-	- <- I
Министерство высшею и среднего специального образования РСФСР
ГОРЬКОВСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ УНИВЕРСИТЕТ
им. Н. И ПОБАЧЕВСКОГО
СТРАНЫ СРЕДИЗЕМНОМОРЬЯ
В ЭПОХУ ФЕОДАЛИЗМА
Межвузовский сборник
ГОРЬКИЙ 1982
Министерство высшего и среднего специального образования РСФСР
ГОРЬКОВСКИЙ ОРДЕНА ТРУДОВОГО КРАСНОГО ЗНАМЕНИ
ГОСУДАРСТВЕННЫЙ УНИВЕРСИТЕТ
имени Н. И. ЛОБАЧЕВСКОГО
СТРАНЫ СРЕДИЗЕМНОМОРЬЯ
В ЭПОХУ ФЕОДАЛИЗМА
Межвузовский сборник
ИЗДАНИЕ ГГУ
ГОРЬКИЙ 1982
Страны Средиземноморья в эпоху феодализма. Межвузовский сбор-
ник. Горький, изд. ГГУ им. Н. И. Лобачевского, 1982, с. 108.
Сборник (вып. 2 вышел в 1975 г.) посвящен проблеме специфики со-
циального развития деревни и города стран Средиземноморского региона
в эпоху развитого и позднего феодализма и содержит статьи об особен-
ностях феодальной сеньерии на Юге Франции, Кипре, о -классовых кон-
фликтах XVI в. в Провансе, социальных переменах в Далмации в связи с
переходом ее под власть Венеции, церковном освоений Венецией приобре-
таемых ею колоний, о генуэзском купечестве XII—XIII вв„ венецианской
промышленности ХШ—XIV вВ.
Сборник предназначен для научщыхьработников, преподавателей, ас-
пирантов, специализирующихся по ий‘ррйй>'средних веков.
РЕДАКЦИОННАЯ КОЛЛЕГИЯ:
доктор ист. наук В. Т. Илларионов (отв. редактор), кандидат ист. наук
В. М. Меженин (отв. секретарь), доктор ист. наук М. А. Поляковская(
доктор ист. наук М. М. Фрейденберг, кандидат ист. наук Н. А. Фионова,
кандидат ист. наук Т. М. Червонная (отв. редактор)
© Горьковский ордена Трудового Красного Знамени
государственный университет им. Н. И. Лобачевского, 1982.
ОСОБЕННОСТИ «ЮЖНОЙ» СЕНЬЕРИИ ВО ФРАНЦИИ
В СВЕТЕ ПРОВИНЦИАЛЬНЫХ КУТЮМ XVI ВЕКА
Т. М. Червонная
I
(Горьковский университет)
Франция — единственная в Европе страна, примыкающая
и к Средиземному и к Северному морям. Ф. Б. Бродель назы-
вает ее перешейком между этими двумя регионами1. По-види-
мому, не случайно именно здесь сложился классический фео-
далйзм, как принято говорить, вариант «уравновешенного» ро-
мано-германского синтеза.
Однако, сколь полным был этот синтез?
В огромном разнообразии взглядов и теорий о сущности
феодализма, хорошо известных каждому медиевисту, мы хо-
тим обратить внимание на поразительное упорство в отстай-
вании двух полярных начал>\В.XVIII—XIX вв. об этом твер-
дили так называемые романисты и германисты. Ныне их сме-
нили сторонники двух и даже трех типов цивилизации2. Мы
имеем в виду известное определение М. Блоком феодализма,
как новой цивилизации, пришедшей на смену античной, осо-
бой в этническом, религиозном и социальном плане, родив-
шейся к северу от Луары и перенесенной затем за нее на юг3.
Показательно название книги Р. Бутрюша — «Сеньерия
и феодализм. Нельзя отождествлять феодализм с сеньери-
альным режимом, как это делают марксисты, прилагая к
феодализму недостатки сеньериального режима, — заявляет
автор.—Эта ошибка восходит к февдистам XVI века, которые
по невежеству или с целью упрощения смешивали вассалов,
держателей фьефа и цензивы. Следует различать домен,
сеньерию, генетически связанные с римской виллой — они
почти без изменения доживают до средних веков, и феода-
лизм — систему вассальйо-ленных связей, которые надстраи-
ваются над сеньерией4.
Любопытна концепция Ж. Дюби5. По его мнению, феода-
лизм — явление, характерное не для всей Франции, посколь-
ку в ней сохранилось много аллодов (особенно на Западе,
отчасти Юге) и рабских сальтусов — (к югу от Луары и в
Бургундии). В стране классического феодализма — север-
ной Франции период его краток — X—XII века. С XIII века
начинается развитие «новой» сеньерии, сеньером стано-
3
вится . рантье, владелец денежного богатства. За Луарой
и в Бургундии еще в XII веке сохраняется рабский сальтус,
и лишь с XIII века начинается слабое развитие сеньерии,
дальнейшую судьбу которой проследить нельзя из-за «лаку-
ны в наших знаниях».
.Тезис о необходимости различать пол крайней мерё двё
средневековые Франции, северную и южную, с границей по
Луаре6, присутствует и в последней коллективной моногра-
фии французских аграрников, одним из редакторов которой
является Ж. Дюби7. Однако он подкреплен конкретным ма-
териалом лишь для предыстории средневековой Франции, для
периода римской Галлии. М. Ле-Глей, опираясь па археоло-
гические открытия последних лет, рисует два типа вилл —
северный и южный. Различные варианты северного типа1 со-
ответствуют будущим провинциям — Нормандии, Бретани,
Пикардии, причем нормандский вариант имеет аналогий в ос-
тровной Британии. Этот северный тип — местный, без среди-
земноморского влияния, за исключением Бельгийской- Гал-
лии. На Юге открыты роскошные виллы, украшенные рим-
ской мозаикой и росписью, подобно помпейской. Виллы сре-
диземноморского типа встречаются и в так называемом Рон-
ско-Сонском коридоре, например под Дижоном (раскопки
1962 г.).
Автор раздела о собственно средневековой Франций
Г. Фуркен лишь декларирует региональные особенности стра-
ны. При изложении средневековых социальных порядков он
стремится к их унификации, допуская, на наш взгляд, непра-
вомерные параллели, например, между серважем и его эво-
люцией в Нормандии и Маконэ. Это вполне соответствует
общей методологической .посылке автора, выявляющего за-
кономерности общественного роста при стирании' качествен-
ной грани между ростом феодальным и капиталистическим.
По мнению Фуркена (и оно типично для современных запад-
ных историков), феодализм умирает к XIV в. Напротив, ка-
питалистическое фермерство он обнаруживает уже. в XIII в.
на землях Сен-Дени8. Та же позиция характерна и для авто-
ров II тома Аграрной истории и особенно его ведущего спе-
циалиста — Эм. Ле Руа Ладюри9. Но правы ли историки
«нового» времени (позднего феодализма согласно нашей пе-
риодизации), когда они, блестяще воссоздавая историю зем-
ледельческой техники, решая сложную проблему бюджета
крестьянской семьи с учетом налоговых изъятий,, цикличес-
ких колебаний цен, земельной ренты, демографического фак-
тора, распределения земли собственной и арендованной,
равнодушны к тому, что мы называем «феодальностью» дерев-
ни? Не обедняет и не искажает ли ее облик такое перемещен
ние исторического внимания? И разве можно разгадать пол-^
4
ностыр традиционные архаичные черты народной психоло-
гии— то, чем ныне занимается Р. Мандру, понять характер
народных выступлений, к изучению которых наконец обра-
тились французские ученые под несомненным влиянием со-
ветской исторической науки, отрешившись от уяснения сте-
пени сохранения феодализма в канун великих перемен, име-
нуемых генезисом капитализма?
Конечно, Франция бедна феодальными описями, выпол-
ненными en bloc — для стран в целом, подобными знамени-
тым английским источникам—Книге Страшного ёуда и Сотен-
ным свиткам. Специалисты, вынуждены довольствоваться до-
вольно скромным числом источников — хорошо всем извест-
ной описью земель аббатства Св. Германа в лугах, Лотаринг-
ской группой картуляриев, у нас подробно изученных Ю. Л.
Бессмертным, наконец, описью аббатства Сен-Виктор. Но эта
бедность источниками для раннего и классического средне-
вековья с лихвой окупается великолепными юридическими
памятниками позднего феодализма. Речь идет о кутюмах
XV—XVI вв. ‘
Тип этого источника восходит к варварским правдам,
впервые записавшим порядки этнически чуждого галло-
римлянам пришлого германского населения. Позже их сме-
нило великое множество сеньериальных обычаев, сохраняв-
шихся, как правило, в устной традиции, за редким исключе-
нием. -Именно такими являются церковные описи, в частности
опись аббатства Сен-Жермен-де-Пре. ,В числе первых запи-
сей франкского, будущего французского права обычно назы-
вают «Иерусалимские ассизы», Старую нормандскую кутю-
му начала XIII века, кутюмы Вовези Бомануара, так назы-
ваемые Установления Людовика Святого (кутюмы Орлеана)
и др. Но они оставались лишь выборочной фиксацией фео-
дальных порядков.
Все резко изменилось к концу XV века, когда каждая
провинция бросилась записывать свою кутюму. Местные
интересы были поддержаны королем, возглавившим через
своих легистов эту поистине гигантскую работу. За сравни-
тельно короткий срок — сто лет — были записаны или пе-
реписаны заново кутюмы Пикардии, Шампани, Орлеана, Па-
рижа, Берри, Анжу, Мен, Турени, Бургундии, Бурбонэ, Верх-
него Марш, Оверни, Нормандии. Лангедок, Гпен'ь, Беарн,
Наварра, Лимузен, Лионэ, Маконэ, Русильон, Прованс, До-
финэ, Нижний Марш, часть Оверни — остались верны рим-
скому, писаному праву10.
В итоге мы имеем своеобразную феодальную опись, фик-
сирующую размер феодальных притязаний, -выполненную в
масштабе целой провинции, а вкупе — всей Франции в гра-
ницах кутюмного права. Именно1 эта глобальность выгодно
5
отличает их от более ранних аналогичных описей ХШ в.
Охвачены не только земли собственно «Франции» — к северу
от Луары, но и так называемые «чужие» провинции, где дол-
го сохранялось римское писаное право. Наши непосредствен-
ные предшественники в глобальном изучении кутюм, истори-
ки так называемой юридической школы11, сосредоточив свое
внимание лишь на уяснении типологии внутривассальных от-
ношений в соответствии с господствовавшим в XIX веке
представлением о сути «феодальности», пришли к выводу,
что к югу от Луары, где действовало правило nul seigneur
sans tbtre, распространена была аллодиальная собственность,
которую они отождествили со свободной, чуть лй не буржу-
азной собственностью. Перенесение центра тяжести в иссле-
- довании южных кутюм на изучение сеньерияльно-крестьян-
ских связей, характера ренты, уплачиваемой крестьянством,
их отношения к альменде дало нам материал для иных суж-
дений.
Опишем феодальные порядки Юга, взяв за образец наи-
более пространную из них кутюму Нивернэ, используя так-
же кутюмы Оверни, Марш, Бурбонэ12. Не однажды мы срав-
ниваем их с классической кутюмой Севера — нормандской.
Интересующие нас земли 'сравнительно поздно были присое-
динены к короне. Графство Нивернэ, часть герцогства Бур-
гундского, вошло в состав Франции после битвы при Нанси
* в 1477 г., когда распалось государство Карла Смелого. Дру-
гая часть Бургундии — Франш-Конте, приданое Марии
Бургундской, отошло Габсбургам и стало французской тер-
риторией лишь в 1678 г.
За Луарой все напоминало о былом римском величии:
великолепно сохранившиеся римские дороги и акведуки, хра-
мы и мосты, статуи, находимые в заброшенных, некогда
«культурных» землях, и, главное, живая традиция римской
законности. Рядом и вперемежку с деревнями, живущими по
обычаю, располагались деревни, придерживавшиеся писаного
права. Это крайний юг кутюмного права. Фактически это
уже область римского права, испытавшая на себе сильное
влияние обычного франкского, французского пр^ва.
П. Мериме рассказ о Юге Франции в своих «Путевых
очерках» начинает с описания г. Невера, главного города
старой провинции Нивернэ. Он отмечает, в частности, что
Невер располагает изрядным количеством памятников ро-
манского стиля, из которых самая древняя церковь 600 г.
Св. Стефана. Она и церковь Св\ Генессия украшены колонна-
ми в форме веретена, частенько повторяющимися в церквах
Бургундии. «В них,—писал Мериме,—я склонен видеть воспо-
минание об античности». «Своеобразное шествие святых в
длинных одеждах в складках, выполненных великолепно, изы-
6
сканно, заставляет вспомнить о фризе Парфенона. Готичес-
кие храмы все датируются не ранее XIV—XV вв. и не так со-
вершенны, как на севере»13.
Здесь уже чувствуется «дыхание» Средиземноморья.
Климат этих мест — редких долин, вытянутых вдоль линии
рек — Луары и ее притоков, возвышенностей и гор Цент-,
рального массива, характеризуется соединением солнца и
.сухости*. Реки собирают большую чабть вод, выпадающих, в
долинах, они пересыхают летом, но опасны внезапными раз-
ливами, когда случаются ливни, приносимые атлантическими
ветрами. В Оверни и Марш различают три зоны: 1) обшир-
ные топографические впадины, например долины рек АДье,
называем'ые в Оверни Лиманью (что означает на местном
диалекте — долина); 2) сильно пересеченную местность (вы-
ражение администраторов XVIII в.), не выше 1000 м над
уровнем моря, где соседствуют разные микроклиматы; 3) вы-
сокогорные области жесткого климата, расположенные выше
1000 м. Почвы в долинах — либо мергелевые, либо болотис-
тые, черные. Нередки сырые, бедные подзолы с лоскутками
растительного покрова в виде небольших дубовых рощ. В го-
рах случаются заморозки (до 100 дней в году), это зона уко-
роченного ‘ вегетативного режима. Здесь больше осадков, но
буковые леса тбже носят остаточный характер. Вереск и
скудные естественные пастбища, не дающие сена, ланды с
плохой травой составляют типический пейзаж. Фактор изо-
лированности усиливается климатом — заносами, туманами,
что приводит к существованию многих самостоятельных зе-
мель (pays) с незначительными бургами, автономными рын-
ками, где сохранялись собственные меры и цены на продукты
питания. Изолированность, оторванность от традиционных
военных и торговых дорог, характерна и для долин, отрезан-
ных от Средиземноморья, Аквитании и Ронского коридора.
Архаика, отсталость доживут до XVIII в., а кое-где сохраня-
ются и поныне. Географические условия приводят к тому, что
естественные возможности этих земель дают ресурсы более
разнообразные, чем обильные. Система временной распашки
почв, поднятие нови, выжигание кустарника и посевы не-
сколько лет подряд до истощения почвы, после чего земля за-
брасывалась, практиковались еще с античности. Вспахивали
землю легким плугом времен Плиния, который скорее бо-
роздит землю, нежели пашет, на быках и коровах14. Неред-
ко рыхлили землю вручную, заступом и мотыгой. Климати-
* Кутюмы Нивернэ скрупулезно регулируют правила сбора дождевой
воды. В городах в том случае, если дом принадлежал не одному хозяину,
воду можно было собирать лишь со своей части крыши. Пастбища, рас-
положенные в низинах, дававшие сочную траву, ценились очень высоко.
7
ческие условия к югу от Луары наиболее благоприятны для
виноградарства, садоводства. Специализация в этом направ-
лении, однако, начнется лишь с конца XVII в. В интересую-
щее нас время традиционными оставались хлебные злаки,
под которыми разумели не столько пшеницу, высевавшуюся
в небольшом количестве, сколько рожь, овес, ячмень, а- также
чечевицу, горох, коноплю. Естественным добавлением к хле-
бу был «хлеб на деревьях» — каштаны. Пшеничный хлеб
появится лишь в XVIII в. и долго будет оставаться привиле-
гией монахов — собственников лучших земель в долинах. В то
время как на севере и в центре Парижского бассейна в XVI в.
начнется утверждение «крупных хозяйств», за Луарой преоб-
ладающими останутся мелкие хозяйства. Согласно класси-
фикации, принятой в аграрной литературе со времен М. Бло-
ка, это область бокажей и особенно полей неправильных
квадратов — зона индивидуализма, сильно отличная от «от-
крытых полей» Севера.
За. основу изложения южного кутюмного права мы взяли
кутюму Нивернэ. Это объясняется, во-первых, тем, что она
наиболее пространна и подробно описывает порядки, «чуж-
дые» соседней «Франции». К тому же она имеет великолеп-
ный комментарий, написанный в 80-е гг. XVI в. известней-
шим королевским юристом, уроженцем этих мест Ги де Ко-
килем15.
Позиция Кокиля весьма противоречива и показательна
для понимания чрезвычайно сложной политической ситуации,
сложившейся в это время во Франции. Королевский юрист,
отстаивающий права французской галликанской церкви, су-
веренитет монарха, Кокиль с не меньшим рвением служит
герцогу Нивернэ Луи Гонзаге — обосновывает его исключи-
тельные права на чрезвычайные судебные полномочия в этой
«самостоятельной» стране.
Кокиль провозглашает общим гражданским правом
(Droit civil et commun) французское право, полемизируя с
теми, кто считал таковым римское писаное право. Но тезис
Кокиля остается во многом лишь декларацией. Важно знать,
что дядя Кокиля, парламентарный советник Гильом Буржен,
принимавший участие во второй редакции кутюмы 1534 г.15,
бумагами которого широко пользовался Кокиль, общим пра-
вом Нивернэ считал римское право. Кокиль, хотя и советует
судьям Нивернэ в тех случаях, когда недостает статей мест-
ного права, адресоваться к соответствующим статьям новой,
отредактированной в 1581 г. кутюме Парижа, однако сам
чаще всего апеллирует к праву Марш, Оверни, Бурбонэ, зе-
мель, лежавших за Луарой, где нормой считалось писаное
римское право. Вообще же Кокиль считал возможным трак-
товать кутюмы Нивернэ, сообразуясь с реальной ситуацией,
8
применять соответствующие римские или французские прави-
ла, прийимая решения, сообразуясь с всеобщим разумом
(Rapson general). Легко представить запутанную юридичес-
кую ситуацию, сложившуюся в XVI в. Невольно на ум при-
ходят сотоветствующие пассажи из бессмертного романа
Рабле о системе судопроизводства во Франции. Комментарий.
Кокиля — необычайно ценен для нас. Без его помощи мы не
смогли бы понять текст, источника.
Из 614 статей кутюмы Нивернэ 1534 г. мы использовали
свыше 300, регулирующих внутривассальные отношения, раз-
личные формы крестьянской зависимости, правила пользова-
.ния альмендой и т. д. Опущены статьи о внутрисемейных свя-
зях, исключая раздел о так называемых «братствах». Не при-
влекались также «городские» статьи (Их, кстати, ничтожное
число—26. Три главных города Нивернэ—Невер, Кламси, Де-
сиз оставались еще полуаграрными поселениями).-За редким
исключением, обойдены нашим вниманием тонкости судопро-
изводства.
Нивернэ, как и все прочие изучаемые нами земли, область
так называемой аллодиальной кутюмы, т. е. естественной
считалась свобода земли, зависимость должна была докады?
ваться документом. Кутюма Нивернэ имеет специальную
статью об аллодиальности (гл. VII, § 1). Она была включе-
на по требованию третьего сословия во вторую редакцию ку-
тюмы в 1534 г.
От любых платежей за благородную' или ротюрную зем-
лю можно было освободиться, обратившись в суд и оспорив
их; и тогда при благоприятном исходе, спустя 30 или 40 лет,
земля обретала свою «естественную» свободу. Исключение
делалось для ценза. Он терялся за давностью и без судебно-'
го разбирательства.	•
Сильную печать аллодиальности нес на себе и фьеф Ни-
вернэ. При определенных обстоятельствах он мог стать ал-
лодом, например при опротестовании зависимости земли по
суду (пл. IV, § 14). Кутюма предлагает после такого опротес-
тования дожидаться еще 30 лет, чтобы объявить землю сво-
бодной. Кокиль советует не делать этого и считать землю
аллодом вскоре после вынесения судебного решения. Любо-
пытно, что статья об условиях обращения фьефа в аллод
(гл. IV, § 14) поставлена следом за статьями, заимствованны-
ми из «французского» закона о неуничтожймости феодальной
зависимости. Вообще относительно большое число статей, по-
священных фьефу (70), объясняется тем, что статьи о феоде
из французского права как бы уничтожаются статьями рим-
ского права.
Движение фьефа Нивернэ, в отличие от французского, нор-
мандского, плохо контролировалось сеньером. Право распоря-
9
женйя (diirecte) фактически находилось в руках вассала. Не-
верский фьеф наследуется свободно, как вотчина, без всякИ/Х
пошлин (гл. IV, § 17). Он может перейти женщине (гл. IV,
\§ 18), его как угодно можно делить (гл. IV, § 19). Лишь
отчуждение влечет обязательную пошлину (quint) в 1/5 сто-
имости демли.
Кокиль пишет о низких сеньериальных доходах от фьефа
в Нивернэ (1% его стоимости), т. к. из всех феодальных до-
ходов (profit), обычно полагающихся во Франции (рельеф
при наследовании, прямом и побочном, пошлина при перехо-
де фьефа женщине и т. д.), здесь фактически аккуратно взи-
малась лишь пошлина отчуждения, но она не часто выпадала
и могло случиться, что земля 100, 140, 200 ,лет не меняла
«руки», кроме как по наследованию, когда quint не полага-
лись (Coq. р. 452) *.
Необходимость личного принесения клятвы верности, про-
возглашенная §. 44, IV гл., зачеркивается последующими
статьями (гл. )V, § 44, 46, 49). Право сеньера на удержание
фьефа (retenue), допускающееся нормандским обычаем при
отчуждении фьефа, либо не имело места (например, при да-
рении — гл. IV, § 43), либо длилось не 30 лет, а 40 дней
(гл. IV, § 16, 35).
Благородный фьеф в /Нивернэ не обязательно наделен
юстицией (гл. IV, § 28, 29, 66), и это его сближало с другими .
землями за Луарой, где «фьеф и юстиция — разные вещи».
Что же такое фьеф в Нивернэ? Сбивчивое объяснение это-
го кутюмой заставляет Кокиля разъяснять, что в Нивернэ
обычно считают дворянскими такие земли, которые имеют
юстицию, укрепленную усадьбу с обширной территорией и
' зависимыми землями. Для дворянского фьефа недостаточно
башни, стен, но нужен замок, ров, подъемный мост (Coq. 59,
71). Озабоченность юриста точностью разграничения благо-
родных и ротюрных земель станет понятной, если мы учтем;
что это область реальной тальи. В отличие от земель к северу
от Луары, области так называемой персональной тальи, где
королевские налоги платила персона4 (ротюрье, третье сосло-
вие), за Луарой их платила земля (ротюрная).
Складывание абсолютистского государства, начавшееся
во Франции уже во времена Людовика XI, ознаменовалось
ростом королевских налогов. Особенно значительным он был
в XVKb.**. Не этим ли следует объяснить, что великолепные
* В Оверни, Марш и Бурбонэ любое движение фьефа, даже отчуж-
дение, скреплялось лишь «голой» клятвой, «руками и устами». Овернь,
гл. XXVI, § 7, 21, 33, 34, гл. IX, XXI, § 3, гл. 31. Марш № 449 и примеч.
В. R. IV, р. 1193.
** В 1569 г. в Кламси был учрежден центр по сбору королевской
тальи в Нивернэ, до того никогда не взимавшейся в этой стране (Coq.
р. 180).
10
замки по Луаре отстраивались заново как раз на рубеже
XV—XVI вв.?
Прежде чем перейти к характеристике крестьянских дер-
жаний, остановимся на обычае совместного ведения хозяйст-
ва — братстве. Кокиль пишет, что такие братства встреча-
лись и в городах, но правилом были в деревне, что диктова-
лось нуждами ведения хозяйства, и не только пахоты, но и.
скотоводства, которое в этих местах подчас было главным
богатством семьи. Братство — это большая семья, состояв-
шая обычно из женатых братьев, .старше 20 лёт, детей, ос-
тавшихся после смерти отца’ или матери, зятьев и снох
(гл. XXII, § 2). Но братства могли составляться и не из
родственников (гл. XXII, § 1), которые тоже допускались и
наследованию (гл. VIII, § 7—15)*. Такие братства — типично
средиземноморский институт (славянская задруга). В Овер-
ни, например, они дожили до конца XVIII в., а кое-где пере-
жили революцию17.. Кокиль, с детства наблюдавший обычаи
родного края, оставил ценные их описания.
Обычно члены братства жили в одном доме, имели об-
щий очаг, даже при множестве-супружеских пар и наличии
отдельных спален. У общего очага все обедали, ужинали,
здесь же женщины рожали детей, так как другого очага в
доме не было. Это и был тот самый дым (fouage), на который
налагались подати. Когда хотели выделиться, тушили огонь
в очаге в присутствии всех и зажигали его в другом месте, ве-
шая крюк для котла. Выражение «жить одним ртебом и
солью» и значило жить одним очагом. Универсальная общ-
ность (а товарищество могло быть и частичным, когда не
все имущество объединялось) предполагала соединение дви-
жимости (доходов и расходов) и недвижимости. Выборный
глава братства (chef), его можно было сместить, вел общие
дела, выступая в исках «по поводу движимости и недвижи-
мости», но каждый член братства (parconnier) сохранял
свою долю недвижимости, которую и забирал при расторже-
нии общности. Все заработаннре делилось по головам. Това-
рищества оберегали хозяйства от чрезмерного дробления и
поощрялись сеньерами, заинтересованными в аккуратном по-
ступлении платежей.
Наиболее льготным крестьянским держанием была цен-
* В Нивернэ специальное письменное оформление такого братства
требовалось лишь в том случае, если речь шла о товариществе «чужаков»,
не родственников (гл. XXII, § 1). «Но два старших брата в возрасте 20
лет, находящиеся вне^ отцовской власти, прожившие вместе 1 год и 1
день, соединив свое имущество и свои заботы, молчаливо, приобретают
общность». (Гл. XXIII, § 2). В Оверни, Марш и Бурбонэ обычная торже-
ственная церемония объединения или разделения «общего хлеба» (chan-
teau — на местном диалекте) не принималась в расчет, требовался пись-
менный контракт. (Овернь, гл. XXVII, § 7, Марш, §153, 154).
11
дива. Власть сеньера над ней коротко формулируется в § 1
главы V. Она состояла в праве получения ценза, пошлин
при отчуждении (таковым считалась и продажа ренты), в
праве предпочтительного удержания цензивы при ее отчуж-
дении (retenue), наконец, в возможности при известных об-
стоятельствах отобрать цензиву (retour). Цензива в некото-
ром роде близка фьефу. С ним ее роднит одинаковость ус-
ловий, когда полагаются пошлины отчуждения (гл. V, § 7).
Доход от продажных пошлин был велик, он, по свидетельству
Кокиля, удваивал поступления по цензу, так как относитель-
но небольшие платежи, лежавшие на цензиве, делали ее мо-
бильной. Она часто покупалась и продавалась. Цензива, как
и фьеф, инфеодировалась сеньером (гл. V, § 15, 21). После
инфеодации цензитарий из держателя (idetenteur) превра-
щался в собственника (seigneure utile). Так же как и в. отно-
шении фьефа, срок на право сеньера прибегнуть к удержа-
нию цензивы мог быть сокращен с 30 лет до 40 дней, если о
продаже сеньера должным образом ставили в известность
(гл. V, § 6). Цензитарий свободно, т. е. без всяких сеньери-
альных пошлин, как и держатель фьефа, наследовал цензи-
ву, причем в этом случае не нужна была инфеодация, ибо„
минуя стадию держателя, он сразу становился собственни-
ком.
Более легко, чем фьеф, цензива могла обрести свободу
(libeinte), т. е. стать аллодом по праву давности (неуплаты
ценза), без судебного опротестования (гл. V, § 22).
Кокиль определяет права цензитария, как «настоящие,,
земельные до чрева», т. е. с правом и на разработку рудни-
ков, если они будут обнаружены. Ценз нередко был незна-
чительным, особенно если установлен был давно. Но иног-
да он был тяжелым в том случае, например, когда был ре-
зультатом конверсии борделяжа (см. ниже).
Цензитарий'был стеснен в распоряжении землей. Он не
мог наложить на землю дополнительный ценз и тем более
борделяж (гл. V, § 13). Кокиль объясняет, что в том случае,
если сеньер не протестует, это можно было сделать. Борде-
ляж тогда рассматривался как выкупаемая рента. Любопыт-
на февдистская мотивировка запрета сюрценза. — Он умень-
шает права верховного сеньера (directe), т. к. недвижимость,,
обремененная дополнительным цензом или борделяжем, це-
нится ниже и реже продается, а значит, продажные пошлины
выпадают реже. К тому же часть их переходит тем, кто дер-
жит документ на дополнительный ценз или борделяж, и
сеньер цензивы, помимо своей воли, «полуйает компаньона в
своей сеньерии». Цензитарий мбг отказаться от. цензивы,
особенно если он еще не стал ее собственником (гл. V, § 20).
Кокиль обращает внимание на то, что цензитарий в этом.
12
случае назван держателем (detenteur) земли, Т. к. еще нё по-
лучал saisiine, права на владение цензивой, т. е. речь идет о
новом покупателе.
Обстоятельства сеньериального секвестра цензивы описа-
ны в § И, 16, 17, 18, гл. V. Они сильно отличаются от того,
что нам известно об условиях секвестра ротюрного фьёфа
Нормандии. Обратим внимание на то, что права цензитария
на землю, если он ушел с нее, сохраняются лишь 30 лет
(гл. V, § И) (по кутюме Г490 г. — даже 15). В Нормандий
они не уничтожались правом давности, и держатель ротюрно-
го фьефа сам или его родственники до 7-го колена могли
вернуть себе землю в любое время: «хотя бы прошло 100
лет». В случае тяжбы между сеньером и держателем земля
продолжала оставаться в руках сеньера (гл. V, § 18), а не
держателя, как в Нормандии. Секвестр мог наступить не
только за неуплату ценза (Кокиль напоминает, что ордо-
нанс 1563 г., имеющий специальные оговорки относительно
уничтожения локальных кутюм, запрещает прибегать к этой
мере наказания иначе, чем при 3-годичной недоимке), но и за
сокрытие факта продажи, неуплату пошлины (гл. V, § 16).
При наказании цензитария, таким образом, сеньер фак-
тически чинит самосуд, и, хотя для конфискации цензивы
ему предписано обратиться в суд, можно в этом усомниться,
Тем более что Кокиль комментирует этот параграф следую-
щим образом: «сеньер в этом случае действует по праву дО-
м'еииальной юстцци, когда он, даже не имея особых судебных
полномочий, сам наказывает должника, и это — знак того,
что некогда сеньер имел полную власть и собственность
(seigneurie dlrecte) на землю и, сдавая ее в цензиву, удержал
за Собой значительные права на нее, а обращение в суд де-
лается лишь для того, чтобы подтвердить рукой юстиции эти
ггрйва, а не освободить себя от них. В Нормандии неуплата
сеньериальных платежей держателем ротюрного фьефа ка-
ралась со стороны сеньера лишь временным (годичным) сек-
вестром земли. Отобрания земли можно было добиться,
лишь действуя через королевский суд.
Таким образом, на Юге цензива рассматривалась не как
вечнонаследственное крестьянское держание, близкое собст-
венности, которое очень трудно было отобрать сеньеру, какой
она была на Севере, но как вечнонаследственная аренда;
когда гораздо чаще можно было возбудить судебное пресле-
дование против крестьянина, отобрать землю18.
Недаром в Оверни цеизитарий назван наряду с сервом
эмфитефтом, а рассказ о цензиве помещен в XXI главу, име-
нуемую «об эмфитевзисе и аренде». Только наследование
цензивы и равновеликий обмен не требовали согласия
(laiudare, отсюда lods) сеньера. Во всех прочих случаях оно
13
было необходимо и оплачивалось пошлинами, иногда оста-
вавшимися «на воле сеньера», чаще, однако, фиксирован-
ными.
В Нивернэ обычно платили 20 денье с ливра — 8,3% на
светских землях, 2 су 6 денье с ливра — 12,5% — на церков-
ных землях (зато церковь не имела права удержать землю
при отчуждении — гл. V, § 2, 8). В Оверни размер пошлин не
обозначен в кутюме. В XVI в., как пишет комментатор, они
забирали обычно 1/3 и даже половину стоимости продавае-
мой недвижимости. (В. R. 1. IV, р. 1172). В Бурбонэ нередко
платили 16,7%, иногда даже четверть стоимости цензивы и
лишь в некоторых местах — 8,3%. К тому же пошлины взи-
мались гораздо чаще, чем, например, в соседней Нивернэ
(при продаже с правом выкупа — дважды — при продаже и
выкупе, если,он просрочен, при продаже’ каждой доли на-
дельного маиса — шах и т. д.). Лишь в Марш пошлины —
льготные — 8,3%, если полагаются, а жое-где они вовсе не
требуются.
Наиболее суровой формой крестьянского держания на 
Юге был серваж. По Неверскому судебнику 1534 г., сеньер
обладал всеми правами (toute directe) над сервом, который
зависел от него в личном, поземельном и судебном отноше-
нии. По обычаю Нивернэ, сервы платили так называемую про-
йзвольную, разумную талью, т. е. такую, что учитывала
возможности крестьянского хозяйства данного года (гл. VIII,
§ 1, 2). Обычно талья платилась в день Св. Варфоломея (24
августа), и уплата тальи в этот день была признаком ее
сервильности (Кокиль). Размер тальи, по свидетельству Ко-
киля, обычно, не превышал 1/10 крестьянского дохода. Сеэвы
могли раз в три года платить еще так называемыми questes—,
деньгами или продуктами (гл. VIII, § 4). Были сервы, пла-
тившие так называемую абонированную талью, т. е. строго
определенную (гл. VIII, § 5).
На полях страны, живописует юрист, издавна принято
было обозначать межу, границу (borne) тремя штуками
камня или черепицы, приложенными друг к другу. Отсюда —
переносное значение слова — талья, ограниченная в деньгах .
или продуктах. Талья налагалась на тело и мане серва и
была прежде всего персональной (гл. VIII, § 3), учитывала
все имущество, все сбережения серва, заработанные не толь-
ко обработкой земли, но и ремесленным трудом, объясняет
Кокиль. Он пишет: «Кажется поначалу, что талья не может
взиматься с тех земель серва, которые не являются сервиль-
ными. Но я думаю иначе, так как талья с тела включает все
сбережения, что они могут сколотить. И поскольку персо-
нальная талья налагается на земли, подлежащие сервильной
сервитуде, она к тоМу же и реальна». Сервы могли нести
14 >
барщину (гл- VIII, § 7). Кокиль связыва'ет ее с латинской
opera, исполнявшейся в полевом хозяйстве господина руками
или с упряжкой быков в течение одного дня от восхода до
захода солнца. Но в римские времена работников кормил
господин; барщинно-обязанные сервы Нивернэ кормили себя
и своих быков сами, так как имели собственное хозяйство.
Если размер барщины не был обозначен в кутюме или доку-
менте, следовало, по мнению Кокиля, применять Овернский
обычай (Овернь, гл. XXV, Бурбонэ, § 397), где барщина пола-
галась не более 12 раз в году и-должна была распределяться
так, чтобы на месяц не пришлось более трех. Надо было дать
крестьянину возможность вести свое хозяйство. Барщины,
не востребованные в срок господином, пропадали, т. е. 'не
впадали в недоимки, как принято было говорить, их нельзя
было востребовать в следующем году. В некоторых сеньери-
ях, — пишет Кокиль, — до сих пор еще большие участки
зе^Гли именуются в простонародье corvees — барщинными,
т. е. такими, что нынче или прежде обрабатывались барщин-
ным трудом.
