Author: Куприн А.И.  

Tags: язык   языкознание   лингвистика   литература   художественная литература   рассказы   повести   полное собрание сочинений  

ISBN: 5-88528-503-9

Year: 2006

Similar

История русской культуры. Часть 2

Годы молодости

Максим Горький. Рекомендательный указатель литературы

Яма. Полное собрание сочинений

Text
                    Александр
КУПРИН
Полное
собрание сочинений
в Х томах
118СКРКВtЫ!


Полное собрание сочинений
в Х томах
Томl
Повести
Рассказы
Очерки
Стихотворения
Эпиграммы
А форизмы
Романсы
Москва
2006


к92
УДК 882-821
ББК 84(2Poc=Pyc)l
Общественный оргкомитет по изданшо Потюго собршшя сочинений
А. И. Куприна в десяти томах:
В. К. Бочкарев (председатель), А. А. Авдеев, Д. Н. Ананьев,
В. Н. Ганичев, В. И. Гусев, П. Н. Гусев, А. Я . Дегrярев, В. К. Егоров,
В. П. Енишерлов, Д. А. Жуков, В. С. Липатов, В. С. Макании,
А. С. Макаров, В. К. Мамонтов, В. В. Михальский, Н. И. Никуленкова,
М. Н. Осипова, Н. В. Петев, Ю. М. Поляков, А. С. Пьянов, Н. Е. Рак,
В. Г. Распутин, Г. Н. Селезнев, Н. Д. Симаков, В. П. Симонов,
Е. А. Столярова, В. Н. Сунгоркин, В. А. Фронин.
Издание осуществляется при содействии администрации
Пензенской области (губернатор В. К. Бочкарев).
С благословения архиепископа Пензенского и Кушецкого
Владыки Филарета.
КУПРИНА. И.
К 92 Полное собрание сочинений в 10 томах. Т. 1. Повести. Рассказы.
Очерки. Стихотворения. Эпиграммы. Афоризмы. Романсы. -
М.:
Воскресенье, 2006. -
528 стр. с ил.
Собра�шя сочинений популяр1юго русского классика А. И . Куприна выход11л11 в разные
годы и в разных стрш�ах. Но в силу объективных 11 субъективных обстоятельств ни одно 11з
них не являлось по-настоящему полным. Такая попытка предприннмается впервые. Настоящее
Собран11е будет состоять ю десяти полноформатных томов и включает в себя многие вещи,
не публнковавшнеся ранее в собраниях сочинений А. И . Куприна и даже в отдельных его
сборниках. В первом томе, в •1астности, публикуется большая подборка стихотворных
произведеннй Александра Ивановича, подобранных и откоммент11роваиных пензенским
литературоведом Т. А. Каймановой.
В основу настоящего десятитомника положено прижизненное Полное собра1111е сочиненнй
А. И. Куприна в восьми томах, выходившее в 1912 году в знаменитом издательстве Т-ва
А. Ф. Маркса. Издательство «Воскресенье» руководствовалось при этом тем, что в составлении
марксовского Собрания наверняка участвовал сам классик - можно сказать, что и нынешнее
Собрание выстрое1ю с учетом его пожеланий и дополнено при этом многими малоювестными
золотыми купринскимн стран11цам11.
ISBN 5-88528-503-9 (Том 1)
ISBN 5-88528-502-0
© «Воскресенье», составление, верстка, 2006
© М. В. Георгиев. Оформление, макет, 2006


КЛАССИК
Когда Ивану Алексеевичу Бунину в 1933 году присудили Нобе­
левскую премию, он прямо сказал Куприну: «Милый, я не виноват.
Прости. Счастье... Почему я, а не ты? Я уже и иностранцам гово­
рил-есть достойнейший...» Слова эти, хотя и чуточку лукавы, но
совсем не случайны. Дело в том, что в 1922 году Александр Куп­
рин, Иван Шмелев и Иван Бунин бьши одномоментно включены в
список официальных соискателей Нобелевской премии, как при­
нято говорить сейчас - «номинировались». Конечно, Нобелевс­
кая премия никогда не гарантировала, а теперь тем более не гаран­
тирует справедливости всемирного признания, уверенности, что оно
воздается по заслугам, а не по сумме других, сопутствующих - и
прежде всего политических! - причин.
Если посмотреть списки лауреатов Нобелевской премии и не­
удостоенных ее претендентов, то картина получается весьма и весь­
ма странная ... Фамилии многих лауреатов сегодня - пустой звук,
никто их не помнит, не знает и знать не хочет. А имена отвергну­
тых... Вот некоторые из них: Эмиль Золя, Джон Голсуорси, Мар­
сель Пруст, Франц Кафка, Федерико Гарсиа Лорка, Марк Твен...
Что касается трех наших русских номинантов, то здесь ошибки
не было, все очень близко, каждый из трех был, есть и навсегда
останется в русской, а значит, в мировой литературе, как живой
действующий писатель высокого полета.
В этой заметке я намеренно не касаюсь произведений Алексан­
дра Куприна и не даю им никаких оценок. Десятки миллионов чи­
тателей нескольких поколений давным-давно оценили всё по дос­
тоинству. Куприн-классик русской литературы, и тут ни убавить,
ни прибавить.
Мне приходилось читать, что Куприн «классик второго ряда».
Классиков второго ряда не бывает. Есть национальные гении: Пуш­
кин, Лермонтов, Гоголь, Толстой, Достоевский, Чехов. И есть дру­
гие русские писатели - классики, вот к этим другим и принадле­
жит Куприн.
5


Хорошо, что в наши дни выходит еще одно Собрание сочине­
ний Куприна. Хорошо по многим причинам. Во-первых, потому,
что в фонды библиотек вольется еще один ручеек книг, написан­
ных на высоком русском языке. Сейчас это важно, как никогда.
Смутное время, которое мы еще не изжили, больно ударило по рус­
скому языку. Язык- душа народа, так что ни в какой смуте его
нельзя обойти. Язык- одна из основ нации, значит, его по воз­
можности нужно испохабить. В последние двадцать лет мы в этом
преуспели. Но, кажется, наши люди начинают потихоньку прихо­
дить в себя от угара «свободы слова». Даст Бог, все образуется.
Люди переутомились от чернухи, порнухи, блатняка, скверносло­
вия. Кажется, многим уже захотелось быть нормальными и жить в
нормальном обществе, где печатное слово строго отделено от не­
печатного. Язык народа - стихия, совладать с ней не так просто.
Сколько мусорных советских слов вымело время! Тьму! И пятилет­
ка, и ударник, и партсобрание, и марксизм-ленинизм... А казалось,
вколочены навечно. И сколько вернулось старых слов и понятий,
казалось бы, унесенных временем навсегда: милосердие, согласие,
всепрощение, Рождество, Масленица, пост... Так что не один толь­
ко «блин» вошел. Язык народа- могучий организм, он все пре­
возможет, все перемелет и пребудет великим русским языком Пуш­
кина, Чехова, Бунина, Куприна...
Куприн человек военный, в молодости кадровый офицер, в зре­
лые годы, во времена Гражданской войны, офицер Северо-Запад­
ной армии Юденича, и этим многое сказано. До революции воен­
ная служба в России считалась привилегией - и важной, и почет­
ной, и благородной. Все знатные фамилии неукоснительно отдавали
своих сыновей в армию и флот. Не зря самые любимые читателя­
ми, и в особенности читательницами, герои русских классиков -
военные: Петр Гринев из «Капитанской дочки», Григорий Печо­
рин из «Героя нашего времени», Андрей Болконский из «Войны и
мира», и многие другие, поменьше. Даже штатский Чехов и тот не
обошел военных своим вниманием: «Дуэль», «Три сестры».
В Гражданскую войну русское офицерство подвело воспитание.
Военные были воспитаны в духе благородства, чести и доблести.
Русское офицерство не смогло противостоять тем потокам лжи,
вероломства, бесчестья и изуверской низости, что обрушили на них
новые захватчики России. Русские офицеры, например, не были
способны даже вообразить, что можно обнародовать Верховный
указ о всеобщем помиловании тех, кто добровольно разоружится,
6


и, едва приняв оружие, тут же начать расстреливать без
защитн
ых
тысячами, как это случилось в Крыму (Иван Шмелев, «Солнце мер­
твых»). Русский офицер не мог себе представить, например, такую
картину... Петр Гринев, Григорий Печорин или Андрей Болконс­
кий предлагают своему противнику: «Бросай оружие и иди на все
четыре стороны. Я тебя не трону, даю слово!» Противник бросает
оружие, поворачивается спиной, чтобы идти на все четыре стороны,
и тут же получает пулю в затылок от Гринева, Печорина или
Болконского. Нет, такое и в голову никому не могло прийти, а вот
«товарищам» пришло и они легко преступили все запреты и
заповеди.
Вмесrе с физическим здоровьем и недюжинной силой Бог дал
Куприну и большое духовное здоровье: честь, досrоинство, благо­
родство. А в придачу к выдающемуся таланту - крепкий характер
и редкое мужество. Известно, что в 1920 году в Гатчине Куприн
попал в плен к большевикам. На допросе его спросили: признает
ли он Советскую власrь?
- Признаю, как не признать, если я у вас под стражей. А если
спросите: уважаю ли? Я отвечу: нет.
Куприна хотели немедленно рас
стрелять
, спас какой-то коман­
дир из бывших читателей.
Имитаторы сегодня потеснили творцов и мертвое потеснило в
литературе живое. Концептуализм и постмодернизм пришли на
смену соцреализму. Но они - близнецы-братья. Притом мертво­
рожденные. Все это уже было. Даже Пушкина «сбрасывали с
корабля современности». Все это спутники нашей тяжелой болез­
ни - смутного времени, что-то вроде тифозной сыпи. Даст Бог,
пройдет и это. Уже проходит - а русские классики пребудут
навечно.
BllЦJl8
8
МИХАЛЬСКИЙ,
лауреат Государственной
премии России


Иван Бунин
КУПРИН
Эrо было давно- когда я только что узнал о его существова­
нии, впервые увидал в «Русском богатстве» его имя, которое все
тогда произносили с ударением на первом слоге, и этим ударени­
ем, как я видел это впоСJiедствии, почему-то так оскорбляли его,
что он, как всегда в минуты mева, по-звериному щурил глаза, и без
того небольшие, и вдруг запальчиво бормотал своей обычной ар­
мейской скороговоркой, ударяя на поСJiедний слог:
-Я- Куприн и всякого прошу это помнить. На ежа садиться
без штанов не советую.
Сколько в нем было когда-то этого звериного-чего сrоит одио
обоняние, которым он отличался в необыкновенной степени! И
сколько татарского! Насчет многого, что касалось его личной жиз­
ни, он был очень скрытен, так что, несмотря на всю нашу большую
и такую долгую близосrь, .я плохо знаю его прошлое. Знаю, что он
учился в Москве, сперва в кадетском корпусе, потом в Александ­
ровском военном училище, недолгое врем.я был офицером на рус­
ско-авсrрийской границе, а затем кем только не был! Изучал зубо­
врачебное дело, служил в каких-то конторах, потом на каком-то
заводе, был землемером, актером, мелким журналистом". Кто был
его отец? Кажете.я, военный врач, благодаря чему Александр Ива­
нович и попал в кадетский корпус. Знаю еще, что он рано умер и
что вдова его оказалась в такой бедности что принуждена была
жить в московском «Вдовьем доме». Про нее знаю, что, по проис­
хождению, она была княжна с татарской фамилией, и всегда видел,
что Александр Иванович очень гордился своей татарской кровью.
Одну пору (во врем.я своей наибольшей славы) он даже носил цвет­
ную тюбетейку, бывал в ней в гостях и в ресrоранах, где садился
так широко и важно, как пристало бы настоящему хану, и особен­
но узко щурил глаза. Эrо была пора, когда издатели газет, журналов
и сборников на лихачах гонялись за ним по этим ресторанам, в ко­
торых он проводил дни и ночи со своими случайными и посrоян­
ными собутыльниками, и униженно умоляли его взять тысячу, две
8


тысячи рублей авансом за одно только обещание не забыть их при
случае своей милостью, а он, грузный, большелицый, только щу­
рился, молчал и вдруг отрывисто кидал таким зловещим шепотом:
«Геrь сию же минуту к чертовой матери!»- что робкие люди сра­
зу словно сквозь землю проваливались. Но даже и тогда, в эту са­
мую плохую его пору, много было в нем и совсем другого, столь же
характерного для него: наряду с большой гордостью много неожи­
данной скромности, наряду с дерзкой запальчивостью много доб­
роты, отходчивости, застенчивости, часто принимавшей какую-то
даже жалостную форму, много наивности, простодушия, хотя по­
рой и наигранного, много мальчишеской веселости и того милого
однообразия, с которым он все изъяснялся в своей постоянной люб­
ви к собакам, к рыбакам, к цирку, к Дурову, к Поддубному- и к
Пушкину, к Толстому, - тут он, впрочем, неизменно говорил
только о лошади Вронского, о <<Прелестной, божественной Фру­
Фру», - и еще к Киплингу. За последние годы критики не раз срав­
нивали его самого с Киплингом. Сравнивали, разумеется, неудач­
но, - Киплинг возвышался в некоторых своих вещах до подлин­
ной гениальности, Киплинг был настолько велик, как поэт, и на­
столько своеобразен, един в своем роде, что кого же можно с ним
сравнить? Но что Куприн мог любить его, вполне естественно.
Я поставил на него ставку тотчас после его первого появления
в <<Русском богатстве» и потому с радостью услыхал однажды, гос­
тя у писателя Федорова в Люстдорфе, под Одессой, что к нашим
сожителям по даче Карышевым приехал писатель Куприн, и не­
медля пошел с Федоровым знакомиться с ним. Лил дождь, но все­
таки дома мы его не застали, - «он, верно, купается», - сказали
нам. Мы сбежали к морю и увидали неловко вылезающего из воды
невысокого, слегка полного и розового телом человека лет трид­
цати, стриженного каштановым ежиком, близоруко разглядываю­
щего нас узкими глазами. - «Куприн?»- «Да, а вы?»- Мы на­
звали себя, и он сразу просиял дружеской улыбкой, энергично по­
жал наши руки своей небольшой рукой (про которую Чехов сказал
мне однажды: «Талантливая рука!»). После знакомства мы сошлись
с ним удивительно быстро,- в нем тогда веселости и добродушия
было так много, что на всякий вопрос о нем,-кроме того, что каса­
лось его семьи, его детства, - он отвечал с редкой поспешностью и
готовностью своей отрывистой скороговоркой: «Откуда я сейчас?
Из Киева." Служил в полку возле австрийской границы, потом полк
бросил, хотя звание офицера считаю самым высоким". Жил и
9


охотился в Полесье, - никто даже себе и представить не может,
что такое охота на глухарей перед рассветом! Потом за гроши пи­
сал всякие гнусности для одной киевской газетки, ютился в трущо­
бах среди самой последней сволочи." Что я пишу сейчас? Ровно
ничего, - ничего не могу придумать, а положение ужасное- по­
смотрите, например: так разбились штиблеты, что в Одес
с
унев
чем поехать". Слава богу, что милые Карышевы приютили, а то
бы хоть красть".»
В это чудесное лето, в южные теплые звездные ночи мы с ним
без конца скитались и сидели на обрывах над бледным летаргичес­
ким морем, и я все приставал к нему, чтобы он что-нибудь написал,
хотя бы просто для заработка. <<да меня же никуда не примут»,-
жалостливо скулил он в ответ. «Но ведь вы уже печатались!» -
<<да, а теперь, чувствую, напишу такую ерунду, что не примут». -
«Я хорошо знаком с Давьщовой, издательницей «Мира божьего»,-
ручаюсь, что там примут».-«Очень благодарю, но что ж я напишу?
Ничего не могу придумать!» - «Вы знаете, например, солдат, -
напишите что-нибудь о них. Например, как какой-нибудь молодой
солдат ходит ночью на часах и томится, скучает, вспоминает де­
ревню".» - «Но я же не знаю деревни!» - «Пустяки, я знаю, да­
вайте придумывать вместе".» Так и написал он свою «Ночную сме­
ну», которую мы послали в «Мир божий», потом еще какой-то рас­
сказик, который я немедленно отвез в Одессу, в «Одес
с
кие ново­
стю>, - сам он почему-то «ужасно боялся», - и за который мне
удалось тут же схватить для него двадцать пять рублей авансом.
Он ждал меня на улице и, когда я выскочил к нему из редакции с
двадцатипятирублевкой, глазам своим не поверил от счастья, потом
побежал покупать себе «штиблеты», потом на лихаче помчал меня в
приморский ресторан «Аркадию» угощать жареной скумбрией и
белым бес
са
рабским вином". Сколько раз, сколько лет и какой бе­
шеной скороговоркой кричал он мне во хмелю впоследствии:
- Никогда не прощу тебе, как ты смел мне благодетельство­
вать, обувать меня, нищего, босого!
Странно вообще шла наша дружба в течение целых десятиле­
тий: то бывал он со мной нежен, любовно называл Ричардом, Аль­
бертом, Васей, то вдруг озлоблялся, даже трезвый: «Ненавижу, как
ты пишешь, у меня от твоей изобразительности в глазах рябит. Одно
ценю, ты пишешь отличным языком, а кроме того, отлично верхом
ездишь. Помнишь, как мы закатывались в Крыму в горы?» Про
хмельного я уж и не говорю: во хмелю, в который он впадал,
10


несмотря на все свое удивительное здоровье, от одной рюмки вод­
ки, он лез на ссоры чуть не со всяким, кто попадался ему под руку.
Дикая горячность его натуры бьша вообще совершенно поразитель­
на, равно как и переменчивость настроений. Чем больше я узнавал
его, тем все больше думал, что нет никакой надежды на его мало­
мальски правильную, обыденную жизнь, на планомерную литера­
турную работу: мотал он свое здоровье, свои силы и способности с
расrочительностью невероятной, жил где попало и как попало с
бесшабашностью человека, которому все трын-трава...
Первые годы нашего знакомства чаще всего мы встречались в
Одес
се
, и тут я видел, как он опускается все больше и больше, дни
проводит то в порту, то в самых низких кабачках и пивных, ночует
в самых страшных номерах, ничего не читает и никем не интересу­
ется, кроме портовых рыбаков, цирковых борцов и клоунов ... В
'Л'J пору он особенно часто говорил, что писателем он стал совер­
шенно случайно, хотя с великой страстью, даже сладострастием
предавался при встречах со мной смакованию всяких острых худо­
жественных наблюдений и очень часто проявлял какие-то едкие
душевные склонности - охоту, например, к издевательству над
людьми. «Взять какого-нибудь болвана, - часто говорил он с упо­
ением, - взять какую-нибудь самолюбивую бездарность и одура­
читьеесамымибес
стыдны
ми похвалами, вообще всячески <<раз­
вертеть» ее, - да что же может быть слаще этого?»
Потом в жизни его вдруг выступил резкий перелом: он попал в
Петербург, вошел в близость с литературной средой, неожиданно
женился на дочери Давыдовой, в дом которой я ввел его, стал хозя­
ином «Мира божьего», потому что Давыдова умqШа через несколь­
ко дней после того, как он совершенно внезапно сделал предложе­
ние ее дочери, жить стал в достатке, с замашками барина, все боль­
ше делаясь своим человеком и в высших литературных кругах, глав­
ное же, стал много писать и каждой своей новой вещью завоевывал
себе все больший успех. В 'Л'J пору, он написал свои лучшие вещи:
<<Конокрад», «Болото», «Трус», <<Река жизни», «Гамбринус»... Ког­
да появился его «Поединою>, слава его стала особенно велика...
Восемнадцать лет тому назад, когда мы жили с ним и его вто­
рой женой уже в Париже, - самыми близкими соседями, в одном и
том же доме, - и он пил особенно много, доктор, осмотревший
его, однажды твердо сказал нам: «Если он пить не бросит, жить
ему осталось не больше шести месяцев». Но он и не подумал бро­
сить пить и держался после того еще лет пятнадцать, «молодцом во
11


всех отношениях», как говорили некоторые. Но всему есть предел,
настал конец и редким силам моего друга: года три тому назад,
приехав с юга, я как-то встретил его на улице и внутренне ахнул: и
следа не осталось от прежнего Куприна! Он шел мелкими, жалки­
ми шажками, плелся такой худенький, слабенький, что, казалось,
первый порыв ветра сдует его с ног, не сразу узнал меня, потом
обнял с такой трогательной нежностью, с такой грустной кротос­
тью, что у меня слезы навернулись на глаза. Как-то я получил от
него открьпку в две-три строчки, - такие крупные, дрожащие ка­
ракули и с такими нелепыми пропусками букв, точно их выводил
ребенок... Все это и было причиной того, что за последние два года
я не видел его ни разу, ни разу не навестил его: да простит мне
Бог - не в силах был видеть его в таком состоянии.
Прошлым летом, проснувшись утром под Парижем в поезде,
на возвратном пути из Италии, и развернув газету, поданную мне
вагонным проводником, я был поражен совершенно неожиданным
для меня известием:
<<Александр Иванович Куприн возвратился в СССР...»
Никаких политических чувств по отношению к его «возвраще­
нию» я, конечно, не испьпал. Он не уехал в Россию, - его туда
увезли, уже совсем больного, впавшего в младенчество. Я испытал
только большую грусть при мысли, что уже никогда не увижу его
больше.
Перечитывая Куприна, думая, между прочим, о времени его
славы, вспоминаю его отношение к ней. Другие - Горький, Анд­
реев, Шаляпин- жили в непрестанном упоении своими славами, в
непрерывном чувствовании их не только на людях, на всяких пуб­
личных собраниях, но и в гостях, друг у друга, в отдельных кабине­
тах ресторанов, - сидели, говорили, курили с ужасной неестествен­
ностью, каждую минуту подчеркивали избранность своей компа­
нии и свою фальшивую дружбу этими к каждому слову прибавляе­
мыми <<ТЫ, Алексей, ты, Леонид, ты, Федор...». А Куприн, даже в
те годы, когда мало уступал в российской славе Горькому, Андре­
еву, нес ее так, как будто ничего нового не случилось в его жизни.
Казалось, что он не придает ей ни малейшего значения, дружит, не
расстанется только с прежними и новыми друзьями и собутыльни­
ками вроде пьяницы и босяка Маныча. Слава и деньги дали ему,
казалось, одно - уже полную свободу делать в своей жизни то,
12


чего моя нога хочет, жечь с двух концов свою свечу, посылать к
чертуивсеився.
- А я не честолюбив, я самолюбив, - как-то сказал я ему по
какому-то поводу.
-А я? - быстро спросил он. И на минуту задумался, сощурив,
по своему обыкновению, глаза и пристально вглядываясь во что­
то вдали. Потом зачастил своей армейской скороговоркой: - Да,
я тоже. Я самолюбив до бешенства и от этого застенчив иногда до
низости. А на честолюбие не имею даже права. Я писателем стал
случайно, долго кормился чем попало, потом стал кормиться рас­
сказишками, - вот и вся моя писательская история.
Он это часто повторял - <<Я стал писателем случайно». Это ко­
нечно, неправда, опровергается его же собственными автобиогра­
фическими признаниями в «Юнкерах>>. Но вот что правда - зто
то, что, выйдя из полка и кормясь потом действительно чем попа­
ло, он кормился, между прочим, при какой-то киевской газетке не
только журнальной работой, но и «рассказишками». Он мне гово­
рил, что эти <<рассказишки» он сбывал <<За сущие гроши, но очень
легко», а писал «на бегу, на лету, посвистывая» и ловко попадая,
по своей талантливости, во вкус редактору и читателям. И с той же
ловкостью он продолжал писать - уже не для киевской газетки, а
для толстых журналов.
Я сказал: «по своей талантливости». Нужно сказать сильней -
большой талантливости. Всем известно, в какой среде он рос, где и
как провел свою молодость и с какими людьми общался всю свою
последующую жизнь. А что он читал? И где и когда? В своем авто­
биографическом письме к критику Измайлову он говорит:
- Когда я вышел из полка, самое тяжелое было то, что у меня
не было никаких знаний, ни научных, ни житейских. С ненасыти­
мой и до сей поры жадностью я накинулся на жизнь и на книги...
Но надолго ли накинулся он на книги (если только правда, что
<<Накинулся»)? Во всяком случае, слова <<И до сей поры» - весьма
сомнительны. Все его развитие, все образование совершалось тоже
«на лету», давалось ему и усваивалось им по его способностям лег­
ко, следствием чего и вышло то, что в смысле - как бы зто ска­
зать? - интел
ли
гентности, что ли, - уровень его произведений был
вполне обычный. Нужно помнить еще и то, что он всю жизнь пил,
так что даже удивительно, как он мог при этом писать, да еще не­
редко так ярко, крепко, здраво, вообще в полную противополож­
ность с тем, как он жил, каким был в жизни, а не в писательстве.
13


Как он жил, каким он был в жизни, известно. И вот что замеча­
тельно: та разница, которая была между тем, как он жил и как пи­
сал. Критики без конца говорили о необыкновенной «стихийнос­
ТИ>>, «непосредственности» его произведений, о той «первичности
переживаний, которыми они пленяют». Читаешь о нем и сейчас то
же самое: «Помешали Куприну стать великим писателем только
стихийность его дарований и истинно русская небережливость,
слишком большое доверие к «нутру», в ущерб законченности и от­
деланности во всех смыслах... то, что он «не кончил консервато­
рии», как говорили символисты о бытовиках... в своем творчестве
Куприн, по самой природе своей, некнижный человек, не вдохнов­
лялся литературными сюжетами ... Ни в нем, ни в его героях не было
двойственности...» Все это требует больших оговорок. Точно ли не
было двойственности в нем? Жил он действительно «стихийно»,
«непосредственно», «по нутру» - тут ему и впрямь всякое море
было по колено, тут он так не ценил ни своего тела, ни ума, ни
сердца, ни своей репутации, что был и еще долго будет притчей во
языцех. А каким был как писатель? Нет, «консерваторию» он про­
ходил (это уже другое дело, какую именно). И в силу его талантли­
вости, той быстроты, с которой он набивал руку в писательстве,
далеко не все шло ему на пользу тут.
Это еще мелочи, - то, что немало было в его рассказах даже и
средней поры его писательства таких пошлых выражений, как «ши­
карная женщина», «шикарный ресторан», «железный закон борь­
бы за существование», «его нежная, почти женственная натура со­
дрогалась от грубых прикосновений действительности с ее бурны­
ми, но суровыми нуждами», «стройная, грациозная фигура Нины,
личико которой обрамляли пряди пепельных волос, неотступно
носилась перед его умственным взором...» Это еще полбеды, - беда
в том, что в талантливость Куприна входил большой дар заражаться
и пользоваться не только мелкими шаблонами, но и крупными, не
только внешними, но и внутренними. И выходило так: требуется
что-нибудь подходЯЩее для киевской газетки? пожалуйста, - в пять
минут сделаю и, если нужно, не побрезгаю писать вроде того, что
<<заходящее солнце косыми лучами освещало вершины дерев ...»;
надо писать рассказ для «Русского богатства>>? И за этим дело не
постоит, - вот вам «Молох»:
«Заводской гудок протяжно ревел, возвещая начало рабочего
дня. Густой, хриплый звук, казалось, выходит из-под земли и рас­
стилается по ее поверхности... »
14


Разве плохо для вступления в смысле литературности? Все честь
честью - вплоть до пошлого ритма этих двух предложений, кото­
рый едва ли уступит ритму фразы о заходящем солнце с его косыми
лучами. Все как надо и дальше, есть все, что требуется по обр азцам
данного вр емени, и все, что полагается для рассказа о «Молохе»:
«Нежная, почти женсrвенная натура» болезненно-нервного интел­
лигента, инженера Боброва, который доходит на своей «сrрадаль­
ческой» службе капитализму до морфинизма, «акула>> капитализ­
ма Квашнин, выдающий замуж за своего служащего, подлого ка­
рьериста, � «сrройную, грациозную» Нину, дочь другого заводс­
кого служащего и возлюбленную Боброва, с целью сделать ее сво­
ей любовницей, бунт доведенных до отчаяния голодом и холодом
рабочих, пожар завода...
Я всегда помнил те многие большие досrоинсrва, с которыми
написаны его «Конокрады», «Болото», «На покое», «Лесная глушь»,
«Река жизни», «Трус», «Штабс-капитан Рыбников», «Гамбринус»,
чудесные рассказы о балаклавских рыбаках и даже «Поединок» или
начало «Ямы», но всегда многое задевало меня даже и в этих рас­
сказах. Вот, например, в <<Реке жизни», предсмертное письмо засr­
релившегося в номерах «Сербия» студента: «Не я один погиб от
моральной заразы... Все прошлое поколение выросло в духе набож­
ной тишины, насильсrвенного почтения к сrаршим, безличности и
безгласносrи. Будь же проклято это подлое время, время молчания
и нищенства, это благоденственное и мирное житие под безмолв­
ной сенью благочестивой реакции!» Это ли не <<Литература.>> ? По­
том я долго не перечитывал его и, когда теперь решил перечесть,
тотчас огорчился: я сперва сrал только перелисrывать его книги и
увидал на них множество моих давнишних карандашных отметок.
Вот кое-что из того, что я отмечал:
- Это была сrрашная и захватывающая картина (картина за­
вода). Человеческий труд кипел здесь, как огромный и прочный
механизм. Тысяча людей собрались сюда с разных концов земли,
чтобы, повинуясь железному закону борьбы за существование, от­
дать свои силы, здоровье, ум и энергию за один только шаг вперед
промышленного прогрес
са
... («Молох».)
- Весь противоположный угол избы занимала большая печь, и
с нее глядели, свесившись вниз, две детские головки с выгоревши­
ми на солнце волосами... В углу, перед образом, сrоял пустой сrол,
и на металлическом пруте спускалась с потолка висячая убогая лам­
па с черным от копоти стеклом. Студент присел около сrола, и
15


тотчас ему стало скучно и тяжело, как будто он пробьш здесь мно­
го, много часов в томительном и вынужденном бездействии".
- Окончив чай, он (мужик) перекрестился, перевернул чашку
вверх дном, а оставшийся крошечный кусочек сахару бережливо
положил обратно в коробочку...
- В оконное стекло билась и настойчиво жуж
жал
а муха, точно
повторяя все одну и ту же докучную, бесконечную жалобу...
-
К чему эта жизнь?- говорил он (студент) со страстными
слезами на глазах.- Кому нужно это жалкое, нечеловеческое про­
зябание? Какой смысл в болезнях и смертях милых, ни в чем не по­
винных детей, у которых высасывает кровь уродливый болотный
кошмар... («Болото».)
-
Странный звук внезапно нарушил глубокое ночное молча­
ние... Он пронесся по лесу низко, над самой землею, и стих... (<<Лес­
ная глушь».)
- Он открывал глаза, и фантастические звуки превращались в
простой скрип полозьев, в звон колокольчиков на дышле; и по-пре­
жнему расстилались и налево и направо спящие белые поля, по­
прежнему торчала перед ним черная, согнутая спина очередного
ямщика, по-прежнему равномерно двигались лошадиные крупы и
мотались завязанные в узел хвосты...
-
Позвольте представиться: местный пристав и, так сказать,
громовержец, Ирисов, Павел Афиногенович". («Жидовка».)
Право, трудно бьшо не отмечать все эти тысячу раз петые и пе­
репетые, обязательно «свешивающиеся с печки» детские головки,
этот вечный огрызок сахару, муху, которая «точно повторяла до­
кучную жалобу», чеховского студента из «Болота», тургеневский
«странный звук, внезапно пронесшийся по лесу>>, толстовскую дре­
моту в санях («по-прежнему равномерно двигались лошадиные кру­
пы... »), этого громовержца пристава, фамилия которого уж непре­
менно Ирисов или Гиацинтов, а отчество Афиногенович или Ар­
далионович - и опять это самое что ни на есть чеховское в «Ме­
люзге»: разговоры затерянных где-то в северных снегах учителя и
фельдшера:
-
Иногда учителю начинало казаться, что он, с тех пор, как
помнит себя, никуда не выезжал из Курши... что он только в забы­
той сказке или во сне слышал про другую жизнь, где есть цветы,
сердечные, вежливые люди, умные книги, женские нежные голоса
и улыбки".
16


- Я всегда, Сергей Фирсыч, думал, что это хорошо - прино­
сить свою хоть самую малюсенькую пользу, - говорил учитель
фельдшеру. -Я гляжу, например, на какое-нибудь прекраснейшее
здание, на дворец или собор, и думаю: пусть имя архитектора оста­
нется бессмертным на веки вечные, я радуюсь его славе, и я совсем
ему не завидую. Но ведь и незаметный каменщик, который тоже с
любовью клал свой кирпич и обмазывал его известкой, разве он
также не может чувствовать счастья и гордости? И я часто думаю,
что мы с тобой - крошечные люди, мелюзга, но если человечество
станет когда-нибудь свободным и прекрасным".
В рассказе «Нарцисс» я отметил описание светского салона,
какую-то баронессу и ее приятельницу Бэтси, - да, это уж неиз­
бежно: Бэтси! - и грозовый вечер, - «в густом, раскаленном воз­
духе чувствовалась надвигающаяся гроза>>, - и тот первый поце­
луй влюбленных, который уже тысячу раз соединяли писатели с
«надвигающейся грозой»". В «Яме>> отметил то место, где «огонь­
ки зажглись в зеленых длинных египетских глазах артистки», пе­
ние которой так потрясло девиц публичного дома, что даже сам
автор воскликнул совершенно серьезно: «Такова власть гения!»
Потом я стал читать дальше, взял первую попавшуюся под руку
книгу, прочел первый рассказ и огорчился еще больше. Книга эта
начинается рассказом «На разъезде>> . Содержание его таково: едут
по железной дороге в одном и том же купе случайно встретившиеся
в пути какой-то молодой человек, молодая женщина, у которой была
<<ТОненькая, изящная фигурка и развевающиеся пепельные волосы»,
и ее муж, гнусный старик-чиновник, изображенный крайне ядовито:
«Господин Яворский не умел и не мог ни о чем говорить, кроме сво­
ей персоны, собственных ревматизмов и геморроев, и на жену смот­
рел, как на благоприобретенную собственность ...» Эrот старик день
и ночь наставляет, пилит свою несчастную «собственность», ревну­
ет ее к молодому человеку, говорит и ему грубости и тем самым еще
более раздувает загоревшуюся между молодыми людьми любовь, в
которой они в конце концов и признаются друг другу на остановке
на каком-то разъезде, где их поезд оказывается рядом с другим,
встречным поездом, а признавшись, перебегают в этот поезд, решив
бросить старика и соединиться навеки. Тут молодой человек страст­
но воскликнул: «Навсегда?На всю жизнь?» И молодая женщина «вме­
сто ответа спрятала свое лицо у него на груди» ...
Потом я перечитал то, что больше всего забыл: «Одиночество»,
«Святую любовь», «Ночлег» и военные рассказы: «Ночная смена>>,
17


«Поход», «Дознание», «Свадьба>> ... Первые три рассказа опять ока­
зались слабы: и по неубедительности фабул, и по исполнению, -
написаны под Мопассана и Чехова и опять уж так ладно, так глад­
ко, так умело... «У Веры Львовны вдруг явилось непреодолимое
желание прильнуть как можно ближе к своему мужу, спрятать го­
лову на сильной груди этого близкого человека, согреться его теп­
лотой... То и дело легкие тучки набегали на светлый и круглый
месяцивдругокрашивал
и
сь причуДJIИвым золотым сиянием... Вера
Львовна впервые в своей жизни натолкнулась на ужасное созна­
ние, приходящее рано или поздно в голову каждого чуткого, вдум­
чивого человека, - на сознание той неумолимой, непроницаемой
преграды, которая вечно стоит между двумя близкими людьми...»
И в этом рассказе, как и в предыдущих, что ни слово, то пошлость.
Но в военных рассказах дело дошло уже иначе, я все чаще стал внут­
ренне восклицать: отлично! Тут опять все немножко не в меру лад­
но, гладко, опытно, но все это переходит в подлинное мастерство,
все другой пробы, особенно «Свадьба>>, рассказ, не заставляющий,
не в пример прочим названным, думать: «Ох, сколько тут Толстого
и Чехова!» - рассказ очень жестокий, отдающий злым шаржем, но
и блестящий. А когда я дошел до того, что принадлежит к поре
высшего развития купринского таланта, к тому, что я выделил
выше, - «Конокрады», «Болото» и так далее, - я, читая, уже не
мог думать о недостатках этих рассказов, хотя в числе их есть и
крупные: то дешевая идейность, желание не отстать от духа своего
времени в смысле обличительности и гражданского благородства,
то заранее обдуманное намерение поразить драматической фабу­
лой и почти свирепым реализмом". Я уже не думал о недостатках,
я только восхищался разнообразными достоинствами рассказов,
тем, что преобладает в них: свободой, силой, яркостью повество­
ваний, его метким и без излишества щедрым языком".
Вот еще статья о нем - строки человека, долго и близко его
знавшего, известного критика Пильского:
- Куприн был откровенен, прям, быстр на ответы, в нем была
радостная и открытая пылкость и бесхитростность, теплая добро­
та ко всему окружающему". Временами его серо-синие глаза осве­
щались чудесным светом, в них сияли и трепетали крылья талан­
та". Он до самых последних лет мечтал о совершенной независи­
мости, о героической смелости, его восхищали времена <<Железных
времен, орлов и великанов»".
18


В этом дурном роде будут еще немало писать, будут опять и опять
говорить, сколько бьшо в Куприне «первобытного, звериного»,
сколько любви к природе, к лошадям, собакам, кошкам, птицам...
В последнем есть, конечно, много правды, и я вовсе не хотел ска­
зать, говоря о разнице между Куприным-писателем и Куприным­
человеком, - таким, каким его характеризуют почти все, - будто
никак не проявлялся человек в писателе: конечно, все-таки прояв­
лялся, и чем дальше, тем все больше. <<Теплая доброта Куприна ко
всему живущему» или, как говорит другой критик, <<Купринское бла­
гословение всему миру», это тоже бьшо. Однако надо помнить,
что бьшо только в последней поре жизни и творчества Куприна.
1938


Начало п исьма А. И. Куприна секретарю редакции
журнала «Русское богатство» А. И. Иванчину-П и сар еву
относи тельно рассказа «Э кзекуц ия», напечатанного в
«Русском богатстве» под загл авием «Из отдаленного
прошлого» («дознание»).
Дата письма - август 1894 года.


молох
1
Заводский гудок протяжно ревел, возвещая начало рабочего дня.
Густой, хриrшый, непрерывный звук, казалось, выходил из-под зем­
ли и низко расстилался по ее поверхности. Мутный рассвет дожд­
ливого августовского дня придавал ему суровый апенок тоски и
угрозы.
Гудок застал инженера Боброва за чаем. В последние дни Анд­
рей Ильич особенно сильно страдал бес
с
онницей. Вечером, ложась
в постель с тяжелой головой и поминутно вздрагивая, точно от
внезапных толчков, он все-таки забывался довольно скоро беспо­
койным, нервным сном, но просыпался задолго до свеrа, совсем
разбитый, обес
сил
енный и раздраженный.
Причиной этому, без сомнения, было нравственное и физичес­
кое переутомление, а также давняя привычка к подкожным впрыс­
киваниям морфия - привычка, с которой Бобров на днях начал
упорную борьбу.
Теперь он сидел у окна и маленькими глотками прихлебывЩI
чай, казавшийся ему травянистым и безвкусным. По стеклам зигза­
гами сбегали капли. Лужи на дворе морщило и рябило от дождя.
Из окна было видно небольшое квадратное озеро, окруженное,
точно рамкой, косматыми веrлами, с их низкими голыми стволами
и серой зеленью. Когда поднимался веrер, то на поверхности озера
вздувались и бежали, будто торопясь, мелкие, короткие волны, а
листья веrел вдруг подергивались серебристой сединой. Блеклая
трава бессильно приникала под дождем к самой земле. Дома бли­
жайшей деревушки, деревья леса, протянувшегося зубчатой темной
лентой на горизонте, поле в черных и желтых зaruiaтax - все выри­
совывалось серо и неясно, точно в тумане.
23


А.И.Куприн
Бьшо семь часов, когда, надев на себя клеенчатый плащ с кашо­
шоном, Бобров вышел из дому. Как многие нервные люди, он чув­
ствовал себя очень нехорошо по уграм: тело бьшо слабо, в глазах
ощущалась тупая боль, точно кто-то давил на них сильно снаружи,
во рту - неприятный вкус. Но всего больнее действовал на него
тот внутренний, душевный разлад, который он примечал в себе с
недавнего времени. Товарищи Боброва, инженеры, глядевшие на
жизнь с самой несложной, веселой и практической точки зрения,
наверно, осмеяли бы то, что причиняло ему столько тайных С?ТРЗ-­
даний, и, уж во всяком случае, не поняли бы его. С каждым днем в
нем все больше и больше нарастало отвращение, почти ужас к служ­
бе на заводе.
По складу его ума, по его привычкам и вкусам ему лучше всего
бьшо посвятить себя кабинетным занятиям, профессорской деятель­
ности или сельскому хозяйству. Инженерное дело не удовлетворя­
ло его, и, если бы не настоятельное желание матери, он оставил бы
институт еще на третьем курсе.
Его нежная, почти женственная натура жестоко страдала от
грубых прикосновений действительности, с ее будничными, но су­
ровыми нуждами. Он сам себя сравнивал в этом отношении с чело­
веком, с которого заживо содрали кожу. Иногда мелочи, не заме­
ченные другими, причиняли ему глубокие и долгие огорчения.
Наружность у Боброва бьша скромная, неяркая... Он бьш не­
высок ростом и довольно худ, но в нем чувствовалась нервная, по­
рывистая сила. Большой белый прекрасный лоб прежде всего об­
ращал на себя внимание на его лице. Расширенные и притом нео­
динаковой величины зрачки были так велики, что глаза вместо се­
рых казались черными. Густые, неровные брови сходились у пере­
носья и придавали этим глазам строгое, пристальное и точно аске­
тическое выражение. Губы у Андрея Ильича бьши нервные, тон­
кие, но не злые и немного несимметричные: правый угол рта при­
ходился немного выше левого; усы и борода маленькие, жидкие,
белесоватые, совсем мальчишеские. Прелесть его, в сущности, не­
красивого лица заключалась только в улыбке. Когда Бобров сме­
ялся, глаза его становились нежными и веселыми, и все лицо дела­
лось привлекательным.
Пройдя полверсты, Бобров взобрался на пригорок. Прямо под
его ногами открьшась огромная панорама завода, раскинувшегося
на пятьдесят квадратных верст. Эrо бьш настоящий город из крас­
ного кирпича, с лесом высоко торчащих в воздухе закопченных
24


По вести
труб, - город, весь пропитанный запахом серы и железного угара,
оглушаемый вечным, несмолкаемым грохотом. Четыре доменные
печи господствовали над заводом своими чудовищными трубами.
Рядом с ними возвышалось восемь кауперов, предназначенных для
циркуляции нагретого воздуха, - восемь огромных железных ба­
шен, увенчанных круглыми куполами. Вокруг доменных печей раз­
бросались другие здания: ремонтные мастерские, литейный двор,
промывная, паровозная, рельсопрокатная, мартеновские и пудлин­
говые печи и так далее.
Завод спускался вниз тремя громадными природными площа­
дями. Во всех направлениях сновали маленькие паровозы. Пока­
зываясь на самой нижней ступени, они с пронзительным свистом
летели наверх, исчезали на несколько секунд в туннелях, откуда
вырывались, окутанные белым паром, гремели по мостам и, нако­
нец, точно по воздуху, неслись по каменным эстакадам, чтобы сбро­
сить руду и кокс в самую трубу доменной печи.
Дальше, за этой природной террасой, глаза разбегались на том
хаосе, который представляла собою местность, предназначенная для
возведения пятой и шестой доменных печей. Казалось, какой-то
страшный подземный переворот выбросил наружу эти бесчислен­
ные груды щебня, кирпича разных величин и цветов, песчаных пи­
рамид, гор плитняка, штабелей железа и леса. Все это бьuю нагро­
мождено как будто бы без толку, случайно. Сотни подвод и тысячи
людей суетились здесь, точно муравьи на разоренном муравейни­
ке. Белая тонкая и едкая известковая пыль стояла, как туман, в воз­
духе.
Еще дальше, на самом краю горизонта, около длинного товар­
ного поезда толпились рабочие, разгружавшие его. По наклонным
доскам, спущенным из вагонов, непрерывным потоком катились
на землю кирпичи; со звоном и дребезгом падало железо; летели в
воздухе, изгибаясь и пружинясь на лету, тонкие доски. Одни под­
воды направлялись к поезду порожняком, другие вереницей воз­
вращались оттуда, нагруженные доверху. Тысячи звуков смешива­
лись здесь в длинный скачущий гул: тонкие, чистые и твердые зву­
ки каменщичьих зубил, звонкие удары клепальщиков, чеканящих
заклепы на котлах, тяжелый грохот паровых молотов, могучие вздо­
хи и свист паровых труб и изредка глухие подземные взрывы, зас­
тавлявшие дрожать землю.
Это бьmа страшная и захватывающая картина. Человеческий
труд кипел здесь, как огромный, сложный и точный механизм.
25


А.И. KynplDI
Тысячи людей, инженеров, каменщиков, механиков, мотников, сле­
сарей, землекопов, сrоляров и кузнецов - собрались сюда с раз­
ных концов земли, чтобы, повинуясь железному закону борьбы за
существование, отдать свои силы, здоровье, ум и энерmю за один
только шаг вперед промышленного прогрес
са
.
Нынешний день Бобров особенно нехорошо себя чувствовал.
Иногда, хотя и очень редко-раза три или четыре в год, у него явля­
лосьвесьмасrран
н
ое,меланхолическоеивместестемраздражи
тел
ь­
ное настроение духа. Случалось это обыкновенно в пасмурные осен­
ние yrpa или по вечерам, во время зимней ростепели. Все в его глазах
приобретало скучный и бесцветны
й
вид, человеческие лица казались
мутными, некрасивыми или болезненными, слова звучали откуда-то
издали, не вызывая ничего, кроме скуки. Особенно раздража
ли
его
сегодня, когда он обходил рельсопрокаПIЫЙ цех, бледные, выпач­
канные углем и высушенные огнем лица рабочих. ГЛJ
JДЯ
на их упор­
ный труд в то время, когда их тела обжигал жар раскаленных желез­
ныхмасс,аизширокихдверейдулпронзительныйосеннийветер,он
самкакбудтобыиспытывалчасrьихфизическихстрадани
й
. Ему
тогда становилось стыдно и за свой выхоленный вид, и за свое тон­
кое белье, и за три тысячи своего годового жалованья...
11
Он сrоял около сварочной печи, следя за работой. Каждую ми­
нуту громадный пылающий зев печи широко раскрывался, чтобы
поглощать один за другим двадцатипудовые <<Пакеты» раскален­
ной добела сrали, только что вышедшие из маменных печей. Че­
рез четверть часа они, протянувшись с страшным грохотом через
десятки сrанков, уже складывались на другом конце мастерской
длин
ными
, гладкими, блестящими рельсами.
Кто-то тронул Боброва сзади за мечо. Он досадливо обернул­
ся и увидел одного из сослуживцев - Свежевского.
Эrот Свежевский, с его всегда немного согнуrой фигурой, - не
то крадущейся, не то кланяющейся, - с его вечным хихиканьем и
потираньем холодных, мокрых рук, очень не нравился Боброву. В
нем было что-то заискивающее, обиженное и злобное. Он вечно
знал раньше всех заводские сплетни и выкладывал их с особенным
удовольствием перед тем, кому они были наиболее неприятны; в
разговоре же нервно суетился и ежеминутно притраmвался к бо­
кам, мечам, рукам и пуговицам собеседника.
26


По вести
- Что это вас, батенька, так давно не видно? - спросил Све­
жевский; он хихикал и мял в своих руках руку Андрея Ильича. -
Все сидите и книжки почитываете? Почитываете все?
- Здравствуйте, - отозвался нехотя Бобров, отымая руку. -
Просто мне нездоровилось это время.
- У Зиненко за вами все соскучились, - продолжал многозна­
чительно Свежевский. - Оrчего вы у них не бываете? А там тре­
тьего дня бьш директор и о вас справлялся. Разговор зашел как-то
о доменных работах, и он о вас отзывался с большой похвалой.
- Весьма польщен, - насмешливо поклонился Бобров.
- Нет, серьезно... Говорил, что правление вас очень ценит, как
инженера, обладающего большими знаниями, и что вы, если бы
захотели, могли бы пойти очень далеко. По его мнению, нам вовсе
не следовало бы отдавать французам вырабатывать проект завода,
если дома есть такие сведущие люди, как Андрей Ильич. Только...
«Сейчас что-нибудь неприятное скажет», - подумал Бобров.
- Только, говорит, нехорошо, что вы так удаляетесь от обще­
ства и производите впечатление замкнутого человека. Никак не пой­
мешь, кто вы такой на самом деле, и не знаешь, как с вами держать­
ся. Ах да! - вдруг хлопнул себя по лбу Свежевский. - Я вот бол­
таю, а самое важное позабьш вам сказать... Директор просил всех
быть непременно завтра к двенадцатичасовому поезду на вокзале.
- Опять будем встречать кого-нибудь?
- Совершенно верно. Угадайте, кого?
Лицо Свежевского приняло лукавое и торжествующее выраже­
ние. Он потирал руки и, по-видимому, испытывал большое удо­
вольствие, готовясь сообщить интересную новость.
- Право, не знаю, кого ... Да я и не мастер вовсе угадывать, -
сказал Бобров.
-Нет, ·голубчик, отгадайте, пожалуйста ... Ну хоть так, наугад,
кого-нибудь назовите...
Бобров замолчал и стал с преувеличенным вниманием следить
за действиями парового крана. Свежевский заметил это и засуетился
еще больше прежнего.
- Ни за что не скажете... Ну да я уже не буду вас больше то­
мить. Ждут самого Квашнина.
Фамилию он произнес с таким откровенным подобострастием,
что Боброву даже сделалось противно.
- Что же вы тут находите особенно важного? - спросил не­
брежно Андрей Ильич.
27


А. И. Куприн
- Как <<ЧТО же особенного»? Помилуйте. Ведь он в правлении
что захочет. то и делает: его. как оракула. слушают. Вот и теперь:
правление уполномочило его ускорить работы. то есть. иными сло­
вами. он сам себя уполномочил к этому. Вы увидите. какие громы
и молнии у нас пойдут. когда он приедет. В прошлом году он пост­
ройку осматривал - это. кажется. до вас еще было?" Так директор
и четверо инженеров полетели со своих мест к черту. У вас задувка•
скоро окончится?
- Да. уже почти готова.
- Ну, это хорошо. При нем, значит. и открытие отпраздн
у
ем.
и начало каменных работ. Вы Квашнина самого встречали когда­
нибудь?
- Ни разу. Фамилию. конечно. слышал".
-Ая так имел удовольствие. Это ж. я вам доложу. такой тип.
каких больше неувидите. Его весь Петербург знает. Во-первых. так
толст. что у него руки на животе не сходятся. Не верите? Честное
слово. У него и особая карета такая есть, где вся правая сторона
отворяется на шарнирах. При этом огромного роста. рыжий. и го­
лос как труба иерихонская. Но что за умница! Ах. Боже мой!" Во
всех акционерных обществах состоит членом правления". получа­
ет двести тысяч всего только за семь заседаний в год! Зато уже, ког­
да на общих собраниях надо спасать ситуацию, - лучше его не
найти. Самый сомнительный годовой отчет он так доложит, что
акционерам черное белым покажется. и они потом уже не знают.
как им выразить правлению свою благодарность. Гл авное: он ни­
когда и с делом-то вовсе незнаком. о котором говорит, и берет пря­
мо апломбом. Вы завтра послушаете его, так, наверно, подумаете,
что он всю жизнь только и делал, что около доменных печей возил­
ся, а он в них столько же понимает. сколько я в санскритском языке.
- На-ра-ра-ра-рам ! - фальшиво и умышленно небрежно за­
пел Бобров. отворачиваясь.
- Да вот". на что лучше". Знаете, как он принимает в Петер­
бурге? Сидит голый в ванне по самое горло, только голова его ры­
жая над водою сияет, - и слушает. А какой-нибудь тайный сове:r­
ник стоит, почтительно перед ним согнувшись, и докладыващ" .
• Задувкой доменной печи называется разоrревание ее перед началом
работы до температуры плавления руды. приблизительно до 160
0°
С. Самое
действие печи называется <QС ампанией». Задувка продолжается иногда
несколько месяцев. (Пр им. А. И. Ку прина.)
28


Повести
Обжора он ужасный. " и действительно умеет поесть; во всех луч­
ших ресторанах известны битки а la Квашнин. А уж насчет бабья и
не говорите. Три года тому назад с ним прекомичный случай
вышел".
И, видя, что Бобров собирается уйти, Свежевский схватил его
за пуговицу и умоляюще зашептал :
-
Позвольте". это так смешно". позвольте, я сейчас". в двух
словах. Видите ли, как дело бьшо. Приезжает осенью, года три тому
назад, в Петербург один бедный молодой человек - чиновник, что
ли, какой-то ". я даже его фамилию знаю, только не могу теперь
вспомнить. Хлопочет этот молодой человек о спорном наследстве
и каждое утро, возвращаясь из присутственных мест, заходит в Лет­
ний сад, посидеть четверть часа на скамеечке". Ну-с, хорошо. Си­
дит он три дня, четыре, пять и замечает, что ежедневно с ним гуля­
ет по саду какой-то рыжий господин необычайной толщины". Они
знакомятся. Рыжий, который оказывается Квашниным, разузнает
от молодого человека все его обстоятельства, принимает в нем
участие, жалеет" . Однако фамилии ему своей не говорит. Ну-с, хо­
рошо. Наконец однажды рыжий предлагает молодому человеку:
<<А что, согласились ли бы вы жениться на одной особе, но с угово­
ром - сейчас же после свадЬбы с ней разъехаться и больше не ви­
даться?» А молодой человек как раз в это время чуть с голоду не
умирал. «Согласен, говорит, только смотря по тому, какое вознаг­
раждение, и деньги вперед». Заметьте, тоже молодой человек зна­
ет, с какого конца спаржу едят. Ну-с, хорошо". Сговорились они.
Через неделю рыжий одевает молодого человека во фрак и чуть
свет везет куда-то за город, в церковь. Народу никого; невеста уже
дожидается, вся закутанная в вуаль, однако видно, что хорошень­
кая и совсем молодая. Начинается венчание. Только молодой че­
ловек замечает, что его невеста стоит какая-то печальная. Он ее и
спрашивает шепотом: «Вы, кажется, против своей охоты сюда при­
ехали?» А она говорит: «Да и вы, кажется, тоже?>> Так они и объяс­
нились между собой. Оказывается, что девушку принудила выйти
замуж ее же мать. Прямо-то отдать дочь Квашнину маменьке все­
таки мешала совесть" . Ну-с, хорошо". Стоят они, стоят" . молодой
человек-то и говорит: <<А давайте-ка удерем такую штуку: оба мы с
вами молоды, впереди еще для нас может быть много хорошего,
давайте-ка оставим Квашнина на бобах». Девица решительная и с
быстрым соображением. <<Хорошо, говорит, давайте». Окончилось
венчанье, выходят все из церкви, Квашнин так и сияет. А молодой
29


А.И. Куприн
человек даже и деньги с него вперед получил, да и немалые деньги,
потому что Квашнин в этих случаях ни за какими капиталами не
постоит. Подходит он к молодым и поздравляет с самым ирони­
ческим видом. Те слушают его, благодарят, посаженым папенькой
называют, и вдруг оба - прыг в коляску. «Что такое? Куда?» ­
«Как куда? На вокзал, свадебную поездку совершать. Кучер, по­
шел! .. » Так Василий Терентьевич и остался на месте с разинуrым
ртом... А то вот однажды... Что �о? Вы уже уходите, Андрей Иль­
ич? - прервал свою болтовню Свежевский, видя, что Бобров с ре­
шительным видом поправляет на голове пшяпу и застегивает пуго­
вицы пальто.
- Извините, мне некогда, - сухо ответил Бобров. - А что
касается вашего анекдота, то я его еще раньше где-то слышал или
читал ... Мое почтение.
И, повернувшись спиной к Свежевскому, озадаченному его рез­
костью, он быстро вышел из мастерской.
111
Вернувшись с завода и наскоро пообедав, Бобров вышел на
крыльцо. Кучер Митрофан, еще раньше получивший приказание
оседлать Фарватера, гнедую донскую лошадь, с усилием затягивал
подпругу английского седла. Фарватер надувал живот и несколько
раз быстро изгибал шею, ловя зубами рукав Митрофановой рубаш­
ки. Тогда Митрофан кричал на него сердитым и ненатуральным
басом: «Но-о! Балуй, идол!» - и прибавлял, кряхтя от напряже­
ния: «Ишь ты, животная».
Фарватер - жеребец среднего роста, с мас
с
ивною грудью, длин­
ным туловищем и поджарым, немного вислым задом - легко и
стройно держался на крепких мохнатых ногах, с надежными копы­
тами и тонкой бабкой. Знаток остался бы недоволен его горбоно­
сой мордой и длинной шеей с острым, выдающимся кадыком. Но
Бобров находил, что эти особенности, характерные для всякой дон­
ской лошади, составляют красоту Фарватера так же, как кривые
ноги у таксы и длинные уши у сет
те
ра. Зато во всем заводе не было
лошади, которая могла бы обскакать Фарватера.
Хотя Митрофан и считал необходимым, как и всякий хороший
русский кучер, обращаться с лошадью сурово, отнюдь не позволяя
ни себе, ни ей никаких проявлений нежности, и по�ому называл ее
и «каторжной», и <<Падалью» и <<убивцею», и даже <<ХамЛетом», тем
30


не менее он в глубине души crpacrнo любил Фарватера. Эта лю­
бовь выражалась в том, что донской жеребчик был и вычищен луч­
ше, и овса получал больше, чем друmе казенные лошади Боброва:
Ласточка и Черноморец.
- Поил ты его, Митрофан? - спросил Бобров.
Митрофан ответил не сразу. У него была и еще одна повадка
хорошего кучера - медлительность и степенность в разговоре.
-Попоил, Андрей Ильич, как же не попоимши-то. Но, ты, ози­
райся, леший! Я тебе поверчу морду-то ! - крикнул он сердито на
лошадь. - Страсть, барин, как ему охота нынче под сеДJiом идти.
Не терпится.
Едва только Бобров подошел к Фарватеру и, взяв в левую руку
поводья, обмотал вокруг пальцев гривку, как началась история,
повторявшаяся чуть ли не ежедневно. Фарватер, уже давно косив­
шийся большим сердитым глазом на подходившего Боброва, на­
чал плясать на месте, выmбая шею и разбрасывая задними ногами
комья грязи. Бобров прыгал около него на одной ноге, стараясь
вдеть ногу в сrремя.
- Пусти, пусти поводья, Митрофан! - крикнул он, поймав,
наконец, сrремя, и в тот же момент, перебросив ногу через круп,
очутился в ceДJie.
Почувствовав шенкеля всадника, Фарватер тотчас же смирил­
ся и, переменив несколько раз ногу, фыркая и мотая головой, взял
от ворот широким, упругим галопом ...
Быстрая езда, холодный ветер, свистевший в уши, свежий запах
осеннего, слегка мокрого поля очень скоро успокоили и оживили
вялые нервы Боброва. Кроме того, каждый раз, отправля
я
ськЗи­
ненкам, он испытывал приятный и тревожный подъем духа.
Семья Зиненок состояла из отца, матери и пятерых дочерей.
Огец служил на заводе и заведовал складом. Этот ленивый и доб­
родушный с виду гигант был в сущности очень пронырливым и
каверзным господином. Он принадлежал к числу тех людей, кото­
рые под видом высказывания всякому в глаза «истинной правды»
грубо, но приятно льстят начальству, откровенно ябедничают на
сослуживцев, а с подчиненными обращаются самым безобразно­
деспотическим образом. Он спорил из-за всякого пустяка, не слу­
шая возражений и хрипло крича; любил поесть и питал слабость к
хоровому малорусскому пению, причем неизменно фальшивил. Он,
незаметно ДJIЯ самого себя, находился под башмаком у своей
жены, - женщины маленького роста, болезненной и жеманной, с
31


А.И. Куприн
крошечными серыми глазками, до смешного близко поставленны­
ми к переносью.
Дочерей звали: Мака, Бега, Шурочка, Нина и Кася.
Каждой из них в семье было отведено свое амплуа. Мака, деви­
ца с рыбьим профилем, пользовалась репутацией ангельского ха­
рактера. «Уж эта Мака - сама простота», - говорили про нее ро­
дители, когда она во время прогулок и вечеров стушевывалась на
задний план в интересах младших сестер (Маке уже перевалило за
тридцать) .
Бета сч италась умницей, носила пенсне и, как говорили, хотела
даже когда-то поступить на курсы. Она держала голову склонен­
ной набок и вниз, как старая пристяжная, и ходила ныряющей по­
ходкой, то подымаясь, то опускаясь при каждом шаге. К новым
гостям она приставала со спорами о том, что женщины лучше и
честнее мужчин, или с наивной игривостью просила: «Вы такой
проницательный... ну вот, определите мой характер». Когда разго­
вор переходил на одну из клас
сич
еских домашних тем: «Кто выше:
Лермонтов или Пушкин?» или: «Способствует ли природа смягче­
нию нравов?» - Бету выдвигали вперед, как боевого слона.
Третья дочь, Шурочка, избрала специальностью игру в дурач­
ки со всеми холостыми инженерами по очереди. Как только узна­
вала она, что ее старый партнер собирается жениться, она, подав­
ляя огорчение и досаду, избирала себе нового. Конечно, игра ве­
лась с милыми шутками и маленьким пленительным плутовством,
причем партнера называли «противным» и били по рукам картами.
Нина считалась в семье общей любимицей, избалованным, но
прелестным ребенком. Она была выродком среди своих сестер с их
массивными фигурами и грубоватыми, вульгарными лицами. Мо­
жет быть, одна только madame Зинеико могла бы удовлетворитель­
но объяснить, откуда у Ниночки взялась эта нежная, хрупкая фи­
гурка, эти почти аристократические руки, хорошенькое смуглова­
тое личико, все в родинках, маленькие розовые уши и пышные, тон­
кие, слегка вьющиеся волосы. На нее родители возлагали большие
надежды, и ей поэтому разрешалось все: и объедаться конфетами,
и мило картавить, и даже одеваться лучше сестер.
Самой младшей, Касе, исполнилось недавно четырнадцать лет,
но этот феноменальный ребенок перерос на целую голову свою
мать, далеко превзойдя старших сестер могучей рельефностью
форм. Ее фигура давно уже вызывала пристальные взоры заводс­
кой молодежи, совершенно лишенной, по отдаленности от города,
32


Повести
женского общества, и Кася принимала эти взоры с наивным бес­
стыдсrвом рано созревшей девочки.
Эrо разделение семейных прелесrей бьmо хорощо известно на
заводе, и один шутник сказал как-то, что если уж жениться на Зи­
ненках, то непременно на всех пятерых сразу. Инженеры и сrуден­
ты-практиканты глядели на дом Зиненко, как на гостиницу, толк­
лись там с утра до ночи, много ели, еще больше пили, но с удиви­
тельной ловкосrью избегали брачных сетей.
В этой семье Боброва недолюбливали. Мещанские вкусы madame
Зиненко, стремившейся все подвести под линию пошлого и благопо­
лучно-скучного провинциального приличия, оскорблялись поведе­
ниемАндреяИльича.Егожелчныеосrроты,когдаонбывалвдухе,
встречались с широко раскрыты
м
и глазами, и, наоборот, когда он
молчал целыми вечерами, вследсrвие усrалости и раздраже
ния
,его
подозревали в скрытности, в гордости, в молчаливом иронизирова­
нии, даже, - о! это бьmо всего ужаснее! -даже подозревали, что он
«пишет в журналы повести и собирает для них пmы».
Бобров чувсrвовал 'Л'J глухую вражду, выражавшуюся в небреж­
ности за сrолом, в уди вленном пожимании плечей матери семей­
сrва, но все-таки продолжал бывать у Зиненок. Любил ли он Нину?
На это он сам не мог бы ответить. Когда он трое илн четверо суток
не бывал в их доме, воспоминание о ней :заставл
ял
оегосердцебиться
со сладкой и тревожной грустью. Он предсrавлял себе ее сrрой­
ную, грациозную фигурку, улыбку ее томных, окруженных тенью
глаз и запах ее тела, напоминавший ему почему-то запах молодых
клейких почек тополя.
Но сrоило ему побывать у Зиненок три вечера подряд, как его
начинало томить их общесrво, их фразы, - всегда одни и те же в
одинаковых случаях, - шаблонные и неесrесrвенные выражения
их лиц. Между пятью «барышнями» и «ухаживавшими» за ними
«кавалерами» (слова зиненковского обихода) раз навсегда усrаио­
вились пошло-игривые отношения. И те и другие делали вид, буд­
то они сосrавляют два враждующих лагеря. То и дело один из ка­
валеров, щутя, похищал у барышни какую-нибудь вещь и уверял,
что не отдасr ее; барышни дулись, шептались между собой, назы­
вали шуnп
пса
«противным» и все время хохотали деревян
ным
, гром­
ким, неприятным хохотом. И это повторялось ежедневно, сегодня
совершенно в тех же словах и с теми же жестами, как вчера. Бобров
возвращался от Зиненок с головной болью и с нервами, утомлен­
ными их провинциальным ломаньем.
3-2739
33


А.И. Куприн
Таким образом, в душе Боброва чередовалась тоска по Нине,
по нервному пожатию ее всегда горячих рук, с отвращением к ску­
ке и манерности ее семьи. Бывали минуты, когда он уже совершен­
но готовился сделать ей предложение. Тогда его не остановило бы
даже сознание, что она, с ее кокетством дурного тона и душевной
пустотой, устроит из семейной жизни ад, что он и она думают и
говорят на разных языках. Но он не решался и молчал.
Теперь, подъезжая к Шепетовке, он уже заранее знал, что и как
там будут говорить в том или другом сnучае, даже представлял себе
выражение лиц. Он знал, что когда с их террасы увидят его верхом
на лошади, то сначала между барышнями, всегда находящимися в
ожидании «приятных кавалеров)), подымется длинный спор о том,
кто это едет. Когда же он приблизится, то угадавшая начнет под­
прыmвать, бить в ладоши, прищелкивать языком и задорно вык­
рикивать: <<А что? А что? Я угадала, я угадала!)) Вслед за тем она
побежит к Анне Афанасьевне. «Мама, Бобров едет, я первая угада­
ла!)) А мама, лениво перетирая чайные чашки, обратится к Нине ­
непременно к Нине-таким тоном, как будто бы она передает что­
то смешное и неожмданное: «Ниночка, знаешь, Бобров едет)
)
. Иуже
посnе этого все они вместе чрезвычайно и очень громко изумятся,
увидя входящего Андрея Ильича.
IV
Фарватер шел, звучно фыркая и попрашивая поводьев. Вдали
показался дом Шепетовской экономии. Из густой зелени сиреней и
акаций едва вмднелись его белые стены и красная крыша. Под го­
рой небольшой пруд выпукло подымался из окружавших его зеле­
ных берегов.
На крьшьце стояла женская фигура. Бобров издали узнал в ней
Нину по ярко-желтой кофrочке, так красиво оттенявшей смуглый
цвет ее лица, и тотчас же, подтянув Фарватеру поводья, выпрямил­
ся и высвободил носки ног, далеко залезшие в стремена.
- Вы опять на своем сокровище приехали? Ну вот, просто ви­
деть не могу этого урода! - крикнула с крьшьца Нина веселым и
капризным голосом избалованного ребенка. У нее уже давно вошло
в привычку дразнить Боброва его лошадью, к которой он был так
привязан. Вообще в доме Зиненок вечно кого-нибудь и чем-нибудь
дразнили.
34


ЛOtlt!Cmu
Бросив поводья подбежавшему заводскому конюху, Бобров
похлопал крутую, потемневшую от поташею лошади и вошел вслед
за Ниной в гостиную. Анна Афанасьевна, сидевшая за самоваром,
сделала вид, будто необычайно поражена приездом Боброва.
-А-а-а! Андрей Ильич! Наконец-то вы к нам пожаловали! .. -
воскликнула она нараспев.
И, ткнув ему руку прямо в губы, когда он здоровался с ней, она
своим громким носовым голосом спросила:
- Чаю? Молока? Яблоков? Говорите, чего хотите.
- Merci, Анна Афанасьевна.
- Merci-oui,oumerci-non?*
Подобные французские фразы были неизменны в семье Зинен­
ко. Бобров отказался от всего.
-
Ну, так идите на террасу, там молодежь затеяла какие-то
фанты, что ли, - милосrиво разрешила madame Зиненко.
Когда он вышел на балкон, все четыре барышни разом, совер­
шенно тем же тоном и так же в нос, как их маменька, воскликнули:
- А-а-а! Андрей Ильич! Вот уж кого давно-то не бьшо видно!
Чего вам принести? Чаю? Яблоков? Молока? Не хотите? Нет, прав­
да? А может быть, хотите? Ну, в таком случае садитесь здесь и при­
нимайте участие.
Играли в «барыня прислала сто рублей)), в «мнеНИЯ>> и еще в
какую-то игру, которую шепелявая Кася называла «играть в пошу­
ду)
)
. Из гостей были: три студента-практиканта, которые все время
выпячивали грудь и принимали пластические позы, выставив впе­
ред ногу и заложив руку в задний карман сюртука; бьш техник
Мил
л
ер, отличавшийся красотою, глупостью и чудесным барито­
ном, и, наконец, какой-то молчаливый господин в сером, не обра­
щавший на себя ничьего внимания.
Игра не ладилась. Мужчины исполняли свои фанты со снисхо­
дительным и скучающим видом; девицы вовсе от них отказывались,
перешептывалось и напряженно хохотали.
Смеркалось. Из-за крыш ближней деревни медленно показыва­
лась огромная красная луна.
- Дети, идите в комнаты! - крикнула из столовой Анна Афа­
насьевна. - Попросите Миллера, чтобы он нам спел что-нибудь.
Через минуrу голоса барышень уже слышались в комнатах.
• Спасибо-даилиспасибо-нет?(франц.)
35


А.И. Куприн
- Нам бьшо очень весело, - щебетали они вокруг матери, -
мы так смеялись, так смеялись".
На балконе остались только Нина и Бобров. Она сидела на пе­
рилах, обхвативши столб левой рукой и прижавшись к нему в бес­
сознательно-грациозной позе. Бобров поместился на низкой садо­
вой скамеечке у самых ее ног и снизу вверх, заглядывая ей в лицо,
видел нежные очертания ее шеи и подбородка.
- Ну, расскажите же что-нибудь интересное, Андрей Ильич, -
нетерпеливо приказала Нина.
- Право, я не знаю, что бы вам рассказать, - возразил Боб­
ров. - Ужасно трудно говорить по заказу. Я и то уж думаю: нет ли
такого разговорного сборника, на разные темы...
- Фу-у! Какой вы ску-учный, - протянула Нина. - Скажите,
когда вы бываете в духе?
- А вы мне скажите, почему вы так боитесь молчания? Чуть
разговор немножко иссяк, вам уже и не по себе... А разве дурно
разговаривать молча?
- «Мы будем с тобой молчали-ивы ...>� - пропела насмешливо
Нина.
- Конечно, будем молчаливы. Посмотрите: небо ясное, луна
рыжая, большущая, на балконе так тихо... Чего же еще?..
- «И эта глупая луна 1щ этом глупом небосклоне», - продек­
ламировала Нина. -Аpropos* , вы слышали, что Зиночка Марко­
ва выходит замуж за Протопопова? Выходит-таки! Удивительный
человек этот Протопопов. -Она пожала плечами. - Три раза ему
Зина отказывала, и он все-таки не мог успокоиться, сделал в чет­
вертый раз предложение. И пускай на себя пеняет. Она его, может
быть, будет уважать, но любить - никогда!
Эrих слов бьшо достаточно, чтобы расшевелить желчь в дуще
Боброва. Его всегда выводил из себя узкий, мещанский словарь
Зиненок, с выражениями вроде: «Она его любит, но не уважает»,
«Она его уважает, но не любиТ>>. Эrими словами в их понятиях ис­
черпывались самые сложные отношения между мужчиной и жен­
щиной, точно так же, как для определения нравственных, умствен­
ных и физических особенностей любой личности у них существо­
вало только два выражения: «брюнеТ>> и «блондию>.
И Бобров из смутного желания разбередить свою злобу спросил:
- Что же такое представляет собою этот Протопопов?..
* Кстати (фр01щ.).
36


Повести
- Протопопов? - задумалась на секунду Нина. - Он ... как бы
вам сказать... довольно высокого роста .•• шатен! ..
- И больше ничего?
- Чего же еще? Ах да: служит в акцизе...
- И только? Да неужели, Нина Григорьевна, у вас для характе-
ристики человека не найдется ничего, кроме того, что он шатен и
служит в акцизе! Подумайте: сколько в жизни встречается нам ин­
тересных, талантливых и умных людей. Неужели все зто тол ько
«шатены» и «акцизные чиновники»? Посмотрите, с каким жадным
любопытством наблюдают жизнь крестьянские дети и как они мет­
ки в своих суждениях. А вы, умная и чуткая девушка, проходите
мимо всего равнодушно, потому что у вас есть в запасе десяток
шаблонных, комнатных фраз. Я знаю, если кто-нибудь упомянет в
разговоре про луну, вы сейчас же вставите: «Как эта глупая луна»,
и так далее. Если я расскажу, положим, какой-нибудь выходящий
из ряда обыкновенных случай, я наперед знаю, что вы заметите:
«Свежо предание, а верится с трудом». И так во всем, во всем...
Поверьте мне, ради Бога, что все самобытное, своеобразное...
-Я вас прошу не читать мне нравоучений! - отозвалась резко
Нина.
Он замолчал с ощущением горечи во рту, и они оба сидели ми­
нут пять тихо и не шевелясь. Вдруг из гостиной послышались звуч­
ные аккорды, и немного тронутый, но полный глубокого выраже­
ния голос Миллера запел:
Средь шумного бала, случайно,
В тревоге мирской суеты,
Тебя я увидел, но тайна
Твои покрывала черты.
Озлобленное настроение Боброва быстро улеглось, и он жалел
теперь, что огорчил Нину. «Для чего вздумал я требовать от ее наи­
вного, свежего, детского ума ориmнальной смелости? - думал
он. - Ведь она, как птичка: щебечет первое, что ей приходит в го­
лову, и, почем знать, может быть, зто щебетанье даже гораздо луч­
ше, чем разговоры об эмансипации, и о Ницше, и о декадентах?»
- Нина Григорьевна, не сердитес
ь
на меня. Я увлекся и наго­
ворил гл упостей, - сказал он вполголоса.
Нина молчала, отвернувшись от него и глядя на восходившую
луну. Он отыскал в темноте ее свесившуюся руку и, нежно пожав
ее, прошептал:
37


А. И. Куприн
- Нина Грш-орьевна... Пожалуйста...
Нина вдруг быстро повернулась к нему и, ответив на его пожа­
тие быстрым, нервным пожатием, воскликнула тоном прощения и
упрека:
-Злючка! Всегда вы меня обижаете... пользуетесь тем, что я на
вас не умею сердиться! ..
И, оттолкнув его внезапно задрожавшую руку, почти вырвав­
шись от него, она перебежала балкон и скрылась в дверях.
...И в грезах неведомых сплю...
Люблю ли тебя - я не знаю,
Но кажется мне, что люблю... -
пел со страстным и тоскливым выражением Миллер.
«Но кажется мне, что люблю!» - повторил взволнованным
шепотом Бобров, глубоко переводя дух и прижимая руку к забив­
шемуся сердцу.
«Зачем же, - растроганно думал он, -утомляю я себя бесплод­
ными мечтами о каком-ю неведомом, возвышенном счастье, когда
здесь, около меня, - простое, но глубокое счастье? Чего же еще
нужно от женщины, от жены, если в ней столько нежности, крото­
сти, изящества и внимания? Мы, бедные, нервные, больные люди,
не умеем брать просто от жизни ее радостей, мы их нарочно отрав­
ляем ядом нашей неутомимой потребности копаться в каждом чув­
стве, в каждом своем и чужом поМЫI
IШ
ении... Тихая ночь, близость
любимой девушки, милые, незатейливые речи, минутная вспышка
гнева и потом внезапная ласка - Господи! Разве не в этом вся пре­
лесть существования?>
>
Он вошел в гостиную повеселевший, бодрый, почти торжеству­
ющий. Глаза его встретились с глазами Нины, и в ее долгом взоре
он прочел нежный ответ на свои мысли. «Она будет моей женоЙ>>, ­
подумал Бобров, ощущая в душе спокойную радость.
Разговор шел о Кваmнине. Анна Афанасьевна, наполняя своим
уверенным голосом всю комнату, говорила, что она думает завтра
тоже повести «своих девочею> на вокзал.
-
Очень может быть, что Василий Терентьевич захочет сде­
лать нам визит. По крайней мере, о его приезде мне еще за месяц
писала племянница мужа моей двоюродной сестры - Лиза Бело­
конская...
38


Повести
- Это, кажется, та Белоконская, брат которой женат на княж­
не Муховецкой? - покорно вставил заученную реплику господин
Зиненко.
-
Ну да, та самая, - снисходительно кивнула в его сторону
головой Анна Афанасьевна. - Она еще приходится дальней род­
ней по бабушке Стремоуховым, которых ты знаешь. И вот Лиза
Белоконская писала мне, что встретилась в одном обществе с Васи­
лием Терентьевичем и рекомендовала ему побывать у нас, если ему
вообще вздумается ехать когда-нибудь на завод.
-Сумеем ли мы принять, Нюся? - спросил озабоченно Зиненко.
- Как ты смешно говоришь! Мы сделаем, что можем. Ведь уж
во всяком случае, мы не удивим ничем человека, который имеет
триста тысяч годового дохода.
-
Господи! Триста тысяч! - простонал Зиненко. - Просто
страшно подумать.
- Триста тысяч! - вздохнула, точно эхо, Нина.
- Триста тысяч! - воскликнули восторженно хором девицы.
- Да, и все это он проживает до копеечки, - сказала Анна
Афанасьевна. Затем, отвечая на невысказанную мысль дочерей,
она прибавила: - Женатый человек. Только, говорят, очень не­
удачно женился. Его жена какая-то бесцветная личность и совсем
не представительна. Что ни говорите, а жена должна быть вывес­
кой в делах мужа.
- Триста тысяч! - повторила еще раз, точно в бреду, Нина. -
Чего только на эти деньги не сделаешь! ..
Анна Афанасьевна провела рукой по ее пышным волосам.
- Вот бы тебе такого мужа, деточка. А?
Эти триста тысяч чужого годового дохода точно наэлектризо­
вали все общество. С блестящими глазами и разгоревшимися лица­
ми рассказывались и слушались анекдоты о жизни мил
л
ионеров,
рассказы о баснословных меню обедов, о великолепных лошадях,
о балах и исторически безумных тратах денег.
Сердце Боброва похолодело и до боли сжалось. Он тихонько
отыскал свою шляпу и осторожно вышел на крыльцо. Его ухода,
впрочем, и так никто бы не заметил.
И когда он крупною рысью ехал домой и представил себе томные,
мечтательные глаза Нины, шептавшей почти в забытьи: «Триста ты­
сяч!» - ему вдруг припомнился утренний анекдот Свежевского.
- Эта... тоже сумеет себя продать! - прошептал он, судорож­
но стиснув зубы и с бешенством ударив Фарватера хлыстом по шее.
39


А. И.Куприн
v
Подъезжая к своей кварrире, Бобров заметил свет в окнах. <<дол­
жно быть, без меня приехал доктор и теперь валяется на диване в
ожидании моего приезда», - подумал он, сдерживая взмьmенную
лошадь. В теперешнем настроении Боброва доктор Гольдберг был
единственным человеком, присутствие которого он мог перенести
без болезненного раздражения.
Он любил искренно этого беспечного, кроткого еврея за его
разносторонний ум, юношескую живость характера и добродуш­
ную страсть к спорам отвлеченного свойства. Какой бы вопрос ни
затроmвал Бобров, доктор Гольдберг возражал ему с одинаковым
интересом к делу и с неизменной горячностью. И хотя между обо­
ими в их бесконечных спорах до сих пор возникали только проти­
воречия, тем не менее они скучали друг без друга и виделись чуть
не ежедневно.
Доктор действительно лежал на диване, закинув ноги на его
спинку, и читал какую-то брошюру, держа ее вплотную у своих
близоруких глаз. Быстро скользнув взглядом по корешку, Бобров
узнал «Учебный курс металлургии» Мевиуса и улыбнулся. Он хо­
рошо знал привычку доктора читать с одинаковым увлечением, и
непременно из середины, все, что только попадалось ему под руку.
-Ая без вас распорядился чайком, -сказал доктор, отбросив
в сторону книгу и глядя поверх очков на Боброва. - Ну, как по­
прыгиваете, государь мой Андрей Ильич? У-у, да какой же вы
сердитый! Что? Опять веселая меланхолия?
-Ах, доктор, скверно на свете жить, - сказал устало Бобров.
- Отчего же так, голубчик?
- Да так". вообще... все скверно. Ну как, доктор, ваша боль-
ница?
- Наша больница ничего... живет. Сегодня очень интересный
хирурmческий случай бьш. Ей-богу, и смешно и трогательно. Пред­
ставьте себе, приходит на утренний осмотр парень, из масальских
каменщиков. Эти масальские ребята, какого ни возьми, все, как на
подбор, богатыри. «Что тебе?» - спрашиваю. <<да вот, господин
дохтур, резал я хлеб для артели, так палец маненечко попортил,
руду никак не уймешь». Осмотрел я его руку: так себе царапинка,
пустяки, но нагноилась немного; я приказал фельдшеру положить
пластырь. Только вижу, парень мой не уходит. «Ну, чего тебе еще
надо? Заклеили тебе руку, и ступай». - «Это верно, говорит,
40


Погести
заклеили, дай Бог тебе здоровья, а только вот што, Э1ТО башка у
меня трешшыть, так думаю, заодно и напротив башки чего-нибудь
дашь» . - «Что же у тебя с башкой? Треснул кто-нибудь, верно?»
Парень так и обрадовался, загоготал . «Есть, говорит, тот грех.
Ономнясь, на Спаса (это, значит, дня три тому назад), загуляли мы
артелью да вина выпили ведра полтора, ну, ребята и зачали бало­
вать промеж себя.. . Ну, и я тоже. А опосля. . . в драке-то нешто раз­
берешься?. . ка-ак он меня зубилом саданул по балде. .. починил, ста­
ло быть. .. Сначала-то оно ничего бьmо, не больно, а вот теперь
трешшыть башка-то». Стал я осматривать «балду», и что же вы
думаете?-прямо в ужас пришел ! Череп проломлен насквозь, дыра
с пятак медный будет величиною, и обломки кости в мозг вреза­
лись. .. Теперь лежит в больнице без сознания. Изумительный, я вам
скажу, народец: младенцы и герои в одно и то же время. Ей-богу, я
не шутя думаю, что тол ько русский терпеливый мужик и вынесет
такую починку балды. Другой, не сходя с места, испустил бы дух.
И потом, какое наивное незлобие: «В драке нешто разберешь?. .»
Черт знает что такое!
Бобров ходил взад и вперед по комнате, щелкал хлыстом по
голенищам высоких сапог и рассеянно слушал доктора. Горечь,
осевшая ему на душу еще у Зиненок, до сих пор не могла успоко­
иться .
Доктор помол чал немного и, видя, что его собеседник не рас­
положен к разговору, сказал с участием:
-
Знаете что, Андрей Ильич? Попробуемте-ка на минуточку
лечь спать да хватим на ночь ложечку-другую брому. Оно полезно
в вашем настроении, а вреда все равно никакого не будет. . .
Они оба легли в одной комнате: Бобров на кровати, доктор на
том же диване. Но и тому и другому не спалось. Гольдберг долго
слушал в темноте, как ворочался с боку на бок и вздыхал Бобров, и
наконец заговорил первый:
- Ну, что вы, голубчик? Ну, что терзаетесь? Уж говорите луч­
ше прямо, что такое там в вас засело? Все легче будет. Чай, все­
таки не чужой я вам человек, не из праздного любопытства спра­
шиваю.
Эrи простые слова тронул и Боброва. Хотя его и связывали с
доктором почти дружеские отношения, однако ни один из них до
сих пор ни словом не подтвердил этого вслух: оба бьmи люди чут­
кие и боялись колючего стыда взаимных признаний . Доктор первый
41


А.И. Куприн
открьш свое сердце. Ночная темнота и жалость к Андрею Ильичу
помогли этому.
- Все мне тяжело и гадко, Осип Осипович, - отозвался тихо
Бобров . - Первое, мне гадко то, что я служу на заводе и получаю
за это большие деньги, а мне это заводское дело противно и про­
тивно! Я считаю себя честным человеком и потому прямо себя спра­
шиваю: «Что ты делаешь? Кому ты приносишь пользу?» Я начи­
наю разбираться в этих вопросах и вижу, что благодаря моим тру­
дам сотня французских лавочников-рантье и десяток ловких рус­
ских пройдох со временем положат в карман миллионы. А другой
цели, другого смысла нет в том труде, на подготовку к которому я
убил лучшую половину жизни! ..
.
-Н
у, уж это даже смешно, Андрей Ильич, - возразил доктор,
повернувшись в темноте лицом к Боброву. - Вы требуете, чтобы
какие-то _буржуи прониклись интересами гуманности. С тех пор,
голубчик, как мир стоит, все вперед движется брюхом, иначе не
бьшо и не будет. Но суть-то в том, что вам наплевать на буржуев,
потому что вы гораздо выше их. Неужели с вас не довольно муже­
ственного и гордого сознания, что вы толкаете вперед, выражаясь
языком передовых статей, «колесницу прогрес
са»
? Черт возьми!
Акции пароходных обществ приносят колоссальные дивиденды, но
разве это мешает Фультону считаться благодетелем человечества?
- Ах, доктор, доктор! - Бобров досадливо поморщился. -
Вы не бьши, кажется, сегодня у Зиненок, а вашими устами вдруг
заговорила их житейская мудрость. Слава Богу, мне не придется
ходить далеко за возражениями, потому что я сейчас разобью вас
вашей же воЗЛIОбленной теорией.
- То есть какой это теорией?.. Позвольте... я что-то не помню
никакой теории... право, голубчик, не помню... забьш что-то . ..
- Забьши? А кто здесь же, на этом самом диване, с пеной у рта
кричал, что мы, инженеры и изобретатели, своими открытиями ус­
коряем пульс общественной жизни до горячечной скорости? Кто
сравнивал эту жизнь с состоянием животного, заключенного в бан­
ку с кислородом? О, я отлично помню, какой страшный перечень
детей двадцатого века, неврастеников, сумасшедших, переутомлен­
ных, самоубийц, кидали вы в глаза этим самым благодетелям рода
человеческого. Телеграф, телефон, стодвадцативерстные поезда,
говорили вы, сократили рас
сто
яние до minimuma, - уничтожили
его ... Время вздорожало до того, что скоро начнут ночь превра­
щать в день, ибо уже чувствуется потребность в такой удвоенной
42


ЛOtleCmu
жизни. Сделка, требовавшая раньше целых месяцев, теперь окан­
чивается в пять минуr. Но уж и эта чертовская скорость не удов­
леrворяет нашему нетерпению... Скоро мы будем видеть друг дру­
га по проволоке на расстоянии сотен и тысяч верст! .. А между тем
всего пятьдесят лет тому назад наши предки, собираясь из деревни
в губернию, не спеша служили молебен и пускались в пуrь с запа­
сом, достаточным для полярной экспедиции... И мы несемся сломя
голову вперед и вперед, оглушенные грохотом и треском чудовищ­
ных машин, одуревшие от этой бешеной скачки, с раздраженными
нервами, извращенными вкусами и тысячами новых болезней...
Помните, доктор? Все это ваши собственные слова, поборник бла­
годетельного прогрес
са
!
Доктор, уже несколько раз тщетно пытавшийся возразить, вос­
пользовался минутной передышкой Боброва.
- Ну да, ну да, голубчик, все это я говорил, - заторопился он
не совсем, однако, уверенно. - Я и теперь это уrверждаю. Но надо
же, голубчик, так сказать, приспособляться. Как же жить-то ина­
че? Во всякой профес
с
ии есть эти скользкие пунктики. Вот взять
хоть нас, например, докторов... Вы думаете, у нас все это так ясно и
хорошо, как в книжечке? Да ведь мы дальше хирургии ничего ров­
нешенько не знаем наверняка. Мы выдумываем новые лекарства и
системы, но совершенно забываем, что из тысячи организмов нет
двух, хоть сколько-нибудь похожих составом крови, деятельнос­
тью сердца, условиями наследственности и черт знает чем еще! Мы
удалились от единого верного терапевтического пути - от меди­
цины зверей и знахарок, мы наводнили фармакопею разными ко­
каинами, атропинами, феиацетинами, но мы упустили из виду, что
если простому человеку дать чистой воды да уверить его хорошень­
ко, что это сильное лекарство, то простой человек выздоровеет. А
между тем в девяноста случаях из ста в нашей практике помогает
только эта уверенность, внушаемая нашим профессиональным жре­
ческим апломбом. Поверите ли? Один хороший врач, и в то же вре­
мя умный и честный человек, признавался мне, что охотники лечат
собак гораздо рациональнее, чем мы людей. Там одно средство -
серный цвет, - вреда особенного он не принесет, а иногд а все-таки
и помогает... Не правда ли, голубчик, приятная картинка? А однако,
и мы делаем, что можем ... Нел ьзя, мой дорогой, иначе: жизнь
требует компромиссов ... Иной раз хоть своим видом всезнаю­
щего авгура, а все-таки облегчишь страдания ближнего. И на том
спасибо.
43


А.И. Куприн
- Да, компромиссы - компромиссами, - возразил мрачным
тоном Бобров, - а, однако, вы у масальского каменщика кости из
черепа-то сегодня извлекли...
- Ах, голубчик, что значит один исправленный череп? Поду­
майте-ка, сколько ртов вы кормите и скольким рукам даете рабо­
ту. Еще в истории Иловайского сказано, что <щарь Борис, желая
снискать расположение народных масс, предпринимал в голодные
годы постройку общественных зданий)). Что-то в этом роде". Вот
вы и посчитайте, какую колоссальную сумму пользы вы".
При последних словах Боброва точно подбросило на кровати,
и он быстро уселся на ней, свесив вниз голые ноm.
- Пользы?! - закричал он исступленно. - Вы мне говорите о
пользе? В таком случае уж если подводить итоm пользе и вреду, то,
позвольте, я вам приведу маленькую страничку из статистики. -
И он начал мерным и резким тоном, как будто бы говорил с кафед­
ры : -Давно известно, что работа в рудниках, шахтах, на метал
л
и­
ческих заводах и на больших фабриках сокращает жизнь рабочего
приблизительно на целую четверть. Я не говорю уже о несчастных
случаях или непосильном труде. Вам, как врачу, гораздо лучше
моего известно, какой процент приходится на долю сифилиса, пьян­
ства и чудовищных условий прозябания в этих проклятых бараках
и землянках... Постойте, доктор, прежде чем возражать, вспомни­
те, много ли вы видели на фабрике рабочих старе
е
сорока - соро­
ка пяти лет? Я положительно не встречал. Иными словами, это зна­
чит, что рабочий отдает предпринимателю три месяца своей жизни
в год, неделю - в месяц или, короче, шесть часов в день... Теперь
слушайте дальше".У нас, при шести домнах, будет занято до трид­
цати тысяч человек, -царю Борису, верно, и не снились такие циф­
ры! Тридцать тысяч человек, которые все вместе, так сказать, сжи­
гают в сутки сто восемьдесят тысяч часов своей собственной жиз­
ни, то есть семь с половиной тысяч дней, то есть, наконец, сколько
же это будет лет?
- Около двадцати лет, - подсказал после небольшого молча­
ния доктор.
-
Около двадцати лет в сутки! - закричал Бобров. - Двое
суток работы пожирают целого человека. Черт возьми! Вы помни­
те из Библии, что какие-то там ассирияне или моавитяне приноси­
ли своим богам человеческие жертвы? Но ведь эти медные господа,
Молох и Дагон, покраснели бы от стыда и от обиды перед теми
цифрами, что я сейчас привел ...
44


00t1e
e
mu
Эта своеобразная математика только что пришла в голову Боб­
рову (он, как и многие очень впечатлительные люди, находил но­
вые мысли только среди разговора). Тем не менее и его самого, и
Гольдберга поразила оригинальность вычисления.
- Черт возьми, вы меня ошеломили, - отозвался с дивана док­
тор. - Хотя цифры могуг быть и не совсем точными".
- А известна ли вам, - продолжал с еще большей горячнос­
тью Бобров, - известна ли вам другая статистическая таблица, по
которой вы с чертовской точностью можете вычислить во сколько
человеческих жизней обойдется каждый шаг вперед вашей дьяволь­
ской колесницы, каждое изобретение какой-нибудь поганой веял­
ки, сеялки или рельсопрокатки? Хороша, нечего сказа"Q>, ваша ци­
вилизация, если ее плоды исчисляются цифрами, где в виде единиц
стоит железная машина, а в виде нулей - целый ряд человеческих
существований!
- Но, послушайте, голубчик вы мой, - возразил доктор, сби­
тый с толку пылкостью Боброва, -тогда, по-вашему, лучше будет
возвратиться к первобытному труду, что ли? Зачем же вы все чер­
ные стороны берете? Ведь вот у нас, несмотря на вашу математику,
и школа есть при заводе, и церковь, и больница хорошая, и обще­
ство дешевого кредита для рабочих".
Бобров совсем вскочил с постели и босой забегал по комнате.
- И больница ваша и школа - все это пустяки! Цаца детская
для таких гуманистов, как вы, -уступка общественному мнению".
Если хотите, я вам скажу, как мы на самом деле смотрим" . Вы зна­
ете, что такое финиш?
-
Финиш? Это что-то лошадиное, кажется? Что-то такое на
скачках?
- Да, на скачках. Финишем называются последние сто сажен
перед верстовым столбом. Лошадь должна их проскакать с наи­
большей скоростью, - за столбом она может хоть издохнуть. Фи­
ниш - это полнейшее, максимальное напряжение сил, и , чтобы
выжать из лошади финиш, ее истязают хлыстом до крови". Так вот
и мы. А когда финиш выжат и кляча упала с переломленной спи­
ной и разбитыми ногами, - к черту ее, она больше никуда не го­
дится! Вот тогда и извольте утешать павшую на финише клячу ва­
шими школами да больницами". Вы видели ли когда-нибудь, док­
тор, литейное и прокатное дело? Если видали, то вы должны знать,
что оно требует адской крепости нервов, стальных мускулов и лов­
кости циркового артиста". Вы должны знать, что каждый мастер
45


А. И. Куприн
несколько раз в день избегает смертельной опасносrи только бла­
годаря удивительному присутствию духа•.. И сколько за этот труд
рабочий получает, хотите вы знать?
- А все-таки, пока стоит завод, труд этого рабочего обеспе­
чен, - сказал упрямо Гольдберг.
- Доктор, не говорите наивных вещей! - воскликнул Бобров,
садясь на подоконник. - Теперь рабочий более чем когда-либо
зависит от рыночного спроса, от биржевой игры, от разных заку­
лисных интриг. Каждое громадное предприятие, прежде чем оно
пойдет в ход, насчитывает трех или четырех покойников-патронов.
Вам известно, как создалось наше общество? Его основала за на­
личные деньги небольшая компания капиталистов. Дело предпо­
лагалось устроить сначала в небольших размерах. Но целая банда
инженеров, директоров и подрядчиков ухнула капитал так скоро,
что предприниматели не успели и оглянуться. Возводились громад­
ные постройки, которые потом оказывались негодными".' Капи­
тальные здания шли, как у нас говорят, «на мясо», то есть рвались
динамитом. И когда в конце концов предприятие пошло по десять
копеек за рубль, только тогда стало понятно, что вся эта сволочь
действовала по заранее обдуманной системе и получала за свой
подлый образ действий определенное жалованье от другой, более
богатой и ловкой компании. Теперь дело идет в гораздо больших
размерах, но мн� хорошо известно, что при крахе первого покой­
ника восемьсот рабочих не получили двухмесячного жалованья. Вот
вам и обеспеченный труд! Да стоит только акциям упасть на бир­
же, как это сейчас же отражается на заработной плате. А вам, я
думаю, известно, как поднимаются и падают на бирже акции? Для
этого нужно мне приехать в Петербург - шепнуть маклеру, что
вот, мол, хочу я продать тысяч на триста акций, <стол ько, мол, ради
Бога, это между нами, уж лучше я вам заплачу хороший куртаж,
только молчите".». Потом другому и третьему шепнуть то же са­
мое по секрету, и акции мгновенно падают на несколько десятков
рублей. И чем больше секрет, тем скорее и вернее упадут акции ...
Хороша обеспеченность !"
Сильным движением руки Бобров разом распахнул окно. В ком­
нату ворвался холодный воздух.
- Посмотрите, посмотрите сюда, доктор! - крикнул Андрей
Ильич, показывая пальцем по направлению завода.
Гольдберг приподнялся на локте и устремил глаза в ночную
темноту, глядевшую из окна. На всем громадном пространстве,
46


Повести
расстилавшемся вдали, рдели разбросанные в бесчисленном мно­
жестве кучи раскаленного известняка, на поверхносrи которых то
и дело вспыхивали голубоватые и зеленые серные огни ... Это горе­
ли известковые печи•. Над заводом стояло огромное красное ко­
леблющееся зарево. На его кровавом фоне стройно и четко рисова­
лись темные верхушки высоких труб, между тем как нижние часrи
их расмывались в сером тумане, шедшем от земли. Разверстые па­
сти этих великанов безостановочно изрыгали густые клубы дыма,
которые смешивались в одну смошную, хаотическую, медленно
ползущую на восток тучу, местами белую, как комья ваты, места­
ми грязно-серую, местами желтоватого цвета железной ржавчины.
Над тонкими, длинными дымоотводами, придавая им вид исполин­
ских факелов, трепетали и метались яркие снопы горящего газа. От
их неверного отблеска нависшая над заводом дымная туча, то вспы­
хивая, то потухая, принимала странные и грозные оттенки. Время
от времени, когда по резкому звону сигнального молотка опускал­
ся вниз колпак доменной печи, из ее устья с ревом, подобным отда­
ленному грому, вырывалась к самому небу целая буря мамени и
копоти. Тогда на несколько мгновений весь завод резко и страшно
выступал из мрака, а тесный ряд черных круглых кауперов казался
башнями легендарного железного замка. Огни коксовых печей тя­
нулись длинными правильными рядами. Иногда один из них вдруг
вспыхивал и разгорался, точно огромный красный глаз. Электри­
ческие огни примешивали к пурпуровому свету раскаленного же­
леза свой голубоватый мертвый блеск... Несмолкаемый лязг и гро­
хот железа нес
с
я отrуда.
От зарева заводских огней лицо Боброва приняло в темноте
;зловещий медный оттенок, в глазах блестели яркие красные блики,
спутавшиеся волосы упали беспорядочно на лоб. И голос его зву­
чал пронзительно и злобно.
- Вот он - Молох, требующий темой человеческой крови! -
кричал Бобров, просrирая в окно свою тонкую руку. - О, конеч­
но, здесь прогресс, машинный труд, успехи культуры... Но поду­
майте же, ради Бога, - двадцать лет! Двадцать лет человеческой
•
Известковые печи устраиваются таким образом: складывается из
известкового камня холм величиною с человеческий
рост
и разжигается
дровами или каменным углем . Этот холм раскаляется около недели, до
тех пор, пока из камня не образуется негашеная известь. (Пр им. А . И. Ку п­
рwю. )
47


А. И. Куприн
жизни в сутки! .. Клянусь вам, - бывают минуты, когда я чувствую
себя убийцей!..
«Господи! Да ведь он - сумасшедший», - подумал доктор, у
которого по спине забегали мурашки, и он принялся успокаивать
Боброва.
- Голубчик, Андрей Ильич, да оставьте же, мой милый, ну что
за охота из-за глупостей рас
страи
ваться. Смотрите, окно раскры­
то, а на дворе сырость... Ложитесь, да нате-ка вам бромку. - «Ма­
ниак, совершенный маниаю>, -думал он, охваченный одновремен­
но жалостью и страхом.
Бобров слабо сопротивлялся, обес
сил
енный только что мино­
вавшей вспышкой. Но когда он лег в постель, то внезапно разра­
зился истерическими рыданиями. И долго доктор сидел возле него,
гладя его по голове, как ребенка, и говоря ему первые попавшиеся
ласковые, успокоительные слова.
VI
На другой день состоялась торжественная встреча Василия
Терентьевича Квашнина на станции Иванково. Уж к одиннадцати
часам все заводское управление съехалось туда. Кажется, никто не
чувствовал себя спокойным. Директор - Сергей Валерьянович
Шелковников - пил стакан за стаканом зельтерскую воду, поми­
нутно вытаскивал часы и, не успев взглянуть на циферблат, тотчас
же машинально прятал их в карман. Только это рассеянное движе­
ние и вьщавало его беспокойство. Лицо же директора - красивое,
холеное, самоуверенное лицо светского человека - оставалось не­
подвижным. Лишь весьма немногие знали, что Шелковников только
официально, так сказать на бумаге, числился директором построй­
ки. Всеми делами, в сущности, ворочал бельгийский инженер
Андре4, полуполяк, полушвед по национальности, роли которого
на заводе никак не могли понять непосвященные. Кабинеты обоих
директоров бьши расположены рядом и соединены дверью. Шел­
ковников не смел положить резолюции ни на одной важной бума­
ге, не справившись сначала с условным знаком, сделанным каран­
дашом где-нибудь на уголке страницы рукою Андреа. В экстрен­
ных же случаях, исключавших возможность совещания, Шелковни­
ков принимал озабоченный вид и говорил просителю небрежным
тоном:
48


Л0«сти
- Извините... положительно не могу уделить вам ни минуты ...
завален по горло... Будьте добры изъяснить ваше дело господину
Андреа, а он мне потом иэложит его отдел ьной запиской .
Заслуги Андреа перед правлением были неисчислимы. Из его
головы целиком вышел гениально-мошеннический проект разоре­
ния первой компании предпринимателей, и его же твердая, но не­
зримая рука довела интригу до конца. Его проекты, отличавшиеся
изумительной простотой и стройностью, считались в то же время
последним словом горнозаводской науки. Он владел всеми европей­
скими языками и - редкое явление среди инженеров - обладал,
кроме своей специальности , самыми разнообразными знаниями.
Изо всех собравшихся на станции только один этот человек, с
чахоточной фигурой и лицом старой обезьяны, сохранял свою обыч­
ную невозмутимость. Он приехал позднее всех и теперь медленно
ходил взад и вперед по платформе, засунув руки по локоть в кар­
маны широких, обвисших брюк и пожевывая свою вечную сигару.
Его светлые глаза, за которыми чувствовался большой ум ученого
и сильная воля авантюриста, как и всегда, неподвижно и равно­
душно глядели из-под опухших, усталых век.
Приезду семейства Зиненок никто не удивился . Их почему-то
все давно привыкли считать неотъемлемой принадлежностью за­
водской жизни. Девицы внесли с собой в мрачную залу станции,
где было и холодно и скучно, свое натянутое оживление и ненату­
ральный хохот. Их окружили утомившиеся долгим ожиданием ин­
женеры помоложе. Девицы, тотчас же приняв обычное оборони­
тельное положение, стали сыпать налево и направо милыми, но
давно всем наскучившими наивностями. Среди своих суетившихся
дочерей Анна Афанасьевна, маленькая, подвижная, суетливая, ка­
залась беспокойной наседкой.
Бобров, усталый, почти больной после вчерашней вспышки,
сидел одиноко в углу станционной залы и очень много курил. Ког­
да вошло и с громким щебетанием расселось у круглого стола се­
мейство Зиненок, Андрей Ильич испытал одновременно два весь­
ма смутных чувства. С одной стороны, ему стало стыдно за бестак­
тный, как он думал, приезд этого семейства, стало стыдно жгучим,
удручающим стыдом за другого. С другой стороны, он обрадовал­
ся, увидев Нину, разрумяненную быстрой ездой, с возбужденными,
блестящими глазами, очень мило одетую и, как всегда это бывает,
гораздо красивее, чем ее рисовало ему воображение. В его боль­
ной, издерганной душ е вдруг зажглось нестерпимое жел ание
49


А.И.Куприн
нежной, благоухающей, девической любви, жажда привычной и ус­
покоительной женской ласки.
Он искал случая подойти к Нине, но она все время была занята
болтовней с двумя горными студентами, которые наперерыв ста­
рались ее рассмешить. И она смеялась, сверкая мелкими белыми
зубами, более кокетливая и веселая, чем когда-либо. Однако два
или три раза она встретилась глазами с Бобровым, и ему почудил­
ся в ее слегка приподнятых бровях молчаливый, но не враждебный
вопрос.
На платформе раздался продолжительный звонок, возвещав­
ший отход поезда с ближайшей станции. Между инженерами про­
изошло смятение. Андрей Ильич наблюдал из своего угла с насмеш­
кой на губах, как одна и та же трусливая мысль мгновенно овладе­
ла этими двадцатью с лишком человеками, как их лица вдруг стали
серьезными и озабоченными, руки невольным быстрым движени­
ем прошлись по пуговицам сюртуков, по галстукам и фуражкам,
глаза обратились в сторону звонка. Скоро в зале никого не оста­
лось.
Андрей Ильич вышел на платформу. Барышни, покинутые за­
нимавшими их мужчинами, беспомощно толпились около дверей,
вокруг Анны Афанасьевны. Нина обернулась на пристальный,
упорный взгляд Боброва и, точно угадывая его желание погово­
рить с нею наедине, пошла ему навстречу.
- Здравствуйте. Что вы такой бледный сегодня? Вы больны? ­
спросила она, крепко и нежно пожимая его руку и заглядывая ему
в глаза серьезно и ласково. - Почему вы вчера так рано уехали и
даже не хотели проститься? Рассердились на что-нибудь?
- Идаинет, -ответилБобров,улыбаясь.� Нет, -потому
что я ведь не имею никакого права сердиться .
- Положим, всякий человек имеет право сердиться . Особенно,
если знает, что его мнением дорожат. А почему же да?
- Потому что ... Видите ли, Нина Григорьевна, - сказал Боб­
ров, почувствовав внезапный прилив смелости. - Вчера, когда мы
с вами сидели на балконе, - помните? - я благодаря вам пережил
несколько чудных мгновений. И я понял, что вы, если бы захотели,
то могли бы сделать меня самым счастливым человеком в мире...
Ах, да что же я боюсь и медлю. Ведь вы знаете, вы догадались, ведь
вы давно знаете, что я".
Он не договорил... Нахлынувшая на него смелость вдруг
исчезла.
50


Повести
-
Что вы ... что такое? - переспросила Нина с притворным
равнодушием, однако голосом, внезапно, против ее воли, задро­
жавшим, и опуская глаза в землю.
Она ждала признания в любви, которое всегда так сильно и
приятно волнует сердца молодых девушек, все равно, отвечает ли
их сердце взаимностью на это признание или нет. Ее щеки слегка
побледнели .
-Не теперь... потом, когда-нибудь, -замялся Бобров. - Ког­
да-нибудь, при другой обстановке я вам это скажу" . Ради Бога, не
теперь, - добавил он умоляюще.
- Ну, хорошо. Все-таки почему же вы рассердились?
-
Потому что после этих нескольких минут я вошел в столо-
вую в самом, - ну, как бы это сказать, - в самом растроганном
состоянии." И когда я вошел...
- То вас неприятно поразил разговор о доходах Квашнина? ­
догадалась Нина с той внезапной, инстинктивной проницательно­
стью, которая иногда осеняет даже самых недалеких женщин. -
Да? Я угадала? - Она повернулась к нему и опять обдала его глу­
боким, ласкающим взором. - Ну, говорите откровенно. Вы ниче­
го не должны скрывать от своего друга.
Когда-то, месяца три или четыре тому назад, во время катанья
по реке большим обществом, Нина, возбужденная и разнеженная
красотой теплой летней ночи, предложила Боброву свою дружбу
на веки вечные, - он принял этот вызов очень серьезно и в продол­
жение целой недели называл ее своим другом, так же как и она его.
И когда она говорила ему медленно и значительно, со своим обыч­
ным томным видом: <<Мой друг>> , то эти два коротеньких слова зас­
тавляли его сердце биться крепко и сладко. Теперь он вспомнил
эту шутку и отвечал со вздохом:
- Хорошо, «мой друг», я вам буду говорить правду, хотя мне
это немного тяжело. По отношению к вам я вечно нахожусь в ка­
кой-то мучительной двойственности. Бывают минуты в наших раз­
говорах, когда вы одним словом, одним жестом, даже одним взгля­
дом вдруг сделаете меня таким счастливым!" Ах, разве можно пе­
редать такие ощущения словами?" Скажите только, замечали ли
вы это?
- Замечала, - отозвалась она почти шепотом и низко, с лука­
вой дрожью в ресницах, опустила гл аза.
- А потом ". потом вдруг, тотчас же, на моих глазах вы пре­
вращались в провинциальную барышню, с шаблонным обиходом
51


А. И.Куприн
фраз и с какою-то заученной манерностью во всех поступках... Не
сердитесь на меня за откровенность". Если бы это не мучило меня
так страшно, я не говорил бы".
- Я и это тоже заметила" .
- Ну, вот видите". Я ведь всегда был уверен, что у вас отзыв':"
чивая, нежная и чуткая душа. Оrчего же вы не хотите всегда быть
такой, как теперь?
Она опять повернулась к Боброву и даже сделала рукой такое
движение, как будто бы хотела прикоснуться к его руке. Они в это
время ходили взад и вперед по свободному концу платформы.
- Вы не хотели никогда меня понять, Андрей Ильич, - сказа­
ла она с упреком. - Вы нервны и нетерпеливы. Вы преувеличивае­
те все, что во мне есть хорошего, но зато не прощаете мне того, что
я не могу же быть иной в той среде, где я живу. Эrо было бы смеш­
но, это внесло бы в нашу семью несогласие. Я слишком слаба и,
надо правду сказать, слишком ничтожна для борьбы и для само­
стоятельности" . Я иду туда, куда идут все, гляжу на вещи и сужу о
них, как все. И вы не думайте, чтобы я не сознавала своей обыден­
ности". Но я с другими не чувствую ее тяжести, а с вами." С вами я
всякую меру теряю, потому что". - она запнулась, - ну, да все
равно". потому что вы совсем другой, потому что такого, как вы,
человека я никогда еще в жизни не встречала.
Ей казалось, что она говорит искренно. Бодрящая свежесть осен­
него воздуха, вокзальная суета, сознание своей красоты, удоволь­
ствие чувствовать на себе влюбленный взгляд Боброва - все это
наэлектризовало ее до того состояния, в котором истеричные на­
туры лгут так вдохновенно, так пленительно и так незаметно для
самих себя. С наслаждением любуясь собой в новой роли девицы,
жаждущей духовной поддержки, она чувствовала потребность го­
ворить Боброву приятное.
-
Я знаю, что вы меня считаете кокеткой". Пожалуйста, не
оправдывайтесь". И я согласна•. я даю повод так думать". Напри­
мер, я смеюсь и болтаю часто с Миллером. Но если бы вы знали,
как мне противен этот вербный херувим! Или эти два студента".
Краси вый мужчина уже по тому одному неприятен, что вечно со­
бой любуется " . Поверите ли, хотя это, может быть, и странно, но
мне всегда были особенно симпатичны некрасивые мужчины.
При этой милой фразе, произнесенной самым нежным тоном ,
Бобров грустно вздохнул . Увы! Он уже не раз из женских уст слышал
52


По вести
это жестокое утешение, в котором женщины никогда не отказыва­
ют своим некрасивым поклонникам.
- Значит, и я могу надеяться заслужить когда-нибудь вашу сим­
патию? - спросил он шутливым тоном, в котором, однако, явствен­
но прозвучала горечь насмешки над самим собой.
Нина быстро спохватилась.
-Ну вот, какой вы, право. С вами нельзя разговаривать". За­
чем вы напрашиваетесь на комплименты, милостивый государь?
Стыдно!"
Она сама немного сконфузилась своей неловкости и, чтобы пе­
ременить разговор, спросила с игривой повелительностью:
- Ну-с, что же вы это со бирались мне сказать при другой об­
становке? Извольте немедленно отвечать!
- Я не знаю". не помню, - замялся расхоложенный Бобров.
- Я вам напомню, мой скрытный друг. Вы начали говорить о
вчерашнем дне, потом о каких-то прекрасных мгновениях, потом
сказали, что я, наверно, давно уже заметила" . но что? Вы этого не
докончили". Извольте же говорить теперь. Я требую этого, слы­
шите!"
Она глядела на него глазами, в которых сияла улыбка - лука­
вая, и обещающая, и нежная в одно и то же время". Сердце Бобро­
ва сладко замерло в груди, и он почувствовал опять прилив пре­
жней отваги. «Она знает, она сама хочет, чтобы я говорил», - по­
думал он, собираясь с духом.
Они остановились на самом краю платформы, где совсем не
было публики. Оба бьши взволнованы. Нина ждала ответа, наслаж­
даясь остротой затеянной ею игры. Бобров искал слов, тяжело ды­
шал и волновался. Но в это время послышались резкие звуки сиг­
нальных рожков, и на станции поднялась суматоха.
- Так слышите же" . Я жду, - шепнула Нина, быстро отходя
от Боброва. - Для меня это гораздо важнее, чем вы думаете."
Из-за поворота железной дороги выскочил окутанный черным
дымом курьерский поезд. Через несколько минут, громыхая на
стрелках, он плавно и быстро замедлил ход и остановился у плат­
формы". На самом конце его бьш прицеплен длинный, блестящий
свежей синей краской служебный вагон, к которому устремились
все встречающие. Кондуктора почтительно бросились раскрывать
дверь вагона; из нее тотчас же выскочила, с шумом развертываясь,
складная лестница. Начальник станции, красный от волнения и
беготни, с перепуганным лицом торопил рабочих с отцепкой
53


А. И. Куприн
служебного вагона. Квашиии был одним из гл авных акционеров
N-ской железной дороги и ездил по ее ветвям с почетом, какого не
всегда удостоивалось даже самое высшее железнодорожное началь­
ство.
В вагон вошли только Шелковников, Андреа и двое влиятель­
ных инженеров-бельгийцев. Квашиии сидел в кресле, рас
став
ив свои
колос
сал
ьные ноги и выпятив вперед живот. На нем была круглая
фетровая шляпа, из-под которой сияли огненные волосы; бритое,
как у актера, лицо с обвисшими щеками и тройным подбородком,
испещренное крупными веснушками, казалось заспанным и недо­
вольным; губы складывались в презрительную, кислую гримасу.
При виде инженеров он с усилием приподнялся.
- Здравствуйте, господа, - сказал он сиплым басом, протяги­
вая им поочередно для почтительных прикосновений свою огром­
ную пухлую руку. - Ну-с, как у вас на заводе?
Шелковников начал докладывать языком служебной бумаги.
На заводе все благополучно. Ждут только приезда Василия Терен­
тьевича, чтобы в его присутствии пустить доменную печь и сделать
закладку новых зданий ... Рабочие и мастера наняты по хорошим
ценам. Наплыв заказов так велик, что побуждает как можно ско­
рее приступить к работам.
Квашиин слушал, отворотись лицом к окну, и рас
сея
нно раз­
глядывал собравшуюся у служебного вагона толпу. Лицо его ниче­
го не выражало, кроме брезгливого утомления.
Вдруг он прервал директора неожиданным вопросом:
- Э". па... послушайте... Кто эта девочка?
Шелковников заглянул в окно.
- Ну, вот эта. " с желтым пером на шляпе, - нетерпеливо по­
казал пальцем Квашиин.
- Ах, эта? - всrрепенулся директор и, наклонившись к уху
Квашнииа, прошептал таинственно по-французски: - Это дочь
нашего заведующего складом. Его фамилия Зиненко.
Квашиин грузно кивнул головой. Шелкови
ик
ов продолжал свой
доклад, но принципал опять перебил его.
- Зиненко." Зиненко". - протянул он задумчиво и не отрыва­
ясь от окна. - Зиненко. " кто же такой этот Зиненко? .. Где я эту
фамилию слышал?.. Зиненко?
-Он у нас заведует складом, -почтительно и умышленно бес­
страстно повторил Шелковииков.
54


Повести
- Ах, вспомнил! - догадался вдруг Василий Терентьевич. -
Мне о нем в Петербурге говорили... Ну-с, продолжайте, пожалуйста.
Нина безошибочным женским чутьем поняла, что именно на
нее смотрит Квашнин и о ней говорит в настоящую минуту. Она
немного отвернулась, но лицо ее, разрумянившееся от кокетливо­
го удовольствия, все-таки было, со всеми своими хорошенькими
родинками, видно Василию Терентьевичу.
Наконец доклад окончился, и Квашнин вышел на площадку,
устроенную в виде просторного стеклянного павильона сзади
вагона.
Это был момент, для увековечения которого, как подумал Боб­
ров, не хватало только хорошего фотографического аппарата.
Квашнин почему-то медлил сходить вниз и стоял за стеклянной сте­
ной, возвышаясь своей массивной фигурой над теснящейся около
вагона группой, с широко расставленными ногами и брезгливой
миной на лице, похожий на японского идола грубой работы. Эта
неподвижность патрона, очевидно, коробила встречающих: на их
губах застыли, сморщив их, заранее приготовленные улыбки, меж­
ду тем как глаза, устремленные вверх, смотрели на Квашнина с
подобострастием, почти с испугом. По сторонам дверцы застыли в
солдатских позах молодцеватые кондукторы. Заглянув случайно в
лицо опередившей его Нины, Бобров с горечью заметил и на ее
лице ту же улыбку и тот же тревожный страх дикаря, взирающего
на своего идола.
«Неужели же здесь только бескорыстное, почтительное изум­
ление перед тремястами тысячами годового дохода? - подумал
Андрей Ильич. - Что же заставляет всех этих людей так униженно
вилять хвостом перед человеком, который даже и не взглянет на
них никогда внимательно? Или здесь есть какой-нибудь не доступ­
ный пониманию психологический закон подобострастия?>>
Постояв немного, Квашнин решился двинуться и, предшеству­
емый своим животом, поддерживаемый бережно под руки поезд­
ной прислугой, спустился по ступеням на платформу.
На почтительные поклоны быстро расступившейся перед ним
вправо и влево толпы он небрежно кивнул головой, выпятив впе­
ред толстую нижнюю губу, и сказал гнусаво:
- Господа, вы свободны до завтрашнего дня.
Не дойдя до подъезда, он знаком подозвал к себе директора.
- Так вы, Сергей Валерьянович, представьте мне его, - ска-
зал он вполголоса.
55


А. И. Куприн
- Зиненку? - предупредител ьно догадался Шелковников.
-Ну да , черт возьми! - внезапно раздражаясь, буркнул Кваш-
нин. - Только не здесь, не здесь, - осrановил он за рукав устре­
мившегося было директора. - Когда я буду на заводе...
VII
Закладка каменных работ и открытие кампании новой домны
произошли через четыре дня после приезда Квашнина. Предпола­
галось оmраздновать оба эти события с возможно б6льшим тор­
жеством, почему на соседНие метал
л
ургические заводы: Круrогор­
ский, Воронинский и Львовский были заранее разосланы печатные
приглашения.
Вслед за Василием Терентьевичем из Петербурга прибыли еще
два члена правления, четверо бельгийских инженеров и несколько
крупных акционеров. Между заводскими служащими носились слу­
хи, будто бы правление асси гновало на устройство парадного обе­
да около двух тысяч рублей, однако эти слухи пока ничем еще не
оправдались, и вся закупка вин и припасов легла тяжелой данью на
подрядчиков.
День выдался очень удачный для торжества, - один из тех яр­
ких, прозрачных дней ранней осени, когда небо кажется таким гус­
тым, синим и глубоким, а прохладный воздух пахнет тонким, креп­
ким вином. Квадратные ямы, вырытые под фундаменты для новой
воздуходувной машины и бес
се
меровой печи, были окружены в виде
<<Покоя>> густой толпою рабочих. В середине этой живой ограды,
над самым краем ямы, возвышался простой некрашеный стол, на­
крытый белой скатертью, на котором лежали крест и Евангелие
рядом с жестяной чашей для святой воды и кропилом. Священник,
уже облаченный в зеленую, затканную золотыми крестами ризу,
стоял в стороне, впереди пятнадцати рабочих, вызвавшихся быть
певчими. Оrкрытую сторону покоя занимали инженеры, подряд­
чики, старшие десятники, конторщики -пестрая, оживленная груп­
па из двухсот с лишком человек. На насыпи поместился фотограф,
который, накрыв черным платком и себя, и свой аппарат, давно
уже возился, отыскивая удачную точку.
Через десять минуr Квашнин быстро подкатил к площадке на
тройке великолепных серых лошадей. Он сидел в коляске один,
потому что, при всем желании, никто не смог бы поместиться ря­
дом с ним. Следом за Квашниным подъехало еще пять или шесть
56


Повести
экипажей. Увидев Василия Терентьевича, рабочие инстинктом уз­
нали в нем «набольшего)) и тотчас же, как один человек, поснима­
ли шапки. Квашнин вел ичественно прошел вперед и ки внул гол о­
вой священнику.
- Благословен Бог наш, всегда , ныне, и присно, и вовеки веко­
ов, - раздался среди быстро наступившей тишины дребезжащий,
кроткий и гнусавый тенорок священника.
-Аминь,-подхватил довольно сrройно импровизированныii хор.
Рабочие - их было до трех тысяч человек - так же дружно,
как кланялись Квашнину, перекрестились широкими крестами,
склонили головы и потом, подняв их, встряхнули волосами" . Боб­
ров стал невольно присматриваться к ним. Впереди стояли двумя
рядами степенные русаки-каменщики, все до одного в белых фар­
туках, почти все со льняными волосами и рыжими бородами, сзади
них - литейщики и кузнецы в широких темных блузах, перенятых
от французских и английских рабочих, с лицами, никогда не отмы­
ваемыми от железной копоти, - между ними вИднелись и горбоно­
сые профили иноземных увриеров; • сзади, из-за литейщиков, выг­
JIJ1ДЫвали рабочие при известковых печах, которых издали можно
было узнать по лицам, точно обсыпанным густо мукою, и по вос­
паленным, распухшим, красным глазам " .
Каждый раз, когда хор громко и стройно, хотя несколько в нос
пел «Спаси от бед рабы твоя, богородице)), все эти три тысячи че­
ловек с однообразным тихим шелестом творили свои усердные кре­
стные знамения и клали низкие поклоны. Что-то стихийное, могу­
чее и в то же время чrо-то детское и трогательное почудилось Боб­
рову в этой общей молитве серой огромной мас
сы
. Завтра все ра­
бочие примутся за свой тяжкий, упорный, полусуточный труд. По­
чем знать, кому из них уже предначертано судьбою поплатиться на
этом труде жизнью: сорваться с высоких лесов, опалиться расплав­
ленным метал
л
ом, быть засыпан
ны
м щебнем или кирпичом? И не
об этом ли непреложном решении судьбы думают они теперь, от­
вешивая низкие поклоны и встряхивая русыми кудрями, в то время
когда хор просит богородицу - спасти от бед рабы своя " . И на
кого, как не на одну только Богородицу, надеяться этим большим
детям, с мужественными и простыми сердцами, этим смиренным
воинам, ежедневно выходящим из своих промозглых, настуженных
землянок на привычный подвиг терпения и отваги?
* рабочих (от франц. ouvrier).
57


А.И. Куприн
Так, или почти так, думал Бобров, всегда склонный к широ­
ким, поэтическим картинам; и хотя он давно уже отвык молиться,
но каждый раз, когда дребезжащий, далекий голос священника сме­
нялся дружным возгласом клира, по спине и по затьшку Андрея
Ильича пробегала холодная волна нервного возбуждения. Было
что-то сильное, покорное и самоотверженное в наивной молитве
этих серых тружеников, собравшихся бог весть откуда, из далеких
губерний, оторванных от родного, привычного угла для тяжелой и
опасной работы ...
Молебен кончился. Квашнин с небрежным видом бросил в яму
золотой, но нагнуться с лопаточкой никак не мог - это сделал за
него Шелковников. Потом вся группа двинулась к доменным пе­
чам, возвышавшимся на каменных фундаментах своими круглыми
черными массивными башнями.
Пятая, вновь выстроенная домна шла, как говорится на техни­
ческом жаргоне, «спелым ходом». Из проделанного внизу ее, на
аршинной высоте, отверстия бил широким огненно-белым клоко­
чущим потоком расплавленный шлак, от которого прыгали во все
стороны голубые серные огоньки. Шлак стекал по наклонному
желобу в котлы, подставленные к отвесному краю фундамента, и
застывал в них зеленоватой густой массой, похожей на леденец.
Рабочие, находившиеся на самой верхушке печи, продолжали без
отдыха забрасывать в нее руду и каменный уголь, которые то и
дело подымались наверх в железных вагонетках.
Священник окропил домну со всех сторон святою водой и, бо­
язливо торопясь, спотыкающейся, старческой походкой отошел в
сторону. Горновой мастер, жилистый, чернолицый старик, пере­
крестился и поплевал на руки. То же сделали четверо его подруч­
ных. Потом они подняли с земли очень длинный стальной лом, дол­
го раскачивали его и, одновременно крякнув, ударили им в самый
низ печи. Лом звонко стукнулся в глиняную втулку. Зрители в бо­
язливо-нервном ожидании зажмурили глаза; некоторые подались
назад. Рабочие ударили в другой раз, потом в третий, в четвертый.. .
и вдруг из-под острия лома брызнул фонтан нестерпимо яркого
жидкого металла. Тогда горновой мастер кругообразными движе­
ниями лома расширил отверстие, и чугун медленно полился по пес­
чаной бороздке, принимая оттенок огненной охры. Целые снопы
блестящих крупных звезд летели во все стороны из отверстия печи,
громко треща и исчезая в воздухе. От этого, тихо, как будто лениво
текущего металла шел такой страшный жар, что непривычные гос­
ти все время отодвигались и закрывали щеки руками.
58


Погести
Or доменных печей инженеры двинулись в отдел воздуходув­
ных машин. Квашнин заранее распорядился так, чтобы приехав­
шие с ним акционеры увидели завод во всей его колоссальной ве­
личине и суrолоке. Он совершенно верно рассчитал, что эти госпо­
да, пораженные массою сильных и совершенно новых для них впе­
чатлений, будут потом рассказывать чудеса уполномочившему их
общему собранию. И, гл убоко зная психологию деловых людей,
Василий Терентьевич уже считал делом решенным - новый и весь­
ма выгодный лично для него выпуск акций, на который до сих пор
не соглашалось общее собрание.
И акционеры действительно были поражены до головной боли,
до дрожи в ногах... В помещении воздуходувных машин они слы­
шали, бледные от волнения, как воздух, нагнетаемый четырьмя вер­
тикальными двухсаженными поршнями в трубы, устремлялся по
ним с ревом, заставляющим трястись каменные стены здания. По
этим чугунным, массивным, в два обхвата шириною трубам воздух
проходил сквозь кауперы, нагревался в них горящими газами до
шестисот градусов и оттуда уже проникал во внутренность домен­
ной печи, расплавляя руду и уголь своим жарким дуновением. Ин­
женер, заведывающий воздуходувным отделением, давал объясне­
ния. И хотя он нагибался поочередно к самым ушам акционеров и
кричал во весь голос, надсаживая грудь, но за страшным гулом
машин его слов не было слышно, а казалось только, что он без­
звучно и напряженно шевелит губами.
Потом Шелковников повел госrей в сарай пуДJIИНГОвых печей, -
высокое железное здание такой ДJIИНЫ, что с одного его конца дру­
гой конец казался едва заметным просветом. Вдоль одной из стен
сарая тянулась каменная платформа, на которой помещалось двад­
цать пуДJIИНговых печей, формой напоминавших снятые с колес
вагоны. В этих печах жидкий чугун смешивался с рудой и перера­
батывался в сталь. Готовая сталь, стекая вниз по трубам, наполня­
ла собой высокие железные штамбы - нечто вроде футляров без
дна, но с ручками наверху - и застывала в них сплошными куска­
ми, пудов по сорока весом. Свободная сторона сарая была занята
рельсовым путем, по которому сновали, пыхтя, шипя и стуча, па­
ровые краны, похожие на послушных и ловких животных, снаб­
женных гибкими хоботами. Один кран хватал штамбу крючком за
ручку, поднимал ее кверху, и из нее тяжело вываливался кусок ста­
ли в виде длинного правильного бруска ослепительно-красного
цвета. Но прежде чем этот кусок успевал упасть на землю, рабочий
59


А. И. Куприн
с необыкновенной ловкостью обматывал его цепью в руку толщи­
ной. Второй кран, ухватив крючком эту цепь, плавно нес «штуку»
в воздухе и клал рядом с другими на платформу, прикрепленную к
третьему крану. Третий - влек этот груз на другой конец сарая,
где четвертый, снабженный вместо крючка щипцами, снимал «шту­
ки» с вагона и опускал их в раскрытые люки газовых печей, устро­
енных под полом. Наконец, пятый кран вытаскивал их из этих лю­
ков совершенно белыми от жара, клал поочередно под круглое ко­
лесо с острыми зубьями, вращавшееся чрезвычайно быстро на го­
ризонтальной оси, и сорокапудовая стальная «штука» в течение
пяти секунд разрезалась на две половины, как кусок мягкого пря­
ника. Каждая половина поступала под семисоmудовый прес
с
па­
рового молота, обжимавшего ее с такой силой и такой легкостью,
точно она была из воска. Рабочие подхватывали ее тотчас же на
ручные тележки и бегом тащили дальше, обдавая всех встречных
блеском и жаром раскаленного железа.
Затем Шелковников показал своим гостям рельсопрокатный:
цех. Огромный брусок раскаленного метал
л
а проходил через це­
лый ряд станков, катясь от одного к другому по валикам, которые
вращались под полом, виднеясь на его поверхности только самой
верхней: своей частью. Брусок втискивался в отверстие, образуемое
двумя стальными, вертевшимися в разные стороны цилиндрами, и
пролезал между ними, заставляя их раздаваться и дрожать от на­
пряжения. Дальше его ждал станок с еще меньшим отверстием меж­
ду цилиндрами. Кусок стали делался после каждого станка все тонь­
ше и длиннее и, несколько раз перебежав рельсопрокатку взад и
вперед, принимал мало-помалу форму десятисаженного красного
рельса. Сложным движением пятнадцати станков управлял всего
один человек, помещавшийся над паровой машиной:, на возвыше­
нии вроде капитанского мостика. Он двигал рукоятку вперед, и все
цилиндры и валики начинали вертеться в одну сторону; двигал ее
назад - и цилиндры и валики вертелись в обратную сторону. Ког­
да рельс окончательно вытягивался, круглая пила, оглушительно
визжа и сыпля фонтаном золотых искр, разрезала его на три части.
Затем все перешли в токарный цех, где гл авным образом отде­
лывались вагонные и паровозные колеса. Кожаные приводы спус­
кались там с потолка от толстого стального стержня, проходивше­
го через весь сарай, и приводили в движение сотни две или три стан­
ков самых разных величин и фасонов. Этих приводов было так
много, и они перекрещивались во стольких направлениях, что
60


Л0t
tet:m
u
производили впечатление одной сплошной, запутанной и дрожа­
щей ременной сети. Колеса некоторых станков вращались с быст­
ротой двадцати оборотов в секунду, движение же друmх бьuю так
медленно, что почти не замечалось глазом. Стальные, железные и
медные стружки, в виде красивых длинных спиралей, густо покры­
вали пол. Сверлильные станки оглашали воздух нестерпимым, тон­
ким и резким визжанием. Там же была показана гостям машина,
работающая гайки, - нечто вроде двух огромных стал ьных регу­
лярно чавкающих челюстей. Двое рабочих всовывали в эту пасть
конец накаленного длинного прута, и машина, равномерно отгры­
зая по куску металла, выплевывала их на землю в виде совершенно
готовых гаек.
Когда, выйдя из токарного цеха, Шелковников предложил ак­
ционерам (он все время исключительно к Ним обращался со своими
разъяснениями) осмотреть гордость завода, девятисотсильный <<Ком­
паунд», то петербургские господа уже в достаточной степени были
оглушены и расстроены всем виденным и СJIЫШанным. Новые впе­
чатления не внушали им более никакого интереса, а только еще силь­
нее утомляли их. Лица их пылали от жара рельсопрокатки, руки и
костюмы были перепачканы угольной сажей. На предложение ди­
ректора они согласились, по-видимому, скрепя сердце, чтобы толь­
ко не уронить достоинства уполномочившего их собрания.
Девятисотсильный «компаунд» помещался в отдельном здании,
очень чистеньком и нарядном, со светлыми окнами и мозаичным
полом. Несмотря на громадность машины, она почти не издавала
стука... Два поршня, в четыре сажени каждый, мягко и быстро хо­
дили в цилиндрах, обитых деревянными планками. Двадцатифуто­
вое колесо, со скользящими по нем двенадцатью канатами, враща­
лось также беззвучно и быстро; от его широкого движения сухова­
тый жаркий воздух машинного отдел ения колебался сильными,
равномерными порывами. Эта машина приводила в движение и
воздуходувки, и прокатные станки, и все машины токарного цеха.
Осмотрев «компаунд», акционеры были уже совершенно убеж­
дены, что их испытания окончились, но неутомимый Шелковни­
ков вдруг обратился к ним с новым любезным предложением:
- Теперь, господа, я вам покажу сердце всего завода, тот пункт,
от которого он получает свою жизнь.
Он не повел, а почти повлек их в отделение паровых котлов.
Однако после всего виденного «сердце завода» - двенадцать ци­
линдрических котл ов пятисаженной длины и полутора сажен
61


А. И. Куприн
высоты каждый - не произвело на уставших акционеров особен­
но внушительного впечатления. Их мысли давно вращались вок­
руг ожидавшего их обеда, и они уже ничего не расспрашивали, как
раньше, а только рассеянно и равнодушно кивали головами на все
разъяснения Шелковникова. Когда директор кончил, акционеры
вздохнули с облегчением и очень искренно, с нескрываемым удо­
вольствием принялись жать ему руку.
Теперь только один Андрей Ильич остался около паровых кот­
лов. Стоя на краю глубокой полутемной каменной ямы, в которой
помещались топки, он долго глядел вниз на тяжелую работу шес­
терых обнаженных до пояса людей. На их обязанности лежало бес­
прерывно, и днем и ночью, подбрасывать каменный уголь в топоч­
ные отверстия. То и дело со звоном отворялись круглые чугунные
заслонки, и тогда видно было, как в топках с гудением и ревом кло­
котало ярко-белое бурное пламя. То и дело голые тела рабочих,
высушенные огнем, черные от пропитавшей их угольной пыли, на­
гибались вниз, причем на их спинах резко выступали все мускулы и
все позвонки спинного хребта. То и дело худые, цепкие руки наби­
рали полную лопатку угля и затем быстрым, ловким движением
всовывали его в раскрытое пылающее жерло. Двое других рабо­
чих, стоя наверху и также не останавливаясь ни на мгновение, сбра­
сывали вниз все новые и новые кучи . угля, который громадными
черными валами возвышался вокруг котельного отделения. Что­
то удручающее, нечеловеческое чудилось Боброву в бесконечной
работе кочегаров. Казалось, какая-то сверхъестеств
е
нная сила при­
ковала их на всю жизнь к этим разверстым пастям, и они, под стра­
хом ужасной смерти, доJIЖНы были без устали кормить и кормить
ненасытное, прожорливое чудовище...
- Что, коJIЛега, смотрите, как вашего Молоха упитывают? -
услышал Бобров за своей спиной веселый, добродушный голос.
Андрей Ильич задрожал и чуть-чуть не полетел в кочегарную
яму. Его поразило, почти потрясло это неожидан
н
ое соответствие
шутливого восклицания доктора с его собственными мыслями.
Даже и овладев собою, он долго не мог отделаться от странности
такого совпадения. Его всегда интересовали и казались ему зага­
дочными те случаи, когда, задумавшись о каком-нибудь предмете
или читая о чем-нибудь в книге, он тотчас же слышал рядом с со­
бою разговор о том же самом.
- Я вас, кажется, напугал, дорогой мой? - спросил доктор,
внимательно заглянув в лицо Боброва. - Прошу прощения.
62


ПOtleCmu
-
Да, немножко... вы так неслышно подошли... я совсем не
ожидал.
- Ох, батенька Андрей Ильич, давайте-ка полечим наши не­
рвы. Никуда они у нас не годятся ... Послушайтесь моего совета:
берите отпуск да махните куда-нибудь за границу... Ну, что вам
себя здесь растравлять? Поживите полгодика в свое удовольствие:
пейте хорошее вино, ездите верхом побольше, насчет ламура* прой-
дитесь...
Доктор подошел к краю кочегарки.
-
Вот так преисподняя! - воскликнул он, заглянув вниз. -
Сколько каждый такой самоварчик должен весить? Пудов восемь­
сот, я думаю?..
- Нет, побольше. Тысячи полторы.
-Ой, ой, ой ... А ну как такая штучка вздумает того... лопнуть?
Эффектное выйдет зрелище? А?
- Очень эффектное, доктор. Наверно, от всех этих зданий не
останется камня на камне...
Гольдберг покачал головой и многозначительно свистнул.
- Отчего же это может случиться?
-
Причины разные бывают... но чаще всего это случается та-
ким образом: когда в котле остается очень мало воды, то его стен­
ки раскаляются все больше и больше, чуть не докрасна. Если в это
время пустить в котел воду, то сразу получается громадное количе­
ство паров, стенки не выдерживают давления, и котел разрывается.
- Так что это можно сделать нарочно?
-
Сколько угодно... Не хотите ли попробовать? Когда вода
совсем упадет в водомере, нужно только повернуть веНТШiь... ви­
дите, маленький круглый рычажок... И все тут.
Бобров шутил, но голос его был странно серьезен, а глаза смот­
рели сурово и печально. «Черт его знает, - подумал доктор, -
милый он человек, а все-таки... психопат...»
- Вы что же на обед-то не пошли, Андрей Ильич? - спросил
Гольдберг, отходя от кочегарки. -Хоть поглядели бы, какой зим­
ний сад из лаборатории устроили . А сервировка, - так прямо на
удивление.
-А ну их! Терпеть не могу инженерных обедов, - поморщил­
ся Бобров. - Хвастаются, орут, безобразно льстят друг другу, и
* любви (от франц . I'amour).
63


