Собрание сочинений. Том 11. Жизнь Наполеона - Стендаль

Author: Стендаль
Tags: художественная литература
Year: 1959
Similar
Собрание сочинений. Том 1
Собрание сочинений. Том 13. Жизнь Анри Брюлара
Собрание сочинений. Том 10. Прогулки по Риму
Собрание сочинений. Том 12. Записки туриста
Text
                    
ТЕНДАЛЬ
СОБРАНИЕ СОЧИНЕНИЙ
В ПЯТНАДЦАТИ
ТОМАХ
ОДИННАДЦАТЫЙ
БИБЛИОТЕКА «ОГОНЕК»
ИЗДАТЕЛЬСТВО «ПРАВДА»
МОСКВА • 1959
Издание выходит
под обшей редакцией
Б. Г. Р е и з о в а.
НАПОЛЕОНА
Перевод
А С. Кулише р.
ПРЕДИСЛОВИЕ
Nam neque te regni summa ad fastigia vexit
Lucinae favor et nascendi inglorius ordo,
Vivida sed bello virtue tutataque ferro Libertas.
Aldrich. 1669, 50. 497*.
Это жизнеописание объемом в триста страниц in-
octavo есть произведение двухсот или трехсот авторов.
Редактор лишь собрал те фразы, которые показались
ему верными.
Поскольку каждый имеет определенное суждение о
Наполеоне, это жизнеописание никого не сможет удов-
летворить полностью. Одинаково трудно удовлетворить
читателей, когда пишешь о предметах либо малоинте-
ресных, либо представляющих слишком большой ин-
терес.
Каждый последующий год обогатит нас новыми све-
дениями. Знаменитые люди умрут; будут издаваться их
мемуары. Эта книга есть изложение того, что иам из-
вестно иа 1 февраля 1818 года.
Через пятьдесят лет придется наново писать исто-
рию Наполеона каждый год, по мере выхода в свет
мемуаров Фуше, Люсьена, Реаля, Реньо, Коленкура,
Сьейеса, Лебрена, и пр., и пр.
1 Ибо к высшей и твердой власти в государстве тебя воз-
несла ие благосклонность Лунины, и рождение твое бесславно,
а живая доблесть в войне н защищенная железом свобода.
Олдрич, 1669, 50, 497 (лат.).

ГЛАВА I
Quelle partie du monde habitable n’a pas oui les victoires de
ce grand homme et les merveilles de sa vie? On les raconte
partout; le Fran^ais qui les vante n’apprend rien i 1’etranger et
quoi que je puisse aujord'hui vous en rapporter, toujours prfevenu
par vos pensees. j’aurai encore i repondrc au secret reproche
d’etre demeurfe beaucoup en dessous.
В о s s u e t: Oraison funebre du prince de Condd *.
Я пишу историю Наполеона в ответ на пасквиль.
Безрассудное начинание, ибо пасквиль этот написан са-
мым талантливым пером нашего столетия и направлен
против человека, уже четыре года страдающего от ме-
сти всех держав мира. Я связан в выражении своих
мыслей, лишен таланта, а мой благородный противник
располагает поддержкой всех судов исправительной
полиции. Вдобавок, помимо громкой его славы, этот
противник обладал большим состоянием, был широко
известен в европейских салонах и пользовался всеми
преимуществами высокого положения в обществе. Ои
возвеличил даже людей безвестных, и посмертная его
слава, без сомнения, воодушевит всех тех благородных
писателей, которые всегда готовы посочувствовать зло-
1 Какая часть обитаемого мира не слышала о победах этого
великого человека и о его изумительных деяниях? О них расска-
зывают повсюду; француз, прославляющий их, ничего нового не
сообщает иностранцу, и, что бы я ни говорил вам о них сегодня,
всегда опережаемый вашими мыслями, я должен был бы еще
принять тайный ваш упрек в том, что далеко не достиг действи-
тельности.
Б о с с ю э. Надгробное слово принцу Конде.
получию власти, какова бы ни была сущность ее.
Нижеследующий очерк не есть история в собствен-
ном смысле этого слова; это — история для современ-
ников, очевидцев событии.
Наполеон родился 15 августа 1769 года в Аяччо, от
Карла Бонапарте и Летиции Рамолини. Его отец, чело-
век отнюдь не бездарный, служил под начальством Пао-
ли, а после того как Франция заняла остров Корсику,
несколько раз избирался депутатом от дворянства.
Семья эта родом из Тосканы, точнее говоря, из городка
Сан-Миньято, где она обитала в течение нескольких
веков. Историк Мадзукелли упоминает о некоторых
членах этой семьи, составивших себе имя в литературе.
В 1796 году в Сан-Миньято еще жил представитель это-
го рода; он был кавалер ордена св. Стефана, человек
богатый и весьма уважаемый, гордившийся своим род-
ством с юным полководцем, завоевавшим Италию. Ко-
гда Наполеон был всемогущ, льстецы разыскали — или
состряпали — документы, доказывавшие, что он проис-
ходит от тиранов, в средние века властвовавших в Тре-
визо,—утверждение, по всей вероятности, столь же ма-
ло обоснованное, как и домыслы эмигрантов, силив-
шихся изобразить его выходцем из низов. Его старшая
сестра воспитывалась в Сеи-Сире. Это одно уже дока-
зывает, что Бонапарты принадлежали к старому дво-
рянству.
Имя Наполеон очень распространено в Италии;
это — одно из имен, принятых в семье Орсини; у Бона-
парте оно стало встречаться после того, как они в
XVI веке породнились с семьей Ломеллини ’.
Граф де Марбеф, управлявший Корсикой, был по-
читателем г-жи Летиции Бонапарте; по его ходатайству
Наполеона приняли в бриенский коллеж. Он поступил
туда в очень юном возрасте. Выделяясь своими способ-
1 Нижеследующая выдержка из написанной Сансовино исто-
рии рода Орсини способна позабавить читателя:
«Ма molli pili furono i Napoleoni, perche in tutti i tempi gli
orecchi italiani, о nella pace, о nella guerra udirono questa no-
bilissima voce in uomini segnalati». Lib. II, p. 20* *.
• Но было гораздо больше Наполеонов, ибо во все времена
уши итальянцев и в мирное время и во время войны слышали этот
благороднейший голос среди выдающихся людей. Книга И, стр. 20
(нтал).
ностями к математике и необычайным пристрастием к
чтению, он, однако, раздражал своих наставников упор-
ным нежеланием изучать латынь по обычному методу.
Все попытки заставить его заучивать латинские стихи
и основы грамматики были тщетны; он неизменно отка-
зывался писать сочинения на латинском языке и разго-
варивать на нем. В наказание за это упрямство его за-
ставили просидеть в коллеже лишний год или два. Эти
годы он провел в одиночестве, в угрюмом молчании; он
никогда не принимал участия в играх товарищей, нико-
гда не заговаривал с ними. Мечтательный, молчаливый,
необщительный, он был известен среди них своею
страстью подражать манерам и даже речи великих лю-
дей древности. В частности, он старался, подобно лаке-
демонянам, облекать свои мысли в краткую и настави-
тельную форму. Несчастьем для Европы явилось то
обстоятельство, что Наполеон был воспитан в королев-
ском коллеже, иными словами, в школе, где духовные
лица обычно дают молодежи образование в софисти-
ческом духе, притом всегда на пятьдесят лет отстаю-
щее от века. Если бы он воспитывался в учебном за-
ведении, ие состоящем в ведении правительства, он,
быть может, изучил бы Юма и Монтескье; быть может,
понял бы, какую силу дает правительству обществен-
ное мнение.
Наполеон поступил в военную школу. В газетах тех
лет сообщалось, что во время одного из первых полетов
Бланшара, происходивших на Марсовом поле, какой-то
молодой человек, воспитанник военной школы, пытался
невзирая ни на что силой проникнуть в гондолу: то
был Бонапарт.
До сих пор нам известно лишь очень немного эпи-
зодов, относящихся к этому периоду жизни Наполеона.
Однажды, когда зашел разговор о Тюренне, какая-то
дама сказала: «Мне все же было бы приятнее, если бы
он не предал огню Пфальцскую область». «Что за важ-
ность,— пылко возразил Наполеон,— если это было не-
обходимо для его замыслов!» В то время Наполеону
было всего четырнадцать лет.
В 1785 году он сдал экзамен, необходимый для по-
ступления в артиллерию. Из тридцати шести вакантных
офицерских мест ему досталось двенадцатое; он был
9
назначен сублейтенантом полка, стоявшего в Ла-Фер.
В списке отзывов преподавателей против его имени зна-
чится: «Корсиканец по нраву и национальности, этот
молодой человек пойдет далеко, если обстоятельства
будут тому благоприятствовать».
В том же году Наполеон лишился отца, умершего в
Монпелье. Эта утрата до некоторой степени была воз-
мещена нежной привязанностью, которую питал к нему
его двоюродный дед Люсьен, архидиакон в Аяччо.
В этом достойном старце глубокое знание людей соче-
талось с редкостной добротой Говорят, он первый за-
метил необычайные способности своего внучатого
племянника и рано предсказал юноше его будущее
величие.
По рассказам, Наполеон в первые годы службы де-
лил свое время между лейтенантскими обязанностями
и частым посещением родных. Он написал историю Кор-
сики и послал ее в Марсель аббату Рейпалю. Знамени-
тый историк одобрил сочинение молодого офицера и по-
советовал ему напечатать эту книгу, добавив, что она
сохранится в веках. Рассказывают еще, что Наполеон
написал свой труд в форме докладной записки прави-
тельству; он представил ее по назначению, и, по-види-
мому, она пропала бесследно (1790).
Началась революция. Сен-Сирский институт был за-
крыт. Наполеон отправился за сестрой, чтобы отвезти
ее на Корсику; когда они в Тулоне шли по набережной,
толпа, преследовавшая их с криками: «Долой аристо-
кратов! Долой черную кокарду!» — едва не сбросила их
в море. Догадавшись, что почтенные патриоты приняли
за кокарду черную лету на шляпе его сестры, Напо-
леон остановился, сорвал ленту и швырнул ее в море.
В 1791 году он был произведен в штабс-капитаны че-
твертого артиллерийского полка. Зимой того же года он
снова посетил Корсику, где сформировал полк волонте-
ров; ему разрешили командовать этим полком, оста-
ваясь капитаном французской службы. Во время столк-
новения, которое произошло между его полком и на-
циональной гвардией Аяччо, он имел случай проявить
как свою храбрость, так и хладнокровие. В этой стычке
было убито несколько человек, и город пришел в боль-
10
шое волнение. Франция объявила войну королю Сар-
динскому. Захватом островов, лежащих между Корси-
кой и Сардинией, молодой капитан впервые доказал
свою боевую отвагу.
ГЛАВА II
Наполеон близко сошелся со знаменитым Паоли и
с Поццо ди Борго, молодым корсиканцем, богато ода-
ренным и очень честолюбивым. Впоследствии они
смертельно возненавидели друг друга. По словам дру-
зей Наполеона, он, будто бы догадавшись по приказам,
которые отдавал Паоли, что старик-генерал намерен
восстать против Франции, позволил себе так решитель-
но возражать против этого замысла, что был заключен
в тюрьму. Он бежал, скрывался в горах, но наткнулся
там па крестьян, приверженцев враждебной ему пар-
тии, и был отведен ими к Поццо ди Борго. Тот, чтобы
избавиться от опасного противника, решил выдать его
англичанам. Если бы этот приказ был исполнен, Бона-
парту, вероятно, пришлось бы провести в тюрьме не-
сколько лет своей молодости; но крестьяне, которым бы-
ло поручено стеречь его, движимые состраданием или,
быть может, подкупленные им, дали ему возможность
бежать. Это вторичное бегство произошло ночью, на-
кануне того самого дня, когда его должны были доста-
вить на английский корабль, крейсировавший вдоль
берега. На этот раз ему удалось добраться до города
Кальви. Там он нашел двух французских комиссаров,
которым открыл замыслы Паоли и Поццо ди Борго.
Вслед за тем он покинул Корсику и отправился в Ниц-
цу, где находилась армия, к которой принадлежал его
полк.
ГЛАВА III
Ему был поручен надзор за береговыми батареями
между Сан-Ремо и Ниццей. Вскоре его послали в Мар-
сель и близлежащие города; он раздобыл для армии
различные боевые припасы. С такими же поручениями
его посылали в Осонн, Ла-Фер и Париж. Поездки его
по Южной Франции совпали с гражданской войной,
происходившей в 1793 году между департаментами и
Конвентом. Получить от городов, восставших против
правительства, необходимые для войск этого прави-
тельства боевые припасы было делом весьма нелегким
Наполеон сумел с ним справиться, то взывая к патрио-
тизму повстанцев, то искусно пользуясь их опасениями.
В Авиньоне несколько федератов пытались уговорить
его присоединиться к ним. Он ответил, что никогда не
согласится принять участие в гражданской войне. За
то время, которое ему для выполнения возложенной на
него задачи пришлось провести в Авиньоне, он имел
случай убедиться в полной бездарности генералов обе-
их враждующих сторон, как роялистов, так и республи-
канцев. Известно, что Авиньон сдался Карто, который
из плохого живописца стал еще более плохим гене-
ралом. Молодой капитан написал памфлет, где высмея л
историю этой осады; он озаглавил его: «Завтрак трех
военных в Авиньоне» (1793).
По возвращении из Парижа в Итальянскую армию
Наполеон получил приказ принять участие в осаде Ту-
лона. Этой осадой опять-таки руководил Карто, сме-
хотворный генерал, на всех смотревший как на сопер-
ников и столь же бездарный, как и упрямый.
С прибытием Дюгомье и кое-каких подкреплений по-
ложение резко изменилось. В одном из своих донесений
этот талантливый полководец Конвента с похвалой от-
зывается о гражданине Бонапарте *, начальнике осад-
ной артиллерии, за его поведение в деле, в котором
был захвачен в плен генерал О’Хара.
Тулон был взят, а Бонапарт произведен в батальон-
ные командиры. Однажды вскоре после этого он пока-
зывал своему брату Луи осадные сооружения; он обра-
тил его внимание на участок, где Карто неумелой ата-
кой причинил республиканской армии потери столь же
значительные, как и напрасные. Земля была еще разво-
рочена ядрами; длинный ряд недавно насыпанных хол-
миков свидетельствовал о том, какое множество тел
было здесь погребено; повсюду, затрудняя ходьбу, ва-
* «Moniteur» от 7 декабря 1793 г. В этом первом упомина-
нии о нем Наполеон именуется «гражданином Бона-Парте».
12
лились клочья шапок, обрывки мундиров, обломки
оружия и осколки снарядов. «Молодой человек,— ска-
зал Наполеон брату,— посмотрите на это и запомните,
что для военного основательное изучение своего ре-
месла является в такой же мере делом совести, как и
благоразумия. Если бы негодяй, приказавший этим
храбрецам идти на приступ, знал свое ремесло, мно-
гие из них сейчас были бы живы и служили бы рес-
публике. Из-за его невежества они и сотни других по-
гибли в цвете лет и в тот самый момент, когда они
могли завоевать себе славу и счастье».
Он произнес эти слова с волнением, почти со
слезами на глазах. Странно, что человек, в котором
от природы так сильно было чувство гуманности, впо-
следствии выработал в себе душевные свойства завое-
вателя.
Бонапарт был батальонным командиром и началь-
ником артиллерии войск, действовавших в Италии.
В этом чине он провел осаду Опельи (1794). Он пред-
ставил командующему, генералу Дюгомье, план завое-
вания Италии; судьбе угодно было, чтобы он сам осу-
ществил этот план.
Его произвели в бригадные генералы; но вскоре все
остальные генералы Итальянской армии, которых раз-
дражали и его манера держать себя и его дарование,
добились в Париже того, что его послали в Вандею.
Наполеон ненавидел гражданскую войну, в которой про-
явление энергии всегда похоже на варварство. Он по-
мчался в Париж; там выяснилось, что его не только пе-
ревели из одной армии в другую, но и назначили вме-
сто артиллерии в пехоту. Обри, председатель военного
комитета, не пожелал даже выслушать его доводы.
В разрешении отправиться на Восток ему тоже было от-
казано. В продолжение нескольких месяцев он оставал-
ся в Париже без службы и без средств. Он сблизился
со знаменитым Тальма, в ту пору тоже начинавшим
свою карьеру н снабжавшим его бесплатными билета-
ми в театр, когда ему удавалось их достать.
Наполеон чувствовал себя бесконечно несчастным.
Избавителем от унылой праздности, столь противной
его натуре, явился Баррас, оценивший его при осаде Ту-
лона. В качестве члена Директории он поручил ему
13
командование войсками, которые должны были защи-
щать Конвент от парижских секций. Меры, принятые
молодым генералом, обеспечили Конвенту легкую по-
беду.
Он задался целью устрашить парижских граждан,
избегая, однако, убивать их (5 октября 1795 г., 13 ван-
демьера). За эту важную услугу он был награжден
должностью дивизионного генерала внутренней армии ’.
У Барраса он познакомился с г-жой де Богарне. Она
похвалила его действия; он влюбился в нее до безумия.
Это была одна из самых привлекательных женщин в Па-
риже, редкая из них обладала большим очарованием, а
Наполеон не был избалован успехом у женщин. Оп
женился на Жозефине (1796), и вскоре, в начале весны,
Баррас и Карно добились назначения его командующим
армией, действовавшей в Италии.
ГЛАВА IV
Слишком долго было бы описывать деяния генерала
Бонапарта па полях сражений — под Монтенотте, при
Арколе, у Риволи. Об этих бессмертных победах падо
рассказывать со всеми подробностями, которые дают
понятие о том, насколько они сверхъестественны 1 2. Вре-
мя, когда юная республика одерживает эти победы над
древним деспотизмом,—великая, прекрасная эпоха для
Европы; для Наполеона это самая чистая, самая бле-
стящая пора его жизни. За один год, располагая кро-
хотной армией, испытывавшей недостаток во всем, оп
оттеснил немцев от средиземноморского побережья до
гор Каринтии, рассеял и уничтожил все армии, которые
австрийский царствующий дом посылал одну за другой
в Италию, и даровал европейскому континенту мир.
Ни один из полководцев древнего или нового мира не
одержал столько великих побед в такой краткий срок, с
такими ограниченными средствами и вад такими могу-
1 См. в «Moniteur» доклад Барраса в Конвенте.
2 В ожидании, пока появятся лучшие труды, см. об этом
«Историю войн» генерала Дюма, «Историю Итальянских похо-
дов» генерала Серв а на, особенно же «Moniteur» и «Annual
Register».
14
щественными противниками \ За один год молодой че-
ловек двадцати шести лет от роду затмил таких пол-
ководцев, как Александр Македонский, Цезарь, Ганни-
бал, Фридрих Великий. И словно для того, чтобы возна-
градить человечество за эти кровавые успехи, он к лав-
рам Марса присоединил оливковую ветвь цивилизации.
Ломбардия была унижена и истерзана вековым господ-
ством католичества и деспотизма * 2. Она являлась лишь
полем битвы, которое немцы оспаривали у французов.
Генерал Бонапарт вернул этой прекраснейшей области
Римской империи жизнь и, казалось, в один миг вернул
ей и древнюю ее доблесть. Он сделал ее самой верной
союзницей Франции. Он создал из нее республику и,
введя в ней своей юной рукой новые установления, тем
самым совершил дело, которое являлось наиболее нуж-
ным для Франции, а в то же время и для счастья все-
ленной.
Во всех случаях он выказывал себя горячим и
убежденным сторонником мира. Он достоин хвалы, ни-
когда ему не возданной, за то, что был первым выдаю-
щимся деятелем Французской республики, который по-
ложил предел ее расширению и искренне старался вер-
нуть миру спокойствие. Несомненно, это была ошибка,
но в ней повинно его сердце, слишком доверчивое,
слишком чувствительное к интересам человечества. Та-
кова причина самых крупных его ошибок. Потомство,
которому эта истина предстанет в полном свете, во имя
чести рода человеческого не захочет поверить, что за-
висть современников могла изобразить великого чело-
века бессердечнейшим извергом 3.
Молодая Французская республика могла существо-
вать, только окружив себя со всех сторон республиками.
Генерал Бонапарт нажил себе в Париже много врагов
той снисходительностью, какую он проявил по отноше-
нию к папе, удовольствовавшись — в тот момент, когда
Рим всецело был в его власти,— миром, заключенным
• См. Тнта Ливия, кн. IX, стр. 242 (франц, перевод Д ю-
ро де Ла-Малля, т. IV, изд. Мишо, 1810).
2 Подробнее об этом см. т. XVI соч С и с м о и д и, стр. 414.
3 См вес английские книги с 1800 по 1810 год, даже те из
них, которые считаются лучшими, и еще менее благородные «Раз-
мышления» г-жи де Сталь, написанные послеНпмских убийств.
15
в Толентино, да выдачей сотни картин и нескольких ста-
туй. То, что он тогда мог сделать с шестью тысячами
солдат, ему пришлось выполнить девятью годами поз-
же, подвергаясь вдобавок большой опасности. Герцог
Лодийский (Мельци), вице-президент Италийской рес-
публики, человек безупречно честный и поистине лю-
бивший свободу, утверждает, что Наполеон заключил
Кампоформийский мир вопреки секретным прика-
зам Директории. Верить в возможность длительного
мира между юной республикой и древними аристо-
кратиями Европы значило увлекаться несбыточными
мечтами.
ГЛАВА v
Стоит ли пересказывать нападки лиц, которые
воображают себя людьми тонко чувствующими, а на
самом деле — только малодушны? Они утверждают,
будто Наполеон насаждал в Италии свободу теми же
способами, какими действовал Магомет, проповедовав-
ший Коран с мечом в руках. Новообращенных восхва-
ляли, им покровительствовали, расточали им милости,
а неверных безжалостно подвергали всем ужасам вой-
ны: грабежу, непосильным поборам... Упрекать в этом
Наполеона—значит упрекать его в том, что он поль-
зовался порохом, чтобы стрелять из своих пушек. Ему
ставят в вину уничтожение независимости Венеции. Но
разве то, что он разрушил, было республикой? То бы-
ло правление позорное и развращенное, аристократия,
возглавляемая слабым человеком, совершенно так же,
как другие европейские правительства представляют
собой аристократии, возглавляемые сильными людьми.
Привычный для этого милого народа уклад жизни был
нарушен, но следующее поколение оказалось бы в ты-
сячу раз более счастливым под властью короля Ита-
лии. Весьма вероятно, что уступка Венецианского го-
сударства австрийскому дому была секретной статьей
леобенских прелиминариев и что причины, приведен-
ные впоследствии, чтобы оправдать войну с республи-
кой, были лишь предлогом. Французский генерал во-
шел в сношения с недовольными, чтобы получить воз-
можность занять город без борьбы. Он считал, что
16
Франции полезно заключить мир с Австрией. Он был
хозяином Венеции, потому что занял ее. Дать Венеции
счастье не входило в его обязанности. Родина прежде
всего. В данном случае генералу Бонапарту можно по-
ставить в упрек только одно: его взгляды были менее
возвышенны, чем взгляды Директории *,
ГЛАВА VI
Наполеона упрекают в том, что во время Итальян-
ского похода он расшатал не дисциплину, отнюдь нет,
но нравственную стойкость своих войск. Он поощрял
самый позорный грабеж со стороны своих генералов 1 2.
Презрев бескорыстие, отличавшее республиканские
войска, они по своей алчности вскоре сравнялись с ко-
миссарами Конвента. Г-жа Бонапарт часто наезжала в
Геную и, по слухам, поместила в надежное место
пять — шесть миллионов франков. Этим Бонапарт со-
вершил преступление против Франции. Что касается
Италии, то хищничество во сто крат более возмути-
тельное не явилось бы слишком дорогой платой за ока-
занное ей безмерное благодеяние — возрождение в
ней всех доблестей. Аристократы часто ссылаются на
преступления, которые влечет за собой революция.
Они забывают о тех преступлениях, которые до рево-
люции совершались тайно.
Армия, действовавшая в Италии, показала первый
пример вмешательства солдат в управление государ-
ством. До того времени армии республики довольство-
вались тем, что побеждали врагов. Как известно, в
1 Чтобы понять по-пастоящему действия Наполеона в Ита-
лии, надо подготовить себя чтением Тита Ливия. Этим путем
душа очищается от всех ничтожных и ложных идей нашего вре-
мени.
2 Пример — богатства Массены, Ожеро и т. д, и т. д Один
батальонный командир, посланный в экспедицию в Апеннины, по
дороге останавливается в Болонье; у него нет даже лошади; не-
дели через две, на обратном пути, он снова заезжает в Болонью;
за ним следуют семнадцать повозок, нагруженных добычей, три
кареты и две любовницы Трн четверти награбленных денег тра-
тились на месте, в Италии
2 Стендап, Т XI.	17
1797 году в Совете пятисот возникла партия, составив-
шая оппозицию Директории *. В замыслах ее глава-
рей, быть может, не было ничего преступного, ио их
действия, бесспорно, могли навлечь на них подозрения.
Некоторые из них, несомненно, были роялистами;
большинство же, вероятно, не питало иного намере-
ния, как положить предел произволу и позорному хищ-
ничеству Директории. В этих целях они изъяли из рас-
поряжения правительства налоги и подчинили его
расходы строгому контролю. Директория со своей сто-
роны не замедлила использовать последствия этих ме-
роприятий; она распространила в армиях слух, что все
лишения, ими испытываемые,—результат предатель-
ства обеих палат, будто бы стремившихся погубить за-
щитников родины, дабы иметь затем возможность бес-
препятственно призвать Бурбонов. Командующий
Итальянской армией в воззвании к своим войскам от-
крыто подтвердил эти слухи. Эта армия дерзала по-
сылать правительству свои представления. Она позво-
ляла себе по отношению к палатам выпады столь же
резкие, как и противные конституции. Тайный замы-
сел Бонапарта заключался в том, чтобы вслед за по-
сылкой этих представлений самому двинуться на Па-
риж с частью своей армии якобы для защиты Директо-
рии и Республики, а на самом деле, чтобы захватить
руководящее положение в правительстве. Его планы
были расстроены переворотом 18 фрюктидора, совер-
шившимся раньше и легче, чем он это предполагал
(4 сентября 1797 года 18 фрюктидора V года респуб-
лики). Этот день, ознаменовавшийся полным разгро-
мом партии, противопоставившей себя Директории, ли-
шил его всякого предлога перейти Альпы. Он продол-
жал отзываться о членах Директории с величайшим
презрением. Бездеятельность, продажность, грубые
ошибки этого правительства являлись постоянной те-
мой его разговоров. Обычно в конце таких бесед он
заявлял окружавшим его генералам, что тому, кто
сумеет сочетать новый строй Франции с господством
военных, нетрудно будет обеспечить республике роль
древнего Рима.
4 См. «Записки» Кари о.
18
ГЛАВА VII
Хотя Наполеон на острове Эльба и говорил, что до
похода в Египет он продолжал быть честным респуб-
ликанцем, все же некоторые эпизоды, приведенные гра-
фом фон Мерфельдтом, доказывают, что в период, о
котором идет речь, его республиканские убеждения
уже были сильно поколеблены. Мерфельдт был одним
из австрийских уполномоченных, которые вели мир-
ные переговоры в Леобене, а позднее — в Кампо-Фор-
мио. Так как ему важнее всего было добиться сверже-
ния республики, он намекнул на го, что генерал Бона-
парт легко мог бы стать во главе Франции или Италии.
Генерал ничего на это не ответил, но и не выразил воз-
мущения; он даже высказал мысль, что попытка
управлять Францией посредством представительных
органов и республиканских учреждений является не
более как экспериментом. Мерфельдт, которому этот
разговор придал смелости, решился с ведома и согла-
сия австрийского двора предложить Наполеону вла-
детельное княжество в Германии. Генерал ответил, что
он весьма польщен этим предложением и не сомне-
вается в том, что оно вызвано высокой оценкой его
способностей и его значения, но что он поступил бы
неразумно, если бы принял его. Подобное владычество
неминуемо должно было бы рухнуть при первой же
войне между Австрией и Францией. Для Австрии оно
явилось бы бесполезным бременем, а Франция в слу-
чае своего торжества, бесспорно, отправила бы в из-
гнание вероломного гражданина, согласившегося при-
нять помощь иностранной державы. Он откровенно до-
бавил, что задался целью занять место в правитель-
стве своей страны и уверен в том, что далеко пойдет,
если только ему удастся вдеть ногу в стремя.
ГЛАВА VIII
Если бы Наполеон не заключил мира в Кампо-Фор-
мио, он мог бы уничтожить Австрию и избавить Фран-
цию от походов 1805 и 1809 годов *. По-видимому, ве-
1 Осторожно.
19
ликий человек в этот период был только предприимчи-
вым солдатом, который был изумительно талантлив,
но не придерживался в политике никаких твердых
принципов. Находясь во власти множества честолюби-
вых мыслей, он не составил себе никакого определен-
ного плана относительно того, как удовлетворить свое
честолюбие. «Впрочем,— рассказывает г-н фон Мер-
фельдт,—невозможно было, побеседовав с ним десять
минут, не признать в нем человека с широким кругозо-
ром и с исключительными способностями».
«Язык, мысли, манеры,— говорит Мельци,—все в
нем поражало, все было своеобразно. В разговоре,
так же как и на войне, он был чрезвычайно наход-
чив, изобретателен, быстро угадывал слабую сторону
противника и сразу же направлял на нее свои удары.
Обладая необычайно живым умом, он лишь очень не-
многими из своих мыслей был обязан книгам и, за ис-
ключением математики, не обнаружил больших успе-
хов в науках. Из всех его способностей,— продолжает
Мельци,— самая выдающаяся— это поразительная
легкость, с какою он по собственной воле сосредото-
чивал свое внимание на том или ином предмете и по
нескольку часов подряд держал свою мысль как бы
прикованною к нему, в беспрерывном напряжении,
пока не находил решения, в данных обстоятельствах
являвшегося наилучшим. Его замыслы были обширны,
по необычайны, гениально задуманы, но иной раз не-
осуществимы; нередко он из-за мимолетного раздра-
жения отказывался от них или же своей поспешностью
делал выполнение их невозможным. От природы
вспыльчивый, решительный, порывистый, резкий, он в
совершенстве умел быть обворожительным и посред-
ством искусно рассчитанной почтительности и лестной
для людей фамильярности очаровывать тех, кого хотел
привлечь к себе. Обычно замкнутый и сдержанный,
он иной раз, во время вспышек гнева, побуждаемый к
тому гордостью, раскрывал замыслы, которые ему
особенно важно было бы хранить в тайне. По всей ве-
роятности, ему никогда не случалось изливать свою
душу под влиянием нежных чувств». Вообще говоря,
единственным существом, которое он любил за всю
свою жизнь, была Жозефина, а она никогда его не
20
предавала. Мне не верится, чтобы он лишь немногими
из своих мыслей был обязан книгам. Он редко выска-
зывался по вопросам литературы; это, по всей веро-
ятности, и ввело в заблуждение герцога Лодийского,
человека весьма в ней сведущего и вследствие этого
несколько слабовольного.
«На той пуле, которая меня убьет, будет начертано
мое имя»,—эти слова он часто повторял. Признаюсь,
я их не понимаю. Я вижу в них лишь простое выраже-
ние фатализма, столь естественного у людей, каждый
день подвергающихся опасности быть сраженными пу-
шечным ядром или погибнуть на море.
Эта мужественная душа обитала в невзрачном,
худом, почти тщедушном теле. Энергия этого челове-
ка, стойкость, с какою он при таком хилом сложении
переносил все тяготы, казались его солдатам чем-то
выходящим за пределы возможного. Здесь кроется од-
на из причин неописуемого воодушевления, которое он
возбуждал в войсках *.
ГЛАВА IX
Таков был главнокомандующий, генерал Бонапарт,
когда он вернулся во Францию после завоевания Ита-
лии,— предмет восторгов Франции, удивления всей Ев-
ропы и зависти правительства, которому он до того
времени служил. Он был принят этим подозрительно
1 В папке R. 292 Гренобльской библиотеки имеется следую-
щая любопытная заметка о портретах Наполеона Бонапарта:
«Почти все портреты Наполеона, которые мне довелось ви-
деть, являются карикатурами Многие художники придавали ему
вдохновенный взор поэта. Этот взор не вяжется с той изумитель-
ной способностью сосредоточивать внимание, которая составляет
отличительную черту его гениальной натуры. Мне кажется, что в
этом взоре выражено состояние человека, потерявшего нить
своих мыслей или же только что созерцавшего величественное
зрелище. Лицо его было прекрасно; иной раз оно имело возвы-
шенное выражение, и это происходило оттого, что оно было
спокойно Только глаза были очень подвижны и отличались боль-
шой живостью. Ои часто улыбался, но никогда не смеялся. Одни
только раз я видел его обезумевшим от восторга; это было, когда
ои прослушал в исполнении Крешентини арию «Ombra adorata,
aspelta». Наименее плохи изображения, выполненные Робером
Лефевром и Шоде; хуже всех — работы Давида и Кановы».
21
к нему относившимся правительством со всевозмож-
ными изъявлениями доверия и почета и назначен им
еще до прибытия в Париж одним из полномочных ко-
миссаров иа Конгрессе, созванном в Раштадте для
всеобщего умиротворения Европы. Он вскоре отка-
зался от этой должности, совершенно для него не под-
ходящей. Директория, стоявшая во главе юной и силь-
ной республики, окруженной ослабленными, но не-
примиримыми врагами, была слишком благоразумна,
чтобы желать мира. Бонапарт отказался и от коман-
дования армией, назначенной действовать против
Англии. Директория была не настолько сильна, чтобы
успешно выполнить подобный замысел. Тем временем
и молодому генералу и всем вообще стало ясно, что
во Франции нет такого поста, который являлся бы
подходящим для него. Даже жизнь частного лица, и
та для него была полна опасностей; в славе, его окру-
жавшей, и в его манере держать себя было нечто не-
обычайно романическое, необычайно увлекательное.
Поведение членов Директории в этот исторический мо-
мент делает им честь и показывает, как далеко мы
ушли вперед со времен Марии Медичи
Нередко в этот период, как и впоследствии, когда
им овладевало уныние, Бонапарт страстно жаждал
покоя, мирной, частной жизни. Ему казалось, что на
лоне природы он обретет счастье.
глава х
В 1796 году Бонапарту было поручено рассмотреть
план вторжения в Египет; он изучил его и вернул Ди-
ректории вместе со своим отзывом. Теперь, очутив-
шись в крайне затруднительном положении, Директо-
рия вспомнила об этом плайе и предложила Бонапар-
ту возглавить экспедицию. Отклонить в третий раз
предложение, исходившее от исполнительной власти,
значило бы дать повод думать, что во Франции что-то
затевается, и тем самым, по всей вероятности, погу-
бить себя. К тому же завоевание Египта было как
нельзя более способно увлечь возвышенную душу, пол-
ную романических замыслов и жаждавшую необычай-
22
них предприятий. «Помните, что тридцать веков
смотрят на нас с высоты этих пирамид»,— говорил он
спустя несколько месяцев своим войскам.
Для этого нападения, как и для всех тех войн, что
велись в Европе, едва ли можно было привести закон-
ные основания. Французы находились в мире с турец-
ким султаном, номинальным властителем Египта, а
беи, подлинные хозяева страны, были варварами, ко-
торые, не имея представления о международном пра-
ве, никак не могли его нарушить. Впрочем, подобного
рода соображения не могли оказать значительное
воздействие на решение молодого полководца, вдоба-
вок, быть может, считавшего, что, насаждая в Египте
цивилизацию, он явится его благодетелем. Флот с
войсками вышел в море и по счастливой случайности,
наводящей на разные мысли, после захвата Мальты
достиг Александрии, не встретив на своем пути Нель-
сона.
ГЛАВА XI
Не ждите от меня описания великих военных по-
двигов, в результате которых Египет был завоеван На-
полеоном. Чтобы сделать понятными битвы под Каи-
ром, у пирамид, при Абукире, необходимо было бы
дополнить рассказ описанием Египта и дать хоть не-
которое представление об изумительной храбрости ма-
мелюков. Труднее всего было научить наши войска
противостоять им1.
В Египте Наполеон вел войну по тем же правилам,
что в Италии, но в духе более восточном и более дес-
потическом. Здесь ему снова пришлось иметь дело с
людьми необычайно гордыми и свирепыми, с народом,
которому недоставало только аристократии, чтобы упо-
добиться римлянам. Он карал их коварство с жесто-
костью, у них же заимствованной. Жители Каира под-
нимают восстание против гарнизона; Наполеон не
1 Описание Египта можно иайтн у Вольиея; военную исто-
рию — у Мартена, весьма посредственного, у Бертье, Денона,
Унльсоиа, в то время вполне достойного быть одним из истори-
ков власти.
23
удовлетворяется тем, что велит казнить тех, кто был
захвачен с оружием в руках. Он заподозривает их
духовенство в том, что оно втайне подстрекало их к
мятежу, и велит арестовать двести духовных лиц; они
приговариваются к расстрелу.
Добрые буржуа, которые пишут историю, пускают
в ход громкие фразы, говоря о подобного рода дей-
ствиях. Полуглупцы оправдывают их ссылками па сви-
репость и дикость турок, которые, не довольствуясь
тем, что перебили больных, находившихся в госпита-
лях, и немногих пленных, ими захваченных (подробно-
сти этих событий слишком омерзительны, чтобы их
приводить), вдобавок еще самым зверским образом
изуродовали их трупы.
Причину этих печальных, но необходимых действий
надо искать в последовательном применении принци-
па salus populi suprema lex esto *. Деспотизм, превосхо-
дящий все, что можно вообразить, до такой степени
развратил жителей Востока, что только страх спосо-
бен заставить их повиноваться. Каирская резня приве-
ла их в ужас1 2. «С тех пор,— говорил Наполеон,— они
стали выказывать мне преданность, так как убеди-
лись, что мягкость чужда моему управлению».
ГЛАВА XII
Смесь католицизма и аристократии, в течение двух
столетий расслабляющая наши души, делает нас не-
способными оценить результаты применения того прин-
ципа, о котором я только что упомянул. Не считая
мелких упреков, делаемых Наполеону по поводу его
поведения в Египте, ему обычно вменяют в вину как
тягчайшие преступления:
1)	избиение пленных в Яффе;
2)	отравление, по его приказу, больных солдат
его войск под Сен-Жан-д’Акр;
3)	его мнимое обращение в мусульманство;
4)	его отъезд из армии.
1 Благо народа да будет высшим законом (лат.).
2 См. Льежский Комментарий, чтобы исправить эту
фразу. 14 декабря 1817 года.
24
О событиях в Яффе Наполеон рассказал лорду
Эбрингтону, одному из наиболее просвещенных и за-
служивающих доверия путешественников, посетивших
его на острове Эльба, следующие: «В Яффе я действи-
тельно приказал расстрелять около двух тысяч ту-
рок Вы находите, что это чересчур крутая мера? Но
в Эль-Арише я согласился на их капитуляцию под
условием, что они возвратятся в Багдад. Они наруши-
ли это условие и заперлись в Яффе; я штурмом взял
этот город. Я не мог увести их с собой в качестве плен-
ных, потому что у меня было очень мало хлеба, а эти
молодцы были слишком опасны, чтобы можно было
вторично выпустить их на свободу, в пустыню. Мне
ничего другого не оставалось, как перебить их».
Безусловно, по военным законам, пленный, не сдер-
жавший данного им слова, уже не может рассчиты-
вать на пощаду1 2, но это жестокое право победителя
редко осуществлялось, а в наше время, думается мне,
никогда не применялось к такому множеству людей
одновременно. Если бы французы, разгорячившись,
не дали пощады врагам во время штурма — никто не
вздумал бы их осуждать за это: ведь убитые соверши-
ли вероломство; если бы полководец, одержавший
победу, знал, что гарнизон в значительной своей ча-
сти состоит из пленных, отпущенных в Эль-Арише на
честное слово, он, по всей вероятности, отдал бы при-
каз перебить их. Мне кажется, история не знает слу-
чая, чтобы гарнизон пощадили во время штурма, а
потом обрекли его на смерть. К тому же надо пола-
гать, что пленные, взятые при Эль-Арише, составляли
не более одной трети яффского гарнизона.
Имеет ли полководец право для спасения своего
войска умертвить пленных, или поставить их в усло-
вия, в которых они неизбежно должны погибнуть, или
же предать их в рукн кочевников, которые не дадут
им пощады? Римляне не стали бы даже задавать себе
такой вопрос3; заметьте, однако, что от того ответа,
1 См Л а с к а з а.
2 Мартенс. Международное право, стр. 291.
3 Тит Ливии, справедливо порицающий самнитов за то, что
они не уничтожили римлян в Кавдиискнх ущельях. Книга IX,
т. IV, стр. 221, перевод де ла Малля.
25
который будет на него дан, зависит не только оправда-
ние поведения Наполеона в Яффе, но и поведения
Генриха V при Азинкуре, лорда Энсона на островах
Океании, Сюффрена — на Коромандельском берегу.
Одно не подлежит сомнению: необходимость подобных
действий должна быть очевидна и настоятельна, а в
данном случае эту необходимость нельзя отрицать.
Было бы неблагоразумно отпустить пленных на чест-
ное слово. Опыт уже показал, что эти варвары без за-
зрения совести захватили бы первую же крепость, ко-
торая им встретилась бы на пути, или же, неотступно
следуя за армией, продвигающейся в глубь Палести-
ны, беспрерывно тревожили бы ее фланги и арьер-
гард.
Ответственность за этот ужасный поступок нельзя
целиком возлагать на одного главнокомандующего.
Решение было принято на военном совете, в котором
участвовали Бертье, Клебер, Лани, Бон, Каффарелли
и еще несколько генералов.
глава хш
Наполеон сам рассказывал ряду лиц, что хотел
приказать врачам отравить опиумом некоторое число
больных в своей армии. Для тех, кто лично его знал,
вполне ясно, что это намерение было следствием за-
блуждения, а вовсе не жестокосердия или равнодушия
к судьбе своих солдат. Все те, кто описывает эти со-
бытия *, единогласно признают, что во время сирийско-
го похода Наполеон проявлял заботу о больных и ра-
неных солдатах. Он сделал то, чего ни один полково-
дец до него не делал: посетил лазареты, где лежали
чумные больные, беседовал с ними, выслушивал их
жалобы, лично проверял, в какой мере врачи исполня-
ют свой долг1 2 3. При каждом передвижении своей ар-
мии, особенно при отступлении от Сен-Жан-д’Акр, он
величайшее внимание уделял лазаретам. Разумными
мерами, принятыми им для того, чтобы вывезти боль-
1 Даже генерал Роберт Уильсои в своей клеветнической
истории.
3 Он уговаривал Дежеиета публично заявить, что чума не
заразительна. Но тот из тщеславия отказался сделать это.
26
ных и раненых, а также хорошим уходом, которым
они пользовались, он снискал похвалу англичан. Де-
женет, бывший главным врачом Сирийской армии, те-
перь стал завзятым роялистом; однако даже после
возвращения Бурбонов он никогда не говорил об от-
ношении Наполеона к больным солдатам иначе, как
с величайшей похвалой.
Знаменитый Ассалини — мюнхенский врач, тоже
побывавший в Сирии,—хоть и недолюбливает На-
полеона, однако отзывается о нем так же, как Де-
женет.
Во время отступления от Сен-Жан-д’Акр Ассалини,
подавший главнокомандующему рапорт, из которого
явствовало, что перевозочных средств для больных не
хватает, получил приказ выехать на дорогу, захватить
там всех обозных лошадей и даже отобрать лошадей
у офицеров. Эта суровая мера была проведена пол-
ностью, и ни один из больных, на исцеление которых,
по мнению врачей, оставалась хоть какая-нибудь на-
дежда, не был брошен. На острове Эльба император,
сознававший, что английская нация насчитывает сре-
ди своих граждан самых здравомыслящих людей Ев-
ропы, неоднократно предлагал лорду Эбрингтону за-
давать ему, не стесняясь, вопросы о событиях его
жизни. Когда Эбрингтон, воспользовавшись этим раз-
решением, дошел до слухов об отравлении, Наполеон,
нимало не смутившись, сразу ответил ему: «В этом
есть доля правды. Несколько солдат моей армии забо-
лело чумой; им оставалось жить меньше суток; надо
было немедленно выступить в поход; я спросил Деже-
нета, можно ли взять их с собой; он ответил, что это
связано с риском распространить чуму в армии и к то-
му же не принесет никакой пользы людям, вылечить
которых невозможно. Я велел ему прописать им силь-
ную дозу опиума и прибавил, что это лучше, чем от-
дать их во власть турок. Он с большим достоинством
возразил мне, что его дело — лечить людей, а не уби-
вать их. Может быть, он был прав, хотя я просил его
сделать для них только то, о чем сам попросил бы мо-
их лучших друзей, окажись я в таком положении. Впо-
следствии я часто размышлял об этом случае с точки
зрения морали, спрашивал у многих людей их мнение
27
иа этот счет, и мне думается, что, в сущности, все же
лучше дать человеку закончить путь, назначенный ему
судьбою, каков бы он ни был. Я пришел к этому выво-
ду позже, видя смерть бедного моего друга Дюрока,
который, когда у него на моих глазах внутренности
вывалились на землю, несколько раз горячо просил
меня положить конец его мучениям; я ему сказал:
«Мне жаль вас, друг мой, но ничего не поделаешь; на-
до страдать до конца».
Что касается вероотступничества Наполеона в
Египте, то все свои воззвания он начинал словами:
«Нет бога, кроме бога, и Магомет его пророк». Это
мнимое прегрешение произвело впечатление в одной
только Англии. Все остальные народы поняли, что оно
должно быть поставлено на одну доску с обращением
в мусульманство майора Горнемана и других путеше-
ственников, которых «Африканское общество» посы-
лает исследовать тайны пустыни. Наполеон хотел рас-
положить к себе жителей Египта *. Он вполне основа-
тельно рассчитывал, что благочестивые и пророческие
выражения повергнут в ужас значительную часть все
еще суеверного египетского народа, а его собственную
личность окружат ореолом неодолимого рока. Мысль
о том, что он в самом деле собирался выдать себя за
второго Магомета, достойна эмигрантов1 2. Такой спо-
соб действий увенчался полным успехом. «Вы не мо-
жете себе представить,—говорил ои лорду Эбрингто-
ну,— сколь многого я добился в Египте тем, что сде-
лал вид, будто перешел в их веру» Англичане, всегда
находящиеся во власти своих пуританских предрас-
судков, которые, однако же, наилучшим образом
уживаются с самой возмутительной жестокостью, на-
ходят, что это неблагородная хитрость. История на
это возразит, что в эпоху, когда родился Наполеон, ка-
толические идеи стали уже смешными.
ГЛАВА XIV
Что касается другого его поступка, гораздо более
серьезного,— того, что он бросил в Египте свою армию
1 См. статью Л а с к а з а.
2 См. их писания.
28
на произвол судьбы,— то этим он прежде всего совер-
шил преступление против правительства, за которое
это правительство могло подвергнуть его законной ка-
ре. Но он не совершил этим преступления против сво-
ей армии, которую оставил в прекрасном состоянии,
что явствует из сопротивления, оказанного ею англи-
чанам. Наполеона можно обвинять только в легко-
мыслии: он не предусмотрел, что Клебер мог быть
убит, в результате чего командование перешло к без-
дарному генералу Мену.
Будущее выяснит, вернулся ли Наполеон во Фран-
цию по совету некоторых прозорливых патриотов, как
я склонен предположить, или же он сделал этот реши-
тельный шаг, руководствуясь исключительно своими
собственными соображениями. Людям с сильной ду-
шой приятно представлять себе, какие чувства волно-
вали его в ту пору: с одной стороны, честолюбие, лю-
бовь к родине, надежда оставить славную память о
себе в потомстве, с другой — возможность быть захва-
ченным англичанами или расстрелянным. Какая нуж-
на была твердость мысли, чтобы решиться на такой
важный шаг, исходя единственно из предположений!
Жизнь этого человека — гимн величию души.
ГЛАВА XV
Получив известия о поражениях французских
войск, о потере Италии, об анархии и недовольстве
внутри страны, Наполеон из этой печальной картины
сделал вывод, что Директория не может удержаться.
Он явился в Париж, чтобы спасти Францию и обеспе-
чить за собой место в новом правительстве. Своим
возвращением из Египта он принес пользу и родине и
себе самому; большего нельзя требовать от слабых
смертных.
Бесспорно, когда Наполеон высадился во Франции,
он не знал, как к нему отнесутся, и пока лионцы не
оказали ему восторженного приема, можно было со-
мневаться в том, что явится наградой его отваги: трон
или эшафот. Как только стало известно, что он воз-
вратился, Директория отдала Фуше, тогда министру
29
полиции, приказ о его аресте. Прославленный преда-
тель ответил: «Не такой он человек, чтобы дать себя
арестовать, и не я буду тем человеком, который его
арестует»
ГЛАВА XVI
В тот момент, когда генерал Бонапарт спешно вер-
нулся из Египта, чтобы спасать родину, член Директо-
рии Баррас, человек, способный на дерзкие предприя-
тия, был занят тем, что продавал Францию за двена-
дцать миллионов франков изгнанному из нее королев-
скому дому. Уже была изготовлена соответствующая
грамота. Целых два года Баррас подготовлял выполне-
ние этого плана. Сьейес узнал о нем, когда был послан-
ником в Берлине1 2. Этот пример, как и пример Мирабо,
ясно показывает, что республика никогда не должна
доверяться дворянам. Баррас, всегда поддававшийся
обаянию титулов, решился доверить свои замыслы че-
ловеку, который раньше пользовался его покровитель-
ством.
Наполеон застал в Париже своего брата Люсьена;
они вместе обсудили представлявшиеся возможности;
было ясно, что либо кто-нибудь взойдет на престол —
Наполеон или Бурбоны, либо нужно преобразовать
республику.
План вернуть Бурбопам престол был смешон; народ
слишком сильно еще ненавидел дворян и, несмотря на
жестокости террора, по-прежнему любил республику.
Водворить Бурбонов в Париже могла бы только ино-
странная армия. Преобразовать республику, иными
словами — выработать конституцию, достаточно жизне-
способную,— такую задачу Наполеон чувствовал себя
не в силах разрешить. Люди, которых пришлось бы при-
1 Каждый день у ворот Люксембургского дворца появлялись
новые плакаты, так, например, однажды там можно было ви-
деть большой плакат с отлично выполненным изображением
ланцета, латука и крысы (L'an sept les tuera).
2 Посредниками Барраса были: Давид, Мунье, Тропес-де-Ге-
рен, герцог Флери. См. «Биографии современников» Мишо, жал-
кую компиляцию, вся ценность которой — в этих признаниях.
Разложение, безначалие превосходно отображены в «Moniteur»
30
влечь к этому делу, казались ему презренными, всецело
преданными собственным интересам. К тому же ои не
видел для себя вполне надежного места и понимал, что,
найдись снова изменник, который продал бы Францию
Бурбонам или Англии,— его, Наполеона, в первую оче-
редь приговорили бы к смерти. Естественно, что среди
всех этих колебаний победило стремление к власти, а в
отношении чести Наполеон сказал себе: «Для Франции
лучше, чтобы был я, а не Бурбоны». Что касается кон-
ституционной монархии, за которую стоял Сьейес, то он
не имел возможности ее установить, и вдобавок тот, ко-
го он намечал в короли, был слишком малоизвестен.
Нужно было найти средство, действующее сильно и
быстро.
Несчастная Франция, в которой царила полная анар-
хия, видела, как ее армии одна за другой терпели пора-
жения; а ее врагами являлись короли, которые немину-
емо должны были отнестись к ней беспощадно, ибо, дав
их подданным познать счастье, республика тем самым
побуждала подданных к свержению королей. Если бы
разгневанные короли, победив Францию, соизволили
вернуть ее изгнанному королевскому дому, то все, что
этот дом сделал — или допустил — в 1815 году ’, может
дать лишь слабое представление о том, что от него
можно было ожидать в 1800 году. Франция, дошедшая
до последней степени отчаяния и нравственного униже-
ния, ставшая несчастной по вине правительства, кото-
рое она с такой гордостью себе избрала, еще более
несчастная вследствие разгрома ее войск, не вызвала бы
в Бурбонах ни малейших опасений, и видимость либе-
рализма, соблюдаемую правительством, можно объяс-
нить единственно лишь страхом перед императором.
Но более вероятно, что, победив Францию, короли
разделили бы ее между собой. Благоразумно было бы
уничтожить этот очаг якобинства. Манифест герцога
Брауншвейгского претворился бы в жизнь, и все те
благородные писатели, которыми заполнены Академии,
провозгласили бы невозможность свободы. С 1793 года
новые идеи никогда еще не подвергались столь великой
опасности. Мировая цивилизация едва не была отбро-
1 Миссия маркиза де Ривьера на юге Франции; Минская
резня; действия Трестальона
31
шепа на несколько веков назад. Несчастный перуанец
продолжал бы стонать под железным ярмом испанца, а
короли-победители упивались бы жестокостью, как в
Неаполе.
Франции со всех сторон угрожала гибель — исчезно-
вение в бездонной пучине, которая в наши дни, па на-
ших глазах поглотила Польшу.
Если когда-нибудь отмена извечного права каждого
человека на самую неограниченную свободу может быть
оправдана какими-либо обстоятельствами, генерал
Бонапарт мог сказать любому французу: «Благодаря
мне ты по-прежпему француз; благодаря мне ты не
подвластен ни судье-пруссаку, ни губернатору-пьемонт-
цу; благодаря мне ты не являешься рабом разгневанно-
го властителя, который будет мстить тебе за страх, им
испытанный. Поэтому примирись с тем, что я буду тво-
им императором».
Таковы в основном были мысли, волновавшие гене-
рала Бонапарта и его брата накануне 18 брюмера (9 но-
ября) 1799 года; все остальное касалось лишь способов
осуществления задуманного.
ГЛАВА XVII
В то время как Наполеон принимал решение и обду-
мывал необходимые меры, его наперебой старались
привлечь на свою сторону все те партии, которые терза-
ли республику, находившуюся при последнем издыха-
нии. Правительство рушилось по той причине, что не
существовало охранительного сената, который поддер-
живал бы равновесие между нижней палатой и Дирек-
торией и назначал бы членов последней, а отнюдь не
потому, что республика оказалась невозможной во
Франции. При данном положении дел нужен был дик-
татор, по никогда законно установленное правительство
не решилось бы его назначить. Грязные душонки, вхо-
дившие в состав Директории,— люди, сложившиеся во
времена обветшалой монархии,— стремились все
несчастья родины обратить на пользу своему мелкому
эгоизму и своим интересам. Все сколько-нибудь велико-
душное казалось им вздором.
32
Мудрый и добродетельный Сьейес всегда держался
того взгляда, что для упрочения завоеванных револю-
цией установлений необходима династия, призванная
революцией. Он помог Бонапарту произвести переворот
18 брюмера. Не будь Наполеона, он использовал бы
для этой цели какого-нибудь другого генерала. Впо-
следствии Сьейес говорил: «Я сделал 18-е брюмера, но
не 19-е». Рассказывают, будто генерал Моро отказал-
ся содействовать Сьсйесу; а генерал Жубер, склонный
сыграть эту роль, был убит в самом начале первого
своего сражения — при Нови.
Сьейес и Баррас были наиболее влиятельными чле-
нами правительства. Баррас готовился продать респуб-
лику Бурбонам, не тревожась о последствиях, и предла-
гал генералу Бонапарту возглавить этот заговор. Сьейес
хотел учредить конституционную монархию; он вырабо-
тал конституцию, согласно первой статье которой коро-
лем был бы провозглашен герцог Орлеанский, и предла-
гал генералу Бонапарту возглавить этот заговор.
Генерал, в котором нуждались обе партии, сблизился с
Лефевром, военачальником, славившимся более своей
храбростью, нежели умом, и в то время командовавшим
парижским гарнизоном и 17-й дивизией. Наполеон дей-
ствовал в согласии с Баррасом и Сьейесом, но вскоре
завербовал Лефевра в число своих собственных сторон-
ников. С этого момента войска, квартировавшие в
Париже и его окрестностях, перешли в распоряжение
Бонапарта, и вопрос заключался лишь в том, в какую
форму облечь переворот.
ГЛАВА XVIII
По настоянию Бонапарта в ночь на 18 брюмера
(9 ноября) 1799 года неожиданно, путем личных пись-
менных приглашений, были созваны на заседание те из
членов Совета старейшин, па которых оп мог положить-
ся. На основании статьи конституции, дававшей Совету
старейшин право переводить обе палаты за пределы
Парижа, был издан декрет, гласивший, что 19 брюмера
заседание Совета старейшин и Совета пятисот состоится
в Сен-Клу; принятие мер, необходимых для охраны па-
3. Стендаль. Т. XI.	33
родного представительства, поручалось генералу Бона-
парту, назначенному начальником линейных войск и
национальной гвардии. Бонапарт, которого ночью вы-
звали на заседание, чтобы объявить ему этот декрет,
произнес речь. Поскольку он не мог открыто говорить о
тех двух заговорах, которые намеревался расстроить,
речь его состояла только из общих фраз. 19 брюмера
Директория, генералы и толпы любопытных отправи-
лись в Сен-Клу. Все проходы были заняты солдатами.
Совет старейшин собрался в галерее дворца. Совет
пятисот, председателем которого незадолго перед тем
был назначен Люсьен Бонапарт,— в так называемой
Оранжерее.
Бонапарт вошел в зал Совета старейшин и произнес
речь, неоднократно прерывавшуюся возгласами и кри-
ками депутатов, преданных конституции или, вернее
сказать, желавших воспрепятствовать успеху затеи, в
которой они пе участвовали. В эти решающие минуты
в Совете пятисот происходила еще более бурная сцена.
Некоторые из его членов потребовали расследования
причин, вызвавших перевод обеих палат в Сен-Клу.
Люсьен тщетно пытался успокоить разгоряченные этим
предложением умы,— а ведь когда французы приходят
в такое состояние, мысль о личных интересах перестает
на них действовать или, вернее, воздействует лишь в
том направлении, что они из тщеславия стремятся стать
героями. Все в один голос кричали- «Не надо диктато-
ра! Долой диктатора!»
В этот момент генерал Бонапарт в сопровождении
четырех гренадеров вошел в залу. Среди депутатов раз-
дались крики: «Что это значит? Здесь не место саблям!
Не место солдатам!» Другие, более трезво оценивавшие
положение, бросились на середину залы, окружили
генерала, схватили его и принялись трясти за шиворот,
вопя: «Объявить его вне закона! Долой диктатора!»
Так как проявление мужества в представительных со-
браниях — вещь весьма редкая во Франции, то история
должна сохранить имя Бигонне, депутата города Мако-
на. Этому храброму депутату следовало убить Бона-
парта.
Рассказы о конце этой сцены менее достоверны. Го-
ворят, будто Бонапарт, услышав грозный крик: «Объ-
34
явить его вне закона!»,— побледнел и не мог промол-
вить ни одного слова в свою защиту. Генерал Лефевр
пришел ему на помощь и помог выбраться из залы.
Добавляют, что Бонапарт сел на коня и, решив, что в
Сен-Клу дело проиграно, во весь опор поскакал в Па-
риж. Но не успел он еще проехать мост, как помчав-
шийся вслед за ним Мюрат нагнал его и обратился к
нему со словами: «Уйти — значит все потерять!» На-
полеон, которого эти слова заставили опомниться, воз-
вращается в Сен-Клу, на главную улицу, призывает
солдат к оружию и посылает небольшой отряд грена-
деров в Оранжерею. Гренадеры, предводительствуе-
мые Мюратом, входят в залу. Люсьен, выказавший ма
трибуне большую стойкость, снова занимает председа-
тельское кресло и заявляет, что депутаты, пытавшиеся
умертвить его брата,— дерзкие разбойники, подкуп-
ленные Англией. По его настоянию издается декрет,
которым Директория упраздняется, а исполнительная
власть передается трем временно назначенным кон-
сулам: Бонапарту, Сьейесу и Роже-Дюко. Далее по-
становлено было образовать из числа членов обеих
палат законодательную комиссию для выработки со-
вместно с консулами новой конституции.
Подробности событий 18 брюмера пе удастся пол-
ностью выяснить, пока не выйдут в свет «Записки»1
Люсьена Бонапарта. До тех пор слава совершения этого
великого переворота останется за председателем Сове-
та пятисот, проявившим на трибуне твердость и муже-
ство в тот момент, когда его брат колебался. Он сыграл
весьма значительную роль в составлении конституции,
так поспешно выработанной. Согласно этой отнюдь не
плохой конституции, были назначены три консула: Бо-
напарт, Камбасерес и Лебрен.
Был учрежден Сенат, составленный из люден, кото-
рые не могли притязать па места в правительстве. Сенат
назначал Законодательный корпус, роль которого сво-
дилась к тому, что он голосовал законы, но не имел пра-
ва их обсуждать. Этим делом занимался другой орган,
1 Эти записки хранятся у Кольберпа в Лондоне. Как и за-
писки Карно или Тальена, они могут в любой момент появиться в
печати.
35
именовавшийся Трибунатом: он обсуждал законы, но
не имел права их голосовать.
Трибунат и исполнительная власть представляли
свои законопроекты безгласному Законодательному
корпусу.
Эта конституция могла бы оказаться весьма удач-
ной, если бы, для счастья Франции, судьбе было угодно,
чтобы пушечное ядро сразило первого консула после
двухлетнего правления. Это подобие монархии оконча-
тельно отвратило бы французов от последней. Легко
убедиться, что основной недостаток конституции VIII го-
да заключался в том, что Законодательный корпус на-
значался Сенатом. Законодательный корпус должен
был непосредственно избираться народом, а Сенат —
иметь право каждый год назначать нового консула.
ГЛАВА XIX
Правление десятка трусливых казнокрадов и преда-
телей сменилось военным деспотизмом; но не будь это-
го деспотизма, Франции в 1800 году пришлось бы пере-
жить события 1814 года или же террор.
Теперь Наполеон «вдел ногу в стремя», как он гово-
рил в пору своих итальянских походов; и надо признать,
что никто из полководцев, никто из монархов не знавал
такого блестящего года, каким явился для Франции и
для него последний год XVIII века.
К тому времени, когда Наполеон стал во главе пра-
вительства, французская армия, потерпев ряд пораже-
ний, пришла в сильное расстройство. Завоевания Напо-
леона в Италии были утрачены, за исключением горных
областей и генуэзского побережья. Большая часть
Швейцарии незадолго перед тем ушла из-под влияния
Франции. Произвол и хищничество агентов республики 1
вызвали возмущение швейцарцев; с этого времени ари-
стократия взяла верх в стране; швейцарцы преврати-
лись в жесточайших врагов Франции; их нейтралитет
стал пустым словом, и наиболее уязвимая из француз-
ских границ оказалась совершенно открытой.
1 По странной случайности, самый отъявленный нз этих мо-
шенников носил фамилию Раппна (Rapine — добыча).
36
Все виды ресурсов Франции были окончательно ис-
черпаны, и, что хуже всего остального, энтузиазм фран-
цузов иссяк. Все попытки создать конституцию, осно-
ванную на свободе, потерпели неудачу. Якобинцев пре-
зирали и ненавидели за их жестокость и за дерзкий за-
мысел установить республику по образцу древности.
Умеренных презирали за их бездарность и продажность.
Роялисты, открыто бунтовавшие в западных областях, в
Париже по обыкновению выказывали нерешительность,
страсть к интригам, а более всего — трусость*.
Если не считать Моро, никто, кроме генерала, воз-
вратившегося из Египта, не пользовался пи авторите-
том, ни популярностью. А Моро в то время намеревался
плыть по течению; руководить каким бы то ни было
движением он никогда не умел.
ГЛАВА хх
Сам Вашингтон затруднился бы определить ту сте-
пень свободы, которую можно было, не создавая этим
опасности, предоставить народу, в высшей степени ре-
бячливому, народу, который так мало использовал свой
опыт и в глубине души все еще питал нелепые предрас-
судки, привитые ему старой монархией2. Но ни одна из
тех идей, которые могли занять ум Вашингтона, не оста-
новила на себе внимания первого консула, или, по край-
ней мере, он с чрезмерной легкостью счел их несбыточ-
ными мечтами для Европы (1800). Генерал Бонапарт
был чрезвычайно невежествен в искусстве управления.
Проникнутый военным духом, он обсуждение всегда
принимал за неповиновение. Опыт изо дня в день
вновь доказывал ему огромное его превосходство, и он
слишком презирал людей, чтобы позволить им обсуж-
дать меры, признанные им благотворными. Восприняв
идеи древнего Рима, он всегда считал худшим из зол
не положение человека, дурно управляемого и притес-
1 Осторожно! Главное—мало предприимчивы. For me (для
меня) самая прекрасная их черта: лионское восстание 1817 года.
t В 1814 году генералы предпочитают наименования «гене-
рал-лейтенант» н «полевой маршал» названиям «дивизионный
генерал» и «бригадный генерал», освященным столькими побе-
дами.
37
няемого в его частной жизни, а положение покорен-
ного.
Если бы он обладал умом более просвещенным, если
бы ему была известна непобедимая сила общественного
мнения,— я уверен, что природа не взяла бы в нем верх
и деспот не проявился бы. Одному человеку не дано
соединять в себе все таланты, а он был слишком изуми-
тельным полководцем для того, чтобы быть хорошим
политиком и законодателем.
В первые месяцы своего консульства он осуществлял
подлинную диктатуру, в силу обстоятельств ставшую
необходимой. Человеку, которого внутри страны трево-
жили якобинцы и роялисты, да еще память о недавних
заговорах Барраса и Сьейеса, которому извне угрожали
готовые вторгнуться в пределы республики армии коро-
лей, нужно было продержаться во что бы то пи стало.
Эта необходимость, на мой взгляд, оправдывает все
самовластные меры, принятые им в первый год консуль-
ства.
Постепенно размышление, основанное на тщатель-
ных наблюдениях, привело окружающих к выводу,
что он преследует исключительно свои личные цели.
Тотчас им завладела свора льстецов; как это обычно
бывает, они стали доводить до крайности все то, что
считали мнением своего властелина *. Людям этого
склада, вроде Маре или Реньо, оказывала содействие
нация, привыкшая к рабству и хорошо себя чувствую-
щая только тогда, когда ею повелевают.
Дать сначала французскому народу столько свобо-
ды, сколько он мог усвоить, и затем постепенно, по мере
того, как партии утрачивали бы свой пыл, а обществен-
ное мнение становилось бы все более спокойным и про-
свещенным, расширять свободу,— этой задачи Наполе-
он себе отнюдь не ставил. Он не задумывался над тем,
какую долю власти можно, не совершая этим неосто-
рожности, доверить пароду, а старался угадать, какой
крупицей власти парод удовлетворится. Если консти-
туция, которую он дал Франции, была составлена с ка-
ким-либо расчетом,— это был расчет па то, чтобы неза-
метно вновь привести эту прекрасную страну к абсолют-
* Каррион-Низа в 1801 году или Ферран в 1815 году.
38
ной монархии, а отнюдь не на то, чтобы довершить ее
приобщение к свободе *.
Наполеон мысленно видел перед собой корону; его
ослеплял блеск этой обветшалой побрякушки. Он мог
установить республику1 2 или хотя бы двухпалатную
систему управления; вместо этого он все свои помыслы
устремил на то, чтобы положить начало династии ко-
ролей.
ГЛАВА XXI
Первые мероприятия диктатора были величествен-
ны, разумны и благотворны. Каждому была ясна необ-
ходимость твердой власти,— такая твердая власть была
создана. Все возмущались продажностью и произволом
последних правительств,— первый консул сделал хищ-
ничество невозможным и всячески содействовал лучше-
му отправлению правосудия. Все скорбели о том, что
существование множества партий препятствует едине-
нию и ослабляет Францию,— Наполеон призвал к руко-
водству делами талантливых людей всех партий. Каж-
дого страшила мысль о реакции,— Наполеон железной
рукой пресек все попытки реакционного переворота.
Правительство Наполеона одинаково охраняло всех
тех, кто повиновался законам, и беспощадно карало
всех тех, кто дерзал их нарушать. Под влиянием пре-
следований последние искорки католицизма разгоре-
лись вновь,— Наполеон взял религию под свое покро-
вительство и вернул священников к церковным алта-
рям. Западные департаменты страдали от гражданской
войны, снова вспыхнувшей вследствие закона о залож-
никах,— Наполеон отменил этот закон, прекратил со-
ставление списков эмигрантов и мудрым сочетанием
1 Действия консула имеют такое же значение для истории
Европы, как и для истории Франции.
2 Назначаемая Сенатом, охраняющим закон, Директория из
пяти человек, состав которой обновляется по одному человеку в
год; две палаты, непосредственно избираемые народом: первая —
из числа людей, платящих тысячу франков налога, вторая — из
числа тех, кто платит десять тысяч, и также обновляемая по од-
ной пятой общего числа членов в год Такого рода правитель-
ство—самая верная защита от опасности завоевания.
39
кротости и твердости водворил на Западе полное спо-
койствие. Франция единодушно желала мира,— Напо-
леон сделал врагам мирные предложения. Когда Ан-
глия и Австрия пренебрежительно их отвергли, он своей
изумительной победой при Маренго добился от Австрии
покорности, а затем с безрассудным великодушием все
ей простил. Английский кабинет, эта зловредная олигар-
хия, применяющая для страданий всего мира и для
порабощения людей все те силы и знания, которыми
она обязана свободеэтот кабинет, самый могуще-
ственный и самый искушенный из всех врагов первого
консула, видя себя покинутым всеми своими союзника-
ми, был в конце концов вынужден заключить мир и
признать республику.
ГЛАВА XXII
Наполеон уже не имел соперников среди великих
людей нового времени; он достиг вершины славы, и
если бы он захотел даровать родине свободу, он уже не
встретил бы препятствий.
Особенно его восхваляли за то, что своим конкорда-
том он вернул мир и спокойствие церкви. Этот конкор-
дат—великая ошибка, которая на целое столетие за-
держит раскрепощение Франции; Наполеону надлежало
ограничиться прекращением всяких преследований1 2.
Частные лица должны оплачивать своего священника
так же, как они платят своему булочнику.
Наполеон всегда придерживался широчайшей терпи-
мости по отношению к французским протестантам; в
годы его правления того, кто осмелился бы заговорить
о возможности нарушения этого основного права чело-
века, сочли бы сумасшедшим. Безошибочно определив,
1 Длинно. Затемняет главную мысль Перенести в другое
место, так же как и то, что по ту сторону Ламанша свобода
внушает страх английской аристократии. Англичане, боявшиеся
нашего оружия при Наполеоне, теперь боятся нашей свободы.
2 Не требовалось конкордата, чтобы властвовать над наро-
дом, чрезвычайно равнодушным к религии, и единственным
серьезным препятствием, ставшим на его пути, был папа в Саво-
не. Не заключи он конкордата, папа все равно лежал бы у его
пог. Это очень верно сказал Наполеону третий консул Лебрен.
40
в чем зло, препятствующее очищению католичества, он
просил папу отменить безбрачие священников, но не
встретил сочувствия в римской курии. Как он сказал
Фоксу, вздумай он настаивать на своем предложении,
все с негодованием сочли бы это протестантизмом чис-
тейшей воды.
Наполеон ускорил судопроизводство и сделал его
более справедливым. Он работал над самым благород-
ным своим творением — кодексом Наполеона. Таким
образом,— пример, единственный в истории! — самому
великому из своих полководцев Франция обязана устра-
нением путаницы и противоречий, царивших в несмет-
ном множестве законов, которыми она управлялась.
Наконец, один вид жандармов, набиравшихся Напо-
леоном из числа лучших его солдат, устрашающе дей-
ствовал на преступников.
ГЛАВА ххш
Но если перейти от способов управления Наполеона
к самым его учреждениям, картина резко изменится.
Там — все исполнено ясности, все способствует благо-
денствию, все являет прямоту; здесь — все неопределен-
но, мелочно, проникнуто лицемерием.
Ошибки его политики могут быть объяснены в двух
словах: он всегда боялся народа и никогда ие имел
определенного плана. Однако его учреждения оказа-
лись либеральными, ибо, сам этого не замечая, он руко-
водился природным своим умом, подсказывавшим ему
правильные решения, и уважением, которое всегда пи-
тал к Учредительному собранию. Правда, Законода-
тельный корпус, обреченный на безмолвие, Трибунат,
имеющий право говорить, но не голосовать, Сенат,
заседающий при закрытых дверях, смешны, ибо пра-
вление не может быть представительным только напо-
ловину. «Но,— повторяли мы себе,— чтобы основывать
государства, нужны Ромулы, а Нумы являются впо-
следствии». Эти учреждения после смерти Наполеона
нетрудно было бы усовершенствовать и превратить в
источник свободы. К тому же для французов они имели
то огромное преимущество, что помогали им забыть все
41
старое. Французы нуждаются в том, чтобы их излечили
от уважения к ветхому хламу, и, будь у Наполеона
более разумные советчики, он восстановил бы парла-
менты. Посреди всех чудесных дел, совершенных его
гением, первый консул всегда видел перед собой пусту-
ющий трон; и — в этом надо отдать ему справедли-
вость — ни по своим военным привычкам, ни по своему
темпераменту он не был способен мириться с ограниче-
ниями власти. Печать, дерзавшая нежелательным для
пего образом освещать события, подверглась преследо-
ваниям и была порабощена. Лица, чем-либо навлекшие
на себя его недовольство, подвергались угрозам, аресту,
высылке без суда. Единственным обеспечением свободы
личности против беззаконных приказов его министра
полиции была проницательность его великого ума, бла-
годаря которой он понимал, что всякое ненужное угне-
тение ослабляет нацию, а тем самым — и ее властителя.
И так велика была сила этого сдерживающего начала,
что при государе, властвовавшем над сорока миллиона-
ми подданных, и после правительств, которые, можно
сказать, потворствовали всяческим преступлениям,—
государственные тюрьмы были не так переполнены, как
при добром Людовике XVI. Правил тиран, но произвола
было мало. А ведь истинный лозунг цивилизации —
«Долой произвол!».
Действуя без определенного плана и сообразно бур-
ным вспышкам своего переменчивого нрава против
представительных учреждений,— ибо они одни внушали
страх этой смелой душе,— оп в один прекрасный день,
когда Трибунат позволил себе сделать справедливые
возражения против выработанных его министрами за-
конопроектов, исключил из этого собрания всех тех, кто
хоть чего-нибудь стоил, а вскоре после этого совсем его
упразднил. Сенат не только не являлся охранителем за-
кона, но сам все время изменялся в смысле своего со-
става и все более раболепствовал, ибо Наполеон не
хотел, чтобы какой бы то ни было политический орган
упрочился в общественном мнении. Надо было, чтобы
очень умный народ, слушая громкие фразы об устойчи-
вости, о грядущих поколениях, чувствовал, что ничто
не устойчиво, кроме власти Наполеона, что ничто не
усиливается, кроме его могущества. «Французы,—ска-
42
зал он однажды в эти годы,— равнодушны к свободе;
они не понимают и не любят ее; единственная их
страсть — тщеславие, и единственным политическим
правом, которым они дорожат, является политическое
равенство, позволяющее всем и каждому надеяться
занять любое место».
Никогда французскому пароду не была дана более
правильная характеристика *.
При императоре французы в силу своей привержен-
ности к теориям гораздо больше кричали «С в о б о-
д а!», чем испытывали действительную в ней потреб-
ность. Вот почему отмена свободы печати была
основана на очень правильном расчете. Нация прояви-
ла полнейшее равнодушие, когда первый консул отнял
у нее свободу печати и свободу личности. Сейчас она
жестоко страдает от их отсутствия. Но, чтобы быть
справедливой, она не должна брать мерилом событий
того времени свои нынешние чувства. Тогда перене-
сение шпаги Фридриха (победителя при Росбахе) в
Дом инвалидов вознаграждало нацию за утраченные
ею права. Весьма нередко тирания осуществлялась
ради общего блага: достаточно вспомнить объединение
партий, упорядочение финансов, составление кодексов,
строительство дорог. И, наоборот, можно представить
себе правительство, которое по своей слабости под-
вергало бы отдельную личность лишь очень незначи-
тельным стеснениям, но все свои малые силы упот-
ребляло бы во вред общим интересам.
Первый консул быстро проникся убеждением, что
тщеславие во Франции является национальной стра-
стью. Чтобы одновременно удовлетворить и эту живу-
щую во всех страсть и собственное свое честолюбие,
он стремился расширить пределы Франции и усилить
свое влияние в Европе. Парижанин, утром находив-
ший в «МопПеиг» декрет, начинавшийся словами «Гол-
ландия присоединена к империи», восторгался могуще-
ством Франции, находил, что Наполеон сильно
превосходит Людовика XIV, считал за честь повиио-
1 For me (для меня). Что доказывает глупость Бурбонов, так
это то, что, стремясь к абсолютной власти, они не следуют по
этому пути.
43
ваться такому властителю, забывал о том, что нака-
нуне пострадал от рекрутского набора или от
косвенных налогов, и подумывал, как бы выхлопотать
своему сыну какую-нибудь должность в Голландии.
В период, о котором идет речь, Пьемонт, герцогство
Пармское и остров Эльба были последовательно при-
соединены к республике. Эти частичные приобретения
являлись благодарной темой для разговоров. Когда
ЛАельци высказал Наполеону свои опасения касатель-
но присоединения Пьемонта, первый консул с улыбкой
ответил на это: «У меня сильная рука, тяжелая ноша
мне по вкусу». Испания уступила ему Луизиану. По-
средством действий, малоизвестных во всех их подроб-
ностях, но, по-видимому, по жестокости и вероломству
вполне достойных Филиппа 11, он вернул Франции вла-
дычество над Сан-Доминго. Он созвал в Лионе самых
видных граждан Цизальпинской республики, един-
ственного подлинно прекрасного творения его полити-
ческого таланта. Он разрушил их мечты о свободе, за-
ставив их избрать его президентом. Генуэзскую ари-
стократию, еще более презренную, нежели венециан-
ская, на некоторое время спасла ловкость одного из ее
представителей, сначала бывшего в дружбе с Наполео-
ном, а затем по причине этих патриотических действий
в течение нескольких лет подвергавшегося гонениям.
Гельвеция была вынуждена принять его посредниче-
ство. Но, препятствуя установлению свободы в Италии,
он в то же время пожелал возродить ее в Швейцарии.
Он образовал кантон Во и освободил этот прекрасный
край, где свобода сохранилась поныне, от унизитель-
ной тирании бернской аристократии. Германия неодно-
кратно подвергалась переделам между мелкими ее го-
сударями в зависимости от выгод Наполеона, интере-
сов России и продажности его министров.
Таковы были действия этого великого человека за
один только год.
Сочинители пасквилей и г-жа де Сталь видят в этих
действиях несчастье для рода человеческого; справед-
ливо обратное. Уже целое столетие Европа испытывает
недостаток не столько в благих намерениях, сколько
в энергии, необходимой для того, чтобы всколыхнуть
громаду старых привычек. Отныне великие перевороты
44
окажутся возможными, только если они будут направ-
лены к улучшению нравов, иными словами — к счастью
человечества. Каждое потрясение, которому подверга-
ются все эти обветшалые установления, приближает
их к истинному равновесию*.
Утверждают, будто после возвращения своего с Ли-
онских Комиций первый консул возымел намерение
объявить себя императором Галии. Эта затея была
должным образом осмеяна. На бульварах появилась
карикатура, изображавшая ребенка, погоняющего
палкой индюков; подпись гласила: «[/Empire des
Gaules». Консульская гвардия своим ропотом дала ему
попять, что она еще не забыла клича «Да здравствует
Республика!», так часто увлекавшего ее к победе.
Ланн, самый храбрый из его генералов, дважды спа-
савший Наполеону жизнь в Италии и питавший к нему
привязанность, которая граничила со страстью, ярый
республиканец, устроил ему бурную сцену.
Но раболепный Сенат и народ, исполненный бес-
печности, провозгласили Наполеона пожизненным кон-
сулом с правом назначить себе преемника. Теперь ему
ничего уже не оставалось желать, кроме громкого
титула. Необычайные события, которые будут на-
ми изложены, вскоре облекли его в императорский
пурп\р1 2.
ГЛАВА XXIV
Умеренность первого консула, так сильно отличав-
шаяся от насилий предыдущих правительств, внушила
роялистам безрассудные и безграничные надежды. Ре-
волюция обрела своего Кромвеля; они были настолько
глупы, что увидели в нем генерала Монка. Убедившись
в своей ошибке, они стали искать способа отомстить
за свои обманутые надежды и додумались до адской
1 Посмотрим па государства, восстановленные после паде-
ния Наполеона, сравните их с тем, чем они были до завоева-
ния, например, Женева, Франкфурт и т. д. Истинное богатство
парода — в его привычках.
2 Быть может, уничтожить «вскоре».
45
машины. Однажды какой-то неизвестный попросил
встретившегося ему подростка свезти тележку, на ко-
торой стоял бочонок. Дело происходило поздно вече-
ром на углу улицы Сен-Никез; увидев, что карета пер-
вого консула выехала из Тюильри по направлению к
Опере, неизвестный быстро удалился. Кучер консула,
вместо того чтобы остановиться перед тележкой, ме-
шавшей проезду, недолго думая, пустил лошадей
вскачь, с риском ее опрокинуть1. Спустя две секунды
бочонок взорвался с оглушительным грохотом. Несча-
стный подросток и человек тридцать случайных про-
хожих были разорваны на части. Карета первого кон-
сула, отъехавшая всего на каких-нибудь двадцать фу-
тов от тележки, уцелела, потому что успела повернуть
за угол Мальтийской улицы. Наполеон всегда считал,
что в этом деле был замешан английский министр
Уиндхем. Он заявил это Фоксу в известном разговоре,
который имел место в Тюильрийском дворце между
этими двумя великими людьми. Фокс сначала усилен-
но отрицал участие Уиндхема, а затем стал восхвалять
всем известную честность английского правительства.
Наполеон, высоко ценивший Фокса, из вежливости
удержался от смеха 1 2.
Мир с Англией, заключенный вскоре после этих со-
бытий, положил конец козням роялистов; но спустя не-
которое время, когда снова вспыхнула война, загово-
ры возобновились. Жорж Кадудаль3, Пишегрю и дру-
гие эмигранты тайпо прибыли в Париж. Моро, внача-
ле державшийся в стороне, под влиянием офицеров
своего штаба, задавшихся целью разжечь в нем често-
любие, уверил себя, что он враг первого консула, и
стал их сообщником. В Париже происходили совеща-
ния, на которых обсуждались планы убийства На-
полеона и установления нового государственного
строя.
1 См. Л а с к а з а.
2 Правда об этом деле выяснится впоследствии В ожидании
этого можете прочесть «Записки» графа де Бобана, являвшегося
для эмигрантов тем, чем для республиканцев был генерал Лапп,
а также памфлеты г-на де Монгальяра.
3 Семья Кадудаля милостью его величества короля Людови-
ка XVIII недавно получила дворянство.
46
ГЛАВА XXV»
Пишегрю и Жорж были арестованы. Пишегрю уда-
вился в тюрьме Тампль, Жорж был казнен, Моро
предан суду и приговорен к тюремному заключению.
Оно было заменено изгнанием, и он уехал в Америку.
Герцог Энгиепский, внук принца Конде, проживавший
на территории герцогства Баденского, в нескольких ми-
лях от Франции, был арестован французскими жан-
дармами, увезен в Венсенп, предан суду, осужден и,
как эмигрант и заговорщик, расстрелян. Что касается
более мелких участников заговора, то некоторые из
них были казнены, большинство же — помиловано.
Смертная казнь была заменена им тюремным заклю-
чением. Капитан Райт, высадивший мятежников и, су-
дя по всему, осведомленный об их замыслах, был за-
хвачен у берегов Франции; он больше года просидел в
башне Тампль, и с ним обходились так сурово, что он
покончил жизнь самоубийством.
Раскрытие этого заговора дало Наполеону возмож-
ность осуществить последний, величайший из его често-
любивых замыслов: он был провозглашен французским
императором, и его власть была объявлена наследст-
венной. «Этот хитрец,— сказал о нем один из его по-
сланников,— из всего умеет извлечь выгоду».
Таков был, как мне кажется, подлинный ход этих
великих событий1 2. Замечу опять-таки, что правда о
Бонапарте полностью может стать известной не ранее
как через сто лет. Я нигде не встречал сколько-нибудь
достоверных доказательств того, что смерть Пишегрю
или капитана Райта не была делом их собственных
рук3.
1 Все, что следует дальше, слить с Ласказом. 30 июня 1818.
2 В другом месте: Наполеон должен был сильно ощущать
отсутствие Люсьена, которого он удалил под влиянием весьма
естественной зависти и происков партии Богарне. Люсьен обла-
дал некоторыми из тех качеств, которых не было у Наполеона,
и помешал бы ему поддаться роковому ослеплению, постепенно
превратившему его в рядового деспота (Биографии совре-
м е и и и к о в, I, 543).
3 Казалось, никогда большие благодеяния не устанавливали
ббльшнх прав. Для счастья Франции Наполеону следовало уме-
реть в то время, когда он занимался мопархпзацней своей пре-
красной армии в Булонском лагере (Доминик).
47
Что могло бы побудить Наполеона отдать приказа-
ние тайно умертвить генерала Пишегрю? Первый кон-
сул, чей непреклонный характер приводил в ужас всю
Европу и Францию, совершил бы величайшую полити-
ческую ошибку, если бы дал своим врагам повод обви-
нить его в преступлении. Любовь армии к Пишегрю
была поколеблена долгим его отсутствием и вконец
уничтожена тем злодеянием, которое во Франции ни-
когда не прощается: явной, бесспорной связью с вра-
гами родины. Любой военный суд, самый беспристраст-
ный, несомненно, приговорил бы генерала Пишегрю к
смерти как изменника, вошедшего в сношения с вра-
гами родины, или как заговорщика, замыслившего
свергнуть законное правительство, или, наконец, как
изгнанника, самовольно возвратившегося на террито-
рию республики. Правда, говорят, будто Пишегрю был
подвергнут пытке, будто ружейными курками ему сдав-
ливали большие пальцы обеих рук и Наполеон, мол,
боялся, как бы эти жестокости не стали известны. От-
мечу кстати, что бесчеловечный обычай пытки отменен
во Франции лишь со времени революции и что боль-
шинство европейских государей еще пользуются им
при расследовании заговоров, направленных против
них. Наконец, лучше уж подвергнуться риску быть об-
виненным в жестокости, нежели в убийстве; жесто-
кость легко можно было свалить на кого-нибудь из
низших чиновников, который затем понес бы наказание.
Суд мог вынести Пишегрю смертный приговор, вполне
законный в глазах народа, а затем можно было заме-
нить смертную казнь пожизненным тюремным заклю-
чением. Надо сказать, что расчет посредством пыт-
ки добиться важных признаний не оправдывается,
когда дело идет о людях такого закала, как Пи-
шегрю. Применение этого гнусного средства только
усугубило бы стойкость генерала, как это бывает с
храбрыми юными дикарями. Англичане и французы,
содержавшиеся под стражей в Тампле, видели тело
Пишегрю, и ни один заслуживающий доверия чело-
век не передавал, что заметил на нем следы истя-
заний.
Что касается дела капитана Райта, то па нем нужно
остановиться несколько подробнее. Райт не был ни из-
48
менником, ни шпионом; он открыто служил своему
правительству, находившемуся в состоянии войны с
Францией. Англичане утверждают, что их правитель-
ство в ту пору, когда Бурбоны оказывали претендентам
из дома Стюартов содействие в их неоднократных по-
кушениях на конституцию и религию Англии, никогда
не проявляло чрезмерной суровости по отношению к
захваченным в плен французам, служившим Стюар-
там. Когда счастливый исход битвы при Келлодене —
в противоположность исходу битвы при Ватерлоо —
положил конец последним надеждам английских эми-
грантов, французы, состоявшие па службе претенден-
та, были сочтены военнопленными, и для них был
установлен совершенно такой же режим, как и для
пленных, взятых во Фландрии или Германии. На это
я отвечу, что вряд ли хоть один из этих французских
офицеров был захвачен в тот момент, когда он уча-
ствовал в покушении па жизнь незаконного короля
Англии Можно говорить о том, что Наполеон при-
казал исключительно сурово обращаться с заключен-
ным в тюрьму Райтом; но, судя по тому, что в тече-
ние последних двух лет делалось в Испании и
Франции, не приходится сомневаться, что законные
короли проявили бы по отношению к злосчастно-
му капитану еще более возмутительную жестокость.
Ничто не доказывает, что Наполеон велел его
умертвить. Что он мог выиграть от этого злодеяния,
которое — он достаточно хорошо знал английскую
прессу — неминуемо должно было прогреметь на всю
Европу?
Следующее, очень простое соображение является
решающим: если бы это преступление в самом деле
было совершено, неужели нам пришлось бы в 1818 го-
ду искать тому доказательства? Разве тюремщики, при-
ставленные стеречь Пишегрю или капитана Райта, все
до единого умерли? Французской полицией руководит
выдающийся человек, однако никто из этих людей не
был допрошен публично. Так же обстоит дело и с теми,
кому якобы поручено было умертвить Пишегрю и ка-
питана Райта. Неужели правительство Бурбонов пото-
му не прибегает к этому столь простому средству, что
оно щадит доброе имя Наполеона? Как известно, во
4. Стен цаль. Т. XI.	49
время процесса несчастного генерала Боннера солдаты
без всякого к тому принуждения показывали, что от-
лично помпят расстрел Гордона; они это показывали
судьям, которые их самих могли приговорить к рас-
стрелу.
ГЛАВА XXVI
На острове св. Елены врач Уорден, судя по всему
истый англичанин, другими словами, человек холод-
ный, ограниченный, порядочный и ненавидевший На-
полеона, как-то сказал последнему, что ничто, даже
истины, заключенные в святом евангелии, не представ-
ляются ему столь очевидными, как его, Наполеона, зло-
деяния. Уорден, против своей воли очарованный благо-
родством души и простотой обращения своего собесед-
ника, увлекся настолько, что стал развивать свою
мысль более подробно *. Наполеону это, видимо, попра-
вилось, и он в награду за откровенность спросил Уор-
дена, к великому его удивлению, помнит ли тот дело
капитана Райта. «Я ответил: отлично помню, и в Ан-
глии нет человека, который не был бы убежден, что его
умертвили в Тампле по вашему приказанию». Наполе-
он с живостью возразил: «Ради чего? Его жизнь для
меня была нужнее чьей бы то ни было другой. Где бы
я мог найти более достоверного свидетеля для про-
цесса о заговоре, по которому тогда велось следствие?
Не кто иной, как он, доставил на берег Франции гла-
варей заговора. Выслушайте меня,—продолжал Напо-
леон,—и вы все узнаете. Ваше правительство снаря-
дило бриг под командой капитана Райта; он высадил
па западном побережье Франции шайку убийц и шпио-
нов. Семьдесят человек из их числа сумели пробрать-
ся в Париж, и дело велось так ловко, что хотя граф
Реаль, ведавший полицией, и сообщил мне об их при-
бытии, однако невозможно было выяснить, где они
скрываются. Ежедневно я получал от своих министров
доклады, в которых они сообщали мне, что на мою
жизнь готовится покушение, и, хотя мне это представ-
1 6-е пзд., у Аккермана, стр. 128.
50
лилось менее вероятным, чем им, я все же принял ме-
ры, чтобы обеспечить свою безопасность. Случилось
так, что бриг, которым командовал капитан Райт, был
захвачен поблизости от Лориана. Командир был пре-
провожден в Ванн, к префекту Морбигана. Префект,
генерал Жюльен, сопровождавший меня во время по-
хода в Египет, тотчас узнал в нем капитана Райта. Ге-
нералу Жюльену было предписано допросить в отдель-
ности каждого матроса и каждого офицера английско-
го экипажа и представить их показания министру по-
лиции. Вначале их заявления казались малозначащи-
ми; однако под конец свидетельство одного из матро-
сов дало то, чего доискивались. Он показал, что бриг
высадил на берег нескольких французов, из которых
ему особенно запомнился один — общительный, весе-
лый малый, которого звали Пишегрю. Это имя дало
возможность раскрыть заговор, который, если б ои
удался, вторично подверг бы французский народ всем
превратностям революции. Капитан Райт был отправ-
лен в Тампль; там ои должен был содержаться до той
поры, когда сочли бы уместным назначить суд над за-
говорщиками. По французским законам Райту при-
шлось бы взойти иа эшафот. Но эта подробность
не имела никакого значения. Важно было захватить
главарей заговора». В заключение император не-
сколько раз повторил Уордену, что капитан Райт
сам положил конец своей жизни, как это и было
сказано в «Moniteur», притом гораздо раньше, чем
обычно думают.
Когда на острове Эльба лорд Эбрингтон в беседе
с императором упомянул о смерти капитана Райта, На-
полеон сначала не мог припомнить, кто такой был этот
англичанин, но когда ему сообщили, что Райт был од-
ним из помощников сэра Сиднея Смита, он сказал:
«Как! Разве ои умер в тюрьме? Я совершенно забыл
всю эту историю!» Он решительно отверг всякое пред-
положение о том, что было применено насилие, и при-
бавил, что никогда никто не был умерщвлен по его
приказу тайно и без судебного приговора. «В этом от-
ношении моя совесть чиста; если бы я не испытывал
такого отвращения к пролитию крови, возможно, я сей-
час не был бы здесь».
51
Показания г-иа де Мобрейля могли бы навести на
мысль, что отвращение к убийству не так уж распрост-
ранено, как это принято думать *.
ГЛАВА XXVII
Врач Уорден сообщает, что, рассказав о капитане
Райте, Наполеон, к немалому его удивлению, загово-
рил о смерти герцога Энгиенского. Он говорил с жа-
ром, часто вставая с софы, па которой лежал. «В этот
период моей столь богатой событиями жизни2 мне
удалось снова водворить порядок и спокойствие в го-
сударстве, потрясенном борьбой партий до самого ос-
нования и залитом кровью. Волею великого народа
я стал во главе его. Заметьте, я достиг трона не так,
как ваш Кромвель или Ричард III. Ничего похожего:
я нашел корону в сточной канаве, вытер грязь, кото-
рою она была покрыта, и надел ее себе па голову. Моя
жизнь была необходима для сохранения столь недавно
восстановленного порядка, который я — те, кто во
Франции возглавлял общественное мнение, это призна-
ли — столь успешно укрепил. В эту пору мне каждый
вечер представляли доклады, в которых сообщалось,
что против меня замышляется заговор, что в Париже
в частных домах происходят совещания. И, однако, ни-
как не удавалось добыть достаточные тому доказатель-
ства. Все старания неутомимой полиции ни к чему не
приводили. Мои министры так далеко зашли, что стали
подозревать генерала Моро. Они неоднократно убеж-
дали меня подписать приказ о его аресте; но этот ге-
нерал в те времена пользовался во Франции такой сла-
вой, что, казалось мне, участие в заговоре против меня
могло лишить его всего и ничего ие могло ему дать. Я
отказался подписать приказ о его аресте; я сказал ми-
нистру полиции: «Вы назвали мне Пишегрю, Жоржа и
Моро; представьте мне доказательства, что первый из
них находится в Париже — и я немедленно велю аре-
1 См. показания г-на де Мобрейля, маркиза д’Олс, застено-
графированные и в рукописном виде пушенные в обращение в
Париже
Осторожно; сверхосторожно.
8 Уорден, стр. 144.
52
стовать третьего». Заговор был раскрыт благодаря од-
ному необыкновенному обстоятельству. Однажды
ночью я испытывал какую-то тревогу и не мог заснуть;
я встал с постели и начал просматривать список заго-
ворщиков. Случаю, который в конечном итоге управ-
ляет миром, угодно было, чтобы мой взгляд остановил-
ся на имени одного полкового лекаря, совсем недавно
вернувшегося из Англии, где он содержался в заключе-
нии. Возраст этого человека, его воспитание, жизнен-
ный опыт, которым он обладал,— все это навело меня
на мысль, что его поведение объясняется причинами,
ничего общего не имеющими с юношеским преклоне-
нием перед Бурбонами. Насколько обстоятельства по-
зволяли мне судить о нем, целью его действий должны
были быть деньги. Этого человека арестовали. Он был
предан суду, где заседали полицейские агенты, кото-
рых переодели судьями: они приговорили его к смерт-
ной казни, и ему было объявлено, что приговор будет
приведен в исполнение через шесть часов. Эта хит-
рость имела успех: он сознался.
Было известно, что у Пишегрю в Париже есть брат,
старик-монах, живущий весьма уединенно. Монах этот
был арестован, и в ту минуту, когда жандармы его
уводили, у него вырвалась жалоба, наконец открыв-
шая мне то, что мне так важно было узнать: «Вот как
со мной обращаются из-за того, что я дал приют род-
ному брату!»
Первое донесение о том, что Пишегрю прибыл в Па-
риж, исходило от полицейского шпиона, который сооб-
щил подслушанную им любопытную беседу, происхо-
дившую в частном доме, расположенном на одном из
бульваров, между Моро, Пишегрю и Жоржем Кадуда-
лем. Во время этой беседы было решено, что Жорж
покончит с Бонапартом, Моро будет первым консулом,
а Пишегрю — вторым. Жорж настаивал на том, чтобы
третьим консулом назначили его, но оба других
возразили, что, поскольку он известен как роялист,
всякая попытка включить его в состав правительст-
ва погубит их всех в общественном мнении. Тогда
вспыльчивый Жорж вскричал: «Уж если стараться не
ради себя, так я за Бурбонов! А если не ради них и
не ради себя, а для того, чтобы заменить одних синих
53
другими, так уж пусть будет лучше Бонапарт, чем
вы!» Когда Моро был арестован и подвергнут допросу,
он вначале отвечал свысока, но когда ему представи-
ли запись этой беседы, он упал в обморок.
«Целью заговора,— продолжал Наполеон,— была
моя гибель, и, если б его не раскрыли, он удался бы.
Этот заговор исходил из столицы вашего государства.
Во главе его стоял граф Ангумуа *. Он послал на за-
пад герцога Бургундского, а на восток—герцога Энги-
енского. Ваши корабли перебрасывали на побережье
Франции менее видных участников заговора. Момент
мог оказаться для меня роковым; я почувствовал, что
мой трон зашатался. Я решил удар, который Бар-
макиды предназначали мне, обратить против них,
будь это даже в самой метрополии Британской им-
перии.
Министры настаивали на том, чтобы я приказал
арестовать герцога Энгиенского, хотя он и проживал
на нейтральной территории. Я все же колебался. Князь
Беневентский дважды подносил мне приказ и со всей
энергией, на какую он способен, уговаривал меня под-
писать его. Я был окружен убийцами, которых не мог
обнаружить. Я уступил лишь тогда, когда убедился,
что это необходимо.
Я легко мог уладить это дело с герцогом Баденским.
Чего ради должен я был терпеть, чтобы лицо, прожи-
вающее на границе моей империи, могло беспрепятст-
венно совершить преступление, которое, живи он на
одну милю ближе ко мне, привело бы его на эшафот?
Разве не применил я в этом деле тот самый прин-
цип, который осуществляло ваше правительство, когда
оно приказало захватить датский флот? Мне все уши
прожужжали уверениями, что новая династия не смо-
жет упрочиться, пока останется хоть один Бурбон. Та-
лейран неизменно придерживался этого принципа, ко-
торый являлся основой, краеугольным камнем его по-
литических убеждений. Я внимательнейшим образом
обдумал этот вопрос и в результате моих размышле-
ний полностью присоединился к мнению Талейрана.
Мое законное право па самозащиту, справедливая за-
1 Уорден, стр. 147.
54
бота о спокойствии общества 1 заставили меня принять
решительные меры против герцога Энгиенского. Я при-
казал его арестовать и назначить над ним суд. Он был
приговорен к смертной казни и расстрелян; совершен-
но так же с ним поступили бы, даже если б он был са-
мим Людовиком IX1 2. Из Лондона ко мне подослали
убийц во главе с графом Ангумуа. Разве не все средст-
ва являются законными против убийства?»
ГЛАВА XXVIII
Оправдать сколько-нибудь это убийство можно бы-
ло бы только, если бы удалось доказать, чти герцог
Эигиенский был участником заговора против Наполео-
на. В приговоре, который был вынесен в Венсеннском
замке, доказательства эти упоминаются, но они нико-
гда не были оглашены. В другой раз Наполеон сказал
об этом деле лорду Эбрингтону: «Герцог Эигиенский
участвовал в заговоре против меня. Он два раза, пере-
одетый, тайно приезжал в Страсбург. По этой причине
я приказал его арестовать и назначить над ним воен-
ный суд, который приговорил его к смертной казни.
Мне сообщили, что ои просил свидания со мной; это
произвело на меня впечатление, так как я знал, что он
человек достойный и мужественный. Я думаю даже,
что, возможно, согласился бы повидать его; но г-н Та-
лейран воспротивился этому, заявив: «Вам нельзя ком-
прометировать себя встречей с членом дома Бурбонов.
Вы не знаете, какие последствия это могло бы иметь.
Раз вино нацежено, надо его выпить». Лорд Эбринг-
тон спросил, правда ли, что герцога расстреляли средь
бела дня. Император с живостью возразил: «Нет, нет!
Это было бы нарушением закона; казнь была соверше-
на в обычное время, и я приказал, чтобы сообщение о
казни и приговор были немедленно вывешены во всех
городах Франции». Обстоятельство, которое надлежит
отметить: в этой беседе, как и в ряде других, касав-
1 Вспомните Ннмскую резню. Лучшее описание ее дано не-
ким..., протестантским пастором в Лондоне. См. сочинение пол-
ковника Фавье «Лион в 1817 году».
2 Уорден, 6-е изд., стр. 149.
55
1пп\ся того же предмета, Наполеон казался искренне
убежденным в том, что увидеть герцога Энгиенского
было бы равносильно тому, чтобы его простить. Иа-
ков II, очень благочестивый король, рассуждал иначе,
когда согласился дать аудиенцию любимому сыну
своего брата, заранее твердо решив, что велит отру-
бить ему голову, как только он выйдет из его кабине-
та. Дело в том, что милосердие может сочетаться
только с высоким мужеством.
ГЛАВА XXIX
«На вашей родине,— продолжал император,— меня
обвиняют также и в смерти Пишегрю». «Огромное
большинство англичан твердо уверено, что его удави-
ли в Тампле по вашему приказанию». Наполеон с жа-
ром ответил: «Какая дурацкая выдумка! Вот вам луч-
шее доказательство того, до какой степени страсти
способны затемнить правильность суждений, которою
так гордятся англичане. Чего ради понадобилось бы
мне злодейски умертвить человека, который по всем
законам его страны неминуемо должен был взойти на
эшафот? Заблуждение ваших соотечественников было
бы простительно, если бы речь шла о Моро. Если бы
этого генерала в тюрьме постигла смерть, были бы
основания усомниться в самоубийстве. Моро был лю-
бим народом и армией, и мне никогда не простили бы,
если б он умер во мраке тюрьмы, хотя я нимало не
был бы повинен в этом».
«Наполеон,— продолжает свой рассказ Уорден,—
умолк, и я возразил ему: «Можно согласиться с вами,
генерал, что в этот период вашей деятельности требо-
вались суровые меры; но иикто, я думаю, не попытает-
ся оправдать ту поспешность, с какою молодой герцог
Энгиенский был схвачен, предан суду и казнен». Он с
жаром ответил: «Я убежден в своей правоте и снова
повторяю уже высказанное мною утверждение, что я
так же хладнокровно велел бы казнить самого Людо-
вика IX. Чего ради они замыслили убить меня? С ка-
ких это пор нельзя стрелять в убийцу, который
покушается на вашу жизнь? Так же решительно я
56
утверждаю, что не получал от герцога Энгпенского
после его осуждения никакого обращения, никакого
письма».
Уорден прибавляет: «Говорят, будто у Талейрана
хранится письмо, которое герцог адресовал Наполео-
ну, но которое министр, не убоявшись ответственности,
передал императору только тогда, когда рука, писав-
шая его, уже окоченела. Я видел копию этого письма
в руках графа Ласказа. Он показал мне его с невоз-
мутимым видом как один из многочисленных секрет-
ных документов, могущих разъяснить некоторые ту-
манные места той истории, которую он пишет под дик-
товку Наполеона.
Молодой герцог просил сохранить ему жизнь. Он
писал, что считает династию Бурбонов конченной,—
это его твердое убеждение; что на Францию он смот-
рит только как на свою родину и любит ее как тако-
вую со всем пылом самого искреннего патриота: что
чувства, его одушевляющие, те же, что чувства всяко-
го французского гражданина; что он нисколько не по-
мышляет завладеть короной, так как для прежней ди-
настии она утрачена навсегда. Поэтому, исходя един-
ственно из того, что ои француз и что Франция — его
родина, он просит разрешения посвятить ей свою
жизнь и свои силы. Он готов занять любую должность
во французской армии, стать храбрым, верным сол-
датом, безоговорочно повинующимся приказаниям
власти, в чьих бы руках она ни находилась. Он готов
принести клятву в верности. В заключение он заяв-
лял, что, если ему будет сохранена жизнь, он, соблю-
дая непоколебимую верность, мужественно посвятит
себя защите Франции от ее врагов».
глава ххх
Наполеон заговорил снова о семье Бармакидов.
«Если бы я испытывал желание захватить в свои руки
всех Бармакидов или любого из их рода, я легко мог
бы этого достичь. Ваши морские контрабандисты
(smugglers) спрашивали с меня за Бармакида сорок
тысяч франков; но когда дело доходило до подробно-
57
стей, они не ручались, что доставят его живым; одна-
ко, оставляя открытым вопрос, будет ли Бармакид
мертвый или живой, они не допускали никаких сомне-
ний в том, что смогут выполнить свои обязательства.
Но я отнюдь не задавался целью непременно лишить
их жизни. Обстоятельства для меня складывались так,
что я считал свой троп вполне упроченным. Я был уве-
рен в своем спокойствии и согласен был оставить Бар-
макидов в покое. Что бы ни говорили обо мне англи-
чане, убийство ради убийства никогда не было в моих
правилах. Во имя чего стал бы я придерживаться
этих ужасных воззрений? Когда были захвачены сэр
Джордж Рамбольд и мистер Дрейк, являвшиеся по-
средниками в переписке с парижскими заговорщика-
ми, их не предали казни».
ГЛАВА XXXI
Я привел рассказ Наполеона, ни разу его не пре-
рвав Мне пришли в голову две мысли. По поводу Пи-
шегрю можно сказать следующее. Наполеон основы-
вает все свои оправдания на старинном правиле:
«Преступление совершает тот, кому оно полезно» *.
Но разве у деспотов не бывает необъяснимых причуд?
Путем тех же рассуждений можно было бы доказать,
что Наполеон никогда не угрожал расстрелом Лене,
Фложергу и Ренуару.
По поводу гибели герцога Эпгиенского через де-
сять лет можно будет задать вопрос: намного ли она
более несправедлива, чем гибель герцога Эльхинген-
ского? После того как герцог Энгиепский был казнен,
при дворе говорили, что его жизнь была принесена в
жертву опасениям тех, кто приобрел национальные
имущества Я слышал от генерала Дюрока, что импе-
ратрица Жозефина бросилась к ногам Наполеона,
умоляя его помиловать молодого герцога; Наполеон с
досадой отстранил ее; он вышел нз комнаты; она
ползла за ним на коленях до самой двери. Ночью она
написала ему два письма; будучи очень доброй, она
1 Осторожно!
58
действительно испытывала жестокие страдания. При
дворе ходили слухи, что адъютант маршала Монсе, со-
общивший, будто герцог Эигиенский, переодетый, тай-
ком ездил в Страсбург, был введен в заблуждение.
В Бадене герцог вступил в связь с одной дамой; не
желая ее компрометировать, он, чтобы иметь возмож-
ность с нею встречаться, время от времени исчезал на
несколько дней и поселялся в погребе дома, где оби-
тала его возлюбленная. Такие отлучки навели на
мысль, что он ездит в Страсбург совещаться с заговор-
щиками. Это обстоятельство более всего остального
побудило императора принять решеиие. Записки гра-
фа Реаля, графа Лавалета, герцога Ровиго и герцога
Виченцкого прольют свет на это дело.
Во всяком случае, Наполеон был бы избавлен от
тягостной необходимости оправдываться перед потом-
ством, если бы, прежде чем велеть арестовать герцога
Энгиенского, подождал третьей его поездки в Страс-
бург.
Можно задать такой вопрос: могла ли бы самая ши-
рокая свобода печати нанести первому консулу такой
огромный вред, какой причинила ему в 1804 году, в
связи с делом о заговоре, ее рабская покорность? Ни-
кто не придавал ни малейшей веры рассказам о заго-
воре: все были того мнения, что первый консул велел
убить герцога Энгиенского без всякого к тому повода и
что, очевидно, он считал свое положение довольно шат-
ким, если испугался влияния Моро. Несмотря на эти
неблагоприятные суждения, я думаю, что Наполеон,
осуществлявший тиранию, поступил правильно, нало-
жив па печать оковы. Французский народ обладает
счастливым свойством: во Франции огромное большин-
ство людей, которые мыслят,— мелкие собственники,
имеющие двадцать луидоров годового дохода. В насто-
ящее время это единственный класс, обладающий той
энергией, которую светское воспитание уничтожило в
высших кругах общества. Но этот класс понимает лишь
то и верит лишь тому, что видит напечатанным: толки
и слухи, волнующие светское общество, затихают,
прежде чем они дойдут до него, или же быстро изгла-
живаются из его памяти. Существовал только один
способ заинтересовать его тем, что не предстает ему в
59
печатном виде: возбудить в нем тревогу за судьбу на-
циональных имуществ. Что касается Моро, то этому ге
нералу надо было дать какой-нибудь пост, поставив
его в такие условия, в которых бы обнаружилась вся
его неспособность,— например, послать его в какой-ни-
будь поход, в котором он утратил бы всю свою славу,
как генерал Массена, когда его отправили в Португа-
лию.
ГЛАВА XXXII
Планы вторжения в Англию были оставлены пото-
му, что император не нашел во флоте тех навек про-
славившихся дарований, которые революция породила
в сухопутных войсках. Странное дело: французским
морским офицерам, по-видимому, не хватало размаху!
Рекрутский набор давал императору ренту в восемьде-
сят тысяч солдат в год *. За вычетом потерь, вызывае-
мых болезнями, этого достаточно, чтобы давап>
ежегодно четыре больших сражения. За четыре года
можно было восемь раз попытаться высадить десант
в Англии, и, если принять во внимание все причуды
моря, надо признать, что одна из этих попыток вполне
могла увенчаться успехом. Вспомните, как француз-
ский флот, выйдя из Тулона, захватил Мальту и до-
брался до Египта. Могло также случиться, что Ирлан-
дия, угнетаемая самой отвратительной, самой жесто-
кой тиранией, какую только можно вообразить1 2, в
порыве отчаяния оказала бы чужеземцам радушный
прием.