Ни талья, произвольная или абонированная, ни барщина,
ни другие повинности сами по себе не делали человека сер-
вом. Им надо было родиться. Сервы считались менмортаб-
лями. Сервильные ограничения состояли прежде всего в том,
что никакое имущество серва, движимое (свыше 60 су)
(гл. VIII, § 32) и тем бо|лее недвижимое — земля, не могло
достаться не серву.
Даже сын наследовал отцу лишь в' том случае, если жил
с ним «общим котлом», «одним хлебом, одной солью», под
одной крышей, что гарантировало сеньеру воспроизведение
сервильной зависимости наследника в прежнем объеме
(гл. VIII, § 7). В противном случае все имущество переходило
сеньеру. Это и было правом менморта (гл. VIII, § 7—14).
Зато к наследованию допускались все боковые родственники
и вообще все те, кто жили с умершим «общим хозяйством»
(гл. VIII, § 7—15 и комментарий Кокиля).
Кое-где в Нивернэ сервки замужеством со свободным
обретали свободу и значит услуги ее и услуги ее детей, рож-
давшихся свободными, терялись для сеньера. В этих землях
девушка-сервка, выходящая замуж за .свободного, получала
в приданое только движимость, т. е. теряла право на свою
долю в сервильном маисе. Точно так же обстояло дело и в
том случае, если сервка выходила замуж за серва чужой
сеньерии. Впрочем, в Нивернэ были земли, где сеньеры «ни-
чего не приобретали и ничего не теряли», где положение вы-
ходящей замуж не менялось, она оставалась рервкой прежне-
го сеньера и сохраняла право вернуться в дом родителей
после смерти мужа. При смешанных браках дети наследова-
на
Ли «худшее положение» и зависимость от сеньера (гл. Vtll,
§ 22). При чтении этого параграфа представители третьего
сословия оспаривали его, ссылаясь на римское право, ре-
шавшее в таких случаях в пользу свободы. Тогда вписано бы-
ло толкование, заимствованное из соседней кутюмы. В Бур-
бонэ, где действовало аналогичное правило, соответствующая
кутюма несет следующее разъяснение: «хотя писаное право
и утверждает, что «плод следует за животом» partus ventrem
sequitur, но по кутюме «худшее положение убивает лучшее»
(Бурбонэ, ст. 199). Лишь локальные кутюмы Нивернэ, каса-
ющиеся 9 приходов (гл. IX), разрешали детям, рожденным в
шйёшанном браке, выбрать по достижении совершеннолетия
(т- е. девочкам в 12 лет, мальчикам в 14) статус одного из
родителей, если в семье — один ребенок. Если рождалось
несколько детей, то первый мог выбрать свободу, второй
считался серврм, третий рождался опять с правом выбора
и т. д. Если число детей было четным, последний получал
статус предыдущего (гл. IX, § 1, 2). Кокиль резонно замечает,
что не всегда предпочтение отдавалось свободе, так как по-
мимо свободы в хозяйстве нужна земля. Свобода же предпо-
лагала потерю земли и имущества того из родителей, от сер-
вильного положения которого отрекались дети. Земля , и иму-
щество при любом акте освобождения переходили Ipso facto
(автоматически) сеньеру (гл. VIII, § 26). Вдова серва, сервка
или свободная, получала пожизненно так называемую
douaire—вдовью долю — половину манса, принадлежавшего
мужу, лишь соглашаясь исполнять .сервильные обязанности, в
чём и «признавалась» сеньеру. На размышление отпускался
год и один день. В противном случае земля мужа-серва заби-
ралась сеньером (гл. VIII, § 20). Если один из супругов уми-
,рал и оставлял детей, а потом умирали дети, то оставшийся
в - живых супруг наследовал лишь движимость, недвижи-
мость доставалась сеньеру (гл. VIII, § 24) и т. д. Кутюма
скрупулезно перечисляет все возможные ситуации сеньери-
альных претензий на имущество серва, если он — серв
нескольких сейьеров (гл. VIII, § 29), если кто-то из дольщи-
ков выделился из общего хозяйства, если серв осужден на
смерть (гл. II, § 5).
Передвижение земли внутри сервильного сословия — за-
лог, продажа совершалась без всяких сеньериальных ограни-
чений, без уплаты пошлин. Отчуждение земли не серву дан-
ного сеньера или свободному — запрещено (гл- VIII, § 19).
Комментируя этот параграф, Кокиль пишет: «надо по-
нимать, что отчуждение сервильного держания свободному
человеку в общем-то возможно, но остается в зависимости от
воли сеньера... до' тех пор, пока сеньер не опротестует, про-
дажа остается действительной. И потому для апробации
16
сделки надо уплатить пошлины сеньеру». Любопытно также
свидетельство Кокиля о том, что, если свободный человек,
купивший землю у серва, непременно хотел ее оставить за
собой, например, в том случае, если он не мог найти серва,
желающего ее купить, сеньер обязан был оставить эту землю
в руках покупателя (т. е. свободного человека), заключив с
ним договор о борделяже. «И впрямь,.—восклицает Кокиль,
•— нынешнее положение вещей заставляет нас признать, что
огромная жестокость, с которой сеньеры обращались с сер-
нами, явилась причиной обезлюдения их земель и рассеяния
их (людей) там и сям и по сравнению с прежними времена-
ми, с тем, что было 1001, 200 лет назад, в деревне не насчиты-,
вается и четверти того населения, что кормились там преж-
де». Покупка сервильной земли людьми свободными, как
правило, не практиковалась, между прочим, еще, и потому,
что в ряде мест Нивернэ действовало право так называемого
реального серважа, т. е. проживание человека в менморта-
бельной земле делало его сервом.
Серва, заключает Кокиль, нельзя считать собственником
земли (proprietaire), так как в ряде случаев он мог ее поте-
рять в пользу сеньера (Coq. р. 350).
Сервы, пишет Кокиль, совсем не имеют своей воли. Так
он комментирует запрет сервам свободно расторгать и вновь
образовывать товарищества (гл. VIII, § 9, 15).
Проживание крестьян большими семьями, практиковавше-
еся. в этой стране, поощрялось сеньерами потому, что облег-
чало сбор сеньериальных платежей (Coq. р. 154, 157, 161).
Ряд статей судебника ограждает сеньера от потери прав на
личность серва (гл. VIII, § 7, 14). «Ведь люди, — пишет Ко-
киль, •— не менее необходимы в сельском хозяйстве, чем
земля, они создают богатство». Сервы без позволения сенье-
ра не могли становиться клириками (гл. VIII, § 17). В преж-
ние времена, пишет юрист, когда сервитуда была более
личной и суровой, серв, проникший в духовный орден без
разрешения сеньера, терял свой сан и возвращался сеньеру.
(Кокиль приводит факты из регистров, XIII в.). В настоящее
время, когда сервитуда более милостива и лишь персональна,
священство серва сохраняется, а сеньер удовлетворяется в
своих требованиях платежей. Он сохраняет также право мен-
морта, барщины, которую клирики могли, поручить исполнять
кому-либо вместо себя. Вдумываясь в происхождение слова
менмортабль, Кокиль объясняет его и тем, что сервы. стес-
нены в пользовании гражданскими правами, они, по сущест-
ву, не являются гражданами государства19.
Суд над провинившимся сервом, исключая уголовные дела,
чинит обычно его сеньер. (Гл. I, § 28; гл. II, § 5). Сервам за-
прещалось собираться вместе даже для раскладки талри,
2 Заказ 5101
17
Кокиль связывает эти запреты с законодательством Юстини-
ана.
Серваж — неуничтожим. Сервитуда прилипала к костям и
телу серва, следовала за ним, куда бы он ни ушел (гл. VIII,
§ 6). Это понятие передается термином poursuite. Прожива-
ние серва в свободном месте не делало его свободным. Пра-
во давности не распространялось на серва, Кокиль напомина-
ет, что кутюмы Витри, Бурбонэ считают серва, ушедшего в
другую провинцию, беглым и не позволяют распространять
на беглеца право давности. Следует учесть, что комментарий
пишет адвокат и он адресован судьям. «Если серв ушел жить
в свободное место, — рассуждает Кокиль, — и там женился
на женщине из почтенного места (honnete lieu) и имел там
детей, я думаю, что через 20 и тем более через 30 лет, если
он и его дети полагали, что они свободны, сервитуда угасала
по праву давности, так как считалось, что серв пользовался
правом свободы честно, думая, что оставлением сервильного
имущества он обретал свободу, поскольку он плохо знал за-
z кон, что извинительно20. Но, если он знал, что по закону он
остается сервом (даже оставив все имущество) и скрыл это,,
сервитуда не угасала по праву давности». «Впрочем,пишет
далее Кокиль — если со стороны матери не было обмана и
она была свободной, дети считались свободными, так как не
могут онц быть несвободными наполовину, и следует испра-
вить законодательство». (Речь идёт о предполагаемой ре-
форме кутюмы). «К тому же этот случай можно толковать и
так, что сеньер, хотя и имел право преследовать серва, не
использовал его, а значит, покинул своего человека, проявляя
свою небрежность очень долго, а это и позволяет прибегнуть
к праву давности. Дети, рожденные от серва в свободном
месте, где не знали, что он серв, я думаю, могут считать себя
свободными, спустя 20 лет после рождения». Обрести свободу
серву по праву давности, если не исполнялись сервильные
повинности, было трудно между прочим еще потому, что для
того, чтобы начал отсчитываться срок давности, нужно было
опротестование менмортабельной зависимости в суде, а сви-
детельские показания сервов в этом случае не имели силы
(гл. VIII, § 21).	.
Самый надежный способ освобождения — добиваться его
по дарственной грамоте короля или герцога (гл. VIII, § 26).
Освобождение серва от зависимостй ipso facto (автоматичес-
ки) освобождало его й от земли. Акт освобождения, объясня-
ет Кокиль, делает серва неспособным держать сервильную
землю и земля возвращается сеньеру по праву (direote). Но
кутюмы (гл. VII,. § 26) разрешают сеньеру заключить с ос-
вободившимся человеком новый договор на условиях уплаты
ценза или борделяжа (Coq. р. 164).
18
От личного серважд несколько отличен серваж реальный,,
именовавшийся в Нивернэ борделяжем. По мнению Кокиля,
борде,ляж происходило от германского слова bord, bound,
земля, отягощенная натуральными платежами, Борделяж, в
отличие от сервильной зависимости, трактовался как до-
говор, что обязывало сторону, заинтересованную в получении
повинностей, иметь на руках соответствующий документ,,
т. е. в сомнительных случаях зависимость должна была до-
казываться сеньером. Борделяжные платежи погашались,
деньгами, зерном и птицей (гл. VI, § 3). Из «этих трех ве-
щей» обязательно должны были присутствовать деньги, кото-
рые и снимали сомнение в качестве держания. «Деньги уби-
вают менморт» — гласит аналогичная статья труасской ку-
тюмы (Труа, § 59). Во времена Кокиля на условиях борделя-
жа сдавали землю «горожане деревенщине». Внутри города
практика борделяжа запрещена кутюмой (гл. VI, § 30). Гер-
цог Гонзага, сеньер Нивернэ, заботившийся о застройке Ые-
вера, обратился к королю с просьбой издать соответствую-
щее распоряжение о конверсии борделяжа в цензиву или дер-
жание за выкупаемую ренту. По распоряжению частного ко-
ролевского совета от 14 мая 1576 г. разрешено было борде-
ляж считать выкупаемой рентой. Борделяж — повинность
portable, т. е. продукты надо было принести в дом сеньера в
определенный день (гл. VI, § 10). Таким днем был праздник
св. Мартина (11 ноября), наступавший после уборки уро-
жая. Лишь в Морво, где основной крестьянский доход скла-
дывался от разведения скота, платежи вносились 1 мая —-
скотом, так как в это время было вдоволь травы, заботы же
зимнего содержания животных падали на крестьянина. Бор-
деляжнрте земли могли быть отобраны, если платежи не вно-
сились три года подряд. Сеньер применял конфискацию сам,
своей властью, не обращаясь в суд, он лишь объяснял ее
причину. Если же крестьянин искал защиты в суде, сеньер
тоже обязан был действовать через суд (гл. VI, § 4^—9)-
Держатель почти полностью был лишен права распоряже-
ния борделяжем. Землю нельзя было разделить,,, хотя бы она
состояла из нескольких частей (гл. VI, § 11, 12, 13). Кокиль,
однако, допускал временный раздел между совладельцами
(par^onniers) сроком до 30 лет.
Наследование борделяжа, так же как и сервильного дер-
жания, разрешалось лишь родственникам, жившим одним
хозяйством (гл. VI, § 18). Делалась уступка лишь потомкам
по прямой линии, состоявшим в первой степени родства
(гл. . VI, § 19). Право наследования прочими родственниками
могло быть оговорено в контракте (гл. VI, § 20). Кокиль ут-
верждает, что в подобных случаях, борделярий обязывался
еще более суровыми платежами. В некотором отношении бор-
2*
19
деляж, однако, был худшим держанием, чем .сервильное.
Вдова не имела вдовью долю в борделяже (гл. VI, § 29).
Держатель борделяжа мог оставить землю, рассчитавшись
с сеньером, и в дальнейшем он и его потомство были свобод-
ны от платежей (гл. VI, § 16, 17).
Кутюма называет борделяри'я сеньером utile (гл. XXVI,
§ 2)- Кокиль, однако, считает его лишь «поверхностным дер-
жателем» detenteur superficiaire.
Серваж Бурбонэ близок неверскому. Однако он жестче.
Даже держатели земли на условиях реального серважа не
могли без разрешения сеньера передать наследство детям,
' если они не жили вместе с родителями.
В Оверни был распространен, по-видимому, лишь реаль-
ный серваж, да и то по преимуществу в области Комбрай, с
очень скудными почвами (Овернь. XXVII, § 17, 19). Впрочем,
возможно, встречались.и сервы по плоти, так как в гл. XXVII,
§ 2 говорится-’ «Есть в Оверни земли, где сеньеры сохраняют
много прав над сервами, записанными в их бумагах, на кото-
рые они имеют право давности, и эти права много выше тех,
что записаны в кутюме Оверни»,
Известный юрист, комментатор кутюмы Марш Э. Паскье
именует сервов этой области земельными, т. е. реальными,
ибо «оставлением зависимой земли они возвращались к сво- ♦
боде». ;
«Все в Марш —- свободны, а те, что считаются сервами,
сервы по причине из земли — сервильной или мортайябель-
ной» (Марш, § 125). Сервами здесь называли тех, кто платил
талью в три срока — деньгами, овсом и «пером» светскому
сеньеру, если же платежи вручались духовному сеньеру,
•крестьян называли мортайяблями. Оба эти состояния изредка
именуются еще вилланством. Вилланами становились, либо
«признав» себя таковыми при поселении на земле, либо спус-
тя тридцать лет после реального владения землей на сервиль-
ных условиях. Серв был более бесправен, чем мортайябль,
т. к. не мог выступить истцом в споре с сеньером. Более под-
робно, чем другие кутюмы, обычай Марш расказывает о не-
обходимости селиться на сервильном мансе. Сеньер мог за-
ставить своего человека выстроить жилище (faire feu vif),
если земли было достаточно для содержания двух быков.
В противнбм случае на земле поселялся один из дольщиков
большого братства, каким обычно’жили крестьяне. Несогла-
сие «держать огонь» на мансе равносильно было отказу от
земли- Если выделенная земля была мала для поселения,
крестьянин не обязан был там строиться, но рассчитывался
так, как если бы там жил. Комментатор считает, что этот
обычай восходит ко временам Баррона, Цезаря и Юстиниана
(Марш, гл. XVII).
 20
Разные формы крестьянской зависимости кутюма связы-
вает с различной степенью зависимости рентой. Лишь сер-
вильная рента, лежавшая на личности держателя, считалась
неуничтожимой, но она и не могла возникнуть. Сервом надо
было родиться. Реальный серваж (борделяж) и все прочие
виды поземельной зависимости могли при определенных ус-
ловиях исчезнуть и появиться вновь.
Обычные правила установления таких рент описаны в
уникальном разделе южных кутюм d'Assiette, буквально о
том, как «посадить» ренту (на землю).
Появление этой главы в кутюмах было результатом лега-
лизации практики ссуды денег под залог земли, отмеченной '
появлением в 1426 и 1459 гг. папской буллы de Regimini.
Каноническое право, которым в известной мере руководст-
вовалось светское законодательство, запрещало отдачу де-
нег в рост. Папская булла завершила дискуссию о том, счи-
тать ли продажу рент процентом со взятой в долг суммы и
значит, запретить ее либо видеть в ней частичную прода-
жу дохода от недвижимости и, значит, разрешить такие сдел-
ки. Ренты объявлялись вечными для кредитора из боязни,
чтобы кредитор не принуждал должника к выкупу из высо-
кого процента, но должник мог в любой момент потребовать
выкуп21.
Очень скоро, однако, возобладал римский закон давности,
и ренты, не востребованные в срок, становились вечными
(спустя 30 или 40 лет).
Наилучшим образом правила установления рент описаны
в обычном праве Оверни, Д4арш, Бурбонэ:
«Всякий ценз или рента, наложенные на «землю или иную
определенную недвижимость,- включают и право собственнос-
ти (на землю для получателя ренты), если не оговорено об-
ратное», — читаем в XXXI гл. §1 оверньской кутюмы.
«И потому тот, кто приобретает ценз или ренту на недви-
жимость, свободную (от всяких рент) и аллодиальную, при-
обретает право сеньериального распоряжения (этой недвижи-
мостью) •—la directe seigneurie, хотя бы об этом* праве нс
было сделано никакого упоминания». (Овернь. Гл. XXXI,
§ 2). И далее: «Тот, кто обязался или присужден к тому, что-
бы «посадить» ценз или цензуальную ренту, согласно обы-
чаю и правилам наложения ренты в данной стране (pays),
должен вручать '(кредитору) ренту с правом сеньериального
распоряжения, и недостаточно вручить'«сухую» ренту (геп-
dable), так как сами эти слова —cens или censuels и rendi-
tuels по своей природе и значению включают право сеньерии
(directe seigneurie) и (доходы, связанные) с этим правом
сеньериального распоряжения, не учитываются при такой
оценке ренты», — объясняет кутюма. (Овернь, гл. XXXI, § 3).
21
Итак, обычной (coutumiere) рентой в Оверни считалась
сеньериальная рента, т. е. рента, связанная с дополнительны-
ми profits, interest ide directe, вытекающими из сеньериаль-
ного права разрешать (laudare) распоряжаться землею —
обменивать, закладывать, отчуждать или не разрешать — и
в этом случае забирать (retenue) землю своей сеньериальной
вдастыо, не обращаясь в суд, лишь по праву directe. (Такая
рента оценивалась в ,2,5% земельного дохода (Овернь,
гл. XXXI, § 8). Сеньериальная обычная рента противопостав-
лена ренте абсолютной (absolument, rendable), которая в
Марш называется «сухой», (seiche), мертвым цензом (cens
mort), без пользы (sans profit), дополнительных доходов
('interest de la directe), простой земельной (fancier simple),
наложенной в знак обеспечения кредита, без права сеньери-
,ильного распоряжения (avaluement, sans directe), наконец, в>
Бурбонэ под несомненно парижским влиянием — денежной
(constituee a prix d'argent). Это последнее наименование и
станет постепенно всеобщим в централизующейся Франции,
вырабатывающей исподволь «генеральную кутюму».
Вот как описаны правила установления рент: «Тот, кто
обязался посадить абсолютную ренту без прибавления, счи-
тается, что он в расчете, если он посадил «сухую» ренту,
каковую надо устанавливать (буквально «сажать») на 2/3 в
зерне и 11/3 в деньгах, как это делается и при наложении цен-
зивной ренты».
«Тот, кто обязался или договорился установить ренту в
каком-либо месте, расположенном в данной стране Овернь,
обязан вручить все доходы, цензивные и иные, какие имеет,
ничего не скрывая и не удерживая, для обеспечения этой
ренты, и, если всего эГого окажется недостаточно, он должен
дополнить ее другим своим имуществом, и кредитор обязан
принять такую раскладку». (Овернь, гл. XXXI, § 6, 7). Раз-
мер «польз» кутюма определяет в 1/3 стоимости ренты. При
пересчете сеньериальной ренты в простую «сухую» и обратно
учитывалось именно это количественное расхождение.
«И когда вручают «сухую» ренту вместо сеньериального
ценза, надо, чтобы ренту-увеличили на 1/3 в счет доходов
от права сеньериального распоряжения, поскольку эти дохо-
ды не были учтены при установлении этой сеньериальной
ренты: таким образом (надлежит оценивать), что 12 су рен-
ты «сухой» будет стоить только 8 су ренты с правом сеньери-
ального распоряжения».
«И наоборот, когда упомянутая рента с правом распоря-
жения вручается вместо ренты «сухой», она оценивается на
1/3 выше, таким образом, что 8 су ренты сеньериальной сто-
ят 12 су ренты «сухой». (Овернь, гл. XXXI, § 4, 5). Аналогич-
ны статьи Марш (§ 414, 417). Самым тяжелым, кабальным
22	,
условием долга в хМарш была сервильная и мортайябельная
рента или иначе .— рента полной сеньериальной зависимости
(servitude ou mortaillable, en toute direct). Согласившись на
такие условия, бедняк полностью лишался, собственности и
обязывался всеми вилланскими платежами. Он продавал
свой труд. Такая рента — вдвое ниже «сухой» и на 1/4 мень-
ше простой сеньериальной, не считая барщины, которая вы-
считывалось отдельно (Марш, § 428, 429).
Простые земельные ренты были, таким образом, самыми
высокими, обычно 5%, т. к. предполагалось, что, помимо этих
рент, должник ничего не обязан кредитору. Ренты сеньери-
альные ежегодные были на 1/3 ниже простых земельных, и
недостающая треть восполнялась казуальными платежами —
пошлинами .при отчуждении земли (tods et ventes), штрафа-
ми и другими сеньериальными «profits». Наконец, самыми
низкими (вдвое ниже «сухих») были сервильные ренты. Еже-
годно бедняк, заложивший землю, уплачивал лишь половину
полагавшейся ренты, другую половину составляли очень
высокие казуальные пошлины при отчуждении сервильной
земли, а также талья, барщинные отработки и прочее.
Расплачивались по «сухой» и сеньериальной ренте деньга-
ми и хлебомг'>(Ь1ё), т. е. пшеницей, рожью, ячменем, овсом,
горохом. В Марш — на 2/3 деньгами и 1/3 хлебом. В Нижней
Оверни — на 2/3 зерном и 1.73 деньгами или пополам зерном
и деньгами, в Верхней Оверни — либо деньгами, либо пату-,
рой. При недостатке денег допускалась замена их «хлебом»
и наоборот. Правила пересчета вошли в текст кутюмы. Сер-
вильные ренты тоже отчасти погашались деньгами, но по
крайней мере вполовину они «наполнялись» отработками и
продуктами.
Вот почему в кутюмы включены цены на пшеницу, овес,
ячмень, горох, рис, вино, сыр, воск, орехи, яйца, кур, баранов
и прочие продукты солнечного юга. Цены названы «обычны-
ми», т. е. взятыми с учетом колебаний по крайней мере за три
последние года.
Из сказанного очевидно, что ренты всех трех видов: «су-
хой», сеньериальной и сервильной — могли появиться на алло-
диальной земле либо потому, что на этих условиях она усту-
палась собственником (bail a rente), либо задолжавший ал-
лодист сам смирялся с ними (assiette de rente).
Перед нами не что иное, как воспроизведение, если не
ежечасное, то ежегодное всех известных нам форм феодаль-
ной крестьянской зависимости-
Постоянная нужда, голод гнали крестьянина к ростовщи-
ку — и появлялось на его' аллоде или на земле, и без того
уже обремененной рентой, дополнительное бремя. АллоД
постепенно обрастал платежами, и в тот день, когда крестья-
23
нин шел в нотариальную контору, признавая себя неспособ-
ным рассчитаться за-долги, над ним утверждался сеньер-
кредитор.
В XVI в. денежные конституированные ренты (a prix
d'argent) имели тенденцию стать выкупаемыми, в отличие
от сеньериальных невыкупаемых рент. Закон о выкупе таких
рент был, в частности, принят Парижским парламентом 10
мая 1557 г. Так называемая реформа кутюм, охватившая в
первую очередь северные кутюмы, парижскую, нормандскую
в том числе, включила именно эту поправку в действующее
право. Реформа неверской кутюмы не состоялась. Более то-
го, Кокиль полагает, что, несмотря на королевский ордонанс
о выкупе конституированных рент, в Нивернэ можно догово-
риться об их невыкупаемое™.
Кутюмные «обычные» расценки характеризуют нормаль-
ную, спокойную, ленивую в целом в смысле экономической
динамики жизнь средневековой деревни. Сам факт возмож-
ности фиксации /га многие годы расценок для рентных пла-
тежей — лишнее тому доказательство. По «закону» эти от-
числения не могли превысить 5—10% дохода с земли.
«Революция» цен внесла тревогу в повседневную жизны
деревни. Цены поползли вверх здесь с 1509 г., с 30-х гг. по-
вышение стало очень значительным22. В Нивернэ к 80-м го-
дам XVI в. цены по сравнению с 1490 г. выросли в 3, 4, 5, 6
раз.. Кокиль пишет, что теперь вопрос о расценках каждый
раз надо решать с помощью (boni viri. Coq. р- 456, 449).
Ренты, уплачивавшиеся продуктами, резко возросли. Па-
рижский парламент принял решение уже в 30-е гг. о конвер-
сии продуктовых рент в денежные в своем судебном округе23.
Легко представить накал страстей там, куда не распростра-
нялось действие парижских законов, в Нивернэ, Марш в том
числе. Кривая народного недовольства во Франции совпада-
ет с кривой роста цен24. Это — время граждански/, так назы-
ваемых религиозных войн.
Ле Руа Ладюри, мастерски рисуя обстановку в Лангедоке
в канун религиозных войн, пишет, что к 1526 г. психология
возбужденной толпы готова была принять реформу, а к
1561 г. началось широкое распространение кальвинизма в де-
ревнях. Правда, он видит в этом повороте настроения народ-
ных масс лишь результат демографического «насыщения»,
недостатка плодородных земель, голода, капиталистической
земельной, концентрации и т. д., но никак не тягот сеньери-
альных податей. Сеньерия, по его мнению, исчезла в XVI в.,
ценз, незначительный в начале века, растворяется полностью
революцией цен. Впрочем, далее он сам же говорит, что, от-
казываясь платить десятину, крестьяне-гугеноты тайно на-
деялись снять с себя и сеньериальные подати и выдвинули
24
это последнее требование в дни Аженской Жакерии (1560—
1561 гг.)25.
Правила взимания церковной десятины обычно отсутству-
ют в кутюмах. На Юге почти всегда им посвящено несколько
статей. Это, по-видимому, следует объяснить довольно широ-
кой практикой взимания десятины светскими лицами. (Ни-
вернэ, гл. XII, § 7, 8). Комментарий Кокиля, написанный в
разгар борьбы французского Короля, за национальную, так
называемую галликанскую церковь, несет на себе печать
этой борьбы. Февдист стремится обосновать верховные права
короны на церковную десятину, ибо, как он пишет, — во
Франции большая часть десятины держится как фьеф свет-
скими лицами и от светских лиц, а значит, по ступеням фео-
дальной иерархии восходит к королю, вершине всей пирами-
ды (Coq. р. 185).
Кокиль всячески объясняет права светских лиц на деся-
тину, говоря, что нередко она имеет своим источником кон-
вертирование прежних личных и поземельных платежей.
С помощью комментария мы перевели понятие suite в § 1 и
§ 2 как преследование. Отмечая трудность его истолкования,
автор пишет, что, возможно, оно проистекает из так называе-
мого права личной десятины, распространяемой не только на
пахарей-крестьян, но и на пахарей-быков, (sic!). Так или
иначе, но в Нивернэ платили десятину, как тому кюре, где
находился «дом» животных, где они зимовали, так и тому, в
чьем приходе вспахивалась земля. В этих местах быки-паха-
ри обычно свободно паслись в лугах и на пастбищах, как
только появлялась первая трава .и до 11 ноября, до дня Св.
Мартина Зимнего. После этого их загоняли в стойло, кормили
сеном всю зиму. Это и был их «дом», обычно расположенный
рядом с домом крестьянина. Земли же, принадлежавшие кре-
стьянину, могли лежать в другом церковном приходе.
Как и всюду в Средиземноморье, на юге Франции рас-
пространена была аренда скота. В Нивернэ о ней толкует
XXI глава Des crois et cheptel de Bestes. Эта глава ни в коем
случае не была бы нами прочтена без помощи Кокиля. Сло-
во Cheptel Кокиль объясняет как вульгаризацию латинского
Capitale— сумма, первоначальная оценка животного, о ко-
тором договорились контрагенты. Хотя . ряд статей главы
формулирует условия договора о товариществе на равноправ-
ных для обеих договаривающихся сторон условиях, факти-
чески, комментарий Кокиля позволяет говорить об аренде
скота исполу, подобно земельной метерии. Обычно аренда
скота сочеталась с арендой земли и, по-видимому, объясня-
лась как раз недостатком этой последней у крестьян. То,
что это — испольная аренда, по мнению Кокиля, говорит тот
факт, что животное до выплаты арендатором условленной
25
доли его стоимости остается собственностью сдающего (гл.
XXI, §5). Арендатор пользуется лишь частью приплода и до-
хода (молоко, шерсть, навоз и т. п.), что является платой за
уход за скотиной. Оттенок приказа в уходе за животными
Кокиль видит в формулировке 2 параграфа, где арендатор --
скорее пастух, ухаживающий за чужим скотом. Если живот-
ное гибло по какой-то причине, 'его загрыз волк или случи-
лось стихийнее бедствие, тяжесть доказательства невинов-
ности всегда падала на пастуха. Кокиль обращает внимание
на то, что срок визитации (переоценки животного с целью
продления договора или его расторжения) (гл. XXI, § 9) в
том случае, если инициатива ее исходила от собственника,
неудобен для крестьянина — канун праздника Иоанна Крес-
тителя (24 июня). Крестьянину еще предстояло поднимать
новь (sombrer ses terres), двоить пары (biner), что нередко
вынуждало его согласиться даже на ухудшенные условия
аренды, чтобы не лишиться рабочего скота. В старых тетра-
дях кутюмы 1490 г., пишет Кокиль, стоял один срок визи-
тации— канун св. Мартина Зимнего (11 ноября), что было
более благоприятно для пахаря, так как к этому времени
он уже закончил вспашку земли, а собственник, напротив, не
был заинтересован отбирать скотину, так как он предпочитал
забрты зимнего стойлового содержания ее возлагать на
крестьянина.
В высшей степени примечательно замечание Кокиля о
том, что нередко крестьянин арендовал у собственника свое
животное, только что ему проданное. Для того чтобы понять
характер такой аренды, надо знать сумму, за которую оно
было продано, и условия аренды, так как не исключено, что
цена была заниженной, а аренда — кабальной (гл. XXI,
§ 15). За лаконичными строками казусов, возведенных в
обычай, скрывались тысячи повседневных драм, разыгрывав-
шихся в крестьянских хозяйствах (гл. XXI, § 15, 16). Про-
дажа скота — аренда его на кабальных условиях — потеря
скота за долги- Мы узнаем грозный лик эпохи первоначаль-
ного накопления, когда такие драмы, стали особенно часты-
ми. Об ухудшении условий испольной аренды, эволюции ее с
середины XVI в. в кабальную издольщину в Лангедоке пи-
шет Ле Руа Ладюри26.
Аренда скота, сочетавшаяся с арендой, вероятно, права
выпаса в сеньериальных землях была вынужденной еще и
потому, что за Луарой пользование крестьянской общиной
лугами, лесами и т. п. угодьями издавна было сильно уре-
зано по сравнению с тем, что мы наблюдали на Севере.
XVI в. в этом отношении принес еще большие трудности.
Ни одна кутюма Франции не может сравниться с Невер-
ской количеством статей, заботящихся о хозяйстве, — совер-
26	'
шенно справедливо писал Ги Кокиль в комментарии к III
главе, озаглавленной о правах de Blairie. Кокиль производил
слово от >Ь1ё, засеянные поля. Помимо 7 статей этой главы,
общинные порядки регулировались 4 статьями о лугах (гл.
14), 4 статьями о водах, реках и прудах (гл. XVI), 21 стать-
ей о лесе (гл. XVII) и некоторыми другими. Обилие статей
этого рода мы объясняем тем еще, что Неверская кутюма от-
разила трудности истолкования правил пользования альмен-
дой, поскольку издавна здесь сталкивались кельто-герман-
ские традиции свободного пользования ею с римскими, более
жесткими правилами. Следует также учесть общий хозяй-
ственный подъем XVI в., когда борьба за землю и ренту по-
требовали уточнения правил общинного землепользования.
Несмотря на то, что кутюма формулирует в первую оче-
редь правила запрета пользования лугами, лесами, находя-
щимися в «чужой» собственности, можно усмотреть и те пра-
ва, что издавна принадлежали сельской общине — обычаи
выпаса скота жителями данного и смежного приходов (по
особому соглашению — procours) по пашне, свободной от
посевов, лугам после их покоса, обочинам дорог, в лесах, на-
конец, свободного пользования реками. Кое-где правила об-
щинного землепользования еще регулировались сельской об-
щиной, но во многих местах были в руках сеньера (гл. III,
§ 7). Символом этой зависимости была регулярная уплата
подати, впрочем незначительной, как пишет Кокиль. Крестья-
не справляли ее аккуратно, так как это нередко служило пре-
цендентом для отстаивания прав на альменду (гл. XVII,
§ 9) . Но и довольно длительное, незапамятное (т. е. 100-
летнее) пользование угодьями, без уплаты подати, без доку-
мента, тоже защищало права общины против сеньера (гл.
XVII, § 10, 18). Права крестьян на альменду, уже в момент
записи кутюмы, сильно урезанные по сравнению с тем, что
было в Нормандии, продолжали сокращаться.
Упорной была борьба за так называемое право на вторую
траву в pre en prairie. Смысл этого выражения раскрывает
Кокиль. Так назывались луга в открытых, хорошо освещае-
мых солнцем местах, в низинах, где достаточное количество
влаги позволяло после первого покоса вырасти еще и «вто-
рой» траве • (revivre). Качество травы и сена здесь было осо-
бенно хорошим, а скот, вскормленный этими травами, ценил-
ся высоко. (Coq. р. 454). Вторая трава в таких местах счи-
талась общей. Хозяин мог претендовать на нее лишь в том
случае, если умудрялся поставить там свое жилище (гл. XIV,
§ 3), что Кокиль считает почти -невероятным. В других лугах,,
если они огораживались, и вторая трава была под запретом,
и туда скот пускался лишь со дня св. Мартина Зимнего (11
ноября) (гл- XIV, § 1).
27
.Пользование лесом в Нивернэ определялось степенью по-
тери общиной прав на него и соответственно размером сень-
ориальных претензий. Ожесточенная борьба за лес станет
понятной еще, если мы учтем, что именно здесь в 1549 году
неким Жаком Руве впервые был применен промышленный
сплав леса. Лес валился, маркировался и сплавлялся по ма-
лым рекам до Ионы, а там сортировался и каждый «лесной»
собственник мог точно распознать и измерить свое богатство.
Это изобретение было отмечено памятником Жаку Руве на
Ионском мосту в Кламси27. Все возраставший спрос на стро-
ительный лес удовлетворялся отныне сплавом его по боль-
шим и малым рекам (Ньевр и особенно Ионне) в Париж.
Доходы от леса резко возросли по сравнению с патриархаль-
ными сборами от продажи права выпаса. Кутюма отражает
тот момент, когда собственники леса пересматривали свои
взаимоотношения с «пользователями» (usagers) в сторону
уменьшения прав последних и возможности полного отобра-
ния таковых.
