ойкумене в до-вюрмское время сказать что-либо определенное трудно. Во всяком случае, можно считать установленным, что с переходом к позднему археолиту образ жизни людей в целом стал заметно менее подвижным.
Неандертальцы и неандертальская проблема. Безусловно самым интересным является вопрос об общественных отношениях и их эволюции в эту эпоху. Он особенно важен потому, что эта эпоха является заключительным этапом формирования человеческого общества. С завершением этой эпохи на смену праобществу пришло готовое общество. Однако прежде чем обратиться к проблеме становления общественных отношений в этот завершающий период, необходимо несколько детальнее ознакомиться с действующими лицами — людьми той эпохи. Не повторяя всего того, что сказано о них в главе III, остановимся лишь на тех аспектах проблемы, которые необходимы для понимания процесса социогенеза.
Иногда людей данной эпохи, вместе взятых, именуют неандертальцами. Однако многие авторы, особенно зарубежные, категорически выступают против столь широкого употребления этого термина. По их мнению, неандертальцами можно называть только одну определенную группу людей данной эпохи. К остальным группам этот термин совершенно неприменим. И не всегда дело заключается в самом термине. Значительная часть исследователей отказывается рассматривать всех людей данной эпохи как единое целое, противостоящее архантропам, с одной стороны, неоантропам — с другой.
Люди данной эпохи действительно подразделяются на несколько отличных друг от друга групп. И важным вопросом антропологической науки давно уже является проблема отношения этих групп друг к другу и к человеку современного физического типа. Эту проблему традиционно именуют неандертальской.
Первоначально люди этой эпохи были представлены в основ
374
Глава пятая
ном значительным числом находок в Западной Европе, которые относились к вюрму I и первой половине вюрма I—II, были связаны с индустрией позднего мустье (Неандерталь, Спи, Ля П1а-пелль-о-Сен, Ле Мустье, Ля Феррасси, Ля Кина и др.). Все они образовывали морфологически сравнительно однородную группу, за которой и закрепилось название неандертальской. Вполне понятно, что на том этапе развития рассматриваемая проблема сводилась практически к вопросу о соотношении представителей данной группы и людей современного типа.
Неандертальцы на территории Западной Европы непосредственно предшествовали людям современного физического типа, которые появились там во второй половине вюрма I—II. Многие черты их морфологического облика бесспорно были промежуточными между архантропами и неоантропами. Поэтому совершенно естественным было видеть в них предков современного человека. К такому выводу и пришла часть исследователей. Наиболее последовательно эта точка зрения была развита и обоснована А. Хрдличкой, четко сформулировавшим положение о существовании в эволюции человека неандертальской фазы186.
Другая часть исследователей выступила против подобной точки зрения. Они прежде всего указывали на наличие в морфологической организации неандертальцев таких особенностей, которых не было у архантропов и которые полностью отсутствовали у неоантропов. Это означало, что с биологической точки зрения неандертальцев нельзя рассматривать иначе, как форму, отклонившуюся от пути, ведущего к современному человеку, т. е. претерпевшую специализацию. В качестве других аргументов они указывали на резкое морфологическое различие между позднему-стьерским и позднепалеолитическим населением Западной Европы и на необычайную быстроту, с которой произошла на это и территории смена неандертальцев людьми современного физического типа. С их точки зрения неандертальцы представляли собой боковую, тупиковую ветвь в эволюции гоминид, истребленную вторгшимися в Европу на грани позднего мустье и верхнего палеолита людьми современного типа. Наиболее последовательным защитником этой концепции был М. Буль 187.
В дальнейшем на территории Европы были обнаружены остатки людей, которые жили в более раннюю эпоху (миндель — рисе, рисе, рисе—вюрм), но уже не были архантропами. Будучи предшественниками вюрмских неандертальцев, они в то же время отличались от них отсутствием специализации и наличием, с одной стороны, архаичных, питекоидных признаков, с другой — черт, сближающих их с человеком современного физического типа. Одновременно у всех у них имелись и достаточно четко выраженные неандертальские черты. Это дало многим исследователям основание именовать их, так же как и представителей описанной выше группы, неандертальцами. Но нельзя было иг
СТАНОВЛЕНИЕ ЧЕЛОВЕЧЕСКОГО ОБЩЕСТВА
375
норировать и различие между первыми и вторыми, в результате представителей более поздней группы стали называть классическими, поздними, типичными, крайними, специализированными, консервативными неандертальцами, а представителей предшествующей ей группы — ранними, атипичными, умеренными, генерализованными, прогрессивными неандертальцами, или предне-андертальцами.
Почти все антропологи относят к генерализованным неандертальцам находки в Штейгейме, Эрингсдорфе (обе — ФРГ), Крапине (Югославия), а большинство — также и в Саккопасторе (Италия) и Гибралтаре. Как уже указывалось, череп из Штейгейма датируется чаще всего миндель-риссом; людей из Эрингсдорфа, Крапины и Саккопасторе большинство исследователей относят к рисе—вюрму 188.
Особое место занимают находки в Свапскомбе (Великобритания) и Фонтешеваде (Франция). Первая из них чаще всего да-1 ируется миндель — риссом, вторая — рисс-вюрмом 189. Сапиент-ные особенности у них выражены столь отчетливо, что некоторые антропологи выделяют их в особую группу пресапиенсов. Согласно их взглядам, эта группа в дальнейшем дала начало неоантропам, а что касается неандертальцев, то все они, как ранние, атипичные, так и поздние, типичные, представляют тупиковую ветвь человеческой эволюции 19“.
Однако достаточно серьезных оснований для противопоставления людей из Сванскомба и Фонтешевада находкам в Штейнгей-ме и им подобным не существует. В результате многие антропологи рассматривают все описанные выше довюрмские находки как представителей одной группы, однако по-разному их характеризуют.
Одни рассматривают всех их как умеренных неандертальцев или преднеандертальцев. Соответственно они включают их в один вич с поздними классическими неандертальцами — вид Ното не-anderthalensis Такого мнения придерживаются большинство советских антропологов. Другие рассматривают все эти довюрмские находки как примитивных премустьерских и ранпемустьер-ских представителей вида Homo sapiens. Соответственно с их точки зрения к виду Homo neanderthalensis относятся люди только того типа, который представлен классическими неандертальцами Западной Европы. По мнению сторонников последней точки зрения, примитивные иремустьерские и раннемустьерские Ното sapiens дали начало двум линиям. Одна из них — прямая — привела к появлению современных рас Homo sapiens. Развитие Другой пошло по линии специализации и завершилось возникновением классических неандертальцев 191.
Последнее время среди зарубежных антропологов получил распрошранение взгляд, согласно которому все гоминиды, стоящие по уровню развития выше архантропов, образуют один
376
Глава пятая
вид — Homo sapiens. Люди современного физического типа входят в этот вид в качестве подвида — Homo sapiens sapiens. Другим подвидом является Homo sapiens neanderthalensis. Состав этого подвида определяется по-разному. Одни включают в него только типичных неандертальцев, другие — как типичных, так и часть атипичных неандертальцев. Все или чаще часть атипичных неандертальцев, и прежде всего находки в Сванскомбе и Штейн-гейме, выделяются при этом в особый подвид — Homo steinhei-mensis. В особые подвиды обычно выделяются и люди, современные типичным и атипичным неандертальцам Западной Европы, но жившие в других частях света. В результате общее число подвидов людей, живших в период от миндель-рисса до вюрма I—II, доходит у некоторых авторов иногда до пяти 192.
Наиболее близким к истине является все же взгляд, согласно которому все находки, стоящие по своему уровню выше архантропов, но ниже неоантропов, составляют одну группу, имеющую ранг вида. Другими двумя видами, входящими в род Ното, являются архантропы и неоантропы. Все советские антропологи придерживаются взгляда на все рассмотренные выше находки как на один вид. Как уже отмечалось, формирующихся людей, относящихся к этому виду, принято в советской науке именовать палеоантропами.
Среди европейских палеоантропов достаточно отчетливо выделяются две основные группы, из которых одну составляют типичные неандертальцы, а другую — все прочие находки. Первых можно было бы назвать поздними палеоантропами, а вторых — ранними палеоантропами.
К ранним палеоантропам должна быть, по-видимому, отнесена также находка в Квинцано (Италия), предположительно датируемая рисс-вюрмом. Находку в Монморене (Франция), относящуюся к миндель-риссу или рисс-вюрму1ЭЗ, одни исследователи характеризуют как архантропа, другие —- как примитивного неандертальца. Спорен вопрос о людях из Татавеля близ Араго (Франция). А. Люмлей, которому наука обязана этой находкой, именует их антенеандертальцами и относит к стадии, соответствующей той, к которой принадлежат питекантропы Явы. Однако он сам же отмечает их большую близость к человеку из Штейн-гейма 194. Много сложностей и с датировкой этих гоминид. При открытии они были отнесены к началу рисса. Однако сейчас некоторые исследователи определяют их возраст в 320, 450 и даже 500—700 тыс. лет.
Каждая из выделенных выше групп связана с одной из двух стадий эволюции каменной индустрии позднего археолита: ранние палеоантропы — со стадией, представленной среднеашель-скими, позднеашельскими, премустьерскими и раннемустьерски-ми культурами, поздние — со стадией, представленной культурами позднего мустье. Это дает основание полагать, что ранние и
СТАНОВЛЕНИЕ ЧЕЛОВЕЧЕСКОГО ОБЩЕСТВА
377
поздние палеоантропы являются двумя последовательно сменившимися стадиями эволюции палеоантропов.
С точки зрения биологии нет никаких препятствий к тому, чтобы рассматривать классических неандертальцев как потомков ранних палеоантропов. В пользу такого взгляда говорят и все имеющиеся факты. Поэтому в настоящее время ни у кого не возникает сомнения, что классические неандертальцы позднего мустье произошли от ранних палеоантропов среднего ашеля — раннего мустье.
Но если классические неандертальцы представляют собой закономерный этап эволюции палеоантропов, то отсюда следует, что именно они и были предками неоантропов. Однако открытие ранних палеоантропов сделало еще в большей степени зримой ту особенность классических неандертальцев, на которую давно уже обратили внимание противники концепции неандертальской фазы, а именно специализацию их морфологического облика, их отклонение от сапиентного направления. Признать типичных неандертальцев предками неоантропов означает не что иное, как допустить, что эволюция палеоантропов шла не по линии дальнейшего развития сапиентных признаков, которые были присущи ранним палеоантропам, а по более чем странному пути: вначале их почти полного исчезновения, а затем внезапного и быстрого возрождения. С точки зрения биологии такое допущение невероятно.
Именно поэтому многие антропологи, считающие себя сторонниками концепции неандертальской фазы в эволюции человека, пришли к выводу, что от ранних палеоантропов развитие пошло в двух направлениях. Эволюция одной ветви пошла по линии дальнейшей сапиентации и завершилась где-то за пределами Европы возникновением современного человека; эволюция другой — по линии специализации и завершилась появлением на территории Западной Европы классических неандертальцев, которые были в дальнейшем вытеснены, истреблены и, может быть, частично ассимилированы пришедшими извне неоантропами.
Однако как эта, так и любая другая концепция, исключающая классических неандертальцев из числа предков современного человека, находится в противоречии с целым рядом твердо установленных фактов. Прежде всего она находится в противоречии с данными археологии, которые свидетельствуют о существовании глубокой и прямой преемственной связи между позднемусть-ерской индустрией классических неандертальцев и позднепалеолитической индустрией человека современного типа. В настоящее время подавляющее большинство, если не все археологи, признают, что поздний палеолит Европы возник из предшествовавшего ему на этой территории позднего мустье *95. А это с необходимостью предполагает признание классических неандертальцев предками современного человека.
378
Глава пятая
Факты опровергают концепцию, объясняющую отклонение классических неандертальцев от сапиентного направления длительным существованием этой группы в неблагоприятных условиях приледниковой зоны, какой была в то время Западная Европа. К настоящему времени палеоантропы, морфологический облик которых обнаруживает совершенно отчетливые черты специализации, были найдены и далеко за пределами этой области, причем и в районах с теплым климатом.
Довольно однородную группу образуют находки в пещерах Мугарет-эт-Табун, Вади-эль-Амуд, Кебара (все — Палестина), Шапидар (Ирак), Тешик-Таш (Узбекистан) и Хауа-Фтеах (Ливия). К ней же, по всей вероятности, должен быть отнесен и человек из Мугарет-эль-Зуттие (Палестина). Все они обнаруживают сходство с классическими неандертальцами Западной Европы, причем столь значительное, что некоторые из них прямо включались антропологами в эту группу. Это относится, в частности, к Табун I, Тешик-Таш, к людям из Шанидара. В дальнейшем выяснилось, что между представителями этой группы и классическими неандертальцами Европы существуют определенные различия, в частности несколько менее глубокой является специализация их морфологического облика. Он представляет другой вариант того же основного типа, что западноевропейские классические неандертальцы.
О принадлежности их к той же самой стадии эволюции палеоантропов, что и западноевропейские классические неандертальцы, говорят не только данные морфологии. Все они жили в то же время, что и последние — в период от 35 до 75 тыс. лет назад. Неясной является датировка лишь человека из Зуттие. Их индустрия, так же как и индустрия классических неандертальцев Западной Европы, была позднемустьерской.
Несомненные черты морфологической специализации отмечены у палеоантропов из грота Киик-Коба и стоянок Заскальная V и VI (Крым), что дало исследователям основание говорить об их близости к классическим неандертальцам 196. Все они связаны с индустрией развитого мустье i97. Временем их существования по всем признакам является вюрм I 198. Типичным неандертальцем является человек из Джебель-Ирхуд (Марокко), который имеет возраст 55 тыс. лет. Его индустрия позднемустьерская 19э. Резко специализированной формой является человек из Брокен-Хилла (Замбия), связанный с одной из индустрий среднего каменного века Африки 20°.
Во всяком случае, во время, соответствующее вюрму I, никакие другие палеоантропы, кроме специализированных, ни в Европе, ни за ее пределами не были найдены. Не обнаружено даже следов существования в то время «прогрессивной» ветви палеоантропов, развитие которой вело бы прямо к неоантропу.
Палеоантропы с сапиентными особенностями появляются сно
СТАНОВЛЕНИЕ ЧЕЛОВЕЧЕСКОГО ОБЩЕСТВА
379
ва только во время, соответствующее вюрму I—II Европы. Но они существенно отличаются от ранних палеоантропов. У них отсутствуют характерные для последних архаические признаки. Они являются по существу не столько палеоантропами, сколько существами, промежуточными между последними и людьми современного физического типа. Наиболее яркими представителями этой стадии являются люди из пещеры Мугарет-эс-Схул (Палестина) . Особенности морфологической организации людей из Схул показывают, что они представляют собой формы, промежуточные не просто между неандертальцами и современными людьми, а между палеоантропами, либо полностью совпадавшими, либо очень близкими к классическим неандертальцам Западной Европы, с одной стороны, и неоантропами — с другой. К такому выводу давно уже пришли многие исследователи.
Сторонники концепций, исключающих классических неандертальцев из числа предков современных людей, оказываются не в состоянии ни опровергнуть, ни объяснить все приведенные выше факты. В результате взгляд на классических неандертальцев как на предков неоантропов, одно время почти полностью оставленный антропологами и находивший себе сторонников в основном среди археологов, в последние годы снова привлек внимание первых. К нему начали склоняться видные специалисты в области палеоантропологии, а некоторые даже решительно выступили в его защиту 204. Изменился и тон противников этой точки зрения. Если раньше они просто не принимали ее всерьез, то теперь рассматривают как концепцию, имеющую не меньше прав на существование, чем та, которой они сами придерживаются 202.
Однако взгляд на классических неандертальцев как на предков палеоантропов не стал еще пока господствующим. И главная причина состоит в том, что ни один из антропологов, выступивших в ее защиту, даже не попытался объяснить ни причину исчезновения сапиентных признаков при переходе от ранних палеоантропов к поздним, ни механизм их возрождения при переходе от поздних палеоантропов к неоантропам. И это понятно. С чисто биологической точки зрения все это совершенно невероятно, а они являются биологами. Именно поэтому они, во-первых, стараются не говорить о специализации классических неандертальцев, во-вторых, пытаются стереть грань между ранними и поздними палеоантропами.
Но если даже не принимать во внимание специализацию, с чисто биологической точки зрения невозможно объяснить, каким образом почти совсем не изменявшаяся в течение десятков тысяч лет морфологическая организация классических неандертальцев смогла в течение каких-то 4—5 тыс. лет трансформироваться в существенно отличную от нее физическую организацию пеоаптропов. И этот вопрос тоже является камнем преткновения Для антропологов, считающих классических неандертальцев пред
380
Глава пятая
ками неоантропов. Они его также предпочитают не касаться, что разумеется, ослабляет их позицию.
Таким образом, с чисто биологических позиций объяснить эволюцию палеоантропов и их превращение в неоантропов невозможно. Но в этом нет ничего удивительного. Как уже указывалось, с переходом от хабилисов к архантропам биологическое развитие гоминид из самостоятельного процесса, каким оно было раньше, превратилось в один из моментов другого, более сложного процесса, каким является антропосоциогенез. И это исключает подход к формированию морфологической организации человека лишь с позиций биологии. Так как сущностью антропогенеза является социогенез, то настоятельно необходим учет становления общественных отношений, т. е. развития праобщины.
Формирование общественных отношений. Как уже указывалось, превращение ранних палеоантропов в поздние было связано с переходом от одного этапа эволюции каменной индустрии к другому, в целом несомненно более высокому. Но смена ранних палеоантропов поздними сопровождалась не только прогрессом в развитии производственной и вообще хозяйственной деятельности. Она была ознаменована резким переломом в формировании обще ственных отношений. Признаков этого перелома много.
Как свидетельствуют данные палеоантропологии и археологии, в праобщине ранних палеоантропов довольно широко бытовало убийство и, может быть, каннибализм. Поврежден сильным ударом, причинившим смерть, и вскрыт череп из Штейнгейма 203. Следы ран, нанесенных каменными орудиями, обнаружены на черепе из Эрингсдорфа. Он тоже был вскрыт для извлечения мозга 204. Следы смертельного удара, причиненного ударом тяжелого тупого орудия, обнаружены на одном из фонтешевадских черепов 2"5. Людоедами, по-видимому, были люди из Крапины. Человеческие кости, найденные под навесом скалы, были расколоты, иногда обожжены, как и кости животных2М. Возможно, был вскрыт для извлечения мозга один череп из Саккопасторе20’. В целом по подсчетам некоторых исследователей следы смертельных ранений обнаружены на черепах и скелетах 18 из 25 ранних палеоантропов, остатки которых были найдены в Европе 20S.
Остатков поздних палеоантропов найдено гораздо больше, чем ранних. Однако более или менее убедительные признаки насильственной смерти и следы каннибализма обнаружены на значительно меньшем числе людей. Среди многочисленных находок классических неандертальцев Западной Европы такой является только одна — Монте-Чирчео 1 (Италия) 2М. Интересны находки, которые были сделаны за пределами Европы в пещере Шанидар в горах Загроса (Ирак). У человека Шанидар III была обнаружена на левом девятом ребре рана, причиненная острым, вероятно, деревянным орудием. Оно пробило верх ребра и, видимо, поразило легкое. Не похоже, чтобы ранение было случайным. Общее впе
СТАНОВЛЕНИЕ ЧЕЛОВЕЧЕСКОГО ОБЩЕСТВА	381
чатление таково, что удар в бок был нанесен во время стычки человеком, державшим оружие в правой руке. О том, что рана была нанесена при жизни, свидетельствуют явственные следы заживления. Человек прожил несколько дней или даже педель. Некоторые исследователи полагают, что Шанидар III умер в результате вторичного осложнения, связанного с травмой. Другие считают, что ранение здесь ни при чем, человек уже выздоравливал, когда в пещере произошел обвал, оборвавший его жизнь211). Один несомненный случай убийства отмечен среди позднейших палеоантропов. Череп и скелет Схул IX носят следы ранений, вызвавших смерть г".
Не может быть, конечно, исключено, что повреждения на черепах некоторых из числа названных выше ранних палеоантропов, истолковываемые как следы смертельных ран, причиненных оружием, в действительности имеют посмертное происхождение и связаны с действием естественных сил. Однако в любом случае контраст между ранними и поздними палеоантропами в этом отношении является поражающим.
Но кроме этих, имеются и прямые данные о более высоком, чем у ранних палеоантропов, уровне сплоченности коллектива поздних неандертальцев. В этом отношении особенно много дают находки в пещере Шанидар. Всего в этой пещере обнаружено 9 поздних палеоантропов, живших в период от 64—70 до 44— 46 тыс. лет назад. Особое внимание исследователей привлекли остатки взрослого мужчины Шанидар I, жившего примерно 45 тыс. лет назад. На правой стороне лба был открыт шрам — результат небольшого поверхностного повреждения. Следы сильного повреждения носит внешняя сторона левой глазной впадины. В результате его Шанидар I был, вероятно, слеп на левый глаз. Правая его рука была, по-видимому, намеренно ампутирована выше локтя. Во всяком случае, нижний конец сохранившейся части носит следы заживания. Вся сохранившаяся часть правой руки крайне атрофирована. Одни исследователи считают, что правая рука Шанидара I была неразвита от рождения. Др\ гие связывают атрофию правой руки с повреждением на левой части головы. По их мнению, результатом удара было повреждение левой стороны мозга и как следствие — частичный паралич правой стороны тела. К этому нужно добавить сильный артрит, поразивший лодыжку правой ноги, заживший перелом одной из костей правой стопы и, наконец, полностью стертые зубы212.
Таким образом, Шанидар I был по существу полным калекой, неспособным не только внести какой-либо существенный вклад в обеспечение существования коллектива, но даже прокормить и защитить самого себя. И тем не менее он дожил по крайней мере до 40 лет, что для неандертальца означало глубокую старость (40 лет для неандертальца эквивалентны примерно 80 годам для современного человека). А некоторые исследователи определяют
1 лава тъятая
его возраст в 40—60 лет. И он мог бы прожить больше, если бы пе обвал.