Следовало тотчас после высадки в Англии разде-
лить между бедняками земли трехсот пэров; ввести
конституцию Соединенных Штатов Америки, организо-
вать управление страной, поддержать якобинство, объ-
явить, что французов призвала та часть нации, которая
1 В 1788 году население Франции равнялось двадцати пяти
миллионам, в 1818 году оно превысило двадцать девять миллио-
нов. Это объясняется тем. что численность населения прямо про-
порциональна количеству зерновых хлебов См приложение к со-
чинению г-на Лесюра о Франции (Париж, в конце 1817 г.) Это
приложение составлено на основании данных, полученных из ми-
нистерств.
2 См. «Edinburgh Review», № 56 или 55.
60
страдала от угнетения, что французы не преследуют
никакой иной цели, как только свергнуть правитель-
ство, одинаково вредное для Франции и для самой Анг-
лии, после чего они готовы покинуть страну. Если
бы — что очень трудно допустить — нация, треть ко-
торой живет подаянием, оказалась глуха к этим ре-
чам, наполовину искренним, следовало сжечь сорок
самых крупных городов. Весьма вероятно, что пятна-
дцать миллионов людей, из коих пятая часть доведена
правительством до предельного озлобления и которые
если и обладают мужеством, то не имеют никакого
опыта в военном деле, не смогли бы дольше двух —
трех лет бороться с тридцатью миллионами, довольно
охотно повинующимися талантливому деспоту.
Все это не осуществилось потому, что в нашем
флоте не нашлось Нельсона *. Французская армия по-
кинула Булонский лагерь для континентальной вой-
ны, придавшей новый блеск военной славе императо-
ра и вознесшей его на высоту, какой не достигал в
Европе пи один государь со времен Карла Великого.
Наполеон вторично победил австрийский дом — и по-
щадил его, что было ошибкой; однако он отнял у него
Венецианскую область и принудил императора Фран-
ца отказаться от древнего императорского титула, тем
самым лишив его влияния, которым он до той поры
еще пользовался в Германии. Битва при Аустерлице,
быть может, являет собой венец военного искусства.
Народ с удивлением отметил, что эта победа была
одержана 2 декабря, в годовщину коронования. С тех
пор никто во Франции уже не возмущался этой неле-
пой церемонией.
глава хххш
В следующем году император победил Пруссию,
не имевшую мужества примкнуть к Австрии и Рос-
сии. Случай, беспримерный в истории: одно-единст-
венное сражение уничтожило армию в двести тысяч
человек и отдало в руки победителя целое королев-
1 Ни Нельсона, ни лорда Кочрена. См. действия адмнрала
Вильнёва.
Ы
ство. Объясняется это тем, что Наполеон еще более
искусно извлекал пользу из своих побед, чем одер-
живал их. 16 октября Наполеон не без опасений ата-
ковал при Иене эту армию, казалось, охраняемую
тенью великого Фридриха; 26-го он вступил в Берлин.
К великому нашему удивлению, музыканты играли
республиканскую песню «Вперед, отечества сыны!».
Наполеон, в первый раз надевший генеральский мун-
дир и расшитую золотом шляпу, ехал верхом, на два-
дцать шагов впереди своих войск, окруженный тол-
пой. Не было ничего легче, как выстрелить в него из
любого окна на Унтер-ден-Линден.
Следует добавить, как это ни грустно, что толпа
хранила молчание и не приветствовала его ни единым
возгласом.
Император впервые привез из завоеванных стран
деньги. Сверх расходов на содержание и снаряжение
армии, Австрия и Пруссия заплатили около ста мил-
лионов каждая. Император проявил суровость в от-
ношении Пруссии. Он нашел, что немцы охотнее вся-
кого другого народа покоряются завоевателю. Сто
немцев всегда готовы пасть на колени перед одним
человеком в мундире. Вот что мелочный деспотизм че-
тырехсот владетельных князей сделал с потомками
Арминия и Видукинда!
Именно тогда Наполеон совершил ту ошибку, след-
ствием которой явилось его низложение. Он с легко-
стью мог посадить на прусский и австрийский престо-
лы кого угодно; он мог также дать этим странам двух-
палатную систему и полулиберальную конституцию.
Он отказался от старого якобинского правила искать
союзников против монархов в сердцах их подданных.
Новоявленный монарх, он уже оберегал в сердцах на-
родов уважение к престолу *.
Лица, окружавшие его, знают, что общественное
мнение указывало ему, кто именно из числа владе-
тельных князей достоин носить корону; это было уже
немало. Немецкий народ, вкусив свободу, приложил
бы все свои силы к тому, чтобы добиться подлинно
1 См. в «МопНсиг» за 1809 г. причины, приведенные им в
объяснение того, что он не вступил в Вену.
62
либеральной конституции, и по прошествии трех — че-
тырех лет проникся бы чувством глубокой признатель-
ности к Наполеону. Тогда было бы покончено с Тугенд-
бундом, с ландвером, с национальным энтузиазмом.
А с другой стороны, у новых германских правителей
уже не было бы ни возможности, ни желания брать
у англичан деньги на то, чтобы образовывать коали-
ции против Франции.
ГЛАВА XXXIV
В Тильзите Наполеон потребовал от России лишь
одного: чтобы она закрыла для Англии свои гавани.
Русская армия всецело была в его власти; император
Александр сам признался, что прекратил войну по-
тому, что у него не хватило ружей. Эта армия, в наши
дни столь внушительная, в то время находилась в пла-
чевном состоянии *. Царя спасло то обстоятельство,
что император в бытность свою в Берлине провозгла-
сил континентальную блокаду. Александр и Наполеон
вели друг с другом задушевнейшие беседы и вступа-
ли в споры, которые очень удивили бы их подданных,
если бы последние имели возможность их слышать.
«В продолжение тех двух недель, что мы провели в
Тильзите,—рассказывал Наполеон,— мы едва ли не
каждый день обедали вместе; мы рано вставали из-за
стола, чтобы отделаться от прусского короля, который
нам докучал. В девять часов император в штатском
платье приходил ко мне пить чай. Мы не расставались
до двух — трех часов утра, беседуя о самых различных
предметах; обычно мы рассуждали о политике и фи-
лософии. Он человек весьма образованный и придер-
живается либеральных взглядов; всем этим он обязан
полковнику Лагарпу, своему воспитателю. Иногда я
затруднялся определить, что проявляется в чувствах,
им выражаемых,— подлинное ли его мнение или же
воздействие того столь обычного во Франции тщесла-
вия, которое побуждает людей высказывать взгляды,
резко противоречащие их положению».
1 См. вышедшую в свет в 1806 г. брошюру генерала Ун ль-
сона.
63
Во время одной из этих бесед, происходившей с
глазу на глаз, императоры долго обсуждали вопрос
о сравнительных преимуществах монархии потом-
ственной и монархии избирательной. Потомственный
деспот горячо защищал избирательную монархию, а
воин, взысканный успехом, отстаивал наследственные
права. «Как мало вероятия, что человек, случайно, в
силу своего рождения, призванный к власти, обнару-
жит дарования, необходимые, чтобы управлять госу-
дарством!» «Как мало людей,— возражал Наполеон,—
обладали теми качествами, которые дают право на это
высокое отличие! Цезарь или Александр встречаются
раз в сто лет, если не реже; вот почему избрание, как-
никак, все же является делом случая, и наследствен-
ный порядок, безусловно, лучше, нежели игра в чет
и нечет».
Наполеон покинул Тильзит в полной уверенности,
что приобрел дружбу императора Александра, уверен-
ность в достаточной мерс нелепая, но это заблуждение
прекрасно, оно столь возвышенного свойства, что по-
срамляет тех, кто клевещет на императора; в то же
время оно показывает, что Наполеон не был создан
для политики. Его перо всегда наносило ущерб тому,
чего он достигал мечом. Будучи проездом в Милане,
он беседовал с Мельци о континентальной блокаде, в
ту пору являвшейся, что было вполне естественно, лю-
бимым предметом его разговоров. Этот замысел имеет
большую ценность, чем вся жизнь кардинала Ришелье.
Он едва не увенчался успехом, и вся Европа снова к
нему возвращается '.
Мельци указал Наполеону, что Россия обладает
сырьем, но не имеет промышленности, и что маловеро-
ятно, чтобы царь долго соблюдал обязательство, явно
нарушавшее интересы дворян, столь опасных в этой
стране для ее правителей. Наполеон ответил, что рас-
считывает на личное дружеское расположение, кото-
рое он внушил Александру1 2. Итальянец подскочил от
1 «Еще один год настойчивости — и она удалась бы».
’ Эти сведения, дословно заимствованные из «Edinburgh
Review» № 54, приводятся без ручательства за их достовер-
ность
64
изумления. Непосредственно перед тем Наполеон рас-
сказал ему эпизод, показывавший, как мало можно
было рассчитывать на могущество Александра, даже
если бы личные его симпатии были на стороне Фран-
ции. В Тильзите Наполеон выказал особую учтивость
генералу Беннигсену. Александр это заметил испросил
Наполеона о причине такого внимания. «Откровенно
говоря,—сказал Наполеон,—я этим путем хочу сни-
скать вашу благосклонность. Вы препоручили ему
свою армию, и того, что он пользуется вашим довери-
ем, достаточно, чтобы он внушил мне чувство уваже-
ния и дружбы»
ГЛАВА XXXV
ВАГРАМСКАЯ КАМПАНИЯ
Два императора — властитель Юга и властитель
Севера— встретились в Эрфурте * 2. Австрия поняла, ка-
кой она подвергается опасности, и начала войну с
Францией. Наполеон покинул Париж 13 апреля 1809
года. 18-го он был в Ингольштадте. За пять дней он
дал шесть сражений и одержал шесть побед. 10 мая—
он у ворот Вены. Однако армия, уже развращенная де-
спотизмом, не проявила той доблести, как при Аустер-
лице.
Если бы главнокомандующий австрийской армией
использовал указания, которые, как говорят, были
ему тайно переданы генералом Бельгардом, он
мог бы захватить в плен Наполеона, неосторожно пе-
реправившегося на левый берег Дуная, в Эслинг. Им-
ператора спас маршал Массена. Наполеон даровал
маршалу княжеский титул, но в то же время поста-
рался его унизить тем, что наименовал его князем Эс-
лингским, напоминая тем самым о проигранном сра-
жении. В этом уже проявилась придворная мелоч-
ность. Что народы должны были подумать о таком
знаке отличия?
* Продолжение см. в «Edinburgh Review» № 54, стр. 486.
2 В настоящее время мы еще не располагаем точными све-
дениями о подробностях эрфуртского свидания.
5. Стендаль. Т. XI.	65
Австрия на мгновение стала на путь здравой поли-
тики. Она начала искать опору в общественном мне-
нии и поощряла восстание в Тироле. Генерал Шасте-
лер отличился настолько, что деспот удостоил его сво-
его бессильного гнева. «Moniteur» именует его «пре-
зренным Шастелером». В 1809 году генерал этот под-
готовил в Тирольских горах то, что в 1813 году «сою-
зам добродетели» предстояло совершить на полях под
Лейпцигом.
От битвы при Эслинге до победы при Ваграме
французская армия была сосредоточена в Вене1. Ти-
рольское восстание лишало ее необходимых припасов.
В ней насчитывалось семьдесят тысяч больных и ра-
неных. Граф Дарю проявил изумительное искусство в
деле снабжения ее при столь тяжелых условиях, но
его подвиги замалчивались, ибо говорить о них значи-
ло признать наличие опасности. В этот промежуток
времени, который мог оказаться роковым, Пруссия не
посмела шевельнуться.
Одним из фактов, более всего способных служить
оправданием тому, что происходит на острове св. Еле-
ны,— если какая бы то ни было несправедливость во-
обще может когда-либо найти оправдание,— является
гибель книгопродавца Пальма. Император велел во-
енно-полевому суду в окрестностях Иены приговорить
его к смертной казни; но как бы деспотизм ни старал-
ся, ему не уничтожить книгопечатания. Если бы ему
дали возможность это сделать, престол и алтарь мог-
ли бы надеяться на возврат блаженных дней средневе-
ковья.
Один иенский студент, задумавший убить Наполео-
на, отправился в Шенбрунн с томиком сочинений
Шиллера в кармане. Он был в мундире, правая рука
его была на перевязи; в этой руке он скрывал кинжал.
Студент без особого труда пробрался сквозь толпу ра-
неных офицеров, явившихся ходатайствовать о награ-
ждении, но угрюмая настойчивость, с которою он до-
могался разрешения лично переговорить с императо-
ром, и отказ изложить свое дело опрашивавшему его
1 С 22 мая по 6 июля 1809 г.
66
князю Невшательскому привлекли к нему внимание.
Князь велел задержать его. Студент во всем сознал-
ся. Наполеон хотел его спасти и велел задать ему во-
прос: «Что вы сделаете, если вас отпустят на свобо-
ду?» «Повторю свою попытку».
Битва при Ваграме была изумительна: 400 000 че-
ловек сражались в продолжение всего дня. Поражен-
ный храбростью венгерцев и помня, что в них силен
национальный дух, Наполеон возымел было мысль
превратить Венгрию в независимое королевство, но он
побоялся отвлечься от Испании, а к тому же никогда
отчетливо не представлял себе подлинного значения
этой идеи.
Льстецы, его окружавшие, давно уже убеждали
его, что он обязан ради продолжения династии вы-
брать в кругу царствующих домов Европы жену, ко-
торая могла бы дать ему сына. В Шенбрунне возникла
мысль женить его на эрцгерцогине. Он был чрезвы-
чайно польщен этим. 2 апреля 1810 года ему была от-
дана рука дочери кесарей. В этот день, прекрасней-
ший день его жизни, Наполеон был мрачен, словно
Нерон. Его удручали язвительные остроты парижан
(«Никогда еще эрцгерцогиня не вступала в такой по-
зорный брак») и сопротивление кардиналов. 20 марта
1811 года у него родился сын, Наполеон-Франсуа-
Шарль-Жозеф. Это событие навсегда обеспечило ему
любовь нации. При двадцать первом пушечном
выстреле восторг парижан достиг предела. Эти
люди, из боязни быть смешными притворяющиеся
холодными, бурно рукоплескали на улицах. В де-
ревнях больше чем когда-либо говорили о счастли-
вой звезде императора. Он был окружен всем обаяни-
ем рока.
Отказываясь быть тем, чем он являлся прежде, сы-
ном революции; намереваясь в дальнейшем быть мо-
нархом, подобным всем другим, отвергая поддержку
народа,— он правильно поступил, заручившись опорой
самой прославленной из европейских династий'. На-
сколько все иначе сложилось бы для него, если бы
он породнился с Россией!
1 Ирония в 1814 году.
67
ГЛАВА XXXVI
ОБ ИСПАНИИ
Вечером того дня, когда произошла битва при
Иене, Наполеону, еще находившемуся на поле сраже-
ния, был вручен манифест князя Мира, призывавший
всех испанцев к оружию. Наполеон ясно понял, как
велика была та опасность, которой ему удалось из-
бегнуть; он увидел, каким треволнениям будет под-
вергаться юг Франции при каждом новом его походе
в северные страны. Он твердо решил не оставлять в
тылу у себя вероломного друга, готового напасть на
него, как только его положение покажется затрудни-
тельным. Он вспомнил, что под Аустерлицем в числе
его противников оказался король Неаполитанский, с
которым он за две недели до того заключил мир. Дей-
ствия, которые князь Мира намеревался применить
для нападения на Францию, противоречат междуна-
родному праву в том виде, в каком оно в наши дни,
по-видимому, принято народами. Талейран без устали
твердил Наполеону, что спокойным за свою династию
он сможет быть только тогда, когда уничтожит Бур-
бонов. Свергнуть их с престола было недостаточно;
однако сначала нужно было добиться их свержения.
В Тильзите Россия одобрила планы императора от-
носительно Испании.
Эти планы состояли в том, чтобы пожаловать до-
ну Мануэлю Годою, столь известному под именем кня-
зя Мира, княжество в Альгарвии, взамен чего князь,
единственный творец манифеста, погубившего Испа-
нию, должен был выдать Наполеону своего государя
и благодетеля. В силу договора, заключенного князем
Мира в Фонтенебло, Испанию наводнили император-
ские войска. В конце концов фаворит, столь же могу-
щественный, как и смешной, догадался, что Наполеон
его дурачит, и задумал бежать в Мексику; народ хо-
тел удержать своего государя,— отсюда события в
Аранхуэсе, в результате которых престол занял на-
следный принц Фердинанд и планы Наполеона потер-
пели крушение. 18 марта 1808 года испанский народ,
такой простодушный и такой храбрый, восстал. Князь
Мира, к которому население питало ту ненависть, ка-
68
кую он заслуживал, из верховного властителя превра-
тился в узника. Второе народное восстание принудило
короля Карла IV отказаться от престола в пользу
Фердинанда VII. Наполеон изумился; он думал, что
имеет дело с людьми такого же склада, как пруссаки
или австрийцы, и что распоряжаться двором — значит
распоряжаться народом. Вместо этого перед ним ока-
залась сплоченная нация, возглавляемая молодым го-
сударем, который пользовался всеобщей любовью и,
судя по всему, не принимал никакого участия в позор-
ных деяниях, совершавшихся в стране на протяжении
последних пятнадцати лет. У этого государя могли
быть те добродетели, какими нетрудно обладать в его
положении; он имел возможность окружить себя людь-
ми безукоризненно честными, преданными родине, не-
доступными соблазну и пользующимися поддержкой
народа, не знающего страха. Наполеону о принце
Астурийском было известно только одно,— что принц
в 1807 году дерзнул обратиться к нему с письмом, в
котором просил руки одной из его племянниц, дочери
Люсьена Бонапарта.
После событий, разыгравшихся в Аранхуэсе, все
слои испанского народа были охвачены энтузиазмом.
Однако чужеземцы, водворившиеся в государстве,
всем распоряжались в столице, захватывали крепости
и притязали на то, чтобы разрешить спор между Фер-
динандом VII и королем Карлом IV, который уже взял
обратно свое отречение и взывал к Наполеону о по-
мощи.
В этом исключительном положении Фердинанд
VII (здесь снова проявилась глубокомысленная ту-
пость, характерная для министров, правящих народом,
который уже давно отстранен от всякого европейского
прогресса) решил сблизиться с Наполеоном. Генерал
Савари дважды ездил в Испанию с целью убедить
Фердинанда явиться в Байонну, но ни разу не предло-
жил ему признать его права на престол. Советники мо-
лодого короля, опасавшиеся мести Карла IV, против
которого они устраивали заговоры, видели в Наполе-
оне единственную свою опору и горели желанием как
можно скорее явиться к нему вместе со своим госу-
дарем.
69
Эти очень важные события кажутся любопытными,
если рассматривать их издали; но если подойти к ним
поближе, они внушают лишь омерзение. Испанские
министры слишком глупы, агенты Франции слишком
ловки. Это все та же старая, тупо вероломная поли-
тика Филиппа II в борьбе с поистине современным ге-
нием Наполеона *. Два человека радуют душу своим
поведением. Г-н Гервас, брат герцогини Фриульской,
рискуя большим, нежели жизнью, приехал в Вальядо-
лид и сделал все, что в человеческих силах, чтобы рас-
крыть глаза исполненным тупого самодовольства ми-
нистрам Фердинанда VII. Главный начальник всех
таможен по реке Эбро, человек бесхитростный и храб-
рый, предложил Фердинанду явиться с двумя тысяча-
ми вооруженных людей, которыми он располагал, в
Байонну и освободить его. Ему сделали строгий выго-
вор. Здесь Испания предстает нам такой, какою она
затем показала себя в продолжение шести лет: тупо-
умие, подлость и трусость правителей, романтическая
и героическая самоотверженность народа.
Фердинанд VII прибыл в Байонну утром 20 апреля
и был принят с королевскими почестями. Вечером того
же дня генерал Савари объявил ему, что Наполеон ре-
шил посадить на испанский престол члена своей соб-
ственной династии. Ввиду этою Наполеон требовал,
чтобы Фердинанд отрекся от престола в его пользу.
Одновременно с этим между Наполеоном и испанским
министром Эскоикисом произошла весьма любопытная
беседа, которая отчетливо рисует и характер Наполео-
на и всю его политику в отношении Испании1 2.
План Наполеона страдал тем недостатком, что из-
гнанным из Испании членам низложенной династии
предполагалось отдать Этрурию и Португалию; это
значило оставить врагам частицу власти.
Фердинанд VII, жертва презренного фаворита, от-
ца, пораженного слепотой, скудоумных советников и
могущественного соседа, оказался в Байонне на поло-
жении узника. Как вырваться из западни? Бежать
можно было разве только обернувшись птицей,— так
1 См. сочинение г-на Эскоикиса
2 См. сочинения г-на Эскоикиса и г-на де Прадта, откуда
заимствованы все приводимые здесь данные.
70
хорошо все было предусмотрено. Каждый день вводи-
лись новые меры предосторожности. Вал, окружавший
город, день и ночь был усеян солдатами, ворота бди-
тельно охранялись, всех, кто входил в город или выхо-
дил из него, тщательно осматривали. Распространился
слух, будто Фердинанд пытался бежать; надзор стал
еще более строгим. Он оказался в плену. Однако со-
ветники Фердинанда все так же упорно отвергали
предложение в обмен на Этрурию уступить Испанию.
Император пребывал в сильнейшем беспокойстве, а
порою испытывал и угрызения совести. Он видел, как
неодобрительно Европа относится к тому, что он ли-
шил свободы члена королевского дома, приехавшего
для переговоров с ним. Держать Фердинанда в плену
для Наполеона было столь же затруднительно, как и
вернуть ему свободу. Оказалось, что Наполеон совер-
шил преступление — и не может воспользоваться его
плодами. Он вполне искренне, с жаром говорил испан-
ским министрам: «Вам следовало бы сменить ваш об-
раз мыслей на более либеральный, быть менее щепе-
тильными в вопросах чести и не жертвовать благом
Испании ради интересов семьи Бурбонов».
Но министры, по совету которых Фердинанд при-
ехал в Байонну, были не способны усвоить такие
взгляды. Сравните Испанию, какою мы видим ее в по-
следние четыре года, довольную своей позорной уча-
стью и являющуюся предметом презрения или ужаса
для других народов, с Испанией, обладающей двух-
палатной системой и конституционным королем в ли-
це Жозефа Бонапарта — королем, имеющим то преи-
мущество, что, подобно Бернадоту, он опирался только
на свои заслуги, и при первой несправедливости или
глупости, им совершенной, его можно прогнать и
вновь призвать законного монарха.
Никогда еще ум Наполеона не работал так усилен-
но. Каждую минуту он придумывал какое-нибудь но-
вое предложение, которое немедленно приказывал со-
общить испанским министрам. В таком тревожном
состоянии человек не способен лицемерить; можно бы-
ло прочесть все, что происходило в душе и в мыслях
императора. У него была душа доблестного воина, но
политическим талантом он не обладал. Испанские ми-
71
нистры, с благородным негодованием отвергавшие все
его предложения, играли выигрышную роль. Они все
время исходили из того, что Фердинанд не имеет пра-
ва располагать Испанией без согласия парода Их не-
преклонность приводила Наполеона в отчаяние. Ему
впервые пришлось встретить серьезное противодейст-
вие — и при каких обстоятельствах! Оказывалось, что
скудоумные советники испанского короля в своем
ослеплении действовали способом, наиболее просве-
щенным и в то же время наиболее затруднительным
для противника. В этой смертельной тревоге Наполеон
одновременно хватался за самые различные мысли, за
самые различные проекты. Он по нескольку раз в день
вызывал лиц, которым было поручено вести перегово-
ры, н посылал их к испанским представителям, ответ
неизменно был один и тот же: жалобы и отказы! По-
сле возвращения своих посланцев Наполеон, с обычной
для него быстротой мысли и ее словесного выражения,
всесторонне обсуждал вопрос. Когда ему говорили,
что нет никакой возможности убедить принца Асту-
рийского променять свою испанскую н американскую
державу на маленькое Этрурийское королевство, что
после того, как его лишили одного трона, обладание
другим должно казаться ему весьма ненадежным,—
Наполеон отвечал: «В таком случае пусть он объявит
мне войну!»
Человек, способный на такой странный выпад, от-
нюдь не является, как бы нас ни старались в этом уве-
рить, неким подобием Филиппа II. В этом возгласе
звучит благородство, н даже немалое. В нем также
проявил себя разум.
Тот же характер носит беседа, опубликованная
г-ном Эскоикисом: «Впрочем, если ваш принц находит
мои предложения неприемлемыми, он может, при же-
лании, возвратиться в свое государство; но предвари-
тельно мы совместно определим дату этого возвраще-
ния; а затем между нами начнутся военные действия».
Один из французских посредников утверждает, что
он доказывал Наполеону всю неблаговидность его
предприятия. «Да,— ответил император,— я сознаю,
1 Якобинский принцип, отвергнутый Венским конгрессом.
72
что то, что я делаю, нехорошо. Что ж, пусть они объ-
явят мне войну».
Он заявлял своим министрам: «Я имею основания
считать это дело чрезвычайно важным для моего спо-
койствия; мне крайне необходим флот, а ведь оно бу-
дет стоить мне тех шести кораблей, которые находятся
в Кадиксе».
В другой раз он сказал: «Если бы эта история обо-
шлась мне в восемьдесят тысяч человек, я бы не начи-
нал ее; но мне потребуется не более двенадцати ты-
сяч, а это пустяк. Эти люди не знают, что такое фран-
цузские войска. Пруссаки вели себя так же, как они,
а ведь известно, чем это для них кончилось».
Однако за целую неделю смертельной тревоги пе-
реговоры не подвинулись вперед ни на шаг. Надо было
найти выход из положения; Наполеон не привык к
противодействию, он был избалован неслыханным по-
стоянством своих успехов и деспотическим владыче-
ством: затруднения могли побудить его к жестоким
поступкам. Передают, будто в эти дни у него даже
как-то вырвались слова о заключении в крепость. На
следующий день он извинился перед уполномоченным
Фердинанда: «Вы не должны оскорбляться тем, что
слышали от меня вчера. Разумеется, я этого не сде-
лал бы».
глава xxxvn
Убедившись, что принц Астурийский не пойдет ни
на какие уступки, Наполеон возымел удачную мысль
придраться к отречению Карла IV и потребовать при-
знания его недействительным. Это отречение, очевид-
но, являлось вынужденным, и потом оно было взято
обратно.
Князь Мира был освобожден из мадридской тюрь-
мы и 26 апреля доставлен в Байонну. 1 мая туда при-
были «старые властители», как их называли испанцы.
Вид их произвел сильное впечатление. Они были не-
счастны, а строгий придворный этикет, соблюдаемый
долгие годы, чернь принимает за твердость духа.
Как только король и королева вошли в свои покои,
все испанцы, находившиеся в Байонне, во главе с
73
принцем Фердинандом, выполнили в присутствии
французов церемонию целования руки, состоящую в
том, что все поочередно преклоняют колена и целуют
руку государя и государыни. Зрители, утром прочитав-
шие в «Gazette de Bayonne» описание событий в Аран-
хуэсе и протест короля, а теперь видевшие, как те са-
мые люди, которые были участниками мартовского
заговора, изъявляют злосчастному государю свою пре-
данность, были возмущены таким двуличием и тщетно
искали проявлений кастильской гордости. Французы
имели наивность судить об испанском народе по выс-
шим классам общества, всюду одинаковым, что ка-
сается чувств.
Когда церемония окончилась, принц Астурийский
хотел было последовать за стариками во внутренние
их покои. Король остановил его, сказав по-испански:
«Принц, неужели вы недостаточно еще надругались
над моими сединами?» Эти слова подействовали на
непокорного сына как удар грома
ГЛАВА XXXVIII
Король и королева рассказали Наполеону о тех
оскорблениях, которые им пришлось перенести. «Вы
не знаете,— говорили они ему,— что значит терпеть
обиду от родного сына». Они говорили и о том пре-
зрении, которое им внушала их лейб-гвардия — скопи-
ще трусов, которые их предали.
Французские посредники без особого труда убеди-
ли князя Мира в том, что о дальнейшем его управле-
нии Испанией не может быть и речи.
Еще накануне прибытия короля Карла IV Наполе-
он вызвал к себе г-на Эскоикиса и поручил ему объ-
явить принцу Астурийскому, что всякие переговоры с
ним прерваны и что впредь будут вестись переговоры
только с королем Испании. А от короля Наполеон,
действуя через князя Мира, мог добиться всего, чего
бы ни пожелал. Англичане усиленно распространяли
слухи, что было применено насилие, были заговоры;
* «Moniteur» от 6 мая 1808 года.
74
на самом же деле тут не было ни интриганов, ни заго-
ворщиков, а были только, как обычно, глупцы, кото-
рых дурачили и водили за нос негодяи. И опять же,
как обычно, выгоду из всего этого извлек иностранный
государь, вмешательство которого было вызвано дей-
ствиями, резко противоречащими международному
праву.
ГЛАВА XXXIX
В то время как король Карл IV, находясь в Байон-
не, требовал от сына своего Фердинанда VII, чтобы
тот вернул ему корону, жители Мадрида, встревожен-
ные всеми этими необычайными событиями и воспри-
нимавшие унижения, которым подвергались их вла-
стители, как позор для всей нации, 2 мая подняли вос-
стание. Оно стоило жизни примерно ста пятидесяти го-
рожанам и пятистам французским солдатам. Известия
об этих происшествиях, сильно раздутые, были полу-
чены во Франции 5 мая. Карл IV вызвал к себе
сына. Король, королева и Наполеон сидели. На стояв-
шего перед ними прннца Астурийского градом по-
сыпались площадные ругательства. «Я присут-
ствовал при ссоре крючников»,—с омерзением сказал
потом Наполеон. Перепуганный принц согласился на
безоговорочный и окончательный отказ от пре-
стола.
В тот же день, 5 мая 1808 года, король Карл
уступил Наполеону все свои права на Испанию.
Принц Астурийский также отказался от всех своих
прав в пользу Наполеона, но, по слухам, пошел на это
лишь после того, как престарелый король, его отец,
несколько раз угрожал ему смертной казнью. Принцу
памятен был пример дон Карлоса, а, кроме того, даже
самый нелицеприятный суд в мире — и тот приговорил
бы его к смерти, как бесспорного участника заговоров
против родного отца и законного короля.
Наполеона обвиняют в том, что он будто бы даже
позволил себе сказать ему: «Принц, выбирайте между
отказом от ваших прав и смертью»Любопытно, как
1 С е в а л ь о с, стр. 52.
умудрятся доказать потомству, что эти слова были
произнесены.
Испанские Бурбоны поселились в различных горо-
дах; король Карл везде и по всякому поводу заверял
всех в своей преданности и верности августейшему
своему союзнику. Никто еще не обвинял Наполеона'
в том, что он подействовал на Карла угрозами. Что
касается Фердинанда VII, то он поселился в прекрас-
ном поместье Балансе.
На этом кончается то, что принято называть «ве-
роломством» Наполеона. Не будучи в состоянии по-
нять малодушие его противников, Европа вменила ему
в вину как тягчайшее преступление глупость, ими про-
явленную.
Он посылал генерала Савари к принцу Астурий-
скому с целью убедить его приехать в Байонну, но ни-
когда не обещал признать его королем Принц явил-
ся в Байонну потому, что считал эту поездку полезной
для своих интересов. Он полагал,— быть может, спра-
ведливо,— что только Наполеон в состоянии спасти
его от старика отца и от князя Мира.
Испанский сановник г-н де Уркихо 13 апреля
1808 года повстречал в Виттории молодого короля,
направлявшегося со своей свитой в Байонну. В тот
же день он написал наместнику Ла-Куэста: «...Я ска-
зал им (министрам Фердинанда VII), что Наполеон
преследует только одну цель — по примеру Людо-
вика XIV низложить династию Бурбонов в Испании и
возвести на престол французскую династию. Признав
вескость моих доводов, герцог Инфантадо спросил ме-
ня: «Возможно ли, что герой, подобный Наполеону,
способен запятнать себя таким поступком, когда ко-
роль с величайшим доверием отдает себя в его ру-
ки?» «Загляните в Плутарха,— ответил я,— и вы
увидите, что все эти греческие и римские герои при-
обрели свою славу, лишь перешагнув через тысячи
трупов; но обо всем этом забывают и с почтительным
1 «Хотя ваши представители неизменно отказывались при-
знать его законным государем» (беседа, опубликованная Эскои-
кнеом).
76
изумлением взирают на плоды этих действий». Я до-
бавил, что он, вероятно, помнит о том, как Карл V
присваивал себе короны, о тех жестокостях, которые
этот монарх совершал по отношению к правителям и
к народам,— а между тем, невзирая на все это, он
считается героем; что, далее, ему следует помнить, что
мы точно так же поступали с императорами и короля-
ми индейцев... что на этом основано господство всех
династий мира; что в нашей Испании бывали в ста-
рину случаи убийства королей узурпаторами, которые
затем утверждались на престоле; что для более позд-
них времен можно указать на убийство, совершенное
ублюдком Энрике II, и на устранение семьи Генри-
ха IV, а также на то, что австрийская династия и ди-
настия Бурбонов произошли от такого кровосмешения
и таких злодеяний... Я сказал ему, что из того, как
«Moniteur» излагает события, мне ясно, что Наполеон
не признает Фердинанда королем и считает отречение
его отца, совершившееся во время вооруженной борь-
бы и народного мятежа, не имеющим законной силы;
что сам Карл IV готов признать свое отречение недей-
ствительным; что, не говоря уж о том, что случилось с
королем кастильским Хуаном I, мы имеем, в более
поздних династиях — австрийской и династии Бурбо-
нов — два примера, когда монархи — Карл V в первом
случае, Филипп V во втором — отрекались от престо-
ла, и что оба эти отречения были совершены с вели-
чайшим спокойствием, после зрелого обсуждения и
даже в присутствии представителей нации '».
В беседе с г-ном Эскоикисом, до настоящего
времени являющейся самым любопытным и самым
достоверным свидетельством по этому делу, ибо она
опубликована противной стороной, Наполеон весьма
справедливо заявил: «Да наконец верховный закон,
управляющий действиями монархов, закон наиболь-
шего блага их государств, обязывает меня к тому, что
я предпринимаю».
Необходимо заметить, к великому удивлению глуп-
цов, что монарх, который является лишь уполномо-
1 Все это дословно взято из книги г-на Эсконкиса. Мы здесь
ссылаемся исключительно на сочинения, выпущенные в свет про-
тивниками императора.
77
ченным народа, никогда не имеет права самовольно
проявлять великодушие и делать бесполезные уступ-
ки. Мы снова встретимся с этим вопросом в Италии,
где многие порицают Наполеона за то, что он не
даровал итальянцам полную независимость, хотя, по
его убеждению, это противоречило бы интересам
Франции.
Наполеон, на которого Испания напала без преду-
преждения в тот момент, когда считала его всецело
поглощенным борьбой с Пруссией, должен был в Бай-
онне сделать с Испанией то, что он находил наиболее
полезным для Франции. Разве не могли испанцы под
предводительством таких людей, как Ласси и Порлье,
в случае, если бы под Иеной Наполеон потерпел по-
ражение, ворваться в Бордо и Тулузу в то самое вре-
мя, когда пруссаки заняли бы Страсбург и Мец?
Потомство рассудит, совершает ли уполномоченный
народа преступление, когда он извлекает пользу нз
необычайной глупости своих противников. Мне кажет-
ся, что в противоположность нашему времени потом-
ство больше будет возмущаться ущербом, нанесен-
ным Испании, нежели ущербом, причиненным мни-
мым ее властителям. У нас перед глазами пример
Норвегии.
Сочинители пасквилей обвиняют Наполеона в том,
что он слишком презирал людей. В данном случае он,
как мы видим, совершил крупную ошибку по той при-
чине, что слишком уважал испанцев. Он забыл, что
гордые кастильцы, впервые униженные Карлом V, со
времен этого прославленного императора подвластны
самому гнусному деспотизму, какой только можно во-
образить.
В своем письме к генералу Ла-Куэста г-н де Урки-
хо говорит: «К несчастью, со времен Карла V нации
больше не существует; ибо нет ни политического орга-
на, который действительно бы ее представлял, ни об-
щих интересов, которые сплачивали бы ее в стремле-
нии к единой цели. Наша Испания—это готическое
здание, состоящее из множества отдельных частей и
пристроек, которые многообразием своих привилегий,
законов, обычаев и интересов напоминают наши про-
винции. Общественного мнения не существует».
78
В течение пятнадцати лет испанская монархия по-
крывала себя позором, неслыханным в летописях да-
же тех дворов, которые, казалось бы, дошли до глубо-
чайшего упадка. Та слагающаяся из дворянства и ду-
ховенства аристократия, которая одна только в состоя-
нии придать блеск монархии, словно находила удо-
вольствие в том, что над нею издевались. Муж и ко-
роль последовательно уступает любовнику своей
жены:
1)	командование всеми морскими и сухопутными
силами;
2)	назначение всех почти должностных лиц госу-
дарства;
3)	право объявлять войну и заключать мир ‘.
Будь этот фаворит человеком такого склада, как
Ришелье, Помбаль или Хименес,— искусным злоде-
ем,— испанцев, пожалуй, еще можно было бы понять;
но он оказался самым бездарным мошенником во всей
Европе. Испанскому народу, слывущему таким гор-
дым, приходилось сносить деспотическое правление
человека, к которому он относился с величайшим пре-
зрением. Но, оставляя в стороне вопрос о гордости,
какое обилие несчастий как для общества, так и для
отдельных лиц должно было явиться следствием та-
кого постыдного владычества! По сравнению с Испа-
нией аристократический строй Франции до 1789 года
кажется чуть ли не республиканским. И все же Испа-
ния отвергла либеральную конституцию и, что гораз-
до важнее, конституцию, гарантией которой являлось
то обстоятельство, что законный монарх, низвергну-
тый с престола, находился бы неподалеку!
Лишь человек, уже достигший весьма зрелого
возраста и испытывающий к людям презрение, почти
равное тому, какого они заслуживают, может пред-
ставить себе возможность подобных действий. Напо-
леон, в Корсике и во Франции живший среди пародов,
отличающихся энергией и умом, в отношении испан-
цев дал себя обмануть своему простосердечию.
Испания, со своей стороны, упустила случай, кото-
рый в последующие века ей уже не представится.
1 Беседа, опубликованная Эсконкнсом.
79
Каждая могущественная держава усматривает (прав-
да, ошибочно) свой интерес в том, чтобы ее соседи
пребывали в состоянии бессилия и упадка. Здесь
(случай совершенно исключительный!) интересы
Франции на короткое время совпали с интересами
Иберийского полуострова. Испания имела перед со-
бой пример Италии, возвеличенной Наполеоном. Хотя
испанская нация и довольна тем омерзительным со-
стоянием, в котором она находится,— все же, быть
может, лет через двести она сумеет добыть себе кон-
ституцию, но конституцию, не представляющую ни-
каких гарантий, кроме обветшалой нелепости, име-
нуемой присягой,— да и то один бог знает, каких
потоков крови она ей будет стоить! Между тем, согла-
сившись признать королем Жозефа, испанцы получи-
ли бы правителя кроткого, просвещенного, чуждого
властолюбия, словно созданного для того, чтобы
быть конституционным монархом, и на целых три
века ускорили бы наступление счастливых дней для
своей страны.
ГЛАВА хь
Предположим, что Фердинанд VII доверил свою
участь императору, как Наполеон в Рошфоре доверил
свою участь англичанам. Испанский принц отказы-
вается от королевства Этрурийского; его поселяют в
Балансе, приятной, здоровой местности, а Наполеона,
обратившегося к хваленому великодушию английско-
го народа, заточают на скалистый остров, где косвен-
ными путями, не прибегая к яду —ибо это вызвало
бы негодование,—стараются привести его к гибели.
Я не хочу сказать, что английская нация неблагород-
нее других; скажу только, что провидение дало ей
злосчастный случай показать, что она неблагородна.
В самом деле, каким протестом англичане откликну-
лись на это злодеяние? Каким великодушным, всена-
родным порывом они, прослышав об этой низости,
заклеймили свое правительство перед лицом всего
мира? О скала святой Елены, отныне столь прослав-
ленная, ты оказалась подводным камнем, погубив-
шим славу английской нации! Англия, с помощью
80
лживого своего лицемерия возвысившаяся над други-
ми народами, дерзала говорить о своих добродетелях;
этот позорный поступок сорвал с нее маску; огныие
пусть она говорит только о своих победах, пока она
еще будет их одерживать. И, однако, Европа без-
молвствует и обвиняет Наполеона или, во всяком
случае, прислушивается к его обвинителям. Я не на-
хожу слов, чтобы выразить своп мысли. О люди, трус-
ливые и завистливые, есть ли мера тому презрению,
которое вы способны к себе внушить? И если не
удается подчинить вас своей воле, то не самое ли
правильное—потешаться над вами, словно над жал-
кой дичью?
ГЛАВА XLI
Покончим в немногих словах с этими отвратитель-
ными испанскими делами.
Во время пресловутой беседы в Байонне Эскоикис
сказал Наполеону: «Безоружный народ в Мадриде
вообразил себя достаточно сильным, чтобы уничто-
жить французскую армию и отстоять Фердинанда.
Результатом явилось то, что возникли бы неодоли-
мые препятствия, в случае если бы захотели прибег-
нуть к единственному способу вернуть Фердинанду
свободу.
Наполеон: В чем же заключался этот способ,
господин каноник?
Эскоикис: В том, чтобы дать ему возможность
бежать.
Наполеон: В какую же часть света вы наме-
ревались его переправить?
Эскоикис: В Алхесирас, где у нас уже были
кое-какие войска и где мы находились бы поблизости
от Гибралтара.
Наполеон: Что бы вы сделали потом?
Эскоикис: Неизменно следуя нашему прави-
лу—состоять с вашим величеством в тесном, но в то
1 См. письмо генерала Бертрана к сэру Хедсону Лоу. (До-
кументы, относящиеся к узнику, томящемуся на о-ве св. Елены,
Лондон, 1818.) См. далее лицемерную речь лорда Бетхерста и
письма доктора О'Мнра.
6 Стендаль Т. XI.	81
же время не умаляющем нас союзе, мы ультимативно
предложили бы вашему величеству блюсти его и
впредь, с тем условием, что нам немедленно были бы
возвращены пограничные крепости, а французские
войска выведены из Испании; в случае, если бы ваше
величество отказалось принять эти предложения, мы
стали бы воевать с напряжением всех наших сил, до
последней крайности. Таково было бы, ваше ве-
личество, мое мнение, если бы мы тем или иным
способом ознакомились с вашими истинными намере-
ниями!
Наполеон: Вы очень правильно рассуждаете;
это было самое лучшее, что вы могли бы сделать.
Люди малопросвещенные воскликнут: «Вы вос-
хваляете образ действий Наполеона по отношению к
Испании так, как если бы он был вторым Вашинг-
тоном!»
На это я отвечу: «Испании подвернулся самый
счастливый случай, какой только может представить-
ся стране, глубоко развращенной и, следовательно,
неспособной собственными силами достичь свободы.
Если бы Испании — такой, какою она была в 1808 го-
ду,— дали образ правления Соединенных Штатов,
испанцы, самые беспечные люди на свете, восприняли
бы его как самую жестокую и гнетущую тиранию.
Опыт, проделанный Жозефом и Иоахимом в Неаполе,
может пояснить это положение; они были королями
едва ли не со всеми смешными особенностями, при-
сущими этому ремеслу, но они вели себя умеренно и
разумно. Этого оказалось достаточно, чтобы быстро
поднять благосостояние этих областей и улучшить су-
ды, а также для того, чтобы внедрить там уважение
к труду. Заметьте, что тягостное ощущение, которое
испытывает отдельная личность, отказываясь от дур-
ных привычек, свойственно и народу в целом. Свобо-
да нуждается в том, чтобы в первые годы ее обере-
гали. В глазах глупцов эти стеснения заслоняют
благоденствие, неизбежно создаваемое новыми учреж-
дениями».
Таким образом, для Испании Наполеон был луч-
ше Вашингтона; недостаток либерализма у него воз-
мещался энергией. Приведу факт, убедительный да-
82
же для тех, кто слеп к нравственным преобразова-
ниям: население Испании, численность которого в мо-
мент восшествия на престол Филиппа II не превыша-
ла восьми миллионов, возросло до двенадцати мил-
лионов благодаря той незначительной доле присуще-
го французам здравого смысла, который короли —
выходцы из Франции — внесли в управление страной.
А ведь Испания, страна более обширная, чем Фран-
ция, должна была бы по причине обилия в ней солн-
ца быть более плодородной; она обладает почти все-
ми преимуществами, обычно свойственными островно-
му положению. В чем же заключается тайная причина,
препятствующая появлению на свет четырнадцати
миллионов человек? Мне ответят: «Там плохо воз-
делывают землю». Я на это возражу: «В чем же за-
ключается скрытое зло, мешающее хорошо возделы-
вать землю?»
После того как короли династии, за девяносто лет
перед тем войною возведенной на престол, отказались
от своих прав на Испанию, Наполеон решил созвать
представителей страны, которые признали бы его
права, ввести конституцию и, опираясь на свой пре-
стиж и свое могущество, пустить новый аппарат в ход.
Из всех стран Европы Испания, пожалуй, была
той, где Наполеон вызывал наибольшее восхищение.
Сравните его образ действий с тем, которого в
1713 году придерживался Людовик XIV; ознакомь-
тесь, в частности, с перепиской подвластных монарху
лиц той и другой эпохи — министров, маршалов, гене-
ралов и т. д.1 — и вы убедитесь, что главным источни-
ком успеха г-жи де Сталь и современных нам авто-
ров пасквилей, равно как нападок и издевательств,
которые чернь расточает по адресу защитников узни-
ка, томящегося на острове св. Елены, является за-
висть.
Чтобы доказать, что источником прав нового коро-
ля являются права народа, Наполеон задумал со-
звать в Байонне Собрание в составе ста пятидесяти
человек, взятых из числа представителей различных
учреждений испанской монархии. Большинство депу-
Ссп-Спмон, маркиз де Сен-Фплппп, Записки маршала де..
83
татов было послано провинциями, городами и корпо-
рациями; остальные были назначены французским ге-
нералом, начальствовавшим в Мадриде (Мюратом,
великихм герцогом Бергским). Как и вообще при ре-
волюциях, ничто во всем этом не было вполне закон-
но, ибо как мог бы политический уклад данного на-
рода, иначе именуемый его государственным устрой-
ством, указывать правила для изменения этого уст-
ройства? Это было бы внутренним противоречием. Во
всем сказывалось смятение и быстрый ход событий,
но в общем разумные принципы остались незыблемы-
ми. Так, например, кому можно было дать право на-
значить депутатов от Америки? Были привлечены
наиболее видные люди из числа уроженцев испанской
Америки, живших в то время в Мадриде, и выбор
оказался удачным. Эти люди были менее порабоще-
ны предрассудками, чем испанцы.
Заседания Хунты открылись 15 июня 1808 года;
вначале она насчитывала семьдесят пять членов, за-
тем число их возросло до девяноста. Перед созывом
Хунты Наполеон издал декрет, в котором объявил,
что по ходатайству главнейших учреждений Испании
он решил, с целью положить конец междуцарствию,
провозгласить брата своего Жозефа королем Испа-
нии и обеих Индий, гарантируя независимость монар-
хии и ее неделимость в четырех частях света *. Жозеф
прибыл в Байонну 7 июня; он неохотно расстался с
полною наслаждений жизнью, которую вел в Неапо-
ле. Равный по храбрости Филиппу V, он так же мало
был способен возглавить армию.
Собравшиеся в Байонне депутаты 17 июня вечером
признали Жозефа королем. Выслушав речь герцога
Инфантадо, ие заключавшую в себе формального при-
знания свершившегося, Наполеон воскликнул: «Су-
дарь, всякие увертки тут неуместны: либо полное со-
гласие, либо решительный отказ! Надо быть великим
и в преступлении и в добродетели. Вы желаете вер-
нуться в Испанию и стать во главе повстанцев? Даю
вам слово, что прикажу доставить вас туда целым и
невредимым; но предупреждаю вас: вы добьетесь то-
1 «Moniteur» от 18 июня 1808 года.
84
го, что будете расстреляны через неделю... Нет, через
двадцать четыре часа» *.
Наполеон был слишком умен и слишком великоду-
шен, чтобы привести эту угрозу в исполнение. На язы-
ке французской армии это называется «штурмовать
неприятеля словами», иначе говоря, ослепить нереши-
тельный ум.
После двенадцати заседаний Собрание 7 июля за-
кончило свои труды. Оно выработало для Испании
конституцию. Проект этой конституции был из Байон-
ны переслан Хунте мадридского правительства. По
возвращении проекта в Байонну число его статей было
значительно увеличено: с восьмидесяти, насчитывав-
шихся в ней в Мадриде, оно возросло до ста пяти-
десяти.
Как мы видим, Собранию, в соответствии с разум-
ными принципами, было поручено составить конститу-
цию без всякого участия в этом деле исполнительной
власти. Несоблюдение этой предосторожности в
1792 году погубило Францию.
Члены байоннского Собрания, как видно из их ре-
чей, обращенных к королю Жозефу, не испытывали ни
малейшего желания претерпеть мученичество; однако
они проявили такт, явно свидетельствующий о том,
что в своих совещаниях они пользовались значитель-
ной свободой. Уже не считая себя полномочными по-
становить низложение прежней династии и призвание
другой, они не стали касаться этого важнейшего пред-
мета.
Депутаты единогласно признали, что свобода об-
суждения ими конституции не подвергалась никаким
стеснениям. Упорство, с которым испанские гранды
отстаивали столь малолиберальное право создавать
крупные майораты, показывает, как твердо они были
уверены в прочности нового порядка вещей. Оживлен-
ные споры возбудили вопрос о веротерпимости (слово,
так странно звучащее в Испании) и об учреждении
суда присяжных.
Как держал себя деспот в то время, как заседало
1 См. речь герцога Инфаитадо в «Monitcur» от 18 июня.
Кастильским героям, предкам г-на герцога, нелегко было бы
узнать себя в ней...
85
Собрание? По-видимому, он ни на минуту не обманы-
вал себя относительно того, что это представительство
неправомочно санкционировать столь великую пере-
мену. Он неизменно исходил из того принципа, что
согласие нации делает излишним формальности, кото-
рых обстоятельства не позволяют выполнить.
Раздел конституции, касающийся Америки, был
довольно либерален и способен задержать еще на не-
которое время то стремление к независимости, которое
впоследствии так мощно развернулось в этой прекрас-
ной стране. Эти статьи конституции были выработаны
молодым каноником-мексиканцем по имени Эль-Мо-
раль, человеком, отличавшимся умом, знаниями и лю-
бовью к родине. Вообще говоря, все, что есть хорошего
в Испании, замечательно хорошо, но нет народа, у ко-
торого число людей просвещенных являлось бы столь
ничтожным. Чем сильнее этот народ, взятый в целом,
отстает от века, тем ярче выступает превосходство и
подлинное величие тех пятнадцати — двадцати тысяч
одиноких среди черни патриотов, слава и несчастья
которых находят отклик во всей Европе. Всякий раз,
когда я встречаю одну из этих благородных жертв, я
испытываю изумление при мысли о том огромном уси-
лии, которое уму этого человека пришлось сделать,
чтобы возвыситься над беспечностью и лжедобродете-
лями ’, направившими непреклонную доблесть осталь-
ной части народа во вред собственным его интересам.
Люди такого склада, как Аугусто Аргельес, Эль-Мо-
раль, Порлье, Льоренте, наглядно показывают Евро-
пе, чем станет Испания через десять лет после того,
как она вырвет у своих королей двухпалатную систе-
му и уничтожение инквизиции.
Жозеф и Собрание покинули Байонну 7 июля. Тот,
кто вздумал бы по свите, сопровождавшей Жозефа,
судить о том, что произошло, никогда не догадался бы
о разительной перемене, только что совершившейся.
Жозеф явился к испанцам, окруженный теми же ми-
нистрами и военными чинами, которые служили преж-
ним властителям страны. Все, что существовало при
1 Сущность этой лжеморали, плода папизма, превосходно
разъяснена в XVI томе истории Италии г-на де Снсмондп.
86
дворе Бурбонов, осталось без изменения, только сме-
нили короля. После этого пусть не говорят нам, что
дворянство — оплот королей! Напротив, именно дво-
рянство делает королевскую власть ненавистной.
Жозеф прибыл в страну, насчитывавшую менее
двенадцати миллионов жителей, в страну, где всяче-
ски старались лишить армию уважения народа, где
ее, в целях устранения от государственных дел, держа-
ли в наиболее отдаленных частях монархии. В про-
должение ста пятидесяти лет эта страна изнывала под
властью правителей, презрение к которым было еще
сильнее, чем ненависть. Финансы, в управлении кото-
рыми проявлялась такая же бездарность, как и во
всем остальном, и которые вдобавок расходовались
попусту, дошли до крайнего расстройства; а как мож-
но было восстановить их в стране, где труд считается
бесчестьем? В наиболее передовых провинциях насе-
ление само почувствовало, что короля необходимо сме-
нить, и обратило свои взоры на эрцгерцога Карла *.
Как счастлива была бы Испания, если бы этот замы-
сел осуществился! Сейчас она наслаждалась бы тем
счастьем, которое всегда является плодом разумного,
честного управления и внешней политики, чуждой вся-
кого авантюризма. Как сильно отличается ее положе-
ние от того, в котором находятся подданные австрий-
ского дома!
Жозеф разделял заблуждение своего брата; он
недостаточно презирал сброд, именуемый людьми. Он
полагал, что дать испанцам равенство и ту меру сво-
боды, какую они в состоянии усвоить,— значит приоб-
рести их расположение. На деле вышло иначе: испан-
цы почувствовали себя оскорбленными тем, что во-
семьдесят тысяч солдат, которые были введены в Ис-
панию, не принадлежали к отборным частям; в этом
они усмотрели пренебрежение. С этого момента все
было потеряно. В самом деле, как привлечь на свою
сторону народ невежественный, фанатичный, воздер-
жанный среди изобилия, гордящийся своими лишения-
ми в той же мере, в какой другие гордятся своими бо-
гатствами? Испанец нимало не корыстолюбив, даже
1 «Moniteur» от 22 июня 1808 года.
87
эют стимул к деятельности у него отсутствует; он бе-
режлив, хотя вовсе не скуп; он не стремится, подобно
скупцу, владеть золотом, но он не знает, на что употре-
бить свое состояние; в своем роскошном жилище он
проводит дни уныло и праздно, предаваясь гордели-
вым мыслям. Нравы, кровь, язык, образ жизни и спо-
собы ведения войны — все в Испании напоминает
Африку. Будь испанец мусульманином, он был бы со-
всем африканцем. В нем пылают те же страсти, он
склонен к тому же уединению, к той же умеренности,
столь же любит безмолвие и размышления; он жесток
и великодушен, гостеприимен и беспощаден в одно и
то же время. Ленивый, но неутомимый, если он уже
за что-нибудь взялся, испанец, обожженный солнцем
и фанатизмом, обнаруживает все черты желчного тем-
перамента в крайнем его проявлении. К тому же ис-
панский народ, подобно еврейскому, упорно замыкает-
ся в себе и, в силу национальных своих предрассудков,
остается чужд тем народам, которыми он окружен. Все
путешествия испанцев ограничивались Америкой, где
они находили деспотизм еще более гнетущий, чем тот,
что царит на их полуострове. Они не показываются в
Европе; никогда не встретишь испанца-дезертира,
испанца-художника, испанца-коммерсанта. Испанцев
мало знают, и они, со своей стороны, не стремятся
узнать другие народы. Но испанец обладает одним
ценным качеством: он умеет восхищаться.
В Байонне все были поражены тем отсутствием
знаний, которое обнаружили лица, принадлежащие к
испанскому двору; им ничего не было известно ни о са-
мих французах, ни о французских делах. Своим лю-
бопытством по отношению к самым прославленным
генералам французской армии они напоминали ди-
карей.
Подобно турку, с которым он так схож по своей
религии, испанец отнюдь не склонен покидать свою
страну для того, чтобы идти войной на другие народы;
но стоит только чужестранцу ступить на испанскую
землю, как все ополчаются на него. Здесь народ не
считает, как в Германии, что защищать родную зем-
лю— дело армии.
В Испании так велика национальная гордость, так
88
силен патриотизм, что даже священники проникнуты
им. Добрая половина тех полководцев, что в настоя-
щее время сражаются в Америке за свободу, вышла
из священников. В этом тоже есть сходство с турками.
Ни в чем, быть может, различие между Испанией
и всей остальной Европой не проявляется так резко,
как в нравах духовенства.
Испанское духовенство пребывает постоянно в сво-
их приходах. Добавим, что духовные лица — един-
ственные крупные помещики, которые живут среди на-
рода. Все остальные проживают либо в Мадриде, либо
в главных городах областей; отсюда — старинное вы-
ражение, обозначающее несбыточные мечты: «строить
замки в Испании». Всегда имея дело с народом, непре-
рывно с ним общаясь, испанское духовенство приобре-
ло влияние, которого не могло получить дворянство,
всегда находившееся в отсутствии. Испанец слушает-
ся своего священника, считая его стоящим умственно
выше, чем он сам, и в то же время любит его, ибо
считает равным себе в отношении любви к родине.
Священники ненавидят либеральные идеи. Трудно уга-
дать, как выйдет Испания из этого положения. Это
заколдованный круг; быть может, ей суждено явить
будущим поколениям полезное и необходимое зрели-
ще самой законченной монархии ’.
Испания уже полгода была объята огнем, а На-
полеон все еще думал, что благодеяния представи-
тельного строя привлекут к нему все сердца. Он знал,
что испанцы больше, чем какой-либо другой народ Ев-
ропы, восхищаются его подвигами. Итальянцы и ис-
панцы, по своему природному складу чуждые всякого
легкомыслия, созданные из страстей и недоверия, луч-
ше всех других способны судить о величии тех, кто
возглавляет народы.
Если бы Бонапарт приказал повесить князя Мира,
а Фердинанда VII отослал обратно в Испанию, дав
ему с собой байоннскую конституцию и восемьдесят
тысяч солдат, женив его на одной из своих племянниц
1 Деспотизм, умеряемый аристократией, слагающейся из дво-
рянства и духовенства, иными словами — три силы, объединен-
ные против гражданина, занятого полезным производительным
трудом, и наперебой его обирающие.
89
и назначив французским послом умного человека,—
он, несомненно, получил бы от Испании все те корабли
и войска, какие она в состоянии была дать. Кто может
определить, до чего дошло бы преклонение народа, у
которого похвала становится славословием, а восхи-
щение — экстазом?
Не подлежит сомнению, что Наполеона соблазнил
пример Людовика XIV. После того как на поле битвы
под Иеной ему был брошен вызов, он решил не отстать
от великого монарха. Он сменил короля у единствен-
ного народа, к которому эту меру нельзя было приме-
нить. Предостережения, которые ему делал все вре-
мя г-н де Талейран, тоже сыграли немалую роль
в этом.
В те дни, когда Жозеф вступал в Испанию, а
Наполеон как победитель возвращался в Париж, ис-
пытывая угрызения совести и верный своим ложным
идеям, Испания была уже охвачена восстанием. В тот
момент, когда Кастильский совет объявил созыв опол-
чения в триста тысяч человек, многие общины уже вос-
стали по собственному почину. Не было села, где не
образовалась бы своя Хунта. Испания внезапно явила
зрелище, подобное Франции 1793 года, когда вся стра-
на покрылась представительными органами, обсуж-
давшими опасность, которой подвергалось отечество.
В Севилье, Бадахосе, Овьедо восстание вспыхнуло при
известии о событиях, разыгравшихся 2 мая в Мадри-
де. Вся Астурия возмутилась, как только узнала
о смене династии. Народ начал с жестокой расправы
со всеми теми, кого он в своей ярости считал сторон-
никами французов или недостаточно пылкими защит-
никами родины. Высшие сановники были казнены; это
имело следствием всеобщий террор и необходимость
для всех тех, кто находился у власти, беспрекословно
выполнять волю народа. Террор дал Испании армию.
Как только какая-либо из повстанческих армий
терпела поражение, она вешала своего начальника.
Испанцы были народом благочестивым и храбрым, но
не одаренным военным духом. К регулярным войскам
они издавна относились с неприязнью или пренебре-
жением. В этом они представляли полный контраст
немцам. Они смотрели на эту войну как на войну ре-
90
лигиозную, как на крестовый поход против французов.
Для большинства солдат единственным отличительным
знаком была красная повязка с надписью: «Vincer
о morir pro patria et pro Ferdinando VII»*.
После первой битвы между этими фанатиками и
французами на полях Рио-Секко осталось двадцать
семь тысяч трупов. Женщины с диким воем кидались
на наших раненых и вырывали их друг у друга, что-
бы умертвить самыми зверскими способами; они вон-
зали им в глаза ножницы или ножи и с жестокой ра-
достью упивались зрелищем крови и предсмертных
судорог ’.
Наполеон получил в Бордо известие о битве при
Байлене, в которой Кастанос и Рединг принудили ге-
нерала Дюпона сложить оружие. Это была первая
неудача Наполеона; оиа привела его в отчаяние. Ни
поход в Россию, ни Ватерлоо ие произвели на его гор-
дый дух действия, хотя бы отдаленно напоминавшего
то, которое возымело это поражение. Он в ярости вос-
кликнул: «Что армия, в которой слаба дисциплина,
крадет церковную утварь —это еще можно себе пред-
ставить; но как можно в этом признаваться?» Минуту
спустя он прибавил: «Я знаю моих французов; надо
было крикнуть им: «Спасайся кто может!» Через три
недели они все снова сплотились бы». Он спрашивал
присутствовавших: «Разве нет в законах статьи, по ко-
торой можно было бы расстрелять всех этих подлых
генералов?»
ГЛАВА X1.II
Наполеон возвратился в Париж, но вскоре ему при-
шлось снова отправиться в Испанию. Мы, по обыкнове-
нию, не будем излагать общей истории этой войны, ибо
для этого пришлось бы коснуться множества подробно-
стей. У ворот Мадрида Наполеон произвел несколько
смотров. Как обычно, вокруг него собралась огромная
толпа, а один раз он даже очутился посреди большого
* Победить или умереть за родину и за Фердинанда VII.
1 «Записки» Рокка, стр. 190.
91
отряда пленных испанцев. Лица этих фанатиков, побеж-
денных, оборванных, сожженных солнцем, были
ужасны.
Г-н де Сен-Симон, испанский гранд, бывший член
Учредительного собрания, сражался в Мадриде против
французов. По отношению к французам, обращавшим
оружие против своего отечества, Наполеон придержи-
вался весьма определенной политики. Г-н де Сен-Симон
был схвачен и приговорен военным судом к смерти.
Император не мог питать вражду к человеку, которого
он не знал лично и который не принадлежал к числу
опасных людей. Он обрек его на гибель по соображени-
ям чисто политическим.
У г-на де Сен-Симона была дочь, которая нежной
своей заботливостью скрашивала ему изгнание и облег-
чала бремя старости. Опасность, угрожавшая отцу, по-
будила ее пасть к ногам Наполеона. Все уже было при-
готовлено для казни; преданность любящей дочери взя-
ла верх над решением, казалось бы, бесповоротным, ибо
в основе его лежали не страсти, а рассудок и память
о событиях под Сен-Жа'И-д’Акр.
Этому прекрасному акту милосердия содействовал
начальник главного штаба, а также генералы Себастья-
ни и Лобардьер. Вся армия считала, что война с Испа-
нией — неправое дело. В то время она еще не была оже-
сточена многочисленными проявлениями вероломства ’.
После оставления Опор го. в 1809 году, многочисленные
раненые французского госпиталя были перебиты ужа-
сающим образом. Также и в Коимбре несколько тысяч
больных и раненых были умерщвлены способом слиш-
ком зверским, чтобы о нем рассказывать. Другой раз
испанцы с величайшим хладнокровием утопили в реке
Миньо семьсот пленных французов. Подобные эпизоды
насчитываются сотнями, и в них принимали участие
люди, которых за это и поныне еще изволят прослав-
лять. Когда все эти зверства достаточно озлобили фран-
цузскую армию, она стала проявлять жестокость, нико-
гда, однако, не выражавшуюся в формальных наруше-
1 «Мы держались того мнения, что обманывать искусно, не
вполне скрывая правду, человека столь двуличного, как На-
полеон, значило совершать поступок ие только не предосудитель-
ный, а, напротив, достойный похвалы>, Эскоикис, сто. 124.
92
ниях закона. Тех, кого называли мятежниками, расстре-
ливали или вешали.
В разгаре своей Испанской кампании Наполеон
узнал, что Австрия, давно уже вооружавшаяся, намере-
на выступить. Приходилось либо Испанию, либо Фран-
цию с Италией доверить кому-нибудь из полководцев.
Колебаниям не было места; ошибка Наполеона была
вызвана необходимостью, но с этой минуты Испания
была потеряна. Армии, которая перестала быть Великой
армией, возвеличенной присутствием самого деспота,
стали уделять все меньше внимания. Сколько бы она
ни совершала доблестных дел, отныне на долю войск,
действовавших в Испании, уже не выпадало ни наград,
ни повышений.
Положение стало окончательно нестерпимым вслед-
ствие того, что рознь, н раньше уже довольно заметная,
между Жозефом и Наполеоном все обострялась. Вна-
чале тому были две причины: во-первых, Наполеон не
оказывал Жозефу никакой помощи, а маршалы вели
себя по отношению к нему вызывающе; во-вторых, у
Наполеона относительно Испании возникли новые
планы.
Жозеф считал, что раз уж его сделали королем, то
ои и выглядеть должен, как король, что вынужденное
пребывание в хвосте армии вряд ли способно подгото-
вить его появление во главе народа и что народ, в кото-
ром так сильно выражена гордость, должен особенно
желать, чтобы его правителю оказывали почет. Людо-
вик XIV, искушенный в тщеславии, не впал бы в подоб-
ную ошибку.
Деньги, вывезенные из Пруссии,— около ста мил-
лионов — вовсе не предполагалось израсходовать на
этот поход. Наполеон, всегда считавший, что война
должна сама себя кормить, не был намерен затрачи-
вать крупные суммы на борьбу с испанцами. Ои хотел,
чтобы Жозеф сам изыскивал средства на ведение вой-
ны; однако Испания даже в мирное время едва ли была
в состоянии нести такие расходы. Выставлять подобное
требование в тот момент, когда французские войска гос-
подствовали лишь на той территории, которая была ими
оккупирована и которую онн вконец истощали, значило
дойти до величайшей нелепости.
93
Но этим дело не ограничилось. Прибыв в Испанию,
Наполеон тотчас начал к ней присматриваться, она ему
понравилась, и он задумал отхватить от нее кусок. Этот
замысел в корне противоречил принятым в Байонне ре-
шениям. Беспокойный и пылкий дух Наполеона, лишь в
творчестве находивший мимолетное успокоение, без
устали открывал в делах новые возможности. Мысль,
зародившаяся сегодня, пожирала ту, что увлекала его
накануне, и, чувствуя в себе силу преодолеть любые
препятствия, этот человек, перед умом которого предел
возможного непрерывно отодвигался, как горизонт пе-
ред путником, ничего не признавал незыблемым. Напо-
леона нередко считали вероломным; он был всего лишь
непостоянен. В силу этой черты своего характера он
менее всякого другого европейского монарха был спо-
собен придерживаться конституционного образа прав-
ления.
Сначала он вполне чистосердечно решил уступить
Испанию Жозефу; бесспорно, в Байонне он и ие по-
мышлял о том, чтобы завладеть хотя бы одною из ее
областей. На обратном пути из Бенавенте, где он, не-
смотря на все те препятствия, которые могут создать
снег, суровая зима и гористая местность, по пятам пре-
следовал англичан, он заехал в Вальядолид и с нетер-
пением ждал прибытия депутатов города Мадрида. Он
вызвал одного из своих придворных, сопровождавшего
этих депутатов. Ему не терпелось поскорее уехать во
Францию. Дело было ночью, погода — ужасная. Напо-
леон поминутно открывал окно, чтобы взглянуть на не-
бо и определить, можно ли двинуться в путь. Обраща-
ясь к окружавшим его придворным, он, по своему обык-
новению, забрасывал их вопросами, по преимуществу
расспрашивая о том, что в Мадриде намерены пред-
принять и чего, в сущности, хотят испанцы. Ему гово-
рили, что испанцы недовольны; в ответ он стал доказы-
вать, что они неправы, что недовольство с их стороны
невозможно, что народы всегда рассуждают здраво, ко-
гда речь идет об их кровных интересах, что испанцам
дается возможность освободиться от десятины, нера-
венства, феодальных повинностей, сбросить с себя иго
духовенства. На это ему возражали, что, во-первых,
испанец, ничего не зная о положении дел в Европе, не-
94
способен оценить эти преимущества, но что зато он по
своей гордости никому ничем не желает быть обязан-
ным и что вообще этот народ подобен жене Сганареля,
которая хотела, чтобы муж ее колотил. Наполеон рас-
смеялся и, расхаживая большими шагами по комнате,
властно заявил: «Я не знал Испании; она прекраснее,
чем я думал. Я сделал брату роскошный подарок; но
вы увидите: испанцы наделают глупостей, и она доста-
нется мне. Я разделю ее на пять больших вице-коро-
левств». Он был удивлен тяготением Испании к союзу
с Англией. На испанских королей наполеоновской ди-
настии он рассчитывал не больше, чем на се королей из
дома Бурбонов. Он сознавал, что короли как той, так
и другой династии при первом удобном случае объявят
себя независимыми, как это уже пытались сделать коро-
ли голландский и неаполитанский.
Наполеон покинул Вальядолид на другой день после
того, как с такой поразительной откровенностью рас-
крыл свои замыслы, и за несколько часов галопом про-
скакал тридцать миль, отделяющие этот город от Бур-
госа. Через четыре дня он был в Париже. Изумитель-
ная быстрота, с которой он путешествовал, способность
противостоять любому утомлению являлись частью его
таинственного обаяния; все, вплоть до последнего фо-
рейтора, чувствовали, что в этом человеке была какая-
то нечеловеческая сила.
ГЛАВА XLIII
Заглянем на минуту в покои Тюильрийского дворца,
где решались судьбы Европы.
Испанская война знаменует собой начало ослабле-
ния могущества Наполеона и вместе с тем начало за-
ката его гения. Благополучие мало-помалу изменило и
испортило его характер. Он впал в ту ошибку, что чрез-
мерно восхищался своими успехами и недостаточно пре-
зирал королей, своих собратьев. Он упивался отравой
лести. Он утвердился в мысли, что для него не суще-
ствует непосильных предприятий. Он уже не мог пере-
носить противоречия; вскоре малейшее возражение
стало нм восприниматься как дерзость и к тому же
95
еще как глупость. Так как он неудачно выбирал себе
помощников, то обычно увенчивались успехом только
те его предприятия, которыми он руководил лично.
Вскоре его министрам пришлось делать вид, что они
лишь раболепно излагают его мысли. Люди действи-
тельно даровитые отказались от своих должностей или,
втайне над ним насмехаясь *, стали притворяться, что
разучились думать. В наш век подлинное дарование не
может не сочетаться со взглядами хоть сколько-нибудь
либеральными; Наполеон сам является тому примером,
и это считается самым тяжким из его преступлений.
ГЛАВА XI.IV
УПРАВЛЕНИЕ
У императора было двенадцать министров* 2 и свыше
сорока членов Государственного совета, представляв-
ших ему доклады о делах, которые он поручал их рас-
смотрению. Министрам и начальникам особых ведомств
были подчинены сто двадцать префектов. Каждый ми-
нистр четыре или пять раз в неделю представлял Напо-
леону от шестидесяти до восьмидесяти проектов декре-
тов; каждый из этих проектов подробно излагался в
докладе, который министр читал императору. По менее
важным делам император давал свое одобрение помет-
кою на полях докладов.
Все декреты, подписанные императором, передава-
лись министрами герцогу Бассанскому, который остав-
лял у себя оригиналы, а министрам отсылал копии за
своей подписью.
Когда император находился в походе или путеше-
ствовал, те из министров, которые не сопровождали
его, посылали свои портфели герцогу Бассанскому, а
тот представлял его величеству декреты и читал ему
доклады. Нетрудно установить причину влияния этого
* Напрнмср, граф Реаль.
2 В 1810 году это были: герцоги Масский, Кадорский, Фельтр-
ский, Гаэтский, Отрантский, Монталнве, Молльеи, Сессак, Де-
крес, Биго-Преаменё и герцог Бассаиский. Впоследствии к их чн -
слу прибавился еще министр торговли Сюсси.
96
герцога, который первоначально был простым секре-
тарем, а затем мало помалу добился того, что стал зна-
читься в списке высших сановников империи, непосред-
ственно за министрами, хотя не имел собственного ве-
домства.
Герцог Бассанский был всемогущ среди министров
и префектов, испытывавших перед ним страх. Никто не
мог повлиять на Наполеона в тех делах, которые ему
были понятны. Поэтому все его декреты организацион-
ного порядка, все то, что, если можно так выразиться,
относилось к области чистого разума, свидетельствова-
ло о выдающемся даровании. Но в тех случаях, когда
надо было располагать точными сведениями, Наполео-
на — если министр того ведомства, к которому данный
вопрос относился, действовал в согласии с государст-
венным секретарем — обманывали при первом же до-
кладе по этому вопросу, а он из гордости и лени потом
не менял своего решения.
Что касается назначения должностных лиц, то здесь
Наполеон исходил из общих правил, основанных на
чрезвычайном презрении к человечеству. Казалось, он
говорил себе: «Когда речь идет о людях, которых я
лично не знаю, то я меньше буду обманут, если буду
судить о них по их мундиру, позволяющему мне за-
числить их в определенную категорию, чем если стану
полагаться на отзывы министров». Нелепейшие назна-
чения были делом вполне обычным. Желая приучить
к почтительности народ, по природе насмешливый и
остроумный, он упразднил светский разговор. Отныне
узнавать людей, состоявших у него на службе, он мог
только по каким-нибудь особым успехам или по докла-
дам министров. Уезжая после путешествия по Голлан-
дии из этой страны, он с презабавным простодушием
сказал: «Плохо здесь у нас обстоит дело по части пре-
фектов».
ГЛАВА XLV
Тринадцать с половиной лет непрерывных успехов
привели Александра Великого почти к безумию. Удача,
длившаяся ровно столько же времени, вызвала таксе
7. Стендаль. Т. XI.	97
же безумие у Наполеона. Вся разница в том, что маке-
донский герой имел счастье умереть вовремя. Какая
великая слава сохранилась бы за Наполеоном-завоева-
телем, если бы пушечное ядро сразило его в вечер сра-
жения под Москвой!
Англия и то, что писалось в этой стране, могли пред-
отвратить безумие современного нам героя. К несчастью
для пего, меры, которые он, негодуя на английскую
прессу, принимал против нее, выполнялись слиш-
ком усердно. В настоящее время эта пресса, столь не-
навистная ему, является единственным его утеше-
нием.
В 1808 году, вследствие изменений, которые гор-
дость, в продолжение восьми лет не встречавшая про-
тиводействия, и корономания произвели в гениальной
натуре Наполеона, оказалось, что из двенадцати его
министров по меньшей мере восемь были посредствен-
нейшие люди, единственная заслуга которых заключа-
лась в том, что они изнуряли себя работой.
Герцог Бассанскнй, пользовавшийся огромным влия-
нием во всех делах, кроме военных, человек учтивый и
обходительный в светских салонах, в рабочем кабинете
обнаруживал свое полное ничтожество. Он не только
сам не питал великих замыслов, но и не понимал их у
других. Все неизбежно мельчало в его мышлении. У не-
го было ровно столько таланта, сколько требуется для
журналистики,— с этого занятия он начал в Париже
свою карьеру. Правда, должность, им занимаемая, обя-
зывала его день и ночь находиться при властелине. Че-
ловек с твердой волей не мог бы терпеливо сносить пе-
ременчивый нрав и гневные вспышки императора, и,
как бы искусно он ни соблюдал этикет, выражение его
лица раздражало бы монарха.
Герцог Бассанский назначал всех префектов Фран-
ции. Он требовал от них лишь одного таланта — умения
извлекать из населения требуемые средства, не возбуж-
дая громкого ропота. Несчастные префекты, исполнен-
ные тщеславия, изнемогавшие от работы, тратившие
все свое жалованье на представительство, которое по-
глощало огромные средства, каждое утро, раскрывая
«Moniteur», дрожали от страха при мысли, что найдут
в нем приказ о своей отставке. Одним из испытан-
98
нейших способов угодить начальству для иих яв-
лялось уничтожение последних искр общественного
мнения, в те времена, как и ныне, именовавшегося
якобинством.
ГЛАВА XLVI
ЕЩЕ ОБ УПРАВЛЕНИИ
В 1811 году одна маленькая сельская община за-
думала использовать некоторое количество булыжни-
ка, стоимостью в шестьдесят франков, забракованного
инженером, руководившим постройкой шоссейной до-
роги. Понадобилось четырнадцать заключений пре-
фекта, супрефекта, инженера и министра. В результа-
те величайших усилий и самых настойчивых хлопот
требуемое разрешение было получено через одинна-
дцать месяцев после того, как ходатайство было по-
дано. Но к тому времени рабочие, строившие дорогу,
уже использовали этот булыжник для засыпки каких-
то ям. Мелкий чиновник, неизбежно невежественный,
получающий от правительства жалованье и корпящий
над бумагами в уголке министерской канцелярии,
разрешает в Париже, за двести лье от сельской общи-
ны, дело, которое трое деревенских выборных за два
часа уладили бы нанлучшим образом. Факты, столь
очевидные и повторявшиеся по пятьсот раз в день, не
могли оставаться незамеченными.
Но главной задачей было принизить гражданина, в
особенности же не давать французам что-либо обсуж-
дать сообща, по гнусному обычаю, усвоенному ими во
времена якобинства ’. Не будь этих мелочных предо-
сторожностей, пожалуй, снова появилось бы то чудо-
вище, к которому все правительства, последовательно
сменявшие друг друга и эксплуатировавшие Францию,
питали одинаковую ненависть и о котором я уже гово-
рил: я имею в виду общественное мнение.
Легко понять причину той огромной работы, от ко-
торой погибали министры Наполеона. Париж притя-
1 Нынешнее правительство так тиранично, как только воз-
можно. 31 декабря 1817 года
99
зал на то, чтобы распоряжаться всем без исключения
во Франции. Все дела, вершившиеся в стране, прихо-
дилось поручать людям, которые, будь они даже орла-
ми, неизбежно были в них несведущи
Нельзя не отметить, что образ жизни чиновника
естественно приводит к полному его отупению. Посту-
пив на службу в канцелярию, он свои старания обра-
щает по преимуществу на то, чтобы выработать кра-
сивый почерк и сноровку в употреблении сандарака.
В дальнейшем весь характер его деятельности застав-
ляет его постоянно подменять содержание видимостью.
Если ему удается раз навсегда приобрести внушитель-
ную осанку, ему больше не о чем беспокоиться. Лич-
ные интересы всегда побуждают его отдавать пред-
почтение человеку, говорящему о вещах, которых не
видел. Будучи одновременно свидетелем и жертвой
самых мерзких интриг, чиновник сочетает пороки при-
дворного быта со всеми дурными навыками, присущи-
ми нищете, в которой он прозябает на протяжении
двух третей своей жизни. Таковы были те люди, кото-
рым император предоставил Францию; но он мог
презирать их. Император хотел, чтобы Францией
управляли мелкие чиновники, получающие тысячу две-
сти франков жалованья в год. Чиновник составлял
проект, а министр из тщеславия проводил его.
Нам могут дать представление об этой эпохе счета
поставщиков, снабжавших министерства бумагой; они
достигали колоссальных цифр. Столь же, если не бо-
лее, характерно огромное количество ненужной и по
необходимости плохой работы, которую выполняли
несчастные министры и бедняги префекты. Так, напри-
мер, одна из главных обязанностей префектов заклю-
чалась в том, что они собственноручно писали все до-
несения, даже все копии одного и того же донесения,
отправляемые в Париж, в различные министерства.
Чем больше времени они тратили на подобную рабо-
ту, тем больше все дела во вверенных им департамен-
тах приходили в упадок. Лучше всего дело обстояло в
1 По всей вероятности, некоторым иностранцам весьма прият-
но было бы вспомнить, каким образом законы или декреты про-
водились в жизнь.
100
Майнцском департаменте, префект которого, Жан Деб-
ри, открыто высмеивал бюрократов, сидевших в мини-
стерстве.
ГЛАВА XLVII
В чем же заключались достоинства императорской
системы управления, заставляющие так жалеть о ней
сейчас как во Франции, так и в Бельгии, Пьемонте,
Римской области и Флоренции?
Они заключались в общих положениях и основных
декретах, продиктованных необычайно трезвым и яс-
ным умом, в том, что в управлении этими странами
были полностью уничтожены все злоупотребления,
укоренившиеся за два —три столетия господства
аристократии и власти, приверженной беззаконию.
Общие правила, которыми руководствовалась фран-
цузская администрация, охраняли лишь две вещи:
труд и собственность. Этого было достаточно, чтобы
внушить населению пылкую любовь к новому строю.
Вдобавок, если очень часто решения министерства,
приходившие из Парижа через полгода, и казались
смешными по тому незнанию фактов, которое в них
обнаруживалось, зато по крайней мере они всегда бы-
ли беспристрастны. А ведь существует страна (не ста-
ну называть ее), где самый незначительный мировой
судья не может послать повестки, не совершив вопию-
щей несправедливости в пользу богатого против бед-
ного '. Этот порядок был нарушен только в период
французского владычества. Каждый, кто хотел рабо-
тать, мог быть уверен, что достигнет благосостояния.
Появился огромный спрос на все товары. Покрови-
тельство, оказываемое правосудию и труду, заставля-
ло мириться с рекрутским набором и высокими кос-
венными налогами.
Состоявший при императоре Государственный со-
вет отлично понимал, что единственно разумной была
бы система, при которой каждый департамент сам бы
оплачивал своего префекта, свое духовенство, своих
судей, содержание своих шоссейных и проселочных до-
1 Замечания г-на Дальпоццо, Италия, 1817 год.
101
рог, а в Париж поступали бы только суммы, необхо-
димые для содержания императора, войска, минист-
ров и для общих расходов.
Мысль об этой системе, столь несложной, приводи-
ла министров в ужас. Император уже не мог бы тогда
обирать общины, а ведь во Франции монархи чрез-
вычайно любят этим заниматься *. Когда народ пере-
станет давать себя дурачить громкими фразами1 2, эта
система будет введена, и королю придется даже пре-
фектов и мэров больших городов выбирать из числа
кандидатов, предлагаемых этими городами3, а ма-
ленькие города сами будут назначать своих мэров сро-
ком на один год. Пока это не произойдет, не будет
подлинной свободы и членам парламента негде будет
получать надлежащую подготовку. Все те, кто достой-
ным образом проявил себя в наших законодательных
собраниях, в свое время участвовали по назначению
народа в управлении департаментами. Вместо того
чтобы поручить решение дел мелким чиновникам, эту
работу возложат на богатых граждан, причем платою
за нее им будет служить, как теперь попечителям боль-
ниц, удовлетворенное тщеславие. Но все это идет враз-
рез с управлением, построенным на громких фразах,
и с интересами людей, сидящих в канцеляриях,— ины-
ми словами, с роковым влиянием эгоистичного Па-
рижа 4.
1 Все удивлялись тому, что герцог де Шуазель так долго
удерживал власть, несмотря па происки г-жи Дюбарри. В тех слу-
чаях, когда его положение становилось особенно шатким, ои под
предлогом неотложных дел являлся к Людовику XV и спраши-
вал его о том, как следует распорядиться пятью — шестью мил-
лионами излишков, получившихся благодаря проведенной нм
строгой экономии в военном ведомстве; при этом он замечал, что
неудобно было бы внести их в королевскую казну. Король пони-
мал, что #го значит, и говорил Шуазелю: «Посоветуйтесь с Бер-
теном; дайте ему три миллиона, а остаток я дарю вам». Король
не был уверен в том, что с преемником Шуазеля ему будет так
же легко столковаться.
2 Иными словами, когда народ получит свободу печати.
8 Людьми, платящими не менее ста франков налога.
4 Все те писаки, которые позорят литературу и прислужи-
ваются к победителям, восхваляя их заносчивость и осыпая
оскорблениями побежденных, получают средства для жизни из
какой-нибудь канцелярии. См. биографии Мишо (Вильмеи, Оже,
Роже).
102
ГЛАВА XLVIII
О МИНИСТРАХ
Великим несчастьем для Наполеона было то об-
стоятельство, что на престоле он проявил три слабо-
сти, отличавшие Людовика XIV.
Он по-ребячески увлекся великолепием при-
дворной жизни; он назначал министрами глупцов и,
если и не заявлял, как Людовик XIV по поводу Ша-
мильяра, что он их воспитывает, то, во всяком случае,
считал себя способным разобраться в любом деле, как
бы ни были нелепы те доклады, которые они ему пред-
ставляли. Словом, Людовик XIV боялся талантливых
людей, а Наполеон их не любил. Он держался того
мнения, что во Франции никогда не будет сильной пар-
тии, кроме якобинцев.
Он устранил от дел Люсьена и Карно, выдающихся
людей, обладавших именно теми качествами, которых
ему самому недоставало. Он любил —или терпел око-
ло себя — Дюрока, князя Невшательского, герцога
Масского, герцога Фельтрского, герцога Бассанского,
герцога Абрантеса, Мармона, графа де Монтескью,
графа Сессака, и т. д., и т. д.,— все они были людьми
вполне порядочными и достойными уважения, но об-
щество, склонное к насмешке, всегда считало их ту-
пицами.
Когда отравленный воздух двора вконец развра-
тил Наполеона и развил его самолюбие до болезнен-
ных размеров, он уволил Талейрана и Фуше, заменив
их самыми ограниченными из всех своих льстецов (Са-
вари и герцог Бассанский).
Император дошел до того, что считал себя способ-
ным в течение двадцати минут разобраться в любом,
самом сложном вопросе. Путем невероятного, непо-
сильного для всякого другого человека напряжения
внимания он старался понять сущность доклада, до-
нельзя многословного и беспорядочного — словом, до-
клада, составленного глупцом, не имевшим представ-
ления о данном предмете.
Графа де С[ессака], одною из своих министров,
Наполеон называл «старой бабой» и, однако, не уволь-
нял его. Созвав, по возвращении из какого-то путе-
103
шествия, своих министров, он сказал им: «Я не Людо-
вик XV, я не меняю министров каждые полгода». По-
сле этого вступления он перечислил им все те недо-
статки, которые нм приписывались. Ему казалось, что
он знает все и обо всем осведомлен и что ему нужны
только секретари, которые излагали бы его мысли.
Это, может быть, справедливо для главы республики,
ибо там государство извлекает пользу из способностей
даже самого заурядного гражданина, но не для пра-
вителя деспотии, не терпящей никаких представитель-
ных учреждений, никакого незыблемого закона!
Самые большие успехи герцог Бассанскин пожи-
нал в тех случаях, когда ему удавалось угадать еще
не высказанное мнение императора по тому или иному
вопросу. Не такую роль играл Сюлли при Генрихе IV;
и такую роль не взял бы на себя ни один порядочный
человек, призванный служить монарху, в особенности
если этот монарх, обуреваемый чудовищной жаждой
деятельности, всякое ассигнование пятидесяти фран-
ков желал облечь в форму особого декрета.
глава хых
ЕЩЕ О МИНИСТРАХ
Вот уже двести лет, как министрами во Франции
называют людей, подписывающих четыреста офици-
альных бумаг в день и дающих званые обеды; какое
нелепое существование!
При Наполеоне эти бедняги изнуряли себя рабо-
той, и притом такой, в которой мысль не участвовала,
то есть самой нелепой. Чтобы угодить императору, на-
до было всегда уметь ответить на вопрос, занимавший
его в ту минуту, когда к нему являлись. Например,
назвать общую стоимость инвентаря всех военных го-
спиталей. Министра, который не мог ответить на по-
добный вопрос без запинки и с таким видом, точно он
весь день только об этом и думал, смешивали с грязью,
даже если бы по своим дарованиям он был равен гер-
цогу Отрантскому.
Когда Наполеон узнал, что Крете, лучший министр
внутренних дел, который когда-либо ему служил, смер-
104
тельно заболел, он сказал: «Так и должно быть. Чело-
век, которого я назначаю министром, через четыре го-
да уже не должен быть в состоянии помочиться. Это
большая честь для его семьи, а ее судьба навсегда
обеспечена».
Такого рода деятельность доводила несчастных
министров до полного одурения. Почтенному графу
Дежану однажды пришлось взмолиться о пощаде. Он
под диктовку императора вычислял военные расходы
и до такой степени опьянел от цифр и подсчетов, что
вынужден был прекратить работу и сказать Наполео-
ну, что ничего уже больше не понимает.
Другой министр заснул над своими бумагами в то
время, когда Наполеон говорил с ним, и проснулся
только через четверть часа, причем во сне продолжал
разговаривать с императором и отвечать ему, а это
был один из самых даровитых министров Наполеона.
Министры бывали в милости периодами, дливши-
мися от одного месяца до шести недель. Когда кто-ни-
будь из этих несчастных замечал, что он уже не поль-
зуется благоволением своего повелителя, он начинал
работать с удвоенным рвением, его лицо становилось
желтым, и он еще больше заискивал перед герцогом
Бассанским. Внезапно, совершенно неожиданно для
всех, опальные сановники снова оказывались в чести;
их жены снова получали приглашения на интимные
придворные вечера, и министры не помнили себя от
восторга. Такая жизнь убивала человека, но скучать
при этом было некогда. Месяцы летели, словно дни.
Когда император бывал доволен своими министра-
ми, он назначал им дотацию в десять тысяч ливров го-
дового дохода. Однажды, убедившись в том, что по
вине герцога Масского он сделал какой-то крупный
промах, Наполеон повалил герцога в его красной ман-
тии на диван и несколько раз ударил кулаком; на дру-
гой день, устыдившись этой выходки, он послал гер-
цогу шестьдесят тысяч франков. Я слышал, как один
из самых храбрых его генералов (граф Кюриаль) до-
казывал, что пощечина, полученная от императора,
является не бесчестием, а лишь выражением недоволь-
ства главы Франции. Это верно, но рассуждать так
можно, лишь отрешившись от многих предрассудков,
105
В другой раз император каминными щипцами прибил
киязя Невшательского.
Герцог Отрантский, единственный из министров На-
полеона, обладавший действительно выдающимся
умом, самовольно освободил себя от той огромной
канцелярской работы, посредством которой остальные
министры старались снискать благоволение монарха.
Князь Беневентскнй был только primus inter pares *, а
его pares, министры других дворов, были не более как
глупцы. Ему никогда не приходилось преодолевать
значительные затруднения. Герцог Отрантский сумел
спасти правительство, окруженное врагами, а установ-
ленный им неусыпный надзор уживался с некоторой
видимостью свободы и нимало не стеснял огромное
большинство французского народа. Герцоги Масский
и Фельтрский неспособны были даже на то, чтобы за-
ниматься механической канцелярской работой. Импе-
ратор, которого раздражала бездарность герцога
Фельтрского, поручил графу Лобо просматривать все,
что тот писал; морской министр граф Декре и ми-
нистр внутренних дел Монталиве, будучи умными
людьми, однако, делали одни только глупости: пер-
вый не догадался выслать под видом пиратских су-
дов двести фрегатов и этим сокрушить английскую
торговлю; он не сумел достаточно быстро обучить
матросов на Зейдерзе и совершил еще тысячу других
оплошностей. По милости второго «почетные стражи»,
которые должны были задержать каких-нибудь пять-
сот— шестьсот болтунов, бранивших правительство в
кофейнях, вместо этого самым несправедливым и воз-
мутительным образом повергли в скорбь тысячи се-
мейств. Но граф Монталиве хотел стать герцогом.
А между тем он был выдающийся человек!
В 1810 году голос общества подсказывал импера-
тору целый ряд назначений. В министры юстиции про-
чили Талейрана, Фуше или Мерлена; в начальники ге-
нерального штаба — Сульта; в военные министры —
Карно или маршала Даву; главным интендантом пред-
лагали назначить Дарю; министром внутренних дел —
Шапталя; министром финансов — Мольена или Годе-
* Первый среди равных (лат.).
106
на; государственным секретарем — Реаля; начальни-
ками особых ведомств намечали Беранже, Франсе,
Монталиве, Тибодо; членами Государственного сове-
та— Левуайе д’Аржансона, Лезе-Марнезиа, графа
Лобо, Лафайета, Сэ, Мерлен де Тионвиля. Как из-
вестно, Наполеон отчасти последовал этим указаниям.
Все же в числе его министров оказалось четыре — пять
человек столь ничтожных, что назначение их, бесспор-
но, свидетельствует о ненависти Наполеона к талант-
ливым людям. Через несколько лет состав его минист-
ров, несомненно, стал бы значительно хуже. Люди, в
годы революции приобретшие подлинный опыт в го-
сударственных делах, за это время окончательно про-
никлись бы отвращением к политике или вымерли бы,
а молодые люди, которые пришли бы им на смену,
только стремились перещеголять друг друга в рабо-
лепстве. Угодить герцогу Бассанскому было для всех
величайшим счастьем. Выказать при дворе этого гер-
цога способность мыслить —значило навсегда погу-
бить себя в его глазах. Его любимцами были те, о ком
молва утверждала, что они не умеют читать.
ГЛАВА L
Как могла Франция жить при министрах, держав-
шихся столь нелепого пути? Франция жила благодаря
сильнейшему соревнованию, которое Наполеон возбу-
дил во всех слоях общества. Подлинным законодатель-
ством для французов был призыв славы. Всюду, где
появлялся император —а он постоянно объезжал свою
огромную империю — человек, действительно имев-
ший заслуги, если только ему удавалось пробиться
сквозь строй императорских министров и придворных
чинов, мог быть уверен в том, что получит щедрую
награду. Последний аптекарский ученик, работавший
в лавке своего хозяина, был воодушевлен мыслью, что
стоит только ему сделать великое открытие — и он по-
лучит крест Почетного Легиона с графским титулом
в придачу.
Статуты ордена Почетного Легиона были един-
ственной религией французов; их одинаково уважали
как сам монарх, так и его подданные. Никогда еще со
107
времен древнеримских венков из дубовых листьев знак
отличия не жаловался по такому мудрому выбору, ни-
когда еще средн тех, кого им награждали, не было та-
кого большого числа действительно достойных людей.
Все те, кто принес пользу отечеству, получили этот ор-
ден. Вначале его раздавали несколько неразборчиво,
но впоследствии число людей, не обладавших заслу-
гами, составило менее десятой доли общего числа на-
гражденных *.
глава ы
О ГОСУДАРСТВЕННОМ СОВЕТЕ
Большинство основных декретов, не касавшихся
назначений, направлялись в Государовенный совет.
Пройдет много времени, прежде чем кто-нибудь из мо-
нархов сможет завести у себя нечто подобное наполео-
новскому Совету. Наполеон унаследовал от револю-
ции всех талантливых людей, сложившихся под ее воз-
действием. Исключение составляло только очень не-
значительное число лиц, слишком выделившихся в ка-
честве членов той или иной партии. Вследствие своего
презрения к людям, безразличия к назначению их на
то или иные должности и нежелания противиться об-
стоятельствам Наполеон заживо похоронил в недрах
Сената нескольких человек, которые —одни по своей
честности, другие по своим дарованиям — принесли бы
гораздо большую пользу в Государственном совете.
К числу их принадлежали генерал Канкло, Буасси
д’Англа, граф Лапаран, Редерер, Гарнье, Шапталь,
Франсуа де Нешато, Семонвиль. Граф Сьейес, Воль-
ней, Ланжюиие были слишком известны своими ли-
беральными, опасными взглядами. Вольней в день за-
ключения конкордата предсказал Наполеону все те не-
приятности, которые папа доставил ему впоследствии.
За исключением этих лиц в Государственный совет
вошло все, что имелось лучшего при данных условиях.
1 В настоящее время наблюдается обратное явление. Если вы
желаете иметь перечень самых ничтожных, самых глупых, самых
подлых людей Франции,— возьмите списки тех, кто за послед-
ние три года был награжден орденом Почетного Легиона.
108
Он был разделен на пять секций:
Законодательная,
Внутренних дел,
Финансовая,
Военная,
Морская.
Когда военный министр представлял какой-либо
декрет, например об уставе Дома Инвалидов, импера-
тор направлял его в военную секцию, где были рады
случаю раскритиковать министра.
Затем декреты обсуждались в соответствующей
секции шестью членами Государственного совета и
четырьмя докладчиками. Было еще семь—восемь
аудиторов. Секция вырабатывала проект, который пе-
чатался параллельно с проектом министра: каждый
из четырех докладчиков получал по экземпляру, и оба
проекта обсуждались в заседании под председатель-
ством императора или великого канцлера Камбасе-
реса. Очень часто декрет снова направлялся в
секцию, по пять — шесть раз заново перерабатывал-
ся и столько же раз в печатном виде раздавался
членам Совета, прежде чем император решался его
подписать.
Вот замечательное усовершенствование, которое На-
полеон внес в деспотию! Вот достойная власть, которую
знающий свое дело министр неизбежно приобретает при
государе слабом или, по крайней мере, таком, кото-
рый лишь наполовину разбирается в делах!
На заседаниях Государственного совета император
показывал себя в полном блеске. Более острый ум не-
возможно себе представить. Он неизменно поражал
всех даже в делах, казалось бы, наиболее чуждых его
военной профессии, например, при обсуждении граж-
данского кодекса. Благодаря своей изумительной, без-
граничной, блистательной проницательности он во всех
решительно вопросах улавливал либо совсем новые, ли-
бо малозаметные стороны. Он облекал свои мысли в
живую, образную форму, находил для них удачные,
меткие выражения, которым самая неправильность его
речи, всегда звучавшей несколько странно (ибо он не
умел вполне правильно говорить ни по-французски, ни
109
по-итальянски), придавала еще бдльшую выразитель-
ность
Он очаровывал своей прямотой и добродушием. Од-
нажды при обсуждении какого-то разногласия, возник-
шего между ним и папой, он сказал: «Да, вам-то это
легко говорить, но если папа скажет мне: «Сегодня
ночью мне явился архангел Гавриил и возвестил то-то
и то-то»,— я буду обязан ему поверить».
Среди членов Государственного совета были уро-
женцы Юга, легко увлекавшиеся, далеко заходившие
в своей горячности и нередко, как, например, граф
Беранже, не удовлетворявшиеся малоубедительными
доводами. Император не ставил им этого в вину; на-
против, он зачастую обращался к ним, спрашивая их
мнения: «Ну-ка, барон Луи, что вы об этом скажете?»
Руководствуясь своим природным здравым смыслом,
он неоднократно отменял устарелые нелепости, сохра-
нившиеся в Уложении о наказаниях. Он превосходно
рассуждал, когда спорил по юридическим вопросам со
старым графом Трельяром. Некоторые из самых разум-
ных статей Гражданского кодекса, особенно в разделе
о браке, составлены Наполеоном *. Заседания Совета
поистине доставляли наслаждение.
Как в присутствии Наполеона, так и без него пред-
седательствовал Камбасерес. В этой роли он проявлял
необычайное искусство и глубокий ум. Он отлично ре-
зюмировал прения. Умеряя самолюбие отдельных чле-
нов Совета, отмечая все ошибки и высказываясь за наи-
более разумное решение, он как нельзя более способст-
вовал прояснению всякого вопроса. Государственному
совету мы обязаны изумительной системой французской
администрации, о которой, несмотря на то, что ею на-
сильственно были нарушены давние обычаи, и поныне
еще с сожалением вспоминают Бельгия, Италия и Рейн-
ские провинции.
Император не хотел ни поощрять среди граждан
опасных склонностей, при республике слывших добро-
детелями, ни основывать особые школы, наподобие По-
литехнической, для подготовки судей и образованных
чиновников. Он был так далек от всего этого, что ни
1 См. отчеты Л о к р е, хотя они очень бесцветны.
НО
разу не посетил важнейшего военного учебного заве-
дения — Политехнической школы, не только оправдав-
шей, но и превзошедшей надежды философов, которы-
ми она была основана, и пополнившей армию отличны-
ми батальонными командирами и капитанами.
Несмотря на эти два обстоятельства, несколько ее
ухудшавшие, администрация во Франции представ-
ляла собой лучшее, что только может быть создано.
Все в ней было определенно, разумно, свободно от не-
лепостей. Находят, что в ней было слишком много бу-
мажной волокиты и бюрократизма. Те, кто приводит
это возражение, забывают, что император решил ниче-
го, ровно ничего не сохранять из стеснительных для не-
го порядков, существовавших при республике. Деспот
говорил своим подданным: «Вы можете сидеть сложа
руки; мои префекты сделают за вас все. Взамен этого
сладостного покоя вы будете отдавать мне только ва-
ших детей и ваши деньги». Так как большинство гене-
ралов разбогатело, обворовывая казну, то необходимо
было путем контроля и ревизий добиться того, чтобы
хищения стали невозможны. Никогда ни у одного де-
спота не будет таких слуг, как граф Франсуа де Нант,
управлявший ведомством косвенных налогов, которое
давало сто восемьдесят миллионов в год, и граф Мон-
таливе, ведавший путями сообщения, обходившимися в
тридцать — сорок миллионов. Граф Дюшатель, суровый
управляющий ведомством государственных имуществ,
хотя и получил свое назначение благодаря жене, однако
превосходно выполнял свои обязанности. Граф Лава-
лет, начальник почтового ведомства, мог, как и герцог
Отрантский, скомпрометировать пол-Франции; однако
он делал в этом отношении лишь строго необходимое.
За это следует воздать ему хвалу, это свидетельствует
о высокой порядочности. Граф Дарю, честнейший чело-
век в мире, как никто другой, умел снабжать армию.
Граф Сюсси был отличным начальником таможенного
ведомства. Император был смертельным врагом тор-
говли, создающей независимых людей, и граф Сюсси,
насквозь царедворец, никогда не выступал в защиту
торговли, против своего повелителя. Мерлен, председа-
тель кассационного суда, и Пеле де Ла-Лозер, ведав-
ший полицией, превосходно выполняли свои обязанно-
111
сти Печать являлась в руках императора послушным
орудием, которым он пользовался для унижения и по-
срамления всякого, кто вызывал его неудовольствие.
Но хотя он был вспыльчивого нрава и в гневе не знал
удержу, однако жестокость и мстительность были ему
чужды. «Он оскорблял людей гораздо больше, нежели
карал»,— говорил о нем один из тех, на кого его гнев
обрушивался с особенной силой. А ведь граф Реаль
был человеком, быть может, более значительным, чем
все остальные, одним из тех людей, которых деспоту
следовало бы приблизить к себе.
Все, что было сколько-нибудь выдающегося в Го-
сударственном совете, принадлежало к числу старых
либералов, слывших якобинцами и продавшихся импе-
ратору за титулы и двадцать пять тысяч франков в
год. Большинство этих талантливых людей поверга-
лись ниц перед орденской лентой * 1 и по своей угодли-
вости немногим уступали графам Лапласу и Фонтану.
Государственный совет был превосходен до того
момента, когда император окружил себя двором, то
есть до 1810 года
Тогда министры начали открыто стремиться стать
тем, чем они были при Людовике XIV. Возражать про-
тив проекта декрета, внесенного кем-либо из министров,
теперь значило совершить глупость и тем самым поста-
вить себя в смешное положение. Еще несколько лет —
и высказать в докладе, представленном в секции, мне-
ние, расходящееся с мнением министра, было бы соч-
тено за дерзкую выходку. Всякая прямота в выражении
мыслей возбранялась. Император призвал в Государ-
ственный совет нескольких лиц, не только не воспитав-
шихся на идеях революции, но и усвоивших в своих пре-
фектурах привычку к безграничной угодливости и слепо-
му преклонению перед министрами2. Высшей заслугой
префекта считалось умение вести себя наподобие
военачальника, действующего в завоеванной области.
Граф Реньо де Сен-Жан-д’Анжели, самый бессовестный
человек в мире, постепенно приобретал в Государст-
венном совете тираническую власть. Отсутствие поря-
1 Например, граф Франсе.
1 Моле, Шовлен, Фревнль и Невнль.
112
дочных людей становилось ощутительным; дело было не
в продажности (сомнительной была честность одного
лишь Реньо), но не стало тех порядочных, хотя и гру-
боватых людей, которым ничто не может помешать го-
ворить правду, даже если она неприятна министрам.
Братья Каффарелли были людьми именно такою
склада. Но эта прекрасная черта с каждым днем все
больше высмеивалась, становилась все более «средне-
вековой». Одни лишь графы Дефермон и Андреосси со
свойственным им задором осмеливались не преклонять-
ся перед проектами, исходившими от министров. Так
как министры по своему тщеславию неуклонно прово-
дили проекты, выработанные в их канцеляриях, то ме-
сто членов Государственного совета мало-помалу за-
ступили чиновники, и проекты декретов обсуждались
одним только императором в тот момент, когда нужно
было их подписывать.
Ко времени падения империи Государственный со-
вет, создавший гражданский кодекс и французскую ад-
министрацию, утратил почти всякое значение, и те, кто
умел разгадывать замыслы министров, говорили, что
его надо упразднить.
В последние годы своего царствования император
часто созывал заседания кабинета министров; к уча-
стию в них он привлекал кое-кого из сенаторов и чле-
нов Государственного совета. Там обсуждались дела, в
которые нельзя было посвятить полсотни людей. Это и
был подлинный Государственный совет. Заседания эти
имели бы огромное значение, если бы можно было
вдохнуть в них дух независимости по отношению хотя
бы к влиятельным министрам, ибо о независимости по
отношению к монарху говорить не приходится. Но кто
посмел бы сказать в присутствии графа Монталиве, что
управление внутренними делами непрерывно ухудшает-
ся? Что каждый день знаменует утрату того или иного
благодеяния революции?
Упразднив светский разговор, Наполеон иной раз,
в особенности ночью, все же чувствовал потребность в
общении с людьми. Он искал пищи для своего ума. Во
время беседы у него являлись мысли, к которым он не
пришел бы, размышляя в одиночестве. Удовлетворяя
эту склонность, он в то же время испытывал того, с
8. Стендаль. Т. XI.	113
кем говорил; или, вернее сказать, па другой день по-
литик припоминал то, что накануне слышал мысли-
тель. Так, однажды в два часа ночи он спросил одного
военного из числа своих приближенных: «Что будет
во Франции после меня?». «Ваше величество, ваш пре-
емник, который справедливо будет опасаться, как бы
в свете вашей славы он не показался ничтожным, по-
старается подчеркнуть недостатки вашего правления.
Поднимут шум из-за пятнадцати или двадцати мил-
лионов, которые вы не разрешаете вашему министру
военного снабжения уплатить несчастным Лодевским
купцам, и т. д. и т. д.». Император стал обсуждать с
ним все эти вопросы по-философски, с полной откро-
венностью, с величайшей простотой и, можно сказать,
самым вдумчивым и учтивым образом. Спустя два
месяца на заседании кабинета министров рассматри-
валась жалоба какого-то поставщика. Военный, с ко-
торым император за месяц до того беседовал, начал
говорить. «Ну,— прервал его император,— я хорошо
знаю, что вы на стороне поставщиков». Это совершен-
но не соответствовало действительности.
ГЛАВА Т.Н
О ДВОРЕ
В 1785 году существовало общество, иначе говоря,,
люди, равнодушные друг к другу, собирались в сало-
нах и таким образом доставляли себе если не бурные
наслаждения, то, по крайней мере, удовольствие, весь-
ма утонченное и постоянно возобновляющееся. Удо-
вольствие, доставляемое пребыванием в обществе, ста-
ло настолько необходимым, что в конце концов заглу-
шило потребность в великих наслаждениях, связанных
с самой сущностью природы человека, с пылкими стра-
стями и высокими добродетелями. Все возвышенное и
сильное исчезло из сердец французов. Исключением,
в редких случаях, являлась любовь *. Но поскольку
проявления сильных чувств обычно бывают разделе-
ны весьма значительными интервалами, а удовольст-
1 Мы не говорим здесь о тех девяти десятых общества, кото-
рые не обладают ни учтивостью, ни влиянием.
114
вия, испытываемые в салонах, доступны всегда, обще-
ство во Франции благодаря деспотическому владыче-
ству светского языка и манер приобрело необычайную
привлекательность.
Незаметным образом эта изысканная учтивость со-
вершенно уничтожила в богатых классах французской
нации всякую энергию. Сохранилась личная смелость,
источником которой является безграничное тщеславие,
непрестанно поддерживаемое и усиливаемое в сердцах
учтивостью.
Вот что представляла собою Франция в ту пору,
когда прекрасная Мария-Антуанетта, желая доставить
себе удовольствия, на которые может притязать хоро-
шенькая женщина, превратила двор в общество. Отны-
не благосклонный прием в Версале оказывался чело-
веку не потому, что он носил титул герцога или пэра,
а потому, что г-жа де Полиньяк соизволила найти его
приятным ’. Выяснилось, что король и королева не осо-
бенно умны. Король вдобавок был человек безвольный;
будучи по этой причине доступен влиянию всех тех,
кто навязывал ему свои советы 1 2, он не сумел ни все-
цело довериться премьер-министру, ни воссесть на ко-
лесницу общественного мнения3. Бывать при дворе
давно уже стало делом малоприбыльным, а когда пер-
вые реформы г-на де Неккера ударили по друзьям ко-
ролевы 4, эта истина стала явной для всех. С этого мо-
мента двор перестал существовать5 6.
Революция началась с энтузиазма, охватившего
возвышенные души людей всех классов. Правое крыло
Учредительного собрания оказало неуместное сопро-
тивление; чтобы сломить его, нужно было проявить
энергию; это значило призвать на поле брани всех мо-
лодых людей среднего класса, в которых чрезмерная
учтивость не ослабила воли ®. Все короли Европы объ-
1 «Мемуары» де Безаиваля.
9 Даже Пезе, посоветовавшего ему высморкаться.
3 Оказывая поддержку мудрому Тюрго
4 Г-н де Куаиьи.
6 Не подлежит сомнению, что все это будет блестяще изло-
жено в посмертном сочнненнн г-жи де Сталь, которая, по своему
дарованию, была призвана написать «Дух законов» общества.
6 Г-да Барнав, Мунье, Тибодо, Беранже, Буасси д’Англа,
братья Мерлены и т. д. и т. д.
115
единились против якобинства. Тогда Францию обуял
благородный порыв 1792 года. Потребовался новый
приток энергии, и во главе всех дел стали люди еще
более низкого происхождения или совсем еще юные *.
Самыми выдающимися из наших генералов оказались
простые солдаты, принявшиеся с легкостью командо-
вать стотысячными армиями 1 2. В эту эпоху, самую ве-
ликую в летописях Франции, учтивость была запреще-
на законом. Все лица, проявлявшие учтивость, с пол-
ным основанием возбуждали против себя подозрения
народа, окруженного изменниками и заговорами, и мы
видим, что этот народ был не так уж неправ, когда
опасался контрреволюции 3.
