Author: Волков Г.И.
Tags: ссср уголовное право история ссср криминалистика классовая природа преступлений коммунистическая академия огиз
Year: 1935
Text
г. и. в >лков
КЛАССОВАЯ ПРИРОДА
ПРЕСТУПЛЕНИЙ
И СОВЕТСКОЕ
УГОЛОВНОЕ ПРАВО
КОММУНИСТИЧЕСКАЯ АКАДЕМИЯ
Н С Т И Т У Т С О В Е Т С К О Г О С Т Р О И Т Е Л Ь С т В А И П Р В А
> 7
КОММУНИСТИЧЕСКАЯ АКАДЕМИЯ
ИНСТИТУТ СОВЕТСКОГО СТ РОИТЕЛЬСТВА И ПРАВА
Г. И. ВОЛКОВ
КЛАССОВАЯ ПРИРОДА
ПРЕСТУПЛЕНИЙ
И СОВЕТСКОЕ
УГОЛОВНОЕ ПРАВО
34В
В 67
ПОД РЕДАКЦИЕЙ
Н. В. КРЫЛЕНКО
ОГИЗ • 1935
ГОСУДАРСТВЕННОЕ ИЗДАТЕЛЬСТВО
СОВЕТСКОЕ ЗАКОНОДАТЕЛЬСТВО
Редактор Л. Г. Фогел*вйч
Те.п. ррд>.к op X. Ф. Величко
Коррек op А. М- Марконе
Настоящая книга представляет собой исследование
вопроса о преступлении главным образом по Совет¬
скому праву, но вместе с тем рассматривает пре¬
ступление ак явление классового о ще<тва во всех
социально-экономических формациях и дает крити¬
ку бур чсуазных теорий преступления. Б\ дучи мо¬
нографически и исследоеа ием, книга одновременно
может быть использована как учебное пособие для
аспирантуры, правовых вузов и тех практических
работников, которые, имея некоторую подготовку
в области уголовного права, желают изучить вопрос
о преступлении более углубленно.
♦ ♦
Цена 3 руб. 40 ноп., переплет 50 коп.
III квартал 1935 г. № 36. Индекс С—2. Сдало в ваГор 17/IV 1935 г.
Подписано к печа и 13/IX 1935 г. Печати.их листов 14,5. Авт рсю.х
лист. 19,55 В 1 бум. л лете 115.'СО знак »в. Формат бум. 62 х ЭА'/ц.
Уполномочелный Главлита Б-6977. 3 к;-з № 591. Тираж 10.000.
Отпечатано в 18 й гиоогрифии треста «Полит, афнн.,га».
Москва, Варгунихина гсфй, д. 8.
ВСТУПЛЕНИЕ
' Центральный вопрос в науке уголовного права — это вопрос) о1 рре-
(руплении Приятием преступления охватываются лррлпычл1йгт разно¬
образные отношения классового общества, объединяемые общим приз¬
наком — устанавливаемой в законе связью с репрессией. Однако этот
общий для всаПгреступлений признак сам но себе недостаточен, так
как связь репрессии с преступлением должна быть об’яснена действи¬
тельной материальной природой преступления как определенного реаль¬
ного общественного отношения. Именно поэтому определение преступ¬
ления во всем его разнообразии представляет собою значительные
трудности, непреодолимые для буржуазной науки уголовного права1.
Только на основе теоретического наследства Маркса и Энгельса, под¬
нятого Лениным на новую, высшую ступень, углубленного в теорети¬
ческих и практических трудах Сталина, — только на этой, единственно
научной основе можно правильно подойти и к определению преступ¬
ления. В этом отношении для науки уголовного права обязательны те же
требования, которые обязательны для всякой другой научной дисциплины,
требования, без соблюдения которых правильное разрешение задачи
невозможно. Только расчистив исследовательскую площадку от теорети¬
ческого мусора буржуазного юридического мировоззрения и разобла¬
чая всевозможные попытки фальсификации марксизма-ленинизма,— только
при этих условиях можно правильно поставить вопросы уголовного
права и в маетности вопрос о преступлении.
Для Криминалиста-марксиста бесспорно то, что уголовное право и
все уголовноправовые институты возникают только в классовом обществе. (
Ценнейшие многочисленные высказывания Маркса, Энгельса, Ленина i
и Сталина, .глубочайшая разработка ими основных вопросов уголовной,!
политики и уголовного права, именно как вопросов классовой
борьбы, дают в руки криминалисту-марксисту острейшее теоретиче¬
ское оружие. Тем более недопустимо, когда этим оружием не пользуются
или только бряцают им и притупляют это оружие. Примеры недопу¬
стимой недооценки марксо-ленинского наследства уже приводились в
нашей литературе1.
Решительно борясь с недооценкой трудов наших учителей, необхо¬
димо именно на основе этих трудов разрабатывать и вопросы уголовного
1 Крыленко, Ленин о суде и уголовной политике, 1934, с. 7—9.
См. также «Советская уголовная репрессия»^ Бригада ИКП. Сборник из серии
«Очерков советской уголовной политики», § 1.
права и уголовной политики в тесной связи этих вопросов с учением
о классовой борьбе, ее содержании и формах.
Под этим углом зрения в нашей литературе опубликовано несколько
работ 2, преимущественно останавливающихся на вопросе о связи преступ¬
ления с формами классовой борьбы и пытающихся определить эту
связь.
В этих работах исследуется в основном вопрос о том, являются ли
уголовные преступления, совершаемые рабочими при капитализме, фор¬
мой классовой борьбы пролетариата.
Независимо от правильного или неправильного разрешения этого
вопроса, самая его постановка в таком об’еме и таком разрезе явно
недостаточна. Разумеется, важно и в этой части дать правильный анализ
высказываний классиков марксизма, но задача этим далеко не исчерпы¬
вается. Эта постановка слишком узка и не дает возможности сделать
все необходимые выводы. Нельзя отдельно решать вопрос о том, явля¬
ются ли уголовные преступления, совершаемые рабочими в условиях
капиталистического строя, формами классовой борьбы или нет, не ставя
этого вопроса в плоскость исторического анализа развития форм сопро¬
тивления эксплоатируемых во всех социально-экономических формациях.
* Ашрафьян, К вопросу об уголовном поаве. «Советское госу¬
дарство» 1932, № 1; Ашрафьян, Буржуазное уголовное право. Глава
в учебн. пособии «Учение о государстве и праве» под ред. Нашуканиса,
1933; Куньмин, Маркс и вопросы уголовной политики. Сборник Ком-
академии, посвященный 50-лети:о смерти Маркса. 1934; М а н ь к о в с к и.й,
Маркс — Энгельс и уголовная политика в эпоху пролетарской диктатуры.
Сборник «Классовая борьба и преступность на современном этапе». Ленинград,
1933. Нельзя однако сказать, чтобы в этих работах вэчоэс был достаточно
выяснен. Наоборот, нужно отметить значительную путаницу, например, в рабо¬
тах т. Ашрафьяна,— в его статье и в главе учебника, представляющей собою
вариант статьи. В журнальной статье т. Ашрафьян, говоря о капиталистиче¬
ском обществе, приходит к тому выводу, что уголовные преступления, совер¬
шаемые рабочими, не являются формой классовой борьбы пролетариата,
что признание их формой классовой борьбы пролетариата «извращает марксист¬
ско-ленинское понимание самой классовой борьбы, принижает классовую борьбу
до уровня уголовных деяний» (с. 87). На противоположные позиции становится
Ашрафьян в указанной главе учебника, причем, не оговаривая происшедших
в его взглядах по этому вопросу изменений, действует путем простой пере¬
делки фразы. Так в статье т. Ашрафьяна сказано: «Таким образом уголов¬
ные преступления в буржуазном обществе являются такой же реальной, об'ек-
тивной формой борьбы, но борьбы одиночек против господствующих отно¬
шений, сколь реальной является другая, неизмеримо высшая форма — борьба
классовая, борьба современного пролетариата и трудящихся» (с. 91). В главе
же учебника то же место выглядит «немного» иначе: «Таким образом уголов¬
ные преступления в буржуазном обществе являются такой же реальной,
об’ективной формой классовой бооьбы, но борьбы разрозненной, не организо¬
ванной, против господствующих отношений, сколь реальной являются другие,
высшие формы классовой борьбы, борьбы современного пролетариата и трудя¬
щихся» (с. 288). Здесь таким образом уголовные преступления рабочих в капи¬
талистическом обществе поевратились в форму классовой борьбы пролетариата,
хотя и в низшую форму классовой борьбы. Та же путаница и в стагье
т. Маньковского, который соглашается с этим (вторым) положением Ашрафьяна
и пишет, что Маркс, Энгельс и Ленин учили видеть в изолированных
протестах отдельных индивидов — куда т. Маньковский относит уголовные
преступления — низшие формы классовой борьбы. Статья т. Кузьмина избе¬
гает этой ошибки, но в ней ьопрос ставится тоже однобоко, только в плоскость
анализа связи фопм классовой борьбы с уголовными преступлениями, совер¬
шаемыми рабочими в условиях капиталистического строя.
6
Нельзя, далее, Исследовать вопрос о связи преступлений, совершаемых
эксплоатируемыми, как о форме их сопротивления господствующим
в эксплоататорском обществе отношениям, не связывая этого вопроса
с вопросом о преступлениях, совершаемых представителями эксплоата-
торских классов, как об одной из форм подавления этими классами
в условиях эксплоатагорского общества протеста эксплоатируемых, как об
одной из форм классовой борьбы эксплоататорских
классов npoi ив трудящихся.
Эта проблема важна не потому, что ее постановка обеспечивает неко¬
торую «симметричность»,— не потому, что, исследовав значение преступ¬
лений, совершаемых трудящимися против эксплсататоров, надо для соблю¬
дения некоей архитектурной стройности исследовать я значение пре¬
ступлений, совершаемых экснлоатагорами протиь трудящихся. Нет, вопрос
гораздо серьезнее, и для его разрешения необходимо помнить ленинское
методологическое требование материалистической диалектики: «Чтобы
действительно знать предмет, надо охватить, изучить все его стороны,
все связи и «опосредствования». Мы никогда не достигнем этого пол¬
ностью, но требование всесторонности предостережет нас от ошибок
и от омертвения»?.
Следуя этим указаниям, необходимо исследовать преступления, возни*
кающие как результат противоречий классового общества во всем много¬
образии их основных по крайней мере групп, проследить связь этих
групп с формами классовой борьбы тех или иных конкретных борющихся
классов в конкретной исторической обстановке отдельных социально-
экономических формаций.
Только такая постановка вопроса — единственно методологически
правильная — даст возможность исследовать и значение преступлений
в условиях диктатуры пролетариата, и только при такой постановке
вопроса можно избежать абстрактности и схоластичности в споре о том,
являются ли преступления формой классовой борьбы или нет. Самый
вопрос о сущности преступлений, совершаемых рабочими в условиях
капиталистического строя,— вопрос, который преимущественно разра¬
батывался в нашей литературе,— ставится в положение, подчиненное
общей проблеме преступности и увязывается с наиболее для нас актуаль¬
ным- вопросом] о значении преступлений при пролетарской диктатуре.
Основная мысль, высказанная здесь, проводится во всем дальнейшем
изложении. В соответствующем месте, где речь идет о преступлениях,
совершаемых рабочими в услосиях капиталистического строя, приводятся
некоторые высказывания классиков марксизма-ленинизма, уже использо¬
ванные в работах тт. Ашрафьяиа, Кузьмина и Маньковского. Не имея
в виду придать настоящей работе хрестоматийный характер, я не стре¬
мился привести все или большую часть высказываний классиков марксиз¬
ма-ленинизма по этому вопросу в виде цитат, одновременно остерегаясь
излишнего повторения того, что в работах упомянутых авторов уже
приведено. Но и то повторение, которого нельзя было избежать, по
существу не является повторением, ибо эти мысли Маркса, Энгельса,
Ленина и Сталина в настоящей книге служат основанием для исследо¬
вания всей проблемы в иной общей связи сравнительно с тем, что было
Высказано в криминологических работах, упомянутых выше.
’ Ленин, Еще раз о профсоюзах, т. XXVI, с. 134.
7
Дальнейшее изложение расположено в следующем порядке.
Вначале показана классовая природа преступления, маскируемая бур¬
жуазными криминалистами, вскрываемая и декларируемая в советском
уголовном праве.
Затем излагается вопрос о связи преступления с классовой борьбой
в эксплоататорском обществе различных социально-экономических фор¬
маций. Этот вопрос ставится по отношению к тем «преступлениям», кото¬
рые являются формами классовой борьбы эксплоатируемых и выступают
обычно в буржуазном законодательстве, теории и практике в качестве
так называемых «государственных преступлений». Этот же вопрос ста¬
вится и по отношению к тем преступлениям, которые совершаются
трудящимися, не будучи формой классовой борьбы пролетариата и
в большей своей части являясь формой протеста изолированного индивида
против господствующих отношений, будучи низшей формой сопротивле¬
ния эксплоатируемых.
После этого рассматриваются преступления, совершаемые в различ¬
ных социально-экономических формациях представителями эксплоататор-
ских классов, причем в этой группе преступлений особенное внимание
обращается на те преступления, которые совершаются эксплоататорами
против интересов эксплоатируемых, иногда вытекают непосредственно
из самого процесса эксплоатации и всегда направлены на подавление
Эксплоатируемых и на сопротивление революционному их движению,
являясь наряду с государственными формами насилия также формой
классовой борьбы эксплоататоров против эксплоатируемых. Это — вопрос,
который, несмотря на имеющиеся ценнейшие высказывания по этому
поводу классиков марксизма-ленинизма, в нашей литературе освещен
не был, но который имеет чрезвычайно важное значение для всей «проб¬
лемы преступности» в целом. В силу таких соображений этому вопросу
уделяется сравнительно много места, особенно в части, касающейся эпохи
империализма.
Вслед за этим рассматриваются преступления в условиях диктатуры
пролетариата.
Далее, отдельная глава посвящена критике буржуазных теорий прес-
ступления,— теорий, противопоставляющих пониманию преступления как
результата противоречий классового общества нормативистское и биоло¬
гическое определения, в равной мере пытающиеся отвести преступление
ог его классовых корней. В этой критике упор делается на методологи¬
ческую сторону вопроса: дается критика методологических основ теории
факторов преступности. Хотя в нашей литературе теория факторов пре¬
ступности с (марксистских позиций критиковалась не раз 4, но в этих рабо¬
тах не ставилось специальной задачи — дать более или менее разверну¬
тую критику методологической стороны теории факторов пре¬
ступности с привлечением и непосредственным использованием ленинских
методологических положений, высказанных Лениным в «Конспекте пауки
логики Гегеля|> и в других методологических работах.
Наконец, последняя .глава посвящена вопросу о преступлении по
советскому законодательству.
Например, Кузьмин, Новейший ревизионизм; в уголовном праве («Ре¬
волюция права», 1930, № 8—-9); Шляпочников, Ликвидация безработицы
в СССР и преступность («Сов. государство», 1932, ■№ 9—10),
8
глА вAJ
КЛАССОВОЕ СОДЕРЖАНИЕ ПРЕСТУПЛЕНИЯ
Метод диалектического материализма требует в определении преступ¬
лений исторического, конкретного и классового подхода, в отличие от
абстрактных «внеклассовых» и претендующих на пригодность для всех
стран, времен и Народов определений буржуазной науки уголовного
права. Поэтому нужно считать заранее обреченными на неудачу всякие
попытки дать «универсальное» определение преступления, которое вклю¬
чало бы в одну формулу все разнообразие конкретной и противоречивой
исторической действительности.
Во все времена существования классового общества, при всех классо¬
вых социально-экономических формациях, преступлениями считались и счи¬
таются только те действия, которые в той или иной степени опасны Для
интересов господствующих классов, и, наоборот, действия, для интересов
господствующего класса не опасные, преступлениями не считаются. ■
Так, в рабовладельческом обществе античной древности наиболее
тяжким преступлением и одним из первых преступлений, вообще
появившихся в классовом обществе после разложения родового
строя, было parricidium, убийство свободного гражданина, главным
образом главы семьи, бывшего представителем «хозяйственной единицы»,
рабовладельцаУбийство раба не только хозяином, но и кем-либо
посторонним преступлением не считалось, влекло только обязанность
возместить хозяину раба убытки и стало наказуемым только в конце
периода Римской республики.
В феодальном строе одним из распространенных преступлений было
нарушение феодальной собственности — браконьерство, т. е. охота кре¬
стьян в лесах и полях феодала, влекшая за собой суровое, доходящее
до смертной казни, наказание. Но та же охота феодала на крестьян¬
ских полях, сопровождавшаяся истреблением посевов, не только не
считалась преступлением, но представляла собою право — привилегию
феодалов. К этому примеру можно применить мысль Маркса: «Что для
1 Наказуемость этого преступления об’ясняется не родственными, узами,
а хозяйственным положением главы семьи как собственника-рабовладельца.
Это можно видеть из того, что, например, в Риме в эпоху до Х1Г таблиц
(V век до нашей эры) parricidium означало убийство всякого свободного чело¬
века, т. е. рабовладельца, к е м-л и б о, а не обязательно сыном. Только впослед¬
ствии parricidium стало отцеубийством и вообще убийством родственника.
Ср. Таганцев, О преступлениях против жизни по русскому праву, 1871,
т. II, с. 8. Таганцев,' впрочем, совершенно не понимает действительного зна¬
чения этого преступления. Ср. также Дцс т, Учебник. Особ, ч., рус. пер,,
X9Q5, с. 8, \ '
9
одной стороны право, то для другой — правонарушение»2. Позднейший,
уже разлагающийся феодализм выдвигает на пепвый план усиленную
наказуемость ересей, «отпадения от веры». Осужденные за ереси исчис¬
ляются огромными массами 3. К еоесям причисляются самые разнообраз¬
ные поступки и учения от массовых движений, крестьянских войн до
занятия магией и колдовством4. Между тем ереси и религиозные войны
вытекали из классовой борьбы в разлагающемся феодальном строе и,
говоря словами Энгельса, представляли собою «нападки на феодализм»5 6 *.
Но еретические движения, колдовство и ведовство считаются пре¬
ступлениями и преследуются с необычайной жестокостью только тогда,
когда они начинают представлять собою серьезную опасность для
интересов феодалов, — с XV—XVI вв., т. е. когда они выражают
‘ 8 Маркс, Заметки о новейшей прусской цензурной инструкции, Соч.
М. и Э., т. I, с. 121.
3 Так. в Исганги по одним данным, к 1525 г. жертвой инквизиции погиб¬
ло в общем 348 840 человек, из которых 28 540 было сожжено живьем;
по другим данным, до 1893 г. инквизиция осудила 341 021 чечсязека. из них
сожжено было 31 912. См. Лозинский. История инквизиции в Испании,
1914, с. 127. Приблизительно такие же данные — в таблице, приводимой А р н у,
История инквизиции. 1926, с. 194.
4 В 1487 г. Кельнский университет определил (а в то время решения
университетов значительно влияли на судебную практику), что всякий, кто
будет оспаривать действительность искусства ведьм, должен быть преследуем
как мешающий деятельности инквизиции. См. Чарльз Ли, История инкви¬
зиции в средние века. 1912. т. II. с. 499. Тогда' же этим университетам была
издана знаменитая книга Шпренгера «Malleus maleficarum»—«Молот ведьм»,
ставшая руководством для духовных и светских судов. Содержание этой
книги Юм. у Канторовича, Средневековые процессы о ведьмах, 1899,
с. 12. Действительного значения процессов против ведьм Канторович не
понимает, считая, что развитие колдовства и ведовства об'ясняется «обшим
характером эпохи средних веков» и что средневековый «религиозный дух
отказывает колдунам во всякой жалости... требует безусловной их смерти»,
причем Канторович приписывает наибольшее развитие ереси и колдовства
периоду расцвета феодализма (ук. соч., с. 7, 9). хотя рее им же указывае¬
мые папские буллы о гонении на ведовство относятся к XV веку — не ранее —
и хотя, далее, говоря о развитии процессов против ведьм, он'должен признать,
что «XVI и XVII столетия были временем расцвета преследования ведьм»
(с. 101), т. е. именно период разложения феодализма.
6 В «Крестьянской войне в Германии» Энгельс говорит: «Во время
так называемых религиозных войн XVI столетия вопрос шел прежде всего
о весьма положительных материальных классовых интепесах; в основе этих
войн также лежала борьба классов, как и в более поздних внутренних кризи¬
сах в Англии и Франции.!, Если эта классовая бопьба носила тогда религиоз¬
ный отпечаток, если интересы, потребности и требования отдельных классов
скрывались под религиозной оболочкой, то это нисколько не меняет дела
и легко об’ясняется условиями времени». И далее Энгельс продолжает: «Ясно,
что при этих условиях всеобщие нападки на феодализм и прежде всего
нападки на церковь, рее революционные, социальные и политические учения
должны были представлять собой одновременно и богословские ереси. Для
того, чтобы возможно было нападать на общественные отношения, с них
нужно было совлечь покров святости... Еоеси представляли собой отчасти
выражение реакции патриархальных альпийских пастухов против проникаю¬
щего к ним феодализма (вальденсы); частью оппозицию феодализму со сто¬
роны выросших из него рамок городов (альбигойцы. Арнольд Брешиан-
скии и т. д.); частью открытые восстания крестьян (Джон Болл, венгерский
мастер из Пикардии и т. д.). Ересь городов,— а она является официальной
ересью средневековья,—■ была направлена главным образом против попов,
на богатства и политическое положение которых она и нападала» (Соч. М..’
и Э„ т. VIII, с. 128, 128—129 И сл.). ' ’
10
собою разложение феодального строя. До того, в раннем феодализме,
они такой роли не играют и впоследствии, после разложения феода¬
лизма, когда начал укрепляться сменивший его капиталистический строй,
когда классовым интересам буржуазии начинают угрожать действия,
лишенные религиозной оболочки, прежние преступления перестают уже
быть преступлениями и на смену им приходят другие. «В го же самое
время,— говорит Маркс 6,— когда англичане перестали сжигать на ко¬
страх ведьм, они начали вешать подделывателей банкнот»7.
То же можно проследить на другом примере из эпохи «первоначаль¬
ного накопления» — на примере борьбы с бродяжничеством. Процесс
экспроприации крестьянства: и сопротивление экспроприированных новым
формам эксплоатации и дисциплине наемного труда создал в начале
развития мануфактуры рост бродяжничества, ^бывшего формой сопротив¬
ления экспроприируемых крестьян развивающимся капиталистическим про¬
изводственным отношениям. Опасность шаек бродяг вызвала к жизни
свирепое, кровавое законодательство, посылавшее на виселицу десятки
тысяч челозес и квалифицировавшее бродяжничество как наиболее тяж¬
кое преступление8. Но после того, как бродяжничество было в основ¬
ном ликвидировано ростом фабрик, поглотивших массу рабочих рук,
в эпоху промышленного капитализма бродяжничество теряет остроту
своей опасности для интересов господствующего класса и из буржуазных
уголовных кодексов оно исчезает как тяжкое преступление, оставаясь
в числе проступков9. В эпоху империализма, с обострением классовой
6 Маркс, Капитал, т. I, с. 606.
7 В царской России, впрочем, как в стране чрезвычайно отсталой и со¬
хранившей наибольшее число феодальных пережитхоз, п ювозгташа иней в своей
политике «триединый» принцип «православия, самодержавия и народности»,
уголовное преследование ереси сохранилось еще в XX вехе. В Уложении
о (наказаниях посвящена «ересям и расколам» целая глава, щедро определяющая
такие тяжкие наказания, как пожизненная ссылка на поселение (ст. 204)
и каторга на срок не менее 12 лет и до 15 лет (ст. 2С0).
8 Так, в «Архиве Маркса и Энгельса» в статье «О Людвиге Фейербахе»
мы читаем: «С началом мануфактуры начинается период бродяжничества1,
вызванный уничтожением феодальных дружин, роспуском войск, служивших
королям против их вассалов, улучшением земледелия и превращением огром¬
ных масс пахотной земли) в пастбища. Уже отсюда ясно, что эго бродяжни¬
чество тесно связано с рассадим феодализма. Уже в, ХП1 веке мы встречаем
отдельные периоды подобного бродяжничества, но всеобщим и длительным
явлением оно становится лиши в конце XV‘и в начале XVI века. Этих бро¬
дяг, бывших столь многочисленными, что Генрих VIII английский приказал
повесить 72 ОСО их, можно было заставить работать лишь с величайшим
трудом, после упорного сопротивления. Быстрый расцвет мануфактуры,
в особенности в Англии, постепенно поглотил их» («Арх. М. и Э.», т. I,
с. 2371. То же — см. в «Капитале», т. I, гл. 24. Подробно об уголовной поли¬
тике в эпоху первоначального накопления . и, в частности, о бродяжничестве
в это время-—см мою книгу «Уголовная политика эпохи промышленного
капитализма», 1932.
9 Так, французский Code Penal, изданный в 1810 г., в ст. 269 прямо
говорит: «Бродяжничество считается проступком» (французское уголовное
право знает деление всех наказуемых деяний на три группы: crime — тяж¬
кое преступление, dclit— прЛтуплепие и contrvention—проступок). Статья
же 271 устанавливает за самый факт бродяжничества наказание в виде тюрьмы
на срок от 3 до 6 месяцев, с последующей отдачей под надзор полиции, г. е.
наказание, не идущее ни в какое сравнение со смертной казнью, увечащими
наказаниями и ссылкой, применяющимися к «бродяга'.м» в период первоначаль¬
ного накопления. Только царское Уложение о наказаниях сохранило для бро¬
дяжничества значительно более суровые санкции. Так например, ст. 951 пре¬
11
борьбы п кризисов, бродяжничество снова, на иной основе и в иных
формах, занимает место в ряду тяжких преступлений и опять вызывает
применение тяжких репрессий — в виде ли наказания, в виде ли Мер
превентивного заключения. '
(/Ь капиталистическом обществе преступлением, шлаются также тоЛько-
действйяГйтредставляющие в тсий пли иной степени опасность пип ин~
терёсов~1ии11идс1вующёго класса — буржуазии. В первую очередь сюда
относятся преступления-против частной буржуазной собстврпногто —
основы капитализма — иус обострением классовой борьбы, и ростом рево-
люпйоннОгО дВижёний/^так называете государственные преступления,
к которым буржуазия относит проявления революционного движения10 *.
Все, что для буржуазного законодателя, судьи и ученого-кримина¬
листа является преступным, по существу обязательно заключает в себе
опасность для интересов буржуазии, как господствующего класса, хотя
бы с |первого взгляда эта классовая опасность и не была видна, хотя
бы опа! и (была заслонена нарушением интересов «отдельного лица».
Например, посягательство на неприкосновенность половой сферы жен¬
щины в действительности влечет за собою уголовную репрессию вовсе
не потому, что оно нарушает достоинство личности женщины: достоин¬
ство личности и неприкосновенность половой сферы женщины совер¬
шенно безнаказанно нарушаются в каждом зарегистрированном «легаль¬
ном» доме терпимости, в большинстве мещанских семей, по отношению
ко многим материально и по бытовым условиям зависимым женщинам1J;
дусматривает за одно только наименование себя «непомнящим родства» или
за отказ1 об’явит.ь, о свеем звании, состоянии и постоянном месте жительства,
исправительные арестантские отделения (среднее между тюрьмой и ка горгой)
на срок четыре года q последующим поселением на Сахалине. Эта особенность
русского дореволюционного уголовного права в отношении бродяжничества
об’ясняется тем, что царское правительство чаще других под видом «бродяг»'
расправлялось с безработными и прочим «неблагонадежными» с жандармско-
судейской точки зрения элементом. Можно отметить характерное для анти¬
семитской политики царского правительства и суда обстоятельство: сенат¬
ская практика использовала ст. 951 для травли евреев, признав, что хотя
«одна неприписка еврея к одному из установленных в государстве состояний
не) гможет еще служить достаточным основанием для признания его бродягою
и к присуждению его к наказанию по ст. 951», но что при такой неприписке
еврей «подвергается суду по обвинению в бродяжничестве», а «судьи поста¬
новляют об обвиняемом в бродяжничестве, ка1к и о eIchkom другом подсудимом,
приговор на точном основании ст. 766 по внутреннему своему убеждению,
основанному на обсуждении в совокупности всех обстоятельств дела» (д. 1889 г-
Идесиса). Смысл всей этой крючкотворной сенатской мудрости все-гаки тот,
что за простую неприписку к сословию еврея судят по полукаторжной статье
о бродяжничестве.
10 Об общем значении этих преступлений см. далее; для эпохи промыш¬
ленного капитализма—см. в моей книге «Уголовная политика эпохи промыш¬
ленного капитализма», 1932, а для эпохи империализма — в книге Булато-
в а «Уголовная политика эпохи империализма», 1933.
1Т. Материальная зависимость женщины-работницы и лишение женщины
в этом отношении охраны со стороны законодательства кажутся буржуазным
криминалистам совершенно естественными. Поэтому позиции советского-
законодательства и вся советская политика раскрепощения женщины вызы¬
вают у этих криминалистов злобу, обнаруживающую всю классовость буржуаз-
воправовой теории. Чего стоит, например, такая тирада: «Защита экономи¬
чески зависимой женщины от преследований работодателя нашла в Совет¬
ском союзе чрезмерно преувеличенное применение» (G. Wirschubsski, Der
Scliutz der Siltichkeit in Sowietstrafrecht. «Zeilschr. fiir die ges. Stralrechtswia-
scnachaft»,• 1931, B. 51, H. 3, S. 324).
12
^гй действия «криминализируются» буржуазным уголовным правом лишь
в''той мере, в какой ими ломаются именно устои буржуазной семьи
и брака, тесно связанные с институтом буржуазной собственности12.
/ Возьмем другой пример. Буржуазное уголовное право признает кражу
преступлением и тогда, когда юна совершается не только у капиталиста,
ню| у (рабочего. Но это не значит, что буржуазный закон защищает
интересы рабочего как такового. Это означает совсем иное: у рабочего
может быть украдена только некоторая часть полученной им заработной
платы, составляющей все его «имущество»; заработная плата является
единственным источником воспроизводства рабочей силы, без чего не¬
мыслим дальнейший процесс эксплоатации труда. Поэтому «правоохран-
пость» имущественного фонда рабочего в действительности коренится
в интересах буржуазии: неорганизованное посягательство любого встреч¬
ного на имущество рабочего — его заработную плату — противоречит
интересам присвоения капиталистом неоплаченной части труда рабочего ■—
прибавочной стоимости13. Кроме того для буржуазии опасность такой
кражи заключается в том, что факт совершения данным преступником
такой кражи свидетельствует о возможном и вероятном новом соверше¬
нии им кражи, но уже у другого потерпевшего — у буржуа: зрелище
всякого находящегося в юпаснюспи кошелька заставляет буржуа дрожать
за свой собственный кошелек.
Примеров тому, что- преступление в капиталистическом обществе
всегда заключает в себе опасность для классовых интересов буржуазии,
можно привести сколько угодно из всех тех областей, в которых пре¬
ступления совершаются. И обратно: столько же примеров можно при¬
вести тому, что действие, не являющееся для буржуазии опасным, не
фигурирует в 'буржуазном уголовном праве — законодательстве, практике
и теории—{в качестве преступления, как бы ни было оно по форме
похоже на предусмотренные в уголовных кодексах преступления, или
в крайнем случае если формально оно и признается преступлением,
то на практике это признание полностью аннулируется.
В первую очередь сюда относятся все такие действия, которые являют¬
ся чрезвычайно вредными и опасными для -рабочих, но которые связаны
с эксплоатацией пролетариата буржуазией и вытекают из угнетенного
положения пролетариата в капиталистическом обществе. По отношению
12 Связь между «устоями» буржуазной семьи и частной собственностью
прекрасно сознают буржуазные теоретики. Так например, Тьер говорит:
«Собственность и семья находятся в неразрывной связи между собою...
У человека... свое собственное поле|^ в этом поле свое жилище, в этом жили¬
ще своя жена, свои дети, или не должно быть ничего собственного: «и
жилища,, ни жены, ни детей» (Тьер, О собственности, 1872, с. 152 и 159).
«Коммунистический манифест» исчерпывающе определяет классовую и част¬
нособственническую природу семьи в капиталистическом строе: «На чем дер¬
жится современная буржуазная семья? На капитале, на частной наживе.
В совершенно развитом виде она существует только для буржуазии, но она
находит свое дополнение в вынужденной бессемейности пролетариев и в от¬
крытой проституции» (Соч. №.. и Э., т. V, с. 499).
13 В моей книге «Имущественные преступления» (1928) по этому вопро¬
су у меня даны ошибочные рассуждения, из которых можно сделать вывод,
что буржуазия защищает при определенных имущественных преступлениях
интересы рабочего как такового, хотя и исходит, в основном из своих клас¬
совых интересов. Эта ошибка мною была признана в выступлении на с’езде
марксистов-государственников в 1931 г.
13
к эпохе промышленного капитализма мы находим у Энгельса строки^
дышащие страстным обвинением буржуазии: «Если один человек, гово¬
рит Энгельс,— наносит другому физический вред, и такой вред, который
влечет за собою смерть потерпевшего, мы называем это уоийсгвом; ‘если
убийца заранее знал, что вред этот будет смертельным, то мы называем
его действия умышленным убийством. Если же общество 11 ставит согни
пролетариев в такое положение, что они неизбежно обречены на прежде¬
временную неестественную смерть, на смерть, столь же насильственную,
как смерть от меча или пули; если оно тысячи своих членов лиЬает
необходимых условий жизни, ставит их в условия, в которых они жить
не могут; если оно сильной рукой закона принуждает их жить в этих
условиях, пока не наступит смерть как необходимое последствие; если
оно знает, очень хорошо знает, что тысячи должны пасть жертвой таких
условий, и все-таки этих условий не устраняет, то это -в такой же мере
убийство, как и убийство отдельного лица, но только убийство скрытое,
коварное, от которого никто оградить себя не может, которое те имеет
вида убийства, потому что не виден убийца, потому что этим убийцей
являются все и никто, потому что смерть жертвы имеет вид естествен¬
ной смерти и потому что это не столько грех еодеяния, сколько грех
попущения. Но тем не менее он остается убийством»14 15. Эта практика
систематического и подлинного убийства пролетариев, разумеется, не
«криминализирована» буржуазными уголовными кодексами и практикой
суда, и ни одному буржуазному криминалисту не придет на ум в книгах
и статьях об убийстве заняться вопросом об убийстве такого рода.
Эти массовые фактические убийства рабочих, остающиеся в капита¬
листическом обществе ненаказуемыми и юридически чаще всего признавае¬
мые «непреступными», подробно и ярко показаны в трудах классиков
марксизма. Разнообразны пути такого убийства рабочих, вызывающегося
безграничным стремлением капиталистов к усилению эксплоатации рабо¬
чего класса. Достаточно показать, как приводят рабочих к болезни, изну¬
рению и смерти вопиющие жилищносанитарные условия, принуждение
к чрезмерному труду и условия работы у фабричного станка.
«При своем безграничном слепом стремлении,— говорит Маркс,—
при своей волчьей жадности к прибавочному труду капитал опрокидывает
не только моральные, но и чисто физические максимальные пределы
14 В сноске Энгельс говорит, что здесь под обществом, как под неко¬
торым ответственным целым, он подразумевает господствующий класс —
буржуазию.
Энгельс, Положение рабочего класса в Англии в 1844 г., 1928,
а. 142—143. И далее Энгельс говорит: «... Это социальное убийство, как
его с полным правом называют английские рабочие газеты, общество совер¬
шает в Англии ежедневно и ежечасно; что оно поставило рабочих в поло¬
жение, в котором они не могут быть здоровыми и не могут долго жить,
что оно таким образом постепенно, понемногу подкапывает жизнь этих
рабочих, доводя их до преждевременной смерти... что общество знает, каковы
последствия создан , ых им условий и что дело идет здесь, следовательно,
не о непредумышленном убийстве, а об убийстве сознательном, это я докажу
тем, что приведу в доказательство факта убийства официальные документы,
правительственные и парламентские отчеты» (тал же, с. 143). То же — с. 33,
126, 127. В своем письме к Марксу из Бармены от 19 шоября 1844 г. Эн¬
гельс пишет: «Перед лицом всего мира я обвиняю английскую буржуазию
в массовых убийствах, грабежах и других преступлениях» (Соч. М. :и Э.,
т. XXI, с. 5).
14
рабочего дня. Он узурпирует время, необходимое для роста, развития
и здорового сохранения тела. Он похищает время, необходимое для погло¬
щения свежего воздуха и солнечною света. Он урезывает обеденное время
и по возможности включает его в самый процесс производства...»10.
Говоря о том, как в Вест-Индии, на Кубе значительная часть рабов
на плантациях ежегодно истребляется не только вследствие недостаточ¬
ное™ и грубости пищи и изнурительного мучительства, но и вследствие
медленного истязания чрезмерным трудом и недостатка сна и отдыха,
Маркс далее приводит подробные сведения о том, что аналогичная кар-
тина наблюдается и в странах Европы в отношении взрослых наемных
рабочих, являющихся «кандидатами на смерть»* 17, и в отношении детей
и подростков, вынужденных сплошь и рядом работать сверхурочно
без перерыва по 24 и даже 36 часов18. Так, в частности, Маркс указы¬
вает, что в шелковой промышленности фабриканты в широких размерах
хищнически применяли детский труд: «Тонкость ткани требует неж¬
ности пальцев, которая может быть приобретена лишь при условии
раннего поступления на фабрику. Из-за нежных пальцев убивали детей,
как рогатый скот на юге России бьют из-за кожи и сала»19.
Эта узурпация рабочего времени, приводящая к узурпации самой
жизни рабочих, т. е. к убийству, не является преступлением в законах
капиталистических стран. Но и тогда, когда под давлением рабочих
буржуазный законодатель вынужден вносить некоторые, хотя бы и самые
жалкие, ограничения чрезмерной продолжительности рабочего дня, хотя
бы в отношении детей и женщин, судебная практика оставляет безнака¬
занными все нарушения капиталистами ограничительных законов. Маркс
показывает, как в Англии после введения одного из таких «ограничи¬
тельных» законов, воспрещающего произвольное использование рабочей
силы подростков и женщин в произвольные короткие промежутки пят¬
надцатичасового фабричного дня, фабриканты заявили фабричным ин¬
спекторам, что «не желают исполнять букву закона и намерены ввести
старую систему собственной властью-). Как только фабричные инспектора
начали возбуждать против фабрикантов — нарушителей «ограничитель¬
ного» закона судебные преследования, министр внутренних дел Грэй
в ответ на петиции фабрикантов издал циркуляр, в котором рекомендовал
инспекторам «не преследовать в общем нарушений буквы закона». В тех
же случаях, когда судебное преследование все же возбуждалось, суды
выносили фабрикантам оправдательные приговоры, так как в этих судах
заседали часто те же фабриканты. Так, некто Эскридж, председательст¬
вуя в суде, оправдал фабриканта Робинзона, нарушившего «ограничи¬
тельный» закон и практиковавши о старую систему использования труда!
рабочих: затем, после вынесения оправдательного приговора, тот ж!е
Эскридж, «опираясь на свое собственное решение, вошедш[зэ в законную
силу... тотчас же ввел эту систему и на своей собственной фабрике»20.
1Г Маркс, Капитал, т. I, с. 191.
17 Там же, с. 192 и сл.
1(5 Там же, с. 186. 190 и др.
19 Там же, с. 214.
20 Маркс, Капитал, т. I, с. 211. Фактическая безнаказанность агентов
власти господствующего класса чрезвычайно ярко показана Лениным на
материале русской царской действительности: «Противозаконное и дикое
битье в полиции,— говорит Ленин,— происходит ц Российской империи —
15
Такую ясе картину мы видим и в царской России: в 1897 г. б^ьт
Издан закон о «сокращении» рабочего времени, явившийся вынужден¬
ной уступкой правительства и, по словам Ленина, «отвоевантуьгй!
у полицейского правительства соединенными и сознательными рабочими»;
однако нарушение этого закона не влекло для фабрикантов уголовного
преследования. «...Как могут русские чиновники,— говорит Ленин,+- ре¬
шиться преследовать гг. фабрикантов! Помилуйте, как эта воз¬
можно! Мы сейчас увидим, что даже за нарушение всего этого нрвого
закона гг. фабрикантов не будут преследовать»* 21. Действительно не
только классовая природа царского чиновничества, но и самый закон
обеспечивал фабрикантам безнаказанность: «...При издании нового за¬
кона определяют всегда, каким наказаниям подвергается тот, кто его
не исполняет. Но в новом законе 2 июня 1897 г. о сокра¬
щении рабочего времени и о праздничном отдыхе ника¬
кого наказания за неисполнение его не установлено»22.
Точно так же, как чрезмерно продолжительный труд, убивают в бук¬
вальном смысле этого слова рабочих и те антисанитарные жилищные
условия, в которые пролетариат поставлен капиталом. Вот как Маркс
характеризует эти условия словами Лейнга: «Нигде еще права лич¬
ности не приносятся так открыто и так бесстыдно в жертву праву
собственности, как в жилищных условиях рабочего класса. Каждый
большой город — это место человеческих жертвоприношений, алтарь,
на котором ежегодно убиваются тысячи для Молоха жадности»23. Энгельс
детально рисует картину гибельных условий рабочих жилищ24 25.
Наконец, условия, в которых приходится работать у станка, таковы,
что изо дня в день разрушают здоровье рабочего, приводя его к смер¬
ти, или причиняют ему эту смерть или увечье внезапно, вследствие
.умышленного игнорирования владельцем фабрично-заводского предпри¬
ятия минимальных требований техники безопасности. «Капитал нисколько
не стесняется,— говорит Маркс,— отчасти опасные, отчасти унизитель¬
ные условия, в которые он ставит труд и домашнюю жизнь рабочего,
оправдывать тем соображением, что это необходимо для более выгод¬
ной эксплоатации рабочего. Таково положение дел; когда он самоотре-
кается от приспособлений для защиты от опасных машин на фабриках,
самоотрекается от вентиляции и предохранительных мер в шахтах
и т. д.» ^/ Игнорирование правил техники безопасности, об’ясняемое неже¬
ланием капиталиста затрачивать средства на предохранительные меры
без преувеличения можно сказать — ежедневно и ежечасно. А до суда
доходит оно в совершенно исключительных и крайне редких случаях. Это
нисколько не удивительно, ибо преступником является та самая полиция,
которой вверено в России раскрытие преступлений» (Ленин, т. IV, с. 87—
88). Именно массовость таких случаев безнаказанного дикого насилия
полицейских превращает эти насилия фактически в непреступные для юстиции
капиталистического общества. Тысячи примеров, аналогичных приведенному
Лениным и показывающих дикость, жестокость и безнаказанность агентов
капитала, дает практика безнаказанной и поощряемой расправы с рабочими
в империалистических странах, особенно практика фашистского террора.
21 Денин, Новый фабричный закон, т. II, с. 154 и 141.
22 Там же, с. 150.
23 Маркс, Капитал, т. I. С., 525.
241 Энгельс, Положение рабочего класса в Англии^ См- также Маркс,
Капитал, т. I, с. 433—570.
25 Маркс, Капитал, т. I, стр. 532.
16
^.сооружения, является выражением экономии в применении постоянного
капитала: «Капиталистический способ производства, поощряя, с одной
стдроны, развитие производительных сил общественного труда, вызы¬
ваем, с Другой стороны, экономию в применении постоянного капитала...
В силу своей противоречивой, антагонистической природы капиталистиче¬
ский способ производства идет дальше и приводит к тому, 'что расто¬
чение жизни и здоровья рабочего, понижение условий его существо¬
вания само причисляется к экономии в применении постоянного капитала
и следовательно к средствам повышения нормы прибыли»2G. Маркс
указывает, что эта экономия приводит к переполнению рабочими тесных,
нездоровых помещений на фабрике, к нагромождению опасных машин
в одном и том же помещении, к отсутствию приспособлений, (предохра¬
няющих от опасности, к отсутствию мер предосторожности в процессах
производства, по своей природе вредных для здоровья или сопряжен¬
ных с опасностью и т. д. В результате такой I «экономии» рабочие гиб¬
нут тысячами: Маркс приводит статистические данные, по которым
в одной только каменноугольной промышленности Англии за десять
лет — с 1852 по 1861 г.— было убито в общей сложности 8466 чело¬
век* 27.
Все эти убийства, а также членовредительства, проистекавшие вслед¬
ствие такой капиталистической «экономии», оставались для фабрикантов
безнаказанными даже в тех случаях, когда дело подлежало рассмотрению
суда. Как и р делах о нарушении законов, «ограничивающих» .продолжи¬
тельность рабочего дня, в этих делах безнаказанность обеспечивалась
классовостью буржуазного суда и законодательства: судьями были боль¬
шей частью «сами фабриканты или друзья фабрикантов». Для оплаты
судебных издержек фабриканты сообща вносили нужные материальные
средства. Так, Маркс .говорит, что «манчестерские фабриканты образо¬
вали в то время с целью противодействия фабричному законодатель¬
ству тред’юнион (National Association for the Amendment of the
Factory Laws), который в марте 1855 г. при помощи сбора 2 шил¬
лингов с лошадиной силь: собрал сумму свыше 50000 ф. ст., предназ¬
наченную для оплаты судебных издержек членов в случае возбуждения
дел фабричными йспекторами и для ведения процессов за счет союза»’28.
С другой стороны, навстречу фабрикантам пошел парламент, издавший
особый закон. «Закон этот,— говорит Маркс,— фактически лишил рабо¬
чих всякой специальной защиты, предоставив им при несчастных случаях,
причиненных машинами, искать вознаграждения в обычных судах (прямая
насмешка при английской высоте судебных издержек); с другой стороны,
он при помощи весьма крючкотворных постановлений о производстве
экспертизы сделал для фабрикантов почти невозможны^, .чу^оиграть
процесс»29.
На этих почерпнутых у Маркса, Энгельса и ЛенИ^^р^эдрх “МбЖно
убедиться в том, что в капиталистическом общеб^дГ некогор*?^ "djiwa
уголовные действия, не только по своему содержарШво лреступны?^ тот»-
ки зрения пролетарского правосознания, но ц по'фдр^р полностьк-r'cfefe-
падающие с описанными в буржуазных уголовнр®, Иконах составами-
28 Маркс, Капитал, т. III, стр. 47—48.
27 Там же, с. 49.
28 Там же, с. 50.
29 Там же, с. 51.
$ Цгуссовая природа преступлений!
таких преступлений, как умышленное убийство или причинение телесньйс
повреждений, не об’являются буржуазными уголовными кодексами пре¬
ступными в тех случаях, когда они не опасны для интересов господствую¬
щего класса — буржуазии, хотя бы они были чрезвычайно опасны для
угнетенного класса — пролетариата. Если такие действия в некоторых
случаях и объявляются в специальных законах нарушениями правил
безопасности и т. п., то практикой буржуазных судоз они фактически
оставляются безнаказанными и фактически, если так можно выразиться,
«декриминализируются».
При диктатуре пролетариата преступления приобретают иное качество
и имеют иное принципиальное значение, нежели в капиталистическом
строе. Однако признак классовой опасности (но опасности иному клас¬
су) является обязательным для преступлений и в строе переходного
к коммунизму периода. В советском государстве всякое преступление
является в большей или меньшей степени опасным для интересов гос¬
подствующего класса — пролетариата.
Целый ряд преступлений не нуждается в доказательстве их опасности
для интересов пролетариата, стоящего у власти. Сюда, например, отно¬
сятся такие преступления, как контрреволюционные (контрреволюцион¬
ное восстание, агитация, террористические акты, шпионаж и т. д.), как
хищение социалистической собственности, являющейся основой совет-*
ского строя, как ряд должностных преступлений, дезорганизующих пра¬
вильное осуществление государственной и общественной службы, кай
преступления воинские и т. д. В ряде других преступлений их классовая
опасность не так явственно выступает наружу, не так бьет в глаза хотя
она существует и хотя только в силу ее существования эти действия
об’являются советским законодателем преступными.
V) В отличие от буржуазного уголовного права и его теоретиков
советское законодательство и марксистско-ленинская теория уголовного
права открыто об’являют классовый характер уголовного права и правосу¬
дия. Но часто классовая опасность тех или других преступлении бывает
скрыта большей сложностью явлений, большей сложностью форм клас¬
совой борьбы: классовая ‘борьба, как это достаточно известно, далеко
не всегда протекает таким образом, что классовому врагу открыто
Противостоит классовый враг. Поэтому в преступлении классовая опас¬
ность должна быть вскрыта, показана под всевозможными наслоениями,
ее окутывающими.
Наиболее скрыт от поверхностного наблюдателя классовый характер
в тех преступлениях, где непосредственный потерпевший — представитель
враждебного класса. Возьмем пример с кражей, совершенной у представи¬
теля враждебного класса. Такая кража преступна по нашему праву
вовсе не потому, что нарушает интересы обокраденного представителя
враждебного класса как такового, не говоря уже конечно об интересах
всего враждебного класса в целом. Она преступна потому, что нару¬
шает тот порядок общественных отношений, при котором ведется упор¬
нейшая борьба с капиталистической собственностью, но борьба органи¬
зованная, экспроприирующая экспроприаторов в интересах пролетариата
как класса в целом, проводящая эту экспроприацию экспроприаторов
при максимальной организации пролетариата и трудящихся масс. Кража,
совершенная у представителя классово враждебных элементов, противо¬
речит этим обоим принципам: оца направлена на то, чтобы лишить
18
собственности только данного представителя враждебного класса не
в интересах пролетариата, а в корыстных интересах преступника; она
является отрицанием организации и дисциплинированности масс; совер-
шейцая кража свидетельствует о возможности повторения в дальнейшем
такого же или другого преступления, когда и непосредственным потер¬
певшим может оказаться трудящийся или же хозяин социалистической
собственности — пролетарское государство. Не меняет положения дела,
если вор пытается прикрыть свои корыстные побуждения ссылкой на то,
что он похитил имущество у классового врага пролетариата, а потому-де
поступил в интересах пролетариата 30« Наиболее внешне сложным ка¬
залось разрешение этого вопроса в период, когда в СССР существовали
частнокапиталистические предприятия и когда случаи имущественных
преступлений, потерпевшими от которых являлись кулак и нэпман, были
сравнительно часты. Однако по существу разрешение этого вопроса
совершенно ясно. Руководящим указанием в этом отношении служит
положение, высказанное т. 'Сталиным в его историческом докладе на
январском об единенном пленуме ЦК и ЦКК (1933 г.). Касаясь задач ]
революционной законности, т. Сталин говорит: «Революционная закон-
ность первого периода нэпа обращалась своим острием главным образом
против крайностей военного коммунизма, против «незаконных» конфис- i
каций и поборов. Она гарантировала частному хозяину, единоличнику, ;
капиталисту сохранность их имущества, при условии строжайшего соб¬
людения ими советских законов»31. Таким образом в первый период
нэпа нэпману и кулаку гарантировалась сохранность их имущества
от незаконных посягательств, в том числе и от краж, грабежей и г. д.
Но это делалось не в интересах этих нэпманов и кулаков и, конечно,
не для укрепления института частной капиталистической собствен¬
ности, а для использования их в интересах диктатуры пролета¬
риата на тех путях, которыми шли тогда партия и советская
власть, с предоставлением капиталистическим элементам возможно¬
сти действовать лишь в строго ограниченных советскими законами
пределах. В дальнейшем, при переходе от политики ограничения
эксплоататорских стремлений кулака к политике ликвидации кулачества
как класса на основе сплошной коллективизации, к политике выкорче¬
вывания капиталистических элементов, материальная база этих элементов
подрывается и ликвидируется пролетариатом в порядке осуществления
государственного социалистического плана, в упорной классовой борьбе,
организованно проводимой партией, в борьбе, успешность которой также
требует исключения дезорганизаторских выступлений в виде краж, гра¬
бежей и т. п., требует борьбы с такого рода преступлениями.
30 Вот характерное заявление одного подследственного бандита — некоего
Бауэра — относящиеся к периоду военного коммунизма: «В Революционный
трибунал. Уважаемые товарищи. Я уже 10 месяцев содержусь под стражей за
экспроприацию а меблированных комнатах «Милан», ювелира Мариева и т. д.
Я осмеливаюсь просить тт. членов революционного трибунала отпустить
меня на поруки, под надзор милиции или под небольшой денежный залог.
Я думаю, товарищи, примете во внимание состояние моего здоровья и вид
моих преступлений и не откажете мыз в моей просьбе, ибо я по
виду моих преступлений — «крупные экспроприации» — отнюдь не являюсь
врагом революции, ни народа...» (из материалов Музея секции уголовной
политики ИССП Комакадемии).
31 Сталин, Вопросы ленинизма, доп. к изд., 1933, с. 36.
2*
19
На ©том примере лепке можно видеть, что и в тех случаях, когда
непосредственным потерпевшим от преступления является представитель
враждебных классов,- пролетарское государство выступает на защиту
не его как представителя враждебного класса интересов, а интересов
господствующего класса — пролетариата, видя в этих преступлениях
и в личности преступника классовую опасность.
Таким, образом и в условиях диктатуры пролетариата для всех пре¬
ступлений неот’емлемым свойством является их опасность интересам гос¬
подствующего класса.
Точно так же, как выше было установлено, что те действия, в кото¬
рых нет опасности для! интересов господствующего класса в капи¬
талистическом строе, не об’являются буржуазным законодателем пре¬
ступными, хотя бы они были чрезвычайно опасны для трудящихся,
точно так же можно установить, что в условиях диктатуры пролетариата
действия, не заключающие в себе опасности для интересов пролетариата,
преступными не являются, хотя бы они были опасны для ликвидируемых
капиталистических классов или считались преступными с точки зрения
буржуазного правосознания» Например, так называемое прелюбодеяние
(т. е. половая связь с лицом, состоящий в браке), преступное с точки
зрения большинства буржуазных уголовных кодексов32, для нас явля¬
ется в уголовно-правовом отношении безразличным, хотя бы «оскорблен
пый в дести своей супруг» (по выражению русского царского уголовного
закона) со старорежимной психологией и реагировал на это подачей
жалобы, служившей до Октябрьской революции достаточным основанием
для уголовного преследования. Точно так же «похищение» незамужней
женщины, с ее согласия, для вступления в брак или «похищение» замуж¬
ней женщины, тоже с ее согласия, преступное для буржуазного законо¬
дателя, немыслимо в качестве преступления в советском праве, хотя
буржуазный законодатель видит в этих действиях серьезное нарушение
интересов родителей в первом случае и мужа — во втором, и, защищая
«устои» буржуазной семьи и собственнические права мужа, устанавливает
за эти «преступления» уголовные наказания33.
32 Ст. 1585 царского Уложения о наказаниях за прелюбодеяние угро¬
жала «лицу, состоящему в браке», тюрьмой на срок от четырех до 'восьми
месяцев., а «лицу, с коим учинено прелюбодеяние, если она со своей стороны
не состоит в браке,— тюрьмой до четырех месяцев. Германский уголовный
кодекс предусматривает за прелюбодеяние для обоих «преступников» тюрь¬
му на срок до шести месяцев (§ 172). Французский уголовный кодекс
карает совершившую прелюбодеяние жену тюрьмой до двух лет (ст. 337);
такому же наказанию подвергается и ее «сообщник». Характерно, что муж
отвечает в уголовном порядке только в том случае, если он «содержит
наложницу в супружеском доме» и то карается только денежным штрафом.
«Преимущества» мужа, как хозяина в семье, сказываются в. тому что «в слу¬
чае прелюбодеяния умышленное убийство мужем жены, а равно и ее сооб¬
щника извинительно, если оно было совершено в тот момент,, когда он застиг
их па месте преступления fen flagrant delitj в супружеском доме» (ст. 234,
ч. 2). Маркс по этому поводу замечает: «В прусской фантасмагории свя¬
тость семьи должна быть из государственных соображений действительна
как для мужчины, так и для женщины; во французской же практике, где
жена рассматривается как частная собственность мужа, за прелюбодеяние
наказывается только жена1, и только по требованию мужа, осуществляющего
свое право собственности» (Соч. М. и Э., т. IV,, с. 322). Наказуемость пре¬
любодеяния содержится в большинстве буржуазных законодательств.
ч 33 Ст. 1549 царского Уложения о наказаниях в ч. 2 за похищение
20
Возьмем другой Пример — с лжеприсягой. В буржуазном уголовном
праве, охраняющем союз капиталистического государства с церковью,,
верной помощницей буржуа в затемнении классового сознания трудя¬
щихся, лжеприсяга является серьезным преступлением, причем преступ¬
ным считается не причинение каких-либо вредных последствий (или
опасность таких последствий) вследствие обмана, создаваемого лжепри¬
сягой, а самый факт ложной присяги, т. е. ложной ссылки на божество 34.
В нашем праве (кстати сказать, не допускающем в суде вообще
какой бы то ни было присяги в качестве доказательства) таких и ему
подобных «преступлений» против «божественного достоинства», разу¬
меется, не существует.
Некоторые действия- в определенный период развития революции
являются опасными для интересов пролетариата и потому считаются
преступными; однако те же действия в другой период или при наступле¬
нии каких-либо новых, обстоятельств могут терять признак классовой
опасности и тогда исключаются из числа1 преступных вообще или при
данных определенных условиях теряют свой преступный характер. Ярким
примером такого рода случаев может служить спекуляция, которая всегда
у нас преследовалась, но содержание которой менялось. Спекуляция —
одно из серьезнейших преступлений. Закон 22 августа 1932 г. устанавли¬
вает за спекуляцию строжайшую ■ ответственность. Однако к самому
содержанию спекуляции законодатель подходит отнюдь не механически,
незамужней женщины для вступления) с нею- в браЮ,- с ее согласия, (пре¬
дусматривала для «похитителя» тюрьму на! срок от 4 до 8 месяцев, а для
«похищенной» (!)— заключение на столько же времени в монастыре. Ст. 1581
того же Уложения за похищение замужней женщины! с ее согласия устанав¬
ливала для обоих — и для похитителя, и для «добровольно похищенной»—
заключение в тюрьме на срок от восьми месяцев до года и 1'четырех месяцев.
Такое же наказание!, как и за похищение незамужней, назначалось «за всту¬
пление в брак, явно или тайно, против решительного запрещения родителей
или без испрошения согласия их», если родители принесли жалобу (ст. 1566).
Примером того, что и в советских условиях существуют люди, пытаю¬
щиеся призывать советскую власть на помощь своим уязвленным супруже¬
ским чувствам и правам, может служить заявление, поданное в 1923 г.
одним инженером народному следователю 1 участка Харьковского округа.
Материалы этого «дела» носят по своей форме анекдотический характер
и -освещались в свое время в харьковском «Коммунисте». Здесь приводится
текст заявления, почерпнутый из архивов харьковской прокуратуры: «Василия
Калистратовича Медведенко, живущего в поселке Зеленый Гай, заявление.
Настоящим заявляю, что моей женой, проживающей в г. Харькове, Марией
(Ивановной Ивановой, она же именуется Марией Дмитровной Медведенко.
заключен частный брачный договор между ней и директором Московского
товарищества Харьковского отделения «Русское сукно», Борисом Иосифовичем
Эскиным, и так как, будучи законной женой, живущей со мной и в то же
время с Эскиным, я нахожу это ненормальным для честной семейной жизни
и был вынужден прервать ее, теперь же, уступая ее как ’вторую жену Б. Эскину,
так как у нега одна уже есть;, а потому заявляю, что гр. Эскин/ не слад<>-
ьало бы, как человеку состоятельному, заниматься подобными цазвращениями
семейной жизни. Прошу вас сделать дознание и передать прокурору для
предания законной ответственности за оскорбление семейной чести, так же за
заключение незаконного брачного договора... (подпись)». Приложен «брачный
договор». Мещанской пошлости в этих документах более чем достаточно, но
поводом к возбуждению уголовной ответственности они не послужили.
и Так, царское Уложение о наказаниях за ложную присягу в ст. 236
предусматривало «лишение всех особенных, лично и по состоянию присвоен¬
ных прав и| преимуществ и отдачу в исправительные арестантские отделения
на время от четырех до пяти лет». Даже если ложная присяга дана 6e.i
21
учитывая всю сложность и изменчивость форм классовой борьбы. Так,
в условиях напряженной борьбы за хлебозаготовки, когда1 план хлебоза¬
готовок не выполнен, торговля хлеоом срывает ход хлебозаготовитель¬
ной кампании — в этом и заключается та отрицательная сторона колхоз¬
ной торговли, на которую указал т. Сталин в своей речи на об еди¬
ненном январском пленуме ЦК и ЦКК «О работе в деревне». В этих
условиях торговля хлебом становится самой доподлинной спекуляцией,
чрезвычайно опасной для интересов пролетариата. Но с изменением
обстановки диалектически меняется и содержание этой торговли. По
выполнении плана хлебозаготовок опасность этой отрицательной стороны
колхозной торговли отпадает, вступают в силу ее положительные сто¬
роны, торговля хлебом перестает быть классово опасным, т. е. преступным,
действием. Именно по этому поводу в декабре 1932 г. и затем в 1933
и 1934 гг. СНК СССР и ЦК ВКП(б) издазали постановления,
в которых, отмечая, что такие-то области выполнили досрочно годо¬
вой план хлебозаготовок, разрешали колхозам, колхозникам и трудя¬
щимся-единоличникам этих областей производить беспрепятственно про¬
дажу своего хлеба. Но в этих же постановлениях есть предупрежде¬
ние, что при невыполнении годового плана их торговля хлебом не только
не будет допущена, но и будет преследоваться как спекуляция согласно
постановлению ЦИК и СНК от 22 августа 1932 г.35. В этих поста¬
новлениях выявляется вся гибкость советского законодательства и вы¬
ступает с предельной ясностью принцип классовой опасности, опре¬
деляющий собою преступность или непреступность той или иной дея¬
тельности.
Приведенный выше материал дает возможность утверждать, что/при
каждом общественном стоое действия, опасные для интересов госпол-
ствующего класса, являются преступными; и наоборот, пейстш^ jjp
являющйЬСЯ~Опасными для ингересбв~~господствующего класса или утра¬
чивающие эту опасное гь, на Считаются преступлениями и не влекут
за ~собою уголовной репрессии, хотя оы они и противоречили инте¬
ресам класса, враждебного господствующему, или интересам отдельных
ресам класса, враждеоного^^ц£дствующему, или интересам отдельных
11ри этом самый признак опасности не может быть определен раз
навсегда: он вытекает из всей обстановки классовой борьбы, опреде¬
ляется ею. Вопрос о том, когда то или иное действие приобретает
такое количество отрицательных черт, которое придает ему качество
обдуманного намерения, «по замешательству, в трудных обстоятельствах и сла¬
бости разумения святости присяги», то и тогда он подлежит такому же
правопоражению и исправительным х арестантским отделениям (отягченная
тюрьма) на срок от двух с половиной до трех лет. Даже одно об'явлеиие
«без умысла и по замешательству» о готовности дагь присягу и с последую¬
щим отказом присягнуть влекло за собою арест до 3 месяцев. Лжеприсяга,
данная на суда и могущая повлечь неправильно для кого-нибудь наказание,
влекла за собою каторгу на срок не ниж;е 8 и до 10 лет (ст. 237). Также
десятилетнюю каторгу ■ за лжеприсягу предусматривает германский уголов¬
ный кодекс (в ст. 153), отводящий лжеприсяге в ее различных видах целую
главу. В новейшем уголовном кодексе — польском (июль 1932 г.) — клятво¬
преступление хотя и не выступает самостоятельным преступлением и лишь
связано с дачей ложного показания (ст. 150), но зато это «восполняется»
статьей о «богохульстве»: «Тот, кто публично богохульствует, наказывается
тюрьмой до 5 лег» (ст. 172).
35 Так, см. пост. СНК СССР, и ЦК ВКП(б) от 2 декабря 1932 г.
22
опасности, — этот вопрос разрешается политикой, и в частности уголов¬
ной политикой, в зависимости от конкретных обстоятельств.
Можно ли однако на основании всего сказанного дать общее опре¬
деление преступления как действия, опасного интересам господствую¬
щего класса,— определение, применимое для всех времен и народов,
годное для всех социально-экономических формаций и всех классов?
Нет, такого вывода сделать нельзя. -
Прежде всего такое определение было бы слишком абстрактным:
охватывая собою все социально-экономические формации, оно ничего
не говорило бы о каждой данной социально-экономической формации
в отдельности; таким образом игнорируется как раз та историческая
конкретика, которая позволяет сделать вывод о классовости преступле¬
ния, игнорируется то разнообразие общественных отношений классового
общества, которым порождается разнообразие преступлений: возникает
опасность свалить в понятие преступления «как в общий котел» (по вы¬
ражению Стучка) самые различные по классовому содержанию отношения.
Далее, такое определение не вскрывало бы того, почему именно данный
поступок опасен для интересов господствующего класса, т. е. оно
не связывает преступления с отношениями между клас¬
сами. Сказать только, что преступление — это действие, опасное для
интересов господствующего класса, значит только сопоставить господ¬
ствующий класс в1 нелом! с отдельным, изолированным от соотношения
классов действием, но не об’яснить эту связь. Между тем и в тех
случаях, когда преступный акт отдельного лица внешне непосредственно
кажется не связанным с положением преступника в классовом обществе,
в действительности эта связь — и глубокая связь — существует. Надо
иметь в виду, что когда Маркс и Энгельс говорят о преступлении
как о «борьбе изолированного индивида против господствую¬
щих отношений»36, они вовсе не имеют в виду индивида, изоли¬
рованного ог классового общества, какую-нибудь робинзонаду. На¬
оборот, они тут же развивают мысль о связанности преступления с об¬
щественными отношениями: «Подобно праву, и преступление, т. е. борьба
изолированного индивида против господствующих отношений, тоже не
возникает из чистого произвола. Наоборот, оно коренится в тех же
условиях, что существующее господство» "7. Изолированность борьбы
индивида, совершающего уголовное преступление, Марксом и Энгельсом
противополагается только борьбе к л а с с а:| индивид борется с господ¬
ствующими отношениями изолированно от борьбы класса, но причины
этой его борьбы коренятся в классовом обществе, вызываются клас¬
совыми противоречиями и классовой борьбой. Л Поэтому если ограни¬
читься определением преступления как действия, опасного для интере¬
сов господствующего класса, то не будут вскрыты те причины, кореня¬
щиеся в классовом обществе, которыми вызывается совершение пре¬
ступления, а тем самым не будет раскрыто до конца содержание
преступления как общественного отношения, ибо «нет ничего в следствии,
что не содержалось бы! в причине».
’е Маркс, и Энгельс, т. IV, с. 312. Об этом определении преступ¬
лений и выводах, которые мы должны из него сделать, подробней будет ска¬
зано дальше.
«’ Там же.
23
ГЛАВА II
ПРЕСТУПЛЕНИЕ В ЭКСПЛОАТАТОРСКОМ ОБЩЕСТВЕ
§ 1. Так называемые «государственные (политические)
преступления»
Если преступление необходимо рассматривать не только в его проти¬
вопоставлении интересам господствующего класса1, но и как акт, вызванный
противоречивыми отношениями классового общества, то неизбежно возни¬
кает вопрос о том, в какой связи находится преступление с классовой
борьбой, в которой классовые противоречия находят свое полное
выражение.
I Каков характер этой связи? В введении уже было сказано, что
I общее определение преступления как особой формы классовой борьбы
! будет неверным, извращающим марксо-ленинское учение о классовой
' борьбе.
Самая постановка такого вопроса будет методологически неправиль¬
ной. Но связь преступлений с классовой борьбой при всякой социально-
экономической формации глубока. Ею определяется классовое содер¬
жание преступления, ею же определяется и классовый характер репрес¬
сии, более или менее завуалированный в капиталистическом строе
и открыто объявляемый в уголовной политике пролетарской диктатуры.
«История всего предшествующего общества,— говорит «коммунистиче¬
ский манифест»,— есть история борьбы классов... (говоря точно, та исто¬
рия, о которой существуют письменные свидетельства)»1. Поэтому пре¬
ступления, в их историческом происхождении и развитии, возникают
в обстановке класоовой борьбы, мало того: являются ее результатом.
Но это еще вовое не означает, ■ что сами преступления — все и всегда —
являются формой классовой борьбы.
Необходимо учитывать все разнообразие преступлений как конкрет¬
ных общественных отношений, как бесчисленные столкновения людей
не только разных классов, ио одного и того же класса и различных
классовых прослоек. Нельзя забывать того, что преступления совер¬
шаются по мотивам, индивидуально перерабатываемым психикой каж¬
дого преступника по-своему, что они совершаются в меняющейся слож¬
ной обстановке, в пересечении бесчисленных граней и линий живой
действительности; что преступления вырастают не только непосред¬
ственно из экономики, но — и это бывает гораздо чаще — из многочис¬
ленных надстроечных институтов, совершаются при неравномерном разви¬
тии человеческих отношений и человеческого сознания в разных обла¬
стях, среди разных групп и прослоек, в разных странах.
Было бы конечно неправильно удовлетворяться голым эмпиризмом
j и регистрацией всех проявлений этого многообразия. За всею пестро-
1 Маркс и Энгельс, т. V, с.
24
1-ой этой конкретики надо видеть основную причину всех преступлении “
противоречия классового общества с его неравенством, эксплоатацией,
основанной на частной собственности, с его классовой борьбой. По¬
этому необходимо исследовать связь преступлений с классовой борьбой
и ее формами. Но нельзя в то же время стиснуть все разнообразие
общественных отношений, составляющих преступления!, в одну формулу,
педантически разложить преступления по полочкам тех или иных форм
классовой борьбы.
Описывая социальную войну, которая кипит в Англии сороковых
годов, Энгельс приводит примеры самых разнообразных преступлений:
здесь и кражи, совершенные мальчиками, и банкротство купца, пытаю¬
щегося надуть своих кредиторов, и драка между ирландками, и ограбле¬
ние церкви, и изгнание родителями своего 'ребенка, и отравление мужа1,
и избиение сыном своей матери и т. д.— все это социальная война,
война всех против всех, война, в которой нападающий в одиночку и обо¬
роняющийся тоже в одиночку подталкиваются силой конкуренции. «Кон- !
куренция, — говорит Энгельс, — есть наиболее полное выражение суще¬
ствующей в современном буржуазном обществе войны всех против
всех. Эта война, война за жизнь, за существование, за все, а следо¬
вательно, !в случае необходимости, и война на жизнь и на смерть
идет не только между различными классами общества, но и между
различными членами внутри одного и того же класса; один стоит
у другого на пути, и каждый старается поэтому всех стоящих на его
пути вытеснить и занять их место. Конкурируют между собой
и буржуа и рабочие»2. С ростом противоречий капиталистического
общества эта социальная война не только количественно усиливается,
но и изменяется качественно: все резче противостоят друг другу класс
капиталистов и класс пролетариата, все более явственно на первый
план выступает борьба не между отдельными людьми, а между клас¬
сами. Но вместе с тем не только не исчезает борьба между отдельными
людьми, но она принимает все более резкие формы, так как среди
всех противоречий и конкуренция не только не ослабляется, но, наобо¬
рот, еще более усиливается; мы знаем, что характерное для империа¬
лизма развитие монополии не только не устраняет конкуренции, но
сопровождается ее усилением. Если бы Энгельс писал не о време¬
нах, отделенных от нас почти столетием!, а о современных нам годах,
его примерный перечень преступлений, характеризующих войну всех
против всех, выглядел бы гораздо мрачнее и кровавее: не «скромная»
драка и не банальное отравление мужа были бы в этом перечне, а
утонченные кровавые преступления 27-кратного убийцы-педераста Хар¬
мана 3, не обанкротившийся купец, пытающийся надуть своих кре¬
диторов, а грандиозная афера Ставицкого и ему подобных. Конечно,
и во времена Энгельса дело ire ограничивалось драками и мелкими кра¬
жами: и тогда уголовная хроника демонстрировала и кровавые убийства
и хитро задуманные аферы; но тогда не они были столь характерны
для буржуазного общества, как они характерны для разлагающегося
капиталистического общества последних лет. И количественно эти бы-
®! Энгельс, Положение рабочего класса В Англии в 1844 г. 1928,
с. 126 (разрядка моя— Г. В).
• См. Утевский, Преступления и преступники Западной Европы, 1929.
25
товые Преступления, в которых наиболее завуалирован их классовый
характер, угрожающе растут при общем росте всех преступлений. Если
взять статистические сведения по Германии за последние полвека,
то мы увидим, что с '1384 по 1930 г. число осужденных за умышленное
убийство возросло с'131 до 345, число половых преступлений — с 2 756
до 5 162, мошенничеств — с 13 319 до 55533, растрат —с 14 530 до 40092,
квалифицированых краж — с’7803 до 14 778 и т. д. К Такие же — с
вариантами — данные характеризуют рост бытовых преступлений и в
других капиталистических странах.
Эти преступления выражают собою самые разнообразные темные
стороны и язвы капиталистического строя. Вопреки теории факторов
преступности, критика которой дается ниже, все эти отдельные стороны
капиталистического общества., не действуют в качестве самостоятель¬
ных, оторванных друг от друга причин; они все связаны между собою,
они переплетаются в самых причудливых сочетаниях и сводятся к одной
основе.
Чрезвычайно характерны для общества, построенного на частной
собственности, те преступления, которые вытекают из частнособственни¬
ческих побуждений, из любостяжания, из стремления к наживе: аферы,
мошенничества, подлоги, присвоения, растраты, вымогательства и т. д.
;Эти преступления совершаются не только «профессиональными стяжа¬
телями»— капиталистическими элементами; стремление к приобрете¬
нию распространено и в широких мелкобуржуазных крутах, среди слу¬
жащих и бедноты, даже среди рабочих: оно непрерывно воспитывается
'капитализмом вследствие материальной необеспеченности, вследствие пол¬
ной неуверенности в завтрашнем дне.
Многочисленны и разнообразны преступления, связанные с поло¬
жением женщины в буржуазном обществе, с мещанским браком, его
условиями и ограничениями, материальной зависимостью, проституцией;
отсюда преступления, совершаемые из ревности, половые преступления,
детоубийства, оставление детей без помощи и т. д. А сколько преступле¬
ний совершается из-за низкого культурного уровня широких масс, из-за
невежества, деревенской ограниченности, связанной с противоречиями
между городом и деревней, из-за алкоголизма и т. д. Нет возможности
дать здесь характеристику и анализ всех видов преступлений.
Поставленная в настоящей работе задача ограничивается рамками
исследования связи преступлений с классовой борьбой и ее формами.
Но такая постановка вопроса вовсе не означает сужения самого
вопроса и сведения его к классовой борьбе, точно так же
как она никоим образом не должна наталкивать на мысль о том, что
преступления и тогда, когда они являются формами классовой борьбы,
сколько-нибудь достаточно характеризуют эту борьбу как таковую:
и в этих случаях они могут характеризовать только некоторые
из ее форм, занимающие подчиненное положение среди форм борьбы,
выходящих далеко за пределы уголовнополитического исследования
и лежащих вне его плоскости.
Тем не менее для разрешения вопроса в поставленных нами преде¬
лах необходим анализ классовой борьбы и ее форм конкретно в отдель-
4 Статистические данные по материалам А. А. Герцензона.
26
ных социально-экономических формациях Необходим поэтому анализ
тех' форм, в которых протекает классовая борьба эксплоататорских
классов и трудящихся, и наконец, конкретный исторический анализ раз¬
личных основных категорий преступлений на фоне этой классовой борьбы
и в связи с ними* 6.
Прежде всего необходимо подчеркнуть принципиальное различие
4:ежду двумя категориями действий, формально об’единяемых буржуаз¬
ным уголовным правом в одну массу преступлений — между так назы¬
ваемыми «политическими преступлениями» и уголовными преступлениями.
В качестве «политических преступлений» буржуазия преследует акты
классовой борьбы — в основном борьбы пролетариата,— которая, по сло¬
вам Маркса, есть борьба политическая. Разнообразные формы этой
борьбы7 предусмотрены буржуазными уголовными кодексами в качестве
«государственных преступлений», («преступлений против общественной
безопасности» и т. п.
Практика буржуазных судов этими преступлениями занимается
особо «внимательно», и «внимание» ее в этом отношении растет с каждым
годом соответственно обострению классовой борьбы при империализме.
Это «внимание» особенно заострено у империалистических политиков
на современном этапе развития империалистических противоречий в связи
с подготовкой империалистической войны. «Шовинизм,— говорит т. Ста¬
лин,— и подготовка войны как основные элементы внешней политики,
обуздание рабочего класса и террор в области внутренней политики
как необходимое средство для укрепления тыла будущих военных фрон¬
тов,— вот что особенно занимает теперь современных империалистических
политиков»8. Но буржуазная уголовноправовая теория вопросом о го¬
сударственных и политических «преступлениях» занимается сравнительно
мало и очень поверхностно, делая вид, что эта «группа преступлений»
ничем особенно от других преступлений не отличается. Оно и понятно:
более глубокое исследование этого вопроса столкнуло бы буржуазных
криминалистов лицом к лицу с вопросом о классовой борьбе, которая
в так называемых «политических преступлениях» настойчиво выпирает
на первый план, настолько настойчиво, что затушевывать ее — дело
6 Ленин пишет: «Марксизм требует безусловно исторического рас¬
смотрения вопроса о формах борьбы. Ставить этот вопрос вне исгорически-
конкретной обстановки значит не понимать азбуки диалектического материа¬
лизма» (Ленин, Партизанская война, СЬч. т. X, с. 81).
6 Маркс указывал на необходимость статистического изучения преступ¬
лений именно в условиях времени и места: «Статистика преступлений, про¬
ституция. в особенности если с этим связано сравнение различных эпох,
местностей и условий жизни, также заслуживает особенного внимания»
(Соч. М. и Э. т. III, с. 595). Ленин в своем известном противопоставлении
материалиста объективисту говорит: «... Материалист, с одной стороны, после¬
довательнее объективиста и глубже, полнее проводит свой объективизм. Он не
ограничивается указанием на необходимость процесса, а выясняет, какая
именно общественно-экономическая формация дает содержание этому про¬
цессу, какой именно класс определяет эту необходимость» (Ленин.
Экономическое содержание народничества, Сот. т. 1, с. 2761.
’ В моей книге «Уголовная политика эпохи промышленного капитализма»
этим формам борьбы в разрезе буржуазной уголовной политики посвящен
специальный параграф (с. 38—45). См также о «политических преступлениях»,
с. 35—38.
3 Сталин, Отчетный доклад XVII с’езду ВКП(б), Стеногр. отчет,
1934, с. 11.
гораздо более трудное, чем при анализе, скажем, убийства, изнасилования
или мошенничества.
СУг буржуазных криминалистов нельзя требовать, чтобы они пере¬
прыгнули через свою классовую природу. Но гораздо хуже то, что
и криминалисты-марксисты в тех случаях, когда они занимаются вопро¬
сом о преступлениях в капиталистическом обществе, также не уделяют
достаточного внимания тем общественным отношениям, которые в этом
капиталистическом обществе — в iero законодательстве, науке и практике
репрессивных органов — выступают как «политические преступления».
Конечно криминалисты-марксисты в этом отношении руководствуются
совсем иными соображениями, чем буржуазные юристы: не нежелание
вскрыть классовые корни «политических преступлений» сковывает их перо,
а скорее, как раз наоборот, нежелание самым фактом исследования актов
революционной борьбы пролетариата наряду с уголовными преступле¬
ниями ставить те и другие на одну доску и (этим самым будто бы
скомпрометировать революционное движение. Так, например, т. Ашрафьян
в своей работе9 считает достаточным сказать всего «два слова о так
называемых «политических» преступлениях по буржуазному уголовному
праву', уголовному законодательству». Действительно, этому вопросу
т. Ашрафьян уделяет всего полстранички и то только для того, чтобы
показать, что «из того, что буржуазия и ее ученые подводят под понятие
уголовного преступления, уголовного деяния политическую борьбу проле¬
тариата и трудящихся в буржуазном обществе, вовсе не следует, что
уголовное преступление есть классовая борьба, форма этой классовой
борьбы»10. Таким образом вопрос о «политических преступлениях»
Ашрафьяном ставится не по его самостоятельному значению, а только
для выяснения характера уголовных преступлений.
Между тем при том принципиальном различии, которое существует
между уголовными преступлениями и так называемыми «политическими
преступлениями», уж1в в силу необходимости разоблачать все буржуазные
попытки ставить их на одну доску нельзя отмахиваться от вопроса
о «политических преступлениях» или отделываться от него «двумя сло¬
вами» 11. Слишком реальное значение имеет то обстоятельство, что
акты классовой революционной борьбы выступают в буржуазном уго¬
ловном праве как «преступления», что борьба с ними ведется теми же,
но еще более заостренными методами, как и борьба с уголовными
преступлениями, то облекаясь в судебную форму, то вливаясь самым
бурным и кровавым потоком в море внесудебной расправы и белого
террора. Мы слишком тесно охвачены капиталистическим окружением
и в то| же время достаточно тесно сплочены ряды международного
пролетариата, чтобы не упускать из поля зрения эти формы классовой
борьбы, тем более, что только в связи с анализом форм классовой
борьбы в капиталистических странах можно анализировать ход и формы
классовой борьбы в стране диктатуры пролетариата.
9 Ашрафьян, Буржуазное уголовное право, гл. IV учебного пособия
«Учение о государстве и праве», под ред. Пашуканиса, 1932. См. также
первый вариант этой работы. «К вопросу об уголовном праве», «Сов. госу¬
дарство», 1932, Ns 1.
10 Ашрафьян, Учебное пособие, с. 287.
11 См. об этом! в указанной выше моей книге «Уголовная политика-эпохи
промышленного капитализма», 1932.
28
Насколько реально выступают акты классовой революционной борьбы
в империалистических странах как «политические преступления*, пока¬
зывают данные МОПР, крайне неполные, так как они составлены частич¬
но на основании материалов из буржуазных газет12. Сводные данные по
всем империалистическим странам — метрополиям, доминионам', колониям
и полуколониям, т. е. по всему капиталистическому миру, говорят, что
общее число осужденнных судами за «политические преступления»
в 1930 г. равнялось 24 357 чел'., в 1931 г. это число поднимается
до 27230 чел., а в 1932 г. достигает 92051 чел., свидетельствуя
о непрекращающемся обострении классовой борьбы. В 1933 г. вся масса
осужденных проходила по 39 467 политическим процессам, причем в ка¬
честве обвиняемых по этим процессам привлекалось 140 879 чел. Если
сравнить число обвиняемых с числом осужденных, то мы увидим, что
по отношению к 36% обвиняемых даже классовый суд империалистов
не был в состоянии найти сколько-нибудь достаточных данных для дока¬
зательств совершения «преступления» и для осуждения: за ретивостью
полицейской и обвинительной власти суд угнаться не в состоянии.
Приговоры судов по политическим процессам отличаются крайней жесто¬
костью. Так, из общего числа 92051 осужденного в 1932 г. было
приговорено к смертной казни 8108 чел. (т. е. 9% всех осужденных),
к высылке — 4 320 чел., к тюремному заключению — на1 общую Сумму
57 839 лет13.
Но эти цифры совершенно бледнеют перед цифрами, характеризую¬
щими внесудебную расправу, к которой все больше прибегает импе¬
риализм в борьбе с революционным движением. Так, если принять
за 100 общее число казненных по суду и убитых в порядке внесудебной
расправы, то в 1930 г. на долю казненных по суду придется 34,5%,
на долю же убитых различными способами внесудебной распра¬
вы— 65,5%. Но разложение законности в уголовной политике импе¬
риалистических государств из года в год идет все глубже: в 1931 г.
это соотношение усугубляется в сторону^ внесудебной расправы (80,2%),
оставляя суду 19,8% казненных; еще более резкий скачек дает 1932 г.,
когда по суду бьио казнено 2,3 %'„ а б1ез суда убито 97,7%. Эта диспро¬
порция растет и дальше: в 1933 г. по 'суду казнено 1%, без суда — 99%
и наконец за1 1 полугодие 1934 г. по суду — 0,05 о/о, без суда — 99,95 о/о.
Такое же соотношение судебной и внесудебной расправы получится,
если сравнить число арестованных, избитых и раненых во внесудебном
порядке с числом осужденых по приговорам судов к тюремному заклю¬
чению и штрафу: в 1932 г. в процентном отношении эти две группы
соответственно дают 90,7% и 9,3%. Не менее яркое, чем в процент¬
ном выражении, представление о массе жертв внесудебного белого тер¬
рора дают абсолютные цифры. В 1932 г. всего в капиталистических
государствах было убито 345 705 чел., ранено — 251 573, арестовано —
653537, выслано — 15 563 и произведено обысков—180375; общий итог * 10
См. обзор этих денных МОПР! в статье Герцензона, «Бюлле¬
тень» Секции по изучению судебно-уголовной политики империалистических
стран Гос. ин-та иэуч. угол, и испр.-труд. политики при НКЮ, 1933 г., № 5.
10 На 1 января 1933 г. общее число политзаключенных ,в 58 капитали¬
стических странах, по данным МОПР, равнялось 266 191 (указанный «Бюлле¬
тень» 1933 г. № 6—7, обзор А. А. Герцензона). По данным 1934 г.-—
«Бюллетень» 1934 г., № 11.
29
жертв в одном только 1932 г. достигает таким образом 1446753 чел,
около полутора миллиона человек. Неполные данные за 1 полугодие
1934 г. дают еще более высокие цифры — убито было 193 239 чел.
При этом, если вспомнить отмеченную выше неполнолу приведенных
данных, действительное число жертв окажется еще более высоким.
Обрушиваясь всей тяжестью судебной и внесудебной репрессии на
революционеров, буржуазные законодательства и в своих уголовных
законах квалифицируют акты революционной борьбы как наиболее тяж¬
кие преступления. Так, например, французский уголовный кодекс, издан¬
ный в 1810 г., перередактированный в 1832 г., и с тех пор сто лет
действующий в основном без перемен, в разделе о преступлениях против
безопасности государства предусматривает смертную казнь в санкциях
16 статей из общего числа 25, содержащихся в этом разделе. В герман¬
ском уголовном кодексе смертная казнь применялась несколько уже, усту¬
пая место бессрочной и срочной каторге и крепости, но фашизация ре¬
прессии в (наше время, особенно при гитлеровском правительстве, вносит
неизбежную фашистскую кровавую -.«поправку» рядом последних законов.
Так, закон 28 февраля 1933 г. «о защите народа и государства» прямо
говорил о .замене пожизненной каторги, предусматриваемой до сего вре¬
мени в уголовном кодексе за мятеж (§81) и другие преступления,
смертной казнью. Смертная казнь кроме того устанавливалась за всякую
попытку, сговор убить президента республики, члена или комиссара пра¬
вительства, за сопротивление власти, даже за повреждение имущества,
совершенное скопом, за лишение кого-либо свободы с целью использо¬
вать лишенного свободы в качестве заложника в политической борьбе.
Другой указ 28 февраля 1933 г. «о защите народа от измены и мятежных
происков» также вводит смертную казнь за государственную измену
и шпионаж. За такие «мятежные происки», как «действия, направленные
на разложение полиции, чтобы она не могла выполнять свой долг
по внутренней охране» (а также рейхсвера по отношению к охране
внешней), указ вводит бессрочную (а при смягчающих обстоятельствах
срочную) каторгу. Практика усиления фашистским законодательством
репрессии в сторону расширения круга применения смертной казни все
более развивается с развитием фашистской реакции и обострением клас¬
совой борьбы. Так, до последнего времени существовал закон 9 июня
1884 г. «против преступного и общеопасного употребления взрывча¬
тых веществ», который в зависимости от обстоятельств дела пред¬
усматривал различные наказания — тюремным заключением на разные
сроки, каторгой и только в одном случае смертной казнью — если в ре¬
зультате взрыва последовала предвиденная обвиняемым смерть человека.
Но после поджога германского рейхстага, совершенного национал-социа¬
листами, фашистское правительство, стремясь свалить этот поджог на
коммунистов, издает 4 апреля 1933 г. закон «об отражении политиче¬
ских насильственных действий», в котором широко предусматривает смерт¬
ную казнь за поджог, взрыв и повреждение общественных зданий,
предавая одновременно дела об этих преступлениях в подсудность исклю¬
чительных судов.
В Польше законодательство последних лет также все более и более
заостряет репрессию против политических «преступников», все шире
применяя к ним каторгу и смертную казнь. Новый польский уголовный
кодекс содержит по этому поводу достаточно драконовских поста-
30
повлепип. Йо оии вое же не в. состояний удовлетворить Требований
террористического режима. На помощь судебному белому террору при¬
ходят как и в Германии, дополнительно издаваемые исключительные
законы. Таков закон об «ускорении производства», изданный 19 марта
1928 г. и дополненный рядом изменений после введения в действие
польского уголовного кодекса от 11 июля 1932 г. Ускоренное произ¬
водство предназначено для рассмотрения дел о преступлениях, «особо
опасных для общественного порядка и безопасности», т. е. по существу
почти исключительно для «политических преступлений» 14. Этим законом
создана настоящая «скорострельная юстиция»: предварительное следствие
по этим делам отменяется (ст. 11), приговоры и постановления суда
обжалованию не подлежат (ст. 25), смертный приговор приводится
в исполнение в течение 24 часов после его вынесения (ст. 26), причем
для приведения смертного приговора в исполнение не требуется, чтобы
последовал отказ президента в помиловании, что является, согласно
ст. 524 уголовно-процессуального кодекса, обязательным для всех прочих
дел. Но самое существенное нововведение — эго ст. 32 закона сб «уско¬
ренном производстве», в которой сказано: «Если подсудимый едино¬
гласно признан виновным, то за преступление, которое хотя и не
влечет за собою смертной казни и за которое в обычном порядке
судопроизводства может быть назначено заключение на срок свыше
пяти лет, должна быть назначена в ускоренном производстве
смертная казнь». Круг «преступлений», по которым дела направ¬
ляются в порядке «ускоренного производства», очень широк: тут
наряду с посягательствами против независимости польского госу¬
дарства и против личности президента предусмотрены такие деяния, как
«соглашение с лицом, действующим в интересах чужого государства
или международной организации с целью вызвать военные
или иные враждебные действия против польского государства
(ст. 99 УК), как «распространение с целью ослабления военного духа
в обществе во рремя войны или в обстановке, грозящей войной,
сведений, могущих этот дух ослабить» (ст. 104 УК); «организация сооб¬
щества или руководство сообществом, имеющим целью совершить пре¬
ступление» (ст. 166 УК); участие в незаконно созданном вооруженном
сообществе (ст. 167 УК); поджоги, взрывы, потопление, разрушение
и повреждение учреждений публичного пользования (ст. ст. 215, 216,
217 УК) и т. д. По всем этим статьям уголовный кодекс смертной казни
не устанавливает, — ее применяют посредством закона об «ускоренном
производстве». Само собой разумеется, что приведенные выше форму¬
лировки диспозиции дают возможность применять «ускоренное» произ-
14 В результате применения исключительных законов число политзаклю¬
ченных в Польше быстро растет. Так, в 1939 г. в польских тюрьмах, по пре¬
уменьшенным данным официальной статистики, на 30 219 всех заключенных
приходилось политических 2 785 человек, т. е. почти 10%. Действительное
число это должно быть гораздо выше, хотя бы, по одному тому, чго мно¬
жество политзаключенных сидит в тюрьмах под видом уголовных. С обостре¬
нием классовой борьбы число политзаключенных еще более увеличивается.
По данным польского адвоката Лигауэра, число осужденных за «политические
преступления» в 1932 г. по сравнению! с 1930 г. повысилось на 100% (см.
«Бюллетень» Госинститута по изучению преступности при НК1О РСФСР,
1932, Na 6).
31
Ьодство, т. е. фактически заранее предрешенную смертную казнь участни¬
кам революционного движения.