По крайней мере последние годы жизни полным калекой был и мужчина из Ля Шапелль, умерший в возрасте 40—50 лет. Позвоночник его был поражен жесточайшим деформирующим артритом. Человек был буквально скрючен и, разумеется, не мог принимать участия в охоте. Даже ел он, по-видимому, с трудом, ибо у него был поражен артритом сустав нижней челюсти и отсутствовали почти все зубы. В дополнение ко всему у него когда-то было сломано ребро 212.
Все это свидетельствует о том, что в праобщине поздних палеоантропов окончательно и бесповоротно утвердились коммуна-листические отношения. Только при условии бесперебойного действия коммуналистического принципа распределения люди, подобные Шанидару I и Ля Шапелль, могли изо дня в день получать потребную для существования долю продукта. В любых других условиях они с неизбежностью были бы обречены на смерть от голода. На голод они были бы обречены не только в случае полного господства доминирования, но и в случае частого прорыва в этой сфере зоологического индивидуализма.
Но эти находки свидетельствуют не только о существовании коммуналистических отношений самих по себе, но и о том, что они стали если не полностью, то во всяком случае в значительной степени определять все остальные отношения в праобщине. Шанидар I пе просто получал пищу в достаточном количестве. Он вообще находился под защитой коллектива: о нем заботились, за ним ухаживали, когда он был серьезно ранен. Без этого он не смог бы выжить.
И Шанидар I не являлся в этом отношении исключением. Как уже указывалось, несколько дней или даже недель после серьезного ранения прожил Шанидар III. Зажило сломанное ребро у взрослого мужчины Шанидара IV. Выздоровел Шанидар V, левая часть лба которого носит следы скользящего удараг14.
Обилие прижизненных повреждений на телах шанидарцев может, конечно, вызвать определенные сомнения в сплоченности их праобщины. Однако, по мнению исследователей, ни одни из этих повреждений, кроме раны на теле Шанидара III, не свидетельствуют с необходимостью о насилии. Все они вполне могли быть результатом несчастного случая. Жизнь палеоантропов была тяжелой. На каждом шагу людей подстерегали различного рода опасности. И чем дольше жил человек, тем большей была вероятность того, что он с ними столкнется. Все четыре шанидар-ца, о которых шла речь, достигли возраста 40—60 лет. Ни одного повреждения пе обнаружено на телах Шанидара II п Шанидара VI, которые умерли в возрасте до 30 лет.
Следы зарубцевавшихся повреждений обнаружены и у других поздних палеоантропов, У человека из Неандерталя еще в
СТАНОВЛЕНИЕ ЧЕЛОВЕЧЕСКОГО ОБЩЕСТВА
383
детстве была изуродована левая рука, что, по-видимому, сделало его калекой на всю жизнь; у мужчины Ля Феррасси повреждено правое бедро. У молодой женщины Ля Кипа V была рана на левой руке, у человека из Шале (Словакия) — на правой стороне лба выше брови 215.
Два повреждения наблюдаются на левой височной части черепа из Брокен-Хилла. Одно из них представляет узкое отверстие в височной косхи, пробитое острым оружием, возможно, каменным или деревянным наконечником копья216. Рана была нанесена, по-видимому, задолго до смерти, края ее носят явственные следы заживления. Второе повреждение скорее всего является результатом воспалительного процесса, начавшегося после ранения 2П.
А. Кизсом описаны три повреждения на фронтальной кости человека из Зуттие. По его мнению, ни одно из них пе является результатом насильственных действий. Два из них он рассматривает как следы воспаления. В отношении третьего, представляющего круглое узкое отверстие в кости, А. Кизс категорически заявляет, что оно возникло задолго до смерти 2А А. Бродрик, считающий повреждение на черепе галилейского человека результатом удара каменным орудием, тоже подчеркивает, что кость носиг явные следы заживления219. Срослись после перелома кости у одного из позднейших палеоантропов — Схул IV 22°.
Данные, свидетельствующие о существовании в праобщине поздних палеоантропов вообще, шанидарцев в частности, высокой степени заботы о каждом из ее членов, заставляют по-новому взглянуть на ранение Шанидара III. Крайне сомнительно, чтобы удар был нанесен членом той же самой праобщины. Скорее всего рана была получена в стычке с чужаками. К такому выводу склоняется, в частности, Р. Солецки, которому наука обязана открытиями в Шанидаре 221.
Неандертальские погребения. Бесспорно существование в Шанидаре преднамеренных погребений. Все исследователи согласны с тем, что Шанидар IV был захоронен. Р. Солецки считает, что были погребены также и Шанидар VI, VII и VIII 222. Шанидар I погиб в результате обвала, что, по-видимому, сделало невозможным погребение в полном и точном смысле слова. Однако на его останки были дополнительно навалены камни, а рядом положены кости животных 223. Это позволяет все же говорить о захоронении.
Сенсацию вызвало исследование почвы вокруг погребения Шанидара IV, возраст которого определен примерно в 60 тыс. лет. Как выяснилось, в могилу человека были положены цветы, связанные в букеты, что позволило, в частности, установить, что захоронение произошло в период между концом мая и началом июля. Эта находка в какой-то степени приподнимает завесу, скрывающую духовную жизнь поздних палеоантропов. Она преж
384
Глава пятая
де всего говорит о развитии у них чисто человеческих эмоции. Но это еще не все. Из 8 видов растений, цветы которых были положены в могилу, 5 обладают целебными свойствами, одно является съедобным и одно одновременно и целебным и съедобным. Такой подбор вряд ли можно считать случайным. Вероятно, поздние палеоантропы уже знали полезные свойства этих растений. Несколько видов из 6 до сих пор используются в народной медицине для лечения ран, воспалений 224. Нельзя исключить возможность, что именно эти растения способствовали заживлению ран, которые обнаружены на телах шанидар-цев.
Погребения не являются исключительным достоянием людей из Шанидара. Они обнаружены в стойбищах и других поздних палеоантропов, но исключительно лишь у них. У ранних палеоантропов никаких признаков погребений не обнаружено. Иными словами, погребения возникли только с переходом от ранних палеоантропов к поздним.
Кроме уже отмеченных выше пяти захоронений в Шанидаре, к числу преднамеренных позднемустьерских захоронений относятся: в Европе — Спи I и II (Бельгия), Ле Мустье, Ля Шап-пель, Ля Ферраси I, II, III, IV, V, VI, Регурду, Рок де Марсаль, Комб-Греналь (все Франция), Шипка (Чехословакия), Киик-Коба I и II и одна из находок в Заскальной VI (Крым); в Азии - Табун I, Схул I, IV, V, VI, VII, IX, X, Кафзех, VI, VII, VIII, IX, X, XI, Амуд (все — Палестина), Тешик-Таш (Узбекистан) 225.
Интересная находка была сделана в Монте-Чирчео в гроте Гуаттари. Эта пещера состояла из нескольких камер. Главное из ее помещений было явно приспособлено для жилья. В частности, с целью защиты от сырости пол его выстлан камнями. Внимание исследователей привлекла одна из внутренних камер пещеры, в которой люди, по-видимому, никогда не жили. В центре этой полукруглой камеры лежал основанием вверх череп типичного неандертальца. Он принадлежал мужчине в возрасте примерно 45 лет. Череп был обложен кругом из камней. На черепе имелись следы двух повреждений. Одно из них в правой височной области было причинено ударами какого-то орудия. Оно свидетельствует об убийстве, носящем, по мнению некоторых исследователей, ритуальный характер. После того как человек был убит и обезглавлен, отверстие в основании черепа было искусственно расширено. Все это было проделано вне камеры, ибо в ней не обнаружено ни малейшего следа ни костей скелета, ни обломков основания черепа2г6. Не подлежит сомнению, что после всех рассмотренных выше действий череп человека был намеренно положен в центре пещеры и столь же намеренно окружен камнями. Поэтому большинство исследователей считают, что в данном случае имело место ритуальное захоронение.
СТАНОВЛЕНИЕ ЧЕЛОВЕЧЕСКОГО ОБЩЕСТВА
385
Спорным является вопрос о существовании погребений в пещерах Пеш де л’Азе и Ля Кина (все — Франция). Одни авторы признают их существование, другие настроены более скептически.
В некоторых случаях рядом со скелетами были найдены части животных. С правой стороны скелета Ля Шаппель возле руки была найдена часть бычьей ноги с анатомически правильным расположением костей, позади нее — значительная часть позвоночника оленя, тоже анатомически правильно расположенная, и множество разнообразных костейг27. Возле скелета Схул V была найдепа нижняя челюсть очень большого кабана. Как утверждают исследователи, все обстоятельства находки не оставляют сомнения, что челюсть была намеренно положена с трупом 228. Все это дает основание для вывода, что палеоантропы снабжали покойников пищей. Весьма возможно также, что орудия, найденные со скелетами из Ле Мустье и Ля Шаппель, были намеренно положены в могилу. В таком случае можно говорить, что неандертальцы снабжали мертвецов не только пищей, но и орудиями.
Все эти факты были использованы некоторыми учеными для обоснования взгляда, согласно которому появление неандертальских погребений вызвано появлением у палеоантропов веры в души умерших и загробную жизнь. Однако возможно и другое объяснение.
Даже если не принимать во внимание находок вместе со скелетами частей животных и орудий, то и в таком случае наличие погребения выступает прежде всего как проявление заботы живых о мертвых. Труп не выбрасывали, а оставляли в жилище вместе с живыми. Если же принять во внимание отмеченные находки, то этот момент выступит еще более отчетливо. И совершенно невозможно истолковать иначе, как заботу о мертвом, помещение в могилу цветов.
Совершенно ясно, что забота живых членов коллектива о мертвых его членах не могла бы появиться без возникновения заботы живых членов коллектива друг о друге. Как свидетельствуют данные этнографии, у народов, стоящих на стадии доклассового общества, забота о мертвых объясняется тем, что они продолжают считаться и после смерти членами коллектива. Заботу о покойниках, которую проявляли поздние и позднейшие палеоантропы, невозможно объяснить, не допустив, что мертвецов рассматривали как полноправных членов коллектива, праобщины.
Так как покойник продолжал рассматриваться как член коллектива, то на него распространялось действие норм, регулирующих отношения внутри коллектива. Каждый член праобщины имел право жить в пещере, являвшейся местом обитания коллектива. Поэтому покойника оставляли в пещере. Каждый член праобщины имел право на часть добычи коллектива. По
386
Глава пятая
этому рядом с покойником клали причитающуюся ему долю. Продолжал покойник сохранять право и на орудия, являвшиеся собственностью коллектива. Этим скорее всего и объясняется нахождение орудий вместе со скелетом.
В ту эпоху соблюдение по отношению к мертвым норм, которыми живые руководствовались в своих отношениях друг к другу, было насущной необходимостью. Отказ от этого представлял собой опасный прецедент. Он мог в условиях, когда формирование человеческого общества еще не завершилось, когда еще существовала опасность прорыва зоологического индивидуализма, открыть дорогу для отказа от соблюдения этих норм в отношении живых членов коллектива.
Однако объяснить все особенности неандертальских погребений только осознанием единства человеческого коллектива и проявлением норм, предписывающих заботу о каждом его члене, невозможно. Есть такие их признаки, которые свидетельствуют о том, что палеоантропы принимали по отношению к мертвым такие меры, которые не применяли по отношению к живым. Ими являются: наличие могильных ям, закладывание трупа землей, камнями, ветвями, скорченность, точнее скрюченность трупов. Наличие этих особенностей нередко истолковывается как доказательство наличия у неандертальцев представлений о загробном мире. Однако они вполне допускают иное толкование.
Характерным для всех народов, находившихся на стадии доклассового общества, является резкая двойственность отношения к покойникам. С одной стороны, о них горевали, о них заботи лись, а с другой — их опасались, боялись 229. Как свидетельствуют данные этнографии, представление о существовании души, покидающей тело после смерти, и страх перед ней есть сравнительно позднее явление. Более ранним является представление о «живых» мертвецах, выходящих из могил и вредящих живым, а самым первоначальным — убеждение в существовании исходящего от трупа таинственного, непонятного, но вредного для живых влияния, результатом которого являются болезни и смерть. Существование последней) верования зафиксировано у всех народов мира 23°.
Именно для того чтобы нейтрализовать это исходящее от трупа смертоносное влияние, его закапывали, закладывали камнями, связывали (в результате чего он принимал скрюченное положение) и применяли массу других мер. И указанные выше особенности неандертальских погребений свидетельствуют о том, что поздние палеоантропы не только заботились о мертвых, но и боялись их, причем боялись именно трупов.
Страх перед трупами имел столь универсальное распространение среди народов, находившихся на стадии доклассового общества, и являлся столь живучим, что его невозможно объяснить, не допустив, что трупы на самом деле представляли реальную
СТАНОВЛЕНИЕ ЧЕЛОВЕЧЕСКОГО ОБЩЕСТВА
387
опасность для живых. Они начали представлять такую опасность тогда, когда люди начали заботиться о мертвых. Пребывание разлагающегося трупа в жилище оказывало вредное влияние па живых, влекло за собой болезни и смерть других членов коллектива. Ставшая обычной забота о больных членах общины способствовала передаче инфекции от них к здоровым, что влекло за собой новые случаи заболевания и смерти.
Люди не могли с течением времени пе осознать, что им со стороны покойников грозит опаспость, что от покойников исходит какое-то смертоносное влияние. Вполне понятно, что раскрыть действительную природу этого вредоносного влияния палеоантропы не могли. Оно было ими осознано в иллюзорной форме.
Осознание это пришло к ним в ходе практической деятельности, направленной на нейтрализацию реального вредоносного влияния трупа. Средствами нейтрализации были забрасывание его ветвями, камнями, засыпание землей, наконец, помещение в специально вырытую яму с последующим засыпанием землей. Все эти меры нейтрализовали опаспость, исходящую от разлагающегося трупа, но не могли помешать передаче инфекции от больных к здоровым. Чувствуя их недостаточность, люди начали применять и такие приемы, как, например, связывание покойника.
Такое объяснение страха перед мертвыми находит свое подкрепление в этнографических материалах. Опасное влияние, исходящее от трупа, мыслилось, во-первых, как имеющее безусловный, автоматический характер; во-вторых, как грозящее прежде всего родным и близким покойника, т. е. людям, первоначально обитавшим в одном с ним жилище; в-третьих, как существующее в течение сравнительно небольшого периода после смерти, обычно лишь в течение времени, когда идет процесс разложения трупа, и исчезающее после окончания этого времени; в-четвертых. как заразительное. Все люди и вещи, находившиеся в контакте с покойником, подвергались этому влиянию, заражались этим влиянием и в свою очередь становились его источником 231.
Таким образом, причиной появления погребений у поздних палеоантропов явилось совместное действие двух противоположных факторов: заботы о членах своего коллектива, побуждавшей оставлять мертвых в жилищах и снабжать их пищей и орудиями, и страха перед трупами, побуждавшего связывать их, помещать в яму, засыпать землей и т. п. Погребения в подлинном смысле возникли лишь с практическим сознанием опасности, исходящей от мертвецов. Но эта опасность не могла быть осознана сразу. Для этого потребовался определенный период времени, в течение которого трупы просто оставлялись в жилище. Из этого следует, что осознание единства человеческого коллектива и утверждение
388
Глава пятая
норм, предписывавших заботу о каждом его члене, относится ко времени, предшествовавшему возникновению первых настоящих погребений.
Становление общества, как уже указывалось, есть формирование не только производственных, материальных, по и идеологических отношений. Идеологические отношения формируются, только проходя через сознание. Поэтому формирование общественного сознания и воли является важным моментом становления общества. На определенном этапе формирования общественных отношений дальнейший рост сплоченности праобщества, дальнейшее возрастание его объективного единства стали невозможными без осознания этого единства членами праобщества. И это осознание единства праобщины стало не только необходимым, но и возможным.
В процессе своей практической деятельности члены праобщины все в большей степени убеждались в том, что все они, вместе взятые, составляют единое целое, что существование каждого из них неразрывно связано с судьбой всех остальных членов объединения, с судьбой коллектива в целом.
Возникновение тотемизма и магии. Однако ставшее и необходимым, и возможным осознание единства праобщины не могло быть ни прямым, ни адекватным. Реально существующее экономическое в своей основе единство всех членов праобщины могло отразиться в головах пралюдей лишь в непрямой (опосредствованной) и в неадекватной (иллюзорной) форме. В то же время осознание общности, существующей между членами праобщества, не могло носить отвлеченной, абстрактной формы. Таким образом, первая форма осознания единства человеческого коллектива с неизбежностью должна была носить одновременно и наглядный, и опосредствованный, и иллюзорный характер.
Именно такими особенностями отличается тотемизм, который, как свидетельствует этнография, является самой архаичной из всех известных форм осознания общности членов человеческой группы. Он имел самое широкое распространение среди народов, находившихся на стадии первобытного общества. Основное в тотемизме — вера в глубокое тождество всех членов того или иного первобытного человеческого объединения (чаще всего — рода) с представителями одного определенного вида животных, реже — растений и др. Этот вид (а тем самым и каждый индивид, относящийся к нему) является тотемом данной группы людей и тем самым каждого из ее членов. В тотемизме в наглядной форме выражено единство всех людей, составляющих данное объединение, и в то же время их отличие от членов всех остальных человеческих групп.
Основанное на анализе неандертальских погребений предположение, что в эпоху, непосредственно предшествующую их появлению, возникло осознание единства человеческого коллектива,
СТАНОВЛЕНИЕ ЧЕЛОВЕЧЕСКОГО ОБЩЕСТВА
389
и базирующееся па данных этнографии предположение, что первоначальной формой осознания единства человеческого коллектива был тотемизм, находят свое подтверждение в данных археологии.
В этом отношении особый интерес представляют находки в пещере Драхенлох (Швейцария), каменный инвентарь которой некоторыми авторами характеризуется как премустьерский. В двух из трех камер этой пещеры на некотором расстоянии от стен (40—60 см) были воздвигнуты стенки из плиток известняка высотой до 80 см. В образовавшемся промежутке были сложены медвежьи кости, главным образом черепа, частью целые, частью разбитые, по 3—4 и больше вместе, положенные в определенном порядке. При черепах находились по два первых позвонка — свидетельство, что они были положены туда еще свежими. Вместе с черепами обнаружены длинные кости конечностей. Перед входом в третью камеру были обнаружены шесть сложенных из плиток известняка прямоугольных ящиков, которые были покрыты сверху каменной плитой. Ящики также оказались заполненными черепами и длинными костями конечностей медведя. И, наконец, в одном месте пещеры был найден целый череп медведя, окруженный небольшими камнями, расположение которых следовало контуру черепа 232.
Драхенлох не является исключением. Сходная картина обнаружена в целом ряде стоянок, относящихся к разным стадиям мустье. В пещере Петерсхеле (ФРГ) в особом нишеобразном углублении в одном из боковых отделений были найдены определенным образом подобранные кости медведя, прикрытые сверху камнями. Рядом в небольших углублениях в скале были размещены медвежьи черепа. В одной из более значительных ниш находились положенные вместе пять черепов и три кости конечностей 233.
В пещере Зальцофен (Австрия) было найдено пять медвежьих черепов, помещенных в нишеобразные углубления. Каждый из них был помещен на каменную плиту, окружен со всех сторон камнями и прикрыт слоем древесного угля. В пещере Клюни (Франция) пять медвежьих черепов были расположены по кругу, причем три из них располагались на каменных плитах 234. В пещере Ле Фюртэн (Франция) шесть черепов медведя лежали на известняковых плитах и еще два находились поблизости. На плите возле северо-западной степы лежала масса длинных костей конечностей того же животного 235. В одном месте пещеры Ре-гурду (Франция) огромная каменная плита площадью в 3 м2 закрывала яму, в которой находилось большое количество медвежьих костей. В другом каменная плита также закрывала яму, содержавшую череп и различные кости бурого медведя. В третьем в куче камней было обнаружено вместилище — что-то вроде ящика, в который были положены кости и череп бурого медведя,
390
Глава пятая
Кости медведя, заложенные камнями, были обнаружены и в других местах 236.
В Верхней пещере Цухвати (Грузия) находилось шесть целых черепов медведей. Один из них лежал в центре пещеры, остальные были положены вдоль стен: три справа и два слева. Со стороны пещерной полости черепа были прикрыты целыми костями конечностей медведя и известняковыми обломками специально подобранной продолговатой формы. Возможно, что первоначально черепа были положены в специально вырытые ямы. Пещера не была жилым помещением. У входа в нее находилось искусственное заграждение 237.
Возможно, к числу подобного рода памятников относится пещера Ильинка близ села того же названия (Одесская обл.). В ней вместе с большим скоплением костей пещерного медведя были найдены каменные орудия. Как сообщает А. В. Добровольский, в ходе раскопок в правом кармане пещеры были обнаружены стоящие на ребре плитки известняка. В этом же месте находилась большая часть медвежьих костей. Это наводит на мысль, что они первоначально, как и в Драхенлохе, были сложены в промежутке между стеной пещеры и стенкой из плиток. В передней части кармана была найдена челюсть медведя, которая стояла зубами вверх на четырех плитках известняка и была уперта верхним концом в свод пещеры. Там же был найден медвежий череп, обложенный камнями23S. Иного мнения придерживаются С. Б. Бибиков и П. И. Борисковский, которые считают, что скопление костей медведя в Ильинке не связано с деятельностью человека 239.
Объектами подобного отношения были остатки и других животных.
На стоянке Ильская к самому большому камню (45x40 см) у западного края каменного ограждения был приставлен целый череп зубра, причем так, чтобы один его рог смотрел вверх, а другой — вниз. Неподалеку находился второй череп со сбитыми рогами и две нижние челюсти зубра 24°. В пещере Схул было обнаружено захоронение головы быка, имеющее преднамеренный характер. Об этом говорит то обстоятельство, что яма, вырытая для погребения головы, уничтожила большую часть скелета Схул IX241.