Однако ни законы, ни восторженные порывы не в
силах искоренить привычки, издавна усвоенные целым
народом или отдельными личностями. Когда кончился
террор, французы с упоением стали вновь предаваться
удовольствиям светской жизни 4. В салоне Барраса Бо-
напарт впервые познал те изысканные, чарующие на-
слаждения, которые может доставить утонченное об-
щество. Однако, уподобляясь тому рабу, который при-
шел на афинский рынок нагруженным червонцами, но
без мелкой монеты, он обладал умом слишком возвы-
шенным, воображением слишком пылким и страстным
для того, чтобы когда-либо иметь успех в салонах.
К тому же он начал бывать в них, когда ему испол-
нилось двадцать шесть лет и его непреклонный харак-
тер уже вполне сложился.
В первое время после возвращения Наполеона из
Египта Тюильрийский двор напоминал вечер на бива-
ке. Та же простота, непринужденность, отсутствие ост-
роумия. Одна только г-жа Бонапарт время от времени,
словно украдкой, воскрешала былую изысканность. Ее
влияние и общество ее дочери Гортензии мало-помалу
1 Дантон, Сен-Жюст, Колло д'Эрбуа, д'Эглаптнн и все те
члены Конвента и якобинской партии, которые проявили такую
энергию.
2 Генерал Гош, сын фруктовщицы; Моро, студент-юрист.
3 См. перечень заговоров этих лет в «Биографиях современ-
ников» Мишо.
4 «Балы жертв», салон г-жи Тальен.
116
несколько смягчили железный характер первого кон-
сула. Он стал восхищаться учтивостью г-на де Талей-
рана и его умением вести себя в свете. Совершенство
манер дало г-ну де Талейрану возможность держать
себя необычайно свободно ’.
Бонапарт убедился в двух вещах: в том, что, если
он хочет быть монархом, ему нужно создать двор, что-
бы пленить податливый французский народ, на кото-
рый слово «двор» оказывает неотразимое действие, и
в том, что он во власти военных. Первый же заговор
преторианцев мог свергнуть его с престола и стоить
ему жизни1 2. Свита, состоящая из обер-гофмаршала,
камергеров, конюших, министров, придворных дам, не
могла не производить впечатления на генералов гвар-
дии, которые тоже ведь были французами и питали
врожденное уважение к тому, что именуется двором.
Но деспот был подозрителен; его министр Фуше да-
же среди жен маршалов имел своих шпионов. У импе-
ратора было целых пять полиций 3, следивших одна за
другой. Одно слово, в котором звучало недостаточное
восхищение деспотизмом, а тем самым особою деспота,
могло навсегда погубить человека.
Он возбудил до крайних пределов честолюбие всех
и каждого. При монархе, который был когда-то лей-
тенантом артиллерии, и при маршалах, начавших с
профессии деревенских музыкантов или учителей фех-
тования4, каждый аудитор стремился стать минист-
ром 5 6, каждый сублейтенант мечтал о шпаге коннетаб-
ля. Наконец, император задумал в два года переженить
всех своих придворных. Ничто так не закрепощает че-
1 Анекдот о вишнях: «У вашего величества лучшие во всей
империи вишни».
2 Напомню блестяще задуманный заговор генерала Малле в
октябре 1812 года
3 Полиция самого Фуше, агенты главною инспектора жан-
дармерии, префекта полиции, начальника почтового ведомства
и, наконец, тайная полиция, непосредственно подчиненная импе-
ратору
4 Виктор, герцог Беллюнский, был музыкантом а Балансе.
Ожеро — учителем фехтования в Неаполе; в нем принял участие
Талейран, в то время бывший французским послом; когда в Неа-
поле вспыхнуло восстание, он дал Ожеро двадцать пять луидо-
ров, чтобы тот попытал счастья во Франции.
6 По примеру г-на Моле
117
ловека, как женитьба а выполнив свое намерение,
он стал требовать добрых нравов. Полиция грубейшим
образом вмешивалась в дела одной дамы, весьма не-
счастной, муж которой состоял при дворе1 2. Генералы
и молодые люди, из которых состоял этот двор, нико-
гда не знали учтивости, господство которой кончилось
в 1789 году3.
Этого было более чем достаточно для того, чтобы
помешать возрождению любви к обществу. Общество
перестало существовать. Каждый замкнулся в своей
семье; настала эпоха супружеской верности.
Один генерал, мой приятель, хотел устроить званый
обед на двадцать человек. Он отправился заказать его
к Вери, в Пале-Рояль. Выслушав его, Вери сказал:
«Вы, конечно, знаете, генерал, что я обязан сообщить
о вашем обеде полиции, чтобы она прислала на него
своего агента». Генерал очень удивился и еще больше
того рассердился. Вечером, встретив на совещании у
императора герцога Отрантского, он говорит ему:
«Черт возьми! Это неслыханное дело: я не могу при-
гласить к обеду двадцать человек без участия вашего
агента!» Министр извиняется, но не соглашается отме-
нить это условие; генерал возмущен. Наконец Фуше,
проявив догадливость, говорит генералу: «Покажите
мне список приглашенных». Тот вручает ему список.
Не прочтя и трети значившихся в нем имен, министр
улыбнулся и вернул генералу список, заявив: «Нет на-
добности приглашать незнакомых вам лиц». А ведь
все двадцать приглашенных были высокие сановники!
Ничто, кроме общественного мнения, не возбужда-
ло в императоре такой ненависти, как дух светского об-
щества. Он в бешенстве запретил «Интриганку», пьесу
1 С 1808 по 1810 год. Одному богатому парижскому ювелиру,
у которого были три дочери, он велел передать следующее: «Ге-
нерал N. женится па старшеП из ваших дочерей, которой вы да-
дите пятьдесят тысяч экю приданого». Отец, придя в отчаяние,
спешит в Тюильри, куда он имел доступ, и молит императора о
пощаде; тот повторяет ему те же слова и добавляет: «Генерал N.
завтра сделает предложение, а послезавтра состоится свадьба».
Брак оказался весьма счастливым.
2 Г-жи Рапп.
9 Министр Ролан, явившийся к королю в башмаках без
пряжек.
118
автора, продавшегося власти 1но в ней дерзали вы-
шучивать камергеров, высмеивали придворных дам, от
прихоти которых при Людовике XV зависело производ-
ство в чин полковника. Меткое изображение нравов
столь далекой эпохи глубоко возмутило Наполеона: ав-
тор осмелился насмехаться над двором!
Среди людей, от природы склонных к насмешке и
охотно рисковавших своим благополучием ради удач-
ного словца, каждый месяц появлялись новые колкие
остроты; это приводило Наполеона в отчаяние. Иной
раз смелость доходила до того, что сочинялись песен-
ки: в этих случаях он целую неделю был мрачен и
вымещал свое раздражение на начальниках своих пяти
полиций1 2. Его досада еще усугублялась тем обстоя-
тельством, что он весьма живо ощущал удовольствие
иметь двор.
Второй брак Наполеона обнаружил еще другую сла-
бость в его характере. Ему льстила мысль, что он, ар-
тиллерийский лейтенант, достиг того, что женился на
внучке Марии-Терезии. Суетная пышность и церемони-
ал двора, казалось, доставляли ему столько же удоволь-
ствия, как если бы он родился принцем. Он дошел до
такой степени безумия, что забыл свое первоначальное
звание —сына революции. Фридрих, король Вюртем-
бергский, подлинный монарх, на одном из тех съездов,
которые Наполеон созывал в Париже, чтобы оправдать
в глазах французов свой императорский титул, сказал
ему: «Я не вижу при вашем дворе исторических имен; я
приказал бы повесить всех этих людей или же заполнил
бы ими свою прихожую». Это был, пожалуй, единствен-
ный существенный совет, которому Наполеон когда-
либо последовал, притом с усердием, в достаточной ме-
ре смешным. Тотчас же сто самых знатных семейств
Франции стали просить г-на де Талейрана, чтобы он
1 Этьена.
2 Песенка Мишо:
Хоть на вес золота теперь
Мы ценны нашего героя,
Будь легче он для нас—поверь,
Его б мы оценили вдвое.
Песенка пошляка Мартепвиля, за которую ему, по особому
о нем попечению герцога Ровнго, было предписано лечение душа-
ми в Шараитоне.
119
устроил их на придворные должности. Император удив-
ленно заметил: «Когда я хотел иметь молодых дворян
в своих войсках, я не мог найти желающих».
Наполеон напомнил знатным фамилиям, что они
были знатны без него; они забыли об этом. Но уступать
этой слабости он, по собственному признанию, мог
только соблюдая величайшую осторожность: «Потому
что всякий раз, когда я прикасался к этой струне, серд-
ца их трепетали, как конь, у которого слишком натянут
повод». Он угнетал единственную страсть французов —
тщеславие. Пока он угнетал только свободу, все восхи-
щались им.
Наполеон, в молодые годы сильно нуждавшийся и
весь поглощенный серьезными занятиями, был, тем не
менее, весьма неравнодушен к женщинам. Его невзрач-
ная наружность, маленький рост, бедность не могли
внушить ему смелость и обеспечить успех. Здесь
нужно было обладать храбростью в малых дозах.
Я вполне допускаю, что он робел перед женщинами. Он
страшился их насмешек; и этот человек, не знавший
страха, в годы своего величия отомстил им тем, что
постоянно и притом цинично выражал им свое презре-
ние, которого он не проявлял бы, если бы испытывал
его на самом деле. Когда он еще не достиг могущества,
он писал своему другу, полковому казначею Рэ по пово-
ду одного страстного увлечения своего брата Люсьена:
«Женщины подобны палкам, облепленным грязью:
стоит только прикоснуться к ним, непременно запачка-
ешься». Этим малоизящным сравнением он намекал на
те неблаговидные поступки, которые женщины иной раз
заставляют нас совершать. Слова эти оказались про-
роческими.
Наполеон ненавидел женщин потому, что безумно
боялся насмешек, на которые они такие мастерицы;
встретившись на званом обеде с г-жою де Сталь, кото-
рую ему так легко было бы привлечь на свою сторону,
он грубо заявил, что ему нравятся только женщины,
занимающиеся своими детьми. Говорят, будто он хотел
обладать и через посредство своего камердинера Кон-
стана 1 действительно обладал почти всеми женщинами
1 Точно переведено нз сочинений Гольдсмнта.
120
своего двора. Одна из них, незадолго перед тем вышед-
шая замуж, на второй день после своего появления в
Тюильри говорила своим приятельницам: «Боже мой, я
не понимаю, чего нужно от меня императору; я получи-
ла приглашение явиться к восьми часам в его личные
покои». Когда на другой день дамы спросили ее, видела
лн она императора, она залилась краской.
Император, сидя за столиком, при сабле, подписы-
вает декреты. Дама входит; он, не вставая, предлагает
ей лечь в постель. Вскоре после этого он с подсвечником
в руках провожает ее и снова садится читать, исправ-
лять, подписывать декреты. На самое существенное в
свидании уходило не более трех минут. Зачастую его
мамелюк находился тут же, за ширмой *. С мадмуа-
зель Жорж у него было шестнадцать таких свиданий, и
во время одного из них он вручил ей пачку банковых
билетов. Их оказалось девяносто шесть. Всеми этими
делами ведал камердинер Констан. Иногда Наполеон
предлагал даме снять рубашку и отсылал ее, не сдви-
нувшись с места.
Такое поведение императора возмущало парижских
женщин. Его манера выпроваживать их через две — три
минуты, зачастую даже не отстегнув сабли, и снова са-
диться за свои декреты казалась им невыносимой.
Этим он подчеркивал свое презрение к ним. Если бы он
хоть немного отличил какую-нибудь из них, так, чтобы
ее можно было считать его любовницей, и кинул ей две
префектуры, двадцать дипломов на звание капитана и
десять аудиторских должностей, которые она могла бы
распределить по своему усмотрению,— все в один голос
заявили бы, что он любезнее Людовика XIV. Что ему
стоило это сделать? Разве он не знал, что по представ-
лению своих министров он иной раз давал назначения
людям, которым покровительствовали их любовницы?
Он был жертвой боязни проявить свою слабость.
А ведь здесь дело обстояло так же, как и с религией.
Разве опытному политику надлежало считать слабостью
то, что привлекло бы к нему всех женщин? Они не ста-
1 Этот мамелюк и Констан, получавшие от своего повелителя
по двадцать тысяч ливров ежегодной ренты, проявили величай-
шую неблагодарность: они даже не последовали за ним на остров
Эльба. Они живут сейчас в Париже в полное свое удовольствие.
121
ли бы так восторженно махать платками при вступле-
нии Бурбонов.
Но он ненавидел их, а страх не рассуждает. Жена
одного из его министров согрешила один-единственный
раз; он имел жестокость сказать об этом мужу. Бедняга,
обожавший свою жену, упал в обморок. «И вы, Маре,
воображаете, что вы — не рогоносец? Ваша жена в
прошлую среду изменила вам с генералом Пнр...»
Нельзя вообразить ничего более пошлого, можно
даже сказать более глупого, чем те вопросы, которые
он предлагал женщинам на балах парижского муници-
палитета. Этот обворожительный человек мрачным,
скучающим тоном спрашивал: «Как вас зовут? Чем за-
нимается ваш муж? Сколько у пас детей?» Когда он
хотел оказать даме особое внимание, он задавал ей еще
четвертый вопрос: «Сколько у вас сыновей?»
Для дам, имевших доступ ко двору, высшей мило-
стью считалось приглашение на интимный прием к им-
ператрице. После пожара во дворце князя Шварценбер-
га император пожелал отличить нескольких дам, кото-
рые при этой великой опасности, возникшей внезапно,
среди блестящего бала, проявили твердость духа.
Прием, назначенный в Сен-Клу, начался в восемь
часов. Кроме императора и императрицы, присутство-
вали семь дам и г-да де Сепор, де Монтескыо и де
Богарне. В довольно тесной комнате семь дам в пышных
придворных туалетах расселись вдоль стен, в то время
как император, сидя за маленьким столиком, просма-
тривал бумаги. После пятнадцати минут глубокого мол-
чания он поднялся и заявил: «Я устал работать; позови-
те Кост£, я посмотрю планы дворцов».
Барон Коста, человек чрезвычайно спесивого вида,
является, держа под мышкой кипу планов. Император
желает узнать, какие расходы предположены на буду-
щий год в Фонтенебло, где за пять лет должны быть
закончены все сооружения. Он начинает сам просмат-
ривать смету, время от времени останавливаясь, чтобы
делать г-ну Коста замечания. Произведенные послед-
ним расчеты количества земли, потребной для засып-
ки какого-то пруда, кажутся ему неправильными; он
начинает сам делать вычисления на полях доклада;
забыв посыпать цифры песком, он стирает их и пач-
122
кает себе руки. Он ошибается в подсчете; г-н Коста на
память называет ему цифры. За это время он два или
три раза обращается к императрице: «Что же дамы все
время молчат?» Тогда приглашенные шепотом, в
двух — трех словах выражают восхищение универсаль-
ностью талантов его величества. Затем снова воцаряет-
ся гробовая тишина. Проходит еще три четверти часа;
император снова обращается к императрице: «Дамы
все время молчат. Друг мой, вели принести лото». Зво-
нят; приносят лото; император продолжает свои вы-
числения. Он велит подать себе лист бумаги и все пе-
ресчитывает заново. Время от времени он из-за своей
стремительности делает ошибку и раздражается. В эти
неприятные минуты игрок в лото, объявляющий номе-
ра, еще более понижает голос; он почти беззвучно ше-
велит губами. Окружающие его дамы с трудом угады-
вают цифры, которые он называет. Наконец бьет десять
часов, унылая игра в лото прекращается; вечер закон-
чен. В прежние времена люди, вернувшись в Париж,
всюду рассказывали бы о приеме в Сен-Клу. Теперь
этого уже недостаточно; создать двор — дело нелегкое.
Императору на редкость повезло: счастливая
звезда столкнула его с человеком, словно созданным
для того, чтобы возглавить двор. То был граф де Нар-
бонн, вдвойне сын Людовика XV ’. Он хотел назначить
графа гофмейстером императрицы Марии-Луизы, но
императрица, как это ни удивительно, имела мужество
воспротивиться этому решению. «У меня нет причин
быть недовольной нынешним моим гофмейстером, гра-
фом де Богарне». «Но ведь он так глуп!» «Об этом
вашему величеству следовало подумать при его назна-
чении. Но раз уж он состоит при мне, невозможно уво-
лить его без всякого к тому основания, а главное —
без моего согласия».
Император не догадался сказать графу де Нарбон-
пу: «Вот вам пять миллионов на один год и неограни-
ченные полномочия по части всех этих безделок; соз-
дайте мне приятный двор». Одного присутствия этого
1 Тот самый граф де Нарбоип, который, будучи в начале ре-
волюции военным министром, объявил войну всем державам и
совершал свои военные объезды в сопровождении г-жн де Сталь.
123
обворожительного человека было бы достаточно. Им-
ператору следовало хотя бы поручить графу заготовить
для него некоторый запас любезных светских фраз.
Министр полиции не замедлил бы любую из них объ-
явить верхом совершенства. Вместо этого император
словно нарочно образовал двор из самых скучных лю-
дей, каких только можно было найти. Князь Невша-
тельский, обер-шталмейстер, отнюдь не способствовал
оживлению общества, в котором он почти всегда имел
хмурый вид. Г-н де Сегюр в свое время был человек
весьма любезный1, чего никак нельзя сказать о г-дах
де Монтескью, де Богарне, де Тюренне и даже о бед-
няге Дюроке, который, по слухам, был с императором
на «ты», когда они оставались вдвоем. Нельзя предста-
вить себе ничего более бесцветного, чем сборище всех
этих шталмейстеров и камергеров. Чго касается по-
следних, то число их в дворцовых приемных не превы-
шало двенадцати, вдобавок это был всегда один и тот
же состав, и среди них — ни одного, кто способен был
бы разогнать скуку, царившую при дворе. Я склонен
думать, что император, совершенно не умевший зани-
мать общество, недолюбливал людей, обладавших этим
талантом, который так необходим при дворе, если хо-
тят, чтобы двор соперничал с буржуазией. Все при-
дворные в Сен-Клу были весьма приличными людьми.
При этом дворе, снедаемом честолюбием, совсем не
было мелкой подлости; но зато там царила удручающая
скука. Император ни на минуту не переставал быть
гением. Он по природе своей неспособен был развле-
каться. В театре он либо скучал, либо увлекался до
такой степени, что следил за спектаклем и наслаждал-
ся им с тем же напряженным вниманием, с каким ра-
ботал. Так, например, прослушав «Ромео и Джульетту»
и арию «ОтЬга adorata, aspetta» в исполнении Кре-
шентини, он обезумел от восторга, а придя в себя, тот-
час послал певцу орден Железной короны. То же про-
1 Монарх поручил ему выработать церемониал император-
ского двора (объемистый том в 396 страниц, изданный в 1808 го-
ду Галаном) и разделаться с философией в Академии, в день
приема в число ее членов графа Траси Было забавно слышать,
в каких высокопарных выражениях обер-камергер осуждал бед-
ную философию В 1817 году, оказавшись без должности, обер-
камергер примкнул к либералам
124
исходило с ним, когда он смотрел Тальма в пьесах
Корнеля, или читал Оссиана, или когда, по его распо-
ряжению, на вечерах у принцессы Полины и короле-
вы Гортензии играли старинные кадрили и он с увле-
чением танцевал. У него никогда не было хладнокро-
вия, необходимого для того, чтобы быть любезным;
словом, Наполеон не мог быть Людовиком XV.
Так как искусства за время Революции и с момента
падения ложной учтивости сделали огромные успехи,
а император обладал отличным вкусом и к тому же
требовал, чтобы все те деньги, которые он щедро раз-
давал в виде жалованья и наград, расходовались,—
празднества в Тюильри и Сен-Клу были восхититель-
ны. Недоставало только людей, которые умели бы раз-
влекаться. Не было возможности вести себя непринуж-
денно, отдаваться веселью; одних терзало честолюбие,
других — страх, третьих волновала надежда на успех.
Во времена Людовика XV карьера придворного была
предначертана, только необычайные обстоятельства
могли что-либо в ней изменить. Хорошенькая герцоги-
ня Бассанская дает балы, имеющие большой успех.
Первые два милы, третий очарователен. Император,
увидев ее в Сен-Клу, заявляет ей, что министру не по-
добает принимать гостей во фраке, и в конце концов
доводит ее до слез.
Очевидно, у высших сановников общество могло
собираться лишь постольку, поскольку оно пребывало
в состоянии сдержанности, принуждения и скуки. Злей-
шие враги встречались друг с другом. Интимных круж-
ков не существовало.
Низость придворных не выражалась в любезно-
стях, как это было при Людовике XV.
Граф Лаплас, канцлер сената, устраивает сцену
жене, потому что она одета недостаточно нарядно на
приемах у императрицы. Бедняжка, женщина очень
кокетливая, покупает восхитительное платье, настоль-
ко восхитительное, чго, к несчастью, оно обращает на
себя внимание императора, который, войдя в зал, пря-
мо подходит к ней и в присутствии двухсот человек го-
ворит: «Как вы одеты, госпожа Лаплас! Ведь вы уже
старуха! Такие платья годятся для молоденьких жен-
щин; в вашем возрасте они уже невозможны».
125
К сожалению, г-жа Лаплас, известная своими пре-
тензиями, как раз переживала тот трудный момент,
когда красивой женщине следует признаться себе, что
она уже немолода. Бедняжка вернулась домой совсем
расстроенная. Эта выходка была настолько жестока,
что сенаторы, дружески расположенные к г-же Лап-
лас, хотя сами и не затрагивали этого больного во-
проса, однако готовы были, если бы она с ними заго-
ворила об этом, признать монарха неправым. Но
г-н Лаплас во всеуслышание заявил жене: «Что за не-
лепая мысль, сударыня, нарядиться как молоденькая
девушка! Вы никак не хотите примириться с тем, что
стареете. А ведь вы уже не молоды! Император прав!..»
Целую неделю все только и говорили, что об этих сло-
вах, характерных для придворного; надо признать, что
благородства в них было мало и что вся эта история
не делает чести ни господину, ни слуге.
ГЛАВА LHI
ОБ АРМИИ
Назначения, которые Наполеон делал во время по-
стоянных своих смотров, опрашивая солдат и сообра-
зуясь с мнением полка, были весьма удачны; назначе-
ния, исходившие от князя Невшательского, никуда не
годились Ума, а тем более малейших признаков пыл-
1 Князь Невшательский обладал всеми нравственными каче-
ствами, присущими порядочному человеку, но в его способностях
позволительно усомниться
В конце рукописи — следующее суждение:
Князь Невшательский, последовательно занимавший в Вер-
сале ряд низших придворных должностей, сын человека, кото-
рый своими географическими трудами снискал расположение
Людовика XV, никогда не испытывал того восторга перед рес-
публикой, которым в молодости горело большинство наших гене-
ралов. Это был законченный продукт того воспитания, которое
давалось при дворе Людовика XVI; весьма порядочный человек,
ненавидевший все, что носило отпечаток благородства или вели-
чия. Из всех военных он наименее способен был постичь подлин-
но римский дух Наполеона; вот почему он хотя и нравился дес-
поту своими замашками царедворца, однако постоянно раздра-
жал великого человека своими взглядами, проникнутыми духом
126
кой любви к родине было достаточно, чтобы человека
неизменно обходили повышением. Очевидно, однако,
глупость считалась необходимой только для офице-
ров гвардии, от которых прежде всего требовалась пол-
ная невозмутимость во всем, что касалось политики.
Они должны были быть слепыми орудиями воли Маго-
мета.
Общественное мнение считало желательным замену
начальника главного штаба герцогом Далматским или
графом Лобау. Князю Невшательскому назначение лю-
бого из них доставило бы большее удовольствие, неже-
ли им самим. Тяготы, связанные с этой должностью,
неимоверно его утомляли; он целыми днями сидел, по-
ложив ноги на письменный стол, развалясь в кресле,
и вместо того, чтобы отдавать распоряжения, на все
обращенные к нему вопросы отвечал посвистыванием.
Великолепны по своим качествам во французской
армии были унтер-офицеры и солдаты. Так как найти
заместителя для военной службы можно было только
за большие деньги, то все сыновья мелкой буржуазии
волей-неволей шли в солдаты, а благодаря обучению
в военных школах они читали «Эмиля» и «Записки о
галльской войне» Юлия Цезаря. Не было сублейтенан-
та, который не питал бы уверенности, что стоит ему
храбро сражаться и не попасть под шальпое ядро — и
он станет маршалом Империи. Эта блаженная иллю-
зия сохранялась до производства в чин бригадного ге-
нерала. Тогда в прихожей вице-коннетабля военным
становилось ясно, что преуспеть — если только не
представится случай совершить подвиг на глазах у ве-
ликого человека — можно только путем интриг. На-
чальник главного штаба окружил себя подобием двора,
старого порядка. Сделавшись начальником главного штаба п кня-
зем, он долго раздумывал над тем, какой формулой вежливости
ему надлежит заканчивать свои письма. Известно, что прибли-
женные к нему льстецы производили тщательные розыски в На-
циональной библиотеке; но ни одно из их предложений не пока-
залось ему приемлемым; в конце концов ои решил заканчивать
свои письма без всякой формулы вежливости и просто подписы-
вать нх своим княжеским именем: Александр. Впрочем, в част-
ной жизни он обладал всеми добродетелями; ои был ничтожен
лишь как правитель и полководец. Несмотря на некоторую рез-
кость, он был приятен в обществе.
127
чтобы подчеркнуть свое превосходство над теми мар-
шалами, которые — он сам это сознавал — были та-
лантливее его. По своей должности князь Невшатель-
ский ведал производством во всех войсках, располо-
женных за пределами отечества; от военного министра
зависело лишь производство тех, кто служил в преде-
лах Франции, где, по общему правилу, повышение да-
валось только за боевые заслуги. Однажды в заседа-
нии Совета министров почтенный генерал Дежан, ми-
нистр внутренних дел, генерал Гассенди и некоторые
другие в один голос стали упрашивать его величество
назначить батальонным командиром артиллерийского
капитана, стяжавшего большие заслуги на службе
внутри страны. Военный министр напомнил, что за по-
следние четыре года император трижды вычеркивал
фамилию этого офицера в декретах о производстве в
более высокий чин. Все, отбросив официальную сдер-
жанность, уговаривали императора. «Нет, господа, я
никогда не соглашусь дать повышение человеку, ко-
торый уже десять лет как не был в бою; но ведь всем
известно, что мой военный министр умеет хитростью
добиться моей подписи». На другой день император,
не читая, подписал декрет о назначении этого достой-
ного человека батальонным командиром
На войне император после победы или просто удач-
ного дела одной какой-нибудь дивизии всегда устраи-
вал смотр. Объехав в сопровождении полковника ряды
и поговорив со всеми солдатами, чем-либо отличивши-
мися, он приказывал бить сбор; офицеры толпой окру-
жали его. Если кто-либо из эскадронных командиров
был убит в бою, он громко вопрошал: «Кто самый храб-
рый капитан?» В пылу энтузиазма, возбужденного
победой и присутствием великого полководца, люди
говорили искренне, и ответы их были чистосердечны.
Если самый храбрый капитан не обладал нужными для
эскадронного командира способностями, его повышали
в чине по ордену Почетного Легиона, а затем импера-
тор снова задавал вопрос: «После него кто же самый
храбрый?» Князь Невшательский карандашом отмечал
награждения, и как только император направлялся в
другой полк, командир полка, в котором он побывал,
утверждал офицеров в новых должностях.
128
В эти минуты мне нередко приходилось видеть, как
солдаты плакали от любви к великому человеку. Одер-
жав победу, этот изумительный полководец приказы-
вал немедленно составить список тридцати — сорока
человек, представляемых к награждению орденом По-
четного Легиона или к повышению по службе. Списки
эти, зачастую составленные на поле битвы, нацарапан-
ные карандашом, почти всегда собственноручно подпи-
санные Наполеоном и, следовательно, по сей день
хранящиеся в государственных архивах, когда-нибудь
после его смерти явятся волнующим историческим до-
кументом. В тех весьма редких случаях, когда генерал
не догадывался составить список, император грубовато
заявлял: «Я жалую такому-то полку десять офицер-
ских и десять солдатских крестов Почетного Легиона».
Такой способ награждения несовместим со славой.
Когда он посещал госпитали, перенесшие ампута-
цию и находившиеся при смерти офицеры, над изго-
ловьями которых булавками были приколоты красные
кресты Почетного Легиона, решались иной раз просить
его о награждении орденом Железной короны. Однако
он не всегда удовлетворял такие просьбы: это была
высшая военная награда
Культ доблести, непредвиденность событий, все-
поглощающее влечение к славе, заставлявшие людей
через четверть часа после награждения с «радостью
идти на смерть,— все это отдаляло военных от интриг.
ГЛАВА L1V
ЕЩЕ ОБ АРМИИ
Постепенно дух армии менялся; из суровой, респуб-
ликанской, героической, какою она была при Маренго,
она становилась все более эгоистичной и монархиче-
ской. По мере того как шитье на мундирах делалось
все богаче, а орденов на них все прибавлялось, сердца,
бившиеся под ними, черствели. Те из генералов, ко-
торые с энтузиазмом отдавались военному делу (на-
пример, генерал Дезэ), были удалены из армии или
отодвинуты па второй план. Восторжествовали интри-
ганы, и с них император не решался взыскивать за
9. Стендаль. Т. XI.	129
проступки. Один полковник, который обращался в бег-
ство или прятался где-нибудь во рву всякий раз, когда
его полк шел в атаку, был произведен в бригадные ге-
нералы и назначен в одну из внутренних областей
Франции. Ко времени похода в Россию армия уже до
такой степени прониклась эгоизмом и развратилась,
что готова была ставить условия своему полководцу *.
Вдобавок бездарность* 2 начальника главного штаба,
наглость гвардии, которой во всем оказывалось пред
почтение3 и которая давно уже, на правах неприкосно-
венного резерва, не участвовала в боях, отвращали от
Наполеона множество сердец. Воинская доблесть ни-
сколько не уменьшилась (солдат из народа, обуревае-
мого тщеславием, всегда будет готов тысячу раз риск-
нуть жизнью, чтобы прослыть самым храбрым из всей
роты), ио, утратив привычку к повиновению, солдаты
перестали быть благоразумными и бессмысленно рас-
точали свои физические силы, вместе с которыми, есте-
ственно, гибла и храбрость.
Один из моих приятелей, полковник, по пути в Рос-
сию рассказал мне, что за три года через его полк про-
шло тридцать шесть тысяч человек. Образованность,
дисциплина, выдержка, готовность повиноваться осла-
бевали с каждым годом. Некоторые маршалы, как, на-
пример, Даву или Сюше, еще имели власть над своими
корпусам^; большинство же, казалось, сами насаждали
беспорядок. Армия утратила сплоченность. Отсюда те
победы, которые казакам, этим плохо вооруженным
крестьянам, суждено было одержать над самой храброй
армией всего мира. Я видел, как двадцать два казака,
из которых самому старшему, служившему второй год,
было лишь двадцать лет, расстроили и обратили в бег-
ство конвойный отряд в пятьсот французов; это случи-
лось в 1813 году, во время Саксонской кампании4. Эти
* «Ставить условия» кажется мне неточным; возможно, я
запамятовал, как было дело.
2 Осторожно- вместо «бездарность» — «ошибки».
3 Приказ по армии, объявленный в Москве около 10 октяб-
ря, относительно тех унтер-офицеров и солдат, которые были не
в силах делать по десять лье в день
4 Под Гёрлицем, в нескольких шагах от дома, где только что
скончался герцог Фриульский.
130
казаки оказались бы бессильными против республи-
канской армии времен Маренго. А 1ак как подобной
армии уже не будет, то монарх, повелевающий каза-
ками, повелевает миром1.
ГЛАВА LV
Мысль о войне с Россией, осуществленная импера-
тором, была популярна во Франции с того времени, как
Людовик XV, по своему безволию, допустил раздел
Польши. Так как Франция, где численность населения
не изменялась, расположена посреди государств, насе-
ление которых увеличивалось, то ей предстояло рано
или поздно либо вновь утвердиться на первом месте,
либо отойти на второстепенное. Всем монархам нужна
была успешная война с Россией, чтобы отнять у нее
возможность вторгнуться в среднюю Европу. Разве не
было естественным воспользоваться в этих целях мо-
ментом, когда Францией правил великий полководец,
своим искусством возмещавший огромные невыгоды
положения этой страны?
Помимо этих причин общего порядка, война 1812 го-
да являлась естественным следствием Тильзитского ми-
ра, и справедливость была на стороне Наполеона. Рос-
сия, давшая слово не допускать английские товары, не
смогла выполнить свое обязательство. Наполеон воору-
жился, чтобы покарать ее за нарушение договора, ко-
торому она обязана была своим существованием, ибо
в Тильзите Наполеон имел возможность сокрушить ее.
Отныне государи будут знать, что никогда не следует
щадить побежденного монарха.
ГЛАВА LVI
Немногим более столетия тому назад местность, где
построена прекраснейшая из столиц — Петербург, была
пустынным болотом, а все окрестные области находи-
1 См. «Путешествие в Вену в 1809 году» г-на К а д е-Г а с-
сикура. Он не продажный писака.
Эта глава связывает главы о Государственном совете н о
дворе с ходом событий.
131
лись под властью Швеции, в те времена союзницы и со-
седки Польши,—королевства, насчитывавшего семна-
дцать миллионов населения. Со времен Петра Велико-
го Россия твердо верила, что в 1819 году, если только
у нее хватит на это энергии, она будет владычицей Ев-
ропы и что единственной державой, способной ей про-
тивостоять, будет Америка. Мне могут сказать, что это
значило загадывать очень далеко; посмотрите, какое
огромное расстояние отделяет нас от Тильзитского ми-
ра 1807 года! С момента его заключения все военные
предсказывали, что если когда-либо произойдет война
между Россией и Францией, опа будет иметь решаю-
щее значение для одного из этих двух государств; и
лучшие шансы были не на стороне Франции. Ее кажу-
щееся превосходство зависело от существования одно-
го человека. Силы России быстро возрастали и зависели
от естественных условий; вдобавок Россия была непри-
ступна. Для русских существует лишь одна преграда,
а именно знойный климат. За три года они в своей мол-
давской армии потеряли от болезней тридцать шесть
генералов и сто двадцать тысяч солдат.
Поэтому Наполеон имел все основания стремиться
остановить Россию, пока во Франции абсолютным мо-
нархом был великий человек. Римский король, рожден-
ный на престоле, по всей вероятности, не стал бы вели-
ким человеком, а еще менее — деспотическим госуда-
рем. Рано или поздно Сенат и Законодательный корпус
приобрели бы известную силу, и нет сомнения, что гос-
подство французского императора после смерти Напо-
леона рухнуло бы и в Италии и в Германии.
Благодаря своим связям со Стокгольмом и Кон-
стантинополем Польша была надежным оплотом для
средней Европы. Австрия и Пруссия по глупости, а Лю-
довик XV по своей бездарности содействовали разру-
шению этого единственного залога будущей их безопас-
ности. Наполеон не мог не стремиться восстановить
этот оплот.
Быть может, история осудит его за то, что в Тильзи-
те он заключил мир; если только он имел возможность
поступить иначе, это была великая ошибка; русская
армия была истощена и ослаблена, и сам Александр
видел все ее недостатки.
132
«Я выиграл время»,— сказал он после Тильзита, и
никогда еще отсрочка ие была лучше использована. За
пять лет русская армия, и без того чрезвычайно храб-
рая, получила организацию, немногим уступающую
французской, обладая вдобавок гем огромным пре-
имуществом, что четыре русских солдата обходят-
ся своей родине не дороже, чем Франции один ее
солдат.
Все русское дворянство в той или иной мере заин-
тересовано в коммерческих выгодах, требующих мир-
ных отношений с Англией. Когда государь оказывает
ему противодействие, оно его устраняет; поэтому Рос-
сии так же необходимо было воевать с Францией, как
Франции — воевать с Россией.
Если война была неизбежна, то правильно ли по-
ступил Наполеон, объявив ее в 1812 году? Он опасался,
что Россия заключит мир с Турцией, что английское
влияние в Санкт-Петербурге усилится и, наконец, что
неудачи в Испании, которых уже нельзя было скрывать,
дадут его союзникам смелость вернуть себе былую не-
зависимость.
Некоторые из его советников пытались доказать ему,
что было бы благоразумно послать еще восемьдесят ты-
сяч человек в Испанию и довершить начатое там дело,
прежде чем «ринуться в северные дебри» (подлинное
их выражение). Наполеон ответил, что считает более
благоразумным задержать английскую армию в Испа-
нии. «Если я выгоню их оттуда, они высадятся в Кенигс-
берге».
24 июня 1812 года Наполеон во главе четырехсотты-
сячной армии перешел Неман у Ковно. Вся средняя
Европа пыталась уничтожить будущего своего власте-
лина. Начало кампании ознаменовалось двумя крупны-
ми политическими неудачами. Турки, люди столь же
глупые, как и порядочные, заключили с Россией мир, а
Швеция, трезво оценив свое положение, выступила про-
тив Франции.
После битвы под Москвой Наполеон получил воз-
можность отвести войска на зимние квартиры и восста-
новить Польшу, в чем и состояла истинная цель войны;
он достиг этого почти без борьбы. Из тщеславия и же-
лания загладить свои испанские неудачи он решил взять
133
Москву. Этот неосторожный шаг не имел бы вредных
последствий, если бы император остался в Кремле не
более трех недель, но посредственность его полити-
ческого дарования проявилась и здесь; она была при-
чиной того, что он потерял свою армию
Наполеон занял Москву 14 сентября 1812 года; ему
следовало выступить оттуда 1 октября. Он стал жертвой
ложной надежды заключить мир; если бы Москва была
им эвакуирована своевременно, ее героическое сожже-
ние 1 было бы смешным.
Около 15 октября, хотя погода стояла прекрасная
и морозы не превышали трех градусов, всем стало яс-
но, что надо срочно принять какое-нибудь решение; воз-
можны были три плана:
1)	отступить к Смоленску, занять линию Днепра и
дать Польше прочное устройство;
2)	перезимовать в Москве, питаясь запасами, най-
денными в погребах и подвалах, и пожертвовав ло-
шадьми, мясо которых можно было засолить, а весной
двинуться на Петербург;
3)	и, наконец, третий: пользуясь тем, что русская
армия, 7 сентября1 2 понесшая сильный урон, отступила
влево от Москвы, фланговым движением двинуться
вправо и занять беззащитный Петербург, жители кото-
рого отнюдь не испытывали желания сжечь город. При
такой ситуации заключение мира было бы обеспечено.
Если бы французская армия обладала энергией, окры-
лявшей ее в 1794 году, был бы принят именно этот
план; но одного только разговора о нем было бы до-
статочно, чтобы привести в содрогание наших разбога-
тевших маршалов и вылощенных бригадных генералов,
вращавшихся в придворных сферах.
Одно из неудобств этого плана состояло в том, что
пришлось бы в продолжение пяти месяцев быть до из-
вестной степени разобщенными с Францией, а между
тем заговор Малле показал, каким людям была вверена
власть в отсутствие монарха, неусыпно за всем наблю-
давшего. Если бы Сенат или Законодательный корпус
имели хоть какое-нибудь значение, отсутствие главы
1 Пожар в Москве начался в ночь с 14 па 15 сентября.
2 При Бородине.
134
государства не явилось бы роковым. Во время похода
из Москвы на Петербург левый фланг был бы свободен,
и Наполеон мог бы в продолжение целого месяца еже-
дневно посылать курьеров в Париж и управлять Фран-
цией. Назначив регентшей Марию-Луизу, начальником
гражданского управления Камбасереса, а военного —
князя Экмюльского, можно было наладить дело. Ней
или Гувьон-Сеи-Сир в Мит аве и Риге могли каждый
месяц посылать одного — двух курьеров, да и сам На-
полеон мог побывать в Париже, так как русская армия
в России в продолжение трех месяцев была бы обречена
на бездействие. При тамошних жестоких морозах че-
ловек может уцелеть только в том случае, если он де-
сять часов в день проводит у печки; русская армия при-
была в Вильну не в лучшем виде, чем наша.
Из трех возможных планов выбрали наихудший; но
еще хуже было то, что его выполнили самым нелепым
образом, потому что Наполеон уже не был тем пол-
ководцем, который предводительствовал армией в
Египте.
Дисциплина в армии расшаталась от грабежей, ко-
торые поневоле пришлось разрешить солдатам в Моск-
ве, раз их не снабжали продовольствием. Ничто, при
характере французов, не является столь опасным, как
отступление, а при опасности более всего необходима
дисциплина, иначе говоря — сила.
Следовало в пространном воззвании объявить ар-
мии, что ее ведут в Смоленск; что за двадцать пять дней
ей придется пройти девяносто три лье, что каждый сол-
дат получит по две бараньих шкуры, по подкове, по два
десятка гвоздей и по четыре сухаря; что на каждый
полк можно дать не более шести повозок и ста вьючных
лошадей; наконец, что в продолжение двадцати пяти
дней всякий акт неповиновения будет караться смерт-
ной казнью. Всем полковникам и генералам должно
было быть предоставлено право выносить при участии
двух офицеров смертные приговоры солдатам, уличен-
ным в мародерстве и неповиновении, и немедленно рас-
стреливать виновных.
Следовало подготовить армию к походу достаточ-
ным питанием в течение недели и раздать немного вина
и сахару. По пути из Витебска в Москву солдатам при-
135
шлось сильно голодать, так как из-за недостаточной
распорядительности интендантство умудрилось остать-
ся в Польше без хлеба.
Наконец, приняв все эти меры, следовало возвра-
титься в Смоленск, по возможности уклоняясь от той
опустошенной во время продвижения к Москве дороги,
на которой русские сожгли все города: Можайск,
Гжатск, Вязьму, Дорогобуж и т. д.
По всем этим пунктам поступили как раз обратно
тому, что предписывалось благоразумием. Наполеон,
уже не решавшийся приговорить к расстрелу хотя бы
одного солдата, тщательно избегал всякого напомина-
ния о дисциплине. На обратном пути из Москвы в Смо-
ленск впереди армии шло тридцать тысяч трусов, при-
творявшихся больными, а на самом деле превосходно
себя чувствовавших в течение первых десяти дней. Все,
что эти люди не съедали сами, они выбрасывали или
сжигали. Солдат, верный своему знамени, оказывался
в дураках. А так как французу это ненавистнее всего,
то вскоре под ружьем остались одни только солдаты ге-
роического склада или же простофили.
Во время отступления солдаты неоднократно гово-
рили мне (хотя я ие могу этому поверить, так как не
видел такого приказа), что князь Невшательский при-
казом по армии, объявленным в Москве около 10 ок-
тября, разрешил всем солдатам, чувствовавшим себя
не в силах делать по десять лье в день, покинуть Моск-
ву, не дожидаясь выступления армии. Умы немедленно
разгорячились, и солдаты начали прикидывать, во
сколько дней они могли бы добраться до Парижа.
ГЛАВА LV1I
Наполеон говорил: «Если я добьюсь успеха в Рос-
сии, я буду владыкой мира». Он потерпел поражение —
не от людей, а от собственной своей гордыни и от кли-
матических условий1 ,— и Европа начала вести себя по-
иному. Мелкие государи перестали трепетать, сильные
1 Было бы ошибкой думать, что зима в 1812 году наступила
рано; напротив, в Москве стояла прекраснейшая погода. Когда
мы выступили оттуда 19 октября, было всего три градуса моро-
за, и солнце ярко светило
136
монархи отбросили колебания; все они обратили взоры
на Россию; она стала средоточием неодолимого сопро-
тивления.
Английские министры — люди, имеющие влияние
только потому, что они умеют извлекать выгоду из той
самой свободы, которую ненавидят,— не учли этой воз-
можности. Россия воспользуется тем положением, ко-
торого она благодаря им достигла, чтобы возобновить
начинания Наполеона, притом гораздо более успешно,
ибо ее действия не будут связаны с жизнью одного че-
ловека; мы еще увидим русских в Индии.
В России никто еще не изумляется господству деспо-
тизма. Он неразрывно связан с религией, и поскольку
носителем его является человек кроткий и любезный,
как никто другой, деспотизмом там возмущаются лишь
немногие философски настроенные люди, побывавшие
в чужих краях. Не воззвания и не награды воодушев-
ляют русских солдат на бой, а приказания святого угод-
ника Николая. Маршал Массена рассказывал в моем
присутствии, что русский, когда рядом с ним падает
смертельно раненный его земляк, настолько уверен в
том, что он воскреснет у себя на родине, что поручает
ему передать привет своей матери. Россия, подобно Ри-
му *, имеет суеверных солдат, которыми командуют на-
чальники, столь же просвещенные, как и мы 1 2.
Когда Наполеон сказал в Варшаве: «От великого до
смешного один шаг»,— он ясно сознавал, что поток ис-
тории изменил свое течение. Но к этим словам он еще
прибавил: «От успехов русские осмелеют; я дам им
два — три сражения между Эльбой и Одером и через
полгода снова буду на Немане».
Битвы под Люненом и Вурценом были последним
напряжением сил великого народа, доблесть которого
уничтожалась мертвящей тиранией. Под Люненом сто
пятьдесят тысяч солдат из тех когорт, которые никогда
еще не были в огне, впервые приняли участие в сра-
1 Монтескье о религии римлян.
2 См памфлет сэра Роберта Уильсона 1817 года. В 1810 и
1811 годах по приказу русского военного министра все военные
распоряжения Наполеона переводились на русский язык и
осуществлялись.
137
женин. Зрелище ужасной резни ошеломило этих моло-
дых людей. Победа нисколько не подняла дух армии.
Перемирие было необходимо.
ГЛАВА LVIII
26 мая 1813 года Наполеон был в Бреславле. Там
он в трех отношениях проявил безрассудство: он пере-
оценил свою армию, переоценил глупость министров
иностранных держав и переоценил дружеское располо-
жение к себе государей. В свое время он создал и спас
от гибели Баварию, император австрийский был его те-
стем и тем самым естественным врагом России. Наполе-
он стал жертвой этих двух громких фраз.
Передышкой следовало воспользоваться для того,
чтобы вконец истощить покоренные страны и за десять
дней до истечения срока перемирия укрепиться во
Франкфурте-на-Майне. Все неудачи похода в Россию
были бы заглажены, иными словами, в отношении
Франции империя не была бы расчленена; но по ту сто-
рону Эльбы Наполеон уже пользовался влиянием лишь
постольку, поскольку он был самым могущественным
из европейских государей.
Силезская кампания, ведение которой весьма не-
удачно было поручено маршалу Макдональду, извест-
ному одними лишь поражениями, битва под Дрезденом,
оставление на произвол судьбы корпуса маршала Сен-
Сира, битва при Лейпциге, битва при Ганау —все это
представляет собою скопление огромных ошибок ’, со-
вершить которые мог только величайший из полковод-
цев, живших после Юлия Цезаря 2.
Что касается мира, заключить который беспрестанно
предлагали Наполеону, то когда-нибудь мы узнаем, бы-
1 Ярость Наполеона после капитуляции Дюпона. Совет, на
котором присутствовал г-н де Сен-Валье Стекла окон Тюильри
дребезжали от гневных раскатов голоса Наполеона. Он боль-
шими шагами расхаживал взад и вперед.
’ Есть человек, который может стать превосходнейшим воен-
ным историком этих великих событий: это освободитель графа
Лавалета, генерал Роберт Унльсон. Я думаю, во всем, что касает-
ся военной стороны дела, «Записки» Наполеона будут вполне
точны
138
ло ли во всем этом хоть сколько-нибудь искренности1.
Лично я считаю, что иностранные кабинеты в ту пору
искренне желали мира, так как мне кажется, что оии
боялись Наполеона. Однако дух приобретения — нечто
совсем иное, чем дух сохранения приобретенного. Если
бы на другой день после Тильзитского мира гениаль-
ность Наполеона целиком заменилась простым здравым
смыслом, он и поныне властвовал бы над прекрасней-
шей частью Европы.
Зато у вас, читатель, не было бы и половины тех ли-
беральных идей, которые вас волнуют; вы домогались
бы должности камергера или же, будучи скромным ар-
мейским офицером, старались бы, выставляя напоказ
слепую преданность императору, добиться производства
в следующий чин.
ГЛАВА LIX
В Дрездене после битвы двадцать шестого августа
Наполеон, по-видимому, стал жертвой ложного пред-
ставления о чести; ои не захотел пойти на уступки. При-
вычка к верховной власти усилила природную его гор-
дость и ослабила в нем здравый смысл, столь замеча-
тельный в более ранние годы.
Это полное исчезновение здравого смысла еще более
резко проявляется в действиях, касающихся внутренне-
го управления. В этом году он заставил свой презрен-
ный Сенат отменить решение апелляционного суда в
Брюсселе, вынесенное на основании постановления
присяжных, по делу об антверпенском акцизе. Монарх
оказался законодателем, обвинителем и судьей в од-
ном лице; все это с досады на то, что нашлись мошен-
ники настолько ловкие, что сумели обойти установ-
ленные им правила.
Другое решение Сената свидетельствует о том, что
деспот окончательно лишился рассудка. Это решение,
нелепое хотя бы уже потому, что оно нарушало установ-
ления, именовавшиеся основными законами Империи,
гласило, что мир с Англией ни в коем случае не будет
заключен, прежде чем она вернет Гваделупу, только что
1 См о переговорах в Праге <Moniteur> за первые числа
августа 1813 года и «Annaul Register», изданный в Эдинбурге.
139
уступленную ею Швеции. Члены Сената, до вступления
в него почти сплошь принадлежавшие к числу наиболее
выдающихся людей Франции, будучи призваны в Лю-
ксембургский дворец, уже не состязались между собой
ни в чем, кроме низости. Мужественная оппозиция тщет-
но пыталась пробудить в них стыд; они отвечали: «Век
Людовика XIV снова настал; мы не хотим губить себя
и свои семьи». Поскольку заседания не были публичны-
ми, принадлежность к оппозиции была связана лишь с
опасностями, но не могла принести славы, и будущим
поколениям надлежит с особой признательностью за-
помнить имена Траси, Грегуара, Ланжюине, Кабаниса,
Буасси д’Англа, Лануара-Лароша, Коло, Шоле, Воль-
нея и нескольких других достойных людей, еще и поны-
не состоящих в оппозиции и подвергающихся оскорбле-
ниям со стороны все тех же льстецов, которые лишь
переменили хозяина *.
Наполеон разослал всем своим префектам приказ —
поносить короля шведского Бернадота в сотнях адресов,
нелепых вдвойне, ибо, покинув Францию, Бернадот стал
шведом 1 2.
Тем временем Веллингтон, побеждая, силою обстоя-
тельств, полководца более искусного, чем он сам, при-
ближался к Байонне. Голландия восстала. Сорок четы-
ре жандарма, составлявшие весь гарнизон Амстердама
в день, когда произошло самое мирное из всех когда-
либо совершавшихся восстаний, не в силах были поме-
шать этой стране отложиться от Франции. Самые не-
приступные крепости были заняты так же легко, как и
деревни. Во внутренних областях Голландии император
не оставил ни одного солдата, ни одного снаряда, а са-
мое главное — ни одного дельного человека. Все, что
смогли сделать,— это удержать Берг-оп-Зоом, и вско-
ре французский гарнизон, взяв в плен корпус англий-
ских войск, осадивший крепость, явил миру disjecta
membra poetae.
1 То see (посмотреть) «Размышления» г-жи де Сталь for the
names (для имен).
2 См все тот же «Moniteur». Самыми подлыми из числа лю-
дей, подписавших эти адреса, были те, что два гола спустя ока-
зались самыми смехотворными и кровожадными роялистами.
См. речь г-на Сегье
140
После отпадения Голландии была опубликована
франкфуртская декларация; она предлагала Франции
Бельгию и левый берег Рейна; но в чем заключались
гарантии этого обещания? Что могло помешать союзни-
кам через месяц после заключения мира возобновить
военные действия? Будущие поколения запомнят веро-
ломство, проявленное ими после дрезденской и данциг-
ской капитуляций.
ГЛАВА LX
Казалось, что империя рушится, что все ее части ва-
лятся друг на друга. Несмотря на эти великие бедствия,
у Наполеона была еще тысяча возможностей предотвра-
тить свою гибель. Но он уже не был тем человеком, ко-
торый командовал в Египте и при Маренго. Дарование
заменилось упрямством. У него не хватило духу отка-
заться от обширных замыслов, осуществление которых
он сам и его министры так долго считали обязательным.
В трудную минуту он увидел себя окруженным одними
льстецами. Этот человек, которого феодалы, англичане
и г-жа де Сталь изображают олицетворением макьяве-
лизма, воплощением злого духа ’, дважды оказался
жертвой своего простосердечия: в первый раз — когда
он вообразил, что дружеское расположение, которое он
вызвал к себе у императора Александра, побудит этого
монарха совершить невозможное, а затем — когда он
возомнил, что австрийский дом из признательности за
то, что он четыре раза пощадил его, вместо того чтобы
уничтожить, не покинет его в несчастье. Он говорил, что
австрийский император поймет, в какое невыгодное по-
ложение его поставит преобладание России. Бавария,
в 1805 году созданная им, а в 1809 году спасенная от
разгрома, отступилась от него, а при Ганау пыталась
нанести ему смертельный удар, что и удалось бы, если
бы баварский генерал догадался вырыть на дороге два
десятка рвов. Наполеон совершил ту же ошибку, что и
все выскочки: он слишком высоко ставил сословие, в
которое вступил.
1 Собственные слова г-жн де Сталь Левиафан, кажется,
т. Н.
141
Когда Наполеон ехал из Ганау в Париж, он не имел
ни малейшего представления о грозившей ему опасно-
сти. Он вспоминал восторженный порыв 1792 года; но
ведь теперь он уже не был первым консулом Республи-
ки. Чтобы одолеть первого консула, надо было одолеть
тридцать миллионов человек За четырнадцать лет свое-
го правления он внедрил в сердца раболепство и вза-
мен несколько наивного республиканского воодушевле-
ния развил в них эгоизм, свойственный монархиям. Мо-
нархия, следовательно, была восстановлена; монарха
можно было сменить, не устраивая Подлинной револю-
ции. Какую разницу эго составляет для народов?1.
На другой чаше весов в течение тех же четырнадца-
ти лет были короли, умиравшие от страха. Стоило им
только вспомнить о прославленном доме Бурбонов, как
им представлялось положение, в котором они со дня
на день могли очутиться. После битвы при Лейпциге
интриги на короткое время затихли, и люди, обладав-
шие подлинными достоинствами1 2, получили доступ ко
двору европейских государей. Таким образом, вместе
с ландштурмом и ландвером в стане союзников воцари-
лись патриотизм и воодушевление, и на службе у них
оказались люди, имевшие выдающиеся заслуги. Напо-
леон сковал воодушевление, и место Карно, который
был военным министром в пору битвы при Маренго, за-
нимал теперь герцог Фельтрскии.
ГЛАВА LXI
Союзники, собравшиеся во Франкфурте, сами, по-
виднмому, были удивлены своей удачей. Вначале у них
возник план перенести войну в Италию. Они боялись
войти в пределы Франции. Им непрестанно мерещилось
отступление из Шампани. Наконец они решились перей-
ти Рейн (4 января 1814 года).
Наполеон давно уже возвратился в Париж. Мне ду-
мается, что он главным образом старался избавиться
от того страха, который ему внушал французский на-
род. Все его декреты касались только снабжения солдат
1 Если революция произошла, то единственно по причине
бездарности министров, стоявших у власти в 1815 году.
2 Г-да Штейн и Гнейзенау
142
одеждой, ружьями, обувью,— вопроса о духе армии как
бы не существовало вовсе. Он задался целью выйти из
затруднительного положения, нисколько не поступив-
шись своим величием. Впервые за всю свою жизнь он
показал себя маленьким человеком. Жалкие писаки-
секретари, именовавшиеся его министрами, а на самом
деле только излагавшие его мысли, боялись, как бы
он не нзбил их каминными щипцами, и не смели рас-
крыть рот.
Император создал национальную гвардию. Если во
Франции снова настанет террор, что весьма возможно
в том случае, если духовенству и дворянству будет пре-
доставлена полная свобода действий, то благодаря на-
циональной гвардии он будет не столь ужасен, как пер-
вый. Те, кто лишь наполовину принадлежит к черни,
окажутся в рядах этой гвардии, и мелкие лавочники,
боящиеся, как бы их не ограбили, устрашат подлинную
чернь. Если судьба готовит Франции события иного ро-
да, национальная гвардия также будет полезна тем, что
утвердит денежную аристократию. Она сможет сделать
менее кровавыми некоторые весьма вероятные эпизоды
борьбы привилегий против прав. Все необходимые в
этом отношении гарантии национальная гвардия даст
при условии, что солдаты ежегодно будут сами выби-
рать своих офицеров ниже капитанского чина, а на бо-
лее высокие должности предлагать своих кандидатов.
Следовало бы также определить, какая ставка налога
дает право на занятие каждой из этих должностей.
В январе 1814 года самый энергичный из европей-
ских народов представлял собою, если его рассматри-
вать как нацию, мертвое тело. Тщетно трем десяткам
сенаторов поручено было слегка пробудить от сна на-
род, столь грозный при Карно. Все мы были уверены,
что стоит только показать французам красный кол-
пак,—и не пройдет шести недель, какой станет алым от
крови всех чужестранцев, которые посмели бы осквер-
нить священную землю свободы. Но властелин заяв-
лял нам: «Лучше еще несколько поражений, чем снова
власть народа». И если бы он снова завладел импери-
ей, горе тому, кто вздумал бы ослушаться этого прика-
за! В этот момент Наполеон, несомненно, почувствовал
бремя своего сана. Какого действия можно было ожи-
143
дать от воззваний, обращенных к сердцам народов и
начинавшихся с феодальных титулов? Картин героиз-
ма? Прилива жертвенной любви к родине?
Характерен для этих дней (январь 1814 года) тон
заявлений министров, в особенности министра М[онта-
ливе]. Когда один из сенаторов сообщил ему, что у
него нет и пятисот исправных ружей, он написал в от-
вет: «Вооружите воспитанников лицеев; французская
молодежь услышала голос своего императора» — и то-
му подобные громкие фразы, которые самый безза-
стенчивый журналист нашел бы слишком напыщенны-
ми для того, чтобы поместить их в воззвании. Это
настолько бросалось в глаза, что мы не раз спрашива-
ли себя: «Уж не изменник ли он?»
Наконец — предельное выражение своеволия и не-
последовательности, доконавшее Францию и столь по-
хожее на безумие, что будущим поколениям трудно
будет поверить, что оно имело место,— в тот самый
момент, когда императору нужнее всего было распо-
ложить к себе народ, он затеял ссору с Законодатель-
ным корпусом. Он обвинил честнейших людей в том,
что они продались иностранным державам. Он пре-
рвал сессию Законодательного корпуса.
Вот что деспотизм сделал с одним из величайших
гениев, какие только жили в веках.
ГЛАВА LXII
В Париже утром 24 января Наполеон показал себя
великим трагическим актером. Над судьбой Франции
тучи постепенно сгущались. Уверенность властелина
в успешности борьбы порождала такую же уверен-
ность в народе. Как только в сердца закрадывался
страх, все взоры обращались к нему.
Он делал смотр парижской национальной гвардии
в том самом дворе Карусели, где вся Европа присут-
ствовала на парадах его гвардии; он стоял у триум-
фальной арки, украшенной благородными трофеями,
которых ему так скоро суждено было лишиться. По
всей вероятности, славные воспоминания, связанные
с этим местом, подействовали на него; он был взвол-
нован; он велел передать офицерам национальной
144
гвардии, чтобы они поднялись в Маршальский зал.
Минуту-другую все были уверены, что он предложит
им выступить из Парижа и двинуться на неприятеля.
Вдруг он выходит из галереи Мира и появляется пе-
ред ними, держа на руках сына; он показывает им
малолетнего Римского короля: «Я вверяю вам этого
ребенка, надежду Франции, а сам отправляюсь в бой,
и все мои помыслы будут направлены на то, чтобы
спасти родину». Слезы мгновенно выступили на гла-
зах всех присутствующих. Я всю жизнь буду помнить
эту душераздирающую сцену. Я сердился на себя за
то, что не мог удержаться от слез. Разум непрестанно
твердил мне: «Во времена Дантонов и Карно прави-
тельство перед лицом столь грозной опасности не пы-
талось бы воздействовать на людей малодушных и не-
способных проявить доблесть, а занялось бы совсем
иным делом».
Действительно, те самые люди, которые 24 января
плакали в Тюильри, 31 марта, когда император Але-
ксандр проезжал по бульвару, теснились у окон и
махали белыми платками; казалось, они обезумели от
восторга. Следует отметить, что 31 марта еще не было
речи о прославленном доме Бурбонов, и парижане
выражали такую радость исключительно потому, что
их завоевали.
ГЛАВА LXI1I
При сходных обстоятельствах Конвент постанов-
лял, что такого-то числа страна, в которой воцарилась
свобода, должна быть очищена от неприятеля, и в на-
значенный день это постановление выполнялось вой-
сками республики.
25 января 1814 года — в день отъезда императора
в армию — дело, касавшееся всей Франции, казалось,
стало делом одного-единственного человека. Напы-
щенность, отличавшая речи этого человека и в сча-
стливые годы привлекавшая к нему всех, в ком твер-
дость духа отсутствовала, теперь была причиной тому,
что все втайне испытывали удовольствие при виде его
унижения.
Многим взятие Парижа было желательно как ин-
тересное зрелище. Когда я с омерзением отозвался об
10. Стендаль Т. XI.	145
этом, один из людей, рассуждавших подобным обра-
зом, весьма резонно сказал мне: «Париж, как столи-
ца, уже не отвечает потребностям Франции. В силу
обычая, семьсот тысяч эгоистов, самых трусливых, са-
мых безвольных людей, какие только существуют во
Франции, оказываются представителями ее при всех
великих потрясениях. Будьте уверены, боязнь лишить-
ся своей мебели красного дерева всегда заставит их
пойти на все подлости, которые им будут предложены.
Они в этом не виноваты; мелочные притеснения угаси-
ли в их сердцах интерес ко всему, что не касается их
личных дел. Столицей Франции должен стать укреп-
ленный город, расположенный за Луарой, поблизости
от Сомюра».
ГЛАВА LXIV
Конгресс в Шатильоне открылся 4 февраля и за-
кончился 18 марта. Одна из великих держав противи-
лась низложению Наполеона. При поддержке этой ве-
ликой державы он мог заключить мир, обставленный
известными гарантиями. Но он счел бы себя обесчещен-
ным, если бы согласился принять Францию уменьшен-
ной хотя бы на одну деревушку против того, чем она
была, когда он получил ее 18 брюмера. Поистине, это
ошибка, свидетельствующая о величии души, заблуж-
дение, достойное героя! В этом ключ к его поведению.
Некоторые другие властители не выказали такой из-
лишней щепетильности.
ГЛАВА LXV
Защита Парижа Наполеоном носила романтиче-
ский характер —и, однако, едва не оказалась успеш-
ной. Французские войска были разбросаны на огром-
ных расстояниях друг от друга: в Данциге, Гамбурге,
на острове Корфу, в Италии. На западе Франции и в
Вандее было неспокойно. Когда видишь эти вспышки
вблизи, они не имеют ни малейшего значения, но изда-
ли они кажутся страшными. На юге Франции было
тревожно; опасались, как бы там не началась резня:
146
город Бордо высказался в пользу короля, который
должен был наконец дать нам конституционный образ
правления. Север обсуждал положение дел .• тем спо-
койствием, которое отличало его во все время Револю-
ции. Восток, движимый самыми благородными чув-
ствами, хотел лишь одного — оружия, чтобы очистить
Францию от неприятеля
Наполеон, глухой к голосу разума, убеждавшего
его броситься в объятия Австрии, казалось, был все-
цело поглощен своей изумительной кампанией против
союзников. С семьюдесятью тысячами солдат он бо-
ролся против двухсот тысяч и наносил им одно пора-
жение за другим. Армия сражалась с беззаветной
храбростью, и, надо ей отдать справедливость, она это
делала из чувства чести. Она и отдаленно не предвиде-
ла той участи, которая ее ожидала Рассказывают,
что генералы вели себя гораздо хуже, чем солдаты
и низшие офицеры: они были богаты. Войска союзни-
ков тоже выказали мужество. На десять союзных
солдат приходился один француз. Ландвер и
Тугендбунд * вдохнули в их ряды пылкую любовь к
родине; однако в силу того, что ими командовали не
генералы, выдвинувшиеся своими заслугами, а князья,
предводительствовавшие по праву рождения, бои шли
с переменным успехом. Наполеон, столь посредствен-
ный в роли монарха, в этой кампании не раз снова про-
явил военный гений своих прежних лет. Он провел два
месяца в непрерывных быстрых переходах от Сены
к Марне и от ЛАарны к Сене.
Быть может, из всех военных подвигов этого вели-
кого человека наибольший восторг потомства будут
возбуждать битвы при Шампобере, Монмирайле, Во-
шаие, Мормане, Монтеро, Кране, Реймсе, Арси-сюр-Об
и Сен-Дизье. Наполеон предельно напрягал свои ге-
ниальные способности с чувством, подобным тому,
которое испытывает рядовой боец в схватке с учите-
лем фехтования. Однако он поступил как безумец он
отказался от Итальянской армии в сто тысяч человек,
которую ему, чрез посредство г-на де Тоннера, пред-
лагал принц Евгений. Несколько дней спустя бризант-
1 Общество, созданное при деятельном участии талантливо-
го Арндта
147
ный снаряд упал в десяти шагах от лошади Наполео-
на; вместо того чтобы ускакать, он направился прямо
к нему; снаряд разорвался в четырех футах от Напо-
леона, не задев его. Я склонен думать, что Наполеон
хотел бросить вызов року.
13 марта к императору, находившемуся на поле
сражения в окрестностях Лана, явился врач принца
Бернадота Ему снова предлагали мир. Судьба в по-
следний раз пыталась заставить Наполеона внять ее
предостерегающему голосу.
ГЛАВА LXVI
Наполеон давно уже задумал произвести диверсию
в Эльзасе. Его план состоял в том, чтобы увеличить
свои силы всеми гарнизонами, какие были на востоке,
и ударить по союзникам с тыла. Он полагал, что не-
приятельские войска, изнуренные болезнями и нахо-
дившиеся под угрозой открытого восстания лотаринг-
ских и эльзасских крестьян, которые уже начали уби-
вать отстававших солдат,— войска, у которых к тому
же почти полностью иссякли боевые припасы и прови-
ант, вынуждены будут отступить по всей линии.
План императора увенчался бы успехом, если бы
Париж проявил такое мужество, как Мадрид. Этот
смелый план увенчался бы успехом, если бы не одно
гнуснейшее предательство Некий иностранец, которо-
го Наполеон осыпал незаслуженными милостями (гер-
цог Дал[матский]), послал курьера к императору
Александру. Курьер сообщил монарху, что Наполеон
с целью уничтожить союзную армию во время ее от-
ступления направился в Лотарингию и оставил Париж
без защиты. Известие это изменило все планы союзни-
ков. За сутки до прибытия курьера они начали было
отступать в направлении Рейна и Дижона. Русские
полководцы твердили, что пора закончить эту роман-
тическую кампанию и снова занять более дальние по-
зиции, неосторожно ими оставленные.
Когда, приняв курьера, император Александр вы-
разил намерение тотчас же двинуться вперед, австрий-
ский главнокомандующий самым решительным обра-
зом высказался против этого намерения и противился
148
ему, пока Александр не заявил, что всю ответствен-
ность берет на себя *.
Найдется ли хоть один читатель, которого не пора-
зит мысль, напрашивающаяся сама собой? Мы видим,
что полиция Наполеона, послужившая мишенью для
нападок г-жи де Сталь и всех сочинителей пасквилей,
что эта макьявеллическая полиция человека, не знав-
шего жалости, в решающую минуту оказалась повин-
на в излишней гуманности. Отвращение, которое она
испытывала к пролитию крови, было причиной того,
что род Наполеона лишился престола. Уже в продол-
жение четырех — пяти месяцев в Париже занимались
заговорами; но полиция настолько презирала заговор-
щиков, что не обращала на них никакого внимания.
Так же обстояло дело и в провинции. Сенаторы
знали, что некоторые лица состоят в переписке с не-
приятелем. Нет сомнения, что суд присяжных выиес
бы им суровый приговор; предание их уголовному су-
ду по меньшей мере пресекло бы их козни. Но проли-
тие крови было признано нежелательным. Я могу по-
ручиться за правильность этого утверждения.
Я думаю, что грядущие поколения будут востор-
гаться полицией Наполеона, которая, пролив так мало
крови, сумела предупредить такое множество загово-
ров. В первые годы, последовавшие за нашей револю-
цией, после гражданской войны, при наличии мень-
шинства, столь же богатого, как и развращенного* 2,
и претендента, пользовавшегося поддержкой Англии,
полиция, быть может, являлась неизбежным злом3.
Вспомните поведение Англии в 1715 и 1746 годах.
Императорской полиции никогда не приходилось
упрекать себя в деяниях, подобных вымышленному
лионскому заговору или Нимской резне4.
। Г о б г а у э, стр. 86.
2 Адская машина 3 нивоза.
3 Каждому правительству, установленному не единственно
для достижения общей пользы в соответствии с разумом и спра-
ведливостью, каждому правительству, чьи подданные развращены
и только рады сменить права иа привилегии,—каждому такому
правительству, боюсь, полиция необходима
4 Была ли прославленная писательница, которую я стараюсь
опровергнуть, искренна в своих утверждениях? Если да, то надо
признать, что эта знаменитая женщина отнюдь не блещет умом.
149
По прибытии курьера союзники двинулись на Па-
риж. Узнав об их движении на один день позже, чем
следовало, Наполеон решил настичь их. Но они избра-
ли дорогу через Мо, тогда как император форсирован-
ным маршем вел свои войска к Фонтенебло.
ГЛАВА LXVII
29 марта стошестидесятитысячная армия союзни-
ков подошла к высотам, защищающим Париж с севе-
ро-востока. В тылу союзники оставили для наблюде-
ния за Наполеоном значительные силы своей превос-
ходной кавалерии. 30 марта, в шесть часов утра, был
открыт огонь на протяжении от Венсенна до Монмарт-
ра. У герцогов Рагузского и Тревизского было всего-
навсего около шестнадцати тысяч солдат, но их со-
противление длилось весь день. Они вывели из строя
около семи тысяч человек. Парижская национальная
гвардия, численность которой равнялась тридцати пя-
ти тысячам, потеряла одного-единствснного человека
по фамилии Фин-Джемс, содержателя кафе в Пале-
Рояле '.
В пять часов союзники овладели высотами Мон-
Правда, слабость мышления — жалкое оправдание для клеветы.
Кто принуждал вас говорить? А если вы возвысили голос толь-
ко для того, чтобы клеветать на несчастных и добивать павших,
то где же грань, отделяющая вас от самых низких людей?
Пишущий эти строки был бы искренне рад, если бы это рас-
суждение могло быть опровергнуто. Он испытывает потребность
уважать то, чем оп восхищается и что так долго ценил.
Быть может, поводом к снисхождению может служить то об-
стоятельство, что требуется незаурядное мужество, чтобы в наши
дни защищать императорскую полицию. Для того, чтобы обе-
лить ее, понадобилось бы красноречие, которым автор не обла-
дает. Раиса intelligent!: Что касается людей, у которых есть
только личные интересы и нет своих взглядов, то они могут быть
достойны уважения в частной жизни, но когда они берутся за
перо, они всегда заслуживают презрения *.
Нужно лн прибавлять, что, поскольку полиция Бонапарта
стремилась удалить законного монарха, опа действовала в целях,
несомненно, преступных’ Но проявляла ли оиа, следуя по этому
ложному пути, жестокость, совершала лн преступления и потвор-
ствовала ли им?
* For me (для меня) Провинциалы говорят, как судьи, а в
большинстве случаев они всего лишь адвокаты.
1 По другим сведениям, погибло сорок человек.
150
мартра и Бельвиля. Когда стемнело, на этих высотах
запылали их костры. Капитуляция произошла ранним
вечером; армия вынуждена была отойти на Эссонн.
Париж, фактически уже взятый, являл полнейшее и
омерзительнейшее спокойствие. Солдаты старой гвар-
дии, всю ночь проходившие через город, плакали.
ГЛАВА LXVIII
В продолжение всего дня 30 марта, пока шел бой,
на бульварах царило чрезвычайное оживление.
31-го, около девяти часов утра, там уже толпились
люди, как в те дни, когда хорошая погода привлекает
множество гуляющих. То и дело слышались остроты
по адресу короля Жозефа и графа Реиьо. Проехала
кучка всадников, надевших белые кокарды и махав-
ших белыми платками. Они кричали: «Да здравствует
король!» «Какой король?» — спросил кто-то возле ме-
ня. О Бурбонах думали не больше, чем о Карле Вели-
ком. В этой кучке, которую я как сейчас, вижу перед
собой, было человек двадцать. Вид у них был довольно
смущенный. Они возбудили не больше внимания, чем
любые гуляющие. Один нз моих друзей, потешавшийся
над их растерянностью, сообщил мне, что эта кучка
составилась на площади Людовика XV и дальше скве-
ра на улице Ришелье не добралась.
В десятом часу человек двадцать государей и вла-
детельных князей во главе своих войск вступили в го-
род через ворота Сен-Дени. Все балконы кишели
людьми; дамы были в восхищении от этого зрелища.
При проезде государей они восторженно махали плат-
ками; каждая из них хотела увидеть, а быть может, и
пленить императора Александра. Я поднялся на широ-
кий балкон ресторана Николь. Дамы восхищались мо-
лодцеватым видом союзников; их радость была бес-
предельна.
При крайнем разнообразии мундиров все союзные
солдаты, чтобы можно было отличить своих от фран-
цузов, носили белые повязки на левой руке. Парижане
решили, что это эмблема Бурбонов, и тотчас же почув-
ствовали себя роялистами.
151
Шествие этих блестящих войск длилось больше че-
тырех часов. Однако признаки роялизма пока еще на-
блюдались только в большом прямоугольнике, обра-
зуемом бульваром, улицей Ришелье, улицей Сент-Оно-
ре и улицей Фобур-Сент-Оноре.
В пять часов вечера г-н де Мобрейль, ныне пре-
бывающий в Англии, прицепил пожалованный ему в
свое время орден Почетного Легиона к уху своей ло-
шади и стал пытаться свалить при помощи веревки
статую, высившуюся на Вандомской колонне. Вокруг
собралось довольно много черни. Кго-то из этих лю-
дей взобрался на колонну и начал колотить палкой по
гигантской статуе.
ГЛАВА I.X1X
Император Александр остановился у г-на де Талей-
рана. Это незначительное обстоятельство определило
судьбу Франции *. Оно оказалось решающим. Г-н... об-
ратился на улице к русскому императору с просьбой
вернуть Франции законных ее властителей; ответ, по-
лученный им, был довольно неопределенным. То же
лицо обратилось с этой просьбой к нескольким генера-
лам, опять-таки на улице; их ответы оказались еще бо-
лее туманными. Никто не помышлял о Бурбонах; ни-
кто не желал их воцарения; они были незнакомцами.
Следует упомянуть об одной маленькой интриге. Не-
сколько находчивых людей, не лишенных смелости, ре-
шили, что во время этой сумятицы можно, пожа-
луй, заработать министерство или щедрую денежную
награду. Они не были повешены; они преуспели, но не
получили ни министерств, ни наград.
Продвигаясь в глубь Франции, союзники чувство-
вали себя довольно растерянными; им почти все вре-
мя казалось, что они попали в засаду. Так как, к не-
счастью для Европы, проницательность союзников не
соответствовала их удаче, они оказались в руках пер-
вых интриганов, которые догадались сесть в карету и
отправиться в их главную квартиру. Г-н [де Витроль]
1 А по всей вероятности, и Европы, вплоть до 1838 года
152
был первым, кто явился туда с верительными грамо-
тами аббата Скапена. Они заявляли, что говорят от
имени Франции и что Франция желает возвращения
Бурбонов. Наглость этих лиц изрядно позабавила ге-
нералов союзных войск. Как ни простодушны были со-
юзники, они все же до некоторой степени ощутили
смехотворность подобного притязания.
Г-н де Талейран ненавидел Наполеона, отнявшего
у него министерство, к которому он привык. Ему вы-
пало счастье оказать гостеприимство монарху, кото-
рый в продолжение месяца был властелином Франции
и ее законодателем. Не брезгая никакими средствами,
чтобы привлечь его на свою сторону, он выпустил на
сцену аббата Скапена и других интриганов, выдавав-
ших себя за представителей французского народа.
Надо сказать, что все средства, которыми пользо-
вались эти интриганы, были до крайности убоги. Они
сделались превосходными вследствие чудовищной
ошибки, совершенной двумя днями раньше. Императ-
рицу Марию-Луизу н ее сына увезли из Парижа. Если
бы супруга Наполеона осталась в столице, она пред-
ложила бы императору Александру занять апартамен-
ты в Тюильрийском дворце и мнение князя Шварцен-
берга] неизбежно взяло бы верх.
ГЛАВА I.XX
30 марта, в то время как половина населения Па-
рижа потеряла голову от грохота орудий, жалкие ми-
нистры Наполеона во главе с королем Жозефом впа-
ли в полную растерянность.
Жозеф покрыл себя несмываемым позором, перед
самым своим бегством объявив в воззваниях, раскле-
енных повсюду, что он не покинет Парижа. Граф
Реньо де Сен-Жан-д’Анжели еще усугубил этот позор.
Что касается министров, то они, бесспорно, сумели бы
проявить некоторую энергию, ибо все взоры были об-
ращены к ним, а они были умные люди; но боязнь, что
повелитель отрешит их от должности и прогонит, если
они проронят хоть одно слово, подтверждающее нали-
чие опасности, превратило их всех в Кассандров. Все
их мысли были направлены не на действие, а на со-
153
ставление выспренних воззваний, язык которых, по ме-
ре того как деспот приближался к гибели, становился
все более надменным.
30 марта утром министры собрались на Монмарт-
ре; в результате этого совещания они велели доста-
вить туда восемнадцатифунтовые орудия с двенадца-
тифунтовыми ядрами * *. В конце концов, по приказу
императора, все они с величайшей поспешностью от-
были в Блуа. Если бы Карно, граф Лапаран, Тибодо,
Буассн д’Англа, граф Лобо и маршал Ней входили в
это министерство, они поступили бы несколько иначе.
ГЛАВА LXXI
После триумфального шествия по бульварам, рус-
ский император, прусский король н князь Шварцен-
берг провели несколько часов в Елисейских полях, где
в это время проходили союзные войска. Затем авгу-
стейшие особы отправились к г-ну де Талейрану, на
улицу Сен-Флорантен, близ Тюильрийского дворца.
Там они застали в гостиной лиц, о которых мы уже
упоминали. Князь Шварценберг был уполномочен со-
гласиться на все. Оба государя дали понять, что вос-
становят прежнюю династию, если значительное боль-
шинство французов и войска этого хотят. Начали со-
вещаться. Утверждают, будто его величество импера-
тор Александр заявил, что, по его мнению, представ-
ляются три возможности:
1)	заключить мир с Наполеоном, обставив его над-
лежащими гарантиями;
2)	установить регентство и провозгласить импера-
тором Наполеона И;
3)	призвать Бурбонов2.
1 Этот факт кажется мне не совсем достоверным.
* По поводу этого заявления в «Биографиях современни-
ков» сказано, что Александр обязался признать конституцию,
которую французская нация сама себе даст, и обеспечить ее
принятие. Этот пример, как и относящаяся к нему статья па-
рижской капитуляции, показывает, что народ, доверяющийся
обещаниям монарха, безрассуден. Если бы император Александр
обеспечил принятие конституции, выработанной Сенатом, то не
наступило бы смятение, случайно закончившееся при Вагерлоо.
154
Люди, имевшие честь заседать вместе с союзны-
ми монархами, сказали себе: «Если мы будем содей-
ствовать заключению мира с Наполеоном, а он ведь
5 же составил себе определенное мнение о нас,— мы
останемся тем, чем являемся теперь, и, быть может,
он даже нас повесит; если же мы упросим их вернуть
монарха, который отсутствовал в течение двадцати
лет и которому нелегко будет управиться с делами,
этот монарх сделает нас первыми министрами». Союз-
ные государи не могли себе представить, что доброде-
тели, преисполнявшие их сердца, настолько чужды
были этим французам. Они поверили их заявлениям о
пылкой любви к родине — священное-имя, которое эти
жалкие честолюбцы повторяли так часто, что надоели
августейшим своим слушателям.
После обсуждения, длившегося два часа, импера-
тор Александр сказал. «Хорошо! Я заявляю, что не
буду больше вести переговоров с императором Напо-
леоном». Братья Мишо, владельцы типографии, быв-
шие в то же время членами Государственного совета,
поспешили напечатать прокламации, которыми затем
были покрыты все стены Парижа.
Те, у кого изумление не отняло хладнокровия, от-
метили, что эта прокламация не лишала короля Рим-
скою прав на престол '.
Почему, спрашивали себя эти беспокойные люди,
не потрудились созвать Законодательный корпус, яв-
ляющийся в конечном счете источником всякой закон-
ной власти и составленный из лучших людей нации, а
также Сенат, который если и ошибался, то не по не-
достатку разумения, а по избытку себялюбия? Шесть-
десят эгоистов, собранных вместе, всегда проявляют
больше стыдливости, чем шесть. Впрочем, в Сенате
было, пожалуй, всего лишь десять подлинных граж-
дан. То, чему надлежало быть предметом совещания,
обратили в пустую формальность; отсюда кампания,
завершившаяся битвой при Ватерлоо
1 Д е П р а д т, стр. 69.
155
Если бы Наполеон, проявив прихоть деспота, не
распустил Законодательный корпус, ничего из того,
что случилось, не произошло бы. Если бы Законода-
тельный корпус, незадолго до того прославившийся
благодаря поведению г-д Лене и Фложерга, заседал,
мудрый монарх, решавший судьбу Франции, несомнен-
но, пожелал бы ознакомиться с его мнением.
ГЛАВА LXXII
Узнав о неожиданном маневре неприятеля, Напо-
леон поспешил в Париж. 30 марта, около полуночи, он
встретил в Эссонне, на полпути от Фонтенебло, одною
из самых храбрых командиров своей гвардии (гене-
рала Кюриаля), который сообщил ему о роковом исхо-
де сражения. «Вы вели себя, как трусы». «ВашЪ вели-
чество, войска, которые нас атаковали, в три раза пре-'
восходили нас численностью, а кроме того, вид Пари-
жа воодушевлял их. Войска вашего величества сража-
лись так храбро, как никогда». Наполеон ни слова
ему не ответил и велел кучеру повернуть назад, в
Фонтенебло. Там он собрал свои силы.
2 апреля Наполеон произвел смотр корпусу Мармо-
иа, герцога Рагузского, который вечером 31 марта
вышел из Парижа и расположился лагерем в Эссонне.
Этот корпус был авангардом наполеоновской армии и
по своей численности составлял приблизительно тре-
тью часть ее. Мармон заверил Наполеона в неизмен-
ной преданности своих войск, действительно недоступ-
ных соблазну; но он забыл поручиться за их коман-
дира. Наполеон хотел двинуться на Париж и атако-
вать союзников. Его постепенно покинуло большин-
ство его слуг, в частности герцог Невшательский, над
изменой которого он очень весело шутил с герцогом
Бассанским. В конце концов Наполеон собрал воен-
ный совет и, впервые внимательно выслушав маршала
Нея, герцога Виченцского и самых преданных своих
слуг, рассказавших ему о всеобщем недовольстве, вы-
званном во Франции его отказом заключить мир, от-
рекся от престола в пользу своего сына, а 4 апреля
отправил Нея, Макдональда и Коленкура сообщить
это предложение императору Александру.
156
ГЛАВА LXXIII
МАРМОН।
Доехав до аванпостов французской армии, генера-
лы остановились, чтобы предъявить маршалу Мармо-
ну свои охранные грамоты, которые он должен был
визировать, и уведомили его о цели своей поездки. Он,
казалось, смутился и сквозь зубы что-то пробормотал
о предложениях, которые ему сделал князь Шварцен-
берг и которые он, по-видимому, не оставил без вни-
мания. Однако, прибавил он, обращаясь к делегатам,
пораженным его словами, то, что он теперь узнал, ме-
няет положение дела, и он прекратит свои сепаратные
переговоры. Наступило молчание; вскоре один из мар-
шалов прервал его, сказав, что проще всего было бы
ему, Мармону, присоединиться к ним и совместно с
ними вести в Париже переговоры, которые им поруче-
ны. И действительно, Мармон поехал с ними. Но в ка-
ких целях! Это выяснилось нз последующих движений
вверенного ему корпуса.
Маршалы оставили его наедине с князем Швар-
ценбергом, а сами отправились к императору Але-
ксандру выполнить возложенное на них поручение.
Он отослал нх к Сенату. Александр еще не принял
окончательного решения и не помышлял о Бурбонах.
Он не понимал, что очутился в руках двух интриганов
из которых в особенности один, Талейран, думал толь-
ко о том, как бы отомстить за себя1 2.
Когда офицер, проводивший маршалов до аван-
постов армии, доложил, вернувшись в Фонтенебло,
что Мармон отправился вместе с делегатами в Париж
и что он видел его запрятавшимся в глубине их каре-
ты, все были изумлены, а некоторые лица высказали
даже подозрения. Но Наполеон, с неизменным своим
доверием к тем, кого он считал своими друзьями, от-
1 Эта глава также дословно переведена из № 54 «Edinburgh
Review» Лицо, которому вменяются в вину описанные в ней
поступки, несомненно, имеет что сказать в свое оправ-
цанне
2 См. правдивое описание событий, происходивших в апреле
1814 года, у г-на де Прадта
157
встил, что если Мармон поехал вместе с делегатами,
то только — он в этом убежден — с целью услужить
ему, насколько это в его силах. В отсутствие делега-
тов в Фонтенебло был созван военный совет с уча-
стием всех генералов армии. Нужно было решить во-
прос о том, что следует предпринять, если предложе-
ния маршалов будут отвергнуты. Вместе со всеми
другими был вызван и дивизионный генерал Суам, в
отсутствие Мармона командовавший его корпусом.
Зная о тайных сношениях Мармона с неприятелем, он
вообразил, что все открылось и что по прибытии в
Фонтенебло он будет расстрелян. Поэтому он, вместо
того чтобы явиться, как было приказано, в Фонтенеб-
ло, в ночь на 5 апреля двинул свой корпус в ближай-
шие окрестности Версаля. Тем самым он отдал себя
во власть союзников, занимавших этот город, и оста-
вил расположенные в Фонтенебло войска без авангар-
да. Солдаты Суама, не знавшие, какие он получил ин-
струкции, доверчиво повиновались ему. Лишь на дру-
гое утро они с ужасом увидели, в какую ловушку он
их завлек. Они хотели перебить своих начальников, и
нельзя не признать, что этим они явили бы миру по-
лезный пример. Если бы кто-нибудь из их полковни-
ков и генералов обладал хотя бы малой долей той
твердости духа, какая некогда была обычной в вой-
сках республики, он убил бы Суама и привел бы кор-
пус назад в Эссонн Вряд ли нужно пояснять, что от-
падение в столь критическую минуту корпуса Мармона
решило судьбу переговоров, порученных маршалам.
Лишившись третьей части небольших своих сил, На-
полеон перестал быть предметом страха для союзни-
ков 11 апреля в Фонтенебло было подписано согла-
цц ние.
Мы остановились на этих подробностях потому,
что предательство маршала Мармона по отношению к
его другу и благодетелю не было должным образом
оценено. Не защита им Парижа и не его капитуляция
в Париже являются тем, что заслуживает особого
внимания, а последующие его действия, благодаря
которым его имя будет известно отдаленному по-
томству.
158
ГЛАВА LXXIV
На другой день после того, как г-ну де Т[алейрапу]
удалось убедить союзных монархов в том, что вся
Франция требует восстановления Бурбонов, он явился
в Сенат, который с обычным своим малодушием на-
значил то временное правительство, какое было ему
предложено.
2 апреля Сенат низложил Наполеона; 3-го Законо-
дательный корпус присоединился к решению Сената.
В ночь с 5 на 6 апреля монархи объявили, что они
несогласны признать первое отречение императора,
отказавшегося от престола в пользу своего сына. Им-
ператор Александр велел передать Наполеону, что
ему и его семье готовы предоставить владения, куда
они смогут удалиться, и что императорский титул бу-
дет за ним сохранен.
ГЛАВА LXXV
Оставим ненадолго Наполеона на острове Эльб^.
События вскоре заставят нас вернуться туда.
Временное правительство из уважения, думается
мне, к монархам, избравшим белую кокарду, запрети-
ло трехцветную кокарду и предписало ношение белой.
«Отлично,— сказал Наполеон, в то время еще нахо-
дившийся в Фонтенебло,— вот готовый знак для моих
сторонников, если когда-либо они снова воспрянут ду-
хом». Армия испытывала сильнейшее раздражение.
Это мероприятие могло бы служить эпиграфом для
правления, вслед за тем установленного. Оно было тем
более нелепо, что ведь имелся весьма благовидный
предлог: Людовик XVIII, в те годы по праву старше-
го из братьев короля титуловавшийся Monsieur, носил
трехцветную кокарду с II июля 1789 по 21 мая
1792 года1.
Сенат выработал конституцию, представлявшую
собою договор между народом н одним лицом. Ею
был призван на престол Людовик-Станислав-Ксавье.
Этот властитель, образец всех добродетелей, прибыл
в Сент-Уан. К несчастью для нас, он не дерзнул дове-
1 Г о б г а у з, т. 1, стр. 91.
159
риться собственному своему разуму, столь глубокому*.
Он счел нужным окружить себя людьми, которые зна-
ли Францию. Подобно всем, он высоко ценил дарова-
ния герцога Отрантского и князя Беневентского. Но по
свойственному ему великодушию он забыл о том, что
честность не являлась отличительной чертой характе-
ра этих людей. А они сказали себе: «Немыслимо, что-
бы король обошелся без нас. Пусть попробует для на-
чала править самостоятельно: через год мы будем
первыми министрами». Был всего один шанс за то, что
их расчет не оправдается, и этот шанс представился
спустя два года: король нашел молодого человека, бо-
лее даровитого, чем они, из которого он сделал выдаю-
щегося министра.
В 1814 году развращенный до мозга костей чело-
век, пользовавшийся доверием короля, наградил
Францию самыми смехотворными министрами, каких
только она видела за много лет. Так, например, мини-
стерство внутренних дел было вверено человеку, бо-
лее обходительному, чем все несколько грубоватые
министры Наполеона, вместе взятые, но твердо убеж-
денному, что жить в особняке министра внутренних
дел и давать там званые обеды — значит возглавлять
это министерство. Во всех своих стадиях революция
не видела ничего более скудоумного, чем этот кабинет
министров1 2 Если бы у них было хоть сколько-нибудь
энергии, оии творили бы зло; по-видимому, воля у них
не отсутствовала, но они были бессильны3. Король по
великой своей мудрости терзался бездействием своих
министров Он настолько отдавал себе отчет в их ум-
ственном убожестве, что приказал одному из них до-
ставить ему «Биографии современников» и никого не
назначал ни на какую должность, не ознакомившись
предварительно с соответствующей статьей этого спра-
вочника 4.
1 Стиль нарочито наивный.
2 Кто это сказал? Гобгауз? Нет; не помию, кто именно.
8 Де Сталь, I, 127. Когда народы что-нибудь значат в
общественных делах, все эти салонные умы не на высоте собы-
тий Нужны люди с принципами
4 Said bv Doligny (слова Долпньн).
160
Наполеон на Аркольском мосту.

ГЛАВА LXXV1
Мы позволим себе говорить до известной степени
свободно о некоторых ошибках этого кабинета ми-
нистров. Согласно Хартии, равно как и волею наших
сердец, король неприкосновенен — и это главным об-
разом потому, что ответственность лежит на его ми-
нистрах. Король еше не знал во Франции ни людей,
ни положения дел. Его правление в 1818 году показы-
вает, что его великая мудрость в состоянии совершить,
когда пораженные слепотой советники не направляют
ее на ложный путь.
Людовик XVIII прибыл вСент-Уан*. Ему надле-
жало беспрекословно принять конституцию, вырабо-
танную Сенатом. Поскольку Бонапарт, осуществляя
тиранию, тем самым как бы отрекся от звания сына
революции, Людовику представлялся благоприятный
случай украсить себя этим титулом. Шаг, о котором
идет речь, в то время разрешил бы все затруднения и
не помешал бы третьему или четвертому его преемни-
ку, как только опасность миновала бы, величать себя
«королем божьей милостью» и говорить о «законной»
династии. Что до самого короля, то его царствование
протекло бы счастливо и спокойно, а Бонапарт был бы
совершенно забыт.
Аббат де Монтескыо представил его величеству до-
кладную записку, в которой, говоря о вводной статье
конституции, оп заявлял: «Несомненно, следует ска-
зать: король Франции и Наварры; я даже полагаю,
что следует именовать все это королевским эдиктом».
14 июня конституция была представлена обеим
палатам, собравшимся во дворце Законодательного
корпуса. Канцлер, самый смехотворный из министров,
заявил представителям нации, что «прошло несколько
лет с тех пор, как божественное провидение призвало
их короля на престол его предков..., что, находясь в
полном обладании своими наследными правами на ко-
ролевство Франции, он нс желает осушест влять власть,
полученную им от бога и от предков, иначе как по-
ставив, по собственной воле, известные пределы своему
1	Все дальнейшее точным образом переведено'из «Истории
ста дней» Гобгауза.
11	Стендаль. Т. XI.	161
могуществу..., что, хотя вся полнота власти во Фран-
ции сосредоточена в особе короля, его величество
желает последовать примеру Людовика Толстого, Фи-
липпа Красивого, Людовика XI, Генриха II, Карла IX
и Людовика XIV и внести изменения в порядок поль-
зования этой властью». Нельзя не признать, что ссыл-
ка на Карла IX и Людовика XIV была довольно забав-
на. Выразив далее пожелание изгладить из анналов
Франции все то, что произошло в его отсутствие, ко-
роль обещал свято соблюдать конституционную Хар-
тию, которую он «добровольно, свободным осуществ-
лением королевской власти, за себя и своих преемни-
ков дарует и жалует своим подданным» '.
Необходимо указать, что советники короля, убедив
его отвергнуть изданным в Сент-Уапе манифестом вы-
работанную Сенатом конституцию, сочинили для него
проект другой конституции, которую он обещал даро-
вать народу. После того как король прибыл в Париж,
в министерском особняке на Вандомской площади бы-
ла созвана комиссия, составленная из трех десятков
салонных умников — самых покладистых законодате-
лей, каких только сумели сыскать; они разбили это
резюме на параграфы и изготовили Хартию, даже не
подозревая, что именно они пишут. Никому из этих
жалких людей не пришла мысль, что они подготов-
ляют мировую сделку между партиями, разъединяю-
щими Францию. Король неоднократно просил их фор-
мулировать обязательство выполнить все обещания,
данные им в Сент-Уанской декларации Этой самой
кое-как состряпанной конституции предшествовала
мудрая речь канцлера, выдержки из которой приведе-
ны выше.
Добродетельный Грегуар, дерзнувший в ту пору,
когда столица Франции была объята этим припадком
недомыслия, выставить некоторые, признанные всей
Европой общие положения касательно свободы, был
обвинен литераторами в том, что он стремится возро-
дить анархию; Ламбрехгса и Гара, возражавших про-
тив чрезмерной поспешности, презрительно обозвали
метафизиками. Бенжамену Констану, который учит
1 «Monileur» от 15 апреля 1814 юда.
1Ь2
Францию правильно мыслить, был дан настоятельный
совет хранить молчание, как нельзя более пристойное
чужестранцу, малосведущему в наших нравах и
обычаях.
Наконец, эта Хартия, столь мудро изготовленная,
была прочтена обеим палатам, и нельзя сказать даже,
что она была ими принята. Палаты проголосовали бы
все, чего бы от них ни потребовали, даже коран, ибо
таковы уж люди во Франции. При подобного рода
обстоятельствах сопротивление большинству расцени-
вается как смешное тщеславие. «Главное во Фран-
ции — это поступать так, как все другие». Изображе-
ние Панургова стада вполне могло бы стать нашим
гербом.
Неразумное опущение этой формальности лишило
власть короля всякой подлинной законности' Во
Франции даже дети, посещающие коллеж, рассуждают
следующим образом: «Всякий человек имеет полную и
неограниченную власть над самим собой: он может
передать часть этой власти другим. Двадцать восемь
миллионов человек не могут голосовать, но эти два-
дцать восемь миллионов могут избрать тысячу депута-
тов, которые будут голосовать вместо иих; следова-
тельно, без решения, свободно принятого собранием на-
родных представителей, во Франции не може) суще-
ствовать законная власть, а может существовать лишь
власть наиболее сильного»1 2.
ГЛАВА LXXV1I
Поведение всех министров было не выше этого
уровня. Представители власти, которых они реши-
лись сместить, были заменены людьми ничтожными
или покрывшими себя позором. Вскоре все стали с
удивлением замечать, что число сторонников Бурбо-
нов уменьшается с каждым днем. Множество безрас-
судных поступков, совершенных министрами, убедило
народ в том, что король в глубине души является за-
1 Комическая окраска для разнообразия, впрочем, сама тема
этого требует
» Is that took from Jefferson?
163
клятым врагом Хартии. Эти министры все время вспо-
минали двор Людовика XVI и судьбу Тюрго. Будучи
уверены в том, что королевская власть снова проявит
себя во всей полноте и щедро наградит тех, кто, почи
тая ее в «тяжелые дни», сумел угадать ее намерения,
эти жалкие люди все свои помыслы устремили на то
чтобы, состязаясь в раболепстве, повышаться в чинах
ГЛАВА LXXVIIJ
Что бы ни говорили об этом Монтескье и все прочие,
существуют только два вида правительств: правитель-
ства народные н правительства, покоящиеся на особых
основаниях.
К первому разряду относятся все те правительства,
в основе которых лежит принцип, что все права и вся
власть всегда принадлежат нации в целом, сосредото-
чены в ней, ведут начало от нее и существуют только
благодаря ей и для нее.
Ко второму разряду мы относим все ге правитель-
ства, каковы бы они ни были, которые зиждутся на
признании законными иных источников прав и власти,
нежели воля народа, как-то: божественного права,
права рождения, общественного договора, формально
заключенного или подразумевающегося, при котором
обе стороны вырабатывают условия, подобно двум чу-
ждым друг другу державам *.
Несмотря на то, что наша Хартия была порочна по
существу, что она не являлась даже тем, чем была
английская конституция 1688 года, а именно — догово-
ром между народом и одним человеком, она могла
бы удовлетворить всех. Французский народ по своей
детской наивности не стал бы очень внимательно к ней
присматриваться. К тому же эта Хартия не так уж
плоха, и, если когда-нибудь ее станут соблюдать, Фран-
ция будет очень счастлива, более счастлива, чем Анг-
лия В наш век невозможно составить плохую хартию;
любой из нас способен в полчаса написать превосход-
ный документ подобного рода. То, что во времена Мон-
тескье было бы высшим усилием гения, в паши дни
* «Комментарий к Духу законов», стр. 13—14. Льеж, 1817.
164
является общим местом. Наконец, всякая хартия хо-
роша, если только она выполняется *.
Чтобы уберечь престол мудрейшего и лучшего из
королей от бурь, достаточно было внушить народу
убеждение, что Хартию намерены соблюдать. Но духо-
венство и дворянство сделали все, что было в их силах,
чтобы разубедить короля в необходимости ее соблюде-
ния.
Сто тысяч священников и сто пятьдесят тысяч разъ-
яренных дворян оказались подчинены, как и все осталь-
ные французы, лишь надзору восьми глупцов, только
и помышлявших, что о голубой орденской ленте. Дво-
ряне притязали и продолжают притязать на возвраще-
ние им земель. Что могло быть проще, чем назначить
им в возмещение стоимости этих земель ренту от каз-
ны? Тем самым эти люди, не имеющие своего мнения и
руководствующиеся только своими личными интереса-
ми, оказались бы тесно связанными, как с неким неиз-
бежным злом, с государственным кредитом и с Хар-
тией.
Министры, в каждой строке, которую они писали,
и на каждом званом обеде, который они давали, из-
вращавшие дух Хартии, вскоре стали позволять себе
постоянные фактические ее нарушения. Всякий раз, ко-
гда жена маршала Нея бывала при дворе, она возвра-
щалась оттуда с глазами, полными слез 1 2.
ГЛАВА LXX1X
1.	Статья 260 сохраненного Хартией Уложения о
наказаниях запрещает, под страхом тюремного заклю-
чения и штрафа, принуждать французов соблюдать ре-
лигиозные праздники и воскресный отдых и прекра-
щать работу в эти дни Полицейский ордонанс, состав-
ленный к тому же в нелепых выражениях, предписывал
совершенно обратное. Этим приказом французам всех
вероисповеданий вменялось в обязанность украшать
фасады своих домов на всех улицах, по которым сле-
довали процессии «тела господня».
Немедленно принялись устраивать эти процессии,
1 Мысль Б,снжамспа] Констана.
2 Допрос маршала Нея
165
вскоре сделавшиеся предметом насмешек всех партий.
Католическая религия будет высмеиваться во Франции
до тех пор, пока она не получит возможность раздавать
выгодные места. Те, кто ее исповедует, давно уже
утратили веру. Религия во Франции лишилась всякого
авторитета с того времени, как аббат Мори попытался
использовать ее для защиты привилегий дворянства.
2.	10 июня, через шесть дней после обнародования
Хартии, утверждавшей свободу печати (статья 8), ор-
донансом министра внутренних дел была восстановле-
на цензура. Самое нелепое то, что ордонанс этот был
превращен в закон. Пройдет еще много времени, пока
правительство во Франции научится думать о будущем.
3.	15 июня и 15 июля были изданы два ордонанса
о порядке вербовки королевской гвардии, представ-
лявшие собою нарушение, к ущербу для армии, статьи
12 Хартии.
4.	Ордонансами от 21 июня и 6 июля был учрежден
Государственный совет, которому вопреки статье 63
были присвоены функции чрезвычайного суда.
5.	27 мая статья 15, самая важная из всех, глася-
щая, что законодательная власть принадлежит коро-
лю, пэрам и депутатам, была нарушена, по ничтожно-
му поводу, изданием ордонанса об отмене налога,
установленного законом от 22 вантоза ХП года *.
6.	16 декабря офицеры, не состоявшие на действи-
тельной службе, были переведены на половинный
оклад, что прямо противоречило статье 63. Эта мера,
быть может, и являлась необходимой, но следовало под-
готовить соответствующий закон, подготовить его с ду-
шевным трепетом, с благоговением, ввести его на один
год. С этого момента армия была утрачена для Бур-
бонов. Во Франции из каждых десяти человек восемь
в тот или иной период побывали на войне, а остальные
два удовлетворяют свое тщеславие тем, что разделяют
чувства, царящие в армии. В эти годы из уст в уста
передавались рассказы, возбуждавшие недовольство.
Один из герцогов, члеп царствующего дома, спраши-
вает офицера, в каких кампаниях тот участвовал. «Во
всех». «В какой должности?» «В качестве адъютанта
1 Го б га уз, т. 1, стр. 63
166
императора». Герцог оборачивается к нему спиной.
Другой офицер на тот же вопрос отвечает, что он про-
служил двадцать пять лет. «Двадцать пять лет раз-
боя!» На одном из смотров остались недовольны гвар-
дией, и этим старым воякам, прославившимся таким
множеством побед, было сказано, что их следует от-
править в Англию поучиться там у гвардии английского
короля.
В Париж выписывают солдат из Швейцарии, а
французов переводят на половинный оклад. Шестьсот
дворян, для которых парижане придумали приобрет-
шее затем такую известность прозвище «вольтижеров
Людовика XIV», и такое же число юнцов, только что
окончивших коллеж, были наряжены в шутовские мун-
диры, придуманные Ришелье, и приставлены охранять
особу короля, по-видимому, побаивавшегося своей
гвардии. А ведь как только в Париже учреждается ка-
кая-нибудь привилегированная корпорация, дерзкие
выходки неизбежны, и надо уметь их предотвратить,
как это делал Наполеон. Сцены, разыгравшиеся в ка-
фе Монтозье, живо задели национальную гордость.
Старая императорская гвардия, это доблестное
войско, которое так легко удалось бы расположить к
себе, было самым оскорбительным образом удалено из
столицы; военный министр, маршал Сульт, распоря-
дился вернуть ее в Париж; новым приказом, в тысячу
раз более оскорбительным, нежели первый, это распо-
ряжение было отменено, и гвардию остановили на пол-
пути. Шуанов. людей, связанных с иностранными дер-
жавами, осыпали милостями1.
Сиротский дом для детей кавалеров ордена Почет-
ного Легиона был упразднен, а затем, совершив этим
еще большую нелепость, его по слабоволию восста-
новили.
Открыто торгуют орденом Почетного Легиона; мало
того—чтобы его принизить, жалуют им людей, не
имеющих никаких заслуг перед обществом чапример,
лавочников, торгующих духами в Пале-Рояле Числен-
ность армии Бурбонов едва достигает восьмидесяти че-
тырех тысяч человек, а командирами ее состоят пять
тысяч стариков-эмигрантов и юных, безусых дворян.
1 Гобгауз, т. 1, стр. 88
167
ГЛАВА LXXX
Вот еще несколько нарушений Хартии:
7.	30 июля была учреждена военная школа с
целью дать возможность дворянам воспользоваться
преимуществами, какие даровал им ордонанс
1751 года.
8.	Канцлер собственной властью установил налог
на патенты судей, на свидетельства о натурализации и
на газеты.
9.	Вопреки точному тексту Хартии правительство,
когда ему не удалось провести закон о реорганизации
кассационного суда, преобразовало его путем ордо-
нанса и уволило нескольких судей, пользовавшихся
большим уважением; с этого момента судьи стали про-
дажными. Этот суд обеспечивает во Франции соблю-
дение законов; он представляет собою весьма важный
рычаг системы внутреннего управления и до того вре-
мени, о котором идет речь, превосходно выполнял свою
задачу.
ГЛАВА LXXXI
Хартия — хотя лица, составлявшие ее, и не подо-
зревали об этом — состоит из двух частей. В первой
своей части она подлинная конституция, иными слова-
ми— руководство к составлению законов, закон о по-
рядке издания законов; во второй —она является ми-
ровой сделкой между партиями, разъединяющими
Францию.
10.	Самая важная статья этой второй части —
статья 11-я, которая гласит: «Запрещается преследо-
вать за мнения и за голосования, имевшие место до Ре-
ставрации». Забвение прошлого предписывается как
судам, так и всем гражданам1.
Поскольку речь идет о народе ребячливом и тще-
славном, статья эта была одною из тех, которые имели
меньше всего значения для авторитета королевской
власти. Во Франции всегда презирают тех, кто в неми-
1 Сравните закон, именуемый амнистией, согласно которому
лица, голосовавшие за казнь Люповнка XVI, были изгнаны из
Франции.
108
лости, и лица, охраняемые этой статьей, выказали бы
себя самыми бесстыдными льстецами. Но министры
проявляли то же недомыслие, что и весь народ. Они
хотели во что бы то ни стало удалить некоторых чле-
нов кассационного суда. Во дворцах монархов люди
всегда стараются заранее выполнить предполагаемые
намерения властителя1.
11.	Для людей, не знавших заправил того времени,
еше более удивительной глупостью* было исключение
из Академии пятнадцати ее членов. Этот столь смехо-
творный переворот оказался значительным по своим
последствиям. Он ошеломил народ; то была предпо-
следняя капля в чаше, переполненной до краев: фран-
цузский народ на другой же день прогнал бы Бурбо-
нов, если б он мог это сделать. Какое значение имело
как для Бурбонов, так и для французов, состояли ли
в числе членов Института следующие лица: Гюитон-
Морво, Карно, Монж, Наполеон Бонапарт, Ка.мбасе-
рес, Мерлен, Редерер, Гара, Сьейес, кардинал Мори,
Люсьен Бонапарт, Лаканаль, Грегуар, Жозеф Бона-
парт п Давид?
Невероятно во всем этом то, что устраненных уда-
лось заменить другими лицами. Нашлись люди, кото-
рые согласились на основании ордонанса стать члена-
ми корпорации, вся сила которой основана на обще-
ственном мнении. Во времена д’Аламбера и Дюкло
этого бы не случилось. А еще удивляются тому, что
наибольшее нравственное падение в Париже наблю-
дается среди литераторов2.
ГЛАВА LXXXII
Хорошо известно, каким способом при Наполеоне
составлялся Законодательный корпус. Сенаторы на-
1 Свободу печати не любят, но слишком слабы, чтобы ей
воспрепятствовать Видимость вызывающего отношения к прави-
тельству придает известную остроту газете «Желтый карлик»
’ В этом причина того, что люди, себя уважающие, неохот-
но становятся писателями и не желают ставить свое имя на за-
головках своих книг
Я привел одиннадцать нарушений; «Edinburgh Review» на-
считывает их, если не ошибаюсь, четырнадцать или пятнадцать.
169
значали людей, которым покровительствовали кухарки
этих сенаторов. И, однако, так велика была энергия,
которую вдохнул в народ культ славы, так велико бы-
ло презрение этого народа к мелким дрязгам, что ни
одна из палат, назначенных во время Реставрации, не
пользовалась таким уважением, как та, где блистали
г-да Дюрбак, Лене, Бедок, Ренуар, Сюар, Фложерг. Ре-
чи этих почтенных людей служили утешением для на-
рода. В ту пору ‘все, что имело отношение к прави-
тельству, проникалось подлостью.
Завзятые роялисты, фанатики-эмигранты при од-
ном упоминании о Хартии и о либеральных идеях улы-
бались с вызывающим презрением. Они забывали, что
человек, поставивший их на ноги, великодушный Але-
ксандр, настоятельно советовал Сенату дать Франции
установления прочные и либеральные. Повсюду возни-
кали бесчисленные тревожные слухи, возвещавшие на-
роду скорое восстановление старого порядка.
Миниоры — любимцы короля, г-да Д1омбрей),
Ф ерран), М'.онтескыо], Б(лака) по всякому поводу пуб-
лично восхваляли принципы абсолютной монархии.
Они во всеуслышание сожалели о порядках, существо-
вавших в старой Франции, где якобы во всех серд-
цах, без различия сословий, были запечатлены слова
«бог и король» 1.