Кутюма различает заказники (garennes), вход, в которые
был запрещен в любое время (гл. XVII, § 2, 17), а охота без
разрешения сеньера приравнивалась к грабежу (гл. XVII,
§ 1). Хозяин такого леса считался наделенным правом полной
собственности (pleine propriete).
Были леса охраняемые (еп garde) (гл. XVII, § 31). Поль-
зование ими разрешалось всем жителям данной и смежных
сеньерией (по праву procouns) в течение всего года, исключая
сезон созревания и опадания орешков, glan. Ими считались,
помимо собственно орехов, буковые орехи, желуди и ^т. п.
Это —• прекрасный корм для свиней, и право на него нередко
продавалось сеньером, а потому леса «закрывались» обычно
на день св. Михаила (29 сентября) и «открывались» только
2 февраля (гл. XVII, § 5). Право пускать в это время свиней
в лес строго контролировалось сеньером (гл. XVII, § 19, 20)
и; как правило, продавалось (гл- XVII, § 21). Обычно пользо-
вание лесом в Нивернэ сводилось лишь к праву брать сушняк *
для отопления и лес для некоторых хозяйственных нужд (гл.
XVII, § 11, 12, 15). На строительный дес нужно было особое
разрешение (гл. XVII, § 13, ,14). Только собственник леса
мог валить его на продажу. После порубки выпас в лесу за-
прещался в течение 4-х лет (гл. XVII, §7). В это время
сеньеру разрешалось изменить' категорию леса, сделав его
запретным (гл. XVII, § 8).
О том, что права крестьян на альменду непрерывно со-
кращались, свидетельствует то, что Кокиль комментирует
статьи с явной тенденцией уменьшить права usager юв и
усилить права собственников. Так, в § 5 III главы, где речь
идет о праве общины на луга, он объясняет слово depouille 28
28	<	-	‘
не после покоса, но «после того, как будет унесена первая и
вторая -трава». Кокиль рассказывает и о триажах, т. е. раз-
деле лесов, находившихся в совместном пользовании собст-
венника ц общины, после чего сеньер считал свою долю пол-
ной собственностью (pleine propniete) (Coq. р. 206). Общин-
ные распорядки Оверни близки неверским, кое-где, однако,
придерживались кутюмы Бурбонэ, разрешавшей огоражи-
вать поля для изъятия их из общего пользования. По мнению
Пуатрино, пйщущему об Оверни XVIII в., в горах общинные
институты были выражены несравненно ярче. Там не только
вторая, но и первая трава были общими28.
В Бурбонэ предписано хозяевам ставить изгороди на по-
лях во избежание недоразумений (ст. 532). Для общего вы-
паса оставались дороги, неогороженные луга29 после первой
или второй травы и некоторые леса. Сады и виноградники,
даже не обнесенные изгородью, тоже были запретными.
В Марш сочетались бокажи с открытыми полями.
Поголовье скота в общем деревенском стаде в изучаемых
нами землях обычно ограничивалось «скотом, перезимовав-
шим в хозяйстве этой деревни», тем, что кормился сеном и
соломой, что хозяин собрал в этом году с земель собственных
или арендованных (Марш, ст. 361). Предпочтение отдава-
лось выпасу тех животных, которые «пашут и запрягаются»
(Овернь, гл. 28). Нельзя было пасти в общих местах скот,
взятый в аренду. «И хтак следовало поступать, как в стране
кутюмного права, так и писаного». Иначе говоря, из общего
стада изгонялись животные бедняков, нередко арендовавших
скот.
Бедность Юга (за исключением Нивернэ) лесами, отчасти
истребленными еще в античности30, а главное сохраняющийся
частнособственнический дух, урезали общинные распорядки
на многих «открытых» землях. Начавшаяся специализация
Юга на виноделии, садоводстве усугубляла отмеченный инди-
видуализм.
Итак на ;«10ге» вотчинный характер феодальных, дворян-
ских земель сочетался с самыми суровыми для Франции
формами крестьянских держаний, в первую очередь — сер-
важем, личным и поземельным. Личный серваж, помимо
Нивернэ, знали Бурбонэ и, по-видимому, Овернь. В Марш
встречался лишь поземельный серваж.
По мнению И- Герен, в Солони, области соседней с Бур-
бонэ, сервы составляли в средние века большую часть насе-
ления. Число их падает особенно интенсивно во время Сто-
летней войны, когда король и отдельные сеньеры особенно
охотно продавали грамоты освобождения. Процесс тот был
приостановлен и имел даже попятное движение — в конце
XIV — начале XV вв., когда число сервов даже возросло (оче-
29
видно, реальных—Герен, очень неглубоко исследующая этот
сюжет, не делает различия между личным и поземельным
серважем). Со второй половины XV в. продолжалось падение
численности сервов31.
В Нивернэ, если верить Кокилю, сервы еще в последней
трети XVI в. составляли 2/3 деревенского люда. Сервильные
держания, однако, имели тенденцию стать борделяжем или
цензивой. Но еще в XVIII в. о сервах Нивернэ с гневом бу-
дет писать Вольтер, а во время Великой Французской рево-
люции отсюда будут слаться протесты против рабства32.
«Пятном» сервильности, т. е. вероятным происхождением
из сервильного держания, отмечена за Луарой и цензива, ко-
торая, впрочем, могла происходить и из ротюрного фьефа.
Решающим распознавательным моментом, выдающим тайну
ее рождения, была величина разрёшительной пошлины. Она,
как мы видели, варьировала от относительно льготной ставки
в 8% до 16%, 25 и дажа половины стоимости цензивы. Неда-
ром в Оверни, где lods et ventds составляли 50%, цензива
так же, как и сервильное держание именуется февдистами
эмфитевзисом, т. е. арендой на длительный срок на римский
манер. Г. Фуркен полагает, что февдисты ошибаются, давая
такое наименование цензиве33. Однако заблуждаются не
юристы, «тонкие знатоки феодального права и феодального
строя»,34 а Фуркен.
Очень высокая норма феодальной эксплуатации крестьян
к югу от Луары поддерживалась и консервировалась относи-
тельно большой долей продуктовой ренты, составлявшей
треть, половину и даже 2/3 рентных платежей еще в записи
кутюм конца XV—нач. XVI вв. На Севере перелом в сто-
рону значительного преобладания денежной ренты произо-
шел уже в XIV в35. В XVI в. денежные сеньориальные плате-
жи забирали небольшую долю крестьянского дохода36.
О хроническом земельном голоде на Юге, не смягченном
сильно урезанной альмендой, свидетельствует распростране-
ние самой тяжелой из аренд — испольной аренды скота. Сле-
дует учитывать и суровую десятину, иногда двойную,’ цер-
ковную и светскую.
Проведенный нами анализ южных кутюм позволяет, по-
видимому, не согласиться с мнением так называемой юриди-
ческой школы, рисовавшей аллодиальные земли за Луарой,
как область свободной, чуть ли не буржуазной собственнос-
ти.37
Вряд ли верны суждения Ж- Дюби, Бутрюша, Фуркена
и др. об отсутствии феодализма за Луарой. Основное требо-
вание- «феодальности», согласно терминологии февдистов
XVI в., — неуничтожимость рентных платежей, присутствует 30
30
в кутюмах Юга и касается в первую очередь сервильных
земель.
Февдисты XVI в. сравнивали французский серваж в об-
ласти писаного римского права с римским рабством. Дани-
ель Анекс, написавшей монографию о сернах обл. Во (под
Лозанной) в XIII—XVI вв., удалось проследить преемствен-
ную связь швейцарского серважа с рабством эпохи Каролин-
гов38. Нам представляется возможным говорить об извест-
ном континуитете римских порядков в местах, отмеченных
слабой германской колонизацией. (Овернь совсем не знала
варварских вторжений)39. -
Под римской традицией в землях к югу от Луары мы ра-
зумеем жесткие социальные порядки в деревне, забитость,
приниженность крестьян, сохранившийся тип семьи с рим-
ским правом наследования (вывод Ивера40), продолжав-
шую жить судебную римскую традицию. Следует учитывать
всю-совокупность внешних объективных условий, прекрасно
описанных в книге А. Д. Люблинской41. Это — особые кли-
матические, почвенные условия Юга, обусловившие специ-
фику поликультурного земледелия, низкая рутинная техника,
низкие урожаи зерновых. Наконец, можно говорить о повы-
шенной религиозности южан.
Генезис капиталистических отношений начался здесь в
недрах несколько иного, чем на Севере, феодализма. На Юге
в конце концов укоренилась суровая издольная капиталисти-
ческая аренда. Север стал областью так называемого круп-
ного фермерского хозяйства.
ПРИМЕЧАНИЯ
1.	Braudel F. La Mediterranee et le Monde mediterraneen a
I'epoque de Philippe II. t. I. P_, 1949, p. 152.
2.	Б a рг M. А. Проблемы генезиса средневековой вотчины. — В кн.:
Проблемы социальной истории. М., 1973, гл. II.
3.	Bloch М. La societe feodale. t. I, P, 1939.
4.	Boutruche R. Seigneurie et feodalite. P. 1959 p. 18. et sq.
5.	D u b у G. rEconomie rurale et la vie des campagnes dans 1'Occi-
dent medievale. v. 1—2. Paris, 1962.	i
6.	Юг Франции — это почти все земли к югу от Луары. О Причинах
- подобного деления Франции см. например: С. de Boer. Les deux «France»
celie du Nord et celle du Midi. A. I'epoque des Capetiens et des Valois.
Universitaire pers Leiden. Leiden, 1951, а также А. ’Д. Люблинская.
Французские крестьяне в XVI—XVIII вв. Л., 1978, с. 14.
7.	Histoire de la France rurale. Sous la direction G. Duby et A. Wal-
lon, v. 1,2. Paris, 1975.
8.	Histoire de la France rurale, t. I, p. 490. Его же, Les campagnes
de la region paristenne a la fin du Moyen age. Paris, 1964. Его же, Les
debuts du fermage. L'exemple de Saint Denis. «Etudes rurales» 1965 juil-
let-dec. 22-—24.
31
9.	Histoire de la France rurale...v. 2 dirige par Em. Le Roy Ladurie.
10.	Klimrath H. Histoire du droit franpais. t. I, II, Paris, 1844.
* И- См. напр. Chen on E. Etudes sur I'histaire des alleux en France
avec une carte des pays allodiaux. P„ 1888.
12.	Nouveau coutumier general ou corps des coutumes generales et
particulieres de France et de provinces... par Ch. A. Bourdot de Richebourg,
avocat au Parlement. P„ 1724, t. 1—4. В дальнейшем— В. R.
Кутюмы Нивернэ, 'Марш, Оверни и Нормандии помещены в IV то-
ме, Бурбонэ — в III.
13.	М е р и м е П. Путевые очерки. М., 1963, т. 4, с. 9.
14.	Em. Le Roy Ladurie. Les paysans de Languedoc. P_, 1966, p. 82,.
15.	Des Oevres de Maistre Gui Coquille... t. II. A Paris, 1666. Коммен-
тарий Кокиля составлен постатейно/поэтому особые ссылки на него не
даются, исключая те тексты, которые точно не привязаны к той или
иной кутюме.
16.	Первая была осуществлена в 1490 г.
17.	Р о i tr i n е a u A. La vie ruiale au Basse Auvergne au XVIII
siecle (1726—1789), t. I. Aurillac, 1965, p. 97.
18.	В кутюме Бурбонэ совершенно недвусмысленно заявлено, что
сеньер с правом получения тальи, ценза или земельной ренты может за
неуплату их и lods et ventes, продать землю без обращения в суд.
19.	Эти ламентации юриста вполне созвучны тому, что пишет Ж. Бо-
ден в Республике, утверждая, что серв не может стать настоящим граж-
данином. J. Bodin. De la Republique. A. Londres. 1756. ch. V.
20.	Ошибка серва проистекала из того, что в Нивернэ серваж был
личным, в остальной Бургундии он был реальным, поземельным и остав-
лением земли серв освобождался от сервильной зависимости.
21.	Schnapper В. Les rentes au XVI.siecle. Histoire d'un instrument
de credit. P., 1957, p. 45.
22.	Ib. p. 97.
23.	Ib.
24.	S p о о n e r F r. L'Economie mondiale et les frappes monetaires
en France. P„ 1956.
25.	Em. Le Roy Ladurie. Les paysans... p. 292, 325, 394. См. также
В. И. Райцес. О некоторых радикальных тенденциях во французском ре-
формационном движении середины XVI в. В кн.: Культура эпохи Возрож-
дения и Реформация. Л., 1981, с. 187—203.
26.	Е. Le Roy Ladurie. Les paysans... p. 312.
27.	DupinM. La coutume de Nivernais..'. P., 1864, p. 273.
28..	Poitrinau A. op. cit. p. 239, 605.
29.	И. Герен, пишущая о Солони XIV—XV вв., области, примыка-
ющей к Бурбонэ с севера, отмечает, что здесь большая .часть лугов была
огорожена живой изгородью или рвом. Guerin J. La vie rurale en Solog-
ne au XIV et. XV siecles. P., I9601.
30.	Об истреблении лесов на Юге Франции еше в античные времена
см. Deveze. М. La vie de la Foret francaiise au XVI siecle, t. I, P., 1961,
p. 56.
31.	Guerin J. op. cit. p. 203, 244.
32.	Dupin M. op. cit. p. 218.
33.	Histoire rurale... t. I, p. 499.
34.	С к а з к и н С. Д. Февдист Эрве и его учение о цензиве. Избран-
ные труды. М., 1973, с. ДОЗ.
35.	Коп окот ин А. В. Жакерия 1358 г. во Франции. «Из истории
народных восстаний против феодализма и колониализма». Иваново, 1964,
с. 26.
36.	В Бовези к концу XVI в. денежные сеньериальные подати сос-
тавляли всего 4% урожая. Goubert Р. Beauvais et le Beauvaisis de 1600
a 1730. v. I, P„ I960, p. 180.
32
37.	Е. С he non. Etude sur 1'histoire des alleux en France avec une
carte des pays allodiaux. P., 1888.
Мнение о том, что аллодиальная кутюма непременно антисеньериаль-
на, бытует и в современной юридической литературе. Исходя из этой по-
сылки, совсем недавно Рамо, изучая цензиву Нивернэ, был удивлен су-
ровостью сеньериальных претензий. Он назвал кутюму вслед за Шеноном
«таинственной, парадоксальной».
Rameau. La censive nivernaise d'apres la coutume de 1534. Memoires
de la' societe pour I'histoire du Droit et des institutions des anciens pays
bourguignons comtois et romands 1970—71. t. II, p. 205—219.
38.	Danielle Anex. Le servage au pays de Vaud (XIII—XVI). Lausan-
ne 1973.
39.	Histoire de la France rurale... v. I, p. 292.
40.	I ver J. Essaie de geographic coutumier. P„ 1966.
41.	Л юблинская А. Д. Французские крестьяне в XVI—XVlII вв.
Л., 1978, гл. III.
3 Заказ5Ю1
КАТЕГОРИИ КИПРСКИХ КРЕСТЬЯН В XV ВЕКЕ
В. М. Меженин
(Горьковский университет)
В конце XII века на Кипре образовалось феодальное ко-
ролевство под верховным сюзеренитетом французских коро-
лей Лузиньянов. Просуществовало оно до захвата, Венецией
в 1489 году. Господство иностранной феодальной династии
отражалось прежде всего на основной части населения кипр-
ского королевства, местном крестьянстве. Подлинные 'же ус-
ловия существования основных его категорий в западноевро-
пейской историографии, на наш взгляд, не нашли должной
оценки. Это объясняется ’тем, что западные ученые в своих
исследованиях главное внимание уделяли политическим, цер-
ковным моментам в истории королевства Лузиньянов. Моло-
дая кипрская историография до настоящего времени также
следовала этим традициям, что можно объяснить причинами
патриотического характера? стремлением осмыслить прошлое
своей родины, постоянно находившейся в порабощении и в
1960 г. обретшей политическую самостоятельность.
Положение основных групп кипрского крестьянства при
Лузиньянах западноевропейские историки объясняли очень
лаконично, самым общим образом.1 Наибольший интерес к
греческому крестьянству Кипра проявил болгарский иссле-
дователь Петр Тивчев2. В советской историографии нет опы-
та исследования указанного исторического сюжета. Правда,
за последние полтора десятилетия опубликовал ряд статей
по вопросу положения крестьян, терминологии для обозначе-
ния крестьянства и. по некоторым другим деталям феодаль-
ной практики на Ближнем Востоке Г. Дмитриев. Но его ста-
тьи "относятся к несколько более раннему времени и собст-
венно кипрский материал в них не затрагивается3.
Задача, стоящая перед нами, — оценка положения лично
зависимых и лично свободных крестьян на острове в XV ве-
ке. Решение названной задачи предусматривает изучение
тех документов, которые содержатся в собрании француз-
ского историка прошлого века Мас Латри. Он опубликовал
полный реестр Секрета, или королевской палаты счетов в
Никозии, заглавие которого «Регистр грамот и постановлений
короля Кипра, 1468 г.». Заметим, что грамоты и постановле-
34
н.ия составляют только 1/5 часть реестра. Другие 4/5 пред-
ставляют факты и документы, прошедшие через высший суд и
заверенные королем в Секрете. Здесь, следовательно, соб-
раны приказы короля, адресованные Секрету по делам, от-
носящимся к управлению королевским доменом: продажа
продуктов, уплата жалования вассалам, дарения, обмены,
назначения на должности, санкционируемые королем осво-
бождения.
Важным источником для изучения настоящего вопроса
являются «Иерусалимские ассизы». После создания кресто-
носцами государства с центром в Иерусалиме были составле-
ны два законоположения — одно для феодальной курии, дру-
гое для курии горожан. Феодальная практика, сложившаяся
в королевстве западных феодалов на Востоке, запечатлена в
законодательных актах, в судебных прецедентах, в толкова-
нии обычаев, составляющих ассизы. Мы пользовались изда-
нием Беньо.-Два тома этого издания содержат комментарии
феодального права, составленные в XIII в. Филиппом Наварр-
ским, и руководство, являвшееся учебником, которое было
составлено графом Яффы Ибелином4. Разумеется, мы исполь-
зовали только некоторые из содержащихся там документов.
Необходимую помощь при решении вопроса г оказывают
сведения из хроник Леонтия Махеры и Франсуа Аттара5.
Феодальная система, по которой было организовано коро-
левство Кипр, предопределяла разделение общества на фео-
далов, класс которых был неоднороден по этническому соста-
ву, и феодально-зависимое крестьянство. Представители выс-
шего класса в королевстве Лузиньянов принадлежали в ос-
новном к выходцам с Запада, получившим после водворения
на острове в самом конце XII в. поместья с сидевшими на
земле, крестьянами. Среди феодалов мы находим также и
греков-киприотов/которые еще до прихода латинян пользо-
вались феодальными привилегиями и трудом зависимого
крестьянства6. Крестьянский же класс в этническом отноше-
нии был однородным — это греки-киприоты православного
вероисповедания.
Терминология, употреблявшаяся для обозначения катего-
рий кипрского крестьянства, представляет определенную труд-
ность. Она происходит из-за наложения элементов западно-
европейского феодализма на византийскую феодальную струк-
туру, существовавшую на острове до прихода крестоносцев.
В самом деле, специфические условия, сложившиеся в коло-
ниях, завоеванных латинянами, могли породить сложности и
неопределенности в терминологии, употреблявшейся для обо-
значения крестьянского, населения. Тот факт, что класс фео-
далов на острове состоял из представителей ряда европей-
ских стран, естественно предполагал здесь для названия
3*
35'
крестьян термины, которые были обычными в' практике на
родине сень.еров. До прихода же западных рыцарей на ост-
ров здесь использовалась греческая терминология, согласно
которой лично зависимые крестьяне назывались париками^. а
лично свободные — элефтерами. Вопрос этот, таким образом,
кроме социального имеет еще и лингвистический аспект. :
Данные источников не вызывают сомнения по поводу по-
ложения той части крестьянства, которая называлась пари-
ками и занимала самую низшую ступень на социальной
лестнице в феодальном королевстве Кипр. Действительно, это
самая зависимая и самая бесправная часть общества в ко-
ролевстве Лузиньянов. Парики (в византийском феодальном
праве) во французских документах из собрания Мас Латри
назывались серпами. Они отдавали сеньеру 1ЛЗ'часть урожая,
выполняли бррщину (104 дня в году)7, платили налоги го-
сударству8. Прикрепленные к земле, они не могли покинуть
ее без разрешения сеньера, без санкции последнего не могли
жениться, в праве сеньера было наказать парика любым
способом, исключая телесные наказания и предание смерти9.
Разрешалось продавать и обменивать крестьян10. До самого
конца XV в. парик мог быть обменён на животное (коня, со-
баку), сокола. В 1493 г. венецианцы запретили такой обмен
и постановили, что крепостного можно обменять только на
ему подобного11. Обратимся к записи, сделанной в книге Се-
крета 7 апреля 1468 г. Король Кипра подарил даме Эшив де
поре двух крепостных женщин из деревни Аквиа12. Они
(мать и дочь) стали полной собственностью названной дамы.
Далее в указанном документе идет перечисление прав, кото-
рые Эшив де Норе имела на своих крепостных: подарить,
Продать, отдать в залог, отдать в монастырь, освободить. До-
статочно большое количество документов подтверждает, что
этими правами по отношению к своим парикам-сервам весь-
ма широко пользовались феодальные собственники на Кипре.
Жизненная реальная практика XV столетия, дает нам много
тому подтверждений13. В случае дарения деревень и феодов
вместе с землей, обработанной и необработанной, надворны-
ми постройками и прочей собственностью получатель стано-
вился и владельцем крепостного населения, сидевшего на
данной земле, и в силу прикрепления к последней продол-
жавшего нести прежние повинности14.
Из этих же свидетельств мы узнаем и об обязанностях
крепостных крестьян. Вот перечень их повинностей: chenage
— натуральные поборы, angaries— отработки, apaut — де-
нежная рента,15 dimois — церковная десятина, testagium —
поголовная подать в пользу короля. Последняя составляла
38,5 бёзайса в год16. К прочим крестьянским обязательст-
вам относился соляной налог в пользу государства17: торгов;
36
ля солью на острове являлась, королевской монополией. Па-
рики кроме того платили сеньеру марешез — побор за право
выпаса крестьянского скота. На Кипре XV в. он исчислялся
в денежном выражении18.
В Иерусалимских ассизах также находим сведения о
крестьянах, не имевших личной свободы. Здесь они обозна-
чены термином «вилланы» (vilains). Беньо в словаре, прило-
женном к называвшемуся изданию ассиз, следующим обра-
зом поясняет смысл этого термина. Он имел на Востоке то
же значение, что и на Западе, и под ним следует понимать
сервов (serfs'), занятых обработкой земли. Несомненно, что
'вилланы ассиз — это сервы. В документах^ХУ века, написан-
ных на Кипре на французском языке19, крепостные крестья-
не называются сервами20. В целом ряде имеющих француз-
ское происхождение документов крестьяне этой категории
в одном и том же тексте одновременно называются и сер-
вами, и вилланами21.
Ряд статей Иерусалимских ассиз определяет характер
взаимоотношений между сеньерами и вилланами. В первую
очередь обращает на себя внимание строгая регламентация
правил розыска беглых крестьян. Смысл этих рекомендаций
однозначен: беглый серв должен быть возвращен на землю, с
которой он бежал. Кроме того, ассизы устанавливали харак-
тер отношений между сеньером бежавших крестьян и сенье-
•ром, на земле которого беглые могли находиться. Если хозя-
ин сбежавших крестьян знал их местонахождение, он мог
вернуть их себе не позднее чем через восемь дней. За укры-
вательство беглых виновный подвергался штрафу: за вилла-
на-мужчину— 200 безансов, за крепостную женщину—100
безансов, за юношу или девушку — 50 безансов22. Принцип
прикрепления крестьянина к земле соблюдался на Кипре
очень строго. Безапелляционный язык руководства в отноше-
ниях феодала с вилланами (найденные на чужой земле, они
без судебные формальностей возвращались прежнему вла-
дельцу) не вызывает сомнений в однозначном толковании
юридического положения местного греческого крепостного
крестьянства. Мы видим, что книга Жана Ибелина, которой
еще в XIV в. пользовались на острове в качестве официаль-
ного кодекса, дает примеры, иллюстрирующие, видимо,- пос-
тоянные заботы феодалов, разыскивающих своих беглых
крестьян. В том же духе строились отношения между феода-
лом и крепостным и в XV в., когда королевское предписание
обязывало местные власти без колебаний и лишних проволо-
чек возвращать крестьян на землю, которую те покинули23.
Итак, одним из характерных юридических признаков не-
свободы крестьян был запрет уходить с земли феодала. За-
щита этого правила обеспечивалась Иерусалимскими, ассиза-
37
ми и соответствующими королевскими распоряжениями.
Признаком, характеризующим состояние личной зависи-
мости сервов от сеньеров, был характер брачных отношений
внутри этой части крестьян. Этот порядок известен как сень-
ориальная эндогамия. Вот характерное для его понимания
разъяснение из ассиз: «Se aucun vilaine s'en vait d'un casau
a aijtre qui ne seit de la terre de son iseilgnor, le seignor, don
ileuc ou elle sera venue n'a poier de li mainier; se i,l la marie,
ildeit doner a son seignor une autre vilaine en eschange»24.
Видно, что сеньер деревни, в которую пришла зависимая
от другого сеньера женщина (в случае выхода замуж в дру-
гую деревню), обязан компенсировать второму феодалу его
потерю, отдавая ему вместо ушедшей крепостной невесты
женщину тех же достоинств, возраст, здоровье)25. Соответ-
ствующие статьи ассиз довольно подробно определяют все
детали брачных отношений лично зависимых греческих кре-
стьян.	.	.
Такие порядки на острове оставались неизменными до
второй половины XV в. До 1468 г. при заключении браков
между крепостными, принадлежавшими разным сеньерам,
потеря для феодала обязательно компенсировалась. В июле
1468 г. король изменил названный порядок. Компенсация
сеньеру невесты не была обязательной, но жене в случае
смерти мужа надлежало возвратиться в прежнюю сенье-
рию26. Такой характер брачных отношений, отраженный в
книге Жана Ибелина Иерусалимских ассиз,27 свидетельству-
ет о сохранении и закреплении западными феодалами в сво-
ем заморском владении порядков и феодальных норм, в XV
веке ставших уже прошлым для большинства западноевро-
пейских стран. В. частности, обмен крепостной невесты в
случае выхода ее замуж в другую сеньерию соответствовал
наиболее архаичным формам крепостной зависимости в За- .
падкой Европе, предшествовавшим побору в виде формарья-
жа, который должны были выплачивать своему сеньеру в
случае вступления в брак крестьяне, имевшие статус лично
зависимых. Эта. западная юридическая норма получила на
Кипре своеобразное продолжение и развитие.
' В королевстве Лузиньянов в XV в. имела место практика
освобождения крестьян от уз серважа. Право освобождения
принадлежало королю, и любой сеньер1 мог освободить кре-
постного только с санкции верховного'сюзерена. В этом по-
рядке видится влияние норм французского феодального пра-
ва. Единообразие грамот об освобождении было результатом
выработанной практикой трафаретной формы подобного ро-
да документов28. Освобождение протекало в форме выкупа
повинностей, связанных с личной зависимостью. В XV веке
на Кипре оно проходило довольно интенсивно29.' Достаточно
38
сказать, что в конце века количество лично свободных кресть-
ян на острове почти вдвое превышало число сервов30. По ста-
тистическим данным париков было 44435, а лично свободных
—7270231. Почти во всех одиннадцати административных
районах королевства число свободных крестьян в 2—3 раза >
превышало количество крепостных. Только в районах Лима-
сола и Пендайи их соотношение было обратным.
Правовое и экономическое положение прослойки сельско-
го населения острова, называвшегося по-гречески элефтера-
ми, а по-французски — франкоматами, не представляется до
конца ясным. На этот счет существуют противоречивые мне-
ния. В работах западных историков по Кипру встречаются
краткие сведения об этой категории местных крестьян. На-
зовем в этой связи работы Аластоса, Ньюмэна, Бриона, Хил-
ла, Эмилйанидеса. Элефтеры — эмансипированные парики,
имевшие право владеть собственностью и платившие сенье-
рам от 1/5 до 1/10 части урожая. Есть убеждение, что они не
подчинялись сеньеру, но зависели от короля32. Их свобода со-
стояла в праве переменить сеньера, а работали они, отдавая
половину урожая тому сеньеру, на земле которого в дан-
ный момент жили33. Дети, рожденные после освобождения
родителей, были свободными. Если элефтеры женились на
женщинах из разряда париков, то родившиеся от такого брака
дети считались принадлежащими к низшей категории кре-
стьянства. Д. Аластос полагает, что элефтеры находились
под властью короля и только ему были обязаны платежами34.
Некоторые авторы считают, что эти крестьяне обязаны были
нести натуральные повинности продуктами земледелия сенье-
ру, их освободившему35, если они продолжали оставаться
на его земле. С последним мнением солидарен и Беньо36. При
известной разнице в характеристике кипрских элефтеров ев- •
ропейские ученые единодушны в том, что элефтеры — фр ан-
ком аты — это освобожденные парики.
В этой связи уместно будет обратиться к толкованию тер-
мина «свободный» советскими византинистами. Это необхо-
димо потому, что Кипр до овладения им латинянами почти
восемь столетий входил в состав Византии, и там тоже суще-
ствовала такая прослойка крестьян. Не излагая здесь под-
робно существующих по этому вопросу мнений (Кажда-
на А. П., Борянова Б. Т., Сметанина В. А., Острогорского
Г. А.) и учитывая имеющиеся.разногласия, ограничимся толь-
ко самым общим выводом: «Их (крестьян) свобода отнюдь не
является категорией социальной и обозначает лишь временную
свободу от податных обязательств — следствие отсутствия у
них имущества и местожительства. Поселяясь на земле мо-
настырей или светских феодалов, они теряли и эту свободу,
принимая на себя обязательства по отношению к-землевла-
39
дельцу, но обычно долго не смешивались с прочими коренны-
ми париками, продолжая и далее называться элефтерами»37.
Скорее всего, наличие прослойки элефтеров в Византии было
связано .с прошлой свободой, которой пользовались крестьяне.
Возможно, что такое явление отчасти имело место и на Кип-
ре, но по нашим источникам определенно говорить об этом
нельзя. На Кипре было явление другого порядка. Положение
королевства как латинской колонии, возникшей в процессе
завоевания, предполагало единовременное закрепощение кре-
стьянства, разделение большей части земельного фонда меж-
ду западными феодалами. Наличие на- острове' свободных
крестьян — результат имевшейся здесь практики их осво-
бождения от крепостного состояния.
В актах об освобождении сервов не перечислены феодаль-
ные ренты и повинности, которые должны были выполнять
крестьяне, получившие статус франкоматов элефтеров. Тем
не менее мы можем составить представление о совокупности
их феодальных обязанностей. Обратимся к письменному сви-
детельству Ф. Аттар,а. В своей хронике в числе прочих соци-
альных групп королевства он называет и элефтеров, утверж-
дая, что они —; бывшие парики, ставшие разными способами
свободными. Они, — продолжает он, — не облагались ’ нало-
гом, исключая небольшой ангарий38. В чем конкретно выража-
лась эта повинность, по данным хрониста сказать трудно.
Для- нас в данном случае важно .принципиальное утвержде-
ние о зависимости элефтеров от сеньера в силу феодальных,
связей. Сама природа слова, определявшего эту повинность,
предопределяет характер зависимости крестьян. .Греческое
слово «angarie» — это русское «бремя», тяжелая повинность;
барщина. От сервов франкоматы в этом случае принципиаль-
но не отличались.
Такую же природу носила и повинность франкоматов —
марешез. Мнение Мас Латри, объясняющего существо на-
званной обязанности крестьян, вполне определенно? франко-
маты выполняли ее в пользу сеньера39. Величина этого побо-
ра составляла 5 безансов с сотни голов мелкого скота40.
Из документов также следует, что лично свободные кре-
стьяне платили и соляной налог — mete наравне со всеми дру-
гими социальными группами королевства41.
Франкоматской повинностью являлась и охрана побере-
жий острова от пиратов — этого бича средневековья. Особен-
но страдали от корсаров бальяжи северного побережья —
Пендайя, Морфо. Франкоматы деревни Капути решили поки-
нуть ее по причине обременительной для них обязанности
патрулировать побережье. Король, обеспокоенный за . своего
вассала Д. Цеврона (за безопасность побережья не меньше),.
40,
приложил все усилия, чтобы оставить франкоматов в данной
деревне42.
Кроме перечисленных обязанностей, немалого напряжения
требовала выплата значительной суммы выкупа, который во
Франции, например, еще много лет после освобождения кре-
стьян продолжал взиматься в качестве процентов к долгу, не
выплаченному феодалу в момент выкупа. '
Экономическое положение свободных крестьян, вероятно,
не очень существенно отличалось от материальных условий
. существования париков. Рассмотрим документ, свидетельст-
вующий б временном освобождении крестьян деревень
А. Корнаро43. После ликвидации королем этого освобождения
крестьяне вновь должны были выполнять все повинности,
связанные с состоянием серважа. В течение короткого вре-
мени, когда крестьяне были свободными, они не выполняли
«servici», т. е. повинности, обусловленные крепостной зави-
симостью. Сам же факт подобного обращения с крестьянами
иллюстрирует произвол, освященный феодальной практикой
в восточном владении западных феодалов.
Мы можем, таким образом, грворить о франкоматах как
о феодально зависимых крестьянах. Эта зависимость носила
'"экономический характер, она вытекала из права феодала на
землю — основное'средство производства. По' отношению ’к
эдефтерцм-франкойатам феодал был лишен постыдных и
унизительных прав; их нельзя было продать, подарить, обме-
нять, они могли уйти к другому сеньеру. Известно, что после
установления личности беглого крестьянина его судьба реша-
* лась в зависимости от того, кем он оказывался. Париков на-
казывали и возвращали королю или другим сеньерам. Фран-
крм'ата же, имевшего письменное свидетельство о выходе из
поместья сеньера, подтверждавшего, следовательно, его.лич-
ную свободу, запрещалось подвергать аресту44.
Своеобразные условия островного королевства — неболь-
шая по размерам территория, отсутствие свободных земель,
невозможность бежать за море, консолидация феодального
класса в условиях жизни среди чуждого по вере и языку на-
селения принуждали крестьян, получивших личную свободу,
находиться в сфере зависимости от собственника земли.
Решающее значение в оценке феодальных порядков на
острове имел тот факт, что феодалы здесь в основном были
, французы. Они установили те же порядки, какие существова-
ли у них на родине. Это подтверждается прежде всего нали-
чием в составе крестьянского класса двух основных категорий:
париков, соответствующих по своему положению француз-
ским сервам, и элефтеров (франкоматов), идентичных фран-
цузским же вилланам. Можно также говорить, что условия
существования кипрских крестьян были более трудными, чем
4Г
в Западной Европе, как впрочем, и в других колониях крес-
тоносцев на Востоке. Об этом говорит даже сам факт сохра-
нения здесь крепостной зависимости до более позднего по
сравнению с Европой времени.
В источниках, датированных ранее XV столетия, упомина-
ется еще одна категория сельского населения кипрского ко-
ролевства — перпериарии, которые скорее всего занимали
среднее между париками и элефтерами положение. Анализ
разнообразных источников, дошедших до нас от XV века,
убеждает, что к этому времени названная социальная груп-
па, вероятно, исчезла, а потому мы вправе считать себя сво-
бодными от необходимости говорить о ней.
