Author: Луговской В.А.  

Tags: стихотворения   поэмы   художественная литература  

Year: 1966

Similar

День поэзии. 1986

День поэзии. 1957

Народное движение в России в эпоху Смуты начала XVII в. 1601-1608

Литературно-художественный и общественно-политический журнал "Байкал", 1964 №06

Text
                    ВЛАДИМИР
ЛУГОВ
СВОЙ


БИБЛИОТЕКА
ПОЭТ А
ОСНОВАНА
М.
ГОРЬКИМ
Редакционная
коллегия
В.
Н.
Орлов
(главный редактор), В .
Г.
Б азано в,
Б.
И.
Бурсов,
Б.
Ф.
Егоров
(зам.
глав н ого
редактора), В.
М.
Жи рмун ский,
В.
О.
Перцов,
А.
А.
П рок офье в,
А.
А.
С урко в,
А.
Т.
Твардовский,
H.
С.
Тихо нов ,
С.
И.
Чиковани,
И.
Г.
Ям по л ьский
Т >о льш .а.я
серия
■Вт орое изс^ ан ие
СОВЕТСКИЙ
ПИСАТЕЛЬ


ВЛ А ДИМИР
ЛУГОВСКОЙ
СТИХОТВОРЕНИЯ
и
поэмы
Вступи тел ь ная
статья
и
состав л ение
В.
Огнева
П одготов к а
текста
и
при мечания
Н.
Бан к
МОСКВА-ЛЕНИНГРАД
• /966


P2
Л
83
В
книгу
в ключе ны
лучшие
с тихи
В.
Лу-
говс ко го,
одного
из
выдающихся
советских
поэтов,
чье
творчество,
уходя щее
корнями
в
20- е
и
30- е
годы,
столь
живо,
страстно
и
молодо
прозв уча ло
в
середине
50- х
годов,
когда
бы ли
со з даны
его
п олуч ивш ие
широ­
кое
признание
чи тате лей
книги
«Солнцево­
рот », «Синяя весна»
и
«Середина века» .
7-4-2
415-66


В.
А.
Л УГОВСК ОЙ
1
«Мы,
поэ ты
двадцатых
год ов ...» — писал
Вла ди мир
Луговской
в
одн ой
из
своих
статей.
Он
любил
подчеркивать
—
«двадцатых».
Он
знал,
что
это
значит.
Он
был
романтик...
«Все мое творчество,
—
гов ори л
В.
Луговской
на
Первом
Все­
с оюз ном
съез де
советских
писателей,
—
вся
моя
жизнь
поэта
б ыла
посвящена...
борьбе
за...
мир
раз у ма,
конечного
порядка,
справед­
ливости,
борьбе
против
черного
и
страшного
х аоса
старого
м ира.
Объе кто м
этой
бо рьбы
был
я
сам,
мое
со циал ьно е
поколение
и
все.
что
входило
в
п оле
мо его
зрения,
мысли
и
чувства...»1
Он
был
романтик,
—
он
мечтал
о
«конечном порядке».
«Мое поколение.. .
встретило
мировую
в ойну
в
тринадцать
лет
и
в
шестнадцать
лет
услышало
о ктябр ьск ие
з ал пы.. .»2
В.
Луговской
(он родился 1
ию ля
1901 года)
пр ин адле жал
к
то му
славному
по колен ию
советской
поэзии,
к
которому
относятся
Э.
Багрицкий,
И.
Сельвинский,
Н.
Тихо нов,
П.
Антокольский
М.
Све тло в,
—
пок оле нию ,
начавшему
твор чес ки й
п уть
в
20- е
годы
и
передавшему
эстафету
революционной
по эзии
поэтам
последующие
времен.
В.
Луговской
ничуть
не
преувеличивал,
когда
гово ри л: «Так
яростна
б ыла
наш а
жажд а
перестройки,
так
трудна
была
ломка,
так
ощутительна
трагедия».3
Это
было
ск азан о
в
1934 году.
А
в
од­
ной
из
п ослед них
дневниковых
записей
поэта
ч и таем : «Знаю,
что
жи ть
1В.
Луговской,
Раз дум ье
о
по эзи и,
М ., «Советский писа -
т ел ь», 1960, с.
171.
2 Там же,
с.
172.
3 Там же,
с.
172.
5


мало
ост ает ся,
и
знаю,
что
писал
не
т ак,
как
хочется,
и
вижу
все,
в
каждой
строке
вижу
недо ст атки.
Иногда
только
всплывает
что-то
н о чью .. .» 1 И с трибуны в 1934 году и в предсмертной дневниковой
записи
Луговской
выразил
себя
настоящего,
—
таким
он
был
по
воле,
в
конечном
счете,
не
только
лич ных,
но
и
исторических
обст оя­
тельств.
Поэты-ровесники
Луг овс к ого
начинали
в
буре
романтических
на дежд,
они
испытали
на
се бе
всю
сложность
эп охи
пятилеток,
ге­
роический
в злет
духовной
эн ерги и
народа
в
годы
Отечествен но й
войн ы.
Психологическая
сложность
п ерестро йк и
веками
ск лад ыв ав­
шихся
представлений
о
мире
и
о
человеке,
не
прост а я
диалектика
идеала
и
реальных
возможностей
его
воплощения,
—
не
могли
не
придать
долго му
и
че стн ому
пу ти
поэта
дра ма тиче ск ого
характ ера.
Частный
опы т
худ ожн ик а,
делавшего
«длинное дело страны», здесь
красноречив
не
в
меньшей
степ ен и,
нежели
общий.
В.
Шкловский
п и с ал: «У разных писателей разная судьба.
Ес ть
писатели
однократные,
ко то рые
на чина ю тся
б ыст ро,
сильно
и
потом
не
могут
даже
повторить
себ я.
Оче нь
нем н огие
писатели
начинаются
многократно.
Еще
меньшее
количество
медленно
вы растает,
как
будт о
принимает
от
жи зни
но вые
притоки».
Так
рос
Луговской.
«Он
рос
как
ель,
—
продолжает
Шкловский.
—
Пер вые
пять- ше сть
лет
ель
растет
как
ребенок,
не
перегоняя
его .
Потом
ель
упирается
в
землю
желтыми
лапами
и
гонит
в
не бо
зеленую
шумящую
с трел у,
под
тен ью
кото ро й
авт об ус
кажется
маленьким».2
Шк лов ском у
вторит
П.
А н ток оль ски й : «Случай Владимира Лу ­
говского
оказался
особым
слу ча ем.
Его
уже
не
бы ло
в
живых,
а
он
продолжал
на
наших
глазах
из мен ятьс я
и
расти...
Д ело
в
т ом,
что
после
его
смерти
выходили
н овые
книг и
Луговского.
Каждая
из
них
раскрывала
его
заново,
в
нов ом
ракурсе.
И
эта
удивительная
по­
смерт н ая
щедрость
казалась
нам
чудом...»3
Антокольский
не
говорит
только
о
том,
что
«чудо»
заключалось
для
нас
не
в
са мом
по
себ е
долголетии
и
нарастании
т ала нта,
а
в
т ом,
что
взле т
творческой
энергии
Луговского
в
середине
50- х
год ов
последовал
за
трагическим
периодом
кризисного
пятнадцатилетия...
Он
был
романтик.
Но
важно
—
в
какое
время
быть
романтиком.
Эмоциональный
контекст
в ремени
—
реальный
фактор.
Луговской
был
1 Архив поэта.
2 «Страницы воспоминаний о Луговском», М. , «Советский писа­
те ль», 1962, с.
112.
3 Там же,
с.
32.
6


романтиком
и
тогда,
ког да
время
подхватывало
поэзию
на
свои х
крыльях,
он
оставался
им
и
тогда,
когда
ветер
(любимейший образ
Луговского)
по
лич ным
или
общим
при чин ам
не
мог
наду в ать
паруса
его
по эзи и.
Отсюда
—
и
си ла
и
слабости
Луговского.
Может
быт ь,
сам ая
главная
черта
той
сти хии ,
которую
мы
им е­
нуем
романтической
поэзией,
е сть
ч ув ство
неп омер но сти .
Леди
Ма к­
бет
говорит
мужу:
напрягись
для
по дви га.
Вот
это
нап ряж ени е
для
п од вига
и
ес ть
постоянное
состояние
героя
в
романтическом
произведении.
Луговской
писал:
Я
жи ть
хочу!
И
гл ыба
сил
моих
Не
хочет
распадаться.
Так
жив у
я.
Как
будт о
завтра
должен
ум ер еть.
Цветет
ли
дерево,
и дет
ли
ч ело век
—
На
всё
смотр ю
с
высок им
удивленьем,
С
без мер ной
благодарностью...
«Самым драгоценным»
в
поэзии
и
облике
Луг овс ког о
П.
Ан то­
кольский
сч итае т
«напряженный лиризм», «восторг перед жизнью».1
Мир
у
н его
«распахнут настежь», прибой раскинулся
«на триста
верст », «солнце взлётает,
медью
волос
звеня», эпоха у него «ры­
ч и т », а эпитеты размашисты и гиперболичны: «стоградусный шторм»,
«огромное молчанье», «исполинская
ночь»,
даже
кокон
у
него
—
«чудовищный».
Добрым,
мудрым
Гулливером
казался
поэт
К.
Пау ­
сто вск ом у.
И
когда
в
зрелые
го ды
свои
Луговской
писал,
что
«доб­
рые
вели кан ы»
нам
очень
нужны,
он
вы сказы вал
сво е
сокровенное
желание,
чт об
непомерность
страсти
служила
добру,
не
была
ра з­
рушительной.
И
здесь-то
была
ахиллесова
пята
его
романт из ма.
Он
вс егда
стоял
навытяжку
пе ред
эпохой,
по доб но
нерассуждаю­
ще му
солдату.
Но
у
него
б ыло
чистое
сердце
и
б ога тое
воображе­
ние .
Люди,
близкие
Луговскому,
отмечали
большое
несоответствие
его
внешнего
облика
с
внутренним.
Широкоплечий,
рослый
краса­
вец
с
могучим
разлетом
удивительных
б ровей,
рокочущий
бархат­
ный
б ас,
горделивый
профиль,
строевая
выправка,
изысканные
ма­
неры,
—
это т
облик,
казалось,
дыша л
спокойной
уверенностью
в
себе
и
преизбытком
силы.
Но
как
обманчиво
было
первое
впечатление!
За
всем
этим
скрывались
наивное
чистосердечие,
д об рота
и,
если
хотите,
слабость,
склонность
к
реф лек с ии,
крайняя
уязвимость.
«Он
был
щедр,
добр,
раскрыт
настеж ь. . .
Но
прежде
всего
честен
и
чи-
1 «Страницы воспоминаний о Луговском» .
с.
131.
7


стосердечен.
Да же
свойственная
ему
рисовка,
даже
самолюбова­
ние
не
были
поз ой
в
полном
смысле
слова.
Не т,
это
был
перехлест
богатых
душевных
сил,
—
вечно
артистическое,
или
актерское,
сво й­
ственное
многим
одаренным
лю дя м»,1 — писал
его
близкий
др уг
П.
Антокольский.
Все
это
так.
Но
в
контексте
вр еме ни
личные
качества
таланта
опять-таки
—
отражение
каких-то
существенных
сторо н
действи­
тельности.
И
иск ренн ий
максимализм
Луговского,
им евш ий
обратной
стороной
духов н ую
растерянность,
и
попытки
преодолеть
эту
раст е­
рян нос ть
рассудочными
средствами,
в
том
чи сле
и
рисовкой,
—
все
это
че рты
духовной
биографии
не
одного
Луговского.
2
В
1925 году А.
В.
Лун ача рс кий,
тогда
од ин
из
редакторов
«Нового мира», напечатал первые поэтические опыты В.
Луговского:
«Год двадцатый»
и
«Разведка».
Ст ихи
о
гражданской
войне
бы ли
наивн ы,
сумбурны,
но
уже
здесь
определилась
захлебывающаяся
от
волнения
назывная
скоропись
Луговского
(«Звезда и шлем,
звезда
и
ноч ь
и
слякоть,
казачья
шашка,
церковь
и
Арб ат »), его эмоцио­
нально-экспрессивные
эпит ет ы
(«сумбурный дождь», «радостные
лу жи », «трущобный старый ужас»), его синтаксис повторных вос­
кл ицан ий
(«Вот эта ночь!
Вот
это
год
д вад ца тый !»... «Вот
эта
жизнь!
Вот
эта
кровь
и
нер вы!»), наконец типично «лу гов ск о е»
п ри­
мен ени е
далеких
а ссо циа ций
(«ползти и падать первым в пальбу,
в
теплушку,
в
ры жие
го да»).
Как
всякий
художник,
Луговской
не
стоял
на
ме сте
в
своем
разв ити и,
но,
в
отличие
от
многих
п оэ тов,
он
рано
определил
с вой
стиль.
Это
был
пафосный
рассказ ,
с
особ ой
ман ер ой
риторического
синтаксиса,
с
нет очн ым,
повыш енно
экспрессивным
употребле­
ние м
слова.
Образная
смелость
выра ст ала
не
на
б азе
парафраза,
основой
ей
служ и ла
фактография,
смещенная
силой
чувства
до
образа.
До
появления
первых
стихов
в
прессе
Луговской
уже
много
лет
писа л.
Вырос
поэт
в
се мье
преподавателя
лит ер ат уры
Первой
мо с­
ковской
мужской
гимназии.
Детские
годы
его
протекали
в
Моск ве,
в
одном
из
тихих
арбатских
переулков,
среди
книг,
музыки
(мать
будущ ег о
поэта
была
пев ице й), старинных
гравюр,
общения
его
родителей
с
такими
людьми,
как
В.
Брюсов,
В.
Ключевский,
П.
Саку-
1 «Страницы воспоминаний о Луговском», с.
22.
8


лин.
Отец
поэта
был
знаком
с
Л.
Н.
Толст ы м.
В
семье
Луговских
царил
покой,
дружеское
взаимопонимание.
Луговские
б ыли
вполне
лояльны
к
с оветск ой
власти.
Более
того,
это
был а
та
самая
рус ская
интеллигенция,
кот орая
искренне
ждала
и
приближала
ре волю ци ю.
A.
Ф.
Луговской,
отец
поэта,
сраз у
же
пос ле
Ок тяб ря
по шел
рабо­
та ть
в
Наркомпрос.
Казало сь
бы,
обстановка
кр айне
благоприятствовала
спокой­
н ому
и
гармоничному
развитию
дарования
В.
Л уг овск ого.
Но
по­
добно
будущему
сво ему
соратнику
по
поэ зии
Ил ье
Сельвинскому,
B.
Луговской,
не
доучившись
в
Первом
Московском
университете,
сбежал
в
арм ию.
Его
вл екли
«борьба. ..
роман т ика
революции,
не­
обыкновенный
по д ъем».
В
1919 году он стал курсантом,
в
1921-м
окончил
Военно-педагогический
институт,
служи л
в
Кремле,
был
политпросветчиком.
Так
или
иначе,
вплоть
до
1928 года,
ко гда
поэ т
окончательно
определился
и
«воспринял литературу как профес ­
сию»,1 В.
Луговской
был
св язан
с
Красной
Арми ей ,
вел
коч евой ,
спартанский
об раз
жизни.
Отзвук
этих
год ов
доносит
поэма
«Жизнь» (1932).
И
может
быть,
п ервым
романтическим
р асч етом
с
«законченным в себе прию ­
том
вещей»
была
гордая
причастность
гер оя
поэмы
к
этому
неуют­
ному
м иру
личной
свободы
и
несвязанности
с
ус той чи вым
бытом.
Это
был
«огромный,
горький,
черствый,
в здых ающ ий
нетерпеливым
телом»
мир.
Блоковский
ветер
тревоги,
окоем
кро вавы х
зарев,
ноч­
ных
зовов,
ж ажда
подвигов
во
имя
Революции
—
вот
что
манило
юношу
Луговского,
с
его
очень
темпераментным,
оч ень
честным,
очень
искренним,
но
немног о
книжным
представлением
о
рево­
люции.
Первой
книгой
стихов
Луговского
был
сборник,
выпущенный
в
1926 году кооперативным издательством « У зе л» .
На зыва лся
он
«Сполохи».
На
титульном
листе
красовалось
и зоб ражени е
изда тел ь­
ск ой
марки
работы
В.
Фаворского: «узел»
состоял
из
розы
и
пучка
орудий
производства
поэта
—
современные
карандаши
и
руч ки
со­
седствовали
с
гусиным
п ером,
правда
дов о льно
ощ ипанны м. ..
«Сполохи»
начинались
стихами
о
буслаевской
Руси
—
разгуль­
ными,
дерзкими,
диков ат ыми:
И,
словно
напившись
прадедовской
браги,
Напяливши
но чь
на
плечи,
Сходились
лесов
в еков ые
ватаги
На
злое,
весен нее
вече.
1 Автобиография.
—
ЦГАЛИ.
9


Ощущение
России
как
за бу бенно й
вольницы,
жестокой,
бе здум­
ной,
ошалевшей
от
св оей
«сильной силы», шло от книжного
(по
В.
Ключ ев ско м у?) восприятия отечественной истории,
перенесенной
на
недавние
события
гражданской
войны.
И
все
это
б ыло
помножено
на
рвущуюся
из
души
готовность
к
ли чн ому
по дви гу,
на
ро м антич е­
ск ий
темперамент
молодости
(цитирую раннюю редакцию):
Я
в
полночь
рванул
дощаную
дверцу,
—
Ударило
духом
хв ои.
Распалось
мое
ошалевшее
сердце,
И
стало
нас
снова
—
дво е.
И
ты,
мой
товарищ,
ватажник
каленый,
И
я,
полоумный
гусл ярн и к;
А
нас
приволок
сю да
парус
смолены й,
А
мы
—
новгородские
парни...
«Ушкуйники», «Отходная», «Дорога», четыре
стихотворения
из
цик ла
«XVIII—XIX
в.»
непосредственно
и
довольно
органично
пе ре­
хо дят
в
сти хи
о
гражданской
войне.
И
в
да льне й
и
в
ближней
исто­
рии
поэт
видит
ее
же ле зную
пос т упь,
будущее
мнится
ему
до стигну ­
тым
через
жестокое
очищение:
Да
ст авит ь
кресты-голубцы
на
могилах,
И
рваться
по
к рови
и
го рю.. .
(«Ушкуйники» )
Но
Ру сь
выворачивается
наизнанку...
(«Начало века»)
Завтра
—
неиз в естн ая
страна.
За втра
—
это
страх
и
на пря жен ие. ..
(«Эта ночь проходит не напрасно»)
Далекий
прожектор
бродил
и
не
га с,
И
ночь
мне
сказ ал а
прямо:
«Поймешь ли ты,
мальчик,
на
этот
раз
Железа
закон
упрямый?»
(«Дредноут „М ар ат“»)
Много
грозных
слов
было
ск азано
поэту
по
поводу
стихотворе­
ния
«Дорога», где есть эти сакраментальные строки:
10


Мне
страшно
н азва ть
да же
имя
ее
—
Свирепое
имя
род ины.
А
мотив
этот
весьма
стойкий
в
творчестве
Луговского.
В
«По­
в ест и»: «И страшная,
русская,
злая
зе мля».
В
«Жестоком пробуж­
дении » (1935): «Будь проклят .
После,
нынче
и
раньше,
дух
страш­
ног о
сн ега
и
страшной
п ри род ы!» Понятно,
что
в
ус лови ях
1937 года
могло
в ыйти
постановление
Президиума
СП
СССР ,
квалифицирую­
щее
как
«политически вредное»
стихотворение
В.
Луговского
«Же ­
стокое
пробуждение»
и
некоторые
иные
стихи.
Пон ятн о
также,
что
поэт
мог
тогда
расписаться
в
их
поли т ическ ой
«вредности» .1
В
«Дороге», начинавшейся строками: «Дорога идет от широ­
ких
мечей,
от
сеч и
и
плена
Иго р ев а», указывались и другие источ­
ники
национальной
родословной: «от белых ночей,
Малютиных
па­
лачей,
от
эт ой
тоски
н евы г оворенн ой . ..», «от
смертного
духа
моро зн ого,
от
с иних
чертей,
шевелящих
в
аду
царя
Иоанна
Гроз­
ного».
Поэт
со ве ршен но
определенно
в ыск азы вает
свое
отношение
к
тем
имевшим
мест о
в
российской
ис т ории
фактам,
ког да
родина
н аша
пробивалась
к
своему
будущему
«по крови и горю» .
И
рефрен
«Азия», четырежды повторенный
и
завершающий
стихотворение
«Белый офицер» (из поэмы « С иб и р ь»), — отнюдь не простое «м ежд о ­
мет ие», как об этом писалось в литературе о Луговском,
для
н его
это
—
символ
«азиатчины»
в
то м,
лени нск ом,
понимании,
че му
сино­
нимом
следует
считать
ре ак ционно с ть
и
мракобесие.
Для
Луговского,
мыслящего
ист орич еск и
уже
в
ранних
сти ха х,
белогвардейщина
и
тр адиц ия
азиатчины
—
вза имос вя за ны,
как
«смертный дух мороз ­
ный»
ассоциирован
с
холодом
иного
рода
—
а дом
пыток,
жестоко­
сти ,
насилия
и
деспотизма.
И
поэтому
смехотворна
та
п рямол ин ей­
ная
рапповская
критика,
к от орая
защищала
от
поэта...
«русскую
природу»
в
лице
бел ого
снега ,
и
поэтому
ошибается
сегодня
Л.
Ле­
в ин,
считая,
что
«стихотворение только выиграло»
от
того,
что
Лу­
говской
«вычеркнул»
из
него
две
за ключ ите л ьные
строфы,
чем
пере­
мести л
«центр тяжести. ..
на
лирическую
тему».2
Критически
оценивался
ф инал
стихотворения
«Дорога»:
И
нет
еще
стран
на
з елен ой
земле.
Где
мог
бы
я
сыном
пристроиться.
И
глухо
стучащее
сердце
мое
С
рожденья
в
р абы
ей
п рода но. ..
1В.
Лу гов ской ,
О
моих
ошибках.
—
«Знамя», 1937,
No
6,
с.
281—284.
2Л.
Л
е
в
и
н,
Вл адим ир
Луговской,
М ., 1962, с.
76.
11


Ра ппо вская
критика
неверн о
понимала
строки
о
других
«стра ­
на х»
и
«рабстве» .
Герой
сердцем
сросся
с
родиной,
и
нет
в
ми ре
места,
кот орое
б ыло
бы
в
сил ах
от орват ь
его
от
«свирепой», но
сво ей
земли.
Но
сер дце
бунтует
против
рабства,
против
слепой
при­
верженности
всему
то му
тем н ому
и
страшному,
что
позже
Лугов­
ско й
на зовет
«черным и страшным хаосом старого мира».
Собствен­
но,
есл и
бы
было
иначе,
то
последующее
признание
—
«так яростна
был а
на ша
жажд а
перестройки,
так
трудна
бы ла
ломка ,
так
ощути­
тельна
трагедия»
—
впору
б ыло
бы
счест ь
преувеличением.
Но
о
какой
ломке,
собственно,
шла
ре чь?
Критик
А.
Селиванов-
ски й,
рабо ты
которого
отличались,
може т
быть,
наибольшей
логи­
ческ ой
последовательностью
в
рапповской
критике
20—30- х
годов,
тр акту ет
это
в
при мен ени и
к
Луговскому
т ак : «Революция еще не
сумела
перевоспитать
все
существо
по эта ».1
Считалось,
что
эпоха
перековывает,
п ереп лавляет ,
нала жи вает .
«Трагедией»
считалась
не­
кая
зад ержка
в
т ех нике
производства
или
явный
брак,
но
вовсе
не
сам
процесс
ломки
как
таковой.
Но,
со бст вен но
говоря,
нормальным
мож но
считать
только
орган ич еск ий
рост
худ ожн ик а,
а
вовсе
не
«жестокую операцию», «лечение
самы ми
кардинальными
мер ами »
для
«перехода на новую социальную позицию», чего требовали от
художника
рапповцы.
И
се го дня
еще
в
крит ике
не
изжито
упрощенчество.
Почему-то
ст ало
почти
общим
местом
трак товать
конкретные
детали
стиха
Луг овск ог о
как
расширительные,
с имво лич ески е.
В
«Сполохах»:
«Я понял несложный и честный урок двенадцати длинных орудий»,
«Простая бытия дилемма:
жизнь
или
з алп
—
все
вп еред и», «Винтовка
прос та ,
А
жизнь
—
во
сто
крат
пр ощ е!».
Из
работы
в
работу
о
Лу-
гов ском
перекочевывают
эти
«упрощения»
по эта , «улики»
его
иде йно й
незрелости.
Но
полно!
Это
домыслы
и
упрощения
самой
критики.
Поэ т
вовсе
не
думает,
что
жиз нь
человеческая
проще
винтовки.
При­
веденные
примеры
утверждают
оче вид н ое:
жи знь
на
войне,
рядом
с
е ж емин утной
смертью
—
упрощена
до
элементарной
дилеммы:
жизнь
или
смерть.
И
сердце
укрыто
шинельным
сук ном ,
И
думать
о
до ме
—
не
надо.
(«Повесть»)
Стихи
о
гражданской
войне
—
это
сознательный
сг усто к
воли,
это
констатация
простейшей
ист ины ,
что
то т,
кто
избрал
пу ть
бури,
1А.
Селивановский,
В
литературных
боях.
Избранные
стат ьи
и
исследования
(1927—1936), М. , 1959, с.
421.
12


не
может
питать
иллюзий:
в
с удьбе
бойца
все
лег ен да рно,
обры­
висто,
кратко
—
как
миг
подвига.
Но
та кое
понимание
боевых
бу д­
ней
револю ции
ис полнен о
и
особ ой
мужественной
ро м ант ики,
и
из­
вест н ой
трез во сти .
Недаром
поэ зию
Луговского
подхватят
на
щит
п ре дво енные
поэты,
К.
Си мо нов
например.
«Груз головы», о котором говорит Луговской в стихотворении
«Повесть», — не синоним идейной сознательности,
а
си нон им
п устой
ре флек си и.
Поз дне е
мы сль
по эта
о
волево й
собранности
окажется
развернутой
в
четвертой
поэме
из
книг и
«Жизнь» .
Пока
же
Луг ов­
ско й
да ет
м г новенн ый
портрет
революции,
выр в анный
из
тьмы
по­
добно
блеску
молнии:
Ты
ли,
юность,
позв ала ,
Ты
ли
полюбила
Вс пенен ные
удила.
Боевую
с илу?
Письма
в
десять
рваных
строк,
Шаг
усталой
рот ы,
Штык ,
наточ ен ный
остро.
Грохот
поворота?
(«Рассвет» )
О
том,
что
в
это м
прямолинейном
императиве
Луговской
был
не
одинок,
свидетельствуют
чрезвычайно
характерные
стр оки
Н.
Ти­
хонова,
написанные
пр имер но
в
то
же
в ре мя: «На повороте пусть
буде т
бу ря
р емес лом,
и
всё,
что
против,
—
всё
на
с ло м. ..» («Лицом
к
ми р у»).
3
Страна
пер ех о дила
к
буд ничн ой,
черн овой
раб оте
во сст ан овле­
ния.
Встали
но вые
в опр осы
и
перед
культурой
молодой
республики.
20- е
годы
прошли
под
знаком
пол яри заци и
школ
и
направлений,
кри­
сталлизации
р еа льно
складывающихся
взглядов
на
будущее
искус­
ств а.
Ш колы
были
закономерным
этапом.
Ко неч но,
в
их
пес тро те
и
сумбурности
деклараций,
случайности
комбинаций
разных
инд и­
виду ал ьно сте й
в
пределах
одн ой
группы
отражалась
и
зыбкость,
и
анархичность
общественных
пр едс тав ле ний,
не
только
эстетических.
Новаторский
пафос
со ветск о го
и ск усства
не
мог
не
вылиться
в
полемические
на
первых
пор ах
по
отношению
к
пр ошло й
куль тур е
13


формы.
Споры
и
борьба
шко л
означа л и
выбор
пу ти.
Но
это т
выбор
сд елала
логика
классовой
борь бы,
а
не
д екларации
творческих
групп.
Школы
бы ли
распущены
в
1932 году .
В
1930 году прекратила свое существование и литературная
группа
конструктивистов
(ЛЦК), в которой с 1926 года участвовал
В.
Луговской.
Переч иты вая
с его дня
б рошю ру
«Знаем (Клятвенная
конструкция
к онс т рук т ивис т ов-п оэт ов)», сборники «М ена
В с ех », «Госплан лите­
ра т уры», «Бизнес»,
п ор ажаеш ься
той
редкой
путанице
и
нево­
образимой
претенциозности,
какой
полна
«теоретическая»
часть
про­
граммы
ЛЦ К.
Но
если
оставить
в
стороне
вы сп реннюю
ме таф изику
теоретика
ЛЦК
К.
Зелинского,
а
исходить
из
живой
практики,
то
весь
конструктивизм
ум еща лся
в
могучей
самобытности
Ильи
Сель-
винского,
так
как
ни
Ба гр ицкий,
ни
Инбер,
ни
Агапов,
ни
Габрило­
вич
ничего
общего
с
эстетикой
ЛЦК
не
имели.
С лож нее
было
с
Луговским.
Он
поистине
на шел
се бя
в
конструк­
тивизме.
Рассудочность,
кот ор ая
в
«Сполохах»
была
едва
ли шь
означена,
полностью
в осто рж ест вовала
в
«Мускуле» (1926—1928).
«Он самый ортодоксальный и самый последовательный,
он
бол ее
чет­
кий
конструктивист,
чем
сам
Сельвинский», — писал К-
Зелинский,
подчеркивая,
что
поэтические
приемы
конструктивизма
—
локальный
принцип,
смыслообусловленный
ритм,
лаконичность
эпитетов
—
легче
все го
изучать
по
стихам
«Мускула».
Луг овск ог о
этому
не
науч или.
Он
при шел
с
такой
установкой,
су щест вов авшей
объективно
в
са мом
характере
видения
им
ми ра
как
логически
заданной
конструкции.
Как
ни
парадоксально,
и
в
этом
был
своеобразный
романтизм.
В
доведении
до
высшей
точки
пози­
ции
жертвенности
личности,
в
самозабвенном
отречении
от
себя
Луговской
искренне
видел
па фос
врем ен и.
Ув ы,
как
грустно
и
многозначительно
звучат
для
нас
бодрейшие
стихи
«Мускула»:
Хочу
позабыть
свое
имя
и
званье,
На
н омер,
на
литер,
на
кличку
сменять.
(«Утро Республик»)
Па фос
бе зду мно го
исполнительства,
слеп ой
в еры,
по лнейш ег о
растворения
в
массе—вот
истинная
су ть
программы
«Мускула».
Я
обучаю
прост ым
законам:
Верить,
встав ат ь,
вырастать,
др ат ься. ..
(«Фронты» )
14


Шестнадцать
ча сов
для
труда!
Вос емь
для
сн а!
Ноль
—
своб одн ы х!
(«. Ут ро
Ре спу бл ик»)
И
все- таки
кри ти ка
бы ла
недо во ль на.
Ей
хотелось
«перевоспи­
тат ь
все
существо
п оэ та», хотя,
каз алось ,
что
уж
тут
ос тава лос ь
от
«существа», если даже «к ровь»
Луговской
с на бдил
государственным
эп итето м
«декретная» («Политпросвет»).
Кр итика
добиралась
до
«снов»
героя,
подозревая,
что
но чами
он
раскроется
полностью
и
разоблачит
себя,
намекала
на
то,
что
«на виду у всех»
Луг овско й
говорит
не
все ,
ост авля я
сокровенное
«про себя» .1
О
том ,
что
кон­
структивизм
сыграл
для
Луговского
отрицательную
роль,
можно
говорить
ли шь
до
известной
ст епени.
Он,
действительно,
учи л
его
«строить стихи как можно просторней и суше», держал « р у л ь
к он­
струкции,
ритма,
строфики»
рук ою
холодной
и
бестрепетной.
Но,
как
мы
вид ели ,
су ще ство
поэзии
Луговского
эт их
лет
опр еделялось
от­
н юдь
не
идеями
конструктивизма.
Вряд
ли
уместно
переоценивать
и
ро ль
разры ва
с
конструктивизмом
в
книге
«Страдания моих дру­
зей» (1929—1930).
В етер,
стой!
Равнение
нал ев о!
(«Фронты»)
Поставить
ветер
по
стойке
смирно
не
уд авал ось.
Ли ри че ская
стихия
проникла
и
в
некоторые
стихи
«Мускула» .
Она
ворвалась
в
диалоги
«Шагов большого сна», образной яркостью и напряженным
ритмом
отм ети в
та кие
стихи,
как
«Обреченный поезд», «Перекоп»,
щемящей
тоской
пахнула
из
«Капитанского штиля»
и
«Пути в ком ­
муну» («И,
улыбаясь,
же нщина
спала
на
юте ,
вся
в
красной
к исее,
как
солн ечн ый
восход,
как
пе сня
древняя
о
мировом
уют е»; «Над
всплывшей
земл ею
останемся
мы
—
последний
поэт
и
последняя
ло­
шадь»).
В
цикле
«Дорога Дарьяла»
Луговской
осваи вает
жанр
лири че ­
ск ого
очерка.
В
стихи
входят
реальные
приметы,
краски,
звуки
жи зни:
духанщик,
к ото рый
стави т
на
уг ли
похлебку,
сту к
ставней,
глазки
керосиновых
л ам п, «злые носы»
и
«угрюмые пальцы», тасую­
щие
лото
в
дух ане
«в желтке лучевой полосы» («Хуло»).
П оэт
учи т­
ся
видеть
и
сл ыша ть
жизнь.
Идя
от
р еа льных
впечатлений,
он
должен
был
н ачать
думать
в
стихах.
Увиденное
т ребо вало
выводов.
1А.
Селивановский,
В
литературных
боях,
с.
421.
15


В
программном
стихотворении
«Повелитель бумаги»
Луговской
не
может
решить
мучительной
задачи
о
месте
интеллигента
в
новой
жи зни
потому,
что
только
иллюстрирует
х о дячие
мысли
о
«попутни-
ч ес тве», вкладывая в уста «стран е»:
Судьбы
мои
не
тебе
в ручены.
Дело
тв ое
—
пом оч ь.
То,
что
говорит
«повелитель бумаги», как бы заранее дезавуируется
инто на цией
ир он ии.
Спор а
не
получалось.
А
ме жду
тем
спор
был,
—
в
жизни.
Интеллигенция
и
революция...
Нач ин ая
с
Бло ка,
Горького,
М ая­
ковского
т ема
эта
не
снималась.
Ре шали
ее
для
себя
и
Сельви нс кий
—
в
«Пушторге», и Лавренев — в «Гравюре
на
дереве»,
и
Олеша
—
в
«Зависти», и Федин,
и
Эренбург.
Творческие
дек лар ац ии
Луговского
в
таких
сти х ах,
как
«Пове ­
литель
бум аг и», «О друзьях», «Письмо к Республике от моего друга»,
были
не
столько
расчетом
с
идеями
конструктивизма,
сколько
по­
верхностным,
поспе шным
отмежеванием
от
одних
д огм
в
пользу
дру ги х.
Ты
по днял
свои
кулаки,
побеждающий
класс.
(«Пепел»)
Луго вск ой
очень
искренне
стремился
слиться
с
этим
к ласс ом
и
принимал
на
веру
и
соб стве нн ую
как
бы
н еполн оце ннос ть ,
и
абсо­
лютную
безгрешность
интел л екту ал ьно го
ав ангард а
класса
—
РАППа.
Крайне
п ок азат елен
грус тный
конфуз
поэта:
его
кля тве нно е
з аяв ление
вер н ости
РАППу
появилось
в
«Известиях»
букв ал ьно
на канун е
извещения
о
роспуске
этой
организации.
Если
бр ать
в
расчет
не
статьи
К-
Зелинского
или
Л.
Авербаха,
а
н апр авлен ие
классовых
ин т ересов
г осударст ва,
объ ект ивные
зако­
номерности
в
развитии
социалистической
культуры,
общий
уро вен ь
эстетической
мы сли
конца
20- х
год ов,
то
станет
о чевид но,
что
при
наличии
отдельных
акцентов,
почти
все
или
даже
все
литературные
группировки
объективно
сходились
в
одном:
в
уп рощен ии
т ворче ­
ско го
процесса.
ЛЕ Ф,
ЛЦК,
Р АПП
мало
чем
в
при нци пе
от лич а­
ли сь
д руг
от
друга .
П риня то,
например,
считать,
что
в
сухости,
рассудочности,
во­
левой
доминанте,
так
свойственным
поэ зии
Луговского
периода
«Страданий моих друзей», целиком повинен конструктивизм .
Но
вот
мы
читаем
«На литературном посту», орган
весьма
правоверных
16


«пролетарских писателей»
за
1929 год: «Наши дни,
взведшие
классо­
вую
борьбу
в
определенные
классовые
рамки,
не
сер ей,
а
четче
и
сдержанней
—
крепость
нервов
и
холо дн ая
отвага
сейчас
ценятся
выш е
пылкого
бе зрас с удс тва
и
излишней
эм оц иона льно ст и.
Мы
тр е­
б уем
не
намерения,
а
осуществления,
не
обещания,
а
исполнения».1
«Мы требуем...»
Этот
приказ,
это т
волевой
императив
—
от
имени
эпохи,
ст ра­
ны,
класса
—
каждый
на
с вой
лад
повторяли
и
Маяковский,
и
Сель-
винск ий,
и
рапповцы...
И
Луговской
взыв ал
к
эпохе:
На пол ни
прика з ом
мозг
мой
и
ветр ом
набей
мне
рот,
Возьми
мен я
в
переделку
и
двинь,
грохоча,
в пер ед.
(«Письмо к Республике
от
моего
дру га»)
Логика
этой
общей
поз иц ии
сб лиж ала
и
отношение
разных
г рупп
к
те ме
«личной и мелкой».
Маяковский
«наступал на горло соб­
стве нн ой
п е сн е», конструктивисты требовали «с во е обр аз но й
отречен-
н о с ти», «отрыва от чувств и интересов плоти».2
Трамвайному
кодексу
будней
—
не
верь!
Глухому
уст аву
зи мы
—
не
верь!
Зеленой
программе
весны
—
не
верь!
П оставь
их
в
журнал
исходящих.
Мы
в
сумрачной
стройке
сражений
теперь,
Мы
в
сумрачном
ритме
движ ений
теперь,
Мы
в
сумрачной
во ле
к
победе
теп ерь
Стоим
на
земле
летящей.
1 «На литературном посту», 1929, май,
No
10, с. 60.
2 Мена Всех .
Конструктивисты
поэты,
М., 1924, с.
23.
2В.
Луговской
17