Разумеется, не были забыты и столь же священные
права верного дворянства. Быть может, не всем памят-
но, что эти права заключались в ста сорока четырех
налогах самого различного свойства 1 2. Наконец, воен-
ный министр, герцог Фельтрский, не прославившийся
никакими боевыми заслугами, осмелился заявить с
трибуны: «Воля короля — закон» — и был произведен
в маршалы. В конце концов —кто бы мог это поду-
мать?— г-на де Шатобриана сочли недостаточно
убежденным роялистом. Его ответ на статью генерала
Карно подвергся в этом отношении резким нападкам3.
1 Адрес, врученный королю парижским духовенством 15 ав-
густа 1814 г.
2 Из коих некоторые сочетали презрение к роду человече-
скому с...
a «Journal des Dfebats» за октябрь.
170
ГЛАВА LXXXIII
4 июня члены старого парламента собрались у
г-на Лепелетье де Морфонтена 1 и составили формаль-
ный протест против Хартии. И они подверглись спра-
ведливому уделу всякого меньшинства: «Либо
подчиняйтесь законам, либо убирайтесь вон» 1 2. Прави-
тельство сделало вид, будто даже не заметило этого
смехотворного протеста; и тотчас же дворянство возна-
мерилось подобным же образом выразить свое недо-
вольство. Во Франции, где каждый стремится создать
полк, чтобы самому стать командиром, такие действия
имеют известное значение. Эго захолустные заговоры.
Монарх, одаренный политической прозорливостью,
строго бы карал их.
5 марта в Савнэ (департамент Нижней Луары) бы-
ла произнесена знаменательная проповедь; в ней гово-
рилось верующим, что тех, кто не вернет дворянам и
священникам, являющимся представителями монаше-
ства, их земель, постигнет участь Иезавели: их растер-
зают псы.
В числе петиций, которые Палата не пожелала рас-
сматривать, была одна, снабженная чуть ли не тремя-
стами подписей; те, кто ее подал, жаловались на свя-
щенников, отказывавших им в причастии по той при-
чине, что они являются собственниками национальных
имуществ. А ведь восемь миллионов французов вла-
деют таким имуществом, и эти восемь миллионов пред-
ставляют собою наиболее энергичную часть народа.
В октябре месяце некоторые газеты, раболепствующие
перед двором, сообщили, будто князь Невшательский
во время празднества, которое он устроил в Гробуа в
честь короля и королевской семьи, поднес его величе-
ству написанный на пергаменте акт на владение этим
некогда входившим в состав национальных имуществ
поместьем. Король якобы продержал акт у себя около
часа, а затем вернул его маршалу с милостивыми сло-
вами: «Это имущество не могло бы найти лучшего
владельца». Бертье выразил самому королю свое не-
довольство этими нелепыми россказнями, но говорят
1 Дословно переведено нэ Гобгауза, 2-е изд, т. I, стр. 96.
2 Палей.
171
(хотя плохо этому верится), что он не мог добиться
разрешения опровергнуть их в печати.
Г-н Ферран предложил издать весьма справедли-
вый закон о возврате эмигрантам земель, оставшихся
непроданными
Он дерзнул заявить с трибуны, что «лица, не на-
рушившие своего долга, сохранили свои священные
и неотъемлемые права на земли, которые были у них
отняты революционными потрясениями»,— и получил
орден св. Духа.
Эти слова заставили вспыхнуть всю Францию. Лю-
ди, которые жили бы спокойно и являли бы покор-
ность под властью алжирского дея, приходят в ис-
ступление при первом слове, содержащем хотя бы кос-
венную угрозу их собственности.
ГЛАВА LXXXIV
Пора вернуться на остров Эльбу. Прочтя в газете,
в го время как его брили, речь, произнесенную мини-
стром Ферраном, Наполеон вызвал генерала Бертра-
на и сказал ему:
ГЛАВА LXXXV
Барон Жермановский, полковник лейб-улан, сле-
дующим образом изложил события своему почтенно-
му другу, генералу Костюшко1 2. Это рассказ храбре-
ца, которого слушал герой.
В начале своего рассказа полковник сообщил, что
его уланы стояли в Порто-Лонгоне, где, кроме того,
был расположен гарнизон из трехсот пехотинцев. За
шесть дней до отъезда император вызвал его, чтобы
узнать, сколько судов находится у него в порту. Пол-
ковнику был дан приказ зафрахтовать их, запасти для
1 Более того* проектом закона предусматривалась выплата
государством ежегодно ренты эмигрантам до шести тысяч лив-
ров на человека, в возмещение всего, что у них вполне справед-
ливо было отобрано, когда они покинули Францию с целью на-
травить па свое отечество иноземцев
2Гобгауз, стр. 115; см весьма точные отчеты в «Мо-
niteur».
172
них продовольствие и строго следить за тем, чтобы да-
же самая захудалая лодка не выходила в море. За
день до отплытия ему было велено уплатить ipn ты-
сячи франков за сооружение дороги, которую Наполе-
он велел проложить. Он почти забыл о приказе не вы-
пускать суда из порта, как вдруг 26 февраля, в то вре-
мя как он работал в своем садике, один из адъютан-
тов императора доставил ему приказ: к шести часам
вечера посадить всех своих солдат на суда и в ту же
ночь, в указанный час, присоединиться к флотилии,
которая будет стоять у Порто-Феррайо. Было уже так
поздно, что полковник не смог закончить посадку сол-
дат раньше половины восьмого. Суда немедленно от-
плыли. Он подошел со своей маленькой флотилией к
императорскому бригу «Inconstant», готовому к от-
плытию. Поднявшись на палубу, он увидел там импе-
ратора, который встретил его словами: «Как дела?
Где ваши люди?»
Полковник Жермановский узнал от своих товари-
щей, что приказ посадить солдат на суда был отдан
гарнизону Порто-Феррайо только в час дня, что по-
садка закончилась только к четырем часам, что импе-
ратор с генералами Бертраном, Друо и своим штабом
прибыл в восемь часов, что вслед за тем один-единст-
венный пушечный выстрел возвестил отплытие, и суда
вышли в море. Флотилия состояла из «Inconstant», во-
оруженного двадцатью шестью пушками, из двух бом-
бард — «Etoile» и «Caroline» — и четырех фелюг. На
«Inconstant» находилось четыреста солдат старой
гвардии. Никто из них не знал, куда их везут. Пере-
ходя с берега на корабли, старые гренадеры кричали:
«Париж или смерть!»
Южный ветер, вначале довольно сильный, вскоре
сменился штилем. Когда рассвело, оказалось, что про-
шли всего шесть миль и что флотилия находится ме-
жду Эльбой и Капрайей, на виду у английских и
французских фрегатов. Все, же ночь не пропала да-
ром: солдаты и экипаж успели перекрасить обшивку
брига. Он был желтый с серым; цвета эти заменили
черным и белым. Это было довольно ненадежное сред-
ство, чтобы ускользнуть от бдительности людей, заин-
тересованных в наблюдении за островом Эльбой.
173
Стали поговаривать о том, не вернуться ли в Пор-
го-Феррайо; однако Наполеон приказал продолжать
путь, решив в крайнем случае атаковать французские
суда. Вокруг острова Эльбы постоянно крейсировали
два фрегата и один бриг; по правде сказать, полагали,
что они охотнее присоединятся к флоту императора,
чем станут сражаться против него; но какой-нибудь
офицер-роялист, мало-мальски решительный, мог ве-
леть дать залп из орудий и увлечь за собой экипаж.
Около полудня поднялся ветер; в четыре часа флоти-
лия уже была в виду Ливорно. Показались три воен-
ных корабля, один из которых, бриг, направился пря-
мо к «Inconstant». Тотчас было велено закрыть люки.
Солдаты гвардии сняли свои высокие шапки и легли
плашмя на палубу. Император намеревался взять бриг
на абордаж. Но это было крайним средством, к кото-
рому он решил прибегнуть только в том случае, если
королевское судно не согласится пропустить «Incon-
stant», не подвергая его осмотру. «Zephir» (так назы-
вался бриг под белым флагом) на всех парусах несся
к «Inconstant»; корабли прошли один мимо другого,
едва не соприкоснувшись бортами. Когда лейтенант
Тальяд с «Inconstant» окликнул капитана Апдриё 1, с
которым был в приятельских отношениях, тот ограни-
чился тем, что спросил, куда направляется «Incon-
stant». «В Геную»,— ответил Тальяд и прибавил, что с
удовольствием исполнит поручения Апдрнё, если та-
ковые у него имеются. Андриё ответил, что ему ничего
не нужно, и в заключение прокричал в рупор: «Как
себя чувствует император?» Наполеон сам ответил:
«Превосходно!» — и корабли разошлись.
В ночь с 27-го на 28-е ветер стал крепчать, и 281 2
февраля на рассвете вдали обрисовалось побережье
Прованса. Показался корабль, по-видимому, направ-
лявшийся к берегам Сардинии. Полковник Жерманов-
ский говорит, что до этой минуты почти все, кто нахо-
дился на судах флотилии, думали, что она держит
курс на Неаполь. Солдаты много раз спрашивали об
этом офицеров, а те сами задавали вопросы имиера-
1 См. «Био! рафии»
2 Проверить по Гобгаузу. Когда? 28 февраля или 1 марта?
174
тору, который упорно молчал в ответ. Наконец он ска-
зал с улыбкой: «Мы держим курс на Францию!» При
этих словах все столпились вокруг него, чтобы узнать
его распоряжения. Первым делом он приказал двум-
трем комиссарам своего маленького войска пригото-
вить бумагу и перья. Под его диктовку они написали
воззвания к армии и к французам. Когда они кончили
писать, воззвания были прочитаны во всеуслышание.
Наполеон внес несколько поправок, затем еще раз ве-
лел прочесть вслух и снова исправил; наконец, прове-
рив текст по меньшей мере раз десять, он сказал: «Хо-
рошо, теперь надо изготовить побольше копий». После
этого все солдаты и матросы, умевшие писать, разлег-
лись на палубе. Им роздали бумагу, и они вскоре
представили копии воззваний в количестве, доста-
точном для того, чтобы распространить их в мо-
мент высадки. Затем принялись изготовлять трехцвет-
ные кокарды. Для этого было достаточно срезать на-
ружный край кокарды, которую они носили на острове
Эльбе. В первое время после прибытия на остров ко-
карда императора еще более напоминала француз-
скую. Впоследствии он несколько изменил ее, чтобы
не возбуждать подозрений. Занимаясь всем этим, да
и вообще под конец плавания офицеры, солдаты и
матросы непрерывно толпились вокруг Наполеона, ко-
торый мало спал и почти безотлучно находился на па-
лубе. Они лежали, сидели, стояли, непринужденно рас-
хаживали вокруг него, стремясь поговорить с ним;
они забрасывали его вопросами, на которые он отве-
чал, не выказывая ни малейшего раздражения, хотя
некоторые из этих вопросов были в достаточной мере
нескромными. Они хотели знать его мнение о многих
значительных лицах, еще находившихся в живых, о
королях, маршалах, министрах прежних лет. Они от-
важивались обсуждать с ним некоторые наиболее из-
вестные эпизоды его походов и даже внутреннюю его
политику. Он умел удовлетворять их любопытство и
объяснить непонятные для них вещи; много раз он
подробнейшим образом излагал им причины своих
собственных действий и действий своих противников.
О чем бы нн заходила речь — о подлинных или мни-
мых заслугах современников, о походах древннх и но-
175
вых времен,—все его ответы были исполнены непри-
нужденности, искренности и благородной простоты,
возбуждавших восторг солдат. «Каждое его слово,—
говорил полковник Жермановский,—казалось нам за-
служивающим быть сохраненным для будущих поко-
лений. Император откровенно говорил о задуманном
им предприятии, о связанных с ним трудностях, о сво-
их надеждах. «В случаях, подобных этому, следует
долго обдумывать, но действовать быстро. Я тщатель-
но взвешивал этот план, я обсуждал его со всем гем
вниманием, на какое способен. Излишне говорить вам
о бессмертной славе и о награде, которая нас ждет,
если наше предприятие увенчается успехом. Если же
нас постигнет неудача, то от вас, воинов, с юных лет
проявлявших равнодушие к смерти во всех ее видах и
во всех странах, я не стану скрывать, какая нас ждет
участь. Она нам известна, и мы ее презираем».
Таковы приблизительно были последние слова, ко-
торые он произнес перед тем, как его флотилия бро-
сила якорь в бухте Жуан. Они производили впечатле-
ние некоторой надуманности. То было своего рода об-
ращение к спутникам, с которыми ему, быть может,
уже некогда будет разговаривать в предстоящие труд-
ные дни.
28 февраля в полдень показался Антиб, а 1 марта в
три часа дня флотилия бросила якорь в бухте. Один
из капитанов и двадцать пять человек солдат были
посланы захватить батареи, которые, возможно, гос-
подствовали над местом предстоящей высадки. Убе-
дившись, что никаких батарей нет, капитан па свой
страх и риск отправился в Антиб. Отряд вошел в город
и был взят в плен. В пять часов вечера войска выса-
дились на побережье, неподалеку от Канна. Импера-
тор сошел с брига последним. Он отдохнул немного на
биваке посреди луга, окруженного оливковыми де-
ревьями, поблизости от моря. Теперь крестьяне пока-
зывают приезжим столик, на котором ему был подан
обед'.
Император позвал к себе Жермановского и спросил
его, известно ли ему, сколько лошадей было взято с
1 Г о б г а у з, стр. 121.
176
собой при отплытии. Полковник ответил, что ничего
об этом не знает и что сам он не взял ни одной. «Ну
что ж,—ответил Наполеон,— я захватил с собой че-
тырех лошадей; распределим их. Я думаю, что мне не-
обходимо иметь лошадь. Раз вы командуете моей ка-
валерией, вторая лошадь будет для вас, а две остав-
шиеся получат Бертран, Друо и Камбронн».
Лошадей спустили на берег, немного пониже. Напо-
леон покинул бивак и в сопровождении своего штаба
пешком направился к месту, где находились лошади.
Он шел один, расспрашивая крестьян, встречавшихся
по пути. За ним следовали Жермановский и другие
генералы с седлами в руках. Когда они дошли до цели,
фельдмаршал Бертран отказался взять себе лошадь,
заявив, что пойдет пешком; так же поступил и Друо1.
Камбронн и Мола сели на коней. Император дал пол-
ковнику Жермановскому пригоршню червонцев и ве-
лел ему раздобыть хоть несколько крестьянских лоша-
дей. Полковник купил пятнадцать лошадей, за кото-
рых с него взяли втридорога. Их впрягли в лафеты
трех пушек, привезенных с острова Эльбы, и четвер-
той, подаренной Наполеону принцессой Полиной.
Императору сообщили о неудаче в Антибе. «Мы
плохо начали,—сказал он,—самое разумное, что мы
можем сейчас сделать, это идти вперед как можно бы-
стрее, чтобы добраться до горных проходов прежде,
чем весть о нашей высадке успеет распространиться».
Взошла луна, и Наполеон со своим маленьким вой-
ском двинулся в путь. Шли всю ночь напролет. Кре-
стьяне селений, через которые они проходили, не зада-
вали им никаких вопросов; когда им говорили, что им-
ператор вернулся, они пожимали плечами и покачи-
вали головой. В насчитывавшем шесть тысяч жителей
городке Грасс, через который они прошли, население
вообразило, что это набег пиратов, и сильно встре-
вожилось. Лавки и окна закрыли наглухо, и, несмотря
на грехцветные кокарды солдат, на их возгласы «Да
здравствует император!», собравшаяся толпа держа-
лась безучастно, не выражая ни одобрения, ни пори-
цания Покинув город, войско Наполеона сделало при-
1 Гобга уз, стр. 122, 123, 130.
12 Стендаль Т XI.	177
вал на холме. Солдаты начали переглядываться, лица
их выражали недоумение и грусть. Вдруг появилась
кучка горожан; они несли съестные припасы и крича-
ли: «Да здравствует император!»
С этого момента 1 крестьяне начали проявлять ра-
дость по поводу возвращения Наполеона, и дальней-
ший его путь напоминал скорее триумфальное шест-
вие, чем вторжение. Коляска и пушки были оставлены
в Грассе, а так как дороги на протяжении первых два-
дцати пяти миль после этого города были в весьма
дурном состоянии, то Наполеон зачастую шел пешком
посреди своих гренадеров. Когда они жаловались на
усталость, он называл их «старыми ворчунами», а они,
в свою очередь, когда ему случалось оступиться, гром-
ко смеялись над его неловкостью. 2 марта под вечер
они пришли в деревню Серанон, в двадцати лье от
Грасса. Во время этого перехода солдаты, перегова-
риваясь между собой, называли Наполеона не иначе,
как «наш маленький капрал» или «Жан с саблей». Эти
произносимые вполголоса слова много раз долетали
до его ушей, когда он, окруженный своими ветерана-
ми, взбирался на возвышенности. 3 марта он ночевал
в Бареме, а 4-го обедал в Дине. По словам Жерманов-
ского, не то в Дине, не то в Кастеллане Наполеон стал
уговаривать хозяина постоялого двора, где он остано-
вился, крикнуть: «Да здравствует император!» Тот са-
мым решительным образом отказался и крикнул: «Да
здравствует король!» Наполеон нимало не рассердил-
ся, по похвалил его за верность и только попросил
хозяина выпить за его здоровье, на что тот охотно
согласился.
В Диие воззвания 2 к армии, к французскому наро-
ду были отпечатаны и распространились по Дофине с
такой быстротой, что на дальнейшем пути Наполеона
города и села уже проявляли готовность принять его.
До той поры, однако, к нему присоединился лишь один-
единственный солдат. Этого солдата полковник Жер-
мановский, встретивший его дорогой, захотел при-
влечь на сторону Наполеона. Когда полковник стал
’ Г о б г а у з, стр 124.
’ Гобгауз, стр. 125.
178
ему говорить, что император скоро прибудет, солдат
расхохотался и сказал: «Ладно, у меня будет что рас-
сказать дома нынче вечером!» Полковнику стоило
большого труда убедить собеседника в том, что он и
не думает шутить; тогда солдат спросил: «Где вы бу-
дете ночевать сегодня?»,— и когда Жермановский на-
звал ему селение, солдат заявил ему: «Моя мать жи-
вет в трех милях отсюда; я схожу, попрощаюсь с ней
и сегодня вечером приду к вам». И действительно, ве-
чером гренадер хлопнул полковника по плечу и не
успокоился, пока тот не обещал ему передать импера-
тору, что гренадер Мелоп решил разделить судьбу сво-
его бывшего повелителя.
5 марта Наполеон провел ночь в Гапе под охраной
нескольких кавалеристов и сорока гренадеров. Того же
числа генерал Камбронн с сорока гренадерами занял
мост и бывшую крепость Систерон *. Но, кроме Мелона,
никто еще не примкнул к ним. Жители Сен-Бонне и
других деревень хотели ударить в набат и скопом со-
провождать небольшое войско Наполеона. Крестьяне
толпились на дорогах и нередко мешали продвижению
войск, преграждая им путь в своем стремлении уви-
деть императора, иной раз шедшего пешком, или при-
коснуться к нему.
Дороги были в отвратительном состоянии из-за та-
лого спега. Мул, который был навьючен золотом, по-
скользнулся и упал в пропасть. Это происшествие, по-
видимому, сильно расстроило императора. В продол-
жение двух часов пытались вытащить мула. Наконец
императору пришлось бросить его на произвол судьбы,
чтобы не терять времени понапрасну; весной этими
деньгами воспользовались крестьяне.
6 марта император ночевал в Гапе, а генерал Кам-
бронн со своим авангардом из сорока человек —в
Ламюре. Там состоявший из шестисот человек аван-
гард гренобльского гарнизона отказался войти в пере-
говоры с генералом Камбронном. Дойдя до ущелья,
находящегося неподалеку от Визнля, полковник Жер-
мановский, командовавший головным отрядом аван-
гарда. нашел ущелье занятым отрядом солдат под бе-
1 Г о б г а у з, стр. 126.
179
лым знаменем. Он хотел было обратиться к ним с
речью, но их командир выступил вперед и крикнул:
«Отойдите! Я не имею права вступать с вами в какие-
либо сношения. Соблюдайте положенную дистанцию,
иначе мои люди будут стрелять». Полковник пробовал
подействовать на него сообщением, что ему придется
говорить не с ним, а с самим императором Наполео-
ном. Но командир продолжал неистовствовать, и Жер-
мановский пошел доложить императору о своей неуда-
че. Наполеон с улыбкой сказал ему: «Раз так, придет-
ся мне самому попробовать чего-нибудь добиться».
Он спешился и приказал полсотне своих гренадеров
следовать за ним, повернув ружья дулом в землю;
сохраняя полное спокойствие, он дошел до ущелья,
где застал батальон 5-го линейного полка, роту сапе-
ров и роту миноров, в общей сложности человек семь-
сот-восемьсот. Офицер, командовавший ими, про-
должал выкрикивать ругательства, нередко направ-
ленные против самого императора. Он кричал: «Это не
Наполеон, а какой-нибудь самозванец!» Время от вре-
мени он накидывался на своих подчиненных, приказы-
вая им открыть огонь. Солдаты стояли неподвижно и
молчали. Когда они увидели отряд под предводитель-
ством Наполеона, минуту-другую казалось, что они
сейчас возьмут на прицел. Наполеон велел своим гре-
надерам остановиться, а сам с невозмутимым спокой-
ствием отделился от них и направился к передовому
батальону королевских войск. Подойдя к ним почти
вплотную, он круто остановился, устремил на них спо-
койный взор и, распахнув сюртук, воскликнул: «Это я.
Вы меня узнаете? Если кто-нибудь из вас намерен по-
сягнуть на своего императора — пусть стреляет, самое
время!»
Они мгновенно перешли на его сторону и с возгла-
сами «Да здравствует император!» начали обниматься
с солдатами его гвардии '.
Незадолго до того, как солдаты 5-го полка присо-
единились к нему, Наполеон подошел к гренаде-
ру, стоявшему на часах, взял его за ус и спросил:
• Гобга уз, стр. 126—127
180
«А ты, старый усач, разве не побывал со мной под Ма-
ренго?»
Таков бесхитростный рассказ об одном из тех по-
ступков, которые во все времена и во всех странах
указывают народу, за кем надо следовать и за кою
надо сражаться.
Соратники Наполеона сочли порыв, увлекший от-
ряд в семьсот человек, решающим для всего дальней-
шего. В этом эпизоде они увидели доказательство того,
что император не ошибся и что армия по-прежнему
верна ему1; солдаты вновь присоединившихся полков
надели трехцветные кокарды, выстроились под орлами
войск, прибывших с острова Эльбы, и вместе с ними,
при восторженных кликах населения, вступили в Ви-
зиль. Этот городок всегда отличался патриотизмом.
Там, можно сказать, началась французская револю-
ция, там родилась свобода всего мира. Первое собра-
ние штатов провинции Дофине состоялось в Визиль-
ской крепости.
Когда войска шли в Гренобль, к полковнику Жер-
мановскому подъехал военный, примчавшийся во весь
опор, и сказал ему: «Приветствую вас от имени пол-
ковника Шарля Лабедуайера».
Вскоре явился и сам молодой полковник во главе
большей части своего полка —7-го пехотного, сфор-
мированного из остатков 112-го полка и некоторых
других частей. Полковник тайно вышел со своими ча-
стями из Гренобля в четыре часа пополудни; отъехав
на некоторое расстояние от города, он вынул из кар-
мана орла, прикрепил его к длинному шесту и поцело-
вал его на глазах своего полка, который тотчас же
дружно закричал: «Да здравствует император!» Затем
он ударом ножа вспорол барабан, наполненный трех-
цветными кокардами, и тут же роздал их своим сол-
датам. Но генерал Маршан, оставшийся верным коро-
лю, сумел уговорить часть полка вернуться в Гре-
нобль. Гарнизон города был усилен 11-м линейным
полком и частями присланного из Шамбери 7-го полка.
Сверх того, в гарнизон входило две тысячи человек
3-го пионерского полка и два батальона 5-го пехотною
* 1 о б । а у з, стр. 128
181
и 4-го артиллерийского — того самого полка, в котором
Наполеон двадцать пять лет назад получил первую
свою роту.
Гренобль — плохонькая крепость, сохраняемая
только в целях обеспечения артиллерией Альпийского
горного хребта, посреди которого она расположена.
Она имеет всего один вал со стороны равнины, выши-
ной около двадцати футов, перед которым протекает
ручей. И под защитой этих жалких укреплений не-
сколько месяцев спустя оставленные на произвол судь-
бы жители вывели из строя тысячу двести человек
пьемонтской армии, целиком состоявшей из наполео-
новских солдат!
Когда 7 марта этот великий человек подошел к го-
роду, весь гарнизон стоял в боевой готовности на кре-
постном валу, посредине которого находятся выходя-
щие на Визильскую дорогу Бонские ворота *. Пушки
были заряжены, фитили дымились; национальная
гвардия разместилась позади гарнизона в качестве ре-
зерва.
Вечером, в половине девятого, Бонские ворота были
заперты. Наполеон вступил в предместье Сен-Жозеф,
а тем временем Жермановский в сопровождении вось-
ми польских улан подъехал к Бонским воротам. Он
потребовал ключи; ему сказали, что они у генерала
Маршала. Полковник обратился к солдатам, но они
хранили молчание. Вскоре на мостике перед воротами
появился Наполеон. Он едва ли не час просидел там
на тумбе.
Генералу Маршану следовало перейти на ту часть
вала, которая была не более чем в пятидесяти фугах
от императора, и самолично выстрелить в него. Два
десятка дворян могли бы для верности сделать то же
самое. Промахнуться было невозможно. Если бы импе-
ратора не стало, его затея рухнула бы. Если привер-
женцы короля по малодушию опасались, что, как
только они выстрелят, их разорвут на части, они могли
расположиться в доме некоего Эймара, окна которого
выходят на вал, или на той части вала, которая вхо-
дит в территорию казармы. Совершенно бесспорно, что
1 Гобга у з, стр. 129.
162
в этот момент всеобщего смятения любой дерзкий за-
мысел увенчался бы успехом. Можно было с такой же
легкостью разместить два десятка дворян в домах
предместья Сен-Жозеф, мимо которых на расстоя-
нии каких-нибудь пятнадцати футов проезжал На-
полеон.
После длившихся три четверти часа переговоров и
неопределенности гарнизон, вместо того чтобы открыть
огонь, дружно закричал: «Да здравствует император!»
Так как ворота были все еще на запоре, жители пред-
местья притащили бревна и с помощью горожан вы-
садили их, хотя ворота были очень массивны, ибо за
год до того Гренобль находился под угрозой осады.
Ключи были принесены в тот момент, когда ворота
рухнули. Войдя в город, восемь улан увидели перед
собой толпу людей с зажженными факелами в руках,
спешивших приветствовать Наполеона, который мгно-
вение спустя вступил туда пешком, идя на двадцать
шагов впереди своего войска.
Несколько офицеров, людей рассудительных, зара-
нее отправились из Гренобля навстречу Наполеону.
Они приняли все меры к тому, чтобы обеспечить им-
ператору, на случай, если бы у Бонских ворот его по-
стигла неудача, возможность перейти Изеру близ Сен-
Лоранских ворот, расположенных у подножия так
называемой Бастильской горы, где вал не более как
садовая ограда, местами разрушенная. Эти офицеры
посоветовали Наполеону не допускать ни единого вы-
стрела со стороны своих войск, ибо стрельба могла вы-
звать у людей, склонных к нему примкнуть, опасение
прослыть побежденными. Могло случиться, что поло-
вина армии из-за этого соображения, затрагивавшего
ее честь, отказалась бы перейти на его сторону.
Толпа хлынула к нему. Люди вглядывались в него,
хватали его за руки, обнимали колени, целовали его
одежду, старались хотя бы прикоснуться к ней; ничто
не могло утолить их восторг. Для них Наполеон во-
площал не свое собственное правление, а правление,
противоположное тому, которое установили Бурбоны.
Ему хотели отвести помещение в ратуше, но он поже-
лал переночевать на постоялом дворе, принадлежав-
шем солдату по имени Лабар, участнику похода в
183
Египет. Там его штаб совершенно потерял его из виду;
наконец через полчаса Жермановскому и Бертрану
ценой величайших усилий удалось проникнуть в ком-
нату, где они застали его окруженным людьми, похо-
жими на помешанных,— до такой степени восторг и
любовь заставляли их пренебрегать простейшей веж-
ливостью, соблюдение которой обычно предохраняет
тех, вокруг кого теснятся, от опасности быть задушен-
ными. Приближенным Наполеона удалось на короткое
время очистить комнату; чтобы помешать вторичному
нашествию, они заставили дверь столами и стульями.
Но тщетно! Толпа снова хлынула в комнату, и в про-
должение двух часов император оставался среди по-
сторонних без всякой охраны. Его тысячу раз могли
убить, если бы среди роялистов и священников нашел-
ся хотя бы один смелый человек. Вскоре под окнами
постоялого двора появилась толпа людей, несших об-
ломки Бонских ворот. Они кричали: «Наполеон, мы не
могли вручить вам ключи вашего верного Гренобля,
но вот вам городские ворота!»
На другой день Наполеон произвел на учебном
плацу смотр войскам. Его снова окружила несметная
толпа; восторг народа достиг апогея, но не вызвал ни
одного из тех раболепных поступков, которые люди
обычно совершают в присутствии государей. Под
окнами Наполеона и вокруг него непрестанно кричали:
«Не надо рекрутского набора, этого мы не хотим боль-
ше, нам нужна конституция!» Некий молодой греноб-
лец, г-н Жозеф Рей, выразил чувства народа в адресе,
который он представил Наполеону.
Г-н Дюмулен, молодой человек, фабрикант перча-
ток, у которого за два дня до этого нашел приют уро-
женец Гренобля, врач императора, прибывший с остро-
ва Эльбы, предложил Наполеону в полное его распо-
ряжение свою жизнь и сто тысяч франков. Император
сказал ему: «В настоящий момент я не нуждаюсь в
деньгах; благодарю вас; мне нужны решительные лю-
ди». Он назначил фабриканта перчаток своим орди-
нарцем и тут же дал ему поручение, которое тот от-
лично выполнил. Молодой человек немедленно бросил
на произвол судьбы свое предприятие, весьма значи-
тельное.
184
Городские власти представились Наполеону; он
долго беседовал с ними, но его рассуждения были
слишком возвышенного свойства, чтобы их могли по-
нять люди, которых четырнадцать лет подряд приуча-
ли беспрекословно повиноваться и не питать никаких
других чувств, кроме боязни лишиться должности. Они
слушали его с тупым видом, и он не мог добиться от
них ни одного слова, которое выражало бы искреннее
чувство. Истинными его друзьями оказались крестьяне
и мелкая буржуазия. Все, что они говорили, было ис-
полнено героического патриотизма. Наполеон выразил
жителям Дофине свою благодарность в обращении,
которое было напечатано в Гренобле. У всех почти
солдат в шапках оказались запрятаны трехцветные
кокарды. Они с невыразимой радостью снова надели
их. Генерал Бертран, исполнявший обязанности на-
чальника главного штаба, приказал гарнизону Греноб-
ля двинуться на Лион.
Значительную часть пути от Гренобля до Лиона
император проехал без всякой охраны; лошадям его
кареты зачастую приходилось идти шагом; крестьяне
наводнили дорогу; все жаждали поговорить с ним,
прикоснуться к нему или хотя бы на него взглянуть.
Они карабкались на его карету, влезали на запря-
женных в нее лошадей, со всех сторон кидали ему бу-
кеты фиалок и примул. Короче говоря, Наполеон все
время находился в объятиях своего народа.
Вечером в окрестностях Рив крестьяне провожали
его на протяжении свыше лье, освещая путь наспех
изготовленными факелами и распевая ставшую не-
обычайно популярной за последние два месяца пес-
ню, содержание которой было таково, что священники,
прежде чем отпустить грехи, спрашивали исповедовав-
шегося, пел ли он ее, и в случае утвердительного от-
вета отказывались примирить его с богом1.
В деревне Рив его сначала не узнали. Когда затем
поняли, кто он такой, крестьяне наводнили постоялый
1 Привести здесь эту песню, сочиненную на дурном француз-
ском языке, по-видимому для крестьян, и выражавшую главным
образом ненависть н глубокое презрение к тем, кто предал
Наполеона. В ней упоминаются Ожеро, Мармон, Маршан.
185
двор и, видя, что ему подали скудный ужин, наперебой
стали его угощать кто чем мог.
9 марта император ночевал в Бургуане.
Иногда впереди его карсты скакало человек шесть
гусар, но обычно охрана отсутствовала, и он почти все-
гда ехал на расстоянии трех-четырех лье от своего
войска. Прибывшие вместе с ним с острова Эльбы гре-
надеры, сломленные усталостью, задержались в Гре-
нобле; они вскоре двинулись дальше, но даже самые
выносливые из них достигли Бургуана лишь через час
после того, как Наполеон выехал оттуда, что дало им
повод крепко ругаться. Они рассказывали крестьянам
мельчайшие подробности его жизни на острове Эльбе.
Вот самая характерная подробность отношений между
крестьянами и солдатами, кроме общего для тех и дру-
гих энтузиазма: видя, что синие мундиры и высокие
шапки солдат изорваны и кое-как починены белыми
нитками, крестьяне спрашивали их: «Чго ж, разве у
императора на острове Эльба не было денег, что вы
так плохо одеты?» «Как бы не так! Денег у него было
вдоволь, он ведь там строил дома, прокладывал доро-
ги, остров стал неузнаваем. Когда он видел нас груст-
ными, он говорил: «Что, ворчун, ты, видно, все Фран-
цию вспоминаешь?» «Да ведь скучно здесь, ваше вели-
чество». «Чини пока свой мундир; там у нас их
достаточно лежит на складах; тебе не вечно придется
скучать». «Он сам,— прибавляли гренадеры,— подавал
нам пример: его шляпа была вся в заплатах. Мы все
догадывались, что он »адумал куда-то нас повести, но
он остерегался говорить нам что-либо определенное.
Нас го и дело сажали на корабли и снова высаживали,
чтобы сбить жителей с толку». В Гренобле император
не купил себе новой шляпы, а велел починить старую;
на нем был изношенный серый сюртук, наглухо за-
стегнутый. Он был до того тучен и утомлен, что, когда
надо было садиться в карету, его нередко подсажи-
вали. Деревенские мудрецы из этого заключили, что
он носил панцирь.
Миновав Лаве-рпильер, карета остановилась, хотя
вокруг не было ни охраны, ни скопления крестьян;
Наполеон подошел к карете богатого купца, также
остановившейся...
186
ГЛАВА LXXXVI
Демократия или деспотизм — первые формы прав-
ления, которые представляются людям по выходе их
из первобытного состояния; они знаменуют собою пер-
вую ступень цивилизации. Повсюду на смену этим
рудиментарным правительствам пришла аристократия,
как бы она ни именовалась, возглавлена ли она одним
лицом или несколькими. Так, французское королев-
ство до 1789 года представляло собою не что иное,
как клерикальную и военную аристократию, состояв-
шую из людей в судейских мантиях и военных мунди-
рах. Это вторая ступень цивилизации. Представитель-
ное правление, возглавляемое одним или несколькими
лицами, есть повое, даже новейшее установление, зна-
менующее собою и утверждающее третью ступень ци-
вилизации. Это возвышенное установление — позднее,
но неизбежное следствие изобретения книгопечата-
ния — относится к последующей за Монтескье эпохе.
Наполеон — лучшее, что было создано на второй
ступени цивилизации. Поэтому до крайности смешно,
когда короли, желающие остановиться на этой второй
ступени, приказывают своим мерзким писакам поно-
сить этого великого человека. Он обнаружил полную
неспособность понять третью ступень цивилизации.
Где бы он мог изучить ее? Конечно, не в Бриенне;
книги философского содержания, равно как и перево-
ды английских авторов, не допускались в королевские
коллежи; а после окончания коллежа ему уже некогда
было читать; с той поры у него хватало времени
только на то, чтобы изучать людей.
Итак, Наполеон — это тиран XIX века; назвать че-
ловека тираном — значит признать его высокоодарен-
ным, а не может быть, чтобы человек, наделенный вы-
дающимися способностями, не проникся, быть может
сам того не сознавая, здравым смыслом, разлитым в
воздухе.
Чтобы убедиться в справедливости этого утвержде-
ния, надо прочесть жизнеописание Каструччо Кастра-
кани, бывшего в XIV веке тираном Лукки'. Сходство
1 У Макьявелли, а еще лучше — у авторов той эпохи; см. со-
кращенное изложение у Пиньотти,
187
этих двух людей поразительно. Любопытно проследить
в душе Наполеона борьбу духа тирании против глубо-
кого ума, создавшего его величие, проследить, как его
природное тяготение к дворянам сменялось приступа-
ми презрения, вскипавшего в нем, как только он при-
сматривался к ним поближе. Все, что он предпринимал
против них, ясно показывало, что его негодование бы-
ло отеческого свойства. Простодушным людям, кото-
рые в этом усомнились бы, напомним его ненависть
ко всему, что было поистине либеральным. Ненависть
эта дошла бы до неистовства, не сознавай он своей
силы. Надо было видеть, как хитрые придворные лисы
уловили в характере повелителя эту черту. Весьма лю-
бопытны в этом отношении доклады его министров.
В вводных предложениях, вернее сказать, в прилага-
тельных и наречиях, выражается приятие и проведение
самой мелочной, самой подлой тирании. Они еще не
дерзали делать это прямо, раболепствовать без обиня-
ков. Смелый эпитет иной раз указывал властелину под-
линную мысль его министра. Еще несколько лет—и
милые его сердцу аудиторы дали бы ему поколение
министров, которые, не приобретя во времена респуб-
лики опыта в государственных делах, стыдились бы
только одного — не выказать себя в достаточной мере
придворными людьми. Когда видишь последствия все-
го этого, почти радуешься падению Наполеона.
Еще яснее борьба между гением великого человека
и душою тирана проявляется во время Ста дней. Он
призывает Бенжамена Констана и Сисмонди. Он вы-
слушивает их с притворным удовольствием, но вскоре
снова всецело подпадает влиянию низких советов
Реньо де Сен-Жан д’Анжели и герцога Бассанского.
Эти люди являются доказательством того, насколько
тирания уже успела его развратить. Во времена Ма-
ренго ои оттолкнул бы их с презрением.
Эти два человека больше способствовали его гибе-
ли, нежели Ватерлоо. Пусть не говорят, что ему не от
кого было ждать разумных советов. Я видел в Лионе
письменное обращение к нему одного офицера, сове-
товавшего ему разом уничтожить как старое, так и но-
вое дворянство. Если не ошибаюсь, именно Реньо по-
советовал ему назвать новую данную им конституцию
188
«Дополнительным актом». В то утро он отдалил от
себя сердца десяти миллионоз французов —тех деся-
ти миллионов, которые во Франции сражаются и мыс-
лят. С этого момента его приближенные увидели, что
гибель его неотвратима. Как победить миллион сто
тысяч солдат, двинутых на Францию? Наполеону
нужна была негласная политическая сделка с австрий-
ским домом, и по мере того, как он удалял от себя та-
лантливых людей, союзники делали их своими совет-
никами.
На острове Святой Елены он в свое оправдание
ссылается на чрезвычайную бездарность членов своей
семьи. В дарованиях никогда не бывает недостатка;
они возникают в изобилии, как только на них появ-
ляется спрос. Прежде всего он удалил Люсьена; он в
недостаточной мере использовал Сульта, Лезе-Марне-
зиа, Левуайе-д’Аржансона, Тибодо, графа Лапарана,
Жана де Бри и тысячу других, готовых ему служить.
Кто во времена Империи подозревал о талантах графа
Деказа? Следовательно, ничтожество семьи Наполео-
на— жалкая отговорка; талантливых людей у него не
оказалось потому, что он не захотел их иметь. Одного
присутствия Реньо было достаточно, чтобы все, кто
чего-нибудь стоил, впали в уныние.
Счастье для всех этих людей, что у них оказались
такие преемники1.
ГЛАВА LXXXVII
Мы воспроизвели здесь те черты Наполеона, кото-
рые кажутся нам достоверными, иа основании самых
правдивых свидетельств; нам лично пришлось прове-
сти несколько лет при его дворе.
Это человек, наделенный необычайными способно-
стями и опаснейшим честолюбием, самый изумитель-
ный по своей даровитости человек, живший со времен
Юлия Цезаря, которого ои, думается нам, превзошел.
Он был скорее создан для того, чтобы стойко и вели-
чаво переносить несчастье, нежели для того, чтобы
пребывать в благоденствии, не поддаваясь опьянению.
’ Разумно, но стиль холоден и сух.
189
Доходя в своем гневе до бешенства, когда противились
его страстям, он, однако, был более способен к друж-
бе, нежели к длительной ненависти; обладая некото-
рыми из тех пороков, которые необходимы завоевате-
лю, он, однако, был не более склонен проливать кровь
и быть безучастным к человечеству, нежели Цезари,
Александры, Фридрихи,—все те, с кем его поставят
рядом и чья слава будет меркнуть с каждым днем.
Наполеон вел множество войн, в которых были проли-
ты потоки крови, но за исключением испанской войны
он не был зачинщиком ни одной из них. Ему почти
удалось превратить европейский континент в одну
огромную монархию. Этот замысел, если он действи-
тельно существовал, является единственным оправда-
нием тому, что Наполеон не произвел революции в за-
воеванных им государствах и не создал из них, путем
приобщения их к началам, воодушевлявшим Францию,
опоры для нее. Будущие поколения скажут, что рас-
ширение им своей империи явилось следствием необ-
ходимости отражать нападения соседей. «Обстоятель-
ства, вынуждавшие меня воевать,— говорит он,—
доставили мне ряд возможностей расширить мою им-
перию, и я ими воспользовался». По величию души и
покорности судьбе, которые он проявил в несчастье,
лишь немногие равны ему, и никто его в этом не пре-
взошел. Г-п Уорден нередко отдает должное этим до-
бродетелям, и мы можем добавить, что в них не было
ничего показного. Его поведение па острове Св. Елены
исполнено естественности. Быть может, оно является
тем, что в наши дни более всего напоминает героев
Плутарха. Когда одно из лиц, посетивших его на остро-
ве Св. Елены, выразило ему свое удивление по поводу
величавого спокойствия, с которым он перенес пере-
мену в своей судьбе, он ответил: «Дело в том, что —
так мне думается — все были этим более удивлены,
чем я. Я не слишком хорошего мнения о людях и ни-
когда не доверял удаче; впрочем, я мало ею восполь-
зовался. Мои братья имели гораздо больше выгод от
своего королевского сана, чем я. Им достались насла-
ждения, с ним связанные, а мне — почти одни только
тяготы».
।	оспами мания
О НАПОЛЕОНЕ
s)'
Перевод
А. С. К ул и ш ер.
Повозка с ранеными

ИЗДАТЕЛЮ
Я прошу Вас извинить меня, сударь: в книгах, кото-
рые Вам предлагают купить, нет никакой напыщен-
ности. Будь они написаны в стиле Сальванди,
с Вас спросили бы четыре тысячи франков за том.
Пышные фразы совершенно отсутствуют; стиль ни-
когда ие испепеляет бумагу, никогда не упомина-
ются трупы. Слова: ужасный, божественный,
ужас, омерзительный, разложение обще-
ства и т. п.—не употребляются.
Автор имеет самонадеянность утверждать, что он
н и ко му не подражал; но если бы, закончив свой
труд, он должен был, чтобы дать представление о нем,
сравнить свой стиль со стилем кого-либо из великих
писателей Франции, он сказал бы:
Я старался рассказывать не так, как господа де
Сальванди или де Маршанжи, а как Мишель де Мон-
тень или президент де Бросс.
13 Стендаль Т. XI.
ПОЧЕМУ Я ПРИДАЛ МЫСЛЯМ ЧИТАТЕЛЯ
ТАКОЕ НАПРАВЛЕНИЕ?
(13 февраля 1837 г )
ПРЕДИСЛОВИЕ ДЛЯ САМОГО СЕБЯ
Обычно историк (например, г-н Тибодо) произво-
дит расследование фактов с претензией на беспри-
страстие, как это делает Саллюстий, и предоставляет
читателю самому вынести приговор.
Вот почему приговор может быть только общего
свойства: «Жак — негодяй» или же: «Жак —честный
человек». Что до меня, я сам выношу приговоры, и они
основаны на более глубоком, а главное — более тон-
ком различении справедливого и несправедливого; это
суждения великодушные. Я затушевал бы половину
qualsisia merito * (не достигнув при этом искусства
изложения какого-нибудь Лемонте), если бы не про-
износил приговор сам: нередко из того или иного об-
стоятельства, вызвавшего мой первый приговор, я вы-
вожу второй. Итак, озаглавим это: «Воспоминания о
жизни Наполеона».
Свободной живостью мысли (зачастую я нарочно
затушевываю ее) мне, быть может, удастся заставить
читателя проглотить шесть томов. Если бы мне при-
шлось стеснять себя, у меня не хватило бы терпения
продолжать мой труд. Л чего ради я буду себя стес-
нять? Чтобы превратиться в dimidiato** Лемонте или
Тьера?
* Некоторой заслуги (итал.).
** Половинку (итал ).
194
ПРЕДИСЛОВИЕ
С 1806 по 1814 год я жил в об-
ществе наибольшее внимание ко-
торого привлекали действия импе-
ратора Часть указанного времени
я состоял при дворе этого велико-
го человека и видел его два —
три раза в неделю.
(А. Б)
Fu vera gloria
Ai posteri 1’ardua senlenza *.
(Мандзони Ода в честь Напо-
леона)
Некто имел случай видеть Наполеона в Сен-Клу,
при Маренго, в Москве; теперь он описывает его
жизнь, нисколько не притязая на красоту стиля. Этот
человек ненавидит напыщенность, двоюродную сестру
лицемерия — порока, модного в XIX столетии.
Только люди с малыми заслугами способны лю-
бить ложь; она для них выгодна. Чем полнее будет
раскрыта истина, тем более великим предстанет На-
полеон.
Автор далек от каких бы то ни было притязаний на
литературность. Рассказывая о военных событиях, он
почти всегда будет приводить подлинные слова На-
полеона. Тот, кто совершил, сам же и рассказал. Ка-
кое счастье для пытливости грядущих столетий! Кто
дерзнул бы после Наполеона рассказать про Арколь-
скую битву?
Ои был воплощением славы.
Пусть потомство вынесет высокий приговор.
195
Однако, весь поглощенный своим повествованием,
полный дум об этой великой теме и полагая, как все
пылкие люди, что каждый должен его понимать с полу-
слова, он иногда выражается неясно. В таких случаях
изумительному рассказу Наполеона предпосланы не-
обходимые пояснения. Автор черпал их в своих воспо-
минаниях.
Будучи монархом, Наполеон часто лгал в своих пи-
саниях. Иногда душа великого человека прорывалась
сквозь царственную оболочку, но он всегда раскаивал-
ся, написав правду, а иногда даже — сказав ее. Зато-
ченный на острове св. Елены, он подготовлял трон для
своего сына или свое второе возвращение, подобное
возвращению с острова Эльбы. Я старался не подда-
ваться обману.
Когда речь идет о том, что автор видел сам, или
о том, что он считает истиной, он предпочитает приво-
дить слова другого свидетеля, а не старается сам сочи-
нить рассказ.
О некоторых лицах я воздерживался говорить все
то дурное, что я о них знаю: в мои намерения не вхо-
дило делать из этих воспоминаний курс познания че-
ловеческой души.
Я пишу историю событий так, как хотел бы видеть
ее написанной другим, независимо от таланта. Моя
цель —познакомить публику с этим исключительным
человеком, которого я любил при жизни, которого я
уважаю теперь всей силой своего презрения к тому,
что пришло ему на смену.
Рассчитывая на проницательность читателя, я от-
нюдь не преграждаю всех путей для критики; вероят-
но, лицемеры обвинят меня в безнравственности, но
это не усилит того презрения, которое я питаю к этим
людям.
В Париже не существует общественного мнения
о современных событиях; есть только ряд сменяющих-
ся увлечений; опи уничтожают друг друга, как одна
набегающая морская волна смывает предыдущую.
Народ, который Наполеон приобщил к граждан-
ственности, сделав его собственником и установив для
простолюдина тот же орден, что и для маршала, судит
его своим сердцем, и, мне думается, потомство под-
196
твердит суждение народа. Что касается суждений са-
лонов, я полагаю, что они будут меняться каждые де-
сять лет, как я наблюдал это в Италии на примере
Данте, которого в 1800 году столь же презирали, как
превозносят теперь.
За последние несколько лет искусство лгать далеко
шагнуло вперед. Ложь уже не выражают прямыми
словами, как это было во времена наших отцов; те-
перь ее создают при помощи общих, туманных оборо-
тов, которые трудно поставить лжецу в укор, а глав-
ное— трудно опровергнуть немногими словами. Что до
меня, я заимствую у четырех или пяти различных ав-
торов по четыре — пять мелких фактов; вместо того
чтобы подводить им итог одной общей фразой, в кото-
рую я смог бы незаметно внести лживые оттенки, я
излагаю эти мелкие факты, употребляя, по возмож-
ности, подлинные выражения авторов.
Все признают, что тот, кто повествует, должен ясно
говорить правду. Но для этого нужно иметь мужество
вводить мельчайшие подробности. Это, думается мне,
единственный способ побороть недоверие читателя.
Я не только не страшусь этого недоверия, а всей ду-
шой желаю и призываю его.
Ложь ныне настолько распространена, что гряду-
щие поколения смогут доверять только тем историкам,
которые были современниками описываемых ими со-
бытий. Мы всегда чувствуем по тону, правдив ли чело-
век. К тому же лет через десять после его смерти груп-
па, покровительствовавшая ему, распадается, а та, что
ее сменяет, относит истину, сказанную этим писате-
лем, к числу тех безразличных истин, которые волей-
неволей приходится признать, чтобы внушить доверие
к себе и иметь возможность сколько-нибудь успешно
лгать во всем остальном.
До 1810 года писатель, если он лгал, делал это под
влиянием страстного чувства, которое само себя выда-
вало и которое нетрудно было заметить. Но после
1812-го, в особенности же 1830 года, лгут хладнокров-
но, чтобы получить выгодное мест о, или же, если че-
ловек не нуждается, чтобы приобрести лестное поло-
жение в салонах.
Сколько лжи сказано о Наполеоне! Не Шатобрнан
197
ли утверждал, что у него не было личного мужества,
что вдобавок его звали Никола? Как поступит историк,
который будет писать в 1860 году, чтобы оградить себя
от всех тех лживых «Воспоминаний», что из месяца
в месяц украшают журналы 1837 года? Но писатель,
который видел въезд Наполеона в Берлин 27 октября
1806 года, видел его при Ваграме, видел, как во время
отступления из России он шел с палкой в руке, видел
его в Государственном совете, если у него есть муже-
ство говорить правду обо всем, находится даже в
ущерб своему герою в более выгодном положении.
В тех случаях, когда, на мое несчастье, я буду дер-
жаться мнения, не входящего в литературное или поли-
тическое кредо публики 1837 года, я отнюдь не буду
пытаться искусно его задрапировать, а, наоборот, буду
выражать его как можно яснее и резче. Я знаю, рез-
кость— порок стиля. Но лицемерие —порок нравов,
настолько господствующий в наши дни, что необходи-
мо принимать всякие предосторожности, лишь бы не
впасть в него.
Искусство лгать расцветает главным образом бла-
годаря высокому академическому стилю и перифра-
зам, предписываемым — так нам говорят—изяще-
ством. Что до меня, я утверждаю, что их предписывает
предусмотрительность автора, который обычно стре-
мится использовать литературу как средство достиг-
нуть чего-нибудь получше.
Итак, я прошу у читателя снисхождения к стилю, до
крайности простому и менее всего изящному,— стилю,
который, будь он равен ему по таланту, походил бы на
стиль XVII века,— на стиль г-па де Саси, переводчика
писем Плиния, или аббата Монго, переводчика Геро-
диана. Мне кажется, у меня всегда хватит мужества
выбрать малоизящное слово, если оно внесет в мою
мысль еще один оттенок.
Когда в юности мы читаем древнюю историю, боль-
шинство сердец, способных испытывать восторг, прони-
кается любовью к римлянам и оплакивает их пораже-
ния,— и это несмотря на их несправедливость и весь их
деспотизм по отношению к союзникам. Сходное чув-
ство уже не позволяет нам, после того как мы видели
действия Наполеона, полюбить другого полководца.
198
В речах других военачальников всегда находишь нечто
лицемерное, приторное, преувеличенное, что убивает
чувство в самом зародыше. Любовь к Наполеону —
единственная страсть, сохранившаяся во мне, но это
отнюдь не мешает мне видеть недостатки его ума и
жалкие слабости, которые можно поставить ему в упрек.
Теперь, когда ты, о мой неблагосклонный читатель,
предупрежден и знаешь, с каким чуждым изящества
мужланом, или, вернее, с каким лишенным честолюбия
простецом ты имеешь дело, я позволю себе, если гы еще
не захлопнул книгу, обсудить с тобою один спорный
вопрос
Знающие люди уверили меня, что толковую историю
Наполеона можно будет опубликовать не раньше чем
через двадцать — тридцать лет К тому времени за-
писки г-на де Талейрана, герцога Бассанского и мно-
гих других будут изданы и уже успеют получить оцен-
ку Уже начнет определяться окончательное мнение
потомства об этом великом человеке; зависть аристо-
кратии, если это не более как зависть, к тому времени
заглохнет В настоящее время многие почтенные люди
еще кичатся тем, что называют Наполеона г-ном де
Буонапарте.
Конечно, писатель 1860 года будет иметь много пре-
имуществ; до него не дойдут все те благоглупости, ко-
торые уничтожает время; но он будет лишен одного
неоценимого достоинства, он не знал своего героя, не
слушал разговоров о нем по три—четыре часа в день.
Я состоял на службе при его дворе, я жил там; я со-
провождал императора во всех его походах, я участво-
вал в созданном им управлении покоренными страна-
ми, я долгое время был близок к одному из влиятель-
нейших его министров По всем этим основаниям я
осмеливаюсь поднять голос н представить краткий
предварительный очерк, который можно будет читать,
пока не появится подлинная история — в 1860 или 1880
году Таково уж занятие любопытного — читать пошлые
книги, плохо излагающие интересующий его предмет.
Я счел необходимым весьма подробно изложить
Итальянский поход 1796—1797 годов То было начало
возвышения Наполеона Мне думается, что в этом по-
ходе лучше, нежели в каком-либо другом, раскрывает-
199
ся и его военный гений и весь его характер Если при-
нять во внимание скудость средств, которыми он рас-
полагал, изумительное сопротивление Австрии и то не-
доверие к себе, которое всегда испытывает начинающий,
сколь бы великим его ни считали, нельзя не признать,
что это, быть может, самый блестящий поход Наполео-
на К тому же в 1797 году его можно было любить стра-
стно и беззаветно: он еще не похитил у своей страны
свободу; уже много веков не было столь великого че-
ловека.
Я имел возможность на месте изучить Итальянский
поход. Полк, в котором я служил в 1800 году, делал
привалы в Кераско, Лоди, Кремоне, Кастильоне, Гойго,
Падуе, Виченце и т. д. С воодушевлением юноши я —
правда, уже после кампании 1796 года — посетил почти
все поля наполеоновских сражений. Я исходил их в со-
провождении солдат, сражавшихся под его знаменами,
и молодых итальянцев, восхищенных его славой Их за-
мечания весьма полно отражали те взгляды, которые он
сумел внушить народам. Следы его боев были отчетли-
во видны и в городах и в сельских местностях; еще и
поныне стены Лоди, Лонато, Риволи, Арколе, Вероны
изборождены французскими пулями. Мне часто
случалось слышать прекрасный возглас: «Как могли мы
тогда восставать против вас, возвращавших нас к
жизни!»
Я жил на постое у самых пламенных патриотов, на-
пример в Реджо — у каноника, который рассказал мне
всю новейшую историю этого края. Итак, я убедитель-
но прошу читателя не пугаться количества страниц, от-
веденных Итальянской кампании; я был очевидцем по-
ходов в Германию и на Москву, но о них я буду гово-
рить не так подробно.
Рукопись, которую я представляю публике, была
начата в 1816 году Тогда я изо дня в день слышал, что
г-н де Буонапарте жесток, что он трус, что имя его не
Наполеон, а Никола, и пр., и пр. Я написал небольшую
книжку, где рассказывал лишь о тех походах, очевид-
цем которых был я сам; но все книгоиздатели, с кото-
рыми от моего имени велись переговоры, пугались.
Я признавал ошибки Наполеона; вот главная причина,
по которой люди, стремящиеся обогатить себя тем, что
200
печатают чужие мысли, исполнились величайшего пре-
зрения ко мне. По словам этих господ, опасность пре-
следования со стороны королевского прокурора была
почти неминуема; для равновесия нужно было, по край-
ней мере, заручиться поддержкой бонапартистской пар-
тии. Однако, говорили они, в этой партии много людей
весьма порядочных, но малоискушенных в чтении книг.
Как только они увидят, что их героя порицают, они за-
ключат отсюда, что автор ждет теплого местечка от
Конгрегации.
Возразить было нечего. Я перестал думать о своей
книге. В 1828 году, когда я жил один в деревне и руко-
пись была при мне, я снова перечел ее, а поскольку в
продолжение двенадцати лет я наблюдал, как оспа-
ривались самые общеизвестные факты и дело доходило
до того, что начисто отрицались самые сражения
(г-н Ботта отрицает Лонато), я решил изложить собы-
тия ясно, то есть пространно.
Я питаю почти инстинктивную уверенность, что вся-
кий могущественный человек лжет, когда он говорит,
а тем более, когда он пишет. Все же, вдохновляясь
прекрасным идеалом воинской доблести, Наполеон в
тех немногих рассказах о сражениях, которые он нам
оставил, зачастую говорит правду. Я привел те из этих
рассказов, которые относятся к Итальянской кампа-
нии, предпослав им краткий обзор, достаточный, чтобы
установить истину, а главное— ту часть истины, кото-
рою пренебрегает повествователь. Можно ли добро-
вольно отказаться от этих столь страстных рассказов?
Я привел их главным образом потому, что моя
цель — по-настоящему познакомить читателя с этим
необыкновенным человеком. Написать историю Фран-
ции с 1800 по 1815 год —на это я нимало не притязаю.
В этой рукописи 1828 года я вычеркнул многое, что
плохо звучит теперь; но, стараясь не задевать по-
напрасну тех, кто не разделяет моих взглядов, я, по-
добно Кальпиджи, попал в еще худшее затруднение:
я и хочу — и не хочу. Хорошее общество в настоящий
момент совмещает в себе некое чувство и некую обя-
занность, которые жестоко враждуют друг с другом:
оно страшится возврата ужасов 1793 года, а вместе с
тем является верховным судьей в делах литературы.
201
Правда, поддавшись, словно судья малодушный или
мздоимный, главенствующей в нем страсти — страху
перед девяносто третьим годом,— оно объявило «дур-
ным тоном» всякий критический намек на те четыре —
пять великих вопросов, которые оно решило по-своему
и за которыми пытается укрыться, дабы не увидеть
грозного возврата девяносто третьего года.
Хорошее общество уже нс позволяет рассказывать
о малопохвальных действиях предшественников тех
лиц, над которыми оно насмехалось в 1793 году и кото-
рые сейчас самые близкие его союзники. Эти гос-
пода, на мой взгляд, сильно его компрометирующие,
оставили за собой в своем соглашении с ним исключи-
тельное право говорить о четырех —пяти истинах, для
всякого уважающего себя писателя долженствующих
быть священными, как ковчег завета.
В клубах во время Революции обнаружилось, что в
каждом обществе, испытывающем страх, главенствуют
и руководят незаметно для него самого те из его чле-
нов, которые менее всех просвещенны и более всех
безумны. Чем умнее человек, тем меньше он, особенно
если его расспрашиваешь с глазу на глаз, согласен со
своей фракцией Но на людях, чтобы не уронить свою
касту, он должен поддакивать вожакам. Что вожаки
скажут об этом историческом очерке? Ничего, или же
много дурного. Итак, я хотел бы, чтобы хорошее об-
щество вынесло суждение обо мне, а хорошее общество
не может прочесть эту книгу, не задевая этим самого
близкого своего союзника, того, кто обещал ему сде-
лать совершенно невозможным гибельный возврат
девяносто третьего года.
Я тщетно повторял бы: «Но ведь, господа, такой
возврат вне пределов возможного; чтобы убедиться в
этом, достаточно сравнить человечность и великодушие
населения Парижа в течение трех памятных дней
1830 года с той слепой яростью, какую чернь проявила
в 1789 году при взятии Бастилии. Нет ничего более
понятного: в 1789 году приходилось иметь дело с на-
родом, развращенным господством маркизы Помпа-
дур, г-жи Дюбарри и Ришелье, тогда как в 1837 году
мы идем в ногу с народом рабочих, знающих, что ка-
ждый из них может получить крест Почетного Легио-
202
на. Нет такого рабочего, у которого не было бы среди
родственников земельного собственника или кавалера
ордена Почетного Легиона. Наполеон возродил дух
французского народа —в этом истинная его слава. Он
достиг этого посредством закона о равном разделе ме-
жду детьми имущества отца семейства (благодеяние
Революции) и посредством установления ордена По-
четного Легиона — знака отличия, который видишь в
мастерских на одежде самого простого рабочего».
Но что пользы приводить страху разумные дово-
ды? Кто способен его разубедить? Страх — весьма жи-
вое чувство. И что значит по сравнению со страстной
заботой о собственном существовании суетный инте-
рес к литературе и искусству? Пусть целых пятьдесят
лет и речи не будет о книгах, только пусть не будет
якобинцев!
Как описывать жизнь Наполеона, не затрагивая не-
вольно того или иного из этих четырех — пяти вели-
ких вопросов: права, даруемые рождением, божествен-
ное право королей и проч, и проч., обсуждение кото-
рых некоторые люди хотели бы оставить исключитель-
но за собой?
На это замечание не найти удовлетворительного
ответа; поэтому, о мой читатель, так как я ни в чем не
хочу тебя обманывать, я вынужден заявить тебе, что,
несмотря на все мое уважение к хорошему обществу,
мне пришлось отказаться от его одобрения.
Однако, чтобы доказать, что я не отвергаю безого-
ворочно преимуществ, связанных с происхождением,
я прибавлю следующее: судить о наших литературных
безделках может лишь тот, кто нашел в отцовском на-
следии собрание сочинений Вольтера, несколько томов
эльзевировских изданий и «Энциклопедию».
Предисловие к историческому труду является не-
отъемлемой его частью; оно заключает в себе ответ на
вопрос: кто этот человек, который вздумал что-то нам
рассказать? В ответ на этот вопрос я позволю себе при-
вести следующие подробности.
Впервые я увидел генерала Бонапарта через два
дня после его перехода через Сен-Бернар. Это было в
форту Бард (22 мая 1800 года, тридцать семь лет
назад, о мой читатель!). Спустя восемь или девять
203
дней после битвы при Маренго я был допущен в его
ложу в Ла-Скала (большой театр в Милане) для от-
чета о действиях, связанных с занятием Аронской ци-
тадели. Я был при вступлении Наполеона в Берлин в
1806 году, в Москву в 1812 году, в Силезию в 1813 го-
ду. Я имел случай видеть Наполеона во все эти перио-
ды Впервые этот великий человек заговорил со мной
во время парада в Кремле. Я был удостоен им дли-
тельной беседы в Силезии во время кампании 1813 го-
да И, наконец, он лично дал мне подробные инструк-
ции в декабре 1813 года, когда я был послан в Пэе-
нобль вместе с сенатором, графом де Сен-Валье. По-
этому я могу со спокойной совестью потешаться над
множеством лживых измышлений.
Так как ни одна правдивая подробность не пред-
ставляется мне излишней, я скажу, что не знаю, будет
ли потомство именовать этого великого человека Бона-
партом или же Наполеоном; в силу этих сомнений я
нередко употребляю второе имя. Слава, приобретенная
им под именем Бонапарта, кажется мне гораздо более
чистой; но я слышу, как люди, которые его ненавидят
и привилегии которых никто в мире, кроме него, не
мог защищать, именуют его г-ном Буонапарте, и это
имя, столь великое в 1797 году, теперь невольно вызы-
вает во мне презабавные воспоминания о тех лицах,
которые нарочно искажают его.
Я опасаюсь, как бы в глазах потомства роль писа-
телей XIX века не оказалась примерно такой же, как
роль современников Клавдиана или Сенеки в латин-
ской литературе.
Одна из причин этого упадка, несомненно, заклю-
чается в не имеющем ничего общего с литературой
интересе, побуждающем читателя искать в книге пре-
жде всего политическое исповедание автора. Что ка-
сается меня, я желаю сохранения в полной неприкосно-
венности того, что есть. Но мое политическое исповеда-
ние не мешает мне понимать политические верования
Дантона, Сьейеса, Мирабо и Наполеона, великих лю-
дей, истинных основателей современной Франции; без
кого-либо из них Франция 1837 года не была бы тем,
что она есть
Апрель 1837 года.
204
ГЛАВА I
Я испытываю нечто вроде благоговения, начиная пи-
сать первую фразу истории Наполеона. Речь идет о
самом великом человеке, которого мир знал после Це-
заря. А если читатель даст себе труд изучить жизнь
Цезаря по Светонию, Цицерону, Плутарху и «Коммен-
тариям», я даже дерзну сказать, что нам предстоит
вместе обозреть жизнь самого изумительного человека,
появившегося после Александра, о котором мы знаем
слишком мало подробностей, чтобы по заслугам оце-
нить трудность его предприятий.
Я надеялся, что кто-нибудь из людей, знавших На-
полеона, возьмет на себя задачу рассказать его жизнь.
Я прождал двадцать лет. Наконец, видя, что этот ве-
ликий человек становится все более и более безвест-
ным, я захотел, прежде чем умру, сообщить мнение о
нем его товарищей по оружию. Ибо среди всего того
раболепства, которое известно миру, в Тюильрийском
дворце, бывшем тогда центром вселенной, все же
встречались люди, мыслившие свободно1.
Преклонение перед республиканскими добродетеля-
ми, выработавшееся в самые юные годы; чрезмерное,
доходящее до ненависти презрение к образу действий
монархов, против которых мы воевали, и даже к про-
1 В другом сочинении (я думаю, оно выйдет не раньше, чем
через несколько лет) любознательные читатели найдут по этому
поводу сведения, значительно отличающиеся от всех тех общих
мест, которым в настоящее время принято верить.
205
стейшим военным обычаям, которых придерживались
их войска, внушили многим из наших солдат 1794 го-
да мысль, что одни только французы — разумные су-
щества. В наших глазах обитатели остальной Европы,
воевавшие за то, чтобы сохранить свои оковы, были
всего лишь достойные сожаления глупцы или же мо-
шенники, продавшиеся тем деспотам, которые напада-
ли на нас. Питт и Кобург, чьи имена еще слышатся
иной раз, как дальний отголосок революции, казались
нам главарями этих негодяев и олицетворением всего
предательскою и глупого в мире. Тогда над всем гла-
венствовало глубокое чувство, никаких следов которого
я больше не вижу. Пусть читатель, если он моложе
пятидесяти лет, постарается представить себе по кни-
гам, что в 1794 году у нас не было никакой религии;
паше сокровенное, подлинное чувство было сосредото-
чено на одной мысли: принести пользу отечеству.
Все остальное — одежда, пища, карьера — были в
наших глазах лишь ничтожной, жалкой мелочью. Так
как общества не было, то и успехов в обществе, так
много значащих в характере нашей нации, не сущест-
вовало.
На улице наши глАза наполнялись слезами, когда
мы видели на степе надпись в честь юного барабан-
щика Барра (который в тринадцать лет пожертвовал
жизнью, до последней минуты не переставая бить в
барабан, чтобы предупредить внезапное нападение не-
приятеля). Различные празднества, частые и волную-
щие церемонии питали в нас, не знавших никаких дру-
। их многолюдных сборищ, то чувство, которое в наших
сердцах властвовало над всем.
Оно было единственной нашей религией. Когда На-
полеон появился и покончил с непрерывными пораже-
ниями, которые навлекало на нас бездарное прави-
тельство Директории, мы увидели в нем лишь военную
пользу диктатуры. Он давал нам победы, ио мы судили
о всех его поступках по законам той религии, которая
с раннего детства заставляла учащенно биться наши
сердца: мы видели в этой диктатуре лишь одну вещь,
достойную уважения,— пользу для отечества.
Позднее мы неоднократно изменяли этой религии;
но во все решающие минуты она, подобно католиче-
20G
ской религии, приковывающей к себе своих привер-
женцев, вновь обретала власть над нашими сердцами.
Иначе обстояло дело с теми, кто родился около
1790 года; первое, что они увидели в пятнадцатилетием
возрасте, в 1805 году, когда только еще начинали рас-
крывать глаза, были украшенные перьями бархатные
шапочки тех, кого Наполеон недавно произвел в гер-
цоги и графы. Но нам. старым слугам родипы, ребяче-
ское честолюбие и смехотворные восторги этого нового
поколения внушали одно лишь презрение.
Среди этих люден, которые, так сказать, жили в
Тюильри, у которых теперь были кареты с пышными
гербами на дверцах, многие считали эти новшества
прихотью Наполеона, притом заслуживающей пори-
цания; наименее пылкие усматривали в этом опасную
для них причуду; едва ли один из пятидесяти верил в
их долговечность.
В отличие от поколения, дослужившегося в 1805 го-
ду до эполет, эти люди вновь обретали веселость и
радость первых Итальянских походов 1796 года лишь
тогда, когда император отправлялся в армию. В своем
месте я расскажу, с каким неудовольствием армия, со-
средоточенная в 1804 году в Булони, приняла первую
раздачу орденов Почетного Легиона; в дальнейшем
мне придется говорить о республиканском духе и об
опале Дельмаса, Лекурба и других.
Итак, даже в пределах Тюильри, среди тех, кто ис-
кренне любил Наполеона, были люди, которые, когда
они считали себя среди своих, в полной безопасности
от сыска Савари, не допускали для суждения о поступ-
ках императора иной основы, кроме пользы для отече-
ства. Таковы были Дюрок, Лавалет, Ланн и еще не-
сколько человек; таковыми, несомненно, были бы Дезе
и Кафарелли-Дюфальга; и, как это ни странно, таков
был он сам, ибо он любил Францию со всей беззавет-
ностью влюбленного.
Такова неизменно была и г-жа Летиция, мать На-
полеона. Эта редкая, можно сказать, единственная во
Франции по своему нравственному складу женщина
сильнее всех других обитателей Тюильри была проник-
нута твердым, искренним, незыблемым убеждением, что
нация рано или поздно проснется, что созданное ее
207
сыном огромное сооружение рухнет и, рушась, может
изувечить его.
Упоминание об этой выдающейся личности вернуло
меня наконец к моей теме, которою является сейчас
детство Наполеона.
Корсика — нагромождение гор, покрытых девствен-
ными лесами и прорезанных глубокими долинами.
В этих долинах кое-где встречаются клочки земли, по-
крытые растительностью; там живут немногие дикие,
малочисленные племена, питающиеся каштанами. Они
не представляют картины общества, а скорее кажутся
собранием отшельников, объединенных исключительно
нуждой. При всей своей бедности корсиканцы отнюдь
не скупы и думают только о двух вещах: мстить своим
врагам и любить свою возлюбленную. Они исполнены
чувства чести, и эта честь более разумна, чем в Пари-
же в XVIII веке. Но зато их тщеславие почти столь же
легко уязвимо, как тщеславие буржуа маленького го-
родка. Если в то время как кучка корсиканцев идет по
дороге, кто-нибудь из их врагов с ближней вершины
затрубит в пастуший рожок, раздумывать не приходит-
ся: этого человека нужно убить.
Глубокие долины, разобщенные мощными горными
хребтами, —основа естественного разделения Корсики
на округи; их называют pieve *.
Каждый pieve доставляет пропитание нескольким
влиятельным семьям, исполненным взаимной ненави-
сти; иногда они объединяются в союз, по обычно враж-
дуют друг с другом. Под угрозой общей опасности
вражда на несколько месяцев забывается. Вообще же
это огненные сердца, которым, чтобы ощущать жизнь,
нужна страстная любовь или страстная ненависть.
Изумительный закон ружейного выстрела приводит
к тому, что повсюду царит величайшая учтивость; но
нигде вы не найдете того подобострастия, которое не-
мецкий крестьянин выказывает дворянину своего села.
Самый мелкий хозяин в pieve отнюдь не заискивает пе-
ред своим соседом, крупным помещиком; но когда его
самолюбие задето тем же, что и самолюбие этого сосе-
да, он, вскинув ружье на плечо, присоединяется к нему.
* Приход, община (итал.).
208
Если Паоли был силен в борьбе против генуэзцев, а
позже — против французов Людовика XV, то лишь по-
тому, что многие pieve стояли за пего.
Начиная с 1755 года Паскуале Паоли, призванный
недовольными возглавить восстание, стремился завла-
деть гористыми частями острова. Он добился этого: ему
удалось оттеснить генуэзцев на побережье.
Отчаявшись усмирить Корсику, ее угнетатели при-
звали на помощь себе французов, а те в конце концов
стали воевать с недовольными в своих собственных ин-
тересах; поэтому корсиканские патриоты возненавиде-
ли французов, явившихся наследниками их тиранов и
ставших тиранами в свою очередь'.
В ту пору военными и иностранными делами Людо-
вика XV ведал герцог де Шуазель.
Среди самых пламенных вождей корсиканского вос-
стания и самых преданных приверженцев Паоли выде-
лялся Карло Буонапарте, отец Наполеона. Тогда ему
было двадцать четыре года; он родился в Аяччо, в дво-
рянской семье, поселившейся на острове в конце
XV века. Карло Буонапарте, унаследовавший скром-
ное состояние, которым управляли двое его дядей —
священники, люди весьма почтенные,— изучил право
в тосканском городе Пизе. Возвратившись на родину,
он без согласия своих дядей женился на Летиции Ра-
молини, слывшей самой обворожительной девушкой па
всем острове; он и сам был очень красив и весьма
любезен
В 1768 году, когда распря между французами и кор-
сиканцами достигла крайнего ожесточения и французы
высадили на острове весьма крупные вооруженные си-
лы, Карло Буонапарте отправился в Корте, к Паскуале
Паоли; пс желая оставить своих дядей и жену в залож-
ники французам, он увез их с собой.
Паоли весьма доверял ему. Карло Буонапарте при-
писывают воззвание к корсиканской молодежи, обна-
родованное в Корте в июне 1768 года и напечатанное
впоследствии в четвертом томе «Истории Корсики»
Камбьяджи.
После кровавого поражения при Понте Нуово, кото-
1 Записки Дюмурье, т. I — Камбьяджи, История Корсики.
14. Стендаль. Т. XI.	209
рое рассеяло все мечты о независимости, вдохновляв-
шие Паоли и разделявшиеся большинством корсикан-
ского парода, Карло Буонапарте оказался в числе тех
стойких патриотов, которые не впали в отчаяние и ре-
шили сопровождать Клементе Паоли, брата предводи-
теля, в Ньоло. Они надеялись поднять жителей этой
воинственной области и повести их в бой против бы-
стро продвигавшейся французской армии. Эта попытка
оказалась безуспешной.
Клементе Паоли, все время сопровождаемый Карло
Буонапарте, перекочевал из Ньоло в Вико; он хотел
бороться до конца. Но стремительный ход событий сде-
лал столь благородные усилия бесполезными. Клемен-
те Паоли, как и его славный брат, был вынужден
бежать из отечества, которое они хотели избавить от
чужеземного ига.
Среди всех бедствий злосчастных походов в Ньоло
и Вико юная и прекрасная супруга Карло Буонапарте
неизменно сопровождала его; она не страшилась опас-
ностей войны и разделяла все лишения повстанцев,
действовавших в самых диких горных местностях, сре-
ди крутых скал. Думая, как и ее муж, лишь о том, что-
бы избавить свою родину от ига чужестранцев, г-жа
Буонапарте стойко переносила невзгоды, чрезмерные
для ее пола и ее положения. Она упорно отказывалась
от убежища, которое ей предлагал французский пол-
ководец, завоеватель острова. Посредником при пере-
даче этих предложений, поводом для которых служила
беременность г-жи Буонапарте, был ее родной дядя,
член только что учрежденного французским генералом
верховного совета Корсики.
В июне, когда с отъездом братьев Паоли патриоты
утратили всякую надежду, Карло Буонапарте, скрыв-
шийся из Вико в деревушку Апьетто, вернулся в свой
дом в Аяччо вместе с молодой женой, беременной на
седьмом месяце.
15 августа 1769 года, в праздник Успения, у
г-жи Буонапарте в церкви во время мессы начались ро-
довые схватки, настолько сильные, что опа была вы-
нуждена поспешно вернуться домой; она не успела
дойти до своей спальни и разрешилась от бремени в
прихожей, на старинном ковре, затканном изображе-
210
пиями героев. Ребенку дали имя Наполеон, в память
одного из дядей Карло Буонапарте, погибшего годом
раньше под Корте, во время бегства.
Среди всеобщей подавленности и всех тех неуря-
диц, что следуют за окончанием длительной граждан-
ской войны и установлением новой власти, в кругу
семьи со скудными средствами, вдобавок увеличивав-
шейся с каждым годом, Наполеон в основном получил
то воспитание, которое предписывалось необходи-
мостью. Французам трудно представить себе всю суро-
вость уклада жизни итальянской семьи; никакого ожив-
ления, ни одного лишнего слова, зачастую — унылое
безмолвие. Несомненно, Наполеон в юные годы не был
окружен той принятой во Франции аффектацией, кото-
рая так рано пробуждает и развивает в наших детях
тщеславие и делает из них к шести годам — приятную
забаву, а к восемнадцати — юных пошляков. Наполеон
сам сказал о себе: «Ребенком я был упрям и любозна-
телен».
Рассказы — признаюсь, малодостоверные — рисуют
нам его в раннем детстве как шумливое маленькое су-
щество, ловкое, живое и необычайно проворное. По его
словам, старший брат Жозеф находился у него в пол-
ном подчинении Наполеон бил, кусал его; тот бежал
жаловаться матери, но не успевал бедняга раскрыть
рот, как мать уже бранила его. Жозеф сильно завидо-
вал брату из-за его превосходства и того предпочтения,
которое ему оказывали.
Некоторые философы полагают, что человек насле-
дует свой характер от матери, что этот характер начи-
нает формироваться с двухлетнего возраста и к четы-
рем или пяти годам складывается уже окончательно.
Это в первую очередь можно сказать о южанах с их
мрачным и страстным характером. Эти люди с самого
младенчества добиваются счастья определенным спо-
собом, который в дальнейшем применяется ими к раз-
личным предметам, но всегда остается одним и тем же.
Какие впечатления окружали колыбель Наполеона?
Я вижу его мать, чей высокий ум не менее замечателен,
чем ее красота,— женщину, обремененную заботой о
многочисленной семье. Эга семья, довольно бедная,
растет и возвышается среди ненависти и ожесточенных
211
распрей, неизбежных после тридцати лет недовольства
и гражданской войны. Позднее мы увидим, какое глу-
бокое отвращение внушал Наполеону полковник Бутта-
фоко, единственная вина которого заключалась в том,
что он сражался против Паоли и примкнул к партии,
враждебной той, к которой принадлежала семья Буона-
парте.
Имя Паоли гремело на Корсике. Этот небольшой
остров, побежденный и все же исполненный гордости,
хвалился тем, что имя его героя твердят и прославля-
ют по всей Европе. Поэтому в уме ребенка Наполеона
все величие и все дарования отождествлялись с этим
именем: Паскуале Паоли. И, по странной случай-
ности. Паоли явился как бы прообразом и воплоще-
нием всей будущей жизни Наполеона.
Свою деятельность он начинает в двадцать девять
лет главнокомандующим. На устах у него постоянно
имена и изречения из Плутарха и Тита Ливия, которые
станут катехизисом Наполеона. На Корсике Паоли в
малых масштабах совершил все то, что Наполеону при-
шлось впоследствии совершить во Франции, когда он
стал преемником жалкого правительства Директории.
Сначала завоевание, затем устроение. Как Наполеон
при Маренго завоевал независимость Франции, так
Паоли, отвоевав у генуэзцев горные массивы Корси-
ки, затем организовал там управление, правосудие и
все остальное, вплоть до народного образования.
Долгое время Паоли являлся столько же правите-
лем и политическим деятелем, как воином. Ему при-
ходилось так же быть настороже против яда генуэзцев,
как Наполеону — против адской машины роялистов
или кинжала Жоржа Кадудаля. И, наконец, низложен-
ный чужеземцами, силы которых несравненно превос-
ходили его собственные, отторгнутый ими от народа,
который его любил, Паоли вынужден был покинуть
Корсику и искать убежища вдали от родины.
Все эти благородные усилия выдающегося человека
служили обычной темой разговоров корсиканцев.
Таким образом, по странной удаче, нс выпадающей
на долю королевских детей, все пошлое, все суетное
было чуждо людям, окружавшим колыбель Наполеона.
Представим себе, что он родился в 1769 году в Пи-
212
кардии или Лангедоке младшим сыном маркиза, имею-
щего двадцать пять тысяч ливров годового дохода.
Что он слышал бы вокруг себя? Рассказы о любовных
похождениях, небылицы о древности его рода, разгово-
ры о давней распре маркиза, его отца, с соседом, мел-
копоместным дворянином, на два года раньше марки-
за добившимся, под тем предлогом, будто он трижды
был ранен, производства в капитанский чин; но зато
маркизу благодаря покровительству принца Конти
на три года раньше пожаловали крест ордена св. Лю-
довика. Маркиз без устали говорил бы о своем презре-
нии к дельцам', в особенности к интенданту провин-
ции, выезд которого роскошнее его собственного; прав-
да, это возмещалось бы тем, что маркиз получил по-
четную должность церковного старосты того прихода,
где находится особняк интенданта, от чего интендант,
наверно, пришел в ярость.
Вместо всей этой жалкой болтовни Наполеон толь-
ко и слышал, что разговоры о борьбе одной великой
силы против другой великой силы; национальная гвар-
дия небольшого острова, насчитывающего всего сто
восемьдесят тысяч жителей, предводительствуемая мо-
лодым человеком, ею избранным, дерзает бороться с
королевством Франции; это государство, вначале по-
срамленное, потерпевшее ряд поражений, наконец по-
сылает на Корсику двадцать пять тысяч солдат под
начальством лучшего своего полководца, графа де Во.
Обо всем этом Наполеону в детстве рассказывала
его мать, сама много раз спасазшаяся бегством от
французских пуль; в этой борьбе вся слава приходит-
ся на долю мирного гражданина, оказывающего упор-
ное сопротивление; солдат —лишь презренный наем-
ник, отрабатывающий свой оклад.
В наши дни, когда столь многие сами себе противо-
речат, потому что притворство пошло в обиход и по-
тому что никто не осмеливается открыто добиваться
радостей тщеславия — единственных наслаждений,
реальных в XIX веке на севере Франции,— мало най-
дется жизней, столь не запятнанных лицемерием и, на
1 См. мемуары Мирабо, изд. Люка де Монтаньи, т. I—II.
Сравните детство Мирабо с детством Наполеона.
213
мой взгляд, столь благородных, как жизнь г-жи Лети-
ции Буонапарте. Мы видели, как в юные годы из пре-
данности своей партии она отважно подвергала себя
великим опасностям. Позднее ей пришлось перенести
испытания, быть может, еще более тяжкие, поскольку
ей уже не служили поддержкой возбуждение и всеоб-
щий подъем, сопутствующие гражданской войне. На
Корсике существует жестокий обычай, довольно близ-
ко напоминающий пресловутое «объявление вне за-
кона» времен французской революции. Когда какая-
нибудь семья оказывается в этой своеобразной опале,
ее леса поджигают, ее виноградники и оливковые ро-
щи опустошают, ее стада режут, ее жилище предают
огню; в бедной стране, где нет никаких способов снова
достигнуть зажиточности, это означает полное, непо-
правимое разорение. Трижды со времени своего воз-
вращения на Корсику в качестве французского гене-
рала и поднятого им затем в пользу англичан мяте-
жа, Паскуале Паоли угрожал применить этот грозный
закон к г-же Буонапарте —бедной вдове, не имевшей
никакой опоры; трижды она передавала ему в ответ,
что никакие угрозы не заставят ее отречься от партии
приверженцев Франции. Ее скромный достаток был
уничтожен, угроза ее личной безопасности заставила
ее бежать с малолетними детьми в Марсель. Она ду-
мала, что во Франции ей, жестоко пострадавшей за
свой патриотизм, окажут радушный прием. Ее стали
презирать за бедность и за то, что ее дочери вынужде-
ны были сами ходить на рынок.
Ничто не могло смутить эту возвышенную душу —
ни презрение, выказанное ей марсельцами в 1793 го-
ду, ни, семь лет спустя, столь нежданный блеск двора
ее сына. Достигнув глубокой старости, вынужденная
искать пристанища у врагов своего имени и своей ро-
дины, видя радость, которую им внушает смерть ее
сына и ее внука, она переносила это горе с тем же при-
родным безыскусственным достоинством, как неко-
гда—угрозы Паоли. Никаких жалоб, никаких призна-
ков тех страданий уязвленного самолюбия, которые
побуждают нас относиться с холодностью к госуда-
рям и государыням, на наших глазах низвергнутым с
престолов. Эта мужественная душа даже не разреша-
214
ла себе произносить имена своих врагов и рассказы-
вать о своем сыне.1
Мать Наполеона была женщина, подобная герои-
ням Плутарха, подобная Порциям, Корнелиям, подоб-
ная г-же Ролан. Но еще более по всему своему скла-
ду — непоколебимому, суровому и страстному— она
напоминает героинь итальянского средневековья, ко-
торых я не называю, потому что они неизвестны во
Франции1 2. Чисго итальянским характером г-жи Лети-
ции следует объяснить и характер ее сына.
По-моему, людей того же, чго и Наполеон, типа
можно найти только средн кондотьеров и мелких госу-
дарей, живших около 14U0 года в Италии, как, напри-
мер, Сфорца, Пиччинино. Каструччо-Кастракани и т. п.
Необычные люди, отнюдь не расчетливые политики в
обычном понимании слова, а, напротив, по мере своего
возвышения непрестанно увлекавшиеся новыми за-
мыслами, искусно пользовавшиеся обстоятельствами
и с уверенностью рассчитывавшие только на себя са-
мих. Героические души, рожденные в эпоху, когда все
стремились не писать, а действовать, неведомые миру,
carent quia vate sacro3, и лишь отчасти раскрытые их
современником Макьявелли. В планы этого великого
писателя, создавшего трактат об «искусстве незаметно
похищать свободу у граждан», не входило говорить о
проявлениях дикой страсти, внезапно омрачавших да-
рование «государя». Весьма мудро он обходит молча-
нием необузданные порывы чувств, неожиданно за-
ставлявшие этих людей, на вид столь невозмутимых и
все рассчитывавших, забывать всякое благоразумие.
1 Г-жа Летиция умерла в Риме, в палаццо ди Венеция,
2 февраля 1836 года Полиция папы Григория XVI добилась то-
го. что ее гроб провожали свистками во время того краткого пу-
ти, который ему пришлось совершить от ее дворца до церкви
Санта-Мария на Виа Лата.
2 «Словарь знаменитых женщин» профессора Лсваттн, Ми-
лан, 1820
3 Они изображены верно только у старинных итальянских
историков вроде Виллани Хорошее представление о них дает
краткий очерк М у р а т о р и, первоклассного историка, столь же
малоизвестного во Франции, как и его герои См его «Аппа-
b d’llalia», где каждая глава, примерно в двенадцать страниц,
описывает событии за год, от первого года и. э. до 1750 года.
215
Когда непрестанная близость опасности сменилась
наслаждениями новейшей цивилизации1, эта порода
людей исчезла из мира. Тогда —словно для того, что-
бы наглядным образом закрепить эту великую мораль-
ную перемену,— города, которые раньше, ради безо-
пасности, строили на холмах, стали ради удобства воз-
двигать на равнинах, а власть от бесстрашного фео-
дального сеньора перешла к плутоватому судейскому
и к трудолюбивому промышленнику.
И вот среди этих страстей и событий, настолько
близко воспроизводящих XIV век, насколько это вооб-
ще возможно в новые времена, родился Наполеон. Эти
грозные события могли сокрушить человека менее да-
ровитого и сделать из юного корсиканца жалкого ра-
ба Франции; но не таков был Наполеон.
С младенческих лет внимание, которым Наполеон
был окружен в своей семье, развивало в его юном серд-
це чувство собственного превосходства. Чтобы по-
крыть расходы по его образованию, семья решилась на
величайшую жертву, какую только может принести кор-
сиканец: она продала участок земли; но нм и в голову
не пришло принести такую же жертву ради его стар-
шего брата Жозефа, который изнемогал от зависти.
Умирая, Карло Буонапарте сказал Жозефу: «Ты
старший в семье, но помни, что глава семьи —Напо-
леон». Надо вам сказать, что на юге, где властвуют
любовь и ненависть и где люди не развращены полу-
цивнлизацией, понятие главы семьи имеет огромное
значение; оно связано с правами и обязанностями, ко-
торых нет уже и в помине в наших северных странах,
благоразумных и расчетливых.
Для Наполеона, когда ему исполнилось четырна-
дцать лет, па заре его юности, самая грозная опасность
заключалась не в гибели от кинжала врага,—ведь
во Франции врагов больше пет,— а в смерти от голода.
Прежде чем помышлять о проказах беспечной моло-
дости нли об успехе у женщин, ему пришлось позабо-
титься о хлебе насущном.
1 Отсюда глубокое отвращение Наполеона к нравам Регент-
ства, которые лично я намного предпочитаю лицемерию наших
дней. В 1737 году люди, продававшие себя, возбуждали презре-
нне; уважали не деньги, а нечто другое.
216
Эта мысль неотступно занимала его в Бриенне; от-
сюда серьезность его характера и ею пристрастие к
математике — верному способу заработать кусок
хлеба.
Таким-то образом задатки, в раннем детстве зало-
женные преклонением перед Паоли, не заглохли сре-
ди утех юных лет, как эго столь часто случается.
В Европе начинают понимать, что народы всегда
достигают лишь той степени свободы, какую их сме-
лость отвоевывает у страха. Патриотический подъем и
долгое сопротивление Карло Буонапарте и его сорат-
ников принудили правительство Людовика XV даро-
вать этой маленькой стране то, чего самые прекрасные
области Франции уже были лишены: провинциальные
штаты.
То ли по мудрому решению г-на де Шуазеля, то ли
покоряясь силе обстоятельств, французы не преследо-
вали в лице Карло Буонапарте пылкого патриота, до
последней минуты оказывавшего им сопротивление.
Необходимо также отметить, что, следуя принятому в
Италии обычаю, граф де Марбеф, губернатор острова,
был поклонником г-жи Буонапарте.
Указом верховного совета острова от 23 сентября
1771 года за Карло Буонапарте были признаны права,
присвоенные дворянам.
Три года спустя он, по представлению графа де
Марбефа, получил должность королевского советника
и заседателя города и провинции Аяччо.
В 1779 году он был назначен депутатом Корсики
при королевском дворе и, наконец, в 1781 году стал
членом совета двенадцати именитых дворян этого ост-
рова.
В Париже депутат Корсики Карло Буонапарте, в
свою очередь, оказал услугу графу де Марбефу. Депу-
таты предыдущего созыва корсиканских штатов свои-
ми докучными жалобами поколебали его положение.
В ту пору островом управляли два французских гене-
рала, сильно враждовавшие между собой: г-н де Мар-
беф, добродушный и пользовавшийся популярностью, и
г-н де Нарбонн-Пеллё, надменный и необузданный.
Этот последний, по знатности и связям стоявший выше
г-на де Марбефа, был для него опасным соперником.
217
Рассказывают, что Карло Буонапарте и остальные де-
путаты Корсики дали о г-не де Марбефе благоприят-
ные отзывы. Так или иначе, двор решил дело в его
пользу.
Другой Марбеф, племянник генерала, был архи-
епископом Лионским и ведал распределением бенефи-
ций; депутат, оказавший услугу его дяде, получил бла-
годаря ему три стипендии- одну — для своего старшего
сына Жозефа в духовной семинарии города Отена, дру-
гую—для Наполеона в Бриенской военной школе,
третью —для дочери Марии-Анны в Сен-Сирском ин-
ституте.
Пребывание Карло Буонапарте во Франции затя-
нулось до 1779 года. Через пять лет после своего воз-
вращения на Корсику ему пришлось возбудить два
крупных процесса против администрации острова; по-
ложение еще более осложнилось тем, что он был не в
ладах с интендантом.
Первая тяжба была доведена до конца только в
1786 году сыном Карло Буонапарте, Жозефом. Он вы-
играл ее. Вторую Карло Буонагарте успел сам закон-
чить столь же благоприятным для его семьи образом.
В 1785 году Карло Буонапарте отправился в Мон-
пелье посоветоваться там с профессорами прославлен-
ного медицинского факультета. Он был болен раком
желудка; наука оказалась бессильной, и он скончался
24 февраля 1785 года.
Это был человек кроткий и обходительный, слыв-
ший у себя на родине весьма умным; публичные речи
давались ему легко, он добился некоторых успехов на
этом поприще. Он менее всего был набожен, но во вре-
мя предсмертной своей болезни часто призывал к себе
священников. Так поступает большинство итальянцев;
однако не так поступил архидиакон Люсьен, двоюрод-
ный дед Наполеона, после смерти Карло ставший гла-
вой семьи.
То был весьма достойный священнослужитель. Он
на много лет пережил своего племянника и скончался
в очень преклонном возрасте. Перед самой смертью он
сильно рассердился на г-на Феша, в ту пору уже свя-
щенника, который поспешил явиться в стихаре и
епитрахили. Архидиакон настойчиво попросил его дать
218
ему умереть спокойно и скончался окруженный своими
близкими, которым до последней минуты давал разум-
нейшие наставления.
Иногда, возвращаясь мыслью к прошлому, Напо-
леон с нежностью говорил о старике-деде, который за-
менил ему отца и который восхищал его своим умом.
Архидиакон был одним из самых уважаемых граждан
всего острова. Его твердость и благоразумие в сочета-
нии с саном архидиакона в Аяччо (одна из высших ду-
ховных должностей) снискали ему всеобщее располо-
жение и сделали его чрезвычайно влиятельным лицом.
Своей бережливостью он привел в порядок имуще-
ственные дела семьи, сильно расстроенные большими
тратами Карло и его пристрастием к роскоши. Нрав-
ственный авторитет архидиакона был особенно велик
в его pieve Талаво и в городке Бокконьяно, в окрест-
ностях которого находились земли семьи Буонапарте
Овдовев, мать г-жи Летиции вторично вышла замуж
за некоего капитана Феша, служившего в одном из
швейцарских полков, которые генуэзцы держали на
Корсике. От этого второго брака родился г-н Феш,
ныне — кардинал, являющийся сводным братом г-жи
Буонапарте и дядей Наполеона. На его руках г-жа
Буонапарте умерла в 1836 году в Риме.
У г-жи Буонапарте было тринадцать человек детей;
выжили из них только пять сыновей и три дочери.
Самый старший, Жозеф, которого хотели сделать
священником, чтобы извлечь пользу из покровительства
г-на де Марбефа, распределявшего бенефиции, учился
в духовной семинарии; но когда наступило время, он
наотрез отказался принять священнический сан. Впо-
следствии мы видели его королем неаполитанским и
испанским. Он во всех отношениях стоял выше совре-
менных ему королей. Испания предпочла ему изверга,
именуемого Фердинандом VII Я восхищаюсь безрас-
судным чувством чести, воодушевлявшим доблест-
ных испанцев; но насколько они оказались бы бо-
лее счастливыми, если бы начиная с 1808 года ими
правил, руководствуясь своей конституцией, мудрый
Жозеф!
Луи, человек очень порядочный, был драгунским
капитаном и королем голландским; Жером — королем
219
вестфальским; Элиза — великой герцогиней тосканской;
Каролина — королевой неаполитанской.
Полина, княгиня Боргезе, была самой замечатель-
ной красавицей своего времени. Люсьен, депутат, ми-
нистр внутренних дел, французский посланник в Порту-
галии, не пожелал быть королем и кончил тем, что стал
князем Римским
По словам Наполеона, Люсьен провел бурную мо-
лодость; в пятнадцать лет его привез во Францию
г-н де Ссмонвиль, рано сделавший из него ярого рево-
люционера н усердного посетителя клубов. Говорят, он
под именем Брута Бонапарте выпустил несколько яко-
бинских памфлетов. Это якобинство не помешало ему
18 брюмера предать родину в интересах своего брата.
Для Наполеона было бы гораздо лучше не иметь
семьи.
В Бриенской военной школе характер Наполеона
закалился под влиянием того, что для гордых, пылких
н застенчивых душ является великим испытанием:
общения с враждебными чужеземцами.
Наполеона привезли в Бриенн в 1779 году, когда
ему было десять лет; в ту пору во главе этого учебного
заведения стояли монахи францисканского ордена.
Приведем несколько рассказов, не представляю-
щих большого интереса. Наполеон произносил свое
имя с корсиканским акцентом, скорее на французский,
чем на итальянский лад; это имя, в ег > устах звучав-
шее приблизительно как Napoillione (Напойоне), това-
рищи переиначили в обидное прозвище La-paille-au-
nez — «Солома в нос».
Однажды дежурный наставник, не сумевший рас-
познать глубокую, живую чувствительность этого стран-
ного мальчика, приказал ему надеть ряску и во время
обеда стоять на коленях у двери трапезной. Для обык-
новенного ребенка это наказание было бы мимолетной
неприятностью — и только; но судите сами, что оно
должно было значить для юного корсиканца, проник-
нутого сознанием, что бедность вынуждает его жить
среди угнетателей его страны Когда наступил момент
наказания, у него сделалась рвота и разыгрался силь-
нейший нервный припадок. Настоятель, случайно про-
ходивший мимо, избавил его от пытки, непереносимой
220
для существа, целиком сотканного из гордости. Отец
Патро, преподаватель математики, тоже поспешил про-
тестовать против унижения, которому, ни с чем не счи-
таясь, подвергли его лучшего ученика.
Характер Наполеона — решительный, мрачный,
чуждый всякого ребячества, вначале возбуждал
неприязнь маленьких французов, его школьных това-
рищей, усматривавших в этой решительности враждеб-
ное их тщеславию самомнение Наполеон, будучи очень
маленького роста и помня о своей бедности, считая
к тому же, что французы угнетают его родину, сторо-
нился своих товарищей. Он соорудил из веток какое-то
подобие хижины и во время перемен прятался там, что-
бы читать. Однажды его товарищи попытались вторг-
нуться в это убежище; он защищался, как герой, то
есть как корсиканец.
Природный французский характер — отсутствие
злопамятности и склонность к веселью — блестяще про-
явился в этом случае: недружелюбие к юному чуже-
странцу сразу же сменилось восхищением, и он стал
одним из коноводов коллежа.
В следующую зиму выпало много снега, и воспи-
танники задумали соорудить из него крепость. Напо-
леон был главным инженером, руководившим построй-
кой укреплений, а когда пришло время брать их штур-
мом, он стал предводителем тех, кто шел на приступ;
но к снежным комьям, служившим снарядами для
обеих сторон, прибавились булыжники, которыми не-
сколько воспитанников было ранено Учителя заста-
вили прекратить эту игру.
Мы вовсе не намереваемся делать какие-либо зна-
чительные выводы из этих маленьких фактов, к тому
же не вполне достоверных; мы убеждены, что такие же
происшествия случаются каждый день со многими
школьниками, которые позднее становятся весьма
ничтожными людьми.
ГЛАВА II
В двадцать один или двадцать два года Наполеон,
по всей вероятности, был очень непохож на то, что в
Париже называют приятным молодым человеком, и
221
для него было большим счастьем, что его оценила
г-жа дю Коломбье. Надо полагать, что в Париже его
успехи не были бы столь быстрыми; судите сами: он
мыслил самостоятельно, у него была неумолимая ло~
гика. Он был невероятно начитан и, по его собствен-
ным словам, с тех пор, быть может, кое-что даже под-
забыл. Ум у него был живой, быстрый, речь — вырази-
тельная. В Балансе его сразу же заметили. Женщинам
он нравился своими свежими, оригинальными мысля-
ми и смелыми суждениями. Мужчины побаивались его
логики и избегали споров, которые он, в сознании соб-
ственной силы, охотно затевал.
Один офицер, знаток военного дела, но человек ста-
рого порядка и безукоризненно воспитанный, говорил
нам в Берлине, что он был крайне удивлен, видя, что
г-н Бонапарте выигрывает сражения. На первых по-
рах он решил, что это однофамилец Наполеона или
его брат От своих встреч с Наполеоном в Балансе и
позднее в Осонне он сохранил воспоминание о нем, как
о молодом болтуне, по всякому поводу заводившем
бесконечные споры и стремившемся все переделать в
государстве. «Таких пустомель,—прибавил офицер,—
я с тех пор, как служу, знавал десятка два». Что ка-
сается манеры Наполеона держать себя, то в ней не
было ни изящества, ни непринужденности, а лицо его,
не будь оно столь необычайным, могло бы показаться
некрасивым. Но его спасало благорасположение дам.
«Мне кажется,— говорил в Берлине тог же офицер,—
что их зачаровывал его взгляд, мрачный и присталь-
ный, в котором было нечто итальянское. Они, наверно,
воображали, что это взгляд человека, которым владеет
великая страсть».
Во время пребывания своего в Балансе Наполеон
получил премию от Лионской Академии за сочинение
на тему, предложенную знаменитым в то время абба-
том Рейналем: «Какие законы и установления следует
дать людям, чтобы сделать их как можно более счаст-
ливыми?» Это сочинение было замечено; но молодой
офицер, опасаясь насмешек своих товарищей, счел за
лучшее не открывать своего имени. Впрочем, это про-
изведение вполне соответствовало духу и стилю той
эпохи; возвышенные н романтические идеи соединя-
222
лись в нем с поверхностной и односторонней критикой
существующих установлений. Автор начинал с вопро-
са: в чем заключается счастье? В том, чтобы наслаж-
даться жизнью во всей ее полноте, гласил его от-
вет, чтобы наслаждаться ею так, как это наиболее
соответствует нашему нравственному и физическому
складу. Став императором, Наполеон бросил в огонь
это сочинение, разысканное впоследствии стараниями
г-на де Талейрана.
Молодой артиллерийский офицер сумел забав-
ным по своей оригинальности образом изложить
вопрос, которым много занималась античная филосо-
фия, единственная сколько-нибудь знакомая ему. Но, к
несчастью как для него, так и для Франции, его общее
образование осталось весьма неполным. За исклю-
чением математики, артиллерийского дела, военно-
ю искусства и Плутарха, Наполеон ничего не знал.
Ему была неизвестна большая часть великих истин,
открытых за последние сто лет и относившихся
именно к тому искусству делать людей более сча-
стливыми, которым он в данном случае заинтересо-
вался.
Его превосходство всецело основывалось на спо-
собности невероятно быстро находить новые мысли,
судить о них с безукоризненной проницательностью и
осуществлять их с силой воли, с которою ничто не мог-
ло сравниться.
К несчастью, эта сила волн порой изменяла ему под
влиянием чувствительности. Так, в 1813 году он не за-
хотел дать сражение в Богемских горах. Предзнамено-
вание или какое-то внутреннее предчувствие смутило
великого человека и, к несчастью, возобладало над не-
обходимостью вступить в бой, чтобы успешно закон-
чить кампанию, и прн явном наличии наиблагоприят-
нейших для этого условий.
Несомненно, живя в Балансе, Осонне и других ме-
стах, Наполеон много читал; но на эту пылкую душу,
неустанно мечтавшую о будущем, самые серьезные со-
чинения оказывали лишь то действие, какое на зауряд-
ные души оказывают романы. Эти книги пробуждали
или усиливали в нем страстные чувства; но давали лн
они познание тех великих истин, которые были вполне
223
доказаны и которые в дальнейшем могли бы служить
основой для его жизненного поведения?
Наполеон, например, не прочел Монтескье гак, как
его следует читать, то есть решительно принимая или
отвергая каждую из тридцати одной книг «Духа зако-
нов». Не читал он таким образом ни «Словаря» Бейля,
ни «Разума» Гельвеция.
Я не хотел бы предвосхищать того, о чем речь бу-
дет дальше; но, чтобы изложить мою мысль с долж-
ной ясностью, я вынужден привести несколько при-
меров.
Много лет спустя при обсуждении Гражданского
кодекса в Государственном совете можно было наблю-
дать, как этот великий гений на лету угадывал все
следствия, вытекавшие из тех истин, которые высказы-
вали в его присутствии г-да Трельяр и Буле де Ла-
Мёрт. Но эти новые для него истины не были новыми
ни для кого из тех сорока членов Государственного
совета и аудиторов, которые присутствовали на заседа-
ниях. Правда, он с быстротой, невообразимой для тех,
кто не был тому свидетелем, делал чрезвычайно пра-
вильные выводы, до которых ни Трельяр, ни Буле ни-
когда не додумались бы. Правда также, что, овладев
наукой поздно и проявив прн этом весь здравый смысл
вполне сложившегося человека, он не поддавался ме-
лочным предрассудкам, которые все еще вредят самым
совершенным наукам. Это отчетливо видно в рассу-
ждениях о разводе и о завещаниях1. Со своей стороны
Трельяр и Буле пугались этих полных новизны гени-
альных прозрений, и Наполеону приходилось их защи-
щать против них же самих.
В беседах императора его невежество обычно не об-
наруживалось; во-первых, он управлял разговором, а
во-вторых, он с чисто итальянской ловкостью никогда
нс выдавал своего невежества неосторожным вопро-
сом или необдуманным замечанием ”.
Итак, что касается науки об управлении государ- 1 2
1 См Локре, который все время мельчит и опошляет сужде-
ния императора. См Тибодо
2 Та же изумительная ловкость проявляется в разговоре ди-
карей, всегда настороженно следящих за тем впечатлением, ко-
торое они производят на собеседника
224
ством, той, которая впоследствии могла бы ока-
заться наиболее полезной для Наполеона, образова-
ние этого великого человека, можно сказать, было ни-
чтожным.
Ему было понятно только управление полководца,
заставляющего свои войска действовать: 1) из предан-
ности родине, 2) из чувства чести, 3) из страха нака-
зания, 4) из самолюбия или честолюбивых побужде-
ний, 5) из корысти.
Мы видим, что среди этих мотивов действия ни
один не основан на привычке повинующегося к опре-
деленному роду мыслей или поступков или на мнении,
которое могло у него сложиться о законности власти
того, кто приказывает.
Одним словом, Наполеон сумел заставить повино-
ваться себе как полководец, но он не умел повелевать,
как повелевает король, и несовершенство его дарова-
ния в этой области я всецело приписываю полному от-
сутствию надлежащей подготовки.
Когда Наполеону понадобились мудрые мысли о
том, как управлять Францией, ему пришлось самому
их находить; но несчастье заключалось, во-первых, в
том, что сам он испытывал отвращение к либеральной
школе, а во-вторых, ему нередко требовались еще и
данные собственного опыта, чтобы уразуметь самые
основные истины, открытые за тридцать лег до него
Заговор Малле в октябре 1813 года показал ему,
быть может, впервые, что, думая создать монархию на
благо Франции и своего сына, он создал лишь власть.
Ему, быть может, навсегда осталось непонятным, что
в нравственном, как и в физическом, отношении опо-
рой может служить только то, что способно сопротив-
ляться, и что представительные учреждения, не оказы-
вающие противодействия, когда эго необходимо, на
деле не существуют. И он с наивным изумлением уви-
дел, что Сенат не существует, что великий канцлер
Камбасерес не существует, и т. д., и т. д. Вернувшись
• Их открыли Делольм, Монтескье, Беккариа, и в 1837 году
их можно было прочесть у Бентама В 1809 году в Ландсхуте
некиП министр сделал выговор аудитору за то, что тот читал
Делольма.
15. Стендаль. Т. XL	225
из России после заговора Малле, он как нельзя более
удивлялся тому, что Сенат бездействовал, что благора-
зумные люди, как, например, г-н Фрошо, префект де-
партамента Сены, бездействовали, и, наконец, что
все взоры не обратились мгновенно на короля Рим-
ского.
Я решаюсь утверждать, что в его армии двадцать
тысяч офицеров стояли выше ребяческой иллюзии,
будто в критическую минуту кто-нибудь подумает о
короле Римском.
Что бы сам он ни говорил порою, когда его вообра-
жение предавалось одной из любимейших своих за-
бав— «блужданию в романтических далях грядуще-
го»1,—он всецело ошибался относительно роли, пред-
стоявшей Римскому королю. Видя свое превосходство
над всем тем, что существовало на протяжении многих
веков, чувствуя, что он подлинно любит Францию, при-
том любовью, которой никогда не могли испытывать
пошлые души королей, его предшественников,—он во-
ображал, что незыблемые законы, вытекающие из са-
мой природы сердца человеческого, прекратят свое
действие, когда после его смерти у короля Римского,
его сына, не окажется иной опоры, кроме могущества
титула или собственного дарования.
Ему в голову не приходило, что этот ребенок, дур-
но воспитанный вылощенными и угодливыми людьми,
как это бывало со всеми ничтожными монархами,—
явится, не находя в сердцах французов древней при-
вычки повиноваться его роду, лишь орудием в руках
нескольких предприимчивых полководцев.
Ему в голову не приходило, что, если он хочет со-
здать авторитет Римскому королю, который когда-ни-
будь лишится отца, он еще при жизни должен посту-
питься долей своей власти и допустить образование
представительных учреждений.
Но он любил власть, потому что хорошо умел поль-
зоваться ею, и ему нравилось быстро проводить благие
меры; всякая задержка, вызванная обсуждением или
рассмотрением, казалась ему злом.
1 Беседа с графом Дарю в Кремле в сентябре 1812 года.
226
По недостатку образования он никогда не вспоми-
нал Карла Великого, гоже могущественнейшего чело-
века, ог деяний которого не осталось следа; он знал
Карла Великого только по академическим пошлостям
г-на де Фонтана *.
Не зная даже истории минувшего века — истории
Ришелье и Людовика XIV,— он не видел, что до рево-
люции король правил Францией только благодаря то-
му, что мог опираться на дворянство и парламенты, а
главное — благодаря стародавней привычке французов
никогда не сомневаться в законности королевской
власти.
Не имея возможности за несколько лет создать
столь древнюю привычку, он не видел, что после рево-
люции 1789 года государь, не опирающийся на палату
представителей, сохраняет власть только благодаря
страху, внушаемому его армией, или преклонению пе-
ред его гением.
Словом, вследствие прискорбных пробелов его ран-
него образования история для него не существовала;
он знал только те факты, которые совершились на его
глазах, да и то он их видел сквозь призму своего стра-
ха перед якобинцами и своей любви, своего пристра-
стия к Сен-Жерменскому предместью.