К тому же кругу явлений должна быть отнесена, по всей вероятности, и находка в пещере Тешик-Таш. Шесть пар козлиных рогов, из которых три хорошо сохранились, образовывали окружность, внутри которой находилось погребение мальчика-неандертальца. При этом одна превосходно сохранившаяся пара рогов находилась в совершенно необычном положении: вверх основаниями, остриями вниз. По-видимому, в вертикальном положении первоначально находились и другие пары рогов 242. Близкую аналогию представляет детское погребение в пещере Кафзех.
СТАНОВЛЕНИЕ ЧЕЛОВЕЧЕСКОГО ОБЩЕСТВА
391
Ребенок в возрасте примерно 13 лет лежал на спине, на скрещенные на груди руки была бережно положена часть черепа лани с рогами 243.
В литературе имеются сообщения еще о целом ряде сходных находок: целых черепов волка у входов в оба помещения жилища в пещере Лазарет 2“, тайника с четырьмя черепами медведя в Лзыхской пещере 245, двух черепов животных, поставленных почти симметрично у входа в центральную камеру пещеры Кударо 1 246, двух черепов животных, положенных у стен в пещере Аман-Кутан 247. Однако имеющаяся информация столь отрывочна и неопределенна, что составить сколько-нибудь ясное представление о характере этих находок невозможно.
Несомненно, что в большинстве описанных выше случаев мы имеем дело с такой человеческой деятельностью, которую невозможно истолковать как утилитарную. Она связана с существованием у людей, кроме определенных знаний о внешнем мире, также и иллюзий о нем, причем иллюзий определенного рода — религиозных. Сущность этих последних состояла в вере в сверхъестественную силу.
Возникновение религии на определенном этапе развития человека было неизбежным. Самым глубоким корнем религии па первых этапах ее эволюции было бессилие человека перед природой. И речь идет в данном случае вовсе не о чувстве бессилия, а о реальном, объективном бессилии. Это бессилие нельзя сводить к беспомощности человека перед грозными явлениями природы' грозами, землетрясениями, извержениями вулканов и т. п. Корнем религии является реальное бессилие человека, проявляющее ся па каждому шагу его повседневной, будничной жизни.
Реальное бессилие человека всегда проявляется в том же, в чем проявляется и сила человека,— в его практической, прежде всего производственной деятельности. Человек всегда ставит перед собой определенные цели и стремится добиться их реализации.
Сила человека проявляется в том, что он успешно, в соответствии с намеченным планом, добивается реализации поставленной цели; отсутствие силы — в том, что он не может обеспечить успеха своей деятельности. Бессилие человека есть бессилие его практической деятельности.
Чтобы добиться реализации цели, человек должен, во-первых, располагать необходимыми для этого материальными средствами, во-вторых, предвидеть ход событий и результаты своих действий, что в свою очередь предполагает знание внутренних связей явлений. В таком случае он знает путь, ведущий к реализации цели, знает, какой образ действий нужно избрать, какие средства использовать. Человек в таком случае свободен. Он свободно принимает решения и свободно действует. Он направляет не только ход своих действий, но и ход событий. Человек в таком слу
392
Глава пятая
чае властвует над объективным миром, является хозяином, господином. Свободной является его практическая деятельность.
Когда человек не обладает материальными средствами, которые могли бы гарантировать ему успех его практической деятельности, оп, как правило, оказывается и неспособным проникнуть во внутренние связи явлений, раскрыть их внутреннюю необходимость. Практика есть основа познания. Недостаточная развитость практической деятельности всегда с необходимостью обуславливает и недостаточную развитость познавательной деятельности. Когда человек не обладает материальными средствами, которые могли бы гарантировать реализацию целей, и не знает внутренних связей явлений, он тем самым оказывается не в состоянии предвидеть ход событий и результаты своих собственных действий. Он вынужден действовать вслепую, ощупью, впотьмах. Принятие того или иного решения, выбор того или иного образа действий зависит в такой ситуации не столько от сознания и воли человека, сколько от случайного стечения независящих от пего обстоятельств. Он в такой ситуации не направляет ход собственных действий, а тем более ход событий. Случайности, обуславливая образ действий человека, во многом определяют и результаты его действий. Именно от их неподдающегося учету и контролю стечения, а не от собственных усилий человека зависит, увенчается его деятельность успехом или же его постигнет неудача.
Человек в таких условиях находится во власти случайностей, в которых проявляется слепая необходимость природы. Последняя в форме случайностей господствует над человеком, делая его своим рабом. Бессилие человека оборачивается таким образом его зависимостью от слепой необходимости, его несвободой. Несвободной, зависимой является в таком случае его практическая деятельность.
Па самых ранних стадиях развития человечества сфера свободной практической деятельности была необычайно узка. Почти вся практическая деятельность первобытных людей была несвободной, зависимой. На каждом шагу повседневной деятельности, направленной на поддержание существования, человек ощущал зависимость ее результатов не только и не столько от собственных усилий, сколько от неконтролируемой им игры случайностей. В первую очередь это относится к охоте, которая была важным источником средств существования.
Сам ход практической деятельности неопровержимо доказывал человеку существование каких-то сил, влияющих на ее результаты и тем самым на всю жизнь людей. Поэтому формирующийся человек с неизбежностью должен был осознать власть этих сил над собой и тем самым свою собственную беспомощность перед ними. Однако сразу это произойти не могло. Такого рода осознание предполагало определенную степень вызревания
СТАНОВЛЕНИЕ ЧЕЛОВЕЧЕСКОГО ОБЩЕСТВА
393
самого сознания. Но самое, пожалуй, важное заключается в том, что осознание собственного бессилия в одной сфере деятельности было невозможно без осознания собственной силы в другой ее сфере. Этой сферой явилась деятельность по изготовлению орудий. Только тогда, когда человек осознал свою силу, свою власть над определенными явлениями, в определенной области деятельности, он оказался способным осознать, что в других ее областях он хозяином не является, что там действуют какие-то иные силы, лад которыми он не только не властен, но которые сами господствуют над ним.
С достижением такой стадии развития человек, с одной стороны, не мог не осознать гнета случайностей над собой, а с другой — не мог осознать господствующую над ним слепую необходимость адекватно. Власть случайностей, власть слепой необходимости природы над человеком могла быть осознана только в иллюзорной форме. Господствовавшие над человеком, определявшие течение и результаты его практической деятельности естественные силы природы были осознаны им как силы надприродные, сверхъестественные. Так возникла религия. «Всякая религия,— писал Ф. Энгельс,— является не чем иным, как фантастическим отражением в головах людей тех внешних сил, которые господствуют над ними в их повседневной жизни,— отражением, в котором земные силы принимают форму неземных» 248.
Религия возникла не в процессе размышлений над причинами каких бы то ни было природных или социальных явлений. Осознание зависимости исхода человеческих действий от сил иных, чем естественные способности человека, пришло в ходе практических попыток во что бы то ни стало обеспечить достижение желаемых результатов. Оно первоначально выразилось в том, что оказавшиеся недостаточными действия, реально направленные к достижению цели, начали дополняться актами поведения, которые в действительности не способствовали реализации цели, но рассматривались как необходимые для этого.
Возникший как иллюзорное восполнение бессилия несвободной практической деятельности символический, паразитический образ действия с необходимостью вызвал к жизни иллюзорный, паразитический образ мысли. Наряду со знанием о естественных способностях человека, о реальных связях и влияниях возникла вера в наличие у определенных человеческих действий свойства каким-то непонятным образом способствовать достижению желаемой цели, вера в существование сверхъестественных влияний и связей.
Если логический образ мыслей состоял в раскрытии действительно существующих связей и явлений, то паразитический, иллюзорный — в приписывании таинственных, непонятных влияний прежде всего определенным человеческим действиям. Возникнув, паразитический, иллюзорный образ мысли образовал
394
Глава пятая
вместе с паразитическим образом действия то, что принято именовать магией. Магия есть единство магического образа действий и магического образа мысли. Сущность ее, как и любой другой формы религии, заключается в вере в сверхъестественную силу, сверхъестественное влияние, но эта сверхъестественная сила мыслится как присущая самому человеку, сверхъестественное влияние приписывается определенным человеческим действиям, самим по себе взятым249. Магия, очевидно, была древнейшей, первоначальной формой религии. Этот вывод находит определенное подтверждение в данных археологии.
В позднемустьерской стоянке Ла Феррасси был найден камень с намеренно нанесенными на него красными пятнами, а также и каменная плита с чашевидными углублениями. Плитка со следами красной краски была найдена и в Ле Мустье. Рядом исследователей было высказано предположение, что эти камни являются памятниками инсценировок охоты, во время которых камни изображали животных, а красные пятна и углубления — раны 25°. Однако по мнению некоторых из них, эти инсценировки еще не носили магического характера, они были репетициями, во время которых происходило распределение ролей в предстоящей охоте.
G предложением, что у пралюдей охоте предшествовала ее репетиция, можно согласиться. Усложнение охотничьей деятельности низбежно потребовало на определенном этапе предварительной выработки плана действий. В силу крайней конкретности мышления пралюдей выработка плана охоты и распределение ролей могли происходить только в виде инсценировки охоты, ее репетиции. Первоначально инсценировка охоты не носила магического характера, однако в дальнейшем она с неизбежностью превратилась в обряд. О том, что к тому времени, к которому относятся описанные выше находки, это превращение завершилось, свидетельствуют, на наш взгляд, красные пятна на камне, символизирующие раны, которые будут нанесены животному. Никакой реальной практической нужды в символическом нанесении ран подобию зверя, разумеется, не было.
Если первоначально магическое положительное или отрицательное влияние приписывалось лишь человеческим действиям, то в дальнейшем в качестве магического стало осмысливаться любое влияние, положительно или отрицательно сказывавшееся на людях. Палеоантропы не были, например, в состоянии раскрыть действительную природу того вредоносного влияния, которое исходило от больных и мертвых членов коллектива. Логический образ мысли был здесь бессилен, и его в данной ситуации заменил магический образ мышления. Реальное и вредоносное влияние умирающих и мертвых было осознано как магическое отрицательное влияние. Так возникла вера в существование у тех или иных объектов внешнего мира свойства магического влияния
СТАНОВЛЕНИЕ ЧЕЛОВЕЧЕСКОГО ОБЩЕСТВА
395
на людей — примитивный фетишизм. В результате осознания вредоносного влияния трупа как магического такие вполне реальные меры защиты от него, как закладывание камнями, засыпание землей, были осознаны как магические действия. И уже чисто магическими были такие действия, как связывание мертвецов. Таким образом, неандертальские погребения, помимо всего прочего, являются доказательством существования у поздних неандертальцев религии в форме магии и примитивного фетишизма.
О появлении фетишизма, возможно, свидетельствуют и некоторые из находок, относящихся к этой эпохе.
Самая интересная из них была сделана в позднемустьерской стоянке Тата, возраст которой определен радиоуглеродным методом в 50 тыс. лет. Мастером был отделен от зуба мамонта кусок размером 11 см. На пластину была нанесена гравировка, ей была придана овальная форма, а затем она была отполирована до зеркального блеска и, наконец, покрыта охрой. Обнаруживший этот предмет Л. Вертеш рассматривает его как чурингу. Края предмета были закруглены, по-видимому, в результате длительного постоянного пользования251. Там же был найден слегка отшлифованный круглый нуммулит, на поверхности которого пересекающиеся линии образовывали крест. Существует предположение, что он являлся амулетом 252.
В свете всего сказанного действия людей, выразившиеся в появлении памятников типа Драхенлох, нельзя расценить иначе, как магические, ритуальные, обрядовые. Эти памятники имеют множество этнографических параллелей.
Обычай собирать и хранить головы или черепа, а также кости убитых животных имел в недалеком прошлом универсальное распространение. Он существовал практически у всех народов, находившихся на стадии доклассового общества, а его пережитки отмечены у огромного числа народов, живших в классовом обществе. Объектом подобного отношения были череп и кости быка, буйвола, бизона, лошади, овцы, льва, собаки, тигра, пантеры, череп и рога оленя, лося, козла и т. п. В северном полушарии повсеместное распространение имело культовое отношение к голове и костям медведя. Конкретные его формы были различны. В большинстве случаев череп и кости медведя вешались на деревья, высокие пни, столбы, шесты, несколько реже их помещали на специальный помост, складывали в специальный сруб, еще реже зарывали в землю.
Особый интерес представляет обычай нивхов района Чоме. У них завернутые в бересту медвежьи головы вместе с лапами хранились в особом амбаре, расположенном в нескольких десятках шагов от стойбища. Неподалеку от амбара находилось место погребения других костей медведя. Аналогия с находкой в Драхенлох поражающая. И там, и тут существовало особое хранили
396
Глава пятая
ще для голов и лап, рядом с которым находилось скопление остальных костей 253.
Все подобного рода действия представляли собой проявления своеобразной магической обрядовой заботы об убитом животном. Цель их — искупить вину охотников перед убитым зверем и обеспечить телесное его возрождение. Анализ этих обрядов показывает, что в исходной своей форме они были связаны с тотемизмом 254. Все это дает основание полагать, что памятники типа Драхенлох являются свидетельством существования в мустье пе только магии, но и тотемизма.
Такой вывод находит свое подтверждение еще в одной особенности находок в Драхенлохе, Петерсхеле, Зальцофене, Клюни, Ле Фюртэн, Регурду, Ильинке, Ильской, Схуле, Тешик-Таше. Она состоит в том, что в каждой из перечисленных стоянок объектом ритуальной заботы явились черепа и кости животных только одного вида, именно того, остатки которого преобладали в данной стоянке.
Как отмечалось, с переходом от архантропов к палеоантропам наметилась известная специализация охотничьей деятельности человеческих коллективов. Последняя, сама по себе взятая, разумеется, пе могла привести к возникновению тотемизма. Но в условиях, когда осознание единства членов коллектива стало необходимым, специализация охотничьей деятельности должна была способствовать оформлению тотемизма. Тотемом коллектива чаще всего становилось животное, которое было главным объектом охоты. Мясо животных этого вида было главной пищей членов праобщины. Это не могло не способствовать оформлению столь характерного для тотемизма убеждения, что у всех членов данного коллектива и у всех особей данного вида одна плоть и одна кровь, что все они существа одного «мяса», одной породы.
Возникновение тотемизма означало, что каждый член данной праобщины стал рассматриваться как животное тотемного вида, а каждое животное тотемного вида — как член данного человеческого коллектива. Но это предполагало распространение па животных тотемного вида всех правил, регулирующих отношения между членами праобщины, прежде всего проявление заботы о них. Прямой отказ от заботы об иллюзорных членах коллектива, какими были животные тотемного вида, был опасен, ибо открывал возможность для уклонения от соблюдения этих норм по отношению к реальным членам коллектива. Но соблюдение этих норм по отношению к животным тотемного вида, в частности отказ от охоты на них, было на той стадии тоже невозможным. Запрет убивать тотемное животное и поедать его мясо возник значительно позже. В рассматриваемую эпоху единственным выходом из положения было появление видимости заботы о животных тотемного вида, т. е. возникновение ритуальной, магической заботы о них. Памятниками такой ритуальной заботы о животных тотем-
СТАНОВЛЕНИЕ ЧЕЛОВЕЧЕСКОГО ОБЩЕСТВА
397
пого вида и являются находки в Драхенлохе и других рассмотренных выше стоянках.
В правильности такой их трактовки убеждает описанная выше находка в Монте-Чирчео. Найденный в пещере Гуаттари человеческий череп был объектом точно такой же магической, ритуальной заботы, что и черепа медведей в Драхенлохе, Зальцофе-не, Ильинке.
Человек из Монте-Чирчео был убит, а затем, вероятно, съеден. Во всяком случае, мозг из черепа был извлечен. Можно только догадываться, почему, как и кем он был убит. Возможно, он погиб в стычке с членами другой праобщины. Однако не исключено, что он был убит собственными товарищами, причем, возможно, как нарушитель норм, действовавших в праобщине. Очень вероятно, что члены его собственного коллектива имели прямое отношение либо к убийству, либо к его съедению. Иначе тРУДно объяснить ритуальную заботу о нем, до мельчайших подробностей сходную с той, которую палеоантропы проявляли об убитом и съеденном тотемном животном.
Таким образом, имеются серьезные основания полагать, что у поздних палеоантропов уже существовали тотемизм, магия и фетишизм. Если правильным является отнесение Драхенлоха к пре-мустье или раннему мустье, то находки в нем нельзя истолковать иначе, как прямое доказательство зарождения тотемизма еще на стадии ранних палеоантропов. Но во всяком случае, законным является предположение, что явления духовной жизни, столь отчетливо обнаружившие себя на стадии поздних палеоантропов,— тотемизм и магия — начали формироваться еще на предшествующем этапе.
Развитие рациональных знаний и возникновение искусства. Особый интерес представляют археологические материалы, связанные с вызреванием в нижнем палеолите первых предпосылок становления изобразительной деятельности. Среди памятников такого рода прежде всего выделяются кости и каменные плиты с регулярно повторяющимися нарезками, ямками, пятнами краски. Техника нанесения разного рода прямых, ломаных, кривых линий, а также линейная группировка нанесенных ямок и других элементов на этих памятниках, не имевших, очевидно, какого-либо утилитарного назначения, позволяют видеть в них древнейшие свидетельства зарождения первобытной графики как особого, ранее неизвестного способа общения, в процессе которого информация стала фиксироваться с помощью специально нанесенных линий на некоторых предметах и изделиях.
Древнейшим из обнаруженных до сих пор предметов с элементами нижнепалеолитической графики является фрагмент бычьего ребра из среднеашельского слоя стоянки Пеш де л’АзеП (Дордонь) на юге Франции 255. На поверхности ребра процарапаны глубокие изгибающиеся, по при этом взаимно параллельные
398
Глава пятая
борозды, к которым примыкают и частично их пересекают более тонкие прямые нарезки, между которыми также выдерживается параллельность и почти равные расстояния при определенной группировке три линии расположены между бороздами, следую щие три — перед бороздами (причем здесь к каждой из трех ли ний направлена еще одна линия под углом 90°, так что в итоге получаются три прямых угла), затем несколько в стороне два прямых четких штриха соединены под углом около 60°, а еще три короткие и одна длинная линии образуют некое подобие зигзага с прямоугольными зубцами
С чисто технической точки зрения подобные нарезки, царапи ны, борозды — дериват следов, обычно оставляемых палеолита ческими орудиями на наковальнях, на костях при очистке их о г мяса и т п Очевидно, новому видению и осмыслению случайных беспорядочных следов работы орудиями должны были способство вать эволюция психики формирующихся людей, накопление тех нического и социального опыта, особенно при длительной оседло сти коллектива, когда следы работы по дереву, кости, камню долго сохранялись после их нанесения и даже после смерти оставивших их индивидов Конечно, члены коллектива могли извлекать из этих штрихов различные сведения, помимо технических, благо даря обычной для первобытных охотников практике точного уз навания в оставленных людьми и животными следах характер пых особенностей их жизнедеятельности
Качественно новая, более высокая ступень развития познава тельной активности, запечатленная в памятниках типа рассмотренной кости из Пеш де л’Азе, выразилась в упорядоченном и преднамеренном нанесении ряда нарезок Для такой процедуры требовались не только соответствующие технические навыки и опыт, но и устойчивая направленность мышления за пределы той сферы сознания, в которой решались сугубо технические задачи О характере и смысле такой принципиально новой направленно сти мышления, созревавшей в психике ископаемых гоминид, пе возможно достоверно судить без обращения к более поздним, уже сравнительно достаточно многочисленным материалам о мустьер ской графике и другим свидетельствам внеутилитарной деятель ности палеоантропов
Новый уровень развития общественных потребностей форми рующихся людей побуждал к поиску и намеренному использова нию материальных средств для фиксирования информации, неиз меримо превосходившей прежние средства коммуникаций (звуки жесты ит п ) по масштабам ее передачи в пространстве и во времени, а в итоге — по точности и долговечности Требуя опре деленного внебиологического опыта во владении сырьем и орудия ми, складываясь вначале как побочный продукт технологии в рам ках чисто утилитарной деятельности, графическая символика спо собствовала накоплению рациональных знаний, укрепле нию и
СТАНОВЛЕНИЕ ЧЕЛОВЕЧЕСКОГО ОБЩЕСТВА
399
развитию социальных связей. Ее создание, «считывание», проник новение в ее смысл требовали предварительной однозначной согласованности внутри замкнутой группы общающихся гоминид, знание «своей» символики отличало группу от соседних, не владевших этим знанием Фрагментарность дошедших до нас материальных свидетельств о древнейших условно-изобразительных «посредниках» в общении гоминид (причем ни одно не воспроизводит конкретного, однозначно понятого объекта) крайне затрудняет их расшифровку
Основные типы такого рода свидетельств выявлены и довольно полно изучены в гроте Ля Феррасси у Эйзи (Дордонь) 256. В мустьерском слое здесь, как уже говорилось, обнаружены шесть скелетов неандертальцев, каменные плиты с чашевидными углублениями и пятнами краски. Обратим внимание на тот факт, что одна из плит с чашевидными ямками, сгруппированными по две и по три, накрывала яму со скелетом ребенка, имевшую и в плане, и в разрезе форму треугольника Еще одна подобная плита найдена неподалеку от этой ямы. В том же слое встречены куски минеральных красителей, буро-краспой охры и черной двуокиси марганца — со следами скобления и усиленного трения о твердую поверхность (возможно, каменных плит). В яме с почти неповрежденным скелетом взрослого неандертальца в полусогнутой позе сверху лежали три плоских камня и длинный диафиз (средняя часть трубчатой кости) животного, по всей поверхности которого нанесены группы прямых параллельных нарезок, разделенные группами нарезок иного направления или вдвое меньшей длины2”. Об этой кости речь пойдет ниже, пока же обратим внимание на особенно частую группировку на ней нарезок по три Исследователи комплекса находок в Ля Феррасси, особенно Д Пейрони, неоднократно отмечали первостепенную роль в их количественных характеристиках числа 3’ например, упомянутые ямы со скелетами разделены тремя небольшими ямками, заполненными человеческими костями, и 9 холмиками, под одним из которых было несколько детских костей, рядом 6 неглубоких ямок, и в одной из пих с останками младенца лежали 3 великолепных мустьерских скребка В других мус1ьерских местонахождениях это число повторялось, видимо, и в других предметах, так, группами по три лежали в пещерной стоянке Ребиер 1 у Брантома (Дордонь) вытесанные из известняка шары 258 — еще один тип внеутилитарных изделий мустьерцев, изготовлявшихся на других стоянках также из кремня, глины, песчаника (попытки представить эти шары как метательные камни от боласа не имели успеха и их назначение остается неясным).