Так
писал
Луговской
в
«Кухне времени».
Даже
ие ра рхия
р азд елов
в
кн иге
«Страдания моих друзей»
под­
чер ки вала
неслиянность
мо тив ов
и
тем
разного
ка либ ра: «Раздел
общ е ст венный.
Раздел
бытовой.
Раздел
любовный.
Раздел
стро го
л ичны й. ..»
Над о
ли
объяснять,
что
«мир разума,
конечного
по ряд ка
и
справедливости»
в ид елся
молодому
Луговскому
весьма
св ое­
образно.
4
.. .Зайдем
в
ка бине т
поэта.
Зд есь
все
т ак,
как
бы ло
при
нем.
Прежде
в сего
вас
п орази т
необыкновенная
воинственность
ее
быв­
шег о
хозяина:
на
стенах
развешаны
шашки,
пистолеты,
кин жа лы.
Карабины,
винтовки
стоят,
пр исло ни вши сь
к
книжным
шкафам...
Но
вы
не
пу гай тес ь:
неизвестно,
когда
они
кололи
и
стреляли...
Божки,
бог и,
тотемы
из
разных
стран.
И
Будда,
и
Шива,
и
Хрис тос .
И
грече­
ск ая
амфора
на
стол е.
Гравюры.
И
главное
—
книги.
Книги
всех
вре­
мен
и
на родов .
На
многих
языках.
Книги
с
закладками
—
по
фило­
софии,
военному
делу,
кораблестроению,
сп орту .
Горка
ос тро
отто­
ченных
карандашей
—
страсть
Луговского.
Да,
знал
он
много.
И
порою
—
самого
неожиданного.
Он
по мнил
цве та
и
рисунки
флагов
всех
государств,
г имны
(однажды он не
менее
ч аса
пел
их
на
разных
языках
авто ру
э тих
ст рок ); он знал
та йну
светящихся
обла ко в,
форму
ра зных
полков,
ко тор ую
носили
в
разные
времена
в
русской
армии ,
местонахождение
могил
чут ь
ли
не
вс ех
ве лик их
лю дей.
«Романтичен был его рассказ о том,
как
гр об
Григ а
качается
на
железных
цепях
в
гр оте
ска лы,
н ави сшей
над
м ор ем .. . »1 Он весьма компетентно и азартно судил о художнике
Валлотене
и
переводах
из
Уо лта
Уи тмен а,
очен ь
люб ил
язы к
Лес­
ков а,
часами
мог
говорить
о
Костере,
Хемингуэе...
Од ним
сло во м,
Луговской
был
н езау ряд но
об ра зован ,
пытлив,
жа ден
к
культуре
человечества.
И
она
был а
для
его
богатой
фантазии
отн юдь
не
мертвым
грузом.
Он
был
по-настоящему
интеллигентен,
то
есть
обладал
большой
душевной
культурой,
тонко
развитым
чувс тво м
справедли во сти
к
чужой
бо ли,
а
не
только
обостренным
распознава­
ни ем
красоты.
Это
все
не
соответствовало
тому
уровню
самовыражения,
на
каком
на ход илос ь
творчество
Луговского
периода
20- х
год ов,
а
ча­
стично
—
и
30-х .
Существовало
два
параллельных
потока.
В
стихах
1О.
Грудцова,
Луговской
в
Алма-Ате.
—
«Страницы воспо­
минаний
о
Л угов с ком», с.
122.
18


еще
не
было
лично ст и
поэта.
Сознательное
ограничение
продол­
ж алось
и
в
пос лед ующие
годы.
Оно
бы ло
продиктовано
причинами
неодинаковыми,
но
всегда
обедняло
поэзию
Луговского,
делая
ее
не
го ло сом
натуры,
а
гол осом
воли
и
рассудка.
Но
тем
яростнее
и
неожиданнее
оказ ывались
взрывы
его
дарования.
В
30-е
годы
Луговской
жи вет
бурной
жизнью
путешествий
и
рас­
ш и рением
непосредственного
опыта.
Зи ма
1930 года — путешествие
в
Туркменистан; 1931год—книга «Большевикам
пустыни
и
весны »
(книга первая) .
Летом
1930 года — заграничная командировка;
1932 год — книга стихов « Евр о п а».
Лето
1931 года — поездка в Уз­
бе киста н
и
Таджикистан;
в
1933 году — вторая книга «Б ольш еви ков
пу стын и
и
весны».
Летом
1933 года — поездка с Н.
Тихоновым
в
Да­
гес тан .
В
1935 году — длительное пребывание за границей .
С
1936
по
1938 год — работа в Азербайджане над созданием «А н тол оги и
азербайджанской
поэ зии» .
И
кн иги,
кн и г и : «Мое поколение»
(1932), «Жизнь» (1933), однотомник (1935), «Дангара» (1935), «Кас­
пийское
мо р е » (1936), «Октябрьские стихи» (1937), «Новые стихи»
(1941)...
Г лавн ая
особенность
этого
десятилетия
—
на пря жен ный
поиск,
накапливание
опыта;
чер ез
издержки,
противоречия,
срывы
—
д ви­
же ние
к
самобытности.
Это
была
зарядка
аккумулятора.
Зд есь
на­
чало
вершинного
взлет а
дарования
поэта
в
50-е
годы.
Луговской
жил
полной
жизнью.
Письм а
его
сест ре,
друзьям
источают
ув л еч енно сть,
аза рт,
большие
на де жды.
Казалось
бы,
вырвавшись
из
око в
схоластических
сп оро в,
поэт
в
прямом
единении
с
реальностью
п олуч ил
в озможн ост ь
наконец-то
обозначить
св ое
«я», проявить максимум творческой расторможенно-
сти.
Но
в
пустынях
Туркменистана
и
тем
б олее
на
военных
кораблях
черноморской
э ска дры,
в
в иду
чужих
береговых
огней,
Луговской,
ощу щая
накал
революционной
борь бы ,
внутренне
делал
из
этого
пр е жние
выв оды .
Он
«напрягался для подвига» .
Он
«перестраивал»
себ я.
Он
еще
не
научился
доверять
себе.
В
поэ зии
Луговского
30- х
год ов
два
го лос а,
которые
мы
с лы­
шали
еще
в
«Страданиях моих друзей», начали реальный спор:
Так
к
ч ер товой
матери
это т
психологизм!
(«Пепел»)
Довольно
а рме й ского
пафоса!
Довольно!
(«О друзьях»)
19


И
может
быть,
есть
св оя
правда
в
том ,
что
не
потерять
пафос
и
найти
психологизм
Луговскому
должно
б ыло
помочь
умен ие
живо­
писать
чуж ой
характер,
умение
хоть
и
не
«позабыть свое имя и
зва нь е», но на время отойти от него.
Предчувствие
очерковой
объ ек­
тивности
характера
находим
мы
еще
в
«Просьбе больных» (из сбор ­
ника
«Страдания моих друзей») — реальность,
ч еткос ть
ра сск аза,
образ
героя,
его
живая
речь.
К ажется ,
впервые
под
стихотворением
у ка зано
место
действия,
—
что
в
«Большевиках»
станет
правилом.
Пер ехо д
к
объективному
герою
избавлял
Луговского
от
ложного
комплекса
внутренней
замкнутости.
С начала
он
раск рыв ал
чужую
душу.
Позже,
уст ан овив
безусловное
тождество
вн утре нн их
уст ре м­
лений,
он
раскроет
себ я.
Сна ча ла
его
п орази ла
простота
—
понятие
самое
сложное
для
романтика:
И
всё
это
было,
товарищи,
п росто .
Без
всякой
романтики,
вялой
и
пьяной,
Так
жи знь
расск аза лась ,
с
огнем
папироски.
Вся
полная
самых
обы чн ых
изъянов.
(«Хелъманжоу» )
Это
не
было
освобождением
от
гер оич еск ого
начала.
Напротив,
героика
предстала
перед
поэтом
во
плоти
самых
реальных
фа кто в.
Ноч ные
сп оры
у
костра,
сот ни
километров
в
седле,
жара
пустынь,
тре вог а
бл изк их
границ,
басмаческие
налеты,
пе рвые
т рак торы
среди
кетменей,
резкий
с лом
родовых
отношений
в
кишлаках.
Фантасти­
ческое
переплетение
феодальных
пережитков
с
приметами
нового,
п осевная ,
р ытье
колодцев,
с пасен ие
арыков
—
калейдоскоп
напряжен­
ной
жизни,
борьбы,
страстей,
сшибка
предрассудков
и
активной
воли
целеустремленного
действия.
В
брига д е
писателей
(в нее входили
В севолод
И ван ов,
Леон ид
Лео но в,
П етр
Павленко,
Гр игор ий
Сан ни­
ко в,
Н ико лай
Тихонов
и
Владимир
Л угов с кой)
Ти хонов
и
Луговской
особенно
с дружил ис ь.
Яр кий
портрет
Луговского
туркменского
пе­
риода
найдем
мы
в
в ос по мина ниях
Т ихонов а .1
Вот
в
ти хую
душ и­
стую
ночь,
в
да ле кой
Иолотани,
во
время
чаепития
в
доме
зоо тех­
ника
они
узнали
о
смер ти
Маяковского
и
б ыли
потрясены
ее
неожи­
да ннос ть ю.
..
Вот
Луговской
скачет
долиной
Сумбара
рядом
с
милиционером
Нури,
о
котором
напишет
потом
сти хотв орен и е.
Вот
ночью
в
Чарджоу
Луговской,
волнуясь,
читает
Тихонову
первое
с ти­
1 «Страницы воспоминаний о Луговском»,
с.
44—92.
20


хотворение
из
бу дущ ей
книг и.
Вот
Луговской
выступает
на
суде
в
защиту
влю блен н ых,
добровольно
взя в
на
себя
миссию
адво ка та.
«Мы набиты впечатлениями .
Они
пр осто
спрессованы
в
нас,
так
их
много».1
Такое
впечатление
остается
и
от
п ервой
книги
—
«Большевиков
пус т ыни
и
ве сн ы».
Зд есь
еще
мно гое
не
отстоялось
в
обра зе .
Целые
куски
из
очерка.
Назывные
определения.
Рит орик а.
Но
жизнь
уже
постучалась
в
стихи.
Од ин
только
эп и тет: «шакалы выли вертикаль­
но
ввы сь».
Такое
нельзя
прид ума ть
—
надо
увидеть,
как
в оет
ша к ал,,
задрав
мо рду
в
зенит...
А
это
—
не
м ело чь.
С
такого
начинается
но­
вое
в
эстети ке :
Я
хочу
говорить
словами
совсем
простыми,
только
жар
простоты
укрепляет
и
может
пом очь ,
если
сердце
тв ое
лежит
на
ладони
пуст ын и
и
его
прикрывает
ла до нью
пустынная
ночь.
(«Земли Красной Звезды»)
То чн ость
и
простота
—
от
уверенного
спокойствия.
Вели ч ие
п ри­
род ы
и
ск ромны й
герои з м
«большевиков пустыни и весны»
обязы­
ва ли
к
самоконтролю.
«Мир,
наполненный
звезд ами,
поглотил
мен я
без
ост ат ка,
мир ,
наполненный
шор охом ,
переродил
мен я » («Земли
Красной
Зв езд ы»).
И
переродил
в
стор о ну
б оль шей
уверенности
в
роли
ли чн ост и : «Чтобы я твердо работал в человеческом урагане,
чт обы
я
вер ной
рук ою
двигал
тридцатый
г од» («Сын кулябского
нищего»).
Это
уже
не
та
позиция,
которую
з ани мал
поэт
в
приступе
интеллигентских
п ока ян и й : «возьми меня в переделку и двинь,
гр о­
хоча,
вп еред ».
Акти вн о сть
поз иции
пришла
от
активной
ро ли
в
событиях
са­
мого
авто ра
и,
повторяю,
от
тес н ого
соприкосновения
с
другими
судьбами.
Луговской
впервые
«лепит характерные фигуры», — отме­
чает
П.
Антокольский.
«Их хватило бы на большой социальный ро ­
ман!» В книге «зафиксирован
п роц есс
раскрытия
мира,
процесс
не­
1 «Страницы воспоминаний о Луговском», с .
90.
21


пред ви ден ный
и
не пре дуг ада нный,
без
за ран ее
заданной
композиции
и
плана».1
В
стихотворении
«Жизнь»
ес ть
еще
пережиточные
«железные»
образы
(«но штыком мне отворили зренье,
ос леп или
боем
и
людь­
ми . ..»),— правда,
сд ела ла
это
не
безликая
эпоха,
а
собственная
«ненависть,
ко тор ой
нет
с ра вне нья,
яр ост ь,
перестроившая
мир».
Говори ть
о
каком-то
п ерело ме,
связанном
с
освобождением
от
кон­
структивизма,
о
каком-то
«рапповском»
периоде
—
конечно,
нельзя.
Ни
о
какой
дани
«диалектико-материалистическому»
методу
в
стихо­
творении
«Жизнь»
не
может
бы ть
и
речи.
Просто
здесь,
под
з ве­
зд ами
величественной
пус тын и,
поэт
еще
осознаннее
воз вращ ался
к
сво ей
сути
—
жажде
философского
по з нания
мира,
собирания
его
воедино.
Я
глядел
в
г лаза
т вои
большие,
Жизнь,
праматерь
сме рти
и
любви,
Я
х отел
понятней,
проще,
шире
Каждой
радости
сказать:
«Живи!»
Неумолимая
логика
классовой
борьбы
еще
не
входила
есте­
ст вен но
в
его
«познаванье причин и следствий», и требовалось еще
-одн о
«волевое»
д ейств ие
—
«штыком мне отворила зренье».
Харак­
т ерна
и
образная
логика
ф ина ла : «Умереть,
—
чтобы
о пять
родиться
в
новой
поросли
б ол ьш еви к ов ». «Откладывая»
личное
быт ие
до
но­
вог о
рождения,
герой
как
бы
переносит
и
решен и е
кардинальных
вопросов
на
за втр а.
Так
д аже
«философская»
оснастка
те мы
жизни
и
смерти
работает
вхолостую,
мимо
«познаванья причин и след ­
ст вий ».
Не
в
торжественной
риторике
стихов
«Витерит», «Земли Крас­
ной
З везд ы», «Пустыня и я», «Туркмения», а в живой наблюда­
тельности,
сн ачала
—
оче рк овой
(«Письмо», «Милиционер
Нури »,
«Змеевик»), а затем,
во
второй
книге,
переходящей
в
образное
ос­
мысл ени е,
близкое
к
б алладн ому
решению
или
романтическому
моно­
л огу
(«Сын кулябского нищего», «Басмач», «Учитель»), — в этом
б ыло
обога щен ие
поэзии
Луговского.
В
«Пропасти Оби- Нио л а»
поэт
п робуе т
расширить
интонационно-ритмические
возможности
стиха,
1 «Страницы воспоминаний о Луговском», с .
13.
22


дов о льно
удачно
стилизуя
речь
типичными
ходами
во сточ н ого
сти ха,
используя
люби мый
сво й
прием
нарастающих
повторов.
Две
книг и
«Большевикам пустыни и весны»
бы ли
для
Лугов­
ского
школой
жизни,
гражданского
в ос питания
и
поэ зии .
Э того
нельзя
ск аз ать
о
работе
над
книгой
стихов
«Европа», ко­
торая
вышла
в
начале
1932 года .
Ли терат урн ое
объ едине ние
Крас­
ной
Армии
и
Флота
кома н ди рова ло
Луговского
на
к орабл и
Черно­
мо рско го
флота,
которые
шли
в
заграничное
плавание.
Виде л
Луговской
Европу
из дали
и,
естественно,
не
мог
ничего
открыть
п оэ­
тически.
Шел
он
по
следам
Маяковского.
Не
только
учени ческ и
копи­
руя
его
стих
(«И здесь сыгранет гражданская война трагедию*
лучше
Эсхи ловой », «У полисмена свело лицо,
и
стало
оно
фи сташ­
ко вы м»).
Само
направление
темы
и
сп особ
ее
р еали заци и
был и
за­
имствованы.
К оне чно,
в
о тдел ьных
строчках,
обра зн ых
хода х,
инто­
нации
мы
угадываем
Луговского,
а,
ск аж ем,
в
с тихот воре ния х
«Ин ­
тер на ци она л», «Прощание в октябре»
—
и
конструкцию
его
любимой
ком по зиц ии.
В
стихах
«Европы»
отч етл иво
сквозит
тема
приближающейся
военн ой
опасности,
но
в
те
год ы
не
только
Луговской
полагал,
что
«железный ветер» «гу д ит
с
востока».
Бодрость
и
оптимизм
стихов
«Европы»
иногда
оборачивались
похвальбой,
не
и мевшей
под
с обой
дос та то чно
реальных
ос нова ни й.
В
жур н але
«Огонек»
было
опубликовано
стихотворение
Лугов­
ского
«Перекличка», где читаем:
По дн имем ?!
—
Есть!
Расширим?!
—
Есть!
По строи м?!
Готовы
и
на
мест е!
В
1932 году поэт жил в Уфе .
Зд есь
он
писал
вторую
книгу
«Большевиков», здесь,
почти
одновременно,
создавалась
книга
поэм-
«Жизнь».
Смыс л
ее
—
столкновение
человека
с
не вер о ятным
много­
образием
действительности,
—
так
ф орму лирова л
Луговской
задачу
«Жизни».1
Книга
с ост ояла
из
пя ти
поэм,
в начале
просто
п ронуме ­
рованных,
а
в
одном
из
последующих
изданий
получивших
назва­
ния: «Красные чашки», «Комиссар», «Мельник», «Сапоги», «Акро-
Цитирую
по
книге:
Л.
Левин.
Вла дими р
Л угов с кой,
с.
279.
23


поль».
По эмы
написаны
белым
пятистопным
ямбом,
б олее
ха ракт ер­
ным
для
русской
стихотворной
драматургии,
но
блистательно
примененным
и
обогащенным
А.
Блоком
в
«Вольных мыслях».
«Жизнь»
яв илась
для
Луговского
эта пным
произведением.
В
характере
дарования
поэта
романтическое
начало
с
его
интуи­
тивным,
эмо цио нал ьно -о крыл е нным
тютчевско-блоковским
символиз­
мом
всег да
боролось
с
«рассуждательством», как говорил сам Лугов­
ской,
а
в
лучшем
выражении
своем
—
с
рационалистической
тради­
ц ией
то чно го
пушкинского
стиха.
Высо кий
синтез
придет
к
зрелому
Луговскому.
Анал ити ческая
задача,
объективно-повествовательный
тон,
ин­
тонация
раздумья
«Жизни»
были
довольно
смело й
разведкой
в
неиз ­
веданную
область.
Почти
сквозная
тем а
кни ги
—
борьба
человека
нового
мира
с
соб лазн ами
«мирового уюта»
в
разных
его
и п ост асях.
В
«Красных чашках»
—
это
откровенная
схват ка
«горького ветра
мира
и
славной
жестокой
земли»
с
«вороватыми прикрасами нена ­
стоя щ их
непростых
мирков,
которые
з овут ся
л ичным
сч ас т ьем».
Само
определение
«красные чашки», по- вид и мо му ,
призвано
ук азать
на
новое
мещанство,
на
опасность
мими кри и
«совмещанства» .
Ес ли
в
«Красных чашках»
противник
—
быт ,
то
в
«Мельнике»
—
собствен­
ность,
оберегаемая
казуистикой
философии
лич ной
своб од ы.
В
«Акро­
п оле»
—
новый
враг:
ми ров ой
ск епс ис,
о тр ицание
реальных
путей
к
счастью,
тот
аристократический
индивидуализм,
что
сродни
зооло­
гич еско му
индивидуализму
гер оя
поэмы
«Сапоги».
В
поэме
«Комис ­
са р», написанной вне главного драматургического принципа построе ­
ния
остальных
г лав
кни ги
и
представляющей
собою
диалог
л ири че­
с кого
г ероя
с
комиссаром
Серг еем
Зыковым,
сл овно
бы
закрепляются
все
формы
враждебного
Луг овс кому
мира
в
образе
вражеской
«за ­
са ды»
на
пут и
самой
п ри род ы, «закона развитья»
и
«движенья» .
«Комиссар»
—
наибо л ее
наивная,
можно
даже
ск аза ть
неуклюжая
вещь ,
но
она
ключевая
для
понимания
по пыто к
Луговского
в
30- е
годы
связать
воедино
во про сы
классовой
борьбы
с
естественно­
научной
фи лос офи ей
жизни.
Вероятно,
это
обстоятельство
и
объяс­
няе т
пристальный
интерес
к
вариациям
темы
«Комиссара»,
пр о­
ходящей
и
в
последующие
го ды
(в «Середине
век а»
—
по эма
-«Новый
год», в «Синей
весне»
—
стихотворение
«Баллада о Новом
г оде»).
Поэзия
Л угов с кого
(это относится и к его лирике и к лириче­
ско му
эпосу)
насквозь
ко нфл иктна ,
драматизована.
Мон ол оги
герое в
«взрываются»
изнутри
контрастом
дейс твия.
Многие
сти хи
остро­
сюжетны.
Но
ко гда
речь
идет
о
драматическом
не рве
его
поэз ии,
«имеется в виду не только это .
24


У
Луговского
бы ла
св оя
те ма.
Он
стремился
св яза ть
общие
за­
коны
бытия
с
за кона ми
борьбы
классов.
На
этом
пут и
одной
из
серьезных
и
мучительных
проблем
вставала
проблема
счастья.
Ра н­
ний
Луговской
запросто
рассчитался
с
не й.
В
«Жизни»
он
собирает
в
фокусе
«мирового уюта»
все
то,
что
как-то
выходит
за
пределы-
его
положительной
программы.
«Хаосу и тревоге старого мира мы
противопоставили
великую
тревогу
ре волюц ии ,
ветер,
вихрь
револю ­
ции,
к отор ый
сметает
и
бе дств ия
человечества
и
м иров ой
ую т»,1 —
гово ри л
поэт
в
речи
на
Первом
съезде
писателей.
Легко
замети ть ,
что
многое
тут
ид ет
от
Бло ка.
Но
мысль
великого
лирика
была
гл убже
и
последовательней.
Луговской
з вал
«хаосом»
ликвидировать
«хаос», тревогой заме­
нит ь
тревогу,
одн им
и
тем
же
спасительным
вихрем
смести
и
«бед­
ствия»
и
«уют» .
Романтическая
фразеология
маск и ровал а
путаницу
в
душе
поэта.
Паф ос
душевной
мобилизации,
страстн ая
ц елеу ст рем­
ленность
—
переделать
мир
на
справедливых
н ач алах,
—
рад и
этого
гот овн ос ть
отринуть
все,
что
уводит
от
борьбы,
размягчает,
ослаб­
ля ет
волю,
—
все
это
благородно,
достойно
восхищения
в
позиции
Луговского
(да разве только его — всей поэзии тех лет!).
Но
начи­
ная
с
«Мускула»
и
«Страданий моих друзей»
Луговской
долгие
годы,
как
говорится,
с
во дой
выплескивал
и
ребенка.
В
стихах
«Штейгер-
и
Л оре л ея », «Волчий вой», «Шаги большого сна», «Жестокое про­
буждение», в книге поэм «Жизнь»
—
«песня древняя о мировом
уюте»
звучит
как
тема
трагического
противоречия
между
понятиями
идеал а
и
счастья.
Упрямо
де ржа сь
на
«жесткую»
землю
и
«горький
вет ер
ми ра», высокомерно смешивая действительные признаки миро ­
вог о
мещанства
с
мнимыми
его
пр о явл ения ми,
Луговской
постепенно
отрывался
от
ж и з н и, «уходил от виденья прямого», как он скажет
потом
в
«Середине века» .
Расхож де ни е
меж ду
отвл еч енн ой
ид еей
все об щего
счастья
и
сч а­
стья
каждого
—
вот
что
было
причиной
заблуждения.
5
Высшей
точкой
довоенной
лирики
Луговского
явился
тоненький
сб орн ик
«Каспийское море» (1936).
Ль ды
аскетизма
и
лук авог о
мудрствования
растопила
любовь
к
женщине.
И
как
это
не
раз
бывало
в
истории
поэ зии ,
непридуманное
чувство
и
стало
тем
маг­
нитом,
к о торый
собрал
в
уп ру гие
строчки,
задал
ритм,
определил
высоту
полета
всем
разрозненным,
казалось,
впечатлениям
бытия:
1 «Раздумье о поэзии»,
с.
177.
25


О,
никогда,
никогда
не
забыть
мне
этих
колюч их
ре с ниц,
Глаз
рас ш ире нных
и
косых,
как
у
летящих
птиц.
Я
слышу
тв ой
г олос,
голос
ветров,
высокий
и
горловой,
Дребезг
манерок,
клекот
шты к ов,
ливни
над
головой.
(«Сивым дождем на мои виски. . .»)
Женщина?
Ветер ?
Революция?
Птица?
Молния?
Ист ор ия ?..
Ощущение
полета
—
вот
отве т.
И
коне чно,
л юб овь.
И
конечно,
рево­
люционная
юность.
Романтика
входит
в
мир
как
воздух.
Подлинную
-сти хию
не льзя
отмерить
и
взвесить.
Конструктивизм
пытался
сделать
это.
К.
Зелинский
сетовал,
что
р ечь
свя зан а
с
«горлом,
т.
е.
инст ру ­
мен том ,
труд но
подда ющим ся
изменению».1
Пастернак
по нимал,
что
«грудная клетка» «к осног о
кос не й»...
Поэзия
дышит,
а
не
те о­
рети зи рует
о
составе
воздуха .
Оп ыт
ис т ории,
философия
век а,
кон­
цепции
ми ра
и
человека
о се дают
че рез
г лаза,
уши,
мускулы,
нервы
поэта.
Идеи
становятся
гем оглоб ин ом
—
тогда
они
идеи
иск ус ства .
П ока
они
—
фо сфор ,
же л езо,
соли
—
они
вне
ис кусс тва
и
пороз нь.
Еще
в
«Сполохах»
особняком
стояло
стихотворение
«Краски» .
П оэт
стыдливо
люб ил
его,
переиздавал,
хо тя
оно
наивно
и
сла бо
написано.
В
чем
дело?
Почти
с
д етско й
непосредственностью
гово­
рится
в
нем
о
тоске
по
«набору акварели скверной»
мальчика,
не
умеющего
рисовать.
Я
че стн ость
и
смелость
по
ка пле
коплю,
Чтоб
сделаться
глубже
и
строже.
И
я
не
рисую.
Но
кр аски
куплю.
Куп лю.
Может
быть...
поможет.
«Темная жажда в рисунке сказать о звере,
деревьях,
солдатах»
томи т
художника
Луговского.
Искусство
зн ает
собственную
логику.
Его
п уть
к
сердцу
не
сов­
падае т
с
п утем
чис той ,
голо й
мысли.
Зд есь
—
вечный
камень
преткно­
вения
для
в сяко го
ограниченного
ум а,
гл ух ого
к
эстетическому
в оз­
действию.
Луговского
осудили
за
книгу
«Каспийское море», — в критике
1 Мена Всех .
Конструктивисты
поэты,
М ., 1924, с.
24.
26


вы ска зы валос ь
м нение ,
что
в
иде йном
отношении
поэ т
сделал
шаг
назад
по
ср авн ен иею
с
«Большевиками»
и
«Европой» .
Это
было
не­
верно.
В
«Каспийском море»
Луговской
оттаял,
стал
проще,
чел о­
ве ч ней,
есте ств ен н ей.
Е сли
бы
заслуга
книг и
ог ран ич ивалась
только
этим,
и
того
хватило
бы.
Но
значение
стих ов
о
любви
ш ире.
Ко гда-
то
в
«Волчьем вое»
автор
сводил
прекраснейшее
и
естественнейшее
чу вство
к
«воплю,
древнему
и
про стому». «Песня
древняя
о
ми ро­
вом
уюте»
зв учал а
обычно
как
искус,
заклиная
повторами: «Это ты,
уходящая
в
пен у
столетий,
в
камень
эп ох»; «Всем телом зову тебя,
тел ом
зову
и
д уш ою».
Критике
это
нравилось,
потому
что
герой
в
конце
концов
бил
искусительницу
козырной
картой,
—
она
ему :
«тело», а он: «Челяба .
Днепрогэс.
Хибины .
Россельмаш».
Она
ему:
«душа», а он: «Бетон,
зе м лянки
и
моро з.
Горячечные
ночи.
Пят и­
летка».
Бетон
оказывался
тверже.
Мир
не
прост .
И
человек
не
прост.
Это
понимание
впервые
осе­
няет
поэта,
хо тя
он
и
раньше
люб ил
пофилософствовать
о
сложно­
с тях
бытия.
Сложность
обнаружилась
в
пр остом,
близком.
«Я не
пророк .
Пророком
мне
не
быт ь.
Но
яростная
си ла
ожиданья
ведет
меня
че рез
года,
чер ез
любовь
и
беды ...
к
распаду
сл ов
привычных,
слепящему,
как
взрыв
снарядных
ск лад ов» («Рассвет»).
Привычные
слова
набухали
но вым
смыслом .
Гордый
и
прекрасный
«ветер мира»
ок азывался
порой
«холод­
ны м,
как
рыбья
кровь»
от
одиночества.
Ок азывает ся ,
лишает
сна
не
только
«ярость», та,
что
«несгибаема», но и «г ореч ь,
и
жалость»
—
те,
что
сами
спо собны
согнуть.
И
теперь
не
любовь
заклинает
ге­
роя
сдаться
на
зов
«звериного тепла»
и
«мирового уюта», а сам
герой
заклинает: «Ярость моя,
живущая
сто л ько
лет...
Я
закли­
наю
ее
стоять
всегда
на
моем
пути».
Это,
п равд а,
чис то
риторическое
заклинание.
Мож но
заклинать
общими
словами,
но
все
свалит,
с ме­
тет
с
пут и
один
только
образ,
вырвавшийся
как
бы
невзначай:
С олов ей
грохотал,
две
за ри
отражались
в
реке...
(«Синий жук»)
В
этом
—
весь
Луговской.
Разве
не
две
судьбы
стоят
за
эти ми
дв умя
з ар ями,
отраженными
в
одной
рек е?
Мы
с
тоб ой
встречаемся
холодно
и
ред ко.
Ты
вз дых ае шь.
Ул ицы
бе гут
н апереб ой .
(«Песенка» )
27


Словно
слы ши шь
частый
пе рес тук
се рдца ,
сом н ение
и
г оречь
героя.. .
До
уровн я
настоящей
поэ зии
подым а ютс я
стихи
«Сивым дождем
на
мои
виски
па дает
сед и н а...», «Синий жук», «Ночлег», «Мужество
« нетерпенье», «Почтовый переулок» .
А
что
же
с каза ть
о
знаменитой
«Песне о ветре»!
Итак,
начинается
песня
о
ветре,
О
ветр е,
обутом
в
солдатские
гет ры,
О
г ет рах,
идущих
дорогой
войны,
О
войнах,
которым
стихи
не
нужны.
Логика
поэзии
—
логика
интуиции.
Эмоция,
заряженная
ритмом,
вы пл ывает
из
глубин
сознания
и
только
в
конечном
с чете
опре де ­
л яется
рациональным,
и де ологи ческ им
началом.
Поэты
«проговари­
вают ся »
в
стих ах ,
если
ид еи
их
неорганичны,
но
зат о
никому
не
дано
так
впечат ат ь
в
ду ши
эти
идеи,
как
художнику,
когда
он
истинно
живет
им и.
Поэтические
формулы
Маяковского
ст али
ло­
зунгами,
де йс т вител ьным и,
п ока
жив а
Революция.
Стихи
же,
пи тав­
шиеся
лозун га ми,
час то
о казы вались
мертворожденными.
Не
все
оказалось
це нным
и
в
«Каспийском море» .
Безлико,
опи­
сательно
стихотворение
—
отклик
на
уб и йство
С.
М.
Кир ов а;
рассу ­
дочны
—
«Кара -Кал а», «Волчьи ворота»; пустотелы и мелки — « Ра­
д ос т ь», «Шторм».
Некоторые
тенденции
«Большевиков»
—
публици­
стическая
очерковость,
жи во писа ние
характеров
—
продолжены
в
с тих отвор ени и
«Хван-О р».
Завоевание
новых
плацд ар мов
поэзии
связано
с
лирикой
напря­
женного
чувства,
с
п ервой
попыт кой
самовыражения.
Опасность
замкнуться
в
лирике
с убъ екти вист ско го
толка,
пот е­
р ять
масштабность,
историчность
чувства
никогда
не
угр ожа ла
Лу-
говскому.
Скорее
обр ат ное
—
слишк ом
прямолинейно
св язывал
по эт
макро-
и
микрокосм
чу вст в.
Высокое
бл око вско е
начало,
сли вш ее
в
едином
образе
облик
любимо й
и
образ
Росси и,
присутствует
ли шь
в
шедеврах.
Позднее,
в
одном
из
удачных
сво их
ли рич ески х
сти хо творе ний
«Пила», Луговской скажет: «Но я последним напряженьем воли
в озьму
в
се бя
молочн ую
лун у,
мо рск ое
п осере бре нно е
поле,
да ле кий
зв он
и
эту
т иш ину».
«Возьму в себя» ...
Без
этого
чувс т ва
лич ной
принадлежности
тебе
всего
богатства
ми ра
нет
лирического
поэта.
Для
Л уг овско го
с
его
романтическим,
с убъ ект ивно
об остре нн ым
взгл ядом
на
мир
п уть
обезличения
поэзии
оказался
катастрофическим.
28


6
26 апреля 1937 года в «Л ит ера турн ой
газете»
появилось
упомя­
нут ое
выш е
постановление
«О книге поэта В.
Луговского».
За
ним
пос лед ов ала
проработка.
Луговской
сломался.
З десь,
с
э той
точки,
начнется
медленное
его
отступление
с
по зиц ий,
с
таким
трудом
за­
воеванных.
«Октябрьские стихи» (1938) показали это с очевидностью .
Кроме
некоторых
пе ре из данных
стихов
в
сборнике
не
было
ничег о
хорошего.
«Полковник Соколов», «Кухарка Даша», «Стихи к ХХ - ле -
тию»
оставляют
гру стн ое
впечатление.
Вялость,
нудность
течения
стиха,
примитивность
характеристик,
идиллическая
слащ авост ь,
так
не
свойственная
Луговскому,
—
не
мо гли
не
вы звать
н овой
волн ы
критики,
на
этот
раз
заслуженной.
Наступил
период
творческого
молчания
поэта,
к отор ый
слился
с
вое нны м
периодом
и
почт и
целым
послевоенным
де сятил ети ем .
Это
б ыли
кризисные
годы.
И
хот я
в
1941 году,
в
са мом
на чале
войны,
вышла
книга
«Новые стихи», в ко­
торой
рядом
с
холодным,
официозным
отделом
«Ночь под Моло -
дечно»
был и
напечатаны
знаменитая
«Курсантская венгерка»
и
такие
отличные
стихи,
как
«Лозовая», «Мальчики играют на горе», «Не
от
люб ви,
не
от
винных
рю мок. ..», «Медведь»
и
«Шаги»
—
фак т
остается
фактом:
Луговской
вступил
в
полосу
жизни
тяжелую
и
сложн ую .
В
харак тер е
Луговского
был а
черта,
затруднявшая
для
него
ист ин ное
понимание
происходящего,
ме ру
поступков.
Он
трудно
р ас­
ставался
с
иллюзиями,
даже
тогда,
когда
это
явно
противоречило
здр авому
смыслу.
Однажды,
в
Турк мен ии,
Луговской
присутствовал
на
пре дст ав­
лен ии
бродячего
цирка
Ш ап ито.
И
когда
его
попросили
удост ове рит ь
подлинность
«удава»
в
халтурном
номере
с
факиром,
Луговской,
хотя
и
я сно
понимал,
что
«удав»
поддельный,
не
решился
разрушить
иллюзию
дешевого
балагана.
Может
быть,
экзотика
окружающей
южно й
ночи,
слу хи
о
близких
басмачах,
вся
радостно-тревожная
атмосфера,
в
к ото рой
он
тогда
жил ,
б ыла
бы
разрушена
для
него,
ес ли
бы
он
предпочел
холодную
ист ину
сла дос тному
обману...
Он
любил
расск азы ват ь,
что
во
время
п охорон
сво его
отца
отстранил
плечом
псаломщика,
стал
читать
над
гробом
стихи
Блока.
Вряд
ли
это
б ыло
на
само м
деле.
Но
ему
хотелось
видеть
себя
та ким
со
стороны.
И
за
давностью
лет
все
так
и
запечатлелось.
Он
уве­
рял
одн ажд ы,
что
видел
русалок,
—
сначала,
разу меет ся,
это
была
для
н его
игра,
шутка,
но
потом
увлекся
и,
когда
кто-то
посме­
ялся
над
этим,
запальчиво
стал
отстаивать
с вою
выдумку
уже
всерьез...
29


Но
руса лок
не
бы ло.
И
«удав»
был
резиновый...
Резкая
кр итика
стихов
Л угов с кого
подорвала
в
нем
вер у
в
себя.
Сработала
ре фл екс ия.
Он
простосердечно
соглаш алс я
с
чужим
мнением,
потом
заставлял
себ я
поверить
в
у бе дител ьно сть
чужих
доводов.
«Почему я взял то же самое название?
—
философствовал
Луговской
по
поводу
второй
книги
«Большевиков». — По т ом у ,
что
хотел
на
том
же
самом
матери але
показать,
насколько
выросло
мое
миров оззре ни е ,
насколько
я
и
политически
и
поэтически
острее
вижу.
Я
хоте л
другим
м е тод ом...»
и
т.
п.
Правка
поздних
редакций
почти
всегд а
ухудшает
текст.
За
редким
исключением.
Отечественная
война,
к азалось ,
д олжна
была
отсеять
все
на­
носно е,
случайное,
выявить
наконец
гл а вное
—
геро ич еско е
н ачало
поэзии
Луговского.
Он
считался
поэтом
мужества.
К.
Симонов,
твор­
чество
которого
многим
обя зано
Луговскому,
писал
о
с воем
учи ­
те ле : «Он понимал и поддерживал в нас то,
что
бы ло
са мым
доро­
гим
для
нас
самих:
веру
в
лю дс кое
мужество,
в
мужскую
д руж бу,
в
солдатское
т овари ще с тво,
в
то,
что
поэзия
не
существует
без
дальних
дорог,
без
испытаний,
без
трудностей,
без
волн
моря
и
песка
пустынь,
без
твердого
вы бора
—
с
кем
ты
и
против
кого...»1 Верные
сло ва.
Поэзия
Луг овс к ого
воспитывала
предвоенное
поколение
сол­
да там и.
Но
сам
по эт
не
ст ал
солдатом.
О
его
нерв ном
заболевании
и
жизни
в
эвакуации
писалось
или
глу хо
или
та ктичн о
двусмысленно.
Луговской
сломался
морально.
Ведь
физически
не
многим
отличались
от
него
И.
Эренбург,
Э.
Капиев
или
М.
Свет лов...
Тот
же
К.
Симо­
нов
вспоминает:
Луговской
был
«тяжко болен физически,
но
я
по­
ч увст во вал.
..
и
мер у
его
морального
потрясения...
Это
совершенно
не
вязалось
для
меня
с
тем
обликом,
который
складывался
до
того
в
мо ем
сознании
на
пр от яже нии
ряда
л ет».2
Наступил
пери од ,
когда
над
поэтом
встал а,
—
как
он
сам
пи­
сал,
—
Большая
т уск лая
зве зд а,
Ташк ент ская
звез да.
(«Куст») з
В
неподготовленности
Луговского
к
серьезным
жизненным
ис­
пы та ниям
не мал ую
роль
сыграла
и
неподготовленность
к
действи­
тельной
жи зни
той
поэзии,
принципы
которой
он
дол гие
год ы
исп о­
в ед овал.
1К.
Симонов,
Его
место
в
нашей
юности.
—
«Страницы вос­
поминаний
о
Луговском», с.
153.
2 Цитирую по книге:
Л.
Левин.
Владимир
Луговской,
с.
151.
8 Архив поэта (1941 г .) .
30