Приведенных данных о практике судебной и внесудебной расправы,
о законодательстве капиталистических стран, особенно в период империа¬
лизма и главным образом1 в годы общего кризиса1 в капиталистическом
мире, вполне достаточно, чтобы показать, что в действительности явля¬
ющиеся актами революционной борьбы трудящихся политические «пре¬
ступления» в буржуазном законодательстве, практике и теории вы¬
ступают как действия, против которых с утонченной жестокостью
и особой рьяностью обрушивается принудительный аппарат буржуаз¬
ного государства.
Эта утонченная жестокость, кроме указанного выше широкого приме¬
нения смертной казни, пыто|к и т. д., находит свое выражение и в тюрем¬
ном! режиме, который отягчен для политзаключенных независимо от
формальных постановлений тюремных уставов. Это можно видеть по дан¬
ным МОПР, Собранным за 1932 г. Эти данные относятся только
к 29 капиталистическим странам, но и этого достаточно для характеристики
того, что собою представляет буржуазная тюрьма в отношении полити¬
ческих заключенных. Так, число голодовок за 1932 г. равнялось '276;
в них участвовало 9 583 чел., и они продолжались в сумме 36 882 дня,
т. е. свыше ста лет. Число избитых политзаключенных равно 4 662
и замученных до смерти — 96. Из отдельных стран в 1932 г. выде¬
ляются по числу участников голодовок Болгария (2117) и Польша (3 462),
а по числу избитых и раненых политических заключенных — та же
Болгария (1097), Китай (1 179) и Румыния (1 370) 15.
Нужно однако оговориться, что здесь всюду имеются в виду только
те «политические преступления», которые совершаются трудящимися про¬
тив буржуазии. И политические «преступления» нельзя стричь под одну
гребенку: в силу противоречий, существующих в среде самих эксплоа-
таторов, политические преступления совершаются также как выражение
борьбы между отдельными группами буржуазии. В этих случаях уголов¬
ное законодательство и практика пользуются, наоборот, более мягкой
репрессией, создавая льготы в законе и в тюремном режиме, практикуя,
например, такое привилегированное лишение свободы, как заключение
в крепости и т. д.
Все данные о борьбе -империализма с революционерами показывают,
что так называемые «политические преступления» должны быть пред¬
метом изучения криминалиста-марксиста, который должен разоблачать
всю лживость их рассмотрения буржуазными криминалистами как пре¬
ступлений, отличающихся от уголовных преступлений якобы только тем,
чем отличается один «вид» преступлений от другого16. Криминалист-марк¬
сист должен показать, что действия, представляющие для буржуазного
16 См. «Бюллетень» Госинститута по изучению преступности, 1933 № 6-7,
обзор Герцензона.
16 Еще лучше, чем в теории, это разоблачение достигается в практике
революционной борьбы. Адвокат Североамериканской секции МОПР Д. Левин¬
сон в своем докладе от 5 июня 1933 г. в Секции уголовной политики
ИССП Комакадемии на тему «Классовая юстиция в США и борьба! МОПР»
сообщил, что «до тех пор, пока МОПР не развил свою деятельность,
в судебных крупах и при слушании дел не различали политических преступ¬
ников и уголовных, считая всех уголовными. МОПР поставил в своей
практической работе вопрос о разнице и на практике стремился эту .разницу
32
йакойбдателй, судьи и «учейого»-юристэ «политические преступлениям,
в действительности являются в основном актами классовой борьбы
пролетариата против капитализма, что эти акты, как бы их ни смеши¬
вали умышленно буржуазные юристы с уголовными преступлениями,
представляют собою принципиально иное общественное отношение, об’е-
диняемое буржуазией в якобы общее понятие преступления «вообще»
только потому, что они вое опасны для интересов буржуазии. Между
тем характер этой опасности различен.
Это различие, которое буржуазия с судебной трибуны, в '.толстых
фолиантах исследований своих ученых, в памфлетах журналистов;
в Самой практике тюрьмы, ссылки и эшафота тщательно старается
стереть, наоборот резко подчеркивают основоположники марксизма. «Вер¬
сальское правительство, — говорит Маркс, — кричит: «Поджог!»—и нашеп¬
тывает своим прихвостням вплоть - до самых далеких деревень такой
лозунг: «Травите всех моих врагов как простых поджигателей»17. О «гнус¬
ном лицемерии законности»,- рассматривающей революционера как
преступника, .Маркс говорил в своей речи перед кельнскими присяжными
заседателями и в других работах18.
Проговаривались об этом и буржуазные идеологи. Так, в самой
обобщающей форме касается этого вопроса Тьер в своей книге «О соб¬
ственности»: «Если... вы хотите изменить существенные условия челове¬
ческого общества... если... у нас на уме только мятеж' и вы! набираете
солдат в рядах тех, которые не могут терпеливо переносить своих
страданий, то мы прямо об’явим, что вы преступны»;19 *.
Итак, преступниками Тьер бб’являет тех, кто хочет изменить сущест-
Ьецтные условия человеческого общества, т. е. коммунистов, кто стремится
к «мятежу», т. (е. к революции, кто «набирает солдат в рядах тех, которые
не могут терпеливо переносить своих страданий». Тьеру нельзя отказать:
пи в четкости, ни в (широте постановки вопроса: его мысль — это целая
программа борьбы с коммунизмом посредством репрессии. Тьер подме¬
няет только фразу: «Вы для нас опасны» — фразой: «Вы преступны»,—•
и делает это для того, чтобы поставить под удар одного и того же про¬
славленного «меча правосудия» и посягательство на .систему капиталисти¬
ческой собственности в целом и посягательство воришки на кошелек
конкретного отдельного буржуа1. Ту же постановку вопроса о «полити¬
ческих преступлениях», но только в терминах уголовного права мы
встречаем! у одного из лидеров антропологической школы — Гарофало-0
и! в (более развернутом виде у Ломброзо21, который пытался найти наибо¬
проводить, стремился внедрять в сознание заседателей и публики мысль
об этой разнице. Но конечно эта разница создавалась не| в форме легальных
изменений, а создавалась психологически» (Стенограмма доклада в материа¬
лах секции).
17 Маркс, Гражданская война во Франции, 1933, с. 85—86.1 В упомянутой
выше моей книге «Уголовная политика эпохи промышленного капитализма»
приведена выдержка из буржуазной газеты «Moniteur universel», где таким
образом травят коммунаров 1871 года (с. 36).
18 Маркс, Классовая борьба во Франции.
19 Тьер, О собственности. Рус. пер. 1872. Подчеркнуто мной — Г. В.
10 G а г о f а 1 о, La criminologie, p.p. 19—23. *
21 См. Ломброзо и Ляскм, Политическая преступность и революция.
3 Классонаа природа преступлений 33
лее широкое обобщение «политических преступлений» и уголовщины
в биологической природе всякого преступления22.
И тем не менее, как бы ни старались буржуазные идеологи поста-
I вить знак равенства между «политическим преступлением» и уголовным
; преступлением, этого знака в действительности не существует: «поли-
’ тические преступления» при капитализме являются актами революцйон-
лого движения (за исключением, понятно, тех, которые выражают
собою борьбу среди самой буржуазии) и формой классовой борьбы.
Когда1 они исходят от пролетариата,—-они форма пролетарской клас¬
совой борьбы против капитала.
Но не только в капиталистическом строе — и в других социально-
э|кюномических формациях политические преступления также являются'
формой классовой борьбы.
Такова была, например, разиновщина— борьб"' крестьянства в эпоху
Первоначального накопления в России против помещиков-феодалов. Суд
над участниками разиновсмого восстания по существу сливался с пря¬
мым подавлением восстания, с непосредственной расправой на месте.
По описанию очевидца-иностранца, эти расправы в одном Арзамасском
районе носили характер массовой расправы: «Под Арзамасом творили
суд. На это место было страшно смотреть: оно походило на преддверие
ада. Кругом стояли виселицы. На каждой из них висело человек сорок-
пятьдесят. В других Местах валялось множество обезглавленных, пла¬
вающих в крови. В разных местах находились насаженные на кол,
из них немало оставалось живыми до трех суток и слышны были
их голоса. В три месяца погибло 11 000 человек. Все волнующиеся
и бунтующие местности были посредством вещания, сжигания, обезглав¬
ления И иного рода казней (не считая 11 000 человек, казненных руками
палачей, и |о|кюло 100000 человек, убитых на поле сражения) приведены
в (спокойное состояние»23 24 *. Также формой классовой борьбы крестьянства
против абсолютизма екатерининской монархии и разлагающегося фео¬
дального дворянства было пугачевское восстание. При расправе с пуга¬
чевцами Панин а приказе называет повстанцев — не хуже Тьера и
Гарофало — «злодеями и преступниками», которых приказывает каз¬
нить, «не останавливаясь за изданными об удержании над преступни¬
ками смертной казни всемилостивейшими указами как покойною в\бозе
почивающею государынею Императрицею Елисаветою Петровною, так
и ныне владеющею нами нашею всемилостивейшею самодержицею»21.
М. Н. Покровский замечает по поводу этого приказа: «Так впервые
в нашей истории Петром Ивановичем Паниным было дано авторитетное
разъяснение, что политических преступников указы об отмене смертной
казни не касаются»23. И тогда репрессия по отношению к «политиче¬
ским» была более жестокой, чем по отношению к уголовным пре-
cfiyinHHKaM.
И в Западной Европе в эпоху феодализма1 крестьянские восстания,
бывшие формой классовой борьбы крестьянства1 против феодалов, рас¬
сматривались феодалами как «преступления», а участники этих восстаний
22 См. следующую главу.
23 Томс ин ск ий, Разинщина («Книга для чтения по истории пародов
СССР» под ред. Покровского, т, I, с. 72—73).
24 Покровский. Русская история с древнейших времен, т. IT, с. 1G6.
и Там же.
94
жестоко карались феодальными судами и оез суда, в порядке непосред¬
ственной расправы. Стоит только вспомнить крестьянские войны в Гер¬
мании (в конце XV и первой четверти XVI в. Таково например* было
Восстание, руководимое Мюнцером, который «дошел,— по выражению
Энгельса ’ ДО предчувствия коммунизма1», чья «политическая программа
'была Очень близка К коммунизму»26. При подавлении этого вос¬
стания князьями Лютер, переметнувшийся на их сторону, в ;союэе
с папой, именовал восставших «кровожадными и разбойничьими шай¬
ками»27. В процессе разгрома восстания и после него восставших
крестьян КаК участников «разбойничьих шаек» казнили тысячами. В том
числе был осужден и казнен их руководитель Мюнцер. То же самое было
и при подавлении всех других восстаний в Германии, в совокупности
своей составлявших многолетнюю крестьянскую войну.
Сказанного достаточно, чтобы убедиться в тоМ1, что в различных соци¬
ально-экономических формациях — при развернутом феодализм!? и в пере- i
ходны|й к капитализму период «первоначального накопления» таК же, как 1
и в эпоху капитализма, — «политические преступления», совершаемые
зксплоатируеМыми, являются формой классовой борьбы: в феодальную ■
эпоху — в основном формой классовой борьбы крестьянства против ■
феодалов и затем — против абсолютизма^ а в Капиталистическую эпоху— !
в основном формой классовой борьбы пролетариата. При этом эти ■
«преступления» принципиально отличны от уголовных преступлений, хотя ’
господствующие эксплоатируюгцие классы всячески стремятся эту раз- I
ницу практически И Теоретически затушевать и оставить от нее только :
учет гораздо большей опасности для своих классовых интересов «полита- j
ческих преступлений» и связанную с этой опасностью усиленную реп¬
рессию.
Нужно подчеркнуть однако, что в феодальный период и в эпоху'
разложения феодализма «политические преступления», совершаемые
ЗксплоатируеМыми, являются формой классовой борьбы крестьянства
лишь в основном', ибо в борьбе крестьянства Даже во время кресть¬
янских войн в Германии наиболее революционным — правда, в отдель¬
ных эпизодах борьбы— были плебейские группы «едва намечающегося
Иррлетарского элемента»28 29. Эти группы состояли из «обедневших членов
цехов, все еще связанных своими привилегиями с существующим граж¬
данским строем, с одной стороны, выброшенных из своих насиженных
мест крестьян, и отпущенных слуг, которые еще не могли стать проле¬
тариями, с Другой. Между обеими этими группами находились под¬
мастерья, временно стоявшие вне официального общества и по усло¬
виям жизни настолько приближавшиеся к пролетариату, насколько это
было вообще возможно при тогдашнем строе» 2Э. До Крестьянской войны
Ji а плебейская оппозиция не имела собственной партии и, по выражению
Эпгельса, «плел'аСь в хвосте бюргерской оппозиции». Превращенная в’пар-
Энгельс, Крестьянская война в Германии, Соч. М. и >Э., fr. -VIII,
с- 17/, .138. Стремясь к «царству божьему», Мюнцер «под царством божьим»
понимал такой общественный строй, в котором нет уже ни классовых различий,
ни частной собственности, ни независимой от членов общества и чуждой им
государственной власти (там же, с. 1391.
27 Цит. соч., с 135.
23 Маркс и Энгельс, т. VIII, с. 124 и сл.
29 Там же.
тшо крестьянскими восстаниями, эта оппозиция в своих самостоятель¬
ных выступлениях является еще реакционною, но вовлеченный в кресть-
(янскую войну, в отдельных ее эпизодах, например, в мюнцеровском
восстании в Тюрингии, этот «зачаточный пролетарский элемент» рево¬
люционизируется и приобретает значительный вес30. Его требования
в этих эпизодах крестьянских восстаний идут гораздо дальше требо¬
ваний основных крестьянских масс, как это видно из приведенной выше
(характеристики программы Мюнцера1. Точно так же и в России, в пуга¬
чевском крестьянском восстании наши историки отмечают роль «работ¬
ной массы», поскольку самое крестьянское восстание получило широкую
опору в технической базе горных заводов на Урале; больше того,
«вместе с уничтожением заводской базы было разбито и -массовое дви¬
жение»31 32. Правда, русским рабочим времен пугачевщины были чужды
коммунистические стремления зачатков пролетарских элементов, участ-
воваших в немецкой крестьянской войне; для этого русские рабочие были
еще слишком связаны с крестьянством и сельским хозяйством33, що
участие этих — тоже зародышевых — элементов русского рабочего класса
в крестьянском пугачевском восстании, как и участие пролетарски1»
элементов в классовой борьбе немецкого крестьянства, заставляет при¬
знать «политические преступления» трудящихся в феодальную эпоху
лнш|ь в основном формами крестьянской 'классовой борьбы.
То же нужно сказать и в отношении пролетариата в капиталисти¬
ческую эпоху: «политические преступления», совершаемые широкими
кругами трудящихся, лишь в основном являются именно про¬
летарской формой классовой борьбы. В руководимую пролета¬
риатом революционную борьбу вливались и вливаются и крестьянские
революционные потоки, поскольку крестьянские массы шли' и идут за
пролетариатом. Это относится к революционному движению в России
до Октябрьской революции, это относится и к современному развитию
революции в капиталистических странах, особенно же! в колониях и (по¬
луколониях с их национальноосвободителъным революционным дви-
ж-ением.
В связи с 'эггмм нужно рассматривать и 'такие «политические престу¬
пления», Которые, будучи формами (борьбы Против господствующих
отношений, не являются формами классовой борьбы пролетариата, но
ц то же время не являются и «уголовщиной». Сюда относятся тё выступ¬
ления со стороны представителей крестьянства!, которые вызваны его
.анархическим бунтарством .— акты индивидуального террора со сто¬
роны крестьян 33! и интеллигентского террора эсеров, террора, по поводу
которого Ленин в свое время в статье «А судьи кто?» говорил эсерам:
«Ваш терроризм, господа1, не есть следствие вашей революционности.
,0 М а р к с и Энгельс, т. VIII, с. 125.
31 Томсинский О характере пугачевщины, «Историк-марксист», т. VI,
1927, с. 69.
32 Там же и в «Красной нови» за- 1925, № 2, статья того же Томсинского
«Роль рабочих в пугачевщине».
33 Впрочем, в известные моменты и террористические акты являются
формой классовой борьбы пролетариата,' именно тогда, когда они, по словам
Ленина, есть «одно из военных действий, которое может быть вполне пригодно
и даже необходимо в известный момент сражения при известном состоянии
войска и при известных условиях» (Лепи н, ,С чего 'начать, Сеч., т. IV, с. 108).
36
Ваша революционность ограничивается терроризмом»31. Но не будучи
формой классовой борьбы пролетариата, эти выступления являются
формой политической борьбы масс крестьянства, следовательно формой
его Классовой борьбы.
§ 2. Уголовные преступления, совершаемые
представителями трудящихся
Во всех социально-экономических формациях эксплоататорского Клаф
сового общества1 гнет и насилие эксплоатирующих классов вызывали
о о л р о т !и в л е н и е трудящихся и эксплоатируеМых масс. Это сопро¬
тивление выливалось в различные формы—от индивидуального слепого
(протеста до классовой борьбы. И р тех и в других случаях оно вызывало
и вызывает беспощадное подавление со стороны господствующих эйс1-;
плоататорских классов, подавление, служащее целям господства
эксплоататоров и подчинения эксплоа'гируемых. Те формы сопро¬
тивления трудящихся, которые не являются высшими его формами —
формами классовой борьбы, составляют во многих случаях* * 35 содер¬
жание уголовных преступлений. Что же представляют собою эти формы
сопротивления, не являющиеся формой классовой борьбы?
В феодальном обществе основная масса трудящихся — крестьяне — на¬
ходилась под гнетом многоэтажной социальной иерархии — князей, дво¬
рянства, попов, а затем и городские бюргеров. Положение крестьянина!
было чрезвычайно тяжелым: «Принадлежал ли он, — говорит Энгельс,г—
князю, вольному имперскому рыцарю, монастырю или городу, с ним
всюду обращались, как с вещью или вьючным животным или же еще
хуже»36. Однако нужно было преодолеть значительные препятствия,
чтобы в ответ на этот гнет крестьянство огвеча1лб ‘восстанием. Энгельс
показывает эти препятствия; сюда относятся: раздробленность крестьян¬
ских хозяйств, мешавшая общему соглашению, внедрившаяся веками
привычка к подчинению, отсутствие оружия и навыков в обращении
с ним, жестокость эксплоатацйи и отсутствие союзников ib| лице других
классов. Поэтому массовое упорное и длительное восстание как форма
классовой борьбы крестьянства оказалось возможным (хотя все же не¬
удачным) только тогда, когда в самом феодализме стал более ощути¬
тельным процесс его разложения и ослабления феодальных связей.
До тех пор крестьянство оказывалось неспособным1 даже на местные;
спорадические восстания. Акты индивидуального сопротивления, выра¬
жавшегося в отдельных убийствах, поджогах, грабежах и т. гь, вызы¬
вали ' жестокую расправу оо стороны каждого феодала1: «Он в любой
момент, — говорит Энгельс,—-мог бросить крестьянина в башню, где
его тогда ждали пытки с тою же неизбежностью, ;как теперь ждет
арестованного судебный следователь. Он бил его до смерти и, если хотел;
мог приказать обезглавить его. Из тех поучительных глав «Каролины»,
которые говорят об «обрезывании ушей», «обрезывании носа» и «выкалы¬
вании глаз», «обрубливании пальцев и рук», «сжигании», «пытке раска¬
ленными щипцами», «колесовании», «четвертовании», нет ни одной,
31 Лен ин, т. XII, с. 421' ’
36 Не всегда конечно сопротивление выливается в преступление. Оно
может находить и легальные формы. •
36 Энгел ьс, Крестьянская война в Германии, Соч. М!, и Э„ т. VIII, с. 125.
37
которой бы милостивый господин и покровитель не применял к сбоим
крестьянам по усмотрению» 37.
Эти жестокие кары не требовали для их применения обязательна
совершения преступления в. том смысле, в каком это понятие вошло
потом в уголовное право буржуазии: всякое неисполнение хозяйствен¬
ных повинностей уже было тягчайшем преступлением, достаточным
поводом, чтобы «собственное усмотрение» феодала вступило в действие3^8',
ибо непосредственная расправа феодала заменяла1 для крестьянина какой
бы то ни было суд. «Между сеньором! 'и его крестьянином нет другого
судьи кроме бога» — таков был непререкаемый тезис феодальной .юрис¬
пруденции. В, лице феодала таким образом сливались и непосредствен¬
ный хозяин-эксплоататор и суд, непосредственно же принуждавший
угрозой смерти, пыток, телесных и увечащих наказаний выполнять хозя'й»
ственные повинности, т. е. бывший, орудием внеэкономического принуж¬
дения, как формы феодальной эксплоатации.
Конечно не все преступления совершались крестьянами против феода¬
лов и потому вызывали расправу. Многочисленны были также пре¬
ступления кр1естьян, направленные против представителей своего ж!е
класса на почве мести, ревности, имущественных споров и <т. д. Но; nq
эти преступления давали, так сказать, тон уголовной политике феодаль¬
ных времен. За эти преступления долгое время еще применялись компо¬
зиции, выкупы и соглашения между преступником и потерпевшими ил!и
его близкими. Так, по западнорусскому праву только в середине XV в.
судебник Казимира устанавливает ограничение мировых по уголовным
делам, а в XVI й. статутами устанавливается более широкий круг слу¬
чаев, когда по уголовным делам допускается мировая39. По Псковской
судной грамоте (конец XIV в.) мировая устраняет последствия уголов¬
ного преследования40.
"•—Во всяком случае, если тогда наряду с композициями существовала
и «продажа» в пользу князя, то это свидетельствует только о том, что
публичный момент примешивается к частноправовому в интересах «фи¬
скальных» и в интересах укрепления судебных функций феодала, т. че.
в обоих случаях по существу в интересах того же внеэкономического
принуждения. Так или иначе, но эта группа преступлений в основном была
вне применения «уголовных наказаний» (если принять традиционную
терминологию, противопоставляющую уголовные наказания компози¬
циям); не она характерна для массы преступлений, вызывавших со сто¬
роны господствующего класса феодалов ту кровавую, исполненную про¬
извола, репрессию, о которой говорит Энгельс.
37 Там же, с. 125—126. Хотя «Каролина» была законодательным сборни¬
ком XVI в,, т. е. уже в начале разложения феодализма, по, разумеется,
в ней подытоживалась и кровавая практика предыдущих феодальных времен.
38 «Вполне зависимое экономическое положение,— говорит Кистяков-
скпй,— те чрезвычайно тяжелые повинности, которые крестьяне отбывали
в пользу сеньоров, служили неистощимым источником столкновений и тем
или другим! путем доводили крестьянина до смертных казней» (Кистяков-
ский. Исследование о смертной казни, 1896, с. 1191.
39 Ср. Владимирский-Буданов, Обзор истории русского права. Хотя
Владимирский-Буданов сомневается в правильности такого толкования
соответствующего (текста Псковской судной грамоты, но и для него бесспорно
существование в это время остатков композиций.
10 Там же, с. 115.
Поэтому, если иметь в виду не эту группу преступлений (хотя,
повторяю, и многочисленных), а характерные для подневольного поло¬
жения крестьянства преступления, то о них следует сказать, что уго¬
ловные преступления крестьян в эпоху феодализма в основном были индн-
ридуальными актами неорганизованного сопротивления непосредствен¬
ных производителей внеэкономическому принуждению, в форме которого
осуществлялась феодальная эксплоатация крестьянства.
В эпоху разложения феодализма, так называемую эпоху первоначаль¬
ного накопления, многочисленные уголовные преступления, совершаемые
трудящимися, явились результатом пролетаризации экспроприирован¬
ного крестьянства, которое не могло быть сразу! поглощено мануфакту(-
рой и образовывало шайки и Массу одиночек бродяг, грабителей и т. д.
Кражи, нищенство, бродяжничество и разбой — вот чем' отвечали разорен¬
ные крестьяне, выбитые из своих классовых позиций, уже пролетари¬
зированные в том смысле, что их широко захватил щроцесс отделе¬
ния производителя от средств производства, но еще далекие от того,
чтобы стать пролетариатом!, организованным в Класс. «Освобожденные»
от феодальной дисциплины, Они еще не приучились к дисциплине наем¬
ного труда41.
Эпоха первоначального накопления завершается революционным пере¬
ходом: к капиталистическому строю. Буржуазия, игравшая в этом периоде
революционную роль, оказавшись у власги| и укрепив свои позиции, все
полнее развертывает свою эксплоататорскую сущность, делает поворот
к реакции и вое теснее сжимает пресс капиталистической эксплоатации.
Революционная роль теперь принадлежит пролетариату42, который сна¬
чала только сопротивляется экономической эксплоатции и политическому]
Господству буржуазии, а затаи переходит и в наступление.
Однако пролетарии не сразу] в состоянии повести классовую борьбу;
их сопротивление господствующим в капиталистическом строе отноше¬
ниям проходит первично стадию, в которой известную роль играют
уголовные преступления. Энгельс на богатейшем конкретном материале
характеризует эту форму сопротивления и протеста рабочих в впервые
десятилетия XIX в.
«Неуважение к существующему социальному строю, — говорит. он, —
всего резче выражается в егдТкрЖ^^оямении — в преступлениях»'43.
Рост этих прёст^лёшти'прёвращает их в открытую воину против буржуа-
зии: «Кто из «лишних» достаточно см'ел, чтобы открыто восстать против
общества и на скрытую войну, которую против него ведет буржуазия,
ответить открытой войной против буржуазии,—тот отправляется
красть, грабить и Убивать» 44. Делая сводку из английских газет, Энгельс
Подробнее о преступлениях и уголовной репрессии эпохи первоиа-
гального накопления см., мою книгу «Уголовная политика1 эпохи промышленного
капитализма», § 1—3.
42 «Из всех классов, противостоящих теперь буржуазии, только пролетариат
редставляет собой действительно революционный класс. Все прочие классы
приходят в упадок и уничтожаются с развитием крупной промышленности;
1^<’летаД)иат же именно ею и создается» (Маркс и Энгельс. Манифест
коммунистической партии, Соч. т. V, с. 493).
.^йгельс, Положение рабочего класса в Англии, Соч. М. и Э.,
т. Ш, с. 420. Энгельс имеет в виду, здесь, как и в других местах этого
труда, преступления уголовные.
44 Цит. соч., с. 380.
39
приводит самые разнообразные случаи уголовных преступлений кото¬
рые в своей совокушюстц И динамике дают картину социальной войны:
, «В Англии социальная война находится: в полном' разгаре. Каждый защи-
щает себя и борется за1 себя против всех остальных, и вопрос о том,
.причинит ли он вред всем тем, кого он считает своими врагами, разреша¬
ется им с одной только эгоистической точки зрения: что ему выгоднее»46.
Однако эта социальная война — еще не классовая борьба пролета¬
риата, эти уголовные преступления, совершаемые рабочими, — не фор¬
мы классовой борьбы пролетариата. Как мы видим, в этой социальной
: войне «каждый защищает себя», а не свой класс, «каждый борется з а
•себя против всех остальных», а не против класса капиталистов, как
своего классового врага. Борясь против «Всех остальных», рабочий ча^-
■ стенько выступает и против рабочего в силу конкуренции, существующей
’ и среди рабочего класса.
В борьбе «против всех» рабочий, совершая уголовное преступление,
тем' аге менее часто выражает этим свой протест против условий своего
существования, против угнетения, эксплоатации, против тех коллизий,
в которые его как отдельную единицу, но принадлежащую if определен¬
ному— эксплоатируемому — классу, ставит антагонистическое капитали¬
стическое общество на каждом шагу, против непомерного труда, фак¬
тической нищеты и фактического бесправия. Он протестует против
того строя!,! в котором, по словам Маркса, «все средства для развития
производства превращаются в средства подчинения и эксплоатации произ¬
водителя, уродуют рабочего, делая из него неполного человека, прини¬
жают его до роли придатка машины, с тяжестью труда' отнимают и его
содержательность, отчуждают от рабочего духовные силы процесса труда
в той мере, в какой наука соединяется с последним как самостоятельная
сила; они извращают условия, при которых рабочий работает, подчи¬
няют его 'во время процесса труда самому мелочному, отвратительному
деспотизму, все время его жизни превращают в рабочее время, бросают
его жену 1ц (Детей под Джаггернаутову колесницу капитала»47. В этих
условиях протест рабочего — протест, вынужденный его условиями жизни.
«Когда бедность пролетария, — говорит Энгельс, — доходит до настоящего
недостатка в самых необходимых средствах к жизни, до нищеты и |полода,
то склонность к пренебрежению всем общественным порядком возрастает
еще сильнее... Нищета предоставляет рабочему на выбор: медленно уми¬
рать с .голоду, сразу покончить с собою, либо брать себе все, что нужно,
где только возможно, попросту говоря, красть»48.
; Этот протест — не протест класса: «Преступники могли протестовать
путем 'воровства... только как отдельные лица... К тому же кража была
самой некультурной, самой бессознательной формой протеста и уже
по одному этому не могла стать всеобщим выражением общественного
мнения рабочих, хотя бы они в душе одобряли ее»49. Именно этот
индивидуальный характер протеста рабочих, выражающегося в форме
уголовных преступлений, определил Маркс в «Немецкой идеологий»,
46 Подробней см. в упомянутой выше моей книге, с. 45—51.
4Л Энгельс, Соч. М. и Э-, т. Ш, с. 423.
«Маркс, Капитал, т. I, с. 514.
".'Энгельс, Положение рабочего класса в Англии, Соч. М. и Э.^
т. Ш, с. 407. ,
49 Там же, с. 496—497.
40
toboda: «Подобно праву1 и преступление, т. е. борьба изолированного
тдивида (против господствующих отношений, тоже не возникает из чисто¬
го произвола. Наоборот, юно коренится! в тех: же условиях, что и суще¬
ствующее господство»50. Разумеется, как сказано было выше51, борьба
изолированного индивида, которая выражается в совершении уголовных
преступлений, не означает того, что преступления в причине своей
пс 'связаны с противоречиями классового общества!, с классовой борьбой;
эго означает лишь, что индивид борется против господствующих отно¬
шений как единица, изолированно от иной борьбы — борьбы своего
класса в целом.
Если таким образом уголовные преступления, совершаемые рабочим,
укладываются в социальную войну всех против воех, то эта социальная
война всех против всех не есть все же классовая борьба! пролетариата^
Ленин еще в 1894 г. чрезвычайно ярко проводит это различие, когда
говорит о борьбе русских рабочих: «Когда передовые представители его
(рабочего класса!—,Г. В.) усвоят ^идеи научного социализма1, идею
об исторической роли русского рабочего, когда эти идеи получат
широкое распространение и среди рабочих создадутся прочные орга¬
низации, преобразующие теперешнюю разрозненную эконо¬
мическую войну рабочих в сознательную классовую
борьбу» (подчеркнуто мной — Г. В.), тогда русский рабочий, под¬
нявшись во главе Всех демократических элементов, свалит абсолютизм
и поведет русский пролетариат (рядом с пролетариатом всех
стран) прямой дорогой открытой политической борь¬
бы к победоносной коммунистической революции»52.
Для того чтобы рабочие могли вести, борьбу как классовую борьбу,
необходима достаточная организация рабочего класса: «’Организация рево¬
люционных элементов в класс предполагает существование всех тех
производительных сил, которые могли бы зародиться в недрах старого
общества»53. Этот процесс организации рабочего класса в равных своих
стадиях претерпевает качественное изменение в том смысле, что в пер¬
вые десятилетия развития капитализма рабочая масса1 уже является
классом для капитала, над ней господствующего, но еще не защищает
своих 'интересов, как интересов класса в целом, еще не бб'единена
сознанием общности этих интересов, еще не является классом для себя.
Достигнув в борьбе и в процессе организации и сплочения более
высокой фазы своего развития, эта рабочая масса превращается уже
в класс для себя и ведет борьбу политическую, т. е. классовую! борьбу
под руководством своей коммунистической партии, борьбу за диктатуру
и за построение бесклассового общества. В «Нищете философии» мы
находим чрезвычайно важное высказывание Маркса, которое является
для нашей темы исходным теоретическим положением для определения
этих Стадий развития рабочего класса, для вытекающего отсюда исто¬
рически развивающегося принципиального разграничения массы актов
индивидуального протеста рабочих против господствующих обществен-
ных отношений (в том числе следовательно уголовных преступлений,
М Маркс и Энгельс, т. IV, с. 312.
См. выше, с. 23.
; Лепин, Что такое «друзья народа»? Соч., т. I, с. 191.
" М а р к с, Нищета философии, Соч. М1- И Э., т. V, с. 41£
41
совершаемых рабочими), от классовой борьбы пролетариата как борьбы
политической, акты которой составляют и так называемые «политические
преступления». Вот что говорит Маркс: «Экономические условия пре¬
вратили сперва массу народонаселения в рабочих. Господство капитала
создало для этой массы одинаковое положение и общие интересы. Таким
образом по отношению к капиталу маоса является уже классом, но сама
для себя она еще не класс. "В борьбе, Намеченной нами лишь а неко¬
торых ее фазисах, сплоченная масса конституируется как класс для себя.
Защищаемые ею интересы становятся классовыми интересами. Но борьба
между классами есть 'борьба политическая»54.
На первой стадии своей борьбы отдельные, ;но многочисленные рабо¬
чие самыми условиями своего существования вынуждены протестовать
индивидуально различными способами, в том числе в 'форме уголовных
преступлений, в большинстве случаев — преступлений имущественных,
краж55, бессознательно протестуя таким образом против частной
капиталистической собственности.
На следующей, более высокий и принципиально отличающейся стадии
борьбы, борьбы классовой, протест, но уже протест класса1, сознательно
направлен против с а!мой сист емы капиталистической собствен¬
ности. В борьбе с этой системой как основой капиталистического строя
заключается внутренняя движущая и организующая сила превращения
пролетариата в класс для себя, сила, которая В конечном счете' должна
привести к отрицанию самого пролетариата как класса и к построению
бесклассового строя развернутого коммунизма. «Пролетариат как про¬
летариат, — говорит Маркс, — вынужден отвергнуть самого себя и тем
самым и обусловливающую его противоположность, делающую его про¬
летариатом,— частную собственность. Это —отрицательная сторона
противоречия, его беспокойство внутри себя, упраздненная и упраздняю¬
щая себя частная собственность»56. Организация пролетариата в класс для
себя ни в коем случае не является чем-то протекающим отдельно от
борьбы рабочих с капиталом, как это представляли и представляют мень¬
шевики — апологеты капитала — с их струвианскими теориями «борьбы
со скрещенными руками», «хождением на выучку к капитализму» и т. ;п.
Этот процесс, как мы видим из приведенной выше мысли, высказанной
Марксом! в «Нищете философии», сам протекает в борьбе — стачках,
коалициях и других формах57.
84 Маркс, Нищета философии, Соч. М!. и Э., т. V, с. 415.
65 Недаром, как показано выше, Энгельс преимущественно останавли¬
вается На этой форме протеста — протеста путем воровства. См. Энгельс,
Положение рабочего класса в 'Англии, с. 235, 380, 4^6—97 и др.То же— •
в |'энгельсовских «Письмах из Англии»: «В конце концов выходит,, что Англия
своей промышленностью посадила себе на шею не только обширный класс
неимущих, но и среди них довольно значительный класс безработных, от кото¬
рого избавиться не может. Эти люди обречены на произвол судьбы: государство
о них не заботится, даже отталкивает их от себя. Кто (осудит их., если мужчины
пустятся на грабе ж, женщины — на воровст в,о (подчеркнуто мной—
Т. В.) и проституцию» (Маркс и Энгельс, т. II, Лондонский и манче¬
стерский период, с. 278).
4С Маркс, Святое семейство, Соч. М». и Э-i,- т. Ill, с., 55.
87 «Но когда приходится дать себе ясный отчет относительно стачек,
коалиций и других форм, в которых пролетариат на наших глазах Органи¬
зуется как класс, то одних охватывает самый реальный страх, другие
выказывают т р а п с ц е д е и т а л ь н о е презрение» (М арке, Нищета фило¬
софии, Соч. М. и. Э., т. V, с. IIS’].
Эти формы борьбы: встречают соггрбтйвление оо стороны буржуазий,
старающейся их подавить всевозможными средствами. Еще во время
Французской революции в 1791 г. закон Шапелье воспрещал рабочие
стачки и коалиции под угрозой штрафа и тюрьмы. Впоследствии с раз¬
витием силы рабочего класса пролетариату удается отвоевать себе 1в из¬
вестных границах право стачеД и коалиций, и хотя буржуазия старается
воспользоваться всякими обстоятельствами, чтобы сузить пределы легаль¬
ного рабочего движения, все же за пролетариатом остается известный
легальный плацдарм для борьбы с буржуазией. Ню в силу того, что
границы этого плацдарма вое время меняются, в силу того, что клас¬
совая борьба пролетариата не может уместиться и в этих границах, так
как возрастает ее революционность, эта классовая борьба наряду с легаль¬
ными формами слагается из ряда нелегальных форм, преследуемых бур¬
жуазным законом и репрессией, как «политические преступления». Таким
образом классовая борьба пролетариата, а среди ее раз¬
личных форм и те акты, которые об’являются буржуа¬
зией «политическими преступлениями», не являются
просто дальнейшим развитием прежних примитивных
форм протеста-, включающих кражи и другие уголов¬
ные преступления. Хотя и то и другое — формы борьбы
трудящихся, хотя те и другие формы соответствуют
различной степени организации рабочих в класс, но
между этими двумя стадиями — качественный скачок,
принципиальное отличие. Ниже это будет показано в более
развернутом1 виде.
Процесс организации пролетариев как класса для себя блестяще пока¬
зан Лениным на примере с российским пролетариатом: «Эксплоатация
трудящегося в России повсюду является по сущности сво¬
ей капиталистической, если опустить вымирающие остатки кре¬
постнического хозяйства; но только эксплоатация массы производителей
мелка, раздроблена, Неразвита, тогда как эксплоатация фабрично-завод¬
ского пролетариата крупна, обобществлена- и концентрирована. В пер¬
вом случае эксплоатация эта еще опутана средневековыми формами,
разными (политическими, юридическими и бытовыми привесками, улов¬
ками, ухищрениями, которые мешают трудящемуся и его идеологу видегь
сущность тех порядков, которые давят на трудящегося, видеть, гДе и Мак
возможен выход из них. Напротив, в последнем случае эксплоатация уже
совершенно развита и выступает в своем чистом виде без всяких запуты¬
вающих дело частностей. Рабочий не может не видеть уже, что пнегге|т
его капитал, что вести борьбу приходится с классом буржуазии.
И эта борьба его, направленная на достижение ближайших экономиче¬
ских нужд, на улучшение своего материального положения, неизбежно
треоует от рабочих организации, неизбежно становится войной не про¬
тив личности, а против класса, того самого класса, который не На
одних фабриках и заводах, а везде и повсюду гнетет и давит! трудя¬
щегося» 58,
В этих ленинских высказываниях мы находим не только анализ
процесса организации рабочих в класс для себя, но и указание еще
па одно чрезвычайно важное для нашей темы обстоятельство: до орга-
68 Ленин, Что такое «друзья народа»? Соч., т. I, с. 193.
43
йизации рабочих в класс длй себя борьба рабочих есть еще война
против личностей, с организацией же рабочего класса как класса
для себя эта война заменяется борьбой против класса. Но
и ,а (атаках «войны против личностей» необходимо различать Две формы,
принципиально отличных друг от друга: во-первых, когда «война» ведется
изолированными индивидами и в частности может выражаться
в форме уголовных преступлений, и, во-вторых, когда эта «война» ведется
коллективами — рабочими отдельных предприятий и т. д. В этом послед¬
нем случае борьба уже представляет собою зачаточную форму классо¬
вой борьбы рабочих. H(oi и в этом случае классовая борьба рабочих
есть только зачаточная форма классовой борьбы пролетариата
как класса: «Соединение рабочих отдельной фабрики,— говорит Ле¬
нин,—;даже отдельной отрасли промышленности оказывается недоста¬
точным для отпора всему классу капиталистов, становится безусловно
необходимым совместное действие всего класса рабочих. Таким
образом из отдельных восстаний рабочих вырастает борьба всего рабо¬
чего класса. Борьба рабочих с фабрикантами превращается в классо¬
вую борьбу»59. Ленин таким образом строго различает эти две формы
классовой борьбы — начальную классовую борьбу рабочих и классовую
борьбу пролетариата в целом. В другом месте он говорит: «Во всех
европейских странах мы видим, что все сильнее и сильнее проявлялось
стремление с|лить социализм и рабочее движение в единое
социал-демократическое движение. Классовая борьба рабочих
превращается при таком слиянии в сознательную борьбу про¬
летариата за свое освобождение от эксплоатации его со стороны
имущих классов, вырабатывается высшая форма социалистического рабо¬
чего движения: самостоятельная рабочая социал-демокра-
ти чес к ая парт и я»60 61.
Уголовные преступления, совершаемые рабочими, когда эти престу¬
пления представляют собой акт протеста индивидуума, мюгут входить
в «войну против личностей», но они у<же"не входят в эту войну
против Личностей, когда она выражается в действиях рабочих групп!—1
рабочих отдельного предприятия или отдельной отрасли промышлен¬
ности, действующих именно как рабочие. Другими словами, уголовные
Преступления не входят в зачаточные формы пролетар¬
ской классовой борьбы, классовой борьбы рабочих. Тем более они
не являются формой классовой борьбы пролетариата как класса.
Однако направленные против «личностей», они бьют по всему классу
буржуазии и находят свое место в буржуазных уголовных кодексах.
Вспомним приведенную выше мысль из «Нищеты философии»: не будучи
еще для себя. самой Классом, рабочая масса уже является классом по
отношению к капиталу, поэтому всякие опасные поступки, исходящие
от этой массы и бьющие по «личностям», классово опасны для класса
капиталистов; если пролетарские массы еще не организованы в класс
для себя, то буржуазия уже организована в класс для себя01; для
иЛенйн, т. I, с. 432.
60 Л е п и н, т. И, с, 535.
61 «В истории буржуазии, мы должны различать два фазиса!: в первом —
она1 складывалась в класс под господством феодального порядка и абсолютной
монархии; во втором — уже образовав из себя класс, она низвергла феода-
44
йё& «ьойиа! против личностей» Опасна как дЛя класса в целом й тогда,
когда эта «война» еще не является даже зачаточной формой классовой
борьбы. Буржуазия прекрасно сознает, хоть и не сознается в этом,
классовую опасность и тех действий, которые могут входить в такого
рода войну против Личностей и которые она включает в перечень уго¬
ловных преступлений. k ,
Исходя из этих же положений, легко об’яснить и то обстоятельство,
что уголовные преступления, (Совершаемые в буржуазном обществе тру¬
дящимися, далеко не всегда совершаются ими против представителей
враждебного класса!, против представителей буржуазии. Будучи борьбой
вслепую, протестом стихийным, такого рода преступления 'бьют сплошь
и рядом непосредственно против личностей из среды трудящихся. Это
происходит вследствие того, что неорганизованные еще в класс «для
себя» рабочие не ведут общей об’единенной борьбы против буржуазии
и потому, не сознавая общности своих классовых интересов, могут в про¬
тиворечивых условиях классового общества выступать враждебно друг
против друга: «Отдельные индивиды,—<говорят Маркс и Энгельс,— обра¬
зуют класс лишь постольку, поскольку им приходится вести общую борьбу
против некоторого другого класса, в остальном они сами противостоят
друг другу враждебно, как конкуренты» 63.
По мере организации! в класс для себя пролетариат переходит от инди¬
видуальных протестов и в числе их также от протестов в форме уголов¬
ных преступлений (главным образом имущественных) к классовой борьбе.
Но этот переход вовсе не следует понимать как развитие форм
классовой борьбы из уголовных преступлений. Энгельс
говорит: «Возмущение рабочих против буржуазии началось вслед за раз¬
витием промышленности и прошло через различные фазисы... Первой,
наиболее грубой и самой бесплодной формой этого возмущения было
преступление... Но рабочие скоро заметили, что воровство не помо¬
гает» 64. Таким образом переход состоял вовсе не в том, что воровство
«перешло на высшую ступень», а в том, что рабочие отошли от воровства,
стали отказываться от уголовных преступлений как формы индивидуаль¬
ного протеста, чтобы перейти к классовой борьбе — сначала к «клас¬
совой |борьбе рабочих», а затем — к классовой борьбе пролетариата как
целого, когда рабочий Класс превращается окончательно в класс для
себя. Организация рабочих в класс для себя организовала классовое
сознание рабочих66.
лизм и монархию, чтобы из старого общества сделать общество буржуазное»
(Маркс, Нищета философии, Соч. М, и Э.|,) т. V, с. 415).
62 «Борьба против личностей» может выражаться не только в преступле¬
ниях — те или иные враждебные выступления могут эту враждебность
заключать в себе в скрытом виде или, проявляя эту враждебность открыто,
не достигать такой степени, какая необходима для'того, чтобы эти (выступления
превращались в опасные действия, охватываемые уголовным правом. Нас, при
рассмотрении этого вопроса, интересуют те формы «борьбы против личности»,
которые уголовным правом охватываются.
сзМа,р|кс и Энгельс, О Людвиге Фейербахе, Соч. М. и Э.,
т- I, с. 243.
И г е лье;,. Положение рабочего класса в Англии, Соч. ’М. ;ц Э.,
т- П1, с. 496.. . ’
66 «...Класс объективируется, в свою очередь становясь чем-то самостоя¬
тельным \по отношению к индивидам, так что последние находят предустанов¬
ленными условия своей исизни: класс указывает им их житейское положение,
45
Таким образом уголовные преступления рабочих не являются зачаточ¬
ной, первичной формой «политических преступлений». Рабочие, классово
и.политически достаточно созрев, попросту отбрасывают оружие про¬
теста, которое уже оказывается отсталым методом протеста, и берут¬
ся за д р у г о е, новое оружие, оставив отсталые формы протеста отста¬
лому крестьянству, неспособному к самостоятельной классовой борьбеGG.
«Рабочие фабрично-заводской и горной промышленности,— говорит Эн¬
гельс,— быстро прошли первую стадию протеста против своего социаль¬
ного положения — стадию непосредственного протеста отдельных лиц,
выражающегося в преступлениях; крестьяне же и до сих пор остались
на этой стадии. Излюбленным 'приемом социальной войны являются
ПОДЖОГИ» * 66 67.
Пройденная ступень борьбы была для рабочих последней ступенью
перед тем, как вступить в новую фазу'68 *. Вот как Энгельс уже'в 1847 г.
характеризовал эту новую фазу — фазу классовой борьбы:
«С господством буржуазии под давлением обстоятельств рабочие также
достигают того бесконечно важного успеха, что они не выступают и не
восстают уже как отдельные единицы или как несколько сотен или тысяч
против существующего строя, но что они все вместе, как о)Дин класс,
со своими особыми интересами и принципами, по общему плану, сое¬
диненными силами вступают в смертельный бой со своим последним
злейшим врагом — с буржуазией» GX
Hjoi в ^ту фазу .пролетариат встуца'е|п с тем, чтобы, как сказано было
выше, сначала использовать лишь слабые зачаточные формы клас¬
совой борьбы, первые, начальные формы рабочего движения70, выра-
а вместо с тем: и их личное развитие он подчиняет их себе... Это подчи¬
нение индивидов классу превращается в то жй время в подчинение их всякого
рода представлениям?» (Маркс и Энге'льс, О Л. Фейербахе, Архив
и Э., т. I, с. 243).
66 «Крестьяне, под которыми мы здесь разумеем лишь мелких сельских
хозяев, арендаторов или собственников, исключая поденщиков и батраков,—
крестьяне составляют такой же беспомощный класс, как мелкие буржуа,
от которых они, однако, выгодно отличаются тем!, что превосходят их храб¬
ростью. Но зато они и оказываются совершенно неспособными к какой бы
го ни было исторической инициативе.. Даже их освобождение от цепей
крепостной зависимости совершается только благодаря покровительству
буржуазии» (М'дркс и Энгельс, т. V, с. 526. См. также Дентин,
т. I, с. 194). |
07 Энгельс, Положение рабочего класса в Англии, Соч. М. и Э.,
т. III, с. 544.
681 «Рабочие года два уже (написано в 1844 г.—Г. В.) как (достигли
последней ступени старой цивилизации и протестуют против старого обще¬
ственного строя путём быстрого роста преступлений, грабежей и убийств.
Улицы вечером весьма небезопасны, буржуазию бьют, режут и грабят,
и если здешние пролетарии будут развиваться по тому же закону, что
и английские, то они скоро поймут^ что этот способ индивидуального
протеста против старого общества путём насилий бесполезен, и будут
протестовать против него как люди путем коммунизма» (Письмо Энгельса
к Марксу, Соч. М. и &», т. XXI,• с.'2—3).
09 Энгельс, Покровительственные пошлины или система свободной
торговли (статья в «Deutsche Briisseler Zeitung», Соч. М- и Э./ т. V, с. 159).
70 «Было время, когда вражда рабочих против капитала выражалась
только в смутном чувстве ненависти против своих эксплоататоров, в смутном
сознании своего угнетения и рабства и в желании отомстить капиталистам!.
Борьба выражалась тогда в отдельных восстаниях рабочих, которые разрушали
здания, ломали машины, били фабричное начальство и т. п. Это была первая,
46
знвшиеся в разрушении машин, зданий и т. п., зачастую тойцко[ в отдель¬
ных фабриках. Но поскольку эта борьба велась уже не как борьба
отдельных лиц, это 'было началом клаосовой борьбы.
«Преступники могли протестовать путем воровства против существую¬
щего общественного строя только как отдельные лица... Как рабочий
«ласс рабочие впервые восстали против ’буржуазии тогда, когда силой
воспротивились введению машин, что произошло в самом начале про¬
мышленного переворота»71. Ленин с предельною ясностью и глубиной
определяет классовую борьбу пролетариата и зачаточные формы клас¬
совой борьбы; это ленинское определение необходимо привести полностью:
Мы все согласны в том, что наша задача — организация классовой
борьбы пролетариата. Но что такое классовая борьба? Когда рабочие
отдельной фабрики, отдельного ремесла вступают в борьбу со своим
хозяином или со своими хозяевами, есть ли это классовая борьба?
Нет, это только слабые зачатки ее. Борьба рабочих становится клас¬
совой борьбой ’ лишь тогда, когда все передовые представители всего
рабочего класса1 всей страны сознают себя единым рабочим классом и начи¬
нают вести борьбу не против отдельных 'хозяев, а против всего
Класса капиталистов и против поддерживающего этот класс прави¬
тельства. Только тогда, когда отдельный рабочий сознает себя членом
всего рабочего класса, когда в своей ежедневной, мелкой борьбе с 'отдель¬
ными хозяевами и с |Отдел1ыными чиновниками он видит борьбу против
всей буржуазий и против всего правительства, |тойъко тогда его борьба
становится классовой борьбой. «Всякая классовая борьба есть борьба
политическая» — эти знаменитые слова Маркса Неверно было бы понимать
в том смысле, что всякая борьба рабочих с хозяевами всегда бывает
политической борьбой. Их надо 'Понимать так, что борьба рабочих
с капиталистами необходимо становится Политической борьбой по
мере того, как она становится классовой борьбой. Задача1 социал-
демократии состоит именно в том;, чтобы посредством организации рабо¬
чих, пропаганды и агитации между ними превратить их стихийную
борьбу протий угнетателей в борьбу всего класса, в борьбу определен¬
ной политической партии за определенные политические и социалисти¬
ческие идеалы»72.
Итак, рабочие в своей борьбе сначала выступают разрозненно, по¬
одиночке, прибегая при этом к различным формам протеста ul в том
числе к уголовным преступлениям, особенно имущественным, как форме
борьбы изолированного индивида, затем отбрасывают эту форму проте¬
ста и переходят к классовой борьбе, сначала в ее зачаточных, перво¬
начальных и примитивных формах73, и наконец, окончательно органи-
начальная форма рабочего движения... Но из этой первоначальной формы
русское рабочее движение уже выросло. Вместо смутной ненависти; к Капитали¬
сту рабочие стали уже понимать враждебность интересов класса рабочих
И KJacca капиталистов. Вместо неясного чувства угнетения они стали уже
Разбирать,^ чем именно и как именно давит их капитал!, и восстают
против той или другой формы угнетения, ставя предел давлению капитала,
защищая себя от алчности капиталистов» (Л е и и н, Проект й объяснение про¬
грамм с.-д. партии, Соч., т. I, с. 439—440).
7* Энгельс,. Положение рабочего класса в Англии, Соч. М. и |Э.,
т. III, с. 497.
72 Дени)н, Наша ближайшая задача (Соч., т. II, с. 495—496).
73 «Пролетариат проходит через различные ступени развития. Его борьба
против буржуазии начинается 9 самым его существованием. Сначала рабочие
47
зовавшись в класс для себя, к высшим формам классовой борьбы, /
которую пролетариат ведет <под руководством коммунистической партии/
к борьбе за1 диктатуру. Классовая борьба пролетариата в ее различных
формах встречает яростное сопротивление буржуазии, и поскольку ее
формы выходят за пределы 1легальности, отвоевываемой пролетариатом
у буржуазии* 74, акты классовой борьбы преследуются как «политические
преступления».
Формы борьбы одной стадии однако переходят в следующую и суще¬
ствуют в этой следующей стадии рядом с новыми формами ;борьбы. «Так
как степень развития,— говорит Маркс,—1 различных групп рабочих в од¬
ной и той же стране и 'рабочего класса в различных странах по необхо¬
димости весьма различна, то и действительное движение неизбежно
находит свое выражение в весьма различных теоретических формах» 75.
Если рабочий класс в целом отбрасывает на данном этапе
своего развития такие отсталые формы борьбы! и протеста, как уголовные
преступления, то отсталые слои рабочего класса в лице своих отдель¬
ных, хотя и многочисленных, представителей сохраняют еще в силу
недостаточной классовой сознательности и эти формы протеста. Процессу
организации рабочих в рабочий класс свойственны] внутренние противо¬
речия. Эти противоречия задерживают многие согни тысяч и даже мил¬
лионы рабочих, отрывая их от основного ядра рабочего класса и его
авангарда. Сильнейшее влияние в этом отягощении имеет конкуренция,
проникающая в рабочий класс76.
Конкуренция служит серьезным тормозом для организации рабочего
класса, для развития классового сознания пролетариата, она продолжет
толкать многие тысячи отсталых рабочих и на бессмысленный протест
в форме уголовных преступлений.
борются поодиночке, потом сплачиваются рабочие одной фабрики, далее —•
одной отрасли промышленности в известной местности против отдельных,
непосредственно их эксплоатирующих буржуа. Они нападают не только
на| буржуазные условия производства; но| и на самые средства! производства':
они разбивают машины, уничтожают иностранные конкурирующие товары,
поджигают фабрики, они стараются восстановить разрушенное положение
средневекового рабочего» (Маркс и Энгельс, Манифест коммунистической
партии, Соч., т. V, с. 491). В «Статьях из «Новой рейнской газеты» также
показаны эти ступени развития пролетарской борьбы: «Вся война рабочих
против фабрикантов, которая длится вот уже восемьдесят лет, .борьба!»
которая началась с разрушения машин и через коалиции, через отдельные
нападения на личность и собственность фабрикантов и немногих преданных
фабрикантам .рабочих, через более или менее крупные восстания, через
инсуррекции 1839 и 1842 гг. развилась в самую' сознательную классовую
борьбу, какую только видел свет» (Соч. М1. и Э., т. yi, с. 247). См. у Ленина:
«Рабочие начинают стачками борьбу с фабрикантами, и среди них появляется
усиленное стремление к об'единенцю. Из отдельных восстаний рабочих
вырастает борьба русского рабочего класса», (Проект и объяснение про¬
граммы соц.-дем. партии, 1896, Соч. т. I, с. 425. Там оке ;в .«Проекте и об'яс-
пении программы с.-д. партии»;,. т. I, с. 432).
74 Буржуазия бывает вынуждена! — особенно в эпоху промышленного
капитализма — уступать некоторые участки на фронте классовой борьбы,
где рабочее движение — местами и временами — протекает легально. Но по
мере обострения классовой борьбы эти легальные формы ликвидируются. Резче
всего это проявляется в эпоху империализма и особенно в последние годы
кризиса и обсстреннейшей классовой борьбы.
75 Письма Маркса к Энгельсу, т. XXIV, с. 171.
76 Ср. М арке, Нищета философии, Соч. Аф и Эч, т. V, с, 398,
В эпоху империализма, когда все противоречия капиталистического
общества обостряются, и это првггиворечие выступает резче. Наряду
с громаднейшими успехами],' в особенности в наши годы, в деле организа¬
ции рабочего класса во всем мире под руководством Коминтерна, наряду
с увеличением и укреплением ’основного ядра пролетариата и его аван-
г1фда|—коммунистических партий, отсталые массы рабочих выделяют
на своей среды большое количество отдельных [рабочих, толкаемых про¬
тиворечиями капиталистического строя к уголовным преступлениям. Все
большее обострение противоречий в империалистических государствах,
возрастающее в последние годы, в годы всеобщего кризиса' и колос¬
сальной безработицы, еще больше увеличивает рост77 уголовной пре¬
ступности, обильную дань которой приносят отсталые части пролета¬
риата, хотя |в основном этот рост идет не за счет пролетарских
элементов.
Резко разграничивая уголовные преступления, совершаемые рабо¬
чими, и (формы классовой борьбы пролетариата, нельзя однако их пол¬
ностью отрывать друг от друга, ибо и уголовные преступления одиночек
рабочих могут, как уже сказано было выше, быть формами сопро¬
тивления эксплоатируемых. Если мы говорим, что акты поли¬
тической борьбы рабочих, фигурирующие в качестве так называемых
«политических преступлений», не развиваются из уголовной преступности,
то это еще не Означает,что не существует переходиыхформ борьбы.
Такой переходной формой являются, например, единоличные выступле¬
ния рабочих, йе связанные с организованной классовой борьбой проле¬
тариата, но носящие явно политический характер. Сюда относятся также
индивидуальные террористические акты, являющиеся выражением влияния
мелкобуржуазной анархичности; сюда относятся индивидуальные акты
классовой мести, например когда рабочий наносит побои хозяину или
мастеру, причем конкретный повод к этим побоям непосредственно
может быть с классовой борьбой [и не связан и т. д.
Но даже так называемые «чисто уголовные» преступления могут слу¬
жить в Отдельных случаях прологом к участию в революционной
борьбе: кража во время безработицы может быть поводом к тому, что
совершивший ее рабочий перейдет к иным формам борьбы и протеста,
к участию в классовой борьбе. Перед таким рабочим, по замечанию
т. Пашуканиса, открываются два пути — путь уголовщины и деклассации
и путь отказа от уголовщины как от отсталой формы борьбы, с заменой
77 Об общем росте преступлений в империалистических странах можно
судить по данным статистических таблиц, разработанным статбюро Госинституга
уголовной политики при- Прокуратуре СССР. К сожалению, сведения даны
за годы- до кризиса, лишь частично затрагивая его начало (и только по
1 ермании захватывая 1930 г.) и, кроме того, официальная статистика (глав¬
ным образом германская), откуда статбюро почерпнуло материал, классового
положения совершивших преступления не обозначает. Таким образом приводи¬
мые цифры могут иллюстрировать только общую картину движения престу¬
плений по годам, без процента участия рабочих. Во Франции общее число
4чс11лЯемь1х за пРестУпления, проступки и нарушения в 1871 г. равнялось
195, в 1928 г. оно возросло до 980 549. В Италии число донесений
о совершенных преступлениях и проступках в 1890 г. было 609 873, в 1929
оно возросло до 1 122 227. В Германии в 1890 г. число! обвиняемых
Равнялось 362 163, в 1930 г. Оно поднялось до 596 127. В Англии (без
колоний, из числа доминионов входит только Канада)—!в 1890 г.—93 726,
D 1928 г.— 336 695 (здесь рост больше всего бщл в Канаде),
4 Матован природа_црестуцлс1щй
49
этого метода борьбы другими методами' — участием в борьбе своего/
класса. Важно, чтобы более сознательный товарищ во-время раз’яснил
обе эти перспективы совершившему кражу.
Резко отмежевываясь от бакунинской ставки на люмпен-пролетариат, от
смешения индивидуального бунтарства с классовой борьбой пролетариата,
необходимо столь же резко отмежеваться ют каутскианского меньше¬
вистского пренебрежения этим бунтарством,, от лакейски-оппортунистиче-
ского .стремления-внедрить в пролетарское сознание уважение к буржуаз¬
ному благочинию, внедрить почтение к «лойяльным» методам борьбы.
Разумеется, в краже, совершонной безработным, или в том, что он,
озлобившись, разбил стекло в магазинной витрине, нет пролетарской
революционности. Но необходимо и в этом «бунтарстве» уметь найти
некоторое «рациональное зерно»—классовый корень этого бунтарства,
необходимо суметь переключить эти не достигающие цели формы Про¬
теста на другие рельсы — На рельсы классовой борьбы. При этом обя¬
зательно следует помнить, что уголовные преступления, совершаемые
представителями отсталой части пролетариата, представляя собою изо¬
лированные от классовой борьбы пролетариата акты слепого протеста,
не только не содействуют пролетариату в его классовой борьбе, но,
наоборот, мешают этой борьбе, дезорганизуют ее, так как дезоргани¬
зуют ряды пролетариата1. В классовой борьбе пролетариата его органи¬
зованность в класс, его дисциплина, целеустремленность его действий,
в максимальной степени политически осознанные, являются решающим
условием успешности борьбы. Только под руководством коммунисти¬
ческой партии пролетариат может итти и идет к победам в классовых
боях; наибольшее осуществление этого руководства выражает собою
именно наибольшую организованность и дисциплину пролетарских рядов,
идущих ,за своим авангардом — коммунистической партией. Всякое откло¬
нение от этой организованности, распыление сил, отвлечение внимания
от классовой борьбы в сторону изолированных выпадов ослабляет это
руководство авангарда, ослабляет следовательно силы рабочего класса.
Поэтому совершение уголовных преступлений вовсе не совпадает
с интересами пролетариата, а противоречит пролетарским, интересам.
Но это Йй в какой; степени не означает, что у пролетариата устанавли¬
вается или должен установиться с буржуазией какой-то «общий фронт»
против уголовной преступности, что здесь какое-то совпадение интересов
пролетариата и буржуазии, что уголовные преступления, как это гово¬
рит Пионтковский78, должны считаться преступными t точки зрения
пролетарского правосознания. Для пролетариата они (Вредны именно
потому, что мешают его борьбе |с тою же буржуазией, а не потому,
что они вредны для буржуазии. Это различие определяет собою и раз¬
личие в [реашрбвании буржуазии и пролетариата на уголовные преступ¬
ления: в то время, как буржуазия, охраняя свой классовый интерес,
стремится подавить уголовные преступления посредством репрессии и этим
укрепить свое господство, пролетариат, противопоставляя слепому про¬
тесту изолированных индивидов классовую организованность, стремится
заставить представителей этих отсталых слоев бросить бесполезное и
78 По этому вопросу см. мою, книгу «Уголовная политика эпохи промыш¬
ленного капитализма», с. 18, где -приведена критика меньшевистской концепции
Пионтковского, ’ '
и
лотбму вредное оружие борьбы и протеста и влиться в ряды сознательно
борющегося класса, стремится переключить борьбу изолированных ин¬
дивидов на путь классовой борьбы. Покидая эту форму протеста, рабочий
класс относится к ней отрицательно не только как к бесполезной,
но л как к вредной для пролетарского движения /хотя вредной
не потому, что уголовные преступления вредны для буржуазии), и борется
с этой формой протеста, хотя и методами диаметрально противоположны¬
ми методам буржуазии — не путем подавления классового сознания в
отсталых рабочих, а1 наоборот путем его пробуждения и укрепления,
путем организации этих отсталых масс для классовой борьбы против
буржуазии.
Тормозящая рост пролетарского революционного движения роль уго¬
ловных преступлений усугубляется тем обстоятельством, Что среди
уголовных преступлений вое больше возрастает удельный вес профес¬
сиональной преступности, усиливающейся особенно в эпоху импе¬
риализма с ее резким’ обострением противоречий и разложением загни¬
вающего капиталистического общества. «Носителями» профессиональной
преступности являются в основном деклассированные элементы — люм-
пен-пролетарии, пополняющие свои ряды за счет разложившихся элеа
ментов мелкой буржуазии и — в значительно меньшей степени — за счет
рабочих, выбитых из колеи в силу застойных форм безработицы.
Люмпен-пролетариат вследствие своей беспринципности готов в любую
минуту стать орудием в руках буржуазии против пролетарского рево¬
люционного движения, что создает опасность разлагающего влияния
в тех точках, где он соприкасается с наиболее отсталыми рабочими:
уголовные преступления часто оказываются как раз той точкой, где
легко проявляется разлагающее влияние люмпен-пролетариата на отста¬
лые слои рабочих.
Необходимо отметить серьезный пробел в нащей уголовноправовой
литературе по вопросу! о связи преступлений с классовой борьбой. Речь
идет о преступлениях, которые совершаются в капиталистическом об¬
ществе представителями буржуазии. По этому поводу обычно огра¬
ничиваются указанием^ на то, что в силу противоречий, существующих
среди господствующего класса, под влиянием конкуренции представи¬
тели господствующего класса совершают мошенничества и жульничества,
остающиеся в большинстве случаев безнаказанными или почти безна¬
казанными. Это верно, но этого совершенно недостаточно. Необходимо
поставить вопрос о ром, не являются ли некоторые категории преступ¬
лений, совершаемых представителями буржуазии, формой классовой борь¬
бы п р о т н в пролетариат а, или еще более широкий вопрос — не
являются ли некоторые категории преступлений, совершаемых предста¬
вителями эксплоататорских классов в различные социально-экономиче¬
ские формации, формами классовой борьбы против эксплоатируемых
классов.
Этот вопрос представляет собою вовсе Не только академический
интерес. Нет, теоретическая важность этого Вопроса заключается в том,]
что 'без его разрешения не будет выполнено методологическое условие
Диалектического материализма: изучать предмет полностью,, во всех era
связях, сторонах и опосредствованиях, изучать общественные явления
в неразрывной связи) с изменениями на протяжении различных социально-
экономических формаций} и в отношении всех (основных связанных между
51
собою уйбрной борьбой классов. Отсюда же и политическая важность и
актуальность этой проблемы: находясь в капиталистическом окружении,
стоящий у 'власти пролетариат и его наука кровно заинтересованы в том,
чтобы изучать 'все формы классовой борьбы буржуазии в тех странах,
где буржуазия стоит у власти. Не даром т. Молотов в докладе на XVII
партконференции подчеркивал такое характерное явление, как деятель¬
ность бандита-капиталиста Аль-КаПофэ и ему Подобных в Америке. Больше
того, теоретическое и политическое значение этот вопрос приобретает
с тем большей силой, что не только в капиталистических странах, но
и у нас в СССР капиталистические элементы в своем сопротивлении
наступлению пролетариата пользуются преступлением как формой классо¬
вой борьбы и на определенном этапе развития революции, когда СССР
уже встуцирг в период социализма, прибегают к преступлениям, которые
по буржуазной уголовноправовой номенклатуре считаются «чисто уго¬
ловными», «имущественными», как к основной форме своего сопротивле¬
ния, основной на данном этапе форме классовой борьбы.
Поэтому необходимо поставить эти вопросы и попытаться дать на них
ответ.
§ 3. Преступления представителей эксплоататорских
классов
Классовые противоречия в антагонистическом эксплоататорском
обществе не ограничиваются противоречиями между классами эксплоата-
торо|в,; с родной стороны, и трудящихся — с другой. Они резко проявля¬
ются также| в отношениях внутри эксплоататорских классов между раз¬
личными их группами, выражаясь! в борьбе за власть, за: присвоение себе
возможности и «права» на эксплоаТацию. Они раз’едают господствующий
класс, сталкивая между собою его различные прослойки внутри каждой
страны и господствующие классы различных стран. Та же конкуренция
противопоставляет отдельных эксплоататоров друг другу и каждого —
всему господствующему классу в целом. Все это порождает многочислен¬
ные преступления, совершаемые представителями господствующего клас¬
са,— мошенничества, подлоги, аферы, банкротства, лжедоносы, фаль¬
сификацию, растраты, преступления против личности ■— все это разлага¬
юще действует на государственный аппарат, порождая коррупцию, взя¬
точничество, различные виды злоупотребления властью и т. д.79 Эти
преступления, поскольку их совершают представители эксплоататорских
классов, буржуазным государством почти не преследуются. Ленин при¬
водит американскую поговорку: «Если_ вы украдете кусок хлеба, вас
посадят в тюрьму, а если вы- украдёте желёзную дорогу, вас назначат
сенатором» 80. Но помимо этих преступлений, представители господству¬
ющих эксплоататорских классов совершают многочисленные преступле¬
ния, направленные непосредственно против трудящихся и выражающие
собою подавление сопротивления и наступления эксплоатируемых наряду
с тем насилием, которое в этом направлении осуществляет господству¬
ющий класс методами организованного воздействия, через свои госу¬
дарственные органы, через свой аппарат принуждения.
79 Подробнее об этом см. в моей книге «Уголовная политика эпохи
промышленного капитализма», с. 52—54.
80 Л е н и н, т. XV, с. 155.
В этом проявляется одно йй противоречий классового аксплоашбр*
ского общества. Как мы видели выше, всякое преступление в той или
иной степени опасно для интересов господствующего класса. В известной
степени опасным для него является и преступление, совершаемое пред¬
ставителем господствующего класса, поскольку оно нарушает внутри¬
классовую дисциплину. Но в зависимости от конкретной исторической
обстановки опасность такого преступления может покрываться тем, что
совершенное в целях усиления эксплуатации, в целях подавления сопро¬
тивления эксплуатируемых, такое преступление вытекает из стремления
представителей эксплуатирующих классов укрепить свое господство над
трудящимися. Практический «выход» из этого 'противоречия господствую¬
щий класс находит в том; что действия, даже (.полностью подходящие под
признаки «специального состава преступления», содержащие в себе все
черты того или иного преступления, как оно описано в уголовном законе,
остаются фактически безнаказанными полностью или наказываются в та¬
ком незначительном числе случаев и так мягко, что действие уголовной
репрессии фактически оказывается ничтожным.
Особенно отчетливо это выступает при переходе от одной социально-
экономической формации к другой, когда противоречия между ростом
производительных сил и производственными отношениями обостряются,
когда старые связи ослабляются, а новые устанавливаются в процессе
обостренной классовой борьбы. В эти периоды насилие эксплоататорских
классов, идущих к власти), или наоборот, борющихся за (сохранение своей
власти, выступает в наиболее резких формах. «Насилие,— говорит
Маркс,— является повивальной бабкой всякого старого общества, когда
оно беременно новым. Само насилие есть экономическая потенция»81 82.
При этом! насилие может действовать в двух направлениях. Энгельс
по этому поводу говорит 'Следующее: «Политическая сила может действо¬
вать в (одном из двух направлений. Или она влияет в смысле и в направ¬
лении законосообразного экономического развития,— в таком случае Меж¬
ду нею и этим развитием не возникает никакого противоречия и эко¬
номическое развитие ускоряется, — или она' действует в разрезе с ним,
и тогда, за редкими исключениями, экономическое развитие низвер¬
гает ее»8?. " '
Насилие применяется эксплоататорскими классами в форме насилия
государственного83.
Но эксплоататоры не удовлетворяются государственной формой
насилия. Наряду с ним они прибегают к другим формам насилия,
не считаясь с тем, что акты такого насилия находятся в формальном про¬
тиворечии с законодательством собственного класса или тем более
другого эксплоататорского стоящего у (власти класса и что они формально
могут являться преступлениями.
Такие преступления, взятые вместе, в своей массе состав¬
ляют одну из форм классовой борьбы эксплоататоров пробив эксплоа-
тируемых.
Это явление возникает с самого возникновения кд^ейекоба, рб/цества.
В процессе разложения и падения бесклассового crpoJf ^саМйы^
81 Маркс, Капитал, т. I, с. 603.
82 Энгельс, Анти-Дюринг, с. 169,,
83 Ср. Маркс, Капитал, т. I, с. 603.
53
низменные ийтёрёсьг,— говорит Энгельс,—... самыё низкие средства —во¬
ровство, насилие, обман, измена — подкапывались под старый бесклассо¬
вый родовой строй и привели его к падению» ’Ч
В период раннего феодализма насилия со стороны феодалов еще не
всегда безгранично применялись для внеэкономического принуждения.
В капитуляриях встречаются некоторые намеки на судебные гарантии
крестьян против произвола феодалов. Так, 'в одном капитулярии IX в.
глава 12 говорит: «Да не осмелится никто без суда грабить бедного
и неимущего человека»84 85.
В развитом феодальном строе внеэкономическое принуждение прояв¬
лялось не только в виде полного произвола в «юрисдикции» феодалов,
при которой наказание за преступление совершенно сливалось с прямыми
способами получения налогов и принуждением к выполнению крестьянами
многочисленных повинностей, но и в виде прямого грабежа, насилий
и убийств, которые совершались рыцарями и князьями как по отношению
к своим крепостным, так и по отношению ко всем другим,
попадающим на территорию, подвластную феодалу; «Баронам,— говорит
Лафарг,—«часто случалось превращаться в разбойников с большой
дороги: они грабили деревни, вымогали (выкуИ с путешественников и го¬
родов и достойно заслуживали данные им прозвища грабителей
и убийц»86. Заслуживает внимания тот факт, что эти грабежи и вымо¬
гательства феодалы совершали не только лично и с помощью своих
дружин, дай нанимая д л я э т о г о шайки профессиональных
грабителей. Так, описывая грабежи и другие преступления, совер¬
шаемые светскими и духовными феодалами, Лафарг говорит: «Они
содержали на жалованьи шайку арагонских р у т ь е (придорожных гра¬
бителей), которыми они пользовались, чтобы вымогать у страны
выкупы»87. ; «
84 Энгельс, Происхождение семьи, частной собственности и государ¬
ства, 1932, с. 98. «Несправедливое и ужасное правосудие, гнусные кодексы о про¬
ступках и преступлениях вступают в человеческую историю только следом
за| частной собственностью и как ее необходимое последствие» (Лафа р1 г,
Происхождение и развитие собственности, 1925, с. 63).
85 Впрочем, каков был этот суд, можно видеть из другого капитулярия
эпохи .Каролингов, Villi века, представляющего собою инструкцию для
управляющего поместьем—он же судья. Здесь ст. 52 гласит: «Желаем,
чтобы разным людям из крепостных и рабов наших или из свободных,
проживающих в наших фисках и поместьях, управляющие творили полный
и правый суд, как каждому полагается». Сг. 53: «Пусть каждый управля¬
ющий следит за тем, чтобы люди наши из его округа воровством и кол¬
довством никоим образом не занимались». А другие статьи того же капи¬
тулярия возлагают на того же «судью» «другие обязанности: «Пусть каждый
управляющий смотрит, сколько жеребчиков должно стоять в одной конюшне»
(ст. 50), или: «Желаем, чтобы изготовлялось сало от жирных баранов» (ст. 35),
каковое желание должен был, как и другие аналогичные «желания», выпол¬
нять тот же «судья». См. Г ра циа н а кий, Западная Европа в средние
века. Источники социально-экономической истории, 1925.
85 Л а ф а р г, Происхождение и развитие собственности, 1925,. с. 100.
87 Лафарг, Ук. соч., с. 100. Далее Лафарг приводит слова Витри, пап¬
ского легата, писавшего в начале XIII в.: «Невзирая на свои титулы и сан,
сеньоры не перестают ходить на добычу и заниматься ремеслом воров и раз¬
бойников» (с. 100). То же делали и духовные «сеньоры»: «Архиепископ Нар-
бонский в конце XII века рыскал со своими канониками и архидьяконами
по полям, охотясь -на зверей, грабя крестьян и насилуя женщин». .
54
Можно было бы предположить, что все эти грабежи, вымогательства
и т. п., будучи формами внеэкономического принуждения и подавления
сопротивления крестьянства этому внеэкономическому принуждению,
не были Преступлениями! в том смысле, который придается этому слову
уголовным правом, что, таким образом, считая их преступлениями, можно
впасть в анахронизм и приписать явлению феодальных времен смысл,
которого оно тогда не имело. Но это не так. Разумеется, вае эти
грабежи и насилия, фактически были либо безнаказанны, либо почти
безнаказанны. В этой безнаказанности проявлялась классовая природа
феодального кулачного права. Но именно потому, что «кулачное право
есть право»88, оно при всем произволе феодалов по отношению к своим
подвластным не было вообще 'совершенно неограниченным. Власть госпо¬
дина простиралась не только на собственность крестьянина, но и на
его личносцы Й личность его жены и дочерей. Он пользовался «правом
первой ночи»89. Но у него было право первой ночи по отношению
к своим крепостным, Он Властвовал по произволу, над личностью
и имуществом подвластного е м у крестьянина, а не чужих крестьян.
Ограбление же йа большой дороге не только не было осуществлением
кулачного феодального права1 по отношению й своим подвластным,
по и нарушало 'существующий порядок эксплоатации, было действием,
в известной степени опасным для интересов всего класса феодалов в це¬
лом, т. е. было преступлением. Фактическая безнаказанность этих пре¬
ступлений об’ясняется тем, что эти насилия, хотя и были формально
преступлениями, были преступлениями эксплоататоров, и это вследствие
классовой солидарности интересов феодалов парализовало или чрезвы¬
чайно смягчало репрессивную деятельность феодальных судов.
Что же представляют собою эти преступления феодалов ? Были ли они
явлением исключительным, единичным? Нет, они представляют собою
характерное для феодализма явление, настолько .характерное и типич¬
ное, что Энгельс называет их «благородным разбойничьим ремеслом
дворянства»90, говорит кг «разбоях на больших дорогах и других по¬
добных благородных занятиях»91. По своему классовому содержанию
они наряду с уголовной репрессией, направляемой феодалом против
своих подвластных, осуществляли классовое подавление — в основном —
крестьянства, были одним Из способов поддерживать отношения господ¬
ства и подчинения, содействовали внеэкономическому принуждению. Самая
политическая структура феодального общества с отсутствием в нем
централизованной государственной власти и произволом феодалов
содействовала развитию такой формы насилий над крестьянством.
Попустительство со стороны закона и феодальных судов по отношению
к этим преступлениям, признание даже доблести «рыцарства большой
дороги» общественным мнением большинства господствующего класса,
соответствие этого «рыцарства» кодексу морали феодалов, словом
положительное отношение к нему классового сознания феодалов — все
это вместе со сказанным выше приводит к тому заключению, что такого
88 Маркс, Введение к критике политической экономии, 1930, с. 56.
59 Энгельс, Крестьянская война в Германии, Соч. М. и Э.„т. VIII, с. 125.
90 Эн гель с, Марка,;, 1933, с. 17.
91 Ма ркс и Энгельс, т. VIII. с. 119-
' 65
рода уголовное преступления феодалов были одной
из форм их классовой борьбы с крестьянством92.
С разложением феодального строя эти (преступления не исчезают
сразу. Французский буржуазный историк Боннемер в своей «Истории
крестьян» приводит случай, относящийся к середине XVII в., когда из
Парижа в несколько провинций выехал специальный трибунал для
того, чтобы «остановить бесчисленное множество отвратительных злодея¬
ний, которые совершались и совершаются без всякого наказания и
отмщения, по причине знатности и чиновности виновных, которые с пол¬
ной безнаказанностью угнетают, бьют, оскорбляют, убивают и делают
тысячи вымогательств бедному народу» 93. Трибунал развил «энергичную»,
по совершенно бесплодную деятельность: знатные преступники, преду¬
прежденные о |приезде трибунала, заблаговременно раз’ехались из своих
замков, и трибунал выносил приговоры заочно. По от’езде же трибу¬
нала в (Париж «они возвратились {в свои поместья и принялись за преж¬
нее ремесло преступлений». Маркс приводит слова Лютера (начало
XVI в.) о грабежах, совершаемых рыцарями, причем дворяне и раз¬
бойники ставятся Лютером на одну 'доску. Правда, Лютер считает, что
«рыцари меньшие разбойники, чем купцы, ибо купцы ежедневно грабят
ресь мир, тогда как рыцарь в (течение года ограбит раз пли два
одного или двух»94. Впрочем эти случаи относятся к проявлению проти¬
воречий между купеческим капиталом и феодалами.
В общем описанные выше формы (насилия феодалов над крестьянством
с XVI в. начинают сходить со сцены,' уступая место другим формам
насилия над эксплоатируемыми. «Низшее д'ворянстВ|О, — говорит
Энгельс, — рыцарство быстрыми шагами шло навстречу своей ги¬
бели... Распри феодалов с их обязательными грабежами и контрибу¬
циями, разбои на больших дорогах и другие подобные же благородные
занятия становились со временем слишком опасным делом» 95, «благород¬
ное разбойничье ремесло дворянства уже изжило себя»96,, ибо оно было
направлено на укрепление феодальных отношений, а эти отношения
подрывались всем ходом развития производительных сил, разлагающих
феодальные производственные отношения, процессом «первоначального
накопления» капитала.
Зато на сцену теперь выступает другая категория преступлений, совер¬
шаемых .представителями господствующих классов.
В |период «первоначального накопления» роль незаконного насилия
особенно ярко выступает на сцену, но уже со стороны других классов.
Говоря об аграрной революции, Маркс специально останавливается на
этом вопросе: «Мы оставляем здесь в стороне, — пишет он, — чисто
экономические пружины аграрной революции. Нас интересуют ее насиль-
: 92 Это не мешало все же тому, что эти поступки считались преступными
И были в известней степени опасными для феодалов: в этом только
проявляется противоречивая природа таких поступков, опасность которых со¬
единялась с пользой для тех же феодалов,— противоречие, при котором клас¬
совое - сознание феодалов санкционировало деяния, признаваемые ими же
преступными.
93 Цит. по Кистяковскому, Исследование о смертной казни, 1896,
с. 141.
94 Марк с, Капитал, т. III, с. 232.
95 Энгельс, Соч. М. и Э., т. VIIJ. с. 119,
96 Энгельс, Марка 1933, с. 17,
66
ствепиые орудия»0?. Эти насильственные орудия Прилагаются парождгйо-
щпмся капиталом и не только в аграрной революции, но и в области
промышленности. «При обычном ходе дел, — говорит Маркс, — рабочего
можно предоставить власти «естественных законов производства», т. -е.
зависимости от капитала, которая создается самими условиями производ¬
ства, ими гарантируется и увековечивается. Иное видим мы в ту истори¬
ческую эпоху, когда капиталистическое производство только еще воз¬
никло» °8.
В первую очередь насилие служило орудием для обезземеления и
пролетаризации крестьянства, составляющих основу всего процесса1 пер¬
воначального накопления. Экспроприации крестьянства — цепь непрерыв¬
ных, тянущихся веками преступлений. «Если выражение «собственность
есть кража» где-либо уместно, то это в буквальном смысле слова по
отношению к собственности британской аристократии. Грабеж церковных
земель, грабеж обширных земель, вероломное превращение феодальной
и патриархальной собственности в частную собственность, сопровожда¬
емое убийствами и насилиями,— таковы правовые титулы английской ари¬
стократии на их ^владения»". Это, по словам Маркса!, — «бесконеч¬
ный ряд грабежей, жестокостей и всякого рода насилий, сопровождав¬
ший - насильственную экспроприацию народа 10°, начиная с последней
трети XVI и до конца XVIII столетия»97 98 99 100 101.
Все эти акты насилия, грабежа и обмана в полном смысле слова
являлись преступлениями с точки зрения Законодательства как буржуаз¬
ного, так и действовавшего в эпоху «первоначального накопления»,
они были преступлениями, стоявшими в противоречии с правом. Во
Франции в XVII в. при Кольбере правительство издало эдикт, запре¬
щавший отобрание общинных земель, причем в эдикте это «отгора¬
живание» прямо называется «depoillage les communautes» (ограблением,
обдиранием общин)102.
Маркс говорит об обезземелении крестьянства, как об «у з у р п а ц ц и»
(присво|ении вопреки праву) земель, «на1 которые крестьяне
риели такое же ф|е1одаДьное право собственности, как
п сами феодалы»103. Эта узурпация противоречила современному ей
законодательству, которое не поспевало за !темпами первоначального нако¬
пления: оно, по выражению Маркса, было (испугано этим переворотом.
Маркс приводит ряд примеров того, как в Англии с конца XV в.
поступали жалобы на обезземеление и (на насилия, его сопровождавшие,
и как в кэтвет на это 'Издавались законы против этого обезземеления —
законы, остававшиеся бесплодными в течение 150 лет101. «В те време¬
на, — говорит Маркс, — процесс этот совершался в форме отдельных
97 Маркс, Капитал, т. I. с. 579—580.
98 Там же, с. 592.
99 Маркс и Энгельс, Письма об Англии, ^оч., т. IXн 1933, с. 85.
100 Маркс говорит: «Если деньги, по словам Augier, «рождаются на свет
с кровавым пятном на одной щеке», то новорожденный капитал источает
кровь и грязь |из всех своих пор, с головы' до пят». Капитал, , т. I, с. 610—611.
191 Маркс, Капитал, т. I, с. 584.
102 См. Кареев, Очерк истории французских крестьян, 1881, с. 109.
101 М’а1 ркс, Капитал, т. I, с. 576. (Подчеркнуто мной — Г. В.).
1114 Там' же, с. 577.
57
индивидуальных насилий, с которыми законодательство тщетно боролось
в течение 150 лет»105 106.
Когда же абсолютизм окреп и стал государственным строем, он,—
хотя и с опозданием, вое ещг| с отставанием от (Процесса первоначаль-
HOiro накопления — меняет прежний Курс законодательства и легализует
экспроприацию непосредственных производителей. Только «в XVIII сто¬
летии,— говорит Маркс,— обнаруживается прогресс в том отношении,
что сам закон становится орудием грабежа народной земли, хотя неза¬
висимо от этого крупные фермеры не отказываются применять и 'свои
собственные маленькие методы»10с. До этого времени грабежи и насилия
(были фЬрмой экспроприации крестьянства помимо закона и против
закона, т. е. были самыми обыкновенными уголовными преступлениями,
в массе своей осуществлявшими наряду с последующим государствен¬
ным насилием роль «повивальной бабки», феодального строя, «беремен¬
ного» новым, капиталистическим строем.
Этот преступный характер насильственных методов экспроприации
крестьянства и концентрации иными путями 'земель в руках крупных
землевладельцев прекрасно сознавали даже некоторые буржуазные эконо¬
мисты! и Историки. Так, Маркс приводит мнение одного из них, Ньюмэна,
говорившего, что «незаконное отчуждение коронных земель частью путем
продажи, частью путем дарения составляет скандальную главу -англий¬
ской истории, ...гигантское надувательство нации»107. Тьер в своей
апологии частной собственности также вынужден признать, что соб¬
ственность на землю «обязана своим происхождением самому страшному
разбою», что «если возвратиться к Двенадцатому или тринадцатому веку»,
то можно доказать, что землю «помещик отнял у! своего вассала»108.
Даже те из буржуазных писателей, которые отрицают насильственный
характер обезземеления крестьянства и всячески Стараются придать про¬
цессу первоначального накопления «идиллический» характер, даже ойи[
проговариваются и вынуждены признать, что до XVIII в. обезземеле¬
ние крестьян производилось противозаконно. Так, Кулишер говорит:
«Характерную черту огораживаний XVIII в. составляло и то, что они
105 Маркс, Капитал, т. I, с. 581.
106 'Гам: же.
107 Там же, с. 580. >
108 Тьер, О собственности, с. 89 й 90. Однако, будучи вынужден «допу¬
стить» преступный характер происхождения современной буржуазной собст¬
венности на землю, Тьер считает вполне возможным признать полнейшую
«законность» и справедливость частной собственности на землю для совре¬
менного ему буржуа. Для этого он прибегает к ||институту... давности: «Доста¬
точно пятидесяти лет мены, при существовании правильного законодатель¬
ства, чтобы вся поземельная собственность в стране, хотя бы она была
обязана своим происхождением самому страшному1 разбою, была облагоро¬
жена и узаконена посредством передачи на справедливых условиях». Но
потом, чувствуя, что пятьдесят лет — срок слишком долгий и что многие
землевладельцы окажутся в неудобном положении, Тьер смягчает свои
требования и признает, что не требуется многих актов купли-продажи для
«облагорожения» собственности, а достаточно и одного такого акта: «За'
весьма редкими исключениями, достаточно однократной передачи их (зе¬
мель— Г. В.), дабы они сделались собственностью, вполне достойной ува¬
жения» (с. 931. Этим Тьер полностью успокаивает совесть землевладельцев:
«Если кто-либо из нас, французов,— говорит он,— владеет землею, то может
владеть ею с совершенно спокойной совестью» (там же! — -то Тьеру
и требовалось «доказать».
58
совершались не противозаконно, как в XV—XVII вв., а на легальном
основании»109. Эту противозаконность отмечают и Другие историки. Так,
Конради говорит: «Вне всякого сомнения ограждения общинных земель
были противозаконны. Землевладельцы не обладают правом свободного
распоряжения общинными пустошами, на которые они претендовали, они
Имели на них лишь феодальные права, которые однако обеспечивали
и крестьян ют отчуждения»110 111. Разумеется, это «обеспечение» превратилось
в формальность, игнорируемую в период разложения феодализма.
Точно так же колониальная политика в эпоху первоначального накоп¬
ления широко использовала наряду с насилием государственным и пре¬
ступления купцов и прочих просвещенных мореплавателей. «История
голландского колониального хозяйства — а Голландия была образцовой
капиталистической страной XVII столетия — развертывает,— говорит
Маркс,— бесподобную картину предательств, подкупов, убийств и под¬
лостей» 1И.
Каково же было историческое значение всех этих преступлений в эпоху
первоначального накопления? Будучи наряду с государственным наси¬
лием формами насилия со стороны растущих капиталистов, вое эти (пре¬
ступления многочисленными ручейками вливались в общий поток, «пер¬
воначального накопления» капитала112. Все эти преступления -таким;
образом направлялись к тому, чтобы «облегчить процесс превращения
феодального способа производства в капиталистический и сократить его
переходные стадии»113.
Если сравнить значение уголовных преступлений феодалов против
крестьян в развитом феодальном обществе с уголовными преступле¬
ниями капиталистов при переходе от феодализма к капитализму, то сразу
станет ясна разница между ними: первые были выражением насилия,
стремившегося укрепить феодальные связи; вторые, наоборот, были
одной из форм насилия, направленного на разрушение этих феодальных
связей. Но при этом различии важней для нас сходство обеих групп
преступлений — и те и другие были направлены против эксплоатируе-
мьгх трудящихся, и те и другие исходили ют эксплоататорских классов.
Это сходство простирается и дальше.
Уголовные преступления феодалов против крестьян были наряду
с ,уголовной репрессией одной из форм классового подавления крестьян¬
ства, были одной из форм классовой борьбы феодалов против крестьян.
Подобно этому и уголовные преступления представителей нарождаю¬
щегося капитала, совершавшиеся против экспроприируемого крестьяп-
109 К улишр р, История экономического быта Западной Европы, 1926,
т- II, с. 45. Ср. также с. 41 и 42.
110 Конради, История революций, т. I, с. 176.
111 Мар к с, Капитал, т. I, с. 603.
112 «Сокровища,— говорит Маркс,— добытые за пределами Европы посред¬
ством грабежа, порабощения туземцев, убийств, притекали в метрополию
и тут превращались в капитал» (Капитал, т. I, с. 605).
113 Там же, с. 603. Хотя в данном месте Маркс говорит непосредст¬
венно о концентрированном и организованном насилии, служившем для
такого облегчения процесса первоначального накопления, но нет сомнения
в том, что эта мысль Маркса! распространяется им и на ,все те случаи пре¬
ступлений, которыми сопровождался процесс первоначального накопления
и которые Маркс приводит в своем анализе эпохи первоначального, накоп¬
ления неоднократно.