ПРИМЕЧАНИЯ
1.	Укажем ряд работ, где называются категории крестьян и перечис-
ляются их повинности. Grousset R. L'Empire du Levant, Paris, 1946;
Hill G. A. History of Cyprus, v. II, Cambridge, 1948; Alastos D. Cyprus
in history, Zeno publishers, 1955; Home G. Cyprus then and now, London,
1960; Purcell A. D. Cyprus, London, 1969; Emilianides A. Histoire de
Chypre, Paris, 1963.
2.	T и в ч e в П. Страницы от социалната история на Кипър през
XIV—XV вв. Исторически Преглед, т. 27, кн. 5, София, 1971.
3.	Дмитриев Г. Предоставление феода сеньеру на сохранение
по сводам отдельного законодательства на завоеванном крестоносцами
Востоке—Палестинский сборник, вып. 15(78). М.-Л., 1966; Его же. Про-
цесс закрепощения крестьян на Ближнем Востоке и крепостная зависи-
мость в монгольский период. —• Историко-филологический журнал, 1969,
№ 2, Ереван.
4.	Assises de Jerusalem, ed. by Count Beugnot, 2 vols, Paris, 1841—
1843.
,	5. Chronique de Chypre par L. Macheras, Paris, 1882.
6.	Etudes historiques, Sofia, 1966, p. 127.
7.	Mas Latrie, Histoire de 1'ile de Chypre sous le rergne de princes
de la maison de Lusignan, I—III, Paris, 1852—1861; Ibid., v. Ill, p. 125.
8.	Alastos D. Cyprus in history, London, 1955, p. 161.
9.	Emilianides A. Histore de Chypre, Paris, 1963, p. 53.
10.	Newman P h. A Short history of Cyprus, London, 1953, p. 98.
II.	Alastos D. op. cit., p. 160.
12.	M. L. H. Ill, p. 252, 253.
13.	M. L. H. Ill, p. 202, 214, 215, 231, 235, 251, 252, 253, 254, 256, 258,
259.
14.	Ibid., p. 255.
15.	Ibid., p. 254, 270.
' 16. Ibid., p. 125.	>
17.	Ibid., p. 237.
18.	Ibid., p. 217.
19.	Assises de Jerusalem, v. I, p. 403—406: Ibid., v. II, p. 259.
20.	M. L. H. Ill, p. 125, 192, 234, 235, 252, 253, 254, 227, 228, 260.
21.	Ibid., p. 231, 251, 254, 256, 260.
22.	Ass. de Jer. v. II, XXI,'3.
23.	M. L. H. Ill, p. 192, 193.
24.	Ass. de Jer. v. II, Ch. 253.
25.	Ibid.
26.	M. L. H. Ill, p. 226, 227.
42
27.	Ass. de Jer. Ch. 203, 204.
28.	С к а з к и н С. Д. Очерки по истории западноевропейского кресть-
янства в средние века. Избранные труды по истории. М., 1973, с. 163.
29.	М. L. Н. Ill, р. 231, 270, 271.
30.	Соколов Н. П. Рассказ Л. Махеры о крестьянском восстании
на Кипре. См. Соколов Н, П., Червонная Т. М. Документы по истории
крестьянских восстаний во Франции и на острове Кипр, Горький, 1971,
с. 33. '
31.	М. L. Н. Ш, р. 494 ss.
32.	Newman Р h. op. cit., р. 106.
33.	Brion. М. Catherine Cornaro, Paris, 1945, p. 42.
34.	A 1 a s t о s D. op', cit., p. 162.
35.	E m i 1 i a n i d e s A. op. cit., p. 54.
36.	Ass. de Jer. v. I, p. 207 n a.
37.	Острогорский Г. А. Византийские писцовые книги, Byzanti-
r.oslavica, IX/2, Prague, 1949, c. 217.
38.	M. L. H. Ш, p. 250.
39.	Ibid., p. 217, n 5.
40.	Ibid., p. 217.
41.	Ibid., p. 227, 228.
42.	Ibid., p. 238.
43.	Ibid., p. 231.
44.	Ibid., p. 192, 193.
НАРОДНЫЕ ДВИЖЕНИЯ В ПРОВАНСЕ
В ПЕРВОЙ ПОЛОВИНЕ XVI В.
М. А. Молдавская
(Донецкий университет)
В трудах многих французских историков первая половина
XVI в. во Франции рассматривается как время благополучия
народа и социального мира1. Подобная характеристика рас-
пространяется и на Прованс. Р. Пилорже, автор специальной
монографии о народных движениях в Провансе*2, считает пер-
вую половину XVI в. временем процветания Прованса и всей
страны. В изученных им движениях второй половины XVI в.
он отказывается видеть проявление классовой борьбы, так как
вслед за Р. Мунье рассматривает французское общество
XVI—XVII вв. как сословное, предполагающее единство «по
вертикали»3.
Данная статья представляет собой первую попытку изу-
чить народные движения в этом районе страны.
Источниковедческой базой предлагаемого исследования
являются архивы ряда провансальских городов4, трех депар-
таментов5, а также материалы общефранцузского законода-
тельства6. В этих сборниках, наряду с юридическими и фи-
нансовыми актами, которые там преобладают, приводится
немало сведений социально-экономического содержания.’ Не-
смотря на Их несколько отрывочный характер, эти материа-
лы, а также документы, приводимые в трудах французских
историков XVII—XX вв., дают возможность судить о народ-
ных движениях и их социально-экономических предпосылках.
•I* ijc
В XVI в. развитие Прованса происходило неравномерно.
Более развитыми и населенными были приморские районы.
В целом, Прованс — одна из бедных провинций.
Присоединение Прованса к Франции в 1481 г. сыграло
большую роль в создании объединенного французского госу-
дарства, в хозяйственной и политической жизни как Фран-
ции, так и Прованса7. Своеобразие положения провинции в
рассматриваемое время заключалось в том, что на процессы
социально-экономического развития сугубо местного характе-
ра наслаивались явления, связанные с распространением
44
власти центрального правительства. Присоединение Прован-
са произошло на условиях сохранения провинциальной авто-
номии. Но автономия постепенно урезалась, а в 1535 г. она
была ^отменена и Прованс включен в систему французского
государства8. Эдикт 1535 г. вызвал всеобщее возмущение.
Конфликты на этой почве происходили в течение всего сто-
летия. Так, в 1538 г. имели место «мятежи и непослушание ко-
ролю» в двух северных районах края — Террнев и Барселон-
нет9. Хотя в характере и целях этого движения для нас мно-
го неясного, оно, несомненно, представляло собой также борь-
бу за сохранение автономных привилегий.
В первой половине XVI в. Прованс особенно страдал от
итальянских войн. Их тяготы население этой пограничной с
Италией провинции испытывало больше, чем в других про-
винциях. Принудительные постои, мародерства и злоупотреб-
ления военных были причиной постоянных конфликтов, порой
перераставших в весьма значительные. В итальянских вой-
нах Прованс •играл роль оплота французского королевства
на Юго-Востоке. Дважды—в 1524 и в 1536 гг. — край под-
вергался иностранным нашествиям, сопровождавшимся опус-
тошениями, оккупацией, утратой значительной части населе-
ния.
О бедственном положении народа в Провансе знали во
вражеском стане. Прокаччи полагает, что Карл V, направляя
свои армии в этот район в 1536 г., ожидал, что ему помогут
«ропот, мятежи, бунты провансальских крестьян.»10. Эти рас-
четы не оправдались. Крестьянство участвовало в войне про-
тив имперских войск, разорявших край11. Вместе с тем кресть-
яне оказывали сопротивление и французским наемникам, гра-
бившим деревни. Французская сторона широко использовала
тактический прием, заключавшийся в опустошении (quasi)
местностей, где продвигались неприятельские войска. Под
угрозой расправы жителей заставляли покидать селения,
увозя с собой продовольствие, угоняя скот, а то, что не могло
быть увезено — сжигать. Опустошения производились на-
сильственно и вызывали гневный протест крестьян12. Это бы-
ла «война всех против всех» со стороны отчаявшихся, притес-
няемых людей, доведенных до крайности, вынужденных за-
щищать свой жалкий скарб и самую жизнь.
Об Отношении крестьян к подобным приказам француз-
ского командования красноречиво свидетельствует пример
деревни Люк. Ее жители, отказавшиеся повиноваться прика-
зу'о принудительном выселении, подвергались суровому на-,
казанию. Дворяне, входившие в состав группы карателей,
собственноручно подожгли гумна, скирды, разбили бочки с
вином и маслом13.
После нашествия 1536 г. край был разорен и обезлюдел.
45
Война вызвала массовое бродяжничество, особенно солдат
расформированных полков. В том же году правительств® из-
дало три ордонанса о подавлении разбоев французских наем-
ников из распущенных частей14. Й в следующем году Штаты
Прованса жаловались на притеснения населения наемника-
ми, «как королевскими войсками, так и войсками их врага16.
Еще в начале 1537 г. Штаты приняли решение об ограниче-
нии передвижения военных частей, чтобы избежать «навод-
нения ими этой бедной страны»16. В 1542 г. (15.1) в решении
Штатов снова содержится жалоба на наемников, «совершаю-
щих разные преступления и вызывающих многие беспоряд-
ки»17.
Пограничное положение края связано было иногда с со-
вершенно исключительными ситуациями для жителей. Так,
например, в Тулон в июле 1543 г. прибыл турецкий флот, ко-
торый вместе с французским блокировал Ниццу. Жителей
Тулона выселили, их заставили построить временные жили-
ща за пределами города, чтобы магометанскую армию рас-
квартировать в городе и порте. Только в марте 1544 г. ту-
рецкие войска ушли. Уступая просьбе консулата, правитель-
ство освободило тулонцев на два года от тальи «ввиду пере-
житого большого опустошения»18.
Общее возмущение вызывали поборы на содержание ар-
мии. В 1541 г. имели место особенно решительные протесты
многих городских коммун и их отказ от уплаты военного на-
лога19.
Вместе с тем протест народных масс был направлен
против возраставшего, особенно с 1520-х годов, бремени как
государственных, так и муниципальных налогов, явления
сравнительно нового.
Еще в XV в. в городах' росли косвенные налоги, бывшие
фактически налогами на бедных, т. к. они падали на продук-
ты питания. Кроме государственных налогов в городах взи-
мались и местные с разрешения и установления властей
края20. Налоговый гнет усугубляли злоупотребления и произ-
вол со стороны откупщиков и сборщиков налогов. Постепен-
но городская верхушка, как и в других центрах, тесно сра-
сталась с чиновничеством. Поэтому антиналоговые движе-
ния, ведущую роль в которых играли народные массы, на-
правленные как против феодального государства, так и про-
тив засилья городской верхушки, происходили уже в XV в21.
Рисуя положение народа в провинции в 1530—1540-х гг., ис-
торик XVIII в. П.-Ж. де Айц отмечал: «налоги ,заставляли
стонать весь народ»22.
В 1530-е годы лихоимства и всевозможные злоупотребле-
ния чиновников вызывали такое множество жалоб с мест»
что правительство предприняло расследование. В 1534 г. в
46
Прованс были направлены королевские комиссары (прези-
денты парламентов Парижа, Руана и Тулузы). В результа-
те несколько чиновников лишились своих должностей, один
из них подвергнут был изгнанию из страны, многие присуж-
дены к штрафу23. Поступая таким образом, правительство
использовало народное недовольство против местной знати с
целью пресечения ее сепаратистских планов. Вместе с тем
оно гасило огонек народного возмущения, делая жест «спра-
ведливого наказания» угнетателей народа.
Особенно тяжелым для трудящегося населения был со-
ляной налог, собиравшийся уже в XIV в. В 1539 г. в провин-
ции, особенно в Марселе, происходили городские мятежи в
связи с преобразованием порядка сбора габели. До этого
Марсель, где особенно много требовалось соли для засолки
•рыбы, занимавшей видное место в потреблении и в экспорте,
свободно закупал соль у собственников соляных копей и
хранил ее- в муниципальных складах. Город сдавал в- аренду
разработку соли в своем округе, что приносило ему ежегодно
450—600 экю. Крестьяне, приезжая в Марсель за солью,
привозили зерно, кожи и другие, нужные городу товары.
Марсельские купцы торговали солью в городах Средиземно-
морья.
Все изменилось с 1539 г. Прованс, Лангедок и Дофинэ
стали областью «малой габели», они платили пониженный
на лог. Населению предписыва лось покупать соль только .в го-
сударственных магазинах24. Устанавливалась обязательная
норма потребления на человека, нарушение которой рас-
сматривалось как государственное преступление. Городской
склад соли ликвидировали25. Особенное возмущение вызвало
королевское запрещение (18 апреля 1539 г.) собственникам
солеварен продавать соль марсельцам. В ноябре того же го-
да в горрде происходили выступления против габели, верши-
ной которых был захват корабля, нагруженного солью. Ко-
рабль, направлявшийся в Африку, по распоряжению консу-
лата Марселя захватили моряки и привели его в город, где
соль была продана без разрешения королевских чиновников.
Движение было подавлено, два консула наказаны высокими
штрафами26. Движение 1539 г. представляло собой общего-
родское движение, носившее явно выраженный антиналого-
вый характер. Эти события перекликаются с восстаниями
против габели в 1542—1543 гг. на Юго-Западе — в районе
Сентонжа, Ла-Рошели, Гиени, подавление которых сопровож-
далось кровопролитием27.
Одной из главных причин народных восстаний был рост
дороговизны и связанное с нею снижение жизненного уровня
самых широких слоев народа. «Революция цен» началась,
как известно, на Юге раньше, чем на Севере страны. Цены
47
на продукты и товары неуклонно росли. Только с 1541 г. по
1544 г. зерно в Провансе вздорожало почти в два раза28.
В этом крае недород зерновых создавал особенно тяже^-
лое положение со снабжением продуктами горожан. Ведь
даже в обычное время область -Марселя жила своим хлебом
лишь 15 дней. Тулону получаемого из окружающих его де-
ревень хлеба хватало только на 2 месяца29.
Опасаясь народных волнений и голодных бунтов, муни-
ципалитеты провансальских городов, как и во всей стране,
принимали меры, сводившиеся к таксации цен на продукты,
закупке зерна и пр.30 При этом городская верхушка нажива-
лась на народной нужде путем спекуляции продуктами и
финансирования снабжения'города.
В 1521 г. чрезвычайно тяжелое положение наблюдалось
во всей стране. В связи с голодовками, обусловленными засу-
хой, и вызванных этим эпидемий, смертность была так ве-
лика, что «некому было хоронить покойников». В Провансе
происходили стихийные вспышки ненависти бедноты против
городских толстосумов. Во время этих голодных буцтов, «ве-
ликих беспорядков», как называли эти события современни-
ки, народ громил лавки купцов,; «безнаказанно расхищая»
дома дворян и городских богачей» ввиду «отсутствия правосу-
дия». Подобные ситуации, когда городские власти боялись
показаться во время народного бунта, происходили,- как из-
вестно, и в других городах. Особенно значительные выступле-
ния происходили в Эксе, Марселе, Бриньоне, Тарасконе31.
Аналогичные события происходили в Эксе и в 1536 г. в связи'
с наступлением имперских войск, паникой и безвластием
в городе.
В 1527 неурожайном году сложилось весьма тяжелое по-
ложение. Голодающим в городах ежедневно раздавали при-
возной хлеб32. «Если бы Лангедок и Арль не имели хлеба, то
мир умер бы от голода», — замечает современник33. Острый
недостаток продуктов, вызванный недородом и войной, испы-
тывала провинция в 1538—1539 гг.31 Велика была смертность
в результате голода и чумы в 1544 г.35
В 1525 г. произошло знаменательное выступление бедно-
го люда (menu peuple)- в Марселе. Большая испанская эс-
кадра в составе 17-ти галер под руководством Бурбона, быв-
шего коннетабля Франции, остановилась у марсельских ост-
ровов и потребовала от города продуктов, необходимых яко-
бы для перевоза пленного Франциска I из Италии в Испа-
нию. 'Городская верхушка уже готова была уступить давле-
нию, но план этот был сорван «взбунтовавшимся мелким
людом», не допустившим снабжения «изменника Бурбона»,
разрушившего Францию и опустошившего в прошлом году
Марсель36. Эскадра ушла ни с чем. Этот уникальный факт
48
говорит о том, что городская аристократия порой должна
была считаться с настроениями низов. Событие свидетельст-
вует также о способности трудового люда к политическому
протесту. Как видим, городские низы иногда шли дальше на-
падения на непосредственных носителей классового гнета,
т. е. агентов фиска.
Пауперизация городских низов и крестьянства создавала
проблему нищенства, весьма острую в Провансе, как и в дру-
гих южных провинциях37. Каждый город решал эту проблему
по-своему: чаще всего бедняков поддерживали за счет благо-
творительных взносов, собираемых частью добровольно,
частью принудительно38. В одном лишь-Эксе к середине века
было, 8 благотворительных приютов39. Разумеется, такие ме-
ры были паллиативом и весьма в незначительной степени
улучшали положение бедноты. Социально-экономическая на-
правленность системы благотворительности ясна — она была
продиктована страхом власть имущих перед возможной со-
циальной опасностью. Признавая исключительную распро-
страненность пауперизма в XVI в., А. Сабатье в своей весьма
полезной работе причины этого явления усматривает лишь в
войнах и растущей дороговизне40. Другие факторы, вызвав-
шие разорение тружеников городов и сел, выпали из его
поля зрения. Не указано даже такое общеизвестное явление,
как рост налогов.
До начала XVI в. благотворительность в Эксе распрост-
ранялась и на пришлых нищих. Но затем, как и в других го-,
родах, ввиду большого наплыва бедняков городские благо-
творительные учреждения закрывались перед иногородними
нищими, т. е., главным образом, разорившимися крестьянами.
В XVI в. принудительный труд бродяг использовался повсе-
местно на галерах. По понятным причинам это особенно
практиковалось в Марселе.
Как почти во всей Европе в то время, в Провансе был
развит бандитизм (brigandage)41. Бригандаж, несомненно,
был явлением социальным, обусловленным разорением не-
посредственных производителей городов и сел.
Значительная часть социальных конфликтов не выходила
за рамки сугубо феодальных отношений и представляла со-
бой борьбу феодально-зависимых крестьян и населения не-
больших городков против сеньеров. Так, упорное сопротив-
ление феодальному гнету оказало селение Шамони в Савойе,
-с 1536 г. оккупированной французскими войсками. Еще в
1520-е годы, здесь распространились идеи Реформации. На-
селение Шамони отказалось от выполнения всех сеньери-
альных и церковных повинностей в пользу своеуо сеньера —
капитула. Постановления различных судебных ' инстанций и
даже походы местных дворян для их осуществления не мог-
4 Заказ 5101	’	49
ли сломить отпор «мятежного селения». Компромиссные со-
глашения, заключавшиеся порой, срывались. Несколько раз
против Шамони организовывались походы, в которых прини-
мали участие десятки местных дворян и представители влас-
тей, но участники их неизменно отступали перед крестьян-
ским ополчением, достигавшим 500—600 человек. Судебные
процессы между Шамони и капитулом происходили и в XVII
и XVIII вв.42
В начале 1540-х гг. имели место случаи отказа крепост-
ных, сохранившихся в некоторых местностях Прованса, от
выполнения феодальных повинностей43.
На территории современного департамента Приморских
Альп многие городки были зависимы от феодальных сенье-
ров и в XVI в. все еще продолжали борьбу с ними. Примером
такого состояния может служить многолетняя борьба города
Венса против барона Вильнев. Город имел полуаграрный ха-
рактер, в частности в нем выращивались маслины. Бароны
принуждали жителей выжимать оливы на своей маслодельне,
установив очень высокие сборы. На этой почве и началась
борьба, длившаяся 11 лет (1501—1511 гг.) Возглавляемые и
руководимые консулатом, горожане обращались в различные
инстанции. Обе стороны прибегали к оружию. Особенно оже-
сточенный характер борьба приняла в 1510—1511 гг., когда
феодалы, вооружив свою челядь и призвав на помощь иност-,
ранных наемников, три дня (с 20 декабря 1510 г.) терроризи-
ровали городок и арестовали самых упорных своих противни-
ков. Вене закрыл ворота и приготовился к осаде, но его под-
держали города Антиба и Ницца. В борьбу вмешалось пра-
вительство. 11-го января 1511 г. Людовик XII прислал в го-
род грамоту, в которой объявлял, что «бедные жители и ду-
ховенство Венса «принимаются» под нашу специальную ох-
рану». Бароны и их клика уплатили городу штраф44.
В 1530—1550-е гг. против чрезмерных и обременительных
поборов той же семьи Вильнев много лет боролась община
небольшого поселка Тара до. С большим трудом община вы-
играла процесс, и королевский совет высказался против при- ,
тязаний Вильнев45. Подобные события происходили в мес-
течке Банон46, городах Фрежюс и Файнес47, городе Бриньоле48.
. Социальные противоречия нередко облекались в форму
религиозно-политической борьбы. Как известно, в 1520-е го-
ды повсеместно распространяется лютеранство, а с 1530-х
годов и кальвинизм, ставший очень популярным, особенно на
Юге. В 1545 г. отряды фанатичных католиков-—дворян и ар-
мии — разгромили районы распространения реформационно-
го движения в Провансе. Эти события •— зловещий пролог
гражданских войн —• привлекли внимание и вызвали волне-
ние и отклик во всей стране.
50
Не все народные движения, происходившие в этом районе
страны, выявлены, из выявленных же не все поддаются ана-
лизу ввиду ограниченности источников. Лока|льное исследова-
ние, предпринятое нами, отнюдь не претендуя на полноту
освещения темы, дает все же основание сделать вывод, что
социально-экономические условия городских низов и кресть-
янства и проявления их борьбы в Провансе имеют много об-
щего с аналогичными процессами в других провинциях юго-
востока.в.изучаемое время.
ПРИМЕЧАНИЯ
1.	No i'll Н. Henri 11 et la naissance de la societe moderne P. 1944,
Lapeyre H. Les monarchies europeenes du XVI s. Les relations inter-
nationales. p., 1967. Ch. Terrasse. Francois I. Le roi et le regne. P„ 1970.
Guerdan R. Francois I, le roi de la Renaissance, P. 1976. Histoire de la
Provence. Publ. sous la direction de E. Baratier. Toulouse, 1969.
2.	P i 11 о r g e t R. Les mouvement insurrectionnels de Provence entre
1596 et 171 s. P„ 1976.
3.	Критику концепции P. Муннье см. в книге М. -Н. Соколовой Со-
временная французская историография. М., 1979, гл. 2.
4.	Inventaire — sommaire des' archives communales. Ville de Mar-
seille. Marseille, 1907 (Далее: I.—>S. de Marseille); inventaire-sommaire des
archives communales. Ville de Toulon, tt. I—II. Toulon, 1886 (Далее: I.—S.
de Toulon); inventaire-sommaiire des archives communales dz Aix-en Pro-
vence. Marseille, 1948 (Далее: I. — S. d'Aix-en Provence).
5.	I.—S. Bouches-du-Rhone, t. I, Marseille, 1865; I.—S. Var. t. I,
Paris 1882; I.—S. Haute—Savoi. Annecy, 1904.
6.	Isambert. F. — A Recueil general des anciennes lois frangaises,
t. XIII, Paris, 1828 (Далее: Isambert, (F. A. Recueil). Catalogue des actes
de Francois I., t. I, 1887; t. Ill, 1889; t. IV, Paris, 1890 (Далее: Catalo-
gue...).	•	'
7.	Маслов P. А. Из истории присоединения Прованса к Фран-
ции.— Сб. Из истории Франции. Уфа, 1961.
8.	F, A. Isambert. Recueil... рр. 416—491.
9.	Catalogue, t. VI, р. 492, N 21440; р. 672, N 22413.
10.	Р г о с а с с i G. La Provence a la veille et de les guerres de Re-
ligion. 1535—1545. *—«Revue d'histoire moderne et contemporaine». 1958,
N. 4, p. 245.
11.	Л ю б л и н с к а я А. Д. К проблеме социальной психологии фран-
цузского крестьянства XVI—XVIII вв.— ВИ, 1981, № II, с. 102.
12.	Procacci G. Op. cit., р. 246—250; Documents de 1'histoire de
la Provence. Publ. sous la dir. de Ed. Baratier. Toulouse, 1971, p. 156.
13.	В ouch H. La chorographie ou description de Provence et 1'histo-
ire chronologique, tt. 1—3, Aix, 1664, t. II, p. 578.
14.	Procacci G. Юр. cit., p. 251.
15.	Bourilli V—L. Charles-Quint, p. 66. пит. no Procacci G., op.
cit. p. 251.	.
16.	I.—S. Bouches-du-Rhone, t. I, p. 1.
17.	Ibid., p. 2.
18.	Catalogue, t. IV, p. 529, N' 13481.
19.	L—S. Bouches-du-Rhone,' t. 1, p. 2; L—S. Var, t. 1, p. 201.
20.	I. — S. Aix-en Provence, pp. 35, 36, 115, 118, 119, 121.
21.	Шошин A. H. Налоговая политика королевской власти в отно-
шении городов Франции в 60—70-е годы XV в. — Сб.: Очерки социально-
4*
51
экономической и политической истории Англии' и Франции XIII—XVII вв
М., 1960, с. 192.
22.	Haitze Р, —J., de. Histoire de la ville d'Aix. Aix, 1880, p. 209.
(Труд Айда опубликован только в XIX в.).
23.	Ibid, р. 135—136.
24.	Doucet R. Les institutions de la France еп XVI s, Paris, 1948,
T. 1, p. 308.	’		'
25.	Catalogue, t. IV, N 11434.’
26.	С о 11 i e r R. Billioud, J. Op. cit. p. 408.	$
27.	Копылова В. H. Восстание «табель» в Гиени в 1548 г. Канди-
датская диссертация. М., 1954, с. 94—95.
28.	С о 11 i е г R., Billioud, J. Op. cit., р. 385.
29.	Маслов Р. А. Указ, соч., с. 15.
30.	I. —S. Aix-en Provence, рр/ 36, 121; Catalogue,'!. IV, р. 83,
N 11378.
31.	В ouch еН. Op cit., р. 538.
32.	I.—S. Bouches-du-Rhone, t. I, p. 238; t. II, p. 461.
33.	Documents de 1'hist'oire de la Provence, p. 162.
34.	Catalogue, t. VII, p. 158, N 30717.
35.	R u f f i A. du. Historie de la ville de, Marseille, t. I, Marseille,
1969, p. 316; Haitze, P.—G. de. Op. cit. p. 335.
36.	R u f f i A. du. Op. cit. p. 106.
37.	О пауперизации на юге, ее причинах и следствиях см.: Молдав-
ская М. А. К вопросу о положении народных масс Франции в XVI в. Ма-
териалы научной конференции кафедр исторических наук. Донецк, 1968.
38.	I.—S. Bouches-du-Rhone, т. I, р. 12; I—S. Var. t. ’ I, рр. 57, 88,
180.
39.	Sabatier N. L'hopital Saint — Jacques d'Aix-en Provence
(1519—1789). Aix. 1964, tt. I—HI; t. I, p. 85; I.—S.	Bouches-du-Rhone.
'T. I, 1865, p. 12
40.	Sabatier N. Ibid., t. II, p. 948—949.
41.	Dominique P. les brigands en Provence et en Languedoc.
Avignon, 1975, pp. 155—156.
,	42. L—iS. Haute—Savoie, pp. 292—294.
1	43. Catalogue, T. VII, p. 351, N. 25000.
44.	Tisserand E., I'abbe. Chronique de Provence. Nice, 1826 t IL
p. 18—19.	’
45.	I—S Var, t. I, p. 220. z *
46.	Catalogue, t. VII, p. 36; N 23390.
47.	Catalogue, t. VII, p. 618, N. 23551; Baratier E., Duby G„ Hildeshe-
imer E. Atlas histrorique. Provence, contat Orange, Nice, Monaco Paris,
1969; p. 176.
48.	Catalogue, т. VII; p. 373. N 25114.
КОЛОНИАЛЬНАЯ ПОЛИТИКА ВЕНЕЦИИ
в Сфере церковных отношений
\Н. П. Соколов\
(Горьковский университет)
Церковная организация метрополии Венецианской коло,г
ниальной державы представляла собою патриаршество во
главе с патриархом Градо, которому на территории дуката
было подчинено в XIII в. шесть епископов-суффраганов в Ге-
раклее, Каорле, Торчелло, Кьоджи (бывш. Маломокко),
Иезоло и Оливоло, т. е. собственно в Венеции.
Церковная политика Венеции осуществлялась людьми, о
которых справедливо говорили, что они «сначала венециане,
а потом уж христиане». Венеция всегда оставалась верной,
хоть и очень своекорыстной дочерью католической церкви: в
рассматриваемое время она не знала ересей, а те, которые
заносились на лагуны из соседних областей, она преследова-
ла со всей жестокостью. В Венеции больше, чем где бы то ни
было, ненависть в правящем классе вызывало не религиозное
знамя ереси, а ее социальная сущность, — правоверие тоже
было только знаменем, под которым правящий класс рас-
правлялся со своими классовыми врагами. Венеция остава-
лась верной «святому престолу», но она заботливо охраняла
свои мирские интересы перед лицом папского авторитета, —
в этом в период четвертого крестового похода убедился сам
Иннокентий III1. Венеция, строила церкви и монастыри, ста-
рательно наполняла их реликвиями, но нередко венецианцы
рассматривали эту деятельность не как дело благочестия, а
как выгодное помещение «капитала». Церковная политика
Венеции в ее колониях не могла быть ни чем иным, как до-
полнительным средством их подчинений.
Зависимость власти духовной от власти светской была
важной предпосылкой для использования церковной органи-
зации в мирских целях. В Венеции преобладание власти
светской над властью духовной было установлено незыбле-
мо2. Разумеется, церковь не оставалась без вознаграждения
за свои услуги: патриарх Градо, епископские кафедры; церк-
ви и монастыри метрополии получали в колониях богатые
дотации, заключавшиеся в земельных владениях, в доходах
с церквей рыночных площадей, в ''’различных привилегиях.
53
Патриарх Градо получал большие доходы от различных до-
ходных статей в Константинополе и его окрестностях3; епис-
копские кафедры метрополии распоряжались доходами от-
дельных церквей в Сирии, — от епископа Торчелло зависела #
церковь св. Иакова в г. Тире, в том же городе церковь св. Ни-
колая находилась в подчинении у епископа Иезоло4; собор
св. Марка располагал землями и различными доходными
статьями в Константинополе, Тире и других местах, пожало-
ванными дожами в различное время5.
Духовенство и аристократия, дож и патриарх уже в XII в.
действовали дружно и согласованно всюду, где этого требо-
вали интересы правящего класса Венеции. Уже в XII в.,
создавая на Востоке сеть опорных торговых пунктов, купе-
. ческая республика стремилась обеспечить за ними не только
права гражданской, но и церковной «экстерриториальности».
В середине этого столетия Венеция добилась со стороны пап-
ства признания права патриарха Градо ставить епископов
псюду, где венецианцы имели церкви и колонии своих граж-
дан. В своей булле от 1157 г. папа Адриан IV писал в адрес
патриарха Градо: «Разрешается Вам без всякого препятст-
вия со стороны кого бы то ни было... ставить епископов в
Константинополе и в других городах на территории Визан-
тийской империи, где у венецйанцев имеется несколько церк-
вей, или куда они собираются в значительном количестве^6.
Мы увидим далее, что Венеция повсюду стремилась исполь-
зовать это право, стараясь закрепить свои территориальные
приобретения также и узами церковной организации и при-
том не только во владениях Византии, но и там, где доста-
точно авторитетно была представлена власть римского перво-
священника, как например в Далмации. С середины XII в.
патриарх Градо, который столетие перед, тем с большим тру-
дом отстаивал свою автокефальность от патриарха Аквилеи7,
принимает многообещающий титул примаса Далмации в
ущерб историческим правам архиепископа Сплитского. Это .
был, впрочем, только церковный вариант титула дожа, кото-
рый уже давно именовался «герцогом Далматинским».
Особую важность проблема церковного освоения колони-
ального мира приобрела для Венеции с того времени, когда
купеческая республика на лагунах превратилась в среди-
земноморскую империю. С этого времени перед Венецией
Тзозникла необходимость разрешать двойную задачу: с одной
стороны, республика' хотела при помощи церковного управ-
ления обеспечить свое влияние в пределах Латинской импе-
рии, а с другой — ей.следовало организовать церковные де-
ла в собственных колониях и «сферах влияния». Нашей за-
дачей является выяснение тех путей, которыми шли венеци-
анские политики в обоих, этих направлениях.
54
Венеция, как известно, не пожелала взять на себя прямой
ответственности за политическое бытие Латинской империи,
уклонившись от чести возложить императорскую корону на
голову одного из своих сограждан, предпочла сохранить за
собою не императорский, а патриарший трон. Условия до-
говора 1204 г., который она заключила с крестоносцами пе-
ред штурмом восточной столицы, вполне обеспечили практи-
ческое осуществление этого плана8.
Венецианские политики льстили себя надеждой, что они
через «восточного папу» будут держать в своих руках весь
клир и монастыри Востока. Венецианское правительство, как
думали в Венеции, должно было получить в свои ’руки ры-
чаг мощного влияния не только на духовные, но и на свет-
ские дела новой империи латинян на. Востоке. Перед венеци-
анским нобилитетом, казалось, было открыто новое обшир-
ное поле для деятельности младших отпрысков благородных
фамилий, — ведь епископские и архиепископские кафедры на
территории Романии насчитывались десятками и еще больше
было богатых монастырей.
Все это были заманчивые планы, но для их реализации
надо было решить задачу объединения церквей, т. е. подчи-
нить восточную церковь западной, православие — католициз-
му, постоянно и крепко держать в своих руках пост «вселен-
ского» патриарха в Константинополе и добиться безусловно-
го подчинения ему воссоединенной церкви на всей террито-
рии Византии. Однако ни одно из этих условий никогда не
было реализовано полностью.
Как известно, прежде всего рухнули планы на воссоеди-
нение церквей. Эпитафия Николая Месарита своему брату
Иоанну, уже довольно давно опубликованная Гейзербергом,
дает нам дополнительные материалы, по которым можно про-
следить за ходом попыток воссоединения церквей и их пол-
ным провалом9. Первая попытка была предпринята кардина-
лом Петром Капуанским, прибывшим в Константинополь в
конце 1204 г. Она носила характер диспута между кардина-
лом и греками, которых возглавляли братья Месариты. Кар-
динал вел себя диктаторски, диспут принял характер пере-
бранки и кончился ничем10. Томаса Моросини, латинского пат-
риарха, тогда в Константинополе еще не было.
Вторая попытка была сделана кардиналом Бенедиктом в
следующем 1205 году, когда, еще по пути в Константинополь,
в Салониках он пытался договориться с греками. Это приве-
ло к новым диспутам в августе-, сентябре и начале октября
1206 г. На этот раз в диспуте принял участие и Томас Моро-
сини. Эпитафия Николая Месарита живо передает его содер-
жание. Спор, как обычно, шел об опресноках, филиокве и
папском верховенстве над церковью. Кардинал Бенедикт1 вы-
Ьо
двинул тезис: «Папа является главой всех церквей и повсю-
ду, во всех церквах, имеет право творить все по своему ус-
мотрению»11. Домогательства Моросини о признании его пат-
риархом были только выводом из этого положения. Греки бы-
ли упорны, и диспут еще раз кончился ничем: Мрросини име-
новали не патриархом, а архифитом (главой), а папу Инно-
кентия не только «высокочтимым папой римским»,’ но и «ар-
хиепископом первой кафедры»12.
В 1206 году греческий патриарх Иоанн X Каматир умер в
Дидимотике, греки стали хлопотать о выборах нового. Импе-
ратор Генрих разрешил организовать выборы, несмотря на
то, что Томас Моросини был еще жив, но при условии, что
греческие иерархи признают главенство папы. Только ' что
приведенноещризнание папы в качестве архиепископа первой
кафедры взято из письма, с которым греческие архиереи об-
ратились к папе, — такое «признание» Иннокентия III не уст-
раивало.- Переговоры были прерваны, и греки твердо взяли
курс на Никею13. Здесь в 1208 г. и был избран патриарх Ав-
ториан.