7
Луговской
ока залс я
же р твой
романтических
иллюзий.
Но
из
моральных
мук
поэта
взошли
со
вр емен ем
зерна
большой
поэзии.
Что бы
зерна
могли
прорасти,
нужна
б ыла
весна.
И
она
приш л а.
Луговской
од ним
из
первых
в
советской
поэзии
почувствовал
при ­
ход
весны.
Середина
века
в
русск ой
поэзии
озн аме нов алась
взлетом
творческой
эн ерг ии
р яда
крупных
поэтов,
до
этого,
в
той
или
иной
мере,
не
выя вля вш их
своей
активности.
Эти
годы
как
бы
зано во
родили
Л.
Мартынова
и
прочно
утвердили
его
как
большого
поэта.
Испытали
невиданный
подъем
Н.
Асеев,
М.
Светлов,
Н.
За болоц ­
ки й,
Я.
Смел яко в,
О.
Берггольц,
В.
Луговской
и
другие
поэты.
Над
стра н ой
повеяло
ветр ом
XX съезда партии,
в есенн им
в ет­
ром
больших
перем ен,
больших
на деж д.
Художники
возвращ али сь
к
ис тока м
революции
и
к
свои м
исто­
к ам.
Но
просто
вернуться
к
себе
вчерашнему
нел ьз я,
да
и
бесполезно.
Книга
поэм
«Середина века», книги лирики «С ол нц ев ор от»
и
«Синяя весна»
—
си нтез
всего
лу чшего,
что
б ыло
в
творчестве
Лу­
говского.
В
известной
мере
«Середина века»
вп и тала
в
себ я
многие
сквозные
темы
Луговского.
Бесконечное
совпадение
строк,
строф,
уда рн ых
эпитетов,
перекличка
ситуаций
о тча сти
объясняется
общим
знаменателем,
имя
которому
л ир ический
автобиографизм.
На
это
об рат ил
внимание
Л.
Левин
в
своей
книге
о
поэте.
Отчасти
посча­
стли ви л ось
наблюдать
работу
Луговского
над
книгой
(на ее по­
следнем
этапе)
и
автору
эт их
ст рок.
Складывалось
впечатление,
что
пер ен есен ие
многих
старых
образов
в
новую
поэтическую
среду
было
не
всегда
меха ни ческ им
пр оц ессом
сохранения
того,
что
каза­
ло сь
поэту
особо
дорогим
(хотя и это имело место), но и яростным
желанием
найти
ед ин ствен но
верное ,
когда-то
не
найденное
значение
«слов привычных», «распада»
к ото рых , «слепящего,
как
взрыв
с на­
рядны х
с кла дов », поэт наконец дождался.
«Середина века»
писалась
исподволь.
Ав тор
говорит,
что
начал
писать
ее
еще
в
1943 году в эвакуации.
Но
ее
реальные
очертания
прорезались
лишь
в
«незабвенное и необыкновенное лето 1956 года», 1
лето
пои ст ине
ги ган тско го
труда,
когда
поэ т
с утк ами
не
вс тава л
из-
за
стол а.
Эпопея
была
закончена
к
осени
1956 года .
Если
же
у чест ь,
что
в
начале
года,
весной,
род илась
книга
«еди­
н ого
дых ания», как назвал ее поэт,
—
«Солнцеворот», а к 1957 году,
накануне
с амой
смерт и,
Луговской
п очти
заверш ил
работу
над
«Си­
ней
в е сно й», то перед нами подлинное чудо,
фе ном е нальны й
в зрыв
тво рч еск их
си л.
1 Цитирую по книге:
Л.
Левин.
Владимир
Луговской,
с.
288.
31


«Казалось,
вся
жизнь
с
дружбой
и
люб овь ю,
с
разлукой
и
смертью
друзей,
с
вечно й
радостью
за
свою
родную
пр ир оду
заново
п рошла
перед
гла зам и. ..» 1 — писал Луговской о « Со лнц ево ро те».
Ес ли
«Синяя весна»
—
это
возврат
в
годы
пройденные,
воспомина­
ния
из
сегодня,
через
ды мку
л ет,
то
«Солнцеворот»
—
это
са мо
сего­
дня,
где
даже
то,
что
б ыло,
ощущается
как
происходящее
сейч ас.
Слиш ко м
под ви жна
лава
п од нятых
чу вств,
все
дыбит ся,
пережи­
вается
вновь,
предельно
напряженно,
чт обы
быть
во спо мин ани ем.
Может
быть,
впервые
у
Луговского
выс туп ают
на
сцену
слепые,
мог учи е
и
темные
си лы
природы,
которые
творят
доброе,
жизне­
дающее
дело.
По эт
«поверил»
теперь
и
«глухому уставу зимы», и
«зеленой программе весны», что когда- то
«поставил в журнал исхо­
дя щих».
Д елен ие
на
ра зд елы
«строго личный», «бытовой»
и
«обще­
ственный»
теперь
за мен ено
временами
го да : «весна», «лето», «осень»,
«зима» .
И
природа,
участвуя
в
вечн ом
круговороте
времен ,
сама
без
спросу
вошла
в
и стор ию.
И
как
чу дес но
вдруг
пр еобра зилс я
осе н­
ний
л ес,
вспыхнувший
под
пламенем
выкатившегося
солнца:
Помчались
в
соснах
кр а сные
колеса,
Вс тря хнул ись
лисьи,
хитрые
края,
И
ты
прошл а ,
смугла,
светловолоса,
В
кожанке
рыжей,
молодость
мо я.
(«На,
лисьей
горке»)
Романтик
Луговской
хотел
бы
остановить
мгн ове нь е,
продлить
е го,
не
дать
раз руш аю щему
времен и
ос или ть
то,
что
ка зало сь
веч­
ным
(«Олень», «Та,
которую
я
з на л», «Фотограф»).
«Солнцеворот»
—
поэ ма
о
жажде
жизни,
о
тоске
человека
«все
сущее
—
увековечить,
безличное
—
вочеловечить,
несбывшееся
—
во­
п ло ти ть !», говоря словами А.
Бло ка.
Поражает
полная
в ну тр енняя
своб од а,
расторможенность
Луговского
в
эт их
стихах.
Когда-то
он
билс я
с
«замкнутым миром», понимая под этим только идею « ми ро ­
в ого
уюта».
Но
«замкнутым миром»
была
и
его
положи те ль ная
пла тф орм а.
Прямолинейность
и
узос ть
ее.
В
середине
50- х
годов
многие
поэты
его
поколения
увидели
мир
б олее
широким.
М.
Свет­
лов
п оразился
«горизонту», который оказался неоглядным.
Лугов­
ск ой
то же
в ырази л
это
чувство:
Жизнь
голубой
беск онечн ост ью
мани т.
Где
же
предел?
Мне
не
виден
пр едел.
1 Там же,
с.
209.
32


Р ощи
берез
в
легкокрылом
ту ман е.
Снова,
как
в
детс тв е,
зябл ик
запел.
(«Зяблик запел»)
Нер вом
лирики
«Солнцеворота»
является,
конечно,
вечная
тем а
жи зни
и
смерти.
Луговской
остро,
повыш е нно
остро ,
почти
пронзи­
тельно
ощущал
уходящее
время.
Та кие
шед евры ,
как
«Звезды осе ­
ни », «На лисьей горке», «Юность»
или
«Фотограф», — и об этом
тоже.
Но,
как
уже
говорилось,
любовь ,
жизнь,
смерть
только
острее
проявляют
историческую
сущность
бытия,
об ществен ны й
с мысл
че­
ловеческого
существования.
К
Луговскому
п ришло
сознание
слож но­
сти
жиз ни.
Се рье зной
ответственности
за
не е.
«Что же так мне тре­
вожно?
Я
и
сам
не
по йм у », — говорит поэт в стихотворении «Ю но с ть».
Он
видит ,
как
«одинокий костер» « т ьм у
пронзает
на
ощупь». «На
ощупь»
—
это
то же
необычно
для
Луговского.
На
ощупь
—
з на чит,
в
раздумье,
в
поиске,
в
сомн ень е...
«Это не высказать будничным
сло вом», — говорит он о песне зяблика,
не
торопясь
(как бы это
сделал
раньше)
гр убо
сформулировать,
найт и
«прямое»
слово.
«А
жи ть
так
тревожно
и
сл ож н о», — признается он в « Фот огр афе». «Как
мал о
себ я
мы
знаем. ..» — вздыхает
он
в
стихотворении
«Сердце» .
Интонация
с пок ой ного
раз думь я,
ли шь
изредка
взрыв аем ая
экспрессивными
всплесками,
—
характерная
ч ерта
поздней
лирики
Луговского.
Мудрая
простота
пришла
к
Луговскому
не
сразу.
В
«Большеви­
к ах» («Я хочу говорить словами совсем простыми. ..») была только
простота
сло в.
Но
она
шла
от
несложной
ясности.
В
«Солнцевороте»
и
«Синей весне»
—
простота,
идущая
от
я сности
в
мысля х.
Мудрая
простота.
Над
необъятной
Русью
С
озерами
на
дне
Загоготали
гу си
В
зелен ой
вышине.
З аря
огнем
холодн ым
Позолотила
их,
Летят
они
своб од но,
Как
стар ый
русск ий
стих.
(«Гуси»)
И
Русь
(«Страшная,
русская,
злая
зе мля », «дух страшного сне*
га») возвращалась теперь доброй,
п рос вет ленно й
и
очищ енн ой
(«Вес*
33
3в.
Луговской


нянка»).
Трогательное,
почт и
детское
чувство
выз ывает
нь!ие
то,
что
б ыло
«духом страшной природы».
1
П оэзия
о ттаи вал а,
становилась
добрее,
проще.
Счастье
она
ви­
де ла
теперь
не
в
аскетизме.
«Чтобы счастье свое по земле нести.
По
земле
нести,
против
в олн
грести,
а
в
земной
гор сти
всем
цветам
р а ст и» («Веснянка»).
Старик
обходчик
у
Луговского
оз аб оче н: «мол­
чат
ли
войны,
снятся
ли
детям
сн ы» («Обходчик»).
Ветер
весны
сн ял
свои
солдатские
гетры.
Еще
осталась,
п равд а,
робость
перед
сча ­
стьем.
«Счастье будет,
неп ременн о
будет.
Н аше
сч асть е
никто
не
ос уди т».
Но
какое
оно,
с ча сть е? «Под щекой твоей ладонь.
А
в
печи
горит
о г о нь» (так спала, «улыбаясь», женщина, «вся в красной ки­
сее,
как
солнечный
во схо д », помните?). «Наше
счастье
здесь,
с
тобою
ря дом,
не
за
синим
морем-океаном.
Кличут
поезда
на
Окружн ой .
Будешь
ты
всегда
со
мной».
Нет,
это,
конечно,
грустная
шутка
—
«Колыбельная с черными галками».
Гудки
с
Окружной
дороги
—
ходит
маленькое
счастье
по
кругу,
как
кот
ученый...
Это
не
для
романтика
Луговского:
Нам
положено
бы ло
заклятье
в
пути
—
Для
пяти
континентов
всё
счастье
найти.
—
Через
гор е
и
см ерт ь?
—
Через
го ре
и
смерть!
Только
б
истину
знать,
только
б
верить
и
сметь!
(«Ночь весны»)
В ажная
поправка.
Н ет,
не
просто
вернулся
герой
к
простому
утверждению
тех
далеки х
теперь
л ет: «Да рваться по крови и
горю...»
И
крови
и
гор ю
знали
теперь
истинную
це ну.
Это
б ыло
не
книжное
горе,
не
ч ер нил ьная
кровь.
.. Ив
сти хотв орен и и
«В сель­
ской
шк оле»
Луговской
устами
сво его
гер оя
сп рос ит
молодую
учи­
т ель ниц у: «Ты чему их научишь,
родная
м оя,
—
при смир елост и,
го р­
дости,
пра вде
иль
кривде?
Кто
из
них
бу дет
книгою
бытия,
кто
сл е­
пой
за пят ой
в
неразборчивом
ш ри ф те?» Так в лирику Луговского
входит
тем а
правды,
ис тины ,
не
только
веры.
«Мы о многом в пу­
сты е
литавры
стучали,
мы
о
мн огом
так
трудно
и
дол го
молчали».
Разговор
с
учительницей
происходит
ночью.
В
св ое
время
по
ночам
к
герою
Луговского
приходили
тол ько
лук авы е
мысли,
ис ку ша вшие
34


его.
Критика
весьма
ехидно
констатировала
нервн ую
боязнь
ночного
од иноч ества ,
как
бы
нарушающую
связь
с
эпохой.1
Теперь
ночь
учит
героя
ду м ать,
сопоставлять,
иначе
—
служить
той
же
пр а вде,
пояс­
няя
суть
жиз ни.
Как
никогда
до
сих
пор ,
он
связал
тему
жизни
и
смерти
с
борьб ой
за
правду:
Потому
что,
если
пра вды
нет у
на
зе мле,
—
Смы сла
нет
родить,
родиться,
гнить
в
могильной
мгле.
(«На булыжной мостовой»)
Но
Луговской
о ст авался
романтиком.
И
правды
не
существовало
для
не го
(как и для М.
Светлова)
без
сказки,
он
считал,
что
«добрые
велик ан ы
нам
тоже
очень
н уж н ы » («Сердце»), он хотел видеть мир
юным,
сильным
и
мужественным.
«Твердите о радости в мире,
т вер­
дите,
что
лю ди
с и льн ы. .. » («Сердце»).
«Синяя весна»
не
закончена.
Неизвестно,
как
слож илась
бы
эта
книг а,
ес ли
бы
5 июня 1957 года не перестало биться сердце Лугов­
ско го.
Последние
стихи
Луговского
прон икн ут ы
ос трой
лич ной
болью.
В
них
чу вств ует ся
и
неразделенная
люб овь ,
и
одиночество
(«Гу-
ниб », например).
Но
общая
но та
лирики
—
светлая,
торжествующая
песнь
жизни,
ее
бога тс тв у,
красоте,
вечности.
Во
многих
стихах
Лу­
говской
удачно
воссоздает
рисунок
традиционного
песенного
мелоса
(«Веснянка», «Льва Толстого, 4», «Кондо-о зеро », «Колыбельная с
черными
галк ами»), закрепляя свои опыты «Песен» («Германская
пес ня», «Русская — солдатская»
и
т.
д. ).
Тольк о
теперь
он
не
с ти­
лизует
стихи
под
«народный склад», а тонко вводит приемы образ ­
но го
п араллели зм а,
частушечный
говорок,
переосмысливая
серьезные
лирические
темы,
порою
сталкивая
драматическое
содержание
с
игривой
ин т онаци ей
ра еш ника
(«Колыбельная с черными галками»).
Е сть
в
последни х
книгах
и
слабые
стихи.
Види мо ,
трудно
б ыло
поэту
удержаться
на
уро вне
вы сок ого
духовного
напряжения.
Колоссаль ­
ная
работоспособность,
напор
чувств
не
прош ли
да ром.
Луговской
давно
болел.
Сердце
не
вы дер жало
высок ог о
полета.
’См.:
Б.
П етровск ий ,
Вл.
Луговской
и
эпо ха
пролетар­
ской
революции.
—
«На литературном посту», 1930,
No
21-22,
с.
42—45.
35


s
«Середина века»
выси тс я
как
посм ерт н ый
памятник.
Кн ига
вы­
шла
в
1958 году,
уже
после
смерти
поэта.
Она
сос тои т
из
24 поэм,
и меющ их
отдельные
заголовки
и
вполне
самостоятельных,
объеди­
не нных
в
единое
ц елое
сим фон иче ск им
развитием
од ной
те мы.
«Ав ­
тобиографией
ве ка»
наз вал
эту
кн игу
авто р.
Видна
прямая
св язь
ро­
ждения
новых
ф орм
поэзии
с
теми
благотворными
п еремен ами,
какие
внес
в
наш у
жизн ь
и
в
иск усст во
XX съезд КПСС.
Луговской
в
пр и­
менении
к
собственному
творчеству
отчетливо
это
пон им ал: «Те
мы сли
и
иде и,
которые
б ыли
высказаны
на
XX съезде партии,
не­
сомненно,
оказ али
на
книгу
динамическое
влияние...»
Личность,
ее
п рава
и
до лг
перед
об ще ство м,
на род ом,
ист о­
рие й
—
вот
сквозная
тема,
которая
цементирует
«солнечную систе ­
му»
по эм
(как удачно назвал «С ереди н у
века»
М.
Луконин
во
всту­
пительной
статье
к
книге) .
Как
единична
жизнь!
В
мо згу
людей
Миры
летят
и
государства
гибнут.
В
ночном
раздумье
ч ело века
ходят
Народы
по
намеченным
путям,
И
всё
же
ты
ли шь
капля
в
океане
Истор ии
народа.
Но
опа
—
В
тебе.
Ты
—
в
ней.
Это
—
зерно,
из
которого
растет
зеленее
дре во
поэтической
к он­
це пции
Луговского.
«Середина века»
—
скажем
сразу
—
далеко
не
свободна
от
типической
слабости
поэтики
Луговского,
—
он а,
мо­
жет
быть,
в
наибольшей
степени
«рассуждательна».
Но
в
ней
много
мыслей.
И
в
лучш их
местах
эти
мысли
по днима ются
на
к рыль ях
страсти.
А
кто
ск азал,
что
оригинальная
мысль,
выраженная
доста­
т очно
э нер ги чно,
не
ст ано витс я
поэзией?
Слабости
стиха
в
«Середине века»
связаны
отнюдь
не
с
пр я­
м отой
высказывания
этих
мыслей,
ч асто
не
об лече нн ых
в
метафо­
ри чески й
ряд ,
г олых,
обнаженно
мускулистых,
как
фигура
на тур­
щика,
—
мн огос лови е,
вяло сть ,
риторическая
напыщенность
возни­
кают
на
мелководье
мысли.
Та м,
где
Луговской
вдруг
уход ит
в
общие
мес та
или
недостаточно
смел
в
защите
оригинального
виде­
ни я,
—
он
и
терпит
поражение
как
художник.
В
«Середине века»
поэт
не
всегда
защищен
романтикой
экспрес­
си вн ого
об раза.
Со пос та вляя
«Балладу о Новом годе»
из
кн иги
«Си-
36


няя
весна»
с
поэмой
«Новый год» («Середина века»), критик А.
Ту р­
ков
пи ше т: «В балладе не только не упоминается — историк -ми сти к ,
но
на чис то
отсутствует
и
разговор
об
Оди ссее,
и
с пор
о
том ,
каким
бу дет
коммунистическое
общество.
В
ней
преобладает
воспоминание
о
«метельной»
романтике
тех
прекрасных
и
же с токих
лет,
в
поэ ме
—
оза б очен но сть
судь бой
рев олю ци и,
идущей
по
нехоженой
дороге».1
Очень
верное
н аблю дение .
Дело
в
т ом,
что
различие
в
ракурсах
отношения
к
одному
и
тому
же
и сход ному
момент у
—
к ста ти,
би о­
граф ич еск и
точному
—
встрече
Нового
го да
в
«нетопленном музее»
в
1919 году,
—
различие
не
столько
жанровое,
с коль ко
методологи­
ческое.
Это
различие
«метельной»
романтики,
бе рущей
явление
с ум­
марно
в
его
интуитивно-однонаправленном
в ыра ж ении,
и
аналитиче­
ского
реализма,
ис след ующег о
явление
всес то ронне .
«Синяя весна»
—
кни га
незавершенная
не
толь ко
пот ом у,
что
она
не
окончена
чис то
физ ичес к и.
Ее
и
нельзя
было
завершить
—
мето д
«метельной»
роман­
ти ки
исч ерп ал
себя
в
совет ск ой
поэ зии
за до лго
до
середины
50- х
годов.
Собст венн о,
и
«Середина века»
потребовалась
потому,
что
предчувствие
новых
решений
томило
искусство.
«Синяя весна»
была
досказана
в
«Середине века», хотя она фактически писалась
по здн ее.
В
«Середине века»
Луговской
о твети л
на
потребность
вре ме ни
в
возвращении
к
истокам
Револ юци и ,
в
восстановлении
исторической
п реемст венн ост и
идей,
в
генеральном
осм ыслении
опыта
пут и,
п рой денно го
обществом.
«За далью — даль»
А.
Твардовского,
а
по-
сво ему
и
«Строгая любовь»
Я.
Смелякова
и
вся
лирика
50- х
год ов
Н.
А се ева,
Л.
Мартынова,
Э.
Межелайтиса,
Н.
Заболоцкого,
М.
Свет­
лова ,
Р.
Га мза това ,
О.
Берггольц
повернута
фронтом
к
ис т ории,
да же
если
они
пишу т
о.
с овремен ност и .
Са ма
сов реме нн ость
становится
уменьшенным
полем
истории,
пол иг оном
ее
идей.
История
революции
в
50-е
год ы
становится
вопр осом
во про сов.
С озд авая
лири ческую
па нора му
ве ка,
Луговской
не
мог
не
от ве­
ча ть
и
на
«личные»
в опросы,
поставленные
пер ед
ним
его
биог ра ­
фие й,
его
т в орческ ой
судьбой.
«Середина века»
—
Луговской
пон и­
мал
это
отчетливо--должна
была
стать
его
«Главной книгой» (вы ­
раж ени е
О.
Берггольц).
И
она
ею
стала.
У
Ю.
Тынянова
ес ть
та кие
с т рок и : «Всегда в крови бродит
время,
и
у
ка ж дого
пе рио да
ест ь
с вой
вид
брожения».
В
«Балладе
о
Н овом
годе »: «Ждала Наташа,
всё
ждала,
она
смутна
была
под
полу шуб ко м
дедовским—дочь
сказок
и
т еп ла».
В
поэме
«Комис­
са р » (из « Жи зн и») об этой же Наташе сказано вообще полслова:
1А.
Турков,
Поэзия
со з идания.
—
Литературно-критические
ста ть и,
М,, «Советский писатель» 1962, с.
123.
37


«Жила еще там девушка Наташа,
но
мы
о
ней
не
будем
говорить».
И
в
«Комиссаре»
и
в
«Балладе»
Наташа
—
ант ипо д
«яростной ночи»,
«труб призыву», «бездне за окном».
С
ней
свя зан
иной
ид еал
—
«любить,
копить
д о б ро », она дочь того « теп ла», которое для Лугов­
ского—
си нони м
мещанства,
тяги
к
«мировому уюту» .
Но
«Середина
века»
начинается
с...
дедовой
шубы.
В
ее
«сказочном»
те пле
ро­
жд аются
первые
образы
окружающего
ми ра
для
самого
героя,
он
вход ит
в
мир
прекрасный,
полный
удивительных
чудес.
Сама
рус­
с кая
природа
(опять -та к и
по-сказочному
добрая,
те плая )
раскрывает
ему
свои
сек рет ы.
«Рыжая дедовская страна»
—
это
и
сказка,
сме­
шанная
с
явь ю
(ребенок,
засыпая
в
те плой
шуб е
деда,
уже
вид ит
сказочный
сон
и
еще
слыш ит
«взрослые»
разговоры
гостей:
о
Бл е­
ри о,
А мери ке,
кот ор ая
«продаст и купит весь шар земной», о терроре,
Ст олып и н е)...
И
ск аз ка,
и
явь,
и. ..
об раз ная
«реабилитация»
тем ы
тепла,
уюта,
дедо во й
ш убы,
слепой
природы,
старины
—
всего
того
набора
«проклятых»
признаков,
противостоящих
динамическим
сти­
хиям—
ветру,
н апр имер! «Дочь сказок и тепла»
перестает
быть
рок о­
вым
си мво лом
ухода
от
д ейст ви тельн ост и. ..
Поэзии
Луговского
всегда
не
хв ат ало
простого
тепла,
ск ром­
но го
чистосердечия,
при сущи х
его
богато
одаренной
на туре.
И
по­
тому
ча сто
неубедительная
непомерность
чувства
приз в ана
была
компенсировать
недостачу
элементарной
душевной
гарм они и.
Его
поэзия
действительно
ши рок а,
просторна,
звучна,
но
в
ней
долго
не
было
живого
огонька,
с пос обног о
осв ети ть
эт от
холодный,
неуют­
ный
мир
изнутри.
Жизнь,
которая
ко гда -то
ассоциировалась
с
ветр ом,
бе здно й,
бездонным
миром
ночи,
те перь
сжал ась
до
т еп лого
«облачка»
пар а,
который
клубится
у
губ
любимого
человека...
При
всей
размашистости
и
масштабном
ве ли к олеп и и, «Середина
века»
—
явл ение
нового
пери о да
русск ой
поэ зии,
начало
п ерелома
в
понимании
ею
конц епц ии
челов ек а.
Для
Луговского
тут
открылось
ши р окое
поле
де ят ельно с ти.
О
го род
мой,
ты
знаешь
си лу
век а,
Ты
знаешь
т я жесть
государства.
Зн аеш ь,
Как
в
Петербурге
гро зны й
Медный
В с адник
Мятущуюся
душу
раз дави л?
Скажи,
чем
будет
кончен
ве чный
сп ор
Между
одной
на
свете
еди ни цей
И
государством?
Между
личным
счасть ем
38


И
государством?
:
Между
личной
во лей
И
государством?
(«Москва»)
Города,
годы,
матери ки ,
важнейшие
события
века,
исторические
личности,
секрет
расщепленного
я дра
—
и
сердце
ч елове чес кое ,
те п­
лое,
пульсирующее
учащенно,
в
экране
которого
отражена
вся
слож­
ная
и
противоречивая
жизнь
столетия.
«Страсти исполинские»
ра сша­
тывают
«самый символ счастья — зеленый дворик маленькой души»
(«Дербент»).
Сама
ду ша
уже
тр ебу ет
иной
страсти,
ин ого
счастья.
Ей
тесно,
душно
в
пределах
одного
чел овеческ ог о
существования
—
оно
слишк ом
кратко
(«Смерть матери»).
Душа
не
может
жит ь
без
ис т оричес к ого
озарения
пр авдо й
век а.
Ведь
это
«победа света», чув­
ство
«полета», которого достоин каждый человек («Снег»).
З десь
мы
чит аем
как
бы
продолжение
т емы
«метельного»
романтизма
Лугов­
ского.
И
еще
дальше
—
человек
не
смее т
пр им ирят ься,
уставать,
искать
пок оя
(«Город снов»).
Он
должен
умет ь
отречься
от
вла сти
тела,
от
вл асти
бо ли,
от
власти
на сла жде ния
и,
если
надо,
—
от­
реч ься
от
себ я
во
имя
б оль шего
—
людского
счастья.
Над
ложью,
что
должна
бы ла
погибнуть,
Над
правдой,
что
уже
в
крови
вставала,
Над
ненавистью,
г орем
и
любо вь ю
С ияла
победительница
ночи,
Неукротимая
в
св оем
г орень е,
Прямая,
белоснежная
свеча
И
требовала
жизни,
дела,
веры.
Ты
про
се бя
забу дь
—
и
п обе дишь.
(«Первая свеча»)
«Прямая,
белоснежная
св еча»
—
си мвол
героико-романтического
идеала
Лу го вского .
Но
свеча,
ра згон яя
мрак
ночи,
сгорает.
В
дне в­
никах
Луговского
найдена
предсмертная
запись:
С ерд це,
сердце
—
правды
не
таи,
Ты
сг орело,
сер дц е,
ты
сг орело.
Жертвенность
остается
неизбывной
нотой
г ерои ческ ого
начала.
Осенью
1956 года Луговской часто писал автору этих строк из
Прибалтики.
И
в
строках
и
ме жду
ст ро к ами : «Ветер шумит,
м оре
39


шумит...»
И
—
од и но чество.
И
—
тоска.
Ож ида ние
чего-то.
В'
одном
из
пи сем
Луговской
вдруг,
без
всякой
связи
с
предыдущим,
пишет
о
к ровавом
Марсе
над
ночным
морем,
как
будто
готовится
нашест ви е
марсиан...
Надо
очень
почувствовать
од ин оч ество
и
пустоту,
чтобы
так
увидеть
курортную
ночь...
Б ыть
твердым...
И
в
этом
горькую
у вид еть
радость
Б ыть
человеком
и
сами м
собой.
(«Дорога в горы»)
Луговской
не на видел
в
иск усст ве
мелк отемь е,
натуралистическое
правдоподобие.
Он
говорил,
что
мещанство
и меет
с воих
«лессингов» .
«Душевные», «теплые», гордящиеся своей общедоступностью и при ­
митивизмом
сти хи
он
презирал.
В
поэзии
он
признавал
только
высо­
кий
полет.
В
жизни
люб ил
высокое,
красивое,
благородное.
Но
в
50- е
годы,
ког да
главной
м ише нью
критики
уже
становилась
вы сок о­
парная
гр ом о з дко сть, «железный», «твердый»
Луговской
каз алс я
с та­
ромодным,
настоящий
же,
сегодняшний,
новый
—
боялся
выявить
«слабость» .
Некоторая
растерянность
з аметн а
в
его
речи
на
Втором
Все сою зн ом
съезде
п исателей .
Он
говорил
о
Сель вин ск ом,
но
мно гие
понимали,
что
это
и
о
себе.
Сдержанно,
но
п росил
участия,
чуткости.
Кто
мог
помочь
Луговскому?
Он
был
сыном
времени,
сформировав­
шего
его.
Он
был
сыном
серьезного
век а.
«Быть человеком и самим
собой»
для
Луговского
означало
—
«напрягаться»
для
подвига.
Воп рос,
з а данный
в
«Середине века»
о
противоречиях
между
ин­
тересами
личности
и
государства,
не
мог
еще
получить
от ве та.
Но
он
поставлен
и
в
разных
аспектах
р асс мотр ен
в
поэмах
«Как человек
плыл
с
О дисс еем», «Новый год», «Могила Абу-М усли ма», «Сказка о
сн е», «Москва».
В
книге
«Европа»
Луговской
не
дал
соб ст вен ного
истолкования
Запада.
В
группе
по эм
«Середины века»
по эт
сн ова
возвращается
к
впечатлениям
своей
поез дк и
в
Европу
в
30-е
г оды.
К стати ,
в
архиве
поэта,
в след
за
«Платком Этельетты», следуют наброски сти ­
хотворения
о
жизнелюбце
Кола
Брюньоне
(«великан,
гуляка,
м удрый
ма с те р»), о мощно текущих пластах земли, «вечных творцах вина
и
хл еба» ...
В
«Середине века»
Луговской
шел
к
обобщениям
чере з
поэти­
ческую
призму
личного
опыта.
Цепкая
память
в обра ла
ты сячи
дета­
лей,
жизненно
правдивых
и
реально
достоверных.
В
поэмах
«Сказка
о
т ом,
как
чел овек
шел
со
смертью», «Лондон до утра», «Пер-Лашез»,
«Белькомб», «Берлин 1936», «Двенадцать ночи»
перед
писателем
про­
40


ходит
политическая
па нора ма
века.
И
зде сь
Луговской
пытается
под­
няться
до
о см ысления
общих
пр обл ем
времени.
Он
остро
чувствовал
противоречия
а том ного
век а.
С
одной
сто­
роны,
божественное
мо гущ еств о
челов еческ ого
разума,
торжество
самых
см елых
и
справедливых
идей,
с
другой
стор он ы
—
гнилостное
дыхание
цивилизации
робо тов,
распад
личности,
отчуждение
ее
от
мира,
ею
же
созданного:
Они
толпятся
каждой
ночью
—
эти
Подобия
люде й
в
седых
витринах
—
Окутанные
свет ом
манекены,
Изображенья
всей
земной
тоски,
В сей
пошлости
и
подлости
вселенск ой,
Отчаянно
и
лживо
простирая
К
полн очном у
прохожему
свои
Б ессмы сленн ые,
ласковые
руки,
И
рядом
с
ними
пляшет
водопад
Огней,
вещей,
оберточной
бум аг и,
Коро бо к
и
флаконов
шест иг ран ны х.
И
целый
год
к ачаетс я
нога,
Одна
нога,
без
туловища
даже,
Н ога
из
во ска
смугло-золотого
В
чулке
по сты д но-с емг ового
цв ета.
Но га
без
туловища
—
это
цивилизация
без
души,
это
ве щи
без
челов ека.
Для
Луговского
1956годаидеал «делателя
вещей», «тех­
ника
и
жмота»
мог
бы
показаться
кошмарным
сном,
приснившимся
в
мо лодости .
Теоретики
конструктивизма
когда-то
свысока
от носи­
лись
к
«неистребимой жажде людей ощущать новизну и полноту
мира,
т.
е.
чувствовать
весомость
и
кровь
в ещ е й...».1
Имен но
обес­
кровливания
жизни
и
искусства
требовали
д огмы
«ЛЦК».
И
не
кто
иной,
как
Луговской
гордился
эпитетом
«сухой»
—
как
высшим
во­
площением
рассудка
и
воли.
В
«Бизнесе»
осмеивалась
романтика.
Ей
прямо
был
противопоставлен
конструктивизм,
бизнес,
дей ствие.
Разумеется,
никто
в
те
год ы
не
мог
и
предположить,
до
ка ких
преде­
лов
мо жет
дойти
обесчеловечивание
человека.
Сегодня
мы
вправе
говори т ь
как
об
оп асном
заблуждении
о
всякой
тенденции
отделения
дела
от
гуманных
и
моральных
ре зуль та тов
его.
«Середина века»
отр аж ает
и
н ервн ый
пульс
века,
чуткость
ра-
Ме на
всех.
Конструктивисты
поэты,
М., 1924, с.
23.
41


даров,
тр ево гу
радиоволн.'Л
В
поэме
«Белькомб»
лав ин а,; обрушив­
шаяся
в
горах
Швейцарии,
ли шь
чудом
не
стирает
с
лица
земли
дв ух
в любле нных .
Эта
прекрасно
написанная
картина
ис полн ена
много­
зна чи те льн ого
пре дзн а менов а ния
—
чер ез
восемь
лет
юная
ф ра нцу­
же нка
вст ан ет
под
дула
немецких
автоматов...
И,
грохоча
туманным
колесом,
Пой дет
лавина
смертными
кру гам и,
И
Ф ра нция
над
скалами
поднимет
Колпак
фригийский
утренней
зари.
Но
пока
эхо
смертоносной
лавины
еще
не
разбудило
мир
—
с он­
ный,
лунный
мир
иллюзорного
покоя.
Уютным,
боль ши м
слоном
ка­
же тся
Монблан.
Недвижны
ели
в
сказочном
свете.
И
эта
обманчивая
тиш ина
м ягко
легла
на
весь
мир:
Уснули
шведы.
Спали
аргентинцы
Поджарые
в
ночном
ква др ате
ко мн ат.
И
немц ы
спали ,
комкая
перины,
Открывши
рты,
в
давя щей
темноте.
В
1940 году,
в
пр едч увстви и
войны,
Н.
Т ихон ов
напис ал
свое
знаменитое
стихотворение
«Ночь» .
Его
любил
цити ро ва ть
Луговской.
Строки
о
мыш ино й
тишине
Евро пы
на
фон е
тр аге дии
Парижа
(«Вто ­
рую
но чь
уже
горит
П ари ж!») заражали тревогой,
человечной
от вет­
с тве нно стью
за
судьбы
мира.
Но
только
пе ре жив
нечело веч ески е
кош­
мары
фа ш истс ких
з ло дея ний,
только
им ея
опытом
вторую
ми ровую
войну,
ощущая
тревогу
новой,
ато мн ой
опасн ост и,
мо жно
б ыло
так
сверхчутко
ощутить
тревогу
в
с амой
т иш ине,
как
это
удалось
Лугов-
скому
в
«Белькомбе» (или,
ск аже м,
в
не о ж иданно
и
потому
особенно
тревожно
о бор ва нном
стихотворении
«Тебя давно уж нет на свете...»
из
«Синей весны»).
«Сказка о том,
как
человек
шел
со
с м е рт ью », «Белькомб», «Бер­
лин
1936», особенно же потрясающая «С каз к а
о
сн е»
—
по эмы,
в
кото­
рых
проблема
жизни
и
смер ти,
всегда
во лнова вшая
Луговского,
на­
ходит
историческое
истолкование,
поднята
до
уровня
философского
спора
о
су щнос ти
человека.
В
«Середине века»
получает
завершение
романтическая
тради­
ция
поэзии
Луговского,
ее
героический
паф ос,
концепция
нового
че­
ло век а,
духовно
сложного,
инте лле кту а льно
богатого,
гор до го
и
д об­
рого.
Его
не
понять
ми ровы м
мещ ан ам,
это
—
.. .человек
другого
измеренья,
Про низ анно го
ветром
Октября.
42


В
поэмах
Луговского
сказались
и
благородные
традиции
класси­
ческой
русско й
поэ зии,
ши рота
ее
философского,
исторического
круго­
зора,
же ла нье
и
уменье
быть
«с веком наравне».
Много
ц енног о
вносит
«Середина века»
и
в
развитие
русского
сти ха.
Продолжая
линию
соб ств енн ых
опытов
30- х
годов
(«Жизнь»),
Луговской
ще дро
динамизировал,
обогатил
белый
ст их,
несправед­
ли во
обходимый
в
с овремен но й
по эт ической
практике,
п ок азал
его
чр езвы чайн ую
содержательность
и
емк ость ,
способность
к
по ра зи­
тель но
многообразной
музыкальной
инструментовке.
После
«Вольных
мыс ле й»
Блок а
вря д
ли
русская
поэзия
знала
белый
ст их
такой
п ла­
стической
изобразительности
и
такого,
временами
вели ко ле пн ого,
звучания.
Заслугой
Луговского
представляется
и
то,
что
ему
удалось
(в
лучших
ме стах
книги)
органически
сл ить
ра зве рн утую
повествова-
тел ьн ость
и
метафорическую
ассоциативность.
С опо ст авляя
н ачаль­
ный
период
поис ков
(20- е
годы)
с
ны неш ними
до ст иже ния ми,
ясно
видишь
победу
реалистически
цельного
взгляда
на
мир
над
и мп рес­
сионистически
дро бн ым.
Раньше
в
поэз ии
Луговского
бы ли
два
по­
люса.
Связность
мыс ли
достигалась
за
счет
«рассуждательности»
(«Жизнь», «Большевикам пустыни и весны»); «метельный», эмоцио­
нальн ый
лиризм
чаще
вы раж ал
дробное,
а
то
и
просто
смутное,
про­
ти воре чив ое
ми роощу щен и е.
Жизнь
рв алась
на
части.
«Кадры»
плохо
«монтировались», хотя сами по себе были эффектны и многозначи­
т ел ьны.
Сухос ть
пла на
и
буйность
фантазии
поочередно
побеждали
др уг
друга.
В
«Середине века»
полюсы
сти ха
ра ст опило
тепло
вн у­
тренней
энер г ии.
Р о ман ти че ск ое , «метельное»
на щупы ва ло
реальные
опоры.
«Рассуждательное»
—
заж и гал ось
э к спресси ей
чувства,
кото­
рое
н ашло
свое
твердое
направление...
Луговской
в
«Середине века»
очень
естествен но ,
свободно
и
рас ­
кованно
го вор ит
о
времени,
ему
ест ь
что
сказать
людям ,
и
говорит
он
гор ячо,
убежденно.
Глубокая
вну тр е нняя
культ ура ,
эрудиция,
уве­
ренное
владение
ст ихом
—
черты
зрелого
Луговского.
И
еще
одно.
Душевное
благородство
и
тонкость
ощущений
согревают
поэзию
Лу­
говского
50-х
го дов
ясн ым
светом
моральной
чистоты,
богатством
оттенков
кр асо к.
У
его
лир ич еско го
гер оя
—
по-рус ски
широкая,
пе­
вучая,
мечтательная
душа .
Шелест
сказки
ч асто
вплетается
в
эту
эпопею,
вед ь
Без
сказки
правды
не
бывает.
Сказка
для
Луговского
—
не
красивый
сон ,
а
ме чта,
одухотво­
ренная
ис ти на,
поэзия
само й
жизни,
средство
прорвать
завесу
в ремен
и
привычн ых
изм ер ений .
43