Естественным продолжением указанных наблюдений являются гипотезы о возможных (в общем русле развития рациональных знаний в нижнем палеолите) предпосылках формирования у палеоантропов простейших счетных операций и элементов представ
400
Глава пятая
лений о числе как упорядоченном множестве. Чтобы судить о весомости и перспективности таких гипотез, необходимо рассмотреть с максимально возможной полнотой всю совокупность связанных с ними данных, которыми располагает современная наука. При этом важно отметить, что некоторые из этих данных имеют ту или иную аналогию с упоминавшимися находками из Ля Феррасси.
Таковы прежде всего куски минеральных красителей, имеющие на краях следы стирания или скобления кремневыми инструментами, в мустьерских слоях французских пещер Ля Кина (Шарант), Ле Мустье, Пеш де л’Азе, причем в последней обнаружены и наилучшие по сохранности куски двуокиси марганца, которым мустьерцы специальной заточкой придали форму своего рода «карандашей» 259. В Ле Мустье, а также в позднему стьер-ском слое расположенного поблизости грота Эрмитаж найдены фрагменты костей с ритмично повторяющимися прямыми нарезками260. На одной кости (диафиз) из грота Эрмитаж можно выделить в ряду попарно соединяемых под острым углом нарезок три крупных глубоких «уголка», чередующихся через одинаковые интервалы; здесь выделено то же число 3, типичное для Ля Феррасси, как, впрочем, и для ашельской гравировки с использованием соединяемых под углом линий в Пеш де л’Азе. Усложнение мотива, основанного на ритмичном чередовании уголков, мы видим в резьбе на кости из мустьерской стоянки Бачо-Киро в Болгарии: глубокие прямые линии одного направления, в основном параллельные, соединяются под углом с линиями, также параллельными, другого направления, образуя в итоге непрерывные зигзаги с двумя и даже тремя пиками261.
Иной вариант упорядоченного взаиморасположения прямых линий дают другие памятники мустьерской графики. На фаланге оленя из стоянки Турске Маштале (ЧССР) нарезки, пересекаясь, образуют крест. На нижней челюсти крупного млекопитающего со стоянки Вилен у Лорраха (на юге ФРГ) нанесены прямые нарезки, две из которых, пересекаясь под углом 90°, образуют крест 262. В этой связи представляет особый интерес уже упомянутое открытие в Тата: на слегка зашлифованном нуммулите, имеющем форму почти правильного круга, найденном в одном слое с «чурингой» из зуба мамонта, две тонкие диаметрально расположенные линии, пересекаясь под прямым углом в центре круга, образуют крест2вз. Но самым ярким доказательством выделения мустьерцами фигуры прямоугольного креста является его правильное глубоко и четко прорезанное изображение на плитке известняка в мустьерской слое Донской пещеры на Кавказе 264. Эта находка свидетельствует о дальнейшем развитии внеутилитар-ной работы по камню по сравнению с мустьерскими плитами Ля Феррасси, а также с галькой с намеренно выбитой ямкой из му-стьерского слоя в гроте Тиволи близ Рима и галькой с линей
СТАНОВЛЕНИЕ ЧЕЛОВЕЧЕСКОГО ОБЩЕСТВА
401
ной гравировкой из мустьерского слоя в пещере Истюриц (Франция) 2в5.
Наконец, открытие в 1976 г. на стоянке Молодова 1 (на Днестре) в надежно датированном втором слое мустье лопатки мамонта размером 50X34 см с наиболее сложной из до сих пор известных для нижнего палеолита графической композицией побуждает по-новому подойти к вопросу о времени возникновения палеолитического искусства 266. Действительно, на лопатке в Молодова 1 в одной композиции объединены разные, ранее изучавшиеся порознь направления развития технических и семантических средств пижнепалеолитической графики. Напомним их: 1) выбивка круглых ямок, их группировка по 2, по 3; 2) растирание краски, нанесение ею пятен, полос; 3) прорезание повторяющихся линий со следующими условиями, а возможно, и этапами упорядочивания: а) равенство размеров линий, б) равенство промежутков между ними, в) параллельность линий, г) одинаковость углов схождения или пересечения линий, вплоть до зигзагов с тремя пиками и до четырех конечного прямоугольного креста. В комплексе Ля Феррасси каждое из направлений фиксировано на изолированных предметах (плиты, кость), молодонская композиция — первый случай их суммирования в оформлении одного предмета. Здесь ямки, черные и резные линии располагаются на лопатке таким образом, что в ряде случаев образуется новый для пижнепалеолитической графики мотив: линии перекрещиваются или сходятся под прямым углом, образуя не только 4-угольные кресты, но и прямоугольные фигуры со смежными углами; однако попытки чередования в одном направлении однородных элементов (ямок, линий) не продолжаются далее трех.
Рассмотренные образцы внеутилитарной деятельности формирующихся людей содержат несомненные признаки сложной длительной эволюции познавательной и творческой активности первобытного человечества от ашеля до конца мустье. Техника, формы, начертания отдельных элементов, другие достижения изобразительной деятельности нижнего палеолита сохраняются и развиваются затем в верхнем палеолите и в последующие эпохи сложения первобытного искусства и первобытных позитивных знаний. В свою очередь, ашело-мустьерская эпоха духовного развития человечества глубоко коренилась в общественной и производственной предоснове его становления. Вне этого обстоятельства не могут получить адекватную интерпретацию интересующие нас памятники, и прежде всего такие их черты:
1.	Общий рост к финалу нижнего палеолита числа вещей и разнообразие их форм.
2.	Рост числа повторений однородного графического элемента на одной вещи (если в Пеш де л’Азе на ребре быка в ашеле вырезаны вполне четко не более 3 бесспорно однородных эле
402
Глава пятая
ментов подряд, то на диафизе из Ля Феррасси в позднем мустье — не менее чем 9 параллельных линий).
3.	Усложнение форм графических элементов (от борозд, «уголков» и подобия зигзага в Пеш де л’Азе до зигзагов в Бачо-Киро, прямоугольного 4-конечного креста в Цонской, прямоугольника в Молодова 1). В ряде случаев можно констатировать начертание фигур, практически правильных в геометрическом отношении.
4.	Тенденция к объединению разнородных мотивов внеутили-тарной деятельности в одно целое. Помимо комплексов Ля Феррасси, Тата (круг, крест, окрашенная «чуринга» из зуба мамонта), лопатки мамонта в Молодова 1 (красочные и резные линии, фигуры типа крестов и прямоугольников, ямки), здесь следует упомянуть, что в Ля Кина мустьерцы оставили не только куски краски, но также фалангу оленя и клык лисы со специально просверленными (для подвешивания?) отверстиями, каменные шары, наконец, тщательно обработанный чечевицеобразный диск из известняка диаметром 22 см2в7. Ближайшие аналогии последний предмет находит в мустьерских кремневых дисках меньших размеров, изготовленных из нуклеусов с помощью такой тщательной отделки, которую исследователи затрудняются связать с какой-либо утилитарной целью. Л мустьерская костяная подвеска из крымской стоянки Пролом, имеющая отверстие и заполированную (очевидно, вследствие длительного ношения на груди) поверхность, может служить веским доказательством практики изготовления такого рода предметов у палеоантропов268.
Эти факты отражают развитие внеутилитарной направленности первобытного сознания и деятельности. Нижний палеолит характеризуется ростом числа орудий, типов орудий, типов операций для изготовления орудий. Дальнейшее развитие первобытной техники неизбежно требовало все более точной ориентации в количественных, пространственных, временных соотношениях. Очевидно, в коллективах формирующихся людей способности к такого рода ориентации довольно рано вышли за пределы, свойственные высшим животным (например, доступные последним различения небольших количеств, в пределах 5—6, предметов) 269 Все больше данных говорит в пользу того, что палеоантропы уже уверенно шли по пути освоения начальных элементов счета и числа как упорядоченного множества.
Так, если аптелъское рубило, как мы помним, представляло со бой «ископаемую концепцию», то достижение его симметричной формы требовало определенной абстракции, какого-то подобия двоичного счета: однозначного соответствия в повторении сепии ударов на двух сторонах заготовки. Это правило затем переносится в графику, уже в среднеашельской гравировке мы видим простейшее симметричное начертание (повторяются уголки из двух сходящихся линий), в мустье аналогичные построения разнообразятся, Троекратные повторения уголков рз двух лцнцй (Пеш де
СТАНОВЛЕНИЕ ЧЕЛОВЕЧЕСКОГО ОБЩЕСТВА
403
л Азе, Эрмитаж), продолжение ряда параллельных, линии до У (Ля Феррасси) дают основания для сомнения в том, что практика конкретного счета палеоантропов не шла далее трех — вполне возможного предела счета их предшественников. В этой связи вспомним упоминавшиеся находки в мустьерских «медвежьих пещерах»: группа из 5 черепов медведей здесь повторяется по крайней мере в трех пунктах: Нетерсхеле, Зальцофен, Клюни.
Для понимания особенностей становления счета у палеоантропов — поскольку счет является «первой теоретической деятельностью рассудка, который еще колеблется между чувственностью и мышлением» — вспомним следующие факторы их жизнедеятельности: разделение целого па части (на первой стадии выработки орудий, при разделе добычи), составление целого из частей (сооружение жилищ, оборудование очагов, изготовление составных орудий), простейшие парные соотношения (две руки, день и ночь, тепло и холод и т. п.), единообразное повторение сходных элементов в пространстве и во времени (ходьба и бег в преследовании дичи, симметрия и ритм в создании орудий, дли тельное поддержание огня и т. д.).
В разных формах осознаваемые, многократно повторяемые из поколения в поколение, эти факторы неизбежно вели ко все более строгому рациональному упорядочиванию количественных, пространственных, временных соотношений, вплоть до выражения этих соотношении в практическом счете (от зрительных и осяза тельных ею начал до фиксируемых в речи, в группировке средств счета, в повторении графических элементов на разных по верхностях, включая дерево, кость, камень), в элементарных геометрических построениях с простейшими мерами и фигурами (разнообразные линии: параллельные, сходящиеся под углом и т. д., крест, прямоугольник, круг, диск, шар). Вероятным является отражение в них простейших астрономо-географических, биологических, геологических представлений, понятий, знаний, корнями своими уходящих в доизобразительную эпоху истории нижнего палеолита, где они тесно сплетались с начально-эмпирическими основами других сфер зачаточно-рационального постижения действительности.
Первоначальные тесные переплетения разных сфер первобытных знаний с чувственно-эмоциональным переживанием труда, добывания, фиксации, хранения, использования, развития информации и, конечно, с порождавшей их общественно-производственной практикой, разумеется, весьма затрудняют анализ этого первобытного познавательно-творческого синкретизма, перевод его на язык, свойственный современной научной классификации.
Трудно оспорить утверждение типа: «Так же как орудие труда было основой физики и механики, так и огонь является основой химии» zri. Но дело в том, что названные культурные достижения ранней поры нижнего палеолита связаны с гораздо более
404
Рлава пятая
широким познавательно-творческим контекстом. Так, долговременное поддержание огня практически невозможно без соответствующего уровня разделения труда, достаточно четкого соотнесения количества топлива со врменем его горения и границами огня в пространстве, т. е. соответствующих расчетов пространственно-временных и количественных параметров для настоящего и предвидимого будущего.
Успешное решение такого рода задач формирующимися людьми способствовало выработке предоснов знаний, освоению новых ритмических и цветовых соотношений. Подобно солнцу, огонь согревал и светил, а эта аналогия между небесным и земным источниками энергии, способствуя выделению прежде всего красного и черного цветов в палитре будущих ритуалов и росписей палеолита, не могла не стимулировать столь же древних наблюдений за связью земных и небесных явлений. В этой связи заслуживают внимания, помимо уже упоминавшихся находок минеральных красителей в раннеашельских местонахождениях Олдо-вай, Амброна, Терра Амата, краткие предварительные сообщения об открытии кусков охры со следами их намеренного использования в ашельской стоянке Бечов (ЧССР), а также крупной кости с ритмично повторяющимися нарезками на относящейся к миндель-риссу стоянке Бильцингслебен (ГДР) 272. Сезонный характер организации промыслов и всей жизнедеятельности аше-ло-мустьерских охотников зависел от суточных и годовых ритмов движения Солнца и соответствующих регулярных изменений в окружающей природе. Все это требовало внимания к траектории движения светила, от точки восхода до точки заката,— такова, следовательно, еще одна практически важная область формирования предоснов математических и геофизических знаний, зависевших от развития простейших астрономо-географических и биологических наблюдений.
Общий ритм жизни делал совместные действия в коллективе едиными, облегчающими достижение общей цели с меньшей затратой сил, т. е. наиболее продуктивными и рациональными. Процесс труда с ритмичными движениями и звуками был легче и вызывал больше положительных эмоций, что определило, по-видимому, довольно раннее развитие в первобытном обществе ритмичных трудовых песен, простейших музыкальных сопровождений разных видов деятельности 273. Возможным косвенным свидетельством в пользу их столь раннего бытования представляется бесспорное внимание палеоантропов к разным проявлениям ритма, что запечатлено в тщательно выверенной симметрии рубил и в графике, изначально выражавшей ритмичные повторения условных однородных элементов.
Ашельские рубила с их симметричной формой некоторые археологи рассматривают в качестве древнейших материальных свидетельств формирования первых устойчивых навыков эстетиче
СТАНОВЛЕНИЕ ЧЕЛОВЕЧЕСКОГО ОБЩЕСТВА
405
ского освоения реальной действительности, зарождения потребности в изготовлении не только полезных, но вместе с тем и красивых изделий. Ритм работающих рук создавал первые образцы точности, гармонии, красоты. Первобытная графика свидетельствовала о постепенном отделении средств общения от орудий труда, о первых шагах условного фиксирования абстрагирующей работы ума; графика нижнего палеолита отражала качественно новый уровень развития рационально-познавательного и эмоционально-эстетического освоения действительности. В своих высших достижениях эта графика предстает перед нами одновременно как первая попытка построения орнамента и как простейший носитель свойств, присущих математической структуре (в определении Бурбаки) 274.
В этой связи новый смысл приобретают примеры использования палеоантропом красной и черной краски, форм четырехугольных крестов, кругов. Таковы комплексы в Тата, Ля Кина (охра, круг, крест; охра, диск, «подвески»). Продолжая, отметим использование формы круга в жилищах второй половины нижнего палеолита, погребениях мустьерцев [Тешик-Таш, Монте-Чирчео], погребениях останков зверей в мустье [Клюни и др.]. Прочная связь в последующей первобытной символике круга, креста, красного цвета с представлениями о Солнце — небесном огне, дополняемая в мустье ориентировкой погребенных по линии восток — запад, довольно определенно намечает связь упомянутых мусть-ерских памятников с развитием начальных астрономических, биологических и географических представлений, возможно, вплоть до зарождения идеи о мире как едином целом 275. Что, впрочем, не исключает вероятного использования, например, красителей в Пеш де л’Азе 1 в иных целях (раскраска тела, одежды, шкур, жилищ, диктуемая верованиями и медицинскими соображениями) 278. Как свидетельство определенных медико-ботанических позпаний (достаточно развитых по сравнению с навыками «самолечения» растениями у антропоидов и других животных) естественно рассматривать нахождение пыльцы цветов целебных растений в могиле шанидарского палеоантропа. Мустьерские погребения людей и животных свидетельствуют о зарождении биологических понятий: тут отчетливо проявляется осознание различий между живым и мертвым организмом, выделение элементов анатомического строения, различение определенных видов животных и т. д.
В конце нижнего палеолита и особенно в верхнем палеолите погребения содержат охру — универсальный первобытный символ горячей крови и самой жизни. Наличие охры (как и графики) можно рассматривать как естественное стремление первобытного коллектива акцентировать, вопреки разрушительной для него слепой стихии смерти, созидательное, жизнеутверждающее начало, способствующее продолжению рода.
406
Глава пятая
Все это свидетельствует об усилении сплоченности коллектива, О постепенном осознании непрерывности общественных традиций, что создавало фундамент для последующего развития рациональных знаний и возникновения изобразительного искусства на основе изобразительной деятельности.
К рубежу нижнего и верхнего палеолита, судя по археологическим данным, определенно оформляется орнамент, основанный на выделении ритмически упорядоченных элементов-символов труда, общения и познания, и завершается сложение предпосылок к созданию первых художественных образов животных и людей в графике, цветописи, скульптуре.
В нижнем палеолите происходит вызревание художественнообразного творчества 277. При этом под синкретизмом указанного процесса понимается нерасчлененность разных проявлений художественной деятельности (орнаментация, пение, танец и т. п.), однако это не означает равноправного сосуществования ранних форм искусства и рационального знания, с одной стороны, и ранних форм религии — с другой.
Вместе с тем реалии палеолита ясно показывают несостоятельность гипотез о том, что истоки и стимулы развития искусства лежат в сфере инстинктов, в биологии человека. Напротив, предыстория искусства в нижнем палеолите неотделима от общественного и интеллектуального прогресса формирующихся людей, от развития их рациональных знаний. Растет массив данных о том, что линия и цвет выполняли многообразные функции в рационально-познавательной сфере, прежде чем стать основными средствами художественного творчества, а некоторые локальные различия в графике нижнего палеолита (выделение числа 3 на западе Европы, креста с 4 концами — на востоке) определили развитие в искусстве верхнего палеолита двух этнокультурных вариантов первобытного художественного творчества, систем счета, первобытной космологии 278. Эти свидетельства в ряду многих других также показывают, что па завершающем этапе становления человека и общества вырисовываются те богатейшие потенциальные возможности духовного прогресса человечества, которые частично реализуются в период расцвета первобытного общества.
Прогресс и регресс в эволюции поздних палеоантропов. В свете приведенных выше данных бесспорным является, что по уровню развития общественного сознания поздние палеоантропы несомненно стояли выше ранних палеоантропов. Они бесспорно были выше ранних палеоантропов по уровню своего общественного развития. Поздние палеоантропы были представителями нового, более высокого этапа в формировании человеческого общества, закономерно пришедшего на смену предшествующему этапу. В этом отношении ни о каком их уклонении от пути, ведущего к неоантропу, не может быть и речи. Прогресс, причем огромный,
СТАНОВЛЕНИЕ ЧЕЛОВЕЧЕСКОГО ОБЩЕСТВА
407
несомненен. В плане развития общественных отношений поздние палеоантропы бесспорно являются предшественниками человека современного типа.
Как свидетельствуют все данные, праобщина поздних палеоантропов представляла собой прочный, сплоченный коллектив все члены которого проявляли всестороннюю заботу друг о друге. Праобщина поздних палеоантропов была коллективом не только единым, но и осознавшим (в форме тотемизма) свое единство. Но осознание человеческим коллективом своего единства, осознание общности всех его членов было одновременно и осознанием отличия всех членов данного коллектива от всех остальных людей.
До возникновения тотемизма различие между членами разных праобщин осознавалось просто как различие между людьми, входившими в состав разных групп. Когда человек переходил из одной праобщины в другую, он переставал считаться членом первой и начинал считаться членом второй. Конечно, при этом члены второй праобщины помнили, что данный человек не родился в ней, а пришел извне. Но это не мешало им рассматривать пришельца как члена именно этой, а не иной группы.
С возникновением тотемизма человек, родившийся в группе, считался принадлежащим к ней в силу того, что у него был тот же тотем, что и у остальных членов группы, он имел ту же самую плоть и кровь, был одного «мяса» с ними. И теперь от членов других праобщин его отличало не просто реальное вхождение в иную группу, а наличие у него иного тотема, иной плоти и крови. Человек теперь пожизненно нес на себе знак принадлежности к одной определенной группе, а именно к той, в которой родился. С возникновением тотемизма члены разных праобщин были разделены четкой гранью, перейти которую в принципе было невозможно. Теперь даже если бы человек перешел из одной праобщины в другую, в принципе он навеки должен был оставаться чужаком.
Превращение праобщины в крепко спаянный коллектив, члены которого осознали как свое единство, так и отличие от членов других таких же групп, имело своим следствием ее замыкание в себе. Прекратилась перегруппировка состава и перемешивание человеческих коллективов. Конечно, замкнутость праобщин поздних палеоантропов нельзя понимать как абсолютную. Вхождение в состав тех или иных праобщин отдельных людей или даже групп людей, родившихся за их пределами, могло иметь место. Однако о замкнутости коллективов поздних палеоантропов свидетельствуют и самые последние данные археологии.
Не вызывает сомнения, что стоянки второй половины позднего археолита подразделяются на множество групп, для каждой из которых характерен определенный набор каменных орудий. Одни археологу говорят о наличии в позднем мустье различных архео
408
Глава пятая
логических культур, другие предпочитают писать о локальных вариантах или просто вариантах каменной индустрии.