Тогда была сделана новая попытка воссоединения церк-
вей; но добиться положительного результата стало еще
трудней: новый патриарх «помазал» Феодора Ласкариса на
царство, и теперь было два императора и два патриарха. Не
помог и перевод на греческий язык латинской мессы. Смерть
Авториана в 1214 г. привела только к замене его новым пат-
риархом, Ириником. Кардинал Пелагий,'который в это время
сменил в качестве папского легата кардинала Бенедикта, по-
пытался еще раз завести переговоры о слиянии церквей. Он
направил в Никею посольство с этим предложением. Нико-'
лай Месарит, теперь епископ Эфеса и экзарх всей Азии, воз-
главил ответное посольство Никеи. Переговоры еще раз за-
кончились ничем14.
Греки оказались непримиримыми противниками всяких
планов единения церквей на желательной для Запада основе.
Малая Азия, поскольку она находилась в руках греков, оста-
лась в сфере влияния патриархов Никейской империи; епис-
копские диоцезы Балканского полуострова, не находившиеся
в подчинении у латинян, признавали собственных митрополи-
тов, архиепископов и епископов15. И только те области, кото-
рые оказались у венецианцев и крестоносцев, получили епис-
копов или из латинян, или из того небольшого числа гречес-
ких духовных лиц, которые пошли на сближение с Римом, как
например, епископ Негропонта16. Здесь латинство насажда-
лось насильственно, но и здесь венецианских политиков ждали
самые тяжелые разочарования.
Известно, как был водворен на патриаршем троне Томас
Моросини17. Он сразу оказался между двух огней: между ве-
Б6
нецианцами, с одной стороны, и папой и франками—с другой»
Его положение было воистину трагическим: его соотечествен-
ники, требовали от него назначения на все духовные посты
только венецианцев, папа и франки не хотели это и слышать,
так епископы королевства Солунского и княжества Ахейско-
го не хотели признавать венецианца. Атмосфера накалялась,
и против патриарха был затеян процесс с обвинением его в
растрате денег св. Софии. В 1208 г. состоялось общее собра-
ние клириков Константинополя’ Патриарху Томасу, припер-
тому теперь к стене, пришлось отказаться от практики все-
мерного покровительства венецианцам и тут же назначить
несколько каноников при храме св. Софии из числа невене-
цианцев. От них зависели, по крайней мере формально, вы-
боры нового патриарха. И все же это ни в какой мере не под-
няло его авторитет в глазах враждебного ему клира.
В 1211 г., после смерти Томаса Моросини, Венеции не уда-
лось провести собственного кандидата на пост константино-
польского патриарха. Но сыны св. Марка были настойчивы.
В 1219 г. умер патриарх Гервасий, предстояли новые выбо-
ры. Константинопольский подеста Джакопо Тьеполо спешит
уведомить дожа, что выборы венециана на патриарший трон
обеспечены: в числе каноников св. Софии 25 венецианцев,
преданных республике18. Однако осторожный подеста пред-
видит ряд затруднений, которые могут быть созданы в Риме.
Он рекомендует дожу заблаговременно устранить эти пре-
пятствия, направив к папе «мужей способных и предусмотри-
тельных», которые сумели бы с ним договориться. В резуль-
тате принятых мер на троне патриарха в Константинополе
еще раз оказался венецианец, патриарх Матфей.
Но и это не могло порадовать венецианских политиков.
Становилось все яснее и яснее, что роль константинопольско-
го патриарха делалась все более и более жалкой... Все по-
пытки,' начиная со времени императора Генриха и съездов в
Равеннике, принудить феодалов к аккуратной выплате деся-
тины и возвращению клирикам отобранных у них после кру-
шения греческой церкви земель, не давали длительных ре-
зультатов. С другой стороны, епископы Патраса, Коринфа,
Фив, Афин предпочитали вести собственную церковную по-
литику и обращали на константинопольского патриарха еще
менее внимания, чем князья Ахейские на императора Ла-
тинской империи. Венеция со своей стороны никогда не обна-
руживала готовности подать пример аккуратного выполне-
ния не раз принятых на себя обязательств, -в частности обя-
зательств финансовых, перед церковью19. Неудивительно, что
в 1234 году, когда патриарший трон занимал невенецианец,
епископ Сполетский Николай, папа Григорий IX специальным
письмом к епископам Морей просил о материальной поддер-
57
жке патриарха: «Вследствие бедствий войны — писал папа —
и злокозненности греков патриарх лишился почти всех своих
доходов и прочего достояния, истратив все, что у него было,
на защиту империи Романии и не оставив на свое содержа-
ние ничего»20. Патриарху не на что было жить, так как коли-
чество его епископов-суффраганов упало тогда с 33 до 3.
При таких условиях ровно ничего не значило то, что вене-
цианцам удалось провести на патриарший трон своего сооте-
чественника в конце существования империи. Патриарх Джу-
стиниани Панталеоне после своего изгнания из Константино-
поля стал именовать себя патриархом in partibus infidelium,
— это было печально, но он мог утешать себя мыслью, что и
в Константинополе в сущности он был тоже «в стране невер-
ных».
Таким образом, Венеции пришлось похоронить свои меч-
Фы о восточном папе и о своем влиянии на империю через
его посредство.
Зато другая задача, задача организации клира в преде-
лах своих восточных колоний, была разрешена полностью и с
большим успехом. Идея централизации, которая была под-
сказана венецианским политикам1 «здравым купеческим
смыслом», реализовалась в церковных колониальных делах
. столь же последовательно и успешно, как и в делах граж-
данского колониального управления.
Еще при патриархе Матфее Венеция решила изъять из
сферы его юрисдикции все территории, находившиеся непос-
редственно в ее руках, такие, как епископские диоцезы во
Фракии, на Крите, церкви и монастыри в самой столице.
Разумеется, это было сделано таким образом, что инициа-
тива как будто бы исходила от самого патриарха. В 1226 г.
патриарх Матфей, несомненно по прямому указанию из Ве-
неции, объявил, что все венецианские церкви в пределах
Романии освобождаются от подчинения патриарху Константи-
нополя и передаются в ведение патриарха Градо21. Однако по-
требовалось много лет на то( чтобы добиться признания та-
кого очевидного подчинения церковных интересов светским
со стороны «святого престол^», понадобились особые заслу-
ги венецианцев перед наместниками св. Петра в период борь-
бы их с последними Гогенштауфенами, чтобы, наконец, папа
Александр IV в 1256 г. торжественной энцикликой утвердил
продиктованное из Венеции распоряжение патриарха Мат-
фея22.
К этому же времени как раз относится и изъятие, из сфе-
ры юрисдикции архиепископа Патраса епископских кафедр
Корона и Модона, которые, по первоначальному соглашению
Венеции с князем Ахейским, должны были быть суффрага-
нами этого прелата23. Разумеется, обе^ эти епископ-
58	1	'
ские кафедры были подчинены затем патриарху Градо.
Подчинение венецианских церквей на территории Латин-
ской империи венецианскому патриарху само по себе не бы-
ло делом новым: мы видели, что «св. престол» признал пра-
во этого рода еще в 1157 г. Новым здесь было то, что теперь
эти церкви входили в область церковной юрисдикции не
«схизматической» Византии, а Константинопольского патри-
арха, ставленника Венеции и папы. Очевидно, для Венеции
гораздо важнее было держать рычаги церковного управления
в колониях в своих руках непосредственно, чем в руках свое-
го бессильного ставленника в Константинополе.
Мы имеем достаточно доказательств того, что роль вене-
цианского духовенства отнюдь не сводилась только к забо-
там о душах Венецианских купцов и резидентов в колониях
Венеции. Республика возлагала на них также обязанность
защищать свои интересы в сфере их компетенции от всяких
посторонних домогательств. Об этом свидетельствует история
конфликта, происшедшего у Венеции в Сирии с архиеписко-
пом Тирским. Этот прелат пожелал подчинить своей юрис-
дикции церковь св. Марка в Тире. После некоторого сопро-
тивления священник-венецианец уступил домогательствам
архиепископа. Это вызвало горячий протест со стороны мест-
ного представителя светской власти, вицекомита Доменико
Акотанто. Рассказав в своем донесении в Венецию о «недо-
стойном» поведении клирика венецианца, Акотанто с возму-
щением добавил: «А ведь он клялся в моем присутствии на
св.. Евангелии лойяльно держать сторону господина дожа и
.защищать интересы выше указанной церкви»24.
Священник в венецианских владениях за пределами дука-
та появлялся раньше светской администрации,t он появлялся
там с первых дней существования колонии, составляя ее не-
пременную принадлежность. Длинный ряд венецианских до-
говоров с христианскими и мусульманскими государями под-
тверждает нам это25. Не без основания можно предполагать,
что клирики выполняли не только духовные, но и светские
поручения. При отсутствии представителя светской власти, а
так дело обстояло нередко, на церковную организацию, ка-
кой была купеческая община в далеко заброшенном«фонда-
ко, естественно ложилась забота об улаживании мелких пов-
седневных конфликтов, сбор местных налогов, забота о хо-
зяйстве фондако и другие местные дела. В качестве главы
такой организации священник невольно становился агентом
государственной власти26. Тем больше оснований республика
имела держать духовных лиц в колониях в полной зависи-
мости от духовных властей метрополии.
Это было теперь краеугольным камнем венецианской по- '
литики в сфере колониальных церковных отношений. Мы
59
уже видели, что на всей территории Латинской империи пат-
риарх Матфей передал церковные организации венецианцев
в ведение патриарха Градо. С различными вариациями так
же обстояло дело и в венецианских владениях за пределами
Латинской империи.
Важнейшим из,таких владений был остров Крит. До при-
обретения острова венецианцами здесь существовала митро-
полия с несколькими епископами, рассеянными по островным
городам. Венеция не могла здесь допустить существования
прочной греческой церковной организации и ликвидировала,
поскольку это от нее зависело, местный епископат, поставив
на место епископов греческих епископов из латинян. После
этого 108 греческих церквей, остававшихся на острове, были
организованы в «благочиния», возглавлявшиеся рядовыми
священниками. Греческое духовенство вынуждено было об-
ращаться или к латинским епископам, или на соседние остро-
ва и даже в мусульманские области, где уцелел греческий
епископат27.
Венеция выстроила на острове несколько храмов, в част-
ности церковь св. Марка в Кандии28, приспособила к своим
целям немало греческих церквей и монастырей, особенно в
городах — Кандии, Канее, Ситии, Ретимно, Суде, Мелипота-
мо и др. Впрочем незначительность венецианского и вообще
латинского населения на Крите лишало республику св. Мар-
ка  всякой возможности содержать здесь многочисленный
епископат, почему высший клир здесь к середине XIII века
состоял лишь из архиепископа и двух епископов29. Республи-
ка защищала местное католическое духовенство от своево-
лия местных венецианских феодалов30, заботясь о том,.чтобы
оно прилично, по тогдашним понятиям, было дотировано31.
Не подлежит никакому сомнению, что епископат и латин-
ский клир на острове находился в подчинении у венециан-
ского патриархата.	*
В крупнейшей'колонии на Востоке, в Тире, соборная цер-
ковь св. Марка находилась также в подчинении венецианско-
го патриарха, а две других церкви были в зависимости от
Двух епископских кафедр метрополии. Очевидно, что мелкие
церковные организации в многочисленных венецианских фон-
дако, расположенные вне сферы папской юрисдикции, какими
были земли турецких султанов и эмиров, подчинялись патри-
арху Градо, или другим епископам, или даже монастырям
метрополии.
В Далмации, где долгое время позиции Венеции были
неустойчивыми, мы видим, однако, ту же политику сосредо-
точения церковного управления в руках патриарха метропо-
лии. В Далмации дело осложнялось еще и тем, обстоятельст-
вом, что она издавна имела своего митрополита, архиеписко-
60
па Сплитского, зависевшего непосредственно от папы. Сна-
чала-Венеция стремилась провести здесь своеобразную «про-
грамму-минимум», заключавшуюся в том, чтобы ставить на
архиепископские и епископские места венецианцев. В горо-
дах зависимых она прямо требовала выбора на архиепископ-
ские посты венецианцев и только после этого делала следую-
щий шаг: ставила вопрос о подчинении местных кафедр пат-
риарху Градо. Эта политика может быть прослежена на кон-
кретных фактах.
Дубровник был для Венеции весьма нежелательным кон-
курентом в водах Средиземного моря, но захватить эту рес-
публику в XI и XII вв. было невозможно: Дубровник входил
в состав непосредственных владений Византии и умел в нуж-
ный момент находить поддержку у норманов. Венеция стре-
милась в этих условиях использовать возможность «мирно-
го завоевания» города-конкурента путем проникновения на
(архиепископскую кафедру в Дубровнике. Нам неясны под-
робности этих планов, но в 1171 г. архиепископскую кафедру
в Дубровнике занимал родственник тогдашнего венецианско-
го дожа Витале Микьеле32. С 1205 г. Дубровник находился
под венецианской супрематией, и в 1232 г. она поспешила на-
вязать ему архиепископа-венецианца, домогаясь подчинить
его патриарху Градо, но безуспешно: архиепископ Дубров-
ника со своими епископами-суффраганами в южной Далма-
ции остался в непосредственном подчинении «св. престолу»33.
Здесь Венеции пришлось ограничиться программой минимум.
В другом славянском городе Далматинского побережья,
Задаре, власть Венеции была гораздо более раннего проис-
хождения и гораздо более прочной и полной, почему и цер-
ковные отношения здесь были урегулированы в соответствии
с программой максимум в церковной политике Венеции.
Здесь уже в середине XII в. венецианцы добились того, что
епископ Задара не только назначался из венецианцев, но и
подчинялся патриарху Градо. Это произошло в правление
Задарского епископа Лампридия. Долгое время в литературе
держалось мнение, что это произошло около 1145 г., основа-
нием здесь служили факты, приводимые в хронике архидиа-
кона Фомы Сплитского. Сейчас можно считать точно уста-
новленным, что это событие нужно датировать приблизитель-
но 1154 годом34.
4 Эти домогательства находили некоторое оправдание в том
факте, что в это время почти вся Далмация, в том числе и
центр Далматинской митрополии, Сплйт, находились в руках
венгерского короля343.1 Нет ничего удивительного в том, что
и преемники Адриана IV не раз подтверждали решение сво-
его предшественника35. При этом по весьма понятным при-
чинам (папа находился тогда в союзе с Венецией в борьбе
61 х
против Фридриха Барбароссы) с особой готовностью сделал
это Александр III: «Венеция — писал папа — достохвальным.
образом пребывала в католическом единении и была убежи-
щем для епископов и других прелатов, которые прибывали:
сюда из Ломбардии, Тосканы и Мархки во время недавней
схизмы»36.
Епископские кафедры на островах Крке, Кресе, Рабе и
Паге, которые почти непрерывно с XI в. находились во влас-
ти Венеции, одновременно с Задаром были подчинены ей и.в
церковном отношении, но не прямо, а через епископа Задари,
по отношению к которому епископы названных островов были
епископами-суффраганами37.
В трех районах побережья Адриатики, где венециайцам
не удалось утвердиться на сколь-нибудь продолжительное
время, как например в г. Драч (Диррахий), им приходилось
довольствоваться немногим и В' церковном отношении: в
1210 г., когда Драч ненадолго попал в руки Венеции, мест-,
ный епископ мог ограничиться принесением клятвы на вер-
ность Венецианской республике и обещанием помогать свои-
ми советами венецианскому наместнику, который там на ко-
роткое время появился38.
Таким образом патриарху Традб, примасу Далматинско-
му, подчинена была в XI—ХШ вв. в церковном отношении
далеко не вся Далмация, равно как и дожу венецианскому,
именовавшемуся'герцогом Далматинским, лишь небольшая
часть ее повиновалась в отношении административном.
Иной была церковная политика Венеции в зависимых
от нее городах Истрии. Здесь Венеция стремилась укрепить
свое экономическое и политическое влияние ранее, чем где бы
то ни было в другом месте, еще в X в.; но в тех договорах,
которые -опа заключала с этими городами, Венеция никогда
не затрагивала церковного вопроса, довольствуясь обычно
признанием ленной зависмости этих городов.
Такая политика диктовалась первоначально невыгодным
для Венеции соотношением сил. Триест, КапоДистрия, Пола,
Умаго, Паренцо, Ровиньо в церковном отношении зависели
от патриарха Аквйлеи, постоянного антагониста Венеции и
Градо, за спиной которого стояли или папы, как это было,
например, в XI в.39, или императоры, как это было при Гоген-
штауфенах40. И в том и другом случае Венеции не было це-
лесообразно добиваться церковной супрематии в Истрии:
приз не стоил борьбы, исход которой был так неясен. Позд-
нее, когда республика св: .Марка превратилась в средиземно-
морскую державу,’ соотношение сил стало для нее более бла-
гоприятным, но тогда возникли и новые очень сложные поли-
тические проблемы, поглощавшие все внимание политиков
св. Марка. Истрия, по всем этим причинам, в течение всего
62
рассматриваемого нами времейи оставалась в церковном от-
ношении от Венеции независимой41.
Экономическая заинтересованность самого венецианского
клира в расширении и укреплении колониального могущест-
ва Венеции не подлежит никакому сомнению. Выше уже
говорилось о щедром наделении венецианских епископских
кафедр земельными владениями в колониях. Феодальная
рента в Венеции, как и всюду в тогдашней Европе, являлась
важнейшим вместе с церковной десятиной источником цер-
ковных доходов. С меньшей уверенностью можно говорить об
участии духовенства в торговых операциях республики, по
крайней мере операциях, которые велись широко и открыто.
Разумеется, это не значит, что духовенство не вело торговли
через подставных лиц, или в форме долевого -участия в раз-
личных складочных операциях, тогда распространенных, —
мы имеем в виду все эти «комменда», «рогадиа», «коллегап-
циа», представлявшие в распоряжение клириков удобное
средство, позволявшее обходить требования внешне щепе-
тильной церковной морали.
Так или иначе клирики были экономически заинтересова-
ны в росте колониального могущества своего родного города
и не за страх, а за совесть служили интересам венецианской
аристократии, к которой высшие представители клира при-
надлежали и по своему происхождению. Та политика цер-
ковной централизации, которую стремилась проводить в сво-
их владениях Венеция, при этих условиях как нельзя более
отвечала идее торговой экспансии, лежавшей в основе поли-
тического мышления венецианской плутократии.
Между тем, до'биваясь поста Константинопольского патри-
арха для своего соотечественника и не останавливаясь в этих
своих домогательствах перед прямыми трениями с главой ка-
толического мира, венецианцы постепенно убедились в том,
что они гоняются за призраком. Власть главы восточного фи-
лиала католической церкви совершенно растворилась в безд-
не феодальной анархии Латинской империи. У Венеции не
было сил заставить прелатов княжества Ахейского, герцогст-
ва Афинского и герцогства на Архипелаге признать хотя бы
только на словах патриарха венецианца. Еще меньше этих сил
было у императора злосчастной империи и совсем их не было
у патриарха.
При таких условиях нетрудно понять стремление Венеции
«освободить» от власти Константинопольского призрака и .
собственные владения в пределах Романии. Концентрация
церковного авторитета в Градо, как и светского на Риальто
проводилась республикой св. Марка с замечательной после-
довательностью и с немалым успехом. Венецианская олигар-
хия стремилась как можно крепче держать в своих руках
63
доставшееся ей колониальное достояние и долго успевала в
этом, а среди тех пут, которыми она стремилась связать мест-
ную инициативу, путы церковной организации далеко не бы-
ли последними по своему значению.
ПРИМЕЧАНИЯ
1.	Соколов Н. П. Образование Венецианской колониальной им-
перии. Саратов, 1963, с. 370—373. 409—413.
2.	Его же. Метрополия Венецианской колониальной державы в
в XIII в,— Уч. зап., Горьк. ун-т, 1954, вып. XXVI, с. 63.
3.	Fontes rerum austriacarum. Diplomata et Acta. (FRA. DA.) v. XIII,
pp. 494, 495.
4.	Ibid., pp. 363, 364.
5.	Ibid., pp. 140, 141, 169.
6.	Ugihelli F. Italia sacra sive de epiacopis Italiae, ed. 1720, v. V,
col. 1127.
7.	Regesta ponti ficum. ed. Jaffe Bullae, v. I, 'N 4063, 4085, 4295.
8.	Соколов H. П. Образование, c. 384, 385.
9.	Heisenberg. Neue Qellen zur Geschichte des Lateinischen Kai*
serreichs und der Kirchunion. (Sitzungberichte der Bayerische Akademie der
Wissenschaft, en Phil.—philos. Klasse). Munchen, 1923.
10.	Epitaphos Nocolai Mesariti, ed nom., p. 49.
11.	Ibid, p. 52.
12.	Ho ton latinon archithytos Thomas. Ibidem, p. 35, to archiepiscopo
tes protes kathedras kai proskyneto papa Romes, Ibidem, pp. 63 ss.
13.	Epitaphos, pp. 63, 64 ss.
14.	Сообщение Николая Месарита./Текст и русский перевод еписко-
па Арсения в работе «Некоего митрополита Эфесского XIII в. произвд
‘М. 1893.
15.	Васильевский В. Г. Переписка Иоанна Навпактского и его
корреспондентов. ВВ, т. III, 1-896.
16.	FRA. DA. V. ХШ, р. 219.
17.	С о к о л о в Н. П. Образование, с. 390, 410. 411.
. 18. FRA. DA. V. XIII, р. 219.
19.	Ibid, р. 216.
20.	Hodgson М. Venice in the thirteen and fortheen centuries. Lon-
don, 1910.
21.	FRA. DA. v. XIII, p. 226.
22.	FRA. DA. v. XIV, pp. 17, 18.
23.	FRA. DA. v. XIII, pp. 97 ss. Miller W. Latins in the Levant
(1204—1566). London, 1906, p. 63.
24.	Schmeidler B. Der dux und das comune Venetiarum von
1141—1229. Berl. 1922. pp. 43, 44.
25.	FRA. DA. v. XII, p. 283.
26.	S c h m e i d 1 e r B. op. cit., pp. 46, 47.
27.	G e г о 1 a G. Monumenti Veneti nell 'isola di Creta. Venezia,
1906—1908. v. Ill, p. 171.
28.	Ibid., p. 18.
29.	Ibid, p. 64.
30.	FRA. DA. v. XIII, p. 312.
- 31. Ibid., p. 147.
32.	Vargas E. Dissertatio critico-chronologico-historica. 1771. (Изда-
ние Макушева в кн. «Исследования об’ исторических памятниках и бытопи-
сателях Дубровника». Записки имп. Акад. Наук № 5, СПб. 1865)., с. 437.
Приложение о Дубровнике XI—XII вв. см. J. Lucic. L’histoire de Dubro-
64
vnik. Herne partie. Zagreb, 1974 (о церкви — c. 36—41).
33.	Ugh ell i F. Itali sacra, ed. nom. col. 1126. FRA. DA. v. XIII,
p. 308.
34.	Klaic N. Zadar u Srednjem vijcku do 1409 g. Zagreb, 1976,
c. 163—164.
34a. Klaic N. Povijest Hrvata u razvijenom Srednjem vijeku. Zagreb,
1976 c. 23__26.
35.	Ugueilli, op. cit., v. V, col. 1131, 1'132.
u razvijenom Srednjem vijeku. Zagreb, 1976, c. 23—26.
36.	Minotto Acta et diplomatae tabulario veneto. Venezia, 1870, p. 8.
37.	Uguelli, op. cit. v. V, col. 1419, 1420; Klaic N. Povijest Hrvata..,
'c. 39 и сл.
38.	FRA. DA. v. XIII, pp. 123, 124.
39.	Regesta pontificum, ed. cit. Bullae, v. I, N 4056.
40.	Baer, Aug. Die Beziehungen Venedigs zum Kaiserreiche. Insbruk,
1887, p. 23.
41.	Противоположное мнение Гфрёрера о подчинении епископов Ист-
рии патриарху Градо основано для начала XI в. на мало убедительных
догадках, а булла Льва IX от 1053 г. не имела практических последствий,
так как в списке доходов-патриаршей кафедры в Градо в грамоте от
1072 г. мы видим участие только епископских кафедр, церквей и монасты-
рей дуката (Gfrprer, F. Geschichte Venedigs bis zum Jahre 1084. Graz,
1872, pp. 457, 491, 494. (Во второй половине XII в. Люций III подтвердил
буллу Льва IX, но и на этот раз мы не видим, чтобы церковь Истрии
подчинялась патриарху Градо. (Minotto, v. I, р. 9). По указанным выше
причинам в Истрии Венеции приходилось быть осторожной.
5 Заказ 5101
О СОЦИАЛЬНЫХ ПЕРЕМЕНАХ В ДАЛМАЦИИ В XV В.
И. Г. Воробьева, М. М. Фрейденберг
(Калининский университет)
XV век оказался для Далмации столетием существенных
изменений в самых разных областях — административно-
правовых, этнических, социальных, и самая природа этих
изменений и их значение для дальнейшего развития этого
региона Европы представляют значительный интерес. Про-
винция вышла из того государственного образования, к кото-
рому она тяготела с начала XII в. и в составе которого на-
ходилась последние пятьдесят лет, из состава Венгерско-Хор-
ватского королевства, и перешла под власть Венеции. За
этим поворотом в ее политической судьбе последовала адми-
нистративная перестройка, начал изменяться административ-
ный режим в городах, тот коммунальный строй, который был
им присущ на протяжении столетий. Внутри городских стен
растет прослойка итальянцев, а в деревне появляются пере-
селенцы из-за Динарских гор — влахи, герцеговинцы, сербы.
Исчезает былое спокойствие и мир, на границах появляются
первые турецкие отряды, Далмации грозит серия опустоши-
тельных войн с Османской империей. Наконец, сдвиги проис-
ходят и в структуре далматинского общества — беднеет, те-
ряет экономическую активность и административные позиции
городская элита, нобилитет, укрепляются старые и создаются
новые корпорации в среде пополанов, воссоздаются общинные
связи в деревне.
Естественно, что последние, т. е. социальные сдвиги, пред-
ставляют для нас наибольший интерес. Но прежде, чем ос-
мыслить и оценить их, следует представить себе характер и
масштаб событий военно-политического характера, которые, по<
общему мнению, являются в XV в. центральными. Их два:
переход провинции под власть республики св. Марка и нача-
ло венецианско-турецких войн.
Первая половина XV века была периодом наивысшего рас-
цвета-- Венецианской республики. К этому времени в ее ру-
ках оказались не только многие земли Средиземноморья, но
и ряд областей Северной Италии, а морской флот Республи-
ки господствовал в восточной части Средиземноморья. Дал-
матинское побережье было необходимо Венеции для поддер-
) 
66
жания и расширения своего господства в Адриатике. Обста-
новка же в Далмации с конца XIV в. становилась, все более
запутанной. После смерти короля Людовика I (Лайоша) Ан-
жуйского (1382) там началась длительная борьба за корону
и гражданская война, длившаяся почти четверть века. Часть
хорватских и венгерских магнатов выступила на стороне
Сигизмунда Люксембургского, женившегося на дочери Лю-'
довика, Марии, и в 1387 г. им удалось его избрать на вен-
герский престол. Другие феодалы, главным образом хорват-
ские, стремились возвести на престол Владислава Неаполи-
танского, которого поддерживал и боснийский бан Твортко.
В самом начале XV в. после поражения Сигизмунда под Ни-
кополем (1396 г.) Владиславу удалось подчинить Новиград,
Врацу, Сплит, Шибеник и ряд островов. Папа поддержал
Владислава, и он был даже коронован венгерской короной в
Задаре в августе 1403 г. Во главе венгерского королевства
оказалось двое королей, каждый из них пытался привлечь
Венецию к себе в союзники. Разделенной на две зоны оказа-
лась и Далмация. В Сплит прибыл королевский наместник
Сигизмунда — Хрвой, Задаром правил Джованни Лузинья-
но, представитель Владислава.
В Венеции справедливо рассудили, что Сигизмунд явля-
ется более выгодным союзником •— усиление Владислава и
объединение венгерской и неаполитанской короны грозило
появлением в «Заливе» (golfo) — так на лагунах официаль-
но именовали /Адриатику) объединенного неаполитанско-вен-
дерского флота, грозящего левантийской торговле. Поэтому
республика рекомендовала своим сторонникам поддерживать
Сигизмунда, в то же время выжидая, когда к ней обратятся
за помощью. В 1401 г. эту помощь попросили жители Спли-
та, Задара и острова Паг, а в конце 1408 г. представился .
еще. более удобный повод вмешательства в далматинские
дела1. Владислав предложил венецианцам купить у него пра-
ва на Далмацию. Это и был на редкость удачйый повод, и
республика не упустила своего. В декабре 1408 г. начались
переговоры, Владислав просил за Далмацию 300 тыс. дука-
тов, республике удалось снизить сумму до 100 тыс., и 9 июля >
1409 г. договор был подписан2. Современники и историки
XVII в. полагали, что продан был только Задар3. Однако на
самом деле Владислав уступил свои права также и на Врк-
ну, Новиград и остров Паг4. Венеция была заинтересована в
том, чтобы ее подданные знали о покупке Далмации как о
добровольном акте, поэтому в городах были устранены торже-
ственные службы и процессы. «Святое вступление» (Санта
интрада) — называла венецианская историография переход
Далмации под власть Республики.
 В июле того же года отряды венецианцев вошли в город
5*
67
Задар, в течение августа был занят остров Црес, в сентябре
— Нин, позднее Кварнерские острова, за исключением
о. Крка., Иначе обстояло дело с южной частью Далмации.
Попытка Венеции договориться с Сигизмундом и тем самым -
узаконить свое господство не увенчалась успехом, ряд горо-
дов оказал длительное вооруженное сопротивление. Упорная
борьба жителей Шибеника даже привела к войне между Ве-
нецией и Венгерским королевством. Шибеник был взят в
1412 г., а города Трогир и Сплит’ еще позже в 1420 г.5.
В 1420 г. венецианцам’ подчинились острова Хвар, Врач и
Корчула6. Эта дата к считается годом окончательного овла-
дения Далмацией.
Однако Венеция, не ограничилась этими приобретениями.
Постепенно под ее власть перешли остров Крк, Омиш с ок-
ругой, Полицкая община, прибрежная территория между ре-
ками Цетиной и Неретвой, Будва и соседняя с ней автоном-
ная сельская община Паштровичи. К концу XV в. владения >
Венецианской республики на восточном побережье Адриати-
ки в северной ее части простирались от острова Крк до реки
Йеретвы; далее шла территория Дубровницкой республики,
к югу от которой в состав венецианских владений входили
Котор, Будва, Паштровичи, Бар и Улцинь. Венецианская
республика сохранила прежнее деление провинции на 12 об-
щин- коммун: Црес-Осор, Крк, Раб с частью острова Пага до
Новальи; Паг, Хвар с Висом, Врач и Корчула, Нин с остро-
вом Виром,' Задар с округой и. многочисленными островами
(Молат, Олиб и др.), Шибеник с островами от Муртера до
Зларина, Трогир с частью острова Шольта и Сплит с другой
частью того же острова7.
Теперь венецианцам предстояло приспособить к своим
нуждам сложившуюся структуру далматинских городов, в пер- '
вую очередь их коммунальный строй, до сих пор бывший оп-
лотом городской независимости. Этот процесс идет по разным
направлениям, однако везде достаточно постепенно. Венеци-
анцы не предприняли никакой ломки, исторически сложив-
шаяся система городских коммун внешне осталась такой же,
какой была на-протяжении двух предшествующих столетий,
с тех пор, как сформировалась в XIII в. — Большие советы,
система магистратур, судебный аппарат, городские конститу-
ции — статуты. Ничего этого венецианцы *не стали уничто-
жать, они пошли по иному пути.
В статуты одни за другими вносятся дополнения («рефор-
мации»), которые ослабляют значение старых городских ин-
ститутов и поднимают значение новых, вводимых венециан-
цами. Повседневная жизнь горожан ставится под усиленный
надзор правительства, все чаще и чаще они вынуждены об-_
ращаться к Венеции по поводу новых правил, стесняющих'
68
торговлю и мореходство, и особенно часто из-за споров меж-
ду нобилями и пополанами. Венецианцы не отказывают в
правосудии, напротив, они заинтересованы создать себе ре-
путацию справедливых арбитров, но теперь этот источник
справедливости находится не в городах, а за их пределами,—
на лагунах. Главным же средством' изменейия городского
строя становится право венецианцев назначать городского
князя. До сих пор князь («comes», «conte», в русской исто-
риографии иногда встречался перевод «граф»)8 скорее фор-
мально, чем по существу, возглавлял коммуну. Присвоив
право назначать князя, венецианцы резко расширили его
права. Отныне ни один совет коммуны не имел права выбора
князя, его выбирали из числа венецианцев на заседании
Большого совета Республики. Срок его службы колебался
от 16 месяцев до 24, но известны случаи продления 'службы
до 33 или 35 месяцев9. Увеличение срока могло быть вызва-
но чрезвычайными обстоятельствами, например, войной.
Князь являлся представителем венецианской власти на
определенной территории, ни один из них не подчинялся
другому, каждый отчитывался только перед Большим сове-
том Республики, от него получал инструкции. Ни одно засе-
дание Большого совета города или собрания пополанов
(«конгрегация») не могло проходить без присутствия князя
и его разрешения10. За нарушение назначался штраф и по-
лагалось тюремное заключение. Постепенно и законодатель-
ная власть перешла в руки князя, ни одно решение совета не
имело силы закона, если не было подтверждено дожем, из-
вещал же совет об этом именно князь. Венецианскому князю
были отданы и все судебные функции, он председательство-
вал на всех судебных заседаниях11. Интересна в этом отно-
шении инструкция шибеникскому князю Франциско Тайпьет-
ру, данная в 1515 г. дожем Леонардо Лауредано и позволяю-
щая судить об объеме судебных прав князя. «Ты должен вер-
шитй правду и решать споры, управлять городом и людьми на
его территории в гражданских делах совместно стремя судья-
ми... Все будет решаться большинством среди Вас. Большин-
ство же будет иметь та сторона, на которой будешь ты,
князь, В уголовных делах (убийствах, грабежах и т. д.),
...требуется, чтобы ты, князь, сам судил согласно статуту
Шибеника, а если таких статей нет, то поступай по* своей
доброй воле»’12.
Совместно с городским капитаном, как это было в Зада-
ре, или единолично князь осуществлял контроль над воен-
ными приготовлениями, следил за снаряжением галеры, без-
опасностью города. Одновременно князь распоряжался'дохо-
дами и расходами, он же и отчитывался перед вышестоящи-
ми органами, просьбы горожан о самостоятельном сборе на-
69
логов обычно отклонялись венецианским правительством.
Для выяснения военной и политической ситуации во всей
провинции, а также для контроля за деятельностью князей с
1413 г. периодически отправлялись двое уполномоченных., с
титулом «синдик-инквизитор»13. Синдики — чрезвычайные ма-
гистраты. получавшие мандат на проведение расследования,
дознания и принятия мер в провинции. На должность синди-
ка выбирали в Сенате нобиля, чьи родственники и он сам не
были связаны с Далмацией в течение десяти лет14. Срок
службы синдиков зависел от порученного им дела, опреде-
ленного Сенатом в особом документе — «commissiones», но
не превышал трех лет. Предложенная синдикам инструкция
включала в себя следующие вопросы:, военные дела (боеспо-
собность и. оплата гарнизона, состояние крепостных стен
и др.), проверка финансов, аренда государственных земель и
прочее. Изучение этих вопросов занимало у синдиков слиш-
ком много времени и поэтому просьбы и жалобы населения
зачастую не рассматривались. Временный характер этой ма-
гистратуры препятствовал получению текущей информации
из Далмации, значимость которой все время возрастает для
Венецианской республики, особенно в период венецианско-
турецких войн.