В
поэзии
Владимира
Луговского
о траз ился
целый
э тап
нашей
жизни,
с
его
вели чием ,
противоречиями,
на деж дами .
В
ром анти ке
стихов
Луговского,
иногда
чрезмерно
аффектированной,
но
вс егда
чистой
и
бл аго ро дной,
жила
Революция.
Она
осветила
с воим
ос ле­
пительным
и
тревожным
светом
все
творчество
поэта.
О
л учших
ст и­
хах
В.
Луговского
можно
смело
сказать,
что
они
«пронизаны ветром
О кт яб ря». «Песня
о
ветре»
стала
как
бы
девизом
его
по эзи и,
о дним
из
шедевров
«золотой»
серии
советской
ли рическ ой
классики,
ку да
входят
«Гренада»
и
«Синие гусары», «Баллада о гвоздях», «Враги
сожгли
родную
ха ту»
и
«Я убит подо Ржевом. .. » .
А
«Курсантская
в ен гер ка»! «Мне и сейчас кажется,
—
писал
К,
Сим онов,
—
что
это
одно
из
самых
лучших
сти х отворе ни й
о
гражданской
войне,
к ото рые
я
когда-нибудь
зна л,
—
звонкое
и
чистое,
овеянное
дымкой
печали,
то
ли
позднего
разд умь я,
то
ли
предчувствия...»1
Луговской
оставил
по сле
себя
лирику,
в
которой
«как бы дан
разрез
по
вертикали
ч увс тв,
мыслей,
переживаний
человека,
а
в
этом
р азр езе,
как
в
геоло гич ес ко м
сбросе,
в идны
все
напластования».2
В
творчестве
Л угов с кого
ск аз ался
оп ыт
поэ зии
А.
Блока
(осо­
бенно
«Двенадцати»), В .
Маяковского,
не
прош ли
мимо
него
и
по­
ис ки
его
товарищей
и
друзей
—
Э.
Багрицкого,
И.
Сель внн ск ог о,
Н.
Тихонова,
П.
Антокольского.
Вместе
с
тем
поэзия
В.
Луговского
оставила
с лед
в
тв ор чес тве
целого
ря да
последующих
по эт ов,
и
не
только
р усск их.
До
утренних
звез д
вырастаю
я,
До
утренних
звезд
н ашего
свода:
Д оброго
утра
всем
друзьям!
Добро го
утра
всем
народам!
Со лнце
в стае т,
ме дью
волос
звеня.
(^Утренний топот рабочих»)
Кто
знает,
может
бы ть
здесь
уже
гнездились
исток и
«Человека»
Э.
Межелайтиса.
Творческая
дружба
св язывал а
В.
Л угов с кого
с
Сам едо м
Вургу-
но м.
Около
д вух
лет
посвятил
рус ск ий
поэт
созданию
Антологии
азербайджанской
по э зии.
В.
Луговской
не
только
переводил
узбек­
ск их
поэтов
(Гафур Гулям), литовцев (Теоф и лис
Т ел ьв ит ис), армян
1 «Страницы воспоминаний о Луговском», с.
152.
2 Владимир Луговской,
Ст ихи,
М., 1964, с. 26.
44


(Наири За рьян,
Сильва
Капутикян).
Он
умел
дружить
с
ними
и
страстн о,
но
ненавязчиво
пропагандировал
принципы
своей
поэтики.
Тв орче ство
Луговского
в
бо ль шей
м ере
было
завершением
пр е­
дыдущего
э тапа
развития
совет ско й
по эзии,
нежели
началом
но вог о.
И
н есмотря
на
эт о , «Середина века»
и
«Солнцеворот»
находятся
в
новом
периоде,
а
ве сь
противоречивый
и
драматический
путь
поэта
остается
пут ем
напр яж ен ных
поиск ов
гуманистического
ре шен ия
за­
дач
Револю ции .
<.. .И
ослеп ит ель ной
молнией
грянул
Октябр ь,
очистительна^
гроза
над
миром,
великий
поворот
и
для
всего
моего
поколения»,—
п исал
поэ т
в
автобиографии.
Такшл
Лу го вской
увидел
мир .
Таким
н авечн о
отразился
он
в
его
поэзии.
Владимир
Огнев


СТИХОТВОРЕНИЯ


ИЗ
СБОРНИКОВ
20 — 30-х
Г ОДОВ
из
книги
«сполохи*
1.
УШКУЙНИКИ
А.
Ф.
Луговско.ку
Та
но чь
нач алась
нетерпеньем
тягучим,
Тя желым
хрипе ние м
снега,
И
месяц
летал
на
клубящихся
тучах,
И
льды
колотила
Онега.
И,
словно
напи вшись
прадедовской
браги,
Напяливши
ноч ь
на
плечи,
Сходились
лесов
вековые
ватаги
На
злое
весеннее
ве че.
Я
в
п олн очь
рванул
до щану ю
дверцу,—
Ударило
духом
хвои.
Распалось
мое
ошалевшее
сердце,
И
ста ло
нас
снова
— двое.
И
ты,
мой
товарищ,
ватажник
к ален ый,
И
я,
чернобровый
гуслярник;
А
нас
приволок
сю да
парус
смоленый,
А
мы
—
новгородские
парни,
И
нам
колобродить
по
топям,
порогам,
По
деб рям,
болота м
и
тинам;
И
нам
пропирать
берд ышам и
дорогу
Да
п уть
новгородским
пят ина м,
Да
строить
по
берегу
сел а
и
веси,
Да
ла ди ть,
рубить
городища,
4В.
Луговской
49


Да
г ар кать
на
стругах
залетные
песни
И
в ерст
пересчитывать
тыщи;
Да
ставить
кресты-голубцы
на
могилах,
И
р ват ься
по
к рови
и
горю ,
Да
вынесть
вконец
свою
сильную
с илу
В
холодное
Белое
м оре.
Декабрь
1925 — 22
января
1926
2.
ОТХОДНАЯ
Звон,
да
тяжелый
такой,
да
тягучий,
Приходят
с
п олуно чи
медведи-тучи,
Вет ер
голосит,
словно
поп
с
амвона,
Леса
набухают
стопудовым
звоном;
Выога-то
сухим
кистенем
горошит,
Вьюга-то
пу ти
з амела
п орошей ,
Волчьи-то
очи
словно
уголья.
Мамынька
родная,
пусти
погулять!
—
Сын
ты,
сыночек,
чурбан
со сно вый!
Что
же
ты,
разбойничать
заду мал
снова?!
Я
ли
тебя,
дурня,
дрючком
не
учила,
Я
ли
те бя,
дурня,
Х ри стом
не
молила?
—
Что
мне,
мамаша,
до
Христова
ра я:
С ила
мне
медвежья
бока
распирает.
То пор
на
печи,
как
орел
на
блюде,
Еду т
с
Обонежья
торговые
люди.
Тяжел
топорок,
да
остер
на
кончик,—
Хочу
я
людишек
порешить-покончить.
Я
уж
по-дурацки
вволю
пошучу.
Пусти
ме ня,
мамка,
не
то
п ечь
с в орочу.
28—29 апреля 1926
3.
ДОРОГА
Дорога
идет
от
широких
мечей.
От
сечи
и
плена
Игорева,
От
белых
ночей,
Малютиных
п ала чей,
От
это й
тоски
невыговоренной;
50


От
белых
поповен
в
поповском
саду,
От
смертного
д уха
мо ро зног о,
От
синих
ч ерт ей,
шевелящих
в
аду
Царя
Иоанна
Грозного,
От
башен,
за поров,
и
рв ов,
и
кремлей,
От
л ика
рублевской
т ро ицы.
И
нет
еще
стран
на
зеле но й
земле,
Где
мог
бы
я
сыном
пристроиться.
И
глухо
сту чащ ее
сердце
мое
С
ро жде нья
в
рабы
ей
продано.
Мне
стр аш но
назвать
да же
имя
ее
—-
Свирепое
имя
род ин ы.
24 мая 1926
4.
НАЧАЛО
ВЕКА
Смолкает
бат ал ий
воинственный
топот.
Вз вива е тся
ф лаг
на
фрегате.
Отчаяньем
сушат
кромешные
топи
И
ладят
коря вы е
гати.
Россия
храпит,
как
к обыла
на
корде,
Шагают
м унд ирные
рати,
И
л юто
кривит
сатанинскую
морду
Огромный
как
смерть
император.
И
морока
грады
и
веси
об ъемле т,
И
рокот
стрелецкий
замер.
Ползут
в
Питербурхе
на
русскую
землю
З амо рские
звери
кунсткамер.
Пророчатся
в ойны
и
мор
чел о века м,
Великие
смуты
и
трусы,
И
дан
гороскоп
приходящему
в еку
Самим
чернокнижником
Брюсом.
И
скрипом
колесным
в
ночи
зарычали
Раскольные
вол жск ие
тропы,
Но
к
пристаням
невским
ки дают
причалы
Кос тляв ые
рук и
Ев ро пы.
Но
вал ит
народ
с
топором
и
рубанком,
Но
камень
ло жит ся
на
камень,
Но
Рус ь
выворачивается
наизнанку
Плотничьими
руками.
51


Но
пря да ет
ветер
полночных
у то пий.
Но
глубь
и зм еряе тся
лотом;
И
словно
к
всемирным
готовясь
потопам,
Роятся
эскадры
и
флоты.
И
тка цк ий
челнок
порождает
полотна,
И
пушку
к уют
в
арсенале
—
Вот
это
нач ало
историй
хол од ных
О
самом
крутейшем
начале.
28 декабря 1925
5.
ИОВЕСТЬ
Вечная
тем а:
груз
голо в ы,
Сухие
от
холода
ру ки.
Из
яростной
теми,
От
черных
вок за лов
Москвы
Мы
шли
в
гр ом овом
перестуке.
Вот
повесть
простая
о
красной
звез де .
Проснуться
—
но
где?!
Рвануться
—
куда?!
Свистит,
закипая
в
манерке,
вода,
И,
с идя
на
д ряхло м
вагоне,
Ноч ь
мчится
в
железном
разгоне.
Направо
—
поля.
Налево
—
поля.
Деревни
как
чертовы
очи.
И
страшная,
русская,
злая
земля
Отчаянь ем
сердце
точит.
Багровый
костер.
Скелет
моста.
И
ос ень
—
прямо
на
ощуп ь.
Но
штык
—
штык
остер,
Винтовка
—
проста.
А
жизн ь
—
во
сто
к рат
проще!
Сегодня
—
вагон.
Недел ю
вагон,
А
дальше
—
б ольша я
ат ака.
Осенний
н ерад о стный
небосклон
И
в
ду ло
идущий
последний
патрон
52


Для
белого
или
поляка.
Но
к
северу,
к
югу
(не всё ли равно?) —
Лавиной,
обв ал ом,
громадой
Л етят
эше л оны,
звен о
за
звеном,
И
сердце
укрыто
шинельным
сукном,
И
думать
о
доме
—
не
на до.
20 декабря 1925
G
Эта
ноч ь
про ход ит
не
напрасно
В
снеговом,
буранящем
бреду:
Ветры
распаленные
бредут,
Город
сн ова
ждет
прихода
красных.
Мыслимо
ли
сп ать
в
такую
ночь?
Многие
ли
ровн о
дышат
груди?
Тягостною
п оступ ью
орудий
Ветровая
завершится
но чь.
Завтра
—
не изве стн ая
страна.
Завтра
—
это
стра х
и
напряжение,
Толп
ли
непомерное
движ ен ие,
Свист
ли
пролетающих
гранат.
Где-то
со би р ается
отряд,
Где-то
раз дают
сейч ас
патроны.
Ес ли
эта
ночь
тебя
не
тронет,
—
Ж ди,
как
следующие
за го воря т.
Бережливо
трать
свои
часы,
Угождай
им
дымом
папиросы.
Все
недорешенные
в оп росы
Возлагай
на
верные
весы.
6 февраля 1924 (?)
7.
АС ТРО НОМ
Т.
Э.
Груберт
Ты
М ОЯ,
Ты
спи.
Капают
краны
в
ванной,
53


А
э то,
Когда
весь
дом
Спит,
Оч ень
странно.
Ты
осторожно
з ак уталас ь
сном,
А
мне
н еуют но
и
муторно
ка к-то :
Я
зн аю,
что
в
Пул ков е
астроном
В р ащает
м огучий
безмолвный
р ефр ак тор,
Хватает
планет
голубые
тел а
И
шарит
в
пространстве
з аб ытые
зве зды ;
И
трид ца ть
два
дюйм а
слепого
стекла
Пронзают
земной
отстоявшийся
воздух.
А
мир
на
предельных
путях
огн я
Несется
к
со зв ездию
Геркулеса;
И
ночь
нес т е рпимо
терзает
меня,
Как
сцена
расстрела
в
халтурной
пьесе.
И
память
(но разве забвенье порок?),
И
сила
(но сила на редкость безвольна),
И
вер а
(но я не азартный игрок)
Идут,
как
забойщики
в
черную
што льн ю,
И
глухо
копаются
в
грузных
пластах,
Сле дя
за
киркой
и
сигналом
контрольным.
А
сов есть? —
но
совесть
моя
пуста
И
ноч ь
на
ис ходе .
Довольно!
11 апреля 1926
8.
ПЕС НЯ
Рождается
звон.
Начинается
песня.
Проносится
вихрь
ледяной.
Ш агаю
по
синей
от
мес яца
П р есне,
Шаг ает
и
тень
за
мной.
И
так
очевидно,
что
ей
н адое ло
Шат ат ься
с
портфелем
в
руке,
Уродиной
п олза ть
полиловелой
54


В
буденновском
ш иш аке.
Сумбур
переулков,
лавчонок,
за бо ров,
Трущобная
в онь
требухи...
Ночная
Москва
— удивительный
город:
В
ней
даже
поют
пет ух и.
Но
песня
качается.
Ве тер
хоро ший ,
Распутный,
шальной,
гуле вой .
Он
сыплет,
как
звездами,
зво нко й
порош е й
Над
заспанною
Мос кв ой.
Но
песня
качается.
Всё
н аи знан ку,
Всё
на бок
и
вкось
—
к
чертям.
Но
мысли
и дут,
как
столапые
танки ,
И
путь
их
—
прямая
черта.
Но
пе сня
рычит,
как
би план
на
Ходынке,
Но
ритмы
сошли
с
ума;
И
даже
на
д рях лом
Смоленском
ры нке
Ломают
они
дома.
И
конницей
мчатся
с
гуденьем
и
гиком,
Расхристанные
догола;
И
сотнями
рук
на
Иване
Великом
Раскачивают
колокола.
И
плавно
вра щаю т
столетние
стены,
И
пр ыг ают
на
пар и.
И,
влезши
на
шаболовские
антенны,
Сонн ый
зовут
Париж.
Но
затихают
чинно
и
ро бко,
Укладываясь
и
говоря,
Едв а
я
нажму
непокорную
кнопку
Звонка
на
мо их
дверях.
25 января 1926
9.
СПАСИБО
Сп аси бо
—
кто
дарит.
Спасибо
том у,
Кто
в
сети
большого
улова
Пой м ает
сквозь
ка чку
и
пенн ую
ть му
Зубчатую
рыбину
слова.
55


Сп аси бо
—
кто
да рит.
Подарок
—
прост,
Но
вдруг
при
глухом
раз гово ре ,
Как
полн оч ь,
уд ар ит,
рванет,
как
норд-ост,
Огромным
дыханием
мо ря.
И
ты
уже
пьян,
тебе
невтерпеж.
Ты
уже
полон
отравы,
И
в
спину
пол зе т,
как
матросский
н ож.
Су рова я
жажда
славы.
11—13
сентября
1926
10
Как
рокот
железных
уключин,
Как
звон
пароходных
снастей
—
Тот
ветер,
п ростой
и
колючий,
Бег у щий
гулять
и
свистеть.
И
каждая
сажень
Арб а та,
И
каждая
дверь
в
воротах
Сегодня
—
как
шхуна
пирата,
Плывущего
ночь
коротать.
Истомой,
забы то й
и
детской,
К л убком
заки пающ их
брызг
Бесчинствует
виз г
молодецкий
Извозчика,
пьяного
вдрызг.
Но
город
сд ае тся
нап ору ,
Сумятице,
ветру,
к рутне .
И
м есяц
отчаянно
шп ори т,
Б олтаясь
на
дымном
ко не.
Тот
ко нь
волосатый
и
чалый,
Кормленный
сосцами
морей.
Куд а
мое
се рдце
отчалит
—
Родиться
иль
умереть?
18 января 1924
Сокольники
56


11.
М ОРСКОЕ
ПРОЩАНЬЕ
Не т,
я
не
звал
тебя.
Из
гл ыб
земной
п ород ы,
Из
гу ла
гра ви я,
из
криков
пароходов,
Из
чер т ова
костра
ш ипящ их
головней
В
осе н ний
день
рванулась
ты
ко
мне.
Сколько
раз
я
пытался
тебя
утолить,
угасить,
Расставанье!
О,
горькие
руки
Полун очн ого
ветра,
без
воли,
без
ритма,
без
сил ,
И
чужое
волненье,
данное
мне
на
поруки!
Подожди
хоть
немного,
п оме дли,
бо лт ай,
как
и
я.
Безответственно
смейся,
иди
на
любые
ошибки.
Но
тя жел ое
н ебо
лежи т,
по дним ая
кр ая,
Чтобы
волн ы
и
весла
его
не
расшибли.
Прощай,
прощай,
пр оща й.
Фонарь
глотает
темь.
Костлявый
грек,
как
р ок,
качнулся
на
м ото ре,
И
оркеструет
вно вь
од ну
из
старых
тем
Огромное
неприбранное
море.
Пожатье
с тылых
р ук,
оглядка
стылых
глаз,
—
Так
эт от
сче т
минут
бессмысленно
проходит,
По ка
наполнен
тр ап
и
пр ыг ает
баркас,
Стремящийся
на
рейд,
к
ма хине
парохода.
Когда
на
лебедках
взл е тают
тюки
И
трапы
к
по с адке
опущены,
Не ве рно
по жатье
знакомой
руки,
И
душит ,
и
жжет,
и
щемит
он о.
Над
морем
ле жит
перегретый
бриз,
Ст ом ильны е
руки
вы тяну в.
Прибой
сортирует
серебряный
рис,
А
волосы
—
грустными
нитями.
57


Как
легкая
дым ка
осенних
вахт
Лет ит
над
гл азами
дремучими.
Прощанье
на
дел е,
не
на
сл ов ах,
И,
может
быть,—
это
к
лучшему.
1926 (?)
12.
ВЕСНА
Прости.
Я
послал
тебя
давеч а
к
че рту.
Ну
что
же
по дел ать
—
меня
тер е бят.
Прости.
Я
такой
не т е рпимый
и
черствый.
Из- за
весны
обидел
тебя.
Пог ода
стоит.
Без
ко нца,
без
начала.
Дул
вет ер.
Шли
к апли.
Набу х ла
д есна
От
флюса,
от
прели
а п реля;
в
отчаянья
Я
понял,
что
это
опять
весна.
О пять?
До
сме шн ого
простая
забота
—
Приклеивать
мысли
куском
к
кус ку.
Все
ж енщ ины
сня ли
калоши
и
бо ты.
Стучат
каблуки.
Продают
тос ку.
(Тоску продают в небольших букетах
Из
кр ым ских
фиалок
и
медуниц.)
Согласно
канону
весенних
традиций,
Ну жно
над
сердцем
слегка
повозиться.
Сердце
угрюмо
ст учит
с
утра,—
Ст уч ит,
как
лудильщик
на
чер ных
дворах.
Се рдц е.
Хоче шь
ты
с
ветром
пьяным
Да леко
на
Север
лететь?
Х очешь
по
снежным
полянам
Новые
п есни
петь? ..
58


С ер дце.
Захочешь
ты
или
нет
Схватить
на
закатной
красе
Безумный,
т ыся челет ний
Летный
по рыв
гусей.
Перетоплен
снег
Пра здни чн ыми
ветрами.
Стих
эт от
мой
—
весне
Солнечной,
грустной
и
ра нне й.
Всё
ид ет,
Всё
иде т
как
сперва...
Зеленеет
на
бурых
кл у мбах
Неизвестная
мне
трава,
И
развертывается
над
Г умом
Коле нкор овая
синева.
Что
твоя
небольшая
обида?
Обижаться
не
стоит
труда,
Е сли
сердце
мое
ра зби то
Самое
ме ньш ее
—
навсегда.
1926 (?)
ИЗ
КНИГИ
«МУСКУЛ*
13.
МОЛОДЕЖЬ
Товарищи!
Мокрая
ли,
сухая
ли,
—
Погода
крепчает.
Она
честна.
Товарищи!
Снова
снега
растаяли.
Товарищи!
Зовет
десят ая
весна.
Мне
двадцат ь
шесть,
я
ды шу
со
скрипом
Так
т уги
мои
легкие
и
кровь
густа.
Мое
поколенье
встает
открыто.
Мое
поколенье
—
на
своих
м ес тах!
Мое
поколенье
—
мастеров
и
инженеров,
Костистых
м ех аник ов,
очкастых
в р ачей,
59


Сухих
лаборантов,
выжженных
нервов,
Вес ел ых
глаз
в
тысячу
свеч ей .
Товарищи!
Пого дк и!
Семеновы,
Борзовы!
Уче тна я
книжка
—
девятьсот
первый
год ,
Со
школьной
скамьи
мы
все
мобилизованы
На
стройку,
на
службу,
на
бо й,
в
поход.
Страна
Сов ето в
суровыми
силами
Нас
наделяла
за
рядом
ря д.
Страна
Труда
м атер инск и
сши ла
нам
Сугробы
шинелей
и
сл ожи ла
в
склад.
И
скл ад
существует,
и
в
складе
п озаботятс я,
Чтоб
нас
снарядить
в
оперативный
час,
Ко гда
засвистит
ст а льная
пе пого ди ца,
Бр иг ады
пом ч атся,
коне й
горяча,
Ко гда
мы
наклоним
шиша ч ные
го ло вы,
И,
рит м
коммун
матери ка м
су ля,
Славянами,
кавказ ц ам и,
тюрк ами ,,
монголами
Начнет
полыхать
покатая
земля.
И
р уки
страны
нас
ки нут
первыми,
Широкой
дугой
в
броневой
гал деж
—
С
веселыми
гл азами
и
выжженными
нервами,
Привычных
и
ч ест ных
—
на с,
молодежь!
<J927>
14.
УТРО
РЕСПУБЛИК
Заря
поднимает
гребни
ро зо вые
И
медленно
р асчесы ва ет
облачные
косы.
Трое
приятелей
разговор
вели,
Но
я
обходил
воп рос ы.
Что
мне
сказать?
С
головы
до
пят
Дымная
уста л ость
меня
опутывает.
В
час,
когда
нервы
о
сне
вопят,
Разве
расскажешь
что-нибудь
пу тно е?
Ст ойт е!
Вы
с л ышите
ровное
скрипенье
Черных
осе й
пр очн ого
мира?
—
Это
вступает
в
право
владенья
Де нь
завода
и
д ень
квартиры.
60


Жизнь
м оя,
товарищи,
питается
работой.
Дайт е
мне
дело
пожестче
и
бессонней.
Что-нибудь
кроме
душевных
абортов
—
Мужское
дело,
четкого
ф асо на.
Чес тно е
сл ово,
кругом
весна,
Моз г
работает,
тел о
годн о,
—
Шестнадцать
часов
для
труда!
Восемь
для
сна!
Ноль
—
с во бодн ых!
Хо чу
позабыть
с вое
имя
и
званье,
На
номер,
на
литер,
на
кличку
сменять.
О г ромная
жадность
к
существованью
На
теплых
рук ах
поднимает
меня.
Из
топок
зари
рассыпаются
угли.
По
зн аку
дорог,
городов,
деревень
Железные
рты
молодых
республик
Приветствуют
ревом
встающий
день.
1927
15
Как
бур я
на
Северный
полюс,
Н есет
ме ня
страсть
ожиданья,
Как
форвард
победного
поля,
Кидается
ветер
ко
мне.
В елик ол епие
м ира
Встает
золотыми
зданьями,
Над
фабриками
и
квартирами
В
безмолвии
и
в
ог не.
Ты
скажешь:
—
Но
это
утро!
Отвечу
тебе:
—
Не
знаю.
Железом
и
паром
муд ры е,
Поют
голоса
поездов.
Над
городом
ра сп росте рта
Туч
цитадель
сквозная.
Проносится
кровь
в
аортах,
Как
ветер
идущих
годов .
Ты
скажешь:
—
Уснули
трамваи,
Застыв
в
ожиданьи
рассвета,
61


И
город
опять
отмывает
По дт еки
фонарных
лун .
—
Отвечу
тебе:
—
На
свете
И
ясные
зори
эти,
И
утро
нас
призывают
В
гря дущ ее
время
коммун .
Дыши
чис тот ой
и
молодостью,
Смо тр и,
не
смеж ая
ресницы,
Как
солн ц е,
в
лучи
размолотое,
Осыпало
гребни
кры ш,
Как
озаряются
лица
Домов
моего
г орода.. .
И
в от,
когда
всё
загорится,
Ты
это
сравненье
гордое
Пр имешь
и
ощути шь.
1927
16.
ДЕЛАТЕЛЬ
ВЕЩЕЙ
Не
плакать,
не
хныкать,
не
ныт ь,
не
бояться,
Но
челюсти
стиснуть
до
боли,
Но
кровью
печатать
в
сердцах
пр о кл амации
Сухой
человеческой
воле.
О дин
поглощает
напл ывы
экрана,
Мечтая
о
пальмовом
береге.
Другой
громоздит
ледокольным
тараном
Стеклянные
пл иты
айсберга.
Од ин
гов орит,
говорит
до
рассвета
О
радости
и
о
покое.
Другой
копошится
разбитым
скелетом
В
р авн ине
б оль ничных
ко ек.
Ни
пуля,
ни
голод,
ни
смерть,
ни
бо ле знь
Нахмуренный
лоб
не
утишат:
Кто
крепко
решил
з адых ат ься
и
лезть,
Тот
влезет
как
можно
выше;
62


Тот
буром
вопьется
в
кромешную
к опь,
Тот
в
биологическом
студне
Под
микроскопом
отыщет
дробь
Бацилл
ч умо вых
будней.
Он
станет
на
стройке,
как
техник
и
жмо т,
Трясясь
над
кривыми
про д ук ции.
Он
тощими
пальцами
дело
н аж мет,
Он
сдохнет
— другие
найдутся.
Не
спится
ему:
конденсация
сил
В
мозгу
те легр афо м
стрекочет.
И
прыгает
мысль,
как
ли тое
шасси,
В
ухабах
подушечных
коч ек.
Стакан
в
изголовье
звенит,
как
звонок
В
руках
председателя
Ночи:
Хронометр
сч и тает
количество
строк,
—
Он
так
же
безжалостно
точен...
Хронометр
сдается,
минуты
губя,
—
Под
утро
его
заводят.
А
этот,
лежащий,
з авод ит
с ебя
Глухим
нетерпеньем
за водов .
К
н ему
в
обработку
идут
горюны
—
Народец,
от
скуки
зловещий.
Он
делает
длинное
дело
страны,
Он
дел ает
нуж ные
вещи.
1927
17.
ПРОДАННЫЕ
СТИХИИ
(Весна 1927)
В ошед ший
был
латыш
в
пальто
реглан,
С
лицом
простым,
как
дул о
кольта,
Интеллигенция
сидела
по
углам,
Ругая
Мейерхольда.
Хозяйка:
тр идца ть
л ет,
фокстрот,
Обилье
форм,
однако
сти ль
и
профиль.
63


У
каждо го
был
перекошен
рот
На
водку,
шп роты
и
гус я
с
к арт офеле м.
Москва
в ращ ала
улиц
маховик;
Два
миллиона
ж ител ей
дышали.
«Здоровье женщин!» «Слава Моховой!»
«Долой печали!»
Тем
временем
весна,
пальбу
раздув,
Эскадры
льдин
топила
под
Мос к вою.
В
пятиугольном
б еше ном
с аду
С туча ли
сучья,
как
шты ки
ко нвоя .
Пропеллер
ветра
небо
искрошил
И
тучи
танков
в
наступленье
вынес.
Главком
Кантона,
д линный
Чан-Кай-ши,
Распродал
революцию
на
вынос.
И
вот
ост атки
проданных
стихий
В
Моск ву
катил ис ь
за
советом.
Товарищ!
Заряжай
стихи!
Вся
власть
весне!
1927 или 1928 (?)
18.
Ш АГИ
БОЛЬШОГО
СНА
—
Теперь
засни.
Но
синий
Орион
На
четверть
не ба
загремел
ог нями.. .
—
И
всё
же
спи...
Но
с
четырех
с торон
Зяма,
зима ,
мохнатыми
ко ня ми.
—
Ты
ра зве
человек?
—
Ты
ку ча
одеял,
Звериной
теплоты
и
трубочного
дыма.
Тебя
и
ритм
едв а
ли
за девал,
А
ты
б р едешь
за
нами,
моло ды ми.
—
Но
жи ть
невм оч ь!..
—
Ты,
кажется,
сказа л,
Что
жить
невмочь?
Засни
же
скромно,
—
И
звездами
осыпанная
ночь
Придет
к
т ебе
любовницей
огромной.
1927 или 1928 (?)
64


19.
РУ БКА
ИОД
ВОРОНЕЖЕМ
Ветер
ерошит
крыло
воронье.
Корпус
Буденного
гонит
на
Вор оне ж.
Чертом
пляшут
батареи,
ста в
хитро,
Мундштуком
кобылу
греет
генерал
Шкуро.
Где
Москва,
где
Москва
—
зол от ая
голова?
Донцы-молодцы,
где
же
ваша
честь?
По-осеннему,
по-серенькому
спит
трава.
На
потоптанной
тр аве
голов
не
сч ест ь.
(«Расшумелся,
разгулялся
православный
тихий
Дон.
По
стани ц ам,
на
пшенице
голосит
т ре звон»).
Но
д ымными
завесами
фланги
клонятся.
Гремят
напропалую
поездные
буфера.
Наотмашь
врубается
б уд енн ов с ?;ая конница,
Штыкастая
п ехота
п рет
—
«Ура!».
Это
наворачивает
сильная
си ли ща,
Страшно
уставя
железные
гла за
—
И
шаг.
За
шагом.
Еще
в
пене.
В
мыле
еще
Белые
громады
ползут
назад.
Костяк
похрустывает.
Кинут ь
нечего
—
Р езе рвы
вымотаны.
В
крови
уз да.
Бешеной
ракетой
в
н ебо
вечера
Взмыла
над
лесами
кр асная
звезда,
И
вот
пала,
пал а
ночь,
па ла
но чь
кромешная,
Топотала
бестолочь,
в
ос инник е
мешкая.
Топотали
кони,
храпели,
топорщились,
Вы ли
сабл и
в
ладонях,
не
ведая
гор шего .
Шла
Москва
перелогами,
сшиба л ась
дорогами.
Раз-два,
сл етай
голова!
Дорогами
старыми,
оврагами
да
ярами
—
Лети
голова,
вырастай
трава!
Вырастала
трава.
Боры
би ли
отходную.
С лет ала
голова
по
де лу
поход но му .
Рос
г риб
боровик
в
ту
осеннюю
ночь,
А
ветер
верховодил
да
скатился
п рочь.
Покатился
ветер,
с
тылами
споря,
С
белым
Деникиным
к
Ч ерн ому
морю,
Без
отдыха,
без
устал и ,
вшами
похрустывая,
Ранеными
вскрикивая,
вск и дывая
пика ми ,
Крича
небы лиц ам и,
вы раст ая
в
виселицы,
Плача
с
господами,
бегущими
выселиться
В.
Луговской
65


От
зл ых
кумачей
с
серпами
и
молотами.
К
самому
клыкастому
английскому
дредноуту.
—
Эх,
ку да
ты,
ветер,
шкандыбаешь?
—
К
че рту!
К
дьяволу!
Ну
разве
ты
не
знаешь?!
1927 (?)
20.
ПЕРЕКОП
Такая
была
ночь,
что
ни
ветер
гулевой,
Ни
р усс кая
старуха
зе мля
Не
знали,
что
поделать
с
большой
го ло вой
—
Зо ло той
го ло вой
Кре мл я.
Такая
б ыла
ночь,
что
костями
з асеват ь
Решили
черноморскую
степь.
Такая
была
ночь,
что
ушел
Си ваш
И
мертвым
постелил
постель.
Такая
была
но чь
—
что
ни
шаг,
то
окоп.
Вприсядку
вып ляс ыва л
огон ь.
По дскакивал
Чо нгар,
и
ревел
Перекоп,
И
руши л ся
м ахно вск ий
конь.
И
штабы
лихорадило,
и
штык
кровенел,
И
страх
человеческий
смолк,
Ког да
за
полками
перекрошенных
тел
Наточенный
к ат ился
п олк.
Дроздовцы
сатанели,
кололи
латыши,
Ог онь
перекрестный
крыл.
И
Фрунзе
ск аза л:
—
Наступи
и
за души
Последнюю
гидру
—
Крым.
Но
смерть,
словно
рыбина
адовых
морей,
Кро ваво й
наметала
икры.
И
Вр анге ль
ск аза л:
—
Помолись
и
отбей
Последнюю
опору—
Крым.
Гремели
бат ар еи
по беду
из
побед,
И
зд оро во
ворвался
в
Кр ым
66


Саратовский
братишка
со
шрамом
на
губе.
Обутый
в
динамитный
дым .
1927
21.
ИСПА НКА
Так
постепенно
стекленели
Глаза,
внимание,
стихи,
Сгустилось
время
в
рос лом
теле,
И
п ели
зо рю
п етухи,
Н авыво рот
и
наизнанку
В
окн о
рв ану лся
черный
бор.
Теперь
подсчеты:
жар,
и спан ка,
Апрель,
кап ел и,
раз гово р
Дв ух
голосов
в
мо згу,
крутые
Подъемы
пул ьс а,
двадцат ь
л ет,
Дежурные,
постовые,
Шлемы
ко нниц ы ...
Скелет
Суд ьб ы,
одетый
в
фор му
хаки.
Встревоженный
лай
собаки
В
сел е
или
в
моз гу.
Прощай,
Большая
ноч ь
с
большими
облаками,
Весенняя,
красноармейская,
лихая,
Пустяшная,
как
молодость
моя!
1927 (?)
22.
ЮНОСТЬ
(Лодя Гулимов)
Р ебят а,
в
отчетливом
свете
Я
видел
друзей
и
вр аго в,
Я
славил
октябрьский
ветер
И
крепость
своих
сапогов.
67


Влюблялся
в
большую
папаху,
В
застежки
походных
ремней.
Все
ве щи
свой
цве т
и
з апах
Сейчас
же
дарили
мне.
В
Москве,
в
ледовитой
каморке,
По дкар мли вал
рыж ую
печь,
Гордясь
раненбургской
махоркой
И
теплой
усталостью
плеч .
Влюбили
меня
эти
годы ,
Дарили
мне
си лу
и
смех,
В
м оем
полушубке
природа
Не
портила
пег ий
мех .
И
фронт
от
Байкала
до
Риги
Костей
не
дробил
и
не
мял,
Чит ал
я
хо ро шие
книг и
И
многое
в
них
пон има л.
Д е льные
слышал
советы,
Тысячи
разных
речей,
Тяжелое
зн амя
Советов
Не
раз
прон ос я
на
плече.
Но
если
был
день
неприветен.
А
сердцу
хотелось
плясать,—
И
я,
и
лыжи,
и
ветер
В
седых
пропадали
лесах.
Ре бята
гадают
заг адки ,
Как
л адно
и
правильно
жить:
Иди
по
д орог ам
негладким,
И
мчись
напрямик
без
ог л ядки,
Как
пули,
луч и
и
с т рижи.
1927
68


23.
ПРО ШЕ НЬЕ
С
ЮНОСТЬЮ
Так
жизнь
протекает
с в етло,
го ря чо,
Струей
остывающего
олова,
Так
п олн очь
кл адет
на
мое
плечо
С ур овую
св ою
гол ов у.
Про щ ай,
моя
юность!
Ты
ныла
во
мне
Безвыходно
и
нетерпеливо
О
ветре
с теп ей,
о
полярном
огне
Берингова
пролива.
Ты
так
обнимаешь,
ты
так
бередишь
Романтикой,
морем,
п ассатами ,
Что
я
з ам ираю
и
слышу
в
груди,
Как
рвутся
и
кружатся
атомы.
И
спать
нево зм ож но,
и
ж изнь
велика,
И
ст ены
живут
п о- особом у,
И
есл и
опять
т ебе
потакать,
То
всё
потеряю,
что
собрано.
Ты
кинешь
ме ня
напролом,
наугад
—
Я
зна ю
тебя,
длинноглазую,
—-
И
я
поднимусь,
чернобров
и
горбат,
Как
горы
срединной
А зии,
На
б ой,
на
расправу,
на
путь,
в
ночл ег
Под
звездными
покрывалами.
И
ты
переметишь
мой
бе шен ый
бег
Сводчатыми
вок зал а ми,
И
залами
снов,
и
шипением
пуль,
И
парусным
ветром
тр опико в,
Но
смуглой
рук ой
ты
ухватишь
ру ль
Ритма,
размера,
строфики.
И
я
пок орю сь
и
буду
писать
Безвыходно,
нетерпеливо,
Как
пи шут
по
небу
теперь
паруса
Серебряного
зал ива.
1926
69


24.
ПРОДОТРЯД
Запорошились
серебряные
с ела
Вьюгами,
поземками,
бле стк ам и;
Затормошился
вихр ь
в есе лый
По-над
лешевым
перекрестком.
Стало
голове
совсем
темно,
Время
п одошло
осоветь
ей.
Белоголовая
села
но чь
На
сам ые
лохматые
ветви.
Тут
шепнут
—
там
говорят,
З десь
определенно
засели,
Вот
и
за кру тилс я
продотряд
На
семидорожной
карусели.
Гул
да
страх,
Да
не
ку ст
—
монах,
Да
не
кры ши
—
ле с,
А
в
лесу
обрез.
Там
и
сел а
голы,
Мужики
там
з лы,
И
собаки
злы,
И
черт
ее
знает,
куда
зашли.
Где
мох
на
деревьях
— там,
значит,
север.
Собственно
го во ря,
товарищи,
—
к аюк!
Дезертиры
засе ли,
—
Восемьдесят
шту к;
И
не
согреешь
ру к.
—
Выходила
молода,
Молода
—
пригожа.
Выпускала
сокола
Jia семидорожье.
Ты
и
батьке
скажи,
Ты
и
свекру
скажи,
Ты
и
дев ерю
скажи,
Пусть
готовят
н ожи
Да
иконы
божьи.
—
Дел о
наш е
трудное,
милый
товарищ.
Мыка е шь
по
свету
хуже
в сякой
твари.
Тут
те бя
облают,
там
теб я
убьют...
Ты
уже
по по мни
Зинку
мою.
—
Да
не
выходила,
Да
не
вырастила,
70


Да
в
сугробы
за вела
Дер евенская
мгла.
Расх о дил ась
молода
Бе лым
сн егом .
Разбегалась
молода
Санным
бегом.
Потешалась
самоваром
—
Медной
Тулой,
Расшибала
самогоном,
Убивала
пулей.
В
елку,
в
холку,
в
черта,
в
бога...
Товарищ
начальник,
кончилась
до рога ,
Березняк,
ел ьник ,
Чертов
понедельник.
Желтый
снег,
Волчий
след,
Хлеб,
мука,
масло,
мясо,
Я йца,
крупа,
птица.
Эй,
не
точить
по нап ра сну
лясы,
На
коле ю
пробиться
Х оть
ползком,
хот ь
на
карачках;
Будет
засада
—
бить
пачками.
Это,
товарищи,
жратва
городов.
Лозунг
прост:
Тысячу
пудов,
Двадцать
п одв од,
Двадцать
лошадей
—
И
н икаких
гвоздей!
!!
1927 (?)
71