59
ства и против туземцев колонизируемых заморских стран в эпоху пер¬
воначального накопления, были одним из способов отделения непосред¬
ственного производителя от средств производства, одним из способов
«первоначального накопления капитала», одной из форм насилия, выра¬
жавшего собою классовую борьбу, в которой осуществлялся этот исто¬
рический экономический процесс, следовательно были также одной
из форм классовой борьбы экспроприаторов против
экспроприируемых.
'При этом все эти преступления были отдельными, индивидуальными
актами насилия лишь в том смысле, что наряду с ними насилие осу¬
ществлялось методами организованного общественного насилия через
государственный аппарат. Но мы видели, что, по словам Маркса1, «пар¬
ламентская форма грабежа» установилась лишь в XVIII в., до того пре¬
обладал' внезаконный метод классового насилия. Поэтому если в отли¬
чи е от государственного насилия эти формы насилия были «индивидуаль¬
ными отдельными актами», то по своему классовому значению, по своей
распространенности, многочисленности и повсеместности, по своей рез¬
кой классовой направленности эти отдельные акты в своей массе явля¬
лись одной из форм борьбы ;класса в целом, направленной также против
класса ,в целом. Эго подтверждается и фактической безнаказанностью
всех .этих преступлений и тем, что как самые насилия над крестьянами,
так и фактическая безнаказанность за них в классовом сознании экспро¬
приаторов выступали как нечто вполне естественное и не могущее
встретить возражений. ’
Стоит процитировать по этому поводу типичную тираду француз¬
ского землевладельца конца,XVI в., приводимую Кареевым: «Снова стали
появляться,— читаем мы у Кареева,;—те средневековые типы дворян-
разбойников, образчик которых представляет из себя Rieuxj в известной
сатире Мешрёе: вокруг меня на десять лье нет пи одного кре¬
стьянина, который не прошел бы через мои руки,— говорит он,— и кото¬
рый не заплатил бы мне оброка или выкупа. У 'меня есть Средство
заставить их быть благоразумными: у меня есть для них головные
повязки из канатов, я вешаю Их под мышки, я подогревакТ их ноги
па раскаленной лопате, я заковываю их в кандалы, — словом, у меня
тысяча хорошеньких средств, чтобы выжать все соки из их кошелька
и отобрать, что у них есть, а их и все их отродье пустить йо миру.
У меня хорошая шпага и Славный пистолет, и нет такого чиновника,
который посмел бы потребовать меня к суду: суд не для таких ведь
дворян, как я. Я возьму кур и коров моего соседа, нсогда вздумается,
огреж(у1 у апетго эемлицы| и огррожу ее вместе с моей, — и попробуй тогда
кто-нибудь заворчать только. Другие известия той эпохи (например
«Essais» Монтеня) показывают, что это изображение не было преувели¬
чением» 11J. Здесь мы видим и откровенное признание насилий по отно¬
шению к крестьянству как при выколачивания повинностей, так и при
огораживании полей и пролетаризации крестьян, и сознание преступ¬
ности этих действий, за которые полагается «потребовать к суду», и уве¬
ренность в сшей безнаказанности, ибо ни чиновник не осмелится при¬
влечь к ответственности, ни суд не посмеет осудить.
Итак, подобно тому, как мы это видели в отношении развернутого
111 Кареев, Очерк истории французских крестьян, 1881 с. 113—1Ц,
(>0
феодализма, и в отношении периода разложения феода¬
лизма, периода «первоначального накопления», опреде¬
ленная и весьма обширная категория уголовных пре¬
ступлений, совершаемыхэксплоататорскими классами,
направленных против эксплоатируемых крестьян, была
одной из форм классовой борьбы этих эксплоататор-
с к и х классов; капиталистов-землевладельцев, промыш¬
ленников и купцов.
По мере укрепления капиталистического строя, при промышленном
капитализме роль внеэкономического насилия изменяется. Пролетариат
находится в основном, по словам Маркса, в той «зависимости от капи¬
тала, которая создается самими условиями производства, ими гаранти¬
руется и увековечивается»; внеэкономическое, непосредственное насилие
хотя и продолжает проявляться, но только в виде исключения113. Эти
исключения однако не единичны. Капитал' всегда готов, перешагнуть через
непрочный легкий барьер, отделяющий от преступлений. Маркс цити¬
рует работу 'Деннинга; «Тред’юнионы и стачки», где тот говорит;
«Обеспечьте 10 процентов, и капитал согласен на всякое применение;
при 20 процентах он становится оживленным; при 50 процентах поло¬
жительно готов сломать себе голову; при 100 процентах он попирает
ногами все человеческие законы; при 300 процентах нет такого преступ¬
ления,, на которое он не рискнул бы хотя бы под страхом виселицы»* 116.
Эти преступления, совершаемые рыцарями капитала, разнообразны, i
многочисленны и проявляются повсюду117. Возьмем парламентаризм,
являющийся одной из форм классовой борьбы. Вопреки буржуазным
росказням, будто парламентаризм является высшим выражением легаль¬
ности, действительность показывает нам оовсем иное, особенно в про¬
цессе парламентских выборов.. Это характерно не только для фашистских
и фашизирующихся стран нашего времени, когда [фашизм ведет на пар¬
ламентаризм общее наступление, это было характерно еще и для того
времени, когда писали Маркс и Энгельс. Приведем взятую Марксом
пз буржуазной прессы цитату, показывающую методы парламентской
борьбы буржуазии:
«Мы утверждаем, что во время этих всеобщих выборов было пущено
в ход больше насилия, коррупции, запугивания и прояви¬
лось больше фанатизма и р а з г у л а, 1чем когда-либо раньше в подоб¬
ных случаях. На этот раз прибегали к подкупам больше чем в прежние
годы... Самая пылкая фантазия вряд ли может представить себе, в какой
мере запугивали и всяческим образом незаконно влияли на пзбпрате-
1,0 См. Маркс, Капитал, т. I. с. 592.
116 Там же, с. 611.
117 Маркс в «Капитале» приводит яркие образчики преступлений, совер¬
шаемых по отношению к детям на фабрике (т. I, с. 609): «Их до смерти
замучивали чрезмерным трудом... били, заковывали в цепи, подвергали самым
изысканным и жестоким пыткам; истощенные голодом: до последней степени,
превратившиеся в скелеты, они зачастую плетью принуждались к труду...
Иногда их доводили до самоубийства... Прекрасные романтические долины
Дербишира, Ноттингамшира и Ланкашира, укрытые от всякого обществен¬
ного контроля, сделались мрачным убежищем истязаний и часто убийств».
Выше было показано, что Маркс, Энгельс и Ленин квалифицировали этот-
нажим капиталистов в деле эксплоатации пролетариата1, как массовые убий¬
ства! и грабежи. :
61
л1ей... Если мы соединим все это вместе: скотское пьянство, низкие
интриги, массовую коррупцию, варварские попытки запугать избира¬
телей, забрасывание грязью доброго имени кандидатов, разорение чест¬
ных .избирателей, обольщение и обесчещение наиболее слабохарактерных
среди них, ложь, козни, клевету, неприкрыто и бесстыдно выставляемую
Напоказ среди б|ела! Дня, осквернение священных слов, оклевегание
честнейших имен, то мы можем только в ужасе остановиться перед
Ьгой огромной гекатомбою уничтоженных тел и погубленных душ,
на вершине которой высится новый парламент»118 * 120 121 *. ,
Многочисленные аферы, банкротства11э, мошенничества, подлоги,
подделки 12°, обман в торговле и фальсификация товаровш, в первую
очередь предметов массового потребления, вызываются конкуренцией
среди буржуазии. Это отмечалось в нашей литературе. Но этого недо¬
статочно. Необходимо кроме того подчеркнуть, что эти преступления
существенным образом бьют по пролетариату. Так нацример, обман
в торговле -—обмеривание и обвешивание, продажа недоброкачествен¬
ных продуктов и предметов широкого потребления, их фальсификация
количественно и качественно 'снижают фактический уровень реальной
зарплаты, ухудщают условия существования рабочего, его existenz-
minimum, т. (е. служат дополнительным средством эксплоатации рабо¬
чего класса. ■ , 7
И опять-таки все эти преступления представителей буржуазии' оста¬
ются фактически безнаказанными в подавляющем большинстве случаев,
но от ©того они не перестают быть преступлениями, предусмотренными
соответствующими статьями уголовных кодексов, статьями, в которых
имеются соответствующие, мягкие, впрочем, санкции. Эти действия отне¬
сены буржуазными законодателями к числу преступных, так как они
представляют собою в известной степени опасность для интересов бур¬
жуазии в целом: они затрагивают непосредственно интересы не только
трудящихся, но и отдельных буржуа, которые могут оказаться и часто
оказываются потерпевшими от банкротства; мошенничества, подлога
и т. п. На эту часть таких преступлений и рассчитано в основном
действительное осуществление уголовной репрессии. Кроме ’того — и это
является более важным обстоятельством — эти преступления еще больше
усугубляют «хаотически обманный» характер конкурентной борьбы между
капиталистами, что не может не мешать другим, менее резким 1формам
конкуренции и тому, что буржуа называют «нормальной» торговлей-
Фактическая же безнаказанность большинства этих преступлений об’яс-
118,Ма|ркс и Энгельс, Письма об Англии, Соч. т, IX, с. 20.
118 У Энгельса в статье «Фурье о торговле» мы находим в отно¬
шении банкротства следующее: «Отсюда проистекает наряду с другими
злоупотреблениями банкротство, т. е_. грабеж хуже уличного». «Банкротство
представляет собою самое утонченное и бесстыдное мошенничество, какое
когда-либо существовало». Соч. М. и Э., т. V, с. 61.
120 Подлог и подделка — преступление, характерное именно для капи¬
тализма. «В истории права,— говорит Белогриц-Котляревский,— подлог до
конца прошлого столетия (XVIII—Г. Б.) и начала текущего не занимал
самостоятельного места». В римском праве «понятие falsum обнимало всевоз¬
можные случаи сокрытия истины. Только в сказанное выше время подлог
выкристаллизовывается в самостоятельное преступление» (Белогриц-Кот¬
ляревский, Учебник русского уголовного права, с. 563у
121 См1, у Энгельса в «Положении рабочего класса в Англии», с. S3
о фальсификации и ее фактической безнаказанности.
62
пяется тем, что они в основном направлены против широких пролетар¬
ских масс и служат делу капиталистической эксплоатадии. Иметна в этом
последнем обстоятельстве и кроются классовые корни этих преступлений,
их связь с классовой борьбой буржуазии против пролетариата.
Наряду* с 'этими преступными формами эксплоатании и наступления
буржуазии на жизненный уровень рабочего класса буржуазия исполь¬
зует уголовные преступления и непосредственно для подавления рево¬
люционного движения пролетариата. Особенно ярко это выступает
в эпоху империализма и в наибольшей степени в послевоенные годы.
Классическим образчиком в этом отношении служат США.
Будучи крупнейшей империалистической страной, США па своем
примере с наибольшей силой показывают, как империализм углубляет
все противоречия капиталистического общества. Обострение этих проти¬
воречий проявляется в частности в общем быстром росте преступности.
Однако1 в этом росте преступлений ражна более, чем его числовые пока¬
затели, качественная его сторона, а именно все повышающийся удель¬
ный вес профессиональной преступности, социальная характеристика
массы профессиональных преступников, а особенно связь последних
с буржуазией. 'Профессиональные преступники в США органи¬
зованы в шайки. Отличительной чертой этих уголовных шаек является
то, что |их верхушки находятся р среде крупных капиталистов: с одной
стороны, эти дпайки выполняют поручения конкурирующих капиталистиче¬
ских групп, ими финансируются, находятся Под их покровительством
и получают от них руководящие указания; с другой стороны, вожаки этих
шаек — типа знаменитого чикагского бандита Аль-Капонэ'—наживают
уголовными преступлениями многомиллионные состояния и превращаются
сами в крупных капиталистов, не покидая в то же время |своей уголов¬
ной профессии. Американский буржуазный писатель Артур Рцв в вышед¬
шей в 1931 г. книге «Золотой век преступности» сообщает, что
когда Аль-Капонэ спросили, почему он, обладая состоянием в 70 мил¬
лионов долларов, не прекращает своей преступной деятельности, тот
ответил: «Не могу: ...крупнейшие банкиры, дельцы, политики и руко¬
водители трэд’юнионов добиваются, чтобы я продолжал систему своей
деятельности»122. (Получается таким образом прямое «сращивание»
верхушки уголовного мира с капиталистическими кругами. Это налагает
яркий политический отпечаток на преступную деятельность таких шаек,
которые выступают как резерв, а иногда и как авангард полиции
в борьбе с революционным движением американского пролетариата.
Именно это обстоятельство скрепляет связь этих шаек «ракетчиков»,
бандитов и тому подобных профессиональных преступников с полицией
и судебным аппаратом и их организованную безнаказанность. Острие
уголовной репрессии в США чаще всего обращается не в сторону этих
профессиональных преступников, а в сторону тех многочисленных оди¬
ночек, «неорганизованных» преступников, которых нужда, безработица,
весь строй американского капиталистического общества толкают на совер¬
шение преступления, в основном же против участников все растущего
революционного движения, выступления которых сплошь и рядом «под- 124
124 III л я по чй Иков И ЭсТрий, Золотой Ейк преступлений и кор¬
рупций, «СГ» 1933, № 4, с. 411.
63
Мтяются» американской юстицией под статьи закона, ipairtyioituic
об уголовных преступлениях.
Вог факты 1-:i, показывающие «сращивание» верхушки уголовных шаек
с капиталистами. Одна из важнейших ролей в уголовных преступных
шайках принадлежит скупщику, имеющему свою специальную агентуру,
своих комивояжеров, собирающих похищенные вещи у главарей воров¬
ских и бандитских шаек. Скупщик этот, ставящий «дело» па широкую
ногу1, является, по свидетельству официального отчета о преступных
укрывателях в Нью-Йорке, «изобретательным дельцом, имеющим связи
как в трущобном мире, так й в сфере внешне порядочных деловых
л|ю|дей». Но над скупщиком стоит более важная особа, именуемая
«backer». Об этих «backer» в нью-йоркском «Times» писалось сле¬
дующее: «По общему правилу этот человек не относится к людям (под¬
польного мира, он имеет средства, пользуется кредитом, имеет хорошую
репутацию. Он часто получает средства, необходимые для выполне¬
ния преступных предприятий, из банков, пользующихся безупречной
репутацией, которые считают, что «backer» — лицо кредитоспособное
и не цх дело вмешиваться в его дела».
Типичными для США являются шайки так называемых «ракетчи¬
ков», занимающихся аферами, шантажей и вымогательством и т. п.,
но главным образом террористическими актами против рабочих. Эти
шайки «ракетчиков» действуют под руководством влиятельных капитали¬
стов. Проф. Люблинский в своем докладе124 ссылался на директора
чикагской комиссии по преступности, Чемберлена, который в 1932 г.
писал: йГде вы встречаете*успешно работающего ракетчика1, там, будьте
уверены, поблизости имеются или мошенническая деловая среда или
продажное правительство... Избирательные мошенничества во время пред¬
выборных собраний и на выборах обнаружили тесный союз, существую¬
щий между участниками шайки и политическим заправилой. Основа
такого союза ясна. Участник шайки в своей преступной и .противоза¬
конной деятельности зависит от политического покровительства... Сил!а
преступных организаций в значительной степени определяется тем фак¬
том, что участники банд и их союзники обычно обеспечивают исход
Выборов в пользу своих друзей... Бандитские группы часто становятся
политическими клубами, и гДава вооруженной банды зачастую при¬
знается политическим вожаком в определенном районе».
Но центр тяжещи переплетения влиятельных буржуа с «ракетчиками»
и другими профессиональными преступниками лежит не в этой «парла¬
ментской» борьбе, а в прямом и организованном подавлении рабочего
Движения. В докладе Люблинского приводятся многочисленные факты,
доказывающие этот метод использования американской буржуазией уго¬
ловных преступлений и профессиональных преступников. 'Приведем лишь
одно, но весьма содержательное, место из цитируемой Люблинским
работы Р. Дэнна (1932 г.); «В 70-х годах прославились пинкертоновские
шпионы, действовавшие в пенсильванских угольных копях, а также * 121
123 Приводимые ниже примеры почерпнуты из обильного материала,
собранного П. И. Люблинским и представленного им в докладе Гос-
институту по изучению преступности при НКЮ РСФСР в 1932 г. Материал
этот главным образом составлен по официальным отчетам различных аме¬
риканских правительственных и буржуазных общественных комиссий.
121 См. предыдущее примечание.
64
во время первых железнодорожных стачек Йа пенсильванских, тихоокеан¬
ских чикагских, нью-йоркских и многих других железных дорогах, где
они 'расстреливали бастующих дюжинами. В Хомс гаде в 1892 г. отряд
из 300 пинкертоновских «стражей», нанятый стальным концерном Фрика,
атаковал бастующих рабочих, но был отбит. Вспомним об агентах Тиля
и других, которые вели вооруженное нападение на рабочих угольных
копей Колорадо во время стачки в копие 90-х годов и в Г904 и в 1913 гг.
Гарри Орчард, являвшийся шпионом Тиля и Пинкертона, убил бывшего
губернатора Идахо' с целью дискредитировать и уничтожить воинствую¬
щую федерацию горняков на западе. Мы имели профессиональных убийц,
состоявших на службе детективного агентства Болдника Фельте, которые
пользовались механическими ружьями для борьбы против горняков, орга¬
низовавших стачки в Западной Виргинии в 1912 и 1921 гг. Вспомним
также о наемных убийцах корпораций, которые умертвили рабочих в Ме-
саба (железоделательная промышленность), Лоренсе (текстиль), Мак-
Кис-Рок (сталь), Бэтт (медь), Бойоне и Рузвельте (нефть), Сан-Педро
(портовые рабочие) и Денвэре (трамвайные рабочие). Во всех этих
местах наемники промышленных компаний ломали стачки и кромсали
рабочих, бастовавших для улучшения своего положения. В более недавние
дни получил известность Джемс Бискарди, который после ряда насилий
во время стачки рабочих-швейников в Кеноша штата Висконсин в 1929 г.
сознался, что он был нанят предпринимателями для «создания терроризма».
Виллиям Пфейфер, являвшийся агентом детективного агентства Белла,
хладнокровно убил Карла Мэкли, руководителя профсоюзного движения
швейников в Филадельфии. 14 агентов промышленного агентства Ныо-
варка пытались убить трех рабочих Аллентаунской шелковой фабрики
во время стачки 1931 г. Упомянем привозных убийц, которые рас¬
стреливали горняков, пытавшихся организоваться в графстве Харлан
(Кэнтукки), причем эти убийцы были специально освобождены для этой
задачи из западновиргинской тюрьмы. Нью-йоркский ракетчик Петэ-де-
Вито получил по крайней мере 300000 долларов за срыв стачки газоли¬
новых шоферов в 1929 г. Он нанял за эти деньги около 1 000 штрейкбре¬
херов и платил своим вооруженным стражникам, охраняемым полити¬
ческими вожаками Таммани, по 25 долларов в день за то, чтобы Ьни
стреляли в рабочих, избивали; и арестовывали их. Контролируемая Рок¬
феллером Стандарт-Ойль-Компани оплатила все эти расходы. В том же
году Де-Вито выручил еще 200000 за подобные же услуги, оказан¬
ные двум другим фирмам. Одна из них — Американская жестяночная
компания — уплатила ему 138000 долларов за срыв стачки».
Все эти факты 125 подтверждают, во-первых, Что в США буржуазия
в лице многочисленных представителей своей верхушки тесно сплетается
с миром уголовных преступников, что ее представители сами выступают
в качестве организаторов уголовных преступлений, либо используют
для этого финансируемые и покровительствуемые ею уголовные шайки
профессиональных преступников, и во-вторых, что значительная часть
этих преступлений направлена на борьбу с революционным движением
американского пролетариата, в особенности со стачечным движением.
Наряду с использованием преступлений для борьбы со стачечным
125 См. также Булатов, Уголовная политика эпохи Империализма, 1933,
и статью Шляпочнике ва и Эстрина, упомянутую выше.
Классовая природа преступлений ее
движением американская буржуазия широко практикует уголовные пре¬
ступления для подавления пролетариата, ведя бешеную травлю негров.
Политика американской буржуазии в отношении негров также является
сложной и замаскированной формой классовой борьбы. Неграм США,
в основном принадлежащим к трудящимся массам, приходится испыты¬
вать на себе двойной — национальный и экономический — гнет амери¬
канской буржуазии. Даже ряд представителей американской буржуазной
мысли признает этот факт. Радикальное разрешение негритянского воп¬
роса лежит только на путях пролетарской революции. «Национальный-
вопрос есть часть общего вопроса о пролетарской революции, часть
вопроса о диктатуре пролетариата», — говорит т. Сталин126. — «Нацио¬
нальный вопрос может быть разрешен лишь в связи и на почве про¬
летарской революции»127. С этой единственно правильной точки зрения
совершенно ясна реакционность лозунга национальной негритянской куль¬
туры в условиях господства буржуазии, проповедуемого в США гарви-
стами. В его основе лежит негритянский буржуазный национализм, кото¬
рый представляет оборотную сторону американского великодержавного
шовинизма, питающего угнетение негритянских масс трудящихся.
Этот шовинизм американского буржуа создает «расовую теорию»
негритянской преступности, теорию, назначение которой заключается,
в том, чтобы оправдать травлю негров, произвол! и жестокость админи¬
страции и суда по отношению к негритянским массам. Расовая теория
преступности, исходя из пресловутой теории факторов социологической
школы и из проповедуемого этой школой и школой антропологиче¬
ской биологического понимания причин преступлений, уже доказала
свою полную несостоятельность. Но можно считать бесспорным, что
в среде американской буржуазии вовсе не научность теорий создает
им популярность: знаменитый «обезьяний процесс» это достаточно под¬
тверждает.
«Расовая теория» негритянской преступности чрезвычайно удобна для
американского империализма, и он культивирует расовую вражду к неграм
под флагом «стопроцентного» американизма не только в своей среде,
но и в среде рабочих, прибегая для этого к услугам «Американской феде¬
рации труда» и ее желтых профбюрократОв. Американская буржуазия
пользуется тем, что «американские рабочие лидеры являются более реши¬
тельными противниками элементарной демократии, чем многие буржуа
в той же Америке»128, и подкупает развращенную империализмом вер¬
хушку рабочего класса, составлявшую руководящие кадры «Американ¬
ской федерации труда».
(Позиция рабочей «аристократии» в значительной степени развязы¬
вает руки американской буржуазии в отношении угнетения негритянских
масс, облегчает ей проведение таких политических (процессов, как дело
узников Скоттсборо и т. п., широкое применение к неграм средне¬
вековых пыток и «суда Линча».
Именно «суд Линча» представляет для нашей темы особенный интерес:
наряду с подавлением негритянской бедноты всеми методами, применяе-
126 Сталин, Об основах ленинизма, Вопросы ленинизма, изд. 9, 1932,
с. 47.
127 Там же. г
Is’ Сталин, Беседа с первой американской рабочей делегацией, Вопросы
ленинизма1, изд. 9, 1932, с. 283.
66
мымй государственным аппаратом американской буржуазии, «суд Линча»
представляет собою характерную форму классового подавления этой
буржуазией трудящихся негров путем непосредственной расправы. Эта
расправа осуществляется в форме убийств, которые, будучи политиче¬
скими убийствами по своей природе, ничем по форме не отличаются
от всякого другого убийства, предусмотренного любым буржуазным
уголовным кодексом, в том числе и американскими.
Действительно стоит посмотреть на то, в каких формах совершается
линчевание, чтобы понять, что это — случаи квалифицированного, ужа¬
сающего своей жестокостью убийства. Из 60 человек, линчеванных
в 1922 г.12Э, о коих имеются сведения, восемь были сожжены живыми,
двое подвергнуты пыткам и утоплены, один был избит до "смерти, трое
повешены, после чего их трупы были сожжены129 130. Можно было бы
сказать, что линчевание нельзя рассматривать как убийство, что это
есть специфическое преступление — самосуд, в котором выражается вне¬
судебная репрессия за совершенное линчуемым преступление. Но, во-
первых, даже если бы это былЬ и так, то преступный характер линче¬
вания как самосуда не отпадает. Однако линчевание далеко не всегда
является ответом на действительно совершенное линчуемым преступле¬
ние. Иногда «преступление» линчуемого настолько ничтожно, ;гго него-
размерность его жестокому «суду Линча» превращает это преступление —
действительно совершеннее или вымышленное — в пустой формальный
предлог для убийства линчуемого; иногда же повод для линчевания
не может рассматриваться как преступление с точки зрения какого
угодно буржуазного уголовного кодекса. По данным за 9 лет '(1922—
1931 гг.) цо отношению к 9°/о линчеванных совсем не'выдвигалось обви¬
нения в совершении какого-либо преступления. По отношению к другим,
где обвинение имело место, линчуемому инкриминировалось «незнание
своего М'еста», «неподходящее поведение и дерзость», выступление в каче¬
стве свидетеля против двух белых, «настойчивое требование подачи
кушаний в ресторане» и т. п. В статье Сесиля 1Копа «Экономические
основания роста террора путем суда Линча» приводятся такие примеры
линчевания: в 1931 г. в г. Тускалузе (штат Алабама) 'повешен Браун,
обвинение неизвестно; в Новом Орлеане (Луизиана) повешен Ренэ Анри
129 Фактический материал о «суде Линча» в США почерпнут из другого
ступнос П И' Люблинского в Государственном институте по изучению пре-
130 Достаточно в виде иллюстрации привести один случай линчевания,
описанный в отчете «Американской южной комиссии по изучению линче-
ании», относящийся к 1931 г.: «Джемс Ирвинг в Оцилле (штат Георгия)
ювГЧеНИ€ все” ночи разыскивался 'охотниками за людьми. Когда на следу¬
ющее утро он был схвачен, то вместе с ним схватили и шерифа 1и их обоих
приволокли на место преступления. Здесь быстро собралась тысячная толпа,
[Рея*1 которой были женщины и дети. Подозреваемый негр был повешен
зем Кауч>КОВОМ деРеве 33 Руки на такой высоте, что ноги его касались
KHvnw Участники толпы мучили его в течение более часа. В рог его вот-
У™ шест; медленно палец за пальцем отрезали у Него на руках и ногах;
роволочными петлями у него вырвали зубы. После этих и других неве-
жен 1Ып калечений живое еще тело негра было облито газолином и подож-
вь,’ *1°ка пламя пожирало жертву, в нее было выпущено несколько сот
за'м1?€Л0В’ В течение всего дня тысячи людей прибывали из окрестностей
но много миль, чтобы полюбоваться па это зрелище. Только с наступлением
чи власти увезли обуглившийся труп и похоронили его».
а*
67
за то, что толкнул белую женщину; в Хестенвилле (Алабама) застрелен
и повешен Томас Джаспер за ухаживание за белой девушкой; в Конвее
(штат Арканзас) повешен Харрель за спор с хозяином. По другим
американским данным за 1931—1932 гг., безработный и голодающий
негр Джон Паккер из Колорадо был обвинен в краже нескольких пер¬
сиков; он был линчеван владельцами плантаций. Негр-рабочий Биль
Фан был линчеван толпой торговцев и плантаторов за то, что отказался
работать бесплатно. Биль Джонс и его семья, состоящая из 'пяти чело¬
век, были застрелены хозяином из-за того, что при споре о зарплате
Джонс, по словам хозяина, «осмелился отвечать». Дэв Тиллис из Кро¬
кетт (штат Техас) потребовал у своего хозяина расчета, за что был
обвинен хозяином в «попытке ворваться в спальню белой женщины»
и этим же хозяином с помощью четырех соседних землевладельцев 1был
линчеван.
Таких примеров можно привести сколько угодно и из всех почерпнуть
доказательство того, что линчевание сплошь и рядом является не само¬
судом за какое-нибудь совершенное линчуемым преступление, а убий¬
ством, в котором выражается белый террор империалистов, убийством,
конкретные причины которого во многих отдельных случаях коренятся
непосредственно в отношениях между эксплоатируемым и «хозяином».
Ужа из приведенных примеров видна классовая принадлежность жертв
л!инчевания. Упомянутая выше комиссия по изучению линчевания, рас¬
смотрев 21 случай линчевания в 1930 г., установила, что только четверо
из линчеванных имели собственную небольшую ферму или дом, 17 же
были неимущими: 3 городскими рабочими и 14 сельскохозяйствен¬
ными батраками. £ другой стороны, из тех же примеров видно, кто
является организатором и исполнителем линчевания: это — хозяева, зем¬
левладельцы, плантаторы! и торговцы. В брошюре «Нью-Йоркского коми¬
тета по изучению труда» говорится: «Рассмотрение многих сотен слу¬
чаев линчеваний показывает, как это хорошо известно и каждому лин¬
чевателю, что линчевание является тщательно организованным
и обдуманным во всех мелочах убийством, совершаемым при сот¬
рудничестве агентов правящих классов — полиции, шери¬
фов, милиции, газет. Без активного руководства «лучших
элементов», т. е. могущественных помещиков и хозяев,
линчевание никогда бы не могло произойти».
Итак, капиталисты организованно при попустительстве и поддержке
чиновников государственного аппарата применяют линчевание к рабочим-
неграм (но не исключительно неграм) в целях их классового подавления.
Убийства, совершаемые путем «суда Линча», являются преступлениями
в полном и буквальном смысле этого слова. В некоторых штатах против
линчевания даже издавались специальные законы, устанавливавшие кроме
«само собой разумеющейся» ответственности непосредственных убийц,
ответственность властей за допущение «суда Линча». Такие законы,
изданные, например, в 1901 г. в штатах Индиана и Алабама1, в 1902 г.
в штате Канзас и в 1912 г. в штаге Кэнтукки и т. д., были, впрочем,
мертвой буквой, как мертвой буквой были и специальные законы, 'касаю¬
щиеся самой линчующей толпы: в штате Виргиния, например, изданный
против линчевания закон «о рассеянии толпы» 15ыл применен всего
Только один раз и то... не при линчевании, а при разгоне постов
пикетчиков во время стачки текстильных рабочих! Но формально лмн-
68
зевание считается преступлением и иногда специально оговоренным
в законе; так в штате Георгия по закону 1893 г. о линчевании «участие
в толпе, линчующей гражданина без должного судебного процесса»,
предусмотрена тюрьма на срок от одного года до 20 лет. Правда, по
этому закону никто не был осужден, хотя за время его существования
в Георгии было совершено свыше 600 линчеваний, и все эти случаи
остались безнаказанными преступлениями. Иногда впрочем американским
судам приходилось и осуждать линчевателей-убийц. Так по одному про¬
цессу в "Эшвилле были осуждены 22 человека, из которых 11 при¬
говорены к [принудительным работам, 4—к (заключению в тюрьме и 5—
к условному осуждению. В 1926 г. из 62 обследованных случаев лин¬
чевания к уголовной ответственности были привлечены 34 человека, из
которых 9 были осуждены и приговорены «к пенитенциарию» на сроки
от 4 до 20 лет.
Чрезвычайно слабая наказуемость линчевания или даже полная его
безнаказанность вытекает из того, что, несмотря на свою формальную
преступность, линчевание 'Служит делу подавления преимущественно
негритянской бедноты и в основном «приемлемо» и выгодно для аме¬
риканской буржуазии. Эта «приемлемость» видна из того, что клас¬
совое сознание буржуазии, главным образом в тех штатах,
где наиболее распространен труд негров и применяется линчевание,
воспринимает линчевание как положительное явление: местная
пресса подробно описывает случаи линчевания, не высказывая порицания;
бывали случаи, когда о предстоящем линчевании в газетах даже дела¬
лись публикации и к месту расправы направлялись специальные
поезда для публики. В 1929 г. в штате Северная Каролина газеты
приглашали читателей с женами и детьми приехать полюбоваться на
висящий на дереве труп жертвы «суда Линча».
Необходимо подчеркнуть, что самая распространенность линчевания
характеризует его не как отдельные, изолированные, слу¬
чайные эксцессы, а как часть системы подавления аме¬
риканской буржуазией негров-рабочих, проводящуюся
в организованных формах. Статистика личчевзний неполна, но
и она за время| с 1882 по 1931 гг. насчитывает 4823 случая линчевания.
Последние годы в связи с обострением классовой борьбы дают рост
линчеваний; на 1931 г. приходится 187 линчеваний, т. е. -вдвое больше
средней арифметической за указанные 50 лет131.
Приведенные выше факты доказывают, что, используя уголовные
преступления как одну из форм борьбы с пролетариатом, буржуазия
сплошь и рядом выдвигает своих представителей как непосредственных
исполнителей этих преступлений. Но еще чаще буржуазия пользуется
для этой цели агентурой из- числа профессиональных преступников,
вербуемых из рядов люмпен-пролетариата и оставляя за собою органи¬
зующую роль, организуя э(у форму борьбы как в общем масштабе,
так и в каждом отдельном случае; точнее сказать — организаторская роль
буржуа в каждом отдельном таком преступлении или в каждой отдель¬
Классовые незаконные суды — но только тайные—и раньше при¬
менялись иногда буржуазией. Энгельс в письме к Марксу в 1867 г. писал,
что буржуазия имела в Австралии и Калифорния и даже в Англии, в Шеф-
с 419)’ СВ°И тайные Суды и свои сыскные комиссии (Соч. М. и Э., т. XXIII,
69
ной их серии есть показатель общей организующей роли буржуазии
как класса в этой форме борьбы с пролетариатом.
Профессиональные преет) пники из рядов люмпен-пролетариата слу¬
жат наиболее удобным орудием для организации уголовных преступлений,
направленных против рабочих: они наиболее опытные и умелые испол¬
нители, они по своему социальному положению всегда готовы на то,
чтобы буржуазия путем подкупа и покровительства привлекла их на
свою сторону в классовой борьбе. «Люмпен-пролетариат, — говорит Эн¬
гельс,—представляет собой явление, встречающееся в более или менее
развитом виде почти во всех бывших до сих пор фазах общественного
развития))132. Маркс и Энгельс показывают, как 'во всех этих фазах
общественного развития продажный люмпен-пролетариат играл роль
орудия в руках капиталистов. Это относится и к периоду первоначаль¬
ного накопления133, это правильно и по отношению к эпохе промыш¬
ленного капитализма134 и империализма. Энгельс пишет о германской
революции 1848/49 гг. по поводу событий Ь Эльберфельде: «Люмпен-
пролетариат здесь, как повсюду, обнаружил’ на второй же день дви¬
жения свою продажность; утром он требовал от комитета безопасности
оружия и жалования, после обеда продался крупной буржуазии, пред¬
лагая защищать ее дома, а к вечеру стал разрушать баррикады. В целом
люмпен-пролегарии стояли на стороне буржуазии, которая лучше всего
оплачивала их и на деньги которой они во время движения весело
проводили свои дни»135. "
Касаясь того же самого времени (1849 г.), но в отношении Франции,
говоря об организованном Луи Бонапартом «обществе десятого декабря»,
составлявшем опору буржуазной реакции и состоявшем из люмпен-про¬
летариата, из «отребьев, отбросов, накипи всех классов», Маркс так
характеризует состав тогдашнего французского люмпен-пролетариата:
«Рядом с прогоревшими кутилами двусмысленного происхождения и с дву¬
смысленными средствами существования, рядом с оголтелыми авантю¬
ристами из буржуазии в этом обществе встречались бродяги, отставные
солдаты, бывшие обитатели смирительного дома, беглые каторжники,
мошенники, фигляры, лаццарони, карманные воры, фокусники, игроки,
сводники, содержатели публичных домов, носильщики, писаки, шарман¬
щики, тряпичники, точильщики, лудильщики, нищие, — словом вся неопре¬
деленная, разношерстная, неустойчивая масса1, которую французы назы¬
вают богемой...»13е. Обобщающую характеристику роли люмпен-проле¬
тариата в эпоху капитализма Маркс и Энгельс дают в следующих
выражениях:
«Люмпен-пролетариат — это пассивный продукт разложения самых низ¬
ших слэеь старого общества, местами вовлекается в движение пролетар¬
ской революции, но по всей своей жизненной обстановке он гораздо
более склонен продавать себя для реакционных козней»137.
132 Энгельс, Крестьянская война в Германии, Goh. М. и Э., т. VIII, с. 123.
133 Там же, с. 124.
3314 См. «Архив Маркса и Энгельса», т. I (VI), с. 338.
135 Э н г’С, л'ь с, Германская кампания за имперскую конституцию, Соч.
,’М. и Э., т. VII, с. 416.
г33, Маркс, Восемнадцатое брюмера Луи Бонапарта, Соч. М. и Э.,
т. VIII, с. 367—368.
за7 Маркс и Энгельс, Манифест коммунистической партии, Соч. М.
и Э. т. V, с. 493.
70
Связь буржуазии с Люпен-пролетариаТОм особенно ярко была пока¬
зана Марксом задолго до нашего времени в отношении буржуазной
финансовой верхушки: «Именно на верхах буржуазного общества про¬
являлись необузданные, на каждом шагу сталкивающиеад с самими бур¬
жуазными законами, нездоровые и распутные вожделения, в которых
нажитое спекуляцией богатство естественно ищет себе удовлетворения,
где наслаждение становится распутством, где сливаются вместе золото,
грязь и кровь. По способу своего обогащения, как и по своим наслажде¬
ниям, финансовая аристократия есть не что иное, как возрождение
лцомкен-лролетариата на верхах буржуазного обще¬
ства» 138 *.
Сродство люмпен-пролетариата и верхушки буржуазии, именно пред¬
ставителей финансового капитала, как нельзя лучше об’ясняег то «сращи¬
вание» капиталистов и профессиональных преступников, которое выше
было отмечено в отношении современных США. Больше того, это об’ясне-
ние приобретает еще большую силу & эпоху империализма, когда роль
финансовой олигархии, ее монопольное положение и .разложение в ее
среде достигают наивысшего предела.
Подкуп капиталистами люмпен-пролетариата и профессиональных пре¬
ступников как органической части люмпен-пролетариата позволяет капи¬
талистам натравливать люмпен-пролетарские элементы на пролетариат
и организовать цепь насилий, в которых политическая сущность либо
выступает непосредственно, либо в скрытом виде содержится в уголовных
преступлениях, причем эти последние зачастую перерастают в открытые
политические акты.
Так была в России1 в период революции 1905 г., когда1 разлагающееся
самодержавие для борьбы с революционным движением пользовалось
услугами им же организованной «черной сотни».
«За весь этот период (с 1903 по 1906 г.— Г. В.),— говорит Ленин,—
организация черносотенного погрома и избиения евреев, студентов, рево¬
люционеров, сознательных рабочих все более прогрессирует, совершен¬
ствуется, об’единяя с насилием подкупленной черни насилия черносотен¬
ного войска, доходя до применения артиллерии в селах и городах, сли¬
ваясь с карательными экспедициями, карательными поездами и так
далее» 189,
Так было и с фашистскими убийствами в Италии, так обстоит дело
и в^ фашистской Германии, широко и «на повышенной основе» практикую¬
щей методы царского самодержавия и в отношении погромов, избиения
138 М арке, Классовая борьба во Франции, Июльское поражение 1848 г.,
Соч. М. и Э., т. VIII, с. 6.
39 Ленин, Партизанская война, т. X, с. 82. Перерастание люмпен-
пролетарской уголовной «деятельности» в политический белый террор нашло
свое характерное отражение в разговорной речи: слово «хулиган», перво¬
начально за границей имевшее чисто уголовное значение, обозначавшее
разложившегося человека, с озорными преступными выходками (вроде фран¬
цузского «апаша»), в период революции 1905 г. приобрело чисто политический
смысл: хулиганом называли всякого реакционера, хотя бы поведение его было
амым «джентльменским» образчиком «хорошего тона». Здесь видна несомнен-
ая тесная связь, с «черной сотней», которая совмещалШ в себе и оголтелую
реакционность, и хулиганские (в .уголовном, «босяцком» смысле этого слова)
преступные выходки.
71
ii убийства евреев, революционеров и сознательных рабочих, и в отно¬
шении применения вооруженной силы государства.
Германский фашизм: в борьбе с компартией и революционными рабо¬
чими использует и рейхсвер, и полицию и национал-социалистские
отряды штурмовиков, и подкупленных уголовных преступников, для того
чтобы наряду с обысками, арестами, разгромом рабочих организации,
судом, пыткой и смертной казнью, концентрационными лагерями и тюрь¬
мой, военным подавлением и т. д. организовать подлые убийства рабо¬
чих из-за угла, жесточайшие избиения на улицах, разгром рабочих
квартир и т. п. Газеты дают неисчерпаемый запас фактов, иллюстри¬
рующих эту форму ^коричневого» фашистского террора. Приведем лишь
несколько фактов из этого газетного материала. По данным ««Rote
Fahne»140 в течение 1930 и 1931 гг. националисты убили 195 рабочих.
В 1932 г. фашистский террор возрастает. Вот некоторые из примеров
этого террора, сводимые мною по месяцам Г932 и 1933 гг.
Январь 1932 г.: в Данциге при нападении фашистской банды
на помещение «Общества друзей СССР» убит коммунист-рабочий, мно¬
гие ранены; 'в Вормсе при нападении «наци» на партийное бюро КПГ
ранен рабочий141; в Кенигсберге забит камнями до смерти рабочий
Корнец142; в (Брауншвейге юноша-рабочий Курт Мейер ранен фашистом
ножом в спину 14Э.
Февраль 1932 г.: в Бреслау застрелены председатель Саарской
партгруппы КГ1Г' Август Адлер и Пауль Плюшка, а в Дортмунде
убиты трое рабочих144. В Магдебурге рабочий тяжело ранен кинжалом
в шею145; в Ризе (Саксония) семью ножевыми ударами тяжело ранен
прохожий — рабочий Арно Вольф116 147; в Гиссене пять «наци» избили
до потери сознания инвалида войны141; организованная банда «наци»
напала на колонию безработных и убила рабочего Клемке148 * *; в Банкау
(Верхняя Силезия) зверски (как подчеркивает это даже буржуазный
«Berliner Tageblatt») был убит фашистами беспартийный рабочий
и тяжело ранен его отец14Э.
Март 1932 г.: в Кельне национал-социалистами застрелены три ком¬
муниста; в Вальденбурге тяжко ранен безработный 15°.
Апрель 1932 г.: в Ганновере «наци» убили рабочего и смертельно
камнем в шею ранили другого151; в Салау убит коммунист, в Хемнице
тяжело ранен другой152; под Берлином убит коммунист Гергард Вейс153.
ЛА а й 1932 г.: ряд рабочих ранен в Берлине, Гамбурге и Альтоне154;
140 «Rote Fahne», 29 января 1932»
141 «Rote Fahne», 3 января 1932.
442 «Rote Fahne», 12 января 1932.
443 «Rote Fahne», 26 января 1932.
144 «Rote Fahne», 2 февраля 1932.
146 «Rote Fahne», 3 февраля 1932.
146 «Der Abend», 5 февраля 1932.
147 «Rote Fahne», 7 марта 1932.
148 «Rote Fahne», 13 февраля 1932. -
148 «Berliner Tageblatt», 18 февраля 1932.
180 «Berliner Tageblatt», 14 февраля 1932.
181 «Berliner Tageblatt», апрель 1932.
482 «Rote Fahne», 5 апреля 1932.
483 «Rote Fahne», 13 апреля 1932.
484 «Известия», 27 апреля 1932.
72
в Штеглице три «наци» убили плотника Фрика 155; в Рюдерсдоф'е и Эклере
250 «наци» напали на трех рабочих и тяжело их ранили156.
Июнь 1932 г.: во Франкфурте на Одере «наци» разгромили рабо¬
чий кооператив и стреляли в рабочие квартиры; в Дуйсбурге убит
коммунист; в Фриденау, Шарлоттенбурге и Штеглице группы гитле¬
ровцев ночью нападали на прохожих и на помещения, где собирав
ются рабочие; несколько рабочих ранено; в Берлине 40 фашистов
выбросили на полном ходу поезда подземной дороги рабочего на рельсы;
в Дюссельдорфе национал-социалисты совершили налет на местный коми¬
тет компартии; семь рабочих ранено.
Июль 1932 г.: в Гаттингене (Рур) гитлеровцы убили двух рабочих
и 30 ранили; в Бремене застрелен рабочий; в Шельберге (близ Бер¬
лина) штурмовик застрелил двух коммунистов157, в Гамбурге, Наунгофе
(близ Лейпцига), Бохуме и других городах убито 15 рабочих и 107
ранено, в Альтоне за семь недель убито 97 рабочих158; в Шпандау
фашистами убит рабочий, в Гинденбурге (Восточная Пруссия) ранен
коммунист, в 1Бауэр-Эрле убит рабочий, в Лейпциге ранено трое рабочих.
Август 1932 г.: в Ризенбурге «наци» застрелили двух рабочих-
социал-демократов; в Фульде местный руководитель штурмовиков застре¬
лил коммуниста159; в Кенигсберге — еврейский погром и ряд органи¬
зованных покушений на коммунистов и рабочих: «наци» убили комму¬
ниста, члена муниципалитета Зауера) в его квартире, коммунист Цирпице
убит тремя выстрелами на улице, редактор социал-демократической газеты
«Фольксцейтунг» ранен в сесюй квартире, там же ранена женщина; «наци»
напали на квартиру руководителя «Еврейского союза германских граждан
еврейской национальности» Сабадского; в Эберсвальде (близ Берлина)
избиты и тяжело ранены социал-демократы Лейман и Шульце160;
в Мариенбурге (Восточная. Пруссия), Гольдберге (Восточная Пруссия),
Лигнице (Силезия), Белице (Силезия) «наци» совершили ряд нападений
на рабочие организации, в Меммингене (Вюртемберг) тяжело ранили
кастетами руководителя местной коммунистической организации, а в
Цвейброкене (Пфальц) убили камнями рабочего; в Марбурге отряд
«наци» напал на рабочий поселок и ранил многих рабочих; в Тильзите
обстрелена квартира лидера местной организации КПГ Лиольгейма,
в Грессене брошена бомба в биржу труда, в Бреславле брошена бомба
в квартиру социал-демократа161; в Гинденбурге брошена бомба и подож¬
жена ферма мелкого крестьянина Баравского162; в Веймаре 2 «наци»
изобличены в том, что с 1929 г. совершили поджоги хозяйств бед¬
няков в трех местных деревнях163 164, в Котбусе разрушен фашистской
бомбой дом: в еврейской буржуазной колоти 161„ в Дессау в квартире,
где собираются коммунисты, выбиты стекла165.
155 «Rote Fahne», 1 апреля 1932.
156_ «Rote Faline», 8 апреля 1932.
157 «Известия», 11 июня, 25 июня, 27 июня, 3 июля; «Правда», 26 июня,
29 июня.
158 «Bic™», 30 июля 1932.
169 «Правда», 20 июля и 1 августа.
169 «Соц. земледелие», 2 августа 1932.
161 «Известия», 4 августа и 7 августа.
162 «Rote Fahne, 16 августа 1932.
163 «Berliner Tageblatt», 18 августа 1932.
164 «Известая», 18 августа 1932.
1?s «Berliner Tageblatt», 27 августа 1932-
73
Сентябрь 1932 .г.: в Шарлоттенбурге 33 фашиста напали на
квартиру рабочего Бильмана166; 30 сентября «Forwarts» сообщает,
что за восемь месяцев фашистами убито 155 рабочих167.
Декабрь 1932 г.: в Пирманзензе 40 фашистов тяжело ранили
двух рабочих168..
Ту же картину мы наблюдаем и в 1933 г. В Берлине «наци»
убили коммуниста и тяжело ранили другого рабочего, убили работ¬
ницу, обстреляли рабочие дома на Оберштрассе и Веддлигштрассе;
на Швейштрассе ранено трое рабочих; в Трире активист компартии
Грейф убит пятью выстрелами в живот; в Моабите фашисты обстре¬
ляли квартиру, в которой собираются коммунисты, и ранили рабо¬
чего169; в Лихтснпраде убиты рабочие Эрих Иост, Эрих Герман и работ¬
ница Марта Кюнстаер170; в Бреслау юноша-рабочий убит фашистами
ударом ножа в горло171 172.
«Berliner Tageblatt» в номере от 11 января 1933 г. приводит
перечень убийств и других преступлений фашистов (15 случаев) за де¬
кабрь 1932 г. и январь 1933 г., в том числе разгром еврейских лавок
в Майнце и других городах, убийство женщины одним из руководи¬
телей «наци» и т. д. Аналогичные случаи призодят и другие газеты
в течение всего 1933 г.17 2.
Приведенные поясотни фактов за 11/2—2 года, относящиеся к кануну
прихода германских фашистов к власти, показывают чрезвычайно разно¬
образные формы фашистского террора, выражающиеся в совершении
уголовных преступлений против рабочих, — убийств, тяжких телесных
повреждений, нанесения побоев, издевательств, бросания бомб и поджо¬
гов как частных квартир, так и общественных помещений рабочих
организаций. Эти преступления совершаются то тайком, предательски,
из-за угла, ударом ножа подкупленного убийцы, то с наглой откровен¬
ностью, среди белого дня, когда часто на1 безоружных одного-двух
рабочих на улице нападает фашистская банда1 в 40—50 и больше человек
или когда '«наци» вламываются в рабочую квартиру и опустошают ее,
убивая и калеча живущих в ней коммунистов и беспартийных рабочих
и членов их семей. Эти преступления фашистов оставались безнаказан¬
ными (кроме энергичного отпора со стороны рабочих), и часто потер¬
певший, если только он оставался в живых, представал перед немецким
фашизированным судом в качестве обвиняемого, а тот, кому следовало
бы быть обвиняемым, выступал в качестве потерпевшего или свидетеля;
если же фашист оказывается в редких случаях обвиняемым, то он либо
признается действовавшим в состоянии «необходимой обороны» и потому
остается безнаказанным, либо отделывается ничтожным штрафом.
Все описанные выше преступления показаны здесь только на выдерж-
108 «Rote Fahne», 4 сентября 1932.
167 «Vorwarts», 30 сентября 1932.
168 «Правда», 23 декабря 1932.
169 «Правда», 3 янтаря 1933, 10 января 1934.
770 «Rots Fahne», 3 января 1933.
171 «Rote Fahne».
172 «Так, «Berliner Tageblatt» от б января, 7 янтаря, 4 февраля,
«Germania», «Правда» ог 24 февраля 1933 г., «Известия» от 10 марта 1933 г.
Об антисе::игских беспорядках в Вене — см. «Прайда» от И мая 1933 г., о
еврейском погроме, устроенном немцами-фашистами в Черновицах (Румыния),
см. «.Правда» от 22 апреля 1933 г. и т (д.
74
Й в малой даже степени Не отражают действительных размеров
разгула фашистского террора,
С приходом германских фашистов к власти большую роль стало
играть насилие, осуществляемое посредством захваченного фашистами
в свои руки государственного аппарата. Но и описанные выше формы
насилия фашистами отнюдь не отвергаются и применяются довольно
широко.
Эти преступления служат буржуазии только дополнительной формой
подавления пролетариата наряду с основными формами подавления, подав¬
ления силами государственного аппарата — полиции, войск, суда, жан¬
дармерии, тюрем.
Впрочем эти основные и дополнительные формы подавления револю¬
ционного движения пролетариата тесно смыкаются и переплетаются друг
с. другом; преступления и коррупция раз’едают аппарат фашистского
государства, уголовные преступления совершаются организованными
фашистскими бандами.
Одновременно в толщу национал-социалистической партии все более
внедряются уголовные элементы; Эта связь фашистов с уголовным
миром, с профессиональными преступниками видна из ряда фактов,
которые можно почерпнуть из той же периодической печати. Так,
«Rote Fahne» в свое время приводила официальное сообщение пресс-
бюро кенигсбергского полицейпрезидиума об обыске, совершенном
уголовной полицией в «Доме гитлеровской молодежи». При обыске
были найдены вещи, украденные у местного жителя. В краже сознались
девять членов «гитлеровской молодежи»173.
В одном из январских (1933 .г.) номеров «Vorwarts» помещена
статья с «сенсационным» заголовком и подзаголовком «Армия «Третьей
империи». Уголовные преступники в немецкой национал-социалистической
партии»174. В этой статье приводится длинный список национал-социа¬
листов, из которых большая часть занимает очень ответственные посты,
причем список этот разбит на рубрики — по видам уголовных преступ¬
лений, совершенных этими «наци» вне непосредственной связи с их
(политической деятельностью. В общем этот перечень выглядит как
своеобразная «особенная часть» уголовного кодекса в лицах. Автор
статьи оговаривается, что эти преступления невозможно даже прибли¬
зительно перечислить. Перечень охватывает такие основные «профессии»
видных «наци», как убийцы, разбойники, поджигатели, фальшивомонет¬
чики, преступники против нравственности, организаторы нищенства, вымо¬
гатели, шпионы, мошенники, подделыватели документов и растратчики.
Приведем по паре примеров из каждой главы этой «особенной части
уголовного кодекса». Один из берлинских руководителей «наци», некий
N 17э, был приговорен за убийство своей тетки к каторге и к пора¬
жению прав; фашист Рэлов был берлинским судом приговорен к 12
годам каторги и поражению прав, а другой — Цеперник — к шести
годам тюрьмы за соучастие в убийстве! с целью грабежа; четыре «наци»
были приговорены берлинским же судом за разбой с убийством четы
Лейбгольц; за убийство же был осужден мюнхенским судом предсе- * 171
173 «Rote Fahne», 26 января 1932.
171 «Vorwarts». 4 января 1933.
1,3 «Vorwarts» при своей попытке якобы разоблачить фашистов лакей¬
ски скрывает фамилии более или менее видных фашистов.
75
дателъ местной группы в Тегернзее. В Вене была обнаружена мастер¬
ская фальшивых банкнот на квартире «наци» Михаэля Карла, изго¬
товившего 1 миллион фальшивых марок, в Шверцейфельзе арестованы
два национал-социалиста Дорн и Воллингер, изготовлявшие фальшивые
пятнадцатипфениговые монеты. В Бохуме арестованы четыре фашиста,
сообща изнасиловавшие девушку-прислугу; в Гальберштадте фашист
Крюгер был приговорен к каторге за растление четырех семи- и девя¬
тилетних девочек; в Кельн-Мюльгейме руководитель местной фашистской
организации Август Вольфгольц был осужден за систематическое растле¬
ние детей, другой «вождь» — Ян, в Гере, осужден за семь преступлений
против нравственности, а третий — Герман Гельд, в Каселе, за один¬
надцать преступлений против детского целомудрия.
В общем, список перечисляет 14 разбойников и убийц, 9 поджи¬
гателей и (фальшивомонетчиков, 8 йзнасиловагелей и растлителей малолет¬
них, 12 вымогателей и понуждающих к нищенству, 1 шпиона в пользу
Франции, 16 растратчиков, подделывателей документов и мошенников
и наконец 14 профессиональных воров и взломщиков, среди которых
попадаются 15-кратные рецидивисты, специалисты — мансардные воры,
велосипедные воры и т. д., всего — компания в 74 профессиональных
преступника, осужденных судом, но вместо назначенной им каторги
занимающих ответственные посты в фашистской Германии. Надо еще
раз подчеркнуть, что даже пресмыкающийся перед фашистами «Vorwarts»
вынужден признать, что это только наудачу взятая группа из не поддаю¬
щейся исчислению массы уголовных преступников и люмпенов, навод¬
няющих фашистские организации. Венчает этот букет та центральная
фашистская шайка, которая, пользуясь услугами провокатора люмпена
Ван-дер-Люббе, подожгла с провокационными целями рейхстаг. Для
окончательной цельности картины использования германской, да, разуме¬
ется, и не только германской, буржуазией уголовных преступлений
и уголовных преступников в целях классовой борьбы стоит вспомнить
многочисленные организации, изготовляющие фальшивые документы,
приписываемые «Москве» или компартиям различных стран Европы
и всего мира176.
Все эти данные характеризуют «смычку» правящей .части буржуазии
с уголовным миром.
Содержание этих уголовных преступлений, совершаемых непосред¬
ственно представителями буржуазии и через посредство профессиональ¬
ных уголовных преступников, — чисто политическое именно потому, что
они являются формами классовой борьбы, что в них классовая борьба
выражена открыто, непосредственно и чрезвычайно остро.
Нам важно здесь сделать одну оговорку относительно термина «поли¬
тические преступления», чтобы исключить возможную игру словами.
Когда выше употреблялось выражение «политические преступления», то
имелись в виду те акты революционного движения, которые буржуазия
считает преступными и против которых она применяет свой аппарат наси¬
лия для подавления этого революционного движения; сюда относится
то, что политическими преступлениями называет буржуазная пресса и раз¬
говорная речь обывательских кругов. В законодательстве они не назы¬
ваются «политическими преступлениями» и относятся к «государственным
Т7Ь См. сборник «Антисоветские подлоги», изд. НКИД.
76
преступлениям», «преступлениям против общественной безопасности» и т. ri.
Мы эти действия с точки зрения пролетарского правосознания вообще
преступлениями не считаем, и если употребляем этот термин, то только
взяв его в кавычки, только счигаясы с об’ективным фактом уголовного
преследования буржуазией за эти деяния, и при этом разоблачаем ложь
буржуазии, стремящейся представить эти действия в уголовноправозом
аспекте.
Другое дело те преступления, которые совершаются буржуа для
подавления пролетариата: они представляют собою группу подлинно
уголовных (по форме) преступлений, но непосредственно насыщенных
политическим содержанием. Это действительно политические преступле¬
ния без кавычек, но в то же время это и чисто уголовные преступления.
Если в этом утверждении есть противоречие, то это то же самое проти¬
воречие, в котором находятся поступки буржуазии, пытающейся для
спасения своего господства, своего общества прибегать к действиям,
ломающим установленный в этом обществе порядок177. Убийство нару¬
шает порядок, установленный в капиталистическом обществе, оно опасно
для интересов господствующего класса. Если убийство рабочего как
уголовное действие в известной степени опасно для существующего капи¬
талистического строя, то применение его буржуазией! в целях 'Классовой
борьбы показывает только то, что в известных условиях, особенно при
разложении капиталистического строя, буржуазия идет на то, чтобы
прибегать и к таким средствам.
Эти преступления, как это мы видели из анализа материала по США—
страны формальной демократии — и по фашистской Германии, исполь¬
зуемые буржуазией з эпоху империализма против пролетарского револю¬
ционного движения, могут быть — и действигелъно в этой своей части
бывают — формой классовой борьбы буржуазии против пролетариата.
Будучи уголовными преступлениями |по своей форме, соответствуя в точ¬
ности тому или иному «специальному составу» преступления, как юн пре¬
дусмотрен в уголовных кодексах (убийству, тяжким телесным повреж¬
дениям, поджогу и т. д.), эти действия по своему содержанию являются
политическими. Уголовное преступление в этих случаях — форма клас¬
совой борьбы, классовая борьба в этих случаях — содержание уголов¬
ного преступления.
Выше приводилась мысль Маркса о капитале, готовом при достаточно
высоком проценте прибыли «попирать ногами все человеческие законы»,
а при еще более высоком — пойти «на любое преступление, хотя бы под
страхом виселицы», и другая его мысль — о том, |что верхушка буржуаз¬
ного общества проявляет вожделения, «на каждом шагу сталкивающиеся
с самими буржуазными законами». Но если и в эпоху промышленного
капитализма буржуазия фарисействовала по отношению к своему закону
и была готова в лице своих представителей всегда этот закон нарушить
и Действительно нарушала его для усиления эксплоатации рабочих и их
подавления, не брезгуя для этой цели преступлением как средством, как
одной из форм классовой борьбы, то все же для этого периода'истории
капитализма характерно наибольшее развитие .законности. По отношению
cofi 177 Маркс пишет о вопле буржуазии: «Только кража может спасти
Затаенность, только клятвопреступление может спасти религию, только раэ-
т vtiJ101*167 спасти семью, только беспорядок — порядок» (Соч. М. и Э.,
*• V|U, с. 558).
77
в частности к Германии Ленин говорит, что господствующие классы
Германии оовдали «самое сильное во всей второй половине XIX века
государство», укрепили «условия наиболее быстрого капиталистического
■поогреоса и условия самой прочной конституционной законности» 178. При
этих условиях для буржуазии эпохи промышленного капитализма закон¬
ность была оружием классовой борьбы, методом укрепления буржуазной
частной собственности как основы капиталистического строя, несмотря
на всякие нарушения этой законности буржуазией.
В эпоху империализма, когда капитализм загнивает, когда1 классовые
противоречия чрезвычайно обостряются, положение меняется. Все более
приходится опираться на открытую силу, и в самом праве все более
обнажается государственное насилие.
Противоречия, раз’едающие капиталистический строй, вскрываются
в эпоху империализма наиболее остро. Институту частной собственности
и всему господству буржуазии грозит непосредственная опасность. Про¬
летариат представляет собою все более растущую и грозную силу, его
классовое сознание все более проясняется, охватывает все большие массы
рабочих, сплочает их вокруг их авангарда — коммунистической, партии.
Противопоставляя эпоху первоначального накопления эпохе промышлен¬
ного капитализма, Маркс писал: «С дальнейшим ростом капиталистиче¬
ского производства развивается рабочий класс, который по своему воспи¬
танию, традициям, привычкам признает условия капиталистического спо¬
соба производства самоочевидными естественными законами. Организа¬
ция развитого капиталистического производственного процесса сламывает
всякое сопротивление; постоянное создание относительного перенасе¬
ления удерживает закон спроса, на труд и предложения труда, а следо¬
вательно и заработную плату в границах, соответствующих потребности
капитала в сам-овозрастании; слепой гнет экономических отношений укре¬
пляет господство капиталистов над рабочими. Внеэкономическое, непо¬
средственное насилие, правда, еле продолжает применяться, но лишь
в виде исключения. -При обычном ходе дел рабочего можно предоставить
власти «естественных законов» производства, т. е. той зависимости от
капитала, которая создается самими условиями производства, ими гаран¬
тируется и увековечивается»179.
Иначе дело обстоит в эпоху империализма: рабочий класс уже при¬
обретает иные традиции, воспитание и привычки. Он уже не признает
условия капиталистического способа производства самоочевидными есте¬
ственными законами. Загнивающий капитализм уже не в состоянии уни¬
чтожить сопротивления пролетариата-, наоборот, пролетариат все больше
переходит в энергичное активное наступление. Рост революционной актив¬
ности масс не дает слепому гнету экономических отношений укреплять
господство капиталистов над рабочими, наоборот, это господство трещит
по всем швам. Уже нет того «обычного хода дел», когда рабочего можно
предоставить власти «естественных законов» производства. Непосредст¬
венное насилие уже не может быть исключением: оно применяется все
чаще, все ожесточеннее, буржуазия по всему фронту поворачивает
к реакции.
Прежняя законность мешает буржуазии применять насилие доста¬
1,8 Ленин, Два мира, Соч., т. XIV, с. 380.
179 Маркс, Капитал, т. I, с. 591—592.
78
точно резко и решительно. Это толкает буржуазию к ее нарушениям.
Об этом Энгельс в 1895 г., следовательно уже в эпоху империализма, писал;
«...Партию порядка, как называют себя наши враги, губит ее же детище —
законная почва. В отчаянии она повторяет за Одилоном Барро: la legality
nous tue (законность — наша смерть)... В конце концов реакции не оста¬
нется ничего другого, как самой нарушить г эту роковую для иге
законность»18 °.
О том же самом епге резче писал Ленин. Буржуа, — говорит Ленин, —
«самым явственным образом подходят теперь к положению, когда эту
законность, и х законность, приходится сломать, приходится — во имя
сохранения господства буржуазии»* 181. «Теперь близится время, — гово¬
рит Ленин в 1910 г.,— когда эта полувековая полоса германской истории
должна, в силу об’ективных причин должна смениться иной полосой,
Эпоха использования -созданной буржуазией законности сменяется
эпохой величайших революционных битв, причем битвы эти по сути
дела будут разрушением всей буржуазной законности, всего бур¬
жуазного строя, а по форме должны начаться (и начинаются) расте¬
рянными потугами буржуазии избавиться от ею же созданной и для
нее ставшей невыносимой законности»182. Перед буржуазией реально
встают «исторические пределы этой законности», когда «вся эта закон¬
ность должна, неизбежно должна разлететься вдребезги, раз дело
коснется основного и главного вопроса о сохранении буржуазной соб¬
ственности»183. Наступило время, когда «враг запутался в своей
собственной законности... враг вынужден «стрелять первым», вынужден
рвать свою собственную законность»184.
Этот ленинский анализ нам с предельной четкостью об’ясняет про¬
тиворечие, заключающееся в применении буржуазией таких форм клас¬
совой борьбы, которые рвут законность той же буржуазии, которые
включают в себя, как одну из форм, уголовное преступление. Буржуазия
запуталась в своей собственной законности: в своей борьбе с престу¬
плениями, особенно с так называемыми «государственными», «политиче¬
скими преступлениями», буржуазия все больше прибегает к внесудебным
формам расправы.
Перед лицом своей разлетающейся вдребезги законности буржуазия
хватается за кинжал наемного убийцы — через своих представителей
и через люмпен-пролетариев и профессиональных преступников прибе¬
гает к уголовным преступлениям как к форме подавления революцион¬
ного движения пролетариата, как к методу защиты института капита¬
листической собственности в целом, как к "форме классовой борьбы про¬
тив пролетариата.
160 Энгельс, Введение к «Классовой борьбе во Франции», Петрогр.,
1919, с. 19.
181 Ленин, Два мира, Соч. т. XIV, с. 380.
1,2 Там же, с. 381. ■ '
183 Там же, с. 377.
181 Там же, с. 381.
ГЛАВА III
ПРЕСТУПЛЕНИЯ ПРИ ДИКТАТУРЕ ПРОЛЕТАРИАТА
§ 1. Преступление как форма классовой борьбы капиталисти¬
ческих элементов и их агентуры
В переходный ог капитализма к коммунизму период времени, когда
у власти уже стоит революцинный пролетариат, буржуазия оказывает
пролетарской диктатуре яростное сопротивление. Содержанием
этого сопротивления диктатуре пролетариата являются, попытки капита¬
листической реставрации. «Переход от капитализма к коммунизму,— го¬
ворит Ленин,— есть целая историческая эпоха. Пока она не закончилась,
у эксплоататоров неизбежно остается надежда на реставрацию, а эта
надежда превращается в попытки реставрации»х.
Отсюда «правилом является при всякой глубокой революции дол¬
гое, упорное, отчаянное сопротивление эксплоататоров, сохра¬
няющих в течение ряда лет крупные фактические преимущества над
эксплоатируемыми» 1 2. Это сопротивление становится «тем более бешеным,
чем ближе мы подходим к тому, [чтобы окончательно вырвать последние
испорченные зубы капиталистической эксплоатации»3.
Борьба ведется буржуазией и ее подголосками всеми способами —
и за власть в целом, и за сохранение каких бы го ни было позиций.
Ленин, говоря о задачах советского суда, писал: «Новый суд нужен был
прежде всего для борьбы против эксплоататоров, пытающихся восста¬
новить свое господство, или отстаивать свои привилегии, или тайком
протащить, обманом заполучить ту или иную частичку этих приви¬
легий» 4.
Форм ы этого сопротивления и этой борьбы буржуазии разнооб¬
разны и меняются на каждом этапе развития пролетарской революции
и социалистического строительства.
Эт и формы сопротивления эксплоататоров проявляются и в совершении
преступлений, как особой формы классовой борьбы. Ленин по этому
поводу говорит: «Вот почему представители имущих классов все ста¬
вят на карту, <вот почему это для них последние и решительные битвы,
и они не остановятся ни перед каким преступлением,
лишь бы сломить советскую власть. Разве вся история социализма, фран¬
цузского в особенности, которая так богата революционными стремле¬
ниями, не показывает йам, что когда сами трудящиеся массы берут
в своп руки власть, правящие классы, идут на неслыханные преступления
1 Ленин, Пролетарская революция и ренегат Каутский, т. XXIII. с. 355.
2 Там же, с. 354.
2 Там же, с. 39.
4 Ленин, т. XXII, с. 4?4,
80
и расстрелы, когда дело идет об охране их собственных денежных
меш№В» 5.
Нельзя забывать, что это сопротивление начинается еще до
свержения власти эксплоататоров, еще до захвата власти пролета¬
риатом. Ленин говорит: «Сопротивление эксплоататоров начинается до
их свержения и Обостряется после с д в у х сторон»6.
Так как сопротивление эксплоататоров после свержения их власти
обостряется, то отсюда неизбежна «особая (высшая) ожесточен¬
ность классовой борьбы»7. Буржуазия прибегает к новым многочислен¬
ным формам сопротивления и, в том числе, к новым многочисленным
формам преступлений.
По необходимости эго — «новые формы сопротивления, со¬
ответствующие капитализм1 у и его высшей стадии (заговоры-|-
_фсаботаж-|-воздействие на мелкую 'буржуазию, etc. etc.)»8. Буржуазия
формы своего сопротивления черпает в условиях своего строя, причем
в известных случаях применяет их в новых условиях классовой борьбы
с соответствующим видоизменением.
В числе этих 'форм сопротивления необходимо отметить в первую
очередь те, которыми буржуазия пользуется уже в условиях своего
загнивающего строя. Она имеет опыт их применения и в йрошТюм
и в настоящем в капиталистических странах, и использует этот опыт
в классовой борьбе против трудящихся при пролетарской диктатуре.
После революционного захвата власти пролетариатом эксплоа’атор-
ские классы теряют государство как аппарат организованного насилия,
аппарат, разбитый Октябрьской революцией. Тем более они стараются
использовать другие формы насилия против рабочих, против всех тру¬
дящихся, использовать и преступление.
По этому поводу напрашивается то возражение, что нельзя меха¬
нически переносить понятие преступления, как оно существует в усло¬
виях капиталистического общества, на условия советские, условия строя,
переходного к коммунизму. Но вопрос о механическом перенесении
отпадает, если проанализировать более конкретно вопрос о том, какие
именно группы преступлений и как именно направляет буржуазия против
революционного движения.
Выше уже указывалось, что в условиях загнивающего капитализма
одним из противоречий капиталистического строя является то, что для'
защиты своей системы частной капиталистической собственности бур¬
жуазия вынуждена разрушать свою собственную законность. Она идет
ва убийства, погромы, поджоги, грабежи и пр. Это в частности про¬
является, как мы видели,-в том, что буржуазия использует преступления!
как одну из форм насилия по отношению к революц тонному проле¬
тариату, как одну из форм классовой борьбы против пролетариата. Эта
гРУппа преступлений по форме сеосй остается действиями, противо¬
речащими интересам господствующего класса, противоречащими всему
Укладу «нормального» буржуазного строя, она является «противоправной»,
° классовое содержание преступлений этой группы
’ Ленин, т. XXII, с. 209. (Подчеркнуто мной — Г. В.).
Ленин, т. XXV с. 6.
Там же.
Там же. (Подчеркнуто мной — Г. В-)<
кассовая природа преступлений о.
меняется еще в условиях капиталистического qTpo’R
по сравнению с содержанием основной массы всех действий, считаю]
щихся преступными: опасность с точки зрения классовых интересов
буржуазии остается, однако лишь постольку, поскольку неизбежно
опасен для капиталистического строя самый процесс разложения закон-
ности как проявление процесса загнивания капитализма. Но сознание
этой опасности перекрывается необходимостью для буржуазии исполь¬
зовать и это оружие в попытках сохранить самую частнособственни¬
ческую систему производственных отношений.
В условиях пролетарской диктатуры группа преступлений, в которых
выражается непосредственное сопротивление буржуазии пролетарскому
наступлению, принципиально имеет другое значение. Разница состоит
в том, что |в условиях капиталистического общества эти преступления
составляют форму подавления (буржуазией трудящихся, в советских же
условиях такие преступления составляют форму борьбы буржуазии про¬
тив пролетарской диктатуры и не могут быть подавлением трудя¬
щихся. Но и там, и здесь эти преступления выражают собою сопро¬
тивление буржуазии революционному движению.
В то же время уже нет того противоречия между формой и содержа¬
нием, которое отмечалось нами для преступлений, совершаемых в усло¬
виях капиталистического строя буржуазией в целях подавления револю¬
ционного движения. В наших условиях преступления, совершаемые пред¬
ставителями капиталистических элементов, полностью опасны для инте¬
ресов пролетарской диктатуры, опасны как сопротивление пролетарской
диктатуре и социалистическому строительству и тем самым как нару¬
шение социалистической законности. Если для империализма характерно
разложение буржуазной законности, то при диктатуре
пролетариата мы имеем качественно иной, диаметрально противополож¬
ный процесс — укрепления революционной социалистиче¬
ской законности.
По мере роста и укрепления социалистического строительства раз¬
битая буржуазия идет и на другие формы преступлений, неизвестные
ей при ее господстве и определяемые советским уголовным кодексом
соответственно с развитием классовой борьбы.
Преступные формы этого сопротивления делаются многочисленней
й разнообразней; но остается ряд форм сопротивления, практиковав¬
шихся буржуазией до ^свержения ее власти и существующих и теперь
в стоанах, где власть буржуазии еще не свергнута.
Выше отмечалось, что одной из таких форм насилия буржуазии против
революционного движения в условиях империализма являются убий¬
ства участников революционного движения, в первую
очередь коммунистов. Эта форма сопротивления как бы «воспроизво¬
дится» по-новому капиталистическими элементами в условиях пролетар¬
ской диктатуры в виде террористических актов.
Разумеется, говоря о том, что буржуазия при диктатуре пролетариата
прибегает наряду с другими к этой форме борьбы с революционным
движением, как к форме, соответствующей капитализму в его последней
стадии, что она как бы «воспроизводит» в контрреволюционных терр°'
ристических актах убийства рабочих и деятелей революционного Дви:'
жения, совершаемые в условиях капитализма, нужно помнить все вре^
о том, что эти преступления нельзя отождествлять, Хотя и там и здеСЬ
82
Mbi имеем убийство [представителем буржуазий- революционеров,но су¬
щественнейшее различие состоит в том, что там это — преступления,
к которым прибегает господствующий класс, преступления, оста¬
ющиеся в большинстве случаев безнаказанными, преступления, который
остаются преступлениями лишь !по форме, а по содержанию,почти теряют
признак опасности для интересов господствующего класса. Контррево¬
люционный же террористический акт совершается в совершенно других
условиях, когда он направлен на представителя господству¬
ющего класса—Пролетариата и является для интересов этого
господствующего класса и преступным по форме и особо опасным по
содержанию.
Террористические акты в начале гражданской войны направлялись
против вождей пролетарской революции (убийство Урицкого, Володар¬
ского, покушение на Ленина). Ленин говорил, касаясь контрреволюцион¬
ной роли меньшевиков и эсеров, что «они в последней надежде при¬
бегают к спекуляции на голоде, а когда и это не выходит, они ме
брезгают такими приемами, как убийство из-за угла»9.
В начале реконструктивного периода эти убийства революционеров
воспроизводятся в наших советских условиях классовым врагам в форме
террористических актов кулачества против сельских активистов. Еслй
в 1928 г. число осужденных за террористические акты составляло 29,9 °/о
общего числа осужденных за контрреволюционные преступления, то
в 1929 г., в (момент наиболее острого нашего наступления на кулачество
с целью ликвидации его как класса и наиболее острого, приобретающего
открытые формы, кулацкого сопротивления, этот процент поднимается
до 52,4 с тем, чтобы в 1930 г. снизиться до 35о/о, а в 1931 г.—
до 22,5% 10.
Если мы обратимся к социальному составу участников террористиче¬
ских актов, то увидим, что в совершении террористических актов больше
всего участвуют кулаки. Так, по данным Верховного суда РСФСР
приведенным т. Герцензоном1, можно вычислить «следующее процентное
отношение, касающееся 1928 г. В общем числе осужденных за терро¬
ристические акты было:
Кулаков
Середняков
45% Бедняков 21%
32,и% Рабочих 1,5% 18
У нас нет статистических данных, которые бы точно говорили об
участии кулаков в террористических актах за последующие годы, от
1928 до 1931, так как только с 1931 г. статистика проводит клас¬
совую диференциацию в учете преступлений, совершаемых «крестьянами».
Но данные за 1931 и за 1932 гг. показывают такую же преобладающую
РОДь кулачества в совершении террористических актов.
’ Ленин, т. XXIII, с. 68.
Цифровые данные взяты из диссертации т. Ошеровича «О контр-
не олюционных преступлениях».
НКЮ РСФСрИаЛЫ Г°сУДаРственного института по изучению преступности при
сится полагать, впрочем, что и этот ничтожный процент рабочих огно-
°cv>k Н6 К настояЩим рабочим: см. ниже об определении социального состава
Някям1еННЬ1х‘ же в значительной степени относится и к середнякам и бед-
Нходя,’ часть которых, впрочем, в качестве подкулачников действительно
ддг в состав осужденных за террористические акты.
83
Так, в 1931 г. за террористические акты было осуждено:
Кулаков (вместе с за¬
житочными) .... 43,3%
Середняков 35%
Бедняков 8,4%
Колхозников 2,2%
Рабочих 3,8%
В 1932 г. '(первое полугодие):
Кулаков (вместе с за¬
житочными) .... 51,"%
Середняков 24,6%
Бедняков 6,3%
Колхозников 10,'%
Рабочих 2,4%
Мы видим, как в 1932 г. вырос процент кулаков, осужденных за
террористические акты, и как упал процент осужденных середняков,
бедняков и рабочих. Правда, цифры показывают некоторое повышение
участия в террористических актах колхозников, но это об’ясняется тем,,
что масса колхозников в это время количественно выросла в чрезвычай¬
ной степени и что в колхозы проникали враждебные элементы; колхоз¬
ники— это вчерашние единоличники; если соединить цифры осужденных
за 1932 г. единоличников (середняков и бедняков^) с'числом осужденных
колхозников, то мы получим 41,9°/о, т. е. на 1О°/о меньше, чем процент
кулаков, и на 4% меньше суммы процентов соответствующих групп
за предыдущий год.
Однако более важным, чем числовое соотношение, является то, что
кулак вовлекает отдельных трудящихся и в этом смысле осу¬
ществляет организующую роль в террористические
актах13, ту организующую роль, которая особенно ярко выступит
и потом в хищениях социалистической собственности. По данным Верн
ховного суда РСФСР за 1928 г.14, в числе всех участников организа¬
торами террористических актов являются:
Кулаки 95% Бедняки
Середняки 5% Рабочие
т. е. организаторами почти всех террористических актов являются кулаки.
Кулак не отказывается и от роли исполнителя и от пособничества,
но охотнее эти роли он отводит втягиваемым им >в террористические
йкты середнякам и беднякам.
Так, исполнителями террористических актов были:
Кулаки
• • • 31%
Бедняки
. . . . 34%
Середняки ....
• • • 32%
Рабочие
. . . 3%
а пособниками:
Кулаки
• • ■ 42%
Бедняки ....
. . . . 13%
Середняки....
• ■ • 45%
Рабочие . . . .
13 Само собою разумеется, что когда здесь и далее говорится об орга-
низующей роли капиталистических классов в борьбе против пролетариата,
то имеется в гиду организация сопротивления пролетарской диктатуре, т. 61
по отношению к пролетарской диктатуре эта роль капиталистических элементов
является дезорганизаторской.
14 См. указанную работу Герцензона.
84
3 Ленинградской области за 11 полугодие 1928 г. среди «середняков»
«бедняков» нашелся только один организатор террористического акта,
» н тог оказался... вывшим торговцем 15.
Эти данные показывают, что кулачество в совершении террористиче-
]Х актов в основном играет организующую роль. Это обстоя*
ejjbCTBO, к которому мы еще вернемся, нужно особо подчеркнуть.
р0 данным Верхсуда РСФСР! в 4934 г., ни один кулак не совершил тер-
оорист ического акта под чужим влиянием или по родственным связям —
инициатива принадлежала кулакам; что же касается трудящихся, то в
nguyo всех случаев их осуждений установлено «чужое влияние или род¬
ственные связи» в качестве непосредственных причин террористических
актов (материалы Госинст. угол, политики при Прокуратуре СССР
и НКЮ (РСФСР). Не следует забывать того, что такое «чужое влия¬
ние», которое может быть установлено при расследовании уголовного
дела, составляет только незначительную, находящуюся на поверхности,
часть всех тех запуганных нитей, по которым в действительности,
в быту, тянется от прошлого влияние кулачества.
В связи с этим надо отметить и еще одно важное обстоятельство.
]Кулак, организуя террористические акты, пользуется не только силами
наиболее отсталых, неустойчивых, еще тянущихся к прошлому серед¬
няков и отчасти оедняков, но и силами профессиональных преемников,
подкупая, подговаривая и защищая их от преследования власти и обще¬
ственности, держа с ними тесную связь (подробнее см. ниже).
Сращивтоние кулацких элементов с профессиональ¬
ными преступниками, близкими |им социально, сказывается в том,
что наряду с террористическими актами, совершаемыми открыто или
хотя бы тайно, но по явно политическим мотивам, мы встречаем во
многих случаях террористические акты, где политическое содержание
искусственно и зачастую очень искусно маскируется «бытовыми» моти¬
вами. Эти мотивы должны представить террористические акты как
простое «уголовное» убийство. Так например, в 1928 г. в селе' Ново¬
покровском на Херсонщине 'кулак Сазонов задушил комсомольца Андрея
Мельника и ограбил его, забрав 27 рублей. После ареста Сазонова
в процессе дознания было установлено, что Сазонов, сидя под стражей
при милиции, перед допросом спрашивал у другого арестованного, за
RKoe преступление ему угрожает большее наказание — за уголовное или
за политическое? Узнав, что за политическое преступление ему грозит
°ЗДее тяжкое наказание, Сазонов, после того как ему было пред’явлено
обвинение по ст. 58 а УК (террористический акт), категорически стал
аст айкать на том, что убийство было им совершено исключительно
Целью завладеть деньгами Андрея Мельника, но суд установил, что
Убийство было совершено на почве классовой мести. В Ленинградской
области (Славковский район, дер. Загубниково) в 1931 г. была убита
вельская активистка, член сельсовета, Спиридонова; ее задушили и утело
росили в прорубь. Все имущество ее оказалось разграбленным. Оказав-
еся убийцами кулаки Андреев и Иванов сознались, что убийство
лап,Д - а г ов и е Р и Роднянский, Социалистическое наступление Яку¬
тии террор, 1930, с II.
ЕБ
было совершено ими на почве классовой местй, вещи же они похитили
для отвода подозрения и придания убийству чисто уголовного харак-
тера16. В Новохоперском округе Нижневолжского края группа кулаков
решила убить общественника, кузнеца Мазко. После ряда совещаний
кулаки решили замаскировать террористический акт романической интрц.
гой, для чего провели длительную подготовку: распустили слух о том
что сын одного из кулаков Николай Маныч находится! в связи с женой
Мазко Варварой, а сам Мазко в связи с 50-летней матерью Николая
Маныча. Исполнителем террористического акта был назначен молодой
Маныч, который, для придания романической версии вящшего правда
подобия должен был убить вместе с Мазко и'его жену Варвару. Плац
был выполнен — Мазко был Манычем убит, а Варвара тяжело ранена.
На следствии Маныч отстаивал романическую версию убийства, но когда
все же инсценировка «романа» была разоблачена, сознался, как и осталь¬
ные участники, в совершении террористического акта.
Из приведенного материала мы можем сделать следующие выводы.
Во-первых, капиталистические элементы являются «организующей силой»,
лишь частично выступая в качестве непосредственных исполнителей,
а главным образом используя еще недостаточно вышедшие из-под кулац¬
кого влияния и Наиболее отсталые группы середняков, беднякоз и кол¬
хозников, а также деклассированные элементы и профессиональных пре¬
ступников. Во-вторых, классовый враг смыкается с этими декласси¬
рованными элементами и профессиональными преступниками, используя
их подкупом, своим влиянием как орудия для совершения террористи¬
ческих актов, защищая их, мстя за них советской власги и обществен¬
ности. В-третьих, эта смычка капиталистических элементоз с уголовщиной
проходит и по линии маскировки террористических актов якобы «чисто
уголовными» преступлениями — убийствами, совершенными по «бытовым
мотивам»; впрочем, иногда эти «бытовые» мотивы бывают неподдель¬
ными: они часто действительно существуют и являются иногда дей¬
ствительно непосредственными мотивами и непосредственными
поводами к совершению преступления; но и в этих случаях они
вырастают из почвы классовой борьбы, ненависти и мести.
К контрреволюционным террористическим актам классовый враг при¬
бегает и в мацци дни, дни второй пятилетки. Сопротивление классового
врага меняет свои формы. На данном этапе оно всем фронтом обращается
против основы советского строя — социалистической собственности, но
враг не забывает в то же время ни одного приема, которым он поль¬
зовался еще во время гражданской войны, хотя' и по-новому ими поли
вуется. Он b лице последышей, подонков зиновьевской оппозиции,
организует террористические «центры». Не имея никакой опоры в массах,
обреченный на политическую смерть воспитанный подлым двурушн* *1'
чеством своих вдохновителей — Зиновьева, Каменева и другие, он хва¬
тается за револьвер и сзади, из-за угла стреляет в Кирова*. В этом
предательском фашистском убийстве необходимо отметить связь терр0"
16 «Суд идет», 1931, № 11, с. 5. п„
* Из доклада т. Косиора об июньском пленуме ЦК ВКП(б) видно, что
дополнительным данным расследования эти двурушники оказываются не
■вдохновителями, но и фактическими организаторами гнусного убийства т. ь
рова («Известия», 1935 г., № 145).
в а
иСтическиХ контрреволюционных групп с иностранным консульством,
длативпшм деньги убийцам, т. е. 'конкретную, практическую, а не
только идеологическую связь с международным фашизмом. В империали¬
стических странах фашизм, и особенно германский, наряду с массовым
релым и «коричневым» террором широко пользуется и террором индиви¬
дуальным, обращая его острие как главным образом против деятелей
коммунистического движения, так и против представителей соперничаю¬
щих с «наци» буржуазных групп и партий. Мы видим, что и здесь
подтверждается указанное выше положение: классовый враг при дикта¬
туре пролетариата использует «новые формы сопротивления, соответ¬
ствующие капитализму в его высшей стадии».
Выше было показано, что при капитализме одной из форм подав¬
ления эксплоатируемых являются преступления, совершаемые предста¬
вителями буржуазии и вытекающие непосредственно из
эксплоатаци|и трудящихся. В стране советов эта форма клас¬
совой борьбы буржуазии против трудящихся применялась главным обра¬
зом в начале нэпа п гатем> в тех условиях, когда вопрос «кто — кого» еще
не был разрешен, когда партия ставила своей задачей еще только
ограничение эксплоататорских тенденций кулачества и когда частник
в городе, кулак в деревне, осуществляя свои эксплоататорские тен¬
денции, прибегали зачастую к преступным формам эксплоатации.
Однако и здесь, как и по отношению к террористическим актам,
нельзя отождествлять эти преступления, совершаемые в условиях социа¬
листического строя, с преступлениями, вытекающими из эксплоатации
при строе капиталистическом. В капиталистических странах они совер¬
шаются в условиях эксплоататорского строя, являются продолжением
в преступных формах эксплоатации как основы строя. У нас же они
совершались в условиях строя, направленного на полное уничтожение
эксплоатации, до того, как в результате побед первой пятилетки экс-
имоатация была уничтожена, (в тот период, когда эксплоатация до¬
пускалась в рамках, строго ограниченных законом и всей политикой
партии и советской власти.
В этом отношении может быть показательна хотя бы такая «клас¬
сическая» форма эксплоатации, как ростовщичество и заключение кабаль¬
ных сделок. Кулаки стремились использовать самые тяжелые обстоятель¬
ства, чтобы усилить путем ростовщичества и кабальных сделок эксплоата-
Цюо бедняков. Еще во время голода 1920 г. они заключали кабаль-
Ньге сделки с голодающими бедняками, и понадобилось специальное
постановление ВЦИК и СНК о признании недействительными тех кабаль-
Иьп< сделок, которые были совершены с хитрым расчетом обойти
ег- 193 УК, преследовавшую ростовщичество и кабальные сделки17. И да-
Лее вплоть до реконструктивного периода нашим органам юстиции
Приходилось бороться с ростовщичеством. В 1927 г. по данным НКЮ
” 'Постановление ВЦИК и СНК От 3 июля 1922 г., СУ 1922 г. № 43,
р ’ См. также циркуляр НКЮ от 16 ноября 1922 г.. № 132, где гово-
хи, по этому поводу: «О случаях, когда крайняя нужда эксплоатируется
коническими эл'ементами, использующими эту нужду в сроих личных, свое-
бла 1СТНЬ1Х интересах для заключения сделок, явно подрывающих хозяйственное
’чгосостояние контрагентов»,
67
РСФСР число осужденных за ростовщичество составляло 0,47% всего
числа осужденных за имущественные преступления. Этот процент может
показаться небольшим, но действительная его величина выступает яруе
если его сравнить с процентом, выпадающим на долю например разбоя
(0,42), и ‘если учесть то, что за ростовщичество было осуждено больше
чем за фальшивомонетчество, бесхозяйственность, сводничество и содер’
жание притонов.
Если мы проследим за изменением движения ростовщичества в рекон¬
структивном периоде, то мы увидим резкое паление этого престуи-
ления. По отношению к общему числу всех осужденных в РСФСР за
все преступления осужденные за ростовщичество составляли: в 1929 г.-—
0,09%, в 4930 г.—0,07%, в 1931 г.—0,02%. в 1932 г —0,003%»
Таким образом в 1932 г. эти преступления почти исчезли: когда
последний эксплоататорский класс, лишенный экономической базы, раз-
бит, хотя и недобит окончательно, в стране исчезла такая «класси¬
ческая» форма эксплоатации, как ростовщичество. Тов. Сталин в своем
историческом докладе на XVII с’езде партии прямо на это указывает,
говоря: «Ликвидация паразитических классов привела к исчезновению
эксплоатации человека человеком. Труд рабочего и крестьянина осво¬
божден от эксплоатации... С исчезновением кулацкой кабалы исчезла
нищета в деревне... Исчезли старые знатные фигуры кулака-эксплоа-
татора, ростовщика-кровососа, купца-спекулянта, батюшки-урядника...»1э.
Но в предыдущие годы ряд преступлений этой группы (т. е. выте¬
кающих из непосредственных отношений эксплоатации) прямо выра¬
жался в чрезмерной эксплоатации, нарушающей Кодекс законов
о труде и влекущей за собой совершение других преступлений, как
например, изнасилование, побои, убийства! и т. д. Факты такой эксплоа¬
тации выявлялись органами Наркомтруда и НКЮ а первых годов
нэпа и влекли за собой привлечение к уголовной ответственности по
ст. 132 УК ред. 1922 г. При этом частники в городе и кулаки в деревне
старались, так же как и во многих других случаях, маскировать экспло-
атацию, прикрываясь якобы семейными и «патриархальными» отноше¬
ниями с эксплоатируемыми. Примером, относящимся к этому времени,
может служить одно из дел Московского губсуда за 1923 г.—'дело
Панченко, который «приютил из милости» четырех человек, приехавших
из голодающего Поволжья, а фактически превратил их в наемных
рабочих, чрезмерно эксплоатируя их труд и конечно не соблюдая каких
бы то ни было правил Кодекса законов о труде. Кассационная инстан¬
ция отвергла жалобу осужденного Панченко, вскрывая в евоем- опре¬
делении лицемерие, которое было «прикрытием голой эксплоатации,
тем худшей, что- она производилась в отношении беспомощных людей,
находящихся в тяжелом материальном положении»20. И в последу10'
щие годы восстановительного периода практика отмечает многочислен¬
ные случаи такой эксплоатации и такой маскировки. «Таким прикрЫ'
тием служат всякого рода фиктивные семейные отношения: фиктив¬
ные браки, приймачество (незарегистрированное), призрение фиктив-
1Ь Вычислено по данным Стат, отдела НКЮ. Данные аа 1932 г. привеДе
по неполным сведениям, что не может нарушить процентное отношение скольк
нибудь значительно.