А. И. Куприн
потом эти неизменные пьяные тосты, во время которых ораторы
обливают вином себя и соседей... Отвращение! ..
- Да, да, совершенно верно, - рассмеялся доктор. - Я захва­
тил начало. Квашнин - одно великолепие: «Милостивые госуда­
ри, призвание инженера - высокое и ответственное призвание.
Вместе с рельсовым пуrем, с доменной печью и с шахтой он несет в
глубь страны семена просвещения, цветы цивилизации и...)) какие­
то еще моды, я уж не помню хорошенько ... Но ведь каков обер­
жулик! .. «Смотимтесь же, господа, и будем высоко держать святое
знамя нашего благодетельного искусства! .. )) Ну, конечно, бешеные
рукомескания.
Они прошли несколько шагов молча. Лицо доктора вдруг ом­
рачилось, и он заговорил со злобой в голосе:
- Да! Благодетельное искусство! А вот рабочие бараки из ще­
пок выстроены. Больных не оберешься... дети, как мухи, мрут. Вот
тебе и семена просвещения! То-то они запоют, когда брюшной тиф
разгуляется в Иванкове.
-Да что вы, доктор? Разве уже есть больные? Это совсем ужас­
но было бы при такой тесноте.
Доктор остановился, тяжело переводя дух.
- Дакакженебыть?-сказалонсгоречью. - Вчерадвух
человек привезли. Один сегодня утром скончался, а другой если
еще не умер, то вечером умрет непременно... А у нас ни медикамен­
тов, ни помещения, ни фельдшеров опытных... Подождите, доиг­
раются они! .. -прибавил Гольдберг сердито и погрозил кому-то в
пространство кулаком.
VIII
Злые языки начали звонить. Про Квашнина еще до его приезда
ходило на заводе так много пикантных анекдотов, что теперь ник­
то не сомневался в настоящей причине его внезапного сближения с
семейством Зиненок. Дамы говорили об этом с двусмысленными
улыбками, мужчины в своем кругу называли вещи с циничной от­
кровенностью их именами. Однако наверняка никто ничего не знал.
Все с удовольствием ждали соблазнительного скандала.
В СIШетие была доля правды. Сделав визит семейству Зиненок,
Квашни
и
стал ежедневно проводить у них вечера. По утрам, около
одиннадцати часов, в Шепетовскую экономию приезжала его пре­
красная тройка серых, и кучер неизменно докладывал, что «барин
64


просит барыню и барышень пожаловать к ним на завтрак» . К этим
завтракам посторонние не приглашались. Кушанье готовил повар­
француз, которого Василий Терентьевич всюду возил за собою в
своих частых разъезда
х
,дажеизаграницу.
Внимание Квашнина к его новым знакомым выражалось очень
своеобразно. Оrносительно всех пятерых девиц он сразу стал на
бесцеремонную ногу холостого и веселого дядюшки. Через три дня
он уже называл их уменьшительными именами с прибавлением от­
чества -Шура Григорьевна, Ниночка Григорьевна, а самую млад­
шую, Касю, часто брал за пухлый, с ямочкой, подбородок и драз­
нил <<мпаденцем» и «цыпленочком», отчего она краснела до спез,
но не сопротивля
л
ась.
Анна Афанасьевна с игривой ворчливостью пеняла ему, что он
совсем избалует ее девочек! Действительно, стоило только одной
из них выразить какое-нибудь мимолетное желание, как оно тот­
час же испоJIНJ1Лось. Едва Мака заикнулась, без всякого, впрочем,
заднего умыспа, что ей хотелось бы выучиться ездить на велосипе­
де, как на другой же день нарочный привез из Харькова прекрас­
ную машину, стоившую по меньшей мере рублей триста. " Бете он
проиграл, держа с нею пари по поводу каких-то пустяков, пуд кон­
фет, а Касе - брошку, в которой поспедовательно чередовались
камни - коралл, аметист, сапфир и яшма, - обозначавшие состав­
ные буквы ее имени. Он успышал однажды, что Нина любит верхо­
вую езду и лошадей. Через два дня ей привели кровную английс­
кую кобылу, в совершенстве выезженную под дамское седло. Ба­
рышни бьши очарованы. В их доме поселился добрый сказочный
дух, угадывавший и тотчас же исполнявший их малейшие капризы.
Анна Афанасьевна смутно чувствовала в этой щедрости что-то не­
приличное для хорошей семьи, но у нее не хватало ни смелости, ни
такта, чтобы дать незаметно понять это Квашнину. На ее льстивые
выговоры он только махал рукой и отвечал своим грубоватым, ре­
шительным басом:
- Ну вот еще, дорогая моя". пустяки какие выдумали".
Однако ни одну из ее дочерей он не предпочитал явно, всем им
одинаково угождая и над всеми бесцеремонно подтрунивая. Моло­
дые люди, посещавшие раньше дом Зиненок, предупре
дител
ьно и
бес
сп
едно исчезли. Зато постоянным гостем сделался Свежевский,
бывший у них до того всего-навсего раза два или три. Его никто не
звал; он явился сам, точно по чьему-то таинственному приглаше­
нию, и сразу сумел сделаться необходимым для всех членов семьи.
S-2739
65


А. И. Куприн
Впрочем, появлению его у Зm1енок :прtЩШесrвовал маленький анек­
диr. Как-то,месяцевпятьтомуназад,Свежевскийпроговорилсяв:круrу
своих сослуживцев, что мечта его жизни - сделаться со временем
мюшионером и что он к сорока годам непременно будет им.
- Как же вы этого добьетесь, Станиспав Ксаверьевич? - спро­
сили его.
Свежевский захихикал и, загадочно потирая свои мокрые руки,
ответил:
- Все дороги ведуr в Рим.
Чутье ему подсказывало, что теперь в Шепетовской экономии
обстоятельства складываются весьма удобно для его будущей ка­
рьеры. Так или иначе, он мог пригодиться всемогущему патрону.
И Свежевский, ставя все на карту, смело лез Квашнину на глаза со
своим угодливым хихиканьем. Он заигрывал с ним, как веселый
дворовый щенок со свирепым меделянским псом, выражая и ли­
цом и голосом ежеминутную готовность учинить какую угодно
пакость по одному только мановению Василия Терентьевича.
Патрон не препятствовал. Tur самый Квашнин, который про­
гонял со спужбы без объяснения причин директоров и управляю­
щих заводами, - этот самый Квашнин молча терпел в своем при­
сутствии какого-то Свежевского... Тут пахло важной успугой, и
будущий миллионер напряженно ждал своего момента.
Все это, передаваясь из уст в уста, стало известно и Боброву.
Он не удивился: на семейство Зиненок у него спожился свой твер­
дый и точный взгляд. Его взволновало лишь то, что сплетня не пре­
мm1ет задеть грязным хвостом и Нину... Поспе разговора на вокза­
ле эта девушка стала ему еще милее и дороже. Ему одному она до­
верчиво иrкрыла свою душу, прекрасную даже в колебаниях и в
спабостях. Все другие знали -думалось ему - только ее костюм и
наружность. Ревность же с ее циничным
и
сомнениями, вечно раз­
драженным самолюбием, с ее мелочностью и грубостью была чуж­
да доверчивой и нежной натуре Боброва.
Хорошая, искренняя женская любовь ни разу еще не улыбну­
лась Андрею Ильичу. Он был спишком застенчив и неуверен в себе,
чтобы брать от жизни то, что ему, может быть, принадлежало по
праву. Не удивительно, что теперь его душа радостно устремилась
навстречу новому, сильному чувству.
Все эти дни Бобров находился под обаянием разговора на вок­
зале. Сиrни раз он вспоминал его в мельчайших подробностях и с
каждым разом прозревал в сповах НШIЬI более глубокое значение.
66


Повести
По утрам он просыпался со смутным сознанием чего-то большого
и светлого, что посетило его душу и обещает ему в будущем много
блаженсгва.
Его неудержимо тянуло к Зиненкам: хотелось еще раз убедить­
ся в своем счастье, еще раз слышать от Нины то робкие, то наивно­
смелые полупризнания. Но его стесняло присутсгвие Квашнина, и
он утешал себя только тем, что патрон ни в каком случае не мог
пробыть в Иванкове более двух недель.
Однако случай помог ему увидеться с Ниной до отъезда Кваш­
нина. Это произошло в воскресенье, через три дня после торже­
ственного открытия кампании доменной печи. Бобров ехал верхом
на Фарватере по широкой, хорошо набитой дороге, ведущей с за­
вода на станцию. Было часа два прохладного, безоблачного дня.
Фарватер шел бойкой ходой, прядая ушами и мотая косматой го­
ловой. На повороте около склада Бобров заметил даму в амазонке,
спускавшуюся с горы на крупной гнедой лошади, и следом за нею ­
всадника на маленьком белом киргизе. Скоро он убедился, что это
была Нина в темно-зеленой длинной развевающейся юбке, в жел­
тых перчатках с крагами, с низеньким блестящим цилиндром на
голове. Она уверенно и красиво сидела в седле. Стройная английс­
кая кобыла шла под нею эластической, широкой рысью, круто
собрав шею и высоко подымая тонкие, сухие ноги. Сопровождав­
ший Нину Свежевский далеко отстал и старался, болтая локтями,
трясясь и горбясь, поймать носком потерянное стремя.
Заметив Боброва, Нина пустила лошадь галопом. Встречный
ветер заставлял ее придерживать правой рукой перед шляпы и на­
клонять вниз голову. Поравнявшись с Андре
е
м Ильичом, она сра­
зу осадила лошадь, и та остановилась, нетерпеливо переступая но­
гами, раздувая широкие, породистые ноздри и звучно перебирая
зубами удила, с которых комьями падала пена. От езды у Нины
раскраснелось лицо, и волосы, выбившиеся на висках из-под шля­
пы, откинулись назад длинными тонкими завитками.
- Откуда у вас такая прелесть? - спросил Бобров, когда ему
наконец удалось осадить танцевавшего Фарватера и, перегнувшись
на седле, пожать кончики пальцев Нины.
- А правда, красавица? Это - подарок Квашнина.
- Я бы отказался от такого подарка, - грубо сказал Андрей
Ильич, внезапно рассерженный беспечным ответом Нины.
Нина вспыхнула.
- На каком основании?
67


А. И. Куприн
-Да на том, что... кто же для вас в самом деле Квашнин? .. Род­
ственник?.. Жених?..
-Ах, Боже мой, как вы щепетильны задругих! - воскликнула
Нина язвительно.
Но, увидев его страдающее лицо, она тотчас же смягчилась.
- Ведь ему это ничего не стоит... Он так богат...
Свежевский был уже в десяти шагах. Нина вдруг нагнулась к
Боброву, ласково дотронулась концом хлыста до его руки и сказа­
ла вполголоса, тоном маленькой девочки, сознающейся в своей
вине:
- Ну, будет... будет, не сердитесь••• Я ему возвращу лошадь на­
зад, злючка вы этакий!•• Видите, что значит для меня ваше мнение.
Глаза Андрея Ильича засияли счастьем, и руки невольно потя­
нулись к Нине. Но он ничего не сказал, а только глубоко, всей гру­
дью, вздохнул . Свежевский подъезжал к нему, раскланиваясь и ста­
раясь принять небрежную посадку.
- Вы, конечно, знаете о нашем пикнике? - крикнул еще изда­
ли Свежевский.
- В первый раз слышу, - ответил Андрей Ильич.
-
Пикник по инициативе Василия Терентьевича? В Бешеной
балке?..
- Не слыхал.
- Да, да. Пожалуйста, приезжайте же, Андрей Ильич, - вме-
шалась Нина. - В среду, в пять часов вечера... сборный пункт -
станция...
- Пикник по подписке?
- Кажется. Наверно не знаю.
Нина вопросительно и растерянно взглянула на Свежевского.
- По подписке, - подтвердил Свежевский. - Василий Терен-
тьевич поручил мне исполнить некоторые его распоряжения. И я вам
скажу, пикник будет колос
сальный
. Нечто сверхшикарное... Только
все это покамест секрет. Вы будете поражены неожидан
н
остью...
Нина не утерпела и прибавила кокетливо:
- Все это ведь из-за меня вышло. Третьего дня я говорила, что
хорошо бы компанией куда-нибудь в лес проехаться, а Василий
Терентьевич...
-Яне поеду, - сказал Бобров резко.
-Нет, поедете! - сверкнула гл азами Нина. - Господа, марш,
марш! - крикнула она, подымая лошадь с места галопом. -Анд­
рей Ильич! Слушайте, что я вам скажу.
68


Повести
Свежевский остался сзади. Нина и Бобров скакали рядом,
она - улыбаясь и заглядывая ему в глаза, он - хмурый и недо­
вольный.
- Ведь это я для вас выдумала пикник, мой нехороший, подо­
зрительный друг, - сказала она с глубокой нежностью в голосе. -
Я хочу непременно узнать то, что вы не договорили тогда, на вок­
зале... Нам никто не помешает на пикнике.
И опять мгновенная перемена произошла в душе Боброва. Чув­
ствуя у себя на глазах слезы умиления, он воскликнул страстно:
- О Нина! Как я люблю вас!
Но Нина как будто бы не слыхала этого внезапного признания.
Она потянула поводья, заставила лошадь перейти в шаг и спросила:
- Так будете? Да?
- Непременно. Непременно буду!
- Смотрите же... А теперь подождем моего кавалера и - до
свиданья. Я тороплюсь домой...
Прощаясь с ней, он чувствовал через перчатку теплоту ее руки,
ответившей ему долгим и крепким пожатием. Темные глаза Нины
смотрели влюбленно.
IX
В среду, уже с четырех часов, станция была битком набита уча­
стниками пикника. Все чувствовали себя весело и непринужденно.
Приезд Василия Терентьевича на этот раз окончился так благопо­
лучно, как никто даже не смел ожидать. Ни громов, ни молний не
последовало, никого не попросили оставить службу, и даже, на­
оборот, носились слухи о прибавке в недалеком будущем жалова­
нья большинству служащих. Кроме того, пикник обещал выйти
очень занимательным. До Бешеной балки, куда условились отпра­
виться, считалось, если ехать на лошадях, не более десяти верст
очень красивой дороги... Ясная и теплая погода, прочно устано­
вившаяся в течение последней недели, никак не могла помешать
поездке.
Приглашенных было до девяноста человек; они толпились ожив­
ленными группами на платформе, со смехом и громкими воскли­
цаниями. Русская речь перемешивалась с французскими, немецки­
ми и польскими фразами. Трое бельгийцев захватили с собой фо­
тографические ап
па
раты, рас
считывая
делать при свете магния мо­
ментальные снимки... Всех интересовала полнейшая неизвестность
69


А. И. Куприн
относительно подробностей пикника. Свежевский с таинственным
и важным видом намекал о каких-то «сюрпризах», но от объясне­
ний всячески уклонялся.
Первым сюрпризом оказался экстренный поезд. Ровно в пять
часов из паровозного депо вышел новый американский десятико­
лесный паровоз. Дамы не могли удержаться от криков удивления и
восторга: вся громадная машина была украшена флагами и живы­
ми цветами. Зеленые гирлянды дубовых листьев, перемешанные с
букетами астр, георгин, левкоев и гвоздики, обвивали спиралью ее
сrальной корпус, вились вверх по трубе, свешивались оотуда вниз,
к свистку, и вновь подымались вверх, покрывая цветущей стеной
будку машиниста. Из-под зелени и цветов сrальные и медные час­
ти машины эффектно сверкали в золотых лучах осеннего заходя­
щего солнца. Шесть вагонов первого класса, вытянувшиеся вдоль
матформы, должны были отвезти участников пикника на 303-ю
версту, откуда до Бешеной балки оставалось пройти не более пяти­
сот шагов.
- Господа, Василий Терентьевич просил меня сообщить вам,
что он берет все расходы по пикнику на себя, - говорил Свеже­
вский, торомиво переходя от одной группы к другой. - Господа,
Василий Терентьевич просил меня передать всем приглашенным."
Около него составилась большая кучка, он объяснил, в чем дело:
- Василий Терентьевич остался чрезвычайно доволен тем при­
емом, который ему сделало общество, и ему очень приятно оТIШа­
тить любезностью за любезность. Он берет все расходы на себя...
И, не утерпев, движимый тем чувством, которое заставляет ла­
ке.я хвастать щедростью своего барина, он добавил веско:
- Мы истратили на этот пикник три тысячи пятьсот девяносто
рублей!
- Пополам с господином Квашниным? - посльп
п
алс.я сзади
насмешливый голос. Свежевский быстро обернулся и убедился, что
этот .ядовитый вопрос задал Андреа, глядевший на него со своим
обычным невозмутимым видом, заложив руки глубоко в карманы
брюк.
- Что вы изволили сказать? - переспросил Свежевский, густо
краснея.
- Нет, это вы изволили сказать: «Мы истратили три тысячи», и
.я имею полное основание думать, что вы подразумеваете себя и
господина Квашнина под этим <<МЫ>> ••• в таком случае .я считаю
приятным долгом заявить вам, что если .я принимаю эту любезность
70


ПOtleCmu
от господина Квашнина, то ведь от господина Свежевского я ее
могу и не принять ...
- Ах, нет, нет" . Вы не так меня поняли, - залепетал перекон­
фуженный Свежевский. - Эrо все Василий Терентьевич. Я просто
только". как доверенное лицо". Ну, врод� как приказчик, что ли, -
добавил он с кислой усмешкой.
Почти одновременно с подачей экстренного поезда приехали
Зиненки в сопровождении Квашнина и Шелковникова. Но не успел
еще Василий Терентьевич вылезть из коляски, как случилось никем
не предвиденное происшествие трагикомического свойства. Еще с
yrpa жены, сестры и матери заводских рабочих, прослышав о пред­
стоящем пикнике, стали собираться на вокзале; многие принесли с
собою и грудных ребят. С выражением деревянного терпения на за­
горелых, изнуренных лицах сидели они уже много часов на ступенях
вокзального крыльца и на земле, вдоль стен, бросавших длинные
тени. Их было более двухсот. На расспросы станционного началь­
ства они отвечали, что им нужно <<рыжего и толстого начальника».
Сторож пробовал их устранить, но они подняли такой оглушитель­
ный гвалт, что он только махнул рукой и оставил баб в покое.
Каждый подъезжавший экипаж вызывал между ними минутный
переполох, но так как «рыжего и толстого начальника>> до сих пор
еще не было, то они тотчас же успокаивались.
Едва только Василий Терентьевич, схватившись руками за коз­
лы, кряхтя и накренив всю коляску, ступил на подножку, как бабы
быстро окружили его со всех сторон и повалились на колени. Ис­
пуганные шумом толпы, молодые, горячие лошади захрапели и ста­
ли метаться; кучер, натянув вожжи и совсем перевалившись назад,
едва сдерживал их на месте. Сначала Квашнин ничего не мог ра­
зобрать: бабы кричали все сразу и протягивали к нему грудных
младенцев. По бронзовым лицам вдруг потекли обильные слезы".
Квашнин увидел, что ему не вырваться из этого живого кольца,
обступившего его со всех сторон.
- Стой, бабы! Не галдеть! - крикнул он, покрывая сразу сво­
им басом их голоса. - Орете все, как на базаре. Ничего не слышу.
Говори кто-нибудь одна: в чем дело?
Но каждой хотелось говорить одной. Крики еще больше усили­
лись, и слезы еще обильнее потекли по лицам.
- Кормилец" . родной". рассмотри ты нас". Никак не можно
терпеть". Оrошшали!" Помираем". с ребятами помираем". Or хо­
лода, можно сказать, прямо дохнем!
71


А. И. Куприн
- Что же вам нужно? Or чего вы помираете? - крикнул опять
Квашнин. -Дане орите все разом! Вотты, молодка, рас
сказывай
,
­
ткнул он пальцем в рослую и, несмотря на бледность усталого лица,
красивую калужскую бабу. - Остальные молчи!
Большинство замолкло, только продолжало всхлипывать и слег­
ка подвывать, утирая глаза и носы грязными подолами ...
Все-таки зараз говорило не менее двадцати баб.
- Помираем от холоду, кормилец." Уж ты сделай милость,
обдумай нас как-нибудь ... Никакой нам возможности нету боль­
ше... Загнали нас на зиму в бараки, а в них нешто можно жить-то?
Одна только слава, что бараки, а то как есть из лучины выстрое­
ны... И теперь-то по ночам невтерпеж от холоду." зуб на зуб не
попадает... А зимой что будем делать? Ты хоть наших робяток-то
пожалей, пособи, голубчик, хоть печи-то прикажи поставить".
Пишшу варить негде... На дворе пишmу варим... Мужики наши
цельный день на работе... Иззябши... намокши. " Придут домой -
обсушиться негде.
Квашнин попал в засаду. В какую сторону он ни оборачивался,
везде ему путь преграждали валявшиеся на земле и стоявшие на
коленях бабы. Когда он пробовал протиснуться между ними, они
ловили его за ноги и за полы длинного серого пальто. Видя свое
бес
сил
ие, Квашнин движением руки подозвал к себе Шелковнико­
ва, и, когда тот пробрался сквозь тесную толпу баб, Василий Те­
рентьевич спросил его по-французски, с гневным выражением в
голосе:
- Выслышали?Чтовсеэтозначит?
Шелковников беспомощно развел руками и забормотал:
-Яписал в правление, докладывал... Очень ограниченное чис-
ло рабочих рук... летнее время ... косовица ... высокие цены... прав-
ление не разрешило ... ничего не поделаешь .. .
- Когда же вы начнете перестраивать рабочие бараки? -сrро­
го спросил Квашнин.
-
Положительно неизвестно ... Пусть потерпят как-нибудь...
Нам раньше надо торопиться с помещениями для служащих.
- Черт знает что за безобразия творятся под вашим руковод­
ством, - проворчал Квашнин. И, обернувшись опять к бабам, он
сказал громко: -Слушай, бабы! С завтрашнего дня вам будут стро­
ить печи и покроют ваши бараки тесом. Слышали?
- Слышали, родной." Спасибо тебе". Как не слышать, - раз­
дались обрадованные голоса. - Так-то лучше небось, когда сам
72


Повести
начальник приказал... спасибо тебе... ты уж нам, соколик, позволь
и щепки собирать с постройки.
- Хорошо, хорошо, и щепки позволяю собирать.
- А то поставили везде черкесов•, чуrь придешь за щепками, а
он так сейчас нагайкой и норовит полоснуrь...
- Ладно, ладно... Приходите смело за щепками, никто вас не
тронет, -успокаивал их Квашнин. - А теперь, бабье, марш по до­
мам, щи варить! Да смотрите у меня, живо!-крикнул он подбодря­
ющим, молодцеватым голосом. - Вы распорядиrесь, - сказал он
вполголоса Шелковникову, - чтобы завтра сложили около бара­
ков воза два кирпича ... Эrо их надолго утешит. Пусть любуются.
Бабы расходились совсем осчастлиаленные.
- Ты смотри, коли нам печей не пощавят, так мы анжинеров
позовем, чтобы нас греть приходили, - крикнула та самая калуж­
ская баба, которой Квашнин приказал говорить за всех.
- А то как же, - отозвалась бойко другая, - пусть нас тогда
сам генерал гре
ет
. Ишь какой толсrой да гладкой ... С ним теплей
будет, чем на печке.
Эrот неожиданный эпизод, окончившийся так благополучно,
сразу развеселил всех. Даже Квашнин, хмурившийся сначала на
директора, рассмеялся после приглашения баб отогревать их и при­
мирительно взял Шелковникова под локоть.
- Видите ли, дорогой мой, - говорил он директору, тяжело
подымаясь вмесrе с ним на ступеньки сrанции, - нужно уметь
объясняться с этим народом. Вы можете обещать им все, что угод­
но - алюминиевые жилища, восьмичасовой рабочий день и биф­
штексы на завтрак, - но делайте это очень уверенно. Клянусь вам:
я в четверть часа потушу ОдНИМИ обещаниями самую бурную на­
родную сцену...
Вспоминая подробности только что потушенного бабьего бун­
та и громко смеясь, Квашнин сел в вагон. Через три минуты поезд
вышел со сrанции. Кучерам было приказано ехать прямо на Беше­
ную балку, потому что назад предполагалось возвратиться на ло­
шадях, с факелами.
ПоведениеНинысмутилоАндреяИльича.Онждалнасrанцииее
приезда с нетерпеливым волнением, начавшимся еще вчера вечером.
• В южном крае на заводах и в экономиях сrорожами oxomee всего
нанимают черкесов, отличающихся верностью и внушающих страх насе­
лению. (Прим. А. И. Ку прина. )
73


А.И. Куприн
Прежние сомнения исчезли из его души; он верил в свое близкое
счастье, и никогда еще мир не казался ему таким прекрасным, люди
такими добрыми, а жизнь такой легкой и радостной. Думая о сви­
дании с Ниной, он старался заранее его себе представить, невольно
готовил нежные, страстные и красноречивые фразы и потом сам
смеялся над собою... Для чего сочинять слова любви? Когда будет
нужно, они придут сами и будут еще красивее, еще теплее. И Боб­
рову вспоминались читанные им в каком-то журнале стихи, в кото­
рых поэт говорит своей милой, что они не будут клясться друг дру­
гу, потому что клятвы оскорбили бы их доверчивую и горячую
любовь.
Бобров видел, как подъехали следом за тройкой Квашнина две
коляски Зиненок. Нина сидела в первой. В легком платье палевого
цвета, изящно отделанном у полукруглого выреза корсажа широ­
кими бледными кружевами того же тона, в широкой белой италь­
янской шляпе, украшенной букетом чайных роз, она показалась ему
бледнее и серьезнее, чем обыкновенно. Она издали заметила Боб­
рова, стоявшего на крьшьце, но не послала ему, как он ожидал,
долгого, многозначительного взгляда. Наоборот, ему даже пока­
залось, будто она нарочно отвернулась от него. Когда же Андрей
Ильич подбежал к ее коляске, чтобы помочь ей из нее выйm, Нина,
точно предупреждая его, быстро и легко выскочила из экипажа на
другую сторону. Нехорошее, зловещее чувство кольнуло сердце
Андрея Ильича, но он тотчас же поспешил себя успокоить: «Бед­
ная, она стьщится своего решения и своей любви. Ей кажется, что
теперь всякий может свободно читать в ее глазах самые сокровен­
ные мысли... О, святая, прелестная наивность!».
Андрей Ильич бьm уверен, что Нина, ·как и в прошлый раз на
вокзале, сама найдет случай подойm к нему, чтобы с глазу на глаз
перекинуться несколькими фразами. Однако она, по-видимому, вся
поглощенная объяснением Квашнина с бабами, не торопилась это­
го сделать ... Она ни разу, даже украдкой, не обернулась назад, что­
бы увидеть Боброва. Сердце Андрея Ильича забилось вдруг тре­
вожно и тоскливо. Он решил подойти к семейству Зиненок, дер­
жавшемуся тесной кучкой - остальные дамы их, видимо, избега­
ли, - и под шум, привлекавший общее внимание, спросить Нину,
если не словами, то хоть взглядом, о причине ее невнимания.
Кланяясь Анне Афанасьевне и целуя ее руку, он заглядывал ей
в лицо и старался прочесть в нем, знает ли она что-нибудь. Да, она,
несомненно, знала: ее надломленные углом тонкие брови - признак
74


ПO/leCmu
лживого характера, как думал нередко Бобров, -недовольно сдви­
нулись, а губы приняли надменное выражение. Должно быть, Нина
рассказала все матери и получила от нее выговор, - догадался
Бобров и подошел к Нине.
Но Нина даже не взглянула на него. Ее рука неподвижно и хо­
лодно лежала в его дрожащей руке, когда они здоровались. Вместо
ответа на приветствие Андрея Ильича она тотчас же подвернула
голову к Бете и обменялась с нею какими-то пусrыми замечания­
ми... В этом поспешном маневре Боброву почудилось что-то вино­
ватое, что-то трусливое, отступающее пред прямым ответом... Он
почувствовал, что у него сразу ослабели ноги, а во рту стало хо­
лодно ... Он не знал, что подумать. Если бы Нина даже и проболта­
лась матери, разве не могла она одним из тех быстрых, говорящих
взглядов, которыми всегда инстинктивно располагают женщины,
сказать ему: «Да, ты угадал, наш разговор известен ... но я все та
же, милый, я все та же, не тревожься». Однако она предпочла от­
вернуться. «Все равно, я во что бы то ни стало на пикнике дождусь
ее ответа, - подумал Бобров, в смутной тоске предчувствуя что-то
тяжелое и грязное. - Так или иначе, она должна будет ответить».
х
На 303-й версте общество вышло из вагонов и длинной пестрой
вереницей потянулось мимо сторожевой будки, по узкой дорожке,
спускающейся в Бешеную балку... Еще издали на разгоряченные
лица пахнуло свежестью и запахом осеннего леса... Дорожка, ста­
новясь все круче, исчезала в густых кустах орешника и дикой жи­
молости, которые сплелись над ней сплошным темным сводом . Под
ногами уже шеJ,Iестели желтые, сухие, скоробившиеся листья. Вда­
ли сквозь густую сеть чащи алела вечерняя заря.
Кусrы окончились. Перед глазами гостей неожиданно откры­
лась окруженная лесом широкая площадка, утрамбованная и усы­
панная мелким песком. На одном ее конце стоял восьмигранный
павильон, весь разукрашенный флагами и зеленью, на другом -
крытая эстрада для музыкантов. Едва только первые пары показа­
лись из чащи, как военный оркестр грянул с эстрады веселый марш.
Резвые, красивые медные звуки игриво понеслись по лесу, звонко
отражаясь от деревьев и спиваясь где-то далеко в другой оркестр,
который, казалось, то перегонял первый, то отставал от него. В
восьмигранном павильоне вокруг столов, расставленных покоем и
75


А. И. Куприн
уже покрытых новыми белыми скатертями, суетилась прислуга,
гремя посудой...
Как только музыканты кончили марш, все приглашенные на
пикник разразились дружными аплодисментами. Они были в са­
мом деле изумлены, потому что не далее как две недели тому назад
эта площадка предсrавляла собою косогор, усеянный редкими кус­
тами".
Оркестр заиграл вальс.
Бобров видел, как Свежевский, стоявший рЯдом с Ниной, тот­
час же, без приглашения, обхватил ее талию, и они понеслись, быс­
тро вертясь, по площадке.
Едва Нину оставил Свежевский, как к ней подбежал горный
студент, за ним еще кто-то. Бобров танцевал плохо, да и не любил
танцевать. Однако ему пришло в голову пригласить Нину на кад­
риль. «Может быть, - думал он, - мне удастся улучить минуту
для объяснения». Он подошел к ней, когда она, только что сделав
два тура, сидела и торопливо обмахивала веером пылавшее лицо.
- Надеюсь, Нина Григорьевна, что вы оставили для меня одну
кадриль?
- Ах, Боже мой". Такая досада! У меня все кадрили разобра­
ны, - ответила она, не глЯдЯ на него.
- Неужели? Так скоро? - спросил глухим голосом Бобров.
- Ну да, - Нина нетерпеливо и насмешливо приподняла пле-
чи. - Зачем же вы опоздали? Я еще в вагоне обещала все кадрили".
- Вы, значит, совсем позабыли обо мне! -сказал он печально.
Звук его голоса тронул Нину. Она нервно сложила и опять раз­
вернула веер, но не подняла глаз.
- Вы сами виноваты. Почему вы не подошли?"
- Но ведь я только для того и приехал на пикник, чтобы вас
видеть". Неужели вы шутили со мной, Нина Григорьевна?
Она молчала, в замешательстве теребя веер. Ее выручил подле­
тевший к ней молодой инженер. Она быстро встала и, даже не обер­
нувшись на Боброва, положила свою тонкую руку в длинной бе­
лой перчатке на плечо инженера. Андрей Ильич следил за нею гла­
зами". Сделав тур, она села, - конечно, умышленно, подумал Ан­
дрей Ильич, - на другом конце площадки. Она почти боялась его
или стыдилась перед ним.
Прежня
я
, давно знакомая, тупая и равнодушная тоска овладе­
ла Бобровым. Все лица стали казаться ему пошлыми, жалкими,
почти комичными. Размеренные звуки музыки непрерывными
76


По.ести
глухими ударами отзывались в его голове, причиняя раздражаю­
щую боль. Но он еще не потерял надежды и старался утешить себя
разными предположениями: «Не сердится ли она за то, что я не при­
слал ей букета? Или, может быть, ей просто не хочется танцевать с
таким мешком, как я? - догадался он. - Ну что же, она, пожалуй,
и права. Ведь для девушек эти пустяки так много значат... Разве не
они составляют их радости и огорчения, всю поэзию их жизни?»
Когда стало смеркаться, вокруг павильона зажгли ДJIИ
ИНЫ
е цепи
из разноцветных китайских фонарей. Но этого оказалось мало:
площадка оставалась почти не освещенною. Вдруг с обоих ее кон­
цов вспыхнули ослепительным голубоватым светом два электри­
ческие солнца, до сих пор тщательно замаскированные зеленью
деревьев. Березы и грабы, окружавшие площадку, сразу выдвину­
лись вперед. Их неподвижные кудрявые ветви, ярко и фальшиво
освещенные, стали похожи на театральную декорацию первого
плана. За ними, окутанные в серо-зеленую мглу, слабо вырисовы­
вались на совершенно черном небе круглые и зубчатые деревья
чащи. Кузнечики в степи, не заглушаемые музыкой, кричали так
странно, громко и дружно, что казалось, будто кричит только один
кузнечик, но кричит отовсюду: и справа, и слева, и сверху.
Бал длился, становясь все оживленнее и шумнее. Один танец
следовал за другим. Оркестр почти не отдыхал ... Женщины, как от
вина, пьянели от музыки и от сказочной обстановки вечера.
Аромат их духов и разгоряченных тел странно смешивался с
запахом степной полыни, увядающего листа, лесной сырости и с
отдаленным тонким запахом скошенной отавы. Повсюду -то мед­
ленно, то быстро колыхались веера, точно крылья красивых раз­
ноцветных птиц, собирающихся лететь... Громкий говор, смех,
шарканье ног о песок площадки сплетались в один монотонный и
веселый гул, который вдруг с особенной силой вырывался вперед,
когда музыка переставала играть.
Бобров все время неотступно следил за Ниной. Раза два она чуть­
чуть не задела его своим платьем. На него даже пахнуло ветром,
когда она пронеслась мимо. Танцуя, она красиво и как будто бес­
помощно изгибала левую руку на rшече своего кавалера и так скло­
няла голову, как будто бы хотела к этому rшечу прислониться... Иног­
да мелькал край ее нижней белой кружевной юбки, развеваемой бы­
стрым движением, и маленькая ножка в черном чулке с тонкой щи­
колоткой и крутым подъемом икры. Тогда Боброву становилось
77


А. И. Куприн
почему-то стыдно, и он чувствовал в душе злобу на всех, кто мог
видеть Нину в эти моменты.
Началась мазурка. Было уже около девяти часов. Нина, танце­
вавшая со Свежевским, воспользовалась тем временем, когда ее
кавалер, дирижировавший мазуркой, устраивал какую-то сложную
фигуру, и побежала в уборную, легко и быстро скользя ногами в
такт музыке и придерживая обеими руками распустившиеся воло­
сы. Бобров, видевший это с другого конца площадки, тотчас же
поспешил за нею следом и стал у дверей ... Здесь было почти темно;
вся уборная - маленькая дощатая комнатка, пристроенная сзади
павильона, - находилась в густой тени. Бобров решился дождать­
ся Нины и во что бы то ни стало заставить ее объясниться. Сердце
его часто и больно билось, пальцы, которые он судорожно стиски­
вал, сделались влажными и холодными.
Через пять минут Нина вьш
ш
а. Бобров выдвинулся из тени и
преградил ей дорогу. Нина слабо вскрикнула и отшатнулась.
-
Нина Григорьевна, за что вы меня так мучите? - сказал
Андрей Ильич, незаметно для себя складывая руки умоляющим
жестом. - Разве вы не видите, как мне больно. О! Вы забавляетесь
моим горем ... Вы смеетесь надо мной...
- Я не понимаю, что вам нужно. Я и не думала смеяться над
вами, - ответила Нина упрямо и заносчиво.
В ней проснулся дух ее семейства.
- Нет? - уныло спросил Бобров. - Что же значит ваше сегод­
няшнее обращение со мной?
- Какое обращение?
- Вы холодны со мной, почти враждебны. Вы отворачиваетесь
от меня... Вам даже самое присуrствие мое на вечере неприятно...
- Мне решительно все равно...
- Это еще хуже... Я чувствую в вас какую-то непостижимую
для меня и ужасную перемену... Ну, будьте же откровенны, Нина,
будьте такой правдивой, какой я вас еще сегодня считал. .. Как бы
ни бьша страшна истина, скажите ее. Лучше уж для вас и для меня
сразу кончить...
- Что кончить? Я не понимаю вас...
Бобров сжал руками виски, в которые лихорадочно билась
кровь.
-Нет, вы понимаете. Не притворяйтесь. Нам есть что кончить.
У нас были нежные слова, почти граничившие с признанием, у нас
были прекрасные минуты, соткавшие между нами какие-то нежные,
78


Повести
тонкие узы." Я знаю, - вы хотите сказать, что я заблуждаюсь...
Может быть, может быть... Но разве не вы велели мне приехать на
пикник, чтобы иметь возможность поговорить без посrоронних?
Нине вдруг стало жаль его.
-Да... Я просила вас приехать ... -произнесла она, низко опу­
стив голову. - Я хотела вам сказать... Я хотела... что нам надо
проститься навсегда.
Бобров покачнулся, точно его толкнули в грудь. Даже в темно­
те было заметно, как его лицо побледнело.
- Проститься... - проговорил он, задыхаясь. - Нина Григо­
рьевна! .. Слово прощальное - тяжелое, горькое слово ... Не гово­
рите его ...
- Я его должна сказать.
- Должны?
- Да, должна. Это не моя воля.
- Чья же?
Кто-то подходил к ним. Нина вгляделась в темноту и прошептала:
-Вот чья.
Это была Анна Афанасьевна. Она подозрительно оглядела Боб­
рова и Нину и взяла свою дочь за руку.
- Зачем ты, Нина, убежала от танцев? - сказала она тоном
выговора. - Стала где-то в темноте и болтаешь... Хорошее, нечего
сказать, занятие... А я тебя ищи по всем закоулкам. Вы, сударь, -
обратилась она вдруг бранчиво и громко к Боброву, - вы, сударь,
если сами не умеете или не любите танцевать, то хоть барышням
бы не мешали, и не компрометировали бы их беседой tete-a-tete...*
в темных углах...
Она отошла и увлекла за собою Нину.
-О! Не беспокойтесь, сударыня: вашу барышню ничто не ском­
прометирует! - закричал ей вдогонку Бобров и вдруг расхохотал­
ся таким странным, горьким смехом, что и мать и дочь невольно
обернулись.
- Ну! Не говорила я тебе, что это дурак и нахал? - дернула
Анна Афанасьевна Нину за руку. - Ему хоть в глаза наплюй, а он
хохочет ... утешается ... Сейчас будут дамы выбирать кавалеров, -
прибавила она другим, более спокойным тоном. - Ступай и при­
гласи Квашнина. Он только что кончил играть. Видишь, стоит в
дверях беседки.
• наедине . .. (франч. )
79


А.И. Куприн
-
Мама! Да куда же ему танцевать? Он и поворачивается-то
насилу-насилу .
- А я тебе говорю: ступай. Он когда-то считался одним из луч­
ших танцоров в Москве... Во всяком случае, ему будет приятно.
Точно в далеком, сером колыхающемся тумане видел Бобров,
как Нина быстро перебежала всю площадку и, ул ыбающаяся, ко­
кетливая, легкая, остановилась перед Квашниным, грациозно и
просительно наклонив набок голову. Василий Терентьевич слушал
ее, слегка над ней нагнувшись; вдруг он расхохотался, отчего вся
его огромная фигура затряслась, и замотал отрицательно головою.
Нина долго настаивала, потом вдруг сделала обиженное лицо и
капризно повернулась, чтобы отойти. Но Квашнин с вовсе несвой­
С'l'ВеННОЙ ему живостью догнал ее и, пожав плечами с таким видом,
как будто бы хотел сказать: «Ну, уж ничего не поделаешь" . надо
баловать детей. "» - протянул ей руку. Все танцующие останови­
лись и с любопытством устремили глаза на новую пару. Зрелище
Квашнина, танцующего мазурку, обещало быть чрезвычайно ко­
мичным.
Василий Терентьевич выждал такт и вдруг, повернувшись к сво­
ей даме движением, исполненным тяжелой, но своеобразно-вепи­
чественной красоты, так самоуверенно и ловко сделал первое pas,
что все сразу в нем почуяли бывшего отличного танцора. Глядя на
Нину сверху вниз, с гордым, вызывающим и веселым поворотом
головы, он сначала не танцевал, а шел под музыку эластичной, слег­
ка покачивающейся походкой. И огромный рост, и толщина, каза­
лось, не только не мешали, но, наоборот, увеличивали в � минуту
тяжеловесную грацию его фигуры. Дойдя до поворота, он остано­
вился на одну секунду, стукнул вдруг каблуком о каблук, быстро
завертел Нину на месте и плавно, с улыбающимся снисходительно
лицом, пронесся по самой середине площадки на толстых упругих
ногах. Перед тем местом, откуда Квашнин взял Нину, он опять за­
вертел свою даму в быстром, красивом движении и, неожидан
н
о
посадив на стул , сам остановился перед ней с низко опущенной го­
ловой.
Его тотчас же окружили со всех сторон дамы, упрашивая прой­
тись еще один тур. Но он, утомленный непривычным движением,
тяжело дышал и обмахивался платком.
- Довольно, mesdames... пощадите старика. " - говорил он,
смеясь и насилу переводя дух. - Не в мои годы пускаться в пляс.
Пойдемте лучше ужинать...
80


Онести
Общество садилось за столы, гремя придвигаемыми стульями" .
Бобров продолжал стоять на том самом месте, где его покинула
Нина. Чувства унижения, обиды и безнадежной, отчаян
н
ой тоски
попеременно.терзали его. Слез не было, но что-то жгучее щипало
глаза, и в горле стоял сухой и колючий клубок... Музыка продол­
жала болезненно и однообразно отзываться в его голове.
- Батюшка мой! А я-то вас ищу-ищу и никак не найду. Что это
вы куда запропастились? -услышал Андрей Ильич рядом с собой
веселый голос доктора. - Как только приехал, меня сейчас же за
винт усадили, насилу вырвался ... Идем ужинать. Я нарочно два
места захватил, чтобы вместе...
-Ах, доктор! Идите один. Я непойду, нехочется, -через силу
отозвался Бобров.
- Не пойдете? Вот так история! - Доктор пристально погля­
дел в лицо Боброву. - Да что с вами, голубушка? Вы совсем рас­
кисли, -заговорил он серьезно и с участием. - Ну, уж как хотите,
а я вас не оставлю одного. Идем, идем, без всяких разговоров.
-
Тяжело мне, доктор. Гадко мне, - ответил тихо Бобров,
машинально, однако, следуя за увлекавшим его Гольдбергом.
- Пустяки, пустяки, идем! Будьте мужчиной, плюньте... «Или
есть недуг сердечный? Иль на совести гроза?» - неожиданно про­
декламировал Гольдберг, нежно и крепко обвивая рукой талию
Боброва и ласково заглядывая ему в лицо. - Я вам сейчас пропи­
шу универсальное средство: «Выпьем, что ли, Ваня, с холода да с
горя? .. » Мы, по правде сказать, с этим Андреа уже порядочно на­
коньячились... Ах, и пьет же, курицын сын! Точно в пустую бочку
льет... Ну, будьте мужчиной, милочка... Знаете ли, Андреа вами
очень интересуется. Идем, идем!..
Говоря таким образом, доктор тащил Боброва в павильон. Они
уселись рядом. Соседом Андрея Ильича с другой стороны оказал­
ся Андреа.
Андреа, еще издали улыбавшийся Боброву, потеснился, чтобы
дать ему место, и ласково погладил его по спине.
- Очень рад, очень рад, садитесь к нам поближе, - сказал он
дружелюбно. - Симпатичный человек... люблю таких... хороший
человек... Коньяк пьете?
Андреа был пьян. Его стеклянные глаза странно оживились и
блестели на побледневшем лице (только полгода спустя стало из­
вестно, что этот безупречно сдержанный, трудол юбивый, талант­
ливый человек каждый вечер напивался в совершенном одиноче­
стве до потери сознания)...
81


А. И. Куприн
«А и в самом деле, может быть, станет легче, если выпить, -
подумал Бобров, - надо попробовать, черт возьми!»
Андреа дожидался с наклоненной бутьшкой в руке. Бобров под-
ставил стакан.
- Та-ак? - протянул Андреа, высоко подымая брови.
- Так, - ответил Бобров с печальной и кроткой улыбкой.
- Ладно! До которых пор?
- Стакан сам скажет.
- Прекрасно. Можно подумать, что вы служили в шведском
флоте. Довольно?
- Лейте, лейте.
-Друг мой, но вы, вероятно, выпустили из виду, что это Martel
под маркой VSOP - настоящий, строгий, старый коньяк.
- Лейте, не беспокойтесь...
И Бобров подумал с злорадством: «Ну что ж, и буду пьян как
сапожник. Пусть полюбуется...»
Стакан бьm полон. Андреа поставил бутьmку на стол и стал с
любопытством наблюдать за своим соседом. Бобров залпом вы­
пил вино и весь содрогнулся от непривычки.
- Дитя мое, у вас червяк? - спросил Андреа серьезно погля-
дев в глаза Боброва.
-Да, червяк, - уныло покачал головою Андрей Ильич.
-Всердце?
-Да.
- Гм! .. Значит, вы хотите еще?
- Лейте, - сказал Бобров покорно и печально.
Он с жадностью и с отвращением пил коньяк, стараясь забыть­
ся. Но странно, - вино не оказывало на него никакого действия.
Наоборот, ему становилось еще тоскливе
е
, и слезы еще больше жгли
глаза.
Между тем лакеи разнесли шампанское. Квашнин встал со сту­
ла, держа двумя пальцами свой бокал и разглядывая через него
огонь высокого канделябра. Все затихли. Слышно было только,
как шипел уголь в злектрических фонарях и звонко стрекотал не­
угомонный кузнечик.
Квашнин откашлялся.
-
Милостивые государыни и милостивые государи! - начал
он и сделал внушительную паузу. -Ядумаю, никто из вас не усом­
нится в том искреннем чувстве признательности, с которым я по­
дымаю этот бокал! Я никогда не забуду сделанного мне в Иванкове
82


Повести
радуmного приема, и сегодняшний маленький пикник благодаря
очаровательной любезности посетивших его дам останется для меня
навсегда приятнейшим воспоминанием. Пью за ваше здоровье
mesdames!
Он поднял кверху свой бокал, сделал им в воздухе широкий
полукруг, отпил из него немного и продолжал:
-
К вам, мои ближайшие сотрудники и товарищи, обращаю
CJioвo. Не осудите, если оно будет носить характер поучения: по
летам я старик, сравнительно с большинством присуrствующих, а
на старика за поучение можно и не обижаться.
Андреа нагнулся к уху Боброва и прошептал:
- Посмотрите, какие рожи делает этот каналья Свежевский.
Свежевский действительно выражал своим лицом самое подо-
бострастие и преувеличенное внимание. Когда Василий Терентье­
вич упомянул о своей старости, он и головой и руками начал де­
лать протестующие жесты.
- Я все-таки повторю старое, избитое выражение газетных пе­
редовых статей, - продолжал Квашнин. - Держите высоко наше
знамя. Не забывайте, что мы соль земли, что нам принадлежит бу­
дущее... Не мы ли опутали весь земной шар сетью железных дорог?
Не мы ли разверзаем недра земли и превращаем ее сокровища в
пушки, мосты, паровозы, рельсы и колоссальные машины? Не мы
ли, исполняя силой нашего гения почти невероятные предприятия,
приводим в движение тысячемиллионные капиталы? .. Знайте, гос­
пода, что премудрая природа тратит свои творческие силы на со­
здание целой нации только для того, чтобы из нее вылепить два
или три десятка избранников. Имейте же смелость и силу быть эти­
ми избранниками, господа! Ура!
- Ура! Ура! -закричали гости, и громче всех выделился голос
Свежевского.
Все встали со своих мест и пошли чокаться с Василием Теренть-
евичем.
- Гнусная речь, - сказал доктор вполголоса.
После Квашнина поднялся Шелковников и закричал:
- Господа! За здоровье нашего уважаемого патрона, нашего
дорогого учителя и в настоящее время нашего амфитриона: за здо­
ровье Василия Терентьевича Квашнина! Ура!
- Ура-а! - подхватили единодушно все гости и опять пошли
чокаться с Квашниным.
83


А. И. Куприн
Потом началась какая-то оргия красноречия. Произносили то­
сты и за успех предприятия, и за отсуrствующих акционеров, и за
дам, участвующих на пикнике, и за всех дам вообще. Некоторые
тосты бьши двусмысленны и игриво-неприличны.
Шампанское, истребляемое дюжинами, оказывало свое дей­
ствие: сплошной гул стоял в павильоне, и произносившему тост
приходилось каждый раз, прежде чем начать говорить, долго и
тщетно стучать ножом по стакану. В стороне, на отдельном малень­
ком столике, красавец Миллер приготовлял в большой серебряной
чаше жженку". Вдруг опять поднялся Квашнин, на лице его играла
добродушно-лукавая улыбка.
- Мне очень приятно, господа, что наш праздник как раз со­
впал с одним торжеством семейного характера, - сказал он с об­
ворожительной любезностью. - Поздравимте от всей души и по­
желаем счастья нареченным жениху и невесте: за здоровье Нины
Григорьевны Зиненко и". - он замялся, потому что позабьш имя и
отчество Свежевского". - и нашего товарища, господина Свеже­
вского ".
Крики, встретившие слова Квашнина, бьши тем громче, что
сообщаемая им новость оказалась совсем неожиданной. Андреа,
услышавший рядом с собою восклицание более похожее на мучи­
тельный стон, обернулся и увидел, что бледное лицо Боброва ис­
кривлено внутренним страданием.
- Коллега, вы еще не все знаете, - шепнул Андреа. - Послу­
шайте-ка, я сейчас скажу пару теплых слов.
Он уверенно поднялся, уронив при этом свой стул и расплескав
половину бокала, и воскликнул:
- Милостивые государи! Наш многоуважаемый хозяин из весь­
ма понятной, великодушной скромности не докончил своего тос­
та ". Мы должны поздравить нашего дорогого товарища, Станис­
лава Ксаверьевича Свежевского, с новым назначением: с будущего
месяца он займет ответственный пост управляющего делами прав­
ления общества". Это назначение будет, так сказать, свадебным
подарком для молодых от глубокоуважаемаго Василия Терентье­
вича". Я вижу на лице нашего высокочтимого патрона неудо воль­
ствие". Вероятно, я нечаянно выдал приготовленный им сюрприз
и потому прошу прощения.. Но, движимый чувством дружбы и ува­
жения, я не могу не пожелать, чтобы наш дорогой товарищ, Ста­
нислав Ксаверьевич Свежевский, и на новом своем поприще в Пе­
тербурге оставался таким же деятел ьным работником и таким же
84


ЛOl
ll!C
mu
любимым товарищем, как и здесь." Но я знаю, господа, никто из
нас не позавидует Станиславу Ксаверьевичу (он остановился и с
едкой насмешкой посмотреп на Свежевского)... потому что все мы
так дружно желаем ему всего хорошего, что.. .
Речь его была внезапно прервана громким лошадиным топо­
том. Из чащи точно вынырнул верхом на взмыленной лошади ка­
кой-то человек без шапки, с лицом, на котором застыло, перекосив
его, выражение ужаса. Эrо был десятник, служивший у подрядчика
Дехтерева. Бросив на средине площадки лошадь, дрожавшую от
усталости, он подбежал к Василию Терентьевичу и, фамильярно
нагнувшись к его уху, стал что-то шептать... В павильоне сдела­
лось вдруг страшно тихо и, как раньше, слышно было только ши­
пение угля и назойливый крик кузнечика.
Красное от вина лицо Квашнина побледнело. Он нервно поста­
вил на стол бокал, который держал в руке, и вино из бокала рас­
плескалось по скатерти.
- А бельгийцы? - спросил он отрывисто и хрипло.
Десятник отрицательно замотал головой и опять зашептал что­
то под самым ухом Квашнина.
-А, черт! - воскликнул вдруг Квашнин, вставая с места и ком­
кая в руках салфетку. - Надо же было... Подожди, ты сейчас же
отвезешь на станцию телеграмму к губернатору. Господа, -громко
и взволнованно обратился он к присутствующим, - на заводе -
беспорядки... Надо принимать меры, и ... и, кажется, нам лучше всего
будет немедленно уехать отсюда ...
- Так я и знал, - презрительно, со спокойной злобой сказал
Андреа.
И в то время, когда все засуетились, он медленно достал новую
сигару, нащупал в кармане спички и налил себе в стакан коньяку.
XI
Началась бестолковая, нелепая сумятица. Все поднялись с мест
и забегали по павильону, толкаясь, крича и спотыкаясь об опроки­
нутые стулья. Дамы торопливо надевали дрожащими руками шляп­
ки. Кто-то распорядился вдобавок погасить электрические фона­
ри, и это еще больше усилило общее смятение... В темноте послы­
шались истерические женские крики.
Было около пяти часов. Солнце еще не всходило, но небо за­
метно посветлело, предвещая своим серым, однообразным тоном
85


А. И. Куприн
начало ненастного дня. Бледный, тусклый, однообразный полусвет
занимающегося yrpa, так быстро и неожиданно сменивший яркое
сияние электричества, придавал картине общего смятения страш­
ный, удручающий, почти фантастический характер. Человеческие
фигуры казались привидениями из какой-то фантастической бре­
довой сказки. Измятые бес
с
онной ночью, взволнованные лица были
страшны. Обеденный стол, залитый вином и беспорядочно загро­
можденный посудой, напоминал о каком-то чудовищном, внезап­
но прерванном пиршестве.
Около экипажей суматоха была еще безобразнее: испуган
ны
е
лошади храпели, взвивались на дыбы и не давались зануздывать;
колеса сцеплялись с колесами, и слышался треск ломающихся осей;
инженеры выкрикивали по именам своих кучеров, озлобленно ру- ·
гавшихся между собою. В общем, получалось впечатление того ог­
лушительного хаоса, который бывает только на больших ночных
пожарах. Кого-то переехали или, может быть, раздавили. Был слы­
шен вопль.
Бобров никак не мог отыскать Митрофана. Раза два или три
ему послышалось, будто его кучер отзывается на крик откуда-то из
самой середины перепутавшихся экипажей. Но проникнуть туда не
было никакой возможности, потому что давка становилась с каж­
дой минутой все сильнее и сильнее.
Вдруг в темноте вспыхнул высоко над толпой красным пламе­
нем огромный керосиновый факел. Послышались крики: «С доро­
ги! С дороги! Посторонитесь, господа! С дороги!» Стремительная
человеческая волна, гонимая сильным напором, подхватила Анд­
рея Ильича, понесла его за собой, чуть не сбросив с ног, и плотно
прижала между задком одной пролетки и дышлом другой. Отсюда
Бобров увидел, как между экипажами быстро образовалась широ­
кая дорога и как по этой дороге проехал на своей тройке серых
лошадей Квашнин. Факел, колебавшийся над коляской, обливал
массивную фигуру Василия Терентьевича зловещим, точно крова­
вым, дрожащим светом.
Вокруг его коляски выла от боли, страха и озлобления стисну­
тая со всех сторон обезумевшая толпа" . У Боброва что-то стукну­
ло в висках. На мгновение ему показалось, что это едет вовсе не
Квашнин, а какое-то окровавленное, уродливое и грозное боже­
ство, вроде тех идолов восточных культов, под колесницы кото­
рых бросаются во время религиозных шествий опьяневшие от эк­
стаза фанатики. И он задрожал от бессильного бешенства.
86


А. Куприн. Рисунок Н. Кульбина, 1913 г.


Повести
Когда проехал Квашнин, сразу стало немного свободнее, и Боб­
ров, обернувшись назад, увидел, что дышло, давившее ему спину,
принадлежало его же собственной пролетке. Митрофан стоял око­
ло козел и зажигал факел.
- Скорей на завод, Митрофан! - крикнул Андрей Ильич, са­
дясь. - Чтоб через десять минут поспеть, слышишь!
- Слушаю-с, - ответил мрачно Митрофан.
Он обошел пролетку кругом, чтобы влезть на козлы, как подо­
бает всякому хорошему кучеру, справа, разобрал вожжи и приба­
вил, полуобернувшись назад:
-Только ежели лошадей зарежем, вы тогда, барин, не серчайте.
- Ах, все равно...
Осторожно, с громадным трудом выбравшись из этой массы
сбившихся в кучу лошадей и экипажей и выехав на узкую лесную
дорогу, Митрофан пустил вожжи. Застоявшиеся, возбужденные
лошади подхватили, и началась сумасшедшая скачка. Пролетка
подпрыгивала на длинных, протянувшихся поперек дороги корнях,
раскатывалась на ухабах и сильно накренялась то на левый, то на
правый бок, заставляя и кучера и седока балансировать.
Красное пламя факела металось во все стороны с бурным ропо­
том. Вместе с ним метались вокруг пролетки длинные, причудли­
вые тени деревьев ... Казалось, что тесная толпа высоких, тонких и
расплывчатых призраков неслась рядом с пролеткой в какой-то
нелепой пляске. Призраки то перегоняли лошадей, вырастая до
исполинских размеров, то вдруг падали на землю и, быстро умень­
шаясь, исчезали за спиной Боброва, то забегали на несколько се­
кунд в чащу и опять внезапно появлялись около самой пролетки,
то сдвигались тесными рядами и покачивались и вздрагивали, точ­
но перешептываясь о чем-то между собою ... Несколько раз ветви
частого кустарника, окаймлявшего дорогу, хлестали Митрофана и
Боброва по лицам, будто чьи-то цепкие, тонкие, протянутые впе­
ред руки.
Лес кончился. Лошади зашлепали ногами по какой-то луже, в
которой запрыгало и зарябилось багровое блестящее пламя факе­
ла, и вдруг дружным галопом вывезли на крутой пригорок. Впере­
дирас
стил
алось черное, однообразное поле.
-Да погоняй же, Митрофан, мы с тобой никогда не доедем! -
крикнул Бобров нетерпеливо, хотя пролетка и без того неслась так,
что дыхание захватывало. Митрофан проворчал что-то недоволь­
ным басом и ударил кнутом Фарватера, скакавшего, изогнувшись
87


А. И. Куприн
кольцом, на пристяжке. Кучер недоумевал, что сделалось с его ба­
рином, всегда любившим и жалевшим своих лошадей.
На горизонте огромное зарево отражалось неровным трепета­
нием в ползущих по небу тучах. Бобров глядел на вспыхивающее
небо, и торжествующее, нехорошее злорадство шевелилось в нем.
Дерзкий, жестокий тост Андреа сразу открьш ему глаза на все: и на
холодную сдержанность Нины в продолжение нынеmнего вечера,
и на негодование ее мамаши во время мазурки, и на близость Све­
жеского к Василию Терентьевичу, и на все спухи и сплетни, ходив­
шие по заводу об ухаживани
и
самого Квашнина за Ниной." «Так и
надо ему, так и ·надо, рыжему чудовищу, - шешал Бобров, ощу­
щая такой прилив злобы и такое глубокое сознание своего униже­
ния, что даже во рту у него пересохло. - О, если бы мне теперь
встретить
с
я с ним лицом к лицу, я бы надолго смутил самодоволь­
ный покой этого покупателя свежего мяса, этого грязного, жирно­
го мешка, битком набитого золотом. Я бы оставил хорошую пе­
чать на его медном лбу!"»
Чрезмерное количество выпитого сегодня вина не опьянило
Андрея Ильича, но действие его выразилось в необычайном подъеме
энергии, в нетерпеливой и болезненной жажде движения" . Силь­
ный озноб потрясал его тело, зубы так сильно стучали, что прихо­
дилось крепко стискивать челюсти, мысль работала быстро, ярко
и беспорядочно, как в горячке. Андрей Ильич, незаметно для само­
го себя, то разговаривал вслух, то стонал, то громко и отрывисто
смеялся, между тем как пальцы его сами собой крепко сжимались в
кулаки.
- Барин, да вы, никак, больны? Нам бы домой ехать, - сказал
несмело Митрофан.
Эти слова вдруг привели Боброва в неистовство, и он закричал
хрипло:
- Не разговаривай, дурак!" Гони!"
Скоро с горы стал виден и весь завод, окутан
ный
молочно-ро­
зовым дымом. Сзади, точно исполинский костер, горел лесной
склад. На ярком фоне огня суетливо копошилось множество ма­
леньких черных человеческих фигур. Еще издали бьшо СJIЫШНо, как
трещало в пламени сухое дерево. Круглые башни кауперов и до­
менных печей то резко и отчетливо выдвигались из мрака, то опять
совершенно тонули в нем. Красное зарево пожара -'РКИМ и гроз­
ным блеском отражалось в бурой воде большого четырехугольно­
го пруда. Высокая плотина этого пруда вся сплошь, без просветов,
88


По вести
бьmа покрыта огромной черной толпой, которая медленно подви­
галась вперед и, казалось, кипела. И необычайный - смуrный и
зловещий - гул , похожий на рев отдаленного моря, доносился от
этой страшной, густой, сжатой на узком пространстве человечес­
кой массы.
- Куда тебя несет, дьявол! Не видишь разве, что едешь на лю­
дей, сволочь! -услыхал Бобров впереди грубый окрик, и на доро­
ге, точно вынырнув из-под лошадей, показался рослый бородатый
мужик, без шапки, с головой, сплошь забинтованной белыми тряп­
ками.
- Погоняй, Митрофан! - крикнул Бобров.
- Барин! Подожгли, - услышал он дрожащий голос Митро-
фана.
Но тотчас же он услышал свист брошенного сзади камня и по­
чувствовал острую боль удара немного выше правого виска. На
руке, которую он поднес к ушибленному месту, оказалась теплая,
липкая кровь.
Пролетка опять понеслась с прежней быстротой. Зарево стано­
вилось все сильнее. Длинные тени от лошадей перебегали с одной
стороны дороги на другую. Временами Боброву начинало казать­
ся, что он мчится по какому-то крутому косогору и вот-вот вместе
с экипажем и лошадьми полетит с отвесной кручи в глубокую про­
пасть. Он совершенно потерял способность опознаваться и никак
не мог узнать места, по которому проезжал. Вдруг лошади стали.
- Ну, чего же ты остановился, Митрофан? - раздражительно
закричал Бобров.
- А куда ж я поеду, коли впереди люди? - отозвался Митро­
фан с угрюмым озлоблением в голосе.
Бобров, как ни всматривался в серый предутренний полумрак,
ничего не видел, кроме какой-то черной неровной стены, над кото­
рою пламенело небо.
- Каких ты там еще людей видишь, черт возьми! - выругался
он, слезая с пролетки и обходя лошадей, покрьпых белыми комья­
ми пены.
Но едва он отошел пять шагов от лошадей, как убедился, что
то, что он принимал за черную стену, бьmа большая, тесная толпа
рабочих, запружавшая дорогу и медленно, в молчании подвигав­
шаяся вперед. Пройдя машинально вслед за рабочими шагов пять­
десят, Андрей Ильич повернул назад, чтобы найти Митрофана и
объехать завод с другой стороны. Но ни Митрофана, ни лошадей
89


А. И. Куприн
на дороге не бьшо. Митрофан ли поехал в другую сторону отыски­
вать барина, или сам Бобров заблудился - понять этого Андрей
Ильич не мог. Он стал JСричать кучера - никто ему не откликался.
Тогда Бобров решил догнать только что оставленных рабочих и с
этой целью опять повернулся и побежал, как ему казалось, в пре­
жнюю сторону. Но, странно, рабочие точно провалились сквозь
землю, и вместо них Бобров уперся с разбегу в невысокий деревян­
ный забор.
Забору этому не бьшо конца ни вправо, ни влево. Бобров пере­
лез через него и стал взбираться по какому-то длинному, крутому
откосу, поросшему частым бурьяном. Холодный пот струился по
его лицу, язык во рту сделался сух и неподвижен, как кусок дерева;
в груди при каждом вздохе ощущалась острая боль; кровь сильны­
ми, частыми ударами била в темя; ушибленный висок нестерпимо
ньш...
Ему казалось, что подъем бесконечен, и тупое отчаяние овладе­
вало его душой. Но он продолжал карабкаться наверх, ежеминут­
но падая, ссаживая колени и хватаясь руками за колючие кусты.
Временами ему представлялось, что он спит и видит один из своих
лихорадочных болезненных снов. И панический переполох после
пикника, и долгое блуждание по дороге, и бесконечное карабканье
по насыпи - все бьшо так же тяжело, нелепо, неожиданно и ужас­
но, как эти кошмары.
Наконец откос кончился, и Бобров сразу узнал железнодорож­
ную насыпь. С этого места фотограф снимал накануне, во время
молебна, группу инженеров и рабочих. Совершенно обес
сил
енный,
он сел на шпалу, и в ту же минуту с ним произошло что-то стран­
ное: ноги его вдруг болезненно ослабли, в груди и в брюшной по­
лости появилось тягучее, щемящее, отвратительное раздраже
ни
е, лоб
и щеки сразу похолодели. Потом все повернулось перед его глазами
и вихрем понеслось мимо, куда-то в беспредельную глубину.
Андрей Ильич очнулся от обморока, по крайней мере, через
полчаса. Внизу, у подножия насыпи, там, где обыкновен
н
осне­
смолкаемым грохотом день и ночь работал исполинский завод,
бьша необычная, жуткая тишина. Бобров с трудом поднялся на ноги
и пошел по направлению к доменным печам. Голова его была так
тяжела, что с трудом держалась на плечах, больной висок при
каждом движении причинял невыносимую боль. Ощупывая рану,
он опять почувствовал пальцами липкое и теплое прикосновение
крови. Кровь была также у него во рту и на губах: он спыmал ее
90


ПOtleCmu
соленый, метал
лич
еский вкус. Сознание еще не вполне вернулось к
нему, и усилие вспомнить и уяснить прошедшее причин.яло ему силь­
ную головную боль. Остра.я тоска и отчаянна.я, беспредметна.я зло­
ба переполн.яли его душу...
Утро заметно уже близилось. Все бьшо серо, холодно и мокро: и
земля, и небо, и тоща.я жепта.я трава, и бесформенные кучи камня,
сваленного по сторонам дороm. Бобров бесцельно бродил между
опустевших заводских зданий и, как это случаете.я иногда при осо­
бенно сильных душевных потр.ясени.ях., говорил сам с собою вслух.
Ему хотелось удержать, привести в порядок разбегавшиеся мысли.
- Ну, скажи же, скажи, что мне делать? Скажи, ради Бога, -
страстно шептал он, обращаясь к кому-то другому, постороииему ,
как будто сидевшему внутри его. - Ах, как мне тяжело! Ах, как
мне больно! .. Невыносимо больно! .. Мне кажете.я, .я убью себ.я... Я
не выдержу этой муки...
А другой, постороииий, возражал из глубины его души, также
вслух , но насмешливо-грубо:
- Нет, ты не убьешь себ.я. Зачем перед собой притвор.ятьс.я?..
Ты СJIИШКОМ любишь ощущение жизни, дл.я того чтобы убить себ.я.
ТЫ слишком немощен духом дл.я этого. ТЫ СJIИШком боишься фи­
зической боли. Ты СJIИmком много размышляешь.
- Что же мне делать? Что же мне делать? - шептал оп.ять Ан­
дрей Ильич, лома.я руки. - Она така.я нежна.я, така.я чиста.я - мо.я
Нина! Она бьша у мен.я одна во всем мире. И вдруг - о, какая га­
дость! - продать свою молодость, свое девственное тело! ..
- Не ломайся, не ломайся; к чему эти пышные слова старых
мелодрам, - иронически говорил д{Jугой. - ECJIИ ты так ненави­
дишь Квашнина, поди и убей его.
-И
убью! - закричал Бобров, останавливаясь и бешено по­
дымая кверху кулаки . - И убью! Пусть он не заражает больше че­
стных людей своим мерзким дыханием. И убью!
Но другой заметил с ядовитой насмешкой:
- И не убьешь... И отлично знаешь это. У теб.я нет на это ни
решимости, ни силы... Завтра же оп.ять будешь благоразумен и слаб ...
Среди этого ужасного состо.яни.я внутреннего раздвоения на­
ступали минутные проблески, когда Бобров с недоумением спра­
шивал себ.я: что с ним, и как он попал сюда, и что ему надо делать?
А сделать что-то нужно бьшо непременно, сделать что-то большое
и важное, но что именно, - Бобров забьш и морщился от боли,
стараясь вспомнить. В один из таких светлых промежутков он
91


А. И. Куприн
увидел себя стоящим над кочегарной ямой. Ему тотчас же с необы­
чайной яркостью вспомнился недавний разговор сдоктором на этом
самом месте.
Внизу никого из кочегаров не бьшо: все они разбежались. Кот­
лы давно успели охладеть. Только в двух крайних топках еще рдел
еле-еле каменный уголь ". Безумная мысль вдруг, как молния, мель­
кнула в мозгу Андрея Ильича. Он быстро наrиулся, свесил ноm
вниз, потом повис на руках и спрыгнул в кочегарку.
В куче угля бьша воткнута лопата. Бобров схватил ее и тороп­
ливыми движениями принялся совать уголь в оба топочные отвер­
стия. Через две минуты белое бурное пламя уже гудело в топках, а
в котле глухо забурлила вода. Бобров все бросал и бросал, лопату
за лопатой, уголь; в то же время он лукаво улыбался, кивал кому­
то невидимому головой и издавал отрывистые, бес
смы
сленные вос­
клицания. Болезненная, мстительная и страшная мысль, мелькнув­
шая еще там, на дороге, овладевала им все более. Он смотрел на
огромное тело котла, начинавшего гудеть и освещаться оmеииы­
ми отблесками, и оно казалось ему все более живым и ненавистным.
Никто не мешал. Вода быстро убавлялась в водомере. Клоко­
тание котла и гудение топок становились все грознее и громче.
Но непривычная работа скоро утомила Боброва. Жилы в вис­
ках стали биться с горячечной быстротой и напряженностью, кровь
из раны потекла по щеке теплой струей. Безумная вспышка энер­
гии прошла, а внутренний, посторон11ий, голос заговорил громко и
насмешливо:
- Ну, что же, остается сделать одно еще движение! Но ты его
не сделаешь ". Basta". •
Ведь все это смешно, и завтра ты не посмеешь даже признаться,
что ночью хотел взрывать паровые котлы.
Солнце уже показалось на горизонте в виде тусклого большого
пятна, когда Андрей Ильич пришел в заводскую больницу.
Доктор, только что прервавший на минуту перевязку раненых
и изувеченных людей, умывал руки под медным рукомойником.
Фельдшер стоял рядом и держал полотенце. Увидев вошедшего
Боброва, доктор попятился назад от изумления.
• Хватит, довольно" . (итал.)
92


Повест и
- Что с вами, Андрей Ильич, на вас лица нет? - проговорил
он с испугом.
Действительно, вид у Боброва бьш ужасный. Кровь запеклась
черными сгустками на его бледном лице, выпачканном во многих
местах угольною пьшью. Мокрая одежда висела клочьями на рука­
вах и на коленях; волосы падали беспорядочными прядями на лоб.
-Да говорите же, Андрей Ильич, ради Бога, что с вами случи­
лось? - повторил Гольдберг, наскоро вытирая руки и подходя к
Боброву.
-
Ах, это все пустяки. . . - простонал Бобров. - Ради Бога,
доктор, дайте морфия... Скорее морфия, или я сойду с ума! .. Я не­
выразимо страдаю!..
Гольдберг взял Андрея Ильича за руку, поспепmо увел в дру­
гую комнату и, плоmо прикрыв дверь, сказал:
-Послушайте, я догадываюсь, что вас терзает... Поверьте, мне
вас глубоко жаль, и я готов помочь вам... Но... голубушка моя, - в
голосе доктора послышались слезы, - милый мой Андрей Иль­
ич ... не можете ли вы перетерпеть как-нибудь? Вы только вспомни­
те, скольких нам трудов стоило побороть эту поганую привычку!
Беда, если я вам теперь сделаю инъекцию... вы уже больше никог­
да... понимаете, никогда не отстанете.
Бобров повалился на широкий клеенчатый диван лицом вниз и
пробормотал сквозь стиснутые зубы, весь дрожа от озноба:
- Все равно... мне все равно, доктор... Я не могу больше выно­
сить.
Доктор вздохнул, пожал плечами и вынул из аптечного шкафа
футляр с правацовским шприцем. Через пять минут Бобров уже
лежал на клеенчатом диване в гл убоком сне. Сладкая улыбка игра­
ла на его бледном, исхудавшем за ночь лице. Доктор осторожно
обмывал его голову.
1896


ВПО Т ЬМАХ
1
На дебаркадере одного из московских вокзалов шумно двига­
лась взад и вперед пестрая, разноголосая толпа. Окрики артельщи­
ков, быстро и ловко сновавших с тюками и тележками, мимолет­
ные отрывки обыкновенных вокзальных разговоров, шарканье не­
скольких сот ног о плитяной помост, - все это, вместе с шипением
машины, сливалось в утомляющую своим ритмическим однообра­
зием су�.
У дверей вагона второго клас
са
стояло трое молодых людей, в
нетерпении ожидая третьего звонка.
Один из них, полный брюнет с выхоленным барским лицом,
пробегал газ�, дымя дорогой сигарой; другой - высокий, тон­
кий и гибкий, как хлыст, франтик, который как будто только что
сорвался с первой страницы юмористического листка, - так мно­
го было в его фигуре, начиная с монокля и красной гвоздики в пет­
лице и кончая удивительно узкими носками желтых ботинок, осо­
бенной, свойственной людям этого рода, вычурности, - держал
под руку третьего, смуглого красавца в инженерной форме, с до­
рожной сумкой через плечо.
Все трое, по-видимому, сильно скучали и лишь изредка пере­
брасывались вялыми замечаниями.
Между ними было очень мало общего: случайно попавши на
вокзал, они теперь сильно тяготились друг другом и в особенности
неизбежной сценой прощания, где каждому предстояла неприят­
ная обязанность притворяться растроган
ным
.
К тому же они имели несчастье попасть на вокзал за целый час
до отхода поезда, и все те разговоры, которые обыкновенно ведут­
ся в этих случаях и которые способны своею неестественностью
только раздражать нервы, уже давно были переговорены.
94


Неловкость этого положения особенно сильно испытывал на
себе усnжающий инженер - Александр Егорович Аларин. Он лю­
бил шумную, кипучую жизнь вокзалов, любил смешаться с толпой,
прислушиваясь и приглядываясь к ней, чувствуя себя в это время
бодрым и веселым; но двое приятелей, которые встретил
и
сьсним
случайно за обедом в «Славянском базаре» и после нескольких бо­
калов почувствовали, что не могут отпустить его не проводивши,
связали его по рукам и ногам и испорrили его расположение духа.
Раздался третий звонок, и у каждого из молчаливых приятелей
вырвался вздох облегчения.
Суета на платформе заметно усилилась.
- Ну, садись, Саша, садись, пожалуйста, - заторопился вне­
запно оживившийся франтик с моноклем. - Знаешь ведь, как ку­
рьерские поезда трогаются. Пиши же, смотри! ..
Но ему стало неловко от собствен
ных
слов, так как, даже при
самом искрением желани
и
, у него с Алариным не могло найтисi.
никаких общих интересов. Он замолчал и полсn целоваться, остав­
ля
я
на губах Аларина запах фиксатуара, которым бьши намазаны
его усы.
У полнолицего брюнета напшось больше такта. Он молча ши­
роко улыбнулся, показав великолепные вставные зубы, и крепко
стиснул руку Аларина. Он радовался тому, что сейчас кончится
тяжелое и неловкое положение и он опять станет господином свое­
го времени. Аларин повял его бсn слов и отвечал таким же красно­
речивым рукопожатием.
Паровоз свистнул, шум мmовенио возрос до галдения, засту­
чали буфера вагонов, точно кто-то раза два встряхнул огромными
желсnвыми цепями, и поезд тронулся.
Аларин высунулся из окошка. Его приятели махали платками,
и ему казалось, что он вследствие этого обращает на себя общее
внимание, во он, преодолевая смущение, махнул им, в свою оче­
редь, фуражкой.
«И для чего эта комедия?-думалось ему. - Ведь мы все трое
очень рады, что отделались друг от друга. Дпя чего ж это?»
Но в силу чего-то, бывшего сильнее его здравого смысла, он
продолжал махать фуражкой до тех пор, покуда не затерял своих
приятелей в густой толпе, покрывавшей платформу. И как тол ько
их совсем не стало видно, он опустился на диван.
Аларин, еще по воспоминаниям детства, инстинктивно избегал
заводить знакомства в вагоне, так как на опыте убедился, что
7-2739
95


А. И. Куприн
человек, долго едущий по железной дороге, ищет постоJ1Н
Н
о раз­
влечения от сосущей сердце скуки и делается попшо-любопытен, а
вследсrвие этого докучает соседям ненужными рас
спросами
.
По­
этому-то и теперь Александр Егорович прислонился к углу дивана,
стараясь не привлекать к себе ничьего досужего внимания, закурил
папиросу и искоса оглядел своих соседей.
Прямо против него сидела скромно одетая в серенькое драпо­
вое пальто и котиковую шапочку, по всей вероятности, барЫПIНЯ:
последнее сказывалось в той особенной легкости и воздушности в
фигуре, которые свойсrвенны девушкам. Насколько позволяли ви­
деть полутьма вагона и редкий вуаль, закрывавший ее лицо, она
была совсем не хороша собою. Лицо с неправильными чертами
было болезненно и бледно, тонкие сухие губы почти бескровны.
Этих непривлекательных качесrв не сглаживали даже синие глаза
прекрасного очертания.
«Анемическая особа», - решил Аларин.
БарЫПIНЯ подышала на стекло, протерла его крошечной рукой
в желтой перчатке и стала глядеть, не отрываясь, в черневшую пе­
ред ней мглу сентябрьской дождливой ночи. Ее лицо было груст­
но, и вся тоненькая, хрупкая фигурка жалко-беспомощна.
Рядом с бледной барЫП
П1
ей помещался грузный мужчина вос­
точного типа. Он обладал носом непомерной длины и толщины,
крупными ярко-красными губами, которые никак не могли сойтись
вместе, и большими глазами навыкат.
Как только поезд тронулся, восточный человек извлек из кар­
мана золотые часы-луковицу со множесrвом брелоков, вниматель­
но разглядывал их и вдруг, с шумом захлопнув крышку, уставился
с изумленным видом на Аларина, на затылок барышни, в окошко,
и затем, неожидан
н
о свесив голову на грудь, поднял оглушитель­
ный храп. Он был чрезвычайно противен в 'Угу минуту, с головой,
болтавшейся во все стороны, и широко раскрытым ртом, прида­
вавшим его лицу идиотское выражение.
Аларин вдруг с озлоблением зевнул и тотчас закрыл глаза. Сна­
чала ухо ловило размеренный ход поезда, но в уме звучал какой-то
знакомый мотив, и к нему подбирались, рифмуя друг с другом, не­
лепые стихи; потом он вспомнил натянутые лица провожавших его
приятелей, наконец, мысли его смешались, и он задремал.
Он проснулся через полчаса при остановке поезда. В разных
углах слышалось сонное дыхание пас
сажир
ов, облака табачного
дыма ходили, точно туманные волны. Где-то в конце вагона два
96


голоса - молодой мужской и старушечий - наперерыв лепетали,
споря и захлебываясь.
Аларив поглядел на девушку, сидевшую напротив него . Она
боязливо забилась в самый угол дивана и даже прижала рукой
складки своего пальто, сторонясь от восточного человека, кото­
рый, по-видимому, уже давно проснулся и теперь не сводил своих
масленых глаз с ее испуrав
в
ого лица. Должно быть, он только ЧТ<?
обращался к вей с разговором, во не решался продолжать его из
боязни быть успышавиым посторонними в то время, когда поезд
стоял.
Действительно, только что поезд тронулся, он наrиулся к де­
вушке и с выразительной мимикой заговорил что-то. Девушка ни­
чего не отвечала, во все теснее прижималась к своему уголку.
- Чего,барЬПIПIЯ,боишься?Ятебэнэмвдвед,кусать нехочу.Ну?
Поджалуста
,
прошу:нэпугайся, - услыхалАларинхриплыйголос.
-
Оставьте меня, ради бога, - произнесла в отчаяни
и
барЬПIПIЯ.
Ее свежий миленький голосок дрожал от волнения.
Аларив одну секунду подумал было осадить расходившегося в
своих ап
п
етитах восточного человека, но боязнь скандала, из-за
которого многие порядочные люди стушевываются в то время, ког­
да требуется их помощь, и, наконец, то обстоятельство, что барыш­
ня была нехороша собою, заставили его отложить свое намерение.
«Самотстанет»,-решилон.
Но восточный человек с удивительным упорством не хотел пре­
кратить свое назойливое ухаживание. На отчаян
ный
протест своей
соседки он глупо захихикал.
- Ну, ну, нэ горячись. Слушай, цыпка, что я тебе скажу. Сей­
часприедемвК.,спезайсвагона,поедемкомневrостиниц
у
обе­
дать. Ей
-
богу, поедем, весело будет! А назад поедешь, я тебе билет
куплю. Хорошо?
Девушка молчала, но Аларив заметил, что она вся дрожит.
- Чего молчишь? Хорошо? А? Ну, скажи, душа, хорошо?
И восточный человек вдруг схватил и крепко сжал рукой ее
колено.
- Господи! Да что же это такое! - вскакивая с места, вскрик­
нула барЫIПНЯ. В ее голосе спышались спезы, через секунду она за­
IШакала.
Аларив почувствовал, как у него сразу похолодели руки и по
спине забегали мурашки.
97


А. И. Куприн
- Слушайте, вы! - обратился он к нахалу и почувствовал в то
же мmовение, что его голос силен и значителен. - Извольте сей­
час же пересесть на другое место и оставить эту барышню в покое!
Из-за спинок диванов стали выглядывать заспанные лица пас­
сажиров, разбуженных восклицанием.
Восточный человек отпустил ногу своей соседки.
- Ва! Ти мнэ началнык? - заговорил он, стараясь показаться
дерзким, но, очевидно, порядком струхнув. - Садись сам на свой
диван, а я не хочу уходить!
Публика стала волноваться.
- Что такое? В чем дело? Ишь ты, армяшка проклятый, киш­
миш... В чем дело-то, господин? - слышалось с разных сторон.
Эти восклицания и нагло смеющееся жирное лицо восточного
человека привели Аларина в бешенство.
-А-а? Не хочешь? -задыхаясь, воскликнул он. -Не хочешь?.. -
И вдруг, совершенно неожиданно для самого себя, он схватил сво­
его противника за воротник и с силой рванул со скамейки. - Не
хочешь? .. -повторял он, чувствуя новый прилив силы и озлобле­
ния, когда бархатный воротник затрещал в его руках.
Восточный человек пронзительно завизжал. Он уцепился бьшо
за ножку дивана, но после того как Аларин, судорожно стиснув
зубы, снова дернул его изо всех сил, он уже не пробовал сопротив­
ляться. Аларин вытащил его на платформу. Мелкий осенний дож­
дик, брызгавший в лицо, и холодный ветер отрезвили его; он выпу­
стил из руки полуоторванный воротник и сказал, тяжело дыша:
- Убирайся живо из вагона, и чтобы духу твоего не бьшо.
Восточный человек сделался кроток, как агнец.
- Чего таскал, - заговорил он укоризненно, - зачем не ска­
зал, что самому тебе барышня понравилась? Горячий человек! ..
Александр Егорович повернулся к нему спиной и ушел в вагон,
крепко захлопнув за собой дверь.
11
Когда Аларин сел на свое место, пассажиры продолжали вол­
новаться.
- Есть же такие мерзавцы, - негодовал кто-то вроде приказ­
чика, маленький, головастенький человечек, весь обросший черным
лесом курчавых волос. - Как же это, помилуйте, вдруг с такими
98


Повести
глупостями лезть к одиноко едущей особе! Да им моррду следует
за это бить, а не то что...
Он обращался как будто к своей собеседнице - старушке, но
голову поворачивал по направлению к барышне, с которой про­
изошел этот неприятный эпизод, вероятно ожмдая, что она под­
держит его негодование.
Однако она была так напугана и возмущена всем происшед­
шим, что лишь дрожала и молчала.
Аларин почувствовал глубокую жалость к этому беззащитно­
му созданию.
«В самом деле, - подумал он, - чем может оградить себя от
подобной назойливости эта худенькая девушка? У нее, кроме слез,
нет никакого оружия, да и те не на всякого действуют».
Однако в то же время, хотя ему и было неловко от обращенных
на него со всех сторон глаз, он все-таки в глубине души немножко
любовался своей «бешеной вспьшьчивостью», с большим удоволь­
ствием припоминая ту тишину, которая наступила в вагоне, когда
он закричал: «Не хочешь?»
Все это требовало теперь нескольких утешительных, пожалуй,
даже великодушных слов, которые должны бьши окончательно ус­
покоить бедную барышню.
Эти ощущения смешивались весьма странным образом. Ала­
рин, вообще склонный к анализу своих внутренних побуждений,
часто замечал в себе подобную двойственность, и если на него на­
ходила в это время минута самобичевания, то он называл себя с
горечью «раздвоенным человеком».
Когда глазеющие из-за диванов головы мало-помалу скрылись,
Аларин наклонился к своей соседке.
- Успокойтесь, ради бога, - ласково и тихо сказал он, стара­
ясь заглянуть ей в лицо, - все подобные господа ужасные трусы и
негодяи, и из-за них волноваться не стоит. Может быть, я вас тоже
напугал?
- Ах, я действительно так перепугалась! - отвечала девушка,
улыбаясь сквозь слезы. - У меня сердце до сих пор еще стучит. Вы
бьши так рассержены, что я думала, вы его убьете. Я не знаю, как
благодарить вас.
И она быстро протянула Аларину руку и опять застенчиво улыб­
нулась.
У нее бьша очаровательная улыбка, обнаруживавшая ровные и
блестящие зубы и образовавшая на каждой щеке по две ямочки.
Эта улыбка освещала и делала чрезвычайно симпатичным ее лицо.
99


А. И. Куприн
- С ним, слава богу, ничего не сделалось, - произнесАларин,
невольно отвечая на ее улыбку, - но это послужит ему на будущее
время хорошим уроком. Если такие наглецы, как вот этот, время
от времени не получают таких энергичных всrрясок, то это обыч-
110 располагает их к дальнейшим действиям такого же характера.
Интересно, почему он к вам так пристал?
Он сказал это и тотчас же спохватился и сконфузился. Ведь,
конечно, эта худенькая девица боялась даже обернуться на своего
пьшкого соседа и не могла ни одним взглядом дать ему повод к
приставаниям. Но она была так далека от понимания всех этих
житейских гадостей, что не заметила даже тени неуместности по­
добного вопроса и горячо ответила:
- Уверяю вас, я сразу испугалась его, как только он сел рядом
со мною.
-
Но хуже всего, - перебил ее Аларин, - что у нас ни одна
женщина не может быть гарантирована от подобного рода непри­
ятностей. Ведь здесь проглядывает самое грубое сознание превос­
ходства физической силы, а между тем я знаю многих образован­
ных и даже гуманных людей, которые не стыдятся проделывать
почти то же самое.
- Но ведь это ужасно! - возразила барышня. - Как же поря­
дочный человек может позволить себе?"
- В том-то и дело, что здесь полное отсутствие какой бы то ни
было порядочности. Конечно, люди, о которых я сейчас сказал, не
выражают так грубо, как этот кавказец, своих низменных инстинк­
тов, но все-таки ... Я, право, не могу решить, доmали ли мы в этом
отношении чересчур быстро Европу, или это остатки старинного
русского неуважения к женщине!
Александр Егорович в эту минуту совершенно искренно поза­
был о кое-каких своих похождениях.
- Но если некоторые сознают это, почему же они не постарают­
ся как-нибудь подействовать надругих? - спросила девушка. - Ну,
писать, что ли, об этом?
- Пишут, -сказал Александр Егорович, - отовсюду слышатся
голоса, ратующие за то, чтобы женщина заняла в обществе при­
надлежащее ей по праву место, отнятое у нее поработителем-муж­
чиной. Но это, по-моему, смешно. Здесь нужны коренные реформы
в семейном и общественном воспитании целых поколений, а не
жалкие возгласы.
100


Кадр из художественного фильма «Желание любви»
по мотивам повести А. И
.
Ку пр ина «Впотьмах».
В роли инженера Александра Егоровича Аларина -
Народный артист России Александр Збруев.


Повести
Аларин с удовольствием высказывал эти обиходные истины. Он
умел и любил говорить только тогда, если вокруг него не бьшо слу­
шателей, которых он инстинктивно считал бы сильнее себя. Сосре­
доточенное внимание сидевшей перед ним девушки, представлявшей
олицетворенную неопытность и наивность, делало его развязным.
Кроме того, он бьm не чужд любования собою и своим голосом,
свойственного очень молодым, в особенности красивым людям, ко­
торые, оставаясь даже совершенно одни, постоянно воображают, что
на них кто-то с любопытством смотрит, и ведут себя точно на сцене.
Они являются перед собою то разочарованными, пресыщенными
циниками, то современными дельцами, с полным отсутствием прm1-
ципов и с девизом «нажива», то светскими денди, свысока глядящи­
ми на род человеческий, но всегда чем-нибудь красивым и выдаю­
щимся. Та или другая роль зависит от настроения духа или прочи­
танной книжки, что, впрочем, не мешает в них вырабатываться соб­
ственным оригинальным качествам. Теперь вот, разговаривая со
своей соседкой, Аларин чувствовал себя пожилым мужчиной, отно­
сящимся с симпатией и жалостью к этому наивному ребенку.
- Да, - продолжал он, увлекаясь собственными словами, - у
нас вот и электричество, и гипнотизм, и все кричат, что человече­
ство прогрессирует, а поглядите, в каком положении во всех циви­
лизованных странах находится женщина.
И он легко и быстро очертил современное положение женщи­
ны, черпая мотивы из недавно прочитанной модной повести. Он с
эффектной, деланной злобой говорил о том, к чему готовят ее с
пеленок, как извращают воображение и приучают к роскоши.
Для его собеседницы все это бьmо совершенной новостью, она
ловила каждое слово и притом невольно любовалась красивым
лицом Аларина с его блестящими от оживления, черными, притя­
гивающими глазами. Это, после институтских учителей и швейца­
ров, был первый «настоящий» мужчина, которого она видела.
Аларин коснулся тех «жалких обрывков познаний, которые за­
падают в юную женскую головку». Он описывал все это очень удач­
но в карикатурных гиперболах и вдруг перебил самого себя.
- Извините, - сказал он смущенно, - вы, если я не ошиба­
юсь, бывшая институтка! Поверьте, что я пе хотел сказать ничего
обидного ...
- Нет, нет, пожалуйста, продолжайте, - возразила девушка, -
вы все это так хорошо знаете. Представьте себе, у нас даже русским
языком никто не интересовался.
101


А. И. Куприн
- А занимались тем, что сшивали тетрадки розовыми ленточ­
ками с надписью «Souvenir». Или приклеивали на первой странице
целующихся голубков? Да?
- Вы и это даже знаете?
-
Знаю. А в библиотеке ничего, кроме произведений madame
Жанлис, конечно, не было?
- Ах, эта противная Жанлис. Мы просто ненавидели ее и на­
зывали ее именем одну сердитую классную даму. Пушкина нам толь­
ко в первом классе стали давать и Тургенева кое-что. Правда, пре­
лесть Тургенев?
- Как вам сказать, - не утерпел Аларип, - у него, пожалуй,
многое и в архив можно сдать?
-
О нет! Не говорите так ! - протестовала она. - «Записки
охотника» - это ... я вам не сумею передать, это - божественно! Я
«Накануне» читала летом на загородной даче, целые дни читала.
Утром из-под подушки выну и целый день не расстаюсь с ними.
Даже за обед ухитрялась приносить, конечно, потихоньку, чтобы
не заметила madame Швейгер."
Но Аларина мало занимали ее рассказы, потому что он сам го-
ворил не для нее, а для собственного удовольствия.
Его поразил ее свежий, серебристый голос.
- Скажите, пожалуйста, вы не поете? - неожиданно спросил он.
Барышня вспыхнула и, как-то совсем по-институтски, взглянув
на него исподлобья, спросила:
- Почему вы это узнали?
- У вас такой чисть1й и полный голос, и тембр такой богатый.
Я только поэтому и предположил. Но вы все-таки поете?
- Да, я немного училась. Monsieur Орлов, наш учитель пения,
говорил мне, что если я поработаю над голосом, то могу высту­
пить на сцену. Но я ужасно стыжусь петь. У нас на масленице был
концерт, и я пела в мендельсоновском дуэте: «Хотел бы в единое
слово излить".» Вы слыхали его?
Аларип в музыке ровно ничего не понимал, но ответил, что, к
сожалению, этого дуэта не слышал, хотя обожает Мендельсона.
- Это очень известный романс, - заторопилась барышня. -
Вы, верно, слыхали".
Хотел бы в единое слово излить
Я, чт6 на сердце есть! -
102


Поt1ести
пропела она вполголоса первые две строчки и вдруг, спохватив­
шись, покраснела до слез.
Аларина эти десять нежных, дрожащих нот привели в восторг.
- У вас чудный голос, - сказал он совершенно чистосердеч­
но, - на меня пение еще никогда не производило такого впечатле­
ния, как эти несколько звуков. Как бы я хотел услышать вас с ак­
компанементом! .. Вы, впрочем, извините, я до сих пор не знаю ва­
шего имени[ .. - прибавил он полувопросительно.
Они назвали друг другу свои имена и фамилии. Барышню зва­
ли Зинаидой Павловной.
-
Вы до какой станции едете, Зинаида Павловна? - спросил
Аларин.
-Япрямо вР.
- Неужели? Представьте себе, мы едем в один город. Ведь это
положительно судьба, что мы с вами попали в один и тот же вагон
и так хорошо разговорились.
011, конечно, сказал про судьбу единственно «для красоты сло­
га», но, склонная к мечтательности, Зинаида Павловна серьезно
увидела в этих случайностях действие предопределения и внезапно
после его слов ощутила какую-то тихую, бессознательную радость.
Точно она узнала, что там, в далеком, чужом городе, у нее будет
близкий человек, который поддержит и защитит в случае надобности.
- И вы, по всей вероятности, едете в Р* к родным? - продол­
жал расспрашивать Аларин.
- Нет, - отвечала она и запнулась. - Я еду туда гувернант­
кой...
И, быстро вскинув на него глаза, точно желая удостовериться ,
нет ли на его лице улыбки, она продолжала:
-Вы знаете, к нам в институт присылают для пепиньерок пред­
ложения, но я от многих больших городов отказалась, потому что
думала поступить в консерваторию; только это ужасно дорого, а
для стипендии надо иметь большую протекцию. А у меня мама...
совсем без средств ...
По институтским традициям, Зинаиде Павловне было тяжело
признаться в бедности матери, но Александр Егорович произво­
дил на нее впечатление такого хорошего, сердечного человека, ко­
торому можно было рассказать «все».
- Так вам и улыбнулась консерватория? - спросил Аларин.
- Да, так и улыбнулась. Моя подруга Посникова поступила,
ее тоже Зиной зовут... У нее самый простой комнатный голос, но
она... хорошенькая ... понятно, ей нетрудно...
103


А. И. Куприн
Последние слова барышни звучали самой неподдельной, наи­
вной грустью.
-Ну вот, и я должна бьша принять первое попавшееся место, ­
продолжала она, - хотя даже не знаю условий. Вы, может быть,
знакомы с этим господином." фамилия его Кашперов?"
Аларип, живший в Р* уже два года, не мог не знать Кашперова.
- Скажите, пожалуйста, что это за человек, то есть кто он та­
кой? Чем он занимается? Много у него детей? - засыпала она воп­
росами Александра Егоровича.
- Да не торопитесь так, я не знаю, на что отвечать. Кашперов,
про которого вы спрашиваете, вдовец, у него есть маленькая доч­
ка, необыкновенно капризное насекомое, которое раз укусило меня
за палец. Сам Кашперов человек безусловно честный и собою кра­
сив, так что за ним до сих пор барьпm бегают: представьте себе,
седые волосы и черная борода. Какой он образ жизни ведет? Ко­
нечно, как подобает вдовцу и богатому человеку; ведь он, между
прочим, страшно богат, 110 денег своих не прячет и делает на них
много добра. Вообще он человек не совсем обыкновенного десят­
ка. Впрочем, вы это сами увидите.
-Да, -задумчиво произнесла Зинаида Павловна, - воспита­
ние - очень серьезное дело!
-
Ну, что касается воспитания, то я положительно отвергаю
его, - сказал Аларин.
-
Как отвергаете? У нас сам инспектор читал педагогику и
столько говорил об ее великих задачах.
- Поверьте, что он сам в это время над собой смеялся, - шут­
ливо перебил Александр Егорович.
-
Какой вы злой!" Ну, так не будем говорить о воспитании.
Вы давно живете в Р*?
- Нельзя сказать, чтобы особенно давно, но мне каждый каме­
шек в нем опротивел. Притом вы, должно быть, слыхали о нашей
грязи. У нас однажды исправник с целой тройкой лошадей утонул
в грязи перед городским клубом, только об этом запретили в газе­
тах печатать. Но у нас и кроме грязи много замечательного . Во­
первых, рысаки, похожие на выкормленных купцов, и, во-вторых,
купцы, близкие к первобытному состоянию. Замечательно, что в
этом богоспасаемом граде живешь, как в фонарике. Представьте
себе, я не только всех жителей, но даже их собак знаю по кличкам .
Точно так же всему городу известно, что у меня к обеду готовится
и о чем я вчера разговаривал по секрету со своим приятелем. Зато
104


Повести
уж если наши провинциальные премьерши примутся кому-нибудь
перемывать косточки, то делают это с неподражаемым совершен­
ством, тем более что тем для такого занятия бывает много, ибо го­
род изобилует легкими и приятными нравами.
-А вы сами, кажется, служите? что это у вас за форма? - осве­
домилась Зинаида Павловна.
- Я больше по инженерной части состою... говорю «больше»,
так как на пристани, в порту, где, собственно, и есть место моих
занятий, я существую только в виде декорации. Но у меня много
частных работ; вот Кашперов ко мне тоже часто обращается.
Аларин любил говорить о себе и потому с удовольствием по­
святил новую знакомую в подробности своей жизни, но когда он
вскользь упомянул о матери и Зинаида Павловна наивно спроси­
ла, кто был его «рара>>, он осекся, и кровь бросилась ему в лицо.
Однако вдруг им овладело неудержимое желание сейчас, сию
минуту рассказать все до мельчайших подробностей этому чисто­
му существу.
- Знаете ли, - произнес он медленно и значительно, - я этого
никому еще не говорил, но вы, я знаю, добрая, вам не будет смеш­
но... Я - незаконнорожденный!
Она сначала не поняла его, но потом ей стало жаль Александра
Егоровича той особенной, болезненной жалостью, которую воз­
буждает калека или тяжело больной человек . Она поняла, что это­
го пункта нельзя касаться, и продолжала молчать.
А он, преодолев первую неловкость, рассказал ей подробно всю
свою биографию, причем говорил так горячо, искренно и жалея в
эту минуту самого себя, что у Зинаиды Павловны сжималось сердце.
-
Ну вот, вы теперь все знаете обо мне, - закончил Аларин
свой рассказ. -Это я только вам одной говорил, потому что вы не
употребите во зло моего доверия... Поглядите, какая чудная ночь! ­
воскликнул он вдруг, заглянув в окошко.
Они оба прислонились к окну, так что их головы почти касались.
А ночь действительно бьша необыкновенно хороша. Ветер ра­
зогнал тучи, и луна сияла на чистом темно-синем своде. В ночном
пейзаже бьшо что-то сказочное. Лужайки, окруженные кустами и
залитые потоками лунного света, казались бездонными озерами;
стройные прозрачные березы дремали, точно заколдованные ти­
хою ночью. И все это призрачное, обольстительно-прекрасное цар­
ство света и теней показывалось на одну минуту и исчезало, давая
место новым картинам.
105


А. И. Куприн
- Чудная ночь, - почти шепотом повторил Александр Егоро­
вич, - не правда ли, в ней есть что-то таинственное?
-Да, таинственное ... и грустное, - отвечала Зинаида Павлов­
на, и Аларин услыхал в ее голосе дрожь.
- Нет, зачем же грустное, -перебил он, -вэтакие ночи мною,
наоборот, овладевает прилив какой-то неудержимой отваги; теперь
бы коня, и - мчаться где-нибудь в степи так, чтоб захватывало
дух... Однако скоро будет светать, и вот уже огоньки нашего Р* вид­
неются. Собирайтесь, Зинаида Павловна, почти домой приехали.
Поезд подходил к Р*. На станции, где сходились три ветви же­
лезных дорог, бьша страшная суматоха. Аларин вывел растерян­
ную и озябшую Зинаиду Павловну на крыльцо вокзала.
- Телеграфировали вы Кашперову о приезде? - спросил он,
останавливаясь.
-Да.
- В таком случае должен быть экипаж! - И он закричал во все
горло: - Лошади Кашперова!
- Здесь! - ответил чей-то голос.
К крыльцу подъехала щегольская коляска, запряженная парой
серых видных лошадей.
-
Барышня приехали? - осведомился кучер, приподнимая
шапку.
Зинаида Павловна, пожимаясь от ночного холода, стала про­
щаться с Алариным. Ей вдруг стало жалко и этой так быстро про­
мелькнувшей ночи, и этого красивого лица, казавшегося совсем
бледным при свете луны.
- Прощайте, Александр Егорович, -грустно сказала она, про­
тягивая ему руку. - Как мне благодарить вас?
- Самой лучшей благодарностью для меня будет, - ответил
Аларин, ласково смеясь, - если вы обратитесь ко мне в случае на­
добности.
- Непременно!
Лошади дружно тронули, и коляска загремела по камням мос­
товой.
111
Зинаида Павловна проснулась раньше всех в доме, несмотря на
то что накануне легла очень поздно. Проснувшись, она не могла
сразу сообразить, каким образом попала в эту уютную, нарядную,
106


Повести
как бонбоньерка, комнату, обитую розовым кретоном. Вчера она
так бьша утомлена дорогой, что едва только коснулась головой
подушки, как в ту же минуту заснула крепким сном усталого чело­
века.
Ей не хотелось тотчас же одеваться, потому что ленивая утрен­
няя нега овладела всем ее существом, и в памяти носилось бесфор­
менное воспоминание чего-то светлого и хорошего.
«Что ж такое у меня есть приятного? - старалась припомнить
Зинаида Павловна, - может быть, эта комнатка?»
Комната действительно бьша очень красива, но от изящной
отделки веяло чем-то совершенно чуждым; этот кокетливый буду­
ар не выдерживал никакого сравнения с тесной, обитой дешевень­
кими обоями комнатой Зинаиды Павловны в Москве... Может быть,
рояль, который она видела вчера, проходя ряд больших, со вкусом
обставленных комнат, произвел на нее такое приятное впечатле­
ние? Нет, не рояль, - она тогда же подумала, что будет неловко
перед хозяином часто играть на нем... Или те шесть новеньких по­
луимпериалов - подарок мамы при последнем прощанье, - кото­
рые она так часто пересматривала, любуясь их ярким блеском?
И вдруг в воображении девушки мелькнуло бледное от лунно­
го света, прекрасное лицо с черными смеющимися глазами.
<Это - Аларин!» - чуть не вскрикнула, обрадовавшись, Зина­
ида Павловна, и сама тихо улыбнулась тому, что назвала его по
фамилии.
- Милый, хорошенький, красавчик мой! - прошептала она,
прижимаясь лицом к подушке с неопределенной ул ыбкой. - Ка­
кой у него голос славный: мягкий такой и задушевный. Любят ли
его женщины? Да, конечно, любят! Разве можно его не любить?
Когда он говорит или смеется, его глаза так и смотрят в душу, точ­
но ласкают... Он, видно, очень, очень умный; когда он говорит, его
можно заслушаться...
Зинаида Павловна бьша мечтательницей по призванию. При­
рода снабдила ее такой пьшкой и широкой фантазией, перед нео­
бузданными размахами которой стушевывалась самая яркая дей­
ствительность. Еще будучи в низших классах института, она при­
страстилась к чтению. По вечерам, когда классная дама простран­
но и скучно объясняла ученицам заданный к завтрашнему дню урок
математики, Зинаида Павловна тихонько вынимала из стола опи­
сание какого-нибудь фантастического путешествия по девственным
лесам Америки или пустыням Африки, раскладывала его на коленях
107


А. И. Куприн
и жадно погружалась в чтение, причем этот таинственный, сказоч­
ный мир увлекательного рассказа, полный жизни и благоуханий,
заставлял ее забывать не только страх остаться на целый месяц без
передника за невнимание к научным истинам классной дамы, но и
все, что только хоть немного напоминало действительность, пере­
ставало существовать для нее в эти блаженные минуты. Стены клас­
са раздвигаются на бесконечное пространство... звезды ... громад­
ная кровавая луна показывается из-за горизонта безбрежной пус­
тыни, и везде одна и та же нескончаемая даль, покрытая горячим
желтым песком ... Луна вьпшьmает в самую середину неба... пусты­
ня кажется окутанной белым туманом... Мертвая тишина не нару-
шается ни единым звуком ... И вдруг рев льва, могучий и величе-
ственный, потрясает воздух .. .
- Колосова, повторите все, что я сейчас объяснила, - разда­
ется в то же время скрипучий голос.
Зина вскакивает, растерянная, ничего не понимающая...
Перед ее глазами опять грязная, измазанная мелом комната,
тускло освещенная шестью казенными лампами; несколько десят­
ков утомленных детских лиц с улыбкой глядят на ее замешатель­
ство, пред нею зеленая, повязанная косынкой физиономия настав­
ницы.
- Извините, я не поняла... мне было не слышно, - пробует
оправдаться Зина.
- А! Вам неугодно слушать мои объяснения, - скрипит класс­
ная дама, - покажите мне ту книгу, которая была у вас на коле­
нях! ..
С летами грезы Зинаиды Павловны приняли более жгучий ха­
рактер; особенно сильно повлияли на нее в этом отношении лек­
ции истории, которую увлекательно читал симпатичный, знающий
учитель. Зина слушала его со сверкающими глазами и полуоткры­
тым ртом, а он в минуты своих горячих импровизаций обращался
к ней одной. Его объяснения не прошли даром для Зинаиды Пав­
ловны. По ночам она до мельчайших подробностей переживала все
то, что ей приходилось узнать днем. Описание блеска и роскоши
средневековой жизни, победы и завоевания римских цезарей гораздо
меньше шевелили ее воображение, чем пассивный героизм мучени­
ков идеи. Она так живо вызвала в своем воображении казнь Иоан­
на Гуса, что плакала и молилась всю ночь до утра. Она обожала
Жанну д'Арк и иногда находила в ее образе и поступках много об­
щего с собой; ей тогда начинало казаться, что и в ее груди таятся и
108


Повести
зреют до нужной минуrы могущественные силы, назначенные судь­
бой для каких-то великих целей. Ею овладевала тогда страшная
жажда самопожертвования, желание совершить неслыханно-гро­
мадный подвиг, радостно отдать свою молодую жизнь во имя чего­
то далекого и прекрасного.
Иногда Зинаида Павловна проводила целые ночи, не отрывая
взора от какой-нибудь яркой звезды, между тем как в ней самой
трепетали такие фантастические мечты, в которых она сама не су­
мела бы дать себе отчета. Весь день после такой ночи она ходила
бледная, точно разбитая, на вопросы подруг говорила, что у нее
болит голова, но своих задушевных грез никогда никому не пове­
ряла. Вообще она никогда не была слишком откровенна, но каж­
дый, кто только встречался с ней, невольно чувствовал в ней при­
сутствие ее собственного внуrреннего мира, а также то, что она в
это святое святых, наверно, никого не пустит.
Зинаида Павловна долго лежала неподвижно, погруженная в
свои неясные грезы, и все время задумчивая улыбка не сходила с ее
лица. Она думала о том, сколько оскорблений вынес Аларин вслед­
ствие каприза своего пресыщенного, развратного отца. Он боится
насмешки; да разве можно смеяться над этим? Ведь это все равно
что смеяться над человеком с оторванной ногой, над уродом от
рождения! У него в речах слышится злобное презрение к людям ".
он, верно, не встречал еще ни разу любящей, нежной души, которая
сумела бы понять и оценить его и заставить забьпь все оскорбле­
ния! .. Что, если бы бог подарил это счастье ей! .. Какими заботами,
какой нежной предупредительностью окружила бы она Аларина! ..
И ее пьшкое воображение в одну минуrу нарисовало сцену без­
мятежного счастья.
Он возвращается со службы веселый и проголодавшийся. Она
ждет его, с нетерпением поглядывая на часы; она нарочно заказала
к обеду его любимые кушанья. За обедом он рассказывает ей все,
что видел днем, пересыпая свой разговор веселыми шуrками и крас­
норечивыми взглядами. Она его внимательно слушает, не забывая,
однако, о своих хозяйственных обязанностях. Когда они встают из­
за стола, уже начинает темнеть. Они привыкли проводить в это
время полчаса перед горящим камином". здесь так тепло, дрова
так весело трещат и сыплют тучи искр, так приятно ведуrся заду­
шевные беседы! ..
Зинаиду Павловну вывел из этого состояния задумчивости лег­
кий стук в дверь, сопровождаемый молодым женским голосом,
109


А. И. Куприн
спрашивавшим, можно ли войти. В комнату влетела хорошенькая,
кокетливо одетая горничная и предложила свои услуги . Однако Зи­
наида Павловна, не привыкшая к тому, чтобы ей помогали оде­
ваться, отказалась от этого.
- Благодарю вас, - сказала она, - если понадобится, я позову.
-Ачай прикажете вам в комнату принести, - приставала гор-
ничная, - или изволите сойти вниз? Барин и барышня всегда в это
время кушают чай в столовой.
Зинаида Павловна предпочла сойти вниз.
«Ну, каково-то будет наше первое знакомство? - думала она
не без волнения. - Во всяком случае, надо поставить себя с самого
начала так, чтобы он никогда не осмелился глядеть на меня, как на
«наемную»! ..»
Когда она вошла в просторную, светлую столовую, навстречу
ей поднялся и вышел из-за стола представительный мужчина высо­
кого роста. У него бьшо умное лицо с высоким белым лбом, об­
рамленным волнами совсем седых волос, с живыми, как у юноши,
блестящими глазами и свежим чувственным ртом. В черных же усах
и в бороде пе виднелось ни одного седого волоса. Кашперов бьш
одет в широкий домашний вестон*, сидевший на нем просторно и
изящно. Каждое движение этого человека отличалось твердой, са­
моуверенной грацией, свойственной сильно развитым мышцам. На
вид ему было лет сорок пять, но если бы он надел шапку и скрыл
этим свою седину, то никто не дал бы ему более тридцати пяти­
шести лет. Однако его видная наружность не понравилась Зинаиде
Павловне; ее нежному, болезненному вкусу бьшо неприятно в муж­
чине преобладание грубой силы и здоровья.
«Однако ж ты, бедненькая, не из красавиц, да, кажется, еще и с
характерцем», - решил, в свою очередь, после обмена обыкновен­
НЬIХ в этих случаях фраз, Кашперов, окидывая девушку с ног до
головы зорким взглядом опытного женолюбца.
Он почему-то непременно воображал себе новую гувернантку
смазливой брюнеткой с бойкой речью и разбитными манерами, ко­
торая при случае с удовольствием выслушает пикантный анекдот,
и похохочет, и пококетничает. При благоприятных условиях со­
вместная жизнь с такой особой обещала много соблазнительных
удовольствий.
*пиджак (от фраиц. veston) .
110


Повести
Но перед ним стояла бледная девушка с некрасивым лицом и
невинными глазами, смотревшими холодно и в то же время вполне
независимо ...
Пристальный, бесцеремонный взгляд Кашперова подействовал
на Зинаиду Павловну самым неблагоприятным образом. Он поче­
му-то внезапно напомнил ей вчерашнего нахала соседа, и это об­
стоятельство еще более усилило первое неблагоприятное впечат­
ление. Но тем не менее она глаз своих не опустила, хотя и чувство­
вала себя неловко.
В то время, когда эти мысли и сравнения быстро проносились в
головах у обоих, Сергей Григорьевич предупредительно расспра­
шивал Зинаиду Павловну, благополучно ли она доехала, нашла ли
все необходимое у себя в комнате, и предложил ей место за столом.
- Вы, я думаю, не откажетесь иногда похозяйничать за чаем, -
произнес он, стараясь казаться любезным, -уменя до сих пор все
это делала Лиза, но у нее мало терпения и умелости. Позвольте
представить вам вашу будущую ученицу...
Он показал надевочку лет четырнадцати, худую и нескладную,
как всегда бывают девочки в этом возрасте; она все время осто­
рожно, одним глазом, выглядывала из-за стоявшего перед ней са­
мовара и при обращенных к ней словах поспешила совсем спря­
таться за него.
- Только надо вам сказать, она у меня страшный дичок, -
продолжал Кашперов, - и при чужих ее ни за что не вытащишь из
какого-нибудь угла... Лиза, подойди к Зинаиде Павловне! .. Нет, ни
за что не послушается! ..
-Лиза, отчего выне хотите подойти познакомиться со мною? ­
спросила Зинаида Павловна, впрочем невольно обращаясь боль­
ше к самовару, чем к спрятавшейся за ним дикарке. - Она у вас,
может быть, немного ... запугана? - спросила она Кашперова.
Тот вдруг громко расхохотался и сквозь смех едва проговорил:
- Мне смешно, как вы сразу уже начинаете свои педагогичес­
кие наблюдения и притом таким деловым тоном. Но что касается
Лизы, - продолжал он уже серьезно, - то заранее говорю вам,
что никакие средства, если она чего не захочет, не помогут. К вам
она еще долго будет избегать подходить ...
Но в это время девочка, робко выглянув еще раз из-за своего
убежшца, совершенно неожиданно встала и подошла к Зинаиде Пав­
ловне, краснея от замешательства. Она некоторое время постояла в
нерешительности и вдруг, верояпю уже окончательно побежденная
111


А. И. Куприн
ласковой улыбкой своей будущей гувернантки, быстро обвила ру­
ками ее шею и поцеловала в самые губы.
- П равда, Лиза, мы с вами будем друзьями? - шепнула ей на
ухо растроганная этой лаской Зинаида Павловна. - Вы ведь не
будете от меня бегать? Да?
- Нет, не буду никогда, - еще тише ответила девочка, глядя в
землю, - вы" . добрая."
- Браво, Зинаида Павловна! Однако вы сразу сделали уже гро­
мадный успех, завоевав расположение этой капризницы! - восклик­
нул Кашперов. - Поверите ли, я в первый раз вижу, чтобы Лиза
сама подошла к кому-нибудь, кроме двух существ в мире: своей
старой няньки и собачонки Крошки. У вас, должно быть, необык­
новенно добрая душа, - дети на это ведь чуткий народ. Или вы
владеете, может быть, каким-нибудь педагогическим секретом? -
И он опять расхохотался.
Зинаида Павловна ничего не отвечала. Ее коробили и присталь­
ный взгляд, и громкий, действительно неприятный смех, и насмеш­
ливо-снисходительный тон Кашперова. «Почему он говорит со
мной как с девочкой? - думала она. Или он уже глядит на меня,
как на свою собственность, как на «что-то» закупленное им, над
чем можно беспрепятственно практиковать дешевое остроумие?»
Она, конечно, ошиблась, потому что Кашперов вообще бьш
деликатен с чужим самолюбием, но у него уже давно выработалась
манера говорить со всеми женщинами несколько небрежно и само­
уверенно, а чуткое ухо Зинаиды Павловны, не изведавшей еще на­
стоящих жизненных передряг, готово было в каждом слове нахо­
дить намек на обиду.
Кашперов пытался поддержать неклеившийся разговор: он рас­
сказывал о городе, о бирже, о своем заводе и о новой, выписанной
из-за границы динамо-электрической машине, расспрашивал о
Москве и институтской жизни. Но ему приходилось все время го­
ворить одному. Зинаида Павловна совершенно ушла в себя и на
все вопросы отвечала короткими «да>> и «Нет».
Они в молчании допили свой чай и разошлись, вынеся друг о
друге неприятное впечатление.
«Странная девчонка, -думал Кашперов, садясь в пролетку, что­
бы ехать на завод, - только что сорвалась со скамейки, нищая, а
держит себя совсем недотрогой. Жалко, однако, будет, если мы с ней
поссоримся. Лизку сразу к ней потянуло". может бьrrь, и вправду
112


Повест и
какой-нибудь прок выйдет. Душонка у ней добренькая, это что го­
ворить ... да собой-то она уж очень не того ...»
В то же время, хотя Кашперов и не терпел ни в ком подобостра­
стия, но спокойная независимость, которая невольно чувствовалась
в этой гувернантке - существе обыкновенно жалком и подвласт­
ном, - сильно его удивляла.
Зинаида Павловна, выйдя из-за стола, хотела пойти в свою ком­
нату, чтобы написать письмо. Она уже поднималась по лестнице,
как услышала за собою торопливые шаги и, обернувшись, увидела
бегущую к ней Лизу.
- Милая Зинаида Павловна, - сказала девочка, обхватывая
ее за талию, - я у вас хочу кое-что спросить, только вы обещайте,
что пе рассердитесь ...
- Ну, хорошо, не рассержусь, - ответила Зинаида Павловна,
рассмеявшись. - Что же это за важная вещь? Спрашиваете.
-Скажите мне, пожалуйста: ведь мой папа не поправился вам?
- Нет, Лиза, это вам только показалось, - поспешила разуве-
рить девочку Зинаида Павловна, уд ивляясь в то же время ее детс­
кой прозорливости, - наоборот, ваш папа произвел на меня очень
приятпое впечатление...
- Ах, зачем же говорить неправду? Я знаю, вам папа показал­
ся таким ... нет, не злым, а грубым... ну, да я не умею объяснить...
- С чего это вы взяли?
- Нет, я наверно знаю, потому что у вас бьшо такое же лицо,
как бывало у мамы, когда папа скажет что-нибудь резкое, а она
замолчит и на все его вопросы не отвечает...
- Давно ваша мама умерла?
Девочка задумалась; видно бьшо, что какое-то обстоятельство
затрудняет ее в ответе.
-
Видите ли, - сказала она вдруг с внезапным порывом от­
кровенности, - я вам расскажу, только никому не говорите, пото­
му что это рассказывать нельзя. Моя мама жива, но она уже давно
уехала куда-то, и когда я спрашиваю про нее у папы, то он па меня
сердится...
Это открытие поразило Зинаиду Павловну. Для нее, смотрев­
шей на брак как на таинственные, священные узы, муж и жена, жи­
вущие врозь, бьши каким-то чудовищным явлением, и она мыслен­
но поспешила обвинить во всем Кашперова. Конечно, несчастная
женщина не могла ужиться с этим неприятным человеком; может
быть, она теперь мучится всю жизнь и проклинает ту минуту, ког­
да связала с ним свою судьбу...
113


А. И. Куприн
Разговаривая таким образом, они дошли до дверей комнаты
Зинаиды Павловны.
- Можно мне к вам зайти? - спросила Лиза, умильно загля­
дывая в лицо своей гувернантки.
Конечно, она получила согласие. Тогда она осторожно пере­
смотрела все вещи Зинаиды Павловны, расспросила, для чего упот­
ребляется каждый флакончик, каждый клочок бумажки; затем, все
время, пока Зинаида Павловна писала письмо, она сидела, не сво­
дя с нее взора.
- Вы кончили? - спросила она, когда Зинаида Павловна ста­
ла заклеивать конверт. - Кончила, а что?
- Я все время смотрела на вас, и, знаете, вы - ужасно милая!
Можно мне поцеловать вас?
IV
Однажды Кашперов приехал к обеду в самом сияющем распо­
ложении духа: дела на заводе шли прекрасно, погода бьша ясная и
холодная, и, проехавшись с завода верхом, Сергей Григорьевич
чувствовал сильный аппетит.
Когда Зинаида Павловна налила ему полную тарелку горячего
супа, он совсем развеселился: действительно, эта девушка облада­
ла удивительной способностью придавать всему, за что только она
ни бралась, оmечаток той свежести и женской аккуратности, кото­
рой бьшо полно все ее существо.
- Знаете ли, великая вещь, если за столом хозяйничает хоро­
шенькая женщина, - сказал Кашперов весело и дружелюбно, -
ведь на первый взгляд кажется, что это - предрассудок, а между
тем, ей-богу, все приобретает особенно приятный вкус, и даже ап­
петит удесятеряется.
Кашперов хотел своим полушутливым, полудружеским обра­
щением хотя немного расположить к живому разговору Зинаиду
Павловну, эту <<Диконъкую барышню», которая, как он инстинк­
тивно чувствовал, боялась и избегала его. Сегодня, когда яркие
солнечные лучи так весело заливали столовую, когда в душе у Каш­
перова так сильно сказывалось радостное ощущение жизни, ему
неприятно бьшо видеть хмурое лицо гувернантки.
-Да что ж вы молчите, точно в воду опущенная, Зинаида Пав­
ловна? - досадливо прибавил он, не дождавшись ответа. - Вы,
кажется, с первых шагов уже имеете что-то против меня. Оставьте,
114


Повести
голубушка моя; ведь это - институтство! .. Я даже не могу понять:
щекотливость ли заставляет вас так относиться ко мне, или же вы
просто-напросто капризничаете!"
Зинаида Павловна подняла на него с упреком взор своих детс­
ких глаз.
-
Для чего вы смеетесь надо мной, Сергей Григорьевич? -
с упреком произнесла она внезапно дрогнувшим голосом.
- Как смеюсь?! - удивился Кашперов. - Да у меня и мысли
такс;>й в голове не бьmо, чтобы смеяться. Когда? В чем вы могли
усмотреть насмешку? Я, право, отказываюсь понимать вас.
-Да вот вы сейчас нарочно упомянули про каких-то хорошень­
ких женщин... Поверьте, я никогда не обольщалась своей наруж­
ностью и знаю о том, что некрасива... Но с какой стати вам бьшо
напоминать об этом?..
-
Позвольте, Зинаида Павловна, успокойтесь, ради бога, -
почти в отчаянии сказал Сергей Григорьевич, - ведь это же нако­
нец ужасно, что вы обо мне думаете! .. Ну, если хотите, я с вами
никогда не буду ни о чем, кроме дела, говорить. Мне страшно не­
приятно, что вы с первых же дней видите во мне врага. Уверяю вас,
я вовсе не такое чудовище, каким кажусь.
Зинаида Павловна ничего не ответила, но, как только обед кон­
чился, тотчас же встала, ушла в свою комнату и со слезами броси­
лась лицом в подушку.
Скоро жизнь в доме Кашперова потекла обычным, размерен­
ным ходом. Он приезжал только на минуточку и при встречах с
Зинаидой Павловной бьш официально вежлив, в остальное же вре­
мя совершенно позабывал об ее существовании.
Она, в свою очередь, все время посвящала исключительно Лизе.
В девочке складывалась богатая натура, стремительная в своих
побуждениях и отзывчивая на все хорошее. Зинаида Павловна без
всякого труда, исподволь приохотила ее к музыке и рисованию;
ученье же шло у них довольно вяло, потому что ни гувернантка, ни
воспитанница не имели достаточно выдержки... Но один случай
неожиданно возмутил однообразное спокойствие этой жизни и со­
вершенно перевернул вверх дном судьбу всех ее участников.
В началедекабря у Кашперова выдался свободный вечер, кото­
рый он не знал, куда употребить. Он ходил без цели по комнатам,
заложив руки в карманы, и производил в уме какое-то математи­
ческое вычисление для своего завода.
115


А. И. Куприн
Было то странное время дня, когда потухающий день слабо
борется с надвигающеюся темнотою, придавая всему какое-то гру­
стное освещение, располагающее к тихой мечтательности.
Случайно проходя мимо дверей залы, Кашперов услышал, что
кто-то берет на рояле мягкие аккорды, и хотел было войти туда, но
в это время до него донесся голос Зинаиды Павловны, разговари­
вавшей с Лизой. Каwперов остановился за портьерой и стал при­
слушиваться.
- Ну, что же я вам спою, Лиза? У меня, кажется, больше ниче­
го не осталось, чего бы вы не слышали, - сказала Зинаида Пав­
ловна.
- Душечка, ну спойте, что вам первое придет в голову! - го­
рячо упрашивала Лиза. - Помните, вы пели что-то из «Фауста>>?
Ну, теперь еще один разик; я уж больше не буду приставать".
- Ну, хорошо, хорошо, не теребите только меня, а то зацелуе­
те до смерти, - ответила Зинаида Павловна, смеясь и отбиваясь от
порывистых ласк своей воспитанницы.
- Вам темно, Зинаида Павловна! Может быть, зажечь свечи? ­
спросила Лиза.
- Не надо, прошу вас, не зажигайте, я буду наизусть играть ".
Ну, слушайте".
И она начала играть второй акт, изредка объясняя содержание
музыки.
- Вот это - народный праздник во время ярмарки". Мефис­
тофель приводит туда и Фауста". Слушайте, какой чудный вальс,
лучше его нет ни одного вальса в мире". Маргарита проходит с
молитвенником". Фауст поражен ее красотой". Он долго смотрит
в восхищении издали, а затем подходит к ней...
И она запела на низких нотах своего голоса известные слова:
«Позвольте предложить, прелестная, вам руку" .»
- Маргарита взглянула на него, потупилась и тихо отвечает:
<<Ах, не блещу я красотою и потому не стою рыцарской руки ".»
Кашперов хорошо знал оперу «Фауст», слышал ее в исполне­
нии европейских знаменитостей и всегда любил ее. Но теперь фра­
за, так нежно пропетая серебристым голосом Зинаиды Павловны,
совершенно потрясла его.
Из таинственной полутьмы, царившей в зале, лились один за
другим звуки мелодии, полные наивной грусти, и в уме Кашперова
с поразительной ясностью восстал образ Зинаиды Павловны, с ее
116


Повести
девсrвенным молодым обликом и спокойными гл азами, ясными,
как утреннее небо.
«Да, она Маргарита, - невольно пронеслось у него в уме, -
только кто же будет ее Фаустом?»
Сергей Григорьевич, часто и близко сталкиваясь с различными
женскими характерами, так изучил все перипети
и
любви, все мель­
чайшие оттенки в тоне и взгляде, что почти никогда не ошибался в
своих заключениях на этот счет, и теперь, когда голос Зинаиды
Павловны дрожал, замирая на последней ноте, он сказал себе: «Да,
у нее есть Фауст, потому что никакая выучка не может придать
музыке такой глубины чувсrва" . Верокmо, кузен". какой-нибудь
юнкер или гимназист".»
Зинаида Павловна замолкла. Настала такая тишина, что Каш­
перову казалось, будто стук его сердца раздается по всему дому.
- Ну, дальше, Зинаида Павловна, - взволнованным шепотом
проговорила Лиза, - милая Зиночка, дальше!"
- А дальше то, - тихо отозвалась через некоторое время Зи­
наида Павловна, - что Фауст скоро позабыл о Маргарите, а она".
она никак не может позабыть о нем".
«Я не ошибся, - решил Кашперов, услыхав, сколько заrс1.ен­
ной грусти прозвучало в последних словах, - да притом еще, ка­
жется, ее Фауст не подает никакой надежды на взаимность».
- Ну, слушайте еще, -заговорила опять Зинаида Павловна, -
только уж в самый последний раз: Маргарита сидит за прялкой и
поет.
И опять, вместе со сказкой о фульском короле, полился этот
чистый, хватающий за сердце голос.
«Боже мой, какая прелесть, - думал Кашперов, с жадностью
ловя каждую ноту. - Вот оно, истm
m
ое наслаждение. Но где же
эта бедная девушка могла обрести такие чудные звуки?"»
Он чувствовал, что у него в гл азах стоят слезы. В то же время
им овладел прилив какой-то безграничной, смутной злобы". «Уж
не ее ли Фауст так огорчает меня?» - насмешливо спросил он себя
и не мог ответить на этот вопрос.
- Ну, теперь довольно, - сказала Зинаида Павловна, окончив
сказку и громко захлопнув ноты, - нервы расстраивать не годит­
ся. Ловите меня, Лиза!
И она побежала, сопровождаемая Лизой, и откуда-то, издале­
ка, донесся до слуха Кашперова ее смех, рас
сып
авшийся в серебри­
стыхтрелях.
117


А. И. Куприн
«Однако я размяк порядком», - с озлоблением решил Сергей
Григорьевич и тотчас же велел закладывать себе лошадь. Он очень
долго остался в этот вечер на заводе, особенно тщательно 11абл10-
дал за его ходом, бессознательно стараясь как можно больше уго­
мониться.
Ему удалось привести себя в уравновешенное состояние, но,
когда поздно ночью оп уже окончательно улегся в постель и поту­
шил свечу, из темноты вдруг нежно и задумчиво прозвучало: «Ах,
пе блещу я красотою...»
- Тьфу ты, черт побери! - сердито оmлюнулся Сергей Григо­
рьевич. - Нужно же бьшо этой италъянщины наслушаться!
Хотя Кашперов и отплевывался так энергично, тем не менее на
другой день, едва только начало смеркаться, он уже стоял на том
же месте за портьерой ... Он прождал около получаса, пока нако­
нец пришла Зинаида Павловна и села за рояль.
На этот раз Лизы с ней не бьшо. Она долго брала рассеянные
аккорды, потом заиграла бурную интродукцию шубертовского
«Erlkonig»* и запела. Но она не кончила баллады и, оборвав ее на
середине, перешла сразу в С-mоl'ный вальс Шопена.
Когда она перестала играть и сидела, задумчиво трогая паль­
цами клавиши, Кашперов нечаянно скрипнул дверью. Звуки пре­
кратились совсем: по-видимому, Зинаида Павловна прислушалась.
Оставаться долее за портьерой становилось неудобно, и Сергей
Григорьевич предпочел войти в залу.
- Извините, Зинаида Павловна, - мягко сказал он, - я под­
слушивал вас. Но вы ведь не стали бы при мне играть? А между тем
я получил столько наслаждения, стоя вот здесь... за дверью.
Зинаида Павловна, при виде этого человека, с которым она все­
гда избегала встречаться, быстро встала с своего места.
- Извините, кажется, я своей музыкой помешала вам занимать­
ся? Я постараюсь больше не делать этого!
И она направилась к дверям, стараясь обойти его подальше.
- Да подождите же, ради самого бога, Зинаида Павловна! -
почти закричал Кашперов, хватая ее руку. - Неужели вам даже
быть со мною в одной комнате гадко? Поймите вы наконец, -умо­
ляю вас, - что между нами лежит какое-то чудовищное недоразу­
мение... Разве я не вижу, что если бы не Лиза, которая к вам привя­
залась, то вы давно оставили бы мой дом...
* «Лесного царя» (11ем .) .
118


ПOtJecmu
-Да, вы не ошибаетесь в этом, -отвечала Зинаида Павловна, не
глядя на него и вырывая свою руку из его горячей, сильной руки, -
110 если вам только хотелось напомнить об этом, то вы могли бы не
трудиться начинать издалека".
- Ну вот, опять точно так же, как и в первый раз, вы нарочно
не хотите понять меня, - досадливо перебил ее Каптеров и быст­
ро заговорил, боясь, что она уйдет, не выслушав его, вы см6трите
на меня с предубеждением, почему-то отказываете мне даже в та­
ком человеческом чувстве, как любовь к музыке ". Да где же здесь
кроется моя вина? Поверите ли, я - сильный человек, я лошади­
ные подковы гну, я никогда не знал, что такое нервы, но вчера,
стоя за портьерой, чувствовал на своих глазах слезы. И, раз вы об­
ладаете силой действовать так своим искусством, вам грешно было
враждебно отнестись к моему восторгу! Вы не имели права отказы­
вать мне в этом наслаждении! " Наконец, все это - ломание, все
это - страшно неестественно!
В его голосе слышалось волнение. Зинаида Павловна вниматель­
но и пытливо взглянула ему в лицо своими невинными глазами.
Нет, он не лгал, потому что его щеки пьшали и глаза горели, но
ей это горячее увлечение было и чуждо и непонятно.
- Я не понимаю вас, Сергей Григорьевич, - холодно произ­
несла она и быстро вышла из залы.
Между ними действительно лежало недоразумение.
«Что мне в этой девчонке? -злился через несколько часов Каш­
перов, ворочаясь на своей кровати. - Отчего я не могу ни о чем
думать, кроме нее? Ведь не мог же я влюбиться? Правда, в ней есть
что-то влекущее: эти ясные глаза, эта женственность ". Да что же
мне-то до нее за дело? «В Фуле жил да был король".» Да, с таким
голосом можно совсем перевернуть человека! Откуда у нее эта вы­
разительность? Кто с ней занимался? Или, может быть, она уже
любила и мучилась? «И до самой своей смерти он".» Ах, черт побе­
ри, да засну ли я наконец в эту проклятую ночь?" Вот тебе и хвале­
ное равновесие". Недостает еще, чтобы я начал принимать валерь­
яновые капли!"»
Кашперов влюбился. Он уже давно, лет десять тому назад, ос­
тавил всякие любовные глупости, пресытившись женским внима­
нием, которое ему давалось чересчур легко, и стал исключительно
человеком дела. Но в былое время самые опытные в деле ведения
интриг, прошедшие сквозь огонь и воду женщины всегда говори­
ли, что в нем есть «что-то магнетическое».
119


А. И. Куприн
Действительно, он тогда в своих желаниях не признавал пре­
пятствий: чем больше их бьшо, тем сильнее разгоралось в нем же­
лание достигнуть заветной цели, и он смело шагал через 11их,
обольщая дерзостью и порабощая слабую волю женщины своей
дикой, необузданной волей. Но как только цель бывала достигну­
та, ему становилось скучно; впереди рисовались другие заманчи­
вые перспективы, иные соблазны. И судьба, как будто умышленно,
покровительствовала ему, все предприятия этого человека носили
на себе печать необыкновенного успеха. Он играл, рискуя после­
дним, и всегда был баснословно счастлив; ударился в коммерчес­
кие предприятия и неожиданно для всех разбогател. В любви, как и
во всем остальном, он не знал проигрыша, но шатание по женским
сердцам интересовало его только до тех пор, пока он не убедился,
что, в сущности, нового ни в одном из них не встретишь.
А теперь перед ним, как живой, стоял нежный образ бледной
девушки, с синими прозрачными глазами и пленительным голосом,
и он не знал, как к нему приступиться, с чего начать.
- Нет, врешь, я тебя пересилю, - озлобленно шептал уже на
рассвете Кашперов, весь охваче1111ый взрывом запоздалой любви, -
я заставлю тебя! Пусть ты чиста, я в тебе разбужу такие инстинкть1,
в которых ты сама себя не узнаешь!
Он говорил эти слова, полные безумной страсти, и в то же вре­
мя ни одной секунды не верил себе, а в душе его грустный голос
пел: «Ах, не блещу я красотою!»
v
Почти во всяком городе, среди так называемого «общества»,
есть личности, которые хотя и пользуются всеми внешними знака­
ми уважения, но существование которых, подверженное разным
неожиданным превратностям, не может не быть подозрительным
даже для самого близорукого наблюдателя . Конечно, никто даже в
мыслях не подумает назвать их <<темными личностями», потому что
темная личность ходит обыкновенно в отрепьях, одна штанина
навыпуск, другая - в сапоге, говорит возвышенным слогом, назы­
вая себя благородным офицером, пострадавшим за правду, и не
выдерживает более двух секунд внимательно устремленного на нее
взгляда. Но зато каждый мирный обыватель, который вчера только
видел одного из них в самом бедственном положении, а нынче зас­
тает его в шикарном ресторане, бросающего без счета совершенно
120


ПOt1ecmu
новенькими кредитками, невольно начинает терзаться смутной
мыслью: не придется ли ему, ни в чем не повинному обывателю, и
даже в самом непродолжительном времени, расплачиваться за этот
бесшабашный кутеж?
К числу таких загадочных личностей принадлежал Павел Афа­
насьевич Круковский, у которого вечером на второй день Нового
года собралось все, что было хоть немного похожего на интел
л
и­
генцию в городе Р* . Павел Афанасьевич давал такие вечера раза
четыре в год, иногда положительно без всякого повода, и нигде с
таким удовольствием не веселилась молодежь, нигде за ужином не
лилось столько шампанского и нигде после ужина не велась такая
сумасшедшая игра, рассказы о которой долгое время ходили по­
том по всей губернии, как у него. Между тем никто из посещавших
вечера Круковского никогда не мог бы дать себе отчета, на какие
средства все это делается. Правда, Круковский уверял, что у него в
Пензенской губернии есть огромное имение, куда он на будущий
год собирается уехать, потому что «нельзя же полагаться на подле­
ца управляющего», но это доброе намерение так и оставалось все­
гда невыполненным. Его изредка видали на бирже, озабоченно
шепчущимся с «зайцами», видали за карточным столом, где он вы­
игрывал и проигрывал соверше1шо хладнокровно огромные сум­
мы, но каков был специальный род его занятий, оставалось покры­
то непроницаемым мраком неизвестности .
На этот раз съезд у Круковского был громадный: трое городо­
вых работали в поте лица перед его домом, тщетно стараясь вос­
становить порядок, беспрестанно нарушаемый подъезжающими
каретами, «семейнымю> санками и такими экипажами, не извест­
ными нигде - кроме Р-ской губернии, для которых нет названий
ни на каком языке.
Из ярко освещенных окон неслись красивые звуки военной му­
зыки, игравшей веселую польку, в окнах виднелись, привлекая вни­
мание тоJПiы, собравшейся на улице, разряженные фигуры гостей.
К крыльцу подъехали низенькие сани Кашперова. Кучер едва
сдерживал великолепного черного рысака, который храпел, косясь
испуганным глазом на сияющий подъезд, и в нетерпении бил пере­
дними ногами.
Сергей Григорьевич быстро выскочил из саней и помог выб­
раться сначала Зинаиде Павловне, а потом дочери.
Это был первый бал, на который Зинаида Павловна уговорила
поехать свою воспитанницу. Лиза ужасно волновалась. При одева-
121