26.
ДЕ ВИЧ ЬЯ
ПОЛНОЧНАЯ
Что
же
ты,
ми лая,
сер дце-т о
з абыл а,
Сердце
забыла
ночной
порой?!
Бьют
се ла
в
бил а,
поезжан
уб или,
Погубили
по езж ан.
Вьюга
на
п орог.
Месяц
не
вылазит,
месяца
не
видно,
Не
видно
м ес яца,
уб ей
ме ня
бог.
Бубенятся
сани,
едут
с
кистенями,
С
к ист еням и,
с
бородами.
Вьюга
на
порог.
С нега
невы л азны е,
че рти
семиглазые,
Черти
семиглазые,
а
сн ег
—
тафта.
По
дороге
ив ы,
да
к онск ие
гривы,
Гривы,
да
на
во ре
рудо-желт
ка фт ан.
Ты
уже
не
сетуй,
сестра
м оя,
не
сетуй,
Не
сетуй,
сестра
моя,
не
сетуй,
не
плачь.
Вс тал
палач
до
света,
во стр ит
до
рас све та,
Вострит
он
топорики,
царев
палач.
Не
с
того
я
сердце
св ое
позабыла,
А
с
то го
з абыл а,
что
морозен
бо р.
Во
лесной
за ло ге,
в
медвежьей
берлоге
Холо дно
н очует
окаянный
вор.
1927
26.
ПЕ СНЯ
О
ВЕТРЕ
Итак,
на ч ина ется
песня
о
ветре,
О
ветре,
об утом
в
солдатские
гет ры,
О
гетрах,
идущих
дорогой
войны,
О
во йнах ,
которым
стихи
не
нужны.
Идет
эта
песня,
ногам
помогая,
Качая
штыки
по
следам
Ула гая ,
То
чешской,
то
пол ьск ой,
то
рус ско й
речью
—
За
Волгу,
за
Дои,
за
Ур ал,
в
Семиречье.
72


По-чешски
чешет,
по-польски
плачет,
Казачьим
свистом
по
степи
скачет
И
строем
бье т
из
моск ов ск их
дверей
От
самой
т айги
до
б р итанск их
морей.
Тайга
гов ори т,
Гла вар и
говорят,—
Сидит
до
поры
Молодой
отряд.
Сид ит
до
поры,
Стукочат
топ оры,
Совет
вершат...
А
но чь
х ороша !
Широк и
просторы.
Лу нь.
Синь.
Тугими
затворами
патроны
вд в инь!
Мес яц
комиссарит,
обходя
посты,
Железн ая
дорога
за
полверсты.
Рельсы
разворочены,
мать
честна!
П опер ек
дороги
лежит
сосна.
Доз оры
—
в
норы,
с вязь
—
за
бугры,
—
То
ли
человек
шурши т,
то
ли
рысь.
Эх,
зашумела,
загремела,
зашурганила,
Из
винтовки,
из
нареза
меня
ранила.
Ты
пр о сти,
п рости,
п роща й!
Проще вай
пока,
А
покуда
об ещай
Не
беречь
бока.
Не
ныть,
не
болеть,
Нико го
не
жа ле ть,
Пулеметные
д орожки
расстеливать,
Беляков
у
сосны
рас стр ели в ать.
Паровоз
начеку,
ругает
ва го ны,
Во ло кет
Колч ак у
тысячу
погонов.
73


Он
идет
впереди,
атам ан
удалый,
У
нег о
на
груди
—
фонари-медали.
Командир-паровоз
мучает
одышка,
Впереди
откос
—
Паровозу
крышка!
А
пока
поручики
пиво
пьют,
А
по ка
с олда ты
по-своему
поют:
«Россия ты,
Россия,
российская
страна,
Соха
тебя
пах ала,
боронила
борона.
Эх,
раз
(и), два (и)
—
го ре
не
беда ,
Напр аво
околесица,
налево
л абуд а.
Дорога
ты,
д орога ,
сибирский
путь,
А
хочется,
ре бят а,
ду ше
вздохнуть.
Ах,
сукин
сын,
ма шина,
сибирский
паровоз,
Куда
же
ты,
куд а
же
ты
солдат
завез?
Ах,
мама
м оя,
мама,
крестьянская
до чь,
Меня
ты
породила
в
несчастную
ноч ь.
Зачем
мне,
мальчишке,
на
жизнь
начихать?
Зач ем
м не,
мальчишке,
сл у жить
у
Колчака?!
Эх,
раз
(и), два (и)
—
го ре
не
беда,
Н апр аво
ок о лес ица,
налево
лабуда».
.. .Радио...
го во ря т...
(Флагов вскипела ярь) :
«Восьмого января
Армией
пят ой
Взя т
Красноярск!»
Слушайте
крик
протяжный
—
Эй,
Россия,
Советы,
деникинцы!
—
Де нь
этот
белый,
п рос торны й,
в
мороз
наряженный,
Червонными
флагами
вы кину лся .
Сибирь
взята
в
охапку.
Штыки
молчат.
74


За ячь ими
ша пк ами
Разбит
Колчак.
Соб ир айте ,
волки,
Мо лоды х
волчат,
На
с не жные
иголки
Ме рт вые
п олки
Положил
Колчак.
Эй,
пар т изан!
Поднимай
сельчан:
Р аны
зализать
Не
может
Колчак.
Стучит
телеграф:
Тире,
тире,
точка...
Эх,
эх,
Ангара,
Колч ако ва
доч ка!
На
се ром
снеге
волкам
приманка:
Пять
офицеров,
консервов
банка.
«Эх,
ш арабан
мой ,
американка!
А
я
девчонка
да
шар лата нка!»
Ст ой!
Кто
идет?
Кончено.
Залп!
!
1926
27.
БИОГРАФИЯ
НЕЧ АЕВА
(Вариант)
«Ваше здоровье!
Минуту
подумаю...
Ну,
ла дно!
Вот
дни
и
эпохи
мо и:
Кругом
свистопляска,
положенье
угрюмое,
Я
последыш
хорошей
семьи.
Ж изнь?
—
Жизн ь
была
ласковая,
тоненькая,
пал ев ая,
Плавная,
как
институтский
падекатр.
75


Ровными
буг ра ми
она
выпяливала
Б лока,
лаун-теннис
и
Художественный
театр.
Домашняя
—
как
бу дто
чаи
заваривали,
С
елочными
святками
и
влюбчивой
в есно й.
Она
закудрявилась
московскими
бульварами
И
к
горлу
по дс ту пила
муз ей ной
тишиной.
Па сха
с
ве рб ой,
воробьями
и
звонами.
Дальше
экзамены.
Летом
—
Крым.
Осенняя
дор ога,
рощами
ч е рв онными,
Зи ма
по
Арбату,
и
шт опо ром
дым.
И
всё
это
нужно,
правдиво
и
прилажено.
От ец
был
у м ница.
Талантлив.
Врач.
Сочувствовал
эсерам,
л юбил
поухаживать.
Большой
непоседа
и
ненавистник
дач .
У
нас
почитали
Ки теж
и
Рериха,
Ш аля пина
в
«Борисе»
и
думских
соловьев.
А
я
тянулся
к
морям,
к
Америке,
Х отел
всё
у ви деть
и
съесть
живьем.
Росла
эта
гордость
сы того
спортсмена,
Дивившего
кузин
тренировкой
мы шц.
Как
вдруг
ка кие-то
Льежи
и
Лувены.
Гим ны.
Галиция.
Вошь.
Перемышль.
Вы
знаете:
я
думал,
морями
бр ызг ая,
Вы ста иват ь
вахты
в
белоснежном
кителе,
А
вышла
дорог а,
до
сме рти
замы з ган ная
Сапогами
разбитых
и
победителей.
Нет.
Я
не
геройствовал.
Не
схватывал
Г еорги ев
И
честным
прапором,
к
сожаленью,
не
бы л;
Я
просто
прислуживал
в
санитарной
оргии
«Союза городов», благословенного небом.
И
всё,
что бы
спасти
тренированное
те ло,
Возмож нос ть
любить
и
любоваться
Россией.
Всё
это
я
вытерпел,
всё
это
я
сделал
Довольно
нахально,
а
в про чем
—
красиво».
—
«Вам не было стыдно,
тыловому
викингу
С
такими
г л азами
и
выправкой
чуд ной ?»
—
«Ирина Михайловна,
есть
место
у
К ипли нга,
Где
Мунгос
беседует
с
крысой
Чучундрой.
Крыса
Чучундра
всю
жизнь
проме чтал а,
Что
выйдет
ночью
на
серед ину
комнаты,
Где
б ешенст во
света
от
месяца
тал ог о,
—
7G


И
выйти
она
не
могла
—
вы
пом нит е?!
И
вот
революция
—
варево
аховое
Шинелей,
митингов.
В
порох
о курок !
Отец
голосирует,
шл япой
п ом ахи вая,
Хо чу
рискнуть,
но
м ешает
шкура,
И
даже
не
шкура,
а
жа жда
дыханья
И
не ба
московского
с
тучами
о паль ными .
Тогда
вырастает
Октябрьское
восстанье
Над
ба нкам и,
домами,
дорогами
и
спальнями.
И,
ч ес тное
слово,
я
чуть
бы ло
не
влип
Не
то
в
большевиков,
не
то
в
калединцев;
Такая
б ыла
легкость,
четкость
лиц,
Ночная
пальба,
гул ,
гололедица.
И,
честное
с лово,
я
бег ал
по
ноч ам
С
наг аном
в
ка рм ане
по
улицам
вьюжистым:
А
вд руг
уд ас тся
что-нибудь
начать?!
А
вдру г
продерет
наст оящ им
ужасом?!
Потом
всё
сменилось
скукой
и
тос кой.
Я
сам
се бе
к азалс я
нел епо й
загогулиной,
Слухи ,
флирт,
ка фе
на
Тверской,
Студент,
стишки,
лекции
Сакулина.
И
во т,
когда
черт
мне
не
мог
бы
помочь
И
злость
прошибала
до
ч аше чек
коленных,
Свалилось
предложенье
—
ех ать
в
Сибирь
Эвакуировать
германских
пленных.
Не
стану
утруждать
вас
дал ьн ейш ей
ерундой.
Застрял,
когда
чехи
спасали
нацию!
И
вот
перед
вам и
заштатный
г ерой,
—
Он
служит
в
местной
кооперации!»
М ежду
1926 и 1929
77


28.
ЧТОБЫ
БОЛЬНОМУ
СПАЛ ОСЬ
(Отступление колчаковцев)
Вечер
сел
в
малиновые
сани,
Завилась
м ет елица
седая,
Добрый
кот
ворочает
усами.
Погадаю,
милый,
погадаю.
Плачут
в
пе чке
сонные
по лен ья,
В
поддувало
угли
попадают,
Едут
звезды
на
большом
олене.
Погадаю,
милый,
погадаю.
Ходит
сон
по
д ому,
ходит
дрема,
На
ок ошке
розан
увядает.
З аж ивем
с
тобой
или
умрем
мы, —
Погадаю,
милый,
погадаю.
Сне гу
п адать ,
а
воронам
каркать.
Сердцу
жить,
тревогу
забирая,
Веером
легли
плохие
карты,
Веером
лег ла
судьба
вторая.
Скачет
ветер,
тукаю т
под ковы ,
Тянет
ветер
п ад алью
острожной.
Вот
уже
ушел
король
пико вый
Из
судьбы
тв оей
нео с то ро жной.
Конец
1920- х
годов
29.
К АПИТАНСКИЙ
ШТИЛЬ
В ращала сь
н очь.
Была
т яжка
она.
Над
палу бо й
давила
парусину.
И
шесть
часов
сопровождала
нас
луна,
Похожая
на
л омтик
апельсина.
На
в сех
морях
был
ка пи тан ский
штиль,
На
всех
широтах
ветры
не
ды ша ли.
Висел
фонарь
на
мачте
и
шут ил,
Зав ерты вая сь
дымной
шалью.
Но
в
к ом пасном
бр еду
скитался
пароход,
И,
улыбаясь,
женщина
спала
на
юте,
78


Вся
в
красной
кисее,
как
солнечный
восход,
Как
песня
др евня я
о
мир овом
уюте.
16 июля 1925
Чер ное
море
30.
Д ОРОГА
Д АРЬ ЯЛА
Ручей
подзадоривал.
Вет ер
помог,
А
солнце
на
го рном
п ороге.
И
восемь
у пругих
к ор ичне вых
ног
Идут
по
Грузинской
дороге.
Иду т
комсомольцы
в
удобных
трусах;
Вокруг
на чин ают
р асти
чудеса,
И
д ре вняя
молодость
д ышит
Всё
вы ше,
и
выше,
и
выше.
Вот
вспучилось
грозное
чрево
земли,
И
выпр ыгнут ь
Терек
старался.
В
двенадцать
часов
они
Б алту
прошли,
А
в
три
проходили
Ларсом.
Зав а рен
был
де нь
на
ветру
и
жаре
Лукавым
и
легким
весельем,
Но
ст ранн ыми
искрами
стали
гореть
Сланцы
под
Дарьяльским
ущельем.
Но
выросли
мрак и
гр анит ных
э пох,
И
сыростью
дунул
в
них
тамошний
бог.
И
к
черным
воротам
Дария
И дет
«молодая гвардия» .
Широко
и
твердо
ступают
сту пн и,
Г лаза
напирают
на
стены
тес ни н,
И
к
мускулам
льнут
плечевые
ремни,
И
ед ет
навстречу
веселый
грузин.
Раз двин ул ся
грузно
гранит
первородный,
Пу ская
от ряд
молодого
народа.
79


И
каждый
подня л
ла дон ь,
как
щи ток,
И
Терек
мет ал ся,
стихами
пенясь,
Когд а
комсомолка,
откинув
платок,
Сказала,
что
помн ила
с
первой
сту пе ни
(Гуденье цветного металла,
Сумевшего
в
с троки
лечь):
«В глубокой теснине Дарьяла,
Где
роется
Терек
во
мгле...»
«Ну что же,
—
ответил
веселый
попутчик,
Упрямо
уставя
п рост ые
г ла за,—
Здесь
много
к р асивей
и
много
лучше ,
А
про
Тамару
—
это
буза!
Я,
пр авд а,
в
стихах
не
особенно
крепок,
А
Лермонтов
делал
их
—
первый
со рт,
Но
это
ж
бы ла
пограничная
крепость
Против
степных,
коч евы х
орд.
Дальше,
ре бята!» И ветер помог
—
Ветер
на
горн ом
пороге.
Восемь
упругих
коричневых
ног
Идут
по
Грузинской
дороге.
Расходятся
мраки
гранитных
эпох,
В
у щ ельях
скрывается
тамошний
бог ,
Из
черных
во рот
Дария
Выходит
ю ная
гвардия.
Суровой
дорогой
исчезнувших
ра с,
Кот о рые
зна ли
не
ху же
нас
Большую
правду
о
будущем
дне,
—
Идти
вперед
по
земной
спине.
1927
31.
ХУ ДО.
Был
в ечер
черствее,
чем
старый
лаваш.
Ущелье
гудело
под
ветром
растущим,
У
гор,
на
седеющих
головах,
Св ились
башлыками
аджар ские
тучи.
80


Шипение
ветра.
Полет
шмеля,
Зурна,
вывод ящая
«Шамиля» .
Семнадцать
гла зк ов
керосиновых
ламп.
Леса
и
дома
по
с утул ым
скалам.
Как
только
умрет
дневное
тепло,
Лавчонки
закроет
глухое
Хуло;
П ро носи тся
зв ук
за пи ра емых
ст авне й,
Духанщик
на
угл и
похлебку
ставит,
И
едут
с
дороги
по
з ову
огн я
Две
черные
бурки
на
тихих
кон ях.
С
турецкой
гр а ницы
кричит
сова.
В
духане
кончают
лот о
тасовать,
И
видны
в
желтке
лучевой
полосы
Угр юм ые
пальцы
и
злые
носы.
Н очь
стелет
для
путника
Мле чны й
Путь,
Ог ро мное
белое
ложе
тревоги.
В
совиную
те мен ь,
на
козью
тропу
Ведет
контрабанда
бесшумные
ноги.
И
жд ут
ее
честно
в
терновых
кустах
Собаки
ищейки
и
пули
пос та.
Луна
от
Годера
отча лит ,—
Р асск аз
обернется
сначала.
В
ка зар ме
на
чахлое
пол отно
Громаду
«Потемкина»
движет
к ино.
У
гор
на
седеющих
головах
Свились
башлыками
аджар ск ие
тучи.
—
Почтенна
ноч ь
и
ве лик
Аллах,
Нас
пул и
учат
и
уши
учат:
Молис ь,
чтобы
шороха
псы
не
слыхали,
Чтоб
мелок
был
бр од
на
Аджарис-Цхали.
—
Вдруг
вспышка,
и
выстрел,
и
топ от,
и
топ,
Вдруг
ще бе нь,
свистя,
под
откосы
бры зне т. ..
И
пол н очь
тасует
большое
лото
Из
ал ых
звезд
и
б андит ск их
жизне й.
Вот
так
проползают
на
козьем
пути
Манчестерский
джемпер
и
пуд ра
Коти.
<1928>
вс кой
81


ИЗ
К НИГИ
«СТРАДАНИЯ МОИХ ДРУЗЕЙ»
82.
ОБРАЩЕНИЕ
Я
требую
больше
веры:
огонь
Пожирает
дрова.
Вода
Раздвигает
льды.
Ветер
режет
пургой.
Время
в едет
мо ло дых.
Время
идет
с
нами
в
строю,
Потому
что
страна
молода.
Приходят
на
землю
старую
Будущие
города.
Я
требую
больше
веры:
хлеб
Кла дут
на
в есы.
Милостыню
Прос ит
ста р ик.
Стынет
на
бар ах ле
Детский
ст екл ян ный
крик.
Но,
до
копейки
се бя
сберегая,
Утомленная
дочерна,
Сердцем
уда рны х
бригад
Пульсирует
страна.
Я
требую
больше
мужества!
Сор
См ет ают
метлой.
Уют
Шв ы ряют
в
мартеновский
цех.
К атит ся
ко лес о.
В ыс читана
цель.
Я
требую
больше
мужества!
Труд
Сработал
поверхность
планеты.
Песня
Ему
помогала,—
Стой
на
горячем
ветру
82


Реб енк ом
Интернационала!
Тогда
и
тво я
голова
Тяжелое
солнце
подымет.
Помни:
Огон ь
пож и рает
дрова,
А
вр емя
идет
с
молодыми.
1929
33.
ПОВЕЛИТЕЛЬ
БУМАГ И
Вадим,
е хал
скоро,
и
глубо­
ка я,
единс тв енная
ду ма,
по­
добно
коршуну
Прометея,
пробуждала
его
и
терзала
его
сердц е.
Лер
мон т
о
в
Большой
ч ело век,
повелитель
бумаги,
Н есет
от
московской
жары
Сто
семьдесят
пять
сантиметров
ума,
Достоинства
и
хандры.
Такой
вел ич авы й,
внушающий
рос т
Тел а,
стихов
и
славы
Рванул
его
к
сон му
классических
звезд,
Где
он
засиял
по
праву.
Большой
человек
постарел
на
полтона,
И
деву шк и
с
легкой
ленцой
С начал а
глядят
на
его
пальто,
Потом
на
его
лиц о.
Редакции
бы ли
в
нег о
влюблены,
Но
это
не
п омогл о
—
От
новолунья
до
п олной
л уны
Он
в
ве се
терял
ки ло.
Большую
звезду
р азъед ала
ржа ,
Протуберанцы
тоски.
83


Поэзия
стыла,
как
мух а
жуж жа,
В
зажи ме
его
руки.
Мигрень
поднимала
собачий
вой ,
Ритм
забивался
в
ро т,
И
дни
пятилетки
тянули
свой
Фабричный
круговорот.
Тогда
прилипает
к
его
груд и
Денежный
перевод.
Тогда
ос таетс я
тебе,
Вадим,
Ирония
и
Кисловодск.
И
снова
пространства
сосет
вагон,
Россия
пу тем
велика.
И
с нова
шеломами
ч ер пают
Дон
Вечерние
облака.
Уг ольн ым
чертом
ле тит
Донбасс,
Рождаются
города,
И,
выдыхая
горящий
г аз,
В
домнах
ревет
руда,
А
ночью,
когда
в
колыбель
чугу на
Дождь
дочерей
проводил,
Голо сом
грубым
спросила
с тра на:
«Что делать,
товарищ
Вадим?
Тебе
отпустили
хороший
рот
И
золотое
перо.
Те бя,
з апевал у
не
наших
рот,
Мы
пр ов ели
вперед.
Я,
отряхая
врагов
и
вшей,
Назвалась
твоей
сестрой,
Ты
нахлебался
военных
щей
Около
на ших
костров.
Но
не
таким
я
парням
от да ва лась
За
батарейную
жуть:
84


Мертвые
у
перекопского
в ала
Лапали
мою
грудь.
Ты
же,
ко г да-то
голо дн ый
и
босый,
Высосав
мой
удой,
Через
свои
роговые
колеса
Гл яди шь
на
меня
су дьбо й. ..
Судьбы
мои
не
тебе
вруч ены .
Дело
твое
—
помочь.
Разоружись
и
забу дь
чины
В
последнюю
эту
ночь!»
Большой
человек,
у
окна
седея,
Видел
кромешную
степь,
Скифию,
Таврию,
По нт ика пею
—
Мертвую
зы бь
костей.
Ве ка
нажимали
ему
на
пл ечи,
Был
он
лобаст
и
ве лик
—
Такую
мыслищу
нельзя
и
неч ем
Сдвинуть
и
повалить.
«Проносятся эры,
событья
идут,
Но
прочен
земной
скелет.
Мы
тянем
и сторию
на
п овод у,
Но
лучше
исто р ии,
чем
труду,
Должен
служить
поэт».
Тогда
окончательно
и
всерьез
Стучит
пер е бор
колес ;
Они,
соблюдая
ри тм
и
ряд,
С
писат елем
говорят:
«Теперь ты стал
витым,
как
дым,
И
кислым,
как
т абак,
И
над
твоим
лицо м,
Вадим,
85


И
над
твоим
кон ц ом,
Вадим,
Не
хлынет
ветром
молодым
Т вой
юношеский
флаг».
Большой
человек,
повелитель
бумаги,
Не
хоче т
из ъять
из
и гры
Сто
семь дес ят
пять
сантиметров
ум а,
Достоинства
и
хандры:
«Всю трагедийность существованья
И
право
на
луч шую
жизнь
По
справедливости
и
по
призванью
Я
в
книги
св ои
вложил.
Я
буду
срамить
ошибки
эп охи,
Кромсающей
лу чших
людей,
Я
буду
смирять
ее
черствую
похоть
Формулами
идей.
Родина
и
без
моих
блюд
Сама
на
весь
мир
з венит ,
А
е сли
я
слишком
ей
нагрублю,
Должна
ме ня
извинить».
Страна
отвечает:
«Стряхни с пиджака
Мой
стылый
ночной
по т.
Эту
и сто рию
о
ве ках
Я
с лыша ла
с
давних
п ор.
За
бата рейн ую
славную
жут ь
Л ожи лась
я
к
мертвецам.
Беременной
женщ ин ой
я
леж у
И
скоро
рожу
певца.
Гол ос
широкий
даст
ему
мать,
Песни
его
—
озноб.
И
будут
его
нар а вне
понимать
Учен ый
и
рудокоп.
86


А
ты,
кому
строфика
подчинена,
Кто
звезды
гля дит
в
трубу,
По
справедливости
и
по
чинам
Устраивайся
в
Цекубу».
1929 (?)
34.
КУХНЯ
ВРЕМЕН И
Э.
Б агр ицко му
«Дай руку.
Спокойно...
Мы
в
громе
и
мг ле
Ст оим
на
л етящ ей
куд а-то
земле».
Вот
так,
постепенно
знакомясь
с
тобою,
Я
н ачал
поэму
«Курьерский поезд».
Когда
мы
с
Багрицким
ехали
из
Кунцева
В
прославленном
автобусе,
на
вечер
Вху тем ас а,
Москва
обливалась
за рев ом
пунцовым,
И
пел
кондуктор
угне т е нным
басо м:
«Не думали мы еще с вами вчера,
Что
зав тра
умрем
под
волнами!..»
Хорошая
спортсменка,
мой
моральный
доктор,
Однажды
сказала,
з лясь
и
горячась:
«Никогда не ведите движений от локтя
—
Давайте
движенье
всегда
от
пле ча!»
Те пе рь,
суммируя
и
э то,
и
то,
Я
подвожу
неи збеж ны й
итог.
Мы
—
новое
время
—
в
разг ромл енн ой
мгле
Стоим
на
ле тящ ей
ку да -то
земле.
87


Пу нцовы м
пожаром
горят
вечера,
Исто р ия
встала
над
нами.
—
Не
дум али
мы
еще
с
вами
вчера,
Что
завтра
умрем
под
волнами.
Но
будут
ли
газы
ползти
по
ночам,
Споют
ли
басы
о руд ийно го
рокота
—
Давайте
ст рем ит ельн ый
жест
от
пле ча,
Никогда
не
ведите
дви жен ий
от
локтя!
Вы
думал и,
злоба
сошла
на
нет?
Скелеты
рассыпались?
Слава
устала?
Хозяйк а
три
блюда
дает
на
об ед,
Зимою
—
с не жит,
а
весною
—
тает.
А
что ,
если
ужин
начнет
багроветь?
И
зла я
хоз яй ка
прикажет
—
«Готово!»
Растает
зим а
от
горячих
кр ов ей,
Весна
заснежит
мил лионо м
листовок,
И
выйдет
хозяйка
полне ть
и
добреть,
Сл ивая
народам
в
манерки
и
блюдца
Матросский,
наварный
борщок
Октябрей,
Крутой
кипяток
мир овых
Ре во люц ий.
И
мы
в
эт ом
вареве
вспученных
дней,
В
животном
рассоле
костистых
соб ыт ий
—
Наверх
ли
всплывем,
или
ляжем
на
дне,
Лицом
боевым,
или
черепом
битым .
Да!
Может,
не
время
об
этом
кричать,
Не
время
судьбе
самолетами
кл ектать ,
Но
будем
д виже нья
вес ти
от
плеча,
Широко
расст ав я
упрямые
локти !
Трамвайному
кодексу
будней
—
не
верь!
88


Глу хо му
уставу
зи мы
—
не
верь!
Зеленой
программе
весны
—
не
верь!
Поставь
их
в
журнал
исходящих.
Мы
в
сумрачной
стройке
сражений
т епер ь,
Мы
в
сумрачном
ритме
движ ений
теперь,
Мы
в
сумрачной
воле
к
побе де
теперь
Стои м
на
земле
л етящей .
Мы
в
дикую
стужу
в
разгромленной
мг ле
Ст оим
на
л е тящей
куда-то
зем ле,
Фи лос оф,
солдат
и
калека.
Над
нами
во схо дит
кровавой
зв ездой
И
свастикой
черн ой
и
ночью
седой
С р едина
двадцатого
века!
<1929>
85.
ПЕП ЕЛ
Тво й
г олос
уже
отн ос ило.
Ве ка
Входили
в
глухое
пространство
меж
нами.
Природа
в
тебе
замолчала,
И
только
од на
строка
На
бронзовой
выш ке
волос,
как
забытое
знамя,
вилась
И
упа ла,
как
шелк,
в
темноту.
89


Тут
п одпи сь
и
рос че рк.
Всё
кончено,
Л ишь
понемногу
в
сознанье
въезжает
ва гон,
идущий,
как
мальчик,
не
в
н огу
с
пехотой
столбов
телеграфных,
аго ния
хра па
артистов
эс трад ы,
залегших
на
по лка х,
случайная
фраза:
«Я рада»...
И
ряд
безобразных
сравнений,
эпитетов
и
заготовок
сти хов .
И
всё
это
вроде
лю бви.
Или
в роде
прощанья
навек и.
На
в еках
лежит
ощущенье
п окоя
(причина сего
—
не из вестн а).
А
ч инно
размеренный
голос
в
соседнем
куп е
читает
о
черном
убийстве
колхозника:
—
Наотмашь
хруст
топора
и
навзничь
—
четыре
ножа,
в
ме рт вую
глотку
сыпали
горстью
зерна.
Хату
его
перег рыз
пожар,
Там
он
лежал
пепельно-черный. —
Рассудо к
—
ты
первый
кричал
мне:
«Не лги» .
90


Ты
первый
не
выполнил
своего
обещанья.
Так
к
чертовой
матери
этот
психологизм!
Меня
обнимает
суровая
сила
прощанья.
Ты
поднял
св ои
кулаки,
побеждающий
кл асс.
Маяч ат
обрезы,
и
полн очь
беседует
с
банда ми .
«Твой пепел
стуч ит
в
мое
сердце,
Клаас.
Тв ой
пепел
стучит
в
мое
сердце,
Клаас»,—
Ск азал
Ул ен шпиге ль
—
ДУХ
восстающей
Фл андр ии.
На
с не жной
равн ине
иде т
окончательный
бой .
Зи яют
г лаза,
как
двери,
сбитые
с
петель,
И
в
сер дце
мое,
пе ре по лне нное
судьбой,
Стучит
и
стуч ит
человеческий
пепел.
Путь
че лов ека
—
п росто й
и
тя же лый
путь.
Пу ть
к олле кти ва
еще
тяжелее
и
проще.
В
ок на
лачугами
лезет
столетняя
жуть;
91


Всё
отри ца я,
качаются
мертвые
рощ и.
Но
ты
зацветаешь,
моя
д орога я
земля.
Ты
зацветешь
(или буду я
трижды
пр ок л ят...)
На
серых
болванках
ж елез а,
на
пирамидах
угля,
На
пе пле
сожженной
с оломен н ой
к ро вли.
Пепел
шуршит ,
корни
во лос
ш евеля .
Мужество
вздрагивает,
просыпаясь,
Мы
повернем
т ебя
в
пол-оборота,
земля.
Мы
повернем
т ебя
круговоротом,
земля.
Мы
повернем
тебя
в
три
оборота,
земля,
Пеплом
и
зерн ами
пос ыпая .
Январь
1930
36.
О
Д РУЗ ЬЯХ
Когда
ты
спишь,
Когд а
ты
спишь,
моя
ми лая,
Когда
ты
спишь,
подложив
под
голову
сои,
Эпо ха
решает
меня
помиловать,
Эпоха
звучит
со
мн ой
в
унисо н.
92


Довольно
армейского
па фо са!
Довольно!
Когда
ты
спиш ь
—
я
сжимаю
рот:
Мне
очен ь
н евесело
и
очень
больно,
Или,
быть
может,
совсем
наоборот?
И ли,
быть
может,
совсем
наоборот.
Я
листаю
спокойный
учебник
истории,
Я
тихонько
св ищу
сквозь
зубастый
рот:
Друзья
мои,
друзья
мои
—
вы
проспорили!
Вы
про с по рили
вс ё,
чем
нужно
дорожить
—
Мя со
мускулов,
смех,
ощущение
времени.
Вы
пу скали
в
ход
перочинные
ножи,
А
нужен
был
шт ык,
чтобы
ко нчи ть
прения.
Вы,
ощерив
слова
и
сузив
глаза,
Улыб али сь,
как
поросята
в
витринах.
Потом,
постепенно
учась
на
азах,
Сп равля ли
идейные
Окт я бри ны.
Л
когда
эпоха,
че люс ти
разъяв,
Начала
рычать
о
своих
секретах,
Вы
стал и
метать ся,
мои
друзья
—
Инжене ры ,
хозяйственники
и
поэты.
Вы
стали
подписчиками
«Нового мира»,
Оттуда
фило со фию
выгребали
лапами.
Вы
ста ли
грустны,
как
уплотненная
квартира,
И
не
слышите,
что
г ов орят
на
З ап аде:
«Только тот,
говорят,
кто
горяч
и
черств.
Расценивается
в
дол г
и
смолоду
На
миллиарды
эонн ых
верст,
На
мил лионы
золота».
S3


Вы
стал и
бр анить
москвошвейньге
штаны,
И
на
Форда
лить
вежеталь
восторга.
Вы
ув идели
ночь,
а
не
день
страны
И
не
слышите,
что
говорят
на
Востоке:
«Только тот,
говорят,
кто
горяч
и
черс тв ,
Расценив ает ся
в
долг
и
смолоду
На
новый
десяток
шоссейных
верст,
На
пе рвый
уд ар
парового
мол ота ».. .
Мне
не
спится
от
вашего
храпа
и
ск ри па.
С
вами
сп ят
в аши
Сони,
Зои
и
Ню ры
—
Это
влаж ны е
груди
человеческих
скрипок
Затянули
чудовищную
увертюру.
Я
листаю
спокойный
у чеб ник
истории,
Я
тихонько
свищу
сквозь
зубастый
рот .
Вас
провозит
п олночь
по
дороге
п роторе нн ой
И ли,
б ыть
может,
совсем
наоборот?
Не т.
Милая,
когда
ты
спишь,
Ког да
ты
спишь,
заб ыва я
мои
грехи,
З а бывая
время,
и
славу
его,
и
утраты,
Я
понимаю,
как
страшно
писать
стихи,
Особенно
в
пять
часов
утра.
1929
37.
ПИСЬМО
К
РЕСП УБЛИ КЕ
ОТ
МОЕГО
ДР УГА
Ты
строишь,
кладешь
и
возводишь,
ты
гонишь
в
но чь
поезда,
На
каждо е
чес тное
сл ово
ты
мне
отвечаешь: «Да!»
94


Прости
меня
за
ошибки
—
судьба
их
н азад
берет.
Возьми
меня,
переделай
и
вечно
ве ди
вперед.
Я
п лоть
от
твоей
п лоти
и
кость
от
твоей
кос ти.
И
ес ли
я
много
напутал
—
ты
тож е
меня
пр о сти.
Наполни
приказом
мозг
мой
и
ветром
на пол ни
рот,
Ты
самая
с вет лая
в
мире,
ве ду щая
мир
вперед.
Я
спал
на
твоей
постели,
укрыт
сн егов ой
ко рой,
И
е сть
на
твоих
равнинах
моя
мол ода я
кровь.
Я
к
бою
не
опоздаю
и
стан у
в
шеренгу
рот,
—
Возьми
меня,
переделай
и
вечно
веди
вперед.
Такие,
как
я,
срывались
и
гибли
наперебой.
Я
шк олы
твои,
и
га зеты,
и
клубы
пита л
с обой.
Такие,
как
я,
поднимали
депо,
и
забой,
и
завод,
—
Возьми
меня,
переделай
и
вечно
ве ди
вперед.
Т акие,
как
я,
сидели
над
ц иф рами
д ень
и
но чь,
Та кие,
как
я,
опускались,
а
ты
им
мо гла
помочь.
Кто
си лен
тобой
—
в
работе
он,
Кто
брошен
тобой
—
умре т.
Ты
сам ая
светлая
в
мире,
ве ду щая
мир
вперед.
Я
вел
твои
экспедиции,
стоял
у
т воих
реторт,
Я
делал
свою
работу,
—
хоть
это
не
первый
с орт.
95


Ты
строишь
за
месяцем
месяц,
ты
кр епне шь
за
годом
год,
—
Ты
самая
светлая
в
мире,
ведущая
мир
вперед.
Я
сонным
огн ем
тл ею
и
еле
качаю
стих.
За
то,
что
я
ст ал
холодным,
ты
то же
ме ня
прости.
Но
время
идет,
и
стройка
идет,
и
в ыпа дет
мой
чере д,
—
Возьми
мен я,
переделай
и
вечно
веди
вперед.
Три
поколенья
культуры,
и
три
поколенья
тоски,
И
жизнь,
и
люд и,
и
книг и,
пр оч ит анные
до
доски.
Республика
это
знае т,
республика
позовет,—
Возьмет
меня,
п ере дел ает,
Двинет
время
вперед.
Ты
строишь,
кладешь
и
возводишь,
ты
гонишь
в
ночь
по езда ,
На
каждо е
честное
слово
ты
мне
отвечаешь:«Да!»
Так
верь
и
этому
слову
—
от
сер дца
оно
идет, —
Возьми
меня,
переделай
и
в ечно
веди
вперед!
1929
38.
МЕ РТВ ЫЙ
ХВАТАЕТ
ЖИВО ГО
1.
СУСЛИК
Розовый
су слик
гляди т
на
тебя,
Моргая
от
с ладк ой
щекотки,
Он
в
гости
зовет,
домоседство
л юбя,
Он
просит
отве дат ь
водки.
И
водка,
действительно,
очень
вк усн а,
Уютен
рабочий
столик,
96


Размечены
папки,
сияет
жена,
И
платье
на
ней
—
прос тое.
Он
долго
твердит,
что
доволен
соб ой,
Что
метит
и
лезет
пов ыше ,
Что
главное
— это
кивать
голов ой,
А
пр инцип
из
мод ы
вышел.
Он
сл ыш ал:
Раз ва л!..
Г олодо вк а!..
Ф ак т!..
Сек ретно ...
Ответственный...
Кто-то...
Как
буря,
взбухает
пар шив ый
факт,
И
роем
летят
анекдоты.
Был
су слик
как
суслик,
—
доб ряк ,
ничего.
Но,
в
ти хом
п ре дател ьс тве
винном,
Совиным
становится
нос
у
не го
И
глаз
округлел
по-совиному.
Его
р азбир ает
ехид ны й
бес,
Чиновничья,
хилая
похоть,
Эпо ха
лежит
как
п олуночн ый
лес,
И
он,
как
сова,
над
эпохой.
Ты
поздно
уходи шь.
Приходит
заря.
Ты
думаешь
зло
и
устало:
Как
много
патронов
потрачено
зря,
Ка ких
бескорыстных
прикончил
заряд,
А
этому
псу
—
не
досталось.
<1929>
97


2.
ОБЫСК
СЕРДЦА
Мы
с
тоб ою
сбил ись
оба
В
самый
крутень
снеговой.
Вот
иде т
полн очны й
обыск,
Обы ск
сер дца
моего.
Посмотрите,
в
самом
д еле,
—
Там
леж ат
с
давнишних
пор
Тре хру бле вые
идеи ,
Т рех к опееч ный
задор.
Философия
для
жженья
Вс ех
сер дец
во
всех
местах
—
В
сам ом
к рат ком
изложе нь я
На
шес тна дц ати
листах.
Идеальчик
пол уг ол ый,
Сборник
песен
—
тра-та-та,
Хо лод,
Холод,
Холод,
Холод,
Пу сто та
и
пустота.
Есл и
нужен
прокурору
Сам
хозяин
э той
м глы
—
Так
в едит е!
—
Мир
огромен,
В
нем
заби ты
все
углы .
А
республика
—
не
прачка
Для
замызганных
сердец.
Прямо
к
сте нк е!
Чистой
пач кой!
И
спасибо...
И
конец...
1929 (?)
98