Стеногп. отчет XVlI партс’езда, 1934, с. 24-
«о Дело Мосту бсу да № 4911, 1923 г.
88
1Х родственников (племянников, племянниц и т. n.j... В действитель-
1*остп же под всеми такими женами, приемышами, родственниками и т. и.
скрываются как взрослые батраки, так и в осооенности батрачки и (Под¬
ростки» 21-
Вот примеры таких кабальных сделок, относящихся к 1927 г. В тече-
нИе четырех лет батрак Зарубин работал в хозяйстве кулака Царева;
когда он заболел, то наниматель выбросил его на улицу без всяких
средств к существованию (Ульяновская губ.). Батрак Гудков за 11 меся¬
цев работы получил только одни лапти; батрак Фролов за 6 месяцев
работы получил только 2 рубашки и 1 рубль деньгами2*.
Особенно ярко выступала преступная эксплоатация по отношению
к подросткам и детям. Так например, в оеле Новоегорлыкском Саль¬
ского округа наниматель Пивоваров заключил договор о найме 9-летней
батрачки, причем особо оговорил 10-часовой рабочий день. В, селе
Савдаты того же округа заключен трудовой договор о найме 11-летнего
батрака Ктиторова без ограничения рабочего времени. Кулак Безусов,
имеющий хозяйство промышленного типа^ нанял 12-летнего батрака
по договору на 4!/2 месяца за 15, руб. на весь срок с неограниченным
рабочим временем. Из произведенного уже в 1929 г. обследования
в Кубанском округе 500 трудовых договоров с подростками обнару¬
жено 25и/о кабальных договоров2 j. Что собой представляют эти цифры
в конкретной действительности, можно видеть из заявлений подрост¬
ков-батраков. Так например, 14-легняя Крылова заявляет, что она не
получала жалованья, жила исключительно за харчи, зимой ходила по¬
луголая и почти босая, работу выполняла непосильную. Кроме того,—
говорит Крылова,— «хозяин ко мне приставал ночью, неоднократно пытал¬
ся изнасиловать, показывал мне неприличные карточки и книжечки».
Другая батрачка — ребенок — работала у кулака с 8-летнего возраста.
Ее заставляли также выполнять непосильную работу и даже посылали
воровать сено. Таких заявлений обследование собрало очень много21.
Обильные данные дало обследование, произведенное в Саратовской
губ., в Курской губ., Московской губ. в 1927 г. и в Воронежской губ.,
где часты были случаи, когда «одинокий крестьянин, не желая офор¬
мить наем батрачки письменным договором, но эксплоатируя ее труд,
на суде заявляет, что имеет у себя не батрачку, а жену в фактиче¬
ском браке; лишь после того как суд определяет права этой женщины
на имущество, крестьянин прекращает фактический брак»25.
Возмутительные случаи подобного рода сообщала «Беднота» в 1928 г.
Так в селе Демидове Смоленской губ. батрачка С. работала у одного
торговца, который ее изнасиловал. Когда следы преступления стали
обнаруживаться, торговец заставил батрачку сделать аборт, а потом
Уволил ее. В той же Смоленской губ. в Руднянской волости батрачка
Леонова работала у кулака Титова, который ее безжалостно эксплоати-
с 278^°1КвеВ’ ^аемны® ТРУД в ДеРевне- «Еженед. сов. юст.», 1927, № '10,
22 Там же.
23 Петровский, Детский труд недостаточно охраняется, «Еженед.
с°в. юст.», 1929, № 51—52.
21 Там же. Аналогичные случаи в 1925 г. в селе Высокополье, Криво-
Р°жского окр., Екатеринославской губ., «Батрачка», 1925, № 5, и т. д.
23 Дмитриев, Наемный труд в деревне, «Еженед. сов. юст.», 1927,
'5 19, с. 564. То же см. «Батрачка», 1927, № 9, 1925, №■ 8 и др.
89
ровал. когда суд присудил в пользу Леоновой 275 руб., то Титр^
убил Леонову26. В Д929 г. в станице Терской (Северный Кавказ)
кулак Сергеенко эксплоатировал 15-летнюю батрачку Балабанову, изна-
силовал ее и заразил сифилисом («Батрачка», 1929 г. № 9). В Михай¬
ловском районе Тульской губ. батрачка Карташева была изнасилована
торговцем Масленниковым («Батрачка», 1929 г. № 21). В деревне Краж-
диново Гриневской волости Смоленского уезда и губернии батрачка
Куракина подвергалась в течение двух лет тяжелой эксплоатации оо
стороны хозяев-кулаков, братьев Прозовицких. Один из Прозовицких
заставил Куракину всгупить с ним в половую связь, а когда Куракина
забеременела, убил ее двумя выстрелами из револьвера («Ба i рачка»
1929 г. № 9). В станице Темижбекской кулак Черномуров изнасиловал
свою батрачку Беляеву и выгнал с ребенком на улиц}' («Батрачка»,
1929 г. № 19). В селе Мертвецовка Илецкой волости Оренбургской губ.
сын кулака Сидоренкова силой принудил батрачку Загора к сожительству,
а когда она забеременела, убил ее («Батрачка», 1927 г. № 10). В села
Бахалды, Сергачског^ уезда Нижегородской губ. кулак Глазков изна¬
силовал батрачку Назарову («Батрачка», 1925 г. № 9). Такой же случай —
в деревне Олятово Северо-Двинской губ. («Батрачка», 1926 г. № 10)
и т. д.
Помимо тех форм сопротивления революционному движению, кото¬
рыми буржуазия пользовалась уже в условиях капиталистического строя,
она прибегает при пролетарской диктатуре к многочисленным другим
формам, соответствующим капитализму. Как мы видели выше, Ленин,
пер1ечисляя некоторые из них, указывает («etc. etc.»), что это конечно
далеко не исчерпывающий перечень. Сюда относятся «заговоры -|- сабо¬
таж-|-воздействие на мелкую буржуазию».
С контрреволюционными заговорами как преступлениями! непосред¬
ственно направленными против самого существования советской власти,
мы встречаемся с первых дней Октябрьской революции. Так, в напи¬
санном Лениным правительственном сообщении 11 декабря (28 ноября) |
1917 г. говорится о «заговоре Центрального комитета кадетской партии»
вместе с Калединым, Корниловым и Дутовым против революции и совет¬
ской власти, заговоре, открывшем собой гражданскую войну буржуа¬
зии против пролетарской диктатуры27. Тогда же был издан декрет
СНК (проект которого собственноручно написан Лениным) «Об арэсте
вождей гражданской войны против революции», согласно которому «члены
руководящих учреждений партии кадетов, как партии врагов народа»
подлежат аресту и преданию революционному суду революционных
трибуналов»28. Все содействующие контрреволюционному восстанию Кале¬
дина и Дутова, поддерживаемому Центральной радой, подлежат ответ¬
ственности «по всей тяжести революционных законов», а «вожди заго¬
вора об являются вне закона»29. Если сопоставить эти факты с другими,
относящимися к контрреволюционным заговорам, с заговорами в Москве
«Союза защиты родины и свободы» (май 1918 г.), с мятежом в июле
26 «Беднота», 1928, Кв 3105. Подобные же случаи в периодической
прессе отмечались часто (см. «Красный шахтер» за 1928 г. № 77, заметку
Орлова в «Ежен. сов. юст.» за 1929 г., № 35, «Защита прав батрачества»)-
27 «Декреты Октябрьской революции», Партиздат, 1933, с. 214.
28 Там же, с. 210.
28 Там же, с. 190.
90
1918 г. левых эсеров в Москве, с ярославским контрреволюционным
„оседанием, с белогвардейскими заговорами и восстаниями в Рыбинске,
муроме, с заговором в Новгороде, с заговором «союзных» диплома-
во главе с английским консулом Локкартом и т. д., то станет
ясно, чТО 006 эти заговоры, имевшие целью вооруженное восстание,
приплетавшиеся с вооруженным восстанием и с интервенцией, являлись
актами гражданской войны. Ленин, говоря о пяти новых главнейших
Нормах классовой борьбы, непосредственно связывает гражданскую войну
с новыми формами сопротивления (в том числе заговором) ;0. И в даль¬
нейшем ходе классовой борьбы и развития революции после ликвида¬
ции гражданской войны контрреволюционные заговоры сплетаются с по¬
пытками организовать вооруженное восстание и тем возобновить граж¬
данскую воину.
Одной из форм сопротивления буржуазии и ее агентов на протя¬
жении всех этапов революции, меняя свои проявления, служит также
саботаж, то выступающий (в начале революции) в виде открытого
отказа от работы в органах пролетарской диктатуры, то переплетаю¬
щийся с бюрократизмом и рядом должностных преступлений, то пере¬
растающий во вредительство. Последнее получило в период 1927—
1931 гг. особенно широкое распространение.
Тов. Сталин в политическом отчете XVI с’езду партий1 говорил о важ¬
нейших формах сопротивления классового врага. «Злостное вреди¬
тельство верхушки буржуазной интеллигенции во всех отра¬
слях нашей промышленности, зверская борьба кулачества против
коллективных форм хозяйства в деревне, саботаж мероприятий совет¬
ской власти со стороны бюрократических элементов аппа¬
рата, являющихся агентурой классового врага,— таковы пока что глав¬
ные формы сопротивления отживающих классов нашей страны»30 31.
Не останавливаясь здесь на указанном Лениным воздействии на мелкую
буржуазию (об этом специально будет сказано ниже), можно продлить
список важнейших форм буржуазного сопротивления пролетарской дик¬
татуре, являющихся по советскому праву преступными. В этот список
войдут: спекуляция, бандитизм, сопротивление хозяйственно-политическим
кампаниям, хищение общественной собственности как основная форма
сопротивления классового врага на данном этапе и т. д.
В настоящей книге не ставится задача проанализировать все эти
Формы сопротивления классового врага, выражающиеся в совершении
Им и его агентурой преступлений: эта задача может быть выполнена
в работах по анализу так называемой особенной части .уголовного
права, исследующей отдельные виды преступлений. Наша задача иная:
. некоторых из этих групп преступлений показать, как они служат
Формами классовой борьбы капиталистических элементов против дик-
атУры пролетариата.
30 ^енИн, т- XXV. с. 6. Хотя Ленин расчленяет первую и вторую
conriJ?1 классовой борьбы, относя заговоры и пр. к абзацу «Подавление
^•ротивления эксплоататоров», а гражданскую войну—к отдельному абзацу,
ТУГ ж'е их и связывает, поставив после перечисления «заговоры-г-
в 4-воздействие на мелкую буржуазию etc. etc.» — связующее: «И
скойСТНОстя гражданская война». Эта "связь подкрепляется и внешне: грече-
Вод? аллитерацией абзацев. Нет сомнения, что Ленин рассматривал гражданскую
НУ как органическую часть подавления сопротивления эксплоататоров.
*• Ста1л|ин, Вопросы ленинизма, изд. 9-е, 1932, с. 526.
Выше были показаны те преступления, где буржуазия использует
в советских условиях такие формы борьбы против пролетарской дИк.
татуры и грудящихся, которые применялись ею еще в капиталистиче¬
ском обществе как формы подавления трудящихся. К проанализирован¬
ным выше террористическим актам мы можем добавить еще такую форму
как вооруженное восстание. В условиях диктатуры пролетариата оно'
разумеется, имеет' принципиально иное качество, нежели вооруженное
восстание в условиях капиталистического строя, где оно также счи¬
тается «преступлением». Вооруженное восстание рабочего класса в капи¬
талистическом строе — это острейшая форма классовой борьбы пролета¬
риата, борьбы организованной. Буржуазные уголовные кодексы рас-
сматривают вооруженное восстание как одно из тягчайших преступле¬
ний, наказываемых в уголовном порядке.
Контрреволюционное вооруженное восстание в условиях диктатуры
пролетариата есть также форма классовой борьбы, но борьбы за вое-
становление эксплоататорского строя, борьбы, ведущейся отживающим
классом. Всякое участие в вооруженном восстании против пролетар¬
ской диктатуры есть преступление, классовое содержание которого каче¬
ственно иное, противоположное тому вооруженному восстанию, кото¬
рое считается преступлением в капиталистическом строе. Однако и
здесь буржуазия использует форму «сопротивление, соответствующую
капитализму' и его высшей стадии», но конечно лишь ф о pi м у, сход¬
ную с теми, которые имеются в арсенале борьбы рабочего класса
против капитала.
Опять-таки иной характер имеют другие формы соппотивлечия дик¬
татуре пролетариата, выражающиеся в уголовных преступлениях, совер¬
шаемых капиталистическими элементами, хотя и они «соответствуют капи¬
тализму», но в советских условиях получают окраску, которой они
никогда не имели в капиталистическом обществе.
Если должностная растрата, взяточничество, подкуп, служебный подлог
и другие должностные преступления в капиталистическом строе являются
выражением разложения аппарата, такие же по фопме должностные
преступления, совершаемые проникнувшим в советский государственный
аппарат классовым врагом или его агентом, являются формой кассовой
бопьбы буржуазии против пполетариата. Опять-таки содержание этих
преступлений качественно иное по сравнению с должностными преступ¬
лениями, совершаемыми в буржуазном государстве, хотя их форма соот¬
ветствует преступлениям, совепшаемым в капиталистическом обществе.
Так же обстоит дело и с бандитизмом. Бандитизм, наппимер. в горо¬
дах США является выражением разложения мелкой буржуазий, ее деклас-
сапии. При этом происходит процесс своеобразного «сращивания» прете
ставителей капиталистических кругов с бандитскими шайками. Култикии
бандитизм в СССР есть форма классовой борьбы капиталистических
элементов против диктатуры пролетариата, борьбы, где тесно переплета¬
ется так называемый «политический» и «уголовный» бандитизм: при этом,
как сказано было выше, налицо тесное снашивание кулацких элементов
села и професстюнальных преступников в бандитских шайках. Содержание
преступления здесь иное, но форма его, хотя и видоизменяется, также
«соответствует капитализму».
92
Эти примеры можно было бы умножить. Остановимся лишь на наи¬
более актуальном вопросе — о хищении общественной собственности32 33.
При советском строе посягательства классового врага на обществен¬
ную (социалистическую) собственность по своему содержанию противо¬
положны имущественным преступлениям в капиталистическом строе.
Диаметрально противоположна социалистическая собственность частно¬
капиталистической, различное классовое значение имеют самые акты пося¬
гательства, и только форма преступления в основном сохраняется —
форма кражи, грабежа, растраты и т. д.
Остановимся кратко на этих трех моментах: на противоположности
буржуазной частной собственности и собственности социалистической, на
противоположном значении самых актов посягательства на буржуазную
и социалистическую собственность и на вопросе об их форме.
Для того чтобы уяснить принципиальное различие между буржуаз¬
ной и общественной (социалистической) собственностью, необходимо
прежде всего уяснить, что не существует собственности «вообще». Маркс
по этому поводу говорит: «Стремиться определить собственность как
независимое отношение, как особую категорию, как абстрактную, точную
идею — значит впадать в метафизическую или юридическую иллюзию 8®.
Ибо в «каждую историческую эпоху собственность развивалась различно
и при совершенно различном складе общественных отношений»34.
Частная капиталистическая собственность, будучи результатом
эксплоатации, в то же время есть основа этой эксплоатации. Только
при наличии отделения рабочего от средств производства возможна
покупка и продажа рабочей силы и извлечение прибавочной стоимости.
Поэтому частнособственническим началом пропитаны все отношения капи¬
талистического строя, им отравлено сознание людей, их быт, вся их жизнь.
Поэтому частная собственность для буржуа священна. От нее нет
мостиков к общественной (социалистической) собственности: обществен¬
ная собственность создается и развивается только в процессе уничто¬
жения частной буржуазной собственности, приходит в результате рево¬
люции ей на смену, как бы ни пытались буржуазные юристы утверж¬
дать обратное.
Революция уничтожает частную капиталистическую собственность,
ибо «частная собственность, — говорил Маркс, — в противоположность
общественной, коллективной собственности существует лишь там, где
средства труда и внешние условия труда принадлежат частным лицам»35.
Частная собственность есть противоположность общественной кол¬
лективной собственности, и коллективная общественная собственность
есть противоположность частной, она — отрицание частной капиталисти-
32 Здесь не предполагается разрабатывать в целом вопрос о хищении
социалистической собственности. Это — предмет специального исследования.
Ему посвящен ряд работ в нашей литературе. Задача, поставленная в настоя¬
щей книге,— более специальная: поставить вопрос о хищениях социалисти¬
ческой собственности в связи с исследуемым вопросом о преступлении, как
форме классовой борьбы.
33 Маркс, Теории прибавочной стоимости, т. II, с. 265.
31 Там же.
36 М арке, Капитал, т. I, с.’611.
93
ческой собственности, процесс ее образования и развития — экспроприа¬
ция экспроприаторов 36.
Процесс образования И развития общественной (социалистической)
собственности — это процесс самой революции. Он — в революционном
захвате власти, он проходит в первых декретах о земле, о национа¬
лизации банков37, о национализации фабрик, заводов и т. д., он широко
развертывается при сплошной коллективизации в год великого пере¬
лома. Поэтому самая борьба за социалистическую собственность, будучи
борьбой за социалистическое накопление, за материальную базу социа-
лизма и за создание социалистической планозости, есть классовая борьба.
Действительно, ликвидация последнего эксплоататорского класса —
кулачества осуществляется на базе сплошной коллективизации, т. е. на
основе расширения и укрепления общественной (социалистической) соб¬
ственности. Революционная замена ею частной собственности является
основой ликвидации последнего эксплоататорского класса1, есть орга¬
ническая часы, всего процесса ликвидации классов. Именно поэтому
социалистическая собственность — основа советского строя — священна
и неприкосновенна. Ленин еще в 1918 ,г. (писал1: «В такое время, — а для
истинно коммунистического общества это верно, всегда, — каждый пуд
хлеба и топлива есть настоящая святыня, повыше тех святынь, которыми
морочат головы дуракам попы, обещающие царствие небесное в награду
за рабство земное. А чтобы сбросить всякий остаток поповской «свя¬
тости» с этой настоящей святыни, надо овладеть ею практиче¬
ски...» 38 и т. д. Поэтому охрана социалистической собственности тре¬
бует всяческого укрепления такого отношения к не|й со стороны трудя¬
щихся. Тов. Сталин в 1926 г. в докладе ленинградскому партактиву
«О хозяйственном положении Советского союза», указывая на необхо¬
димость решительной борьбы с расхищением общественной собственности!,
со всей силой подчеркнул эту сторону дела: «...Тут нужна другая мераг,
более действительная и более серьезная. Эта мера состоит в том. чтобы
создать вокруг таких воришек атмосферу общего морального бойкота
и ненависти 'окружающей публики. Эта мера состоит в Том, ч гобы поднять
такую кампанию и создать такую моральную атмосферу среди рабочих
36 «Капиталистическое производство,— говорит Маркс,— с неизбежностью
процесса природы порождает отрицание себя самого. Эго отрицание отри¬
цания. Оно восстанавливает не частную собственность рабочего, но индиви¬
дуальную собственность на основе завоеваний капиталистической эры, т. е.
на основе кооперации и общего владения землей и другими средствами произ¬
водства, которые произведены самим же трудом. Превращение раздроб¬
ленной, покоящейся на собственном труде отдельных лиц частной собствен¬
ности в собственность капиталистическую есть конечно процесс несравненно
более продолжительный, тяжелый и трудный, чем превращение капитали¬
стической собственности, фактически уже основанной на общественном произ¬
водстве, в общественную собственность. Там дело заключалось в экспро¬
приации народной массы немногими узурпаторами, здесь народной массе
предстоит 'Экспроприировать немногих узурпаторов» (Капитал, т. I, с. 613).
37 «Рабочий контроль и национализация банков начали проводиться
bi жизнь, а это именно и есть первые шаги к социализму», говорит Лепин
(т. XXII, с. 155). Выступая на III с’езде советов и говоря о создании ВСНХ,
Ленин подчеркивал, что «только эта мера вместе с национализацией банков
и железных дорог, которая будет проведена в ближайшие дни, дасг нам
возможность приняться за постройку нового социалистического хозяйства»
(т. XXII, с. 215).
33 Ленин, т. XXIII, с. 30.
ал
И крестьян, которая исключала бы возможность воровства, которая
делала бы невозможными .жизнь и существование воров и расхитителей
народного добра, веселых и невесглых»39.
Классовый враг посягал на социалистическую собственность с самого
начала пролетарской диктатуры, О борьбе с хищениями всех видов
и сортов Ленин писал неоднбкратно40. Ню на определенном этапе раз¬
вития эта форма классовой борьбы стала главной,
В своем историческом докладе на январском (1S33 г.) пленуме ЦК
и ЦКК ВККП(б) т. Сталин исчерпывающе раскрыл классовое содержа¬
ние хищений общественной собственности, показав, кто сейчас составляет
остатки умирающих классов: «Оказались вышибленными из колеи послед¬
ние остатки умирающих классов: промышленники и их челядь, тор¬
говцы и Их приспешники, бывшие дворяне и попы, кулаки и подкулач¬
ники бывшие белые офицеры и урядники, бывшие полицейские и жан¬
дармы, всякого рода буржуазные интеллигенты шовинистического толка
и все прочие антисоветские элементы»41.
Далее т. Сталин говорит о том, какие позиции занимает клас¬
совый враг, где он окопался для своих вылазок. «Будучи вышибленными
из колеи и разбросавшись по лицу всего СССР, эти бывшие люди располз¬
лись по нашим заводам и фабрикам, по нашим учреждениям и торговым
организациям, по предприятиям железнодорожного и водного транспорта
и главным образом по колхозам и совхозам42. Расползлись и укрылись
они там, накинув маску «рабочих» и «крестьян», причем кое-кто из них
пролез даже в партию»43.
Уже это одно диктует классовому врагу определенную тактику
борьбы: он уже не в состоянии вести открытую борьбу. Ему остается
только одно: «пакостить и вредить»; он и идет по этому пути вреди¬
тельства во всех областях социалистической стройки. «Но главное не
в этом,— продолжает т. Сталин.— Главное в «деятельности» Э1их бывших
людей состоит в том, что они организуют массовое воровство и хище¬
ния .государственного имущества, кооперативного имущества, колхозной
собственности. Воровство и хищение на фабриках и заводах, воров¬
ство и хищение .железнодорных трузов, воровство и хищение в складах
и торговых предприятиях,— особенно воровство и хищение в совхо¬
зах и колхозах,— такова основная форма «деятельности» этих бывших
людей. Они чуют как бы классовым инстинктом, что основой советского
хозяйства является общественная .собственность, что именно эту основу
надо расшатать, чтобы напакостить советской власти,— и они действи¬
тельно стараются расшатать общественную собственность путем органи¬
зации массового воровства и хищения» 44.
Почему (именно на данном этапе посягательства на общественную
собственность стали главной формой сопротивления классового врага?
Партия развила широчайшую и дающую огромный эффект борьбу за
39 Сталин, О хозяйственном положении Советского союза. 1926, с. 19—20.
40 Ленин, т. XXII, с. 163—167, 443, 448—451, 460—461 и т. д.
11 Стал; и и, Вопросы ленинизма. Дополнение к 9 изд. 1933, с. 34.
42 Данные НКЮ РСФСР показывают, что число осужденных по закону
7 августа за хищения общественной собственности в колхозах и совхозах
в I полугодии 1933 г. составляли 66,1 о/о всего числа осужденных по закону
7 августа. Во 2 полугодии 1932 г. этот процент был еще выше —78,3.
43 Сталин, Вопросы ленинизма. Дополнение! к 9 изд. 1933, с. 34.
41 Там же, с. 35.
95
сплойшую коллективизацию и на базе ее — ликвидацию кулачества как
класса. Процесс коллективизации, как сказано «было выше, является
таким образом базой для ликвидации последнего эксплоататарского
класса — кулачества. В то же время коллективизация есть широчайший
процесс развития и укрепления социалистической собственности. Классо¬
вый враг видит, или, говоря словами т. Сталина, «чует как бы клас¬
совым инстинктом, что основой советского хозяйства является обществен¬
ная собственность»45, что ее укрепление и развитие — база для его
ликвидации. Естественно, что, сопротивляясь ликвидации своей как класса,
он направляет главный удар против этой базы, против укрепления и раз¬
вития социалистической собственности. Затем, раньше у классового Ерага
были силы для открытых выступлений непосредственно против проле¬
тарской диктатуры; теперь этих сил у него нет, хотя острота сопротив¬
ления и ненависть его усилились именно потому, что силы умирающего
класса иссякают. А посягательство | на общественную собственность ■—
хищения — допускают в широких размерах тайную форму хищений,
позволяют именно распыленному врагу приносить советской власги
наибольший вред с наименьшей затратой сил. Наконец хищения — это
такая форма сопротивления, которая дает возможность использовать
самые примитивные эгоистические мотивы неустойчивых элементов из
среды середняков и даже бедняков и колхозников для вовлечения их
в совершение преступлений против советской власги. Уговорить украсть
хлеб легче, чем уговорить пойти на террористический акт, на контр¬
революционный заговор и т. п. Здесь легче использовать частнособ¬
ственнические настроения мелкобуржуазной стихии, еще неизжитые
стремления урвать себе кусок общественного добра, легче сыграть
на корыстных побуждениях. Здесь кулаку легче замаскировать поли¬
тическое содержание преступления.
В неменьшей, а то и в большей степени такая форма сопротив¬
ления, как хищение, облегчает кулаку использование в качестве своего
агента профессионального преступника, представителя деклассирован¬
ных элементов.
В итоге хищения социалистической собственности дают классовому
врагу при данной расстановке классовых сил большие организацион¬
ные возможности, чем другие формы классовой борьбы. Этим
об’ясняется огромная опасность хищения социалистической собственно¬
сти, требующая особенной бдительности, и особая ее распространен¬
ность.
Так как внешняя «чисто уголовная» форма хищений социалисти¬
ческой собственности при нынешнем состоянии сил классового врага
облегчает его сопротивление, то он и приобретает к. ней особенно охотно
и Щироко. Эта форма сопротивления капиталистических элементов
также является «соответствующей капитализму», при котором основную
форму преступлений представляют преступления имущественные, хотя
содержание «имущественных преступлений» в капиталистическом
обществе и в советском строе диаметрально противоположно.
Выше указывалось на организационную роль капиталистических эле¬
ментов в террористических актах. Сейчас мы видели, что хищения социа¬
листической собственности удобны для классового врага по своей форме
45 Сталин, Вопросы ленинизма. Дополнение к 9 изд. 1933, с. 35.
96
при всех прочих условиях потому, что дают классовому врагу наиболь¬
шие возможности проявить свою организующую) в деле совершения пре¬
ступлений роль в Люй обстановке, в которой классовый враг на данном
этапе находится.
Как мы уже раньше видели, буржуазия при империализме, прибегая
для подавления революционного движения к насилиям в преступных
формах, также играла организующую роль, руководя уголовными эле¬
ментами, штрейкбрехерами, сыщиками и т. д. Эта . организаторская
роль классового врага показывает, что формы и методы сопротив-
вления революционному движению, применяемые буржуазией в условиях
ее господства, используются ею после) своего свержения на иной основе
против диктатуры пролетариата.
Это соображение подкрепляется еще следующими обстоятельствами.
Классовая 'борьба в СССР не изолирована от классовой борьбы за
границами Советского союза. Она — продолжение ее как во времени,
так !и |в пространстве: классовый враг в своей борьбе находит под¬
держку активных контрреволюционных групп буржуазии за границей46.
Такая поддержка осуществляется различными путями, в том числе
и путем непосредственной организации и руководства преступлениями,
совершаемыми против советского строя. Стоит вспомнить процессы:
«центра действия» эсеров, меньшевиков, промпартии, вредителей на
электростанциях и т. п., чтобы эта организаторская роль заграничных
буржуазных групп в деле совершения преступлений была очевидной.
«Доказано,— говорит т. Сталин,— что вредительство наших спецов,
антисоветские выступления кулачества, поджоги и взрывы наших пред¬
приятий и сооружений субсидируются и вдохновляются извне»47.
Враждебные выступления классового врага и его агентуры внутри
страны! в свЯзй с помощью таких же враждебных элементов извне пере¬
плетаются в сложном .конгломерате разнообразных преступлений, направ¬
ленных против пролетарской диктатуры прямо или косвенно. Одни
формы преступной деятельности соединяются с другими, одни высту¬
пают на первый план сегодня, чтобы смениться другими ведущими
формами 'завтра. Но и оттесненные на второй план, они не исчезают
вовсе, сохраняя тем самым все многообразие сопротивления классового
врага.
Примером может служить националистическая контрреволюция в Бело¬
руссии, Украине и других национальных республиках.
Чрезвычайно поучителен пример дела СВУ, так называемого «союза
освобождения Украины». Контрреволюционная программа этой органи¬
зации, представшей в марте 1930 г. пред Верховным судом УССР,
не блещет в ряду других контрреволюционных программ оригинально¬
стью: она сводится к восстановлению частной собственности на землю,
восстановлению помещиков, возвращению фабрик и заводов их бывшим
собственникам, уплате военных и довоенных долгов старой России
капиталистическим государствам, вознаграждению иностранных капита-
46 «... Сопротивление отживающих классов нашей страны происходит не
изолированно от внешнего мира, а встречает поддержку со сторопы капитали¬
стического окружения» (Стк лин, Политический отчет XVI с’езду ВКП(б),
Вопросы ленинизма, изд. 9, 1932, с. 527).
47 Там же. Ср. с денежной помощью, оказанной консулом N шайке
зиновьевских контрреволюционеров-террористов в Ленинграде.
7 Классовая природа преступлений 07
листов за убытки, понесенные от революции, и установлению после
свержения советской власти военной диктатуры48 49. Но формы; и (методы;
деятельности СВУ поражают своим разнообразием! и разветвленностью
в различных областях общественной жизни. Контрреволюционная про¬
паганда и агитация, вредительство, саботаж, террор, подготовка воору¬
женного восстания и интервенции,— все это пытались осуществить члены
СВУ через своих агентов в города и селе, в государственных, научных
и учебных учреждениях, в кооперации и в больница!» нт. д. Они про¬
ектировали массовый террор против коммунистов и комсомольцев—/
даже против пионеров — «душить их красными галсгухами!»,— они дохо¬
дили до плана «медицинского террора», который должны были осуще¬
ствлять члены СВУ — врачи, убиЕая своих пациентов-коммунистов и т. д.
Прошло два,'—три года после раскрытия этой организации. Основ¬
ной формой сопротивления классового врага стало хищение социали¬
стической собственности, методом'—«тихая сапа». Но отказался ли клас¬
совый враг от вредительства и террора, от подготовки Интервенции
и вооруженных восстаний, от шпионажа и заговоров? Нет, та же
Украина дает пример достаточно убедительный: контрреволюционные
организации, раскрытые в УССР за последние годы, свидетельствуют
о том, что и от этих методов классовый враг не отказался.
Уже в октябре 1934 г. т. Постышев в докладе на пленуме Киевского
обкома и облисполкома говорил, что «лишь недавно на Украине была
раскрыта контрреволюционная троцкистская группировка», которая сви¬
детельствует о том, что «остатки контрреволюционного троцкизма бло¬
кируются сейчас на Украине как с украинскими националистами, так
и с русскими великодержавниками. Соединяя свои силы, они пытаются
и теперь вести контрреволюционную работу в наших вузах, научных
учреждениях, на селе. Причем характерно, что в борьбе! 'против партии
эти обломки контрреволюционного троцкизма так же использовали' про¬
паганду национал-шовинизма, как и «чистые» националисты, видя в
шовинистической, националистической пропаганде орудие борьбы поО-
тив партии,, против ее ленинского руководства» 4Э.
Однако при всей сложности и переплетении форм сопротивления клас¬
сового врага, при всем разнообразии конкретных преступлений, выражаю¬
щих это сопротивление, и при всяком перемещении центра тяжести
с одной формы на другую, политическое содержание всех преступле¬
ний этого рода в основе остается одним и тем же: это не ослабляющееся
сопротивление классового врага, сопротивление капиталистических эле¬
ментов пролетарской революции и пролетарской диктатуре и не только
не ослабляющ|ееся, но наоборот, обостряющееся по мере того, как
силы классового врага разрушаются.
Разные ли вещи — контрреволюционное вооруженное восстание, тер¬
рористическая или вредительская организация, руководимая какой-либо
контрреволюционной политической партией или группировкой, имеющая
свою точно сформулированную программу, и, с другой стороны, кулац¬
кие махинации против колхозов, хищение врагами народа социалисти¬
ческой собственности и т. п.? Разные в Том смысле, что это — иные
18 См. «Стлка Визволення Украши». Стенографический овгг суд. процессу,
т. I, изд-во «Пррлетар», 1931. ларьков. См. также мою статью в «Револю¬
ции права» 1930 г. № 5—6.
49 «Правда» от 27 октября 1934 г. № 297.
98
формы сопротивления классового врага, что кулак, ворующий кол¬
хозный хлеб или подбивающий к тому единоличника-середняка,— птица
другого полета, чем член контрреволюционной политической группировки,
создающий программу и формулирующий контрреволюционные полити¬
ческие цели. Но это вещи не разные в том смысле, что классовое
содержание и тех и других преступлений — одно и то же, что и
те й другие преступления — только различные формы того ж/ сопро¬
тивления капиталистических элементов, что птицы разного полета при¬
надлежат к одной породе — хищников капиталистического мира.
§ 2. Преступления неустойчивых элементов
из среды трудящихся
ТПри переходе от капиталистического строя к коммунизму перед про¬
летариатом в его классовой борьбе стоит не только задача подавления
классового врага. Диктатура пролетариата, представляющая собой целую
историческую эпоху, необходима «и для того, чтобы дать пролета¬
риату возможность, во-первых, воспитать и закалить себя кай силу,
способную управлять страной, во-вторых, перевоспитать и переделать
мелкобуржуазные слои в направлении, обеспечивающем организацию
социалистического производства»50.
Таким образом Перед пролетариатом стоит не только классовый враг,
но на определенном этапе революции еще и масса неустой¬
чивых элементов из среды трудящихся, не отрешившихся от прежних
воззрений и навыков. «Мелкое производство,— говорит Ленин,— рож¬
дает капитализм и буржуазию постоянно, ежедневно, ежечасно, сти¬
хийно и в массовом масштабе»51. Громадная масса крестьянства не идет
сразу, полностью, безоговорочно за пролетариатом. Колебания в ней,
как говорил Ленин, неизбежны: «Крестьянин, как труженик, тянет к Со¬
циализму, предпочитая диктатуру рабочих диктатуре буржуазии. Кре¬
стьянин, как продавец хлба, тянет к буржуазии, к свободной торговле,
т. е. назад к «привычному», старому, «исконному» капитализму»52.
Именно эту двойственность в крестьянине и использует кулак) в своей
борьбе против пролетарской диктатуры. Он всячески пытается моби¬
лизовать в крестьянине бедняке и середняке эту его* сторону «продавца
хлеба», это его тяготение назад, к старому, к капитализму. В тех
случаях, когда кулаку эти попытки удаются, ему удается втянуть кре¬
стьянина середняка или бедняка в ту или иную форму деятельности,
опасную для интересов пролетариата.
При этом однако такое вовлечение отдельных, хотя и |МНогочисленных
представителей трудящихся крестьянских масс в преступную деятель¬
ность не следует понимать всегда как непосредственное подстрекательство
к совершению того или иного конкретного преступления: при чрезвы¬
чайно многочисленных случаях такого непосредственного подстрекатель-
Сталин, Об основах ленинизма, Вопросы ленинизма, изд. 9, 1932, cj 30.
51 Ленин, т. XXV, с. 173.
• 52 Ленин, т. XXIV, с. 314. См. также «Речь на заседании Московского!
совета» (т. XXV, с. 67).
7*
99
сгва53 * кулацкое влияние осуществляется горазда шире и тоньше, иногда
в форме создания соответствующих настроений, в форме сложной сети,
опутывающей бедняка и середняка в его быту.
Коллективизация произвела колоссальнейшие сдвиги не только в эко¬
номике, но и в сознании бедняцко-середняцкой крестьянской массы.
«Надо признать,— говорит г. Сталин,— что трудовое крестьянство, наше
советское крестьянство окончательно и бесповоротно стало под красное
знамя социализма... окончательно отчалило от берегов капитализма1 и
пошло вперед1 в союзе с рабочим' классом к социализму»5i. Но при
всех гигантских успехах коллективизации все ж!е сознание колхозника!,
этого, по выражению т. Сталина, «вчерашнего единоличника», еще не
переделано полностью. В нем еще осталось нечто от капиталистического
прошлого, в нем еще есть мелкособственнические остатки. Тов. Сталин
в своем докладе на январском пленуме ЦК и ЦКК указывает нам:
«Вы как марксисты должны знать, что сознание 'людей отстает в своем
развитии от фактического их положения. Колхозники по положению —
уже не единоличники, а коллективисты, но сознание у них пока еще
старое, частнособственническое»55. И вот подобно тому как кулак стре¬
мится использовать у единоличника его тяготение назад, к «исконному
капитализму», так и по отношению к колхознику он старается сыграть
на остатках этого старого частнособственнического в сознании кол¬
хозника, втягивая отдельных колхозников в классовую борьбу против
диктатуры пролетариата, на данном этапе главным образом в основные
формы своего кулацкого сопротивления, в хищения социалистической
собственности. Тов. Сталин говорит: «И вот бывшие люди из рядов
эксплоататорских классов используют частнособственнические привычки
колхозников, чтобы организовать расхищение общественного имущества
и тем поколебать основу советского строя — общественную собствен¬
ность»56.
В этих случаях представители трудящихся-крестьян выступают как
прямая агентура классового врага.
Но при совершении преступлений крестьяне-колхозники и единолич¬
ники (середняки и бедняки) не всегда действуют под непосредст¬
венным влиянием капиталистических элементов. Остающееся у них
старое частнособственническое сознание, старые традиции, привычки,
наследие прошлого, вся муть мелкобуржуазной стихии — все эго может
толкнуть неустойчивого колхозника или единоличника на совершение
преступления и без непосредственного подстрекательства кулака1.
Это положение необходимо подчеркнуть в противовес троцкистскому
противопоставлению широких масс крестьянства пролетариату. Троцкий,
говоря о пролетариате, стоящем у власти, в свое время утверждал,
что «...при этом он придет во враждебное столкновение не
только со всеми группировками буржуазии, которые поддерживали
его на первых порах его революционной борьбы, но и с широкими
и По данным Верховного суда РСФСР террористические акты в 1933 г.,
совершенные по подкупу и подговору, составляли 11,5%; впервой
полугодии 1934 г. этот процент повышается до 16,8% (Мат. Инет. угол,
полит, при Прокуратуре СССР и НКЮ РСФСР).
“Ста1Л|ин, Отчетный доклад XVII с'езду ВК11(б), Стеногр. отчет,
1934, с. 21.
65 Сталин, Вопросы ленинизма. Дополнение к 9 изд. 1933, с. 35.
56 Там же.
100
массами крестьянства, при содействии которых он пришел
к власти»57. Тов. Сталин разоблачил меньшевистскую сущность этих
утверждений Троцкого. Приводя эту цитату из Троцкого, т. Сталин
противопоставляет этим утверждениям ленинское учение о союзе про¬
летариата и трудящихся слоев крестьянства-: «Ленин говорит о союзе
пролетариата и трудящихся слоев крестьянства как основе диктатуры-
пролетариата, у Троцкого же получаются «враждебные столкновения»
«пролетарского авангарда» с «широкими массами крестьянства». Ленин
говорит о руководстве трудящимися и эксплоатируемыми массами со сто¬
роны пролетариата, у Троцкого же получается «противоречие
в положении рабочего /правительства в отсталой стране с подавляющим
большинством крестьянского населения»58 *. В этом проявлялось существо
троцкизм^, с [е|по «отрицанием возможности вовлечения основных масс кре¬
стьянства в дело социалистического строительства в деревне»5Э.
Годы победоносной борьбы пролетарской диктатуры, в течение кото¬
рых троцкизм превратился в авангард контрреволюционной буржуазии,
дали возможность т. Сталину в 1934 г. подтвердить этот анализ, данный .
им 1в 1924 и 1930 гг. «Пусть болтают эсеро-меньшевистские и буржуаз¬
но-троцкистские кумушки,— говорит т. Сталин,— что крестьянство по
природе контрреволюционно, что оно призвано восстановить в СССР
капитализм, что оно не ’может быть союзником рабочего класса в деле
построения социализма, что в СССР невозможно построить социализм.
•Факты говорят, что эти господа клевещут и на СССР, и на советское
крестьянство. Факты говорят, что наше советское крестьянство оконча¬
тельно отчалило от берегов капитализма и пошло вперед в союзе
«с рабочим классом — к социализму»60.
Переходим к вопросу о преступлениях, совершаемых в условиях
советской власти представителями неустойчивой, отсталой части рабочих.
Здесь в первую очередь необходимо подчеркнуть, что пролетариат одной
из задач осуществления своей диктатуры ставит задачу перевоспитания
«в длительной борьбе на почве диктатуры пролетариата и самих про¬
летариев, которые от своих собственных мелкобуржуазных предрассудков
избавляются не сразу, не чудом, не по веленйю божьей матери, не по
велению лозунга, резолюции, декрета, а лишь в долгой и трудной
классовой борьбе с массовыми мелкобуржуазными влияниями»61.
Ленин не раз писал о том, что рабочий класс не изолирован от ста-,
рого общества. «Рабочий,— говорит Ленин,— никогда- не был отделен
от старого общества китайской стеной. И у него сохранилось много !
традиционной психологии капиталистического общества. Рабочие строят
новое общество, не преврагийшись в Новых людей, которые чисты
от грязи старого мира, a ictoht по колени еще в этой грязи. Приходится
только мечтать о том, чтобы очиститься от этой грязи. Было бы глу¬
бочайшей утопией думать, что это можно сделать немедленно. Это
юыло бы утопией;, которая на- практике только отодвинула бы царство
67 Стадии, Вопросы ленинизма, изд. 9, 1932, с, 81. , i
58 Там: же, с. 82.
69 Сталин, Политический отчет XVI с’езду ВКПГб). Вопросы лени¬
низма, изд. 9, 1932, с. 558. t ;
„ „„,60 Сталин, Отчетный доклад XVII с’езду ВКП(б), Сгеногр. отчет,
«934, с. 21.
61 Ленин, т. XXV, с. 247.
101
социализма на небеса» 62. Хотя с тех пор, когда были написаны эти слова,
пролетарская диктатура сделала чрезвычайно многое для поднятия
классового самосознания рабочих, хотя неизмеримо возросло влияние
и авангарда пролетариата — коммунистической партии, хотя все большие
и большие многомиллионные массы рабочих все больше! и больше очи¬
щаются от этой грязи прошлого, но вое же влияние этого прошлого,
влияние мелкобуржуазных традиций в рабочем классе, в его наибол!ее
отсталых слоях, особенно в тех его прослойках, которые недавно оторва¬
лись от деревни и еще недостаточно переварились в котле социалистиче¬
ской индустрии, еще существует. «Пока буржуазия не свергнута и затем
пока не исчезло совершенно мелкое хозяйство и мелкое товарное произ¬
водство, до тех пор буржуазная обстановка, собственнические привычки,
мещанские традиции будут портить пролетарскую работу как извне, так
и изнутри рабочего движения»63.
. Даже теперь, когда—как это констатировал XVII с'езд партии
устами т. Сталина—«капиталистическое хозяйство в СССР уже ликви¬
дировано, а единолично-крестьянский сектор в деревне| оттеснен на второ¬
степенные позиции»64, даже теперь нельзя еще сказать, что пережитки
капитализма в сознании людей преодолены. Это показано и об’ясиено'
т. Сталиным: «XVII конференция нашей партии сказала, что одна из
основных политических задач при осуществлении второй пятилетки со¬
стоит «в преодолении пережитков капитализма в экономике и созна¬
нии людей». Это совершенно правильная мысль. Но можно ли' сказать,
что мы уже преодолели все пережитки капитализма в экономике? Нет,
нельзя этого сказать. Тем более нельзя сказать, что мы преодолели
пережитки капитализма в сознании людей»65.
Именно этими остатками влияния капитализма, влияния прошлого
и его традиций об’ясняются те преступления, которые в условиях про¬
летарской диктатуры совершаются отдельными, хотя сравнительно и мно¬
гочисленными представителями наиболее отсталых слоев рабочего класса.
Эти преступления служат проявлением недостаточной внутриклассовой
дисциплинированности, они являются выражением влияния стихии бур¬
жуазной анархичности. «Мелкобуржуазная стихия, — говорил Ленин, —■
с которой нам предстоит теперь вести самую упорную, борьбу, сказы¬
вается цменнр в том, что слабо сознание народнохозяйственной и поли¬
тической связи голода и безработицы с распущенностью всех и каж¬
дого в деле организации и дисциплины, что держится прочно мелко¬
собственнический взгляд: мне бы урвать побольше, а там1 хоть трава
не расти»66. Это определяет необходимость борьбы, «величайшей, имею¬
щей всемирноисторическое значение, борьбы социалистической сознатель¬
ности против буржуазно-анархической стихийности» 67. Эта борьба являет-
62 Ле;н!ин, Из речи на II всероссийском с’езде профессиональных
союзов, т. XXIII, с. 490.
63 Л е Hi И и,- т. XXV, с. 249.
64 Стеногр. отчет XVII партс'езда. 1934, с. 15.
65 Там же, с. 28.
66 Л ем ин, т. XXII, с. 460.
67 Там же, с. 451. См. также «Письмо к организациям РКП»: «Победить
Колчака, Юденича, Деникина было много легче, чем победить старые мелко¬
буржуазные привычки, отношения, навыки, хозяйственные условия, отстаи¬
ваемые и воспроизводимые миллионами и миллионами мелких хозяев рядом
с рабочими, Вместе! с ними, среди них» (т. XXV, с. 44).
102
ся одной из форм классовой борьбы. «Разве классовая борьба, —-
говорит Ленин, — в эпоху периода от капитализма к социализму не
состоит в том, чтобы охранять интересы рабочего класса от тех гор¬
сток, групп, слоев рабочих, которые упорно держатся .традиций (привы¬
чек) капитализма и продолжают смотреть на советское государство
Попрежнему: дать «ему» работы поменьше и похуже, — содрать с «него»
денег побольше»68 69. Таким образом мы видим, что классовая борьба
s переходную) к коммунизму эпоху заключается и в том, чтобы охранять
интересы рабочего класса в целом от отдельных его !слоев, поддающихся
влиянию мелкобуржуазной стихии, совершающих поступки, опасные для
интересов всего класса в целом. Борьба за классовую самодисциплину
есть поэтому классовая борьба, конечно, и в тех случаях, когда она
проводится не только убеждением, но и принуждением, когда она
носит репрессивный характер.
Таким образом! осуществление уголовной репрессии по
отношению к совершающим преступления представи¬
телям отсталых и неустойчивых групп рабочих являет¬
ся формой классовой борьбы пролетариата. Но отсюда
нельзя механически делать обратного вывода, что
самые эти преступления, совершаемые отсталыми пред¬
ставителями рабочих, все и всегда являются формой
классовой борьбы.
■Вообще нельзя считать, что каждой форме борьбы класса противо¬
стоит такая же, но с отрицательным знаком, форма классовой борьбы.
Вспомним пять форм классовой борьбы, указанных Лениным. Здесь таким
формам классовой борьбы пролетариата, как подавление сопротивления
эксцлоататоров и гражданская война, действительно соответствуют также
формы классовой борьбы ■— сопротивление эксплоататоров и в частности
военные действия эксплоататорских классов в гражданской войне. Но если
взять третью форму классовой борьбы пролетариата — «нейтрализацию»
мелкой буржуазии, особенно крестьянства, то здесь картина меняется.
Крестьянская масса «реакционна и революционна постольку, поскольку»;
с этой характеристикой — «реакционна и революционна» — связано туг
же ленинское замечание: крестьянин, как труженик, и крестьянин, как
эксплоататор (спекулянт, собственник). «Постольку, поскольку». В рево¬
люционной стороне крестьянина-труженика — ключ к уразумению того,
что ведение классовой борьбы пролетариата по отношению к трудяще¬
муся крестьянству (к тому же борьбы особой, заключающейся в руковод¬
стве крестьянством, резко отличающейся от борьбы в первых двух!
указанных Лениным формах) не означает ведения трудящимся крестьян¬
ством как антагонистом классовой борьбы против пролетариата. В этом
ключ к уразумению всего того глубокого отличия ленинского отношения
к крестьянству и того троцкистского противопоставления крестьянства
пролетариату, о котором уже сказано было выше.
То же относится к пятой, указанной Лециным, форме классовой
борьбы: эта форма, как известно, — воспитание новой дисциплины. Ленин
конкретно указывает ряд методов этого воспитания: «£?) Диктатура! Про¬
летариата и профессиональные союзы, б) «Коммунистические суббот¬
ники». в) Очистка партии и ее роль, г) Премии и сдельная плата»6Э.
68 Лен и;н, О характере наших газет, Соч., т. XXIII. с. 213.
69 Ле!н;ин, т. XXV, с. 7.
ЮЗ
Уже достаточно привести этот ^перечень, чтобы понять, что этой форме
классовой борьбы пролетариата вовсе не противостоит некая «специаль¬
ная» форма классовой борьбы против пролетариата, что введению пре¬
мий и сдельной платы вовсе не соответствует некая «дважды специаль¬
ная» форма классовой борьбы против пролетариата. Пролетариат как
класс осуществляет воспитание новой дисциплины, он ведет классовую
борьбу и потому это — форма классовой борьбы пролетариата; проле¬
тариат воспитывает новую дисциплину в рядах своих как класса для
себя, и потому это—-форма классовой борьбы пролетариата. Конечно
эта борьба ведется не с пустотой, не с ветряными мельницами: она,,
в конечном сч>ете, направлена против классового врага, против
которого организуются и закаляются пролетарские ряды, но это не
значит, что этой форме классовой борьбы пролетариата противостоит
сопротивление определенных элементов трудящихся, тоже как специаль¬
ная форма классовой борьбы. Вообще нельзя по коробочкам раскла¬
дывать формы классовой борьбы, не видя их переплетения и взаимной
связи.
Таким1 образом, исходя из того правильного тезиса1, тго уголовная
репрессия, направленная против всех преступлений, есть форма классовой
борьбы пролетариата, неправильно делать вывод, что при пролетарской
диктатуре все преступления представляют собой форму классовой борьбы.
Влияние буржуазной и мелкобуржуазной стихии, действующее и вне
рядов трудящихся и внутри их70, далеко не всегда выражается в таких
поступках, которые являются формами классовой борьбы.
И на данном этапе существуют влияния мелкобуржуазной и буржуаз¬
ной стихии в виде пережитков капитализма в сознании людей «не только
потому, что сознание людей' в его развитии отстает от их экономиче¬
ского положения, но и потому, что вое еще существует капиталистическое
окружение, которое старается оживлять и поддерживать пережитки
капитализма в экономике и сознании людей в СССР»71.
Эти пережитки также порождают преступления, то являющиеся фор¬
мами классовой борьбы пли перерастающие в них, то не доходящие
до такого перерастания.
Хотя основная ма'с с а преступлений при пролетарской диктатуре
является формой классовой борьбы классового врага и его .агентуры^
сопротивляющихся и непосредственно и путем использования пережитков
прошлого в сознании трудящихся, мобилизующих прямо и косвенно
против советского строя мелкобуржуазную и буржуазную стихии, но
это еще не значит, что все преступления в условиях пролетарской
диктатуры составляют форму классовой борьбы. Признать это —■ значило
бы не учесть всей конкретной сложности и многообразия общественной
жизни.
Эта сложность относится в частности и к бытовым преступлен
ни|я|м.
Множество бытовых преступлений является формой классовой борь¬
бы, многие перерастают в нее (хотя далеко не все), либо содержат
элементы классовой борьбы.
™ Ленин, т. XX, с. 458.
71 Сталин, Отчетный доклад XVII с’езду партии, Стсногр. отчет,
1934, с. 28.
104
Возьмем, например, хулиганство- В последнее время особенное значе¬
ние получило хулиганство на железнодорожном транспорте, вызвавшее
специальное постановление СНК СССР и ЦК ВКП(б) о решительных
мерах борьбы с (Этим видом хулиганства. В газетах сообщалось о таких
случаях хулиганства на железнодорожном транспорте, которые пере¬
растают в прямое вредительство; например, на Казанской дороге уволен¬
ный прогульщик Седельников взобрался на стоявший под парами паровоз
и Дал полный ход навстречу подходящему к станции пассажирскому
поезду; хотя столкновение поездов и было предотвращено, но паро¬
воз сошел с рельсов, и государство потерпело убытки на сумму
в 30 000 рублей. На станции Волноваха Екатерининской дороги слесари
Андреев И Кузинок молотками разбивали детали автоматических тор¬
мозов и т. д. Это — случаи хулиганства1, переходящие в прямое вреди¬
тельство; говоря словами передовицы в «Правде», «принципиально нет
никакой разницы между хулиганством 'крупного пошиба и хулиганством
мелким, ибо даже из мельчайших пакостей составляется в конце концов
громадный вред государству. Люди, покушающиеся на целость
и сохранность государственного имущества, люди, под¬
вергающие смертельной опасности тысячи пассажи¬
ров транспорта, есть злостные враги народа»72. Таким
образом хулиганство иногда сближается с посягательствами на обще¬
ственную собственность, хотя и вд в форме хищений, оно увязывается
с основной на данном этапе формбй борьбы классового врага и даже
в мелких случаях иной раз принципиально не отличается от форм клас¬
совой борьбы.
Но в целом ряде многочисленных случаев, отнюдь не представляю¬
щих собою исключений, бытовые преступления, хотя и выражающие
сопротивление мелкобуржуазной и буржуазной стихии, не являются фор¬
мой классовой борьбы. Таковы, например, в массе своей убийства из
ревности, неосторожное убийство, изнасилование, неплатеж алиментов,
оскорбление и т. д.; однако многие из этих преступлений могут быть
формой Классовой борьбы и могут перерастать в формы классовой
борьбы, на определенных этапах особенно отчетливо обнаруживая себя
даже как прямая форма классовой борьбы классового врага: выше было
(показано, например, как изнасилование кулаками батрачек в прошлые
годы сплеталось с кулацкой эксплюатацией. Таким образом один и тог же
«состав» преступления выступает перед нами то как форма классовой
борьбы, то как такое проявление мелкобуржуазной стихии, которое не
всегда является формой классовой борьбы. Поэтому нельзя дать перечня
преступлений, относящихся и не относящихся к формам классовой
борьбы: в каждой отдельной группе таких преступлений и в каждом
отдельном случае это является «вопросом факта».
Жизнь в ее конкретных проявлениях не укладывается в прокрустово
ложе формулировок. Она сталкивает рабочего с людьми различных
прослоек, людьми чуждой психологии. Это не может не накладывать
отпечатка на сознание и на поступки иной раз стопроцентного проле¬
тария, а тем более человека, еще не закалившегося в обстановке про¬
летарской общественности, еще не ,переварившегося в фабричном котле.
Можно привести чрезвычайно характерный пример такого бытового
1 72 См. «Правду» от 3 и!юня 1934 г.
105
преступления из практики Московского губсуда (1926 г.)73. Член партии
К-ев, происходящий из крестьян, сначала — пастух в деревне, короткое
время—' рабочий шахтер, затем' — мальчик в аптекарском магазине
и приказчик, затем — красноармеец, после демобилизации возвращается
в деревню, но потом едет на заработки в Москву. Здесь он работает
грузчиком, выдвигается на работе, вступает в партию) и учится на раб¬
факе. По характеристике, даваемой материалами судебного дела, облик
К-ева и внешний и духовный напоминает былинного богатыря Мик'улу
Селяниновича: богатырский рост и телосложение, сила атлета, позво¬
ляющая ему поднимать 20 человек, простодушие и примитивность пси¬
хического склада, неискушенность в вопросах внешней культуры — таким
рисуют К-ева материалы судебного дела. В Москве эта «черноземная
сила», не успевшая достаточно обтесаться в городской обстановке, встре-
мается с женщиной, противоположной во воем К-еву, — юрисконсультом
союза грузчиков Р-пой. Между ними завязывается роман, и они сходятся.
Приговор Мосгубсуда так характеризует их связь: «...Сошлись два совер¬
шенно различных человека, продукты разных социальных группировок,
люди, совершенно инакомыслящие: К-ев — крестьянский сын, рабочий,
рвавшийся к знанию и науке, смотревший жизни вперед с полной верой
и искренностью отдавший свое чувство Р-ной. Р-на — дочка буржуазной
мещанской среды, продукт социальной группировки, призванной отми¬
рать, не прошедшая трудовой школы жизни, избалованная своим прошлым
бесшабашным бытием1, развращенная до-нельзя, искавшая в К-ве человека,
способного на удовлетворение ее сексуальных потребностей». Связь
между К-вым и Р-цой не могла привести их к спокойной и дружной
Жизни: они 'сходятся и расходятся, ревнуют друг друга. Р-на изводит
К-ва своими извращенными сексуальными требованиями и желанием
посредством аборта избавиться ог ребенка, третирует К-ва, как «хама,
мужика». К-в неоднократно грозит Р-)ной, что искалечит ее—.«вырвет
ей глаза и отрежет нос» и однажды после бурной сцены приводит
свою угрозу в исполнение: в порыве раздражения и гнева "выдавли¬
вает Р-ной гл1аз и ножом кромсает лицо.
Пример этого преступления показывает^ какими сложными и извили¬
стыми путями мелкобуржуазная стихия анархичности может привести
трудящегося к преступлению. ■, Здесь, разумеется, не может быть речи
о преступлении как о форме классовой борьбы: столкнулись разные
люди, разных характеров, воспитания, привычек, столкнула их сек¬
суальная страсть, и она же привела их к кровавой развязке. Но классовая
почва этого преступления несомненна — она взрастила разные харак¬
теры этих людей, она создала то влияние мелкобуржуазной стихии
анархичности на поступки К-ва, для которого противоречие между его
прежним деревенским бытием и городской жизнью оказалось слишком
резким, неразрешенным благодаря недостаточности переварки его в котле
новой жизни — в рабочей, партийной и рабфаковской среде. Если бы
вместо «Микулы Селяниновича» пред нами был типичный кадровый
рабочий, то, во-Первых, возможно, он не связал бы своей судьбы
с 'изломанной и чужой Р-ной, а если бы! и связал, то нашел 'бы другой
73' См. Бруха иск ий ,' Материалы по сексуальной психопатологии, 1927
с. 18—46. Автор совершенно бездоказательно пытается, вопреки приговору
суда, представить этот случай как психопатологический.
100
выход из конфликта; впрочем, и такому примолинейному предположению
жизнь могла бы нанести удар: отравляющее влияние мелкобуржуазной
стихии разливается тонко и не всегда доступно учету в," отдельных
людях, в отдельных индивидуальных случаях
Этим же влиянием в конечном счете объясняется и масса всевозмож¬
ных других преступлений, также совершаемых на почве ревности. Рев¬
ность как мотив совершения преступления играет важную роль в убий¬
ствах. До данным Мосгубсуда, относящимся примерно к тому [же периоду,
что и описанный выше случай, из числа всех убийств, совершенных
мужчинами, 31 »/о был вызван ревностью; для женщин этот процет еще
выше: 60. И другие мотивы — корысть, ссора, месть, соперничество,
тщеславие и т. д. — все они свидетельствуют о том1, что у нового,
пролагающего себе все более широкие пути социалистического быта
есть много врагов в пережитках прошлого, в трудностях налаживания
новой жизни, в сопротивлении старых навыков, традиций, в мутном и еще
не иссякшем потоке мелкобуржуазной стихии.
Преступления, совершаемые неустойчивыми элементами из среды тру¬
дящихся, как и всякие преступления, совершаемые) в классовом обществе,
вызываются классовыми противоречиями и классовой борьбой, носят
на себе ее отпечаток, могут перерастать в формы классовой борьбы
и непосредственно представлять собою форму классовой борьбы, доходя
до прямой измены своему классу и свидетельствуя в этих случаях
о переходе на сторону классового врага.
Но все эти преступления вытекают из наследия прошлого, они неиз¬
бежно в это прошлое должны уйти.
В процессе укрепления социализма в нашей стране влияние бур¬
жуазной и мелкобуржуазной стихии все больше изживается, социали¬
стическое сознание трудящихся крепнет. «По мере роста сопротивления
буржуазии и ее прихлебателей, — говорит Ленин, — растет сила про¬
летариата и присоединяющегося к нему крестьянства. Эксплоатируемые
крепнут, мужают, растут, учатся, скидывают с себя «ветхого Адама»
наемного рабства' по мера того, как растет сопротивление их врагов —
эксплоататоров. Цобеда будет на стороне эксплоатируемых, ибо за них —■
жизнь, за них сила числа, сила массы, сила неисчерпаемых источников
всего самоотверженного, идейного, честного, рвущегося вперед, про¬
сыпающегося к строительству нового, всего гигантского запаса энергии
и талантов так называемого «простонародья», рабочих и крестьян. За
ними победа»74.
С ходом революции действительный источник преступлений, совер¬
шаемых неустойчивыми представителями трудящихся масс, обнажается
все больше.
Если мы посмотрим на классовый состав осужденных в юудах РСФСР
за рее те преступления, которые проходят перед пролетарским судом;
то мы увидим, что хотя в абсолютных числах — да и в процентном
отношении — подавляющее большинство преступлений выпадает на долю
трудящихся, но, во-первых, этот процент с развитием революции пони¬
жается, а во-вторых, удельный вес осужденных нетрудовых элементов,
14 Л ел и п, Запуганные крахом старого и борющиеся ela новое. Соч.,
т- XXII, с. 157. '
107
если учесть соотношение их числа с общей массой населения 'СССР,
больше удельного веса осужденных за преступления трудящихся. j
Так, если взять восстановительный период и начало реконструктив^
ною периода, то по статистическим данным, собранным Герцензоном
мы получил; следующее процентное соотношение:
Осужденные из числа трудящихся . .
» » » нетрудящихся .
1922 г.
95%
1928 г.
91%
9%
Таким образом обнаруживается уменьшение на 4% осужденных из;
трудящихся и соответствующее увеличение процента нетрудящихся^.
Правда, из этой же таблицы видно преобладающее число осужденных
из трудящихся, но это преобладание естественно вытекает из подавляю¬
щего большинства трудящихся в общей численности населения страны.
Если же сопоставить процент осужденных из отдельных категорий тру¬
дящихся и соответственно процент осужденных отдельных категорий
нетрудящихся с процентным отношением всех этих категорий к общей
численности населения, то картина получится иная: по данным 1927 г.
рабочие среди всего населения составляют 5%, а среди всех осужден¬
ных—13,9%, т. е. среди осужденных удельный вес рабочих в 2,8 раза
больше их удельного веса среди населения. В отношении осужденных
бедняков и середняков процент осуждённых меньше удельного веса
бедняцко-середняцкой массы населения: в то время как бедняки и Ееред-
няки составляли 60,7% населения, среди осужденных их было 55,2%..
Если мы обратимся к вопросу о торговцах, то их процент ко
всему населению составляет 0,4, а процент осужденных торговцев по
отношению к числу всех осужденных — 2,6, т. е. процент осужденных
(торговцев по отношению ко всем торговцам в 6,5 раза больше. Что
касается деклассированных, то их процент ко всему населению равен
0,1, а процент осужденных деклассированных ко всем осужденным —
0,5, т. е. удельный вес осужденных деклассированных в пять раз.
больше.
Хотя и рабочие &ают таким образом повышенный уровень про¬
цента осужденных сравнительно с общим числом рабочих в стране,
но для нетрудящихся — торговцев и деклассированных — повышение
такого уровня гораздо больщее: если для рабочих коэфициент пре¬
вышения равен 2,8 (а для фабрично-заводских рабочих —1,8), то для
торговцев и для деклассированных этот коэфициент равен 5—6.
Особо стоит вопрос о кулаках. Статистика осужденных кулаков
не может дать нам правильной картины. До 1931 г. наша уголовная
статистика не диференцировала «крестьян» по классовому признаку, не
отделяла кулаков от середняков и бедняков. Учитывавшаяся статистикой
группа крестьян, «пользующихся наемным трудом», не охватывает осуж¬
денных кулаков, так как в наших условиях кулак во время его осуждения
мог конечно и не пользоваться наемным трудом. Имеющиеся стати¬
стические данные свидетельствуют о повышенном коэфициенге осуж¬
денных кулаков сравнительно с процентом всех кулаков ко всему насе¬
лению страны. Так процентное отношение числа осужденных кулаков
7Si 'Материалы Гос. ин-та по изуч. преступности (при HKIO РСФСР.
108
к общему числу всех осужденных было равно 0,9, тогда как процентное
'отношение всех кулаков к общей численности населения было равно 0,7.
| Но действительное превышение кулацкой преступности сравнительно
t численностью кулачества в общей массе населения было гораздо
больше.
Дело в том, что социальное положение осужденных в судебных
приговорах указывается сплошь и рядом неправильно: обвиняемые стре¬
мятся заявить себя трудящимися, а суд тай <«се, как и органы рас¬
следования, часто их заявлений не проверяет. Поэтому, если выше
было отмечено преуменьшение процента осужденных кулаков вслед¬
ствие классово недиференцированного статистического учета, го здесь
нужно дополнительно подчеркнуть преувеличение процента осужденных
рабочих. Насколько часто этот процент преувеличивается, можно пока¬
зать на примере анализа данных о хулиганстве, приведенного т. Була¬
товым76. Анализируя выборочные обследования 150 дел народных судов
Коломны, Тулы и Серпухова за 1931 г., т. Булатов показывает, что
группа рабочих среди осужденных за хулиганство, по статистическим
данным, составляет 60 о/о- Но при более детальном1 ознакомлении с судеб¬
ными делами о них в действительности раскрывается настоящее социаль¬
ное лицо этих «рабочИх», а именно: 6О°/'о привлеченных за Хулиганство
рабочих составляют только что пришедшие на производство из деревни,,
без производственного стажа, без профсоюзной карточки; 15°/о —сезон¬
ники и отходники, 1О°/о —неквалифицированные рабочие и только 5°/о—
кадровые рабочие. Аналогичное обследование 600 дел, произведенное
в 1932—1933 гг. Московским городским судом, дало такие же резуль¬
таты. Из всех привлеченных по статистическим данным за хулиганство
рабочих — 5,3% были нечлены профсоюза, 12°/о оказались при проверка
людьми без определенных занятий, 16°/о —преступниками-рецидивистами.
«Таким образом,— заключает т. Булатов,— 80% проходящих под мар¬
кой рабочих .на самом деле — выходцы из деревни, часто с темным
прошлым, или деклассированные элементы, а в лучшем случае — пред¬
ставители мелкой буржуазии, только что втянутые в процесс про¬
изводства» 77.
Практика показывает, что это явление наблюдается и по отношению
к другим группам преступлений и преступников. Если мы учтем эту
поправку на существовавшее в статистике отсутствие классовой дифе-
ренциации статистического учета и на нечеткое определение классовой
принадлежности обедняемых и осужденных в постановлениях органов
расследования и в приговорах судов, то необходимо признать, что
действительное процентное соотношение осужденных представителей тру¬
дящихся и осужденных классово чуждых элементов должно быть иным —
процент классово чуждых, классово враждебных и разложившихся эле¬
ментов неизбежно должен возрасти и, наоборот, процент трудящихся —
снизиться.
Основной вывод тот, что среди совершающих при пролетарской
диктатуре преступления наибольший удельный вес имеют классово враж¬
дебные и деклассированные элементы и что этот удельный вес В рас-
Б улетов, Хулиганство и меры борьбы с ним в реконструктивном
периоде. «Сов. гос-во» 1933, № 4. ; ■ :
77 Там же, с. 68.
109
смотренный нами период повышается зач счет уменьшения удельного
веса осужденных представителей трудящихся масс.
(Положение сохраняет свою силу и для всего реконструктивного перио-J
да, для первой и второй пятилетки. /
Особенно ярко это выступает, если сравнить процент осужденный
Кулаков к общему числу осужденных с процентом кулаков к числен¬
ности всего населения СССР в 1934 г. Еслицмы 'видели^ что. в >1927—28 г.
(процентное отношение кулаков ко всем осужденным (0,9) лишь Не
на много превышало процентное отношение кулаков ко всему населе-
ВДю (0,7), то в начале 1934 г. это соотношение резко меняется1,
из всех осужденных в первом квартале .1934 г. кулаки, по данным
Госин статута уголовной политику составляли 2,7%’ (процент осужден¬
ных кулаков резко повысился), а среди Всего населения кулаки состав¬
ляли лишь 0,09% (по данным, приведенным тов. Молотовым на1 VII с’езде
советов78 79), т. е. процент кулаков среди осужденных в 30 раз выше
процента кулаков среди населения.
Нельзя забывать того, что и в условиях второй пятилетки классовая
борьба отнюдь не развивается в сторону ее смягчения и плавного
снижения: мы знаем, наоборот, что классовая 'борьба! в условиях ликви¬
дации классов обостряется, и что это обострение, самое развитие
классовой борьбы происходят неравномерно, обостряясь «в отдельные
моменты и особенно в отдельных районах й на отдельных участках
социалистической стройки» 19.
§ 3. Преступления элементов разложения
капиталистического общества
В условиях эксплоататорского общества преступления, совершаемые
элементами его разложения, деклассированными элементами, профессио¬
нальными преступниками, представляют собой по преимуществу «чисто
уголовные» преступления, за исключением тех случаев, когда буржуазия
использует элементы разложения своего общества для борьбы с револю¬
ционным движением и когда следовательно, содержание таких преступле¬
ний делается политическим по существу. Если также преступления люмпе¬
нов и выражают собою зачастую бессмысленный Изолированный протест
людей, придавленных к «социальному» дну, то этот протест не создает,
как сказано было выше, «единого фронта» между люмпенами и проле¬
тариатом, ибо классовая природа пролетариата и элементов разложения
различна.
В условиях пролетарской диктатуры у элементов разложения создайся
единство фронта, но, разумеется, тоже не с пролетариатом!, а с социально
близкими им: капиталистическими элементами. В «Очередных задачах
советской власти» Ленин показал, что элементы разложения старого
общества «преимущественно связаны с мелкой буржуазией, кото¬
рую всякая война1 и всякий кризис разоряют и губят прежде всего»80.
В отличие от мелкобуржуазного крестьянства, у которого двойственная
78 См. Молотов, Отчетный доклад о работе правительства VII съезду
советов, Партиздат, с. 43—44.
79 Резолюции XVII партконференции.
80 Л е И и п, т. XXII, с. 459.
110
ррирод'а — труженика и собственника, элементы разложения из среды
мелкой буржуазии не имеют в себе этой стороны труженика, и если
собственническая их природа заслоняется люмпен-пролетарским положе¬
нием, то ее восполняет паразитизм, общий и дай; них и для капи¬
талистических элементов81. Эта социальная близость капиталистических
элементов и элементов разложения и создает их единый фронт против
социализма, делает их вместе, по выражению Ленина, главными «вра¬
гами социализма»82, сплачивает их в сопротивлении пролетарской дикта¬
туре. Это сопротивление со стороны элементов разложения выражается
в совершении «преступлений, хулиганства, подкупа, спекуляций, безо¬
бразий всякого рода»83.
Мы видели выше, что буржуазия в условиях главным образом
империализма, когда разлагаются старые связи капиталистического обще¬
ства, использует люмпен-пролетариат в борьбе с революционным движе¬
нием путем подкупа, натравливания на убийства революционных рабочих
и т. д. При пролетарской диктатуре, На определенном этапе развития
классовой борьбы, эксплоататорские классы также не удовлетворяются
тем, что элементы разложения делают общее с ними дело сопротив¬
ления пролетарской диктатуре, но большей частью методами совершения
«чисто уголовных» преступлений. По мер^ утраты сил, по мере роста
озлобления и остроты своего сопротивления капиталистические элементы
стремятся усилить свой блок с элементами разложения.
В частности они пользуются элементами разложения, профессиональ¬
ными преступниками и для совершения контрреволюционных преступ¬
лений. В этом отношении чрезвычайно характерна роль профессиональных
преступников в кулацком терроре — преимущественно в период начала
нашего развернутого социалистического наступления на! кулачество.
В брошюре, посвященной кулацкому террору на Украине, Притов
и Викторов, приводя данные, касающиеся 1928—1929 гг., показывают,
как «рядом и одновременно с кулаком действуют все антисоциальные
элементы, группирующиеся вокруг кулачества1. Сюда относятся, с одной
стороны, бывшие полицейские, жандармы, урядники, стражники, бело¬
гвардейские старшины, а с другой'—уголовные преступники, рециди¬
висты, судившиеся много раз, окончательно разложенные, деклассирован¬
ные элементы»84.
Вот несколько примеров, почерпнутых из Материалов Верховного
суда УССР. В селе Ласках Коростеньского округа существовало нес¬
колько кулацких кружков, поставивших своею целью активно препятство¬
вать всем мерам, предпринимаемым советской властью в селе. Один
из таких кружков, члены которого называли себя «запорожцами», решил
убить активиста — секретаря комсомольской ячейки Левковца. Однако,
это преступление «запорожцы» решили совершить не сами, боясь ответ¬
ственности, и поручили совершение террористического акта некоему
Мельнику — профессиональному преступнику, много раз судившемуся.
Мельник ночью подстерег Левковца, но по случайному1 стечению обстоя¬
тельств убить Левковца ему не удалось, и Мельник «переключил» свое
нападение на ограбление крестьянина Петрука, не связанного с сель-
81 Леин, XXII, с. 164.
82 Там же.
63 Там же, с. 459.
84 Пригов и Викторов, Киркульский террор на сел!, 1930, с. 17.
111
скими активистами. При грабеже Мельник убил Петрука85.
Пример: в селе Пояровцы Турбовского района Винницкого округ;
в ночь на1 1 апреля 1929 г. был убит активный общественный работник
председатель местного комитета взаимопомощи Полянец. Убийство был;
совершено по подстрекательству местных кулаков бывшим петлюровскцм
(полицейским и профессиональным грабителем Выхристюком и также
бывшим петлюровским полицейским, участником вооруженных банд
Заброцким 8б.
В селе Поруб Сумского округа в октябре 1928 г. местные кулаки
во главе с Шуклиным и Мартиненко решили убить председателя сель¬
совета Шумейко, активно проводившего мероприятия советской власти.
Осуществление террористического акта ими было поручено профессио¬
нальному преступнику Корниенко, недавно вернувшемуся из ссылки после
того, как он отбыл наказание, и по возвращении из ссылки вновь
связавшегося с уголовным миром, организовавшим группу хулиганов,
занимавшимся самогоноварением, лесопорубками и т. п. Корниенко тя¬
жело ранил в грудь Шумейко выстрелом из винтовки через окно87.
Наконец, еще один характерный пример. В селе Имельянове Козелец-
кого района Нежинского округа местные кулаки во главе с Гайевым и
Гуляницким решили убить председателя комитета незаможных селян
Усика. С этой целью они подкупили двух профессиональных преступ¬
ников, бежавших из Рубежовской колонии киевского дрпра, — Анищенко
и Прасола. Анищенко и Прасол согласились на совершение террори¬
стического акта, хотя Усика не знали, никаких личных счетов с ним
не имели и даже для совершения убийства потребовали, чтобы им
сообщили приметы Усика; таким образом убийцы действовали как
профессионалы-преступники из корыстных побуждений, хотя политическая
подкладка убийства от них скрыта не была. Получив деньги — 20 руб¬
лей,—они подстерегли Усика и, убедившись, что данные им приметы
совпадают с приметами Усика, убили его88 89.
Подобного рода смычка кулаков с преступными элементами, с про¬
фессиональными преступниками, в целях совершения террористических
актов, проходит в значительном количестве дел, рассмотренных в Берн
ховном суде УССР. Так из общего числа дел о террористических актах
на долю выступлений уголовного и деклассированного элемента по под¬
стрекательству кулаков приходится 20°/о 8Э. В Западной области такие
же выступления по подстрекательству кулаков в 1929 г. .составили
9°/о общего числа дел1 о террористических актах90.
По данным Верхсуда РСФСР за 1927 г. 91, число террористических
актов, если и не прямо совершенных профессиональными преступниками,
85 Притов и В'иктофОв, Киркулъский террор на сель 1930, с.21.
| 86 Там же, с. 34.
87 Там же, с. 38—39.
88 Там же, ср 39. В дер. Андреевке Екатериновского р. Саратовского
■округа местный преступник Акимов согласился на террористический акт
за более дешевую плату: он был подкуплен кулаком Кондратьевым и за
25 ,руб. плюч отдельно 3 ,р. 50 К., которые Кондратьев обещал уплатить
за валенки, ранил кирпичом в голову агронома Рютенюо. (Лаповиер
и Роднянский, Социалист, наступление и кулацкий террор, с. 46).
89 Там же, с. 63.
90 «СЮ», 1930, № 6, с. 9.
У1 О ш е р о в и ч, указанная работа.
112
тго таких, в |которых обнаруживается связь между кулаками и профессио¬
нальными преступниками, защита кулаками профессиональных преступ¬
ников и месть кулаков за разоблачение их преступлений, дает 35% всех
дел о террористических актах, причем в это число не входят террористи¬
ческие акты, совершенные на почве проведения землеустроительных ра¬
бот, борьбы со злостными самогонщиками и лесопорубщиками и т. й.
По данным, касающимся БССР, разработанным белорусским каби¬
нетом по изучению преступности Э2, террористические акты кулаков,
р1ызванные местью за выявление уголовных преступлений, составляют
в первой половине 1929 г. 15%, во второй половине 1929 г. —11,7%,
в пероой половине 1930 г. —6% всего числа террористических актов.
И впоследствии, на новом этапе развития классовой борьбы, классовый
рраг, уже разбитый, но недобитый окончательно, стремится блоки¬
роваться с элементами разложения в своем сопротивлении в новых
формах, в частности в основной на данном этапе форме сопротивле¬
ния— в хищении социалистической собственности.
О блоке классового Врага с профессиональными преступниками
в наши дни на Украине т. Постышев говорил >в октябре 1934 г.
на об’единенном пленуме' Киевского обкома и облисполкома следую¬
щее: «Анализируя деятельность классового врага на Данном этапе,
мы замечаем сейчас тесное смыкание его с уголовным элементом. Этб
и понятно. Надо, Во-первых, учесть, что уголовный элемент сейчас
в нашей стране комплектуется из разных раскулаченных, бежавших
из трудовых, концентрационных лагерей, и тому подобных элемен¬
тов. Во-вторых, надо учесть, что по мере того, как база для деятель¬
ности остатков разгромленного классового врага среди колхозников
и единоличников сужается, он все больше обращает свои взоры к уго¬
ловному элементу, с которым его связывает к тому же, если мощно
так выразиться, социальное родство. В-третьих, следует иметь в виду,
что основным руководящим мотивом вредительской деятельности остат¬
ков разгромленных кулацко-капиталистических элементов является сей¬
час классовая месть. Классовый враг не рассчитывает уже сейчас
повернуть, как говорят, вспять колесо истории, свернуть Деревн(ю;
с социалистического, колхозного пути. Напакостить, покалечить, сжечь,
найти выход своей классовой мести — вот что сейчас является нередко
руководящим мотивом в деятельности классового врага. И ясно, что
Аля таких актов классовой мести уголовники являются подходящим
элементом. А потом надо учесть, что за1 уголовными по внешности
Преступлениями, за спиной уголовного элемента легче спрятаться поли¬
тическим вдохновителям» 92 93.
По материалам Верховного суда РСФСР, относящимся к 1934 г.,
в первой половине 1931 г. 23,8% террористических актов вызваны были
местью за преследование уголовных преступников94.
Все это позволяет сделать тог вывод, что преступления, совершаемые
элементами разложения, люмпен-пролетариями и профессиональными
преступниками, являются в условиях пролетарской диктатуры формой
классовой борьбы капиталистических элементов, поскольку элементы
92 О ш е р о в и ч, указанная работа.
93 «Правда» от 27 октября 1934 г-
81 Материалы Госинст. угол, полит, при Прокур. СССР и НКЮ РСФСР.
Л Классовая природа преступлений , j <>
разложения действуют в бдсйе с этими капиталистическими элементам!/
Именно поэтому, говоря о задачах советской уголовной репрессии
и осуществляющего ее пролетарского суда1, Ленин неоднократно ука-
зывал, что по отношению к этим элементам разложения репрессия
должна1 ставить своей основной задачей — задачу сурового подавления.
Однако, говоря о социальной близости элементов разложения к ка!пи-
талистическим элементам, не следует забывать того, что Ленин указывал
на связь элементов разложения лишь преимущественно с мелкой
буржуазией, но не исключительно с нею. Среди элементов разложения
есть громадный процент «бывших» из числа средней и — в небольшой
части — из крупной буржуазии. Но вместе с тем есть и известный
процент выходцев из рабочей среды. Вое это говорит о неоднородном
составе элементов разложения старого общества: обстоятельство, кото¬
рое играет чрезвычайно важную роль в исправительно-трудовой политике
по отношению К профессиональным преступникам. Профессиональные
преступники — выходцы из среды трудящихся — из рабочих, оторвав¬
шиеся от своего класса, или из мелкобуржуазной среды, когда “раз¬
ложение не проникло еще настолько глубоко, чтобы отбросить данного'
суб’екта в лагерь классовых врагов пролетариата, легче поддаются
трудовому перевоспитанию. Именно на1 эти категории профессиональных
преступников и делается ставка в исправительно-трудовой политике лаге¬
рей НКВД?: в процессе перековки сознания лагерников они больше, чем
осужденные из числа кулаков, контрреволюционеров и т. д., доступны
применению трудовых процессов, коллективных форм труда, всех методов
культурно-воспитательной работы, проводимой в лагерях, они являются
проводниками нашей исправительно-трудовой политики в толщу массы
остальных лагерников 9<
95 См. доклад С. Фирина, Итоги Беломорстроя, Партиздат, 1934,
и книгу И. Авер|ба|х, Методы работы по перековке заключенных по Мате¬
риалам Дмитровского исправ.-труд. лагеря НКВД.
Г Л А В А IV
КРИТИКА БУРЖУАЗНЫХ ТЕОРИЙ ПРЕСТУПЛЕНИЯ
§ 1. Формальное нормативистское понимание
преступления
Преступления в классовом обществе существуют на протяжении
тысячелетий. На протяжении тысячелетий миллионы преступников под¬
вергались наказанию. Преступление-—ось, вокруг которой вращаются
системы науки уголовного права. Многотомные труды буржуазных кри¬
миналистов посвящены тонкостям разграничения одних преступлений
от других, отдельным признакам преступлений. Но до сих пор буржуаз¬
ная наука уголовного права бессильна дать ответ на вопрос — что
же такое преступление? Правда, попытки определить преступление
считаются сотнями, но все они были бесплодны.
Не могут помочь этим попыткам и уголовные кодексы .капита¬
листических стран. Лишь в (некоторых из них закон .пытается дать
определение преступления; типичным, можно считать определение русского
царского Уголовного уложения 1903 г., в котором ст. 1 говорит:
«Преступным признается деяние, воспрещенное, во время его учинения,
законом под страхом наказания». Суть этого определения заключается
не в том1, что преступление — деяние, запрещенное законом (так как
деяния, хотя и запрещенные законом, могут не быть преступными:
за|прещенность сделки, например, может влечь за собою только ее
недействительность), а в том, чго за деяние, считающееся преступным,
закон угрожает наказанием. Итак по типичному для законодательств
капиталистических стран определению преступлением считается нака¬
зуемой деяние.
Однако такое формальное определение не может удовлетворять даже
рассуждающих с точки зрения формальной логики буржуазных крими¬
налистов: оно об’ясняет преступл1ение наказанием, в то время как самое
Применение наказания как следствие преступления нуждается в об -
яснении именно фактом совершения преступления 1. Во-вторых, это
определение не об’ясняет, почему те, а не иные поступки запрещены
под угрозой наказания, почему законодатель именно данный поступок
относит к перечню наказуемых, т. е., другими; словами, если бы это
определение и было достаточно для буржуазного судьи, механически
признающего поступок преступным, раз этот поступок предусмотрен
в перечне преступлений, то оно совершенно не об’ясняет законодателю
1 Ср. например Лист: преступление — «фактическое отношение* с кото¬
рым правопорядок связывает наказание как юридическое последствие» (Учеб¬
ник, Общая часть, с. 120).
к»
115
и ученому, исследователю, какие поступки следует признать преступным^
и какие не преступными.
Бесплодность формального определения преступления в законе побуж¬
дала буржуазных теоретиков найти определение преступления по суще¬
ству, дать «материальное» определение преступления. Однако много¬
численные попытки отойти от формального определения, даваемого
законом, приводили лишь, к тому, что одни формальные понятия заме¬
нялись другими, заимствованными 'если не из действующего законода¬
тельства буржуазных стран, то из формалистических построений бур.
жуазной философии и общей теории права;
Особенно ярко это проявилось! в определениях преступления, предла¬
гавшихся классической школой уголовного права2. Те характерные
черты, которые свойственны построениям этой школы- — формализм,
идеализм, нормативизм, догматичность* метафизичность,— неизбежно
должны были запечатлеться в понимании преступления. Отрываясь
от конкретных социальных отношений классового общества и его проти¬
воречий, порождающих преступления, классическая шкала в определении
преступления исходила из нормативизм|а в уголовном праве и рассматри¬
вала преступление исключительно как противоправный поступок, как
нарушение нормы, нарушение права;
Отдельные группы определений различаются между собою понима¬
нием этой нарушаемой Йормы или нарушаемого права. В наиболее
абстрактном виде противоправность преступления выступает в опреде¬
лениях криминалистов-гегельянцев. Развивая положение Гегеля о том,
что исходный пункт права — воля, что преступление как отрицание
права является противоречием абстрактной общей воле, Кестлин опре¬
делял, что преступление есть '«нарушение права как права, прямое
противопоставление отдельной волн требованию ее идентичности с общей
волей»3. В таком Же духе определение Бернера1: «Преступлением назы¬
ваются те роды безнравственных поступков, которыми отдельное лицо-
становится в разрез с волею всеобщей»4.
Из абстрактной нормы при определении преступления исходит круп¬
нейший представитель классической школы Биндинг. По Биндингу,
Преступление — нарушение нормы, существующей в виде абстрактного-
веления или запрета, независимо от отдельных конкретных норм дейст¬
вующего права, И логически предшествующей конкретной норме дейст¬
вующего законодательства. Так например в этом понимании кража
преступна потому, что она нарушает правило «не кради», то правило,
в силу которого существуют и нормы гражданского права, защищаю¬
щие собственность, и нормы положительного уголовного права1, назна¬
чающие наказание за нарушение этого абстрактного правила.
Эта группа определений как Биндинга, так и учеников Гегеля упи¬
рается в гегелевское положение! о том, что «право — форма нравствен¬
ности». Таким образом эти определения видят в преступлении анти*
моральный поступок.
Полнейшая оторванность этих определений преступления от реальных
4 Подробней об утоловноправовой теории классической школы и ее взгля¬
дах на преступление — см. мою книгу «Уголовная политика! эпохи промышлен¬
ного капитализма, 1932, § 19. г.
3 Kijstlin, Neue Revision der Grunbdegriffe des Criminalrecht. 1845, S. 32.
4 Бернер, Учебник уголовного права, 1865, т. I, с. 398.
116
общественных отношений не могла удовлетворить даже многих буржуаз¬
ных теоретиков, которые, не возражая против абстрактной морали5,
отделяли все же мораль от права. Так Таганцев пробует несколько кон¬
кретизировать биндинговское определение преступления, считая преступ¬
лением поступок, Направленный не на абстрактную норму!, а на юриди¬
ческую «норму в ее реальном бытии», т. е. на такую норму, которая,
«охраняет интересы жизни»6. 'Однако и это определение остается! в пол¬
ной мере формальным, ибо оно нисколько не вскрывает содержания
нарушаемой нормы, отсылая к туманному понятию «интересов жизни»,,
понятию, абстрагированному от реального противоречия интересов клас¬
сового общества; поэтому определение это не в состоянии об’яснить,
(почему именно одни интересы «охраняются нормой», другие же нет,
почему посягательство на одни интересы является преступлением, а
на другие преступлением не является. Иначе говоря, остается неразрешен¬
ным тот вопрос, которого не разрешают формальные определения пре¬
ступления, даваемые в буржуазных уголовных кодексах.
Еще больше, к «конкретным нормам» пытаются приблизиться те
криминалисты, которые определяют преступление как поступок, нару¬
шающий какую-нибудь положительную норму, т. е. правило, зафикси¬
рованное в действующем законодательстве (Гарро, Кистяковский) Ч
С этой точки зрения преступление есть действие, нарушающее закон.
Неправильность такого определения видна уже из того, что лишь
небольшое число преступлений нарушает какой-либо прямо выраженный
в законе запрет или повеление. Большей частью то, что нарушается
преступлением, нигде в действующих законах не оговорено; нет, напри¬
мер в законах указания, что нельзя убивать, поджигать и т. Н Лишь
уголовный закон указывает на последствия убийства, поджога и пр.
в виде того или иного наказания. Эго формальное определение очень
близко к тому формальному определению преступления в уголовных
кодексах, по которому «преступление — деяние, воспрещенное законом
под страхом! наказания» и от которого буржуазные теоретики пытались
уйти в поисках «материального» определения. Но уже совсем сливается
с (формальным определением, даваемым уголовными кодексами, определе¬
ние преступления как посягательства1 * * * * * * 8 * * 11 на норму уголовного закона8.'
• Само собою разумеется, что эти определения не выдерживают малей¬
шего прикосновения марксистской критики; в этом отношении применим
весь тот арсенал оружия критики, которым громили идеализм Маркс, Энгельс
И Ленин. Здесь приведем только мысль Энгельса, разоблачающую «внеклассо¬
вую» абстрактную мораль, к нарушению которой сводятся приведенные выше-
определения преступления: «Если три основных класса современного обще¬
ства — феодальная аристократия, буржуазия и пролетариат — имеют каждый,
свою особенную мораль, ‘го отсюда можно вывести лишь то заключение,
что люди сознательно или бессознательно черпают свои этические взгляды
в последнем счете из практических условий своего классового положения,.
из экономических отношений производства и обмена» (Энгельс, Анти-
Дюринг, , с. 84).
8 Таганцев, Русское уголовное право, Лекции, т. I, с. 51.
’Garraud, Precis de droit criminel, 1926, c. 65. К и с т я к о в с КИ,й,
Элементарный учебник, 1882, с. 259 и сл.
8 Так. Спасович дает такое «практическое» определение преступления'.
«Преступление нужно определить практически! в общежитии так: это деяние,,
запрещенное законом под страхом наказания или, другими словами, это нару¬
шение закона уголовного» (Учебник, т. I, с. 83). Такое же определение встре¬
чается у Ortolan. Разделение определений на «теоретическое и практическое»
11 г
IB этом определении — все пороки формального определения, даваемого
уголовными кодексами. Нельзя нарушить уголовный закон, сам по себе
не содержащий запрета 'или веления, а только грозящий последст¬
виями совершения преступления. Недаром эти определения остроумно
высмеяны Биндингом: уголовный закон слагается, — говорит Биндинг,—_
йз диспозиции и санкции; нарушая уголовный закон, преступник должен
нарушить либо его диспозицию, либо санкцию; однако поскольку диспо¬
зиция указывает признаки преступления, преступник совершением пре¬
ступления скорее выполняет диспозицию, чем нарушает ее; точно так же*
он не нарушает и санкции уголовного закона, а накликает ее на себя;
хотя бы он хотел, чтобы санкция была нарушена, а не применена к нему.
Приведенные определения рисуют преступление Как нарушение «об’ек-
тивного» права. Но тем1 же формализмом отличаются и , определения
■буржуазных криминалистов, которые говорят о преступлении как о нару¬
шении «субъективного права», как о вмешательстве в правовую сферу э,
вторжении в сферу свободы другого лица (Цахариэ).