Частой, если не вообще характерной для позднего мустье является ситуация, когда в одном и том же районе бок о бок существуют стоянки, относящиеся к разным археологическим культурам. Так, например, в районе Дордони — Вьенна во Франции сосуществовали такие выделенные Ф. Бордом культуры, как мустье с ангельской традицией, типичное мустье, зубчатое мустье и, наконец, два варианта тарантского мустье: мустье типа Ля Кина и мустье типа Ля Феррасси. И хотя коллективы, относящиеся к разным археологическим культурам, жили вперемешку на одной ограниченной территории в течение десятков тысяч лет, никаких влияний их друг на друга не обнаруживается. Это свидетельствует об отсутствии между ними сколько-нибудь регуляр пых контактов, об их замкнутости, изоляции друг от друга 279.
Отсюда следует, что единство материальной культуры у определенного числа коллективов не могло сложиться в результате взаимного влияния праобщин, первоначально обладавших разными культурами. Оно должно было возникнуть совершенно иным путем. Единственное объяснение, которое напрашивается: коллективы, отличавшиеся общей культурой, возникли в результате ряда последовательных делений человеческих групп, восходивших к исходной, первоначальной праобщине. Иначе говоря, общность культуры была здесь результатом единства происхождения. Праобщины, относящиеся к одной культуре, образовывали общность, но только не органическую, целостную, социальную, а генетикокультурную. И не только возникновение, но и длительное существование этой общности не предполагает с необходимостью прочных связей и вообще каких бы то ни было контактов между входящими в нее праобщинами. Поддержание единства культуры обеспечивал такой фактор, как сила традиции.
Если праобщины поздних палеоантропов уже были замкнутыми, изолированными коллективами, то ясно, что процесс их замыкания в себе, процесс их изоляции друг от друга начался раньше, на стадии ранних палеоантропов. Это предположение также находит подтверждение в данных археологии. А. Люмлей, указавший на существование во Франции начиная с рисса четырех археологических культур: ашельской, тейякской, эвеноской и премустьерской, подчеркнул, что хотя люди, являвшиеся носителями этих культур, и жили бок о бок многие десятки тысяч лет, практически они не знали друг о друге. Взаимное влияние, если имело место, то крайне редко 28°.
Прогрессирующее замыкание праобщин в себе, их изоляция друг от друга имела своим следствием превращение каждой из них в группу, состоящую из кровных родственников. Возникновение инбридинга (т. е. близкородственного скрещивания), причем довольно тесного, ибо размеры праобщин были сравни
СТАНОВЛЕНИЕ ЧЕЛОВЕЧЕСКОГО ОБЩЕСТВА	409
тельно невелики, не могло не сказаться на физическом развитии палеоантропов. С неизбежностью произошло обеднение их наследственной основы. Морфологическая организация палеоантропов утратила эволюционную пластичность и приобрела консервативный характер. В результате стала невозможной сколько-нибудь существенная перестройка морфологической организации палеоантропов, а, следовательно, и их дальнейшее развитие по пути к неоантропу. Соответственно перестал действовать праобщинно-индивидуальный отбор.
Разумеется, морфологический облик палеоантропов не мог утратить вообще всякую способность к изменениям. Невозможной стала лишь дальнейшая сапиентация, развитие по пути аромор-фоза, т. е. повышения общего уровня морфологической организации. Что же касается идиоадаптации, т. е. изменений приспособительного характера, не выходящих за рамки уже достигнутого общего уровня развития, то она была не только возможной, по и неизбежной.
С затуханием праобщинно-индивидуального отбора на первый план снова вышел обычный индивидуальный естественный отбор, под воздействием которого изменение морфологического облика палеоантропов пошло по линии возрастания физической силы и общего огрубления всего их организма, т. е. в сторону от пути ведущего к человеку современного типа. Следствием и было превращение ранних генерализованных неандертальцев в поздних специализированных. Морфологический облик западноевропейских классических неандертальцев носит столь явные черты эволюционной застойности, что многие антропологи прямо характеризуют их как консервативных неандертальцев.
Отклонение физического развития поздних палеоантропов от сапиентного направления является, таким образом, пе случайностью, вызванной стечением неблагоприятных внешних обстоятельств, а закономерным результатом эволюции праобщества. Поэтому явные черты специализации и застойности обнаруживаются не только у западноевропейских, но и вообще у всех поздних палеоантропов, где бы они ни жили. Многие антропологи, отмечая определенные отличия палеоантропов типа Табун, Шанидар от западноевропейских поздних неандертальцев, в то же время и их характеризуют как консервативных.
Таков один из возможных вариантов решения вопроса о причинах отклонения развития поздних палеоантропов от сапиентного направления. Оно объясняет не только своеобразие облика поздних неандертальцев, но особенности развития их каменной индустрии. Изоляция и инбридинг, сделав невозможным коренную перестройку морфологической организации производящих существ, закрыли тем самым дорогу для сколько-нибудь глубоких сдвигов в эволюции производственной деятельности. В результате развитие каменной индустрии приобрело противоречивый ха
no
Рлава пятая
рактер. С одной стороны, переход от среднего ашеля — раннего мустье к позднему мустье был значительным шагом вперед, а с другой, он же в определенной степени обернулся и регрессом. Подобно тому как в морфологическом облике ранних палеоантропов противоречиво сочетались архаические и сапиентные черты, в каменной индустрии среднего ашеля — раннего мустье примитивные особенности столь же противоречиво соседствовали с такими, которые характерны для позднепалеолитической техники человека современного типа. У ряда локальных вариантов (например, аму-дийские слои стоянок Ябруд, Табун и др.) позднепалеолитические признаки выражены столь отчетливо, что некоторые археологи характеризуют их как настоящие верхнепалеолитические культуры281.
Подобно тому как при переходе от ранних палеоантропов к поздним были утрачены присущие первым сапиентные признаки, переход от среднего ашеля — раннего мустье к позднему мустье сопровождался почти полным исчезновением позднепалеолитиче-еких черт в каменной индустрии палеоантропов. С переходом к позднему мустье эволюция техники в ряде отношений приняла застойный характер На это в свое время указывали многие ученые, в частности американский исследователь Г. Ф. Осборн 282 и советский археолог II. П. Ефименко 283.
В последнее время американский археолог Р. Солецки обратил особое внимание не только на консерватизм морфологического облика людей из Шанидара, практически не изменившихся за более чем 15 тыс лет, но и на застойный (статнатный) характер их типичной мустьерской индустрии, не претерпевшей сколько-нибудь значительных изменений за несколько десятков тысяч лет 284.
Таким образом, огромный прогресс в формировании общественных отношений, которым был ознаменован переход от ранних палеоантропов к поздним, имел неожиданные последствия. Пре вращение праобщины в крепкий, сплоченный и тем самым замкнутый, изолированный коллектив привело к инбридингу и тем самым сделало невозможным сапиентацию и7 как следствие, продолжение формирования производства и общества. Завершение становления человека и общества было невозможно без преодоления замкнутости праобщин, их изоляции друг от друга. И, как свидетельствуют факты, эта замкнутость была преодолена. Становление человека и общества завершилось На грани раннего и позднего палеолита, 35—40 тыс. лет тому назад, палеоантропы превратились в готовых людей — неоантропов, а их праобщество — в сформировавшееся человеческое общество.
На вопрос о том, как это произошло, ответить далеко не просто. Могут быть предложены разные гипотезы.
СТАНОВЛЕНИЕ ЧЕЛОВЕЧЕСКОГО ОБЩЕСТВА
411
1
2
3
4
S
в
7
8
Э
10
11
12
13
14
15
16
17
18
19
20
21
22
23
24
25
26
27
28
Washburn S. L., Lancaster С. S. The evolution of hunting.— HO, p. 293, 296; Simonds P. E. Social primates. Evanston, 1974, p. 233 etc.
Новоженов Ю. И. Отбор на популяционном уровне.— ЖОБ, 1976, т. 37, № 6, с. 851.
Шовен Р. Жизнь и нравы насекомых. М.: Сельхозгиз, 1960, с. 197—198.
См.: Goodall J. Continuities between chimpanzee and human behavior.— HO, p. 83.
Шовен P. Жизнь..., c. 197—198; Он же. От пчелы до гориллы. М.: Мир, 1965, с. 85, 112.
См.: Семенов Ю. И. Об изначальной форме первобытных социально-экономических отношений.— СЭ, 1977, № 2; Он же. Эволюция экономики раннего первобытного общества.— В кн.: Исследования по общей этнографии. М.: Наука, 1979.
Mathiassen Т. Material culture of the Iglulik Eskimos.— RTE, Copenhagen, 1928, v. 6, N 1. p. 901.
Ленин В. И. Поли. собр. соч., т. 29, с. 194.
Briffault R. The mothers. V. 2. L., 1927, p. 252—253, 352—365; v. 3, L., 1927, p. 251—253; Рейнак С. Несколько замечаний о табу.— Атеист, 1926, № 5, с. 16.
Leakey М. D. Olduvai Gorge. V. 3. Excavations in beds I and II. 1960—1963. Cambridge, 1971, p. 1, 2, 64, 89, 93, 266, 269.
Ibid., p. 266, 269, 442.
Ibidem.
См., например: Борисковский IL И. Древнейшее прошлое человечества. Л.: Наука, 1979; Григорьев Г. П. Палеолит Африки,— В кн.: Возникновение человеческого общества. Палеолит Африки. Л.: Наука, 1977.
Leakey М. D. Olduvai Gorge, v. 3, р. 2.
Bordes F. Physical evolution and technological evolution in man: a parallelism.— WA, 1971, v. 3, N 1.
Isaac G. The food-sharing behavior of protohuman hominids.— SA, 1978, v. 238, N 4, p. 104.
Чайлд В. Г. Археологические документы по предыстории науки.— ВИМК, 1957, № 1, с. 30.
Childe G. Social evolution. L., 1951, p. 73.
См.: Classification and human evolution. Ed. by S. L. Washburn. VEPA. Chicago, 1963, N 37.
Дебец Г. Ф. О систематике и номенклатуре ископаемых форм человека.— КСИИМК, 1948, № 23.
См.: Неструх М. Ф. Обезьянолюди и их отношение к прочим ископаемым гоминидам.— УЗМГУ, 1948, вып. 115, с. 13.
W eidenreich F. Giant ealy man from Java and Southern China.— APAMNH, 1945, v. 40, pt. 1.
Koenigswald G. H. R. Java: pre-Trinil man.— PVIII ICAES, v. 1, p. 104—105. Гремяцкий M. А. О филогенетических связях древнейших гоминид.— КСИЭ, 1952, № 15.
Koenigswald G. Н. R. Ealy man in Java.— PMP, p. 304, 306.
Ср.: Рогинский Я. Я., Левин М. Г. Антропология. М.: Высшая школа, 1978, с. 233; Koenigswald G. Н. R. Java: pre-Trinil man, р. 105; Riscuita С. A study of the Modjokerto infant calvarium.— PMP, p. 374.
Broom R., Robinson I. T. Man contemporaneous with the Swartkrans ape-man.— AJPhA, 1950, v. 8, N 2; Robinson J. T. Telanthropus and its phylogenetic significance.—AJPhA, 1953, v. 11, N 4, p. 500; Idem. Australopithe-cines and their bearing on the origin of man.— ARSI for 1961. Washington, 1962.
Dart R. Australopithecus prometheus and telantropus capensis.— AJPhA, 1955, v. 13, N 1; Clark W. E. Le Gross. The fossil evidence for human evolution. Chicago, 1955, p. 157—158.
412
Глава пятая
29
30
31
32
33
3 , 35
зь
37
38
39
40
4 1
42
43
44
45
46
47
48
49
50
51
52
53
54
55
56
57
58
Leakey L S В, Tobias Р V, Napier J R A new species of genus Homo from Olduvai Gorge — Nature, 1964, v 202 N 4927
Tobias P V, Koenigswald G H R A comparison between Olduvai homini-des and those of Java and some implications for hominid philogeny— Nature 1964, v 204 N 4958
Robinson J T Homo «habilis» and austialopithecus — Nature, 1965, v 205 N 4967
Robinson J R The bearing of East Rudolf fossils on early hominid systematics— Nature 1972 v 240, N 5377, p 240
Oakly К P the eailiest tool makers — EH p 267, Кочеткова В И Новые данные о микроструктуре мозга гоминид и их интерпретация — ВА, 1970, вып 34, с 10 и др
Koenigswald G Н R Early man in Java p 301
Koenigsivald G H R Java pie Trinil man, p 105 Riscuita C A study p 374
Boaz Л T, Howell F C A gracile hommid cranium from Uppei Member G of the Shungura formation — AJPhA, 1977, v 46, N 1
Leakey M D Olduvai Gorge, p 13
Curtis G H, Hay R L Further geological studies and potassium argon da ting of Olduvai Gorge and Ngorongoro crater — CHE p 294
Isaac G L Chronology and tempo of culture change during the pleistoce ne — CHE, p 386, Leakey M D Cultural patterns in the Olduvai sequence — ATA p 477
Hay R L Stratigraphy of beds I through IV, Olduvai Gorge, Tanganyika — CA, 1965, v 6, N 4, p 389
Ibidem
Leakey M D Olduvai Gorge, p 4, Howell I C Pliocene / pleistocene homi-nidae in Eastern Africa — CHE p 334
Isaac G L Chronology p 409, Leakey M D Culture patterns p 486, Clark J D A comparison of late asheulean mdustiies of Africa and Middle East — ATA, p 608
Pilbeam D R Middle pleistocene hominids — ATA, p 827
Rightmire G P Cranial remains of Homo erectus from Bed II and IV 01 duvai Gorge Tanzania — AJPhA, 1979, v 51, N 1, p 100
Isaac G L Chronology , p 409, 410
Howell F C, Coppens Y An overview of homimdae from the Omo succes sion, Ethiopia — EMER p 531
Иванова И К Геологический возраст ископаемого человека М Наука, 1965, с 37—38
Oakly К Р Dating of emeigence of man — AOS 1962, v 18, N 75, p 420 Jacob T Paleontological discoveries in Indonesia — JHE 1973, v 2, N 6, p 477, Idem Morphology and paleoecology of early man tn Java — PMP, p 320
Pilbeam D R Middle pleistocene hominids p 830
Correlations charts complied at the symposium — ATA, p 891
Pilbeam D R Middle pleistocene hominids p 830
Иванова И К Геологический возраст с 37—38
Pilbeam D R Middle pleistocene hominids, p 823, Jacob T New finds of lower and middle pleistocene hommmes from Indonesia and examination of their antiquity — EPSEA, p 14; idem Hominid evolution m South East Asia — APhAO, 1979, v 14, N 1, p 2
Pilbeam D R Middle pleistocene hominids, p 823, Leakey R E Skull 1470 — NG, 1973, v 143, N 6, p 820—829, Idem Evidence for advanced plio-pleistocene hommid from East Rudolf, Kenya — Nature, 1973, v 242, N 5348, p. 447, 449, 450
Урысон M И Неужели человеку 3 миллиона лет’ — Природа, 1974, № 6 Walker A Remains attiibutable to austialopithecus m the East Rudolf sussession — EMER p 488—489
СТАНОВЛЕНИЕ ЧЕЛОВЕЧЕСКОГО ОБЩЕСТВА
413
59
60
61
62
вз
64
65
66
67
68
69
70
71
72
73
74
75
76
57
78
19
80
81
82
83
34
85
Wells L И Foward from Taung — JHE v 2, N 6, 1973 p 564—565 Walker A , Leakey REF The hominids of East Turkana — SA, 1978 v 239, N 3, p 53—54, Koobi Fora research pro]ect V 1 The fossil hominids and an introduction to their context 1968—1974 Oxford 1978, p 89, 131 Walker A , Leakey REF The hominids p 51, 55
Taieb M, Johanson D C, Coppens Y Aronson J L Geological and paleontological backgrounds of Hadar hominid site Afar, Ethiopia — Nature, 1976 v 260, N 5549, p 289—293, Johonson D C Taieb M Pho pleistocene hominid discoveries in Hadar, Ethiopia — Ibid p 293—297, Johonson D C, Whi te T D A systematic assesment of early African hominids — Science, 1979 v 203, N 4378, p 331—328
Lumley H de Cultural evolution m France in its paleoecological setting during the middle pleistocene — ATA p 747 751
Ibid, p 755
Zenner F E Dating of Past L, 1952, p 285, Morias H L The old stone age — In Man Culture and society N Y, 1956, p 55
ДебецГ Ф О систематике
Иванова И К Геологический возраст , с 41—43
Kretzoi М Vertes L Upper Bihanan (inter mmdel) pebble industry occupation site m Western Hungary — CA 1965, v 6, N 1, Археология Венгрии Каменный век М Наука, 1980, с 31
Correlation chart complied at symposium ATA, p 897; Археология Венгрии Каменный век с 31
Иванова И К Геологический возраст , с 39—40
Там же, с 46—47
Там же, с 48, Oakly К Р Dating the emergence of man, p 424; Lestred P E Hominid cranial capacity versus time — JHE, 1975, v 2, N 5, p 407, Correlation charts , p 892
Алексеев В П Палеоантропология земного шара и формирование человеческих рас Палеолит М Наука, 1978, с 31—32, VISek Е A new discovery of Homo erectus m central Europe — JHE, 1978, v 7, N 3
Иванова И К Геологический возраст , с 56—58
Там же, с 56, 59, Lestred Р Е Hominid cranial capacity , р 407, Pilbeam D R Middle pleistocene hominids, p 833 Correlation sharts , p 825, 827. Иванова И К Геологический возраст , с 54
Гаджиев Д В, Гусейнов М М Первая для СССР находка ангельского человека (Азербайджан, Азыхская пещера) — Уч зап Азербайджанского гос мед ин та, Баку, 1970, т 31
Любин В И Нижний палеолит Кавказа — В кн Древний Восток и мировая культура М Наука 1981, с 13
Butzer К Environment and archaeology Chicago, 1964, p 37—39, Pilbe-am D R Middle pleistocene hominids, p 821, Lumley H de Cultural evolution , p 756, 771
Мортилье Г де и Мортилье А де Доисторическая жизнь СПб XX век 1903, с 133
Обермайер Г Доисторический человек СПб Брокгауз — Ефрон, 1913 с 183
Ефименко П И Первобытное общество Киев АН УССР, 1953, с 150, см также с 245, Окладников A И Исследование памятников каменного века Таджикистана — МИА, 1958, № 66, с 69
Bordes F The old stone age N Y, Toronto, 1977, p 116, 140, Lumley H de Cultural evolution , p 790
См Ефименко R П Дородовое общество — ИГАИМК, 1934, вып 7, с 167; Он же Первобытное общество Л Соцэкгиз, 1938, с 227, Равдоникас В И История первобытного общества Ч 1 Л Изд-во ЛГУ, 1939, с. 185; Ар-циховский В А Введение в археологию М Изд-во МГУ, 1947, с. 11.
Черныш А И Ранний и средний палеолит Приднестровья — Труды комиссии по изучению четвертичного периода XXV М Наука, 1965 с 128
414
Глава пятая
86	Там же, с. 129.
87	Bordes F. Mousterian culture in France.— Science, 1961, v. 134, N 3482 p. 813.
88	Борисковский П. И. Древнейшее прошлое человека, с. 16; Isaac G. L. Chronology.... р. 385: Butzer К W. Environment, culture and human evolution.^ AS. 1977. v. 65, N 5, p. 578.
89	См.: Арциховский В. А. Введение в археологию, с. 10—11; Кларк Дж. Д. Доисторическая Африка, с. 8—9. 75, 80 и др.
90	См.: Klein R. G. Chelloan and achellean on the territory of the Soviet Union.— AA, 1966, v. 68, N 2, pt. 2, p. 8; Zeuner F. C. Dating of Past, p. 285.
91	Борисковский П. И. Древнейшее прошлое человечества, с. 16; Zenner F. С Op. cit., р. 386—287; Howell F. С. Observations on the earlier phases of the European lower paleolithic.— AA, 1966, v. 68, N 2, pt. 2, p. 137; Lumley H. de. Cultural evolution..., p. 774—790.
92	Lumley H. de. Op. cit.. p. 774—798.
93	Ibid., p. 771; Bordes F. Physical evolution.... p. 2.
94	Любин В. П. К вопросу о методике изучения нижнепалеолитических орудий.— МИА, 1965. № 131, с. 38—39; Праслов Н. Д Ранний палеолит Северо-Восточного Приазовья и нижнего Допа.— МИА, 1968, № 157, р. 144.
95	Праслов II. Д. Указ, соч, с. 144—145.
96	Goodwin А. I. Н., Lowe V. van Rift. The stone age culture of South Africa.— Annals of the South African Museum, 1929, v. 21.
97	Proceedings of third Pan-African Congress on prehistory, Livingstone. 1955. L„ 1957.
98	Кларк Дж. Д. Доисторическая Африка, с. 8—9, 99, 101, 167; Gabel С. African prehistory.— BRA, 1965, р. 60.
99	Klein R. G The ecology of early man in Southern Africa.— Science, 1977, v. 147. N 4299. p. 121.
100	Clark J. D. The legacy of prehistory.— In; The Cambridge history of Africa. V. 2. L. etc., 1978, p. 37.
101	Кларк Дж. Д. Доисторическая Африка, с. 9, 100—103.
102	Там же, с. 99. 101.
193	Clark I. D. African origins.... р. 29.
104 Klein R G. Chellean.... p. 118. 120; Butzer K. Environment..., p. 578.
105 Butzer K. Op. cit., p. 573.
108 Любин В. П. Нижний палеолит.— В кн.: Каменный век на территории СССР. М.: Л., 1970, с. 19—27 (МИА), № 166; Борисковский П. И. Древний каменный век Южной и Юго-Восточной Азии. Л.: Наука, 1971; Он же. Древнейшее прошлое человечества, с. 93—94; Возникновение человеческого общества. Палеолит Африки. Л.: Наука, 1977; Формозов А. А. Проблемы этнокультурной истории каменного века на территории Европейской части СССР. М.; Наука. 1977, с. 13; Палеолит Ближнего и Среднего Востока. Л.: Наука, 1978, с. 22—23, 37. 197, 210, 225, 229, 238; Археология и палеогеография раннего палеолита Крыма и Кавказа. М.: Наука, 1978, с. 5—6; Ranov V. A., Dauls R. S. Towards a new outline of the Soviet Central Asian Paleolithic.— CA, 1979, v. 20, N 2, p. 249.