89.
ШТЕЙГЕР
И
ЛОРЕЛЕЯ
Над
страшною
высо то ю
Девушка
дивной
красы
О деж дой
г орит
золотою,
Играет
златом
косы...
Г,
Гейне
Не
скоро
привыкнешь
к
подземной
муштрез
Цепляется
г лаз,
балует
шаг.
Пр ямо
—
врезается
в
горы
штрек,
Сбо ку
идет
квершлаг.
Наш
рудник
далек о
знаменит:-
Меди
бо льшо й
п роцен т.
Он,
когда
за п алят
динамит,
Лучше
кино
и
сцен.
Давно
полюбил
я
эти
кр яжи,
Сутки
сижу
сполна.
Пер вая
причина
—
ударная
жизнь,
Вторая
причина
—
жена.
Т ам,
наверху,
диаграммы
ви ся т,—
Мы
дали
крутой
разгон.
Июн ь
—
семь
тысяч
сто
пятьдесят,
И юль
—
восемь
тысяч
то нн.
А
эта
—
пушиста,
как
снежный
ко м,
Сверканьем
окружена,
Те ло
шир ок ое
—
кр овь
с
молоком, —
Такая
моя
жена.
Так ая
голубка,
такая
краса,
Чтоб
че рти
ее
унесли!
Сидит
себе,
д ура,
растит
волоса
До
самой
почти
земли.
Посмотрит,
поглянет
—
ужалит
оса
Горняцкое
сердце
тв ое.
99


Растит
волоса,
пое т
чудеса
—
Неме цки е
Песий
поет.
Из
Риги,
с
германского
фронта,
встарь,
При вез
я
ее
сюда;
Женин
отец
—
пивовар-кустарь —
Пр окл ял
ме ня
навсегда.
Сын
и
дочурка,
шустрей
блохи ,
Х озяй с тво...
Н ужна
рука.
Поет,
вышивает,
читает
стихи
Немецкого
говорка.
Сын
ко
мне
и
дочь
ко
мне
—
Висят,
обнимают...
Жар а!
Жен а
гов ори т:
«Становись умней,
Погубит
теб я
гора.
Ты
получаешь
сто
двадцат ь
пять,
Пр ис луга
груба
и
грязна,
Я
слезы
лью
перед
распятьем,
Бедная
твоя
жен а.
Папаша
с
мамашей
совсем
о дни
Доживают
почтенный
век.
Бросай
немедленно
свой
рудник,
Безжалостный
человек!
Туда,—
где
улицы,
ах,
хороши!
Где
пряники
падают
в
рот,
Где
носят
богатые’латыши
Бостоны
й
коверкот.
Туда!»
Ссора
идет ,
Детиш ки
визжат: '
100


«Пропаганду вести не смей!
К
че ртов ой
матери
уезжай,
Я
воспитаю
детей».
—
«Да,
—
говорит,—
мне
они
не
нужны,
Ну жен
мне
ты,
тиран,
Т ебе
не
иметь
иной
же ны,
Проклятый
мой
Ио га нн!»
Всё
успокоится
как-н ибуд ь,
Раскинет
она
п ост ель.
Глядит
сквозь
руб аш ку
тяжелая
грудь,
Пружины
начнут
хрустеть.
Два
раза
берданку
брал
со
ст ены.
Ну,
думаю,
разочтусь!
А
у
ней
от
лун ы
рес ниц ы
ви дны
—
Большая
бер ет
грус ть .
На
пяльцах
нашиты
цветы
и
орлы
(Немецкий орел хмур),
И
голову
мне
будто
сверлит
Автоматический
бур.
Утро м
идешь
на
работу
—
спит ,
Духовитая,
как
сосна,
Огненная,
как
динамит,
Чуж ая
моя
жена.
«Нет,
ведьма,
—
скаж у
я,
—
ва ших
нет!
Три
дня
у
меня
погоди.
Вот
он
ле жит,
п ар тбил ет,
На
штейгеровой
груди!
Не
будет
т ебе
заграничных
ви з,
Не
будет
теб е
род ны х».
101


И
клетка
летит
вниз,
И
взрывами
бь ет
руд н ик.
Сланцами
с жат
пиррит,
Залег
колчедан
у
стен.
И
трое
сут ок
ки пит
Работа
уда рны х
смен .
В
глазах
м оих
крутит
туман,
И
сер дце
трубит
трубой
—
Ште йге р
Сви щев
Ива н
Соревнуется
сам
с
собой.
<1930>
40.
ЖЕС ТО КОЕ
ПРОБУ Ж ДЕНИЕ
Сегодня
ночью
ты
п рис нил ась
мне.
Не
я
тебя
ня нчи л,
не
я
теб я
славил,
Дух
русского
снега
и
русской
при роды .
Такой
не по нятн ой
и
горькой
услады
Не
чу вств о вал
я
уже
многие
годы.
Но
ты
мне
приснилась,
как
д етств у
—
русалки,
Как
дет ст ву
—
коньки
на
прудах
п осе делы х,
Как
детс тву
—
веселая
бестолочь
салок,
Как
де тст ву
—
бессонные
лица
сиделок.
Прощай ,
зол ота я,
прощай,
золотая!
Ты
легкими
хлопьями
вкось
улетаешь.
М еня
з акр ывает
от
старых
нападок
Пух ов ый
платок
твоего
снегопада.
Молочница
цедит
мороз
из
бидона,
102


Точильщик
торгуется
с
ч ерного
хода.
Ты
снова
п ри ходи шь,
рассветный,
б е здо нный,
Дух
русского
снега
и
русской
природ ы.
Но
ты
мне
приснилась,
как
юности
—
парус,
Как
юности
—
не жные
губы
под руги,
Как
юности
—
шквал
паровозного
пар а,
Как
юности
—
слава
в
серебряных
трубах.
Уйди,
если
можешь,
прощай,
если
хоче ш ь.
Ты
падаешь
сеткой
крутящихся
точе к,
Меня
закрывает
от
старых
нападок
Пу хо вый
платок
твоего
снегопада.
На
ку хне,
ры ча,
разгорается
п рим ус,
И
прачка
приносит
прос тын ну ю
одурь,
Ты
снова
п рих одишь,
не об оз римый
Дух
русского
снега
и
русской
приро ды.
Но
ты
мне
прис нила с ь,
как
мужеству
— отдых,
Как
мужеству
—
кни г
неживое
соседство,
Как
мужеству
—
вождь,
обходящий
зав оды ,
Как
мужеству
—
пу ля
в
сп окой ное
сердце.
Прощай,
если
в е ришь,
за бу дь,
ес ли
пом ниш ь!
Ты
инеем
за сти шь
пейзаж
заоконный.
Ме ня
закрывает
от
стар ых
нападок
П ухо вый
платок
твоего
сн ег о пада.
1929
103


41.
ВОЛЧИЙ
ВОЙ
Лю б овь?
—
Ос тан ови мся,
товарищи,
на
этом.
Любовь
—
это,
вид ите
ли,
до ждь
луче вой .
Он
высмуглит
сердце
огне м
и
светом,
Потом
о стано в ится
—
и
нет
н ичег о.
А
бывает
и
так,
что
скрипнет
че люс ть,
Волосы
встанут,
как
дивизия
шты ков .
Через
день,
через
ночь,
через
жизнь
и
через
Смерть
Ты
проедешь
с
любовью
такой.
А!.. —
Это
страшно.
Ст ра шно
и
беззвучно,
Б езз вучн о,
как
выстрел
у
самой
головы,—
Когда
человек,
вс ем
наукам
обуче н ный ,
Начинает
сипло,
по-волчьи
выть .
Он
бегает
кругами
и
бормо че т: «Маша!
Мушка,
Мурашка,
Майка,
Ма й!..»
Он
каждому
трамваю
перчаткой
машет:
«Стой!
Она
там!
Ст ой,
трамвай!»
Словно
биноклем
навыворот
уменьшенный,
Город
мурашами
ползет
в
глазах.
Над
городом
вытянулось
тело
же нщины,
Р аски дывая
ру ки
на
полны й
взмах.
М- м,
как
долго
моются
в
ванной,
М- м,
как
ужасен
простынный
снег,
Как
податливы
под уш ки
дивана,
И
слы шн о,
как
дыш ат
они
во
сне.
Чел овек
раз бивает
р ого вые
оч ки,
Он
то поч ет
на
них
негритянский
танец.
Ночь
играет
в
подкидные
дурачки.
Свали т ся?
Встанет!
Свалит ся?
Нет,
пожалуй,
в ст ан ет!..
104


А
потом,
обмирая
от
тос ки
ли,
от
топота
ли,
Помогая
паровозу
подкачать
в
подъем,
Он
срывается
на
ск ором
от
Москвы
к
Севастополю,
Л
мы
—
старые
романсы
ему
по ем.
«Уймитесь,
во лне ния
страсти...» —
По ем.
«Расстались гордо мы. ..» —
По ем.
«Что в имени тебе моем? . .»
П оем,
поем,
по ем,
поем...
Он,
вы
думаете,
спит ?
—
Ничуть
не
бывало!
Значит,
скажете,
не
сп ит?
—
Совсеминаче.
Он,
вы
верите,
живет?
—
Живет,
но
вял о.
Он,
вы
ду ма ете,
плачет?
—
Не мно го
плачет...
А
когда,
отк рыв ая
покой
обещанный,
Севастополь
ударит
колоссальной
си нево й,—
Вст анет
из
пены
рожденная
женщина,
В
тучах
ныряя
рыже й
голо в ой.
Так!
Это
ты,
уходящая
в
пену
столетий,
В
пен у
столетий,
в
камень
эпох.
Какие
же
романсы
мне-то
петь
ей,
Когда
мой
язык
от
ж ары
иссо х?
Товарищи!
Вы
слышали
вой
бежавшего?
—
Слушайте
вопль,
древний
и
простой.
Самый
глухо й
из
вас
и
самый
безжалостный
Протянет
руку
и
к рик не т: «Стой!»
За вали те
человека
море м
и
ветрами!
Гоните
с юда
доклады
и
св одк и!
105


Мучьте
до
рассвета.
Стучите
в
рамы
Стаканом
оптимизма
или
р юмкой
водки.
Ск орее
к ид айте
в
не го
ци тата ми,
Глушите
к нигами ,
держ ит е
ди сци плиной»
Чтобы
в
самом
последнем
его
атоме
Н ача лась
усталость
длинная,
длинная.
Товарищи!
Рванитесь
на
него
н очам и,
Вырвите
ему
нервы
ушей
и
глаз,—
Потому
что
так ое
свирепое
отчаян ь е
Может
прикончить
каждого
из
вас.
1928—1929
42.
ЛИМОННАЯ
НОЧЬ
Лу на
стои т
на
ка питан ско й
вахте,
На
три ста
верст
рассыпался
при бой.
И
словно
бел ая
трепещущая
ях та
Уходит
женщина,
любимая
тобой.
Мне
нужен
сон
глубокого
наплыва,
Мне
нужен
ри тм
высокой
чистоты.
Сегодня
звезды
с ини,
словно
сливы,
Такие
звезды
выд ум ала
ты.
Лимон
разрезанный
на
лунный
свет
походит.
Так их
ночей
светлей
и
тиш е
не т,
Тревожные
созвездья
пароходов
П ронос ятс я
в
лим онной
тиш и не.
Телеграфируйте
в
пространство,
д орога я,
Что
бриз
и
р ейс
вас
сделали
добрей.
106


И
я
рванусь
за
вами,
содрогаясь,
Как
черный
истребитель
!
в
се ребр е.
1928
43.
НОЧЬ
Постой!
Темно.
Выключатель
сбежал .
На
ощупь...
Шкафы,
портрет,
э тажер ка.
Вот
он
— диван,
ковер,
кинжал,
Старый
к ин жал.
Дожидается
жер твы.
Что
это?
Стул.
Что
эт о?
Дверь.
Книги,
книги
—
гнездовья
пыл и.
Рюмки.
Тар елк и.
Одна.
Две .
Три, —
очев и дно,
ели
и
пили.
Я
до
сих
пор
не
сумел
заметить,
Я
до
сих
пор
не
усп ел
учесть,
Что
в
ко м нате
мое й
столько
предметов,
Что
в
комнате
мо ей
столько
вещей.
В
пальцы
ударил
письменный
стол,
Стукнула
трубка
моя
чинаровая.
Гранки,
чернильница,
лампа.
Стоп!
Ита к,
мы
начинаем.
Я
не
в ижу
тебя.
Я
не
слышу
тебя.
В
мои
стекла
ноч ная
метелица
хл ещет .
Я
не
вижу
тебя.
Я
не
с лышу
те бя:
На
меня
нап ир ают
ребристые
вещи.
Их
становится
больш е!
Их
становится
бо льше !
Они
те ло
мое
обступили
плотно.
Их
сработал
текстильщик,
сработал
стекольщик,
Их
работал
столяр
и
работал
пло тн ик.
А
в
о кно,
поднимая
холщовую
штору,
Вереница
немая
домов
и
заборов,—
И
бетонщик,
и
каменщик,
И
м онт ер,
и
кровельщик
С
налитыми
руками
еще,
107


С
пролетающей
кро вью
еще,
Пр имина я
фура жк ой
запотевшие
пряди,
Разминая
плечи,
оглаживая
боро ды,—
Мобилизованные
отряды
Строителей
моего
города:
Дв адцат ы й,
Девятнадцатый
I I восемнадцатый век.
Извес ти
снежная
пат ок а.
План,
че рт еж,
размер
в
голове,
Циркуль,
отвес,
лопатка.
Но
это
же
л юди!
Они
в
жизнь
одеты,
Они
го ло дом
биты
и
холодом
жжены,
С
ними
идут
их
дети!
С
ними
ид ут
их
жены!
А
поодаль,
в
регалиях
пол н ых,
Марширует
свирепая
п олн очь:
Дворяне
с
единым
а мпир ным
лицом,
Стряпчие,
ла ско во
крадучись,
Торговые
р яды
купцов,
Кос ые
клинья
подрядчиков.
Анг ел ь ский
хор
в
полицейских
чи нах
поет.
Вот
флейты
и
бубн ы
сол дат
повели
вперед.
Это
1Москва
Графа
Рост о пч ина,
Мезониностроители
и
хра мо созд ате ли.
Бл иже
—
б урый
кирпич
доходных
домов.
Особняк
«Модерн»
—
желто-розовый.
Это
п рут
на
московские
семь
холмов
Рябушинские
и
Морозовы.
Это
фабрика.
Дым.
Изразец.
Г ра нит.
Это
бычья
сила
на
убыли.
И
стоцветные
фрески
пишет
для
них
Сумасшедшая
мощ ь
Врубеля.
Но
гремит
бас-труба,
и
го рит
бас-баритон,
И
лит авры
бь ют
о
щеку
щекой.
108


Это
в
город
льют
...
молодой
бетон
Молодые
ря ды
бетонщиков.
И
п одошв ы
бь ют
в
слюдяной
уют,
Сквозь
сугробы
дворов
и
мо ро зный
ко в,
В
ра с поряд ке
рук
клокоча
плы вут
Меловые
цитаты
лозун г ов !..
Так
вх одит
ми р,
музыка,
бред
В
сердце,
гл аза
и
в
комнату
мою
Че рез
ч е рнильну ю
н очь
в
декабре,
Ветром
и
временем
вогнутую.
Мир
необъятный
—
мой
и
ничей
—
Вх оди т,
нисколько
меня
не
за метив ,
В
комнату,
где
столько
вещей,
В
комнату,
где
столько
предметов.
Как
же
вдруг
твое
тел о
на
легких
ступнях,
С
перелетными
вспышками
гл аз
и
ла доне й,
Наполняет
меня,
раздвигает
меня,
Вытесняет
все
вещи,
живущие
в
доме.
Из
мельчайших
деталей,
из
тьм ы
пустяков,
Из
привычного
опы та
др язг
и
лени
Надвигается
пр офиль .
Счастливый!
Такой,
Что
мотается
сердце
и
стынут
ко лени .
От
нег о
(берегись!), от него ( не
г л яди!)
Сумасбродством,
сумятицей,
буднями
х л ещет,
И
совсем
еле-еле,
совсем
поз а ди,
Колыхаются
люди,
событья
и
вещ и.
Но
они
не
сд аю тся,
они
сд вину ли сь
плотно,
И
скрипеньем
стола
го во рит
мне
пло т ник:
«Не на тему!
Регламент!
Кор оче,
коро че.
Ты
ведешь
пропаганду
п ост ельн ой
ночи.
У
нас
выдумки
нет
и
слова
хромают,
Л
вещь
не
р асскаж ет
—
она
немая.
Ты
возьми
ме ня,
старого
мастера
по
дереву,
Опиши
ме ня
так,
чт обы
все
поверили.
Опиши
поясней,
чт обы
все
увидели,
109


Как
здоровый
дом
подымают
строители.
Как
вставляют
стекло
и
гро хо чут
крыш ам и,—
Оп иши
это
так,
чт обы
все
услышали».
Мастер
прав!
А
теб я
не
измеришь
ме рко ю.
Не
пор а
ли
проститься,
не
пор а
кончать
ли?
Я
стою
армейцем
на
ночной
поверке.
Уходи!
Я
повертываю
выключатель!
Полуваттное
со лнце
вле та ет
во
тьму.
Занемелые
пальцы
ка рандаш
очи няю т.
Мы
пр ос тилис ь.
Довольно.
И
потому
Я
на чи наю!..
1927
44.
ПОСЛЕСЛОВИЕ
Меня
берут
за
лацканы,
Мне
не
да ют
п окоя:
Срифмуйте
неч то
ласковое,
Тоскливое
такое,
Чтобы
пахнуло
свежестью,
Гармоникой,
осокой,
Чтобы
людям
понежиться
Под
месяцем
высоким.
Чтобы
опять
метелица
Да
тоненькая
бровь.
Всё
в
ми ре
перемелется
—
Останется
любовь.
Останутся
хорошие
Слова ,
слова,
слова,
Осенними
порошами
Застонет
голова,
ПО


Застонет,
занедужится
Широкая
печаль
—
Ря бин овая
лу жица ,
Березовая
даль.
Мне
п лечи
обволакивают,
Мне
не
дают
п окоя
—
Срифмуйте
нечто
лаковое,
Замшевое
такое,
Чтоб
шла
разноголосица
Бандитских
банд,
Чтобы
крутил
колесиком
Ст ихов
д жаз-бан д,
Чтобы
л етел и,
вскрикивая,
Метафоры
п огущ е,
Чтобы
искать
великое
В
кофейной
гуще.
Вы
ж
будете
вне
конкурса
По
вычурной
ман ере,
—
Показывайте
фокусы
Открытия
Америк.
Всё
в
ми ре
пер екр ош ит ся,
Оставя
для
веков
Сафьяновую
кожицу
На
томике
с ти хов.
Эй,
водосточный
жёлоб,
Заткнись
и
замолчи!
—
Слова
мои
— тяжелые,
Большие
ки рпи чи.
Их
трудно
каждый
год
б роса ть
На
книжные
листы.
Я
с трою
стих
для
бодрости,
Для
крепкой
прямоты.
111


Я
бьюсь
с
утра
до
вечера
И
веселюсь
при
этом.
Я
был
политпросветчиком,
Сол дат ом
и
поэтом.
Не
знаю
—
отольются
ли
Стихи
в
мою
суд ьбу,—
Мор щинк и
Революции
Прорезаны
на
лб у.
Не
по
графам
и
рубрикам
Писал
я
жизни
счет.
Советская
республика
Вела
меня
вперед.
Я
был
на бит
ошибками,
Но
не
кривился
в
слове,
И
после
ка ждой
сшибки
я
Вставал
и
дралс я
снова.
И
б ыло
много
трус ост и,
Но
я
ее
душил.
Такой
тяже лый
груз
нести
Не
сладко
для
души.
А
ты,
мой
че стн ый
тр уд
бр аня,
Бьешь
холос тым
патроном,
Ты
хочешь
сделать
из
ме ня
Гитару
с
патефоном.
Тебе
бы
ст их
для
именин,
Ве ртл яв
и
б езз аботен .
Иди
отсюда,
г ра жда нин,
И
не
мешай
работе.
1929 или 1930
112


ИЗ
КНИГИ
«ЕВГОПА»
45.
ИНТЕРНАЦИО НАЛ
Краснофлотцам
«Червонной Украины»
При
в ст рече
д вух
военных
эскадр
различных
государств
отдается
салют
выстрелами,
поднятием
н ацио нал ьног о
фла га
и
ис полне ние м
национального
гимна
противоположной
сторон ы.
Имперскими
флагами
вея
и
рея,
Килями
вол ны
тараня,
Входит
на
утренний
рейд
Пирея
Эскадра
Великобритании.
Уже
над
Сибирью
пы лит
пурга,
И
шквалы
на
Черном
свирепствуют
люто .
Смирно,
товарищи!
Все
по
местам!
Салют
линкорам
и
крейсерам.
Орудия,
к
са люту! !
Мы
строго
построились.
Ветер
свежел.
В
шеренгах
ленты
взле та ли
бурливо,
И
на
гафеле
нашем
цве л
Юни он -Дж ек
—
Флаг
Бр итан ии
горделивый.
Глухо
дро гнул а
крейсера
бронь,
Громовая
сила
пошла
стволами.
113


С
лево го
борта
летел
огонь,
С
правого
—
рук и
ревущего
пл ам ени.
В
сердцах
бу шева л
ледяной
вал,
Он
бил
в
утес ы
флота
пуританина.
И
наш
оркестр
размеренно
рвал
Ли тавр ами
окованное
—
«Руль,
Британия».
Но
каждый
зна л,
что
это т
ко ра бль,
По дняв ший
к
небу
стальные
отв есы ,
Пятнадцатидюймовыми
дулами
взирал
На
у лицы
нашей
Одессы.
И
каждый
помнил,
что
этот
корабль,
Громадина
стали,
мертвенно
си зая,
Спасая
Деникина,
кидал
я коря
В
гавани
Новороссийской.
Качнулся
в н езапно
мрачный
строй ,
Висящий
над
морем
башнями
груб ыми .
Он
вспыхнул
ще ти ной
шты ков ,
ос тро,
Полыхнул
на
солнце
серебряными
трубами.
Од ну
секунду
нас
кто-то
расценял,
Как
будто
мы
прежде
были
другими,
114


И
сразу
ударил
«Интернационал»
Стоградусным
штормом
всемирного
гимна.
И
радостно
б ыло
и
д ико:
Замри!
Встань
еще
строже,
прямее
еще!
На
м ачтах
б р итан ских
лучами
зари
Красные
бьются
поло тни ща .
Казалось,
что
силы
вселенной
велят
Эскадрам
смыкаться
для
об щей
цели.
Казалось,
губами
не
шевеля,
Ко манд ы
дредноутов
молча
пели.
Торжественным
сделался
каждый
предмет,
И
память
вбир а ла
фло т
мно гогруд ый ,
Прообраз
уже
наплывающих
ле т,
В
лик ую щих
окриках
хр иплы х
оруд ий .
И
наш
последний,
решительный
бой
Г лаза
застилал
простором
водным.
Но
ру хну ла
тишь.
П лыл
ту ман
г олуб ой.
Официальный
салют
был
отдан.
И
день
развернулся,
как
синий
пла ка т,
Трубы
сигнальщиков
брали
скрипучие
ноты.
115


На
сини х
увалах
Парнаса
паслись
облака,
Хмуро
курились
сверхдредноуты.
Но
беспредельным
вечером,
когда
на
во де
Качаются
с озве здь я,
звезда
к
звезде,
Когда
горит
высо ко
огон ь
на
клотике,
К
нашему
крейсеру
по дкр ал ась
лодк а.
Вахтенный
через
тра п
перегнулся
низко,
Сгрудились
ребята,
б е жавшие
на
ужин.
И
сдержанный
голос
снизу
кр икну л
по-английски:
«Лонг лив зи рашен Революшен!»
«Здравствуйте,
н аши
товарищи,
Зд ра вст вуйт е,
мор яки !»
Хлюпала
лодк а
по
лунной
рос сы пи.
Отчетливо
зам аха ли
четыре
рук и,
Четыре
рук и
матросские,
И
сразу
пропали,
и
весел
плеск
Вынырнул
далеко,
там ,
где
луна
иг р ала.
На
бр ита нско й
эскадре,
холодно
и
наотрез,
Взвыли
рожки
ночного
сигнала.
1930 (?)
116


46.
ГОЛОС
Я
человек
—
Голос
мильонноголосого
города,
Голый,
п рост ой,
не понят ны й,
Перевернувший
гор ы
годов
Под
солнцем,
уже
зачерневшим
пятнами.
Я
провел
по
зе мле
своего
коня
и
по
мо рю
—
паруса
п олотно.
Из
папье-маше
я
выкруглил
ученический
глоб ус .
В
конце
концов
мне
дал и
ки но,
Радиоджаз
и
по лицейс к ий
обыск.
Я
с олда т,
—
Килограммы
костей,
крови
и
мышц,
^Мобилизуемый,
предаваемый
и
продаваемый.
Я
с учу
лапками,
как
полевая
мышь.
Н адо
мною
снаряды
бегут
т р амвая ми.
Мне
нечем
дышать
и
неч ем
укрыть
мою
бедную
голову
Я
пр ик олю
уб ийц,
приказавших
мне
умереть.
Они
с уют
на ши
трупы,
понятные,
простые
и
голые,
В
с ып учие
зевы
земли
или
мокрые
глотки
морей.
Я
пролетарий,
зрачками
прибитый
к
конвейеру,
Проносящему
стальные
вещи
слева
направо.
U7


я,
пришитый
к
бесцветной
канве,
ор у:
Ум ира ть
и
родить
—
это
ли
мое
право?!
Бессмысленность
мира
такого
бессмысленно
уже
терпеть.
Бронемашины
правительств
ползут,
п у леме тами
низясь.
И
даже
станки
мои
перестали
теперь
петь:
Их
выключил
самоубийца-кризис.
Я
стою
среди
масс,
окольцованных
страшной
зимой:
Знака
бы
нам !
патронов
бы
н ам!
слова
бы!
Ты
—
на
кр ыше
вре м ени
—
вождь,
разнеси
мой
Голос
сверхчеловеческой
злобы.
47.
СТАМБУЛ
Ночь,
мя гкая
как
филин,
В ылете ла
из
г н езда,
И
вст ала
над
Айя-Софией
Зел еная
зв ез да.
Но чь
музыки
и
лакеев
Зап рыг ала
по
ушам,
ИЗ


От
площади
Кар
а-Кея
До
пл оща ди
Пти-Шан.
И
стали
еще
старее,
На
отдыхе
вечных
дорог,
Константинопольский
рейд
И
Золотой
Рог.
Я
встр е тил ся
с
неизвестным
И
слышал
его
рассказ.
История
встречи
и
место
ее,
—
Об
э том
в
другой
ра з,
—
«Жизнь,
—он
ска за л,
—
прогремела
Ме лочью
стран
и
морей,
И
мне
уже
нечего
делать,
И
я
хочу
умереть.
Я
знал
миллионы
проф ес си й:
В
Ма рс еле
р абот ал
ножом,
В
Же неве
счита лс я
профессором.
В
Нью-Йорке
играл
на
ба н джо.
Мне
вдруг
непонятно
стало
Люд ско е
житье-бытье:
Большая,
глуха я
усталость
Ударила
в
сер дце
мое!
Я
несся,
как
гонщик
на
треке,
Я
схватывал
на
л ету
Смертельную
нежность
века,
Гниющий
распад
культур.
Железное
сердце
Европы
Лежало
в
мо их
руках;
Ужасн ым ,
журча щ им
ропотом
В
нег о
просочился
страх.
И
стал о
оно
ги бну ть,
О гро мное
перед
кон цом ,
С
национальными
гимнами
Живых
еще
мертвецов.
119


Но
в
час
миро во го
заката
Забилась,
гудя
и
спеша,
Поступь
пролетариата,
Его
молодая
душа.
ЛАоя
свободная
во ля
Упала,
как
высохший
л ист.
Я
был
пе рекат и- пол е,
Мыслитель
и
авантюрист.
И
мне
до
предела
ясно,
Что
всё
сгорит
на
огне,
Что
будет
кроваво-красной
Лучшая
из
планет,
И
будут
ее
перекраивать
Лучшие
из
людей .
Но
та м,
от
кр ая
до
края,
Меня
уже
некуда
де ть!»
—
«Постойте, —
прервал
я,
—
до воль но!
Довольно
этой
бузы!
В ам,
вероятно,
больно
Твердить
такие
аз ы.
Н аших
писателей
вереницы
Вот
уже
де сять
лет
Слышали
за
границей
Точно
такой
же
бред.
И
нам
уже
неинтересно,
Какие
глубин ы
тая,
Т р еснет
или
не
треснет
Личное
ваше
«я».
Мы
не
покрышка
гроба,
Но
ес ли
ударит
гром ,
Мы
старую
Европу
Выч исти м
и
приберем.
А
нервы
наши
на
пр ив язи
—
К
чертям
ми ров ой
ра спад !
Стр е ляйтес ь
или
давитесь,
Но
лучше
—
ид ите
с па ть».
<1932>
120


48. «ДЕНЬ
Г НЕВА»
(Dies irae)
В
мерцающей
ш апке,
в
ка р минной
риз е,
Выворачивая
кам енн ые
глаза,
Кардинал
заклинал
мировой
кр изис ,
И
ему
подвывала
органа
гроза.
Вол осат о е,
круглое
ухо
прелата
Поворачивалось
за
клинко м
свеч и.
Сухощавые
ангелы
в
пасму рн ых
лат ах
Сдвигали
на
фресках
щи ты
и
меч и.
И
когда
над
удавохм
душистого
тумана
Он
смолкал
и
глотал,
как
ядро,
кадык,
Снова
в
синих
ств ол ах
векового
органа
Заки п ала
свинцовая
злоба
в ла дык.
Но
через
окна
с
ним ба ми
золотыми
Машины
города
протягивали
зу бч атый
гул
Над
медным
набатом
свирепой
лат ы ни,
Над
во лчьи м
рычаньем
папских
бу лл.
121


Остекленелые
гл аза
глядели
снизу
На
ти хо
шуршащий
пергаментный
лист.
Именем
папы
был
свален
и
пронизан
Мол ниям и
каждый
коммунист.
Именем
папы
в
преисподнюю
Рушила с ь
гр оз ных
за во дов
гряда.
Им енем
па пы
во ины
гос подн и
Вытаптывали
танками
города.
И менем
папы
был
год
отмечен.
Земля
леж ала
холодна
и
бл една.
Именем
папы
безбожная
н ечис ть
Выжжена,
задушена,
ис т ребл ена.
Свет лая
мыс ль
ч ело вечест ва,
где
же
ты
кружишься,
Ж алка я,
сре ди
з вон ов,
огней,
икон?!
В
белой,газовой
ма ске
ужа са
Сол нце
всходит
над
материком.
Над
морями,
по лями,
лесами
Б омбов озов
святая
семья.
122


«Dies irae» —
о санн а, осан на!
«Dies ilia» —
грядет
с удия!
Дев ушк и,
—
ва ши
ресницы
пушисты.
Парни,
молчащие
на
скамьях
позади,
Ли кторс ки е
знач ки
фашистов
Еще
не
синеют
у
вас
на
груд и.
Уходит е
прочь!
Не
ждите
конца!
—
Бе шенств а
такого
вам
не
измерить:
Это
ид ет
во
имя
отца,
Сы на
и
духа
с вят ого
—
Смерть!
Без ум ный
орган
нач и нает
пылать
Багровыми
облаками
хо ра ла.
Солнце
взлетает,
лучами
пыл я,
Оно
никогда
еще
не
умирало.
Не
умирало!
С л ышишь
ли
ты,
Адамова
голова
к ар динал а?
Галилей
пробивался
сквозь
в ашу
латынь.
Оно
нико гд а
еще
не
уми рало !!
Бег
его
можешь
ли
остановить?
123


Л ишить
его
можешь
ли
св ета
и
жара?
Можешь
ли
сдвинуть,
наивный
Навин,
Одну
ше стую
земного
шара?!
Уже
зрачки
вылезают
на
лоб,
По
скамьям
ползет
истерический
ропот.
Осатанелый,
св ерка ющ ий
поп
Кр опит
ипр ито м
тело
Европы.
Над
м иром
качается
гну сная
мгла,
За тво ры
оруди й
у ныло
зевают ,
Глухо
ухают
колокола,
Последний
крестовый
поход
созывая.
Но,
по дним ая
лапы
як о рей,
В
сол ен ОхМ
и
синем
сво ем
расцвете,
Лет ят
на
восток
пя ть
морей,
Гудит
с
вос т ока
крылатый
ветер.
Он
тяжелеет,
туч и
гоня,
Песн и
его
как
п ули
вопьются,—
Ветер
строителей,
Ветер
огня ,
Ветер
—
Салют
Ре в ол юции.
1931


БОЛЬШЕВИКАМ
ПУСТЫНИ
И
ВЕСНЫ
ИЗ
ПЕРВОЙ
КНИГИ
■49.
Б ОЛ ЬШ ЕВИКАМ
ПУ С ТЫНИ
И
ВЕС НЫ
В
Госторге,
у
горящего
костра,
Мы
про во дили
мирно
вечера.
Мы
собирали
н ово стей
у лов
И
поглощали
бесконечный
плов.
А
но чь
была
до
синевы
светла,
И
ныл и
ноги
от
казачьего
седла.
Для
нас
апрель
просторы
распростер,
Мигала
л ампа,
И
пылал
костер.
Член
посевкома
з аш ивал
рука в,
Предисполкома
отгонял
жука,
Усталый
техник,
леж а
на
б оку,
Выпис ыва л
последнюю
строку.
А
по
округе,
иа
плуги
насев,
В одил
верблюдов
Большевистский
сев .
Шакалы
воем
оглашали
высь.
На
краткий
отдых
люди
собрались.
Пустыня
била
ветром
в
берега,
Она
далеко
чуял а
врага,
Она
далеко
слышала
врагов
—
Удар ы
з ас тупа
И
шарканье
плугов.
125


Три
раза
в
час
в
ворота
бился
гам
—
Стучал
дежурный
с
пачкой
те ле грам м.
И
цифры,
выг ово ры,
слов
на пор
В
поспешном
чтеньи
наполняли
дв ор.
Пустыня
зыбилась
в
се дой
своей
красе.
Шел
по
округе
Большевистский
сев .
Ворвался
ветер,
то пот
л о шадей,
И
зво н
стремян,
и
голоса
людей.
Свет
фонаря
пронесся
по
траве,
И
на
веранду
входит
человек.
За
ним
другой,
отставший
на
скаку,
—
Идет
пустыня,
ветер,
Кара-Кум!
Крест-накрест
маузеры,
рубахи
из
холстин...
Да
зд равс твую т
работники
пустынь!
Л ож атся
люди,
кобурой
стуча,
Летают
шутки,
и
крепчает
ча й.
На
свете
всё
одолевать
пр ивык
Пу с тыню
обуздавший
большевик.
Я
песни
пел,
я
и
сейчас
пою
Для
в ас,
ребята
из
Ширам-кую,
Вам
до
зари
осталось
отдохнуть,
А
за втра
—
старый
караванный
пут ь
На
те
д алекие
колодцы
и
посты.
Да
здравствуют
Работники
пустынь!
Потом
прих од ит
юный
агроном,
Ему
хотелось
подкрепиться
сном,
Но
лучше
сесть,
чем
на
постели
ле чь,
И
лучше
храпа
—
дружеская
речь.
В
его
мозгу
гектары
и
плуги,
В
его
глазах
зел ен ые
кр уги.
Берись
за
ча йник ,
пиалу
налей.
Да
зд равс твую т
Работники
полей!
И
после
вс ех,
избавясь
от
беды,
Стуча т
в
Госторг
работники
во ды.
126


Они
в
грязи,
и
ноги
их
мокры,
Они
устало
сели
на
ко вры,
Сб ежа лись
брови,
на
черту
ч ерта.
—
А рык
спасли.
Устали.
Ни
черта!
Хороший
чай
—
н агр ада
за
труды.
Да
здравствуют
Работники
воды!
Но
злоба
кон с кими
копытами
с тучит ,
И
от
г ра ницы
мчатся
басмачи,
Раскинув
лошадиные
хво сты
На
землю,
воду
и
песок
пустынь.
Дом,
где
си дим
мы,
— это
байский
дом.
Колхоз
вспахал
его
п оля
кругом.
Но,
чтобы
убивать
и
чтоб ы
вз ять,
Бай
и
пустыня
возвращаются
опять.
Тот
топот
конн иц ы
и
осторожный
свист
Далеко
сл ышит
по
пескам
че кис т.
З асел
прице л
в
кустарнике
ресниц.
Да
зд равс твую т
Работники
гра ниц!..
Вы,
неза ме т ные
учителя
стр аны,
Большевики
пус тын и
и
весны!
Идете
вы
разведкой
впереди,
Работы
много
— отдыха
не
жди.
Р аботн ики
пе ско в,
во ды,
земли,
Какую
тя жес ть
вы
поднять
могли!
Какую
силу
вам
да ет
одна
—
Единственная
на
зем ле
стр а на!
1930
127


50.
ПОС ЕВН АЯ
П.
Павленко
Ночь,
До
исступления
р аскаленн ая,
Луна
такая,
что
видны
горы
на
ней.
В
белой
лавине
свет а
сидят,
затаенные,
Дрожащие
тельца
аульных
огней.
От
земли
До
звезд
ничего
не
шелохнется.
Товарищ,
я
даже
молчать
не
могу.
Но
приплывает
к
нашей
оконнице
Ни зки й,
широкий,
крепчающий
гул.
Он
раз р аст ается ,
всё
приминая,
Ои
выг оняе т
нас
со
двора.
Это
через
ночь
проходит
посев ная ,
Это
выходят
в
ночь
трактора.
И
на
карьере,
стременами
отор очен ном ,
Мимо
ле тит
пятнистая
блуза.
Мо жет
быть,
это
Уполномоченный
Или
инструктор
128


Хлопкосоюза?
Всё
ра вно:
но чь
ли,
топ от
ли,
или
гул,
Подкова
ли,
цокнувшая
зря, —
Трактор
идет,
и
качает
дугу
света
—
размах
фонаря.
Тра к тора
ползут
далеко-далёко,
Как
св етл яки
на
ладони
земли.
С
чем
же
сравнить
эт от
ровный
клекот,
Невидимые
рук и
и
круглые
рули?
Час,
когда
лун а
расцвела
в
зените,
Час,
когда
миндаль
по дн ялся
клуне,—
И
те легр аф
на
жужжащих
нитях
Ведет
пер ек лич ку
по
вс ей
стране?
Вдр уг
автомобильные
яростные
фары
С реза ют
пространство
и
время
на
нет.
Они
пролетают,
как
др ужная
п ара
Связанных
скоростью
пл ане т.
И
мой
товарищ
гов орит:
«Я знаю,
129


Что
про вод ,
и
конь,
и
мотор
уносили:
Это
через
н очь
проходит
посевная
—
Радостный
сгусток
раб о чих
си л».
Я
отвечал:
«Посмотри налево.
Огни
в
исполкоме
горят
до
ут ра,
Там
колотится
сердце
сева,
Там
математика
и
жа ра».
Я
отвечал:
«Посмотри направо:
О гни
на
базе
горят
до
утра,
Там
че ло век
спокойного
нрава
Считает
гектары
и
трактора».
Я
отвечал:
«Готовясь к испытаньям,
Бессо нн о
паш ет
страна
молод ых .
И
мы
разрываем
пустынную
тайну
Круглой
л уны
И
арычной
в оды.
Но чью
и
дн ем
В
од ном
ритме
>
Люди
кипят
на
д в ойном
ог не».
По д скакал
инструктор.
Инструктор
кричит
на м:
«Двадцать гектаров кончено!
130


Отставших
нет !. .»
А
ночь
пересыпана
соловьями,
Уши
до
звона
утомлены.
На
каждой
стене
и
в
каждой
яме
Лежит
или
свет,
или
т ень
луны.
Округ
дрожит
от
машинного
хода,
Гул ы
складываются,
как
ки рпи чи.
От
самой
зем ли
до
небосвода
Натянуты,
как
жилы,
лунные
лучи.
Всеми
мускулами
Напряжена
Весна,
И
Мото ры
На
сутки
Заведены.
Ты
понимаешь?
Это
идет
посевная,
Посевная
кампания
Всей
страны!..
13 июня 1930
Дейна у
—
Москва
131