Эти определения особенно характерны для уголовного права буржуа¬
зии на заре Капиталистического строя и в эпоху промышленного капита¬
лизма, когда уголовное право было проникнуто индивидуализмом, когда
для идеологии буржуазии было характерным подчеркивать значение «лич-
■ности» свободного товаровладельца и его «неот’емлемых» субъективных
прав. Такое гипертрофирование частноправового начала в уголовном
праве в ущерб публичноправовому решительно отвергается буржуазными
теоретиками в эпоху империализма и фашизации уголовного права,
становящегося на защиту «интересов государства» против отдельных
лиц10. Разумеется, в действительности порочность этих определений
лежит в другом — в подмене интересов господствующего класса, нару¬
шаемых преступлением, якобы интересом и правом: отдельного, к тому же
вне класса взятого лица. Фашистская концепция этой подмене только
противопоставляет другую — «внеклассовая» отдельная личность подме¬
няется «надклассовым» государством.
Пытаясь использовать положения Классической школы для обоснования
фашизации уголовного права империалистических государств, фашисты-
неоклассики и в определении преступления идут по пути, проторенному
Классической школой. Так Зауэр| разграничивает задачу «построения
понятия преступления, где должен применяться «безусловно строго логи¬
ческий метод», от задачи выяснения «вопроса b происхождении пре¬
ступления». В этом последнем случае «путь должен быть избран дру¬
гой — психологический, генетический, исторический» п. Зау'эр отбрасывает
Спасович взял у Росси (Traits de droit penal, 1, p. 241). Там же см. и «прак¬
тическое» определение преступления как нарушения уголовного закона.
8 Ср. A. Feuerbach, Lehrbuch, 1840, с. 42: «Действие, противоречащее
праву другого лица». Спасович рядом с упомянутым выше «практиче¬
ским» определением дает «теоретическое» определение преступления как
«противозаконного посягательства на чьи-либо права» (Учебник!,; т. I, с. 84).
10 Так фашист-неоклассик Зауэр, приводя попытку Биндинга построить
уголовную ответственность на суб’ективном праве, праве-притязании, резко
критикует Биндинга, говоря, что это «не криминалистический» подход, что
.Биндинг рассуждает так, «как если бы цивилистика1 означала вообще юриспру¬
денцию (W. Sauer, Grundlagen d. Strafr., 1921, SS, 202—203).
11 Ук. сюч., с. 204, 205. Отрицая причинное об'яснение преступления,
Зауэр бросает ядовитое замечание по адресу социологической школы, декла-
118
вопрос о происхождении преступления в полном согласии с тем основным
положением, что уголовное право не лежит в области причинно связан¬
ных явлений, и ограничивает свою задачу построением чисто абстрактного
понятия преступления, сознательно стараясь возможно больше отдалиться
от реальности для того, чтобы «охватить чистую идею, чистую сущность
преступления»12. В результате Зауэр определяет преступление как
«виновную тяжкую несправедливость (неправду, Unrecht), познаваемую
в действующем законодательстве через нарушение состава преступле¬
ния» 13. Связь абстрактного понятия преступления с реальной действи¬
тельностью, поскольку она нужна для практической деятельности бур¬
жуазного суда, по Зауэру, осуществляется в указанных кодексами соста¬
вах преступления, т. е. по существу преступлением является «деяние,
запрещенное законом под страхом наказания», «материальным» же содер¬
жанием преступления должна служить «тяжкая несправедливость». Как
найти признаки -этой «тяжкой несправедливости»? На этот вопрос Зауэр
дает очень расплывчатый ответ: «Когда несправедливость «особо тяжела»,,
так, что требуется наказание, нельзя определить абсолютно, а только
по взгляду практического ценителя... Кто же этот ценитель? Для опре¬
деления реального понятия это — законодатель, который устанавливает
свои составы преступления, для определения идеи — это наука уголов¬
ного права, которая создает свои понятия»14. Но, как видим, «наука»
уголовного права в «создании своих понятий» не в состоянии пойти,
дальше ссылки на законодателя, т. е. дальше плоской, ничего не бб’ясня-
ющей тавтологии — «преступление есть наказуемое деяние»15. «Расцвет»
неоклассической мысли возвращается к тому Исходному положению,,
в котором находились некогда «классики», не удовлетворявшиеся ссылкой
на закон и ставившие перед собою задачу определить, что же такое
преступление в своей «сущности».
Все определения, предложенные классической школой уголовного
пра!ва, не подвинули дела вперед сравнительно с формальным, даваемым
в уголовных кодексах определением преступления как деяния, запрещен-
рирующей причинность в области уголовного права, но на деле строящей
догматические схемы: «Ирония в том,— говорит Зауэр,— что теоретики,
призывающие к научному, этнологическому, психологическому рассмотрению
преступления, строят В основных капитальных своих работах строго логиче¬
ские системы — например, Лист».
Там же, с. 222 и 225.
13 Там же, с. 219.
14 Там же, е. 228.
10 Не вышли из этого порочного методологического круга и «неоклас¬
сики», проникшие в советскую литературу.‘Так, Жижиленко в 1922 г. говорил:
«Понятие преступления есть понятие юридическое... чисто формальное. Нака¬
зуемое правонарушение, вот сущность понятия преступления как понятия
юридического. Все, что законом запрещено под страхом наказания, образует
область преступного». Но порочность методологическая не может не быть,
и порочностью политической, и Жижиленко это открыто показывает в даль¬
нейших антисоветских рассуждениях: «...это положение... вытекает из необ¬
ходимости обеспечения прав личности, которые .должны быть ограждены
от... вторжений со стороны государства... И это положение должно сохранять
свою силу независимо от особенностей общественного и государственного
строя» (Жижиленко, Преступность и ее факторы, 1922, с. 4—5). Ясно,
какую личность и от чьего вторжения должно в .условиях диктатуры проле¬
тариата защищать определение Жижиленко. Более подробно критику уста¬
новок этой работы Жижиленко сид ,в моей книге «Уголовная политика эпохи*
промышленного капитализма» (с. 86 и ел.).
119-
иого законом под страхом наказания. Эти определения остались фор¬
мальными, не вскрывая социального, классового содержания преступления,
не рассматривая преступление как общественное отношение и оставаясь
в сфере только правовой формы. Они нормативистичны, так как сводят
преступление 'К нарушению нормы права, морали, закона. Они идеали¬
стичны и абстрактны, так как отвергают материальное содержание
преступления как конкретного общественного отношения и 'Оставляют
преступление 1в области идей, как отрицание идеи общей воли, спра¬
ведливости, права, оперируя с преступлением как с понятием, чисто
логической категорией. Они догматичны, так как Либо выводят понятие
преступления из действующего законодательства, Либо в законе и в его
■нарушении видят единственное реальное выражение отвлеченной
нормы и противоречия ей. Они, наконец, в большей своей части метафи¬
зичны, так как видят в преступлении некоторую застывшую сущность.
Такое понимание преступления классической школой уголовного права
.исторически об’ясняется той обстановкой классовой борьбы, в которой
создавалась и развивалась теория буржуазного уголовного права и уго-
.ловное законодательство. В определениях преступления, даваемых клас¬
сической школой, отразились характерные черты идеологии буржуазии
во время ее борьбы за власть — перед и во время Великой французской
революции и затем во время ее борьбы за укрепление власти, за укре¬
пление политического своего господства и обеспечения эксплоатации
пролетариата. Борясь за свое классовое господство, буржуазия стреми¬
лась отождествить свои классовые интересы с интересами всего чело¬
вечества: все то, что в действительности было классовым интересом
•буржуазии, буржуазные теоретики изображали единственно правильным
и 'всечеловечески справедливым; и впоследствии, укрепив свое господство
в эпоху развернутого промышленного капитализма, борясь с шедшим
в наступление пролетариатом, буржуазия старалась выставлять защищае¬
мые ею свои классовые интересы как оторванные от всяких конкретных
интересов абстрактные принципы.
Это стремление, характерное для всей буржуазной идеологии, харак¬
терно и для уголовноправовых теорий. «Всякий новый класс,— читаем
(мы в «Архиве Маркса и Энгельса»,— в особенности тот, который ста¬
новится на место господствовавшего до него класса, вынужден (для
достижения своих целей представить свои интересы в виде общего
Интереса всех членов общества, т. е., выражая это на' языке идеализма;
Вынужден придать своим мыслям форму всеобщности, представить их,
как единственно разумные, общезначимые»16. Применительно к праву
и в частности к праву уголовному это положение об’ясняет формальную
иормативистскую трактовку преступления буржуазными криминалистами-
У политиков по профессии,— .говорит Энгельс,— у теоретиков государ-
-ственного права, у юристов, занимающихся гражданским правом, эконо¬
мические отношения совсем (исчезают из виду. Чтобы получить санкцию
16 Маркс и Энгельс, Л. Фейербах, «Архив М. и Э.» т. 1, с. 231-
В другом месте той же работы (с. 222) Энгельс говорит: «Каждый стремя¬
щийся к господству класс—если даже его господство означает, как в случае
с пролетариатом, уничтожение всего старого общественного строя и господ¬
ства— должен прежде всего завоевать себе политическую власть, чтобы,
•в (свою очередь, представить (как он вынужден на первых порах) свой интерес
в качестве всеобщего интереса».
120
закона, экономические факты должны! в каждом отдельном случае при¬
нять вид юридических отношений. При этом приходится, разумеется,,
считаться со всей системой уже существующего права- Вот почему
юридическая форма кажется всем, экономическое содержание — ни¬
чем»17- Нормативистский взгляд на пр1еступление Маркс и Энгельс назы¬
вают иллюзорным: «Те... духовидцы, которые в пра|в1е| и в законе видят
господство некоей самостоятельной всеобщей воли, могут усмотреть
в преступлении простое нарушение права и закона»18 19.
Вот почему преступление определяется классической школой как
посягательство против нормы, преимущественно в наиболее абстрактном?
и всеобщем! ее виде, вот благодаря чему буржуазные теоретики моглй
маскировать классовое содержание преступления.
§ 2. Биологические теории преступления
Другую попытку найти «материальное? определение преступления де¬
лают буржуазные криминалисты, исходя ив биологической теории пре¬
ступления. Наиболее ярко эта теория была1 разработана итальянской,
антропологической школой1Э.
Антропологическая школа — одно из реакционных направлений в
буржуазной науке уголовною права, возникшее в 70 гг. XIX в. в Италии?
и пытавшееся поставить вопросы уголовного права' в плоскость био¬
логических явлений. Причина возникновения и развития антропологи¬
ческой школы коренилась в условиях обострения противоречий и клас¬
совой борьбы конца эпохи промышленного капитализма, когда после
[полосы буржуазно-демократических революций и после Парижской ком¬
муны начинается политическая реакция. Это обострение классовых про¬
тиворечий находит свое выражение в частности как в росте преступ¬
лений, так и (в увеличении удельного веса рецидива и увеличении:
постоянных кадров профессиональных [преступников.
Это обстоятельство ставило перед буржуазной теорией вопрос об-
изучении причин совершения преступления, от чего отказывалась клас¬
сическая школа, и Об усилении уголовной репрессии. Обострение классо¬
вой борьбы и рост революционного движения пролетариата, в Париж¬
ской коммуне 1871 г. осуществившего опыт пролетарской диктатуры,
заострили перед буржуазной уголовной политикой задачу усиления подав¬
ления революционного пролетарского движения, акты которого вклю¬
чаются буржуазным уголовным законодательством, судебно-полицейской
практикой и теорией уголовного права в число преступлений, притом
наиболее опасных. Ни об’яснигъ причин возникновения преступлений,
ни доказать необходимости усиления жестокости репрессии, обращаю¬
щейся всей своей тяжестью против трудящихся, господствовавшая де¬
того времени классическая школа уголовного права не могла.
Такую попытку сделала антропологическая школа.
17 Энгельс, Людвиг Фейербах, 1923, с. 72.
10 Маркс и Энгельс, т. IV. с. 312.
19 Подробно об антропологической школе см. книгу С. Я. Булатова,.
Уголовная политика эпохи империализма, 1933. Там же подробное изложение
и других теорий эпохи империализма. В настоящей книге дается только
сжатая характеристика этих теорий, поскольку это связано с вопросом
об определении преступления буржуазной теорией.
121
В об’ясиении причин преступлений антропологическая школа, в отли¬
чие от нормативизма классической школы, стал!а на путы каузальности,
отыскания закономерности в преступности, видя эту закономерность
в общей закономерности явлений природы. Отсюда вытекало понимание
преступления как явления Природы: «Преступление — это явление столь
же Необходимое и естественное, как рождение, смерть, зачатие, психи¬
ческие болезни, печальной разновидностью которых оно часто явля¬
ется», — говорил’ основатель антропологической школы Ломброэо. В силу,
этого теория антропологической школы является в основном биологи¬
ческой теорией в уголовном праве, переносящей центр тяжести с пре¬
ступления на преступника.
Стоя на почве позитивизма й применения метода так называемого
«об’ективного исследования», Ломброэо и его последователи (Гарофало,
отчасти Ферри и др.) в результате анатомических, физиологических
и психологических исследований заключенных в итальянских тюрьмах
пришли к такой теории преступления: преступность в человеке есть
результат анатомо-физиологических и психических аномалий. Эти ано¬
малии об’яснялись Ломброэо атавизмом (т. е. возрождением в совре¬
менном человеке черт доисторического дикаря), эпилепсией, дегенера¬
цией и нравственным помешательством. Внешним проявлением этих ано¬
малий являются, по учению антропологической школы, так называемые
стигматы преступности: анатомо-физиологические признаки, заключаю¬
щиеся в аномалиях строения черепа, асиметрии лица1, аномалиях в строе¬
нии мозга, сердца и его клапанов, печени, в пониженной чувствитель¬
ности к болезненным раздражениям, ослабленном коленном рефлексе
и т. д. Аномалии1 в психике суб’екта выражаются в мстительности, тще¬
славии, непредусмотрительности, гордости, склонности к татуировке},
особенностях речи (преступный жаргон) и пр. Совокупность таких
признаков в различных их комбинациях создает особый преступный
тип как разновидность человеческого рода.
Но этот тип не стандартен для всех преступников, он диференци-
руется в отдельных категориях преступников. Так например, Ломброэо
для убийц и взломщиков считает характерными «курчавые волосы, дефор¬
мированный череп, мощные челюсти и огромные скулы, обилие татуи¬
ровки, шрамы на голове и туловище»; для привычных убийц — «стеклян¬
ный, холодный, неподвижный, [иногда кровожадный и рассеянный взгляд,
часто — орлиный Нос, изогнутый как у хищных птиц, редкую бороду,
развитые клыки и тонкие губы»20 и т. д. Обладающий такими ано¬
малиями является часто (по Ломброэо —35 о/о по отношению ко всему
числу преступников) типом преступника прирожденного, хотя прирож-
денность все ж!е не была в учении антропологической школы обяза¬
тельным условием преступности. Более того, выдвигая на первый план
биологическую природу преступления, антропологическая школа не отри¬
цала в то же время значения для развития преступности влияния социаль¬
ной среды, привычки, благоприобретенных свойств. Но в основе пре¬
ступления все же, по взглядам антропологической школы, лежат био¬
логические свойства преступника.
Преступники образуют низшую расу человечества. Этот тезис оправ¬
дывал усиление наказания: высшая раса подавляет низшую, и поскольку
20 С. Lombroso, L’homme criminel, 1887, p.p. 220—226.
122
речь идет о спасении высшей расы, постольку не может быть места,
жалости. К прирожденным преступникам необходимо применять смертную-
казнь; к другим — аффективным, случайным и т. д.— телесные наказания,
долгосрочное тюремное заключение, заключение на неопределенный срок,
помещение в психиатрическую больницу.
Учение антропологической школы после I конгресса уголовной антро¬
пологии |в 1886 г. получило широкое распространение и популярность-
в буржуазных Кругах, но вскоре подверглось критике- со стороны как
представителей классической и социологической щкол в уголовном праве,,
так й со стороны врачей-психиатров. Критика эта подвергла сомнению
правильность сделанных «антропологами» наблюдений, отвергла суще¬
ствование «преступного типа» вообще и прирожденного преступника
в особенности, указала на смешение психо-физиологических черт с юри¬
дической «сущностью» преступления, отметила неправильность пред¬
ставления о доисторическом «дикаре», к которому якобы регрессирует
преступник и который вовсе не был кровожаден, жесток и т. д., ука¬
зала на несовместимость об’яснений преступности одновременно и ата¬
визмом и дегенерацией, отвергла существование «нравственного поме¬
шательства», указала на недооценку социальных причин и социальной
природы преступности.
Эта критика значительно подорвала авторитет антропологической шко¬
лы в буржуазной науке уголовного права и место антропологической шко¬
лы Наступила социологическая школа, начавшая свои выступления почти
одновременно с антропологической школой. Причиной этого было то
обстоятельство, что об’яснение преступления главным образом биологи¬
ческими свойствами человека должно было помешать именно тому уси¬
лению репрессии, к которому стремилась и сама антропологическая
школав особенности в части учения о прирожденном преступнике
карательная политика должна была оказаться бесцельной, за исключе¬
нием применения смертной казни и вечной изоляции, но применение таких
мер К 30—35% подсудимых было для буржуазии невозможно. Кроме
того последовательное применение принципов антропологической школы
должно было означать для буржуазии разрыв с буржуазной уголовно-
правовой формой, с пропорциональным тяжести содеянного наказа¬
нием й т. д. А такой полный разрыв, несмотря на все усиливающееся
загнивание этой правовой формы, был для буржуазии невозможен,
так как буржуазное право не может быть уничтожено до уничтожения
буржуазно-капиталистического строя; больше того, даже в переходный
к коммунизму период вплоть до высшей стадии коммунизма неизбежно
сохраняются' элементы буржуазной правовой формы. Наконец, отказ от
правового опосредствования уголовной политики для буржуазии был
и невыгоден политически, так как буржуазия использует правовую
форму как орудие и как прикрытие классового подавления.
Разумеется, буржуазная наука не могла дать действительной критики
антропологической школы и ,ее трактовки преступления. Действительный /
методологический порок школы состоял в том, что} стоя на позициях j
позитивизма и поставив вопрос о причинной обусловленности преступ-j
лений, антропологи общую закономерность природы непосредственно
применяли к общественному явлению, каким является преступление, и -
отбрасывали качественное отличие специфической закономерности соци-1
алъных явлений. Биологиэирование преступности и уголовного права:
12а
означало, что преступление есть внеисторическая, вечная, логическая
категория; из этого идеалистического положения следует вывод, что
сам капиталистический сгрой вечен; биологическая теория преступления
отводит вопрос*о классовой его природе.
Но зато классовая природа самой биологической теории преступления
и ее политическая реакционность бьет в глаза. Это особенно резко
выступает в вопросе о так называемых «политических преступлениях».
В специальной работе Ломброзо и Ляски «Политическая преступность
и революция» акты революционной борьбы сводятся к общеуголовным
^преступлениям! и рб’ясияются, как и общеуголовнъге преступления, исхода
из биологической теории. Эта книга представляет собою в частности
.попытку оправдания расправы над коммунарами 1871 г., которые, харак¬
теризуются Ломброзо как «подонки общества: преступники, сумасшед¬
шие, пьяницы, восставшие ради удовлетворения своих анормальных
.аппетитов»21.
Точно Так же Ломброзо пытается дискредитировать отдельных вож¬
дей и героев Коммуны. Так Луизе Мишель дается такая характеристика;
«Луиза Мишель обладала психопатической наружностью и происходила
из психопатической или во всяком случае отличавшейся странностями
-семьи» ...22.
Такие же характеристики ;мы1 (найдем; в этой книге и по отношению
рабочих-стачечников: «На 100 стачечников, арестованных в 'Турине 1 мая
1890 г., я нашел,— пишет Ломброзо,— 34%, принадлежащих к пре¬
ступному типу по физиономии, и ЗО°/о уголовных рецидивистов...»23.
■Одна из глав носит такое возмутительное заглавие и подзаголовок:
«Революционеры и политические бунтовщики (врожденные преступники —
нравственные идиоты)»24 *.
Приведенных иллюстраций достаточно, чтобы показать, как клас¬
совая ненависть и политическая реакционность пропитывали собою
основное биологическое направление в буржуазной теории преступ¬
ления 2\
Падение авторитета антропологической школы среди буржуазных
криминалистов не ликвидировало попыток построить «естественнонауч¬
ную», т. е. биологическую теорию преступления.
Новые течения в биологии, антропологии и психологии выдвинули
в последние годы новые теории преступления, которые в целом можно
назвать неоломброзианскими.
К этим теориям следует причислить теории, исходящие из биоло¬
гического учения Кречмера и других о психо-физической конституции
21 Ломброзо и Ляски, Политическая преступность и революция, с. 81.
Там же, с. 160.
вз Там же, с. 129.
Там же, с. 126.
еб В моей работе на украинском языке, написанной в 1929 г. и изданной
-в 1930 г. (Учбовий курс криминального права, т. I), я в оценке антропологи¬
ческой школы допустил грубую ошибку. Говоря о возникновении антрополо-.
■гической школы, я писал о том, что причиной появления школы является
обусловленный развитием промышленного капитализма рост техники и естест¬
венных наук, позволивший перенести на изучение преступника приемы этих
естественных наук. Как выше показано, причины здесь совсем другие, развитие
же технических и естественных наук только позволило школе использовать
данные этих. наук.
324
человека. Под конституцией Кречмер понимает «сумму всех индиви¬
дуальных свойств, которые покоятся на наследственности», под харак¬
тером же — «сумму всех возможных реакций человека в смысле про¬
явления воли аффекта, (которые образовались в течение всей его
жизни»26; характер тесно связан с конституцией, так же как и темпе¬
рамент. Разделяя людей (на группы по конституционному признаку
(астеников, атлетиков и пикников) и по темпераменту (на шизоти-
миков и циклотимиков}, Кречмер пытается определить склонности чело¬
века в зависимости от того, какие черты конституции, характера
и темперамента в нем преобладают.
На основе этой теории; с различными ее видоизменениями в совет-!
ской литературе появился ряд1 работ буржуазных психиатров совместно;
с некоторыми криминалистами, которые в плохо прикрытой форме,
,а иногда и (неприкрытой, проводили трактовку преступления как явле¬
ния биологического, пытаясь таким образом возродить ломброзианство
на советской почве 27.~ В работах проф. Краснушкина, Раппопорта,
Браиловского и 'других28 вопрос об определении преступления как
социального явления подменяется вопросом об изучении личности пре¬
ступника, как это делала в свое время и антропологическая школа;
необходимость биологического подхода при этом об’яснялась тем, что
якобы с точки зрения диалектического материализма социолог «при
исследовании личности правонарушителя находится в неизбежной
и вполне понятной зависимости от данных биологического порядка»29.
Эта «зависимость» позволила проф. Краснушкину провести аналогию
между преступником и душевнобольным и обосновать эту аналогию
(гем, что она «вытекает из тождества об’екта... и там и тут это —
человеческая личность..., нарушающая гармонию того «социального про¬
странства», в1 котором она живет30. Если преступник, как и душевно¬
больной, представляет собою «личность, нарушающую гармонию того
социального пространства, в котором! она живет», го отсюда неизбежно
следуют такие выводы: во-первых, «социальное пространство» в клас¬
совом обществе, порождающем преступников и преступления, гармо¬
нично, а не является ареной упорной классовой борьбы; во-вторых,
если для преступления является характерным признак нарушения
«гармонии социального пространства», то и тогда', когда «социальное
пространство», т. е. общественные отношения будут «гармоничны»
в том смысле, что классовая борьба и ее следы исчезнут, в развернутой
фазе коммунистического общества преступления, «зависящие от данных
биологического порядка», неизбежно должны будут существовать. Мы
видим, насколько оба эти вывода противоречат основным положениям
марксизма-ленинизма о классовом обществе и о бесклассовом обще¬
стве развернутого коммунистического строя.
“ Кречмер, Строение тела и характер, 1924.
27(Подробно см. Булатов, Возрождение Ломброзо в советской кри¬
минологии. «Револ. права», 1929, № 1.
28 Издания по изучению личности преступника и преступности —Сборники
«Преступник и преступность», 1926, «Убийства' и убийцы» и другие сборники
ростовского кабинета «Преступность на Сев. Кавказе», издания Одесского
кабинета по изучению преступности.
29Герцензон, К методике индивидуально-социологического изучения
правонарушителей. Сборн. «Преступник и преступность», кн. П„ 1927, с. 152.
50 Указанный сборник, кн. I, 1926, с. 7. >
125
Порочная в своей основе биологическая теория преступления неиз¬
бежно приводит к схоластическим схемам типов преступников, построен¬
ным авторами сборника Московского кабинета на основе упомянутой
выше теории Кречмера. Один( и тот же психо-физический тип оказывается
характерным для преступников самых различных категорий и даже...
для непресгупников31. Такого рода «характеристики» и «классификации»
вредны, поскольку они начисто стирают всякие следы социально-клас¬
совой характеристики преступников и преступлений.
Ведший |в такам же духе работу Северокавказский кабинет по
изучению личности правонарушителя постарался издать перевод книжки
итальянского профессора Пенде, Пытающегося «об’яснить» преступле¬
ние с точки зрения аномалий желез внутренней секреции. Говоря о
«применении эндокринологии в криминальной психологии», Пенде прямо
признает доказанность основных положений Ломброзо и ого после¬
дователей, все время ссылаясь на Ломброзо32 и пытаясь установить
«стигматы» преступности в бледности кожи, волосатости тела, «неук¬
люжести» носа, редких й крупных зубах и пр. При этом, правда;
Пенде не решается полностью отнести причины преступления к ано¬
малиям щитовидной и других желез, устанавливая лишь «частичную
эндокринную обусловленность» преступности33 и констатируя, что у
преступников «в большинстве случаев имеются одни или несколько
гормональных дефектов». Но «полнота» об’яснения достигается
Пенде ссылкой на... аномалию мозга: «Поистине необходимым и неза¬
менимым условием преступного характера всегда является, по-моему,
аномалия телесно-душевной конституции, аномалия, касающаяся глав¬
ным образом развития коры мозга, как это доказывают гистологи¬
ческие исследования мозга убийц»34. «Венцом» теории Пенде является
сочетание этих двух «факторов» преступности, чередующихся в своем
главенстве: «При возникновении преступности у различных индивидов
может преобладать то фактор аномальной гормональной, то аномальной
мозговой конституции»35.
Борьба с неоломброзианством в советской криминологической лите¬
ратуре проводилась и проводится секцией уголовной политики ИССГ1
Комакадемии. Вслед за упомянутой выше статьей т. Булатова в марте
1929 г. в (Комакадемии был организован диспут по вопросу об изучении
преступности, на котором была до конца вскрыта сущность биологи¬
ческого подхода к преступлению36. в.
Однако это еще не ликвидировало неоломброзианских выступлений
81 (Подробную критику этих «классификаций», как и всех неоломброзиан-
ских построений в советской криминологии см. в упомянутой выше статье
т. Булатова, разоблачившей буржуазную сущность этих работ. Надо
заметить^ что и в марксистской! литературе мы встречаемся с ошибками меха¬
нистического порядка, выражающимися в биологизировании уголовного права.
Такую ошибку сделай я в своей книге «Уголовное право и рефлексология»
(1928), несмотря на то, чп1о1 и в этой работе, как и в других, я боролся
с тем же биологизированием уголовного права.
82 Н. П е н Д е, Конституция и внутренняя секреция в связи с опытом
применения эндокринологии в криминальной психологии. Перев. под ред.
В. Браиловского, 1928, С. 36,■ 38 и др.
88 Ук. ооч., с. 42.
м Ук. соч., с. 44 и 43.
85 Там же, с. 44.
зб Отчет о диспуте ,см. «Революция права», 1929, № 3.
126
буржуазных теоретиков. Основанный в 1930 г. в Тифлисе «Государствен¬
ный кабинет по изучению преступности й преступника», проводил работу
в том же духе, что! и Московский кабинет. Так в работах д-ра Шенге¬
лая 37 проводится та основная мысль, что «человек! со своей идеологией
представляет продукт той среды, где он живет, но он вместе с тем
является и продуктом долгого биологического развития, в нем зало¬
жены весьма сложные механизмы, и изучение этих механизмов в смысле
их нормальной или ненормальной деятельности имеет не меньшее зна¬
чение по сравнению с изучением социально-экономических факторов
преступности». В соответствии с этим положением д-р Шенгелая раз¬
работал' анкету для изучения преступников. В этой анкета подробней¬
шим образом разработаны такие «антропологические» пункты, как «форма
волос», «длина усов», «положение кончика носа», «относительная длина
головы» и т. д. Опираясь на подобного рода «криминологию» другой
тифлисский «криминолог» М. Шарашидзе в книге «Типы уголовных j
преступников Тифлиса» дает такую блестящую характеристику вора: i
«Вор.. .- вызывает особенное отвращение. Его можно моментально^ опо- (
знать. Его характеризует выпяченное вперед рыло одного живот¬
ного, и он ие смеет смотреть! прямо в глаза. Его глаза подобны
глазам козла; залезшего в огород»38.
Подобного рода упражнения в криминологии показывают, что борьба
с неоломброзиансгвом должна (продолжаться и впредь с неослабной
силой, тем более, что авторы вроде д-ра Шенгелая пытаются прикры¬
вать свои реакционные теории цитатами из Маркса и Ленина, беззастен¬
чиво извращая и Маркса и Ленина.
Следует отметить еще одно биологическое течение в буржуазной
теории преступления — течение «модное» в современной буржуазной уго¬
ловноправовой литературе — это фрейдистская теория преступления,
исходящая из общего философско-психологического учения Фрейда о
роли бессознательного и поддерживаемая рядом европейских буржуазных
криминалистов39. С фрейдистской точки зрения преступление есть дей¬
ствие, совершаемое преступником для того, чтобы доставить себе
удовлетворение в потребности быть наказанным. Самая же эта потреб¬
ность об’ясняется следующим образом: под влиянием особого био-психи¬
ческого состояния — кровосмесительного влечения к своей матери и выте¬
кающей из этого ревности и ненависти к отцу, у человека с детства
существует чувство вины перед отцом. Это чувство однако не осознается:
существующая в психике высшая внутренняя цензура вытесняет это
чувство в область бессознательного. Однако это чувство угнетает пси¬
хику и в психике бессознательно борются две тенденции: не допускающая
к сознанию чувства вины и другая — выталкивающая это чувство
87 Сборник статей по случаю 10-летия пенитенциарных учреждений
Советской Грузии, 1931, с. 23.
38 Подробное изложение и критику работ грузинских буржуазных крими¬
нологов см. в статье А. Геловани, Против буржуазных извращений крими¬
нологии, «Сов. государство»,ч1932, № 4. с. 134.
39 Reik, Gestandisszwang ung Strafbebiirfniss '(1925). В о h n e, Psychoanalyse
und Strafrercht («Zeitschrift f. d. das Strafrechtswis, B. 471 Schneider Hat
die Psychoanaiise eine praktische forens. Bedeutung («Monatschr, f. Krim ung Stratr»,
1928. H. 6). Mezger (В £борнике «Krisis der Psychoanalis»). Stoss («Schwei-
zerische Zeitschr., f. Strafr.), отчасти Baumgarten, Das Wesen der Strafrechtwis-
senschaft, S. 17. Cr unhut («Zeitshr. t. d. ges Strafr.», B. 47. S. 494) и др.,
127
вины на поверхность сознания. Стремясь к высвобождению, чувство
вины порождает угрызения! совести и потребность в наказании. Потреб!-
ность в наказании толкает человека к таким действиям, которые могут
привести к наказанию — к совершению преступления и к признанию
(часто невольному) в Совершенном преступлении: «У преступников,—
говорит Райк40,— существует могучее бессознательное чувство вины
уже перед деянием. Это чувство — не результат деяния, а скорее мотив
его. Преступление является психическим облегчением, ибо оно может
связать бессознательное чувство виньц с че(м-то реальным и актуальным...
Иначе говоря, преступление Совершается для того, чтобы запрещен¬
ным стремлениям доставить Ersatz удовлетворения (замену удовлетво¬
рения.—7Л В.), обосновать и устранить бессознательное чувство вины».
Соответственно своей теории преступления фрейдисты освещают и исто¬
рическое происхождение преступления в человеческом обществе: и при
родовом строе чувство Вины, перед обществом и страх перед общест¬
венным мнением порождаются вследствие того же явления, о котором
говорилось выше, вследствие бессознательного страха перед отцом 41.
Таким образом самая причина возникновения преступления теряет свой
исторический характер: одна и та же причина порождает преступления
в современном обществе эпохи империализм^ и в родовом строе, и тогда
и теперь сущность преступления неизменна.
В области психо-биологической природы преступления древо фрей¬
дистской теории корнями уходит в старую антропологическую школу 4-',
вершина же его — выводы о целях наказания — тесно сплетаются с
фашистской теорией неоклассиков типа Зауэра, с которым у Фрейда
в философско-методологической концепции очень много общего, несмотря
на то, что философия Фрейда выросла из его психологической теории,
а Зауэр отрицает психологию в уголовном праве. Если преступление
с фрейдистской точки зрения совершается преступником для того, чтобы
навлечь на себя наказани|е и этим снять с себя тягостное чувство вины,
то наказание соответственно этому имеет целью раскаяние преступ¬
ника, искупление им своей вины, т. е. именно то, что ставят целью
наказания неоклассики-фашисты 43.
Наконец, одной из новейших разновидностей неоломброзианства
является «прагматическая интегральная криминология» разработанная
испанским криминалистом Сальдана44. Называя свою криминологию
«новой», Сальдана, впрочем, так характеризует метод этой теории, что
40 R е i к, Ук. соч., с. 15.
41 Там же, с. 144.
48 Это признают и буржуазные критики фрейдизма в уголовном праве.
ТаК, например, Мецгер, излагая положение вопроса в современной кримино¬
логической литературе о значении личности и среды, считает психоаналити¬
ческую теорию Фрейда новым обоснованием положений Ломброэо, одним
из течений, означающих отход от «теории среды!» и возврат к биолого-инди¬
видуалистическому воззрению (см. указ, выше работу Мецгера).
43 Популяризатор фрейдистской теории Райка, Боне, прямо говорит:
«Райк таким образом также вступает на тот же путь к признанию искупитель¬
ной функции наказания, которую точно установил! В. Зауэр в своих Основных
положениях уголовного права (см. указ, выше статью Bohne). Подробное изло¬
жение и критику фрейдистской теории уголовного права см), в моей статье:
«Кризис социалистической школы и фрейдизм в уголовном праве» («Револю¬
ция права», 1929, № 6).
44 Saldana, La criminologie nouvelle. Paris. 1929.
128
о новизне и тем более цельности и оригинальности этой теории гово¬
рить не приходится: задачей прагматической философии, на которой
Салъдана строит свою криминологию, является не открывать новые
положения, а находить'«истины» в уже существующих, но не сведенных
в систему; «находить» — «это с точки зрения количественной значит
интегрировать истину, качественно — это значит использовать действи¬
тельность» 45 *. Уже такая методологическая 'установка не обещает ничего
нового, ничего, что 'бы ни было пропитано самой беспринципной эклек¬
тикой. Действительно Сальдана исходит из ломброзианских положений,
как бы он ни пытался от них оттолкнуться и «подняться на новую
ступень». «Ломброзо, — по мнению Сальдана, — страдал отсутствием фило¬
софских обобщений, а1 потому не мог сделаться настоящим позитиви¬
стом» 4G, он — как ни парадоксально это звучит — слишком пренебрегал
«метафизикой и вообще философией». Позитивизм Ломброзо был, по
мнению Сальдана, позитивизмом диференциальным, отделявшим психи¬
ку преступника от физической стороны человека, склонявшимся к мате¬
риализму в ущерб спиритуализму, односторонне исследовавшим анор¬
мального человека, методологически удовлетворявшимся только наблю¬
дением И экспериментом, но не живым опытам исследователя. Этот
позитивизм должен быть заменен другим, «абсолютным»,, пополненным,
прагматическим методом, который к наблюдению и эксперименту при¬
бавляет живой опыт исследователя. Такой метод, по мнению Сальдана,
даст возможность создать настоящую криминологию. Этот метод состоит
в том, чтобы к наблюдению! и эксперименту прибавить жизненный опыт
исследователя, «в мере и суб’акте познающий самого себя». «Мы про¬
никаем в область. социального опыта, где изучается ценность института,
как пережитого»47. Прагматический метод даст, по Сальдана, возмож¬
ность построить интегральную криминологию, которая будет рассма¬
тривать преступника как целостного человека в его деятельности. Эго
не ветвь антропологии, изучающая преступного человека, в то время
как общая антропология .изучает «честного человека»: «Вся антропология
применяется к изучению всего человека, нормального и анормального,
как причины преступной деятельности»48 49. С другой стороны, это не
только наука о причинах преступления, но и наука о влиянии этих
причин на преступника: «Преступление есть сознание преступника, и в
свою очередь он делается сознанием своего преступления» 4Э. Поэтому если
ломброзианская уголовная антропология была аналитической фазой
антропологии, то интегральная антропология есть фаза синтетическая.
До 'Сальдана уголовная антропология разрешала проблемы по двум
противоположным теоремам: по теореме конституциональной и по тео¬
реме функциональной. Теорема конституциональная заключается в том,
что «тип определяет собой действие», или конституция есть детерминанта
действия («орган проводит функцию»). Теорема функциональная состоит
в том, что наоборот «действие определяет собой тип» или действие
в свою очередь является детерминантой строения организма («действие
изменяет — не создает — орган»). Интегральная криминология между
45 Там же, с. XV.
4« Там же, с. 288.
. ' 47 Там же, с. 290, 291.
48 Там же, с. 292.
49 Там же.
9 Классовая природа преступлений
129
этими двумя теоремами,- выражающими собой якобы материалистиче¬
ские и спиритуалистические позиции в антропологи, ставит третью
теорему, интегральную: «Первоначально Тип определяет собой дейст¬
вие, но в заключение действие определяет собой в свою очередь тип,
поскольку оно его трансформирует»50.
Вся эта «прагматическая философия» и интегральная антропология
по существу представляет особой не что иное, как облеченную в высоко¬
парные «философские» слова ту же эклектическую теорию, которую раз¬
вивала- социологическая школа, также безуспешно пытавшаяся оттолк¬
нуться от ломброзианства, но фактически лишь продолжавшая раз¬
вивать биологическую теорию Ломброзо, эклектически присоединив
вопрос о «влиянии социальной среды». Чтобы убедиться в этом, доста¬
точно сравнить «интегральную теорему» Сальдана о соотношении <типа»
и «действия» (которое очевидно в той части, где оно не включается
в психо-физическую конституцию личности, должно быть связано с воз¬
действием социальной среды), сравнить эту теорему с положением, выска¬
занным виднейшим последователем Листа Ашаффенбургом: социальные
отношения дают последний толчок к преступлению, собственно же при¬
чиной является структура личности51.
В конкретных вопросах эта пуповина, связывающая прагматическую
интегральную криминологию с ломброзианством, выступает особенно
резко. Взять хотя бы вопрос о типе профессионального преступника.
Сальдана говорит, что преступная профессия способна влиять на организм
в том направлении, что способна установить свой тип профессионального
преступника, в доказательство чего ссылается на медицину, якобы уста¬
навливающую стигматы профессионального преступника, на Тарда, дав¬
шего анатомические характеристики преступников как результат пре¬
ступной профессии. Отсюда Сальдана делает вывод, что «преступление
как состояние в свою очередь создает стигматы, совокупность которых
представляет собой тип»52. Свое отличие от Ломброзо Сальдана видит
в том, что Ломброзо считал преступление только следствием преступ¬
ности типа, тогда как самое преступное состояние создает антрополо¬
гический тип. Но мы выше видели, что преступление, по Сальдана,
первоначально само определяется антропологическим типом. Таким обра¬
зом все «различие» сводится только к тому, что прагматическая кри¬
минология, отказываясь от независимости преступного типа от внешних
условий, по существу только отрицает тип прирожденного пре¬
ступника (но и для Ломброзо прирожденность была необязательной)
и всю взаимосвязь сводит к пустому взаимодействию, без определения
ведущего звена в этом взаимодействии.
Немудрено, что, стоя обеими ногами на почве ломброзианства, Саль¬
дана не мог не пойти по проторенному Ломброзо пути и в вопросе
о «политических преступниках». Хотя он делает оговорку, что полити¬
ческие по сравнению с прочими преступниками «не настоящие пре¬
ступники», но это ни в какой мере не Мешает «прагматику» поступать
с «политическими преступниками» точно так же, как и с «прочими»,
уголовными, применять к политическим классификацию, основанную
6® Там же. с. 293, 294.
«1 См. далее.
. Там же, с. 262.
130
на двух критериях, «конституциональном или психо-физиологическом (тип
преступного призвания) и активном 'или психическом (тип действия)»53 54.
По этим признакам -,Сальдан1а| в специально составленной таблице и рас¬
пределяет анархистов («антипатриотов»), пропагандистов, конспираторов.
«Прагматическая» теория преступления, как видим, не вносит ничего
нового в попытки буржуазной мысли об’яснить преступление. Своей
эклектической мешаниной, своим отказом, данным в методологических
установках прагматизма, «открывать новые положения» и требованием
«интегрировать истину», т. е. механически соединять якобы в систему
уже не раз высказанные в буржуазной науке положения, «новая кри¬
минология» только лишний раз свидетельствует лишь об одном,— о том,
что буржуазная теория загнивающего капитализма, особенно в послед¬
ней его стадии, неспособна ни на какое творчество и неизбежно дегра¬
дирует 51.
§ 3. Социологическая школа и теория
факторов преступности
Возникнув почти одновременно с антропологической школой, социо¬
логическая школа развилась, 'получила распространение и влияние в бур¬
жуазной науке уголовного права после антропологической школы, придя
ей на смену. Социологическая школа отразила в 'своей теории и в своих
практических предложениях те требования буржуазии, которые пред’-
являлись к уголовной политике эпохой империализма.
Общий рост преступлений, а особенно рецид|ива и профессиональной
преступности требовал объяснения. Классическая школа не видела в пре¬
ступлении общественного явления и потому не была в состоянии даже
поставить вопрос о причинах преступности; антропологическая школа
поставила этот вопрос, но поставила его в плоскость чисто биологи¬
ческую и потому ,не могла искать социальной закономерности в развитии
преступлений. Социологическая школа об’явила ’своей задачей отыскание
именно социальной закономерности в преступности.
Об’яснить рост преступлений и рецидива в эпоху империализма нужно
было не из любви к «чистой науке», а по весьма практическим полити¬
ческим соображениям для того, чтобы успешней построить борьбу
с преступлениями, т. е. чтобы обоснованно усилить репрессию, чтобы
сделать ее беспощадной и, теоретически обосновав больший простор
для произвола и реакции, провести в области уголовной политики
тот поворот к .реакции по всему фронту, который характерен для эпохи
империализма, обострившей все противоречия капиталистического обще¬
ства. Классическая школа, исходя из принципа «nullum crimen, nulla
poena sine lege» (нет преступления и наказания без точного указания
в законе) и Из принципа НаказаНия-возмездия, пропорционального
тяжести содеянного, не могла обосновать усиление репрессии по отно¬
шению к рецидивистам и профессиональным преступникам: наказание
классической школы при последовательном применении ее принципов
должно быть соразмерно тяжести данного конкретного преступного
действия, а не опасности преступника, определяемой всей его прошлой
53 Там же, с. 264, 267.
54 См., м о ю рецензию на книгу Сальдана «La criminologie nouvelle» в «Сов.
гос-во», 1933, № 4.
13J
деятельностью 34а. Принцип «nullum crimen» суживал возможности
репрессии масштабом данного конкретного преступления. Антрополо¬
гическая школа отбросила, Правда, эти принципы, но своей постановкой
вопроса о биологических корнях преступности и о прирожденном (во
многих по крайней faepe ‘случаях) преступнике фаталистически обрекла
борьбу с преступностью на! бесплодность. Социологическая школа декла¬
рировала отказ от наказания-возмездия, пропорционального тяжести
содеянного, от принципа nullum crimen (к нему она1, впрочем, скоро
вернулась), от чисто биологического понимания корней преступности53,
«присоединив» к биологической Природе преступления социальную его
природу.
Этим отказом от принципов своих предшественников и максимальной
собственной беспринципностью социологическая школа давала в руки
буржуазной уголовной политики ту способность к маневрированию
и обосновывала ту возможность произвола и усиление репрессий, в кото¬
рых нуждался империализм. Вместо наказания-возмездия социологи¬
ческая школа выдвинула меры социальной защиты, которые должны
быть не пропорциональны тяжести преступления, а соответственны
опасности преступника, расцениваемого по всей совокупности черт своего
характера и своей деятельности. С этой точки зрения рецидивист,
совершивший последнюю мелкую кражу, может быть подвергнут
длительной изоляции; безработный, не имеющий крова, может быть
присужден к изоляции в качестве «бродяги», хотя бы он и вовсе
не совершил конкретного, предусмотренного в уголовном кодексе пре¬
ступления. С этой же точки зрения нет надобности в стеснительном
определении законом и .судебным приговором срока применяемого нака-.
зания — приговор должен быть неопределенным 54 * 56. Самое преступление
из необходимого для классической школы условия применения наказа¬
ния превращается только в симптом опасности данного лица.
у Теория социологической школы представляет собой гот процесс
разложения буржуазной законности (при параллельном усилении реп¬
рессии), который характерен Для эпохи империализма 5‘. Исходя из этой
теории Лист мог сделать тот вывод об усилении репрессии, который
сформирован к листовском выступлении на заседании Будапештского
общества в 1892 г.: «Мы требуем крепкой целесообразной уголовной
политики; мы требуем, чтобы государство, правовой порядок боролись
с преступлением и преступностью более целесообразно, более беспо¬
щадно, чем до сих пор»58.
54а См. мою книгу «Уголовная политика эпохи промышленного капита¬
лизма», 1932, с. 75—76.
45 Указывая на то, что, по мнению антропологической школы, характер
человека допределен законами природы, что он не допускает борьбы; с престу-
плениямщ Лист восклицает: «От опровержения мнений этой школы зависит,
возможна ли уголовная политика или нет», Liszt, Die Zukunft des Straf-
rccht (Aufsatze und Yortrage. В. II. S. 11).
56 L. i s z t uber den Einfluss der Sociologischen und antropologischen For-
schungen auf die Grundbegriffe des Strafrechts (Aufsatze und Yortr, II. ss. 91, 92).
См. также Принс, Защита общества и преобразование уголовного поава.
1912, с. 122,130.
67 См. приведенную выше мысль Ленина о разложении ‘буржуазной закон¬
ности.
58 Ук. соч., с. 3. Этот воинствующий характер социологической школы
был ясен для буржуазных криминалистов, хотя некоторые сторонники той
132
Социологическая школа свою .гибкость в деле приспособления к тре¬
бованиям империалистической эпохи провела глубже, не ограничиваясь
усилением жесткости репрессии. Наряду с основным реакционным нача¬
лом социологическая школа отразила в своих уголовнополитических
предложениях и другую тактику буржуазии эпохи империализма — так¬
тику «либеральную» 59, выдвигая такие уголовноправовые институты, как
условное осуждение, условно-досрочное освобождение и пр. и пред¬
лагая добиваться снижения преступности не только посредством жест¬
кой репрессии, но и путем «либеральных» реформ рабочего законода¬
тельства1, улучшения жилищных условий и т. п. Разумеется, «либеральная»
фраза социологической школы не «снимает» общего реакционного харак¬
тера ©той школы как наличие двух тактик буржуазии и не изменяет
основного ленинского положения об общем повороте к реакции, харак¬
терном для эпохи империализма 60.
же школы хотели бы его лучше замаскировать. |Так ^например, один из русских
представителей социологической школы, Есипов, говорит: «Напрасно только»
Лист меры воздействия, принимаемые в отношении преступности, именует
воинствующим понятием «борьбы» (Есипов, Преступность и меры воздей¬
ствия, 1900, с. 4). Большая часть буржуазных криминалистов, в том числе
и называющие себя '«марксистами» (напр. Пионтковский,. Трайнин), или «социа¬
листами», (напр. Гернет), на основании либеральной фразеологии социоло¬
гической школы, считают ее «прогрессивной», «либеральной» и «гуманной».
Насколько глубоко и четко их понимание действительной политической
физиономии этой школы можно видеть, например, из слов проф. Гернета: «Кри¬
миналист-социолог пошел по мансардам, чердакам и подвалам, к нищим
труженикам, в народ, в ряды пролетариата, и здесь перед ним раскрылись
такие картины причин преступности, что рука, занесенная для удара — наказа¬
ния, невольно должна была опуститься» (Гернет, Общественные причины
преступности, с. 38). Этой трогательной картине профессорского «хождения
в народ» нехватает только одного — хоть малой дозы правдоподобия.
59 У Ленина мы Находим яркую характеристику этих двух тактик буржуа¬
зии: «...Буржуазия во всех странах неизбежно вырабатывает две системы
управления, два метода борьбы з1а> свои интересы и отстаивания своего
господства, причем эти два метода то сменяют друг друга!, то переплетаются
вместе в различных сочетаниях. Это, во-первых, метод насилия, метод отказа
от всяких уступок рабочему движению, метод поддержки всех старых
и отживших учреждений, метод непримиримого отрицания реформ... Второй
метод — метод «либерализма», шагов в сторону развития политических прав,
в сторону,реформ, уступок и т. д. (Л е н и. н.1, т. XV, с. 7). Применение ленин¬
ского положения о Двух тактиках буржуазии к об’яснению уголовно-поли¬
тических предложений социологической школы дано С. Я. (Булатовым
в его книге «Уголовная политика эпохи империализма» (1933), В этой ж'е
книге см!, развернутую характеристику и критику социологической школы.
60 С приведенной выше характеристикой социологической школы резко
расходятся характеристики, даваемые ей в советской Литературе криминали¬
стами-псевдомарксистами — Трайниным, Исаевым и Пионтковским. Наибол1ее
«разработанной» в этом отношении является характеристика, данная проф.
Пионтковским. Опираясь на бухаринские утверждения по вопросу об органи¬
зованном капитализме и идя дальше т. Бухарина, Пионтковский приходит
к социал-демократической концепции империализма, из которой выводит
и свою оценку социологической школы. Пионтковский утверждает (в книге
«Марксизм и уголовное право»), что экономикой империализма управляет
закон ценности, стихийности и закон планового регулирования, достигаемого
благодаря развитию монополий. Капиталистическая плановость отражается
в уголовном праве, вызывая появление, наряду со 'стихийно складывающимся
«аказанием-возмездием, мер социальной защиты как целесообразной, рацио¬
нализированной репрессии. Эта теория «организованного капитализма» изобра¬
жает. империализм вообще и его уголовное право рационализирующимся, креп¬
нущим, а не загнивающим. Такая социал-оппортунистическая характеристика
133
Все более растуще; обострение противоречий империализма, в осо¬
бенности в условиях фашизма, срывает маски с буржуазных теоретиков.
Это произошло и с социологической школой в уголовном праве, открыто
пошедшей на службу к германскому фашизму и используемой этим
фашизмом наряду с другими уголовноправовыми теориями для усиления
репрессии и оправдания террористического режима.
Как указано будет дальше, гитлеровское правительство использовало
теорию социологической школы об опасном состоянии и о мерах социаль¬
ной защиты, не связанных с конкретным совершенным преступлением
для обоснования нового, изданного в конце 1933 г. «Закона против
привычных преступников», значительно развязывающего руки не только
судье, но и администрации в деле произвольного усиления репрессии;
такие правоверные «социологи», как Ашаффенбург, поздравляют фаши¬
стов-криминалистов с их ;«достижен|Иями»( в области уголовной политики.
Но самым значительным событием в истории социологической школы
нужно считать решение, принятое 10 июня 1933 г. «Советом немецкой
группы международного союза криминалистов», союза, бывшего в тече¬
ние почти полувека мировым организационным центром социологической
школы.
В этом решении говорится 61:'«Сведение политической мысли и воли
к единому взгляду на государство национал-социализма дает в осяза¬
тельной близости возможность планомерной и действительной борьбы
с преступлением, чего немецкая группа международного союза кри¬
миналистов напрасно требовала в течение десятилетий. Признание креп¬
кого государства достаточно для того, чтобы наказанию в руках судьи
и сознании народа вернуть ту энергию и то внимание, которых оно
заслуживает, Как выражение государственной воли в правовой форме.
Ныне государственная власть в состоянии доказать решительность в бес¬
социологической школы подверглась заслуженной критике со стороны Ком-
академии (см. статью П. В. Кузьмина1 «Новейший ревизионизм в уголовном
праве» — «Советское госуд. и ревел, права» 1930, № 8—9). В этой же статье
т. Кузьмин правильно отмечает «оппортунистические шатания» т. Ширвиндта,,
писавшего гв сборнике «Проблемы преступности», что «школа социологическая
является (наиболее близкой нам! и более всего подходящей вплотную к разре¬
шению проблем преступности». Я в своей статье «Кризис социологической
школы1 и фрейдизм в уголовном праве» («Революция права»,11929, № 6) крити1-
ковал позиции Пионтковского в этом вопросе, но критиковал недостаточно',
и сам дал ошибочную характеристику социологической школе. Пытаясь
опереться на Ленина в его указаниях о развитии монополий (в «Империа¬
лизме как новейшем этапе капитализма»'), я пришел к тому неверному поло¬
жению, что развитие монополий приводит к тенденции в сторону некоторой-
«плановости», выражением чего и являются в области уголовного права — меры
социальной защиты, поддерживаемые социологической школой. Правда, воз¬
ражая Пионтковскому, я писал, что эта тенденция к «плановости» не может
полностью реализоваться, что она «исторически ограничена», что она разби¬
вается о ряд внутренних противоречий капитализма, что следует решительно»
отвергнуть каутскианскую теорию ультракапитализма и т. д. и из этого»
выводил бессилие социологической школы и ее кризис. Но конечно это не
исправляет допущенной мною ошибки, извращавшей ленинскую характери¬
стику империализма. Свою ошибку я признал в выступлении на Всеукраинском
с‘ездй марксистов-государственников и в выступлении на I всесоюзном с’езд-е
марксистов-государственников (см. также мою книгу «Угол, политика эпохи
промышленного капитализма», 1932, с. 66, где я также -отмечаю свою ошибку).
Критику моих прежних позиций в этом вопросе см. в упомянутой выше
статье т. Кузьмина.
61 «Zeitschrift f. d. ges. «Stralrechtwis.», 1933, В. 53,. H. 3—4.
131
пощадном искоренении профессиональной преступности, — решительность
бывшую долгое время ей столь мало присущей вопреки хлопотам
Международного союза криминалистов о действительной уголовной поли¬
тике. Связанное с таким признанием государства признание народного
единства как основное положение и оправдание всякой государственной
деятельности дает новый смысл идее воспитания в применении к нака¬
занию». Далее авторы постановления призывают к отказу от «бесплод¬
ных попыток» «исправлений» преступника и призывают к работе в по¬
мощь фашистскому государству, видя в этой работе свою важнейшую
задачу.
Это 'постановление для нас важцо| в том отношении, что оно раскры¬
вает действительный смысл всех разговоров о «плановости» уголовной
репрессии в условиях империалистического государства: «плановая»
борьба с преступностью — это фашистский белый террор, на службу
которому уже открыто пошла социологическая школа. Сущность тре¬
бований социологической школы представляется в совершенно обна¬
женном виде: требовать в условиях фашистского режима «решительности
в беспощадном истреблении преступлений» означает включиться в .общий
поток фашистского террора.
В соответствии со своими основными установками социологическая
школа подходила и к определению преступления. Как краеугольный
камень свой доктрины социологическая школа выставила тот тезис (впро¬
чем, как показано будет ниже, в корне подрываемый построениями
той же школы), что преступление — явление социальное. Принс, один
из вождей школы, считает этот тезис «высшей истиной»62. Лист фор¬
мулирует его так: «преступление как социально-патологическое явле¬
ние слагается из массы отдельных преступлений; и каждое из
этих последних есть лишь часть единого социального явления»63.
Отличительной чертой этого социального явления от прочих является,
по теории социологической школы, его опасность для всего общества,
ставящая перед уголовной политикой основную задачу защиты общества.
Уже в таком виде даваемое социологической школой определение
преступления позволяет вскрыть классовый характер этой школы. Энгельс
писал, говоря о росте преступности в Англии в пергой половине XIX в.:
«Нас должно удивлять... то, как буржуазия, на которую изо дня в день
все более и более надвигается страшная гроза, остается столь спокойной,
как она может изо дня! в день читать обо всех этих вещах в газетах,
не почувствовав, не скажу, негодования на существующий социальный
строй, но хотя бы только страха перед его последствиями, страха
перед общим взрывом всего того, что изо дня в день проявляется
62 A. l’rins, Criminalite et repression (1886), p. 22.
63 Лист, Учебник уголовного права, ч. Общая (перев. 1903 г.), с. 72.
В другом месте Лист говорит: «Социологическая постановка вопроса рассмат¬
ривает преступление, как событие в жизни общества, и хочет его оо’яснить,
исходя из общественных отношений». Так же Тард: «Преступление, на наш
взгляд, есть социальное явление особого ряда, но в конце концов все-таки
такое же социальное, как и всякое другое. Это—тунеядствующая ветвь
общественного дерева, но, как и все друтиа его ветви, она питается общим
соком и подчиняется общим законам» (Тард, Преступник и преступление,
Дерев. 1096, с. 228—229).
185
в отдельных преступлениях»61. В эпоху империализма противоречия
капиталистического строя обостряются настолько, что у буржуазии, уже
не может не усилиться страх в частности перед таким выражением
социальных противоречий, как рост преступлений. Опасность и с этой
стороны приобретает столь очевидную силу, что устами своих теоретиков
империалистическая буржуазия начинает давать формулировки, в кото¬
рых отражается все растущее сознание этой опасности, невозможность
ее замолчать. Дав определение преступления как социально-опасного
явления, социологическая школа тем самым сигнализировала буржуазии
все растущую опасность преступлений. Кай будет показано дальше,
из этого определения вытекало установление социологической школой
основной линии борьбы с этой опасностью — построение такой уго¬
ловной Политики, которая в наибольшей степени служила бы целям
подавления эксплоатируемых. Но это классовое содержание уголовной
политики тщательно маскировалось социологической школой лозунгом
защиты «всего» общества от преступлений.
” Tai же классовая маскировка проводится социологической школой
и в самом определении преступления. Преступление — социальное явле¬
ние. 'Но какое именно социальное явление? В чем его корни? На эти
вопросы социологическая школа не могла и не желала дать ответа
который бы установил, что это «социальное явление» — результат про¬
тиворечий классового и в частности капиталистического строя, что
оно коренится не в отдельных недостатках этого строя и не в «лич¬
ности» того или иного преступника, а во всей капиталистической
систем|е1, В |ее основаниях — частной собственности, порабощения й экс¬
плоатации, в непримиримых противоречиях классового капиталистиче¬
ского общества, что оно органически связано с самым существованием
капитализма. Преступление — явление социально-опасное, говорила социо¬
логическая школа, но При этом вместо того, ’Чтобы показать классовое
содержание этой опасности, прикрывала ее фальшивыми фразами об
опасности всему обществу, а 'не интересам господствующего класса
Капиталистов, и в соответствии 'с этим ставила отмеченную выпце
задачу защиты якобы Всего общества.
Однако даже в такой, извращающей действительное положение
вещей и урезанной форме, социологи не были в состоянии дать «социо¬
логическое» определение преступления. Будучи грубыми эклектиками,
они |в самом понимании преступления скоро пошли на компромисс
с Классической школой, против которой вначале об’явили поход и с
которой затем непрерывно искали соглашения как в области законо¬
дательных реформ, так и в области теории. Определяя преступление,
социологи признали возможность двойственного подхода к предмету
и двойственность самого предмета: «Преступление можно рассматри¬
вать, — говорит видный французский представитель социологической
школы Гарро, — либо как явление социальное, либо как явление юриди¬
ческое» 64 65. «Как явление юридическое преступление, по Гарро, есть факт,
с Которым в законодательстве связывается наказание, как последствие
и санкция»66. Такое же определение дает Лист: «Преступное деяние
64 Энгельс, Положение рабочего класса в Англии, Соч. М. и Э.,
т. III, с. 423.
65 Gar rau d, Precis de droit criminel (1926'), p. 61.
66 Там же, с. 62.
136
(в формальном смысле) есть фактическое отношение, с которым пра¬
вопорядок связывает наказание '.как юридическое последствие» G7, и далее
«преступление может быть (по [существу) определено как вменяемое
противоправное Действие, которое вследствие своей
особой опасности для строя юридических благ обло¬
жено наказанием»67 68.
Сдача позиций классической школы в этих определениях видна
сразу. Во-первых, «социологи» принимают формальное определение пре¬
ступления как деяния, воспрещенного законом под страхом наказания,
рассматривая преступление уже >яе в (свете принсовской «высшей истины»
о социальной природе преступления, но допуская рядом еще некую
формально-юридическую «истину». Во-вторых, сдача позиций проходит
и по линии поисков «материального» («по существу») определения: здесь
преступление рассматривается только как противоправное действие, т. е.
дается нормативистское определение преступления как действия, Нару¬
шающего прДво 69;,[ и Самая пресловутая «социальная опасность» вводится
в нормативистское русло опасности, угрожающей «строю юридиче¬
ских благ»; наконец существенным признаком преступления об’явля-
ется полагающееся за него наказание, т. е. признак, сугубо формальный,
на котором строятся все формальные определения преступления.
Эклектизм «социологов» распространяется в .сторону не только клас¬
сической, но и антропологической школы, с которой, как мы видели
выше, «социологи» собрались вести войну не менее грозную, чем
с (Классиками». Впрочем «война» об’явЛялась по довольно несуществен¬
ному разногласию: возражая против «чисто» биологического об’яснения
преступления, социологическая школа отнюдь не возражала против
такого об’яснения наряду с «социологическим» (а по существу, как
показано будет ниже, сама1 сводила преступление к биологической основе).
Так Лист говорил: «При незначительном внешнем поводе
преступление вытекает из самой организации преступника, из глу¬
боко укоренившихся свойств его натуры»70. Если иногда «социологи»
признавали параллельное значение биологических особенностей суб’екта
и «социальной среды»71, то наряду с этим у них часто встречается
прямое указание на превалирующее значение именно биологических осо¬
бенностей. Так один из выдающихся представителей социологической
школы позднейшего времени Ашаффенбург сравнительно недавно (1929 г.)
писал: «Мои собственные исследования и наблюдения вместе с литера¬
турными данными все больнее и больше убеждают меня в том, что
социальные отношения во (многих случаях дают последний толчок к пре¬
ступлению, обусловливают его совместно с особенностями личности,
но все же собственно причиной является структура личности»72. Бесп-
67 Лист, Учебник угол, права, ч. Общая, с. 119.
69 Там же, с. 120.
69 Самую противоправность Лист понимает, как «противоречие пред¬
писанию или запрету правопорядка» (там же). /«сек&г.
170 Учебник, ч. Общая, с. 74,
71 У Листав том же учебнике мы читаем: «Ивж^?е отд®й^оРпреступ-
ление возникает вследствие взаимодействия дву^лруп^’й^йфади-гус^одной
стороны, индивидуальных особенностей престутфц^ с другад^’днешних,
физических и общественных, в особенности жьЛконбмических чатищДепий»
(с. 73)., fT и «Л
72 См. «Monatscbrift I. Kriminologie und SWaj|e<fitsrelorm», 192®, »т€ 11.
W 137
принципность и эклектичность трактовки преступления социологическом
школой, пытавшейся вульгарно-механически об’единитъ, вернее исполь¬
зовать и методы классической школы и методы школы антропологической,
официально зафиксирована в .резолюции Лиссабонского с’езда (в 1897 г.)
Международного союза криминалистов, организационно об’единявшего
представителей социологической школы в большинстве капиталистических
стран. В резолюции этой говорится: «Международный союз криминалистов
защищает тот взгляд, что как преступление, так и средства борьбы
с ним должны быть рассматриваемы не только с юридической, но иг
с антропологической и социологической точек зрения».
Особенно важное методологическое значение для критики позиций
социологической школы имеет эклектическое заимствование ею ряда
положений антропологической школы в'.вопроое| о так называемых фак¬
торах преступности, вопросе, непосредственно связанном! с определением
природы преступления.
Под факторами преступности буржуазные криминалисты подразу¬
мевают те отдельные причины, которые вызывают совершение престу¬
плений. Попытки отыскать эти причины встречаются у писателей, рабо¬
тавших в самых различных 'отраслях знания еще с древнейших времен.
Попытки эти носили либо чисто метафизический, умозрительный характер,
либо были грубо эмпирическими. Нужно отметить, что среди этих попы¬
ток часты указания на связь преступности с экономикой, вернее с отдель¬
ными, изолированно бравшимися сторонами хозяйственной жизни.
Еще у Древних греков73 (у ^Аристотеля, Платона) и римлян (у Гора-
ция и др.) можно найти указания на то, что бедность способствует
совершению преступлений. Кое-какие • замечания можно найти у писателей
эпохи феодализма, в особенности позднего- Так, в частности вопрос
о влияний голода на совершение кражи ставился в плоскость полного
освобождения от наказания или применения смягченного наказания:
«Каролина»74 представляла разрешение этого вопроса на усмотрение суда,
знаменитый же юрист того времени Карпцов это положение «Каролины»
толковал так, что в этих случаях не может быть полной безнаказанности,
но допустимо применение «экстраординарных» "(более мягких) мер нака¬
зания75 ит.д. Накануне Великой французской революции ряд ее гла¬
шатаев также отмечает — и иногда довольно резко — связь между пре¬
ступлением' и имущественным положением преступника. Вольтер писал
о том, что имущественные преступления — преступления бедняков.
У Беккариа эта .мысль высказана очень ярко: «Кража обыкновенно явля¬
ется исключительно преступлением нищеты и отчаяния, преступлением
той несчастной части человечества, которой право собственности (это
страшное и может быть вовсе не необходимое право) не оставило
в Жизни ничего, кроме одного существования»76. Но если Беккариа,
73 Обзор учений о факторах преступности, в особенности об экономи¬
ческих факторах, подробно дан буржуазным криминалистом Ван-Каном в работе
«Экономические факторы преступности» (русский перевод 1915).
74 Германский уголовный кодекс XVI в., названный так по имени Карла V.
73 Так, он писал: «Если кто совершит кражу, вынужденный действитель¬
ной необходимостью, вызванной голодом (ex famis), он освобождается от
ординарного ^наказания».
В. С а г р z о v, Practicae novae imperialig saxonicae rerum criminalium pars
III, p. 275. Цит. по франкфрутскому изд. 1677).
76 Беккариа, О преступлениях и наказаниях (русск. перевод. 1878) с. 73.
138
последователь Руссо и предтеча классической школы уголовного права,
мог высказать такую смелую мысль, то криминалисты классической школы,
выражавшей уголовную политику победившей буржуазии, не только
не подвергали сомнению необходимость частной собственности и не
ставили в-связь с ней совершение преступлений, но, -наоборот, всячески
старались эту связь скрыть и вообще не ставили вопроса о факторах
преступности. Это вытекало из всей концепции классической школы —
из ее индетерминизма и отрицания каузальности и закономерности в уго¬
ловном праве.
Теория факторов преступности была развита антропологической шко¬
лой и особенно — школой социологической.
Антропологическая школа, внеся в уголовное право закономерность
явлений внешней природы, выставила тезис о биологической обуслов¬
ленности преступности и в соответствии со своим учением о преступлении
как явлении биологическом основным фактором преступности об’явила
-биологический фактор. Правда, (под ударами критики и вследствие упре¬
ков в «односторонности» антропологи впоследствии стали признавать
и дополнительное значение других факторов, в частности экономиче¬
ского. Так Ломброзо впоследствии признавал влияние на преступность
густоты населения и (его (миграции, различие укладов города и деревни,
урожаев и цен на1 хлеб’ бедности и богатства- и т. д.77. Но этим
«факторам» Ломброзо придает лишь второстепенное значение, в основу
беря биологический фактор и вообще «факторы», лежащие в области
естествознания: свое исследование об экономических факторах он закан¬
чивает таким заключением: «Рассматривая все вышеизложенное, мы видим,
что влияние экономических факторов на преступность населения зависит
не только от .бедности его, но и от богатства и вообще благосостояния
его. Но значение как одной, так и другого часто изглаживается и совсем
уничтожается благодаря влиянию расы, климата и тому подобных фак¬
торов» 78.
Дальнейшее развитие теории факторов преступности получила у Ферри,'
принадлежащего к антропологической школе, -но в то же время во мно-1
гом сходящегося с «социологами»79. Ферри различает три группы фак¬
торов. К первой относятся антропологические (или «индивидуальные»),
которые Ферри делит на три «подкласса»: а) «все органические анома¬
лии черепа, мозга, внутренностей, чувствительности, рефлекторной
деятельности и телесных .признаков вообще, а Также особенности физио¬
номии и татуировки»80, б) «умственные и психические аномалии (особен¬
но аномалии чувства общественности)»; в) «личные признаки преступ¬
ника-,— кроме биологических его свойств, особенностей возраста
и пола..,— биологически-социалыные его свойства, например, гражданское
состояние, род занятий, местожительство, классовое положение, образо¬
вание и воспитание»81. Ко второй группе факторов относятся «физиче¬
ские или космотеллурические» (климат, особенности почвы, смена дня
77 Ломброзо, Преступление (русск. пер. 1900), с. 42 и след.
78 Ук. соч., с. 90. .
79 Впоследствии Ферри об’явил себя «социалистом», хотя в действи¬
тельности с социализмом его высказывания ничего общего не имеют. В послед¬
ние годы сво-ей жизни Ферри превратился в фашиста.
80 Ферри. Уголовная социология, т. I (русс. пер. 1910 г.1 с. 306.
81 Там же, с. 307.
139
и ночи, времена года, годичная температура1 и т. и.). Наконец, к третьей
группе Ферри относит социальные факторы («густота населения, Общест¬
венное мнение, нравы и религия, семейный строй и школьный режим,
состояние промышленности, алкоголизм, экономический и политический
строй» й т. п. 82. Однако при всей пестроте этих «факторов», в которых
к антропологическим отнесены род занятий и классовое положение,
а в ряду социальных под одну гребенку подстрижены «школьный режим»
и экономический и политический строй83, примат принадлежит биоло¬
гическому фактору — без него ни физические, ни социальные факторы
об’яснить преступления не могут 84.
г' ' Наиболее полно теория факторов преступности была разработана1 со¬
циологической школой 85. В основу классификации факторов большинством
«социологов» была принята дуалистическая схема Листа, упоминаемая
выше: «Я бы хотел, — говорит Лист, — формулировать наш символ веры
таким образом, что мы должны рассматривать преступление как необ¬
ходимый продукт окружающего преступника общества и хозяйственных
отношений, с одной стороны, и с другой — особенностей личности пре¬
ступника, которые частью являются прирожденными, частью — приоб¬
ретенными в развитии и жизненной его судьбе»86. По существу эта
схема не отличается (от схемы Ферри; здесь мы также видим три группы
«факторов» — индивидуальных, физических и социальных, с той раз¬
ницей, что физические и социальные сведены в одну группу'87. И в этой
82 Там же, с. 307.
83 Хотя в других местах Ферри подчеркивает наибольшую важность
экономического фактора сравнительно с другими социальными фак¬
торами.
84 Например, одно из многих аналогичных утверждений Ферри: «Пре¬
ступность, особенно врожденная, но отчасти также и случайная, есть
действительно специфическая форма биологической аномалии, отличающаяся
в отношении расы и темперамента от всякой другой формы аномалии,
патологических явлений и дегенерации и вызывающая конкретное преступ¬
ление, благодаря той общественной и физической обстановке, которая дает
индивидуальной склонности возможность превратиться ' в факт» (ук. соч.;
с. 187).
86 Один из вождей Международного союза криминалистов, основанного
социологической школой, Ван-Гаммель, предложил назвать теорию факто¬
ров преступности криминальной этиологией. Лист же называет эту теорию
более широким термином «криминологии».
86 Liszt, Die Zukunft des Strafrechts (Aufs. und Vortr. II. S. 3).
Также—ic. 5. To же в др, статье Листа: Die Gesellschaftlichen Faktoren
Зег Kriminalitat (Aufs. und Vortr. II. S. 438).
87 Отсутствие сколько-нибудь существенной разницы между «2-членным»
делением Листа и «3-членным» делением Ферри Можно иллюстрировать
на примере той Дополнительной путаницы, которую внес от себя в этот
вопрос проф. Познышев. Познышев сначала принимает листовскую класси¬
фикацию, принимая только 'для индивидуальных факторов название «эндоген¬
ные», а для второй группы — физических и социальных — термин «экзоген¬
ные». [После этого Познышев возражает против им же .принятого листовского
деления. От себя же проф. Познышев привносит такоё| глубочайшее понима¬
ние «экзогенных» факторов: «однако, группами физических и социальных
факторов внешние факторы не исчерпываются. Они могут, напр., заключаться
в разных неприятностях по службе или семейных, которые нельзя подвести
ни под понятие эндогенных-,' ни под понятие социальных факторов» (Поз-
н'ышев, Очерк основных начал науки уголовного права, I, ч. общая, 1923,
с. 169—170). Почему бы не создать еще одну «эндо-экзогенную» группу
неприятных факторов или даже две: факторов «просто неприятных» и факто¬
ров «неприятных во всех отношениях»?
140
схеме, несмотря на подчеркивание Листом важности экономических фак¬
торов'^ главная роль отводится биологическому фактору: выше было
приведено признание этого обстоятельства виднейшим в наше время
последователем Листа—''Ашаффенбургом. И сам Лист часто отводит
решающую роль «антропологическому фактору»: так например, возражая
против трехчленного деления'факторов (и справедливо называя его «бес¬
порядочным перечислением, а не определением»), Лист утверждает, что
влияние ж4ры на рост половых преступлений говорит о решающей
в данном случае роли не физического (как у Ферри), а «антропологи¬
ческого фактора», ибо «отдельные индивиды на действие! жары в своей
волевой жизни реагируют 'совершенно различным образом»88. В, другом
месте Лист говорит о том, что «уголовная политика, опираясь на резуль¬
таты уголовной социологии, имеет в виду бороться с преступлением
в его биологических корнях в личности; преступника, в индивидуальных
мотивах, приведших его к преступлению»89. Таких частных замечаний
и общих утверждений приоритета «биологического фактора» над «социаль¬
ным» в работах криминалистов социологической школы можно найти
сколько угодно.
I/ «Факторы», исследуемые буржуазными криминалистами, многочисленны
и разнообразны, начиная от времен года и кончая упомянутыми выше
в сноске 88 (познышевскими служебными и семейными неприятностями.
Остановимся вкратце на некоторых, наиболее «ходких» факторах.
Временам года и связанным с ними температурным колебаниям по
данным уголовной статистики соответствуют изменения в росте прес-
стуллений в зависимости от характера этих преступлений. Так, имуще¬
ственные преступления растут в !холодное время: года и падают в теплые
месяцы; преступления против личности показывают обратную тенден¬
цию. Фойницкий по данным французской статистики за 35 лет вычислил,
что в период от октября по март число краж составляет 54,1 % всего
годового числа краж,, а в период от апреля по сентябрь — 45,9%90.
По Ашаффенбургу в .Германищ в летние месяцы число краж ниже средне¬
годового числа на 5—1О°/о, в зимние же месяцы — выше среднегодо¬
вого количества на 10—2Оо/о 91 и т. д. Наоборот,, преступления половые
во франции (с 1827 по 1869 г.) ро Ашаффенбургу и Ферри дают в зим¬
ние месяцы 41 о/о, а в летние — 59% всего годового числа половых пре¬
ступлений 92. В. Германии тяжй'ие телесные повреждения в зимние месяцы
88 Die Gesellschaft. Fakt. d. Krim (Aufs. u. Vortr. II. s. 438).
89 Лист, Задачи уголовной политики, 1895, с. 136. Грубейшее непони¬
мание Листа и социологической школы проявил т. Ширвиндт, считавший,
что именно в вопросе о факторах преступности социологическая школа,
сводя вопрос к социальным факторам, «является наиболее близкой нам
и более всего подходящей вплотную к разрешению проблем преступности»
(Ширвиндт, Проблемы преступности, сб. II, с. 4 и ел'.). Критику |ширвинд-
товской точки зрения и теории факторов социологической школы-см. Кузь¬
мин, Новейший ревизионизм в уголовном праве («Сов. госуд. и револ.
права», 1930, № 8—9).
. 80 Фойницкий, Влияние времен года на распределение преступлений
(Сборник «На досуге», т. I, изд. 1898).
I 91 Ашаффенбург, Преступление и борьба с ним (русск. пер. 1906 г.),
табл, на с. 21.
9Ч А ш афф, еи б'у рг, ук. 'Соч., с. 13.
141
ежедневно дают 85°/о среднесуточного числа этих преступлений, ав'лет-
ние— 115<уо33. /
Но уже сами буржуазные криминалисты подорвали специфическое
«физическое» значение этого явления, указа'в, что здесь дело н^ в изме¬
нении температуры, повышающей или понижающей возбудимость суб’-
екта, а в соответствующем изменении хозяйственных отношений — в
более тяжелых условиях питания, жилища зимой, вызывающих рост
имущественных преступлений, в летних полевых работах,/создающих
более «благоприятные» условий для изнасилования и пру Независимо
от неправильности и такого об’яснения, вырывающего отдельные
«факторы» хозяйственной жизни, роль «температурного» фактора это
об’яснение достаточно аннулирует.
Возьмем другой фактор — расу и национальность. Ломбро¬
зо, как и (следовало ожидать), о роли расы и национальности в совершении
преступлений высказывается крайне резко и (определенно, говоря, напри¬
мер, что «цыгане могут служить олицетворением преступной расы с ее
страстями и порочными наклонностями»93 94. Несколько осторожнее в этом
отношении Ашаффенбург, который указывает, что «едва ли мы в настоя¬
щее время можем найти чистые расы», так что «установление расовых
особенностей в области преступности едва ли возможно»95. Тем не менее
Ашаффенбург и эту сомнительную возможность пробует использовать,
утверждая, например, что «преступность евреев вообще — и довольно
заметно — ниже, преступности христиан»96, и далее: «Связь между про¬
исхождением от данной Этнической .группы и такими проступками,
как нанесение оскорблений, вполне возможна»97. «Расовые особенности»
преступности евреев «подвели» голландского криминалиста Суэрмондта,
производившего (в 1924 г.) исследование преступности в Голландии.
Суэрмондт Нашел, что в то время (как для христианского населения
Голландии характерны преступления, совершаемые при помощи насилия,
для еврейского населения характерны преступления, совершенные посред¬
ством обмана. Но когда автор в своем исследовании коснулся Амстер¬
дама, то статистика привела его к противоположным выводам. Чтобы
об’яснить рто обстоятельство, Суэрмонду пришлось дать об’яснение,
как раз опровергающее роль расы как фактора преступности: пришлось
указать, что Й Амстердаме евреи занимаются главным образом не тор¬
говлей, как в Остальной Голландии, а работают в алмазношлифоваль¬
ной промышленности в качестве рабочих. Итак, иное социальное поло¬
жение лиц данной расы меняет лицо преступности, якобы характерной
для данной расы.
Расовая теория преступности используется самым широким образом
буржуазией для раздувания расовой и национальной вражды в целях
расслоения пролетарского революционного движения и большего зака¬
баления наиболее отсталых частей пролетариата. Это ярко выступает
в теории якобы повышенной «негритянской преступности»; пользуясь
этой теорией, американский империализм оправдывает угнетение негри¬
тянских трудящихся масс и при помощи желтой «американской федерации
93 Ашаффенбург, ,ук. соч., с. 12.
91 Ломброзо, |Преступление, с. 34.
"'Ашаффенбург, ук. соч., с. 24.
98 Там же, с. 41.
97 Там же, с. 44. ;
142
труда» (пытается натравливать белых рабочих на рабочих негров 98. Этот
пример показывает, как теория факторов служит для империализма
средством усиления подавления пролетариата1 и является одним из кон-
кретныхцоказателей реакционности антропологической и социологической
школы. \
Еще более ярко выступает реакционная политическая роль «расовой»
теории в идеологии фашизма, особенно немецкого, нашедшей свое выра¬
жение и в 'уголовноправовом «творчестве» германских фашистов. Связь
этой «теории» с ломброзианством бросается в глаза при чтении книги
Гитлера «Мой борьба», книги, играющей роль корана для фашистов
и поражающей своей полной безграмотностью и тупостью, переплетаю¬
щимися с бешеной злобой против революции. В этой книге Гитлер
высказывает между прочим такую мысль, почерпнутую у Ломброзо,
хотя и обывательски исковерканную: «Основные черты характера каж¬
дого человека заложены в нем конечно от рождения. Родившийся эго¬
истом останется им навсегда. Родившийся идеалистом тоже так или иначе
идеалистом и останется. Однако надо иметь в виду и то, что между
двумя группами людей с резко выраженными характерами стоят мил¬
лионы и миллионы людей с очень неопределенными и неясно выраженными
чертами характера. Прирожденный преступник, разумеется,
был и останется преступником». Эта позаимствованная у Лом1
брозо, ’достаточно подержанная теория «прирожденного преступника» тесно
увязывается со всей расовой теорией, фашистов. Предназначенная в дема¬
гогических целях служить прикрытием для классовой борьбы, быть одним
из средств военной маскировки в классовой борьбе, расовая теория
фашизма ставит с гораздо большей остротой вопрос о «высшей» и «низ¬
шей» Ipacax, чем это ставила в свое время антропологическая школа.
Если последняя под видом подавления «низшей расы», преступников,
проводила1 требование подавления сопротивления эксплоатируемых, то
гитлеровская «расовая теория» под видом подавления «высшей» арий¬
ской расой других рас, неарийце|в и в первую очередь евреев и славян,
требует — и стремится всячески осуществлять это требование —• подав¬
ления революционного движения — не Только внутри Германии, но и
во всем мире и интервенции против СССР. ’ /, \
Вопрос о перспективах подавления «высшей» расой «низшей» приме¬
нительно к германской агрессии во внешней политике блестяще анали¬
зируется т. Сталиным в его историческом докладе на XVII с’езде партии:
«Третьи думают, — говорит т. Сталин, — что войну должна организовать
«высшая раса», скажем, германская «раса», против «низшей расы», прежде
всего против славян, что только такая война может дать выход из поло¬
жения, так как «высшая раса» призвана оплодотворять «низшую» и власт¬
вовать над ней. Допустим, что эту странную теорию, которая так же
далека от науки, как небо от земли, — допустим, что эту странную
теорию перевели на практику.. Что из этого может получиться? Известно,
что старый Рим точно так же смотрел на предков нынешних германцев
и французов, Как смотрят теперь представители «высшей расы» на сла¬
вянские племена. Известно, что старый Рим третировал их «низшей
расой», «варварами», призванными быть в вечном подчинении «высшей
расе», «великому Риму», причем — между нами будь сказано — старый Рим
98 См. предыдущую главу.
143
имел для этого некоторое основание, чего нельзя сказать о представи¬
телях нынешней «высшей фасы». А что из этого вышло? Вышло тр что
неримляне, т. е. все «варвары» об’единились против общего / врага
и с громом опрокинули Рим.. Спрашивается: где гарантия, ч/о пре¬
тензии представителей нынешней '«высшей расы» не приведут к тем же
плачевным результатам? Где гарантия, что фашистско-литературным поли¬
тикам в Берлине посчастливится больше, чем старым и испытанным
завоевателям в Риме? Не вернее ли будет предположить обратное?»".
Под знаком защиты «высшей» арийской «расы» фашистами проводится
и реформа германского Законодательства и разработка уТОловноправо-
еой теории. Дофашистское уголовное право империалистической Герма¬
нии уже не удовлетворяет гитлеровских юристов: оно кджется им слиш¬
ком «либерально-индивидуалистичным», '«гуманным» и т. д., т. е. слишком
связанным с принципами буржуазной демократии. В частности фашист¬
ские криминалисты сокрушаются по поводу того, что немецкому1 уголов¬
ному пра'ву «была1 Нужда защита единства крови, расы и судьбы немец¬
кого (народа»99 100. В проекте фашистского уголовного кодекса, доложен¬
ном [прусским министром юстиции Кэррлем лейпцигскому с’езду юристов,
вопросу о «защите расы» посвящен специальный раздел101. Среди «пре¬
ступлений против расы» видное место занимает «смешение расы», которое
трактуется как «расовая измена». Наказуемым предлагается признать не
только половую связь немца с «неарийцем»,. но даже танец немецкой
женщины с не|гро(м! в публичном месте.
Вся эта «биология», Вносимая немецкими фашистами в свое уголов¬
ное право, поставленная на службу острейшей классовой борьбы бур¬
жуазии и долженствующая прикрыть все более обнажающуюся классовую
озлобленность буржуазной репрессии102, показывает еще раз реакцион¬
ность биологических теорий в уголовном праве. Впрочем, нужно под¬
черкнуть, что (наличие в фашистских уголовноправовых настроениях
густой ломброзианской струи вовсе не означает какого-либо возрож¬
дения ломброзианской школы в фашистском уголовном праве или соз¬
дания Какой-нибудь новой фашистской биологической теории преступле¬
ния: фашизм бессилен создать нечто новое и цельное. Он, как уже ска¬
зано было выше, судорожно хватается за осколки старых теорий, склеи¬
вая их Как попало или вовсе даже не пытаясь связать их в одно целое.
Сами фашистские криминалисты 'вынуждены это признать. Так например,
Гемминген в своей тощей брошюре пишет, что к поддержке фашист¬
ского движения в национал-«социалистической» литературе «привлекались
люди 'различнейших времен и направлений», причем в их писаниях
использовалось все: «От Канта — этический ригоризм, от Фихте—-пат¬
риотический взлет, от Гегеля — абсолютность идеи государства, от
Ницше—(мысль о вожде, от Савиньи — вера в народный дух, от Фрид¬
риха Великого — мысль о служении»103. В другом месте Гемминген гово¬
99 Стеногр. отчет XVII парт’сезда, 1934, с. 12.
100 F г е i s 1 е г, Nationalsocialistisches Strafrecht, S. 6.
101 Подробно — см. в статье И. Авербах. Лейпцигский с'езд юристов
и'карательная политика германского фашизма, («Сов. государство» 1933, № 6),
где дается весьма удачная характеристика фашистского «правотворчества».
102 Вот лозунг, выдвинутый председателем союза немецких фашистов-
юристов Франком:: «Преступник должен снова дрожать» (Gemmingen,
Stratrecht im Geiste Adolf Hitlers, 1933, S. 11).
109 Gemmingen, ук. соч., с. 8.
141
рит, Что «такие люди, как Наглер (представитель классической школы),
с одйой стороны, и Ашаффенбург (представитель социологической
школы)) с другой, |поздравляли молодое (т. е. фашистское.— Г. В.)
поколений с его стремлениями, делая лишь оговорку, что надо наде¬
яться, что молодое 'вино отстоится» 101.
И действительно, наряду с приведенным выше «биологизированием»
уголовного права, наряду с теорией расы и прирожденного преступника,
фашистское уголовное право, разрабатывается такими неоклассиками как
Зауэр. Гемминген, ссылаясь на «самого» Гитлера, утверждает, что нака¬
зание основано только на свободе воли* 105, что наказание неизбежно
должно быть возмездием106 и т. д.
Вся эта теоретическая мешанина свидетельствует о том, что, пресле¬
дуя одну задачу — обосновать любыми отрывками любых буржуазных
теорий террористическую репрессию, фашистская уголовноправовая идео¬
логия обнаруживает свою гнилостность, свое бессилие, отражая общую
слабость современной буржуазии. «...Победу фашизма в Германии,—
говорит т. Сталин,-—нужно рассматривать не только как признак сла¬
бости рабочего класса и результат измен социалдемокрагии рабочему
классу, расчистившей дорогу фашизму1. Ее надо рассматривать также
как признак слабости буржуазии, как признак того, что буржуазия
уже не в 'рилах властвовать старыми методами парламентаризма и бур¬
жуазной демократии, ввиду (чего она вынуждена прибегнуть во внутрен¬
ней политике к террористическим методам управления...»107.
Расовая теория вообще и расовая теория преступности, как это
показано на примере с фашистскими уголОЕИоправовьгМи писаниями, явля¬
ется одним из показателей сочетания внутренней слабости и терроризма
как в 'практике, так и в теории фашизма. Вместе с тем она показательна
и в другом отношении: она ярко показывает, > как рассуждения о Том
или ином «факторе» (в данном случае о расе) могут быть использованы
при попытках обосновать усиление репрессии в связи с общим усиле¬
нием империалистической реакции.
Следующий, весьма в ^буржуазной литературе популярный фактор —
это пол. Исходя из довольно очевидной «истины», что преступления /
совершаются либо мужчинами, либо женщинами, буржуазные крими-г
налисты пытаются найти «спецификум» женской преступности и об’яснить
его половым различием. Ломброзо и его школа, считая, что женщина
по своим анатомо-физиологическим признакам стоит ниже мужчины (мозг
женщины весит меньше, в нем меньше серого вещества и т. д.)108
101 Там же, с. 10.
105 Там же, с. 14.
106 Там же, с. 23.
107 СТалин, Доклад на XVII с’езде партии. Стеногр. отчет. 1934, с. 11.
106 Л омбр оз.о (и Фер.еро, Женщина преступница и проститутка
(русск. перев. 1879), с. 3S В этой же книге Ломброзо приводит сравнитель¬
ные данные о емкости черепа мужчины, и женщины, указывая, что меньший
об’ем черепа у женщины не зависит от меньшего роста женщины: «при оди¬
наковом росте емкость женского черепа все-таки меньше, мужского» (о. 21),
т. е., по Ломброзо, меньший об ем черепа у женщины связан с ее полом
и является показателем ее более низкого антропологического типа. Лафарг
разбивает эго утверждение: «Физическое и интеллектуальное превосходство
мужчины является не первоначальным физиологически-необходимым! условием,
а результатом экономического и социального положения, длившегося веками
и содействовавшего ему в том, чтобы развить свои способности полнее и совер-
*0 Классовая природа пр :ступлений
145
и Поэтому должна быть преступнее мужчины, столкнулись однако со/ста-
тмстикой, показавшей меньшую преступность женщин. Так напрймер,
в Германии за'1900 г. осужденные женщины составляли только/18,3 и/о
всех осужденных109. Выход из этого противоречия школой Ломброзо-
был найден в том, что проституция является тем же выражением,
преступных наклонностей, что и преступность: «Проституция/ есть спе¬
цифическая форма женской преступности»110 — а преобладацйе женщин
среди проституток — обстоятельство бесспорное. В действительности же
особенности женской преступности (ее меньший общий процент и, с дру¬
гой стороны, возрастание этого процента, особенно в промышленных
центрах и т. п.) вытекают из положения женщины в капиталистическом-
обществе111, из особых форм ее эксплоатации, из процесса все боль¬
шего втягивания женщины в промышленность и т. д., а отнюдь не из-за;
анатомо-физиологических свойств женщины. Эти анатомо-физиологические'
свойства существенны в том смысле, что в некоторых преступлениях
женщина играет особую роль, например, при наказуемости аборта, совер¬
шенного матерью: только женщина может быть суб’ектом этого пре¬
ступления ит. д., но )И здесь не пол является «фактором» преступности,,
а те условия классового эксплоататорского общества, которые вызывают,
с одной стороны, совершение абортов, а с другой — включают такие-
поступки в число преступлений.
' Точно так же и другие «индивидуальные» факторы при ближайшем,
рассмотрении теряют свою «индивидуальность» — алкоголизм, дегенера¬
ция и другие аномалии являются «социальными болезнями», вытекающими
из противоречий капиталистического строя112.