Интересы Венеции требовали преодоления городского
партикуляризма, создания «сложного общества из далма-
тинских общин и Венеции», как в свое время писал русский
историк И. И. Смирнов15, т. е. объединение раздробленной
провинции с целью установления контактов между городами
и между Венецией и Далмацией. Вот этой задаче централи-
зации провинции и отвечало введение нового института, дол-
жности «Генерального 1 провидура Далмации и Албании»
(т. е. всех венецианских территорий на побережье Адриати-
ки)16. Первоначально генеральные провидуры являлись лишь
представителями венецианской армии и объединяли командо-
вание военными силами Республики в провинции, что позво-
лило организовать оборону городов от турецких вторжений.
Рост авторитета и полномочий генерального провидура идет
постепенно, и реальным наместником республики в Далма-
ции он становится лишь в XVIII в. К этому времени в его ли-
це сконцентрировалась вся власть над провинцией в неогра-
ниченном объеме, и некоторые историки сравнивают гене-
рального провидура с вице-королем17. Вся провинция стано-
вится единым организмом, а введение магистратуры гене-
рального провидура является доказательством завершения
политической консолидации, создания нового бюрократичес-
кого аппарата, т.. е. процесса столь характерного для всех
итальянских государств, включая Венецию18.
Таковы в самом сжатом виде первые результаты пере-
70
стройки административного аппарата провинции, первого из
процессов, оказавших воздействие на эволюцию ее социаль-
ного строя.
Вторым, как мы уже упоминали, явилось создание на
далматинском побережье обстановки- прифронтовой полосы.
Первые турецкие отряды появились в Далмации в 1432 г.;
около Шибеника—еще раньше, в 1414 г.19 Павел Андрейс,
трогирский историк XVII в., полагает, что в середине 40-х гг,
XV в. над городами нависла реальная угроза турецких втор-
жений20. В сентябре 1468 г. летучие отряды турецкой кон-
ницы опустошили окрестности Шибеника. Это было первое
столкновение турок с Венецией на далматинской территории.
Новую волну турецких вторжений повлекла за собой вене-
цианско-турецкая война 1499—1502 гг. С основных турецких
военных баз в Скопле, Сараеве, Мостаре и Скадаре начали
готовиться нападения на Далмацию. В июне 1499 г. босний-
ский санджакбег с двухтысячной конницей напал на Задар и
Шибеник. В результате и было захвачено в плен 674 мужчин,
1314 женщин и детей и угнано 37987 голов скота21. Венеция
поначалу не отвечала на турецкие нападения, надеясь раз-
решить конфликт мирным путем. В октябре были начаты
переговоры, однако турки продолжали-наступление. Военное
преимущество было на стороне турецкой конницы, а немно-
гочисленные далматинские отряды не могли оказать доста-
точного сопротивления. Результаты были плачевными. За не-
полные два года Далмация превратилась в пустыню. Только
на задарской территории погибло и было захвачено в плен
около 10 тыс. человек22.1 Исследователи отмечают, что имен-
но в этот период население городов увидело в лице Венеции
единственного защитника от турок; в начале 1501 г. предста-
вители Задара в Венеции уже говорили, что «желают уме-
реть под крылом Синьории»23. Хотя война закончилась для
Венеции без территориальных потерь ш Далмации, провинции
был нанесен очень'серьезный материальный ущерб, людские
потери были огромны. Резкое сокращение населения, особен-
но на селе, привело к падению» сельскохозяйственного произ-
водства, традиционные связи с хорватским Загорьем прерва-
лись. Эта война положила начало- новому процессу, растянув-
шемуся на два столетия, — переселению в Далмацию населе-
ния, которое бежало от турецкого террора. Большие труднос-
ти для венецианцев принесло это массовое переселение. Пра-
вительство вынуждено оказывать помощь вновь прибывшим,
чаще всего их высылали на острова и в запустевшие селения.
В городах они селились реже, так, около Задара было пост-
роено специальное здание, где могли размещаться прибыв-
шие турки и влахи24.
Однако и мир с турками не принес ' спокойствия далма-
71
тинцам: в мирное время население страдало от набегов и
грабежей не менее, чем в дни войны. Не проходило и года,
чтобы турки не появлялись в окрестностях городов; при этом
сохранялась угроза прямого нападения на города. Опасность
захвата, например, Сплита была настолько велика, что сплит-
ский епископ Бернардин Зане выступил на Латеранском со-
боре в надежде привлечь внимание к бедствиям Далмации:
«Посмотрите, отцы, на нынешние страдания христиан, на ко-
торых свирепейшие турки изливают свой гнев. Они вырывают
сыновей из родительских объятий, младенцев от материнской
груди, оскверняют жен на глазах их мужей, насилуют деву-
шек; стариков, как бесполезных, убивают перед глазами сы-
новей, молодых запрягают в плуг, чтобы пахать на них зем-
лю»25.
Постоянные военные операции заметно изменили повсе-
дневную жизнь далматинского населения. Республика реша-
ет укрепить свои владения в Далмации: с помощью город-
ских коммун восстанавливаются башни, реставрируются сте-
ны городов. С конца XVI в. начинается строительство хлеб-
ных складов, вызванное просьбами горожан26. Венецианские
провидуры докладывают об очистке фонтанов и цистерн для
питьевой воды. Перед венецианскими властями стояла также
проблема заселения опустевших селений и возврат на щемлю
крестьян, укрывшихся в городах от турецких набегов. Кре-
стьяне переполняли города, не готовые для приема такого
числа жителей. Участились'случаи воровства, беженцы стали
в городах нежелательным элементом.
Какие же перемены в социальной структуре - Далмации
наметились под воздействием событий XV века? Мы позво-
лим себе, эскизно обозначить здесь лишь ведущие обществен-
ные процессы.
Сразу же’ после утверждения своей власти Венеция в от- -
дельных городах репрессировала (отправила в изгнание)
часть патрициата, особенно активного в аптивенецианских
выступлениях. Так, из Задара в 1411 —1414 гг. было изгнано
до 50 нобилей?7.' В 1420 г. из, Трогира выслали 16 человек
сторонников Виттурия Микация, руководителя антивенециан-
ского сопротивления28.
Затем вырисовывается естественная линия ослабления
патрициата. Одним из трех основных критериев, с помощью
.которого можно детерминировать этот слой (наряду со знат-
ностью происхождения и имущественной состоятельностью)
в XIII—XIV вв., являлась монополия на управление городом,
По мере перехода этой монополии в руки венецианцев, пат-
рициат чувствует себя все более и более лишенным опоры,,
все менее и менее уравненным в правах с пополанами. До
сих пор важнейшей привилегией нобилей было участие в
72
Большом совете любой городской, коммуны, важнейшим тре-
бованием пополанов — требование допуска если не всех, то
хотя бы самых состоятельных и ночтейных из них в состав
Совета. Доступ для всех был закрыт с начала XIV в., когда
произошло так называемое «замыкание» (serrata). Больших
советов городов — отныне только тот, чей отец и дед входи-
ли в состав Совета, мог стать его членом29. На протяжении ря-
да десятилетий пополаны упорно добиваются именно допуска
в зал заседаний Совета, вокруг этого и разворачиваются самые
ожесточенные социальные битвы XIV в., запрет допуска к
власти становится важнейшим проявлением сословной не-
полноправности пополанов30. Сейчас, с установлением 'вене-
цианского господства, этот порядок все больше уходит в
прошлое, нобили и пополаны все больше уравниваются перед
лицом высшей власти31.
Однако это никоим образом не означает реального сбли-
жения обоих сословий в повседневной жизни. Напротив, сос-
ловная спесь городских нобилей только возрастает по мере
их отхода от власти. Так далматинские аристократы «выдер-
живают дистанцию». Но тем не менее какое-то снижение ста-
туса ощущается. И кто знает, может быть, этим ощущением,
а не одними ренессанскими канонами руководствовался Петр
Гекторович (1487—1572), когда восхищался незатейливым
бытом простых поселян32.
Нобилитет не только оттесняется от власти. В отдельных
городах (например, в Задаре) их собственность после при-
хода венецианцев подвергается перераспределению, смысл
которого не вполне ясен, но одним из соучастников перерас-
пределения является новый суверен. «Задарский катастик»
1420—1436 гг. сохранил свидетельства о домах, полученных
в обмен за земли на прилегающих островах33. Параллельно
с этим идет процесс имущественного оскудения патрициата.
Его глубинная природа связана с постепенным наступлением
венецианцев на далматинскую торговлю и мореходство, кото-
рое начинается в XV в. Еще несколько лет назад историки
переоценивали размах этого наступления и масштаб насту-
пающей на побережье стагнации. Новейшие исследования и
публикации последних лет позволили серьезно пересмотреть
это мнение34. Снижение темпов хозяйственного развития од-
нако происходит, и на благосостоянии далматинских нобилей
это заметно отражается. Например, большая часть патрици-
анских семей в г. Хваре жила на 200—240 дукатов в год, а
Хвар, между прочим, был самой преуспевающей далматин-
ской коммуной, почти не пострадавшей в ходе венецианско-
турецких войн. Заметим, что столько же получал капитан ве-
нецианской армии35.
Иначе отразилось появление новых властей на положении
73
средних слоев горожан. Появление венецианцев совпало по
времени (конец XIV — начало XV в.) с экономическим усиле-
нием далматинских пополанов — это факт общеизвестный36.
Базой этого подъема оказывается не столько ремесло (раз-
витие ремесла наблюдается лишь в Дубровнике), сколько
торговля, и это обстоятельство также детально изучено в ли-
тературе последних лет, но для нас важно не соотношение
производственных и торговых отношений в основании соци-
альных позиций далматинских, пополанов, а самое укрепление
этих позиций. Последние же находят выражение в трех ос-
новных формах.	” х
С одной стороны, завершается процесс оформления кор-
поративных связей в среде городского населения. Корпора-
ции как производственного, так и территориального, церковно-
приходского порядка (в источниках они -именуются «frater-
nitates, scuole», в литературе «братовщины») создаются в
городах в предшествующий период, в отдельных случаях в
ХП в., в массе своей в XIII—XIV вв.37. Но уставы этих бра-
товщин, а, следовательно, и правовое их утверждение отно-
сится в основном к XV в. В этом легко можно убедиться,
познакомившись с историей самых многочисленных далма-
тинских братовщин — задарских38. Случайным это назвать ни-
как нельзя, не эпоха коммунальной независимости, а время
пребывания под властью иностранного суверена оказалось ддя
пополанских объединений подходящим временем для фикса-
ции своих прав.
Братовщины были объединениями сравнительно мало-
людными . (число ремесленников одной специальности, в
каждом городе, как правило, было невелико, да и приходы
были в городах небольшими), обычно не заявлявшими серьез-
ных претензий на управление городом. Такие притязания
обычно исходили от общей’ сходки всех пополанов, имевшей
тенденцию конституироваться в самостоятельный орган
(congrega, congregatio, undversitas).
Это усиление «universitates» в городах далматинского по-
бережья и происходит под непосредственным воздействием
венецианского завоевания. Сомневаться в этом не приходит-
ся •— венецианцы не просто благосклонно относятся к этому
процессу, но и прямо ему способствуют. Они рассматривают
пополанские объединения как силу, способную противосто-
ять нобилям, а, следовательно, как своего союзника. Вот
почему венецианские власти используют столкновения между
нобилями и поцоланами, чтобы разрешить последним «схо-
диться и объединяться» (как это было в Задаре в 1467 г.)39.
В Сплите события развивались подобным образом 'и здесь в
80-х гг. XV в. засвидетельствованы пополанские «конгрега-
ции», которым под покровительством венецианских властей
74
разрешено выбирать собственных магистратов40. Создание
пополанской организационной структуры при венецианцах
нам представляется важнейшим элементом перестройки со-
циальных связей в XV в.
Наконец, можно назвать еще одно направление этой пе-
рестройки. ^то обособление в рамках низшего сословия го-
рода той прослойки, за которой закрепляется наименование
так называемых «граждан» (cives). Эта прослойка включала
в себя состоятельных домовладельцев, верхушку купечест-
ва и денежных людей, иными словами всех тех, кто по уров-
ню обеспеченности мог претендовать на пребывание в соста-
ве патрициата, кто приблизился к этому уровню, но кому
доступ в его ряды был закрыт. Венецианцы не открыли этим
людям, долго и упорно домогавшимся проникновения в сос-
тав Большого совета, доступа в него, и это, между прочим,
характерно для осторожной политики Венеции, но они не по-
мешали созданию прослойки «граждан». Более того, именно
граждане стали отныне негласными руководителями попо-
ланской конгрегации, хотя формально последняя именова-
лась корпорацией «граждан и народа» («Universita di Ро-
, poll е Cifttadisni»)41. Отслоение «граждан» означает, что двух-
сословное деление городского населения, деление на «nobi-
les» и «poptrlares», существовавшее на протяжении почти трех
столетий42, начинает заменяться более сложной общественно-
правовой структурой.
Наконец, имеет смысл учесть воздействие военно-полити-
ческих перемен на социальную жизнь далматинского кресть-
янства. XV век в жизни далматинского крестьянства отмечен
не сменой форм собственности, как это произошло, напри-
мер, с крестьянством сербским и боснийским в глубинах Бал-
канского полуострова. Далматинские колоны и кметы не по-
знакомились с «мирийским» землевладением (собственно-
стью султана на землю) , хотя впоследствии, в конце XVII в.
по мере отвоевания у турок, на землях Далматинского За-
горья будет усиливаться верховная собственность Венециан-
ской республики. Не узнали местные крестьяне и роста бар-
щины п рыночных прав вотчинника, как это узнали земле-
дельцы собственно Хорватии. Напротив, и владельческие и
рентные отношения на побережье остались неизменными, как
и были на протяжении последних столетий, и самая эта не-
изменность ярко оттеняет появление новых общинных орга-
низмов.
Эти организмы, эти общины (их называют «лиги») возни-
кают повсеместно для поддержания порядка и пресечения
преступлений. На них возлагаются полицейские и судебные
функции: выставление ночной стражи, поимка воров, отправ-
ление низшей юстиции. Их изучение началось уже давно43,
75
но ,то:лько в советской историографии удалось определит^ их
как общинные организмы, возникающие в дополнение к .'род-
ственным группам (верви, патронимии) и соседской- общине,
державшим под своим контролем как аллодиальную, так и
общинную землю. Поэтому главной функцией лиг становит-
ся деятельность в сфере самоуправления44.
Такими выглядят социальные сдвиги в Далмации, ставшей
в XV в. венецианской. Впереди еще немало “изменений, ско-
рее постепенных, чем внезапных, они наступают в XVI и
ХУТ! вв. и их характеристика — предмет специальной работы.
ПРИМЕЧАНИЯ
1.	Sunijc М. Dalmacija u XV stoljecu. Sarajevo, 1967, с. 37—39.
2.	Praga G. Storia di Dalmazia. Padova, 1954 c. 135—137.
3,	Andreis P. Povijest grada Trogira. — «Splitski knjizevni krug».
Split, 1977, c. 143.
4.	Klaic N. Povijest Hrvata и Tazvijenom srednjem vijeku. Zagreb,
1976, c. 616.
5.	A n d r e i s. P. Povijest.., c. 154—156; G. Novak. Povijest Splits.,
V , V 	, ' V
Split, 1957, T. I, c. 246; S’ Grubisic. Sibenik kroz stoljeca. /Sibenik, 1974;
V
6.	S и n j i с M. Dalmacija.., c. 63.
7.	S a n j i с M. Dalmaija.., c. 98.
8.	Смирнов И. H. Отношение Венеции к городским общинам
Далмации. Казань, 1885, вып. II, с. 75 и сл.
9.	Commissiones et relationes venetae, ed. G. Novak.—«Monuments
Spectanti’a Historiam Slavorum Meridionalium» (MSHSM), Zagreb, 1964,
T. IV, c. 149—150, 429 ets.
10.	Andreis P. Povijest.., c. 369.
11.	Novak M. Autonomija Dalmatinskih komuna pod Venecijom.
1965, c. 36, 80—81.
V	.	V
12.	Novak G. Sibenik u razdoblju mjetacke vladavine 1412—1797
V	< .	. . v. .
godine. — «Sibenik»,spomen zbornik о 900 — obljetnici, Sibenik, 1976, c. 235.
V
13.	Commissiones.., ed. S. Ljubic, T. II, Zagreb, 1877.	 •
V	...
14.	S u n j i с M. Dalmacija.., c. 164.
15.	С м и p н о в И. H. Отношение Венеции.., с. 118.
V ,	V
16.	Novak М. Kako i kada je doslo do tormirania sluzoe Generalnog
providura Dalmacije i Albanije. — Radovi Instituta Yugoslovenske Akade-
mije u Zadru. (RIZ),Zadar, 1968, sv. 1\5, c. 91.
V /	'	 v
17.	Pericic S. Dalmacija uoci pada Mletacke republike. Zagreb,
1980, c. 25.
18.	Рут ен бург В. И. Истоки Рисорджименто. Италия в XVII—
XVIII веках. Л., Наука, 1980, с. 119 и сл.
19.	Novak G. Sibenik... с. 146; S. Traljic. Nin pod udarom turskih
ratova — RIZ, 16—17, Zadar, 1969, c. 531.
20.	A n d r e i s P. Povijest.., c. 174.
76
21.	Гл. Стано]'еви1) Лугословенске землье у млетачко-турским ратови-
ма XVI—XVIII вщеку. Београд, 1970, с. 16.
22.	Гл. Стано]еви. Лугословенске земле.., с. 16.
23.	Там же, с. 24.
24.	Commissiones.., Т. IV, с. 225.
25; Novak G. Povijest Splita. Split, 1978, T. II, с. 941—942.
26.	Commissiones.., Т. V, с. 271; Т. IV, с. 122—123.
27.	Raukar Т. Zadar u XV stoljecu. Zagreb, 1977, с. 57—58.
28.	Andreis Р. Povijest.., с. 159.
29.	См., например, A. Cvitanic. Pravno uredenje Splitske komune pos-
tatutti iz 1312 godine. Sredneovjekovuo pravo Splita. Split, 1964, c. 220..
30.	Ф p e й д e н б e p г M. M. «Populares» средневекового далматин-
ского города. — В кн.: Вопросы всеобщей истории. Калинин,, 1971, с. 83.
31.	Многочисленные примеры этого уравнивания приводит М. Новак
(См. М. Novak. Autonomija.., с. 63—66, 70—73, 80 et).
32.	'См. «Рыбаки»—-В кн.: «Поэты Далмации»; М., 1959, с. 148—149.
33.	Antoljak S. Zadarski katastik 15 stoljeca. — Starine, khj. 42,
Zagreb, 1950, c. 374—376.
34.	Raukar T. Zadar u XV stoljecu.., J. Kolanovic. Izvori za povijest
trgdvine i pomorstva srednjevekovnih Dalmatinskih gradova s osobim
V
osvrl'om na Sibenik. — «Adriatika Maritima», Zadar, 1979, n. 3, c. 63—
150. См. заметку Воробьевой И. Г. Вопросы истории, М., 1981, № 4,
с. 160—161.
35.	Commissiones.., t. VII, с. 206.
Зб.	N. Klaic. Povijest Hrvata u razvijenom srednjem vijku. Zagreb,
1076, c. 143—153. (Там же и литература проблемы).
37.	См. Фрейденб.ерг М. М. Корпорации ремесленников в дал-
матинском городе. — В сб. «Проблемы социальной структуры и идеоло-
гии средневекового общества, 1974, вып. 1. Л., с. 29—44.
V
38.	С vita novic V. Bratovstine grada Zadra. — «Zadar». Zbornik,
'1964, c. 457—470.,
39'	R a u k a r T. Zadar u XV stoljecu, c. 59.
40.	Novak G. Povijest Splita, knj. Ill, Split, 1978, c. 1309.
41.	Novak M. Autonomija.., c. 103.
42.	Ф p e й д e н б e p г M. M. «Populares» средневекового далматин-
ского города. —В кн.: Вопросы всеобщей истории. Калинин, 1971, с. 70.
43.	LjubicD. Lige i posobe u starom hrvatskom pravu i'nj'inov od-
nos prema Poljickom statutu. «Rad. Yugoslovenske Akademije», knj. 240.
Zagre,b, 1931, c. 2—76.
44.	Ф'рейденберг. M. M. Деревня негородская жизнь в Далма-
ции XIII—XV вв. Калинин, 1972, с. 81—96.
ИЗ ИСТОРИИ ГЕНУЭЗСКОГО КУПЕЧЕСТВА
ВТОРОЙ ПОЛОВИНЫ ХП —НАЧАЛА XIII ВВ.
С. А. Чурсина
(Омский университет)
Генуя первая из средиземноморских городов еще за трис-
та лет до великих географических открытий' сконцентрирова-
ла свои торговые интересы в западносредиземноморской зоне
и Атлантике (европейских и африканских областях).
Специфическая особенность средневековой Генуи — это
явное преобладание торговли, прежде всего, заморской. Про-
мышленность Генуи по крайней мере до XV века заметно от-
ставала в своем развитии от многих средиземноморских горо-
дов, за исключением разве что шелкоделия1.
Приходится констатировать несомненный факт — генуэз-
ская средневековая история эпохи крестовых походов, в осо-
бенности социально-экономическая, до сих пор изучена не
столй обстоятельно, как, например, венецианская. Лишь пуб-
ликация записей генуэзских нотариусов побудила исследова-
телей приступить к изучению этого вопроса. Нотариусы вели
свои записи изо дня в день,-на протяжении десятилетий и за-
фиксировали огромное количество сделок самого различного
содержания. Наши источники весьма сложны для анализа.
В отличие от торговых книг, к которым обращаются иссле-
дователи средневековой торговли более позднего периода, ак-
ты нотариусов по существу носят случайный характер, что в
сочетании с фрагментарностью создает известные трудности2.
Первыми, кто обратил внимание на новый документаль-
ный материал, были известные специалисты в области исто-
рии средневековой средиземноморской торговли В. Хайд и
А. Шаубе3. В. Хайд излагает внешнеполитическую историю
генуэзской и левантийской торговли, отмечая особую роль
итальянских городских республик в организации крестовых
походов4. Он детально характеризует политико-администра-
тивную структуру генуэзских колоний в Сирии и Константи-
нополе, рассматривая Геную в качестве импортера восточных
пряностей в западные страны. Основным источником для не-
го послужила «Liber juri reipublicae Genuensis», опублико-
ванная Эрколе Рикотти почти одновременно с нотулярием
Джованни Скрибы. Однако обращения В. Хайда к книге ге-
78
нуэзского нотариуса настолько эпизодичны, что не дают ни-
какого представления о действительной ценности этого доку-
мента.
А. Шаубе, в отличие от В. Хайда, уделил самому раннему
генуэзскому нотулярию больше внимания. В частности, он
цитирует фрагменты нотариальных записей, касающихся
коммерческой деятельности одного из представителей генуэз-
ской купеческой олигархии Инго дела Вольта5. Его интере-
суют также вопросы, связанные с организацией генуэзского
купечества. Главным образом исследователь обращается к
юридической структуре генуэзских компаний6.
Других крупных исследований из старых работ, имеющих
хотя бы косвенное отношение к теме, нет, поэтому мы ссыла-
емся ниже лишь на отдельные статьи либо работы общего
характера. Г. Зивекинга интересовали генуэзские финансы
XII—XIV вв. (монетная система, таможенные пошлины). Ав-
тор частично использовал материалы из Генуэзского государ-
ственного архива, в частности, известную «Liber pedagib-
гшп»7. Эти данные .представляют некоторый интерес.' Зиве-
кинг, как и многие историки его времени, заинтересовался
проблемой генезиса капитализма. Отчасти толчок к этому
дала работа В. Зомбарта8, которая вызвала в свое время
оживленную дискуссию. Одна из статей Г. Зивекинга — от-
клик на это исследование9. Рассуждения автора по этому
вопросу весьма любопытны. Совершенно очевидно, что он
модернизирует социально-экономические отношения в ранне-
средневековой Италии. Капитализм уходит своими корнями,
как ему кажется, именно в эту эпоху. Сущность капитализма,
утверждает он, заключается в появлении «свободного хозяй-
ственного обмена» и росте общих масштабов средневековой,
прежде всего заморской, торговли10. Концепция Г. Зивекинга
смыкается с воззрениями А. Пиренна и его последователей.
В 20—30-е гг. XX в. нотулярий Джованни Скрибы снова
привлек внимание специалистов, особенно Е. Бирна11. Пред-
метом его изучения стали генуэзско-сирийские торговые от-
ношения XII века, а также генуэзское мореплавание. Именно
Е. Бирн положил начало систематическому изучению генуэз-
ских нотуляриев. Г. Крюгер и Р. Рейнольдс вышли из его
школы. Американские историки концентрируют свои усилия
на изучении таких аспектов генуэзской торговли, как афри-
канские связи и Шампанские ярмарки12.
Крупным специалистом в изучении средневековой среди-
земноморской торговли является А. Сэйю, который, подобно
многим другим западным исследователям, как своим пред-
шественникам, так и современникам (А. Шаубе, Р. Лопес,
Г. Астути, М. Кияудано), пытается постигнуть сущность внут-
ренней структуры средневековой купеческой коменды, преж-
79
де всего, ее юридической природы. Ом связывает происхож-
дение венецианской и генуэзской купеческой компании с ви-
зантийской практикой торговли13.
Известный интерес для нас представляет недавно опубли-
кованная в Генуе книга Лауры Баллетго «Генуя. Средизем-
ное морей Черное (XIII—XV вв.)»14. Исследование Баллетто
не является в строгом смысле слова монографией. Это серия,
.состоящая из 13-ти очерков, тематически непосредственно не
связанных между собой. В сущности автор не выдвигает ка-^
ких-либо проблем. Работа безусловно носит эмпирический
характер, но каждый из этих очерков — своего рода художе-
ственная переработка сухого, нередко лаконичного докумен-
та. В особенности наше внимание привлек первый из этих
очерков, посвященный генуэзскому купцу и корсару XIII в.
Раффо де Гуальтерио. Автор отталкивается от свидетельств
анналиста Якопо Дория и записей нотариусов. Судя по все-
му, этот лигуриец — типичная фигура того времени: арматору,
купец, сочетающий морской разбой с коммерцией и исполни-*
ющий обязанности подеста в генуэзском предместье Вольт-
ри15.
За последние годы в зарубежной медиевистике наметился
определенный интерес к изучению социальной структуры ге-
нуэзского средневекового общества, правда, чаще всего он
ограничивается лишь исследованием роли патрицианской
верхушки генуэзской торговли и к тому же в более позднюю
эпоху — Кватроченто. В частности, поставлен этот вопрос в
капитальном труде Жака Эре а.16 С его точки зрения, можно
говорить об антагонизме двух разновидностей генуэзской
аристократии в XV веке: феодальной и торгово-банковской.
Если в более.ранний период генуэзской истории это бйтли
своего рода две замкнутые касты (феодальная и торговая),
то в эпоху кватроченто они представляли собой прежде всего
консортерию, союзы родственных фамилий, т. н. «alborghi».
Работа Ж. Эрса дала импульс к более скрупулезному
изучению вопроса в ретроспективном плане: как сформирова-
лись специфические корпорации генуэзского нобилитета?
В этом же смысле для нас оказалось очень полезным знаком • '
ство с двумя небольшими по объему, но содержательными
очерками канадской исследовательницы из университета в
Торонто Дианы Оуэн Хьюз17. Вначале ее внимание привлек-
ла структура семьи в средневековой Генуе на материале мно-
гочисленных брачных контрактов генуэзских нотариусов.
Второй ее очерк «Родственники и соседи в средневековой
Генуе», опубликованный в сборнике Йельского университета,
посвященном видному медиевисту и специалисту по среди-
земноморской торговле Роберто Лопесу, представляется нам
более важным. Диана Хьюз утверждает, что генуэзский патри-
80
циат — это родовая ассоциация (alberghi), вместе с тем по
своим признакам—ассоциация территориальная, социальная и
военная18, окруженная чужими владениями, башнями зам-
ков, имеющая свои рыночные помещения, пакгаузы, тамо-
женные заставы, собственные церкви и часовни. В цонце XII
века генуэзский патрициат — влиятельная прослойка в ком-
муне. На 21 листе перечислены члены консульских аристо-
кратических фамилий19. В XIII веке в еще большей степени
возрастает политическая активность знатных фамилий, могу-
щество которых базировалось на торговле и банковских опе-
рациях. Корпорации типа «alberghi» в XIII веке, по мнению
Хьюз, еще окончательно не сформировались и находились в
эмбриональном развитии. Их образование падает на первые
десятилетия XIV в. Именно тогда сложились кастовые союзы
Дория и Спинола, Гримальди и Фиески20. Вместе с тем они
предполагали тесные связи с фамилиями-соседями, нередко
пбполарского происхождения, через патрицианские браки. К
началу XIV века можно говорить о формировании «альбер-
го» делла Вольца с семействами Каттанео, Маллоно на тер-
ритории генуэзского дистрикта Сан Джорджо, «альберго»
Джентиле, Аввокати, Певере, Пиньоли, Турка в дистрикте
монастыря Сан Сиро. Подобные патрицианские ассоциации,
как правило, были очень агрессивными по отношению друг к
другу и окружающей пополарской среде. Страницы генуэз-
ской йстории того времени пестрят картинами кровавых
схваток на улицах города. Существование «alberghi» — ха-,
рактерная -черта генуэзского патрициата. Они встречаются и
играют определенную роль даже в Генуе XVI—XVII вв.,
впрочем, являясь уже историческим анахронизмом.
В отечественной историографии записи генуэзских нота-
риусов не введены в научный оборот, поэтому мы не можем
назвать ни одного исследования, которое имело бы . отноше?
ние к теме.
Документы'наши требуют детального и кропотливого изу-
чения. В настоящей работе мы ставим своей целью охаракте-
ризовать генуэзское купечество со второй половины XII — на-
чала XIII вв. на основании совокупности свидетельств -ран-
ний нотариусов, акцентируя внимание на актах нотариуса
Джованни Гиберто (начало XIII в.), которые практически
еще не попали в поле зрения специалистов21. Генуэзские но-
туйярпи дают представление о социальном составе купечест-
ва1. Однако в западной медиевистике вниманием пользуется
•лишь одна группа последнего —- патрициат, о чем- уже выше
шла речь. Между тем более пяти тысяч записей нотариусов
называют нам сотни имен генуэзских купцов. Одни из них
принадлежали к патрицианской прослойке, располагали круп-
ными капиталами, принимали активное участие в заморской
Заказ 5101
81
торговле. Операции других, напротив, были более скромны-
ми, капиталы сравнительно небольшими, а третьих — совсем
ничтожными.
В книге актов самого раннего нотариуса Джованни Скри-
бы упоминается более двухсот имен купцов, на фоне которых
отчетливо выделяется крупное купечество. Из нотулярия
можно извлечь богатый материал о семействе делла Вольта,
члены которого нередко занимали видные политические пос-
ты в Генуэзской коммуне. Нотариус часто называет имя
главы фамилии Инго делла Вольта и его сыновей Марко и
Гульельмо22. Известно, что Инго был одним из консулов в
Генуе в 1158 г. Его капитал, помещенный в заморскую тор-
говлю, превышал 3000 лир23. Вместе с тем он не только ку-
пец, но и землевладелец, который продает, покупает, сдает в
аренду пашни, виноградники, мельницы, хозяйственные и
жилые постройки, чаще всего в окрестностях Генуи — Вольт-
ри24. Так, 15 декабря 1157 г. нотариус Джованни Скриба
оформил сделку Инго о продаже сыновьям луга, пастбища и
мельницы в местечке Стурла за 1000 лир25. Не менее колорит-
ной фигурой среди генуэзского купечества был сын Инго
Марко делла Вольта, принимавший активное участие в поли-
тической жизни коммуны. В 1157 г. он —консул, но спустя
семь лет (также во время своего консульства) был
убит заговорщиками26. Он поместил в различные компании
840 лир и предоставил ссуды на сумму свыше 1400 лир27.
В общей' сложности, по нашим подсчетам, вклад семейст-
ва делла Вольта в морскую торговлю в период с 1156 по
1164 гг. составил пять с половиной тысяч лир, около трех
тысяч — Гульельмо Буроне и Гульельмо Филардо, в преде-
лах двух тысяч лир — Бонджованни Мальфильястро, Малло-
но, банкира Стабиле, Гульельмо Венто. Именно они, патри-
цианская верхушка генуэзского купечества, феодальные но-
били, неоднократно избирались консулами коммуны.
При скорости обращения капитала в тогдашней торговле
с Востоком в один год сумма капитала, вложенного семейст-
вом делла Вольта в течение девяти лет, несколько превыша-
ла 600 лир, более трехсот составляла у Гульельмо Буроне и
Гульельмо Филардо, более двухсот у Бонджованни Маль-
фильястро и банкира Стабиле.
Каждый крупный генуэзский купец был связан с массой
компаньонов. Например, делла Вольта имели свыше двадца-
ти трактаторов. Глава семейства являлся пайщиком почти
двух десятков компаний преимущественно с двусторонним
вложением капитала, т. е. типа «sooietas maris (морское то-
варищество)». Можно выделить две группы среди этих ком-
паньонов, каждая из которых характеризовалась различной
степенью близости к крупному купцу. Наибольшее число
82
контрактов падает на семейство Ноченцио, члены- которого
являлись постоянными трактаторами делла Вольта. Другую
группу компаньонов Инго делла Вольта составляли купцы,
которые в большинстве случаев лишь косвенно были связаны
с ним. Чаще всего они были трактаторами его трактаторов,
т. е. в конечном итоге субтрактаторами (Альверначио, Уго
Ботино, Лаворанте, Гвидо Торселло). Как правило, они рас-
полагали очень незначительным собственным капиталом.
Наибольшее количество сведений относится к семейству
Ноченцио. Престарелый Инго делла Вольта очень редко по-
кидал Геную и все коммерческие дела поручал своим трак-
таторам, одним из которых был Инго Ноченцио. Последний
пользовался особым доверием и расположением главы се-
мейства делла Вольта: он неизменный свидетель при оформ-
лении всевозможных сделок своего фактора28. Инго Ноченцио
вложил 600 лир капитала в компании с Инго делла Вольта и
пайщиками последнего. Первый контракт с ним он подписал
в Генуе перед домом Гульельмо Буроне 28 июня 1157 г. Доля
фактора составляла 200 лир, Инго Ноченцио— 100 лир. Кро-
ме того, он должен был реализовать дополнительный капитал
Инго делла Вольта в 714 и 164,5 лиры, принадлежащие дру-
гим компаньонам.29 Второй контракт был подписан 26 авгус-
та 1160 года: пай фактора — 720 лир, 100 лир принадлежали
трактатору Инго Ноченцио. Обычно нотариус всегда очень
точно отмечает/ что трактатор не может принять дополни-
тельный капитал от третьего лица без специального разреше-
ния фактора.30 В нотуляриях не указывается длительность
контракта. Очевидно, он аннулировался после возвращения
трактатора из-за моря и распределения прибыли.
Но наряду с участием в компаниях с делла Вольта Инго
Ноченцио вел самостоятельные операции, имел в свою оче-
редь своих трактаторов, для которых он являлся таким же
фактором, как Инго делла Вольта для него самого. Однако в
этом случае он должен был получить разрешение своего фак-
тора («Инго делла Вольта согласился», — читаем мы в ноту-
лярии). Субтрактаторы делла Вольта непосредственно под-
чинялись только своему фактору. Наиболее тесные связи су-
ществовали между крупными купцами и их непосредствен-
ными ближайшими компаньонами — трактаторами. Эти от-
ношения предполагали значительную самостоятельность по-
следних. В этой связи кажется неубедительным тезис некото-
рых исследователей о едва ли не капиталистической эксплу-
атации' крупнейшими купцами массы купечества. Во всяком
случае наш материал не позволяет это утверждать.