А.И.Куприн
нье, всегда сдержанная с прислугой, она закричала на горничную,
неловко затягивавшую шнуровку корсета, а когда Сергей Григо­
рьевич, совсем уже одетый, крикнул через дверь, что пора ехать,
ею вдруг овладел такой страх, что она в изнеможении опустилась
на стул . Всю дорогу девочка ехала молча, тревожно выглядывая
из-под окутывавшего ее большого коврового платка. Теперь же,
когда, слегка вздрагивая от волнения и не прошедшего еще ощу­
щения холода, она раздевалась в уборной, страх совершенно нео­
жиданно исчез. Блеск и шум, господствовавшие в уборной, смешан­
ный запах разных духов, красивые туалеты дам, подмывающий
мотив польки, глухо доносившийся сверху, - одним словом, все эта
опьяняющая атмосфера первого бала лихорадочно оживила Лизу, и
когда она в сопровождении Зинаиды Павловны входила в залу, то
какое-то внутреннее ощущение говорило ей, что она чрезвычайно
милав'3Г'Jминуrу.Действительно,еезаметилииводинмиграсхва­
тали у нее все танцы". Усталая, задыхающаяся, со сбившимися во­
лосами, она сияла счастливой ул ыбкой и едва только присажива­
лась на место, как новый кавалер увлекал ее в круг Та.IЩ}'ЮЩИХ.
Зинаида Павловна с удовольствием следила глазами за своей
mобимицей. Она знала, что ее, одетую чуть ли не в домашнее про­
стенькое платьице, бледную и некрасивую, никто не станет при­
глашать (она привЫЮiа к этому еще в институте), и потому скром­
но заняла один из тех дальних уголков залы, которые самой судь­
бой предназначены для разного рода безличных существ: маменек
в невозможных чепцах и озлобленно зевающих наперсниц. Успех
Лизы искренне радовал Зинаиду Павловну, но хотя она и была чуж­
да мелочной завистливости кисейных барышень, тем не менее не
могла избавиться от грустного сознания, что ей не место среди это­
го праздника красоты и молодости, счастливых улыбок, нежных
фраз, грациозных, согласных движений.
Какой-то пестрый «молодой человею>, по всем признакам мел­
кий канцелярский чиновник с дряблым, испитьIМ лицом, украшен­
ным нафабренными усами и огненным галстуком, потеряв случай­
но даму на кадриль, разлетелся впопыхах к Зинаиде Павловне и
пригласил ее, но, увидев незнакомое лицо, скучное и некрасивое, в
смущении заегозил на месте. Это не укрылось от Зинаиды Павлов­
ны, и едва только она отказала акцизнику, он радостно вздохнул и
побежал дальше той развязной иноходью, которая до сих пор еще
употребляется на вечерах провинциальными <<ЛЬвами» как несом­
ненный признак щегольства и хорошего тона.
122


По11ести
- Зинаида Павловна! Наконец-то я нашел вас! - раздался над
нею приветливый голос.
Она вся радостно вздроmула и подняла голову: перед ней сто­
ял, дружелюбно улыбаясь и протягивая руку, Аларин . Он бьш уди­
вительно хорош в :лу минуту; безукоризненного покроя фрак лов­
ко обрисовывал его изящную фигуру, черные волосы живописно
вились вокруг его красивого открытого лица.
Зинаида Павловна вспыхнула от неожиданного прилива гро­
мадного, еще ни разу не изведанного счастья. Этот красавец, по­
стоянный предмет ее ночных девических грез, о мимолетной встре­
че с которым она вспоминала как о волшебном, прекрасном сне,
опять бьш подле нее, все такой же обаятельный, с тем же чарую­
щим взглядом своих черных глаз .
Она ничего не могла ответить, кроме взволнованного «здрав­
ствуйте», хотя на язык ей и просились горячие, полные восторга
слова.
- Я как только увидел Кашперова, -заговорил Аларин, опус­
каясь рядом с нею на стул, - так сейчас же подумал, что вы здесь,
но насилу мог отыскать, так вы далеко запрятались.
- Я не танцую, - ответила Зинаида Павловна, не сводя с него
восхищенного взора.
-Анаблюдаете только? Действительно, здесь для наблюдения
обильная пища. Знаете ли, чт6 меня постоянно смешит на балах?
Это - страшная неестественность, которая всеми овладевает. Да и
не на балах только, а и на гуляньях, в театрах, в суде, - одним
словом, перед лицом публики.
- Отчего же вы думаете, что все чувствуют себя неловко? По­
смотрите, вот, например, пара; разве можно предположить, что
сегодняшний вечер не самый веселый в их жизни? - И Зинаида
Павловна указала глазами на полную даму с лицом пожилой певи­
цы или цыганки из кафешантана, одетую в розовое шелковое пла­
тье, вырезанное до последних границ приличия, проходившую под
руку с высоким бакенбардистом в очках и заливавшуюся непри­
нужденным хохотом.
- Вот вы и ошиблись, - возразил Аларин, - у этой пары на
уме вовсе не смех, а самое пьшкое желание вцепиться друг другу в
глаза. Дама в розовом платье, видите ли, жена нашего исправника,
а ее кавалер - здешний прокурор. А прокурор и исправник покля­
лись взаимно в такой непримиримой вражде, что если даже опусте­
ет весь мир, то они все-таки не перестанут истреблять друг друга
123


А. И. Куприн
до тех пор, пока от обоих не остануrся только кончики хвостов. И
выходит, что этот заразительный смех -те же крокодиловы слезы!
-Ну, это, положим, частный случай; но поглядите кругом, раз­
ве вы мало видите веселых лиц?
- Уверяю вас, настоящего веселья нет ни капли, все это страш­
но фальшиво и натянуто . Человек улыбается и заботится о том,
чтобы его телячья улыбка произвела впечатление, разговаривает и
старается делать грациозные жесты. Посмотрите, вот идут два офи­
цера, - ведь они как будТо горячо спорят между собою о чем-то, а,
в сущности, оба городят страшный вздор и изо всех сил стараются
привлечь на себя общее внимание. Ну разве бывают у людей, со­
бравшихся повеселиться, такие выпяченные груди и такая неправ­
доподобная походка? Так ведь только ходят короли и военачаль­
ники в операх...
Зинаида Павловна поглядела на офицеров и не могла не улыб­
нуться удачному сравнению Аларина.
- Однако же вы беспощадны, Александр Егорович. Неужели
вы надо всеми так зло издеваетесь? - спросила она.
- Надо всеми, потому что это - лучшее средство не быть ни­
когда самому осмеянным.
- Но для чего же вы бываете на балах, если они в вас ничего,
кроме насмешки, не возбуждают?
- А вот именно для того, чтобы посмеяться; так или иначе, а
это похвальное желание свойственно каждому из нас, греППIЫХ, Но,
кроме того, меня тянет еще вон та комнатка, в которой можно ис­
пытать самые сильные ощущения в мире, - и Аларин показал ру­
кой на растворенные двери кабинета, где среди облаков дыма вид­
нелись солидные фигуры почтенных представителей дворянства,
чинно сидящих за зелеными столиками.
-Неужели вы играете в карты? Ведь это, должно быть, ужасно
скучно?
- Я играю только в азартные игры.
- Какие это азартные? Объясните, пожалуйста, я не понимаю.
- Самый простой способ наживы: я беру в руку сторублевую
кредитку, подхожу к вам и говорю: «В какой руке?» Вы говорите:
«В правой». Угадали - сторублевка ваша, не угадали - позвольте
мне столько же. Это, собственно говоря, идея, но, конечно, умные
люди додумались до множества вариантов ее и даже до целых тео­
рий о счастье!
Зинаида Павловна широко раскрьша глаза.
124


ЛOflt!Cmu
- Новедьэтовозмутител
ь
но, - произнесла она, пораженная
его объяснением, - это ... извините меня, пожалуйста, но ведь это
похоже на грабеж... А если я увлекусь, проиграю больше, чем у меня
есть?
Аларин заметил ужас Зинаиды Павловны, и им овладело жела­
ние порисоваться.
- Разные бывают способы, - ответил он, щеголяя напускным
хладнокровием, - некоторые предпочитают в этих случаях спа­
саться бегством, другие - пускают себе в лоб пулю... Да вообще
сильные ощущения даром не даются, - человек во время игры ста­
новится самым опасным из всех диких зверей.
- Господи, неужели и вы?..
- Зинаида Павловна, не судите меня так строго: вам жизнь -
новинка, а между тем она так мелка, так ничтожна, так бедна чем­
нибудь шевелящим воображение... А в игре - страсть! .. Каждый
нерв живет... чувствуешь биение каждой жилы... И вовсе не деньги
влекут... а счастье, счастье, одно только милое, нелепое счастье. Ведь
я-добрый человек, я готов со всяким нищим поделиться, но вы не
поймете, чт6 это за необъяснимое блаженство пустить в один вечер
по миру два или три почтенных семейства.
При последних словах Зинаида Павловна побледнела.
- Не говорите так, Александр Егорович, прошу вас, - сказа­
ла она с грустным упреком, - вы не можете быть таким... вы кле­
вещете на себя! ..
Аларин поглядел на нее с изумлением : от него не ускользнули
ни ее бледность, ни то глубокое чувство, с которым она произнесла
эти слова.
- Да вы не подумайте, Зинаида Павловна, - воскликнул он
веселым, добродушным голосом, - что я какой-нибудь драмати­
ческий злодей ... я просто, как художник, увлекся картиной, и боль­
ше ничего. Пойдемте танцевать вальс!
И он встал, приглашая ее красивым поклоном.
Аларин прекрасно вальсировал. Зинаида Павловна совершен­
но отдалась в его волю, и они быстро закружились под плавные,
упоительные звуки. Ей казалось, что горевшие по стенам бра сли­
ваются в один громадный оmенный круг... голова кружилась ...
глаза ничего не различали. Она чуствовала на своих волосах горя­
чее, прерывистое дыхание Аларина, чувствовала его сильную руку,
плотно лежащую на ее талии. Какие-то волны блаженства подняли
и несли ее все выше и выше ... Это бьшо какое-то чудное, сладкое
9·2739
125


А. И. Куприн
забытье, - состояние, подобного которому она еще никогда не ис­
пытывала.
- Мерси! - едва могла, наконец, проговорить Зинаида Пав­
ловна, еле дыша от утомления. - Пожалуйста, уведите меня куда­
нибудь из залы, здесь ужасно душно.
Они пошли по направлению к дверям, но вдруг Зинаида Пав­
ловна, как будто вследствие внезапного толчка, который испыты­
вает человек, если ему упорно глядят в затьшок, быстро огляну­
лась назад.
Из глубокой амбразуры окна на нее жадно и пристально смот­
рели два сверкающих глаза. Девушка вся сжалась от ощущения
инстинктивного страха и, прильнув к локтю своего кавалера, то­
роплива прошептала:
- РадИ бога, скорее ... скорее ...
Они дошли до маленькой, никем не занятой гостиной. В этой
комнате, заставленной роскошной мягкой мебелью и залитой ро­
зовым полусветом, струившимся из висячего фонарика, бьшо тихо
и прохладно.
- Чего вы так испугались, Зинаида Павловна? - спросил Ала­
рин, когда они уселись на диван. - Я начинаю предполагать здесь
что-то таинственное. Может быть, вам понадобится, как в старин­
ных сказках, храбрый рыцарь, который избавил бы свою даму от
каких-нибудь магических чар?
Он видел замешательство Зинаиды Павловны и хотел разогнать
его веселой шуткой.
- Благодарю вас, - ответила она, все еще не оправившись от
овладевшего ею волнения, - мне просто стало очень нехорошо,
потому что я отвыкла от вальса... - И вдруг у нее совершенно
неожиданно сорвалось с языка: - Кроме того... эти ужасные глаза...
«Ага! - подумал Аларин, - стало быть, действительно что-то
есть», - и он спросил серьезно и значительно:
- Помните, Зинаида Павловна, наш уговор?
- Какой уговор?
Она отлично знала, что напоминает Аларин, но ей казалось,
что если бы она ответила прямо, то ее тон выдал бы то радостное
волнение, которое охватило ее при этом вопросе.
- Когда мы прощались после нашей первой встречи, вы обе­
щали обратиться ко мне в затруднительных обстоятельствах. Мо­
жет быть, это время уже настало?
- Не ... не знаю, - тихо ответила она, опустив низко голову.
126


П0t1ести
- Значитt я не ошибсяt Зинаида Павловна! Скажите мне прав­
ду: ответите ли вы на один мой вопрос?
Она уже чувствовалаt что он понял eet знала дажеt в чем будет
заключаться его вопрос.
«Если верноt то «да»t - подумала она про себяt не сознаваяt
впрочемt ясноt в чем будет заключаться это «да».
- Хорошоt я отвечу вамt - сказала онаt с замиранием сердца
ожидая вопроса.
Аларин произнес только одно слово:
-Кашперов?
«Да!» - пронеслось быстре
е
молнии в голове Зинаиды Пав­
ловныt но она не сказала ни одного словаt а только еще ниже опус­
тила свое лицоt загоревшееся ярким румянцем. Ей казалосьt что
Аларин читает в сокровенных тайниках ее души.
Прошло несколько минут в молчании.
- Он преследует вас? - спросил Аларинt стараясь произнести
эти слова по возможности мягче и деликатнее. - Давно?
Зинаида Павловна не могла больше сдерживаться иt нервно сжав
рукиt так что ее тонкие пальца хрустнулиt горячо заговорила:
- Я не знаюt что ему надо от меня! С того несчастного вечераt
когда я играла на рояле и пела что-то из «Фауста»t он не дает мне
покоя. Он ничего не говоритt да и не может сказатьt потому что я
избегаю его ... но он смотрит на меня такими ужасными глазамиt
что у меня теперь постоянно предчувствие чего-то очень нехоро­
шего .. . Я боюсь этого человекаt - добавила она дроmувшим го­
лосом.
- Я понимаю васt - задумчиво сказал Аларин.
-
Но выt дол­
жно бытьt с самой первой встречи отнеслись к нему сухо и враж­
дебно?
-Да.
- Эrо ничего доброго не обещает. Кашперов один из тех лю-
дейt про которых Гейне сказал: «Сударыняt если вы хотите заслу­
жить мою любовьt то должны обращаться со мнойt как с каналь­
ей!» Их тянет к себе только невозможноеt а препятствия еще силь­
нее раздражают. Мой искренний совет вам: ехать как можно ско­
рее домой. Кашперов - такая силаt с которой считаться вамt сла­
бой и нежной девушкеt -трудно. Я знаюt что ни с вашейt ни с его
стороны никакие компромиссы немыслимыt а чем может все это
кончиться - трудно даже предположить ... Уезжайтеt ради богаt
скорее.
127


А. И. Куприн
Аларин очень жалел эту девушку, которая с первой же встречи
завоевала его симпатию своей беззащитностью.
- Разве я об этом не думала раньше? - возразила Зинаида Пав­
ловна, - но мне все как-то жаль бьшо оставить Лизу, - девочка
очень полюбила меня. Да и маму надо бьшо бы предупредить, а то
она бог значет что подумает ...
- Позвольте вам предложить одну услугу, Зинаида Павловна?
- Что такое?
- Если вам будет уж очень тяжело, черкните мне словечка два.
Адрес самый простой: пристань, контора правления, такому-то...
Хорошо? Я около самой пристани и живу.
Ласковый тон его голоса действовал на Зинаиду Павловну ус­
покоительно; в нем бьшо так много почти родственного участия.
-Нет, в самом деле, я об этом прошу вас серьезно, - настаи­
вал Аларин. - Если нужно будет, я попрошу своих хороших зна­
комых приютить вас недельки на две ...
И, боясь, чтобы она не нашла его последние слова обидными,
он добавил:
- Они рады будут для меня сделать что-нибудь приятное. Так
обещаете?
-Обещаю.
- Ну, вот и отлично, большое вам спасибо за доверие... Дайте
мне в залог вашу руку ...
- Pardon!* Я, кажется, несколько помешал вам? - раздался в
дверях насмешливый голос.
Они вздрогнули и, точно пойманные в чем-нибудь дурном, бы­
стро отдернули свои руки: на пороге гостиной, заложив руки в кар­
маны и презрительно щуря глаза, стоял Кашперов.
Бывают иногда такие внезапно обостряющиеся положения, ког­
да люди каким-то внутренним чутьем постигают не только слова
или выражение лиц друг друга, но и самые темные, сокровенные
мысли ... Таким образом и у этих трех людей мгновенно выясни­
лись и определились взаимные отношения. Кашперов по устрем­
ленным на него взглядам тотчас же догадался, что речь шла о нем.
Он даже знал, чт6 именно говорилось: от него не укрьшось ни уча­
стливое, растроганное лицо Аларина, ни протянутая рука Зинаи­
ды Павловны.
* Извините! (фра11ц.)
128


Повести
Аларин, возмущенный всем только что с.лышанным про этого
человека, поднялся ему навстречу с вызывающим взглядом, ища и
не находя дерзкого ответа на насмешливо-небрежное извинение.
- Я отыскал вас, Зинаида Павловна, - продолжал Кашперов
тем же тоном, - чтобы узнать, когда вам будет угодно ехать до­
мой. Я уже отвез Лизу; у нее болела голова.
- Напрасно вы мне не сказали этого раньше, я тоже поехала
бы с вами, - сухо ответила Зинаида Павловна, глядя в сторону.
- Извините, пожалуйста, я не хотел мешать вашей увлекатель­
ной беседе с господином Аларьевым, -умышленно переврал Каш­
перов фамилию Александра Егоровича.
Аларин хотел бросить ему гневное замечание, но самоуверен­
ная, спокойно-дерзкая манера Кашперова совершенно парализо­
вала его обычную смелость и находчивость.
- Потрудитесь отвезти меня, - сказала Зинаида Павловна и
пошла из гостиной, сопровождаемая Кашперовым, который пред­
варительно отвесил Аларину насмешливый поклон.
Но у дверей она вдруг остановилась, как будто что-то припом­
нив, и, быстро повернувшись, подошла к Александру Егоровичу.
- Прощайте, - произнес.ла она быстрым шепотом. - Пожа­
луйста, исполните мою просьбу, не играйте сегодня. Эrо для меня
очень, очень важно ... - И вдруг, взглянув ему прямо в глаза, с по­
рывом внезапной страсти она прибавила: - Ради бога, родной мой,
у меня сердце за вас неспокойно".
Аларин бьш поражен еес.ловами. «Что с ней сделалось? Неужели
это любовь? - подумал он, с.ледя глазами за удаляющейся девуш­
кой. - Вот чего я никак не ожидал!» И, пожав 1mечами, Александр
Егорович медленными шагами направился в карточную комнату.
VI
Едва только успел Кашперов усесться в сани и застегнуть по­
лость, как застоявшийся и промерзший на холоде рысак, которого
уже не в силах был сдерживать бородатый кучер, рванулся вперед
всей своей могучей грудью, и целая туча искристой морозной пыли
в одно мгновение обдала лицо Зинаиды Павловны.
- Гони! - крикнул Кашперов, когда сани выехали на широ­
кую безлюдную улицу.
Кучер быстро нагнулся вперед, пустил вожжи, гикнул, и рысак
понесся, как бешеный, вскидывая широким крупом и покачивая
высоко поднятой головой.
129


А. И. Куприн
Это бьш тот самый знаменитый Барс, который взял два первых
приза на московских бегах. Он ни одного движения не тратил да­
ром; со страшной силой выбрасывая вперед саженными взмахами
свои длинные, в белых чулочках, ноm, жеребец точно расстилался
по земле и нес, как игрушку, легкие сани. Комья грязного снега
далеко летели из-под его копыт, с дробным стуком разбиваясь о
передок. Ветер свистал в уши и захватывал дыхание. Пустынные
улицы тонули в темноте зимней ночи и казались какими-то совсем
незнакомыми, широкими и бесконечными. В этой сумасшедшей езде
среди тишины и мрака бьшо что-то и жуткое, и веселое, и таин­
ственное.
- Куда вы везете меня, Сергей Григорьевич?.. Я просила вас
отвезти меня домой!
- Теперь это вам уже решительно все равно, - ответил со сме­
хом Каwперов, - мне нужно бьшо украсть у вас несколько минут...
Я вас не вьmущу.
В тоне его голоса слышалось злое торжество успеха.
- Сергей Григорьевич, - воскликнула Зинаида Павловна, -
я, по крайней мере, считала вас до сих пор за честного человека...
Если вы что-нибудь позволите себе, я выскочу из саней!
-
Нет, не выскочите, - возразил Каwперов и вдруг крепко
охватил ее талию. - Не выскочите! Вы - в моей власти! Я давно
ждал этой минуты... Я знаю, вы завтра же оставите мой дом, но
сегодня вы - моя .. .
Он говорил неразборчиво, точно пьяный, задыхаясь от страш­
ного волнения.
- Пустите меня, сльпи
ите
, сейчас же пустите! - крикнула Зи­
наида Павловна, тщетно стараясь освободиться из железных рук
своего спутника. - Эт.о бесчеловечно, пустите меня, говорю вам!..
Яне хочу!..
- Не пу-щу! - резко отчеканил он сквозь стиснутые зубы. -
Вы не понимаете, что значит разбудить такого зверя, которого вы
заставили проснуться во мне. Нет? О! Я не похож на того сладкого
студентика, с которым вы сейчас так нежно ворковали. Если я по­
клялся, что вы будете моей, то отдам жизнь, пойду на каторгу, унич­
тожу всякого, кто станет мне на дороге, а вы все-таки будете моею...
Да, моей! Слышите ли: моей любовницей, моей вещью...
И вдруг, сразу переменив этот страстный тон, он заговорил
медленно и тяжело, как человек, истомленный долmм страда­
нием:
130


Повести
-
Не верьте, Зинаида Павловна, тому, что я сейчас говорил.
Это - страсть ". Здесь нет ни одного слова, которое бы принадле­
жало мне! Пожалейте же меня! Ведь вы - женщина, у вас сердце
доброе. Отчего же вы надо мной-то не хотите сжалиться? Если бы
вы знали, как я люблю вас! Ах, да где же вам понять это! Это - пе
любовь даже, это - ад, это - такая дьявольская мука, о которой
вы, чистая, невинная, даже представления не можете иметь! Так
слушайте, я вам все расскажу." Вы пели тогда ." Поймите, этот мо­
тив не оставляет меня... точно кто выжег его огнем в моей памяти".
И ночью, и днем, и за работой мне мерещится ваш голос". Если бы
вы не избегали меня, если бы хотя даже просто оставались ко мне
совершенно равнодушны, ничего и не случилось бы! Но я увидел
одно только отвращение. Да, я был противен вам. И началось". И
чем больше вы боитесь меня, чем гаже я для вас становлюсь, тем".
Кашперов, говоря эти странные слова, все ближе и ближе при­
влекал к себе слабое тело Зинаиды Павловны и вдруг, прикоснув­
шись пьшающими губами к ее холодной щеке, совершенно обезу­
мел. Он свободной левой рукой отогнул назад голову Зинаиды
Павловны и впился в ее губы страстным, продолжительным поце­
луем. Она пробовала сопротивляться, кричать, но мало-помалу воля
этого человека совершенно обессилила ее ." Ей стало душно ." кровь
прилила к внезапно закружившейся голове." Пред глазами со
страшной быстротой завертелись громадные оmенные круги, и ею
овладело какое-то полное фантастических грез забытье, похожее
на гипнотическое состояние или на бред морфиниста.
«Что со мной? Где я? - проносились в ее голове обрывки мыс­
лей. - Зачем он держит меня так близко? Ах да! Это - вальс с
Алариным. Какие у него чудные глаза". глубокие-глубокие". мож­
но в них глядеть целый день и не добраться до дна. " Боже мой".
так близко". так жутко". Милый, еще, еще! ..
И она, вздрагивая под жгучими поцелуями Кашперова, покор­
но опустила ему на грудь свою голову.
- Дорогая моя, деточка милая, - шептал еле слышно Сергей
Григорьевич, трясясь, точно в ознобе, - не отталкивай меня!"
Кашперов взглянул в лицо Зинаиды Павловны; ее глаза были
полузакрыть�, губы, на которых блуждала томная улыбка, шепта­
ли непоНЯТНЬiе слова.
Одна мысль, точно молния, мелькнула в голове Кашперова.
- Слушайте! - сказал он резким, повелительным тоном, гру­
бо освобождая девушку из своих объятий. - Вы думаете об этом
инженере?
131


А. И. Куприн
Зинаида Павловна мmовенно очнулась и произнесла спокойно
и твердо:
- Да,ядумалаонем.
- Ступай домой, -крикнул Сергей Гриrорьевич кучеру, -живо!
Всю дорогу Кашперов и Зинаида Павловна не сказали ни одно­
го слова, и, как только кучер сдержал перед подъездом взмьшенно­
го Барса, она поспешно вышла из саней, не воспользовавшись про­
тянутой рукой Сергея Григорьевича. Она быстро бежала по лест­
нице, торопясь добраться до своей комнаты, но он догнал ее в по­
лутемной гостиной и осrановил, крепко схватив за руку. Он был
страшен в эту минуту, с глазами, сверкающими бешенством, и с
багровыми пятнами на щеках.
- Я вас в последний раз спрашиваю, - проговорил он, с уси­
лием выпуская одно слово за другим, - будете ли вы моей добро­
вольно? Не делайте глупостей". Вы - нищая, вы еще не знаете цены
деньгам, я осыплю вас ими." Я вас повезу за границу, и вы со сво­
им голосом приобретете славу! .. Я отдам вам все... все, что у меня
есть ... Не доводите меня до крайности ... В этой комнате вашего
крика ни один дьявол не услышит.
- Вы - подлец! - едва могла произнести Зинаида Павловна,
чувствуя уже приближение обморока. - Вы.., мне. " противны! ..
- А-а! Противен?
И с диким воплем, ничего уже не видя, не слыша и не сознавая,
Кашперов рванулся к ней, обвил ее своими могучими руками и вдруг
остановился точно вкопанньШ: в дверях, высоко подняв над голо­
вой горящую свечу, стояла Лиза, с ужасом глядя на происходящую
пред ней картину.
Кашперов с�рипнул зубами и выбежал из гостиной.
- Зиночка, что с вами? - вскрикнула Лиза, подбегая к своей
гувернантке.
Но Зинаида Павловна уже ничего не слыхала. Все помутилось
перед ее гл азами, быстро пронеслось в какую-то бездонную про­
пасть, и она упала, крепко уд арившись головой о паркет.
В то самое время, когда происходила эта безобразная сцена, к
дому Круковского подъезжал, страшно волнуясь и ежеминутно
подгоняя извозчика, Александр Егорович Аларин. Ему все каза­
лось, что лошадь бежит слишком медленно, и он, чтобы обмануть
свое нетерпение, изо всех сил старался помогать ей, упираясь рука­
ми в облучок. Как только извозчик остановился перед подъездом,
Аларин быстро соскочил, сунув ему в руку первую попавшуюся
132


ЛOIИ!CmU
ассиmацию. «Ванька>> долго в немом изумлении следил за своим
седоком, взбегающим по лестнице, и вдруг, как ошалелый, принял­
ся нахлестывать клячонку.
Как только уехала с вечера Зинаида Павловна, Аларин, несмот­
ря на всю свою выдержку, которой он так хвастался, проиграл все
наличные деньги. Но ему не хотелось отходить от стола; он верил в
повороты счастья и продолжал играть уже на запись до тех пор,
пока банкомет не заметил с неудовольствием:
- Пришлите, за вами ровно тысяча!
Александр Егорович, краснея, стал просить подождать полча­
са. У него не было больше ни копейки своих денег, и он уже мыс­
ленно решил заплатить :пу тысячу из тех казенных денег, которые
лежали в его шкатулке на квартире.
«Займу завтра у жида, пополню», -думал он, упрашивая бан­
комета об отсрочке.
Аларин, как сумасшедший, прилетел домой, вьmул из-под кро­
вати большую несгораемую шкатулку и стал оmирать ее. Но рука
дрожала, и ключик никак не хотел попасть в замочную щелочку.
Наконец Аларину уд алось сделать это; он ощупью отыскал пачку с
казенными деньгами и развернул ее. Надо было зажечь огонь, по­
тому что в комнате со спущенными шторами бьша непроницаемая
темнота, а спички, как нарочно, не находились.
«А, не один ли черт!» - решил, рассердись, Аларин и, сунув
всю толстую пачку в боковой карман сюртука, поспешно оmра­
вился в дом Круковского.
Александр Егорович вошел в игральную комнату и со стран­
ным чувством окшrул ее глазами. Столы, исчерченные мелом, за­
пах табачного дыма - все это неприятно поразило его после того,
как он успел подышать свежим воздухом.
Вокруг одного из столов сбились в кучу, следя в жадном молча­
нии за руками банкомета, десять или двенадцать игроков с блед­
ными, измятыми лицами, которые казались совсем мертвыми при
слабом утреннем освещении.
Метал сам Круковский, невысокий, худой, но крепкий, как
сталь, и жилистый мужчина, совершенно неопределенного возрас­
та. Он был плешив, и все его лицо бьшо изборождено глубокими
морщинами, но ясные голубые глаза навыкате глядели смело и твер­
до. Он мог проводить без сна, в самых страшных попойках и бес­
чинствах, несколько ночей напролет и ничуть не изменялся в лице:
природа отпустила ему громадные силы.
133


А. И. Куприн
Увидя подошедшего Аларина, Круковский, не прерывая талии,
быстро вскинул на него взор и кивнул головой. Он уже по лицу
знал, что Александр Егорович привез деньги, и даже больше, -
что он будет отыгрываться.
Действительно, Алариным внезапно овладело страстное жела­
ние отыграться.
«Не может же быть, чтобы мне теперь не повезло, -соображал
он, - счастье идет полосами". Я должен вернуть свое" . и баста!»
И ему живо представилось, какое будет счастье, если он изба­
вится от тяжелой необходимости платить казенными деньгами.
«Господи, только бы тысячу воротить, больше и играть не буду, -
проносилось в его голове. -Ах, какое было бы наслаждение уехать
из этого вертепа и лечь спать со спокойной совестью !»
Аларин долго глядел на игру, бледнея и вздрагивая от волне­
ния: он уже знал, что будет играть, но старался продолжить то жгу­
чее ощущение, которое испытывает страстный игрок, имеющий
возможность поставить крупный куш и медлящий сделать это.
«Начну с тридцати рублей, - думал Александр Егорович, -
конечно, возьму, затем угол и десять мазу, а потом мирандолями и
мирандолями". две карты маленьких, две больших".»
Круковский стал тасовать карты для новой талии и искоса ки­
нул взгляд на Аларина.
- Сколько в банке? - спросил Алекса11др Егорович таким вне­
запно охрипшим голосом, что все игроки обернулись к нему.
Круковский пристально посмотрел ему в глаза и, переставая
тасовать, сказал:
- Послушайте, Аларин, я не советую вам играть.
- Как не советуете? Что вам до меня за дело? - возразил Алек-
сандр Егорович резким тоном, но невольно опуская взор.
-Ато, что есть известная примета: кто отыгрывается или рис­
кует на казенные, - всегда проигрывает.
Он произнес это внушительно и отчетливо, продолжая так же
внимательно глядеть в глаза Аларину. Круковский вовсе не хотел,
чтобы Александр Егорович отказался от игры, 110 ему нужно бьшо,
чтобы он публично, при свидетелях, признал принесенные деньги
своими.
Расчет был совершенно верен, потому что Аларин густо покрас­
нел и сказал с деланной иронией:
-
Я думаю, вы не сомневаетесь, что деньги принадлежат
мне?
134


По вести
- Спаси господи ! - хладнокровно оmарировал Круковский,
уже окончательно убедившись, что Аларин взял казенные деньги. -
Я просто вижу, что вы хотите отыграться, ну, и сообщаю вам муд­
рое житейское правило: не за то отец сына бил, что играл, а за то,
что отыгрывался. А впрочем, как угодно-с" . В банке около четы­
рех тысяч.
«Красные -сто, черные -двести», -подумал Александр Его­
рович и снял с колоды несколько карт. Выпша красная".
И вдруг среди мертвой тишины глухо, но явственно раздался
его голос: «Ва-банк!» - и он вытащил из колоды карту, стараясь
сам не видеть ее.
- Со входящими? - спросил совершенно хладнокровно Кру­
ковский.
- Ва-банк! - озлобленно повторил Аларин.
Банкомет перевернул колоду; Александр Егорович посмотрел
на свою карту: оказалась дама бубен, и в его уме почему-то быстро
мелькнул и скрылся образ Зинаиды Павловны.
Круковский отчетливо выкидывал каждую карту, пристукивая
по столу костяшкой среднего пальца, и с каждым ударом сердце
Аларина крепко и болезненно билось об грудную клетку, а в вис­
ки, точно два громадных молота, ударяли попеременно: «бита, дана,
бита, дана>>.
- Бита! - шумно вырвалось у всех зрителей.
-А-а! - медленно протянул Аларин, и им сразу овладело без-
различное спокойствие".
VII
Александр Егорович проснулся в два часа дня и долго не мог
сообразить: утро теперь или вечер. Он лежал на кровати во всей
той одежде, которая была на нем вчера; голова, точно налитая рту­
тью, страшно болела, глаза, с красными от утомления веками, ми­
гали и слезились от света, во рту ощущался какой-то неприятный
вкус". Сердце Аларина тревожно ньшо ожиданием большого не­
счастья, но он никак не мог припомнить, что такое с ним вчера
произопшо, и усиленно тер переносицу.
Случайно его взгляд упал на шкатулку: она, как была ночью
вытащена из-под кровати, так и лежала, раскрытая, на середине
комнаты. Возле валялись лист газетной бумаги и конец английско­
го шпагата, которым были обмотаны деньги.
135


А. И. Куприн
Аларин в один миг, точно кто толкнул его, с поразительною
ясностью припомнил до мельчайших подробностей картину своей
последней ставки: грязная комната, совершенно залитая ослепитель­
но-яркими лучами холодного зимнего солнца, десяток желтых лиц,
нагнувшихся над столом с хищно сверкающими глазами, прокля­
тая пятерка червей с надломленным углом и спокойный, ненавист­
ный голос, медленно произносящий: «Больше не мечу" . Не угодно
ли, господа, кому-нибудь занять мое место?» Аларин вспомнил еще,
как он тотчас же после этого бессмысленно рассмеялся и начал хва­
стливо уверять, что хотя он и проиграл уже одиннадцать тысяч, но
что ему «наплевать» и что сильные ощущения даром не даются ".
Но этот деревянный смех и эти нелепые слова принадлежали неему,
не Аларину, а как будто совершенно чужому, незнакомому челове­
ку; настоящий же Аларин слушал с трепетом самого себя, между
тем как истерические спазмы душили его горло. Игроки, толпив­
шиеся вокруг стола, глядели на его судорожную развязность, близ­
кую к умопомешательству, с тем холодным и вполне безучастным
любопьпством, с которым некогда смотрели римские гл адиаторы
на смерть своих товарищей.
Потом откуда-то появилось шампанское, кого-то поздравляли
и кричали <<ура». Каждый из присутствующих с жадностью пил ,
точно желая забыться от долгого созерцания целых ворохов кре­
диток, переходивших в одно мгновение из рук в руки.
Пил и Аларин ". Он теперь, точно сквозь сон, вспоминал, как с
пьяными слезами он лез целовать Круковского и божился, больно
ударяя себя в грудь кулаком, что проиграл казенные деньги, а Кру­
ковский с неожиданно вспыхнувшим взором резко оттолкнул его и
сказал: «Ты бы, братец, домой ехал спать, а не болтал пустяков!»
Затем все впечатления слились, перед глазами заколыхался какой­
то синий туман, и больше он ничего не помнил.
Пока все эти бессвязные сцены проносились передглазами Ала­
рина, он сидел в оцепенении на своей кровати и, не отрываясь, гля­
дел в угол. Какая-то громадная тяжесть обрушилась на него, зав­
ладела всем его существом и сковала ледяным холодом ужаса все
его нервы, все умственные способности". Это бьшо состояние, по­
хожее на кошмар, когда человек чувствует, что ему что-то надо
сделать, бежать или крикнуть, но язык онемел, ноги не могут шеве­
литься, а грозящая опасность надвигается все ближе и ближе.
- Что же это такое? - растерянно шептал Аларин, вперяя в
какую-то далекую точку свой неподвижный, точно стеклянный
136


Повести
взгляд. - Неужели все, все пропало? И честь, и молодость, и сво­
бода! .. Неужели мне, Александру Егоровичу Аларину, такому слав­
ному и красивому молодому человеку, на которого всегда с удо­
вольствием заглядывались женщины, - неужели мне теперь вся­
кий писарь, всякий уличный бродяга может сказать в глаза: «Ты -
вор! Да, ты - вор, потому что украл казенные деньги»? Да нет же,
нет! Это - неправда! Я никогда чужой копейкой не воспользовал­
ся; я, когда еще мальчишкой был, куска сахару не брал без спросу...
я - не вор! Вор крадет из нужды или из нежелания работать, вор
крадет каждый день, и если его выбрасывают из общества, то это
так и нужно, потому что иначе никто спокойно не мог бы спать.
Разве я похож на вора? На меня только вчера напшо проклятое зат­
мение, но я остался тот же, мне ничто не мешает жить со всеми и
приносить свою долю пользы ... Не смейте отворачиваться от меня!
О господи, помоги же мне, помоги! Устрой так, чтобы все это бьш
сон, ужасный ... ужасный сон! Я сейчас проснусь... все окажется по­
прежнему... Ну вот, я просыпаюсь...
И, жадно ухватившись за последнюю мысль, он, как безумный,
кинулся к шкатулке, вывернул на пол все заключавшиеся в ней бу­
маги и письма и принялся перерывать их дрожащими руками. Ему
на глаза попалась прежде всего довольно толсrая, перевязанная
розовой атласной лентой пачка, заключавшая в себе целую любов­
ную эпопею в письмах, начиная от официально-любезного пригла­
шения к обеду и кончая теми лаконически страсrными записками,
поспешно набросанными неочиненным карандашом на первом
попавшемся лоскутке, содержание которых не решится прочесrь
вслух самый испорченный человек. Все эти письма со следами слез
и чернильных брызгов, пропитан
ны
е тонким запахом духов и на­
писанные безобразнейшим почерком, принадлежали перу одной
хорошенькой вдовы, очень эксцентричной и непосrоянной особы,
два года до безумия любившей Александра Егоровича, чтобы по­
том сменить его на капельмейстера гвардейского полка, которого,
в свою очередь, заменил красавец бас из архиерейских певчих. Ала­
рин часrо, с тайной и сладкой грустью вспоминая прошедшее, лю­
бил перечить1вать эти послания, но теперь они вдруг показались
ему такими ничтожными до пошлости, что, внезапно обозлившись,
он с силой швырнул всю пачку под кровать. Он заглядывал в такие
уголки шкатулки, где не только не могли уместиться одиннадцать
тысяч рублей, но бьшо трудно спрятать просrой почтовый конверт.
Холодный пот высrупил уже давно на его лбу, ноги затекли и сильно
137


А. И. Куприн
болели, а он все стоял на коленях перед шкатулкой, в десятый раз
переворачивая высыпанные вещи. Его действия бьши похожи на
движения уrопающего, который судорожно, но тщетно ищет рука­
ми какой-нибудь твердой точки.
Дверь тихо скрипнула и отворилась, и из нее показалась голова
рассьшьного с пристани.
- Чего тебе нужно? - закричал Аларин со злостью в голосе и
в ту же минуту покраснел, как уличенный преступник: ему каза­
лось, что рассыльному уже известно все и он понимает, чем зани­
мался Аларин, стоя посреди комнаты на коленях.
- Письмо вашему благородию, - отвечал рас
сыль
ный, пода­
вая Александру Егоровичу большой форменный конверт и в недо­
умении приготовляясь на всякий случай к быстрой ретираде, -
приказано отдать в собственные руки.
Аларин быстро оборвал края конверта. Он уже чувствовал смут­
но, что в этом письме кроется последний, самый страшный удар.
«Ревизионная комиссия правления просит вас пожаловать в шесть
часов пополудни с имеющимися у вас на руках казенными суммами
и шнуровыми книгами для производства гласной поверки».
Аларин читал с трудом, потому что буквы сливались в мутные
полосы и строчки прыгали перед его глазами. Он не понял ни од­
ной из этих казенных фраз, не мог даже сообразить, какую связь
имеют они с происшествиями вчерашнего дня, но из глубины его
души какой-то внуrренний голос внятно и уверенно произнес «ба­
ста», и письмо вывалилось из рук.
Рас
сыль
ный сначала хотел бьшо спросить, можно ли ему идти,
но, увидев, что впечатление произведено письмом довольно силь­
ное, счел более благоразумным и уместным удалиться после этого
опроса.
Аларин не мог стоять, потому что его ноги дрожали и подгиба­
лись; он через силу доплелся до кровати и лег. Он знал, что ему
надо немедленно собрать разбегающиеся мысли, уяснить, обдумать
свое положение и предпринять что-нибудь. Но рассудок совсем не
повиновался; в голове царил невообразимый хаос; все, что дума­
лось, бьmо чрезвычайно незначительно и совершенно не относи­
лось к делу. Аларин лежал, повернувшись лицом к стене, и маши­
нально обводил пальцем узор, нарисованный на обоях, а перед его
глазами, как это бывает после долгой игры, одна за другою ярко
обрисовывались различные карты: короли грозно хмурили брови,
дамы с изумленными лицами протягивали желтые цветки ... Аларин
138


Поsести
даже позабыл о своем тяжелом положении, ему начало казаться,
что это безразличное состояние покоя и полудремоты, лишенное
всяких мыслей, продолжится навсегда. Но вскоре холод, наполняв­
ший комнату, отрезвил его, и он мало-помалу возвратился к дей­
ствительности. Мысли опять стали вертеться около необходимос­
ти принять какое-нибудь решение.
«Взять взаймы? Да ведь ни один дурак не поверит; ведь это не
десять рублей, а одиннадцать тысяч! Всякий в глаза насмеется, да
еще за сумасшедшего сочтет. Украсть? Ограбить кого-нибудь? Он,
пожалуй, и таким средством не побрезговал бы, но как же это дела­
ется? Надо идти куда-то, подслушивать, подсматривать, подстере­
гать, но куда же идти?>>
- Нет, нет, все равно, надо бежать, разыскивать, хотя, может
бьпь, и ничего не выйдет! - воскликнул Аларин, вдруг охватив
мысленно всю безвыходность своего положения, и поспешно на­
чал одеваться, не попадая в рукава пальто и страшно злясь на это.
VIll
Когда Александр Егорович вышел из дома, короткий зимний
день уже потухал и на улице кое-где зажигали фонари.
Первая мысль, за которую уцепился Аларин, было пойти к Гой­
дбергу, известному во всем городе ростовщику, снабжавшему его
деньгами в некоторые критические моменты жизни. Хотя Гойдберг
и брал невозможные проценты, а Аларин был весьма неаккуратен,
но и кредитор и должник никогда не имели основания жаловаться
друг на друга: первый во всякое время дня и ночи готов был пред­
ложить свои услуги, а второй беспрекословно соглашался на са­
мые трудновыполнимые условия. Александр Егорович напрасно
старался отыскать в карманах какой-нибудь завалявшийся двугри­
венный. Ему пришлось идти пешком на самый конец города, и ког­
да он подходил к невзрачной хатенке, в которой обитал Гойдберг,
то насилу держался на ногах от усталости. Прежде чем войти, он
заглянул в окно. Самуил Исаакович Гойдберг, красивый, типич­
ный еврей с умными чертами матового лица, сидел, нагнувшись
над письменным столом, и внимательно заносил в какую-то очень
толстую книгу длинные столбцы цифр.
Аларин на мгновение закрыл глаза, им овладела внезапная сла­
бость духа, сердце перестало биться. Но это продолжалось очень
короткое время. <<Э! Не все ли равно, - подумал он, с отчаянием
139


А. И. Куприн
махнув рукой, - хуже не будет!» - и стукнул два раза в стекло.
Гойдберг вздрогнул и устремил беспокойный взгляд по направле­
нию окошка, заслоняясь рукой от света. Он долго смотрел таким
образом, стараясь проникнуть в темноту ночи, и только когда Ала­
рин повторил стук, нерешительно поднялся с места и пошел отво­
рять дверь.
Александр Егорович вошел в комнату, стараясь казаться спо­
койным и самоуверенным, но от опытного взгляда ростовщика не
укрьшись ни бледность его лица, ни нервное движение нижней че­
люсти, ни тревожно бегающие по сторонам глаза. Умный еврей
тотчас же поНЯJI, что этого всегда беззаботного, веселого красавца
скрутили самые затруднительные обстоятельства ...
Они уселись к столу и несколько минут в молчани
и
не отрыва­
ли взоров друг от друга.
Гойдберг в своей специальности был тонким психологом и до­
вел до виртуозности искусство незаметным, но подавляющим об­
разом влиять на нуждающегося человека. Он никогда не начинал
первый щекотливого разговора о деньгах, наблюдая лишь, как его
клиент мнется, конфузится, еле нанизывает одно на другое слова и
междометия и, наконец, радостно соглашается на все предложения,
чтобы только покончить с этим тяжелым состоянием неловкости.
- Видите ли, почтеннейший Самуил Исаакович, - робко на­
чал Аларин, не выдержавший пристального взгляда и уже оконча­
тельно смущенный этим, - мне нужно ... видите ли... не можете ли
вы одолжить мне некоторую... небольшую сумму денег?..
Ростовщик уже по одному тону, которым было сказано <<Неболь­
шую», догадался, что Аларину нужна громадная сумма, но лицо
его не выдало этого ни одним мускулом.
- Ну, зачем же не одолжить? - ответил он подобострастно. -
Я вам с удовольствием могу дать сколько угодно! .. Вы такой акку­
ратный и никогда не торгуетесь. Дай бог, чтобы со всеми было так
приятно вести дела, как с вами. Сколько же вам надо?
И он, вопросительно глядя на Аларина, уже оmирал письмен­
ный стол, как будто приготовляясь достать вексельную бумагу...
Алариным опять овладел припадок трусости; ему почему-то
показалось невозможным назвать целиком такую большую сумму,
как одиннадцать тысяч рублей.
- Мне... мне... девять тысяч, - солгал он, потупляясь и одно­
временно с этим поняв, как нелепа бьша мысль обратиться к Гойд­
бергу.
140


Повести
- Гм ... девять тысяч рублей? - протянул еврей, который сам
не ожидал ничего подобного. - Да у меня никогда и денег-то та­
ких в руках не бывало! - прибавил он, быстро захлопывая ящик и
запирая его на ключ. - Нет, это невозможно, поищите где-нибудь
в другом месте.
После такого категорического отказа Аларину сразу стало лег­
че, и он почувствовал себя развязнее.
- Слушайте, Гойдберг, вы должны дать мне... понимаете -
должны. Иначе ... черт знает, что будет иначе... Я вам подпишу до­
веренность на все свое жалованье.
Тонкая усмешка появилась на губах еврея.
- Ну, зачем же вам надо столько тысяч?
Аларин растерялся ... Он тщетно старался солгать, сочинить
какую-нибудь историю; как нарочно, ни одна правдоподобная
мысль не лезла в голову.
- Ах, черт побери! - воскликнул он грубо, - да не все ли тебе
равно, дьявол! Давай или не давай, это твое дело, а не смей рас­
спрашивать...
- Пхе! Господин инженер думает, верно, что я - совсем ду­
рак! Я вам говорю, поищите в другом месте, где деньги на полу
валяются...
Нервы Аларина не выдержали. Кровь со страшной силой при­
лила к голове.
«А что, если я схвачу его за горло, - быстрее молнии пронес­
лось в его голове, - ни одна душа не услышит!»
И вдруг, с помутившимися глазами, ничего не чувствуя, кроме
ужасного озлобления, он кинулся на Гойдберга и в один миг обвил
своими гибкими пальцами его шею.
-
Постойте, постойте, - захрипел побледневший еврей, -
отпустите меня, господин инженер! Я вам дам деньги... я сейчас дам!
Аларин отнял руки, с необыкновенной быстротой перейдя от
безумного отчаяния к еще более безумной радости.
-
Ну, давай, голубчик, давай! Неси скорее... Ах, боже мой! ..
Чего же ты меня раньше-то мучил? - бессмысленно твердил он,
еле переводя дух.
Гойдберг подошел к двери, ведущей в другую комнату, и спря­
тался за нее так, что виднелась только одна его голова.
- Вы с ума сошли! - закричал он визгливым голосом. - Разве
я осел , чтобы бросать деньги? Разве я не знаю, что вы вчера
141


А. И. Куприн
проигрались? А если вы будете орать, как пьяница, я позову поли­
цию. Убирайтесь вон из моего дома!
Аларин вскочил со своего места, но дверь моментально захлоп­
нулась, и когда он схватился за ручку, то услыхал, как в замке
зазвенел ключ.
IX
Едва держась на ногах и шатаясь, точно расслабленный, вы­
шел Александр Егорович на улицу. Бьшо почти совершенно тем­
но. Холодный ветер дул ему в лицо, а он, не разбирая дороги, шел
бессознательно вперед в рас
сrе
гнутом пальто и криво надетой шап­
ке, из-под которой выбивались пряди мокрых волос. Его губы бор­
мотали бессвязные слова, и встречавшиеся с ним прохожие неволь­
но останавливались, провожая его взорами.
Аларин дошел до бульвара и только тогда почувствовал страш­
ную физическую усталость. Идти далее бьшо некуда, да и зачем?
Везде та же холодная, пустая темнота.
Он уселся на полузанесенну10 снегом скамью и замер; нелепые
фантастические мысли беспорядочно теснились в его мозгу.
«Как зябнут ноги ! .. И спать хочется. Никуда бы отсюда не по­
шел; так бы и остался здесь навсегда... Говорят, приятно замерз­
нуть! .. Ах, если бы и мне! .. Вот так сидел бы, сидел бы, потом зас­
нул бы и ничего уже, совсем ничего не чувствовал бы... А завтра
подойдет ко мне городовой; сначала он все только сбоку будет по­
сматривать, а потом тронет за плечо и ... отскочит. Интересно, по­
жалеют ли «они», когда об этом услышат!»
Аларин не сознавал ясно, кто это «они», которые услышат об
его смерти, но в его воображении нарисовалась яркая картина. Он
лежит в белом глазетовом гробу, и не в церкви и не у себя дома, а в
той зале правления, где обыкновенно собирались всякие комиссии.
Его красивое лицо бледно и торжественно-спокойно... Кругом гро­
мадная толпа... У всех на лицах жалость, всякий как будто хочет
сказать: «Вот мы не понимали его страданий, не хотели подать ему
руку помощи ... а теперь уже поздно ... теперь он больше ни в чем не
нуждается».
«Нет, зачем же умирать? .. - подумал дальше Аларин. - Луч­
ше достать деньги ... это ведь так просто... может бьпь, я найду на
улице; другие находят же!»
142


Повести
Ему казалось, что он входит в ярко освещенную залу, ощущая
около груди присуrствие толстой пачки." За длинным столом, на­
крытым зеленым сукном, сидят знакомые члены правления... Все
лица со злыми улыбками поворачиваются к нему... все уверенно
ждут, как он упадет на колени и, рыдая, начнет молить о пощаде и
оправдываться. Неуловимая тень презрения мелькает в его глазах,
но губы не произносят ни одного звука. Он скрещивает руки на
груди и молча слушает обвинение. Когда же один из присуrствую­
щих, ободренный его молчаливой неподвижностью, решается вста­
вить пошлое, оскорбительное замечание, под общий смех, Аларин
не выдерживает больше: крупными шагами подходит он к столу,
его глаза сверкают восхитительным бешенством ... Недоконченный
смех мгновенно стихает, всем становится жутко... неловкий остряк
робко прячется за спины своих товарищей... Александр Егорович
отвечает на оскорбление громовым словом, швыряет на стол пач­
ку денег и с гордостью навсегда отказывается от этого развратно­
го, безобразного общества... Впечатление громадно. Все, кто толь­
ко есть в зале, кидаются к нему, жмут ему руки, извиняются, просят
не покидать их, уверяют в дружбе... На глазах у мноmх видны ис­
кренние слезы ... но он, хотя и растроган общим участием, почти
выбегает из комнаты.
Погрузившийся в свои грезы Аларин не слыхал, что кто-то уже
три раза назвал его по имени, и только когда к его плечу тихо при­
коснулась чья-то рука, он весь задрожал от неожиданности и вско­
чил со скамейки. Перед ним стояла Зинаида Павловна. На ее лице,
освещенном тусклым светом уличного фонаря, были видны трево-
га и нежность.
Болезненно-приятные картины мmовенно потускнели, и из-за
них выглянула грозная действительность. Эrо раздражило Аларина.
- Что вам надо от меня? - слезливо закричал он. - Оставьте
меня в покое!
После вчерашней бурной сцены с Кашперовым Зинаида Пав­
ловна окончательно решила ехать домой. Она уложила все свои
вещи, но Лиза упросила ее остаться еще на один день. С самого
утра Зинаида Павловна чувствовала себя плохо: тоскливое пред­
чувствие беды сжимало ее сердце. К вечеру это уmетенное состоя­
ние так усилилось, что она, не сказав никому ни слова, тихонько
оделась и вышла из дома, думая, что свежий воздух хоть немного
ободрит ее. Ей пришлось пересекать бульвар. На скамейке около
будки, где летом продавали сельтерскую воду, сидел какой-то
143


А. И. Куприн
человек, который уперся локтями в колени и опустил на ладони
лицо. Зинаида Павловна, не отдавая себе отчета в своем поступке,
движимая каким-то неясным внутренним побуждением, быстро и
решительно подошла к этому человеку. Эrо был Аларин. Она силь­
но удивилась его раздражительному окрику, но не испугалась. Уви­
дев его расстроенное лицо, услышав страдание в его голосе, она
поняла, что Александра Егоровича постигло какое-то страшное
несчастие.
- Зачем вы гоните меня? - спросила она с трогательной грус­
тью. - Я знаю, что вам именно теперь нужно участие.
Она села рядом, почти прижавшись к Аларину, и осторожно
положила руку на его плечо. Но ее задушевный тон, ее заботливое
лицо совсем взорвали Аларина, и он грубо отодвинулся от нее.
-
Ах, не надо мне вашего участия, не нуждаюсь я в нем! -
почти крикнул он. - Не шубу же мне шить из вашего участия. Ос­
тавьте меня!..
- Александр Егорович, что с вами, скажите, ради бога? Ведь
не из любопытства же я спрашиваю... Может быть, я в силах...
Он истерически расхохотался.
- Ха-ха-ха! Боже мой, как все это глупо! Ну, чем же вы помо­
жете мне, если я украл казенные деньm? А? Чем, я вас спрашиваю?
Или, может быть, вы пойдете и заявите в полиции, что деньm взя­
ли вы, а не я? Так и то вам 1mкто не поверит...
- Александр Егорович!
-
О, черт побери! Да наконец это неделикатно. Наблюдаете
вы за мной, что ли? Иначе я не могу объяснить, очень ли вы наи­
вны или уж вовсе глупы до святости.
-Александр Егорович, неужели вы... украли?
Зинаида Павловна не обиделась на его брань; ее гораздо боль­
ше мучила мысль, что он, ее бог, ее идеал, мог быть вором.
-Да вы, кажется, хотите, черт вас возьми, испытывать мое тер­
пение?! - крикнул Аларин. - Что вам до меня? Ну да, украл...
проиграл одиннадцать тысяч рублей. Ну, довольны вы? Если вам
так нравится языком разводы разводить, то выбирайте хоть дру­
гое время, а меня, пожалуйста, увольте!
Зинаида Павловна медленно поднялась со скамейки, в ее гла­
зах показались слезы. Но Аларин уже не мог остановиться. Он толь­
ко что вошел во вкус того неизъяснимого наслаждения, которое
доставляется возможностью излить всю накопившуюся злобу на
какое-нибудь беззащитное существо.
144


Повести
- И вы суетесь с помощью! Да если бы вы даже вздумали про­
дать себя, понимаете, продать себя, то ведь никакой идиот не дал
бы вам и двадцатой части того, что я проиграл в одну ставку... Что?
Поняли? В другой раз, я думаю, уж не станете великодушничать...
И, неожиданно сорвавшись со своего места, он пошел по буль­
вару торопливыми шагами.
Зинаида Павловна глядела в ту сторону, куда ушел Аларин, до
тех пор, пока в морозном воздухе совершенно не стихли его шаги.
«Куда же он пойдет теперь? - подумала она с ужасом. - Что
он станет делать?» И вдруг, точно отвечая на ее вопрос, в уме про­
неслась вчерашняя самоуверенная фраза Аларина: «Некоторые
предпочитают в этих случаях спасаться бегством, другие пускают
себе в лоб пулю».
«Спасаться бегством? - мелькнуло у нее. - Но ведь он не по­
бежит... 011 такой гордый, самолюбивый... Он не сможет и не суме­
ет сделать сознательно ничего бесчестного; он не унизится до того,
чтобы выпутаться при помощи унижения или подлости ... Значит" .
значит, остается второе!»
И, вся охваченная внезапным, потрясающим страхом за жизнь
дорогого человека, уже позабыв те грубые оскорбления, которые
он ей наносил за минуту перед тем, Зинаида Павловна почти побе­
жала в ту сторону, где еще слышались смутно удаляющиеся шаги
Аларина, но тотчас же остановилась.
- Зачем? - безнадежно мелькнуло и ее голове. - Чем я могу
утешить его? Он опять так же злобно засмеется". Господи, какую
страшную муку должен он испытывать! Но чем же я могу помочь
ему? Если мне даже и удастся собрать какую-нибудь тысячу руб­
лей". то ведь это будет каплей в море!" Господи! Научи меня, про­
свети мой разум! 011 для меня дороже всего в мире, и я ничем не в
состоянии удержать его". «Пулю в лоб".» Он сам рассмеялся, ког­
да я спросила, не могу ли помочь". О, какой это был ужасный хо­
хот! " «Если вы даже продадите себя".» Он не понял и не хотел по­
верить тому, что я с наслаждением отдала бы жизнь за него, вот
сию секунду отдала бы". А что, если и в самом деле не жизнь... а" .
Тот ужасный человек вчера... Нет, нет, это мерзко! Это так гадко,
что Аларин сам от меня с отвращением отвернется, если узнает".
Разве можно отдаваться человеку, которого". да, которого нена­
видишь? О нет! Это - гадость, об этом даже думать противно! .. »
И Зинаида Павловна почувствовала, что ее всю охватили дрожь
отвращения. Но тотчас же в ней снова заработала мысль.
145


А. И. Куприн
«Ну так что же? Противно, и я уж испугалась... А это - самый
верный путь". Лиза говорила, что Сергей Григорьевич получил
утром из банка много денег" . Он не задумается; он вчера говорил,
что отдаст все, и, конечно, нынче от своих слов не откажется". Зна­
чит, можно еще спасти Аларина" . Crpamнo? Но ведь я собиралась
даже жизнь отдать? Жизнь отдать так легко, это даже приятно и
красиво - умереть за любимого человека. Да, кроме того, кто же
потребует от меня моей жизни? Значит, я хвасталась? А здесь ". от­
дать свою честь на поругание, навеки потерять уважение любимо­
го человека, но спасти его, - спасти от ужасной смерти, которая
позором ляжет на его имя ... Можно ли сделать больше? А чем тя­
желее жертва, чем меньше в ней блеска и шума, тем достойнее она
будет". Значит, и бесчестья нет никакого". И разве это не все, что
может сделать женщина? Значит, это можно". и даже необходимо
совершить! ..>>
Когда Зинаида Павловна дошла до последнего вывода, ей сра­
зу стало легко, точно с ее плеч скатилось громадное, тяжелое бре­
мя, которое долго давило ее и от которого не бьшо возможности
избавиться". И, с бесповоротно созревшим решением, она быстро
пошла по направлению к дому Кашперова.
х
Сергей Григорьевич, точно раненый лев, метался по твоему
кабинету. Со вчерашнего вечера он ни на одну секунду не сомкнул
глаз, и чудовищные мысли, одна другой нелепее, одна другой фан­
тастичнее, теснились в его пылающей голове. Он то вспоминал с
горечью и стыдом свое вчерашнее безумное поведение, мысленно
называя себя подлецом, то терзался сожалением, что устроил все
так неловко и неумело, «как мальчишка, как школьнию>. Он осы­
пал проклятиями ни в чем не повинную, кроткую девушку и тотчас
затем готов был молиться на ее чистый, светлый образ, всю ночь с
яркостью носившийся пред его духовными очами. У него, умевше­
го всю свою жизнь подчинять всех своей воле, никогда не колебав­
шегося и всегда знавшего наперед, чт6 ему надо предпринять в ка­
ких бы то ни было случайностях, теперь сбились в одну безобраз­
ную кучу понятия о честном и нечестном, о возможном и невоз­
можном. И над всем этим хаосом господствовало одно тяжелое
сознание того, что Зинаида Павловна уезжает из его дома, унося с
собою одно только гадливое чувство к нему.
146


Повести
«Ну чем же можно остановить ее? - думал Кашперов, нервно
шагая взад и вперед по кабинету и злобно отшвыривая ногой попа­
давшиеся по дороге стулья. - Ведь не могу же я запереть ее? Изви­
ниться? Невозможно! - она меня и слушать не станет; она охотнее
будет объясняться с бешеным волком, чем со мною. Да и я не сдер­
жусь, я знаю". ведь от одних ее шагов меня уже бросает в лихора­
дочную дрожь. Разве написать ей?"»
Эта мысль бьmа самой подходящей к теперешнему положению
дела, и Кашперов тотчас же принялся за ее исполнение.
Но едва только он обмакнул перо в чернильницу, как дверь ка­
бинета быстро отворилась. Кашперов, недовольно нахмурив бро­
ви, обернулся назад, готовясь крикнуть на вошедшего не вовремя
лакея, но так и остолбенел с полуоткрытым ртом: перед ним, блед­
ная и взволнованная, с горящими глазами, стояла сама Зинаида
Павловна.
Кашперов сразу, инстинктивно догадался, что сейчас произой­
дет нечто особенное и неожиданное. У него захватило дыхание.
- Что с вами, Зинаида Павловна? - тревожно спросил он, под­
нимаясь со своего места. - Вы чем-то потрясены?
Она хотела, не медля ни секунды, сказать ему о цели своего при­
хода, но ее губы шевелились, не издавая ни одного звука" .
«Неужели я сама скажу об «этом»? - в немом страхе думала
Зинаида Павловна. - Так прямо, глядя ему в глаза ". громко? Как
это подействует на него? Что он скажет? А вдруг он расхохочется
мне в лицо или, может быть, как и вчера, бросится ко мне, крас­
ный, с мутными глазами, с пеной у рта?»
Однако отступать бьmо уже поздно, и хотя сознание неизбеж­
ности объяснения ужасало Зинаиду Павловну, но она уже знала,
что от принятого решения не откажется.
- Да скажите же, ради бога, Зинаида Павловна, что с вами слу­
чилось? Не мучьте меня! - продолжал взволнованным голосом
спрашивать Сергей Григорьевич, не дождавшись ответа.
Силы совершенно покинули Зинаиду Павловну, она не могла
больше стоять и невольно опустилась, почти упала в кресло.
- Вот что, Сергей Григорьевич, -- раздался, наконец, ее сла­
бый, совсем больной голос, - вы вчера. .. предлагали мне одну
вещь". Это правда ". я не понимала, что значит богатство" . а те­
перь. " я согласна". Делайте со мной, что хотите. Только, ради бога,
скорей ... мне нужны деньги". очень, очень много денег".
147


А. И. Куприн
Она говорила точно в бреду, все более и более бледнея, и когда
кончила, то до крови закусила нижнюю губу и с страшным выра­
жением мольбы и отвращения на лице подняла взор на Кашперо­
ва... Их взоры встретились и, точно повинуясь какой-то очаровы­
вающей магнетической силе, в продолжение нескольких секунд не
могли разой�сь ... Сергей Григорьевич бьш бы гораздо меньше
ошеломлен, если бы в этот пасмурный январский вечер над его го­
ловою ударил раскат грома... Сидевшая перед ним бледная, как
смерть, девушка, которую он считал такой чистой и недосягаемой,
такой чуждой будничной житейской грязи, сама пришла к нему в
комнату и предложила себя за деньги. Или, может быть, он страш­
но ошибался в ней? Может быть, ей уже не чуждо сознание все­
сильности денег и она, как и все, пресмыкается перед ними? Неуже­
ли она, ничем не запятнанная физически, уже дошла одним своим
развратным воображением до падения, до позора?..
Кашперов с напряженной пытливостью впился в глаза Зины,
как будто желая ворваться через них в душу и прочесть там все, -
все, до тех темных, мелькающих лишь на мгновение в человечес­
ком мозгу мыслей и ощущений, которые, как подводные гады, ше­
велятся в самой глубине ее тайников.
«Сколько в ее лице страдания, - быстро пронеслось в его го­
лове, - верно, она тяжелым путем доnша до своего ужасного по­
ступка, путем борьбы, бессонных ночей... Понятно, ей нелегко; ведь
она 11е знает, рассмеюсь ли я над ней или даже обойдусь, как с про­
дажной тварью... Хорошо! Но почему же такое брезгливое выра­
жение? Точно наступила ногой на змею... Господи! Да ведь она и
не хочет скрывать своего отвращения ко мне... Нет! Эrо что-то не
так. Точно жертва, ведомая на заклание, да еще такая жертва, что
своего палача всеми силами души презирает и вовсе не боится. .. А
что, если действительно кому-нибудь эта жертва понадобилась, а
она по своей святости обрадовалась и...»
И Кашперова неожиданно охватило злое чувство. Ему страст­
но захотелось грубой насмешкой оскорбить Зинаиду Павловну,
отомстить и за отвращение, против воли выражавшееся на ее лице,
и за острое ощущение стыда и замешательства, которое он испы­
тывал целые сутки.
- Сколько же вам, собственно, нужно?
Вопрос был предложен холодным, совершенно безучастным
тоном.
148


Повести
Кашперов скорее догадался по движению губ Зинаиды Павлов­
ны, чем услышал ее ответ.
- Одиннадцать тысяч? Гм... гм ... у вас недурные аппетиты.. .
Интересно, для какой цели они вам понадобились и почему вы выб­
рали именно эту маленькую, но определенную сумму? Я должен
сказать вам только одно, что вы себя очень дешево оценили; надо
было взять дороже...
Кашперов с мучительной ясностью сознавал, сколько грошо­
вого мещанства, сколько животного сознания своей минутной силы
слышалось в его тоне. Он сам глубоко страдал от этого тона и в то
же время чувствовал необыкновенную жалость к оскорбляемой
девушке; но какой-то слепой и беспощадный дух самовольно уп­
равлял в нем его поступками .
Зинаида Павловна продолжала молчать и только все крепче и
крепче прижимала руки к шибко бьющемуся сердцу.
- Го ворите же, для чего вам нужны деньги?-простонал Каш­
перов.
- Этого я вам никогда не скажу!
Ее слова звучали твердой решительностью. Она oxomoe позво­
лила бы изрезать себя на куски, чем присоединить к своему позору
дорогое имя.
Но Кашперов все понял и весь задрожал от внезапного прили­
ва жгучей ревности. Губы его закривились злобной улыбкой...
-Хорошо, я исполню ваше желание. - Он быстро подошел к
столу, взял с него запечатан
ную
и завернутую в бумагу колоду карт
и протянул ее Зинаиде Павловне. - Здесь немного более, чем вам
нужно. Только, пожалуйста, не благодарите...
Но он не успел еще сознательно насладиться торжеством этой
грубой мести, как произошло что-то совсем необыкновенное . Зи­
наида Павловна вдруг вся неестеств
е
нно перегнулась, порывисто
упала с кресла на колени, и в то же мгновение Кашперов ощутил на
своей правой руке горячее прикосновение ее губ .
Густая краска стыда залила лицо Сергея Григорьевича, - он
сразу понял и перечувствовал на себе всю гнусную жестокость, всю
неуместность своего озлобленного издевательства и, весь охвачен­
ный порывом безграничного раскаяния, повалился на диван лицом,
крепко охваmв руками голову. Все его могучее тело сначала толь­
ко тряслось и вздрагивало; потом он не в силах был сдерживаться,
и Зинаида Павловна услышала громкие судорожные рыдания, выр­
вавшиеся из его груди.
149


А. И. Куприн
-
Простите... Простите меня... - задыхаясь и захлебываясь,
воскликнул Кашперов, -дорогая моя! Я точно палач, точно убий­
ца... Как я мог? .. Вы... святая ... святая ...
Она ничего не могла понять и растерянно глядела то на него,
то на колоду карт.
- Я вас обманул! - продолжал сквозь рыдания Кашперов, -
обманул так пошло, так бессмысленно ... Простите ли вы меня?
Если слезы всегда способны вызывать сочувствие, то слезы креп­
кого, сильного мужчины производят положительно потрясающее
впечатление. Зинаида Павловна подошла к нему и осторожно про­
вела рукой по его голове... Сергей Григорьевич справился наконец
со своими нервами и поднялся с дивана. Его заплаканные и несколь­
ко опухшие от слез глаза смотрели на Зинаиду Павловну с такой
ласковой грустью, что она невольно почувствовала жалость.
Кашперов выдвинул один из ящиков письменного стола, и несколь­
ко времени в кабинете среди гробового молчания слышалось только
шуршание бумаги. Оп отсчитал из полученных утром денег требуе­
мую сумму, обернул ее в лист белой бумаги и перевязал шнурком.
- Вот, возьмите, здесь ровно одиннадцать тысяч, - сказал он,
протягивая пачку Зинаиде Павловне и глядя куда-то в сторону, -
идите ... идите скорее...
У Зинаиды Павловны кружилась голова и перед глазами ходил
какой-то туман. Она машинально взяла деньги и направилась к
двери, но Кашперов остановил ее.
- Послушайте! Я, конечно, не смею ни о чем расспрашивать,
но, прошу вас, скажите этому человеку: если он не сумеет оценить
ваш поступок, значит... Понимаете ли вы, - добавил он с горячим
чувством, - это - великий подвиг, самый великий, на который
когда-либо решалась женщина.
Зинаида Павловна без слов протянула ему руку, и они оба в
первый раз смело и дружелюбно взглянули друг другу в глаза.
XI
Зинаида Павловна вышла на улицу. Все предшествовавшие об­
стоятельства так сильно и удручающе повлияли на нее, что она дви­
галась, точно во сне, крепко прижимая к груди пачку с деньгами.
Она совершенно не различала дороги и, наверно, шла бы вперед до
изнеможения, если бы ей не попался навстречу извозчик.
- Барышня! Прокатайте на шведочке полтинничек!
150


Ло11ести
Зинаида Павловна только тогда вспомнила, что ей должно быть
дорого каждое мгновение; она села в сани и заторопила извозчика:
- На пристань! Только, ради бога, скорее... скорее! .. Вы полу­
чите на чай.
«Ванька» принялся усердно нахлестывать свою лошаденку. Тре­
вожно-мучительные думы овл адели Зинаидой Павловной и , точно
вихрь, закружились в ее голове.
«Господи ! Только бы ей не опоздать! А вдруг... она входит, а на
кровати лежит Аларин... скорчившийся, с окровавленным лбом . Но,
может быть, он из гордосrи отверmет ее помощь, и его кровь веч­
ным, несмываемым пятном ляжет ей на душу?.. О нет, нет! Она рас­
скажет ему, как он дорог и близок для нее, она найдет такие слова,
против которых нельзя устоять... Имейте веру с горчичное зерно ...
Господи! Что, если я опоздаю?»
-Да погоняйте же, пожалуйста, - беспрестанно твердила она
извозчику, который вместе с клячонкой надрывался из послед них
сил, удивля
я
сь нетерпению барышни .
Наконец сани остановились перед громадным домом портово­
го управления. Зинаида Павловна быстро выскочила, сунула в руку
извозчику рубль и остановилась в раздумье на тротуаре . Она не
знала, куда ей идти .
У ворот, завернувшись в новый дубленый полушубок, точно
каменное изваяние, неподвижно сидел дремавший дворник. Зинаи­
да Павловна решилась подойти к нему.
- Послушайте, любезный, где здесь квартира инженера Ала­
рина?
Дворник, не приподнимаясь с места, пробормотал что-то непо­
нятное.
- Послушайте! Я вас спрашиваю, где живет Александр Егоро­
вич Аларин?
В голосе Зинаиды Павловны слышалось столько настойчивос­
ти, столько страстного нетерпения, что дворник удостоил наконец
ее более внимательным взглядом; но, по-видимому, впечатление,
произведенное этим осмотром, бьшо не из благоприятных, потому
что изваяние в тулупе произнесло заржавленным голосом:
- А тебе чего нужно?
Зинаида Павловна, всегда робкая и неумелая в обращении с
прислугой, совсем вьшша из себя.
- Как вы смеете разговаривать? Это не ваше дело, наконец. .. Я
вас спрашиваю, и вы должны ответить!
151


А. И. Куприн
Дворник почему-то нашел необходимым оскорбиться до глу­
бины души и вознегодовать.
- Ишь ты, какая строгая, подумаешь! Как это так не мое дело?
Вашего брата много к холость1м господам бегает, а потом, глядишь,
пропадет ложка серебряная или часы, кто отвечает? Небось не ты!
Тебя и след давно простыл, а меня по шапке! Не мое дело!.. Нет,
брат, шалишь, коли я здесь соблюдать приставлен".
Зинаида Павловна быстро вынула из кармана портмоне и вы­
сыпала на ладонь все имевшиеся в нем монеты.
- Вот нате вам, возьмите, - сказала она, желая прервать по­
ток его красноречия, - только прошу вас показать квартиру гос­
подина Аларина.
- Эrо другое дело, - произнес, неожиданно смягчаясь, стро­
гий блюститель порядка. - Вы, барышня, ступайте, значит, прямо
все и в первый проулочек сверните. Оrсчитаете по левой руке седь­
мой домик, там и есть их квартира. Домик эфтот, значит, пароход­
ного маши1mста, а они, то есть господин Аларин, у него квартиру
снимают. На ихней двери дощечка такая с чином и фамилией при­
бита, увидите сами ."
Зинаида Павловна, дрожа от волнения, быстро пошла по ука­
занному направлению. Она страшно боялась опоздать; ей казалось,
что в этом случае на нее одну падет вся ответственность в чудовищ­
ном деле, которое она сама боялась назвать настоящим именем. На­
конец она достигла указанного дворником невзрачного одноэтаж­
ного дома. Вот и дверь." Только есть ли дощечка с фамилией? На
дворе такая темнота, что в двух шагах ничего невозможно разобрать.
Она протянула руку, ощупала чугунную дощечку и ручку звон­
ка и сказала себе: «Значит, здесь!»
Медлить было некогда; Зинаида Павловна два раза кряду дер­
нула изо всех сил ручку. За дверью послышалось быстрое шлепа­
нье туфель, и старческий голос, прерываемый удушливым кашлем,
спросил:
- Кто там?
- Мне надо немедленно видеть Александра Егоровича Алари-
на, - нетерпеливо крикнула Зинаида Павловна, - отворите, я не
могу стоять на морозе.
Послышались стук и визжание отодвигаемого засова, и дверь
отворилась ". Перед Зинаидой Павловной предстала в ночном бе­
лье и туфлях на босую ногу старая, но бодрая и чрезвычайно худая
152


Повести
женщина, с горящею свечой в руке. Из-под коричневого платка
торчали по плечам две жиденькие зеленовато-седые косички.
- Для чего это вам понадобился в такую пору Александр Его­
рович? - недружелюбно спросила старуха, искоса подозрительно
оглядев с ног до головы вошедшую.
Это любопытство окончательно взорвало Зинаиду Павловну.
- Ах , не все ли вам равно? - крикнула она сердито . - Конеч­
но, если бы не было нужно, так я в такую пору не приехала бы.
Старуха недоверчиво и грустно покачала головой.
- Пожалуйте, - сказала она, тяжело вздыхая и указывая на
небольшую, обитую войлоком дверь, - идите прямо, они еще не
спят в это время...
Зинаида Павловна, не останавливаясь ни на одну секунду, быс­
тро подошла к двери и еще быстрее отворила ее.
XII
Аларин, покинув на бульваре оскорбленную им Зинаиду Пав­
ловну, шел машинально, без всякой определенной цели, до тех пор,
пока не очутился против своей собственной квартиры, и невольно
удивился этому. Он ни теперь, ни в более позднее время не мог по­
нять и разобраться в безобразном хаосе мыслей, которые тесни­
лись в его голове, когда он шел домой. Растрата казенных денег...
суд ... арестантский халат... каторга и, наконец, что было ужаснее
всего, полнейшая беспомощность.
В глубине души Аларин смутно чувствовал, что какой-то вы­
ход есть, что из этого тяжелого положения можно выбраться, но
сам боялся оmестись к этому неясному представлению сознатель­
но. Он весь содрогнулся от ужаса, когда наконец понял, в чем зак­
лючается выход, как-то сразу обрисовавшийся в его воображении
в той странной вещи, которая висела на стенном ковре над его кро­
ватью. Это был револьвер Смита и Вессона, подарок одного гвар­
дейского офицера, хорошего приятеля Александра Егоровича.
Аларин содрогнулся, но тотчас с жадностью уцепился за мысль
о самоубийстве.
«Разве это так трудно? - размышлял он, подвигаясь бессозна­
тельно вперед, - боль мгновенная, зуб вырвать, пожалуй, боль­
нее, потому что если человек живет, то еще долго чувствует нервное
отражение боли. Вот те, которых на войне ранили, говорят, как
будто сильный толчок, а потом горячо сделается, как если бы
153


А. И. Куприн
облили рану кипятком . Значит, нужно только усилие - надавить
на собачку: удар, блеск - и кончено . А потом? Потом ничего, со­
всем как есть ничего! Ведь приятно после долгой, трудной дороги
лечь на кровать и вытянуть ноги ... Нет в мире лучшего ощущения !
А здесь покой еще глубже, еще блаженнее... Чего же метаться и от­
чаиваться? Кому меня будет жаль? Без матери, без отца, один... Кому
же до меня есть дело? Разве только эта малокровная барышня? Да
что она мне? Если бы эта девчонка умерла, я и ухом не повел бы.
Мало ли народу каждый день умирает?»
Он вошел в свою комнату, не снимая пальто и фуражки, зажег
лампу и тотчас же снял с гвоздя большой, вороненой стали, револь­
вер. Во всех шести гнездах торчали медные шляпки патронов.
«Писать ли записку? Нужно что-нибудь оригинальное... Ведь
завтра все будут читать в газетах ... Как это будет неожиданно для
всех! Жил между ними человек, ходил, смеялся, разговаривал, при­
нимал участие в их бессмысленном прозябании, - и вдруг стал без­
молвной, холодной вещью ... А главное, умер, презирая всю эту
жестокую, суетную толпу... Что подумает Круковский? Ему, навер­
но, станет совестно и страшно. Разве и про него упомянуть в запис­
ке? Нет, это гадко, это будет ненужной местью, - пусть он сам
считается со своею совестью».
Аларин схватил лист почтовой бумаги и быстро, без помарок,
написал предсмертную записку:
«Я, вследствие рокового сцепления обстоятельств, проиграл
казенные одиннадцать тысяч рублей. Как это ни покажется стран­
ным, но виновным я себя не признаю. Прощаться не с кем и не для
чего . Алексаидр Аларии» .
Эта записка бьша его местью тому обществу, которое он поче­
му-то обвинял в своем несчастии. Он перечитал ее два раза и с удо­
вольствием нашел свои слова выразительными по их силе и сжатой
краткости.
Неугомонное воображение опять принялось рисовать другие
картины. Аларин как будто уже видел то впечатление, которое про­
изведет его самоубийство, видел, как знакомые будут толковать об
этом, говоря таинственным шепотом и удивляясь громадной воле
Александра Егоровича, а он сам, никем не зримый, присутствует
среди них, наслаждаясь их разговорами.
Взводимый курок два раза сухо и коротко щелкнул. Аларин
кистью левой руки крепко охватил дуло, чтобы оно не дрожало,
положил большой палец правой руки на собачку и прикоснулся
154


Кадр из художественного фильма «Желание любви»
по мотивам повести А. И. Ку пр ина «Впотьмах».
В роли Павла Афанасьевича Кр уковского -
Народный ар тист России Анатолий Ромашин,
в роли юр ист-кон.сульта Петра Марковича -
Народный ар тист России Борис Иванов (слева) .


Повести
холодной сталыо к правому виску. Это ощущение холода мгновен­
но передалось всему телу.
«Неужели всегда будет так же холодно? - весь содрогнувшись,
подумал Аларин. - Холодно... темно ... словно в закрытом погре­
бе... брр... жутко! Не лучше ли в сердце? Говорят, бывали случаи,
что выстрел происходил как раз в то время, когда сердце сжима­
лось. Пуля только на волос пролетит, не тронув... жив останешь­
ся ... Да, в сердце лучше. Или, может быть, взять немного выше? Не
такая верная смерть».
И вдруг, поймав себя на этих гаденьких мыслях, Аларин по­
краснел и обозлился.
<Эх ты, шарлатан, - обругал он себя, - и в эту минуту без
хвастовства и ломания не обойдешься! Куда тебе стреляться, тру­
сишка? Да ведь ты согласился бы влачить жизнь цепной собаки,
только бы жить... О впечатлении заботишься! Нет, брат, коли хо­
чешь умереть, так всоси в себя мысль о ничтожестве, привыкни к
тому, что не только темноты погреба, а ровно ничего не будет, -
ничего, ни света, ни темноты, ни времени, ни пустоты даже. Ниче­
го! О, какой ужас!»
Он медленно положил на стол револьвер и, опершись подбо­
родком на ладони, уставился на огонь лампы. Блестящая точка
приковала его взгляд. Он не мог отвести от нее неподвижных глаз,
между тем как все окружающие предметы темнели, сливались в
однообразную серую массу и уходили куда-то далеко.
За стеной послышался пьяный голос машиниста, хозяина доми­
ка, в котором квартировал Александр Егорович. Этот честный, но
подверженный слабости к обильным возлияниям малый считал своим
священным долгом напиваться каждый свободный вечер до состоя­
ния полного блаженства и горланить самые чувствительные песни.
Аларин стал прислушиваться.
пел машинист.
�. распился, разгулялся
Молодой приказчик;
Он склонил свою головку
На хозяйский ящик, -
Лицо Александра Егоровича искривилось злобой. Он слышал
не раз и хорошо знал эту безобразную трактирную песню, в кото­
рой описывались приключения молодого приказчика, ограбивше­
го хозяйскую кассу.
11-2739
155


А. И. Куприн
Он расчету не сдавал:
Сколько кому на-адо! -
продолжал гнусавить машинист, с пьяной отчетливостью выделы­
вая каждую ноту.
- О, черт побери! - дико прошептал Аларин, глядя на огонь
очарованными, немигающими глазами. - Ведь и я - такой же
приказчик. Распился и разгулялся. И мне теперь всякий пьяный
машинист плюнет в лицо, а может быть, и песню еще сложит: что
вот-де проигрался молодой инженерик... Да разве я теперь инже­
нер? Ведь я - кандидат в арестантские роты. Нет, так нельзя! Не­
ужели у меня не хватит духа? Ведь только одно незначительное уси­
лие, а там уже все равно, что будут петь, что будут говорить... Надо
только поймать в себе момент решимости... и баста!
Он опять взял револьвер и приставил его к виску.
- Ну, раз, два...
Он по-прежнему, не отрывая взора от яркой огненной точки,
медлил сказать <<Три», и еще сам не знал: действительно ли в нем
созрела решимость, или он опять только ломал комедию.
В это время сзади его послышался отчаянный, потрясающий
крик. Чья-то рука быстро выхватила револьвер, тот с грохотом
покатился по полу, и Аларин увидел Зинаиду Павловну, почти в
обмороке, бессильно опустившуюся на диван.
Прошло несколько минут напряженного молчания.
- Чего вы хотите от меня дождаться? - закричал наконец вне
себя Александр Егорович и ударил по столу кулаком с такой си­
лой, что стоявшая на нем лампа закачалась и задребезжала.
Зинаида Павловна молча положила на стол бумажную пачку,
которую до тех пор крепко сжимала в руке.
Аларин с недоумением поглядел сначала на пачку, потом на нее,
потом снова на пачку; он еще не понимал, в чем дело, но в его душу
вдруг хлынула волна безотчетной восторженной радости.
- Что же это такое? - спросил он сдавленным шепотом, дро­
жащими руками развязывая шнурок.
И вдруг, уже совсем не владея собою, Александр Егорович раз­
разился захлебывающимся, безумно-радостным смехом. Перед его
глазами мелькали одна за другой и шелестели в руках пестрые ра­
дужные сторублевки, красные и серые процентные бумаги с круп­
ными тысячными надписями, серии... Он несколько раз принимался
156


Повести
пересчитывать, сбивался, начинал считать снова и совершенно по­
забьш о присутствии Зинаиды Павловны. Для него в эти блажен­
ные минуты возвращения от смерти и отчаяния к жизни все в мире,
кроме лежавших перед ним денег, потеряло стоимость и значение.
Его лицо приняло жадное, почти зверское выражение, глаза свер­
кали, на лбу выступили крупные капли пота.
Зинаида Павловна с пьпливым вниманием набл10дала за всеми
изменениями физиономии Аларина; она с ужасом чувствовала, что
в ней, в самой глубине ее души, зарождается и шевелится какое-то
смутное чувство презрения к этому необузданному проявлению
инстинкта жизни.
Ее щепетильная натура восставала против чего-то животного,
низменного, так неожиданно проявившегося в человеке, которого
она возвела на самую высокую ступень идеала. Она еще не умела
разобраться в своих новых ощущениях, не могла оформить их как
следует, но в эти две или три минуты разрушалось и гибло ее увле­
чение, - увлечение, вызванное скорее рассудком и жалость10, чем
силой страсти .
Аларин наконец с трудом пересчитал билеты: их бьшо на сто
рублей больше, чем нужно, и только тогда у него мелькнула мысль:
«Откуда же они взялись?»
Он вспомнил о присутствии Зинаиды Павловны, порывисто
подошел к ней, желая высказать свою великую радость, но вспом­
нил сцену на бульваре и весь побагровел.
- Зинаида Павловна, эти деньги ". -Александр Егорович хо­
тел бьшо спросить, кому они предназначаются, но этот вопрос по­
казался ему чересчур грубым. - Откуда вы достали их? - добавил
он и, уже произнеся эти слова, сообразил, что сделал еще б6льшую
бестактность.
Голова Зинаиды Павловны горела, руки были холодны, как лед.
Нервы положительно отказывались слушаться, и ее ответ, против
воли, вышел сух, почти презрителен:
- Возьмите их себе. И прошу вас об одном - никогда о них не
вспоминайте!
Но Аларин, обыкновенно чуткий ко всякому оттенку в тоне и
всегда умевший за словами улавливать истинное настроение чело­
века, на этот раз совершенно утратил и '.Л'J способность, и ту гра­
ницу в изъявлении чувства, которая отделяет истинное увлечение
от натянутой фальши.
157


А. И. Куприн
- Как мне благодарить вас? - заговорил он с неправдоподоб­
ным жаром, схватив и крепко сжав обе руки Зинаиды Павловны. -
Знаете ли вы, чт6 вы для меня сделали? Вы спасли меня от суда, от
вечного позора. Значит, я недаром в вас чувствовал с первого же
знакомства что-то родственное. Господи! Вы мне жизнь возврати­
ли, жизнь! Поймите, что я снова стану в глазах общества порядоч­
ным человеком, а не вором...
Смутное чувство презрения все более и более нарастало в душе
Зинаиды Павловны. Аларин начинал казаться ей чем-то малень­
ким, жалким и лживым.
<<для чего же он про родственное участие говорит? Лучше бы
вспомнил, как гадко смеялся на бульваре...» - мелькнуло у нее.
Она неожиданно вырвала у него свои руки и поднялась с дивана.
- Я вас просила не говорить об этом больше...
Аларин опять непонял ни ее брезгливого жеста, нисухого тона.
-Ах, нет, нет! Дорогая моя, вы должнь1 выслушать меня, я не
могу не говорить. Мне кажется, я готов кричать на весь мир от ра­
дости. Если только найдется хоть что-нибудь, чем бы я мог. "
Зинаида Павловна не слушала его, занятая новой мыслью, ко­
торая пришла ей в голову.
- Позвольте, я предложу вам один вопрос, - холодно прерва­
ла она расходившегося Аларина.
- Говорите, говорите, ради бога! ..
Он лицом и всей своей фигурой изобразил неестественное, по­
добострастное внимание, которое показалось Зинаиде Павловне
чрезвычайно гадким.
-
Вы, конечно, возвратите эти деньги, - сказала она значи­
тельно, - но, я думаю, вы также признаетесь во всем, расскажете о
своем проигрыше?
Она ухватилась за этот вопрос, как за последнее средство, что­
бы убедить себя в ошибочности нового мучительного впечатления,
которое производил на нее Аларин.
«Может быть, он только в первое время так гадко обрадовался
деньгам и не умел справиться с этим чувством?» - думала она, с
нетерпением дожидаясь его ответа.
Александр Егорович совсем вытаращил глаза. Он серьезно по­
думал, что эта девушка начинает сходить с ума.
- Зачем? Деньги я, конечно, возвращу, но ведь никто не знает,
что я вчера проиграл казенные деньги. Для чего же мне портить
свою репутацию?
158


Повести
-
Репутацию? - с горькой иронией переспросила Зинаида
Павловна едва слышным голосом и, окинув Аларина с ног до го­
ловы презрительным взглядом, повернулась и, шатаясь, пошла к
дверям.
- Куда вы, Зинаида Павловна? Что с вами? - заторопился
изумленный Аларин. - Позвольте, я вам хотя извозчика отыщу!
- Оставьте меня! - резко оборвала Зинаида Павловна. - Вы
такой же, как и все" . Вы гадки мне" . Оставьте меня!
Аларин так и застыл на месте, прислушиваясь к ее частым, не­
ровным шагам, раздававшимся в коридоре.
хш
Ни одного извозчика, ни одного прохожего не попадалось на
пустынных улицах. Суровый, пронизывающий до костей ветер с
бешеной силой обдавал все лицо Зинаиды Павловны колючими
ледяными иглами; давно промокшие калоши и ботинки едва дер­
жались на ногах, а она в каком-то забытьи шла машинально той
же дорогой, по которой приехала на квартиру Аларина. Ее голова
сильно болела, кровь напряженно билась в висках, руки и ноги от­
казывались повиноваться, и мысли путались самым фантастичес­
ким образом. Она не помнила, как дошла до дому и как позвонила
у подъезда. Навстречу ей выбежал сам Кашперов. Он с самого ухо­
да Зинаиды Павловны ходил не переставая по комнатам в тревож­
ном беспокойстве, которое все усиливалось по мере того, как про­
должалось ее отсутствие. По телефону он уже узнал подробно о
вчерашнем проигрыше инженера и теперь строил разные предпо­
ложения, беспокоясь за ее слабость и неопытность, терзался ревно­
стью, воображая себе картину ее свидания с Алариным, и уже со­
бирался идти разыскивать ее, как вдруг в передней послышался
слабый звонок. Сергей Григорьевич, не успев даже надеть шляпу,
сбежал с лестницы и как раз вовремя выскочил на крьшьцо. Едва
только он отворил дверь, как Зинаида Павловна, бледная, дрожа­
щая, в горячечном ознобе, со стоном упала ему на грудь . Он, как
перышко, поднял ее на руки и один, без помощи сбежавшейся при­
слуги, понес ее по лестнице. Только в эту ужасную минуту, чув­
ствуя на своей шее прикосновение ее холодной щеки, Кашперов
понял, что эта девушка для него дороже собственной жизни, доро­
же жизни любимой дочери."
159


А. И. Куприн
Зинаида Павловна лежала в тяжелой неподвижной полудремо­
те, между тем как ее воображением овладели лихорадочные гре­
зы. " Ей все казалось, что где-то далеко-далеко перед ее глазами
тянется длинная, ровная проволока, тянется страшно медленно, с
каким-то монотонным жужжанием. Вместе с этим жужжанием что­
то томительное и тягучее охватывает все ее тело, все мысли, все
ощущения. Это состояние тоски и замирания продолжается очень
долго, до тех пор, пока гд е-то, в том же чудовищном отдалении, не
показывается какая-то быстро вертящаяся точка. Что она представ­
ляет собою, Зинаида Павловна не может решить, но ее сердце сжи­
мается зловещим предчувствием. Точка, вертясь все быстрее, при­
ближается и увеличивается. Наконец она превращается в бешеный
вихрь, в целый хаотический океан, который вздымается до неба и
охватывает целый мир своими грозными валами". Потом наступа­
ет одно мпювение жуткого покоя. И вдруг вся эта безыменная гро­
моздящаяся масса обрывается, рушится и с быстротой падающего
камня несется на Зинаиду Павловну. Она мечется в предсмертной
тоске, обливаясь холодным потом, но внезапно - и это самый
страшный момент - вся масса рассеивается, и только остается одна
тягучая, бесконечная проволока. Эта мучительная фантазия повто­
рялась десятки раз, после чего грезы Зинаиды Павловны принима­
ли более реальный характер. Ей все казалось, что около ее кровати
на столике стоит тарелка со свежей замороженной клюквой. Она
видела эту красную сочную клюкву с поразительной ясностью, чув­
ствовала даже во рту ее кислый, утоляющий жажду вкус" .
И ко всем этим грезам примешивалось постоянно одно и то же
доброе, удивительно знакомое лицо, с тревожной заботливостью
склонявшееся над ее изголовьем. Зинаида Павловна иногда стара­
лась припомнить, кого она видела с таким лицом, и думала до тех
пор, пока опять лихорадочные грезы не начинали играть ее вооб­
ражением.
Заботливое лицо принадлежало Кашперову. Он, как только
уложил Зинаиду Павловну при помощи горничной в кровать, так
и не отходил ни на минуту, не зная, чем помочь больной девушке.
Часа через два прибьш доктор. Это бьш коротенький, толсть1й
человечек, с уверенно-приятными округлыми манерами, который
одним своим видом мог успокоить больного. Он тщательно осмот­
рел Зинаиду Павловну и покачал головой.
Кашперов отвел его в сторону и произнес каким-то деревян­
ным, беззвучно-спокойным голосом:
160


По11ести
- Доктор, скажите, будет она жива?
Доктор пытливо поглядел ему в лицо. Он своим опытным ухом
слышал, что этот вопрос - вопрос жизни и смерти для самого Каш­
перова, и нерешительно молчал.
-
Скажите правду, - настаивал Сергей Григорьевичтем же
странным голосом, - я должен предупредить вас, что не переживу
ее, понимаете?
- Зачем же отчаиваться? - попробовал успокоить его доктор. -
Даже и в самом худшем случае не надо терять голову...
-Я вас необ этом спрашиваю! - резко крикнул вдруг Кашпе­
ров, сверкнув глазами. - Будет ли она жива, черт побери?
Доктор и обиделся этим криком, и немного испугался.
-Ямогу определить болезнь, могу принять кое-какие меры, -
ответил он недружелюбно и сухо, - но предрекать не берусь...
особенно в такой болезни, как нервная горячка. Имею честь кла­
няться.
XIV
На одной из северных железных дорог в вагоне третьего класса
ехал Аларин. Но это не бьш тот прежний веселый красавец с от­
крытым лицом и заразительным смехом: щеки Александра Егоро­
вича ввалились и пожелтели от забот и бессонных ночей, в волосах
серебрились седые волосы. Он, как пришел в вагон, так и забился в
самый дальний угол, почти не отвечая на вопросы своего соседа,
словоохотливого толстого священника в зеленой рясе... Батюшка
наконец угомонился и, почувствовав «склонение ко сну>>, предло­
жил Аларину газету, которую он до сих пор, не читая, держал в
руках; Александр Егорович машинально взял и, скользнув глаза­
ми по рубрике: «Нам пишут из провинции», внезапно выронил га­
зету, издав слабый крик удивления, смешанного с ужасом. Он про­
чел в корреспонденции из того проклятого города:
«На днях у нас разыгралась тяжелая драма: местный богатый
заводчик К. лишил себя жизни, приняв сильный раствор си1шль­
ной кислоты. Смерть бьша, по-видимому, мгновенна. Причины
ее...»
Дальше Аларин не читал, - он теперь лучше всех в мире знал
об этих причинах.
1892
161


Фотокопия письма (на чало) А . И. Ку прина редактору
«Русского богатства» Н. К. Михайловскому
(сентябрь - октябрь 1896) .
Институт литератур ы (Пушкинский Дом) РА Н,
ф. 266, оп. 3, No 311.


КОНОКРАДЫ
1
Вечером, в середине июля, на берегу полесской речонки Зульни
лежали в густом лозняке два человека: нищий из села Казимирки
Онисим Козел и его внук, Василь, мальчишка лет тринадцати. Ста­
рик дремал, прикрыв лицо от мух рваной бараньей шапкой, а Ва­
силь, подперев подбородок ладонями и сощурив глаза, рассеянно
смотрел на реку, на теплое, безоблачное небо, на дальний сосно­
вый лес, резко черневший среди пожара зари.
Тихая река, неподвижная, как болото, вся бьша скрыта под
сплошной твердой зеленью кувшинок, которые томно выставляли
наружу свои прелестные, белые, непорочные венчики. Лишь на той
стороне, у берега, оставалась чистая, гладкая, не застланная листь­
ями полоса воды, и в ней мальчик видел отраженные с необыкно­
венной отчетливостью: и прибрежную осоку, и черный зубчатый
лес, и горевшее за ним зарево. А на этом берегу, у самой реки, в
равном расстоянии друг от друга стояли древние, дуплистые ветлы.
Короткие прямые ветки топорщились у них кверху, и сами они -
низкие, корявые, толстые - походили на приземистых старцев,
воздевших к небу тощие руки.
Тонким, печальным свистом перекликались кулички. Изредка
в воде тяжело бултыхалась крупная рыба. Мошкара дрожала над
водой прозрачным, тонким столбом.
Козел вдруг приподнял голову с земли и уставился на Василя
оторопелым, бессмысленным взглядом.
- Ты чт6 сказал? - спросил он невнятно, хриплым голосом.
Мальчик ничего пе ответил. Он даже не обернулся на старика,
а только медленно, с упрямым, скучающим выражением опустил и
поднял свои длинные ресницы.
-Скоро придут, -продолжал старик, точно разговаривая сам
с собой. - Треба, пока что, покурить.
165


А. И. Куприн
Он вяло перевалился на бок и сел на корточки, по-турецки . На
обеих руках у него были отрублены все пальцы, за исключением
большого па левой руке, но этим единственным пальцем он ловко
и быстро набил трубку, придерживая ее культяпкой правой руки о
колено, достал из шапки спички и закурил. Сладковатый, похожий
сначала запахом на резеду, дымок махорки поплыл синими струй­
ками в воздухе.
- Чт6 же, ты сам видел Бузыгу? - как будто нехотя спросил
Василь, не отводя глаз от заречной дали.
Козел вынул трубку из рта и, нагнувшись на сторону, звучно
сплюнул.
- А как же? Известно, сам... Ух, отчаянный человяга. Совсем
как я в старые годы. Гуляет по целому селу, пья-а-ный-распьяный ...
как ночь!.. Жидков-музыкантов нанял, те попереди его зажарива­
ют, а он себе никаких. В правой руке платок, сапоm в новых кало­
шах, на жилетке серебряная чепка. Пришел до Грипы Ковалевой:
«Гей, курва, горилки!» В стакан бросил серебряного рубля, горил­
ку выпил, а деньги музыкантам кинул. Хлопцы за ним так чередой
и ходят, так и ходят... Косятся, как те собаки на волка, но а ни-ни!
Ничего не могут, только зубами на него клямкают.
- О? - воскликнул с восторженным недоверием мальчик.
- Обыкновенно ... А ему чт6? О-го-го! .. Ему плевать на них. Я
твоих коней не крал? - значит, и ты до меня не цепляйся. От, если
бы я твои кони украл да ты бы словил меня, - ну, тогда твой верх:
имеешь полное право бить. А то -не-ет, шалишь... Это не проходит.
Мальчик молча глядел на реку. На ней уже начали покрики­
вать, сперва изредка, точно лениво, звонкие лягушечьи голоса. Ве­
черний туман дымился в камыше и легким, как кисея, паром вился
над водой. Небо потемнело и позеленело, и на нем яснее выступил
незаметный до сих пор полукруг молодого месяца.
-
Козел, а правду говорят, что у Бузыm ребра двойные? -
спросил задумчиво Василь. - Что будто его никогда убить нельзя?
Правда тому?
- Истинная правда. Как же иначе? У него все ребра срослись,
до самого пупа. Такого, как Бузыга, хоть чем хочешь бей, а уж пе­
ченок ты ему, брат, не-ет... не отобьешь. Потому что у него печен­
ки к ребрам приросли. А у человека печенки - это первая штука.
Если у человека отбиты печени, то тому человеку больше не жить.
Заслабнет, начнет харкать кровью: ни есть, ни пить не может, а там
и дуба даст...
166


Рассказы
Мальчик пощупал свою грудь, тонкие бока, впалый живот и
протяжно вздохнул.
-Ато еще вот, говорят, что двойная спина бывает" . как у ло-
шадей, - сказал он печально. - Правда это, Козел?
- Эrо тоже правда. Бывает.
-АуБузыги?
- Что у Бузыm?
- У него тоже двойная спина?
- Ну, уж этого я не знаю. Не могу сказать.
- Я думаю, у него тоже двойная".
- Все может быть, - покачал головой старик. - Все может
быть". Главное, Бузыга - он хитрый на голову. О-го-го! Эrо та­
кой человек! В Шепелевке он раз попался". Хотя, скажем, и не по­
пался, а выдал его один хлопец. Из-за бабы у них зашлось. Накры­
ли его с конями в поле ". Бьшо это вечером. Ну, обыкновешю, при­
везли в хату, зажгли огня и стали бить. Всю ночь били насмерть, чем
попало. Мужики, если бьют, так уж у них, известно, такой закон,
чтобы каждый бил. Детей, баб приводят, чтобы били. Чтобы, зна­
чит, потом всей громаде зараз отвечать. Вот, бьют они его, бьют, -
устанут, давай горилку возле него пить, отдыmутся трошки - опять
бьют. А Митро Гундосый видит, что Бузыга уже ледве дыхает, и
говорит: «Почекайте, хлопцы, как бы злодiй у нас не кончился. Заж­
дите, я ему воды дам». Но Бузыга - он хитрый - он знает, что
если человеку после такого боя дать воды напиться, то тут ему и
смерть. Справился он как-то и просит: «Православные хрестьяне,
господа громада, как бы вы мне поднесли одну пляшечку горилки,
а там хоть снова бейте. Чую я, что конец мой подходит, и мне хо­
чется перед смертью в опуmный раз попробовать вина>>. Те засмея­
лись, дали ему склянку. Потом уже больше не мучили - все равно,
видят, человек и сам помирает, - а отвезли его в Басов Кут и бро­
сили, как то стерво. Думали, там и кончится. Однако ничего: не
поддался Левонтий, выдыхал". Через два месяца у Митро Гундо­
сого пара коней сmнула. Добрые бьши кони".
- О! Эrо Бузыга? - радостно вскрикнул мальчик.
- Кто бы ни бьш, не наше дело, - значительно и злобно воз-
разил Козел. - Приходил после того Гундосый до Бузыги, в ногах
у него валялся, ноm ему целовал. «Возьми гроши, только укажи,
где кони. Ты знаешь !» А тот ему отвечает: «Ты бы, Митро, воды
пошел напился». Вот он какой, Бузыга!"
167


А. И. Куприн
Старый нищий замолчал и стал с ожесточением насасывать
трубку. Она сочно хрипела, но не давала уже больше дыму. Козел
вздохнул, выколотил трубку о свою босую подошву и спрятал ее за
пазуху.
Лягушки заливались теперь со всех сторон. Казалось, что весь
воздух дрожал от их страстных, звенящих криков, которым втори­
ли глухие, более редкие, протяжные стоны больших жаб. Небо из
зеленого сделалось темно-синим, и луна сияла на нем, как кривое
лезвие серебряной алебарды. Заря погасла. Только у того берега, в
чистой речной заводи, рдели длинные кровавые полосы.
- Козел, я, когда вырасту, тоже буду коней красть! - произ­
нес вдруг тихим, горячим шепотом мальчик. - Не хочу милосты­
ню собирать. Я буду как Бузыга.
- Тсс... постой... - встрепенулся старик. Он поднял кверху свой
страшный палец и, наклонив голову набок, внимательно прислу­
шался. - Идут!
Василь быстро вскочил на ноги. В густой заросли ивняка чуть
слышно шлепала вода под чьими-то шагами. Мужские голоса го­
ворили глухо и монотонно.
- Гукни, Василь, - приказал старик. - Только не швидко.
-
Гоп-гоп! - крикнул мальчик сдавленным от волнения
голосом.
-
Гоп! - коротко отозвался издали сдержанный спокойный
бас.
11
Кудрявые верхушки лозняка закачались, раздвигаемые осторож­
ной рукой. Из кустов на притоптанное, сухое местечко, где дожи­
дались нищий и мальчик, бесшумно вынырнул, согнувшись вдвое,
коротконогий, бородатый, неуклюжий с виду мужичонка в рваной
коричневой свитке. Прямые, жесткие волосы падали у него из-под
капелюха на брови, почти закрывая черные косые глаза, гл ядев­
шие мрачно и недоверчиво исподлобья. Голову он держал накло­
ненной вниз и немного набок, по-медвежьи, и когда ему приходи­
лось посмотреть в сторону, то он не повертывал туда шею, а мед­
ленно и неловко поворачивался всем телом, как это делают люди­
кривошеи или больные горлом. Это был Аким Шпак, известный
пристанодержатель и укрыватель краденого. Он же указывал вер­
ные места для дела и «подводил» конокрадам лошадей.
168


РассК1
1
зы
Шпак пристально, с враждебным видом оглядел старика и маль­
чика и, затоптавшись на месте, повернул назад свое несуразное тело
с неподвижной шеей.
- Бузыга, сюда! - сказал он сипло.
- Здесь! - весело, по-солдатски, ответил низкий, самоуверен-
ный голос. - Бывайте здоровенькие, панове зл6дiи.
На прогалину вышел рослый рыжий человек в городском пла­
тье и высоких щегольских сапогах. Он протянул было руку Козлу,
но, заметив свою ошибку, тотчас же спохватился.
-А, черт". Я забыл, что тебе нечем здоровкаться, - сказал он
небрежно. -Ну здравствуй так. А это тот самый хлопец, про кото­
рого говорили? - показал он на Василя.
- Тот, тот, - поспешно закивал головой старый нищий. - О,
это такой проворный хлопец". все равно как пуля. Что ж, седай,
Левонтий?
- Сяду - гостем буду; угощу горилкой - хозяином буду, -
равнодушно пошутил Бузыга, опускаясь на землю. - Аким, дос­
тань там, что есть.
Аким вынул из холщовой торбы полштоф водки, несколько
каленых темных яиц, половину большого хлеба и положил все это
на траву, подле Бузыги. Козел жадно следил за каждым движением
и своим единственным пальцем нервно теребил седой подстрижен­
ный ус.
- А я уж думал, что не придешь ты, - сказал старый нищий,
обратив лицо к Бузыге, но не отрывая глаз от рук Акима. - Видел
я тебя днем в Березной". пьяней вина." Ну, . �умаю, не придет вече­
ром Бузыга. Куда ему". Х-ха! А по тебе и не видно.
- Меня горилка не берет, - вяло уронил Бузыга. - Прикиды-
вался я. Да и спал до вечера.
- У Грипы спал?
- Атебечт6?Ну,уГрипы.
- Нет, я так, ничего". Любят тебя бабы.
- А черт их дери. Пускай любят, - равнодушно пожал плеча-
ми Бузыга. - Или тебе завидно?
- Где уж мне! Я забыл, как и думают про это". Небось не пус­
кала она тебя?
- Еще бы! Меня не пустишь!" - Бузыга прищурился и само­
уверенно мотнул подбородком вверх. - Пей лучше горилку,
старый. Ты, я вижу, все около чего-то крутишься. Спросил бы
прямо.
169


А. И. Куприн
-
Чего мне спрашивать? Мне нечего спрашивать. Я просто
так... Пью до вас, пане Бузыга. Бывайте здоровенькие, пошли вам
Бог успеха во всех делах ваших.
Старик ухватил своим пальцем, как подвижным крючком, гор­
лышко бутылки и дрожащей рукой поднес его ко рту. Долго цедил
он по каплям сквозь зубы водку, потом передал бутылку Бузыге,
утерся рукавом и спросил с деланной развязностью:
- Пытала она тебя, куда собрался?
-Кто?
- Да Грипа же.
Бузыга внимательно и серьезно поглядел старику в лоб.
- Спрашивала. Ну? - протяжно произнес он, сдвигая брови.
-Да я же... Да Господи... я просто так себе... Я же знаю, что ты
все равно не скажешь ...
- Вы бы заткнулись лучше, дядько Козел, - веско посовето­
вал, глядя куда-то вбок, молчаливый Аким.
-
Ой, хитришь ты, старая собака, - сказал Бузыга, и в его
сильном голосе дрогнули, нежданно прорвавшись, какие-то звери­
ные звуки. - Смотри, брат, - тебе Бузыгу не учить. Когда Бузыга
сказал, что он в Крешеве, то, значит, его будут шукатъ в Филиппо­
вичах, а Бузыга тем часом в Степани на ярмарке коней продает.
Тебе Шпак правду говорит: лучше молчи.
Во все время, пока Бузыга говорил, Василь не сводил с него
пристального и тревожного взгляда. В наружности конокрада не
было ничего необыкновенного. Его большое, изрытое оспой лицо,
с крутыми рыжими солдатскими усами, было неподвижно и каза­
лось скучающим. Маленькие голубые глаза, окруженные белыми
ресницами, смотрели сонно, и только в самую последнюю минуту
в них зажглось странное - острое и жестокое выражение. Движе­
ния у него были медленные, ленивые и как будто рассчитанные на
то, чтобы тратить на них наименьшие усилия, но его могучая, круг­
лая шея, выступавшая из косого ворота рубашки, длинные руки с
огромными рыжеволосыми кистями, наконец, широкая, свободно
согнувшаяся спина - говорили о телесной силе необычайных раз­
меров.
Под влиянием упорного взгляда мальчика Бузыга невольно
повернул к нему голову. Глаза его сразу погасли, и лицо сделалось
равнодушным.
- Ты что на меня задивился, хлопчик? - спросил он спокойно. -
Как тебя зовут?
170


Рассказы
- Василь, - ответил мальчик и тотчас же откашлялся : таким
слабым и свистящим показался ему собственный голос.
Козел угодливо хихикнул.
-
Хе-хе-е! Ты его, Бузыга, спроси, чт6 он будет делать, когда
подрастет? Перед тобой мы с ним балакали. Не хочу, говор11т, Хри­
ста ради просить, как ты . А я, говорит, буду как Бузыга... Я уж с
него смеялся, аж боки рвал! - соврал для чего-то Козел.
Мальчик быстро повернулся к деду. Его большие серые глаза
потемнели, расширились и загорелись гневом.
-
Ладно. Молчи уж, - сказал он грубо, срывающимся детс­
ким басом.
-
Ах ты, подсвинок! - воскликнул с удивлением и с неожи­
данной лаской в голосе Бузыга. - А ну-ка, ходи ко мне. Горилку
пьешь?
Он поставил Василя между своими коленами и большими, силь-
ными руками плотно обнял его тонкое тело.
-Пью! - храбро ответил мальчик.
-Эге, с тебя добрый воряга будет. Ну-ка, тяпни.
- Как бы не завредило? - с лицемерной заботливостью заме-
тил Козел, жадно глядя на бутылку.
- Молчи, старый лис. Останется и тебе, -успокоил его Бузыга.
Василь сделал большой глоток и закашлялся. Что-то отврати­
тельное на вкус, горячее, как огонь, обожгло ему горло и захвати­
ло дыхание. Несколько минут он, как рыба, вытащенная из воды,
ловил открытым ртом воздух и страшно хрипел. Из глаз у него
покатились слезы.
-
От так. Теперь садись, казак, промеж казаками, - сказал
Бузыга и легонько оттолкнул от себя Василя. И, точно сразу забыв
о мальчике, он равнодушно заговорил с Козлом .
- Давно я собираюсь тебя спросить, где ты свои пальцы загу­
бил? - медленно ронял Бузыга низкие, ленивые звуки.
-
Случай бьш такой, - с притворной неохотой ответил ни­
щий. - Вышла гистория из-за коней.
- Слыхал, что из-за коней ... Ну?
- Ну, вот... Да тут нема ничего интересного, - мямлил Козел,
протягивая слова. Ему чрезвычайно хотелось подробно и долго
поговорить об этом страшном случае, разрезавшем пополам всю
его жизнь, и он нарочно настраивал внимание слушателей . - Трид­
цать лет назад это было. Может быть, теперь нема и на свете того
человека, который мне это сделал. Был он немец. Колонист...
171


А. И. Куприн
Василь лежал на спине. Всему его телу становилось тепло и как­
то необыкновенно, до смешного легко, а перед глазами зароилось
бесчисленное множество крошечных светлых точечек. Около него
что-то говорили, двигались чьи-то руки и головы, над ним тихо
колебались низкие черные ветви каких-то кустов и простиралось
темное небо, но он видел и слышал все это, не понимая, как будто
не он, а кто-то чужой ему лежал здесь, на траве, в густом лозняке.
Потом он вдруг с удивительной ясностью услышал голос старого
нищего, и сознание вернулось к нему с новой обостренной силой и
с неожиданным глубоким вниманием к окружающему. И рассказ,
который он слышал от Козла, по крайней мере, раз тридцать, сно­
ва наполнил его душу любопытством, волнением и ужасом.
111
- ...Гляжу, у корчмы привязана до столба пара коней, - рас­
сказывал Козел певучим, жалобным голосом. - Сразу я по хурго­
ну признал, что кони немецкие: колонисты завсегда в таких хурго­
нах ездиют. Ну ж, и кони бьши! Сердце у меня в грудях заходило ...
О-го-го! Я толк понимаю в конях. Стоят оба-два, как те лялечки,
ножки в землю вросли, ушки маленькие, торчком, глазом косят на
меня, как зверюки ... И не то чтобы очень из себя видные, нет - не
панские кони , но уж мне-то от разу видно, чт6 они за два. Такие
кони тебе пробегут хоть сто верст - и ничего им не станет. Вытри
им только морду сеном, дай воды по корцу и езжай опять дальше.
Ну, что там толковать! Я скажу одно: вот нехай сейчас придет ко
мне Господь Бог, альбо сам святый Юрко, и нехай он скажет мне:
«Слухай, Онисиме, на тебе назад твои пальцы, но чтобы ты больше
никогда не смел коней красть» ... Так чт6 ты думаешь, Бузыга? Ведь
я бы тех коней опять увел. Накажи меня Бог, увел бы...
- Чт6 же дальше? - перебил его Бузыга.
- Сейчас будет дальше. Аким, сверни-ка мне покурить. Да...
Ходил я, ходил округ того хургона, мабуть, целую половину часа
ходил. Главное, я тебе скажу - чт6? Главное, что человек никогда
своего времени не знает. Коли бы я их сразу отвязал да поехал -
все бы у меня сошлось ладно. Дорога все время лесом, ночь темная,
грязюка, ветер... чего бы лучше. А я заробел. Толкусь возле коней,
как дурень, а сам все думаю: <Эх, упустил я свой час! Выйдет немец
из корчмы, и всему конец». Потом снова похожу, похожу и снова
172


Рассказы
думаю: «Эх, и опять потерял я время задаром! - теперь уж и со­
всем нельзя» . И все чего-то я робею, и сам не знаю, с чего...
- Надо сразу, - решительно молвил Бузыга.
-Ах, Левонтий, Левонтий, отчего тебя тогда со мной небыло? -
со страстной укоризной воскликнул Козел. - Н у, да чт6 там! .. Тебя
еще и на свете тогда не было... Да. Так я, значит, и ходил округ тех
лошадей и того хургона и все боялся . Может быть, оттого это так
вышло, что был я тогда трезвый и голодный... разве я знаю? Сна­
чала все марудился без толку, а потом - точно меня по потылице
ударили сзади - кинулся я до коней, распутал вожжи, стал коло­
кольцы подвязывать... Только вдруг - хлоп ! - выходит из корч­
мы той самый немец, в шапке, с кнутом. Увидел меня и кричит с
лестницы: <Эй, ты, сукин кот, что ты там около коней околачива­
ешься? Украсть хочешь?» Я ему отвечаю: «Зачем же мне твою худо­
бу красть? Своей у меня, что ли, нет? Ты меня по благодари, гово­
рю, что я твоих коней до столба привязал, а то утекли бы». - «Лад­
но, говорит, знаем мы, как вы привязываете . Пошел вон, свинья!»
Ну, я, конечно, отошел в сторону, спрятался по-за корчму и стою.
Зло меня взяло, аж трясусь весь. «Нет, думаю, этого я те бе так не
оставлю» .
-
Понятно. Разве же можно простить?-уверенно подтвер­
дил Бузыга. - Я бы хоть через год, а увел у него коней.
- Нет, Бузыга, не увел бы! - с глубоким убеждением возразил
Козел. - У этого немца и ты бы не увел. Ты постой, не сердись...
Ты послушай, что дальше было. Сховался я за корчмой и смотрю.
Вот немец покрутился возле хургона и кричит: «Лейба, неси сюда
овес!» Лейба, корчмарь, вынес ему четверть и спрашивает: «А от­
чего бы вам у меня в корчме не заночевать? Коней бы покормили» .
А тот говорит: «Нет, спасибо вам, мне нема часу, дуже далеко ехать.
А коней, говорит, я в лесу покормлю, у Волчьего Разлога. До сви­
данья вам». - «До свиданья» . Сел колонист в хургон и поехал. Я
за ним. До Мысловой он шибко гнал рысью, но я дорогу знал доб­
ре, пустился тропкой через казенный лес напрямки. Вышел на шлях,
сел в канаву, гляжу - едет немец шагом. Дал я ему проехать вперед ­
пошелзанимследом.Онконейвбегпустит-иябегу,оншагом­
и я шагом. О-го-го! Двадцать пять лет тогда мне бьшо. Бьш я хло­
пец крепкий, не хуже тебя, Бузыга. Чт6 ты думаешь: тридцать вер­
стов я за ним отодрал - до самого Волчьего Разлога . По правде
сказать, не надеялся я, что он станет на ночь в лесу, как говорил.
Думал: нарочно это он мне баки забивает, чтобы сбить меня. Но
173


А. И. Куприн
гляжу - нет, - и в самделе свертает со шляха в лес, на поляну.
Разнуздал коней, всё как следует быть, оглобли у хургона кверху
поднял. А я пролез на животе, как та гадюка, лег за кустом и все
вижу. Потому что ночью, если с горы смотреть, то ничего не уви­
дишь, а в гору все видно...
- Знаем, - нетерпеливо сказал Бузыга. - Ну?..
-
Потом, гляжу, он надел коням на ноги путы. Путы желез-
ные, я уж издали слышу, как ляскают. <<Эге-ге, думаю, значит, ты
тут и вправду заночуешь». Лежу". А холодно! А ветер! .. Зубы у меня
так и стукотят. Но ничего, скрепился я, жду. Вижу, полез немец в
хургон, поворошился там трошки и затих. Много времени прошло,
может час, а может два, разве я знаю? Стал я понемногу подни­
маться. Думаю, спит немец или только так, дурака валяет? Взял
грудку земли, бросил вперед. Немец - а ни мур-мур. А у меня на
него злоба так и кипит. Вспомню, как он меня обругал, - аж зуба­
ми заскриплю. Поднялся я, сел на корячки, гляжу, а оба кони пря­
мо на меня шкандыбают, один попереди, другой сзаду. Остановят­
ся, пощиплют траву, скубнут с куста сухой листик, и снова - трюх­
трюх - и всё на меня. А меня, я тебе скажу, Бузыга, никакой конь
ночью не испугается. Потому что есть такое слово."
- Знаю. Враки! -сердито возразил конокрад. - Говори дальше.
- Ну, все равно, как хочешь." Подошли ко мне кони так близ-
ко, что до морды только руку протянуть. Я им сейчас: шш." о-о!
милый!" Огладил одного конька - ничего". дается ." Стал я ему
железку распиливать. Напилок всегда при мне был. Пилю, пилю, а
сам все поглядываю: что немец? Решил я тогда второго коня не
брать: дуже тяжко пилить приходилось, железки были новые, тол­
стые, да и думаю: все равно - он меня на одном коне не догонит.
Перепилил я один прут до середины. Стал пробовать, могу ли раз­
ломать. Напружился я, стараюсь со всех сил ... вдруг кто-то меня
сзади торк в плечо. Обернулся я, а около меня немец. Как он ко мне
подобрался? - черт его ведает. Стоит и зубы оскалил, точно сме­
ется . «А ну-ка, говорит, поЙдем со мной. Я тебя научу, как коней
воруют». У меня от страха ноги отнялись и язык в роте как присох.
А он взял меня под мышку, поднял с земли.
-А ты что же? - со злобой крикнул Бузыга.
Старик скорбно развел своими изуродованными руками.
- Не знаю, - сказал он тихо. - Вот пускай меня Бог покара­
ет, - до сего часу не знаю, чт6 он со мной сделал . Маленький был
такой немчик, ледащий, всего мне по плечо, а взял меня, как дитину
174


Рассказы
малую, и ведет. И я, брат, иду. Чую, что не только утечь от него, -
куда там утечь! - поворохнуться не могу. Зажал он меня, как ко­
валь в тиски, и тащит. Почем я знаю, может, это совсем и не чело­
век был?
Дошли мы до хургона. Одной рукой он меня держит, а сам на­
гнулся над хургоном и что-то лапает. Думаю я: «Чт6 он будет де­
лать?>> А он поискал и говорит: «Нет, должно бьпь, не здесь». Опять
за руку повел меня вокруг хургона. Зашел с другой стороны, пола­
пал-полапал и вытаскивает топор. «Вот он, говорит. Нашел. Ну,
теперь, говорит, ложи руку на драбину». Тихо так говорит, без гне­
ва. Понял я тогда, что он хочет мне руку рубить. Затрясся я весь,
заплакал ". А он мне говорит: «Не плачь, это недолго». "
Стою я, как тот бык под обухом, сказать ничего не могу, а только
дрожу. Взял он мою руку, положил на полудрабок - хрясь! «Не
воруй, говорит, коней, коли не умеешь». Три пальца сразу отсек.
Один отскочил, в лицо мне ударился. А он опять - хрясь! хрясь! -
и сам все приговаривает: «Не воруй, коли не умеешь, не воруй чу­
жих коней»". Потом велит он мне дать другую руку. Я его, как ма­
лое дитя, слухаюсь, ложу и левую руку. И снова он мне говорит:
«Не воруй коней», и хррясь топором!" Отсек он мне все пальцы,
оставил только один, вот этот. - Козел протянул вперед свою изу­
родованную руку с торчащим вверх большим пальцем. - Посмот­
рел на него, посмотрел и говорит: «Ну, говорит, все равно ты этим
пальцем лошадей красть не будешь, разве что другому вору помо­
жешь. Дарю его тебе, чтобы ты им пил, ел, трубку закуривал и что­
бы обо мне завсегда помнил».
Кровь так и хлестала из меня". жжжи!" в девять ручьев бегла.
Не выдержал .я. Стало мне так тошно, так скверно". А он взял мен.я,
как котенка, за ворот, сгреб и понес. Стояла тут большая калюжа.
Ночь была холодная - страсть ! Аж воду сверх затянуло льдом.
Притащил меня немец к той калюже, разбил сапогом лед и велит
мне сунуть руки в воду. Послушался его - сразу мне стало легче.
А он мне говорит: «Так и сиди, говорит, до утра. Вынешь руки -
тебе же хуже будет» . С этими словами отошел от меня, словил коней,
запряг и уехал. Тогда я себе думаю: <<дойду до фершала".» Вынул
руки - да как закричу на весь лес! Больно в пальцах, будто их ог­
нем пекут, а руки так и сводит в суставах". Я опять их в воду -
ничего, оmускает, полегче стало". Так я - правду немец сказал -
и просидел до утра. Выну руки - ну, просто гвалт, вьперпеть невоз­
можно, опущу в воду - проходит боль. К утру я совсем закоченел, а
175


А. И. Куприн
вода стала в калюжке красная, как кровь. Ехал мимо посессор из
Нагорной, так он забрал меня в шарабан и привез в больницу.
Перевязали меня там, вьшечили, подкормили, а через месяц и на
волю пустили. И на кой черт! - воскликнул он со страстной горе­
чью. - В сто раз лучше бьшо бы для меня там и околеть в Волчьем
Разлоге! ..
Он замолчал и весь согнулся, низко опустив голову. Несколько
минут конокрады сидели, не говоря ни слова, не двигаясь. Вдруг
Бузыга содрогнулся всем телом, точно просыпаясь от каких-то
страшных грез, и шумно вздохнул.
- Что же ты сделал потом с этим немцем? - спросил он сдер­
жанным, но вздрагивающим от злобы голосом.
- А что бы я мог сделать с ним? - печально спросил в свою
очередь Козел. - Что бы ты на моем месте сделал?
-
Я бы!.. Я бы!.. У-у-у!.. - зарычал Бузыга, яростно царапая
пальцами землю. Он задыхался от гнева, и глаза его светились в
темноте, как у дикого зверя. - Я бы его сонного зарезал. . . Я бы
ему зубами глотку перервал! .. Я бы...
- Ты-ы бы! - с горькой усмешкой перебил его Козел. -А как
бы ты его нашел? Кто он? Где он живет? Как его звать? Может, это
и не человек совсем был ...
-
Брехня! - медленно произнес молчавший до сих пор Аким
Шпак. - На свете нема никого - ни Бога, ни черта...
- Все одно! - воскликнул Бузыга, стукнув кулаком о землю. -
Все одно: я бы тогда стал без разбору всех колонистов подпали­
вать. Скот бы ихний портил, детей бы ихних калечил... И до самой
смерти бы так ! ..
Козел тихо засмеялся и еще ниже опустил голову.
- Эх, бра-ат, - протянул он с ядовитой укоризной. - Хоро­
шо подпаливать с десятью пальцами... А когда у тебя всего один
остался, - старик опять ткнул вперед свои ужасные обрубки, -
тогда тебе и дорога одна - на церковную паперть, со слепцами и
калеками...
И он вдруг запел старческим, дребезжащим голосом мрачные
слова древней нищенской песни:
Ой, лыхо мини, лыхо, уб-о-о-гому...
Сотворите милостыню, Христа ра-а-а-ди...
Благодетели вы на-а-ши ...
Ой, сидим мы, безногие, безру-у-у-кие.
Калики злосчастные, край доро-о-ози-и ...
176


Расскаэы
Он мучительным криком, фальшиво оборвал песню, уткнул
голову между поднятыми вверх коленями и глухо зарьщал.
Никто не произнес больше ни слова. На реке, в траве и в куС­
тах, точно силясь перегнать и заглушить друг друга, неумолчно
кричали лягушки. Полукруглый месяц стоял среди неба - ясный,
одинокий и печальный. Старые ветлы, зловеще темневшие на ноч­
ном небе, с молчаливой скорбью подымали вверх свои узловатые,
иссохшие руки...
IV
Тяжелые, частые шаги послышались в лозняке, с той стороны,
откуда недавно пришли Бузыга с Акимом. Кто-то торопливо бе­
жал через чащу, шлепая без разбора по воде и ломая на своем пути
сухие ветки. Конокрады насторожились. Аким Шпак стал на коле­
ни. Бузыга оперся руками о землю, готовый каждую секунду вско­
чить и броситься вперед.
- Кто это? - шепотом спросил Василь.
Никто ему не ответил. Грузные шаги раздавались все ближе.
Среди всплесков воды и треска ветвей уже слышалось чье-то силь­
ное, хриплое и свистящее дыхание. Бузыга быстро сунул руку за
голенище, и перед глазами Василя блеснула сталь ножа.
Шум шагов внезапно прекратился. Наступил момент удивитель­
ной, глубокой тишины. Даже всполошенные лягушки перестали
кричать. Что-то огромное, тяжеловесное затопталось в кустах, сви­
репо фыркнуло и засопело.
- Эге, да это кабан, - сказал Бузыга, и все вздрогнули от его
громкого голоса. - До воды пришел.
- И то правда, -согласился Шпак, спокойно валясь на землю.
Кабан еще раз негодующе фыркнул и кинулся назад. Долго было
слышно, как хрустел он кустами в своем могучем беге. Потом все
стихло. Лягушки, точно раздраженные минутной помехой, закри­
чали с удвоенной силой.
- Когда пойдешь, Бузыга? - спросил старик.
Бузыга поднял голову и внимательно посмотрел на небо.
- Рано еще, - сказал он, зевая. - Пойду перед утром. К заре
мужики спят, как куры...
Сон понемногу охватывал Василя. Земля заколыхалась под ним
вверх и вниз и медленно поплыла куда-то в сторону. На мгновение
мальчик увидел, с трудом открывая глаза, темные фигуры трех
177


А. И. Куприн
людей, безмолвно сидевших друг возле друга, но он уже не знал,
кто они и зачем они сидят так близко около него. Из кустов, где
теснились, гневно сопя и фыркая, дикие кабаны, вдруг вышел сын
церковного старосты - Зинька, засмеялся и сказал: «Ва-силько,
вот лошади, поедем». И они сели вдвоем на маленькие санки и по­
неслись с приятной быстротой в темноте, по узкой, белой, беззвуч­
ной дорожке, между высокими соснами. Сзади бежал дедушка, он
махал своими обрубленными руками и не мог их догнать, и это
бьшо необыкновенно смешно и радостно. В гривы и в хвосты ло­
шадей бьши вплетены бубенчики, и на ветках темных сосен висели
бубенчики - со всех сторон доносился их однообразный, тороп­
ливый и веселый звон ... Потом Василь с размаху быстро въехал в
какую-то темную, мягкую стену - и все исчезло...
Он проснулся от холодной сырости, которая забралась ему под
одежду и трясла его тело. Стало темнее, и поднялся ветер. Все стран­
но изменилось за это время. По небу быстро и низко мчались боль­
шие, пухлые, чернью тучи, с растрепанными и расщипанными бе­
лыми краями. Верхушки лозняка, спутанные ветром, суетливо гну­
лись и вздрагивали, а старые ветлы, вздевшие кверху тощие руки,
тревожно наклонялись в разные стороны, точно они старались и
не могли передать друг другу какую-то страшную весть.
Конокрады неподвижно лежали, головами внутрь, слабо и плос­
ко чернея своими телами в темноте. У кого-то из них рдела во рту
трубка. Она то погасала, то опять вспыхивала на секунду, и крас­
ный свет, вперемежку с длинными косыми тенями, бегал по брон­
зовым лицам. От холода и прерванного сна мальчиком овладела
усталость и длительная равнодушная скука. Он без интереса вслу­
шивался в тихий разговор конокрадов и с тупой обидой чувство­
вал, что им нет до него никакого дела, как не бьшо до него дела
этим огромным, быстро несущимся молчаливым тучам и этим встре­
воженным ветлам. И то, к чему он готовился в эту ночь и что преж­
де наполняло его душу волнением и гордостью, показалось ему
вдруг ненужной, мелкой и скучной выдумкой.
-Ты все свое. Истинный ты Козел! - с досадой говорил Бузы­
га. - Куда мне твой соловый жеребенок, к черту? Его же в каждом
селе знают, как облупленного. В позапрошлом году угнал я верхо­
вого коня у бухгалтера с сахарного завода. Весь гнедой, сукин сын,
без отметины, а левая передняя нога, шут ее дери, белая. Я с ним
туда, я с ним сюда - все с меня смеются, как с дурня. «Мы, гово­
рят, с глузду еще не съехали. Такого коня и в Ровном не продашь,
178


Рассказы
он по всей губернии известен». Ты не знаешь, Козел, за что я его
продал? За кувшин кислого молока. Что свистишь? Верно тебе го­
ворю. Волька Фишкин купил. Увидел, шибенник, что я от жары
язык высунул, и зовет меня: «Слухайте, Бузыга, а ну, зайдите трош­
ки до меня, кислого молока выпить». Зашел я, а он мне потом гово­
рит: «Послушайте, Бузыга, мне с вами всегда приятно иметь дело,
но этого коня у вас купит только дурень. Все равно вы его вечером
бросите куда попало. Лучше бы вы его отдали мне, а я его отведу
назад, на завод. Может быть, заработаю сколько-нибудь грошей
на чай?» Я ему и отдал лошадь, а он ее потом в Подольской губер­
нии, на Ярмолинецкой ярмарке, продал за сто тридцать карбован­
цев. Так вот что значит, Козел, таких коней уводить.
-
Н-на" . это так, - в раздумье протянул старик и почавкал
беззубым ртом. - А вот тоже хороши караковые коньки у Викен­
тия Сироты". И подвести легко".
- У Викентия ". да, оно, конечно." - нерешительно согласил­
ся Бузыга. - Викентий, это верно". Только, знаешь, Козел, жалко
мне Викентия обижать. Небогатый он мужик и всегда такой ласко­
вый" . Сколько раз, бывало, голова трещит, как котел, - скажешь
ему: «Опохмели, Викентий», - сейчас постарается . Нет, жаль мне
Викентия ."
- Ерунда! Никого не жаль, - злобно сказал Аким Шпак.
-
Нет, Викентия ты оставь, - твердо приказал Бузыга. -
Говори других.
- Кто же еще? Микола Грач разве?
- Микола Грач, это - другой табак. Только хитрый, дьявол.
Ну, да все одно - Грача будем помнить на всякий случай.
-
Можно еще Андрееву кобьшу подвести, белую. Ничего ко­
бьшка".
- К черту белую! - сердито воскликнул Бузыга. - И стара, и
волосы везде налезут. Первая примета". Помнишь, как Жгун с бе­
лой лошадью вляпался?" Тсс" . Помолчи-ка, Козел, - махнул он
рукой на старика. - Что это с нашим хлопчиком?
Василь корчился на земле, изо всех сил стараясь съежиться та­
ким образом, чтобы в него как можно меньше проникала холодная
болотная сырость. Зубы его громко стучали друг о друга.
- Чт6, хлопец, проняло тебя? - услышал он вдруг над своей
головой густой голос, звучавший с непривычной мягкостью.
Мальчик открыл глаза и увидел склонившееся над ним боль­
шое лицо Бузыги.
179


А. И. Куприн
- Постой-ка, я тебя укрою, - говорил конокрад, снимая с себя
пиджак. - Что же ты раньше-то не сказал, дурной, что тебе холод­
но? Повернись трошки" . Вот так".
Бузыга заботливо подтыкал полы пиджака под бока мальчику,
а сам сел подле него и положил ему на плечо свою широкую, тяже­
лую руку. Чувство невыразимого удовольствия и благодарности
задрожало у Василя в груди, волной подкатилось к горлу и защи­
пало глаза. Пиджак был большой и очень толстый, еще теплый от
тела Бузыrи и пахнувший запахом здорового пота и махорки. Маль­
чик быстро стал согреваться под ним. Съежившись в комочек и
плотно зажмурив глаза, он ощупью отыскал большую, приятно
тяжелую руку Бузыги и ласково прикоснулся к ней кончиками паль­
цев. И уже опять в его затуманившемся сознании побежала через
темный лес белая длинная дорога.
Он заснул так крепко, что ему показалось, будто он только на
миг закрьш глаза и тотчас же открьш их. Но когда открыл их, то
повсюду уже был разлит тонкий, неверный полусвет, в котором
кусты и деревья выделялись серыми, холодными пятнами. Ветер
усилился. По-прежнему нагибались верхушки лозняка и раскачи­
вались старые ветлы, но в этом уже не было ничего тревожного и
страшного. Над рекой поднялся туман. Разорванными косыми кло­
чьями, наклоненными в одну и ту же сторону, он быстро несся по
воде, дыша сыростью.
Бузыга с посиневшим от холода, но веселым лицом легонько
толкал Василя в плечо и говорил нараспев, подражая колокольно­
му звону:
По-оп Ма-а-ртын,
Спи-ишь ли-и ты?
Звонят в колокольню" .
- Вставай, хлопчик, -сказал он, встретив улыбающийся взгляд
Василя. - Время идти.
Козел глухо кашлял старческим, утренним, затяжным кашлем,
закрывая рот рукавом и так давясь горлом, как будто его рвало.
Лицо у него было серо-зеленое, точно у трупа. Он долго и беспо­
мощно махал своими культяпками по направлению Василя, но ка­
шель мешал ему заговорить. Наконец, справившись и тяжело пере­
водя дух, он сказал:
- Так ты, Василь, проводишь Бузыгу через Маринкино боло­
то до Переброда".
180


Рассказы
- Знаю я, - нетерпеливо прервал его мальчик.
- А ты, щенок, помолчи! - сердито крикнул старик и опять
надолго закашлялся. - Смотри, чтобы вам в казенном лесу в окно
не провалиться. Там трясина".
- Да знаю же я". Говорил ты".
- Дай досказать ". Помни, мимо млина не идите, лучше по-под
горой пройти - на млине работники рано встают. Возле панских
прясел человек будет держать четырех лошадей. Так двух Бузыга
возьмет в повод, а на одну ты садись и езжай за ним до Крешева.
Ты слушай, что тебе Бузыга будет говорить. Ничего не бойся. Пой­
дешь назад, - если тебя спросят, куда ходил? - говори: ходили с
дедом в казенный лес лыки драть". Ты только не бойся, Василь".
- Ну тебя к черту! Ничего я не боюсь, - небрежно огрызнулся
Василь, отворачиваясь от старика. - Бузыга, пойдем, что ли".
- Ах ты, капшук. Какой сердитый! - радостно засмеялся Бу­
зыга. - Так его, так, старого пса". Ну, айда. Иди вперед.
Аким Шпак вдруг засопел и затоптался на одном месте. Его
хмурое лицо было измято бессонной ночью и казалось еще больше
свороченным набок: белки черных глаз были желтые, с кровавыми
жилками и точно налитые какой-то грязной слизью.
-Деньги пополам, Бузыга, -сказал он мрачно. - Мы тебя не
обижаем. Половина тебе, а половина нам троим: мне, Козлу и Ку­
бику". Так чтобы без обмана. Мы все равно потом узнаем".
- Ладно! - крикнул беспечно Бузыга. - Прощайте!
- С Богом! - сказал Козел.
Аким Шпак неуклюже, всем туловищем повернулся к старику,
поглядел на него с ненавистью и крепко сплюнул.
- Тьфу, нищ-щий, - прошипел он сквозь стиснутые зубы.
v
Онисим Козел жил со своим внуком на краю села, около моста,
в покосившейся набок и глубоко вросшей в землю хатенке, у кото­
рой давным-давно развалилась труба, белая наружная обмазка от­
пала извилистыми кусками, оголив внутренний слой желтой гли­
ны, а стекла, кое-где замененные толстыми тряпками, стали от вре­
мени зелено-матовыми и отливали радужными цветами. Кроме их
двоих, здесь жила еще Прохоровна - глухая, столетняя, выжив­
шая из ума одинокая старуха. Все трое пользовались жильем бес­
пл атно, из милости односельчан, тем более что в 'УГУ же выморо-
181


А. И. Куприн
ченную хату, по распоряжению начальства, свозили со всей волос­
ти, для вскрытия, удавленников, утопленников, скоропостижно
умерших и убитых в драке крестьян. Тот самый стол, на котором
обыкновенно обедали трое отщепенцев деревенской жизни, служил
в этих случаях для помещения трупов.
Василь вернулся домой усталый и встревоженный (Козел при­
шел раньше и уже лежал на печке, прикрывшись с головой рваным
зимним кожухом). Мальчику удалось благополучно проводить
Бузыгу до Переброда. С мельницы их, кажется, не заметили, хотя
там уже копошились людИ и стояли телеги. Они нашли в указан­
ном месте, у панских прясел, четырех привязанных лошадей, но
Кубика при них не бьшо. Это обстоятельство так сильно обеспоко­
ило Бузыгу, что он взял с собой только двух коней, какие бьши
получше, остальных же бросил привязанными, а мальчику велел
немедля бежать домой, и бежать не по дороге, а напрямик через
Маринкино болото и через казенный лес.
- Испугался Бузыга? - торопливо спросил Козел.
- Испугался - нет, - ответил Василь, тяжело переводя дыха-
ние. - А рассердился крепко. Кубика грозился зарезать". И на меня
рассердился ". Я ему говорю: «Все равно, Бузыга, я не боюсь,
возьмем всех коней и поедем»" . Как он закричит и на меня! Я ду­
мал, прибьет". Побежал я от него".
- А мне? Мне он ничего не велел сказать?
- Велел. Скажи, говорит, старику, чтобы весь день сидел дома
и никуда чтобы не рыпался. А если будут тебя спрашивать про Бу­
зыгу и про коней, то чтобы ты отвечал, что ничего не знаешь и
ничего не слыхал".
- ГосподИ, Царица Небесная, чт6 же это такое". - плаксиво и
беспомощно воскликнул Козел.
Василь жадно, большими глотками, пил из деревянного ковша
воду.
- Должно быть, за Бузыгой погнались, - сказал он, отрывая
на минуту от ковша вспотевшее лицо. - Я, когда болотом бежал,
слышал: много народу по шляху поскакало. Верхом и на телегах ".
Старик растерянно моргал своими красными, точно выворо­
ченными, слезящимися веками. Лицо у него от страха перекосилось,
и один угол рта задергался.
- Ложись, Василь, ложись скорей на лавку! - лепетал он сры­
вающимся голосом. -Ложись скорей . Ой, горе наше, Господи, Гос­
поди!" Чьих лошадей он увел? Ты не видал? Ох, да ложись же ты!"
182