Н|р й в (вопросе о (социальных/ в том числе экономических, факторах
преступления теория факторов не давала правильного ответа. Из этих
факторов особое внимание буржуазных криминалистов и статистиков
привлекали такие факторы, как цены на хлеб, реже — кризисы и безра¬
ботица (о Которой будет сказано особо). Вопрос о связи между ценами
шенное, чем женщине, которую держали в подчинении и семейном рабстве»
(Лаф|а|рг, Происхождение и развитие собственности, 1925, с.’51). Лафарг
доказывает это, приводя данные Манувриэ о сравнительном об'еме мужских,
и женских черепов людей каменного века и современных парижан. Из этих
данных видно, что средняя разница между об'емом черепа мужчины и женщины;
каменного века (122 куб. см) почти вдвое меньше разницы между об’емом
черепа современного парижанина и парижанки (222 куб. см.). (Там же).
юв Гер пет, Общественные причины преступности, 1906, с. 121.
110 Ломброзо щ Ферреро, цит. соч., с. 428.
111 См. Бебель, Женщина и социализм.
112 К этой мысли по-своему близко подходили и буржуазные криминалисты.
Так, Лакассань, один из французских предшественников социологической школы;
(так называемая Лионская школа1), говорил: «В психическом и физическом орга¬
низме преступника существуют аномалии, но они вытекают из недостатков
социального строя... Признаки физического и морального вырождения, кото¬
рые мы констатируем, не есть проявление атавизма, но это настоящее отклоне¬
ние от типа нормального человека. Это результат влияния среды, питания, вред¬
ных напитков, разлагающих функции нервной системы, болезни: туберкулеза,,
сифилиса и др., микробы которых кишат в жилищах бедноты» (Lacassagne,
МагвсЬе de la criminalitfi en France). Но Лакассань, как и другие буржуаз¬
ные криминалисты, не вскрывает всей действительно классовой природы этих
социальных зол. Это сделали только Маркс и Энгельс — См. например «Капи¬
тал) т., И, гл. 23 и 24. «Положение рабочего класса в Англии», «К жилищ¬
ному вопросу» и другие труды.
146
на хлеб и имущественными преступлениями долгое время был излюблен¬
ным вопросом буржуазных авторов. Так Майер делал такое заключение:
«В период с ',’1835 по 1861 г. в Баварской области по сю сторону Рейна
каждое вздорожание цен на1 хлеб на 6 пфеннигов вызвало лишнюю
кражу На каждые ЛОО ООО жителей и, наоборот, каждое понижение хлеб¬
ных цен на 6 пфеннигов устраняло по одной краже на то же число
жителей»113.
Впрочем, такой автоматизм влияния хлебных цен на преступность
был впоследствии забракован и буржуазной наукой и вместо хлебных
цен на сцену (выступила общая экономическая кон’юнктура (Г. Мюллер,
Конрад и др.), учитывавшая влияние на преступность экономического
под’ема и депрессии, безработицы и т. п. Но и в такой форме теория
факторов сводила вопрос к вульгарному «экономизму».
Теория факторов преступности получила широкое распространение
среди буржуазных криминалистов, работы которых проникли в советскую
уголовноправовую литературу. При этом надо отметить, что эту теорию
приняли даже представители «классического» направления, углубив этим
свою эклектичность и научную беспринципность. Жижиленко, например,
пробует так об’яснить свое «впадение в ересь» социологической школы:
науке уголовного права пришлось-де «под' напором новых течений...
несколько изменить круг тех вопросов, которые до тех пор подлежали
ее изучению»114. Жижиленко воспринимает самую теорию факторов
преступности у Листа, а классификацию этих факторов — у Ферри, по су¬
ществу совпадающую, как 'показано было выше, с классификацией того
же Листа1, а (восприняв это «теоретическое наследство», расписывает «фак¬
торы» по обычному у буржуазных криминалистов трафарету — темпера¬
тура воздуха, образование и невежество, азартные игры и театр, циви-
лмзйция и религия и; т. д. Среди рассуждений о значении того или
иного фактора у Жижиленко, как и у всех «факторовцев», попадается
не мало, Как принято говорить, «перлов», из которых, впрочем, неко¬
торые далеко не столь политически невинного характера, как «при¬
ятные» и «неприятные факторы» Познышева; таково, например, утвер¬
ждение, что «материальное благосостояние» человека зависит от полу¬
ченного им образования (с. 34); далее, говоря о таком факторе пре¬
ступности, как «особенности государственного и социального строя (со¬
циальный строй—-один из факторов, наряду с кино и азартными игра¬
ми!), вытекающие из неправильного или ненадлежащего разрешения
задач современной культуры», Жижиленко, имея в виду буржуазное
государство, полагает, что эти явления вовсе не представляются «тене¬
113 Цит. по Ащаффенб vpry,; ук. соч., с. 86.
114 Жижиленко, Преступность и ее факторы, 1922, с. 11. В области
теории факторов преступности Жижиленко полностью принимает теорию
Листа. Тем более странно, что возводя вслед за Листом теорию факторов
преступности в «ранг» особой самостоятельной «науки», Жижиленко говорит,
что она «получила название уголовной социологии и л! и же уголовной
политики и которая лучше всего может быть названа уголовной этио¬
логией или учением о факторах преступности» (там же, разрядка моя.— Г. В.).
Профессор с такой эрудицией, как А. А. Жижиленко, не мог не знать такой
элементарной вещи, что Лист разграничивал уголовное право от уголовной
социологии и уголовную социологию от уголовной политики, считая, что
уголовная политика хотя и «опирается на уголовную социологию», но что
она «больше чем социология и нечто другое, чем социология».
10*
147
выми сторонами современной социальной жизни». Хотя буржуазное госу¬
дарство и капиталистический строй для Жижиленко отнюдь не «теневая»
сторона современной социальной жизни, но взротценная этим строем
теория факторов преступности не особенно радует «склонившегося»
к ней профессора Жижиленко: «Существуют, очевидно,— догадывается
Жижиленко,— законы, управляющие этим явлением. Современная наука
еще не настолько продвинулась вперед в данной области, как, впрочем,
и) !в Других областях социологии, чтобы наметить их». Жижиленковская
«современная наука», видимо, дальше Листа! не идет. О том, что Маркс,:,
Энгельс, Ленин и Сталин «кой-что» «наметили» в общественных науках
и «кой-какие» законы развития общественных явлений установили, по
крайней мере, настолько, чтобы, исходя из’ этих законов, волею про¬
летариата перестроить в корне человеческое общество,— об этом Жи¬
жиленко не подозревает или, вернее, от этого умышленно отворачива¬
ется; естественно и в вопросе о причинах преступлений Жижиленко
«скромно» молчит о том, что марксистско-ленинская! теория дает исчер¬
пывающий ответ на) вопрос о причинах преступления.
Нужно Однако признать, что откровенно чужой Жижиленко пред¬
ставляет собою меньшую опасность на внешней идеологическом фронте,
чем те буржуазные криминалисты, которые, прикрываясь марксистской
фразеологией й словами об отрицании теории факторов преступности,
фактически протаскивают эту теорию в своих работах. Так Трайнин,
выставляя декларативный тезис о том, что путь «поисков относитель¬
но роли отдельных изолированных факторов» является «методологически
невыдержанным», что необходимо «сведение всей системы разнородных
причин преступности к их единому социальному первоисточнику»115,
по существу раввиваег именно точку зрения теории факторов преступ¬
ности. Уже в этом декларативном тезисе дело сводится не к тому,
чтобы отрицать существование отдельных факторов преступности, а
только к тому, чтобы сводить эти отдельно существующие факторы
к единому первоисточнику; задача таким образом переносится только
в плоскость того или иного рассмотрения вопроса, а не в плос¬
кость отрицания действительного существования отдельных факторов
преступности. Но и в этой «умозрительной» плоскости Трайнин на¬
прасно прикрывается диалектическим материализмом. Весь его диалек¬
тический материализм ограничивается тем, что ой ставит своей задачей
«выявить законы движения преступности»116. Разумеется, престуи-
115 Трайнин, Уголовное право, ч. Общая, 1929, с. 139.
116 Там же, с. 140. Неудивительно, что при таком понимании материали¬
стической диалектики Трайнин находит нового «марксиста»— венского про¬
фессора Глейспаха. Рассказав о том, что метод диалектического материа¬
лизма состоит в том, чтобы изучать движение преступности, Трайнин в при¬
мечании продолжает: эта точка зрения нашла некоторое признание в новой
работе о причинах преступности, появившейся в 1927 г. Автор этой работы,,
проф. Глейспах, замечает: «Задачи исследования причин преступности заклю¬
чаются в из’яснении движения преступности, ее колебаний». Нужно ли добав¬
лять, что такая «материалистическая диалектика» существует у буржуазных
ученых десятки лет? Признание «марксистских» положений Трайнина обеспе¬
чено ему не только со стороны Глейспаха. Но Нуж|но добавить другое:
в подкрепление своего «Марксизма» Трайнину лучше бы выбра'ть кого-нибудь
другого из буржуазных профессоров, а не Глейспаха, который в 1928 г.
в (сроем докладе немецкому юридическому обществу в Праге о советском
УК выливал ушаты клеветы на Советский союз, называя его «мрачной угрозой
148
ления нужно изучать в их динамике, но это еще не опровергает теории
факторов преступности и сам Трайнин дает тому блестящий пример-
В девяти параграфах он рассматривает преступность в связи с хлеб¬
ными ценами, полагая, 1что «сопоставление движения хлебных цен
с движением преступности... также может служить убедительной иллю¬
страцией решающего влияния на преступность факторов социальных» i17.
В результате «сопоставления» Трайнин заявляет, что «эти данные под¬
твердили подчиненность движения преступности кол ебаниям
урожайных лет» (разрядка моя. — Г. В.), что «и в Германии
определенно сказывается решающее значение хлебных цен»
(разрядка моя.— Г. В.)11S * 117 118. Итак, хотя все в непрерывном движении:
цены на хлеб движутся, преступления движутся, но «критика» теории,
факторов подвигается у Трайнина весьма слабо: динамика не спасает
его от самого вульгарного признания подчиненности движения
преступлений отдельному «фактору» — хлебным ценам, от признака,
решающего значения этого отдельного фактора.
Однако и из необходимости изучать преступления в их" движении.
Трайнин Делает исключение и це случайное: стоя по существу на пози¬
циях социологической школы с ее теорией факторов преступности,
Трайнин неизбежно должен следовать методологической путанице этой,
школы В вопросе о значении биологических свойств преступника и изу¬
чении личности преступника: «Изучение психофизической структуры
правонарушителя, — говорит Трайнин, — остается существенной задачей
криминологических исследований, как не теряют значения индивидуаль¬
ная психология и физ'иология с признанием доминирующей роли произ¬
водственных отношений»119. Трайнин оговаривается только, что это
психо-физическое изучение не даст ключа к тому, чтобы изучить дви¬
жение преступлений. Итак, только Дви жен и я преступлений — увели¬
чения, скажем, числа краж, мошенничеств и т. д.— не познать путем,
психофизического исследования отдельных преступников (для этого у
Трайнина, как мы видим, есть хлебные цены). Но познание Причин со¬
вершения преступления — может ли оно быть достигнуто путем изу¬
чения «психо-физической структуры правонарушителя»? На этот вопрос
Трайнин дает положительный ответ, признавая такое изучение кримино¬
логическим, |г. е. имеющим целью установление причин преступности,
и проводя параллель с физиологией, которая не теряет своего значе¬
ния... «с признанием доминирующей роли производственных отношений»!
У другого псевдомарксиста, Пионтковского, постановка вопроса о фак¬
торах преступности в основном такая же, как и у [Трайнина. Сначала
выдвигаются декларативные положения о том, что теория факторов
преступности социологической школы — теория неправильная, «вуль¬
гарно- [(метафизически)- материалистическая»120, что «плюралистическому
Европе, «страшным цесчастьемр и т. п. (W. Gleispach, Das’neue Sowielstratrechts-
gesetzbuch Schweizerische Zeitschrift f. Strafrecht, 41 Jahrgang, 4 Heft). Изложение
и критику этого доклада Глейспаха—см. в моей статье:'«Фашистская критика,
советского уголовного права». «Шсник Радяньск01 юстиция («Вестник совет¬
ской юстиции») 1929, № 14 (144).
117 Т р а й н и н , ук. соч., с. 143.
118 Там же, с. 147, 148.
119 Там же, с. 141.
120 Оценка социалистической школы как материалистической, хот®
бы и «вульгарно-(метас(изичеа<и)-матсриалистической», даваемая Пионт-
149"
об’яснению причин преступности, с точки зрения марксизма, необходимо
противопоставить диалекгическо-материалистическое или, кратко
выражаясь (I), диалектическое об’яснение причин преступности капи¬
талистического общества»; далее идет плохо замаскированная теория
факторов. Во-первых, Пионтковский не отрицает, «многообрази я
факторов преступности» и только ставит их «в причинную
связь с .производственными .отношениями». При этом
производственные отношения трактуются вне классовой борьбы: «Все
социальные факторы преступности являются в конечном счете про¬
изводными от экономического фактора — производственных отношений
капиталистического общества» — говорит Пионтковский* 121. Таким обра¬
зом у Пионтковского преступления вызываются рядом отдельных много¬
образных факторов, стоящих в причинной связи с основным экономи¬
ческим фактором, без связи с классовой борьбой и классовыми проти¬
воречиями, в действительности порождающими преступления. Уже это
одно ,делает его «теорию» одним из вариантов теории факторов преступ¬
ности, развиваемой социологической школой, уже это одно показывает,
что диалектического материализма, или, по Пионтковскому, «кратко выра¬
жаясь», диалектики в его теории нет ни на грош. (
Во-вторых, эта методология определяет собою и отношение автора
к конкретным формам преступности. Так, об имущественных преступле¬
ниях в условиях диктатуры пролетариата Пионтковский говорит: «Деклас-
сация благодаря событиям революции части городской мелкой бур¬
жуазии, части пролетариата и крестьянства, образование из части старой
буржуазии деклассированной «люмпен-буржуазии» приводит к образо¬
ванию кадров лиц, которые под влиянием обострения давления эконо¬
мических условий вступают на преступный путь в борьбе за 'существо¬
вание, образуют преступные шайки, растут грабежи, разбои, банди¬
тизм» 122. Здесь замечателен процесс деклассации части пролетариата
п крестьянства!, образующей преступные шайки: это звучит так, как будто
речь идет не о Переходном к коммунизм^ периоде;,г а о периоде «первона¬
чального накопления капитала»! Но не менее замечательно и го, что кра¬
жи, грабежи и разбои объясняются в наших условиях «давлением экономи¬
ческих условий», вынуждающих в борьбе за существование красть и
грабить. Ни звука о классовой борьбе, «экономический фактор» — и
только — господствует безраздельно. Естественно, если кражи всякого
имущества при советской власти объясняются «экономикой» — «бедствен¬
ным» экономическим положением части пролетариата и крестьянства,
то и исчезновение имущественных преступлений обусловлено «под’емом
экономического уровня масс». Это должно будет повлечь за собою
постепенное отмирание имущественной преступности123. Не менее кра¬
сочно [и выдержанно в духе теории факторов социалистической школы
пишет (Пионтковский о преступлениях против личности: конечно, у Пионт¬
ковским, сама по себе извращает положение вещей и является попыткой
оправдать социологическую школу, подкрасить ее — а тем самым и свои
•собственные позиции — «под марксизм». Об этом см. в моей книге «Уголовная
политика эпохи промышленного капитализма!», с. 91—92.
121 Пионтковский, Советское уголовное право, ч. Общая, т. I, 1929,
с. 84—85.
122 Там же, с. 95.
123 Там же.
150
конского, как и у других «социологов», «алкоголизм выступает... в |каче-
стве мощного фактора преступлений против личности»124; в частности,
Пионтковский устанавливает «мощность» этого фактора в (Области поло¬
вых преступлений; возражая против попытки Лафарга об’яснить рост
растлений в периоды «преуспеяния» в капиталистическом обществе,.
Пионтковский против Лафарга блокируется с «социологом» Ашаффен¬
бургом и в согласии с ним об’ясняет этот рост растлений «косвенным
влиянием экономического фактора: период экономического под’ема сопро¬
вождается обычно возрастанием потребления алкоголя, которому при¬
надлежит существенная роль среди причин (подчеркнуто мной.—Г. В.)
половых посягательств»125 126. Если алкоголизм — «фактор», то и его лик¬
видация — тоже «фактор». .«Ликвидация алкоголизма и устранение эконо¬
мических препятствий к заключению браков будут являться факторами,
определяющими в развивающемся социалистическом обществе понижение-
и этой, вообще немногочисленной, преступности»12е? Как мы видим,
у Пионтковского в смысле последовательно проведенной теории факто¬
ров преступности—.все bi порядке: вырывается одна изолированная
группа преступлений и связывается с изолированным фактором — бед¬
ностью, алкоголизмом; для драпировки под марксизм каждая такая опе¬
рация сдабривается «экономическим фактором»—:и борьба с теорией
факторов этим заканчивается. Эти примеры можно было бы умножить,
но достаточно и приведенных. Так Пионтковский, якобы отрицая теорию
факторов, в действительности протаскивает ее под марксистским флагом.
Во 1всех своих модификациях,— признается ли главенство экономи¬
ческого фактора или какого-либо другого, или параллельное действие
нескольких факторов, — теория факторов преступности никоим образом
не может считаться научной теорией127.
Рассматривая значение отдельных явлений человеческой деятельности,
теория факторов пользуется приемами формальной логики: «Логика,
формальная... берет формальные определения, руководясь тем, что наибо¬
лее обычно или что чаще всего бросается в глаза, и ограничивается
этим. Если (при этом берутся два или более различных определения
и соединяются вместе совершенно случайно... то мы получаем эклекти¬
ческое определение, указывающее на разные стороны предмета1 и толь¬
ко»128. Именно так поступают буржуазные криминалисты, когда берут,
например, для определения «фактора» имущественных преступлений такой
«фактор» как бедность Или «профессия»: «наиболее обычно» и «наиболее
бросается! в глаза» то обстоятельство, что неимущий вследствие нужды
чаще совершает кражу, чем материально обеспеченный человек; с другой
стороны, дак же наиболее обычно и наиболее бросается в (глаза1 го, что
купец скорее совершит такое преступление, как злостное банкротство
или подлог векселя, чем рабочий. Но дальше формального и эклекти¬
ческого определения, указывающего только на разные стороны предмета,
такое определение факторов преступности не идет.
124 Там же, с. 96.
125 Там же, с. 97.
126 Там же.
127 Приводимая критика методологических основ теории факторов пре¬
ступности изложена в связи с [вопросом об уголовной статистике в моей
статье «Уголовная статистика в связи с уголовной политикой» в «Пооблемах
уголовной политики», 1935, № 1.
12> Ленин, т. XXVI, с. 134.
151<
Теория факторов, как и многие другие идеалистические и эклектические
теории, (искусственно выдергивает отдельные явления. «Она,—говорит
Плеханов, — расчленяет деятельность общественного человека, превра-
;щая различные ее стороны и проявления в особые силы, [будто бы
•определяющие собою историческое движение общества»129. Благодаря
такому абстрагированию отдельных явлений «различные стороны обще¬
ственного целого принимают вид обособленных категорий, а раз¬
личные проявления и выражения деятельности общественного человека —
мораль, право, экономические формы и пр. — превращаются в нашем
уме в особые силы, будто бы вызывающие и обусловливающие эту
деятельность, являющиеся ее последними причинами» 13°.
Действительно научный метод — метод диалектического материа-
, лизма—требует совсем иного подхода. Ленин в своем конспекте геге-
.левской «Науки логики» дает по этому вопросу ряд глубоких 'и исчер¬
пывающих положений. «Отдельное бытие (предмет, явление, etc),—
говорит Ленин,-—есть (лишь) одна сторона идеи (истины). Для
;истины нуж|ны еще другие стороны действительности, которые
тож|е лишь кажутся самостоятельными и отдельными (особо для себя
существующими). Лишь в их совокупности и в их отноше¬
нии реализуется 'истина»131. В другом месте конспекта Ленин материали¬
стически формулирует мысль Гегеля: «Совокупность всех сто¬
рон явления^ действительности и их (взаимо-)отнощения — вот из
чего складывается истина»132, и дальше, оценивая гегелевскую диалек¬
тику и отбрасывая в то же время идеалистическую сторону учения
Гегеля, [его «мистицизм и пустой педантизм», Ленин говорит: «Но ге¬
ниальна основная идея: всемерной, всесторонней, живой связи всего
■со всем и отражения этой связи — материалистически на голову поста¬
вленный Гегель — в понятиях человека,, которые должны быть также
•обтесайы, обломаны, гибки, подвижны, релятивны, взаимосвязаны, едины
в Противоположностях, дабы обнять мир»133 134. Ленин всячески подчер¬
кивает необходимость полной всесторонности взаимосвязи изучаемых
Явлений: «Необходима связь, об’ективная связь всех сторон, сил!,
тенденций etc данной области явлений»131. Наиболее полно эту необхо¬
димость формулирует Ленин в другой работе, где противопоставляет
•формальной логике логику диалектическую: «Логика диалектическая тре¬
бует того, чтобы мы шли дальше. Чтобы действительно знать предмет,
надо охватить, изучить все его стороны, все связи и «опосредствования».
Мы никогда не достигнем этого полностью, но требование всесторон¬
ности предостережет нас от ошибок и от омертвения»135. Именно это
129 Плеханов, О материалистическом понимании истории, т. VIII, с. 245.
130 (Там же, с. 244. В другом месте Плеханов образно показывает путани¬
цу такой методологии, критикуя Кареева: он «остается дуалистом чистейшей
воды. У него — тут экономия, там — психология; в одном кармане — душа;
в другом — тело. Между этими субстанциями есть взаимодействие, но каж¬
дая из них ведет свое самостоятельное существование, происхождение кото¬
рого покрыто мраком неизвестности». («К вопросу! о развитии монистического
евзгляда на историю», 1933, с. 97).
131 IX Ленинский сборник, с. 209.
132 ТаМ же, с. 211:
133 Там же, с. 121.
134 Там же, с. 31.
133 Ленин, т. XXVI, с. 134.
4 52
правило совершенно игнорируется теорией факторов преступности, изу¬
чающей ту или иную отдельную область [преступлений в свяйи с тем
или другим отдельным фактором, причем, как мы видели выше, и эта
изолированная связь чаще всего бывает весьма сомнительного свойствам
Отсюда! и все ошибки теории факторов и ее действительное омертвение,,
скрыть которую не могут буржуазные криминалисты136.
Итак ленинские положения показывают нам, что действительно науч¬
ная методология в изучении общественных явлений, а следовательно'
и преступности, требует изучения всех сторон явления, взятых к тому
же не в отдельности, а в их взаимосвязи. Однако эта взаимосвязь
вовсе не то бессодержательное «взаимодействие», которое проповедуют
эклектики всех мастей. Эта мысль иллюстрируется Лениным на приво¬
димом Гегелем примере взаимоотношения нравов и законодательства,
у спартанцев: «Так например, если мы будем считать нравы спар¬
танского народа следствием его законодательства' и, обратно, последнее
следствием первых, то мы будем, может, быть, иметь правильный ’взгляд
на историю этого народа, но этот взгляд не удовлетворит вполне ума,,
потому что мьг с помощью такого об’яснения не поймем ни его законо¬
дательства, ни его нравов. Понять это можно будет только тогда,
если мы постигнем, йто обе стороны отношения, как и вое прочие
особые стороны, которые вошли в жизнь и в историю спартанского
народа, вытекали из того понятия, которое лежало на основе их всех»137..
К другому месту из Гегеля Ленин делает .примечание: «Только взаимо¬
действие —• пустота»138.
Таким образом не пустое «взаимодействие факторен», а такая связь,
между явлениями, которая сводит все «отдельные стороны» к целому
(«понятию», по идеалистической терминологии Гегеля), лежащему в основе
всех явлений, только такая связь действительно! раскрывает природу г
данного общественного явления.
Это «лежащее в основе целое позволяет найти ведущее звено в данной
цепи явлений. Не тот или иной «фактор преступности»— будь то «эконо¬
мический» или «индивидуальный» или «моральный» фактор — могут об’яс-
нить «преступность», а сведение преступлений к их основе, лежащей
в противоречиях классового общества, в частности — капиталистического-
общества с его основным институтом частной собственности, эк^плоа-
тацией трудящихся и непримиримой классовой борьбой.
Преступление, как одно из наиболее острых противоречий капитали-
136 Вопрос о причинах преступления и, следовательно, теория факторов^
преступности, как попытка разрешить вопрос о причинах преступления, был
центральной проблемой для социологической школы, был, по выражению Глей-
спаха, «знаменем, вокруг которого все об’единилось, задачей, которую прини¬
мали! с пламенным рвением». И именно здесь социологическая школа оказалась
несостоятельной; стараясь смягчать выражения тот же Глейспах по этому
поводу говорит: «нельзя отрицать, возникает определенное сомнение» G 1 е i s-
pach, Die Erforschung der Verbrechenursachen. Zeitschrift f. d. ges. Stralrecht,
B. 48, S. 100).
Другой буржуазный криминалист, Баумгартен, высказывается еще опреде¬
леннее: после характеристики социологической школы, он Меланхолически заме¬
чает: Можно совершенно отчетливо проследить, что первый творческий порыв-
этого движения пришел к концу, первый этап достигнут и первый порыв-
истощен». Baumgarten, Das Wesen d« Strafrechtswissenshaft (1925), S. 14,
137 IX Ленинский сборник, с. 151.
133 Там! же.
155
■этического строя, должно изучаться в конкретной обстановке классо¬
вого общества, с учетом условий и особенностей каждого данного
отрезка времени во всей их разносторонности. «Развертывание всей сово¬
купности " моментов действительности NB — сущность диалектического
познания»,— говорит Лени|н13,9 и в другом месте: «Диалектическим мето¬
дом — в противоположность метафизическому — Маркс и Энгельс назы¬
вали не что иное, как научный метод в социологии, состоящий в том,
что общество рассматривается как живой, находящийся в постоянном
развитии организм, (а не как нечто механически сцепленное и допу¬
скающее поэтому всякие произвольные комбинации отдельных обще¬
ственных элементов), для изучения которого необходим об’ективный
анализ производственных отношений, образующих данную общественную
формацию, исследование законов ее функционирования и развития»139 140
|И наконец: «Диалектика требует всестороннего учета соотношений в их
^конкретном развитии, а не выдергивания кусочка одного, кусочкЖ
другого»141.
Конкретным примером всей ложности теории факторов преступности,
«выдергивающей кусочек одного, кусочек другого», может служить |вопрос
о значении безработицы для: престут1л1ений в условиях переходного
от капитализма к коммунизму периода. При всем глубоком отличии
преступлений при диктатуре пролетариата метод изучения их, разумеется,
должен применяться тот же, что и при изучении- преступлений капи¬
талистического общества, и «теория факторов» оказывается также непри¬
ложимой.
С точки зрения теории факторов увеличение безработицы дызывает
рост преступлений, в частности — имущественных и в особенности —
Краж, а уменьшение безработицы — уменьшение числа этих преступ¬
лений. В СССР нет безработицы. «Одно из основных завоеваний пяти-
л|етки в четыре года состоит в том, что мы уничтожили безработицу
и избавили рабочих СССР от ее ужасов»142,— говорит т. Сталин. «У нас,
в СССР, рабочие давно уже забыли о безработице. Года три тому
назад мы имели около полутора миллионов безработных. Вот уже два
года, как уничтожили мы безработицу. И рабочие успели уже забыть
за это время о безработице, об ее гнете, об ее ужасах»143.
Наблюдаем ли мы параллельное автоматическое снижение имуществен¬
ных преступлений, если не полное их исчезновение? Статистика говорит
иное, а политический анализ действительности об’ясняег данные ста¬
тистики. Эти данные призедены в статье т. Шляпочникова 144, специально
показывающей на примере с безработицей всю ложность теории «фак¬
торов преступности». Если ограничиться хотя бы цифровыми данными^
139 IX Ленинский сборник, с. 141.
140 Лени н,, Что такое «друзья народа»? т. I, с. 82.
141 Ленин, Еще раз о профсоюзах, Соч. т. XXVI, с. 132.
В другом месте, говоря о Михайловском, Ленин, пишет: «философ этот
чисто метафизически смотрит на общественные отношения, как иа простой
механический агрегат тех или других институтов». (Что такое «друзья народа»?
Соч. т. I, с. 101),. *
142 Стали и, Итоги первой пятилетки. Доклад на январском объединенном
пленуме ЦК и ЦКК. Партиздат. 1933, с. 29.
143 Там же, с. 28.
144 Шляпочников, Ликвидация безработицы в СССР и преступления.
. «Сов. государство», 1932, № 9—10.
1154
касающимися кражи, то мы получаем за время с 1923 по 1926 ir. воз¬
растающую кривую. Так в РСФСР (без автономных республик) числю
осужденных за кражи равнялось в 1928 г. 132614, в 1929 г. —178 976,
в 1930 г.—168787, в 1931 г.— за одно только дервое полу¬
годие— 96 835. Выпадение «фактора» безработицы, как видно, не может
об’яснить явления, обратного тому, чего можно было бы! ожидать с точки
зрения теории факторов преступности. Марксистско-ленинская же методо¬
логия !дает четкое об’яснений и в этом случае: не стоящие в причинной
зависимости от изолированного фактора безработицы кражи неиз¬
бежно должны увеличиваться в числе с обострением классовой борьбы,
имеющей место в рассматриваемый период. Особенно ярко это ^южню
видать, если из недиференцированной массы краж «вообще» выделить
кражи, являющиеся посягательством на общественную собственность.
Разделяя кражи у чайгных лиц и кражи, совершенные в основном
в обобществленном секторе145, т. Шляпочников дает такие цифры по-
Москве: ,по первой группе краж в IV квартале 1930 г.— 2 364 осужден¬
ных, в I квартале —1931 г.— 2056, во II квартале 1931 г. — 2150
и в III квартале 1931 г.— 1 857. По второй группе краж 'было осуждено
в соответствующие кварталы 918, 1 010, 1 445, 1 933 человека. Другими
словами общее увеличение этих цифр проходит по группе краж в обоб¬
ществленном секторе за счет уменьшения «частной» кражи. Если в этих
цифрах отражается не только число совершенных преступлений, но и уси¬
ление борьбы судебных органов (и органов расследования против пося¬
гательств на общественную собственность, то все же бесспорным:
является то, что ликвидация безработицы краж не* ликвидировала и не
уменьшила ,их числа.
С позиций же марксистско-ленинской методологии неравномерный и
противоречивый рост в! отдельных районах, в отдельные периоды и на
отдельных участках социалистической стройки посягательств против обще¬
ственной собственности вообще и краж в частности совершенно ясен.
Это с чрезвычайной яркостью выступает из глубокого анализа, данного
т. Сталиным посягательствам на священную и неприкосновенную социа¬
листическую собственность в его докладе на январском пленуме ЦК
и ЦКК 1933 г.146.
Нам в этом анализе необходимо еще раз подчеркнуть, что хищения
социалистической собственности есть главная на данном этапе форма
классовой борьбы, сопротивления умирающих классов, что (как вывод
для критики теории факторов) преступления надо изучать в их нераз¬
рывной связи с классовыми противоречиями, классовой борьбой, со всей
структурой классового общества- на данном историческом отрезке его
существования, в его развитии и его конкретных чертах. Этот вывод i
решительно отметает теорию «факторов преступности»: из приведенного ■
мат ериала совершенно ясно, что не наличие или ликвидация такого отдели- i
ного «фактора», как взягая нами для примера -безработица, определяет '
Точно выделить кражи, составляющие посягательство па обществен¬
ную собственность, автор статьи не м|ог в силу неудовлетворительной и отста¬
лой от требований современного нам этапа структуры действующего УК и При¬
нятой им классификации преступлений,- а также вследствие недостатков наше¬
го статистического учета.
116 Сталин, Итоги первой пятилетки, с. 44—45.
155-
|собой наличие или отсутствие, падение или рост и характер роста
(«имущественных» преступлений.
Далее теория факторов преступности методологически исходит
мэ теории каузальности, с той ее механичностью, которая вообще свой¬
ственна позитивизму. Лист, например, всю свою теорию основывал
на понятии причинности, понимая в соответствии с эклектичностью пози¬
тивизма эту причинность идеалистически: «Для меня, — говорил он,-—
закон причинности был и есть не более, но и не менее как форма нашего
познайия»117. При этом Лист причинность понимает недиалекгически:
«Мы употребляем понятие причины, — говорит Лист, — не в том стро¬
гом смысле, согласно которому причина обозначает состояние, из которого
другое состояние .вытекает с безусловной необходимостью и неуклонным
постоянством. ,|Ибб в этом Смысле (причина равна совокупности всех
условий последствия) осуществление воли вообще не может быть при¬
чиной... Мы можем обозначить человеческое действие как причину
последствия лишь в том ограничешюм значении, по которому (причина
есть лишь одно из необходимых условий последствия»* 118.
Именно в таком понимании причинность диаметрально противоположна
диалектическому методу119 * * * * * * * * * *. Так, Ленин цитирует Гегеля: «Действие
не содержит вообще ничего, что не содержалось 'бы в причине»,— и заме¬
чает (по этому поводу, переводя вопрос Ни рельсы матер иалистиче¬
ской диалектики: «Причина и следствие, ergo, лишь моменты всемир¬
ной Взаимозависимости, евязи (универсальной), взаимосцепления собы¬
тий, лишь звенья в цепи развития материи» 15°. И дальше, цитируя
Гегеля: «Одйа И та же вещь представляется в одном' случае причиной,
в другом — действием, там, как своеобразная устойчивость, здесь, Каю
положение или определение в некотором другом»,— Ленин говорит:
«Всесторонность и всеоб’емлющий характер мировой связи лишь одно¬
сторонне, отрывочно и неполно выражаемый каузальностью»151. У Диета
же постановка вопроса сводится как раз к тому, чтобы изолировать
-отдельное действие, отдельное явление, отдельный фактор из; цзаимо--
сцепления событий, их универсальной связи: тоЛько на! такой отрывоч¬
ной и односторонней каузальности и может быть .построена! теории
факторов преступности.
Помимо указанных неверных основ в понимании причинности, при¬
нятых социологической школой для теории факторов, грубое! извращение
Причинности в| этой теории заключается еще в установлении непра¬
вильной связи между «общественной средой» и личностью преступника.
147 Liszt, Ueber den Einfluss der soziologischen und anthropologischen
Forshungen auf die Grundbegriffe des Strafrech'ts («Aiifs. und Vortr.», II, S. 84).
118 Л ис т, .Учебник, т. I, c. 135.
119 «Еслй мы возьмем какую-нибудь отдельную причину, изолированную
по времени и месту, во взаимодействии мирового движения или изолируемую
нашей мыслью, то мы не прибавим к ней никакого нового определения,
а внесем только усложняющий и запутывающий момент, назвав еедейст-
в у ю щ е й причиной». (Энгельс, Анти-Дюринг, 1929, с. 331).
150 IX Ленинский сборник, с. 143.
151 Там же. И дальше Ленин снова отмечает недостаточность каузаль¬
ности в обычном понимании «тьмы «ученых». «Каузальность, обычно нами
понимаемая, есть Лишь малая частичка всемирной связи, но (материалистиче¬
ское добавление) частичка не субъективной, а об’ективной реальной связи»
/с. 145).
156
В учении, «социологов» подчеркивается, что факторы социальные |и фак¬
торы биологические существуют параллельно и объединяются в лич¬
ности преступника. Лист й одной из своих статей отчетливо раскры¬
вает эту Механику: он сначала разделяет причины преступления на две
группы—-на индивидуальный характер преступника и социальные отно¬
шения, затем указывает, что эти факторы не стоят в противоречии!
друг с другом, подход к тому и другому должен быть 1бб’единенным1,'
и только их взаимодействие обеспечит нам каузальное! об’яснение пре¬
ступности 152.
Таким образом Лист в преступлении и в личности преступника
находит сумму действий факторов социальных и биологических. Эти
факторы оказываются соизмеримыми и не имеют качественной прин¬
ципиальной разномерносги. Действует один фактор, действует другой
фактор, они складываются, совокупность их действия определяет,; создает
поведение личности.
'Отсюда вытекают и методы изучения преступности. Если, с одной
стороны, преступность, по методам социологической школы, можно
и нужно изучать как общественное явление и об’яснять преступление раз¬
личными отдельными сторонами общественной жизни, то, с другой рто-
роны, можно и нужно итти и обратным путем: в личности преступ¬
ника .находить элементы факторов индивидуальных, биологических и нахо¬
дить элементы, следы влияния факторов социальный и по этим следам,
отпечаткам .в Личности преступника находить социальные причины пре¬
ступности; таким образом благодаря одномерности факторов биологи¬
ческих и факторов .социальных, социологическое изучение «дополняется»
биологическим. Отсюда и стремление социологической школы к инди¬
видуализации преступника, возражения ее (в лице например Принса)153
против уголовностатистического изучения «среднего человека», возраже¬
ния, исходящие из того, что понятие «среднего человека» есть фикция,
что необходимо индивидуализировать особенности лица, что по этим:
индивидуальным особенностям- лица путем простой операции, путем
продолжения прямой .линии можно п'ритги к об’яснению любого! социаль¬
ного явления, «фактора преступности». Это сочетается с другой [тен¬
денцией социологической школы — рассматривать преступление в «со¬
циальном плане».
-Другими словами .индивидуальные особенности личности преступ¬
ника теория .факторов рассматривает ка1к продолжение, без |лереры!ва!
социальных явлений, воздействия социальной среды и при исследовании
Личности преступника приводят к этим порождающим преступление
социальным причинам;
Эта теория механической причинности полностью отбрасывается мето¬
дом диалектического материализма. В действительности не существует
вульгарной причинности, лежащей в одном ряду, не соответствующей
разномерносги рядов социального и био-психического, превращающейся
в пустое взаимодействие и ничего в конце концов! не объясняющей.
Диалектическая причинность содержит в себе и об’ективную непре¬
152 Liszt, Das Vebrechen als sozial.-patoloeische Erscheinung («Aufs. und
Vortr.» II. S. 234).
is’ Пр'ИНс, Защита общества и преобразование уголовного права (русск.
пер. 1912, с. 7 и ел.).
157
рывность, обусловливающую каждый результат причиной151 и прерыв¬
ность узлов линии, между которыми находятся ряды (различной каче¬
ственности155, различной специфической закономерности, ряды, из кото¬
рых каждый более сложный нельзя свести к более общему и простому
без потери его специфического качества15е. Преступление является след¬
ствием классовых противоречий, вызывается отношениями классового
. общества. Оно само как следствие является некоторым общественным
отношением, содержащим в себе то, что заключалось в его причине,,
т. е. выражает собой эти же противоречия (например, кража в капита¬
листическом обществе стоит в противоречии с частной собственностью,
основой этого строя, хотя сама неизбежно порождается существованием
частной собственности). Результат преступления (его следствие) также
заключает |в себе то, что заключалось в причине, он тоже выражает
собой противоречивость общественных отношений (в нашем примере
в результате кражи оказываются нарушенными интересы частной соб¬
ственности, причинен материальный ущерб конкретному частному соб¬
ственнику, в лице вора определился «член общества», деятельность кото¬
рого опасна для интересов господствующего класса и к которому при-:
'меняются принудительные меры и т. д.). Проследив, эту цепь причин
и следствий, мы Видим, что все ее звенья лежат в одном ряду —
социальном.
Но тут ж ei и другой ряд явлений, неотделимый от первого. Вслед¬
ствие тех же противоречий классового общества в данном суб’екйег
складываются определенные индивидуальные черты: благодаря наслед¬
ственности, полученной от деклассированных родителей, вследствие тяже¬
лых условий его физического и морального воспитания, влияния окру¬
жающих его деклассированных элементов и т. д., он сам (выступает
перед нами как алкоголик, неврастеник, питает отвращение к труду
и т. п. Перед совершением данногог преступления у него возникает ряд
психических состояний — намерение 'совершить преступление, умысел
на кражу; он составляет план совершения этой Кражи, обнаруживает
известную хитрость' в том, чтобы скрыть следы преступления и пр. Эта
i5t «Установление отдельных переходов и связей малейших звеньев в цепи
наличного бытия составляет как раз содержание естествознания»— говорит
Энгельс (Анти-Дюринг, с. 48.)
’ 165 Энгельс, защищая диалектическую позицию Гегеля от «критики» поль¬
зующегося гегелевским же аргументом Дюринга, говорит: «Это ведь совершенно
гегелевская узловая линия отношений меры,, где чисто количественное увели¬
чение или уменьшение вызывает в определенных узловых пунктах качест¬
венный скачок (Энгельс, Анти-Дюринг, с. 39). И в другом месте: «при
всей постепенности переход от одной формы движения к другой является
всегда скачком, решающим поворотом» (там же, с. 59).
166 Так, у Энгельса в «Диалектике природы» мы читаем: «У естествоиспы¬
тателей движение всегда понимается как = механическому движению, переме¬
щению. Это перешло по наследству от дохимического XVIII столетия и силь¬
но затрудняет ясное понимание вещей. Движений в применении к .материи —
это изменение вообще. Из этого же недоразумения вытекает яростное
стремление свести все к механическому движению,— уже Грове «сильно скло¬
нен думать, что прочие свойства материи являются видами движения и в кон¬
це концов будут сведены к ним»... чем смазывается специфический характер
прочих форм движения... Мы несомненно «сведем» когда-нибудь эксперимен¬
тальным образом мышление к молекулярным и химическим движениям в моз¬
гу; но исчерпывается ли этим сущность мышления?» («Диалектика природы»,
1931, с. 18).
158
цепь явлений выводится нами из тех же порождающих ее при¬
чин, что и первая цепь. Более того, о на н ер аз рывно вплетена
в первую, 'ибо психические состояния есть суб’ективное выражение
тех же об’ективных процессов: человек, например, ворует или скрывает
следы преступления в определенном психическом состоянии и т. д.
Но звенья этой цепи лежат в психическом ряду. В этом ряду господ¬
ствует своя закономерность, хотя он также вытекает из социальных
отношений. Мы видим здесь, при непрерывности причинной связи, пере¬
рыв этой причинности новым качеством психического ряда. По этой
цепочке мы не можем добраться к социальному ряду прямо, так ска¬
зать, «без пересадки», и заключать от индивидуальных свойств преступ¬
ника к социальным причинам преступления, как это делает социологи¬
ческая школа157, или к каким-либо «биологическим» корням. Непрерыв¬
ность социального ряда наталкивается на «узел» перехода в новое каче¬
ство, на перерыв причинности. Био-психическая индивидуальность —
это не просто продолжение социального ряда причин и следствий,
а производное от этого социального ряда. Поэтому биологические и
вообще индивидуальные свойства преступника не есть некоторое добавле¬
ние к социальным отношениям^ в ‘сумма с которыми они якобы создают
преступление. х
Из сказанного однако вовсе не следует, что личность преступника
должна выпасть из поля зрения криминалиста-марксиста
Надо признать, что (в этом отношении на нашем теоретическом
фронте был допущен известный перегиб. Борясь с неоломброзианством
и с механическим подходом социалистической школы к вопросу о со¬
отношении личности преступника и «общественной среды», мы настолько
увлеклись этой борьбой, что вместо правильного соотношения классового
и индивидуального (об этом подробнее см. ниже в § 4 главы V), об’-
ективного и субъективного, шли по линии наименьшего сопротивления
и игнорировали сложный вопрос о личности преступника, ограничиваясь
изучением связи преступления с формами классовой борьбы.
Между тем игнорировать значение «суб’ективн.ого фактора» нельзя,
нельзя забывать того, что преступник — «конкретный носитель зла».
Самое основание уголовной ответственности, «криминализирующий мо¬
мент» в преступлении — классовая опасность есть двуединая опасность
лица и деяния, неразрывно», в силу единства суб’екта и об’екта, между
собою связанных.
Из сказанного выше явствует, что опасные (классово опасные)
свойства личности преступника не составляют каких-то «присущих»
ему свойств, не составляют и простого механического продолжения
общественных отношений в личности преступника. В этой личности
действительно аккумулированы отношения классового общества, они —
тот материал, из которого построена личность преступника, но эта
личность все же производное от классовых отношений, у нее как у нсЕрго
целого есть свое новое качество. То, что общественное бытие опреде¬
ляет собою сознание личности, нисколько не «снимает» этого сознания.
т&7 Так например, Ферри, это «промежуточное звено» от антропологов
к социологам (а затем — к фашистам), говорит: «Социолог-криминалист дол¬
жен изучать преступление в личности самого преступ¬
ника, точно так же, как медик-позитивист изучает болезнь в самом больной»
(Ферри, Уголовная социология, т. I, с. 19, прим.)
139
То, что преступление детерминировано условиями классового общества,
его противоречиями! и борьбой, нисколько не «снимает» задачи изучения
живого человека с его -стремлениями, мотивами и т. п.
Надо помнит^ как ставит вопрос о детерминизме Ленин: «Идея
детерминизма,— говорит Ленин,— устанавливая необходимость челове¬
ческих поступков, отвергая вздорную побасенку о свободе воли, нимало
не уничтожает ни разума, ни совести человека, ни оценки его дей¬
ствий. Совсем напротив, только при детерминистическом взгляде и воз¬
можна строган и правильная оценка, а не сваливание чего угодно
на свободную волю»158.
Поэтому наше уголовное законодательство и судебная практика
[ считаются; с какими суб’ективными сторонами преступления, как умысел,
\ неосторожность, мотив совершения преступления и г. ,п. Надо сказать
однако, что наша уголовноправовая теоретическая мысль этим вопросам
уделяла до последнего времени незаслуженно малое внимание, отмахи¬
ваясь от них, как от неких «пережитков» буржуазного уголовного права.
Между тем, вопрос; о Лцчносги преступника тесно связан- с огромным
вопросом о человеческий личности, поставленным т. Сталиным в его
исторической речи !4 Мая 1935 г. Если изучение личности преступника
входит в задачу изучения его классовой опасности в том' смысле, что
должно обеспечить полное и всестороннее определение опасных черт
личности преступника, то юно входит в эту задачу и в том смысле,
что должно обеспечить, выяснение моментов, исключающих или снижаю¬
щих классовую опасность! в том или 'ином случае. Практически это озна¬
чает такую всесторонность исследования вопроса, которая обеспечи¬
вает, наряду с интересами пролетарского государства, интересы -его
гражданина, ибб, у |н|а£ личность1 как таковая не противопоставлена госу¬
дарству. Практически (это означает, чго в вопросе о привлечении
к уголовной ответственности и об осуждении реальную роль должны
играть и такие обстоятельства-, которые помогают характеризовать дан¬
ного живого человека, гарантировать ему (а вместе -с тем и интересам
меткости уголовной репрессии), что привлечение к ответственности или
осуждение диктуется действительной необходимостью. Ясно, что такой
подход к Йичню-сти преступника ничего общего (не имеет с установками
теории факторов преступности.
Наконец, методологический порок теории факторов преступности зак¬
лючается в том механическом противопоставлении «личности» и «обще¬
ства», .которое свойственно многим буржуазным течениям bi общественных
науках. Ленин, разоблачая мелкобуржуазную теорию суб’ективистов с их
«ролью личности в истории», говорит: «Это положение — что историю’
делают личности — теоретически совершенно бессодержательно. Исто¬
рия вся состоит из действий личности, и задача общественной науки
состоит ti том, чтобы об’яснигь эти действия»15Э. Общественные отно¬
шения включают в себя отдельных лиц и действительно раскрывают
личность160.
158 Лени н, т. I, с. 77.
159 Лени н, Экономическое содержание народничества1, Соч. т. I, с. 237.
160 Так, Ленин говорит: «Социолог-материалист, делающий предметом
своего Изучения определенные общественные отношения людей, тем самым уже
изучает й реальных личностей, из действий которых и слагаются эти
отношения» («Экономическое содержание народничества», Соч. т. I, с. 280),
160
Хотя теория факторов преступности и признает «влияние общест¬
венной среды на личность» преступника, но отправляется от личности
преступника, пытается выяснить ее роль, видя в этом самостоятельную,
причину преступности, об’ясняя свойствами личности преступника его
действия. Отсюда понятно, что, декларативно выставляя те|зис о том, что
«преступность — общественное явление», и пытаясь найти общественную
закономерность в ^преступности, проповедывавшая теорию факторов соци¬
ологическая школа оказалась бессильной такую закономерность раскрыть.
Но такую закономерность не удается установить' и в том случае, если,
отказавшись ст об’яснений действий отдельных лиц свойствами этих
лиц и желая об’яснить эти действия общественными отношениями, мы
не расшифруем действительной природы общественных отношений.
Нельзя растворять личность в общественных «группах вообще», вне
точной классовой диференциации этих групп и вне динамики отношений
между «группами», т. е. .вне классовой борьбы. «Теория классовой
борьбы довершает, так сказать, общее стремление социологии сводить
«элементы индивидуальности к социальным источникам», — говорит Ле¬
нин.!— «Мало этого: теория классовой борьбы впервые проводит это
стремление с такой 'полнотой и (последовательностью, что возводит социо¬
логию на степень науки. 'Достигнуто было это материалистическим
определением понятия «группы». [Само по себе это понятие слишком
еще неопределенно и [произвольно: критерий различения «групп» можно
видеть и ig явлениях религиозных, и этнографических^ и политических,
и юридически^ и т. и. Нет твердого признака, по которому в каждой из
этих областей можно было бы различать те или иные «группы». Теория
же классовой борьбы потому именно и составляет громадное приобре¬
тение общественной науки, что установляет приемы этого сведения
индивидуального к социальному с полнейшей точностью и определен¬
ностью» 161.
Даже когда теория; факторов преступности говорит о «социальных
факторах», она, как мы видели, .выдергивает произвольно те или иные
социальные «группы» и соответствующие им общественные отношения
не по признаку классовой диференциации общества! и классовой борьбы:
выделяет ту или Иную этнографическую (расовую, национальную) или
религиозную и т. п. «группу» и, причинно сводя преступность к этим
произвольным «группам», приходит к констатированию таких отдельных
факторов преступности, как раса, национальность, религия и т. д.
Мы видим таким образом, как отказ от теории классовой борьбы;
Неизбежно приводит к эклектической и ненаучной теории факто¬
ров преступности. Только стоя на почве марксистско-ленинской теории
классовой (борьбы, можно об’яснить преступление как продукт классовых
противоречий, обрести научную методологию «сведения индивидуаль¬
ного к социальному», разумеется, ленинское положение о «сведенш
индивидуального к социальному» ни в какой мере не означает лого, что
индивидуальные биологические особенности личности преступника лежат
вводном ряду с социальными отношениями и что социальные отношения
не (имеют особого своего качества и своей специфической закономер¬
ности по сравнению с индивидуальными биологическими 'свойствами
преступника. Сведение индивидуального к социальному означает только
1в1 Ленин, Экономическое содержание народничества', Соч. т. I, с. 823
11 Классовая природа преступлений 161
то, что действия (отдельного лица определяются и могут быть об'яснены
только общественными отношениями;, а не наоборот, не ооциальны1е|’
-отношения определяются действиями отдельного лица.
В этом смысле еще раз выступает необходимость показать, как всякое
общественное-явление, .взятое во всех своих сторонах,. связях и «опосред-
ствованиях», сводится к одному" целому, к своей основе: преступления,
во всем их многообразии, связанные со всевозможными отраслями обще¬
ственной жизни, конкретно (совершаемые конкретными отдельными людьми,
с различными помыслами и стремления|ми1 сводятся к одной основной
причине, порождающей преступления, — к противоречиям классового
общества. В каждую социально-экономическую формацию эти противо¬
речия меняются. В связи с этим меняются и классовое содержание
преступлений и формы их проявления.
Только такая методология действительно раскрывает причины пре¬
ступления, закономерность их динамики;, щ только она может об’яснить
исторйчность преступления, т. е., во-первых, показать изменение клас¬
сового содержания и форм преступлений .на том или, ином (историческом
отрезке и, во-вторых, установить, что в обществе,, лишенном классовых
противоречий и классовой борьбы, преступлений не было (эпоха пер-
'ВОбьгтного коммунизма) и не будет (период развернутого коммунисти¬
ческого стро'я).
§ 4. Бессилие буржуазной науки определить
преступление
В полном противоречии* 1 с (вытекающим из марксистско-ленинского уче¬
ния выводом об (историчности преступления находятся все теории бур¬
жуазные криминалистов, либо ‘(прямо отрицающие такую историчность
преступлений, либо ‘извращающие ‘ее таким образом, что в действи¬
тельности их признание равносильно полному отрицанию.
Для классической школы и для примыкающих к ней криминалистов
вечность преступления была обстоятельством бесспорным. «Жизнь всех
пародов свидетельствует нам, что всегда и везде совершались
и совершаются деяния.., признаваемые преступными»,— так начинает
Таганцев свои лекции по уголовному праву162. Для доказательства этого
(Положения Таганцев обращается (впрочем не к «свидетельству жизни
всех народов», а к... библии и евангелию: «С непокорством зиждителю
мира, с вредоносным посягательством на интересы ближних встречаемся
мы на первых же страницах священных преданий веры». Как в прошлом,
так и в (будущем преступление — вечно. Всегда будет существовать госу¬
дарство с карательной функцией: «Не предвидится то время, когда
карающая государственная власть (перекует свои мечы в плуги и успо¬
коится в мире» 16:>.
Не менее торжественно «устанавливает» извечность уголовного права
(а следовательно, конечно, и преступления) другой русский «классик»,
Кистяковский: «Факт существования уголовного права у всех народов,
во все периоды развития человека как рода, уже сам по себе указывает
на неизменно существующие и неизменно, а не по прихоти и произволу
162 Таганцев, Русское уголовное право, 1902, т. I, с. 1.
163 Там же.
162
действующие в роде человеческом общие причины, устанавливающие
необходимость существования уголовного правд!,. а следовательно и нака¬
зания:-) 1G4. Таких утверждений можно привести'-сколько угодно из работ
как «классиков» позднейших, так и писавших в период расцвега
классической школы 16 5.
Антропологическая школа и связанные с нею другие биологические
теории неисторичность и вечность преступления выводят из своей трак¬
товки биологической природы преступления.
Биологические теории сводят -.преступление к явлениям природы
и, признавая для преступления закономерность природы, ставят преступ¬
ление за! пределы закономерности человеческого общества. Этим самым
преступление ставится во внеисторическую плоскость, об’является, в ос¬
новном, неизменным для человечества: биологические процессы, в основ;-
ном, одни и те же и для доисторического человека, и для современника
Юлия Цезаря, и для современника Цезаря Ломброзо; как мы видели,
Ломброзо считает одной из биологических причин преступления атавизм1,
т. е. воспроизведение в современном -человеке черт доисторического
«дикаря». Точно так же Фрейд считает такой причиной преступления страх
перед отцом как в родовом строе, так и в эпоху империализма'.
Эта «неизменность» преступления Настолько явно противоречит оче¬
видному для всех факту изменения форм преступления в тот или иной
исторический период, что сколько-нибудь наблюдательный исследователь
не .мог не поставить перед собой задачи «раз’яснения» этого противоречия.
И действительно, та же антропологическая школа ставила перед собой
такую задачу. Так, виднейший «антрополог», барон Гарофало, сам при¬
водит ряд примеров того-, -как непреступные деяния в равные эпохи
и у разных народов превращаются в преступления и наоборот: как
например, убийство из мести в fcpoe -время не только не было преступле¬
нием, но, наоборот, считалось священной обязанностью для родичей
убитого, ограбление иностранного корабля считалось вполне закон¬
ным и гг. Д'. Больше того: Гарофало признает, что невозможно
«составить каталог фактов, Нетерпимых и наказуемых безотносительно
к месту и времени»164 165 166. Выход из противоречия тезиса о неизменном
«естественном» содержании преступления историческим фактам Гарофало
находит в отказе от этих фактов, в изменении метода исследования .-
нужно-де отказаться от исследования действий и перейти к анализу
164 Кистях овский, Элементарный учебник общего уголовного права,
1882, с. 146. '
165 Так, Фостен Эли говорит: «Происхождение уголовного права- восходит
к происхождению самого общества» (Faustin Helie. Предисловий к ниге Rossi-
Traitc de droit pdnal, т. I, p. XII, 1872).
В эклектическом! курсе Владимирова, считающего «полезными» и «ценными»
все течения в науке уголовного права, говорится о «противогосударственной
и противообщественной сущности преступления, как деяния, противного вся¬
кой вообще социальной группе людей, будь эта группа союз, общество
или государство... Преступление по своей сущности возможно вполне и ina тех
ступенях человеческого общения, которые не считаются государством» «(Вла¬
димиров, Курс уголовного права, 1908, с. 15). К «догосударственному
общежитию» относит существование уголовного права, преступления и наказания
Также Б-е л1о г р и ц - К о-дл я р е в: с к и й (Учебник русск. уголовн. права, 1903,
CJ 36) и др. И М. К!освГ(е|н: (Преступление в догосу дарственном обще¬
стве).
166 Garofalo, La criminologie, 1895, р. 3—5.
t г
163
чувств, именно нравственного чувства, которое хотя и развивается, но;
в своем некотором минимуме представляется «окончательно приобретен¬
ным для цивилизованной части человечества». Таковы чувства жалости
И честности; они универсальны, врождены и неизменны. Поэтому естест¬
венное преступление по Гарофало есть оскорбление средней меры жалости
и честности.
Но, разумеется, такой «методологический прием» ничего не спасает для
антропологической школы: уж)е (не говоря о том, что эти чувства
«жалости и честности» ни в какой степени не врождены, не универсальны
И не неизменны, что универсальность, например, «честности», которая,
по Гарофало, «состоит в уважении собственности», под большим со¬
мнением для самого Гарофало167,— не говоря уже обо всем этом, самая
«апелляция к чувствам» не об’ясняет тех многочисленных случаев, кото¬
рые, по признанию Гарофало, не являются преступлениями «во все
времена и повсюду», но которые в определенные исторические отрезки
времени и у определенных народов считаются преступлениями.
Какова бы ни была неизбежная неудача попыток согласовать факты
исторической изменчивости преступления с утверждением о его неиз¬
менной «естественной сущности», самое это утверждение является харак¬
терным для антропологической школы, как и для других биологических
теорий преступления.
В этом утверждениии звучит основной действительный мотив —
желание внеисторичностью и неизменностью характерного для классо¬
вого общества явления подкрепить тезис о «внеисторичносги», вечности,
неизменности и следовательно незыблемости классового общества, имен¬
но — капиталистического. Вместе с тем внеисторическая биологическая
трактовка преступления пытается отвести и затушевать вопрос- о клас¬
совости преступления, о тех классовых противоречиях, которыми пре¬
ступление порождается.
Внеисторические теории преступления превращают преступление
в логическую категорию и тем самым обнаруживают лежащий в основе
биологических теорий идеализм, как бы этот идеализм ни прикрывался
внешне материалистической терминологией и оперированием данными
естественных наук: известно (ведь, что в самом естествознании боль¬
шинство современных буржуазных теорий исходит из положений идеали¬
стической философии.
Тесно связанная с ‘антропологической школой в вопросе о биологи¬
ческих корнях преступления социологическая школа также приходила
к преступлению как к внеисторической^ логической категории168. Не
167 «Если вспомнить,— говорит Гарофало,— о крайней терпимости, с Какой
относятся к подделкам в промышленности^ к недобросовестности при продаже
лошадей, предметов искусства и т. п., к незаконным доходам, составляющим
главный ресурс очень многочисленных классов, то рождается сомнение в самом
существовании честности у большинства населения» (с. 371. При таком мрачном
положении дела об’являть честность врожденным, универсальным и неизменным
чувством «цивилизованных» пародов кажется более чем рискованным.
ies В этом — еще одно доказательство того, что, опираясь па философскую
систему позитивизма, социологическая школа в своем эклектизме в основном
была не материалистической, а идеалистической. Оппортунистическая оценка
социологической школы как «наиболее нам близкой» неизбежно приводит
тех марксистов, которые дают такую же оценку,— ,напр. тов. Ширвиндт,—
к принятию «по существу» тезиса1 социологической школы, о вечности преступ-
Леиия, к утверждениям, что «марксистская школа не говорит, что преступность
164
отрицая исторической изменчивости форм преступления, «социологи»
'утверждают, что в тех или иных формах преступление существовало
в доклассовом1, догосударственном обществе и будет неизбежно сущест¬
вовать, «если бы даже» человечество пришло к бесклассовому и безго-
сударсгвенному обществу16Э * * * * * *.
Эта «извечность» преступления относится к прошлому, к самому
началу жизни человеческого общества170, но особенно часто и охотно
представители социологической школы твердят о том1, что преступлению
не суждено исчезнуть в будущем. Так очень резко ставит вопрос Лист:
«Мысль, что посредством преобразования нашей общественной жизни
мир сможет полностью, отделаться от преступлений, принадлежит к /цар¬
ству утопии»171. Из русских «социологов» ту же мысль ярко выразил
Познышев, выступая уже в качестве «советского» криминалиста: «Даже
если бы государство было признано уже ненужным, — со страхом пред¬
полагает Познышев, — наказание не перестало бы быть необходимым
в новой форме общежития. Необходимость наказания не связана с необ¬
ходимостью государственной формы общежития»172. Наказание, по Поз-
нышеву, будет необходимо потому, что и преступления будут сущест¬
вовать всегда, ибо «невероятно предположение, что... замолкнут страсти..,
что все... будут вполне удовлетворены условиями своей жизни, что исчез¬
нет и недовольство, у многих сильное, существующим социальным
-строем», — надеется проф. Познышев. А раз так, то «останется и пре¬
ступление, хотя, быть может, значительно изменит свои формы и сильно
сократится количественно»173.
Стремление навязать преступления развернутому коммунистическому
строю характерно конечно и для тех криминалистов «позитивного направ¬
ления», которые называют себя социалистами. Так Ферри, причислявший
себя в свое (время — без каких бы то ни было впрочем к тому оснований
к социалистам, считал, что если преступление исчезнет е тех формах,
которые вызываются «материальной и нравственной нищетой», то она
остается как естественно-патологическое явление174.
и ее современных формах (подчеркнуто мной — Г. В.) не исчезнет
никогда» (Сборн. «Проблемы преступности», вып. 2, 1927, с. 5). Как будто
бы дело в изменении форм преступности! (См. критику у Кузьмина «Новею¬
щий ревизионизм в уголовном праве». «Сов. гос. и рев. права», 1930, № 8—9,
с. 83).
16й<Так напр., Гарро говорит: «В каждую эйоху и в каждой стране
большинство Пли государство, которое его представляет...’ определяет
в уголовном законодательстве действия или упущения, за которые угрожает
гражданам наказанием» Garraud, Preois de droit crim. 1926, p. 62.
1701 Ср. Фогйн ицкий, Уголовное право, его предмет и задачи. Вступит,
лекция в 1873 г. (Сборн. «На1 досуге», т. I, с. 398).
171 L i s z t, Das Verbrechen als soz-pat. Erscheinung («Aufs. und Vortr».
II, S. 237).
17i Познышев, Очерк основных начал науки уголовного права, 1923,
I, с. J5.
173 Там же, с. 163. '
1174 Ферри, Уголовная социология, 1910, 'т. I, с. 67. При этом Ферри
заявлял, что «приверженцы, научного социализма1 согласились тогда с этим
взглядом, отказавшись от старых однообразных и сантиментальных утверждений
о полном уничтожении всякого вида преступлений». Ферри не указывал, к сожа¬
лению, какие это «приверженцы научного социализма» согласились с ним.
Впрочем «социалисты» типа Антона Менгера действительно подробно распи¬
сывали «новые» виды преступлений в социалистическом строе (А. Мен-
г е р, Новое учение о государстве). Другие, именующие себя социалистами,
165
Попытки 'всех буржуазных криминалистов всех школ й течений175
представить преступление как внеисгорическую категорию коренятся в том,
что для них все преступление не является результатом и выражением
классовых противоречий, характерных для каждой данной социально-
экономической формации. Смена этих социально-экономических формаций
для буржуазных "ученых, —если они ее замеч. ют Еообще, — заканчивается
переходом от феодализма к капитализму; дальнейшие социальные пере¬
вороты невозможны. «Социальный переворот! — восклицал один из круп¬
нейших буржуазных идеологов Тьер. — Неужели, чтобы привести его
в исполнение, достаточно только пожелать его?.. Необходимо иметь
общество, которое предстоит преобразовать. Но если оно давно 'Пре¬
образовано, что тогда делать? А! Вас прельщает слава совершить соци¬
альный переворот: так знайте же, что для этого надобно было... вступить
на политическое поприще) в 1789 году... Не приходится делать то, что.
уже сделано»176. В будущем таким образом может существовать только
один строй — капиталистический, со всем тем, что ему свойственно,
в том числе! с преступлениями.
Для апологета' буржуазного общества все характерные черты этого
общества являются характерными чертами всякого человеческого обще¬
ства. Буржуазный идеолог йереносит отношения капиталистического
общества на вое прошлое человечества, в том числе на доклассовый
период его жизни. С еще большим рвением Делает он это по отношению
к будущему. Он Отрицает какую-либо иную грядущую социально-эко¬
номическую формацию — отрицает коммунизм. Но для верности, для
усиления своего полемического арсенала' и дл!я; эффекта пропаганды бур¬
жуазных идей он спешит показать, что, если бы даже и настал новый
строй без классов и государства, больших перемен от этого не произойдет
и во всяком' случае язвы капитализма останутся столь же свойственными;
коммунизму, как они свойственны капитализму — преступление будет
существовать. 4
Таким образом мы видим, что утверждение буржуазных криминали¬
к'ак напр., М. Н. Гернет, высказывали сомнения в возможности отмирания
преступлений Или, вернее, отодвигали этот процесс на бесконечно далекое
время: «может быть, когда-нибудь в бесконечно далеком будущем и настанет
такое время, когда вместе со всеми несовершенствами общественной жизни
умрет все мировое зло, исчезнут все пороки, забудется самое слово преступле¬
ние» (Гернет, Общественные причины преступности^ 1906, с. 196) (разрядка
мод — Г. Б.). Сравнительно недавно в Париже вышла1 книга Розенгарта
«Le crime comme produit social et economique», где автор, рекомендуясь «социа¬
листом», утверждает, что общество всегда защищалось от преступлений
■ и всегда должно будет от них защищаться. Розенгарт сочувственно цитирует
Максвелла: «Нельзя себе представить общество, в котором каждый делал
бы то, что ему нравится, не заботясь о своем соседе; подобное общество
вернулось бы к наиболее рудиментарному состоянию коллектива, в котором
насилие является наилучшим доводом». (Подробней о книге Розенгарта
см:. |М0Ю| рецензию в «Сов. государстве и революции права», 1931, № 41.
175 Разумеется, в этом отношении не отстают от других буржуазных
авторов и социал-фашисты, стремящиеся в наибольшей степени извратить
и фальсифицировать учение Маркса. Так Г. Кунов, в своей «Марксовой тео¬
рии исторического процесса общества и государства» «устанавливает» наличие
преступлений и уголовного права' в первобытной общине бесклассового обще¬
ства (см. цит. у Ашрафьяпа', гл. «Буржуазное уголовное право» в учебнике:
«Учение о государстве и праве» под ред. Пашука'ииса, 1932, с. ;27&—'2771.
1,8 Тьер, О собственности (русск. пер. 1872 г., с. 4—6).
166
стов о вечности и .внеисторичности преступления является одной из
форм дискредитации коммунизма.
Характерно то обстоятельство, что именно криминалисты социо¬
логической школы, говоря о внеисторичности преступления, срсредо-
чивают свою аргументацию не столько на «преступлениях» в доклассовом
обществе, -сколько на неизбежности «преступлений» в будущем коммуни¬
стическом строе, стремясь показать, что разрушение капитализма не
является средством действительного уничтожения корней преступности.
Это .об’ясняется тем, что, как сказано было выше, социологическая школа
выражает идеологию буржуазии в эпоху империализма, когда1 с ростом
мирового революционного движения пролетариата такая аргументация
становится для буржуазных теоретиков особенно важной, являясь одной
из многочисленных форм все более обостряющейся борьбы на идео¬
логическом фронте, одним из приемов общего поворота1 к реакции,
свойственного эпохе империализма.
Все Попытки буржуазных криминалистов — и классической, и антро¬
пологической, и социологической школ — дать определение преступления,
как мы видели, оставались и остаются безрезультатными. Эти попытки
либо приводят к 'бессодержательному формальному определению пре¬
ступления, как деяния, воспрещенного законом под страхом наказания,
либо дают абстрактные формулы, недоказанные и недоказуемые, либо
■стараются социальное явление Подчинить закономерности биологиЧер,
ск-ого ряда явлений, 'т. е. заранее лишают 'возможности об’яснить соци¬
альное явление теми законами, по которым развивается это соци¬
альное явление, либо, Наконец, грубо эклектически соединяют одну
из перечисленных групп определений с другой. Решительная неудача
попыток дать определение преступления теснейшим образом связана
с такой же неудачей- в определении;причин преступности.
-Причиной этих неудач является то обстоятельство, что дать правиль¬
ное, подлинно научное определение преступления и его причин для буржуаз¬
ной науки политически крайне невыгодно и теоретически
невозможно.
Политическая невыгодность для буржуазной науки дать правильное
и и-счерпывацощее определение преступления и его причин заключается
в том, что сделать это —значило бы вскрыть непримиримые противо)-
речия капиталистического строя, порождающие преступления, вскрыть
весь механизм господства и подчинения в капиталистическом строе,
расшифровать действительные задачи буржуазной уголовной репрессии
как орудия подавления эксплоатируемых, как средства обеспечения эконо¬
мической эксплоатации трудящихся и политического господства буржуа¬
зии, раскрыть действительное значение буржуазной уголовной политики,
как оружия буржуазии в классовой борьбе. Это значило бы признать
преступление органически Присущим капитализму явлением и сколько-
нибудь плодотворную борьбу с преступлениями в условиях капита¬
лизма — безнадежной задачей.
На- это, конечно, буржуазная теоретическая мысль пойти не в состоя¬
нии. Даже признание такого общего положения (самого по себе еще
совершенно недостаточного для вскрытия действительной природы пре¬
ступления), как тезис о том, что исключительным источником преступ¬
лений являются социальные отношения,— даже такое признание невоз¬
можно для буржуазного криминалиста и способно его перепугать до
167
смерти: «Если бы преступления имели своим источником исключи¬
тельно социальные отношения, то нам, чтобы уничтожить их, оставалось-
бы только провозгласить себя сторонником социалистической револю|-
ции», —воскликнул! буржуазный криминалист Бенедикт на III уголовно-
а|ртропюлогическюм конгрессе в Брюсселе в 1892 г. Опасения Бенедикта
резонны в том отношении, что последовательное дальнейшее раскры!-
тие социальной, а следовательно классовой, природы преступления должно
повести к принятию тех выводов, которые неизбежно вытекают из
признания социальной закономерности явлений в классовом обществе.
Установление правильной диалектической ^причинной связи преступ¬
ления с социальными отношениями, т. е. отношениями классовых про¬
тиворечий и классовой борьбы, порождающими преступность, неизбежно
требует дальнейшего раскрытия закономерности развития классового-
общества, признания его противоречий, влекущих через классовую борьбу
это классовое общество к революции и крушению капитализма через
высшую форму классовой борьбы — диктатуру пролетариата— к ликви¬
дации классов и причин, порождающих классовые различия, к построению
пролетариатом бесклассового общества, при полном развитии котся
рого в высшей фазе коммунизма только и отомрет преступность.
Разумеется, эта марксистско-ленинская концепция для буржуазных
криминалистов абсолютно неприемлема. Поэтому они не могли встать,
на путь диалектической связи преступления с социальным рядом явлений,
ф е. с (классовой борьбой. Поэтому они даже тогда, когда одной рукой
в своих книгах писали о том, что преступление есть явление социаль¬
ное, другой рукой спешили приписать: «Но не исключительно социаль¬
ное»,— отказываясь от единственно научной постановки вопроса и по¬
спешно разрушая всякий намек на действительное установление диалек¬
тической материалистической причиной связи преступлений с другими
явлениями социального ряда, в первую очередь с классовыми противо¬
речиями и классовой борьбой.
Более того: тогда, когда познание закономерности социальных явлений
стало уже слишком Очевидно приводить к мрачному и опасному для
буржуазии прогнозу, когда в годы все более и более растущего обост¬
рения противоречий и классовой борьбы — в последние годы империа¬
листической эпохи — сделалось слишком опасным разбираться в законо¬
мерностях «социального ряда», буржуазная теоретическая мысль отшат¬
нулась даже от половинчатых, двусмысленных попыток социологической
школы поивлечь к делу-об’яснения преступления и его причин «социаль¬
ные факторы», — пусть в уродливом виде, пусть урезанную и извращен¬
ную позитивистским эклектизмом, пусть разбавленную биологической
водичкой, но все Же какую-то теорию причинной связи. Нашумевшая
несколько лет назад работа неоклассика и фашиста Зауэра, оставляя
причинное об’яснение явлений только в области естествознания, требует
для уголовного права отказа от причинности и замену ее «свободой»177-
Итак, подлинно научное определение преступления и его причин для
буржуазных криминалистов политически невыгодно. Но и теоретически
177 Свобода— это жизнь, и жизнь — это свобода. Это относится,— гово¬
рит Зауэр,— не только к жизни отдельного лица, но и к! социальному суще¬
ствованию вообще». И в частности к области явлений, охватываемых уго¬
ловным правом (с. 529).; W. Sauer, Grundlagen des StrafrechtsA S. o29.
163
«оно для них невозможно. Основной порок буржуазных теорий в этом
отношении — это порок методологии.
Совершенно очевидно, что классическая школа с ее нормативизмом,
догматизмом, идеализмом и формализмом не была в состоянии дать
определение преступления и не пыталась сколько-нибудь тщательно
.даже поставить вопрос о причинах преступности. Антропологическая!
школа в методологическом Отношении оказалась несостоятельной глав¬
ным образом потому, что пыталась применить метод естественных]
наук (конечно, в его Позитивистской, а не диалектико-материалисгической
форме) к социальному явлению. Социологическая школа, как мы видели
выше, безнадежно запуталась в методологии, грубейшим образом, эклек¬
тически и механически, соединяя методологию антропологов с попып^
ками свести преступность к разрозненным отдельным «социальным
факторам», запуталась в Пошлой методологии позитивизма.
По Поводу «позитивного метода» социологи и примыкающие к ним
полу антропологи вроде Ферри и «социалисты» вроде Гернета подняли
в свое время большой шум, сравнивая его появление с «настоящим
ураганом, который пронесся по миру, когда Конт во Франции, Спен¬
сер в Англии и Вундт в Германии» попытались распространить этот
метод на общественные науки178. Не менее пышно аттестует методологию
•социологической школы и Гернег, говоря о появлении «позитивного»
метода, как о «неожиданно разразившейся революции», и называя его
«силой, которая произвела эту «великую революцию» в науке уголовного
права. Нужно сразу сказать, что последователи Листа в этом отноше¬
нии хватили через край — сам Лист благоразумно отмежевывался от
«революционных» (.лавров и категорически утверждал1: «Мы хотим преобра¬
зования, но не разрушения, реформации, но не революции дёйствую!-
щего права»17Э. Действительность не менее категорически заставила
признать, что весь этот барабанный бой в честь «позитивного» метода
должен был служить только прикрытием! его фактического бессилия и бес¬
плотности. Хотя еще некоторые криминалисты, именующие себя «социали¬
стами», не Только !не о сказались от. веры в позитивный метод, нб даже
пытаются противопоставлять его марксистскому методу180, разочаро¬
вание буржуазных теоретиков в этом методе все же несомненно.
Социологическая школа декларировала, как мы знаем, «влияние»
социальных «факторов». Но вот что вынужден признать лидер школы
Лист: «Я хочу подчеркнуть, — говорит он, — что м'ы об этом влиянии
общественных факторов сегодня не знаем еще ничего, чтобы выходило
за пределы плоских фраз»181. Итак, в основной проблеме, стоявшей
178 Ферри, Уголовная социология, т. I, с. 15. Хотя «социологи» пытались
открещиваться от контизма и вообще позитивизма!, но их теория несомненно
позитивистская, т. е. |в| основ есвоей — идеалистическая. Об идеалистической
сущности позитивизма см. у Ленина, соч., т. XIII, с. 49, 168, 270 и 278.
179 Liszt, Dio Zukunft des Strafrechts fAufs. und Vortr. II S. 2).
180 Так, Гернет недавно еще заявлял: «Я употреблял термин (позитивный
метод) правильно, когда и мед в виду, что доктор-психиатр ударяет моло¬
точком по коленке больного для того, чтобы узнать, есть ли рефлекс или нет.
Это позитивный метод, а не революционно-марксистский. «Революция права»,
1929, № 3. ,
181 Liszt, Zur Vorbereitung des Strafgessetzentwurf (Aufs. und Vortr., В. 1Г,
S. 418).
169
перед социологической школой 182, в итоге десятков лет работы школа
ничего не дала, кроме плоских фраз. Поистине самоубийственное при¬
знание! Какова же причина этого? На этот вопрос тот же Лист
отвечает не менее откровенно и четко: «У нас нет научного
метода, посредством которого мы могли бы искать и найти ответ
на выдвинутый вопрос»183. Необходимо отметить, что эти признания,
делались в 1902 г., когда социологическая школа дала уже 'все, что
была в состоянии дать.
Таким образом совершенно очевидно, что подлинно научное опре¬
деление преступления буржуазная наука уголовного права, не дала не
только потому, что это политически для .буржуазии невыгодно, но
и потому, что, не владея научным методом, теоретически была не!
в состоянии этого сделать. Сторонники социологической школы вынуж¬
дены были выдать себе testimonium paupertalis (свидетельство
о бедности) в основном вопросе уголовного права. Так, Познышев
о «материальном» определении преступления говорит: «вообще задача
дать какое-то независимое 1от положительного права, не юридическое,
а социологическое илй «философское» определение, так сказать, по
неизменной, От законодательства не зависящей сущности преступления,
есть задача неразрешимая»184. Гарнет не менее грустно по этому же
поводу замечает: «Мы думаем, что дать.определение преступления со сто¬
роны его содержания Не представляется возможным, потому что слиш¬
ком разнообразны те действия, которые входили и вхоДят в (понятие
преступных»185.
Только (марксистско-ленинская методология позволяет дать не схола¬
стическое, не эклектическое, а подлинно научное определение преступ¬
ления и вскрыть его корни в противоречиях классового (обществ^.
Только марксистско-ленинская методология показывает историчность пре¬
ступления, его обусловленность существованием классов и классовой
•борьбы И (перспективы его полного отмирания в безгосударственном
обществе высшей фазы коммунизма186.
182 цот как, например, оценивает значение этой проблемы для социоло¬
гической школы Глейспах на страницах лмстовского журнала: «Исследование
причин преступности было, так сказать, стягом, знаменем, вокруг которого
все соединялись, задачей, которую принимали с пламенным рвением».
Gleispach, Die Erforschung der Verhrechensursachen. («Zeitschs. f. d. ges.
Strafrechtswis.» B. 48, S. 99).
183 Liszt, Op. cit., S. 419.
184 Цо з |н ы jLL’lie в, Предисловие к книге Ван-Кана «Экономические факторы
преступности», 1915, с. IV.
/185 Гернет, Уголовное право, часть общая, 1913, с. 63. Следует отме¬
тить, что это признание сделано М. Н. Гернетом через 7 лет после тог|о,
как он в «Общественных причинах преступности» славословил позитивный
метод социологической школы, видя в нем «великую революционную силу»
уголовного права и за 15 Лет до того, как он же отстаивал преимущества:
«позитивного метода» перед марксистским методом. Вся разница оказалась
только в том, что в 1929 г. проф. Гернет снимает со своего «позитивного
метода» эпитет «революционный».
185 Отмирание преступления и наказания как правовых институтов нераз¬
рывно связано! с отмиранием права, государства и аппарата принуждения. См..
Ленин, Государство и революция, и замечания на бухаринскую «Эконо¬
мику переходного периода».
170
ГЛАВА V
ПРЕСТУПЛЕНИЕ ПО СОВЕТСКОМУ ЗАКОНОДАТЕЛЬСТВУ
§ 1. Развитие понятия преступления в советском
законодательстве
В процессе развития советского законодательства вопрос о клас¬
совой природе преступления, вопрос об определении, что такое пре¬
ступление, полное разрешение получил не сразу.
В первом советском опыте кодификации уголовного законодатель¬
ства давалось чисто формальное буржуазное определение преступления.
Но этот опыт в сущности нельзя назвать опытом кодификации совет¬
ского уголовного законодательства.' Речь идет о попытке народного
комиссара юстиции левого с.-р. Штейнберга своеобразно «кодифици¬
ровать» уголовное законодательство, в сущности внести несколько попра¬
вок в царское уголовное уложение 1903 г. В результате этой работы
в начале 1918 г. появилась «Инструкция местным и окружным народ¬
ным судам1 о применении уголовгцдх законов». Впрочем, эта ‘инструк¬
ция на места не дошла и даже не была напечатана типографским
способом. В этой Инструкции преступление определяется точно так же,
как оно определялось в царском уголовном уложении: ст. 1 «.инструк¬
ции» говорит, что «преступным признается деяние, воспрещенное во
время его учинения законом под страхом наказания». По поводу этого
определения можно сказать то же самое, что говорилось в предыдущей
главе о формально-нормативистских определениях любого буржуазного
уголовного кодекса. Как сказано уже было, штейнберговская инструкция
в советское право не вошла, почему1 это определение ни в какой степени
не характерно для советского уголовного права.
Впервые в советском уголовном законодательстве мы встречаемся
с определением преступления в «Руководящих началах по уголовному
праву РСФСР»1 —этом чрезвычайно ценным; — и ценном не только
исторически — документе. Здесь ст. 5 определяет преступления так:
«Преступление есть нарушение порядка общественных отношений,
охраняемого уголовным правом». В этом определении мы встречаем резкий
отказ от нормативистских определений, даваемых буржуазными уголов¬
ными кодексами, здесь преступление рассматривается в ряду; обществен¬
ных отношений. Однако 'это определение само по себе еще не характе¬
ризует взглядов «Руководящих начал» на преступление; в -нем еще
не вскрываются классовые корни преступления, не указываются, какого
именно строя общественные отношения нарушаются преступлением; кро¬
ме того здесь за уголовным правом признается только охранительная
1 СУ 1919, № 66, ст. 590.
171
функция и не учитывается его активно воздействующая революционная^
роль. Наконец, центр тяжести статья переносит на формальный признак - /
«отношениях, охраняемые уголовным правом». Точно так же и следующая..
ст. 6, хотя (и говорит о преступлении как о действии и бездействии,
«опасном для данной 'системы общественных отношений», но не уста¬
навливает ни классового происхождения этой опасности, ни того, какая
именно система общественных отношений имеется в виду. Зато! в первых
трех статьях «Руководящих начал» постепенно, так сказать, концентри¬
чески, раскрывается классовая природа преступления в советском строе:;
в |ст. 1 говорится об интересах господствующего класса, точно так же
как в аг. 2 .говорится о «системе общественных отношений данного клас¬
сового общества», и йаконей; в ст. 3 говорится! о «системе общественных,
отношений, соответствующей интересам трудящихся масс, организо1-
ваншихся в господствующий класс в переходный от капитализма к1 ком¬
мунизму период диктатуры пролетариата».
Непосредственно о классовой природе преступлений говорят ст.ст..
10 и 12. На основании ст. 10 «при выборе наказания! следует
иметь в виду, что преступление в классовом обществе вызывается
укладом общественных отношений, в котором живет преступник». Со¬
гласно Ст. 12 при определении меры наказания в каждом отдельном:
случае «следует различать: а) совершено ли преступление лицом, при¬
надлежащим к имущему классу с целью восстановления, сохранения или
приобретения какой-либо привилегии, связанной с правом собственности,
или неимущим!,, в соргоянПи голода или нужды; б) совершено ли деяние-
в интересах восстановления власти угнетающего класса или в интересах
личных совершающего деяние». Здесь ,мы находим уже определение пре¬
ступлений как явлений классового общества.
В начале перехода к нэпу были разработаны два проекта уголов¬
ного кодекса, к счастью не получившие утверждения, в которых фор¬
мулировки сущности преступления значительно ухудшены. Первый про¬
ект был разработан комиссией Общеконсультационного отдела Народного-
комиссариата юстиции с участием буржуазного криминалиста Фельд¬
штейна1.
В этом проекте Мы видим резкий поворот от определения преступ¬
ления как явления (классового общества к формулам социологической
школы. Уже в об’ясннтельной записке центр тяжести переносится на
индивидуальные свойства преступника, оцениваемые с точки зрения «пре¬
ступного состояния деятеля». .И -далее в ст. ст. 2 и 3 говорится
о «лице опасном для существующего порядка общественных отношений»,
об «опасности лица, обнаруживаемой наступлением последствий, вредных
для общества!», а в ст. -6 — о «фактическом изменении настроения право¬
нарушителя». Точно так же! в ст.рг. 13 и 14 Проект .говорит только об
«опасности преступника для общежития», о том, что при определении
наказания суд должен учитывать только «суб’ективные» моменты: «миро¬
созерцание личности правонарушителя», «духовное развитие правонару¬
шителя» и Т- Д. Нигде проект, говорящий о преступнике, не дает
определения того, что такое преступление, нигде не расшифровывает
значения термина «общество», не показывает классовой структуры обще¬
ства'. Самое преступление *в проекте выступает только как «симптом» -
опасности суб’екта. Весь проект написан В| духе буржуазной социо¬
логической школы.
172
Не лучше этого проекта1 и второй проект, составленный в 1921 г.
Институтом советского права с участием и под сильнейшим влиянием
'буржуазного криминалиста Исаева. Этот проект2 эклектичен с начала
ц до конца. Авторы проекта считали, что, после того как отгремели громы
октябрьских 'боев, период «бури! и натиска» вообще прошел, что в законо¬
дательстве можно проводить какую-то «равнодействующую сил»: «Когда
социальный уклад начинает оформливаться (?), когда намечаются равно¬
действующие различных социально-политических сил, столкнувшихся
в первоначальном «хаосе» революции», тогда авторы проекта считают
возможным попробовать силы буржуазной уголовноправовой теории и по¬
строить уголовный кодекс На смешении принципов классической и социо¬
логической школ уголовного права. Кодекс «должен покоиться» на прин¬
ципе «nullum crimen, nulla poena sine lege». Этот принцип проводится
в ст. 5, говорящей: «Применение наказания и мер социальной защиты
к общественно-опасным деяниям может иметь место только в случаях,
предусмотренных в особенной части этого кодекса! и в позднейших к нему
дополнениях». Рядом с этим принципом, позаимствованным из старых
запасов классической школы, проект щедрой рукой черпает премуд¬
рость школы социологической. В об’яснигельной записке говорится:
«Нас не может пугать, что те или иные положения выдвинуты были
в свое время представителями так называемой (!) буржуазной науки».
Выражая очевидно свое неудовольствие тем обстоятельством, что в со¬
ветской литературе буржуазная наука называется своим настоящим име¬
нем, авторы проекта все же действительно не только не .«путались», но
и не стеснялись в своих предложениях. Стоит посмотреть самые поста¬
новления проекта, например, ст. 3: «Поскольку преступление в клас¬
совом обществе вызывается в п о д а в л я ю щ е im большинстве слу¬
чаев (подчеркнуто мной. — Г. В.) укладом общественных отношений,
в котором живет преступник...» и т. д. Разве эта формулировка не
целиком позаимствована у социологической школы, готовой признать
«значитальнугЛ роль» общественных отношений и даже «пода¬
вляющее большинство» случаев влияния этого уклада для того,
чтобы такой формулировкой оставить лазейку для «биологического фак¬
тора» и чтобы, когда это нужно, «подавляющее большинство случаев»
отнести именно за счет этого биологического фактора. И дальше,
статья 6 упрямо говорила! о Так называемом «опасном или антисоциаль¬
ном состоянии» преступника, а ст. 7 говорит о значении «социаль¬
ной среды» («milieu social» социологической школы), разумеется, не
расшифровывая действительной классовой природы этой «социальной
среды». Таким образом |и в этом проекте мы видим стремление всячески
затушевать классовый характер1 преступления и советского уголовного
права и подменить соответствующие формулировки терминологией со¬
циологической школы. В частности не без влияния этого проекта'
в советское законодательство был введен такой термин социологической
школы, как «меры социальной защиты». Один из авторов проекта —
и его несомненный вдохновитель — М. М. Исаев — по этому поводу
писал: «Наиболее существенным, пожалуй, в нашем проекте было вве¬
дение мер социальной защиты, в основу которых была поло¬
2 «Пролетарская револ. и право», 1921, № 15.
173
жена соответствующая теория. В этом отношении проект исходил дей¬
ствительно от начал западноевропейской теории»8.
Хотя, как сказано {было .выше, и этот проект, и проект общеконсуль-
тационного отдела НКЮ не получили, к счастью, силу! закона, тем1 на
менее они успели оказать вредное влияние на дальнейшие законода^
тельные акты: пример с термином «меры социальной защиты» является
достаточно показательным в этом отношении* 4. )
В 1922 г. был издан УК РСФСР, а затем и УК других союзных
республик. Ст. 6 УК 1922 г. определяет преступление, по выражению
т. Курского, «так, как должен Определять Уголовный кодекс, написанный
марксистами и продиктованный правосудием, которое творят рабочие
и крестьяне», хотя точной и развернутой до конца формулировки УК
1922 г. также не дает. Ст. 6 говорит: «Преступлением признается всякое
общественно-опасное действие или . бездействие, угрожающее основам
советского строя и правопорядку, установленному рабоче-крестьянской
властью на переходный к коммунистическому строю период времени».
И в других статьях УК 1922 г. подчеркивает классовый характер пре¬
ступлений, совершаемых в условиях пролетарской диктатуры. Так ст. 25
предлагает при определении меры наказания различать: «а) совершено
ли преступление в интересах восстановления власти буржуазии или
в интересах чисто личных совершившего преступление; б) направлено
ли преступление против государства или отдельной личности». А ст. 27
признает наиболее опасными преступления, «направленные против уста¬
новленных рабоче-кр1естьянской властью основ нового правопорядка». (На¬
конец УК 1922 г. решительно порывает с буржуазным принципом
«nullum crimen, nulla poena sine lege», устанавливая в ст. 10 прин¬
цип применения репрессии по аналогии, о чем подробнее будет ска¬
зано ниже. k .
В изданных в 1924 г. «Основных началах уголовного законода¬
тельства СССР и союзных республик» определения преступления не
дается, по классовым его пониманием, хотя и нашедшим недостаточно
четкие формулировки, «Основные начала» пронизаны насквозь. 'Гак,
в определении задач советского уголовного законодательства «Основные
начала» говорят о «защите государства трудящихся от общественно¬
опасных деяний, подрывающих власть трудящихся или нарушающих
установленный ею правопорядок»5. В ст. 2 «Основные начала», разделяя
преступления на две категории, определяют наиболее опасные преступ¬
ления как «направленные против основ советского строя, установленного
в СССР волею рабочих и крестьян». Классовый подход «Основных начал»
к вопросу о преступлении виден из статей, трактующих об определении
«мер социальной защитны. Так, ст. 31 предлагает суду принимать более
строгие меры, «если [Преступление совершено в целях восстановления
власти буржуазии», «если преступление хотя и не направлено непосред-
3 Исаев, Общая часть уголовного права РСФСР, 1925, с. 94.
4- Подробнее историю замены термина «наказание» термином «меры
социальной защиты» см. в моей статье «Наказание в советском уголовном
праве». «Проблемы уголовной политики», 1935 г. № 1.
“• СЗ 1924, № 24, ст. 205. Подробно анализирует те» ст «Основных начал»
т. Крыленко в работе «Суд и право в СССР», ч. III, с. 40 и сл., сопоставляя
текст «Основных начац» с текстом других советских законодательных актов
в области уголовного права.