Обратимся к записям более поздних нотариусов, которые
датируются концом XII — нач. XIII столетия. В нотуляриях
Оберто Скриба, Бонвиллиано и Кассинезе (конец XII в.)
6*	’	'	83
упоминается свыше трехсот купцов, подавляющее больший-:
ство из которых вкладывают в заморскую торговлю неболь-
шие капиталы. На этом фоне отчетливо выделяется группа
крупного купечества. Она возросла почти вдвое по сравне-
нию с серединой XII века. Мы выделили шестнадцать купцов,
капиталовложения которых в морскую торговлю превышали
1000 лир. Некоторые из этих имен нам известны из записей
нотариуса Джованни Скриба (делла Вольта, Мальфильяст-
ро, Маллоно и др.). В большинстве случаев они также при-
надлежали к старинным аристократическим генуэзским фа-
милиям и, как правило, занимали консульские должности в
коммуне31.
Семейство делла Вольта в конце XII века потеряло преж-
нее влиятельное положение. Можно констатировать замет-
ное падение его капиталовложений в морскую торговлю: сум-
ма вкладов в торговый оборот за четыре года составляет все-
го лишь 312 лир против 611-ти во второй половине XII века.
Изменился состав компаньонов. Среди факторов делла Воль-
та мы уже нс встречаем представителей семейства Ночен-
цио. Последние, напротив, активизируют свою деятель-
ность. Из семейства Инго делла Вольта наиболее часто упо-
минается Раймондо, сын Инго делла Вольта. Называются
также Бонйфацио, Россо, Пагано, Оджерио и другие члены
этого рода. В «Генуэзских анналах» можно почерпнуть ин-
тересные факты о Россо делла Вольта. Он был консулом
коммуны в 1183 и 1187 гг. Еще раньше коммуна отправила
его легатом к Саладину. Он принимал личное участие в во-
енной экспедиции генуэзцев в Сирию в 1189 г.32 Именами
делла Вольта- пестрят многие страницы «Генуэзских анна-
лов». Чаще всего речь идет 0 мятежах феодальной знати в
в контадо. В частности, Оберто Канчеллиере повествует об
одной такой распре между различными партиями генуэз-
ских нобилей в 1170 г. с участием еще Инго делла Вольта33.-
Оттобоно Скриба описывает другой эпизод,  который имел
место в 1189 г. На этот раз произошло крупное сражение
между делла Вольта и их противниками Венто. Спустя три
года делла Вольта поднимает мятеж в Бизаньо34. По-преж-
нему делла Вольта продают земли в окрестностях Генуи
(Вольтри, Бролно, Кальдерари)35. Данные о коммерческой
деятельности в этот период более скудные по сравнению с
теми сведениями, которые сообщает нотариус Джованни
Скриба36.
Еще меньше данных о заморской торговле делла Вольта
можно извлечь из нотулярия Джованни Гиберто (начало
XIII в.). Но любопытна другая деталь: делла Вольта ведут до-
вольно крупные торговые операции в самой Генуе, занимаясь
закупками импортных тканей у арасских купцов. Так, только
84
за один день 17 сентября 1203 г. Россо делла Вольта купил у
аррасских торговцев 18 кусков тонкого гентского и ипрского
сукна на сумму около 250-ти лир37.
Упоминается и семейство Мальфильястро. Чаще всего
речь идет о Гульельмо, возможно сыне Бонджованни Маль-
фильястро, который вел довольно крупные операции в Сици-
лии и Неаполе. В течение 1186—1191 гг. его компаньоны дол-
жны .были реализовать в этом районе на 822,5 лиры товаров33.
Впрочем, его интересы концентрировались не только в южно-
итальянских областях. Он торговал в Сирии, продавал на
рынках Сеуты багдадские ковры. В начале Г191 г. сам отпра-
вился в Марсель на судне, совладельцем которог'о был39. 1
Наиболее крупные капиталовложения в морскую торгов-
лю в конце столетия сделали семейства Ратальдо, Каварун-
ко-Мелаци и Кастелло. В течение февраля — июля 1190 г.
Ратальдо оформили шесть контрактов со своими компаньона?
ми на сумму, превышающую 300 лир. Весь этот капитал был
вывезен трактаторами в итальянские области (Рим, Сици-
лия.) С января по сентябрь следующего года Ратальдо под-
писали со' своими трактаторами шестнадцать соглашений на
сумму почти в 2600 лир. Их внимание привлекает Западное
Средиземноморье (Сеута, Гарбо, Тунис, Каталония), из ле-
вантийских районов — только Константинополь. В западном
направлении агенты Ратальдо везли восточные пряности и
предметы роскоши, на Восток — северное сукно и полотно40.
Нам ничего не известно о той политической роли, которую
играли Ратальдо в коммуне. Имена их ' не встречаются в
списках консулов.
Капиталы, помещенные в заморскую торговлю другим ге-
нуэзским семейством Каварунко-Мелаци, лишь немногим ус-
тупают капиталовложениям Ратальдо. Нотариусы называют
несколько членов этого большого купеческого дома.' Чаще
всего упоминается Джонато Каварунко, реже его сын Ру-
бальдо и брат Гульельмо, а также другие многочисленные
родственники. В течение января — сентября 1191 г. семейство
подписало двадцать один контракт со своими компаньонами
на сумму, превышающую 2600 лир, в течение следующего го-
да еще двадцать шесть соглашений-. Учитывая неблагоприят-
ную ситуацию на Востоке в это время, Каварунко, подобно
Ратальдо, сконцентрировали свою деятельность в западной
зоне Средиземного моря41. Они торгуют пряностями, продают
в Сирии полотно и английское сукно, а в Генуе очень круп-
ные партии первосортных квасцов42.
К группе крупнейшего купечества относилась старинная
аристократическая генуэзская фамилия де Кастелло. Нота-
риусы, а также аннал-исты, часто называют имена многочис-
ленных членов этого семейства. Нотулярий Обето Скриба да-
85
ет представление о масштабах торговых операций Оттоне и
Беллобруно Кастелло в 1186 г. Осенью этого года они пред-
полагали реализовать в Константинополе и Александрии 315
лир капитала и 650 лир в других заморских областях43. Из
«Генуэзских анналов Каффаро и его продолжателей» нам из-
вестно о том, что некоторые члены семейства Кастелло при-
нимали участие в военных экспедициях генуэзцев на Восток.
В 1189 г., как свидетельствует анналист Оттобоно де Скраба,
множество судов отплыло из генуэзского порта в левантий-
ские воды. Отправился в Сирию консул Гвидо Спинола вмес-
те с генуэзскими нобилями, крестоносцами и пилигримами,
среди которых был и один из Кастелло — Фольконе. Послед-
ний бывал на Востоке и раньше. Нотариус О'берто Скриба
называет его трактатором семейства делла Вольта в Кон-
стантинополе в 1186 г.44 Однако после поражения крестонос-
цев в Сирии Кастелло ищут применения своим капиталам в
других регионах. Так, в течение 1191 г. они оформляют со сво-
ими компаньонами десять контрактов на сумму почти 2000
лир, причем речь идет исключительно о западносредиземно-
морских, а не восточных районах: Сицилия, Неаполь, Сеута,
Тунис, Сардиния, Корсика.
Эта генуэзская фамилия имела большой -политический
лвес в коммуне, подобно другим аристократическим семейст-
вам — делла Вольта, Венто, Спинола. Так, в 1175 г. Родже-
роне Кастелло' был консулом. Консульские должности зани-
мали также Фольконе (1188), Беллобруно (1191, 1195) и дру-
гие45. Как все представители старинной аристократии, Кастел-
ло были тесно связаны с феодалами генуэзского контадо,
участвовали в мятежах местной знати. В частности, анналист
Оттобоно де Скриба описывает один из таких эпизодов, ко-
торый произошел в 1183 г.: многолетняя распря между Фоль-
коне Кастелло, его союзниками Венто, с одной стороны, и се-
мейством Курия, с другой, завершается кровавой баталией в
Бизаньо46.
Можно предположить, что в конце столетия вклады в
морскую торговлю крупных генуэзских купцов были весьма
значительны. Однако в начале XIII в., насколько можно су-
дить по записям Джованни Гиберто, уменьшается числен-
ность прослойки крупнейшего генуэзского купечества. Мы
смогли выделить только семь фамилий, капиталовложения
которых в морскую торговлю к тому же заметно сократились.
Например, оборот в 1800 лир у семейства Кастелло за семь
лет составляет 257 лир против 650-ти в конце столетия, у
делла Кроче — 285 лир вместо 475-ти. Вместе с тем в ноту-
лярии Джованни Гиберто'фигурируют новые фамилии гену-
эзских купцов, которые не встречались ранее, например, се-
мейство Страйяпорко. В «Генуэзских анналах» сообщается,
86
что один из Страйяпорко был направлен легатом от имени
коммуны к правителю Сардинии, По-видимому, Страйяпорко
не принадлежали к узкому кругу генуэзской аристократии,
как, впрочем, и все остальные из группы крупного купечества,
за исключением де Кастелло. В записях Джованни Гиберто
упоминается многочисленное потомство уже умершего к тому
времени главы рода, генуэзского легата при сардинском дво-
ре. Особой интенсивностью отличались операции этого се-
мейства осенью 1203 г., когда было подписано тридцать че-
тыре контракта на сумму, превышающую 1500 лир. Очевид-
но, предполагалось отправить товары с осенним купеческим
караваном, который обычно покидал генуэзский порт в но-
ябре. В мае — июне 1206 г. было оформлено еще семнадцать
соглашений с трактаторами на сумму около 900 лир, главным
образом, для торговли в Северо-Западной Африке и Сици-
лии^7.
К числу крупнейшего купечества в Генуе в начале XIII в.
по-прежнему относились де Кастелло. Это семейство продол-
жало играть большую политическую роль в генуэзской ком-
муне, особенно Беллобруно и Фольконе. Первый из них неод-
нократно избирался консулом. Фольконе назначается послом
в Александрию в 1200 г., а в 1205 г. — избирается на долж-
ность подеста48. Кстати, редчайший случай, когда на этот
пост был выбран соотечественник, как правило, в Генуе по-
деста чаще всего были миланцами. К сожалению, у нас нет
данных о торговой деятельности в этот период Беллобруно и
фольконе: в нотулярии Джованни Гиберто речь идет о дру-
гих представителях этого семейства. Крупной левантийской
торговлей в течение 1203—1205 гг. занимались Оттоне и
Заккариа де Кастелло. Последние вывезли через своих трак-
таторов в Антиохию, Алеппо, Дамаск почти на 1350 лир то-
варов, в основном полотно и сукно. Привлекали внимание
этих купцов западноафриканские рынки, в особенности Сеута
и Буджия, где их компаньоны продали почти на 600 лир то-
варов. Это были, главным образом, восточные пряности и
жемчуг49.
Другие представители этой группы крупнейшего купечест-
ва (делла Вольта, де Палло, Барбавайра, Бульгаро и дру-
гие) продали в начале XIII в. в Александрии, на рынках Сеу-
ты, Буджии, Сирии и Сицилии довольно значительные партии
тканей, преимущественно стамфордское английское сукно,
шампанские и немецкие полотша, миланскую и пьяченцскую
бумазею.
Итак, мы проследили коммерческую деятельность круп-
нейшего генуэзского купечества начиная с 50—60-х гг. XII в.
и до начала следующего столетия. Состав этой группы замет-
но изменился. Во времена Джованни Скрибы значительная
87
часть крупных купцов — представители феодальной аристо-
кратии (четыре фамилии из семи). В конце столетия 'Лйшь
немногим более трети из них являлись аристократической
прослойкой, а в начале XIII в. — только семейство Кастелло^
остальные были незнатного происхождения. Крупный капи-
тал в генуэзской торговле в сер. XII—XIII вв. играл доволь-
но большую роль. Вывоз крупного купечества в 50—60-х гг.
XII в. составил, по нашим подсчетам, 61,1% от капиталовло-
жений в морскую торговлю, в конце столетия он снизился до
44%, а в начале XIII в. равнялся 34,5%. Это неуклонное па-
дение крупного капитала в генуэзской торговле свидетельст-
вовало о том, что в заморскую торговлю втягивались широ-
кие слои среднего и мелкого купечества. Записи генуэзских
нотариусов дают Нам материал и об этих прослойках купцов*
В частности, наше внимание привлекли draperii de Canneto,
имена которых часто упоминаются нотариусами, начиная с
конца XII столетия.
Эта часть генуэзского купечества, по существу, еще не* ста-
яла объектом изучения специалистов50, а между тем наш до-
кументальный материал заставляет думать, что это былй до-
вольно влиятельная прослойка, которая сосредоточила в, .'сво-
их руках значительные закупки импортных тканей, прежде
всего фламандского сукна, для продажи их за морем. .Вмес-
те с тем «Суконщики», как Их называли, не принадлежали к
аристократической части купечества и не были связаны с
ним, имея свой круг компаньонов. Все они жили и Имели
свои лавки в старой частй генуэзского порта, Каннето1; '
В XIII в. «суконщики» (около двадцати человек) купили
в Генуе почти на 6000 лир тканей, чро составляло почти'по-
ловину всех закупок этого товара51. Первоначально они При-
обрели главным образом сукно, затем значительно' возросли
закупки миланской бумазеи. В конце XII в. ткани вывЬЗш
лись преимущественно в Западное Средиземноморье (Сеута,
Буджия, Сицилия, Сардиния, Корсика). Из левантийских об-
ластей только Константинополь фигурирует в качестве рынка
сбыта товаров, а к XIII в. мы наблюдаем совершенно иную
картину. Резко возрастает значение Леванта. Вывоз в’ ^тот
район увеличился боЛее чем в три раза, по сравнению t-Пре-
дыдущим периодом. Это было, разумеется, связано с общим
оживлением генуэзской торговли в Сирии и Палестине-.' Гену-
эзцы потеряли константинопольский рынок после четвертого
крестового похода.	'	- '•
Среди наиболее крупных экспортеров сукна и бумазеи за
море мы видим Ардуино, Грилло, Маркезе, Роландо, Руфйно,
Самым крупным .экспортером из «суконщиков» наряду с
Маркезе был некий Гульельмо из Каннето. Достаточно'отве-
тить, что его агенты вывезли за море только в начале XIII в.
88
на 900 лир тканей. Каждый обитатель Каннето, подобно дру-
гим генуэзским купцам, имел несколько трактаторов, с боль-
шинством из которых подписывались единичные соглашения.
Вместе с тем фактор поддерживал более тесные связи с от-
носительно небольшим числом компаньонов. Так, некий
Экардо де Монелья торговал товарами Роландо, Грилло,
Аугусто, Джорардо. По-видимому, эти связи были достаточно
длительными и прочными. Известно, например, что. этот ку-
пец был трактатором «суконщиков» в ’Сеуте, и спустя десять
лет он подписывает снова соглашения ,с купцами из Каннето
о продаже товаров, на этот раз в Сицилии52. Другая часть
генуэзских «суконщиков» была связана с альпийскими това-
рами тканей. Чаще всего это были купцы из Асти, которые
выполняли в ряде случаев функции трактаторов в компаниях
купцов из Каннето53. Наконец, определенную группу среди
трактаторов «суконщиков» составляли мелкие купцы из Ге-
нуэзского контадо54.
Но заморская торговля манила к себе не только феодаль-
ную аристократию и «суконщиков из Каннето». Нотулярии
пестрят сотнями имен генуэзцев, капиталовложения которых
были ничтожными в сравнении с капиталами «тузов». Напри-
мер, из двухсот купцов, упомянутых в нотулярии Джованни
Скрибы, сто ’тридцать помещали в морскую торговлю незна-
чительный капитал, не превышающий пятидесяти лир, при-
близительно тридцать купцов—не более двухсот лир, и, нако-
нец, капиталовложения только девяти лиц превышали тыся-
чу лир. Безусловно, проследить операции этих многих сотен
лиц не представляется возможным. Мы в состоянии только
констатировать, опираясь на наш документальный материал,
постепенный и неуклонный рост этой категории купечества и
вообще втягивание в заморскую торговлю широкого слоя
генуэзского населения.
Свыше пятидесяти актов нотариусов конца XII — нач.
XIII в. дают сведения об участии в этой торговле генуэзских
ремесленников и мелких торговцев55. Их можцр разделить
на четыре группы.
Первая из них, насчитывающая девять человек (скорняки,
кожевники, сапожники), в течение 1186—1198 гг. подписала
десять контрактов с трактаторами на сумму 63 лиры 15 со-
лидов56. Преобладали мелкие вклады от 2 до 10 лир. Капи-
тал вывозился в самые различные районы, дважды называ-
ется Константинополь, три раза — Сардиния и северозапад-
ные африканские порты. Экспортируя готовую продукцию
своего ремесла.в Барберию, Сеуту или Буджию, они закупа-
ли там сырье. Так, скорняк Раймондо из' пригорода Генуи
отправил со своим трактатором в Сирию плащ, подбитый
мехом57.
89
Вторая группа ремесленников, занятых, металлообработ-
кой, также насчитывает девять человек (оружейники, ножев-
щики, чеканщики монет, кузнецы). Так, некий Рубальдо, ко-
торый именуется «maestro» по изготовлению щитов, вывез за
море, преимущественно в Сеуту, на двадцать с лишним лир
своей продукции. Известно, что его агент продавал эти щиты
по цене 6 солидов. Капиталовложения ремесленников этой
группы в заморскую торговлю также в большинстве случаев
были очень мелкими. Так, капитал Альберто-ножевщика сос-
тавлял восемь лир, Оберто-чеканщика и Бальдицоне-куз-
неца — четыре лиры и т. д.	'
Группа ремесленников, занятых в текстильном производст-
ве, состоит из четырех человек: Джованни-шерстобит, Джо-
ванни-красильщик, золотобиты Лоренцо и Адам. Самый
крупный экспортер из них Лоренцо. Его трактаторы вывезли
в Сицилию товаров на сумму свыше ста лир (в том числе
черное сукно, золотую и серебряную пряжу). Джованни-кра-
сильщик продал в Сицилии тюк бумазеи за- 15 лир 9 соли-
дов58.
Наконец, еще одна группа ремесленников, довольно пест-
рая по своему составу (три бондаря, два токаря, мяс-ник, пе-
карь, два цирюльника). Преобладают также очень мелкие
вклады, в большинстве случаев не превышающие пяти лир59.
Итак, на рубеже XIII в. тридцать три мелких генуэзских
ремесленника заключили пятьдесят контрактов со своими
трактаторами на сумму около 530 лир. Все. их товары были
вывезены в самые различные средиземноморские области.
Относительно крупные капиталы поместили в морскую тор-
говлю ремесленники, связанные с производством тканей.
Последние экспортировали преимущественно ценную продук-
цию небольшими партиями: золотую и шелковую пряжу,
сукно с аппликациями из золотых и серебряных нитей и т. п.
Средняя величина капитала в компаниях ремесленников, по
нашим подсчётам, была менее шестнадцати лир. В сравнении
с компаниями крупных купцов, о которых речь шла выше,
это были карликовые комменды. В нашем распоряжении нет
данных о том, насколько прибыльным делом было ведение
такой торговли.
Определенный интерес представляет'вопрос и о трактато-
рах ремесленников. Все они, очевидно, принадлежали к ка-
тегории мелкого купечества. По крайней мере, об этом можно
судить на основании величины их пая — ничтожно мелкой
суммы от нескольких лир до нескольких солидов. Этими
трактаторами были или жители окрестностей Генуи (упоми-
наются, например, Оберто из Савоны, Мартино из Кьявари,
Оберто из Пьяццалуньи, Джованни из Рапалло), либо такие
же мелкие ремесленники, не имеющие собственного капитала
90
(таковы медник Аморе, Стефано-кожевник, Амико-кузнец.
Пескуале-суконщик или безымянный медник, торгующий в
Александрии).
Итак, нотулярии позволяют выделить определенные про-
слойки-группы среди генуэзского купечества. Обычно ак-
центируется внимание на крупнейшем купечестве. Это не
случайно. Обилие сделок, большие капиталы, помещенные в
заморскую торговлю, множество компаньонов — все это в ко-
нечном итоге делает фигуры крупных купцов более весомыми
и -рельефными среди нескольких сотен мелких коммерсантов.
Мы старались проследить операции нескольких самых круп-
ных генуэзских купцов на протяжении довольно значительно-
го отрезка времени (с 50—60-х гг. XII в. и до начала сле-
дующего столетия) там, где это представлялось возможным.
Данные самого раннего нотариуса заставляют предполагать,
что крупный капитал в то время играл заметную роль в ге-
нуэзской морской торговле. Приблизительно около десяти
фамилий сконцентрировали в своих руках значительную до-
лю генуэзской экспортно-импортной торговли. Как правило,
крупнейшие купцы — это представители консульской аристо-
кратии, собственники недвижимости в контадо, одновременно
получатели земельной ренты. Мы достаточно подробно оста-
новились на деятельности одного,из этих семейств — делла
Вольта.
Привлечение зайисей более поздних нотариусов приводит.
к заключению, что крупный капитал в генуэзской морской
торговле заметно ослабил свои позиции. Одновременно меня-
ется и социальный состав прослойки крупнейшего купечества.
На первый план выдвигаются новые купеческие фамилии.
Старинные аристократические консульские семейства, как
уже было отмечено, имели тесные связи с феодальным кон-
тадо, обширную клиентуру, принимали участие в ожесточен-
ных сражениях грандов. Очевидно, эти распри между раз-
личными фамилиями в конечном итоге ослабили позиции арй-
стократической прослойки генуэзского купечества. В качестве
примера можно снова сослаться на семейство делла Вольта,
оскудение которого и падение политического влияния в на-
чале XIII в., по сравнению с предыдущим периодом, совер-
шенно очевидно.
В заморскую торговлю втягивались представители самых
различных социальных групп. В нотулярии Джованни Скри-
ба очень мало сведений об участии мелкого купечества в тор-
говле за морем. Иную картину дают поздние нотулярии. Фак-
тически в генуэзской морской торговле господствуют купечес-
кие компании с капиталом, не превышающим пятидесяти
лир. «Суконщики из Каннето» были «новым купечеством», не
связанным со старой феодальной аристократией. Именно эта
91
категория в значительной степени сосредоточила у себя за-
купки импортного сукна и бумазеи на генуэзском рынке, а
также распродажу его за морем. Они же были связаны с вла-
дельцами красильных мастерских, занимающихся обработкой
полуфабрикатов (крашением импортного сукна).
Генуэзская торговля того времени носила средневековый
характер. Рассуждения буржуазных медиевистов (Зивекинг,
Лопес и др.) о генуэзском капитализме XII в., о едва ли не
чисто капиталистической эксплуатации крупнейшими купцами
массы среднего и рядового купечества нам кажутся совер-
шенно беспочвенными. Нотулярии свидетельствуют о том,
что большая категория субтрактаторов из мелкого купечест-
ва была независима от того или иного крупного купца.
Посредническая торговля генуэзского купечества в целом
отразила те крупные перемены, которые произошли в эконо-
мике европейских стран эпохи крестовых походов. Именно
расцвет европейского текстильного ремесла, особенно сукно-
делия, вызвал к жизни оживленную торговлю тканями. Вмес-
те с тем на Востоке все большее внимание генуэзцев начина-
ет привлекать сырье для развивающейся текстильной про-
мышленности (хлопок, красители, квасцы).
Генуэзцы в отличие от венецианцев утвердились в запад-
ном бассейне Средиземноморья, включая Атлантику, еще за-
долго до географических открытий, поэтому сдвиг оси ми- 
ровой торговли в западное полушарие только способствовал
укреплению позиции генуэзцев в этой -зоне.
ПРИМЕЧАНИЯ
1.	Gabriella Sivori. Il tramento de I'industria serica genovese.
<RSI», an. 84, fasc. 4. 1972, p. 894.
По мнению Габриеллы Сивори, истоки генуэзского шелкоделия —
первая половина 13 века. Уже к концу его генуэзские ткани, в особенно-
сти бархат, соперничали на мировых рынках с продукцией флорентийской
и венецианской, а в начале 15 века генуэзский шелк уже важная статья
экспорта.
2.	Moresco М., Bognetti G. Per edizione del notai Liguri del
sec. 13. «Document! e studi per la storia del commerc'io e del diritto com-
merciale iialiano». T. 10. Torino. 1938; M. Chiaudano, M. Moresco. Il car-
tolare dii Giovanni Sriba. T. I. Torino. 19)34.	* ,
Vitale V. Vita e commercio nei notai Genovesli dei secoli 12 e 13.
«Atti della societa Ligure du- Storia patria». Volume 72, fasc. 1. Genova.
1949.
Cost ama gna G. Archivi di State di Genova. Cartolari notarili
genovesi (1—149). Inventario. Vol. I, p. I. Roma. 1956. Vol. I, p. 2, ibid. .
1961.
Cost am a gna G., Mair a M„ Saginati L. ,Saggi di manuale
e cartolari notarili genovesi (secoli 13 e 14). Roma. 1960; Costamag-
л a G. II notario a Genova tra presligio e potere. Roma. 1970. Более под-
робно о генуэзских нотуляриях см. нашу статью «Акты генуэзских нота-
92
риусов как источники для изучения средневековой торговли»—Ученые за-'
писки/Ярославский гос. пед. институт им. К. Д. Ушинского. 1970. Вып. 76.
Ярославль.
3.	Н е у d W. Geschichte des Levantehandels im Mittelalter. Stut-
gart. 1879. T. 1—2. (Мы пользовались также вторым французским изда-
нием этой работы, где помещены интересные приложения, касающиеся
предметов торговли на Востоке).
Н е у d W. Histoire du 'commerce du Levant au moyen age. Paris.
1886. T. 2, pp. 693—710,-A. Schaubo. Handelsgeschichte der Romanischen
Volker des Mittelineergebiets bis zum Ende der Kreuzziige. Munchen und
Berlin. 1906.
4.	H e у d. W. Geschichte.., p. 146,343—355.
5.	Schaube A., op. cit., s. 155—159.
6.	Ibid., p. 110—112.
7.	Sievek.ing H. Genueser vom 12. bis 14. Jahrhundert. «Volkswirt-
schaftsliche Abhandlungen der Badischen Hochschulen». Bd. 1. H. 3. Frei-
burg. 1898.
8.	Зомбарт В. Современный капитализм. Т. I. М.—Л., 1931.
9.	Sieveking Н. / Die Kapitalistische Entwicklung in den italien-
ischen Stadchen des Mittelalters. «Vierteljahrschrift ifiir Sozial und-Wirt-
schaftsgeschichte». Bd. 3. Berlin—Stuttgart—Leipzig. 1909.
10.	Ibid., p. 65.
11.	Byrne E. The Genoese Trade with Syria in 12 ith Century. "«Ame-
rican Histor. Review». V. 25, p. 2. 1920; ibid. Genoese Shipping in the
twelfth and (thirteenth centuries. Cambridge. Massachusetts. 1930.
12.	Krueger H. C. Genoese Trade with nortwest Africa in the 12
century. «Speculum». T. 8. 1933; ibid. The Wares of exchanges in the Ge-
noese African traffic the 12 century. «Speculum». T. 12. 1937; R.—L. Rey-.
nolds. Merchants of Arras and the Overland trade with Genoa twelfth cen-
tury. «Revue Beige de Philologie ed dhiistoire». V. 9. 1930; Ibid. Genoese
Trade fin the Late twelfth century, particularly in Cloth from the Faires of
Champagne. «Journal of economic and Business History». 1931. T. 3, n. 3.
На XI Международном конгрессе историков в Стокгольме в 1960 году
Г. Крюгер выступил с сообщением «Генуэзские купцы, их капиталовложе-
ния и контракты (1155—1230)». Но автор не уделил никакого внима-
ния социально-экономической основе генуэзской торговли. Выступление
Крюгера вызвало серьезные возражения у советского Историка М. П.
Лесникова. (См. «СВ». Т. 20. М„ 1961, с. 316).
«11-е Congres International des Sciences Historiques». Stockholm,
21—28 aout 1960. «Resumes des commucations». Goteborg—Stockholm—
Uppsakp 1960, p. 108—109. «Actes du Congres» (Diskussion sur communica-
tion de Hilmar. G. Krueger», Genoese Merchants, their vestmentes and Con-
tracts 1155—1230), p. 128.
13.	S а у о u s A. E. Le capitalisme commerciales et financier dans les
payes chretiens de la Mediterranee occidentale, depuis la premiere croisade
jusqu'a a la fin du moyen age. «Vierteljahr schrift fur Sozial-und-Wirt-
schaftsgeschichte». Bd. 29. H. 3. Stuttgait. 1936; ibid. Aristocratic et noblesse
a Genes. «Annales d'histoire economique et sociale». N. 46. 1937.
14.	Laura Balletto. Genova. Mcditerraneo. Mar Nero (sccc. 13—
15). Genova. 1976.
Sandra Orligone (rec.). «RSI». Napoli. 1977, an 89, fasc. 1, p. 225.
227; Giannino Balbis (rec.). «NRS». Roma. 1977, an. 51, fasc. 1—2,
p, 182—183.
15.	Ibid., p. 9—20.
16.	Heers J. Genes au 15 e siecles (Activite economique et problemes
sociaux). Paris. 1961.
17.	Diane Owen Hughes. Urban Growth and Family Structure in Me-
dieval Genoa, «РР». N. 66. Oxford. 1975; ibid. Kinsmen and Neighbors in
93
Medieval Genoa. «The Medieval City», edited by Harri A. Miskimin, David
Herliihy. A. L. Udovitch. New Havenand London, 1978 (in honor of Robert
S. Lopez).
18.	Diane Owen Hughes. Kinsmen.., p. 100:
19.	Ibid., p. 98—99.
20.	Ibid., p. 108—109.
Диана Хьюз приводит известный эпизод из «Анналов» Стелла, когда
в результате стычки летом 1398 года Маллоно и Скварциафико на гену-
эзской площади Леркари остались убитыми 50 человек и двадцать два
дома справляли поминки.
21.	Единственное исключение работа итальянки Джованны Бальби:
G. Balbi. Nomi di nave a Genova nei secoli 12 e 13. «Miscellanea di storia
ligure in onore di Giorgio Falco». Milano. 1962.
22.	Giovanni Scriba. I, 21, 127, 214, 299, 375, 453, 445, 516, 630, 669,
728, 779; II, 880; 1, 171, 96, 267, 270, 300, 673, 800; II, 1207, 1276; I, 180,
231, 442, 451, 467, 610, 615, 578.
23.	Относительно наименования денежных единиц в средневековой
Генуе среди специалистов не существует единого мнения. Многие иссле-
дователи считают возможным употреблять термин «генуэзская лира» или
даже «генуэзский ливр», но в значении фунта. Другие считают, что более
правильным в этом случае будет имёновать генуэзскую денежную едини-
цу словом «либра» Не будем оспаривать последнего суждения, но оно не
укоренилось, поэтому повсюду в нашей работе речь идет о «лирах».
24.	Giovanni Scriba. I, 234, 276, 453, 476.
25.	Ibid., I,- 309.
26.	Ibid., I, 189, 206, 268, 278. «Annali di Oberto Cancelliere». V. 2.
Genova. 1923, p. 28.
’	27. Gio van nfi Scriba. I, 178, 180, 231, 242, 544, 569; II, 800,
880.
28.	Ibid., I, 95, 124, 125, 210; II, 1027, 1184, 1267, 1182.
29.	Ibid., I, 207.
30.	Ibid., I, 738.
31.	По крайней мерс об этом можно судить на основании свиде-
тельств «Генуэзских анналов», где приводятся списки консулов коммуны.
В частности, ими были неоднократно члены семейства Кастелло, Рикерио,
Ското, делла Вольта, Маллоно, Спинала и другие.'
32.	«Annali di Ottobono Scriba». II, p. 190, 199, 204, 215. V. Vitale
op. cit., p. 28. В. Витале предполагает, что Россо был внуком Инго делла
Вольта.
33.	«Annal-i di Oberto Cancelliere». II, p. 132.
,,,	34. «Annali di Ottobono Scriba». II, p. 213, 227.
35 Oberto Scriba, XVI, 224.; XI, 177; Cassinese, XIII, 1494; Giovanni
Guiberto, XVII, 214.
'36. Oberto Scriba. XVL 26, 37, XI, 85, 267, 529.
37.	Giovanni Guiberto. XVII, 583, 584.
38.	Oberto Scriba. XI, 186; XVI, 364, 367; Cassinese.,, XII, 123.
39.	Giovannii Guiberto. XVII, 603; Cassinese, XII, 124.
40	Oberto Scriba. XI, 146, 310, 335, 515, 533, 534: Cassinese, XII, 103,
219, 432, 481. 871, 1097, 1099,- 181, 218, 335, 380; XIII, 1103, 1104, 1120,
1135, 1199, 1679, 1680, 1692, 1573, 1764.	'	<
41	Cassinese. XII, 20, 438, 460, 483, 905, 906, 21, 493, 494, 703, 980,
1088; XIII, 1109, 1112, 1136, 1208, 1212, 1287; XII, 1080, 1091; XIII, 1136,
1688, 1894, 1898.	. 4ZTTT
42.	Giovanni Guiberto. XVII, 854; XVIII, 1345, 1865; Cassinese. XIII,.
1857.
43.	Oberto Scriba. XVI, 15, 36.
44.	«Annali di Ottobono 'Scriba». II, p. 215. Oberto Scriba. XVI, 15.
Именно Фольконе де Кастелло возглавлял генуэзскую экспедицию в 3
94
крестовом походе. Генуэзцы транспортировали на Восток 650, всадников и
1300 оруженосцев французского короля Филиппа 11 Августа.
45.	«Annali di Ottobono Scriba». II, p. 185, 208, 221, 242
46.	Ibid., II, p. 200.
47.	Giovanni Guiberlo. XVII, 528, 541, 555, 556, 559, 560, 563, 603,
618, 619, 620, 621, 645, 647, 673, 675, 679, 702, 728, 736, 787, 809, 814, 849,
850, 852, 939, 943, 947, 948, 949, 956, ,957, 1004, 1037, 1145; XVIII, 1170,
1176, 1184, 1213, 1214, 1215, 1242, 1262, 1263, 1316, 1330, 1407, 1408, 1424,
1427.
48.	«Annali di Ogerio Pano». Ill, p. 18.
49.	Giovanni Guiberlo. XVII, 571; XVIII, 1217, 1327, 1328, 1353;
XVII, 954; XVIII, 1702, 1751, 1802, 1803, 1808, 1812, 2026.
50.	Reynolds R. L. Genoese Trade.., p. 369; E. Back, op. cit.,
p. 106—109. Однако с таким утверждением согласиться нельзя. Дело в
том, что данные нотулярия Оберто Скриба фрагментарны (много актов
этого нотариуса испорчено либо не сохранилось, как утверждают издате-
ли лигурийских нотуляриев). И все же имена нескольких «суконщиков из
Каняето» упоминаются в записях Оберто Скриба.
51.	Не представляется возможным перечислить все акты нотариусов,
в которых идет речь о закупках суконщиками импортного сукна в Генуе:
их буквально сотни.
52.	Cassinese. XII, 716; XIII, 1872; Giovanni Guiberlo. XVII, 503,
518.
53.	Cassinese. XII, 805, 887; XIII, 1288, 1565. Giovanni Guiberlo.
XVII, 788; XVIII, 1603.
54,	Cassinese. XVIII, 1611. Giovanni Guiberlo. XVII, 189; XVIII,
1405.