Рассказы
-
Одну я не знаю, а другая наша, Кузьмы Сотника чалая ко­
былка...
- Кузьмы? О, Господи! .. Что жетеперь будt:r? Как ведь просил
я Бузыгу: не трогай из нашего села коней - на тебе! - вздыхал
Козел, возясь у себя на печке. - Василь, ты помни, если будут спра­
шивать, куда ходили, - говори - в казенный лес за лыками. А
лыки, скажи, лесник отнял. Слышишь?
- Ну тебя, слышу! - сурово отозвался мальчик.
- Святители и чудотворцы наши, угодники Божии! - продол-
жал причитать Козел. - Не можt:r же это быть, чтобы Кубик до­
нес: не такой он хлопец. А все Бузыга - чугунная голова!" На кой
ему черт было двух коней угонять? Ты говоришь, много народу
скакало? Господи, Господи!" И всегда он так: своей головы ему не
жаль, так и на чужую наплевать. Ведь сам видит, подлец, что дело
дрянь, ну, и утекал бы скорей, - нt:r, ему надо гусара доказать,
перед мальчишкой ему стьщно." Господи, Господи!" Василь, ты
спишь?
Мальчик сердито промолчал. Старик долго еще копошился на
печке, кряхтя и охая, и разговаривая сам с собой быстрым, испу­
ганным шепотом. Он хотел уверить себя, что никакой опасности ·
нt:r, что отсутствие Кубика объяснится со временем какой-нибудь
пустой случайностью, что верховые по дороге просто померещи­
лись мальчику от страха, и хотя ему удавалось на короткие минуты
обмануть свой ум, но в глубине души он ясно и безошибочно ви­
дел, как на него надвигалась грозная, неотвратимая смерть. По­
рою он прерывал свой бессмысленный шепот и напряженно при­
слушивался. Каждый шорох, каждый отдаленный стук или голос
заставляли его вздрагивать и замирать. Один раз, когда под самым
окном оглушительно заорал и захлопал крыльями чей-то соседс­
кий петух, - старый нищий почувствовал, как вся кровь отхлыну­
ла у него от головы к затрепt:rавшему сердцу и мгновенно ослабев­
шее тело покрылось горячей, колючей испариной.
Так прошло около часа. Из-за желтых полей, по ту сторону
моста, поднялось солнце. В темную закопченную хату, пропитан­
ную запахом овчины и вчерашних щей, хлынули через два окна два
воздушных столба веселого золотого cвt:ra, в которых радостно
заплясали бесчисленные пьшинки. Козел вдруг быстро сбросил с
себя кожух и сел на печке. Его старческие бесцвt:rные глаза широ­
ко раскрылись с выражением безумного ужаса. Посиневшие губы
криво шевелились, не произнося ни звука.
183


А. И. Куприн
- Ид...дут! - наконец проговорил он, заикаясь и тряся голо­
вой . - В-васи-иль, идут... Смерть наша ... Василь...
Мальчик уже давно слышал неясный, глухой и низкий гул, ко­
торый, как раскачавшиеся волны, то подымался, то падал, стано­
вясь с каждой минутой все страшнее и понятнее. Но, казалось, ка­
кая-то отдаленная твердая преграда еще сдерживала его. И вот эта
невидимая стена внезапно раздвинулась, и долго сдерживаемые
звуки хлынули из-за нее с ужасающей силой.
-
К нам повернули. Убьют нас, Василь! - дико вскрикнул
Козел.
Теперь стало слышно, как по улице бежала, тяжело громыхая
подкованными сапогами и яростно рыча, огромная толпа, обезу­
мевшая и ослепшая от жестокого, не знающего пределов, беспо­
щадного мужицкого гнева.
-
Тащи их сюда! Ломай двери! - заревел под окном чей-то
голос, в котором не бьшо ничего человеческого.
Незапертая дверь, сорванная с клямки, распахнулась, оглуши­
тельно хлопнув о стену, и в яркий просвет, образованный ею, вор­
валась черная кричащая толпа. С исковерканными злобою лица­
ми, давя и толкая друг друга и сами не замечая этого, в хату стре­
мительно ввергались, теснимые сзади, десятки потерявших рассу­
док людей. Растрепанные, волосатые, озверелые лица нагромозди­
лись снаружи по окнам, загородив собою золотые пьшьные стол­
бы света и затемнив комнату.
Василь сидел, не шевелясь, плотно прижавшись спиной к стене,
бледный и дрожащий, но не испуганный. Он видел, как сначала
слетел с печки дедушкин кожух и как потом свалился оттуда, бес­
помощно мелькнув над головами толпы, и сам Козел. Старый ни­
щий что-то кричал, широко разевая беззубый рот, с бес
ст
ыдными
гримасами ужаса и подобострастия, отвратительными на его ста­
ром, изъеденном морщинами лице, потрясал своими поднятыми
кверху обрубками, показывал ими на образ, торопливо крестился
и с размаху бил себя ими в грудь. А на него лезли со всех сторон
налившиеся кровью, остеклевшие от гнева глаза, искривленные
бешеным криком губы, его сжимали жаркие, потные тела, под на­
тиском которых старик вертелся, как щепка, попавшая в водоворот.
- Бей его, бей, злодия! .. Чт6? Врешь, сук-кии сын! Цыпенюк,
дай ему раза! .. На улицу его, хлопцы, волоките на улицу! Ты у нас
давно, как чирей, сидишь. В землю живого закопаем... Бей! - вы­
рывались из общего рева отдел ьные восклицания.
184


Рассмзы
- Господа громада! .. Ей-богу!" Вот как перед Богом! - вык­
рикивал визгливо Козел. - Нехай меня Бог убьет на этом месте,
нехай меня болячка задавит!" Чтоб мне, как той собаке, подохнуть
без святого причастия!"
Вдруг, покрывая сразу эту бурю проклятий, божбы и ругани,
раздался громадный голос Кузьмы Сотника, который, возвыша­
ясь по плечи над толпою, кричал, побагровев от напряжения:
- Стой, братцы!" Надо это дело обследовать. Тащите его до
Бузыги!
- Тащи!" У-у-у!" Бери!" Всем им конец сделаем !"
С той же стихийной стремительностью, с какой эта толпа втор­
галась в хату, она кинулась на улицу. Кто-то схватил Василя сзади
и швырнул его в кучу барахтающихся тел, и, стиснутый со всех сто­
рон, оглушенный, измятый в дверях кулаками и локтями, он бьш
выброшен общим потоком наружу.
Необычное, странное зрелище представляло село в это прелес­
тное летнее утро. Несмотря на будний, рабочий день, оно все кипе­
ло народом. Уже запряженные в телеги и в сохи, но впопыхах бро­
шенные людьми лошади стояли почти у каждых ворот. Ребятишки
и бабы бежали, не оглядываясь, и всё в одном направлении - к
церкви. Собаки заливались лаем, куры с тревожным кудахтаньем,
бестол ково махая крыльями, разлетались в разные стороны из-под
ног. Толпа быстро увеличилась новыми людьми и раздалась во всю
ширину улицы. Сбившись в густую массу, задыхаясь в давке, раз­
горячаясь от прикосновения друг к другу, люди бежали с хриплы­
ми криками, с пеной у рта, точно стая бешеных животных.
На лужайке, перед винной лавкой, сплошным черным кругом
теснился народ. Обе толпы слились, перепутались и сжали друг
друга. Какая-то чудовищная упругая сила выбросила вперед Коз­
ла и Василя.
В середине, на узком, свободном пространстве, инстинктивно
огороженном толпой, лежал на сырой и темной от крови траве Бу­
зыга. Все лицо его представляло собою большой кусок окровав­
ленного, разодранного в клочья мяса. Один глаз был вырван и ви­
сел на чем-то, похожем на красную, мокрую тряпку. Другой глаз
был закрыт. Вместо носа по щекам разляпалась большая, мягкая
кровяная лепешка. Усы бьши залиты кровью. Но самое ужасное,
невыразимо ужасное, было в том, что этот обезображенный чело­
век лежал на земле и молчал в то время, когда вокруг него клоко­
тал и ревел опьяненный злобой народ.
185


А. И. Куприн
Кузьма Сотник схватил Козла за ворот свитки и с такой силой
пригнул его вниз, что старик упал на колени.
-
Гей! Тихо! - крикнул Кузьма, о бернувшись н азад. -
Молчите.
Он был сегодня вождем и возбудителем страстей . Его послуша­
лись. Рев толпы понемногу стих, точно убегая от передних к задним.
-
Бузыга! - раздел ьно и внятно крикнул среди наступившей
тишины Кузьма, низко наклоняясь над конокрадо м. - Слышишь,
больше тебя бить не станем. Отвечай по совести : бьm с тобой Ко­
зел или нет?
Бузыга молчал, не открывая своего единственного глаза. Его
грудь подымалась так часто и так высоко, что казалось невероят­
ным, что человек может так дышать, и при каждом вздохе в горле у
него что-то свистело и всхлипывало, точно там с трудом просачи­
валась сквозь узкую трубку какая-то жидкость.
- Ты не прикидывайся, сволочь! -грозно возвысил голос Кузь­
ма, и, высоко занесши ногу и крякнув от натуги, он со страшной
силой ударил своим подкованным сапогом Бузыгу в низ груди, в
то место, где начинают расходиться ребра.
- У-ух! - тяжело и жадно вздохнула разом вся толпа.
Бузыга застонал и медленно поднял веко.
Первое, что он увидел, бьmо лицо Василя. Бузыга долго, при­
стал ьно и равнодушно глядел на мальчика, и вдруг Василю пока­
залось, что запекшийся рот конокрада чуть-чуть тронулся страдаль­
ческой и ласковой улыбкой, и это бьmо так неестественно, так жал­
ко и так страшно, что Василь невольно вскрикнул, всплеснул рука­
ми и закрыл лицо.
- Говори же, сатана! - крикнул в ухо Бузыге Сотник. - Слу­
хай: если скажешь, кто тебе подмогал, сейчас отпустим. А то убьем,
как собаку. Господа громада, скажите ему: правду я говорю чи нет?..
-
Правду... Говори, Бузыга , ничего тебе больше не будет, -
глухой волной перекатилось в толпе.
Бузыга тем же долгим, стран ным взглядом поглядел на Василя
и , с усилием раздвинув свои разбитые губы, произнес еле слышно:
- Никто ... не бьm... один ...
Он закрыл гл аз, и опять его грудь заходила высоко и часто.
- Бей его! - пронзительно вырвался из задних рядов чей-то
дрожащий, нервный, полудетский голос. Толпа шатнулась, гл ухо
заворчала и плотнее надвинулась на узкое пространство, где лежал
конокрад.
186


Рас
с
каэы
Козел, не вставая с колен, подполз к Кузьме и обхватил его ноги.
- Миленькие! .. благодетели! -лепетал он бес
с
мысленно и слез­
ливо. -Ножки, ножки ваши целую... Видит Бог, дома бьш... ходил
лыки драть ... видит Бог! " Матерь Божия!.. Голубеночки ж вы мои."
миленькие! .. Стопочки ваши целую". Калека я...
И он на самом деле, ползая на коленях и не выпуская из рук
сапог Кузьмы, так исступленно целовал их, как будто в этом одном
заключалось его спасение. Кузьма медленно оглянулся назад на
толпу.
- Черт с ним! - вяло произнес какой-то древний сrарик, сто­
явший впереди.
- Черт с ним! - подхватило несколько голосов. - Може, и
не он. Это крешевские, ихний и конь бьш! .. Чего там?" Оrпустить
Козла". Эrо крешевские... допросить сrаросту...
Козел продолжал ползать на коленях от одного мужика к дру­
гому. Or ужаса близкой и жестокой смерти он уже перешел к бла­
женной радости, но нарочно из угодливости притворялся непони­
мающим. Слезы бежали по его безобразно кривившемуся лицу. Он
хватал, не разбирая, чьи-то жесткие мозолистые руки, чьи-то во­
нючие сапоги и взасос, жадно целовал их. Василь стоял, бледный и
неподвижный, с горящими глазами. Он не отрывался от страшно­
го лица Бузыги, ища и боясь его взгляда.
- Уходи! - сурово сказал Кузьма Сотник и толкнул старика
ногой в спину. - Уходи и ты, Василько!" Бузыга! -крикнул он
тотчас же, повернувшись к умиравшему конокраду. - Слышь! Я
тебя в последний раз спрашиваю: кто с тобой бьш?
Толпа опять надвинулась ближе. Та же самая сила, которая толь­
ко что выбросила Козла и мальчика вперед, теперь несла их назад,
и встречные люди нетерпеливо давали им дорогу, так как они ме­
шали их напряженному вниманию. Сквозь мягкую и плотную пре­
граду человеческих тел Василь слышал глухой, точно задавленный
бас Кузьмы, продолжавшего допрашивать Бузыгу. Вдруг прежний
тонкий истеричный голос крикнул над самой головой мальчика:
- Бей Бузыгу!"
Все, что стояли сзади, тяжело навалились, тесня передних, и
горячо задышали. Козел с Василем очутились на свободе.
-Господи, Царица наша Небесная! -радосmо бормотал старик,
одним обрубком вытирая слезы, а другим торопливо крестясь. -
Василь, родненький ты мой! Господи! .. Выскочили мы с тобой".
Василь!" Господи ". выскочили! Что ж ты стоишь? Бежим до хаты! ..
13·2739
187


А. И. Куприн
- Иди, я не пойду, - мрачно сказал Василь.
Он, казалось, был не в силах отвести свои горящие глаза от чер­
ной, неподвижной, страшно молчаливой толпы. Его побелевшие
губы шептали, дрожа и дергаясь, какие-то непонятные слова.
- Василько, ходим же! - умолял Козел, хватая внука за руку.
В зто время черная масса дрогнула и закачалась, точно лес под
внезапно налетевшим ветром. Глухой и короткий стон ярости про­
катился над ней. В один миг она тесно сжалась, и тотчас же опять
раздалась, разорвавшись клочьями, и опять сжалась. И, оглушая друг
друга неистовыми криками, люди сплелись в безобразной свалке.
- Василь, миленький, ради Бога! - бормотал заплетающимся
языком старик. - Пойдем ... убьют ведь нас! ..
Ему удалось с трудом оттащить мальчика от лужайки. Но на
углу Василь, пораженный внезапно наступившей тишиной, вырвал­
ся от деда и оглянулся назад.
Толпа не бурлила больше. Она стояла неподвижным, черным
кольцом и уже начинала таять: отдел ьные фигуры - понурые, с
робкими движениями, точно прячась и стыдясь, медленно распол­
зались в разные стороны.
- Господи, помяни раба твоего, грешного Левонтия, и учини
его в рай, - привычной нищенской скороговоркой зашептал Ко­
зел. - Убили Бузыгу, - сказал он с притворной печалью.
Он знал, что народный гнев уже достаточно насытился кровью
и что смерть прошла мимо его головы, и не умел скрыть своей глу­
бокой животной радости. Он заливался старческим, бесшумным
длинным смехом и плакал; болтал лихорадочно, без остановки и
без смысла, и делал сам себе лукавые, странные гримасы. Василь с
ненавистью поглядывал на него искоса и брезгливо хмурился.
1903
БОЛОТ О
Летний вечер гаснет. В засыпающем лесу стоит гулкая тишина.
Вершины огромных строевых сосен еще алеют нежным отблеском
догоревшей зари, но внизу уже стало темно и сыро. Острый, жар­
кий, сухой аромат смолистых ветвей слабеет, зато сильнее чувству­
ется сквозь него приторный запах дыма, которым тянуло весь день
с дальнего лесного пожарища. Неслышно и быстро опускается на
188


Рассказы
землю мягкая северная ночь. Птицы замолчали с заходом солнца.
Одни только дятлы еще выбивают лениво, точно сквозь сон, свою
глухую, монотонную дробь.
Вольнопрактикующий землемер Жмакин и студент Николай
Николаевич, сын небогатой вдовы-помещицы Сердюковой, возвра­
щаются со съемки. Идти домой, в Сердюковку, им поздно и дале­
ко : они заночуют сегодня в казенном лесу, у знакомого лесника -
Степана. Узкая тропинка вьется между деревьями, исчезая в двух
шагах впереди . Высокий и худой землемер идет, сгорбившись и
опустив вниз голову, - идет тем редким, приседающим, но разма­
шистым шагом, каким ходят привычные к длинным дорогам люди :
мужики, охотники и землемеры. Коротконогий, низенький и пол­
ный студент едва поспевает за ним. Он вспотел и тяжело дышит
открытым ртом; белая фуражка сбита на затьшок; рыжеватые спу­
танные волосы упали на лоб; пенсне сидит боком на мокром носу.
Ноги его то скользят и разъезжаются по прошлогодней, плотно
улежавшейся хвое, то с грохотом цепляются за узловатые корневи­
ща, протянувшиеся через дорогу. Землемер отлично видит зто, но
нарочно не убавляет шагу. Он устал, зол и голоден. Затруднения,
испытываем ые студентом, доставляют ему злорадное удовольствие.
Землемер Жмакин делает по приглашению госпожи Сердюко­
вой упрощенный план хозяйства в ее жиденьких, потравленных
скотом и вырубленных крестьянами лесных урочищах. Николай
Николаевич добровольно вызвался помогать ему. Помощник он
старательный и толковый, и характер у него самый удобный для
компании: светлый, ровный, бесхитростный и ласковый, только в
нем много еще осталось чего-то детского, что сказывается в неко­
торой наивной торопливости и восторженности . Землемер же, на­
оборот, человек старый, одинокий, подозрительный и черствый .
Всему уезду известно, что он подвержен тяжелым, продолжитель­
ным запоям, и потому на работу его приглашают редко и платят
скупо.
Днем у него еще кое-как ладятся отношения с молодым Сердю­
ковым. Но к вечеру землемер обыкновенно устает от ходьбы и от
крика, кашляет и становится мелочно-раздражительным. Тогда ему
снова начинает казаться, что студент только притворяется, что его
интересует съемка и болтовня с крестьянами на привалах, а что на
самом деле он приставлен помещицей с тайным наказом наблю­
дать, не пьет ли землемер во время работы . И то обстоятельство,
что студент так живо, в неделю, освоился со всеми тонкостями
189


А. И. Куприн
астролябической съемки, возбуждает ревнивую и оскорбительную
зависть в Жмакине, который три раза проваливался, держа экза­
мен на частного землемера. Раздражает старика и неудержимая раз­
говорчивость Николая Николаевича, и его свежая, здоровая моло­
дость, и заботливая опрятность в одежде, и мягкая, вежливая ус­
тупчивость, но мучительнее всего для Жмакина сознание своей соб­
ственной жалкой старости, грубости, пришибленности и бессиль­
ной, несправедливой злости.
Чем ближе подходит дневная съемка к концу, тем ворчливее и
бесцеремоннее делается землемер. Он желчно подчеркивает про­
махи Николая Николаевича и обрывает его на каждом шагу. Но в
студенте такая бездна молодой, неисчерпаемой доброты, что он,
по-видимому, совершенно не способен обижаться. В своих ошиб­
ках он извиняется с трогательной готовностью, а на угловатые вы­
ходки Жмакина отвечает оглушительным хохотом, который долго
и раскатисто гуляет между деревьями. Точно не замечая мрачного
настроения землемера, он засыпает его шутками и расспросами с
тем же веселым, немного неуклюжим и немного назойливым доб­
родушием, с каким жизнерадостный щенок теребит за ухо большо­
го, старого, угрюмого пса.
Землемер шагает молча и понуро. Николай Николаевич стара­
ется идти рядом с ним, но так как он путается между деревьями и
спотыкается, то ему часто приходится догонять своего спутника
вприпрыжку. В то же время, несмотря на одышку, он говорит гром­
ко и горячо, с оживленными жестами и с неожиданными выкрика­
ми, от которых идет гул по заснувшему лесу.
- Я живу в деревне недолго, Егор Иваныч, - говорит он, ста­
раясь сделать свой голос проникновенным, и убедительно прижи­
мает руки к груди . - И я согласен, я абсолютно согласен с вами в
том, что я не знаю деревни. Но во всем, что я до сих пор видел, так
много трогательного, и глубокого, и прекрасного... Ну да, вы, ко­
нечно, возразите, что я молод, что я увлекаюсь... Я и с этим готов
согласиться, но, жестоковыйный практик, поглядите на народную
жизнь с философской точки зрения...
Землемер презрительно пожал одним плечом, усмехнулся кри­
во и язвительно, но продолжал молчать.
- Посмотрите, дорогой Егор Иваныч, какая страшная истори­
ческая древность во всем укладе деревенской жизни. Соха, борона,
изба, телега - кто их выдумал? Никто. Весь, народ скопом. Две
тысячи лет тому назад эти предметы были точка в точку в таком же
190


Рассказы
виде, как и теперь. Совсем так же люди тогда и сеяли, и пахали, и
строились . Две тысячи лет тому назад! .. Но когда же, в какие чер­
то вски отдаленные времена сложился этот циклопический обиход?
Мы об этом не смеем даже думать, милый Егор Иваныч. Здесь мы с
вами проваливаемся в бездонную пропасть веков. Мы ровно ниче­
го не знаем. Как и когда додумался народ до своей первобытной
телеги? Сколько сотен, может бьпь, тысяч лет ушло на эту творчес­
кую работу? Черт его знает! - вдруг крикнул во весь голос студент
и торопливо передвинул фуражку с затылка на самые глаза. - Я не
знаю, и никто ничего не знает... И так - все, чего только ни кос­
нись: одежда, утварь, лапти, лопата, прялка, решето ! .. ВедЬ поко­
ления за поколениями, миллионы людей последовательно ломали
голову над их изобретением. У народа своя медицина, своя поэзия,
своя житейская мудрость, свой великолепный язык, и при этом -
заметьте -ни одного имени, ни одного автора! И хотя все это жалко
и скудно в сравнении с броненосцами и телескопами, но - прости­
те - меня какие-нибудЬ вилы удивляют и умиляют несравненно
больше!..
- Ту-ру-ру, ти-лю-лю, - запел фальшиво Жмакин и завертел
рукой, подражая шарманщику. - Завели машину. Удивляюсь, как
это вам не надоест: каждый день одно и то же?
- Нет, Егор Иваныч, ради Бога! - заторопился студент. - Вы
только послушайте, только послушайте меня. Мужик, куда он у себя
ни оглянется, на что ни посмотрит, везде кругом него старая-пре­
старая, седая и мудрая истина. Все освещено дедовским опытом,
все просто, ясно и практично. А главное - абсолютно никаких со­
мнений в целесообразности труда. Возьмите вы доктора, судЬю,
литератора. Сколько спорного, условного, скользкого в их профес­
сиях! Возьмите педагога, генерала, чиновника, священника...
- Попросил бы не касаться религии, - внушительным басом
заметил Жмакин.
-Ах, не в этом дело, Егор Иваныч, - нетерпеливо и досадли­
во замахал рукой Сердюков. - Возьмите, наконец, прокурора, ху­
дожника, музыканта. Я ничего не говорю, все это лица почтенные.
Но каждому из них, наверное, хоть раз приходИла в голову мысль:
а ведь, черт побери, так ли уж нужен человечеству мой труд, как
это кажется? У мужика же все удивительно стройно и ясно. Если ты
весною посеял, то зимою ты сыт. Корми лошадь, и она тебя про­
кормит. Чт6 может быть вернее и проще? И вот этого самого практи­
ческого мудреца извлекают за шиворот из недр его удобопонятной
191


А. И. Куприн
жизни и тычут лицом к лицу с цивилизацией. «В силу статьи такой­
то и на основании кассационного решения за номером таким-то,
крестьянин Иван Сидоров, нарушивший интересы чересполосного
владения, приговаривается», и так далее. Иван Сидоров на это весь­
ма резонно отвечает: «Ваше благородие, да ведь еще наши деды­
прадеды пахали по эту вербу, вот и пень от нее остался». Но тогда
является на сцену землемер Егор Иваныч Жмакин.
- Прошу без намеков по моему адресу, - обидчиво прервал
Жмакин.
-Является . . . ну, скажем, землемер Сердюков, если это вам боль­
ше нравится, и изрекает: <<Линия АВ, отграничивающая владения
Ивана Сидорова, идет по румбу зюйд-ост, сорок градусов трид­
цать минут». Очевидно, что Иван Сидоров совместно с дедом и
прадедом запахал чужую землю. И вот Иван Сидоров сидит в ку­
тузке, сидит совершенно правильно, по всем статьям уложения о
наказаниях, но все-таки он ровно ничего не понимает и хлопает
глазами. Чт6 значит для него ваш румб в сорок градусов, если он с
молоком матери всосал убеждение, что чужой земли на свете не
бывает, а что вся земля божья?..
- К чему вы все это выражаете? - угрюмо спросил Жмакин.
- Или вот еще: гонят Ивана Сидорова на военную службу, -
горячо продолжал Сердюков, не слушая землемера. - И вот дядь­
ка учит его: «Доверни приклад, втяни живот, делай - рраз! Пода­
вайся всем корпусом уперед...» Да позвольте же, господа! Я сам
прослужил отечеству два месяца и охотно верю, что для военной
службы эти кунштюки* необходимы. Но ведь это же для мужика
чистая абракадабра, колокольня в уксусе, сапоги всмятку! Как хо­
тите, но не может же взрослый человек, оторванный от простой,
серьезной и понятной жизни, поверить вам на слово, что эти фоку­
сы действительно необходимы и имеют разумное основание. И,
конечно, он глядит на вас, как баран на новые ворота.
- Не довольно ли на сегодняшний раз, Николай Николаевич? ­
сказал землемер. - Мне, по правде говоря, надоела уже эта анти­
мония. Что-то вы такое из себя хотите изобразить, но толку у вас
ничего не выходит. Какого-то донжуана из себя строите! И к чему
весь этот разговор, не понимаю я.
Огибавший куст студент рысцой догнал мрачно шагавшего зем­
лемера.
• Ловкие приемы , фокусы (от нем. Kunstock) .
192


Рассказы
-
Вот вы сегодня утром говорили, что мужик глуп, что мужи к
ленив, мужика надо драть, мужик раздурачился. Говорили вы это с
ненавистью и потому, конечно, бьmи несправедливее, чем хотели
бы. Но поймите же, дорогой Егор Иваныч, что у нас с мужиком
разные измерения: он с трудом постигает третье, а мы уже начина­
ем предчувствовать четвертое. Сказать, что мужик глуп! Послушай­
те, как он говорит о погоде, о лошади, о сенокосе. Чудесно: про­
сто, метко, выразительно, каждое слово взвешено и прилажено...
Но послушайте вы того же мужика, когда он рассказывает о том,
как он был в городе, как заходил в театр и как по-благородному
провел время в трактире с машиной... Какие хамские выражения,
какие дурацкие, исковерканные слова, что за подлый, лакейский
язык. Господа, нельзя же так! - воскликнул студент, обращаясь в
пространство и разводя руками с таким видом, как будто весь лес
был наполнен слушателями. - Ну да, я знаю, мужик беден, невеже­
ственен, грязен... Но дайте же ему вздохнуть. У него от вечной нату­
ги грыжа, - историческая, социальная грыжа. Накормите его, вы­
лечите, выучите грамоте, а не пришибайте его вашим четвертым из­
мерением. Потому что я твердо уверен, что, пока вы не просветите
народа, все ваши кассационные решения, румбы, нотариусы и сер­
витуты будут для него мертвыми словами четвертого измерения! ..
Жмакин вдруг резко остановился и повернулся к студенту.
-
Николай Николаевич! Да прошу же я вас наконец! - вос­
кликнул он плачущим, бабьим голосом. - Так вы много разгова­
риваете, что терпение мое лопнуло. Не могу я больше, не желаю! ..
Кажется, интеллигентный человек, а не понимаете такой простой
вещи. Ну, говорили бы дома или с товарищем своим. А какой же я
вам товарищ, спрашивается? Вы сами по себе, я сам по себе, и ... и
не желаю я этих разговоров. Имею полное право ...
Николай Николаевич боком, поверх стекол пенсне, поглядел
на Жмакина. У землемера было необыкновенное лицо: спереди уз­
кое, длинное и острое до карикатурности, но широкое и плоское,
если глядеть на него сбоку, - лицо без фаса, а с одним только про­
филем и с уньmым висячим носом. И в мягком, отчетливом сумра­
ке позднего вечера студент увидел на этом лице такое скучное, тя­
желое и сердитое отвращение к жизни, что у него сердце заньmо
мучительной жалостью. Сразу с какой-то проникновенною, боль­
ною ясностью он вдруг понял и почувствовал в самом себе всю ту
мелочность, ограниченность и бесцельное недоброжелательство,
которые наполняли скудную и одинокую душу этого неудачника.
193


А. И. Куприн
- Да вы не сердитесь, Егор Иваныч, - сказал он примири­
тельно и смущенно. - Я не хотел вас обидеть. Какой вы раздражи­
тельный!
- Раздражительный, раздражительный, - с бестолковою зло­
стью подх ватил Жмакин. - Вполне станешь раздражительным. Не
люблю я этих разговоров". вот что." Да и вообще, какая я вам ком­
пания? Вы человек образованный, аристократ, а я что? Серое су­
щество - и ничего больше.
Студент разочарованно замолчал. Ему всегда становилось гру­
стно , когда он в жизни натыкался на грубость и несправедливость.
Он отстал от землемера и молча шел за ним, гл ядя ему в спину. И
даже эта согнутая, узкая, жесткая спина, казалось, без слов, но с
мрачною выразительностью говорила о нелепо и жалко проволо­
чившейся жизни, о нескончаемом ряде пошлых обид судьбы, об
упрямом и озл обленном самолюбии" .
В лесу совсем стемнело, но глаз, привыкший к постепенному
переходу от света к темноте, различал вокруг неясные, призрачные
силуэты деревьев. Был тихий, дремотный час между вечером и но­
чью. Ни звука, ни шороха не раздавалось в лесу, и в воздухе чув­
ствовался тягучий, медвяный травяной запах, пл ывший с далеких
полей.
Дорога шла вниз. На повороте в лицо студента вдруг пахнуло,
точно из глубокого погреба, сырым холодком.
- Осторожнее, здесь болото, - отрывисто и не оборачиваясь
сказал Жмакин.
Николай Николаевич только теперь заметил, что ноги его ступа­
ли неслышно и мягко, как по ковру. Вправо и влево от тропинки
шел невысокий путаный кустарник, и вокруг него, цепля
я
сьзавет­
ки, колеблясь и вытягиваясь , бродили разорванные неясно-белые
клочья тумана. Стран
ный
звук неожиданно пронес
с
яполесу.Онбыл
протяжен, низок и гармонично-печален и, казалось, выходил из-под
земли. Сrудент сразу остановился и затрясся на месте от испуга.
- Чт6 это, чт6? - спросил он дрожащим голосом.
-
Выпь, - коротко и угрюмо ответил земл емер. - Идемте,
идемте. Это плотина.
Теперь ничего нельзя было разобрать. И справа и слева туман
стоял сплошными белыми мягкими пеленами. Студент у себя на
лице чувствовал его влажное и липкое прикосновение. Впереди
равномерно колыхалось темное расплывающееся пятно : это была
спина шедшего впереди землемера. Дороги не было видно, но по
194


Pacclt/IЗЫ
сrоронам от нее чувствовалось болото. Из него подымался тяже­
лый запах гнилых водорослей и сырых грибов. Почва плотины
пружинилась и дрожала под ногами, и при каждом шаге где-то сбо­
ку и внизу раздавалось жирное хлюпанье просачивающейся тины.
Землемер вдруг осrановился. Сердюков с размаху уткнулся ли­
цом ему в спину.
- Тише. Эк вас несет! - сердито огрызнулся Жмакин. - По­
дождите, я покричу лесника. Еще ухнешь, пожалуй, в :пу чертову
трясину.
Он приложил ладони трубой ко рту и закричал протяжно:
- Степ-а-ан!
Уходя в мягкую бездну тумана, голос его звучал слабо и бес­
цветно, точно он отсырел в мокрых болотных испарениях.
- А, черт его знает, куда тут идти! - злобно проворчал, сrис­
нув зубы, землемер. - Впору хоть на четвереньках ползти. Степ-а­
ан! - крикнул он еще раз раздраженным и плачущим голосом.
- Степан! - поддержал отрывистым и глухим басом сrудент.
Они долго кричали, по очереди, кричали до тех пор, пока в
сrрашном отдалении от них туман не засветился в одном месrе боль-
шим желтым бесформенным сиянием. Но это светящееся мутное
пятно, казалось, не приближалось к ним, а медленно раскачива­
лось влево и вправо.
- Степан, ты, что ли? - крикнул в :пу сrорону землемер.
- Гоп-гоп! - отозвался из бесконечной дали задушенный го-
лос. - Никак, Егор Иваныч?
Мутное пятно в одно мгновение приблизилось, разрослось, весь
туман вокруг сразу засиял золотым дымным светом, чья-то огром­
ная тень заметалась в освещенном просrрансrве, и из темноты вдруг
вынырнул маленький человек с жестяным фонарем в руках.
- Так и есть, он самый, - сказал лесник, подымая фонарь на
высоту лица. - А это кто с вами? Никак, сердюковский барчук?
Здравия желаем, Миколай Миколаич. Должно, ночевать будете?
Милосrи просим. А я-то думаю себе: кто такой кричит? Ружье зах­
ватил на всякий случай.
В желтом свете фонаря лицо Степана резко и выпукло выделя­
лось из мрака. Все оно сплошь заросло русыми, курчавыми, мягки­
ми волосами бороды, усов и бровей. Из этого леса выглядывали
только маленькие голубые глаза, вокруг которых лучами расходи­
лись тонкие морщинки, придававшие им всегдашнее выражение
ласковой, усrалой и в то же время детской улыбки.
195


А. И. Куприн
- Так пойдемте, - сказал Степан и, повернувшись, вдруг ис­
чез, как будто растаял в тумане. Большое желтое пятно его фонаря
закачалось низко над землей, освещая кусочек узкой тропинки.
-
Ну, чт6, Степан, все еще трясет тебя? - спросил Жмакин,
идя вслед за лесником.
-
Все трясет, батюшка Егор Иваныч, - ответил издалека го­
лос невидимого Степана. - Днем еще крепимся понемногу, а как
вечер, так и пошло трясти. Да ведь, Егор Иваныч, ничего не поде­
лаешь... Привыкли мы к этому.
- А Марье не лучше?
- Где уж там лучше. И жена и ребятишки все извелись, просто
беда. Грудной еще ничего покуда, да к ним, конечно, не приста­
нет... А мальчонку, вашего крестника, на прошлой неделе свезли в
Никольское... Это уж мы третьего по счету схоронили ... Позволь­
те-ка, Егор Иваныч, я вам посвечу. Поосторожнее тут.
Сторожка лесника, как успел заметить Николай Николаевич,
была поставлена на сваях, так что между ее полом и землею оста­
валось свободное пространство, аршина в два высотою. Раскосая,
крутая лестница вела на крыльцо. Степан светил, подняв фонарь
над головой, и, проходя мимо него, студент заметил, что лесник
весь дрожит мелкой, ознобной дрожью, ежась в своем сером фор­
менном кафтане и пряча голову в плечи.
Из отворенной двери пахнуло теплым, прелым воздухом мужи­
чьего жилья вместе с кислым запахом дубленых полушубков и пе­
ченого хлеба. Землемер первый шагнул через порог, низко согнув­
шись под притолкой.
- Здравствуй, хозяюшка! - сказал он приветливо и развязно.
Высокая, худая женщина, стоявшая у открытого устья печи,
слегка повернулась в сторону Жмакина, сурово и безмолвно по­
клонилась, не глядя на него, и опять закопошилась у шестка. Изба
у Степана бьmа большая, но закопченная, пустая и холодная и по­
тому производила впечатление заброшенного, нежилого места.
Вдоль двух темных бревенчатых стен, сходясь к переднему углу,
шли узкие и высокие дубовые скамейки, неудобные ни для лежа­
нья, ни для сиденья. Передний угол бьm занят множеством совер­
шенно черных образов, а вправо и влево висели, приклеенные к
стенам хлебным мякишем, известные лубочные картины: Страш­
ный суд со множеством зеленых чертей и белых ангелов с овечьими
лицами, притча о Богатом и Лазаре, ступени человеческой жизни,
русский хоровод. Весь противоположный угол, тот, что бьm сейчас
196


Рассказы
же влево от входа, занимала большая печь, разъехавшаяся на треть
избы. С нее глядели, свесившись вниз, две детские головки, с таки­
ми белыми, выгоревшими на солнце волосами, какие бывают толь­
ко у деревенских ребятишек. Наконец, у задней стены стояла ши­
рокая, двухспальная кровать с красным ситцевым пологом. На ней,
далеко не доставая ногами до пола, сидела девочка лет десяти . Она
качала скрипучую детскую люльку и с испугом в огромных свет­
лых глазах глядела на вошедших.
В углу, перед образом, стоял пустой стол, и над ним на метал­
лическом пруте спускалась с потолка висячая убогая лампа с чер­
ным от копоти стеклом. Студент присел около стола, и тотчас же
ему стало так скучно и тяжело, как будто бы он уже пробыл здесь
много-много часов в томительном и вынужденном бездействии. От
лампы шел керосиновый чад, и запах его вызвал в уме Сердюкова
какое-то далекое, смутное, как сон, воспоминание. Где и когда это
было? Он сидел один в пустой, сводчатой, гулкой комнате, похо­
жей на коридор; пахло едким чадом керосиновой лампы; за стеной
с усыпляющим звоном, капля по капле, падала вода на чугунную
плиту, а в душе Сердюкова была такая же длительная, серая, тер­
пеливая скука.
-
Поставь нам самоварчик, Степан, и взбодри яишенку, -
приказал Жмакин.
- Сейчас, батюшка Егор Иваныч, сейчас, - засуетился Сте­
пан. - Марья, - неуверенно обратился он к жене, - как бы ты
там постаралась самовар? Господа будут чай пить.
- Да уж ладно. Не толкись, толкач, - с неудовольствием ото­
звалась Марья.
Она вышла в сени. Землемер покрестился на образа и сел за стол.
Степан поместился поодаль от господ, на самом краю скамейки,
там, где стояли ведра с водой.
- А я думаю себе, кто такой кричит? - начал добродушно Сте­
пан. - Уж не лесничий ли наш? Да нет, думаю, куда ему ночью, -
он ночью и дороги сюда не найдет. Чудной он у нас барин. Непре­
менно чтобы ему лесники ружьем на караул делали, по-солдатски.
Первое для него удовольствие. Выйдешь с ружьем и, конечно, ра­
портуешь: «Ваше-скородие, во вверенном мне обходе Чернятинс­
кой лесной дачи все обстоит благополучно."» Ну, а впрочем, ба­
рин ничего, справедливый. А что касаемо, что девок он портит, ну,
это, конечно, не наше дело".
197


А. И. Куприн
Он замолчал. Слышно было, как рядом, в сенях, Марья со зво­
ном накладывала угли в самовар, как на печке громко дышали дети .
Люлька продолжала скрипеть монотонно и жалобно. Сердюков
вгляделся внимательнее в лицо девочки, сидевшей на кровати , и
оно поразило его своею болезненною красотой и необычайным,
непередаваемым выражением. Черты этого лица, несмотря на не­
которую одутловатость щек, были так нежны и тонки, что каза­
лись нарисованными без теней и без красок на прозрачном фарфо­
ре, и тем ярче выступали среди них неестественно большие, свет­
лые, прекрасные глаза, которые глядели с задумчивым и наивным
удивлением, как глаза у святых девственниц на картинах прерафа­
элитов.
- Как тебя зовут, красавица? - спросил ласково студент.
Большеглазая девочка закрьша лицо руками и быстро спрята­
лась за полог.
-Боигся. Ну, чего ты, глупая? - сказал Степан, точно извиняясь
за дочь. Он неловко и добродушно улыбнулся, отчего все его лицо
ушло в бороду и сгало похоже на свернувшегося клубком ежа. - Ва­
рей ее звать. Да ты не бойся, дурочка, барин добрый, - успокаи­
вал он девочку.
- И она тоже больна? - спросил Н иколай Николаевич.
-
Что-с? - переспросил Степан. Густая щетина на его лице
разошлась, и опять из нее выглянули добрые усгалые глаза. - Боль­
ная, вы спрашиваете? Все мы тут больные. И жена, и эта вот, и те,
что на печке. Все. Во вторник третье дитя хоронили. Конечно, мес­
тность у нас сырая, это главное. Трясемся вот, и шабаш! ..
- Лечились бы, - сказал, покачав головой, студент. - Зайди
как-нибудь ко мне в Сердюковку, я хины дам.
-Спасибо, Миколай Миколаевич, дай вам Бог здоровья. Про­
бовали мы лечиться, да что-то ничего не выходит, - безнадежно
развел руками Степан. - Трое вот, конечно, умерли у меня... Глав­
ная сила - мокреть здесь, болото, ну и дух от него тяжел ый,
ржавый.
- Отчего же вы не переведетесь куда-нибудь в другое место?
-
Чего-с? Да, в другое место, вы сказываете? - опять пере-
спросил Степан. Казалось, он не сразу понимал то, что ему гово­
рят, и с видимым усилием, точно стряхивая с себя дремоту, направ­
лял на слова Сердюкова свое внимание. - Оно бы, барин, чего
лучше-перевестись. Да ведь все равно кому-нибудь и здесь жить
надо. Дача, конечно, аrраматная, и без лесника никак невозможно.
198


Рассказы
Не мы - так другие. До меня в этой самой сторожке жил лесник
Галактион, трезвый был такой человек, самостоятельный... Ну,
конечно, похоронил сначала двоих ребяток, потом жену, а потом и
сам помер. Я та к полагаю, Миколай Миколаич, что это все равно,
где жить. Уж батюшка царь небесный, он лучше знает, кому где
надлежит жить и что делать.
Марья вошла с самоваром, отворив и затворив за собою дверь
локтем.
- Уселся, труrень безмедовый! - накинулась она на Сrепана. -
Подай хоть чашки-то! ..
Она с такою силой поставила на стол самовар, точно хотела
бросить его. Лицо у нее было не по летам старое, изможденное,
землистого цвета; на щеках сквозь кору мелких, частых морщин
горел нездоровый кирпичный румянец, а глаза неестеств
е
нно силь­
но блестели. С таким же сердитым видом она швырнула на стол
чашки, блюдечки и каравай хлеба.
Сердюков отказался от чая . Он сидел расстроенный, недоуме­
вающий, удрученный всем, что он видел и слышал сегодня. Мелоч­
ное, бессильно-язвительное недоброжелательство землемера, тихая
покорность Степана перед таинственной и жестокой судьбой, мол­
чаливое раздражение его жены, вид детей, медленно, один за дру­
гим, умирающих от болотной лихорадки, - все это сливалось в
одно гнетущее впечатление, похожее на болезненную, колючую,
виноватую жалость, которую мы чувствуем, глядя пристально в
глаза умной больной собаки или в печальные глаза идиота, кото­
рая овладевает нами, когда мы слышим или читаем про добрых,
ограниченных и обманутых людей. И здесь, казалось Сердюкову, в
этой бедной, узкой и скучной жизни, был чей-то злой и несправед­
ливый обман.
Землемер молча пил чашку за чашкой и жадно ел хлеб, откусы­
вая прямо от ломтя большими полукруглыми кусками. Во время
еды связки сухожилий ходили у него под скулами, точно пучки
струн, обтянутых тонкою кожей, а глаза глядели равнодушно и тус­
кло, как глаза жующего животного . Из всей семьи только один
Степан согласился, после долгих уговоров, вып ить чашку чаю. Он
пил ее долго и шумно, дуя на блюдечко, вздыхая и с треском грызя
сахар. Окончив чай, он перекрестился, перевернул чашку вверх
дном, а оставшийся у него в руках крошечный кусочек сахару бе­
режливо положил обратно в засиженную мухами жестяную коро­
бочку.
199


А. И. Куприн
Вяло и тоскливо тянулось время, и Сердюков думал о том, как
много еще будет впереди скучных и длинных вечеров в этой душ­
ной избе, затерявшейся одиноким островком в море сырого, ядо­
витого тумана. Потухавший самовар вдруг запел тонким воющим
голосом, в котором слышалось привычное безысходное отчаяние.
Люлька не скрипела больше, но в углу за печкой однообразно, че­
рез правильные промежутки, кричал, навевая дремоту, сверчок.
Девочка, сидевшая на кровати, уронила руки между колен и задум­
чиво. как очарованная, глядела на огонь лампы. Ее громадные, с
неземным выражением глаза еще больше расширились, а голова
склонилась набок с бессознательной и покорной грацией. О чем
думала она, что чувствовала, глядя так пристально на огонь? Вре­
менами ее худенькие ручки тянулись в долгой, ленивой истоме, и
тогда в ее глазах мелькала на мгновение странная, едва уловимая
улыбка, в которой бьшо что-то лукавое, нежное и ожидающее: точно
она знала, тайком от остальных людей, о чем-то сладком, болез­
ненно-блаженном, что ожидало ее в тишине и в темноте ночи. И в
голову студента пришла странная, тревожная, почти суеверная
мысль о таинственной власти болезни над этой семьей. Глядя в нео­
быкновенные глаза девочки, он думал о том, что, может быть, для
нее не существует обыкновенной, будничной жизни. Медленно и
равнодушно проходит для нее длинный день, с его однообразными
заботами, с его беспокойным шумом и суетой, с его назойливым
светом. Но наступает вечер, и вот, вперив глаза в огонь, девочка
томится нетерпеливым ожиданием ночи. А ночью дух неизлечимой
болезни, измождивший слабое детское тело, овладевает ее малень­
ким мозгом и окутывает его дикими, мучительно-блаженными гре­
зами".
Где-то давным-давно Сердюков видел сепию известного худож­
ника. Картина эта так и называлась «Малярия». На краю болота,
около воды, в которой распустились белые кувшинки, лежит де­
вочка, широко разметав во сне руки. А из болота вместе с туманом,
теряясь в нем легкими складками одежды, подымается тонкий, не­
ясный призрак женской фигуры с огромными дикими глазами и
медленно, страшно медленно тянется к ребенку. Сердюков вспом­
нил вдруг эту забьпую картину и тотчас же почувствовал, как мис­
тический страх холодною щеткой прополз у него по спине от за­
тылка до поясницы.
- Ну-с, в Америке такой обычай: посидят, посидят, да и спать, -
сказал землемер, вставая со стула. - Стели-ка нам, Марья.
200


Рассказы
Все поднялись с своих месr. Девочка заложила за голову сцеп­
ленные пальцы рук и сильно потянулась всем телом. Она зажмурила
глаза, но губы ее улыбались радостно и мечтательно. Зевая и потя­
гиваясь, Марья принесла две больших охапки сена. С лица ее сошло
сердитое выражение, блесrящие глаза смотрели мягче, и в них было
то же странное выражение нетерпеливого и томного ожидания.
Покуда она сдвигала лавки и стелила на них сено, Николай
Николаевич вышел на крьшьцо. Ни впереди, ни по сторонам ниче­
го не было видно, кроме плотного, серого, влажного тумана, и вы­
сокое крыльцо, казалось, плавало в нем, как лодка в море. И когда
он вернулся обратно в избу, то его лицо, волосы и одежда были
холодны и мокры, точно они насквозь пропитались едким болот­
ным туманом.
Студент и землемер легли на лавки, головами под образа и но­
гами врозь. Степан устроился на полу, около печки. Он потушил
лампу, и долго бьшо слышно, как он шептал молитвы и, кряхтя,
укладывался. Потом откуда-то прошмыгнула на кровать Марья,
бесшумно ступая босыми ногами. В избе было тихо. Только свер­
чок однообразно, через каждые пять секунд, издавал свое моно­
тонное, усыпляющее цырканье, да муха билась об оконное стекло
и настойчиво жужжала, точно повторяя все одну и ту же докучную,
бесконечную жалобу.
Несмотря на усталость, Сердюков не мог заснуть. Он лежал на
спине с открьпыми глазами и прислушивался к осторожным ноч­
ным звукам, которые в темноте, во время бессонницы, приобрета­
ют такую странную отчетливость. Землемер заснул почти мгновен­
но. Он дышал открытым ртом, и казалось, что при каждом вздохе
у него в горле лопалась тоненькая перепонка, сквозь которую быс­
тро и сразу прорывался задержанный воздух. Девочка, лежавшая
на кровати рядом с матерью, вдруг проговорила торопливо и неяс­
но длинную фразу". Двое детей на печке дышали часто и усиленно,
точно стараясь сдунуть со своих губ палящий лихорадочный зной".
Степан тихо, протяжно стонал при каждом вздохе.
- М-а-а-мка, пи-и-ить! - капризно и сонно запросил детский
голос.
Марья послушно вскочила с кровати и зашлепала босыми но­
гами к ведру. Студент слышал, как заплескалась вода в железном
ковше, и как ребенок долго и жадно пил большими, громкими глот­
ками, останавливаясь, чтобы перевести дух. И опять все стихло.
Размеренно лопалась в груди землемера тонкая перепонка, жалобно
201


А. И. Куприн
билась о стекло муха, и часто-часто, как маленькие паровозики, ды­
шали детские грудки. Старшая девочка вдруг проснулась и села на
кровати. Она долго силилась что-то выговорить, но не могла и толь­
ко стучала зубами в страшном ознобе. «Хо-о-ло-дно!)) - рас
слыш
ал
наконец Сердюков прерывистые, заикающиеся звуки. Марья со вздо­
хами и нежным шепотом укутала девочку тулупом, но студент долго
еще слышал в темноте сухое и частое щелканье ее зубов.
Сердюков напрасно употреблял все знакомые ему средства, что­
бы уснуть. Считал он до ста и далее, повторял знакомые стихи и
jus'ы* из пандектов, старался представить себе блестящую точку и
во.цнующуюся поверхность моря. Но испытанные средства не по­
могали. Кругом часто и жарко дышали больные груди, и в душной
темноте чудилось таинственное присутствие кровожадного и не­
зримого духа, который, как проклятие, поселился в избе лесника.
Около кровати заплакал ребенок. Мать спросонья толкнула
люльку и, сама борясь с дремотой, запела под жалобный скрип ве­
ревок старинную колыбельную песню:
Аа-аа-аа-а!
И все лю-ю-ди-и спят,
И все зве-е-ри-и спят...
Лениво и зловеще раздавалась в тишине, переходя из полутона
в полутон, эта печальная, усыпляющая песня, и чем-то древним,
чудовищно далеким веяло от ее наивной, грубой мелодии. Каза­
лось, что именно так, хотя и без слов, должны были петь загадоч­
ные и жалкие полулюди на заре человеческой жизни, гл убоко за
пределами истории. Вымирающие, подавленные ужасами ночи и
своею беспомощностью, сидели они голые в прибрежных пещерах,
у первобытного огня, глядели на таинственное пламя и, обхватив
руками острые колени, качались взад и вперед под звуки унылого,
бесконечно долгого, воющего мотива.
Кто-то постучал снаружи в окно, над самой головой студента,
который вздрогнул от неожиданности. Степан поднялся с полу. Он
долго стоял на одном месте, чмокал губами и, точно жалея рас­
статься с дремотою, лениво чесал грудь и голову. Потом, сразу оч­
нувшись, он подошел к окну, прильнул к нему лицом и крикнул в
темноту:
• Здесь: законы (лат. ).
202


Рассказы
- Кто там?
- Гу-у-у, - глухо , через стекло, загудел чей-то голос.
- В Кислинской? - спросил вдруг Степан невидимого челове-
ка. -Ага, слышу. Поезжай с Богом, я сейчас.
- Чт6? Чт6 такое, Степан? - тревожно спросил студент.
Степан шарил наугад рукой в печке, ища спичек.
- Эх". идтить надоть, - сказал он с сожалением. - Ну, да .
ничего не поделаешь". Пожар, видишь, перекинулся к нам в Кис­
линскую дачу, так вот лесничий велел всех лесников согнать". Сей­
час объездчик приезжал верхом.
Вздыхая, кряхтя и позевывая, Степан зажег лампу и оделся .
Когда он вышел в сени, Марья быстро и легко скользнула с крова­
ти и пошла затворить за ним двери. Из сеней вдруг ворвался в на­
гретую комнату вместе с холодом, точно чье-то ядовитое дыхание,
гнилой, приторный запах тумана.
- Взял бы фонарь-то с собою, - сказала за дверями Марья.
- Чего там! С фонарем еще хуже дорогу потеряешь, - ответил
глухо, точно из-под полу, спокойный голос Степана.
Опершись подбородком о подоконник, Сердюков прижался
лицом к стеклу. На дворе было темно от ночи и серо от тумана. Из
отверстий, которые оставались между рамой и плохо пригнанны­
ми стеклами, дул острыми, тонкими струйками холодный воздух.
Под окном послышались тяжелые торопливые шаги Степана, но
его самого не было видно: туман и ночь поглотили его. Без рассуж­
дений, без жалоб, разбитый лихорадкой, он встал среди ночи и по­
шел в�сырую тьму, в это ужасное, таинственное безмолвие. Здесь
было что-то совершенно непонятное для студента. Он вспомнил
сегодняшнюю вечернюю дорогу, мутно-белые завесы тумана по
сторонам плотины, мягкое колебание почвы под ногами, низкий
протяжный крик выпи, - и ему стало нестерпимо, по-детски жут­
ко. Какая загадочная, невероятная жизнь копошилась по ночам в
этом огромном, густом, местами бездонном болоте? Какие урод­
ливые гады извивались и ползали в нем между мокрым камышом и
корявыми кустами вербы? А Степан шел теперь через это болото
совсем один, тихо повинуясь судьбе, без страха в сердце, но дрожа
от холода, от сырости и от пожиравшей его лихорадки, от той са­
мой лихорадки, которая унесла в могилу трех его детей и, навер­
ное, унесет остальных. И этот простосердечный человек, с его на­
ёженной бородой и кроткими, усталыми гл азами, был теперь непо­
стижим, почти жуток для Сердюкова.
203


А. И. Куприн
На студента нашло тяжелое, чуткое забытье. Он видел бледные,
неясные образы лиц и предметов и в то же время сознавал, что спит,
и говорил себе: «Ведь это сон, это мне только кажется ...» В смут­
ных и печальных грезах мешались все те же самые впечатления,
которые он переживал днем: съемка в пахучем сосновом лесу, под
солнечным припеком, узкая лесная тропинка, туман по бокам пло­
тины, изба Степана и он сам с его женой и детьми. Снилось также
Сердюкову, что он горячо, до боли в сердце, спорит с землемером.
«К чему эта жизнь? - говорит он со страсrными слезами на глазах. -
Кому нужно это жалкое, нечеловеческое прозябание? Какой смысл
в болезнях и в смерти милых, ни в чем не повинных детей, у кото­
рых высасывает кровь уродливый болотный вампир? Какой ответ,
какое оправдание может дать судьба в их сrраданиях?» Но земле­
мер досадливо морщился и отворачивал лицо. Ему давно надоели
философские разговоры. А Степан сrоял тут же и улыбался ласко­
во и снисходительно. Он тихо покачивал головой, как будто жалея
этого нервного и доброго юношу, который не понимает, что чело­
веческая жизнь скучна, бедна и противна и что не все ли равно, где
умереть, - на войне или в путешесrвии, дома или в гнилой болот­
ной трясине?
И когда Сердюков очнулся, то ему показалось, что он не спал,
а только думал упорно и беспорядочно об этих вещах. На дворе
уже начиналось утро. В тумане по-прежнему нельзя бьmо ничего
разобрать, но он был уже белого молочного цвета и медленно ко­
лебался, как тяжелая, готовая подняться занавесь.
Сердюкову вдруг жадно, до сrрадания, захотелось увидеть сол­
нце и вздохнуть ясным, чисrым воздухом летнего утра. Он бысrро
оделся и вышел на крыльцо. Влажная волна гусrого едкого тума­
на, хлынув ему в рот, засrавила его раскашляться. Низко нагиба­
ясь, чтобы различить дорогу, Сердюков перебежал плотину и быс­
трыми шагами пошел вверх. Туман садился ему на лицо, смачивал
усы и ресницы, чувсrвовался на губах, но с каждым шагом дышать
сrановилось легче и легче. Точно карабкаясь из.глубокой и сырой
пропасти, взбежал наконец Сердюков на высокий песчаный бугор
и задохнулся от прилива невыразимой радосrи. Туман лежал бе­
лой колыхающейся бесконечною гладью у его ног, но над ним сия­
ло голубое небо, шептались душисrые зеленые ветви, а золотые лучи
солнца звенели ликующим торжеством победы.
1902
204


Рассказы
НА ПОКОЕ
1
Когда единственный сын купца 1-й гильдии Нила Овсяннико­
ва, после долгих беспутных скитаний из труппы в труппу, умер от
чахотки и пьянства в наровчатской городской больнице, то отец,
не только отказывавший сыну при его жизни в помощи, но даже
грозивший ему торжественным проклятием при отверстых царс­
ких вратах, основал в годовщину его смерти «Убежище для преста­
релых немощных артистов имени Алексея Ниловича Овсяннико­
ва». Or
r
oгo ли, что учреждение это находилось в глухом губернс­
ком городе, или по другим причинам, но жильцов в нем всегда бы­
вало мало. Убежище помещалось в опустевшем барском особняке,
все комнаты которого давным-давно пришли в ветхость, за исклю­
чением громадной залы с паркетным полом, венецианскими окна­
ми и белыми, крашенными известкой, кривыми от времени колон­
нами. В этой зале и ютились осенью 1899 года пятеро старых, без­
домных актеров, загнанных сюда нуждой и болезнями.
Посредине залы стоял овальный обеденный стол, обтянутый
желтой, под мрамор, клеенкой, а у стен между колоннами разме­
щались кровати, и около каждой по шкапчику, совершенно так же,
как это заведено в больницах и пансионах. Венецианских окон ни­
когда не отворяли из боязни сквозняка, от этого в комнате прочно
установился запах нечистоплотной, холостой старости - запах за­
стоявшегося табачного дыма, грязного белья и больницы. Вверху,
между стенами и потолком, всегда висела серая, пьшьная бахрома
прошлогодней паутины.
Лучшим местом считался угол около большой голландской
печи, старинные изразцы которой были разрисованы синими тюль­
панами. Здесь зимой бывало очень тепло, а широкая печь, отгора­
живая с одной стороны кровать, придавала ей до некоторой степе­
ни вид отдельного жилья. В этом привилегированном месте устро­
ился самый давний обитатель овсянниковского дома, бывший опе­
реточный тенор Лидин-Байдаров, слабоумный, тупой и необыкно­
венно спесивый мужчина, с трудом носивший на тонких, изуродо­
ванных подагрой ногах свое грузное и немощное тело. Попав в убе­
жище с самого дня его основания, он держал себя в нем хозяином и
первый дал тон скверным анекдотам и циничным ругательствам,
никогда не прекращавшимся в общих разговорах. Он же покрывал
205


А. И. Куприн
белые колонны залы и стенки уборной теми гнусными рисунками и
омерзительными изречениями в стихах и прозе, на которые было
неистощимо его болезненное воображение тайного эротомана.
По другую сторону печи, ближе к окнам, помещался бывший
суфлер Иван Степанович - плешивый, беззубый, сморщенный ста­
рикашка. В былые времена весь театральный мир звал его фамиль­
ярно «Стаканычем»; это прозвище сохранилось за ним и в убежи­
ще. Стаканыч бьш человек кроткий, набожный, сильно глухова­
тый на оба уха и, как все глухие, застенчивый. Ежедневно, по не­
скольку раз, Лидин-Байдаров развлекался тем, что, сохраняя на лице
озабоченное выражение, говорил старому суфлеру издали всякие
сальности, на что Стаканыч улыбался ласковой смущенной улыб­
кой, торопливо кивал головой и отвечал невпопад, к великому удо­
вольствию бывшего опереточного премьера, которому эта шутка
никогда не надоедала.
С утра до вечера Стаканыч мастерил из разноцветных бума­
жек, тонкой проволоки и бисера какие-то удивительно хитрые ко­
робочки. Раз или два в год он отсылал их партиями своему сыну
Васе, служившему где-то в уездном театре, «на выходах». Если же
он не клеил коробочек, то раскладывал на своей кровати пасьян­
сы , которых знал чрезвычайно много.
По ту же сторону, но совсем у окон, обитал старый трагик Сла­
вянов-Райский. Изо всех пятерых он один пользовался некогда
широкой и шумной известностью. В продолжение семи лет его имя,
напечатанное в афишах аршинными буквами, гремело по всем про­
винциальным городам России. Но через год после его угарного за­
ката публика и печать сразу и совершенно позабьши о нем. За ку­
лисами, впрочем, старые актеры долгQ еще вспоминали о небыва­
лых и безумных успехах его гастролей, о бешеных деньгах, кото­
рые он разбрасывал в своих легендарных кутежах, и о скандалах и
драках, которые он устраивал в каждом городе.
С товарищами по общежитию Славянов-Райский держался над­
менно и бьш презрительно неразговорчив. По целым дням он ле­
жал на кровати, молчал и без перерыва курил огромные самодель­
ные папиросы. Иногда же, внезапно вскочив, он принимался хо­
дить взад и вперед по зале, от окон к дверям и обратно, мелкими и
быстрыми шагами. И во время этой лихорадочной беготни он де­
лал руками перед лицом короткие негодующие движения и отры­
висто бормотал непонятные фразы...
206


РассК/lЗЫ
Напротив стояла кровать «Дедушки», которого, так же как и
Стаканыча, весь актерский мир знал больше по этому прозвищу ,
чем по фамилии. Уже целых три месяца Дедушка не вставал с по­
стели и, обросший белыми мягкими длинными волосами, лежал
иссохший и благообразный, напоминая в своей белой рубашке ико­
нописное изображение отходящего угодника. Он говорил мало, с
передышками, гл ухим и тонким старческим голосом и с таким тру­
дом, как будто бы стонал на каждом слове. У него болела грудь, но
кашлять по-настоящему ему бьшо трудно, и он только кряхтел сла­
бо и жалобно. Дедушка бьш очень стар, вероятно, старше всех со­
временных русских актеров. В прежнее же время он был известен
во многих труппах как хороший актер на амплуа резонеров и дель­
ный, грамотный режиссер.
Пятым и последним обитателем убежища бьш комический ак­
тер Михаленко - раздутый водянкой, задыхающийся от астмы
циник. Хрипя, еле переводя дыхание, с трудом выжимая из своей
оплывшей груди слова, он, едва проснувшись, принимался бранить­
ся с кем-нибудь из соседей и прекращал это занятие, только ложась
вечером в постель. Язык у него бьш острый, злой и беспощадно,
по-актерски, грубый. В нем вечно кипела завистливая, истеричес­
кая злоба, заставлявшая его интриговать, сплетничать и писать на
своих товарищей нелепые анонимные доносы попечителям убежи­
ща. В сквернословии Михаленко состязался с Лидиным-Байдаро­
вым, уступая опереточному тенору в изумительной способности
изобретать и сплетать между собою самые невероятные гнусности,
но превосходя его злой и меткой язвительностью. Живая память
сохранила ему неиссякаемый запас мерзостей закулисной жизни:
любовных связей, скандалов, драк, неудач и преступлений . Ссорясь
с соседями, он умел извлекать из их театрального прошлого наибо­
лее постыдные, наиболее чувствительные страницы и так разрисо­
вывал их своим беззастенчивым юмором, что за ним всегда остава­
лось последнее слово. Один глаз у него бьш вставной - тусклый,
маленький и слезливый, зато здоровый огромным голубым шаром
вылезал из своей орбиты и всегда носил разгневанное выражение .
Жизнь в убежище текла однообразно и скучно. Просыпались
актеры очень рано, зимою задолго до света и тотчас же, в ожида­
нии чая, еще не умывшись, принимались курить. Со сна все чув­
ствовали себя злыми и обес
с
илевшими и кашляли утренним стар­
ческим, давящимся кашлем. И так как в этой убогой жизни неиз­
менно повторялись не только дни, но и слова и жесты, то всякий
207


А. И. Куприн
заранее ждал, что Михаленко, задыхаясь и откашливаясь, непре­
менно скажет старую остроту:
- Вот это настоящий акцизный кашель! ..
А Дедушка, знавший когда-то иностранные языки и до сих пор
не упускавший случая хвастнуть этим, прибавлял своим стонущим
фальцетом:
- Bierhusten. Это у немцев называется Bierhusten. Пивной ка­
шель".
Потом служивший при убежище отставной николаевский сол­
дат Тихон приносил кипяток и неизменные сайки. Актеры завари­
вали чайники и уносили их к своим столикам. Пили чай очень дол­
го и помногу, пили с кряхтеньем и вздохами, но молча. После чая
рассказывали сны и толковали их: видеть реку означало близкую
дорогу, вши и грязь предвещали неожиданные деньги, мертвец -
дурную погоду. Сновидения Лидина-Байдарова всегда заключали
в себе какую-нибудь сладострастную пакость. Затем шло на целый
день лежанье на грязных всклоченных постелях с неприбранными,
засаленными одеялами. Or скуки и безделья курили страшно мно­
го . Иногда посылали Тихона за газетой, но читали ее только двое:
Михаленко, ревниво следивший до сих пор за именами бывших
товарищей по сцене, и Стаканыч, которого больше всего интере­
совали описания грабежей, столкновений поездов и военных пара­
дов. Дедушка плохо видел и потому просил изредка почитать себе
вслух. Но из этого мало выходило толку: беззубый суфлер шепеля­
вил, брызгал слюной, и у него нельзя бьmо разобрать ни слова, а
Михаленко, читая, приделывал к каждой фразе такие непристой­
ные окончания, что Дедушка в конце концов махал рукою и гово­
рил сердито :
-Н
у, пошел врать, дурак. Эка мелет мелево!"Уходи, не хочу
слушать.
Разговаривали редко, но подолгу, и всегда кончали ссорой и
уличали друг друга в лганье. В большом ходу были анекдоты, при­
чем у каждого обозначалась своя область". Стаканыч, который
происходил из духовного звания, умел рассказывать про семина­
ристов, попов и архиереев; Михаленко был неистощим в закулис­
ных историях и помнил наизусть бесчисленное множество непри­
личных стихотворных эпиграмм, приписываемых Ленскому, Ми­
лославскому, Каратыгину и другим актерам; Байдаров говорил
противоестественные и совершенно нелепые гадости о женщинах.
Впрочем, на последнюю тему все они, не исключая набожного
208


Рассказы
Стаканыча и не встававшего с постели Дедушки, любили погово­
рить, и их собственное бессил ие, их физическая и душевная немощь
придавали этим разговорам уродливый и страшный характер. Ни
разу, хотя бы случайно, ни один из них не помянул приличным сло­
вом женщину, как мать, жену или сестру; женщина бьша в их пред­
ставлении исключительно самкой, - красивым, лукавым и безоб­
разно-похотливым животным.
Иногда актеры вспоминали и свои собственные театрал ьные
приключения. Михаленко называл это «кислыми рассказами из
прежней жизни». И сами не замечая, они передавали один и тот же
эпизод по нескольку раз, в одних и тех же выражениях, с одинако­
выми жестами и интонациями; даже цеплялись у них анекдоты и
кислые рассказы один за другой все в том же порядке, по одним и
тем же ассоциациям мыслей. От этого часто случалось, что, прого­
ворив час или два подряд, актеры вдруг ощущали вместе с устало­
стью и скукой чувство нестерпимого отвращения к самим себе и к
своим сожителям.
Для них не было ничего святого. Все они, не переставая, бого­
хульствовали, и даже полумертвый Дедушка любил рассказывать
очень длинный и запутанный анекдот, где Авраам и три странника
у дуба Мамврийского играли в карты и совершали разные непри­
личные вещи. Но по ночам, во время тоскливой старческой бессон­
ницы, когда так назойливо лезли в голову мысли о бестолково про­
жженной жизни, о собственном немощном одиночестве, о близкой
смерти, - актеры горячо и трусливо веровали в Бога, и в ангелов­
хранителей, и в святых чудотворцев, и крестились тайком под оде­
ялом, и шептали дикие, импровизированные молитвы. Утром вме­
сте с ночными страхами проходила и вера. Один только Стаканыч
был сдержаннее и последовательнее других. Он даже пробовал кое­
когда, вставши с постели, торопливо, украдкой, креститься на об­
раз, но каждый раз ему мешал Михаленко, который, стоя за ним,
шутовски кланялся, размахивал правой рукой, как будто в ней бьшо
кадило, и хриплым дьячковским басом вытягивал:
- Паки и паки, съели попа собаки, если бы не дьячки, разорва­
ли бы в клочки ...
В два часа актеры обедали и за обедом неизменно ругали непе­
чатной бранью основателя убежища купца 1-й гильдии Овсянни­
кова. Прислуживал им все тот же солдат Тихон; его огорчало, что
господа говорят за столом гадости, и иногда он пробовал остано­
вить Михаленку, который был на язык невоздержаннее прочих:
209


А. И. Куприн
- Не выражались бы вы, господин Михаленко. Кажется, обра­
зованный человек, а такие последние слова за хлебом-солью ... Со­
всем даже некрасиво.
После обеда актеры спали тяжелым, нездоровым сном, с храпе­
ньем и стонами, спали очень долго, часа по четыре, и просыпались
только к вечернему чаю, с налитыми кровью глазами, со скверным
вкусом во рту, с шумом в ушах и с вялым телом. Во время сна они
отлеживали себе руки, ноги и даже головы и, вставши с кроватей,
шатались, как пьяные, и долго не могли сообразить, утро теперь
или вечер. После чая опять лежали, курили и рассказывали анекдо­
ты. Часто играли в карты, - в пикет и в шестьдесят шесть, - и
непременно на деньги, а проигрыш приписывали к старым карточ­
ным долгам, которые иногда достигали десятков тысяч рублей.
Удивительнее всего было то, что все они не переставали верить в
свое будущее: пройдет сама собою болезнь, подвернется ангаже­
мент, найдутся старые товарищи, и опять начнется веселая, пряная
актерская жизнь. Поэтому-то они и хранили, как святыню, в глу­
бине своих спальных шкафчиков старые афиши и газетные вырез­
ки, на которых стояли их имена.
В восемь часов подавали ужин, состоявший из разогретых ос­
татков от обеда. Тотчас же после ужина актеры раздевались и ук­
ладывались спать. Но засыпали не скоро. Долго все пятеро воро­
чались на своих кроватях, и это было самое мучительное время су­
ток. Сильнее давали о себе знать старые, запущенные болезни,
нельзя было отогнать печальных и ядовитых мыслей о прошлом,
оскорбительнее чувствовалось убожество настоящей жизни. Но
страшнее всего было думать о том, что, быть может, один из сосе­
дей тихо, незаметно ни для кого, уже умер среди этой ночи и будет
лежать до самого утра, молчаливый, таинственный, ужасный. И
актеры по нескольку раз в ночь окликали друг друга, спрашивая
дрожащими и кроткими голосами, который час, или прося одол­
жить спичку. И долго, долго, до раннего света, слышались в боль­
шой комнате, вместе с треском рассыхающегося паркета, старчес­
кие вздохи, невнятный бред, глухое покашливание и торопливый
шепот...
И так тянулось изо дня в день серое, мелочное существование
этих людей, когда-то жадно объедавшихся жизнью. Приятно раз­
нообразилось оно хождением в город, но это удовольствие было
сравнительно очень редким, потому что деньги почти никогда не
водились в убежище, а без денег не стоило и выходить за ворота.
210


Рассказы
Без денег нельзя было ни купить табаку, ни прокатиться на извоз­
чике, ни зайти к дешевой раскрашенной проститутке, ни посидеть
часок-другой в излюбленном ресторане, который более всего при­
тягивает к себе бродяжнические вкусы старых актеров.
11
Четырнадцатого сентября, в праздник Воздвижения, в убежи­
ще остались только двое жильцов: суфлер Стаканыч и Дедушка.
Остальные ушли с утра в город. Михаленко принимал участие в
каком-то утреннем спектакле (он время от времени добивался для
себя таких приглашений от бывших товарищей по сцене). Поэтому
он еще за два дня начал низко и без всякой меры льстить Лидину­
Байдарову, превознося его замечательный голос и поразительные
успехи у женщин, и в конце концов выпросил у опереточного пре­
мьера бумажный воротничок и манжеты, бывшие всего раз в упот­
реблении, а также красный заношенный до лоска галстук. Сам Бай­
даров по большим праздникам ходил обедать в знакомое купечес­
кое семейство, где его снабжали кое-каким застиранным и пере­
штопанным бельишком, папиросами, мелкими деньгами и кирпич­
ным чаем. Впрочем, эти унизительные подробности своих празд­
ничных визитов он скрывал от товарищей, отчасти из боязни на­
смешек, а отчасти из скупости, так как он очень не любил, если у
него просили взаймы. Что касается Славянова-Райского, то он на­
кануне получил субсидию из театрального фонда и теперь отпра­
вился в город с единственной целью - провести весь день в излюб­
ленном трактирчике, носившем библейское название «Капернаум»,
и вернуться в убежище совершенно пьяным.
Дедушка лежал, сложив на животе и сцепив одну с другой боль­
шие исхудалые руки с коричневой кожей и резко выступающими
наружу костяшками. Весь белый, с белыми волосами, неподвиж­
ный и благообразный, он теперь более чем когда-либо походил на
святого старца, готовящегося к праведной кончине. Его бледно­
серые, выцветшие глаза бьmи упорно устремлены в широкое вене­
цианское окно, где на густой осенней синеве неба медленно раска­
чивалась, вся озаренная солнцем, золотая круглая верхушка липы.
Даже здесь, в душной, пропитанной тяжелым запахом комнате,
чувствовалось, что там, за окном, стоит бодрый и холодный осен­
ний день, сияет яркое, но негреющее солнце и тянет крепким аро­
матом увядающего листа.
211


А. И. Куприн
Стаканыч, сидя на кровати по-турецки, раскладывал на одеяле
старыми, почерневшими и распухшими от времени картами один
из самых длинных своих пасьянсов - «двенадцать спящих дев»,
который он, из уважения к его сложности и числовому наименова­
нию, раскладывал только по двунадесятым праздникам. Вид у Ста­
кан ыча бьm сосредоточенный. Он то подымал вверх брови, морща
дряблую кожу на лбу в длинные, волнообразные складки, то опус­
кал их вниз и сдвигал вместе, отчего над переносьем появлялась
короткая, прямая, озабоченная морщинка. Когда же он муслил во
рту палец, чтобы взять с колоды карту, от которой пахло стеколь­
ной замазкой, и в то же время задумчиво пробегал прищуренными
гл азами пасьянс, то его губы круглились, как будто он собирался
свистать.
-
Иван Степаныч, поди-ка, братец, ко мне, - позвал вдруг
Дедушка своим тонким старческим голосом.
- А? Ты меня, что ли, Дедушка? - обернулся суфлер.
-Поди, говорю, на минуточку. Поговорить хочу.
- Сейчас, сейчас, Дедушка, дай только ряд докончу. Ну, вот и
вся недолга.
Стаканыч перешел на кровать Дедушки и уселся у него в ногах.
Старик опять посмотрел в окно на густое, синее, спокойное небо,
потом пошевелил сложенными на животе пальцами и длинно вздох­
нул .
-
Ну чт6, Дедушка, скажешь? - осторожно спросил Стака­
ныч, слегка похлопывая старика по большой ступне, которая гор­
бом выпячивалась под одеялом.
- Вот что, Стаканыч. " - Дедушка перевел глаза на суфлера,
но глядел на него так равнодушно, как будто бы разглядывал что­
то сквозь него. - Вот какую я тебе историю скажу. Видел я сегодня
во сне Машутку, свою внучку". Есть, брат, у меня такая внучка в
Ростове-на-Дону, Марьей ее зовут. Она портниха."
-
Портниха? - озабоченно спросил Стаканыч. - Портних
видеть - не знаю, что значит. А вот иголку с ниткой или вообще
шить что-нибудь - это непременно к дороге...
- К дороге так к дороге. Оно так, пожалуй, и выходит, что к
дальней дороге... Но очень бы мне хотелось ее еще раз повидать,
перед тем как закончу земные гастроли.
- Что кончу? - переспросил Стаканыч, приставив ладонь ру­
пором к уху.
212


Рассказы
- Абер глупости ... ничего. - У Дедушки бьшо любимое слов­
цо «абер», которое он без нужды совал в свою речь. - Потом гля­
дел я все на небо. Осень теперь, Стаканыч, и воздух на дворе как
вино ... Прежде, бывало, в такие ядреные дни все куда-то тянуло...
на месте не усидишь... Бывало, нюхаешь, нюхаешь воздух, да ни с
того ни с сего и закатишь из Ярославля в Одессу.
- Из Вологды в Керчь, - подсказал Стаканыч, вспомнив, по
суфлерской привычке, слова из старой пьесы.
- Чушь! - с усилием поморщился Дедушка. - Абер... я ду­
мал, что прошло уж это у меня. Но как сегодня с утра поглядел
туда, - Дедушка медленно перевел глаза на окно, - так и стал
собираться. Выражаясь высоким штилем, вижу, что мое земное тур­
не окончено. Но... все равно.
- Что за мысли, Дедушка! - рассудительным баском перебил
Стаканыч и развел руки с растопыренными пальцами. - Просто
напустил ты на себя мехлюзию. Еще на наши могилки песком по­
сыплешь.
- Не-ет, брат... Вижу, что довольно. Поиграл пятаком, да и за
щеку, как говорили у нас в Орле уличные мальчишки. Абер ты по­
стой, Стаканыч, не егози, - остановил он рукой суфлера. - Мне,
брат, это все равно...
- И не боишься, Дедушка? - спросил вдруг неожиданно для
самого себя с жадным любопытством Стаканыч.
- Ни чуточки. Наплевать! .. Гнусно мы с тобой, братец, нашу
жизнь прошлепали! Это вот плохо... А бояться - чего же? «Таков
наш жребий, всех живущих, - умирать». Ты не думай, Стаканыч,
и тебе недолго ждать своей очереди.
Дедушка говорил эти страшные слова со своими обычными
передышками, таким слабым и безучастным голосом, с таким рав­
нодушным выражением усталых, запавших глаз, что казалось, будто
внутри его говорила старая, испорченная машина.
- Так-то вот, Стаканыч. Рождение человека - случайность, а
смерть - закон. Но ты был все-таки добрый малый и самый заме­
чательный из суфлеров, каких я только встречал в своей большой и
дурацкой жизни. Знакомы мы с тобой без малого лет сто, и никог­
да ты не бьш против меня жуликом. Поэтому я хочу тебе сделать
презент. Возьми, брат, себе на память портсигар... вот он на столи­
ке... бери, бери, не стесняйся... Портсигар хороший, черепаховый...
теперь таких больше не делают. Антик. Была на нем даже золотая
213


А.И. Куприн
монограмма, абер украли где-то, а то, может быть, я и сам ее поте­
рял или того ... как его." продал. Возьми, Стаканыч.
-
Спасибо, Дедушка". Только напрасно ты все это ".
- Н у, ну, ну, чего там !" В нем еще лежит мундштук пенковый.
И мундштук возьми. Хороший мундштук, обкуренный".
Стаканыч вынул мундштук, повертел его и вздохнул.
- Спасибо, Дедушка. Штучка великолепная. А у меня вот был
тесть брандмейстер, знаешь, старого закала человек, из кантонис­
тов. Так он давал пенки обкуривать своим пожарным. Совсем чер­
ные делались.
-
Очень просто, - равнодушно согласился Дедушка. - Так
бери, Стаканыч, и мундштук. Все-таки когда-никогда вспомнишь
товарища. А вот только о чем я тебя попрошу. Тут останется после
меня разная хурда-мурда". одеялишко, подушки и из платья кое­
что". Конечно, рухлядь, аберна худой конец все рублей пятнадцать
дадут.
- Да? - выжидательно произнес суфлер.
- Жду я, видишь, не приедет ли внучка. Писала она мне пись-
мо. Так отдашь ей. Путь не близкий, больших денег стоит.
Оба помолчали. Дедушка поиграл пальцами по одеялу и про-
тянул суфлеру руку:
- Ну, а теперь того". прощай, Стаканыч. Полежу, подумаю".
- Священника бы? - нерешительно предложил Стаканыч.
-Абер". оставь. Был у нас в Крыжополе парикмахер Теофиль".
из хохлов. Так он все говорил: обойдется цыганское веселье без
марципанов. Чудак бьш человек. Смешно мне всегда это бывало,
Стаканыч, что как ни парикмахер, так самый строгий театральный
критик ". Эх, Стаканыч, помнишь Тамбов? Конские ярмарки?
Смольскую? Гусаров? Много, брат, мы с тобой пережили, абер все
впустую, и все это мне теперь кажется, точно старая-престарая по­
весть... Ну, иди , иди, брат".
Стаканыч пожал его холодную, негнущуюся большую руку и,
вернувшись на свою кровать, сел за прерванный пасьянс. И до са­
мого обеда оба старика не произнесли больше ни слова, и в комна­
те стояла такая, по-осеннему ясная, задумчивая и грустная тишина,
что обманутые ею мыши, которых пропасть водилось в старом
доме, много раз пугливо и нагло выбегали из своего подполья на
середину комнаты и, блестя черными глазенками, суетливо подби­
рали рассыпанные вокруг стола хлебные крошки.
214


Рассказы
111
Перед обедом приuши столкнувшиеся на подъезде Михаленко
и Лидин-Байдаров. У опереточного премьера торчал под мышкой
красный платочек, в который были завязаны какие-то припасы.
Михаленко же вернулся в убежище злой и усталый. Ему не запла­
тили обещанной за спектакль платы, а так как свои деньги он оста­
вил в театральном буфете, то ему и приuшось возвращаться через
весь город пешком. Войдя в залу, он с силою швырнул свою uшя­
пу-котелок о пол, цинично и длинно выругался и повалился на кро­
вать. Он задыхался; его жирное лицо было бледно, единственный
глаз выкатился наружу с выражением ненависти, а отвисшие щеки
блестели от пота. Беспредметная злоба, сдавливавшая ему горло и
разливавшаяся горечью во рту, искала какого-нибудь выхода. Он
увидел на шкапчике у Лидина-Байдарова свою медную машинку
для папирос и тотчас же придрался к этому.
- Послушай, ты, старый павиан, надо раньше спрашиваться,
когда берешь чужую собственность. Подай сюда машинку, - ска­
зал Михаленко.
- Какую там еще машинку? - надменно и в нос спросил Ли­
дин-Байдаров. - Вот тебе твоя машинка, подавись!
- Прошу не швыряться чужими вещами, которые вы украли! -
закричал Михаленко страшным голосом и быстро сел на кровати.
Глаз его еще больше вылез из орбить1, а дряблые щеки запрыгали. -
Вы мерзавец! Я знаю вас, вам не в первый раз присваивать чужое.
Вы в Перми свели из гостиницы чужую собаку и сидели за это в
тюрьме. Арестант вы!
От злости, болезни и усталости у него не хватало в груди возду­
ха, и концы фраз он выдавливал из груди хрипящим и кашляющим
шепотом.
Байдаров обиделся. Обычная спесивая манера покинула его, и
он визгливо закричал, брызгая от торопливости слюнями:
- А я вас попрошу, господин Михаленко, немедленно возвра­
тить мне взятые у меня манжеты и галстук. И десять штук папирос,
которые вы мне должны. Х-ха! Нечего сказать, хорош драматичес­
кий актер: никогда своего табаку не имеет. Потерянная личность!..
- Молчите, старый дурак. Я вам размозжу голову первым по­
павшимся предметом! - захрипел Михаленко, хватаясь за спинку
стула и тряся им. - Я могу быть страшен, черт возьми! ..
- Ак-тер! - язвил тоном театрального презрения Лидин-Бай­
даров. - Вы на ярмарках карликов представляли.
215


А. И. Куприн
- А вы - вор! Вы в Иркутске свистнули из уборной у Вилла­
мова серебряный венок и потом поднесли его сами себе в бенефис.
Низкий, слюнявый субъект!
Они ругались долго и ожесточенно, ругались до тех пор, пока
самые безобразные слова не потеряли своего смысла и перестали
быть обидными. И самое нелепое в этой руготне бьmо то, что они с
обычного актерского «ТЫ» перешли для большей язвительности на
«вы», и это вежливое местоимение смешно и дико звучало рядом с
бранными выражениями кабаков и базаров. Потом, уставши, они
стали браниться ленивее, с большими перерывами, подобно тому
как ворчат, постепенно затихая, но все-таки огрызаясь время от
времени, окончившие драку собаки. Но из Михаленки не успело
еще выкипеть бессильное, старческое раздражение. Когда принес­
ли обед, он сначала привязался к Стаканычу за то, что тот взял
стул , который Михаленко считал почему-то принадлежащим ему,
а затем напал на Тихона, расставлявшего посуду.
-
Ты, гарнизонная крыса, не мажь пальцами по тарелке. Ты
думаешь, приятно есть после твоих поганых рук!
- Да разве я ... Ах, господи! - обиделся Тихон. - Откуда же у
меня руки будут поганые, когда я мьm их перед обедом с мылом?
- Знаю я тебя, кислая шерсть, - продолжал ворчать Михален­
ко. - Тоже подумаешь - севастополец. Герой с дырой... Севасто­
поль-то вы свой за картошку продали ... герои...
Тихон всегда довольно терпеливо сносил крупную соль актерс­
ких острот, но он никогда не прощал Михаленке Севастополя и
легендарной картошки. И теперь, побагровев от негодования, с
дрожащими руками, он закричал плачущим и угрожающим
голосом:
-
А вы вот что, господин Михаленко! Если вы про Севасто­
поль еще одно слово, я завтра же пойду к смотрителю. Так и скажу,
что житья мне от вас нет. Только пьянствуете и ругаетесь. Небось
как из богадельни вас попросят, куда вы сунетесь? Одно останется :
руку горсточкой протягивать.
Перед обедом Стаканыч готовил себе салат из свеклы, огурцов
и прованского масла. Все эти припасы принес ему Тихон, дружив­
ший со старым суфлером. Лидин-Байдаров жадно следил за стряп­
ней Стаканыча и разговаривал о том, какой он замечательный са­
лат изобрел в Екатеринбурге.
-
Стоял я тогда в «Европейской», - говорил он, не отрывая
глаз от рук суфлера. - Повар, понимаешь, француз, шесть тысяч
216


Рассказы
жалованья в год. Там ведь на Урале, когда наедут золотопромыш­
ленники, такие кутежи идут ... миллионами пахнет! ..
- Все вы врете, актер Байдаров, - вставил, прожевывая говя­
дину, Михаленко.
- Убирайтесь к черту! Можете спросить кого угодно в Екате­
ринбурге, вам всякий подтвердит... Вот я этого француза и научил.
Потом весь город нарочно ездил в гостиницу пробовать. Так и в
меню стояло: салат а-ля Лидин-Байдаров. Понимаешь: положить
груздочков солененьких, нарезать тоненько крымское яблоко и один
помидорчик и накрошить туда головку лука, картофеля вареного,
свеклы и огурчиков. Потом все это, понимаешь, смешать, посолить,
поперчить и полить уксусом с прованским маслом, а сверху чуть­
чуть посыпать мелким сахаром. И к этому еще подается в соуснике
растопленное малороссийское сало, знаешь, чтобы в нем шкварки
плавали и шипели... Уд-ди-вительная вещь! - прошептал Байда­
ров, даже зажмурясь от удовольствия. - А ну-ка, Стаканыч, дай­
ка попробовать, что ты там накулинарил?..
Дедушка отказался от обеда. Садясь за стол, Михаленко и его
задел ЯДОВИТЫМ словом:
- Чт6, Дедушка, помирать собрался? Пора бы уж, старик, пора;
землей пахнешь. Тебе, чай, на том свете давно провиант отпускают.
Дедушка спокойно, без всякого выражения скользнул взглядом
по Михаленке, точно поглядел мимоходом на неодушевленный
предмет.
- Противный ты человек, Михаленко, - сказал он равнодушно.
Когда актеры кончили обед и Тихон принялся убирать со сто-
ла, Дедушка поманил его к себе рукой и спросил:
-Ачт6, Тихон, обо мне никто там не справлялся?
- Где-с, Николай Николаевич? - изумился Тихон.
- Говорю, не приходили ли ко мне?.. Дама одна...
- Никак нет, никто не приходил.
Тихон от удивления даже развел руками, нагруженными посудой.
- Абер... ты вот что, Тихон... Если я засну или чт6, а там при-
дут ко мне, так ты меня того ... разбуди. Барыня одна придет... внучка
моя... Так ты разбуди...
Дедушка слабо махнул рукой и отвернулся отТихона. И до глу­
бокой ночи он лежал молча, еле заметно двигая пальцами по одея­
лу и пристально, со строгой важностью глядя то в противополож­
ную стену, то в широкое венецианское окно, за которым тихо и
ярко горела вечерняя заря.
217


А. И .Куприн
А Михаленко с Лидиным-Байдаровым после обеда, как ни в
чем не бывало, сели играть в шестьдесят шесть. Но Михаленке не
везло и в картах . Он проиграл два с полтиной, что вместе со ста­
рым долгом составило круглую сумму в две тысячи рублей. Это
рассердило Михаленку. Он стал проверять записи партнера и кон­
чил тем, что уличил его в нечестной игре. Актеры опять сцепились
и в продолжение двух часов вьщумывали друг о друге самые гряз­
ные и неправдоподобные истории.
IV
Славянов-Райский с утра не покидал «Капернаума>> . Стоя у при­
лавка, он держал рюмку двумя пальцами, оттопырив мизинец, и
жирным актерским баритоном благосклонно и веско беседовал с
хозяином о том, как идут дела ресторана, и о старых актерах, посе­
щавших в бьшые времена из года в год «Капернаую> . Ресторанный
воздух точно воскресил в нем ту наигранную, преувеличенную и
манерную любезность, которой отличаются актеры вне кулис, на
глазах публики. Случалось, что кто-нибудь тянулся через него к
стойке. Тогда он учтиво и предупредительно отодвигался вбок,
делал свободной от рюмки рукой плавный, приглашающий жест и
произносил великолепным тоном театрального старого барина:
- Тысячу извинений". Пра-ашу вас.
Устав стоять, он сел за ближайший к прилавку столик, облюбо­
ванный, по старой привычке, завсегдатаями «Капернаума>> , и спро­
сил газеrу. Ресторан быстро наполнялся. Сюда обыкновенно ходи­
ли, привлекаемые дешевизной и уютностью, студенты, мелкие чи­
новники и приказчики. Скоро не осталось ни одного свободного
места. Два запоздавшие посетителя - один, постарше, хохластый,
с крючковатым носом, похожий на степенного попугая, а другой
маленький, подвижный, с длинными маслеными волосами и в пен­
сне - не находили где присесть и, смеясь, озирались по сторонам.
Райский перехватил взгляд длинноволосого. Слегка приподняв­
шись, он произнес с напыщенной вежливостью:
-
Если вас только не стеснит" . э-э". я позволю себе предло­
жить вам место за своим столом" .
Посетители рассыпались в благодарностях и пошли к буфету
пить водку. Оба они считались в ресторане почетными гостями,
«дававшими хорошо торговать». Они поздоровались с хозяином
за руку и заговорили с ним вполголоса. Славянов-Райский понял,
218


РассК/lЗЫ
что речь шла о нем. Притворяясь углубленным в «Новое времю>,
он ловил привычным ухом отрывки фраз, которые шепотом гово­
рил хозяин, наклоняясь через стойку:
- Ну да, тот самый... Помилуйте, пятьсот за выход. Это в те-то
времена! Талантище зам-мечательный... Только двое: он да Ива­
нов-Козельский... Чт6?.. Ну, конечно, если бы не пил ...
Гости, дававшие торговать, были польщены. Прежде чем сесть,
тот, что был похож на попугая, сморщил лицо в заискивающую
улыбку и, кланяясь и потирая руки, сказал:
-
В таком случае... хе-хе-хе... нельзя ли уж нам всем познако-
миться... Знаете ли, в тесноте, да не в обиде... Позвольте предста-
виться ...
Он оказался оценщиком земельного банка, а его товарищ -
воскресным фельетонистом месmого листка. Фельетонист встря­
хивал маслеными волосами и бормотал:
- Мы оба с вами представители искусства... Ваше громкое имя...
Печать и сцена, как два полюса, всегда должны идти рука об руку.
Славянов-Райский, падкий на ресторанные знакомства, пожи­
мал им руки, приветливо кивал головой и улыбался широкой, де­
ланной актерской улыбкой, обнаруживавшей беззубый рот.
- Очень приятно встретиться... В теперешнее время забывают
нас, старых артистов, и тем более отрадно... Нет, нет, благодар­
ствуйте, от завтрака я откажусь ... Но если вы уже так настаиваете,
то разве одну только м-ма-ленькую рюмочку водки... за компанию.
Только уговор: расчет по-американски, каждый за себя... Merci.
Ваше здоровье! .. Пожалуйста, не беспокойтесь, мне отлично сидеть.
Благодарю вас, коллега, благодарю, - говорил он покровитель­
ственным баском, пожимая с фамильярной лаской руку фельето­
ниста выше локтя.
Славянов и вправду не хотел есть, потому что, как застарелый
алкоголик, давно страдал отсутствием аппетита. Водку же и пиво
он пил благосклонно, но опьянел от четырех рюмок и стал врать.
Поклонники ели порционный завтрак, а он критиковал кушанья и
объяснял подробно, как выкармливают в Тамбове поросят, как
оmаивают телят в Суздале и какую уху он ел у рыбаков на Волге.
Потом он рассказывал о баснословных кутежах, которые в его честь
задавал в каком-то губернском городе директор банка, угодивший
впоследствии под суд, и о торжественном обеде, устроенном ему в
Москве печатью. При этом он без затруднения сыпал фамилиями,
выхватывая их из старых пьес или просто сочиняя, и всех называл
1 5·2739
219


А. И. Куприн
уменьшительными именами: «Сашка Путята... сверхъестественный
мужчина". двадцать четыре тысячи в год, не считая суточных!" И с
ним вместе Измаилка Александровский". Измаилушка! Вот это
были люди! Измаил на вытянутой руке подымал восемнадцать пу­
дов ". Пойми ты, огарок, восемнадцать пудов!» Он уже обращался
к своим новым знакомым на «ТЫ>
>
и, забыв американский расчет,
бесцеремонно распоряжался за столом.
Затем он начал читать монолоm пьяным, хриплым голосом, с
воплями, завываниями и неожиданной икотой в драматических
местах. Иногда он забывал слова и, с трудом вспоминая их, делал
вид, что длинной паузой усиливает смысл фразы; тогда он молча и
бессильно раскачивался на стуле с рукой, застывшей в траmчес­
ком жесте, и со страшными, вращающимися гл азами. Но так как
оба его соседа начинали чувствовать себя неловко, а мноmе посе­
тители, оставив свои места, собирались вокруг почетного столика,
то сам хозяин подошел к пьяному актеру и стал его уговаривать:
-
Меркурий Иваныч, не разоряйтесь, пожалуйста. Знаете ли,
безобразно". и друmе гости обижаются. Ну разве нельзя честь чес­
тью? Тихо, мирно, благородно".
- Уйди от меня, буржуй! - закричал Славянов, отмахиваясь
от хозяина локтем и меряя его грозным взглядом. - С кем гово­
ришь!"
И он принялся скандалить, как скандалил после выпивки всю
свою жизнь, во всех городах и во всех ресторанах. Сначала он обо­
звал скверными словами хозяина, потом своих собеседников, пы­
тавшихся его образумить, и наконец обрушился на всю глазевшую
на него публику.
-Всевы свиньи, ненавидимые мной! -кричал он, качаясь взад
и вперед на стуле и стуча кулаками по столу. - Ненавижу вас и
презираю!" Публика! Есть ли на свете слово низменнее этого? А-а!
Вы сбежались посмотреть на скандал? Ну, так вот вам, глядите! -
Славянов с размаху хлопнул себя ладонью по груди. - Вот перед
вами первый в России трагический актер, который влачит нищенс­
кое существование. Любопытно? И все-таки я презираю вас, хамы,
всеми фибрами своей души! Вы, кажется, смеетесь, молодой идиот
в розовом галстуке? - обратился он вдруг к кому-то за соседним
столиком. - Кто вы такой? Вы приказчик? Камердинер? Бильярд­
ный шулер? Парикмахер? Ага! Улыбка уже исчезла с вашего лоша­
диного лица. Вы - букашка, вы в жизни жалкий статист, и ваши
полосатые панталоны переживут ваше ничтожное имя. Да, да, смот-
220


РассК1
1З
ы
рите на меня, жвачные животные! Я бьш гордостью русской сцены,
я оставил след в истории русского театра, и если я пал, то в этом
трагедия, болваны! А вы, - Славянов обвел широким пьяным же­
стом всех глазевших на него встревоженных людей, - вы мелочь,
сор, инфузории!..
- Позвольте! .. Это скандал! .. Мы этого не потерпим! - разда­
лись негодующие восклицания. - Где хозяин? Выкинуть этого
субъекта! Послать за полицией!..
ТрактИрный слуга бережно взял Славянова под мышки и по­
влек к выходу. Славянов не сопротивлялся, но и не переставал бра­
ниться. Коrда же его просовывали в двери, он разбил кулаком окон­
ное стекло и окровянил себе руку. Оценщик банка и фельетонист
решили вдруг, что с их стороны будет постыдно бросить на произ­
вол судьбы пьяного, больного старика. С большим трудом узнали
они у первого трагического актера его адрес и при помощи двор­
ника усадили его на пролетку. Но, отъехав два шага, Славянов вдруг
остановил извозчика.
- Послушайте, как вас! - пьяным движением руки подозвал
он к себе оценщика. - Это я с вами, кажется, сидел? Дайте рубль.
-
Ах, пожалуйста, - любезно заторопился бухгалтер, выни­
мая из кармана портмоне.
-Давайте сюда ... Отлично. Запишите этот день красными чер­
нилами в своем гроссбухе. Сегодня вы подали милостыню артисту
Славянову-Райскому. Черт вас побери! ..
И всю дорогу, до самого убежища, он бранился скверными сло­
вами, раскачиваясь в разные стороны на пролетке.
v
В убежище он явился совершеuно пьяный. Глаза у него остек­
ленели, нижня
я
челюсть отвисла, из-под сидевшей на затьшке шля­
пы спускались на лоб мокрыми сосульками волосы. Войдя в об­
щую комнату, он скрестил руки, свесил низко на грудь голову и,
глядя вперед из-под грозно нахмуренных бровей, так что вместо
глаз виднелись одни только белки, начал неистовым голосом гам­
летовский монолог:
...Для чего
Ты не растаешь, ты не распадешься прахом,
О, для чего ты крепко, тело человека!
221


А. И. Куприн
-
Н-да-а, хоро-ош! - сказал Стаканыч, качая головой.
- Тихон, - взвизгнул фистулой Михаленко, -уберите немед-
ленно этого пьяного господина!
Но Славянов продолжал декламировать, не обращая на него
внимания. И, несмотря на сильное опьянение, несмотря на хрипоту
и блеяние в голосе, он все-таки, по бессознательной привычке,
читал очень хорошо, в старинной благородной и утрированной
манере:
И если бы всесильный нам не запретил
Самоубийства". Боже мой, великий Боже!
Как гнусны, бесполезны, как ничтожны
Деянья человека на земле!
-Эй, суфлер, что же ты не подаешь? Заснул! - крикнул Славя­
нов на Стаканыча, который смотрел на него, сидя на кровати и
кривя рот в довольную усмешку.
- Меркурь Иваныч, вы же знаете, что я по Полевому не могу.
Я по Кронебергу.
- Подавай, как тебе велят".
Жизнь! Что ты? Сад, заглохший
Под дикими бесплодными травами! ..
Едва лишь шесть недель прошло ".
- Прошу вас, пьяный актер Райский, прекратить вашу дурац­
кую декламацию! - опять закричал Михаленко. - Вы не в кабаке,
где вы привыкли кривляться за рюмку водки и бутерброд с киль­
кой.
- Молчи, червяк! - бросил ему с трагическим жестом Славя­
нов. - С кем говоришь?" Подумай, с кем ты говоришь". Ты, счи­
тавший за честь подать калоши артисту Славянову-Райскому, ког­
да он уходил с репетиции, ты, актер, игравший толпу и голоса за
сценой! Раб! Неодушевленная вещь!"
-
У! Дурак пьяный! - выдавил из себя вместе с припадком
кашля Михаленко.
-
А-а! Ты забьш разницу между нами? Негодный! Это целая
бездна. Во мне каждый вершок - великий артист, вы же все -
гниль и паразиты сцены.
222


Рассказы
- Однако вы потише, господин Райский, - гордым тоном вме­
шался Лидин-Байдаров. - Если вы будете продолжать ваши пья­
ные оскорбления людей, которые вас не трогают, то вы можете силь­
но за это поплатиться, черт возьми! ..
- Ты ... ты... ты!.. - захлебнулся Славянов от негодования . -
Как у тебя повернулся язык? Этот вот, - он величественно указал
на Михаленку, -этот хоть ходил по сцене, подавая стаканы, но он
все-таки актер...
-Эфиоп вы! - более спокойным тоном огрызнулся Михаленко.
- А ты, кан-налья, ты вылез на сцену, не имея на это никаких
прав, кроме толстых ляжек в розовом трико. Ты пел козлом и де­
лал гнусные телодвижения. «0, сновиденье, о, наслажденье!» -
передразнил Славянов, сделав непристойный жест. - Ты попал в
храм исскуства по недоразумению, случайно, как мог бы попасть в
распорЯдители кафешантана или открыть публичный дом. Ты -
медная голова, ты - бес
сть
IДНик! Вот именно, бес-стьIД
Н
ик! У тебя,
как у мелкого, гаденького и похотливого зверюшки, никогда не
было стыда за свой жест, за свою мимику, не было стыда лица и
тела. Тебе, с твоей развязностью продажного мужчины, ничего не
стоило бы голым выскочить пред публику, если бы только на это
дал позволение околоточный надзирател ь, которого одного ты
боялся и уважал во всю свою презренную жизнь.
- Я не понимаю, что меня удерживает от удовольствия выш­
вырнуть вас в окно! - воскликнул напыщенно Лидин-Байдаров.
- У-у, кретин! Ведь в каждом звуке твоего голоса слышна глу­
пость, в каждом твоем движении видно разжижение мозга. Но у
тебя никогда нельзя было разобрать, где у тебя кончается глупость
и где начинается подлость. Даже от твоего театрального имени веет
пошлостью и нахальством. «Лидин-Байдаров»! Скажите пожалуй­
ста! .. А ты просто шкловский мещанин Мовша Розентул, сын ста­
рьевщика и сам в душе ростовщик.
- Пропойца, скандалист, дутая знаменитость!
-Пропойца! -презрительным басом и выпятив нижнюю губу,
протянул Славянов. - Соглашаюсь, был Славянов-Райский про­
пойцей. Пил чрезмерно и много безобразничал, бил портных и рек­
визиторов, бил антрепренеров и рецензят, иудино племя. Но спро­
си, кто помнит зло на Славянове-Райском? Через мои руки прошли
сотни тысяч денег, но спроси, где они? От меня ни один бедняк, ни
один маленький актеришка не вышел без помощи. Шарманщики,
уличные акробаты, сл епые музыканты были моими друзьями.
223


А. И. Куприн
А сколько пиявок питалось около меня! .. И так я жил! .. Широко
жил, с размахом. Вон Стаканыч знает меня пятнадцать лет, он ска­
жет. Правду я говорю, Стаканыч?
- Вы мне, что ли, Меркурь Иваныч? - спросил суфлер, отры­
ваясь от своих коробочек и делая руку над гл азами щитком.
- Всегда первый номер в самой дорогой гостинице. Прислуге
швырял золото, как индийский принц. Лучший экипаж, лошади ­
львы, кучер - страшилище, идолом сидит на козлах. Свой собствен­
ный лакей был - Мишка. Кто не знал моего Мишку? Антрепрене­
ры в нем заискивали, чтобы узнать, в каком духе я проснулся се­
годня... за руку с ним здоровались. А как я одевался ! Всегда фрак и
английское белье. Каждый день Мишка покупал для меня новую
сорочку: стираного не носил, гнушался. Портные за честь считали
шить для меня в долг. Городские франты нарочно ходили в театр
поучиться у меня, как надо носить платье.
- Вот, брат, и проносился, - ехидно всrавил Лидин-Байдаров.
- О тварь, ненавидимая мною! - завопил Славянов. - Да, я
проносился, пропился и пал до того, что живу в одной грязной клет­
ке с такой мерзкой обезьяной, как ты. Но я прожил огромную жизнь,
я испытал сладость вдохновения, и за мною шла сказочная, цар­
ственная слава. Я заставлял людей плакать и радоваться . О, чт6 я
делал с толпой! Когда в «Макбете» в сцене с кинжалом я показы­
вал рукой в пространство, то полторы тысячи зрителей вставали с
своих мест, как один человек. А каким я бьш Коррадо ! В Харькове
полиция не дала мне доиграть последнего акта, потому что тогда
разрыдались все - и мужчины и женщины, и даже на глазах у акте­
ров, иr:Равших со мною, я видел слезы. Пойми же, орангутанг, сле­
зы! .. Ты, балаганный Петрушка, бесчестил швеек, обещая сделать
из них опереточных примадонн, в тебя стреляли, как в бешеную
собаку, когда ты убегал из опозоренных тобою спален, ты дрожал
над каждой копейкой и отдавал тайком деньги в незаконный рост,
и только потому не сделался под старость содержателем ссудной
кассы, что тебя, когда ты стал скорбен главою, обобрала первая
попавшаяся судомойка. Ты в каждом городе оставлял грязные хво­
сты, и есть тысячи людей, которым ты, при всей своей наглости, не
посмеешь поглядеть в глаза. А я по всей России, от Архангельска
до Ялты и от Варшавы до Томска, прошел с гордо поднятой голо­
вой, не чувствуя ни стыда, ни страха. Со мною губернаторы счита­
лись! Когда на Волге описали за долги мой театр и ко всем дверям
приложили печати, что я сделал? Я не тронул печатей, но снял с
224


Рассказы
петель все двери и все-таки дал спектакль. Кто бы мог это сделать,
кроме Славянова-Райского? .. Стой, Тихон! - остановил он солда­
та, который в это время бережно нес к образу зажженную лампад­
ку. - Дай закурить...
Славянов потянулся к огню, но Тихон сурово посмотрел на ак­
тера и отвел руку с лампадкой в сторону.
- Стыдитесь, господин Райский, - сказал он внушительно. -
Пора бы уж и о смертном часе подумать, а вы святотатствуете. Где
же это видано, чтобы от лампадки закуривали? Да еще в такой праз­
дник?
-
Ну, ну, гарниза-пуза, пошел разговаривать! - крикнул со
своей кровати Михаленко. - Вот, постой, я перебью все твои лам­
падки. Только вонь разводишь. Идолопоклонник!..
-
Эх, уж вы-ы! - безнадежно махнул рукой Тихон. - Одно
слово, безбожники вы, господин Михаленко. Вот господин Райс­
кий... они хоть и выпивши, а я на них никак не надеюсь, чтобы они
такое слово сказали.
Обличительная речь Тихона дала вдруг новое направление пья­
ным мыслям Славянова. Он умилился и со слезами полез целовать
солдата.
-
Тихон, душа моя! .. Добрый, старый, верный Тихон! Пони­
маешь ты Славянова-Райского? Жалеешь? Дай я поцелую твою че­
стную седую голову.
-
Господи, да как же нам не понимать! - расчувствовался, в
свою очередь, Тихон. Он утерся рукавом и с готовностью подста­
вил губы Славянову. Потом, с кряхтеньем установив лампадку и
слезая с табурета, он сказал, добродушно и укоризненно покачи­
вая головой: - А нет того чтобы отставному севастопольцу по­
жертвовать на построение полдиковинки. Сами кушаете водочку,
а свою верную сцугу забываете.
-
Тихон! Радость моя! Голуба! Все я растранжирил, старый
крокодил... Впрочем, постой... Там у меня, кажется, еще что-то ос­
талось. - Он пошарил в кармане и вытащил оттуда вместе с гряз­
ной ватой, обломками спичек, крошками табаку и другим сором
несколько медных монет. - На, получай, старый воин. И знай,
Тихон, - вдруг с пафосом, воскликнул Славянов, ударив себя в
грудь кулаком, - знай, что тебя одного дарит своей дружбой жал­
кая развалина того, что раньше называлось великим артистом Сла­
вяновым-Райским!
225


А. И. Куприн
И он расплакался обильными, пьяными, исrерическими слеза­
ми. Оплакивал он свою погибшую шумную жизнь, и свою сирот­
ливую crapocrь, и то, что его никто не понимает, и то, что его даве­
ча так оскорбительно вывели из ресrорана. Его сожители давно
уже лежали под одеялами, а он все говорил и говорил, изредка об­
ращаясь к своему соседу Стаканычу, который отвечал сонным, не­
внятным мычанием. И в этом неясном бреде безобразно сплетались
экипажи, фраки, губернаторы, серебряные сервизы, отрывки ро­
лей и грязная ругань. И когда он, наконец, заснул, то все еще про­
должал бормотать в тяжелом, полном призраков, пьяном сне.
VI
К часу ночи на дворе поднялся упорный осенний ветер с мел­
ким дождем. Липа под окном раскачивалась широко и шумно, а
горевший на улице фонарь бросал сквозь ее ветви слабый, причуд­
ливый свет, который узорчатыми пятнами ходил взад и вперед по
потолку. Лампадка перед образом теплилась розовым, кротко мер­
цающим сиянием, и каждый раз, когда длинный язычок огня с лег­
ким треском вспыхивал сильнее, то из угла вырисовывалось в зо­
лоченой ризе темное лицо спасителя и его благословляющая рука.
Все актеры, кроме Славянова, бредившего во сне, проснулись
среди ночи и лежали молча, со страхом и тоскою в душе. Лидин­
Байдаров, у которого от прежних привычек осrалась только жад­
ная любовь к сладкому, ел принесенную им днем ватрушку с варе­
ньем и сrарался делать это как можно тише, чтобы не услыхали
соседи. Михаленко, покрывшись с головой одеялом, пугливо при­
слушивался к глухому и тревожному биению своего сердца. Каж­
дый раз, когда ветер, напирая на сrекла и потрясая ими, бросал в
них с яросrной силой брызги дождя, Михаленко глубже прятался
головой в подушку и наивно, как это делают в темноте боязливые
дети, закрещивал мелкими быстрыми кресrами все щелочки между
своим телом и одеялом. Стаканыч слез с кровати и сrоял на коле­
нях. В темноте слышались его глубокие вздохи, однообразный, не­
прерывный и торопливый шепот и глухой стук его лба о пол. На­
против его, все так же прямо и неподвижно вытянувшись, лежал
Дедушка. Глаза его медленно переходили с черного окна на нежно­
розовый мерцающий свет лампадки и на тени, качавшиеся по по­
толку. Лицо у него было важное, спокойное и задумчивое.
226


Рассказы
Позднее других проснулся Славянов-Райский. Он был в тяже­
лом, грузном похмелье, с оцепеневшими руками и ногами, с отвра­
тительным вкусом во рту. Сознание возвращалось к нему очень
медленно, и каждое движение причиняло боль в голове и тошноту.
Ему с трудом удалось вспомнить, где он был днем, как напился пья­
ным и как попал из ресторана в убежище.
Он вспомнил также, что у него в кармане пальто лежит полбу­
тылка водки, которую он всегда, даже в самом пьяном состоянии,
запасал себе на утро. Эго у него была своеобразная, приобретен­
ная долгим пьяным опытом и обратившаяся в инстинкт привычка
старого алкоголика. Он встал и прошел босиком к шкапу, где висе­
ло верхнее 1mатье. Через минуту оттуда послышалось, как задре­
безжало в его дрожащих руках, стуча о зубы, горлышко бутылки,
как забулькала в ней жидкость и как сам Славянов закряхтел и за­
фыркал губами от отвращения.
-
Райский, душечка, одолжи и мне, - молящим шепотом по­
просил Михаленко, - такая тоска". такая тоска...
Славянов поднял бутылку и нерешительно посмотрел сквозь нее
на свет лампадки. Ему было жаль водки, но он никогда не умел
отказать, если его о чем-нибудь просили.
- Эх, ну уж ладно, давай стакан, - сказал он, сморщившись.
В темноте опять за1mескала жидкость и зазвенело стекло о
стакан.
-Н
у, вот спасибо, братик, спасибо, - говорил Михаленко. -
Ффа-а-а, ожгло! .. Славный ты товарищ, Меркурий Иваныч ...
- Нуладно уж... чего уж там... Давеча я наговорил тебе непри­
ятностей, так ты уж того ... не очень сердись .
- Вот глупости. Чай, мы с тобой не чужие. Свой брат, Исакий.
Ты мне, я тебе, без этого не обойдешься.
- Верно, верно, милый... именно не обойдешься, -со вздохом
зашептал Славянов, усаживаясь на кровати Михаленки. - Трудно
без этого. Живем мы кучей, тесно и все друг о друга тремся. Видал
ты, в некоторых домах ставят такие стеклянные мухоловки с пи­
вом? Наберется туда мух видимо-невидимо, и все они в собствен­
ном соку киснут да киснут, пока не подохнут. Так и мы, брат Саша,
в своей мухоловке закисли и обозлились . .. А кроме того, и я особо
сердит на этого идиота, Байдарова. Ну, скажи на милость, какой
он нам товарищ? Какой он артист? Все равно что из грязи пуля.
Другое дело, взять хоть бы нас с тобой, Сашуха... все-таки мы как­
никак, а послужили театру.
227


А. И. Куприн
- Что уж вы, Меркурий Иваныч, равняете меня с собой. Вы,
можно сказать, - кит сцены, а я так... пескаришка маленький".
- Оставь, Саша. Оставь это, братец мой. У тебя тоже таланти­
ще бьш: теплота, юмор, свежести сколько. У теперешних механи­
ков этого нет. Другой шерсти люди. Нутра им вовсе не дадено от
природы. А ты нутром играл.
- Где уж нам, Меркурий Иваныч! Наше дело маленькое. За вас
вот обидно.
- Нет, нет, ты не греши, Саша, ты этого не говори. Я ведь тебя
хорошо помню в «Женитьбе Белугина». Весь театр ты тогда морил
со смеху. Я стою за кулисами и злюсь: сейчас мой выход, сильное
место, а ты публику в лоск уложил хохотом. <<Эка, думаю, переиг­
рывает, прохвост! Весь мой выход обгадил». А сам, понимаешь, не
могу от смеха удержаться, трясусь, прыскаю - и шабаш. Вот ты
как играл, Сашец! У нынешних этого не сыщешь. Шалишь! .. Но не
везло тебе, Михаленко, судьбы не было.
- Что ж, Меркурий Иваныч, - согласился польщенный Ми­
халенко, -это верно, что и меня публика хорошо принимала. Толь­
ко голосу у меня нет настоящего, вот что скверно. Астма эта про­
клятая.
- Вот, вот, вот... я это самое и говорю. Астма или там, скажем,
судьба - это все равно. Мне вот повезло, и я покатил в гору, а ты
хоть и талантлив, и знаешь сцену, как никто, а тебе не поперло. Но
это и не суть важно. Главное, что упали-то мы с тобой все равно в
одно место, в одну и ту же отравленную мухоловку, и тут нам при­
шел и сундук и крышка.
-
Не пили бы, так и не падали бы, Меркурий Иваныч, - с
горькой насмешкой вставил Михаленко.
-
Молчи, молчи, Саша, - испуганно и умоляюще зашептал
Славянов, - не смейся над этим... Разве легко падать-то? Погляди
на меня. Я ли не бьш вознесен, а теперь что? Живу на иждивении
купчишки, хожу по трактирам, норовлю выпить на чужой счет,
кривляюсь ... Бывает ведь и мне стыдно, Саша ... ох, как стыдно!..
Ведь мне, Саша, голубушка ты моя, шестьдесят пять лет в декабре
стукнет. Шестьдесят пя-ать... Цифра! .. В детстве, я помню, начну,
бывало, считать свои года и все радуюсь, какой я большой, сколь­
ко времени на один счет уходит. А ну-ка, посчитай теперь-то! -
неудержимо зарыдал вдруг Славянов. - Дедушка ведь я, масти­
тый старец, патриарх, а где мои внуки, где мои дети? Черт!
228


Рассказы
Темнота ночи все сильнее взвинчивала нервы Славянова, раз­
битые тяжелым похмельем. Он бил себя в грудь кулаками, плакал,
сморкался в рубашку и, качаясь, точно от зубной боли, взад и впе­
ред на кровати Михаленки, говорил всхлипывающим, тоскливым
шепотом:
- Мира я хочу, тишины, простого мещанского счастья !" Иду
я иной раз вечером по улице и - привычка у меня такая - все в
чужие окна гляжу. И вот, бывало, видишь: комнатка этакая мир­
ная, лампа, круглый стол, самоварчик... тепло, должно быть, там".
пахнет жильем, домовитостью, геранью. А кругом народ, моло­
дой, бодрый, веселый, любящий". И старикашка тут же где-ни­
будь пристроился - седенький, опрятненький, благодушный.
Сидит себе с черешневым чубуком, и все к нему так ласково, с
почтением." А я, старый шут, стою на улице и мерзну, и плачу, и
все смотрю... Слыхал я и по пьесам знаю, что бывают милые, вер­
ные на всю жизнь женщины, сиделки в болезни, добрые друзья в
старости. Где они, эти женщины, Михаленко? Любили, брат, и
меня, - но какая это была любовь? После бенефиса поехали за
город, тройки, галдеж, пьяное вранье, закулисные прибаутки, и
тут же затрепанные, загаженные слова: <<Люблю тебя свободНою
любовью! Возьми меня, я вся твоя!» Отдел ьный кабинет, грязь,
пьяная, угарная любовь, скитание вместе по труппам, и вечно -
старый, гнусный водевиль «Ревнивый муж и храбрый любовник».
И вот жизнь прошла, и нет у меня во всем мире ни души. Н-ни
души! Тоска, мерзость". Знаешь, Саша, - Славянов наклонился
к самому уху Михаленки, и в его шепоте послышался ужас, - зна­
ешь, вижу я теперь часто во сне, будто меня кто-то все догоняет.
Бегу я будто по комнате, и много, много этих комнат впереди, и
все они заперты ... И знаю я, что надо мне успеть открыть двери,
вытащить ключ и запереться с другой стороны. И тороплюсь я,
тороплюсь, и страшно мне до тошноты, до боли". Но ключи зар­
жавели, не слушаются, и руки у меня, как деревянные. А «он» все
ближе, все ближе". Едва успею я запереться, а «он» уж тут, рядом;
напирает на двери и гремит ключом в замке... И знаю я, чувствую
я, что не спастись мне от него, но бегу из комнаты в комнату, бегу,
бегу, бегу".
-Эх, не скулил бы ты, Меркурий Иванович, - с безнадежным
унынием перебил Михаленко.
- Но хуже всего, что гадок я себе самому, гадок! - страстным
шепотом восклицал Славянов. -Отвратителен!" Милостыней ведь
229


А. И. Куприн
живу, Христа ради... И все, все мы такие. Мертвецы ходячие, рух­
лядь! Старая бутафорская рухлядь! 0-о-о, гнусно, гнусно мне! ..
Он схватился обеими руками за ворот рубашки и разодрал ее
сверху донизу. В груди у него что-то клокотало и взвизmвало, а
плечи тряслись.
- Уйди ты, уйди, ради бога, Меркурий Иванович! - умолял
Михаленко. - Не надо, родной ... боюсь я... страшно мне...
Шлепая по полу босыми ногами, с мокрым лицом, шатаясь на
ходу от рыданий, Славянов тяжело перевалился на свою кровать.
Но он еще долго метался головой по подушке, и всхлипывал, и го­
рячо шептал что-то, сморкаясь в простыню. Не спал и Лидин-Бай­
даров. Крошки от ватрушки набились ему под одеяло, прилипали
к телу и царапались, а в голову лезли все такие скучные, ненужные
и позорные мысли о прошлом. Стаканыч, намазавший на ночь грудь
и поясницу бобковой мазью, кряхтел и ворочался с боку на бок.
Его грыз застарелый ревматизм, который всегда с особенной си­
лой разыгрывался в непогоду. И вместе со словами молитв и при­
вычными мыслями о сыне в его памяти назойливо вставали отрыв­
ки из старых, забытых всем миром пьес.
Один Дедушка лежал неподвижно. Его руки бьши сложены на
груди, поверх одеяла, и не шевелились больше, а глаза были уст­
ремлены вперед с таким строгим и глубоким выражением, как буд­
то Дедушка думал о чем-то громадном и неизмеримо превышаю­
щем все человеческие помыслы. И в этих немигающих, полузакры­
тых глазах, не проникая в них, отражался стеклянным блеском ро­
зовый свет лампадки.
А ночь тянулась нестерпимо долго и тоскливо. Было еще тем­
но, когда Михаленко, охваченный внезапным страхом, вдруг сел
на кровати и спросил громким, дрожащим шепотом:
- Дедушка, ты спишь?
Но Дедушка не ответил . В комнате была грозная, точно стере­
гущая кого-то тишина, а за черным окном бушевал ветер и бросал
в стекла брызги дождя.
1902
230


Рассказы
В ЦИРКЕ
1
Доктор Луховицын, считавшийся постоянным врачом при цир­
ке, велел Арбузову раздеться . Несмотря на свой горб, а может быть,
именно вследствие этого недостатка, доктор питал к цирковым
зрелищам острую и несколько смешную для человека его возраста
любовь. Правда, к его медицинской помощи прибегали в цирке
очень редко, потому что в этом мире лечат ушибы, выводят из об­
морочного состояния и вправляют вывихи своими собственными
средствами, передающимися неизменно из поколения в поколение,
вероятно, со времен Олимпийских игр. Это, однако, не мешало ему
не пропускать ни одного вечернего представления, знать близко
всех вьщающихся наездников, акробатов и жонглеров и щеголять
в разговорах словечками, выхваченными из лексикона цирковой
арены и конюшни.
Но из всех людей, причастных цирку, атлеты и профессиональ­
ные борцы вызывали у доктора Луховицына особенное восхище­
ние, достигавшее размеров настоящей страсти. Поэтому, когда
Арбузов, освободившись от крахмаленной сорочки и сняв вязаную
фуфайку, которую обязательно носят все цирковые, остался голым
до пояса, маленький доктор от удовольствия даже потер ладонь о
ладонь, обходя атлета со всех сторон и любуясь его огромным,
выхоленным, блестящим, бледно-розовым телом с резко выступа­
ющими буграми твердых, как дерево, мускулов.
-
И черт же вас возьми, какая силища! - говорил он, тиская
изо всех сил своими тонкими, цепкими пальцами попеременно то
одно, то другое плечо Арбузова. - Это уж что-то даже не челове­
ческое, а лошадиное, ей-богу. На вашем теле хоть сейчас лекцию
по анатомии читай - и атласа никакого не нужно. Ну-ка, дружок,
согните-ка руку в локте.
Атлет вздохнул и, сонно покосившись на свою левую руку, со­
гнул ее, отчего выше сгиба под тонкой кожей, надувая и растяги­
вая ее, вырос и прокатился к плечу большой и упругий шар, вели­
чиной с детскую голову. В то Же время все обнаженное тело Арбу­
зова от прикосновения холодных пальцев доктора вдруг покры­
лось мелкими и жесткими пупырышками.
- Да, батенька, уж подлинно наделил вас господь, - продол­
жал восторгаться доктор. - Видите эти вот шары? Они у нас в
231


А. И. Куприн
анатомии называются бицепсами, то есть двухглавыми. А это -
так называемые супинаторы и пронаторы. Поверните кулак, как
будто вы отворяете ключом замок. Так, так, прекрасно. Видите,
как они ходят? А это - слышите, я нащупываю на плече? Это -
дельтовидные мышцы. Они у вас точно полковничьи эполеты. Ах,
и сильный же вы человечина ! Что, если вы кого-нибудь этак... не­
чаянно? А? Или, если с вами этак ... в темном месте встретиться? А?
Я думаю, не приведи бог! Хе-хе-хе! Ну-с, итак, значит, мы жалуем­
ся на плохой сон и на легкую общую слабость?
Атлет все время улыбался застенчиво и снисходительно. Хотя
он уже давно привык показываться полуобнаженным перед одеты­
ми людьми, но в присутствии тщедушного доктора ему было не­
ловко, почти стыдно, за свое большое, мускулистое, сильное тело.
- Боюсь, доктор, не простудился ли, - сказал он тонким, сла­
бым и немного сиплым голосом, совсем не идущим к его массив­
ной фигуре. - Главное дело - уборные у нас безобразные, везде
дует. Во время номера, сами знаете, вспотеешь, а переодеваться
приходится на сквозняке. Так и прохватывает.
- Голова не болит? Не кашляете ли?
- Нет, кашлять не кашляю, а голова, - Арбузов потер ладо-
нью низко остриженный затылок, - голова правда что-то не в по­
рядке. Не болит, а так... будто тяжесть какая-то... И вот еще сплю
плохо. Особенно сначала. Знаете, засыпаю-засыпаю, и вдруг меня
точно что-то подбросит на кровати; точно, понимаете, я чего-то
испугался. Даже сердце заколотится от испуга. И этак раза три­
четыре: все просыпаюсь. А утром голова и вообще... кисло как-то
себя чувствую.
- Кровь носом не идет ли?
- Бывает иногда, доктор.
- Мн-да-с. Так-с... -значительно протянул Луховицын и, под-
няв брови, тотчас же опустил их. - Должно быть, много упражня­
етесь последнее время? Устаете?
-
Много, доктор. Ведь масленица теперь, так каждый день
приходится с тяжестями работать. А иногда, с утренними представ­
лениями, и по два раза в день. Да еще через день, кроме обыкновен­
ного номера, приходится бороться... Конечно, устанешь немного...
-Так, так, так, - втягивая в себя воздух и тряся головой, под­
дакивал доктор. -Авот мы вас сейчас послушаем. Раздвиньте руки
в стороны. Прекрасно. Дышите теперь. Спокойно, спокойно. Ды­
шите... глубже... ровней...
232


Рас
с
Кt13Ы
Маленький доктор, едва доставая до груди Арбузова, прило­
жил к ней стетоскоп и стал выслушивать. Испуганно глядя доктору
в затылок, Арбузов шумно вдыхал воздух и выпускал его изо рта,
сделав губы трубочкой, чтобы не дышать на ровный глянцевитый
пробор докторских волос.
Выслушав и выстукав пациента, доктор присел на угол пись­
менного стола, положив ногу на ногу и обхватив руками острые
колени. Его птичье, выдавшееся «вперед лицо, широкое в скулах и
острое к подбородку, стало серьезным, почти строгим. Подумав с
минуту, он заговорил, глядя мимо плеча Арбузова на шкап с кни­
гами:
- Опасного, дружочек, я у вас ничего не нахожу, хотя эти пере­
бои сердца и кровотечение из носа можно, пожалуй, считать дели­
катными предостережениями с того света. Видите ли, у вас есть не­
которая склонность к гипертрофии сердца. Гипертрофия сердца ­
это, как бы вам сказать, это такая болезнь, которой подвержены
все люди, занимающиеся усиленной мускульной работой: кузнецы,
матросы, гимнасты и так далее. Стенки сердца у них от постоянно­
го и чрезмерного напряжения необыкновенно расширяются, и по­
лучается то, что мы в медицине называем «cor bovinUПl>>, то есть
бычачье сердце. Такое сердце в один прекрасный день отказывает­
ся работать, с ним делается паралич, и тогда - баста, представле­
ние окончено. Вы не беспокойтесь, вам до этого неприятного мо­
мента очень далеко, но на всякий случай посоветую: не пить кофе,
крепкого чаю, спиртных напитков и прочих возбуждающих вещей.
Понимаете? - спросил Луховицын, слегка барабаня пальцами по
столу и исподлобья взглядывая на Арбузова.
- Понимаю, доктор.
- И в остальном рекомендуется такое же воздержание. Вы, ко-
нечно, понимаете, про что я говорю?
Атлет, который в это время застегивал запонки у рубашки, по­
краснел и смущенно улыбнулся.
- Понимаю ... но ведь вы знаете, доктор, что в нашей профес­
сии и без того приходится быть умеренным. Да, по правде, и ду­
мать-то об этом некогда.
- И прекрасно, дружочек. Затем отдохните денек-другой, а то
и больше, если можете. Вы сегодня, кажется, с Ребером боретесь?
Постарайтесь отложить борьбу на другой раз. Нельзя? Ну, скажи­
те, что нездоровится, и все тут. А я вам прямо запрещаю, слышите?
Покажите-ка язык. Ну вот, и язык скверный. Ведь слабо себя
233


А. И. Куприн
чувствуете, дружочек? Э! Да говорите прямо. Я вас все равно нико­
му не выдам, так какого же черта вы мнетесь! Попы и доктора за то
и деньги берут, чтобы хранить чужие секреты. Ведь совсем плохо?
Да?
Арбузов признался, что и в самом деле чувствует себя нехоро­
шо. Временами находит слабость и точно лень какая-то, аппетита
нет, по вечерам знобит. Вот если бы доктор прописал каких-ни­
будь капель?
- Нет, дружочек, как хотите, а бороться вам нельзя, - реши­
тельно сказал доктор, соскакивая со стола. - Я в этом деле, как
вам известно, не новичок, и всем борцам, которых мне приходи­
лось знать, я всегда говорил одно: перед состязанием соблюдайте
четыре правила: первое - накануне нужно хорошо выспаться, вто­
рое - днем вкусно и питательно пообедать, но при этом -третье­
выступать на борьбу с пустым желудком, и, наконец, четвертое -
это уже психология - ни на минуту не терять уверенности в побе­
де. Спрашивается, как же вы будете состязаться, если вы с утра об­
ретаетесь в такой мехлюзии? Вы извините меня за нескромный воп­
рос... я ведь человек свой". у вас борьба не того?" Не фиктивная?
То есть заранее не условлено, кто кого и в какое состязание поло­
жит?
-Онет, доктор, что вы". Мы с Ребером уже давно гонялись по
всей Европе друг за другом. Даже и залог настоящий, а не для при­
манки. И он и я внесли по сто рублей в третьи руки.
- Все-таки я не вижу резона, почему нельзя отложить состяза­
ние на будущее время.
-
Наоборот, доктор, очень важные резоны. Да вы посудите
сами. У нас борьба состоит из трех состязаний. Положим, первое
взял Ребер, второе - я, третье, значит, остается решающим. Но уж
мы настолько хорошо узнали друг друга, что можно безошибочно
сказать, за кем будет третья борьба, и тогда - если я не уверен в
своих силах - что мне мешает заболеть или захромать и так далее
и взять свои деньm обратно? Тогда выходит, для чего же Ребер
боролся первые два раза? Для своего удовольствия? Вот на этот
случай, доктор, мы и заключаем между собой условие, по которо­
му тот, кто в день решительной борьбы окажется больным, счита­
ется все равно проигравшим, и деньm его пропадают.
-Да-с, это дело скверное, - сказал доктор и опять значитель­
но поднял и опустил брови. - Ну, что же, дружочек, черт с ними, с
этими ста рублями?
234


Рассказы
- С двумястами, доктор, - поправил Арбузов, - по контрак­
ту с дирекцией я плачу неустойку в сто рублей, если откажусь в
самый день представления, хотя бы по болезни, от работы.
- Ну, черт... ну, двести! - рассердился доктор. - Я бы на ва­
шем месте все равно отказался... Черт с ними, пускай пропадают,
свое здоровье дороже. Да наконец, дружочек, вы и так рискуете
потерять ваш залог, если будете больной бороться с таким опас­
ным противником, как этот американец.
Арбузов самоуверенно мотнул головой, и его крупные губы
сложились в презрительную усмешку.
- Э, пустяки, -уронил он пренебрежительно, - в Ребере все­
го шесть пудов весу, и он едва достает мне под подбородок. Увиди­
те, что я его через три минуты положу на обе лопатки. Я бы его
бросил и во второй борьбе, если бы он не прижал меня к барьеру.
Собственно говоря, со стороны жюри бьшо свинством засчитать
такую подлую борьбу. Даже публика и та протестовала.
Доктор улыбнулся чуть заметной лукавой улыбкой. Постоян­
но сталкиваясь с цирковой жизнью, он уже давно изучил эту непо­
колебимую и хвастливую самоуверенность всех профессиональных
борцов, атлетов и боксеров и их наклонность сваливать свое пора­
жение на какие-нибудь случайные причины. Отпуская Арбузова,
он прописал ему бром, который велел принять за час до состяза­
ния, и, дружески похлопав атлета по широкой спине, пожелал ему
победы.
11
Арбузов вышел па улицу. Был последний день масленой неде­
ли, которая в этом году пришлась поздно. Холода еще не сдали, но
в воздухе уже слышался неопределенный, тонкий, радостно щеко­
чущий грудь запах весны. По наезженному грязному снегу бесшумно
неслись в противоположных направлениях две вереницы саней и
карет, и окрики кучеров раздавались с особенно ясной и мягкой
звучностью. На перекрестках продавали моченые яблоки в белых
новых ушатах, халву, похожую цветом на уличный снег, и воздуш­
ные шары. Эти шары были видны издалека. Разноцветными блес­
тящими гроздьями они подымались и плавали над головами про­
хожих, запрудивших черным кипящим потоком тротуары , и в их
движениях - то стремительных, то ленивых - было что-то весен­
нее и детски радостное.
235


А. И. Куприн
У доктора Арбузов чувствовал себя поlfГИ здоровым, но на све­
жем воздухе им опять овладели томительные ощущения болезни.
Голова казалась большой, отяжелевшей и точно пустой, и каждый
шаг отзывался в ней неприятным гулом. В пересохшем рту опять
слышался вкус гари, в глазах была тупая боль, как будто кто-то
надавливал на них снаружи пальцами, а когда Арбузов переводил
глаза с предмета на предмет, то вместе с этим по снегу, по домам и
по небу двигались два большие желтые пятна.
У перекрестка на круглом столбе Арбузову кинулась в глаза
его собственная фамилия, напечатанная крупными буквами. Ма­
шинально он подошел к столбу. Среди пестрых афиш, объявляв­
ших о праздничных развлечениях, под обычной красной цирковой
афишей был приклеен отдельный зеленый аншлаг, и Арбузов рав­
нодушно, точно но сне, прочитал его с начала до конца:
ЦИРК БР. ДЮВЕРНУА.
СЕГОДНЯ СОСТОИТСЯ 3-я РЕШИТЕЛЬНАЯ БОРЬБА
ПО РИМСКО-ФРАНЦУЗСКИМ ПРАВИЛАМ МЕЖДУ
ИЗВЕСТНЫМ АМЕРИКАНСКИМ ЧЕМПИОНОМ
г. ДЖОНОМ РЕБЕРОМ
И ЗНАМЕНИТЫМ РУССКИМ БОРЦОМ И ГЕРКУЛЕСОМ
г. АРБУЗОВЫМ
НА ПРИЗ В 100 РУБ. ПОДРОБНОСТИ В АФИШАХ.
У столба остановились двое мастеровых, судЯ по запачканным
копотью лицам, слесарей, и один из них стал читать объявление о
борьбе вслух, коверкая слова. Арбузов услышал свою фамилию, и
она прозвучала ДJIЯ него бледным, оборванным, чуждым, потеряв­
шим всякий смысл звуком, как это бывает иногда, если долго по­
вторяешь подряд одно и то же слово. Мастеровые узнали атлета.
Один из них толкнул товарища локтем и поlfГИтельно посторонил­
ся. Арбузов сердито отвернулся и, засунув руки в карманы пальто,
пошел дальше.
В цирке уже отошло дневное представление. Так как свет про­
никал на арену только через стеклянное, заваленное снегом окно в
куполе, то в полумраке цирк казался огромным, пустым и холод­
ным сараем.
Войдя с улицы, Арбузов с трудом различал стулья первого ряда,
бархат на барьерах и на канатах, отделяющих проходы, позолоту
на боках лож и белые столбы с прибитыми к ним щитами, изобра-
236


Иван За икин.