Все эти данные, касающиеся Наполеона императо-
ра, понадобились мне, чтобы показать, к чему своди-
лось столь хваленое образование Наполеона в ту по-
ру, когда он был лейтенантом артиллерии. Он не знал
ни орфографии, ни латыни, ни истории. Все успело
оскудеть и зачахнуть к 1785 году, в пору предельного
упадка монархии Людовика XIV,— все, вплоть до на-
родного образования. С этой точки зрения можно ска-
зать, что изгнание иезуитов было злом: в пору бесси-
лия всякое изменение есть зло.
Пришлось покинуть Балансе и приятный салон
г-жи де Коломбьс, чтобы отправиться на гарнизонную
службу в Осонн. Перед этим Наполеон вместе с г-ном
Демази предпринял нечто вроде сентиментального пу-
тешествия в Бургундию.
1 Председателя Законодательного корпуса, ректора универ-
ситета, друга Элизы Бонапарте
227
Принц Конде в ту пору посетил артиллерийское
училище в Осонне, чтобы сделать смотр. Приезд титу-
лованного полководца был великой честью и важным
событием. Начальник школы назначил молодого Бона-
парта командовать на полигоне, обойдя других офи-
церов выше его чином. Накануне смотра все пушки
полигона оказались заклепанными. Но молодой лей-
тенант был слишком начеку, чтобы попасться в запад-
ню, устроенную его товарищами; возможно даже, что
это был подвох со стороны именитого путешествен-
ника.
В Осоние Наполеон впервые доставил себе удо-
вольствие выпустить в свет собственное сочинение: это
было «Письмо г-на Буонапарте к г-ну Маттео Бутта-
фоко».
По словам г-на Жоли, владельца типографии в го-
роде Доле, эта брошюра была им издана в 1790 году;
в то время Наполеону был двадцать один год, и он
служил лейтенантом Лаферского полка, стоявшего
гарнизоном в Осонне. Он приехал к г-ну Жоли в Доль
вместе со своим братом Луи Бонапартом, которому
в те годы преподавал математику. Сочинение Наполео-
на было напечатано за его счет в ста экземплярах. Он
отослал их на Корсику, где «Письмо» нанесло жесто-
кий удар популярности г-на Буттафоко. Это сатири-
ческий памфлет, совершенно в духе Плутарха. Основ-
ная мысль остроумна и вместе с тем убедительна.
«Письмо» можно принять за памфлет, написанный в
1630 году в Голландии.
Наполеон сам правил последние корректуры. Он
уходил из Осонна пешком в четыре часа утра; придя в
Доль, он просматривал корректурные листы, разделял
с г-ном Жоли его скудный завтрак и еще до полудня
возвращался в свой гарнизон, пройдя в оба конца
восемь лье.
Бонапарт написал труд, который мог бы составить
целых два тома, о политической, гражданской и воен-
ной истории Корсики. Он пригласил г-на Жоли к себе
в Осонн для переговоров об издании этой работы.
Г-н Жоли посетил молодого офицера. Оказалось, что
гот живет более чем скромно. Бонапарт занимал во
флигеле бедно обставленную комнату, всю меблировку
228
которой составляла кровать без полога, два стула и
стоявший в нише окна стол, заваленный книгами и
бумагами. Его брат Луи спал в соседней каморке на
тюфяке, брошенном на пол. Они сошлись в цене за на-
печатание «Истории Корсики»; но автор с минуты на
минуту ждал приказа, который должен был либо за-
ставить его немедленно покинуть Осонн, либо надолго
задержать его там. Через несколько дней приказ этот
был получен; молодой Бонапарт уехал, и труд его не
был напечатан.
Г-н Жоли сообщает, что молодому офицеру поручи-
ли охрану церковной утвари и облачений, принятых от
полкового священника, должность которого только что
упразднили. «Если вам никогда не приходилось бывать
на мессе, я могу вам прочесть ее»,— сказал Бонапарт
г-ну Жоли. Впрочем, он весьма благопристойно отзы-
вался о религиозных обрядах.
Три года спустя, в 1793 году, Бонапарт, уже около
полутора лет состоявший в чине капитана, был проез-
дом в Бокере. 29 июля оп ужинал там на постоялом
дворе вместе с несколькими купцами из Монпелье,
Нима и Марселя. Зашел спор о политическом положе-
нии Франции. У каждого из собеседников было свое
мнение.
Вернувшись в Авиньон, Бонапарт написал брошю-
ру, озаглавленную «Ужин в Бокере»; она вышла в свет
у Сабена Турналя, редактора и издателя газеты
«Авиньонский вестник». В то время эта брошюра не
обратила на себя внимания. Но когда Бонапарт стал
главнокомандующим, некий г-н Лубе, у которого со-
храцился один экземпляр ее, стал очень дорожить им,
так как этот экземпляр был надписан рукою автора.
Брошюра была переиздана у Панкука *.
Слог обеих этих брошюр тяжеловат, порою встре-
чаются неправильные обороты речи, кое-где попадают-
ся итальянизмы; во нельзя не признать за автором
своеобразия мысли.
Я склонен допустить, что женское общество прида-
1 Сочинения Наполеона Бонапарта. Четыре тома in-8°, т. 1,
229
ло угрюмому и рассудочному характеру молодого офи-
цера-корсиканца налет легкомыслия. До суровых вре-
мен Итальянской кампании у него можно порою уло-
вить черты галантности, проблески веселости; позже —
лишь хмурая сосредоточенность. С этого момента На-
полеон уже чувствует, что он должен быть не таким,
как все.
В годы этих детских забав совершилась революция.
Многие из числа артиллеристов эмигрировали, так как
партия аристократов считала крайне важным перепра-
вить через Рейн возможно больше офицеров этого рода
оружия. В ту пору знать воображала, будто француз-
ский народ, покинутый офицерами, не сумеет самостоя-
тельно вести войну.
Эмигранты стекались в Кобленц. Они были столь
безумны,— а впоследствии столь пристойно показали
иностранцам, как французы умеют переносить несча-
стья,— что мы не в силах возмущаться их тогдашними
замыслами. А ведь это были ужасные замыслы — во
сто крат хуже, чем расстрелы Нея, полковника Каро-
на или братьев Фошё1.
В тот момент, когда в Кобленце сосредоточивались
эмигрировавшие из Франции дворяне, зародилась пре-
словутая коалиция, силы которой в конце концов, в
марте 1814 года, заняли Париж* 2.
Возникновение этой знаменитой лиги еще недоста-
точно выяснено. Значение она стала приобретать лишь
по мере того, как безумства французского народа на-
чали все более и более страшить монархов. Можно,
если угодно, усмотреть первые зачатки коалиции в со-
вещаниях, происходивших в Мантуе между императо-
ром Леопольдом и графом д’Артуа, впоследствии Кар-
лом X. Вначале гордость молодого принца разрешала
ему просить помощи только у тех монархов, которые
имели честь быть связанными кровными узами с его
домом; то были короли испанский и сардинский, а так-
же австрийский император.
> См. мемуары, опубликованные в период Реставрации Фош-
Борелем, Бертраном де Мольвнлем и другими.
2 Но она совершила промах, не посадив на престол Напо-
леона II, который не допустил бы зарождения свободы печати,
поразившей монархов в самое сердце.
230
Леопольд предложил Национальному собранию со-
звать конгресс, в ответ на что собрание объявило из-
менником родины всякого француза, который унизится
до обсуждения законов своей страны на конгрессе, со-
званном иностранцами. Пример Польши был еще у всех
на памяти.
В свое время Людовик XV оказал помощь шведско-
му королю Густаву III в попытке упразднить кон-
ституцию и стать абсолютным монархом. Эмигран-
ты с подлинно монархической деликатностью ре-
шили, что не кто иной, как этот король, должен,
в свою очередь, оказать подобную же услугу Людо-
вику XVI.
Но Густав был убит, и во главе антифранцузской
коалиции был поставлен, неизвестно почему, прусский
король Фридрих-Вильгельм. Англия и Россия весьма
одобрили эту меру, первая — из ненависти к Франции,
незадолго перед тем тяжко оскорбившей ее в Америке,
вторая — из-за более насущных интересов. В тот
момент, когда в Париже, становившемся столицей все-
го мира, раздался устрашивший монархов клич свобо-
ды, Пруссия и Швеция вооружались против России. Их
целью было спасти Турцию, куда вторглись соединен-
ные силы Иосифа II и Екатерины.
Ловкая Екатерина была в восторге от страха, охва-
тившего монархов Средней Европы; она рассчитывала
благодаря этому завладеть остатками Польши.
Французские армии стали жертвой предательства и
в апреле 1792 года потерпели поражение от горсточки
немцев под начальством того самого Болье, которому
четыре года спустя суждено было стать первым полко-
водцем, побежденным в борьбе с Наполеоном.
Через три месяца после этого первого поражения
министры Людовика XVI заключили соглашение с гер-
цогом Брауншвейгским, который, выйдя из Кобленца
во главе шестидесяти тысяч пруссаков и десяти тысяч
эмигрантов, вторгся в Шампань. В своем пресловутом
манифесте, возмездие за который наступило после бит-
вы при Иене, он угрожал предать всю Францию огню
и мечу. Бертран де Мольвиль, тогда морской министр и
наперсник Людовика XVI, хвастался своей связью с
герцогом Брауншвейгским, неприятельским главно-
231
командующим На это предательство народ ответил
событиями 10 августа: трон рухнул.
Вскоре Аргоннское ущелье стало свидетелем первой
победы французского народа; тогда началась та вели-
кая драма, которая, по крайней мере для нас, закончи-
лась битвой при Ватерлоо.
На протяжении многих веков уже не было видано,
чтобы великий народ сражался не за смену короля на
престоле, а за свою свободу, и зрелище это еще ве-
личественнее оттого, что энтузиазм французов не имел
onopt>i ни в религии, ни в аристократии.
Самая героическая часть этой драмы,— та, которая
потребовала гениальности Дантона и вместе с тем ги-
бели стольких невинных жертв,— подходила к концу,
когда в 1794 году, в пору осады Тулона, на сцену вы-
ступил Наполеон.
Уже давно коалицию возглавляла английская ди-
пломатия; она заставила все европейские державы по-
чти безоговорочно исполнять свою волю и вдобавок с
помощью подкупа вербовала множество предателей в
самой Франции.
Этой изворотливости Конвент противопоставил
свою грозную энергию; он обратился с торжественным
призывом ко всем благородным сердцам.
Был момент, когда положение Франции казалось
безнадежным От Альп до Пиренеев, от Рейна до оке-
ана, от Роны до берегов Луары грехцветное знамя от-
ступало. Вандея была в огне. Шестидесяти тысячам
роялистов путь на Париж был открыт В Бордо, Лионе,
Марселе, Кане вспыхивают восстания против Конвен-
та Малочисленные по сравнению с неприятелем и дез-
организованные республиканские армии, лишенные да-
ровитых начальников, всюду ждут ударов, которые
должны уничтожить их Все как будто предвещает
близкий чудовищный разгром; кажется, что цивилиза-
ция Европы будет отброшена далеко назад.
Но вот монтаньяры устраняют жирондистов и про-
являют удвоенную энергию. Карно, Приёр, Дюбуа-
1 См историю всех событий, предшествовавших осаде Ту-
лона, в собрании Ру и Б ю ш е з, 36 томов; илн же те историче-
ские сочинения, которые еще будут извлечены из этих мате-
риалов.
232
Крансе руководят военными операциями; Дантон из-
дает декрет, согласно которому солдат, покинувший
строй, подлежит казни. Валансьен и крепости дают
Дантону время воспламенить Францию своей отва-
гой. Это самый прекрасный момент во всей новой
истории.
23 августа 1793 года Конвент принял декрет о все-
народном ополчении. Пять дней спустя декретом Кон-
вента была временно отменена конституция и учрежде-
на диктатура, названная Революционным Правитель-
ством. И, что особенно удивительно, диктатура эта
осуществлялась не одним человеком, а слагалась
из высших проявлений энергии, на какие были спо-
собны все.
Сразу же после обнародования этого декрета было
получено роковое известие о занятии англичанами и
испанцами Тулона. Наполеон вскоре появится.
По предложению Баррера было учреждено двена-
дцать революционных трибуналов, которых потребова-
ла Парижская коммуна, чтобы судить предателей.
Миллион французов устремился против войск коали-
ции и наконец отбросил их по всему фронту. Солдаты
любят свою родину, офицеры воодушевлены честью и
самыми разнообразными побуждениями; некоторые из
них — бывшие дворяне.
Нелепо требовать осмотрительности и умеренности
от человека, который обезумел от гнева и стре-
мится, отбиваясь от ожесточенных ударов двадцати
врагов, спасти свою жизнь. А ведь это-то и забы-
вают жалкие писаки наших дней, рожденные в эпоху
лицемерия и спокойствия и стремящиеся сколотить
капиталец.
В начале этой великой войны за французскую рево-
люцию повышения на военной службе вследствие об-
разования новых частей и наличия из-за эмиграции
множества вакансий в старых полках давались быст-
ро. Наполеон, 6 февраля 1792 года произведенный в
капитаны, в начале 1793 года отправился на Корсику;
он только что напечатал в Авиньоне свой «Ужин в Бо-
кере»; теперь он принял командование батальоном кор-
сиканской национальной гвардии, которую предполага-
лось применить в походе против Сардинии.
233
12 февраля 1793 года адмирал Трюге стал на якорь
в виду Кальяри, столицы острова. Но так как о Сар-
динской экспедиции трубили уже полгода, французов
встретили ружейным огнем. Они делают одну ошибку
за другой; выказывают малодушие; наконец лишаются
одного из своих кораблей и вынуждены вернуться в Ту-
лон. Это один из самых нелепых походов, предприня-
тых Республикой.
В ту пору на Корсике командовал Паскуале Паоли;
Людовик XVI произвел его в генерал-лейтенанты и на-
значил на этот остров. Там он предал Францию, в вер-
ности которой он перед этим в самых напыщенных вы-
ражениях клялся Конвенту, и стал интриговать в поль-
зу англичан. Должно быть, именно в это время, наблю-
дая, как молодой Бонапарт организовал свой батальон,
он и высказал о нем следующее суждение, ставшее зна-
менитым на Корсике: «Этот молодой человек скроен
на античный лад. Он напоминает героев Плутарха».
Задуманный Паоли переворот на первых порах за-
интересовал Наполеона своим размахом и возможным
воздействием на его собственную судьбу. Одно из
огромных преимуществ его ума заключалось в том, что
он был совершенно чужд непостоянства. Двадцатиче-
тырехлетний человек раз двести за год меняет свои
желания. Наполеон желал лишь одного: сливы!
Вновь увидев Корсику в более зрелом возрасте, На-
полеон наконец здраво оценил отношения этой страны
с Францией. От пятнадцати лет страстной ненависти у
него осталась только привычка к глубоким размышле-
ниям и правило не доверяться людям, среди которых
ему приходилось жить.
Вернувшись из похода в Сардинию, во время кото-
рого Наполеон мог наблюдать образцы всякого рода
нелепостей в военном деле, он снова поступил в артил-
лерию, но уже в чине батальонного командира. На
Корсике он нашел свою семью разоренной. Он возвра-
тился во Францию, имея единственным достоянием
свой воинский чин; ему было в это время двадцать че-
тыре года.
Что происходило тогда в этой огненной душе? Я ви-
жу в ней: 1) сознание собственной силы, 2) привычку
не поддаваться рассеянности, 3) способность приходить
234
в глубокое волнение из-за нескольких прочувствован-
ных слов, из-за предзнаменования или впечатления,
4) ненависть к чужестранцам.
Застав свою семью в нищете, Наполеон более чем
когда-либо почувствовал необходимость создать себе
положение либо во Франции, либо на Востоке.
Вернувшись в Париж командиром артиллерийского
батальона и осмотревшись вокруг, Наполеон увидел
кипящее гневом собрание, призванное руководить ве-
ликой войной и повсюду искавшее талантливых лю-
дей; он мог, следовательно, сказать себе: «Я тоже бу-
ду повелевать!». Но военная карьера в те дни была
сопряжена с отвратительными опасностями. Нацио-
нальный Конвент, убежденный в том, что его окружают
предатели, и бессильный разобраться в существе дел,
посылал на эшафот каждого генерала, который терпел
поражения или не одерживал полной победы.
Внезапно распространилась весть, что Тулон пере-
дался англичанам (сентябрь 1793 года).
Наполеона, прибывшего в Марсель и хорошо знав-
шего юг, назначили начальником артиллерии в армию,
осаждавшую Тулон с суши.
К счастью для Республики, державы коалиции не
поняли всего значения захвата Тулона. Они видели в
нем только крепость, которую надо защищать, тогда
как господство над Тулоном могло оказать огромное
влияние на весь ход войны. Тулон представлял собой
не более и пе менее как операционную базу для не-
приятельских армий, действовавших на юге Франции.
Одним из счастливых для свободы обстоятельств
оказалось неумение членов коалиции направлять к
единой, общей цели свои силы, столь значительные;
иными словами, за исключением Уильяма Питта, сре-
ди них не нашлось ни одного выдающегося человека.
Франция, искавшая людей во всех классах обще-
ства, находила великие дарования в тех слоях, из ко-
торых обычно выходили только адвокаты или млад-
шие офицеры. Если бы Людовик XVI продолжал пра-
вить, Дантон и Моро были бы адвокатами, Пишегрю,
Массена и Ожеро — унтер-офицерами, Дезе и Кле-
бер — капитанами, Бонапарт и Карно — подполковни-
ками или полковниками артиллерии, Ланн и Мюрат-—
235
шляпными торговцами или почтмейстерами, Сьейес
был бы главным викарием, а Мирабо —самое боль-
шее второстепенным авантюристом вроде шевалье
д’Эона.
В конце августа 1793 года, когда приверженцы
старого порядка, командовавшие в Тулоне, решили
передать коалиции флот и город. Лион поднял белый
флаг; гражданская война еще не совсем затихла в
Лангедоке и Провансе; одержав несколько побед, ис-
панская армия перешла Пиренеи и вторглась в Ру-
сильон; пьемонтская армия, в свою очередь, перешла
Альпы и уже стояла у ворот Шамбери, в трех перехо-
дах от Лиона.
Если бы тридцать тысяч англичан, сардинцев, ис-
панцев и неаполитанцев соединились в Тулоне с две-
надцатью тысячами федератов, эта сорокатысячная
армия отлично сумела бы, располагая столь важной
базой, подняться вверх по Роне и дойти до Лиона. То-
гда она своим правым флангом сомкнулась бы с пье-
монтской армией, а левым — с испанской. Но можно
утверждать, что в ту пору подобные мысли, связанные
с войной большого масштаба и внушенные нам похо-
дами времен революции, показались бы несбыточны-
ми мечтами тем старым воякам, которые возглавля-
ли армии коалиции. Самые образованные из них
были знакомы только с войнами Фридриха II, во
время которых операции армейского корпуса всегда
зависели от возможности передвижений пекарни.
К счастью для Франции, ни у кого из них не было да-
же тени его дарования, и исход боев почти всегда опре-
делялся случаем.
Так как цель этого сочинения не в том, чтобы ака-
демическим слогом изложить события жизни Наполе-
она, а в том, чтобы изобразить его самого, то я решил-
ся привести здесь рассказ об осаде Тулона в том виде,
в каком его дал сам этот великий человек. Таким же
образом я поступлю и тогда, когда буду говорить об
Итальянском походе, длившемся с 10 апреля 1796 по
12 мая 1797 года. Это значит, что, изложив в сжатой
форме историю сражений, я воспроизведу подлинные
рассказы о них, которые Наполеон диктовал на ост-
рове св. Елены. Таким образом, приблизительно чет-
236
вертую часть содержания первых двух томов составят
выписки из сочинений Наполеона.
Проще всего было бы использовать эти рассказы,
сократив их; этим я оберег бы себя от критических за-
мечаний, которые очень нетрудно сделать. Следовало,
говорят некоторые, поступить с рассказами Наполеона
так, как Роллен в своей «Римской истории» поступил
с Титом Ливнем. Но мне подобный способ показался
бы кощунством. Я считаю, что историк Наполеона, не
представляющий глазам читателя его повествований
об Итальянской кампании в том виде, как их оставил
этот великий человек, не может притязать на то, чтобы
познакомить с характером Наполеона, с его манерой
воспринимать несчастье, с его взглядами на людей и
на события, и т. д. и т. д.
Совершенно иное дело — период с 1800 по 1814 год.
В этот период Наполеон сперва хотел стать, а затем—
оставаться императором, и он оказался в суровой не-
обходимости постоянно лгать. Я не приведу и двадца-
ти страниц из его рассказов, относящихся к этому
второму периоду.
Еще другая причина побудила меня привести рас-
сказы Наполеона о главных его сражениях. Я рассу-
дил, что читатель, знающий о Наполеоне лишь то, что
до сих пор писало об этом великом человеке большин-
ство историков, вынужден на слово восхищаться его
военным гением; мне же представляется вполне воз-
можным рассказать о его сражениях и сделать их по-
нятными даже невоенному читателю. До 1790 года
рассказ такого рода был бы немыслим; в то время
французский стиль допускал при описании сражений
только изысканные фразы аббата де Верто или же
легковесную манеру Вольтера.
Сейчас, мне думается, основная трудность в лите-
ратуре заключается в том, чтобы достичь ясности мы-
сли. Если писатель имеет счастье обладать ею и вдо-
бавок согласен отказаться от красот напыщенного сти-
ля, он может быть уверен, что читатель его поймет.
А нет ничего легче, как составить себе ясное представ-
ние о битве при Риволи.
Я смею надеяться, что с помощью карты Италии
стоимостью в десять франков любой читатель поймет
237
битвы при Кастильоне, Арколе и Риволи, воспрепят-
ствовавшие австрийцам освободить Мантую и являю-
щиеся как бы фоном Итальянского похода.
Я долго колебался, привести ли целиком простран-
ный рассказ об осаде Тулона; ее отлично можно было
изложить на шести страницах, но
1)	читатель может без всякого ущерба пропустить
рассказ Наполеона *;
2)	этот рассказ о первой победе великого полковод-
ца представляется мне чрезвычайно любопытным;
3)	сколько я ни расспрашивал современников, я не
мог обнаружить никакой лжи в том рассказе, который
сейчас приведу; лишь после Лоди Наполеон стал по-
мышлять о чем-то более высоком, нежели звание гене-
рала республики.
ГЛАВА III
После осады Тулона Наполеон 6 февраля 1794 года
был произведен в бригадные генералы и назначен на-
чальником артиллерии в армию, действовавшую в
Италии. Главнокомандующий, генерал Дюмербион,
был стар, добродушен, честен, но совершенно безда-
рен. Начальник его главного штаба отнюдь не был
способен восполнить то, чего не хватало главнокоман-
дующему. Уже целых три года здесь, в высоких горах,
расположенных к северу от Ниццы (Приморские Аль-
пы), без толку палили из ружей; солдаты были рассея-
ны среди пустынных скал, где они умирали с голода.
Имя генерала Бонапарта было у всех на устах. Ни-
кому и в голову не приходило высмеивать этого мало-
рослого человека, такого бледного, такого хилого, та-
кого невзрачного. Поведение Наполеона, безупречное
и всегда строго рассчитанное на то, чтобы заставить
уважать себя, создало ему авторитет в глазах армии.
Вскоре была осуществлена военная операция под Са-
орджо, и солдаты открыли в нем необыкновенного че-
ловека, сердце, жаждущее славы и горящее жела-
нием даровать Республике победу.
1 Воспоминания Наполеона, т. I, стр. 1.
238
Когда Наполеон прибыл в Ниццу, его адъютанта-
ми состояли Мюирон и Дюрок. Начальник артиллерии
предложил план действий, который был принят на во-
енном совете, где присутствовали комиссары Конвента
Робеспьер-младший и Рикор, генералы Дюмербион,
Массена, Рюска и другие. Задача заключалась в том,
чтобы обойти пресловутую позицию Саорджо, уже
давно задерживавшую продвижение французских
войск. Они выступили 6 апреля 1794 года, на другой
день после того, как один из основателей Республики,
человек, равного которому не видела ни одна из рево-
люций, впоследствии предпринимавшихся в Европе,
Дантон, был послан на казнь соперником, которого
эта гордая душа чрезмерно презирала.
Итак, революция уже зашла довольно далеко к
тому моменту, когда Наполеон стал играть в ней роль;
период энергии кончится вместе с потребностью в
энергии.
8 апреля Массена штурмом занял высоты, господ-
ствующие над Онельей; в гавани этого города находи-
лись суда англичан, этих деятельных и весьма ловких
союзников австрийских и пьемонтских войск.
29 апреля Массена выступил в Саорджо; 8 мая он
овладел Тендским перевалом, и на следующий день
Итальянская армия наконец установила связь с Аль-
пийской.
Так Итальянская армия, следуя плану молодого
артиллерийского генерала, осуществила то, к чему
тщетно стремилась в продолжение двух лет. Солдаты
Республики заняли верхнюю цепь Приморских Альп;
они захватили семьдесят орудий, четыре тысячи плен-
ных и две крепости — Онелью и Саорджо.
Главнокомандующий Дюмербион вполне искренне
писал военному комитету Конвента: «Таланту генера-
ла Бонапарта я обязан теми искусными маневрами,
которые привели к нашей победе».
Наполеон дерзнул предложить план более обшир-
ный, чем тот, который только что был успешно выпол-
нен,— соединить под Кони Альпийскую армию с
Итальянской, что дало бы Французской республике
Пьемонт и помогло бы без особых усилий достигнуть
берегов реки По. Однако добиться соглашения с глав-
239
пым штабом Альпийской армии не удалось; пришлось
бы поставить обе армии под начало одного полковод-
ца, а ведь каждый дорожит своим положением.
Генерал Дюмербион, далекий от зависти к своему
начальнику артиллерии, восхищался его дарованием и
с большим усердием стал выполнять третий план, бла-
годаря которому Итальянская армия достигла Савоны
и ворот Чевы.
После победы при Саорджо в армии узнали, что
одна из австрийских дивизий предполагает занять Де-
го на реке Бормиде, а оттуда пойти на соединение с
английской дивизией, которой предстояло высадиться
в Вадо. Объединившись, эти войска должны были за-
нять Савону.
Нужно было предупредить это соединение. Моло-
дой артиллерийский генерал, день и ночь изучавший
местность, предложил овладеть высотами Сан-Джако-
мо, Монтенотте, Вадо, продвинув таким образом пра-
вый фланг армии до самой Генуи. Враждебность ге-
нуэзского сената была столь же очевидна, как и пат-
риотизм низших классов, изрядно, впрочем, нажи-
вавшихся на том, что они поставляли французам
хлеб.
Генерал Дюмербион принял этот план. Продвинув-
шись по течению Бормиды, он вторгся в Пьемонт и,
спустившись в равнину, стал угрожать тылам австрий-
ской армии, которая немедленно начала отходить на
Дего. Преследуемые генералом Червони, австрийцы
поспешно отступили на Акви, оставив Дего и все свои
склады. Французская армия стремительно прошла но
полям будущих сражений при Монтенотте и Миллезн-
мо, которые Наполеону суждено было голом позже
прославить на весь мир; она перешла Апеннины и сно-
ва увидела море; но теперь, господствуя над прибреж-
ной полосой, над тем, что в этом крае называют «ри-
вой» или «западной Ривьерой», она перерезала все со-
общения между англичанами и австрийцами, внушила
страх генуэзской аристократии и вселила бодрость в
сердца патриотов.
Таковы были итоги третьего из планов, предложен-
ных генералом Бонапартом.
Необычные движения армии, действовавшей в Ита-
240
лии, поставили в тупик участников коалиции; они были
твердо уверены, что уничтожат Республику. Именно в
эти дни, при начале действий того, кто должен был на-
учить их страшиться Франции, были подписаны (14 и
'19 апреля 1794 года) договоры, прочно объединившие
против Республики Австрию, Пруссию, Сардинию, Гол-
ландию и Англию. Страна, в наибольшей степени об-
ладавшая той свободой, бурная вспышка которой во
Франции внушила государям такой страх, и благода-
ря этой свободе, которую она стремилась подавить,
превосходившая другие страны просвещением, равно
как и богатством, вскоре стала оплачивать всю коали-
цию и руководить ею.
В отличие от немцев англичане знают цену време-
ни; их внимание не блуждает бесцельно. К тому же в
те годы у них был человек (Нельсон), достойный сра-
жаться против французского полководца. Подобно
ему, Нельсон любил вводить новшества и ненавидел
своих начальников. Своим продвижением по службе
он всецело был обязан тому страху, который онн ис-
пытывали перед Наполеоном.
У немцев был только один настоящий полково-
дец — эрцгерцог Карл; да и то его таланты, казалось,
иссякли, когда ему пришлось пустить их в ход против
Наполеона, защищая Норические Альпы. Великий Су-
воров явился в Италию лишь спустя четыре года, и
мелкие дрязги австрийцев помешали ему проникнуть
во Францию. Если бы зависть ничтожных людей, за-
полнявших дворы монархов, не препятствовала Нель-
сону и Суворову действовать свободно и в согласии
между собой, Франция, быть может, погибла бы; но
великих людей оценивают по заслугам только после
их смерти.
Во время атак, которыми сопровождался краткий
поход на Лоано, Бонапарт проявил большую храб-
рость; однако, как указывали генералы постарше, он
никогда еще не командовал батальоном под враже-
ским огнем. Молодой генерал хотел, чтобы эти успехи
были использованы для взятия Чевы — укрепленного
лагеря, центра сопротивления пьемонтцев. Оттуда лег-
ко было бы двинуться в глубь итальянских равнин
(долина По). Но этот план вторжения показался
16. Стендаль. Т. XI.	241
слишком смелым парижскому военному комитету,
которому его представил Наполеон.
Вслед за тем комиссары Конвента при Итальян-
ской армии приняли следующее постановление:
«Генерал Бонапарт отправится в Геную, чтобы со-
вместно с поверенным в делах Французской республи-
ки обсудить с правительством Генуи вопросы, указан-
ные в данных ему инструкциях.
Поверенный в делах Французской республики обя-
зан признать полномочия генерала Бонапарта и содей-
ствовать признанию их правительством Генуи».
Лоано, 25 мессидора II года Республики
(13 июля 1794 года)
Подпись: Рикор
К этому постановлению был приложен следующий
документ:
«Секретные инструкции.
Генерал Бонапарт отправляется в Геную.
1.	Ему надлежит осмотреть савонскую крепость и
близлежащую местность.
2.	Ему надлежит осмотреть генуэзскую крепость,
Геную и местности, которые необходимо занять при
начале войны, дальнейший ход которой невозможно
предвидеть.
3.	Ему надлежит собрать все сведения, какие толь-
ко возможно, об артиллерии и других военных пред-
метах.
4.	Ему надлежит обеспечить доставку в Ниццу че-
тырех тысяч бочонков [пороха], закупленных для Бас-
тии и оплаченных.
5.	Ему надлежит расследовать, насколько возмож-
но, образ действий в гражданских и военных делах
представителя Французской республики Тилли и дру-
гих ее агентов, на которых к нам поступают различные
жалобы.
6.	Ему надлежит принять все меры и собрать все
сведения, необходимые для выяснения намерений ге-
нуэзского правительства относительно коалиции.
Составлено и утверждено в Лоано, 25 мессидора
второго года.
Подпись: Рикор».
242
Это поручение и дополняющие его инструкции по-
казывают, каким доверием Бонапарт, едва достиг-
нув двадцати пяти лет, пользовался у людей, кровно
заинтересованных в том, чтобы не ошибиться в выборе
своих уполномоченных.
Бонапарт едет в Геную; он выполняет там возло-
женную на него задачу. Настает 9 термидора II года1.
На место депутатов — сторонников террора становят-
ся Альбит и Саличетти. Потому ли, что из-за царив-
шего в то время беспорядка они не знали о данных ар-
тиллерийскому генералу инструкциях, или же потому,
что люди, завидовавшие блистательному началу карье-
ры молодого Бонапарта, внушили им подозрения про-
тив него,— так или иначе, основываясь на поездке
Бонапарта в Геную, они приняли следующее решение:
«Именем французского народа.— Свобода. Равен-
ство
Народные представители при Альпийской и Италь-
янской армиях.
Принимая во внимание, что генерал Бонапарт, на-
чальник артиллерии Итальянский армии, совершенно
утратил их доверие вследствие своего чрезвычайно по-
дозрительного поведения, а главное — вследствие не-
давней своей поездки в Геную,
постановляют нижеследующее:
Бригадный генерал Бонапарт, начальник артилле-
рии Итальянской армии, временно отрешается от зани-
маемой им должности. Главнокомандующему назван-
ной армии под страхом личной ответственности пред-
писывается взять его под стражу и препроводить под
сильной и надежной охраной в Комитет общественно-
го спасения в Париже. Все его бумаги и вещи надле-
жит опечатать; комиссары, назначенные на месте пред-
ставителями народа Саличетти и Альбитом, составят
опись означенных бумаг и вещей; бумаги, признанные
подозрительными, подлежат отправке в Комитет об-
щественного спасения.
1 27 нюня 1797 года Тальен послал на эшафот Робеспьера,
Сен-Жюста н всех их приверженцев.
243
Постановлено в Барселонетте 19 термидора II года
Французской республики, единой, нераздельной и де-
мократической (6 августа 1794 г.).
Подписи: Альбит, Саличетти, Лапорт.
С подлинным верно:
Главнокомандующий Итальянской армии
Подпись: Дюмербион».
Генерал Бонапарт обратился к комиссарам Кон-
вента Альбиту и Саличетти со следующим проте-
стом:
«Вы отрешили меня от должности, взяли под стра-
жу и объявили подозрительным.
Меня опорочили, не судив, или же осудили, не вы-
слушав.
В революционном государстве существуют лишь
два разряда людей: подозрительные и патриоты.
Когда первым предъявляют обвинение, это делает-
ся во нмя безопасности, в порядке общих мер.
Угнетение тех, кто принадлежит ко второму разря-
ду, колеблет основы общественной свободы. Судья
имеет право осудить, лишь обладая самыми полными
сведениями и основываясь на последовательности фак-
тов, ничего не оставляющей произволу.
Объявить патриота подозрительным — значит от-
нять самое ценное, что у него есть: доверие и уваже-
ние, которыми он пользуется.
К какому же разряду хотят меня отнести?
Разве не был я с самого начала революции неиз-
менно предан ее принципам?
Не боролся ли я постоянно на виду у всех то про-
тив внутренних врагов, то, будучи военным, против
чужестранцев?
Я отказался от пребывания на своей родине, я бро-
сил свое имущество, я всем пожертвовал ради Рес-
публики.
Позднее я не без отличия сражался под Тулоном, а
действуя в Итальянской армии, я вместе с нею заслу-
жил те лавры, которые она завоевала взятием Саорд-
жо, Онельи и Танаро.
В момент раскрытия заговора Робеспьера я вел се-
244
бя как человек, привыкший руководствоваться только
принципами.
Мне нельзя отказать в звании патриота.
Почему же меня объявили подозрительным, не вы-
слушав меня? Почему меня арестовали через неделю
после того, как пришло известие о смерти тирана?
Меня объявляют подозрительным, мои бумаги опе-
чатаны.
Следовало поступить наоборот: следовало опеча-
тать мои бумаги, выслушать меня, потребовать от ме-
ня объяснений, а затем уже объявить меня подозри-
тельным, если бы к тому оказались основания.
Меня хотят отправить в Париж на основании по-
становления, которым я отнесен к разряду подозри-
тельных. Все подумают, что представители народа по-
ступили так, исходя из каких-то данных, и судьи отне-
сутся ко мне лишь с тем вниманием, какого заслужи-
вает человек этого разряда.
Невиновный, оклеветанный, патриот — я не смогу
жаловаться на Комитет, какие бы меры он ни
принял.
Если бы три человека заявили, что я совершил пре-
ступление, я не мог бы жаловаться на суд, который
вынес бы мне приговор.
Саличетти, ты меня знаешь; замечал ли ты что-ни-
будь в моем поведении за последние пять лет, что бы-
ло бы подозрительно для революции?
Альбит, ты меня не знаешь. Тебе не могли привести
никаких достоверных фактов; ты меня не выслушал;
а ведь ты знаешь, сколь искусно иногда нашептывает
клевета.
Неужели меня хотят приравнять к врагам отече-
ства, неужели патриоты должны необдуманно по-
жертвовать полководцем, который не был бесполезен
для Республики? Неужели народные представители
должны поставить правительство в необходимость
быть несправедливым и неосмотрительным?
Выслушайте меня, уничтожьте гнет, которому я
подвергаюсь, и верните мне уважение патриотов.
Если же, час спустя, человеконенавистникам пона-
добится моя жизнь —я так мало дорожу ею! Я так
часто ею пренебрегал! Да. одна лишь мысль, что она
245
еще может быть полезна отечеству, заставляет меня
мужественно нести ее бремя».
Генерал Бонапарт пробыл под арестом две недели;
вот постановление, в силу которого он был осво-
божден:
«Народные представители, и проч., и проч.
Тщательнейшим образом ознакомившись с бумага-
ми гражданина Бонапарта, который после казни за-
говорщика Робеспьера в порядке охраны обществен-
ной безопасности был подверпнут аресту, и проч.,
и проч.
постановили: гражданина Бонапарта, впредь до вы-
яснения, освободить, с оставлением его в главном шта-
бе, и проч., и проч.
Составлено в Ницце, 3 фрюктидора II года (20 ав-
густа 1794 года).
Подписи: Альбит, Саличетти»1.
В Италии генерал Бонапарт приблизил к себе Дю-
рока, проделавшего с ним часть похода в звании адъ-
ютанта и артиллерийского капитана; Бонапарта не-
имоверно раздражали преувеличенные на гасконский
лад донесения офицеров, которым он поручал наблю-
дать за событиями. Математическая точность донесе-
ний Дюрока, человека холодного и сдержанного, впол-
не соответствовала его требованиям. Пожалуй, Дю-
рок был наиболее близким Наполеону человеком. Для
него одного Наполеон впоследствии нарушал правила
унылой комедии, которым он, приняв императорский
титул, подчинил свою жизнь: даже тогда он требовал,
чтобы, оставаясь с ним наедине, Дюрок по-прежнему
обращался к нему на «ты».
Был ли генерал Бонапарт сторонником террора?
Он всегда отрицал это. Отдавал ли он всю свою энер-
гию на служение одной этой всемогущей партии или
же только «подлаживался», что было совершенно не-
обходимо, если он не хотел по1ибнуть? Он ничего не
сделал для нее; он уже тогда усвоил то великое пра-
вило, что во время революции все надо делать для
1 Записки Бурьспна, т. I, стр 65.
24b
масс и ничего чрезмерного —для предводителей. Я не
скрою, что некоторые заслуживающие доверия совре-
менники иначе рассказывают о гой опасности, которой
подвергся генерал Бонапарт. Вот их версия \
Зимою 1794—1795 года Наполеону было поручено
осмотреть батареи на побережье Средиземного моря;
эта задача снова привела его в Гулон и Марсель.
Народный представитель при армии в Марселе
боялся, как бы народные общества, отличаясь боль-
шей горячностью, нежели он, не захватили пороховой
погреб, ранее служивший для снабжения фортов Сен-
Жан и Сен-Никола, частично разрушенных в первые
дни революции. Он поделился своими опасениями с
генералом Бонапартом; тот вручил ему план соору-
жения зубчатой стены, которая разобщила бы эти фор-
ты с городом. Этот план, свидетельствовавший о недо-
верии к народу, был переслан в Париж; Конвент при-
знал его гибельным для свободы и приказал генералу
Бонапарту явиться в Париж для объяснений.
Это было едва ли не равносильно смертному при-
говору. Так погибли многие полководцы.
Приказ Конвента был объявлен Наполеону в Ниц-
це. Народные представители при Итальянской армии
подвергли его домашнему аресту под надзором двхх
жандармов. Положение было тем опаснее, что уже
много говорилось о молодом генерале Бонапарте и
что термидорианцы знали о его дружеских отношениях
с Робеспьером-младшим, который погиб вместе с бра-
том. Гаспарен, очень привязавшийся к нему еще в
Тулоне, ничего не мог сделать без согласия двух своих
коллег. Г-н Деженет, человек умный, рассказывает1 2 3,
что в этой крайности адъютанты Наполеона Себастья-
ни и Жюно задумали зарубить саблями обоих жандар-
мов, стороживших их начальника, похитить его силой
и увезти в Геную, где он сел бы на корабль. К счастью,
передвижения неприятельских войск возбудили трево-
гу; под давлением опасности, страшась неудач, за ко-
торые они ответили бы головой, народные представи-
тели написали в Комитет общественного спасения, что
1 Жизнь генерала Бонапарта от битвы при Лоано до 13 ван-
демьера явится в свое время предметом особого сочинения.
3 Записки, т. 1.
247
армия не может обойтись без генерала Бонапарта, и
приказ Конвента был отменен.
Несомненно, Конвент управлял страной; но он ча-
сто тратил время на пустые напыщенные речи, и у
него, окруженного предателями, не оставалось време-
ни на то, чтобы вникать в сущность дел. Все преступ-
ления карались смертью. Кровавые ошибки Конвента
отчасти будут оправданы в глазах потомства благода-
ря тем мемуарам, которые издали во время Реставра-
ции г-да Фош-Борель, Бер гран де Мольвиль, Монгаль-
яр и многие другие. Как бы там ни было, нельзя не
признать, что это собрание, равного которому не смог-
ли создать ни Испания, ни Италия, имевшие этот
пример перед глазами, подлинно спасло Францию.
Благодаря законам, которые издал Конвент, население
Франции, в 1789 году не превышавшее двадцати пяти
миллионов, к 1837 году достигло почти тридцати трех
миллионов.
Наполеон решительно отрицал, что он когда-либо
был сторонником террора; по его словам, один из на-
родных представителей объявил его вне закона на том
основании, что он отказался предоставить ему всех
своих артиллерийских лошадей для езды на почтовых.
Но я не нашел этому подтверждения. Наполеон не
прочь был выставить Республику в смешном свете;
его раздражала не слава ее в настоящем (ибо все на
нее клеветали), а слава в будущем, по сравнению с
которой слава Империи покажется несколько ми-
шурной.
В делах воинской славы рано или поздно вновь
начинают ценить великие результаты, достигнутые ма-
лыми средствами.
Бесспорно, марш от Ульма до Аустерлица велико-
лепен; но ведь Наполеон тогда был монархом, и какой
опасности подвергалась тогда его армия? Со временем
Кастильоне снова будет поставлен выше этого марша.
В Ницце народный представитель Робеспьер-млад-
ший восхищался молодым генералом, хмурым, сосре-
доточенным, столь непохожим на других; он никогда
не выражался туманно, в его взгляде сквозил недю-
жинный ум. Вызванный братом в Париж незадолго до
9 термидора, Робеспьер-младший все пустил в ход,
248
чтобы убедить Наполеона последовать за ним. Но то-
му нравилась жизнь в армии, где он чувствовал свое
превосходство и заставлял всех признавать его; он не
пожелал поступить в распоряжение адвокатов.
«Не откажись я бесповоротно,— говорил он впо-
следствии,— кто знает, к чему привел бы меня этот
первый шаг и какая участь была бы мне уготована?»
Быть может, он помешал бы совершиться 9-му тер-
мидора; он умел сражаться на улицах Парижа, а в
борьбе Тальена с Робеспьером несколько часов оста-
лись неиспользованными.
Впрочем, Наполеон воздавал Робеспьеру должное
в одном отношении: он говорил, что видел длинные
письма его к брату, Робеспьеру-младшему, в то время
народному представителю при Южной армии, в кото-
рых он высказывался против жестокостей революцио-
неров и с жаром осуждал их, говоря, что они бес-
честят революцию и могут погубить ее.
При армии в Ницце состоял еще и другой народ-
ный представитель, человек довольно ничтожный. Его
жена, на редкость хорошенькая и весьма обходитель-
ная, разделяла с ним ею работу, а иногда и руково-
дила ею; опа была родом из Версаля. Супруги необы-
чайно носились с молодым артиллерийским генералом;
они были от него без ума и угождали ему во всех от-
ношениях, что представляло для него огромное пре-
имущество, ибо в эти времена смут и предательств на-
родный представитель воплощал собой закон. Тюро
был в Конвенте одним из тех, кто в тревожные ван-
демьерские дни наиболее способствовал тому, чтобы
взоры обратились на Наполеона: он помнил важную
роль, которую тот на его глазах сыграл в армии.
«Я был тогда очень молод,—говорил Наполеон
одному из своих верных слуг,— я был счастлив и горд
своим скромным успехом и старался выразить свою
признательность всеми знаками внимания, какими
только располагал. Сейчас вы увидите, до чего может
дойти злоупотребление властью и от чего может за-
висеть судьба людей; ведь я не хуже других.
Однажды, когда я прогуливался с г-жой Т. по
нашим позициям неподалеку oi Тендского перевала,
мне внезапно пришла мысль представить ей зрелище
249
войны, и я приказал передовым постам произвести
атаку; правда, мы остались победителями; но ясно,
что эта операция не могла дать никаких результатов;
это была чистейшая прихоть, и, однако же, мы поте-
ряли несколько человек. Вспоминая этот случай, я
каждый раз сильно упрекаю себя за свой поступок».
Термидорские события вызвали полную смену со-
става комитетов Конвента. Обри, бывший артиллерий-
ский капитан, оказался во главе военного комитета (то
есть сделался военным министром). В дни наиболее
грозной опасности для Республики всенародное опол-
чение привело к образованию множества корпусов; ге-
нералов создавали по мере необходимости. Стоило
офицеру проявить смелость и некоторое дарование, как
гго назначали генералом, а иногда и главнокомандую-
щим. Зато генералы, терпевшие поражения, какими бы
храбрецами они ни были (Гушар, Брюно), неизбежно
представали перед революционным трибуналом.
Этой системе, на вид нелепой и служившей пред-
метом насмешек всей монархической Европы, Франция
обязана всеми своими выдающимися полководцами.
Когда повышения стали даваться последовательно, и
притом знатоком этого дела (Наполеоном), генерала-
ми оказались сплошь люди безличные — адъютанты
Наполеона, под начальством которых его войска с 1808
по 1814 год всегда терпели поражения (в Испании,
Германии, и т. д., и т. д.,— Макдональд, Удино, Ней,
Дюпон, Мармон и т. п.).
В героические годы Франции офицеры весьма не-
редко отказывались от повышений. Некоторые поступа-
ли так из осторожности, большинство же — из нежела-
ния расстаться с ротой или полком, где служили их
земляки и друзья. Впоследствии, около 1803 года, ко-
гда энтузиазм сменился монархическим эгоизмом, мно-
гие, став честолюбцами, горько раскаивались в этих
отказах. У черствых душ тоже имелись причины отка-
зываться: в 1793, 1794, 1795 годах офицерам не вы-
плачивали жалованья; таким образом, ничто не возна-
граждало за весьма реальные опасности, связанные с
большей ответственностью. Обри предпринял в армии
множество перемещений, не забыв при этом себя са-
мого. Он произвел себя в артиллерийские генералы и
250
оказал покровительство кое-кому из своих старых то-
варищей в ущерб «охвостью»,— его он раскассировал.
Наполеон, которому едва исполнилось двадцать
пять лет, был переведен в чине генерала в пехоту и на-
правлен в Вандею Он оставил Итальянскую армию и
поехал в Париж жаловаться на учиненную над ним не-
справедливость.
Объяснение с Обри вылилось в бурную сцену: в со-
знании своих воинских подвигов Наполеон горячо на-
стаивал на своих правах; Обри желчно упорствовал,
ибо власть была в его руках; к тому же, никогда не бы-
вав в сражениях, он не знал, что противопоставить по-
двигам молодого генерала.
— Вы слишком молоды,— сказал он,— нужно дать
дорогу старикам.
— На полях сражений быстро старишься,— возра-
зил Наполеон,— а я прямо оттуда.
Человек пожилой и ничем не прославившийся толь-
ко рад возможности повредить молодому человеку, сде-
лавшему больше, чем он; Обри оставил свое решение
в силе.
Наполеон, раздраженный таким обращением, подал
в отставку или был смещен и, как в сходных обстоя-
тельствах Микеланджело, стал подумывать о том,
чтобы предложить свои услуги турецкому султану.
В одном труде, очень мало заслуживающем дове-
рия ’, я нашел следующее постановление:
«Свобода. Равенство.
Копия постановления Комитета общественного
спасения от 29 фрюктидора III года (15 сентября
1794 года).
Комитет общественного спасения постановляет ис-
ключить генерала Бонапарта из списков генералов, со-
стоящих на действительной службе, ввиду его отказа
отправиться к назначенному месту службы.
Подписи: Летурнер (представитель Ламанша),
Мерлен (представитель Дуэ), Т. Берлье, Буасси. Пред-
седатель — Камбасерес».
Себастьяни и Жюпо сопровождали молодого гене-
рала в Париж; они втроем сняли небольшую квартиру
1 Записки Бурьеииа, т, 1, стр 69.
251
в доме на улице дю Майль, неподалеку от площади
Победы. На войне Бонапарт не нажился. Жалованье,
когда его платили, он получал обесцененными ассигна-
циями и вскоре стал сильно нуждаться. Высказыва-
лось предположение, что в этот период он вел какую-то
политическую интригу вместе с Саличетти, который
позднее был замешан в восстании 1-го прериаля
(20 мая 1795 года): по крайней мере, он часто виделся
с ним и при встречах изъявлял желание оставаться с
ним наедине.
Однажды Саличетти вручил генералу три тысячи
франков ассигнациями в уплату за коляску, которую
тот вынужден был продать.
Как раз в то время, как Бонапарт пребывал в пе-
чальном положении просителя, всюду получающего от-
каз, он узнал, что его старший брат, Жозеф, женился в
Марселе на мадмуазель Клари, дочери богатого та-
мошнего купца. Это решение, обеспечивавшее Жозефу
покой и благоденствие, поразило его брата. «Ну и
счастливец же этот плут Жозеф!» — воскликнул он.
Бонапарт составил и передал правительству до-
кладную записку, в которой выражал готовность от-
правиться в Константинополь, чтобы укрепить военную
мощь Турции для борьбы ее с Россией ’. Эта записка
осталась без ответа.
Наполеону пришлось продать несколько книг по во-
енному делу, привезенных им из Марселя; позднее он
продал свои часы. Одна дама, отличающаяся большим
умом, несколько раз встречалась с Наполеоном в апре-
ле и мае 1795 года; она любезно согласилась припо-
мнить эти встречи и вручила мне следующие заметки:
«Это было поистине самое худощавое и самое
странное существо, какое я только встречала в своей
жизни Следуя моде того времени, Наполеон носил
огромные начесы, так называемые «собачьи уши», спу-
скавшиеся до самых плеч. Своеобразный, зачастую не-
сколько мрачный взгляд итальянцев плохо вяжется с
1 Записки Бурьенна, т I, стр. 74. Я не сомневаюсь, что все
эти факты со временем будут выяснены в чьем-либо докладе,
предназначенном для Академии надписей. Редактор «Записок»,
приписываемых Бурьенну и составленных на основании немногих
заметок, врал сколько влезет.
252
этим обилием волос. От представления об остроумном,
полном огня собеседнике слишком легко переходишь к
представлению о человеке, с которым небезопасно
встретиться под вечер иа опушке леса.
Своей манерой одеваться генерал Бонапарт тоже
не внушал доверия к себе. Сюртук, который он обычно
носил, был до того обтрепан и придавал ему такой
жалкий вид, что сначала мне с трудом верилось, что
этот человек — генерал. Но я тотчас решила, что он
человек умный или, по крайней мере, весьма своеобраз-
ный. Помню, мне казалось, что его взгляд похож на
взгляд Жан-Жака Руссо, знакомый мне по превосход-
ному портрету кисти Латура, который я видела в ту
пору у г-на N.
Встретившись с этим генералом, фамилия которо-
го звучала так странно, в третий или четвертый раз, я
простила ему его непомерные начесы; я сочла его за
провинциала, который несколько утрирует моду, но,
несмотря на эту смешную черту, может быть человеком
весьма достойным. У молодого Бонапарта были пре-
красные глаза, оживлявшиеся, когда он говорил.
Не будь он так худощав, что казался болезненным
и внушал жалость, тонкие черты его лица, несомненно,
привлекали бы внимание. Особенно изящна была ли-
ния рта. Один художник, ученик Давида, бывавший у
г-на N, где я встречалась с генералом, сказал мне, что
у него греческие черты лица; это внушило мне уваже-
ние к нему.
Через несколько месяцев после вандемьерского пе-
реворота мы услышали, что генерал был представлен
г-же Тальен, бывшей в ту пору царицей моды, и что она
была поражена его взглядом. Это не удивило нас,
В самом деле, чтобы производить благоприятное впе-
чатление, ему не хватало лишь одного — быть не столь
нищенски одетым. А ведь в те времена, сразу после тер-
рора, к одежде не предъявляли больших требований.
Еще помнится мне, что генерал превосходно описывал
нам осаду Тулона или, по крайней мере, оченьзанимал
нас своими рассказами на эту тему. Он был словоохот-
лив и очень оживлялся в беседе; но бывали дни, когда
он упорно хранил мрачное молчание. Говорили, что он
очень беден и горд, как шотландец; он отказывался
253
уйти из артиллерии и служить в звании генерала в
Вандее. «Это мое оружие»,— часто повторял он, что
нас очень смешило. Мы, молодые девушки, не понима-
ли, каким образом артиллерия, то есть пушки, может
заменить кому-нибудь шпагу.
Вспоминаю, что тогда в силе был «максимум»'. За
все съестные припасы и за хлеб платили ассигнациями;
поэтому крестьяне ничего не привозили на рынок. Ко-
гда кого-нибудь приглашали к обеду, гость приносил с
собой хлеб; когда г-жа де N., наша соседка по имению,
обедала у нас, она приносила с собой кусок превосход-
ного белого хлеба, половину которого давала мне. На
расходы по дому у нас уходило приблизительно пять —
шесть франков в неделю. Я вполне представляю себе,
что генерал Бонапарт, живший на одно только жало
ванье, выплачиваемое в ассигнациях, сильно нуждался.
Он нисколько не походил на военного — рубаку, хва-
стуна, грубияна Теперь мне кажется, что в очертаниях
его рта, столь тонких, нежных и в то же время твер-
дых, можно было прочесть презрение к опасности и
полное равнодушие к ней».
Представления об этом периоде искажены челове-
ком, которого Наполеон позднее был вынужден про-
гнать за его явную нечестность; на основании злобных
заметок этого человека были по заказу некоего книго-
издателя сочинены «Записки».
Свидетели, более достойные доверия, подробно рас-
сказывают, как беден был человек, которому подлин-
но принадлежала честь взятия Тулона и победы при
Лоано. По их словам, в ту пору Тальма, начинавший
свою карьеру во Французском театре, где его притес-
няли старые актеры (совершенно гак же, как молодого
генерала преследовал бывший капитан Обри), давал
Наполеону бесплатные билеты, когда ему удавалось их
достать Чтобы не опустить ни одной подробности, до-
бавлю, что ради экономии Наполеон обычно носил ло-
сины У Жюпо было немного денег; его уговорили вло-
жить их в мебельный магазин на площади Карусели, и
эти деньги пропали.
1 Так называемый закон о максимуме устанавливал цены,
дороже которых запрещалось продавать продовольствие н дру-
гие товары.
254
Одна женщина, бывшая о себе очень высокого мне-
ния и невероятно уродливая, обратила внимание на
прекрасные глаза генерала; она преследовала его
своей смехотворной благосклонностью и пыталась
вкусными обедами покорить его сердце. Он обратился
в бегство. Все же, поскольку я бесконечно уважаю оче-
видцев, какими бы смешными чертами они ни отлича-
лись, я приведу рассказы этой особы.
«На другой день после того, как мы вторично вер-
нулись из Германии, в мае 1795 года, мы встретили
Бонапарта в Пале-Рояле, возле читальни некоего Жи-
рардена. Бонапарт обнял Бурьенна, как старого това-
рища, встрече с которым бываешь рад. Мы пошли во
Французский театр, где давали комедию «Глухой, или
Переполох в гостинице». В зале стоял несмолкаемый
хохот. Роль Даньера исполнял Батист-младший, он иг-
рал ее бесподобно. Взрывы смеха много раз заставляли
актера прерывать свою речь. Один только Бонапарт,
что сильно поразило меня, хранил ледяное молчание.
В ту пору я заметила, что он нрава холодного и неред-
ко мрачного; он улыбался неискренне и подчас не к
месту. По этому поводу я припоминаю, что вскоре, че-
рез несколько дней после нашего возвращения, им од-
нажды овладел приступ бешеной веселости, который
огорчил меня и мало расположил в его пользу.
С очаровательной живостью он рассказал нам, как
во время осады Тулона, когда он командовал артилле-
рией, к одному офицеру того же вида оружия, его под-
чиненному, приехала жена, с которой он совсем недав-
но сочетался браком и которую нежно любил. Несколь-
ко дней спустя Бонапарт получил приказ снова штур-
мовать город, и офицер этот был назначен в дело. Его
жена пришла к Бонапарту и со слезами умоляла его
освободить на этот день ее мужа от службы. Бонапарт
(так он сам говорил нам с очаровательной и бездуш-
ной веселостью) остался неумолим. Час штурма насту-
пил, и этого офицера всегда, по словам самого Бона-
парта, отличавшегося необычайной храбростью, вдруг
охватило предчувствие близкой гибели. Он побледнел
и задрожал. Бонапарт поместил его возле себя и в ту
минуту, когда осажденные особенно усилили огонь,
сказал ему: «Берегитесь! На нас летит ядро!» Офи-
255
цер, продолжал он свой рассказ, вместо того, что-
бы отскочить, пригнулся к земле и был разорван попо-
лам Бонапарт хохотал до упаду *, называя часть тела,
которую ему оторвало.
В эту пору мы виделись с ним чуть ли не каждый
день; он часто приходил к нам обедать, а так как хле-
ба было мало и секции иной раз выдавали его только
по две унции в день, то было принято просить пригла-
шенных приносить свой хлеб, раз хозяева за деньги не
могли его достать. Бонапарт и его брат Луи, бывший
тогда его адъютантом, юноша кроткий и обходитель-
ный, приносили свой пайковый хлеб, черный, смешан-
ный с отрубями; я должна, к сожалению, сказать, что
адъютант съедал его без остатка, генералу же мы да-
вали белоснежный хлеб, который нам тайком выпекал
булочник из муки, скрытным образом доставлявшейся
из Санса, где у моего мужа были фермы. Если бы на
нас донесли, мы могли попасть на эшафот.
Мы провели в Париже полтора месяца, в течение
которых часто ходили с Бонапартом в театр и на пре-
красные концерты, которые Гара устраивал на улице
Сен-Марк. То были первые блестящие собрания со вре-
мени смерти Робеспьера. В поведении Бонапарта все
же было нечто своеобразное; так, он зачастую исчезал,
ни словом не предупредив нас; а когда мы и не подо-
зревали, что он в театре, оказывалось, что он сидит со-
всем один в ложе второго или третьего яруса, как будто
чем-то недовольный
Прежде чем уехать в Санс, где мне предстояло
впервые разрешиться от бремени, мы стали подыски-
вать квартиру, более просторную и уютную, чем квар-
тира на улице Гренье-Сен-Лазар, служившая для нас
только временным пристанищем. Бонапарт принимал
участие в наших поисках. Мы остановили наш выбор
на квартире во втором этаже на улице Маре, под № 19,
в прекрасном новом доме. Ему хотелось поселиться в
Париже, и он присмотрел себе дом, находившийся на-
против нашего. У него было намерение снять его вме-
1 Этот род веселости, свидетельствующий лишь о философ-
ском отношении к собственной судьбе, часто встречается среаи
французских военных н отнюдь не доказывает наличия в нх ха-
рактере дурных черт. Наполеон верил в предчувствия.
256
сте со своим дядей г-ном Фешем, впоследствии карди-
налом, и неким г-ном Патро, бывшим преподавателем
военной школы, где он учился. Однажды он сказал
нам: «Если я поселюсь в этом доме напротив вас с
моими друзьями да еще заведу кабриолет, я буду
счастливейшим из смертных».
Мы уехали в Санс, а он так и не снял этот дом, ибо
назревали иные, великие события. В промежутке ме-
жду нашим отъездом и роковым днем вандемьера он
обменялся со своим товарищем несколькими письма-
ми, чрезвычайно сердечными и любезными. (Впослед-
ствии онн были украдены, каким образом—будет рас-
сказано дальше.)
Когда мы вернулись в ноябре того же года, все уже
переменилось. Школьный товарищ стал важным ли-
цом; в награду за 13 вандемьера он был назначен
комендантом Парижа. Домик на улице Маре сменился
роскошным особняком на улице Капуцинов, скромный
кабриолет превратился в великолепную карету, и сам
он уже был не тот; друзей детства еще принимали, но
только по утрам; для них давались роскошные завтра-
ки, на которых иногда присутствовали дамы, в том
числе красавица г-жа Тальен и ее подруга, очарова-
тельная г-жа де Богарне, тогда уже начинавшая
привлекать его внимание. Он мало интересовался
своими друзьями и уже не обращался к ним на «ты».
Я упомяну лишь одного из них, г-на де Ре, отец кото-
рого, кавалер ордена св. Людовика, погиб при осаде
Лиона; сам он, находившийся там же, спасся чудом.
То был человек кроткий, любезный и преданный делу
короля. С ним мы тоже виделись каждый день. Он
отправился к своему школьному товарищу, но не мог
заставить себя говорить ему «вы». Бонапарт повернул-
ся к нему спиной, а когда он пришел в следующий раз,
даже не стал с ним разговаривать. Он сделал для него
только одно — предложил ему жалкую должность
инспектора продовольствия, от которой де Ре не мог
не отказаться. Он умер от чахотки три года спустя,
оплакиваемый всеми своими друзьями.
После 13 вандемьера г-н Бурьенн редко встре-
чался с Бонапартом. А в феврале 1796 года около семи
часов утра шайка людей, вооруженных ружьями, аре-
17. Стендаль. T XI.	257
стовала моего мужа, как возвратившегося эмигранта.
Они грубо оторвали его от жены и ребенка, которому
было всего полгода.
Я последовала за ним; его повели из кордегардии
в секцию, из секции — еще куда-то. Всюду с ним обхо-
дились возмутительнейшим образом; наконец вечером
его бросили в арестное помещение при полицейской
префектуре ’, где он провел две ночи и один день среди
всякого сброда; там были даже уголовные преступни-
ки».
Его жена и друзья метались во все стороны в поис-
ках влиятельных покровителей; бросились и к Бона-
парту. Повидаться с ним оказалось делом весьма не-
легким; г-жа де Бурьенн в сопровождении одного из
приятелей своего мужа ждала коменданта Парижа до
полуночи. Он не вернулся домой. На другое утро она
снова отправилась к нему в очень ранний час; она изо-
бразила ему, какая судьба ждала ее мужа (в те вре-
мена ему угрожала смертная казнь). Опасное положе-
ние друга очень мало тронуло Бонапарта. Все же
он согласился написать министру юстиции Мерлену.
Г-жа де Бурьенн сама пошла с этим письмом к мини-
стру. Она встретила этого человека на лестнице; он на-
правлялся на заседание Директории, пышно разоде-
тый, щеголяя бесчисленным множеством перьев и шля-
пой в стиле Генриха IV, что очень плохо вязалось с его
наружностью. Он сразу распечатал письмо, и так как,
видимо, генерал внушал ему такую же неприязнь, как
и причина ареста г-на де Бурьенна, он сказал, что де-
ло передано прокурору, что от него лично ничего уже
не зависит, и проч., и проч.
В III году (1794) председателем военного комитета
был назначен г-н де Понтекулан; в этой должности
ему пришлось выполнять ряд важнейших обязанностей,
возлагаемых на военное министерство. Чтобы обеспе-
чить себе хоть некоторый покой и оградить себя от про-
сителей, он устроился в уединенной комнате на седь-
мом этаже Тюильрийского дворца, в павильоне Флоры.
Его очень тревожила судьба армии, сражавшейся в
1 Если не ошибаюсь, тогда оно называлось Центральным
арестным домом.
258
Италии. Ни одно из писем, которые ему, несомненно,
посылали оттуда, не доходило до него. Из Марселя ему
сообщали, что Итальянская армия голодает, и наконец
дело дошло до того, что военный комитет стал опасать-
ся, как бы в один прекрасный день не пришла весть о
ее гибели.
Однажды член Конвента Буасси д’Англа сказал од-
ному из своих товарищей, что знаком с молодым чело-
веком, которого — по его, Буасси, мнению, несправед-
ливо — изгнали из Итальянской армии, как сторонника
террора.
— Это,— прибавил он,— человек с умом, который,
пожалуй, мог бы сообщить ценные сведения.
— Пришлите его ко мне,—сказал г-н де Понте-
кулан.
На другой же день к нему иа седьмой этаж, в па-
вильон Флоры, явилось самое худощавое и самое
странное существо, какое он только видел в своей жиз-
ни. Буасси д’Англа говорил ему, что речь идет о гене-
рале, которого зовут Бонапарт. Но г-н де Понтекулан
не запомнил этой странной фамилии; однако он нашел,
что этот человек, обладающий столь необычайной на-
ружностью, рассуждает весьма здраво.
— Изложите письменно все, что вы мне сообщили.
Составьте докладную записку и принесите ее мне,—
сказал он.
Несколько дней спустя г-н де Понтекулан, встретив
Буасси д’Англа, сказал ему: «Я видел человека, о кото-
ром вы мне говорили. Но это какой-то сумасшедший;
он больше не приходил». «Должно быть, он решил, что
вы насмехаетесь над ним; он полагал, что вы предло-
жите ему работать с вами». «Если так, это дело попра-
вимое. Попросите его еще раз зайти ко мне». Бонапарт
пришел, с хмурым видом вручил докладную записку и
удалился. Г-н де Понтекулан велел прочесть ее вслух,
пока его брили, и был так поражен ею, что приказал
догнать молодого человека и вернуть его. Но Бонапар-
та уже не оказалось на лестнице; он пришел на следу-
ющий день. Обсудив факты, изложенные в записке,
член Конвента спросил его: «Согласились бы вы рабо-
тать со мной?» «С удовольствием»,— ответил молодой
человек и уселся за стол.
259
Г-н де Понтекулан нашел, что молодой генерал от-
лично понимает положение Итальянской армии и ее
действительные нужды. Следуя планам Бонапарта, эта
армия заняла Вадо, и ее снабжение было почти полно-
стью обеспечено. «Что вы рассчитываете делать в бу-
дущем?» — спросил как-то молодого человека г-н де
Понтекулан.
«Поеду в Константинополь; у падишаха храбрые
солдаты, но ему нужны люди, которые научили бы их
сражаться по-европейски».
В ту пору, когда Бонапарт начал работать с г-ном
де Понтекуланом, продовольственный комитет, членом
которого тот состоял, едва справлялся со снабжением
Парижа, из расчета двух унций хлеба в день на чело-
века. В таком же бедственном положении, как генерал
Бонапарт, находились все те чиновники, которые не
имели состояния.
Г-н де Понтекулан, дружески расположенный к не-
му, обратился в артиллерийский комитет с просьбой
снова назначить его генералом артиллерии. Он получил
резкий отказ. «Для этого требуются,— гласил ответ,—
специальные знания, а ваш молодой человек ие обла-
дает ими; нужен опыт, которого у него нет. Быстрота, с
которою он сделал карьеру, скандальна. Передайте
ему: он еще должен считать себя счастливым, что
числится генералом пехотной бригады».
После семи месяцев неустанной работы, днем и
ночью, состав комитетов Конвента был обновлен; г-на
де Понтекулана заменил Летурнер. «Я не хочу
работать с этим человеком»,— сказал Наполеон
г-ну де Понтекулану. «Я снова спрашиваю вас: что
же вы намерены предпринять?» «Поеду в Константи-
нополь».
Вскоре настало 13 вандемьера. Конвенту понадо-
бились способные люди, и для Наполеона нашлось де-
ло. Он никогда не забывал того, кто правильно оценил
его и спас от нищеты.
Став консулом, он призвал г-на де Понтекулана к
себе.
— Вы сенатор,—сказал он, бросив на него тот ча-
рующий взгляд, которым дарил, когда считал себя
вправе следовать движениям своего сердца.
260
— Милость, которую вы хотите мне оказать, неосу-
ществима,—ответил г-н де Понтекулан.— Мне всего
тридцать шесть лет, а сенатором можно стать только в
сорок.
— Ну что ж, вы будете префектом Брюсселя или
любого другого города, какой вам понравится; но по-
мните, что вы сенатор и займете ваше место, когда до-
стигнете установленного возраста; мне хочется дока-
зать вам, что я не забыл, кем вы были для меня в свое
время. ,
Несколько лет спустя г-н де Понтекулан, став се-
натором, поселился в Париже; он имел неосторожность
поручиться за одного из своих друзей на сумму в три-
ста тысяч франков; тот не смог ее уплатить, и г-н де
Понтекулан оказался в величайшем затруднении; ему
не представлялось иного выхода, как продать свое
единственное поместье (Понтекулан, в департаменте
Кальвадос).
— Отчего бы вам не обратиться к императору? —
спросил его кто-то из друзей.— Он чрезвычайно благо-
волит к вам.
— По совести сказать, не решаюсь,— ответил г-н де
Понтекулан.— Это было бы неделикатно. Я поставил
бы императора и' самого себя в пренеприятное по-
ложение.
Наконец в один прекрасный день г-н де Понтеку-
лан, весьма удрученный необходимостью продать по-
местье, испросил у императора аудиенцию и расска-
зал ему о своей беде.
— Сколько времени вы в таком положении? —
спросил его Наполеон.
— Три месяца, ваше величество.
— Значит, вы потеряли три месяца. Как вы думае-
те, неужели я могу забыть то, что вы сделали для ме-
ня? Пойдите сегодня же к казначею, который ведает
моим цивильным листом, он вручит вам сто тысяч экю.
Прошло еще несколько лет. Г-иу де Понтекулану
захотелось побывать в Константинополе. Он поспел ту-
да в самый раз, чтобы оказать генералу Себастиани
поддержку в течение-той недели, которая создала ему
известность. Он мастерски одурачил английского адми-
рала, который хотел и мог взять Константинополь, но
261
остался ни с чем. Император распорядился, чтобы г-на
де Понтекулана всюду принимали с величайшими по-
честями.
Теперь посмотрим, как произошло 13 вандемьера,
вновь выдвинувшее покорителя Тулона.
События 1795 года отвратили жестокие опасности,
и здравый смысл снова вступил в свои права; но вме-
сте с лихорадочным пылом угасли энергия и востор-
женные порывы.
Эту великую эпоху ознаменовали смерть Дантона,
падение Робеспьера и падение грозной Парижской
коммуны. До той поры республиканские чувства креп-
ли во всех сердцах; после 9 термидора они всюду
стали слабеть. Можно смело сказать, что смерть Дан-
тона поразила Республику в самое сердце. Ее агония
длилась шесть лет — до 18 брюмера (9 ноября
1799 года).
Нужно признаться, нет ничего более тягостного, чем
диктатура наидостойнейшего и революционное прави-
тельство. Как только правительство перестает быть не-
обходимом, оно всех начинает стеснять; причина в том,
что народ обладает силой и имеет какое-то значение
лишь тогда, когда он разгневай; тогда ему все по пле-
чу. Стоит гневу утихнуть — и малейшая жертва кажет-
ся ему невозможной.
После 9 термидора Конвентом управляли одна за
другой несколько партий, но ни одна не сумела до-
стигнуть длительного преобладания. Энтузиасты, счи-
тавшие себя необходимыми для сохранения Республи-
ки, несколько раз пытались вернуть себе власть; это
им не удалось, люди холодные одержали верх. Вскоре
роялисты стали пытаться извлечь выгоду из их по-
лумер.
Таково происхождение всех попыток государствен-
ного переворота, всех тех малопамятных дней, что по-
следовали за достопамятным днем 9 термидора. Од-
нако при всей слабости власти, установившейся после
этого переворота, люди не дерзнули совершенно от-
речься от великих принципов, провозглашенных во вре-
мена Дантона, и ранее проявленная энергия приноси-
ла свои плоды, подобно тому, как энергия Ришелье
сказывалась при безвольном Людовике XIII.
262
Пишегрю завоевал Голландию. Один монарх, под-
линно самый мудрый из всех — великий герцог Лео-
польд Тосканский,— соизволяет заключить мир с Рес-
публикой; Вандея, одно время столь близкая к победе
и не одержавшая ее лишь потому, что у нее не было ни
полководца, ни принца крови, вступает в переговоры
с Конвентом. С того дня (31 мая), как Парижская ком-
муна возглавила революцию, она управляла государ-
ством. Этот огромный город слишком могуществен; за
ним остается привилегия в часы жестоких потрясений
избирать правительство Франции. Но его муниципали-
тет расчленили на двенадцать частей (двенадцать му-
ниципальных округов), и больше о нем не было речи.
Основываются центральные школы, Политехниче-
ская школа. То было самое прекрасное время в истории
народного просвещения. Вскоре правители начали по-
баиваться его и с того времени под благовидными
предлогами всегда старались причинить ему ущерб.
В наши дни детей учат, что equus значит лошадь; но
тщательно остерегаются сообщить им, что такое ло-
шадь. Ведь по своему нескромному любопытству дети
в конце концов могли бы спросить, что такое должно-
стное лицо, более того, каким оно должно быть. Ста-
раются воспитывать низкие души и усовершенствовать
какой-яибудь специальный вид обучения, тогда как по-
литика, мораль и логика вовсе не преподаются. Сам
Бонапарт побаивался Политехнической школы и ре-
шился посетить ее только после своего возвращения с
острова Эльба.
12 жерминаля III года (1 апреля 1795 г.) партия
энергии снова попыталась захватить власть. Предпри-
нявшие эту попытку Колло д’Эрбуа, Бильо-Варенн,
Барер, Вадье были не гильотинированы, а сосланы.
Страх за свои польские владения заставил деспотиче-
скую, воинственную Пруссию заключить мир с Респуб-
ликой. В самой Франции имущество казненных возвра-
тили их семьям.
1 прериаля III года Конвеит снова в опасности;
толпа врывается в здание, где он заседает. Насажен-
ную на пику голову члена Конвента Феро подносят не-
устрашимому Буасси д’Англа, и он почтительно скло-
няется перед мертвой головой своего товарища.
263
Партия энергии снова терпит поражение. Франция
могла очутиться в величайшей опасности. Но партия
мягкотелых, одержавшая верх, имела счастье обрести
генерала Бонапарта и его победы.
Эта дало отсрочку на три года. Вскоре эта партия
начала опасаться генерала и послала его в Египет.
Тогда, в 1799 году, Франция была на краю гибели.
Своим спасением она обязана единственно слу-
чаю, а именно—битве при Цюрихе и мелочности ав-
стрийцев, которая задела самолюбие неистового Суво-
рова.
Будь после 9 термидора религиозное чувство хоть
сколько-нибудь сильным, Франция сделалась бы про-
тестантской. Следствием слепого возврата к про-
шлому явилось то, что католический культ, а вместе с
ним и роялистская партия вновь получили в свое рас-
поряжение ранее отнятые здания и тем самым огром-
ное могущество. Уж если решились на такую меру,
нужно было заставить оплатить ее заключением кон-
кордата; но законы были тем оружием, которым пар-
тии оспаривали друг у друга власть; никто не думал
о будущем.
Англичане высаживают на Кибероне несколько
эмигрантских полков; происходит любопытная борьба
старого военного искусства с новым. Гош сражается
блестяще, но в правительстве гнев или наследственный
страх за власть одерживает верх над здравой полити-
кой. Следовало приговорить к пожизненному тюрем-
ному заключению всех тех сражавшихся на Кибероне
эмигрантов, которые прежде состояли в офицерских
чинах во флоте. Три года спустя египетский поход
удался бы.
Сами англичане, вопреки своей черствости и горь-
кому эгоизму, в котором состоит их любовь к родине,
устыдились похода на Киберон. «Английская кровь не
пролилась»,— заявил в парламенте Уильям Питт, этот
достойный министр аристократии всей Европы. «Это
так,—возразил ему Шеридан,—но английская честь
сочилась через все поры».
Вскоре после катастрофы на Кибероне *, 1 августа
1 Она произошла 19 июня 1795 года.
264
1795 года, Карл IV Бурбонский, король Испании, под-
писал мир с Республикой. У парижского правитель-
ства не хватило звонкой монеты, чтобы выдать курье-
ру, привезшему эту весть, деньги на проезд из Пер-
пиньяна в Мадрид. Прождав несколько недель, курьер
уехал из Перпиньяна дилижансом.
Декретом Конвента были закрыты народные обще-
ства, в моменты грозной опасности служившие прави-
тельствам необходимым дополнением, но в периоды
спокойствия неимоверно стеснявшие их. Другие декре-
ты отменили закон о подозрительных', объявили Рейн
границей территории Французской республики и, на-
конец, предложили на утверждение французов кон-
ституцию III года, устанавливавшую Директорию, Со-
вет старейшин и Совет пятисот.
С прекращением подавлявшего роялистов террора
возникает множество заговоров в пределах самой
Франции. Пишегрю продает свою армию принцу Кон-
де; он посылает тысячу французов под Мангейм, где
их ждет полный разгром; немногие уцелевшие сдают-
ся в плен. Рейнская армия снова отходит за Рейн; ар-
мия Самбры и Мааса вынуждена последовать за ней.
Патриот Журдан оказывается между Моро и Пише-
грю. Республика, спасенная Дантоном, снова на краю
гибели, и на этот раз ее враги действуют более искус-
но, а ее правительству не хватает воодушевления и
таланта.
Комитет общественного спасения заменяют Дирек-
торией в составе пяти человек: первый из них, Бар-
рас,— светский развратник и по этой причине поль-
зуется в Париже большим уважением; Ребель, человек
бескорыстный и трудолюбивый, был бы хорошим пре-
фектом; Ларевельер-Лепо любит родину и придержи-
вается честных взглядов; Карно руководит военными
действиями, но упреки в жестокости, которые ему
делаются, смущают этот блестящий ум, и ои не дей-
ствует в полную меру своих возможностей.
Только победы, которые одержала на следующий
год армия, действовавшая в Италии, спасли это бес-
1 По этому закону различали просто подозрительных и явно
подозрительных.
265
сильное правительство от гибели. Не будь Наполеона,
1799 год наступил бы в 1796 году.
Таковы предвестники 13 вандемьера и возвыше-
ния Бонапарта. За 1795 год Конвент третий раз в
опасности и сама свобода близка к гибели; можно
подумать, что с упразднением Комитета общественно-
го спасения иссякли ее жизненные силы. Вконец обес-
ценены ассигнации и даже национальные земли, на
которые повсюду предъявляют претензии возвратив-
шиеся во Францию эмигранты.
Войска еше одерживают большие победы, потому
что никогда еше они не были столь многочисленны; но
они изо дня в день несут тяжелые потери, восполнить
которые уже невозможно. Армиями овладевает уны-
ние, и, что хуже всего, иностранцы, осведомленные из-
менниками, видят это и торжествуют.
В то время как в Альпах солдаты томились в без-
действии, триста тысяч французов вторглись в Бель-
гию и Пфальцскую область, разбили войска коалиции
при Туркуане, Флерюсе, Кайзерслаутерне, на реке Ург,
на реке Рур, отбросили англичан, голландцев, австрий-
цев и пруссаков за Рейн, победоносно вступили в
Брюссель, Ангверпеи и Мастрихт, перешли по льду ре-
ки Вааль и Маас, с торжеством вступили в Амстердам,
город, которому некогда тщетно угрожали Людо-
вик XIV и Тюренн, и заняли Кельн и Кобленц, бывшую
главную квартиру эмиграции. Две другие армии под
начальством Дюгомье, Периньона и Монсе, одержав
две блестящие победы при Фнгерасе и Сан-Марсиале,
вторглись в Каталонию и Бискайю. И, наконец, сто
тысяч человек ценою больших усилий смирили рояли-
стов Бретани и Ванден.
Франция одерживает победы на суше, но терпит
поражения на море. Внутри страны свирепствует го-
лод; двадцать пять линейных кораблей выходят из
Бреста с целью облегчить прохождение в гавань боль-
шому каравану торговых судов, ожидаемому из Аме-
рики.
Адмирал Гоу приближается с двадцатью пятью су-
дами, чтобы помешать каравану войти в гавань. Член
Конвента Жан-Бон-Сент-Андре заставляет адмирала
Вилларе-Жуайеза принять бой, хотя адмирал распола-
266
гает лишь неопытными молодыми офицерами и стары-
ми капитанами, ненавидящими Республику. Моряки
храбро сражаются, но строгий порядок и спокойствие
англичан одерживают верх над неумело направленной
отвагой. Французы теряют семь кораблей: одни из них
захвачены неприятелем, другие потоплены; битва при
Уэссаие выводит из строя океанский флот, а пожар в
Тулоне — флот средиземноморский.
Тем временем храбрый Костюшко тщетно пытался
защищать свою родину. Решительность мер, принятых
внутри страны, не соответствует храбрости солдат.
У Польши нет ни Карно, ни Дантона, и она перестает
существовать.
Во Франции наступает 9 термидора; Робеспьер
уходит со сцены. Постепенно республиканская энергия
перестает воодушевлять правительство; у роялистов
возникает надежда захватить власть и уничтожить
свободу при помощи тех самых предназначенных к ее
защите установлений, которые она дала народу. Карно
ушел от руководства военными делами, Испания и
Пруссия заключили мир с Республикой.
Всенародное ополчение, которое при Дантоне спас-
ло Республику, привело к образованию множества раз-
ношерстных частей; их стали сливать воедино и заня-
лись созданием регулярной армии.
При деятельном участии Сьейеса Конвент вырабо-
тал Конституцию III года, установившую Палату в со-
ставе пятисот членов и, в качестве контрольного орга-
на, Совет старейшин нз трехсот членов. Эти советы
должны были обновляться по одной трети общего чис-
ла членов в год. Исполнительная власть передается
Директории из пяти членов, состав которой обновляет-
ся по одному члену в год.
Но больной еще не начал поправляться, и режим,
годный для здорового человека, был ему еще не по
силам. Конвент увидел, что роялисты намерены захва-
тить выборы в свои руки; опасность реакции стала
угрожающей. Конвент издал два декрета, постановляв-
шие, что две трети его членов должны войти во вновь
учрежденные советы и что родственники эмигрантов
не могут избираться на законодательные посты.
Революционное правительство спасло Францию от
267
иностранного вторжения; в ту пору такое правительство
было необходимо, но это была жестокая необхо-
димость. Люди, взгляды которых сложились под
влиянием развращенного деспотизма Людовика XV,
совершенно не понимали преимуществ свободы. К то-
му же эти преимущества еще находились в зародыше
и отнюдь не напоминали утопий, грезившихся в
1789 году.
Возвратившиеся во Францию эмигранты, наемные
агенты Англии, роялисты воспользовались нена-
вистью, которую состоятельные классы питали к яко-
бинцам, чтобы восстановить все население Парижа
против декрета, казалось бы, предназначенного упро-
чить владычество этих классов. Богатая буржуазия,
создавшая вандемьерское движение, была далека от
мысли, что революция стремится поставить ее на место
дрорянства, как это показали затем наполеоновский
Сенат и палаты пэров Людовика XVIII и Луи-Фи-
липпа.
13 вандемьера из сорока восьми парижских сек-
ций по меньшей мере тридцать не желали ни этих
декретов, ни Конвента. У каждой из них был свой хо-
рошо вооруженный батальон национальной гвардии;
наемные агенты Англии придали сплоченность движе-
нию, которое направлялось в расчете на высадку
графа д’Артуа в Вандее.
Если бы в это время у ворот Страсбурга не были
сосредоточены сто пятьдесят тысяч австрийцев и если
бы сорок английских кораблей не стояли в виду Бре-
ста, Наполеон, быть может, перешел бы на сторону
секций. Но когда родине угрожает вторжение, первый
долг каждого гражданина — примкнуть к людям, на-
ходящимся у власти. К тому же, как генерал, пользо-
вавшийся авторитетом, Наполеон занимал определен-
ное место во главе войска. Перейди он на сторону мя-
тежников, ему пришлось бы вступить в соперничество
с болтунами-адвокатами, самой ненавистной ему по-
родой людей.
Наполеон по приказу Барраса принял начальство
над войсками; в его распоряжении было сорок орудий
и пять тысяч солдат, да еще полторы тысячи патриотов
1789 года, организованных в три батальона.
268
13 вандемьера IV года (4 октября 1795 года) вос-
ставшие секции двинулись на Конвент. Выйдя из ули-
цы Сецт-Оноре, одна из их колонн пошла в атаку. Ее
встретили картечью; восставшие обратились в бегство.
Они хотели было закрепиться на паперти церкви
св. Роха; на соседней улице Дофина, в те времена
очень узкой, войска Конвента смогли установить толь-
ко одно орудие, из которого они обстреляли нацио-
нальных гвардейцев, еще не закаленных в боях; те раз-
бежались, оставив несколько убитых. В полчаса все
было кончено. Колонна, которая двигалась вдоль на-
бережной Вольтера, намереваясь взять приступом Ко-
ролевский мост, проявила большую храбрость, но не
избежала той же участи.
Это событие, само по себе незначительное, не сто-
ившее каждой из сторон и двухсот жертв, имело чрез-
вычайно важные последствия: оно помешало револю-
ции повернуть вспять. Наполеон был назначен дивизи-
онным генералом, а вскоре — главнокомандующим
внутренней армии.
Париж, родина моды, подтрунивал над энергией, с
которою Наполеон уже в течение трех лет спасал сво-
боду; то была пора наибольшего увлечения «бала-
ми жертв». На эти балы допускались только те,
кто мог доказать, что отец или брат у ннх погибли
на гильотине. Людям надоела скорбь и мрачная со-
средоточенность. Эти чувства были объявлены уста-
релыми.
Роялистская партия, которую Робеспьер решил
уничтожить, снова осмелела и стала вести себя вызы-
вающе по отношению к тем, кто спас ее 9 термидора.
Республике предстояла гибель. Кризис назревал по
следующей причине: конституция 1791 года перестала
существовать в силу декрета Учредительного собра-
ния, которое в своем безрассудном великодушии по-
становило, что никто из его членов не может быть
избран членом следующего за ним собрания.
Конвент вспомнил об этой ошибке. Конституция
III года была дополнена двумя законами. Первый из
них гласил, что Совет пятисот и Совет старейшин
должны на две трети состоять из членов Конвента. Вто-
рой закон постановил, что на этот раз оба Совета
269
только на одну треть будут состоять из людей, прошед-
ших на избирательных собраниях. Третьим законом
оба предыдущие, как неотделимые от новой конститу-
ции, представлялись на утверждение народа.
Сосредоточенная за границей роялистская партия
рассчитывала на палаты, составленные из роялистов
или бывших патриотов, которых удалось бы подкупить,
как был подкуплен Пишегрю. Таким образом, свобода
была бы уничтожена при помощи тех прав, которыми
она наделила народ и которые было выгодно опоро-
чить в глазах разумных людей.
Как только были изданы дополнительные законы,
эта партия, умеющая пускать в ход лицемерие, начала
на республиканский лад всячески сокрушаться о по-
тере свободы, якобы отнятой у народа Конвентом.
Как! Тот самый Конвент, единственным назначением
которого было выработать конституцию, осмеливается
узурпировать права совокупности избирателей, иначе
говоря, самой нации!
Из сорока еосьм.ч секций, составлявших в Париже
национальную гвардию и имевших каждая по воору-
женному, вполне экипированному батальону, только
пять были за республику; сорок три секции восстали,
объединились и объявили свои заседания непрерыв-
ными.
На этих заседаниях, куда члены секции являлись
вооруженными, блистали Лакретель-младший, Реньо
де Сен-Жан-д’Аижели, Воблан, Серизи, Лагарп и др.
Эти сорок три секции отвергли дополнительные за-
коны.
В глазах патриотов Конституция III года была луч-
ше всех предыдущих опытов; то был крупный шаг на
пути к созданию пригодного для Франции правитель-
ства.
Тайные комитеты, руководившие сторонниками
вмешательства иностранных держав, не придавали ни-
какого значения установлениям, которые они не наме-
ревались сохранить.
Эта партия вела себя очень вызывающе; она чув-
ствовала за собой силу — национальную гвардию чис-
ленностью в сорок тысяч человек, вооруженных и
экипированных. Среди этих людей было много старых,
270
храбрых офицеров и испытанных роялистов. Полагали,
что национальную гвардию легко будет обмануть и
использовать для свержения Республики.
Конвент мог выставить против национальной гвар-
дии не более трех —четырех тысяч солдат, да и то их
могли подкупить; а в таком случае все те члены Кон-
вента, которые были известны стойкостью своих убе-
ждений, вполне могли быть объявлены вне закона и
посланы на казнь; предстояла борьба не на жизнь, а
на смерть.
23 сентября Конвент объявил, что большинство
первичных избирательных собраний Республики при-
няло Конституцию и дополнительные законы.
24-го группа избирателей, враждебных Конвенту, а
на наш взгляд,— и свободе, собралась в Одеоне.
2 октября (10 вандемьера IV года) это незаконное
собрание было разогнано вооруженной силой. Начи-
нается война. Секция Лепеллетье, собиравшаяся в мо-
настыре монахинь ордена св. Фомы (на этом месте
впоследствии было построено здание Биржи), ярост-
нее других возмущалась закрытием Одеона; Конвент
постановил закрыть монастырь и разоружить эту
секцию.
ГЛАВА IV
27 марта 1796 года генерал Бонапарт прибыл в
Ниццу. В армии, действовавшей в Италии, числилось
сорок две тысячи человек; из них под ружьем, в виду
неприятеля, было тридцать восемь тысяч. Альпийская
армия под начальством Келлермана занимала Савойю
и горы Дофине, около Бриансона. Неприятельские си-
лы— восемьдесят тысяч австрийцев и сардинцев —
стояли по линии, тянувшейся от Монблана до Генуэз-
ского залива.
Французская армия давно уже терпела неимовер-
ные лишения; провианта часто не хватало; у этих сол-
дат, находившихся на гребнях Альп, где восемь меся-
цев в году лежит глубокий снег, не было ни обуви, ни
теплой одежды; половина солдат, пришедших после
мира с Испанией с Пиренеев, погибла в лазаретах и на
полях сражений. Пьемонтцы называли их «героями в
271
лохмотьях». Уже целых три года в Италии стреляли
из ружей единственно потому, что велась война, но не
преследуя этим никакой цели, как бы для очистки со-
вести. Наполеон застал в этой армии генерала Массе-
ну, который 2 тоября 1795 года под номинальным
командованием генерала Шерера одержал при Лоано
победу над австрийской армией, во главе которой
стоял генерал Девине. Наполеон застал армию раз-
метенной самым нелепым образом; ее держали на
голых вершинах Апеннин, от Савоны до Ормеи. Со-
общения армии с Францией шли вдоль берега моря,
параллельно линии неприятельских войск. Вздумай
противник наступать своим правым флангом — связь
немедленно была бы прервана.
Армии, стоявшей в Ницце, представлялись два пути
для перехода через Альпы и вторжения в Италию.
Один пересекает главный альпийский хребет у Тенд-
ского перевала: это большая дорога на Турин через
Конн. Другой — знаменитый «Карниз», тогда в сотне
мест представлявший собою узкую, шириною в три —
четыре фута, тропу между огромными отвесными ска-
лами и морем. Там, где путь на несколько туазов от-
далялся от моря, на нем чередовались крутые подъемы
и спуски. Эта в те времена столь неудобная дорога
приводила к ущелью Боккетта. Есть еще и третья до-
рога, ведущая из Онельи в Чеву; она годна для ар-
тиллерии
За время, прошедшее после военных операций, ко-
торыми в 1794 году руководил Бонапарт, тогда коман-
довавший артиллерией, Итальянская армия, держа в
своих руках Тендский перевал, могла бы спуститься к
Кони, если бы она действовала в согласии с Альпий-
ской армией.
То небольшое количество хлеба, которым армия
располагала, ей поставляли генуэзские купцы. Бона-
парт застал ее распределенной следующим образом.
Дивизия Макара, три тысячи человек, охраняла Тенд-
ский перевал; дивизия Серрюрье, пять тысяч человек,
занимала дорогу на Чеву. Дивизии Массены, Ожеро и
Лагарпа, насчитывавшие около тридцати четырех ты-
сяч человек, стояли в окрестностях Лоано, Финале и
Савоны. Дивизия Лагарпа выдвинула головные отря-
272
ды на Вольтри, чтобы устрашить генуэзских аристокра-
тов и обеспечить сообщение с этим большим городом,
который солдаты называли «кормилицей».
В течение четырех лет административная штаб-
квартира армии спокойно пребывала в Ницце. Новый
главнокомандующий приказал ей следовать за ним в
Альбенгу трудным путем, по «Карнизу». Эта решитель-
ная мера изумила всех и привела в восторг солдат. При
всей той нищете, на которую их обрекали, эти юные
республиканцы были воодушевлены любовью к родине
и к сражениям. Они смеялись над тем, что ходят в лох-
мотьях. Ассигновки, выдававшиеся офицерам, не со-
ставляли и десяти франков в месяц; офицеры жили со-
вершенно так же, как солдаты, и так же передвигались
пешком.
В возмещение захвата англичанами в генуэзском
порту французского судна «La Modeste» генерал Бо-
напарт потребовал от сената Генуи, чтобы тот пропу-
стил французские войска через этот город в ущелье
Боккетта. За эту уступку он обещал никогда не делать
их страну театром военных действий.
Генуэзская олигархия, ненавидевшая французов,
поспешила сообщить их требования австрийскому
главнокомандующему. Это сообщение могло привлечь
весь левый фланг австрийцев к ущелью Боккетта. По-
добный маневр, который сосредоточил бы главные си-
лы неприятеля на крайних точках его фронта —у Че-
вы и под Генуей,—открыл бы нападению французов
изолированный центр.
На место разбитого при Лоано генерала Девинса
придворный совет назначил генерала Болье, почти
восьмидесятилетнего старца, прославившегося своим
мужеством и предприимчивостью, но, вообще говоря,
полководца весьма посредственного. Его армия, чис-
ленностью в пятьдесят тысяч человек, была впол-
не укомплектована и размещена от Кони и подно-
жия Тендского перевала до Боккетты, неподалеку
от Генуи.
Потому ли, что генуэзский сенат осведомил его о
требованиях французского генерала, или по чистой
случайности, но Болье с одной третью своей армии
двинулся на Геную, намереваясь занять ее и устано-
18. Стендаль. Т. XI.	273
вить связь с Нельсоном и Джервисом, которые нахо-
дились с английской эскадрой в этих местах.
Имен Болье хоть малейшее представление о том,
что должен делать главнокомандующий, он двинулся
бы всей массой против левого фланга французов, ко-
торым пришлось бы поспешно отвести все силы, имев-
шиеся у них поблизости от Генуи.
10 апреля 1796 года — день начала знаменитого
Итальянского похода. Болье самолично, во главе сво-
его левого фланга, спустился с Апеннин через ущелье
Боккетта. Наполеон доставил ему удовольствие, дав
потеснить у Вольтри небольшой передовой отряд
французов, а сам тем временем быстро сосредоточил
свои главные силы против центра австрийцев, продви-
нувшегося из Сасселло к Монтенотте. Этот пункт был
защищен тремя редутами, прославившимися клятвой,
которую полковник Рампон взял с 32-й полубригады
в тот момент, когда австрийцы яростно атаковали по-
следний из них. Впрочем, если бы генерал д’Аржанто
одержал верх и спустился до Савоны, он потерпел бы
поражение еще более полное: ночью все силы францу-
зов обрушились па этот пункт.
12 апреля французы, превосходящими силами ата-
ковав д’Аржанто с фронта и с тыла, разбили его и
отбросили к Дего. Французская армия перешла
Апеннины. Бонапарт решил направить удар против
пьемонтцев и попытаться отрезать их от Болье. Пье-
монтцы во главе с генералом Колли находились в
укрепленном лагере Чеве. Генерал Провера, стоявший
с небольшим австрийским корпусом между Колли и
д’Аржанто, занимал высоты Коссерии. Бонапарт по-
пел против него дивизии Массены и Ожеро. Лагарп
был оставлен для наблюдения за Болье, пребывавшим
в бездействии, что было крупной ошибкой с его сто-
роны.
13 апреля дивизия Ожеро форсировала проходы
Миллезимо. Провера, теснимый и окруженный со всех
сторон, был вынужден искать убежища в развалинах
крепости Коссерии и утром 14-го числа сложил оружие
вместе с полутора тысячами гренадеров, бывших под
его командой.
Болье, крайне удивленный теми донесениями, ко-
274
торые он получал, поспешил в Акви и немедленно от-
правил часть своих войск прямо через горы в Сасселло.
Д’Аржанто занимал Дего; там Бонапарт во главе ди-
визий Массены и Лагарпа обрушился на него. Авст-
рийские войска сражались превосходно, но французы
благодаря искусным маневрам своего главнокоманду-
ющего имели численный перевес. Неприятель в беспо-
рядке отступил на Акви, оставив двадцать орудий и
множество пленных.
После того как французы выиграли битву, генерал
Вукасович, поспешно явившийся из Сасселло, чтобы
соединиться с д’Аржанто (ибо он полагал, что тот еще
в Дего), натолкнулся прямо на французов. Этот сме-
лый человек, нимало не растерявшись, стремительно
атаковал отряд, охранявший редуты Мальяни, штур-
мом овладел ими и отбросил перепуганный гарнизон
к Дего. Французы были захвачены врасплох; но храб-
рый Массена, проявив ту стойкость, которая отличала
его в моменты неудач, собрал беглецов и почти без
остатка уничтожил весь отряд Вукасовича, состояв-
ший из пяти батальонов.
Разгромив австрийцев, главнокомандующий снова
двинул на пьемонтцев дивизии Массены, Ожеро и
Серрюрье. Пьемонтцы имели кратковременный успех
у Сан-Микеле, где против них сражалась дивизия
Серрюрье; они оставили лагерь в Чеве и были в конце
концов отброшены за Стуру.
26-го все три французские дивизии соединились в
Альбе. Еще одно сражение — и они могли бы овладеть
Турином, от которого их отделяли каких-нибудь де-
сять лье.
Но у Бонапарта не было осадной артиллерии, к то-
му же осады отнюдь не в духе французов. Неприятель-
ские полководцы не оценили этих двух обстоятельств.
Они сочли себя погибшими; они проглядели прекрас-
ную позицию при Стуре, которую справа прикрывает
сильная крепость Кони, а слева — неприступная кре-
пость Кераско. Укрепись Колли за Стурой — он мог
бы усилить свои войска тысячью пьемонтцев, рассеян-
ных по окрестным долинам, и войсками Болье, у кото-
рого оставалось не менее двадцати тысяч солдат. Со-
юзникам достаточно было бы двух дней решительных,
,275
неустанных, напряженных усилий — и все снова ока-
залось бы под вопросом. Если бы французы их раз-
били, что из того? Под боком превосходная туринская
крепость, где могло укрыться в случае поражения раз-
битое войско, для которого неудача отнюдь не означа-
ла бы исчерпания всех ресурсов, поскольку у Австрии
было немало способов прийти ему на помощь. Во вся-
ком случае, Турин был неприступен для армии, не
имевшей осадного парка.
Не успели французы занять Альбу, как пьемонт-
ские демократы организовали Комитет обновления,
который немедленно выпустил воззвания к народу
Пьемонта и Ломбардии, угрожающие дворянам и свя-
щенникам и ободряющие народ.
Действие этих воззваний превзошло все надежды
французов; страх и смятение в Турине были неопису-
емы. Среди советников короля не было ни одного вы-
дающегося человека. Двор испугался пьемонтских
якобинцев, и хотя Болье двинулся из Акви на Ниццу,
чтобы соединиться с Колли, счел себя безвозвратно
погибшим; король послал одного из своих адъютантов
просить мира. Исполнились все желания генерала
Бонапарта. Его шпионы донесли ему, что после оже-
сточеннейших споров, в которых министры короля, в
частности маркиз д’Альбаре, настаивали на продолже-
нии войны, архиепископ Туринский, кардинал Коста,
убедил короля заключить мир.
С трудом верится, чтобы король, прежде чем пред-
принять этот поспешный шаг, не вспомнил о том, как
поступил в 1706 году его предок Виктор Амедей. Если
бы король, призвав с Альп часть войск принца Ка-
риньянского, стойко держался в Турине, Алессандрии
и Валеице — крепостях, осада которых была не под
силу французам,— последние не смогли бы продви-
нуться дальше ни на шаг. Если бы коалиция сочла
нужным подтянуть резервы с берегов Рейна, францу-
зы легко могли быть выброшены из Италии.
Гений Бонапарта в какой-то мере лишал его про-
тивников рассудка; должно быть, он-то и заставил ко-
роля позорно просить мира у армии, не имевшей ни
артиллерии, ни конницы, ни сапог. Стоит только на
минуту предположить, что те же победы одержали
276
Моро, Журдан или любой другой полководец из чис-
ла людей посредственных,— и сразу станет ясно, что
король сардинский не отдался бы на их милость.
Бонапарт не был уполномочен вести мирные пере-
говоры; но, согласно перемирию в Кераско, он добил-
ся передачи французам трех крепостей — Кони, Алес-
сандрии и Чевы; король обязался выйти из коалиции.
Бонапарт, сознававший, что продвижение в долину
Адидже зависит исключительно от короля Сардинии,
дал понять графу де Сен-Марсану, представителю ко-
роля при переговорах в Кераско, что французы не
только не стремятся рушить троны и алтари, а сумеют
даже, если этого потребуют их интересы, защитить
эти установления против местных якобинцев. К не-
счастью, Директория никак не могла усвоить эту
мысль, которую в течение целого года Бонапарт всяче-
ски старался сделать понятной для нее.
За две недели он успел больше, чем прежняя
Итальянская армия за четыре похода. Перемирие с
Пьемонтом подставляло под его удары армию Болье,
главное же — дало его собственной армии прочную
базу. Потерпи он поражение — стены Алессандрии те-
перь стали бы для него надежным прибежищем. А ес-
ли бы в этом случае король вздумал нарушить дого-
вор, Бонапарт мог, оказывая поддержку пьемонтским
якобинцам, заставить его горько раскаяться в этом.
Но так как наша цель — представить не столько
события, сколько самого Бонапарта, то мы приведем
его собственный рассказ об этой блестящей кампании.
Она открыла Европе человека, совершенно не похоже-
го на те бесцветные личности, которые благодаря об-
ветшалым установлениям и сложным интригам, раз-
диравшим ее правительства, достигали самых высо-
ких постов.
Появление в армии Наполеона в качестве главно-
командующего произвело настоящую революцию в ее
нравах. Республиканский энтузиазм способствовал
большой фамильярности обращения. Полковник был
на короткой ноге со своими офицерами. Такие обычаи
могут вызвать неповиновение и гибель армии. Адми-
рал Декрес рассказывает, что о назначении генерала
Бонапарта главнокомандующим Итальянской армии
277
он узнал в Тулоне. Декрес часто встречался с ним в
Париже и считал себя близким его приятелем. «Поэто-
му, узнав, что новый главнокомандующий заедет в Ту-
лон, я тотчас, хвалясь своими связями, предлагаю
всем товарищам представить их. С радостной поспеш-
ностью отправляюсь я к генералу. Дверь гостиной
открывается, я уже хочу броситься к нему, но его
осанка, взгляд, звук его голоса останавливают меня.
Между тем в его манере держать себя не было ничего
оскорбительного. Но этого было достаточно. С тех пор
я уже никогда не испытывал искушения переступить
ту грань, которая была мне указана».
Приняв командование над Итальянской армией,
Наполеон, несмотря па то, что он был так молод и так
недавно произведен в генералы, сумел заставить по-
виноваться себе. Он покорил армию не столько прояв-
лениями снисходительности, сколько своим даровани-
ем. Он был суров и малообщителен, в особенности с
генералами; армия несказанно бедствовала, надежда
угасла в сердцах солдат,— он сумел воскресить ее;
вскоре они полюбили его; это упрочило его авторитет
в глазах дивизионных генералов.
Молодость Наполеона была причиной того, что в
Итальянской армии возник своеобразный обычай: по-
сле каждого сражения самые храбрые солдаты соби-
рались на совет и производили своего юного генерала
в следующий чин. Когда он возвращался в лагерь,
старые усачи приветствовали его новым званием. При
Лоди он был произведен в капралы; отсюда прозвище
«маленький капрал», надолго сохранившееся за Напо-
леоном среди солдат.
ГЛАВА v
Бросим беглый взгляд на то, что французские
войска делали в Германии, пока Наполеон покорял
Италию.
После того как Пишегрю умышленно дал разбить
одну из дивизий своей армии, было заключено пере-
мирие. Пишегрю поехал в Париж и громогласно, с
возмущением жаловался Директории на жестокую
нужду, которую по ее вине терпела Рейнская армия.
278
Директория, не желавшая приучать боевых генералов
разговаривать с нею подобным тоном, заявила Пише-
грю, что он может отказаться от этого бремени, если
оно кажется ему слишком тяжелым.
Пишегрю вышел в отставку, и армия, не подозре-
вавшая о предательстве своего полководца, вообрази-
ла, что им пожертвовали лишь потому, что он слишком
горячо защищал ее интересы
Вместо Пишегрю во главе Рейнской армии стал
Моро; перемирие было расторгнуто; Моро перешел
Рейн и 9 и 10 июня 1796 года одержал две победы.
В свою очередь, армия Самбры и Мааса, перейдя
под командованием Журдана Рейн у Дюссельдорфа,
двинулась на Богемию. По природной ли нерешитель-
ности, или из зависти к своему товарищу, или же за
отсутствием соответствующих инструкций Моро не ис-
пользовал многочисленных переправ, имеющихся на
Дунае, от Донаувёрта до Регенсбурга. Тогда эрцгер-
цог Карл предпринял тот искусный маневр, который
его прославил. Ускользнув от Моро, он переправился
через Дунай и соединился с австрийскими войсками,
отходившими под напором армии Самбры и Мааса^
затем, снова перейдя в наступление, он 15 июня
1796 года разбил Журдана под Вецларом и продол-
жал преследовать его до самого Рейна, тогда как Мо-
ро и не подумал взять за образец маневр противника
и прийти на помощь Журдану.
Вместо того чтобы снова перейти на левый берег
Дуная, а затем сделать попытку соединиться с армией
Самбры и Мааса или по крайней мере так или иначе
атаковать эрцгерцога, он имел смелость отступить с
прекрасной армией, насчитывавшей свыше восьмиде-
сяти тысяч солдат. И — странное обстоятельство, до-
казывающее, чего стоит общественное мнение во
Франции,— это отступление восхвалялось, и люди по-
ложительные ставили его гораздо выше битв при Ка-
стильоне и Арколе. Правда, армия Моро, будучи очень
сильна, в начале отступления выиграла одну битву.
По затем Моро дал эрцгерцогу время снова собраться
с силами. В Париже эту восьмидесятитысячную армию
уже считали погибшей, как вдруг стало известно, что
она отошла за Рейн по мосту у Хюнингена. Все вос-
279
торгались Моро и его отступлением, восторгаются и
поныне.
.За этим неслыханным движением последовала
осада Келя, во время которой дивизионные генералы
Дезе и Гувьон-Сен-Сир стяжали бессмертную славу.
В мемуарах второго из них следует прочесть замеча-
тельные подробности этой осады. Генералу Моро ни
раз\ не пришло в голову снова перейти Рейн и стре-
мительно ударить по тылам эрцгерцога.
Вот что делали армии Республики на севере, в то
время как Наполеон в Италии одерживал победу за
победой. Вот почему австрийская армия, действовав-
шая на Рейне, могла отправить Вурмзера с двадцатью
тысячами отборных солдат на подмогу австрийской
армии, сражавшейся на Адидже.
Вот почему в марте 1797 года она могла послать
три дивизии и самого эрцгерцога Карла в подкрепле-
ние австрийской армии на Тальяменто.
Свидетельствуют ли эти действия Директории в на-
чале 1797 юда только о ее обычной неумелости или
же, опасаясь побед Наполеона, она умышленно избе-
гала диверсии на Рейпе? Как бы то ни было, после не-
объяснимых для меня проволочек Директория нако-
нец решила двинуть свои войска на правый берег
Рейна. Они смело перешли эту реку и уже добились
успехов, как вдруг с австрийских аванпостов явился
военный парламентер-француз. То был генерал Лек-
лерк, через-Германию прибывший из Леобена с пред-
варительными условиями мира. Если бы слава Напо-
леона не заставляла опасаться за судьбы свободы,
следовало бы после перехода через Альпы, совершен-
ного вслед за форсированием Тальяменто, отозвать его
из Италии и поручить командование Рейнской
армией.
ГЛАВА VI
На следующий же день после заключения переми-
рия в Кераско Бонапарт, спеша воспользоваться рас-
терянностью генерала Болье, двинулся со своими че-
тырьмя дивизиями на Алессандрию. Тем временем
Болье, снова отойдя за реку По через мост у Валенцы,
280
который он затем разрушил, укрепился там с главны-
ми своими силами. Французский полководец преду-
смотрительно включил в условия подписанного с ко-
ролем сардинским перемирия право перейти По в ок-
рестностях Валенцы; эта несложная хитрость удалась
вполне. Верный старинной системе войны, Болье во-
образил, что французы не преминут атаковать его с
фронта, на Тичино, тогда как они имели возможность
ударить по его тылам и таким образом завладеть об-
ширной территорией; чтобы укрепить его в этом заблу-
ждении, небольшая французская часть сделала вид,
будто намерена переправиться через По у Камбио, а
тем временем французская армия быстро обошла
Болье справа.
Наполеон сам вел свой авангард и 7 мая достиг
Пьяченцы; дивизии шли эшелонами, на близком рас-
стоянии друг от друга. Нужно было поскорее закон-
чить этот маневр, чрезвычайно опасный. То было по-
длинное фланговое движение; правда, Наполеона при-
крывала широкая река; но у Болье могли оказаться
понтоны, он мог обрушить удар на ту часть армии,
которая находилась в Пьяченце, или на дивизию, со-
ставлявшую последний эшелон. То был первый опыт
молодого полководца в военных операциях крупного
масштаба.
Река По шириной ненамного уступает Рейну, а
французская армия не имела никаких приспособле-
ний для переправы. О наводке моста нечего было и
думать. Повторяем, возможностей не было никаких,
с любой точки зрения. Это обстоятельство еще более
укрепляло генерала Болье в его заблуждении. Безрас-
судная отвага французского полководца вызывала в
нем насмешливую жалость.
Офицеры, посланные на реку, захватили все лодки,
какие им удалось найти в Пьяченце и ее окрестностях.
Их соединили, и бригадный командир Ланн перепра-
вился первый с авангардом в семьсот человек. У ав-
стрийцев на другом берегу было всего два эскадрона,
их с легкостью опрокинули, и переправа продолжа-
лась без помех, хотя и очень медленно. Будь у Бона-
парта понтонный парк, неприятельская армия была бы
уничтожена.