ПИСЬМ О
Това ри щ
Маслова,
Я
впе рв ые
За
целый
месяц
пишу
тебе.
Я
заболел:
Доктора
правы.
Низк о
кланяюсь
сво ей
судьбе.
Зде сь
до
нас
здорово
пер егиб ал и.
Колхозы
разваливались,
Сеялок
—
ни
одной.
Сам ая
злос тн ая
агитация
бае в
И
неизбежный
срыв
Посевной.
Приехал
я
и
Нияз-М ура дов
—
Хороший
парень,
У пря мый
крот.
Мы
разорвались,
как
два
снаряда,
На
тысячи
дел
И
сотни
работ.
Я
словно
на
смерть
мобилизован.
Покрылся
потом
—
Соленой
к орой.
Уши
напо лнены
свистом
и
з вон ом,
И
малярия
Сосет
мою
кров ь.
Очень
хоч ет ся
Поболтать
с
тобою.
Я
так
агитировал,
что
ст ал
молчалив.
Гек тар
за
гектаром
Брали
с
б ою.
Сегодня
закончили
первый
полив.
То
ли
от
собраний
В
мозгу
загудело,
То
ли
всё
тело
ноет
от
седла.
Чер т
его
знает!
А
все-т аки
дело
Сдвинулось
с
места.
На ша
взяла.
•132


Ну,
как
же
писать
При
так ой
наг ру зке?
Сейчас
пол овина
второго
утра.
Жук
под
лампой
Ворочает
усиками.
Жар а
поднимается,
как
г ора.
Ты
над о
мн ой
не
смейся,
Милая
Маруська!
Но
в
такие
ночи
виж у
я,
Будто
тысячи
ламп
Горят
в
Сою зе,
И
сам ая
маленькая
—
моя.
За
каждою
лампой
Работает
парень,
Сч ит ает
дневные
свои
грехи,
Глотает
ча й,
На
совесть
заваренный,
Дви гает
трактор
против
сохи.
Каждую
ночь,
Прежде
чем
засну
я,
Всё
вижу
их
лампы
издалека.
Значит,
дв иг ают
Посевную
Мобилизованные
ЦК-
А
вокруг
событья,
Работа,
лица:
Бедняк,
се ре дняк,
бай,
па ст ух.
Учиться,
учиться,
Учиться,
учи т ься.
Учитывать
ка ждый
случай
и
слух.
С
соб ой
я
вожусь
Едва-едва.
Помру
—
Небольшая
пот ер я.
Но
сам ое
главное
—
Не
сд авать !
Но
самое
главное
—
Вер ить !
133


Верить
в
то,
Что
мы
не
зарвались,
Что
темпы
в зяты
Как
надо,
А
наша
дорога
В
со циал изм
Устроена
Не
для
па рад а.
1930
52.
ЗМЕЕВИК
Ес ли
б
я
в
бога
веровал
И
ве рой
горе л,
как
свеча,
На
раз вал инах
древнего
Мерва
Я
сидел
бы
И
молчал.
Я
сидел
бы
до
страшной
поверки,
Я
бы
видел
в
каждом
глазу
Невероятную
синеву
Сверху,
Невер о ятну ю
желти з ну
Вн изу.
Я,
как
змей,
з авил ся
бы
от
жар а,
Ста л
бы
пр овол очно
худым.
Над
моей
голов ой
дрожали
бы
Нимбы,
ромбы ,
Пл амя
и
дым.
Х орошо
бы ть
мудрым
и
добрым,
Объ ектив н о
иг рать
на
флейте,
Чтобы
ползли
к
тебе
пустынные
ко бры
С
лицами
Конрада
Фейдта.
Это
милые
рисунчатые
звери,
Они
танцуют
спиральные
та нцы.
Вот
что
значит
тве рд ая
вера
—
131


Преимущество
Магометанства.
Я
взволнован,
и
сведенья
эти
Сообщаю,
почти
уверовав:
Я
сегодня
дервиша
встретил
На
р аз валин ах
Древнего
Мерв а.
Он
сидел,
обн има я
необъятное,
Тишиной
пустыни
объятый.
На
халате
его,
халате
ватном,
Было
всё
до
ниточки
Свято.
О,
не
трогайте
его ,
большевики,
Пожалейте
Худобу
ты сяч елет ней
шеи !
Старый
ше йх
играет
на
флейте,
И
к
не му
приползают
Змеи.
Они
качаются
пер ед
ним,
Как
перед
на ми
Качается
шнур
зан ав ески .
Песня
свистит,
как
пл амя,
То
шуршаще,
То
бо лее
резко.
А
потом
эти
змеи
дуреют,
Как
на
длинном
заседаньи
Месткома.
Они
улыбаются
всё
добрее,
Трагической
фле йто й
Влекомые.
А
потом
эти
змеи
валятся,
Пьяные,
как
со вы.
Вся
вселенная
стала
для
них
в альс ом
На
мотив
Загранично-новый.
135


Но
стар ик
поднимает
палку,
Палку,—
Понимаешь
ли
ты?
Он,
как
б ог,
Сердито
помалкивая,
Р асшибает
им
в
доску
Хреб ты .
И,
вздымая
груд ную
клетку,
Потому
что
охрип
И
устал,
Измеряет
змей
на
рулетке
От
голов ы
До
хвоста.
Он
сид ит
на
змеином
морге ,
Старичина,
Древний,
как
смерть.
И
готов и т
шкурки
Г ост оргу,
По
полтиннику
Погонный
метр.
<1931>
58.
МИЛИЦИОНЕР
НУ РИ
Н.
Тихонову
Долина
Сум б ара—
Нухурские
сел а,
Страна
голубая
На
солнце
горит.
До лино й
Сумбара
Скаче т
веселый
М илиционе р
Нури .
Радость
мо я,
Зацветает
шиповник,
Дикие
р озы
Ос ыпал и
скат.
Сер дце
мое,
136


Навсегда
запомни
Эт от
весенний
Стоверстный
с ад.
По ет
Нури
О
текинских
се чах.
Читает
бумаги,
В
седле
наклонясь.
Сумбар
гов ори т
На
вечернем
наречьи.
И
сыплются
маки
За
ухом
коня.
Бренчанье
удил.
Скворчиные
св ист ы.
С качет
Нури,
Смешлив
и
здоров.
Ты
тоже
ходил,
Мой
конек
золотистый
По
этой
дороге
Теплых
ве тров .
И
каждый
проезжий,
И
каждый
прохожий
С
приветам,
С
вопросом,
С
указкой,
С
умом
Берет
у
Нур и
Его
папиросы,
Сует
ему
в
сумку.
Св ое
письмо.
А
может
быть,
Где-нибудь
Выстрел
с
колена?
А
может
быть,
Кто-нибудь
Ко ня
украл?
Эй!
Эй!
По
ущелью
Шал-Чиклена,
М ежду
отвесных
Галочьих
скал.
137


Милый
товарищ,
Нам
ли
не
з нако ма
Эта
горячая
жизнь
Начек у ?
Два
предписанья
Райисполкома
И
карабин
Через
луку.
Итак,
в
седло !
Холодком,
С
рассвета.
В
самое
сердце
Г ран атов ой
зари.
С
нами
опять
Пограничный
ветер,
С
нами
опять
Товарищ
Нури .
Май-июнь
1930
Кара-Кала
—
Москва
54.
ЗЕМ ЛИ
КРАСНОЙ
ЗВЕЗДЫ
Невозможные
с илы
в есны
поднимались
по
жилам.
Ветер,
брат
мо ей
ж изни,
держал
ночной
караул.
Зве ри,
пт ицы
и
трав ы
Стремительно
жили,
И
на
склоне
бугра,
затаясь,
зацветал
саксаул.
Я
хочу
говорить
словами
совсем
простыми,
Только
жар
простоты
укрепляет
и
может
помочь,
Ес ли
се рдце
твое
ле жит
на
ладони
пустыни
138


И
его
прикрывает
ладонью
пустынная
ночь.
Я
расту,
как
травинка,
и
делаюсь
проще
и
лучше,
Я
р асту
и
цвету
моло дой
г олов ой.
Я
з ахв ачен
весн ой
на
весенней
стоянке
белуджей,
Ночью
радостной
и
ветровой.
Мир,
наполненный
звездами,
поглотил
ме ня
без
остатка.
Ми р,
наполненный
шорохом ,
переродил
мен я.
На
меня
надвигается
войлочный
ко нус
пал атк и,
Стон
верблюдов
и
то пот
кон я.
И
тяжелая
Азия
в
чер ном
своем
убранстве,
С
бород ой,
поседелой
от
солончаков,
Шелестела
растениями
дальних
странствий
—
Саксаулом,
селимом
и
гребенчуком.
Это
чрево
весны,
это
были
весенние
роды .
От
обилия
зв езд
закрывались
пологи
век.
Над
пустыней
царили
незрячие
силы
природы.
139


Против
ни х,
не
страшась,
выходил
человек.
Д ал еко,
далеко,
в
сердце
южног о
Кара-Кума,
Через
границу
в елик их
советских
стр ан
Ночью
шли
племена,
на
х р ебтах
караванного
шума ,
Ост авл яя
Афганистан.
Был
огромен
неведомый
мир,
наплывавший
в
покое,
Каждый
всадник
молчал,
натянув
по вод ья
узды.
Впереди
восходили
надеждой
людскою
Земли
Красной
Звез д ы.
Был
тре в ожен
тяжелый
поток
уходящего
племени,
И
широкую
думу
ду мал
передовой.
Для
нег о,
раздвигая
п ески,
легендарное
имя
Ленин а
Пел о
пастбищами
и
водой.
Слышал
он
впереди
зв он
зв езды
и
бессмертной
с вобод ы,
Те нь
покинутой
род ины
металась
в
его
голо ве .
Над
пустыней
царили
могучие
си лы
природы.
Против
них,
не
страшась,
выхо ди л
человек.
140


Выходил
беспокойный
земной
задира,
Миллионами
гибнущий
в
тысячелетнем
бою,
Что бы
снова
ск азат ь
величавому
миру:
«Я
тебя
не
, боюсь!
Мой
от ец
погр ебе н,
я
ум ру,
и
детей
моих
похоронят,
Только
с ила
люд ей
не
надл о мит ся
никогда.
Вечно
кре пки
они,
в ечно
будут
для
них
об ороной
Сталь,
огонь
и
вода».
Так
кочевники
шли
за
свободой
и
счастьем
на
север,
В
земли
Красной
Звезды
—
через
лунный
туман,
Под
огромными
сводами
не ба
в
огн истом
по сев е,
Покидая
Афганистан.
1930
Солтан-бент
—
Москва
ИЗ
ВТОРОЙ
к ниги
55.
СЫН
КУЛЯБСКОГО
НИЩ ЕГО
Приходят
юные
числа,
уходят
старые
числа...
В
райком
присылают
газ еты
—
мне
некогда
их
прочесть.
141


И
я
хочу
учиться,
и
я
не
м огу
учиться.
От
этого
горьк о
стр адает
моя
партийная
честь.
Я
разъезж аю
на
лошади
го рами
и
переправами.
Сла влю
кооперацию,
отыскиваю
кулаков.
Сердце
мое
наполнено
старой
де х канско й
пра вд ой,
Которую
вынес
народ
мой
через
в ека
веков.
Сын
кулябского
ни ще го,
щенок,
покрытый
коро стой,
Что
я
видел,
товарищ,
на
не бе
и
на
земле?
Господь
мне
кидал
сверху
сух ие
бараньи
кости,
За
одного
бар ана
оте ц
меня
продал
мулле.
Бедняцкая
мертвая
злоб а
ка чала
мен я
в
колыбели,
Колотила
рукой
и
палк ой ,
запихивала
в
углы .
Я
т оже
у чил ся,
черный,
а
рядом
учился
белый
—
Хал-Мурад
Мира ху ро в,
сын
моего
мулл ы.
Он
против
царя
уч ил ся,
уч ился
против
султана,
Он
верил
в
о дно
государство,
которое
ес ть
Ислам,
А
вот
про
мое
уче нье ,
если
р ассказы в ать
стану,—
Так
это
была
ненависть
с
голо дом
попол а м.
Мы
слышали
грозные
вести
о
гибели
царского
рода.
Я
был
этому
рад ,
и
мулла
был
этому
рад.
Он
собирает
народ,
он
хвалит
де ло
народа,
142


В
мла доб ух арс кую
партию
в сту пает
Хал-Мурад.
А
я
служил
как
собака,
работал,
тощи й
и
грустный*
Муллы,
куп цы
и
чиновники
совсем
загубили
народ.
Тогда,
заодно
с
бед няка ми,
со лдат ы
великого
Фрунзе
Прине с ли
на
штыках
и
знаменах
в е ликий
двадцатый
го д.
И
я
заплакал,
товарищ,
я
выру б ил
д линну ю
палку,
Выпрямил
сер п
железный,
на бил
его
на
древко.
Я
по шел
за
солдатами
Фрунзе,
хоть
бы ло
мне
оче нь
жа лко,
Что
нет
у
меня
винтовки,
стр еля ющ ей
д алек о.
Много
я
встретил
товарищей
во
время
большого
похода.
Мы
м олоды
б ыли
и
рады,
а
мулла
—
не
особенно
рад.
Он
собирает
народ,
он
жалуется
народу.
В
партию
к оммун ис тов
вс туп ает
Хал-Мурад.
Сколько
прошел
я
дорог!
Мне
все
дороги
знакомы,
Все
перестрелки
знакомы,
все
б анды
и
главари.
Грамотный,
хитрый,
ученый,
он
з аседает
в
Ревкоме.
Огненной
властью
Со вет ов
он
пишет
и
гов ори т.
«Где же паша победа?» —
сердце
мое
закричало.
За чем
боевые
в ыст релы
мне
голову
не
прожгли?
143


Всё,
что
бы ло
и
будет,
о пять
началось
сначала,
Отродье
мулл
и
чиновников
влезет
на
шею
земли.
Гор е!
За
всё
на
свете
ответит
усталая
шкура,
Проклято
сем я
нищег о!
Это
нечестный
спор!
Здравствуй,
почтенный
товарищ
Хал-Мурад
Мирахуров,
Я
дам
те бе
пулю,
товарищ,
и
скроюсь
под
крышей
гор.
Но
сла вн ая
К расн ая
Арми я
г лаза
мои
отк ры вала ,
Она
по
тропинкам
грамоты
упорно
меня
вела
—
И
вывела,
именем
Партии,
к
высокому
перевалу,
Откуда
Ленин
увидел
неви д анны е
д ела.
А
Хал-Мурад
Мирахуров,
как
рыба,
плыл
по
теченью,
Долго
его
не
б ыло,
.
но
каждый
слышал
о
нем.
И
возвра тилс я
важно
к
высокому
назнач ень ю,
Чер ез
ущелья
поли ти ки
прыгая
конем.
Помню,
в
осеннюю
ночь,
угрюмый,
тяжелолобый,
Я
вышел
пос ле
собранья.
К ипела
во
рту
слюна.
Снова
вошла
в
мое
сердце
бедняцкая
мертвая
зл оба
Против
Хал-Мурад
Мирахурова
—
словесного
скакуна.
144


Я
дал
большевистское
слово,
что
мысли
его
обнаружу;
Опытный,
хитры й,
учены й,
—
он
бу дет
для
нас
чужим.
Батрак
и
красноармеец
овладеет
его
оружьем
—
Вырвет
у
него
нау ку
и
сам
переделает
жизнь.
Я
зах о тел
учи ть ся,
я
бросился
в
пропасть
науки,
Я
в
самые
трудные
книги
лил
безнадежный
по т.
Мен я
услыхали
товарищи,
мне
да ли
путевку
в
р уки,
Но
выше
моих
мечтаний
вырос
тридцатый
год .
Жизнь
мо я!
Ты
проходишь
тяжел ыми
шагами,
Ты
обострила
гла за
мои
и
отворила
рот,
Чтобы
я
твердо
работал
в
человеческом
ура ган е,
Чтобы
я
верной
рукою
двигал
три дца тый
го д.
С
партийной
шк олой
не
выш ло
—
я
раскулачивал
баев.
Колхозники
в сего
района
ломали
гли ну
оград;
Ширилос ь
общее
поле,
посевами
п ер ебег ая.
Мы
встретились
словно
волки
—
я
и
Хал-М у р ад.
«Ты ли брал заодно
кури ц у,
овц у
и
кобылу?
Ты
ли
кричал
на
собраньях
страшные
слова?
Разве
на ши
дехкане
твоими
врагами
бы ли,
Ю
в.
Луговской
145


Хал-Мурад
Мирахуров,
ученая
голова?»
И
еще
я
ск азал:
«Вижу,
как
на
военной
ка рте,
Куда
пр ивед ет
испуг а нных
к ривая
дорога
тв оя.
Но
ты
п оза был,
п ре дат ель,
что
есть
на
свете
Партия,
Которая
помнит
и
знает
больше,
чем
зн аю
я!»
Он
выгнал
меня
с
работы
и
много
п лох ого
о ста вил
на м.
Мы
только
потом
у знал и,
что
втайне
заду м ал
он.
Но,
во -п е рвых,
злодейская
ша йка
нами
б ыла
раздавлена,
И,
во-вторых,
до бил
его
революционный
закон.
Его
расстреляли,
собаку,
когда
наскочили
ба нды,—
Он
был
изменником
лживым
и
заговорщиком
ста л.
Он
знал
о
проклятых
патронах,
которые
шли
контрабандой,
И
тем
же
пу тем
переправил
от ца
в
Афганистан.
Но
мы
выхо д или
колхозами,
мы
вырубали
палк и,
Нако н ечни ки
набивали
на
кр епко е
древко.
Мы
схватывались
с
басмачами
и
в
самой
горячей
свалке
Шли
против
заморских
винтовок,
стреляющих
далеко.
И
снова
Кр асна я
Армия
разбила
и
вымела
баев,
Военный
костер
догорел,
уле та ет
последний
дым.
146


Я
преследую
уходящих,
уходящие
погибают.
Всё
старое
погибает,
давая
черед
мол од ым.
Уходят
старые
числа,
приходят
ю ные
чи сла.. .
См отри
—
наступает
утро.
Походный
костер
пога с.
Мы
окружим
п осле дни х,
и
я
уеду
учиться.
Прощай,
дорогой
товарищ,
слушавший
мой
ра сс каз!;
Наша
огромная
Партия
сыновей
своих
помнит
и
знает .
Я
—
скромный
работник
Пар ти и,
я
—
п оле
перед
дожд ем ,
Но
есл и
учен ье
Ленина
человека
перерождает,
—
Я,
сын
кулябского
н и щего,
был
перерожден.
<Ш2>.
56.
Б АСМАЧ
Дым
папиросный
качну л ся,
замер
и
загустел.
Частокол
чужеземных
винт ово к
криво
сто ял
у
стен.
Кланяясь,
покашливая,
оглаживая
кл ок
бороды,
В
середину
таб ачно го
облака
сел
Иган-Берды.
Пиала
зеленого
чая
—
успокоитель
души
—
147


Ко льнула
горячей
гор ечь ю
че люс ти
курбаши.
Носком
сапога
покатывая
одинокий
патрон
на
полу,
Не тве рд ыми
жирными
пальцами
он
по днял
пиалу.
А
за
окн ом
пше ница
гуляла
в
полном
с оку,
Но
тракторист,
не
мигая,
прижа лся
щекой
к
ш тыку.
Он
во семь
бессонных
суток
искал
по
горам
следы
И
на
де вяты е
сутки
встретил
Иган-Берды.
Выс тр ела ми
оглу ша я
дик ие
уши
горы ,
Взя ли
ус тал ую
шайку
с овх оз ники
Дан гар ы.
Тракторист
з асы пает
стоя,
но
пальцы
его
тверды,
И
чай
крутого
настоя
п ьет
Иган-Берды.
Он
поднимает
ру ку
и
н ачин ает
речь,
Он
круглыми
перекатами
движет
просторы
плеч.
Он
ра д,
что
кольцом
беседы
с
ним
соединены
Советские
командиры
—
звезд ы
бо льш ой
страны.
Он
никого
не
грабил
и
честно
творил
бой,
Гл азам
его
чужды
убийства,
рукам
его
ч ужд
разбой.
Как
снежное
тем я
Гиссара,
совесть
его
бе ла,
И
ни
о дна
к омс омолк а
заре за на
нм
не
была.
Сто
раз
он
решал
сдаваться,
но
случай
к
нему
не
пр ишел .
148


Он
выстрадал
пять
сражений,
а
это
—
нехорошо.
И
как
п утн ик,
поющий
о
жажде,
хочет
к
воде
припасть.
Так
се рдце
его
сухое
ище т
советскую
вл асть .
Мило ст ь
советской
власти
для
хра бр ых
—
богатый
пир.
Иган-Берды
—
знам ен иты й
начальник
и
богатырь.
«Непреклонные мои пули
падали
гуще
дождей.
От
головы
и
до
пах а
я
разрубал
людей.
Сокровища
кооперативов
я
лю дям
своим
раздавал.
Пов еше нн ый
мною
учитель
бога
не
пр изна вал,
Т яжел ой
военной
славой
жилы
мои
горды .
Примите
же,
командиры,
руку
Иган-Берды!»
Но
старший
из
командиров
выпрямился
во
весь
рост.
По
темным
губам
пер ево дч ика
медленно
плыл
допрос.
И
ж енщи на
за
стено ю
сыпала
в
миску
рис.
Прижавшись
к
штыку
ще кою,
жму рилс я
тракторист.
С олн ца,
сна
и
дыма
он
должен
не
замечать.
Он
долже н
смотреть
в
затылок
льстивого
басм ач а.
149


Кланяется
за т ылок
и
поднимается
вновь,
Под
выдубленной
ко жей
глухо
толчется
кровь .
И
тра кт орис т
усмехается
твердым,
сухим
смешком:
Он
вид ит
не
человека,
а
ненависти
ком.
За
сорванную
посевную
и
сломанные
его
тру ды
Совсем
небольшая
расплата
—
затылок
Иг ан -Бе рды.
1931
Таджикистан
57.
СЪЕЗД
Сбирался
дождь.
То мит е льны
и
с троги ,
Сходились
горы.
Вечерела
мгла.
Пастуший
съе зд
сидел,
поджавши
ноги,
Н ап ротив
кособокого
стола.
И
п ятна
чалм,
бород,
бровей,
халатов,
Сгустившись,
начинали
потухать.
И
далеко
несла
ветров
прохлада
Вы со кий
страстный
голо с
пастуха.
Он
гово ри л. ..
Примчавшиеся
кони
Храпели,
как
кузнечные
меха.
150


Он
го во рил,
как
говорят
зак оны ,
Написанные
с логом
пастуха.
Так
говорила
нищета
столетий,
Мотыга,
деревянная
соха,
Он
вспоминал
все
кулаки
и
плет и,
Упавшие
на
плечи
пастуха.
От
слов
его
текло
с ухое
жженье.
Гортанный
клекот
не
с молка л
вдали.
Он
гов ор ил,
как
вождь
пер ед
сраженьем,
Указывая
на
куски
доли н.
И
дальше
в зора
племени
и
рода
Гл яде ла
вда ль
седая
го ло ва.
Он
го во рил,
как
говорят
народы,
Впервые
пол уч ившие
слова.
Могуче й
силой
и
теплом
дышали
груди,
Заря
кидала
медные
ножи.
Он
гов ор ил,
как
говорили
люд и,
В пе рвые
нач ин ающи е
жизнь.
151


Плакат,
раздутый
вих ре вым
порывом,
Летел
над
ним
немеркнущим
крылом.
По
перевалам,
скалам
и
обрывам
На
д рев ках
молний
развернулся
гром .
Съе зд
грохотал.
И
буря,
сея
рос сы пь
Свистя щ их
капе л ь,
в ыла
напролом.
Тревожная
колючка
папиросы
Повисла
над
невидимым
с толом .
Был
д олог
путь,
усталость
била
в
темя.
Мерцал
ночлег,
сухой
кошмой
маня.
И
горец,
поя вивш ийся
из
тем и,
Ск оль зя,
как
обл ак о,
ув ел
меня.
Но
в
темноте,
где
молния
игр ала ,
Вых ваты ва я
вставшую
тол п у,—
Взл ета л
на пев
«Интернационала»,
Гр оза
над
миром,
бесконечный
путь.
1931—1932
152


58.
ХЕЛЬМАНЖОУ
И
мы
возвратились...
Опять
Х ельм ан жоу
То
бросится
в
тень,
то
появится
снова.
Ущелье
шумело.
Ущелье,
как
желоб,
Наполнено
струями
ветра
ночного.
И
мы
возвратились...
Опять
Х ельма нж оу
—
Во ен ный
уют
пограничного
крова.
И
шеп от
г ра ницы,
и
запах
тяж елый
Джиды
или
смерти
над
Пянджем
суровым.
Да,
мы
возвратились...
Под
хилым
навесом
Со
м ною
н очует
начальник
заставы.
.. .И
желтая
искр а
над
дужкой
эфеса,
И
чистые
зв езд ы,
и
п олноч ь
гус тая.
Ущелье
шуме ло.
Шла
ясная
повесть
Про
жизнь
командира,
любовь
и
разлуку,
Когда
ул ет ает
ускоренный
поезд
И
ноч ь
оп уска ет
прощальную
руку.
И
д альн ие
письма
с
род ного
Урала,
153


Которые
стали
намного
короче ,
И
бой
до
конца.
А
весна
умирала,
По-летнему
стали
торжественны
ночи.
Республика!
Вот
он
стои т
за
тобою ,
Круто
зам еше н
и
туго
снаряжен,
Гот ов ый
к
учебе,
к
работе
и
к
бою,
Один
из
шере нги
зеленых
фура же к.
И
всё
это
бы ло,
товарищи,
просто,
Без
всякой
ром а нтик и,
вялой
и
п ьян ой,
Так
жизнь
р ассказ ал ась ,
с
огнем
папироски,
Вся
полная
сам ых
обы чн ых
из ъяно в.
Большая
люб овь .
Один о кая
д оля...
Зач ем
тосковать,
если
ночью
не
спится?..
Кабаны
бегут
по
ячменному
полю,
На
взгорье
кричит
неп о нятн ая
птица.
И
мне
присылают
короткие
вести,
Я
то же
замолк.
Лед ни ки
зел енел и.
Земля
уле та ет
с
планетами
вместе,
И
сон
не
качает
на
легкой
каче ли.
Я
вспомню
теб я
—
и
опять
улыбаюсь.
154


Ты
скроешься
в
тен ь
—
и,
веселая,
выйдешь.
Я
вижу:
пылает
звезда
голубая,
И
ты
ее
тоже
на
севере
в и дишь.
Седое
о кно
открывается
настежь,
И
сон
оставляет
усталые
веки:
На
северном
небе ,
б ольшо м
и
ненастном,
Звезда
голубая
—
прекрасная
В ега.
Но
щел ь
Хельманжоу
и
комнату
нашу,
В
кот орой
скопились
любовь
и
о бида,
Земля,
чуть
закрытая
облачной
п ряжей ,
Блистая,
не сет
по
извечным
орбитам.
Мне
зрелость
дала
эти
с тр огие
ночи,
Я
к
ним
дотянулся
окре пше й
рукою .
Стучит
мое
сердце
полней
и
короче ,
Считая
минуты
земного
покоя.
И
кажется
—
мы
увидали
друг
друга...
Так
теплые
капл и
стремятся
к
слиянью,
И
пт ицы
на
север
уносятся
с
юга ,
П ла неты
горят
отраженным
си ян ьем.
Но
ты
не
см у щайся
покровом
обманным:
155


Как
струи
речные,
текут
н аши
лица,
Ро дят ся
миры
в
раскаленных
ту ман ах
И
движутся
к
смерти,
чтоб
сно ва
родиться.
Сменяются
формы,
созданья,
п ороды ,
Ущ елье
шумит,
разрушаясь
и
в оя,
Плывут
лучевые
потоки
при род ы
Вокруг
м олодой
гол овы
часового.
Он
вс тал
на
границе
и ст ории
мира,
Где
пр ош лое
с
б удущи м
начерно
сл иты.
Ущелье
вздыхает
печально
и
сыр о.
Ручей
разъ едае т
гранитные
п литы.
Пул ьси рует
светлое
тело
вселенной,
Творя
неустанно
живые
законы,
И
мы,
погр а нич ники
горны х
селений,
Храним
их
и
движем
в
пути
незнакомом.
Нам
вспомнилась
родина,
в с пом нились
жены,
Сквозь
память
бегут
голоса
паровозов...
Да,
мы
возвратились...
Опять
Хельманжоу:
Шу м ящие
листья,
мерцающий
в оз дух.
Наш
п уть
через
вре мя
тяжел,
но
не
страшен.
Заспи,
дорогая!
Тебе
будут
сн и ться
156


Багровые
зве зды
стоящих
на
страже,
Звезда
гол уба я
на
самой
г рани це.
1932
59.
ЖИ ЗНЬ
Н очь
глуха.
Я
з ажиг аю
спичку
И
по
огненному
нож у,
Средь
кибиток
и
зап ряжек
бы чьи х,
На
ши рокую
дорогу
выхож у.
Две
за ри
др уг
другу
отдавали
Р ваные
отары
облаков.
Вдоль
карагачей,
сухих
д ув алов
Я.
иду
легко
и
далеко.
Так
легко,
что
ни
землей,
ни
камнем
Мой
у ход
не
по т рево жен
был.
И
летела
сз ади
облаками
Азиатская,
с едая
пыль.
Но
тр опинк а
тон кая,
д во йная
Переводит
через
тощий
ров
К
опустелой
кре п ости
Дейнау,
В
кладбище
распавшихся
бугров .
157


Шла
гроза,
гремя
по
горн ым
склонам,
Дыбилась
неведомо
куда.
К
ней
тянулась
глыба
из
бетона,
И
на
гребне
—
красная
звезда.
З десь
дав но
не
разрывался
порох,
Не
клонился
мокрый
шел к
знам ен,
—
Это
кладбище
алайцев
и
сап еро в,
Выщербленных
каменных
имен.
Млечный
Путь
наполнен
белым
соком,
Освещает
з вездн ая
ре ка
Над пись :
«За трудящихся Востока!»,
Буквы: «Слава!»—
и
металл
венка.
Я,
товарищи,
про
эт от
подвиг
знаю,
Хоть
неведомы
с ур овых
лиц
черты.
Кровь
героев
св ет ит,
по дн им аясь
Из
глубин
подземной
темноты.
Кровь,
пролитая
за
жизнь,
не
канет.
Ей
дано
в
людских
телах
кружить.
Ваша
жизнь,
кипевшая
в
словах
и
ткан ях,
—
158


Это
есть
и
будет
наша
жизнь .
По
н очам
в
непроходимой
ч аще
Времени
всё
ча ще
слышу
я,
Как
ревет
в
крови
мо ей
ле тяще й
Грузная
махина
бытия.
Я
глядел
в
г лаза
тв ои
большие,
Жизнь,
праматерь
сме рти
и
любви,
Я
хоте л
понятней,
про ще,
шире
Каж дой
радости
сказать:
«Живи!»
Но
шты ком
мне
отворила
зр ень е,
Ослепила
боем
и
людьми
Нена ви сть ,
ко то рой
нет
сравненья,
Ярость,
перестроившая
ми р.
Только
ей
о тдал
я
всё
на
свете,
Право
жить
и
чес тно
умереть,
Даже
тот,
лю бимы й
мно ю
ветер
—
Ветер
дальних
ст ран ст вий
и
морей.
Смерть
не
для
того,
чтобы
рядиться
В
са ван
мертвых,
медленных
ве ков.
Умереть
—
что бы
опять
родиться
В
новой
п орос ли
большевиков.
1932
159


ИЗ
ТРЕТЬЕЙ
КНИГИ
60.
ВОЗВРАЩЕНИЕ
Снова,
как
прежд е.
Сно ва
тю льпа ны
На
сизых
ува ла х.
Снов а
весна.
Г оры
вы,
горы,
откосы,
ту ма ны,
Тихих,
да ле ких
дождей
п елен а!
Милая
Азия,
вот
я
вернулся,
Слышу
тревожную
с илу
св ою,
Ветром
пр онз ите ль ным
захлебнулся,
Телом*
как
дер ево ,
пот я ну лся,
Ру ки
раскинул
—
и
вот
стою.
Вот
она ,
м олодос ть!
Здесь,
за
хо лм ами,
Над
че рным и
пашнями,
над
м олодой
Г орьк ой.
полынью.
Синее
пламя
Над
ослепительною
водой.
Жизнь
моя!
Вы,
позабытые
лица,
Невероятных
год ов
голоса.
Мчатся
сквозь
них
перелетные
птицы,
Поет,
одурманившись
степью,
оса.
Как
будто
уснул
и
проснулся
—
и
вышел
В
ю ные
годы
и
гордые
сны,
Чтобы,
вз лет ая
всё
выше
и
выш е,
Пела
душа,
добиваясь
весны.
Чтобы
по
старым,
пустым
перелогам
П есня,
как
плуг,
провела
борозду.
...Снова,
как
прежде,
по
тем
же
дорог ам,
Азией
на шей
к
югу
иду.
Та
же
земля
—
материнское
ло но,
Та
же
пустынного
ветра
рука.
Снова
по
ск осам
и
дымчатым
склонам
Ль ется
кровавых
маков
река.
Беркут
над
ней
застывает
в
по л ете,
.,160


Над
это й
лавиной
весенней
крови.
Кровью
ом ы тую,
в
темном
поте,
Др евн юю
землю
—
своей
назо ви.
Ты
на
земле
э той
дома.
Ты
—
дома!
Ее
у
тебя
не
отн ять
никому.
Многое
ви жу
теперь
п о- дру гому,
Многое ,
лиш ь
умирая,
пойму.
Многие
песни
д авно
постарели,
Многи х
волнений
бы лых
не
пон ят ь.
Только
всё
та
же
дорога
апреля,
Тоненьких
тра в
беско неч ная
рать.
И
нестерпимо
и
неустанно
Сердце
гудит,
как
туг ая
струна!
Горы
вы,
горы,
отк осы,
т ум аны,
Тихих,
далеких
дож дей
пелена...
1947
'
'
61.
СТЕПЬ
Е.
Л.
Бык ов ой
Над
степью
стрекочущей
нотой
гудит
По лынных
кузнечиков
д ре вняя
дрема.
И
мы
затерялись
на
сизой
груди
Степного
огромного
аэродрома.
Спускается
«Дуглас», как рыба на дно.
Другой
поднимается
в
не бо
гус тое .
И
пах нет
бензином,
а
с
ним
заодно
Забвеньем,
жарой,
ч еб рецо вым
настоем.
На
д линно й
скамейке
у
цве тнич ка
Сидим
мы
и
слушаем
степь
и
мот оры .
Ослепший
полковник
в
зел ен ых
очках,
Не
вид я,
глядит
на
дале кие
горы .
ЖОЙ
161


Он
зна ет,
что
беркут
пустынный
висит
В
зените,
об няв ши
к рылам и
пространство.
А
ши ри
степные
под
ним,
как
ве сы,
Качаются
в
бедном
осеннем
уб ра нст ве.
Он
зн ает,
что
много
пролетных
лю ден
Проходит
ба шен ки
аэ роп орта,
Что
время
им
начисто
некуда
деть
И
каждому
степь
надоела
до
черта.
Он
зн ает,
что
застланы
дали
пы льц ой,
Сентябрьское
небо
—
гр о мада
немая.
Дев чон ка- син опт ик
бежит
на
к рыл ьцо
И
юб ку
от
ветра,
смеясь,
зажимает.
Далеко
раз нос итс я
девичий
смех ,
Скучая,
сидят
на
скамейке
с осе ди,
И
видно,
что
дружбы
довольно
у
всех ,
Кто
с
ним
осторожно
за води т
беседы.
А
он
всё
глядит
на
степные
смерчи,
На
льды
голубые,
л ежащ ие
в
сини,
А
он
всё
молчит,
и
м олчи т,
и
молчит,
На хо хляс ь,
как
берк ут ,
под бит ый
в
пустыне.
Как
будто
бы
видит,
что
нам
не
дано
Увидеть
в оочы о.
Как
будто
та
птичья
По вадка
ему
отворила
давн о
Л 1ир,
полный
простора,
по лет а,
величья.
А
он
всё
стремится,
стремится
ту да,
Сложи в
на
коленях
тяжелые
руки.
Плывут
через
время
бои,
города,
Забытые
лица ,
за бы тые
звуки.
Но
только
не
вид но
мигания
в ек,
Лишь
рот
поджимается
строже
и
злее.
И
ведомо
людям,
что
жив
человек!
Ничем
его
в
мире
не
од оле ешь!
Заря
полыхн ула .. .
Рванулись
вдали
Подоблачных
голосов
вереницы,
162


Осенние
трубы
родимой
земли.
То
с
севера
к
югу
летят
журавли,
Широко
простертые,
мощные
птицы.
1948
62.
НОЧ Ь
ФА Р ХАДА
Тутовое
деревр
листвою
Покрывается
в
такую
н очь
луны.
М есяц
встал
багряной
голов ою,
Мим ол ет ные
жуки
с лышн ы.
Спишь
ли
ты
у
синего
Салара
В
доме
в озле
л унно го
окна?
Тени
тополей
чернее
вара,
Стены
улицы
бе лее
поло тна .
Над
Ташкентом
чистая
прохлада,
И
безмолвие
по
улицам
и дет,
Только
т игр
рычит
из
зоосада
Да
б уб нист
далекий
в
б убен
бь ет.
Всё
в
п арче
и
шелке,
вносят
знамя,
Зал
грохоч ет.
Близится
р ассвет .
Си ний
автогенный
над
холмами
То
рванется,
то
потухнет
свет.
Мн ого
ты
бродил,
скитался
много,
—
Не
пор а
ль,
товарищ,
отдохнуть?
Только
вн овь
желанная
тревога,
Белая
дорога.
Вечный
путь.
22—28
августа
1947
1.63


ИЗ
Ч ЕТВЕРТ ОЙ
КНИГИ
63.
БАЛЛАДА
О
ПУ С ТЫНЕ
Николаю
Ти хонов у
Давно
это
было...
Разъ ез д
пограничный
в
далеком
Шираме
—
Бойцов
б ыло
тр ое , BparQB было двадцать
—
Погнался
в
пу сты ню
за
басмачами.
Он
сгинул
в
п есках
и
не
мог
отозваться.
Преследовать
—
б ыло
их
долгом
и
честыо.
На
смерть
от
безводья
шли
смелые
тро е.
Два
дня
мы
от
них
не
имели
известий,
И
выш ел
отряд
на
с пасень е
героев.
И
вот
д ень
за
днем
покатились
барханы,
Как
волн ы
немые
з асты вшег о
моря,
Осталось
на
свете
жары
колыханье
На
желтом
и
синем
ст екля нно м
п рост оре.
А
солнце
всё
выш е
и
выше
вставало,
И
зно й
подступал
огнедышащим
валом,
В
ушах
разда вал ся
томительный
г ул.
Глаза
расширялись,
мор щ инилис ь
лица.
Хоть
лишнюю
каплю,
х оть
горс тк ой
напиться!
И
корчился
в
муках
сух ой
саксаул.
Безмолвье,
безводье,
б ез весть е,
безлюдье.
Ни
ветра,
ни
шороха,
ни
дуновенья.
Кустарник
согбенный
и
кости
верблюжьи,
Да
сердца
и
пульса
глухое
биен ье .
А
солнце
всё
вы ше
и
выш е
вставало,
И
наш а
р аз ведка
в
песках
погибала.
Ни
звук а,
ни
выстрела.
Смерть.
Тиш ина .
161


Бархан
за
барханом,
оди н,
как
другие.
И
медленно
седла
ск рипел и
тугие .
Росла
беспредельного
не ба
стена.
Шатаются
ко ни,
винтовки
как
угли,
Ж ара
нав иса ет,
слабеют
колени,
Слова
замирают,
и
губы
распухли,
Ни
зверя,
ни
птицы,
ни
звука,
ни
тени.
А
солнце
всё
выше
и
вы ше
вст ава ло,
И
воздуха
б ыло
до
ужаса
мало,
З мея
проползла,
не
оставив
сл еда.
Копыта
ступают,
ступают
ко пыт а.
Земля
исполинскою
бурей
ра зрыт а,
Земля
поднялась
и
легла
навсегда.
Не ужто
когда-нибудь
мо щь
человека
Восстанет,
безлюдье
песков
побеждая,
Иль
будет
катиться
от
в ека
до
века'
Барханное
море,
пус тын я
седая?
А
солнце
всё
выше
и
выше
вставало,
И
смертью
ка зала сь
минута
привала.
Но
люди
молчали,
и
коми
брели.
ЛАы
шли
на
спасенье
друзей
и
герое в,
Обсохшие
зубы
сжимая
суров о,
На
север,
к
далеким
колодцам
Чул и.
Двоих
ув ида ли,
мы,
легших
безмолвно,
И
неб о
в
г лазах
у
них
застекл ене л о .
Над
ними
вст ава ли
застывшие
вол ны
Без
края,
ко нца,
без
гр а ниц,
без
предела,
А
солнце
всё
выше
й
в ыше
вс ходи ло.
Клинками.мы
братскую
ры ли
м о гилу.
Раздался
прощальный
ко ротки й
залп.
165.