174
ствешо против интересов советского государства или интересов тру¬
дящихся, но по своим объективным результатом может принести ущерб
'этим интересам». В первоначальной редакции «Основных начал», в ст.ст. 31
я 32 были еще два пункта, впоследствии исключеш-гые6. В одном из
этих пунктов говорилось о том, что более суровая мера применяется,
«если преступление совершено лицом, в той или иной мере связанным
с (принадлежностью в прошлом или настоящем к классу лиц, эксплоа-
ти^ующих чужой труд», а ст. 32 в другом пункте говорила о приме¬
нении более мягкой меры, «если преступление было совершено... рабо¬
чим* 1 или трудовым крестьянином». Исключение этих пунктов объясняется
тем, что существовало опасение огульной оценки опасности совершенного
преступления и преступника по одному голому факту его классовой
принадлежности7. Как бы то ни было, быть может, и в неудачной
формулировке, но эти пункты ст.ст. 31 и 32 характеризуют классовый
подход «Основных начал» к вопросу о преступлении и поскольку не они
одни только характеризуют такой подход, их исключение из «Основных
начал» принципиальных положений этого законодательного акта не по¬
колебало. Каце и УК 1922 г.,. .«Основные начала» отказываются от прин¬
ципа «nullum crimen sine lege», устанавливая применение репрессии
по аналогии и еще полнее, чем (УК 1922 г., развертывая в ст. 22
принцип уголовной ответственности, основанный не обязательно на со¬
вершении конкретного, ' предусмотренного |в Уголовном кодексе пре¬
ступления, о чем, так же как и об аналогии, речь будет итти нитке.
Переработанная в 11926 г. на базе «Основных начал» новая редакция
Уголовного кодекса РСФСР определяет преступление в ст. 6 так:
«Общественно-опасным признается всякое действие или бездействие, на¬
правленное против советского строя или нарушающее правопорядок,
установленный рабоче-крестьянской властью на переходный к коммуни¬
стическому строю период времени». Хотя ст. 6 избегает слова «пре¬
ступление», но этим термин «преступление» из Уголовного кодекса не
исключается: он разбросан по всему кодексу, и даже в ст. I, говоря¬
щей о задачах уголовного законодательства в СССР, «общественно¬
опасные действия» в скобках поясняются словом «преступления». Как
мы видим, при (сопоставлении ст. 6 УК 1926 Г. со ст. 6 УК 1922 г.
самое определение преступления в обоих кодексах одинаково, если не
считать некоторых редакционных изменений.
§ 2. Аналогия
Материальное содержание преступления в формулировках нашего
уголовного законодательства не исчерпывается только определением того,
что в условиях пролетарской диктатуры следует считать преступлением.
В буржуазной науке уголовного права распространено деление всех
определений преступления на1 «формальные» и «материальные». Под «фор¬
мальным» определением разумеют определение преступления только
по признакам его’ противоправности: «Преступление есть деяние, воспре¬
щенное законом под страхом наказания», — вот типичное «формальное»
определение преступления, воспринятое большинством буржуазных уго¬
6 СЗ, 1927 г. № 12, ст. 122.
1 См. Крыл'енко, Суд и право в СССР, ч. Ill, с. 166—168.
175
ловных кодексов. Как указано было выше, даже буржуазные уголовно-
правовые теории не могли полностью удовлетвориться таким формаль-/
ным определением; в Таком определении преступление об’ясняется накау
занием, тогда как само наказание выступает на сцену буржуазного
уголовного права как следствие совершенного преступления и может
быть об’яснено только |посл1е ;того, как объяснено преступление; фбр-’
мальное определение преступления удовлетворяет практическим потреб¬
ностям судьи, механически применяющего наказание по принципу «пиЦпт
icrimen», но оно не об’ясняет для законодателя, .что такое преступле¬
ние, какие именно деяния нужно с точки зрения уголовной политики
включить й список преступных; формальное определение не об’ясняет,
почему то или иное деяние «воспрещено законом под страхом наказа¬
ния». Поэтому буржуазные криминалисты пытались дать так назы¬
ваемое материальное определение преступления, которое об’ясняло бы
преступление по существу как явление чувственного мира. Все эти по¬
пытки, как мы уже видели, были неудачны и заранее осуждены на
бесплодность, ибо действительно материальное определение преступле¬
ния можно дать только вскрыв классовую общественную природу престу¬
пления!, a feroiro буржуазная наука уголовного права сделать и не могла
и не хотела. Это может сделать только марксистско-ленинская теория
уголовного права.
Исходя из марксистско-ленинского учения о классах, государстве
и классовой борьбе, только советское законодательство может в своих
формулировках раскрыть действительно материальное содержание престу¬
пления. Мы уже видели, как в самых определениях преступления наше
законодательство раскрывало действительную природу преступления. Но
одними определениями дело Не ограничивается. Наряду с ними в нашем
уголовном праве есть ояд институтов, расширяющих и углубляющих
HiaKoe материальное определение преступления.
К этим институтам относится в первую очередь аналогия.
В Уголовном кодексе 1922 г. ст. 10 говорила1 следующее: «В случае
отсутствия в Уголовном кодексе прямых указаний на отдельные виды
преступлений, наказания или меры социальной защиты применяются
согласно статей Уголовного кодекса, предусматривающих наиболее сход¬
ные по важности и роду преступления с соблюдением правил Общей
части оего кодекса». I
Необходимость включения аналогии в наше уголовное право т. Кры¬
ленко мотивировал при прохождении проекта УК во ВЦИК следую¬
щим образом: «Трудно й наше время, в особенности когда целый
ряд преступлений постоянно видоизменяется, в отличие от тех пре¬
ступлений, которые были в прежнем кодексе, уловить все разновидно¬
сти новых преступных деяний, и именно для этого мы предоставляем
«суду ст. 10 право в случае, если придется в жизни столкнутьс|я
с преступлениями, в законах не предусмотренными, действовать по
аналогии»8. Тогда же По этому поводу нарком юстиции т. Курский
гбворил: «Ни один уголовный кодекс не в состоянии обнять всего
многообразия уголовных деяний, которые фактически в жизни имеются,
и 1если мы хотим действительно создать кодекс, который будет бороться
с опасными для советского строя явлениями, то мы должны иметь
8 Бюллетени 3 сессии ВЦИК IX созыва, № 3, с. 34.
176
ста'гыи, которые дают Возможность судье действовать и по аналогии.
Будет необходимость властно вмешаться суду.., а не дожидаться, пока!
будут декретированы нормы... У нас существовал: порядок, когда закона
не бйло, суд руководствовался Исключительно социалистическим пра¬
восознанием... Мы живем в таком периоде, когда должна быть норма,
но так^я, которая дает возможность суду более свободно применять свое
правоос^нание» 8 9.
ТакЦм образом мы видим, что внесение аналогии bi советское уго¬
ловное Право исходило из активной роли суда, который должен в своей
деятельности учитывать все изменения в возникновении и развитии тех
или иных форм преступлений, учитывать все изменения в формах клас¬
совой борьбы, должен быть оперативным, гибким и в прйд'ел’ах
революционной законности самодеятельным и инициативным.
Эти требования пред’являются к советскому суду во все время его
существования. Поэтому естественно, чго не только в УК 1922 г., но
и в последующих законодательных 'актах по советскому уголовному
праву институт аналогии сохранился. '
Тай, в (Основных началах уголовного законодательства» 1924 г.
в сг. 3 части 3 говорится: «Если... общественно-опасные деяния прямо
не предусмотрены уголовным законодательством, то основания и пре¬
делы ответственности, а также меры социальной защиты определяются
судом по аналогии с теми статьями уголовных кодексов, которые пре¬
дусматривают наиболее сходные по важности и роду преступления».
«Основные начала» таким образом декретируют институт аналогии для
уголовного законодательства1 всех союзных республик, и действительно
уголовные кодексы союзных республик, выработанные в соответствии
■с указаниями «Основных начал», включили аналогию.
В УК РСФСР 1926 г. аналогия предусмотрена ст. 16, говорящей:
«Если то или иное общественнснжасное действие прямо не предусмотрено
настоящим кодексом, то основание и пределы ответственности за него
■определяются применительно к тем статьям кодекса, которые предус¬
матривают наиболее сходные по роду преступления». Верховный суд
РСФСР по поводу применения аналогии (ст. 16 УК 1926 г.—ст.; 10
УК 11922 г.) раз’яснйл, «что в тех случаях, когда суд, основываясь
на ст. 10 УК, применяет по аналогии ту или иную статью Уголовного
кодекса, он (суд) не связан нормой социальной защиты, указанной
в статье, по аналогии с которой он определяет меру социальной! защиты,
и в этих случаях суд вправе применить любую меру социальной за¬
щиты из перечисленных в ст. 32 УК, однако не выше высшего пре¬
дела, указанного в статье, по аналогии с которой он определяет меру
социальной защиты»10. Для Нас это раз’яснение Верховного суда пред¬
ставляет тем большую важность, что довольно решительно бьет по
попыткам всячески ограничить принципиальное значение аналогии в со¬
ветском уголовном праве.
Институт аналогии в советском уголовном праве является естествен¬
ным следствием того действительно материального определения престу¬
пления, которое дается в нашем уголовном законодательстве. Престу-
8 Те же Бюллетени, № 4, с. 15—16. Там же т. Курский полемизировал
С Бройдо, выступавшим против аналогии (q. 10).
10 Постановление пленума Верхсуда РСФСР 15 июня 1925 г., пр. № 10.
Сб. раз'яснений Верхсуда РСФСР, 1931, ст. 16.
42 Классовая природа преступлений
177
пленив определяется не тем обстоятельством, что оно противорФгиг
тому или иному конкретному закону Особенной части Уголовного ко¬
декса, что оно есть нарушение «специального состава преступления».
Ответ на вопрос о том, нужно ли считать данное действие пре¬
ступным, дается с уч)етом многообразия и изменчивости форм классовой
борьбы. Поэтому аналогия в нашем праве имеет отнюдь не техническое,
а глубоко принципиальное значение, поэтому мы должны решительно
отбросить всякие попытки буржуазных криминалистов рассматривать
аналогию в советском уголовном праве как «чисто технический,
al Не принципиальный вопрос» (да еще брать самый термин
«аналогия» в .кавычки), как это делает например проф. Исаев11.
Буржуазная наука уголовного права’ относилась к аналогии отри¬
цательно; в (н^й господствовал принцип «nullum crimen, nulla poena
sine lege», как б'Ы от него На первых порах своего развития ни откре¬
щивалась социологическая школа, пришедшая потом также к этому
принципу. А при наличии этого принципа институт аналогии является
неприемлемым. Буржуазные криминалисту поэтому и возражали против
аналогии, исходя из этого принципа.
Отказ от аналогии влечет за собой внесение в уголовные кодексы
невероятной казуйстичности и дробности статей Особенной части; так
например, в царском Уложении о наказаниях было 1711 статей, кото¬
рые тем не менее всех конкретных случаев, выдвигаемых жизнью,
охватить не были в состоянии. Впрочем, нужно сказать, что хотя бур¬
жуазное уголовное право принципиально и не признавало аналогии,
вое же в нем существуют значительные «прорывы фронта». При этом
такие прорывы мы наблюдаем не только тогда, когда буржуазные руды
в своей практике защищают классовые интересы буржуазии, когда они
распространительно толкуют закон, всячески извращая его прямой смысл
в случаях необходимости сделать явную натяжку для осуждения кого-
либо из представителей трудящихся Масс, а в особенности привле¬
ченных к суду. ■ революционеров, -но и в самом законодательстве,
и в кассационной практике; вы тлях судебных инстанций мы зачастую
можем отметить фактическое признание аналогии. Так, ст. 131 царского
Уложения о наказаниях говорила: «Если в законе за подлежащие рас¬
смотрению суда преступные деяния нет определенного наказания, то
суд приговаривает виновного к одному- из наказаний, предназначенных
за преступления, по важности и роду своему наиболее с оным сход¬
ные». Конечно толкование по аналогии противоречит осйЬвам законо¬
дательства, построенного на принципах классической школы. «Ни один
порядочный юрист, — говорил Неклюдов,—не будет поддерживать ана¬
логии преступлений в российском 'законе. Один только коссационный
суд придерживается противоположного взгляда». Действительно ст. 133
Улож'ения о наказаниях в юридической литературе толковали не как
разрешение применять закон по (аналогии. Таганцев, толкуя ст. 131,
говорит, что она «имела в виду те случай, когда за подлежащее рас¬
смотрению 'суда деяние в законе нет определенного наказания,
т. е. .говорила не о тех деяниях, за которые Не установлено никакого
наказания и которые следовательно не воспрещены законом под стра¬
хом наказания, а о тех, которые предвидены законом, но за которые
11 Исаев, Общая часть уголовного права РСФСР, с. 138.
178
/положено наказание с Неопределенной санкцией»12. Однако сенат, во¬
преки взглядам «порядочных» юристов, проводил другую практику и при-
знавал1 аналогию, слушаясь в свое рремя столыпинской указки в этом
вопросе13 14.
Разумеется, такое применение аналогии является весьма «грубым»
приемом, который шокирует доктрину классической школы. Поскольку
в целях осуществления классового правосудия буржуазные суды и 'теоре¬
тики должны прибегать к извращению законов, они предпочитали эго
делать не столько путем применения аналогии, сколько путем «изящ¬
ного толкования», рекомендованного в свое время Митгельштедтом, т. е.
такого толкования, которое, делая вид, что принцип «nullum crimen»
ненарушим, тем не менее полностью отвечает другому принципу, сфор¬
мулированному народной массой, испробовавшей на собственной ше£
всю силу «изящества» толкования законов буржуазными юристами,—
правилу «закон — что дышло: куда поворотил, туда и вышло».
Так как применение аналогии в советском уголовном праве имеет
отнюдь не техническое, а принципиальное значение, то этим объясняется
тог поход, который был предпринят буржуазными юристами против
аналогии, и та злостная критика этого института, которая шла из
фашистских заграничных кругов и которая имела целью скомпроме-'
тировать советское законодательство. г .
В 1928 г. в немецком юридическом обществе в .Праге проф. Глейспах
сделал доклад о сюйетскЮм Уголовном кодексе (имеется в виду УК
1926 г.). В Этом своем докладе проф. Глейспах выступил с «про¬
тестом» по поводу того, что в нашем законодательстве отсутствует
принцип «nullum crimen, nulla poena sine lege» u. Желая рассмотреть
вопрос полностью и в корне, Глейспах основным своим аргументом
против нашего института аналогии 'выдвигает то соображение, что прин¬
ципом «nullum crimen» начиналось даже «Magna. Charta» короля Иоанна
1215 ,г., что формула! «nullum crimen» была рецепирована французской
революцией 1789 г., и с возмущением' упрекает нас в том, что мы эту
формулу нарушили. Разумеется, в этом отношении Глейспах прав:
традициями «доброго старого времени» Мы пренебрегаем, как бы это
ни! было обидно для криминалистов глейспаховского типа. Мы не
позаимствовали из английской судебно-морской практики такого нака¬
зания, как .тюрка Матросов розгами и плетьми,— наказания, которое там
еще сохранилось и до сего дня: мы, действительно, отказались от
кровавого и гнусного Наследства прошлого. Однако и в этом прошлом
нужно разбираться 'несколько более 'внимательно, чем делает это проф.
Глейспах. Вспомним, каково было 'историческое значение и «Великой
хартии» и самого Принципа ;«nullum crimen». Вспомним, что этот
принцип был принципом Отвоевания у власти гарантий для борющихся
за эту- власть. «ВелИкую хартию», Как известно,! вырВа'ЛИ у Иоанна Без¬
земельного бароны, с оружием! в рука'х 'Двинувшиеся на Лондон.. В док¬
12 Таганцев, Лекции, т. I, с. 189—190.
13 См. Набоков, Применение уголовного закона по аналогии, журн.
«Право», 1912, с. 551 и сл.
14 W. G 1 e.i s р а с h. Das ncue Sowietsstrafgesetzbuch. Schweizerische Zeitschr.
f- Strafr., 41 Jahrgang. H. 4.
Подробнее см. мою статью «Фашистская критика советского уголовного
права», «Вести, сов. юстиции», 1929, № 14.
42*
179
ладе проф. Глейспаха (не «уточнен» вопрос, на каких именно баронов,,
могущих двинуться с Вооруженной силой на! Москву, рассчитывает он.
Но что здесь не без такого расчета — ясно для каждого. Речь шла таким,
образом о гарантии, которую вырвали феодалы у норманнских завое¬
вателей. Нужно однако Сделать одно добавление, которое действи¬
тельно уточнило бы вопрос. § 39 хартии и §29 так' называемых
«Баронских статей», в которых заключались требования баронов, легшие
в .основу хартии, говорят о том, что «ни один свободный человек не будет
арестован или взят под стражу иначе, как только по законному при-»
говору равных ему пэров и по закону страны». Тут еще нет торО
смысла, который вложен |в принцип «nullum crimen», т. е. что преступ¬
лением считается только деяние, точно обозначенное в какой-нибудь
статье Особенной части уголовного кодекса. Тут имеется в виду
только противопоставление суда, действующего на законных основа¬
ниях, бессудному произволу короля. Необходимо помнить, что «под.
свободным человеком бароны разумели прежде всего себя, а не всю
свободную массу населения Англии»15. Смысл формулы «nullum crimen»
в (хартию был! вложен .«куда позднее, в XVII и XVIII столетиях, в разгар
политической борьбы», именно «тот широкий смысл, что сделал § 39
и 40 хартии Выражением широкого политического принципа»16. Т. е..
этот смысл формуле уже навязала, подбросила буржуазия во время,
своей борьбы с феодализмом. Во время французской революции формула
«nullum crimen» была требованием! буржуазии, оружием ее в 'борьбе
против абсолютизма. Перед французской революцией это требование
в формулировке, например, Беккариа доходило, как 'известно, до полного
отрицания права гудов толковать законы17. Характерно, что все бур¬
жуазные криминалисты, ополчающиеся против аналогии и пытающиеся
противопоставить ей в качестве «вечного» принципа1 гарантии лич}-;
ности принцип «nullum crimen», ссылаются на1 декларацию прав Вели¬
кой французской революции, На 'французскую конституцию 1793 г.,,
на французский уголовный кодекс 1795 г., но ничего не пишут в этой
связи ни об известном! «законе о подозрительных», законе, который
самым решительным образом отбрасывает правило «nullum crimen»,
ни о специальном декрете Конвента «О преступлениях, непредвиден-
,н!ых гв законе». Между тем этот Декрет говорит: «Тот, кто
будет изобличен в тяжком или менее тяжком преступлении, которое
не предусмотрено ни Уголовным кодексом, ни последующими законами
и наказуемость которого не определена в законе, чьи антиобществен-
1ностъ (incivisme) и пребывание на территории республики были бы
предметом смущения и волнения,— тот приговаривается к ссылке»18..
Такое замалчивание этих декретов вполне понятно, потому что
в этих законодательных актах никак не найти требований «гарантии
личности». Между тем; такие требования «гарантии личности» в усло¬
виях пролетарской диктатуры являются требованием! к советской власти
связать себя буржуазным формальным принципом, долженствующим:
1£> Петрушевский, Великая хартия вольностей, 1918, с. 41.
16 Там ж е.
17 Б е к к а р и а, ..О преступлениях и наказаниях (пер. Соболева), с. 31—32-
18 Carette, Lois annotdes, etc. Paris, 1843.
Подробнее см. в моей книге «Уголовная политик^ в эпоху промышленного»
капитализма!», с. 30 и —22.
180
притупить остроту и меткость репрессии пролетарского суда; опутать,
его по рукам' и ногам такими нормами, которые буржуазия при .подавле¬
нии трудящихся игнорирует в действительности, прикрываясь ими
лишь по мере надобности.
Однако с прогрессирующим! разложением буржуазной законности это
прикрытие делается все более прозрачным. Фашистское уголовное право
все чаще прибегает к откровенному грубому насилию, все больше
обходится без старых форм: маскировки, зачастую однако заменяя их
новыми. В вопросе аналогии фашистское уголовное право порывает
со стесняющим! его произвол принципом «nullum crimen» и вносит
аналогию. В проекте фашистского уголовного кодекса, доложенном прус¬
ским министром юстиции Керрлем Лейпцигскому с езду юристов-фаши¬
стов, принципу «nullum crimen», вытекающему из «индивидуалистического-
римского права», противопоставляется аналогия: как древнегерманский
«национальный институт». «Воззрение немецкого средневековья, — гово¬
рит проект,— было иным; наказание не было связано с нормой,
предусмотренной в законе (ср. со ст. 105 Каролины «О неназванных
наказуемых случаях и Наказаниях»), Тезис «nulla poena» открывает обще¬
опасным' лицам возможность достигнуть своих, враждебных народу целей,
если эти лица понимают, как надо проскользнуть сквозь петли закона.
Необходимо восстановить созвучие судебной практики с правовым чув¬
ством народа»1Э. Отказываясь Таким образом устами фашистов от прин¬
ципа «nullum crimen» для своего права в целях облегчения судебного-
произвола, буржуазия в по же время яростно нападает на советское
уголовное право, отвергающее этот чуждый ему принцип, отвергающее
его не в силу разложения законности^ как это имеет место в капитали¬
стическом мире, а В силу укрепления принципиально иной, револю¬
ционной законности, не нуждающейся в этом принципе и чуждой ему.
Но возражения против аналогии в советском уголовном праве идут
не только из-за границы. К ним прибегают также и буржуазные кри¬
миналисты на страницах советской печати, иногда прямо отрицательно'
относясь к аналогии, иногда же маскируя свой «протест» ссылками
на то, что аналогия в нашем законодательстве должна 'пониматься
ограничительно. Открыто возражает против аналогии М. М. Исаев,
писавший: «При введении в действие уголовного кодекса мы выска¬
зывались против аналогии, потому что при обсуждении в сессии ВЦИК
некоторые ораторы (видимо, здесь имеются, в виду выступления тт. Кры¬
ленко и Курского, цитированные выше.—Г. В.) придавали этому понятию
настолько распространительное толкование, что терялся смысл сущест-'
вования Особенной части»19 20.
Чаще однако атака против аналогии велась обходным путем, путем-
придания ей ограничительного смысла. При этом буржуазные юристы
прикрываются циркуляром НКЮ 1922 г.21, в котором п. 5 гласит:
«По общему правилу наказание и другие меры социальной Защиты
могут применяться судами лишь в отношении деяний, точно указанных
в Уголовном кодексе. Из’ятие из этого правила допускается лишь
в тех исключительных случаях, когда деяние подсудимого хотя точно-
19 Nationalsozialistisches Strafrecht, 1933, 127.
20 Исаев, Общая часть уголовного права, с. 138.
21 Циркуляр НКЮ № 48 («Еж. сов. гост.», 1922, № 21—22, с. 301.
181-
ai не предусмотрено Уголовным кодексом, но суд признает его явно
опасным с точки зрения ■ основ нового правопорядка, установленного
рабоче-крестьянской властью, но йе законов свергнутых правительств.
В 'этих случаях наказание (и меры социальной защиты применяются
согласно статьям уголовного кодекса, предусматривающим наиболее
сходные по важности |и роду преступления с соблюдением правил
Общей части уголовного кодекса». Хотя действительно в этом циркуляре
есть некоторая тенденция истолковать аналогию ограничительно, но
центр его тяжести заключается в том, чтобы предотвратить в судебной
практике такие случаи, '(когда суд, не находя признаков! того или иного
деяния уголовного кодекса по ;шалогии, обратился бы к законам
свергнутых правительств. Но рое, ссылающиеся на этот* циркуляр для
оправдания своих ограничительных тенденций в толковании аналогии,
тщательно избегают этого основного в Циркуляре момента и опи¬
раются на содержащуюся 'в нем фразу об исключительных случаях
применения аналогии. Как мы видели уже, судебная практика последую¬
щего времени отнюдь !не дает такого ограничительного толкования
аналогии.
Буржуазные криминалисты фразу об ограничении аналогии в нашем
законодательстве повторяют неоднократно-22. При этом под «ограни¬
чение» аналогии подводятся такие случаи, когда вообще по самому
смыслу своему'1 аналогия неприменима1. Так Например, П. И. Люблинский
распространяется на1 ту тему, что «аналогия не может быть применена
к тем деяниям, которые должны Караться в административном порядке»23.
Между1 тем из любого элементарного курса уголовного права можно
видеть, что толкование по аналогии вообще неприменимо, когда
деяние было ранее предусмотрено в уголовном кодексе и было
законодателе^ исключено, когда деяние подлежит рассмотрению адми¬
нистративных органов, когда деяние предусмотрено в Уголовном кодексе
как преступное только при наличии отягчающих обстоятельств, а рас¬
сматриваемый поступок! является тем же самым деянием, но без отяг¬
чающих обстоятельств и т. д. Привести какой-либо из перечисленных
примеров в виде аргумента, 'долженствующего подкрепить якобы отрица¬
тельное отношение нашего законодательства к аналогии,— значит одер¬
жать весьма легкую «победу».
В своем стремлении ограничительно истолковать аналогию буржуазные
криминалисты доходят даже до таких предположений, что НКЮ в упомя¬
нутом выше циркуляре № 48 «имел в виду ограничить аналогию приме¬
нением ее лишь И преступлениям против государства»24. Не всегда
рискуя категорически высказываться против аналогии, буржуазные кри¬
миналисты избирают и обходные пути, доводя свое «ограничительное»
толкование аналогии фактически до требования ее упразднения. Так
например, проф. Люблинский приводит против аналогии ряд соображений,
указывая на то, что аналогия имеет исключительный характер, что
законодатель, вводя аналогию в Уголовный кодекс, исходил из того,
22 Например, Гол| ь;дHHie р, Об’ективизМ и суб’ективизм в советском
уголовном праве, «Вести, сов. юст.», 1926, № 14—15.
Люблинский, Применение уголовного закона по аналогии, «Право
И жизнь», 1924, № 1, с. 47.
23 Люблинский, там же, с. 44.
24Исаев, ук. работа, с. 136.
Д82
что кодекс составляется «в условиях спешности, законодатель не имел
в себе достаточной уверенности начать свой кодекс с традиционного
авторитетного заявления о том, что преступным является лишь то,
что провозглашено законодателем в качестве наказуемого»25.
Постепенно Люблинский двигается дальше в том же направлении
и утверждает, что 'наш законодатель рассматривает аналогию «лишь как
временный споооб восполнения недостатка уголовного закона впередь
до соответственного изменения законодательства»26. То же самое утвер¬
ждает и Познышев, .говоря, :что «на это постановление надо смотреть
как на временное, вызываемое особыми условиями переживаемого мо>-
мента»27. Проф. Люблинский основным аргументом против аналогии
выдвигает следующее положение: «Говоря о применении «по сходству»,
закон в сущности требует сходства мысли .судьи и законодателя, что-
может быть осуществимо при почти полном слиянии их принципов» 28.
Люблинский полагает, видимо, кто у Йовет1с1ко|г1о' судЫИ и у законодателя:
принципы уголовной политики различны, что диктатуру пролетариата
можно на участке уголовной политики ослабить противопоставлением
су'да законодателю. Люблинский надеется поэтому!, что надобность в со¬
хранении аналогии в Уголовном кодексе «устранится и она отпадет как
одно из постановлений переходного периода советского законодатель-
тельства»29. Надо 'полагать, (что1 в наше'время подобного рода аргумен¬
тация не нуждается! в опровержениях. 1 г :
Но 'вели чрезвычайно легковесна аргументация буржуазных криминали¬
стов против аналогии, то не менее легковесна и чужДа нашей теории
аргументация буржуазных криминалистов в защиту аналогии.
Так например, Чельцов-Бебутов в основу своей защиты аналогии
кладет следующее рассуждение: «В обществе, с каждым! днем все более
проникающемся сознанием солидарности, в трудовом коллективе советских
республик намечаются свои, особые правовые переживания, переоцени¬
ваются моральные ценности, складываются черты нового быта: путем
сложного взаимодействия элементов старого уклада и захватившей Все-
проявления жизни революции складываются нормы культуры. На!
них в конечном итоге покоятся уголовные запреты... И если в старом
капиталистическом обществе, раздираемом борьбой классов, все же выра¬
ботался известный минимум общих для всех классов норм культуры, то
в 'обществе, преобразуемом диктатурой пролетариата в бесклассовое,
эта общность норм культуры должна расширяться все более и бЬлее-
и стать могучим регулятором поведения отдельных индивидов»30. В этой
буржуазной болтовне не знаешь, какая «мысль» путанее и вреднее-
дру!гой — мысль Ли| о том, что в капиталистическом обществе выраба¬
тываются общие для всех классов нормы культуры, мысль ли о том,
что борьба классов характерна только для капиталистического общества,
а что в СССР все общество проникается сознанием солидарности и клас-
25 Люблинский, Применение уголовного закона по аналогии, «Право
и жизнь», 1924, кн. I, с. 42.
26 Там же, с. 48.
27 Познышев, Очерк основных начал науки уголовного права1, 1923,
т. I, с. 37—38.
28 Л ю б л и н с к и й, ,ук. статья, с. 48.
29 Люблинский, ук. статья, с. 49—50.
30 Чельцов-Бебутов, Аналогия и Уголовный кодекс, «Вести, сов.,
гост.», 1923, № 2, с. 32.
183-
совая борьба прикрывается профессорским колпаком, мысль ли о том,
•что «уголовные запреты» покоятся на нормах культуры! Можно сказать
только,одно: как 1бы ни подкреплялись подобного рода рассуждения ссыл¬
ками на Листа, Майера и молчаливой ссылкой на1 Пегражицкого («особые
правовые переживания»), вернее именно потому, что эти рассуждения —
•от Листа, Майера и Пегражицкого, вести при помощи таких рассуждений
борьбу за уголовноправовьге институты советского законодательства;
не приходится.
Несмотря на1 вое наскоки буржуазных юристов, институт аналогии
вот уже больше десяти лет применяется советскими судами, ни в коей
мере не противореча! революционной законности, не служа лазейкой
.для «судебного произвола^, но приближая суд к живой .действительности,
к быстро меняющимся формам классовой борьбы1 и содействуя тому,
что наше уголовное законодательство находит себе применение в жизни,
.в темпах этой самой жизни. Однако подчеркивая принципиальное значение
аналогии в нашем! уголовном праве и разоблачая попытки буржуазных
криминалистов с biOhm «ограничительным» толкованием превратить ана¬
логию в техническое, временное, вытекающее из «законодательной спеш¬
ности» и «несовершенства!» нашего законодательства правило, необходимо
решительно протестовать и против того, чтобы принцип аналогии
и теоретически, и в законодательных- формулировках, и на практике
расширялся до такой ;сгепени, когда может потерять значение конкрет¬
ное определение преступлений и ответственное ги за них, когда свобода
-судебного маневрирования в соответствии с индивидуальными особенно¬
стями данного случая может перерастать в судейский произвол и тем
ослабить социалистическую законность, сознание ответственности и .социа¬
листическое правосознание. Действующая практика за все годы
существования аналогии в нашем законодательстве не дает оснований
.для сколько-нибудь серьезных опасений в этом отношении: жалоб на то,
: что на практике применение аналогии приводит к каким-либо
' извращениям, м!ы( и литературе не встречаем, в то время как сигналов
о других отдельных случаях извращения революционной законности мы
^встречаем все еще много.
Но если судебная практика не дает серьезных опасений насчет чрез¬
мерно распространительного толкования аналогии, то в теории и в зако¬
нодательных проектах мы имеем примеры несомненного «левацкого»
заскока 1в' эту сторону, Когда не только аналогия толкуется чрезмерно
распространительно, но и вносятся предложения, идущие далеко за
пределы самой аналогии, Отвергающие конкретный перечень составов
преступлений в Уголовном кодексе и пытающиеся заменить такой пере¬
чень «ориентировочным» перечнем преступлений. Такие предложения
делались в проекте Уголовного кодекса Комакадемии и в докладе об
этом проекте, прочитанном т. Крыленко на I всесоюзном с'езде маркси¬
стов-государственников. Эти предложения будут рассмотрены ниже, в § 3.
§ 3, Другие институты советского законодательства,
раскрывающие «материальное» определение преступления
В прямой связи с институтом аналогии в советском уголовном праве
•стоит другой институт, также вытекающий из «материального» пони¬
мания преступления. ЭТО — правило о том, что действие, хотя формально
Л 84
и отвечающее всем признакам специайьпога состава1 преступления,,
но не являющееся ПО тем или иным причинам классово опасным, не
может считаться преступлением. В Уголовном кодексе РСФСР 1926 г.
это правило выражено в частности в примечании к ст. 6, дающей
определение общественно-опасных действий. «Не является, — говорит
примечание к ст. 6, — преступлением действие, которое хотя формально-
и подпадает под признаки какой-либо статьи Особенной части настоящего
кодекса, но в силу явной малозначительности и отсутствия вредных
последствий лишено характера общественноопасного». Таким образом
в этом примечании преступность действия исключается его малозна¬
чительностью и отсутствием вредных последствий. Действительно: пре¬
ступность того или иного действия обусловливается его классовой опас¬
ностью; поэтому необходимо, чтобы налицо б1ьгли вред или опасность
будущего вреда. Однако размер этого вреда может быть настолько-
незначительным, что социальное значение Данного действия резко меня¬
ется, и оно может оказаться ниже некоторого минимального уровня,
необходимого для того, чтобы самая опасность могла быть признанной.
Количественное значение вреда может переходить в качественное зна¬
чение самого действия, хотя бы признаки специального состава преступ¬
ления формально и сохранялись.
Такое постановление Уголовного Кодекса РСФСР является столь Ясе
принципиальным, а не техническим правилом1, сколь принципиальным
является правило об аналогии.
В буржуазной доктрине уголовного права и в буржуазном законода¬
тельстве существовали отдельные положения, в силу которых
малозначительность вреда исключала собой преступность данного дей¬
ствия. Так, Фойницкий в своем учебнике особенной части уголовного
права* считай, что Для наличия похищения (кражи, грабежа и т. п.)
необходимо, чтобы предмет похищения имел некоторую «рыночную
ценность» определенной величины, что предметы, которые не имеют
такой ценности, не составляют имущество и не могут быть предме¬
том похищения, ибо «вследствие своей мизерности они не имеют зна1-
чения для гражданского Оборота»; минимальной границей стоимости
предмета* Фойницкий считал стоимость наименьшего денежного знака,
который выпускает данное государство31.
Можно найти отдельные указания и в буржуазном1 законодательстве
относительно непреступности малозначительных деяний. Так например,
в царском «Уставе о наказаниях, налагаемых мировыми судьями», п. 1
31 Подробнее относительно всех имущественных преступлений Фойницкий
высказывает этот взгляд в своей работе «Мошенничество по русскому праву»
(1871, ч. И, с. 75—76). «Может случиться однако, что вследствие своей
малозначительности ценность данной вещи невозможно выразить денежными
знаками, имеющими действительное обращение в обществе; например горсть
сена, навоза, клочок бумаги и пр. И так как карательные последствия назна¬
чаются лишь за нарушение отношений, имеющих какое-либо значение для
общества, то, очевидно, они не могут иметь места при таких нарушениях,
достоинство и значение которых для общества совершенно неуловимы и пред¬
меты которых не могут быть предметом имущественного оборота уже
потому, что для выражения стоимости их общество не имеет надлежащих
денежных знаков... Странно и позорно для юстиции... было бы увидеть на
скамье подсудимых человека, обвиняемого в краже одной соломинки или
гвоздя, относительно цены которого эксперты затрудняются ответить, стоит
ли он 1/20 Или 1/30 копейки».
185»
ст. 157 говорил: «Не вменяется в вину1: 1) мелкая порубка, сделанная
проезжающими в 'лесу'* для необходимого в дороге исправления, за исклю¬
чением деревьев, посеянных и посаженных...» Однако такие или им подоб¬
ные правила32 33 были единичными и они не обобщены в буржуазном
уголовном пра!ве ' в Тот принцип, что малозначительность действия
может быть обстоятельством, исключающим его преступность. Оно
и понятно: преступность в конце концов, по крайней мере в законо¬
дательстве, обозначают исключительно формальным признаком. Пре¬
ступен тот поступок, который предусмотрен законом. А потому и док¬
трина и законодательство не могли действие, предусмотренное законом
в Особенной части кодекса, исключить из списков преступлений, исходя
из того, что рто действие по хвоей малозначительности! не является
общественно-опасным: самый критерий'общественной опасности — в каюм
•бы ло ни было виде —в буржуазном законодательстве прививался весьма
туго и вносился только в специфических случаях, когда нужно было, его
использовать не для исключения репрессии, а наоборот,— для усиления
репрессии, для применения ее тогда, когда формальный признак нару¬
шения нормы оказывался недостаточным.
Иначе дело обстоит в нашем уголовном праве: преступность рас¬
сматривается у нас по существу; формальные признаки специального
состава преступления имеют значение, и не малое, но второстепенное
сравнительно с (Материальными признаками классовой опасности, и теряют
свое значение, когда нет этого материального признака. Поэтому точно
так же, как действие, прямо не предусмотренное в статьях Особенной
части, но классово опасное, отвечающее признакам ст. 6 УК РСФСР
1926 г., считается по аналогии преступным, так и, наоборо г, деяние, прямо
.предусмотренное Особенной частью, но не являющееся классово опасным,
не содержащее в (себе признаков ст. 6, нельзя признавать преступным!.
Таким образом примечание к ст. 6 корреспондирует ст. 16 УК об-
аналогии: если ст. 16 даег положительную аналогию, то примечание
ст. 6 дает, так сказать, негативную аналогию.
Признаками отсутствия социальной опасности примечание к ст, 6
■считает явную малозначительность действия и отсутствие вредных послед¬
ствий. Оба эти признака Дополняют один другого, и юба должны
быть в наличии: отсутствие только 'одних конкретных вредных послед¬
ствий еще не доказывает непреступности действия; опасность действия
(возможна и без конкретных вредных результатов; она может заклю¬
чаться в существующей опасности будущего вреда, опасности зарази¬
тельного примера, часго 'в покушении на всякое, в том чи|сле и серьезное,
преступление; таким образом 'отсутствие вредных последствий само
:по себе еще не исключает преступности деяния. Но и одна' ШлОзнаР
читеЛьность действия не Может служить основанием для признания
его непреступности при наличии таких последствий, которые можно
признать вредными. Критерием для признания малозначительности деяния
не может быть какая-нибудь мерка, пригодная для всех случаев33; этот
32 Так, в английском праве: Стивен в 187*8 г. предложил проект уголов¬
ного закона, где была такая статья: «Не считается, преступлением такое деяние,
относительного коего суд признает, что оно слишком маловажно, чтобы
считаться преступлением» (см. Таганцев, Лекции;, т. I, 1902, с. 56).
33 Директивное письмо НКЮ и Верхсуда РСФСР о применении УК
редакции 1926 г. («Суд. практика РСФСР», 1927, № 1) поясняет значение
.186
критерий состоит 'в (роад жег в чем и критерий применения аналогии,—
в социалистическом правосознании, проникающем во все определения
кодекса и в Частности в общее определение преступления.
В УК УССР нет соответствующего постановления и отсутствие его
восполняется процессуальной нормой, близкой по содержанию к при¬
мечанию к От;. 6 УК РСФСР 1926 г., а1 именно—по ст. 5 УПК УССР:
«Прокурор и суд' вправе отказать в начатии Дела либо прекратить!
дело, если действие лица, привлеченного к уголовной ответственное ги,
хоть и имеет в себе признаки преступления, предусмотренного в Уго¬
ловном кодексе, но его нельзя признать общественно-опасным (ст. 4
УК) вследствие его крайней маловажности и незначительности послед¬
ствий, а также когда начатие дела либо дальнейшее его ведение
является явно нецелесообразным, ибо вследствие изменения условий
поступок явно утратил общественную опасность». Отличие этой статьи
УПК УССР от примечания М ст. 6 УК РСФСР заключается главным!
образом в том, что ст. 5 — статья уголовно-процессуальная и вопрос
ставит на процессуальную почву: тут речь идет не об исключении
преступности деяния, al о прайс прокурора и суда отказать в воз¬
буждении уголовного преследования и прекратить уже начатое дело;
примечания к ст. 6 УК РСФСР так: «Уголовный кодекс 1926 г. делает
практический вывод из того определения сущности преступления, которое-
содержалось в УК 1922 г. и содержится в УК 1926 г... преступлением по
новому кодексу, как и но кодексу 1922 г., является действие, социально¬
опасное по своему содержанию, т. е. действие,, нарушающее правовой порядок
или направленное против советского строя» (ст. 6). Из отношения к содержанию
преступления .вытекает, что если данное конкретное деяние не заключает ука¬
занных признаков социальной опасности, то его нельзя рассматривать как
преступление, хотя бы формально оно подходило под признаки какой-нибудь
статьи Особенной части Уголовного кодекса; такого вывода УК 19221 г.
не делает и недостаток точной законодательной формулировки в ряде слу¬
чаев приводил к формальному подходу в определении преступности отдель¬
ных действий; однако установление в свое время ст. 4-а УПК хотя вообще
имело и полезные результаты, но вместе с тем ^создало значительную
неопределенность, судебной практики. Результатом этого было го, что уголовно¬
кассационной коллегии Верховного суда приходилось прекращать за отсут¬
ствием состава преступления свыше 5 °/о .кассированных дел, в которых губ-
суды постановляли обвинительный \приговор; новый УК, вводя вместо
ст. 4-а УПК примечание к ст. 6, Должен положить предел этому явлению..
Применяя примечание к ст. 6, суды должны однако иметь в виду, что
таковое не может рассматриваться как общее фактическое аннулирование
формальных признаков преступлений, указанных в Особенной части УК;
признаки описанных в Особенной части УК составов преступлений обяза¬
тельны для суда, и суды ими должны руководствоваться при определении
преступности инкриминируемых обвиняемым действий, но в некоторых слу¬
чаях формальный состав преступления теряет свое социально опасное!
содержание ввиду того, что действие является явно малозначительным и не
имеет вредных последствий; в этих случаях рассмотрение дел в уголовном
порядке не имеет достаточных оснований, так как применение за эти дейст¬
вия мер социальной защиты заведомо не будет достигать указанных в ст. 9
УК целей; подобные дела как беспредметные должны прекращаться по
основаниям примечания к ст. 6. Таким образом примечание к ст. 6 УК
должно толковаться ограничительно и применяться исключительно при нали¬
чии в действиях обеих указанных признаков — явной малозначительности
действий и отсутствия вредных последствий. Следовательно, примечание?
к ст. 6 УК есть лишь выход для некоторых случаев, когда формальный
подход к составу преступления грозит превратить| закономерный акт судебного-
приговора в свою противоположность, т. е. в акт с точки зрения советской
уголовной политики явно нецелесообразный по своему существу.
187
кроме того эта! статья содержит в себе еще процессуальный признак^—
нецелесообразность расследования дела. Постановления в уголовном
законодательстве РСФСР по данному вопросу являются более четкими
и болеее принципиально выдержанными.
Однако как указано в цитированном директивном письме НКЮ
и Верховного суда1 РСФСР, примечание к ст. 6 УК РСФСР 1926 г.
должно толковаться ограничительно. В сторону ограничения приме¬
нения этого замечания направлено специальное постановление Прези¬
диума ВЦИК от 22 ноября 1926 г-, согласно которому дела о преступ¬
лениях, предусмотренных ч- 2 ст. 143', ч. 1 ст. 146 ст.ст. 159, 160 и.
161 УК 1926 г., не подлежат прекращению на основании примечания
к ст. 6. Если мы просмотрим содержание перечисленных в постановлении
ВЦИК статей УК, то увидим, что здесь речь идет о легком телесном
повреждении, не причинившем расстройства здоровью, о нанесении
ударов и побоев, об оскорблении и клевете, т. е. о наименее тяжких
преступлениях против личности, таких, которые могли бы' легко ввести
«в соблазн» суд и толкнуть его на прекращение дел по этим преступ¬
лениям1 в порядке примечания к ст. 6.
Принципиальное положение, содержащееся в примечании к ст. 6,
находит дальнейшее развитие в ст. 8 УК РСФСР 1926 г& гласящей:
«Если конкретное действие, являющееся ,в момент совершения его,
•согласно ст. 6 настоящего кодекса1, преступлением, к моменту расследо¬
вания его или рассмотрения в суде потеряло характер общественно-опас¬
ного вследствие ли изменения уголовного закона или в силу одного факта
изменившейся социально-политической обстановки, или если лицо, его
совершившее, по мнению суда, к указанному моменту не мо^кет быть
признано общественно-опасным, действие это не влечет применения меры
•социальной защиты к совершившему его».
Как видно из самого текста ст. 8, она Дает дальнейшее развитие!
{«Материального» понимания преступления. Если примечание к ст. 6
исключает преступность действия только вследствие его малозначитель¬
ности и отсутствия вредных последствий, то ст. 8 имеет в виду такие
действия, которые в момент совершения являются преступными в полном
смысле этого слова, но которые впоследствии, к моменту расследования
или рассмотрения в суде, теряют свой преступный характер. Необходимо
подчеркнуть, что условием такой потери характера классовой опасности
ст. 8 признает факт изменившейся социально-политической обстановки,
отбрасывая этим самым всякие попытки подойти к преступлениям как
к чему-то неизменному, оторванному от классовой борьбы. Однако
нельзя согласиться с правильностью того, что ст. 8 УК РСФСР к таким
же условиям относит изменение уголовного закона: если уголовный
закон изменился настолько, что действие, ранее считавшееся преступным^
признает теперь непресгупным, то даже с точки зрения наиболее фор¬
мальной преступность действия исключается, и для этого вовсе не
требуется «материального» понимания преступления; в этом случае
преступность действия исключается и в любом буржуазном уголовном
кодексе, в котором господствует принцип «nullum crimen».
Наконец, дальнейшее развитие «материального» понимания преступ¬
ления, еще больший отказ от формального признака «nullum crimen»
заключается в институте уголовной ответственности без
Конкретно совершенного преступления.
.188
Если господствующий в буржуазном уголовном праве отказ (хотя
и непоследовательно проводящийся) От применения аналогии связан
с требованием того, чтобы наказание применялось только за1 то пре¬
ступление, которое точно указано в Уголовном кодексе, то тем более
«классическое» буржуазное уголовное законодательство «принципиально»
относится отрицательно к применению наказания в случаях, когда налицо
нет конкретно совершенного преступления. Самое наказание в силу,
эквивалентности буржуазной уголовноправовой формы должно приме¬
няться как наказание, пропорциональное тяжести совершенного преступ¬
ления. Поэтому, последовательно осуществляя требования, вытекающие
из эквивалентности буржуазной уголовноправовой формы, нельзя при¬
менять наказание'без конкретно совершенного преступления.
Однако между уголовноправовой формой наказания и его содержа¬
нием существовало противоречие с самого начала развития буржуазного
уголовного права. Это противоречие выступало, в частности, и тогда,
когда уголовная репрессия призвана была осуществлять задачу подав¬
ления сопротивления трудящихся эксплоатации, но когда в то же время
такое сопротивление не доходило до таких конкретных поступков,
которые могли бы быть прямо включенными в Уголовный кодекс в каче¬
стве преступлений, — например, нищенство, бродяжничество, — т. е. при
наиболее пассивных формах сопротивления. ’
Если уголовное право времен феодализма, опосредствовавшее вне¬
экономическое принуждение и уголовное право феодализма разлагаю¬
щегося, при абсолютизме, сохранившем феодальные методы, прямо объяв¬
ляло бродяжничество, нищенство и т. д. тяжкими преступлениями, то
буржуазное уголовное право, опосредствующее отношения господе гва
и подчинения йе й форме принуждения внеэкономического, связанное
отношениями купли-продажи рабочей силы как юридическими актами
«свободного» волеиз’явления владельца товара — рабочей силы, это бур¬
жуазное уголовное право не могло стать на путь 'открытой кримина¬
лизации всех случаев пассивного уклонения трудящихся от того, чтобы
сделаться об’ектом эксплоатации. Поэтому противоречие между формой
и содержанием буржуазной уголовной репреосии выражалось в том,
что, фактически применяя 1в 'таких случаях репрессию, законодатель¬
ство и теория фарисейски «выводили» ее за пределы наказания, хотя
по существу й эти принудительные меры были часто более суровыми'
и даже жестокими, (чем наказания. К таким мерам относится заклю¬
чение в работные дома, зародившееся еще в XVI—XVII вв. в Анг¬
лии, Голландии и Бельгии, — дома, в которых наряду с «бездельниками»,
бродягами и нищими содержались также и бедняки, обращавшиеся за
Помощью К благотворительности. Маркс и Энгельс дали блестящую
характеристику этим работным домам, относящуюся, правда, к более
Ьозднему времени, ко времени промышленного капитализма. «Англий¬
ские рабочие дома..., эти общественные учреждения, в которых за счет
буржуазного общества прозябает Избыточное рабочее население, совме¬
щают в себе в поистине утонченной форме благотворительность
с 'местью, которой буржуазия преследует несчастных, вынужденных
обращаться к ее великодушию. Жалкие призреваемые не только получают
самые скудные и скверные средства существования, которых едва хватает
На физическое воспроизводство, но их деятельность ограничена, воз¬
буждающим отвращение, духовно и физически отупляющим, непроизво-
189
дательным, (ненужным трудом, как бег на месте мельничной лошади,
дабы несчастные определенно чувствовали всю тяжесть своего преступ¬
ления—преступления, заключающегося в том, что, вместо того чтобы,
как обычно, быть материей, эксплоатируемой и приносящей прибыль
буржуазии, они, наоборот, превратились в материю, причиняющую рас¬
ходы их прирожденным потребителям, как оставшиеся на складе бочки
спирта являются материей, причиняющей излишние издержки торговцу
спиртом, Дабы они научились чувствовать, говорим мы, всю тяжесть
этого преступления, их лишают всего, что оставляют даже самому за'ко-
|р|енел1ому преступнику,—сношений с женами и детьми, развлечений,
возможности бесед — всего»34.
Противоречие между эквивалентной формой буржуазной уголовной
репрессии и ее содержанием резко усиливается в эпоху империализма
при обострении всех противоречий капиталистического строя, когда
усиление репрессии , не вмещается в рамках эквивалентной правовой
форМы и когда йсе больше и больше растёт внесудебная расправа.
Буржуазная уголовно-правовая теория приходит на помощь насиль-
нической практике. Антропологические теории выдвигают признаки пре¬
ступления, якобы коренящиеся в самой психо-физической структуре
человека; здесь конкретное совершенное преступление отходит на вто¬
рой план. Теорий Гсоциологической школы Выдвигает, как основание
уголовной ответственности опасное состояние личности, при котором
конкретное совершенное преступление низводится до степени простого
Симптома этого опасного состояния. Меры социальной защиты — вот
репрессия, которая й Наибольшей степени должна быть «освобождена»
от пропорциональности правовой формы, репрессия, не требующая про¬
порциональности с совершенным Преступлением, не требующая, даже
самого факта совершения преступления- Меры обеспечения (Sicherung-
verwahrung) назначаются не (по совершенному преступлению, а только
По опасности лица. Эти меры Предназначены и для тех же бродяг,
нищих и т. д. ! 1
|Но эти меры применяются и не только тогда, когда пассивный
характер сопротивления эксплоатации мешает прймо криминализировать
такие поступки, как нищенство, бродяжничество и пр., но и тогДа',
когда, наоборот, опасность длительного активного
сопротивления и протеста выходит за рамки конкретного совер¬
шенного преступления. Б этих случаях меры безопасности применяются
И в Дополнение к наказанию 'осужденных рецидивистов, опасность
которых выше опасности того конкретного преступления, за которое
им можно пред’явить обвинение, применяются независимо от наказания
за конкретное преступление; меры социальной защиты как дополнение
к наказанию являются неэквивалентным прид'аТкОМ к нему, поскольку оно
не вмещает необходимую Для буржуазии жесткость репрессии.
Практика и законодательство широко используют эти мерьг,-но лишь
34 Маркси Энгельс, Программа прусской контрреволюции, Соч. т. VII,
с. 126. В другом месте Маркс! говорит: «Так возник режим! работных домов,
т. е. домов для бедных, порядки которых отпугива'ют бедняков от
обращения к их защите, заставляя предпочитать голодную смерть. В работ¬
ных домах остроумно переплетена благотворительность с иестыо бур¬
жуазии бедняку, апеллирующему к ее благотворительности» /Маркс, Кри¬
тические примечания к статье «Король прусский и социальная реформа»,
Соч. М. и Э., т. ТП, с. 9).
190
наряду с использованием наказания: наказание не может быть изгнано из
буржуазного уголовного права, буржуазия не может отбросить наказа¬
ние— возмездие за вину, проявившуюся в тяжести конкретного пре¬
ступления.
В законодательстве многих стран Западной Европы существуют
■постановления о применении уголовной репрессии к социально-опасным
лицам, не совершившим конкретного преступления. Как было сказано,
в ряде случаев такие мероприятия применяются независимо от какого-
либо конкретного преступления. Например, на основании бельгийского
закона 1897 г. профессиональных и трудоспособных нищих и бродяг
вместо наказания можно передавать в специальные учреждения на срок
от двух до пяти лет; по голландскому уложению нищих, бродяг и хрони¬
ческих пьяниц отдают в рабочий дом на срок от трех месяцев! до
тр'ех лет и т. д. В других случаях такие Меры социальной защиты
применяют дополнительно к наказанию за конкретное преступление,
если во время рассмотрения Дела! суд установит социальную опасность
подсудимого или установить, что подсудимый является, рецидивистом.
Такие правила существуют в английском,'французском, немецком и иных
уголовных законодательствах, а также в проектах уголовных кодексов.
По норвежскому закону 1900 г. , бродяга, осужденный к тюремному
заключению на срок до трех месяцев за какое-либо конкретное преступ¬
ление, может быть помещен в работный дом на срок до трех !летх
В таких случаях наказани|е за конкре*гное преступление фактически
поглощается гораздо более суровой мерой безопасности. Эта практика
была 'санкционировала в буржуазной уголовноправовой теории в после¬
военные годы коллективной санкцией германской группы международного
союза 'криминалистов в Карлсруэ в 1927 г., когда1 было' принято
предложение РаДбруха о том, что так называемое общеопасное пове¬
дение (нищенство, бродяжничество и т. п.) должно быть исключено
из числа наказуемых деяний, но может вести к превентивному заклю¬
чению.
Наиболее остро разрешается Вопрос о «Sicherungverwahrung» гпт-
Деровским правительством'. В ноябре 1933 г. был принят закон «против
привычных преступников», которому гитлеровское правительство при¬
дало настолько серьезное значение, что имперский министр юстиции
Гюртнер специально созвал представителей прессы для раз’яснения нового
закона 35. Гюртнер пытается Дать этому закону «теоретическое» обосно¬
вание в духе социологической школы. Мы видели выше, что фашистское
уголовное право вообще представляет собой окрошку из всех тех
положений буржуазных уголовноправовых школ1, которые могут быть
использованы для 'Обострения репрессии; поэтому нисколько не удиви¬
тельно, что усгами одних криминалистов «критикуя» социологическую
школу за ее !якобы «либерализм»,’ фашизм руками других криминалистов
охотно черпает все то действительно реакционное, что в этом мнимом
«либерализме» содержится, отказываясь в этих случаях от положений
классической школы, к которым в других случаях фашизм прибегает.
В данном случае Гюртнер заявляет, что новый закон против при¬
вычных преступников не мог быть изд'ан ранее, так как «германское
уголовное право было построено на основной мысли вины и искупления,
35 «Deutsche Allgemeine Zeitung», 18 ноября 1933.
191
а новое право—это осуществление новой мысли, исходящем из нижесле¬
дующего: человек, родившийся и живущий в обществе, должен подчи¬
няться известным порядкам, ибо в противном случае обществу как тако¬
вому будет угрожать опасность. Если член общества этому правопорядку
не {подчиняется, и притом сознательно и упорно, то у народа возникает
пра!во удалить из общества такого непригодного члена на продолжитель¬
ное время, во всяком случае до тех пор, пока; имеются обоснованные
сомнения, что он хочет и может подчиниться должному порядку».
Из этой тирады видно, что «новизна» мысли Гюртнера более чем
сомнительна: это — пережевывание пятидесятилетней жвачки социоло¬
гической школы, что прямо признает передовая «Vossische Zeitung»:
«введением мероприятий исправления и обезопасения выполнено прин¬
ципиальное требование, выдвинутое школой Листа и международным
союзом криминалистов десятки лет назад и постепенно получивши^
всеобщее признание. Основной мыслью Листа была недостаточность од¬
ного наказания для ограждения 'Общества от привычных преступников»36.
Как и «социологи», новый закон о «Sicherungverwahrung» считает
изоляцию привычных преступников не наказанием, «хотя подвергнутый
ей ощущает ее в равной мере как зло». Как и у «социологов!», изо¬
ляция в порядке «Sicherungverwahrung» дополняет название, либо-
выступает тогда, когда изоляцию нельзя применить в качесгве нака¬
зания из-за отсутствия конкретного преступления. Но при всем сход¬
стве с основными положениями социологической школы новый закон
о «мерах безопасности» идет в своей реакционности еще дальше того,
что требовала раньше социологическая школа: связывая этот закон
с требованиями социологической школы, автор статьи в «Vossische:
Zeitung» в то же время говорит, что «отчасги это—'новые идеи,
выходящие за пределы того, что требовалось и рекомендовалось в преж¬
нее вр'емя».
Действительно закон по отношению к привычным преступникам пре¬
дусматривает уже не работные дома и нё высылку, а каторгу, и
притом бессрочную. При этом новый закон применяется не только
к тем лицам, которых судит1 -суд за совершение какого-либо конкрет¬
ного преступления, но и к тем, кто уже был Осужден ранее и теперь
отбывает наказание. В этих случаях для применения бессрочной каторги
не требуется даже суда: достаточно простого распоряжения прокурора
или даже тюремной администрации для того, чтобы любой заключен¬
ный в германской тюрьме был признан опасным и вместо освобождения
по окончании присужденного ему срока тюрьмы .был отправлен на вечную
каторгу. Зная Практику германской фашистской юстиции, имея перед,
глазами пример гнуснейшего издевательства' над поневоле оправдан¬
ными лейпцигским судом коммунистами, для которых оправдание отнюдь
■не сразу открыло выход из тюрьмы, нельзя сомневаться в том, что и
новый закон о «Sicherungverwahrung» используется фашистами не
столько для борьбы с профессиональными преступниками, сколько для
усиления политического белого террора. Надо добавить, что этот закон
предусматривает в известных случаях не только ка торгу, но и так назы¬
ваемую стерилизацию, пополняй арсенал «легальных» методов фашист-
ского насилия.
36 «Vossische Zeitung», 29 ноября 1933. , ; ,
192
Таким .образом^ «меры безопасности», применяемые как по отношению
к несовершившим вовсе конкретного преступления — нищим, бродягам
и т. д., так и по отношению к привычным преступникам и ко всем
тем, кого буржуазии удобно к «привычным преступникам» причи¬
слить, служат для все большего усиления репрессии и придания ей
все большего размаха и произвола. По отношению к новому германскому
закону это обострение уголовной репрессии открыто признает фашист¬
ская пресса: в упомянутой выше статье «Vossische Zeitung» прямо
говорится, что «благодаря этим новым правилам уголовный судья при¬
обретает особенно решительное и сильно действующее оружие в деле
борьбы с Преступностью». Так раскрывается «либеральный» смысл давних
предложений социалистической школы с ее теорией опасного состояния
личности и ее мерами социальной защиты.
В советском законодательстве этот вопрос решается на диаметрально
противоположных основаниях. Отказываясь от формальной трактовки
преступления и наказания и от принципа «nullum crimen», наше уго¬
ловное законодательство в основу уголовной ответственности кладет клас¬
совую опасность преступного дейсгвиия и лица1 как единство суб'екта
и об’екта. Наказание не вытекает только из классовой опасности кон-
конкретного совершенного преступления, из степени’вредности создан¬
ного преступлением результата, точно так же как не вытекает из
«опасного состояния личности» преступника. Поэтому мы отказываемся
от того, чтобы считать конкретное преступление принципиальным,
во всех случаях обязательным условием уголовной ответственности,
но и не рассматриваем в то же время преступление как простой симптом
опасности личности преступника. Наше законодательство типичными слу¬
чаями уголовной ответственности считает уголовную ответственность!
за' совершение конкретного преступления, но не только этими случаями
ограничивает уголовную ответственность. При наличии достаточных дан¬
ных о классовой опасности наше законодательство признает уголов¬
ную ответственность и без того, чтобы этими данными служило непре¬
менно конкретно' совершенное преступление. Ниже мы рассмотрим во¬
прос о том, каковы должны быть эти условия, эти данные.
Впервые институт уголовной ответственности, не связанной с .кон¬
кретным преступлением, в нашем законодательстве появляется в Уго¬
ловном кодексе 1922 п в ст. 49, которая говорит: «Лица, признанные
судом по своей преступной деятельности или по связи с преступной
средой данной местности социально-опасными, могут быть лишены по
приговору суда права пребывания в определенных местностях на срок
не свыше трех лет». По точному смыслу этой статьи для применения
высылки не требуется обязательное совершение какого-либо конкретного
преступления. Впрочем, как говорит т. Крыленко, «предварительно, по
действующему закону, здесь все же предполагалось... привлечение к суду
за какое-нибудь определенное действие, без чего вообще не мог иметь
места судебный процесс»37.
Так как в законодательстве не существовало процессуальных правил
о привлечении к уголовной ответственности лица, не совершившего (кон¬
кретного преступления, то этим самым смысл ст. 49 ограничивался только
37 Крыленко, Об’яснительная эа-писка к проекту Уголовного кодекса
(отд. .изд., с. VII).
13 Классовая природа преступлений
теми случаями, когда после привлечения к уголовной ответственности
выяснялось, что данное лицо не совершило конкретного преступления,
но представляет собой определенную опасность, т. е. случаями приме¬
нения высылки к лицу, оправданному в обвинений в совершении какого-
либо конкретного преступления. В практике ст. 49 часто толковалась
в том смысле, что высылка может быть применена лишь, в дополнение
к репрессии за какое-либо конкретное преступление38, либо в админи¬
стративном порядке. Тем! йе менее смысл1 ст. 49 бесспорен в том отно¬
шении, что такого осуждения за конкретное преступление ст. 49 не пред¬
полагает. Это подтверждается прямым указанием циркуляра НКЮ и Верх-
руда РСФСР от 6 Июня 1923 г., который в п. 3 говорит: «Признание
судом лица социально-опасным (ст. 149) может иметь место не только
В (случаях вынесения по делу обвинительного приговора, но и тогда,
когда при недоказанности обвинения обстоятельства дела все же убедят
суд в наличии связи обвиняемого с преступной средой данной местности
или вообще в его социальной опасности по прежнему его поведению
или судимости»зэ.
Ст. 49 УК 1922 ,г. явилась первым шагом1 ко внесению в наш
Уголовный кодекс принципа уголовной ответственности не только за
совершение конкретного преступления. В более развернутом виде этот
принцип нашел свое выражени|е| в (ст. 22 «Основных начал», гласящей:
«Удаление из пределов союзной республики или из пределов отдель¬
ной местности с поселением в тех или иных местностях или без такового,
с запрещением проживания в тех или иных местностях или без такового
запрещения, назначается судом в отношении лиц, признанных по своей
преступной деятельности или по связи с преступной средой в 1данной
местности социально опасными. Эта мера может быть применяема судом
по предложению органов прокуратуры к указанной категории лиц как
независимо от привлечения 'их к судебной ответственности за совер¬
шение Определенного преступления, так и в том случае, когда они,
будучи привлечены по обвинению в совершении определенного пре¬
ступления, будут судом оправданы, но признаны социально опасными».
Таким образом ст. 22 «Основных начал» предусматривает уголовную
ответственность без конкретного преступления в двух случаях: в слу¬
чае оправдания по конкретному преступлению и в случае специаль¬
ного привлечения к уголовной ответственности без какого бы то ни
было конкретного преступления, допускай во всех этих случаях только
один вид репрессии — удаление.
Необходимо подчеркнуть те условия, которые ст. 22 «Основных начал»
считает Обязательными для установления социальной опасности лиц,
не совершивших конкретного преступления. Эти условия заключаются
в том, что признаком социальной опасности может быть преступная
деятельность или связь с преступной средой. Отсюда' мы можем сде¬
лать вывод, что установки нашего законодательства в этом вопросе
ничего общего не имеют с установками социологической школы, рас¬
смотренными выше: социологическая школа исходит из опасного состоя¬
ния личности, из субъективных свойств преступника; наше законодатель¬
зв, Гольдине р, Об’ективизм и суб’ективизм в советском уголовном
праве, «Веста, сов. оост.» 1926, № 16.
39 «Еженед. сов. пост.» 1923, № 23.
194
ство связывает эти суб’ективные свойства с об’ективиыми действиями
и признаком классовой опасности считает только определенные ка¬
кие-либо действия, а именно — прошлую преступную деятельность, либо
ту деятельность, в, которой выражается связь с преступной средой;
при этом наше уголовное право имеет в виду 'не просто какие-либо
действия, а именно общественные действия человека: и прошлая пре¬
ступная деятельность и та деятельность, которая свидетельствует о связи
с преступной средой, составляют определенные общественные отноше¬
ния, общественные действия. В этом коренное отличие нашей поста¬
новки вопроса' от буржуазных теорий «опасного состояния». Если из
теории антропологической щкюЛы следовало, что об опасности суб’екта
можно судить только ho его психо-физиологическим признакам, что,
исходя иа ламбразиайского учения, достаточно преступника, по вы¬
ражению Ван-ГаММеля, «измерить, (взвесить ]и повесить», не учитывая
конкретной деятельности опасного суб’екта; если социологическая школа
имела в виду в качестве признака опасности суб’екта его «преступное
настроение», «личное состояние преступности»,— то наше законодатель¬
ство имеет в виду' только деятельность лица (хотя в принципе и не
обязательно в виде конкретного преступления), деятельность, которая
дает основание судить и об опасности лица. В этом отношении установки
нашего уголовного права следуют общим установкам марксизма-лени¬
низма в вопросе о проявлении тех или иных свойств личности. «По
кайим признакам, — говорит Ленин,— судить нам о реальных «по¬
мыслах и чувствах» реа льных личностей? Понятно, что такой признак
может быть лишь (один: действия этих личностей, а1 так как речь| идет
только об общественных «помыслах и чувствах», то следует добавить
еще: общественные действия личностей, т. е._ социальные
факты» 40.
Разумеется, это отличие от социологической школы и от буржуаз¬
ных законодательств коренится в основном различии содержания ре¬
прессии советского уголовного права от репрессии буржуазного уго¬
ловного права. Там репрессия — в основном средство для подавления
эксплоатируемых. Здесь репрессия применяется в данном случае
по отношению К разложившимся, классово чуждым и классово враж¬
дебным пролетариату элементам. Там — завуалирование классовой опас¬
ности «опасным состоянием личности»», здесь — открытое признание
классовой опасности как опасности, выражающейся в общественной
деятельности людей. Эта разница между установками буржуазной уголов¬
ноправовой теории и советского уголовного права несомненно недоучтена
была т. Крыленко, который в свое время говорил: «Имеет ли место
такая постановка вопроса в западноевропейских буржуазных кодексах?
Практически этот вопрос й там не ставился, Но теоретически ставился.
Между прочим Ферри указывал не необходимость принятия профилакти¬
ческих мер не Только после, но и до совершения преступления. Даже и
у нас в царские времена практиковалось, что и сельские сходы могли
постановлять о высылке тех или иных лиц как вредных для общества,
скажем. по подозрению в конокрадстве, в поджогах, в бандитизме иТ. Д.
С точки зрения гарантии прав личности подобная политика была, ко¬
40 Л енин, т. I, с. 279—280.
13*
195
нечно, недопустима, но с точки зрения охраны интересов целого это
совершенно рациональная Мера»41. Здесь у т. Крыленко не проводится
четкого разграничения между применением таких профилактических ме¬
роприятий в условиях капиталистического строя и у нас, неудачно
говорится об охране Интересов «целого» и фактически неверно то, что
«там» практически этот Ьопрос не ставился: мы выше уже видели, что
и там этот 'вопрос не только ставился практически, но и разрешался
по-своему в целом ряде постановлений буржуазного законодательства.
Институт уголовной ответственности без конкретного преступления
последовательно вытекает из «материального» понимания преступления
советским уголовным законодательством. Должно быть отброшено то
возражение, что уголовная ответственность в этом случае базируется
только на опасности лица. Мы видели уже, что в качестве признаков
классовой опасности наше законодательство признает только те или
иные общественные действия суб’екта. Правда, можно! было бы сказать,
что при такой ответственности отсутствуют вредные последствия, но на¬
личие вредных последствий вовсе не всегда обязательно для уголовной
ответственности. Само понятие опасности говорит об этом, имея
в виду вероятность будущего вреда1. Мы в этих случаях не
имеем налицо результатов конкретного преступления, но этих же
результатов не бывает и при всяком покушении на преступление, а опас¬
ность покушения беоспорна1, в особенности с точки зрения нашего уго¬
ловного законодательства, преследующего за покушение так же, как
и за совершенное преступление (ст. 19 УК РСФСР).
На базе «Основных начал» установки ст. 22 должны были быть вклю¬
чены в уголовные кодексы союзных республик. В проекте Уголовного
кодекса редакция 1926 г. т. Крыленко было предложено ввести в ст.ст.
18 и 34 принципы ст. 22 > «Основных начал». Однако во время юбОуждения
этого проекта эти статьи были исключены, как говорит т. Крыленко,
«при благосклонной помощи Рязанова». «Буржуазные либерально-пра¬
вовые навыки,— говорит т. Крыленко,— оказались здесь сильнее марк¬
систского чутья»42. Но хотя в1 УК РСФСР 1926 г. ст. 22 «Основных начал»
включена и не была, ее принципиальное положение нашло себе выражение
в административной практике органов ОГПУ. В УК УССР принципы
ст. 22 «Основных начал» были восприняты в iq'T. 34', и Уголовно-процес¬
суальный кодекс УССР посвящает целую главу (гл. 33, разд. VII) порядку
привлечения к уголовной ответственности социально опасных лиц, не
совершивших конкретного преступления. Судебная практика УССР знает
случаи (хотя и немногочисленные сравнительно) привлечения к уголовной
ответственности по ст. 34 УК.
Необходимо однако подчеркнуть, что принципиальное признание уго¬
ловной ответственности не только за конкретное преступление отнюдь
не означает широкого применения этого принципа. Типичной формой
уголовной ответственности в нашем праве является ответственность за
конкретное преступление, и (практика суженного применения принципов,
изложенных в ст. 22 «Основных начал», это в достаточной степени
подтверждает. Но принцип ст. 22 «Основных начал» позволяет в отдель¬
ных случаях применять превентивную репрессию к паразитическим эле¬
411 К ры лге нко, Суд и право в СССР, ч. III, 1930, с. 151.
42 Там же.
196
ментам, тяготеющим к преступному, миру и к представителям этого
преступного мира.
Помимо ст. 22 принцип уголовной ответственности без конкретного
преступления нашло свое отражение такжН и в Ст. 28 «Основных начал»,
которая предусматривает возможность при вынесении оправдательного
приговора об’явить оправданному предостережение, если его поведение
внушает суду опасение совершения преступления в будущем. При этом
нужно 'отметить, что предостережение внесено «Основными началами»
в перечень «мер социальной защиты судебно-исправительного характера»
(п. «и» сг. 13). Аналогичный институт предостережения оправданному
знает и УК РСФСР 1926 г. (ст. 20 и сг. 43, п. «о») и уголовные кодексы
других союзных республик (например, ст-ст. 21 и 41 УК УССР).
Однако вряд ли есть необходимость в подобного рода предостере¬
жении. Как сказано было выше, применение уголовной репрессии без
конкретного преступления рассчитано в нашем уголовном праве на клас¬
сово враждебные, чуждые И разложившиеся элементы. Именно в дея¬
тельности таких людей можно и без конкретного преступления обнару¬
жить признаки классовой Опасности, достаточные для применения опре¬
деленного наказания. Предостережение же — наиболее мягкое наказа¬
ние — не имеет в виду тех людей/ о которых выше шла речь, и осно¬
вано на незначительной, «микроскопической» доле опасности.
Таким образом мы видим, что материальное понимание преступления
в советском уголовном законодательстве проходит не только в самом
определении преступления . статьями уголовных кодексов,— оно допол¬
няется рядом таких институтов, как аналогия, Как корреспондирующие
ей примечание к сг. 6 и сг. 8 УК РСФСР 1926 г. и как уголовная ответ¬
ственность без конкретного преступления.
Такое материальное понимание преступления, сводящееся по суще¬
ству к тому, что преступление в условиях пролетарской диктатуры есть
форма классовой борьбы, либо такая форма сопротивления мелкобур¬
жуазной стихии, которая еще не является формой классовой борьбы,
проходит и по отдельным важнейшим законам последнего времени. Мы
встречаемся с ними в историческом законе! 7 августа 1932 г. Всем своим
содержанием этот закон говорит о том, что хищение общественной
собственности врагами народа есть форма классовой борьбы,, и 'Подчерки¬
вает всю конкретность этой формы классовой борьбы на данном этапе.
Закон об’являет хищение священной и неприкосновенной социалистиче¬
ской собственности посягательством против основы советского строя.
Закон прямо .говорит, что «люди, покушающиеся на’ общественную соб¬
ственность, должны быть рассматриваемы как враги /народа». Более того:
закон в самом своем тексте противопоставляет этим врагам народа —
классовым врагам и их агентуре — тех рабочих и колхозников, со
стороны которых «за последнее время участились жалобы» на хищение
общественной собственности «хулиганствующими и вообще противооб¬
щественными элементами», на «насилия и угрозы кулацких элементов
в отношении колхозников, не желающих выйти из колхозов и честно
и самоотверженно работающих за укрепление последних». Таким образом
в самом законе 7 августа противопоставляются друг другу две борю¬
щиеся силы: рабочие и колхозники, с одной сторонь^,. и кулацкие, хулиган¬
ствующие и вообще противообщественные элементы — с другой. Закон
7 августа таким образом дает в своем тексте развернутую картину клас¬
197
совой борьбы за социалистическую собственность, за колхозы,— борьбы,
которую классовый враг ведет в форме хищений общественной собст¬
венности.
Широко, даже слишком широко «материальное» понимание преступ¬
ления было развернуто в проекте уголовного кодекса, составленном
ИССП Комакадемии совместно с т. Крыленко. Проект этот содержит
ряд серьезных недостатков и политические ошибки, не дающие возмож¬
ности положить его в целом в основу стоящей перед нами реформы
уголовного законодательства. К тому же он уже устарел. 'Но к числу
его достоинств нужно отнести принцип классовой дифференциации пре¬
ступлений, хотя, как (показано будет дальше, осуществление этого прин¬
ципа проведено в проекте механистически.
Самое определение преступления дано в проекте УК Комакадемии
принципиально правильно. Как будет показано! в следующей (4) параг¬
рафе, проект УК СССР 1935 г. воспроизводит с некоторыми редакцион¬
ными изменениями именно это определение.
Ст. 2 проекта определяет преступления так: «Признается общественно
опасным и влечет применение указанных мероприятий всякое действие
или бездействие: а) содержащее угрозу прочности пролетарской
диктатуры; б) препятствующее укреплению 1 и развертыванию социа¬
листического строительства; в) дезорганизующее складывающийся по¬
рядок общественных отношений строящегося социалистического об¬
щества».
Это определение по существу вскрывает классовую природу пре¬
ступления, хотя в ст. 7 (проект даег несколько уклончивую формулировку,
говоря: «В связи! с выявлением новых форм классовой борьбы и про¬
явлением на 'этой почве новых видов преступлений...» Здесь всякое
преступление ставится только! в связь с формами классовой борьбы,
выявление новых форм1 классовой борьбы рассматривается всегда толь¬
ко как почва новых видов преступлений.
Но проект ИССП Комакадемии не удовлетворяется общим опреде¬
лением в ст. 2 всех преступлений при пролетарской диктатуре. ,Он
классово диференцирует преступления, разделяя их на две основные
группы — на преступления особо опасные и менее опасные. К особо
опасным проект относит (ст. 3) преступления, «содержащие покушение
на пролетарскую диктатуру и завоевания пролетарской революции или
подрывающие основные условия общежития, государственного управ¬
ления и социалистического строительства. Характеризуя совершителя
их,— Продолжает проект,— как классового врага или как лицо, явно
нетерпимое в условиях трудового общежития, они вызывают тем самым
необходимость применения к нему мер классового подавления».
Здесь дается и характеристика’ особо опасного деяния и с нею орга¬
нически связанная характеристика лиц, чаще других совершающих особо
опасные преступления,—классовых врагов или «лиц, явно нетерпимых
в условиях трудового общежития». К этой группе следует отнести
главным образом элементы разложения капиталистического общества1.
Таким образом проект ИССП здесь исходит из единства суб’екта
и об’екта, из единства опасности лица и деяния, диалектически разрешая
пресловутую дилемму: «преступник — преступление».
Еще определеннее говорит ст. 9, п. 2 проекта, указывающая на цели
применения мер классового подавления: «Решительное подавление вся¬
198
ких попыток противодействия социалистическому строительству со сто¬
лоны классово враждебных пролетариату или перебегающих в их лагерь
деклассированных или разложившихся элементов общества».
Хотя и не в столь развернутой форме, Но Вое же дается характери¬
стика и менее опасных преступлений в п. «б» ст. 3, где говорится о пре¬
ступлениях, «дезорганизующих социалистическое строительство и усло¬
вия общежития», а также во второй части ст. 9, где указывается цель
применения мер принудительного воспитания: «Укрепление самодисцип¬
лины в пролетарских рядах и в руководимых пролетариатом массах
трудящихся... воспитательное исправительно-трудовое и дисциплинирую¬
щее воздействие».
Эти определения двух основных категорий преступлений в связи
с двумя основными целями наказания являются выражением ленинских
установок, в вопросе о том, по отношению! к кому и с какими целями
применяется наказание пролетарским государством: преступления, совер¬
шаемые классовыми врагами и элементами разложения, требующие
в основном мер .подавления, и преступления, совершаемые неустойчивыми
элементами из среды ■ трудящихся, требующие в основном мер прину¬
дительного воспитания к дисциплине. Однако единство этих двух основ¬
ных категорий преступлений и единство наказания, которое может
в ‘подавление включать принудительное воспитание, и . наоборот, по отно¬
шению к трудящимся, совершившим наиболее опасные преступления,
оказаться столь же ‘суровыми, как жесткая мера подавления, — это
единство в проекте ИССП не выражено. В этом отношении проект
страдает механистичностью. Он недоучитывает влияния на трудящихся
мелкобуржуазной стихии анархичности, недоучитывает того, что пред¬
ставители трудящихся под влиянием этой стихии и под влиянием клас¬
сового врага могут превратиться и во «врагов народа», говоря словами
декрета 7 августа. Наконец проект недоучиты|в!ает и того, что на опреде¬
ленном этапе развития классовой борьбы в самое подавление, как уже
сказано было, могут и должны проникать элементы принудительного
воспитания к дисциплине, что, 1 Как говорит т. Постышев, «исходя
из перспективы построения социалистического общества во втором пяти¬
летии, мы должны уже сейчас начать работу по переварке, перевоспи¬
танию этих деклассированных элементов с тем, чтобы, проведя их
через горнило раскулачивания, изоляции, трудового воздействия и вос¬
питания, выпустить их со временем в общество тружениками социалисти¬
ческого хозяйства»43.
Проект ИССП упускает из виду эту задачу, когда только к'йи(ер1ам
принудительного воспитания к дисциплине, применяемым, «как правило,
за менее опасные действия», относит цель «приспособления совершив¬
ших Их к условиям трудового общежития» (ст. 5 проекта). Между
тем исторический опыт Беломорстроя и исправительно-трудовых лагерей
на других стройках, напр., Дмитровского лагеря! на Москва-Волгострое,
показывает, что установка т. Постышева наглядно реализуется на прак¬
тике, что осужденные за наиболее опасные преступления классовые
враги и профессиональные преступники в результате наших побед
в классовых боях и в итоге правильного применения исправительно¬
в Постышев, Основные задачи советской юстиции на современном
этапе, 1932, с. 25.
199
трудовой политики превращаются в сознательных работников социа¬
листического хозяйства, в цероев-ударников социалистической стройки
Недооценивая диалектические переходы от одной категории преступ¬
лений к другой, от одного направления репрессии к другому, к их соче¬
танию, проект ИССП лишь в виде паллиатива, как1 исключение из общего
правила, допускает переход в отдельных случаях от мер подавления
к мерам воспитательного воздействия и обратно44 45.
Давая в основном развернутую трактовку материального обществен¬
ного содержания преступлений, совершенных в условиях пролетарской
диктатуры, проект ИСС'П! в этом материальном понимании преступлений
идет дальше действующего законодательства и в области других! институ¬
тов, которые содержатся) в действующем! законодательстве, и здесь, как
сказано было выше, впадает в «левацкий» загиб. В отличие от дейст¬
вующего Уголовного кодекса проект не дает обязательного и конкрет¬
ного перечня преступлений в Особенной части кодекса. Проект ИССП
устанавливает лишь примерный ориентировочный перечень преступле¬
ний, не связанных каждое bi отдельности с соответствующей санкцией.
Поэтому в проекте речь идет уже не об айалогд'и^ а1 р1(и|шь о причислении
данного действия или бездействия к особо опасным! или менее опасным.
Формулировка проекта в этом вопросе чрезвычайно широка. Ст. 7 гово¬
рит: «Исходя из того, что реальная опасность совершенного действия
является первым и основным моментом, определяющим необходимость
применения мер уголовной репрессии, УК РСФСР устанавливает лишь
примерный перечень особо опасных и такой же примерный перечень
менее опасных действий. В связи с выявлением новых форм классовой
борьбы и появлением на этой почве новых видов преступлений суд может
признать общественно-опасным действие, прямо не предусмотренное пе¬
речнями преступлений. В этих случаях суд обязан определить, к |какой
группе преступлений должно быть отнесена данное действие,, и соответ¬
ственно применить меры или классового подавления, или принудительно¬
воспитательного воздействия».
Уже в самой редакции ст. 7 проекта' ИССП видно ее противоречие
правильному критерию уголовной ответственности: хотя проект пытается
«исходить из того, что реальная опасность совершенного действия явля¬
ется первым и основным моментом, определяющим необходимость при¬
менения мер уголовной р'епрессии», он тут же устанавливает только
44 См. доклад С. Ф и р Ц н а, Итоги Беломорстроя и выступление А. М. Горь¬
кого на заседании президиума Комакадемии, с предисловием Е. Б. Пашу- <
каниса и Г. И. Волкова (Партиздат, 1934).
45 Bi ст. 8 проекта говорится: «Суд вправе... ограничиться мерами вос¬
питательного воздействия и в случаях, если признает, что лицо, совершив¬
шее общественно опасное действие, тем не менее не опасно или не настолько
опасно, что требует применения к себе мер, рекомендуемых законом. Во
всех случаях, когда по этим основаниям суд признает нецелесообразным приме¬
нение уголовноправовых мероприятий к данному лицу, либо сочтет необ¬
ходимым применить к нему меры воздействия не той группы, 1которая указана
кодексом, суд обязан особо изложить мотивы своего решения. Если суд
придет к заключению о необходимости применить меры классового подав¬
ления к лицу, совершившему преступление менее опасное, он вправе это
сделать лишь по причинам, точно оговоренным в ст.ст. 13 и 14 настоящего
кодекса». Подробную критику положений проекта УК Комакадемии об уго¬
ловной репрессии ом. в упомянутой выше моей статье «Наказание п совет¬
ском уголовном праве» («Проблемы уголовной политики», 1935 г. № 1).
200
примерный перечень таких действий. Этим самым проект отказы¬
вает суду в указании на те основные конкретные группы «дейст¬
вий», которые, по мнению законодателя, заключают в себе реальную
опасность и потому по общему правилу обязательно должны влечь
за собою уголовную ответственность: вместо твердого руководства со
стороны закона' проект предлагает ни к чему не обязывающую «ориен¬
тацию».
Институт аналогии — средство для придания практике необходимой
гибкости в применении закона, для восполнения неизбежных пробелов
в законе, не всегда могущем охватить все многообразие меняющихся
конкретных общественных отношений, но средство, применяемое в рамках
законности и на ее основе; при аналогии «основание и пределы ответ¬
ственности» «определяются применительно к тем статьям кодекса, кото¬
рые предусматривают наиболее сходные по роду преступления» (ст. 16
УК РСФСР). «Ориентировочные» же перечни проекта Уголовного ко¬
декса1 Комакадемии не обязывают определять преступность данного дей¬
ствия и ответственность 1 за него применительно к той или другой Кон-
крестной группе действий, признаваемых законодателем преступными!:
усмотрение -суда' таким образом лишается того стержня, каким явля¬
ется советский зайон, и может перейти в произвол. Аналогия — против
фетишизации закона, содержащейся в буржуазном принципе «nullum
crimen, nulla poena sine lege», но за- социалистическую законность,
«ориентировочные» же перечни могут вести к игнорированию совет¬
ского закона, к возможности судебного произвола и потому никак не
могут содействовать укреплению социалистического правосознания, точ¬
ному соблюдению советских законов, укреплению сознания ответствен¬
ности, грозящей за совершение преступных действий. Характерно, что
в тезисах т. Крыленко к этому проекту Уголовного кодекса гово¬
рится о том, (что <левый» мелкобуржуазный радикализм в уголовной
политике, в частности, проявляется: в недооценке и игнорировании
революционной законности, в нигилистическом отношении к законам
пролетарского государства, в широкой практике административ¬
ного .-(подчеркнуто мной —Г. В.) «усмотрения»46, но ничего не сказано
об опасности чрезмерного судебного «усмотрения», к которой могли бы
повести «ориентировочные» перечни проекта Комакадемии. Между тем
такие «ориентировочные перечни» могли бы внести серьезный разнобой
в судебную практику и отнюдь не содействовали бы тому, чтобы
соблюдалось и укреплялось ленинское правило о необходимости дей¬
ствительно единообразного понимания законности во всей республике,
абсолютного соблюдения «единых, установленных для всей федерации
законов», с учетом, разумеется-, местных обстоятельств.
Более правильную формулировку дает проект ИССП случаям, когда
исключается применение репрессии за действия, признаваемые законом
вообще общественно опасными, но когда в конкретном случае этой
опасности налицо нет. Ст. 8 по этому поводу .говорит: «Суду в свою
очередь принадлежит пра'во признать, что действие, признанное законом
Общественно опасным, утратило этот характер в момент его соверше¬
ния или рассмотрения дела. Исходя из учета личности совершившего
преступление, суд вправе в этих случаях не применять никаких уголовно- 40
40 Три проекта УК, изд'. Комакадемии, 1930.
201
правовых мероприятий по отношению к данному лицу. Суд вправе
поступить так же... и в случаях, если признает, что лицо, совершившее
общественно-опасное действие, тем не менее не опасно или не настолько'
опасно, что требует применения к себе мер, рекомендуемых законом».
Та же мысль отчетливо выражена и в ст. 16: «Не могут4 быть при¬
меняемы вовсе ни меры подавления, ни меры принудительного воспита¬
тельного воздействия, если суд пришел к убеждению, что лицо, совер¬
шившее преступное действие, не является опасным и нет никаких Осно¬
ваний опасаться совершения им преступных действий в будущем». Это¬
постановление является дальнейшим развитием положений, данных в при¬
мечании к сг. 6 и в ст. 8 УК 1926 г.
Как и вопрос об аналогии, проект УК ИССП Комакадемии слишком
широко ставил вопрос о применении репрессии к классово опасным
лицам, не совершившим конкретного преступления. Ст. 6 проекта ИССП
говорит: «Меры классового подавления и меры принудительно-воспита¬
тельного воздействия могут быть приняты как в отношении лиц, совер¬
шивших конкретное преступление, так и в отношении лиц, не совершив¬
ших последнего, но вследствие связи с преступной средой или своей
прошлой деятельности заставляющих серьезно опасаться совершения ими
новых преступлений. Порядок принятия в этих условиях уголовнопра¬
вовых мероприятий подлежит особому определению в законе». Если
ст. 49 УК 1922 г. говорила1 только об ответственности привлеченного
за конкретное преступление и в нем оправданного; если ст. 22 «Основных
начал», имея в виду также и привлечение к уголовной ответственности
лица, вовсе не совершившего преступления, предусматривала возмож¬
ность применения только высылки, то проект ИССП не ограничивается
ни случаями только оправдания лица!, привлеченного за1 конкретное пре¬
ступление, но оказавшегося классово опасным, ни только применением
одной лишь меры наказания — высылки к лицам классово опасным,,
но не совершившим конкретного преступления; по проекту все меры
уголовной репрессии могут быть применены кай в случаях ответствен¬
ности за конкретное преступление, так и в случаях уголовной ответ¬
ственности без конкретного преступления,/ в том числе меры прину¬
дительно-воспитательного воздействия.
Если вспомнить, что меры принудительно-воспитательного воздейст¬
вия применяются по проекту к неустойчивым элементам из среды тру¬
дящихся, то сразу станет ясна большая разница между установками
действующих «Основных начал» (ст. 22) и проекта ИССП, разница»
далеко не в пользу последнего. Ответственность без конкретного пре¬
ступления по «Основным началам» предусматривается по отношению
к классово враждебным элементам и элементам разложения, профес¬
сиональным преступникам: именно они имеются в виду, когда закон
говорит о «лицах, признанных по своей преступной деятельности или
по связи с (преступной средой в дайной местности социально опасными».
В этих случаях действительно опасность может быть установлена
и без конкретного преступления. Но по каким признакам можно судить
об опасности трудящегося, не совершившего конкретного преступления,
чтобы применить к нему меры принудительного воспитания к дисцип¬
лине? За редкими Исключениями в этих случаях репрессия применялась
бы по признакам, не свидетельствующим о действительной и достаточ¬
ной опасности, или вовсе не применялась бы, что говорило бы о без-
202
жизненности закона в этой его части. Поэтому повисает в воздухе; то, что
проект ИССП сохраняет как обязательное условие,— наличие об’ективных
признаков классовой опасности в виде деятельности, служащей
об’ективным признаком классовой опасности. Как правило, у трудяще¬
гося, не совершившего конкретного преступления, не имеющего за' собою
прошлой преступной деятельности и не связанного с преступной средой,
об’ективных признаков его опасности, требующих применения уголов¬
ной репрессии, не найти. ' 1
§ 4. Преступление по проекту УК СССР 1935 г.
Наиболее развернутое, четкое и глубокое определение преступления
дано в |проекте УК СССР 1935 г.47.
Этот проект представляет собой (новый этап в развитии советского
уголовного законодательства. Он отражает в себе и небывалый размах
социалистического творчества масс в стране победившего социализма
и новые упорно и неуклонно преодолеваемые трудности. ,В его формулах
сведены По-новому ставимые и разрешаемые задачи классовой борьбы
м (преодоления враждебного влияния прошлого. В нем используется
весь предшествовавший опыт — и опыт практики органов юстиции, и
опыт законодательного творчества*. Проект органически об'единяет важ¬
нейшие законодательные акты последних Лет, направленные на борьбу
за* социалистическое строительство, за неприкосновенность социалистиче¬
ской собственности и интересов родины трудящихся, за социалистиче¬
скую дисциплину, за новый колхозный строй, за права ,и благосостоя¬
ние широких трудящихся масс, за1 интересы и достоинство советских
граждан. Проект следует партийным Директивам и стремится в макси¬
мальной степени выразить исторические указания т. Сталина по вопро¬
сам пролетарской диктатуры, классовой борьбы и социалистической
стройки. Он сочетает стремление удовлетворить практические требо¬
вания партии и правительства в области уголовной политики с 'При¬
менением того обоснования уголовноправовых институтов, которое
является «последним словом» нашего уголовноправового теоретического
фронта1 в разработке 1йм марксистско-ленинского наследства и трудов
т. Сталина.