281
Узнав наконец о том, что французы пошли на Пья-
ченцу, Болье предпринял маневр с целью остановить
это движение. Но вместо того чтобы обрушить силь-
ный удар на те французские части, которые он нашел
бы на левом берегу По, старый полководец ограничил-
ся полумерами. Он решил вытянуть свой левый фланг
к Адде, не отказываясь при этом от линии Тичино, где
оставался его правый фланг.
8 мая генерал Липтай, командовавший его левым
флангом, расположился у Фомбио, в виду французско-
го авангарда. Можно было предположить, что за Лип-
таем следует вся австрийская армия. Поэтому решено
было без промедления напасть на его части. Эта важ-
ная атака была проведена энергично; особенно отли-
чился полковник Ланн, проявивший ту стремительность,
то упорство, которые в сочетании с усвоенным им позд-
нее искусством управлять движениями крупных сил сде-
лали его одним из лучших полководцев французской
армии. Липтай был разбит наголову, отрезан от Болье
и отброшен к Пиццигетоне.
В ночь после этой операции Болье сам прибыл в то
место, где его помощник только что потерпел пораже-
ние. Его головные отряды, спешившие осуществить со-
единение с Липтаем, вступили в Кодоньо, где стоял со
своей дивизией генерал Лагарп. Французы без труда
отбросили их; вслед за тем Лагарп отправился с не-
большим эскортом на разведку, чтобы выяснить силы
противника. Когда он возвращался, его солдаты в тем-
ноте открыли огонь и убили своего генерала; они горь-
ко сожалели об этом.
Неизменно верный устарелым правилам военного
искусства, Болье раздробил корпус, который привел с
собой; смущенный численным превосходством против-
ника, он понял, что ему не остается другого выхода,
как сосредоточить всю свою армию у Лоди, где был
мост через Адду. Будь у французов понтоны, его пра-
вый фланг, еще стоявший у Павии, был бы целиком
захвачен в плен. Войска этого правого фланга поспе-
шили перейти Адду у Кассано (за Миланом).
Бонапарт мог овладеть этим большим городом, что
произвело бы огромное впечатление в Париже, по он
счел более разумным двинуть гренадерские полки вме-
282
сте с дивизиями Массены и Ожеро на Лоди; две дру-
1ие дивизии его армии охраняли правый и левый флан-
ги французов.
10 мая он подошел к Лоди; Болье уже отвел свои
войска в Крему, но оставил заслон — десять тысяч че-
ловек — под командой генерала Шоттендорфа для за-
шиты берегов Адды. Австрийцы не сочли нужным раз-
рушить мост у Лоди. Этот мост длиною в пятьдесят
туазов защищали двадцать орудий и десять тысяч
солдат.
Бонапарт знал свою армию; ничто не могло пре-
взойти храбрость этих молодых патриотов. Он решил
дать им случай прославиться деянием, которое прогре-
мело бы на всю Европу. Он задумал взять мост у Лоди
с налета. Ему тем легче было решиться на это, что да-
же если бы его отбросили, он потерял бы лишь не-
сколько сот человек. Такая неудача ни в малейшей
мере не отразилась бы на ходе всей кампании.
Стремительным натиском он выбил из позиций ба-
тальон и несколько эскадронов неприятеля, занимав-
ших город Лоди; преследуя их по пятам, французы до-
шли до моста, расположенного к востоку от города, в
нескольких шагах от крепостной стены. Неприятель-
ские саперы не успели разрушить его.
Около пяти часов вечера Наполеон за валом
расположил своих гренадеров сомкнутым строем и
двинул их на мост. Противник встретил их градом кар-
течи; в колонне произошло минутное замешательство.
Генералы бросились вперед и своим примером увлекли
людей за собой. Во время этой заминки несколько сол-
дат пробрались по сваям моста на остров, который на-
ходится посредине реки; они доплыли до второго ру-
кава Адды, нашли брод, переправились на противопо-
ложный берег и рассыпались стрелковой цепью по
равнине, делая вид, что хотят обойти линии австрий-
цев. В эту минуту колонна гренадеров ринулась на
мост; сметая все на своем пути, они захватили непри-
ятельские батареи и опрокинули австрийские баталь-
оны, стоявшие за мостом, в ста шагах от него.
Неприятельский полководец отступил на Крему,
потеряв пятнадцать орудий и две тысячи человек уби-
тыми и ранеными. Эта операция, понятная для всяко-
283
го, даже и для невоенных, поразила всех своей край-
ней смелостью. За какой-нибудь месяц переход
моста у Лоди стал столь же знаменит в Германии и
Англии, как и во Франции. Еще и поныне в гостини-
цах самых захолустных городков северной Германии
встречается грубая гравюра на дереве, изображающая
это знаменитое сражение, причем люди на ней боль-
ших размеров, чем мост.
Прямыми следствиями битвы при Лоди были взя-
тие Пиццигетоне, гарнизон которого устрашился силь-
ного артиллерийского огня французов, и отступление
Болье к Минчо.
Бонапарт не стал его преследовать, ведь уже
целый месяц французские войска непрерывно двига-
лись вперед. Они испытывали нужду во всем, особен-
но в сапогах и одежде. Однако было бы не так уж не-
возможно заставить их проделать еше восемь пере-
ходов. Казалось бы, следовало пытаться ценою любых
усилий захватить Мантую, которую лишь после пере-
мирия в Кераско австрийцы стали укреплять, в то же
время запасая там продовольствие. Правда, на другой
день после битвы при Лоди Болье распорядился за-
топить для защиты Мантуи ее окрестности. Но ради
столь значительной добычи следовало рискнуть всем,
кроме разве лишь полного проигрыша сражения, а
Болье уже не был в состоянии выиграть сражение.
Только его конница еще могла быть опасна. Следова-
тельно, французская армия рисковала только совершить
бесполезный переход от Кремоны до Мантуи, а рас-
стояние между этими двумя городами — около трина-
дцати лье.
Я знаю, тот, кто лично не осведомлен обо всем,
происходившем в данной армии, поступает безрассуд-
но, укоряя полководца в том, что он не решился пред-
принять тот или иной марш или маневр, издали пред-
ставляющийся нетрудным. Часто имеется неодолимое
препятствие, о котором полководец упорно молчит,
чтобы не вызвать уныния в своих войсках или же при-
лива бодрости у противника. Но в продолжение вось-
ми с половиной месяцев Мантуя владела мыслями
французского генерала, и мы увидим, во что она чуть
было не обошлась ему.
284
Раз я поставил себе целью изобразить не столько
события, сколько самого Наполеона, я счел себя не
вправе перед читателем опустить собственный рассказ
Наполеона о военных действиях, последовавших за
перемирием в Кераско. Я привел его здесь в сокра-
щенном виде, всячески стараясь избежать повторений.
ГЛАВА VII
Должен признаться читателю, что я отказался от
всякого благородства стиля. Дозволит ли мне чита-
тель, чтобы дать представление о той нужде, которую
терпела армия, рассказать ему случай, происшедший
с одним лейтенантом, моим приятелем?
Г-н Робер, один из самых блестящих офицеров ар-
мии, прибыл в Милан 15 мая утром и был приглашен
к обеду маркизой А., в палаццо которой его назначили
на постой. Он оделся весьма тщательно, но у него не
было башмаков. На ногах у него, как обычно, когда
он вступал в какой-нибудь город, были верхи, доволь-
но хорошо начищенные его денщиком; но подошвы от-
валились и были прикреплены с помощью бечевок,
искусно завязанных. Маркиза показалась ему такой
прекрасной, и он так боялся, как бы великолепные ли-
врейные лакеи, прислуживавшие за обедом, не заме-
тили его нищеты, что, вставая из-за стола, ловко сунул
им шестифранковую монету — все, что у него было.
Г-н Робер клялся мне, что на всех трех офицеров
его роты имелась только одна сносная пара сапог,
снятая с австрийского офицера, который был убит при
Лоди; так же обстояло дело и во всех других полу-
бригадах.
Несомненно одно — в наши дни трудно предста-
вить себе всю нищету и все лишения, которые терпела
армия, действовавшая тогда в Италии. Самые причуд-
ливые карикатуры, плод изобретательной фантазии
наших молодых рисовальщиков, сильно отстают от
действительности. Достаточно сказать, что у самых
богатых офицеров этой армии были только ассигна-
ции, а в Италии они не имели никакой ценности.
Будет ли мне дозволено привести еще более грубые
подробности? Но, право, я все же не знаю, удастся ли
мне соответствующим образом передать мою мысль.
285
Два офицера, из которых один командовал батальо-
ном, а другой был лейтенант (оба погибли в битве при
Минчо в 1800 голу), к моменту вступления в Милан в
мае 1796 года владели сообща нанковыми орехового
цвета панталонами и тремя рубашками. Когда один
надевал панталоны, другой обряжался в форменный
сюртук, плотно застегивавшийся на груди и состав-
лявший вместе с фраком весь их гардероб, причем и
сюртук и фрак были заплатаны в десяти местах, да
еще весьма неумело. Эти два офицера впервые получи-
ли жалованье металлическими деньгами в Пьяченце;
нм выдали несколько пьемонтских монет по семь с по-
ловиной су (sette е mezzo), на которые они и купили
эти панталоны орехового цвета. Они бросили в Адду
пару изношенных атласных коротких штанов, кото-
рые у них были до того. Тот из них, кто в данную
минуту не щеголял в панталонах, носил сюртук поверх
кальсон.
Я опускаю другие подробности в том же роде; в
наше время они показались бы маловероятными; с
нищетой армии могли сравниться только ее изумитель-
ная храбрость и веселость. Это нетрудно понять, если
вспомнить, что все солдаты и офицеры были еще очень
молоды. В огромном большинстве своем это были уро-
женцы Лангедока, Дофине, Прованса, Русильона. Ис-
ключением были только несколько гусаров из Бер-
шиньи, которых храбрый Штенгель привел из Эльзаса.
Часто солдаты, глядя на своего генерала, такого тще-
душного и такого молодого на вид, вспоминали, что
он, как-никак, старше их всех. А ведь в мае 1796 года,
когда он вступил в Милан, Наполеону, родившемуся
в 1769 году, было двадцать шесть лет с половиной!
Глядя на молодого полководца, проезжающего под
великолепной триумфальной аркой Porta Romana, да-
же самый опытный философ с трудом угадал бы, ка-
кие две страсти волнуют его душу; то были пылкая
любовь, которую ревность доводила до безумия, и не-
нависть, порожденная в нем проявлениями самой чер-
ной неблагодарности и самого тупого недомыслия.
Главнокомандующему предстояло наладить управ-
ление покоренными странами; армия имела там как
горячих приверженцев, так и ожесточенных врагов.
286
К несчастью, в числе последних оказалось большин-
ство белого духовенства и все монашество. Зато бур-
жуазия и значительная часть дворянства весьма со-
чувственно относилась к свободе. Года за три — четы-
ре до того, то есть до ужасов 1793 года, вся Ломбар-
дия восторгалась теми реформами, которые свобода
дала Франции. Мало-помалу преступления начали за-
бываться, и уже целых два месяца правительство их
эрцгерцога раздражало добрых миланцев и своим
страхом перед этой свободой и тем, что проклинало ее
в каждом своем воззвании. Следует иметь в виду, что
миланцы глубоко презирали своего властелина,един-
ственной страстью которого была торговля хлебом,
причем спекуляции его светлости часто приводили к
тому, что население голодало.
И этот народ, находившийся в таком расположении
духа, эрцгерцог хотел привлечь на сторону австрийско-
го дома! Забавно видеть, как деспотизм в несчастье
взывает к разуму и чувству! Вступление французов
в Милан было праздником и для миланцев и для
армии.
Со времени битвы прн Монтенотте народ Ломбар-
дии всей душой желал скорейшей победы французов;
вслед за тем он проникся к ним страстью, которая жи-
ва и поныне. Бонапарт, вступая в город, увидел мно-
гочисленную национальную гвардию, одетую в лом-
бардские цвета — зеленый, белый и красный — и вы-
строившуюся шпалерами на его пути. Это доказатель-
ство веры в его успех растрогало его. Что бы сталось
с этими несчастными, если бы Австрия снова завладе-
ла Ломбардией? Где бы г-н фон Тугут сыскал темни-
цы, достаточно мрачные для тех, кто надел эти мунди-
ры, для портных, суконщиков, и проч, и проч.? Фран-
цузских генералов особенно обнадежило то, что этой
прекрасной национальной гвардией командовал один
из самых знатных вельмож страны, герцог Сербелло-
ии. Крики «виват» сотрясали воздух, самые красивые
женщины стояли у окон; вечером этого прекрасного
дня французская армия и миланский народ уже были
друзьями.
Равенство, которое деспотизм устанавливает среди
подданных, сблизило народ и дворянство. К тому же
287
итальянское дворянство общалось с третьим сослови-
ем гораздо больше, нежели дворянство Франции или
Германии; от буржуазии его не отделяли ненавистные
привилегии, такие, как, например, во Франции —тре-
бование доказательств дворянского происхождения
для производства в офицерыВ Милане не было во-
инской повинности; уплатой налога ломбардцы осво-
бождались от нее. Наконец, миланская знать была
знать весьма просвещенная. К ней принадлежали та-
кие люди, как Беккария, Верри, Мельци и множество
других, менее знаменитых, но столь же образованных.
Миланский народ добродушен от природы; француз-
ская армия сразу же по вступлении в город получила
своеобразное доказательство тому, многие деревен-
ские священники братались с солдатами. На другой
день высшее духовенство сделало им строгий выговор.
В то самое время, когда Наполеон покидал Лоди
для триумфального вступления в Милан, он получил
от Директории приказ, делающий мало чести ее чле-
ну Карно, который ведал перемещениями войск. Ар-
мия разделялась на две части. Келлерман с одной по-
ловиной, именуемой Итальянской армией, должен был
наблюдать за австрийцами иа Минчо; Бонапарт с два-
дцатью пятью тысячами солдат, составившими Юж-
ную армию, должен был двинуться на Рим, а в случае
надобности и на Неаполь. Подлинный изменник не мог
бы издать приказ, более благоприятный для интересов
коалиции. Как могла Директория не понимать, что
французским войскам придется сражаться на Адидже
против всех сил австрийского правительства? Чего
стоило обладание Миланом, пока не была взята Ман-
туя? Любой полководец, даже гораздо более искус-
ный, чем Келлерман, за две недели был бы отброшен
назад к Боккетте. Разделить армию — разве это
не привело бы неминуемо к повторению битвы при
Форнуе?
Пусть представят себе, что должен был почувство-
вать этот человек с огненной душой, получив такой
странный приказ.
Молодой полководец ответил следующим письмом:
1 Приказ г-на де Сегюра в 1784 году.
288
«Главный штаб в Лоди,
25 флореаля IV года (14 мая 1796 года)
Исполнительной Директории.
Граждане члены Директории,
Я только что принял курьера, посланного вами
18-го числа из Парижа. Ваши надежды осуществи-
лись; в настоящее время вся Ломбардия принадлежит
Республике. Вчера я выслал дивизию, чтобы окружить
Миланскую цитадель. Болье со своей армией находит-
ся в Мантуе. Он велел затопить всю окрестность; он
найдет там смерть, ибо эти места — самые нездоровые
во всей Италии ".
У Болье еще имеется многочисленная армия; он
начал поход с превосходящими силами; император
шлет ему на помощь десять тысяч человек, они уже в
пути. Я считаю крайне неосмотрительным разделять
армию, действующую в Италии, на две части; столь
же противно интересам Республики поручать командо-
вание ею двум генералам
Поход на Ливорно, Рим и Неаполь — дело неслож-
ное. Участвующие в нем дивизии должны быть распо-
ложены эшелонами, чтобы можно было, отступая, со-
хранять перевес над австрийцами, которые находились
бы под угрозой, при малейшем их маневре, оказаться
окруженными. Для этого нужно не только, чтобы ар-
мию возглавлял один полководец; нужно еще, чтобы
ничто не мешало его передвижениям и его операциям.
Я проделал кампанию, ни с кем не советуясь; я не до-
стиг бы ничего, если бы мне пришлось сообразоваться
с мнениями другого лица. Несколько раз я одерживал
победы над противником, превосходившим меня сила-
ми, и это при полном отсутствии всего необходимого,
так как, будучи убежден, что вы питаете ко мне дове-
рие, я действовал с той же быстротой, с какою мыслил.
Если вы будете ставить мне препятствия разного
рода; если я должен буду о каждом своем шаге до-
кладывать правительственным комиссарам; если им
дано будет право изменять мои диспозиции, отбирать
у меня или присылать мне войска,— не ждите больше
удач. Если разделением ваших сил вы ослабите свои
1 Фраза в революционном стиле, необходимом в те времена.
Народ был разгневан, и в этом заключалась его сила.
19. Стендаль. T. XI.	289
возможности; если вы разрушите в Италии единство
военной мысли, вы — яс горестью говорю вам это —
потеряете благоприятнейший случай предписать Ита-
лии законы.
При существующем положении республиканских
армий в Италии вам необходимо иметь полководца,
которому вы всецело доверяли бы; если б им оказался
не я, я не стал бы жаловаться; на том посту, который
вы доверили бы мне, я удвоил бы свои усилия, чтобы
заслужить ваше уважение. Каждый ведет войну по-
своему. Генерал Келлерман более опытен и поведет ее
лучше, чем я; но вдвоем мы будем вести ее очень
плохо.
Я могу оказывать отечеству существенные услуги
только в том случае, если буду облечен вашим пол-
ным, безраздельным доверием. Я знаю, требуется
большое мужество для того, чтобы написать вам это
письмо: ведь так легко обвинить меня в честолюбии
и тщеславии! Но вам, всегда оказывавшим мне ува-
жение, которое я не вправе забывать, я обязан выска-
зать все свои чувства.
Решение, которое вы примете в данных условиях,
гораздо важнее для хода военных действий, чем пят-
надцать тысяч солдат, которых император послал бы
на подмогу Болье.
Бонапарт».
Поскольку во всем, что будет изложено дальше,
Ломбардия и Милан явятся теми моральными базами,
на которые генерал Бонапарт будет опираться в своих
действиях, я смею надеяться, что читатель позволит
мне задержать ненадолго его внимание на этой пре-
красной стране.
В мае 1796 года при вступлении французов населе-
ние Милана не превышало ста двадцати тысяч че-
ловек.
Солдатам позаботились сообщить — и они повто-
ряли это друг другу,— что Милан был основан галла-
ми из Отёна в 580 году до н. э., что он много раз тер-
290
пел угнетения от немцев и что в борьбе против них, за
свою свободу он трижды был разрушен.
Жители этого города в ту пору были самыми крот-
кими людьми всей Италии; благодушные миланцы,
думавшие только о радостях жизни, не питали нена-
висти ни к кому на свете. В этом отношении они силь-
но отличались от своих соседей — жителей Новары,
Бергамо и Павии. Последние тоже приобщились к про-
свещению за те семнадцать лет, что ими управляли
разумные люди, не желавшие их раздражать. Обита-
тели Милана никогда не делали ненужного зла. Авст-
рия владела этим приятным городом и Ломбардией
лишь с 1714 года и, что в настоящее время покажется
весьма странным, отнюдь не стремилась превратить
его жителей в тупиц и свести их существование к од-
ним физическим потребностям.
Императрица Мария-Терезия управляла Ломбар-
дией разумно и матерински-благодушно. Она имела
замечательного помощника в лице генерал-губернато-
ра, графа Фирмиана. Вместо того чтобы заключать в
тюрьмы или отправлять в изгнание лучших людей
страны, он выслушивал их советы, обсуждал их и умел
с ними сообразоваться. Граф Фирмиан постоянно об-
щался с маркизом Беккария (автором «Трактата о
преступлениях и наказаниях»), с графом Верри, с от-
цом Фризи, с профессором Парини и др. Эти знамени-
тые люди старались применить к управлению Лом-
бардией те основные положения политической эконо-
мии и законодательства, какие были известны в
1770 году.
Здравомыслием и добротой, присущими миланско-
му обществу, дышит «История Милана» графа Пьетро
Верри. Во Франции около 1780 года не печатали таких
сочинений, а главное—Франция не управлялась так,
как Ломбардия. Наше современное благополучие —
причина того, что слишком позабылись преследования,
которым подвергся Тюрго, когда он захотел ввести в
управление коммун Франции и внутренних таможен,
установленных между отдельными провинциями, кое-
какие из тех правил, которыми граф Фирмиан и мар-
киз Беккария руководствовались при управлении
Ломбардией. Можно сказать, что .в этой стране дес-
291
потизм осуществлялся людьми наиболее просвещен-
ными и поистине ставил себе целью наибольшее благо
подданных. Однако на первых порах для народа было
непривычно это благодушие деспотизма, который на-
чиная с 1530 года и Карла V всегда отличался в Ми-
лане такой жестокостью *.
Положение Беккарии, несмотря на торжество его
взглядов, было не лишено опасности; он всегда, при-
том не без основания, боялся попасть в Шпильберг,
страшный и в те времена.
Из всего приведенного нами следует, что посколь-
ку в Ломбардии около 1796 года не было каких-либо
жестоких злоупотреблений властью, там не имелось
и оснований для кровавой реакции, для террора в ду-
хе 1793 года.
Нужно признаться, что деспотизм поумнел; он де-
лал ошибку, пользуясь услугами таких людей, как
Беякария и Парини1 2. Благодаря мудрым наставле-
ниям первого, благодаря превосходному воспита-
нию, которое попечением второго .получили все дво-
рянство и богатая буржуазия Милана, благодаря их
мудрому управлению жители Милана сумели оценить
всю искренность воззваний генерала Бонапарта. Они
сразу поняли, что под властью молодого полководца
гильотина не начнет безостановочно действовать на
площадях, как это пророчили сторонники Австрии. Я
упустил сказать, что к деспотизму, когда он в 1793 го-
ду почувствовал страх, вернулись все его древние
повадки, и он стал ненавистен.
Итак, в первое время восторг был искренним и все-
общим. Исключение составляли только кучка ари-
стократов и кучка высоких духовных особ. Позднее
восторг пошел на убыль; причина этого заключалась
в крайней бедности армии. Добрый миланский народ
не знал, что пребывание армии — всегда великое бед-
ствие.
Иного взгляда держатся лишь хорошенькие жен-
1 См. письма Беккарни, где он говорит о своих страхах. См.
в «Sposi Promessi» Маидзони описание миланских порядков в
1628 году
2 См. биографии Беккарни, Кустодн, Фризи в «Жизнеописа-
ниях ста великнх итальянцев» Бетони.
292
щины: они излечиваются от томительной скуки. Ведь
армия, которая сплошь состояла из молодежи, совер-
шенно чуждой честолюбия, была словно создана
для того, чтобы кружить головы. Благодаря случай-
ности, повторяющейся лишь через долгие годы, в Ми-
лане тогда оказалось двенадцать — пятнадцать жен-
щин самой изумительной красоты; ни в одном городе
Италии за целых сорок лет никто не мог припомнить
подобного собрания красавиц.
Рассказывая это после столь долгого перерыва,
я питаю надежду—увы, слишком обоснованную,—
что не нарушу приличий, если приведу здесь поблек-
шие воспоминания о некоторых из этих очарователь-
ных женщин, встречавшихся нам в Casino della Citta
и позднее на балах в Casa Tanzi.
К счастью, эти женщины, такие прекрасные — не-
которые черты их иностранцы могут найти в «Иродиа-
дах» Леонардо да Винчи,— были совершенно необра-
зованны; зато большинство из них отличалось необы-
чайным умом, к тому же умом весьма романическим.
С первых же дней в армии только и говорили, что
о странном безумии, которое овладело генералом,
передававшим ей все приказы главнокомандующего
и считавшимся в то время его любимцем *. Красавица
княгиня Висконти сначала пыталась —так говори-
ли — вскружить голову самому главнокомандующему;
но, вовремя убедившись, что это — дело нелегкое, она
удовольствовалась следующим после него лицом в
армии, и, надо сознаться, успех ее был безраздель-
ным. Эта привязанность целиком заполнила всю
жизнь генерала Бертье до самой его смерти, после-
довавшей спустя девятнадцать лет, в 1815 году.
Вскоре пошли толки о сотнях других увлечений,
менее длительных, по столь же страстных. Напомним
еще раз, что в ту пору никто в армии не был одержим
честолюбием- я видел офицеров, которые отказыва-
лись от повышения, лишь бы ие расстаться со своим
полком или со своей возлюбленной. Как сильно мы
изменились! Где теперь та женщина, которая могла
бы притязать хотя бы на минутное колебание?
1 Мы узнали об этом эпизоде из «Всеобщей биографии»,
т. 58, статья «Александр Бертье».
293
В Милане в то время среди красавиц называли
г-жу Рудже, жену адвоката, позднее ставшего од-
ним из правителей Республики; г-жу Пьетрагруа;
г-жу Марини, жену врача; ее приятельницу графиню
Арк..., принадлежавшую к высшей знати; г-жу Мон-
ти, римлянку, жену величайшего поэта современной
Италии; г-жу Ламбер, которой оказывал внимание
император Иосиф II и которая, будучи уже в летах,
все еще являла собой образец изящества и очарова-
ния, соперничая в этом смысле даже с г-жой Бона-
парт. Чтобы закончить этот перечень самым обворожи-
тельным существом и самыми прекрасными глазами,
какие когда-либо мне случалось видеть, назову
г-жу Герарди из Брешии, сестру генералов братьев
Лекки и дочь того знаменитого графа Лекки из Бре-
шии, чьи безумства, вызванные любовью и ревностью,
даже в Венеции обратили на себя внимание.
Это он однажды на пасхе, переодевшись в рясу
некоего известного своей святостью капуцина и под-
вязав бороду, купил разрешение спрятаться в его ис-
поведальне, чтобы выслушать исповедь маркизы С.,
своей любовницы. Это он в Венеции — где за неслы-
ханные безумства, совершенные им ради той же мар-
кизы С., был заключен в piombi,— дал тюремщику
на хранение шесть тысяч цехинов, а тот, располагая
таким залогом, предоставил ему свободу на тридцать
шесть часов. Друзья приготовили ему подставы; он
поспешил в Брешию, куда прибыл в зимний празд-
ничный день в три часа пополудни, когда народ
выходил из церкви после службы. Там на глазах
у всего города он выстрелил из мушкетона в мар-
киза N., сыгравшего с ним скверную шутку, и
убил его.
После этого он помчался обратно в Венецию и не-
медленно вернулся в тюрьму. Три дня спустя он по-
просил аудиенцию у сенатора, председателя уголов-
ного суда. Он был принят и стал горько жаловать-
ся на неимоверно жестокое обращение тюремщика.
Выслушав графа, суровый сенатор сообщил ему, что,
как это ни странно, в судебную коллегию Quarantia
поступило заявление, согласно которому он обвиняет-
ся в убийстве.
294
— Ваше превосходительство видит, как бесятся
мои враги,— ответил граф Лекки с превосходно ра-
зыгранным смирением.— Вашему превосходительству
слишком хороуго известно, где я был неделю тому
назад.
Словом, графу выпала столь высоко ценимая ари-
стократией итальянского материка честь обмануть
изумительную полицию венецианского сената, и он,
торжествуя, вернулся в Брешию, откуда через не-
сколько дней перебрался в Швейцарию.
У графини Герарди, дочери графа Лекки, пожалуй,
были самые прекрасные глаза во всей Брешии, сла-
вящейся прекрасными глазами. С блестящим умом
ее отца в ней сочеталась мнлая веселость, подлинная
простота, которую никогда не искажала хотя бы ма-
лейшая примесь искусственности.
Ни одна из этих пленительных женщин ни за что
на свете не согласилась бы хоть раз не показаться
вечером на Corso, происходившем в те времена на
бастионе Восточных Ворот. Этот бастион — старин-
ное испанское укрепление, подымающееся футов на
сорок над похожей на лес зеленой равниной и по
приказу графа Фирмиана обсаженное каштановыми
деревьями.
В сторону города с этого укрепления открывает-
ся вид на сады, а над деревьями сада, впоследствии
названного «Виллой Бонапарте», высится великолеп-
ный Миланский собор, построенный из белого мра-
мора, весь филигранный. Этот собор, задуманный
так смело, не имеет в мире соперников, кроме собора
св. Петра в Риме, но он еще более своеобразен.
Окрестности Милана, если смотреть на них с ис-
панских бастионов, заметно возвышающихся посре-
ди совершенно плоской равнины, так густо покрыты
деревьями, что кажутся сплошным лесом, непрони-
цаемым для глаза. За этой равниной, являющейся
образцом самого изумительного плодородия, виднеет-
ся на расстоянии нескольких лье могучая цепь аль-
пийских гор, вершины которых даже в самые жаркие
месяцы покрыты снегом. С высоты бастиона Восточ-
ных Ворот взор охватывает эту обширную цепь от
Монте-Визо и Монте-Роза до гор Бассано. Самые
295
ближайшие вершины кажутся находящимися в ка-
ких-нибудь трех лье от Милана, хотя на самом деле
до них двенадцать — пятнадцать лье.
Этот контраст между необычайным плодородием
жаркого лета и снеговыми вершинами гор вызывал
восторженное изумление солдат Итальянской армии,
в течение трех лет обитавших на голых скалах Лигу-
рии. Они с радостью узнавали Монте-Визо, так долго
осенявший их головы, а теперь они видели, как за
ним заходит солнце. Действительно, ничто не может
сравниться с пейзажами Ломбардии. Взор с наслаж-
дением скользит по прекрасной цепи Альп, пробегая
расстояние более чем в шестьдесят лье от гор, что
высятся над Турином, до Кадорских гор во Фриуле.
Эти суровые, одетые вечным снегом вершины пред-
ставляют разительный контраст тем полным неги
ландшафтам, что открываются внизу, среди равнины,
и на холмах, расположенных на переднем плане, и
словно вознаграждают за ту невыносимую жару, из-
бавления от которой люди ищут , на бастионе Вос-
точных Ворот. В лучах чудесного солнца Италии под-
ножия этих гор, вершины которых покрыты снегом
ослепительной белизны, кажутся темно-золотистыми,
точь-в-точь пейзажи Тициана. Благодаря непривыч-
ной для нас, северян, прозрачности воздуха доми-
ки, расположенные на дальних склонах Альп, обра-
щенных к Италии, видны так отчетливо, что кажет-
ся, они находятся в каких-нибудь двух — трех лье.
Местные жители показывали молодым французам,
восхищенным этим зрелищем, Пилу Лекко (Редзегон
де Лек), а еще дальше к востоку — обширное пустое
пространство, расселину в горах, занятую озером
Гарда. С этой точки горизонта донеслись два месяца
спустя раскаты гремевших под Лонато и Кастильоне
залпов, которым внимали с такой тревогой толпив-
шиеся на бастионе Восточных Ворот миланцы: ведь
там решалась их участь. Дело шло не только о судь-
бе всех тех установлений, на которые они в ту пору
возлагали страстные надежды; каждый из них вдо-
бавок мог задать себе вопрос: в какую тюрьму меня
бросят, если австрийцы возвратятся в Милан?
В этот период их страстное увлечение француза-
296
ми дошло до предела; они простили армии все учинен-
ные ею реквизиции.
Но вернемся к миланскому Corso, великолепное
расположение которого заставило нас увлечься опи-
саниями. Нужно заметить, что в Италии считается
верхом неприличия не показаться на так назы-
ваемом Corso — месте прогулки в экипажах, где еже-
дневно встречается все светское общество. Сделав
один круг по Corso, все коляски выстраиваются в ряд
и стоят так в течение получаса. Французы несказан-
но удивлялись при виде этой своеобразной прогулки
на месте. Самые красивые женщины приезжали на
Corso в невысоких колясках, называемых бастардел-
ла ми, сидя в которых весьма удобно беседовать с гу-
ляющими. После получаса светских разговоров, с на-
ступлением сумерек, к моменту Ave Maria, все экипа-
жи снова трогаются в путь, а затем дамы, не выходя
из колясок, едят мороженое в самом известном кафе
города; в ту пору такое кафе находилось на Corsia aei
Servi.
Видит бог, что офицеры этой молодой армии усерд-
но посещали в час Corso бастион Восточных Ворот.
Там блистали офицеры главного штаба, ведь они при-
езжали верхом и могли останавливаться у колясок
дам. До вступления французской армии на Corso ни-
когда не бывало больше двух рядов экипажей; в па-
ше время их всегда оказывалось четыре ряда, а по-
рою и шесть; они стояли вдоль всего бастиона. Вновь
прибывающие коляски мелкой рысцой делали поло-
женный круг по Corso в среднем проезде этих шести
рядов.
Пехотные офицеры, не имевшие возможности про-
никнуть в этот лабиринт, проклинали кавалеристов, а
несколько позднее усаживались перед модным кафе;
там они могли разговаривать со знакомыми дама-
ми, пока те ели мороженое. Большинство после
этой недолгой беседы возвращалось ночью в свои
части, нередко стоявшие в пяти — шести лье от
Милана.
Никакая награда, никакое повышение не могли
сравниться в их глазах с этим столь новым для них
образом жизни. Из Милана они возвращались на
297
свои квартиры в седиоле, предоставленной кем-иибудь
из приятелей. Седиола— экипаж на двух очень высо-
ких колесах, запряженный тощей, резвой лошадкой,
которая нередко делает по три лье в час.
Эти поездки, предпринимавшиеся офицерами без
разрешения, выводили из себя главный штаб в Мила-
не и коменданта города генерала Депинуа. То и дело
вывешивались приказы по частям, сулившие неугомон-
ным офицерам разжалование. Но они не обращали на
эти приказы никакого внимания. Генералы, командо-
вавшие дивизиями, за исключением старика Серрюрье,
смотрели на эти отлучки сквозь пальцы. Иной офицер
приезжал верхом за десять лье, чтобы провести вечер
в театре Ла-Скала в ложе знакомой дамы.
Этим летом 1796 года, которое после двух лет ли-
шений и бездействия среди горных вершин Савоны
пленяло армию изумительным сочетанием опасностей
и удовольствий, офицеры самых отдаленных от Мила-
на полков встречались у кафе на Corsia dei Scrvi.
Многие, не имея пропуска, выдававшегося полковни-
ком и скрепленного командиром бригады, оставляли
свою седиолу у городских ворот и входили, словно гу-
ляющие. После мороженого дамы на час отправля-
лись домой, быть может, для того, чтобы принять ка-
кого-нибудь гостя, а затем снова появлялись в своих
ложах в Ла-Скала. Это, как известно, маленькие го-
стиные, где каждая дама принимает одновременно
восемь, а то и десять знакомых. Каждый французский
офицер имел доступ в несколько лож. А застенчивые
и без памяти влюбленные, не имея этого счастья, уте-
шались тем, что занимали в партере тщательно вы-
бранное место, всегда одно и то же, откуда эти доб-
лестные воины устремляли на предмет своего обожа-
ния весьма почтительные взгляды. Если в ответ на
эти взгляды дама подносила к глазам бинокль той
стороной, что уменьшает, офицер считал себя очень
несчастным. Разве не была способна на любые подви-
ги армия молодых людей, которых победа вдохновляла
на такие безумства?
По пятницам — день, когда в Италии в память
страстей господних театры бывают закрыты,—свет-
ское общество собиралось в Casino deli’ alberga della
298
Cilia (Corsia dei Servi); там происходили балы и Con-
versazioni.
Надо сознаться, что спустя несколько дней попу-
лярность армии слегка уменьшилась; почти все чичис-
беи, имевшиеся в Милане к моменту вступления фран-
цузов, нашли повод для жалоб.
Мода иа чичисбеев была упразднена лишь около
1809 года с помощью целого ряда мер морального по-
рядка, которые провел деспотизм короля Италии. Свя-
зи между дамой и чичисбеем были для французов
лишним поводом к удивлению; часто такие связи дли-
лись лет пятнадцать — двадцать. Чичисбей был луч-
шим другом мужа, который, в свою очередь, выполнял
такие же обязанности в другом доме.
Прошло немало времени, прежде чем французские
офицеры уразумели, что самолюбие мужа-миланца не
только не страдает от внимания, оказываемого его же-
не чичисбеем, а, напротив, было бы жестоко уязвлено,
если бы его жена не имела такого почитателя.
• Этот казавшийся столь странным обычай ведет
начало от весьма серьезного народа — испанцев,
властвовавших в Милане с 1526 по 1714 год. Счита-
лось недопустимым, чтобы испанка явилась в церковь
в сопровождении своего супруга; это свидетельство-
вало бы о бедности или, по меньшей мере, о невысо-
ком положении в обществе: мужу полагалось быть
занятым важными делами. Дама должна была опи-
раться на руку оруженосца. Поэтому в буржуазных
кругах, где оруженосцев не было, какой-нибудь врач
просил своего приятеля-адвоката сопровождать его
жену во все общественные места, а врач, в свою оче-
редь, сопровождал жену адвоката. У генуэзских дво-
рян было принято, чтобы в брачный договор вписы-
валось имя будущего чичисбея. Вскоре признаком хо-
рошего тона стало иметь холостого чичисбея, и эта
роль перешла к младшим сыновьям дворянских се-
мейств. Постепенно к этому обычаю примешалась лю-
бовь, и женщина через год или два после замужест-
ва стала заменять друга дома, выбранного ее мужем,
кавалером по своему вкусу.
В Калабрии в наше время самый способный чело-
век в семье идет в священники; он делает карьеру и
299
женит одного из своих братьев на девушке, которая
нравится ему самому. Если молодая женщина осме-
лится впоследствии выбрать чичисбея вне семьи му-
жа, дерзкому чужаку обеспечен меткий выстрел.
Я счел необходимым дать объяснение этого стро-
гого обычая потому, что во время нашего похода на
Неаполь он стоил жизни по меньшей мере двумстам
французским офицерам.
Чичисбеи были явлением общераспространенным
в Ломбардии, когда французская армия вступила туда
в мае 1796 года, и дамы защищали его, как нечто
весьма нравственное. Обязательство, которое чичи-
сбей берет на себя, длится три — четыре года, а неред-
ко и пятнадцать —двадцать лет. Длится оно потому,
что в любую минуту может быть расторгнуто. Несрав-
ненно труднее было бы объяснить безупречную есте-
ственность, изумительную простоту нравов миланцев.
В Северной Франции всякие объяснения показались
бы совершенно непонятными или даже возмутительны-
ми Люди, обладающие вкусом, получат известное пред-
ставление об этих нравах по либретто некоторых ко-
мических опер; например, по 1-й сцене «Prova d’una
opera seria» или нескольким сценам из «Cantatrici
Villane».
Хорошее общество почти всюду подобно народу;
оно любит какое-нибудь правительство только из не-
нависти к другому правительству. Не означает ли это,
что правительство является необходимым злом? Выс-
шее общество Милана питало такое отвращение к туч-
ному эрцгерцогу, который, судя по рассказам, втайне
торговал зерном, наживаясь на неурожаях или искус-
ственно вызывая недостаток хлеба, что восторженно
приняло французскую армию, требовавшую от этого
общества лошадей, обувь и одежду, миллионы
деньгами, но позволявшую ему управляться по своему
усмотрению. Начиная с 16 мая всюду продавалась ка-
рикатура, изображавшая эрцгерцога—вице-короля; он
расстегивает свой обшитый галуном камзол, и оттуда
сыплется зерно. Французам этот рисунок был совер-
шенно непонятен.
В Милан они явились такими ободранными, испы-
тывая такой недостаток в белье и одежде, что лишь
300
очень немногие из них осмеливались вести себя как
фаты (в дурном смысле этого слова); они были всего-
навсего любезны, веселы и очень предприимчивы.
Если миланцы обезумели от восторга, то француз-
ские офицеры обезумели от счастья, и это опьянение
продолжалось до момента разлуки. Личные отношения
также продолжались вплоть до ухода французов, при-
чем нередко с обеих сторон выказывалась самоотвер-
женность. Когда после Маренго, в 1800 году, армия
вернулась в Милан, некоторые военные, которых хо-
тели отозвать во Францию, имели безумие выйти в от-
ставку, предпочитая жить в бедности в Милане, чем
быть вдали от предмета своей привязанности.
Здесь уместно повторить — ибо это странным об-
разом противоречит духу, привитому армии консуль-
ством,— что в Милане трудно было найти хоть два де-
сятка младших офицеров, в которых чины возбужда-
ли бы честолюбивые желания. Самые прозаические
среди них были вне себя от восторга, когда им уда-
валось получить чистое белье и хорошие новые сапо-
ги. Все они любили музыку; многие, как уже было
сказано, шли под дождем целое лье, чтобы только по-
пасть в партер театра Ла-Скала. Никто из них, думает-
ся мне, каким бы пошлым, честолюбивым и корыстным
человеком он ни стал впоследствии, не забыл своего
пребывания в Милане. То была лучшая пора прекрас-
ной молодости. И это всеобщее блаженство отрази-
лось на духе армии: в том печальном положении, в
котором она оказалась накануне Кастильоне, накану-
не Арколе, все, кроме офицеров-ученых, сходились на
том, что нужно совершить невозможное, лишь бы не
покидать Италии.
В ожидании решения Директории—а она могла
проявить такую слепоту или исполниться такой зави-
сти к славе молодого генерала, что согласилась бы
принять его отставку и заменить его Келлерманом,
Моро или Журданом,— Наполеон решил сделать по-
пытку отбросить Болье в Тироль.
Воззванием к войскам, в котором он говорил о сво-
их солдатах в выражениях, способных удвоить их пыл,
он дал им пищу для разговоров, а это весьма сущест-
венно для молодых патриотов-французов.
301
Если это воззвание хорошо повлияло на армию, то
еще лучшее действие оно оказало на неприятеля
Подписанное тем самым человеком, который только
что перешел мост у Лоди и занял Милан, оно в Риме
и Неаполе положило начало тому ужасу перед име-
нем французов, который затем так долго царил там
благодаря Наполеону.
По приказу главнокомандующего была начата
эсада миланской цитадели; для этого были примене-
ны тяжелые орудия, доставленные из Алессандрии и
Тортоны. Наполеон двинул свою армиюкМинчо, а за-
тем, 24 мая, выехал в Лоди.
Но в этот день в тылу армии, во всех соседних с
Павией деревнях, загудел набат и сама Павия была
занята десятью тысячами крестьян, фанатизирован-
ных духовенством. Малейшее колебание со стороны
главнокомандующего — и мятеж охватил бы всю Лом-
бардию. А чего только не сделала бы пьемонтская ар-
мия, если б восстание удалось!
Французские полубригады уже все выступили в по-
ход и быстро удалялись от Павии. Священникам сле-
довало повременить с восстанием три — четыре дня, до
первых стычек французов с войсками Болье.
Перед лицом этой неожиданности Наполеон про-
явил такие же изумительные качества, как во время
самых блестящих своих битв. Не прерывая общего
продвижения своей армии, он штурмом взял Павию и
покарал бунтовщиков.
Существует обязанность, одно упоминание о кото-
рой может показаться жестоким. Главнокомандующий
должен расстрелять трех человек, чтобы спасти жизнь
четырем. Более того, чтобы спасти жизнь одному из
своих солдат, он должен расстрелять четырех врагов.
Но, с другой стороны, австрийские агенты и священ-
ники, пытавшиеся поднять Ломбардию, поступили
очень правильно. Жаль, что французы в 1814 и 1815
годах не действовали так против пруссаков, австрий-
цев, русских, и т. д., и т. д.
В Павии милосердие было бы преступлением про-
тив армии; оно подготовило бы почву для новой Си-
цилийской вечерни. Комендант французского гарни-
зона Павии был расстрелян, так же как и члены го-
302
родского совета. Чтобы успокоить Павию, Наполеон
послал туда архиепископа миланского; это очень за-
бавно.
Наполеон узиал, что Директория подписала мир с
королем сардинским. Мир был весьма выгодный, но
переговоры велись с невероятной неловкостью, вернее
сказать, с ребяческой озлобленностью против монар-
хов. Нужно было обещать сардинскому королю часть
Ломбардии и получить от него четыре — пять полков,
которые, едва присоединившись к армии, стали бы со-
перничать в воодушевлении с французскими полу-
бригадами.
Болье занимал берега Минчо, быстрое течение ко-
торого между Пескьерой и Мантуей представляет
довольно сильную преграду. Правым флангом он опи-
рался на Пескьеру, озеро Гарда и высокие горы, окру-
жающие озеро с севера и примыкающие к Тирольским
Альпам, левым—на крепость Мантую, которая отны-
не должна была стать как бы моральным центром
всех военных операций в Италии.
Армия хотела переправиться через Минчо, но было
бы неразумно атаковать фланги, находившиеся под
прикрытием двух крепостей. Бонапарт решил напра-
вить удар в центр, но в то же время он намеревался
беспрерывно тревожить Болье в ближайших окрест-
ностях Пескьеры. Под жерлами орудий этой крепости
пролегали те пути, по которым Болье мог отступить в
Тироль, и его коммуникации с Австрией.
Пока Наполеон усмиряет Павию и готовится к но-
вой битве, стоит па минуту призадуматься над со-
стоянием его души, одаренной столь пламенной чув-
ствительностью и столь неспособной к рассеянию.
Как! В награду за все те почти что невероятные побе-
ды, которые, можно сказать, спасли Республику, Ди-
ректория ставила его в необходимость подать в от-
ставку! И извещение о том, что отставка принята, мог-
ло прийти с минуты на минуту. Ведь письмо Наполео-
на было отправлено 14 мая. Надо было знать, какие
бури непрестанно волновали эту огненную душу, что-
бы представить себе хотя бы малую часть зарождав-
шихся в ней страстных замыслов, за которыми следо-
вали приступы полнейшего уныния и отвращения; не-
303
сомненно, они жестоко потрясали эту чисто итальян-
скую натуру. Под этим словом, малопонятным для
тех, кто не жил в Италии, я разумею душу, совершен-
но противоположную рассудительным и благоразум-
ным душам Вашингтона, Лафайета или Вильгель-
ма III.
30 мая Бонапарт со своими главными силами при-
был в Боргетто. Находившийся на левом берегу Мин-
чо головной отряд противника был опрокинут и от-
ступил за реку по мосту у Боргетто, один пролет кото-
рого он сжег за собой. Немедленно был дан приказ
исправить мост. Но эта работа, выполнявшаяся под
неприятельскими ядрами, подвигалась медленно. Че-
ловек пятьдесят гренадеров теряют терпение; держа ру-
жья иад головами, эти храбрецы бросаются в Минчо,
вода доходит им до плеч. Австрийцам почудилось, что
перед ними снова та грозная колонна, которая рину-
лась на мост при Лоди. Они дрогнули, стали отходить
на дорогу в Тироль и больше уже не помышляли о
том, чтобы помешать французской армии перейти
Минчо.
Болье хотел было закрепиться на высотах между
Виллафранкой и Валеджо; но, узнав, что дивизия
Ожеро двинулась на Пескьеру, он рассчитал, что
французы, пожалуй, раньше его займут долину Ади-
дже и плоскогорье Риволи, отрезав его, таким образом,
от Тироля. Он немедленно отошел за Адидже и через
Дольче поднялся вдоль правого берега до КальяНо.
В разгар этого прекрасного наступления главно-
командующий едва не был взят в плен в Валеджо;
это положило бы весьма нелепый конец его военной
карьере Отступая, Болье оставил в Мантуе тринадцать
тысяч человек.
ГЛАВА VIII
Наполеон прекрасно понимал, что, пока Мантуя
не взята, можно будет говорить, что французы про-
шли по Италии, но не завоевали ее. Ничто не могло
быть проще, как заняться преследованием солдат
Болье: они были до такой степени подавлены неожи-
данностью и быстротой своего поражения, что один
304
французский батальон, не задумываясь, атаковывал
и обращал в бегство три батальона противника. Не-
смотря на это огромное преимущество, неминуемо
утрачивающееся, если им вовремя не воспользовать-
ся, Наполеон оказался недостаточно силен, чтобы
устремиться в глубь Австрии, пока Рейнская армия
еще находилась по ту сторону Рейна.
Сейчас, в 1837 году, крестьяне и простолюдины
всех цивилизованных стран Европы более или менее
поняли, что французская революция стремилась пре-
вратить их в собственников, и уяснили они себе это
благодаря Наполеону. В 1796 году над их умами
властвовали священники и дворянство, и они были
весьма склонны возмущаться неразлучными с войной
притеснениями и мелкими несправедливостями. В те
времена французской армии приходилось тщательно
охранять свои тылы, чтобы больных и отставших вои-
нов не убивали у нее на глазах. Мелочные заботы
такого рода сильно раздражали Наполеона, и, по
правде сказать, он довольно плохо с этим делом справ-
лялся. Ему был бы нужен опытный предводитель
партизан, который следил бы за безопасностью тылов
и сурово карал бы убийства.
Крестьяне и мелкий люд Ломбардии, где со сто-
роны крупной буржуазии и значительной части дво-
рянства французы встретили столь радушный прием,
только что доказали в Павии, что они далеко не все
одинаково смотрят на своих так называемых освободи-
телей. Король сардинский, герцоги Пармский и Мо-
денский сложили оружие; но донесения шпионов не
оставляли никаких сомнений в том, что они готовы на-
пасть на французов при первой же серьезной неудаче.
Римская курия, на власть которой посягали декреты
учредительного собрания, даже не пыталась скрывать
свою бешеную злобу. Неаполь мог оказать ей помощь,
и, что еще важнее, англичане, завладевшие Корсикой,
могли высадить шесть тысяч человек в Чивита-Веккье
или Анконе, собрать двадцать тысяч солдат-итальян-
цев и двинуться на выручку Мантуи или по крайней
мере занять правый берег По.
У Наполеона было не более сорока пяти тысяч
солдат. В Мантуе стоял австрийский гарнизон чи-
20. Стендаль. Т. XI.	305
елейностью в двенадцать тысяч; у Болье, соединив-
шегося с тирольцами, было тридцать тысяч человек
в долине Адидже, и еше тридцать тысяч испытанных
солдат шли с Рейна к Инсбруку в подкрепление его
армии.
Найдись в Венеции хоть один человек, подобный
тем, каких она в изобилии порождала около 1500 года,
в пору битвы при Аньяделло, Венецианская респуб-
лика даже одна оказалась бы достаточно сильной,
чтобы обеспечить перевес австрийским войскам и осво-
бодить Италию от французов. А для войны у нее бы-
ли поводы, притом достаточно веские: разве фран-
цузы не захватили Пескьеру и Верону? Разве фран-
цузская армия не жила реквизициями натурой,
сильно обременявшими жителей, которые иногда от-
купались от них, поручая евреям поставлять продо-
вольствие?
Но после утраты Морей, около 1500 года отдан-
ной туркам, венецианская аристократия, не нуждаясь
более в энергии, предавалась неге. .Этот приятный го-
род стал в Европе средоточием наслаждений. В ту
пору, когда Париж еще представлял собою довольно
первобытное сборище торговцев и солдат, наперебой
обкрадывавших друг друга \ в Венеции уже умели раз-
влекаться со вкусом. До конца царствования Людо-
вика XIV Венеция была тем городом Европы, где при-
ятнее всего было жить. Те граждане, которые не
порицали правительство открыто, пользовались гораз-
до большей свободой, чем граждане Парижа в 1715
или даже 1740 году. В Венеции не было ничего похо-
жего на буллу Unigenitus, и священники там ни на ко-
го не могли навлечь преследований. Венецианская рес-
публика имела мужество выставить против римской
курии даровитейшего человека, Фра Паоло Сарпи,
которого в Париже заключили бы в Бастилию1 2.
1 «Записки» Бассом пьера. Письма кардинала Бсмбо и
Аретнно.
2 Всему этому можно найти тысячу доказательств в «Исто-
рии Венеции» графа Дарю, особенно же в мемуарах Голь-
дони, Казановы и Дж. Пьетро Гоцци. Существует за-
мечательное, достойное Плутарха сочинение: «Жизнь Фра Паоло
Сарпи, богослова республики, написанная его преемником», томик
306
Когда вторжение генерала Бонапарта привело
в трепет мелких князьков Италии, в Венеции оказал-
ся только один энергичный человек — прокуратор
Педзаро. Правда, всем сенаторам, всем влиятельным
должностным лицам этот своеобразный человек вну-
шал только зависть и злобу. Венецианские аристо-
краты были, безусловно, самые приятные, но, быть
может, и самые скудоумные из всех тех, кто обращал
свою ярость против Французской республики. Ведь
они не могли, как английские пэры или французские
аристократы, купить выдающегося человека, происхо-
дящего нз низших классов, и принять его в свое лоно.
Полюбопытствуйте узнать, какое имя носили, когда
им было двадцать лет, все те английские пэры, кото-
рые проявили энергию в борьбе с Наполеоном, и по-
смотрите, кто во Франции защищает аристократию.
Французский полководец, превосходно осведомлен-
ный шпионами, которых он щедро оплачивал, знал, как
малодушно правительство Венеции; но осторож-
ность предписывала ему не слишком рассчитывать
на это заблуждение державы, располагавшей против
его армии весьма внушительной силой. Разве не мог-
ла Англия послать на помощь Венеции кого-либо
из своих полководцев, прошедших выучку в Индии?
Венеция имела три миллиона подданных, и ее госу-
дарственный доход равнялся тридцати миллионам
франков; страх перед французами мог доставить ей
принудительный заем на такую же сумму. Правда, у
нее было всего лишь двенадцать тысяч солдат, рас-
пределенных на семь пехотных и шесть кавалерийских
полков; но за деньги она могла бы получить восемь
или десять швейцарских полков и множество дал-
матинцев, от природы весьма храбрых. Наконец, ее
правительство могло вывести в море двадцать четыре
линейных корабля, а ее столица была неприступна.
in-12°; французы вообще настолько поглощены своей собственной
всегдашней манерой поведения, что нс постигают смысла общих
рассуждений о нравах других народов. Для них нет иного способа,
как читать мемуары частных лиц, например, Пьетро Гоццн. Там
все объяснено так попятно, что нет возможности ошибиться;
погоню за счастьем в том виде, в каком она происходила повсе-
днечно в Венеции 1760 года, нельзя спутать с нашей парижской
жизнью, какой она была в эпоху «Мемуаров» г-жи д’Э пине.
307
Как видите, стоило только Наполеону действовать
недостаточно быстро — и часть его врагов могла, стрях-
нув с себя оцепенение, заставить его войска беспоря-
дочно отступить под самые стены Алессандрии. Это
обстоятельство он тщательно скрывал. Ему было из-
вестно, что венецианский посол в Париже мог купить
все те письма, которые он посылал Директории.
Невозмутимым внешним спокойствием он сумел вну-
шить почтение к себе ненадежным своим союзникам
и даже противникам. Никто другой из всех полковод-
цев, выдвинутых революцией, не был бы способен так
держать себя.
После того как Болье отступил в Тироль, Напо-
леон сосредоточил все свое внимание на Мантуе; те
немногие осадные орудия, которые Итальянская ар-
мия смогла собрать, применялись в то время для оса-
ды миланской цитадели, и пришлось ограничиться
тем, что Мантую обложили. Но, чтобы успешно прове-
сти хотя бы простую блокаду, нужно было владеть
Вероной и течением Адидже, этими ключами пози-
ции, занятой войсками, блокировавшими крепость.
Тщетно проведитор Фоскарелли представлял всякие
вымышленные доводы, чтобы отговорить французов ид-
ти на Верону. 3 июня Массена овладел этим городом,
расположенным в тридцати двух лье от Милана, в два-
дцати пяти — от Венеции и в шестнадцати — от Триен-
та; в Вероне имеются три каменных моста через Адид-
же и надежный крепостной вал.
Будь Мантуя такой крепостью, как Лилль, армия,
действующая в Италии, не смогла бы одновременно
и осадить ее и прикрывать осаду. Но по счастливой
случайности, как нельзя лучше возмещавшей немного-
численность французов, сильно заболоченные озера,
являющиеся оплотом Мантуи, не оставляли гарни-
зону иного выхода, кроме пяти насыпей, из которых в
1796 году только одна, соединявшая крепость с постом
Ла-Фаворита, была защищена фортом. По приказу
Наполеона, французские войска атаковали гарнизон,
быстро отбросили его назад, в крепость, а затем при
поддержке нескольких редутов, сооруженных у самых
концов насыпей, Наполеону удалось с четырьмя тыся-
чами солдат преградить двенадцати тысячам австрий-
308
цев выход в сторону По. Чтобы обложить крепость, то-
же требовалось не менее четырех тысяч солдат. Серрю-
рье, полководец осмотрительный, суровый, твердый, ни-
когда ие бравший на себя непосильной ответственности,
был назначен руководить блокадой и командовать
осадными войсками в числе восьми тысяч. Ожеро, сто-
явший на нижнем течении Адидже, вблизи Леньяно,
прикрывал осаждающих.
ГЛАВА IX
К моменту отступления Болье в Тироль король не-
аполитанский испугался и стал просить перемирия;
Наполеон был чрезвычайно рад этому, так как пере-
мирие соответствовало его дальнейшим планам.
Директория по-детски ненавидела римского папу,
и эта ненависть лишала ее способности вести здравую
политику, как показали позднее промахи и неудачи
1799 года.
Не следует забывать, однако, что Бонапарт был
вынужден повиноваться повторным приказам своего
правительства; поэтому он решился бросить подвиж-
ную колонну на Анкону с тем, чтобы в случае необхо-
димости немедленно вернуть ее к Минчо. Он счи-
тал, что Ожеро сможет без особого риска продвинуть-
ся на юг от Мантуи до Болоньи.
19 июня 1796 года Бонапарт прибыл в этот город,
столь достойный стать когда-нибудь столицей Италии.
Он нашел там людей образованных и энергичных.
Если бы весь полуостров находился на такой ступени
развития, он был бы сейчас независимым государ-
стве,м, сносно управляемым.
При вступлении своего освободителя жители Бо-
лоньи обезумели от восторга; они немедленно созда-
ли национальную гвардию из трех тысяч человек, и
вскоре эта гвардия уже храбро сражалась против
австрийцев \
Феррара была занята, а колонна, выступившая из
Пьяченцы, вторглась в Тоскану. Эти успехи, сопровож-
1	Ответ парижанам, которые смеются над храбростью италь-
янцев.
309
давшиеся подходящей к случаю болтовней, вызвали
смятение римской курии; она поспешила просить пере-
мирия, которое и было подписано 24 июня в Фолиньо.
Французская армия получила огромное преимущест-
во— право держать гарнизон в Анконе; ей уже не
приходилось опасаться, что англичане высадят там
несколько тысяч человек и тем самым изменят поло-
жение дел.
Рим уступил легатства Болонью и Феррару и обе-
щал уплатить деньги. Столь умеренные условия от-
нюдь не пришлись по вкусу Директории. Как бы там
ни было, безрассудство этого органа власти стало
причиной смелого начинания, увенчавшегося успехом.
Ожеро поспешил занять свои прежние сторожевые
позиции на нижнем течении Адидже; предварительно
он рассеял четыре тысячи крестьян, по наущению ду-
ховенства восставших в Луго, за что я отнюдь их не
порицаю: всякое восстание против чужеземных захват-
чиков—дело законное и первый долг каждого народа.
Такие же мятежи вспыхнули в имперских ленных вла-
дениях — небольших областях, вкрапленных в Генуэз-
скую республику, на обращенных к Пьемонту склонах
Апеннин. Между Павией и Боккеттой крестьяне, объ-
единившись в отряды, убивали солдат, отставших от
своих частей. Ланн уничтожил эти отряды и разгромил
их главный штаб Арквато. Ошибкой было то, что не
взяли заложников.
Исполняя желание Директории, Наполеон занял
Ливорно. Эта операция была проведена столь быстро
и столь неожиданно для всех, что, приди французы на
два часа раньше, они захватили бы в порту двадцать
английских кораблей. Французские войска упустили из
виду, что, прежде чем выступать в поход, следует вы-
ждать ветра с Либеччо. Все английские товары и про-
чее принадлежащее англичанам имущество были кон-
фискованы, что привело к обогащению множества каз-
нокрадов, присланных в армию из Парижа.
Великий герцог Тосканский Фердинанд выполнял
взятое им на себя годом раньше обязательство — хра-
нить нейтралитет — с безукоризненной честностью, ко-
Topjio все другие европейские монархи считали излиш-
ней по отношению к Республике. Поэтому генерал Бо-
310
напарт воспользовался случаем выказать ему свое
уважение; он приехал к нему во Флоренцию без вся-
кой охраны. Он пе боялся расправы, подобной той, кото-
рую тридцать месяцев спустя гусары эрцгерцога Карла
учинили над Робержо и другими полномочными пред-
ставителями в Раштадте.
Полководец дал себе труд лично объяснить велико-
му герцогу, что расположение Ливорно, важного пор-
та, находящегося напротив Корсики, которая в то вре-
мя была под властью англичан, делает занятие этого
города необходимым для безопасности французской
армии.
Бонапарт обедал у великого герцога, когда прибыл
курьер с известием о капитуляции миланской цита-
дели: гарнизон сложил оружие 29 июня. Тем самым
освободился артиллерийский парк для осады Мантуи;
траншеи в виду крепости начали рыть 18 июля.
Войсками там по-прежнему командовал Серрюрье; к
несчастью, он не мог предотвратить неосторожность
своих солдат, изнемогавших днем от палящего зноя;
дело было в июле; молодые люди беспечно наслаж-
дались ночной прохладой и сотнями заболевали,
надышавшись пагубных испарений мантуапских
болот.
Остальная часть армии занимала наблюдательные
позиции на Адидже и озере Гарда. Пятналнатп-
тысячный корпус Массены составлял центр в Риволи
и Вероне; генерал Соре с четырьмя тысячами занимал
Сало, городок на западном берегу озера Гарда. Ре-
зерв в шесть тысяч человек был размешен меж ту пра-
вым флангом и центром. И, наконец, правый фланг —
Ожеро со своими восемью тысячами — находился у
Леньяго.
Благодаря этой искусно рассчитанной дислокации
главнокомандующий, знавший, что его окружают яв-
ные и тайные враги, имел возможность быстро сосре-
доточить при помощи внутренних концентрических дви-
жений всю свою армию на том или на другом берегу
Минчо, в зависимости от того, начнет ли противник
наступать от Сало или через долину Адидже,— ибо
всем было ясно, что австрийская армия в ближай-
шем будущем попытается освободить Мантую.
311
ГЛАВА X
Мы сейчас приступим к рассказу об изумительных
военных операциях; но, чтобы читатель был в состоя-
нии почувствовать все их величие, я убедительно про-
шу его взглянуть на мало-мальски сносную карту озе-
ра Гарда.
Берега этого озера, с их контрастами великолеп-
ных лесов и тихих вод, принадлежат к числу самых
очаровательных пейзажей всего мира, и юные солда-
ты Итальянской армии отнюдь не были нечувстви-
тельны к их красотам. На севере в сторону Ривы
озеро сужается, теряясь среди высоких гор, вершины
которых покрыты вечным снегом, а против живописно-
го городка Сало оно расстилается прекрасной водной
гладью шириной по крайней мере в трн лье; там пут-
ник может охватить взором пространство более чем
в десять лье, от Дезендзано до южного берега, где
проходит дорога из Брешии в Верону,
Берега озера и окружающие его холмы покрыты
великолепными оливковыми деревьями, которые в
этом краю достигают значительной высоты, а на юж-
ном берегу, защищенном от северного ветра холма-
ми, круто обрывающимися к озеру, высятся могучие
каштаны. Темная листва прекрасных апельсинных
деревьев, растущих здесь в грунте, чудесно выделяет-
ся на фоне окружающих озеро гор, окутанных легкой,
прозрачной дымкой.
Против Сало с восточной стороны озера возвышает-
ся огромная гора круглой формы, лишенная раститель-
ности, что, думается мне, и дало повод назвать ее Мон-
те-Бальдо. За этой горой к востоку от озера и в некото-
ром отдалении от него протекает в глубоком ущелье
река Адидже, прославленная теми битвами, о которых
мы собираемся рассказать.
Здесь, на плоскогорье или ровной возвышенно-
сти, расположенной между Адидже, Моите-Бальдо
и городком Гарда, от которого озеро получило свое
название, произошла в январе следующего года знаме-
нитая битва при Риволи.
Лесистые и плодородные холмы, отделяющие на
южной стороне озера городок Дезендзано от Лонато,
312
пожалуй, самые приятные для глаза и самые своеоб-
разные во всей Ломбардии, славящейся своими живо-
писными холмами, увенчанными лесом. Слово атепо
кажется созданным для этих пленительных ланд-
шафтов.
С холмов Дезендзано, по которым дорога вьется
вверх по направлению к Брешии, можно насладить-
ся видом, открывающимся на озеро и его берега. У
своих йог путник различает мыс Сирмио, воспетый
Катуллом и замечательный еще в наши дни своими
вековыми деревьями. Дальше, несколько правее, в
сторону Вероны, видна мрачная крепость Пескьера,
приземистая и черная, построенная, словно мельнич-
ный шлюз, в том месте, где Минчо вытекает из озера.
В 1796 году она принадлежала венецианцам; в свое
время, страшась Камбрейской лиги, они затратили
двадцать миллионов франков на ее постройку.
Вдали, на дороге в Брешию, вырисовывается бе-
лый шпиль церкви в Лонато. Дальше к югу виднеет-
ся Кастильоне, невзрачный городок, расположенный
в ложбинке, среди бесплодной, каменистой равнины.
Это единственный лишенный прелести уголок в окрест-
ностях озера.
Позади Кастильоне и Лонато, другими слова-
ми — к западу от озера, протекает речка Кьезе, кото-
рую летом даже короткий ливень превращает в бур-
ный поток. Она течет с Альп параллельно озеру, и
австрийцы не раз атаковали левый фланг француз-
ской армии, идя вдоль ее берегов. Когда же их отбра-
сывали, они обычно старались укрыться в поросших
каштанами горах Гавардо.
Сколько бы офицеры ни возражали, солдаты ухо-
дили из крестьянских домов, где они были размещены
на постой; они устраивались на вольном воздухе под
деревьями, которых так много в Гавардо и окрестно-
стях. Часто целая рота располагалась под огром-
ным каштаном, а на другое утро нескольких солдат
уже трясла лихорадка. Нельзя сказать, чтобы это
была нездоровая местность вроде Мантуанской рав-
нины; но переход от нестерпимого дневного зноя к
свежести ночей, еще охлаждаемых ветром с Альп,
слишком резок для французов.
313
В тот месяц, когда пребывание на берегах озера
бывает особенно приятно, в днн палящего августовско-
го зноя, два городка, расположенных в его окрестно-
стях, Лонато и Кастильоне, навеки были прославле-
ны битвами, которые названы их именами. В это время
года долины и равнины являли зрелище бесконечных
плантаций маиса; в этих краях маис достигает вы-
соты в восемь или десять футов, а стебли его разра-
стаются так пышно, что могут облегчить врагу вне-
запное нападение. Вдобавок на равнинах и холмах во
множестве растут могучие вязы, вышиной в два-
дцать — тридцать футов; они увиты виноградны-
ми лозами, перебрасывающимися с одного дерева
на другое, что придает ландшафту вид густого
леса. Летом взор зачастую не может проникнуть
дальше чем на сто шагов в сторону от большой до-
роги.
Миловидные крестьянки ближних к озеру дере-
вень ласково принимали солдат—молодых, веселых,
получивших сразу жалованье за много месяцев.
Можно сказать, что в эту пору в армии было со-
вершено множество легкомысленных поступков, но на
одной низости. Мерзкие хищения были уделом чинов-
ников всякого рода, толпами являвшихся из Парижа
и выдававших себя за родственников Барраса. Гене-
ралу Бонапарту, находившемуся под покровительством
Барраса, неудобно было чересчур строго наказывать
их. И без того главнокомандующий по ряду вопросов
расходился во взглядах с Директорией. Неужели он
должен был вдобавок мешать наживаться троюрод-
ным братьям членов Директории?
Эти господа совершали блистательные безумства
в честь примадонн, ибо в большинстве городков, за-
нятых французской армией, имелись труппы опсры-
буфф. Гро, в то время рисовавший миниатюры, худож-
ник очень популярный в армии, где он был едва ли
не самым отчаянным сорвиголовой, писал портреты этих
красавиц.
Можно сказать, что армия никогда не знала та-
кой веселости, как в промежуток времени от вступле-
ния в Милан, 15 мая, до начала битвы при Арколе, в
ноябре. Нужно признаться и в том, что дисциплина
314
была слаба; республиканское равенство сильно под-
рывало уважение к чинам, и офицерам беспрекослов-
но повиновались только в бою, но это мало их забо-
тило: подобно своим солдатам, они только и думали,
что о развлечениях. Пожалуй, во всей армии один
только главнокомандующий казался равнодушным к
удовольствиям, хотя несчастная страсть, которую
питала к нему самая знаменитая и самая обворожи-
тельная актриса того времени, ни для кого не была
тайной.
До битвы при Донато Наполеон во всех сражениях
показал себя отличным полководцем второго ранга.
Переход через По у Пьяченцы был стремителен, пе-
реход моста у Лоди свидетельствует о блистательной
смелости. Но французской армии ни разу еще не угро-
жала гибель. Правда, на равнинах Пьемонта она
едва было не очутилась в опасном положении; но ту-
ринский двор поспешил выручить ее, порвав с Болье
и испросив перемирие в Кераско.
Совсем иного рода те военные действия, которые
мы сейчас изложим. Не одержи Наполеон побед при
Донато и Кастильоне, армия была бы уничтожена.
Его молодые солдаты не были бы способны преодо-
леть трудности неудачной войны, целиком состоя-
щей из отступлений и непрерывных стычек, да и
сам он не смог бы руководить ими. Вот единственное,
притом важное свойство, которого недоставало его
военному гению. Его кампания 1814 года во Фран-
ции — всецело наступательная; после Ватерлоо он
совсем пал духом; после отступления из России
в 1813 году ему следовало до последней крайности
оставаться на линии Одера.
Можно сказать, что на его месте 29 июля 1796 года
никто другой из полководцев Республики не имел бы
стойкости продержаться. Австрийцы обошли левый
фланг его армии и в то же время превосходящими
силами атаковали его в лоб.
Мы последовательно расскажем о битвах при Ка-
стнльоне, Арколе и Риволи, поставивших Наполеона в
первый ряд великих полководцев. Сражения при
Кастнльоне и Риволи характеризуются смелостью пла-
на; при Арколе к этому достоинству присоединилась
315
еще изумительная настойчивость в искусном выполне-
нии деталей.
Необычайная твердость духа, которую Наполеон
проявил в двух разных случаях, не дрогнув ни перед
Лонато, ни перед Арколе,— быть может, самое пре-
красное выражение гениальности, какое только встре-
чается во всей новой истории. И, заметьте, в этом от-
нюдь не сказалось отчаяние ограниченного ума. Нет,
то было решение мудреца, которого неминуемая гроз-
ная опасность не лишает способности ясно, вполне от-
четливо видеть, что еще возможно предпринять.
Это — деяние из числа тех, которые даже лесть не
может исказить, ибо нет в мире ничего выше; а в то
же время это одно из тех деяний, вернее сказать,
то единственное в мире деяние, которое оправды-
вает деспотизм как с точки зрения того, кто его осу-
ществляет, так и в глазах тех, кто его терпит.
Нашему представлению о Ганнибале, Цезаре,
Александре не хватает одного: мы недостаточно под-
робно знаем их историю, чтобь| судить, доходили ли
они когда-либо до столь плачевного состояния, как
Наполеон накануне Арколе.
В сражениях при Монтенотте, Миллезимо и на мо-
сту у Лоди Наполеон сам водил свои дивизии в бой.
Теперь, когда опасность увеличилась во сто крат и
когда недосмотр, оплошность, минутная слабость
могли повлечь за собой гибель всей армии, ему прихо-
дилось вводить в действие крупные силы иной раз да-
леко за пределами своего взора. По крайней мере ему
нужно было бы иметь генералов, на которых он мог
бы положиться *. Но, по несчастью, увеличивающему
его славу, быть может, только один Массена был до-
стоин осуществлять планы такого вождя. Ланн, Мю-
рат, Бесьер, Ласаль состояли в армии, но служили в
младших чинах.
Операциям при Лонато и Кастильоне, как бы под-
черкивая их величавую красоту, предшествовали собы-
тия, которые все сочли за тягчайшие поражения и ко-
торые благодаря этим операциям удалось исправить.
Таких, например, как Клебер, Сен-Сир или Дезе, во время
Аркольской битвы командовавший вместо Вобуа в Тироле.
316
Брешия была внезапно захвачена противником, и
в Милане все, даже самые пылкие приверженцы фран-
цузов, считали, что армия погибла безвозвратно.
Г-н фон Тугут, не без основания встревоженный
успехами Наполеона и опасностью, грозившей Mamje,
решил противопоставить французам новую армию и
нового полководца. Поэтому на смену Болье из Ман-
гейма во главе двадцатитысячного отборного вой-
ска явился маршал Вурмзер.
Вурмзер, родившийся в Эльзасе в дворянской
семье, прослужил в австрийской армии пятьдесят
лет; он отличился и в Семилетнюю и в Турецкую вой-
ны. Таким образом, ему выпала на долю слава во-
евать с Фридрихом Великим и с Наполеоном.
В 1793 году он прорвал линии противника у Вейсен-
бурга, в 1795 году разбил Пишегрю при Гейдельбер-
ге и вторгся в Пфальцскую область; то был старый
гусар, еще полный энергии.
В последних числах июля 1796 года силы сосредо-
точенной в Триенте австрийской армии достигли шести-
десяти тысяч человек, а Наполеон мог выставить про-
тив нее лишь тридцать пять тысяч. Взоры всей евро-
пейской аристократии были устремлены на Италию;
она твердо верила, что французская армия будет раз-
громлена.
Вурмзер не терял времени даром; во главе три-
дцатппятитысячного войска он выступил из Тироля,
держась долины Адидже, которая, как мы видели,
тянется параллельно восточному берегу озера Гар-
да и отделена от него Монте-Бальдо. Квазданович
с двадцатипятитысячиым корпусом двинулся вдоль
западного берега озера к Сало и Брешии.
Вечером 29 июля в Вероне и затем ночью Наполеон
получил донесения о том, что накануне в три часа
утра Массена под напором неприятеля, неизмеримо
превосходившего его силами, оставил важную пози-
цию Ла-Корона на Адидже и что пятнадцать тысяч
австрийцев неожиданно атаковали в Сало дивизию
генерала Соре, который, не проявив в решающих об-
стоятельствах должного хладнокровия, отступил к Де-
зендзано, вместо того, чтобы прикрывать Брешию.
Любой из числа известных в то время полководцев,
317
окажись он в положении Наполеона, счел бы себя
погибшим; он же сообразил, что противник, разделив
свои силы, тем самым дает ему возможность вкли-
ниться между двумя главными массами его армии
и атаковать их поодиночке.
Но необходимо было немедленно принять смелое
решение — вот то качество, без которого нельзя быть
полководцем.
Отсюда, к слову сказать, видно, почему о войне
так легко писать умные вещи и указывать правильные
пути, предварительно зрело обдумав их.
Следовало любой ценой помешать Вурмзеру со-
единиться на Минчо с Кваздановичем, ибо тогда его
натиск был бы неотразим. Наполеон имел мужество
спять осаду с Мантуи, оставив в траншеях сто сорок
орудий крупною калибра. Это была вся его тяжелая
артиллерия.
У него хватило смелости рассудить следующим
образом и поверить своему рассуждению: «Если я бу-
ду разбит, к чему мне осадный, парк? Придется тут
же бросить его. Если же мне ‘ удастся разбить не-
приятеля, то я снова найду под Мантуей свои пушки».
Была еще третья возможность: разбить противни-
ка — и оказаться не в состоянии продолжать осаду
Мантуи; но эта беда была бы не столь велика, как
несчастье быть изгнанным из Италии.
По-впдимому, Наполеон пожелал оказать мораль-
ное воздействие на своих генералов, дать им воз-
можность узнать его и самому поближе познакомиться
с ними; он созвал военный совет. Кильмеп и ученые
генералы высказались за отступление; якобинец Оже-
ро, исполненный благородного пыла, заявил, что не
уйдет, прежде чем его дивизия сразится с врагом.
Бонапарт сказал им, что, отступив, они потеряют
Италию, что невозможно будет снова привести десять
тысяч солдат на Савонские скалы; что действительно
армия Республики слишком слаба, чтобы устоять
против совокупности сил австрийской армии, но что
она может разбить поодиночке каждую из двух ее
главных масс. А, к счастью, эти мощные колонны еще
в течение тридцати или сорока часов будут разобще-
ны водами озера Гарда.
318
Следовало быстро отступить, охватить неприятель-
скую колонну и, спустившись к Брешии, разбить ее
наголову; затем вернуться на Минчо, напасть на
Вурмзера и отбросить его назад в Тироль. Но чтобы
осуществить этот план, нужно было в двадцать четы-
ре часа снять осаду Мантуи; нельзя было промешкать
даже шесть часов. Кроме того, следовало без малей-
шей проволочки перейти на правый берег Минчо во
избежание охвата французской армии обеими глав-
ными массами неприятельских войск.
Тем временем г-жа Бонапарт, последовавшая за
мужем в Верону, отправилась было назад в Милан,
дорогой на Дезендзано и Брешию; но неприятель
успел перерезать этот путь. Таким образом, она очу-
тилась совсем близко от австрийских застав и среди
австрийских патрулей. Она решила, что ее муж
погиб, пролила немало слез и наконец вернулась в
Милан, но обходом через Лукку. Почтительный прием,
который ей всюду оказывали, несколько утешил ее.
Вечером 30 июля дивизии Массены и Ожеро вме-
сте с резервом пошли на Брешию; но австрийская ди-
визия, овладевшая этим городом, немедленно высту-
пила оттуда, чтобы атаковать Наполеона, и уже по-
дошла к Лонато. 31 июля генерал Даллемань снова
занял Лонато после сражения, долго тянувшегося
с переменным успехом. 32-й пехотный полк стяжал се-
бе там неувядаемую славу; им командовал храбрый
полковник Дюпюи (впоследствии уже в чине гене-
рала убитый в Каире); то была первая битва при
Лонато
Французская армия расположилась иа Кьезе. Ква-
здапович горными проходами отошел к Гавардо. 1 ав-
густа в десять часов утра дивизия Ожеро во главе с
Наполеоном вошла в Брешию.
Дела австрийцев обстояли не так еще плохо; но
чтобы расстроить столь смело задуманный план На-
полеона, В>рмзср должен был со всей поспешностью
31 июля перейти Минчо у Пескьеры. Он мог без осо-
бых затруднений дойти до Лопаю и соединиться с
Кваздановичем; тогда французской армии не оста-
лось бы ничего другого, как немедленно вернуться на
Тичино или в Пьяченцу, а затем уже Вурмзер мог бы
319
беспрепятственно насладиться в Мантуе своим торже-
ством.
Но вместо того чтобы двинуться как можно скорее
на соединение со своим помощником, Вурмзер под
звон колоколов совершил триумфальный въезд в Ман-
тую и только 2 августа вечером, направляясь на Ка-
оильоне, перешел Минчо у Гойто. Квазданович, ко-
юрому горы и леса Гавардо облегчали попят-
ное движение, правда, отступал, но большого урона он
не понес.
2	августа Ожеро вернулся в Монте-Кьяро, а Мас-
сена занял позиции у Лонато и Понте-Сан-Марко.
Того же 2 августа, под вечер, генерал Валет (вско-
ре после этого разжалованный), которому было
поручено оборонять Кастильоне и удерживать аван-
гард Вурмзера подальше от армии, оставил Кастильо-
не с половиной своего отряда и явился в Монте-Кьяро,
где поднял тревогу в дивизии Ожеро.
3	августа эта дивизия, подкрепленная резервом,
двинулась на Кастильоне; дивизия Массены все еще
стояла в Лонато.
Чтобы принудить Кваздановича продолжать от-
ступление, французский полководец поставил под
угрозу его коммуникации с Тиролем и послал гене-
ралу Гюйё приказ спешно двинуться к Сало.
Все произошло совсем иначе, чем предполагалось.
Наполеон думал ударить по войскам Вурмзера, а вме-
сто этого наткнулся на левый фланг Кваздановича,
который снова пытался продвижением на Лонато со-
единиться со своим главнокомандующим. Верный ав-
стрийскому методу, Квазданович разделил свои силы
на несколько колонн. Одна из них напала у Лонато на
авангард Массены; французы вступили в бой с чрез-
мерной горячностью и понесли некоторые потери Но
вскоре главнокомандующий, подоспев с основными
силами дивизии, восстановил положение, стремитель-
ным натиском захватил Лонато и велел преследовать
по пятам эту колонну Кваздановича.
Но по счастливой для неприятеля случайности
небольшая австрийская колонна, прибывшая в Сало
раньше, чем Гюйё, решила, не найдя там никого, дви-
нуться дальше той самой дорогой, по которой напра-
во
вилась колонна, только что разбитая дивизией Массе-
ны. Она нагнала остатки этой колонны и помогла спло-
тить их.
В тот вечер (3 августа) Квазданович снова привел
свои колонны на их исходные позиции в Гавардо. А
пока Наполеон, намереваясь идти па Вурмзера, нано-
сил поражения Кваздановичу, Ожеро у Кастильоне
атаковал и разбил авангард австрийского марша-
ла. В тот же день и еще два дня спустя Ожеро был ве-
ликим полководцем, чего никогда больше с ним не слу-
чалось.
4	августа, обнаружил что Вурмзер после понесен-
ной им накануне неудачи подвигается очень нереши-
тельно, Наполеон воспользовался этой передышкой,
чтобы бросить против Кваздановича Гюйё и Сент-Иле-
ра. Эти генералы сумели пройти незамеченными за
Гавардо, где стояли двенадцать или пятнадцать ты-
сяч солдат Кваздановича. Последний ввиду угрозы с
тыла наконец решился двинуться обратно на Риву, в
северный конец озера.
Итак, Наполеон отделался от этого корпуса, еше
накануне весьма грозного; сила этого корпуса представ-
ляла такую же опасность, как и направление, кото-
рое он избрал; продолжай он идти этим путем, он
мог бы непрестанно тревожить левый фланг француз-
ской армии и помешать ей дойти до Миичо.
Вот при каких обстоятельствах (4 августа в 5 ча-
сов вечера), в то самое время, когда Квазданович
принял решение отойти к Риве, произошло знаменитое
внезапное нападение при Лонато, которое дало
французскому генералу случай проявить такое присут-
ствие духа.
Две тысячи австрийцев, которым пригрозили рас-
стрелом, благодушно сдались в плен; у них было че-
тыре орудия.
Здесь ясно обнаруживается различие в духовном
складе двух народов: в ту самую минуту, когда двух-
тысячный австрийский отряд сложил оружие, даже
не подумав попытать счастья в бою, Гюйё и Сент-Илер
стремительно атаковали австрийский лагерь в Гавар-
до. Нападение при Гавардо вызвало беспорядочное
бегство австрийцев, которых было двенадцать—пят-
21 Cieiiiuuib Т XI	321
надцать тысяч. А нападение австрийцев на штаб-квар-
тиру Наполеона доставило ему больше пленных, чем
у пего было солдат.
Все эти изложенные нами здесь маневры были ис-
кусны, смелы, но еще не дали решающих результа-
тов. Если бы Кваздаповичу не пришла странная
мысль бежать дальше, чем за ним гнались, он смог
бы через озеро Гарда или даже через Дезендзано
установить связь со своим главнокомандующим. Обе
главные массы австрийских войск могли ударить од-
новременно и сойтись у Лонато.
Но ничего этого не случилось: Вурмзеру не хвата-
ло предприимчивости, а Кваздановичу — смелости.
Битва, которая должна была решить успех всей
операции, произошла 5 августа.
Вурмзер разделил свое войско на несколько ко-
лонн и наконец не придумал ничего лучшего, как при-
вести на поле решающего сражения всего-навсего
двадцать пять тысяч человек. Одни только дивизии
Массены и Ожеро, подкрепленные резервами и рас-
положенные Бонапартом вблизи Кастильоне, дости-
гали численности неприятельской армии, а француз-
ский полководец еще поджидал дивизию Серрюрье,
которая должна была выйти в тыл левого фланга ав-
стрийцев.
«5 августа на рассвете мы оказались лицом к лицу
с неприятелем,— пишет Наполеон в своем донесении
Директории1. Но еще и в шесть часов все остава-
лось неподвижным. Я заставил всю армию несколь-
ко отойти назад, чтобы привлечь на себя неприя-
теля».
Сражение началось; но французы дрались, не пы-
таясь оттеснить неприятеля; вдруг вдали на равнине,
со стороны Каврианы, появляются войска Серрюрье.
Тогда Бонапарт завязывает ожесточенный бой на пра-
вом фланге и в центре своего расположения.
Вурмзер видит, что его обошли с левого фланга;
он боится быть сброшенным в озеро Гарда; наконец
он соображает, что только поспешное отступление мо-
1 Сочинения Наполеона, 4 тома, изд Панкука, 1826, т. I,
стр. 104.
322
жет его спасти; он переправляется обратно через
Минчо, оставив двадцать пушек.
Но ведь он мог призвать к себе войска Кваздано-
вича и основательно укрепиться на Минчо: ничто не
мешало ему опереться левым флангом на Мантую,
гарнизон которой — пятнадцать тысяч свежего вой-
ска — имел теперь полную свободу действий.
6 августа, в то время как на Минчо главные силы
французской армии оживленной пальбой приковыва-
ли к себе внимание австрийцев, Массена поспешно пе-
решел реку у Пескьеры и обрушился на правый
фланг Вурмзера, расположенный напротив этой кре-
пости; наспех сооруженные, едва законченные поле-
вые укрепления были взяты стремительным на-
тиском, и неприятель наконец решился отступить в до-
лину Адидже; в этом деле отличился генерал Виктор.
7 августа в десять часов вечера Наполеон снова
вступил в Верону. При этом венецианский про-
ведитор сыграл самую комическую роль; он уверял,
что соблюдает нейтралитет, а на деле вел себя дву-
лично; он пытался выставить войска против армии-
победительницы, но не нашел ни одного солдата, ко-
торый согласился бы драться.
Вурмзер впервые показал, что он может двигаться
быстро; он прошел по долине Адидже до Аллы. Генерал
Бонапарт приказал преследовать его, и наконец
12 августа французская армия вновь овладела всеми
теми позициями, которые она занимала до того, как ав-
стрийский маршал предпринял наступление.
Эти изумительные успехи были куплены дорогой
ценой — непоправимой потерей всей тяжелой артил-
лерии, которую армия с таким трудом сосредоточила
под стенами Мантуи. Дивизия Серрюрье под коман-
дованием генерала Фьорелла снова расположилась
в виду этой крепости, но об осаде нечего было уже
думать. Пришлось ограничиться простой блокадой.
Это дело поручили генералу Саюгэ.
Маршал Вурмзер вернулся в Тироль, отнюдь не
отбросив французов до Алессандрии. Он потерял де-
сять или двенадцать тысяч человек и пятьдесят ору-
дий, но, что еще важнее, он утратил воинскую честь.
Если бы образование этого полководца соответст-
323
вовало его личной храбрости, он мог бы почерпнуть в
истории войн полезные предупреждения. Ведь имен-
но здесь, в тех самых местах, где он был разбит на-
голову, принц Евгений Савойский в 1705 году со-
вершил свой изумительный поход против герцога
Вандомского. Этот генерал, среди полководцев Лю-
довика XIV слывший одним из самых стремительных,
завладел Мантуей, но дал обхватить свой левый фланг.
Принц Евгений имел неслыханную смелость перепра-
вить свою пехоту на лодках с левого берега озера к
Гавардо, по водам, где ветер вызывает такое же бур-
ное волнение, как на море. Этот необычайный маневр
занял целых шесть дней. Наполеону не потребова-
лось бы и половины этого времени, чтобы уничтожить
армию, которая посмела бы на виду у него предпри-
нять подобную попытку. Нельзя забывать, что в про-
межутке между 1705 и 1796 годами появился великий
Фридрих, который ввел в военное искусство быстрые
переходы.
ГЛАВА XI
19 августа 1796 года испанский король заключил
с Французской республикой наступательный и оборо-
нительный союз. Это событие благотворно подейство-
вало на правительства Неаполя и Турина. Нельзя за-
бывать о том, что еще оставалось в силе: в случае по-
ражения на Адидже сардинский король мог
уничтожить французскую армию. Бездарность Дирек-
тории была причиной того, что Пьемонтская армия не
сражалась под командованием Бонапарта; она со-
хранилась в целости, и какой-нибудь дворцовой интри-
ги было бы достаточно, чтобы бросить ее против него.
Как только австрийцы вернулись в Тироль, Вурм-
зер, пополнив свои силы несколькими батальонами,
снова приобрел численный перевес над французами.
Ему было приказано во что бы то ни стало освобо-
дить Мантую, но он так плохо представлял себе ха-
рактер своего противника, что вообразил, будто смо-
жет достичь этого без боя.
Оборона Тироля была возложена на Давидовича,
имевшего в своем распоряжении двадцать тысяч сол-
324
дат. Сам Вурмзер с остальными двадцатью шестью
тысячами перешел горы, окаймляющие долину Ади-
дже у истоков Бренты, и спустился вдоль этой реки, на-
мереваясь выйти через Порто Леньяно в тыл фран-
цузской армии.
Случаю угодно было, чтобы именно тогда, когда
Вурмзер углубился в долину Бренты, французский
полководец, только что получивший подкрепление в
шесть тысяч солдат, сам двинулся па Тироль. Он хо-
тел попытаться осуществить соединение с Рейнской
армией. Несколькими месяцами раньше, после заклю-
чения мира с сардинским королем, Наполеон предста-
вил этот план Директории, но Журдан тем временем
потерпел поражение, а Моро, оказавшись в опасности,
начал отступать и думать не мог о том, чтобы вторг-
нуться в Тироль.
Когда Наполеон 2 сентября двинулся в долину
Адидже, он не знал ни о поражении, понесенном Жур-
даном, ни о том, что Вурмзер идет на Бассано.
Произошли блестящие сражения при Мори и Каль-
яно и битва при Ровередо. Поражения ничему не на-
учили австрийцев, они повторяли все те же ошибки.
Их полководцами были старики; верные отжившим ме-
тодам ведения войны, они, сражаясь против человека,
который действовал всей массой своего войска сразу,
раздробляли свои силы на мелкие отряды. Новая
тактика была бы тем более необходимой для ав-
стрийцев, что французская армия, воодушевленная
любовью к свободе, воинской гордостью и доверием
к своему предводителю, являла пылкость и смелость
прямо невероятные.
глава хп
Пользуясь этой продолжительной бездеятельно-
стью Итальянской армии, которая была на отдыхе
два месяца, с 15 сентября до 15 ноября 1796 года, мы
позволим себе высказать несколько мыслей.
Я сознаю, что в этой книге слишком часто встре-
чаются описания битв; но как обойтись без серии та-
ких рассказов, если наш герой с этого начал, если его
325
характер определили радости славы, которую обрета-
ешь, повелевая солдатами и побеждая вместе с ними?
Эти рассказы о битвах покажутся не столь уж ли-
шенными интереса, если призадуматься над следую-
щими соображениями. В обществе наших дней, как-
никак, беспрестанно говорят о войне. В будущем сра-
жаться будут не за обладание какой-нибудь обла-
стью (это дело довольно маловажное для общего
блага), а за обладание Хартией или за определенный
образ правления. И, наконец, в этот век повального
лицемерия военные доблести—единственные, кото-
рые невозможно с выгодой для себя заменить лице-
мерием.
Дать определение военного искусства очень нетруд-
но, если решиться быть правдивым и отказаться
от громких слов; для главнокомандующего оно заклю-
чается в том, чтобы его солдаты оказывались на по-
ле битвы в соотношении два против одного
Этим все сказано; это единственное правило. Но
часто для применения его имеются всего-навсего две
минуты.
Эту трудность нельзя преодолеть заранее накоп-
ленным запасом мудрых рассуждений и хорошо из-
ложенных фактов. Приходится в две минуты, неред-
ко среди криков и волнения, придумывать разумные
меры. При таких обстоятельствах маршал Ней пре-
вращался в подлинный вулкан разумных и твердых
мыслей; в обычной обстановке он говорил мало н не-
складно; казалось даже, что застенчивость застав-
ляет его смущаться.
Воодушевление, пожалуй, необходимо, когда че-
ловек рискует жизнью; оно необходимо для капитана
гренадеров, для Гарданна, у Боргетто бросающегося в
Минчо; но для главнокомандующего война — партия
в шахматы.
На углу этого готического замка вы видите высо-
кую башню; на скользкой черепичной крыше, увен-
чивающей ее, вы замечаете кровельщика; он забрался
так высоко, что кажется крохотным; стоит ему упасть—
он разобьется насмерть. Но там, наверху, ему некогда
думать об опасности, которой он подвергается. Его
дело — крепко приколотить черепицу, постараться не
326
расколоть ее, вгоняя гвозди, словом, приладить ее
как можно прочнее.
Если вместо того, чтобы думать о своих черепицах,
он начнет размышлять о возможной опасности, он
не сделает ничего путного.
Точно так же, стоит только полководцу поддаться
слабости и подумать о том, что он рискует жизнью,—
он сможет уделить своей шахматной партии лишь по-
ловину внимания. А внимание требуется необычай-
ное; ведь приходится одновременно и составлять пла-
ны обширных операций и предвидеть помехи, каза-
лось бы, ничтожные, но способные все остановить.
Вот почему вокруг Наполеона царило глубокое мол-
чание; рассказывают, что во время самых великих его
сражений в том месте, где он находился, можно бы-
ло, если не считать гула канонады, дальней или близ-
кой, услышать полет осы: люди боялись кашлянуть.
Главнокомандующий должен вести свою шахмат-
ную партию с напряженнейшим вниманием, а в то же
время ему нельзя быть естественным; он должен быть
актером; и здесь, как и во всем, степень грубости ко-
медии рассчитана на умственный уровень тех, для
кого ее разыгрывают.
Всем известны изумительные чудачества великого
Суворова. Катина, единственный дельный полководец
последних лет царствования Людовика XIV, в огне бит-
вы сохранял вид бесстрастного философа, что совер-
шенно чуждо французскому характеру. Солдат этой
нации нужно поражать чем-нибудь внешним, тем, что
нетрудно заметить; для них нужно быть блистатель-
ным комедиантом, таким, как король Мюрат (очень
похожий на картине Гро, изображающей битву при
Эйлау), или же человеком особенным, единственным
в своем роде, окруженным генералами в расшитых зо-
лотом мундирах и одетым в серый неформенный сюр-
тук; но этот серый сюртук предписан правилами коме-
дии совершенно так же, как неимоверно пышные сул-
таны Мюрата, как надменный вид этого гусарского
сублейтенанта. В армии, действовавшей в Италии,
восхищались даже болезненным видом главнокоман-
дующего.
Любовь не разбирает обстоятельств, при которых
327
она зарождается; коль скоро чувство возникло, свое-
образие довершит остальное.
Обычно человек года в двадцать два более всего
способен за две минуты принимать решения по самым
важным делам. Жизненный опыт ослабляет эту спо-
собность, и мне кажется очевидным, что под Москвой
или за две недели до битвы под Дрезденом Наполеон
был менее великим полководцем, чем при Арколе или
Риволи.
Для начальника дивизии военное искусство заклю-
чается в том, чтобы причинять со своей дивизией как
можно больше вреда неприятелю и терпеть от него
как можно меньший ущерб. Талант дивизионного гене-
рала растет с приобретением опыта, и если его здо-
ровье не слишком расшатано, то годам к пятидесяти
этот талант, пожалуй, достигает наибольшего рас-
цвета.
Отсюда видно, как бессмысленно поручать верхов-
ное командование старым дивизионным генералам.
Однако именно так действовала Пруссия при Иене;
Калькрейт, Моллендорф и герцог Брауншвейгский
были старые дивизионные генералы Фридриха. В до-
вершение беды некоторые из этих старых генералов
были придворные люди; это означает, что они изо дня
в день в течение тридцати лет ощущали, как легко са-
мое ничтожное обстоятельство может свернуть чело-
веку шею.
Это правило — причинять как можно больше вре-
да, а самому терпеть как можно меньший ущерб—рас-
пространяется, последовательно нисходя, на всех, от
дивизионного генерала до самого скромного сублей-
тенанта, командующего взводом в двадцать пять че-
ловек.
Когда французский генерал во главе двадцатиты-
сячного войска атакует десять тысяч австрийцев,
неважно, что у австрийцев в нескольких лье от поля
битвы имеется еще пятнадцать—двадцать тысяч сол-
дат, раз этот второй корпус сможет прийти на помощь
первому, атакованному французами, только тогда, ко-
гда тот уже будет разгромлен.
Опыт показывает, что тысяча солдат, уверенных в
победе, разбивают две и даже четыре тысячи чело-
328
век, которые весьма храбры каждый в отдельности, но
сомневаются в исходе боя. Гусарский полк может из-
рубить саблями шесть тысяч бегущих пехотинцев;
но пусть только военачальник, действующий хладно-
кровно, соберет этих беглецов за какой-нибудь изго-
родью, велит срубить десяток деревьев и завалить вет-
ками путь кавалерии,—она, в свою очередь, обратит-
ся в бегство.
Но это исключение отнюдь не опровергает основ-
ного и, можно сказать, единственного правила, кото-
рое для главнокомандующего заключается в том, что-
бы его солдаты на поле битвы сражались двое про-
тив одного.
Главнокомандующий руководствуется совершенно
тем же принципом, что и грабители, когда они на пе-
рекрестке, в ста шагах от патруля из десяти человек,
нападают втроем на одного прохожего. Какой прок
несчастному ограбленному от патруля, который подо-
спеет три минуты спустя?
Каждый раз, когда Наполеон отрезал фланг непри-
ятельской армии, все заключалось в том, что он до-
стигал соотношения два против одного.
При Ровередо, Бассано п во всех боях Тирольской
кампании тысяча французов всегда наносила пораже-
ние трем тысячам австрийцев. Следовательно, проти-
вопоставляя тысяче австрийцев тысячу французов,
Наполеон следовал приведенному правилу.
Главная трудность флангового марша заключает-
ся в следующем: при условии, что солдаты обеих ар-
мий одинаково подвижны и храбры, может случить-
ся, что один из восьмитысячных корпусов армии, со-
вершающей фланговый марш, будет окружен непри-
ятельскими войсками в числе шестнадцати тысяч.
То же самое может случиться и прп переходе от
оборонительных действий к наступательным. Пред-
ставим себе, что армия, в оборонительном положении
занимающая левый берег Сены от Парижа до Гонф-
лера, имеет примерно восемьдесят или сто постов по
сто человек и пять или шесть отрядов по две—три ты-
сячи человек. Чтобы перейти в наступление против
армии, идущей, допустим, из Шартра, она должна
сплотиться в один корпус илн, самое большее, в два.
329
Если для этой операции каждый из небольших отря-
дов пойдет по кратчайшей — то есть по знаменной—
линии, то ясно, что эта армия, если она слишком дол-
го будет медлить со своим движением, произведет под-
линный фланговый марш на глазах у неприятеля, а
это даст ему возможность напасть в числе четырех
тысяч человек на две тысячи.
Неважно, что в пяти лье от поля битвы у тех двух
тысяч солдат будет шесть тысяч боевых товарищей:
они подоспеют только тогда, когда две тысячи атако-
ванных уже будут разгромлены, иначе говоря, чело-
век двести убито, шестьсот ранено, четыреста
взято в плен, а шестьсот потеряют голову, или, вы-
ражаясь военным языком, будут деморализованы.
Следовательно, генерал Мак в своем походе про-
тив Шампионне (1799 год) действовал правильно; его
ошибка, когда он выступил из Неаполя, чтобы ата-
ковать французов в Риме, заключалась единственно
в том, что он вообразил, будто у него есть солдаты.
Исходя из этого предположения, шесть тысяч неа-
политанцев атаковали три тысячи французов; глав-
нокомандующий — и тот не в силах был бы сделать
больше.
Одно обстоятельство вносит путаницу во все рас-
суждения о войне: в новых языках одним и тем же
словом «армия» обозначается и войско, сосредоточен-
ное так, что оно может дать сражение через час, и
войско, рассеянное для длительного пребывания на
пространстве в двадцать лье. Так, например, армией
именуется сто тысяч человек, расположенных пример-
но следующим образом: двадцать тысяч — у арки
Звезды, сорок тысяч —в Булонском лесу, двадцать
тысяч — в Булони и двадцать тысяч — в Отейле; или
такое же количество солдат, рассеянных по всем де-
ревням от Булони до Руана.
Очевидно, что эта вторая армия сможет дать сра-
жение, только когда она будет сосредоточена в одном
месте; но чтобы она целиком собралась на простран-
стве в два квадратных лье, таком, как Булонский лес
и его окрестности, необходимо, во-первых, двадцать
четыре часа времени, во-вторых, главнокомандующий
должен заранее обеспечить ее съестными припасами
ззо
или же сосредоточивать па этом небольшом простран-
стве сто тысяч пайков в сутки.
Отсюда, между прочим, явствует, что верное сред-
ство заставить австрийцев прийти в движение — это
напасть на город, где у них помещаются продоволь-
ственные склады; для австрийской армии этот город
всегда является тем, чем была Мантуя для армии ге-
нерала Бонапарта в конце 1796 года: средоточием
всех помыслов.
Каждые тридцать лет, в зависимости от того, како-
му рецепту для разгрома неприятеля уделяется в силу
моды наибольшее внимание, термины военного искус-
ства меняются, и профан воображает, будто, переме-
нив названия, он стал мыслить более совершенно *.
Мы знаем замечательные рассуждения Наполео-
на о победах Ганнибала,Тюренна,Фридриха II, Юлия
Цезаря и т. д. Наполеон был достаточно уверен в сво-
их мыслях, чтобы позволить себе полную ясность в
выражениях. Читая эти рассуждения, постигаешь всю
смехотворность большей части пышных фраз о воен-
ном искусстве.
ГЛАВА XIII
Октябрь месяц Наполеон посвятил заботам о внут-
ренних делах Италии.
Угроза вторжения Вурмзера оживила надежды
римской курии, и она перестала выполнять условия пе-
ремирия в Фолиньо. Чтобы удерживать эту опасную
силу в покорности, приходилось искусно чередовать
переговоры с угрозами; двадцать месяцев спустя кар-
динал Руффо в Калабрии показал, какие чудеса мо-
жет совершить умело направленный религиозный фа-
натизм 1 2.
Снабдив гарнизон Мантуи заранее заготовлен-
ным продовольствием, правительство Модены тем са-
мым нагло нарушило условия перемирия. Французы
заняли Модену. Патриоты Реджо сами совершили у
себя революцию.
1 То же самое наблюдается в искусстве врачевания.
2 См. весьма правдивый труд Колетты «История Неапо-
ля с 1735 по 1815 год».
331
Возник вопрос о создании республик по образцу
Франции. В результате конгресса, созванного по пред-
ложению французского полководца и мудро им орга-
низованного, Болонья и Феррара образовали одну рес-
публику; другая была создана в Реджо. Обе эти рес-
публики, в память о древних названиях римских про-
винций получившие наименование «Циспаданских»,
просуществовали очень недолго. Бонапарт стремился
к созданию этих государств только в интересах своей
армии; более возвышенные соображения возбраня-
лись ему предрассудками Барраса и Ребеля, да и са-
мих итальянцев. В те времена каждый город Италии
ненавидел и презирал соседний город; судя по все-
му, это положение вещей установилось еще до того,
как Италия была завоевана римлянами, и несколько
смягчилось только в период существования Итальян-
ского королевства, с 1802 по 1815 год. Еще и поныне
эта ненависть является самым сильным препятствием
к свободе или, по крайней мере, к независимости
Италии.
Поощряя образование этих недолговечных респуб-
лик, Наполеон вместе с тем охотно сохранил бы кое-
какие привилегии за дворянами и духовенством, ибо
он прежде всего желал, чтобы во время борьбы, пред-
стоявшей на Адидже, эти два могущественных клас-
са не были против него. Неудачи республиканской
армии в Германии заставляли его ожидать, что эта
решительная борьба начнется в весьма близком буду-
щем; но говорить молодым патриотам, составлявшим
его армию, о чем-либо ином, кроме чистой демократии,
было бы с его стороны величайшей неосторожностью.
Энтузиазм миланцев охлаждало весьма основа-
тельное опасение, как бы после заключения мнра их
не вернули под власть Австрии, возместив ей этим
утрату Бельгии. Движимый политической честностью,
генерал Бонапарт старался как можно меньше ком-
прометировать население этих областей, которое пре-
терпело бы ужасные страдания, если бы Австрия ко-
гда-либо получила возможность покарать его за лю-
бовь к французам ’; поступая так, он следовал пред-
1 Ссылки в Бокка ди Каттаро в 1799 году. В 1801 году я был
очевидцем возвращения сосланных в Брешию. См. захватываю-
332
писаниям Директории, на сей единственный раз про-
явившей благоразумие.
Истинная цель всего этого показного политическо-
го устроения Верхней Италии заключалась в том, что-
бы дать пишу самолюбию жителей этого края и побу-
дить Ломбардию создать несколько наемных полков.
Предполагалось, что эти полки совместно с нацио-
нальной гвардией республик долины По обеспечат по-
рядок в завоеванных областях, благодаря чему часть
французских гарнизонов сможет найти иное приме-
нение.
Остальные области Италии не сулили для армии
ничего доброго. Переговоры с Неаполем затягивались;
политика Пьемонта казалась неустойчивой. Было не-
постижимо, каким образом король Виктор-Амедей
не замечал, что его положение совершенно совпадало
с положением, создавшимся в 1705 году, когда его
предок Карл II выступил против стоявших на Адидже
войск Людовика XIV и привел их к гибели.
Оправившись от первого испуга, папа уже не по-
мышлял о заключении мира. Генуэзский сенат, устав
от реквизиций, производившихся для содержания
французских войск, поощрял мятежи, то и дело вспы-
хивавшие в имперских ленных владениях, вкраплен-
ных в генуэзскую территорию.
Что касается Венеции, то она люто ненавидела
Французскую республику; опа имела возможность на-
носить армии огромный вред, но ей почти в равной
мере недоставало и просвещения и мужества. К сча-
стью для Франции, в Венеции уже перевелись такие
люди, как Морозини, Дандоло, Альвиано. Их ничтож-
ные преемники даже не заметили, что они держат в
своих руках судьбу этой армии, внушавшей им такой
ужас.
Там, как и повсюду, старая Европа не могла про-
тивопоставить Республике ничего, кроме изворотливо-
сти и предательства. За пределами Франции сила во-
ли уже не существовала; исключение составляли толь-
ко Питт и Нельсон. Быть может, именно поэтому Анг-
щую историю их заключения в книге несчастного Апостоли (указ,
соч.). О Шпильберге в 1821 году см. «Le mie Prigioni> Силь-
вио П е л л и к о.
333
лия, так мало заинтересованная в борьбе старых мо-
нархий материка с Республикой, оказалась в конце
концов во главе коалиции; ибо мне не верится, чтобы
в 1796 году английской аристократии приходилось
хоть сколько-нибудь опасаться радикалов. Как бы то
ни было, Англия и по сей день расплачивается за то
удовольствие, которое ее аристократия сорок лет назад
доставила своей гордости; существует огромный госу-
дарственный долг, по которому приходится платить
проценты.
Франция, имевшая тогда двадцать пять миллионов
населения, насчитывает его теперь тридцать три мил-
лиона (1837); народ стал в ней собственником, при-
обрел благосостояние, нравственность и досуг; тогда
как из пятнадцати миллионов англичан десять милли-
онов вынуждены работать по четырнадцать часов в
сутки, чтобы не умереть с голоду на улице. Таким об-
разом, Англия ныне — единственная страна Европы,
на которой еще отзываются бедствия, вызванные борь-
бою с революцией, а Франция растет и возвышает-
ся, несмотря на свою неуверенность в том, какое пра-
вительство у нее будет в 1847 году.
Чтобы сделать мало-мальски сносным положение
тех, кто не имеет собственности, английская аристо-
кратия вынуждена отказываться от своих привилегий;
ей приходится под страхом неминуемого восстания
давать больше свободы. Вот, думается мне, грозный
ответ г-ну Питту; вероятно, близкое будущее готовит
такой же ответ г-ну Меттерниху.
В октябре 1796 года Наполеон главным образом
старался продлить то сонное оцепенение, в котором на-
ходилась Венеция; в этом начинании ему противодей-
ствовал прокуратор Педзаро, который ценою настой-
чивых просьб и бесчисленных унижений убедил ску-
доумный сенат объявить набор словенской милиции
и снарядить флотилию для защиты лагун.
Поведение римской курии становилось нестерпи-
мым, и Бонапарт уже намеревался идти на Рим, но
передвижения австрийских войск заставили его за-
няться исключительно тем, что должно было совер-
шиться на Адидже.
Все еще отказываясь понять истинное положение
334
дел в Италии, Директория представила папе проект
мирного договора, содержавший шестьдесят четыре
статьи; такой договор она могла бы навязать ему, ес-
ли бы ее войска стояли лагерем на Яникуле.
Эта дерзость имела для армии печальные послед-
ствия; римская курия сочла перемирие несостоявшим-
ся, и деньги, назначенные на уплату военной контри-
буции, не были внесены.
Молитвы, мессы, сорокачасовые бдения, процес-
сии — все было пущено в ход, чтобы разжечь нена-
висть невежественного и страстного народа, который
впоследствии давал Франции превосходных солдат.
Коннетабль Колонна за свой счет снарядил пехот-
ный полк; князь Джустиниани — кавалерийский;
удалось таким образом вооружить восемь тысяч чело-
век. В дальнейшем мы расскажем о забавной судь-
бе этой армии.
Положение республиканской армии несколько
улучшилось благодаря мирному договору с Неаполем,
подписанному 10 октября; Наполеон убедил Карно в
необходимости заключить этот мир; остальные четыре
члена Директории дали свое согласие весьма неохот-
но. Ларсвельер-Лепо был человек благородный и пря-
мой; Ребель был не лишен административных способ-
ностей; но можно утверждать, что Директория никогда
ничего не понимала в итальянских делах.
Престарелый король Сардинии умер; его преемник
Карл-Эммануил ответил па предложение союза прось-
бой уступить ему Ломбардию. Членам Директории
следовало обещать ему хотя бы часть этой провинции
и позволить Наполеону раздать придворным нового
короля четыре миллиона. Они не пошли на это: каза-
лось, они ревностно подготовляли страшное событие,
которое едва не произошло при Арколе. Они упорно
отказывались признать, что стоит только Пьемонту из-
менить свою политику, и французская армия, не имея
ни операционной базы, ни даже линии отхода, ока-
жется в опаснейшем положении.
В момент самых тяжких затруднений на Адидже
Наполеон послал к генуэзскому дожу своего адъютан-
та, которому поручено было изложить ряд претензий
и потребовать их удовлетворения, угрожая в случае
335
отказа двинуться на Геную. Среди генуэзской ари-
стократии не нашлось никого, кто бы расхохотался в
лицо адъютанту, и 9 октября она подписала мирный
договор, которым предоставляла себя в распоряжение
Французской республики и обязывалась уплатить че-
тыре миллиона.