107	Clark J. D. African origins, p. 29.
108	Isaac G. L. Olorgesailie. Archaeological studies of a middle pleistocene lake basin in Kenya. Chicago; L., 1977, p. 213.
109	Isaac G. L. Traces of pleistocene hunters.— MH, p. 255—258.
110	Lee R. B. What hunters do for living...— MH, p. 31—32.
1,1 См.: Семенов Ю. И. О материнском роде и оседлости в позднем палеолите,— СЭ, 1973, № 4, с. 56—57.
112	Кларк Дж. Д. Доисторическая Африка, с. 92.
1,8	Tindale N. В. The pitjandjara.— HGT, р. 241—242.
114	Isaac G. L. Traces...
115	Кларк Дж. Доисторическая Африка, с. 89; Freeman L. G. Acheulean sites and stratigraphy in Iberia and the Magreh.— ATA. p. 679—680.
Становление человеческого общества
415
116	Кларк Дж. Д. Доисторическая Африка, с. 90.
117	Там же, с. 88.
118	Isaac G. L. Traces..., р. 258.
1	,9 Lumley Н. de. Cultural evolution..., p. 766—770.
120	Leakey M. D. Olduvai Gorge, p. 260.
121	Ibid., p. 199.
122	Hornell F. C. Observations..., p. 137; Lumley H. de. Cultural evolution..,, p. 766.
123	Freeman L. G. Archeulean sites..., p. 676—682.
124	Ibid., p. 674.
125	Howell F. C. Observations..., p. 102, 185.
126	Ibid., p. 100, 103, 104.
127	Freeman L. G. Acheulean sites..., p. 680.
128	Кларк Дж. Д. Доисторическая Африка, с. 88—89, 94.
129	См.: Lee R. В. What hunters do for living..., p. 46—48.
130	Ibidem.
131	Кларк Дж Д Доисторическая Африка, с. 76, 86.
132	J ам же, с. 96.
133	Мосте Н. L. Early man and pleistocene stratigraphy in Southern and Eastern Asia.— PPMAAE, 1944, v. 19, N 3.
134	Кларк Дж Д. Доисторическая Африка, с. 96.
135	Howell F. С. Observations..., р. 109; Coles J. М., Higgs Е. S. The archaeology of early man. L., 1969, p. 205.
138	Кларк Дж Д. Доисторическая Африка, с. 94.
137	Там же.
138	Борисковский П И Древнейшее прошлое человечества, с. 80—88.
139	Норшнев Б. Ф. О древнейшем способе добывания огня.— СЭ, 1955, № 1, Oakley К. Р. Use of lire by Neanderthal and his precursois.— HJN, p. 267— 268.
140	Freeman L G Acheulean sites..., p. 680.
141	Isaac G. L liaces of pleistocene hunters, p. 257—258, 261.
142	Freeman L. G. Acheulean sites..., p. 679—682.
143	См.: Семенов IO И Как возникло человечество. М.: Наука, 1966, с. 266— 269.
144	Маркс К., Энгельс Ф. Соч., г. 21, с. 41.
145	Weidemeich F. Giant eaily man..., p. 17.
146	W eidenreich F. The skull of sinanthropus pekinesis.— PS, new series D, N 10, Pehpei, 1943, p. 180—190, idem. The duration of life of fossil man in China and the pathological lesions found in his skeleton.—In: Weiden-reich I. Shoiter anthropological papers. N. Y., 1947, p. 197—199.
147	Weidenreich F. The duration of life..., p. 203.
,4P	Cm.: Bergounious F. M. Notes on the mentality of primitive man.— SLEM, p. 114—115; Hays H. R. In the beginnings. Early man and his gods. N. Y., 1963, p. 27, etc.
149	Jacob T. The problem of head-hunting and brain eating among pleistocene men in Indonesia.— APhAO, 1972, v. 7, N 2, p. 82—88.
150	См.: Семенов Ю. И. Происхождение брака и семьи. М.: Мысль, 1974, с. 70— 75.
151	Кларк Дж. Д. Доисторическая Африка, с. 80; Klein R. G. Chellean..., р. 119.
152	Толстов С. П. Проблемы родового общества.— СЭ, 1931, № 3-4, с. 83; Во-рисковский П. И. Исторические предпосылки оформления так называемого Homo sapiens.— ПИДО, 1935, № 3. с. 17; Сорокин В. С Некоторые вопросы истории первобытного общества.—СЭ, 1951, № 3, с. 148.
153	Конакова В. И. Количественная характеристика изменчивости лобной доли эндокранов ископаемых гоминид.— ВА, 1961, вып. 6, с. 15; Она же. Эволюция мозга в связи с прогрессом материальной культуры.— В кн.: У истоков человечества. М.: Изд-во МГУ, 1964, с. 202, 207; Она же. Эволюция специфически человеческих областей коры мозга гоминид.— ВА,
416
Глава пятая
1969, вып. 7, с. 16; Она же Возможные варианты микроструктуры мозга Homo habiiis.— ВА, 1969, вып 32, Она же Палеоневрология. М. Изд-во МГУ, 1973, с. 191, 195, 202
154	Leakey L S. В Recent discoveries at Olduvai Gorge, Tanganyika.— Nature, 1958, v. 181, p. 1099
155	Howell F C Observations , p 129
156	Lumley H de A paleolithic camp at Nice.— SA, 1969, v. 220, N 5, p. 47; Marshak A On paleolithic ochre and early uses of color and symbol.— CA 1981, v 22, N 2, p. 188.
157	Pei W C Notice of the discovery of quartz and other stone artifacts in the lower pleistocene hominid bearing sediments of the Choukoutien cave despo-sits — Bull of Geological society of China, 1931, v. 11, N 2, p. 109—146, Edwards S W, Clinick R. W Keeping the lower paleolithic m perspective — Man, 1980, v. 15, N 2.
158	Кларк Дж Д Доисторическая Африка, с. 100—108, Lumley Н de Cultural evolution. , р. 774—798.
159	Кларк Дж Д. Доисторическая Африка, с. 101.
160	Там же, с 100.
161	Береговая Н А Палеолитические местонахождения СССР—МИА, 1960, №. 81, Она же Открытия палеолита в СССР (1958—1968).— В кн.. Палеолит и неолит СССР. М. Наука, 1972 (МИА, № 185), Деревянко А П Каменный век Северной, Восточной, Центральной Азии Новосибирск, 1975; Ранов В А , Несмеянов С А Палеолит и стратиграфия антропогена Средней Азии Душанбе Доииш, 1973, Алпысбаев X А Памятники нижнего палеолита Южного Казахстана (О древнейшем заселении Казахстана первобытным человеком). Алма-Ата Наука, 1979, Борисковский П И Древнейшее прошлое человечества, с 129—159, Окладников А П, Васильевский Р С Северная Азия па заре истории Новосибирск Наука, 1980; Pow-Koy Sohn The early paleolithic industries of Sok chang-ni, Korea.— EPSEA, p 10—27
162	Борисковский П И. Древнейшее прошлое человечества, с. ИЗ.
163	Movius Н L A wooden spear of the third interglacial age from Lower Saxony.— SJA, 1950, v. 6, N 2, p 139—140, Howell F C Observations.., p. 185.
164	Howell F C, Clark J D Acheulean hunter-gatheiers of sub Saharian Africa.— AEHE, p. 520—521, idem Afiican origins , p. 29, Кларк Дж Д Доисторическая Африка, с. 99, 135
165	Борисковский П И. Древнейшее прошлое человечества, с. 116, 141
166	Muller-Beck Н Paleohunters m America, origins and diffusion.— Science, 1966, v. 152, N 3726, p 1196—1197
167	Сводку материалов и литературы по этому вопросу см. Семенов Ю И. Как возникло человечество, с 330—331, дополнительно см Любин В. П. Нижний палеолит, с. 36—39; Праслов И Д Раннии палеолит., с. 71; Археология и палеогеография раннего палеолита Крыма и Кавказа, с 56, 70, 80—81, 89, Алпысбаев X А Памятники иижпего палеолита , с 168— 169, 172, Борисковский П И Древнейшее прошлое человечества, с. 156; Бадер О Н, Бадер Н О Волчий грот, некоторые результаты изучения.— В кп Исследование палеолита в Крыму (1879—1979). Киев. Наукова думка, 1979, с. 25, Археология Венгрии Каменный век, с. 40, 43; Верещагин Н К, Барышников Г Ф Млекопитающие предгорного Северного Крыма в эпоху палеолита—ТЗИ, 1980, т 93, с. 39, Amud man and his cave site. Tokyo, 1970, p 54, Barker G W N Prehistoric territories and economics on central Italy.—Palaeoeconomy, L., 1975, p. 114—120.
168	Klein R G The ecology of early man , p. 120—121.
169	Любин В П Мустьерские культуры Кавказа. М • Наука, 1977, с. 26
170	Lee R В What hunteis do for living ., p. 48.
171	Черныш А П Раннии и средний палеолит Приднестровья, с. 36, Любин В П Нижний палеолит, с. 38, Алпысбаев X А Памятники нижнего палеолита..., с. 186.
СТАНОВЛЕНИЕ ЧЕЛОВЕЧЕСКОГО ОБЩЕСТВА
417
172	Klein G. R. G. The ecology..., р. 120—121.
173	Борисковский П. И. Древнейшее прошлое человечества, с. 36.
174	Clark G., Pig got S. Prehistoric societies. L., 1965, p. 59.
175	Lumley H. de. Cultural evolution..., p. 798.
176	Ibid., p. 798—799; Lumley H., Pillar B., Pillar F. L’habitat et les activities de I’homme du Lazaret.— In: Une Cabane acheuleenne la Grotte du Lazaret. P„ 1969, p. 214—215, 222—223.
177	Любин В. И. Нижний палеолит, с. 39; Рогачева А. И. Палеолитические жилища и поселения.— В кн.: Каменный век на территории СССР. М.: Наука, 1970, с. 67 (МИА, № 166).
178	Howell F. С., Clark J. D. Acheulean...
179	Lumley Н. de. Cultural evolution..., p. 790, 798.
180	Черныш А. П. Ранний и средний палеолит Приднестровья, с. 36—46, 88—89, 121.
181	Bourdier F. Prehistoire de France. P., 1967, p. 215—216.
182	Черныш А. П. Ранний и средний палеолит..., с. 129; Любин В. И. Нижний палеолит, с. 40.
183	См.: Семенов ТО. И. О материнском роде...
184	Bordes F., Sonneville-Bordes D. de. The significance of variability in paleolithic assemblages.— WA, 1970, v. 2, N 1, p. 65.
185	Butzer K. Environment and archaeology, p. 377—378.
186	Hrdlicka A. The Neanderthal phase of man.— ARSI for 1928. Washington, 1929.
187	Boule M. Les homines fossiles. Elements de paleontologue humaine. Paris, 1921.
188	Иванова И. К. Геологический возраст ископаемого человека, с. 70—71, 56, 64, 66, 72.
189	Там же, с. 58, 69.
190	Vollois Н. V. The Fonteshevade fossil men.— AJPhA, 1949, v. 7, N 3; idem. Neanderthals and praesapiens.— IRAI, 1954, v. 84, pt. 1, 2; Montagu Ashley M. F. Neanderthal and modern type of man.— AJPhA, 1952, v. 10, N 3 etc.
191	Clark W. E. Le Gros, p. 56—74.
192	Cm.: Campbell B. Human evolution. An introduction to man’s adaptations. Chicago, 1967, p. 348-350.
193	Иванова И. К. Геологический возраст..., с. 70—71.
194	Lumley Н. de. Cultural evolution in France, p. 774—775, 799—805.
195	Литературу см.: Семенов Ю. И. Как возникло человечество, с. 324—332; Он же. Происхождение брака и семьи, с. 290.
196	Якимов В. П.. Харитонов В. М. К проблеме крымских неандертальцев.— В кн.: Исследование палеолита в Крыму (1879—1979). Киев: Наукова Думка, 1979, с. 66; Данилова Е. И. Затылочная кость неандертальца из траншеи Заскальная V возле Ак-Кая.— Там же, с. 82—84; Векилова Е. А. К столетию открытия палеолита в Крыму.— Там же, с. 13.
197	Бадер О. Н., Бадер Н. О. Волчий грот, с. 27, 32; Колосов Ю. Г. Аккайские мустьерские стоянки и некоторые итоги их исследования.— В кн.: Исследование палеолита в Крыму...
198	Klein В. G. The middle paleolithic of the Crimea.— Arctic anthropology, 1965, v. 3, N 1.
199	Иванова И. К. Геологический возраст..., с. 111; Левин М. Г., Рогинский Я. Я. Антропология, с. 259.
200	Pycrajt W. Р. Description of the skull and other remains from Broken-Hill.— In: Rhodesian man and associated remains. L., 1928; Sampson C. G. The stone age of Southern Africa. N. Y.; L., 1975, p. 142—143.
201	Алексеев В. И. Палеоантропология..., с. 38; Livingstone F. More on middle pleistocene hominids.— CA, 1961, v. 2, N 2, p. 118; Brace C. L. The fate of the classic Neanderthals.— CA, 1964, v. 5, N 1; Agogino G. A. Comment to the article C. L. Brace.— Ibid.; Tobias P. V. Comment to article G. L. Brace.—
418
Глава пятая
Ibid, Jelmek J Neandeitlial man and Homo sapiens in Central and Eastern Europe — CA, 1969, v 10, N 5, Poulianos A Comment to article J Jellmek — Ibid, Brose D S, Wolpoff M N Eaily upper paleolithic man and late middle paleolithic tools — AA, 1971, v 73, N 5, Bilsborough A Cranial morphology of Neanderthal man — Nature, 1972, v 237, N 554
202	Howells W W Neanderthal man fact and figures —PMP, 1975, Timka as E , Howells W W The Neanderthals — SA, 1979, v 241, N 6
203	Blanc A C Some evidence for the ideologies of early man — SLEM, p 129 Vallois H V. The social life of early man evidence of skeleton — Ibid p 231
204	Weidenreich F Der Schadelfund von Weimar Ermgsdorf Jena, 1928, p 135 205 Vallois H V The Fonteshevade fossil man —AJPhA, 1949, v. 7, N 3, p 340 206 Keith A The antiquity of man V 1 L, 1929, p 196—197, Weidenreich F
The duration , p 203
207	Leakey L S В Adam’s ancestors L, 1953, p 201
208	Roper M К к survey of the evidence for intrahuman killing in pleistoce ne — CA, 1969, v. 10, N 4, p 437
209	Blanc A C Some evidence , p 124—128
2	,0 Solecki R S Shamdar lhe first flower people N Y, 1971, p 208—209, 212, Tnnkaus E Hard times among the Neanderthals — NH, 1978, v 87, N 10, p 61—62
211	McCown T D, Keith A The stone age of Mount Carmel, V 2, The fossil remains from the levalloise mousterian Oxford, 1939, p 74, 76, 373
212	Solecki R S Shamdar, p 184, 195—196, Tnnkaus E Hard times , p 62
213	Straus W L, Cave A J Pathology and the posture of Neanderthal man— QRB, 1957, v 32, N 4, Констэбл Д Неандертальцы M Мир, 1978, с 88, 101, Tnnkaus Е Hard times , р 63
214	Tnnkaus Е Op. cit, p 62
215	Hrdlcka A The skeletal remains of early man — SMC Washington, 1930 v 83, p 156, 272, 295—296, Tnnkaus E Hard times , p 63
216	Keith A The antiquity of man, v 2, p 389-390, Yearsley M The patholo gj ot the lelt temporal bone of the Rhodesian skull — In Rhodesian man and associate remains L, 1928, Courville С В Cranial injures m prehisto ric man with particular references to the Neanderthals — YPhA, 1951, v 6, p 197
217	Keith A The antiquity of man, Yearsley M The pathology
218	Keith A New discovery relating to the antiquity of man N Y, 1931, p 185
219	Brodrick A Early man A survey of human origins L, 1948, p 160
220	McCown T D , Keith A The stone age , p 274
221	Solecki R S Shamdar, p 212
222	Ibid, p 238, 265, Idem Shanidar IV, a neanderthal flower burial in Northern Iraq — Science, 1975, v 190, N 4217, p 880, Steward T D The nean derthal skeletal remains from Shanidar cave, Iraq — PAPhS, 1977, v 121, N 2, p 164
223	Solecki R S Shanidar, p 195
224	Ibid, p 246, idem Shanidar IV, p 880—881
225	Литературу см Семенов Ю И Как возникло человечество, с. 382, Па леолит Ближнего и Среднего Востока, с 71, Колосов Ю Г Аккайские мустьерские стоянки, , с 44, The Amud man and his cave site Tokyo, 1970, p 6, Catalogue of fossil hominids Part II Europa L, 1971, p 61, 98, 101, 111, 150, 164, 319
226	Blanc A C Some evidence , p 124—128
227	Обермайер Г Доисторический человек, с 159—160, Ефименко П П Первобытное общество Киев, 1953, с 250, Смирнов Ю А [Рец ] Les sepultu res neandertaliennes, 1976 — CA, 1979, N 4, c. 189—190
228	Garrod DAE, Bate DMA The stone age of Mount Carmel, V. 1. Ox' ford, 1937, p. 100, 104.
СТАНОВЛЕНИЕ ЧЕЛОВЕЧЕСКОГО ОБЩЕСТВА
419
229	Сводку материалов и литературы по этому вопросу см Семенов Ю И Как возникло человечество, с 402—405
230	Сводку материалов и литературы по этому вопросу см там же, с 392 231 Там же, с 398—492
232	Ефименко П П Дородовое общество М , Л, 1934, с 108, Он же Первобытное общество, с 236—237, Богаевский Б Л Магия и религия — Воин ствующий атеизм 1931 К» 12, с 40
233	Ефименко П П Первобытное общество, с 234—235
234	Hays Н R In the beginnings р 63
235	Coles J M, Higs E S The archaeology of early man, p 220
236	Bonifay E La Grotte du Regourdou (Montignate, Dordogne) — L’Anthropologic, 1964, t 68 N 1 2 p 58—60
237	Маруашвили Л II Цухватская пещерная система и культовое помещение обитавших в ней мустьерцев — ТЗИ, 1980, т 93, Археология и палео география раннего палеолита Крыма и Кавказа, с 53—59
238	Добровольский А В Печера коло с Гллшки Одесько! облает! — Археоло-Г1Я, 1950, К» 4
239	Борисковский П И Палеолит Украины — МИА, 1953, № 40, с 69—70
240	Городцов В А Результаты исследования Ильской палеолитической стоянки — МИА, 1941, К» 2, с 22—23
2,‘1 Garrod DAE, Bate DMA The stone age , p 102—103
242	Окладников А П Исследование мустьерской стоянки и погребения неандертальца из грота Тешик Таш, Южный Узбекистан (Средняя Азия) — В кн Тешик Таш Палеолитический человек М Изд во МГУ, 1949, с 33— 34, Он же О значении захоронений неандертальцев для истории первобытной культуры — СЭ, 1952, Я» 3, с. 167—169
243	Палеолит Ближнего и Среднего Востока, с 72, Ват Josef О Prehistory of the Levant — ARA, Palo Alto 1980, v 9, p. 113
244	Lumley H M, Pillar В, Pillar F. L’habitatLumley H M Cultural evolution m France, p. 799
245	Гусейнов M M Жилище древнейшего человека в нашей стране — Природа 1974, № 3
246	Любин В П, Колбутов А Древнейшее поселение человека на территории СССР и палеогеография антропогенеза — БКИЧП, 1961, № 26, с. 77.
247	Окладников А П Палеолит и мезолит Средней Азии — В кн • Средняя Азия в эпоху камня и бронзы М , Л Наука, 1966, с 27
248	Маркс К, Энгельс Ф Соч, т 20, с 328
249	Подробнее о возникновении религии см : Семенов Ю. И. Как возникло человечество, с 347—379
250	Гущин А С Происхождение искусства М; Л Искусство, 1937, с 50, 97; Замятин С Н Очерки по палеолиту М , Л • Изд-во АН СССР, 1961, с 47— 52
251	Marshak A Implications of the paleolithic symbolic evidence for the origin of language — AS, 1976, v 64, N 2
252	Борисковский П И Древнейшее прошлое человечества, с. 210.