Поэтому целесообразно именно с проектом УК .1935 г. связать те
некоторые обобщения, которые вытекают из всего изложенного в настоя¬
щей работе.
Однако предварительно необходимо остановиться на том, как проект
1935 г. трактует вопрос о преступлении.
В Статье 5 преступление определяется так: «Преступлением призна¬
ется всякое действие или бездействие, направленное против пролетар¬
47 Редакция й нумераиця статей проекта в ходе его обсуждения, вероятно,
пе раз будет меняться. Поэтому делаемые в тексте выдержки могут не
совпасть текстуально с окончательной редакцией. Тем не менее .автор
не может отказаться от рассмотрения вопроса о преступлении, как он
ставится в проекте УК СССР 1935 г., там как1 это означало бы отказ; от
изложения всего того важнейшего нового, чем: занята сейчас теоретическая
мысль криминалистов-марксистов. С другой стороны, есть все основания
полагать, что неизбежные изменения в редакции тех или иных статей проекта
не коснутся анализируемых ниже основных положений в вопросе о пре¬
ступлении.
203
ской диктатуры, препятствующее социалистическому строительству или
дезорганизующее социалистический правопорядок и являющееся поэтому
общественно-опасным»..
Сопоставляя это определение с тем, которое дается в 'Ст. 6 действую¬
щего УК РСФСР ред. 1926 г.48, а Надо указать, что основное и прин¬
ципиальное в этом определении проектом сохранено без изменения;
это — определение основного об’екта преступления. Таким общим ц
основным об’ектом — непосредственно или в конечном счете — являются-
интересы строя пролетарской диктатуры, как переходного к разверз
нутому коммунистическому строю. Общим для обоих определений явля¬
ется конститутивный признак всякого преступления — общественная опас¬
ность, причем оба1 определения рыскрывают конкретно историческое клас¬
совое содержащие этой общественной опасности, путем указания на раз¬
личные стороны основного об’екта преступления.
Но в характеристике этих сторон проект 1935 г. дает более развер¬
нутую» и уточненную формулировку.
В то время как УК 1926 г. говорит о «советском строе», проект
словами «против пролетарской диктатуры» подчеркивает содержание
советского строя как строя диктатуры пролетариата. Это уточнение
редакции вытекает из сталинских указаний на январском 1933 г. пле¬
нуме ЦК и ЦКК На особенное значение пролетарской диктатуры на
данном этапе — указаний, связанных с основными задачами уголовной
политики: «Сильная и мощная диктатура пролетариата1,— вот что нам
нужно теперь для того, чтобы развеять впрах последние остатки ’уми¬
рающих классов и разбить их воровские махинации»49.
Этим уточнением 'подчеркивается важность Задачи укрепления про¬
летарской диктатуры, пролетарского государства и государственной вла¬
сти, подчеркивается в противовес утверждениям перерожденцев, либо
двурушников об ослаблении диктатуры Пролетариата при продвижении
к бесклассовому обществу 50.
Кроме этого углубления в определении преступления ст. 5 проекта
содержит новое по сравнению с УК 1926 г. указание на то, что пре¬
ступление есть действие или бездействие, препятствующее социалистиче¬
скому строительству. Разумеется, это добавление в тексте ст. 5 проекта
не говорит о чем-то со стороны «дополняющем» пролетарскую дикта¬
туру: в классическом сталинском определении трех основных сторон
диктатуры пролетариата, в характеристику рторой ее стороны входит
задача использования власти пролетариата для вовлечения трудящихся
масс в социалистическое строительство51. Но проект подчеркивает эту
сторону дела Именно на! Данном этапе, когда гигантский разворот 1социа-
листического строительства, идущего от победы к победе, особо выде¬
ляет значение социалистического строительства1 в нашей стране.
Определение преступления, даваемое в ст. 5 проекта, находит Даль¬
нейшую конкретизацию в ст. 1, ставящей задачей уголовного зако¬
48 Ст. 6 УК РСФСР 1926 г.: «Общественно-опасным признается всякое
действие или бездействие, направленное против советского строя или нару¬
шающее правопорядок, установленный рабоче-крестьянской властью на пе¬
реходный к коммунистическому строю период времени».«
49 Сталин, (Вопросы ленинизма, изд. 10-е, 1934, с. 509.
50 Там же, и в отчетном докладе XVII с’езду партии, с. 581.
51'См. Сталин, ©опросы ленинизма, изд. 10-е, с. 112. Еще раньше—г
1924 г. — в лекциях «Об основах ленинизма», ук. книга, с. 2а.
204
нодательства СССР «борьбу с преступлениями против государства про¬
летарской диктатуры, родины трудящихся — Союза' советских социалисти¬
ческих республик, основы советского строя — общественной собствен¬
ности, социалистического строительства и прав трудящихся».
Сопоставление определении преступления в нашем уголовном зако¬
нодательстве на протяжении всего его развития подтверждает сделан¬
ные выше два чрезвычайно важные в методологическом отношении,
вывода: материальное (по содержанию) определение преступления, во-пер¬
вых, меняется! с историческим развитием революции и классовой борьбы
(историчность определения), во-вторых, ^то Изменение идег в croponyi
конкретизации общего и основного Об’екта преступления (конкретность
определения), и, в-третьих, это изменение однако не колеблет основ¬
ного в содержании (и следовательно в определении) преступления
для данного общественного строя. Другими словами, прослеженное
в Настоящей главе развитие определения преступления в .советском зако¬
нодательстве— начиная от Руководящих начал 1919 г. и до проекта
УК СССР 1935 г.— свидетельствует о том, что определение пре¬
ступления Должно быть к! о и кр|етно историческим и зак¬
лючать в себе в !то же время ведущ ее в (условиях данного социаль¬
ного строя звено.
Отказываясь таким образом (как ото отмечалось в начале настоящей
книги) от универсального, годного для всех стран, времен и (Народов,
определения преступления, подчеркивая историческую изменчивость его
форм и содержания, необходимо в то же время выделить основное
ведущее звено, исходя из которого можно об’яснить суть не толь¬
ко любого вопроса, касающегося (непосредственно преступления, но
любого вопроса уголовного права.
Таким ведущим звеном в уголовном праве и в частности в вопросе
а преступлении является социальная опасность, понимаемая
как классовая опасность.
Ст. 5 проекта определяет преступление как «общественно-опасное дей¬
ствие или бездействие» и тут же раскрывает классовое содержание обще¬
ственной опасности — против пролетарской диктатуры, социалистического
строительства или социалистического правопорядка. И во всех дальней-1
ших определениях проекта красной питью проходит классовое понимание
общественной опасности, наличие которой делает деятельность преступ-
ной и наказуемой, а отсутствие — непреступной и ненаказуемой 52j
Самый признак опасности наше уголовное право понимает не так,
как буржуазные криминалисты, оставляющие И при заигрываний с детер¬
минизмом Лазейку для свободной воли. Социологическая школа (Социаль¬
ную опасность понимала как (опасность лица, как опасное «настроение
личности» пр'еступника; преступник виновен в этом опасном своем
настроении: «вина воли» классической школы заменялась «виной харак¬
тера»; если свободная воля связана лишь с данным совершенным пре¬
ступлением, то «вина/характера» связывалась со всей личностью преступ¬
ника. Сопоставим с этим «ограниченную свободу воли», защищаемую
главным образом представителями так называемой третьей школы уго¬
52 Эти положения применительно к вопросу о наказании развиты в моей
статье «Наказание в советском уголовном праве» (Сборник «Проблемы уголов-т
ной политики», 1935, № 1). ,,
205
лоВного права1 (Маркель, Немировский и др.53), хотя характер человека
и детерминирован, ,но детерминирован ограниченно; оставшаяся недетер¬
минированной «частица! свободной воли» достаточна для ответственности
и наказуемости. По'этой частице собственно и определяется вся опасность
«настроения личности», т. е. мы снова возвращаемся к наказуемости
за свободу воли, хотя и куцую. Весь этот бесплодный круговорот мысли
происходит оттого, что вое анализируемые признаки вращаются в сфере
личности, оторванной и от собственной lee деятельности и от классовой
среды, ее образующей, — сколько бы ни кричали «социологи»! о «влиянии
социальной среды».
Марксистско-ленинская постановка вопроса сразу отводит нас от этого
беспредметного кружения вокруг да Около. Она раскрывает значение
личности и ее характера в неразрывной связи с образующей характер
человека классовой средой и классовыми противоречиями, она позволяет
нам понять и опасность ‘лица в неразрывной связи с ‘опасностью деяния,
она дает нам все исходные моменты для определения классовой опас¬
ности, как единственного основания уголовной ответственности и нака¬
зуемости.
«Человеческая сущность,— говорит Маркс,— не есть нечто абстрактное,
присущее отдельному индивиду. В своей действительности она есть сово¬
купность общественных отношений... Сущность Может быть поэтому1
понята только как «род», как внутренняя, немая всеобщность, устанав¬
ливающая естественную связь между многими индивидами»54. Ленин
развивает эту гениальную мысль Маркса и Энгельса: «Основным недо¬
статком» «старого», в том числе и «фейербаховского» (а тем! более Вуль¬
гарного, Бюхнера—Фохта—Молешотта) материализма, Маркс й Энгельс
считали... то, что они «сущность человека» понимали абстрактно, а йе (как
«совокупность» (определенных конкретно исторических) «всех обществен¬
ных (отношений» и потому только «объясняли» мир тогда, когда дело
идет об «изменении» его, т. е. не понимали значения революционной
практической деятельности»65.
■Применим это глубокое рассуждение к вопросу о сущности «пре¬
ступного человека» и мы сразу увидим, что перед нами 'не l’homme
criminel Ломброзо с его преступными наклонностями, заложенными
самой природой (абстракт от биологии); перед нами и не «опасная лич*
Н'ость» с (ее «собственным» преступным «настроением» (абстракт от социо¬
логии). Перед нами нечто совсем иное. Опасность |лица — совокупность
общественных отношений, определенных конкретно исторически, т. е.
отношений определенного классового общества, отношений классовых
противоречий и классовой борьбы. «Социальная опасность преступника
Не Вытекает из каких-нибудь свойств, «заложенных в природе человека».
Свойства человеческого характера и поступки человека определяются
окружающей его общественной обстановкой; классовое общество все
создано из 'борьбы и противоречий; эти противоречия отражаются в лич¬
ности, характере и поступках людей и делают некоторых из них
социально-опасными, направляя их вситю в ущерб интересам господсгвую-
вз Впрочем, и представители социологической школы не раз выдвигали
критерий «ограниченной» или «относительной» свободы воли. Ср. Prince,
Science pen ale et droit positif, p. 868. G a r r a u о, Psecis etc.
114 Марк и Э'нгельс, т. IV, с. 590.
“Ленин, т. XVIII, с. 10.
206
щего’ класса; таким образом социальная опасность преступника — это
отражение и результат противоречий классового общества в личности
отдельных людей» 56.
Такие свойства опасности лица определяют и его связь с опасностью
деяния: опасность лица выражается в его поступках, она неотделима
от этих поступков, от практической деятельности человека. В этом —
единство опасности лица и деяния, преступника и преступления.
Социальная' опасность есть классовая опасность как в том смысле
что она угрожает интересам господствующего класса,, так и в том, что
она выражает прямое или косвенное классово враждебное влияние, капи¬
талистических элементов.
Еще Энгельс писал о том, что действия и побуждения человека,
проходя через его сознание, определяются «потребностями гражданского
общества, преобладанием того или: другого класса». «Подобно тому,—
говорит Энгельс,— как у отдельного человека, для того чтобы он стал
действовать, все побуждения, вызывающие его действия, неизбежно
должны пройти через его голову, должны превратиться в побуждения
его воли, точно так же и все потребности (гражданского общества, —
независимо от того, какой класс в данное время господствует,— неиз¬
бежно проходят через волю государства, чтобы в форме законов полу¬
чить всеобщее значение. Это — формальная 'сторона дела, которая сама
собою разумеется. Но, спрашивается, каково же содержание этой только
формальной воли,— все равно отдельного лица или целого
государства,— откуда оно берется, и почему желают именно этого,
а Не чего-йибо Другого? Ища ответа на этот вопрос, мы находим, что
в новейшей истории государственная воля определяется в общем и 'целом
изменяющимися потребностями гражданского общества, преобладанием
того или другого класса, а в последнем счете — развитием произво¬
дительных сил и отношений обмена»57.
Еще ярче эта мысль выражена Лениным в Экономическом содержа¬
нии народничества». Признавая правильность мысли Струве, что «лич¬
ность, как конкретная индивидуальность, есть производная всех раньще
живших и современных ей личностей, т. е. социальной труппы», Ленин
развивает это неразвитое как следует быть положение Струве и воз¬
ражает в то же время Михайловскому: «Историю делает,— рассуждает
г. Михайловский,— «живая личность со 'всеми своими помыслами и чув¬
ствами». Совершенно верно. Но чем определяются эти «помыслы си чув¬
ства»? Можно ли серьезно защищать то мнение, что они появляются
случайно, а не вытекают необходимо из данной общественной среды,
которая служит материалом, об’ектом духовной жизни личности и кото¬
рая отражается в ее «помыслах и чувствах» с положительной или отри¬
цательной стороны, в представительстве интересов того
или другого общественного класса? (подчеркнуто мною —
Г. В.) И далее: по каким признакам судить нам о реальных «помыслах
и чувствах» реальных личностей? Понятно, что такой признак может
56 Так десять лет назад автор настоящей работы определял социальную
опасность, недостаточно четко впрочем понимая двусторонность опасности
лица и деяния. См. Волков, Уголовное право. Популярное руководство,
1925, с. 21.
»’■ Энгельс, Людвиг Фейербах и конец немецкой классической фило¬
софии, 1934, с. 49. Подчеркнуто мною — Г. В.
207
быть лишь один: действия этих личностей, — а так как речь вдет
только об общественных «помыслах 'и чувствах», то следует добавить
еще: общественные действия Личностей, т. е. социальные
факты»58.
Отсюда нужно сделать вывод Ь характере опасности преступления
и Преступника: «помыслы и Чувства», выражающиеся в общественных
действиях (в данном случае — преступлениях) людей, вытекают из клас¬
совой общественной среды; она служит и материалом духовной жизни
человека, образуют су б’екта и втоже время,является об’ек-
том этой деятельности, т. е. создает единство суб’екта
и об’екта, единство преступления и преступника.
Классовая опасность лица, неотделимая от опасности его деяния, есть
отражение классовой среды в «помыслах и чувствах» преступника
с отрицательной для интересов господствующего класса стороны.
Она является по этому представительством интересов
того или иного общественного класса. Преступления в усло¬
виях советского строя — либо проявление буржуазной или мелкобуржуаз¬
ной стихии как формы классовой борьбы, как сопротивления капитали¬
стических элементов и элементов разложения, либо проявление этой
стихии, не являющееся прямо формой классовой борьбы. В первом
случае опасность преступления и преступника есть прямое предста¬
вительство интересов классово враждебных пролетарской диктатуре эле¬
ментов, вд [втором случае — представительство косвенное тех же классо¬
вых сил.
Когда кулак Иванов поджигает из мести колхозный амбар, он отвечает
|по закону 7 августа как враг народа, потому что в его поступке
представлены интересы остатков кулачества, Потому что в его индиви¬
дуальном поступке прямо выражается сопротивление капиталистических
элементов. Поэтому наша уголовная политика, в целом направленная
против враждебных классов, в своем конкретном выражении — наказа¬
нии— ударяет по данному контрреволюционеру, кулаку Иванову.
С другой стороны, когда рабочий совершает такое бытовое преступ¬
ление, как, например, избиение своего ребенка, убийство из ревности
жены, когда директор завода выпускает недоброкачественную, продукцию,
служащий советского учреждения допускает преступную халатность
и т. п.,— вое они не являются классовыми врагами пролетариата, но
в их действиях сказывается влияние буржуазной и мелкобуржуазной
стихии, еще не вытравленное за годы революции.
В этом классовом характере опасности преступления и преступника —
глубокое основание уголовной ответственности в со¬
ветском, уголовном праве, основание применения наказания. Индиви¬
дуальная уголовная ответственность вытекает из классовых отно¬
шений: наказание применяется к отдельным лицам, потому что оно
основано на классовой опасности, потому что оно орудие осуществления!
уголовной политики, а уголовная политика есть часть общей политики
господствующего класса, есть отношение между классами. Это дает
нам возможность понять, что положение о том, что политика есть
отношение между классами, не 'противоречит применению наказания
к представителю 'Своего же класса- Это дает нам' соотношение ин¬
68 Л е н! и н ,т. I, с. 279—280.
208
д|ивид|уально,го и классового моментов в наказании, подчиняя
индивидуальные моменты классовым.
Итак классовая ;опасностъ лица и деяния являются основным в содер¬
жании преступления, являются основанием уголовной ответственности
и наказуемости в любом классовом обществе.
Это вытекает непосредственно из классового содержания преступления.
Бели вспомнить те важнейшие Категории преступлений в каждой соци¬
ально экономической формации, борьба с которыми определяет основ¬
ную линию, основное содержание уголовной политики господствую¬
щего класса, то решающая роль классовой опасности будет очевидна.
Римский раб и феодальный крестьянин, рабочий капиталистической
фабрики и кули каучуковых плантаций — каждый из них попадает в число
преступников тогда, когда под гнетом эксплоатациЩ и наеилмя, в тисках
противоречий эксплоататорского общества 'он 'совершает поступок, опас¬
ный для интересов господствующего класса. Этот поступок выражается
в самых разнообразных формах, но всегда только его опасность для
класса-господина сталкивает его с наказанием.
Во всех этих случаях опасен самый поступок — опасен как непосред¬
ственная причина конкретного, вредного последствия и как угроза воз¬
можным будущим вредом, опасен как пример, вызывающий подражание,
и как демонстрация непослушания и протеста.
Преступление классово опасно потому, что угрожает или прямо
вредит интересам господствующего класса1. Преступление во всех этих
случаях классово опасно и потому, что оно исходит от предста-
. вителей враждебного, угнетенного класса, потому, что в нем .вопло¬
щается непримиримая, хотя часто (глухая и неосознанная, классовая
ненависть к господствующему порядку или, по крайней мере, прене¬
брежение им.
Во всех этих случаях С классовой опасностью поступка нераз¬
рывно соединена классовая опасность Лица, совершившего преступление.
В преступлении им реализуются «помыслы и чувства» человека!, воспи¬
танные классовыми противоречиями. В преступнике персонифицирована
враждебность или по крайней мере отчужденность интересов эксплоа-
тируемого класса. Личность преступника — не только непосредственный
источник причиненного «зла», но и потенция такого же —если не 'боль¬
шего— «зла»: в ней аккумулирована сила классовых противоречий, при¬
ведшая к преступлению, и нет гарантий, что аккумулятор весь разря¬
дился в совершенном преступлении.
'Но и тогда, когда преступление Совершается представителем господ¬
ствующего класса, преступность действия обусловливается его классо¬
вой опасностью и классовой опасностью преступника. В этих случаях
интересы господствующего класса в целом или его командной группы
сталкиваются с интересами отдельного представителя этого класса и это
опасно для внутриклассовой дисциплины. Правда, здесь классовая опас¬
ность выступает в несколько так сказать урезанном виде, ибо преступ¬
ник, принадлежащий к господствующему классу, Не представляет собою
враждебного класса, его преступление выражает, если так можно выра¬
зиться, не внешние противодействующие классовые силы, а внутренние
центробежные силы. Такой «урезанностью» классовой опасности в этих
случаях об’ясняется значительно меньшая наказуемость преступлений.
В советских условиях эта характеристика классовой опасности пре¬
44 Классовая природа преступлений
209
ступления и преступника меняется: опасность угрожает интересам иного
класса, интересам пролетарской диктатуры, она исходит от иных клас¬
сов. Другое значение получает классовая опасность преступления, совер¬
шенного представителем господствующего класса: она не только сиг¬
нализирует о нарушении внутриклассовой дисциплины, но и источник
ее — во влиянии враждебной господствующему классу буржуазной и мел¬
кобуржуазной стихии, т. е. она в конечном счете растет из классово
чуждой и враждебной пролетариату почвы, в глубине, в корнях ликви¬
дируемого прошлого. Но тезис о единстве классовой опасности лич¬
ности преступника и самого преступления остается в силе.
Степень классовой опасности может быть в отдельных случаях раз¬
лична, и это отражается на тяжести наказания, но в той или иной
степени наличие классовой опасности в преступлении обязательно.
Отсутствие классовой опасности устраняет преступность и наказуемость
деяния.
[Не Обязательно, чтобы в каждом конкретном преступлении опасность
лица и [поступка были равновелики. Данное преступление само по себе,
если условно отвлечься от личности! преступника, может быть незначи¬
тельно (например, мелкая кража), 1но если вор — профессиональный
преступник, то опасность лица Значительно перекрывает собою опас¬
ность деяния. Однако суть Дела как раз в том, что при рассмотрении
Преступления нельзя «отвлечься» от его совершителя, ибо в совершен¬
ном преступлении личность преступника выражена не непременно пол¬
ностью: она вложена в совершенное преступление с некоторой потен¬
циальной прибавкой, о которой можно Судить по другим показателям,
выходящим за пределы специального состава данного преступления, как
оню Описано в той или Иной статье особенной части Уголовного ко¬
декса— о ней можно судить по прошлой деятельности, социальному
положению преступника!' и т. д.
Вот почему и степень наказуемости преступления зависит не от
абстрактных черт данного специального состава преступления, но от
целостного единства этих 1черт с конкретным совершенным преступ¬
лением и с конкретной личностью совершившего преступление. -
Наиболее показательным в этом отношении является усиление нака¬
зания профессиональньЬс преступников. В советском уголовном праве это
усиление наказания профессиональных преступников существовало в уго¬
ловных кодексах прошлых лет и в действующем УК 1926 г. 'Но дей¬
ствующий УК выражает этот принцип недостаточно резко: в общей
части irt. «в» 1 рт. 47 относит к (отягчающим обстоятельствам «совершение
преступления лицом, уже ранее совершившим какое-либо преступление»,
имея таким образам в ,|виду общую повторность преступления, а не спе¬
циальный, особо опасный вид повторности — профессиональную пре¬
ступность. Bi особенной части ряд статей предусматривает в виде отяг¬
чающего Обстоятельства промысел как признак профессиональной пре¬
ступности, например, ряд преступлений против порядка управления,
как-то нарушение правил охраны Лесного хозяйства! (ст. 85, щ. 2), изго¬
товление, хранение и покупка запрещенных; материалов и изделий, в,том
числе наркотиков (ст. 99 и 104, ч. 2). Но в [главе об имущественных
■преступлениях — а это область, где профессиональная преступность
гнездится прочнее всего,— понятие промысла большей частью заменено
повторностью или неоднократностью совершения преступления (п. п. «б»,
210
«в», «г» и «д» ст. 162, ст. 165, ч. 3, ст. 166, |Ч. 2 и т. д.). Вследствие).'того,
что совершение преступления по профессии, завуалированное термином
«неоднократно», предусмотрено как отягчающее обстоятельство лишь
в отдельных статьях главы об имущественных преступлениях, опас¬
ность профессиональной преступности распыляется по этим статьям»
и ослабляется необходимая в этих случаях сила репрессии. Это ослаб¬
ление репрессии конкретно выступает в санкциях отдельных статей.
Так, за кражу, совершенную профессиональным преступником, в п. «в»
ст. 162 предусмотрено лишение [свободы на срок до одного года (т. е.
на лрактйке— исправительные работы без лйшемия свободы), в п. «г»—
до двух лет :лишения свободы или исправительные работы без лишения
свободы до пяти лет; покупка заведомо краденого, .совершенная; по про¬
фессии, не может влечь наказания свыше трех лет лишения свободы'
с конфискацией имущества. Некоторые Имущественные преступления,
например, мошенничество (ст. 169) и вымогательство (ст. 174), вообще
не квалифицируются по признакам промысла.
Иначе ставит вопрос о наказуемости 'профессиональных преступни¬
ков проект УК 1935 г. В общей части, наряду ,с общей повторностью,
статья об отягчающих обстоятельствах содержит специальное упоми¬
нание о «совершении преступления профессиональным преступником».
В особенной части глава об имущественных преступлениях не дробит
усиления репрессий по отдельным: составам преступлений, а содержит
специальную заключительную статью, говорящую, что: «лица, занимаю¬
щиеся совершением преступлений, в виде промысла (профессиональные
преступники) при осуждении их по статьям (здесь перечисляются статьи
о краже частного имущества, квалифицированной краже и грабеже,
скотокрадстве, мошенничестве, вымогательстве, ростовщичестве, присвое¬
нии и о скупке краденого) караются лишением свободы не Ниже
трех лет»59.
Таким образом классовая опасность профессиональных преступников
учитывается проектом УК 1935 г. полнее — и путем более точных фор¬
мулировок, и путем [применения более заостряющих вопрос кодифика¬
ционных приемов и, что самое главное, путем усиления наказания,
имеющего в виду возможность направления профессиональных преступ¬
ников в исправительно-трудовые лагеря.
На основе классовой опасности проект УК 1935 г., как и действующий
Уголовный кодекс, развертывает даваемое в определении материальное
содержание преступления рядом дальнейших определений. Сюда в первую
очередь относится институт аналогии. Ст. 6 проекта определяет ответ¬
ственность по аналогии 'так: «Если общественно опасное действие прямо
не предусмотрено особенной частью Уголовного кодекса, то ответствен¬
ность за него определяется по той статье, которая предусматривает
наиболее сходное по содержанию преступление. Это постановление не
распространяется на действия, не причинившие существенных вредных
последствий».
Сравнивая это определение с текстом ст. 16 действующего (УК РСФСР,
можно отметить одно редакционное уточнение и одно добавление по
В9. Не нужно забывать, что здесь речь идет о хищении частного имущества1.
Хищение социалистической собственности проект выделяет в раздел госу¬
дарственных преступлений.
14*
211
существу. Действующий УК говорит о применении аналогии в случае,
если то или иное общественно-опасное действие «прямо не предусмотрено
настоящим кодексом». Проект заменяет эту формулу другой:
«если общественно-опасное действие прямо не предусмотрено особен¬
ной частью УК». Эта- формула гораздо точнее: действие, являющееся
общественно-опасным, может не быть предусмотрено прямо статьями
особенной части УК, но тем не менее оно может |Охватываться общими
постановлениями, содержащимися в общей части — общим определением
содержания преступления и т. д. Только потому, что оно подходит под.
определение общей части УК, оно и может быть признано по аналогии
преступным.
Добавление по существу заключается в том, что проект во второй
части ст. 6 исключает применение аналогии в случае отсутствия вредных
последствий. Эта оговорка .сделана совершенно правильно. В, самом
деле, так как действие, по аналогии признаваемое преступным, конкретно
в статьях особенной части не предусмотрено, то единственным
основанием для признания его преступлением служат те признаки, по ко¬
торым это действие может быть признано общественно-опасным. Вообще
говоря, отсутствие вредных последствий еще не равносильно отсутствию;,
классовой опасности (например, при покуще|нии). Но при отсутствии
прямого указания законодателя, что такое действие — преступление, при
отсутствии к тому жге вредных последствий, вероятность того, что
все же классовая .опасность налицо, чрезвычайно сомнительна и пре¬
доставлять решение этого вопроса суду было бы рискованным.
Подобно действующему УК проект раскрывает материальное опре¬
деление преступления в институтах, так сказать, корреспондирующих ана¬
логии, идущих (ей навстречу. Ст. 5, ч. 2 йроекта говорит: «Не является
преступлением действие! или .бездействие, которое хотя и подходит (фор¬
мально под признаки какой-нибудь статьи особенной части, но по отсут¬
ствию общественной опасности не может быть признано преступным».
Здесь по существу воспроизводится примечание ст. 6 действующего!
УК РСФСР, с той только редакционной разницей, что .ссылка на мало¬
значительность поступка и отсутствие вр!едных последствий заменена
более общей ссылкой на отсутствие общественной опасности данного
действия. Значение малозначительности поступка вместе с отсутствием,
вредных последствий этой формулой Нее же не колеблется.
Близко к указанному -принципу «отрицательной аналогии» (хотя и отли¬
чаясь от него) стоит правило, изложенное в ст. i8 действующего УК.
Это (правило проект .формулирует следующим образом: «Наказание не
применяется, если действие, ^являвшееся в момент его совершения пре¬
ступным, утратило к моменту вынесения приговора характер обществен¬
ной опасности в силу изменения социально-политической обстановки. На¬
казание не применяется также, 'если совершивший преступление к мо¬
менту вынесения приговора доказал своей полезной деятельностью, что
он не является общественно-опасным Ои применение наказания к нему
явно нецелесообразно».
Здесь речь идет следовательно не об исключении преступности iдей¬
ствия, а об Исключении его наказуемости, по правилу: minima non
curat praetor». Новая редакция отличается от редакции действую¬
щего УК тремя моментами: во-первых, действующий УК считает доста¬
точным для исключения наказуемости, если действие потеряло характер
212
общественной опасности не только (в стадии судебного рассмотрения
дела, йо и к моменту его предварительного расследования. Проект
поступает осторожнее, приурочивая констатацию этого обстоятель¬
ства к стадии вынесения приговора. Практически это означает, что по
части I ст. 45 проекта дело не может быть прекращено органами рас¬
следования. Речь идет 'о неприменении в этих случаях 'наказания судом:,
это так называемое «судебное прощение».
Во-вторых, действующий УК в ст- 8 предусматривает неприменение
наказания .в силу 'того, что действие утратило общественно-опасный ха¬
рактер не только вследствие изменения социально-политической обста¬
новки, но и вследствие изменения уголовного законодательства- Проект
это последнее обстоятельство 1из ст. 45 совершенно основательно исклю¬
чает: если по новому закону данное действие уже ненаказуемо, то уже.
этого достаточно и не требуется никаких дополнительных указаний
в общей части УК.
В-третьих, проект во второй части ст. 45 конкретизирует 'определение
показателей того, что суб’ект к моменту вынесения приговора иге явля¬
ется общественно-опасным. Проект требует, чтобы в этих случаях [совер¬
шивший преступление доказал полезной деятельностью свою обществен¬
ную безопасность, требует таким образом положительной деятельности,
не удовлетворяясь пассивностью суб’екта — например, несовершением
другого преступления и т. п.
В отличие от действующего УК РСФСР, не включившего, 'как пока¬
зано ' было выше, принципа ст. 22 Основных начал уголовного законо¬
дательства СССР о применении репреосии без конкретного преступле¬
ния, проект тайое положение предусматривает в ст. 35 с рядом изме¬
нений по сравнению со ст. 22 Основных начал. |Ст. 35 проекта гово¬
рит: «Лица,, угрожающие общественной безопасности, вследствие их
связи с преступной средой или преступной деятельностью в настоя¬
щем или в прошлом, могут быть высланы из определенных районов,
или из Союза ССР, 'направлены в ссылку ^илиш исправительно-трудовые
лагеря на срок до 5 Лет лишь на основании положения о НКВД».
Здесь таким1 образом, в отличие от ст. 22 /Основных начал, расширен
перечень наказаний, которым могут быть подвергнуты общественно¬
опасные элементы, также 'направлением в исправительно-трудовые лагеря
сроком й|а 5 Лет; однако проект совершенно [правильно (не пошел в этом,
отношении по пути проекта УК ИССП Комакадемии 1930 <г., допускав¬
шего применение в этих случаях всех видов наказания. Кроме того,
проект УК 1935 г. предусматривает не судебный, а .административный
порядок применения репрессии к общественно-опасным элементам, ссы¬
лаясь на положение о НКВД60.
■На принципе общественной опасности (разумеется трактуемой как
классовая Опасность) построены .вое институты советского уголов¬
ного права, в, частности институты, касающиеся| в .первую (очередь вопроса
о преступлении.
60 Пост. ЦИК СССР от 10 июля 1934 г. об образовании общесоюзного
комиссариата внутренних дел. «При Народном комиссаре внутренних дел
СССР организовать особое совещание, которому, на основе положения
о нем, предоставить право применять Bi административном порядке высылку,,
ссылку, заключение в исправительно-трудовые лагеря на срок до пяти
лет и высылку за пределы СССР» (СЗ 1934, № 36, ст. 283, п. 8).
213
Возьмем институт соучастия.
В советской уголовноправовой литературе были попытки (Пионтков¬
ский) доказать, что 'институт соучастия построен в вашем 1законодатель-
стве по рецепту классической школы, разработавшей теорию акцессор¬
ной природы соучастия. Если бы эта попытка увенчалась успехом, то
это означало бы, что в нашем уголовном праве содержатся не только
элементы буржуазной уголовно-правовой формы, но что один из
важнейших институтов буржуазного уголовного права целиком и некри¬
тически воспринят советским уголовным правом. А между тем, (институт
соучастия в его ^акцессорной форме не выдерживает критики 'даже
буржуазной теоретической мысли и, конечно, не перенесен в 'советское
уголовное право. Вспомним основные черты теории акцессорной при¬
роды соучастия. По этой теории соучастниками считают только тех,
чьи действия стоят в причинной связи с преступным результатом. Пред¬
полагается, что все соучастники согласились на совершение одного
преступления; отсюда вывод о том, что у всех (соучастников общая
вина, что соучастие может бьпь только умышленным, что isce соучаст¬
ники отвечают солидарно, причем (ответственность каждого из ним
определяется действиями и ответственностью Исполнителя. С точки зре¬
ния этой теории вое соучастники делятся на «главных» и «второсте¬
пенных» виновников, причем отнесение к той или другой категории
зависит не от значения конкретных действий соучастия, а от предуста¬
новленных формальных признаков, характеризующих способ действия
соучастника. К «главным» виновникам принадлежат исполнители, непо¬
средственно выполняющие преступное действие, и так называемые,«интел¬
лектуальные исполнители» — подстрекатели. К «второстепенным» винов¬
никам относятся пособники, по отношению к которым, в силу предуста¬
новленной второстепенности их роли, наказание должно быть обяза¬
тельно смягчено. В силу требования обязательной причинной связи между
действиями соучастников и наступлением преступного результата укры¬
ватели, не обещавшие своего содействия заранее, из числа (соучастни¬
ков исключаются.
Теория акцессорной природы соучастия не выдерживает критики по
своей методологической порочности, непоследовательности, 'формализму
и практической непригодности. Исходя из требования обязательной при¬
чинности в ее механистической трактовке, теория в то же время вытрав¬
ляет эту прямолинейную причинность из действия пособников. Напри¬
мер, Бернер говорит: «Главный (физический или непосредственный)
виновник совершает преступление. Пособники, не совершают его
даже ,и отчасти, Но только об)легч'аю|т совершение»61. Таким
образом с точки зрения причинности непоследовательно деление на
главных и второстепенных виновников, непоследовательно и обязатель¬
ное смягчение наказания пособников. Далее презумпция «общей вины»
соучастников и солидарная их ответственность противоречит индиви¬
дуализации ответственности и наказания. Хотя в буржуазном уголовном
праве солидарная коллективная ответственность находит себе признание,
но лишь как исключение из общего правила. 'Солидарная ответственность
.даже с точки зрения (формально-логических критериев не применима.
Так, Колоколов дискутируя по этому поводу с Таганцевым, замечает:
611 BepiHep, Учебник уголовного права, г. I, часть общая, 1865, с. 515.
214
«Если при соучастии, вменение каждому лицу преступного результата
покоится на том же самом основании, как и [вменение последствия
преступнику одиночному, то где (же тут место для ответственности
солидарной?» 62 63. Практически теория акцессорной теории соучастия застав¬
ляет' смягчать по формальным признакам наказание пособников, кото¬
рые могут быть опаснее исполнителей, и отказывается от наказуемости
неосторожного соучастия в то время, как на практике (такое соучастие
вполне возможно.
И эту схоластическую теорию пытались навязать нашему законода¬
тельству! А. А. /Пионтковский, характеризуя еще УК 1922 'г., безуспешно
цепляясь за отдельные слова В тексте статей 15 и 16 этого кодекса,
утверждал, что «понятие соучастия классической школы и большинства
буржуазно-уголовных кодексов будет понятием соучастия и нашего
УК»65. И (впоследствии, говоря уже об УК 1926 г.; А. А. Пионтковский
не (Изменил позиции (в этом вопросе64. Между тем, словесным! при¬
диркам А. А. Пионтковского УК как 1922 г., (так и 1926 г. противо¬
поставляет свои определения, где основные принципы теории акцессорной
природы соучастия отсутствуют: там нет ни указания на общность
вины соучастников,; ни .на солидарную ответственность, ни На (обязатель¬
ность в соглашении (соучастников, ни на смягчении наказания 'пособникам
как таковым. Наоборот, и УК 1922 г. и (УК 1926 г. прямо говорят
о зависимости размеров наказания !от степени социальной опасности
соучастника — будь он исполнителем, подстрекателем или пособником.
В (противовес теории (акцессорной природы соучастия буржуазная
уголовнрправовая теоретическая мысль выдвинула теорию, отрицающую-
вообще необходимость института соучастия в уголовном праве. К (сто¬
ронникам этой теории, за исключением немногих представителей клас¬
сической школы (Биндинг), относятся главным образом представители
социологической школы (Лист, Гетц, Фойницкий, Есипов, в советской
литературе — Пионтковский). С точки зрения этой теории, действия каж¬
дого соучастника должны (рассматриваться отдельно: деятельность испол¬
нителя, как непосредственно совершающего Преступление, деятельность
подстрекателя и пособника, также (как непосредственно совершающих
преступление. Таким образам при соучастии получается столько отдель¬
ных преступлений, сколько отдельных соучастников.
Выдвинутая против! теории акцессорной природы соучастия эта теория
выплескивает из ванны вместе С водой и ребенка. (Ценность института
соучастия для уголовного права подчеркивалась в буржуазной литературе
(Бирлинг, Манцини) правильно в том отношении, что соучастие явля¬
ется выражением в уголовном праве общего принципа человеческой
деятельности — принципа сотрудничества. Действительно, в соучастии,
действуя сообща, либо не распределяя функций (так называемое («соис-
полнительство»), а тем более — распределяя между собой роли (соучастие
в (узком смысле слова), преступникй добиваются большего эффекта
и легче его достигают, чем при разрозненных действиях (одиночен; это
факт элементарный. В этом отношении приложимы слова Энгельса о коопе¬
62 Колоколов, О соучастии в преступлении, 1881, с. 48.
63: Пионтковский, Советское уголовное право, т. I, .Изд. 1-е, с. 186>
И ио н т(к о веки й, Советское уголовное право, т. I,’изд. 2-е (1928),.
с. 251—252. То же ■— с некоторыми оговорками—’в 3-м изд. (1929), с. 306—307..
215
рации вообще: «Таков, например, факт, что кооперация многих (лиц,
■слияние Многих отдельных сил в одну общую силу, (Создает, говоря
словами Маркса, «новую силу», которая существенно отличается от суммы
'оо|Сга1вляющих ее отдельных сил»65.
При соучастии легче .совершить Преступление, с ним! труднее I бороться,
а' это повышает опасность преступления. Кроме того, значение клас¬
совой опасности каждого соучастника различно!. Только учитывая связь
между соучастниками, можно это значение определить. Организаторы
и руководители преступления представляют Собой большую опасность,
чем неактивные соучастники. Таким образом решающее значение; с |точки
зрения опасности преступника и преступления при соучастии приобре¬
тает не техническое (технически Вполне правильное и полезное)
разделение соучастников на .исполнителей, подстрекателей и пособников,
а разделение их (на руководителей, более активных .соучастников и соуча¬
стников, более пассивных, или выполняющих функции, которые в каждом
данном конкретном случае являются второстепенными. Более опасным
может оказаться не исполнитель, а активный инициативный пособник
или (подстрекатель. Чтобы |в полной мере оценить уголовно-политическое
значение соучастия стоит вспомнить сказанное выше, в .главе Ш, об орга¬
низаторской . роли кулачества в преступлениях, совершаемых в условиях
пролетарской диктатуры, вспомнить приведенные данные о том, как
кулак, осуществляя свою руководящую организаторскую роль в тер¬
рористических актах главным образом не в качестве исполнителя, в то
же время не отказывается и от ’роли цособнИка, и рт роли исполнителя,
а между тем его роль остается организаторской во всех этих «трех
лицах». То же относится и к роли классово враждебных элементов в хище¬
ниях общественной собственности.
Таким образом, анализ института1 соучастия дает возможность устано¬
вить: а) большую опасность преступлений, совершаемых в соучастии,
б) большую опасность одних соучастников (организаторов, руководителей)
и в) меньшую опасность других соучастников, руководимых более ини¬
циативными и активными соучастниками.
Следовательно, из неправильного формалистического подхода буржуаз¬
ной теории акцессорной природы Соучастия отнюдь нельзя .делать вывода
о ненужности самого института соучастия в уголовном .'праве. Советское
уголовное право отбрасывает, как формалистическую теорию акцессорной
природы соучастия, так и механистическую теорию упразднения соуча¬
стия; оно 'создало свою конструкцию соучастия, 'основанную на общем
для всего советского уголовного права принципе общественной (клас¬
совой) опасности преступника и преступления, хотя в этой конструкции
есть элементы буржуазной уголовноправовой формы (деление на
исполнителей, подстрекателей и т. Д.).
Проект УК 1935 г. в ст. 12 дает чрезвычайно сжатую, но исчерпы¬
вающую формулу соучастия: «За преступление отвечают все соучастники
(исполнители, подстрекатели, пособники, укрыватели) в соответствии со
степенью участия и опасностью каждого из них».
Здесь ответственность соучастников определяется сочетанием опасно¬
сти действий каждого .(степень участия) и опасности преступников, Пере¬
числение видов соучастников имеет целью не распределение между ними
65|_ Э'и ие л ь с, Анти'-Дюринг, 1934, с. 89.
216
ответственности, а характеристику ,того, какие действия образуют
соучастие.
Нужно отметить прямое включение в перечень соучастников укры¬
вателей. П|о механистической теории каузальности укрывателей можно
считать соучастниками! только в том случае, когда укрывательство зара¬
нее обещано, т. е. когда обещание укрывательства1 входило в план
совершения преступления! и таким образом причинно связано с щрестуд-
ным результатом. Укрывательство, заранее не обещанное, является не
соучастием, а видом «прикосновенности», караемым как преступление
sui generis. Такая конструкция укрывательства; вытекающая из букваль¬
ной.редакции ст. 16УК 1922 г.66, принятая в ряде буржуазных уголов¬
ных 'кодексов, проникла и в УК УССР 1926 г.67. УК РСФСР 1926 г.
поставил вопрос иначе: согласно 3 части ст. ,17 («пособниками считаются
лица, содействующие сокрытию преступника или следов преступле¬
ния». Здесь, следовательно, укрывательство, не обещанное заранее, как
и обещанное, относится к 'Пособничеству. Требование механистически
понимаемой каузальности, которая заставляет буржуазную, теорию выво¬
дить необещанное укрывательство за пределы соучастия, противоречит
действительной причинности, как ее Понимает диалектический материализм.
Ленин неоднократно называл! позитивистскую каузальность лишь одно¬
сторонним и неполным выражением всесторонности и всеоб’емлющего
характера мировой связи явлений, [тишь «малой частичкой» об’ективной
связи 68. редантическое требование, чтобы действия укрывательства были
conditio sine qua non для наступления преступного результата, противо¬
речит требованию живой практической уголовной политики. Проект
УК 1935 г. рвет Окончательно с этой педантичностью и формализмом,
отличаясь, впрочем, и от постановлений в этом вопросе действующего
УК РСФСР: проект считает укрывательство не видом пособничества,
а видом соучастия, стоящим Наряду с пособничеством.
Иной (подход советского уголовного права выражен в проекте (как
и в действующем УК) по отношению к недоносительству, которое дей¬
ствительно не может считаться .соучастием («прикосновенность» к престу¬
плению), но не по схоластическим 'соображениям позитивистской теории
причинности, а по соображениям уголовной политики.
Недоносительство, отличающееся от укрывательства своей абсолютно
пассивной формой, свидетельствует по общему правилу, о крайне (незна¬
чительной степени классовой опасности суб’екта. Конечно,, и оно в изве¬
стной степени «антисоциально», но в массе случаев эта степень столь
незначительна, что не вызывает вмешательства государственной машины,
с ее репрессией. Надо учитывать, что непосредственной причиной недо¬
носительства зачастую является страх перед преступником, боязнь мести,
родственная ц т. д. близость к преступнику. .Все (это ограничивает нака¬
зуемость недоносительства. Ограничение достигается путем прямого ука¬
зания в общей части УК. Так,, проект УК 1935 г. в статье 13 говорит:
с,; Ч. 3 ст. 16 УК 1922 г. говорила: «Пособниками (считаются1 те, кто со¬
действует выполнению преступления советами, указаниями, устранением
препятствий, сокрытием преступника или следов преступления». Здесь такими
образом пособник сокрытием преступника или следов преступления со¬
действует выполнению преступления и считается укрывателем.
67 За это и автор настоящей работы несет свою долю (ответственности.
IX Ленинский сборник, с. 145.
217
«Недонесение! о совершонном или готовящемся преступлении влечет уго¬
ловную ответственность лишь в случаях, указанных в Особенной части
уголовного кодекса».
Таким образом недоносительство, по общему правилу, может быть
только преступлением sui generis, la) Проект в ст. |92 (раздел о госу¬
дарственных преступлениях) карает лишением свободы на срок трех лет
только за недонесение о контрреволюционных преступлениях, о хищениях
социалистической собственности, преследуемых по закону от 7 августа)
1932 г.г о массовых беспорядках, бандитизме, об организации Крушений,
о квалифицированном фалыпивомонетчестве. Квалифицированным слу¬
чаем недоносительства является согласно ст. 57 недонесение совершен¬
нолетним членом семьи изменника об измене родине — в этом 'случае
недонесение карается лишением свободы От 5 'Дб ■ 10 лег с конфискацией
всего имущества, б) Недоносительство должностных лиц наказывается
как бездействие власти, в) Во всех других едучаях недоносительство
наказывается только в тех случаях, когда оно обещано заранее преступ¬
нику, но здесь мы Сталкиваемся уже не с пассивной формой недоно¬
сительства,,. а с 'известным активным участием недоносителя, что позволяет
в этих случаях говорить уже не о недоносительстве ib настоящем смысле
слова, а! о форме укрывательства. В перечисленных .случаях 1государство
требует от граждан выполнения их долга — сообщить властям о пре¬
ступлении — под угрозой уголовной ответственности. Во всех же дру¬
гих случаях — «minima non curat praetor». Государство не снимает
своего требования к гражданам — сообщать о преступлении, по оно не
подкрепляет этого требования уголовноправовой санкцией.
Однако другие санкции — общественного характера — остаются в силе.
Так, недонесший о преступлении коммунист, конечно, заслуживает парт¬
взыскания, член профсоюза — также общественного 'воздействия и т. д.
Практика знает подобные случаи. Так, в одном из тульских производ¬
ственно-товарищеских судов присудили к Общественному порицанию!
недоносителей об обмане табельщика рабочими69. Но здесь речь идет
не о государственном наказании.
Как и в вопросе о соучастии, советское уголовное право исходит
из Принципа классовой опасности! в вопросе оста днях преступле¬
ния, содержа, впрочем, и здесь элементы буржуазной уголовно¬
правовой формы, но .тем не менее строя и 1этог институт по своему.
В буржуазном уголовном праве конструкция стадий совершения пре¬
ступлений отличается ступенчатостью. Первой стадией является «обнар¬
ужение умысла», не поведшее к каким-либо действиям, но дем не
менее наказуемое. Так, например, ст. 111 русского царского .Уложения
о наказаниях говорила: «Из’явивший на словах или письменно, или обна¬
руживший- каким-либо действием намерение совершить преступление,
наказывается за сие как за преступный умысел». ,С (точки зрения теории
преступления, как выражения злой воли, формально достаточно любого
ее выражения. Этот формализм используется в наиболее реакционных
законодательствах капиталистических стран, каким] было и царское Улое
жение о наказаниях. Характерно в этом отношении самое (название недав-
69 Выступление т. Нюриной на заседании секции уголовной политики ИССП
Комакадемии по докладу т. Ефимочкина «Об общественных судах»
3 июня 1933 г.
218
•него японского чрезвычайного закона, направленного против коммуни¬
стов: «Закон об опасных мыслях». С точки зрения марксистско-ленинской’
теории такая установка, реакционная й в капиталистическом обществе,
конечно, совершенно недопустима для Советского уголовного права. Маркс
по этому поводу говорит: «Лишь постольку, поскольку я проявляю
себя, я вступаю в область действительности, я вступаю в сферу дей¬
ствий законодателя. Помимо своих (поступков, я совершенно
не существую для закона, совершенно не являюсь его об’ектом. Мои
поступки — это единственное, в чем закон имеет ко мне отношение,
ибо они единственное, для чего я требую права существования, права
действительности, и почему я (подпадаю, под власть действую¬
щего права70.
Следующей стадией совершения преступления является приготовление,
т. е. [приискание или| приспособление орудий и средств, |создание условий
для совершения преступления. До (мнению большинства буржуазных
криминалистов, приготовление не должно быть наказуемо, ибо оно слиш¬
ком отдалено от реализации преступного намерения, от преступного
результата и не обязательно к нему ведет: поскольку (суб’ект не далеко
зашел по преступному пути у него всегда остается «золотой мост»
к отступлению. Впрочем, при всей пестроте постановлений буржуазных
уголовных кодексов по этому 'вопросу в одном они 'все сходятся: при¬
готовление к йем «преступлениям», в которых в действительности (выра¬
жается революционная борьба с капитализмом, т. е. . приготовление
к так (называемым «государственным преступлениям» карается повсюду.
Видимо, считают, что такой «преступник» сжеП за1 собою корабли и Все
мосты, в том числе и «золотой мост» к Готступлению.
Третья стадия совершения преступления — покушение — в буржуазном
праве считается наказуемым, хотя часто с обязательным смягчением
наказания. Но где грань между наказуемым 'покушением и .ненаказуемым
приготовлением? Буржуазная литература изобилует многочисленными
теориями, пытающимися эту грань Провести. Все теории в 1этом| вопросе
(как и в других) делятся на «субъективные» и .«об’ективные». Суть
«субъективных» теорий (Гарро, Бури и др.) заключается в ггом, что
покушение начинается там, где преступный умысел уже достаточно окреп
и Сформировался, где уже можно заметить определенную «злую волю»,
отчетливое преступное намерение71. Но о ноле, о намерении можно
судить ,только по каким-либо внешним об’ективным данным. Поэтому,
вое усилия «субъективных» теорий оказались тщетными и большее распро¬
странение 'получили «объективные» теории. «Об’ективные» теории (Цаха-
риэ, Таганцев, Баумгартен и др.) в этом отношении «идут несколько
более правильным, но (все же недостигающим цели путем. Внешне
наиболее обоснованная теория 'исходит из той позиции, которую заняло
в этом вопросе французское законодательство. Code penal определяет
момент, с которого начинается покушение, как «начало исполнения пре¬
ступления» commencement d’execution)72.
i70 MapiK и Энгельс, т. I, с. 120.
71 Ср. Garraud Psecis etc. (1926) p.p. 158—159. j
72 Code p6nal art. 2 (ред. 1932 г.). В первоначальной редакции 1810 г-
об’ективный момент начала исполнения был еще резче подчеркнут словами:
«выявившимися во внешних действиях». Ср. Carpentier, Code d'instr, criminelle
et Code рёпа! (1925), p. 821.
219
Однако дальнейшие споры криминалистов направлены на1 то, с чего
начинается исполнение преступления. Здесь среди различных взглядов
можно отметить мнение Баумгартена, считающего, что началом испол¬
нения преступления и, следовательно, гранью между приготовлением!
и покушением является момент (Нападения на об’ект». Но необходимо
Признать, что и этот момент чрезвычайно условен, и в конкретных
случаях определить, что является моментом нападения на! об’ект так же
трудно, как определить, чтб является началом исполнения преступления
пли, еще более общо, — началом [покушения. В итоге споров, породив¬
ших обширную литературу, все же буржуазная теория определить гра¬
ниц между приготовлением и покушением не смогла. Неслучайно мы
встречаем такие определения приготовления, которые прибегают к метбду
исключения и фактически являются отказом от всякого определения.
Таково, например, определение Немировского: «Все, что выходит за
пределы приготовления.... и что Не составляет оконченного преступления,
принадлежит к области покушения»73.
Основная причина заключается в бесплодности самой постановки
вопроса и в неправильности предположения, что предварительные ста¬
лии совершения преступления можно разграничить по ступеням!; 'Если
исходить из единственно правильного обоснования криминализации
поступка — из классовой опасности лица и действия, то дробление пред-
варительных стадий совершения преступления [имело бы смысл только
тогда, когда можно было бы установить, что в дакой-то стадии дея¬
тельность всегда представляется опасной, а в такой-то — нег. ИлЦ по
крайней мере, что в такой стадии опасность (Всегда (Меньшая, чем в дру¬
гой. Между тем, такой заранее фиксированной степени опасности уста¬
новить нельзя. Приготовление .может быть и опасно и не опасно в зави¬
симости от ваей совокупности конкретных обстоятельств: пример с [почти
повсеместной криминализацией приготовления к «государственным пре¬
ступлениям», достаточно в этом должен убеждать. Кроме того, если • бы
и удалось установить, .что на крайних, отдаленных, друг от друга,
полюсах покушение и приготовление отчетливо различаются между собой
по степени опасности, то и эго не подвигает вперед в разрешении вопроса,
ибо жизнь размещает факты вовсе не по полюсам, н, так сказать, по
длине всей оси действительности74.
Граница между покушением и оконченным преступлением проводится
■более определенно: ею служит момент наступления преступного резуль¬
тата. Однако и это' не дает оснований считать покушение всегда менее
опасным, чем оконченное преступление. И так называемое «воспрепят-
-сгвованное покушение» и покушение оконченное могут быть столь же
опасны, как оконченное преступление. Поэтому обязательное смягчение
наказания за покушение, йринятое рядом буржуазных уголовных кодек¬
сов 75, вытекает из чисто формального подхода к вопросу, из формально¬
73 Нем и рр веки й, Советское уголовное право изд. 2-е, 1926, с. 136.
71 Лет пять назад автор настоящей книги держался по этому допросу
другого мнения, ошибочно придавая значение разделению покушения и [при¬
готовления (Волков, Учбовий курс криминального права, т. I, 1930 г.).
75 Так ст. ст. 114 и 115 царского Уложения ю наказаниях определяли,
наказуемость за покушение «по большей или м!еньшей близости такого
покушения к совершенному преступлению... одною, двумя/ тремя и четырьмя
степенями ниже против наказания, постановленного за самое совершение
преступления».
220
логической конструкции: чем ближе к результату, чем больше проявилась
«вина» или «преступное настроение» личности, а потому тем тяжелее
должно быть наказание.
В советском уголовном праве УК 1922 г. знал различие между 'при¬
готовлением и покушением, считая по общему правилу приготовление
ненаказуемым. УК 1926 г. это разделение упразднил, выставив в ст. 19
как общий принцип наказуемость и приготовления и покушения, так же
как оконченного преступления и требуя лишь, чтобы суд в выборе
репрессии «руководствовался степенью опасности лица, совершившего
покушение или приготовление, подготовленности преступления и близости
наступления его последствий, а также рассмотрением причин, в .силу
которых преступление не было> доведено до конца».
Редакцию этой статьи нельзя признать удачной. Во-первых, если
ей следовать буквально, то суд не может оставить безнаказанным ни
один случай приготовления, как бы он ни был ничтожен и как1 бьг
слабо ни были развиты подготовительные действия: суд всегда должен
карать за приготовление как за оконченное преступление и может только
маневрировать 'в выборе мер уголовной репрессии. Конечно, суды не
подходят с такой Шейлоковской требовательностью к слабо выра¬
женным случаям приготовления; законным выходом из положения, дик¬
туемого буквальным текстом . ст. 19, было Применение примечания
к ст. 6 УК 1926 г., но это не |Меняет (дела в том смысле, что редакцию
ст. 19 нельзя не признать слишком общей и (категорической. Во-вторых,
ст. 19 оперирует .формальным признаком близости наступления послед¬
ствий. Самое наступление последствий есть признак весьма сущест¬
венный, но близость наступления Последствий вне связи со степенью
подготовленности преступления и опасности преступника — признак
и неуловимый практически и формальный методологически.
Гораздо лучше ^редактирована ст. 10 проекта1 УК 1935 г. (Она гласит:
«Уголовная ответственность за покушение Или приготовление к* пре¬
ступлению устанавливается по тем же статьям уголовного кодекса, как
и за оконченное преступление. При определении ответственности за
покушение или приготовление к (преступлению суд должен учитывать
степень опасности лица, совершившего эти действия, степень подго¬
товленности преступления и причины/ в (силу которых преступление не
было Доведено до конца». Здесь нет искусственного разграничения 'поку¬
шения от приготовления и, с другой стороны, не (исключается кате¬
горически ненаказуемость случаев слабо выраженного приготовления,
хотя принцип наказуемости приготовления проведен. Кроме того, здесь
не фигурирует формальная «близость к результату», как мерило опас¬
ности; она заменена степенью опасности лица, степенью подготовлен¬
ности преступления и причинами недоведения его до конца. В проекте
УК 1935 г. дается наилучшая из существующих формулировка прин¬
ципиальной наказуемости покушения и приготовления и условий этой
наказуемости в связи с исходным положением об опасности лица
и дейсточя. Эта формулировка отбрасывает либеральные и расплывчатые
установки о принципиальном смягчении наказания за покушение как
за1 таковое и о ненаказуемости приготовления как такового (речь здесь
идет, конечно, не о добровольно оставленной предварительной пре¬
ступной деятельности).
221
Отсутствие классовой опасности устраняет преступность деяния. Пид
этим общим углом зрения 'разрешается в советском уголовном 'праве
и вопрос о невменяемости, хотя правильное его разрешение
дается только последним законодательным документом, проектом
УК 1935 г.
Те буржуазные уголовноправовые концепции, которые пытаются по-
своему оперировать понятием опасности, но скрывают классовый ее
характер, расширяют применение уголовной ‘репрессии в виде мер соци¬
альной защиты, захватывая в частности душевнобольных. Исходя из био¬
логических теорий преступления, они, как, например, Ферри, уголовную
репрессию в отношении душевнобольных обосновывают опасностью
душевнобольных. Эти феррианские установки проникли в нашу лите¬
ратуру 76 и законодательство. Достаточно вспомнить, что УК 1926 г.
к уголовной репрессии 5в виде мер социальной защиты относит как
меры социальной защиты судебнснисправителЬного характера, так и меры
социальной защиты медицинского характера и характера медико-педа¬
гогического. Ст. 11, отвергая применение к невменяемым только одной
группы мер уголовной репрессии, допускает применение к ним уго¬
ловной репрессии в Виде мер социальной защиты медицинского
характера. Это положение в корне неверно. Невменяемые могут быть
опасны даже независимо от того, проявилась или не проявилась опас¬
ность в поступке, формально содержащем так называемый «состав
преступления» (не обязательно дожидаться, 'чтобы, например, параноик
отрубил кому-нибудь голову), но эта опасность не подходит полностью
под понятие классовой опасности. Она — классовая опасность только
в том смысле, что нет человеческих поступков, Опасных для «общества
вообще», что всякая опасность расценивается с точки зрения интересов
господствующего класса: и приведенный выше для примера параноик
опасен для порядка Отношений данного классового строя — он угрожает
той обеспеченности жизни И 'безопасности граждан, которую проле¬
тариат создает и охраняет всеми мерами, в том .числе И мерами при¬
нуждения. Но эта' опасность — не 'классовая опасность в том отношении,
что она не выражает собою ни прямого сопротивления классового
врага, ни влияния буржуазной или мелкобуржуазной стихии. Классовые
корни этой опасности если и существуют (а они'.существуют в конеч¬
ном счете, ибо и душевные болезни — не «чистая биология», и они
в конечном счете коренятся в противоречиях классового общества),
то они настолько отдалены от данного конкретного человека, что теряют
свое качество для уголовной политики. Поэтому поступки невменя¬
емого не являются преступлением!. Поэтому уголовная репрессия
по отношению к невменяемому бессмысленна, ее цели не могут быть
осуществлены: ни цель классового подавления, ни цель принудитель¬
ного 'воспитания к дисциплине. Поэтому наказание к невменяемому
не может' быть применено, а те меры .медицинского [воздействия, которые
могут применяться принудительно, принципиально отличны от нака¬
зания. Они могут применяться в случаях, если опасность невменяемого
выразилась в поступке, формально совпадающем с описанным в той
или другой статье Особенной части Уголовного кодекса, но они могут
применяться и при другом (медицинско-клиническом) обнаружении
w Им в свое время отдал дань и автор этой книги.
222
опасности невменяемого, когда состояние больного угрожает опасными
поступками.
Поступок невменяемого1 не является преступлением потому, что в 'нем
классовая опасность не находит того своего пол!ного выражения,
которое необходимо для обоснования уголовной ответственности.
Проект УК СССР 1935 г. йолностью и чрезвычайно четко проводит
этот принцип. Статья о невменяемости говорит, что действия, (совер¬
шенные в силу невменяемости «не являются преступлением! и не влекут
уголовной ответственности», что «в этих случаях суд может .постано¬
вить липп-. о принудительном лечении». Далее, говоря о целях наказания,
Проект указывает, что наказание применяется «лишь к лицам, признан¬
ным ответственными за совершенные ими преступления». Проект исклю¬
чает наказуемость невменяемого не только в силу того, что исключа1-
ется самая преступность действий невменяемого, но и тогда, когда'
преступление- совершено вменяемым, но «совершивший преступление
заболел к моменту вынесения приговора неизлечимой Душевной болезнью».
И в этом1 случае суд может только «постановить ;о помещении заболев¬
шего в лечебное учреждение». О принудительном лечении во всех
этих случаях -проект говорит следующее: «Принудительное лечение,
предусмотренное ст. Ъ5 Уголовного кодекса, назначается исключительно
по определению суда. Суд может назначить лечение в общих лечеб¬
ных учреждениях или лечение, связанное с изоляцией в специальных
учреждениях. В последнем 'случае выписка из лечебного учреждения
производится на основании медицинского заключения, утверждаемого
судом».
|П|равда:, эти положения особо подчеркивают функции суда при на¬
значении принудительного лечения. Но это ни в какой мере ие сближает
принудительного лечения с наказанием: суду предоставляется лишь реше¬
ние вопроса (с учетом, конечно, заключения экспертизы) о признании
невменяемости и об опасности: больного. Суд контролирует заключе¬
ние врачей о том, что опасный период в состоянии больного прошел.
Суд таким образом должен следить, есть ли налицо невменяемость,
и в этом случае обязателен, отказ от наказания, .или невменяемость
должна быть отвергнута и тогда — налицо преступление.
Не ставя себе задачей систематическое и подробное изложение всех
институтов советского уголовного права, относящихся к так называемому!
учению о преступлении^ можно удовлетвориться анализом тех,институтов,
которые освещены выше, анализом, преследующим цель — показать клас¬
совое содержание преступления по советскому праву.
Но вопрос этим не исчерпывается. Классовая опасность преступления
и преступника является основным в политическом содержании
преступления. Но поскольку право есть форма политики, необ¬
ходимо остановиться на преступлении со стороны пр а вовой формы,
неразрывно связанной с .политическим содержанием
преступления. Здесь мы подходим к вопросу о противоправ¬
ности преступления.
В борьбе с буржуазным юридическим мировоззрением теоретическая
мысль криминалистов-марксистов естественно заостряла свое внимание
на критике нормативистского догматического понимания преступления.
Борясь с формализмом в уголовном праве, мы, криминалисты-марксисты,
стремились вскрыть классово политическое содержание преступле¬
223
ния. Всякий разговор о противоправности преступления показался бы
ересью. В свете задач, стоявших в течение последних примерно 10 Лет
перед нашим теоретическим фронтом, это вполне понятно. Но, вопреки
французской филантропической поговорке, понять — вовсе не значиг
простить. Наше отношение к вопросу было несомненно ошибочным.,
В нем несомненна та недооценка значения правовой формы и права
в целом, которая толкала научные исследования юристов в сторону
«социологизма».
В вопросе об уголовной 'репрессии подчеркивалось ее классово-поли¬
тическое содержание, ее задачи (подавления классово враждебных эле¬
ментов и элементов разложения й принудительного воспитания к дис¬
циплине неустойчивых элементов из средй трудящихся. Но забывалась
правовая форма наказания единого 'для обоих сторон этой двуединой
задачи советской уголовной репрессии77.
Точно также в вопросе о преступлении крен к '«социологизму» соз¬
давался игнорированием правовой стороны Вопроса’. Поставить вопрос
о противоправности преступления мешало опасение свести преступление
к нарушению нормы и оторвать его от его классового содержания.
На деле получался отрыв классового содержания преступления от его
формы. «Недомолвка» о противоправности преступления оставляла суще¬
ствующую на деле правовую форму оторванной от классового содер¬
жания, т. е. фактически вела в сторону того же нормативизма, но
только скрытого.
В действительности же, если противоправность преступления донимать
в ее неразрывной связи с классовым содержанием преступления, она —■
содержательная форма преступления. Разумеется, говорить так не зна¬
чит впадать в нормативизм, ибо нормативизм — в игнорировании клас¬
сового содержания, в признании самодовлеющего значения противо¬
правности; между тем преступление противоправно только потому, что
оно классово опасно.
Вспомним то, что выше было сказано об определении преступления,
даваемом в проекте УК 1935 г. В, этом определении дается харак¬
теристика основного и общего для всех преступлений об’екта. ,В. первую
очередь ст. 5 проекта говорит о пролетарской диктатуре. Посягатель¬
ство на пролетарскую диктатуру Не может не быть противоправным.
Конечно, правопорядок не является источником пролетарской дикгга>-
туры: «Диктатура пролетариата есть неограниченное законом и опи¬
рающееся на насилие господство пролетариата»...78. Наоборот, проле¬
тарская диктатура есть источник советского социалистического право¬
порядка. Hq именно потому, что пролетарская диктатура рождает 'социа¬
листический правопорядок, посягательство на . пролетарскую диктатуру
не может не быть Направлено тем*самым и ,на правопорядок, т. е. не
может не быть противоправным. 'Снова нужно сделать вывод 'из тезиса
о там, что право есть форма политики: действие, [направленное против
политики господствующего класса, направлено тем самым против права,
оно противоправно.
77 Например в проекте УК Комакадемии 1930 г.; подробно см. м ого статью
«Наказа|пи'е в советском уголовном праве, сборник «Проблемы уголовной
политики», 1935, № 1.
78 Ста лин, Вопросы ленинизма, изд. 10-е, 1934, с. 28.
224
Далее ст. 5 проекта УК 1935 г. развертывает содержание преступле¬
ния как посягательства ца социалистическое строительство. Посягатель¬
ство на Социалистическое строительство также обязательно соединя¬
ется с посягательством на социалистический правопорядок. Это яснее)
всего видно именно в наше время гигантского ,разворота социали¬
стического строительства. Подводя итоги 'первой пятилетки, тов. Ста!-,
Лин указал, что «основная забота революционной законности в наше
время состоит... в охране общественной собственности, а не в чем-либо
Другом»79. В основе юоциалистического строительства лежит охрана,
укрепление и развитие общественной собственности. -Посягательство на
социалистическое строительство есть в первую очередь посягательство,
на общественную собственность — как на материальные ее фонды, ,так
и На процесс ее развития; тем самым такое [посягательство является
нарушением революционной законности, воплощенной в социалистиче¬
ском правопорядке, является противоправным.
Наконец, третья сторона общего об’екта преступления, раскрываемая
в ст. 5 УК 1935 г.,— преступление как действие дж бездействие, дезор¬
ганизующее социалистический правопорядок, — в самой формулировке
закона характеризует преступление как поступок противоправный.
Мы видим, как спаяны между собою материальное /политическое
содержание преступления с 'erol правовым выражением — противоправным
действием или бездействием.
.Все это заставляет признать, что противоправность, не будучи решаю¬
щим моментом в определении преступления, будучи производным от его
классово политического содержания, характеризует преступление со сто¬
роны правовой формы.
Существует мнение, что «юридическим» моментом в преступлении явля¬
ется его связь 'с Наказанием. Лист, например, прямо определяет пре¬
ступление как «фактическое отношение, с которым правопорядок связы¬
вает наказание как юридическое последствие»80.
Это, конечно, неверно. Наказание в той мере юридическое послед¬
ствие преступления, в какой преступление является противоправным!.
Принудительные меры, применяемые в случае непротивоправного про¬
ступка,— не наказание.
Но здесь также нет никакого нормативизма, ибо процесс «криминализа¬
ции» того или иного поступка есть одновременно выявление его клас¬
совой опасности, облекающейся в форму противоправности и тем! самым —
принципиальной наказуемости такого поступка. Наоборот, нормати¬
визм состоит в обратном утверждении — в утверждении, что «юриди¬
ческий момент» — только в связи с наказанием, как последствием пре¬
ступления, ибо это означает, что преступность деяния определяется не
его политически-классовым содержанием, а только наказуемостью деяния;
такое рассуждение приводит нас к типично нормативистскому формаль¬
ному определению преступления кай наказуемого действия или бездей¬
ствия- Преступность того или иного поступка означает
выраженную в противоправной форм!е его классовую
опасность. Здесь перед нами не оторванный от -содержания престу¬
пления «правовой момент», не юридический подвесок к преступлению,
7» СтдЛиН, Вопросы ленинизма, изд. 10-е, 1934, с. 509.
08 Л и От, учебник уголовного права, часть общая, 1903, с. 119.
*5 Классовая природа преступлений
226
а характерная для самого преступления правовая форма (с отрицатель¬
ной, разумеется, стороны), в которой выражается классовая опасность,—
перед нами противоправность.
Подытоживая сказанное о преступлении по советскому законодатель¬
ству и присоединяя к этому выводу, то, что вытекает из предшествую¬
щего анализа классового содержания преступления в условиях проле¬
тарской диктатуры, мы можем дать ^следующее определение преступле¬
ния по советскому праву:
I. По политическому содержанию преступление —
классово опасное действие или бездействие. Классовая
опасность преступления в том*, что преступление является выражением
сопротивления классового врага, его агентуры и элементов разложения,
является особой формой классовой борьбы классово враждебных эле¬
ментов, либо — выражением такого влияния буржуазной и мелкобур¬
жуазной стихии, влияния прошлого, которое не представляет собою
прямой формы классовой борьбы. Классовая опасность преступления
bi том, что оно вырастает из противоречий классового ^общества и опасно
для интересов господствующего класса — пролетариата1, его диктатуры,
социалистического строительства и социалистического правопорядка!.
Классовая опасность есть единство классовой опасности самого преступ¬
ного действия (или бездействия) и преступника, в личности которого
собраны И проявляются указанные выше враждебные социализму клас¬
совые силы. Таково политическое содержание преступления при совет¬
ском строе.
11Поскольку право:— форма! политики, по ф|ор ме преступле¬
ние есть противоправное действие или бездействие.
Противоправность — «содержательная форма» преступления, она 'есть пра¬
вовое (с отрицательным знаком) выражение классовой опасности, пос¬
кольку классово опасное по содержанию посягательство на пролетар¬
скую диктатуру, на социалистическое строительство и социалистический
Правопорядок тем самым является посягательством на советское право.
-Таким образом определение, охватывающее преступление по советскому
праву со стороны и формы и содержания, сводится к тому, что пре¬
ступление— классово опасное противоправное дейст¬
вие или бездействие, причем классовая опасность и
противоправность преступления определяются поло¬
жениями, указанными в предыдущих (I и II) пунктах.
Такое определение отвечает требованиям исторический конкретности
и -в то же время в нем содержится 1то основное, что характеризует
преступление как явление классового Общества.
УКАЗАТЕЛЬ ЛИТЕРАТУРНЫХ РАБОТ
(Цифры в конце означают страницы, на которых находится
ссылка)
Авербах, И. — Лейпцигский с'езд юристов и карательная политика герман¬
ского фашизма —144,
Авербах, И.—Методы работы по перековке заключенных (по материалам
Дмитровского исправ.-труд. лагеря НКВД) —114.
«Антисоветские подлоги» (Сборник НКИД)—76.
А р н у — История инквизиции — 10.
Ашаффенбург — Преступление и борьба с ним —141, 142, 147.
Aschaffenburg (рец. в «Monatschr. f. Kriminologie >und Strafreohts-
form»)—137.
Ашрафьян — К вопросу об уголовном праве — 6, 28.
Ашрафьян—Буржуазное уголовное право — 6, 28, 166.
Baum gar ten —Das Wesen des Strafrechtswissenschaft— 127, 153.
Бебель — Женщина и социализм — 146.
Беккария — О преступлениях и наказаниях — 138, 180.
Б е л о г р и ц - К о т л я р е в с к и й — Учебник русского уголовного права —
62, 163.
Б е р н е р — Учебник уголовного права—116, 214.
Bohne — Psyoioanalise iund Strafrecht —127, 128.
Бруханский — Материалы по сексуальной психопатологии — 106.
Булатов, С. — Уголовная политика эпохи империализма —12, 65, 121, 133.
Булатов, С. — Возрождение Ломброзо в советской криминологии — 125, 126.
Булатов, С. — Хулиганство и меры борьбы с ним в реконструктивный пе¬
риод — 109.
Ван-Кан — Экономические факторы преступности — 138.
Wirschubski — Der Schutz der Sittlichkeit in Sowietstrafrescht — 12.
Владимиров — Курс уголовного права — 163.
Владимирский-Буданов — Обзор истории русского права — 38.
Волков, Г. — Уголовная политика эпохи промышленного капитализма—11,
12, 27, 28, 33, 39, 40, 50, 52, 116, 119, 132, 134, 150, 180.
Волков, Г.— Имущественные преступления—13.
Волков, Г. — Учбовий курс крим1нальн. права, т. I—124, 220.
Волков, Г. — Уголовное правой рефлексология — 126.
В о л к о в, Г. — Кризис социологической школы и фрейдизм ’ в уголовном
праве— 128. 134.
Волков, Г. — Рецензия на книгу Saldana «La criminologie Nouvelle» —131.
Волков, Г. — Фашистская критика советского уголовного права — 149, 179.
Волков, Г. — Рецензия на книгу Rosengart <Le crime comme produit social et
6conomique» — 166.
Волков, Г. — Уголовное право (популярное руководство) — 207.
Волков, Г. — Выступление на диспуте в Комакадемии о методах изучения
преступности —126.
Волков, Г. — Процесс «С. В. У.»—98.
Волков, Г. — Уголовная статистика в связи с уголовной политикой — 151.
Волк о в, Г. — Наказание в советском уголовном праве— 174, 2(0, 205, 224.
Волков, Г. и Пашуканис, Е. — Предисловие к книге Фирина «Итоги
Беломорстроя»—200.
Garofalo — La Criminologie — 33, 163, 164.
Gar raud — Prfecis de droit Criminel — 117, 136, 165, 206, 219.
227
Геловани — Против буржуазных извращений криминологов — 127.
Gemmingen — Strafrecht im Geiste Adolf Hitlers — 144, 145.
Гернет— Общественные причины преступности — 133, 146, 166.
Гернет — Уголовное право, ч. Общая — 170.
Г ерцензон — К методике индивидуально-социологического изучения право¬
нарушителей —125.
Г ерцензон — Статистический обзор — 26.
Г ерцензон — Статистические данные МОПР об уголовной репрессии —
29, 32.
Гер ц'ензон — Статистические материалы — 83, 84, 108.
Gleispach — Das neue Sowietstrafrechtgesetzbuch — 149, 179.
Gleispach — Die Erforschung der Verbrechensursachen — 153, 170.
Г ольдинер— Об'ективизм и суб'ективизм в советском уголовном праве —
182, 194
Горький, М. — Речь в Комакадемии об итогах Беломорстроя — 200.
Грацианский — Западная Европа в средние века. Источники социально-
экономической истории — 54.
Griinhut. — Рецензия В «Schweiz. Zeitscher. f. Strafr.»—127.
Г ю р т н е р — Раз'яснения к ноябрьскому закону 1933 г. «Против привычных
преступников»—191, 191—192.
«Декреты Октябрьской революции» (Сборник)—90.
Диспут в секции уголовной политики Комакадемии о методах изучения пре¬
ступности —126.
Дмитриев — Наемный труд в деревне-89.
Е с и п о в — Преступность и меры воздействия —133.
Е ф и м о ч к и н—Общественные суды (доклад в ИССП Комакадемии)—218.
Жижиленко — Преступность и ее факторы — 119, 147.
Sauer, W. — Grundlagen des Strafrechts — 118, 118—119, 119, 168.
Исаев — Общая часть уголовного права РСФСР—174, 178, 181, 182.
Канторович — Средневековые процессы о ведьмах — 10.
К а р е е в — Очерк истории французских крестьян — 57, 60.
Carette — Lois annotees etc — 180.
Carpzov — «Practicae novae imperialis saxonicae rerum criminalium pars
III» - 138.
Carpentier — Code d’instruction criminel et Code рёпа1 — 219.
Кистяковский — Исследование о смертной казни — 38, 56.
Кистяковский — Элементарный учебник уголовного права — 117, 163.
Колоколов — О соучастии в преступлении — 215.
Конради — История революции, т. 1 — 59.
Косвен—Преступление в догосударственном обществе — 163.
Kost 1 in—Neue Revision der Grundbegriffe des Criminalrecht—116.
Кречмер — Строение тела и характера - 125.
Krisis der Psychoanalyse (Сборн.)—127.
Крыленко—Ленин о суде и уголовной политике — 5.
Крыленко — Суд и право в СССР— 174, 175, 196.
Крыленко — Выступление на III сессии ВЦИК IX созыва—176.
К р ы л е н к о — Об’яснительная записка к проекту УК — 193.
Крыленко — Три проекта реформы УК (Тезисы) — 201.
Кузьмин — Маркс и вопросы уголовной политики — 6.
Кузьмин — Новейший ревизионизм в уголовном праве — 8, 134, 141, 165.
Кулиш ер — История экономического быта Западной Европы — 59.
Курский — Выступление на Ш сессии ВЦИК IX созыва—17.6—177.
Лаговиер и Роднянский — Социалистическое наступление и кулацкий
террор —85, 112.
Lacassegne — Marche de la criminalite en France — 146.
Л афарг — Происхождение и развитие собственности — 54, 146.
Л евинсон — Классовая юстиция в США и борьба МОПР — 32.
Ленин — А судьи кто? — 36 — 37.
Ленин — Государство и революция — 170.
Ленин — Два мира — 78, 79.
Ленин—Детская болезнь «левизны»! в коммунизме — 99, 101, 102.
Ленин — Доклад на II Всероссийском с‘езде профсоюзов — 102.
Ленин — Еще раз о профсоюзах — 7, 151, 152, 154.
228
Ленин — Запуганные крахом старого и борющиеся за новое — 94, 107.
Ленин — Империализм как высшая стадия капитализма—134.
Ленин — Кадеты и октябристы — 52. *
Ленин—Как организовать соревнование — 95, 111.
Ленин —Конспект книги Гегеля «Наука логики»— 152, 153,154,156,217.
Ленин — Карл Маркс — 206.
Л е и и н — Материализм и эмпириокритизм-169.
Ленин — Новый фабричный закон — 16.
Л е н и н — Очередные задачи советской власти —95, 102, 110, 111.
Ленин —О диктатуре пролетариата — 81, 91, 103.
Ленин — О голоде — 94.
Денин— О характере наших газет—103.
Ленин — Письмо к организациям РКП о подготовке к партийному с'езду—102.
Ленин — Привет венгерским рабочим — 99.
Ленин — Первоначальный набросок статьи «Очередные задачи Советской
власти» — 80.
Ленин — Пролетарская революция и ренегат Каутский —80.
Л е н и н — Попятное направление в русской социал-демократии — 44.
Ленин—Проект и об'яснение программы с.-д. партии — 44, 46—47, 48.
Л е н и н — Партизанская война — 27, 71.
Ленин—Речь на 1 Петроградской конференции фабрично-заводских коми¬
тетов — 104. х
Ленин — Речь на заседании Московского совета — 99.
Ленин — Речь на митинге в Сокольническом клубе — 83.
Л е н и н — Разногласия в европейском рабочем движении — 133.
Ленин — Случайные заметки. Бей, но не до смерти — 15-16.
Ленин — С чего начать?—36.
Л е н и н — Статьи для № 3 «Рабочей газеты». Наша ближайшая задача — 47.
Ленин—III Всероссийский с*езд советов. Доклад о деятельности СНК
24 (11) янв. 1918 г. —81, 94.
Ленин — Что такое «друзья народа» и как они воюют против с.-д.—41, 43
46, 154, 160.
Ленин — Экономическое содержание народничества и критика его в книге
г. Струве — 27,160, 161, 195, 208.
Лист — Задачи уголовной политики — 141.
Лист — Учебник уголовного права, ч. Общая— 115, 135, 137, 156, 225.
Лист — Учебник уголовного права, ч. Особенная — 9.
Liszt —Die Zukunft d. Strafrechts —132, 140, 169.
L i s z t — Ueber den Einfluss der Sociologischen und antropologischen Erfor-
chungen auf die Grundbcgriffe des Strafrechts— 132, 156.
Liszt—die Gesellschaftlichen Faktoren der Kriminalitat —140, 141.
Liszt — Das Verbrechen als social-patolog. Erscheinung—157, 165.
Liszt—Zur Vorbereitung des Strafgesetzentwurfs - 169, 170.
Л и — История инквизиции в средние века — 10.
Лозинский — История инквизиции в Испании — 10.
L о m b г о s о — L’homme criminel — 122.
Ломброэо — Преступление — 139, 142.
Ломброэо и Ляски — Политическая преступность и революция — 124.
• Ломброэо и Ферер о — Женщина преступница и проститутка — 145, 146.
Люблинский — Доклад в Госинституте по изучению преступности о суде,
полиции и тюрьмах США — 64,67.
Люблинский — Применение уголовного закона по аналогии— 182, 183.
Маньковский — Маркс—Энгельс и уголовная"ролитика в эпоху пролетар¬
ской диктатуры — 6. * Л
Маркс — Введение к критике политической экономии—55.
Маркс — 18 брюмера Луи Бонапарта — 70.
Маркс — Гражданская война во Франции — 33.
М а р к с — Заметки о новейшей прусской цензурной инструкции — 10,219.
Маркс —Капитал, т. 1—11, 15, 16, 40, 53, 57, 57-58, 58, 59, 61, 78, 93, 94, 146.
Маркс — Капитал, т. Ill — 17, 56.
Маркс — Классовая борьба во Франции —33, 71.
Маркс—Критические примечания к ститье «Король прусский и социальная
реформа» — 190.
229
Маркс — Нищета философии — 41, 42, 44-45, 48.
Маркс — О Фейербахе (Тезисы) — 206.
Маркс — Письма к Энгельсу — 48.
Маркс — Разоблачения о кельнском процессе коммунистов — 77.
Маркс — Речь перед кельнским судом присяжных — 33.
Маркс — Святое семейство — 42.
Маркс —Теории прибавочной стоимости — 93.
Маркс и Э н г е л ь с — Манифест коммунистической партии —13, 24, 39,
47—48, 48, 70.
Маркс и Энгельс—О Л. Фейербахе —11, 45, 45—46, 120.
Маркс и Энгельс — Немецкая идеология 10, 23, 41, 121.
Маркс и Энгельс — Программа прусской контрреволюции — 190.
Маркс и Э н г е л ь с - Статьи и корреспонденции 1852 — 1854 гг.— 57, 62.
Маркс и Э н г е л ь с — Статьи из «Новой Рейнской газеты»—48.
М е н г е р, А.— Новое учение о государстве—165.
Mezger — Рецензия в сборнике «Krisis tier Psychoanaljs» — 127, 128.
Молотов — Доклад на XVL партконференции — 52.
М о л о т о в — Отчетный доклад о работе правительства VII с'езду советов —
110.
М о к е е в — Наемный труд в деревне - 89.
Набоков — Применение уголовного закона по аналогии — 179.
«NationaLsooialistisches Strafrecht» (Сборник)—181.
Немировский — Советское уголовное право — 220.
Нюрина — Выступление по докладу Ефимочкина об общественных судах
в ИССП Комакадемии — 218.
Ошерович —О контрреволюционных преступлениях — 83, 112, 113.
Орлов — Защита прав батрачества — 90.
Пен де — Конституция и внутренняя секреция в связи с опытом применения
эндокринологии к криминальной психологии — 126.
Петровский — Детский труд недостаточно охраняется —,89.
Петрушевский — Великая хартия вольностей — 180.
Пионтковский — Марксизм и уголовное право — 133.
П и о нтк о в с к и й — Советское уголовное право, ч. Общая—150,151,215.
Плеханов —К вопросу о развитии монистического взгляда на историю —
152.
Плеханов — О материалистическом понимании истории — 152.
Познышев — Очерк основных начал науки уголовного права — 140, 165, 183.
Познышев — Предисловие к книге Ван-Кана «Экономические факторы пре¬
ступности» — 170.
Покровский — Русская история с древнейших времен, т. 11—34.
Постышев — Основные задачи советской юстиции на новом этапе — 199.
Постышев — Доклад на пленуме Киевского обкома — 98, 113.
«Преступность и преступник» (Сбог ник) — 125.
«Преступность на Сев. Кавказе» (Сборник) — 125.
Пригов и Викторов — Куркульский террор на сел1 — 111, 112.
Принс—Защита общества и преобразование уголовного права— 132, 157,
Prins — Criminal!te et repression — 135.
Prins —Science p6nal et droit positif —206.
Reik—Geetandisszwang und Straftediirfniss — 127, 128.
Rosengart —Le crime comme produit social et economique—166.
Rossi — Traits de droit рёпа!— 118, 163.
Saldana—La criminoiogie nouvelle - 128, 129, 130, 131.
Сборник по случаю 10-летия пенитенциарных учреждений Советской Грувии —
127.
«Советская уголовная репрессия». Сборник бригады ИКП — Б.
Спасович — Учебник уголовного права—117, 118.
«Спмка Визволеиня Украши» (Стеногр. отчет) - 98.
Сталин — Беседа с первой американской рабочей делегацией — 66.
Сталин —Итоги первой пятилетки. Доклад на январском об'единенном пле¬
нуме ЦК и ЦКК — 19, 9о, 96, 1С0, 154, 155, 204, 225.
Сталин — К вопросам ленинизма — 204.
Сталин — О работе в деревне — 22.
230
С та л и н — Отчетный доклад XVII с'езду ВКП (б) — 27 , 88, 100, 101, 102, 104
144, 145, 204.
Сталин—Об основах ленинизма — 66, 99, 204, 224.
Сталин —О хозяйственном положении Советского союза — 95.
Сталин — Октябрьски революция и тактика русских коммунистов — 101.
Сталин — Политический отчет XVI с‘езду ЬКП (б) — 91, 97,’101.
Сталин — Речь 4 мая 1935 г.— 160.
Т а г ан це в — Русское уголовное право. Лекции — 117, 162,178—179, 186.
Таганцев — О преступлениях против жизни по русскому праву — 9.
Тард- Преступник и престушение — 155.
Томсинский — Разинщина — 34.
Томсинский — О характере пугачевщины — 36.
Томсинский — Роль рабочих в пугачевщине — 36.
Трайнин, А.—Уголовное право, ч. Общая— 148, 149.
Т ь е р — О собственности — 13, 33, 58, 166.
«Убийства и убийцы» (Сборник) — 1.6.
Утевский'— Преступления и преступники Западной Европы — 25.
Faust in Н ё 1 i е —Предисловие к книге Rossi «ТгаДё de droit рёпа1», 163.
Ф е р р и — Уголовная социология — 139, 140, 1:9, 165, 169.
Feuerbach Ans.— Lehrbuch des peinliches Rechts — 118.
Ф и p и н — Итоги Беломорстроя— 114, 200.
Фойницкий — Влияние времен года на распределение преступлений — 141.
Фойницкий — Уголовное право, его предмет и задачи — 165.
Фойницкий — Курс уголовного права, ч. Особенная—185. < /
Фойницкий — Мошенничество по русскому праву — 185.
F г е i s 1 е г — Nationalsocialistisches Strafrecht — 144.
Ч е л ь ц о в-Б е б у т о в — Аналогия и уголовный кодекс — 183.
Шарашидзе — Типы уголовных преступников Грузии — 127.
Ширвиндт — Об изучении преступности и мер борьбы с нею в СССР —
134, 141, 164-165.
Шляпочников — Ликвидация безработицы в СССР и преступность — 8,154-
Шляпочников и Эстрин — Золотой век преступлений и коррупции —
63, 65.
Schndder — Hat die Psychoanalyse eine prakt. forens. Bedeu tung.—127.
Stoss — Рец. в «Schweiz. Zeitschr. f. Strafrecht» — 127.
Эн гельс — Анти-Дюринг —53, 117, 156, 158.
Энгельс — Введение к «Классовой бо >ьбе во Франции» — 79.
Э н г е л ь с — Германская кампания за имперскую конституцию—70.
Энгельс — Диалектика природы — 158.
Энгельс — К жилищному вопросу — 146.
Э н г е л ь с — Крестьянская война в Германии — 10, 35, 36, 37, 37-38, 55, 56, 70.
Энгельс — Конституционный вопрос в немецкой социалистической литера¬
туре—46.
Энгельс — Людвиг Фейербах — 207.
Энгельс — Марка — 55, 56.
Энгельс — Положение рабочего класса в Англии в 1844 г.— 14, 16,25,39,
40, 42, 45, 46, 47, 62, 136, 146.
Энгельс — Происхож,ение семьи частной собственности и государства — 54.
Энгельс — Письма к Марксу — 46, 69.
Энгельс— Письмо к Марксу из Бармена — 14.
Э н г е л ь с — Покровительственные пошлины или система свободной торгов¬
ли — 46.
Энгельс — Письмо к Бебелю — 70.
Энгельс — Письма из Англии — 42.
Энгельс — Проспект к «Gesellschaftspiegel» — 27.
Энгельс — Фурье о торговле — 62.
231
СОД ЕРЖ A(H HE
Стр.
Предисловие 3
Вступление 5
Глава I. Классовое содержание преступления 9
Глава II. Преступление в эксплоататорском обществе 24
§ 1. Так называемые «государственные (политические) преступления» 24
§ 2. Уголовные преступления, совершаемые представителями тру¬
дящихся 37
§ 3. Преступления представителей эксплоататорских классов ... 52
Глава III. Преступления при диктатуре пролетариата ....... 80
§ 1. Преступление как форма классовой борьбы капиталистических
элементов и их агентуры 80
§ 2. Преступления неустойчивых элементов из среды трудящихся . 99
§ 3. Преступления элементов разложения капиталистического обще¬
ства • 110
Глава IV. Критика буржуазных теорий преступления 115
§ 1. Формальное нормативистское понимание преступления .... 115
§ 2. Биологические теории преступления 121
§ 3. Социологическая школа и теория факторов преступности . . 131
§ 4. Бессилие буржуазной науки определить преступление .... 162
Глава V. Преступление по советскому законодательству 171
§ 1. Развитие понятия преступления в советском законодательстве 171
§ 2. Аналогия 175
§ 3. Другие институты советского законодательства, раскрывающие
«материальное» определение преступления 184
§ 4. Преступление по проекту УК СССР 1935 г 203
Указатель литературных работ 227
I
I
•. -
И
К
&
(J
U4
&
tu
• ■ ■ ;
Адрес издательства: Москва, Црасная площадь, здание
ЦИК СССР (б. ГУМ), 2-й этаж, п<ш 28
Заказы направлять в магазины и отделения КОГИЗа. Почтовые
заказы направлять без задатка в областные и краевые
отделы «Книга — почтой».