Рассказы
жающими лошадиные морды, клоунские маски и какие-то вензеля.
Амфитеатр и галерея тонули в темноте. Вверху, под куполом, под­
тянутые на блоках, холодно поблескивали сталью и никелем гим­
настические машины: лестницы, кольца, турники и трапеции.
На арене, припав к полу, барахтались два человека. Арбузов
долго всматривался в них, щуря глаза, пока не узнал своего про­
тивника, американского борца, который, как и всегда по утрам,
тренировался в борьбе с одним из своих помощников, тоже амери­
канцем, Гарваном . На жаргоне профессиональных атлетов таких
помощников называют «волками» или «собачками». Разъезжая по
всем странам и городам вместе с знаменитым борцом, они помога­
ют ему в ежедневной тренировке, заботятся об его гардеробе, если
ему не сопутствует в поездке жена, растирают, после обычной ут­
ренней ванны и холодного душа, жесткими рукавицами его муску­
лы и вообще оказывают ему множество мелких услуг, относящихся
непосредственно к его профессии. Так как в «волки» идут или мо­
лодые, неуверенные в себе атл еты, еще не овладевшие разными сек­
ретами и не выработавшие приемов, или старые, но посредствен­
ные борцы, то они редко одерживают победы в состязаниях на при­
зы. Но перед матчем с серьезным борцом профессор непременно
сначала выпустит на него своих «собачею> , чтобы, следя за борь­
бой, уловить слабые стороны и привычные промахи своего буду­
щего противника и оценить его преимущества, которых следует
остерегаться. Ребер уже спускал на Арбузова одного из своих по­
мощников - англичанина Симпсона, второстепенного борца, сы­
рого и неповоротливого, но известного среди атлетов чудовищной
силой грифа, то есть кистей и пальцев рук. Борьба велась без при­
за, по просьбе дирекции, и Арбузов два раза бросал англичанина,
почти шутя, редкими и эффектными трюками, которые он не риск­
нул бы употребить в состязании с мало-мальски опасным борцом.
Ребер уже тогда отметил про себя главные недостатки и преимуще­
ства Арбузова: тяжелый вес и большой рост при страшной мускуль­
ной силе рук и ног, смелость и решительность в приемах, а также
пластическую красоту движений, всегда подкупающую симпатии
публики, но в то же время сравнительно слабые кисти рук и шею,
короткое дыхание и чрезмерную горячность. И он тогда же решил,
что с таким противником надо держаться системы обороны, обес­
силивая и разгорячая его до тех пор, пока он не выдохнется ; избе­
гать охватов спереди и сзади, от которых трудно будет защищать­
ся, и главное - суметь выдержать первые натиски, в которых этот
237


А. И. KyпplDI
русский дикарь проявляет действительно чудовищную силу и энер­
гию. Такой системы Ребер и держался в первых двух состязаниях,
из которых одно осталось за Арбузовым, а другое за ним.
Привыкнув к полусвету, Арбузов явственно различил обоих
атлетов. Они были в серых фуфайках, оставлявших руки голыми, в
широких кожаных поясах и в панталонах, прихваченных у щико­
лоток ремнями. Ребер находился в одном из самых трудных и важ­
ных дпя борьбы положений, которое называется «мостом». Лежа
на земле лицом вверх и касаясь ее затылком с одной стороны, а
пятками - с другой, круто выгнув спину и подцерживая равнове­
сие руками, которые глубоко ушли в тырсу•, он изображал таким
образом из своего тела живую упругую арку, между тем как Гар­
ван, навалившись сверху на выпяченный живот и грудь профес
с
о­
ра, напрягал все силы, чтобы выпрямить � выгнувшуюся массу
мускулов, опрокинуть ее, прижать к земле.
Каждый раз, когда Гарван делал новый толчок, оба борца с
напряжением кряхтели и с усилием, огромными вздохами, перево­
дили дыхание. Большие, тяжелые, со страшными, выпучившимися
мускулами голых рук и точно застывшие на полу арены в причуд­
ливых позах, они напоминали при неверном полусвете, разлитом в
пустом цирке, двух чудовищных крабов, оплетшихдруг друга клеш­
нями.
Так как между атлетами существует своеобразная этика, в силу
которой считается предосудительным глядеть на упражнения свое­
го противника, то Арбузов, огибая барьер и делая вид, что не заме­
чает борцов, прошел к выходу, ведущему в уборные. В то время,
когда он отодвигал массивную красную занавесь, отделяющую
манеж от коридоров, кто-то отодвинул ее с другой стороны, и Ар­
бузов увидел перед собой, под блестящим сдвинутым набок цилин­
дром, черные усы и смеющиеся черные глаза своего большого при­
ятеля, акробата Антонио Батисто.
- Buon giomo, mon cher monsieur Arbousoff
fi1
•• - воскликнул
нараспев акробат, сверкая белыми, прекрасными зубами и широко
разводя руки, точно желая обнять Арбузова. - Я только чичас
окончил мой rcSpetition•••. Allons donc prendre quelque chose. Пой-
• Смесь песка и деревянных опилков, которой посыпается арена цирка.
(Прим. А . И. Куприна.)
•• Добрый ден ь, мой дорогой господин Арбузов! (итал., фр анц. )
••• репетицию (франц. ).
238


Рассказы
дем что-нибудь себе немножко взять? Один рюмок коньяк? 0-о,
только не сломай мне руку. Пойдем на буфет.
Эrого акробата любили в цирке все, начиная с директора и кон­
чая конюхами. Артист он бьш исключительный и всесторонний:
одинаково хорошо жонглировал, работал на трапеции и на турни­
ке, подготовлял лошадей высшей школы, ставил пантомимы и, глав­
ное, бьш неистощим в изобретении новых <<Номеров», что особен­
но ценится в цирковом мире, где искусство, по самым своим свой­
ствам, почти не двигается вперед, оставаясь и теперь чуть ли не в
таком же виде, в каком оно было при римских цезарях.
Все в нем нравилось Арбузову: веселый характер, щедрость,
утонченная деликатность, выдающаяся даже в среде цирковых ар­
тистов, которые вне манежа - допускающего, по традиции, неко­
торую жестокость в обращении - отличаются обыкновенно джен­
тльменской вежливостью. Несмотря на свою молодость, он успел
объехать все большие города Европы и во всех труппах считался
наиболее желательным и популярным товарищем. Он владел оди­
наково плохо всеми европейскими языками и в разговоре постоян­
но перемешивал их, коверкая слова, может быть, несколько умыш­
ленно, потому что в каждом акробате всегда сидит немного клоуна.
- Не знаете ли, где директор? - спросил Арбузов.
- 11 est а l'ecurie. Он ходил на конюшен, смотрел один больной
лошадь. Mais allons donc. Пойдем немножка. Я очень имею рад вас
видеть. Мой голюбушка? - вдруг вопросительно сказал Антонио,
смеясь сам над своим произношением и продевая руку под локоть
Арбузова. - Карашо, будьте здоровы, самовар, извочик, - ско­
роговоркой добавил он, видя, что атлет улыбнулся.
У буфета они выпили по рюмке коньяку и пожевали кусочки
лимона, обмокнутого в сахар. Арбузов почувствовал, что после
вина у него в животе стало сначала холодно, а потом тепло и при­
ятно. Но тотчас же у него закружилась голова, и по всему телу раз­
лилась какая-то сонная слабость.
-Oh, sans dout*, вы будете иметь une victoire, - одна победа, -
говорил Антонио, быстро вертя между пальцев левой руки палку и
блестя из-под черных усов белыми, ровными, крупными зубами. -
Вы такой brave homme**, такой прекрасный и сильный борец. Я
знал один замечательный борец - он назывался Карл Абс... да,
* О, без сомнения (франц. ).
•• смелый человек (франц. ) .
239


А. И. Куприн
Карл Абс. И он теперь уже ist gestorben". он есть умер. О, хотя он
бьш немец, но он бьш великий профессор! И он однажды сказал:
французский борьба есть одна пустячок. И хороший борец, ein guter
Кilmpfer, должен иметь очень, очень мало: всего только сильный
шея, как у один буйвол, весьма крепкий спина, как у носильщик,
длинная рука с твердым мускул und ein gewaltiger Griff". Как это
называется по-русску? (Антонио несколько раз сжал и разжал пе­
ред своим лицом пальцы правой руки.) О! Очень сильный пальцы.
Et puis*, тоже необходимо иметь устойчивый нога, как у один мо­
нумент, и, конечно, самый большой". как это?" самый большой
тяжесть в корпус. Если еще взять здоровый сердца, les poumons".
как это по-русску?" легкие, точно у лошадь, потом еще немножко
кладнокровие и немножко смелость, и еще немножко savoir les rSgles
de la lutte, знать все правила борьба, то консе консов вот и все пус­
тячки, которые нужен для один хороший борец! Ха-ха-ха!
Засмеявшись своей шутке, Антонио нежно схватил Арбузова
поверх пальто под мышками, точно хотел его пощекотать, и тот­
час же лицо его сделалось серьезным. В этом красивом, загорелом
и подвижном лице бьша одна удивительная особенность: переста­
вая смеяться, оно принимало суровый и сумрачный, почти траги­
ческий характер, и эта смена выражений наступала так быстро и
так неожиданно, что казалось, будто у Антонио два лица, - одно
смеющееся, другое серьезное, - и что он непонятным образом за­
меняет одно другим, по своему желанию.
-
Конечно, Ребер есть опасный соперник. . . У них в Америке
борются comme les bouchers, как мьясники. Я видел борьба в Чика­
го и в Нью-Йорке." Пфуй, какая гадость!
Со своими быстрыми итальянскими жестами, поясняющими
речь, Антонио стал подробно и занимательно рассказывать об аме­
риканских борцах. У них считаются дозволенными все те жестокие
и опасные трюки, которые безусловно запрещено употреблять на
европейских аренах. Там борцы давят друг друга за горло, зажи­
мают противнику рот и нос, охватывая его голову страшным при­
емом, называемым железным ошейником - collier de fe r, лишают
его сознания искусным нажатием на сонные артерии. Там переда­
ются от учителей к ученикам, составля
я
непроницаемую профес
си
о­
нальную тайну, ужасные секретные приемы, действие которых не все­
гда бывает ясно даже для врачей. Обладая знанием таких приемов,
•Изатем (франц. ) .
240


Рассказы
можно, например, легким и как будто нечаянным ударом по
triceps'y* вызвать минутный паралич в руке у противника или не
заметным ни для кого движением причинить ему такую нестерпи­
мую боль, которая заставит его забыть о всякой осторожности. Тот
же Ребер привлекался недавно к суду за то, что в Лодзи, во время
состязания с известным польским атлетом Владиславским, он, зах­
ватив его руку через свое плечо приемом tour de bras, стал ее выги­
бать, несмотря на протесты публики и самого Владиславского, в
сторону, противоположную естественному сгибу, и выгибал до тех
пор, пока не разорвал ему сухожилий, связывающих плечо с пред­
плечьем. У американцев нет никакого артистического самолюбия,
и они борются, имея в виду только один денежный приз. Заветная
цель американского атлета -скопить свои пятьдесят тысяч долла­
ров, тотчас же после этого разжиреть, опуститься и открыть где­
нибудь в Сан-Франциско кабачок, в котором потихоньку от поли­
ции процветают травля крыс и самые жестокие виды американско­
го бокса.
Все это, не исключая лодзинского скандала, было давно извес­
тно Арбузову, и его больше занимало не то, что рассказывал Анто­
нио, а свои собственные, странные и болезненные ощущения, к ко­
торым он с уди влением прислушивался. Иногда ему казалось, что
лицо Антонио придвигается совсем вплотную к его лицу, и каждое
слово звучит так громко и резко, что даже отдается смутным гулом
в его голове, но минуту спустя Антонио начинал отодвигаться, ухо­
дил все дальше и дальше, пока его лицо не становилось мутным и
до смешного маленьким, и тогда его голос раздавался тихо и сдав­
ленно, как будто бы он говорил с Арбузовым по телефону или че­
рез несколько комнат. И всего уди вительнее было то, что перемена
этих впечатлений зависела от самого Арбузова и происходила от
того, поддавался ли он приятной, ленивой и дремотной истоме, ов­
ладевавшей им, или стряхивал ее с себя усилием воли.
-
О, я не сомневаюсь, что вы будете его бросать, mon cher
Arbousoff, мой дюшенька, мой голюпшик, - говорил Антонио,
смеясь и коверкая русские ласкательные имена. - Ребер c'est un
animal, un ac
ca
pareur* *. Он есть ремесленник, как бывает один водо­
воз, один сапожник, один . . . un tailleur* **, который шить панталон.
• трицепс, трехглавая мышца плеча (лат. ).
•• Это скотина, спекулянт (франц. ) .
••• портной (франц. ) .
241


А. И. Куприн
Он не имеет себе вот тут..• dans le coeur". * ничего, никакой чувство
и никакой temperament**. Он есть один большой грубый мьясник,
а вы есть настоящий артист. Вы есть кудожник, и я всегда имею
удовольствие на вас смотреть.
В буфет быстро вошел директор, маленький, толстый и тонконо­
гий человек, с поднятыми вверх плечами, бел шеи, в цилиндре и рас­
пахнутой шубе, очень похожий своим круглым бульдожьим лицом,
толстыми усами и жестким выражением бровей и глаз на портрет
Бисмарка. Антонио и Арбузов слегка притронулись к шляпам. Ди­
ректор ответил тем же и тотчас же, точно он долго воздерживался и
ждал только случая, принялся ругать рассердившего его конюха.
- М ужик, русская каналья". напоил потную лошадь, черт его
побирай!" Я буду ходить на мировой судья, и он будет мне прису­
дить триста рублей штраф с этого мерзавца. Я". черт его побирай!"
Я пойду и буду ему разбивать морду, я его буду стегать с моим
Reitpeitsch!***
Точно ухватившись за эту мысль, он быстро повернулся и, се­
меня тонкими, слабыми ногами, побежал в конюшню. Арбузов на­
гнал его у дверей.
- Господин директор".
Директор круто остановился и с тем же недовольным лицом
выжидательно засунул руки в карманы шубы.
Арбузов стал просить его отложить сегодняшнюю борьбу на
день или на два. Если директору угодно, он, Арбузов, даст за это
вне заключенных условий два или даже три вечерних упражнений с
гирями. Вместе с тем не возьмет ли на себя господин директор труд
переговорить с Ребером относительно перемены дня состязания.
Директор слушал атлета, повернувшись к нему вполоборота и
глядя мимо его головы в окно. Убедившись, что Арбузов кончил,
он перевел на него свои жесткие глаза, с нависшими под ними зем­
листыми мешками, и отрезал коротко и внушительно:
- Сто рублей неустойки.
- Господин директор".
- Я, черт побирай, сам знаю, что я есть господин директор, -
перебил он, закипая. - Устраивайтесь с Ребером сами, это не мое
дело. Мое дело - контракт, ваше дело - неустойка.
• в сердце (франц. ) .
•• темперамент (фра11ц. ) .
••• кнуrом (нем. ) .
242


РассК1
1З
ы
Он резко повернулся спиной к Арбузову и пошел, часто пере­
бирая приседающими ногами, к дверям, но перед ними вдруг оста­
новился, обернулся и внезапно, затрясшись от злости, с прыгаю­
щими дряблыми щеками, с побагровевшим лицом, раздувшейся
шеей и выкатившимися гл азами, закричал, задыхаясь:
- Черт побирай! У меня подыхает Фатиница, первая лошадь
парфорсной езды ! .. Русский конюх, сволочь, свинья, русская обезь­
яна опоил самую лучшую лошадь, а вы позволяете просить разные
глупости. Черт побирай! Сегодня последний день этой идиотской
русской масленицы, и у меня не хватает даже приставной стулья, и
публикуй будет мне делать ein grosser Scandal *, если я отменю борь­
бу. Черт побирай! У меня потребуют назад деньги и разломать мой
цирк на маленькие кусочки! Schwamm drUber! ** Я не хочу слушать
глупости, я ничего не слышал и ничего не знаю!
И он выскочил из буфета, захлопнув за собой тяжелую дверь с
такой силой, что рюмки на стойке отозвались тонким, дребезжа­
щим звоном.
111
Простившись с Антонио, Арбузов пошел домой. Надо было до
борьбы пообедать и постараться выспаться, чтобы хоть немного
освежить голову. Но опять, выйдя на улицу, он почувствовал себя
больным. Уличный шум и суета происходили где-то далеко-далеко
от него и казались ему такими посторонними, ненастоящими, точ­
но он рассматривал пеструю движущуюся картину. Переходя че­
рез улицы, он испытывал острую боязнь, что на него налетят сзади
лошади и собьют с ног.
Он жил недалеко от цирка в меблированных комнатах. Еще на
лестнице он услышал запах, который всегда стоял в коридорах, -
запах кухни, керосинового чада и мышей. Пробираясь ощупью тем­
ным коридором в свой номер, Арбузов все ждал, что он вот-вот
наткнется впотьмах на какое-нибудь препятствие, и к этому чув­
ству напряженного ожидания невольно и мучительно примешива­
лось чувство тоски, потерянности, страха и сознания своего одино­
чества.
* большой скандал (нем. ).
** Пропади он пропадом! (нем. )
243


А. И. Куприн
Есть ему не хотелось, но когда снизу, из столовой «Эврика»,
принесли обед, он принудил себя съесть несколько ложек красного
борща, отдававшего грязной кухонной тряпкой, и половину блед­
ной волокнистой котлеты с морковным соусом . После обеда ему
захотелось пить. Он послал мальчишку за квасом и лег на кровать.
И тотчас же ему показалось, что кровать тихо заколыхалась и
поплыла под ним, точно лодка, а стены и потолок медленно попол­
зли в противоположную сторону. Но в этом ощущении не было
ничего страшного или неприятного; наоборот, вместе с ним в тело
вступала все сильнее усталая, ленивая, теплая истома. Закоптелый
потолок, изборожденный, точно жилами, тонкими извилистыми
трещинами, то уходил далеко вверх, то надвигался совсем близко,
и в его колебаниях бьша расслабляющая дремотная плавность.
Где-то за стеной гремели чашками, по коридору беспрерывно
сновали торопливые, заглушаемые половиком шаги, в окно широ­
ко и неясно несся уличный гул. Все эти звуки долго цеплялись, пе­
регоняли друг друга, спутывались и вдруг, слившись на несколько
мгновений, выстраивались в чудесную мелодию, такую полную,
неожиданную и красивую, что от нее становилось щекотно в груди
и хотелось смеяться.
Приподнявшись на кровати, чтобы напиться, атлет оглядел
свою комнату. В густом лиловом сумраке зимнего вечера вся ме­
бель представилась ему совсем не такой, какой он ее привык до сих
пор видеть: на ней лежало странное, загадочное, живое выраже­
ние. И низенький, приземистый, серьезный комод, и высокий уз­
кий шкап, с его деловитой, но черствой и насмешливой наружнос­
тью, и добродушный круглый стол, и нарядное, кокетл ивое зерка­
ло - все они сквозь ленивую и томную дремоту зорко, выжида­
тельно и угрожающе стерегли Арбузова.
«Значит, у меня лихорадка>> , - подумал Арбузов и повторил
вслух:
- У меня лихорадка, - и его голос отозвался в его ушах отку­
да-то издалека слабым, пустым и равнодушным звуком.
Под колыхание кровати, с приятной сонной резью в глазах,
Арбузов забылся в прерывистом, тревожном, лихорадочном бре­
де. Но в бреду, как и наяву, он испытывал такую же чередующуюся
смену впечатлений. То ему казалось, что он ворочает со страшны­
ми усилиями и громоздит одна на другую гранитные глыбы с оmо­
лированными боками, гладкими и твердыми на ощупь, но в то же
время мягко, как вата, поддающимися под его руками. Потом эти
244


Рассказы
гл ыбы рушились и катились вниз, а вместо них оставалось что-то
ровное, зыбкое, зловеще спокойное; имени ему не бьшо, но оно
одинаково походило и на гладкую поверхность озера, и на то нкую
проволоку, которая, бесконечно вытягиваясь, жужжит однообраз­
но, утомительно и сонно. Но исчезала проволока, и опять Арбузов
воздвигал громадные гл ыбы, и опять они рушились с громом, и опять
оставалась во всем мире одна только зловещая, тоскливая проволо­
ка. В то же время Арбузов не переставал видеть потолок с трещина­
ми и СJIЫшать странно переплетающиеся звуки, но все это принадле­
жало к чужому, стерегущему, враждебному миру, жалкому и неинте­
ресному по сравнению с теми грезами, в которых он жил.
Было уже совсем темно, когда Арбузов вдруг вскочил и сел на
кровати, охваченный чувством дикого ужаса и нестерпимой физи­
ческой тоски, которая начинаЛась от сердца, переставшего биться,
наполняла всю грудь, подымалась до горла, и сжимала его. Легким
не хватало воздуху, что-то изнутри мешало ему войти . Арбузов су­
дорожно раскрывал рот, стараясь вздохнуть, но не умел, не мог
этого сделать и задыхался. Эти страшные ощущения продолжались
всего три-четь1ре секунды, но атлету казалось, что припадок на­
чался много лет тому назад и что он успел состариться за это вре­
мя. «Смерть идет!» - мелькнуло у него в голове, но в тот же мо­
мент чья-то невидимая рука тронула остановившееся сердце, как
трогают остановившийся маятник, и оно, сделав бешеный толчок,
готовый разбить грудь, забилось пугливо, жадно и бестолково.
Вместе с тем жаркие волны крови бросились Арбузову в лицо, в
руки и в ноги и покрыли все его тело испариной.
В отворенную дверь просунулась большая стриженая голова с
тонкими, оттопыренными, как крьшья у летучей мыши, ушами. Эrо
пришел Гришутка, мальчишка, помощник коридорного, справиться
о чае. Из-за его спины весело и ободряюще скользнул в номер свет
от лампы, зажженной в коридоре.
- Прикажете самоварчик, Никит Ионыч?
Арбузов хорошо слышал эти слова, и они ясно оmечатлелись в
его памяти, но он никак не мог заставить себя понять, чт6 они зна­
чат. Мысль его в это время усиленно работала, стараясь уловить
какое-то необыкновенное, редкое и очень важное слово, которое
он слышал во сне перед тем, как вскочить в припадке.
- Никит Ионыч, подавать, что ли, самовар-то? Седьмой час.
- Постой, Гришутка, постой, сейчас, - отозвался Арбузов, по-
прежнему слыша и не понимая мальчишки, и вдруг поймал забытое
245


А. И. Куприн
слово: «Бумеранг». Бумеранг - это такая изогнутая, смешная де­
ревяшка, которую в цирке на Монмартре бросали какие-то чер­
ные дикари, маленькие, голые, ловкие и мускулистые человечки. И
тотчас же, точно освободившись от пут, внимание Арбузова пере­
неслось на слова мальчишки, все еще звучавшие в памяти.
-
Седьмой час, ты говоришь? Ну, так неси скорее самовар,
Гриша.
Мальчик ушел. Арбузов долго сидел на кровати, спустив на пол
ноги, и прислушивался, глядя в темные углы, к своему сердцу, все
еще бившемуся тревожно и суетливо. А губы его тихо шевелились,
повторяя раздельно все одно и то же, поразившее его, звучное, уп­
ругое слово:
-
Бу-ме-ранг!
IV
К девяти часам Арбузов пошел в цирк. Большеголовый маль­
чишка из номеров, страстный поклонник циркового искусства, нес
за ним соломенный сак с костюмом. У ярко освещенного подъезда
было шумно и весело. Непрерывно, один за другим, подъезжали из­
возчики и по мановению руки величественного, как статуя, городо­
вого, описав полукруг, отъезжали дальше, в темноту, где длинной
вереницей стояли вдоль улицы сани и кареты. Красные цирковые
афиши и зеленые анонсы о борьбе виднелись повсюду - по обеим
сторонам входа, около касс, в вестибюле и коридорах, и везде Арбу­
зов видел свою фамилию, напечатанную громадным шрифтом. В
коридорах пахло конюшней, газом, тырсой, которой посыпают аре­
ну, и обыкновенным запахом зрительных зал - смешанным запа­
хом новых лайковых перчаток и пудры. Эrи запахи, всегда немного
волновавшие и возбуждавшие Арбузова в вечера перед борьбою,
теперь болезненно и неприятно скользнули по его нервам.
За кулисами, около того прохода, из которого выходят на аре­
ну артисты, висело за проволочной сеткой освещенное газовым
рожком рукописное расписание вечера с печатными заголовками:
<<ArЬeit. Pferd. Кlown»*. Арбузов заглянул в него с неясной и наи­
вной надеждой не найти своего имени. Но во втором отделении, про­
тив знакомого ему слова «Кampf»**, стояли написанные крупным,
• Работа. Лошадь. Клоун (нем.).
** Борьба (нем.).
246


Иллюстрация к рассказу «В цирке» .
Сер едина ХХ века.


Рас
с
казы
катящимся вниз почерком полуграмотного человека две фамили
и
:
Arbusow u. Roeber.
На арене кричали картавыми, деревянными голосами и хохо­
тали идиотским смехом клоуны. Антонио Батисто и его жена, Ген­
риетта, дожидались в проходе окончания номера. На обоих были
одинаковые костюмы из нежно-фиолетового, расшитого золоты­
ми блестками трико, отливавшего на сгибах против света шелко­
вым глянцем, и белые атласные туфли.
Юбки на Генриетте не было, вместо нее вокруг по.яса висела
длинная и частая золотая бахрома, сверкавшая при каждом ее дви­
жении. Атласная рубашечка фиолетового цвета, надета.я пр.ямо
поверх тела, без корсета, была свободна и совсем не стесняла дви­
жений гибкого торса. Поверх трико на Генриет
т
е был наброшен
длинный белый арабский бурнус, м.ягко оттенявший ее хорошень­
кую, черноволосую, смуглую головку.
- Et Ьien, monsieur Arbousoff?* - сказала Генриет
т
а, ласково
улыбаясь и прот.ягива.я из-под бурнуса обнаженную, тонкую, но
сильную и красивую руку. - Как вам нравятся наши новые костю­
мы? Это Идея моего Антонио. Вы прИдете на манеж смотреть наш
номер? Пожалуйста, приходите. У вас хороший глаз, и вы мне при­
носите удачу.
Подошедший АIП'оиио дружешобно похлопал Арбузова по плечу.
-
Ну, как дела, мой голюбушка? АН right!** Я держу за вас
пари с Винченцо на одна бутылка коньяк. Смотрите же!
По цирку прокатился смех, и затрещали аплодисменты. Два
клоуна с белыми лицами, вымазан
ными
черной и малиновой крас­
кой, выбежали с арены в корИдор. Они точно позабыли на своих
лицах широкие, бес
с
мысленные улыбки, но их груди после утоми­
тельных сальто-мортале дышали глубоко и быстро. Их вызвали и
заставили еще что-то сделать, потом еще раз и еще, и только когда
музыка заиграла вальс и публика утихла, они ушли в уборную, оба
потные, как-то сразу опустившиеся, разбитые усталостью.
Не занятые в этот вечер артисты, во фраках и в панталонах с
золотыми лампасами, быстро и ловко опустили с потолка боль­
шую сетку, притянув ее веревками к столбам. Потом они выстрои­
лись по обе стороны прохода, и кто-то отдернул занавес. Ласково
и кокетливо сверкнув глазами из-под тонких смелых бровей,
•Ну как, господин Арбузов? (франц. )
•• Прекрасно! (англ. )
1 7-273!1
247


А. И. Куприн
Генриетrа сбросила свой бурнус на руку Арбузову, быстрым женс­
ким привычным движением поправила волосы и, взявшись с му­
жем за руки, грациозно выбежала на арену. Следом за ними, пере­
дав бурнус конюху, вышел и Арбузов.
В труппе все любили смотреть на их работу. В ней, кроме кра­
соты и легкости движений, изумляло цирковых артистов доведен­
ное до невероятной точности чувство темпа - особенное, шестое
чувство, вряд ли понятное где-нибудь, кроме балета и цирка, но
необходимое при всех трудных и согласован
ных
движениях под му­
зыку. Не теряя даром ни одной секунды и соразмеряя каждое дви­
жение с плавными звуками вальса, Антонио и Генриетrа проворно
подНЯЛИсь под купол, на высоту верхних рядов галереи. С разных
концов цирка они посылали публике воздушные поцелуи: он, сидя
на трапеции, она, стоя на легком табурете, обитом таким же фио­
летовым атласом, какой был на ее рубашке, с золотой бахромой на
краях и с инициалами А и В посредине.
Все, что они делали, было одновременно, согласно и, по-види­
мому, так легко и просто, что даже у цирковых артистов, глядев­
ших на них, исчезало представление о трудности и опасности этих
упражнений. Опрокинувшись всем телом назад, точно падая в сет­
ку, Антонио вдруг повисал вниз головой и, уцепившись ногами за
стальную палку, начинал раскачиваться взад и вперед. Генриетrа,
стоя на своем фиолетовом возвышении и держась вытянутыми ру­
ками за трапецию, напряженно и выжидательно следила за каж­
дым движением мужа и вдруг, поймав темп, опалкивалась от та­
бурета ногами и летела навстречу мужу, выmбаясь всем телом и
вытяmвая назад стройные ноm. Ее трапеция была вдвое длиннее и
делала вдвое большие размахи: поэтому их движения то шли па­
раллельно, то сходились, то расходились".
И вот, по какому-то незаметному нидля кого сигналу, она бро­
сала палку своей трапеции, падала ничем не поддерживаемая вниз
и вдруг, скользнув руками вдоль рук Антонио, крепко сплеталась с
ним кисть за кисть. Несколько секунд их тела, связавшись в одно
mбкое, сильное тело, плавно и широко качались в воздухе, и ат­
ласные туфельки Генриет
ты
чертили по поднятому вверх краю сет­
ки; затем он переворачивал ее и опять бросал в пространство, как
раз в тот момент, когда над ее головою пролетала брошенная ею и
все еще качающаяся трапеция, за которую она быстро хваталась,
чтобы одним размахом вновь перенестись на другой конец цирка,
на свой фиолетовый табурет.
248


Расска3ЪI
Последним упражнением в их номере бьш полеr свысоты. Штал­
мейстеры подтянули трапецию на блоках под самый купол цирка
вместе с сидящей на ней Генриетгой. Там, на семисаженной высо­
те, артистка осторожно перепша на неподвижный турник, почти
касаясь головой стекол слухового окна. Арбузов смотрел на нее, с
усилием подымая вверх голову, и думал, что, должно быть, Анто­
нио кажется ей теперь сверху совсем маленьким, и у него от этой
мысли кружилась голова.
Убедившись, что жена прочно утвердилась на турнике, Анто­
нио опять свесился головой вниз и стал раскачиваться. Музыка,
игравшая до сих пор меланхолический вальс, вдруг резко оборва­
ла его и замолкла. Слышалось только однотонное, жалобное ши­
пение углей в электрических фонарях. Жуткое напряжение чувство­
валось в тишине, которая наступила вдруг среди тысячной толпы,
жадно и боязливо следившей за каждым движением артистов ...
-Pronto!* - резко, уверенно и весело крикнул Антонио и бро­
сил вниз, в сетку, белый маток, которым он до сих пор, не переста­
вая качаться взад и вперед, вытирал руки. Арбузов увидел, как при
этом восклицании Генриет
т
а, стоявшая под куполом и державшая­
ся обеими руками за проволоки, нервно, быстро и выжидательно
подалась всем телом вперед.
- Attenti!** - опять крикнул Антонио.
Угли в фонарях тянули все ту же жалобную однообразную ноту,
а молчание в цирке становилось тягостным и грозным.
- Allez! *** - раздался отрывисто и властно голос Антонио.
Казалось, этот повелительный крик столкнул Генриеrту с тур­
ника. Арбузов увидел, как в воздухе, падая стремглав вниз и кру­
тясь, пронеслось что-то большое фиолетовое, сверкающее золоты­
ми искрами. С похолодевшим сердцем и с чувством внезапной раз­
дражающей слабости в ногах атлеr закрьш глаза и открьш их толь­
ко тогда, когда, вслед за радостным, высоким, гортанным криком
Генриеrты, весь цирк вздохнул шумно и глубоко, как великан, сбро­
сивший со спины тяжкий груз . Музыка заиграла бешеный галоп, и,
раскачиваясь под него в руках Антонио, Генриет
т
а весело переби­
рала ногами и била ими одна о другую. Брошенная мужем в сеr­
ку, она провалилась в нее глубоко и мягко, но тотчас же, упруго
• Бысrро! (итал. )
•• Внимание! (итал.)
••• Вперед! (фр шщ. )
249


А. И. Куприн
подброшенная обратно, стала на ноги и, балансируя на трясущей­
ся сетке, вся сияющая неподдельной, радостной улыбкой, раскрас­
невшаяся, прелестная, кланялась кричащим зрителям... Накидывая
на нее за кулисами бурнус, Арбузов заметил, как часто подыма­
лась и опускалась ее грудь и как напряженно бились у нее на вис­
ках тонкие голубые жилки ...
v
Звонок прозвонил антракт, и Арбузов пошел в свою уборную
одеваться. В соседней уборной одевался Ребер. Арбузову сквозь
широкие щели наскоро сколоченной перегородки бьшо видно каж­
дое его движение. Одеваясь, американец то напевал фальшивым
баском какой-то мотив, то принимался насвистывать и изредка
обменивался со своим тренером короткими, отрывистыми слова­
ми, раздававшимися так странно и глухо, как будто бы они выхо­
дили из самой глубины его желудка. Арбузов не знал английского
языка, но каждый раз, когда Ребер смеялся или когда интонация
его слов становилась сердитой, ему казалось, что речь идет о нем и
о его сегодняшнем состязании, и от звуков этого уверенного, ква­
кающего голоса им все сильнее овладевало чувство страха и физи­
ческой слабости.
Сняв верхнее платье, он почувствовал холод и вдруг задрожал
крупной дрожью лихорадочного озноба, от которой затряслись его
ноги, живот и плечи, а челюсти громко застукали одна о другую.
Чтобы согреться, он послал Гришутку в буфет за коньяком. Конь­
як несколько успокоил и согрел атлета, но после него, так же как и
утром, по всему телу разлилась тихая, сонная усталость.
В уборную поминуmо стучали и входили какие-то люди. Тут
были кавалерийские офицеры, с ногами, обтянутым
и
, точно три­
ко, тесными рейтузами, рослые гимназисты в смешных узеньких
шапках и все почему-то в пенсне и с папиросами в зубах, щеголева­
тые студенты, говорившие очень громко и называвшие друг друга
уменьшительными именами. Все они трогали Арбузова за руки, за
грудь и за шею, восхищались видом его напруженных мускулов.
Некоторые ласково, одобрительно похлопывали его по спине, точ­
но призовую лошадь, и давали ему советы, как вести борьбу. Их
голоса то звучали для Арбузова откуда-то издали, снизу, из-под
земли, то вдруг надвигались на него и невыносимо болезненно били
его но голове. В то же время он одевался машинальными, привыч-
250


РаССl(QЗЫ
ными движениями, заботливо расправляя и натягивая на своем теле
тонкое трико и крепко затягивая вокруг живота широкий кожа­
ный пояс.
Заиграла музыка, и назойливые посетители один за другим выш­
ли из уборной. Остался только доктор Луховицын. Он взял руку
Арбузова, нащупал пульс и покачал головой:
- Вам теперь бороться - чистое безумие. Пульс как молоток,
и руки совсем холодные. Поглядите в зеркало, как у вас расшире­
ны зрачки.
Арбузов взглянул в маленькое наклонное зеркало, стоявшее на
столе, и увидел показавшееся ему незнакомым большое, бледное,
равнодушное лицо.
- Ну, все равно, доктор, - сказал он лениво и, поставив ногу
на свободный стул, стал тщательно обматывать вокруг икры тон­
кие ремни от туфли.
Кто-то, пробегая быстро по коридору, крикнул поочередно в
двери обеих уборных:
- Monsieur Ребер, monsieur Арбузов, на манеж!
Непобедимая истома вдруг охватила тело Арбузова, и ему за­
хотелось долго и сладко, как перед сном, тянуться руками и спи­
ной. В углу уборной бьши навалены большой беспорядочной ку­
чей черкес
с
кие костюмы для пантомимы третьего отделения. Гля­
дя на этот хлам, Арбузом подумал, что нет ничего лучше в мире,
как забраться туда, улечься поуютнее и зарыться с головой в теп­
лые, мягкие одежды.
- Надо идти, - сказал он, подымаясь со вздохом . - Доктор,
вы знаете, что такое бумеранг?
- Бумеранг? - с удивлением переспросил доктор. - Эrо, ка­
жется, такой особенный инструмент, которым австралийцы бьют
попугаев. А впрочем, может быть, вовсе и не попугаев... Так в чем
же дело?
- Просто вспомнилось... Ну, пойдемте, доктор.
У занавеса в дощатом широком проходе теснились завсегдатаи
цирка - артисты, служащие и конюхи; когда показался Арбузов,
они зашеmались и быстро очистили ему место перед занавесом.
Следом за Арбузовым подходил Ребер. Избегая глядеть друг на
друга, оба атлета стали рядом, и в эту минуту Арбузову с необык­
новенной ясностью пpиIWia в голову мысль о том, как дико, беспо­
лезно, нелепо и жестоко то, что он собирается сейчас делать. Но он
также знал и чувствовал, что его держит здесь и заставляет именно
251


А. И. Куприн
так поступать какая-то безыменная беспощадная сила. И он стоял
неподвижно, глядя на тяжелые складки занавеса с тупой и печаль­
ной покорностью.
- Готово? - спросил сверху, с музыкантской эстрады, чей-то
голос.
- Готово, давай! - отозвались внизу.
Послышался тревожный стук капельмейстерской палочки, и
первые такты марша понеслись по цирку веселыми, возбуждающи­
ми, медными звуками. Кто-то быстро распахнул занавес, кто-то
хлопнул Арбузова по плечу и отрывисто скомандовал ему: <<Allez!»
Плечо о плечо, ступая с тяжелой самоуверенной грацией, по-пре­
жнему не глядя друг на друга, борцы прошли между двух рядов
выстроившихся артистов и, дойдя до средины арены, разошлись в
разные стороны.
Один из шталмейстеров также вышел на арену и, став между
атлетами, начал читать по бумажке с сильным иностранным ак­
центом и со множеством ошибок объявление о борьбе.
-Сейчас состоится борьба, по римско-французским правилам,
между знаменитыми атлетами и борцами, господином Джоном Ре­
бером и господином Арбузовым. Правила борьбы заключаются в
том, что борцы могут как угодно хватать друг друга от головы до
пояса. Побежденным считается тот, кто коснется двумя лопатками
земли. Царапать друг друга, хватать за ноги и за волосы и душить
за шею - запрещается. Борьба эта - третья, решительная и после­
дняя . Поборовший своего противника получает приз в сто рублей ...
Перед началом состязания борцы подают друг другу руки, как бы
в виде клятвенного обещания, что борьба будет вестись ими чест­
но и по всем правилам.
Зрители слушали его в таком напряженно,м, внимательном мол­
чании, что казалось, будто каждый из них удерживает дыхание.
Вероятно, это был самый жгучий момент во всем вечере - момент
нетерпеливого ожидания. Лица побледнели, рты полураскрылись,
головы выдвинулись вперед, глаза с жадным любопытством при­
ковались к фигурам атлетов, неподвижно стоявших на брезенте,
покрывавшем песок арены.
Оба борца были в черном трико, благодаря которому их туло­
вища и ноги казались тоньше и стройнее, чем они были в самом
деле, а обнаженные руки и голые шеи - массивнее и сильнее. Ре­
бер стоял, слегка выдвинув вперед ногу, упираясь одной рукой в
бок, в небрежной и самоуверенной позе, и, закинув назад голову,
252


Paccltl
lЗ
ы
обводил глазами верхние ряды. Он знал по опыту, что симпатии
галереи будуr на сrороне его противника, как более молодого, кра­
сивого, изящного, а главное, носящего русскую фамилию борца, и
этим небрежным, спокойным взглядом точно посылал вызов раз­
глядывавшей его толпе. Он бьш среднего pocra, широкий в плечах
и еще более широкий к тазу, с короткими, толстыми и кривыми,
как корни могучего дерева, ногами, длиннорукий и сгорбленный,
как большая, сильная обезьяна. У него была маленькая лысая го­
лова с бычачьим затыл ком, который, начиная от макушки, ровно
и плоско, без всяких изгибов, переходил в шею, так же как и шея,
расширяясь книзу, непосредсrвенно сливалась с плечами . Этот
сrрашный затылок невольно возбуждал в зрителях смутное и бояз­
ливое предсrавление о жесrокой, нечеловеческой силе.
Арбузов сrоял в той обычной позе профессиональных атлетов,
в которой они снимаются всегда на фотографиях, то есть со скре­
щенными на груди руками и со втянутым в грудь подбородком.
Его тело бьшо белее, чем у Ребера, а сложение почти безукоризнен­
ное: шея выступала из низкого выреза трико ровным, круглым,
мощным стволом, и на ней держалась свободно и легко красивая,
рыжеватая, коротко остриженная голова с низким лбом и равно­
душными чертами лица. Грудные мышцы, стиснутые сложенными
руками, обрисовывались под трико двумя выпуклыми шарами,
круглые плечи отливали блеском розового атласа под голубым си­
янием электрических фонарей.
Арбузов присrально глядел на читающего шталмейстера. Один
только раз он отвел от него глаза и обернулся на зрителей. Весь
цирк, сверху донизу наполненный людьми, был точно залит сплош­
ной черной волной, на которой, громоздясь одно над другим, вы­
делялись правильными рядами белые круглые пятна лиц. Каким­
то беспощадным, роковым холодом повеяло на Арбузова от этой
черной, безл ичной массы. Он всем сущесrвом понял, что ему уже
нет возврата с этого ярко освещенного заколдованного круга, что
чья-то чужая, огромная воля привела его сюда и нет силы, которая
могла бы засrавить его вернуться назад. И от этой мысли атлет
вдруг почувсrвовал себя беспомощным, растерянным и слабым, как
заблудившийся ребенок, и в его душе тяжело шевельнулся насrоя­
щий животный crpax, темный, инстинктивный ужас, который, ве­
роятно, овладевает молодым быком, когда его по залитому кро­
вью асфальту вводят на бойню.
253


А. И. Куприн
Шталмейстер кончил и отошел к выходу. Музыка опять заиг­
рала отчетливо, весело и осторожно, и в резких звуках труб слыша­
лось теперь лукавое, скрытое и жестокое торжество. Был один
страшный момент, когда Арбузову представилось, что эти вкрад­
чивые звуки марша, и печальное шипение углей, и жуткое молча­
ние зрителей служат продолжением его послеобеденного бреда, в
котором он видел тянущуюся перед ним длинную, монотонную
проволоку. И опять в его уме кто-то произнес причудливое назва­
ние австралийского инструмента.
До сих пор, однако, Арбузов надеялся на то, что в самый после­
дний момент перед борьбой в нем, как это всегда бывало раньше,
вдруг вспыхнет злоба, а вместе с нею уверенность в победе и быст­
рый прилив физической силы. Но теперь, когда борцы поверну­
лись друг к другу и Арбузов в первый раз встретил острый, и хо­
лодный взгляд маленьких голубых глаз американца, он понял, что
исход сегодняшней борьбы уже решен.
Атлеты пошли друг к другу навстречу. Ребер приближался бы­
стрыми, мягкими и упругими шагами, наклонив вперед свой страш­
ный затьшок и слегка сгибая ноги, похожий на хищное животное,
собирающееся сделать скачок. Сойдясь на середине арены, они об­
менялись быстрым, сильным рукопожатием, разошлись и тотчас
же одновременным прыжком повернулись друг к другу лицами. И
в отрывистом прикосновении горячей, сильной, мозолистой руки
Ребера Арбузов почувствовал такую же уверенность в победе, как
и в его колючих глазах.
Сначала она пробовали захватить друг друга за кисти рук, за
локти и за плечи, вывертываясь и уклоняясь в то же время от захва­
тов противника. Движения их были медленны, мягки, осторожны
и расчетливы, как движения двух больших кошек, начинающих
играть. Упираясь виском в висок и горячо дыша друг другу в пле­
чи, они постоянно переменяли место и обошли кругом всю арену.
Пользуясь своим высоким ростом, Арбузов обхватил ладонью за­
тьшок Ребера и попробовал нагнуть его, но голова американца
быстро, как голова прячущейся черепахи, ушла в плечи, шея сдела­
лась твердой, точно стальной, а широко расставленные ноги креп­
ко уперлись в землю. В то же время Арбузов почувствовал, что Ре­
бер изо всех сил мнет пальцами его бицепсы, стараясь причинить
им боль и скорее обессилить их.
Так они ходили по арене, едва переступая ногами, не отрываясь
друг от друга и делая медленные, точно ленивые и нерешительные
254


Рассказы
движения. Вдруг Ребер, поймав обеими руками руку своего про­
тивника, с силой рванул ее на себя. Не предвидевший этого при­
ема, Арбузов сделал вперед два шага и в ту же секунду почувство­
вал, что его сзади опоясали и подымают от земли сильные, сплет­
шиеся у него на груди руки. Инстинктивно, для того что бы увели­
чить свой вес, Арбузов перегнулся верхней частью туловища впе­
ред и, на случай нападения, широко расставил руки и ноги. Ребер
сделал несколько усилий притянуть к своей груди его спину, но,
видя, что ему не удастся поднять тяжелого атлета, быстрым толч­
ком заставил его опуститься на четвереньки и сам присел рядом с
ним на колени, обхватив его за шею и за спину.
Некоторое время Ребер точно раздумывал и примеривался.
Потом искусным движением он просунул свою руку сзади, под
мышкой у Арбузова, изогнул ее вверх, обхватил жесткой и силь­
ной ладонью его шею и стал нагибать ее вниз, между тем как дру­
гая рука, окружив снизу живот Арбузова, старалась перевернуть
его тело по оси. Арбузов сопротивлялся, напрягая шею, шире рас­
ставляя руки и ближе пригибаясь к земле. Борцы не двигались с
места, точно застыв в одном положении, и со стороны можно было
подумать, что они забавляются или отдыхают, если бы не бьшо за­
метно, как постепенно наливаются кровью их лица и шеи и как их
напряженные мускулы все резче выпячиваются под трико. Они
дышали тяжело и громко, и острый запах их пота был слышен в
первых рядах партера.
И вдруг прежняя, знакомая физическая тоска разрослась у Ар­
бузова около сердца, наполнила ему всю грудь, сжала судорожно
за горло, и все тотчас же стало для него скучным, пустым и безраз­
личным: и медные звуки музыки, и печальное пение фонарей, и цирк,
и Ребер, и самая борьба. Что-то вроде давней привычки еще зас­
тавляло его сопротивляться, но он уже слышал в прерывистом, об­
дававшем ему затылок дыхании Ребера хриплые звуки, похожие на
торжествующее звериное рычание, и уже одна его рука, оторвав­
шись от земли, напрасно искала в воздухе опоры . Потом и все его
тело потеряло равновесие, и он, неожиданно и крепко прижатый
спиной к холодному брезенту, увидел над собой красное, потное
лицо Ребера с растрепанными, свалявшимися усами, с оскаленны­
ми зубами, с глазами, искаженными безумием и злобой ...
Поднявшись на ноги, Арбузов, точно в тумане, видел Ребера,
который на все стороны кивал головой публике. Зрители, вскочив
с мест, кричали как исступленные, двигались, махали платками, но
255


А. И. Куприн
все это казалось Арбузову давно знакомым сном - сном нелепым,
фантастическим и в то же время мелким и скучным по сравнению с
тоской, разрывавшей его грудь. Шатаясь, он добрался до уборной.
Вид сваленного в кучу хлама напомнил ему что-то неясное, о чем
он недавно думал, и он опустился на него, держась обеими руками
за сердце и хватая воздух раскрытым ртом .
Внезапно, вместе с чувством тоски и потери дыхания, им овла­
дели тошнота и слабость. Все позеленело в его глазах, потом сrало
темнеть и проваливаться в глубокую черную пропасть. В его мозгу
резким, высоким звуком - точно там лопнула тонкая струна -
кто-то явственно и раздельно крикнул: бу-ме-ранг! Потом все ис­
чезло: и мысль, и сознание, и боль, и тоска. И это случилось так же
просто и быстро, как если бы кто дунул на свечу, горевшую в тем­
ной комнате, и погасил ее".
1901
ЛЕСНАЯ ГЛУШЬ
Середина апреля. Вечер. Я иду по узкой, твердой, корчеватой
лесной дорожке, которая двумя глубокими песчаными колеями вьет­
ся среди хвойного молодняка, выросшего вокруг серых дряблых
пней. Рядом со мною идет Кирила, сотский из Зульни, впереди -
полесовщик Талимон. Оба они шагают редко, но размашисто: под
их ногами, обутыми в лыковые постолы, не треснет ни одна сухая
веточка. Время от времени Талимон сходит с тропинки, нагибает­
ся и шарит руками в буреломе. Он разыскивает лучину, которую
еще утром нащепал для костра, и никак не может найти ее. Вероят­
но, он забыл место, но сознаться ему в этом, как старому охотнику,
особенно перед своим всегдашним соперником - сотским, не хо­
чется, и я слышу, как он, не выпуская изо рта короткой трубки,
ворчит что-то про <<ЗЛодиев» и «бисовых сынов».
Сегодня мы разложим в лесу костер и около него вздремнем
часа три-четыре, до той поры, когда начнет чуть-чуть брезжить
рассвет. К заре мы уже должны быть в «будках», что бы не прозе­
вать первого тетеревиного тока.
Сотский Кирила и Талимон - мои всегдашние спутники по
охоте. Кирила -высокий, костлявый и весь какой-то развинченный
мужик. У него худое, желтое лицо, впалые щеки, плохо выбритый
256


Рассказы
острый подбородок и огромный лоб, по обе стороны которого
падают прямые, длинные волосы; в общем, его голова напоминает
голову опереточного математика или астронома. На нем надет
поверх кожуха войлочный <<Л атую> , уже старенький, но чистый и
франтоватый, - правая сторона у латуна коричневая, а левая -
серая, и все швы оторочены красным шнурком. Баранью шапку,
отправляясь на охоту, Кирила надевает набекрень так, что она зак­
рывает ему один гл аз, и тогда вся деревня знает, что «сотник иде на
пановку».
Кирила служил «В москалях», был под Плевной и получил Ге­
оргиевский крест, - за что получил? - добиться от него толком
невозможно. Из его же собственного рас
с
каза выходИТ только, что
<<Як турци нас забрали в плин, то разом узяли с нами и майора Пти­
цына, а потом, як мы вен стали утекать, то майора Птицына турци
забили геть до смерти ...». В настоящее время он уже десятый год
подряд служит по выборам сотским, получает за это восемь рублей
в год, исполняет свои обязанности с неугасаемым «административ­
ным восторгом» и в душе чрезмерно преувеличивает размеры об­
лекающей его вл асти . Арестанты из его села отправляются до сле­
дующего этапа не иначе, как со связанными назад руками, между
которыми продета длинная веревка; за каждый из концов этой ве­
ревки держатся конвоирующие двое мужиков, что придает всей
процес
с
ии внушительный и комический вид. Сотский ведет очередь,
кому из хозяев идти на какие общественные работы, и хотя уверя­
ет, что у него на это есть какая-то «ханстрюкция», но, кажется, ру­
ководствуется при распределении наряда более симпатиями, зак­
люченными за чаркой, нежели указаниями таинственной инструк­
ции. Он до некоторой степени предводительствует общественным
мнением, и по праздникам в толпе, собравшейся на лужайке около
монопольного забора (эта лужайка - своеобразный сельский клуб),
осо бенно громко раздается его голос. До моего окна доносятся не­
изменно одни и те же задорные фразы: <<Я ему док8жу»". «Закон не
позволяет» ". <<Як мене поставили начальством»". Пьян он бывает
редко, но, выпивши, безобразничает. Тогда он ходИТ непременно
по самой середине улицы и требует, чтобы перед ним снимали шап­
ки. «Що ж ты? Не бачишь, що начальство иде? »-кричит он, под­
пираясь руками в бока. В эти пьяные минуты случается, что ему
приходит в голову какая-нибудь сумасбродно-административная
затея , например, отдать приказ, чтобы завтра же все село выезжа­
ло строить новый мост через Горынь, и с непременным условием
257


А. И. Куприн
окончить постройку к вечеру. Крестьяне ему не противоречат, от­
лично зная, что на другой день сотский даже и не вспомнит о своем
вдохновенном предприятии.
Киряла ужасно любит разговаривать со всяким начальством.
При этом разговоре он от излишнего усердия вихляет всем тулови­
щем, подергивает бедрами и отчаянно жестикулирует большим
пальцем правой руки, оттопыренным в сторону от остальных паль­
цев, сжатых в кулак. Многословная его речь так и пестрит кудрева­
тыми выражениями, вроде: <<Какая разница!»... «окончательно со­
всем» ... «без никакого внимания». Титулы, которыми он величает
исправника и станового, всегда разнообразны и нелепо преувели­
чены. Если же в присутствии властей сотскому приходится вести
разговор с лицом, ему самому подчиненным, то хотя голова сотс­
кого и обращена к этому подчиненному, но глаза устремлены все
время на власть с заигрывающим выражением, а в тоне его слов
слышится угодливая пренебрежительность, - дескать, «видите,
пане, какая мужицкая необразованность и как мы с вами все это
хорошо и тонко понимаем»...
В комнатах с ним разговаривать неудобно, потому что он кри­
чит, как на пожаре (голос у него - фальцет, - осипший и надса­
женный), тотчас же перебивает всякого, кто при нем заговорит, сам
тараторит без умолку и ничего не слышит, кроме своих собствен­
ных витиеватых фраз. Дома у себя и с крестьянами он гораздо про­
ще, естественнее, но с начальством и с господами почему-то счита­
ет необходимым быть как можно бестолковее и при первом же удоб­
ном случае охотно впадает в роль шута. Начальство, кажется, лю­
бит его, но при каждом проезде не преминет собственноручно при­
бить, о чем Киряла потом рассказывает со всеми признаками хвас­
тливого удовольствия: «Or як мини врядник в пыку запалил! Беда! .. »
Получив служебную бумагу, он, прежде чем ее распечатать, со зна­
чительным видом надевает на нос огромные, круглые прадедовс­
кие очки в роговой оправе и затем уже, наморщив лоб и сжав губы,
рассматривает документ, держа его нередко вверх ногами. Конеч­
но, эти внушительные приемы никого не обманывают, потому что
всякому известно, что ни в Зульне, ни в Крешеве, ни в Яблонном, с
его окрестностями, ни один человек не умеет читать, кроме бывше­
го шинкаря Лейбы Фикуса, к которому потом сотский и отнесет
бумагу для прочтения.
Киряла - недурной стрелок, но охотник - несчастливый, а
главное дело, хвастун. Отправляясь на охоту и заломив шапку
258


Рас
с
казы
набок, он кричит на весь лес и божится, что сегодня уж наверняка
принесет домой полную сумку, а сумка у него чудовищных разме­
ров. При промахе он сначала с изумлением смотрит на ружье, по­
жимает плечами, и в недоумении спрашивает: «Що це таке с моей
стрельбой зробилось? » - потом идет на то место, где сидела дичь,
и тщательно разыскивает перья или следы крови. Если же ему слу­
чится убить что-нибудь, то он несет дичь на ксендзовский двор или
к органисту и продает там. Каждый раз после охоты он доводит
меня до калитки и, сняв шапку и склонив просительно набок свою
водевильную голову, говорит заискивающим, тихим голосом:
- Панычу, а як бы вы сотнику пожаловали на крючок водки?..
Талимон - человек другого склада. Он совсем плохой хозяин,
и его хату можно безошибочно найти, потому что она самая худ­
шая во всем селе: дрань на крыше дырявая, еле держится, стекла в
окнах почти все повыбиты и заменены тряпками, стены ушли в зем­
лю и покосились. Кожух у Талимона испещрен заплатами и разод­
ран под мышками, из шапки кое-где повылезли клочья ваты, но
вся одежда сидит на нем хорошо, почти изящно. Он невысок рос­
том, поджар и очень ловок в движениях. Все его лицо от самых
глаз заросло волосами; черные усы сливаются с черной бородой,
короткой, но чрезвычайно густой и жесткой. Под широкими чер­
ными бровями глубоко сидят большие круглые черные глаза, ко­
торые смотрят сурово, недоверчиво и немного испуганно: я это
стран
н
ое выражение не раз подмечал у людей, проводящих боль­
шую часть жизни в лесу. Голос у Талимона глуховатый, носового
тембра, не лишенный приятности, но говорит он редко и мало, -
тоже как все лесные люди. Смеется он еще реже, но зато улыбка
совершенно изменяет его лицо: оно вдруг становится таким ласко­
вым и добродушным, что на него просто залюбуешься.
Талимон скромен, застенчив и уступчив. Он ни про кого не от­
зывается дурно, разве только если при нем похвалят плохого охот­
ника, то он слабо и презрительно махнет рукой. Про свои охотни­
чьи успехи он никогда не говорит без особенного повода, но рас­
сказ его, при всей суровой сжатости, всегда занимателен и карти­
нен. Когда сотский с криком и нелепыми телодвижениями начина­
ет руководить порядком охоты, Талимон не возражает ему, а дела­
ет по-своему, что выходит гораздо лучше и чему сотский беспре­
кословно подчиняется, приписывая, однако, успех охоты своим
распоряжениям.
259


А. И .Куприн
У Талимона есть одна дорогая и трогательная общественная
черта: он охотно берет на себя самые неприятные, хлопотливые
обязанности и безропотно становится на охоте на худшие места.
Он первый лезет по пояс в болото, первый переправляется по жид­
кому весеннему льду, строит шалаши, разводит костры, чистит ру­
жья". Здоровье у него плохое. Часто, идя вместе на охоту, я слышу
его кашель, такой странный, отрывистый и сухой, что я долго не
мог к нему привыкнуть: все мне казалось, что Талимон чему-то
внезапно рассмеялся, и я с любопытством оборачивался в его сто­
рону. Я думаю, что у него наследственная чахотка и что он не про­
живет долго, особенно при его молчаливой, упорной страсти к спир­
тному. Если же кашель начинает его мучить чересчур сильно, тог­
да Талимон приходит ко мне за лекарством. Лекарство это, изоб­
ретенное едва ли не самим Талимоном, состоит из большой рюмки
водки, куда я капаю четыре или пять капель французского скипи­
дару. <<А ну-ка, паныч, дайте мини трошки тэрпэтыны". що-сь у
меня в грудях заложило», - говорит он в этих случаях, после не­
скольких минут нерешительного колебания на пороге моей комна­
ты. Я боюсь ошибиться, но мне кажется, что, если бы я предложил
Талимону принимать скипидар на воде, я бы рисковал потерять
навсегда единственного своего пациента.
В хозяйственном быту Талимон лентяй, каких свет не создавал.
Вместо самого необходимого домашнего дела он предпочитает це­
лые сутки бродить по лесу с ружьем за плечами. Когда его тринад­
цатилетняя дочь Варка вместе со своим братишкой Архипом вспа­
хивают кое-как, неумелыми слабыми руками, жалкий клочок поля,
Талимон только смотрит на них с завалинки, равнодушно покури­
вая трубку, околоченную медью.
Обаони-исотскийиТалимон-стреляютизтакихружей,
каких я более нигде не встречал: фунтов по пятнадцати весом, око­
ло вершка калибром, с самодельными ложами и чудовищной отда­
чей, способной свалить на землю телеграфный столб. Эrи редкие
предметы достались им по наследству, и оба охотника не согласят­
ся променять их ни на какую централку.
-Теперь такой «стрельбы» не могут сделать, - говорит иног­
да Талимон, любовно поглядывая на свой аркебуз. -Эrо «стрель­
ба» настоящая, бо она ще за Катерыну Великую зроблена. О!"
И надо видеть, с каким многозначительным видом подымается
кверху черный палец Талимонов при этом : о!
260


РассК1
1З
ы
У них обоих есть собаки - отдаленные ублюдки гончих, у Ки­
рилы - Сокол, а у Талимона - Свирьга. Собаки, надо отдать им
справедливость, прескверные, но меня они интересуют в том отно­
шении, что на них до смешного отразился характер их господ. Ры­
жий Кирилов Сокол, едsа почуяв заячий след, бросается бежать по
прямой линии и громким лаем дает знать о себе зверю за целую
версту. На убитого зайца он тотчас же накидывается и начинает
его с ожесточением пожирать, и отогнать его удается, только пус­
тив в ход ружейный приклад. Подходя на зов к человеку, Сокол
волнообразно изгибается туловищем, крутит головой, подобост­
растно взвизгивает, лихорадочно машет хвостом и, наконец, дойдя
до ваших ног, переворачивается на спину. Куски, которые ему дают,
он вырывает из рук и уносит их куда-нибудь подальше. Взгляд у
него напряженный, заискивающий и фальшивый.
Свирьга - маленькая черная гладкая сучка, с остренькой мор­
дочкой и желтыми подпалинами на бровях. Зверя она гонит молча,
«нышком», как говорит Талимон. Нрав у нее нелюдимый, нервный
и довольно дикий; ласк она, по-видимому, терпеть не может. Она
страшно худа. Талимон ее никогда не кормит, потому что, по его
мнению, «пес и жинка мусят сами себя годувать», то есть должны
сами себя пропитывать. Собака относится к хозяину с полным рав­
нодушием, но я знаю, что, несмотря на � кажущуюся холодность,
Свирьга и Талимон сильно привязаны друг к другу.
Теплый безветренный день угас. Только далеко на горизонте, в
том месте, где зашло солнце, небо еще рдело багровыми полосами,
точно оно было вымазано широкими ударами огромной кисти,
омоченной в кровь. На этом странном и грозном фоне зубчатая
стена казенного хвойного леса отчетливо рисовалась грубым, тем­
ным силуэтом, а кое-где торчавшие над ней прозрачные круглые
верхушки голых берез, казалось, были нарисованы на небе легки­
ми штрихами нежной зеленоватой туши. Чуть-чуть выше розовый
отблеск гаснущего заката незаметно для глаз переходил в слабый
оттенок выцветшей бирюзы" . Воздух уже потемнел, и в нем выде­
лялся ствол каждого дерева, каждая веточка, с той мягкой и прият­
ной ясностью, которую можно наблюдать только раннею весной,
по вечерам. Слышалось иногда, как густым басом гудит, пролетая
где-то очень близко, невидимый жук и как он, сухо щелкнувшись о
какое-то препятствие, сразу замолкает. Кое-где сквозь чащу дере­
вьев мелькали серебряные нити лесных ручейков и болотец. Ля­
гушки заливались в них своим торопливым, оглушительным
261


А. И. Куприн
криком; жабы вторили им более редким, мелодическим и грусrным
уханьем. Изредка над головой пролетала с пугливым кряканьем
утка, да слышно было, как с громким и коротким блеяньем переле­
тает с места на место бекас-баранчик. Высыпали первые звезды, и
никогда их мерцающее сиянье не казалось мне таким золотым, та­
ким чистым, кротким и радосrным.
- Стойте, паныч... заждить трошки, - сказал вдруг Талимон,
присев на корточки сбоку дороги. - Сдается, здесь и заночуем...
Дейсrвительно, из-под густой сосновой ветки онвытащил охап­
ку лучины, загодя наколотой им из сrарого смоляного пня. Я дал
ему спичку, и сухое сосновое дерево тотчас же вспыхнуло ярким,
беспокойным пламенем, распросrраняя сильный запах смолы. За­
тем он навалил сверх лучины сухой прошлогодней желтой хвои,
которая сразу задымилась и затрещала.
Сотский не утерпел, чтобы не вмешаться.
- Ат! - крикнул он с досадой. - Ничего не умеешь сделать.
Пусrи меня.
Талимон сейчас же усrупил ему свое место и только с засrенчи­
вым видом вытер нос рукавом латуна.
Но у сотского дело не спорилось, и начавший было разгорать­
ся костер чуть-чуть совсем не потух.
- Что же ты ие помогаешь ... сrоишь, як пень! - крикнул он с
сердцем на Талимона.
С помощью Талимона, притащившего кучи хворосrа, косrер
разгорелся веселым, шумным огнем. Я в это время досrавал из сум­
ки провизию, к большому удовольсrвию сотского, провожавшего
глазами каждый предмет, появлявшийся из нее. Талимон из дели­
катносrи делал вид, что не замечает моих движений. Я предложил
им водки. Сотский торопливо принял из моих рук серебряный сrа­
канчик, гаркнул своим сиплым фальцетом: <<За ваше здоровье, ваше
выскородие», опрокинул залпом водку в рот, а воображаемые ос­
татки лихо выплеснул себе через плечо. Талимон - хотя я видел,
что ему хочется выпить не меньше сотского, - сначала немного
поцеремонился.
- Пейте, пейте, паныч, -уговаривал он меня таким ласковым
тоном, как будто хотел сказать, что ему ничего, он как-нибудь по­
терпит, обойдется, но что мне не выпить никак нельзя.
Я насrаивал. Сдавшись наконец и взяв сrаканчик, он снял шап­
ку и несколько секунд нерешительно глядел на водку; потом слегка
кивнул мне головой и промолвил: «Ну! Будьте здоровы, паныч», и
262


Рас
с
казы
с видимым наслаждением выпил . После этого оба мои спутника
отрезали по толстому куску свиного сала, надели его на шомпола и
сунули в огонь. Поджариваемое сало заворчало и, растапливаясь,
капало в огонь синими горящими каплями.
Раскаленные угольки с треском выпрыгивали из костра и, опи­
сав в воздухе искристую дугу, падали за нами. Становилось жарко.
Мы разлеглись поудобнее, ногами к огню, головой наружу, и дол­
го все трое возились, уминая под собой место и выгребая сухие ве­
точки и сосновые шишки, мешавшие лежать. Потом все притихли
и молча глядели на пламя, охваченные тем непопятным, тихим оча­
рованием, которое ночью так властно и так приятно притягивает
глаза к яркому огню.
Над костром вдруг низко и прямо пролетела большая серая пти­
ца, медленно махая крыльями и жалобно пища. Мы проводили ее
глазами, пока она не утонула во мраке.
- Эго канюка, - сказал Талимон, поправляя ногой полено,
выбросившее от толчка густой сноп искр.
- Что такое? - переспросил я.
- Канюка, ваше благородие... такая птаха! - закричал сотс-
кий и весь заерзал на своем месте. -Звесно, так мы ее называем ­
канюка... То есть ей, значит, такое название - канюка.
-Апаныч знает, чего она так кричит? - спросил с легкой ус­
мешкой Талимон.
- Нет, не знаю... Почему же?
-
Не могу сказать: чи правда тому, чи нет, а только старые
люди кажут, что ее господь проклял.
- Ат! - пренебрежительно мотнул головой сотский, - очень
нужно панычу твои байки слушать... Какая разница...
- Нет, отчего же, - возразил я. - Расскажи, пожалуйста, Та­
лимон. Эго очень интересно.
- Что ж ... ведь не я ее выдумал ... старые люди говорят, - об­
ратился Талимон к сотскому, точно оправдываясь перед ним. -
Бачите, пань1ч, як это дело вышло, - продолжал он более спокой­
но. - Случилось один раз... давно это было... может, сколько сот
лет тому назад... случилось как-то, что зробилась на земле великая
суша. Дождь не падал целое лето, и все речки и болота повысыха­
ли... Птицы первые зажурились... Звесно: птаха пьет хоть и пома­
лу, але вельми часто, и без воды ей кепсько ... Вот и стали птицы
просить у господа бога: <<дай ты нам, господи боже, хоть трошки
водицы, а то мы без нее все, сколько нас есть, скоро поумираем».
263


А. И. Куприн
Сжалился над птицами бог и говорит им: «Хорошо, дам я вам воды.
Соберитесь все вы, сколько вас есть, в одно место и ройте землю, и
как докопаетесь до воды, тогда и напьетесь." на всю вашу братию
пока что хватит".» Как услышали эти слова птицы, зараз слетелись
в одно место". в лес, скажем, чи в долинку... и давай копать лапка­
ми землю. Все птицы собрались: и бузько, и кныга, и шуляк, и крук,
и ворона" . роют, роют, одно перед другим старается ". Только одна
канюка ничего не хочет делать. Сидит и смотрит, как другие рабо­
тают, да перышки свои перебирает. Увидел это господь бог и спра­
шивает: «Оrчего же ты, серая птаха, не хочешь слушать моего при­
каза? Разве ты не чула, как я всем птицам велел копать криницу?»
А канюка отвечает господу богу: «Как же, господи, буду я копать
криницу? Бачишь, якие у меня ножки гарненькие! Боюсь я их ис­
пачкать землею, не стану я копать криницы». А ножки у нее, паны­
чу, и правда, гарненькие, желтенькие такие. Да" . Рассердился тог­
да господь бог на канюку и сказал : «Будь же ты, серая птица, про­
клята отныне и до века!" Пусть теперь и ты, и весь род твой не
смеет пить воды: а ни из речки, а ни из ривчака, а ни из болота, а ни
из криницы или става, ни из стоячей воды, ни из текучей. А только
позволяю я тебе пить воду после дождя с зеленого листика" .» Вот с
тех пор летает эта самая птица и кричит, а наибольше летом". Хо­
чется ей пить, а напиться нельзя. Подлетит к речке -речка ей воды
не дает, подлетит к лужице-и та перед ней расступается. Так она
от воды до воды и летает, и все канючит". жалостливо так, вот как
сейчас, паныч, слышали" . За это самое, что она канючит, ее и на­
зывают канюкой." И это верно, паныч, - закончил он убежденным
тоном, - я сам бачил, как она сидит около речки, а кричит". Хочет­
ся ей пить, да, видно, господне проклятие крепче". Вот так-то...
-Ат!" Байки! - отозвался сотский.
- Так что же, что байки? - заступился я за Талимона. - Бай-
ку тоже занятно послушать. Ночь длинная". торопиться нам некуда.
Кирила тотчас же с обычной неустойчивостью и бестолковос­
тью переменил мнение.
- Ну да" . воно так, - захихикал он угодливо. - Я ж пони­
маю, что панычу любопытно". Паныч думает, я не понимаю? Я усе
понимаю. Звесно, что старые люди больше нашего знают". Я ж могу
понимать !"
Мы притихли. Вдруг Талимон быстро приподнялся на локте и,
сдвинув брови, острым неподвижным взглядом уставился в лесную
чащу.
264


Рассказы
- Кто-то идет, - сказал он вполголоса.
Сотский тоже приподнялся и повернул голову по направлению
взгляда Талимона. Я, как ни напрягал внимание, ничего не мог
расслышать за треском разгоревшегося костра.
- Кто там иде-ет? Что ты бреше-ешь? - протянул насмешливо
Кирила.
- Тихо! - махнул на него рукой, не оборачиваясь, Талимон.
Действительно, его не обманул тонкий охотничий слух. Через
минуты две или три послышался легкий треск сухих веток под чьи­
ми-то ногами, и из чащи точно вынырнула высокая фигура мужи­
ка в новом кожухе и картузе.
-
Помогай бог! - сказал он глухим, сильно простуженным
голосом и слегка приподнял картуз.
- Здорово! - ответили разом Талимон и Кирила, прикоснув­
шись к своим шапкам.
- И шел я по лесу и вижу ваш огонь, - продолжал пришед­
ший, присаживаясь на корточки. - Дай, думаю, посмотрю, что за
люди... Скучно одному.
-
Седайте, - проговорил из вежливости Талимон, несмотря
на то что гость уже успел усесться .
Этого мужика зовут Александром. Мне никогда не доводилось
с ним разговаривать, но я нередко видел его и особенно много о
нем слышал благодаря той простой и в то же время тяжелой крес­
тьянской драме, которая на глазах всей деревни разыгрывалась в
его семье. Два года тому назад его жена Ониська - хорошенькая,
но распутная и глупая бабенка - вернулась из ближнего городка,
где она служила в разных местах за кухарку. Вернулась она в де­
ревню не по своей охоте. Уже давно до Александра доходили слу­
хи, что его жена ведет себя нехорошо, путается со всеми городски­
ми господами и с их мужской прислугой, и что даже проезжие по­
сылают «из номерей» мишуреса за Ониськой . Александр не раз яв­
лялся в город, отнимал у жен ы все зажитые ею платья и вещи и
рубил их в мелкие кусочки на пороге, а жену избивал и уводил в
деревню. Но она улучала минуту и тайком сбегала опять в город. В
последнее время ее «водворила на место жительства» полиция, к
содействию которой обратился - не знаю уж, по чьему совету -
Александр.
Вместе с городским гардеробом Ониська привезла с со бою лег­
кость городских нравов и презрение к деревенской необразованнос­
ти. Держала она себя с соседями заносчиво, употребляла в разговоре
265


А. И. Куприн
никому не ведомые слова, ела в пост скоромное и даже в одно вос­
кресенье - смешно сказать - явилась в церковь с синим пенсне на
носу, за что Александр получил от священника, отца Анатолия,
строгий выговор.
Поведение ее не стало лучше в деревне. Она таскалась сначала
с сыном волостного писаря, потом с конторщиками соседнего лес­
ного имения, потом с помещичьими кучерами, и, наконец, в насто­
ящее время ее постоянным кавалером сделался вольнопрактикую­
щий фельдшер Кацейовский, вертлявый и наглый человечек с тем­
ным прошлым, лечивший с одинаковым неуспехом и лошадей, и
коров, и баб с их ребятами. Знал ли обо всем этом Александр -
трудно сказать. Он никогда не отличался общительностью, а за
последний год стал еще больше сторониться от людей, но с лица
его не сходило угрюмое выражение упорной, затаенной мужицкой
тоски. Глядя на него, крестьяне покачивали головами и со свой­
ственным им безошибочным инстинктивным чутьем говорили: «Не
добром кончится это дело... що-сь буде промеж Онисьи с Алексан­
дром ...»
- Ты коней, что ли, пасешь? - спросил несколько минут спус­
тя сотский.
Александр, неподвижно глядевший в огонь, вдруг встрепенул­
ся, точно его внезапно разбудили.
- Я-то? - протянул он, с усилием отрываясь от огня и, по­
видимому, стараясь понять, о чем его спрашивают. - Коней, ты
говоришь? Да, да, коней.
- Оно действительно ... теперь злодий как раз подкрадется, -
поучительно заметил Кирила.
Александр опять уставился на огонь. Я вгляделся пристальнее
в его большое, носатое, изрытое оспой лицо, и меня поразило его
равнодушно-тоскливое выражение. И поза, в которой он сидел,
сгорбившись, с головой, ушедшей в плечи, охватив обеими руками
острые колени, показалась мне усталой и беспомощной. Самый
голос у Александра был какой-то жалкий, пришибленный и до
странного глухой, как будто бы он раздавался сквозь закрывав­
шую рот мягкую подушку.
Пламя костра трепетало с бурным ропотом, а на лицах трех
крестьян бегали длинные дрожащие тени от носов и глазных впа­
дин. Когда же огонь вспыхивал особенно ярко, эти лица принима­
ли медный оттенок, а в глазах ярко загорались красные точки.
266


Рассказы
Около костра бьшо тепло, светло и уютно, но там, дальше, куда
не достигал освещенный колеблющийся круг, там ночь стала не­
проницаемо черной, и временами до нас доносилось ее холодное,
сырое дыхание. Обступившие нас вокруг деревья слились в одну
сплошную, темную - темнее ночи - живую толпу, точно со всего
леса сбежались сюда ночные тени и с любопытством глядели сверху,
покачиваясь и перешептываясь. Иногда на мгновение выделялся
из этого заколдованного круга голый прямой ствол сосны, внезап­
но облитый красноватым светом, но тотчас же пугливо прятался в
густую толпу ночных призраков.
Я лег на спину и долго глядел на темное, спокойное, безоблач­
ное небо, - до того долго, что минутами мне казалось, будто я
гляжу в глубокую пропасть, и тогда у меня начинала слабо, но при­
ятно кружиться голова. А в душу мою сходил какой-то томный,
согревающий мир. Кто-то стирал с нее властной рукою всю горечь
прошедших неудач, мелкую и озлобленную суету городских инте­
ресов, мучительный позор обиженного самолюбия, никогда не за­
сыпающую заботу о насущном хлебе. И вся жизнь, со всеми ее муд­
реными задачами, вдруг ясно и просто сосредоточилась для меня
на этом песчаном бугре около костра, в обществе этих трех чело­
век, несложных, наивных и понятных, почти как сама природа.
Странный звук внезапно нарушил гл убокое ночное молчание:
точно вдали кто-то вздохнул во всю ширину необъятной груди ."
Даже трудно бьшо определить, с какой стороны послышался этот
звук: он пронесся по лесу низко, над самой землею, и стих.
- Птаха яка-сь, - заметил вполголоса Александр.
- Сова! - решил тотчас же уверенно сотский.
- Нет, это не птаха, - задумчиво отозвался Талимон. - Гос-
подь его знает, что оно такое". Трапляется это часом в лесу, когда
ночь тихая".
- Трапляется, трапляется, -с задором передразнил сотский, -
а что трапляется, и сам не знает" . Ну, что такое трапляется?
- Разное бывает" . - мягко и уклончиво возразил Талимон. -
Лес у нас великий, в иньшее место никто не заглядает, даже лоси и
волки" . Одному богу звесно, что там ночью робится ". Старые по­
лесовщики много чего бают, потому что они целый день в лесу да в
лесу". все видят, все слышат". Да что ж? - обвел он нас глазами. -
Я и сам многое слыхал".
- Ты слыхал ". Много ты слыхал!"
267


А.И. Куприн
- А что ж? - с добродушной настойчивостью продолжал Та­
лимон. - Вот и слыхал. Бывает часом так, что идешь примерно в
ночной обход. Тихо так в лесу". аж листик не колыхнет" . А вдруг
как зарегочет що-сь, как зареrочет". чудн6 так". не то человек сме­
ется, не то конь ржет, не тозамакал кто-то.
-Ат! "
- А вот еще однажды слыхал я в ночь на светлое воскресенье,
как печаловский колокол звонит. Что ж, скажешь, может быть, не­
правда тому?- укоризненно обратился Талимон к сотскому.
- Нет, это правда. Печаловский колокол звонит, я это знаю, -
подтвердил своим глухим голосом Александр.
Я заинтересовался : что такое означает звон печаловского ко­
локола? Сотский в ту же минуту завозился туловищем, ногами и
руками и закричал так громко , что по лесу побежало эхо:
- Что вы их слухаете, паныч! Они вам с три короба наговорят.
Ат! Бабья брехня ". Не слухайте их, ваше благородие.
Но я гораздо энерmчнее, чем прежде, попросил сотского мол­
чать. Талимон принялся рассказывать, но сначала немного стес­
нялся и все озирался на своего противника. Александр по-прежне­
му тупо и печально глядел на огонь, не изменяя своей жалкой позы .
Время от времени он коротко кивал головой и приговаривал: «Да,
да ". это верно" . это таю>. Сотский с умышленной небрежностью
повернулся спиной к рассказчику.
- Эrо тоже, паныч, дуже старое дело, что я вам хочу рассказы­
вать, за той самый печаловский колокол. Случилось оно еще в те
годы, окоче была у нас панщина. Давным-давно". лет" . может быть".
(он задумался и вопросительно посмотрел на меня). Лет триста аль
бо четыреста будет?" А мабудь , и больше? Не могу сказать, не знаю,
бог его знает, сколько лет" . Собирались один раз казаки в поход.
Шли они тогда войной на турецкого султана. И вот стали они про­
щаться со своими". Журьба по всему селу, плач такой великий". аж
стон стоит!" Тот с батькой своим расстается, с маткой старой, того
сестра провожает" . Но наибол ьше голосили дивчата. Звесно, у каж­
дой бьш в войске свой зарученный". И уж эти бабы завше одинако­
вы . Сама плачет, як река разливается , а все ж таки не утерпит на ухо
шепнуть: «Будешь ты, Грицко, аль бо там Павло чи Юрко, будешь
вертаться назад из Туреччины, привези мне памятку какую-нибудь,
чи перстенек, чи намисто , чи хустку червонную".»
Был в том селе казак, по имени Опанас: гарный хлопец, весе­
лый и шворный такой, але ж только совсем бедный, як собака. Всего
268


Расс1ШЗы
у него богатства только и бьшо что на нем. Служил Опанас за най­
мита у мельника. А у мельника бьша дочка, такая красивая дивчи­
на, что лепше ее на всю округу не было. Полюбилась эта мельничи­
ха Опанасу; так он ее полюбил, что только из-за нее одной и жил на
млыне, потому что сrарый мельник бьш человек гордый и скупой,
кормил наймитов плохо и даже за людей их не считал ... И дочка
его такая ж бьша. Знала она, что Опанас ее крепко любит, но толь­
ко над ним смеялась.
Как услышал Опанас, что идут казаки на войну, сrал и он соби­
раться... Вот пришло время и в поход высrупать. Приехал Опанас
в опушний раз на млын, прощается, бидака, со своей любой. А ей
ничего, только смеется с него. «Привези, каже, мне из турецкой зем­
ли такое намисrо, чтоб такого еще ни у кого не бьшо, чтоб все мо­
лодицы и дивчины - и Гапка, и Катерына, и Пруська, - чтобы
все они с зависrи пожелтели. Тогда, говорит, может, и пойду за
тебя замуж. Да помни одно: если твое намисrо хоть из золотых ду­
катов будет, я и то его не приму, а брошу его тебе в твою наймичью
пыку. Бо такое намисrо я вже у одной проезжей пани бачила».
- Ах ты, сrерва! - не утерпел наконец сотский и бысrро по­
вернулся лицом к рассказчику. - Я бы ей самой в пыку за такие
слова дал!..
Сотский, хотя и сrарался до сих пор подчеркнуть свое невнима­
ние к рассказу, но, очевидно, слушал его с захватывающим интере­
сом, несмотря на то что, наверно, знал его наизусть с самого дет­
сrва. Он, как многие крестьяне, новым байкам предпочитал сrа­
ринные, давно ему привычные, уже осиленные и усвоенные его ту­
гим, коротким воображением.
- Да. Так она ему и сказала, - продолжал Талимон, заметно
польщенный и подбодренный искренней выходкой сотского. -
«Привези мне, говорит, такое намисrо, какого еще никто и не ба­
чил». - <<Хорошо, - говорит Опанас, - хорошо, привезу я тебе
такое намисто!»... а сам вельми рас
сер
дился, - даже прощаться с нею
больше не сrал, - вскочил на коня и поехал догонять товарищей.
В ту пору, как шли казаки походом, подружил Опанас с одним
казаком, Левком, - так подружил, что просrо они друг без друж­
ки жить не могут, а напоследок даже кресrами поменялись. «Будь
ты мне, - говорит Опанас, - за родного брата. Куда ты, туда и я.
Будем везде сrоять друг за дружку и выручать от всякой беды».
Наконец пришли наши казаки и в Туреччину. Долго они там
сражались. Сколько сел и деревень попалили, сколько скота угнали,
269


А. И. Куприн
сколько ихних церквей разорили... а поганых турок так богацько
набили, что даже счет потеряли... золотые монеты забирали прямо
жменями, аж казацкие кишени не могли выдержать, лопались... И
везде Левко вместе с Опанасом: и турок вместе бьют, и кашу из
одного горшка едят, и спят под одним кожухом...
Завоевали один раз казаки самый великий турецкий город -
Константинов, и стали тот город разорять. Опанас с Левком заб­
рались в бо-огатый-пребогатый палац и давай хозяевать в нем, как
в своей хате. Набрали дукатов золотых, посуды разной срибной,
дорогих каменьев... Вдруг бачат: лежит в щекатунке намисто, и так­
то блещет намисто , что аж глаза колет. Левко с Опанасом разом
хвать за намисто! .. Один каже - мое, другой говорит - мое. Сло­
во за слово, стали лаяться казаки. Дальше больше, - вынул Левко
шаблюку, вынуд и Опанас свою шаблюку. Начали биться. Бились
час, бились другой: пересилил-таки Опанас Левка, и отрубил своему
названому брату казацкую голову, и взял себе то гарное намисто...
Никому он не сказал из товарищей, что убил Левка, а намисто
сховал у себя на груди , под свиткой, чтоб никто его не заметил. Так
все и подумали, что пропал Левко без вести , чи взяли его в плен, чи
зарезал его где-нибудь поганый турка.
Вскорости повернули казаки до дому - уж больше года про­
uшо, как они выехали в поход. Поехал с ними и Опанас. Только
совсем не такой поехал, как из дому выезжал. Тогда был веселый
такой: все песни спевал да жартовал с товарищами, а теперь едет
тихий, сумный, песен не поет, ни говорит ни с кем и все - нет-нет ­
рукой лапает за грудь, где у него спрятано намисто.
На страстной неделе вступили казаки на русскую землю. Едут
они однажды вечером и видят в степи огонь. «Вот здесь, говорят, и
заночуем». Подъехали, глядят -цыганский табор. Ну, что же? Хоть
и цыгане, а все же таки подорожные люди. Говорят им казаки: «Сла­
ва богу!» Те им отвечают: «Вовеки слава». Просят седать. Сели наши
казаки, вынули из сумок хлеб, соль, цибулю... стали вечерять, по­
слали за горилкой, - тут корчма близко оказалась. Пьют и цыган
частуют. Только одна молодая цыганка - красивая такая - заме­
тила, что Опанас все за грудь тремается, и пытает в шутку: «Что у
тебя, хлопец, на груди скрьпо? Может, намисто везешь своей див­
чине? » Испугался Опанас, аж весь затрусился . <<А ты почему зна­
ешь? Нема у меня никакого намиста. Отчепись ты от меня, ради
бога». Цыганка еще больше смеется. «Чего же ты, говорит, злякал­
ся? Или ты кого зарезал за то намисто, що так побелел?>> И пристала
270


Рассказы
эта цыганка к Опанасу: «Пойдем со мной в мой намет... Я тебя ви­
ном угощу добрым, и постель тебе постелю, и сама с тобою ляжу...»
Говорит она так, а сама на Опанаса дивится ; очи у нее черные, блес­
кучие, а лицо темное, а зубы белые, как цукар. Послушался казак,
пошел с ней в намет, сел ... Подает она ему великую чару, «Пей!» -
каже. Выпил он одну, цыганка ему зараз другую наливает. Выпил
другую Опанас и пытает: <<А что же ты сама не пьешь? Меня по­
ишь, а сама не пьешь?»Усмехнулась цыганка, однако выпила трош­
ки; только, как выпила, сейчас же воды хлебнула. Казак спрашива­
ет : «Ты для чего же воду пьешь? » - «А это у нас, говорит, свычай
такой. .. нам иньше по нашей вере не можно» ... И наливает еще одну
чарку. Как выпил Опанас третью чару, помешалось у него все в
голове, обомлел он и упал, как неживой. Чует он, что кто-то маца­
ет его за грудь и свитку раскрывает, а поворохнуться не может: точ­
но ему руки и ноги веревками повязали...
Проснулся наутро Опанас и первым делом лап-лап по-пид свит­
кой: нема намиста! Он к товарищам: «Где цыгане? » А тех цыган
уже давно и звания нема, еще до солнца поднял ись, погыгортали­
погыгортали что-то по-своему и всем табором подались на пол­
день. «Нет , - думает казак, - я ей, бисовой дочке, моего намиста
не подарю». Вскочил на коня и поехал вдогонку за цыганами.
Едет он милю, другую, десять миль, и все людей пытает: «А что,
добрые люди, не видали вы, не проходил ли здесь цыганский та­
бор?» - «Как же, говорят, видели: вот только-только перед тобой
проехали по шляху». Опять едет казак, погоняет коня со всех сил, а
догнать никак не может, и везде ему люди кажут: «Бачили мы цы­
ган, всего только час какой назад, вон в ту сторону потянули». А
тем временем вечер зашел, стало темно. А когда казак через Печа­
ловку проезжал, то уже дело подходило близко полуночи. Стал он
и в Печаловке пытать : «Бачили цыган, добры люди? » - «Бачили,
кажут, езжай скорийше, они еще двух верстов не успели сделать».
Только что опять выехал Опанас в поле, видит - стоит цер­
ковь, а в церкви малый огонек чуть-чуть мигает. Посмотрел Опа­
нас и думает: <<А ведь нынче у людей страстная суббота, и сейчас
настанет Христово воскресение. Бог весть когда я еще до церкви
до берусь. Треба зайти хоть лба перекрестить». Слез с коня и зашел
в церкву. Звесно, так себе зашел, бо у него на душе совсем не мо­
литва была.
Зашел он в церкву и видит, что там всего только одна свечка
горит перед иконой божьей матери, а людей в церкви нема. Даже
271


А. И. Куприн
сторож и тот куда-сь на минутку вышел . Подошел казак к образу,
да так и эахолол . Смотрит он, а у божьей матери округ сияния на­
дето намисто, аккурат такое, как у него цыганка украла, только
еще краше. Всего одна свечечка в церкви, а намисто так и горит,
так и горит, - аже в глазах больно." А коло образа, как на грех,
лесенка маленькая приставлена. " Звесно, что все это дело злой на­
робил. Потом оказалось, что и цыгане те, что намисто украли, со­
всем не цыгане были, а мара.
Обернулся Опанас в одну сторону, в другую". видит - никого
в церкви нет. Влез он на лесенку и протянул руку. И ледве он до­
торкнулся рукой до намиста, -загремел гром, эаблискала блиска­
вица, и вся церковь, как стояла, так и провалилась скриэь землю ...
Сбежались из села люди, смотрят, а на месте церкви стоит великое
озеро, а в озере колокол звонит...
- Да". это верно". это так, - тихо заметил Александр.
-
И с той самой поры, - продолжал в торжественном тоне
Талимон, - с той самой поры каждый раз в светлое воскресенье
слышат люди эвон из того озера. То звонит колокол в потонувшей
церкви. И это все правда". я сам чул один раз. Не так чтобы вельми
громко, но як притулить ухо до земли, то совсем добре чутно.
Талимон замолчал, выбросил из костра уголек и, перекинув его
несколько раз с ладони на ладонь, стал раскуривать свою корот­
кую трубку. Я спросил, что сталось потом с жестокой мельничихой.
Талимон сплюнул в сторону.
- Эrого уж я не знаю, паныч. Чего не знаю, того не можу ка­
зать. За мельникову дочку я больше ничего не чул .
- А что же с ней эробилось? Погубила, трясьца ее собачьей
матери, христианскую душу, и все туr, -сгорькой злобой вставил
Александр. - Нет на свете ни одного такого поскудного гада, як
баба!..
-
Все хороши: и бабы и чоловики, - равнодушно сказал
Талимон.
Александр вдруг как-то разом заволновался .
-
Нет, ты этого не говори, Талимон". Это ты напрасно так
говоришь, - заторопился он, суетливо и неловко тыча перед со­
бою руками. - Хоть мы, чоловики, и пьем, и св6римся, и воруем
часом, але все же таки мы бога не забываем... А баба? Або она что
понимает? Або она что чувствует?"
- Это ты правильно, - подцакнул сотский. - У бабы заместо
души пар, як у собаци. Это даже в двенадцати викториях сказано.
272


РассК1
13
ы
- Чи пар, чи другое що, я уж за то не знаю, - нетерпеливо
отмахнулся от него Александр. -Атолько я одНо скажу, что вся­
кая шкода, всякая швара - все через них робится. Как в святых
книгах сказано? Через кого господь прогнал Адама из раю? Через
бабу" . Шкодливы, пакостницы, сокотухи•. Плетут невесть что " .
Вот уж это правду сказано: лучше железо варить, чем с злою же­
ною жить.
Вероятно, еще и раньше, до рассказа Талимона про намисто,
Александр находился в том состоянии, когда накипевшие в челове­
ке и долго сдерживаемые чувства ищут себе исхода, и тогда доста­
точно ничтожного предлога, чтобы они прорвались в самой нео­
бузданной форме. Видно было, глядя на неожиданную горячность
Александра, что теперь ему уже трудНо остановиться, раз он начал
высказываться. И хотя, по-видимому, он громил всех женщин во­
обще, но как-то невольно чувствовалось, что все его проникнутые
жестокой ненавистью слова относятся к одНой Ониське.
- Стыда они в себе никакого не имеют! - продолжал еще воз­
бужденнее Александр. - У суки и у той стыда больше, чем у бабы" .
Только одНа мерзость у нее на думке. А этого ей ничего, что из-за
нее чоловику нельзя на село показаться, что от страму не знаешь,
куда голову спрятать. Мужей бросают, сволочи, даром что в церк­
ви божьей присягали на верность ". Хуже кошек они, эти бабы!
Кошка хоть к хате своей призвычайна, а баба ни к чему не привык­
нет. Разве ей дети нужны? Муж нужен? Страм ей нужен". Тьфу! -
Александр с омерзением плюнул на землю. - Вот что ей нужно!"
-Батога ейтреба! -сочувственно и серьезно заметил Талимон.
Сотский поддержал это мнение.
- Да и до-оброго батога. Старики кажут недаром: як больше
бабу бьешь, то борщ вкуснее.
Но Александр как будто бы не заметил слов сотского. Во все
время своей беспорядочной, злобной речи он обращался к Талимо­
ну, в черных печальных глазах которого отражалось настоящее
сострадание.
-
Эх! Або она боится батога? - махнул безнадежно рукой
Александр. - Баба как гадюка: пополам ее перерви, а она все вер­
тится. Да и не можно все бить да бить. Ты вот на нее серчаешь, а
она подсунулась к тебе теплая да ласая" . так, стерва, душу из тебя
• Болтуньи. Когда кричит сорока, про нее говорят, что она «сокочет>>.
(Прим. А .И.Куприна.)
273


А. И. Куприн
руками и вынет. Нет, это что ж, бить-то". А вот так зробить, как
Семен Башмур в позапрошлом годе зробил".
- Ну, брат, этого тоже начальство не одобряет". какая разни­
ца! - многозначительно сказал сотский.
-Ачто такое Башмур сделал с женой? - полюбопьпствовал я.
На этот вопрос долго не было ответа, точно каждый из мужи­
ков дожидался, чтобы заговорил другой. Наконец сотский начал
медленно и неохотно:
- Жинка его". Башмурова жинка, значит". связалась тут с од­
ним хлопцем". Петро его зовут". он и теперь на селе живет". же­
нился на Покрову. Ну, и застукал он ее один раз с этим с самым
Петром в хлеве".
Сотский замолчал, точно ему неприятно было продолжать.
Александр и Талимон как-то уж чересчур равнодушно уставились
глазами на свои лапти.
- Ну, и что же дальше? - спросил я.
-Да что же? Повалил ее на землю и засунул ей квача• с дегтем
в рот". ну, и того". задохнулась! Ат! Да что об этом толковать!"
Ты куда же, Александр? - спросил сотский, видя, что тот встал со
своего места и оправляет ремень, стягивающий кожух. - Идешь,
что ли?
- Пойду, - коротко ответил Александр, ни на кого не ГЛJ
JДЯ
.-
Что ж сидеть". скоро утро. Ну, бывайте здоровы".
Пока он был виден, мы все трое провожали его глазами. В его
вялой, тяжелой и медленной походке, в очертаниях его натружен­
ной, полусогнутой спины было что-то удрученное, жалкое". ГЛJ
JДЯ
на эту походку и на эту спину, я невольно подумал, что еще долго
он будет бродить по лесу со своей одинокой, молчаливой тоской.
После его ухода мы долго молчали. Так всегда бывает, если из
компании уйдет один человек: пусть даже он молчал все время, но
остальные без него несколько минут чувствуют себя неловко, точ­
но от них отняли что-то подогревающее беседу.
Сотский первый заговорил:
- А все через свою Ониську человек сохнет". Совсем извела
его, подлюка.
- Что ж". не наше это дело, - осторожно, как бы вскользь,
заметил Талимон.
•Квач-тряпка,тугосвернутая,КJ
JЯ
П.(Прим.А.И.Куприна.)
274


Рассказы
- Как это не мое дело? - вскипел сотский. - Ежели, пример-
но, я начальством здесь состою?.. Какая разница! ..
Талимон немного смутился .
- Ну, да... оно так, конечно ... а все ж таки ...
- То-то вот - «все ж таки». Как это ты мог сказать: не мое
дело? А если, упаси господи, беда якая случится?.. Жаль мужика,
пропадает ни за грош, - совсем уж другим тоном обратился сотс­
кий ко мне. - Трудящий он, старател ьный человяка... И уж чего­
чего он ни делал: к попу водил свою Ониську отчитывать, господи­
ну вряднику жалобу приносил... ничего пользы нет. Он и к Недиль­
ке даже ходил...
- К какой это Недильке? - спросил я.
-
А тут, бачите, есть у нас одна вс;)рожка, Недилькой мы ее
зовем... так он к ней и ходил ... Велела, говорят, она ему поймать
кожана• и сварить его живого, а потом закопать на ночь в мура­
вельнике, чтоб муравли его обглодали до костей. А в тех костях,
каже, есть такие маленькие грабельки и вилочка. Як ты, каже, за­
хочешь, чтоб тебя дивчина чи молодица полюбила, то ты только
этими граблями проведи ей по спиднице чи по камизельке. А если
хочешь, чтобы она тебя разлюбила, то вилами ее торкни легонько...
- Ну что же, и Недилька не помогла?
- Э, какие теперь ворожки! - сделал сотский презрительную
гримасу. - Або теперешние ворожки что-нибудь знают? Вот пре­
жние - те действительно много могли. Кровь, зубы заговаривали,
отмовляли, если кого бешеная собака укусит или гадюка... узнава­
ли, где злодий вещи спрятал ...
- Нуда... Бо им раньше черти вспособляли, - пояснил Тали­
мон.
-Азвесно, помогали ... У иньшей даже не один и не два, а сколь­
конадцать чертяк служило в наймитах. Ну, а теперь совсем нема
чертей...
- Как нема? Куда же они делись? - спросил я, заинтересован­
ный судьбой чертей .
Признаться, я не ожидал, да и не мог ожидать хоть сколько­
нибудь определенного ответа, но, к моему чрезвычайному удивле­
нию, Талимон и Кирила тотчас же, нимало не задумавшись, отве­
тили В ОДИН ГОЛОС:
- На машину yumи.
* Летучая мышь. (Прим. А.И. Куприна.)
275


А. И. Куприн
- Что-о? На машину? На какую машину?
- А на зализную дорогу, - хладнокровно и уверенно объяс-
нил сотский. - Им там теперь вельми добре жить... Вот как разо­
бьется вагонов с пятнадцать, тут сейчас чертякам и работа. Богаць­
ко тогда умирает людей без причастия, а это злому и потеха, пото­
му что человек весь в грехах, як в кожухе. А чертяка его разом цап
за комир и в пекло. Може, за одну неделю душ с тысячу приставит.
Ну, а ему, звесно, от самого главного сатаны за это награда... А в
селе ему что за польза? Коли-николи одну якую-сь душонку зло­
вит, да и то старушечью, лядащую. Вот потому-то они все из села и
поутекали. А что, Талимон? Развидняет? - обратился он к Тали­
мону, пристально смотревшему на восток.
- Уже. Ну, паныч, давайте собираться, - сказал Талимон, по­
дымаясь. - Как придем на ток, зараз и день будет.
Мы наскоро собрали свои вещи, расrащили костер и тронулись.
Небо еще не изменило своего темного цвета, но восток уже поблед­
нел и звезды потеряли яркость. Легкий утренний ветерок, суетливый
и холодный, набегал изредка и чуть трепетал в вершинах деревьев.
До тока нам пришлось идти около трех четвертей часа. Самый
ток представляет из себя большую, десятин в двадцать, полянку,
окруженную молодым леском. Кое-где по ней были разбросаны
небольшие группы кустов.
В темноте, в полузнакомом месте, я скоро потерялся и покорно
шел за Талимоном, то и дело попадая ногами в какие-то ямы. На­
конец Талимон осrановился и шепнул мне на ухо:
- Седайте, паныч, вон в ту будку. Сидите <<Нышком», не воро­
шитесь. А як стрелите тетерука, то, спаси господи, но вылезайте из
кучки". Зараз другие прилетят на то же место.
Он указал мне на несколько маленьких березок, едва белевших
шагах в пяти от нас, а сам пошел в другую сторону и тотчас же
бесшумно пропал в темноте.
Я с трудом отыскал свою будку. Она состояла из двух тонких
березок, связанных верхушками и густо закрытых с боков сосно­
выми ветками. Раздвинув ветки, я влез в будку на четвереньках,
уселся поудобнее, прислонил ружье к стволу и стал оглядываться.
Прямо передо мною тянулись ровные серые широкие грядки
прошлогодней нивы (в борозду между этими грядами я все и про­
валивался, когда шел за Талимоном). Восток уже начал розоветь.
Деревья и кусты вырисовывались бледными, неясными, однотон­
ными пятнами. К смолистому крепкому запаху сосновых ветвей, из
276


Рассказы
которых была сдел ана моя будка, приятно примешивался запах
утренней сыроватой свежести. Пахла и молодая травка, серая от
росы ...
Где-то очень близко - мне показалось, что над самой моей го­
ловой, - робко чирикнула птичка, ей ответила другая, третья... В
лесу пронзительно захохотала сова, и ее крик звучно и резко про­
несся между деревьев. Утка пролетела стороной, и долго не смол­
кало ее кряканье, все тише и тише доносясь до меня. Высоко на
деревьях томно застонали дикие голуби.
Вдруг совсем около меня, на земле, раздалось громкое хлопа­
нье крепких крыльев. Я невольно вздрогнул . Не далее как в шаге
от моей будки упал тетерев; если бы я протянул руку, я мог бы дот­
ронуться до того места, где он опустился. Весь черный, с красны­
ми, мясистыми бровями и коротким острым клювом, он стоял не­
подвижно, как каменный, показываясь мне всем своим стройным,
красивым профилем. Его блестящий черный глазок тревожно и
зорко заглядывал в будку. Я затаил дыхание и замер, не отводя от
него глаз. Но тетерев уже заметил меня. Он вдруг поднялся и, громко
хлопая крыльями, полетел низко над землею.
«Ну, пропала сегодня охота», - подумал я с досадой, но в ту
же секунду с двух сторон - впереди меня и справа - так же гром­
ко и коротко захлопали крьmья. Несколько минут оба тетерева
молчали, должно быть внимательно оглядываясь крутом и прислу­
шиваясь. Но вот один из них тот, что упал справа, издал громкий
боевой крик: «чу! чшшш...» - странный звук, который трудно пе­
редать, похожий отчасти на испорченный, осипший петушиный
крик, отчасти на шипение, а также на свист ножа под колесом то­
чильщика. «Чу! чшшш ...» - тотчас же отозвался другой. Как мне
ни хотелось увидеть самих тетеревов, но я боялся пошевелиться и
только слушал.
Так они перекликнулись несколько раз. Вдруг первый, закри­
чав особенно задорно и громко, подпрыгнул вверх и забил крыль­
ями; то же самое немедленно сделал и второй. Самцы подходили
один к другому все ближе и ближе, возбуждая себя перед битвой
воинственными криками...
Но, еще не сойдясь, они оба сердито заболботали: совсем как
индюки, только нежнее, продолжительнее и не так отрывисто. Иног­
да они прерывали свое болботание, чтобы закричать и перелететь
поближе к противнику. Я осторожно, стараясь не шуметь одеждой,
повернулся и стал всматриваться сквозь просветы ветвей.
277


А. И. Куприн
Сначала я увидел только одного. До него было не больше трид­
цати шагов. Он токовал, вытянув над самой землей шею, и медлен­
но, плавно поворачивался то в одну, то в другую сторону. Когда
он становился ко мне задом, я видел только изнанку его поднятого
вверх хвоста, похожую на развернутый белый пушистый веер. Ско­
ро я увидел и другого: он токовал от первого шагах в десяти, так
же сердито и плавно топчась на месте. Иногда оба они, один вслед
за другим, подымали свои головы и прямо и широко растопырива­
ли крылья, что придавало им надутый, гневный и комический вид.
Вдруг недалеко от меня грянул оглушительный, точно пушеч­
ный выстрел. Эхо подхватило его, бросило в лес, и он, разбившись
об деревья на тысячи звуков, долго, то стихая, то усиливаясь, гро­
хотал в чистом утреннем воздухе. Оба тетерева, насторожившись,
замерли на несколько секунд, но потом, закричав с новым ожесто­
чением, разом подпрыгнули вверх и с такой силой ударились в воз­
духе грудь об грудь, что несколько маленьких перышек полетело
от них в разные стороны. Упав на землю, тетерева опять принялись
за свое сердитое болботанье.
Я осторожно просунул ружье между ветвями и, страшно волну­
ясь, слыша ускоренное биение своего сердца, стал целить. Одна
хвоинка закрывала мне мушку. Едва переводя дыхание, я отщип­
нул ее, сел поудобнее и приложился". Выстрел вышел неожидан­
ный и очень громкий. За облаком дыма я ничего не мог рассмот­
реть, но уже услышал судорожное хлопанье крыльев и знал, что не
промахнулся. Действительно, когда дым рассеялся, я увидал тете­
рева; он свалился в борозду и лежал в ней неподвижной черной груд­
кой. Противник его не сорвался, он только застыл на месте в чут­
кой и недоумевающей позе. Принимая ружье, я нечаянно произвел
едва слышный шорох. Тетерев испуганно поднялся и быстро поле­
тел по направлению к лесу.
Вокруг меня со всех сторон еще токовали невидимые мне тете­
рева, но все тише, все слабее. Наступало затишье, которое бывает
всегда между первым и вторым током". Заря разгорелась в полне­
ба. Солнца еще не было видно, но верхушки высоких деревьев уже
подернулись точно золотой пылью".
Через час мы возвращались домой. Талимон, который стрелял
два раза - один раз передо мною, а другой во время второго тока ­
убил двух тетеревов, я одного, а сотский возвращался с пустыми
руками и потому заметно дулся и не хотел глядеть на дичь. Талимон
278


Рассказы
из крьшьев каждой птицы выдернул по два пера, просунул их тол­
стыми концами в носовые отверстия тетеревов, тонкие концы свя­
зал и нес таким образом дичь, как бы на петлях.
Нам оставалось до деревни не более полуверсты, и мы подхо­
дили уже к большому деревянному кресту, стоявшему на пересече­
нии зуленской и печаловской дорог. Эти кресты, с прибитыми на
верху их, сделанными из дерева орудиями страданий Христовых ­
копьем, лестницей, молотком и тридцатью сребрениками, - все­
гда можно увидеть на перекрестках полесских дорог. Снизу на эти
кресты молодицы и девки вешают сшитые ими по обету пестрые
фартуки и полотенца, что придает кресту своеобразный - дикий и
живописный вид.
Когда мы поравнялись с крестом, то все трое заметили фигуру
какого-то человека, бежавшего нам навстречу из деревни. Тали­
мон своим зорким гл азом первый узнал его и сказал, обращаясь к
сотскому:
- Это ваш Грицко бежит, сотник.
Действительно, это бьш Грицко, сын сотского, малый лет во­
семнадцати, уже женатый, большой весельчак, вечно скаливший
свои огромные, белые, как у молодой собаки, зубы.
- Тату! Тату! - закричал он еще на ходу. - Бежите скорей... у
нас на селе беда! ..
-
Что там за беда? - недовольным голосом отозвался сотс-
кий. - Яка така беда?..
Грицко добежал до нас и продолжал, с трудом переводя дух:
- Великая беда, тату... чоловик один... жинку свою убил ...
Мы переглянулись, и одна и та же мысль мелькнула у нас в гла-
зах. Мне показалось, что Талимон побледнел.
-Ат! Что ты брешешь! - воскликнул сотский, делая строгое и
важное начальническое лицо. - Какой чоловик? Когда убил?..
- Александр, тату. Ониськин чоловик...
- Да когда? Когда, я тебя спрашиваю? - закричал сотский.
Он прибавил шагу, и Грицко едва поспевал за ним, пускаясь по
временам вприпрыжку. Мы с Талимоном тоже пошли скорее.
-Ах, боже мой, боже ж мой, -растерянно причитал Грицко. -
Вот только, только - и часу не будет... Сам пришел под хату к
Кузьме Борийчуку, вызвал Кузьму и каже: «Вяжите меня, бо я свою
жинку забил геть до смерти! .. секирой...» Я и Ониську бачил, тату ...
Ку-у-да! .. Вже и не дышит... Мозги вывалились... Люди говорят,
что он фершала с ней застал .. .
19-2739
279


А. И. Куприн
Подходя к деревне, мы еще издали увидали большую толпу,
собравшуюся на монопольной лужайке. Все галдели разом и рез
толку. Бабы, подперши ладонью левой руки щеку, а правой под­
держивая левую за локоть, стояли сзади мужиков, в этих неизмен­
ных позах русского женского горя, и всхлипывали.
При нашем приближении толпа расступилась на обе стороны,
образовав род широкой дорожки. В середине круга на деревянном
обрубке сидел Александр. Он бьш без шапки, с бледным, испач­
канным чем-то темным - может быть, даже кровью -лицом. Уви­
дя нас, он поднял голову и вдруг улыбнулся. Странная это бьша
улыбка - мучительная, болезненная, невыносимо тяжелая". Я по­
спешно прошел мимо, дальше от этой ненавистной мне толпы, ко­
торая всегда с такой омерзительной жадностью слетается на кровь,
на грязь и на падаль".
Уже подходя к своей квартире, я слышал, как сотский безоб­
разно орал пронзительным начальническим фальцетом:
- Ты людей убивать, сукин сын! Я тебе покажу, ирод прокля­
тый. Грицко, бежи за веревками" . Я т-тебе пока-жу-у!"
1898
ЖИДОВКА
1
- Проехали, прое-е-хали! - жалобно зазвенел детский голо­
сок. - Направо! - крикнул сзади серДитый бас. - Направо, пра­
во, прраво! - подхватили впереди весело и торопливо. Кто-то зас­
крежетал зубами, кто-то пронзительно свистнул". Стая собак за­
лилась тонким, злобным и радостным лаем. - 0-о-о! Ха-ха-ха! -
засмеялась и застонала толпа.
Сани подбросило и стукнуло на ухабе, Кашинцев открыл глаза.
- Что? - спросил он с испугом.
Но дорога бьша по-прежнему пустынна и безмолвна. Мороз­
ная ночь молчала над бесконечными, мертвыми, беnыми полями.
Полный месяц стоял на середине неба, и четкая синяя тень, сколь­
зившая сбоку саней, ломаясь на взрытых сугробах, бьша коротка и
уродлива. Упругий, сухой снег скрипел и визжал под полозьями,
как резиновый.
280


Рассказы
<<Ах, ведь это снег скрипит», - подумал Кашинцев.
- Как странно! - произнес он вслух.
Услыхав голос, ямщик обернулся назад. Его темное лицо, с бе­
лыми от холода усами и бородой, бьшо похоже на большую, гру­
бую, звериную маску, облепленную ватой.
- Чт6? Еще две версты осталось. Немного, - сказал ямщик.
«Это снег, - думал Кашинцев, опять подцаваясь дремоте. -
Это только снег. Как странно ...»
- Странно, странно! - вдруг суетливо и отчетливо залепетал
колокольчик на конце дышла. - Стран-но, странно, стран-но...
- Ай-ай-ай! Посмотрите же! - крикнула впереди саней жен­
щина.
Толпа, которая тесно шла ей навстречу, вдруг заговорила ра­
зом, заплакала и запела. Опять, злобно волнуясь, залаяли собаки.
Где-то далеко загудел паровоз... И тотчас же, сквозь дремоту,
Кашинцеву с необыкновенной ясностью вспомнился вокзальный
буфет с его жалкой, запьшенной роскошью: гроздья электрических
лампочек под грязным потолком и на запачканных стенах, огром­
ные окна, искусственные пальмы на столах, жесткие стоячие сал­
фетки, мельхиоровые вазы, букеты из сухих трав, пирамиды буты­
лок, рюмки розового и зеленого стекла ...
Это бьшо вчера вечером. Товарищи-врачи провожали Кашин­
цева, только что получившего новое назначение - младшим вра­
чом в отдаленный пехотный полк. Их бьшо пять человек. Сдвинув
вокруг углового <<Докторского» столика тяжелые вокзальные сту­
лья, они пили пиво и разговаривали с натянутой сердечностью и
напускным оживлением, точно разыгрывали на спектакле сцену
проводов. Красивый .и самоуверенный Рюль, преувеличенно блес­
тя глазами, кокетничая и оглядываясь по сторонам, чтобы его слы­
шали и чужие, говорил фамильярным, фатовским тоном:
- Так-то, старик. Вся наша жизнь, от рождения идо самой смер­
ти, заключается только в том, что мы встречаем и провожаем друг
друга. Можешь записать это себе на память в книжку: «Вечерние
афоризмы и максимы доктора фон Рюля».
Едва он кончил говорить, у выходных дверей показался тол­
стый швейцар, с лицом сердитого бульдога, затряс звонком и зак­
ричал нараспев, обрываясь и давясь:
- Пе-ервый звонок! Кн-ев, Жмеринка, Одес
с
! По-о-езд стои-ит
на втор-ом путе! ..
281


А. И. Куприн
И теперь, сидя глубоко и неудобно в дергающихся санях, Ка­
шинцев засмеялся от удовольствия, - так необыкновенно ярко и
красочно вышло это воспоминание. Но тотчас же к нему верну­
лось утомительное, нудное впечатление бесконечности этой одно­
образной дороги. С того времени, когда утром, выйдя на малень­
кой железнодорожной станции. он сел в почтовые сани, прошло
всего шесть-семь часов, но Кашинцеву постоянно представлялось,
что он едет таким образом уже целые недели и месяцы, что он сам
успел измениться, сделаться старше, скучнее и равнодушнее ко все­
му со вчерашнего вечера. Где-то на пути ему встретился нищий,
пьяный и оборванный, с провалившимся носом и с оголенным на
морозе плечом; где-то артачилась и не хотела входить в запряжку
длинная худая лошадь с задранной кверху шеей и с шоколадной,
густой, как бархат, шерстью: кто-то, казалось, давным-давно ска­
зал ему добродушно: <<дорога, пане, сегодня добрая, не оглянетесь,
как докатите>>, -асам Кашинцев в эту минуту засмотрелся на снеж­
ную равнину, которая была совсем алая от вечерней зари. Но все
это смешалось, отошло в какую-то мутную, неправдоподобную
даль, и нельзя было вспомнить, где, когда, в какой последователь­
ности это происходило. По временам легкий сон смыкал глаза Ка­
шинцеву, и тогда его отуманенному сознанию слышались стран­
ные визги, скрежет, собачий лай, человеческие крики, хохот и бор­
мотание; но он открывал глаза, и фантастические звуки превраща­
лись в простой скрип полозьев, в звон колокольчика на дышле; и
по-прежнему расстилались налево и направо спящие белые поля,
по-прежнему торчала перед ним черная, согнутая спина очередно­
го ямщика, по-прежнему равномерно двигались лошадиные крупы
и мотались завязанные в узел хвосты ...
- Вас куда везти, пане, прямо на почту или в заезд?- спросил
ямщик.
Кашинцев поднял голову. Теперь он ехал по длинной, прямой
улице какого-то села. Накатанная дорога блестела впереди в лучах
месяца, как полированная синяя сталь. По обеим ее сторонам едва
выглядывали из глубоких сугробов темные, жалкие домики, при­
давленные сверху тяжелыми снежными шапками. Село точно вы­
мерло: не лаяли собаки, огонь не светился в окнах, не попадались
навстречу люди. Было что-то жуткое и печальное в этом безмол­
вии человеческих жилищ. которые, затерявшись в глубоких снегах,
боязливо жались друг к другу.
- Куда это - в заезд? - спросил Кашинцев.
282


Ра ссказы
- А пан не знает? В заезд к Мойше Хацкелю" . Там завсегда
паны стоят . Например, самовар, яишница, чего закусить" . Заноче­
вать тоже можно . Пять номерей."
- Ну, хорошо, поедем в заезд, - согласился Кашинцев.
Только теперь, при мысли о еде и теплом помещении, Кашин­
цев почувствовал, как сильно он озяб и проголодался. А низень­
кие, слепые, зарывшиеся в снег домики все шли навстречу и уходи­
ли назад, и казалось, им не будет конца.
- Когда же мы приедем? - нетерпеливо спросил Кашинцев.
-А скоро. Село великое, на версту с половиной... Вье, малы! -
сипло и свирепо крикнул ямщик на лошадей и, привстав, завертел
над головой кнутом и задергал вожжи.
Вдали показалась красная светлая точка и стала расти, то пря­
чась за темные невидимые преграды, то выныривая на мгновение
из мрака. Наконец лошади, точно игрушки, у которых кончился
завод, сами остановились у ворот заезжего дома и тотчас же рас­
слабленно опустили головы к земле. Сводчатый полукруглый въезд
тя нулся черным огромным , зияющим коридором через весь дом,
но дальше, во дворе, ярко освещенном луной, виднелись повозки с
поднятыми вверх оглоблями, солома на снегу и очертания лоша­
диных фигур под плоскими навесами. Слева от ворот два окна,
сплошь занесенные снегом, сияли теплым, невидимым, внутренним
огнем.
Кто-то отворил дверь, пронзительно завизжавшую на блоке, и
Кашинцев вошел в комнату. Белые облака морозного воздуха, ко­
торые, казалось, только этого и ждали, ворвались следом за ним ,
бешено крутясь. Сначала Кашинцев ничего не мог рассмотреть:
стекла его очков сразу запотели от тепла, и он видел перед собою
только два сияющих, мутно-радужных круга.
Ямщик, вошедший сзади, крикнул :
- Слухай, Мовша, до тебя пан приехал . Где ты тут?
Оl'куда-то поспешно выскочил низенький, коренастый светло-
бородый еврей в высоком картузе и в вязаной жилетке табачного
цвета. Он что-то дожевывал на ходу и суетливо вытирал рот рукой.
- Добрый вечер, пане, добрый вечер, - сказал он дружелюб­
но и тотчас же с участливым видом закачал головой и зачмокал
губами. - Тце, тце, тце." Ой, как пан смерз, не дай бог! Позвольте,
позвольте мне вашу шубу, я ее повешу на гвоздь. Пан прикажет
самовар? Может, что-нибудь покушать? Ой, ой, как пан смерз!
- Благодарю вас. Пожалуйста, - проговорил Кашинцев.
283


А. И. Куприн
От холода у него так сьежились губы, что он с трудом ими во­
рочал; подбородок сделался неподвижным и точно чужим, а соб­
ственные ноги казались ему такими мягкими, слабыми и нечувстви­
тельными, как будто они бьши из ваты.
Когда его очки отошли в тепле, он оглянулся кругом. Большая
комната, с кривыми окнами и земляным полом, бьша вся вымазана
светло-голубой известкой, которая в иных местах отвалилась боль­
шими кусками, обнаружив переплет из деревянной драни. Вдоль
стен тянулись узкие скамейки и стояли раскосые столы, с мокрыми
и жирными от времени досками. Под самым потолком горела лам­
па-молния. Задняя, меньшая часть комнаты бьша отгорожена пес­
трой ситцевой занавеской, из-за которой шел запах грязных посте­
лей, детских пеленок и какой-то острой еды. Перед занавеской по­
мещалась деревянная стойка.
За одним из столов, напротив Кашинцева, сидел, положив лох­
матую голову на расставленные локти, мужик в коричневой свитке
и в бараньей шапке. Он бьш пьян тяжелым, бес
сил
ьным опьянени­
ем, мотался головой по столу, икал и все время бурлил что-то не­
внятное хриплым, надсаженным, клокочущим от слюней голосом.
- Что вы мне дадите поесть?-спросил Кашинцев. -Я очень
проголодался.
Хацкель поднял кверху плечи, расставил врозь руки, прищурил
левый глаз и несколько секунд оставался в таком положении.
- Чего я дам пану поесть? - переспросил он с лукаво-прони­
цательным видом. -Ачт6 пан хочет? Можно достать все. Можно
поставить самовар, можно заварить яйца, можно достать молока".
Ну, вы сами понимаете, пане, что можно достать в такой парши­
вой деревне! Можно сварить куру, но только это будет очень долго
времени.
- Давайте яйца, давайте молока. Еще чт6?
- Что еще-е? - как будто удивился Хацкель. -Я мог бы пред-
ложить пану фаршированную еврейскую рыбу. Но может быть, пан
не любит еврейской кухни? Знаете, обыкновенная еврейская рыба,
фиш, которую моя жинка готовит на шабес.
- Давайте и фиш. И пожалуйста, рюмку водки.
Еврей закрыл оба глаза, затряс головой и зачмокал с сокруше­
нием.
- Водки нема, -сказал он шепотом. - Вы же знаете, как нын­
че строго. А пан далеко едет?
-ВГусятин.
284


Рассказы
- Пан, извините, служит по полиции?
- Нет, я доктор. Военный врач.
- Ах, пан - доктор! Эrо очень приятно. Поверьте моей совести,
я очень жалею, что не могу вам досrать водки. Впрочем... Эrля! -
крикнул Хацкель, отходя от стола. - Эrля!
Он скрьшся за занавеску и заговорил по-еврейски быстро, точ­
но сердясь. И потом он несколько раз то появлялся в общей комна­
те, то опять исчезал и, видимо, очень суетился . В это время мужик,
лежавший за столом, вдруг поднял кверху голову с раскрытым мок­
рым ртом и остекленевшими глазами и запел хриплым голосом,
причем у него в горле что-то щелкало и хлюпало:
Ой, чи не мо-ожпо б бу-у-уло...
Хацкель поспешно подбежал к нему и затряс его за плечо.
- Трохим... Слушайте, Трохиме... Я ж вас так просил, щоб вы
не разорялись! Вон пан обижается ... Ну, выпили вы, и хорошо, и
дай вам бог счастья, и идите себе до дому, Трохим!
- Жиды! - заревел вдруг мужик страшным голосом и изо всей
силы треснул кулаком по столу. - Жиды, матери вашей черт! Убь­
бью!..
Он грузно упал головой на стол и забормотал.
Хацкель с побледневшим лицом отскочил от стола. Его губы
кривились презрительной и в то же время смущенной и бессильной
улыбкой.
- Вот видите, пан доктор, какой мой кусок хлеба! - сказал он
с горечью, обращаясь к Кашинцеву. - Ну, скажите мне, чт6 я могу
с этим человеком сделать? Чт6 я могу? Эrля! - крикнул он в сторо­
ну занавески. - Когда же ты наконец подашь пану щупака?
Он опять нырнул в отгороженную часть комнаты, но тотчас же
вернулся с блюдом, на котором лежала рыба, нарезанная тонкими
ломтями и облитая темным соусом. Он также принес с собою боль­
шой белый хлеб с твердой плетеной коркой, испещренной черны­
ми зернышками какой-то ароматной приправы .
- Пане, - сказал Хацкель таинственно. - Там у жены отыска­
лось немного водки. Попробуйте, это хорошая фруктовая водка. Мы
ее пьем на нашу пасху, и она таки называется пейсачная. Вот.
Он извлек из-за жияета крошечный узкогорлый графинчик и
рюмку и поставил их перед Кашинцевым. Водка бьша желтоватого
цвета, слегка пахла коньяком, но когда доктор проглотил рюмку,
285


А. И. Куприн
ему показалось, что весь его рот и гортань наполнились каким-то
жгучим и душистым газом. Тотчас же он почувствовал в животе
холод, а потом мягкую теплоту и страшный аппетит. Рыба оказа­
лась чрезвычайно вкусной и такой пряной, что от нее щипало язык.
«Как ее готовят?» - мелькнула было у Кашинцева опасливая мысль,
но он тут же засмеялся, вспомнив один из знакомых ему вечерних
афоризмов доктора фон Рюля: «Никогда не надо думать о том, чт6
ешь и кого любишь».
А Хацкель стоял поодаль, заложив руки за спину. Точно уга­
дывая, о чем думал Кашинцев, он говорил с угодливым и ласко­
вым видом:
- Может, пану кажется, что это приготовлено как-нибудь гряз­
но? Псе... никогда в жизни! Наши еврейские женщины все делают
по святым книгам, а там уж все сказано: и как чистить, и как ре­
зать, и когда мьпь руки. А если не так - это у нас считается грех.
Пусть пан кушает себе на здоровье". Этля, принеси еще рыбы!
Из-за занавески вышла женщина и стала сзади прилавка, кута­
ясь с головой в большой серый платок. Когда Кашинцев повернул­
ся к ней лицом, ему показалось, что какая-то невидимая сила вне­
запно толкнула его в грудь и чья-то холодная рука сжала его затре­
пыхавшееся сердце. Он никогда не только не видал такой сияю­
щей, гордой, совершенной красоты, но даже не смел и думать, что
она может существовать на свете. Прежде, когда ему случалось ви­
деть прекрасные женские головки на картинах знаменитых худож­
ников, он про себя, внутренне, был уверен, что таких правильных,
безукоризненных лиц не бывает в натуре, что они - вымысел твор­
ческой фантазии. И тем удивительнее, тем неправдоподобнее было
для него это ослепительно прекрасное лицо, которое он теперь ви­
дел в грязном заезжем доме, пропахшем запахом нечистого жилья,
в этой ободранной, пустой и холодной комнате, за прилавком, ря­
дом с пьяным, храпящим и икающим во сне мужиком.
-
Ктоэто?-шепотомспросилКашинцев. - Вотэта... - он
хотел по привычке сказать - жидовка, но запнулся, - эта женщина?
-
Кто? Это? - небрежно спросил Хацкель, кивнув головой
назад. - Это, пане, моя жинка.
- Как она красива!
Хацкель коротко засмеялся и с презрением пожал плечами.
- Пан с меня смеется? -спросил он укоризненно. - Чт6 такое
она? Обыкновенная бедная еврейка, и больше ничего. Разве пан не
видал в больших городах настоящих красивых женщин? Этля ! -
286


РассК1
1ЗЫ
обернулся он к жене и проговорил что-то скороговоркой по-еврей­
ски, от чего она вдруг засмеялась, блеснув множеством белых ров­
ных зубов, и повела так высоко одним плечом, точно хотела поте­
реть об него щеку.
-А пан холостой чи женатый? - спросил Хацкель с вкрадчи­
вой осторожностью.
- Нет, я холостой. А чт6?
- Нет, я только так себе" . Значит, пан холостой. А почему же
пан, такой солидный и образованный человек, не захотел жениться?
-
Ну, зто длинная история" . По многим причинам. Да, я ду­
маю, еще и теперь не поздно. Не так уж я стар. А?
Хацкель вдруг придвинулся вплотную к доктору, оглянулся с
боязливым видом по сторонам и сказал, выразительно понизив
голос:
-Аможет, вы, пане, заночуете у нас в заезде? Вы, пожалуйста,
не беспокойтесь, у меня всегда останавливаются самые хорошие
паны: пан Варнаховский из Монастырища, пан посес
со
р Луцкий,
бывают из господ офицерей" .
- Нет, мне надо торопиться. Некогда.
Но Хацкель с лукавым, проницательным и заманивающим ви­
дом, прищуривая то одни, то другой глаз, продолжал настаивать:
-Лучше ж, ей-богу, заночуйте, пане. Куда пан поедет по такой
холодюке? Дай мне бог не видать завтрашнего дня, если я говорю
неправду!" Послушайте только, чт6 я вам скажу, пане доктор". Тут
есть одна бывшая гувернантка" .
Одна быстрая сумасшедшая мысль блеснула у Кашинцева. Он
украдкою, воровато взглянул на Этлю, которая равнодушно, как
будто не понимая, о чем идет разговор между ее мужем и гостем,
глядела издали в запорошенное белое окно, но ему в ту же минуту
стало стыдно.
- Оставьте меня в покое, уЦците! -резко приказал он Хацкепю.
Кашинцев, не столько по словам, сколько по выражению лица
Хацкепя, понимал, о чем он говорит, но не мог рассердиться, как,
вероятно, счел быдолгом рас
сер
диться при других обстоятельствах.
Теплота комнаты, после долгой холодной дороги, разморила и раз­
нежила его тело. От выпитой водки голова тихо и сладко кружи­
лась, кожа на лице приятно горела. Хотелось сидеть, не шевелясь,
испыть1вая томное чувство сытости, теплоты и легкого опьянения,
не думая о том, что через несколько минут надо опять садиться в
сани и ехать бесконечной, скучной, морозной дорог.ой.
287


А. И. Куприн
И в этом странном, легком и блаженном состоянии ему достав­
ляло невыразимое удовольствие время от времени, как будто неча­
янно, точно обманывая самого себя, останавливаться на прекрас­
ном лице еврейки и думать о ней, но не мыслями, а словами, как
будто разговаривая с каким-то невидимым собеседником.
«Можно ли описать кому-нибудь это лицо? - говорил про себя
Кашинцев. - Можно ли передать обыкновенным, бедным, повсед­
невным языком эти изумительные черты, эти нежные и яркие крас­
ки? Вот она теперь повернулась почти прямо ко мне лицом. Как
чиста, как изумительно изящна эта линия, что идет от виска к уху и
опускается вниз, к подбородку, определяя щеку. Лоб низкий, за­
росший сбоку тонкими, пушистыми волосами, - как это прелест­
но, и женственно, и колоритно! Глаза огромные, черные, до того
огромные и черные, что кажутся подрисованными, и в них, около
зрачков, сияют живые, прозрачные золотые точечки, точно свет­
лые блики в желтом топазе. Глаза окружены темной, чуть-чуть влаж­
ной тенью, и как неуловимо переходит этот темный тон, придаю­
щий взгляду такое ленивое и страстное выражение, в смуглый, креп­
кий, румянец щек. Губы полные, красные, и хотя в настоящую ми­
нуту сомкнуты, но кажутся раскрытыми, отдающимися, а на верх­
ней губе, несколько затененной, хорошенькая черная родинка око­
ло угла рта. Какой прямой, благородный нос и какие тонкие, гор­
дые ноздри! О, милая, прекрасная !» - повторял про себя с умиле­
нием Кашинцев, и ему хотелось заплакать от восторга и нежности,
которые овладели им и стесняли ему груд& и щекотали глаза.
Сверх яркого и смуглого румянца щек видны были коричневые
полосы засохшей грязи, но Кашинцеву казалось, что никакая не­
брежность не может исказить этой торжествующей, цветущей кра­
соты . Он также заметил, когда она выходила из-за прилавка, что
нижний край ее розовой ситцевой короткой юбки бьш тяжел и мокр
от грязи и шлепался при каждом шаге и что на ногах у нее были
огромные истасканные башмаки с торчащими ушками; он заметил,
что иногда, разговаривая с мужем, она быстро дергала себя за кон­
чик носа двумя пальцами, делая при этом шмыгающий звук, и по­
том так же быстро проводила под носом ребром указательного
пальца. Но все-таки ничто вульгарное, ничто смешное и жалкое не
могло повредить ее красоте.
«В чем счастье? - спросил самого себя Кашинцев и тотчас же
ответил: - Единственное счастье - обладать такой женщиной,
знать, что эта божественная красота - твоя. Гм ... пошлое, армейс-
288


РассКIJЗЫ
кое слово - обладать, но чт6 в сравнении с этим все остальное в
жизни: служебная карьера, честолюбие, философия, известность,
твердость убеЖдений, общественные вопросы?.. Вот пройдет год,
два или три, и, может бьпь, я женюсь. Жена моя будет из благород­
ной фамилии, тощая белобрысая девица, с жидкими завитушками
на лбу, образованная и истеричная, с узким тазом и с холодным
синим телом в пупырышках, как у ощипанной курицы, она будет
играть на рояле, толковать о вопросах и страдать женскими болез­
нями, и мы оба, как самец и самка, будем чувствовать друг к другу
равнодушие, если не отвращение. А почем знать, не заключается
ли вся цель, весь смысл, вся радость моей жизни в том, чтобы всеми
правдами и неправдами завладеть вот такой женщиной, как эта,
украсть, отнять, соблазнить, - не все ли равно? Пусть она будет
грязна, невежественна, неразвита, жадна, - о, боже мой! - какие
это мелочи в сравнении с ее чудесной красотой!»
Хацкель опять подошел, остановился около Кашинцева, засу­
нув руки в карманы панталон, и вздохнул.
- А вы не читали, пане, чт6 пишут в газетах? - спросил он с
вежливой осторожностью. - Чт6 слышно нового за войну?
- Да все по-прежнему. Мы отступаем, нас бьют". Впрочем, я
сегодня газет не читал, - ответил Кашинцев.
- Пан не читал! Как жаль! Мы, знаете, пане, живем здесь в сте­
пи и ничего не слышим, что делается на свете. Вот тоже писали за
сионистов. Пан читал, что в Париже собирался конгрес
с
?
- Как же. Конечно.
Кашинцев внимательно поглядел на него. В нем, под внешней
расторопной пронырливостью, чувствовалось что-то заморенное,
хилое, говорящее о бедности, приниженности и плохом питании.
Самое жалкое впечатление производила его длинная шея, выходив­
шая из гарусного шарфа, - худая, грязно-желтая; на ней, точно
толстые струны, выступали вперед, по бокам глотки, две длинные,
напряженные жилы с провалом посредине.
-
Чем вы здесь вообще занимаетесь? - спросил Кашинцев,
охваченный каким-то виноватым сожалением.
- Ну-ну! - Хацкель пожал плечами с безнадежным и презри­
тельным видом. - Ну, чем может заниматься бедный еврей в черте
оседлости? Крутимся как-нибудь. Покупаем и продаем, когда бы­
вает базар. Оrбиваем друг у друга последний кусочек хлеба. Эх!
Что много говорить? Разве же кому интересно знать, как мы здесь
страдаем?
289


А. И. Куприн
Он устало махнул рукой и ушел за занавеску, а Кашинцев опять
вернулся к прерванным мыслям. Эти мысли были похожи на те
подвижные разноцветные полуслова, полуобразы, которые прихо­
дят к человеку утром, на границе между сном и пробуждением, и
которые, пока не проснешься окончательно, кажутся такими тон­
кими, послушно-легкими и в то же время полными такой глубокой
важности.
Никогда еще Кашинцев не испытывал такого удовольствия меч­
тать, как теперь, когда, разнеженный теплом и сытостью, он сидел,
опираясь спиной о стену и вытянув вперед ноги. Большое значение
имела в этом удовольствии какая-то неопределенная точка на ри­
сунке пестрой занавески. Нужно было непременно отыскать ее гла­
зами, остановиться на ней, и тогда мысли начинали сами собою
течь ровно, свободно и ярко, не задерживаясь в голове, не оставляя
следа и принося с собою какую-то тихую, щекочущую радость. И
тогда все исчезало в голубоватом, колеблющемся тумане: и обби­
тые стены заезжей комнаты, и покосившиеся столы, и грязный при­
лавок. Оставалось только одно прекрасное лицо, которое Кашин­
цев видел и которое чувствовал, несмотря на то что глядел не на
него, а на ту же неопределенную, неизвестную ему самому точку.
«Удивительный, непостижимый еврейский народ! -думал Ка­
шинцев. - Что ему суждено испытать дальше? Сквозь десятки сто­
летий прошел он, ни с кем не смешиваясь, брезгливо обособляясь
от всех наций, тая в своем сердце вековую скорбь и вековой пла­
мень. Пестрая, огромная жизнь Рима, Греции и Египта давным­
давно сделалась достоянием музейных коллекций, стала историчес­
ким бредом, далекой сказкой, а этот таинственный народ, бывший
уже патриархом во дни их младенчества, не только существует, но
сохранил повсюду свой крепкий, горячий южный тип, сохранил
свою веру, полную великих надежд и мелочных обрядов, сохранил
священный язык своих вдохновенных божественных книг, сохра­
нил свою мистическую азбуку, от самого начертания которой ве
ет
тысячелетней древностью! Что он перенес в дни своей юности? С
кем торговал и заключал союзы, с кем воевал? Нигде не осталось
следа от его загадочных врагов, от всех этих филистимлян, амали­
китян, моавитян и других полумифических народов, а он, гибкий и
бессмертный, все еще живет, точно выполняя чье-то сверхъесте­
ственное предопределение. Его история вся проникнута трагичес­
ким ужасом и вся залита собственной кровью: столетние пленения,
насилие, ненависть, рабство, пытки, костры из человеческого мяса,
290


Рассказы
изгнание, бесправие... Как мог он оставаться в живых? Или в са­
мом деле у судьбы народов есть свои, непонятные нам, таинствен­
ные цели? .. Почем знать: может быть, какой-нибудь высшей силе
бьшо угодно, чтобы евреи, потеряв свою родину, играли роль веч­
ной закваски в огромном мировом брожении?
Вот стоит эта женщина, на лице которой отражаетс
я
божествен­
ная красота, внушающая священный восторг. Сколько тысячеле­
тий ее народ должен был ни с кем не смешиваться, чтобы сохра­
нить эти изумительные библейские черты. С тем же гладким плат­
ком на голове, с теми же глубокими глазами и скорбной складкой
около губ рисуют матерь Иисуса Христа. Той же самой безукориз­
ненной чистой прелестью сияли и мрачная Юдифь, и кроткая Руфь,
и нежная Лия, и прекрасная Рахиль, и Агарь, и Сарра. Глядя на
нее, веришь, чувствуешь и точно видишь, как этот народ идет в
своей умопомрачительной генеалогии к Моисею, подымается к
Аврааму и выше, еще выше - прямо до великого, грозного,
мстительного библейского бога!
«С кем я спорил недавно? - вдруг вспомнилось Кашинцеву. -
Спорил об евреях. Кажется, с полковником генерального штаба в
вагоне? Или, впрочем, нет: это было с городским врачом из Степа­
ни. Он говорил: евреи одряхлели, евреи потеряли национальность
и родину, еврейский народ должен выродиться, так как в него не
проникает ни одна капля свежей крови. Ему остается одно из двух:
или слиться с другими народами, рассосаться в них, или погибнуть...
Да, тогда я не находил возражений, но теперь я подвел бы его к
этой женщине за прилавком и сказал бы: вот он, поглядите, вот
залог бессмертия еврейского народа! Пусть Хацкель хил, жалок и
болезнен, пусть вечная борьба с жизнью положила на его лицо же­
стокие следы плутовства, робости и недоверия: ведь он тысячи лет
«крутился как-нибудь», задыхался в разных гет
т
о. Но еврейская
женщина стережет дух и тип расы, бережно несет сквозь ручьи кро­
ви, под гнетом насилия, священный огонь народного гения и ни­
когда не даст потушить его. Вот я гляжу на нее и чувствую, как за
ней раскрывается черная бездна веков. Здесь чудо, здесь какая-то
божественная тайна. О , что же я, вчерашний дикарь, а сегодняш­
ний интел
л
игент, -чт6я значу в ее глазах, чт6 я значу в сравнении
с этой живой загадкой, может быть, самой необъяснимой и самой
великой в истории человечества?»
Кашинцев вдруг очнулся. В заезде поднялась суета. Хацкель
метался от окна к окну и, прикладывая ладони к вискам, старался
291


А. И. Куприн
что-то разглядеть в ночной темноте. Эгля с отвращением и доса­
дой дергала за ворот пьяного мужика, который то подымал, то
опускал красное, бессмысленное, опухшее от сна лицо с набрякши­
ми под глазами гулями и дико хрипел.
- Трохиме, слухайте - ну! Трохи-им! Я ж вас прошу: встань­
те! - нетерпеливо говорила еврейка, коверкая малорусский язык.
- Ша! Присrав! - закричал вдруг испуган
н
ым шепотом Хац­
кель. Он скоро-скоро зачмокал губами, с отчаянием затряс голо­
вой и, сrремительно бросившись к двери, распахнул ее как раз в
тот момент, когда в нее входил высокий полицейский чиновник,
освобождавший на ходу свою голову из гусrого бараньего ворот­
ника шубы.
- Слушайте ж, Трохим. Всrавайте! - воскликнула Эгля тра­
гическим шепотом.
Мужик поднял налившееся кровью лицо и, перекосив рот, заорал:
Ой, чи не мо-о-ожно б...
- Эх-то чт6 т-такое! - крикнул присrав, грозно выкатывая гла­
за. Он с негодованием сбросил баранью шубу на руки подбежав­
шему Хацкелю и, выпятив грудь колесом, сделал несколько шагов
вперед великолепной походкой оперного полководца.
Мужик поднялся, шатаясь и задевая руками, ногами и тулови­
щем за сrол. Что-то похожее на сознательный испуг мелькнуло на
его сизом, оплывшем лице.
-
Вашесоко ... пане... пане коханый! - забормотал он, колеб­
лясь беспомощно на месте.
-
Вон! - загремел вдруг присrав таким страшным голосом,
что нервный Кашинцев вздрогнул и съежился за своим сrолом. -
Сейчас вон!
Мужик качнулся было вперед и расслабленно протянул руки,
чтобы поймать и поцеловать начальственную десницу, но Хацкель
уже тащил его, схватив сзади за ворот, к дверям.
- Ты! .. -закричал присrав, сердито сверкая гл азами на Эглю. -
Водкой торгуешь? Беспатентно? Конокрадов принимаешь? См-мот­
три! Я т-тебя зак-катаю!
Женщина уродливо подняла кверху плечи, совсем склонила
набок голову и с жалостным и покорным выражением закрыла гла­
за, точно ожидая удара сверху. Кашинцев почувствовал, что цепь
его легких, приятных и важных мыслей внезапно разбилась и
292