253	См Золотарев А М Пережитки родового строя у гиляков района Чоме — Сов Север, 1933, Я» 2 Он же [Рец Ефименко Н П Первобытное обще ство Л , 1938] — ВДИ, 1939, Я» 2
254	См Семенов Ю И Как возникло человечество, с 418—446
2-1	5 Bordes F Os perce mousterien et os grave acheuleen du Pech de 1’Aze II — Quaternana, 1969, t 11, p 1—6, idem A tale of two caves N Y, 1972, p. 62, Marshack A Some implications of the paleolithic symbolic evidence for the origin of language — CA, 1976, v 17, N 2, p 279, f 12
256	Peyrony D La Ferrassie — Prehistoire, 1934, t 3, p. 1—92.
257	Ibid, p 24, f 25(1).
258	Pittard E Le prehistonque dans le vallon des Rebieres. (Dordogne).— Contres International d’anthropoloqie et d’archeologie prehistonque, t. 1, Geneve, 1912 p 363
420
Глава пятая
259	Bordes F Les gisements du Pech de d’Aze (Dordogne) — L’Anthropologie 1956, t 58, N 5 6, p 425-426, f 17
260	Pradel L et J H Le Moustenen evolue de 1’Ermitage — L’Anthropologie 1956, t 58, N 5 6, p 438, 441, f 3, N 15
261	Marshack A Some implications p 277, f 7
262	Bandi H-G, Marmger J Kunst der Eiszeit Basel, 1952, Eppel F Fund und Deutung Eine europaische Urgeschichte Wien — Munchen, 1958, Bourdi er F Prehistoire de France P 1967, p 218, 220, f 84(6)
263	Vertes L Tata Budapest, 1964, Bordes F Les Paleolithique dans le mon de P, 1968, p 110—111
264	Каландадзе A H Цонская пещера и ее культура — В кн Пещеры Грузии т 3 Тбилиси, 1965, с 34
265	Delporte Н Le Moustenen d’lstuntz d’apres la collection Passemard (Mu-see des Antiquites Nationales) — Zephyrus, 1974, t 15, p 31, f 5
266	Черныш АПО времени возникновения палеолитического искусства в связи с исследованиями 1976 г стоянки Молдова 1 — В кн У истоков творчества, Новосибирск Наука, 1978, с 18—23 (с комментарием А П Окладникова, с 23—25)
267	Bourdier F Prehistoire de France, p 218—219
268	Колосов Ю Г Новая мустьерская стоянка в гроте Пролом — В кн Исследования палеолита в Крыму (1879—1979) Киев Паукова думка, 1979 с 169
269	Piaget J Biologie et connaissance P, 1967, p 356—357, Taton R Le cal-cul mental P, 1961, p 115
270	Маркс К, Энгельс Ф Соч, т 1, с 31
271	Верная Ц Наука в истории общества М , Изд во иностр лит ры, 1956, с 45—46
272	Marshack A On paleolithic ochre and the early uses of color and symbol — CA, 1981, v. 22, N 2, p 188-191
273	Бюхер К Работа и ритм СПб, 1899, М Новая Москва, 1923
274	Фролов Б А Числа в графике палеолита Новосибирск Наука, 1974, с 100—107
275	Тешик-Таш Палеолитический человек с 75—85 Окладников А П Утро искусства Л Искусство, 1967, с 23—32, Ср Bourdier F Prehistoire de France, p 217—230, 284—285; Окладников А П, Фролов Б A [Pen, Ф Бурдъе Предыстория Франции] — ВИ, 1968, № 7, с 193—195
276	Bordes F Sur 1’usage piobable de la pemture corporolle dans certains tribu« mousleriennes — BSPF 1952, t 49, p 169—171
277	К итогам дискуссии о происхождении искусства — СЭ, 1978 №3 с 105— 110
278	Фролов Б А Числа , с 142—144, Frolov В A Variations cognitives et creatrices dans Part mobilier au Paleolithique Supeneur rjthmes nombre images — IX CISPP Colloque XIV, Nice 1976 p 8—23, Idem L’art paleo hthique prehistoire de la science? — X CISPP Mexico 1981, Moberg C A
What does Mankind remember — and for how long? — Tn The Condition of Man Goteborg 1979 p 60—79
279	Bordes F, Sonneville Bordes D de The significance of variability in paleo lithic assemblage, p 61—62 65, 72, Григорьев Г П Начало верхнего па леолита и происхождение Homo sapiens Л Паука, 1968, с 88—89, 145
"80 Lumley Н de Cultural evolution in France, p 797—799
281	Григорьев Г П Начало , с 23—29
82	Осборн Г Ф Человек древнего каменного века Л Путь к знанию, 1924 с 149
283	Ефименко П П Первобытное общество Киев, 1953 с 242
284	Solecki R S Prehistory m Shamdar Valley Northern Iraq — Science 1963 v 139, N 3551, p 587, idem Shamdar The first flower people p 252 265
ПРИНЯТЫЕ СОКРАЩЕНИЯ
АЖ — Антропологический журнал
БКИЧП — Бюллетень Комиссии по изучению четвертичного периода БН — Биологические науки. Научные доклады высшей школы ВА — Вопросы антропологии
ВДИ — Вестник древней истории
ВИ — Вопросы истории
ВИМК — Вестник истории мировой культуры
ВФ — Вопросы философии
ЖОБ — Журнал общей биологии
ИА — Исторический архив
ИГАИМК — Известия Государственной академии истории материальной культуры
КСИА — Краткие сообщения Института археологии АН СССР КСИИМК — Краткие сообщения Института истории материальной культуры
КСИЭ — Краткие сообщения Института этнографии АН СССР МИА — Материалы и исследования по археологии СССР
НАА — Народы Азии и Африки
НМ — Новый мир
НИИ — Новая и новейшая история
ПИДО — Проблемы истории докапиталистических обществ
PH — Расы и народы
СА — Советская археология
СВ — Советское востоковедение
СГАИМК — Сообщения Государственной академии истории материальной культуры
СЭ — Советская этнография
ТЗИ — Труды Зоологического института АН СССР
ТИЭ — Труды Института этнографии АН СССР
ТМКАИЧПЕ — Труды II Международной конференции Ассоциации изучения четвертичного периода Европы
УБН — Успехи биологических наук
УЗМГУ — Ученые записки Московского государственного университета
ФН — Философские науки. Доклады высшей школы
ЭО — Этнографическое обозрение
АА — American anthropologist
АЕНЕ — African ecology and human evolution. Eds F. C. Howell and
F. Bourlier. Chicago, 1963 (Viking fund publication in anthropology, N 36)
AJPhA — American journal of physical anthropology AN — American naturalist
422
ПРИНЯТЫЕ СОКРАЩЕНИЯ
AOS — The advancement of science
APAMNH — Anthropological papers of the American museum of natural history
APhAO — Archaeology and physical anthropology in Oceania
ARBAE — Annual report of the Bureau of American ethnology to the secretary of the Smithsonian Institution
ARA — Annual review of anthropology
ARSI — Annual report of the Board of regents of the Smithsonian institution
AS — American scientist
ATA — After the australopithecines: stratigraphy, ecology, and culture change in the middle Pleistocene. Ed. by K. W. Butzer and G. L. Isaac. The Hague, 1975
BSA — Biosocial anthropology. Ed. by R. Fox. L., 1975
BNP — Behavior of nonhuman primates. Modern research trends. Ed. by A. M. Schrier, a. oth., v. 2, N. Y.; L., 1965
BRA — Biennial review of anthropology
BSPF — Bulletin de la Societe prehistorique francais
CA — Current anthropology
СЕВР — Comparative ecology and behavior of primates. Ed. by R. P. Micahael and J. H. Crook. L.; N. Y., 1973
CEM —Culture and the evolution of man. Ed. by M. F. Ashley-Montagu. N. Y., 1962
CHE — Calibration of hominoid evolution. Recent advances in isotopic and other dating method applicable to the origin of man. Ed. by W. W. Bishop and J. A. Miller. Edinburgh, 1972
CIS — Cahiers Internationaux de sociologie
CISPP — Congres International des sciences prehistoriques et proto-historiques
CPM — Comparative psychological monographs
E — Ethnology
EAZ — Ethnographisch-archaologische Zeitschrift
ECB — Environment and cultural behavior: ecological studies in cultural anthropology. Ed. by A. P. Vayda. N. Y., 1969
ED — Evolution after Darwin. V. II. The evolution of man. Ed. by S. Tax, Chicago, 1960
EH — Evolution and hominisation, Herausg. von G. Kurth. Stuttgart, 1968
EMER — Earliest men and environments in the Lake Rudolf basin.
Stratigraphy, paleoecology and evolution. Chicago; L., 1976
EPSEA — Early paleolithic in South and East Asia. Ed. by F. Ikawa-Smith. The Hague; P„ 1978
HB — Human biology
HGT — Hunters and gatherers today. Ed. by M. G. Bicchieri. N. Y. et al., 1972
HJN — Hundert Jahre Neandertheler. Neanderthal centenery. 1856— 1956. Utrecht, Netherlands, 1958
HO — Human origins. Louis Leakey and the East African evidence. Ed. by G. LI. Isaac and E. R. McCown. Mendo Park, 1976
FP — Folia primatologiae
ПРИНЯТЫЕ СОКРАЩЕНИЯ
423
IHE — Ideas on human evolution. Selected Essays. 1949—1961. Ed. by W. Howells. Cambridge; Mass., 1962
UAL — International journal of American linguistics
JA — Journal of anatomy
JAS — Journal of anthropological studies
JArS — Journal of archaeological science
JHE — Journal of human evolution
JM — Journal of mammalogy
J(R)AI—Journal of the (Royal) Anthropological institute of Great Britain and Ireland
JZ — Journal of zoology
MH — Man the hunter. Ed. by R. B. Lee and I. de Vore. Chicago, 1968
MSU — Man, settlement and urbanism. Ed. by P. J. Ucko, R. Trin-gham and G. W. Dimbleby, 1972
NG — National geographic
NH — Natural history
NS — New scientist
OHS - The origin of Homo sapiens. Ed. by F. Bordes. P., 1972
PAPhS — Proceedings of the American philosophical society
PB — Primate behavior. Field study of monkeys and apes. Ed. by I. De Vore. N. Y. etc., 1965
PE — Primate ethology. Ed. by D. Morris. L., 1967
PMP — Paleoanthropology: morphology and paleoecology. Ed. by R. H. Tuttle. The Hague; P., 1975
PPMAAE — Papers of Peabody museum of American archaeology and ethnology. Harvard University
PRAI — Proceedings of the Royal anthropological institute of Great Britain and North Ireland
PS — Palaeontologia Sinica
PSAV — Primates. Studies in adaption and variability. Ed. by P. C. Jay. N. Y„ 1968
PVIII - Proceedings of VUIth International congress of anthropo-ICAES logical and ethnological sciences, 1968, Tokyo and Kyoto. Tokyo, 1968
RTE — Report of the Fifth Thule expedition. 1921—1925
QRB — Quarterly review of biology
SA — Scientific American
SBBM — Social behavior on birds and mammals. Essays on the social ethology of animals and man. Ed. by J. H. Grook. N. Y., 1970
SJA — Southwestern journal of anthropology
SLEM — Social life of early man. Ed. by S. L. Washburn. Chicago, 1961 (Viking fund publications in anthropology, N 31)
SMC — Smithsonian miscellaneous collections
SPP — Sociology and psychology of primates. Ed. by R. H. Tuttle, The Hague; P., 1975
124
ПРИНЯТЫЕ СОКРАЩЕНИЯ
SSDM — Sexual selection and the descent of man. 1871—1971. Ed. by
B. Campbell. Chicago, 1972
SR — Sociological review
SZSL — Simposia of the zoological society of London
TMM — Transvaal museum memoirs
UPPA — University of Pennsylvania publications in anthropology
VFPA — Viking fund publication in anthropology
WA — World archaeology
YPhA — Yearbook of physical anthropology
ZA — Zoologia Africana
ZMA — Zeitschrift fiir Morphologic und Anthropblogie
ИМЕННОЙ УКАЗАТЕЛЬ
Ленин В И 5, 24, 142-^-146, 167, 235, 310
Маркс К 9, И, 14, 23, 24, 33, ИЗ, 125, 126—146, 161, 166, 167, 180, 200, 234, 241, 361
Энгельс Ф 5, 9, И, 16, 21, 23, 26, 33, 117, 120, 125—146, 165, 167, 197, 198, 200, 201, 235, 361, 393
Абаев В И 170
Аберле Д 65
Абрамова 3 А 174
Августин Блаженный 99 Аврекиева Ю П 163, 173 Адамс Р М 27, 163
Айзек Г 280, 322, 346, 351
Акоста X д’ 100
Александр Македонский — 97
Алексеев В П 171, 172
Ал Хамдани 77
Андрианов Б В 172
Анисимов А Ф 170
Анучин Д Н 165, 167
Аристотель 97, 108, 112, 176
Артамонов М И 170
Apj ионов С А 174 4рциховский А В 62 Ашер Дж 105
Ьайик Л 81
Барруш Ж де 100
Бастиан А 110
Батцер К 345
Бахофен Й-Я	112—114,
124, 141, 174
Белинский В Г 164
Бенедикт Р 84
Бергер А 163
Бернал Дж 86
Бернгейм Э 37
Бибиков С П 390
Бидней Д 163
Бинфорд Л 56 65
Боас Ф 8 149—151, 161, 166
Богаевский Б Л 168
Богораз (Тан) Б Г 166, 167
Боден Ж 102
Боев П 176
Борд Ф 321, 322, 341, 342, 408
Борисковский П И 22, 168, 169, 247, 390
Бориряк А А 195
Брейдвуд Р 60, 164
Брейль А 149
Брейн К 264
Бродрик А 383
Бромлей Ю В 23, 172, 174
Бросс Ш де 101, 179
Брум Р 328
Брюсов А Я 171
Бубрих Д В 170
Бугенвиль Л -А 101
Буль М 374
Бунак В В 171, 189
Ejthhob Н А 172, 175
Буше де Перт Ж 107, 108
Быковский С Н 168
Вайденрайх Ф 206, 327, 362 363
Вайд Т 109, 110
Валлуа А 263
Вансина Я 43
Вацуро Э Г 251
Вега Г де ла 100
Вениаминов И Е 100
Вестермарк Э 148, 150
Виндельбанд В 149
Винников ИН 168
Влчек Э 176
Вогет Ф 98
Ворсо И 106
Вудолл Дж 146
Вульф Э 163
Габори Л 176
Гай Юлий Цезарь 97
Гама Васко да 100, 177
Гахман Р 82
Геберер Г 175
Гекель Й 37
Гексли Т 109, 188, 199
Генинг В Ф 174
Георги И Г 100
Герасимов М М 168
Геродот 96, 97
Герцен А И 164
Глакмэн М 157
Гмелин И г 100
Гоббс Т 102
Годелье М 163
Голденвейзер А 149, 151
Городцов В А 166, 167
Горький AM 145
I отшальк Л 37
Гребнер Ф 37, 40, 151
Гремяцкий М А 327
Грот Дж 118
Грюнерт Г 175
Гуди Дж 75, 164
Гудолл Дж см Лавик-
Гудолл Дж
Гуляев В И 173, 175
Гур Г 175, 176
Гэлтон Ф 47, 49, 50
Даймонд С 163
Дамм Г 175
Даннер О 100
Дарвин Ч 94, 108, 109, ИЗ, 188 195, 199—201, 204 Дарт Р 189, 256, 264, 265 328
Дебец Г Ф 327, 339
Де Вор И 263, 265
Демокрит 97, 98
Деннел Р 61
Дидро Д 102
Добровольский А В 390
Добролюбов Н А 164
Дэйтон Дж 163
Дэниел Г 55, 94, 106, 116, 158
Дюбуа Э 206
Дюркгейм Э 153 154
Елинек Я 176
Ефименко П П 56, 168, 169, 247, 341, 410
Жирмунскии В М 46
Жуков Б С 167
Загоскин Л Я 100
Замятнин С Н 168
Засулич В И 139
Захарук Ю Н 59
Зеленин Д К 166, 167
Зельнов И 175
Зибер Н И 142 146, 165
Золотарев А М 168, 172
Зомбарт В 136
Зубов А А 171
Ибн Батутта 77
Ибн Хальдун 98
Иванов В В 174
Ивенс Притчард (Эванс-
Притчард) Э 157, 163
Иностранцев А А 166
Иохельсон В И 166
Иеркс Р 251
Кабо В Р 172, 174
Каутский К 142, 146
Непер В 251
426
ИМЕННОЙ УКАЗАТЕЛЬ
Кенигсвальд Г 211, 327— 329, 332
Кизс А 188, 383
Кирн П 37
Кисляков Н А 170
Кларк Дж Д 278, 280, 281, 344, 349, 350
Кларк Д Л. 58, 59, 64 65
Клемм Ф Г 105
Клессен Г 163
Кобищанов Ю М 174
Ковалевский М М 137, 142, 165, 167
Колумб Христофор 100 Кондорсе Ж -А 103, 104, 106
Коппенс И 334
Коппере В 37, 151
Кордуэлл Дж 164
Косвен М О 168, 169, 173—175
Коссина Г 152
Коте Г 175
Кочеткова В И 171, 366
Крашенинников С П 100
Кричевский Е Ю 168
Крюков М В 172
Куббель Л Е 173, 174
Кук Дж 101
Кук С 163
Кушнер (Кнышев) П И 168, 170
Лавик-Гудолл Дж 254, 26э
Лайелл Ч 107, 111, 178
Ламарк Ж -Б 108, 200, 201
Лаперуз Ж -Ф 101
Лафарг П 142
Лафито Ж-Ф 45, 101
Леббок Дж 110, 112, 115, 116, 138, 180
Леви-Брюль Л 153—155
Левин М Г 170, 171
Леви-Стросс К 157, 158, 164
Ле Гро Кларк В 328
Леруа-Гуран А 155
Лет 3 де 26
Лики Л 328, 330
Лики М 280, 320, 321, 323, 333, 348
Лики Р 335, 336
Ликок Э 160 162
Линней К 108
Липтак П 176
Лич 9 157
Ллойд П 163
Лодыгина-Котс Н Ц 251
Локк Дж log
Лопиш Д 100
Лоуи Р ИЗ, 116, 149, 150, 179
Лэйн Фокс О см Питт-Риверс О
Лэнг 9 148
Любин В П 343
Люксембург Р 142, 146 Люмлей А 337, 341, 343, 347, 371, 408
Лю Цзин 77
Магеллан Фернан 100
Майр 9 207
Макариус Р 160
Мак Инери Дж 107 Мак-Леннан Дж 112—115, 138, 141, 148
Максимов А Н 166
Малеш М 176
Малиновскии Б 40, 51, 156, 157, 163
Мэн Э 272
Маретт Р 84 148
Марр Н Я 169, 219
Массон В М 20, 173, 175
Маурер Л Г 136
Мейн Г С 112 ИЗ 124, 138
Мейясу К 163
Мелетинский Е М 174
Меллоти У 163
Менгин О 152
Мережковский К С 166
Миклухо-Маклай НН 164 Миллар Дж 103, 104 Миллер Г Ф 100 Мириманов В Б 174 Михайловский Н К 142 Мкртумян Ю И 67 Мовиус X 350
Монтескье Ш -Л 103 Морган Л Г 16, 17, 20, 26, 43, 76, 97, 113, 115— 126, 138—142, 145—148, 150, 160—162, 165, 174, 180, 181 Мортилье Г 110, 115, 146— 148, 179, 340, 341 Мосс М 153, 154, 156 Мэрдок Дж 6, 164
Надель 3 64
Нарр К 13
Некрасова О 176
Немешкери Я 176
Никитин А 99
Никольский В К 168
Нильссон С 106
Нэцир Дж 328
Обермайер Г 152, 341
Окладников А П 23, I74
Ольдерогге Д А 172, 341
Осборн Г Ф 410
Отто К -Г. 175
Пайк К Л 40, 157, 158
Паллас П С 100
Пейрони Д 399
Пеннимэн Т 102
Пигафетта Ф 100
Пиггот С 55
Пиотровский Б Б 173
Питт-Риверс (Лэйн-Фокс)
О 110
Плано Карпини Иоанн
(Джованни) да 99
По ланьи К 163
Поло Марко 99
Поляков И С 166
Поршнев Б Ф 12, 171 234
Прасолов Н Д 343
Прествич Дж 107
Равдоникас В И 62 64, 168 170
Раглан, лорд 152
Радин П 151
Ратцель Ф 149, 151
Раус И. 55
Рейнольдс В 254
Ренфру К 164
Риверс У 40, 124
Риккерт Г 149
Робинсон Дж 328, 329, 330 332
Рогачев А Н 168
Рогинский Г 3 251
Рогинский Я Я 169, 171
Роз Ф 176
Ростовцев М И 167
Рубрук Гильом де 99
Руссо Ж-Ж 102
Рыбаков Б А 170
Рэдклиф-Браун А Р 157
Салинз М 27, 161, 163
Сартоно С 211, 212
Семенов С А 66, 172
Семенов Ю И 18, 19, 24
173, 175
Смит Г 9 152
Солецки Р 383, 410
Соссюр Ф де 157, 219
Спицин А А 166
Старке К 147, 148, 150
Столяр А Д 174
Страбон 97
Стюард Дж 27, 47, 150-^
162
ПРЕДМЕТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ
427
Сугиями И 254
Сузуки А 254
Суодеш М 72
Сушкин П П. 195, 196
Сыма Цянь 77
Сэпир Э 157
Сэрвис Э 27, 28, 46, 47, 161, 163
Тайлор Э Б 40, 105, 111, 112, 116, 146—148, 150, 156, 160, 161
Татищев В Н 100
Тацит 97
Телеки Г 254, 269, 270
Террей Э 105, 163
Тобайас Ф 328, 329, 332
Токарев С А 147, 151, 168, 169, 170, 173, 174
Толстов С П 17, 168, 169, 170, 174, 257
Томсен К Ю 105, 106
Топоров В Н 174
Третьяков П Н 56, 170
Тэйлор У 158
Тюрго А -Р 103
Тит Лукреций Кар 98, 102
Уайт Л 160, 162
Уилли Г 158
Уисслер К 151
Ульрих Г. 175
Уокер А 336
Урысон М И 22, 171
Файнберг Л А 174
Федер А 37
Фергюссон А 103, 104, 121
Фере Р 163
Филлипс П 158
Фир Дж 138
Флэннери К 164
Фогт К 109, 188 199
Фойстель Р 175
Формозов А А 174
Форстер Г 101
Фортес М 164
Франкенберг Р 163
Францев Ю П 174
Фрейд 3 154, 155
Фрид М 27, 28, 161—163
Фриман Л 351, 352
Фролов Б А 174
Фрэзер Дж 148
Фукидид 96
Хаклюит Р 100
Хан Э 156
Хардинг Р 268
Харрис М 95 102, 116, 163, 179
Харузин Н Н 166
Хейердал Т 153
Хепсковиц М 8, 151, 159
163
Хикерсон Г 162
Хильченко А Е 251
Хокарт А 164
Холл К 263, 265
Хоуэлл Ф 334
Хрдличка А 206, 212, 374
Хрейович Д 176
Хэдсон Ч 10
Чайлд В Г 26, 27, 152, 153, 158, 160, 162, 164 Чебоксаров Н Н 170, 171 174
Черныш А П 342
Чернышевский Н Г 164
Чеснов Я В 172
Чжан Гуанчжи 62
Чистов К В 52
Членов М А 174
Шарлевуа Ф-К 101
Шафхаузен Д 108
Шмерлинг П 107, 178 Шмидт В 40, 52, 151, 152, 156
Шнирельман В А. 172
Штернберг Л Я 166, 167
Штодин М П 251
Эванс Дж 107
Эванс-Притчард Э см
Ивенс-Притчард Э
Эгган Ф 49
Эггерс Г 82
Элиаде М 164
Энцрьюс Р 195
Эренрейх Ф 50
Юнг К 155
Якоб Т 210, 362, 363
ПРЕДМЕТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ
Аббевиль см Шелль Австралопитек 189, 190, 193, 194, 206—211, 240,253, 255—258, 264, 265, 272, 332, 335
Агамия 245, 246
см также Экзогамия Аналоги первобытным обществам этнографические 40, 43, 44, 50, 95
лентатные 44, 51 стагнатные 44, 51 регрессатные 44, 51
Аналогия 50, 51 этнографе - археологическая 50, 55
этнографо - этнографическая 50, 55, 84
Анимизм 111, 147, 148
Антропогенез 23, 109, 127 129, 130, 132, 134, 135, 145, 169, 171, 175, 188—221, 235 гипотеза симиальная 134 188
гипотеза тарзиоидная 188 концепция внутристади-ального многообразия 206 211
концепция эволюционной стадиальности 205, 206, 211
теория трудовая 128 134.