55.	Ober to Scriba. XVI, 152, 145, 42, 77, 106; XI, 41, 286, 453,
460, 541, 146, 180, 229, 559, 530, 772, 943, 974, 201, 304, 494, 554, 581, •
1061; XIII, 1384, 1391. Bonvilliano. XV, 48, 83, 88, 90, 91, 110, 3, 79. Gio-
vanni Guiberlo. XVII, 325, 644, 651, 732, 752, 827, 991, 1075, 1129; XVIII,
1219, 1273, 1311, 1365, 1370, 1446, 1594, 1733, 1881, 1882.
56.	Ob er to Scriba. XI, 541; XVI, 286. Cassinese. XII, 180, 530,
304, 554, 1061; XIII, 1391; Bonvilliano, XV, 110. Giovanni Guiberlo. XVIII,
1311.	i
57.	Ob er to Scriba. XVI, 77; Cassinese. XII, 201, 495; XIII, 1384.
Bonvilliano. XV, 48, 83, 88, 90, 3, 79. Giovanni Guiberlo. XVII, 325, 827;
XVIII, 1129, 1405.
58.	Ober to Scriba. XVI, 145. Giovanni Guiberlo. XVII, 752;
XVIII, 1369, 1370, 1733, 1954.
59.	Ob er to ScriRa. XI, 453, 460; XVI, 152. Bonvilliano^ XV, 91.
Cassinese. XII, 446, 772, 229, 581. Giovanni Guiberto. XVII, 644, 732, 991;
XVIII, 1446.
КОЖЕВЕННО-МЕХОВОЕ РЕМЕСЛО
В ВЕНЕЦИИ Х1П—XV вв. (По цеховым уставам)
Н. А. Фионова
(Горьковский университет)
Ремесленно-промышленная тематика — одна из наименее
традиционных в исследовании истории срденевековой Венеции.
Между тем этот особенно многолюдный и богатый город
Италии, выросший на посреднической торговле, имел также
развитую промышленность. Она была представлена десят-
ками разнообразных ремесел, организованных в 52 цеха1.
Поэтому комплексное изучение хозяйственной жизни респуб-
лики св. Марка немыслимо без учета ее промышленного зве-
на. В свою очередь характеристика последнего не может быть
достаточно полной без отчетливого представления об от-
дельных видах венецианского ремесленно-цехового производ-
ства, тем более что некоторые из них до сих пор не были
предметом специального внимания историков Венеции. К чис-
лу таких отраслей относился и кожевенно-меховое ремесло.
Кожевенный промысел — один из самых старых и распро-
страненных вообще в Европе — был издавна знаком и вене-
цианским мастерам. В ХШ веке зарегистрировано уже не-
сколько цехов, занятых обработкой кож и изготовлением ко-
жаных и меховых изделий. Наиболее важными были три це-
ха: цех дубильщиков (conciatori)2, цех мастеров по «отбели-
ванию» кож (Ыапсагы)3и цех меховщиков (pilliparii)4. Опи-
раясь преимущественно на уставы названных цехов, зафикси-
рованные в XIII веке, и более поздние дополнения к ним, мы
и попытаемся уяснить состояние кожевенного дела в Венеции.
Заметим, что для этой цели наш источник совершенно неза-
меним — именно цеховые уставы служили основным зако-
ном, определявшим деятельность ремесленных корпораций и
даже место их нахождения.
Интересующее нас ремесло было сосредоточено на остро-
ве Джудекке5 и на канале того же наименования. Центром
цеха собственно кожевников (дубильщиков) служил дом
рядом с церковью св. Евфимии. В нем проходили цеховые
собрания и работала администрация цеха. Здесь же, по-види-
мому, находились4 и мастерские. Во всяком случае в цеховом
96
уставе неоднократно указывается именно этот район в ка-
честве центра кожевенного производства6.
В цехе дубильщиков—трехчленная организация ремеслен-
ников: в уставе встречаются и мастера, и подмастерья, и
ученики.
Численность дубильщиков кож нельзя определить даже
приблизительно ввиду отсутствия данных. Можно лишь пред-
положить, что число их, вероятно, было невелико, но посте-
пенно возрастало. Мы исходим из того, что в первоначальном
варианте устава дубильщиков (от 1271 г.) запрещалось об-
рабатывать всякое иное сырье, кроме того, что давали вене-
цианские бойни7. И в том случае, если какой-нибудь «инозе-
мец» (в смысле невенецианец) предложит обработать принад-
лежащее ему сырье, но, очевидно, завезенное со стороны,
мастер мог дать согласие лишь с разрешения «господ юстици-
ариев»8. Значит, количество мастеров-дубильщиков было на-
столько незначительным, что местное сырье (в случае , ввоза
еще со стороны) могло остаться необработанным. Между тем
Венеция, в отличие, например, от Швеции9, всегда вывозила
не сырье, а готовую продукцию. Только в дополнениях к уста-
ву от 1302 г. в качестве района сырьевых заготовок цеха, кро-
ме Венеции, назван и ее «дистрикт», т. е. все владения от Гра-
до до Коварцере10.
Сырьем для цеха дубильщиков служили кощи и шкуры
домашних животных, но не всех: выделка конских и ослиных
шкур, была запрещена дубильщикам, бараньи и козлиные до-
пускались, обработка же шкурок ягнят и козлят, как и кон-
ских-шкур, была привилегией цеха меховщиков11.
Дубление, как известно, требует разнообразных вспомога-
тельных средств. В Венеции употреблялись известь, расти-
тельные дубители в виде листьев сумаха или кориандра («ко-
жевенного» дерева), кора южного (так называемого «камен-
ного») дуба, квасцы; применялась и древесина дуба, содер-
жащая, правда, незначительный процент дубящего вещества
от веса древесины (всего 5—5,5%), — в уставе предусматри-
ваются случаи сжигания использованных в процессе дубле-
ния (кроме коры) дубовых щепок, из этих отходов изготов-
лялись брикеты, шедшие на топливо12.
Известь, необходимая в дубильном деле для обезжирива-
ния шкур и удаления остатков волосяного покрова, была
продуктом местного производства. Сохранился договор цеха
(от 1271 г.) с двумя братьями, мастерами цеха каменщиков,
Марком и Матвеем. Они обязывались в течение 9 лет постав-
лять известь цеху дубильщиков, а последний, в свою очередь,—_
принимать и платить. Договор , предусматривал крупную
неустойку с той и другой стороны: братья платилц за недо-
ставку обусловленного количества, а цех •— за невыборку (в
7 Заказ 5101
97
размере 5 солидов с каждой меры). В том и другом случаях
половину неустойки получали юстициарии, половину — за-
интересованная сторона13. Такой коллективный способ заго-
товки сырья с последующим распределением его между от-
дельными мастерами был вполне целесообразен в условиях
господства уравнительных тенденций в ремесленных цехах.
Заготовка дубителей не могла быть организована подоб-
ным образом. Они поступали на венецианский рынок из раз-
ных мест и в разное время, поэтому мастера должны были
. закупать необходимое им количество дубителей самостоя-
тельно. Однако и в этом случае сказывались уравнительные
тенденции типичного ремесленного производства — устав
строго запрещал покупать дубители с целью перепродажи.
Иногда сам заказчик снабжал мастеров дубителями, но и
этот путь создания избыточных запасов был закрыт — по ус-
таву весь оставшийся неиспользованным материал следовало
возвратить заказчику14. Таким образом, мастер мог обеспечи-
вать лишь текущую собственную потребность в сырье, и не
более.
Среди практиковавшихся тогда дубителей растительного
происхождения наиболее ценными считались листья, сумаха.
Это видно из того, что устав запрещает начинать дубление в
растворе названного дубителя без ведома заказчика. Оче-
видно, ему предоставлялась возможность проследить, чтобы
листья сумаха не заменили менее ценным дубителем, напри-
мер корой дуба. В тех случаях, когда необходима была осо-
бенно тщательная обработка некоторых видов сырья, естест-
венно, отдавали предпочтение листьям сумаха — тогда устав
прямо требовал применения именно этого дубителя15.
Для дубления и окраски кож в черный цвет использова-
лись, кроме коры и щепы, также и плоды южного дуба, так
называемые валлонеи. В самом уставе этот дубитель не упо-
минается, но в «Определениях светлейших и превосходней-
ших синьоров-наблюдателей за всеми цехами», а именно в 8-й
главе его, где речь идет о «методах, которыми пользовались
в старое время для дубления», можно прочитать следующее:
«Извлеченную из канала кожу свертывали в виде бурдюка
и. сшивал^, оставляя небольшое отверстие, через которое
вводили внуть некоторое количество валлоней...»16.
Квасцы, применявшиеся как обезжиривающее и дубящее
средство, добывали особые заготовители, которых рассылали
по разным местам, но в пределах островных владений Вене-
ции. Преимущественно названный таннид получали из отда-
ленных местностей, таких, например, как остров Вулкане из
группы Липарских островов близ Сицилии17.
В условиях Венеции остро стоял вопрос о снабжении ду-
бильщиков пресной водой. Морская вода для составления
98
дубящих растворов не пригодна, а пресную воду надо было
завозить из-за пределов города. Последнее обстоятельство не
исключало соблазна использовать в дубильном производстве
морскую воду, и устав категорически запрещает это. По той
же причине в добавлениях к первоначальному тексту устава
(в 1286 г.) появляется требование доставлять, пресную воду
к месту производства только в закрытых чанах, а не в бар-
жах или каким-нибудь, другим способом, не обеспечивавшим
от примеси морской воды при перевозке18.
Процесс дубления был довольно сложным и требовал
много времени. Отдельные статьи цехового устава дубильщи-
ков вместе с упомянутыми выше «Определениями светлей-
ших и превосходнейших синьоров» дают возможность воспро-
извести весь процесс дубления (кож крупного рогатого скота,
бараньих и козлиных шкур) в том виде, как он практиковал-
ся у ремесленников XIII—XIV вв.
Заметим прежде, что климатические условия Италии де-„
лали излишним изготовление теплой овчины, поэтому все
шкуры без исключения выделывались дубильщиками для по-
лучения кожи. Первой операцией в этом процессе была
очистка подлежавшего дублению сырья от волосяного покро-
ва. Шкуры подвергались стрижке, причем устав строго за-
прещал полученную шерсть со шкур различных животных
смешивать между собой, особенно овечью шерсть с козлиной19.
Затем с помощью скребков и ножей со шкур удаляли эпи-
дермис, остатки жира и мяса. Понятно, что устав запрещал
производить эти операции над каналом и проезжими путями20.
После очистки шкуры какое-то время вымачивали в канале,
затем извлекали оттуда и, после того как стекала вода, по-
гружали в раствор извести, в котором их оставляли не менее
чем на двое суток. Далее следовали небольшая просушка и
вторичное погружение в известковый раствор, на этот раз —
на 8 дней. После очередной просушки кожи вновь помещали
на 8 дней в тот же раствор, а затем их очищали от извести,
еще раз погружая в воду канала. По -окончании операций по
очистке кожи пропитывали жиром, для того чтобы подгото-
вить их к восприятию дубящих средств.21
После такой подготовки кожи подвергались указанным
выше способом дублению валлонеями и затем погружались
в чаны, наполненные теплым раствором того же таннида, где
они, непрерывно перемешиваясь, выдерживались несколько
часов.22
Не вдаваясь в дальнейшие подробности процесса дубле-
ния, следует сказать, что после названных операций кожи
переходили из одного раствора дубителей в другой, большей
крепости, дважды и находились в каждом из них. по 3 меся-
ца. По истечении шестимесячного срока пребывания в этих
7*
99
двух дубильных растворах они вынимались из чанов и су-
шились на сквозняке. Полная просушка кож еще не превра-
щала их в товар — необходимы были два месяца для их
«вызревания», после чего они поступали, наконец, в прода-
жу23.
Таким образом, процесс дубления продолжался более 9
месяцев. Возможно, по этой причине в отличие от других це-
ховых уставов, допускавших к работе пришлых мастеров до
вступления их в цех лишь на короткий срок, обычно на не-
сколько (8—15) дней, устав цеха дубильщиков разрешал та-
кую работу в течение целого года24.
Если кожи выделывались не по заказу отдельных лиц, они
поступали на рынок, реализацию товара осуществляли сами
мастера. Продажа могла производиться и, в праздничные
дни, но при условии: продавать не более 10 кож в день25.
Основными покупателями продукции цеха дубильщиков
. были, конечно, мастера цеха сапожников, изготовлявших раз-
нообразную обувь26. Цех объединял довольно узких специа-
листов: кроме собственно сапожников (calzolai), выпускав-
ших кожаные чулки (calzari), башмаки (scarpe) и сапоги
(stivadi), в, него входили башмачники (lavoraniti di zoccoli),
изготовлявшие башмаки и сандалии на деревянной (из проб-
кового дуба) подошве, башмачники (diabattini), занятые ре-
монтом старой обуви и составлявшие «artem veterem», й, на-
конец, «solarii», вырезавшие подметки, которые носились под
_ чулком и заменяли таким образом башмаки27.
В уставе цеха сапожников большое’ внимание уделяется
. маркировке изделий. Ею специально занимались два декана.
Каждая подметка должна была иметь государственное клей-
мо и знак мастера, в интересах наибольшей гарантии изго-
товлявшийся в Джюстиции Веккиа28 (см. прим. 8).
Мастера-сапожники, так же как и многие другие венеци-
анские ремесленники, имели свои лавки (stazi) в торговых
рядах на площади св. Марка, на Риальто. Здесь, в отличие
от цеха дубильщиков, продажа некоторых цзделий' (напри-
мер, подметок) поручалась ученикам. Это — pueri, предвари-
тельно непременно представленные начальнику (гастальду)
цеха и принесшие обычную присягу29. 11 февраля 1300 г. от-
носительно учеников сапожников было принято специальное
постановление. В нем (впервые в ремесленном законодатель-
стве Венеции) Запрещалось мастерам давать работу, по са-
пожному ремеслу мальчикам до 14-летнего возраста, а пос-
ледним— выполнять такую работу, так как только достиг-
шие названного возраста допускались к присяге30. В сапож-
ном деле были заняты и подмастерья (laboratores)31. Таким
образом, организация и этого ремесла состояла из трех
звеньев.
100
&
В данном случае мы располагаем фактами, позволяющи-
ми определить число мастеров. Дело в том, что сапожники
ежегодно выплачивали дожу регалию. В 1253 и 1268 годах
это было сделано в форме подношения 60 пар обуви, общей
стоимостью в 300 сольди или 15 фунтов. В 1287 и 1312 годах
дожу была п'однесена непосредственно та же сумма денег.
Известно при этом, что в 1271 г. каждый мастер вносил в
качестве регалии 2 сольди. Следовательно, если в целом
>взнос по 2 сольди составлял полную годовую регалию в 15
фунтов, то в 1271—1312 годах в Венеции было 150 мастеров
или -владельцев сапожных лавок-мастерских32.
По уставу, мастер-сапожник, не проживший еще в Вене-
ции четырех лет, не имел права участвовать в выборах долж-
ностных лиц цеха, проводившихся ежегодно 13 декабря, в
день св. Луки. Как и в большинстве других цехов, выборы
здесь осуществлялись через выборщиков (их было семь че-
ловек). Кроме гастальда и старшин, цех сапожников имел
писца и курьера-глашатая. Четвертую часть всех доходов цех
выделял в помощь бедным и нетрудоспособным членам;
каждый мастер обязан был делать взнос на общую пирушку;
неоднократно устав требует соблюдать праздники33 и т. д., то
есть перед нами — обычный устав средневековой ремеслен-
ной корпорации. •
Следует отметить, что если между цехами кожевников
(дубильщиков) и обувщиков существовала довольно тесная
связь, то не лишены ее были и другие цехи, занятые выдел-
кой и переработкой кож. По характеру работ довольно близ-
кими были цех дубильщиков и цех «бланкариев» («белилыци-
ков»). Причем последние занимались не только дублением,
они отбеливали кожи, превращали их в замшу, делали при-
годными для производства различных изделий. Часть масте-
ров— «белилыциков» занималась кожевенной галантереей —
изготовлением кошельков, перчаток, поясов, ремней, банда-
жей, тетив для луков и самострелов, колчанов для стрел и
т. д.34.
Важнейшей частью работ цеха «бланкариев» была, по-
видимому, все-таки выделка кож. В первой же статье цехо-
вого устава указывается именно на эту сторону его занятий.
Цеху предоставляется право: очищать и известковать коже-
венное сырье, удалять из него известь, обрабатывать квасца-
ми. Для этих работ не случайно был отведен также район
Джудекки, и именно квартал св. Власия, отделенный от церк-
ви св. Евфимии, где находился центр цеха дубильщиков,
лишь небольшим каналом. «Бланкарии» не имели права про-
изводить начальную обработку кож в каком-нибудь другом
месте, особенно на Риальто; но операции собственно по отбе-
ливанию кож и превращению их в замшу, то есть «чистые»
101
операции, они даже обязаны были выполнять на Риальто35.
Это относилось и к тем мастерам цеха, которые были заняты
изготовлением перечисленных выше кожевенных изделий.
Процесс обработки кож до момента собственно дубления
протекал у «бланкариев» аналогично работе мастеров цеха
дубильщиков, но самый процесс дубления, затем отбеливания
и превращения кожи в замшу был иным. Прежде всего ис-
пользовались другие дубители. Если в работе кожевников
(дубильщиков) квасцы использовались для вспомогательных
операций, то у «белилыциков» они были основным дубителем.
Наряду с квасцами, впрочем, употреблялась также «винная
корка» (greupol), продукт отстоя вина (желательно красно*
го), остававшийся в бочках. Для отдельных операций в процес-
се отбеливания широко применялось и обыкновенное мыло36.
Из приемов подготовки кожи для дубления, общих как
для цеха дубильщиков, так ш цеха «бланкариев», у последних
большое значение имел процесс жировки, необходимый для
выделки замши. Дубление по методам «бланкариев» было,
по-видимому, более коротким, а конечный продукт, кроме
замши, представлял собой белую или красную кожу37.
Цех торговцев галантерейными товарами был, пожалуй,
главным покупателем и отбеленных кож, и готовых кожевен-
ных товаров. Устав прямо указывает на купцов-галантерей-
щиков как покупателей продукта цеха «бланкариев», но ка-
тегорически воспрещает им самим заниматься выделкой кож.
«Бланкарии» не зависели от цеха галантерейщиков, хотя от-
дельное торговцы, наряду с другими лицами, и могли высту-
пать в качестве заказчиков на выделку одной или нескольких
.шкур. Уставом предусматривается также и самостоятельный
сбыт своих изделий мастерами, причем имеется в виду ряд
мер, которыми обеспечивалось бы добросовестное снабжение
покупателей товарами цеха, а также соблюдение правил,
исключавших конкуренцию с цехом галантерейщиков38.
Цех «бланкариев» имел четко выраженную трехчленную
организацию — в нем были мастера, подмастерья и ученики
с обычными обязанностями по отношению к цеху и друг к
другу. Однако обращает на себя внимание статья 51-я, кото-
рая запрещает мастерам под страхом штрафа в 100 солидов
платить подмастерьям более двух больших солидов39. Это са-
мая ранняя в венецианских капитоляриях попытка устано-
вить максимум заработной платы для подмастерьев.
Ремесленный характер цеха определялся не только его
организацией, но также и рядом статей устава, целью кото-
рых было обеспечить известное равенство между мастерами.
Так, мастер мог продавать только товар, им самим изготов-
ленный. Закупив сырье, он должен был в двухдневный срок
уведомить гастальда цеха о количестве и цене закупленных
102
им материалов, для того чтобы гастальд и старшины могли,
определив потребность заготовителя, снабдить сырьем и дру-
гих мастеров. Наконец, в цехе мог состоять только тот, кто
владел мастерством и самостоятельно выполнял работу по
выделке кож и изготовлению изделий из них40.
По характеру деятельности к цехам кожевников близко
стоял цех меховщиков, занятый обработкой различных ме-
хов. В уставе речь идет о выделке прежде всего шкур мел-
ких домашних животных, ягнят и козлят; большое мрсто в
работе меховщиков занимала выделка шкурок белки и вооб-
ще диких животных или, как выражается устав цеха, «лес-
ных зверей» — чаще всего речь идет о лисьих шкурах41.
Из истории взаимоотношений Венеции с. городами восточного
побережья Адриатики известно, что некоторые из них долж-
ны были поставлять дожу, кроме лисьих, также и куньи ме-
ха42. Выделывались в Венеции, по решению дожа Р. Дзено
(1253—1268), и соболиные шкурки43. Из дневника анонима
XV в. мы узнаем, что московское посольство, прибывшее в
Венецию в ноябре11499 года, преподнесло в дар дожу связку
в 40 соболиных шкур4.4. Заяц, кролик, домашняя и дикая
кошка, естественно, также входили в сырьевой ассортимент
цеха меховщиков. Одной из обязанностей цеха была выделка
конских шкур45. Отдельный устав в 1311 г. получили мастера
по выделке сурковых шкурок, которые закупались тысяча-
ми46. Из всего этого видно, что меховщики работали с более
разнообразным сырьем, чем кожевники.
Вероятно, цех меховщиков, каким он был в момент ре-
гистрации устава, то есть в 1271 году, представлял собой ре-
зультат слияния трех цехов: цеха по обработке шкур домаш-
него скота, цеха скорняков-старьевщиков и цеха по выделке
разнообразных лесных пушных зверей, от белки до соболя
включительно. На этот счет мы имеем прямое свидетельство
Мартина да Канале, автора «Венецианской хроники» и оче-
видца торжественной манифестации венецианских цехов по
случаю избрания в 1268 году нового дожа, Лоренцо Тьеполо.
Описывая на 20 страницах красочное шествие ремесленников,
хронист говорит о трех отдельных цехах меховщиков: о «ме-
ховщиках, которые следовали в мантиях из меха горностаев
и других пушных зверей»; о «меховщиках-скорняках, зани-
мавшихся старыми мехами, — они шли в шелковых и бар-
хатных одеждах, украшенных мехами»; о «меховщиках, обра-
батывающих шкуры ягнят,-—они несли чаши, наполненные
вином»47. В уставе объединенных цехов так же довольно лег-
ко можно различить названные три группы ремесленников,
работавших независимо друг от друга при,, общем гастальде
и старшинах цеха48.
Организационное строение цеха меховщиков не опреде-
103
ляется с достаточной ясностью в уставе: ни в одной из ста-
тей не упоминается об учениках и только в одном случае
назван «другой из работников»,49 причем под этим послед-
ним словом не всегда подразумевается подмастерье. Кроме
того, и М. да Канале в первой из описанных в своей «Хрони-
ке» групп меховщиков различает только «малых ,и больших^
(petis et grans),..а во второй — «мастеров и слуг (maisbres
et servants)50. По-видимому, цех был двухчленным по своей
структуре и состоял из мастеров и учеников.
Работа ремесленников-меховщиков, естественно, имела не
мало общего с работой двух других цехов, дубильщиков и
«белилыциков», но выделка мехов тогда, как, впрочем, и
теперь, отличалась некоторыми особенностями. Иначе и. быть
не могло, поскольку отличались производственные задачи ко-
жевника и меховщика: первый должен был заботиться о
полном очищении кож'от волосяного покрова, второй — не
долько о том, чтобы сохранить его наилучшим образом, но и
придать ему всю возможную пышность и блеск; кожевнику
для получения хорошей подошвенной кожи нужен был твер-
до-гибкий материал, а меховщик стремился выделать шкурки
диких и домашних животных мягкими и топкими, как хоро-
шая ткань. По этой причине одни операции, например, извест-
кование шкур, в работе меховщиков отпадали, другие прини-
мали несколько иной характер.
Судя по отдельным указаниям устава, процесс выделки
мехов состоял из трех моментов: очистки, жировки и дубления
мехового сырья. Первая из этих операций преследовала те
же цели, что и обработка кожевенного сырья. Жировка,: для
которой применялись животные жиры, необходима была при
выработке меховой мездры типа замши. Самое дубление
производилось хлебными квасцами, и устав предписывает,
какую муку следовало использовать для этой цели.
Свойства мехового сырья обусловили некоторые особые
требования, предъявлявшиеся уставом к ремесленникам-ме-
ховщикам: им нельзя было одновременно обрабатывать
шкурки ягнят и козлят; отдельно следовало выделывать ли-
сий мех; шкурки дикой кошки разрешалось дубить вместе с
другими мехами лишь в том случае, если ’это была работа
для себя, лично. Скорняки были обязаны изготовлять различ-
ные изделия только определенных размеров и качества51.
Время работы меховщиков, как и кожевников, было огра-
ничено: им воспрещалось работать в течение зимних меся-
цев, с конца ноября по февраль. Впрочем, в Венеции это ог-
раничение касалось лишь выделки лисьих шкур, зато в дру-
гих городах Италии, например, во Флоренции, оно распрост-
ранялось и на другие меха.52
Главными покупателями изделий меховщиков являлись
104
мастера цеха портных. Для пошива разнообразной мужской
и-женской одежды, для светских и духовных лиц, скорняки
заготовляли различного рода полуфабрикаты: меховые части
воротников, верха для шапок, украшения для курток и пла-
щей и т. д. Для одежды молодежи использовали шкурки яг-
нят, беличий мех был отличительным знаком на мантиях
докторов наук и высокопоставленных духовных лиц,' лисий
мех и мех дикой кошки были в употреблении у менее состоя-
тельных людей. Выделанные конские шкуры шли на изготовле-
ние плащей. Они были в ходу у мужчин и женщин, у сель-
ских и городских жителей. Горожане носили плащ длинным
до пят, закрепляя его на плече и оставляя раскрытым с пра-
вой стороны. У военных и.пажей был в моде короткий плащ.
Знатные люди заказывали плащи из дорогого шелка и йоси-
ли их открытыми на груди.53 Головные уборы у венецианской
знати, встречавшей в торжественной обстановке московское
посольство, — из куницы и соболя.54
. Для торговли ценными мехами было отведено место на
площади св. Марка, «недалеко от колокольни»; для продажи
шкурок ягнят и козлят, а также конских шкур был указан
район монастыря., св. Геминиана. Устав изобилует статьями,
в которых мастера цеха, продавцы меховых изделий, обязу-
ютей вести расчеты с покупателями «добросовестно и без
обмана», разъясняя им качество и свойства отдельных това-
ров; скорнякам запрещается выдавать старые меха за новые
и в своих изделиях смешивать те и другие55.
Таким, образом, работа меховщиков, так же как и кожев-
ников, носила типично ремесленный характер. Мастера цеха
меховщиков выполняли заказы отдельных лиц, а там, где
им приходилось вести дело за свой счет, они были связаны
ограничениями внеэкономического порядка, вроде, например,
требования заготовлять шкурки ягнят и козлят только в
пределах Венеции, или обязанности работать в одиночку, а
не «в сообществе»56.
Подводя итоги, мы_должны еще раз подчеркнуть, что рас-
смотренные здесь профессиональные ассоциации ремесленни-
ков, занятых в кожевенно-меховом производстве Венеции, —
типичные средневековые цехи со своими уставами, кассами,
помещениями для собраний, выборной администрацией, с
присущими им принудительным членством, иерархической
структурой, широкой регламентацией и т. д.; перед нами —
мелкое производство с применением традиционных и прос-
тых орудий; вместе с тем в данном случае можно говорить о
достаточно высоком уровне производства, о чем свидетельст-
вуют и значительное разнообразие продукции, и внушитель-
ное число ремесленников (150 мастеров-сапожников и столь-
ко же лавок-мастерских), и весьма узкая специализация
105
(особенно в цехе сапожников); однако дальнейшее развитие
кожевенно-меховой промышленности сдерживалось, как пока-
зано выше, рядом ограничений, особенно характерных, доба-
вим, в условиях Венеции, где известная специфика общест-
венной жизни обеспечивала подчинение ремесленного произ-
водства купеческому капиталу, консервировала старые про-
изводственные отношения.
ПРИМЕЧАНИЯ
1.	Их уставы (капитулярии, капитолярии) были собраны и опубли-
кованы известным итальянским издателем Джованни Монтиколо. — I са-
piAolari delle arti veneziane. А сита di G. Monticolo. Vol. I, II, III, Roma,
1896, 1905, 1914. Далее — I capitolari. Подробнее о них см. наШу статью
«Уставы венецианских цехов» как исторический источник».—Ученые запис-
ки ГГУ. 1969. Вып. 105. Серия гуманитарных наук, Горький, с. 118—
129. Любопытно, что Л. М. Баткин сообщает, не указывая, к сожалению,
на источник, о другом числе венецианских цехов: «Максимальным коли-
чеством цехов (142) могла похвалиться Венеция». — История Италии. М.,
1970, т. I, с. 218. Однако точное определение’количества цехов в Венеции
вряд ли возможно. Допуская, что 52 устава, собранных Дж. Монтиколо,
далеко не полно отражают степень дифференцированности ремесла в Ве-
неции, и что цехов могло быть здесь значительно больше, ^мы, пока не
найдено 90 новых уставов, можем предположить, что цифра 142 получена
в результате подсчета ремесленных специальностей, а н'е цехов.
2.	Capitulare conciatorum pellium vel curaminum. — I capitolari.
v. II, p. 487—534.
3.	Capitulare artis blancariorum.— lb., p. 115—135.
4.	Capitulare pillipariorum nove et veteris. — lb., p. 99—114.
5.	С. Романин предполагает, что именно здесь, на Джудекке, оста-
навливались первые иностранцы, прибывавшие в Венецию, — остров был
исключительно удобен для устройства стапелей и разгрузки товаров, пос-
тупавших из Леванта. — S. Romanin. Storia documentata di Venezia»
Venezia, 1853, t. II, p. 379.
6.	I. capitolari, v. II, p. 488, 509, 517, 520, 528, 531, 532, 533.
7.	Ib., p. 502, 525, 526.
8.	Ib., p. 511. Юстициарии (с лат.) или джюстицьери (с птал.)
здесь — члены Старой Юстиции, специальной коллегии, учрежденной в
1261 г. для надзора за цехами. Как правило, она состояла из трех совет-
ников —• «судей», избиравшихся^ высшим законодательным органом Ве-
неции, Большим советом. В распоряжении юстициариев были помощники:
писцы (2—3) и слуги (8—16). Обязанности последних были разнообраз-
ны: охрана кассы Юстиции, сторожевая служба по ночам «на Риальто и
на воде», осмотр товаров, обнародование распоряжений юстициариев,
участие в описи имущества ремесленников, не плативших штрафов свое-
временно, и т. д. — G. Monticolo. L/Ufficio della Giustizia Vecchia a
Venezia dalle origini sineal 1330, p. 75, 76—78, 124, 125—126.
9.	Сванидзе А. А. Ремесло и ремесленники средневековой Шве-
ции (XIV—XV вв.). М., 1967, с. 132. В далматинском городе XIII—
XV вв., где треть населения занималась обработкой кож, кожевенное де-
ло было ведущим производством, поставлявшим в Италию сотни овчин и
воловьих кож. — Фрейденберг М. М. Деревня и городская жизнь в
Далмации XIII—XV вв. Калинин, 1972, с. 184—187.
10.	I. capitolari, v. II, р. 523.
11.	Ib., р. 104, 105, 501, 599.
12.	Ib.', р. 509.
106
13.	Ib., p. 512.
14.	Ib., 501, 502, 511, 517.
15.	Ib., p. 500, 501.
16.	Цитировано там же, p. 514.
17.	Ib., p. 503, 509, 510.
18.	Ib., p. 501, 503, 505, 519.
19.	lb., p. 501.
20.	Ib., p. 510.
21.	Ib., p. 511.
22.	Ib., p. 522.
23.	Ib., p. 524, 525.
24.	Ib., p. 496.
25.	Ib., p. 517, 529.
26.	Capitulare callegariorum. — Ib., p. 137—168. В исключительных
случаях кожи использовались и на военных судах. Так, во время штур-
мов Константинополя крестоносцами четвертого крестового похода в 1203
и 1204 гг. венецианские галеры были защищены кожами против действия
«греческого огня». — П р о и ч а т о в Н. ,Ф. О значении термина «изреме-
нани» в Новгородской летописи. — Византийский временник, т. XXVII,
1967, с. 325—327. Венеция славилась изготовлением кож всех видов, но
особенно — высококачественной золоченой кожи для обоев и переплета
книг. —1 Н Kretschmayr. Geschichte von Venedig. Gotha, 1920, Bd. II
S. 172.
27.	I. capitolari. II, p. 167—168.
28.	Ib., p. 145, 147, 148, 164, 167.
29.	Ib„ p. 144, 145.
30.	Ib., p. 162. '
31.	Ib., p. 141, 151.
32.	Ib., p. 607.
33.	Ib., p. 138—140, 144, 146, 157—158.
34.	Ib., p. 124, 125.
35.	Ib., p. 115—116.
36.	Ib., p. 117.
37.	Ib., p. 116, 125.
38.	Ib., p. 117—118, 135.
39.	Ib., p. 119, 121 — 123, 125, 126, 128, 130—131.
40.	Ib., p. 125, 134, 136.
41.	Ib., p. 103—104, 108, 110—112.
42.	Б а б a e в В. П. Экономическое состояние общин Кварнера в
XIII—XIV вв.—Ученые записки ГГУ, серия историческая, 1967, вып. 67,
Горький, с. 228. i
43.	Capitolari.., v. II, р. 599.
44.	Chronicon Venetum Anonymi. — Muratori Rerum Ital. Script.,
t. XXI, col. 129.
45.	I. capitolari, v. II, p. 109, 111, 112.
46.	Capitulare artis glirorum. — Ib., v. Ill, p.'265—267.
47.	Martin da Canale. Chronique des Veniciens. Ed. Rossi.
Arch. Stor. Jtal. Ser. I, v. VIII. 1845, p. 606—608.
48.	I capitolari, v. II, p. 104, 105, 111, 112.
49.	Ib., p. 111.
50.	M. da Canale. Op. cit., p. 606.
51.	I. capitolari.., v. II, p. 108, 109, 110.
52.	Ib., p. Ill, 112, 599.
53.	Ib., p: 108, 599.
54.	Chron. Ven. An., см. Прим. 44.
55.	I. capitolari, v. II, p. 103, 104, 106.
56.	Ib., p. 109, 113.
1(17
содержание
- Статьи
1.	Червонная Т. М. Особенности «южной» сепьерии во Фран-
ции (В свете провинциальных кутюм XVI в.)......................3
4 2. Меженин В. М. Категории кипрских крестьян в XV в. .	.34
3.	Молдавская М. А. Народные движения в Провансе в цервой
половине XVI в. .................................,	.	. 44
4.	| Соколов Н. П. I Колониальная политика Венеции в сфере
церковных отношений .	.	.	.	.	.	.	.	-53
5.	Воробьева И. Г., Фрейденберг М. М. О социальных переме-
нах в Далмации в XV в. .......................................66
6.	Чурсина С. А. Из истории генуэзского купечества второй
половины XII — нач. XIII вв...................................78
Сообщения
;	7. Фионова Н. А. Кожевенно-меховое ремесло в Венеции в
XIII—XV вв. (По цеховым уставам) .	.	.	.	... 96
Св. тем. план, 1982, поз. 361
СТРАНЫ СРЕДИЗЕМНОМОРЬЯ В ЭПОХУ ФЕОДАЛИЗМА
Межвузовский сборник
Редакторы В. Т. Илларионов, Т. М. Червонная
Технический редактор Е. В. Тамберг
Корректор Н. А. Аркунова
Сдано в набор 24.06.82. Подписано в печать 31.12.82. МЦ 18456.
Формат бОхЭО'/ы. Бумага газетная. Гарнитура литературная. Печать вы-
сокая. Усл. печ. л 6,75. 'Уч.-изд. л. 6. Тираж 800 экз. Заказ 5101.
Цена 90 коп.
Горьковский государственный университет им. Н. И. Лобачевского
Горький, пр. IO.’ Гагарина, 23
Дзержинская типография Горьковского областного управления
издательств, полиграфии и книжной торговли
Дзержинск, пр. Циолковского, 15.
108