Рассказы
больше не восстановится, и ему стало неловко, стыдно перед са­
мим собою за эти мысли.
- Нехай меня бог покарает, пане полковник!-клялась со стра­
стной убедительностью Этля. -Дай мне бог ослепнуть и не видеть
завтрашнего дня и моих собственных детей! Пан полковник сам
знает, ну что я могу сделать, если к нам в заезд зайдет пьяный му­
жик? Мои муж больной человек, а я слабая, бедная женщина.
- Н у ладно! - сурово остановил ее пристав. - Будет.
В это мгновение он заметил Кашинцева и тотчас же, победо­
носно и строго закинув вверх голову, напружил грудь и размахнул
рукой налево и направо свои прекрасные русые бакенбарды. Но
вдруг на лице его показалась улыбка.
- Базиль Базилич! Старый крокодил! Какими попутными вет­
рами?-воскликнул он театрально радостным тоном. - Черт тебя
знает, сколько времени не видались! .. Виноват, - круто остано­
вился пристав у стола. - Я , кажется... обознался.
Он щегольски приложил ладонь к козырьку фуражки. Кашин­
цев, полупривстав, довольно неуклюже сделал то же самое.
- П ростите великодушно ... Принял вас за своего коллегу, по­
чайновского пристава, - этакое фатальное совпадение. Еще раз -
виноват... Впрочем, знаете, такое сходство формы, что -о ... Во вся­
ком случае, позвольте представиться: местн ый пристав и, так ска­
зать, громовержец - Ирисов, Павел Афиноrеныч.
Кашинцев опять встал и назвал себя.
-Если уж все так необычайно вышло, то, позвольте, уж прися­
ду к вам, -сказал Ирисов и опять ловко прикоснулся к козырьку и
прищелкнул каблуками . - Очень, очень приятно познакомиться.
Эй, Хацкель, принеси из моих саней кожаный ящик, он в ногах под
сиденьем. Извините, вы далеко изволите ехать, доктор?
- В Гусятин. Я только что назначен туда.
-А-а! В пехотный полк ! Есть между офицерами претеШiые ре-
бята, хотя пьют, как лошади ! Городишко паршивый, но по нашим
местам в некотором роде, так сказать, резиденция . Значит, будем с
вами встречаться? Оч-чень рад... А вы только что... ха-ха! .. были
свидетелем отеческого внушения, которое я делал.
- Да... отчасти, - сказал, насильно улыбнувшись, Кашинцев.
- Чт6 делать-с ... Чт6 делать ... Такой уж у меня характер: люб-
лю построжить . . . Я, знаете, не охотник до всяких кляуз и жалоб и
тому подобной дребеден и - у меня своя собственная расправа-с .
293


А. И. Куприн
Пристав бьш представительный, как говорят провинциальные
дамы, красивый, рослый мужчина, с растущими в стороны лихими
скобелевскими баками и высоким, белым, безмятежным лбом. Глаза
у него бьши прекрасного голубого цвета, со всегдашним выраже­
нием томной и какой-то неприличной, не мужской, капризной ус­
талости; все лицо имело нежный, ровный, фарфорово-розовый от­
тенок, а малиновые, гибкие губы постояm10 кокетливо шевелились
и растягивались, точно два подвижных красных червяка. Видно
бьшо по всему, что пристав Ирисов - местный красавец, молодчи­
нище и сердцеед, бывший кавалерист, вероятно, игрок и кутила,
который в состоянии не спать трое суток подряд и никогда не бы­
вает пьяным. Говорил он быстро и отчетливо, делая преувеличен­
но внимательное лицо на слова собеседника, но, очевидно, слушая
только самого себя.
-Яим всем отец, но отец строгий, - продолжал пристав, вну­
шительно приподняв кверху указательный палец. -Поставь ящик
на стол, Хацкель, вот так. Я строг, это действительно, я себе не
позволю на шею сесть, как другие, но зато я знаю наизусть каждо­
го из своих ... хе-хе-хе... так сказать, подцанных. Видали сейчас му­
жичонку? Это ореховский крестьянин Трофим, по-уличному Хвост.
Вы думаете, я не знаю, что он конокрад? Знаю великолепно. Но до
времени я молчу, а в одно прекрасное майское утро - чик!" и Тро­
фим Хвост изъят из употребления. Вот поглядите вы на этого са­
мого Хацкеля. Не правда ли, пархатый жидишка? А я, поверьте,
знаю, чем он, каналья, дышит. Что? Неверно я говорю, Хацкель?
- ОЙ, боже мой, разве ж паи полковник может говорить не­
правду! - выкрикнул Хацкель с подобострастной укоризной. -
Мы все, сколько нас есть, бедных, несчастных еврейчиков, посто­
янно молимся богу за пана пристава. Мы так и говорим промеж
себя: «Зачем нам родной отец, когда наш добрый, любимый госпо­
дин пристав нам лучше всякого родного отца? .. »
-
Видали? - небрежно спросил пристав, указав через плечо
большим пальцем на Хацкеля и значительно сощурив глаза. - Глас
народа! Но вы не беспокойтесь, я их вот где держу. Чт6? Правду я
сказал?
- Чт6 я буду на это говорить? - Хацкель весь сжался, присел
почти на корточки и протянул вперед руки, точно отталкивая от
себя какое-то чудовищное, несправедливое обвинение. - Мы еще
не успеем что-нибудь подумать, а уж господин пристав наперед все
знает!
294


Рассказы
-
Слыхали? - спросил коротко Ирисов. - Прошу, сказал
Собакевич, - произнес он, указывая на раскрытый поставец. -
Не прикажете ли жареной домашней утки? Шикарная утка! .. А это
вот зубровка. Пирожки с рыбой, луком. Здесь ром. Нет, вы не со­
мневайтесь, настоящий ямайский ром и даже пахнет клопами... А
это - вы только, пожалуйста, надо мной не смейтесь, - это шоко­
лад. Так сказать, дамское развлечение. Рекомендую вам: в дороге ­
самое питательное средство. Эrо уж я узнал, так сказать, из печаль­
ного опыта, по роду своей неблагодарной службы. Зимою, случа­
ется, во время метели в такое место тебя занесет, что торчишь двое
суток и корки хлеба ни за какие деньm не допросишься. Но чт6 я
болтаю? Пожалуйста...
Кашинцев вежливо отказывался от угощения, но пристав про­
явил самую энергичную настойчивость. Приnшось вьшить рюмку
рома, от которого пахло чем угодно, только не ромом. Кашинцеву
было грустно, и стеснительно, и тоскливо. Украдкой он взгляды­
вал иногда на Эrлю, которая шепотом оживленно разговаривала
за прилавком со своим мужем. Фантастическое обаяние точно со­
шло с нее. Что-то жалкое, приниженное, ужасное своей будничной
современностью чувствовалось теперь в ее лице, но оно все-таки
было по-прежнему трогательно прекрасно.
- А ... а! Вот вы куда нацелились! - лукаво сказал вдруг при­
став, прожевывая курицу и сочно шевеля своими гибкими, влаж­
ными губами. - Хорошенькая жидовочка. Что?
- Необыкновенно красива. Прелесть! - невольно вырвалось
у Кашинцева.
- Н-д-а ... Товар... Н-но! .. - П ристав развел руками, деланно
вздохнул и закрыл на секунду глаза. - Но ничего не поделаешь.
Пробовали. Нет никакой физической возможности. Нельзя... Хоть
видит око... Да вот, позвольте, я его сейчас спрошу. Эй, Хацкель,
ким6р...
- Ради бога... Я вас прошу! -умоляюще протянул к нему руку
Кашинцев и встал с лавки. - Я вас убедительно прошу.
- Э, пустяки... Хацкель.
В эту минуту отворилась дверь, и в нее вошел очередной ямщик
с кнутом в руке и в шапке, в виде конфедератки, на голове.
- Кому из панов кони до Гусятина? - спросил ямщик. Но, уви­
дев пристава, он торопливо сдернул шапку и гаркнул по-военному:
- Здравием желаем вашему высокоблагородию!
295


А. И .Куприн
-
Здравствуй, Юрко! - снисходительно ответил Ирисов. -
Эх, посидели бы еще немного, -ссожалением сказал он доктору. -
В кои-то веки удастся поболтать с интел
л
игентным человеком!
- Простите, некогда, - говорил Кашинцев, поспешно засте­
гиваясь. - Сами знаете, долг службы . Сколько с меня следует?
Он расплатился и, заранее вздрагивая при мысли о холоде, о
ночи, об утомительной дороге, пошел к выходу. По наивной, со­
хранившейся у него с детства привычке загадывать по мелким при­
метам, он, берясь за скобку двери, подумал: «Если она поглядит на
меня, то исполнится». Что должно было исполниться - он сам не
знал, так же как не знал имени той скуки, усталости и чувства нео­
пределенного разочарования, которые теперь его угнетали. Но ев­
рейка не оглянулась. Она стояла, повернувшись к нему своим чу­
десным нежным профилем, ярко озаренная светом лампы, и что-то
делала на прилавке, опустив вниз глаза.
- До свидания, - сказал Кашинцев, отворяя дверь.
Упругие обл ака пара ворвались с улицы, застлали прекрасное
лицо и обдали доктора сухим холодом. У крыльца стояли, уныло
понурив головы, почтовые лошади.
Миновали деревню, переехали по льду через речку, и опять по­
тянулась длинная, тоскливая дорога с мертвыми белыми полями
направо и налево. Кашинцев задремал. Тотчас же заговорили и за­
пели странные, обманчивые звуки спереди и сзади саней и сбоку
их. Залилась визгом и лаем собачья стая, зароптала человеческая
толпа, зазвенел серебряный детский смех, залепетали, как безум­
ные, бубенчики, выговаривая отчетливые слова. «Первое дело -
строгость, строгость!» - крикнул голос пристава.
Кашинцев ударился локтем о бок саней и очнулся.
По обе стороны дороги бежали ему навстречу высокие темные
стволы сосен, протянувших через дорогу, точно белые лапы, отя­
гощенные снегом ветви. Между ними, далеко впереди, мерещились
стройные тонкие колонны, каменные ограды и балконы, высокие,
белые стены с черными готическими окнами, фантастические ли­
нии какого-то спящего, заколдованного дворца. Но сани завора­
чивали по изгибу дороги, и призрачный дворец исчезал, обраща­
ясь в темные ряды деревьев и в навесы из оснеженных веток.
«Где я? Куда я еду?-спросил себя Кашинцев с недоумением и
испугом. - Чт6 со мной только что было? Такое большое, радост­
ное и важное?»
296


Рассказы
В его памяти с поразительной ясностью всплыло прелестное
женское лицо, нежный очерк щек и подбородка, влажные, спокой­
но-страстные глаза, прекрасный изгиб цветущих губ... И вдруг вся
его собственная жизнь, - и та, что прошла, и та, что еще лежала
впереди, -представилась ему такой же печальной и одинокой, как
эта ночная дорога, с ее скукой, холодом, пустотой и безлюдьем, с
ее раздражающими сонными обманами.
Мимоходом властная красота чуждой незнакомой женщины
осветила и согрела ему душу, наполнила ее счастием, чудными
мыслями и сладкой тревогой, но уже пробежала, исчезла позади
эта полоса жизни, и о ней осталось только одно воспоминание, как
о скрывшемся вдали огоньке случайной станции. А впереди не вид­
но другого огня; лошади бегут мерной рысью, и равнодушный ям­
щик - Время - безучастно дремлет на козлах.
1904
РЕКА ЖИЗНИ
1
Хозяйская комната в номерах «Сербия». Желтые обои; два окна
с тюлевыми грязными занавесками; между ними раскосое оваль­
ное зеркало, наклонившись под углом в 45 градусов, отражает в
себе крашеный пол и ножки кресел; на подоконниках пыльные,
бородавчатые кактусы; под потолком клетка с канарейкой. Ком­
ната перегорожена красными ситцевыми ширмами. Меньшая, ле­
вая часть - это спальня хозяйки и ее детей, правая же тесно застав­
лена всякой случайной разнофасонной мебелью, просиженной, рас­
коряченной и хромоногой. По углам комнаты свален беспорядоч­
но всяческий, покрытый паутиной хлам: астролябия в рыжем ко­
жаном чехле и при ней тренога с цепью, несколько старых чемода­
нов и сундуков, бесструнная гитара, охотничьи сапоги, швейная
машина, музыкальный ящик «Монопан», фотографический аппа­
рат, штук пять ламп, груды книг, веревки, узлы белья и многое дру­
гое. Все эти вещи были в разное время задержаны хозяйкой за не­
платеж или покинуты сбежавшими жильцами. Or них в комнате
негде повернуться.
297


А. И. Куприн
«Сербия» - гостиница третьего разбора. Постоянные жильцы
в ней редкость, и те - проститутки. Преобладают случайные пас­
сажиры, приплывающие в город по Днепру: мелкие арендаторы ,
евреи-комиссионеры, дальние мещане, богомольцы, а также сельс­
кие попы , которые наезжают в город с доносами или возвращают­
ся домой после доноса. Занимаются также номера в «Сербии» па­
рочками из города на ночь и на время.
Весна. Четвертый час дня. Занавески на открытых окнах тихо
колеблются. В комнате пахнет керосиновым чадом и тушеной ка­
пустой. Это хозяйка разогревает на машинке бигос по-польски из
капусты , свиного сала и колбасы с громадным количеством перца
и лаврового листа . Она вдова лет тридцати шести - сорока, вид­
ная, крепкая, проворная женщина. Волосы, которые она завивает
на лбу в мелкие кудерьки, тронуты сильной сединой, но лицо у нее
свежее, чувственный большой рот красен, а темные, совсем моло­
дые глаза влажны и игриво-хитры. Имя-отчество ее Анна Фридри­
ховна - она полунемка, полуполька из Остзейского края, но близ­
кие знакомые называют ее просто Фридрихом, и это больше идет к
ее решительному характеру. Она гневлива, крикунья и страшная
сквернословка; дерется иногда со своими швейцарами и с подгу­
лявшими жильцами; может выпить наряду с мужчинами и до безу­
мия любит танцы; переходы от ругани к смеху у нее мгновенны. К
законам она чувствует мало уважения, принимает гостей без пас­
портов, а неисправного жильца собственноручно «выкидает на ули­
цу», как она сама выражается, то есть в отсутствие жильца отпира­
ет его номер и выносит его вещи в коридор или на лестницу, а то и
в свою комнату . Полиция с ней дружна из-за ее гостеприимства,
живого характера и в особенности из-за той веселой, легкой, бесце­
ремонной и бескорыстной податливости, с которой она отвечает
на каждое мимолетное мужское чувство.
У нее четверо детей . Двое старших, Ромка и Алечка, еще не при­
шли из гимназии , а младшие - семилетний Адька и пятилетний
Эдька, здоровые мальчуганы со щеками, пестрыми от грязи, от
лишаев, от размазанных слез и от раннего весеннего загара, - тор­
чат около матери. Они оба держатся руками за край стола и попро­
шайничают. Они всегда голодны, потому что их мать насчет стола
беспечна: едят кое-как, в разные часы , посылая в мелочную лавоч­
ку за всякой всячиной.
Вытянув губы трубой, нахмурив брови, глядя исподлобья, Адька
гудит угрюмым басом:
298


Расска:sы
- Ишь ты кака-ая , не даешь попробовать ...
- Да-ай попло-обуву-уть, - тянет за ним в нос Эдька и чешет
босой ножкой икру другой ноги .
За столом у окна сидит поручик запаса армии Валерьян Ивано­
вич Чижевич . Перед ним домовая книга, в которую он вписывает
паспорты постояльцев. Но после вчерашнего работа идет у него
плохо, буквы рябят и расползаются, дрожащие пальцы не ладят с
пером, а в ушах гудИТ, как осенью в телефонном столбе. Времена­
ми ему кажется, что голова у него начинает пухнуть , пухнут ь, и
тогда стол с книгой, с чернильницей и с поручиковой рукой уходят
страшно далеко и становятся совсем маленькими , потом, наобо­
рот, книга приближается к самым его глазам, чернильница рас­
тет и двоится, а голова уменьшаемся до смешных и странных раз­
меров.
Наружность поручика Чижевича говорит о бывшей красоте и
утраченном благородстве: черные волосы ежиком, н о на затылке
просвечивает лысина, борода острижена по-модному, острым кли­
нышком, лицо худое, грязное, бледное, истасканное, и на нем как
будто написана вся история поручиковых явных слабостей и тай­
ных болезней .
Положение его в номерах «Сербия» сложное: он ходит к миро­
вым судьям по делам Анны Фридриховны , репетирует ее детей и
учит их светским манерам, ведет квартирную книгу, пишет счета
постояльцам, читает по утрам вслух газету и говорит о политике.
Ночует он обыкновенно в одном из пустующих номеров, а в случае
наплыва гостей - и в коридоре на древнем диване, у которого пру­
жины вылезли наружу вместе с мочалкой. В последнем случае по­
ручик аккуратно развешивает над диваном, на гвоздиках, все свое
имущество: пальто, шапку, лоснящийся от старости, белый по швам,
но чистенький сюртучок, бумажный воротник «Монополь» и офи­
церскую фуражку с синим околышем, а записную книжку и платок
с чужой меткой кладет под подушку.
Вдова держит своего поручика в черном теле. «Женись - тог­
да я тебе все заведу, - обещает она, - полную кипировку, и что
нужно из белья, и ботинки с калошами приличные. Все у тебя бу­
дет, и даже по праздникам будешь носить часы моего покойника с
цеп ью» . Но поручик покамест все еще раздумывает. Он дорожит
свободой и слишком высоко ценит свое бывшее офицерское досто ­
инство. Однако кое-что старенькое из белья покойника он дона­
шивает.
299


А. И. Куприн
11
Время от времени в хозяйском номере происходят бури. То,
бывает, поручик при помощи своего воспитанника Ромки продаст
букинисту кипу чужих книг, то перехватит, пользуясь отсутствием
хозяйки, суточную плату за номер, то заведет втайне игривые от­
ношения с горничной. Как раз накануне поручик злоупотребил
кредитом Анны Фридриховны в трактире напротив; это всплыло
наружу, и вот вспыхнула ссора с руганью и с дракой в коридоре.
Двери всех номеров раскрылись, и из них выглянули с любопыт­
ством мужские и женские головы. Анна Фридриховна кричала так,
что ее было слышно на улице:
- Вон отсюда, разбойник, вон, босявка! Я все кровные, труды
на тебя потратила! Ты моих детей кровную копейку заедаешь!"
- Нашу копейку заедаешь! - орал гимназист Ромка, кривля­
ясь за материнской юбкой.
- Заеда-аешь! - вторили ему в отдалении Адька с Эдькой.
Швейцар Арсений молча, с каменным видом, сопя, напирал
грудью на поручика. А из номера девятого какой-то мужествен­
ный обладатель великолепной раздвоенной черной бороды, высу­
нувшись из дверей до половины в нижнем белье и почему-то с круг­
лой шляпой на голове, советовал решительным тоном:
- Арсень! Дай ему между глаз.
Таким образом поручик бьш вытеснен на лестницу. Но так как на
эту же лестницу отворялось широкое окно из коридора, то Ан
на
Фрид­
риховна еще продолжала кричать ВСJiед поручику, свесившись вниз:
- Каналья, шарлатанщик, разбишака, босявка киевская!
- Босявка! Босявка! - надсаживались в коридоре мальчишки.
- И чтобы ноm твоей больше здесь не было! И вещи свои пар-
шивые забирай с собой! Вот они, вот тебе, вот!
В поручика полетели сверху позабытые им впопыхах вещи: пал­
ка, бумажный воротничок и записная книжка. На последней сту­
пеньке поручик остановился, поднял голову и погрозил кулаком.
Лицо у него было бледно, под левым глазом краснела ссадина.
-Под-дождите, сволочи, я все докажу кому следует. Ага! Свод­
ничают! Грабят жильцов!"
-Аты иди, иди, пока цел, - говорил сурово Арсений, навали­
ваясь сзади и тесня поручика плечом.
- П рочь, хам! Не имеешь права касаться офицера! - восклик­
нул гордо поручик. - Я все знаю! Вы здесь без паспорта пускаете!
Укрываете! Краденое укрываете... Пристано."
300


Pacclt/lЗЫ
Но тут Арсений ловко обхватил поручика сзади, дверь со зво­
ном и с дребезгом хлопнула, два человека, свившись клубком, вы­
катились на улицу, и уже оттуда донеслось гневное:
- ...держательствуете!
Сегодня утром, как это всегда бывало и раньше, поручик Чи­
жевич явился с повинной, принеся с собою букет наломанной в чу­
жом саду сирени. Лицо у него утомлено, вокруг ввалившихся глаз
тусклая синева, виски желты, одежда не чищена, в голове пух. При­
мирение идет туго. Анна Фридриховна еще недостаточно наслади­
лась униженным видом своего любовника и его покаянными сло­
вами. Кроме того, она немного ревнует Валерьяна к тем трем но­
чам, которые он провел неизвестно где.
- Нюничка, а куда же... - начинает поручик необыкновенно
кротким и нежным, даже слегка дрожащим фальцетом.
- Что та-ко-е? Кто это вам здесь за Нюничка! - презрительно
обрывает его хозяйка. - Всякий гицель, и тоже - Нюничка!
- Нет, видишь ли, я только хотел спросить тебя, куда выпи­
сать Прасковью Увертышеву, тридцати четырех лет? Тут нет по­
метки.
- Ну и выписывай на толчок. И себя туда же можешь выпи­
сать. Одна компания. Или в ночлежку.
«Стерва!» - думает поручик, но только глубоко и покорно
вздыхает:
- Какая ты сегодня нервная, Нюничка!
- Нервная... Какая бы я там ни бьmа, а я знаю про себя, что я
женщина честная и трудящая ... Прочь, вы, байструки! - кричит
она на детей, и вдруг - пmеп! пmеп! - два метких удара ложкой
влетают по лбу Адьке и Эдьке. Мальчики хнычут.
- Проклятое мое дело, и судьба моя проклятая... - ворчит сер­
дито хозяйка. - Как я за покойным мужем жила, я никакого горя
себе не видела. А теперь, что ни швейцар - так пьяница, а горнич­
ные все воровки. Цыц, вы, проклятики! .. Вот и эта Проська, двух
дней не прожила, а уж из номера двенадцатого у девушки чулки
стащила. А то еще бывают некоторые другие, которые только по
трактирам ходят за чужие деньги, а дела никакого не делают...
Поручик очень хорошо знает, на кого намекает Анна Фридри­
ховна, но сосредоточенно молчит. Запах бигоса вселяет в него кое­
какие далекие надежды. В это время дверь отворяется, и входит, не
снимая с головы фуражки с тремя золотыми позументами, швей­
цар Арсений. У него наружность скопца и альбиноса и все нечистое
301


А. И. Куприн
лицо в буграх. Он служит у Анны Фридриховны, по крайней мере,
в сороковой раз, и служит до первого запоя, пока хозяйка собствен­
норучно не прибьет его и не прогонит, отняв сначала у него символ
власти - фуражку с позументами. Тогда Арсений наденет белую
кавказскую папаху на голову и темно-синее пенсне на нос, будет
куражиться в трактире напротив, пока весь не пропьется, а под ко­
нец загула будет горько плакать перед равнодушным половым о
своей безнадежной любви к Фридриху и будет угрожать смертью
поручику Чижевичу. Протрезвившись, он явится в «Сербию» и упа­
дет хозяйке в ноm. И она опять примет его, потому что новый швей­
цар, заменивший Арсения, уже успел за этот короткий срок обво­
ровать ее, напиться, и наскандалить, и даже попасть в участок.
- Ты что? С парохода? - спрашивает Анна Фридриховна.
- Да. Привел шесть богомольцев . Насилу отнял у Якова из
«Коммерческой». Он уже их вел, а я подошел к одному и говорю на
ухо: «Мне, говорю, все равно, идите хочь куда хотите, а как вы
люди в здешних местах неизвестные и мне вас ужасно жалко, то я
вам скажу, чтобы вы лучше за этим человеком не ходили, потому
что у них в гостинице на прошлой неделе богомольцу одному под­
сыпали порошку и обокрали». Так и увел их . Яков потом мне кула­
ком издальки грозился. Кричит: «Ты постой у меня, Арсений, я тебя
еще споймаю, ты моих рук не убежишь!» Но только я ему и сам,
если придется...
- Ладно! - прерывает его хозяйка. - Большое мне дело до
твоего Якова. По скольку сговорились?
-
По тридцать копеек. Ей-богу, барыня, как ни уговаривал,
больше не дают.
- У, дурень ты, ничего не умеешь. Отведи им номер второй.
- Всех в один?
- Дурак: нет, каждому по два номера. Конечно, в один. При-
нести им матрацев, из старых, три матраца принести. А на диван -
скажи, чтобы не смели ложиться. Всегда от этих богомольцев кло­
пы. Ступай!
По уходе его поручик замечает вполголоса нежным и заботли­
вым тоном:
- Я удивляюсь, Нюточка, как это ты позволяешь ему входить
в комнату в шапке. Это же все-таки неуважение к тебе, как к даме и
как к хозяйке. И потом - посуди мое положение: я офицер в запа­
се, а он все-таки... нижний чин. Неудобно как-то.
302


Рас
с
казы
Но Анна Фридриховна набрасывается на него с новым ожесто­
чением:
- Нет, уж ты, пожалуйста, не суйся, куда тебя не спрашивают.
0-фи-цер! Таких офицерей много у Терещенки в приюте ночует.
Арсений человек трудящий, он свой кусок зарабатывает" . не то
что ... Прочь, вы, лайдаки! Куда с руками лезете!
- Да-а ... не дае-ешь! - гудит Адька.
- Не да-е-ос! ..
Между тем бигос готов. Анна Фридриховна гремит посудой на
столе. Поручик в это время старательно припал головой к домо­
вой книге. Он весь ушел в дело.
- Что ж, садись, что ли, - отрывисто приглашает хозяйка.
- Нет, спасибо, Нюточка. Кушай сама. Мне что-то не очень
хочется, - говорит Чижевич, не оборачиваясь, сдавленным голо­
сом и громко глотает слюну.
- А ты иди, когда говорят. Тоже, скажите, задается . Ну, иди!. .
-
Сейчас, сию минуту, Нюничка. Вот только последний лис-
ток дописать. По удостоверению, выданному из Бильдинского во­
лостного правления ... губернии ... за номером 2039... Готово. - По­
ручик встает и потирает руки. - Люблю я поработать.
-
Хм! Тоже работа! - презрительно фыркает хозяйка. -
Садись.
- Нюничка, и если бы... одну... маленькую ...
- Обойдется и без.
Но так как мир почти уже водворен, то Анна Фридриховна до­
стает из шкафа маленький пузатый граненый графинчик, из кото­
рого пил еще отец покойного. Адька размазывает капусту по та­
релке и дразнит брата тем, что у него больше. Эдька обижается и
ревет:
-Адьке больсе полози-ила. Да-а!
Хлоп! - Звонкий удар ложкой поражает Эдьку в лоб. И тотчас
же, как ни в чем не бывало, Анна Фридриховна продолжает
разговор:
- Рассказывай! Тоже мастер врать. Наверно, валялся у какой­
нибудь.
-
Нюничка! - восклицает поручик укоризненно и, оставив
есть, прижимает руки - в одной из них вилка с куском колбасы -
к груди. - Чтобы я? О, как ты меня мало знаешь. Я скоре
е
дам
голову на отсечение, чем позволю себе подобное. Когда я тот раз
от тебя ушел, то так мне горько было, так обидно! Иду я по улице
303


А. И. Куприн
и, можешь себе представить, заливаюсь слезами. Господи, думаю,
и я позволил себе нанести ей оскорбление. Ко-му-у! Ей! Единствен­
ной женщине, которую я люблю так свято, так безумно...
- Хорошо поёшь, - вставляет польщенная, хотя все еще не­
много недоверчивая хозяйка.
- Да! Ты не веришь мне! - возражает поручик с тихим, но
глубоким трагизмом. -Ну что ж, я заслужил это. А я каждую ночь
приходил под твои окна и в душе творил молитву за тебя. - Пору­
чик быстро опрокидывает рюмку, закусывает и продолжает с на­
битым ртом и со слезящимися глазами: - И я все думал: что, если
бы случился вдруг пожар или напали разбойники? Я бы тогда до­
казал тебе. Я бы с радостью отдал за тебя жизнь". Увы, она итак
недолга, - вздыхает он. - Дни мои сочтены...
В это время хозяйка роется в кошельке.
- Скажите пожалуйста! - возражает она с кокетливой насмеш­
кой. -Адька, вот тебе деньm, сбегай к Василь Василичу за бутыл­
кой пива. Только скажи, чтобы свежего. Живо!
Завтрак уже окончен, бигос съеден и пиво выпито, когда появ­
ляется развращенный гимназист приготовительного класса Ромка,
весь в мелу и в чернилах. Еще в дверях он оттопыривает губы и
делает сердитые глаза. Потом швыряет ранец на пол и начинает
завывать :
- Да-а ... без меня все поели. Я голодный, как со-ба-а-ака. ..
-
А у меня еще есть, а я тебе не дам, - дразнит его Адька,
показывая издали тарелку.
-
Да-а-а ... Это сви-инство, - тянет Ромка. - Мама, вели
А-адьке...
-Молчать! - вскрикивает пронзительно Анна Фридриховна. -
Ты бы еще до ночи шлялся. Вот тебе пятачок. Купи колбасы, и до­
вольно с тебя.
- Да-а, пятачок! Сами с Валерьяном Иванычем бигос едят, а
меня учиться заставляют. Я , как соба-а-а ...
-
Вон! - кричит Анна Фридриховна страшным голосом, и
Ромка поспешно исчезает. Однако он успевает схватить с полу ра­
нец: в голове у него мгновенно родилась мысль - пойти продать
свои учебники на толкучке. В дверях он сталкивается со старшей
сестрой Алечкой и, пользуясь случаем, щиплет ее больно за руку.
Алечка входит, громко жалуясь:
- Мама, вели Ромке, чтобы он не щипался.
304


Рас
с
казы
Она хорошенькая тринадцатилетняя девочка, начинающая рано
формироваться . Она желто-смуглая брюнетка, с прелестными, но
не детскими темными глазами. Губы у нее красные, полные и блес­
тящие, и над верхней губкой, слегка зачерненной легким пушком,
две милые родинки. Она общая любимица в номерах. Мужчины
дарят ей конфеты, часто зазывают к себе, целуют и говорят бес­
стыдные вещи. Она все знает, что может знать взрослая девушка,
но никогда в этих случаях не краснеет, а только опускает вниз свои
черные длинные ресницы, бросающие синие тени на янтарные щеки,
и улыбается странной, скромной, нежной и в то же время сладост­
растной - какой-то ожидающей улыбкой. Ее лучшая приятельни­
ца - девица Женя, квартирующая в номере двенадцатом, тихая,
аккуратная в плате за квартиру, полная блондинка, которую со­
держит какой-то купец-дровяник, но которая в свободные дни во­
дит к себе кавалеров с улицы. Эту особу Анна Фридриховна весь­
ма уважает и говорит про нее: «Ну что ж, что Женечка девка, зато
она женщина самостоятельная».
Увидев, что завтрак сьеден, Алечка вдруг делает одну из своих
принужденных улыбок и говорит тонким голоском, громко и не­
сколько театрально:
-Ах, вы уже позавтракали. Я опоздала. Мама, можно мне пой-
ти к Евгении Николаевне?
- Ах, иди , куда хочешь!
-Мерси.
Она уходит. После завтрака водворяется полный мир. Пору­
чик шепчет на ухо вдове самые пылкие слова и жмет ей под столом
круглое колено, а она, раскрасневшись от еды и от пива, то прижи­
мается к нему плечом, то отталкивает его и стонет с нервным смеш­
ком:
- Да Валерьян! Да бес
стыдн
ик! Дети!
Адька и Эдька смотрят на них, засунув пальцы в рот и широко
разинув глаза. Мать вдруг набрасывается на них:
- Идите гулять, лаборданцы. Й
-я вас. Рас
сел
ись, точно в му-
зее. Марш, живо!
- Когда я не хочу гулять, - гудит Адька.
- Я не хоц-у-у.
- Я вот вам дам - не хочу. Две копейки на леденцы - и марш!
Она запирает за ними дверь, садится к поручику на колени, и
они начинают целоваться.
- Ты сердишься, мое золоще? - шепчет ей на ухо поручик.
305


А. И. Куприн
Но в дверь сrучат. Приходится отпирать. Входит новая горнич­
ная, высокая, мрачная, одноглазая женщина, и говорит хрипло, с
свирепым выражением лица:
- Там двенадцатый номер самовар требует, и чай, и сахар.
Анна Фридриховна нетерпеливо выдает все, что нужно. Пору­
чик, раскинувшийся на диване, говорит томно:
- Я бы отдохнул немного, Нюничка. Нет ли свободного номе­
ра? Здесь всё люди толкутся .
Свободный номер оказывается только один - пятый, и они
оmравляются туда. Номер в одно окно, темный, узкий и длинный,
как кегельбан. Кровать, комод, облупленный коричневый умываль­
ник и ночной столик составляют всю его меблировку. Хозяйка и
поручик опять начинают целоваться, причем стонут, как голуби
весною па крыше.
- Нюничка, если ты меня любишь, мое сокровище, пошли за
папиросами «Плезир», шесть копеек десяток, - вкрадчиво гово­
рит поручик, раздеваясь.
-Потом".
Весенний вечер быстро темнеет, и вот надворе уже ночь. В окно
слышны свистки пароходов на Днепре, и скользит далекий запах
травы, пыли, сирени, нагретого камня. Вода звонкими каплями
мерно падает внутри умывальника. Но в дверь опять сrучатся.
- Кто там? Какого черта все шляетесь? - кричит разбуженная
Анна Фридриховна. Она босиком вскакивает с кровати и гневно
распахивает дверь. - Ну, что еще нужно?
Поручик Чижевич стыдливо натягивает на голову одеяло.
-
Студент спрашивает номер, - суфлерским шепотом гово­
рит за дверью Арсений.
- Какой сrудент? Скажи ему, что остался только один номер и
то в два рубля. Он один или с женщиной?
-Один.
-
Так и скажи. И паспорт и деньги вперед. Знаю я этих
сrудентов.
Поручик поспешно одевается . Благодаря привычке он делает
свой туалет в десять секунд. Анна Фридриховна в это время ловко
и быстро оправляет постель. Возвращается Арсений.
- Заплатил вперед, - говорит он мрачно. - И паспорт вот.
Хозяйка выходит в коридор. Волосы у нее разбились и прилип­
ли ко лбу, на пунцовых щеках от
ти
снулись складки подушки, глаза
306


Рассказы
необычайно блестят. За ее спиной поручик бесшумной тенью про­
бирается в хозяйский номер.
У окна на лестнице дожидается студент. Он светловолосый, ху­
дощавый, уже немолодой человек с длинным, бледным, болезнен­
но-нежным лицом. Голубоватые глаза смотрят точно сквозь туман,
добродушны , близоруки и чуть-чуть косят. Он вежливо кланяется
хозяйке, отчего та смущенно улыбается и защелкивает верхнюю
кнопку на блузке.
-
Мне бы номер, - говорит он мягко, точно робея. - Мне
надо ехать. И еще бы я попросил свечку, перо и чернила.
Ему показывают кегельбан. Он говорит:
- Прекрасно, лучше нельзя требовать. Здесь чудесно. Только
вот, пожалуйста, перо и чернила.
От чаю и от белья он отказывается. Ему все равно.
111
В хозяйском номере горит лампа. На открытом окне сидит, под­
жавши ноги, Алечка и смотрит, как колышется внизу темная, тяже­
лая масса воды, освещенной электричеством, как тихо покачивает­
ся жидкая, мертвенная зелень тополей вдол ь набережной. На ще­
ках у нее горят два круглых, ярких, красных пятна, а глаза влажно
и устало мерцают. Издалека, с той стороны реки, где сияет огнями
кафешантан, красиво плывут в холодеющем воздухе резвые звуки
вальса.
Пьют чай с покупным малиновым вареньем. Адька и Эдька
накрошили себе в чашки черного хлеба, сделали тюрю, измазали
ею щеки, лбы и носы и делают друг другу рожи, пуская пузыри в
блюдечко. Ромка, вернувшийся с синяком под глазом, торопливо,
со свистом тянет чай из блюдечка. Поручик Чижевич, расстегнув
жилет и выпустив наружу бумажную грудь манишки, благодуше­
ствует среди этой домашней идиллии, полулежа на диване.
-
Все номера, слава богу, заняты, - вздыхает мечтательно
Анна Фридриховна.
- А что? Все моя легкая рука! - говорит поручик. - Как я
пришел , так и дело пошло.
- Ну да, рассказывай.
-Нет, ей-богу, у меня рука необыкновенно легкая. У нас в пол-
ку, когда, бывало, капитан Горжевский мечет банк, то всегда сажа­
ет меня около себя. Эх, как у нас в полку здорово резались в карты!
307


А. И. Куприн
Этот самый Горжевский, еще подпоручиком, выиграл во время ту­
рецкой войны двенадцать тысяч. Пришел наш полк в Букарешт.
Ну, конечно, денег у господ офицерства гибель, девать было неку­
да, женщин нет. Начали картеж. И вдруг Горжевский налетает на
шулера. Прямо по морде видать, что шулер, но так ловко передер­
гивает, что невозможно уследить ".
- Подожди, я сейчас приду, - перебивает его хозяйка, - мне
только надо выдать полотенце.
Она уходит. Поручик подкрадывается к Алечке и близко накло­
няется к ней. Ее прекрасный профиль, темный на фоне ночи, тонко,
серебристо и нежно очерчен сиянием электрических фонарей.
-Очем, Алечка, задумалась? Или, может быть, о ком ?- спра­
шивает он сладко, с дрожью в голосе.
Она отворачивается от него. Но он быстро приподнимает ее
толстую косу, целует ее под волосы в теплую тонкую шейку и жад-
но нюхает запах ее кожи.
- Я маме скажу, - шепчет Алечка, не отодвигаясь.
Дверь отворяется, - это возвратилась Анна Фридриховна.
Поручик тотчас же начинает говорить неестественно громко и раз­
вязно:
-Действительно, славно в такую чудную, весеннюю ночь про­
катиться на лодке с любимым существом или близким другом. Да,
Нюничка, так вот я продолжаю. Таким образом Горжевский про­
пускает целых шесть тысяч, черт побери! Наконец его кто-то надо­
умил, он и говорит: «Баста! Я так не буду играть. А вот не угодно
ли, прибьем колоду гвоздем к столу и будем отрывать по карте?»­
Тот было на попятный. Но Горжевский вынул револьвер: «Или
играй, собака, или пулю в лоб!» Ничего не поделаешь, шулер сел и,
главное, так растерялся, что позабыл, что сзади него зеркало, а
Горжевский сидит напротив, и ему в зеркало все карты партнера
видны. И Горжевский не только свои отыграл, но еще выиграл чи­
стых одиннадцать тысяч. Он даже велел этот гвоздь оправить в зо­
лото и теперь носит при часах, в виде брелока. Очень оригинально.
IV
В это время в пятом номере сидит на кровати студент. Перед
ним на ночном столике свеча и лист почтовой бумаги. Студент
быстро пишет, на минуту останавливается, шепчет что-то про себя,
покачивает головой, напряженно улыбается и опять пишет. Вот он
308


Рассказы
глубоко обмакнул перо в чернила, потом зачерпнул им , как ложеч­
кой, жидкого стеарина около фитиля и сует эту смесь в огонь. Она
трещит и брызжет во все стороны бойкими синими огоньками. Этот
фейерверк напоминает студенту что-то смешное, полузабытое из
далекого детства. Он глядит на пламя свечки, кося глаза и рассеян­
но и печально улыбаясь. Потом вдруг, точно очнувшись, встряхи­
вает головой, вздыхает и, быстро обтерши перо о рукав синей ру­
башки, продолжает писать:
«Ты скажи им все, что скажет тебе мое письмо и чему, я знаю,
ты поверишь. Меня они все равно не поймут, а у тебя есть слова,
простые и понятные для них. Странно одно: вот я пишу тебе и знаю,
что через десять - пятнадцать минут я застрелюсь, и эта мысль
совсем не страшит меня. Но когда седой огромный жандармский
полковник весь побагровел и с руганью затопал на меня ногами, я
растерялся. Когда он закричал, что мое упорство напрасно и толь­
ко губит меня и моих товарищей и что Белоусов, и Книгге, и Соло­
вейчик сознались, то я подтвердил. Я, не боящийся смерти, испу­
гался окрика этого тупого, ограниченного человека, закостенев­
шего в своем профессиональном апломбе. И что всего подлее: ведь
он на других не смел кричать, а бьm любезен, предупредителен и
слащав, как провинциальный зубной врач, - бьт даже либерален.
Во мне же он сразу понял уступчивую и дряблую волю. Это чув­
ствуется между людьми без слова, с одного взгляда.
Да, я сознаю, что все это вышло дико, и презренно, и смешно, и
отвратительно . Но иначе не могло быть, и если бы повторилось, то
вышло бы по-прежнему. Отчаянной храбрости боевые генералы
очень часто боятся мышей. Они иногда даже бравируют этой ма­
ленькой слабостью. А я с печалью говорю, что больше смерти бо­
юсь этих деревянных людей, жестко застывших в своем миросозер­
цании, глупо-самоуверенных, не знающих колебаний. Если бы ты
знал, как робею я и стесняюсь перед монументальными городовы­
ми, перед откормленными, мордатыми петербургскими швейцара­
ми, перед барышнями в редакциях журналов, перед секретарями в
судах, перед лающими начальниками станций! Когда мне однажды
пришлось свидетельствовать в участке подпись, то один вид тол­
стого пристава с рыжими подусниками в ладонь, с выпяченной гру­
дью и с рыбьими глазами, который все время меня перебивал, не
дослушивал, на минуты забывал о моем присутствии или вдруг при­
творялся не понимающим самой простой русской речи, - один его
309


А. И .Куприн
вид привел меня в такой гадкий трепет, что я сам слышал в своем
голосе заискивающие, рабские интонации.
Кто виноват в этом? Я тебе скажу: моя мать. Эrо она была пер­
вой причиной того, что вся моя душа загажена, развращена под­
лой трусостью. Она рано овдовела, и мои первые детские впечатле­
ния неразрывны со скитаньем по чужим домам, клянченьем, подо­
бострастными улыбками, мелкими, но нестерпимыми обидами,
угодливостью, попрошайничеством, слезливыми, жалкими грима­
сами, с этими подлыми уменьшительными словами: кусочек, ка­
пелька, чашечка чайку... Меня заставляли целовать ручки у благо­
детелей - у мужчин и у женщин. Мать уверяла, что я не люблю
того-то и того-то лакомого блюда, лгала, что у меня золотуха, по­
тому что знала, что от этого хозяйским детям останется больше и
что хозяевам это будет приятно. Прислуга втихомолку издевалась
над нами: дразнила меня горбатым, потому что я в детстве держал­
ся сутуловато, а мою мать называли при мне приживалкой и са­
лопницей. И сама мать, чтобы рассмешить благодетелей, пристав­
ляла себе к носу свой старый, трепаный кожаный портсигар, пере­
гнув его вдвое, и говорила: «А вот нос моего сыночка Левушки».
Они смеялись, а я краснел и бесконечно страдал в эти минуты за
нее и за себя и молчал, потому что мне в гостях запрещалось гово­
рить. Я ненавидел этих благодетелей, глядевших на меня, как на
неодушевленный предмет, сонно, лениво и снисходительно совав­
ших мне руку в рот для поцелуя, и я ненавидел и боялся их, как
теперь ненавижу и боюсь всех определенных, самодовольных, шаб­
лонных, трезвых людей, знающих все наперед: кружковых орато­
ров, старых, волосатых, румяных профессоров, кокетничающих
невинным либерализмом, внушительных и елейных соборных про­
топопов, жандармских полковников, радикальных женщин-врачей,
твердящих впопыхах куски из прокламаций, но с душой холодной,
жестокой и плоской, как мраморная доска. Когда я говорю с ними,
я чувствую, что на моем лице лежит противной маской чужая, под­
дакивающая, услужливая улыбка, и презираю себя за свой заискива­
ющий тонкий голос, в котором ловлю отзвук прежних материнс­
ких ноток. Души этих людей мертвы, мысли окоченели в прямых,
твердых линиях, и сами они беспощадны, как только может быть
беспощаден уверенный и глупый человек.
От семи до десяти лет я пробыл в закрытом благотворительном
казенном пансионе с фребелевской системой воспитания. Там класс­
ные дамы, озлобленные девы, все страдавшие флюсом, насаждали
310


Рас
с
казы
в нас почтение к благодетельному начальству, взаимное подгляды­
вание и наушничество, зависть к любимчикам и - главное - са­
мое главное - тишайшее поведение; мы же, мальчишки, сами со­
бою, культивировали воровство и онанизм. Потом из милости меня
приняли в казенный пансион при гимназии. Там было все, что бы­
вает в казенных пансионах. Обыски и шпионство со стороны над­
зирателей, бессмысленный зубреж, куренье в третьем классе, водка
в четвертом, в пятом - первая публичная женщина и первая нехо­
рошая болезнь.
Дальше вдруг повеяло новыми, молодыми словами, буйными
мечтами, свободными, пламенными мыслями. Мой ум с жаднос­
тью развернулся им навстречу, но моя душа была уже навеки опус­
тошена, мертва и опозорена. Низкая неврастичная боязливость
впилась в нее, как клещ в собачье ухо: оторвешь его, останется го­
ловка, и он опять вырастет в целое гнусное насекомое.
Не я один погиб от этой моральной заразы. Я, может быть, был
слабейшим из всех. Но ведь все проIШiое поколение выросло в духе
набожной тишины, насильственного почтения к старшим, безлич­
ности и безгласности. Будь же проклято это подлое время, время
молчания и нищенства, это благоденственное и мирное житие под
безмолвной сенью благочестивой реакции! Потому что тихое опод­
ление души человеческой ужаснее всех баррикад и рас
стрел
ов в мире.
Странно: когда я один на один с моей собственной волей, я не
только не трус, но я даже мало знаю людей, которые так легко спо­
собны рисковать жизнью. Я ходил по карнизам от окна к окну на
пятиэтажной высоте и глядел вниз, я заплывал так далеко в море,
что руки и ноги отказывалИсь служить мне, и я, чтобы избегнуть
судороги, ложился на спину и отдыхал. И многое, многое другое.
Наконец через десять минут я убью себя, а это тоже ведь чего-ни­
будь да стоит. Но людей я боюсь. Людей я боюсь! Когда я слышу,
как пьяные ругаются и дерутся на улице, я бледнею от ужаса в сво­
ей комнате. А когда я ночью, лежа в постели, представляю себе
пустую площадь и несущийся по ней с грохотом взвод казаков, я
чувствую, как сердце у меня перестает биться, как холодеет все мое
тело и мои пальцы судорожно корчатся. Я на всю жизнь испуган
чем-то, что есть в большинстве людей и чего я не умею объяснить.
Таково было и все молодое поколение предыдущего, переходного
времени. Мы в уме презирали рабство, но сами росли трусливыми
рабами. Наша ненависть была глубока, страстна, но бесплодна, и
была похожа на безумную влюбленность кастрата.
21-2739
311


А. И. Куприн
Но ты все поймешь и все объяснишь товарищам, которым я
перед смертью говорю, что люблю их и уважаю, несмотря ни на
что. Может быть, они поверят тебе, что я умер вовсе не потому,
что невольно и низко предал их. Я знаю, что нет в мире ничего
страшнее этого страшного слова «предатель», которое, идя от уст
к ушам, от уст к ушам, заживо умерщвляет человека. О, я сумел бы
загладить мою ошибку, не будь я рожден и воспитан рабом челове­
ческой наглости, трусости и глупости . Но именно оттого, что я та­
ков, я и умираю. В теперешнее страшное, бредовое время позорно,
и тяжело, и прямо невозможно жить таким, как я.
Да, мой дорогой, я в последние годы очень много слышал, ви­
дел и читал. Я говорю тебе: над нашей родиной прошло ужасное
вулканическое извержение. Вырвалось пламя долго сдержанного
гнева и потопило все: боязнь завтрашнего дня, почтение к пред­
кам, любовь к жизни, мирные сладости семейного благополучия.
Я знаю о мальчиках, почти детях, которые отказывались надевать
повязку на глаза перед расстрелом . Я сам видел людей, перенесших
пытки и не сказавших ни слова. И все это родилось внезапно, по­
явилось в каком-то бурном дыхании. Из яиц индюшек вдруг вык­
левывались орлята. Как недолог, но как чудесен и героичен бьш их
полет к пьшающему солнцу свободы! Я видел, как в детях, в гимна­
зистах, в школьниках просыпалось и загоралось священное уваже­
ние к своему радостному, гордому, свободному <<Я», именно к тому,
что из нас вытравила духовная нищета и трепетная родительская
мораль. Ну - и к черту нас!
Сейчас без восьми девять. Ровно в девять со мной будет конче­
но. Собака лает на дворе - раз, два, потом помолчит и - раз, два,
три. Может быть, когда угаснет мое сознание и вместе с ним наве­
ки исчезнет для меня все: города, площади, пароходные свистки,
утра и вечера, номера гостиниц, тиканье часов, люди, звери, воз­
дух, свет и тьма, время и пространство, и не будет ничего, даже не
будет мысли об этом «ничего», - может быть, эта собака долго
будет лаять нынешним вечером - сначала два раза, потом три.
Девять без пяти минут. Смешная идея меня занимает. Я думаю: .
мысль человека - это как бы ток от таинственного, еще неведомо­
го центра, это какая-то широкая напряженная вибрация невесомой
материи, разлитой в мировом пространстве и проникающей оди­
наково легко между атомами камня, железа и воздуха. Вот мысль
вышла из моего мозга, и вся мировая сфера задрожала, заколеба­
лась вокруг меня, как вода от брошенного камня, как звук вокруг
312


Рассказы
звенящей струны. И мне думается, что вот человек уходит, созна­
ние его уже потухло, но мысль его еще остается, еще дрожит в пре­
жнем месте. Может быть, мысли и сны всех людей, бывших до меня
в этой длинной, мрачной комнате, еще реют вокруг меня и тайно
направляют мою волю? И, может быть, завтра случайный посети­
тель этого номера задумается внезапно о жизни, о смерти, о само­
убийстве, потому что я оставлю здесь после себя мою мысль? И,
почем знать, может быть, не завися ни от веса, ни от времени, ни от
преград материи, мои мысли в один и тот же момент ловятся таин­
ственными, чуткими, но бес
с
ознательными приемниками в мозгу
обитателя Марса, так же как и в мозгу собаки, лающей на дворе?
Ах, я думаю, что ничто в мире не пропадает, - ничто! - не только
сказанное, но и подуманное. Все наши дела, слова и мысли - это
ручейки, тонкие подземные ключи. Мне кажется, я вижу, как они
встречаются, сливаются в родники, просачиваются наверх, стека­
ются в речки - и вот уже мчатся бешено и широко в неодолимой
Реке жизни. Река жизни - как это громадно! Все она смоет рано
или поздно, снесет все твердыни, оковавшие свободу духа. И где
была раньше отмель пошлости - там сделается величайшая глу­
бина героизма. Вот сейчас она увлечет меня в непопятную, холод­
ную даль, а может быть, не далее как через год она хлынет на весь
этот огромный город, и потопит его, и унесет с собою не только
его развалины, но и самое его имя!
А может быть, все это смешно, что я пишу. Осталось две мину­
ты. Горит свечка, часы торопливо постукивают передо мною. Со­
бака все еще лает. А что, если ничего не останется ни от меня, ни во
мне, но останется только одно, самое последнее ощущение - мо­
жет быть, боль, может быть, звук выстрела, может быть, голый,
дикий ужас, но останется навсегда, на тысячи миллионов веков,
возведенных в миллиардную степень?
Стрелка дошла. Сейчас мы все это увидим. Нет, подожди: ка­
кая-то смешная стыдливость заставила меня встать и запереть дверь
на ключ. Прощай. Еще два слова: а ведь темная душа собаки долж­
на быть гораздо более восприимчива к вибрациям мысли, чем че­
ловеческая ... Не оттого ли они и воют, почуяв покойника. А? Вот и
эта собака, что лает внизу. Теперь она уже чувствует тревогу.
Но через минуту от центральной батареи моего мозга побегут
страшными скачками новые чудовищные токи и коснутся бедного
мозга собаки. И она завоет в нестерпимом, слепом ужасе... Прощай.
Иду>>.
313


А. И. Куприн
Студеш запечатал письмо, аккуратно заткнул для чего-то проб­
кой чернильницу, встал с кровати и достал из кармана тужурки
браунинг. Перевел предохранитель с <<Sur>> на <<fen»*. Расставив ноги
для устойчивости, зажмурился. И вдруг, быстро поднеся обеими
руками револьвер к правому виску, он нажал гашетку.
- Что �о? - тревожно спрашивает Анна Фридриховна.
- А �о твой студеш застрелился, - небрежно шутит пору-
чик. - Такие всё сволочи - эти студенты".
Но Анна Фридриховна вскакивает и бежит в коридор, поручик
лениво следует за ней. Из номера пятого кисло пахнет газами без­
дымного пороха. Смотрят в замочную щелку - студеш лежит на
полу.
Через пять минут у подъезда гостиниц
ы
уже стоит черная, гус­
тая, жадная толпа, и Арсений с озлоблением гонит посторонних с
лестницы. В гостинице суета. Слесарь взламывает дверь запертого
номера, дворник бежит за полицией, горничная - за доктором.
Через некоторое время появляется околоточный надзиратель, вы­
сокий, тонкий молодой человек с белыми волосами, белыми ресни­
цами и белыми усами. Он в мундире и в широчайших шароварах,
спускающихся до половины лакированных сапог. Он тотчас же
напирает грудью на публику и, выкативши светлые глаза, гремит
начальственно:
- Ос-сади назад! Р-р-разойдись! Я не понимаю, господа, что
т-тут вы нашли любопытного? Ровно ничего. Господин". убеди­
тельно прошу ... А еще, кажется, интел
л
игешный человек, в котел­
ке" . Что-с? А вот я тебе покажу полицейский произвол-с. Михаль­
чук, заметь �ого. Эй, мальчишка, куда лезешь. Я-ть!"
Дверь взломана. В номер входят надзиратель, Ан
н
а Фридрихов­
на, поручик, четверо детей, понятые, городовой, два дворника -
впоследствии доктор. Студеш лежит на полу, уткнувшись лицом в
серый коврик перед кроватью, левая рука у него подогнута под грудь,
правая откинута
,
револьвер валяется в стороне. Под головой лужа
темной крови, в правом виске круглая маленькая дырочка. Свеча
еще горит, и часы на ночном столике поспешно тикают.
Составляется короткий протокол в казенных словах, и к нему
прилагается оставленное самоубийцей письмо". Двое дворников и
городовой несут труп вниз по лестнице. Арсений светит, высоко
• «Безопасно»" . «оrоны> (франц.) .
314


Ра ссказы
подняв лампу над головой. Анна Фридриховна, надзиратель и по­
ручик смотрят сверху из окна в коридоре. Несущие на повороте
разладились в движениях, застряли между стеной и перилами, и тот,
который поддерживал сзади голову, опускает руки. Голова резко
стукается об одну ступеньку, о другую, о третью.
- Так его! Так его! - озлобленно кричит из окна хозяйка. -
Так ему и надо, подлецу! Я еще на чай дам!
- Какие вы кровожадные, мадам Зигмайер, - игриво замеча­
ет надзиратель и, закрутив ус, скашивает глаза на его кончик.
- А еще бы! Теперь в газету из-за него попадешь. Я женщина
бедная, трудящая, а теперь из-за него люди будут мою гостиницу
обегать.
-Эrо конечно, -любезно соглашается надзиратель. -Иудив­
ляюсь я на этих господ студентов. Учиться не хочут, красные флаги
какие-то выбрасывают, стреляются. Не хочут понять, каково это
ихним родителям. Ну, еще бедные - черт с ними, прельщаются на
жидовские де ньги. Но ведь и порядочные туда же, сыновья дворян,
священников, купцов... Нар-род! Однако, мадам, пожелав вам все­
го хорошего ".
- Нет, нет, нет, нет, ни за что! - схватывается хозяйка. - У
нас сейчас ужин." селедочка. А так я вас ни за что не пущу.
- Собственно говоря... - м нется околоточный. - А впрочем,
пожалуй. Я, признаться, и так хотел зайти напротив к Нагурному
перехватить чего-нибудь. Наша служба, - говорит он, вежливо
пропуская даму в дверь, - наша служба тяжелая. Иногда и целый
день во рту куска не бывает.
За ужином все трое пьют много водки. Анна Фридриховна, вся
раскрасневшаяся, с сияющими гл азами и губами как кровь, сняла
под столом одну туфлю и горячей ногой в чулке жмет ногу около­
точному. Поручик хмурится, ревнует и все пьtтается рассказать о
том, как <<у нас в полку». Околоточный же не слушает его, переби­
вает и рассказывает о потрясающих случаях <<у нас в полиции».
Каждый из них старается быть как можно небрежнее и невнима­
тельнее к другому, и оба они похожи на двух только что встретив­
шихся во дворе кобелей.
- Вот вы всё - <<у нас в полку», - говорит, глядя не на пору­
чика, а на хозяйку, надзиратель. - А позвольте полюбопытство­
вать, почему вы выIIШи из военной службы?
- Позвольте-с, - возражает обидчиво поручик. - Однако я
вас не спрашиваю, как вы доIIШи до полиции? Как доIIШи вы до
жизни такой?
315


А. И. Куприн
Но тут Анна Фридриховна вытаскивает из угла музыкальный
ящик «Монопаю> и заставляет Чижевича вертеть ручку. После не­
больших упрашиваний околоточный танцует с ней польку - она
скачет, как девочка, а на лбу у нее прыгают крутые кудряшки. За­
тем вертит ручку околоточный, а танцует поручик, прикрутив руку
хозяйки к своему левому боку и высоко задрав голову. Танцует и
Алечка с опущенными ресницами и своей странной, нежно-разврат­
ной улыбкой на губах.
Околоточный уже окончательно прощается, когда появляется
Ромка.
- Да-а... Я студента провожал, а вы без меня-а-а. Я, как соба­
а-ака ...
А то, что бьшо прежде студентом, уже лежит в холодном подвале
анатомического театра, на цинковом ящике, на льду, - лежит, осве­
щенное газовым рожком, обнаженное, желтое, отвратительное. На
правой голой ноге выше щиколотки толстыми чернильными цифра­
ми у него написано: 14. Эrо его номер в анатомическом театре.
1906
ПУТА НИЦА
- Мне кажется, никто так оригинально не встречал рождества,
как один из моих пациентов в тысяча восемьсот девяносто шестом
году, - сказал Бутынский, довольно известный в городе врач-пси­
хиатр. - Впрочем, я не буду ничего рассказывать об этом трагико­
мическом происшествии. Лучше будет, если вы сами прочтете, как
его описывает главное действующее лицо.
С этими словами доктор выдвинул средний ящик письменного
стола, где в величайшем порядке лежали связки исписанной бума­
ги различного формата. Каждая связка бьша заномерована и обо­
значена какой-нибудь фамилией.
- Все это - литература моих несчастных больных, - сказал
Бутынский, роясь в ящике. - Целая коллекция составлена мною
самым тщательным образом в течение последних десяти лет. Ког­
да-нибудь, в другой раз, мы ее разберем вместе. Тут очень много и
забавного, и трогательного, и, пожалуй, даже поучительного... А
теперь... вот, не угодно ли вам прочесть эту бумажку?
316


Рассказы
Я взял из рук доктора небольшую тетрадку, в четвертую долю
листа, исписанную крупным, прямым, очень нажимистым, но не­
ровным почерком. Вот что я прочел (оставляю рукопись целиком,
с любезного разрешения доктора):
«Его Высокородию
г-ну доктору Буrынскому,
консультакгу при психиатрическом отделении N-ской больницы.
Содержащегося в помянугом отделении дворянина Ивана Ефи-
мовича Пчеловодова
П рошен ие.
Милостивый государь!
Находясь уже более двух лет в палате умалишенных, я неоднок­
ратно пробовал выяснить то прискорбное недоразумение, которое
привело меня, совершенно здорового человека, сюда. Я обращал­
ся с этой целью и письменно и словесно к главному врачу и ко все­
му медицинскому персоналу больницы и в том числе, если помни­
те, и к вашему любезному содействию. Теперь я еще раз беру на
себя смелость просить внимания вашего к нижеследующим стро­
кам. Я делаю это потому, что ваша симпатичная наружность, рав­
но как и ваше человеческое обращение с больными заставляют пред­
полагать в вас доброго человека, которого еще не коснулось про­
фессиональное доктринерство.
Убедительно прошу вас - дочитайте это письмо до конца.
Пусть вас не смущает, если порой вы натолкнетесь на граммати­
ческие погрешности или на невязку во фразах. Ведь трудно, согла­
ситесь, проживая в сумасшедшем доме два года и слыша только
брань сторожей и безумные речи больных, сохранить способность
к ясному изложению мысли на письме. Я окончил высшее учебное
заведение, но, право, теперь сомневаюсь при употреблении самых
детских правил синтаксиса.
Прошу же я вашего особого внимания потому, что мне хорошо
известно, что все психически больные склонны считать себя поса­
женными в больницу по недоразумению или по проискам врагов.
Я знаю, как они любят доказывать это и докторам, и сторожам, и
посетителям, и товарищам по несчастию. Поэтому мне совершен­
но понятно недоверие, с которым относятся врачи к их многочис­
ленным заявлениям и просьбам. Я же прошу у вас только факти­
ческой проверки того, что я сейчас буду иметь честь изложить.
317


А.И.Куприн
Это случилось 24 декабря 1896 года. Я служил тогда старшим
техником на сталелитейном заводе «Наследники Карла Вудта и К0»,
но в середине декабря сильно поссорился с директором из-за бе­
зобразной системы штрафов, которой он опутал рабочих, вспьшил
в объяснении с ним, накричал на него, наговорил пропасть жест­
ких и оскорбительных вещей и, не дожидаясь, пока меня попросят
об удалении, сам бросил службу.
Делать мне больше на заводе бьшо нечего, и вот, в конце рожде­
ства, я уехал оттуда, чтобы встретить Новый год и провести рожде­
ственские праздники в городе N. , в кругу близких родственников.
Поезд бьш переполнен пассажирами. В том вагоне, где я поме­
стился, на каждой скамейке сидело по три человека. Моим соседом
слева оказался молодой человек, студент Академии художеств.
Напротив же меня сидел какой-то купчик, который выходил на всех
больших станциях пить коньяк. Между прочим, купчик упомянул
вскользь, что у него в N. , на Нижней улице, есть своя мясная тор­
говля. Он также называл свою фамилию; я теперь не могу ее при­
помнить с точностью, но - что-то вроде Сердюк ... Средняк... Сер­
долик ... одним словом, здесь бьша какая-то комбинация букв С. Р.
Д. и К. Я так подробно останавливаюсь на его фамилии потому,
что, если бы вы отыскали этого купчика, он совершенно подтвер­
дил бы вам весь мой рассказ. Он среднего роста, плотен, с розо­
вым, довольно миловидным, пухлым лицом, блондин, усы малень­
кие, тщательно закрученные вверх, бороду бреет.
Спать мы не могли и, чтобы убить время, болтали и немного
пили. Но к полуночи нас совсем разморило, а впереди предстояла
еще целая бессонная ночь. Стоя в коридоре, мы полушутя-полусе­
рьезно стали придумывать различные средства, как бы поудобнее
устроиться, чтобы поспать хоть три или четыре часа. Вдруг акаде­
мик сказал:
-
Господа! Есть великолепное средств о. Только не знаю, со­
гласитесь ли вы. Пусть один из нас возьмет на себя роль сумасшед­
шего. Тогда другой должен остаться при нем, а третий пойдет к
обер-кондуктору и заявит, что вот, мол, мы везли нашего психи­
чески расстроенного родственника, что он до сих пор бьш спокоен,
а теперь вдруг начал приходить в нервное состояние, и что ввиду
безопасности прочих пассажиров его не мешало бы заблаговремен­
но изолировать.
Мы согласились, что план академика прост и верен. Но никто
из нас не высказывал первым желания сыграть роль сумасшедше­
го. Тогда купчик предложил, мигом рассеяв наши колебания:
318


Рассказы
- Бросим жребий, господа!
Изо всех троих я был самый старший, и мне надлежало бы бьпь
самым благоразумным; но я все-таки принял участие в этой идиот­
ской жеребьевке и." конечно, вытащил узелок из зажатого кулака
мясоторговца.
Комедия с обер-кондуктором была проделана с поразительной
натуральностью. Нам немедленно отвели купе.
Иногда, во время больших остановок, мы слышали около на­
шей двери сердитые голоса, громко говорившие:
- Хорошо-с... Ну, а это купе?.. Потрудитесь его отворить!
Вслед за этим приказанием слышался голос кондуктора, отве­
чавшего в пониженном тоне и с оттенком боязни:
- Извините, в этом купе вам будет неудобно... здесь везут боль­
ного... сумасшедшего ... он не совсем спокоен...
Разговор тотчас же обрывался, слышались удаляющиеся шаги.
План наш оказался верным, и мы заснули, насмеявшись вдоволь.
Спал я, однако, неспокойно, точно у меня во сне было предчув­
ствие беды. Душили меня какие-то тяжкие кошмары, и помню, что
под утро я несколько раз просыпался от собственного громкого
крика.
Я проснулся окончательно в десять часов утра. Моих компань­
онов не было (они должны были сойти на одной станции, куда по­
езд приходил ранним утром). Зато на диване против меня сидел
рослый рыжий детина в форменном железнодорожном картузе и
внимательно смотрел на меня. Я привел свою одежду в порядок,
застегнулся, вынул из сака полотенце и хотел идти в уборную умы­
ваться. Но едва я взялся за дверную ручку, как детина быстро вско­
чил с места, обхватил меня сзади вокруг туловища и повалил на
диван. Взбешенный этой наглостью, я хотел вырваться, хотел уда­
рить его по лицу, но не мог даже пошевелиться. Руки этого добро­
го малого сжимали меня точно стальными тисками.
- Чего вы от меня хотите? - закричал я, задыхаясь под тяжес­
тью его тела. - Убирайтесь! .. Оставьте меня!..
В первые моменты в моем мозгу мелькала мысль, что я имею
дело с сумасшедшим. Детина же, разгоряченный борьбой, давил
меня все сильнее и повторял со злобным пыхтеньем:
- Погоди, голубчик, вот посадят тебя на цепуру, тогда и узна­
ешь, чего от тебя хотят... Узнаешь тогда, брат... узнаешь.
Я начал догадываться об ужасной истине и, дав время моему
мучителю успокоиться, сказал:
319


А. И. Куприн
-
Хорошо, я обещаю не трогаться с места. Пустите меня. -
«Конечно, - думал я, - с этим болваном напрасны всякие объяс­
нения. Будем терпеливы, и вся эта история, без сомнения, разъяс­
нится» .
Остолоп сначала мне не поверил, но, видя, что я лежу совер­
шенно покойно, он стал понемногу разжимать руки и наконец, со­
всем освободив меня из своих жестоких объятий, уселся на диван
напротив. Но глаза его не переставали следить за мною с напря­
женной зоркостью кошки, стерегущей мышь, и на все мои вопросы
я не добился от него в ответ ни словечка.
Когда поезд остановился на станции, я услышал, как в коридо-
ре вагона кто-то громко спросил:
- Здесь больной?
Другой голос ответил скороговоркой:
- Точно так, господин начальник.
Вслед за тем щелкнул зам6к, и в купе просунулась голова в фу-
ражке с красным верхом.
Я рванулся к этой фуражке с отчаянным воплем:
- Господин начальник станции, ради бога! ..
Но в то же мгновение голова проворно спряталась, громыхнул
замок в дверце, а я уже лежал на диване, барахтаясь под придавив­
шим меня телом моего спутника.
Наконец мы доехали до N. Только минут через десять после
остановки за мною пришли... трое артельщиков. Двое из них схва­
тили меня крепко за руки, а третий вместе с моим прежним истяза­
телем вцепились в воротник моего пальто.
Таким образом меня извлекли из вагона. Первый, кого я уви­
дел на платформе, был жандармский полковник с великолепными
подусниками и с безмятежными голубыми глазами в тон околыш­
ку фуражки. Я воскликнул, обращаясь к нему:
- Господин офицер, умоляю вас, выслушайте меня...
Он сделал знак артельщикам остановиться, подошел ко мне и
спросил вежливым, почти ласковым то ном:
- Чем могу служить?
Видно было, что он хотел казаться хладнокровным, но его не­
твердый взгляд и беспокойная складка вокруг губ говорили, что
он все время держится настороже. Я понял, что все мое спасение в
спокойном тоне, и я, насколько мог связно, неторопливо и уверен­
но рассказал офицеру все, что со мной произошло.
320


Рассказы
Поверил он мне или нет? Порою его лицо выражало живое, не­
поддельное участие к моему рассказу, временами же он как будто
сомневался и только кивал головой с тем хорошо мне знакомым
выражением, с которым слушают болтовню детей или сумасшед­
ших.
Когда я кончил свой рассказ, он сказал, избегая глядеть мне
прямо в глаза, но вежливо и мягко:
- Видите ли". я, конечно, не сомневаюсь". но, право, мы полу­
чили такие телеграммы". И потом". ваши товарищи". О, я вполне
уверен, что вы совершенно здоровы, но". знаете ли, ведь вам ниче­
го не стоит поговорить с доктором каких-нибудь десять минут. Без
сомнения, он тотчас же убедится, что ваши умственные способнос­
ти находятся в самом прекрасном состоянии, и оmустит вас; согла­
ситесь, что я ведь в конце концов вовсе не компетентен в этом деле.
Все-таки он был до того любезен, что назначил мне в провожа­
тые только одного артельщика, взяв с меня предварительно чест­
ное слово, что я никоим образом не буду выражать на дороге свое­
го негодования и делать попыток к бегству.
Мы приехали в больницу как раз к часу визитаций. Ждать мне
пришлось недол го. Вскоре в приемную пришел главный врач в со­
провождении нескольких ординаторов, смотрителя психиатричес­
кого отделения, сторожей и человек двадцати студентов. Он прямо
подошел ко мне и устремил на меня долгий, пристальный взгляд. Я
отвернулся. Мне почему-то показалось, что этот человек сразу воз­
ненавидел меня.
- Только, пожалуйста, не волнуйтесь, -сказал доктор, не спус­
кая с меня своих тяжелых глаз. - Здесь у вас нет врагов. Никто вас
не будет преследовать. Враги остались там." в другом городе". Они
не посмеют вас здесь тронуть. Видите, кругом все добрые, славные
люди, многие вас хорошо знают и принимают в вас участие. Меня,
например, вы не узнаете?
Он уже заранее считал меня сумасшедшим. Я хотел возразить
ему, но вовремя сдержался: я отлично понимал, что каждый мой
гневный порыв, каждое резкое выражение сочтут за несомненный
признак сумасшествия. Поэтому я промолчал.
Затем доктор спросил у меня мое имя и фамилию, сколько мне
лет, чем занимаюсь, кто мои родители и так далее. На все эти воп­
росы я отвечал коротко и точно.
-
А давно ли вы себя чувствуете больным? - обратился ко
мне внезапно доктор.
321


А. И. Куприн
Я отвечал, что я больным себя совсем не чувствую и что вооб­
ще отличаюсь прекрасным здоровьем.
- Ну да, конечно... Я не говорю о какой-нибудь серьезной бо­
лезни, но... скажите, давно ли вы страдаете головной болью, бес­
сонницей? Не бывает ли галлюцинаций? Головокружения? Не ис­
пытываете ли вы иногда непроизвольных сокращений мышц?
-
Наоборот, господин доктор, я сплю очень хорошо и почти
не знаю, что такое головная боль. Единственный случай, когда я
спал неспокойно, - это в прошлуJQ ночь.
- Эrо мы уже знаем, - сказал спокойно доктор. - Теперь не
можете ли вы мне подробно рассказать, что вы делали с того вре­
мени, когда сопровождавшие вас господа остались на станции Кри­
воречье, не успев сесть на поезд? Какое, например, побуждение за­
ставило вас вступить в драку с младшим кондуктором? Или поче­
му вслед за этим вы набросились с какими-то угрозами на началь­
ника станции, вошедшего в ваше купе?
Тогда я подробно передал доктору все, что раньше рассказы­
вал жандармскому офицеру. Но рассказ мой не был так связен и
так уверен, как раньше, - меня смущало бесцеремонное внимание
окружавшей меня толпы. Да, кроме того, и настойчивость докто­
ра, желавшего во что бы то ни стало сделать меня сумасшедшим,
волновала меня. В самой середине моего повествования главный
врач обернулся к студентам и произнес:
- Обратите внимание, господа, как иногда жизнь бывает не­
правдоподобнее всякого вымысла. Приди в голову писателю такая
тема - публика ни за что не поверит. Вот это я называю изобрета­
тельностью.
Я совершенно ясно понял иронию, звучавшую в его словах. Я
покраснел от стыда и замолчал.
- П родолжайте, продолжайте, пожалуйста, я вас слушаю, -
сказал главный врач с притворной ласковостью.
Но я еще не дошел до эпизода с моим пробуждением, как он
вдруг огорошил меня вопросом:
- А скажите, какой у нас сегодня месяц?
- Декабрь, - не сразу ответил я, несколько изумленный этим
вопросом.
- А раньше какой был?
-Ноябрь...
- А раньше?
322


Рассказы
Я должен сказать, что эти месяцы на «брь» всегда бьши для меня
камнем преткновения, и для того, чтобы сказать, какой месяц рань­
ше какого, мне нужно мысленно назвать их все, начиная с разбега
от августа. Поэтому я несколько замялся .
- Ну да". порядок месяцев вы не особенно хорошо помните, -
заметил небрежно, точно вскользь, главный врач, обращаясь боль­
ше не ко мне, а к студентам. - Некоторая путаница во времени ".
это ничего. Это бывает" . Ну-с." дальше-с. Я слушаю-с.
Конечно, я бьш неправ, сто раз неправ, и сделал неприятность
только самому себе, но эти иезуитские приемы доктора привели
меня положительно в ярость, и я закричал во все горло:
- Болван! Рутинер! Вы гораздо более сумасшедший, чем я !
Повторяю, что это восклицание бьшо неосторожно и глупо, но
ведь я не передал и сотой доли того злобного издевательства, кото­
рым бьши полны все вопросы главного врача.
Он сделал едва заметное движение глазами. В эту же секунду на
меня со всех сторон бросились сторожа. Вне себя от бешенства, я
ударил кого-то по щеке. Меня повалили, связали."
- Это явление называется raptus - неожиданный, бурный по­
рыв! - услышал я сзади себя размеренный голос главного врача, в
то время когда сторожа выносили меня на руках из приемной.
Прошу вас, господин доктор, проверьте все написанное мною,
и если оно окажется правдой, то отсюда только один вывод - что
я сделался жертвой медицинской ошибки. И я вас прошу, умоляю
освободить меня как можно скорее. Жизнь здесь невыносима.
Служители, подкупленные смотрителем (который, как вам извест­
но, - прусский шпион), ежедневно подсыпают в пищу больным
огромное количество стрихнину и синильной кислоты. Третьего дня
эти изверги простерли свою жестокость до того, что пытали меня
раскаленным железом, прикладывая его к моему животу и к груди .
Также и о крысах. Эти животные, по-видимому, одарены ...»
- Что же это такое, доктор! Мистификация? Бред безумного? ­
спросил я, возвращая Буть1нскому рукопись. - Проверил ли кто­
нибудь факты, о которых пишет этот человек?
На лице Бутынского мелькнула горькая усмешка.
- Увы! Здесь действительно произошла так называемая меди­
цинская ошибка, - сказал он, пряча листки в стол. - Я отыскал
этого купца, - его фамилия Свириденко, - и он в точности
323


А. И. Куприн
подтвердил все, что вы сейчас прочитали. Он сказал даже больше:
высадившись на станции, они вместе с художником выпили так мно­
го чаю с ромом, что решили продолжать шутку и вслед поезду по­
слали телеграмму такого содержания: «Не успели сесть в поезд,
остались в Криворечье, присмотрите за больным». Конечно, иди­
отская шутка! Но знаете ли, кто окончательно погубил этого бед­
нягу? Директор завода «Наследники Карла Вудта и К0». Когда его
запросили, не замечал ли он и окружающие каких-нибудЬ странно­
стей или ненормальностей у Пчеловодова, он так-таки напрямик и
ответил, что давно уже считал старшего техника Пчеловодова су­
масшедшим, а в последнее время даже буйно помешанным. Я ду­
маю, он сделал это из мести.
- Но зачем же в таком случае держать этого несчастного, если
вам все это известно? - заволновался я. - Выпустите его, хлопо­
u
1
чите, настаиваите..
Бутынский пожал плечами.
- Разве вы не обратили внимания на конец его письма? Про­
славленный режим нашего заведения сделал свое дело. Этот чело­
век уже год тому назад признан неизлечимым. Он был сначала одер­
жим манией преследования, а затем впал в идиотизм.
1897
СТРАННЫЙ СЛУЧА Й
- Вы позволите мне сесть вот здесь на ковре, у ваших ног?
- Если это вам доставляет удовольствие... Но с условием: не
глядеть на меня так пристально и такими сладкими гл азами... Ну
рассказывайте что-нибудЬ интересное.
- Вы меня сразу ставите в безвыходное положение. Когда мне
говорят: «Рассказывайте что-нибудь интересное», я совсем
теряюсь...
-Бедняжка!
-
Кроме того, ведь вы знаете, что, когда я около вас, я могу
говорить и думать только об одном...
- Что я прекрасна и что вы меня боготворите?
- Что я вас боготворю и что...
- И что готовы отдать за меня жизнь? Ах, боже мой, как вы
скучны! Я слышала это от вас, по крайней мере, тысячу раз...
324


РассК/lЗы
- Других вы СJ
J
ушали благосклоннее...
- Не старайтесь казаться злым, мой маленький Мопассан. Я к
вам гораздо снисходительнее, чем вы заСJ
J
уживаете... Ай, ай, ай,
как вы широко раскрыли глаза! Конечно, я к вам очень добра. Я
позволяю вам безнаказанно говорить о вашей любви, не отказы­
ваю, когда вы просите поцеловать мою руку, не засыпаю, когда вы
читаете вCJ
J
yx ваши новеллы ... Неужели этого мало?
-
Конечно, мало. Вы подали нищему корку хлеба и ставите
это себе в зaCJ
J
yry. Вы ведь знаете, Нина Аркадьевна, вы не можете
не видеть, как я вас люблю. Ни одна женщина никогда не ошибется
в качестве того чувства, которое она внушает мужчине.
- ЭrоятожеСJ
J
ышала от вас.
- И вы верите мне?
- О, конечно! Я даже не даю себе труда сомневаться в этом.
- А я ненавижу вашу холодную иронию. Отчего же, eCJ
J
Ивы
видите, как я мучусь, и eCJ
J
И в вашем сердце нет даже искры чувства
ко мне, отчего вы не прогоните меня из простой жалости?
- Но я вас и не удерживаю. Вы совершенно свободны. Я знаю
только, что вы предпочтете мучиться подле меня, чем вдали, и я
вам это милостиво разрешаю.
- Merci. Вы великодушны.
- Как королева?
- Нет, как тигрица.
- Ого! Мы становимся, кажется, немного дерзки?
- Ах, как бы я желал уметь быть дерзким! Тогда, наверно, вы
не иронизировали бы так спокойно.
- О да, без сомнения, тогда бы наши роли мгновенно переме­
нились. Я бы бросилась вам на грудь, умоляла бы вас о любви,
может быть, даже заплакала бы. Но вы, наверно, отвернулись бы
от меня с самым убийственным хладнокровием.
- Нет, не смейтесь над моими СJ
J
овами, Нина Аркадьевна! То,
что я сказал про дерзость, - не шутка, не легонькая шпилька сре­
ди салонной болтовни, а глубокая и страшная истина, содержащая
в себе всю психологию женского сердца. Не улыбайтесь заранее, я
сейчас разъясню свою мыСJ
J
ь. Впрочем, и мыСJ
J
ь-то эта не моя.
У Шекспира в «Ричарде Третьем» она высказана с такой гениаль­
ною смелостью, что ужас охватывает, когда читаешь... Помните,
там в первом действии за погребальной колесницей Генриха Чет­
вертого идет его невестка леди Анна. Генрих Четвертый и муж леди
325


А. И. KynplUI
Анны -Эдвард -убиты рукою Глосrера (впоследствии Ричарда
Третьего) - горбатого и хромого урода, но в то же время безгра­
нично дерзкого человека.
Будь проКJIЯТа рука убийцы злого, -
говорит леди Анна, -
И кровь того, кто � кровь пролил.
Будь проклято и сердце, где сложилось
Решение на пагубное дело.
В этот момент показывается сам Глосrер. Только у Шекспира
и можно встретит
ь
такую чудовищную брань, какой осыпает леди
Анна убийцу. Она плюет ему даже в глаза. Но Глосrер говорит ей
только о своей любви. И вот понемногу леди Анна остывает от сво­
его озлобления, потом она уже слушает красноречивые слова Гло­
стера и, наконец, даже принимает от него в подарок перстень.
Простися же со мной, -
просит Глосrер леди Анну, уходящую от тела короля, и она уже не
без кокетства отвечает ему:
Не много ль будет?
Но если ты склонил меня на лесть,
То можешь думать, что уж я простила.
Даже сам Глосrер изумлен скоростью своей победы:
Как! я, зарезавший ее отца!
Как! я, зарезавший ее супруга,
Пришел к ней в час неслыханного гнева
С одним притворством дьявольским и - что же?
Она моя - наперекор всему!
Вот вам картина душевного мира женщины, картина, набро­
санная гигантскими, грубыми мазками, но как изумительно, как
беспощадно верно! Зато только такие гении, как Шекспир, И осме­
ливаются бросать в глаза человечеству подобные сцены." И на
326


Рассказы
самом деле: разве красота, или богатство, или талант покоряют
женщину? Нет. Ничто, кроме страсгного, напряженного желания
обладать ею. «Любит тот, кто безумней лобзает!» - воскликнул
один русский поэт. Правда, он перед этим оговорился: <<Хороши
только первые, робкие всгречи». Эта оговорка, по-моему, прямо
дело его болезненной натуры ... Вы, может быть, спросите: почему
же женщина все-таки любит больше красивых, богатых и талант­
ливых людей? Да просго потому, что они самоувереннее. Ну как,
скажите, пожалуйста, вложу я в свои слова всю силу любви и жела­
ния, если я в это мгновение сградаю оттого, что вы можете заме­
тить на моих ботинках предательское отверстие? Или как, напри­
мер, осмелюсь я излить перед любимой женщиной все, что у меня
накопилось в душе, если я боюсь, что нежное выражение сделает
мое некрасивое лицо смешным? Я волнуюсь и потому выражаюсь,
вероятно, неясно, но вы, мне кажется, понимаете меня? И это ведь
очень есrесгвенно. У мужчин так много занятий, страстей и увлече­
ний: честолюбие, спорт, служба, наука, любимая идея ... А женщи­
на вся живет любовью и ради любви. И к любви поэтому она так
чутка и так ей послушна, как мы, мужчины, и представить себе не
можем.
Сойманов замолчал и опусгил низко свою большую курчавую
голову. Нина Аркадьевна также молча играла кисгями своего свет­
ло-серого кашемирового капота, который мягкими длинными
складками неясно и красиво обрисовывал ее грудь, бедра и сгрой­
ные, длинные ноm. Ее изменчивое лицо красивой и капризной жен­
щины бьшо задумчиво.
- Аятаклюбитьнеумеюинемогу,даинехочу,поправде
сказать, -заговорил опять Сойманов. - Мы - нервные и тонкие
артисгические натуры и любим более самого чувства те чудные
формы, в которые оно облекается. Хотите, я вам расскажу, как я
вас люблю? Только, ради бога, не перебивайте меня вашими сар­
казмами. Мне это так больно... Знаете, иногда сижу я в большом
обществе и слушаю, что говорят, а то и сам говорю что-нибудь. И
вдруг сразу вспомню о вас. Сердце у меня забьется так крепко, и
сладко, и больно, и чувсгвую я, как теснится у меня в груди дыха­
ние... Или иной раз, случайно, увижу я на улице женщину, косгю­
мом или фигурой похожую на вас; и я спешу догнать ее, дрожа от
нетерпения, хотя уже и догадь1ваюсь, что это - не вы. А когда я
иду к вам, то перед лестницей всегда остановлюсь: какая-то томи­
тельная робосгь сковывает мои руки и ноm. А когда я остаюсь один
327


А. И .Куприн
у себя в комнате, я сажусь, закрываю глаза руками и все твержу
ваше имя: Нина... Нина... Ниночка... Поверите ли? Я в эти момен­
ты удивительно ясно представляю себе вашу фигуру и лицо. Толь­
ко во сне вот я вас никак не могу увидать, и это меня печалит. Мне
кажется, что я скоро прибегну к помощи морфия.
- Мне остается только пожалеть, что вы так неудачно помес­
тили свои тонкие чувства, - сказала насмешливо Нина Аркадьев­
на. - Другую женщину они сделали бы счастливой.
- Но вы-то, вы сами, неужели никогда не знали этих тревог и
этих мимолетных радостей?
- Нет. Может быть, потому, что у меня никогда не бьшо пре-
пятствий. Мне приходилось только выбирать.
- Но ведь вы любили же кого-нибудь с тех пор, как овдовели?
- Вы сами знаете, что да.
- И любили же кого-нибудь сильнее, чем других?
-
Как вы неразнообразны, маленький Мопассан! Почти каж-
дый день вы допытываетесь о моих романах. Неужели они вам так
интересны?
-
Ах, Нина Аркадьевна, вы никогда не поймете, что это за
мучительное чувство - ревность к прошлому! И вы правы: я ни­
когда не устану вас спрашивать, кого и как вы любили. Вы говори­
те, а у меня вся душа переворачивается от зависти, злобы и ревнос­
ти, и все хочется еще и еще слушать, до мельчайшей черточки, до
последнего душевного извива. Так и кажется мне, что я всех их пе­
ред собой вижу: и мужа вашего, и этого красавца - итальянского
певца, и того гвардейца, который из-за пьшкой любви к вам от­
стрелил себе мизинец, и сумасшедшего инженера, растратившего
из-за вас...
- Пожалуйста, не так подробно...
- Простите. Я действительно не имею права этого касаться...
Но скажите мне искренно, неужели на любовь к ним ушли все пер­
лы вашей души?
- Ушли все перлы.
-И вас совсем не соблазняет любовь - хорошая, нежная, удов-
летворенная любовь?
-Нет.
-
Почему же нет? Ведь вы молоды еще, прекрасны, сво-
бодны ...
-
Вот именно оттого, что я больше всего дорожу свободой и
спокойствием. Кроме того, в любви мужчин всегда есть что-то...
328


Рассказы
ну, как вам сказать... ну, quelque chose de brutale*, и они хороши
только до тех пор, пока неблизки.
- И вам никто из них в настоящее время не нравится?
-
Я этого не могу сказать. Бывают мгновения... Иногда в
танцах, во время загородного пикника, tete-a-tete** с красивым и
умным собеседником во мне просыпается потребность любви. И я
люблю эти моменты, но люблю так же, как люблю бокал шампан­
ского, только... не сладкого. Не более.
Сойманов вскочил с пола и заходил в волнении по комнате.
- У вас просто-напросто холодная натура, - сказал он. - Вы
эгоистка и ленивы.
- А вы дерзки и злоупотребляете тем, что я вам многое про­
щаю, как талантливому молодому писателю.
Опять они замолчали. Сойманов нервно ходил взад и вперед по
комнате. Она следила за ним, закусив нижнюю губу и слегка улы­
баясь.
- А знаете, кого бы я еще могла полюбить? - вдруг сказала
Нина Аркадьевна.
Сойманов сразу остановился против нее в нетерпеливом ожи­
дании.
- Во-первых, он должен быть красив. Не хмурьте бровей, по­
тому что вы знаете, что ваша наружность мне нравится. Во-вто­
рых, он должен быть умен, нежен, скромен и талантлив. Кроме
того ...
- К роме того?
- Кроме того, он должен любить меня больше своей жизни.
- Но ведь я вас именно так и люблю.
- Не говорите неправды!
-
Чем же я могу вам это доказать? Ну, хотите, я по вашему
приказанию лишу себя жизни? Хотите?
-
Не говорите глупостей. Вам, вероятно, вспомнилась исто­
рия Клеопатры? Да если бы я и потребовала этого, вы не исполни­
ли бы. Вы так жадно любите жизнь, что у вас никогда не хватит
решимости «расстаться с милой привычкой к существованию» .
Лицо Сойманова нахмурилось еще больше, даже как будто бы
потемнело. Он медленно опустился на прежнее место -уног Нины
Аркадьевны.
* что-то грубое (франц.).
** наедине (фра11ц.).
329


А. И. Куприн
- Вы очень верно заметили о моей любви к жизни, - сказал
он глухим, взволнованным голосом. - У меня никогда не хватит
сил поднять на себя руку... Но зато у меня... да и вероятно, что у
меня одного в целом мире, есть верное средство исполнить ваше
желание.
- Что же это за таинственное средство?
-
Если хотите, я вам расскажу. Это целая история и, говоря
вправду, не совсем обыкновенная.
- Пожалуйста. Эта необыкновенная история чрезвычайно меня
заинтриговала.
- Несколько лет тому назад, - начал Сойманов, -уменя был
друг. Он жив до сих пор. Кто он и как его зовут - не правда ли, это
не интересно? Мы долго жили с ним вместе и многим обязаны друг
другу. Обстоятельства сложились так, что я спас от позора его се­
мью тем, что внес в казну деньги, растраченные его отцом. Он мне
тоже оказал одну, не менее важную услугу. Мы очень любили друг
друга, и я положительно скажу, что нет жертвы, которую, если бы
понадобилось, не принес он для меня или я для него.
Однажды он достал где-то скляночку синильной кислоты, так ­
гран пять-шесть. По этому поводу мы с ним разговорились о само­
убийстве. И он и я признавали, что бывают случаи, когда оно не
только простительно, но и необходимо. А надо вам сказать, что
милая привычка к существованию у него еще сильнее, чем у меня.
И вот мы дали друг другу клятву, - не смейтесь так преждевремен­
но, Н ина Аркадьевна, - клятву помочь друг другу, если это потре­
буется, - переселиться в лучший мир. Достаточно ему написать
мне в письме только одно слово: «Пора>> - и я должен тотчас же
ехать туда, где он живет, незаметно разыскать его и оказать ему
(конечно, так, чтобы он меня не видел) дружескую услугу. Тем же
условием обязался и он относительно меня... С этих пор и он и я
носим на часах одинаковые брелоки.
Сойманов показал Нине Аркадьевне маленький золотой фла­
кончик, прикрепленный при помощи кольца к часовой цепочке.
Нина Аркадьевна рассмеялась.
- Действительно, романическая история. Но я вас смело могу
уверить, что в настоящее время и вы, и ваш друг выросли, стали
благоразумнее и безопасность от полиции и суда цените выше дру­
жеских услуг.
Сойманов побледнел.
330


Рассказы
-
А я уверен в противном. По крайней мере, я бы не посмел
отказаться... Вы не верите?
- Конечно, не верю, - насмеuшиво возразила Нина Аркадь­
евна. И, вставая с дивана, она прибавила: -Ну, однако, мой рома­
нический писатель, я вас прогоняю... Теперь двенадцатый час. В
этом вы можете убедиться, поглядев на свои часы с роковым бре­
локом.
Сойманов встал, поцеловал ее руку и пошел к дверям. Но на
пороге он как будто бы пошатнулся, схватился за косяк и обернул­
ся назад. Выражение его бледного лица Нина Аркадьевна не могла
забыть потом во всю свою жизнь.
- Значит, вы хотите испробовать меня и моего друга? - спро­
сил он с кривой усмешкой.
И странно: несмотря на то что ее сердце на мгновение сжалось
от ужаса, она отвечала, смеясь:
- Ах, да, пожалуйста - это будет очень интересно.
- П рощайте, - сказал Сойманов.
Через полмесяца после этого разговора был второй день Ново­
го года, и Нина Аркадьевна принимала визиты. Последним и осо­
бенно надоевшим ей визитером бьm Коко Веселаго, пустой, свет­
ский мальчуган лет пятидесяти, с лысиной и моноклем. Он славился
искусством знать всегда и все ранее других столичных сплетников.
- Ну, что же, вы еще не весь ваш запас выгрузили?-спросила
Нина Аркадьевна, воспользовавшись минутной паузой в потоке
слов Коко.
- Ах да! - спохватился вдруг Коко. - Есть и еще одна инте­
ресная новость... Как это я раньше о ней не вспомнил! .. Вы помни­
те этого... ну, как его?., молодой писатель... Ах, вспомнил, вспом­
нил... Сойманова?..
- Отравился? - вдруг неожиданно для самой себя вскрикнула
испуганно Нина Аркадьевна.
- Ах, вы уже зна-аете? - протянул Коко, разочарованный в
своем удовольствии рассказать свежую новость.
Но она уже овладела собой и отвечала спокойно:
- Да. Мне об этом писали.
<1896>
331


А. И. Куприн
БО НЗА
Это бьшо в ночь под светлое Христово воскресенье. Я и мой
близкий приятель, доктор Субботин, долго ходили по улицам го­
рода, приглядываясь к его праздничному, так необычайному в ноч­
ное время, движению и изредка обмениваясь впечатлениями. Я
очень любил общество доктора. Несколько лет тому назад у него
умерло четверо детей, и в конце концов жена оставила доктора,
после того, как обои убедились, что они не понимают друг друга
со дня женитьбы. Да и вообще во всей своей жизни Субботин был
неудачником, от школьной скамьи и до седых волос. Но несчастия
не озлобили и не очерствили его сердца, а только придали его ма­
нерам, голосу, всему его существу отпечаток ленивой грусти. Он
бьш прекрасным собеседником и очень внимательным слушателем.
Наконец мы взобрались по длинной плитяной лестнице с ши­
рокими и низкими ступенями на самый верх Ярославовой горы,
господствующей над всем городом, и уселись на одной из скамеек,
устроенных для публики вдоль очень высокого и очень крутого
обрыва. У наших ног расстилался город. По двойным цепям газо­
вых фонарей мы могли отсюда видеть, как подымались по сосед­
ним горам и вились вокруг них улицы. Сияющие колокольни церк­
вей казались необыкновенно легкими и точно прозрачными. В са­
мом низу, прямо перед нами, белела еще не тронувшаяся река с чер­
невшими на ней зловещими проталинами. Около реки, там, где ле­
том приставали барки, уличные огни сбились в громадную запу­
танную кучу: точно большая процессия с заж
ж
енными фонарями
внезапно остановилась на одном месте. Светила луна. В прозрач­
ном воздухе, в глубоких, резких тенях от домов и деревьев, в дро­
жавших переливах колокольного звона чувствовалась весенняя не-
жность ...
Я сидел, растроганный воспоминаниями тех радостных и наив­
ных ощущений, которые в детстве возбуждал в моей душе этот ве­
ликий праздник. Мной постепенно овладела острая и сладкая
грусть, всегда сопровождающая воспоминания детства, - нечто
вроде бессильного сожаления о невозможности еще раз испытать
эти яркие и свежие впечатления.
И, как будто бы отзываясь на мои мысли, Субботин вдруг заго­
ворил своим тихим, протяжным и грустным голосом:
- Каждый раз в эту ночь я никак не могу оторваться памятью
от одного события из моей детской жизни. Странно: уж, кажется,
332


Рассказы
меня жизнь так мыкала, что много есть чего вспоминать. Но все
стерлось, выдохлось, поблекло, а эта незатейливая история стоит
передо мной с такой удивительной живостью, будто она только
вчера произошла. И когда я ее кому-нибудь рассказываю, то опять
переживаю самые мелкие мелочи своих тогдашних ощущений .
Я, более из вежливости, чем из любопытства, попросил докто­
ра поделиться со мной этой историей (я видел, что ему очень хочет­
ся ее рассказать) . Сначала я слушал рассеянно и принужденно, сле­
дя глазами за облаками, быстро набегавшими на месяц и внезапно
проникавшимися оранжевым сиянием. Но потом безыскусственный
рассказ доктора мало-помалу увлек меня и растрогал.
- Мне шел тогда восьмой год. Говорят, что через каждые семь
лет меняется у человека и наружность, и состав крови, и характер и
привычки. Может быть, в этом и есть доля правды. По-моему, се­
милетний возраст действительно влечет за собою перелом в ребя­
ческой душе: в это время дети так жадно и беспорядочно набира­
ются впечатлений, что даже худеют и делаются рассеянными".
Мы жили в Москве. Огец бьш вечно занятый, серьезный чело­
век. У меня мало о нем сохранилось воспоминаний: ясно представ­
ляю себе только его лысую голову, длинную черную бороду с при­
ятным запахом табака и белые, большие руки. Мать - кроткая ,
болезненная женщи на, очень худая и рано состарившаяся - поба­
ивалась своего мужа, бьша с ним нежна, с оттенком грусти, и по­
стоянно куталась в серый платок из «козьего пуха». Нас, детей, было
трое: я и Зинаида - почти ровесники и старшая - Надежда, со­
вершеннолетняя, уже невеста.
В этом году, за неделю до пасхи, возвратился из кругосветного
плавания ее жених - морской офицер, и гостил в Москве в ожида­
нии Фоминой недели, на которой назначен был день свадьбы. Пре­
бывание Николая Николаевича в нашем доме делало приближаю­
щийся праздник особенно торжественным. Я и Зина прекрасно зна­
ли, что за приготовления ведутся на кухне, и понимали, почему они
гораздо пышнее, чем в прошлом году, но молчали. Дети почти все­
гда отлично понимают то, что им считают лишним объяснять, но
из привычного недоверия к взрослым он и очень ловко таят свое
понимание.
Надежда важничала, чувствуя себя центром общего внимания
и забот. Мы с Зиной отлично видели, что у нее в обыкновенное
время не бывает ни той походки, ни того голоса, ни такой улыбки,
как при женихе, и мы объяснили себеэто тем, что Надька <<помается»
333


А. И. Куприн
и «что-то такое из себя строит, но у нее ничего не выхо.цит>>. Часто,
подсмотрев вечером в гостиной, как они целуются на диване, мы с
невинным видом, взявшись за руки, проходили мимо них, застав­
ляя их краснеть и отскакивать друг от друга. Ко мне Надежда от­
носилась с тем презрительным, но сторожким невниманием, с ка­
ким всегда держат себя взрослые барышни по отношению к брать­
ям-мальчишкам, всегда перепачканным, всегда готовым наступить
на платье, угодить в лицо мячом или с разбегу подкатиться под
ноги. Зато Николая Николаевича мы обожали, в особенности я. Я
прямо был влюблен в него, влюблен слепо, страстно и бескорыст­
но. Он казался мне образцом ума, силы и смелости. Я не изменял
ему года четыре, и одним из моих любимейших развлечений в гим­
назии было иллюстрировать на маленьких, однообразного форма­
та бумажках все те рассказанные им приключения из его жизни,
которые я слушал и сохранял в памяти, как нечто священное. Да и
нельзя было не любить этого высокого, сильного, краснощекого
красавца с оглушительным голосом и заразительным смехом, все­
гда готового возиться и школьничать. Он от чистого сердца играл
иногда с нами, детьми, и сестра Надежда глядела тогда на него -
о, как мы это хорошо видели! - с натянутой улыбкой на губах и с
ревностью во взоре. Мы с Зиной показывали ей язык и исполняли
за ее спиной <<nляску людоедов», едва она отворачивалась от нас.
Возвратившись из плаванья, он всем нам привез подарки: че­
сунчу, японские и китайские безделушки, зонтики, веера, кокосо­
вые орехи". Особенно хороша была вещица, которую он подарил
своей невесте. Она представляла миниатюрную японскую пагоду
из старой бронзы, увешанную цепями, колокольчиками, медальо­
нами и другими побрякушками. Дверцы пагоды были растворены
настежь и позволяли видеть сидящего в ней на корточках фарфо­
рового бонзу с качающейся головой. Эта игрушка казалась мне
великолепнейшим созданием искусства. Верхом счастья для меня
была бы возможность хоть немного подержать ее в руках и самому
заставить бонзу покачать головой. Но я отлично знал, что Надеж­
да никому не позволяла прикасаться к своим вещам.
Наступила страстная суббота. Меня с сестрой то и дело высы­
лали из комнаты в комнату, потому что мы всем мешали. <<Хоть бы
вы занялись чем-нибудь», - говорила мать, которой мы ежеми­
нутно попадались под ноги. Но мы слишком были заинтере
со
ваны
всем происходившим в доме, чтобы чем-нибудь заняться.
334


Рас
с
казы
Вечером в полуrемной зале расставили столы, накрытые новы­
ми скатертями. Заглядывая украдкой в двери, отворявшиеся лишь
на мгновение, мы мельком видели покрывавшие эти столы куличи,
пасхи, окорока, бутылки и еще какие-то предметы. До нас доно­
сился даже запах сдобного теста и ванили.
По мере того как приближалось время заутрени, наши нервы
напрягались и волнение росло. В комнатах было темно, взрослые
говорили мало и вполголоса, и все это, в связи с таинственными
приготовлениями в зале, настраивало нас на ожидание чего-то чу­
десного, прекрасного и неожиданного.
Однако мы так устали и переволновались за день, что часов в
десять вечера уже не в силах были бороться со сном и прикорнули
в углу широкого турецкого дивана в гостиной. Засыпая, я случай­
но слышал, как в зале разговаривали сдержанные голоса и звенела
посуда.
Потом нас разбудили. Еще не проснувшегося, дрожащего от
холода и волнения, меня одели в лиловый бархатный костюмчик с
белым кружевным воротником и повели в гостиную. Там уже все
были в сборе: отец во фраке, надушенный и представительный, мать
в палевом широком роброне, Надежда, казавшаяся чопорной, в
белом платье, и Николай Николаевич в новом мундире, в широко
открьпой, ослепительно-белой, туго накрахмаленной рубашке. Все
суетились, хотя и говорили вполголоса, а эти быстрые приготовле­
ния придавали нам такой вид, как будто бы мы составляли важный
заговор.
Все, что происходило дальше, слилось для меня в одно сплош­
ное и сложное впечатление блеска и радости. Я помню в этом бла­
женном сне только некоторые моменты. Когда крестный ход, обой­
дЯ вокруг церкви, приблизился к распахнувшимся средним дверям
входа, то ожидание чуда, которое сейчас, вот сию секунду должно
произойти, наполнило меня трепетом радостного испуга. За дверя­
ми стройные голоса, как будто бы дрожащие от восторга, громко
запели: <<Христос воскресе из мертвых». Священник вошел в новой
ризе и приветливым, звучным голосом, благословляя прихожан
трехсвечником, принес нам ту радостную весть, которую мы так
нетерпеливо ожидали: <<Христос воскресе!» И я, замирая и холодея
от восторга, сознавая, что и я участвую в общей великой радости,
выкрикивал громко: «Воистину воскрес!»
Николай Николаевич, похристосовавшись со мною, поднял
меня на руках кверху, и я увидел целое море обнаженных голов и
335


А. И. Куприн
горящих свеч. Я обернулся назад и увидел множество светлых и
добрых лиц и много глаз, которые блестели, отражая пламя свеч .
Даже сестра Надежда показалась прекрасной в этот момент. Лицо
ее, близко освещаемое свечой, сделалось белым и нежным, глаза
потемнели и сверкали, от бровей падали на лоб длинные тени, и
зубы красиво блестели, когда она улыбалась, не поворачивая го­
ловы, Николаю Николаевичу.
Домой мы шли, держа в руках зажженные свечи, стараясь, что­
бы они не потухли. Но только одной маме удалось донести свечу, и
она провела огнем от нее крест на косяке парадных дверей.
В зале было так светло и весело, что я не узнал ее. Оживленно
разговаривая и шумя стульями, мы усаживались за стол. В это вре­
мя сестра Надежда, пожимая плечами, сказала, что ей холодно.
Растроганный заутреней и ожиданием многих вкусных вещей, я
взялся принести ей из комнаты платок. Она согласилась, и, когда я
со свечой в руках побежал из залы, она крикнула мне вслед:
- Только смотри ничего не трогай у меня на комоде!
Я очень скоро нашел ее платок, который лежал на спинке крес­
ла, и уже вышел из дверей комнаты, как вдруг за моей спиной раз­
дался звон и треск бьющегося фарфора. Я обернулся и увидел япон­
скую пагоду лежащей на полу и рядом с ней разбитого бонзу.
Как это могло случиться, я не понимаю, но задеть игрушку я во
всяком случае не мог, потому что проходил от нее шагах в пяти. Я
поднял бонзу с полу и с чувством жалости к нему стал приставлять
один к другому поломанные бока его туловища. Вдруг я услышал
быстрые шаги Надежды, привлеченной, вероятно, шумом упавшей
игрушки. Повинуясь мгновенному чувству страха, что меня могут
заподозрить в нечаянной или умышленной порче сестриной вещи,
я быстро бросил обломки на пол, но сделал это так неловко, что
вбежавшая сестра заметила мое движение.
- Что ты наделал, дрянной мальчишка? - закричала она, хва­
тая меня за плечо. - Ведь я тебе говорила, чтобы ты не трогал
моих вещей. Как ты смел? .. Как ты смел?
Она была ужасно рассержена и, крепко вцепившись в мое пле­
чо, повлекла меня в залу.
- Посмотри, папа, что он наделал, - жаловалась она со слеза­
ми в голосе, показывая при этом черепки разбитой игрушки. -Это
он нарочно, нарочно сделал, скверный мальчишка.
И она расплакалась.
336


Рассказы
- Зачем ты это сделал? - спросил отец строгим голосом, вы­
нимая из рук Надежды обломки и так же, как я за минуту перед
этим, машинально составляя их вместе. - Сестра ведь предупреж­
дала тебя!
Я отвечал, заикаясь:
- Папа, честное слово... это ... не я ... Я до нее... даже... не дот­
рогивался. Она сама упала, когда я выходил ...
- Он лжет! Он лжет! - взвизгнула Надежда, отрывая платок
от мокрого и злого лица. -Я сама видела, как он бросил куски на
пол.
- Зачем же ты еще лжешь? - спросил отец, нахмуриваясь. -
Если у тебя в руках бьши куски, значит, ты брал эту вещь.
Но я краснел, чувствуя, что все подозревают меня во лжи, и толь­
ко твердил :
- Это не я... это не я. .. Я выходил, а она вдруг упала... Я взял ее
с полу, чтобы посмотреть.
Тогда вступилась мама:
- Послушай, Дмитрий, зачем ты нам портишь такой великий
праздник? Признайся и попроси у Нади извинения... И все будет
кончено.
Лицо у нее бьшо доброе и испуганное; ей , по-видимому, хоте­
лось поскорее прекратить эту неприятную историю. Николай Ни­
колаевич сидел, опустив глаза в тарелку, и я видел, что он мучится
за меня. Зина, выпрямившись на стуле, глядела взрослым в глаза и
всем своим видом благонравной девочки точно хотела сказать: вы
видите, это только он такой дурной мальчик, а я всегда веду себя
хорошо и стараюсь никогда не огорчать папу и маму.
-Я прошу тебя не вмешиваться, - сурово перебил отец маму. -
Он сам должен знать, что ему делать.
Я чувствовал в эту минуту, что исполни я требование матери, и
все обошлось бы хорошо. Меня пожурили бы немного, по потом
все бы смягчились, не желая портить хорошего настроения ... Но во
мне заговорила гордость, и я упрямо, с ужасом в сердце, повторял:
- Эrо не я... это не я... Он сам упал и разбился.
Тогда отец, раздраженный и покрасневший, схватил меня очень
больно за шею и вытолкнул из комнаты.
- Ты лгун, и тебе не место с честными людьми, - закричал он
мне вслед. - Убирайся в свою комнату и не смей приходить сюда!
Я убежал и бросился на свою кровать, лицом в подушки. Сна­
чала мне казалось, что я задохнусь от избытка слез, кипевших у
337


А. И. Куприн
меня в груди и острым клубком распиравших мое горло. Я цара­
пал подушку нопями и грыз ее. Потом слезы прекратились, но мне
уже нравились эти слезы несправедливо обиженного и страдающе­
го мальчика, и я силился их вызвать воспоминанием нанесенной
мне обиды. Наконец глаза мои совсем высохли, и только легкое
чувсrво насморка и жажда напоминали о слезах.
Тогда я дал волю своему воображению. Я решил завтра же убе­
жать из дому, захватив предварительно в кухне побольше хлеба, и
посrупить в монастырь. Я чрезвычайно живо представлял себе, как
привратник ведет меня к настоятелю. «Что же вас привело в мона­
стырь? - спрашивает меня настоятель, седой, высокий старик, с
длинной бородой, в черной скуфье с нашитым на ней белым крес­
том. - Вы еще молоды, чтобы отречься от мира». Но я отвечаю
ему: «Святой отец, меня изгнала из дома ненависть моих родите­
лей. Меня преследовали, мучили и ... и даже сказали, что я разбил
японского бонзу... » Потом я представлял себе, как отец и мать, дол­
го отыскивавшие меня, приезжают наконец в монастырь и узнают
меня в черной монашеской одежде. Они со слезами просят меня
воротиться к ним, раскаиваясь в своих подозрениях относительно
бонзы. Я, конечно, прощаю их, но мне невозможно воротиться.
Увы! .. Теперь уже слишком поздно. Я посвятил себя богу.
И много других то мстительных, то великодушных картин ри­
совалось в моем воображении. Через полчаса дверь детской тихо
скрипнула, и я услышал голос Николая Николаевича, спрашиваю­
щий тихо:
- Где ты, Митя?
Я молчал. Да мне, огорченному так жестоко и незаслуженно,
как-то и неловко было бы отвечать.
Но он сам в темноте отыскал меня, нагнулся надо мной и, ще­
коча мои щеки своими душистыми усами, стал меня целовать:
- Иди, Митя, в залу, иди, голубчик, - говорил он ласково. -
Сделай мне удовольствие, если меня любишь. Ну извинись, ну что
тебе стоит? Пойдем вместе.
Но я, хотя и расплакался, согретый этой неожиданной лаской,
все-таки отказывался еще упорнее, чем раньше, выйти в залу. И
Николай Николаевич вздохнул и, потрепав меня по спине, оставил
меня в покое.
Уж рассветало, когда пришла мама, чтобы раздеть младшую
сестру. Она подошла к моей кровати и пристально посмотрела на
меня. Но я притворился спящим. Она перекрестила меня и,
338


Рассказы
придвинув к моей постели стол, поставила на него кусок пасхи,
ломоть кулича и красное яичко.
Доктор Субботин помолчал, поерошил под шляпой волосы и
прибавил:
-
И вот, сколько со мной потом ни случалось огорчений и пе­
редряг, а эта неприятность с японским болванчиком одна только
не изгладилась из моей памяти и стоит в ней, точно живая. И все­
гда это воспоминание о первой людской несправедливости, кото­
рую я испытал, вызывает во мне печальное и нежное воспоминание.
<1896>
УЖАС
Никто из нас четверых не знал своих случайных спутников. Раз­
говорились мы совершенно нечаянно, как можно только разгово­
риться, сидя друг против друга в вагоне, в длинный декабрьский
вечер. Угарный запах железной печки, зловещий тускло-желтый
полусвет, изливаемый двумя фонарями, задернутыми занавесками,
утомительно-однообразный стук колес, в такт с которым колыха­
лись и вздрагивали на потолке вагона уродливые тени, - все это
сообщило нашей беседе странный, полуфантастический характер.
Вспоминались читанные и слышанные рассказы о загадочных яв­
лениях жизни, объяснимых только вмешательством сверхъесте­
ственных сил, о таинственных предчувствиях, о самоубийствах и
привидениях. Сообразно со вкусами и кругозором каждого из со­
беседников, и рассказы были различного свойства. Один из нас, по
всей вероятности купец, в медвежьей шубе таких гигантских разме­
ров, что она оказалась бы широкой для самого крупного медведя,
склонен был более всего к рассказам в религиозном духе. В его слу­
чаях фигурировали: то святотатцы, задумавшие обобрать покой­
ника, стоявшего в церкви, то убитый разбойниками монах, требо­
вавший по ночам, чтобы его тело предали земле, то икона в Новго­
роде, на которой постепенно распрямляются сжатые в кулак паль­
цы святого, и когда они окончательно распрямятся - это верный
признак скорой кончины мира. Другой пассажир-студент-медик
первого курса-пугал нас случаями, происходившими в анатоми­
ческом театре, случаями, передающимися из поколения в поколе­
ние и совершенно недостоверного свойства. Я тоже, помнится,
339


А. И. Куприн
варьировал какой-то из необыкновенных рассказов Эдгара По, пе­
ределав его на происшествие с моим хорошим знакомым. Четвер­
тый собеседник - господин в ушастой меховой шапке и в пледе
поверх пальто - лишь изредка нарушал свое молчание однослож­
ными замечаниями.
Поезд несся вперед. Вагон однообразно вздрагивал, и вместе с
ним вздрагивали на потолке уродливые, тоскливые тени. За окном
точно бежала назад небольшая полоса мутно-серого снега, едва
освещаемого огнями поезда. Изредка в этой полосе быстро мель­
кали грустные черные силуэты оголенных кустов и деревьев, а даль­
ше глаз тонул в холодной жуткой тьме, с которой сливались и небо
и снег равнины, но в которой чувствовалась бушевавшая метель.
Наши нервы невольно настроились на печальный и таинственный
лад.
- Конечно, господа, все, что вы сейчас рассказали, необыкно­
венно и очень страшно, - произнес вдруг молчавший до сих пор
господин в пледе и в ушастой шапке. - Но только все это - недо­
стоверно. Кто из вас может поручиться за то, что эти случаи дей­
ствительно происходили, а не явились плодом досужего вымысла?
А я могу вам рассказать, если хотите, об одном происшествии, слу­
чившемся лично со мною. Я в продолжение всего лишь нескольких
минут был одержим «ужасом сверхъестеств
е
нного», но эти пять­
шесть минут остались, и я знаю, что они навсегда останутся самым
гл авным событием моей жизни, потому что невозможно одному и
тому же человеку два раза в жизни перенести такой ужас.
Мы очень заинтересовались словами этого господина, и он
начал :
-Десять лет тому назад я служил по таможенному ведомству и
бьш смотрителем переходного пункта в пограничном местечке В.
На моей обязанности лежала поверка товаров, пропускаемых за
границу и провозимых из-за границы.
Пункт находился на плотине, пересекавшей реку Збруч. В шесть
часов вечера, в моем присутствии, сторожа запирали рогатку, и с
этого момента моя служба кончалась. Остальным временем я мог
распоряжаться по своему усмотрению, и у меня вошло в привычку
каждый вечер отправляться на вокзал к приходу вечернего курьер­
ского поезда. На вокзале в эту пору собирались все чиновники та­
можни, пограничные офицеры, иногда даже окрестные мелкие по­
мещики. В самом вокзале было тепло, светло, даже, если хотите,
комфортабельно. Многие являлись с своими женами и дочерьми,
340


Рассказы
ужинали в буфете, немного сrшетничали, немного флиртовали, иног­
да составлялась партия ландскнехта, или, по-тамошнему, <<Дьябел­
ка» . В одиннадцать часов почти одновременно приходили оба по­
езда: и наш и австрийский. Вокзал сразу наполнялся разноплемен­
ной публикой, суетливой, шумной, озабоченной. Изредка переез­
жал границу какой-нибудь путешествующий инкогнито кронпринц,
и мы, глядя на него, с удовольствием убеждались, что коронован­
ные особы ужинают с таким же аппетитом, как и обыкновенные
смертные. Случалось также, и даже почти каждый день, что при
досмотре задерживалась в багаже крупная контрабанда или что
какую-нибудь изящную даму уводили для обыска в уборную.
А контрабанда в то время попадалась часто и всегда в боль­
шом размере. То была счастливая эпоха, о которой теперь только
вздыхают поседелые в таможнях и пакгаузах чиновники.
Тогда каждый служащий непременно имел свой круг клиентов
среди контрабандистов. Девять раз он пропускал запрещенный
товар, но в десятый задерживал его, по всей строгости законов, и
получал премию. Таков бьш уговор, и горе тому контрабандисту,
который для десятого раза провозил товар недорогой или в малом
количестве . Да на что лучше: так хорошо жилось в то время тамо­
женным чиновникам, что они находили неразорительным выписы­
вать на свои холостые ужины из Львова и даже из самой Вены шан­
сонетных певиц.
Местечко отстояло от вокзала на четыре версты. Общества в
нем не было никакого, если не считать урядника и четырех почто­
вых чиновников, старых, геморроидальных и скучных. Нет ничего
удивительного, что четырехверстное расстояние не пугало меня .
Однажды вечером, в конце ноября, заперев, по обыкновению,
рогатку, я переоделся, привел в порядок накопившиеся за день до­
кументы и вышел из дому, чтобы идти на вокзал. Туда вели две
дороги . Одна, более длинная, шла через все местечко и через при­
легавшую к нему деревню Фридриховку; другая, короткая, и соб­
ственно даже не дорога, а тропинка, пересекала по диагонали ог­
ромное пустое поле и выходила на железнодорожный вал, откуда
до вокзала было как рукой подать . Я, конечно, ходил всегда полем
и на этот раз пошел тем же путем .
Был час этак восьмой или даже девятый в начале. Стояла такая
темь, что в десяти шагах уже ничего невозможно было разобрать.
Я шел, угадывая дорогу ощупью, ногами: в том месте, где шла тро­
пинка, снег слежался плотнее и издавал под каблуками легкий звук .
341


А. И. Куприн
Рядом с тропинкой тянулся ряд телеграфных столбов. Ветер жа­
лобно звенел в обледенелых проволоках, а самые столбы гудели
непрерывно и однотонно. Каждый раз, подходя к столбу и еще не
видя его во мраке, я уж слышал это гудение.
Началась вьюга. Прямо мне в глаза, слепя их, нес
с
я колючий,
мелкий и сухой снег. Сердце мое было неспокойно. Мной овладело
странное, неприятное и сложное чувство, которое всегда охваты­
вает меня, когда я перехожу большие незакрытые пространства:
поля, городские площади и даже длинные залы. Мне казалось, что
я так ужасно мал и незначителен, а расстилавшееся передо мною
поле так страшно велико, что я никогда не смогу перейти его. И от
этой мысли я чувствовал временами, что все поле начинает подо
мною кружиться.
Иногда я оглядывался назад и смотрел на слабо мерцающие
вдали огоньки местечка. Эrо меня облегчало и поддерживало. На­
конец и огни скрылись разом, когда я сошел в длинную, плоскую
равнину. Вокруг меня была одна только мутная, белесоватая мгла.
Эrого места я всегда инстинктивно боялся. Почему? - я и сам
не мог бы сказать. Каждый раз, проходя этой долиной, я чувство­
вал, как безотчетный страх, по гомеровскому выражению, <<Хвата­
ет меня за волосы». И странно! Вместо того чтобы успокоить себя,
я всегда почему-то дразнил еще более свое воображение воспоми­
наниями разных ужасов. Впоследствии я узнал, что у многих, если
не у всех нервных людей, есть места, вызывающие такой безотчет­
ный страх.
Я уже сказал, что вокруг меня была только темнота и вьюга...
Вдруг, прямо перед собой, в очень значительном отдалении, как
мне показалось, я заметил большое темное неподвижное пятно . .. Я
остановился и слегка затаил дыхание, чтобы лучше прислушаться.
Все было тихо; только снежинки слабо стучали о мое лицо, да сер­
дце у меня в груди билось так громко, что казалось, на другом кон­
це поля можно было рас
слуш
ать.
Темный предмет не шевелился. Я сделал пять шагов вперед и
тотчас же убедился, что темнота и вьюга ввели меня в заблуждение
относительно расстояния. Очень близко от меня на снегу непод­
вижно сидел человек, прислонившийся спиною к телеграфному
столбу.
Он одет был в шубу, совершенно рас
сте
гиуrую и распахнутую
на груди . Шапки на нем не было. Он сидел очень ровно и прямо,
вытянув вперед сложенные вместе ноги и опустив руки по бокам
342


РDССIШЗЫ
туловища, так, что кисти их уходили в снег. Голова была слегка
закинута назад.
- Кто вы? - спросил я незнакомца.
Голос мой был слаб, как шепот, робок и звучал точно откуда-то
издали. Так иногда перед обмороком слюпатся голоса окружающих.
Он молчал.
- Кто вы? - повторил я.
Ни звука.
«Он, верно, замерз, или его убили», - подумал я, и эта мысль
как будто бы успокоила меня.
Страх, стягивавший на моем черепе кожу и пробегавший мо­
розными волнами по моей спине, уступил на минуту место другому
чувству - сознанию необходимости помочь ближнему.
Я подошел к незнакомцу в шубе и разглядел его. У него было
длинное, худое лицо с тонкими губами, с длинным, горбатым но­
сом; козлиная бородка и брови, изогнутые острыми углами, довер­
шали это стран
н
ое, насмешливое лицо, лицо интел
ли
гентного са­
тира. Он был жив, потому что его глаза следили за мною. Страх
опять начал овладевать мною, и мои зубы застучали часто и громко.
- Кто вы? - спросил я в третий раз задыхающимся голосом,
чувствуя, как у меня в горле становится какой-то сухой, колючий
клубок. Нервы мои были страшно напряжены и изощрены: я заме­
тил, что на снегу около сидящего человека нет и признака каких­
либо следов.
Он молчал и глядел на меня. И я глядел на него, не отрываясь.
Я уже не мог отвести от него глаз. Ужас - невероятный, непереда­
ваемый словами, нечеловеческий ужас оледенил мой мозг, мою
кровь, мое тело. Пальцы на моих руках и ногах свела внезапно су­
дорога.
Я глядел на него, не имея сил отвернуться в сторону. Прошло."
я не знаю, сколько прошло секунд, минут" . может быть, даже ча­
сов. Время остановилось. И вдруг (голос рассказчика возвысился и
зазвенел) ". вдруг незнакомец с тонким и насмешливым видом под­
мигнул мне левым гл азом. Вслед за этим лицо его исказилось в бе­
зобразную гримасу, в какое-то нелепое, циничное сочетание смеха
и испуга.
В ту же секунду я почувствовал, что и на моем лице отразилась
эта чудовищная гримаса.
- Ты дьявол! Вот ты кто! - закричал я в исступлении злобы и
ужаса и изо всех сил ударил незнакомца ногой по лицу.
23-273!1
343


А. И. Куприн
Он упал, как падают мертвые - грузно и не сгибаясь. Я бро­
сился бежать прочь. Но ноги не слушались меня, - они сделались
точно свинцовые, и я с трудом передвигал их. Я падал, вставал и
падал снова. Только во сне иногда я испытывал раньше подобное
чувство, когда снится, что хочешь бежать от невидимого врага, а
ноги не поднимаются, точно к ним привязаны пудовые гири...
И в то же время (это мне передавали уже впоследствии) я кри­
чал без остановки все одно и то же слово:
- Дьявол ! дьявол! дьявол!
Потом сознание оставило меня. Я очнулся дома, на своей кро­
вати, после жестокой болезни.
Господин в ушастой шапке замолчал.
- Кто же это сидел на снегу? - спросил студент, следивший за
рассказом с большим вниманием.
- Потом это все разъяснилось, - ответил рассказчик. - Ока­
залось, что какой-то австрийский купец шел, так же как и я, с пере­
ходного пункта на вокзал, но по дороге его разбил паралич. Он
кое-как дотащился до столба и сидел около часу, да еще вдобавок
обморозился так, что не мог шевельнуть ни рукой, ни ногой. Его
уже потом нашли в десяти шагах от меня. Оба мы бьши без чувств.
- Так вот, господа, -закончил рассказчик в ушастой шапке, -
вот какой ужас мне пришлось испытать. Я не сумею и сотой доли
передать из своих тогдашних ощущений, но лучшим доказатель­
ством их может служить моя голова.
Он поднял шапку. Его волосы были белы как снег.
- Это я за одну ночь так побелел, - прибавил он с грустной
улыбкой.
<1896>
ПОЛ УБОГ
1
Шел «Гамлет»
Все билеты были распроданы еще утром. Публику более всего
привлекало то, что в заглавной роли выступал знаменитый Кост­
ромской, который лет десять тому назад начал свою артистичес­
кую карьеру в этом же театре в качестве простого статиста-люби­
теля, а потом, объехав всю Россию, в самое короткое время завое-
344


Расс1«1Зы
вал себе такую оглушительную славу, какой до него не добивался
еще ни один провинциальный актер. Правда, за последний год но­
сились и даже проникали в печать темные, маловероятные слухи о
том, что бесшабашное пьянство и разврат совершенно расшатали
и разрушили гигантский талант Костромского, что он только по
разбегу продолжает пользоваться плодами прошлогодних успехов,
что антрепренеры частных столичных сцен уже не с таким рабским
искательством соглашаются на его стеснительные условия. Кто зна­
ет, может быть, в этих слухах и была доля правды. Однако такова
была сила имени Костромского, что три дня подряд публика длин­
ным хвостом стояла у кассы театра, несмотря на бенефисные цены;
барышники же продавали билеты за тройную, четверную и даже
пятерную сумму.
Явление первое не шло, и сцена уже была готова ко второму.
Газ еще не зажигали. Декорации королевского дворца висели стран­
ными, грубыми, пестрыми картонами.
Публика понемногу наполняла зрительную залу. Из-за занаве­
са доносился смутный и однообразный ропот.
Костромской сидел перед зеркалом в своей уборной. Он только
что пришел и уже оделся в традиционный костюм датского принца­
черное трико, ботинки с пряжками и черный бархатный камзол с
кружевным широким воротником. Театральный парикмахер стоял
около него в подобострастной позе, держа в руках парик-блондин
с длинными локонами.
- «" .Он тучен и задыхается ."» - произнес Костромской, рас-
терев на ладонях кольдкрем и начиная намазывать им лицо.
Парикмахер вдруг засмеялся.
- Ты чему, дурак? - спросил актер, не отрывая глаз от зеркала.
- Да я... так-с". ничему-с".
- Ну вот и видно, что дурак. Они говорят, что я потолстел и
обрюзг. А сам Шекспир сказал про Гамлета, что он тучен и зады­
хается. Все они - мерзавцы, эти писаки газетные. Лают на ветер.
Покончив с кольдкремом, Костромской таким же образом рас­
тер по лицу телесную краску. Теперь он внимательнее вглядывался
в зеркало.
«Правда, грим - великая штука, а все-таки лицо уже не то, что
прежде. Вот и под глазами мешки, а вокруг рта глубокие складки."
щеки опухли ... нос утерял благородные формы. Ну, да мы еще по­
воюем". Кии пил, Мочалов пил ... наплевать! Пусть говорят и про
Костромского, что он от пьянства обрюзг. А вот Костромской
345


А. И. Куприн
покажет сейчас этим молодым ... подсоскам этим... покажет, что мо­
жет сделать настоящий талант>>.
-
Ты, эфиоп, видел меня когда-нибудь? - обратился вдруг
Костромской к парикмахеру.
Тот весь затрепетал от удовольствия.
- Помилуйте, Александр Евграфыч... Да я... Господи ... Перво­
го, можно сказать, русского артиста да чтобы я не видел? В Казани
собственными руками для вас парики изготовлял.
- Черт тебя знает... не помню, - произнес Костромской, про­
водя вдоль носа белилами узкую и длинную черту, - много вас
было ... Налей-ка!
Парикмахер налил полстакана водки из графина, стоявшего на
мраморном подзеркальнике, и подал Костромскому.
Артист выпил, сморщился и плюнул на пол.
- Вы бы закусывали, Александр Евграфыч, - нежно посове­
товал пьяница-парикмахер, - а то, ежели ее голую... так в голову
вдаряет крепко...
Костромской почти кончил гримироваться; еще несколько
штрихов коричневой краски, и «облака печали легли на его изме­
нившемся и облагородившемся лице».
- Давай плащ! - приказал он парикмахеру, поднимаясь со
стула.
Из зрительной залы уже доносились в уборную звуки настраи­
ваемых инструментов оркестра.
Толпа все прибывала. Из-за стен слышно было, как она живым
потоком вливалась в театр, растекалась по ложам, партеру и гале­
реям, с топотом и с тем же своеобразным гулом отдаленного моря.
- Давно такого сбора не было, - заметил с подобострастным
восторгом парикмахер, - и-ни одного местечка!
Костромской вздохнул.
Еще уверенный в своем громадном таланте, еще полный откро­
венного самообожания и безграничной артистической гордости, он
уже смутно, почти не смея самому себе в этом сознаться, чувство­
вал, как начинают увядать его лавры. Прежде, бывало, он и в театр
не соглашался ехать, если ему антрепренер не привезет в номер ус­
ловленной полутысячи разовых, а то и прямо раскапризничается в
середине спектакля и уедет домой, обругав на чем свет стоит и ди­
ректора, и режиссера, и всю труп
пу
.
Замечание парикмахера очень живо и больно напомнило ему
эти годы колос
сал
ьного, сказочного успеха. Теперь уже ни один
346


Рассказы
антрепренер не привез бы ему денег вперед, да и сам он об этом не
решqлся бы заговорить.
- Налей! - приказал Костромской парикмахеру.
Больше в графине уже ничего не оставалось. Однако вино воз­
будило артиста. Глаза его, на которых нижние и верхние веки были
подведены тонкими и резкими черными чертами, ожили и увели­
чились, согнутый стан выпрямился, в опухших ногах, плотно стя­
нутых трико, появились упругость и сила.
Окончив туалет, он привычной рукой быстро прошелся по лицу
пуховкой, обмакнутой в пудру, поглядел, слегка прищурив глаза, в
последний раз в зеркало и вышел из своей уборной.
Когда медленной, самоуверенной походкой, высоко подняв го­
лову, спускался он с лестницы - каждое его движение казалось
проникнутым той легкой и грациозной простотой, которой он,
бывший приказчик суровской лавки, приводил в Москве в изумле­
ние видевших его актеров французской труппы.
11
Навстречу Костромскому уже мчался сценариус.
В зрительной зале ярко и весело вспыхнул газ. Нестройный хаос
оркестра вдруг смолк. Гул толпы на мгновение прокатился силь­
нее и вдруг точно ослабел.
Раздались звуки торжественного и громкого марша.
Костромской подошел к занавесу и приложил глаз к проделан­
ной в нем на высоте человеческого роста маленькой круглой ды­
рочке. Театр был переполнен. Только в первых трех рядах можно
бьшо рас
с
мотреть лица. А дальше, куда толЬко ни обращался глаз, -
налево, направо, вверху, внизу, - колыхалась в каком-то синева­
том тумане бездна пестрых человеческих пятен. Только белые с зо­
лотыми арабесками и бархатными малиновыми барьерами бока
лож выступали из этой волнующейся тьмы. Но, глядя сквозь дырку
в занавесе, Костромской не нашел в своей душе ощущения - преж­
де так знакомого и всегда одинаково свежего и могучего ощуще­
ния - мгновенного и радостного подъема всех нравственных сил .
Вот уже ровно год, как он перестал испытывать его, объяснял свое
равнодушие привычкой к сцене и не подозревал, что это - начи­
нающийся паралич истрепанной и усталой души.
На сцену влетел режиссер, весь красный, в поту, со взъерошен­
ными волосами.
347


А. И. Куприн
- Черт! Идиотство! Все к черту пoumo! Зарезали! - вопил он
неистовым голосом, подбегая к Костромскому. - Эй вы, дьяволы,
давай занавес! Выйду и анонсирую сейчас, что спектакля не будет.
Нет Офелии! Понимаете? Ведь Офелии нет!
- То есть как это Офелии нет? - изумился Костромской и на­
хмурил брови. - Да вы шуrите, что ли, мой друг?
- Вовсе мне не до шуток, - огрызнулся режиссер. - Вот сей­
час только, за пять минут всего, полюбуйтесь-ка, что эта идиотка
пишет! «Угорела, лежу в постели и играть не могу». А? Нет, каково
вам это покажется? Это, батенька, не фунт изюму, с вашего позво­
ления, а отмена спектакля.
-
Замените же ее кем-нибудь, - вспыхнул Костромской. -
Какое мне дело до ее фокусов?
- А вот извольте заменить: Боброва - Гертруда, Маркович и
Смоленская - свободны и уехали с драгунами за город. Не коми­
ческую же старуху заставить играть сейчас Офелию? Как вы дума­
ете? Или вот еще, если угодно, - девица на выходах, не предло­
жить ли ей?
Он прямо ткнул пальцем на проходившую по сцене девушку в
скромной шубке и барашковой шапочке, с бледным нежным личи­
ком и большими синими глазами.
Девушка, удивленная этим неожиданным обращением, остано­
вилась.
- Кто это? - осведомился вполголоса Костромской, пытливо
вглядываясь в лицо девушки.
- Юрьева. Тут у нас на выходах. Страстью к драматическому
искусству воспылала, изволите ли видеть! - ответил режиссер гром­
ко и совершенно не стесняясь.
-Послушайт
е-ка,
Юрьева,вы<<Гамлет
а»
читали когда-нибудь? ­
спросил Костромской, приближаясь к ней .
- Конечно, читала, - произнесла девушка тихим, смущенным
голосом.
- Могли бы сыграть вот сейчас Офелию?
- Я ее знаю наизусть, но не знаю, в состоянии ли сыграть.
Костромской подошел вплотную к ней и взял ее за руку.
- Видите ли... Милевская отказалась играть, а театр перепол­
нен. Решайтесь, голубушка! Вы нас всех выручите!
Юрьева колебалась и молчала, хотя ей хотелось сказать много,
очень много знаменитому артисту. Он впервые, года три тому на­
зад, своей удивительной игрой пробудил в ее молодом сердце, сам,
348


Рассказы
конечно, того не подозревая, неудержимое влечение к сцене. Она
не пропускала ни одного спектакля, в котором он принимал учас­
тие, и часто, после того как видела его в «Кине», или в «Семье пре­
ступника», или в «Уриэле Акоста>>, она JШакала по ночам. Вели­
чайшим и никогда, по-видимому, не достижимым счастьем она счи­
тала тогда возможность... не говорить с Костромским, нет, нет, об
этом она не смела и мечтать, а только видеть его вблизи, в обыден­
ной обстановке.
Эrо обожание не исчезло и до сих пор, и только такой избало­
ванный славой и пресыщенный женским вниманием артист, как
Костромской, мог не заметить во время репетиций двух синих боль­
ших глаз, постоянно следивших за ним с неотступным и откровен­
ным обожанием.
- Ну, так как же? Можно принять ваше молчание за согласие? ­
настаивал Костромской, с пытливой лаской заглядывая в лицо де­
вушке и придавая своему несколько носовому голосу ту неотрази­
мую задушевность, перед которой-он знал! - невозможно усто­
ять женщине.
Рука Юрьевой дрогнула в руке артиста, ресницы ее глаз опус­
тились, и она ответила покорно:
- Хорошо! Я сейчас оденусь.
111
Занавес поднялся , и, как только публика увидела своего любим­
ца, театр задрожал от рукоIШесканий и восторженных криков.
Костромской, стоя около трона короля, много раз расклани­
вался, прижимая руку к сердцу и обводя взором ярусы театра сверху
донизу.
Наконец, после нескольких неудачных попыток, королю уда­
лось, воспользовавшись моментом, когда шум несколько утих, воз­
высить голос и начать свой монолог:
Сколько нам ни драгоценна память брата,
Похищенного смертью, и прилично б было
Предаться скорби о его потере,
Но благо общее и мудрость наша
Заставили нас поступить иначе...
349


А. И. Куприн
Энтузиазм толпы взволновал Костромского, и когда король,
обращаясь к нему, назвал его братом и любезным сыном, то слова
Гамлета:
Побольше брата и поменьше сына... -
прозвучали такой мрачной иронией и скорбью, что невольный тре­
пет пробежал по сердцам зрителей. И на лицемерное утешение ко­
ролевы Гертруды:
Таков наш жребий, всех живущих, умирать, -
он медленно, с упреком поднял на нее свои длинные, до сих пор
низко опущенные ресницы, а затем ответил, слегка покачивая го­
ловой:
Да, королева, - всем живущим умирать,
Таков наш жребий.
После этих слов, проникнутых тоской по умершем отце, отвра­
щением к жизни, покорившейся пред роком, и горькой насмешкой
над легкомыслием матери, Костромской почувствовал особым,
тонким, необъяснимым чутьем опытного актера, что теперь пуб­
лика всецело принадлежит ему, потому что между ним и ею обра­
зовалась неразрывная связь.
Казалось, никогда и никто не произносил еще с такой удиви­
тельной силой отчаяния монолог, который Гамлет говорит по ухо­
де короля и королевы:
Для чего ты не растаешь, ты не распадешься прахом,
О, для чего ты крепко, тело человека!
Носовой голос Костромского сделался гибок и послушен. Он
то звенел мощным металлом, то спускался до нежного бархатного
полушепота, то переходил в рыдания, едва сдерживаемые усилия­
ми воли.
И театр взревел, когда с простым и изящным жестом Костром­
ской проговорил последние слова:
Но сокрушайся, сердце,
Когда язык мой говорить не смеет!
350


Рас
с
шиы
-
Нет-с, публика знает Костромского, и Костромской знает
публику, - сказал артист, выходя после первого акта за кулисы. -
Эй ты, крокодил, водки !-обратился он тотчас же к подошедшему
парикмахеру..
IV
- Ну что же, папаша, разве, по вашему мнению, не хорош? -
спросил маленький актер на выходах у Яковлева, патриарха про­
винциальных театров, игравшего сегодня короля.
Оба стояли на лестнице, ведущей из уборной на сцену. Яковлев
пожевал своими толстыми, отвисшими губами.
-Хорош! Хорош-то хорош, а все-таки... мальчик. Кто видел в
«Гамлете» Мочалова, того, братец ты мой, уже ничем не удивишь.
А я, братец, мой, еще вот таким поросенком, как ты, был, когда
удостоился этого счастья. И когда умирать буду, так вспомню этот
самый миг, как блаженнейший в моей жизни. Понимаешь ли, когда
на сцене он вставал с полу и говорил: «Оленя ранили стрелой», -
так зрители, как один человек, поднимались, не смея дохнуть, со
своих мест. А вот ты нарочно посмотри, что он сделает в этой сцене.
- Очень уж вы строги, Валерий Николаич.
- Ничего не строг. Да вы и смотреть-то, по правде говоря, не
умеете. Ты думаешь, я на кого гляжу?
-Ана кого-с?
- Ты посмотри-ка, братец мой, на Офелию... Вот это - актриса!
- Да ведь она, Валерий Николаич, на выходах.
- Идиот! Ты ведь небось и не заметил, как она зто сказала:
Он о любви мне говорил, но так
Был нежен, так почтителен и робок!
Конечно, не заметил . А я вот скоро тридцатый год на сцене и ска­
жу тебе, что еще ничего подобного не слыхал. Это - талант. И
помяни мое слово, что ее в четвертом акте публика так примет, что
твоему Костромскому жарко сделается. То-то!
v
Трагедия шла. Предсказание патриарха, по-видимому, сбыва­
лось. Увлечения Костромского хватило только на первый акт. Его
уже не могли возбудить вторично ни вызовы, ни руко1mескания,
351