135, 171, 198, 200—202, 241, 243
Антропогеография 149 Антропоиды 240, 248—252,
254, 255, 257—259, 268 -270, 272, 273
Антропология физическая 35 109 историческая 35, 69 палеоантропология 69—71 физиологическая 70 этническая 70
Антропология социальная/ культурная 8, 27, 94, 159 политическая 157, 163 экономическая 152, 156 161, 163
Антропометрия 71
Антропонимика 74, 75 4нтропосоциогенез 7 21, 22, 69, 70, 134, 135, 145, 171, 235, 380
428
ПРЕДМЕТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ
Архантроп (древнейший человек) 22, 193, 206, 208— 214, 218,	220, 235—237,
239—242, 323, 326, 327, 331 — 336, 338—340, 345—367, 373, 376
Археоастрономия 80
Археолит (ранний палеолит) 325, 340, 341, 343, 344 поздний (неоархеолит) 343, 345, 367, 368, 373 ранний (палеархеолит) 343, 345
«Археология новая» 56 Архетип (в лингвйВч;ике) 72
Архетип (в этнографии) 155
Аталычество 45
Атлантроп см. Архантроп Ашель 15, 23, 320, 321, 325, 340—344, 401
Брак 114, 115, 282
групповой 96, 137, 141, 148, 166, 173, 282 индивидуальный 173, 282 партиархический 173 первобытно - эгалитарный 173
эгалитарный 173
Варварство 16, 103, 121, 122-124, 131, 141
Век бронзовый 14, 26, 57, 58, 106, 122
Век железный 14, 26, 106, 122
Век каменный 12, 26, 106, 122
древний (ранний, палеолит) 27, 56, 89, 340— 342
верхний (поздний) палеолит 12, 15, 23, 36, 41, 169, 235, 247, 341, 342, 405, 406
нижний (ранний) палеолит 13, 15, 169, 235, 340—344, 399, 401, 402, 405, 406
средний палеолит 13, 340—343
новый (поздний, неолит) 13, 14, 27, 57
средний (мезолит) 13, 14 Власть и властвование 85, 104, ИЗ, 120—122, 163, 171 Вождество 6, 27
Вожди 120, 174
Гигантопитек 191, 207, 251
Глоттохронология (лекси-костатистика) — 73
Гоминид солоссний 209, 212 Гоминиды 15, 188—190, 192, 193, 198, 199, 201—203, 206, 209—211, 213, 214, 219
исходная форма 188— 190, 193, 194, 197, 203 систематика 15, 207, 218, 219
Гоминины 15, 189
Гоминоиды 15, 218
Государство 6, 7, 24, 25, 28, 131—133, 136, 138—141, 143, 161, 168, 172
Группа тотемическая (тотемная) 114, 144, 154
Датировка археологических памятников
абсолютная 14, 79, 80, 81 относительная 14, 80, 106 Демократия военная 17, 119
Детерминизм технологический 16
Деятельность
орудийная 21, 135, 145, 275, 297
орудийно - приспособительная 275, 297, 298 орудийно - созидательная 295, 297, 298
праорудийная 239, 240, 251, 252, 255—257, 296— 298, 300 приспособительная 238, 239, 297, 298 производственная 238, 239, 241—243, 274, 275, 294, 297—299, 301, 303— 305, 353, 357, 358, 363, 365. См также Труд сознательная (целеполагающая) 22,	239—242,
275, 322, 323 условно-рефлекторная 22, 25, 240, 242, 275, 277, 321—323
Дикость 16, 98, 103, 121 — 123, 128, 131, 135, 145 Диффузионизм 45,	149,
152, 166, 167 См также Школа культурно-историческая
Диффузия культурная 150, 153
«Доистория» («предыстория», «иреистория») 8—10, 12, 26
праистория 8, 13 протоистория (этноистория, параистория) 8, 13 Доминирование 259, 260— 262, 265—269, 273, 302— 305, 314, 317, 360, 361 Дошелль 15, 320, 324, 325, 337
«Дрейф культурный» 159 Дриопитек 190
Европоцентризм 8
Жилища 79, 98, 131, 279, 347, 370—372
Земледелие см. Хозяйство (производящее) Зинджантроп 207, 279 Знания рациональные (положительные) 79, 80, 174, 397—406
Зоопсихология 70
Избегание 166
Индивидуализм зоологический 145, 235, 244, 270, 310, 314, 316, 319, 358, 360, 364, 382, 386
Индустрия каменная 106, 110, 159
Инициации 53
Инстинкт 234, 243, 244, 307, 309, 313, 316, 359 пищевой 234, 245, 309, 318, 369 половой 234, 246,	304,
305, 363
Инцест 125
Искусство первобытное 58, 171, 174, 397—406
История этническая 176 Источники первобытной истории 33, 34, 74, 76, 77 антропологические 35, 36. 69—71, 73, 82 археологические 35, 36, 54—68, 73, 82, 85, 129, 135 естественнонаучные 35, 36, 78—82, 85 лингвистические 34, 36, 37, 75, 82 письменные 34, 36, 37, 73, 75—78, 82, 95, 96, 129 устные 34, 35, 37, 75 этнографические	34—44.
73, 82, 85, 129
Предметный указатель
429
Каннибализм 70, 71
Касты 6
Клан 117, 132, 144
Классообразование (клас-согенез) 6, 7, 131, 132, 136, 138, 141, 142, 143, 145, 171, 172, 176 Классы брачные 119 Клектон 325
Коллективизм первобытный 6, 9 112, 118 Комбинационизм 167 «Коммунизм первобытный» 118, 119, 128, 129, 133, 135, 136, 140, 145 Коммуникация
звуковая 219, 220 жестовая 219, 220
Концепция «двух скачков» 21, 22, 169, 171, 325, 326 Концепция «дообществен-ного (естественного) состояния» первобытного человека 102, 103, 112, 128, 129
Концепция «общественного договора» 102
Концепция «сегментного общества» 154
Краниометрия 71 Креационизм 107 Кроманьонец см Неоантроп
Культура (общее понятие) 67, 229, 230
Культура археологическая 14, 56, 62—65, 151, 229 366, 367, 407, 408
Культура духовная 47, 54, 108
Культура материальная 47, 54, 64, 66, 79, 108, 175 Культура традиционно-бытовая 36
Культура этническая 64, 151
Культура этноса 63
Лингвистика историческая 72, 74
Магия — 148,	393,	394—
397
«Материализм культурный» 163
Матриархат (гинекокра-тия, «материнское право») 113—115, 117, 174
Мегалиты 105
Мегантроп 191, 207, 329
Мезолит (послепалеолит, эпипалеолит, преднеолит, протонеолит) см Век каменный
Метод «контролируемого сравнения» 49, 50
Метод пережитков 52, 139, 156
Метод построения типологических рядов 110, 112, 147
Метод сравнительно-исторический 34, 45, 51—53, 84, 101, 139, 147, 150
историко-генетический 46—48, 72, 83, 140, 141 историко-типологиче-
ский 46—49, 52, 83, 133 статистический (кросс-культурный) 6, 49
Метод трасологический 57, 62, 66
Миграции 39, 170 Моделирование 51 Моногамия (брак моногамный) 148, 152
Монотеизм 147, 148
Мустье 15, 20, 23, 221, 325, 340—342, 367, 368, 373, 376—378, 389, 401, 408, 410 Мышление 69, 70, 73, 80, 127, 130, 144, 145, 171, 200, 220, 221,	228, 229,	241,
242, 318, 319, 325, 340—342, 365—368, 373, 376—378, 389, 401, 408, 410
Неандерталец см Палеоантроп
Неоантроп (кроманьонец, сапиенс, верхнепалеолитический человек, человек современного вида) 21, 22, 51, 109, 123, 213, 214, 216, 235	237,	338, 339,	373,
375—377, 379, 410
Неоархеолит см Археолит Неолит см Век каменный (новый)
Неоэволюционизм 27, 45, 153, 159—162
Нормы поведения 312, 313, 315, 316 См также Табу
Области историко-этнографические 171
Общества первобытные
апополитейные 13, 39, 40, 82, 83, 85
иерархические 28
ранжированные 27, 161 синполитейные 13, 39, 40 75, 77, 82, 83, 85 стратифицированные 27, 161
эгалитарные 6, 27, 161
Общества раннеклассовые 25, 173, 174, 176 Община
гетерогенная 19 гомогенная 19 домашняя (семейная) 165 кочевая (скотоводческая) 20
охотников и собирателей (локальная группа) 20, 27
первобытная соседская (протокрестьянская) 18, 19
позднепервобытная (позднеродовая) 18, 19, 20
раннепервобытная (раннеродовая) 18, 19, 20 родовая 165 территориальная 165 земледельческая 20, 132,
133, 139—141
Объединения зоологические 228, 229, 233, 247, 248, 250 257—259, 294, 295
Огонь 16, 98, 139, 350, 351, 370
Олдовай 15, 320—325
Ономастика 74, 75
Организация грегарная 223, 247—250, 295, 301
Организация родовая ИЗ, 117—120, 125, 150, 175
дуально-родовая 157, 172
Оседлость 82
Остеометрия 71
Отбор
внутригрупповой 207
грегарный 294—296, 317 грегарно-индивидуальный 294—296, 299, 301, 358 групповой 293, 294 естественный 188, 196, 199, 202, 293, 296, 299—301, 409 индивидуальный 293, 295—297, 409 межгрупповой 201, 202 общественно-тр у д о в о й (биосоциальный) 202
430
ПРЕДМЕТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ
половой 199, 200 праобщинный 318, 319, 363—365
праобщинно-индивидуаль-ный 318, 358, 365, 409 производственный грегарно-индивидуальный 301, 358
Отношения производственные (социально-экономические) 18—21, 26, 121, 130, 133—135, 139, 143, 165, 175, 231, 232, 234, 235, 242, 243, 245, 305—307, 309—314, 337, 352__359
Охота 80, 106, 131, 198, 199, 220, 253—255, 267, 270, 271, 279, 280, 284, 293, 347—349, 352—357, 368, 369 См также Хозяйство (присваивающее)
Палеоархеолит см Архео-лит
Палеоантроп (древний человек, неандерталец) 23, 71, 206 , 209 , 212—214, 216—218, 235, 237, 239, 340, 367—397, 406—410
Палеоантропология см Антропология физическая Палеогеография 80, 195, 197 Палеодемография 71, 176 Палеолит см Век каменный Палеонтология лингвистическая см Лингвистика историческая
Параистория см «Доистория»
Парование 262, 287, 288, 361, 382
Патриархат («отцовское право») ИЗ, 114, 132, 143 Пережитки (остатки) первобытнообщинного строя 40, 41, 44, 50, 51, 53, 111, 112, 129, 133, 136, 137 видоизмененные (дериваты) 42—44, 50, 52, 53 рецидивирующие (рести-туты) 42—44, 52 стабильные (реликты) 41—45, 52
Периодизация истории первобытного общества 13, 171, 175
антропологическая 15, 16 археологическая 13, 14, 16, 105, 106
глобальная 13, 15 региональная 14, 15 общеисторическая (общая, универсально-исто р и ч е-ская) 16—21, 25—28, ЮЗ-104, 121, 122, 126, 128, 130 131, 133, 135, 137, 144, 175
Периферия первобытная 13, 39, 75, 77, 78, 173 Питекантроп см Архантроп Плезиантроп 207
Племя 27, 112, 115, 117— 120, 131, 138
Погребения 59, 106 , 383— 388
Подсознание 155
Полиандрия 114, 115
Поселение брачное
дислокальное 169 матрилокальное	64—65,
115, 166
патрилокальное 115, 16G уксорилональное 69
Послепалеолит см Мезолит Праистория см «Доистория»
Праобщина (первобытное человеческое стадо) 16, 19, 21—21, 35, 70, 130, 243, 306, 312, 314, 318, 319, 335, 336, 353-355, 359, 361, 364 365, 373, 380, 385, 387, 388, 401, 407—410
Прегоминины (предлюди) 70, 71, 240, 243, 253, 255— 257, 263—2G5, 267, 270—273, 276, 280, 281, 286, 288, 302 Преднеолит см Мезолит «Представления коллективные» 155
Презинджантроп см Хаби-лис
Пресапиенс 206, 375
Приматология 70
Проблема прародины человечества 203—205 Производство 14, 21, 121, 127, 129—132, 135, 137, 139, 140, 143, 168, 238, 275, 357 Промискуитет (гетеризм, пеу порядоченные половые отношения)—114, 173, 246, 361
Протерантроп см Архантроп
Протоистория см «Доистория»
Протонеолит см Мезолит Протоэтнос 174
Процессы этнические 73, 106, 174
Пурификация регрессивная 82
Рамопитек 190
Расизм 116, 152, 164 Расоведение 70, 71 Распределение 18 коммуналистическое 245, 283, 284, 307, 308, 353— 355, 382 трудовое 18 уравнительное 18, 22 «Революция городская» 26, 153 «Революция неолитическая» («аграрная») 26, 153 «Революция орудийная» 26 Ре дистрибуция 27, 28 Религия 39, Ш, И5, 127, 134, 148, 153—155, 166, 174, 393—397
Релятивизм культурный 8, 151, 159, 161
Ремесло 20, 153
Реципрокацпя (реципрок-ность) 27, 28, 154, 156 Речь см Язык
Род 112, 114, 117-120, 125, 134, 138, 140, 141, 144, 165, 171, 172, 246, 247
материнский ИЗ, 117, И9, 124, 125, 146, 165, 172 отцовский ИЗ, 117, 119, 172
Родство 118 искусственное (фиктивное) ИЗ
кровное ИЗ, 137, 140, 142 свойство 125
Рыболовство см Хозяйств-» (присваивающее) Самосознание этническое (национальное) 64, 170 Сапиенс см Неоантроп Связи родственные ИЗ, 120, 133, 134, 140, 142
Связи территориальные (соседские) ИЗ, 120, 143 Семья 104, 112, 114 115, 118, 123—125, 130, 131, 133, 134, 138, 140, 141 кровнородственная 125 парная (синдиасмическая) 125, 147 патриархальная (большая) 77, 97, ИЗ, 125, 173 пуналуальная 125
ПРЕДМЕТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ
431
элементарная (нуклеарная) 160, 281—284, 286
Силы производительные 16, 17, 21, 35, 121, 130, 133, 139, 144, 153, 172, 175, 337, 338, 356—358
Синантроп 193, 209, 210, 212, 326, 335, 338, 339 См также Архантроп
Синкретизм первобытный 174
Системы родства 124, 125, 163, 172
классификационные 101, 124, 146
описательные 146
Скотоводство см Хозяйство (производящее)
кочевое (номадизм) см
Хозяйство (производящее)
Собирательство 99, 106, 198, 284, 285, 348, 349, 353, 354, 357, 370
см также Хозяйство (присваивающее)
Собственность 18, 102, 103, 118, 119, 121, 123, 128, 130, 131, 135, 137, 139, 245, 306, 307, 311, 313, 353—355
коллективная (общая) 22, 96, 120
коммуналистическая 131— 133, 137, 245, 306, 307, 311, 313, 353—355 личная 18
частная 5, 9, 25, 103, 120, 128, 138, 140, 146, 168
Сознание 239, 310, 311, 314, 315, 317
Соплеменность 174
Социобиология 231, 232
Социогенез 23, 71, 127— 130, 134, 135, 145, 169, 171, 234, 235, 243—247, 302—319, 373—380
Способ производства «азиатский» 132, 133
Стадо первобытное человеческое см Праобщина
Стоянки 274, 279—281, 346, 347, 349, 351, 364, 367, 370— 373
Строй родовой 17, 23, 96, 101, 131, 166, 169
Структурализм 152, 157 Счет родства 49 96, 115 120
Табу 42, 245, 246, 315, 316. См также Нормы поведения
Телантроп 328—331
Теория культурных ареалов 151, 171
Теория культурных кругов 151, 152, 171 См также Школа культурно-историческая
Теория многолинейной эволюции 159, 161 См также Неоэволюционизм
Теория общественно-экономических формаций 6, 10, 28, 129—131, 135, 136, 139— 143, 145
Теория патриархальная 97, ИЗ, 125
Теория прамонотеизма 148, 151
Типы хозяйственно-культурные 99, 171
Топонимика 74, 75
Тотем 154, 388 396, 407
Тотемизм 155,	388—391,
395—397, 407
Триада гоминидная 69, 171 Трибализм 8
Труд 70, 76, 127, 128, 130, 131, 133—135, 140, 142, 241, 243 См также Деятельность (производственная)
Фратрия 118, 119
Функционализм 156, 157
Хабилис (презинджантроп) 15, 22, 189, 190, 192, 194, 207, 240—243, 247, 276, 280, 326, 327, 330—333, 335, 336, 345, 346
Халколит см Энеолит Хозяйство 79, 85, 103, 165, 175
присваивающее 16, 18, 20, 26, 80, 99, 103, 104, 106, 131, 153 См также Охота и Собирательство
производящее (воспроизводящее) 16, 20, 26, 27, 57—59, 74, 79, 83, 103, 104, 106, 107, 124, 131, 133, 153, 172, 175
Цивилизация 16, 28, 98, 103, (24, 162, 173
Человек гейдельбергский см Архантроп
Человек современного вида см Неоантроп
Шелль (аббевиль) 15, 20, 320, 321, 325
Школа американская историческая 149
Школа культурно-историческая 151
венская 151, 152 кельнская 151, 152. См также Диффузионизм
Школа неокантианства баденская 149
Школа социологическая 153
Эволюционизм 9, 45, 55, 110, 123, 138, 139, 146—153, 159, 165, 166, 168
Экзогамия 41, 114, 115, 138, 169, 246 См также Агамия Экология 72, 124 приматов 71 процесса антропогенеза 195—199
«Экология культурная» 161 Эндогамия 114, 138 Энеолит (халколит) 14, 57 Эоархантроп 331—333, 336, 343
Эоархеолит 326, 333, 336, 343
Эолит 324, 333
Эпипалеолит см Мезолит Эпоха дородовая 140, 246, 247
Эпоха классообразования 19, 24, 34, 131, 132, 141, 142 Эпоха предклассовая 19, 27, 131, 132, 141, 142 Этимология 74 Этноархеология 36, 57, 59, 162
Этноастрономия 80 Этногенез 36, 47, 70, 170 176
Этноистория см «Доист' рия > Этнонимика 74
Этнос И, 63, 64, 70, 73, 74 Этноцентризм 76, 103, 116 Этология приматов 70, 71
Язык 69, 70, 73, 74, 158, 171, 220, 226, 239, 241, 242, 318, 342, 365, 36(!
ОГЛАВЛЕНИЕ
Предисловие ........................................... 3
Введение............................................... 5
Глава первая Источниковедение первобытной	истории................ 33
Глава вторая Историография первобытной истории..................... 94
Глава третья Возникновение и эволюция гоминид..................... 188
Глава четвертая
Предпосылки становления человеческого общества . . .	228
Глава пятая Становление человеческого общества....................293
Принятые сокращения...................................421
Именной указатель..................................•	425
Предметный указатель................................. 427
ИСТОРИЯ ПЕРВОБЫТНОГО ОБЩЕСТВА
Общие вопросы. Проблемы антропосоциогенеза
Утверждено к печати Ордена Дружды народов Институтом этнографии им. Н. Н. Миклуко-Маклая АН СССР
Редактор издательства С. Н. Васильченко. Художник Ф, Н. Буданов
Художественный редактор Н. А. Фильчагина
Технические редакторы Ф. М. Аенох, Т. С. Жарикова
Корректоры М. В. Борткова, Б. И. Рьтн
ИБ X» 26639
Сдано в набор 08.04.83. Подписано к печати 24.06.83.	Т-03995.
Формат 60х90<Л6. Бумага типографская № 1. Гарнитура обыкновенная.
Печать высокая. Усл. печ. л.27,31. Уч.-пзд. л. 32,5. Усл. кр. отт. 28.
Тираж 9100 экз. Тип. зак. 2725. Пена 2 р. 40 к.
Издательство < Наука . 117864 ГСП-7, Москвз В-485, Профсоюзная ул., 90.
2-я типография издательства «Наука» 121099, Москва, Г-99, Шубинский пер., *0