Крестьяне имперских ленных владений оказались
менее безвольными, чем эта аристократия; ненависть
придала им мужество; вторично вспыхнуло восстание,
но оно было подавлено летучим отрядом.
Корсиканцы, недовольные англичанами, которых
они призвали к себе на остров, обстреливали их из
ружей; английский генерал занял Порто-Феррайо. На-
полеон весьма умело подготовил экспедицию генерала
Джентили; несмотря на сторожевые суда неприятеля,
он 12 октября 1796 года с кучкой солдат высадился на
Корсике. В несколько дней Джентили изгнал с остро-
ва англичан и французских эмигрантов.
Такова была политическая деятельность Наполео-
на от битвы при Сан-Джорджо 15 сентября 1796 го-
да до безуспешного штурма Кальдьеро 12 ноября того
же года. Директория, втайне, быть может, желавшая
его поражения, не оказывала ему никакой поддерж-
ки. Нетрудно представить себе, что его переписка с
этим бездарным и недоброжелательным правительст-
вом ие была образцом искренности.
ГЛАВА XIV
Наполеон избегал раздражать Директорию по ма-
ловажным поводам. В его армии воровали бесстыд-
нейшим образом как из запасов, получаемых у насе-
ления путем реквизиций натурой, так и из денежных
контрибуций. Люди, ведавшие всеми этими делами, бы-
ли навязаны Наполеону Директорией и выдавали се-
бя за родственников или любимцев директоров. Гене-
рал Бонапарт, часто вынужденный нарушать неле-
пые распоряжения, получаемые им из Парижа по
вопросам первостепенной важности, не хотел ссориться
с Директорией из-за пустяков. Действительно, какое
значение имело для армии то, что какой-нибудь двою-
родный брат Барраса прикарманил двести— триста
336
тысяч франков? Важно было другое: чтобы Наполео-
ну прислали подкрепление в две—три тысячи
человек.
Уже тогда Наполеону не могла не прийти в голо-
ву мысль, впоследствии им осуществленная,— мысль
учредить должность главного сборщика, в кассу кото-
рого стекались бы все контрибуции. Из этой кассы
ничего не должно было выдаваться без подписи выс-
шего должностного лица, именуемого главным казна-
чеем или главным интендантом. Из донесений, кото-
рые главнокомандующий посылал Директории, видно,
что он нашел для этой важной должности человека
даровитого и безукоризненной честности — казначея
Буано. Следовательно, создать это ведомство было
делом весьма несложным. Но, во-первых, генерал Бо-
напарт нажил бы себе множество врагов, во-вторых, в
Париже Директория испытывала невероятную нужду
и величайшие денежные затруднения. Налоги поступа-
ли в государственное казначейство исключительно
ассигнациями, ценность которых в звонкой монете со-
ставляла одну стопятидесятую их номинальной сто-
имости. Директория была вынуждена перейти от бу-
мажных денег к металлическим. Никто из членов Ди-
ректории не был настолько сведущ в политической
экономии, чтобы довериться естественному ходу вещей
и уразуметь, что великая нация, которой постоянно
нужны деньги для повседневного обмена и торговых
сделок, неизбежно окажет доверие на все время,
какое потребуется, той монете, какую введет прави-
тельство.
Директория считала, что ей как нельзя более не-
обходим кредит, который ей оказывали дельцы, окру-
жавшие ее. Она была убеждена, что без них Фран-
ция погибнет.
Баррас оказывал покровительство большинству
этих дельцов. Они приезжали в Италию с поручения-
ми от Директории. Благодаря Баррасу Наполеон был
назначен главнокомандующим; в памятный день
13 вандемьера он номинально состоял под началь-
ством Барраса, и именно с этого дня началось его воз-
вышение.
Когда члены Директории распределяли между со-
22. Стендаль. T XI.	337
бой обязанности, Баррас взял в свое ведение личный
состав армий, а Карно — руководство их передвиже-
ниями и планами кампаний.
Не одни только чиновники-казиокрады, пользовав-
шиеся покровительством Директории, затрудняли ра-
боту главнокомандующего. Помехой для армии, дей-
ствовавшей в Италии, явились и правительственные
комиссары, постоянно враждовавшие с главнокоман-
дующим. Эти комиссары, в свое время бывшие пред-
ставителями народа, хорошо помнили, какую важную
роль они играли в армии при революционном прави-
тельстве. В те годы они одним своим постановлением
отрешали генерала от командования и предавали
его революционному суду, обычно присуждавшему его
к смертной казни.
Судя по всему, правительственные комиссары при
Итальянской армии решали вопросы, связанные с раз-
мещением войск; от них, например, зависело послать
пол^ бригаду в действующую армию или же иа гар-
низонную службу в какую-нибудь крепость Лигурии.
По-видимому, эти комиссары в значительной мере рас-
поряжались и денежными поступлениями в счет кон-
трибуций, взимавшихся армией с мелких итальянских
князьков. Из переписки Наполеона видно, что они по-
зволяли себе издавать приказы, устанавливавшие
поборы с дивизионных генералов Итальянской армии1;
правда, Наполеон запрещал своим генералам подчи-
няться этим приказам.
Имена этих комиссаров— Гарро и Саличетти. Вто-
рой из иих был человек иа редкость проницательный;
впоследствии он стал премьер-министром и министром
полиции одного из «французских» королей в Неапо-
ле. Он умер, отравленный кем-то из своих подчинен-
ных. Несколько раньше заговорщики пытались взо-
рвать его дворец.
Политика Наполеона не позволяла ему предавать-
ся порывам гнева, который в нем вызывали хищения
чиновников и поставщиков, пользовавшихся покрови-
тельством Директории, и крайнее расстройство финан-
сов его армии. Еще менее дерзал он жаловаться на
4 Сочинения Наполеона, изд Панкука, т. I.
зза
действия правительственных комиссаров Гарро и Са-
личетти.
Директория направила к нему некоего генерала с
поручением тайно следить за ним и обо всем осведо-
млять Директорию. Наполеон легко мог подвергнуть
великим опасностям генерала Кларка, которому было
дано это своеобразное поручение. Такой образ дей-
ствий вполне отвечал бы старинным итальянским
нравам. Но Наполеон, в глубине души иногда испы-
тывавший такие поползновения, умел подчинять их
власти разума; он предпочел расположить к себе
генерала Кларка, который впоследствии стал одним
из орудий его правительства, так же как позднее —
правительства Людовика XVIII.
К концу кампании 1797 года Директория была вы-
нуждена вести с Наполеоном переговоры как с рав-
ным, и она послала для этого г-на Ботто, любимца
Барраса.
По правде сказать, члены Директории были всего-
навсего обыватели, которых объединяли всевозможные
мелкие страстишки, а Бонапарт был великий человек.
Но не следует забывать, что в конце концов он сверг
и Директорию и самую Республику и что члены Дирек-
тории отнюдь не проявили в отношении него всей той
суровости, которую предписывал им долг.
Читатель, вероятно, думает, что причины всех не-
взгод, принесенных Франции «реставрациями», сле-
дует искать в действиях, которые Наполеон совершил
в 1805 году, после первой австрийской кампании.
Но Наполеон отнюдь не предвидел Реставрации;
он всегда боялся только якобинцев. По крайней не-
достаточности своего общего образования он не пред-
видел исторических последствий того или иного собы-
тия. Вместо того чтобы хладнокровно взвешивать их,
он живо представлял себе все те опасности, каким
мог подвергнуться он сам, и в своей великой душе
находил ответ: «Будь что будет».
Можно сказать, что все те принятые Наполеоном
меры, которые более всего способствовали возмож-
ности возвращения Бурбонов, были подсказаны ему
исключительно его военным инстинктом и желанием
излечиться от страха, вызываемого в нем якобинцами.
339
Позднее его действиями руководило ребяческое
тщеславие, желание показать себя достойным бла-
городного сословия монархов, в которое он так недав-
но вступил. И, наконец, чрезмерное милосердие, по-
служившее непосредственной причиной его паде-
ния, он проявлял потому, что не желал давать по-
вода к упреку, будто он слабый и жестокий государь.
Вот что весь мир мог наблюдать в Италии в нача-
ле ноября 1796 года. Наполеон, который должен
был дать отпор шестидесятитысячной армии, имел в
своем распоряжении всего тридцать шесть тысяч сол-
дат, утомленных девятью победоносными сражения-
ми и огромными переходами; к тому же каждый день
множество солдат заболевало лихорадкой, свирепст-
вовавшей в окрестностях Мантуи, поздней осенью ги-
бельных для здоровья. И, однако, эти места необхо-
димо было занять. Бонапарт писал Директории
о своем положении; он с прискорбием заявлял ей, что
Республика потеряет Италию.
ГЛАВА XV
В течение этих двух месяцев, с 15 сентября по
15 ноября 1796 года, главные силы французской
армии занимали наблюдательные позиции на Бренте
и Адидже. Войска, блокировавшие Мантую, жестоко
страдали от эпидемии лихорадки. Госпитали были пе-
реполнены, солдаты во множестве выбывали из строя;
число больных доходило до пятнадцати тысяч; здо-
ровье самого главнокомандующего внушало сильные
опасения. Под начальством всякого другого полковод-
ца эта армия в скором времени оказалась бы отбро-
шенной до Алессандрии, а может быть, и до Вара.
Подкрепления прибывали чрезвычайно медленно.
Напротив, барон Тугуг проявлял изумительную дея-
тельность; он хотел во что бы то ни стало еще раз по-
пытаться освободить Мантую. Главнокомандующим
австрийской армии в Италии был назначен маршал
Альвинци; его помощниками были Квазданович и Да-
видович.
Быть может, читатель помнит, что после пораже-
ния при Бассапо Квазданович, не будучи в состоянии
340
вслед за своим главнокомандующим Вурмзером пе-
рейти Бренту, отошел к Горице; его силы были дове-
дены приблизительно до двадцати пяти тысяч чело-
век. У генерала Давидовича снова набралось около
двадцати тысяч войск.
Нельзя не восхищаться настойчивостью и твердо-
стью императорского военного совета или министра
Тугута, уж не знаю, кого именно. Чего бы только не
совершил Наполеон, если бы его поддерживало такое
правительство! Но его слава была бы не столь вели-
ка, и французский народ не мог бы вечно гордиться
тем, что породил человека, дерзнувшего не отступить
накануне битвы при Арколе.
Главнокомандующий Альвинци прибыл в располо-
жение войск Кваздановича и возобновил наступле-
ние, направляясь через Бассано на Верону, где он
надеялся соединиться с Давидовичем, который полу-
чил приказ спуститься вдоль Адидже.
Если б Наполеон пошел навстречу Альвинци и от-
далился от Вероны, он дал бы Давидовичу возмож-
ность опрокинуть Вобуа, соединиться под Мантуей
с Вурмзером и таким образом сосредоточить в тылу
французской армии вооруженные силы, численностью
значительно превосходящие все, что Наполеону уда-
лось бы собрать.
Если бы, наоборот, Наполеон принял решение от-
вести главные свои силы к Ровередо, для генерала
Альвинци был бы открыт путь на Мантую, что, хо-
тя и в обратном порядке, привело бы к тому же ре-
зультату.
Если бы французская армия целиком сосредото-
чилась под Вероной, Альвинци и Давидович могли бы
соединиться через долину Бренты. Чтобы избежать
разгрома, французам следовало предотвратить как
слияние корпусов этих двух генералов, так и соедине-
ние одного из них с Вурмзером.
Задача казалась неразрешимой.
Силы Вобуа были слишком незначительны, чтобы
он мог отстоять Триеит; Наполеон приказал ему пе-
рейти в наступление, чтобы попытаться устрашить
Давидовича. 2 ноября Вобуа одержал кое-какие успе-
хи при Сап-Микеле, в долине Адидже; однако на сле-
зи
дующий день он был вынужден отойти к Кальяно.
4-го числа Давидович вступил в Триент, и в тот же
день армия Альвинци заняла Бассано. С приближе-
нием неприятеля Массена отступил через Виченцу и
остановился у Монтебелло.
Соединение обеих главных частей австрийской
армии казалось неминуемым, но, к счастью, неприя-
тельские полководцы продолжали действовать врозь.
Давидович пошел на Кальяно, Альвинци — на Верону.
Наполеон попытался разбить Альвинци; в случае
успеха он рассчитывал затем подняться по Бренте
и напасть на Давидовича с тыла. Вместе с Массе-
ной и Ожеро он подошел к Бренте; неприятель был
уже по ту сторону реки.
6 ноября Массена под Карминьяно атаковал ле-
вый фланг Альвинци, которым командовал Провера;
Ожеро у Леново напал на правый фланг; но успех
был неполным. Провера снова перешел Бренту, а пра-
вый фланг австрийцев приблизился к Бассано. Напо-
леону стало известно, что австрийцы сильно теснят
Вобуа в долине Адидже; вот когда он почувствовал,
как ему недостает подкреплений, обещанных Дирек-
торией. Будь у Вобуа десять тысяч солдат из числа
тех, что отдыхали за Страсбургом, ничто не угрожа-
ло бы успеху кампании.
При таком положении дел нужно было отказать-
ся от всех обширных планов. Уже 7 ноября Напо-
леон, к великому изумлению местных жителей, начал
отступать по дороге па Верону. Альвинци следовал
за ним и 11 ноября вступил в Вилланову. Вобуа с
непрерывными сильными боями продолжал отступать
и наконец 8-го утром достиг Короны.
Наполеон поспешил к этой дивизии; он осыпал
упреками 39-ю и 85-ю полубригады, выказавшие сла-
бость под Кальяно.
Тем временем армию теснили все сильнее; под стра-
хом окружения нужно было самим атаковать непри-
ятеля.
Альвинци расположил свои войска на высотах
Кальдьеро, в трех лье от Вероны. Это последние от-
роги Альп. Постепенно понижаясь, они спускаются к
Адидже; у их подножия проходит шоссейная дорога
342
из Вероны в Виченцу. Эти возвышенности, очень кру-
тые и покрытые виноградниками, защищенные с од-
ной стороны рекой Адиджс, с другой — высокими го-
рами, к которым они примыкают, представляют со-
бою замечательную военную позицию; Альвинци весь-
ма искусно расположился на них. 12 ноября Напо-
леон атаковал их силами дивизий Массены и Ожеро;
в первый раз в жизни он был отброшен неприятелем.
Возвратясь в Верону, он увидел, что положение
его ужасно. Повсюду ему не хватало сил, а его армия,
думая, что родина отступилась от нее, пала духом.
Всякий другой полководец на его месте думал бы
только о том, как бы отойти за Минчо. Италия была
бы потеряна. Французы, сражаясь зачастую с не-
приятелем втрое сильнейшим, наносили ему пораже-
ния лишь благодаря тому, что считали себя непобе-
димыми.
Гений Наполеона подсказал ему необычайный
выход, сопряженный с большой опасностью, но един-
ственный, который оставлял ему хоть какие-нибудь
шансы на успех. Он решил отрезать Альвинци.
Справа от Альвинци, стоявшего в виду Вероны на
дороге из Кальдьеро, были непроходимые горы, сле-
ва — Адидже, а напротив него — крепость, огражден-
ная мощными стенами от внезапного нападения.
Следовательно, местность, где он расположился, бу-
дучи таким образом замкнута с трех сторон, давала
ему в направлении Пьяченцы только один выход —
ущелье Вилланова.
Перейдя Адидже у Ронко, Наполеон создавал уг-
розу этому выходу; он заставлял противника сражать-
ся перевернутым фронтом, чтобы проложить себе
путь, и к тому же французская армия вступала в бо-
лотистую местность, где сражаться можно было толь-
ко на трех насыпях; одна нз них, начинаясь у Ронко,
идет вверх по Адидже вдоль левого берега, вторая —
вниз по реке, а третья проходит от Ронко к селению
Арколе.
На этих насыпях Наполеон мог, если бы пожелал,
ограничиться обороной; вопрос о численном соотно-
шении между сражающимися отпадал, и вдобавок
он получал возможность использовать инднвидуаль-
343
ное превосходство французского солдата над непо-
воротливым немцем.
Это сражение длилось три дня — 15, 16, 17 ноября,
и лишь на исходе третьего дня была одержана по-
беда. Наполеона заботила не только армия Альвин-
ци, стоявшая лицом к нему. Он должен был каждый
вечер возвращаться на левый берег Адидже и ста-
раться обезопасить себя от Давидовича, который мог
ударить на Мантую. Вопрос был не только в том, бу-
дут ли французы владеть всей Италией. Столь вели-
ки были трудности, которые надлежало преодолеть,
и столь драматично было положение, если принять в
расчет, что на карту была поставлена культура Ита-
лии, с 1530 года придавленной свинцовым скипетром
австрийского дома, что, надеюсь, мпе будет дозволено
привести даже самые незначительные подробности.
Наполеон отозвал из-под стен осажденной Ман-
туи генерала Кильмена с двумя тысячами солдат.
Этому отряду он поручил защиту Вероны, так как
там нужен был надежный человек; малейшая оп-
лошность позволила бы Альвинци; соединиться с Да-
видовичем.
С другой стороны, действуй Давидович сколько-
нибудь смело, ои мог бы со своими девятнадцатью
тысячами оттеснить Вобуа и устремиться на Маи-
тую или же штурмом взять Верону. Таким образом,
исход всей операции, предпринятой французами, за-
висел от возможной атаки Давидовича.
14 ноября вечером Наполеон выступил из Вероны
с дивизиями Массены и Ожеро и кавалерийским резер-
вом, что составляло в общем около двадцати тысяч
человек. Он спустился вдоль Адидже и занял селение
Ронко, где велел навести мост через реку. За мостом
оказались непроходимые болота, а за ними — реч-
ка Альпоне; она берет начало в Альпах и, устрем-
ляясь с севера на юг, протекает через Виллано-
ву — единственный пункт, через который Альвинци
мог отступить в случае поражения. Массена по ле-
вой насыпи, тянущейся от Ронко вверх по Адидже, вы-
шел к Порчиле. Ожеро двинулся по средней насыпи,
упирающейся в Аркольский мост, переброшенный че-
рез Альпопс. Мост необходимо было перейти, а это
341
никак не удавалось. Его храбро защищала бригада
хорватов, выделенных в качестве дозорных на крайнем
левом фланге Альвинци. Ожеро был отброшен. Вне-
запное нападение, на которое рассчитывали, не уда-
лось. Альвинци, беспокоясь за свой тыл, послал Про-
веру с шестью батальонами навстречу Массене в Пор-
чиле, а сам, оставив высоты Кальдьеро, отступил со
своими главными силами к Сан-Бонифацио.
Если французский полководец не мог, наступая
по левому берегу Альпоне, достигнуть Виллановы, он
мог зато, перебросив свою армию в Порчиле, ударить
непосредственно по линии отступления Альвинци;
но для этого он должен был овладеть селением Арко-
ле, чтобы обезопасить свой правый фланг и ие ока-
заться в ловушке среди окрестных болот. Наполеон
удвоил усилия, чтобы штурмом взять Аркольский
мост. Большинство французских генералов было тя-
жело ранено при попытках воодушевить своих сол-
дат. Наполеон сам бросился на приступ во главе
своих гренадеров; встреченные градом картечи, они от-
ступают; Наполеон увязает в болоте; на мгновение он
почти во власти врагов, но те не видят, какая им пред-
ставляется редкостная добыча. Гренадеры бегом воз-
вращаются за своим генералом и уносят его. Взять
Аркольский мост — свыше их сил.
Однако к вечеру австрийцы оставили деревню; их
отход был вызван приближением французской брига-
ды, которая, переправившись через Адидже на паро-
ме у Альбаредо, двинулась вверх по левому берегу
Альпоне. Но время для внезапного нападения на тыл
Альвинци было упущено. Наполеон счел опасным оста-
вить свои войска на ночь скученными в болотистой
низине в виду неприятельской армии, развернувшей-
ся между Сан-Бонифацио и Сан-Стефано. К тому же
мог подвергнуться нападению и Вобуа; а тогда при-
шлось бы среди ночи форсированным маршем дви-
нуться к Минчо, чтобы предупредить соединение Да-
видовича с Вурмзером.
Поэтому вся французская армия вечером 15 нояб-
ря снова перешла на правый берег Адидже. На левом
берегу Наполеон оставил только силы, необходимые
для охраны моста. Так прошел первый день битвы при
345
Арколе. Как видим, он не был благоприятен для фран-
цузов.
В уверенности, что Вобуа 15-го не подвергся напа-
дению со стороны Давидовича, Наполеон 16-го утром
снова перевел свои войска на левый берег Адидже.
Австрийцы успели занять Порчиле, Арколе и Альба-
редо; они подошли к мосту, у которого стояли фран-
цузы, но были отброшены.
Массена занял Порчиле; затем, бросив одну из
своих бригад в центр неприятельского расположения,
он на насыпи перерезал путь полуторатысячной ко-
лонне и целиком захватил ее в плен. Ожеро снова дви-
нулся к Арколе; повторилось то же, что было накану-
не: французы понесли большой урон, но не смогли овла-
деть мостом. Наступила ночь, и Наполеон по тем
же соображениям, что и накануне, велел армии снова
перейти на другой берег Адидже. Это показывает,
что до победы было еще очень далеко.
Давидович 16-го начал штурмовать Корону и за-
хватил Риволи. Вобуа в сравнительном порядке от-
ступил на Кастельново. 17-го на рассвете французы
снова подошли к мосту.
В тот момент, когда должна была начаться пере-
права, один из понтонов стал погружаться в воду.
Эта несчастная случайность могла все погубить.
К счастью, повреждение быстро исправили. Перейдя
Адидже, армия снова отбросила австрийцев к Пор-
чиле и Арколе. Но в этот третий день битвы атаку
на роковой Аркольский мост через Альпоне вела одна
лишь полубригада; нужно было заманить неприятеля
на насыпи, поближе к французам. Массена сам повел
другую полубригаду на Порчиле. Остальная часть ди-
визии оставалась в резерве у моста.
Дивизия Ожеро навела мост через Альпоне у впа-
дения этой речки в Адидже; ей предстояло затем на-
пасть на левый фланг австрийцев и таким образом
взять Арколе с тыла.
В Арколе австрийцы получили подкрепление. Ге-
нерал Робер, командовавший французской полубрига-
дой, был убит, и его солдаты под сильным натиском
австрийцев отступили почти до самого моста через
Адидже. Но неприятель слишком увлекся преследо-
346
ванием; этого-то и хотел французский полководец. Гор-
дая своим успехом, густая колонна австрийцев ата-
ковала главные силы дивизии Массены. Сидевшая в
засаде в камышах полубригада вовремя ударила по
этой колонне с фланга и нанесла ей урон в три ты-
сячи человек убитыми и ранеными; уцелевшие в беспо-
рядке бежали к Аркольскому мосту. Решающий мо-
мент наступил.
Перейдя Альпоне, дивизия Ожеро наконец оказа-
лась в виду левого фланга австрийцев, слева упирав-
шегося в болото. Наполеон поручил офицеру, коман-
довавшему гарнизоном Леньяго, обойти это препят-
ствие и атаковать австрийский фланг с тыла. Так как
орудия этого отряда все еще молчали, Наполеон ве-
лел одному сметливому офицеру пробраться с двумя
десятками всадников и несколькими трубачами через
камыши в самый конец австрийского фланга.
Словно выросши из-под земли, эта горсточка храб-
рецов стремительно бросилась на австрийцев; неприя-
тельская пехота утратила наконец свою самоуверен-
ность. Воспользовавшись замешательством против-
ника, Ожеро повел сильную атаку. В этот момент во-
семьсот человек гарнизона Леньяго наконец появились
в тылу того же левого фланга австрийцев, и он поспеш-
но отступил к Сан-Бонифацио. Одержав этот успех,
дивизия Массены перешла роковой мост, теперь уже
никем не защищаемый, и вышла к Арколе и Сан-
Грегорио.
У Альвинци в строю оставалось не более пятна-
дцати тысяч человек, и он не посмел пойти на риск
второго сражения. В конце концов он 18 ноября ото-
шел к Монтебелло и тем самым признал себя побеж-
денным. Потери французов были немногим меньше;
но им удалось прогнать Альвинци из Кальдьсро, и те-
перь они могли без помех действовать против Дави-
довича.
Этот военачальник, целую неделю терявший время
понапрасну перед укреплением Короны, 16 ноября
наконец атаковал Вобуа; 17 ноября французский ге-
нерал у Пескьеры отступил за Минчо, и 18-го Дави-
дович продвинулся до Кастельново
У Наполеона было так мало войск, что для пресле-
347
дования Альвинци он мог выделить только свой ка-
валерийский резерв; все остальные части немедленно
двинулись из Виллановы к Вероне, куда наши солда-
ты вступили победителями через Венецианские воро-
та спустя три дня после того, как тайно покинули го-
род, пыйдя из Миланских ворот.
Из Вероны Ожеро горными проходами двинулся
на Дольче, чтобы отрезать пути отхода Давидовичу,
которому с фронта угрожали Вобуа и Массена. Толь-
ко поспешным отступлением к Ровередо австрийскому
полководцу, в течение трех дней державшему в своих
руках судьбу французской армии, удалось избежать
полного разгрома. Его арьергард понес большие потери.
Видя, что его преследует только кавалерия, Аль-
винци возвратился в Вилланову. Но Наполеон уже
успел покончить с Давидовичем и намеревался снова
выйти от Вероны на левый берег Адидже. Альвинци,
будучи отрезан, не решился удерживать позиции и
отошел за Бренту. Прояви он упорство, он снова дал
бы сражение, чем сильно затруднил бы Наполеона.
Из чрезмерной осторожности ‘ или, вернее, из-
за недостатка нравственного мужества Вурмзер, столь
отважный от природы, в то самое время, как на Адид-
же велась напряженная борьба и перевес зависел
от очень немногого, спокойно сидел в Мантуе. При-
ступая к своим операциям, Альвинци рассчитал, что
дойдет до Мантуи не раньше 23-го числа, и предложил
Вурмзеру не делать вылазки до этого дня. Но к тому
времени Кильмен уже возвратился па свои позиции,
и войска, блокировавшие крепость, легко отбросили
осажденных.
Пока в Италии разыгрывались эти события, Бер-
нонвиль с восьмидесятитысячным войском, имея перед
собой всего-навсего двадцать пять тысяч австрийцев,
бездействовал в течение двух месяцев (ноябрь и де-
кабрь). Что за полководец и что за правительство!
ГЛАВА XVI
К концу своего жизненного пути Наполеон на-
бросал характеристики генералов, служивших под
его командованием в Итальянской армии. M«i приве-
348
дем эти портреты, дополнив их несколькими штри-
хами.
Речь идет о Бертье, Массене, Ожеро, Серрюрье и
Жубере. Три генерала, дарованием не уступавшие
Массене, к тому времени еще не успели стать коман-
дирами дивизий; я имею в виду Ланна, Дюфо и Мю-
рата. Даву, над которым тогда смеялись, так как ему
свойственны были хладнокровие, осторожность и упор-
ство — черты, обычно у французов отсутствующие,
а также Ласаль еще были в младших чинах. Киль-
мен мор бы стать одним из самых выдающихся
дивизионных генералов армии, но он постоянно
хворал.
Все эти генералы были храбры в равной степени,
но природный склад каждого из них придавал их
храбрости особый оттенок. Однако в ходе военных
действий, о которых мы будем рассказывать, один из
этих полководцев был отставлен за трусость, а дру-
гой заслуживал бы этого по причине своего легкомы-
слия.
Чего бы только не совершил Наполеон, имей он в
те годы под своим начальством генералов Гувьон-
Сен-Сира, Дезе, Клебера и Нея, а начальником глав-
ного штаба вместо Бертье — Сульта!
Бертье было около сорока двух лет; он родился в
Версале; его отец, инженер-топограф Людовика XV,
затем — Людовика XVI, чертил карты их охотничьих
поместий. В молодые годы Бертье в чине лейтенанта
участвовал в войне Америки с Англией; когда нача-
лась революция, он, по особой милости короля, был
уже полковником. Он командовал национальной гвар-
дией в Версале, где проявил себя ярым противни-
ком якобинской партии. Назначенный в Вандею на-
чальником главного штаба революционных войск, он
был там ранен; после 9 термидора он стал начальни-
ком главного штаба Келлермана в Альпийской армии
и последовал за ним в Италию Его заслуга в Итальян-
ском походе заключалась в том, что он избрал для
армии оборонительную линию Боргетто, которую не-
приятель не мог сломить. Пожалуй, это единственная
стратегическая идея, когда-либо пришедшая ему в
ГОЛОВ}.
319
Когда Наполеон принял командование Итальян-
ской армией, Бертье попросил назначить его началь-
ником главного штаба; с тех пор он бессменно зани-
мав эту должность. В дальнейшем мы увидим,
в какой мере он около 1805 года способствовал разло-
жению армии и насколько виновен был в том, что
в сердцах офицеров любовь к славе сменилась себялю-
бием.
В 1796 году он проявлял огромную энергию, кото-
рую впоследствии утратил; в ту пору он без всякого
ущерба для своей кабинетной работы сопровождал
главнокомандующего во всех его разъездах и развед-
ках. Проводя целый день в коляске Наполеона за об-
суждением всевозможных маневров, какие могла пред-
принять армия, причем он никогда не осмеливался
давать советы, прежде чем его просили об этом, он
точно запоминал все, что было решено главнокоман-
дующим, и, вернувшись в штаб, отдавал соответ-
ствующие распоряжения. Он умел чрезвычайно ясно
представить себе самые сложные движения войск, с
легкостью разбирался по карте в условиях местности,
быстро и отчетливо подводил итоги разведки и в слу-
чае надобности мог превосходно начертать располо-
жение позиций. Его характер, нерешительный и чуж-
дый восторженной пылкости, в сочетании с безукориз-
ненной учтивостью и посредственностью его дарования
как раз, быть может, и снискал ему расположение
главнокомандующего.
Было время, когда люди старого порядка, испол-
ненные зависти и не знавшие, чем бы умалить изуми-
тельные победы генерала Бонапарта, утверждали,
будто Бертье являлся его ментором и составлял для
него планы кампаний. Бертье очень испугался этих
слухов и сделал все, что мог, дабы положить им ко-
нец. Бонапарт оценил его поведение. В общем, Бертье
был человек старого порядка, обходительный и учти-
вый в повседневной жизни и совершенно ничтожный
перед лицом событий необычайных. Нам не раз пред-
ставится случай дурно отозваться о нем.
Массена был совсем другой человек — истинное
дитя природы. Он ничего не знал, даже правописа-
ния, но он обладал твердостью духа; ему чуждо бы-
350
ло уныние. Казалось, несчастье не только не ослаб-
ляло, а, напротив, усиливало энергию этой мужест-
венной души. Родившийся бедняком, он имел злосчаст-
ную склонность к воровству, и в Риме его войска
были вынуждены прогнать его Но таковы были его
храбрость и его дарование, что, несмотря на этот ужас-
ный порок, жертвами которого становились его сол-
даты, они не в силах были его разлюбить. Он всегда
возил с собой какую-нибудь любовницу; обычно это
бывала самая красивая женщина той местности, где
он командовал войсками. Стоило кому-нибудь из его
адъютантов приглянуться ей, как он уже старался по-
слать его на верную смерть.
Он очаровывал своим остроумием, когда чувство-
вал себя непринужденно, но приходилось прощать ему
неправильные обороты речи. Бюст, поставленный иа
могиле Массены на кладбище Пер-Лашез в Париже,
передает его черты.
Уроженец Ниццы, он был скорее итальянец, не-
жели француз. У него никогда не было досуга, что-
бы хоть немного заняться своим образованием.
В ранней молодости он поступил на французскую
военную службу, в королевский итальянский полк.
Быстро выдвинувшись, он рано сделался дивизион-
ным генералом. Его отвага, женолюбие, полное отсут-
ствие надменности, грубоватая фамильярность в обра-
щении с солдатами — все это должно было нравить-
ся воинам; в его характере было много черт, которые
история приписывает Генриху IV. В Итальянской ар-
мии он служил под начальством главнокомандующих
Дюгомье, Дюмербиона, Келлермана и Шерера. Мас-
сена был крепкого телосложения и неутомим. Он
днем п иочыо ие слезал с коня, рыща среди гор и скал;
в этом роде военных действий он был особенно иску-
сен. В 1799 году победою при Цюрихе он спас Респуб-
лику, повсюду терпевшую поражения. Не будь Мас-
сены, грозный Суворов вступил бы во Франш-Конте в
тот момент, когда французам надоела Директория, а
быть может, и свобода.
По словам Наполеона, Массена был решителен,
храбр, неустрашим, полон честолюбия и гордости; его
отличительной чертой было упорство; он никогда не
351
падал духом; он пренебрегал дисциплиной и уделял
мало внимания административным делам. Он доволь-
но плохо составлял диспозиции наступления. В бесе-
де с людьми, которым он не доверял, он казался че-
ловеком сухим и малоинтересным; но при первом пу-
шечном выстреле, среди ядер и опасностей его мысль
приобретала ясность и силу. В армии нередко дума-
ли — и лично я всегда это подозревал,— что Наполеон
слегка завидовал ему.
Ожеро, уроженец предместья Сен-Марсо (в Пари-
же), к началу революции был сержантом. Когда она
вспыхнула, он находился в Неаполе, куда был послан
обучать строю местных солдат. Г-н де Перигор, фран-
цузский посланник в Неаполе, вызвал его к себе, дал
ему десять луидоров и сказал: «Возвращайтесь во
Францию, там вы сделаете карьеру». Он служил в Ван-
дее, а генеральский чин получил в армии Восточных
Пиренеев. Когда с Испанией был заключен мир, он
привел свою дивизию в Итальянскую армию. К 18фрюк-
тидора Наполеон послал его в Париж, куда он при-
ехал, весь увешанный драгоценностями.
Наполеон упоминает о том, что Директория назна-
чила Ожеро главнокомандующим Рейнской армией.
Ожеро совершенно не умел держать себя, его ум-
ственный кругозор был ограничен, он был невоспитан и
до крайности необразован; но он умел поддерживать
среди своих солдат порядок и дисциплину; они лю-
били его.
В наступлении он действовал последовательно и
обдуманно. Он искусно распределял свои колонны,
умело размещал резервы, храбро сражался; но всего
этого хватало ровно на один день. Одержал ли он
победу, потерпел ли поражение—к вечеру он чаще
всего впадал в уныние, что можно объяснить либо
особенностями его характера, либо недостаточной про-
ницательностью и расчетливостью его ума.
Он примкнул к партии Бабефа. В своих взглядах,
если вообще таковые у него были, он сходился с са-
мыми крайними анархистами. В 1798 году оп был на-
значен депутатом Законодательного корпуса, участ-
вовал в интригах Манежа и нередко играл в них
смешную роль.
352
Серрюрье, родившийся в департаменте Эны, к на-
чалу революции был майором пехотного полка; он со-
хранил все замашки и всю суровость заправского
майора; он был очень строг по части дисциплины и
прослыл аристократом, из-за чего нередко, особенно
в первые годы, подвергался опасности на биваках.
Как полководец он ничего не решался брать на себя,
и ему не везло.
По словам Наполеона, Серрюрье выиграл сражение
при Мондови и взял Мантую; ему выпала высокая
честь: перед ним продефилировал со своими войска-
ми маршал Вурмзер; Серрюрье был храбр, лично для
себя презирал опасность. У него было меньше пыла,
чем у Массены или Ожеро; но он превосходил их
нравственным достоинством, благоразумием своих по-
литических взглядов и постоянством в дружбе. По
всему своему складу этот генерал был чужд моло-
дым патриотам, над которыми он начальствовал.
ГЛАВА XVII
Возвратившись в Милан после сражений при Бас-
сано и Сан-Джорджо, Наполеон занялся тем, что он
именовал войной с ворами. Эти рыцари легкой нажи-
вы, всегда многочисленные в Париже, в то время поль-
зовались покровительством Барраса, который соста-
вил себе из них подобие двора. Поослышав о богат-
ствах Италии, они нахлынули в эту прекрасную
страну. Им легко удалось пристроиться в управлении
армией. Правительственные комиссары Гарро и Са-
личетти распоряжались контрибуциями, взимавшими-
ся с завоеванных областей. В известной мере они рас-
поряжались также и распределением войск. Им были
подчинены поставщики и подрядчики, ведавшие про-
довольствием и перевозками. Ог этих Комиссаров
всецело зависела выплата армии жалованья. И, на-
конец, комиссары почти полностью узурпировали все
те функции, которые в армии обычно выполняет ко-
миссар— главный казначей или главный интендант.
В то время как в войсках Самбры и Мааса и в Рейн-
ской армии царили простота, республиканская суро-
вость и благородная бедность, офицерами и даже про-
23 Стендаль. T. XI.	353
стыми солдатами Итальянской армии овладела
страсть к роскоши и наслаждениям. Внешний облик
этих армий в ту пору лучше всего мог быть представ-
лен, с одной стороны, благородным Дезе, иной раз не
имевшим даже мундира и дававшим расхищать
все, что ему принадлежало, вплоть до экипажей, а с
другой — генералом Ожеро, который всегда появлял-
ся увешанный драгоценностями.
В Италии солдаты, хорошо одетые, сытые, радуш-
но принимаемые прекрасными итальянками, жили в
свое удовольствие, ни в чем не нуждаясь. Офицеры
и генералы имели свою долю в общем благополучии;
некоторые из них начинали составлять себе состояние.
Что касается подрядчиков и поставщиков, то они
выставляли напоказ роскошь, поражавшую тем силь-
нее, что за последние годы люди утратили представле-
ние о таком образе жизни. Более всего офицеров
задевало то обстоятельство, что награбленные
этими спекулянтами деньги доставляли им расположе-
ние самых обворожительных певиц. ..
К этому времени Бонапарт, раздраженный толка-
ми в армии, которые в точности ему передавались (ни
один полководец никогда не был так хорошо осведом-
лен обо всем), решил проверить все контракты и про-
чие торговые сделки, заключенные Республикой с
поставщиками. В начале Итальянской кампании, ко-
гда Директория совершенно не пользовалась креди-
том, казначейство было пусто, и нищета правитель-
ства дошла до такой степени, что только пространный
рассказ об удивительных подробностях этого положе-
ния дел мог бы заставить читателя поверить им. Так,
например, в тот день, когда Директория водворилась
в Люксембургском дворце, ей пришлось занять у при-
вратника стол, письменный прибор и пачку почтовой
бумаги. Все дальнейшее соответствовало этому началу.
В январе 1796 года правительство Республики бы-
ло бесконечно счастливо, когда нашлись смелые спе-
кулянты, согласившиеся заняться поставками; оно го-
тово было платить им любые цены.
Огромные прибыли, которые выговаривали себе
поставщики, должны были возмещать крайнюю нена-
дежность уплаты. В своей безотчетной ненависти к
354
поставщикам Наполеон упорно отказывался ого по-
нять1. Поскольку после побед Итальянской армии
кредит восстановился, цены, которые платили постав-
щикам, стали казаться непомерно высокими Неслы-
ханные барыши этих людей приводили офицеров и
солдат в негодование. Никто не думал о том, что в
момент заключения контракта не было никакой уве-
ренности в уплате условленных сумм. Бонапарт воз-
мущался этими прибылями и в своем гневе доходил
до крайности. Можно сказать, что это было одно из
его предубеждений, так же как его ненависть к Воль-
теру, страх перед якобинцами и пристрастие к Сен-
Жерменскому предместью.
Из писем Наполеона к Директории видно, что он
никогда не хотел понять, что поставщик, подвергаю-
щийся всеобщим насмешкам и нередко обираемый
самим правительством2, занимается своим делом не
ради славы. Он ставил поставщикам в укор то, что они
бежали из армии в дни опасности. Он советовал чле-
нам Директории выбирать людей испытанной чест-
ности и стойкости, и ему в голову не приходило, что
такие люди не пожелали бы сунуться в это осиное
гнездо. В своем 1неве главнокомандующий договари-
вался до требования учредить коллегию, которая,
пользуясь правами суда присяжных, могла бы по одно-
му нравственному убеждению карать проступки, недо-
казанные фактами. Начиная с этого времени, Напо-
леон проявлял ненависть ко всем тем, кто в армии
ведал продовольственным снабжением солдат. В даль-
нейшем мы увидим, как это чувство, не поддававшееся
1 В тех случаях, когда правительство не может заставить
своих агентов действовать из чувегва чести, нужно прибегать к
силе личного интереса А ведь подрядчики, поставщики и т. п.,
бывшие в войсках предметом всеобщих насмешек и в те вре-
мена лишенные права драться на дуэли, являлись в армию не нэ
честолюбивых побуждений. Эту мысль высказал при мне во
время отступлении из Москвы сам князь — главный интендант.
Ненависть Наполеона к поставщикам вызывалась их поведением
в боях; страстно любя Францию, он глубоко страдал оттого,
что средн ее сынов были такие трусы; во время отступления,
которое предшествовало битве при Кастильоне, одни из этих
людей бежал без оглядки, промчался пятьдесят лье в почтовой
карете и по приезде в Геную умер от последствий испуга.
’ Суконщики города Лодевы, около 1808 года.
355
доводам разума, повлекло за собой величайшие не-
счастья *.
Письмо, приводимое ниже, лучше всего, что можно
было бы сказать по этому поводу, рисует действия
главнокомандующего в отношении поставщиков. Дело
дошло до того, что благоразумные буржуа, под назва-
нием членов Директории правившие Республи-
кой, могли по донесениям своих протеже и родствен-
ников, пристроенных ими в Итальянскую армию,
вообразить, будто главнокомандующий хочет ради соб-
ственной наживы взять поставки в свои руки. Подоб-
ное преступление было из числа тех, которые внушали
Наполеону наибольший ужас. Можно сказать, что в
его глазах оно следовало непосредственно за зло-
действом Пишегрю, подстроившего поражение своих
собственных войск.
Генералу Бонапарту посчастливилось встретить
такого военного комиссара, который сочетал столь
редкое умение обеспечивать продовольствием огром-
ную армгю с подлинно республиканской честностью
(г-н Буано). Он мог бы назначить его главным казна-
чеем и потребовать, чтобы Директория утвердила его
в этой должности; но из соображений высшего поряд-
ка Наполеон вынужден был щадить плутов и Бар-
раса, который им покровительствовал.
ГЛАВА XVIII
ПИСЬМА ГЕНЕРАЛА БОНАПАРТА К ДИРЕКТОРИИ
Читателю, который не располагает временем,
я предлагаю пропустить помещаемые ниже двена-
дцать писем. Это официальные донесения, которые
।лавнокомандующий Итальянской армии посылал Ди-
ректории. Я сначала составил извлечение из них, до-
вольно краткое,—хотя я включил туда несколько до-
полнительных соображений, которые Наполеон не мог
в них привести,— но затем, сличив это извлечение с
1 Именно этой слепой ненависти можно в значительной мере
приписать бедствия, сопровождавшие отступление от Москвы.
Маршал Даву (великий человек, еще не оцененный по достоин-
ству) великолепно организовал свой корпус; это было поставлено
ему в вину. Вот одна из крупных ошибок Наполеона.
356
текстом писем, я увидел, что оно совершенно не пере-
дает их характера. Наполеон принадлежит к числу
людей, чьи писания сокращать невозможно, потому
что их слова рисуют их чувства. В этих письмах он
лжет очень мало; он даже не проявляет в них раз-
дражения против Директории, которая вызыва-
ла в нем глубокое презрение, смешанное с ненавистью.
Наполеон, отнюдь не склонный увлекаться несбыточ-
ными мечтами и преувеличениями, после Кастильоне
начал сравнивать себя со всеми, кем он был окружен
как в военной деятельности, так и в административ-
ной. Он начинал чувствовать себя великим человеком,
и эта радость подавляла все остальное. Страстное же-
лание жить в памяти потомства преобладало над всем
в его необычайной жизни. Желание это лишь нена-
долго вытеснила страсть, которую ему внушила Жо-
зефина. Мне думается, что в пору битвы при Ри-
воли эта пылкая любовь уже отошла на второй
план. Говоря так, я не основываюсь на каких-либо до-
шедших до меня задушевных признаниях; когда дело
касалось Жозефины, Наполеон никому не давал за-
глянуть в глубину своего сердца. Но один эпизод, при-
вести который в настоящее время я не считаю возмож-
ным, доказывает, что ко времени Риволи даже
ревность не в силах была оживить и довести до исступ-
ления это чувство, в марте 1796 года имевшее та-
кую власть над его душой.
Решаясь представить читателю эти двенадцать
писем, я исходил главным образом из того, что он
может без всякого ущерба пропустить их, если не на-
столько восторгается главным действующим лицом,
чтобы желать их прочесть. В основном там изложены
только те соображения, по которым главнокомандую-
щий надеялся на успех или опасался неудач. Но ему
было небезызвестно, что чиновники Директории имели
полную возможность продать эти письма английским
агентам или посланнику, которого Венецианская рес-
публика держала в Париже. И Наполеон ни на минуту
не забывает об этой опасности, когда пишет прави-
тельству, от которого зависело решение множества
вопросов, имевших для него огромную важность, в
частности, вопроса о подкреплениях, в которых армия
357
так сильно нуждалась с начала августа 1796 года по
1 февраля 1797 года.
Впрочем, если даже читатель и не прочтет этих
двенадцати писем к Директории, это не помешает ему
понять битву при Риволи, завершившую сражение
при Арколе; понять капитуляцию Мантуи, битву при
Тальяменто и катастрофическое отступление эрцгер-
цога Карла, который, имея армию, почти равную си-
лам Наполеона, не сумел задержать переход францу-
зов через Альпы, покрытые снегом.
Мы видим, что Европа еще не переняла у Наполео-
на искусства большой войны; непостижимо, как это
Австрия заключила мир в Леобене, вместо того что-
бы послать десять тысяч человек во главе с отваж-
ным полководцем вроде Клемана на помощь Венеции.
Ведь от Триеста до Венеции всего два дня пути. Вот
одно из тех соображений, о которых Наполеон тща-
тельно умалчивал в своих письмах к Директории.
За время, истекшее от битвы при Тальяменто до
Леобена, судьба ниспослала Наполеону то, в чем
она отказала ему в третий день сражения при Арколе,
когда он так заслуживал этого дара
Мы пользуемся для помещения этих двенадцати
писем промежутком в 58 дней, прошедшим от Арко-
ле до Риволи. Будь они приведены раньше, эти пись-
ма, полные административных и политических по-
дробностей, прервали бы рассказ о подготовке той
грозной драмы, развязка которой, вследствие нере-
шшелыюсти маршала Альвинци, наступила на тре-
тий день бигвы при Арколе.
ГЛАВА XIX
Вот как обстояли дела в декабре 1796 года. Внут-
ренняя жизнь Республики была относительно спокой-
на. Взоры всех партий были обращены на театры
военных действий, на Кель и Адидже. В зависи-
мости от того, какие вести доходили из армий, авто-
ритет и сила правительства то возрастали, то умень-
шались. Последняя из побед —при Арколе — пора-
зила воображение французов своей романтичностью,
беспримерной твердостью духа генерала Бонапарта и
358
смертельной опасностью, которой он подвергался, ко-
гда возле Аркольского моста увяз в болоте.
Однако этн чудеса гения и доблести отнюдь не да-
вали уверенности в обладании Италией. Было извест-
но, что Альвинци получил подкрепления и что рим-
ский папа вооружается. Недоброжелатели уверяли,
что Итальянская армия истощена, что ее главнокоман-
дующий, изнемогающий от трудов беспримерной кам-
пании, изнуряемый каким-то странным недугом, уже
не в состоянии сидеть на коне. Мантуя еще не была
взята, и январь месяц мог внушать опасения.
В то время во Франции царила свобода печати:
иными словами, люди были свободны в той мере, в ка-
кой это допускала всеобщая неопытность. Газеты
обеих партий предавались страстным словоизлияниям.
От начала революции прошло всего только восемь лет;
люди тридцатилетние сложились под влиянием не-
устойчивой монархии Людовика XVI и «Энцикло-
педии», а пятидесятилетние — под влиянием развра-
щенной монархии г-жи Дюбарри и Ришелье.
С приближением весны — срока выборов — газе-
ты контрреволюционеров старались возбудить общест-
венное мнение и расположить его в их пользу. После
разгрома, который роялисты потерпели в Вандее, они
задумали воспользоваться благами свободы, чтобы
уничтожить ее; они хотели распоряжаться выборами.
Члены Директории знали об этих замыслах и боя-
лись их; но, страшась в той же мере патриотов, пра-
вивших Францией и вдохновлявших ее во время тер-
рора, они придерживались политики золотой середи-
ны *. Неистовство газет внушало им тревогу; они вспо-
1 В 1850 году это выражение, быть может, покажется непо-
нятным: оно обозначает правительство, которое хочет управ-
лять пародом, опираясь па самых заурядных граждан, не знаю-
щих сильных страстей, или, вернее, опираясь на низменные стра-
стишки этих заурядных граждан и их стремление к наживе.
Золотая середина Директории в одинаковой мере чуждалась та-
лантливых людей и благородных душ обеих партий —как роя-
листской, так и республиканской. На стороне Директории были
только те, в чьих глазах хороший оклад является самым веским
политическим доводом, затем—люди робкие, единственной
страстью которых является страх, и, наконец, купцы и промыш-
ленники, ие требующие от правительства, чтобы оно было спра-
ведливым, просвещенным, честным, а жаждущие лишь одного —
359
минали о бурных страстях, проявившихся во Франции
во времена революционного правительства. Никто
из членов Директории не обладал достаточной поли-
тической проницательностью, чтобы понять, что этн
страсти, пугавшие их, теперь уснули и что пробудить
их могут только осязательные факты, а не праздные
разглагольствования газет. По-видимому, пока еще
будут живы люди, рожденные при режиме цензуры,
правительствам Франции суждено испытывать пре-
увеличенный страх перед печатью и, принимая оскор-
бленный вид в ответ на шутки, против них направ-
ленные, усиливать этим действие насмешки.
Перепуганная Директория просила Совет пяти-
сот и Совет старейшин издать законы, карающие зло-
употребления свободой печати. Против этого стали
возражать, Директорию обвинили в том, что она на-
мерена стеснить свободу предстоящих выборов; ей от-
казали в издании законов, о которых она ходатай-
ствовала; были приняты только два постановления;
первое было направлено против клеветы на частных
лиц; второе касалось продавцов газет, которые выкри-
кивали не названия, а отдельные, выхваченные из ста-
тей фразы, своей грубой страстностью приводившие на
память «Отца Дюшена» и пугавшие Директорию. На-
пример, продавая на улицах памфлет, газетчики
кричали: «Верните нам наши мириаграммы и убирай-
тесь к черту, если вы не можете сделать народ счаст-
ливым!» (Следует напомнить, что оклады директоров
философически обозначались стоимостью определен-
ного числа мер зерна, так называемых «мириаграм-
мов».)
Директория пожелала иметь официальный орган.
Совет пятисот выразил согласие; Совет старейшин
воспротивился этому.
Знаменитый закон 3 брюмера, вторично подвергну-
тый обсуждению в вандемьере, был после бурных пре-
ний оставлен в силе; правые депутаты добивались от-
мены статьи, по которой родственники эмигрантов
чтобы оно, пусть даже цечою деспотического гнета, сопровождаю-
щегося заключением в Шпильберге или ссылкой в Сибирь, обес-
печило спокойствие на десять лет, в течение которых можно бы-
ло бы составить себе состояние
360
не допускались к общественным должностям, а рес-
публиканцы именно ее хотели сохранить. После треть-
его ожесточенного натиска республиканцы одержали
верх: было решено, что эта статья останется в силе.
Только в одном пункте закон был изменен. До той
поры всеобщая амнистия за политические преступле-
ния, совершенные во время революции, не распростра-
нялась на тех, кто был осужден в связи с 13 вандемь-
ера. Это событие (хотя подобного рода выступления
впоследствии неоднократно повторялись) теперь ка-
залось уже слишком отдаленным, чтобы имело смысл
не амнистировать его участников, к тому же на деле
сплошь оставшихся безнаказанными. Амнистию те-
перь применили и к вандемьерским преступлениям,
приравняв их таким образом к чисто революционным
деяниям.
Мы видим, что Директории и всем, кто желал со-
хранения республики и конституции III года, уда-
лось удержать за собой большинство в обоих сове-
тах, несмотря на вопли некоторых яростных патриотов
и множества людей, продавшихся контрреволюции.
Весть о битве при Арколе, пришедшая на смену
радужным надеждам, ошеломила венскую олигархию.
Но страх придал простакам-немцам несвойственную
им энергию. Огромное большинство из них вообража-
ло, будто французы повсюду таскают с собой гильо-
тину, и даже мелкой буржуазии, в этой стране столь
угнетаемой аристократией, вступление республикан-
цев в Вену казалось самым страшным из зол Весь на-
род решил продолжать борьбу и ради усиления ар-
мии, возглавляемой Альвинци, пошел на неимовер-
ные жертвы ’.
1 В военных делах австрийское правительство с мая 1796 го-
да до Леобена, 18 апреля 1797 года, вело себя изумительно. По
своей энергии это правительство нисколько не уступало респуб-
ликанскому, хотя его и не воодушевляли страсти, воспламенив-
шие французов в 1793 и 1794 годах. Но чьей заслугой была эта
энергия’ Старого лн барона фон Тугута или придворного воен-
ного совета? Неизвестно! Вот справедливое возмездие, пости-
гающее правительства, враждебные мысли и гласности. То не-
многое, что с их разрешения печатается, считают ложью, и даже
самые прекрасные их поступки остаются неведомыми: carent quia
vate sacro.
3b 1
Венский гарнизон на почтовых отправился в Ти-
роль. Император приказал произвести новый набор
среди храбрых венгерцев (недовольных рабов ав-
стрийского царствующего дома).
Жители Вены, горячо любившие своего императо-
ра Франца, выставили четыре тысячи добровольцев;
впоследствии тысяча восемьсот этих неопытных горо-
жан погибли на своем посту — действие, о котором
люди часто говорят, но которое этн простодушные
немцы совершили на деле. Они обещали это импе-
ратрице, когда та вручала им собственноручно вы-
шитые ею знамена. Придворный военный совет или,
может быть, г-н фон Тугут взял из Рейнской ар-
мии несколько тысяч человек лучших австрийских
солдат.
Благодаря этой энергии, поистине замечательной
для представителей старой олигархии (в ту пору в
Вене властвовали двести семей), армия Альвинци
получила подкрепление в двадцать тысяч человек и
была доведена до шестидесяти с лишним тысяч. В
этой армии, отдохнувшей и перестроенной, новобран-
цев было совсем немного.
Генералу Бонапарту она внушала серьезные опа-
сения; но у него был еще и другой повод для беспо-
койства. В Париже аристократы, священники, эми-
гранты и все те, кто желал унижения наших войск,
рассказывали, что он умирает от неведомого недуга.
Он и в самом деле был тяжело болен; сесть па ло-
шадь стоило ему огромного напряжения, за которым
следовал полный упадок сил. Его друзья полагали,
что он отравлен; ему самому приходила эта мысль; по-
скольку болезнь казалась неизлечимой, он продол-
жал выполнять свой долг, мало думая о своем здо-
ровье. Эта высокая душа помнила изречение: Decet
imperatorem stantem mori (полководец должен уме-
реть стоя).
В пору битвы при Арколе ему было совсем плохо;
во время краткой Леобенской кампании ему стало луч-
ше, и отдых в Монтебелло восстановил его силы. За-
тем его состояние снова ухудшилось, и лишь спустя не-
сколько лет Корввзар (один из самых выдающихся
302
врачей нашего века, человек, наименее угодливый и
наиболее враждебный лицемерам, какого только мож-
но себе представить) сумел распознать болезнь Напо-
леона, а затем и излечить ее.
Под Тулоном Наполеон, увидев, что одна из бата-
рей прекратила огонь, поспешил туда. Он нашел од-
них мертвецов: все канониры были перебиты англий-
скими ядрами. Наполеон решил сам зарядить орудие
и взялся за банник. Случилось так, что до него этот
банник держал в руках канонир-наводчик, болев-
ший чесоткой; вскоре тело Наполеона покрылось ко-
ростой. Необычайно чистоплотный по природе, он бы-
стро избавился от нее; но это и было плохо: следова-
ло предоставить болезнь ее естественному течению.
Болезнетворное начало, не вполне изгнанное, пере-
кинулось на желудок. На ночлеге среди болота
вблизи Мантуи он вдобавок схватил лихорадку.
Вскоре он дошел до полного изнеможения, которое
приводило его армию в отчаяние, а роялистов —
в восторг.
И в этом состоянии он во время одной из послед-
них битв Итальянского похода загнал насмерть одну
за другой трех лошадей. Впалые щеки и мертвен-
ная бледность лица еще усиливали впечатление не-
взрачности, которое производил его маленький рост.
Эмигранты говорили о нем: «Он так желт, что на
него приятно смотреть» — и пили за его близкую
смерть.
Только по глазам и по их пристальному и прон-
зительному взгляду можно было узнать великого чело-
века. Этот взгляд и покорил ему армию; она прощала
ему его тщедушный вид, она еще больше любила его
за невзрачность. Вспомним, что эта армия сплошь со-
стояла из молодых южан, легко увлекающихся. Они
часто сравнивали своего «маленького капрала» с ве-
ликолепным Мюратом и отдавали предпочтение этому
хилому человеку, в ту пору уже завоевавшему такую
славу! После Арколе физические силы молодого пол-
ководца, казалось, стали угасать, по духовная мощь
придавала ему энергию, с каждым днем вызывавшую
все большее изумление; мы увидим, что он совершил
при Риволи.
363
ГЛАВА XX
После тяжелых потерь, понесенных армией при
Кальяно, на Бренте и при Арколе, Наполеон самым
настоятельным образом просил Директорию прислать
подкрепления, необходимые ему, чтобы удержать
свои позиции. Директория прислала ему шесть тысяч
человек, использовав в то же время двадцать пять
тысяч для попытки высадки в Ирландии. Проще бы-
ло бы направить эти двадцать пять тысяч в Италию,
разбить Австрию, заключить с нею мир, а затем уже
высадить десант в Ирландии; но Директория совер-
шенно не умела управлять, а к тому же завидовала
успехам Наполеона.
Победа при Арколе прогремела во Франции; нача-
ли понимать, от чего тогда зависела судьба Ита-
лии. Уступая требованиям общественного мнения,
Директория сообщила главнокомандующему, что
направит в его распоряжение славные дивизии Берна-
дота и Дельмаса, взяв их нз Рейнской армии. В ожи-
дании прибытия этих войск, которые, несмотря на зим-
нее время, должны были перейти Альпы, Наполеон
употребил декабрь на то, чтобы обезопасить себя от
Венеции. Древняя венецианская аристократия, столь
грозная в средние века, все еще обладала большим
jmom; но она утратила всякую энергию. Все более
и более тяготясь бременем войны, происходившей
на ее территории, Венецианская республика усилива-
ла свои вооружения.
Согласись она последовать советам французского
полководца, она по всей вероятности, существовала
бы и поныне; но дряхлым старцам, расслабленным
тщеславием, богатством и бездеятельностью, длившей-
ся уже столетие, трудно было уразуметь мудрость
советов молодого военачальника, раздражавшего их
быстротой своих действий. Они настолько были ли-
шены всякого чутья, что считали его ярым республи-
канцем, человеком, который, не надеясь сделать их
своими союзниками, старается доставлять им всяче-
ские неприятности. Патриотические общества, возник-
шие в Брешии, Бергамо, Креме, распространяли во
владениях Венеции демократический дух. Со своей сто-
364
роны, Венеция усиленно вооружалась и щедро снаб-
жала деньгами фанатиков-крестьян, жителей Бергам-
ских гор. Оттолини, подеста города Бергамо, подкупил
тридцать тысяч этих горцев.
Бонапарт решил сделать вид, будто ничего не
замечает, и отложил всякие объяснения до взятия
Мантуи. Но все же бергамскую крепость, в которой
стоял венецианский гарнизон, он занял под тем пред-
логом, что она недостаточно охраняется от возможного
внезапного нападения австрийцев. В Ломбардии и
Циспаданской республике он по-прежнему поощрял
дух свободы, обуздывая сторонников Австрии и духо-
венство и умеряя пыл демократической партии. Он со-
хранял видимость дружбы с королем Сардинии и
герцогом Пармским. Он поехал в Болонью, чтобы за-
кончить там переговоры с великим герцогом Тоскан-
ским и устрашить этим римскую курию. В свое время
герцог Тосканский возбудил четыреста судебных дел
против якобинцев из числа своих подданных, хотя, как
мне кажется, в его владениях якобинского духа нико-
гда не было. Но вскоре этот монарх-философ принял
мудрое решение примириться с Французской револю-
цией и ее последствиями.
Как мы видели, республиканские войска занимали
Ливорно. Между финансовой администрацией армии
и ливорнскими коммерсантами возникли резкие пре-
рекания. Дело шло о товарах, присланных в Ливор-
но английскими купцами на комиссию (на хранение
для продажи). Согласно обычаю, тосканские купцы
выдали англичанам задатки. Но затем эти товары бы-
ли у них насильственно отобраны и крайне убыточно
проданы торговой компанией, которая, по подсчетам
главнокомандующего, уже украла у армии пять —
шесть миллионов франков.
Наполеон вошел в соглашение с герцогом; было ре-
шено, что по уплате двух миллионов наличными день-
гами французы оставят Ливорно. Главнокомандую-
щему было на руку то, что благодаря этому соглаше-
нию должен был освободиться небольшой гарнизон,
стоявший в Ливорно.
Среди мыслей, во множестве зарождавшихся в
этой пылкой и вместе с тем рассудительной голове, мы
365
отметим следующую: Наполеон решил воздвигнуть пре-
граду между папой и осажденной Мантуей. Разве не
могли англичане высадить четыре тысячи человек в
Анконе или Чивита-Веккье? Бонапарт задумал со-
единить два отряда, образованные в Болонье и Ферра-
ре (в Циспаданской республике), с гарнизоном Ливор-
но и, добавив к ним еще три тысячи человек, стреми-
тельно бросить эти силы на Романью и Анконскую
марку. Захват этих двух провинций Папской области
позволил бы наложить арест на поступления от нало-
гов и таким путем взыскать неуплаченную контрибу-
цию, а главное — сделал бы невозможным соединение
армии Вурмзера с войсками папы.
При заключении мира можно было вернуть Авст-
рии Ломбардию и образовать могущественную респуб-
лику, присоединив к областям Моденской, Болонской
и Феррарской — Романью, Анконскую марку и герцог-
ство Пармское. В этом случае Рим отдали бы герцо-
гу Пармскому, к великому удовольствию испанского
короля, а папу, лишенного поддержки как Австрии,
так и Испании, можно было бы переселить на какой-
нибудь остров, хотя бы Сардинию.
Бонапарт начал приводить свой план в исполнение;
с трехтысячным отрядом он прибыл в Болонью, угро-
жая папскому престолу, но Рим не поддался страху:
венский нунций Альбани доносил, какие чудеса
у него на глазах творит австрийское правительство,
формируя пятую по счету армию Римская курия
собирала войска, надеясь на нижнем течении По
связаться с Вурмзером, и высказывала пожелание,
чтобы французский полководец проник еще глубже
в ее владения.
Кардинал — государственный секретарь следующим
образом излагал свой план кампании. «Если потре-
буется,— говорил он,— святейший отец покинет Рим
и проведет несколько дней в Террачине, на самой
границе королевства Неаполитанского. Чем даль-
ше будет продвигаться Бонапарт, удаляясь от
Адидже, тем больше опасностей представит для
него отступление и связанные с этим бедствия и
тем благоприятнее будут шансы на успех святого
дела».
366
Это рассуждение было как нельзя более разумно.
Но Наполеон отнюдь не был намерен слишком уда-
ляться от Мантуи. С минуты на минуту ожидая ново-
го наступления противника, он зорко наблюдал за
Адидже.
8 января 1797 года он узнал, что неприятель повел
атаку на его аванпосты по всей линии фронта. Он
немедленно переправился со своими двумя тысяча-
ми обратно через По и поспешил в Верону. У Альвин-
ции было свыше сорока тысяч солдат; он шел на вы-
ручку Мантуи, где находились двадцать тысяч сол-
дат, из коих не менее двенадцати тысяч были под
ружьем.
В четвертый раз армии, действовавшей в Италии,
предстояло сражаться за обладание Мантуей. Диви-
зии Бернадота и Дсльмаса, которых ждали с бере-
гов Рейна, не прибыли, а между тем Альвинци вновь
перешел в наступление.
Армия занимала обычные свои позиции. Дивизия
Серрюрье стояла против Мантуи; дивизия Ожеро —
на Адидже, от Вероны до Леньяго и дальше; Массе-
на — в Вероне; Жубер, во главе четвертой диви-
зии,— в Короне и Риволи, селении, которое бессмер-
тием своего имени обязано последней из великих
битв, выигранных Бонапартом в Италии. В каждой
из этих четырех дивизий было около десяти тысяч
человек. Генерал Рей с четырехтысячным резервом
находился в Дезендзано.
Противник продвигался тремя путями — через Ро-
вередо, Виченцу и Падую, то есть одновременно ата-
ковал и центр и оба фланга французской армии. На-
полеон решил сохранять свои позиции до тех пор, по-
ка он не выяснит, с какой стороны готовится реши-
тельный удар.
12 января 1797 года колонна, наступавшая от Ви-
ченцы, приблизилась к Вероне и заставила передо-
вые посты Массены отступить; остальные части ди-
визии пришли на помощь атакованным; выйдя
к Сан-Микеле, они отбросили неприятеля, нанеся ему
большой урон. Главнокомандующий с уверенностью
заключил, что не здесь главные силы австрийцев.
На следующий день после полудня он узнал, что
367
генерал Жубер, которого с фронта атаковали прево-
сходящие силы противника, а с обоих флангов тесни-
ли многочисленные отряды, вынужден был утром
оставить позицию в Короне (расположенную между
Адидже и горой Монте-Бальдо, за которою находит-
ся озеро Гарда). Жубер отошел к Риволи, откуда рас-
считывал продолжать отступление на Кастельново.
Дольше сомневаться не приходилось: было ясно, что
обеим колоннам — той, которая двигалась от Вичен-
цы, и той, которая направлялась к низовьям Адид-
же,— поручено производить диверсии, чтобы облег-
чить продвижение основных масс неприятельских
войск, спускавшихся по долине Адидже. Этим-то вой-
скам и следовало противопоставить главные силы
армии.
Наполеон выступил из Вероны, взяв с собой почти
всю дивизию Массены. Две тысячи человек были
оставлены в Вероне, чтобы сдерживать натиск колон-
ны, шедшей от Виченцы. Рей получил приказ дви-
нуться из Сало в Риволи, где быд назначен сбор всех
частей. Наполеон угадал, что, верный австрийскому
способу ведения войны, маршал Альвинци разделил
корпус, следовавший долиной Адидже, на несколько
отрядов. Отсюда он заключил, что, заняв возвышен-
ность Риволи, где скрещиваются тропинки, бороздя-
щие эту гористую местность, он тем самым получит
возможность действовать сплошной массой против
отдельных колонн, разобщенных непреодолимыми
преградами.
Этот расчет был обоснован, но он едва не сорвал-
ся. Французская армия была слишком малочислен-
на, чтобы повсюду давать отпор неприятелю, насту-
павшему с невероятной быстротой. Наполеон все вре-
мя находился под градом пуль; ни в одном из своих
сражений он не оставался так долго под ружейным
огнем. Эта столь малочисленная армия, вероятно, бы-
ла бы уничтожена, если бы она потеряла своего глав-
нокомандующего. Никогда Ожеро не согласился бы по-
виноваться Массене. Ланн был еще в младших чинах,
а к тому же командование в силу пагубного закона
старшинства, быть может, перешло бы к генералу
Серрюрье.
368
Наполеон приказал Жуберу во что бы то ни ста-
ло продержаться у Риволи до его прихода.
Выступая из Бассано с намерением подняться
вдоль Бренты и вторгнуться в долину Адидже,
Альвинци послал Проверу с восемью тысячами сол-
дат на Леньяго, а Баялича с пятью тысячами — на
Верону. Сам он во главе примерно тридцати тысяч
человек вышел через Ровередо на Корону. Затем ему
пришла чисто немецкая мысль — раздробить этот не-
большой корпус еще на шесть колонн, тогда как ему
следовало ввести свои войска в действие сплошной
массой, в числе тридцати восьми тысяч; остальных
пяти тысяч было бы достаточно, чтобы тревожить
противника в долине Адидже. В то время как из ше-
сти колонн Альвинци три, общей численностью в две-
надцать тысяч, теснили Жубера с фронта, генерал
Люзиньян с четырехтысячным отрядом перешел на
край озера Гарда, к западу от Монте-Бальдо; Лю-
зиньян рассчитывал обойти со своими четырьмя ты-
сячами левый фланг французов.
Квазданович с пятым отрядом в восемь тысяч че-
ловек, которым предстояло атаковать правый фланг
противника, двинулся по дороге, идущей вдоль пра-
вого берега Адидже. Заметим, что артиллерия и кон-
ница, не имевшие возможности следовать за своими
колоннами по непроезжим горным тропам, шли с ко-
лонной Кваздановича по прекрасной дороге, тяну-
щейся вдоль Адидже. И, наконец, во избежание ка-
ких-либо заторов, Вукасович с шестой колонной в че-
тыре тысячи человек шел вниз по течению Адидже ле-
вым берегом реки.
Если читатель пожелает дать себе отчет в стран-
ности этого плана, он с помощью подробной геогра-
фической карты сможет убедиться в том, что в силу
множества непреодолимых естественных преград ни
одна из этих колонн не могла сообщаться с соседней.
Если начать с правого фланга неприятельской
армии, гребень Монте-Бальдо препятствовал всяким
сношениям между колонной Люзиньяна, двигавшей-
ся вдоль озера, и тремя средними колоннами; эти
последние, в свою очередь, были отделены неприступ-
ными вершинами Сан-Марко от колонны Кваздано-
24 Стендаль. Т. XI.	369
вича, вместе с которой следовали артиллерия и кон-
ница; и, наконец, между Кваздановичем и Вукасови-
чем находилась река Адидже.
Таким образом, все вводимые в действие колон-
ны неприятеля шли горными дорогами и без орудий,
тогда как французская армия, сосредоточенная на
возвышенности Риволи, могла обстреливать эти колон-
ны одну вслед за другой даже двенадцатифунтовы-
ми орудиями. Гений Бонапарта сказался в том, что
ои отважился разгадать такой странный план. На
успех этого плана противник мог рассчитывать толь-
ко в том случае, если бы все австрийские колонны
появились разом и действовали вполне согласованно.
Когда, около часа ночи, Жубер получил приказ сво-
его главнокомандующего, он уже поспешно отступал.
Он немедленно вернулся на свою позицию у Риволи,
которую неприятель, к счастью, еще не успел занять.
Около двух часов пополуночи в его расположение
прибыл Наполеон. Была чудесная лунная ночь; огни
австрийских биваков отражались в снегах, покры-
вавших вершины Монте-Бальдо, и Наполеон мог свои-
ми глазами удостовериться, что у неприятеля пять
раздельных стоянок.
Утром 14 января главные силы дивизии Жубера,
выйдя через Каприно и Сан-Джованни к Сан-Марко,
атаковали центр неприятельских войск. Полубригада,
размещенная в полевых укреплениях позади Остерии,
прикрывала ее правый фланг. Ее задачей было оста-
новить Кваздановича; считалось вероятным, что он
попытается с берегов Адидже, где находились его
силы, подняться на возвышенность Риволи. Массена,
приближавшийся форсированным маршем, получил
приказ снять одну полубригаду со своего левого флан-
га, чтобы сдерживать Люзиньяна, так как полагали,
что тот постарается сходным движением подняться
от берегов озера на возвышенность.
Жубер дрался ожесточенно, но австрийцы давали
ему отпор с необычайной храбростью; эта битва —
одна из тех, которые более всего делают им честь.
Левый фланг французов, теснимый неприятелем, по-
дался. Увидя это, правый фланг, которым командовал
генерал Виаль, тоже отступил; к счастью, 14-й линей-
370
ный полк изумительно продержался в центре и этим
дал время восстановить положение. Наполеон во
главе только что прибывшей колонны Массены по-
спешил на левый фланг Жубера. Неприятель был от-
брошен, и левый фланг снова занял высоты Тромба-
лора.
Тем временем дела в других местах приняли очень
плохой оборот. Австрийцы, спустившиеся с высот Сан-
Марко, усиленно преследовали французов на правом
фланге. Квазданович захватил полевые укрепления
Остерии; его колонна, вышедшая из глубины доли-
ны Адидже, уже поднималась по склону, ведущему
к возвышенности Риволи; с другой стороны виден был
Люзиньян, через Аффи направлявшийся в тыл фран-
цузам.
Итак, французская армия была окружена. Напо-
леон нисколько не растерялся. Он приложил все уси-
лия к тому, чтобы опрокинуть Кваздановича. У по-
следнего был лишь один путь — через глубокую ло-
щину, которую наши батареи простреливали насквозь.
Как только голова колонны Кваздановича пока-
залась на возвышенности, его с обеих флангов ата-
ковала пехота, а с фронта кавалерия, которую вел в
бой отважный Ласаль (впоследствии убитый при
Ваграме). Неприятель был смят и отброшен в лощи-
ну. В его рядах началось расстройство, а когда на
запруженной австрийцами дороге, пролегающей вдоль
Адидже, французское ядро взорвало зарядный
ящик, смятение и страх дошли до предела; пехота,
конница, артиллерия в величайшем беспорядке от-
ступили за Инканале.
Отделавшись от Кваздановича, Наполеон мог по-
думать о том, как помочь Виалю, начальнику правого
фланга Жубера, поспешно отступавшему. Преследуя
его, австрийцы рассыпались; двести всадников, кото-
рых Наполеон бросил на них, привели их в полное
смятение, которое — невероятное дело — передалось
всему их центру. Альвинци удалось снова собрать
беглецов только за Тассо.
Оставался еще Люзиньян. Не встретив серьезного
сопротивления, этот генерал расположился на горе
Пиполо, намереваясь окончательно отрезать француз-
371
ской армии пути отхода. Но для этого требовалось,
чтобы она предварительно была разбита.
Против Люзиньяна Наполеон выставил часть ди-
визии Массены, она выдерживала бой до прибытия
Рея. Когда, наконец, голова колонны Рея вышла че-
рез Орцу в тыл Люзиньяна, тот, в свою очередь, ока-
зался окруженным. Его четырехтысячный отряд был
уничтожен; он вернулся на Монте-Бальдо всего с
несколькими сотнями солдат.
Сражение было выиграно; то, что за этим после-
довало, быть может, достойно еще большего восхи-
щения.
В самый вечер битвы при Риволи, в тот момент,
когда по приказанию генералов производился подсчет
австрийских пленных и когда при поименной пере-
кличке каждая бригада убеждалась в понесенных
ею огромных потерях, Наполеон узнал, что Провера,
прорвав центр дивизии Ожеро, распределенной не-
большими отрядами вдоль всего течения Адидже, ве-
чером 13 января перешел эту реку; Провера направ-
лялся к Мантуе с целью принудить французов снять
с нее осаду. Наполеон рассчитал, что Жубер, соеди-
нившись с Реем, будет достаточно силен, чтобы спра-
виться с остатками войск Альвинци; он немедленно
снова двинулся с дивизией Массены на Ровербеллу,
куда прибыл 15-го вечером; 14-го Ожеро, успевший
снова сплотить свою дивизию, обрушился на арьер-
гард Проверы и нанес ему большой урон.
15-го Провера подошел к Мантуе. Он предпола-
гал войти в город через предместье Сан-Джорджо,
но оказалось, что оно занято французами и превра-
щено в укрепленный лагерь; ему не удалось устано-
вить связь с крепостью.
БИТВА ПРИ ФАВОРИТЕ
16 января 1797 года в пять часов утра Провера
атаковал пост Фаворита, а Вурмзер — пост Сан-
Антонио. Благодаря подкреплениям, которые привел
главнокомандующий, Серрюрье удалось отстоять оба
поста. Вурмзер вернулся в крепость.
Провера, которого с фронта атаковал Серрюрье,
372
с левого фланга — гарнизон Сан-Джорджо, а с пра-
вого — сам Наполеон, стоявший во главе остатков ди-
визии Массены, очутился в крайне тяжелом положе-
нии; оно еще осложнилось тем, что в тыл ему вышла
дивизия Ожеро. Вместе с теми пятью тысячами че-
ловек, которые у пего оставались, он сложил оружие.
Во второй раз в течение десяти месяцев генерал
Провера прибегнул к такому способу выходить из
трудного положения. Когда Наполеон, полностью
разгадав неприятельского полководца, уяснил себе
всю его бездарность, он затем уже никогда не упу-
скал случая превозносить его как опасного против-
ника, с которым лестно сражаться. Эта несложная
хитрость всегда приводила к тому, что против него
выставляли именно этого генерала ’.
В то самое время, когда Наполеон побеждал в
сражении при Фаворите, Жубер действовал с энергией,
достойной его славного начальника.
Уничтожение колонны Люзиньяна и отход Квазда-
новича на Ривальту лишили Альвинци и его централь-
ный корпус всякой надежды на спасение. 15 января
Ж}беру, с необычайной быстротой бросившему две
колонны на оба фланга Альвинци, удалось охватить
их; австрийские войска, отрезанные от путей отступ-
ления и прижатые к провалам Короны, были по-
чти полностью уничтожены, не успев добраться до
Феррары Около пяти тысяч человек сложили
оружие.
Потеряв более половины своей армии, маршал
Альвинци отвел остатки ее за реку Пьяве, оставив
для защиты Тироля лишь около восьми тысяч чело-
век Австрийские арьергарды всюду подверглись раз-
грому, и наконец в начале февраля французская ар-
мия снова оказалась па тех позициях, которые она
занимала до битвы при Арколе; Жубер — на Лависе,
Массена — в Бассапо, Ожеро — в Читаделле. Вене-
1 Донесение от 29 нивоза 1 года (18 января 1797 г).
От Главнокомандующего — Директории.
...В рядах неприятеля царили беспорядок и смятение; кава-
лерия, конница, пехота — все смешалось, ничто не в силах было
остановить грозную 57-ю. В этот момент почтенный генерал Про-
вера заявил о своем желании сдаться, и пр, и пр...
373
ция со всеми ее вооруженными силами осталась по-
зади правого фланга французской армии.
Такова была знаменитая битва при Риволи, в ко-
торой тридцать тысяч французов, сражаясь против
весьма храброй армии, взяли двадцать тысяч плен-
ных. Французская армия сражалась как никогда.
Республиканские полубригады своей быстротой пре-
взошли прославленные легионы Цезаря.
Те самые солдаты, которых Наполеон вывел из
Вероны и которые 13 января дрались под Сан-Мике-
ле, всю следующую ночь маршировали к Риволи, 14-го
до самой ночи сражались в горах, 15-го возврати-
лись под Мантую, а 16-го заставили капитулировать
генерала Проверу.
Наполеон, в ту пору изнуряемый болезнью, решил
после всех этих трудов отдохнуть в Вероне.
ГЛАВА XXI
В период сражений на Минчо .Бонапарт случайно
встретился с молодым французом-пейзажистом, де-
лавшим зарисовки с натуры в окрестностях озера Гар-
да. Генерал, окруженный молодыми людьми, прит-
ворно-восторженными или преувеличивавшими тот
восторг, который они искренне испытывали, был пора-
жен редким здравомыслием и благодушием худож-
ника; казалось, ничто не могло его взволновать и он
ничему не изумлялся. Вдобавок это был человек
хорошо сложенный и с очень приятным лицом. В те
годы Наполеон больше всего ненавидел донесения на
гасконский лад, все изображавшие в радужном све-
те. Он часто приглашал молодого художника к обеду
и хотел связать его судьбу со своей собственной. Не
только Бертье, но и сам Наполеон, часто подолгу бе-
седовавший с г-ном Бьоджи, давали ему понять, что,
будь у него желание, он мог бы вскоре получить офи-
церский чин и сделать завидную карьеру. Молодой че-
ловек, проявивший храбрость во время неожиданного
нападения на Гавардо, с обычной своей простотой от-
вечал генералу, что отнюдь не осуждает военных, что,
разумеется, их профессия нужна и благородна, но
что в общем, по его мнению, это — занятие грубое, в
374
котором человек показывает себя с дурной стороны;
ни за что на свете он не хотел бы посвятить ему свою
жизнь.
Проведя в главной квартире целый месяц, при-
чем Наполеон все это время был необычайно внима-
телен к нему, художник распрощался с генералом и
продолжал свои странствия по Италии.
Незадолго до битвы при Арколе Наполеон напи-
сал посланнику Французской республики во Флорен-
ции письмо с просьбой вручить двадцать луидоров
г-ну Бьоджи, по его сведениям возвратившемуся в
этот город, и передать ему от имени генерала Бона-
парта приглашение приехать в главную квартиру.
Художник с присущей ему невозмутимостью отве-
тил, что у него во Флоренции неотложные дела и что
эта поездка, бесполезная для его занятий живописью,
расстроит его планы. Посланник показал ему письмо
Наполеона, обратил его внимание на то, как лестно
главнокомандующий о нем отзывается, укорял его за
отказ от такого приглашения, и т. д., и т. д. Словом,
он так усердствовал, что г-н Бьоджи нанял ветту-
рино и не спеша направился в главную квартиру в
Верону, по пути зарисовывая все живописные ланд-
шафты, какие только ему встречались. Он прибыл в
Верону вскоре после битвы при Риволи и был при-
нят чрезвычайно любезно.
— Если вы хотите стать офицером,— заявил ему
Наполеон,— сейчас много вакансий; я возьму вас к
себе
— Неужели вы не видите,— прибавил находив-
шийся тут же генерал Бертье,— что главнокомандую-
щий берет на себя устроить вашу судьбу?
— Я хочу быть художником,— отвечал молодой
человек,— а все те ужасы войны, которые я сейчас
видел, все те опустошения, которые она, естественно,
влечет за собой и в которых никто не повинен, от-
нюдь не заставили меня изменить свое мнение об
этом грубом ремесле, в котором человек проявляет
самую дурную свою сторону — личный интерес, рас-
паленный до неистовства, приводящий к тому, что
лейтенант без сожаления видит, как рядом с ним гиб-
нет его близкий друг, капитан.
375
Наполеон оспаривал эту точку зрения философски-
ми доводами; он задержал художника до двух
часов ночи. «Я никогда еще не встречал человека, ко-
торый бы так хорошо говорил»,— рассказывал впо-
следствии г-н Бьоджи.
На другой день его пригласили к обеду; так было
и в последующие дни.
При всем своем природном бесстрастии художник
проникся дружеским чувством к Наполеону и, нако-
нец, однажды вечером осмелился спросить его, по-
чему он не попробует основательно лечиться, чтобы
побороть действие яда, который, как полагали, подта-
чивал, к великой опасности для Республики, его здо-
ровье.
Бертье знаками дал понять молодому художнику,
что главнокомандующий не любит разговоров на эту
тему. Но, к великому изумлению начальника главно-
го штаба (генерал Бонапарт наедине обращался с
ним как с мелким чиновником, и Бертье осмеливался
высказывать свое мнение только тогда, когда на этом
настаивали, что случалось весьма редко), Наполеон
принялся обсуждать этот вопрос по-философски и
весьма обстоятельно.
— Разумеется, яды существуют. Но существует ли
медицина? Будь медицина подлинной наукой, не
предписала ли бы она мне покой? Но разве может
быть покой для меня? Допустим, что я, презрев свой
долг, передам командование кому-либо из генералов
Итальянской армии, а сам удалюсь в Милан или Ниц-
цу; разве кровь не будет кипеть во мне при реляциях
о битвах, о которых и я в отдалении судил бы невер-
но, полагая, что в них не достигли всего того, чего
можно достичь с такими храбрыми войсками. На одре
болезни в Милане или в Ницце я стал бы терзать-
ся в сто раз сильнее, чем здесь, где по крайней
мере, когда мои войска удачно размещены и
агенты представляют удовлетворительные донесения,
я могу спать спокойно. Да и вообще — чего стоит че-
ловек, если он сам себя перестал уважать? Чего стоит
главнокомандующий, который из-за болей в груди или
в желудке укладывается в постель где-нибудь в ты-
лу, в то самое время как его храбрые гренадеры, не
376
задумываясь, идут на смерть? И какая унизитель-
ная судьба, если барбеты вздумают там меня прикон-
чить! Нет, медицины не существует; а если бы даже
эта наука была столь точна, как самая совершенная
тактика, человек обязан выполнить свой долг; будь
он гренадер или главнокомандующий, он должен
оставаться там, куда его поставила судьба, и т. д.,
и т. д.
Наполеон отпустил молодого человека только в
два часа ночи. В один из следующих вечеров он ска-
зал ему:
— Раз вы так упорно хотите оставаться худож-
ником, вы должны были бы написать для меня сра-
жение при Риволи.
— Я не батальный художник,—ответил г-н Бьод-
жи,— я только пейзажист. Иногда, следуя за вами, я
мельком примечал клубы дыма, зрелище бесконечных
рядов солдат; но я слишком мало изучал все эти
предметы, чтобы решиться изобразить их на холсте.
Я могу изобразить с некоторой надеждой на успех
только то, что мне хорошо знакомо.
Наполеон пытался переубедить его, но художник
твердо стоял на своем.
— Ну что ж,— сказал наконец генерал,— нари-
суйте мне возвышенность Риволи, окрестные горы и
реку Адидже, протекающую там справа, в глубине
долины, такими, какими я их видел, когда составлял
план атаки.
— Пейзаж без листвы,— возразил г-н Бьоджи, ко-
торый из всех военных высоко ценил одного только
главнокомандующего и отнюдь не был расположен
дольше оставаться при армии,— весьма унылое зре-
лище; писать его доставило бы мне столь же мало
удовольствия, как вам, генерал, смотреть на него.
Пейзаж без листвы нуждается в том, чтобы его ожив-
ляли характерные детали и мощные страсти боль-
ших сражений, которых я не умею передавать; я
очень сожалею, что не могу написать картину для
вас.
— Ну что ж! Вы напишете ее так, как вам забла-
горассудится, а Бертье даст вам охрану.
Начертив план местности: слева — Монте-Бальдо,
377
напротив него — высота Сан-Марко, справа — Адид-
же,— генерал Бертье изобразил ход битвы.
С помощью этого импровизированного наброска
Наполеон, увлеченный беседой и спором, вместе с
Бертье старался объяснить художнику последователь-
но развертывавшиеся движения войск, изложенные
нами выше. Художник воодушевился этими славны-
ми делами, рассказанными, по его словам, с предель-
ной простотой и без малейшей напыщенности. Неко-
торый пафос Наполеон проявил лишь тогда, когда
заговорил о своем долге и о полном своем равноду-
шии к опасности отравления.
Несомненно, Наполеон надеялся получить баталь-
ную картину. Иначе, говорит г-н Бьоджи, зачем он
стал бы так четко излагать движения войск, а глав-
ное, различия мундиров? Вот справа — канониры
со своими двенадцатифунтовыми орудиями несутся
в глубь долины Адидже, осыпая ядрами одетых в бе-
лые мундиры солдат Кваздановича, которые пы-
таются взобраться на возвышенность; вот сражаю-
щиеся под начальством Ласаля драгуны в зеленой
форме, и т. д., и т. д
Разошлись в третьем часу ночи.
На другое утро Бертье прислал г-ну Бьоджи че-
тырех толковых гренадеров, принадлежавших к од-
ной из тех полубригад, которые особенно отличились
в сражении у Риволи. Под их охраной г-н Бьоджи от-
правился в путь. Ои охотно беседовал с этими гре-
надерами Здравым смыслом своих речей они, по его
словам, напоминали ему главнокомандующего.
В разговоре эти славные молодые люди проявляли
редкую сметливость.
Заночевали в одной из деревень; на следующее
утро г-н Бьоджи обошел с ними поле сражения. Ко-
гда свернули влево, он продолжал путь, все дальше
углубляясь, в ущелье, спускающееся к озеру Гар-
да; вдруг гренадеры — двое из них шли впереди —
остановились; один из тех, что остался с ним, сказал:
— Гражданин, нам приказано охранять тебя. По-
этому, ничуть не стесняя твоих действий, мы будем
сопровождать тебя всюду, куда бы ты ни пошел, но
если ты еще дальше будешь спускаться к озеру, те-
378
бя попотчуют ружейными выстрелами. Крестьяне в
этих местах презлые.
Г-н Бьоджи ответил, что хотел спуститься к озеру
просто из любопытства, увлеченный красотой ланд-
шафта. Он вернулся вместе с гренадерами к селению
Риволи. Отправной точкой для своей картины он вы-
брал место у невысокой каменной стены, совсем не-
давно разрушенной снарядом. Гренадеры следили
за его действиями и, казалось, в исполнение данного
им приказа решили ни на шаг не отходить от его
мольберта. Через час один из них сказал ему:
— Здесь тебе не угрожает никакая опасность.
В трехстах шагах отсюда был убит наш капитан; он
был славный человек. Если мы тебе не нужны, мы
сходили бы поглядеть еще раз на это место.
Через несколько минут г-н Бьоджи, увидев, что
вес четверо остановились и пристально вглядывают-
ся в землю, бросил работу и подошел к ним; он за-
метил на глазах у них слезы.
— Вот тут убили нашего бедного капитана; навер-
но, он похоронен поблизости.
Солдаты принялись разрывать штыками землю в
тех местах, где она казалась свежевскопанной, и
вдруг молча переглянулись: они увидали своего ка-
питана, грудь которого была засыпана слоем земли
толщиною не более чем в три пальца. Растроганный,
несмотря на свою обычную холодность, г-н Бьоджи
ходил с ними более часа. Они показывали ему, ка-
кие марши и контрмарши их рота проделала до того,
как был убит капитан.
Г-н Бьоджи провел с ними в окрестностях дерев-
ни Риволи три дня. Он делал па поле битвы всевоз-
можные зарисовки, думая, что этим доставит удо-
вольствие главнокомандующему. К тому же он очень
приятно чувствовал себя в обществе своих четырех
гренадеров и уже не испытывал такой сильной не-
приязни к военному делу.
— В сущности,— говорил он в 1837 году,— я не лю-
бил только офицеров, а главнокомандующий и гре-
надеры были мне по душе.
Вернувшись в Верону, он там проработал шесть
недель над своей картиной. Главнокомандующий по-
379
прежнему принимал его весьма любезно. Он предло-
жил художнику приходить к нему каждый день с на-
ступлением сумерек, когда уже нельзя было доль-
ше работать, и часто оставлял г-на Бьоджи обе-
дать
Однажды вечером, в предобеденный час, в гости-
ную, где дожидались г-н Бьоджи и несколько пол-
ковников, вошел генерал Бертье. Он раздраженно
спросил:
— Что вы тут делаете, господа? Вам здесь не
место. Уходите!
Затем, увидев, что г-н Бьоджи, несколько смущен-
ный, спешит уйти вместе с полковниками, Бертье об-
ратился к нему:
— Оставайтесь. То, что я сказал, к вам не отно-
сится; главнокомандующий всегда рад вас видеть;
вы, наверно, и сами это замечаете; ои сажает вас ря-
дом с собой, он разговаривает с вами.
В словах Бертье чувствовалась некоторая доса-
да: ведь с ним, как и со всеми,, другими военными,
Наполеон никогда не разговаривал, а только сухим
тоном задавал вопросы Бертье казался мелким чинов-
ником, которому поручено передавать распоряжения.
— Трудно себе представить,— говорил г-н Бьод-
жи,— какое множество людей каждый день приходи-
ло на прием к главнокомандующему. Среди них были
женщины, очень нарядные, священники, дворяне, лю-
ди всякого звания. Он щедро оплачивал их. благодаря
этому он все знал
Г-на Бьоджи поражало го обстоятельство, что глав-
нокомандующий всех своих генералов, даже наибо-
лее выдающихся, держал на почтительном расстоянии;
если он говорил кому-нибудь из них два — три слова,
это расценивалось как милость и давало им пищу
для разговоров на целый вечер.
— Ничто не могло быть менее соблазнительно,
чем то положение, которое мне предлагали,— говорил
г-н Бьоджи,— Нужно было обладать честолюбием;
надень я мундир, главнокомандующий, несомненно,
тотчас перестал бы разговаривать со мной, а если бы
он вздумал продолжать наши беседы, какую бы это
вызвало зависть!
380
Главнокомандующий охотно вступал в беседу с
солдатами; он всегда разговаривал с ними просто и
разумно, стараясь правильно уловить их мысль. Он
часто подолгу беседовал с г-ном Бьоджи. В его мане-
ре глядеть на собеседника, особенно поздним вечером,
было что-то очень приятное, и он всегда был безуко-
ризненно вежлив В искусстве ему чутьем открыва-
лось многое; он ровно ничего не читал в этой обла-
сти; случалось, что он приписывал Микеланджело
картины Аннибале Карраччи.
В ту пору Гро писал его портрет — тот, где он изо-
бражен со знаменем в руке в момент перехода через
Аркольский мост. Это единственный портрет того вре-
мени, на котором он похож Главнокомандующий с
саблей на боку устремляется вперед; из-за этого по-
рывистого движения темляк сабли несколько смещен.
Как это ни странно, Бертье, умевший рисовать, спро-
сил Гро, почему темляк не в отвесном положении.
«Нет ничего проще»,— сказал Наполеон и объяснил
причину.
— Гро,— прибавлял г-н Бьоджи,— единственный
из всех живописцев осмелился передать синяки под
глазами главнокомандующего, которого, казалось, из-
нуряла тяжкая грудная болезнь. Несколько успокаи-
вала окружающих только мысль о тех огромных разъ-
ездах, которые он совершал почти что ежедневно, и
об их быстроте. Изумителен был его взгляд, присталь-
ный и глубокий, отнюдь не вдохновенный и не поэти-
ческий. Когда он беседовал с женщиной или слушал
рассказ о доблестном поступке кого-либо из его сол-
дат, этот взгляд становился бесконечно ласковым.
В общем,— говорил г-н Бьоджи,— это был человек
необычайного склада. Ни один из его генералов не
походил хоть сколько-нибудь на него. У Лемаруа бы-
ла очаровательная наружность, говорившая о мяг-
кости, порядочности, воспитанности этого человека,
но он не выдерживал сравнения со своим начальни-
ком; Мюрат был красив верхом на коне, но то была
грубая красота; Дюфо был умен, но один только
Ланн иногда напоминал главнокомандующего.
Его окружало глубокое безмолвное почтение, он
решительно не имел себе равных, и все это чувство-
381
вали. Все красавицы Вероны старались встретиться
с ним у венецианского проведитора, бывшего послан-
ника и очень важного вельможи, который, однако, в
присутствии главнокомандующего казался мальчиш-
кой.
Когда картина, изображавшая возвышенность Ри-
воли, была закончена, генерал остался доволен ею.
Безыскусственностью и мягкими тонами она напо-
минала полотна Клода Лоррена. Наполеон щедро за-
платил за нее. Г-н Бьоджи вернул шесть луидоров
из двадцати пяти, полученных во Флоренции, пояс-
нив, что не израсходовал этих денег.
Мы не изменили ни одного слова в рассказе г-на
Бьоджи; в настоящее время он живет весьма уеди-
ненно в маленьком городке Бретани.
глава ххп
12 мая 1797 года Большой совет под председатель-
ством дожа постановил распустить правительство.
16 мая четыре тысячи французов заняли Венецию.
Приветливый нрав венецианцев, великое несчастье,
которое их постигло, интерес, внушаемый пытливости
философа этим народом, самым веселым на земле1,—
все это заставляет нас глубоко сожалеть о принятом
Наполеоном решении. Если бы он мог поступить
иначе, Венецианская республика, быть может, су-
ществовала бы еще и поныне и свинцовое иго Авст-
рии не столь тяжко давило бы несчастную. Г-н фон
Меттерних не отправлял бы в Шпильберг самых вы-
дающихся итальянцев2. Однако нельзя не признать,
что поведение французского полководца было совер-
шенно законным. Он сделал все, что было в челове-
ческих силах, чтобы сохранить Венецию, но он имел
дело с людьми слишком глупыми.
Вступлением французов в Венецию заканчивается
поэтический и вполне благородный период жизни На-
полеона. Отныне он в целях самосохранения был вы-
нужден принимать меры и совершать действия, ко-
1 См. сочинения поэта Буратти, умершего в 1832 году; на-
пример, сатиру «Элефантепда».
9 «Записки» Сильвио Пеллико, Борсьери, Андрианна и др.
382
торые, хотя они и были вполне законными, уже не
могут быть предметом страстного энтузиазма. В этих
действиях отражается отчасти низость Директории.
Итак, на этом заканчиваются героические време-
на Наполеона. Я прекрасно помню тот восторг, кото-
рый его юная слава возбуждала во всех благород-
ных сердцах. Наши представления о свободе еще не
были, как теперь, углублены опытом недавнего про-
шлого с его мошенническими проделками. Все мы твер-
дили: «Дай бог, чтобы молодой главнокомандующий
Итальянской армии стал главою Республики!»
Французу нелегко оценить по достоинству дей-
ствия обдуманные и глубоко обоснованные, единствен-
ные, которые приводят к частым успехам; в своем ге-
рое он хочет видеть черты юные и отважные и, сам
того не сознавая, переносит на него пережитки ры-
царских идеалов. В 1798 году люди склонны были
думать, что генерал Бонапарт выигрывает битвы так,
как, по мнению провинциальных литераторов, Лафон-
тен писал свои басни: не задумываясь
Когда стало известно, что Наполеон в Париже и
что он представился Директории, все думали: «Они
его отравят!» Эта мысль стала омрачать энтузиазм,
который внушал полководец, действовавший в Италии.
В Париже он был поглощен мыслью о том, как из-
бежать козней Директории. Героический период его
славы миновал.
Весть о походе в Египет укрепила веру в мощь его
дарования, но умалила то представление, которое мы
составили себе о его страстной любви к отечеству.
Республика, говорили мы, не так богата, не так успеш-
но вершит свои дела, чтобы посылать в Египет луч-
шее, что у нее есть. Наполеон согласился возглавить
это предприятие из боязни двух возможностей быть
забытым — или отравленным.
Но вернемся к сражениям; мы изложили, и почти
всюду словами самого Наполеона, битвы прн Монте-
нотте, Миллезимо, Дего, Лоди, Лонато, Кастильоне,
Ровередо, Бассано, Сан-Джорджо, Арколе, Риволи,
Фаворите, Тальяменто, Тарвисе.
Мы гораздо более кратко расскажем о Хебреиссе,
Пирамидах..., Ватерлоо.
383
Чтобы изложить ход битвы с точки зрения воен-
ного искусства, требуется пятьдесят страниц; чтобы
вообще изобразить ее сколько-нибудь понятно,— два-
дцать. Нетрудно увидеть, что можно было бы запол-
нить сражениями всю эту книгу. К тому же всякий
читатель, имеющий некоторое представление о гео-
метрии, любит читать о сражениях в книгах Гувьон
де Сен-Сира, Наполеона, Жомини, в сочинениях или
в мемуарах таких авторов, которые дали себе труд
внимательно сопоставить военные бюллетени и вымыс-
лы обеих борющихся сторон.
ГЛАВА XXIII
Наполеон боялся якобинцев, которых он лишил
не только власти, но и привычных нм занятий. Он
учредил полицию для надзора за ними. У него было
сильное желание отправить в ссылку всех главарей;
но такая мера возмутила бы общественное мнение и
надолго отдалила бы создание намеченного Наполео-
ном единства. Даже после изгнания главарей его не
оставил бы страх перед заурядными якобинцами; по
его мнению, двух десятков этих людей было бы до-
статочно. чтобы составить заговор и подвергнуть его
жизнь опасности.
Якобинцы, пожалуй, были единственные люди, ко-
торых Наполеон когда-либо ненавидел. Возвратясь
из Египта, он увидел, что подлинная власть в руках
Сьейеса (которого он считал якобинцем); я говорю:
подлинная, ибо Директория продолжала существо-
вать только потому, что не нашлось еще никого, кто
бы нанес ей смертельный удар; и Сьейес мог исполь-
зовать какого-нибудь другого генерала так, как он
использовал Наполеона.
По здравому размышлению Наполеон счел нуж-
ным доверить надзор за якобинцами бывшему яко-
бинцу.
Он думал, что привлек Фуше на свою сторону (в
чем ошибался). Он поручил ему:
во-первых, назначить на высокие должности всех
тех якобинцев, которые обладали несомненными досто-
инствами;
384
во-вторых, назначить на второстепенные должно-
сти всех тех якобинцев, которые по своей деятельной
натуре и восторженной любви к родине могли бы
стать опасными;
в-третьих, делать все, что могло быть приятно
остальным якобинцам.
Таким образом, Наполеон старался искоренить доб-
родетельный энтузиазм при помощи себялюбия. Он
считал необходимым, чтобы якобинцы были как мож-
но более заняты на своих новых должностях. Самым
ревностным из них Фуше должен был говорить: «Пре-
доставьте мне действовать. Разве вы меня не знаете?
Разве вы не знаете, к чему я стремлюсь? Поверьте, я
действую для наибольшего блага партии. По своему
положению я имею возможность видеть, на что спо-
собны солдаты; я зорко слежу за каждым их движе-
нием. Как только окажется возможным выступить, я
вас предупрежу». И т. д. и т. д.
Фуше было предписано продолжать общение с
якобинцами и видеться даже с теми из них. кто лич-
но был наиболее враждебен ему. Иначе как бы он мог.
следить за их действиями? В отношении многих важ-
но было знать, где они проводят каждую ночь. Фуше
было поручено следить, насколько в их сердцах укреп-
ляется эгоизм, а главное, доставлять тем из них, в
ком еще сохранились энергия и пыл, возможность
проявить себя.
Роялистская партия пользовалась благосклон-
ностью Наполеона. «Эти люди — единственные, кото-
рые умеют служить»,— сказал он, когда г-н де Нар-
бонн, вручая ему письмо, положил его на отворот своей
треуголки. Если бы Наполеон посмел, он окружил бы
себя исключительно людьми, принадлежавшими к Сен-
Жерменскому предместью.
Те из них, кого император до известной степени при-
близил к себе, простодушно удивлялись, что он так
щадит революционную партию, которая главенство-
вала открыто хотя бы в Государственном совете, в то
время бесспорно являвшемся самым влиятельным по-
литическим органом Империи. То. что происходило
в Сенате и Законодательном корпусе, было всего
лишь пышной 1екорацией
25 Стендаль Г XI.	385
Эти приближенные, в прошлом приверженцы роя-
листской партии, о которой уже была речь, разгова-
ривая с императором, всегда испытывали страх пе-
ред ним и никогда не могли понять, как это он, импе-
ратор, боится чего бы то ни было.
Сначала он очень боялся всех якобинцев вообще;
затем, когда первый страх улегся, он стал очень боять-
ся Фуше и пытался заменить его сначала г-ном Паскье,
а позднее — генералом Савари, герцогом Ровиго. Го-
товность к тирании, мужество, энергия — все это бы-
ло у Савари; но, всегда служивший в армии, он со-
всем не знал якобинцев. Даже Паскье знал их весь-
ма недостаточно.
В какой мере Фуше обманывал императора?
ГЛАВА XXIV
Две причины привели императора к гибели-
во-первых, предпочтение, которое он со времени ко-
ронования стал отдавать людям посредственным;
во-вторых, сочетание обязанностей императора с
обязанностями главнокомандующего. В канун битвы
18 июня 1813 года под Лейпцигом он потратил весь ве-
чер на выполнение обязанностей императора; он за-
нимался тем, что диктовал приказы по делам, касав-
шимся Испании, вместо того чтобы разработать план
отступления, которое на другой день не удалось из-за
отсутствия порядка. Бертье, по обыкновению, ничего
не предусмотрел, ничего не решился взять на себя. На-
пример, командование на мосту через Эльстер сле-
довало поручить кому-нибудь из ординарцев импера-
тора, который определил бы, когда мост нужно взор-
вать.
Под Лейпцигом армия в сто пятьдесят тысяч че-
ловек была разгромлена армией в триста тысяч; тут
уже всякое искусство и умение маневрировать были
ни при чем.
Стопятидесятитысячная армия состояла из мо-
лодых солдат, изнуренных усталостью; ими командо-
вали утомленные, измученные генералы, которые, в
свою очередь, выполняли приказания гениального че-
386
ловека, больше занятого мыслью о своей империи, чем
о своем войске.
Главнокомандующий неприятельскими войсками,
человек весьма приятный в светском обществе, во гла-
ве армии был бездарен. К тому же его сильно стесня-
ло присутствие двух монархов: под давлением своих
придворных они то и дело пытались исправлять со-
вершаемые им ошибки. Полная бездарность милей-
шего князя Шварценберга и порожденный ею беспо-
рядок дают основание думать, что если бы неприя-
телю пришлось иметь дело с полководцем Итальянской
армии, поглощенным своей задачей, французское вой-
ско было бы спасено. Но для этого еще был нужен
энергичный начальник главного штаба, способный
проявить некоторую изобретательность и готовый в
случае необходимости взять на себя хотя бы меры вто-
ростепенного значения,— словом, прямая противопо-
ложность Бертье. Встречаясь с Бертье в этот период,
мы видели в нем человека совершенно выдохшегося.
Так же, как и его повелитель, он был всецело поглощен
заботами, связанными с новым для него титулом; из
боязни умалить его блеск он избегал в своих письмах
чрезмерно вежливых оборотов. Этот вельможа успел
настолько израсходовать свои силы и был так утомлен,
что, когда к нему приходили за распоряжениями, часто
оказывалось, что он сидит, развалясь в кресле и по-
ложив ноги на стол; он ни слова не отвечал, а только
насвистывал; единственным движением этой души,
совершенно бездеятельной, была ярко выраженная
неприязнь к тем генералам, что проявляли энергию и
силу воли — свойства, с каждым днем все реже встре-
чавшиеся в армии. Требуется ли пояснять, что мы
не говорим о храбрости? Храбры были все, и хоро-
шо известно, что те военачальники, которые не вы-
казывают на поле битвы никакой энергии и настолько
боятся уронить свою репутацию, что не решаются
двинуть в наступление хотя бы один батальон, думают
большой личной отвагой возместить то, чего им недо-
стает.
Если император любил окружать себя камерге-
рами, изящные манеры которых свидетельствовали об
их принадлежности к Ссп-Жермевскому предместью,
387
то князь Бертье оказывал явное предпочтение моло-
дым офицерам, одевавшимся с изысканным щеголь-
ством и знавшим в совершенстве тончайшие оттенки
этикета.
Можно утверждать, что князь Бертье был непо-
средственной причиной доброй половины бедствий
французской армии, начиная с битвы при Эйлау,
где по его вине один корпус (маршала Бернадота)
бездействовал.
Эта усталость выдохшегося человека часто приво-
дила к тому, что войска во время походов скаплива-
лись на одних и тех же дорогах, в одних и тех же
деревнях,— а это вызывало чудовищный беспорядок,
все более и более восстанавливавший против нас
местных жителей, по природе очень добрых и чело-
вечных.
Если в 1805 году этот упадок был заметен только
для тех, кто наблюдал события вблизи, то причина
заключалась в том, что император.имел счастье встре-
тить графа Дарю, бывшего главного казначея армии
Массены в Цюрихе. Этот редкий человек, изумительно
точный в делах и трудолюбивый, был робок во всем,
что касалось политики, и прежде всего ненавидел яко-
бинцев, которые во время террора заключили его в
тюрьму. Присвоив Дарю звание главного интенданта,
Наполеон поручил ему значительную часть обязан-
ностей начальника главного штаба. В ведении
Бертье остались только передвижения войск; но и это
было ему не по силам.
Граф Дарю работал непосредственно с императо-
ром, но, будучи человеком слишком искушенным, а
главное, слишком занятым, чтобы пытаться вступить
в борьбу с начальником главного штаба, он докла-
дывал ему о целом ряде мер, представляя их на его
рассмотрение. Часто граф Дарю отвечал на то или
иное предложение словами: «Я спрошу распоряжений
князя Невшательского» (как известно, это был новый
титул генерала Бертье).
В ведении графа Дарю находились;
1.	Продовольствие.
2.	Финансы армии.
388
3.	Управление завоеванными странами, разделен-
ными на интендантства.
Интенданты назначались из числа аудиторов Го-
сударственного совета. Само собой понятно, что снаб-
жение продовольствием и управление завоеванными
странами находились в неизбежной и тесной связи с
передвижениями войск. Граф Дарю постоянно сове-
щался с князем, начальником главного штаба, и имел
смелость говорить ему правду об истинном положении
вещей, часто безотрадном.
Бедствия армии, происходившие oi полного
невнимания к частностям, вызывали у графа Дарю
приступы гнева; он славился в армии своей резкостью.
Граф Дарю — неслыханное дело в ту эпоху! — осме-
ливался давать отпор маршалам. Он был безукориз-
ненно честен; поэтому император пожаловал ему семь-
десят тысяч франков ренты, а на Новый год всегда де-
лал ему подарок еще в десять тысяч франков ренты.
ИСТОРИКО-ЛИТЕРАТУРНАЯ СПРАВКА
Имя Бонапарта Стендаль впервые услышал в 1796 году,
в связи с сообщениями о поразительных победах Итальянской
армии. Мы не знаем, читал ли он военные бюллетени, так искус-
но составлявшиеся молодым главнокомандующим, но он должен
был запомнить это имя, уже окруженное ореолом военной сла-
вы В 1799 году, подъезжая к Парижу, Стендаль узнал о пере-
вороте 18 брюмера и был рад, что «молодой генерал Бонапарт
стал королем Франции» В 1800 году вслед за французской ар-
мией Стендаль перевалил через Сеи-Бериар и вступил в Италию.
В Милане он узнал о битве при Маренго — новой решающей
победе первого консула — и вскоре поступил а его армию суб-
лейтенаитом Шестого драгунского полка
Выйдя в отставку, Стендаль в 1803—1804 годах много за-
нимался самообразованием. Чтение Монтескье, Гельвеция
и Альфьери. государствоведов, просветителей и тираноборцев
принесло свои плоды, и в тот момент, когда Наполеон возложил
на спою голову императорскую корону, Стендаль был страст-
ным республиканцем Пий VII и Наполеон Бонапарт, восстанав-
ливающие религию и монархию в символическом акте коронова-
ния, показались ему двумя обманщиками, вступившими меж ту
собою о союз для борьбы со свободой
Прошло три года, и Стендаль вновь поступает в войска,
теперь уже в качестве интенданта Он, как и псе вокруг, упоен
военной славой, которой Наполеон венчает Францию, и так же,
как все вокруг, охвачен честолюбием Юный интендант «прими-
ряется» с императором, рассматривая войны и победы, как са-
мые обыкновенные и естественные акты государственной жизни
Но общение с роенными, канцелярский труд, тяготы походной
жнзин и картины грандиозных разрушений, которые он мог на-
блюдать в каждой кампании, вскоре вызвали у него отвращение
к своей деятельности Падение Наполеона он принял без особого
волнения Только нелепая реакция, начавшаяся вместе с воца-
рением Бурбонов, вызвала его негодование и вместе с тем за-
ставила еще раз переоценить сбраз и историческую роль па вше-
го императора.