А. И. Куприн
ни зрелище громадной толпы поклонников, набившейся за кулисы
и с нежным благоговением созерцавшей его . У него теперь в его
распоряжении оставался лишь крошечный запас той энергии и
чувств, которые он всего года два-три тому назад разбрасывал с
царственной щедростью в каждой сцене.
Костромской, опьяненный первым шумным криком, который
ему сделала публика, уже растратил в первом действии этот незна­
чительный запас. Его воля ослабла, приподнятые нервы размякли,
и даже усиленные приемы алкоголя не могли оживить их. Незри­
мая связь, возникшая сначала между ним и публикой, постепенно
таяла, и хотя после второго акта зрители аплодировали так же ис­
кренно, как и в конце первого, но было ясно, что аплодируют уже
не ему, а обаянию его знаменитого имени.
Зато с каждым своим выходом вЫдвигалась вперед Офелия -
Юрьева. С этой незаметной актриской, исполнявшей до сих пор
самые невыигрышные роли наперсниц и гостей, точно произошло
какое-то чудо. Казалось, она целиком воплотилась в облик дочери
Полония - нежной, кроткой и послушной девушки, с ее глубоки­
ми чувствами и сильной любовью, с ее душой, отравленной ядом
печали.
Юрьевой еще не рукоплескали, но за ней уже следили, и, когда
она появлялась на сцене, театр внимательно смолкал. Сама того не
подозревая, она боролась с великим артистом, вырывая у него вни­
мание толпы и успех, а зрители так же бессознательно следили за
этой борьбой.
Третий акт был роковым для Костромского.
В нем появлению Гамлета предшествует короткая сценки, в ко­
торой король и Полоний условливаются, спрятавшись, подслушать
разговор Гамлета с Офелией, чтобы судить о настоящей причине
безумия принца. Костромской вышел из-за кулис медленными ша­
гами, со скрещенными на груди руками, с низко упавшей головой,
с чулком, развязавшимся и спустившимся на правой ноге.
Быть или не быть -
вот в чем вопрос!
произнес он едва слышно, весь погруженный в тяжелую задумчи­
вость, не замечая Офелии, стоявшей в гл убине сцены с раскрытой
книгой в руках.
352


Рассказы
Этот пресловутый монолог был всегда в исполнении Костром­
ского лучшим местом. Несколько лет назад, в этом же городе, на
этой же самой сцене, после того как Костромской заканчивал мо­
нолог воззванием к Офелии, в театре наступала на несколько мгно­
вений та странная, чудная тишина, которая говорит красноречи­
вее самых шумных аплодисментов. Зато потом какой восторг ох­
ватывал всех зрителей, начиная от скромного посетителя последнего
ряда галереи и кончая изысканным обществом лож бенуара!"
Увы, теперь и сам Костромской, и публика оставались холод­
ными, хотя он и не чувствовал этого.
Ужасное сознанье робкой думы!
И яркий свет могучего решенья
Бледнеет перед мраком размышленья,
И смелость быстрого порыва гибнет,
И мысль не переходит в дело, -
читал он, жестикулируя и переменяя интонацию по старой памяти,
и ему казалось, что вот сейчас он заметит Офелию, упадет перед
ней на колени, произнесет последние слова, и театр заплачет и зак­
ричит в сладком безумии. И вот он заметил Офелию, обернулся к
зрителям с осторожным предупреждением: <сrише!», затем, быстро
перейдя через всю сцену, опустился на колени и воскликнул:
Офелия! О нимфа,
Помяни грехи мои в молитвах! -
и тотчас же встал, ожидая взрыва рукоплесканий.
Но рукоплесканий не было. Публика недоумевала, оставалась
холодна и все внимание перенесла на Офелию.
Костромской несколько секунд ничего не мог сообразить, и
только когда услышал около себя нежный женский голос, спраши­
вавший его: «Принц, здоровы ли вы'?>> - голос, в котором дрожа­
ли слезы сожаления о погибшей любви, - он сразу, в один миг
понял все.
Это бьm момент страшного просветления. Костромской ярко и
беспощадно сознал: и равнодушие публики, и со бственное безвоз­
вратное падение, и безусловно близкий конец своей шумной, но
короткой славы.
353


А. И. Куприн
О, с какой ненавистью взглянул он на -лу девушку, такую строй­
ную, прекрасную, невинную и - он мучительно чувсrвовал это -
такую талантливую! Ему захотелось броситься на нее, ударить, сва­
лить на землю, истоптать ногами это нежное лицо с большими си­
ними глазами, смотревшими на него с любовью и жалостью. Но он
сдержал себя и упавшим голосом ответил:
Благодарю покорно, - я здоров.
После этой сцены Костромского вызывали; но он СJIЫIПал, что
гораздо громче, чем его имя, раздавалось с галереи, переполнен­
ной студентами, имя Юрьевой, которая, однако, отказалась выйти.
VI
Странствующие актеры играли «Убийство Гонзаго». Костром­
ской, в стороне от придворных, полулежал на земле, прислонясь
головой к коленам Офелии. Вдруг он поднял лицо кверху и, обда­
вая Юрьеву запахом вина, прошептал пьяным голосом:
- Послушайте, мадам ! Как вас? Послуште!
Она слегка наклонилась к нему и отозвалась также шепотом:
-Что?
-Какие у вас красивые ноги! Послуште". Вообще вы вся. . . эта-
кая милочка.
Юрьева молча отвернула от него лицо.
- Ей-богу, милочка, - не унимался Костромской. -Скажите,
у вас в труппе, наверно, есть любовник?
Она продолжала молчать.
Костромскому хотелось как можно сильнее обидеть ее, сделать
ей больно, и молчание еще больше раздражало его.
-
Есть? Это оч-чень, оч-чень глупо с вашей стороны. Такая
мордочка, как у вас, целый капитал... Актриса ведь вы - простите
за откровенность - никакая. Что же вам на сцене-то делать?
К счастью, ему нужно было давать реIШику. Он оставил Юрье­
ву в покое, и она отодвинулась от него. На глазах у нее показались
слезы. В лице Костромского она почувствовала беспощадного и
завистливого врага.
А Костромской ослабевал с каждым явлением, и когда кончил­
ся акт, то ему пришлось довольствоваться весьма жидкими аIШо­
дисментами. Да и аIШодировали только свои.
354


Рассказы
VII
Начался четвертый акт. Как только безумная Офелия вбежала
на сцену в белом платье, убранная соломой и цветами, смутный
ропот пробежал по рядам, и вслед за тем в театре наступила жут­
кая тишина.
И когда Офелия запела нежным и наивным голосом свою пе­
сенку о милом друге, странное дуновение пронеслось среди публи­
ки, точно общий тяжелый вздох вырвался из тысячи грудей .
Моего вы знали ль друга?
Он бьш бравый молодец.
В белых перьях, статный воин,
Первый Дании боец.
-Ах, бедная Офелия! Что ты поешь? - спросила ее с участием
королева.
Безумные глаза Офелии с изумлением остановились на короле­
ве, точно она раньше не замечала ее.
- Что я пою? - спросила она с изумлением. - Послушайте,
какая песня:
Но далёко, за морями,
В страшной он лежит могиле!
Холм на нем лежит тяжелый,
Ложе - хладная земля.
Во всем театре больше уже не оставалось ни одного равнодуш­
ного зрителя, все были охвачены одним общим чувством, все зас­
тыли, приковавшись глазами к сцене.
Но пристальнее, жаднее всех следил из-за кулис за каждым дви­
жением Офелии Костромской. В его душе, в этой больной и гордой
душе, не знавшей никогда ни удержа, ни предела своим прихотям и
страстям, разгоралась теперь страшная, нестерпимая ненависть. Он
чувствовал, что успех вечера окончательно вырвала из его рук эта
бледная, скромненькая девица на выходах. Хмель точно совсем
вышел из его головы. Он еще не знал, чем разразится кипевшая в
нем завистливая злоба, но с нетерпением ожидал выхода Юрьевой
у средних дверей.
355


А. И. Куприн
«Все это будет хорошо, поверьте, только потерпите. " А мне
хочется плакать, как подумаю, что его зарыли в холодную землю,
-слышал он проникнутые безумной тоской слова Офелии. - Брат
все это узнает, а вас благодарю за совет. Скорее карету! Доброй
ночи, моя милая, доброй ночи! .. »
Юрьева выбежала за кулисы, взволнованная, задыхающаяся,
побледневшая даже под гримом. Вслед ей неслись оглушительные
крики зрителей. В дверях она столкнулась с Костромским. Он умыш­
ленно не посторонился, но Юрьева, ударившись плечом о его пле­
чо, даже не заметила этого: до такой степени она была возбуждена
своей ролью и восторженною овацией публики.
- Юрьева-а! Брав-о-о! ..
Она вышла и раскланялась.
Возвращаясь вторично за кулисы, она опять лицом к лицу стол­
кнулась с Костромским, не дававшим ей дороги. Юрьева испуган­
но взглянула на него и робко сказала:
- Позвольте мне пройти.
- Будьте осторожнее, молодая особа! - возразил он злобно и
заносчиво. - Если вам хлопает кучка каких-то идиотов, то это не
значит, что вы можете безнаказан
н
о толкаться! - И, видя ее мол­
чаливый испуг, он, еще более раздраженный, грубо взял ее за руку,
отrолкнул в сторонуи крикнул: -Да проходите же, черт возьми,
окаменелость вы этакая!..
VIII
Когда после этой дерзкой выходки первоначальное озлобление
Костромского несколько утихло, он тотчас же ослабел, опустился
и стал еще пьянее, чем прежде: он даже позабыл, что пьеса еще не
кончилась, ушел в уборную, медленно, разделся и начал лениво сти­
рать грим вазелином.
Режиссер, озадаченный его долгим отсутствием, вбежал к нему
и остановился в изумлении.
- Александр Евграфыч! Помилуйте! Что вы делаете? Сейчас
же ваш выход!
- Оставьте меня, оставьте! - слезливо и в нос пробормотал
Костромской, вытирая лицо полотенцем. - Я уже все сыграл...
оставьте меня в покое!
- Да как же оставьте? Вы с ума, что ли, сошли? Публика ждет.
- Оставьте же меня! - закричал Костромской.
356


РассКDзы
Режиссер пожал плечами и вышел из уборной. Через минуrу
занавес был опущен, и публика, узнавшая о внезапной болезни
Костромского, стала расходит
ься
молча и медленно, будто она толь­
ко что присутствовала на похоронах. Она действительно возвра­
щалась с похорон громадного самобытного таланта, и Костром­
ской был прав, говоря, что он сыграл «все». Он сидел теперь один,
запершись на ключ в своей уборной, перед зеркалом, между двумя
горевшими с легким треском газовыми рожками, и по старой при­
вычке тщательно вытирал лицо, размазывая по нем пьяные, но горь­
кие слезы. Точно в тумане вспоминался ему целый ряд блестящих
триумфов, сопровождавших первые годы его карьеры. Венки ... бу­
кеты... тысячные подарки ... вечные восторги толпы... лесть газет...
зависть товарищей... баснословные бенефисы... обожание красивей­
ших женщин ... Неужели все это прошло? Неужели его талант вы­
дохся, исчез? Может быть, даже давно выдохся: год или два тому
назад? А он, Костромской, что же он теперь такое? Тема для гряз­
ных закулисных анекдотов, предмет общих насмешек и недобро­
желательства, человек, оттолкнувший от себя всех близких своей
черствой мелочностью, эгоизмом, нетерпимостью и разнузданной
заносчивостью... Кончено!
«И если бы всесильный, - мелькало привычными обрывками
в уме Костромского, - не запретил греха самоубийства... О боже,
боже! .. » - И жгучие, бессильные слезы текли по его когда-то кра­
сивому лицу, смешиваясь с не сошедшей еще краской.
Уже все актеры разошлись из театра, когда Костромской вы­
шел из своей уборной. На сцене было почти темно. Несколько ра­
бочих возились, убирая последние декорации. Ощупью, нетверды­
ми шагами, пошел Костромской, минуя кучи наваленного всюду
бутафорского хлама, к выходу.
Вдруг до его слуха донеслись сдержанные, несомненно женские
рыдания.
-Кто здесь?-окликнул Костромской и подошел к углу, дви­
жимый неясным побуждением жалости.
Темная фигура не отвечала, только рыдания усилились.
-
Кто тут плачет? - вторично с испугом спросил Костром­
ской и тотчас же узнал в рыдавшей Юрьеву.
Девушка плакала, и ее худен ькие плечи судорожно вздраги­
вали.
Стран
н
о . Первый раз в жизни черствое сердце Костромского
внезапно наполнилось глубокой жалостью к этой без
защи
тной, так
357


А. И. Куприн
несправедливо обиженной им девушке. Он положил руку на ее го­
лову и заговорил теплым, проникновенным голосом, не рисуясь и
не позируя, против обыкновения:
- Дитя мое! Я сегодня страшно оскорбил вас. Прощения я у
вас не прошу -язнаю, ничем нельзя искупить ваши слезы. Но если
бы вы знали, что происходит в моей душе, может быть, вы бы про­
сrили и пожалели меня. " Сегодня, только сегодня я узнал, что пе­
режил свою славу. Какое горе может сравниться с этим? Что зна­
чит пред этим потеря матери, любимого ребенка, любовницы? Мы,
артисты, живем страшными наслаждениями, мы живем и чувству­
ем за сотни, за тысячи зрителей, которые приходят нас смотреть.
Знаете ли вы". Ах, ведь вы поймете, что я не рисуюсь пред вами!"
Да. Знаете ли вы, что в последние пять лет не было в нашем актер­
ском мире имени славнее моего. У ног моих, у ног безграмотного
приказчика, лежала толпа. И вдруг в одно мгновенье кувырком
полететь с этой чудовищной высоты!" - Он закрыл лицо рука­
ми. - Ужасно!
Теперь Юрьева уже перестала плакать и с глубоким сострада­
нием глядела на Костромского.
- Видите ли, дорогая моя, - продолжал он, сжимая руками ее
холодные руки, - у вас несомненный и очень большой талант.
Оставайтесь на сцене! Я не буду вам говорить разные пошлости
про зависть и интриги бездарностей, про двусмысленное покрови­
тельство театральных меценатов, про сплетни того болота, кото­
рое называется обществом. Все это - вздор! Все это - ничто в
сравнении с теми дивными радостями, которыми дарит нас эта пре­
зренная, эта обожаемая толпа. Но, - голос Костромского нервно
задрожал, - не переживайте своей славы! Бегите со сцены тотчас
же, как вы почувствуете, что угасает в вас священный огонь! Не
дожидайтесь, дитя мое, пока вас прогонит сама публика.
И, быстро отвернувшись от Юрьевой, хотевшей что-то сказать
ему и даже уже протянувшей вслед ему руки, он поспешно вышел
со сцены.
- Послушайте, Александр Евграфыч, - догнал его на подъез­
де режиссер, - идите же в кассу получить деньги".
- Отвяжитесь от меня! - досадливо отмахнулся рукой Кост­
ромской. - Я кончил". Я все кончил.
<1896>
358


РассШlЗЫ
НАТАЛЬЯ ДАВЫДОВНА
Она шестнадцать лет была классной дамой в N-ском институте
благородных девиц и пользовалась исключительным, беспример­
ным уважением со сrороны как директрисы, так и всего высшего
начальсrва. В ней чтили ее педагоmческую сrрогосrь, суровую пре­
данносrь делу и многолетний опыт. Между друmми классными
дамами ходили слухи, что она пользуется у директрисы привилеm­
ей интимных докладов после вечернего чая. Поэтому ее не любили,
сторонились от нее и побаивались.
Институтки трепетали перед ней, и класс ее всегда был образ­
цовым по благонравию и успехам: этого, однако, она достигала
без криков, без наказаний, даже без жалоб родителям девочек и
начальсrву. Было что-то власrное в ее холодном, немигающем взо­
ре, чувсrвовалась уверенная сила в спокойном тоне ее голоса. Бой­
кая школьная семья ей одной из всех дам не могла дать хлесткого
ходячего прозвища.
Окончив курс в институте с золотой медалью, она в нем же ос­
талась классной дамой. У нее не было ни детсrва, ни прошлого, ни
чего-нибудь похожего на самый невинный институтский роман -
точно она и на свет божий родилась только для того, чтобы стать
классной дамой.
Однако она была красива. У нее было лицо с тонкими чертами,
желтоватое и смуглое, усыпанное хорошенькими родинками. Та­
кие лица, слегка чахоточного типа, всегда нравятся мужчинам. Ее
талии завидовал весь институт. Тем не менее никто не покушался
за нею ухаживать. Каждому казалось, что он одним легкомыслен­
ным помыслом обидит эту девушку, всю себя посвятившую воспи­
танию детей.
Кто-то из знатных попечителей института назвал ее «бес
см
ен­
ным часовым». Дейсrвительно, службе она посвящала двадцать
часов в сутки - осrальные четыре часа шли на сон. Впрочем, иног­
да, проснувшись среди ночи, она неслышными шагами обходила
дортуары, как и всегда туго затянутая корсетом, засrеrнутая на все
пуговки форменного платья. От нее не укрывалась ни одна мелочь
из серой жизни ее птичника, точно она обладала способносrью
читать помыслы в самом их зерне.
За все время своей долгой службы Наталья Давыдовна только
однажды воспользовалась долmм отпуском - именно тогда, ког­
да, по совету докторов, она вынуждена была уехать на четыре
359


А. И. Куприн
месяца для поправления своего расшатанного службой здоровья ,
купаться в одесских лиманах. Кроме этого случая, она почти не по­
кидала стен института. Только изредка, не чаще раза в два или три
месяца, она испрашивала позволения провести ночь с субботы на
воскресенье у своей больной тетки, жившей где-то на самом краю
города и страдавшей несколько лет подряд жестокой женской бо­
лезнью, не позволявшей этой почтенной женщине никогда вставать
с кресла.
Но, проведя мучительную ночь у постели больной, страдавшей
страшной бессонницей и к тому же капризной и раздражительной,
Наталья Давыдовна рано утром уже являлась в институт, чтобы
вместе со своим классом поспеть к обедне. По окончании службы,
когда директриса, первой приложившись ко кресту, становилась
на видном месте около клироса, а все классные дамы, возвращаясь
от креста, делали ей реверансы, она знаком головы подзывала к
себе Наталью Давыдовну:
- Eh Ьien! Comment se porte madame votre tante?*
- Princesse, Dieu seul peut la sauver. Elle souffre Ьeaucoup**, -
отвечала классная дама, вздыхая и глядя признательно на началь­
ницу.
- Pourquoi n'!tes-vous pas restee encore aupres d'elle?
- Je suis venue, pour remplir mon devoir, princesse.
- Mais vous m!me, mon enfant, vous avez l'air maladif.
- Ма tante n'a pas fe rme l'oeil pendant toute la nuit.
- Pauvre enfant! Vous perdez votre sante. Allez vite vous reposer,
та cherie* * * . Я сейчас же прикажу прислать вам бульону и вина.
Вид в эти воскресенья у Натальи Давыдовны бывал совсем бо­
лезненный. Казалось, она только что встала после тяжкого недуга
или очнулась от безумной оргии; так было бледно и истомлено ее
лицо со ввалившимися, окруженными тенью гл азами, с пересох­
шими и искусанными губами.
* Ну, как чувсrвует себя ваша тетушка? (франц.)
•• Только бог может ее спасти, княгиня. Она очень страдает (фр шщ.).
••• - Почему же вы не осrались еще с ней?
- Я вернулась, чтобы выполнить свой долг, княгиня.
- Но у вас у самой, мое дитя, болезненный вид.
- Моя тетушка всю ночь не смыкала глаз.
- Бедное дитя! Вы губите свое здоровье. Ступайте скорей отдохнуть,
моя дорогая (франц.).
360


Рассказы
Но дело в том, что никакой тетки у Натальи Давыдовны вовсе
даже и не было. И всего удивительнее то, что в продолжение шест­
надцати лет никто в этом ни разу не усомнился.
Раз в два или три месяца, в субботу, после всенощной, Наталья
Давыдовна скромно спрашивала директрису:
- Ме permettrez vous, princesse, d'aller voir ma tante?
- Mais certainement, mon enfant. Seulement ne vous fa tiguez pas
trop•.
И Наталья Давыдовна, убедившись, по обыкновению, что ее
птичник спит крепким сном утомившейся за день молодости, мед­
ленно выходила из институтских ворот, мимо почтительно кланяв­
шихся ей сторожей и швейцаров.
Отойдя довольно далеко от ограды, она вынимала из кармана
густую черную вуаль, окутывала ею лицо, и вдруг вся мгновенно
изменялась. Это уже была кокотка, искательница приключений,
швейка из хорошего магазина-все, что угодно, только не пункту­
альная и строгая классная дама. Она шла свободной, развратной,
слегка развинченной походкой женщины, привыкшей принадле­
жать сотням мужчин. Она провожала головой встречных прохо­
жих, вызывающе смеялась, когда ее затрагивали, и в то же время,
осторожная и внимательная, она зорко следила, чтобы не попасть­
ся близко на глаза кому-нибудь, видевшему ее раньше.
Ее красивая фигура привлекала мужчин, но на все предложе­
ния она отрицательно кивала головой, отделываясь от самых на­
стойчивых дерзким, иногда циничным восклицанием, спасаясь от
пьяных бегством. Она искала. Давний опыт и безошибочный ин­
стинкт тайной развратницы указывали ей среди сотен обращенных
на нее с вожделением лиц то, которое ей было нужно. Во взгляде, в
хищном профиле нижней челюсти, в плотоядной улыбке белых и
мелких зубов, в походке эта Мес
сал
ина узнавала черты страстно­
го, ненасытного и неутомимого самца и выбирала его. К красивой
наружности, к возрасту, к костюму она оставалась совершенно рав­
нодушной; иногда это бывал старик, иногда горбатый, иногда едва
оперившийся кадет. Намеченная ею жертва никогда не ускользала
от нее. Случайное прикосновение ее локтя, беглый взгляд, самый
тон, которым она произносила шаблонные уличные фразы, застав­
ляли желать ее близости . Без сомнения , существуют какие-то
• - Вы разрешите мне, княгиня, проведать мою тетушку.
- Ну, конечно, дитя мое. Вы только не СJIИшком утомляйтесь (фра 1щ.).
361


А.И.Куприн
тайные, незримые нити, по которым мысли одного человека могут
мгновенно сообщаться с мыслями другого, хотя бы даже только
что встреченного на улице.
Она везла своего избранника куда-нибудь на край города, в
грязную гостиницу с самой скверной репутацией, и целую ночь на­
пролет, без отдыха, предавалась тем наслаждениям, какие только
могло изобрести ее необузданное воображение. Утром, когда ее
случайный друг, утомленный чудовищной оргией, засыпал тяже­
лым сном, поминутно вздрагивая, она тихо выскальзывала из по­
стели, одевалась и, заплатив за все ночные расходы, спешила на
извозчике в институт. Ни разу никому она не дала второго свида­
ния, хотя все, в промежутке между двумя ласками, умоляли ее об
этом.
Однажды ее любовником был солдат, немолодой, очень груз­
ный человек, кажется, штабный писарь. Это случилось в декабре.
Под утро, когда стало рассветать и занавески вырисовались на по­
белевших окнах, он, возбужденный ее ласками, обнял ее, положив
голову на ее грудь, и вдруг захрипел и остался неподвижным. Че­
рез несколько секунд, в продолжение которых Наталья Давыдовна
беспокойно расспрашивала его, что с ним, писарь стал холодеть.
Тогда она догадалась и, вне себя от ужаса, закричала таким отчаян­
ным голосом, что номерная прислуга сбежалась и выломала двери.
Через полчаса явилась полиция и судебный следователь. Судеб­
ный следователь, человек пожилой и умный, сразу узнал Наталью
Давыдовну, которую он видел каждый четверг в приемной зале
института, куда приезжал навещать свою дочь. Он хотел замять
историю, но его поразило ее бес
стыд
ство. Оправившись от ужаса,
в который ее привел мерrвец, обнимавший ее нагую грудь, и видя,
что все равно ее положение в институте погибло, она стала цинич­
но откровенна. Она стояла перед следователем в одной юбке, уби­
рала длинные волосы, закинув назад голые руки, и, не выпуская
изо рта шпилек, говорила ему:
- Вас удивляет, как это шестнадцать лет никто не имел даже и
тени подозрения? Ах, это-то и доставляло мне страшное удоволь­
ствие. Знаете ли, иногда, оставшись одна в своей комнате, я зады­
халась от смеха, когда вспоминала об этом. Это было восхититель­
но! Слыть чуть ли не святой и по ночам распутни
ч
ать.Дачтоявам
говорю! Вы, женатые мужчины, не хуже меня понимаете эти тай­
ные наслаждения. Поверите ли: никому и в голову не приходило,
362


Рассtr1
1З
ы
что я ездила в Одессу вовсе не для лиманов, а просто потому, что
была беременна.
Следователь глядел на нее с любопытством, смешанным со
страхом.
- Но неужели вы ни разу не столкнулись с вашими знакомы­
ми? - спросил он, недоумевая.
Она расхохоталась.
- Нет, к счастью, не встретилась. Да все равно я ничем не рис­
ковала, если бы и встретилась. Я бы предложила ему пойти со мной
- и только. Ну, скажите, вот вы именно, почтенный человек и се­
мьянин... Разве это предложение не заставило бы вас одной своей
оригинальностью побежать за мной? Вы, наверное, уже от своей
дочери порядочно наслышались о моих добродетелях!
И затем, воткнувши гребенки в волосы и сев на кресло, она спо­
койно прибавила:
- Потрудитесь послать за посыльным. Я хочу его отправить в
институт за моими вещами и документами. Кстати : распорядитесь,
чтобы мне дали позавтракать.
<1896>
СОБАЧ ЬЕ СЧАСТЬЕ
Было часов шесть-семь хорошего сентябрьского утра, когда
полуторагодовалый пойнтер Джек, коричневый, длинноухий весе­
лый пес, отправился вместе с кухаркой Аннушкой на базар. Он от­
лично знал дорогу и потому уверенно бежал все время впереди,
обнюхивая мимоходом тротуарные тумбы и останавливаясь на пе­
рекрестках, чтобы оглянуться на кухарку. Увидев в ее лице и по­
ходке подтверждение, он решительно сворачивал и пускался впе­
ред оживленным галопом.
Обернувшись таким образом около знакомой колбасной лав­
ки, Джек не нашел Аннушки. Он бросился назад так поспешно, что
даже его левое ухо завернулось от быстрого бега. Но Аннушки не
было видно и с ближнего перекрестка. Тогда Джек решился ориен­
тироваться по запаху. Он остановился и, осторожно водя во все сто­
роны мокрым подвижным носом, старался уловить в воздухе знако­
мый запах Аннушкиного IШатья, запах грязного кухонного стола и
серого мыла. Но в эту минуту мимо Джека прошла торопливой
363


А. И. Купр1П1
походкой какая-то женщина и, задев его по боку шуршащей юб­
кой, оставила за собою сильную струю отвратительных китайских
духов . Джек досадливо махнул головою и чихнул, - Аннушкин
след был окончательно потерян.
Однако пойнтер вовсе не пришел от этого в уныние. Он хоро­
шо был знаком с городом и потому всегда очень легко мог найти
дорогу домой: стоило только добежать до колбасной, от колбас­
ной - до зеленной лавки, затем повернуть налево мимо большого
серого дома, из подвалов которого всегда так вкусно пахло приго­
релым маслом, - и он уже на своей улице. Но Джек не торопился.
Утро было свежее, яркое, а в чистом, нежно-прозрачном и слегка
влажном воздухе все оттенки запахов приобретали необычайную
тонкость и отчетливость. Пробегая мимо почты с вытянутым, как
палка, хвостом и вздрагивающими ноздрями, Джек с увереннос­
тью мог сказать, что не более минуты тому назад здесь останавли­
вался большой, мышастый, немолодой дог, которого кормят обык­
новенно овсянкой.
И действительно, пробежав шагов двести, он увидел этого дога,
трусившего степенной рысцой. Уши у дога были коротко обреза­
ны, и на шее болтался широкий истертый ремень.
Дог заметил Джека и остановился, полуобернувшись назад.
Джек вызывающе закрутил кверху хвост и стал медленно подхо­
дить к незнакомцу, делая вид, будто смотрит куда-то в сторону.
Мышастый дог сделал то же со своим хвостом и широко оскалил
белые зубы. Потом они оба зарычали, отворотив друг от друга
морды и как будто бы захлебываясь.
«Если он мне скажет что-нибудь оскорбительное для моей чес­
ти или для чести всех порядочных пойнтеров вообще, я вцеплюсь
ему в бок, около левой задней ноги, - подумал Джек. - Дог, ко­
нечно, сильнее меня, но он неповоротлив и глуп. Ишь, стоит, бол­
ван, боком и не подозревает, что открыл весь левый фланг для на­
падения».
И вдруг... Случилось что-то необъяснимое, почти сверхъесте­
ственное. Мышастый дог внезапно гро�нулся на спину, и какая-то
невидимая сила повлекла его с тротуара. Вслед за этим та же неви­
димая сила плотно охватила горло изумленного Джека... Джек упер­
ся передними ногами и яростно замотал головой . Но незримое «что­
то» так стиснуло его шею, что коричневый пойнтер лишился со­
знания.
364


Рассказы
Он пришел в себя в тесной железной клетке, которая тряслась
по камням мостовой, дребезжа всеми своими плохо свинченными
частями. По острому собачьему запаху Джек тотчас же догадался,
что клетка уже много лет служила помещением для собак всех воз­
растов и пород. На козлах впереди клетки сидели два человека на­
ружности, не внушавшей никакого доверия.
В клетке уже собралось довольно многочисленное общество.
Прежде всего Джек заметил мышастого дога, с которым он чуть не
поссорился на улице. Дог стоял, уткнувши морду между двумя же­
лезными палками, и жалобно повизгивал, между тем как его тело
качалось взад и вперед от тряски. Посредине клетки лежал, вытя­
нувши умную морду между ревматическими лапами, старый белый
пудел ь, выстриженный наподобие льва, с кисточками на коленках
и на конце хвоста. Пудель, по-видИмому, относился к своему поло­
жению с философским стоицизмом, и, если бы он не вздыхал из­
редка и не помаргивал бровями, можно было бы подумать, что он
спит. Рядом с ним сидела, дрожа от утреннего холода и волнения,
хорошенькая, выхоленная левретка с длинными, тонкими ножка­
ми и остренькой мордочкой. Время от времени она нервно зевала,
свивая при этом трубочкой свой розовый язычок и сопровождая
каждый зевок длинным тонким визгом". Ближе к заднему концу
клетки плотно прижалась к решетке черная гладкая такса с желты­
ми подпалинам и на груди и бровях. Она никак не могла оправить­
ся от изумления, которое придавало необыкновенно комичный вид
ее длинному, на вывороченных низких лапках, туловищу крокоди­
ла и серьезной мордочке с ушами, чуть не волочившимися по полу.
Кроме этой более или менее светской компании, в клетке нахо­
дились еще две несомненные дворняжки. Одна из них, похожая на
тех псов, что повсеместно зовутся Бутонами и отличаются низмен­
ным характером, была космата, рыжа и имела пушистый хвост,
завернутый в виде цифры 9. Она попала в клетку раньше всех и, по­
видимому, настолько освоилась со своим исключительным поло­
жением, что давно уже искала случая завязать с кем-нибудь инте­
ресный разговор. Последнего пса почти не было видно ; он забился
в самый темный угол и лежал там, свернувшись клубком. За все
время он только один раз приподнялся, чтобы зарычать на близко
подошедшего к нему Джека, но и этого было довольно для возбуж­
дения во всем случайном обществе сильнейшей антипатии к нему.
Во-первых, он был фиолетового цвета, в который его вымазала
шедшая на работу артель маляров. Во-вторых, шерсть на нем стояла
365


А. И. Куприн
дыбом и при этом отдельными клоками. В-третьих, он, очевидно,
бьш зол, голоден, отважен и силен; это сказалось в том решитель­
ном толчке его исхудалого тела, с которым он вскочил навстречу
опешившему Джеку.
Молчание длилось с четверть часа. Наконец Джек, которого
ни в каких жизненных случаях не покидал здравый юмор, заметил
фатовским тоном:
- Приключение начинает становиться интересн
ы
м. Любопыт­
но, где эти джентльмены сделают первую станцию?
Старому пуделю не понравился легкомысленный тон коричне­
вого пойнтера. Он медленно повернул голову в сторону Джека и
отрезал с холодной насмешкой:
-Ямогу удовлетворить ваше любопытсrво, молодой человек.
Джентльмены сделают станцию в живодерне.
- Как! .. Позвольте... виноват". я не расслышал, - пробормо­
тал Джек, невольно присаживаясь, потому что у него мгновенно
задрожали ноги. - Вы изволили сказать: в жи ...
-Да, в живодерне, - подтвердил так же холодно пудель и от­
вернулся.
- Извините... но я вас не совсем точно понял ... Живодерня...
Что же это за учреждение - живодерня? Не будете ли вы так доб­
ры объясниться?
Пудель молчал. Но так как левретка и такса присоединились к
просьбе Джека, то старик, не желая оказаться невежливым перед
дамами, должен бьш привести некоторые подробности.
- Это, видите ли, mesdames, такой большой двор, обнесенный
высоким, остроконечным забором, куда запирают пойман
ных
на
улицах собак. Я имел несчастье три раза попадать в это место.
- Эканевидаль!-пОСJIЬПШU
i
сяхриплыйголосизтемного угла. ­
Я в седьмой раз туда еду.
Несомненно, голос, шедший из угла, принадлежал фиолетово­
му псу. Общество бьшо шокировано вмешательством в разговор
этой растерзанной лmmости и потому сделало вид, что не слышит
ее реплики. Только один Бутон, движимый лакейским усердием
выскочки, закричал:
- Пожалуйста, не вмешивайтесь, если вас не спрашивают!
И тотчас же искательно заглянул в глаза важному мышастому
догу.
- Я там бывал три раза, - продолжал пудель, - но всегда
приходил мой хозяин и брал меня оттуда (я занимаюсь в цирке, и,
Збб


Рассказы
вы понимаете, мною дорожат) ... Так вот-с, в этом неприятном мес­
те собираются зараз сотни две или три собак...
- Скажите, а бывает там порядочное общество? - жеманно
спросила левретка.
- Случается. Кормили нас необыкновенно плохо и мало. Вре­
мя от времени неизвестно куда исчезал один из заключенных, и тогда
мы обедали супом из...
Для усиления эффекта пудель сделал небольшую паузу, обвел
глазами аудиторию и добавил с деланным хладнокровием:
- ...из собачьего мяса.
При последних словах компания пришла в ужас и негодование.
- Черт возьми! Какая низкая подлость! - воскликнул Джек.
- Я сейчас упаду в обморок ... мне дурно, - прошептала лев-
ретка.
- Это ужасно... ужасно! - простонала такса.
- Я всегда говорил, что люди подлецы! - проворчал мышас-
тый дог.
- Какая страшная смерть! - вздохнул Бутон.
И только один голос фиолетового пса звучал из своего темного
угла мрачной и циничной насмешкой:
- Однако этот суп ничего... недурен... хотя, конечно, некото­
рые дамы, привыкшие к цыплячьим котлетам, найдут, что собачье
мясо могло бы быть немного помягче.
Пренебрегши этим дерзким замечанием, пудель продолжал:
- Впоследствии, из разговора своего хозяина, я узнал, что шку­
ра наших погибших товарищей пошла на вьщелку дамских перча­
ток. Но, - приготовьте ваши нервы, mesdames, - но этого мало.
Для того, чтобы кожа была нежнее и мягче, ее сдирают с живой
собаки.
Отчаянные крики прервали слова пуделя:
- Какое бесчеловечие! ..
- Какая низость!
- Но это же невероятно!
- О боже мой, боже мой!
- Палачи! ..
- Нет, хуже палачей!..
После этой вспышки наступило напряженное и печальное мол­
чание. В уме каждого слушателя рисовалась страшная перспектива
сдирания заживо кожи.
367


А. И. Куприн
- Господа, да неужели нет средства раз навсегда избавить всех
честных собак от постьщного рабства у людей? - крикнул запаль­
чиво Джек.
- Будьте добры, укажите это средство, - сказал с иронией ста­
рый пудель.
Собаки задумались.
-
Перекусать всех людей, и баста! - брякнул дог озлоблен­
ным басом.
-
Вот именно-с, самая радикальная мысль, - поддержал по­
добострастно Бутон. - По крайности будут бояться.
- Так-с... перекусать ... прекрасно-с, -возразилсrарый пудель. -
А какого вы мнения, милостивый государь, относительно арапни­
ков? Вы изволите быть с ними знакомы?
- Гм ... - откашлялся дог.
- Гм... - повторил Бутон.
- Нет-с, я вам доложу, государь мой, нам с людьми бороться
не приходится. Я немало помыкался по белу свету и могу сказать,
что хорошо знаю жизнь... Возьмем, например, хоть такие простые
вещи, как конура, арапник, цепь и намордник, - вещи, я думаю,
всем вам, господа, небезызвестные? .. Предположим, что мы, соба­
ки, со временем и додумаемся, как от них избавиться... Но разве
человек не изобретет тотчас же более усовершенствованных ору­
дий? Непременно изобретет. Вы поглядели бы, какие конуры, цепи
и намордники строят люди друг для друга! Надо подчиняться, гос­
пода, вот и все-с. Таков закон природы-с.
-
Ну, развел философию, - сказала такса на ухо Джеку. -
Терпеть не могу стариков с их поучениями.
- Совершенно справедливо, mademoiselle, - галантно махнул
хвостом Джек.
Мышастый дог с меланхолическим видом поймал ртом зале­
тевшую муху и протянул плачевным голосом:
- Эх, жизнь собачья ! ..
- Но где же здесь справедливость, -заволновалась вдруг мол-
чавшая до сих пор левретка. - Вот хоть вы, господин пудель... из­
вините, не имею чести знать имени...
- Арто, профессор эквилибристики, к вашим услугам, - по­
клонился пудель.
-
Ну вот, скажите же мне, господни профес
со
р, вы, по-види­
мому, такой опытный пес, не говоря уже о вашей учености; скажи­
те, где же во всем этом высшая справедливость? Неужели люди
368


РассК1JЗы
настолько достойнее и лучше нас, что безнаказанно пользуются та­
кими жестокими привилегиями. "
- Не лучше и не достойнее, милая барышня, а сильней и ум­
ней, - возразил с горечью Арто. -О! мне прекрасно известна нрав­
ственность этих двуногих животных... Во-первых, они жадны , как
ни одна собака в мире. У них настолько много хлеба, мяса и воды ,
что все эти чудовища могли бы быть вдоволь сытыми целую жизнь.
А между тем какая-нибудь десятая часть из них захватила в свои
руки все жизненные припасы и, не будучи сама их в состоянии со­
жрать, заставляет остальных девять десятых голодать. Ну скажите
на милость, разве сытая собака не уделит обглоданной кости своей
соседке?
- Уделит, непременно уделит, - согласились слушатели.
- Гм! - крякнул дог с сомнением.
- Кроме того, люди злы. Кто может сказать, чтобы один пес
умертвил другого из-за любви , зависти или злости? Мы кусаемся
иногда - это справедливо. Но мы не лишаем друг друга жизни.
- Действительно так, - подтвердили слушатели.
- Скажите еще, - продолжал белый пудель, - разве одна со-
бака решится запретить другой собаке дышать свежим воздухом и
свободно высказывать свои мысли об устроении собачьего счас­
тья? А люди это делают!
- Черт побери! - вставил энергично мышастый дог.
-
В заключение я скажу, что люди лицемерны, завистливы,
лживы, негостеприимны и жестоки... И все-таки люди господству­
ют и будут господствовать, потому что ... потому что так уже уст­
роено. Освободиться от их владычества невозможно ... Вся со бачья
жизнь, все собачье счастье в их руках. В теперешнем нашем поло­
жении каждый из нас, у кого есть добрый хозяин, должен благода­
рить судьбу. Один хозяин может избавить нас от удовольствия есть
мясо товарищей и чувствовать потом, как с него живьем сдирают
кожу.
Слова профессора нагнали на общество уныние. Более никто
не произнес ни слова. Все беспомощно тряслись и шатались при
толчках клетки. Дог скулил жалобным голосом. Бутон, державший­
ся около него, тихонько подвывал ему.
Вскоре собаки почувствовали, что колеса их экипажа едут по
песку. Через пять минут клетка въехала в широкие ворота и очути­
лась среди огромного двора, обнесенного кругом с.nлошным забо­
ром, утыканным наверху гвоздями. Сотни две собак, тощих,
369


А. И. Куприн
грязных, с повешенными хвостами и грустными мордами, еле бро­
дили по двору.
Дверь клетки отворилась. Все семеро только что приехавших
псов выIШiи из нее и, повинуясь инстинкту, сбились в кучу.
- Эй, послушайте, как вас там... эй вы, профессор. " -услыхал
пудель сзади себя чей-то голос.
Он обернулся : перед ним стоял с самой наглой улыбкой фиоле-
товый пес.
- Ах, оставьте меня, пожалуйста, в покое, - огрызнулся ста­
рый пудель. - Не до вас мне.
- Нет, я только одно замечаньице... Вот вы в клетке-то умные
слова говорили, а все-таки одну ошибочку сделали... Да-с.
- Да отвяжитесь от меня, черт возьми! Какую там еще оши­
бочку?
- А насчет собачьего счастья-то ... Хотите, я вам сейчас пока­
жу, в чьих руках собачье счастье?
И вдруг, прижавши уши, вытянув хвост, фиолетовый пес по­
несся таким бешеным карьером, что старый профессор эквилибри­
стики только разинул рот. <<Лови его! Держи!» - закричали сторо­
жа, кидаясь ВСJiед за убегающей собакой.
Но фиолетовый пес бьш уже около забора. Одним толчком от­
прянув от земли, он очутился наверху, повиснув передними лапа­
ми. Еще два судорожных движения, и фиолетовый пес перекатился
через забор, оставив на его гвоздях добрую половину своего бока.
Старый белый пудель долго глядел ему ВСJiед. Он понял свою
ошибку.
<1896>


Собираются . в гости.
Картина Ф. В
.
Сычкова, 1940 · г. Масло, холст.
Мордовский республиканский музей изобразительных
искусств им. С. Д. Эрьзи.


Фотокопия п исьма (окончание) А. И. Куприна редактору
«Ру сского богатства» Н. К
.
Михайловскому
(сентя брь - октябрь 1896) .
Инст итут литературы (Пушкинский Дом) РА Н,
ф. 266, оп. 3, No 311.


СТУД ЕНТ-Д РАГУН
Фуражка прусского образца, без полей, с микроскопическим
козырьком, с черным - вместо синего - околышком; мундир в
обтяжку с отвороченной левой полой, позволяющей видеть белую
шелковую подкладку; пенсне на широкой черной ленте; ботинки
без каблуков и белые перчатки на руках - вот обыкновенный кос­
тюм студента-драгуна, которого вы ежедневно видите на Креща­
тике. С тайной грустью думает он о том, что «как-то не принято»
носить постоянно шпагу (это ведь так красиво, когда из-под мун­
дира выглядывает золоченый кончик ножен), но по свойственному
ему отсутствию инициативы он все-таки не решается ввести в сво­
ем кругу эту моду, уже давно не новую для петербургских студен­
тов-гвардейцев.
Наружности своей он старается придать возможно более кор­
ректный отпечаток, посвящая ей, по крайней мере, часа три-четы­
ре в сутки. У него всегда найдется в карманах целый ассортимент
туалетных принадлежностей, флакончик Vera-Violetta• , напильни­
чек, замша, розовый порошок и крошечные ножницы для ногтей,
складное зеркальце, миниатюрная пудреница, nалочка фиксатуара
и коллекция щеточек для коротко остриженных волос, закручен­
ных усиков и маленькой остроконечной бородки.
Тем не менее эти заботы никогда не скрывают ни умственной,
ни душевной пустоты студента-драгуна, ни раннего его знакомства
с радостями жизни, за которые в старое доброе время добродетель­
ные и чадолюбивые отцы исправно посекали своих девятнадцати­
летних сыновей. Эти качества сквозят в мутном, безжизненном
взгляде из-под устало полуопущенных ресниц, в нездоровой блед­
ности лица, в резких чертах около глаз и носа и в том плотоядном
выражении глаз и губ, с которым студент-драгун оглядывает встре­
чающихся ему на улице женщин .
• название духов (франц.).
25-273!1
375


А.И. Куприн
Университет он, конечно, иногда посещает: там, в коридорах и
в курилках, в антракте между лекциями, всегда очень шумно и ве­
село, можно встретиться со «своимю> и условиться насчет вечерней
партии винта и ужина у Рейнера, услышать свежую новость или
пикантный анекдот и, наконец, из любопытства (это, право, преза­
бавно) посидеть минут десять на лекциях, глядя с презрительной
усмешкой на этих, в поношенных тужур ках, которые там что-то
слушают и даже записывают какую-то еру нду.
Нечего уже и говорить о том, что он поразительно равнодушен
к науке, искусству и общественным вопросам. Все печатное вызы­
вает в нем род душевных судорог. Однако у него в распоряжении
всегда есть десятка два или три общих мест, с помощью которых
он прикрывает от неопытного наблюдателя свое убожество. «Шек­
спир? О! Это был великий знаток человеческого сердца. Вы знаете,
его Гамлет так глубок, что его не могут до сих пор постичь лучшие
комментаторы. Впрочем, говорят, что вовсе даже и не Шекспир
его написал, а Бэкон». «Пушкин? Какая красота! Какая легкость и
безыскусственность ". Ко гда весь день стоит как бы хрустальный.••
Пушкин - истинный создатель русского языка>> . «Вагнер? Вот где
музыка будущего !» - и так далее. Впрочем, надо оговориться : сту­
дент-драгун знаком отчасти с современной французской бел
л
етри­
стикой и цитирует наизусть целые порнографические страницы из
Золя, Мопас
сан
а, Катюль-Мендеса, Лоти и Бурже. При этом он
питает слабость к бульварным французским восклицаниям вроде:
<<'Гiens! .. fichtre! .. oh-la-la! .. il а du cblen! ..»* и проч.
Новчемонистин
н
ый гений, что занимает целый день его тос­
кующую лень, это - карамбольный бильярд у Штифлера, и, пра­
во, студенту прежнего времени похвала Грановского или Пирого­
ва не доставляла столько гордого и сrыдливого удовольствия, как
современному студенту-драгуну - брошенное вскользь одобрение
всегда полупьяного маркера Якова: «Вот этого шара вы - ничего,
чисто сделалю>. Другое его развлечение - винт, и непременно са­
мый хищнический - открытый, с присыпкой, гвоздем, винтящи­
мися коронками и тройными штрафами. Нередко, встав из-за кар­
точного стола, он с небрежно-рассеянным видом и бегающими гла­
зами объявляет, что, «кажется, господа, я не захватил своего бу­
мажника." пусть останется за мною».
* Каково! " черт возьми!" о -ла-ла! " он с изюминкой! " (фран ц.)
376


Очерки
Студент-драгун ходит в самые модные рестораны. Ничто так
не щекочет его мелкого тщеславия, как фамильярно-почтительный
поклон франтоватого и фаворизованного местною золотою моло­
дежью лакея. При этом студент-драгун топорщится, выпячивает
грудь, говорит популярному лакею <<ТЫ» и «братец», брезгливо
морщится, читая menu, но изредка бросаемые им на посетителей
ресторана быстрые взгляды выдают его радостное волнение.
Случается, что, окончив завтрак, он отзывает великолепного
лакея в темный угол пустого кабинета и там, краснея, умоляющим
голосом упрашивает его взять на себя и этот счет, «а на той неде­
ле мне, ей-богу, пришлют из деревни, так я за все расплачусь сра­
зу>>. Когда же лакей, после продолжительного колебания, согла­
шается наконец на его просьбу, лицо студента-драгуна озаряется
самой живой радостью. Он с усилием сдерживает рефлективное
движение своей руки, стремящейся крепко пожать лакейскую руку,
и выходит из ресторана, ковыряя во рту зубочисткой, с видом пре­
сыщенного и равнодушного gourmand'a* .
Не меньше удовольствия доставляет этому милому молодому
человеку близость с лихачом Карлом или Ачкасом, - близость,
приобретенная ценою трех рублей <<На чай», выпрошенных у това­
рищей по кутежу с громадными усилиями и унижениями.
Студент-драгун по своему происхождению принадлежит чаще
всего к богатым, безалаберным семьям. Впрочем, между разновид­
ностями этого типа попадаются нередко и дети бедных, но благо­
родных фамилий, в которых они обыкновенно состоят на положе­
нии милых enfants teпiЫes**, боготворимых всеми членами семьи.
«Положим, у Сонечки башмаки каши просят, а у Гришутки из
пальто вата давно вылезла, - рассуждает мать семейства над ка­
кими-нибудь десятью рублями, сколоченными усилиями героичес­
кой экономии, - но как же отказать Мишеньке? Ведь он взрослый,
он мужчина , он студент, надо же ему на разные... там... мелочи!»
Правда, надо отдать справедливость этой самоотверженной
матери: она и не подозревает о том, что на другой же день ее Ми­
шенька, фланируя с приятелями по Крещатику и завидев издали
свою мать в поношенном бурнусишке, юркнет в первый попавшийся
магазин, повинуясь неодолимому чувству подлого, низменного сты­
да за бедно одетую мать, у которой еще, кроме того, такое ласко-
• гурмана (франц.) .
•• сорванцов (франц.) .
377


А. И. Куприн
вое (очень смешное на улице) выражение лица. Если же бегство
почему-либо не удастся и товарищи спросят его : «С какой это ты
сейчас салопницей раскланивался?» - он ответит, весь пунцовый
и даже вспотевший от стыда: «Так... это... там... одна бедная зна­
комая».
Всего интереснее наблюдать студента-драгуна в то время, ког­
да в холостом кругу «СВОИХ>>, после сильных возлияний Бахусу, он
откровенничает о своих <<Маленьких грешках». Кто не знает этого
молодого человека, у того от его рассказов станут на голове ды­
бом волосы: все виды сладострастия - как перенесенные к нам с
дряхлого Востока, так и изобретенные современным нервным ап­
петитом разврата - давно уже испытаны этим двадцатилетним,
хорошеньким безбородым мальчиком и даже перестали «астико­
тировать»* его желание. Он, по его словам, наскучив всем обыден­
ным, постоянно ищет чего-нибудь новенького, острого и неиспробо­
ванного. Он вменяет себе в особенную честь знать безошибочно
имена всех выдающихся кокоток и их биржевую котировку.
Заветная мечта студента-драгуна - иметь своих собственных
серых рысаков, абонемент в театр, всегда толстый бумажник и
дюжину хорошего вина в буфете для своих друзей, таких же, как и
он, студентов-драгунов. Для достижения этого современного <<ИДе­
ала» он не побрезгует ничем, ни даже продажей своей молодости и
любви какой-нибудь мумии, упрямо не желающей подчиниться вли­
янию разрушительной руки времени.
Впрочем, в виде утешения, можно думать, что этот тип - явле­
ние наносное, временное. Уже теперь в студенческой среде слышатся
(пока еще неясные) голоса против такого тлетворного и мелочного
направления учащейся молодежи.
<1895>
ДНЕПРОВСКИЙ МОРЕХОД
Он все лето совершает один и тот же очень короткий рейс - от
Киева до... «Трухаmки» и обратно. Надо отдать ему справедливость:
он обладает недюжин
ными
навигаторскими способностями, потому
• дразнить (от франц. asticoter).
378


Очерки
что ухитряется даже на таком микроскопическом расстоянии усг­
роить изредка маленькое «сголкновеньице» с конкурентным паро­
ходом или какую-нибудь иную «катастрофочку» увеселительного
характера.
Он обыкновенно называет себя «штурманом дальнего плава­
ния». Не верьте ему. Он не был даже и на каботажных курсах, а
просго поступил на пароход помощником капитана (вернее ска­
зать - кассиром и контролером билетов) и <<Достукался» всеми
правдами и неправдами до капитанского звания.
Это не мешает ему, однако, за бутылкой доброго коньяку с ув­
лечением рассказывать о своих приключениях, о сгычках с малайс­
кими пиратами , об авариях в Индейском океане, о пребывании в
плену у людоедов и о прочих ужасах, от которых у слушателей бе­
гают по спине мурашки . Один очень досговерный свидетель пере­
давал мне, как однажды, в критическую минуту, какой-то из днеп­
ровских мореходов обнаружил свои специальные знания и присут­
сгвие духа. На пароходе, шедшем от Киева вниз, лопнула рулевая
цепь, и его понесло течением прямо на быки Цепного мосга. Меж­
ду пассажирами поднялся страшный переполох. Все суетились, бе­
гали и кричали, объятые ужасом; некоторые собирались уже бро­
саться в воду... «Капитана! Капитана!» - раздавались отовсюду
испуганные голоса. Но капитан не внимал воплям своих жертв . Он
метался взад и вперед по палубе, ломал в отчаянии руки и кричал:
- Оставьте меня ! Какой я, к черту, капитан? Я даже и плавать
не умею. Спасайся, кто может !
С этими словами доблестный капитан надел на себя единствен­
ный имевшийся на пароходе спасательный пояс и с поразительным
спокойствием сгал дожидаться крушения парохода...
Более серьезные рейсы совершает днепровский мореход зимою,
когда, имея право носить довольно красивую (хотя несколько фан­
тасrическую) форму, получая половинное жалованье и ровно ни­
чего не делая, он попадает в свою сферу. Он отдает якоря в «Юге»,
нагружается в этой бухте, разводит пары и под сильным боковым
ветром плывет в «Тул он», заходя по дороге и в другие гавани. "
Случается нередко, что он, претерпев жесгокую «аварию», сгано­
вится на <<Мертвый якорь» в ближайшем полицейском учасгке.
Впрочем, и во время летних рейсов он редко бывает «не под
парами».
С публикой он груб, игрив с дамами и побаивается своего лоц­
мана, который хотя и подчинен ему официально, но на самом деле
379


А. И. Куприн
руководит движением парохода и знает днепровский фарватер го­
раздо лучше своего капитана. В разговоре с сухопутными людьми
любит иногда щегольнуть английским восклицанием, вроде: <<All
right» или «Goddam»* .
С внешней стороны днепровский мореход представляет собою
рослого, здорового мужчину, на котором красиво лежит коротень­
кая тужурка с прилепленными к ней со всех сторон якорями. Он
всегда к услугам тех дам, которые даже и на таком небольшом рас­
стоянии, как от Киева до Кременчуга, не могут обойтись без флир­
та. Стоя у рулевого колеса и положив на него руку, он рисуется,
принимает пластичные, мужественные позы и с чувством необы­
чайного достоинства кричит, наклоняясь к рупору: «Задний ход!
Стоп! Полный ход!»
Сурков, Фельдман и прочие участники Тарханкутской тарара­
бумбии несомненно принадлежат к описанному классу мореходов .
Злые языки дали днепровским морякам прозвище <<Швейцар­
ских моряков».
« БУДУЩАЯ ПАТТИ»
Ее можно встретить на Крещатике, часа в три-четыре пополуд­
ни, когда торопливой походкой, с озабоченным видом и с кожа­
ным портфелем «Musique» под мышкой, она возвращается из му­
зыкального училища. «Да, тоже поди не легко дается известность
этим будущим Патти», - думает, глядя на нее, встречный обыва­
тель.
Артистическая карьера будущей Патти начинается с того, что ,
при
·
наличности маленького <<Домашнего» сопрано и небольшого
музыкального слуха, она довольно мило мурлыкает в своем кругу:
«Si tu m'aimais»** и «Вiют вiтры», - в тот час между вечерним чаем
и партией винта, когда гости более всего щедры на поощрения ма­
леньким «семейным» талантам.
- Манечка, ты бы того". спела бы нам что-нибудь, - говорит
благодушный папаша, поглаживая бороду и смеющимися глазами
приглашая гостей присоединиться к его просьбе.
• «Все в порядке» или «Черт ВОЗЬМИ» (англ .).
•• Если бы ты любил меня (франц.).
380


Очерки
-
Спой, светик, не стыдись, - вставляет какой-нибудь неис­
правимый холостяк, знавший Манечку «еще вот такою».
Манечка идет к роялю и без всяких претензий, слабым голос­
ком, с неправильными придыханиями, но не без приятности, поет
о том, как «аж деревья гнутся».
- Очень, очень хорошо ... прелесть что такое, - одобряют гос­
ти, косясь на двери соседней комнаты, где уже раскрыты зеленые
столы. -Вы знаете, в наше время голос - это целый капитал. Толь­
ко ведь учиться да учиться надо . Школа - вот что самое главное, а
там - почем знать? Может быть... хе-хе-хе... из вас, барышня, бу­
дущая Патти выйдет.
Постоянные упоминания о школе, похвалы гостей, рассказы о
почестях и баснословных гонорарах, получаемых знаменитыми
артистами, в конце концов гипнотизируют будущую Патти, кото­
рая, в свою очередь, гипнотизирует нежных, но расчетливых роди­
телей . Ее настоятельные просьбы еще и потому находят отклик в
родительских сердцах, что Манечка никак не может пойти в гим­
назии дальше четвертого класса, а между тем кому не известно, что
небогатой девице трудно составить приличную партию, не обла­
дая средним образованием, или трогательною склонностью к хо­
зяйству, или, наконец, каким-нибудь приятным талантом?
- А ведь Манечку бы нужно... того... отправить к профессору,
попробовать голос... Кто ее знает, может быть, и в самом деле у
нее... того ... талант скрывается? - говорит в одно прекрасное утро ,
пробегая за стаканом чая газету, отец семейства. - Кстати, вот и в
газете напечатано, что какой-то вновь прибывший профессор Мак­
карони «ставиТ>> самые дурные и испорченные голоса... К тому же
и дешево . Разве попробовать?
На другой же день будущая Патти пробует у профессора Мак­
карони голос. Профес
со
р - подозрительная личность в потертом
фраке, с плешивой головой, нафабренными усами и чудовищным
кадыком - в восторге от голосовых средств Манечки. «Правда,
есть небольшие дефе:кты... слабость средних нот, недостаток шко­
лы... ну, и так далее... Но я берусь в два года сделать из вашей доче­
ри звезду русской оперы ... Только берегите, mademoiselle, берегите
ваш ГОЛОС».
С этого дня для всех родных и знакомых семейства, заключаю­
щего в своих недрах будущую звезду русской оперы, начинается
миллион терзаний . Вместо <<Легонького винтика>> и «прохождения
по маленькой» на сцену выступают бесконечные разговоры о
381


А. И. Куприн
диафрагме, о постановке голоса, о среднем реmстре, о головных
нотах, о придыханиях, о носовых и лобных «хоанах» и о тысяче
подобных технических предметов. Манечка вызывается к пиани­
но, но она не в 'Д'JХ.е, она боится злоупотреблять голосом, - ей зап­
ретил ее профессор петь по вечерам . Наконец, уступая тайному чув­
ству честолюбия, она, как будто бы нехотя, соглашается и поет что­
нибудь из Чайковского или Лишина. «Черт ее знает, эту школу, -
думают гости в то время, как у них от высоких нот будущей Патти
бегают по спинам холодные мурашки. - Я , может быть, по своему
невежеству и не чувствую, а оно и на самом деле". школа».
Однако очень скоро будущая Патти остается недовольна уро­
ками профессора Маккарони: и сам профессор неинтересный, и
ученики у него какие-то всё подозрительные, и скука страшная на
уроках, и никогда не бывает концертных вечеров. С ней охотно
соглашается и папаша, давно уже подозревавший в профессоре бег­
лого итальянского каторжника.
- Знаете ли, - говорит он, - как-то страшно вверять такое
сокровище, как голос, каким-то сомнительным субъектам . Вы бы
послушали, что у нее за «ut hemol». Соловей, да и только.
Будущая Патти держит экзамен в музыкальное училище, при­
водя в трепет своим знаменитым ut hemol'eм нервных экзаменато­
ров. Однако она все-таки принята, и восхищенные родители немед­
ленно заказывают ей у Барского новый роскошный «Musique».
С этого времени Манечка становится деспотом в семье. «Ма­
нечке нужно спокойствие, Манечка такая нервная, Манечка отды­
хает. Тсс". Манечка занимается, Манечке нельзя кислого" .» Целый
день с утра до вечера из ее комнаты раздаются бесконечные «аааа,
0000, уууу», настойчивые, пронзительные, беспощадные" . Вся се­
мья терпит их, скрежеща зубами, веруя в будущность Манечки, и
только один младший брат, mмназист, тщетно усиливающийся
понять под эти звуки сущность неправильных глаголов на «i», швы­
ряет с озлоблением грамматику Кюрнера в угол и восклицает:
- Черт!" Визжит, точно кошка драная!
Манечка ходит в музыкальное училище, трепещет перед име­
нем господина Эверарди, обожает господина Пухальского, трети­
рует свысока учениц господина Блюменфельда и вводит в дом мно­
жество будущих Тамберликов и Мазини, от вокального нашествия
которых папаша спасается бегством к соседям. Однако успехи
будущей Патти подвигаются вперед очень медленно. Она остается
н а первом курсе, не выдержав экзамена. На следующий год
382


Очерки
повторяется та же исrория, через год - то же. Манечка из подрос­
тка становится девицей, из девицы - барышней, из барышни -
сrарой девой. Она с негодованием непризнанного таланта покидает
училище.
-
Зависrь! .. Покровител ьсrво бездарносrям!. . Рутина! . . Сла­
босrь к смазливым личикам!
При этом один из наиболее извесrных профессоров непремен­
но обвиняется в умышленной порче голоса будущей Патти .
- Вообразите себе, - говорят возмущенные родители, - этот
Эверарди совершенно «сорвал» голос нашей Мими (все Манечки
после двадцати пяти лет обращаются в Мими) . Это просrо ужас,
как он обращается с голосами!
Окончив таким образом музыкальное училище (тремя годами
раньше окончания курса), будущая Патти сrановится ревностной
участницей всех домашних концертов. Оперных певиц она бранит
с беспощадным ожесrочением, вызывающим даже у нее на губах
пену. В то же время потребносrь «обожания» она с профессоров
переносит последовательно на Тартакова, Медведева и в конце
концов на Мышугу, присrавая к ним с просьбами подарить на па­
мять карточку или носовой платок и поднося им ко дню бенефиса
вышитые гарусом туфли и подушки.
В тех летах, когда надежда сделаться со временем звездой рус­
ской оперы становится очень сомнительной, Мими начинает, с «не­
подражаемым шиком» аккомпанируя себе на гитаре, исполнять
цыганские романсы, вроде Шмитгофовского:
Ты сиводни сапрасила с укорам,
Атачего я при васrречи малачу.
Вместе с летами расrет ее поклонение оперным тенорам, обра­
щаясь наконец в насrоящую фанатически яростную манию. Она
уже не довольсrвуется одним «посмотрением» своего идола, - у
нее является ничем не удержимое желание повергнуться к его бо­
жесrвенным ногам и прикоснуться к его священной особе собсrвен­
ными руками... И нередко случается, что Мими, не будучи в силах
превозмочь своего психопатического вожделения, с блуждающим
взором, с растрепанной прической, кидается в фойе оперного теат­
ра к ногам своего кумира и, к великому соблазну присутсrвующих,
начинает покрывать полы его сюртука горячечными поцелуями.
383


А. И. Куприн
Здесь, впрочем, мы уже имеем дело с типом оперной психопат­
ки, о которой в свое время поговорим подробнее, так же как и о
«будущей Рашели» и «будущей Софии Ментер».
До конца дней своих Мими глубоко убеждена, что в ней погиб
великий талант, не признанный завистливыми профессорами, и
великолепный голос, «сорванный» их варварским методом.
<1895>
Л ЖЕС ВИДЕТЕЛ Ь
Его отнюдь нельзя смешивать с так называемым «благородным»
свидетелем. Благородный свидетель - это тот незнакомец с гром­
ким голосом, внушительной осанкой, чаще всего в дворянской фу­
ражке, который в критический момент уличного или трактирного
«недоразумения» тянет первого попавшегося из действующих лиц
за рукав и многозначительно шепчет ему:
- Мусью, валяйте их к мировому. Даю вам бла-арод-ное слово
дворянина, что с них присудят за бесчестие.
Профессия лжесвидетеля более солидная и постоянная . Разно­
видности этого типа так многочисленны и неуловимы, что нет воз­
можности проследить все его изменения. Тем не менее довольно
ясно обозначаются три группы или клас
са
, на которые можно раз­
делить всех лжесвидетелей:
а) Лжесвидетель нотариальный* . Большею частью он штабс­
капитан в отставке, уволенный, по его собственному выражению,
<<ДЛЯ пользы службы». Он медлителен в движениях, важен, просто­
душен, неряшлив в одежде, фабрит усы, неравнодушен к женскому
полу и питает к своему нотариусу благоговейное почтение, почти
суеверный ужас.
Обязанность его заключается в том, чтоб явиться в одиннад­
цать часов утра в контору нотариуса, прослушать с видом специа­
листа акт духовного завещания или закладной и затем, степенно
надев очки и громко высморкавшись, подписать внизу листа свое
• Надо объясниться. Лжесвидетелями я называю людей этой катего­
рии не для того, чтобы бросить тень на их добросовестность, но просто в
силу установившегося, может быть даже несколько жестокого, ходячего
прозвания . (Прим. А.И. Куприна.)
384


Очерtш
звание, имя, отчество и фамилию. Впрочем, он так верит в своего
патрона и так мало понимает прочитанное, что охотно подпишет­
ся даже под собственным смертным приговором.
За каждую подпись он получает рубль. Средний его доход рав­
няется восьмидесяти - ста рублям в месяц. Однако деньги плохо
держатся в его кармане, потому что он большею частью подвер­
жен «слабоети>>.
Характерной его чертой является его долголетнее пребывание
в конторе. Случается, что переменятся в конторе и клерки, и клиен-·
ты, и даже сам нотариус, а он, как старый дуб среди молодых от­
прысков, стоит на своем посту, непоколебимый, степенный, все еще
не научившийся понимать хоть одну строчку из прочитанного в
его присутствии акта.
б) Лжесвидетель у «а блаката» . Это - тип сравнительно ред­
кий, так сказать, вымирающий. До реформы шестьдесят третьего
года каждый частный поверенный имел у себя небольшой штат
субъектов подозрительного вида и мрачного темперамента, гото­
вых за добрую рюмку водки засвидетельствовать где угодно, когда
угодно и что угодно. В настоящее время, с постепенным исчезнове­
нием с лица земли частных поверенных, исчезает и тип лжесвидете­
ля. Он остался еще у подпольных «аблакатов», пишущих витиева­
тые кляузы в грязных кабачках, помещающихся на улицах, приле­
гающих к Софиевской площади.
Свое вознаграждение он получает обыкновенно натурою в тех
учреждениях, где его патрону открыт кредит. В это же учреждение
оmравляется «аблакат», когда ему нужен свидетель по его спе­
циальности.
-
Свидетель Мастодонтов, что вы можете сказать по этому
делу? - спрашивает мировой судья лжесвидетеля, предстоящего
перед лицом Фемиды с опухшим и подбить1м кое-где лицом, со зна­
чительно поредевшей левой бакенбардой, в сильно поношенной
<<ЦИВИЛЬНОЙ одежде».
Свидетель Мастодонтов выступает вперед, откашливается в
руку и начинает давать свое показание густым и хриплым басом,
перемежающимся с сиплым фальцетом:
- Так что, васкродь ... этта... иду я по Хвундуклеевской улы-
ци ... тильки бачу, якись чоловик... несе якись сапоги . Я ему кажу...
- Позвольте, - прерывает судья лжесвидетеля, - здесь дело
вовсе не в сапогах. Вас вызвали свидетелем по делу Иванова, обви­
няемого в краже кадки масла у лавочника Обиралова .
385


А. И. Куприн
- Точно так, ваше превосходительство, я по этому самому делу
и доказываю. Вин иде с сапогами ... Ну, я и думаю: нехай вин себе
иде... А потим я бачу, що другий якись несе кадку...
Нередко защита «аблаката» и показания свидетелей кончаются
тем, что всю компанию приговаривают к заключению на полтора
года в арестантские роты.
Это я говорил о постоянных лжесвидетелях. Но есть лжесвиде­
тели временные, так сказать, лжесвидетели-гастролеры. Их нани­
мают обыкновенно на толчке. Особенно интересна такса, по кото­
рой оплачивается их участие в деле. Еврей никогда не получает за
выход более полтинника, русский берет рубль, полтора и даже два
в зависимости от важности и продолжительности дела. Между ними
есть субъекты положительно талантливые, схватывающие суть дела
на лету и даже не нуждающиеся в репетициях.
в) Лжесвидетель бракораз водньlй. Он всегда причесан по послед­
ней моде и как денди лондонский одет. К сожалению (впрочем,
может быть, и к счастью), этот тип в Киеве культивируется туго и
является лишь случайно в ответственной роли свидетеля. Его обя­
занность заключается в том, чтобы, устроив пантомиму «падения»
с одной из сторон, быть застигнутым в самом комичном и неприят­
ном положении, в которое когда-либо попадает смертный.
<1895>
ПЕВЧИЙ
1.Дискант новичок. Он только что поступил в хор, куда его от­
дала мать - бедная прачка или поденщица, обремененная много­
численным и прожорливым потомством. Его рожица не успела еще
утратить детской наивности, миловидности и свежести, волосы на
голове торчат в разные стороны непослушными вихрами, за кото­
рые регент нередко тянет его на высоких нотах. Он так мал ростом,
что, одетый в парадный кафтан, болтается в нем, как горошина в
пустом сrручке. Трогательное и смешное впечатление производит
этот малыш, когда, подобрав левой рукой подол своего кафтана, а
правой поддерживая целую груду ежеминутно расползающихся
врозь толстых нотных тетрадей, он едва поспевает вприпрыжку за
капеллой, идущей в церковь.
386


Очерки
В свободное время он состоит на побегушках у регента и чис­
тит ботинки франтоватым тенорам. Басов боится пуще огня и ве­
личает их <<ДЯДеньками». Иногда, по неопытности и легкомыслию,
доносит регенту о каком-нибудь грандиозном дебоше, произведен­
ном в прошедшую ночь «перепившимися» басами, за что впослед­
ствии получает от них хорошую встряску. Идя с хором впереди
похоронной процессии, он и здесь не может умерить природной
живости темперамента: толкает в бок соседа справа, дергает за во­
лосы идущего впереди товарища и потом ругается с обоими своим
звонким, еще не осипшим голосом.
2. Ди скант опытный. Он уже вполне освоился с жизнью, нрава­
ми, обычаями и жаргоном капеллы. Со взрослыми певчими состо­
ит в полуприятельских отношениях, служа нередко поверенным и
посредником их интимных делишек. Втихомолку курит, попивает
и предается порокам, которые развивает среди мальчуганов замк­
нутая жизнь. Лицо у него желтое, поношенное, глаза окружены зло­
вещими синими тенями, голос сиплый. Жалованья дисканты, как
новички, так и опытные, обыкновенно не получают никакого, раз­
ве за исключением солистов.
3. Те нор . Высокий, худощавый молодой человек, с меланхоли­
ческим выражением лица. Франт. Питает слабость к пестрым пан­
талонам и ярким галстукам. Бреет бороду, но зато носит усы «в
иголочку». Занят сильно своей внешностью, душится цветным оде­
колоном и при помощи помады «мусаТ>> устраивает на голове чу­
довищный «аля-капуль» . Глубоко уверен в своей неотразимости
перед женщинами и втайне лелеет мечту завести интрижку с экс­
центричной графиней или княгиней, плененной его голосом. Ког­
да поет в церкви соло, то живописно облокачивается на 9'Гену, скре­
щивает по-наполеоновски на груди руки, закатывает глаза к по­
толку и изящным движением пальцев расправляет воротник. Сен­
тиментален, обладает возвышенными чувствами, говорит выспрен­
ним слогом, любит читать уголовные романы и пьет только благо­
родные вина, причем отдает предпочтение тенерифу и аликанту.
4. Бас. Высок, грузен, носит волосы в виде львиной гривы. Гла­
за запльши и опухли от хронического пьянства; в небритой бороде
часто заметен пух и остатки вчерашней закуски. Одет небрежно,
бол ьшею частью в широкий, длиннополый, засаленный на животе
и локтях сюртук .
Любит поспать и выпить; к прочим земным радостям относит­
ся скептически, а женщин прямо-таки презирает самым искренним
387


А. И. Куприн
образом. Во хмелю либо ревет <<Многолетие», либо вступает в бата­
лии с городовыми, - смотря по темпераменту. Выпить может це­
лую четверть.
Бас важен и медлителен в движениях, говорит мало, но всегда
веско и на густых нотах. Хранит в памяти предания о знаменитых
октавах и протодьяконах и рассказывает о них с благоговением.
Среди басов наибольшим почетом пользуется «октава». Он гор­
дость и баловень всего хора. Сам регент называет его по имени­
отчеству. Ему прощаются и страсть к спиртному, и буйный харак­
тер, и даже иногда отсутствие слуха. Он невелик ростом, но очень
широк, кряжист и звероподобен.
<1895>
ПОЖАРНЫЙ
«Слава и смелость - лучшие ходатаи перед женщинами», -
говорит Шекспир. Поэтому нет ничего удивительного, что «кава­
лерские» фонды пожарного стоят на кухнях чрезвычайно высоко :
трудно поверить - но иногда даже не ниже фондов интендантско­
го писаря, этого единогласно признанного, профессионального
«тирана» и «погубителя» женских сердец, которому <<Только бы
достигнуть своей цели>>, чтобы потом «надсмеяться» самым ковар­
ным» образом.
Да и трудно, чтобы слабое женское сердце не замерло в слад­
ком испуге, когда среди глубокой ночи, с оглушительным грохо­
том, звоном и треском, мчится мимо окон бешеным карьером по­
жарный обоз. Кровавое пламя факелов колеблется высоко в возду­
хе над повозками и вспыхивает зловещим блеском на медных кас­
ках, венчающих темные, неподвижные фигуры пожарных, сохра­
няющих в этой бешеной скачке какое-то суровое, роковое спокой­
ствие. И в этом спокойствии чувствуется привычная готовность
ежедневно ставить свою жизнь на карту.
Положительно не ошибешься, если скажешь, что большинство
пожарных служит не из нужды, а по призванию. Во всех клас
сах
общества есть пылкие, неспокойные головы, которых неудержимо
привлекает все исключительное, выходящее из рамок обыденной
серой жизни, все сопряженное с ежеминутной опасностью для жиз­
ни . Правда, и между пожарными находятся, как исключение, тру-
388


Очерки
сы и лентяи, но они недолго уживаются в этой среде и всегда слу­
жат мишенью для презрения и насмешек товарищей.
Наиболее смелый, вернее сказать - отчаянный, ловкий и силь­
ный пожарный назначается <<ТрубникоМ>>. Во время пожара он на­
правляет, куда нужно, струю воды, держа в руках наконечник ру­
кава. Оrвага его поразительна. При мне однажды пожарные рабо­
тали вокруг запертого сарая, набитого сеном, которое, по чьей-то
неосторожности, загорелось. Во что бы то ни стало нужно было
направить струю внутрь сарая. И вот один из трубников, с концом
рукава в руках, бросается к дверям; быстро сбивши топором замок
дверей, распахивает их настежь и в тот же миг исчезает в целой
буре пламени, вырвавшегося из сарая. Товарищи не видят его, но
наугад направляю
т
струи воды в то место, где исчез трубник. Через
несколько секунд пламя заметно утихает, и всем становится видно,
как внутри сарая вьюном вьется трубник, вертя по всем направле­
ниям трубой. Наконец огонь совсем утихает. Из сарая валит толь­
ко густой, черный дым. Трубник выходит на воздух весь черный, с
волдырями на лице и руках, едва держащийся на ногах. Если вы
спросите у пожарных, каким образом этот смельчак не задохся, вам
ответят, что «он умеет подолгу задерживать дыхание».
У наиболее известных есть свои поклонники, почитатели среди
тех зрителей, которые ни за что не пропустят ни одного пожара.
Эrи любители испыть1вают чувства несравненно более сильные, чем
зрители боя быков в Испании. Яркий свет огня, жар, треск горяще­
го дерева, запах дыма, суета, хриплый крик брандмейстера: «Лы­
бедская, ката-ай!» - резкий топот испуганных и разгоряченных
лошадей - все это напрягает нервы зрителей до высочайшей сте­
пени. И когда появляется среди толпы пожарных любимый труб­
ник, публика разражается восторженными криками:
-
Пророков! Пророков! Браво, Пророков! Визирь молодчи­
нище! Валяй, Визирь!
Пророков является всегда героем пожара. Он не теряет даром
ни секунды. С озверевшим лицом, исriуская каждую секунду страш­
нейшие ругательства, он бежит с рукавом в самый густой огонь.
Горе какому-нибудь франту в цилиндре, самоотверженно явивше­
муся «помогать», а иногда даже и «руководить», если он попадет
под нопi Пророкову во время его стремительного бега. Он пустит
ему в лицо (и это еще на хороший конец) такой ужасный заряд оз­
лобленной ругани, что самоотверженный «руководитель» неволь­
но отскочит далеко в сторону. И брандмейстеры и пристава знают
389


А. И. Куприн
хорошо характер трубника: они не рискнуг сунугься к этому зверю
с советами во время его героического эксrаза, потому что для него
нет тогда ни начальника, ни указчика. Опьяненный безумной скач­
кой, суетой, близостью опасности, чувствуя на себе глаза тысячной
толпы, он впадает в то сосrояние, в которое впадали скандинав­
ские «берсеркеры».
С пожара он нередко возвращается <<На крючьях»* .
В свободное время широкая натура трубника разгуливается
совсем иным образом. Он пьян с утра до вечера•• и во хмелю не­
пременно всrупает в кровопролитные баталии с людьми всякого
чина и звания. Когда, после долгих усилий, удается его завлечь в
ближайший учасrок, он, после долгих и крупных объяснений со
«стражей», валится камнем на нары и потом уже не показывает
никаких признаков жизни.
Но полиция уже знает до тонкости его железную натуру. Чугь
тол ько прозвонил пожарный звонок и безжизненному трубнику
крикнули на ухо «пожар» - совершается мгновенное чудо. Труп
оживает. Ни в лице его, ни в движениях нет и следа сrрашного опь­
янения. Засrегиваясь по дороге, он бежит на пожарный двор, на
бегу вскакивает на мчащуюся повозку и опять несется в огонь и
опасносrь, прицепившись где-нибудь на подножке и высоко под­
прыгивая на ямах и пригорках,
<1895>
КВА РТИРНАЯ ХОЗЯ Й КА
Чаще всего она - вдова пехотного капитана, и потому называ­
ет себя штаб-офицершей. Она толсrа, нечисrоплотна, ходит целый
день в широкой белой ночной кофте; лицо у нее красное, реши­
тельное, голос резкий, манеры и жесrы воинсrвенные. Любит пить
кофе с кипячеными сливками и часrо раскладывает пасьянс <<Моги­
ла Наполеона». Сама с удовольствием ходит угром на базар, где
давно уже, благодаря энергичности фигуры и характера, пользуется
• Раненых и убитых пожарных отвоЗJ
JТ
домой на той повозке, rде по­
мещаются крючья. (Прим. А.И. Куприна .)
•• Трубники не дежурят ни на каланче, ни у казарменных ворот. (Прим.
А.И. Куприна.)
390


Очерки
боязливым уважением со стороны овощных торговок, не признаю­
щих иногда авторитета даже самого городового. В разговоре лю­
бит употреблять иностранные слова, а квартиранта непременно
называет «мусью».
Когда будущий жилец, бедный студент, чиновник, приказчик
или репортер, увидев на оконном стекле белый билетик, заходит
узнать условия, на которых отдается квартира, он видит перед со­
бой не хозяйку, а ангела.
- Кровать у вас своя есть? Нет? Ну, так я вам завтра же куплю.
И матраса нет? Это ничего, ничего, - все это завтра же будет. Вы
не думайте, что я как прочие хозяйки... Я, слава богу, могу пони­
мать положение... Деньги вперед дадите? .. Мой супруг, царствие
ему небесное, служил в Н-ском полку... Мы четыре года ротой ко­
мандовали... Только три рубля?.. Ах, молодой человек!.. Знаете, я
вам, как мать, скажу: дайте вперед за месяц! Потом сами довольны
будете. А то что хорошего? Туда-сюда, глядь, денежки и разошлись.
В продолжение первых дней квартирант положительно унич­
тожен любезностью своей хозяйки. Возвращаясь со службы или с
лекций, он застает ее развешивающей у него в комнате то кисейные
гардины, то олеографические пейзажи. После обеда хозяйка скром­
но стучится в дверь и появляется с кофейником и молочником.
- М усью, может быть, кофейку? - спрашивает она со сладкой
улыбкой. - После обеда это очень полезно. Мой покойный суп­
руг, царство ему небесное, всегда любил после обеда побаловаться.
Она присаживается к столу и начинает занимать квартиранта
бесконечными рассказами из своей штаб-офицерской жизни . Она
бьша первая во всей дивизии дама. На балах в ротонде у нее от
кавалеров отбоя не бьшо, и однажды, из-за чести танцевать с нею
третью кадриль - по значению - вставляет она с многозначитель­
ной улыбкой, - прапорщик Пуля вызвал на дуэль штабс-капитана
Неспокойного... А когда она с полком выступила из города, то ее
провожала вся местная молодежь за четыре станции. Выпито бьшо
пятнадцать дюжин шампанского, а ей каждый из провожавших
поднес по букету: <<двадцать шесть букетов, и все из одних белых
роз! Каково это вам покажется, мусью?»
Если жилец занят вечером какой-нибудь работой, хозяйка вхо­
дит в его комнату на цыпочках.
-
Занимаетесь? Вот это с вашей стороны, мусью, прекрасно,
что вы занимаетесь . Ну, занимайтесь, занимайтесь, занимайтесь, я
не буду вам мешать. У меня спокойно будет заниматься, не то что у
391


А. И. Куприн
других хозяев. У меня, если, например, музыкант квартиру снима­
ет, ни за что не пущу. Потому что, согласитесь, может быть, дру­
гим эта музыка совсем не симпатична?
Таким порядком проходит дней пять, шесть, даже целая неде­
ля. В одно прекрасное утро хозяйка входит к жильцу, говорит с
ним о погоде и вдруг, как будто бы вскользь, произносит:
- А об чем я вас, мусью, попрошу? Там за квартиру еще с вас
следует несколько... там ... рублей." Так, может быть, вы будете так
любезны... Ну конечно, если толькоу вас есть... Я ведь, слава богу,
умею понимать людей... Может быть, у вас и нет в настоящее вре­
мя, но я знаю, что вы, как человек благородный, и все такое... Не
то что некоторые (здесь голос хозяйки умышленно возвышаетсяи
лицо обращается к перегородке, за которой живет очень бедный и
очень тихий телеграфист), которые живут вот уже месяц и до сих
пор даже половины не заплатили! Нет-с! (Голос еще более возвы­
шается.) Так благородные квартиранты не поступают. Так посту­
пают только жулики-с! Да-с!"
В этот день квартирант уже не получает послеобеденного кофе.
На другое утро хозяйка, не прибегая к дипломатической пре­
людии о погоде, прямо напоминает:
-
Мусью, а насчет того, что я вас вчера просила?" Так пожа­
луйста". Вы ведь знаете, я бедная вдова, и за меня некому вступить­
ся, а с меня тоже хозяева спрашивают. Нынче, честное слово, пос­
ледний рубль издержала на базар.
Вернувшись со службы, жилец застает хозяйку в своей комнате:
она снимает гардины с окон и картины со стен.
- Я вижу, мусью, вам не особенно это нужно, - говорит она,
отрясая с гардин пыль под самым носом молодого человека, - а у
меня здесь квартирант новый нанял комнату... так вот, хочу ему...
Новый квартирант дает о себе скоро знать. Вечером, когда ста­
рый жилец садится за изучение лекций по римскому праву или за
поверку кассовой книги, из соседней комнаты нежданно раздают­
ся крики грудного младенца, крики тягучие, пронзительные, гну­
савые... Крики восходят вверх по хроматической гамме, спускают­
ся вниз, проделывают сложные пассажи, и квартирант с отчаянием
в сердце убеждается, что рядом с ним поселился ученик музыкаль­
ного училища по классу гобоя.
С этого дня требования хозяйки уже теряют снисходительный
и небрежный характер. Она начинает длинные рас
сужд
ения н� тему,
что так благородные люди не делают, что она сама благородная
392


Очерки
дама и такого странного обращения с собою допустить не может,
что вот соседний жилец - это сразу видно - человек благород­
ный: заплатил деньги вперед за месяц, и она к нему никаких пре­
тензий не имеет.
Потом неисправный квартирант, против желания, слышит че­
рез тоненькую перегородку, как в комнате гобоиста звенят после
обеда ложки и стаканы и как хозяйка резонирует в повышенном
тоне о некоторых, которые вот уже целый месяц, и так далее.
Случается, что немилости хозяйки подвергаются все жильцы
одновременно, причем всегда составляет исключение какой-то та­
инственный мужчина высокого роста, с большими черными усами
и в ботфортах, живущий на хозяйской половине и целый день фаль­
шиво насвистывающий арию: <<llонапр асну, юнкер, ходишь». Этот
таинственный незнакомец иногда прибавляет к сентенциям хозяй­
ки и свой внушительный бас:
- Это вы верно, сударыня. Так только мерррзавцы могут по­
ступать, а не благородные люди.
В одно прекрасное утро действия хозяйки сразу принимают ре­
шительный характер. Она не входит, а врывается в комнату неис­
правного квартиранта и начинает громко, с драматической жести­
куляцией доказывать, что она имеет свое полное право, что она
женщина бедная, но благородная, что она не хочет держать разной
голи. Во время ее монолога из-за дверей раздается сочувствующий
бас незнакомца с черными усами:
- Да что вы, сударыня, с этими шаромыжниками разговарива­
ете? В шею их гоните, и дело с концом ... Только нервы свои рас­
страиваете понапрасну.
Через два дня после нового объяснения хозяйка, как буря, стре­
мится в кухню, и оттуда слышится ее зычный голос:
- Галка, ступай, вынь у этого прохвоста вьюшки из трубы! И
чтобы больше грубку ему не топить! ..
Галка входит в комнату жильца самым сенсационным образом,
громко шлепая ногами и особенно нагло вертя толстыми бедрами.
Вытащив с грохотом из трубы вьюшки, она с такой же помпой
исчезает.
Возвратившись в этот день домой поздним вечером, квартирант,
по обыкновению, робко нажимает звонок. Дверь тотчас же с трес­
ком распахивается, и из нее последовательно вьmетают: сначала
чемодан квартиранта, потом его подушка, обернутая одеялом , и,
наконец, узелок с бельем, причем в отверстие двери квартирант
393


А. И. Куприн
видит свою хозяйку в ночной кофте, со свечой в руках, и таинствен­
ного незнакомца в одном белье. После всего к ногам несчастного
квартиранта летит его документ, и густой бас незнакомца злорад­
но произносит: «Вот теперь попляши-ка на морозе-то !» Дверь с
таким же треском захлопывается, как и отворилась...
Если же, не дождавшись такого неприятного окончания, квар­
тирант как-нибудь умудрится заплатить деньги, обращение хозяй­
ки мгновенно изменяется.
- Вы не думайте, мусью, что я вам хочу неприятность сделать,
когда о деньгах напоминаю. Но вы понимаете! Я женщина бедная,
вдова, - долго ли меня обидеть? Поверите ли: сегодня последний
рубль на базар издержала. Вот только вы и помогли, дай бог вам
здоровья.
<1895>
БОСЯК
В Петербурге его называют «вяземским кадетом», в Москве -
«золоторощем», в Одес
се
-«шарлатаном», в Харькове -<<раклом».
В Киеве имя ему - «босяк».
Жалкая фигура с зеленым, опухшим и лоснящимся лицом, ук­
рашенным синяками и кровоподтеками, с распухшим носом, отли­
вающим фиолетовым цветом, с потрескавшимися синими губами...
Голова уходит в приподнятые кверху плечи, руки плотно прижаты
к трясущемуся на морозе телу, тщетно стараясь его обогреть и в то
же время запахнуть расходящиеся полы одежды, ноги - одна в
калоше, другая в зияющей ботинке - полусоmуть1 и стучат коле­
ном о колено... Вот внешний вид босяка, вид, к которому, для пол­
ноты картины, необходимо еще прибавить «нечто», надетое на ту­
ловище, весьма похожее на женскую кацавейку, висящее длинной
грязной бахромой на рукавах и заплатанное на груди и спине слу­
чайными кусками брезента или выцветшего байкового одеяла...
Летом босяку живется лучше и привольней, сравнительно с зи­
мою. Даровой ночлег всегда готов для него или в кустах по берегу
Днепра, или в Царском саду, где под густой тенью вековых лип
можно найти уголок, недоступный для зорких полицейских глаз.
И работа всегда найдется летом для босяка, потому что хозяева
барок, пристающих к Киеву, нуждаются постоянно в рабочих руках
для разгрузки товара. Приходя рано утром на пристань, вся босая
394


Очерки
команда соединяеrся в плотную, дружную арrель. Одного, наиболее
влиятельного в их среде, самого грамотного, босяки избирают сво­
им счетоводом, казначеем и отчасrи даже распорядителем. Он уже
не работает со всеми, а сrоит на берегу с записной книжкой в руках и
принимает от работающих товарищей вырученные ими деньги. По
окончании работ вся накопившаяся у казначея сумма делится акку­
ратно между членами арrели или с общего согласия дружно пропи­
ваеrся в ту же ночь. Расчет ведется самым тщательным образом, и
никому из босяков не придет в голову утаить хотя незначительную
часть выручки. Действия арrели основаны на строжайшем взаим­
ном контроле и на честности, гарантированной двумя дюжинами
крепких кулаков. Говорят, что в удачные дни заработок босяка про­
стирается до трех рублей. Посторонний работник, знакомый с нра­
вами босой команды, никогда не рискнет конкурировать с арrелью.
Зато зимою босяку приходится очень туго, лишь изредка на­
вертываеrся дешевая работишка вроде рубки дров или очистки сне­
га. Очень часто у него нет пятачка для ночлежного дома, а в бес­
платные приюты так много охотников, что они еще задолго до от­
крытия ворот приюта сrоят около них густою толпою. Хорошо еще,
если ночная темнота и беспечность зазевавшегося дадут босяку воз­
можность проскользнуть в чужой двор, устроиться на ночь в пус­
том сарае. В противном случае ему приходится бродить по улицам,
согревая свое дрожащее тело у костров, если они зажжены.
Конечно, «кутузка» в этих тяжелых обстоятельствах являеrся
желательным и наилучшим исходом.
Зимою, под давлением нужды, босяк волей-неволей обращает­
ся к двум побочным промыслам: нищенству и воровству.
Ворует он, конечно, очень неловко. У него нет ни дерзости, ни
навыка профес
с
ионального мазурика, и потому на первом же, по
крайней мере на втором, дебюте он попадаеrся в руки полиции.
Нищенствует же он гораздо успешнее, хотя и это ремесло требует
ловкости и своеобразных технических знаний.
Особенно благоприятна для нищенства суббота. Этот день
богобоязненные лавочники, в силу освященного давностью време­
ни обычая, посвящают раздаче нищим медных денег и залежалых
съестных припасов. С самого раннего утра в субботу киевские ули­
цы наводняются таким множеством хромых, слепых, безруких, оде­
ть1х в страшные лохмотья субъектов, что незнакомый с обычаем
наблюдатель только диву даеrся. Правда, вечером в тот же день по­
ловина этих калек каким-то чудом выздоравливает в «Зеленом
395


А. И. Куприн
кабинете» или в «Свидании друзей». Слепые прозревают, и хромые,
откинув косrыли и развязав согнутую ногу, откалывают трепака.
Иные, прося милосrыню, бьют на оригинальносrь, прибегая или
к возвышенному слогу, или к наивно-бесстьщной откровенности.
«Господа почтенные, - обращается босяк к подгулявшей компа­
нии, - пожертвуйте пятачок на выпивку бедному учителю, изгнан­
ному из службы за многочисленные пороки». Если же он бывший
офицер, то непременно прибегнет к французскому языку: «Доне
келькшоз пур повр офисье»*. Есть такие, которые произносят имп­
ровизированные речи: «Господа филантропы! Обратите внимание
на мое исключительное бедственное положение. Получал когда-то
сто рублей - пьянствовал, получал двадцать пять - пьянствовал.
Теперь я, как видите, босяк - и все-таки пьянствую. Да здравству­
ет босая команда!»
Не так давно один субъект мрачного вида и внушительного те­
лосложения практиковал еще более оригинальный способ. Он на
людной улице подходил к какому-нибудь хорошо одетому госпо­
дину, провожавшему даму, и говорил ему с таинственным видом:
- Мусью, на два слова.
И когда недоумевающий прохожий, оставив свою даму, отхо­
дил в сторону, босяк самым решительным тоном высказывал кате­
горический ультиматум:
- Рупь или в морду!
В публике почему-то укоренилось мнение, что среди босой ко­
манды влачат свое жалкое существование бывшие богатые помещи­
ки, гусарские офицеры, чуть ли даже не бывшие ученые, которых
заставила так низко упасть слабость к спиртному. Без сомнения, эти
слухи весьма преувеличены, однако в них есть доля правды: почти
всегда между босяками есть пять-шесть человек, бывших когда-то
учителями, армейскими капитанами, подающими надежды музыкан­
тами... Но большинство членов босой команды все-таки сосrавляет­
ся из пропившихся мастеров и подгородних крестьян, дошедших
вследствие безработицы, лености или пьянства до ночлежного дома.
В босой команде есть и женщины, жалкие, бессмысленные со­
здания, влачащие жизнь между кабаком и больницей. .. В двадцать
пять лет они выглядывают пятидесятилетними старухами. О них
мы говорить не будем .
<1896>
* Подайте что-нибудь бедному офицеру. (Искаж. фр анц.)
396


Иллюстрация к рассказу «Босяк».
Сер едина ХХ века.


0черЮ1
ВОР
Сведущее лицо, то есть учитель, или - как он зовется на воров­
ском argot•- «маз», очень скоро и безошибочно определяет, к ка­
кой именно из более узких отраслей своей специальности способен
ученик. Направление ума, свойства души, наружность, наконец,
даже телосложение ученика ясно говорят, будет ли он «марвихе­
ром», или «скачком», или «бугайщиком», или «блакатарем», или
«аферистом».
«Марвихер» - это вор, занимающийся исключительно карман­
ными кражами.
Он невелик ростом, худощав, ловок и быстр в движениях. Оде­
вается, как средней руки мещанин или зажиточный рабочий (за
последнее время между <<Марвихерами» вошли в моду короткие
мохнатые бушлаты из светло-желтого драпа). По натуре труслив,
любит <<Звонить» (болтать, хвастаться) и на крупные предприятия,
благодаря этим качествам, вовсе не приглашается. На «дело» <<Мар­
вихер» никогда не идет один, а берет с собою помощника или по­
мощницу, большею частью подругу сердца, которая называется
«марвихершей». Свечные ящики в церквах - излюбленное место,
около которого эта компания являет искусство рук. «Стырить»
кошелек из пальто растерявшейся в тесноте дамы - для опытного
карманщика дело одной минуты. Еще быстре
е
передается этот ко­
шелек в третьи, четвертые и пятые руки, так что на случай обыска
<<Марвихер» может с легким сердцем выражать свое благородное
негодование. Многолюдные гулянья и зрелища также посещаются
«марвихерамю> .
Но чтобы «дело» вышло «клевое>> , то есть удачное, они стара­
ются работать наверняка, то есть сначала выследить «карася» в
момент, когда он платит и меняет деньги, и удостовериться, в ка­
кой карман он их положит. Затем остается только стиснуть со всех
сторон намеченную жертву или завести с ней общую драку, во вре­
мя которой и обчищается «кайстра» (мешок, карман, кошелек и
касса одинаково называются этим техническим термином). Расска­
зы о том, что своих учеников воры заставляют практиковаться сна­
чала на манекенах, увешан
ны
х звонками, преувеличены, - по край­
ней мере, по отношению к киевской ассоциации. Просто-напросто
<<Маз» пускает ученика на дело одного, а сам издали след ит за ним,
• жаргоне (франц.).
397


А. И. Куприн
критикует его работу и в случае надобности и возможности подает
помощь... Окончательную же шлифовку «марвихер» получает в
«гостинице» (тюрьме), где рассказы о ловких <<Делах», обратясь в
легенды и преданья, с уважением передаются из поколения в поко­
ление.
Нечего говорить о том, что «марвихеры», как и прочие воры,
выработали свой собственный условный язык. Так, например, часы
у них называются «стукалы», сапоги - «коньки», панталоны -
<<Шкары», манишка и галстук - «гудок», сыщик - <<nягавый», горо­
довой - «барбос», тюремный надзиратель - <<Менто», военный ­
«масалка» и так далее.
У воров есть и свои собственные песни, навеянные тюремными
музами. Песни эти говорят большею частью о суде и о горькой уча­
сти «мальчишки», отправляющегося на каторгу. В одной из них,
например, поется о том, что
Судей сберется полк,
Составит свое мнение
И скажет, что я вор.
- Сослать на поселение.
Защитник у глазах
Обрежет прокурора
И скажет, что нельзя
Его считать за вора.
И тут же неожиданно глупый припев:
Всегда, всегда с утра и до утра.
Другая песня, с очень трогательным мотивом, похожим на по­
хоронный марш, чрезвычайно популярна. Она начинается так:
Прощай, моя Одесса,
Прощай, мой Карантин,
Нас завтра отвозят
На остров Сахалин.
И припев, печальный, почти рыдающий припев:
Погиб я, мальчишка, погиб навсегда,
А годы проходят, проходят лета.
398


Очерки
Однако мальчишка вовсе не заслуживает этого сожал ения, по­
тому что дальше очень подробно перечисляются его прежние под­
виги:
Зарезал мать родную,
Отца я убил. -
и опять «Погиб я, мальчишка...» - и так далее до бесконечности,
куплетов что-то около сорока.
За «марвихером» следует лицо высшей категории - «скок»,
иначе - «скачок» или «скокцер». Его специальность - ночные
кражи через форточки и двери, отворяемые при помощи отмычек.
«Скачку» не надо обладать художественной ловкостью «марвихе­
ра», но зато его дело требует несравненно большей дерзости, при­
сутствия духа, находчивости и, пожалуй, силы. «Скачок» никогда
не упускает из виду, что неловкость или случай могут натолкнуть
его во время работы на человека, готового «наделать тарараму»
(«тарарам» означает шум, скандал). Потому всякий «скачок» не
расстается с ножом, который на воровском жаргоне называется
очень разнообразно: «пером», «хомкой», «жуликом» и другим и
именами. По большей части «скачок» -бывший слесарь, и наруж­
ность его долго сохраняет следы, налагаемые его прежней профес­
сией. На дело «скачок» редко идет в одиночку; ему необходимо,
чтобы кто-нибудь «стремил» (стерег, наблюдал) в то время, когда
он работает. Стоящий на стреме, или по-киевски* «штемп», выби­
рается из второстепенных воришек, неспособных к ответственным
подвигам или не успевших еще зарекомендовать себя. Почуяв опас­
ность, «штемm> дает условный сигнал. Большею частью он кричит:
«Шесть!» или: «Зеке!», иногда же сигнал состоит из свистка или
покашливания, смотря по обстоятельствам. За свои услуги «штемп»
получает из <<Дувана>> (добычи) самое мизерное вознаграждение.
Заметим, кстати, что «скачок» производит кражи почти всегда при
помощи прислуги «карасей», и гораздо чаще женской, чем муж­
ской, обязанность которой заключается в «подводке», то есть, иным
словом, в приуготовлении дела.
* Говорим <<П о-киевски» потому, что многие термины, как, напр. , «стре­
мить», <<Жулию> и др. , повсеместны, а некоторые принадлежат только ки­
евскому воровскому языку. (Прим. А .И. Куприна.)
399


А. И. Куприн
Специальность «бугайщика>> не так опасна, как специальность
«скачка>> или <<Марвихера>> , и требует несравненно менее наглости
и физической ловкости.
«Бугайщик» работает не руками, а головой и языком. Он спе­
кулирует на человеческой глупости, доверчивости и жадности. Са­
мый излюбленный прием «бугайщиков» состоит вот в чем. Наме­
тив на улице «карася», один из них идет впереди его и, как будто
бы нечаянно, роняет какой-нибудь предмет - медальон, брошку,
кольцо или что-нибудь в этом роде. «Карась» нагибается и подни­
мает этот предмет, но его тотчас же хватает за руки другой «бугай­
щию> , идущий за ним следом, и требует «честного дележа>> , а в про­
тивном случае угрожает «скричать городового» . «Карась» волей­
неволей подчиняется требованию. Тогда «бугайщик» увлекает его
в «свой» полутемный трактир, где и получает с него деньгами по­
ловину стоимости брошки, причем экспертом в оценке является
«сторонний», незнакомый якобы ни тому, ни другому посетитель,
то есть трети й «бугайщик». В конце концов, конечно, найденная
драгоценность оказывается медянкой, со стеклами вместо камней ,
а то и просто шпильмаркой•. Так же охотно занимаются «бугай­
щики» и продажей фальшивых ассигнаций в виде так называемых
«кукол», то есть пачек простой бумаm, сверху и снизу которых ле­
жат настоящие кредитные билеты. Такая «кукла>> всовывается про­
стаку за приличную плату.
Из сказанного ясно, что работа «бугайщика>> заключается в том,
чтобы «забить баки» «карасю», <<Наморочить ему голову». Но «бу­
гайщики» всегда действуют по избитым, определенным шаблонам.
Изобретателем и творцом новых кунштюков является «аферист».
«Афериет>>** - это пышный, великолепный цветок воровской
профес
си
и
. Он одевается у самых шикарных портных, бывает в луч­
ших клубах, носит громкий (и, конечно, вымышленный) титул.
Живет в дороmх гостиницах и нередко отличается изящными ма­
нерами. Его проделки с ювелирами и банкирскими конторами час­
то носят на себе печать почти гениальной изобретател ьности, со­
единенной с удивительным знанием человеческих слабостей . Ему
приходится брать на себя самые разнообразные роли, начиная от
• фишкой (от нем. die Sp ielmarke)
•• Читатели дальше увидят, что выражение «афериет>> на .языке воров
имеет значение, весьма различающееся с общепринятым . (Прим. А .И. Ку п­
рина.)
400


Очерки
посьmьного и кончая губернатором, и он исполняет их с искуссг­
вом, которому позавидовал бы любой первоклассный актер. Слу­
шая или читая о проделках Шпейера, Корнета Савина, Золотой
Ручки и других знаменитых «аферистов», которые выказывали
сплошь да рядом такую страшную силу воли, такой недюжинный
ум и такую смелость, поневоле задумаешься над тем, какую пользу
принесли бы обществу эти люди, если б их качества были направ­
лены в хорошую сторону. ..
Описывая различные категории киевских воров, мы упустили
из виду некоторые интересные специальности. Так, например, вор,
занимающийся исключительно кражей со взломом, называется
«шнифером», а самое его занятие - <<mнифом». Нечего и говорить
о том, что профессия «шнифера» сопряжена со значительной лов­
костью и нахальством, вследствие чего к «шниферам» относятся с
уважением как вся воровская ассоциация, так и тюрьма, где «шни­
фер» считается почетным гостем.
Есть воры, промысел которых состоит в том, что они «ходят на
доброе утро», то есть забираются по утрам в гостиницы, как будто
бы разыскивая знакомых. При этом они заходят последовательно
во все номера, покамест не найдут оставленного легкомысленным
«пассажиром» и незапертого номера. Застигнутые на месте дей­
ствия, они извиняются, ссылаясь на то, что ошиблись дверью... Воры
этого разряда, для того чтобы не возбуждать преждевременного
подозрения, одеваются почти прилично.
Здесь уже кстати будет упомянуть о <<Христославцах». Они со­
бираются на рождественских праздниках в небольшие компании и
ходят по домам «со звездоЙ>>, выискивая удобный случай стянуть в
передней пальто или калоши. Этот промысел не требует никакого
искусства, и занимаются им только начинающие артисты.
Гораздо опаснее так называемые «хиписницы» («хипис» во­
обще значит - кража}, или «кошки». Они ходят по магазинам во
время распродаж и окончательных ликвидаций и, пользуясь тол­
котней, всегда находят возможность прицепить к изнанке ротон­
ды штуку материи или моток кружев . Также «кошки» не брезгу­
ют и тем, чтобы соблазнить какого-нибудь уличного селадона,
напоить его до положения риз и потом обобрать при помощи по­
стоянного друга сердца, который на их жаргоне называется «ко­
том». Впрочем, здесь мы подходим уже к весьма интересному миру
сутенеров, или, по-киевски, «зуктеров», о котором поговорим в
своем месте.
401


А. И. Куприн
Когда вор «откопал» (окончил) дело, то на сцену является но­
вое и чуть ли не самое важное в воровской профес
с
ии лицо - «бла­
катары>, то есть покупщик и укрыватель краденого. Каждому по­
рядочному мошеннику известно, что о всякой более или менее круп­
ной краже потерпевший тотчас же сообщает полиции, и <01ягавые>>
особенно тщательно начинают следить за ломбардами и магазина­
ми, принимающими в лом драгоценные метал
л
ы. Волей-неволей
приходится идти к «блакатарю», который, по-своему добросовест­
но оценив вещь, выдает за нее половину ее стоимости. Исключение
составляют те случаи, когда «блакатарь» сам дает дело, то есть ука­
зывает место и сообщает все необходимые для воров сведения. В
этих случаях «блакатарь» выда� за вещи только треть их цены.
Все «блакатари» мира соединены между собою наподобие зве­
ньев гигантской цепи. Предмет, украденный сегодня в Киеве, через
два-три дня уже находится в Петербурге, если не за границей. Боль­
шинство «блакатарей» для вида занимается перекупкой старого
платья или содержанием трактира.
Промежуточную ступень между ворами и обыкновенными
людьми составляют «блаmые>>, то есть пособники, покровители или
просто только глядящие сквозь пальцы люди всяких чинов и зва­
ний. Сюда относятся: разного рода пристанодержатели, дворники,
прислуга, хозяева ночлежных домов и грязных портерных.
<1897?>
ХУДОЖНИК
Влечение к «святому искусству» почувствовал весьма рано. В
самом нежном детстве разрисовывал углем заборы, вследствие чего
бывал нередко таскаем за уши местным «будочником».
Потом растирал краски в «ателье>> лаврского маляра. Своею
бойкостью обратил на себя внимание заезжей помещицы-филант­
ропки и был на ее средства отправлен обучаться живописи.
Просидев на первом курсе училища четыре года, разошелся во
мнениях с профессорами и вернулся в Киев, где и возлег с подоба­
ющим почетом в лоне местных талантов.
Взгляды свои на искусство исповедует коротко, определенно и
отрывисто:
402


Очерки
-
Рафаэль - младенец... Головки с бонбоньерок ... Пасхаль­
ные херувимы... Микельанджело тоже... Рибейра, Сальватор Роза,
Вандик, Тициан, фламандцы и французы, итальянцы и немцы -
все они пачкуны и кисляи... Живопись вывесок ... Рембрандт еще
туда-сюда, но и тот... Будущее принадлежит нынешней молодежи
«с настроением».
Про современников отзывается неодобрительно:
- П рофессора ничего не понимают. Старье, рухлядь, развали­
ны... Унижают искусство ... Я с ними расплевался... Айвазовский
пишет подносы. Клевер - яичницу с луком... Шишкин - колос­
сальная бездарность... «Передвижники» - это генералы, насильно
захватившие гегемонию ... Глядеть совестно ... Блины какие-то, а не
картины... Нет-с . Не из Петербурга и не из Москвы, а из Киева вос­
сияет свет истинного искусства.
- Мы-импрес
с
ионисты! - восклицает он в артистическом
задоре и на этом основании пишет снег фиолетовым цветом, соба­
ку - розовым, ульи на пчельнике и траву - лиловым, а небо -
зеленым, пройдясь заодно зеленой краской и по голове кладбищен­
ского сторожа.
На выставку киевский художник посьшает исключительно пей­
зажи, уморительные пейзажи, где на первом плане торчат цветы
ромашки с чайное блюдечко величиною, а непосредственно за ро­
машкой виднеется микроскопический Днепр с неизбежным паро­
ходом. Киевский художник - исключительно пейзажист. О рисун­
ке и перспективе он знает только понаслышке из десятых уст, а пей­
заж всегда можно писать теми сочными, небрежными и размашис­
тыми мазками, которые служат несомненными признаками ориги­
нального таланта. Если же посетитель и встретит случайно на выс­
тавке жанр или портрет, то долго стоит перед ним в недоумении,
пока не решит, что это, должно быть, одна из загадочных картин:
«Куда делась со бака колбасника?» или : «Где здесь Наполеон?»
Однако публика изредка покупает эти «апрельские утра» и <<Зим­
ние вечера». Я долго удивлялся: чем руководствуются при своих
покупках эти меценаты, и наконец решился допросить об этом од­
ного из них, только что купившего за десять рублей полутораар­
шинный «Разлив Днепра».
- Видите ли, батенька, - отвечал добродушно меценат, тол­
стый конотопский помещик, - первое дело: рамка довольно при­
личная, а второе - это все-таки не олеография, а масляная краска...
403


А. И. Куприн
офицером, дворянином, хористом без места и так далее. Эrо назы­
вается: бить на офицера, на дворянина, на учителя".
Заветная мысль стрелка - найти «хороший адрес», тоесть щед­
рую, неоскудевающую руку. И такие места берегутся, как зеница
ока. <<дай скверному, неопытному стрелку хороший адрес, так он
его вмиг испортит, - говорит поседелый в стрельбе обитатель «по­
стоялки». - Ничего, знаете ли, нет легче, как превратить «хоро­
ший адрес» в <<Избитое», «обстрелянное место».
За указание <<Хорошего адреса», - адреса «гуманной» личнос­
ти (вообще между стрелками преобладает слог возвышенный), -
взимается в пользу указавшего треть полученной суммы. Своеоб­
разная корпоративная честь никогда не позволяет в этом случае
утаить хоть самую малую долю из получки. Также платится извест­
ная сумма и за составление письма.
Есть между стрелками субъекты, которые сами не стреляют, а
занимаются только разыскиванием и сообщением <<Хороших адре­
сов». У некоторых из них имеются довольно объемистые рукопис­
ные календари, где значатся все «гуманные личности» определен­
ного района, например, Липок, Подола, Старого Города или Пе­
черска. Против фамилии в этих календарях можно найти краткие
заметки о семейном положении «гуманной личности», о ее прием­
ных часах, о характере прислуги (в последней графе обыкновенно
стоит: «Собака!», потому что между стрелками и прислугой редко
господствуют добрые отношения). Есть практические указания о
манере стрелка в разных местах, - например: только лично". ло­
вить на улице". трудно доступить". избитый адрес". только заказ­
ным и тому подобное.
Стрелки иногда варьируют свою деятельность. Некоторые из
них посьшают заказным письмом вместе с прошением свои доку­
менты. Нам известен случай, когда такое заказное письмо стран­
ствовало за графом П. чуть ли не полгода и наконец догнало его в
Париже. Другие подбрасывают письма в коляски. Не так давно один
стрелок явился к известному в Киеве филантропу и со слезами на
глазах просил денег на похороны жены. Просьба имела успех, и
стрелок получил деньги, но каково же бьшо его удивление, когда
на другой день «гуманная личность» прислала на указанную квар­
тиру катафалк и целую погребальную процессию! Стрелок этот
никогда не бьш женат.
Нельзя сказать, чтобы ремесло стрелка не бьшо выгодным. В
горячее время контрактов искусники по этой части успевают
406


Очерки
«настрелять» рублей до двадцати в день. Бывают даже случаи, ког­
да щедрый благотворитель, тронутый письмом или слезливым то­
ном стрелка, пожертвует пятьдесят, а то и сто рублей. Казалось бы,
что при такой удаче вовсе не трудно было бы бросить «стрелко­
вый» промысел и заняться более почетным делом... Но «стрельба»
засасывает людей легкостью добычи и беззаботной кочевой жиз­
нью. Между стрелками не в редкость субъекты, изучившие Россию
не хуже любого учителя географии, но изучившие ее практически,
во время своих странствований «стрелковым порядком», то есть
где пешком, где на попутной телеге, где зайцем по железной доро­
ге, останавливаясь там день, там месяц, там год, уклоняясь от пути
или даже совсем забывая о нем, чтобы завернуть в гости к вновь
отысканной «гуманной личности».
На улице порядочный стрелок редко просит (это дело уличных
стрелков, попросту нищих), а если и просит, то делает это в ориги­
нальной форме.
- Милостивый государь, - говорит он патетическим тоном. -
на вас енотовая шуба, а я два дня, с позволения сказать, не ел-с.
Одолжите полтинник!
Или вдруг обращается к прохожему, как будто сообщая ему
нечто весьма курьезное:
- Вообразите себе положение - ни копейки денег и ни крош­
ки табаку!
Описанный нами стрелок - существо весьма безвредное. Са­
мая большая неприятность, какую он может причинить, - это стя­
нуть из вашей гостиной чью-нибудь визитную карточку с фамили­
ей «погромче», чтобы потом написать на ней лестную рекоменда­
цию о самом себе, как об очень достойной, но временно впавшей в
нужду личности.
Сrрелок обыкновенно - человек веселый, общительный, со сла­
бостью к произведениям казенной монополии. Чтобы составить о нем
ясное понятие, надо послушать его, когда вечером, после дневных тру­
дов, сидя на своей койке, он болтает с товарищами по профес
с
ии.
Тут можно наслушаться самых удивительных приключений,
своеобразных характеристик людей и событий, почти невероятных
рассказов. Но, как и всякий охотник по влечению, а бродяга по
натуре, стрелок часто украшает свое повествование блестками ху­
дожественного вымысла.
<1902?>
407


А. И. Куприн
ЗАЯ Ц
«Желаю получить пять тысяч под вторую (после банка) заклад­
ную. Четыреста десятин плодородной земли со всеми усадьбами.
Посредников и комиссионеров просят не являться».
Однако, несмотря на последнее условие, желающий получить
пять тысяч все-таки никак не обойдется в конце концов без зайца.
Под тем или другим видом юркий заяц непременно проникнет к
помещику, и вмиг образуется длинная цепь из посредников, нужных
людей, сведущих человечков - в сущности, таких же зайцев, - цепь,
начинающаяся помещиком и кончающаяся капиталистом. Два-три
дня зайцы, высунув языки, рыщут по городу: один разузнает адрес
залогодателя, другой находит наиболее удобную к нему лазейку,
третий знакомит, четвертый ведет переговоры, пятый сам не мо­
жет дать себе отчета, какую он роль играет в этой суматохе, однако
суетится больше всех, взятых вместе."
Наконец сделка кончена, помещик получает деньm, заключа­
ет, при участии шестого и седьмого зайцев, нотариальную заклад­
ную и выдает куртаж*, который сейчас же и делится между всеми
звеньями цепи на основании какого-то специального правила то­
варищества, непонятного для непосвященных: кому приходится
рубль, кому два, кому десять, а кому и львиная доля в целую сотню.
Такова в общих чертах деятельность обыкновенных, так ска­
зать, <<Полевых» зайцев. Кроме них, есть еще порода биржевых зай­
цев, которые к своим собратьям относятся так же, как, например,
борзая собака к дворняжке: она смелее, неутомимее и способна на
травлю даже очень крупного зверя.
Этих хищников называют зайцами исключительно за их вне­
шний вид. Впалый живот, поджарые длинные ноm, вечная тороп­
ливость походки и движения, настороженные и как будто бы пря­
дающие во все стороны уши, нос, постоянно точно разнюхиваю­
щий что-то в воздухе, - вот типичные черты зайца, конечно, боль­
шею частью еврея.
Неутомимость и выносливость зайца-еврея поистине изумитель­
ны. Весь день он в непрестанном суетливом движении, рас
считы
ва­
ет, комбинирует, знакомит, бегает с поручениями, обманывает,
просит, стращает. Ест он, как и все евреи, очень мало, - минимум
того, чем может насытиться человек, - и все-таки это не мешает
* комиссионные (от фр анц. courtage) .
408


Очерки
ему никогда не терять энергии, никогда не ослабевать в упорном
стремлении «иметь свой собственный миллион». Если неблагопри­
ятный ветер сбросит его в то время, когда он карабкается через
тысячи препятствий к заветной цели, он не падает духом, а стано­
вится на ноги и опять начинает сначала. Он не откажется ни от
какого поручения, как бы оно ни было ничтожно, и в то же время
не побоится, имея в руках большие деньги, рискнуть ими самым
отчаянным образом.
Заяц славянского происхождения уступает во многом зайцу
только что описанной породы. Он менее подвижен, при неудаче
раскисает и имеет национальное тяготение кончать сделки в ресто­
ране. Но зато он берет корректностью внешнего вида, медлитель­
ностью движений, хорошим покроем сюртука и наигранным ап­
ломбом. Он умеет иногда не без достоинства поговорить со своим
клиентом о падении псовой охоты, о шестой книге дворянских ро­
дов и о последнем городском скандале.
<1895>
ДОКТОР
Интересно иногда бывает послушать только что окончившего
курс медика (в особенности, если он человек искренний и любящий
свое дело), когда разговор коснется его призвания и его будущей
деятел ьности.
- Боже мой, боже мой, - говорит он, в отчаянии хватая себя
за волосы, - ну, ровнехонько ничего в памяти не осталось. Сотни
книг, тысячи лекций, сотни тысяч терминов - и в результате ка­
кой-то невообразимый хаос в голове. Даже некогда и повторить
прослушанного в университете, потому что медицина идет вперед
гигантскими шагами, и просто нет возможности следить за ее успе­
хами. Каждый день слышишь и читаешь о новых средствах, до сих
пор никому не известных, узнаешь, что те методы и приемы, кото­
рые только вчера считал последним словом науки, сегодня уже сде­
лались смешною рутиной. Да как еще подумаешь, что - что ни
человек, то новый, совершенно отличный от другого организма и
что поэтому от одной и той же болезни Ивана следует лечить ина­
че, чем Петра, так просто руки опускаются!
Если этот горячий монолог услышит старый, поседелый в щу­
панье пульса врач, он улыбнется так же, как улыбается окуренный
409


А. И. Куприн
пороховым дымом ветеран, когда новобранец передает ему свои
первые боевые впечатления.
- Как мне приятно, молодой collega, воскресить в ваших сло­
вах мою юность. Все мы так думали в ваши годы. Это в вас говорит
просто недостаток опыта. Вот поживите-ка с наше да попракти­
куйтесь, тогда совсем другое скажете. Опыт, опыт - самое глав­
ное.
Вывесив у своих дверей медную дощечку с обозначением при­
емных часов и с добавлением, что бедные принимаются бесплатно,
молодой врач считает своею священною обязанностью аккуратно
и безнадежно отсиживать приемное время.
Первый пациент, являющийся к нему на квартиру, просто по­
давлен его внимательностью. Никогда впоследствии, сделавшись
знаменитостью, оценивающей на вес золота каждое свое слово, этот
врач не исследует так тщательно доверившихся его искусству особ,
как первого пациента, зашедшего к нему потому только, что его
дощечка первая бросилась в глаза. Больной, склонный, как и все
больные (да, кажется, и большинство здоровых людей), находить у
себя всевозможные болезни и видящий поощрение в чрезвычайной
внимательности доктора, припоминает все свои болезненные ощу­
щения, даже самые мельчайшие и мгновенные.
- Гм . .. А в спине вы не чувствуете боли? - спрашивает врач,
многозначительно хмуря брови.
Больной напрягает память и вспоминает, что действительно,
проспав однажды четырнадцать часов подряд на спине, он ощу­
щал в ней некоторую ломоту.
- Да, да, вот именно. Иногда такие сrранные боли бывают,
что просто вытерпеть невозможно.
-
Гм... А не чувствуете вы, что вас как будто бы перепоясывает
что-то?
Больной в продолжение двух или трех секунд колеблется и по­
том заявляет нерешительно:
- Да, вот... именно... перепоясывает... Как будто бы меня кто­
нибудь так. . . взял и затянул туго.
«ТаЬеs dorsalis*, - думает про себя врач. - Плохая штука».
Таким же образом у пациента отыскивается наследственный
аневризм, первые симптомы подагры, незначительные каверны в
верхушках легких, сильное общее нер�ное рас
сr
ройство и много
• Сухотка спинного мозга (лат .).
410


Очерки
других болезней, тогда как первоначально он жаловался исключи­
тельно на упорный насморк.
В рецепт, который прописывает молодой врач своему первому
пациенту, неизбежно входят, по крайней мере, пятнадцать ново­
изобретенных «инов», и только одна aqua destillata• оказывается в
нем старым ингредиентом. На прощание пациент очень крепко жмет
руку доктора, оставляя в ней рублевую бумажку, причем оба ста­
раются не встретит
ься
глазами. Но так как пальцы молодого врача
не приобрели еще достаточной ловкости («опыт, опыт - самое
главное»), то бумажка падает на пол, и врач, покраснев, тщательно
наступает на нее ногой.
Но опыт все-таки самое главное. Проходит год, другой. В при­
емной молодого врача уже дожидаются иногда по двое, по трое
посетителей зараз; желтые бумажки заменяются зелеными, несрав­
ненно искуснее переходящими из рук в руку; Иван и Петр, страда­
ющие одной и той же болезнью, но представляющие собою совер­
шенно отличные друг от друга организмы, сливаются в одном со­
бирательном лице пациента, который для уменьшения жара дол­
жен глотать фенацетин, а от расстройства нервов принимать kalii
bromati**. Вскоре приемная оказывается тесной для посетителей.
Доктор меняет старую квартиру на новую да кстати приобретает и
новую дверную дощечку, на которой звание врача заменяется зва­
нием доктора, а бесплатный прием бедных исчезает бесследно.
Наступает тот период, когда доктор уже может считать себя доста­
точно умудрен
ным
опытом. К этому же времени он приобретает
характерные черты и приемы, свойственные одной из нижеследую­
щих четырех категорий:
1 . Доюпор веселый. Большею частью специалист по нервным и
детским болезням. Подходит к кровати больного соткрытым ли­
цом и дружеским смехом. «Ну, что? Мы захворали немножко? По­
смотрим, сейчас посмотрим. Ну-с, покажите наш язычок. Язычок
нехоро-ош. Желудочек-то у нас, должно быть, не в порядке? А мы
его возьмем да и очистим, этот самый желудочек, чтобы он не ша­
лил. Микстурку ему пропишем сладенькую».
При этом он осторожно обнимает больного или гладит его но
голове. Полученный гонорар с легоньким смешком опускает в кар­
ман, обещая завтра опять заехать, и непременно в то же самое время.
• дистил
ли
рованная вода (л ат.).
•• бромистый калий
411


А. И. Куприн
Обыкновенно веселый доктор бывает невелик ростом, с круг­
леньким брюшком. Дети его любят и слушаются. Истеричных жен­
щин он подкупает своим участливым видом и готовностью слушать
об их необыкновенно тонких и впечатлительных нервах в связи с
ужасным семейным положением.
2. Доктор женский. Красавец высокого роста, с выхоленной
черной бородой и белыми мягкими руками. В часы приема надева­
ет на себя белый фартук. С пациентками своими проникновенно
любезен и знает толк в женских туалетах. Постоянно окружен пле­
ядой поклонниц - таких же многочисленных и таких же фанатич­
ных, как и поклонницы знаменитых теноров, актеров, музыкантов
и так далее. Эrи психопатки любят в интимном кружке, захлебыва­
ясь от удовольствия, рассказывать о том, как им было страшно идти
к доктору, какой доктор обворожительный, как им стало стыдно и
как душка-доктор сказал им: «Не стыдитесь. Нечего стыдиться .
Доктор не мужчина».
Гонорар свой женский доктор получает в крупных бумажках,
запечатанных большею частью в маленький конверт. В благодар­
ность за благополучное лечение, а также ко дню именин непремен­
но получает от своих пациенток вышитые полотенца и подушки.
Женский доктор всегда хороший собеседник и сумеет, если по­
надобится, и занять, и развлечь, и рассмешить больную.
3. Доктор-пессимист. Сохраняет постоянно мрачный вид. Ос­
мотрев больного, страдающего, например, глазами, морщится и
говорит отрывисто:
- Трахома. Неизлечимая.
И, видя испуг на лице больного, считает не лишним несколько
утешить его:
-
Но вы не беспокойтесь. Теперь наука делает такие громад­
ные успехи, что лет через пять, много через шесть, эта болезнь бу­
дет такими же пустяками, как простой насморк.
Пациенты его побаив�я. но верят ему.
-
Что ни говорите, а все-таки опытный врач. Всегда так на­
прямик и скажет, если болезнь опасна. Зато уж если за кого возьмет­
ся, непременно на ноги поставит.
4. Доктор-спекулянт. Самый несимпатичный из всех доктор­
ских типов. Рекламирует себя с такой же бес
стыдн
ой развязностью,
как различные изобретатели рекомендуют свои составы от клопов,
мозольные пластыри и растительные элеопаты.
412


Очерки
Призванный к постели даже такого больного, в близкой смер­
ти которого невозможно усомниться, доктор-спекулянт ни на се­
кунду не теряется .
-
Пус-тяки ! Уверяю вас, у меня один пациент еще в худшем
положении находился , но я его в неделю поставил на ноги. До сих
пор прекрасно себя чувствует. А этого мы живо поднимем. Тол ько
покажите-ка мне сначала, чем это его мои уважаемые коллеги пич­
кали? Ну, так и есть! Выкиньте эту стряпню сейчас же за окно и
дайте мне бумаги и чернил !
Получив гонорар, доктор-спекулянт тут же, не стесняясь, раз­
ворачивает бумажку, щупает ее, чуть ли даже не смотрит на свет и
только после этих манипуляций решается опустить ее в карман. Если
его пациент умирает и родственники обращаются к доктору с уп­
реками, он разводит руками с видом крайнего недоумения:
- Господ-да! Ведь я же не бог наконец! Я принял все завися­
щие меры, но что же сделаешь против природы?
Кроме описанных разновидностей, есть еще доктор грубый (это
большею частью знаменитость или кандидат в знаменитости), док­
тор молчаливый, доктор соболезнующий, доктор, заранее знающий,
что ему скажут, и т.п .
В конце концов, если хорошенько разобраться , та непринуж­
денность, или самоуверенность, или фамильярно-веселое обхожде­
ние, или грубость, или учтивость, или тонкое внимание - не что
иное, как внешние наигранные приемы, заменяющие по отноше­
нию к больному роль внушения . Находятся скептики , уверяющие,
что именно эти-то приемы и составляют во всем медицинском ис­
кусстве единственную положительную сторону, сообщая больно­
му уверенность в том, что он непременно должен выздороветь при
заботах такого знающего и внимательного врача .
<1895>
«ХА НЖУШКА»
Таким насмешливым прозванием окрестили в Киеве професси­
ональных богомолок, созданных молитвенными потребностями
города, на всю Россию славящегося своими монастырями и святы ­
нями . Эrи особы служат посредницами и проводницами между наи­
более популярными отцами и схимниками - с одной стороны, и
413


А. И. Куприн
чающей благодати публикой - с другой. Они заменяют для при­
бывших откуда-нибудь из Перми или Архангельска купцов-бого­
мольцев самые полные путеводители, являясь неутомимыми и сло­
воохотливыми гидами, имеющими везде знакомство и лазейку.
В монастырях их терпят отчасти как необходимое зло, отчасти
как ходячую рекламу, а отец эконом нередко «благословляет» их
то медком, то свежеиспеченным хлебцем, то осетровой соляночкой.
Впрочем, молодой монах, не усвоивший еще в достаточной степе­
ни внешнюю степенность «ангельского чина», никогда не утратит
случая, увидев ханжушку, обозвать ее <<Мокрохвосткой» и «дармо­
едкой».
Они, конечно, безукоризненно знают все престолы и праздни­
ки и особенно торжествен
ны
е служения. Им известны дни и часы
приемов у святых отцов, отличающихся либо наиболее строгой
жизнью, либо даром провидения, либо уменьем видеть человека
«наскрозь» при исповеди, либо еще какими-нибудь особенностями
и странностями. Впрочем, у каждой есть свой излюбленный отец,
которого она «обожает» предпочтительно перед прочими, состоя
при нем, так сказать, личным адъютантом . За «своего» она готова
перегрызть конкурентке горло, если только у них зайдет спор о срав­
нительных достоинствах двух отцов.
Есть две разновидности этого типа: «ханжушка-постница» и
«ханжушка-лакомка». Первая высока, необыкновенно костлява и
всегда как будто бы наклонена вперед; лицо у нее зеленое, длинное
и хищное, с длинным щурьим носом и квадратною нижнею челюс­
тью. Она строго блюдет среду и пятницу, когда не вкушает вина, не
ест зайца, который по достоверным сведениям был в числе «семи
пар нечистых», а видом напоминает дикую кошку, двадцать девя­
того августа отказывается от арбуза, потому что он, разрезан
н
ый
пополам, напоминает <<усекновенную главу», и так далее. Если бла­
годетели по ошибке или незнанию предложат ей отведать что-ни­
будь из <<Запрещенного», она тотчас же изображает и лицом, и же­
стами, и голосом такой нечеловеческий испуг и такое обиженное
негодование, что самим благодетелям становится жутко.
Ханжушка-лакомка мала ростом, кругл а и жирна, как хорошо
откормленный в мясной лавке кот. Она вся проникнута добродете­
лями и набожными чувствами, и даже ее лицо, на котором едва вид­
ны щелочки глаз, светится маслянистым глянцем . Она, в против­
ность ханжушке-постнице, не откажется ни от рюмки доброй ста­
рой вишневки, ни от чашки <<Кофию», если только угощение следует
414


Очерки
от солидной и «стоящей» компании. К закату дней своих она не­
пременно приобретет где-нибудь на Шулявке или на Приорке
маленький, дикой краски, домик в три окна, где желанным гостем
бывает здоровенный монах в франтовской рясе.
Во всем остальном обе разновидности поразительно похожи.
Во-первых, обе говорят необыкновенно быстрым полушепотом,
причем произносят слова не только из себя, но и в себя, то есть
одновременно и произнося слова и вдыхая воздух, отчего получа­
ется впечатление беспрестанного, монотонного журчания. Во-вто­
рых, и та и другая косноязычат, картавят или пришепетывают, по­
тому что так выходит и трогательнее и жалче.
Даже и костюм они носят одинаковый, полупоношенный -
черное платье и черный платочек с бахромой на голове.
Друг к другу ханжушки относятся нетерпимо, потому что им
волей-неволей приходится сталкиваться в одних и тех же домах в
качестве рассказчиц, приживалок и проводниц благочестия. Здесь,
вероятно, кроме опасения конкуренции, примешивается более ост­
рое и тонкое чувство, - нечто вроде взаимного стыда, нечто вроде
того, что испытывают друг к другу двое профессиональных жре­
цов или двое заик в присутствии посторонних глаз.
У них есть своя специальная терминология и для наиболее из­
любленных «отцов» даже особенные, ласкательно-интимные про­
звища.
- Так ты говоришь, мать моя, бьша нынче на служении? -
спрашивает одна ханжушка другую.
- Ах, бьша, была, матушка. Какое, я вам скажу, благолепие!
Уж такое благолепие, такое благолепие, что просто не знаешь, на
небе ты или на земле!
- В мантиях служили-то?
- В мантиях, родная, в мантиях. «Бутон» предстоящим бьш.
- А «Пернатый» не сослужил?
- Сослужил и «Пернатый». Удостоилась я к ручке приложить-
ся, когда к кресту подходили. Ручки-то у него беленькие такие да
пухленькие... ма-асенькие, масенькие, точно у ребеночка безгреш­
ного... и французскими духами надушены.
Ханжушки знают про своих «благодетелей» самые интимные под­
робности и с видом благочестивого сокрушения («как лукавый-то си­
лен ныне стал!») переносят из дома в дом соблазнительные вести.
В круг их обыденных занятий входит множество мелочей. Они
разгадывают сны, лечат от дурного глаза, растирают у благодетелей
415


А. И .Куприн
болящие места освященным маслицем с Афонской горы, исполня­
ют всякие поручения к соседнему лавочнику, с которым <<Язычни­
чают» о тех же благодетелях. При свадьбах, крестинах, похоронах,
благословениях образом и прочих обрядных происшествиях они
являются в соответственной роли церемониймейстеров. Перед тем
как на оmевании закрывают гроб, ханжушка непременно развя­
жет и возьмет себе платок, связывающий ноги покойного. «Or зу­
бов, батюшка, помогает>>, - объяснит она любопытному.
Если вы хотите видеть ханжушку во время самого кипучего
момента ее жизни, зайдите в лавру во время большого праздника.
Вы увидите ее в гостинице сидящей в кругу купеческого семейства,
пьющей «с угрызением» тридцатое блюдечко чаю и рассказываю­
щей своим непрерывным полушепотом:
- А то еще показывали той страннице иноци афонстии вздох
святого Иосифа Аримафейского. Когда этrа, значит, завеса-то раз­
драся -он, батюшка, и воздохнул от своего сокрушенного сердца,
а анrели святии тот вздох и собрали в малую скляницу, на манер
пузырька аптекарского. Так он, этот вздох, в склянице и содержит­
ся, бычачьим пузырем сверху затянут, и кто на его, на батюшку, с
верою смотрит, тому от запойной болезни очень даже помогает.
<1895>
БЕНЕФИЦИАН Т
Эскиз
Насколько мне известно, в Киеве нет ни одного специально
игорного дома. В этом отношении, несмотря на свою американ­
скую внешность, праматерь русских городов далеко отстала от Пе­
тербурга, Москвы и даже Одессы. Впрочем, старожилы рассказы­
вают, что когда-то на Соломинке был целой компанией, во главе с
каким-то отставным ротмистром, основан игорный притон. Одна­
ко это солидное учреждение недолго продолжало свои операции,
потому что своевременно было разрушено полицией.
С прогрессирующим падением «контрактов» исчезнет даже и
обыкновенный тип ярмарочного шулера, действующего в одиноч­
ку, на собственный риск и страх, и надеющегося единственно на
«проворство рую> , тип господина со сдобным голосом и мягкими
ладонями, с необыкновенно утонченными манерами, надушенно­
го, с громадным солитером на указательном пальце правой руки".
416


Очерки
Впрочем, любитель сильных ощущений может и теперь еще вку­
сить прелесть карточного азарта на одном из так называемых «бе­
нефисов». В Киеве есть десятка три или четыре игроков, собираю­
щихся почти ежедневно по вечерам для стуколки и штоса. Во избе­
жание столкновений с полицией, они постоянно меняют место сво­
их сборищ, назначая их заранее то у одного, то у другого члена
компании. День сборища называется на их жаргоне «бенефисом»,
потому что приносит хозяину квартиры несомненные выгоды.
Собираются игроки поздно вечером. Бенефициант предлагает
им чай, холодную закуску, водку и пиво - «сколько кто потребу ­
ет », как сказано в условии. Затем начинается игра, длящаяся боль­
шею частью до утра и даже до полудня следующих суток. Здесь уже
бенефициант с избытком наверстывает затраченные на закуску и
вино деньги, потому что за каждую игру карт получает по три и
даже по четыре рубля . Карты же меняются : при штосе - перед каж­
дым новым банком, а при стуколке - после каждых двух кругов.
Кроме того, с каждого выигрыша бенефициант получает десять
процентов.
Чистая прибыль хозяина бенефиса очень непостоянна: она ко­
леблется между двадцатью и пятьюстами рублей в один вечер. Но
сам бенефициант не имеет права участвовать в игре. Его обязан­
ность - ухаживать за гостями и в случае надобности предупреж­
дать их о близости полиции.
Нередко на бенефисе появляется «карась», с толстым бумажни­
ком и с наивной доверчивостью провинциала. Тогда члены компа­
нии соединяются вместе для общей цели. В ход пускаются услов­
ные стуки, покашливанья и мимические знаки. Содержимое бумаж­
ника <<Карася» делится потом самым честным образом между все­
ми участниками «общего» бенефиса.
Если нет «карася» - игра ведется между собою.
В этих случаях общество, так сказать, пожирает само се бя, и
благодаря неосторожному употреблению условных знаков игра
нередко кончается общей кровопролитной баталией" .
Контингент посетителей бенефисов - очень пестрый, чаще все­
го попадаются : мелкий чиновник, содержатель извозчичьей бир­
жи, разбогатевший лавочник, купеческий альфонс, и, наконец, лич­
ности загадочных профессий и подозрительного вида.
<1895>
417


А. И. Куприн
ПОСТАВЩИК «КА РТОЧЕК»
Небольшая, худосочная фигура. Бледное, малокровное лицо.
Рыжие усы и рыжая маленькая бородка. Очки в золотой оправе.
Губы толстые, красные и слюнявые...
Эrо - поставщик «карточек», тех самых «карточек», которые
сжигает целыми дюжинами почти каждый холостяк при всrупле­
нии в первый законный брак.
Трудно поверить, но, однако, такая профессия существует и -
что страннее всего - заставляет людей заниматься ею, как призва­
нием. Представители этого рода индустрии являются в то же время
почти бескорыстными «служител
ями
идеи» .
Может быть, многим покажется, например, невероятным, что
в Киеве есть люди, истратившие целые родовые состояния на со­
ставление коллекций порнографических карточек, собранных ими
во всех странах света.
Разорившись, они начинают широкую торговлю предметами
своей узкой специальности. Они прекрасно знают вкусы публики.
Каждому из своих клиентов -будь то гимназист или студент, офи­
цер или штатский человек, старик или молодой - они умеют в со­
вершенстве угодить...
Промышленность свою этот господин обставляет интимной
таинственностью.
- Только для вас, - шепчет он, внушительно поднимая брови, -
только для вас! Самому не хочется расставаться с таким прекрас­
ным экземпляром ". да ничего уж не поделаешь, очень вы хороший
человек.
Конечно, ему знакомы все тонкие подробности его занятия. Он
безошибочно, издали, отличает лондонские репродукции от лейп­
цигских и французские от константинопольских. Как мастер и зна­
ток своего дела, он оскорбится, если ему скажут, что какой-нибудь
из новых <<Вариантов» незнаком ему. Он стоит au courant• своего
дела и внимательно следит за его успехом.
Полиция почти никогда не трогает его. «Мало ли что делается
в узком семейном кружке... Вольному - воля, спасенному - рай.
Никто никого не тянет покупать карточки !»
В заключение я должен сказать, что описанный нами тип не со­
ставляет большой редкости. Вносит он в общество свое растлеваю-
•вкурсе(франц.).
418


Очерки
щее влияние с какой-то принципиальной наивной последователь­
носrью.
Один знакомый мне доктор-психиатр уверял меня, что постав­
щики «карточек» представляют собою весьма любопытный мате­
риал для клинических исследований.
<1897>


МАЛОИЗВ ЕСТНОЕ ••-.,'С
Куприн-поэт


Улица Ил ьин.ка. Москва. Начало ХХ века.


КУП РИН-ПОЭТ
ВСЮЖИЗНЬ ПИСАЛ СТИХИ
В романе «Юнкера» стареющий Куприн с горьковатой нежнос­
тью и грустной улыбкой подсмеивался над собой - наивным глу­
пым щенком, мечтавшим стать псом-медалистом: «Это была очень
давнишняя мечта Александрова сделаться поэтом или романистом.
Еще в пансионе Разумовской школы он не без труда написал одно
замечательное стихотворение: «Скорее, о птички летите ...». Ему
было тогда 7 лет».
В кадетском корпусе в руки Куприна попала хрестоматия Гер­
баля, в ней было всего понемножку, но впечатлительное жадное
сердце 16-летнего юноши пленил, заворожил Гейне с его нежной,
страстной, благоуханной лирикой, живым юмором.
Куприна-мальчика давно томила какая-то не ясная ему сила, в
нем пробуждалось стремление к поэтическому творчеству. Поэты
для Куприна были выше генералов-полководцев, знаменитых ад­
вокатов, докторов, певцов, богаче миллионеров. Поэты сродни
богам: «Из хаоса - из бумаги и чернил родят они целые миры - и
все это остается жить навеки прочнее, крепче и ярче, чем тысячи
настоящих, взаправдашних людей и событий, и живет годами, сто­
летиями, тысячелетиями, к восторгу, радости и поучению бесчис­
ленных человеческих поколений».
Его навсегда увлек волшебный мир поэзии, где все было блеск,
торжество и победная радость. Он постигал таинственную власть
соединения слов и их музыкального звучания. У начинающего ли­
тератора был меткий глаз, собачье чутье и самое простое и ценное
достоинство - он любил жизнь и был полон любопытства к лю­
дям и вещам.
С таким багажом Александр вступил в литературу. Очень тре­
петный и тонко чувствующий Куприн искренне полагал, что на­
стоящие поэты и писатели не должны страдать глухотой ил и
423


А. И. Куприн
«хроническим насморком»: «Для того чтобы взволновать и уми­
лить читателя, надо самому над чем-нибудь взволноваться и
умилиться».
Стремительный, незлой ум Куприна особенно сказался в эксп­
ромтах - в них изящество, лукавая улыбка. Хороши у Куприна
сатирические миниатюры. Большей частью это эпиграммы, требу­
ющие виртуозного владения формой малого стиха, как обращение
к какому-либо лицу с пожеланием, восхвалением или, наоборот, с
язвительной усмешкой. Не всякому удается сочетать лаконизм, мет­
кость характеристики, острую мысль, юмор. Кстати, современни­
ки отмечали, что Куприн всем жанрам предпочитал сатиру. Чита­
тель, несомненно, оценит «ядовитые» эпиграммы, адресованные
И. Бунину, А . Толстому.
Жизнерадостный, остроумный, ценивший добрую шутку, Алек­
сандр Иванович Куприн не стеснялся юмористических ноток: <<Я
думаю, что ничто так не соединяет людей, как улыбка. И не с улыб­
ки ли начинается каждая истинная любовь?»
Поэтическое дарование автора «Гранатового браслета>> пред­
ставлено и лирическими стихами-исповедями, и ироническими эпиг­
раммами. Неудержимо льются горячей лавой любовные экспром­
ты, обнаруживая гармонию музыки и текста. Не случайно они при­
влекли пензенских композиторов Г. Стояновскую, Вл. Корца, со­
здавших прелестные романсы, которым присущ аромат свежести и
таинственности, романтической возвышенности.
Читатель, несомненно, обратит внимание и на переводы Куп­
рина, которые составляют самостоятельные ориmнальные произ­
ведения, ибо прозаик в переводе - раб, но поэт - соперник. С
увлечением Александр Иванович переводил Гейне, Беранже («Пред­
сказания Нострадамуса>>}, Стеккетти.
Великий русский художник Илья Ефимович Репин, обожавший
Куприна, в письмах к нему писал: «Милый, дорогой мой поэт Алек­
сандр Иванович», - и всегда корил за чрезвычайную скромность:
«А Вы напрасно отвертываетесь от Ваших стихов. Львиная лапа и
на них видна, и «кровь, что мы зовем поэзией», бьется".»
«Стихи сочинял он на все случаи жизни, главным образом шут­
ливые экспромты: басни, эпиграммы, всевозможные «юморески»,
пародии, - свидетельствовал хорошо знавший Куприна поэт и
мемуарист К. Чуковский, - думаю, что, если бы собрать все стихи,
написанные Куприным с юных лет, получилась бы книга изрядных
размеров».
424


Мал оиэве стное
Давно хотелось выполнить это пожелание. Насrоящий раздел ­
первая попытка собрать поэтическое наследие Александра Купри­
на. Итак, Куприн-поэт перед вами. Откройте следующую сrраницу.
Татьяна Кайманова,
зав. отдел ом научной пропаганды
Объединения государсrвенных
литературно-мемориальных музеев
Пензенской обласrи


ЛИРИКА
МИЛЫЕ ОЧИ
Мар ии Михайловне
Лолу боярwtовой
Милые очи! Лазурные очи,
Полные детской, невинной мечтой,
В долгие дни и в бессонные ночи,
Грустный, все вижу я вас пред собой.
Тщетно я в битве искал вам забвенья:
В крови горячей и в бурном огне,
В стонах, проклятьях и в громе сраженья
Синие очи все грезились мне.
Тщетно старался при криках веселья
Призрак былого залить я вином,
Но и в чаду и в тумане похмелья
Жгли меня дивные очи огнем.
Тщетно в молитве хочу я забыться,
Тщетно лечу к небесам я с мольбой:
Горькая дума мешает молиться,
Синие очи стоят предо мной.
ЗАТИШ ЬЕ
Н.А.Б-еву
О, эти дни! Как тихо и лениво
Они текли! Казалось часто мне,
Что я живу в каком-то полусне,
И поникал тогда я молчаливо,
Безропотно, как ива над водой,
Беспомощной и грустной головой...
426


Пускай глубок был мертвый мой
покой,
Но приходили все же годовщины
Моей тоски иль радости былой,
И вновь я видел яркие картины
Иной поры, наполненной борьбой...
И каждый раз, как колокол
дрожащий,
В моей душе, смущенной и болящей,
Звучал вопрос: куда же я иду?
Что делаю? Какие упованья
Я в исполненье в жизни приведу?
И каждый раз я чувствовал тревогу,
Ятрепеталотболиистыда,
Но ближе я стоял, казалось, к Богу
И глубже я людей любил тогда!
Но дни текли". То время миновало,
Я не волнуюсь больше, как бывало,
Когда приходит годовщина вновь
И грустную напоминает повесть,
Как гасла мысль, как засыпала
совесть,
Как замирали дружба и любовь".
В моей груди, тоской опустошенной,
Нет больше сил: безмолвный ряд
могил
Моя душа, мой вечер наступил,
Но не принес росы мне благовонной
И ни одной звезды не засветил !
Ч ИТА ТЕЛЮ
По поводу юбилея
Е. А . Бара тынского
Тебе случалось ли порой
Раскрыть старинного поэта,
Уже забытого молвой
И чуждым ставшего для света, -
427


А. И. Куприн
И с изумленьем прочитать
Его безвестные творенья,
На них увидевши печать
Ума и силы вдохновенья?
Иль, может быть, перебирал
Ты антологии порою,
И ряд поэтов возникал,
Как из могил перед тобою,
И каждый образ, каждый стих
И выразительное слово -
Напоминало все о них,
Уж незнакомых и немых
Для поколенья молодого?
Не замечтался ль ты тогда
О них, когда-то бодро певших,
И для людей не без следа
И не без пользы пролетевших?
Ты думал ли: не одному
Из них толпа рукоплескала,
И славу вечную ему
В восторге дружба обещала?
Но лет немного протекло, -
И что же? Наше поколенье,
Как ценный клад, не сберегло
Их вдохновенные творенья!
О, если думал ты об этом
И суд веков уразумел,
Кого б ты в наши дни поэтом
Назвать доверчиво посмел?
Кому бы ты пророчил славу,
Кого б из них ты почитал,
Не как минутную забаву,
А как заветный идеал?!
РАЗЛАД
Не гулял я с косой, не бродил за
сохой,
Не работал в лесу топором -
Я по книге знаком
428


Малоизвестное
С деревенской нуждой,
с деревенской страдой,
С деревенским тяжелым трудом ...
Жить я жил в городах, но в
заветных мечтах
Я всегда в деревенской избе,
И рисую себе,
Как с нуждой на плечах
в непрестанных трудах
Человек там с невзгодой в борьбе".
Я деревне чужой, отчего Же с тоской
Я всегда вспоминаю о ней?
Я о жизни своей
Забываю порой, поглощенный
волной
Деревенских забот и скорбей.
•••
И недолго шумит и бушует гроза, -
Засияет приветно ликующий день,
Засверкают лазурью опять небеса,
Только там, где недавно прохладную
тень
Дуб могучий бросал - темной рощи
краса, ­
Сиротливо чернеет обугленный
пень ".
Ненадолго судьба нас с тобою
свела, -
Мы расстались, но в сердце
мятежном моем
Наша встреча свой огненный след
провела,
Как зарница, сверкнувши на небе
ночном".
И темней, и грозней непроглядная мгла
С той поры в моем сердце больном" .
429


А. И. Куприн
***
Мой друг, сестра моя! молю: не
осуди,
Молю: не проклинай, когда в своей
груди,
Где все так холодно и пусто,
Для жизни прежних сил я больше
не найду
И жалкой жертвою отчаянья паду,
И пищу дам молве стоустой.
Пусть негодующей толпы согласный
хор
Бросает смело свой язвительный
укор
В лицо, где смерть уже почила;
Но тот, кого молва сурово
проклянет,
С собой в могильный мрак сознанье
унесет,
Что ты его не осудила.
Ты не осудишь, да? Я знаю: ты
поймешь,
Что жить нельзя, что жизнь -
пред небом ложь,
Когда за каждое мгновенье
Тех чистых радостей, что нам даны
судьбой,
Приходится дрожать пред глупою
толпой,
Как за позор и преступленье!"
***
Как море вдруг пред бурей утихает.
Смолкает ропот стонущих валов, -
И сердце эта тишь сжимает
Больней мертвящей тяжести оков.
430


Мал оизвестное
В душе моей, предвестница
невзгоды,
Так царствует холодная тоска
И все твердит: не жди погоды, -
Быть буре, быть беде, а пристань
далека!
Э К СПРОМТ
Ты мне сахар в чашку чая
Клала нежно и заботливо,
А уста твои шептали
Очень тихо, но отчетливо:
«Милый, ты ужасный лакомка:
Видишь, в чашку положила я
Целых пять кусочков сахару ­
Сладко, что ли?» - «Сладко,
милая!»
Вдруг... Что вдруг? С какого неба
Гром ударил? Силы темные
Нам обоим причинили
Неприятности - огромные!"
Мы расстались." И поmла с тех пор
Одинокая, постылая
Жизнь шутливо-бесголковая...
<<Горько, что ли?» - «Горько,
милая!»
ОКТАВА
А.И
. Катуну
Едва ль теперь в расцвете пышном
дама
Иль девушка в 15, скажем, лет
Смекнет, надев костюм жены Адама,
Явиться в нем на бал или балет.
431


А. И. Куприн
Но как решить: в чем больше лжи и
срама?
Ведь декольте, и юбки, и корсет
Для скрытых чар - открытая реклама!
И не бьm ли стократно мил и чист
Старинный фиговый паньногий лист.
Д ВОРЦО ВАЯ ЛЕГЕНДА
(перевод из Гейне)
Есть в Берлине, в замке старом,
Группа в мраморе одна:
С жеребцом, пылая жаром,
Пала некая жена.
Говорят, что эта дама
Забрюхатела, и вот,
Возвеличился из срама
Королевский прусский род.
Чистокровный прародитель
Оказался молодцом -
Каждый прусский повелитель
Так и смотрит жеребцом.
Речи их текут из стойла,
Смех их - ржанье, мыслей - нет,
Вся их жизнь - жранье и пойло,
Человека вымер след.
РОК
Сонет
За днями дни и каждый день все то же:
В грязи... в снегу... под ревом непогод.
Без сна... без смены, вечно насторожен,
Забывший времени обычный счет...
432


Мал оизгестное
Ложась под нож, на роковое ложе,
Бес
стр
ашно смерть встречая в свой
черед,
Великий подвиг совершает, Боже,
Смиренный твой, незлобивый народ!
Без хитрости, корысти, самомненья,
О завтрашнем не помышляя дне,
Твои он исполняет повеленья,
Не ведая в губительном огне,
Что миру он несет освобожденье
И смерть войне.
СМЕ РТЬ ОСЛА
(Из Лоренцо Стеккетти)
1
Пер евод посвящаю сииьору
Дж иакомо Чир еии
Смотрите. Осел, чуть-живой, изнуренный,
Избитый, хромой, еле движет ногами,
Свой груз непомерный влачит полусонно,
Пыль знойную жадно хватая ноздрями.
Над острой спиною, трудом искривленной,
Жужжат овода и садятся роями
На жалкий ослиный хребет изъязвленный
И жалят несчастную кожу с костями!
Последние силы... Толчок напряженный...
И с дрожью предсмертной, с тупыми глазами,
Он грудою пал на песок, раскаленный.
Зеваки на падаль сбежались толпами.
Погонщик-убийца, ничуть не смущенный .
Смеется и молвит: «пойдет на салями».
433


А. И. Куприн
11
И я, как осел, изнурен до упада,
Как скот подъяремный, дрожу от страданья,
Влачу я свой груз чрез ущелья и гряды
По кручам, обрывам, теряя сознанье.
Горят мои язвы, мучительней ада,
И мысли о прошлом их жалят с жужжаньем.
Душе и уму утешений не надо,
В истерзанном сердце нет больше желанья.
Ко мне не вернутся с беспечной отрадой
Любовь и веселье, и радость дыханья.
Я пал, я судьбою добит без пощады.
Друзья, наступила минута прощанья!
Друзья, я ловлю ваши нежные взгляды!..
Да, фарс мой ужасный пришел к окончанью!
Ж ЕНЩ ИНА
(Пророчество)
Сонет
Загадка Вечная, богиня и раба,
Звезда мечтателя, кровавый пир Спартака,
Из-за Тебя одной всегдашняя борьба,
Где Homo sapiens - то гений, то собака.
Ты - мира колыбель, исходная тропа.
Ты, омлечившая созвездья Зодиака,
Сильнее смерти Ты и, как судьба, слепа,
Твой аромат пьянит, подобно зернам мака.
Но - мудрая в душе, живучей, как змея,
Ты тайно сберегла всю мощность бытия,
434


Малоизвестное
И в черный страшный час бессилья и упадка,
Над миром вновь взойдешь, свет утренний лия,
И нам, Твоим рабам дрожащим, будет сладко
Тебя короновать, о, Вечная Загадка!
ЭКСПРОМТ
Софье Долидзе
Ты недоступна и горда,
Тебе любви моей не надо.
Зачем же говорят мне <<да!»
И яркость губ, и томность взгляда.
Но ты замедлила ответ.
Еще минута колебанья...
И упоительное «Нет!»
Потонет в пламени лобзанья.
НА КЛАДБИЩЕ
(Из Коскенние.м и)
Не сомкнет своих усталых глаз
Ночь июньская, на землю опускаясь,
Ацветыкладбищавэтотчас
Чутко дремлют, в думу погружаясь.
Счастье, страсти ... все, чем жизнь полна,
Все звучит здесь позабытой сказкой.
Нежная склонилась тишина
Надо мною с материнской лаской.
Чую я внимательной душой,
Как проходит тихо чрез кладбище
Та, что и меня возьмет с собой
В вечное спокойное жилище.
435


А.И.Куприн
RULE BRITANNIA
Дом британца - оплот и твердыня.
Я есть Я. Остальное - хоть сгинь.
Так положено Богом доныне,
Так и будет вовеки. Аминь.
Дом чужой - это Ганг и Австралия.
Это - только цветной человек.
У меня же - в петлице азалия,
И перчатки мои - точно снег.
Горизонтов морских господа,
Мы везде горделиво поем:
«llикогда, никогда, никогда
Англичанин не будет рабом».
Мой корабль - осrрокрылая птица,
Грозный хищник далеких морей.
Хлопок, рис, кошениль и пшеница -
Все - добыча железных когтей.
Мой единый закон - обладание.
Жизнь без власти мертва и пуста.
Выше всякой морали Британия,
llo эмблема моя - чистота.
Горизонтов морских господа,
Мы везде горделиво поем:
«llикогда, никогда, никогда
Англичанин не будет рабом».
ВЕС НА
(В Совдепии)
Ручьи вдоль улицы журчат.
Река взломала лед...
Сегодня с обыском солдат
Придет иль не придет?
436


Мал оизвеспиюе
Шумит весны зеленый шлейф,
Повсюду жизнь и свет...
Взломали в банке тещин сейф ­
Брильянтов нет как нет.
В лесу все громче, все звончей
Поет пернатый хор...
За фунт овса семьсот рублей
Взял наглый мародер.
В природе праздник, карнавал ...
Как весел детский крик!..
Вчера расстрелом угрожал
Мне пьяный большевик.
Как горек нам твой черствый хлеб,
Забытый Богом край!..
Pardon! .. Да здравствует Совдеп!
Ура, коммуный рай!
РАБ РАБОВ
(В Совдепии)
Подтянув ремнем желудок,
Поборов обжорный блуд,
Я не ем по трое суток,
Как верблюд!
Ощущая дрожь в коленке,
Боязливо щуря взор,
Пробираюсь возле стенки,
Точно вор!
Большевицкому порядку
Преданный без лишних слов,
Лобызать любую пятку
Я готов!
437


А. И. Куприн
У меня живуr в квартире
Два совдепа из компрод...
Слава Богу, не четыре,
Не пятьсот!
Я лишен свободы, чести,
Флота, кушанья и прав,
Гузном сел на тронном месте
Костоправ!
Я бываю и серьезен,
Побудировать я рад,
Но... коль зол ты, да не грозен -
...Тряпке брат.
Я не человек, а нумер:
Двести тысяч сорок пять,
Но живу я или умер
-Не понять!
АЭРОПЛА Н
Испуская рев дрожащий,
Мысль и слух глушит мотор.
Охмеляет бег скользящий.
Ветер, яростно свистящий,
Затуманил жадный взор.
Нет предела для стремленья.
Воплотилась в явь мечта.
О, воздушное движенье!
Крови бурное кипенье!
Бесконечность! Красота!
Все бежит, бежит под нами:
Рельсы, нивы и леса...
Неподвижными орлами
Мы летим меж облаками -
В голубые небеса.
438


Мал оизsестн ое
Все сокрьшось: церкви... крыши.
Мир - сияющий чертог!
Друг пилот, смелее, выше!
Эй, вы, там, земные мыши,
Надо мною - только Бог.
•••
(Из Эйно Лейно)
Полумесяц сияет таинственный,
Воздух вешний ничем не тревожим...
Нам расстаться пора, друг единствен
ный
,
Но расстаться не можем". не можем."
Ветер нежный шевелит украдкою
Ароматной листвою березы".
Сердце чует с тревогою сладкою:
Близки летние, жаркие грозы.
s.w.
В. Н. Филаретову
Кто там нынче на небе кутит
В разгуле царствепой, грозной тоски?
Гонит тучи, громоздит их, крутит,
Свивает, треплет, рвет на куски.
Вырастают из бездн снеговые вершины,
Колесницы, драконы, острова и зданья"
Бородатые, косматые джин
ны
Летят по ветру, разметав одеянья.
Ветер! Бродяга буйный и кроткий!
Это ты сегодня опьянил небеса,
Закачал в заливе зыбкие лодки
И заставил плясать паруса.
439


А. И. Куприн
Ветер! Насмешливый и нежный изменник!
Это ты слезами оросил мои веки...
Куда ты зовешь? Я в тюрьме, я пленник,
И не поднять мне паруса вовеки, вовеки.
ЗАКАТ
И. И. Максимову
Розовая девушка с кораJШами на шейке
Поливает бережно клумбу резеды .
Радугой пронизан сноп воды из лейки,
И дрожат от радости мокрые цветы.
Ласточки веселые над пламенем заката
Чертят черной молнией голубую даль".
Огчего ж душа моя печалью странной сжата?
Огчего мне вечера весеннего так жаль?
Ласкою мгновения я больше не обманут.
Знаю я: весенние вечера пройдут".
Улетят все ласточки, все цветы завянут".
Розовые девушки состарятся". умрут.
МОЛЧАНИ Е
Сурово-девствен и стЫДJiиво нежен
И гордо-страстен твой глубокий взор" .
Я в нем давно прочел, что неизбежен
Моей судьбы жестокий приговор.
Лунатик томный, пленник наважденья,
Я средь людей рассеянно скольжу.
Ловлю в толпе твой стан, твои движенья
Твое лицо". но их не нахожу.
Порою глаз мой жадный ошибется ".
Она! Она!" Стремлюсь тебе вослед!
440


Малоизвестное
Горячей кровью сердце обольется! ..
Опять не ты ... Проклятый, милый бред!
С утра весь день я жду, сквозь страх и муку,
Случайной встречи (как она сладка!),
Когда на мой поклон мне ляжет в руку
Прохладная и узкая рука.
Но о любви сказать я не дерзаю...
И не умею... и не знаю, как...
Я только мысленно благословляю
Твой каждый миг, твой каждый шаг.
В ЭТНОГРАФИЧ ЕСКОМ МУЗЕЕ
На дворе и шум и блеск весенний ...
Но в музее, важности полна,
Сон веков, племен и поколений
Гулкая покоит тишина.
Строги зал пустынных анфилады.
Никого. Лишь мы с тобой вдвоем,
Праздные, влюбленные номады,
Меж колонн торжественных идем.
«От орудий каменного века
До изящных севрских bagatelles,
Все придумал гений человека
Лишь для Вас, для Вас, Mademoiselle».
Ты на шутку мило улыбнулась
И к щеке моей совсем слегка,
Будто бы случайно, прикоснулас,_
Пламенная девичья щека.
Не красней так жарко, моя радость,
Трепетных ресниц не опускай,
Поцелуя глубину и сладость
И невинность испытать мне дай.
441


А. И. Куприн
Все они, чьи тени здесь застьши
И на нас сквозь вечный сон глядят,
Все они, как мы с тобой, любили -
И горели сотни лет назад.
ВЕЧНО
(Из Кардуччи)
«Ты смешон с седыми волоса.мю>...
Что на это я могу сказать?
Что любовь и смерть владеют нами?
Что велений их не избежать?
Нет. Я скрою под учтивой маской
Запоздалую любовь мою.
Развлеку тебя веселой сказкой,
Песенку забавную спою.
Локтем опершись на подоконник,
Смотришь ты в душистый, темный сад.
Да. Я видел. Молод твой поклонник.
Строен он, и ловок, и богат.
Все твердят, что вы друг другу пара.
Между вами ровно восемь лет.
Я тебе для свадебного дара
Присмотрел рубиновый браслет.
Жизнью новой, легкой и пригожей
Заживешь в довольстве и любви.
Дочь родится на тебя похожей -
Не забудь же - в кумовья зови.
Твой двойник! Мечтаю я заране:
Будет ласкова ко мне она.
В широте любовь не знает граней!
Сказано: как смерть она сильна.
442


Мал оизвестное
И никто на свете не узнает,
Что годами, каждый час и миг,
От любви томится и сгорает
Вежливый, почтительный старик.
Но когда потоком жгучей лавы
Путь твой перережет гневный рок,
Я с улыбкой, точно для забавы,
Благодарно лягу поперек.


ЭПИГРАММЫ
ночь
(на « Сатирикон»)
Ночь темна... Часы так длительны,
Не до сна... Какой уж сон,
Если даже усыпительный
Не помог «Сатирикою>! ..
А. АВЕРЧЕНКО
О нет, судьба тебя не обошла,
Не из последних ты на кухне
барской, ­
На заднице хранишь ты
знак орла,
Как отпечаток пятки царской!
А. И. КАТУНУ
В кредит не шью. Поставил точку.
Обычай дружбы мне не нов.
Наденет друг штаны в рассрочку.
И нет ни друга, ни штанов.
***
Не дача, Вы сказали - рай,
Ах, в каждом рае есть изнанка.
В сем рае я не барабай,
Но только старший дворник
банка.
444


И. А. Бунин.


Малоизвестное
•••
<<Ах! Нет другого мнения :
Всех краше в мире Ксения», -
Твердят кинематографы
И разные фотографы,
А также господин
Куприн .
КТО ОН?
Он Алексей, но". Николаич,
Он Николаич, но не Лев,
Он граф, но, честь и стыд презрев,
На псарне стал Подлай-Подлаич.
К ПОЭТУ
(И. А
. Бунину)
Поэт, наивен твой обман.
К чему тебе прикидываться Фетом,
Известно всем, что просто ты Иван,
Да кстати и дурак при этом.


АФОРИЗМЫ
1. Острить и занимать деньm надо внезапно.
2. Мужчина в браке подобен мухе, севшей на липкую бумагу­
и сладко, и скучно. и улететь нельзя.
3. Лет через 30 женщины займут в мире неслыханную власть.
Они будут попирать нас за то, что мы не сумели преклоняться и
благоговеть перед любовью. Это будет месть.
4. Не может быть хорошим беллетристом близорукий и глухой
человек, страдающий к тому же хроническим насморком.
5. Хороший журналист лучше посредственного писателя.
6. Мне кажется . что людей надо любить не за те радости, кото­
рые они нам дают, а за те горести, которые мы им причиняем.
7. У репортера должны быть безумная отвага, смелость, широ­
та взгляда и изумительная память.
8. Каждый еврей родится на свет Божий с предначертанной
миссией быть русским писателем.
9. Общая любовь к детям - это любовь к наци
и
.
10. Искусство - это то , ради чего стоит жить.
11. В первую половину своей жизни человек делает так много
глупостей лишь для того. чтобы во второй исправлять их тяжело и
безрезультатно.
446


.
"
11
'..
.J
'
"
,)
о
Jч
РОМАНСЫ
МИЛЫЕ ОЧ И
Mi,. "�'.а
--
--
.-
--:
::-
--
-.
..
..
�"
.,.�
ф
.
.
"'.il'- klil- 11
о-
--
-:
:-
-.
.
1'
r'f�
."
.
13.'4\\- i.
.
o� мt)-тоt .
--
.,.
..
.
.,.�+.,.
..,.i
.
.
"7Ч.
n11
11
-
H"t -if!
.._
�
..
.
�r
�
447
Муз. Г. Стояновской
Сл. А. Куприна
о-
,"� А4-
--
-
++ .,.,
,
�1
J."
Aliff · t(O� \\С'"
�
,.
.._
_
--.
..
..
..
..,.
..,.


.
n.
'#
.
..,"_ мw -· но-
4.
.
�тУ
�
D
J1\r;"p-
11
"�
.,.
tt•м ar->is:
.
1
1
.
А. И. Куприн
-
..
.,
"
f f'IC7- '"
"'
.: -""А•
"" .��
-
--
:ф.
-
+
�
..L-
'
�
�c,'to- t\Aii' nro-11.11"т.-,' "13
-
u
��L:I
IJ'
L.L
LJ
"
�
�
L.•
4
.
.-
�
��
1-+
448


Мал оизвестное
•
1
..
.,
r19- м1 ••А-141•м•- /t
-
с.".
'"•-. о- "714 •е"
'
,._
_
..
..
.._
"
··�
��
-;i
r
r
..,.
-r
J
-
.
1
�
�
--


Две молодые мордовки.
Кар тина И. К. Макарова, 1842 г. Масло, холст.
Мордовский республиканский музей изо бразительных
искусств им. С. Д. Эрьзи.


Ваеш1ий Бочкар ев,
губернатор Пензенской области
КУПРИН И СУРСКИЙ КРАЙ:
« И ВО МНЕ ТЕЧ ЕТ ПЕНЗЕНСКАЯ КРОВЬ»
Так говорил о себе замечательный русский писатель Александр
Иванович Куприн. Точно так же с гордостью говорят о себе и мои
земляки - те, кто сам, или чьи предки кровно связаны с Пензен­
ским краем. Поэтему мне особенно по душе припшось предложе­
ние Издательского дома «Воскресенье» сказать несколько слов по
поводу издания уникального Полного собрания сочинений А. И
.
Куприна. Не секрет ведь - обычно в таких случаях напутствуют
читателя ученые-литературоведы . Я тоже не собираюсь «перебе­
гать им дорогу» . Не буду анализировать стиль писателя. Да и не
мне судить о его значении и месrе в истории и теории литературно­
го процесса . Не берусь пересказывать и биографию писателя - с
нею можно познакомиться по другим изданиям. Хочу лишь напом­
нить, что Пензенский край в ней занимает две-три строки: Куприн
родился в Наровчате, уездном городке Пензенской губернии, и трех­
летним мальчиком был увезен матерью в Москву. Дальнейшее пре­
бывание писателя в наших месrах было эпизодическим, всего не­
сколько дней. И тем не менее обращение издателей ко мне, пензен­
скому губернатору, считаю уместным и понятным, оно прямо-таки
легло на сердце. Почему? Вот об этом и хочу рассказать.
Мне Александр Иванович Куприн интересен как земляк; как
человек, любивший жизнь во всех ее проявлениях; как патриот, чья
любовь к России, своей малой родине, родн ому дому пропша суро­
вые испытания; как замечательный русский талант, чьи произведе­
ния сопровождают нас всю жизнь.
Осознание, что знаменитый русский писатель А . И
.
Куприн -
мой земляк, припшо не сразу. А ведь я родился и провел детство
недалеко от купринских месr, около сорока лет назад начинал ра­
боту помощником главного лесничего в Наровчатском районе.
Получив диплом инженера лесного хозяйства, десять лет отд ал слу­
жению русскому лесу. Мне близко и понятно желание Куприна быть
лесн ичим, его любовь к природе, земле, работе на ней. Известно,
что Куприн любил бывать в семье своей сестры З. И
.
Нат, вышедшей
453


В. К. Бочкарев
замуж за лесничего. Ей он писал: «Как много прекрасных воспоми­
наний связано в моей жизни с ним! [" .] Лесничества Звенигородс­
кое, Куршинск ое, Зарайское! В них самые благодатные месяцы в
моей жизни. Там я впитал в себя самые мощные, самые плодотвор­
ные впечатления. Да там же я учился русскому языку и русскому
пейзажу» . В лесничестве Куприн написал один из самых знамени­
тых своих рассказов - «Олеся» .
Мне кажется, только в зрелом возрасте к нам приходит пони­
мание значения родного дома, семьи в выборе жизненных ситуа­
ций , поступков, рода деятельности , а в итоге и судьбы. Так случи­
лось и с Куприным. «Даже цветы на родине пахнут по-иному», -
заметил он. Особенно нежными стали его воспоминания о детстве,
о матери, о родном Наровчате за границей, в эмиграции .
«Прежде всего, надо осведомить читателей о том, что так ое
Наровчат, ибо слово это ни в истории, ни в литературе, ни в желез­
нодорожных путеводителях не встречается. Так вот, Наровчат есть
крошечный уездный городишко Пензенской губернии, никому не
известный, ровно ничем не замечательный. [ ...]Однако бедным го­
родом Наровчат никак уже нельзя бьшо назвать. По всему уезду
пролегал а превосходная хлебная полоса, природным густым чер­
ноземом на две сажени в глубину: никакого удобрения не надобно:
урожай сам-сто , - груши, яблоки, сливы, вишни, малина, клубни­
ка, смородина - прямо хоть на международную выставку, а рога­
тый скот, домашняя откормленная птица и молочные поросята да­
леко превосходили и оставляли за собою не только Тамбов, но и
Ярославль. Рабочей крестьянской силой была преимущественно
мордва [...]; народ туго понимаемый и языческий , но добродуш­
ный, уживчивый, не знающий отдыха в работе, трезвый и находчи­
вый. Мордовские цветные вышивки на женских одеждах до сих пор
известны всей России, так же как и мордовская упряжь и мордов­
ская обувь. [" .] Что же касается помещиков, то почти все они со­
стояли из татарских князей. [ ...] Наровчатскую троицкую ярмарку
считали, по доходности , второй после знаменитой Лебедянской. Не
обходили Наровчат и лихие ремонтеры: тамошние лошади были
хороших кровей, доброезжие и ладные под кавалерийское седло» .
Таким сказочным краем предстает родная земля в рассказе «Царев
гость из Наровчата>>, созданном в 1933 году. Общий дух провинци­
альной раздольной жизни схвачен точно . Это тем более порази­
тельно, когда знаешь, сколь недолгой была жизнь Куприна в род­
ном городе.
454


Жен ский костюм конца Х/Х века Пензенской области.


«И во мне течет пензенская кровь»
Наровчат, расположенный в 144 км к северо-западу от Пензы,
в 24 км от железнодорожной станции Ковылкино, на левом берегу
реки Шелдаис, притоке Мокши, - старейший населенный пункт
края. Годом основания Наровчата принято считать 1361-й, под
которым в Троицкой летописи указано: «Прибежал князь ордын­
ский Тагай [...] взяв Наручадь и всю страну отняв себе». Это первое
письменное упоминание о Наровчате. Однако же, как заметил на­
ровчатский поэт В. А.Поляков, «в нашей стороне лесной от легенд
тесным-тесно». А по легенде на месте нынешнего села основала свою
столицу и поставила богатый дворец мордовская царица Нарчат­
ка, бес
стр
ашно вступившая в бой во главе своего войска против
татаро-монголов, когда они пришли в 13 веке захватить мордов­
ские земли. В народе до сих пор поют о ней песни, а этнографы
находят ее изображения на монетах в старинных женских украше­
ниях. В начале 14 века в Наровчат ханом Узбеком был перенесен
центр золотоордынского улуса (Нуруджан, Наручадь, Мохши), а в
1395 г. город бьш разрушен Тамерланом. К началу 16 века земли
мордвы уже вошли в состав Русского государства, и их надо бьшо
защищать.
В 1521 г. Наровчат был возобновлен и поставлен в нем «острог
стоячий». В дальнейшем городок ожидала судьба рядо вого уезд­
ного центра провинциальной губернии, а в советское время - ста­
тус села. До нашего времени в его центре сохранилась историчес­
кая застройка: Покровский собор (1756, конец 19 в.), присутствен­
ные места (1814), тюрьма (1819), дом купца Шлыкова (конец 19 в.),
подворье Троице-Сканова монастыря (первая половина 19 в.), дом
Арапова (конец 19 в.), городской сад. В окрестностях Наровчата -
Троице-Сканов монастырь, названный побывавшим в нем в 1999
году Патриархом Московским и всея Руси Алексием 11 «жемчужи­
ной архитектуры». Монастырь был основан на землях бояр Искан­
ских в середине 17 века в четырех километрах от Наровчата у впа­
дении реки Ошли в Мокшу. Архитектурный комплекс монастыря
сложился к концу 18 века, авторами его были, по-видимому, мона­
стырские настоятели Арсений и Корнилий. В Троицком соборе
монастыря находится особо почитаемая икона Трубчевской Божи­
ей Матери (1765). Этой иконе приписывется прекращение эпиде­
мий холеры в Наровчате в 1831 и 1848 годах.
Но вряд ли кому-либо за пределами нашей области бьши бы
нужны эти сведения, если бы в Наровчате 26 августа (7 сентября
н. ст.) 1870 года не родился Александр Иванович Куприн, самый
455


В. К. Бочкарев
знаменитый наровчатец, писатель и человек, объединивший и как
бы замкнувший на себя интересы краеведов и историков литерату­
ры, да и всех жителей Наровчата и почитателей его таланта по всей
стране .
Сам писатель объяснял происхождение своей фамилии от реки
Купры в Тамбовской губернии, где имел небольшое имение его дед.
Документальных подтверждений этому найти не удалось. Возмож­
но, это одна из многочисленных «выдумок» писателя о своем дет­
стве и происхождении, на которые он был мастер, а может быть -
сохраненное в памяти семейное предание. Между тем у Пушкина в
«Истории Пугаческого бунта» среди «убитых до смерти» значится
капитан Дмитрий Куприн с женой из соседнего с Наровчатом Ин­
сара. Известно, что о своем отце Куприн не любил говорить, и даже
очень близкий к нему И. А . Бунин ошибочно считал, что он был
военным лекарем. Огец писателя, Иван Иванович Куприн, коллеж­
ский секретарь (чин самого низшего, четы рнадцатого класса), умер,
когда мальчику не было еще и года. Семью, историю рода для него
олицетворяла мать Любовь Алексеевна, урожденная княжна Ку­
лунчакова из рода так называемых татарских князей. Своей <<Та­
тарской» (а не княжеской) кровью Куприн очень гордился, считая
себя потомком Тамерлана. Как выяснилось уже после смерти писа­
теля, никакого отношения к Тамерлану материнский род не имел.
На матери писателя и ее брате Аркадии, владельце захудалых дере­
венек в Наровчатском уезде, упомянутых в «Юнкерах» , род Кулун­
чаковых закончился . Дед писателя с материнской стороны тоже
служил в чине коллежского регистратора, как и отец Александра
Ивановича, так что «татарская княжна» выходила замуж за ров­
ню. Согласно семейным преданиям, разорение предков произош­
ло «из-за буйных нравов, расточительного образа жизни и пьян­
ства» . Тем не менее Куприн придумал себе псевдоним Али-хан, не­
которое время носил узорчатую тюбетейку и «ханский» халат и
«особенно узко щурил глаза» , а на балконе дома в Гатчине разве­
вался флаг с придуманным им гербом : золотой жеребенок на зеле­
ном поле, так как «кулынчак» означает стригунок, годовалый же­
ребенок. Семейные предания и рассказы матери стали основой ав­
тобиографических произведений писателя.
Уже в наши дни пензенские краеведы выявили еще один след
родственников писателя на пензенской земле. Прадед Куприна по
материнской линии землемер Г. Г . Александровский (он хорошо
рисовал и интересовался аритектурой) бьш приглашен в Чембар
456


«И tlO мне течет neнзeHCKQJI KJIOtlЬ»
для выполнения чертежей уездного училища. И. И. Лажечников,
исторический романист, будучи в то время директором народных
училищ губернии, нашел его планы <<Довольно красивыми». «Учи­
лищное строение будет достойным украшением города» . Здание это,
в котором учился великий критик В. Г. Белинский, сохранилось в
районном центре Пензенской области, носящем его имя. Именно в
этом здании позже, в 1830-е годы, находился неделю на излечении
император Николай 1, получивший ушиб левого плеча, когда в пу­
тешествии по нашей губернии у него сломалась коляска. Случай
этот описан Куприным в рассказе «Царев гость из Наровчата>>
(только местом действия указан не Чембар, а Наровчат). Как плот­
но сплетены обстоятельства времени и места в биографиях наших
земляков и в истории края!
Итак, покинув Наровчат в 1874 году, писатель больше никогда
в нем не бывал. Но в нашем крае есть еще несколько мест, которые
он посещал. Лето 1886 года Куприн провел в деревне Жмакино (сей­
час Колышлейского района), в семье товарища по кадетскому кор­
пусу Аркадия Владимирова, отец которого приходился племяни­
ком революционеру-террористу Д. В. Каракозову, стрелявшему в
императора Александра 11. В 1901 году Куприн побывал в колыш­
лейской деревне Пановке в гостях у сестры Владимирова - Софьи
Николаевны, бывшей замужем за П. П. Араповым. По воспомина­
ниям некоторых старожилов, писателя видели на пензенском ип­
подроме. Вот и все факты, связанные с пребыванием Куприна в
нашем крае. Однако во мноmх произведениях, написанных в раз­
ные периоды жизни, будут упомянуты пензенские реалии: между
делом, как обычно говорят о тех вещах, которые постоянно при­
сутствуют в мыслях, о которых не надо долго вспоминать, кото­
рые всегда под рукой. Так писались в старину письма из провин­
ции: о чем бы ни шел рассказ, обязательно упоминали родных и
знакомых, которым посылались приветы и добрые пожелания.
Полностью основан на пензенском материале «Царев гость из
Наровчата» (1933). Мноmе страницы повести «Юнкера» (1933) со­
держат описания подлинных собьпий наровчатского детства и ре­
ально живших людей, их имена даже не изменены. Повесть поко­
ряет особым лирическим настроем - это тихая и щемящая грусть,
пронизывающая ее всю и придающая оттенок легкой печали даже
наиболее светлым поэтическим страницам автобиографического
поветствования Куприна о далекой юности.
457


В. К. Бочкарев
В рассказе «Впотьмах» (1893) герой «уверял, что у него в Пен­
зенской губернии есть огромное имение». В дом Рудневых из рас­
сказа «Тапер» (1900) приезжали «какие-то соседи по наровчатско­
му или инсарскому имению». Купец Овсянников («На покое», 1902)
организовал убежище для престарелых в память о своем сыне, умер­
шем «от чахотки и пьянства в наровчатской городской больнице».
В 191 1 году в статье о цыганских песнях «Фараоново IШеМЯ>> Куп­
рин вспоминает <<Последние блестки цыганского пения», СJIЫШан­
ные им <<Лет двадцать пять тому назад в Пензе, в Москве в Манеже
и в Москве же у Яра, и в Стрельне». Случай, произошедший <<Не то
в Пензе, не то в Саратове», когда «отчаянный помещик» Озноби­
шин помог укротительнице Зениде загнать в клетку льва, описан в
очерке <<Люция» (1917). (Дворяне Ознобишины были известными
пензенскими землевладельцами.) Героиней рассказа «Леночка»
(1910) стала уже упоминавшаяся хозяйка Пановки С. Н. Арапова.
Каждому пензяку памятно, что главный герой одной из лучших
повестей Куприна «Поединок» (1905) подпоручик Ромашов -уро­
женец Наровчата. «Главное действующее лицо - это я», - гово- .
рил о нем писатель. Создатель наиболее полной биографии Купри­
на профессор Ф. И. Кулешов подтверждает: «Совершенно точно
совпадают биографические линии Ромашова и автора до их при­
бытия в полк. Оба - наровчатские, пензенские, у обоих в детстве
была бедность, в которой жила семья, и обоим пришлось провести
долгие годы в закрытых казенных заведениях». Своей наровчат­
ской биографией наградил писатель и главного персонажа расска­
за <<Храбрые беглецы» (1917) воспитанника сиротского малолет­
него училища Нельгина, собравшегося бежать из постылого заве­
дения в родной Наровчат. <<Для него Наровчат был богатым люд­
ным городом . Вроде Москвы, но несколько красивее. А вокруг
шумели дремучие леса, расстилались непроходимые болота, текли
широкие и быстрые реки».
Во Франции, где писатель оказался в 1920 году, <<В прекрасной
стране, среди умных и добрых людей», тоска по Родине превраща­
ется в неизбывную боль. «Чем талантливее человек, тем труднее
ему без России», -сказал он в одном интервью. Единственное спа­
сение - воспоминания. Так появляются многочисленные расска­
зы Куприна, где он описывает СJIЫшанное или виденное им на ро­
дине. В них много пензенских страниц: <<Почему-то вспоминается
давнишняя родная Пенза». О губернском городе и известном
помещике Хохрякове упоминается в рассказе <<дочь великого
458


Жен ский костюм конца Х/Х века Пензенской области.


«И во мне течет пензенская кровь»
Барнума» (1927). Именно из этого рассказа взяты слова, постав­
ленные в заголовок статьи: «И во мне течет пензенская кровь». О
цирке Сура, выступавшем с гастролями в Пензе, идет речь в рас­
сказе «Ольга Сур» (1929). Пензенская барышня Маша Полубояри­
нова, «совсем взрослая девица, богатая, красивая и самостоятель­
ная», «отличная музыкантша», в которую «до безумия» бьm влюб­
лен юнкер Куприн, стала героиней рассказа «Московский снег»
(1929), а также повести «Юнкера», ей посвящены поэтические стро­
ки писателя. Конечно, у Куприна есть множество других замеча­
тельных произведений-они включены в этот многотомник, чита­
тель прочтет их - но какая-то теплая волна поднимается в душе,
когда встречаешь в тексте родные, знакомые с детства названия.
Очень знаменательно для каждого любящего русскую литерату­
ру, что на наровчатской земле соединились имена Пушкина и Куп­
рина. Это не только упоминание Куприных в «Истории Пугачевского
бунта». В число самых знаменитых и богатых пензенских помещиков
входили Араповы, губернские и уездные предводители дворянства.
Кстати, Араповы стали и персонажами произведений Н. С. Лескова,
М. Е. Салтыкова-Щедрина (он бывал в Наровчате). А. Н. Арапов,
бывший Наровчатским дворянским предводителем, помог в труд­
ных обстоятельствах отцу писателя (дело началось еще до рождения
Александра Ивановича). На средства Андрея Николаевича в Наров­
чате в год рождения А. И. Куприна бьm разбит городской сад, суще­
ствующий до сих пор. Его сын Иван Андреевич Арапов бьm женат
на дочери Натальи Николаевны Пушкиной от второго брака с П. П.
Ланским. В их прекрасном наровчатском имении Воскресенская
Лашма (не сохранилось) неоднократно гостили дети великого рус­
ского поэта: старший сын Александр Александрович Пушкин и
Мария Александровна Гартунг. В Наровчате сохранился дом, при­
надлежавший И. А. Арапову. В год двухсотлетия со дня рождения
А. С. Пушкина на нем бьmи открыты две мемориальные доски.
Одна - в честь И. А. Арапова, который немалыми личными сред­
ствами помог отстроить Наровчат после все уничтожившего пожа­
ра 1890 года, за что благодарные жители удостоили его звания «По­
четного гражданина Наровчата». На второй доске увековечено пре­
бывание в этом доме потомков А. С. Пушкина и Н. Н. Пушкиной­
Ланской. В 2000-м году Законодательное собрание Пензенской об­
ласти приняло решение о присвоении Дому детского творчества, рас­
полагавшемуся в араповском доме, имени Н. Н. Пушкиной-Ланской.
За сто лет до этого, в год празднования столетия со дня рожде­
ния нашего национального поэта, Куприн в одной из статей отмечал
459


В. К. Бочкарев
«безгранично широкое влияние на сердца и умы потомства>> по­
эзии Пушкина: «Язык пушкинской поэзии есть язык русского на­
рода, а народ, говорящий и мыслящий таким языком, - бессмер­
тен». Пушкин, пожалуй, наиболее любим Куприным, ни о каком
другом писателе, исключая только Толстого и Чехова, он не писал
и не говорил так часто и с таким воодушевлением. В октябре 1909
года писателю была присуждена Пушкинская премия Академии
наук (вместе с И. А. Буниным). Я не случайно остановился на семье
великого русского поэта. Первые представления о Пушкине как о
человеке Куприн получил, знакомясь с его письмами. Сохранилось
его впечатление от них: <<Я хотел бы тронуть в личности Пушкина
ту сторону, которую, кажется, у нас еще никогда не трогали. В его
переписке так мучительно трогательно и так чудесно раскрыта его
семейная жизнь, его любовь к жене, что почти нельзя читать это
без умиления. Сколько пленительной ласки в его словах и прозви­
щах, с какими он обращается к жене! Сколько заботы о том, чтобы ·
она не оступилась, беременная, - была здорова, счастлива! [...] Ведь
надо только представить себе, какая бездна красоты была в его
чувстве, которым он мог согревать любимую женщину, как он, при
своем мастерстве слова, мог быть нежен, ласков, обаятелен в шут­
ке, трогателен в признаниях!». Конечно, нет ничего удивительного
в том, что Куприн был увлечен письмами Пушкина и его семейной
жизнью. Его всегда волновала тема высокой и всеохватывающей
любви. В этот же период была написана «Суламифь», шла работа
над «Гранатовым браслетом». Сам Куприн переживает серьезное
увлечение Е. М. Гейнрих, ставшей вскоре его женой. Их дочь -
Ксения Александровна Куприна, автор книги «Куприн - мой
отец», приезжала в Наровчат на открытие музея А.И. Куприна.
Это - повод рассказать о современном Наровчате, о тех его
чертах, в которых запечатлелась память о знаменитом земляке.
Прежде всего, конечно, надо вспомнить мемориальный музей пи­
сателя, открывшийся в день его рождения в 1981 году в доме, где
прошли первые годы жизни Александра Ивановича. Тогда же не­
далеко от родного дома был открыт памятник Куприну.
Он вернулся к нам, в Наровчат,
Сразу памятником из гранита.
Сразу - именем знаменитым,
В день рождения, в листопад.
(В. А . Поляков)
460


«ИвомнетечетпензенсКQЯкроm.»
Наровчатский музей Куприна - не единсrвенный в стране. В
Даниловском Вологодской области, в усадьбе Батюшковых, где
писатель создал не один шедевр, сущесrвует замечательный музей
Батюшковых и Куприна. Помнят о Куприне в Балаклаве, Одессе, в
Гатчине. В Гатчине уже десять лет проводится кинофестиваль <<Ли­
тература и кино», гран-при которого называется «Гранатовый брас­
лет». И зто хорошо! Ведь значение творчества Куприна выходит
далеко за пределы области, так же как и других наших знаменитых
«пензяков»: А. Н. Радищева, М. Ю. Лермонтова, В. Г. Белинского,
Ф. И. Буслаева, В. О. Ключевского...
Тем не менее музей в Наровчате - особенный. Чем 11ызвано
такое мое завление? С самого начала уровень музея определился
тем, что пензенским музейным работникам поверила дочь писате­
ля Ксения Александровна. Она передала, а затем по ее завещанию
сюда поступили уникальные музейные предметы: личные вещи пи­
сателя, издания его произведений, книги из библиотеки самой Ксе­
нии Александровны, семейная переписка, портреты. Это самая дра­
гоценная часть музейной коллекции. Я думаю, Ксении Александ­
ровне мы обязаны и тем, что в музее, в экспозиции и в массовой
работе, как-то особенно тепло и задушевно звучит семейная тема:
жизнь в родительском доме, родСТРенные связи, малая родина, о
которой помнится Куприну во всех его скитаниях по России и за
границей, жена и дочь писателя, их судьбы. В современном Наров­
чате появляется новая традиция: после регистрации брака молодо­
жены идут в дом Куприна, где сотрудники музея знакомят их с ис­
торией семьи писателя, его творчесrвом, посвященным великому
чувсrву любви, молодые фотографируются в музейных интерьерах,
здесь происходит первое семейное чаепитие. В маленьком городе,
где особо некуда пойти, так проведенный первый день молодой
семьи запоминается надолго.
С 1985 года по инициативе районной администрации начал про­
водиться Купринский праздник, вскоре ставший областным. Лите­
ратурными праздниками Россию не удивить, да и у нас в области
он не единСТРенный. Ежегодно в первое воскресенье июля в Госу­
дарственном лермонтовском музее-заповеднике «Тарханы» уже
около сорока лет проводится Всероссийский лермонтовский День
поэзии - широкомасштабное репрезентативное мероприятие. Но
даже и на его фоне купринский областной праздник не потерялся.
Сутью его является все та же «мысль семейная», если использовать
формулу Л. Н. Толстого. Куприн был человеком экспансивным,
461


В. К . Бочкарев
часто непредсказуемым, совсем не чопорным, не любившим офи­
циальности. Организаторы многое делают, чтобы общее настрое­
ние праздников соответствовало этому: меняются темы, содержа­
ние, форма, место проведения. Куприн больше любил слушать и
смотреть, затеряться среди толпы, а не выступать со сцены и взи­
рать оттуда «на народ», поэтому на празднике все участники, а не
зрители. В рамках праздника в разные годы проводились забеги
лошадей рысистых пород на пензенском ипподроме, цирковые пред­
ставления , фестивали кинофильмов и театральные спектакли по
произведениям писателя, музыкальные вечера с исполнением ро­
мансов на сrихи Куприна, музыка которых написана пензенскими
композиторами. На праздник приглашаются не дежурные «свадеб­
ные генералы», а люди, заинтересованные и знающие Куприна,
жизнью и творчеством связанные с ним: известные артисты - ис­
полнители ролей купринских героев в спектаклях и кинофильмах;
писатель Вячеслав Дегтев, лауреат международной премии имени
А. Платонова, премии «России верные сыны», в чьих произведени­
ях современная критика отмечает «кипучий темперамент Куприна
и пронзительность Шукшина» . С другой стороны, устроителям
хотелось бы сохранить определенную камерность, семейность, осо­
бую задушевность Купринских праздников. Ее отмечают многие
участники.
Опять сентябрь. Купринский вечер.
Вновь ожил древний Наровчат.
Цветы у памятника. Речи
Проникновенные звучат.
С березы листья облетают
И кружат, кружат не спеша ...
И где-то среди нас витает
Его бессмертная душа.
(В. А. Поля ков)
Визитной карточкой Купринского праздника можно считать
творческие конкурсы «Гранатовый браслет», проводящиеся обла­
стным Объединением литературных музеев по четырем номинаци­
ям: литературной, театральной, музыкальной, художественной.
Очень радует, что в этом конкурсе участвуют как взрослые, про­
фессиональные авторы, так и дети, школьники, студенты. Премия
этого конкурса, по сути, не имеет статуса, но авторитет ее высок.
462


«И 110 мне течет пензенская KJIOl
l
Ь»
Лауреаты нашего «Гранатового браслета>> впоследствии сrановятся
лауреатами всероссийских премий, в том числе и Лермонтовской,
членами творческих союзов. Таким образом, музейный Купринс­
кий конкурс дает путевку в жизнь пензенским талантам, ведь еже­
годно в нем участвуют несколько десятков авторов и коллективов.
И это тоже штрих к портрету Куприна, очень внимательно и со­
чувственно относившегося к творчеству молодых.
Не забыта и исследовательская работа. Объединение литера­
турных музеев области, филиалом которого является музей Купри­
на, в 1995 году явилось инициатором проведения чуть ли не первой
в стране после перестройки Купринской конференции. В ней при­
нимали участие ученые Пушкинского Дома (СПб), Института ми­
ровой литературы РАН (Москва), Литературного института им.
Горького (Москва}, С.- Петербургского гуманитарного универси­
тета, Пензенского педагогического университета им . В. Г. Белинс­
кого, музейные работники. Конференции имеют научный резонанс,
здесь представляется достаточно большое количество неизвестных
историко-литературных материалов. Пензенскими краеведами под­
готовлены и изданы серьезные монографии «А. И . Куприн и Пен­
зенский край» (автор П. А. Фролов}, «Слово о Куприне» (автор­
составитель О. М . Савин). Задача сотрудников музея и краеведов
состоит в том, чтобы все, что они делают в рамках купринской темы,
было многократным, многообразным преломлением его личности
и таланта в огромном зеркале, где наряду с писателем отражаются
и наш интерес и любовь к Куприну.
Я далек от мысли, что в Наровчате и в Пензе делается что-то
необыкновенное и нигде дотоле невиданное по сохранению куль­
турного наследия. Все вроде бы как у всех: есть музей, проходят
Купринские праздники, издаются книги, организуются конферен­
ции, приезжают именитые гости. Пишу об этом не из тщеславного
желания удивить. Нет! Просто думаю, что на примере маленького
Наровчата (около пяти тысяч жителей}, с его поголовной и обни­
мающей все возрасты любовью к Куприну, видно, как это знаме­
нитое имя сплачивает и какие результаты дает . Важно, что все здесь
делается для себя и для земляков, по душевной потребности. Иници­
аmва постоянно идет снизу, от людей. И второе важное отличие -
все делается вместе с администрацией. Краеведам и энтузиастам не
надо бороться с властью и что-то доказывать. Наоборот, сами пред­
ставители администрации пошли за помощью «в нароД>>, к земля­
кам, и были услышаны.
31-2739
463


В. К. Бочкарев
Такова и история создания Наровчатского землячества в обла­
стном центре, организационное собрание которого состоялось
18 февраля 2000 года, -уникальный опыт деятельной любви к род­
ному краю. В правление землячества вошли действующие и быв­
шие крупные хозяйственные руководители района и области, изве­
стные деятели культуры, краеведы. «Слово «землячество», - на­
писано в их обращении, - объединяет и тех, кто родился на древ­
ней наровчатской земле, и тех, кто вложил в ее процветание весь
свой талант, опыт, лучшие годы своей жизни». В Уставе земляче­
ства указано, что оно создано с целью объединения земляков-на­
ровчатцев для содействия в оказании помощи землякам при реше­
нии социально-экономических, культурных и других вопросов жиз­
ни населения Наровчатского района, считая одной из главных за­
дач воспитание подрастающего поколения в духе любви к Родине,
родному краю, уважения к его традициям, культуре, нравственнос­
ти, духовности. В июне 2000 года вышел первый номер своей газе­
ты «Родной край». Можно вспомнить, что А. И. Куприн в 1918году
замыслил выпускать газету «Земля», куда хотел привлечь ученых
всех областей науки, специалистов сельского хозяйства, писателей,
публицистов. В целях поднятия «умственного и культурного уров­
ня народных масс» газета должна бьша давать сельскому читателю
лучшие произведения художественной литературы, помещать жиз­
неописания достойных граждан страны, информировать о дости­
жениях науки, искусства, просвещения - словом, «все пригодное и
полезное для народа>> . Не по вине писателя издание не состоялось.
А сколько еще таких благих намерений можно вспомнить! Зем­
лячество стало их реально выполнять. Это касается прежде всего
благоустройства Наровчата: заложены аллеи на центральной ули­
це и в городском саду. Оказывается благотворительная помощь
музеям Куприна и краеведческому, создан новый музей «Творчес­
кий Наровчат», полторы тысячи книг получила районная библио­
тека. Особенно значительна помощь райбольнице: от покупки те­
левизора до организации выездных бригад врачей по району. Уч­
редили хрустальный кубок для лучших спортсменов. На счету зем­
лячества подготовка и издание «Наровчатской энциклопедии», пу­
теводителей по музеям, сборников стихов, воспоминаний, краевед­
ческих материалов и т.д. , и т.п. Один из членов землячества ска­
зал, что это «содружество душ, пока необъяснимое ни в каком сло­
варе ... Может, так входит в сердце любовь к родному краю? Мо­
жет, эта любовь и есть та прочная цементирующая связь, благодаря
46.1


Жен ский костюм конца XIX века Пензенской области.


«И во мне течет neнзeнcl«l
ll
кров»
которой держится и крепнет день ото дня наше Наровчатское зем­
лячество?». И в этом тоже есть отраженный свет купринской души.
По примеру наровчатцев землячества стали возникать и в других
районах нашей области.
Родилась и идея создания Наровчатского историко-археологи­
ческого и природного заповедника. Кстаm, будущее Наровчата
видится в неразрывном слиянии с именем писателя. В социокуль­
турной сфере позиционирование села как родины Куприна может
стать основным принципом его благоустройства и развиmя сферы
туризма. Прежде всего, необходимо сохранить заповедную старую
часть Наровчата, где почm каждое здание связано с именем писа­
теля: в Покровском. соборе его крестили, в присутственных местах
служил его отец. Совсем близко от села действует возрождаемый
духовно-религиозный центр - Троице-Сканов монастырь с его
пещерным комплексом. Таким образом, на очень маленькой тер­
ритории может происходить концентрированное погружение в род­
ную историю от Средневековья до начала двадцатого века. Кроме
того, необходимо учесть этнографическое разнообразие и богат­
ство местности, хорошо разработанное краеведение и хорошо по­
ставленное музейное дело. Существует не только Наровчат лите­
ратурный, но и музыкальный, художественный. С другой стороны,
крайне важно сохранить атмосферу провинциальной mшины и
неспешности, замедленный ритм уездной жизни, характерные для
купринского родного города конца XIX века.
Основная наша задача - не лишиться подлинности, достовер­
ности, пронзительного ощущения, что вот именно здесь и так про­
шли первые годы жизни писателя. Это ощущение в конечном итоге
является уникальной особенностью и главным раритетом Наров­
чата - родины Куприна. Как-то он написал: «Меня жизнь тянула
к себе, интересовала, я жил с теми, о ком писал. В жизни я барах­
тался страстно, вбирая ее в себя».
Этим он и притягивает нас до сих пор.


Здание бывшего Вдовьего дома в Москве на Кудринах.


П РИМЕЧ АНИЯ
Иван Бунин. «Куприн» (стр. 8). «А . И. Ку прин». - Газ. «После­
дние новоети>>, Париж, 1937, .No 5915, 5 июня; «Пер ечитывая Ку при­
на». -Журн. «Современные записки», Париж, 1938, .No 67. Позже
Бунин в переработанном виде объединил обе эти статьи в одну -
«Купр ин».
Куприн видел в Бунине одного из лучших писателей того вре­
мени. В 1901 году, в конце мая - начале июня, он писал Бунину:
«...я только твои стихи и читаю и люблю». Отмечая общественное
значение творчества Бунина, Куприн говорил, что он принадлежит
к художникам, «приобщенным к идеалу всей русской литературы»
(см.: журн. «Русская литература», 1963, .No 2, с. 177; с. 182- 183.
Письма Бунина Куприну).
Куприну после октябрьского переворота 1917 года пришлось
пережить много тяжелого: он терпел голод, живя в Гатчине; у него
делали обыск, его арестовывали. В 1919 г. Гатчину захватили вой­
ска Юденича, Куприн был мобилизован как офицер запаса (Куп­
рина К. А. Купгин - мой отец. М., 1979, с. 104), и он оказался в
Ревеле (Таллинне), затем уехал с женой и дочкой в Хельсинки.
26 июня 1920 г. они погрузились в порту Або на товарно-пасса­
жирский пароход и оmравились в Копенгаген, далее - в Гуль и
Лондон. 4 июля 1920 г. прибыли в Париж. Началась эмигрантская
жизнь, о которой он пишет в статьях «Русские в Париже» («Новая
русская газета», Гельсингфорс, 1921, .No 147, 2 июля)); «Зов» («Рус­
ская газета>>, Париж, 1924, .No 13, 31 марта); «Завоеватели» (там же,
.No 145, 12 октября); «Кривая нянька>> (там же, .No 148, 16 октября).
Несмотря на то, что в 50-
-60-е
годы прошлого века Куприн
публиковался массовыми тиражами, выходили собрания его сочи­
нений и слава его достигла своего пика у массового читателя, мно­
гое в его творчестве оставалось за бортом этих изданий, вне поля
зрения - не издавалось, запрещалось как чуждое, антисоветское.
469


А. И. Куприн
Имеется ввиду прежде всего публицистика, художественные про­
изведения Куприна-эмигранта. Создавалось впечатление, что его
писательский путь в эмиграции закончился. В последние десятиле­
тия исследователи жизни и творчества А. И. Куприна провели боль­
шую поисковую работу, восстановили подлинную, реальную кар­
тину его писательской жизни за рубежом. Выяснилось, что Куприн
на чужбине «изнемогавший без русского языка», в муках за Рос­
сию не молчал, часто писал статьи о том, чем заняты были его за­
ветные мысли, - о величии Киевской Руси («Великая Русь» . -<<Рус­
ская газета», Париж, 1924, No 162, 2 ноября), - «Руси русской, -
пишет он, - а не украинской».
Возмущался, по его выражению, <<Варварством» переименова­
ния городов, припоминал поэтические названия киевских улиц и
переулков (там же, 1925, No 340, 3 июня). Новая власть уничтожала
их имена, заменяла «советскими»; он не был равнодушен к тому,
что на русской земле гибли памятники культуры, заповедники, на­
родные ремесла, редкие породы лошадей («Мертвый счет». - Газ.
«Общее дело», Париж, 1920, No 90, 1 октября); он пишет о тех, кто
творил эти безобразия («Русские коммунисты». - Там же, No 82,
6 августа; No 83, 13 августа, No 84, 20 августа); пишет о русских кре­
стьянах («Опора». - Там же, No 324, 13 мая) и об отношении рус­
ского народа к большевикам (газ. «Общее дел о», Париж 1921
.No 304, 16 мая), о русской интел
л
игенции («Кислятина». - «Рус­
ская газета», Париж, 1925, No 328, 17 мая); о художественной выс­
тавке и в этой связи - саркастически об СССР («Без заглавия». -
Там же No 23 1, 22 марта); о церквах («Дом молитвы». -Там же,
1924).
Болью, горечью пронизаны его статьи о Родине, о России, ког­
да вспоминались «Москва, церковь Покрова на Пресне, Садово­
Кудринская, Никитские Малая и Большая, Новинский бульвар»
(«Родина». -Там же, 1924, No 208, 25 декабря). Омрачило радость
жизни горькое чувство при мысли, что «Бунин вот умеет писать по
памяти. Он <<Деревню» на Капри написал и «Митину любовь» в
Грассе.Аянемогу, -говорилон. - Даинеочеммнездесьпи­
сать, нет даже нужных слов».
Нужные слова он находил для тех, кто подобно Бернарду Шоу
в ослеплении возглашали миру о своих просоветских симпатиях
(«Прозревают». - Там же No 24, No 198, 13 декабря); не мог мол­
чать, когда Хувер и Нансен отказывались помогать голодающей
Рос
си
и
(<<Предел». - Там же, No 100, 21 августа), а западные державы
470


ПримечанUR
объявляли о признании большевистского режима («Признание». -
Там же, No 11, 17 марта).
Он даже призывает к интервенции Белой армии против СССР
при поддержке иностранцев: некоторое количество войск Белой
армии эвакуировалось из России во Францию. Среди них - опыт­
ный генерал Петр Николаевич Врангель, бывший главнокоманду­
ющий русской армией в Крыму, а в 1924- 1928 гг. возглавлял «Рос­
сийский общевоинский СОЮЗ>>; о Врангеле и других командующих
Белой армией - две статьи: «0 преемственности» (Газ. «Общее
дело», Париж, 1920, No 160, 22 декабря) и «0 �рангеле» (газ. «Но­
вая русская жизнь», 1921, No 103, 10 мая).
Куприн пишет о монархистах («О престоле». - <<Русская газе­
та», Париж, 1925, No 286, 28 марта), посвящает статьи великому
князю Николаю Николаевичу (Младшему), имя которого собира­
ло вокруг себя русских людей («Русская газета» Париж, 1925,
No 286, 28 марта), посвящает статьи великому князю Николаю Ни­
колаевичу (Младшему), имя которого собирало вокруг себя рус­
ских людей (<<Русская газета», 1924, No 300, 27 мая; «Пирамида» -
там же, 1925, No 22 1, 11 января; «Маяк» - там же, No 316, 3 мая).
Будущее устройство России Куприну видится как конституцион­
ная монархия («Гордые нищие». -Там же, No 312, 1 мая).
Он публикует статью «0 патриотизме» («Русская газета»; Па­
риж, 1924, No 169, 9 ноября), говорит о событиях гражданской вой­
ны, а в статье «Сикофанты» (там же, 1925, No 339, 31 мая) выражает
надежду, что Отечество, - где владыки Кремля попирали все за­
коны Божеские и человеческие, - возродится: «Нет, я совсем не
враг России. Никогда не перестает у меня жалость к ней и тоска по
ней, и никогда не перестаю я верить в то, что она опять будет силь­
ной, здоровой и богатой».
Из жалости к России и от тоски по ней Куприн был нетерпим к
тем, чья деятельность бьша не во благо, а во вред ей - к людям
беспринципным или утратившим линию разделения добра и зла. В
статье «Выползень» (там же, 1924, No 135, 1 октября) он пишет о
Б. В. Савинкове как об умном, смелом, красивом звере, авантюри­
сте-революционере вроде С. Г. Нечаева и Л.Д. Троцкого; посвяща­
ет ему и другую статью в «Русской газете» (1925, No 333, 24 мая) -
«Межевой знак».
В статьях о Ленине Куприн беспощаден, характеристики вождя
и его соратников резки, уничтожающи (<<Ленин. Опыт характерис­
тики». - Газ. «Общее дело», Париж, 1920, No 87, 20 сентября; «Ле-
471


А. И. Куприн
нии». -«Русская газета», Париж, 1924, .No 6, 11февраля; «Рака». -
Там же, .No 8, 25 февраля).
Беспощаден и ко всяческому литературному распаду: футурис­
ты - «Шуты гороховые» (заглавие статьи в <<Русской газете», Па­
риж, 1924, .No 199, 14 декабря).
Он скорбел душой о Николае Степановиче Гумилеве, расстре­
лянном коммунистами в 1921 году в Петрограде, обвиненном в заго­
воре. Наделе, - писал Куприн, - «никогда ни в каких заговорах он
не участвовал»; <<Любил он просrор и свободу, любил не метафизи­
чески, не теоретически, а любовью духа, - пишет Куприн в статье
«Крылатая душа>>. - Его радосrью были далекие пути»; в Великую
войну «за свою выдающуюся храбрость Гумилев был награжден
Георгием трех степеней . < ".>Да, надо признать, ему не чужды были
старые, смешные ныне предрассудки: любовь к родине, сознание
живого долга перед ней и чувство личной чести. И еще старомоднее
бьmо то, что он, по этим трем пунктам, всегда готов был заплатить
собственной жизнью. < ".> Где же бьm Горький, когда Гумилев то­
мился на Гороховой, .No 2, в одиноком мол чании, ожидая своей уча­
сти? Мы что-то не слыхали о Горьком в связи с расстрелом Гумиле­
ва . Или, может бьпь, на одном из заседаний «Всемирной литерату­
ры», где автор «Челкаша» так часто клал ноги на стол и плевал через
губу, может бьпь, и сам Горький поймал на себе этот Сl
l)'Ч
айный
рас
сея
нный взгляд в тот самый момент, когда Гумилев кристал
лизо­
вал в своем сознании образ Горького в подштанниках и туфлях?»
(«Общее дело», Париж, 1921, No450, 10 октября).
Об авторе «Челкаша», восхвалившем Ленина и Дзержинского
и их пагубные для России дела, - статьи «Максим Горький» (Газ.
«Общее дело», Париж, 1921,.No 210, 10февраля) «0 Горьком» («Рус­
ская газета», Париж, 1924, .No 12, 24 марrа). Как и Бунин этих лет,
Куприн строг и беспощаден к «советскостю> еще недавно их обще­
го друга. В статье «Максим Горький»» читаем:
«Горький разбросал себя во многих своих персонажах . Он есть
и в Луке («На дне») , в этом лукавом бродячем старикашке, кото­
рый одинаково равнодушен к добру и злу и одинаково готов пота­
кать вся кому мнению; и в Маякине, хитром росrовщике, мягком
краснобае, и в сапожнике Орлове, гл авные мечты которого -
взл езть на колокольню и плюнуть оттуда на всех людишек, и в Чел­
каше, воре по профессии, но социал-демократе по убеждениям.
Но ключ к познанию Горького - степенный мальчишка Илья
Грачев из романа «Трое». Этот герой чрезвычайно рано узнал
472


Примечания
подвальную, грязную, пьяную развратную жизнь, жизнь задворок
большого города. Но сам каким-то чудом вырос серьезным, солид­
ным, красивым и рассудительным юношей с высокомерным, но жа­
лостливым взглядом в мутную среду прошлого и со жгучим пре­
зрением ко всему буржуазному наверху.
И, все-таки главная черта в нем - стремление к чистоте... об­
становки. Малый он не без ловкости и с языком: девки к нему ле­
зут, женщины на него засматриваются. Торгуя лентами, шпилька­
ми, духами, гребенками, он сколачивает немного денег. Характер
у него упорный: мальчишеские проказы и траты не для него. Вско­
ре мечта его достигнута. Своя, отдельная, крошечная, но чисто уб­
ранная комнатка, на стенах картинки с помадных банок, на окне
тюлевые занавески, а вверху между занавесками висит клетка, а в
ней прыгает канарейка. Как видите, положено начало прочному
будущему благополучию. У нас в России такие твердые самовладе­
ющие, устремленные люди обыкновенно к тридцати годам бывают
миллионерами, а к сорока - городскими головами; это непрелож­
ный закон.
Не хватало Грачеву для полного саморазвития только связи с
настоящей шикарной женщиной из так называемого порядочного
общества. Ну, что же, горничные? Правда, они свеженькие, любят
так просто, наивно, весело и креп�о... Но разве о таких любвях
пишут в грошовых романах? И судьба милостиво посьшает Граче­
ву - адюльтер с миловидной и добродетельной женой околоточ­
ного надзирателя. Тут бы, кажется, и поставить точку. Дальней­
шая карьера Грачева ясна, а роман получает достаточную округ­
ленность и полную насыщенность. Но разве может быть герой Горь­
кого обыкновенным буржуем?!
Во-первых, Грачев убивает старого менялу-ростовщика, содер­
жателя одной из его любовниц. Убивает ловко, хладнокровно, уда­
ром безмена по голове. Следов и улик нет. Дело сделано чисто. Да
и что тут дурного? Скорее похвально. Борьба до конца с капитали­
стическим строем. Бей по головам буржуев! Грабь награбленное.
Горький в этот момент любуется своим Ильей.
Во-вторых, Грачев, спустя день или два после убийства, идет на
кладбище и плюет на могилу своей жертвы. Немного жутко? Но
ведь подумайте - какой «сверхчеловеческий поступок»!
В-третьих, на именинах у околоточного надзирателя Грачев
злобно, но «красиво» напивается и в «огненных» словах изоблича­
ет перед всеми свою связь с хозяйкой дома. Здесь тоже ничего нет
473


А. И. Куприн
предосудительного. Наоборот. «Надо безжалостно разоблачать
язвы современного буржуазного общества, потонувшего в пьянстве,
обжорстве и блуде!»
В этом месте ненужного приложения к роману опять-таки сле­
довало бы поставить точку. Может бьпь, нервная читательница ­
синий чулок тогдашних времен, закрывая книжку, прошептала бы:
- Все это ужасно! Но Грачев, - он такой красивый, смелый,
сильный, правдивый! Может быть, он не станет скупать за гроши
хлеб у невежественных крестьян и не откроет ни судной кассы, ни
публичного дома, а, почем знать, вдруг он сделается передовым
пламенным писателем, стойким борцом за свободу!
Но Грачев сделал непростительную глупость. Взял да и тут же,
на именинах, после сказанного, - и СО3J1ался в том, что убил ста­
рика. <<дурак», - сказал сам Горький, ставя третью, на этот раз
уже последнюю точку>>.
«Я враг ныряния в чью бы то ни было частную, интимную
жизнь, - заканчивая свою публикацию, итожит Александр Ива­
нович. - Но лишь одну невинную черточку, роднящую Максима
Горького с Ильей Грачевым, я приведу: <<ЭТО любовь к птицам в
клетке».
Стр. 8. Отец писателя -Куприн И. И. (1834-1871) происхо­
дил из <<Детей лекарских учеников», служил письмоводителем у
мирового посредника в Наровчате. Мать Куприна Любовь Алек­
сеевна (урожденная княжна Куланчакова, ок. 1840-1910) проис­
ходила из древнего рода татарских князей, игравших видную роль
в жизни Касимовского царства, основан
н
ого Василием 111 для борь­
бы против Казанского ханства. «Однажды у нас за столом, когда
разговор шел о родовитости, Александр Иванович сказал, что и у
него мать княжна Куланчакова, - вспоминает М. К. Куприна-Иор­
данская. - На это Бунин ответил остротой:
- Да, но ты, Александр Иванович, дворянин по матушке. -
Куприн побледнел, взял со стола чайную серебряную ложку и мол­
ча сжимал ее в руках до тех пор, пока она не превратилась в бес­
форменный комок, который он бросил в противоположный угол.
Забьпь это Бунину Александр Иванович не моr>> (Куприна-Иор­
данская М. К. Годы моледости. М., 1966, с. 223).
Стр. 9. Киплинг Редиар д (1865-1936) - знаменитый английс­
кий писатель. О нем Куприн писал в своей статье в 1908 году.
Приехал писатель Куприн... - В мае 1897 г., когда Бунин гостил
у Федорова в Люстдорфе, он впервые познакомился с Куприным.
474


Примечания
Рассказ «Ночная смена» был напечатан во 2-м номере «Мира Бо­
жьего» (СПб) в 1899 г.
Стр. 11. Вторая жена Куприна Е. М. Гейнрих (1882-1942) яв­
лялась свояченицей писателя Д. Н. Мамина-Сибиряка.
Стр. 13. ...опровергается его же собственными автобиографи­
ческими пр изнаниями в «Юнкерах» . .. В автобиографическом рома­
не «Юнкера» описывается пробуждение в главном герое тяги к «пи­
сательству»: «Эго бьша очень давнишняя мечта Александрова -
стать поэтом или романистом» (Куприн А. И. Собр. соч., т. 6, М.,
1958, с. 22 1).
Стр. 18. ПW1ьский П. М. (1876-1942) - критик и журналист.
ПОВ ЕСТИ
Молох (стр. 23). Именно этим произведением, опубликованным
в 1896 г. в 12 номере журнала «Русское богатство», открывается
прижизненное Собрание сочинений А. И. Куприна в 8 томах, вы­
пускавшееся в 1912 году в знаменитом издательстве Товарищество
А. Ф. Маркса.
Собрание, по всей вероятности, составлялось самим Куприным
или, во всяком случае, с учетом его пожеланий. И, судя по всему,
Александр Иванович на тот момент придавал «Молоху» ключевое
значение.
Расставшись в 1894 году с военной службой, Куприн не только
в поисках заработка, а стремясь «видеть все, знать все, уметь все и
писать обо всем» (<<А. И. Куприн о литературе», издательство Бе­
лорусского государственного университета им. В. И. Ленина,
Минск, 1969, стр. 339), <<Примерил на себе» множество профессий ­
газетного репортера, управляющего при постройке дома, актера
«на выходах» в Сумском театре, ездового и спортсмена-атлета в
цирке, заведующего учетом в кузнице и столярной мастерской при
сталелитейном и рельсопрокатном заводах в Волынцове, псалом­
щика в храме, продавца в магазине, лесника, землемера, охотника,
рыбака, садовода, грузчика арбузов в Одесском порту, рабочего в
артели по переноске мебели, протезиста в зубоврачебном кабине­
те, управляющего имением в Ровенском уезде Волынской губер­
нии. Он разводил свиней и выращивал табак, спускался в уголь­
ную шахту и на морское дно, поднимался на воздушном шаре и
летал на самолете...
475


А. И. Куприн
В эти же годы он начинает постоянно сотрудничать в газетах -
публикует фельетоны, очерки, рассказы, репортажи на самые раз­
нообразные темы. Ему вообще не сидится на месте. Проживая в
Киеве, он постоянно колесит по Донбассу, Волыни, Полесью, то и
дело посещает Житомир, Одессу, Каменец-Подольский, Екатери­
нослав... Поначалу печатается в основном только в киевских газе­
тах - «Жизнь и искусство», «Киевлянин», «Киевское слово». Но
вскоре его рассказы и другие произведения начинают появляться и
в газетах Одессы, Ростова-на-Дону, Волыни, Самары . . . А затем и в
<<Толстых» журналах Петербурга.
Появление на страницах «Русского богатства» его повести «Мо­
лох» стало событием не только в творческой биографии самого
будущего классика, но и русской литературе в целом. Все исследо­
ватели творчества Куприна, не сговариваясь, сходятся во мнении,
что «в повести «Молох» он чутко уловил и отразил первые раска­
ты нарастающего в конце века общедемократического подъема.
Едва ли не первым в русской литературе показал пробуждение на­
родных масс к активной борьбе, хотя и в форме стихийно возника­
ющего бунта; запечатлел картину жизни завода-гиганта с много­
тысячной армией рабочих, оснащенного техникой». Советские ли­
тературоведы особо подчеркивали при этом, что «повесть среди
произведений Куприна второй половины 90-х годов выделяется
своим страстным, прямым обвинением капитализма>> . Все правиль­
но, но, как, на наш взгляд, справедливо считает партриарх отече­
ственного куприноведения Олег Михайлов, «повесть была этапом
не только в идейном развити
и
писателя, но и его художественной
эволюции. Эrо была уже во многом настоящая «купринская» про­
за с ее, по словам Бунина, «метким и без ИЗJiишества щедрым язы­
ком». Именно после «Молоха>> начинается стремите
ль
ный творчес­
кий расцвет Куприна, создавшего на стыке двух веков едва ли не
все самые значительные свои произведения.
Стр. 36. «Мы бу дем с тобой молчаливы ...» - из романса
П. И. Чайковского «Молчание>> (слова Морица Гартмана, 1821-
1872; перевод А. Н. Плещеева)
«И эта глупая луна на этом глупом небосклоне ...» неточная ци­
тата из третьей главы романа А. С. Пушкина «Евгений Онегин».
Стр. 37. «Свежо предание, а вер ится с трудоМ»-реплика Чац­
кого из второго действия комедии А. С. Грибоедова «Горе от ума>> .
«Средь шумного бала, слу чайно .. . » - из романса П. И. Чайков­
ского (слова А. К. Толстого).
476


Пр имечания
Стр. 44..
. . в истории Ил овайского .. . - Иловайский Д. И. (1832-
1920) - историк и публицист, до 1917 года автор официальных
учебников истории для средней школы.
Молох иДагон. - Молох - бог солнца, огня и войны в древней
Финикии, Карфагене и др., в честь которого на жертвеннике сжи­
гались дети. Имя его имеет символическое значение - всепогло­
щающая сила, требующая новых и новых человеческих жертв. Да­
гон - бог плодородия у филистимлян.
Стр. 66. . . .меделянским псом ... - порода приземистых, силь­
ных собак, предназначенных для охоты на опасных зверей.
Стр. 81. «Выпьем, что ли, Ваня, с холода да с горя?...» - из пес­
ни А. А. Алябьева (1787-185 1) «Кабак» (слова Н. П. Огарева,
1813-1877).
Впотьмах (стр. 94). Первая публикация повести в журнале «Рус­
ское богатство», СПб, 1893 г., No 6 и 8. В 1912 г. после большой
авторской правки напечатана в журнале <<Родина», СПб, NoNo 32-
34 и 36-40. В том же году с новыми небольшими изменениями
включена в седьмой том Полного собрания сочинений А. И. Куп­
рина издания Товарищества А. Ф. Маркса, а в 1917 году - в девя­
тый том «Московского книгоиздательства».
Повесть «Впотьмах» - одно из самых ранних, «юношеских»
произведений будущего классика, весьма далека от совершенства,
во многом даже подражательна. Порой кажется, что молодой ли­
тератор, еще не умеющий достигать полной художественной прав­
ды, подобно энтомологу, нанизывающему на булавки экзотичес­
ких насекомых, просто коллекционирует <<редкие и странные про­
явления человеческого духа». Он описывает исключительные, по­
рой патологические случаи в жизни своих героев, не являющиеся
характерными для реалий того времени, да и сами эти герои, как
правило, душевно надломлены, психически неуравновешенны, их
поступки экстравагантны.
Молодой литератор, судя по всему, в то время, когда писал
«Впотьмах» еще неумел избегать литературных штампов, «краси­
вости» языка, зачастую и персонажи заставлял изъясняться столь
же неестественно «красиво». Сюжет повести также не свободен от
мелодраматизма.
Однако даже в этом <<Незрелом» произведении местами уже чув­
ствуется будущий зрелый Куприн - на редкость, наблюдательный
и тонкий художник.
32-2739
477


А. И. Куприн
Стр. 102. ...я пела в мендельсоновск.ом дуэте: «Хотел бы в единое
слово излить ...» - Мендельсон Бартольди Феликс (1809-1 847) -
немецкий композитор. Дуэт написан на слова Г. Гейне.
Стр. 103 ....к нам в институт пр исьv�ают для пепиньерок. пр едло­
жения ... ..
..
..
..
Пепиньерка - воспитанница закрытого дворянского
института, оставленная для прохождения педагогической практи­
ки; пепиньерок обучали специальным предметам и готовили из них
гувернанток, учительниц, классных дам.
Стр.108....живовызвалавсвоемвоображени
и
к.тньИоан
на
Гуса.-
Гус Ян (1369-1415)-герой чешского национально-освободитель­
ного движения начала XV века, вождь реформации в Чехии. Был
обвинен церковниками в «ересю> и сожжен на костре.
Стр. 118. ...интродукцию шубертовск.оzо «Erlkoпig» . - Шуберт
Франц (1797-1 828) - австрийский композитор. «Erlkonig» - <<Jlec­
нoй царь», песня Шуберта на слова И.-В. Гете.
Стр. 127. Су дар ыня, если вы хотите заслужить мою любовь, то
должны обращаться со мной, как с канальей» - цитата из Г. Гейне ­
«Путевые картины. 11. Идеи. Книга Ле-гран», гл. 5.
РАССКАЗ Ы
Конокрады (стр. 165). Впервые рассказ опубликовал журнал
«Русское богатство», СПб, 1903 г., ноябрь, No 11. Литературный
обозреватель газеты <<Русские ведомости» ставит его на первое ме­
сто среди беллетристических новостей: «Небольшой по размерам,
красивый по форме, он сразу приковывает к себе внимание читате­
ля ... Фигуры конокрадов очень живы, так же как жива и сильна
сцена убийства. Тип главного конокрада идеализирован, как идеа­
лизируются вообще в последнее время романтические отщепенцы
низшего класса. Мстительность и нежность, свойства вора и не зна­
ющая пределов удаль, сила, творящая зло и способная на герой­
ство, - таковы черты, характеризующие главное лицо ... Несмот­
ря на такую кажущуюся искусственность, фигуры конокрадов про­
сты, естественны, живы ... «выдержаны от начала до конца». (<<Ли­
тературные отголоски». - «Русские ведомости», 1903, 11 декабря,
No340).
Болото (стр. 188). Рассказ написан под впечатлением об уви­
денном и услышанном писателем в Зарайском уезде Рязанской гу­
бернии во время четырехмесячных землемерных работ, провести
478


Примечания
которые А. Куприн подрядился у своей сестры Зинаиды Ивановны
и ее мужа лесовода С. Г. Ната. Основы этой профессии писатель
изучал в юнкерском училище.
В оценке рассказа критики бьmи единодушны. «В нем все прав­
да, действительность, украшенная поэзией и свежестью», - отме­
чал журнал «Новое дело».
На покое (стр. 205). Первая публикация рассказа состоялась в
ноябрьском номере 1902 г. журнала «Русское богатство», СПб.
Корректурный оттиск Куприн оmравил на рецензию А. П. Чехову
и получил благожелательный отзыв на него: «Повесть хорошая,
прочел я ее в один раз, как и «В цирке», и получил истинное удо­
вольствие. Вы хотите, чтобы я говорил только о недостатках, и этим
ставите меня в затруднительное положение. В этой повести недо­
статков нет, и если можно не соглашаться, то лишь с особенностя­
ми ее некоторыми ...».
В цирке (стр. 23 1). Рассказ напечатан в январском номере 1902
года журнала «Мир Божий». Критика встретила его благожелатель­
но. Положительные оценки ему дали Л. Н. Толстой и А. П. Чехов.
Антон Павлович дал оценку рассказу выше, чем рассказу Бунина
«Осень»..
Лесная глушь (стр. 256). Журнал «Русское богатство», 1898 г.,
No 9 под названием «В лесной глуши» и подзаголовком «Досвиток».
В сборнике «Рассказы» (изд. «Знание») под названием «Лесная
глушь» и без подзаголовка. Вошел в первые тома Собр. соч. и ПСС.
В журнале в подстрочных сносках давался перевод украинских и
местных слов.
Готовя произведение для сборника «Рассказы», Куприн заново
его отредактировал.
Жидовка (стр. 280). Рассказ напечатал журнал «Правда», 1904 г.,
No 9. Сюжет навеян впечатлениями, полученными Куприным во
время службы в полку на юге России, в маленьких приграничных
местечках, населенных преимущественно еврейской беднотой.
Публикация рассказа во время, когда в русском обществе разжига­
лись погромные настроения, подтвердила незыблемость убеждений
писателя, выступающего против идей национальной исключитель­
ности.
Река жизни (стр. 297). Опубликован в журнале «Мир Божий»,
СПб, 1906 г., .No 8. При редактировании рассказа для Полного со­
брания сочинений Куприн внес исправления в связи с изменением
политической обстановки. В первых откликах прессы отмечалась
479


А. И. Куприн
социальная типичность образа студента, чья исповедь «бросает свет
на все поведение ... молодого поколения переходного времени».
Путаница (стр. 316). Газета «Жизнь и искусство)), 1897, 25 де­
кабря, .No 356, опубликовала этот рассказ под названием «Недора­
зумение», за подписью: <<А. Ку-рин». Газета «Одес
с
кие новости»
напечатала вариант рассказа под названием <<Ошибка», с подзаго­
ловком <<Рассказ». В 1907 г. автор переделал текст первой публика­
ции для газеты <<Речь» и назвал его «Путаница». (<<Речь», .No 304,
25 декабря).
Странный случай (стр. 324). Газета <<Киевское слово», 1896, 19,
20 января, .NЬ..No 288 1, 2882, за подписью <<А.К.».
Бонза (стр. 332). Газета «Волынь», 1896, 24 марта, .No 70. С не­
большой стwmстической правкой очерк вошел в 7 том Полного
собрания сочинений.
Ужас (стр. 339). Газета «Киевское слово)), 1896, 27 марта, .No 2947,
под названием «Дьявоm> напечатан в журнале <<За семь дней» (191 1,
15 апреля, .No 6). В собрание сочинений вошел под первоначальным
названием.
Полубог (стр. 344). Газета «Киевлянин», 1896, 1, 3, 6 мая,
.NЬ..No 120, 122, 125, под заглавием «Пережитая слава>>. С названием
«Полубоr>> напечатан с небольшими стwmстическими изменения­
ми в журнале «Родина)), СПб, 1911, 30 октября, 6, 13 ноября,
.No.No44-
--46
.
Наталья Давыдовна (стр. 359). Газета «Волынь)), 1896, 29 июня,
.No 143. С небольшой правкой очерк вошел в четвертый том Собра­
ния сочинений.
Собачье счастье (стр. 363). Газета «Волынь)), 1896, 1 сентября,
.No 192. Куприн дважды вносил правку в рассказ. Первый раз -для
публикации в 3 томе Издательства «Мир БоЖИЙ>>, второй - для
сборника «Детские рассказЫ>> (1908 г.).
КИЕВСКИЕ ТИПЫ
Очерки
Первыми читателями серии очерков А. Куприна, объединен­
ных общим названием «Киевские ТИПЫ)), стали подписчики газеты
<<Киевское слово)). Осенью 1895 г. на ее страницах появился очерк
<<ЛжесвидетелЬ>>. Во вступлении, предваряющем публикацию серии,
480


Примечанин
А. Куприн делится своими 1mанами: «Под этим общим заглавием я
думаю дать своим читателям два или три десятка очерков, изобра­
жающих собирательные черты тех групп шщивидуумов, на кото­
рых известные профессии и местные условия имели то или иное
влияние. Считаю своим долгом предупредить, что в предлагаемых
очерках читатель не найдет ни одной фотографии несмотря на то,
что каждая черта тщательно срисована с натуры. («Киевское сло­
во», 1895, 1 октября, .No 1773).
«Киевские ТИПЬD> дважды выходили отдельным изданием: в 1896
году в Киеве первое и в 1902 году в Харькове.
Студеп-драгун (стр. 375). Газета «Киевское слово», 1895, 22 ок­
тября, .No 2794, за подписью «NN» под рубрикой «Эскизы и ТИПЫ>>.
Вспоминая эту нашумевшую публикацию о студентах-драгунах,
<<rерояю> ресторанов и бил
л
иардных, критик «Киевской мысли»
Гарольд (И. М. Левинский) особо отметил характерную черту твор­
чества Куприна - его умение создавать портреты социальных ти­
пов, появляющихся в обществе: «Куприн ни с кого портрета не пи­
сал, он в талантливом очерке «Студент-драгую> охарактеризовал
общее явление. Внешнему отталкивающему виду студентов-бело­
подкладочников соответствовали и их нравственная физиономия
и их умственное убожество».
Днепровский мореход (стр. 378). Газета «Киевское слово», 1895,
3 октября, .No 2775, за подписью «NN». В отдельном издании
«Киевских типов» Куприн несколько расширил этот очерк.
«Будущая Па1ТИ>> (стр. 380). Газета «Киевское слово», 1895,
19 ноября, .No 2822, под рубрикой «Эскизы и ТИПЫ>>, за подписью
«NN».
Лхсесвидетель (стр. 384). Газета «Киевское слово», 1851, 1 ок­
тября, под рубрикой «Киевские типы», без подписи. Первый из
опубликованных в «Киевском слове>> очерков серии.
Певчий (стр. 386). Газета «Киевское слово», 1895, 17 октября,
.No 2789, под рубрикой «Эскизы и ТИПЫ>>, за подписью «NN».
Пожарный (стр. 388). Газета «Киевское слово», 1895, 14 октяб­
ря, .No 2786, с подзаголовком «Эскиз», за подписью «NN».
Квартирная хозяйка (стр. 390). Газета «Киевское слово», 1895,
31 октября, под рубрикой «Эскизы и типы», за подписью «NN».
По воспоминаниям М.К. Куприной-Иорданской, в очерке в извес­
тной степени нашли отражение конкретные обстоятельства бед­
ственной жизни А. Куприна в Киеве.
Босяк (стр. 394). «Киевские ТИПЫ>>, Киев, 1896.
481


А. И. Куприн
Вор (стр. 397). Газета '<<Киевское слово», 1898, 3 января, .No 3585
под рубрикой «Киевские типы», за подписью «NN». В расширен­
ной редакции очерк вошел во второе издание «Киевских типов».
Художник (стр. 402). Газета «Волынь», 1896, 12сентября, .No 20 1 ,
за подписью: <<А. Поспелов».
«Стрелки» (стр. 405). «Киевские типы», Киев-Петербург­
Харьков, 1902, 2-е издание.
Заяц (стр. 408). Газета «Киевское сл ово», 1895, 5 октября,
.No 2777, за подписью «NN».
Доктор (стр. 409). Газета «Киевское слово», 1895, 3 декабря
.No 2836, под рубрикой <<Эскизы и типы», за подписью «NN».
<< Ханжушка>> (стр. 413). Газета «Киевское слово», 1895, 16 ок­
тября, .No 2788, за подписью «NN».
Бенефициант (стр. 416). Газета «Киевское слово», 1895, 12 ок­
тября, .No 2784, за подписью «NN».
Поставщик «карточею> (стр. 418). Впервые напечатано в газете
«Волынь», 1897, 8 января, No 5, за подписью «А .К.».
МАЛОИ З ВЕС ТНОЕ
Татьяна Кайманова. «Куприн-поэт всю жизнь писал стихи»
(стр. 423).
В нашем Собрании представлена только небольшая часть по­
этического наследия А. И. Куприна, который «всю жизнь писал
стихи». Сегодня они малодоступны, так как найти их можно толь­
ко в газетах, журналах и альманахах конца XIX - начала ХХ ве­
ков, хранящихся в архивах, столичных библиотеках, фондах музе­
ев, частных собраниях.
Л ИРИКА
Милые очи (стр. 426). Стихотворение датировано 1887 г. Ини­
циалами «М .М.П.» автор зашифровал имя Марии Михайловны По­
лубояриновой, входящей в число ближайших друзей юного Куп­
рина. О своей безнадежной влюбленности <<До безумия, до двухне­
дельного одурения» в барышню из Пензы Машеньку Полубояри­
нову, «отличную музыкантшу, взрослую девицу, богатую, красивую
482


Примечания
и самостоятельную», А. И. Куприн поведает спустя 40 лет в расска­
зе «Московский снег» и романе «Юнкера», Стихотворение поло­
жено на музыку Г. Стояновской (1998) и Вл. Корца (2002).
Затишье (стр. 426) . Впервые напечатано в киевской газете
«Жизнь и искусство» 1894 г. .No 305 за подписью «К-ъ».
Читателю (стр. 427). Впервые напечатано в киевской газете
«Жизнь и искусство» 1894 г. .No 195 за подписью «К-ъ». Стихотво­
рение написано к 50-летию со дня смерти русского поэта Е. А. Ба­
ратынского (1800-1 844).
Р83Лад (стр. 428). Впервые опубликовано в газете «Киевское сло­
во», 10 декабря 1895 г. за подписью «К-ъ».
<<И недолго шумит и бушует rроза•••» (стр. 429). Впервые опуб­
ликовано в газете «Киевское слово» 20 мая 1896 г. Стихотворение
положено на музыку Вл. Корца (В. Н. Кораблев), ноты хранятся в
фондах Литературного музея г. Пензы.
<<Мой друr, сестра моя!» (стр. 430). Впервые опубликовано в га­
зете «Киевское слово» 19 мая 1896 г. за подписью «К>>
«Как море вдруr пред бурей утихает ••• » (стр. 430). Впервые опуб­
ликовано в газете «Киевское слово» 2 июня 1896 г.
Экспромт. (<<Ты мне сахар в чашку чая•••») (стр. 43 1). Впервые
опубликовано в газете «Киевское слово» 30 августа 1897 г. за под­
писью «К-ъ».
Экспромт (лат) - готовый. Небольшое стихотворение, чаще
шуточного содержания, сочиненное поэтом устно или письменно,
без подготовки, под влиянием непосредственного чувства.
Октава (стр. 43 1). Октава (от лат. octo - восемь) -строфа из
8 строк с твердой схемой рифм - аб аб аб вв. Заключительное дву­
стишие в октаве служит для афористического вывода или ирони­
ческого поворота. У Куприна «вкралась» лишняя строка. Стихо­
творение адресовано другу А. Куприна Катуну Александру Ива­
новичу, известному в Петербурге дамскому и мужскому портному,
очень популярному среди писателей и артистов. А. Куприн дарил
ему свои книги, фотографии и, конечно, экспромты, шутки: «По­
истине, милый Александр Иванович, Вы взяли на себя труд, непо­
сильный нам, мужчинам: мы охотно раздеваем женщин, а Вы их
терпеливо одеваете».
В 1913 г. А. Куприн участвовал в юбилейных торжествах по
поводу 25-летия деятельности А. И. Катуна, автора и издателя ху­
дожественного альбома «Дамский портной». У Катуна Куприны
остановились на первое время в декабре 1937 г" когда приехали в
483


А. И. Куприн
Ленинград, вернувшись из эмиграции. Он бьш среди ближайших
друзей у постели умирающего Куприна, проводив его в последний
путь (о Катуне см. в примечаниях к эпиграммам).
Па ньногий (от слова Пан) - в греческой мифологии Бог всей
природы. Изображался в виде человека с козлиными рогами и
ногами.
Дворцовая леrенда (стр. 432). Стихотворение датировано 1914 г.
В первые недели 1 мировой войны А. И. Куприн перевел язвитель­
ное стихотворение Гейне о предках кайзера Вильгельма 11, войска
которого только что вторглись в Россию. Собственноручно Куп­
рин вписал стихотворение в рукописный альманах (домашний аль­
бом) К. Чуковского «Чукоккала».
Рок (стр. 432). Стихотворение написано в 1914 г. в связи с собы­
тиями 1 мировой войны, которую Куприн воспринял как большую
беду для России. Автор «Поединка>>, «Юнкеров» отличался исклю­
чительной порядочностью русского офицера; 44-летний известный
беллетрист снова надел военную форму, командовал ротой, готовя
новобранцев. В своем гатчинском доме устроил госпиталь. Россию
любил трепетно, и ему, кадровому офицеру, бьшо ясно, какой кро­
вью страна заплатит за тот день 1 августа 1914 г., когда она вступи­
ла в мировую бойню. Куприн обращается к стихотворной· форме
сонета (см. примечания к сонету «Женщина>>).
СмертьOCJIL(ИзЛоренцоСтек
кетrи
) (стр. 433). Стихотворение
впервые опубликовано в Петроградском журнале <<Пробуждение»
от 1 июня 1916г. Перевод Куприн посвятил «синьору Джиакомо Чи­
рени» - своему другу, клоуну-итальянцу, выступавшему в петербур­
гских цирках <<Модерю> и Чинизел
ли
под псевдонимом Жакомино.
Артист владел многими цирковыми жанрами, особенно славились
его сальто-мортале через препятствия; пирамиду из 20 человек, 10
лошадей и автомобиль, за что и получил титул <<Король прыгунов».
Его так любила петербургская детвора, что в магазинах игрушек
называли рождественских плюшевых обезьянок Жакоминками. <<И
это ли не подлинная, чистопробная слава», - писал Куприн в рас­
сказе «Соловей», признаваясь, что в 1912 г. в пансионате северной
Италии учился итальянскому языку у Джиакомо Чирени и с помо­
щью словаря переводил Стеккетrи и Кардуччи.
Женщина (стр. 434). Впервые опубликовано в журнале «Про­
буждение» 1916 г.
Сонет (итал.- звучать, звенеть) - итальянская форма стихот­
ворения в 14строк. Первая часть сонета состоит из 2 четверостиший
484


Примечаншr
катренов, вторая - из 2 трехстиший терцетов .
Спартак-гладиатор, вождь восстания рабов в VIII в. до н. э .
в Италии.
Ното sapiens (лат.) - человек разумный .
Экспромт. (<<Ты недоступна и rорда•••>>) (стр. 435)
Экспромт - (см. примечания к стих. <Э кспромт. Ты мне сахар
в чашку чая ...») В 1916 г. будучи на Кавказе А. Куприн экспромтом
написал стихи Софье Евсеевне Долидзе, сестре друга и устроителя
его лекций Фед ора Евсеевича Долидзе.
Сrихотворение по форме ближе к мадригалу - сrихотворению­
комплименгу, жанру приятному во всех О'Пlошениях. Сrихотворение
положено на музыку Г. Сrояновской (1998 г.) и Вл. Корца (200
0
г.).
Музыкальное произведение Вл. Корца на стихи Куприна «Ты не­
доступна» создано в форме мадригала - двухголосного музы­
кально-поэтического произведения любовного содержания.
На кладбище. (Из Коскенниеми) (стр. 435). Перевод стихотво­
рения финского поэта В. А. Коскенниеми (1885-1962), к поэзии
которого А. Куприн обратился еще будучи на лечении в Финлян­
дии в 1907 г. Ранний перевод опубликован в журнале «Современ­
ный мир» 1912 г. , .No 5, под названием <<Летняя ночь на кладбище».
Второй вариант перевода опубликован в московском журнале «Но­
вая жизнь» 1914 г. , .No 12. Настоящий перевод впервые опублико­
ван в газете «Новая русская жизнь», 1920 г. , 24 марта, .No 69.
Rule Britannia (стр. 436). Впервые напечатано в газете «Новая
русская жизнь», 1919 г. 23 декабря, .No 16, за подписью «Али-Хан».
Печатается по изданию «А. Куприн. Мы, русские беженцы в Фин­
ляндии.», СПб, 200 1 г. Британия и ее политика становятся объек­
том пристального внимания Куприна-публициста. Он по-хороше­
му завидовал «умению» Англии («лучшей мастерице создавать
обычаи и хранить их») гордиться своим могуществом, чувствовать
себя великой нацией. Стихотворение тематически примыкает к пуб­
лицистическим статьям, опубликованным в «Новой русской жиз­
ни»: «Неизвестный солдат», «Нация», в которых Куприн с горечью
констатирует: «Плевали мы на свою историю, прошлое, на свет­
лую память своих праведников, на свое национальное достоинство» .
Rиle Britannia - правь, Британия.
«Ни когда, никогда, никогда англичанин не будет рабом » - слова
из припева «Rule Britannia».
Ко шенw�ь - насекомые, из самок которых добывают красную
краску - кармин.
485


А. И. Куприн
Весна. (В Совдепии) (стр. 436). Впервые напечатано в газете «Но­
вая русская жизнь», 1920 г., 19 февраля, No 40, за подписью «Али­
хан». Стихотворение тематически примыкает к публицистическим
статьям «Город смерти», «Александриты»: «В Совдепии нет ни од­
ного взрослого человека, не подвергавшегося тюрьме и предвари­
тельному обыску с попутной реквизицией драгоценных вещей».
Pardon (фр.) - извините.
Раб рабов. (В Совдепии) (стр. 437). Впервые напечатано в газете
«Новая русская жизнь», 1920 г., 20 февраля, No 41, за подписью <<Али­
хан». Статьи, очерки, стихи гельсингфорского периода представ­
ляют собой политический дневник: «Я только способен изрыгать
публицистическую блевотину, перемешанную с желчью, кровью,
бессильными не то слезами, не то соплями», - признавался А. Куп­
рин в письме В. Гущику от 10 августа 1921 г. Стихотворение тема­
тически примыкает к публицистическим статьям этого периода
«Египетская работа», «Новые буржуа».
Аэроплан (стр. 438). Впервые опубликовано в ведущей газете
русской эмиграции «Новая русская жизнь», 1920 г., 28 марта, No 72.
(Из Эйно Лейно) (стр. 439). Перевод стихотворения финского
поэта Э. Лейно (1 878-1 926), с которым А. Куприн познакомился в
Финляндии в 1914 г. и встречался в эмиграции в 1919-1920 гг.
S.W. (стр. 439). Стихотворение впервые напечатано в газете «Но­
вая русская жизнь», 1920 г., 15 июня, No 125.
Куприн-беженец в Финляндии написал более 70 злободневных
очерков. В это время Куприн пишет много стихов, переводит. Сти­
хотворение адресовано В. Н. Филаретову.
S. W. (англ.) - зюйд-вест, юго-западный ветер.
Закат. («Розовая девушка•••») (стр. 440). Впервые напечатано в
газете «Новая русская жизнь», 1920 г" 22 февраля, No 43. Стихотво­
рение адресовано И. И. Максимову, врачу, жителю Хельсинки.
Молчание (стр. 440) . Впервые напечатано в газете «Новая рус­
ская жизнь», 1920 г., 12 марта, No 59, за подписью «К. Алин». Печа­
тается по изданию «А. Куприн. Мы, русские беженцы в Финлян­
дии .», СПб, 200 1 г.
В этнографическом музее (стр. 44 1 ). Впервые напечатано в газе­
те «Новая русская жизнь», 1921 г., 30 июля, No 171, за подписью
«Али-Хан». Стихотворение написано в Гельсингфорсе, на что есть
прямое указание А. Куприна, обращено к Наташе, которой посвя­
щена и шуточная записка:
486


Примеча11ия
Востроглазая Наташа
Съела сердце Куприна.
Очевидцы: дядя Саша
И его жена.
К «очаровательной, чудесной, волшебной, милой» Наташе об­
ращены письма А. И. Куприна, которые исследователи считают
литературной игрой, <<Чистой беллетристикой», романом в пись­
мах: «Становлюсь на колени. Благоговейно целую край Вашего
черного платья. Но тотчас же, зная свои обязанности, покорно са­
жусь на задние лапы и какая умница! - гордо держу в зубах Вашу
перчатку».
Подробнее см. в мемуарах Е. Хохлова «Парижские годы Куп­
рина» («Литературная Россия», 1 января 1970 г.).
Номады (греч. - nomades) - кочевники.
Севрские - французский город Севр известен фарфоровым за-
водом.
Baga te//es (фр.) - безделушки.
Mademoise//e (фр.) - барышня.
Вечно (Из Кардуччи) (стр. 442). Перевод стихотворения Джозуэ
Кардуччи (1835-1907), итальянского поэта и политического дея­
теля, лауреата Нобелевской премии (1906 г.).
Впервые опубликовано в газете «Новая русская жизнь», 1920 г. ,
16 марта, .No 62. В России впервые напечатано в журнале «Огонек»
.No6, 1958 г.
Журналист А. Седых, знавший А. Куприна в эмиграции, рас­
сказал в очерке «Куприю> о некой сердечной тайне писателя. В те­
чение ряда лет, 13 января, в канун русского Нового года, Куприн
уходил в маленькое бистро и там, сидя за бутылкой вина, писал
нежно и почтительно любовное письмо к женщине, которую очень
мало знал, но которую любил скрытой любовью. Возможно, имен­
но к этой тайной и безнадежной любви и относится его стихотво­
рение «Вечно». Существовала ли в действительности эта женщина?
Куприн был человеком по-рыцарски целомудренным и никого не
пускал в тайники души своей.
Однако, журналист и писатель Е. Хохлов, тоже встречавшийся
с Куприным в эмиграции, считал, что это стихотворение входит в
цикл писем, написанных в Гельсингфорсе и адресованных Наташе.
(Подробнее см . в примечаниях к стихотворению «В этнографичес­
ком музее»).
487


А. И. Куприн
ЭПИ ГРАММЫ
Эпиграм
м
а (греч.) - надпись, прославление богов или героев.
Бытует как малый жанр лирической поэзии, сатирическая мини­
атюра, обращение к какому-либо лицу, восхваление, порицание.
Эпиграмма приобрела характер сатирического жанра. Современ­
ники отмечали, что А. И. Куприн всем жанрам предпочитал сатиру.
Ночь. (На «Сатириков») (стр. 44
4
).
«Сатирикон» - популярный сатирический журнал, с 1908 г.
редактировал А. Т. Аверченко, с которым Куприн бьш в дружес­
ких отношениях. В журнале печаталось произведение А. И. Купри­
на «Белая акация>> с посвящением А. Т. Аверченко.
А. Аверченко (стр. 44
4
). Эпиграмма адресована «Королю сме­
ха>> Аркадию Тимофеевичу Аверченко (1881-1925), писателю, дра­
матургу, редактору сатирического журнала «Сатириков».
По воспоминаниям секретаря «Сатирикона>> журналиста Ни­
колая Вержбицкого, Куприн наградил Аркадия Аверченко эпиг­
раммой, услышав историю о том, что царь возжелав послушать
юмориста и посмотреть на него, пригласил во дворец. А. Т. Авер­
ченко, не желая быть шутом, но, боясь отказаться, притворился
больным. Завистники пустили слух, будто знаменитый юморист
потом дал согласие выступить, но получил отказ от царя: «Поздно
спохватился».
А. И. Катуну. (<<В кредит не шью••• ») (стр. 44
4
). Это не эпиграм­
ма, а надпись - один из видов литературных жа:рров (подробнее в
примечаниях к надписи «Ксению>). Плакат такого содержания А.
Куприн советовал вывесить своему другу - портному А. И. Кату­
ну. (Подробнее о Катуне в примечаниях к стихотворению «Октава»).
Широко известна фотография А. Куприна с дарственной над­
писью <<Русскому Ворту Александру Ивановичу Катуну от А. Куп­
рина». Куприн сравнивал приятеля с английским художником Бор­
том, т. к. Катун сам иллюстрировал издаваемый им альбом «Дам­
ский портной».
«Не дача, Вы сказали - рай•••» (стр. 44
4
). Шутливый экспромт
о гатчинском доме, который бьш куплен А. Куприным в кредит в
191 1 г. и выплачивался до 1915 г. Об этой кабале Куприн в шутку
написал своему другу Шепяльскому.
Барабай (цыганск.) - барин.
488


Д. Н. Мамин- Сибиряк с дочер ью Аленушкой.


Примечания
«Ах! Нет другого мнения •.• » (Ксении) (стр. 445). Надпись - один
из видов литературных жанров, берущий начало в древности, когда
надписи высекались на стенах храмов, дворцов. Малый стихотвор­
ный жанр - надпись к статуе, портрету, в альбом была популярна
в русской поэзии. Таковы надписи А. Пушкина «К портрету Жу­
ковского», Р. Гамзатова «Надпись на винном роге».
Куприн сделал надпись на обратной стороне своей визитной
карточки. Надпись адресована дочери Ксении Куприной (1908-
1981), жившей вместе с родителями в эмиграции. Во Франции Ксе­
ния Куприна стала известной актрисой, снимавшейся в фильмах
<<Дьявол в сердце», «Авантюрист», «Женский клуб» и др. К. А. Куп­
рина, вернувшись в 1958 г. в Россию, написала мемуары «Куприн -
мой отец», в которых вспоминала, что отец подарил ей в день рож­
дения красную розу и шуточное стихотворение.
Кто он? (А. Н. Толстому) (стр. 445). Эпиграмма впервые напе­
чатана в парижской газете «Русское время» 1928 г. No 584 за подпи­
сью «Али-Хан».
Эпиграмма-загадка написана Куприным в 1928 г. на известно­
го русского романиста А. Н. Толстого (1883-1945), автора рома­
на «Хождение по мукам», вернувшегося в 1923 г. из эмиграции в
Россию и опубликовавшего в 1928 г. заключительную часть трило­
гии. Куприн, Бунин и др. писатели, общавшиеся с А. Н. Толстым в
эмиграции, считали, что вернулся он по корыстным соображени­
ям. «Восхитительный в своей откровенности циник ... Ловкий рвач,
но и щедрый мот», - зло характеризовал его И. А. Бунин. Куприн
по поводу возвращения А. Н. Толстого в Москву говорил: «Уехать
как Толстой, чтобы получить крестишки или местечки - это по­
зор, но если бы я знал, что умираю, непременно и скоро умру, то я
бы уехал на родину, чтобы лежать в родной земле».
К поэту. (И. А. Бунину) (стр. 445). Адресат эпиграммы Иван
Алексеевич Бунин (1870-1953) - один из ближайших друзей
Куприна, баловень судьбы, как считал Куприн. Познакомились в
1897 г. под Одессой. Вечные друзья-соперники. В 1909 г. Бунин и
Куприн получили по половине Пушкинской премии.
Эпиграмма, написанная после присуждения Бунину Нобелев­
ской премии (1933), резка и полна обиды, так как имя А. И. Купри­
на тоже бьmо в числе выдвинутых на присуждение премии. Эпиг­
рамма хранится в архиве Куприна (РГАЛИ, фонд 240, оп. 3, ед. хр.
122). Опубликована впервые в сборнике «А. Куприн. Голос оттуда».
489


А. И. Куприн
РОМА Н СЫ
МИJ
J
ые очи (стр. 447). Разнообразием и глубиной звуковых впе­
чатлений отмечена лирика А. Куприна. Внутреннюю музыку куп­
ринских стихов, дающую тайный размер, ритм, мелодию, услыша­
ли композиторы. Еще при жизни А. И. Куприна его друг компози­
тор Генсиорский, очарованный экспромтом <<Ты недоступна и гор­
да», обещал положить на музыку эти стихи.
В наши дни лирика Куприна привлекла музыкантов Г. Стоянов­
скую и Вл. Корца, создавших музыкальные произведения на стихи
своего земляка в лучших традициях русского романса.
Стояновская Галина Евгеньевна, (1923 г. ) . Окончила Москов­
скую государственную консерваторию. Живет и работает в Пензе.
Является организатором и руководителем народной оперной сту­
дии. Автор многочисленных музыкальных произведений Г. Сто­
яновская в 1998 г. написала романсы на стихи А. Куприна «Милые
очи», <<Ты недоступна и горда», которые отличают
ся
совершенством
формы, стилистической тонкостью. Впервые романсы прозвучали
в 1998 г. на XIV Купринском литературном празднике в Пензе и
Наровчате в исполнении солисток оперной студии Ларисы Давы­
довой и Татьяны Молчановой. Ноты романсов автор передала в
дар Литературному музею г. Пензы.
Вла димир Корца (Владимир Николаевич Кораблев), (1950 г. ).
Окончил Горьковскую государственную консерваторию. Живет и
работает в Пензе. Солист Пензенской областной филармонии.
В. Корца - автор песен на стихи поэтов Н. Рубцова, М. Смирно­
вой, Д. Злобиной, обратился к творчеству А. Куприна, создав 4 ро­
манса: «И недолго шумит и бушует гроза>>, «Милые ОЧИ>>, <<Ты не­
доступна», «Ты смешон с седыми волосами>>, воплотив романти­
ческие истории в восхитите
л
ьные музыкальные образы.
Впервые романсы Вл. Корца на стихи А. Куприна прозвучали в
2002 г. в авторской литературно-музыкальной програм
м
е <<А. И. Куп­
рин. Музыка души>> . Ноты с автографом переданы в фонды Лите­
ратурного музея г. Пензы.


ОСНОВНЫЕ ДАТЫ
ЖИЗНИ И ТВОРЧЕСТВА А. И . КУПРИНА
26.VШ (7.IX) 1870 r. - родился в село Наровчате Пензенской
губернии в семье мелкого чиновника, письмоводителя в канцеля­
рии мирового посредника.
Конец 1873 r. - январь 1874 r. - после смерти мужа (1873) мать
Куприна Любовь Алексеевна переезжает с сыном в Москву и посе­
ляется во «Вдовьем» доме в Кудрине.
Лето 1876 r. - Л. А. Куприна отдает сына в Разумовский пан­
сион в Москве.
Авrуст 1880 r. - Куприн выдержал вступительный экзамен и
стал воспитан
ни
ком 2-й Московской военной rимназии, преобра­
зованной во 2-й Московский кадетский корпус.
1883-1887 rr. - юный Куприн пробует свои силы в поэзии,
создает стихи «Боец» (1885), сатирическую «Оду Каткову>> (1886),
«Сны» (1887) и др.
1888 r. - окончив 2-й Московский кадетский корпус, Куприн
поступает в Александровское военное училище в Москве.
Декабрь 1889 r. - в московском журнале «Русский сатиричес­
кий листок» (.No 48) появляется первое печатное произведение Куп­
рина - рассказ «Последний дебlОТ)>.
Лето 1890 r. - успешно закончив Александровское юнкерское
училище, Куприн получает чин подпоручика и зачисляется в 46-й
Днепровский пехотный полк, расквартированный в Подольской
губернии.
1891-1894 rr. - находясь в полку, занимается литературной
работой, пишет и публикует рассказы «Психея», <<Лунной ночью»,
<<Из отдаленного прошлого», «Негласная ревизИЯ>>, повесть «Впоть­
мах>>.
Авrуст 1893 r. - держит в Петербурге экзамены в Академию
Генерального штаба, но по распоряжению командующего Киев­
ским военным округом генерала Драгомирова отстраняется от сда­
чи экзаменов и возвращается в полк. 1894 г. - в чине поручика
выходит в отставку.
1894-1897 rr. - работа в Киеве, смена профессий, поездки по
России, сотрудничество в провинциальной печати.
Авrуст 1894 r. - в .No 8 петербургского журнала «Русское бо­
гатство» появляется рассказ Куприна «Из отдаленного прошлого»
(<<дознание>>).
491


Март 1896 г. - выход в свет небольшого сборника очерков
«Киевские типьD>.
29 мая 1897 г. - знакомство с Буниным в Люстдорфе (дачное
место под Одессой).
Октябрь 1897 г. - выход первой книги рассказов - «Мини­
атюры», в которую вошли рассказы «Собачье счастье», «Столет­
ник», «Ночлег», «Брегет», «Allez» и др.
Декабрь 1896 г. - в 12-й книге журнала «Русское богатство»
напечатана повесть «Молою>.
1898 г. - в газете «Киевлянин» публикуется повесть «Олеся».
Февраль 1899 г. - в No 2 журнала «Мир Божий» появляется рас­
сказ «Ночная смена».
Февраль - март 1900 г. - в газете «Жизнь и искусство» печа­
тается повесть «На первых порах» - позднее «На переломе»
(«Кадеты»).
13 февраля 1901 г. - знакомство с Чеховым в Одессе.
Ноябрь 1901 г. - приезд в Петербург, встреча с Марией Кар­
ловной Давьщовой.
Я11варь 1902 г. - в No 1 журнала «Мир Божий» публикуется
рассказ «В цирке».
3 февраля 1902 г. - женитьба Куприна на М. К. Давыдовой,
ноябрь 1902 г. - знакомство с М. Горьким.
Декабрь 1902 г. - в No 12 журнала «Мир Божий» появляется
рассказ «Болото».
Ноябрь 1903 г. - в No 11. «Русского богатства» выходит рас­
сказ «Конокрады».
Начало 1904 г. - журнал «Юный читатель» публикует рассказ
«Белый пудель».
3 января 1903 г. - рождение дочери Лидии.
1905 г. - в книге 6-й сборников товарищества «Знание» публи­
куется повесть «Поединок».
Ноябрь 1905 г. - Куприн становится свидетелем вос
ста
ния на
крейсере «Очаков» и публикует очерк «События в Севастополе»
(петербургская газета «Наша жизнь», 1905, декабрь), обличающий
карателей.
Январь 1906 г. - в No 1 журнала «Мир Божий» печатается рас­
сказ «Штабс-капитан Рыбников».
Август 1906 г. - в No 8 журнала «Мир Божий» появляется рас­
сказ «Река жизни».
1907 г. - Куприн женится вторым браком на Елизавете Мори­
цовне Гейнрих.
492


Лубянская площадь. Москва. Начало ХХ века.


1908 г. - рождение дочери Ксении.
Февраль 1907 г. - в журнале «Современный мир» выходит рас­
сказ «Гамбринус».
Август - сентябрь 1907 г. - работа над рассказом «Изумруд»
(напечатан в 3-й книге альманаха «Шиповник» за 1907 г.).
Осень 1907 г. - работа над рассказом «Суламифь» (опублико­
ван в сб . первого альманаха «Земля» за 1908 г.).
Осень 1910 г. - в Одессе написан рассказ «Гранатовый брас­
лет» (вышел в книге 6-го альманаха «Земля» за 191 1 г.).
1907-1911 гг. - пишет цикл рассказов <<Л истригоны», полнос­
тью вошедшие в 5-й том. Полн. собр. соч. изд-ва товарищества
А. Ф. Маркса.
Конец 1912 г. - выход повести «Жидкое солнце» (альманах
«Жатва», выпуск IV).
1908-1915 гг. - работа над романом «Яма>> (первая часть -
сб . «Земля», 1909, кн. 3; 1914-й - книга 15; 1915-й - книга 16).
13 ноября 1914 г. - поручик Куприн отправляется в Финлян­
дию обучать новобранцев.
Февраль - март 1917 г. - вместе с критиком П. Нильским ре­
дактирует эсеровскую газету «Свободная Россия».
1917 г. - в книге 20-й сборника «Земля» выходит повесть «Каж­
дое желание» («Звезда Соломона>>).
8 июля 1918 г. - в газете <Эра» появляется статья «У могилы» -
памяти видного большевика М. М. Володарского, убитого эсерами.
126 декабря 1918 г. - Куприна принимает в Кремле, в Москве
В. И. Ленин в связи с планом издания общекрестьянской газеты
«Земля».
16 октября 1919 г. - занятие Юденичем Гатчины, мобилизация
Куприна в белую армию.
4HIOJ
JЯ
1920 r. - приезд с женой и дочерью в Париж. 1957 г. -
выход в свет сборника «Новые повести и рассказы» (Париж).
1928-
-
1930 гг. - в Париже выходят сборники прозы «Купол
св. Исаакия Далматского», «Елань», «Колесо времени». 1932 г. -
в парижском журнале «Современ
ны
е записки» (No 51 и 53) публикует­
ся повесть <<Ж&.нета», отдел ьное издание в 1933 г., 1928-1933 гг. -
в парижской газете «Возрождение» печатаются главы романа
«Юнкера» (отдельное издание - Париж, «Возрождение», 1933).
29 мая 1937 г. - отьезд Куприна с женой из Парижа в Москву.
31 мая 1937 г. - прибытие в Москву.
25 августа 1938 г. - кончина А. И. Куприна в Ленинграде.
493


КРАТКАЯ БИ БЛИО ГРАФИЯ
Первые Сочинения Куприна в 3 томах бьши выпущены журна­
лом «Мир Божий» в 1904-1906 годах; в те же годы два тома Сочи­
нений Куприна вышли в популярном издательстве «Знание». Са­
мым обширным дореволюционным изданием было Полное
собрание сочинений, тт. 1-IX, изданное А. Ф. Марксом в 1912-
1915 годах.
·
За рубежом, помимо отдел ьных сборников, было выпущено
единственное Собрание сочинений, тт. 1-XII, Берлин, 1925.
В 20-е годы в соответствии с ленинской политикой, которая
предполагала, наряду с непримиримой идеологической борьбой с
«враждебными явлениями», публикацию хотя бы части того, что
было создано литературой русского зарубежья, вместе с книгами
И. Бунина, И. Шмелева. А. Аверченко, Н. Тэффи выходит несколь­
ко сборников прозы Куприна, а также «Избранные сочиненИЯ>> в
двух томах (Москва, изд-во «Современные проблемы», 1927).
Новая волна интереса к творчеству Куприна, естественно, воз­
никает после возвращения писателя на Родину в 1937 году. В этом
же году Гослитиздат выпускает «Избранное» Куприна в 2 томах, а
затем многочисленные однотомники писателя. Оrметим книгу «За­
бытые и несобранные произведения» (Пета, 1950), подготовку тек­
ста и примечания к которым тщательно проделал один из самых
больших знатоков и энтузиастов «куприноведения» -Э. М. Ротш­
тейн. В 1953 году вышли Сочинения Куприна в трех томах, подго­
товленные коллективом научных работников (И. В. Короцкая, П.
Л. Вячеславов, И. В. Мыльцина). В 1957-1958 годах издательством
«Художественная литература» выпускается шеститомное Собрание
сочинений Куприна, где впервые последовательно проведена на­
учная подготовка текста и помещены тщательные комментарии.
Вступительная статья принадлежит перу К. Г. Паустовского. Наи­
более полным следует считать Собрание сочинений в девяти томах
со вступител ьной статьей К. И. Чуковского, вышедшее приложе­
нием к журналу «Огонек» в 1964 году. Ценным источником, даю­
щим представление об эстетике писателя, его литературных взгля­
дах, является сборник «А. И. Куприн о литературе», составленный
Ф. И. Кулешовым (Минск, 1969).
Среди биографических материалов гл убиной изложения, кра­
сочностью подробностей и широтой охвата жизненного материала
выделяется книга М. К. Куприной-Иорданской «Годы молодости»
494


К. Д. Бальмонт.


(Москва, 1960), где прослеживается жизнь Куприна с 1901 по 1917
год. Насыщенностью, обилием ценных сведений отмечена книга
К. А. Куприной «Куприн - мой отец» (Москва, 1971, 2-е издание,
1980). Интересные подробности быта и творчества Куприна в кни­
ге И.К. Вержбицкого «Встречи» (М., 1979). Оrдельные страницы
биографии писателя отражены в воспоминаниях Е. М. Аспиза
«А. И. Куприн в Балаклаве» (сб. «Крым», книга 23, Симферополь,
1959) и «С А. И. Куприным в Даниловском (книга <<Литературная
Вологда>>, книга 5, 1959). Яркий портрет Куприна оставлен И. А. Бу­
ниным в его воспоминаниях (см.: Бунин И. А. Собр. соч. в 9-ти т.
Т. 9. М., 1967). Облик писателя запечатлен в воспоминаниях К. И.
Чуковского «Современики» (М., «Молодая гвардия», 1902).
Критическая литература о творчестве Куприна многообразна
и, если говорить о дореволюционной, очень пестра. Здесь, прежде
всего, необходимо выделить статью В. В. Воровского, вошедшую
во все сборники его статей. Наибольший интерес сохраняют для
нас статьи К. Чуковского (в его сб. «Or Чехова до наших дней»,
1908), П. Нильского (в книге «Критические статьи», т. 1. Пб., 1910),
А. Измайлова (в книге <<Литературный Олимш>, М., 191 1), П. Ко­
гана (в книге «Очерки по истории новейшей русской литературы»,
т. 111. М., 191 1), М. Шагинян («Русский Мопассан», газета «При­
азовский край», 1911, 5 июля).
В советское время отметим статью Д. Горбова (в книге «Поис­
ки Галатеи. М., 1929), соответствующий раздел в книге Б. Михай­
ловского «Русская литература ХХ века» (М., 1939). И очерк А. Вол­
кова в Х томе «Истории русской литературы» (М.-Л., АН СССР,
1953). Первой книгой монографического характера явилась рабо­
та П. Н. Беркова «А.И. Куприн. Критико-биографический очерк».
(М.-Л., АН СССР, 1956). Вслед за ней вышли монографии В. Афа­
насьева <<А. И. Куприн. Критико-биографический очерю>. М., 1960
и А. Волкова «Творчество А.И. Куприна>>. М., 1962, издание вто­
рое, 1981. Обстоятельностью и тщательным подбором материала
отмечена книга Ф. И. Кулешова «Творческий путь А. И. Купри­
на». Минск, 1963, и раздел о Куприне в книге: Ф. И. Кулешов. Лек­
ции по истории русской литературы конца XIX - начала ХХ в. ,
часть 1. Минск, 1980.


СПИСОК ИЛЛЮСТРАЦИЙ
М. К. Куприна - жена Куприна с дочкой Лидой. А. И. Куприн и
Ф. Д. Батюшков в Даниловском на охоте. Вид г. Пензы со сrороны
реки. Середина XIX века. Неизвестный художник. На первом форзаце.
А. И. Куприн и Е. М. Куприна. Ялта, 1907 г. Письмо А. И. Купри­
на в редакцию «Синего журнала». Пензенская обласrь. На втором
форзаце.
А. И . Куприн по окончании 1онкерского училища. 1890 год. На
обороте первого форзаца.
Любовь Алексеевна Куприна, мать А. И. Куприна. 1908 г. Лида,
дочь А. И. Куприна. 1908 г. На обороте второго форзаца.
Письмо А. И. Куприна к Н. К. Михайловскому по поводу переделки
Х1 главы повесги «Молою>. Датируеrся октябрем - ноябрем 1896 г. С. 20.
Начало письма А. И. Куприна секретарю редакции журнала
«Русское богатсrво» А. И. Иванчину-Писареву относительно расска­
за <<Э кзекуция», напечатанного в «Русском богатстве» под заглавием
«Из отдал енного прошлого» («Дознание»). Дата письма - август
1894 года. С. 22.
А. Куприн. Рисунок Н. Кульбина, 1913 г. С. 86-87.
А. И. Куприн за работой. С. 162.
Фотокопия письма (начало) А. И. Куприна редактору «Русского
богатства» Н. К. Михайловскому (сентябрь - октябрь 1896). Инсти­
тут литературы (Пушкинский Дом) РАН, ф. 266, оп. 3, No 311. С. 164.
Иван Заикин.С. 236-237.
Иллюстрация к рассказу «В цирке». Середина ХХ века. С. 246-247.
Собираются в гости . Картина Ф. В. Сычкова, 1940 г. Масло, холст.
Мордо вский республиканский музей изобразительных искусств
им. С. Д. Эрьзи. С. 371.
А. И. Куприн. Киев, 1897 г. С. 372.
Фотокопия письма (окончание) А. И. Куприна редактору «Русского
богатсrва» Н. К. Михайловскому (сентябрь - октябрь 1896). Инсти­
тут литературы (Пушкинский Дом) РАН, ф. 266, оп. 3, No 31 1. С. 374.
Иллюстрация к рассказу «Босяю>. Середина ХХ века. С. 396-397.
А. И. Куприн в бассейне (справа). Петербург. С. 420.
Улица Ильинка. Москва. Начало ХХ века. С. 422.
И. А. Бунин. С. 444 445.
1880 год. А. И . Куприн 10-ти лет - воспитанник второй московс­
кой военной гимназии. С. 450.
Две молодые мордовки. Картина И. К. Макарова, 1842 г. Масло,
холст. Мордовский республиканский музей изобразительных искусств
им. С. Д. Эрьзи. С. 452.
496


Женский костюм конца XIX века Пензенской области. С. 454-455.
Женский костюм конца XIX века Пензенской области. С. 458-459.
Женский костюм конца XIX века Пензенской области. С. 464-465.
А. И. Куприн и Е. М. Куприна в группе. Массандра, 1907 г. С. 466.
Здание бывшего Вдовьего дома в Москве на Кудринах. С. 468.
Д. Н. Мамин-Сибиряк с дочерью Аленушкой. С. 488-489.
Лубянская площадь. Москва. Начало ХХ века. С. 492-493.
К. Д. Бальмонт. С. 494-495.
Лида, дочь А. И. Куприна от первого брака. С. 501.
На первом клапане суперобложки кадр из кинофильма «Желание
любви» по повести А. И. Куприна «Впотьмах». В роли Зинаиды Пав­
ловны Колосовой - Заслуженная артистка России Светлана Рябова.
Кадр из художественного фильма «Желание любви» по мотивам
повести А. И. Куприна «Впотьмах». В роли Павла Афанасьевича
Круковского - Народный артист России Анатолий Ромашин, в роли
юрист-консульта Петра Марковича - Народный артист России Борис
Иванов (слева). С. 154-- 155.
Кадр из художественного фильма «Желание любви» по мотивам по­
вести А. И. Куприна «Впотьмах>>. В роли инженера Александра Егорови­
ча Аларина - Народный артист Рос
с
ии Александр Збруев. С. 100-1О1.
Производство НТПО «Арт-Приз-Москва» на базе киноконцерна
«Мосфильм», 1993 г. Режиссер-постановщик и сценарист Виктор Георгиев.
На втором клапане суперобложки женский костюм конца XIX века
Пензенской области.


Содержание
Вацлав Михальский. Классик . " ........"."".." .............................." .... 5
Иван Бу нин. Куприн .................""...............""."........." .." ..." ....." .. 8
ПОВЕСТ И
Молох ............. " .........." .. " .............................................................. 23
Впотьмах ............................................... " ..........." ...." .........." ........ 94
РАССКАЗ Ы
Конокрады ........................................................... " ...................... 165
Болото .." ....." ....""......" .............""...........""......." ...................... 188
На покое ...................... .............. ...................." ............................. 205
В цирке ......................... . ....... ".""................" ... " .........." ......." ..... 23 1
Лесная глушь ........." ..""...........".".............................................. 256
Жидовка .." .............................. "" ...................................." ........... 280
Река жизни " ..." ........" ..."."............" ............" .........." ..." .• ......." .. 297
Путаница ..." ........... "" .... " ........... " .. " ...." ......" ......." .................... 316
Странный случай •..••"".••.•..•••••. " ....•••••••" ••..•••••..••... " .••..•••..••••. " . 324
Бонза ................ ............." ................................." .." ...................... 332
Ужас ....... ..................... . " ............ " ......." .. "" .............." ..." ........" .. 339
Полубог ........................................................................................ 344
Наталья Давыдова ..".""........ " ....." ....... " ..." ..." .." ......" .." ...." ... 359
Собачье счастье . " ........................................................................ 363
КИЕВСКИ Е ТИПЫ
Очерки
Студент-драгун .................................... ........................................ 375
Днепровский мореход "" ..........." .............................""."...... "" .. 378
498


«Будущая Патrи» ....................................................................... . 380
Лжесвидетель . . ..............." ............................................................ 384
Певчий ........." ... "" ......................................" ...... """......... " ......... 386
Пожарный ...................................... ................................. ............. 388
Кварrирная хозяйка . " "".. " ...""""".. """.""""""".. ".""....." ..." 390
Бос.як ... "."""" ..."""."."".""................."""............" ...... "."" ...... 394
Вор " ..." .." .." ..................." ...." ............." ..."."....." .."""."""......." 397
Художник ...." ..........." ................................." ............................... 402
«Стрелки» . " .. """ .. ""." .. """""""""".."."".. ""."""".""...." ..."" 405
Заяц .............................................................................................. 408
Доктор ................................................................................... ....... 409
«Ханжушка>> ........ " ..."."......" ...............""..""."...." .."".""...."". 413
Бенефициант ....................................." ......................................... 416
Поставщик «карточею> ""..""""""""..""".""""""".........." .."" 418
МАЛОИЗВЕСТНОЕ
Та тьяна Ка йманова. Куприн-поэт всю жизнь писал стихи .."". 423
ЛИРИКА
Милые очи (Марии Михайловне Полу бояриновой) .......""."" .. " 426
Затишье (Н. А. Б-еву) """""" """"" """"""""""..." ...." ....." ..... 426
Читателю (По поводу юбw�ея Е. А . Баратынского) ..." ....." ....." 427
Разлад ........" ......................................................." ........................ 428
«И недолго шумит и бушует гроза".» .. """""""""""""""" .. "" 429
«Мой друг, сестра мо.я! молю: не осуди ...» """""""" " """"""" 430
«Как море вдруг пред бурей утихает" .» " ..".""..." ......."""""".. 430
Экспромт («Ты мне сахар в чашку ча.я" .») "" .. "" ....."".".. " ...... 43 1
Октава (А. И. Катуну) ...""....."."....""...."""".""."""""....."". 43 1
Дворцовая легенда (перевод из Ге йне) .... """""""" .. """....""". 432
Рок (Сонет)""" .. "" ..........".""""..........""."".""""..........""""" 432
Смерть осла (Из Лор енцо Стеккетти)
(Перевод посвящаю синьору Дж иакомо Чирени) .." ..... """"""... 433
Женщина (Пророчество) (Сонет)". """.."".." .....""..""".."" .. 434
Экспромт (Софье Долидзе) ""....""".."""."."""""""".""""".... 435
На кладбище (Из Ко скенниеми) """"..."""""""""""""""""" " 435
Rule Britannia """.".""...""".. """"".""...." ..."."".. " .........""""" 436
Весна (В Совдепии) .. "".""""."""".." .."""""".....""...""..""..... 436
Раб рабов (В Совдепии) " " """"" .........."""."".....""..."".""...". 437
Аэроплан " ... .. """...." ......"""......." ............. "" ...." ..." .. " ...""."" .. 438
499


«Полумесяц сияет таинственный".» (Из Эйно Ле йно) .............. 439
S.W. (В. Н. ФWlаретову) ............................................................. 439
Закат (И. И. Максимову) "".."""""..""..."".."".." .."."..""".." .. 440
Молчание ..""..""......" .......""...""."...""....""."...."".."" ..""."". 440
В этнографическом музее .•...." ....""".." ....."" .." ...." ............" ..." 441
Вечно (Из Кар дуччи) ......""...." ........""........." ...""..." ......".""... 442
ЭПИГРАММЫ
Ночь (на «Сатирикон») """"""""""""""""""""""""""""""" 44
4
А. Аверченко ......."".....""".."" ........".""".."" .." ....." ...." ........... 44
4
А. И. Катуну " ......""....""....."" ......"".." .."."".".".."".""..." .."" 44
4
«Не дача, Вы сказали - рай".» " . ""..""."..""..." ..""".." ....""". 44
4
<<Ах! Нет другого мнения" .» ""..".""""""."""."....""."".."""". 445
Кто он? " ....""............................" ................" ..........." ........" ..." ... 445
К поэту (И. А . Бу нину) """ """".. """"."."...""."......".""""""" 445
АФОРИЗМЫ .... ......... ....... ....." ......." ...."."........""..""..." ....." .... 446
РОМАНСЫ ................................................................................. 447
« И ВО МНЕ ТЕЧЕТ ПЕНЗЕНСКАЯ КРОВЬ»
Василий Бочкарев. Куприн и Сурский край:
«И во мне течет пензенская кровь» ..""""""""...""""".."".." ... 453
ПРИМЕЧАНИЯ ....""......" ......."."......"".".".........." ......." ........ 467
Основные даты жизни и творчества А. И. Куприна ..." .. " ..." ... 49 1
Краткая библиография ........."."........" .........." ...." .........." ......... 494
Список иллюстраций ........." .............""......" ..""..." ............" ...... 496


Лида, дочь А . И. Ку прина от первого брака.


А. И . Куприн
Полное собр ание сочинений в 10 то мах
том 1
Изда ние осуществл яется при инфор мационной подде ржке
«Российской газеты », «Л итературной газеты»,
«Л итературной Росси и», газет «Известия», «Комсомольска я
правда», «Трибуна »,«Труд», «Московский ко мсомолец»,
«Воскресенье», телеканала «Кул ьтура» ВГТРК, ТВЦ,
радиоста нций «Радио России», «Маяк», «Эхо Москвы».
Руководител ь издательского проекта
академик А кадемии российской словесности Г. В . Пряхин
Заместител ь руководител я издател ьского проекта,
гл авный редакто р изда ния Д. Г. Горбунцов
Гл авный художник проекта М. В . Георгиев
Редактор то ма В. С. Киселев
Техн ический реда ктор Н. В . Карпова
Набор и верстка: Н. В . Карпова, Т. В . Серегина, Т. И
. Сенашенко
Корректура: Л. А . Киселева, А . А . Санина
Техн ическое обеспечение: С. Д. А фанасьев
Подписано в печать 27.07.2006. Формат 60х90 1/1 6• Печать офсетная.
Объем 33 п.л. Тираж 5000 экз. Заказ No 2739.
ISBN 5-88528-503-9
785885 28�032
Государственное предприятие
газетно-журнальное объединение «Воскресенье»
при участии ООО ИИА «Евразия+»
127018, Москва, ул. Октябрьская, д. 98, строение 1
Тел./факс: (495) 780-05-56
www.voskres.info
Отпечатано в ОАО •Ивановская областная типография».
153008, r. Иваново, ул . Типоrрафская, 6.
E-mail: 09 1-0 l8@adminet.ivanovo.ru