390
В 1817 году, после нескольких лет жизни в Милане, он вы-
езжает во Францию — сперва в Гренобль, по делам своей се-
стры, затем в Париж и здесь с горечью наблюдает торжество
реакции Ультрароялисты поносят революцию, ее наследие, ее
деятелей и, в частности, Наполеона, которого рассматривают
как «детище революции». По возвращении в Милан в ноябре
1817 года он решает написать биографию Наполеона, чтобы
восстановит ь подлинные факты и ответить его хулителям. Он
тотчас же принимается за работу с намерением перевести
и комментировать обширную статью «Эдинбургского обозрения»
(декабрь 1816 года), в которой была охарактеризована полити-
ческая жизнь Наполеона >. Работа шла быстро. Стендаль стал
читать другие сочинения об интересовавших его событиях —
биографический словарь современников Л.-Г. Мишо, книгу аб-
бата де Прадта об испанских событиях и др. Он дал переписать
законченные главы и просил у своих миланских друзей критиче-
ских замечаний о написанном Затем 12 января 1818 года он
вдруг прекращает работу, объясняя это состоянием здоровья.
В том же году, в следующую свою поездку в Гренобль, он
покупает недавно появившуюся посмертную книгу г-жи де Сталь
«Размышления о главнейших событиях Французской револю-
ции». Прочтя ее, он пришел в ярость В главах, посвященных
Империи, г-жа де Сталь резко выступает против режима Напо-
леона, против его деспотизма, против духа военщины и раболе-
пия, которые он привил французскому обществу Стендаль
воспринял эту книгу как апологию реакционного правления
Бурбонов и решил продолжать начатую нм «Жизнь Наполеона»,
чтобы достойно ответить на «памфлет»,— так он назвал «Раз-
мышления» г-жи де Сталь Это было в конце мая или в июне.
В середине августа он навсегда прекратил работу над руко-
писью вероятно, убедившись в том, что ему не удастся напе-
чатать ее. Действительно, появление такой книги в первые
годы Реставрации могло повлечь за собою всяческие неприят-
ности и для автора и для издателя. К своей теме он вернулся
только через двадцать лет.
В 18.16 году, приехав в Париж в отпуск, который должен
был продлиться больше трех лет, Стендаль решил написать
«Воспоминания о Наполеоне» С1арая рукопись осталась в Ми-
лане, а может быть, он и забыл о чей. Во Франции положение
сильно изменилось Наполеон был в великом почете и даже
правительство как будто относилось благосклонно к культу им-
ператора. появилось много герьезпых трудов об Империи — ма-
териалов, документов, исследований «Наполеоновская легенда»,
возникшая уже в начале 1820-х годов, распространилась по всем
странам Западной Европы Возникла партия бонапартистов,
иногда тесно смыкавшаяся с республиканской партией Стендаль
в «Воспоминаниях о Наполеоне» хотел рассказать о событиях,
в которых он сам принимал некоторое участие как драгунский
офицер, интендант и инспектор коронного имущества Однако
трудности огромного литературного предприятия, которое дол-
1 Статья была напечатана по поводу книги Уоррена «Письма
со Св. Елены».
391
жно было занимать несколько томов, обилие материалов, слож-
ность исторических проблем, очевидно, испугали его. К тому же
влекли другие труды — «Записки туриста», затем «Пармскнй
монастырь» Стендаль прекратил работу над книгой в нюне
1837 года. «Воспоминания о Наполеоне» так же, как и многие
другие его работы, остались незаконченными Рассказ доведен
только до оккупации французскими войсками Венеции (май
1797 года), то есть до момента, когда заканчивается период
биографии Наполеона, который Стендаль называет «героиче-
ским»
Источники, которыми пользовался Стендаль в 1837 году, бо-
лее многочисленны и более научны Это «История Наполеона»
Норвена (т. I, 1827), «История Наполеона» Вальтера Скотта
(французский перевод 1827 года), «Политическая и военная
жизнь Наполеона» известного специалиста по военному делу
Жомннн (1827), «История Французской революции» Тьера,
«Воспоминания» Бурьена и особенно «Мемориал со Св. Елены»
Ласказа (1823) и «Мемуары Наполеона», составленные генера-
лами Гурго н Монтолоном (1822—1827). Разумеется, ни один из
этих источников не обладает какой-либо научной достовер-
ностью: они почти все апологетичны и являются скорее орудием
страстной бонапартистской пропаганды, нежели историческими
исследованиями. Однако во многом они были созвучны взглядам
Стендаля
Подбирая материалы списывая со своих источников целые
страницы переводя английские статьи, полемизируя с против-
никами — ультрароялистами, конституционалистами н даже
бонапартистами,— Стендаль утверждал не только свое понима-
ние Наполеона, но и свои политические взгляды Сам он неодно-
кратно противопоставлял Наполеона-человека и Наполеона — об-
щественного деятеля. Уже в посвящении «Истории живописи
в Италии» он говорил о том, чти. восхищаясь Наполеоном,
терпеть нс может его «системы воспитания». Стендаль всегда
высоко ценил энергию В нравах итальянского Ренессанса его
интересовали бурные страсти, которые он часто отождествлял
с силой духа и энергией характера. Он сравчивал Наполеона
с кондотьерами XV века, напоминавшими героев каких-нибудь
авантюрных романов Конечно, его привлекала энергичная
власть, способная поднять народ иа великие политические ак-
ции и вдохновить на подвиг Но вместе с тем. как все либералы
его эпохи, Стендаль ненавидел деспотизм этого необычайно
энергичного правителя, так как деспотизм подавляет инициати-
ву народа и вызывает духовное оскудение нации. Вот почему
Стендаль безгранично восхищается генералом Бонапартом,
видя в нем народного героя, вождя революционной нации и за-
щитника революции, а в императоре Наполеоне видит деспота,
подчинившего политику интересам своего честолюбия
В таком толковании деятельности Наполеона не было ни-
чего особенно оригинального: Стендаль шел в русле либераль-
ной традиции, получившей свое выражение во многих докумен-
тах эпохи.
Разумеется, Бонапарта нельзя рассматривать как выразн-
392
теля интересов нации ни до 18 брюмера, ни после него. Оче-
видно, что «Бонапарт-освободитель», как его называли итальян-
цы 1796 года, не оправдал в полной мере надежд, которые на
него возлагали итальянские патриоты. Несомненно также, что
итальянский народ встречал французскую армию не так во-
сторженно, как сообщает Стендаль,—дневники и письма само-
го Стендаля в период его первого пребывания в Италии сви-
детельствуют об этом с достаточной ясностью В оценке истори-
ческих событий, мотивов, руководивших императором, расста-
новки политических сил, в оценке исторической роли России,
войны 1812 года и т л Стендаль нередко жестоко заблуждался
Это объясняется и полемическим характером его книг, и недостат-
ком документации, и желанием оправдать Наполеона, противопо-
ставив его деятельность бездарности современных правительств.
События, о которых он говорил, далеко еще не отошли в прошлое,
они все еще сохраняли свою политическую остроту, а Стендаль
писал не столько историческую, сколько полемическую работу.
Но, кроме этих серьезных ошибок в понимании и интерпре-
тации событий, в книгах Стендаля встречаются и другие, более
мелкие, фактические, даже в датах, которые должны быть из-
вестны школьнику. Он путает латы поступления Наполеона
в Парижскую школу, битвы при Маренго, подписания Конкор-
дата, битвы при Энлау и т. д. Здесь сказывается и недостаток
памяти, на который Стендаль часто ссылался, и нелюбовь
к кропотливому изучению деталей Впрочем, не следует забы-
вать, что обе книги Стендаля о Наполеоне представляют собою
ие более как первые черновые наброски, которые должны были
подвергнуться дальнейшей обработке и проверке.
Стендаль часто критикует своего героя Он идеализирует
молодого республиканского генерала главным образом для того,
чтобы показать ошибки императора. Он обьясчяет крушение
Империи тем, что Наполеон изменил революционным традици-
ям. Французская армия вступала в Берлин под звуки Марселье-
зы, а по главе войска в генеральском мундире ехал только что
венчанный на царство император. Это поразительное зрелище
кажется Стендалю почти символическим И едва лишь Бонапарт
вступил па престол, как он стал совершать «ошибки». Наполеон
должен был даровать немцам двухпалатную систему и либе-
ральную конституцию, тогда они отвратились бы от своих коро-
лей и видели бы во Франции естественного союзника. Но, став
монархом, Наполеон должен был поддерживать монархический
принцип повсюду. Создавая себе врагов в лице правителей, он
не сделал своими друзьями народы Отказ от революционных
традиций обрек его иа неизбежное конечное поражение. Напо-
леон «заслужил» Св. Елену преследованием общественного мне-
ния и печатного слова. Он ие понимал, что королевский двор
не может решить судьбу парода и решать за народ, и просчи-
тался в испанских событиях Он просчитался и в своей борьбе
с Россией. Эти и другие его просчеты являются результатом
того, что он не захотел остаться «сыном революции».
Такова общая концепция Стендаля, продуманная и разра-
ботанная в эпоху Реставрации и тесно связанная со всем поли-
393
тическнм опытом современной ему Европы. Страстные бонапар-
тисты рассматривали Наполеона как нового Прометея, который
похитил небесный огонь, чтобы одарить им людей, и за то был
наказан торжествующей силой зла. Для Стендаля такое толко-
вание этой поучительной судьбы было невозможно. Узник Св.
Елены, несмотря на все свое величие, понес заслуженную кару
за то, что он уничтожил свободу, которую «призван был защи-
щать».
Последовательно и систематически Стендаль проводит эту
точку зрения в обеих своих книгах о Наполеоне. Приняв такую
позицию, этот восхищенный поклонник Наполеона, утверждав-
ший, что любил императора в течение всей жизни, и даже на-
писавший об этом в одной из своих эпитафий, вступал в полное
противоречие с «Наполеоновской легендой». Он никогда бы не
принял идеи бонапартизма, утверждавшего полезность деспо-
тизма и вред народовластия. «Жизнь Наполеона» и «Воспоми-
нания о Наполеоне» утверждаю' нечто прямо противоположное
этой идее и, по существу, являются полемикой с бонапартиз-
мом. Условия времени не позволили этой полемике принять бо-
лее острые и отчетливые формы
Некоторые главы из «Жизни Наполеона» были напечатаны
Р. Коломбом в виде частных писем Стендаля в 1854 году.
В 1898 году Жаи де Митти в книге «Наполеон» опубликовал
несколько новых фрагментов той же книги. Отрывки из «Мемуа-
ров о Наполеоне» были напечатаны в Журналах, в частности
в «Revue des Deux Mondes» за 1855 год. Полный текст того
и другого сочинения был напечатай в издании Шампиона
в 1929 году. С этого издания и сделан настоящий перевод.
Б. РЕИЗОВ
ПРИМЕЧАНИЯ
ЖИЗНЬ НАПОЛЕОНА
Стр. 5. Цитата из латинской поэмы английского писателя Ол-
дрича «Вступление на престол короля Вильгельма и королевы
Марин».
Фуше, Жозеф, герцог Отрантскнй (1759—1820) — француз-
ский политический деятель, имя которого сделалось символом ве-
роломства и предательства. Человек совершенно аморальный и
беспринципный, Фуше последовательно изменял всем правитель-
ствам, которые сменялись во Франции с начала революции и до
второй реставрации Бурбонов. Его мемуары были изданы в
Люсьен Бонапарт —брат Наполеона (1775—1840). Ему, как
председателю Совета пятисот, Наполеон был обязан удачей го-
сударственного переворота 18 брюмера. Мемуары Люсьёна Бона-
парта были опубликованы в 1836 году
Мемуары графа Реаля (1757—1834), министра полиции во
время Ста дней, не сохранились.
Реньо, де Сен-Жаи д'Анжели (1762—1819) —французский по-
литический деятель. Был членом Государственного совета. После
отречения Наполеона уехал в Америку Воспользовавшись амни-
стией 1819 года, вернулся в Париж.
Сьейес, Эммануил-Жозеф (1748—1836) — аббат, политический
деятель эпохи Французской революции. Известей как автор бро-
шюры «Что такое третье сословие?», изданной в 1789 году и на-
правленной против дворянства и духовенства.
Лебрен, Шарль-Франсуа (1739—1824)—французский полити-
ческий деятель, был третьим консулом Французской республики.
Стр. 7. Пасквилем на Наполеона Стендаль называет извест-
ную книгу либеральной писательницы баронессы де Сталь «Раз-
мышления о главнейших событиях Французской революции», из-
данную в 1818 году.
Стр 8. Паоли, Паскуале (1725—1807)—корсиканский пат-
риот В 1755 году стал ео главе Корсики, боровшейся против Ге-
нуэзской республики. В 1768 году Генуя продала свои права на
395
Корсику Франции. В 1769 году французские войска разбили
Паоли и его приверженцев. После этого Паоли уехал в Англию,
где прожил 20 лет. Он возвратился на Корсику, чтобы добиться
ее независимости
Сен-Сир. где воспитывалась сестра Наполеона,— женский ин-
ститут для дворянок (близ Версаля)
Стр 9 Монтескье, Шарль-Луи (1689—1755)—французский
философ-просветитель. Его главные труды. «Рассуждения о при-
чинах величия римлян и их упадка», «Персидские письма» и осо-
бенно «Дух законов» — оказали большое влияние на развитие по-
литической мысли в предреволюционной Франции. Он выдвинул
идею конституционной монархии и теорию разделения власти иа
законодательную, исполнительную и судебную Эта теория легла
в основу ряда буржуазных конституций
Бланшар, Франсуа (1738—1809) — французский воздухопла-
ватель. Рассказ о том, будто Наполеон пытался силой проникнуть
в гондолу воздушного шара, не соответствует действительности.
Стр 10. ...Она пропала бесследно.—Эта работа Наполеона не
пропала. Она была напечатана в 1843 году под заглавием «Пись-
ма аббату Рейиалю о Корсике».
Стр. 11. Поццо ди Борго, граф (1764—1843) — корсиканский
адвокат и политический деятель. В 1791 году был избран в За-
конодательное собрание В 1794 году был председателем Госу-
дарственного совета Корсики. В 1803 году перешел на русскую
дипломатическую службу. Был одним из- представителей России
на Венском конгрессе, а затем русским посланником в Париже
Проводил политику русско-французского сближения
Стр 12. «Завтрак трех военных в Авиньоне».— Эта брошюра
Наполеона на самом деле была озаглавлена «Ужин в Бокере»
Брошюра была направлена против жирондистов
Дюгомье (1736—1794) — французский генерал Был членом
Конвента В 1793 году командонал армией во время осады Ту-
лона
Генерал О'Хара — губернатор Гибралтара. Был назначен гу-
бернатором Тулона в 1793 году, после того, как этот порт был
занят английской эскадрой. Взятый в плен французами, он был
отправлен в Париж, но вскоре получил разрешение вернуться
в Англию
Стр 13 Тальма, Франсуа-Жозеф (1763—1826)—знаменитый
французский актер. Он знал Наполеона бедным офицером н ссу-
жал его деньгами
Баррас, Поль Франсуа (1755—1829) — деятель Французской
революции. Во время своего пребывания комиссаром в одном из
провинциальных городов нажил большое состояние взятками и
спекуляциями. Принял активное участие в контрреволюционном
перевороте 9 термидора. Был главой правительства Директории
Выдвинул кандидатуру Наполеона на пост главнокомандующего
Итальянской армией и содействовал его женитьбе на Жозефине
Богари£. После переворота 18 брюмера был отстранен от полити-
ческой деятельности Мемуары Барраса были опубликованы толь-
ко в 1895—1896 годах
Стр. 14. Богарне, Жозефина (1763—1814) — жена француз-
396
ского генерала Богарие, казненною но приговору революционно-
го трибунала (1794). В 1796 году вышла замуж за Наполеона.
В 1809 году Наполеон развелся с ней, а в 1810 году женился на
Марии-Луизе, дочерн австрийского императора.
Монтенотте — итальянская деревня в Генуэзской провинции.
Здесь французские войска под начальством Наполеона одержали
первую победу над австрийцами (12 апреля 1796 года).
Арколе — итальянский городок в Веронской провинции. Здесь
15—18 ноября 1796 юла войска Наполеона одержали победу над
австрийцами.
Риволи — итальянская деревня в Веронской провинции. Здесь
14—15 января 1797 года войска под начальством Наполеона
одержали победу над австрийцами.
Газета «Moniteur» основана в 1789 году. С 1794 по 1868 год
была официальным печатным органом французского правитель-
ства.
«Annual Register» — английский периодический журнал бур-
жуазно-консервативного направления, начал выходить в 1758 го-
ду; давал исторические, литературные и политические обзоры Его
редактором был Эдмонд Берк, ярый враг Французской революции.
Стр. 15. Сисмонди, Жан-Шарль-Леонар (1773—1842) — швей-
царский историк и экономист, теоретик «мелкобуржуазного со-
циализма»
Стр 15—16 Мир... а /олентино был заключен генералом Бо-
напартом с папой Пнем VI 19 февраля 1797 года По условиям
мирного договора папа уступал Франции часть своих владений,
обязался уплатить 30 миллионов франков, отдать лучшие карти-
ны и статуи из своих музеев.
Стр 16 Мельци, Франческо, герцог Лодийский (1753—1816) —
крупный помещик и политический деятель Италии Поддерживал
французскую армию, содействовал освобождению Ломбардии от
австрийского господства и установлению Цизальпинской респуб-
лики (1797) С 1802 до 1805 года был вице-президентом вассаль-
ной Итальянской республики (президентом ее считался сам На-
полеон)
Кампоформийский мир был заключен генералом Бонапартом и
австрийским уполномоченным графом Кобеицелем в деревне
Кампо-Формио 17 октября 1797 года. По условиям этого мира
владения Венеции отходили к Цизальпинской республике, а го-
род Венеция— к Австрии. Взамен этого Франция получала гра-
ницу по Рейну. Кроме того, Австрия уступала Франции Бельгию
н отказывалась от своих прав на области, вошедшие в состав
Цизальпинской республики, в том числе на Ломбардию с Мила-
ном и Мантую.
Леобенские прелиминарии, то есть перемирие и предваритель-
ный договор с Австрией, предшествовавший Кампоформийскому
миру, были подписаны 18 апреля 1797 года.
Стр 23. ...Помните, что тридцать веков...— Стендаль цитирует
не точно. В подписи под картиной художника Гро приводятся
слова Наполеона: «Солдаты, с вершины этих пирамид сорок веков
взирают на вас». В битве при пирамидах 21 июля 1798 года На-
полеон разбил мамелюков Мурад-бея.
397
Стр. 26. Генрих V (1387—1422) — английский король, царство-
вал с 1413 по 1422 год; в 1415 году высадился с войсками во Фран-
ции. Битва при Азенкуре (25 октября 1415 года) — одно нз сра-
жений Столетней войны, закончившееся поражением французских
войск и победой англичан
Сюффрен, Пьер-Андре (1726—1788) — выдающийся француз-
ский адмирал, во время войны за независимость США одержал
ряд побед над англичанами
Деженет, Рене-Никола (1762—1837) — известный француз-
ский врач; сопровождал Наполеона в египетском походе; проявил
героизм, помогая раненым и больным; автор ряда работ по меди-
цине
Стр. 27. Ассалини, Пьетро (1765—1840) —врач, сопровождав-
ший Наполеона в Египет. По возвращении оттуда опубликовал
воспоминания об эпидемии чумы. Стендаль упоминает о нем как
о жителе города Мюнхена, куда он, как сторонник Наполеона,
временно переселился после 1815 года, скрываясь от преследова-
ний. Впоследствии вернулся в Италию и стал профессором кли-
нической хирургии.
Стр 28. Дюрок, Жерар-Крнстоф-Мишель (1772—1813) — гер-
цог Фриульский, маршал Франции, спутник Наполеона во всех
его походах Был убит в сражении при Вурцене 22 мая 1813 года.
...Он бросил в Египте свою армию...— Оправдывая самоволь-
ный отъезд Наполеона нз Египта, где он оставил свою армию в
трудных условиях, Стендаль утверждает, что его возвращение
спасло Францию, которую правительство Директории привело
на край гибели. Директория действительно оказалась неспособной
обеспечить в стране твердый порядок, которого жаждала круп-
ная буржуазия, опасавшаяся как возрождения революционных
настроений в массах, так и угроз со стороны дворян-эмигрантов.
Но опасность, грозившая Франции извне, была к моменту возвра-
щения Наполеона устранена, поскольку войска Суворова, при-
ближавшиеся к границам Франции, направились в Швейцарию.
Стр 29. Клебер, Жан-Батнст (1753—1800) — видный француз-
ский полководец времен революции. Участвовал в египетском
походе Был убнт мамелюком в Каире.
Мену, Жак-Франсуа (1750—1810) — французский генерал,
командовал французской армией в Египте после убийства Кле-
бера.
Стр 31. Де Ривьер, маркиз (1763—1828) — французский ге-
нерал н дипломат, во время революции эмигрировал; принимал
участие в заговоре против Наполеона. Во время Ста дней пы-
тался поднять против Наполеона южные департаменты После
второй реставрации Бурбонов был назначен членом палаты
пэров.
Нимская резня — массовые избиения либералов-протестантов
роялнстамн-католнкамн в г. Ннме (на юге Франции) после вто-
рой реставрации Бурбонов.
Трестальон — одни нз предводителей роялистских террористи-
ческих банд, действовавших на юге Франции после второй ре-
ставрации Бурбонов.
398
Стр. 33. Морд, Жан-Внктор (1763—1813) — французский ге-
нерал; одержал ряд блестящих побед над войсками коалиции.
Был обвинен в заговоре против Наполеона и заключен в тюрьму,
но затем освобожден; уехал в Северную Америку. В 1813 году
принял участие в войне против Наполеона в рядах русской
армии.
Жубер, Бартелемн (1769—1799) — генерал французской ар-
мии. В 1798 н 1799 годах был главнокомандующим в Италии.
Убит в сражении с русскими войсками при г. Нови 15 августа
1799 года.
Стр 35 Карно, Лазар (1753—1823) — французский военный
инженер и политический деятель, заведовал военными делами в
Комитете общественного спасения, много сделал для организации
побед революционных войск. Был членом Директории. Протесто-
вал против учреждения Империи, но во время Ста дней был ми-
нистром внутренних дел. После реставрации Бурбонов был изгнан
из Франции.
Тальен, Жан-Ламбер (1769—1820) — французский политиче-
ский деятель, был комиссаром Конвента в Бордо; нажил здесь
большое состояние взятками и хищениями; был одним из орга-
низаторов переворота 9 термидора.
Стр. 38. Каррион-Низй (1767—1841) — французский генерал и
политический деятель. В 1814 году перешел на службу к Бурбо-
нам, в 1815 году снова присоединился к Наполеону.
Ферран, Антуан-Франсуа-Клод, граф (1751—1825)—француз-
ский публицист, историк н политический деятель крайне монархи-
ческого направления, ярый защитник привилегий дворянства. Во
время революции находился в эмиграции. После реставрации
Бурбонов был назначен «государственным министром» и дирек-
тором почтового ведомства.
Стр. 39. ...отменил этот закон, прекратил составление списков
эмигрантов...— Наполеон стремился отвлечь от Бурбонов рояли-
стов, эмигрировавших из Франции во время революции. По его
приказанию Фуше начал составлять список роялистов, которым
разрешалось вернуться во Францию По первоначальному проек-
ту разрешение на въезд давалось 141 тысяче эмигрантов из об-
щего числа 145 тысяч Только 3673 эмигранта не получили права
вернуться во Францию. Сенатским указом 1802 года эмигрант,
желавший вернуться на родину, был обязан принести присягу
новому государственному строю. После этого основная масса
эмигрантов вернулась во Францию, ио была поставлена под
надзор полиции. Наиболее реакционные элементы среди эмигран-
тов остались за границей и вернулись лишь в 1814 году, вместе с
Бурбонами.
Стр. 40. Победа при Маренго была одержана Наполеоном
14 нюня 1800 года.
Стр. 41. Фокс, Чарльз-Джемс (1749—1806)—английский го-
гударственный деятель, одни из лидеров партии вигов, выражав-
ших интересы обуржуазившихся слоев земельной аристократии и
денежной знатн.
Ромул — легендарный основатель Рима и первый его царь.
Нума, Помпнлий — лоендарный римский царь, правление ко*
399
торою традиция отрогит к концу VIII века и началу VII века до
нашей эры.
Стр. 43 Росбах— селение в Саксонии, где прусский король
Фридрих II одержал победу над французской и имперской арми-
ями, находившимися под начальством герцога де Субиза
(1757 год) В память этого события Фридрих воздвиг колонну,
которая была разрушена Наполеоном по.ле победы при Иене;
после этого шпага Фридриха была перенесена в Париж.
Стр. 44. Филипп И, испанский король с 1555 г. по 1598 г.
Во время религиозных войн во Франции поддерживал Католиче-
скую лигу. Деспотическим управлением Нидерландами и гнетом
инквизиции вызвал восстание в Нидерландах и их отпадение от
Испании.
Стр. 45. tL'Empire des Gaules» («Империя галлов»).—Это не-
переводимая игра слов, построенная на омонимах: Gaule —Гал-
лия, н gaule —палка (Галльская империя — палочная империя).
Ланн, Жан. герцог Монтебелло (1769—1809) — один из наи-
более способных маршалов Наполеона; начал службу солдатом;
был смертельно ранен в бою при Асперне
Монк, Джордж (1608—1669) — английский генерал; был од-
ним нз главных деятелей реставрации Стюартов (1660).
...они стали искать способа отомстить.. — В 1800 году
произошло несколько покушений на Наполеона. Наиболее серь-
езным из них было покушение 24 декабря 1800 года на улице
Сен-Ннкез Наполеон заподозрил в этом покушении якобинцев,
хотя опн были непричастны к этому делу. Сто тридцать якобин-
цев были сосланы в Гвиану Покушение было организовано эми-
грантами (прн содействии английского правительства) с целью
убить Наполеона и произвести реставрацию Бурбонов Некото-
рые нз роялистов, участвовавших в покушении, были казнены
Стр 46. Жорж Кадудаль (1771—1804) — богатый бретонский
фермер, один из предводителей контрреволюционных банд (шуа-
нов), действовавших в Западной Франции в 1793—1799 годах.
Участвовал в роялистском заговоре 1803—1804 годов, был аре-
стован, приговорен к смерти и казнен.
.. обсуждались планы убийства..— План убийства Наполеона
был раскрыл в феврале 1804 года. Французские эмигранты, груп-
пировавшиеся в Англии вокруг графа д'Артуа, пытались после
разрыва мирного договора между Англией и Францией составить
заговор против Наполеона. После того, как заговор был раскрыт,
Наполеон обратил свою месть на совершенно непричастного к за-
говору герцога Энгиенского который уже два года жил в Эттин-
гейме, на баденской территории. Отряд французских драгун, на-
рушив неприкосновенность баденской границы, вторгся в пределы
Бадена н захватил молодого герцога. 21 марта 1804 года он был
расстрелян по приговору военного суда во рву Венсенского
замка.
Стр. 49. Келлоден — селение в Северной Шотландии. Здесь
16 апреля 1746 года отряд сторонников претендента на англий-
ский престол Карла-Эдуарда Стюарта был разбит английскими
войсками. Сам претендент едва спасся бегством.
400
Французской полицией руководит выдающийся человек —
Стендаль имеет в сиду Деказа.
Боннер, Жан-Жерар (1771—1816) — французский генерал,
командовал крепостью Конде-сюр-эн во время Ста дней Крепость
была взята англичанами. Полковник Гордон, явившийся в каче-
стве парламентера, был убит французами. Во время процесса не
было доказано, что генерал Боннер дал приказ стрелять в парла-
ментера. Тем не менее Боннер был приговорен к лишению воин-
ского звания и к ссылке.
Стр 51 Сидней Смит (1764 —1840)'— английский адмирал,
участник войн против республиканской, а затем наполеоновской
Франции. Одержал ряд побед над французским флотом и заста-
вил французов эвакуироваться из Египта.
Стр. 52. Де Мобрейль, маркиз д’Орсево (а не д'Олё, как
ошибочно пишет Стендаль), приобрел известность своей наглой
выходкой при вступлении союзных войск в Париж в 1814 году
он прицепил орден Почетного Легиона к хвосту своей лошади.
Стр. 54. Из осторожности Стендаль называет графа д’Артуа
графом Ангумуа, а герцога Беррийсксго — герцогом Бургундским.
Бармакидами С<ендаль из осторожности называет Бурбонов.
Бармакиды, то есть потомки Бармака,— члены знатного персид-
ского рода, исполнявшего должности визирей при дворе багдад-
ских халифов-аббасидов VIII—IX веков
Князь Беневентский — титул, данный Наполеоном Талейрану.
Стр 55. Людовик IX — имеется в виду Людовик XVIII.
Стр 59. Лавалет, Антуан-Мари, граф (1769—1830)—вид-
ный французский политический деятель; за переход на сторону
Наполеона в 1815 году был арестован и приговорен к смертной
казни. Накануне казни его жена проникла в тюрьму, обменялась
с ннм платьем и дала ему возможность скрыться. В 1822 году
Лавалет был помилован и вернулся во Францию
Савари, герцог Ровиго (1774—1833)—французский государ-
ственный деятель. С 1802 года был директором тайной полиции.
В 1804 году раскрыл заговор Жоржа Кадудаля и Пншегрю и ру-
ководил судом над герцогом Эигиенским. В 1810 году заменил
Фуше на посту министра полиции
Герцог Виченцкий, Коленкур Армаи-Огюст-Луи (1772—
1821) — французский генерал и дипломат; был посланником в
России, сопровождал Наполеона в Россию в 1812 году
Стр. 60. Генерал Массенй, герцог Риволийскнй (1758—1817) —
маршал Наполеона. В 1810 году получил задание прогнать
англичан из Португалии. Достигнув некоторых успехов в Порту-
галии, Массенй не получил никакой помощи и вынужден был
отступить в Испанию. Он впал в немилость и был заменен мар-
шалом Мармоном. Мемуары Массенй были изданы в Париже в
1847—1848 годах.
.. сочинению г-на Лесюра...— Название книги Лесюра, упоми-
наемой Стендалем,—«Франция и французы в 1817 г.» Успех
этой книги побудил автора начать с 1818 года выпуск «Истори-
ческого и всемирного ежеюдника»
Стр. 61. Вильнёв, Пьер-Шарль (1763—1806) — французский
адмирал. 21 октября 1805 года Нельсон при Трафальгаре разбил
20. Стендаль. Т XI	401
соединенный франко-испанский флот; командовавший нм адми-
рал Вильнёв был взят в плен. Отпущенный англичанами, он по
пути в Париж решил, что ему не оправдаться перед своим пра-
вительством, и покончил самоубийством
Битва при Аустерлице,— Победа, одержанная Наполеоном
(2 декабря 1805 года), объясняется в значительной мере ошибка-
ми австрийского командования и невыгодным расположением
союзных войск. Сражение при Аустерлице и вступление Наполео-
на в Вену заставили Австрию согласиться на мир с Францией и
выйти из коалиции.
Стр. 62 ...16 октября Наполеон... атаковал...— Стендаль
ошибочно датирует 16 (вместо 14) октября битву при Иене и
26 (а не 27) октября въезд Наполеона в Берлин, свидетелем ко-
торого он был
Арминий — вождь германского племени херусков, прославив-
шийся борьбой против римских захватчиков. Он заманил римско-
го наместника Вара в Тевтобургский лес, где римляне подверг-
лись нападению германцев н после трехдневного отчаянного боя
были истреблены (9 год н. э.).
Видукинд (Внтекннд) — предводитель саксов в их освободи-
тельных войнах против Карла Великою. В 782 году напал на
правом берегу Везерна на франкское войско и уничтожил его.
Стр. 63. Тугендбунд («Союз доблести») — тайное общест-
во, основанное в 1808 году в Кенигсберге под руководством пат-
риотически настроенной буржуазной и Дворянской либеральной
интеллигенции Целью его было освобождение Пруссин из-под
гнета Наполеона и проведение в Пруссии некоторых буржуазных
реформ. По требованию Наполеона «Тугендбунд» был закрыт в
1809 году, но продолжал тайно существовать до 1814 года.
Ландвер — земское ополчение, организованное в Пруссии в
1813 году для борьбы против французского господства.
Памфлет генерала Унльсона. о котором Стендаль пишет в
своем примечании, был напечатан не в 1806, а в 1817 году. Он
озаглавлен: «Очерк военного могущества России».
Декрет о континентальной блокаде был подписан Наполео-
ном в Берлине 21 ноября 1806 года
Стр. 64 Ришелье, Арман-Жан дю Плессн, герцог (1585—
1642) — французский кардинал и государственный деятель, в те-
чение 18 лет управлявший страной и способствовавший укрепле-
нию в ней абсолютной власти короля
Стр. 65. Бельгард, Анри (1756—1831) — австрийский гене-
рал, уроженец Савойи, с 1792 года участвовал в войнах против
революционной, а затем наполеоновской Франции.
Стр. 66 Шастелер, Жан-Габриэль (1763—1825) — австрий-
ский генерал, бельгиец по происхождению; участник войн против
Франции. В 1809 году организовал оборону Тироля от француз-
ского нашествия. Во главе тнрольскнх крестьян, восставших про-
тив французских захватчиков, стоял трактирщик Андрей Гофер.
Дарю, Пьер-Антуан, граф (1767—1829) — главный интендант
французской армии при Наполеоне, пользовался репутацией спо-
собного администратора.
402
В Нюрнберге (в Баварии) в 1806 году у книгопродавца
Пальма была найдена брошюра «Германия в своем глубочайшем
унижении» Наполеон потребовал у баварского правительства,
чтобы автор брошюры был расстрелян. Пальм отказался назвать
автора. По приказу Наполеона был расстрелян сам Пальм.
Стр. 67. Князь Невшательский — маршал Бертье, Лун-
Александр (1753—1815). Был правой рукой Наполеона, началь-
ником его главного штаба Точный исполнитель приказаний На-
полеона, он постепенно утратил собственную инициативу.
Никогда еще эрцгерцогиня не вступала в такой позорный
брак.—Непереводимая игра слов: civil — гражданский, si vil—
такой позорный.
Развод Наполеона с Жозефиной был вызван прежде всего
его желанием иметь детей (брак его с Жозефиной был бездет-
ным), чтобы закрепить императорскую корону за своим потом-
ством. Наполеон сделал предложение эрцгерцогине Марин-Луизе,
дочери австрийского императора Франца. Австрия, находившая-
ся после войны 1809 года в полной зависимости от Наполеона,
не посмела отклонить это предложение.
Стр. 70. Испанский министр Эскоикис напечатал в 1816 году
«Изложение причин, побудивших Фердинанда отправиться в
Байонну в 1808 г.». Французский публицист аббат де Прадт из-
дал в 1816 году «Исторические мемуары о революции в Испа-
нии».
Стр 75 ...жители Мадрида... 2 мая подняли восстание.— Во
время восстания 2 мая 1808 года в Мадриде погибло 300 чело-
век гражданского населения и 150 французских солдат.
Сочинение Севальоса «Изложение средств, которые были
применены императором Наполеоном, чтобы узурпировать испан-
скую корону» (1814).
Стр. 77. Карл V—король Испании (1515—1555), германский
император (1519—1556). Прн нем испанская монархия была мо-
гущественным государством, но при нем же начался и ее упадок.
Энрике // — король Кастилии (1369—1379).
Генрих IV — король Кастилии (1454—1474)
Хуан / — король Кастилии (1379—1390).
Стр. 78. Ласи, дон Луис (1775—1817) — испанский гене-
рал, активный участник национально освободительной борьбы
против французского нашествия После освобождения Испании
от наполеоновского господства был смещен королем Фердинан-
дом VII за конституционные взгляды В 1817 году пытался под-
нять восстание в Каталонии, но потерпел неудачу и был казнен.
Порлье, Хуан-Диас, маркиз (1785—1815)—испанский ге-
нерал, активный участник освободительной борьбы против
французского нашествия В 1815 году поднял в крепости Коруиье
восстание против абсолютистского режима Фердинанда VII. Вос-
стание не получило поддержки населения и было подавлено пра-
вительством Порлье был казнен.
Стр. 79. Помбаль, маркиз (1699—1782) — португальский го-
сударственный деятель. При короле Жозефе I был министром ино-
странных дел, военным министром, а затем главой кабинета Про-
водил политику «просвещенного абсолютизма», боролся с фео-
403
дальной аристократией, с инквизицией, с иезуитами. После вступ-
ления иа престол королевы Марин I и торжества феодальной
реакции был смещен, привлечен к суду и изгнан из столицы
Большинство его реформ было отменено.
Хименес, Сиснерос Франсиско (1436—1517) — испанский
государственный деятель, ярый реакционер. С 1506 года сдал
фактическим правителем Испании, с 1507 года — кардиналом и
великим инквизитором. В 1509 году организовал экспедицию в
Северную Африку, закончившуюся кровавым избиением мавров.
Стр. 83 ...в момент восшествия на престол Филиппа II...— Не
Филиппа II, а Филиппа V (1700—1746). Филипп V унаследовал
испанский престол, но вынужден был воевать из-за пего с дру-
гим претендентом — австрийским эрцгерцогом Карлом и его
союзниками.
Утверждение Стендаля о том, что «из всех стран Европы
Испания, пожалуй, была той, где Наполеон вызывал наибольшее
восхищение», решительно противоречит историческим фактам.
Именно в Испании наполеоновское господство впервые встретило
мощное сопротивление народных масс, подавить которое пол-
ностью французским войскам так н не удалось. Только некото-
рые группы испанской аристократии н буржуазии поддерживали
правительство Жозефа Бонапарта, опиравшееся на огромную ок-
купационную армию.
Стр. 86. Аугусто Аргельес (1778—1844) — испанский полити-
ческий деятель, член кортесов 1812—1814 юдов, участвовал в вы-
работке первой испанской конституции. После возвращения Фер-
динанда VII в Испанию был сослан Во время революции
1820—1823 годов был министром внутренних дел
Эль-Мораль — испанский политический деятель, член корте-
сов, участник борьбы против французского нашествия
в 1808—1813 годах
Льоренте, Хуан-Антонио (1756—1823) — испанский полити-
ческий деятель, историк и публицист. Был членом Государствен-
ного совета при короле Жозефе Бонапарте. После изгнания фран-
цузов нз Испании Льоренте последовал за Жозефом в Париж.
Среди его исторических трудов выделяется четырехтомная «Кри-
тическая история инквизиции в Испании» (1817), имевшая боль-
шой успех среди либерально настроенных читателей. За эту
книгу, а также за книгу «Политические портреты пап» Льоренте
был выслан нз Франции.
Стр. 101. Префектом Майнца был Жан Бон-Сеит-Андре; Жан
Дебри был префектом департамента Ду.
Стр. 102. Де Шуазель, Этьен-Франсуа, герцог (1719—1785) —
французский политический деятель, с 1758 по 1770 год руково-
дил внутренней и внешней политикой правительства Людови-
ка XV При нем происходила Семилетняя война, приведшая к
потере Францией Канады, Луизианы и владений в Индии. Эти
неудачи подорвали положение Шуазеля и привели к его от-
ставке.
Дюбарри Мария-Жанна Ьекю (1743—1793) — фаворитка
французского короля Людовика XV, бесцеремонно хозяйничала
при дворе, тратя огромные государственные средства на свои
404
удовольствия. В 1793 году была казнена по приговору револю-
ционного трибунала.
Стр. 103. Шамильяр, Мишель (1652—1721) — фран-
цузский политический деятель конца XVII и начала
XVIII века; управлял ведомством финансов, а затем военным
ведомством. Проявил себя иа обоих постах бездарным адми-
нистратором
Герцог Масский, Клод-Амбруаз Ренье (1736—1814)—фран-
цузский политический деятель. Был членом Учредительного со-
брания, в котором примыкал к правому крылу конституционных
монархистов. Во время Империи был членом Государственного
совета, министром юстиции, председателем Законодательного кор-
пуса.
Герцог Абрантес, Жюио-Аьдош (1771 —1813) — французский
генерал, участвовал во многих наполеоновских походах.
В 1812 году за неудачные действия в России был удален Напо-
леоном из армии. В 1813 году сошел с ума и умер.
Мормон, Огюст-Фредерик-Луи. герцог Рагузский (1774—
1852) —маршал наполеоновской империи (с 1809 года). Участво-
вал почти во всех походах Наполеона. Одно время управлял
«Иллирийскими провинциями». В 1811—1812 годах командовал
французскими войсками в Португалии. В марте 1814 года изме-
нил Наполеону и сдал Париж войскам европейской коалиции.
После реставрации Бурбонов получил звание пэра. В дни июль-
ской революции 1830 года командовал королевскими войсками
против восставшего народа. После падения монархии Бурбонов
эмигрировал в Англию, а затем в Австрию.
Герцог Фельтрский —Кларк, Аири-Жак-Гнльом (1765—
1818) — французский генерал и дипломат, маршал наполеонов-
ской империи, с 1807 года военный министр. В 1814 году перешел
на сторону Бурбонов В 1815—1817 годах вновь занимал пост
военного министра
Герцог Бассанский— Маре, Юг-Бернар (1763—1839) —
французский политический деятель, адвокат и публицист, был
одно время секретарем Наполеона; с 1811 по 1814 год был ми-
нистром иностранных дел наполеоновской империи. После второй
реставрации Бурбонов был изгнан; в 1820 году возвратился во
Францию
Граф де Монтескью-Фезензак, Элизабет-Пьер (1764—
1834) — французский политический деятель. Был членом н одно
время председателем Законодательного корпуса наполеоновской
империи, сенатором н камергером императорского двора. После
реставрации Бурбонов был назначен пэром.
Граф СессаКу (1752—1841) — французский политический
деятель и генерал Был членом Законодательного собрания.
В 1792 году был сотрудником военного министерства. Во время
Империи —член Государственного совета и министр военной
администрации.
Стр. 104. Сюлли, Максимилиан, герцог (1560—1641) —
французский политический деятель, главный советник короля
Генриха IV, руководитель финансового ведомства, начальник
артиллерии и инспектор крепостей
405
Кретё, Эмманюэль, граф де Шамноль (1747—1809) — фран-
цузский политический деятель, был членом Государственного со-
вета наполеоновской империи, затем начальником управления
мостов и дорог, управляющим Французским банком и, наконец,
министром внутренних дел
Стр. 105. Граф Дежан, Жан-Франсуа-Эме (1749—1824) —
французский генерал. При Наполеоне был военным министром и
сенатором. После реставрации Бурбонов получил звание пэра. Во
время Ста дней перешел на сторону Наполеона.
Граф Кюриаль. Филибер Жан-Батист-Франсуа-Жозеф
(1776—1829) — французский генерал После реставрации Бурбо-
нов подчинился новому правительству. Во время Ста дней пере-
шел на сторону Наполеона
Стр. 106 Граф Лобо, Жорж-Мутон (1770—1838) — фран-
цузский генерал, маршал наполеоновской империи. В 1813 году
попал в плен, н в 1814 году вернулся во Францию, в 1815 году
снова был взят в плен, возвратился ка родину в 1818 году. Во
время июльской революции 1830 года был членом «муниципаль-
ной комиссии» и способствовал воцарению герцога Орлеанского.
Граф Декре, Дени (1761—1820) — французский адмирал,
Был морским министром с 1801 по 1814 год.
Монталиве, Жан-Пьер, де, i раф (1766—1823) — французский
политический деятель. Прн Наполеоне был префектом, затем
членом Государственного совета, начальником управления мо-
стов и дорог, министром внутренних дел 'и, наконец, секретарем
регентского совета в 1814 году.
Сулы, Никола-Жолн, герцог Далматский (1769—1851) —
маршал наполеоновской империи. В 1808 году командовал фран-
цузскими войсками прн вторжении в Португалию. В 1814 году
подчинился реставрации Бурбонов, но в 1815 году снова перешел
на сторону Наполеона и участвовал в сражении прн Ватерлоо.
Изгнанный после второй реставрации Бурбонов, возвратился во
Францию в 1819 году. После Июльской революции был военным
министром, министром иностранных дел, а с 1840 по 1847 год —
председателем Совета министров.
Даву, Луи-Ннкол5, герцог Ауэрштедтскнй, князь Экмюль-
ский (1770—1823)—маршал наполеоновской армии. В 1815 году
был назначен военным министром и организовал последнюю ар-
мию Наполеона. После второй реставрации Бурбонов был ли-
шен звання маршала, но впоследствии примирился с Бурбонами.
Шапталь, Жан-Антуан (1756—1832)—видный французский
врач, химик и политический деятель. В 1793 году сыграл круп-
ную роль в организации производства пороха для нужд обороны.
В 1798 году был избран членом Академии наук. В 1800—1804
годах занимал пост министра внутренних дел
Мольен, Никола-Франсуа (1758—1850)—французский поли-
тический деятель. До революции был чиновником министерства
финансов. В начале революции оставил свой пост. Во время яко-
бинской диктатуры ендел в тюрьме. Прн Наполеоне был членом
Государственного совета, затем министром казначейства. Во вре-
мя Ста дней снова занял свой пост.
406
Годен, Мартен-Мишель-Шарль (1756—1841)—французский
политический деятель. В течение всего периода наполеоновской
империи занимал пост министра финансов
Стр. 107. Тибодо, Антуан-Клэр (1765—1854)—французский
политический деятель, адвокат и публицист. Был членом Кон-
вента. После переворота 9 термидора был одним из главарей
реакции. Во время империи был префектом, членом Государ-
ственного совета. После реставрации Бурбонов был изгнан нз
Франции. Вернулся во Францию после июльской революции
1830 года
Левуайе д'Аржансон, Марк-Ренэ (1771—1842)—француз-
ский политический деятель н публицист. При Наполеоне зани-
мал должность префекта. После Июльской революции был
близко связан с демократами. В своих речах н брошюрах высту-
пал за установление эгалитарной (уравнительной) республики.
Лезе-Марнеэид. Адриен (1770—1814) — французский полити-
ческий деятель н публицист Во время революции находился в
эмиграции, после переворота 18 брюмера занимал пост префекта,
а в 1814 году перешел на сторону Бурбонов
Лафайет, Мари-Жан-Поль, маркиз (1757—1834) — видный
французский политический деятель и генерал, участник войны
за независимость США, Французской революции конца XVIII ве-
ка и революции 1830 года. Представитель обуржуазившегося
дворянства, воспитанный в духе «просветительной философии».
В первые годы революции был членом Учредительного собрания,
командующим национальной гвардией и боролся против демо-
кратического движения. После восстания 10 августа 1792 года
бежал из Франции, но был задержан австрийскими властями и
заключен в тюрьму, где просидел 5 лет. После переворота 18 брю-
мера вернулся во Францию. Во время Реставрации Лафайет был
одним из вождей либеральной партии. Во время июльской рево-
люции 1830 года стал командующим национвльной гвардией;
использовал свою популярность, чтобы помешать провозглаше-
нию республики. Однако вскоре он разошелся с королем Луи-
Филиппом и вышел в отставку
Сэ, Жан-Батист (1767—1832) — французский экономист и
политический деятель либерально-буржуазного направления. За
свои либеральные взгляды был исключен Наполеоном нз числа
членов Трнбупата. После реставрации Бурбонов был профессо-
ром политической экономии.
Мерлен де Тионвиль, Антуан-Крнстоф (1762—1833)—фран-
цузский политический деятель. Был членом Законодательного
собрания, затем членом Конвента.
Стр. 109. Камбасерес, Жан-Жак-Режи, герцог Пармский
(1753—1824)—французский политический деятель. Был членом
Конвента и членом Комитета общественного спасения. Во время
Директории был министром юстиции. После переворота 18 брю-
мера стал вторым консулом Редактировал наполеоновский
«Гражданский кодекс». Играл большую роль в правительстве
Наполеона: был архнканцлером империи и председателем сената.
В 1814 году голосовал эа низложение Наполеона. Во время Ста
дней вновь примкнул к Наполеону. После второй реставрации
407
Бурбонов был изгнан из Франции R 1818 году получил возмож-
ность вернуться во Францию
Стр 112 Лаплас. Пьер-Симои (1749—1827)— видный фран-
цузский математик, физик и астроном. Во время революции ру-
ководил введением метрической системы и созданием Политех-
нической школы Получил от Наполеона звание сенатора и ти-
тул графа В 1814 году подал свой голос за низложение Напо-
леона
Фонтан, Луи, де (1757—1821)— французский литератор,
публицист и политический деятель умеренно-либерального на-
правления. Основал газету «Мегсиге». Во время империи стал
председателем Законодательного корпуса, сенатором, министром
народного просвещения В 1814 году перешел ча сторону Бур-
бонов.
Шовлен, Франсуа-Бернар, маркиз (1766—1832) — фран-
цузский дипломат и политический деятель, был послом в Лон-
доне. Во время империи был членом Государственного советам
префектом
Стр 113 Дефермон, Жозеф, граф (1756-1831) — француз-
ский политический деятель Член Учредительного собрания и
член Коньента. Во время империи был членом Государственного
совета. После реставрации Бурбонов бал изгнан и вернулся во
Францию лишь в 1822 году
Андреосси, Антуан-Франсуа, граф (1761 —1828)—француз-
ский генерал, участник революционных и •’ наполеоновских войн,
был французским послом в Лондоне, в Вене, в Константинопо-
ле Оставил ряд трудов по истории н географии.
Стр. 115. Герцогиня де Полиньяк (1749—1793)—фаворитка
королевы Марии-Антуанетты, бежала из Франции через два дня
после падения Бастилии Вся семья Полиньяк была тесно связа-
на с династией Бурбонов
Гюрго, Анри-Робер-Жак (1727—1781)—французский эко-
номист и политический деятель Став в 1774 году генеральным
контролером финансов, Гюрго разработал план реформ с целью
оздоровления французской экономики. Попытки Тюрго ликви-
дировать цехи, ввести свободу торговли и промышленности, от-
менить некоторые привилегии дворянства вызвали сильное недо-
вольство при дворе н средн знати. В 1776 году он вынужден
был оставить свой пост.
Неккер, Жак (1732—1804)—французский банкир, эконо-
мист и политический деятель умеренно-либерального направле-
ния; родом из Швейцарии. В 1777—1781 годах, будучи ру-
ководителем финансового ведомства, пытался осуществить ряд
реформ (упорядочение отчетности, некоторое сокращение расхо-
дов двора, отмена личной крепостной зависимости крестьян в
личных владениях короля) с целью предотвратить назревавшую
революцию Проведение этих реформ натолкнулось на сопротив-
ление двора и знати, и Неккер был смещен. В 1788 году ввиду
критического положения государственных финансов он был сно-
ва назначен руководителем финансового ведомства. 11 июля
1789 года Неккер был уволен в отставку, но после взятия Басти-
лии был снова возвращен к власти Дальнейшее развитие рево-
408
люцнн вынудило его уйти в отставку (в 1790 году) и уехать в
Швейцарию.
Куаньи, Мари-Франсуа-Анри де Франкето (1737—1821) —
французский генерал. В начале революции эмигрировал, сражал-
ся в армии Конде, затем перешел на службу Португалии. После
реставрации Бурбонов вернулся во Францию н получил звание
маршала
Барнав, Пьер-Антуан (1761—1793)—французский философ-
просветитель и политический деятель, член Учредительного со-
брания, один из руководителей группы умеренных конституцион-
ных монархистов, основавших клуб фельянов в противовес клу-
бу якобинцев Во время якобинской диктатуры Барнав был каз-
нен по приговору Революционного трибунала.
Мунье, Жак-Жозеф (1758—1806)—французский политиче-
ский деятель, адвокат и публицист умеренно-либерального на-
правления. Был членом Учредительного собрания, но вышел из
его состава н вскоре эмигрировал; вернулся во Францию после
18 брюмера.
Буасси д'Англа, Франсуа-Антуан (1756—1826)—француз-
ский политический деятель и публицист. Был членом Учреди-
тельного собрания и членом Конвента. Принял активное участие
в перевороте 9 термидора. Во время восстания 1 прерналя
(20 мая 1795 года) едва не был убит восставшим народом. При
Директории был членом и одно время президентом Совета пяти-
сот; обвиненный в сообщничестве с монархистами, был пригово-
рен к ссылке, но бежал в Англию Наполеон сделал его сена-
тором и графом империи
Стр. 116. Сен-Жюст, Антуан (1767—1794)—один из самых
выдающихся деятелей Французской революции, член Конвента и
Комитета общественного спасения, комиссар Рейнской армии,
талантливый оратор и замечательный организатор, ближайший
соратник и друг Робеспьера. После контрреволюционного пере-
ворота 9 термидора был казнен вместе с Робеспьером.
Колло д'Эрбуа, Жан-Мари (1750—1796)—деятель Фран-
цузской революции, по профессии актер и драматург, видный
член якобинского клуба С сентября 1793 года был членом Ко-
митета общественного спасения и поддерживал политику Ро-
беспьера. Позже примкнул к группе эбертистов, считавших по-
литику Робеспьера недостаточно революционной. Принял участие
в перевороте 9 термидора, однако вскоре оказался жертвой во-
сторжествовавшей контрреволюции, был арестован и умер в
ссылке
Фабр д'Эглантин, Филипп-Франсуа (1750—1794)—деятель
Французской революции, по профессии актер, директор театра,
драматург либерального направления. Был членом Конвента. По
его инициативе был введен новый, революционный календарь.
В апреле 1794 года был казнен вместе с Дантоном.
Гош, Лазар (1768—1797) — один из самых выдающихся вое-
начальников французской армии в период революции, просла-
вился победами над иностранными интервентами и вандейскими
мятежниками.
Мишо, Жозеф-Франсуа (1767—1839)—французский историк,
409
автор «Истории крестовых походов», «Библиотеки крестовых по-
ходов» и ряда других произведений, написанных в клерикально-
реакционном духе. Его брат, Луп-Габриэль Мишо (1772—1858),
такой же ярый монархист, издал многотомную «Всемирную био-
графию» и «Биографию современников»
Стр. 117. Малле, Клод-Фраисуа (1754—1812)—французский
генерал, убежденный республиканец В октябре 1812 года с по-
мощью ложных прокламаций о смерти Наполеона и об органи-
зации временного правительства увлек две воинские части и
арестовал министра полиции Савари. Был предан суду н рас-
стрелян
Виктор, Клод Перрен, герцог Беллюнскнй (1766—1841) —
маршал Империи, участник наполеоновских походов. В 1814 году
перешел на сторону Бурбонов. В 1821 году был назначен воен-
ным министром
Ожеро, Пьер-Франсуа-Шарль, герцог Тревизский (1757—
1816) — маршал Империи.
Моле, Лун-Матье, граф (1781—1855) — французский полити-
ческий деятель. Во время революции жил в Швейцарии Благода-
ря своей книге «Отчет о морали и политике» (1806), доказывав-
шей необходимость наполеоновского режима, чрезвычайно быстро
выдвинулся, получил титул графа и пост министра юстиции. По-
сле второй реставрации Бурбонов был одно время морским ми-
нистром. В период июльской монархии был министром иностран-
ных дел и некоторое время главой кабинета.
Стр. 118. Ролан, де ла Платьер, Жан-Мари (1734—1793) —
французский политический деятель и публицист. Был одним нз
вождей партии жирондистов, выражавшей интересы умеренно-
республиканского крыла буржуазии. В 1792 году — министр юсти-
ции, а после свержения монархии — министр внутренних дел.
После казни короля был смещен. Во время якобинской диктатуры
скрывался, был заочно приговорен к смертной казни и покончил
с собой.
Стр 121. Мадемуазель Жорж, Маргарнта-Жозефнна Веммер
(1787—1867) — известная французская актриса, дебютировала в
России в 1808 году
Стр. 122 Де Сегюр, Луи-Филипп, граф (1753—1830) — фран-
цузский политический деятель и дипломат. До революции был
послом в Петербурге. Был членом Учредительного собрания, за-
тем послом в Берлине. Во время якобинской диктатуры скрывал-
ся Во время Империи был сенатором и церемониймейстером на-
полеоновского двора
Стр. 123. Де Нарбонн, Луи. граф (1755—1813) — французский
генерал и дипломат В начале революции был военным минист-
ром; после свержения монархии эмигрировал; после переворота
18 брюмера вернулся во Францию В 1812 году сопровождал На-
полеона в качестве адъютанта во время похода в Россию.
Стр. 124. Деспот де Траси, Аптуан-Луи-Клол, граф (1754—
1836) — французский публицист, философ, экономист и полити-
ческий деятель В 1792 году эмигрировал, но затем вернулся во
Францию н был арестован. В своих произведениях («Элементы
идеологии», «Трактат о воле и ее действиях», «Комментарий на
4)0
Дух законов Монтескье» и др.) выражал интересы н стремления
консервативных кругов буржуазии и дворянства, оправдывал ка-
питалистическую эксплуатацию трудящихся.
Стр 130. Сюше, Луи-Габриэль, герцог Альбуферский (1770—
1826) — маршал наполеоновской империи. После реставрации
Бурбонов был назначен пэром. В 1815 году перешел на сторону
Наполеона; после второй реставрации был исключен из числа
пэров, но в 1819 году восстановлен в этом звании.
Стр. 131. Каде-Гассикур, Шарль-Луи (1769—1821) — француз-
ский публицист, меднк н фармацевт. В 1809 году участвовал в
войне с Австрией в качестве первого фармацевта Наполеона.
Оправдывая агрессию наполеоновской Франции против Рос-
сии в 1812 году, Стендаль утверждает, что эта война была пред-
принята с целью помешать России гвторгнуться в среднюю Евро-
пу». Это утверждение совершенно противоречит исторической
действительности. «Из всех войн Наполеона война 1812 г.,—
справедливо замечает Е. В. Тарле,— является наиболее откро-
венно империалистической войной, наиболее непосредственно про-
диктованной интересами крупной французской буржуазии».
Стр 134 . ему следовало выступить оттуда / октября...—
утверждение Стендаля, что если бы Наполеон со своей армией
вышел из Москвы 1 октября, а не 19-го, он мог бы еще выиграть
войну, не выдерживает критики Этн 18 дней ничего не могли бы
изменить в сложившемся крайне неблагоприятно для французов
соотношении сил
Стр. 135. Ней, Мишель, герцог Эльхингенский (1769—1815) —
один нз самых видных военачальников французской армии нача-
ла XIX века, маршал наполеоновской империи. После второй
реставрации Бурбонов был расстрелян за переход на сторону
Наполеона во время Ста дней.
Гувьон-Сен-Сир, Лоран (1764—1830)—французский генерал.
В 1812 году получил звание маршала. В 1817—1819 годах зани-
мал должность военного министра. В 1818 году провел военную
реформу, сущность которой сводилась к введению ограниченной
воинской повинности.
Стр. 137. Битвой при Люцене, 2 мая 1813 года, началась лет-
няя кампания Наполеона на территории Саксонии. После упор-
ной н кровопролитной борьбы союзные армии отступили за Эль-
бу, и вся Саксония вновь была занята французами.
Битва при Бауцене (Вурцене) началась 20 мая 1813 года н
длилась двое суток, нз строя выбыло 30 тысяч человек, в том
числе 12 тысяч французов.
Стр. 138. Перемирие было необходимо.— 4 июня 1813 года при
посредничестве Австрии между Наполеоном и коалицией было
заключено Плесвицкое перемирие сроком до 28 нюня. Затем оно
было продлено. Собравшийся в Праге мирный конгресс ни к чему
не привел. Наполеон не соглашался нн на какие уступки; он от-
верг предлагавшиеся ему мирные условия, хотя ему оставляли,
кроме Франции, еще н Италию. Осенняя кампания 1813 года на-
чалась в конце августа. 27 августа Наполеон одержал последнюю
большую победу под Дрезденом. 16—19 ноября под Лейпцигом
произошло крупное сражение, окончившееся полным поражением
411
французских войск. После Лейпцигской битвы у Наполеона не
осталось ни одного союзника.
Стр. 140 Грегуар, Анри (1750—1831) — видный деятель
Французской революции, священник, а позже епископ. Был чле-
ном Учредительного собрания, принимал активное участие в вы-
работке гражданского устройства духовенства В Конвенте одним
из первых потребовал провозглашения республики; во время яко-
бинской диктатуры был членом Комитета народного просвеще-
ния Был сенатором и графом наполеоновской империи. Просла-
вился своей борьбой за уничтожение рабства негров Во время
Реставрации примыкал к либеральной партии. Реакционеры
ненавидели его. Духовенство лишило его христианского по-
гребения
Ланжюине, Жан-Дени (1753—1827) —французский политиче-
ский деятель Был членом Учредительного собрания, в котором
примыкал к группе конституционных монархистов. Во время яко-
бинской диктатуры скрывался от преследований, после 9 терми-
дора возвратился в Конвент. Наполеон сделал его сенатором н
графом Империи Во время Реставрации был членом палаты
пэров.
Кабанис, Пьер-Жан-Жорж (1757—1808)—врач, литератор и
философ, сыгравший во время революции большую роль в реор-
ганизации медицинского образования.
Ленуар-Ларош, Жан-Жак. граф (1749—1825) — французский
юрист и политический деятель консервативно-монархического на-
правления, был сенатором наполеоновской империи
Вольней, Константен (1757—1820) — французский писатель,
ученый (ориенталист) и просветитель, идеолог прогрессивной
буржуазии в ее борьбе против феодальных порядков. В 1790 году
выпустил книгу «Руины или размышления о революциях в го-
сударствах», направленную против религии и церкви как оплота
реакции Был членом Учредительного собрания; во время якобин-
ской диктатуры сидел в тюрьме
Стр. 142. Штейн, Генрнх-Фридрих-Карл, барон (1757—1831) —
прусский политический деятель В 1807—1808 годах, будучи ми-
нистром-президентом, провел ряд реформ, направленных к ча-
стичной ликвидации феодальных порядков с целью укрепления
прусской монархии и подготовки к борьбе против французского
господства. По требованию Наполеона был смещен и изгнан из
Пруссии
Гнейзенау, Август, граф (1760—1831)—фельдмаршал прус-
ской армии, по требованию Наполеона был уволен из рядов ар-
мии; впоследствии был возвращен в нее Был начальником штаба
прусских войск в битве при Ватерлоо.
Стр. 146 Конгресс в Шатильоне происходил с 5 февраля по
19 марта 1814 года На этом конгрессе было решено предложить
Наполеону границы, которые Франция имела в 1792 году, то есть
без Бельгии, Голландии, Савойи и левого берега Рейна. Наполеон
^казался принять эти условия: он все еще надеялся, что ему
удастся разбить коалицию или расколоть ее
Стр 147. Арндт, Эрнст-Мориц (1769—1860) — немецкий поэт,
историк, публицист и профессор. Его лекции, брошюры и стихи
412
сыграли заметную роль в подготовке национального подъема в
Германии после Тильзитского мира, в пропаганде борьбы против
наполеоновского господства
..Отказался от Итальянской армии в сто тысяч человек...—
ошибка Стендаля; принц Евгений не мог предложить Наполеону
100-тысячную армию, так как у него в Италии было всего 40 ты-
сяч человек
Стр. 149. Адская машина 3 нивоза — покушение на Наполео-
на 24 декабря 1800 года
Стр 152 ...свалить при помощи веревки статую, высившуюся
на Вандомской колонне.— Колонна в честь побед наполеоновской
армии на Вандомской площади была заложена 25 августа 1806
юда и закопчена через четыре года. На верху ее была постав-
лена огромная бронзовая фигура Наполеона Людовик XVIII при-
казал снять эту фигуру и перелить ее для конной статуи Ген-
риха IV В 1833 году статуя Наполеона была восстановлена.
Во время Парижской коммуны 1871 юда Вандомская колонна
была сброшена как символ милитаризма; в 1875 году она восста-
новлена вновь
Витроль, Эжен-Франсуа-Опост, барон (1774—1854) — фран-
цузский политический деятель реакционно-монархического на-
правления. Во время революции эмигрировал. Был близким со-
ветником графа д’Артуа. Принимал активное участие в реста-
врации Бурбонов во Франции в 1814 году
Стр. 153. Аббат Скапен — имеется в виду Талейран, бывший
некогда аббатом, а затем епископом Скапен — ловкий плут-слу-
га в старинной комедии
Шварценберг, Карл-Филипп, князь (1771—1820) — австрий-
ский фельдмаршал. Во время похода Наполеона в Россию коман-
довал XII корпусом в его армии. В 1813 году, после того как
Австрия присоединилась к антифранцузской коалиции, стал глав-
нокомандующим войск коалиции.
Стр. 156. Лене, Жозеф-Анрн-Жоашен (1767—1835) — фран-
цузский адвокат н политический деятель При Империи был чле-
ном Законодательного корпуса. В 1813 г. выступил с осуждением
деспотической и завоевательной политики Наполеона. Во время
реставрации Бурбонов был председателем палаты депутатов и
несколько раз министром. Принадлежал к партии конституциона-
листов-роялистов
Фложерг, Пьер-Франсуа (1767—1836) — французский полити-
ческий деятель и адвокат. Во время революции был сторонником
жирондистов В 1813 юду выступил в Законодательном корпусе
с осуждением политики Наполеона. Во время Ста дней был вице-
председателем палаты представителей.
Стр. 158 Суам, Жозеф (1760—1837) — французский генерал,
участник наполеоновских войн. В 1814 году изменил Напо-
леону
Стр. 161. Говоря о канцлере, Стендаль имеет в виду виконта
Дамбрэ (1760—1829), который занимал этот пост в первые годы
реставрации Бурбонов
Стр. 162. Карл IX — французский король (1560—1574) из ди-
настии Валуа Вступил па престол после смерти своего брата
413
Франциска II. Фактически прн нем правила страной его мать
Екатерина Медичи. Она же была главным вдохновителем массо-
вого избиения протестантов (гугенотов), организованного королем
и его двором в ночь на 24 августа 1572 года (Варфоломеевская
ночь). Прн этом было убито несколько тысяч человек. Следствием
этого было новое усиление гражданской войны между католи-
ками, которых поддерживала большая часть дворянства, н гуге-
нотами, за которыми стояли часть дворянства и торговая бур-
жуазия некоторых районов
Ламбрехте, Шарль-Жозеф-Матье (1753—1823) — французский
политический деятель умеренно-либерального направления. Был
министром юстиции прн Директории. Голосовал в сенате против
установления Империи; принимал активное участие в свержении
Наполеона.
Гарб, Доминик-Жозеф (1749—1833) — французский полити-
ческий деятель, адвокат и публицист умеренно-либерального на-
правления. Был членом Учредительного собрания н членом Кон-
вента. В 1792 году был министром юстиции, в 1793 году —мини-
стром внутренних дел За поддержку жирондистов был аресто-
ван. Во время Империи был сенатором После реставрации Бур-
бонов подвергся преследованиям.
Бенжамен Констан (1767—1830) — видный французский
писатель, публицист и политический деятель, одни нз глав-
ных теоретиков буржуазного либерализма конца XVIII и первой
трети XIX века, родом швейцарец. Во время Ста дней стал на
сторону Наполеона. С 1819 года был членом палаты депутатов.
Возглавлял левое крыло либеральной партии, выражавшее инте-
ресы широких кругов торговой и промышленной буржуазии.
Большой популярностью пользовалось учение Б. Констана об ин-
дивидуальных свободах (свободе лнчностн, свободе собраний,
свободе печати нт п). Однако, ратуя за свободу личности,
Б. Констан имел з виду лишь зажиточные и образованные слон
населения. Трудящимся массам он отказывал в политических
правах Противник дворянской реакции, Б. Констан весьма со-
чувственно отнесся к июльской революции 1830 года, поставив-
шей у власти крупную буржуазию. Новый король назначил его
председателем Государственного совета
Стр. 163. Панургово стадо — эпизод из «Гаргантюа и Панта-
грюэля» Рабле. Панург, поссорившись с владельцем стада овец,
купил у него одну овцу и бросил ее в море. Вслед за нею устре-
милось все стадо и потонуло «Панургово стадо» — понятие, при-
меняемое для обозначения лнц, действующих из чувства слепого
подражания.
Стр. 166. Мори, Жан-Снффрен (1746—1817) — французский
священник (аббат) н политический деятель консервативно-монар-
хического направления. В 1789 году был членом Учредительного
собрания. В 1791 году получил звание кардинала. При Наполеоне
был назначен парижским архиепископом, но не был утвержден
папой.
Стр. 167. Ришелье, Арман-Эмманюель-Дюплесси, герцог
(1766—1822)—французский политический деятель конституцион-
но-монархического направления Во время революции эмнгриро-
414
вал в Россию. После реставрации Бурбонов вернулся во Фран-
цию. Дважды был главой кабинета В первое свое министерство
(1815—1818) Ришелье боролся против крайних монархистов
(ультрароялистов) и стоял за соблюдение конституционной хар-
тии 1814 года Вернувшись к власти в начале 1820 года, пытался
сблизиться с крайними монархистами, провел новый избиратель-
ный закон, усиливший влияние помещичьего дворянства, принял
суровые меры против либеральной печати н либеральной про-
фессуры. Несмотря па это, в декабре 1821 года Рншелье был
смещен н заменен графом Внллелем — ставленником крайних мо-
нархистов.
Стр. 169. Гюитон-Морво, Луи-Бернар (1737—1816) — вид-
ный французский ученый (физик и химик) и политический дея-
тель. Был членом Законодательного собрания и членом Конвен-
та. Во время якобинской диктатуры он вместе с некоторыми
другими представителями передовой научной интеллигенции
(Монж, Бертолле н др.) принимал активное участие в орга-
низации военной промышленности. В 1796 году был избран
членом Академии наук; одно время был директором Политех-
нической школы. После реставрации Бурбонов подвергся пре-
следованиям.
Монж, Гаспар (1746—1818) — видный французский ученый
(математик), член Академии наук. Принял активное участие в
революции: был членом комиссии по выработке десятичной си-
стемы мер и весов, морским министром, членом якобинского клу-
ба. Был одним из основателей и руководителей Политехнической
школы. Сблизившись с Наполеоном, принял участие в египетском
походе. После реставрации Бурбонов был исключен из Акаде-
мии наук.
Редерер, Пьер-Лун (1754—1835)—французский политический
деятель. Был членом Учредительного собрания и прокурором де-
партамента Сены. Член Государственного совета и министр фи-
нансов испанского короля Жозефа Бонапарта.
Лаканаль, Жозеф (1762—1845)—французский политический
деятель. Был членом Конвента, в котором руководил организа-
цией народного образования. После реставрации Бурбонов был
исключен из Академии наук и эмигрировал в США. В 1832 году
вернулся во Францию.
Давид, Жак-Луи (1748—1825)—знаменитый французский
художник, активный участник революции 1789—1794 годов. Был
членом Конвента и членом якобинского клуба. Одна из его луч-
ших картин — «Смерть Марата» (1793). Во время Империи вы-
полнил ряд картин и портретов, прославлявших Наполеона. После
реставрации Бурбонов был исключен из Академии наук и изгнан
нз Франции.
Даламбер, Жаи (1717—1783)—выдающийся французский
философ и математик, одни нз крупнейших представителей «про-
светительной философии» XVIII века. Был членом Академии наук.
Вместе с Дидро редактировал «Энциклопедию».
Дюкло, Шарль-Пино (1704—1772) — французский литератор,
философ и историк эпохи Просвещения, член Академии наук.
415
Стр. 170. Дюрбак — французский генерал и политический
деятель. Решительно выступал в палате представителей 1815 го-
да против реставрации Бурбонов, доказывая, что эта династия
несовместима с интересами французского народа, так как под-
держивается его злейшими врагами.
Бедок, Пьер-Жозеф (1761 — 1837)—французский политиче-
ский деятель, член Законодательного корпуса наполеоновской им-
перии и палаты представителей во время Ста дней
Сюар, Жан-Батист-Аитуаи (1733—1817) — французский ли-
тератор и публицист консервативно-монархического направления.
Был назначен Наполеоном на пост секретаря Французской
академии После реставрации Бурбонов превратился в ярого
роялиста.
Стр. 172. Закон о возврате эмигрантам земель, конфискован-
ных у них во время революции, но оставшихся непроданными, был
издан 5 декабря 1814 года 27 апреля 1825 года был издан закон
о выплате бывшим эмигрантам за конфискованные у них и рас-
проданные земли возмещения на общую сумму около 1 миллиар-
да франков (всего они получили 830 млн. фр ).
Бертран, Аири-Грасьеи, граф (1773—1844)—французский
генерал, участник войн республики и империи, был адъютантом
Наполеона и гофмаршалом. Последовал за Наполеоном на остров
Эльбу и на остров Св Елены. После Июльской революции был
членом палаты депутатов.
Костюшко, Тадеуш (1746—1817)— вождь национально-осво-
бодительного восстания в Польше в 1794 году.
Стр. 177 Друо, граф (1774—1847) — французский генерал,
участник наполеоновских войн, командовал артиллерией во мно-
гих сражениях
Камбронн. Пьер-Жак-Этьеии (1770—1842)—французский ге-
нерал, участник войн конца XVIII и начала XIX века. При
Ватерлоо командовал частями гвардии н проявил большое му-
жество; был тяжело ранен, взят в плен и отвезен в Англию.
Стр. 181. Лабедуайер, Шарль-Анжелик, граф (1786—1815) —
французский офицер, участник наполеоновских войн. Во время
Ста дней перешел на сторону Наполеона, сражался при Ватер-
лоо, выступал в палате пэров против реставрации Бурбонов Был
приговорен к смертной казни и расстрелян.
Маршан, Жан-Габриэль, граф (1765—1851) — французский
генерал, участник войн конца XVIII н начала XIX века. Проявил
большую активность в борьбе против нашествия войск коалиции
в 1814 году. Во время Ста дней отказался перейти на сторону
Наполеона.
Стр. 189 Деказ, Эли, герцог (1790—1880) — французский по-
литический деятель. Служил при дворе голландского короля Лун
Бонапарта. В 1814 году перешел на сторону Бурбонов н стал
любимцем короля Людовика XVIII. После второй реставрации
Бурбонов был префектом полиции, одно время министром внут-
ренних дел, принадлежал к партии конституционалистов-рояли-
стов В начале 1820 года по требованию ультрароялистов был
смешен с поста главы кабинета и назначен послом в Англию.
416
ВОСПОМИНАНИЯ О НАПОЛЕОНЕ
Стр. 193. Сальванди, Ашнль, граф (1795—1856) — француз-
ский политический деятель, писатель и публицист. В 1816 году
напечатал памфлет «Коалиция и Франция», направленный против
оккупантов. Роман Сальванди «Дон Алонсо или Испания, совре-
менная история», вышедший в 1824 году, имел шумный успех.
Маршанжи, Луи-Антуан (1782—1826) — французский поли-
тический деятель и литератор. Написал восьмитомный труд
«Поэтическая Галлия», в котором высокопарным стилем переска-
зывал некоторые эпизоды из французской истории
Мишель де Монтень (1533—1592) — французский философ,
автор знаменитых «Опытов». Стендаль увлекался его сочинением
«Дневник путешествия в Италию через Швейцарию и Германию
в 1580 и 1581 гг»
Президент де Брос, Шарль (1709—1777) — французский
юрист и писатель, автор «Писем об Италии», содержащих описа-
ние путешествий по Италии, н «Писем о Геркулануме»
Стр 194. Лемонте, Пьер-Эдуард (1762—1826) — французский
историк и литератор. Его перу принадлежит, между прочим, ряд
брошюр, посвященных коронации Наполеона, жизни французских
солдат и рождению короля Римского
Стр. 199. Записки.. Талейрана были опубликованы только в
1891—1892 годах.
Стр 201. Конгрегация — полусветская-полурелнгиозная орга-
низация реакционно-монархического направления, пользовавшая-
ся большим влиянием при дворе и в правительстве в период ре-
ставрации Бурбонов. Во главе конгрегации стояли члены иезуит-
ского ордена и бывшие эмигранты-дворяне.
Стр. 202. Маркиза де Помпадур (Жаина-Аитуаиетта Пуас-
сон), (1721—1764) — фаворитка Людовика XV, пользовавшаяся
огромным влиянием в государственных делах, по своему капризу
назначавшая н смещавшая министров. Впоследствии слово «пом-
падур» стало синонимом необузданного произвола.
Герцог де Ришелье. Арман (1696—1788) — французский поли-
тический деятель, известный своей безнравственностью
Стр 203 ..несколько томов эльзевировских изданий. — то
есть напечатанных шрифтом «эльзевир».
Стр. 204 Марабо, Оноре-Габриэль Рнкетти, граф (1749—
1791) — видный деятель Французской революции, один из самых
выдающихся представителей «третьего сословия» в Генеральных
штатах 1789 года, замечательный оратор Впоследствии продался
двору, который оплатил его долги.
Стр. 206 Питт, Вильям (1759—1806) — ашлнйский государ-
ственный деятель, дважды стоял во главе кабинета Ярый реак-
ционер и враг Французской революции, он был одним из главных
организаторов коалиции держав против Франции. При нем Фран-
ция вступила в войну с Англией (1 февраля 1793 года). В даль-
нейшем Питт вел решительную борьбу и против наполеоновской
завоевательной политики.
Фридрих, герцог Саксен-Кобургский (1737—1815) — австрий-
27 Стендаль Т. XI	417
ский фельдмаршал. Одно время командовал войсками коалиции
против Франции.
Стр. 207. Незе, Луи-Шарль (1768—1800) — французский ге-
нерал, участник египетского похода. Был убит в битве при Ма-
ренго
Стр. 212. Полковник Буттафоко (1730—1806) — корсиканец
по происхождению; был представителем Корсики в Генеральных
штатах 1789 года. Стоял за присоединение Корсики к Франции.
Паоли объявил Буттафоко изменником.
Стр. 213 Конти, Луи-Франсуа (1717—1777) — французский
принц из династии Бурбонов, участник войн Людовика XV в Ита-
лии, в Германии, в Бельгии. При Людовике XVI был одним нз
вожаков придворной знати и выступал против всяких реформ.
Стр. 215. Плутарх — греческий писатель 1—11 вв. и. э., ав-
тор жизнеописаний героических личностей древности. Порция —
дочь Катона нз Утнкн, жена Брута-младшего — образец мужест-
венной римлянки, готовой в случае надобности разделить участь
мужа Корнелия — дочь Сципиона Африканского, мать Тиберия и
Кая Гракхов.
Ролан, Манон-Жанна (1754—1793) — жена министра Ролана,
играла влиятельную роль среди жирондистов После перехода
власти в руки якобинцев была казнена.
Сфорца, Франческо — кондотьер, служил попеременно Мила-
ну, Флоренции, Венеции; в 1450 году он овладел Миланом, где
правил 15 лет. Никколо Пиччинино (1388—1444) сначала служил
Милану, затем Флоренции, потом опять перешел на сторону Ми-
лана. Кондотьер Каструччо Кастракани (1281—1328) служил в
войсках Англии и Франции. Позже сделался правителем Лукки.
Виллани, Джованни (1275—1348)—итальянский историк, ав-
тор известной хроники «История Флоренции», представляющей
большую ценность в качестве исторического источника.
Муратори, Лодовико-Антоиио (1672—1750) — знаменитый ис-
ториограф, библиотекарь Миланской библиотеки, издатель гигант-
ского собрания хроник и материалов по истории Италии.
Стр. 218. Феш, Жозеф (1763—1839) —дядя Наполеона I, архи-
епископ и кардинал. После реставрации Бурбонов эмигрировал.
Стр. 220 Де Семонвиль, Шарль-Луи, маркиз (1754—1839) —
французский политический деятель. Во время революции выпол-
нял дипломатические поручения При Империи получил звание
сенатора. После реставрации Бурбонов был назначен секретарем
палаты пэров.
Стр. 224. Бейль, Пьер (1647—1706) — известный французский
историк и критик, один из виднейших представителей француз-
ской просветительной философии.
Гельвеций, Клод-Адриен (1715—1771)—видный французский
философ-материалист.
Локре, Жаи-Гильом, барон де Буассн (1758—1840) — видный
французский юрист. При Наполеоне был секретарем Государст-
венного совета, принимал участие в выработке новых кодексов.
Стр 225. Делольм, Жан-Луи (1740—1806) — женевский
адвокат, поклонник английского парламентаризма, автор книги
«Конституция Англин».
418
Беккариа, Чезаре, маркиз (1738—1794) —видный итальянский
юрист и политический писатель, автор известного трактата «О пре-
ступлениях и наказаниях» (1764), выступавший против пыток и
смертной казни
Бентам, Иеремия (1748—1832)—английский философ н юрист,
давший теоретическое обоснование утилитаристскому учению о
нравственности (учению о практической полезности, как основе
нравственности).
Стр. 227. Утверждение Стендаля, будто Наполеон не знал ни
орфографии, ни латыни, ни истории, опровергается новейшими
исследователями.
Стр. 228 Конде, Лун-Жозеф, принц (1736—1818), во время
революции командовал отрядами дворян-эмигрантов, которые
вторглись в 1792 году во Францию (вместе с австро-прусскнмн
войсками).
Стр. 230. Ларон, Огюстен-Жозеф (1774—1822) — полковник
французской армии, участник наполеоновских войн. Был
расстрелян за участие в заговорах против правительства
Бурбонов.
Фошё, Сезар и Константен, братья — генералы французской
армии В 1815 году, после второй реставрации Бурбонов, были
расстреляны по приговору военного суда.
Фош-Борель—секретный политический агент Людовика XVIII,
автор мемуаров, опубликованных в 1830 году в 4 томах.
Бертран де Мольвиль, Антуан-Франсуа, маркиз (1744—1818) —
французский политический деятель, занимал важные правитель-
ственные посты при Людовике XVI, автор мемуаров о последних
годах его царствования и «Истории французской революции», на-
писанной в крайне реакционном духе.
Граф д’Артуа (1757—1836) — французский принц нз династии
Бурбонов, брат Людовика XVI и Людовика XVIII. Ярый реакцио-
нер, он бежал из Франции через два дня после падения Бастилии
и возглавлял дворянскую эмиграцию; был одним нз организато-
ров военной интервенции против революционной Франции. В
1824 году, после смерти Людовика XVIII, стал королем под име-
нем Карла X В июле 1830 года реакционная политика Карла X
привела к революции, которая покончила с монархией Бурбонов
н заставила Карла X бежать за границу.
Стр. 231 Манифест герцога Брауншвейгского, главнокоман-
дующего австро-прусскими войсками, был опубликован 25 июля
1792 года в его главной квартире в Кобленце. В этом манифесте
герцог Брауншвейгский требовал от французского народа полно-
го подчинения королевской власти н грозил Парижу разрушением
за малейшую попытку сопротивления. Герцог Брауншвейгский
рассчитывал запу(ать своим манифестом революционные массы
парижского населения, но результат получился иной. Как только
в Париже узнали о манифесте, он вызвал бурю негодования в
массах. 10 августа 1792 года вспыхнуло народное восстание, ко-
торое закончилось взятием королевского дворца и привело к свер-
жению монархии
Стр. 232 Ру и Бюшез— авторы документального издания
«Парламентская история французской революции. Дневник на-
419
аномальных собраний с 1789 г. до 1815 г.» (Париж, 1834—1838,
40 томов).
..когда в 1794 году, в пору осады Тулона...— Стендаль оши-
бочно относит осаду Тулона к 1794 году. На самом деле упоми-
наемое сражение произошло 17 декабря 1793 года.
Приёр, Клод-Аитуан (1763—1832), известный под именем
Приёра из Кот д’Ор,— деятель французской революции, член За-
конодательного собрания, а затем Конвента. Будучи членом Ко-
митета общественного спасения, принимал активное участие в ру-
ководстве военными делами.
От Приёра из Кот д’Ора следует отличать Приёра нз Марны,
также члена Конвента и члена Комитета общественного спасе-
ния
Стр. 232—233. Дюбуа-Крансе, Эдмон-Луи-Алекснс (1747—
1814) — французский политический деятель. Был членом Учреди-
тельного собрания и членом Конвента, примыкал к якобинцам.
Провел реформу революционной армии, выразившуюся в слиянии
регулярных частей с отрядами волонтеров
Стр. 237. Роллен, Шарль (1661 —1741) — французский исто-
рик и педагог, автор многотомной «Древней истории» и «Римской
истории».
Аббат де Верто (1655—1735) — автор «Истории революций
в Португалии» и «Истории революций в Швеции»
Стр 238. 14 января 1794 года Наполеон Бонапарт получил
чин бригадною генерала
Стр 239 Робеспьер-младишй, Огюстен-Бон-Жозеф (1763—
1794)—брат и соратник вождя якобинцев Максимилиана Ро-
беспьера. В 1793—1794 годах неоднократно направлялся в про-
винцию н на фронт в качестве комиссара Конвента. При осаде Ту-
лона сблизился с Наполеоном Бонапартом н содействовал его
выдвижению. После переворота 9 термидора был казнен вместе
с братом
Рикор, Жан-Франсуа (1760—1820)—французский политиче-
ский деятель, член Конвента; был одним нз комиссаров в армии,
осаждавшей Тулой, арестован по делу о заговоре Бабефа, но
оправдан После второй реставрации Бурбонов был изгнан нз
Франции.
Стр. 241. Нельсон, Горацио (1758—1805) — английский
адмирал, участник войн Англии против республиканской, а
затем наполеоновской Франции В 1798 году уничтожил в Абукнр-
ской бухте французский флот, доставивший армию Наполеона в
Египет 21 октября 1805 года в бою у Трафальгарского мыса Нель-
сон уничтожил франко-испанский флот, но сам погиб в сраже-
нии Эта битва окончательно заставила Наполеона отказаться от
планов высадки десанта в Англии
Стр. 243. Альбит, Антуан-Луи (1750—1812) — французский по-
литический деятель, член Законодательного собрания и член Кон-
вента. Исполнял обязанности комиссара в провинции. После пе-
реворота 18 брюмера служил в военном министерстве Погиб во
время похода 1812 года в Россию.
Саличетти, Кристоф (1757—1809) — французский политиче-
ский деятель, родом корсиканец; член Учредительного со-
420
брания н член Конвента. Был одним из комиссаров Конвента
в армии, осаждавшей Тулон, способствовал выдвижению Напо-
леона. С 1806 года до своей смерти — министр полиции и воен-
ный министр неаполитанского короля Жозефа Бонапарта, при
Мюрате был смещен
Стр. 247 Гаспарен, Гома-Огюстен (1750—1793) — француз-
ский политический деятель. Был членом Законодательного собра-
ния н членом Конвента, одни из комиссаров Конвента в Вандее,
а затем в армии, осаждавшей Гулон.
Себастьяни, Орас де ла Порта, граф (1775—1851) — француз-
ский генерал, родом корсиканец Участвовал в итальянской кам-
пании 1796—1797 годов. Был одно время послом в Турции и руко-
водил обороной Константинополя против английского флота. По-
сле июльской революции 1830 года был министром иностран-
ных дел.
Стр. 250. Гушар, Жан-Никола (1740—1793) — французский
генерал Во время революционных войн командовал сначала Мо-
зельской армией, а затем Северной армией, одержал ряд побед
н заставил англичан снять ocaav Дюнкерка. За сдачу Майнца
был казнен
Макдональд, Жак-Этьенн-Жозеф-Александр (1765—1840) —
французский генерал В 1809 году получил от Наполеона звание
маршала н титул герцога Тарептского. После реставрации Бурбо-
нов был назначен пэром
Удино, Шарль-Никола (1767—1847) — французский генерал.
Участвовал во многих наполеоновских походах. В 1809 году полу-
чил от Наполеона звание маршала н титул герцога Реджо.
В 1814 году перешел на сторону Бурбонов
Дюпон (1765—1840) — французский генерал, служивший при
Наполеоне в Испании и капитулировавший при Байлеие. Был за
это предан суду и посажен в тюрьму. После реставрации Бурбо-
нов был назначен военным министром; проявил на этом посту
крайнюю угодливость перед старой знатью и бывшими эмигран-
тами
Стр. 251 Летурнер, Шарль-Лун-Франсуа-Оноре (1751 —
1817)—французский политический деятель Был членом Законо-
дательного собрания и членом Конвента, членом н одно время
председателем правительства Директории При Наполеоне был
префектом и советником Счетной палаты. После второй рестав-
рации Бурбонов изгнан из Франции
Стр 252. Говоря об одной даме, отличающейся большим
умом, Стендаль имеет в виду жену маршала Жюно, герцогиню
д'Абраитес, автора мемуаров о правлении Наполеона.
Стр. 255 (Женщина, бывшая о себе очень высокого мнения»—
жена Бурьениа
Бурьенн, Лун-Антуан (1769—1832) — французский поли-
тический деятель и дипломат. Был одно время секретарем На-
полеона, затем дипломатическим представителем Франции в Гам-
бурге. После реставрации Бурбонов был назначен префектом по-
лиции
Стр. 257. 13 вандемьера (5 октября 1795 года) — контррево-
люционный мятеж, поднятый в Париже монархистами; был по-
даплеи войсками Конвента, которыми руководил Наполеон
421
Стр. 258. Понтекулан, Лун-Гюстав, граф де Дульсе
(1764—1853)—французский политический деятель умеренно ли-
берального направления. В Конвенте примыкал к жирондистам.
При Наполеоне был сенатором. В апреле 1814 года изменил На-
полеону
Стр 263. Пишегрю, Шарль (1761—1804)—французский ге-
нерал н политический деятель. Изменил Франции и вступил в
тайные сношения с представителями дворянской эмиграции. После
переворота 18 фрюктидора (4 сентября 1797 года), направленно-
го против монархистов, был сослан в Кайенну, бежал отгуда н
присоединился к эмигрантам. В 1804 году участвовал в заговоре
против Наполеона; с этой целью тайком прибыл в Париж, но
был схвачен полицией и вскоре найден мертвым в тюремной ка-
мере
Бильо-Варенн, Жан-Никола (1756—1819) — французский по-
литический деятель, был членом Конвента. Участвовал в перево-
роте 9 термидора. После победы контрреволюции был сослан в
Гвиану.
Барер, Бертран (1755—1841)—французский политический
деятель Был членом Учредительного собрания и членом Конвен-
та. Примыкал к якобинцам, но потом отошел от Робеспьера.
Секретный советник Наполеона по делам внешней политики.
После реставрации был изгнан. После июльской революции
1830 года возвратился во Францию.
Вадье, Марк (1736—1828) — французский политический дея-
тель. Был членом Учредительного собрания и членом Конвента.
После переворота 9 термидора подвергался преследованиям; как
участник заговора Бабефа, просидел четыре года в тюрьме. После
реставрации Бурбонов был изгнан из Франции.
Стр. 264. Шеридан, Ричард Брннсли (1751 —1816) — вид-
ный английский писатель, драматург и политический деятель.
Принадлежал к партии вигов (умеренных либералов) и был
одним из выдающихся парламентских ораторов того времени.
Здесь и дальше Стендаль рассказывает о событиях ие впол-
не в той последовательности, в какой они происходили.
Стр. 265. Журдан, Жан-Батист (1762—1833) — французский
генерал. 26 июня 1794 года одержал блестящую победу над
австрийцами при Флерюсе. Прн Наполеоне получил звание мар-
шала и графский титул. После июльской революции 1830 года
был министром иностранных дел.
Ребель, Жан-Батнст (1747—1807) — французский политиче-
ский деятель. Член Учредительного собрания н член Конвента;
примыкал к якобинцам, но потом разошелся с ними. Был чле-
ном правительства Директории.
Лареоельер-Jlino, Луи-Мари (1753—1824) — французский
ученый (ботаиик) и политический деятель. Был членом Учреди-
тельного собрания и членом Конвента. Примыкал к жиронди-
стам Был членом Директории. После провозглашения империи от-
казался принести присягу Наполеону и был исключен из Акаде-
мии наук.
Стр. 266. Периньон, Доминик, граф (1754—1818)—фран-
цузский генерал, участник революционных войн Получил от На-
422
полеона знание маршала н графский титул В 1814 году перешел
иа сторону Бурбонов.
Монсе Роз-Адриан-Жанно, граф (1754—1842) — французский
генерал, участник революционных и наполеоновских войн.
В 1801 году был назначен первым инспектором жандармерии,
в 1804 году получил звание маршала. Во время Ста дней пере-
шел на сторону Наполеона.
Жан-Бон-Сент-Андре (1749—1813) — французский политиче-
ский деятель Был членом Конвента и членом Комитета общест-
венного спасения, руководил работой по укреплению военно-мор-
ских снл Франции При Наполеоне был префектом в Майнце.
Стр 27U Лакретель-младший, Жан-Шарль-Домнннк
(1766—1855) — французский историк и публицист, автор ряда
трудов по истории Французской революции, консульства и импе-
рии, написанных в конституционно-монархическом духе.
Стр. 280. Вурмзер, Дагоберт-Знгмунд, граф (1724—1797) —
австрийский фельдмаршал. В 1792—1796 годах командовал Рейн-
ской армией, действовавшей против Франции. Во время итальян-
ского похода Наполеона был трижды разбит французскими вой-
сками, лишен командования и назначен генерал-губернатором
Венгрии
Леклерк, Внктор-Эммапюэль (1772—1802) — французский ге-
нерал, участник революционных войн, отличился при взятии Ту-
лона Участвовал в итальянском походе Наполеона. Сблизившись
с Наполеоном (он женился на его сестре Полине), принял уча-
стие в перевороте 18 брюмера. Во главе французских экспеди-
ционных войск захватил остров Сан-Доминго, где жестоко рас-
правлялся с негритянским населением, боровшимся против фран-
цузских захватчиков. Умер там от лихорадки, от которой погиб-
ла значительная часть французской армии.
Стр 288 Верри, Пьетро, граф (1728—1797) — видный италь-
янский экономист и политический деятель, занимавший ряд адми-
нистративных должностей в Ломбардии и содействовавший про-
ведению там некоторых финансовых реформ.
Келлерман, Фраисуа-Кристоф (1735—1820)—французский
генерал Во время революции командовал армией, которая на-
несла австро-прусским войскам поражение при Вальми (20 сен-
тября 1792 года) и остановила их продвижение к Парижу. После
переворота 18 брюмера стал сенатором, был назначен инспекто-
ром кавалерии, в 1804 году получил звание маршала и титул гер-
цога Вальми. Во время империи командовал резервными вой-
сками.
Стр. 291. Парини, Джузеппе (1729—1799) — итальянский
поэт-сатнрик, обличавший развращенность миланской зиатн н
реакционность католического духовенства.
Стр. 292. Мандзони, Алессандро (1784—1873) — итальянский
поэт и романист, представитель либерального романтизма, участ-
ник национально-освободительного движения в Италии.
Стр. 302. Сицилийская вечерня — национальное восстание
против французского господства в Сицилии, вспыхнувшее в Па-
лермо 30 марта 1282 года. Оно закончилось тем, что часть фран-
цузов была перебита, часть бежала с острова.
423
Стр. 304 Вильгельм III Оранский (1650—1702) — штатгаль-
тер (правитель) Голландской республики, а с 1689 года — король
Англии, призванный на престол во время так называемой «слав-
ной революции» 1688 года. Свержение Якова II Стюарта и воца-
рение Вильгельма III означали упрочение парламентского режи-
ма в Англии.
Стр. 306. Бассомпьер, Франсуа, барон (1579—1646) — фран-
цузский маршал. Оставил мемуары, изданные в 1665 году.
Бембо, Пьетро (1470—1547) — итальянский кардинал и пи-
сатель.
Аретино, Пьетро (1492—1556) — итальянский поэт, автор
любовных сонетов и нескольких комедий
Булла (папское послание) Unigenilus 1713 года явилась пред-
метом длительной ожесточенной распри между янсенистамн н
иезуитами.
гМемуары» знаменитою итальянского драматурга Карло
Гольдони (1707—1793) появились в 1784—1787 годах. В 1826 го-
ду было начато печатание мемуаров известного авантюриста Ка-
зановы (1725—1798). Что касается итальянского драматурга гра-
фа Пьетро Гоцци (1720—1806), то, по-видимому, Стендаль смешал
его с Карло Гоццн, автором комедий и известных мемуаров,
опубликованных в 1797 году.
Стр. 307. Г-жа д'Эпине, Лунза-Флораис (1726—1783) — фран-
цузская писательница, хозяйка литературного салона, покрови-
тельница Ж.-Ж. Руссо
Стр. 313. Камбрейская лига —союз германского императора
Максимилиана I, папы Юлия II, французского короля Людови-
ка XII н нспанского короля Фердинанда Католического, заклю-
ченный в г. Камбре 10 декабря 1508 года для борьбы с Венециан-
ской республикой. Война началась успешно для союзников, но
раздоры между ними вскоре привели к распаду лиги.
Стр 314. Гро, Антуан-Жан (1771—1835) — видный француз-
ский живописец, ученик Давида. Создал серию картнн, изобра-
жающих отдельные эпизоды наполеоновских войн; картины этн
проникнуты идеализацией На юлеона и его армии.
Стр. 324. Принц Евгений Савойский (1663—1736) — видный
полководец и дипломат, фельдмаршал Австрийской империи. Дер-
жался тактики стремительного наступления. Одна нз побед Евге-
ния Савойского была одержана в битве с турками под Веной
в 1683 году.
Стр. 327. Мюрат, Жоашен (1767—1815) — французский гене-
рал. Сблизившись с Наполеоном н женившись на его сестре Ка-
ролине, принял участие в перевороте 18 брюмера. При империи
получил звание маршала, с 1808 до 1814 года был королем
Неаполя, командовал кавалерией в армии Наполеона. В 1815 го-
ду, при попытке вернуть себе власть в Неаполе, был схвачен и
расстрелян.
Фридрих.— Имеется в виду прусский король Фридрих II
(1740—1786).
Стр. 333. Апостоли, Франческо — венецианский политический
деятель; во время реакции 1799 года был арестован н выслан;
424
жил в Венгрии. По возвращенин выпустил анонимную брошюру,
в которой рассказал о страданиях своих товарищей по несчастью.
Морозини, Франческо (1618—1694) — венецианский дож, про-
славившийся своими военными талантами Дандоло— венециан-
ская семья, давшая несколько дожей. Альвиано, Бартоломео —
венецианский полководец.
Стр. 335. Яникул — один из семи холмов, на которых распо-
ложен Рим (на правом берегу Тибра).
Стр. 360 «Отец Дюшен» («Реге Duchesne») — революционно-
демократическая laaeia. издававшаяся Эбером; начала выходить
р. 1790 году и закрылась после казни Эбера в марте 1794 года.
Стр. 361. Тугут. Иогаин-Лмедей, барон (1734—1818) —
австрийский дипломат, министр иностранных дел. В 1801 году вы-
нужден был выйти в отставку.
Стр. 374 Г -ном Бьоджи Стендаль называет здесь француз-
ского художника Дидье Боге (1755—1839), который провел боль-
шую часть своей жизни в Италии.
А. И. МОЛОК
ПЕРЕЧЕНЬ ИЛЛЮСТРАЦИИ
Стр. 128. Аптуап-Жан Гро (1771—1835). Наполеон па Ар-
кольском мосту. 1801. Версаль
Стр 129 Огюст Раффе (1804—1860). Солдат Первой рес-
публики. Лувр. Париж.
Стр. 160 Теодор Жерико (1791—1824). Повозка с ранены-
ми. Ок. 1820 Собрание Тьебо-Сиссон.
Стр. 161. Поль Деларош (1797—1856). Наполеон в Фонте-
небло. 1845. Лейпциг. Музей.
ОГЛАВЛЕНИЕ
ЖИЗНЬ НАПОЛЕОНА
Предисловие........................................... 5
Глава I.— Рождение Бонапарта Его семья. Брненский кол-
леж Военная школа Он возвращается на Корсику	7
Глава II.— Действия Бонапарта на Корсике............. 11
Глава III.—Осада Тулона Бонапарт возвращается в Париж.
Брак с Жозефиной....................................И
Глава IV,—Итальянский поход ...	....	14
Глава V.— Бонапарт и Венецианская республика	....	16
Глава VI.— Бонаг.арт и Директория ....................17
Глава VII.—Политические воззрения Бонапарта	....	19
Глава VIII.—Портрет Бонапарта	 19
Глава IX.—Возвращение Бонапарта во Францию	....	21
Глава X.— Египетский поход............................22
Глава XI,—Египетский поход (продолжение)..............23
Глава XII.—Оправдание действий Бонапарта в Египте . .	24
Глава XIII,—Оправдание действий Бонапарта в Египте
(продолжение) ....	...........
Глава XIV,— Возвращение во Францию..................
Глава XV,—Прием во Франции..........................
Глава XVI — Воззрения Бонапарта накануне 18 брюмера .
Глава XVII,—Сьейес . .	.......................
Глава XVIII — 18 брюмера ....	.......
Глава XIX.—Состояние Франции к 18 брюмера...........
Глава XX.—Диктатура Бонапарта.......................
Глава XXI.— Преобразование Франции..................
Глава XXII — Конкордат. Кодекс Наполеона............
Глава XXIII.—Конституция VIII года Внешняя политика .
Глава XXIV.—Адская машина ...	...
Глава XXV.— Заговор Пишегрю. Дело капитана Райта . .
Глава XXVI,—Заговор Пишегрю (продолжение) . .
Глава XXVII,—Смерть герцога Энгиенского.............
Глава XXVIII.—Смерть герцога Энгиенского (продолжение)
427
СЛ too СЛ —	ЫКЭОФООСТ)
Глава XXIX.— Смерть герцога Энгиенского (продолжение). 56
Глава XXX,—Бонапарт и Бурбоны ...	.57
Глава XXXI.— Смерть герцога Энгиенского................58
Глава XXXII.— План вторжения в Англию . .	.60
Глава XXXIII,—Прусская кампания	........61
Глава XXXIV,— Наполеон и Александр I	... 63
Глава XXXV.— Австрийский поход. Битва прн Ваграме .	65
Глава XXXVI.—Испанские дела	. . 68
Глава XXXVII — Свидание в Байонне	73
Глава XXXVIII.—Свидание в Байонне (продолжение) . .	74
Глава XXXIX,—Восстание в Мадриде. Отречение короля
Карла. Состояние Испании .......................... 75
Глава XL —Сравнение действий Наполеона в отношении
Испании с действиями англичан по отношению к Напо-
леону . .	................................80
Глава XLI — Байоннское Собрание. Признание Жозефа Бо-
напарта королем Испании. Война с Испанией ....	81
Глава XL1I.—Война с Испанией (продолжение)	....	91
Глава XL1II.— .........................................95
Глава XLIV.—Управление Францией	.............96
Глава XLV — Герцог Бассанский	................97
Глава XLVI.—Управление Францией	(продолжение)	.	.	99
Глава XLVIL—Управление Францией (продолжение) . .	.	101
Глава XLVIIL—О министрах	.............103
Глава XLIX.—О министрах (продолжение) .... 104
Глава L.— Почетный Легион	............. 107
Глава LI.—Государственный совет..................108
Глава LII.— Двор Наполеона........................... 114
Глава LIIL—Армия	 126
Глава L1V.—Армия (продолжение)...................129
Глава LV.— План войны с Россией..................131
Глава LVI.— Война с Россией	...............131
Глава LVII — Отступление из России	. . 136
Глава LVIIL— Лейпциг	......... 138
Глава LIX.— Внутренние дела Восстание в Голландии . . 139
Глава LX.— Бездарность приближенных Наполеона	. . 141
Глава LXI.—Создание национальной гвардии. Всеобщая
усталость	. .	............. 142
Глава LXII.—Смотр национальной гвардии во дворе Тю-
нльрийского дворца (24 января 1814 года)	.144
Глава LXIIL—Мысли о Париже ...........................145
Глава LXIV.— Конгресс в Шатильоне	.... 146
Глава LXV.— Французская кампания	.... 146
Глава LXVI.—Наступление союзников на Париж ... 148
Глава LXV1I.—Взятие Парижа ...........................150
Глава LXVI1I — Вступление союзников в Париж .... 151
Глава LXIX.— Интриги Талейрана .......................152
Глава LXX.—Бездарность министров императора .... 153
Глава LXXI.—Беседы у князя Талейрана .................154
Глава LXXH.—Наполеон отходит на Фонтенебло ...	156
Глава LXXIII.—Мармон	.... 157
Глава LXXIV — Низложение Наполеона....................159
428
Глава LXXV— Конституция Министры Людовика XVIII	.	159
Глава LXXV1.—Ошибки правительства Людовика XVIII	.	161
Глава LXXV11.—Раболепство министров............163
Глава LXXVI1L—Хартия...........................164
Глава LXXIX.— Нарушения Хартии.................165
Глава LXXX — Нарушения Хартии (продолжение)	...	168
Глава LXXXI.—Нарушения Хартии (продолжение)	...	168
Глава LXXXII.—Возврат к старому порядку........169
Глава LXXXI1I.—Национальные имущества..........171
Глава LXXXIV.—Наполеон на острове Эльбе........172
Глава LXXXV.—Возвращение с острова Эльбы.......172
Глава LXXXVI — Суждение о Наполеоне............187
Глава LXXXVII.—Заключение......................189
ВОСПОМИНАНИЯ О НАПОЛЕОНЕ
Издателю	.........................193
Почему я придал мыслям читателя такое направление? . 191
Предисловие ....	............ .... 195
Глава I — Состояние общественного мнения во Франции в
1794 г.—Корсика, ее нравы, ее борьба против Генуи и
против Франции.— Параллель между Паоли н Наполео-
ном.—Семья Бонапарте — Г-да де Марбеф и де Нар-
бонн.— Наполеон в Бриене.......................205
Глава II —Наполеон в Балансе.— Недостаточность его об-
разования—Его ошибки в политике — Служба в Осон-
нском гарнизоне.— Первый литературный опыт.—Он пе-
чатает в Авиньоне брошюру под заглавием «Ужин в Бо-
йере».— Французская революция. Как на нее смотрят
за границей.— Политические волнения и мятежи внутри
страны.—Энергия Конвента.—Наполеон —начальник
батальона национальной гвардии на Корсике,— Он при-
бывает в армию, действующую под Тулоном, в звании
начальника артиллерии ............................ 221
Глава III.—Наполеон, бригадный генерал Итальянской
армии, направляется с важным поручением в Геную.—
Его арестуют, он блистательно опровергает обвинение.—
Он приезжает в Париж, где его отрешают от должно-
сти—Он терпит сильную нужду.—Заметки одной жен-
щины о Наполеоне.—Заметки другой женщины.— Сно-
шения Наполеона с г-ном де Понтекуланом.—Общие
соображения о состоянии Франции.— 1 прериаля
III года (20 мая 1795 г.).—Высадка на Кибероне.—
Конституция III года —Морской бой \ Уэссана — 13
вандемьера IV г. (5 октября 1795 г.)...............238
Глава IV,—Наполеон по прибытии в Ниццу 27 марта 1796 го-
да принимает командование Итальянской армией —
Крайняя нищета этой армии.— Наполеон требует от
генуэзского сената возмещения за захват французского
фрегата.— На смену Девнпсу главнокомандующим
австрийской армией в Италии назначается Болье.—
Кампания начинается 10 апреля 1796 г.—Моптенотте.—
429
Миллезнмо,— Дего,— Сан-Микеле.— Мондови.— Пере-
мирие в Кераско...................................271
Глава V.— Размышления о положенин и действиях француз-
ских войск в Германии в 1796 году.— Пишегрю,—Мо-
ро,— Журдан.......................................278
Глава VI,— Переход через мост у Лодн..................280
Глава VII,—Бедственное положение Итальянской армии,—
Письмо Наполеона Директории от 14 мая 1796 года
Милан, Ломбардия; нравы жителей и их отношение к
французам — Восстание в Павии — Бонапарт покидает
Милан 24 мая.—30 мая французская армия переходит
Минчо.— Болье отступает за Адидже.................285
Глава VIII,— Размышления о моральном состоянии француз-
ской армии в Италии,— Венеция, ее нравы, ее правитель-
ство.— Массена вступает в Верону 3 нюня 1796 г.—Ге-
нералу Серрюрье поручена осада Мантуи.................304
Глава IX.— Бонапарт вступает в Болонью 19 нюня 1796 го-
да,— Подписание перемирия в Фолиньо 24 июня,— Заня-
тие Анконы и Ливорно.— 1 июля Бонапарт навещает
великого герцога Тосканского во Флоренции .... 309
Глава X,—Описание озера Гарда и его окрестностей.—Весе-
лость французских солдат.— Военный гении Наполеона
развивается и растет при самых опасных обстоятель-
ствах.— На смену Вурмзеру главнокомандующим ав-
стрийской армией в Италии назначается Болье.—Напо-
леон вынужден снять осаду Маитун.— Г-жа Бонапарт
едва не попадает в плен к австрийцам.— Внезапное
нападение при Лонато—Битва при Кастильоне . . . 312
Глава XI,—Битва при Ровередо..........................324
Глава XII,— О военном искусстве.......................325
Глава XIII,—Занятие Модены французами.—Болонья и
Феррара образуют одну из двух Циспадаискнх респуб-
лик, Реджо — другую.—Деятельность Бонапарта от
битвы при Сан-Джорджо до штурма Кальдьеро,—Гене-
рал Джентнли высаживается на Корсике 19 октября
1796 года.............................................331
Глава XIV,— Затруднения, возникшие для Бонапарта из-за
казнокрадов, занявших в Итальянской армии большую
часть административных должностей,—Директория по-
сылает генерала Кларка в главный штаб, чтобы следить
за поведением Наполеона...............................336
Глава XV,— Битва при Арколе...........................340
Глава XVI,— Портреты генералов: Бертье, Массены, Оже-
ро, Серрюрье ........................................ 348
Глава XVII.— Возвращение Наполеона в Милан 19 сентяб-
ря 1796 года.—Его глубокая ненависть к поставщикам 353
Глава XVIII — Письма генерала Бонапарта Директории . . 356
Глава XIX,—От Арколе до Риволи (с 18 ноября 1796 года по
14 января 1797 года).—Политическое положение Фран-
ции, образ действий различных партий, бессилие Дирек-
тории.— Страх, вызванный в Вене битвой при Арколе;
Австрия прилагает все старания к тому, чтобы ослабить
430
последствия этой битвы.— Полагают, что Наполеона из-
нуряет действие какого-то яда; несмотря на сильные
страдания, его энергия все возрастает.— Происхожде-
ние его болезни	.....................358
Глава XX — Революционное брожение в материковых обла-
стях Венецианской республики — Битва при Риволи.—
Битва при Фаворите .............................364
Глава XXI.—Молодой француз-живописец Бьоджи: простота
и благородство его характера .................. 374
Глава XXII — Конец героического периода жизни Наполеона 382
Глава XXIII.—Якобинцы и Фуше .......................384
Глава XXIV.—Падение Наполеона — Бертье.—Граф Дарю 386
Историко-литературная справка ..................... 390
Примечания..........................................395
СТЕНДАЛЬ.
Собрание сочинений
в 15 томах Том XI.
Оформление художника
В. Носкова.
Технический редактор
А Ефим о в а
Ордена Левина типография газеты
«Правда» имени И. В Сталина Москва,
улица «Правды», 2ч.