Три
ра за
поднялись
горячие
дул а,
И
наш
командир
на
вет вях
саксаул а
Узлами
б агря ный
кумач
за вязал.
Мы
с
мертвых
ко ней
сняли
се дла
и
сбрую.
В
горячее
жер ло,
не
в
землю
сырую,
Солдаты
п усты ни
достойно
лег ли.
А
третьего
мы
через
час
услыхали:
Он
полз
и
стрелял
в
раскаленные
дали
В
бреду,
всё
вперед,
хоть
до
края
земли.
Мы
жизнь
ему
флягой
последней
вернули,
От
солнца
палатку
над
ним
растянули
И
да льше
в
проклятое
пекло
пошли.
Мы
шли
за
врагами,
слюны
не
хват ал о,
А
солнцё
всё
выше
и
в ыше
вставало.
И
коршуна
вдруг
увидали
—
плывет.
Кружится,
кружится
всё
ниже
и
ниже
Над
зыбью
барха нов ,
над
впадиной
рыжей
И
всё
замедляет
тя же лый
полет.
И
встали
мы,
глядя
глазами
сухими
На
дико е
логово
в
че рной
пу ст ыне.
Н есло,
как
из
на стеж ь
раскрытых
печей.
В
ложбине
песчаной,
что
ветром
размыло,
Раскиданы,
словно
их
бурей
с кос ило,
Л еж али,
согн ув ши сь,
тел а
басмачей.
И
св ет
над
пус тын ей
был
р езок
и
страшен.
Она
только
смертью
могла
насладиться,
Она
отомстить
за
товарищей
наших
И
то
не
да ла
нам,
немая
у би йца.
166


Пустыня!
Пустыня!
Проклятье
ва лам
твоих
огненных
полчищ!
Пришли
мы
с
тоб ою
помериться
силой.
Стояли
к ругом
пограничники
молча,
А
солнце
всё
выше
и
выше
всходило.
Я
был
мо ло дым,
и
давно
это
б ыло.
О кон чен
р ассказ
мой
на
трассе
кан ал а.
В
тот
вечер
уз нал
я
немало
и стори й.
Бр и гада
топографов
здес ь
ночевала,
На
м есте,
где
в оды
сверкнут
на
просторе.
26 августа 1952
С4.
ВЕЧЕРНИЙ
К ОСТЕР
Вечерний
к ост ер.
Вечерний
к ост ер.
И
меркнущий,
синий,
высокий
простор.
Лу на
в
серебре.
Обл ачны е
города,
Пятиконечная
на
копре
Зв езда .
О
чем
ты
на по мнил,
Вечерний
костер?
О
юно ст и,
славе?
К уда
ты
простер
Летучие,
дерзкие
руки
О гня,
Позвал
ли
ку да
Меня?
Я
сча ст лив
сегодня.
Па ла точн ый
кров,
Жар
саксауловых
дров,
Старинный
ого нь
пути.
167


Д ано
б ыло
жадному
сердцу
найти
Пр иют
и
друзей
на
вечерней
заре.
Темнеет
барханов
гряда,
Пятикон еч ная
на
коп ре
З в езда.
Как
символ
п обе ды,
Ее
зажгли
На
самом
ве рху
буровой,
И
веет
теплом
от
могучей
земли,
И
люди
ле гли
У
костра.
И
ночь
прилетает
пустынной
совой,
Хитра
и
стара.
В г рыз ается
бур
В
наносы
погибших
морей,
В
глу бины
затихнувших
бу рь,
И
сам ое
время
Стано в и тся
глубже,
мудрей
От
рокота
стали,
От
ро вн ого
стука
движ ка .
В
пустынные
дали
■
П лыву т,
серебрясь,
облака,
И
маки
в
песках
Шел естят
о
вес енне й
поре,
И
словно
в
гигантских
рук ах
Лучей
и
теней
череда.
Пятико н ечная
на
коп ре
З вез да.
Далеко
она
На
р а внине
видна,
Далеко
она
Всем
н арода м
видна :
Б а гряный
цветок
Мак.
Она
ободряла
Кипящ ий
Вост ок.
Она
оза ряла
168


Восставший
В ост ок.
Она
разгоняла
Мра к.:
В
горю чей
пу стын е
Пылает
она, •
Победы
огонь
гро з овой.
Издалека
вид на
На
самом
верху
Буровой.
И
в
лунном
разливе
Буровики
Лежат
терпеливо,
Ладонями
сжавши
вис ки,
И
сл у шают
мо лча
рассказ.
О
том ,
как
пойдет
вода
И
будет
поить
Города.
И
каждый
из
нас
Че рез
год
не
отыщет
следа
Костра.
Развеют
его
ветра.
Но
будет
гореть
звезда,
Как
молодость
мира,
Величие
наших
работ.
Ли цо
бригадира
Над
пламенем
дымным
встает.
И
лунные
ст ены
К
зениту
идут
от
земли.
Полночная
смена,
Костер
у
ко ло дца
Чули...
22 июня 1952


из
книги
«жизнь»
G5.
КРАСНЫЕ
ЧАШКИ
Я
помню:
В
д ет стве,
вечером,
робея,
Вхо жу
в
столовую,
И
словно
все
исчезли
Или
далеко
за няты
мне
непонятным
делом,
А
я
о дин
—
хозяин
в сех
вещей.
Мне
светит
л ампа
в
бисерном
капоте,
Ко
мне
плывет
семейство
красных
чашек,
Смешливый
чайник
лезет,
подбоченясь,
И
горячо
вздыхает
самовар.
Я
вижу
ст р анный
рас п орядо к
св ета,
Теней
и
звуков,
еле-еле
с лышн ых.
Я
захо чу
—
и
сахарницу
сдвину:
Она
пок орн о
отойдет
направо
Или
налево
—
как
я
прикажу.
Такой
закрытый,
ос т ор ожный,
теплый
Мир
небольших
предметов
и
движений
И
самовар
с
его
отдельной
жиз нью ,
Уверенность
и
лег кая
сво бо да
Вдруг
нач ина ют
волновать
меня.
Ненастоящий,
н епрос той
покой
Тревожит,
з аста вляет
бегать,
дергать
Угл ы
у
скатерти
и
наконец
ведет
Меня
к
окну.
Я
отворяю
створку
И
застываю,
хмурясь
и
дрожа.
170


Кромешный
мрак ,
косматое
смятенье
Кидаются
ко
мне
в
осеннем
ветре,
В
полете
фонарей,
в
костлявой
пляске
с учье в,
В
ныряющей
или
прямой
походке
К аких -то
исчезающих
людей.
Квадраты
ть мы
сш ибаю тся
и
ги бнут ,
Взлетают
липы,
чтобы
снова
падать,
В
ок не
напротив
мечется
и
гнется
Неведомый
сутулый
человек.
И
толстенькие
лошади
проходят,
Перебирая
мелкими
ног а ми.
На
них
глядят
стоглазые
дома,
И
в ы соко,
в
необъяснимом
небе,
Шипя ,
скользят
мерцающие
зв езды.
И
я
стоял,
глотая
шум
и
сырость,
Переполняясь
страшным
напряженьем
Впер вые
п онят ой
и
н асто ящей
жизни.
Я
двигался
в
ко люче м
ритме
с учье в,
Г ремел
в
подводах,
шел
и
спотыкался,
Хотел
бежать,
как
лошади,
шнырять,
Раскидываться
на
ветру
и
сразу
Увидеть,
как
устроены
с озве зд ья.
Весь
этот
мир ,
ог ро мный,
горький,
черствый.
Взды х ающий
нетерпеливым
телом,
Ме ня
навеки
п риков ал
к
себе.
Я
обернулся
к
шепоту
столовой,
Увидел
распорядок
красных
чашек,
Покой
обоев,
шорох
самовара,
Законченный
в
себе
пр иют
вещей,
Возможность
дел ать
ясные
движенья,
—
И
засмеялся
диковатым
с мехо м.
Я
быстро
пальцем
показал
в
окно,
Потом
по
комнате
повел
рук ою
И
поня л
многое,
что
по сле
по нима л
В
бою,
в
стихе
и
с удьб ах
человека.
Я
засмеялся
и
смеюсь
опять.
Я
отворяю
окна,
ст авни,
двери,
171


Чтобы
врывался
горький
ветер
м ира
И
слав ная ,
жестокая
земля
Срывала
вороватые
прикрасы
Ненастоящих,
непростых
мир к ов,
Которые
зовутся
личным
счастьем,
Лирической
мечтою
об
удаче,
И
к ра сной
чашкой,
и
уменьем
жить.
В
тот
миг ,
наверное,
я
стал
поэ том ,
За
что
ме ня
простят
мои
враги.
1932


ИЗ'* КНИГИ «КАСПИЙСКОЕ
МОРЕ »
GG
Си вым
дождем
на
мои
виски
падает
седина,
II страшная сила пройденных дней
лишает
м еня
сна.
И
горе чь,
и
жа лос ть,
и
ветер
ночей,
холодный,
как
рыбья
кр овь,
Осен ни м
свинцом
наливают
зрачок,
ломают
туг ую
бровь.
Но
несгибаема
ярость
моя,
живу щая
столько
лет.
«Ты утомилась?» —
я
говорю.
Она
о тв еч ает: «Нет!»
Именем
песни,
предсмертным
сти хом ,
которого
не
о бой ти,
Я
заклинаю
ее
стоять
всегда
на
моем
пути.
О,
никог да ,
никогда
не
забыть
мне
этих
к олючи х
рес ниц ,
Гл аз
расширенных
и
косых,
как
у
л етящ их
птиц.
Я
слышу
тв ой
голос ,
голос
ветров,
вы с окий
и
горловой,
Дребезг
манерок,
клекот
штыков,
ли вни
над
гол ов ой.
173


’ Много я лгал,
мал о
любил,
сердце
не
уберег,
Легкое
с ча стье
пленяло
меня
и
легкая
п ыль
до рог.
Но
холод
рук и
тво ей
не
оторву
и
слову
не
изменю,
Не си
мою
жизнь,
а
когда
умру
—
т ело
предай
огню.
Светловолосая,
с
горестным
ртом,—
мир
обступил
меня,
Сдвоенной
молн и ей
падает
день,
п лечи
мои
креня,
Словно
в
поле те ,
резок
и
тве рд
воздух
мо ей
страны.
Ночью,
покоя
не
принося,
д ымные
снятся
сны.
Кожаный
шл ем
надевает
герой ,
др евн ий
мороз
звенит.
Сла ва
и
смерть
—
две
родные
сестры
—
смотрят
в
се дой
зен ит.
Юноши
стр о ятся,
трубы
кипят
плавленым
серебром
В озле
мо гил
и
возле
людей,
имя
которых
—
гр ом.
Ты
приходила
меня
ласкать,
сумрак
входил
с
тобой ,
Шор ох
и
шум
приносила
ты,
лис т ьев
ночной
п рибой .
Грузовики
сотрясали
д ом,
выл,
з ады хаясь ,
мотор,
Дуло
в
окн о,
и
шу рша ла
во
тьме
кромка
холщовых
штор.
Смуглые
груди
твои,
как
холмы
над
о бнаж енно й
рекой.
174


Юность
моя
—
ярость
моя
—
ты
ведь
б ыла
такой!
Видишь
—
опять
мои
дни
коротки,
ночи
идут
без
сна,
Мед ные
бронхи
гудят
в
груди
под
ребрами
бегуна.
Так
опускаться,
как
п адал
я,—
не
пожелаю
врагу.
Но
с илу
т вою
и
слово
т вое
трепетно
берегу,
Пусть
для
героев
и
для
бойцов
кинется
с
губ
мо их
Рад ост ь
моя ,
го ре
мое
—
ж естк ий
и
грубый
стих .
Нет,
не
л юбил
я
цветов,
не т,
—
я
не
л юбил
цветов,
Знаю
на
картах,
среди
широт
легкую
роз у
ветров.
Листик
кленовый
—
ладонь
тв оя.
В лажен
и
ал
и
чист
Этот
осенний,
немолодой,
сорванный
ветром
лист.
<1934>,
67.
СИНИЛ
ЖУК
Я
мальчишкой
мечтал
о
пу ти
по
вел ико й
пр ям ой.
Нефтевозы
уходят,
и
пе на
ш умит
за
кормой...
Нет,
не
сказано
слово!
Иди,
з ады х айся,
горлань:
Ты
еще
человек,
за
тоб ой
мо лода я
подмога,
К ровь
товарищей,
песни,
осенних
ночей
глухомань,
Ми р,
распахнутый
н астеж ь...
Тр ев ога,
тревога,
тревога!
175


Заиграла
гармоника.
Кончено!
Ветер
и
ть ма.
Голоса
поднимаются
к
небу,
встает
запевала.
Ты
д авно
ли
прощалась,
давно
ли
сводила
с
ума ?
Нефть
колышется
в
тр юмах ,
и
сердце
болит,
как
бывало.
Сп л яшем,
сп ляш ем,
товарищи!
Мо ре
гуляет.
Го ни!
Кок
на
палубу
вышел,
за
н им—
собачонка
хромая.
Мне
не
спится,
не
терпится.
Справа
и
слева
—
огн и.
Я
холодные
ноздри,
как
волк ,
к
о блак ам
поднимаю.
Не
за
жалость
тв ою
—
никогда
я
ее
не
знавал,—
Не
за
л аску
ночную
—
я
ласки
забыл
пон евол е, —
Полюбил
я
тебя
п отому ,
что
ск ита лся
и
зв ал,
Точ но
легкое
чудо,
одну
синеокую
волю.
И
придумал
я
сказку
об
огненно-синем
жу ке;
Я
видал
его
в
детстве,
весной
у
закатных
черемух.
Соловей
грохотал,
две
зари
отражались
в
рек е,
Водовозную
бочку,
смеясь,
на лива л
кучеренох.
176


И
повез
по
селу,
и
услышал
я
медленный
гуд
Пламеневших
надкрылий,
и
счастье,
и
ночь,
и
огром н ый
Наплывающий
ми р.
И
тогда,
з асвер кав
на
б егу,
Пролетела
по
небу
запряжка
усатого
грома.
Так
увидел
я
само е
тайное
в
книге
земли
—
Несравненный
простор,
голуб ую
дорогу
вселенной.
Как
же
это
случилось,
что
руки
твои
не
смогли
Удержать
для
меня
это т
маленький
груз
драгоценный
—
Огневого
жука?..
<1934>
68.
ПЕСЕНКА
Ветровые
но чи
падают
на
палу б у,
В
б рызга х
накреняется
танкер
на
ходу.
Ты,
моя
л юби мая,
м олч ала
да
лежала
бы,
Сонно
пров ожа ла
бы
син юю
звезду.
Поднимаем
руки ,
зв он
с текл а,
рябое
Вспененное
мор е.
Гул
и
толкотня
177
Г-
В.
Луговской


Волн,
идущих
к
югу.
Черные
гобои
Начинают
песенку,
как
видно,
про
меня.
Я
теб я
не
выковал,
ст аль
гребного
в ала.
Что
ж
ты
в
сердце
крутишься,
светла
и
холодна?
Стрингерсы
поскрипывают,
д ым,
как
одеяло,
Пахнет
сн ом
и
горе чь ю.
Движется
луна.
И
четыре
парня
в
ледяном
рассоле
Поднимают
песенку
водяных
дорог,
Р аздув ают
песенку
посвистом
веселым,
Зацепляют
песенку
за
лу нный
рог.
И
она
качается
над
хрипящим
шквалом,
Молодая,
си няя,
как
рыбацкий
н ож,
Чт обы
ты,
любимая,
куртку
на девал а
бы,
К
м орю
выходила
бы,
сдерживая
дрожь.
Мы
с
тобой
в стре чаемс я
х ол одно
и
редко.
Ты
вздыхаешь.
Улиц ы
бегут
напер еб о й.
За
тобой
постукивают
тоненькие
ветки.
Серыми
овчарками
п рыга ет
прибой.
1935
178


6!).
ДЕВУШКА
М ОЕТ
ВОЛ ОСЫ
По
безлюдным
улицам,
в
час
п олночн ой
м глы
Пролетают
всадники,
как
черные
орлы.
Листья
осыпаются,
н орд
течет
рекой,
—
Ты
еще
не
видела
п олноч и
такой.
Дымные
со ставы
волокут
мазут.
До м.
Ты
моешь
волосы
в
голубом
тазу.
Пар
и
шелест
пены
с нуют
над
головой,
Сб оку
ухмы л яется
череп
восковой.
От
хребта
оторван
он,
выварен
в
к отле,
Здесь
ему
просторно
на
девичьем
столе;
Дырка
у
надбровья,
—
тут
входила
смерть,
Тут
хлестала
кровью
смерти
крутоверть.
У
сосков
нетронутых
дышит
полотно,
Чер ный
ветер
фронта
гро хае т
в
окн о.
Трубы
пароходов,
ко ни
на
скаку
—
Интервенты
входят
в
пасм ур ный
Баку.
И
л ежит
расстрелянный,
т емен
и
суров.
179


Не фть
ручьями
т яжки ми
наполняет
ров.
И
везет
ка знен но го
тюркская
ар ба
В
мо рг,
где
рассыхаются
желтые
гроба.
Скаль п ель
рассекает
л е дяную
грудь,
Кр овь
ведет
из
мрака
св ой
последний
путь.
Как
стена
ангара,
выгн улос ь
ребро,
Яростное
сердце
падает
в
ведро.
Влажный
запах
те ла,
свист
туг их
волос...
Я
хочу,
чтоб
че реп
к
позвонкам
при рос !
Вот
они
сверк ну ли,
светлые
глаза,
И
в
мозгу
рвану лас ь
бы тия
гроза.
П оворот
все ле нной, —
возвращенье
вновь.
Син им
светом
молний
прокатилась
кровь,
Над
лесами
вышек
развернул
норд-ост
Полночь,
расцветающую,
как
па влин ий
хвост.
И,
перерастая
голо сов
п ри бой,
В ыжим ая
волосы,
встает
перед
тоб ой
180


Женщина,
как
облако
прис нивше г ос я
сна.
В
ней
будто
лам па
розова я
под
кожей
зажжена.
Но
ты
леж иш ь,
товарищ,
на
п рост ом
столе.
Море
рассыпается,
двигаясь
во
мг ле,
В
город,
кровью
купленный,
где
пятнадцать
лет
По
рука м
студентов
бродит
тво й
скелет.
Ты
лежишь,
товарищ,
на
прос том
столе,
Море
дымной
сл авы
движется
во
мгле.
<1935>
70.
ПЕРВЫЙ
ЛУЧ
Я
просыпаюсь.
Прощай!,
Козы
бегут
по
тропе.
Слышу
густой
звон
—
п есню
м олочн ой
струи.
Падает
кр асны й
луч ,
бьется,
оторопев,
Но чь
отпустила
с
гор
чистые
зори
тво и.
Возле
багровых
скал
солнце
трубит
в
трубу,
Поднят
и
обагрен
мо ря
шир оки й
флаг.
Нет
облаков
на
хре бт е,—
жар
на
его
горбу;
Полдень
бу дет
зв енет ь
звоном
п оходн ых
фляг.
181


Друг,
ос та вляю
тебя
в
э том
сухом
аду.
Азия
по
утра м
та к,
как
желтый
воск.
Хочешь
—
пе сню
схвачу
и
под
узд цы
приве д у?
Громом
влетит
она
в
огненный
Красноводск.
В
комнате
алый
свет.
Маузер
го рит
на
стене,
Темно-вишневый
ковер
полон
салорских
роз .
На
фотоснимках
—
жена,
ско л ько
ты
думал
о
не й!
На
фотоснимках
—
сын,
весел
и
б елов олос.. .
<1935>
71.
ПОЛЕВОЙ
СТАН
Спой
мне
песню,
глуше
и
коро че ,
Чем
напевы
роди ны
мо ей.
Ходит
гром
перепелиной
ночи
По
сырому
шор оху
полей.
Снова
ветер,
ров н ый,
неустанный,
Ка тит ся,
как
темная
река;
Перед
ним
н аго рья
Дагестана,
Лунные
крутые
о бл ака.
Отчего
бывает
боль
такая,
Будто
видишь
всё
в
последний
ра з,
Будто
понемногу
потухает
Синева
твоих
глубоких
глаз?
Это
пл ещет
медл енн ая
сила
В
тел е
потревоженном
твоем.
182


Быот
перепела.
Ты
полюбила.
Бьют
перепела.
Дрожат
светила,
Ночь
томит
луной
и
забытьем.
Что
ж
ты
смотришь,
темно-голубая,
В
эт от
сумрак
темно-голубой?
Трактористы
молоко
хле бают ,*
Тихо
гов о рят
меж ду
собой.
<1935>
72.
НОЧЛЕГ
Ветер
стелется
в
ущелье
Теплым
б рюхом
шерстяным.
Стонут
медленные
е ли,
Кот
мяучит
у
стены.
Засыпаю.
Слышу
—
кони,
Кони,
кони,
стук
копыт;
Или
то
на
гор ном
склоне
Снеговой
руче й
кипит?
Зол,
тенями
разрисован,
Он
пыл ит
голубизной.
Одурманенные
сов ы
Глухо
плачут
под
лупой.
Под
соломой
—
шорк
мышиный.
Гром
лесов
со
всех
с торон .
На
аварские
вершины
Белобровый
сходит
сон.
Там
ночует
ту ча -рыба ,
Фи рн
гори т,
метет
круп а.
Возле
самого
Кахиба
Повернулася
тропа.
Хочешь
—
к
м орю
улетим
мы,
Окунуться
в
черный
гул?
183


Мы
с
т обою
побратимы,
На ши
кони
—
на
бе гу.
На ши
ко ни
разрывали
Ветрокрылую
беду.
Сер еб рятс я
перевалы,
Облака
лежат
на
ль ду.
Н аши
деву шки
дородны»
Н аши
седла
горячи.
Искрометную
породу
Из
земл и
н есут
ключи.
Побратим,
вс та вай
и
слушай:
Ветер,
кони,
лес,
гора...
Гул
лавин
вле та ет
в
у ши,
Сп ит
тревожно
детвора.
Мальчик
разминает
плечи,
Воду
пье т
из
ку вшина,
И
на
Грузию
—
далече
Опускается
луна.
Я
бы
этот
мир
старинный
Трижды
погрузил
в
ра ссвет ,
Я
б
осыпал
все
долины
Звоном
ут ре нних
планет:
Вс ё,
че го
мы
так
хот ели ,
Вс ё,
о
чем
мечтали
мы,—
Гордо
бродит
в
тихо м
теле
В
это т
час
последней
тьм ы,
Тьмы ,
родящей
и
глубокой,
Словно
лон о
матерей.
Открываются
с
востока
Створы
ро з овых
двер ей,
И
покатый
свод
природы,
Пол ный
сини
и
огня ,
Вековечным
поворотом
Возникает
для
меня.
1935
184


73
Ты
рук у
на
голову
мне
положила,
Ты
снова
мен я
сберегла.
Ши рокая
песня
несется
по
жилам,
И
ночь
нестерпимо
све тл а.
Ты
ветром
пронизана,
кровью
согрета,
Осмуглена
в
дальних
краях.
Ты
снова
со
мной,
молодая
победа,
Двужильная
с ила
моя.
1936
74.
МУЖЕСТВО
И
Н ЕТЕР ПЕН ЬЕ
Пароходный
чистый
ветер,
вестник
будущего
дня,
Му жест во
и
нетерпенье
вечно
мучили
меня.
Отплывают
нефт ево зы,
поднимая
якоря,
В
медленную
бесконечность
золотого
окт ябр я.
От
Баку
до
Красноводска
путь
широки й
и
прямой,
Только
се рп
и
св е тлый
м олот
возникают
за
кормой,
Легкий
се рп
и
ясный
молот
на
ба г ряном
п олотн е.
Мне
не
спится,
не
л ежит ся ...
Не
печал ь ся
обо
мне.
185


Не
заботься,
дорогая,
о
пустых
моих
ночах:
Малый
ц ветик
по бер ежи й,
ты
д авно
уже
зачах.
Остается
только
не бо
—
синя я
победа
дня.
Мужество
и
нетерпенье
вечно
мучили
ме ня.
Может
быть,
не
так
я
прожил
жизнь
свободную
свою.
Напряженное
д ыха нье
может
выр уч ить
в
бою,
Нап ря жен ное
дыханье,
гулкой
крови
перезвон,
Посреди
с ухих
и
жа рк их,
окровавленных
зна м ен.
Мне
не
спится,
не
ле житс я,
вспомни,
з орьк а,
обо
мн е,
О
суровом
тучеходе
на
закатной
ст орон е.
За
кормою
льются
струи
языкатого
ог ня,
Радостное
нетерпенье
вечно
мучило
меня.
1935


ИЗ
СБОРНИКОВ
40 —50-х
ГОДОВ
75.
РАССВЕТ
Легкая
ночь.
Прощальная
ночь.
М есяц
висит
Клыкатый.
Высоко
окно,
Ок но
черно.
Дома.
Фонари.
Плакаты.
Кр асен
плакат:
Кр а сный
солдат
Пальцем
и
зрачками
Ко лет ся.
Пора
наступать!
Пора!
Да,
товарищи,
Вчера
З аписался
и
я
доб ровол ь ц ем.
В
пять
ут ра
Загремят
б уфера
—
Милая,
Помн и
друга!
В
пять
часов
Душа
на
засов
—
К
югу,
к
югу,
к
югу!
Сероколонную
глыбу
в окзала
Г олосо м
меди
тр уба
пронизала,
187


И
наклоненно
пл ыву щее
знамя
Красноармейцы
вносят
в
вагон.
То гда
начи нается
время
рассвета,
В
теплушках
качается
пасму рн ый
ветер,
И
ночь
о стаетс я
далеко
за
на ми,
А
впереди
—
золотой
перегон.
Утро,
ут ро
—
ча сы
тумана....
Богатырский
ту чех од,
Серебро
рассвета,
Песня
солнечных
в орот
Северно го
л ета.
Величава
и
ле гка
Облаков
прохлада.
Р озове ют
облака,
Дребезжат
приклады.
Ты
ли,
юность,
позв ала ,
Ты
ли
по люб ила
Вспененные
удила,
Боевую
силу?
Письма
в
десять
рваных
строк.
Шаг
усталой
роты,
Шт ык,
наточенный
ос тро,
Грохот
поворота?
Ты
ре вущ им
п оездам
Рельсы
ра с прям ила,
Пятикрылая
звезда
—
Будущее
мира.
Ты
зве не ла
в
проводах,
Ты,
как
песня,
спет а,
Пятикрылая
звезда
—
Пять
луче й
рассвета.
На
прощанье
ты
пр ими
Пе рел еты
пашен,
Шаг
суровый,
что
гремит
У
Кремлевских
башен.
На
прощанье
отв ори
188


• Площадь с ровным склоном,
—г
Это
Ле нин
г ов орит
Смолкшим
батальонам.
Это
ты
простилась,
друг,
В
платье
парусиновом.
Это
катятся
на
юг
Молодость
и
си ла.
На
платформах
ни
душ и.
Г ром
гремит
дал ече.
Проплывают
камыши
Б езы мянны х
речек.
1926-1928
7G.
НА
УЛИЦЕ
ДО ЖДЬ
II pleut sur la route.
(Уличная песенка)
О,
только
бы
слышать
тв ой
голос!
В
ночном
телефоне
—
Москва,
Метель,
новогодняя
вст р еча,
пушинки
веселого
снега...
В
гудящей
мембране
ед ва
различимы
слова,
Они
задохнулись
от
тысячемильного
бега.
О,
только
бы
слышать
тв ой
голос!
За
окнами
дождь.
Глу бин а
Парижских
асфальтов.
Ка ртав ая
песенка.
Пл енка
Воды
на
панелях.
И
вновь
зап евает
она
—
Де вч онка
с
гармоникой
—
ни щенка
в
черной
кл еенке.
189


О,
только
бы
слышать
т вой
голос!
На
улице
дождь.
Да леко
К ача ется
песня.
На
у лице
дождь.
Дорогая!
Вся
сырость
трущоб
и
полет
дождевых
облаков
В
гармонике
ноют,
от
мертвых
дождей
содрогаясь.
О,
только
бы
слышать
т вой
голос!
На
улице
дождь.
Говори
—
Л етят
ли
дв ен адцат ь
ударов
с
Кремлевских
завьюженных
башен?
М еня
в
эту
по лно чь
чужие
томят
фонари.
Мой
тост
передай
ослепительной
родине
на шей,
О,
только
бы
с лыша ть
т вой
голос!
На
улице
дождь.
По до
мн ой
Бесшумный,
блестящий
плывущих
машин
поединок.
«На улице дождь .. . »
Вот
слова
э той
пес ни
но чно й.
Играет
гармоника
песню
дрожащих
дождинок.
О,
только
бы
слышать
т вой
голос!
Секунды
уходят...
Ответь:
—
Морозит?
Друз ья
н ако нец
собрались?
«Партизанскую»
пели?
Так
спойте
еще
раз,
как
только
умеете
п еть,
Для
э той
девчонки
на
че рной
парижской
панели.
1936
190


77.
ВСТАВАЙТЕ,
ЛЮД И
РУССКЙЕ!
(Песня из кинофильма «А л екса ндр
Невский»)
Вставайте,
люд и
русские,
На
смертный
бо й,
на
гр оз ный
бой.
Вставайте,
люд и
вольные,
За
на шу
землю
честную!
Живы м
бойцам
почет
и
честь,
А
мертвым
—
с лава
вечная.
За
отчий
дом,
за
русский
кр ай
В ста вай те,
л юди
р ус ские!
1938
78.
АПРЕЛЬ
В
час
предутренний
видишь
всю
жизнь
по зади.
Ше лес т,
шум,
голоса
окружают
тебя,
И
заб ыт ая
стр аст ь
кол ыхн ул ась
в
груди,
И
лет ят
журавли,
в
поднебесье
трубя.
Посмотри
на
себя
—
ты
высок
и
тяжел,
Ты
немало
бо ль ших
городов
обошел,
Ты
любил
и
ст радал ,
ты
с
друзьями
д руж ил,
Молодое
ви но
своей
родин ы
пил.
Но
веселое,
быстрое
счастье
твое,
В
поднебесье
трубя,
унеслось
в
забытье.
В
час
предутренний
видишь
всю
жизнь
позади
Ты,
отдавшая
целую
жизнь
для
меня.
Легкой
тенью
приди
и
меня
поведи
В
нашу
юность,
в
страну
голубого
огн я.
Там
березы
стоят
на
юру
голубом,
Там
несется
весна
на
ветру
голубом,
Там,
в
лесу
голубом,
голубой
бурелом,
Голубая
река
громыхает,
как
гро м,
Голубеет
бревенчатый
низенький
дом
И
луна
гол уба я
плывет
за
б уг ром.
191


Там
глубоких
снегов
голубая
постель,—
Это
наш
голубой
подмосковный
апрель.
1938
79.
К УРСА НТСК АЯ
ВЕН Г ЕРКА
Сего д ня
не
будет
поверки.
Горнист
не
играет
поход.
Курсанты
танц у ют
венгерку,
Ид ет
де вят над цат ый
го д.
В
бо льш ом
беломраморном
зале
Ко пт илки
на
сцене
горят,
Валторны
о
дальнем
привале,
О
первой
любви
говорят.
На
хорах
просторно
и
пусто,
Лишь
тени
ка чают
крылом,
.
Столетние
царские
люстры
Холодным
зв енят
хрусталем.
Комроты
сп ус каетс я
сверху,
Бе лес ые
гладит
виски,
Гремит
курсовая
венгерка,
Роскошно
сту чат
каблуки,
Летают
и
кружатся
пары
—
Ребя та
в
скрипучих
ремнях
И
деву шк и
в
кофточках
старых,
В
чиненых
тупых
башмаках.
Ор кестр
духовой
раз ду вает
Огромные
медные
рты.
П ол года
не
ходят
трамваи,
На
улице
скл ад
темноты.
И
холодно
в
зале
суровом,
И
на до
бы
танец
менять,
Большим
перемолвиться
сло вом,
Покрепче
подругу
обнять.
192


—
Ты
что
в пе реди
у ви дала?
—
.З аснеженный,
че рный
пе рр он,
Тревожные
своды
во кзал а,
Курсантский
ночной
эшелон.
За ве тная
ляже т
дорога
На
юг
и
на
север
—
вперед.
Тревога,
тревога,
тревога!
Россия
курсантов
зовет.
Нав ек
улыбаются
губ ы
Навстречу
любви
и
зи ме,
Поют
беспеч ал ьны е
трубы,
Литавры
гудят
в
п олут ьме.
На
хорах
—
декабрьское
небо,
Портретный
и
рамочный
хлам;
Четвертку
ко люче го
хлеба
Поделим
с
тобой
пополам.
И
шелест
пот ерто го
бан та
Навеки
уносится
п рочь
—
Курсанты,
курсанты,
курсанты,
Встречайте
прощальную
ночь!
Пока
не
качнулась
манерка,
По ка
не
сыграли
поход,
Гремит
курсовая
венгерка...
Ид ет
—
девятнадцатый
год.
<1939>
80.
ЛОЗ ОВА Я
Бронепоезда
взвывают
вдруг,
Стылый
ветер
грудью
разрыв ая,
Бронепоезда
ид ут
на
юг
Вдоль
тво их
перронов,
Лозовая!
193


Звезды
первую
звезду
зовут.
Дым
заката
холоден
и
розов,
Над
бронеплощадками
плывут
Бескозырки
черные
матросов.
Говорит,
гре м ит,
взды ха ет
бр онь
Отдаленно
и
громоподобно.
И
го рит
на
станции
огонь,
Керосиновый
о гонь
бездомный.
Лист
осе нни й,
запоздавший
лис т,
Братьев
в
путь-дорогу
созывает.
Спрыгивает
черный
машинист
На
т вои
пе р роны,
Лоз ов ая!
Паклей
черной
вытирает
ло б,
С
ветром
нет у
никакого
сладу.
И
берет
мешочников
оз ноб
От
ночного
дробота
прикладов.
В
первом
классе
не
отмыта
кровь,
Ду шу
рвет
гармоника
лихая.
И
на
со тни
вер ст
всё
вно вь
и
вновь
Зарево
встает
и
потухает.
Ар мия
иде т,
чи ня
мосты,
Яростью
и
смертью
налитая.
В
п олун очны й
час
из
те мн оты
Поезд
командарма
вылетает.
Поднимайтесь,
спящие
стрелки
В
желтых
бутсах,
в
разношерстных
формах!
194


Поднимайте
старые
штыки,
Стройтесь
на
заплеванных
платформах!
Блещет
украинский
Звездный
Во з,
Русские
осенние
Стожары.
Конница
зв енит ,
скрипит
об оз.
Дальние
качаются
п о жары.
Мчится
п ол ночь
бурая,
как
иод,
Име на
д иви зий
называя,—
Это
молодость
моя
вс тает
На
твоих
перронах,
Лозовая!
Шелестит
Тайницкий
сад
в
Кремле,
Карты
стелются
в
штабном
вагоне,
И
по
вс ей
ночной
степно й
зем ле
Ход ят
пушки
и
топочут
кони.
Армия
ид ет
на
юг,
на
юг,
К
морю
Черн ом у,
на
Каспий,
в
Приазовье,
Зали вая
ши рь
степей
вокруг
Плавленым
свинцом
и
алой
кров ью.
И
на
проводах
дрожит
звезда,
З апевает
сталь
полосовая.
Громыхают
бронепоезда
Вдоль
твоих
перронов,
Лоз ов ая!
1939 (?)
195


81.
КОНЕК- ГОР Б УНОК
Ночь
пройдет,
и
станет
ясно
вдруг:
Не
нуж даю сь
я
в
чужой
заб оте ,
Полечу
куда-нибудь
на
юг
В
старом,
неуклюжем
самолете.
Проплывут
московские
леса,
Поплывут
подольские
зав о ды.
Осень,
о сень!
Рыжая
краса.
Желтые
леса.
Стальные
воды.
Спутники
слу чайны е
мои
Будут
сп ать
или
читать
газеты.
ЛАилый
холод
ветровой
струи,
Золотые
о блака
р ассв ет а...
Дымка
лег кая ,
сухая
мгла,
Тоненьких
тропинок
паутина.
Без
конца,
без
края
залегла
Русская
покатая
равнина.
Сколько
хожено
пешком
по
не й,
Сколько
езжено
в
ночных
теплушках,
Через
сколько
невозвратных
дней
Пролетали
в
тяжком
топ оте
ко ней
Трехдюймовые
род ные
пуш ки!
Сколько
крови,
ско ль ко
стылых
сл ез
Ты
вз яла
себе,
моя
отрада,
196


Вся
в
туманном
зареве
берез,
В
красно-бурой
шкуре
листопада.
Сколько
труб,
ангаров,
корпусов
Поднялось
из
н едр
тв оих
м огучих,
Гордо
ты
сто ишь
в
кольце
лесов,
В
десять
темно-синих
п оясов
Над
тобой
текут
крутые
тучи.
Ты
кормила,
не
скупясь,
меня,
Материнским
м олок ом
поила,
Песенного
подарила
мне
кон я
—
Горбунка-коня
мне
подарила.
Ну
и
что
же,
я
живу
с
таки м
конем.
Много
лет
ведется
дружба
меж ду
нами.
Искрами
он
пышет
и
огнем,
Сказо чн ым и
хлопает
ушами.
Горбунок-конек,
ты
ростом
мал,
Се ве рная
русская
пор од а.
Ты
ме ня,
родн ой ,
не
выд ава л,
Никому
и
я
тебя;
не
продал.
1939
82.
ЗЕ ЛЕ НЫЙ
МАЯЧ ОК
Стала
ты
совсем
другою,
Замер
топот
быстрых
но г.
Но
всё
тот
же
под
горою
Твой
зеленый
огонек.
гг


Маячок
едва
заметный,
Малый
зн ак
береговой,—
Он
спокойно
и
приветно
Луч
бросает
на
п рибой .
Я
при ду
к
нему,
забудусь,
Т ихо
ся ду
в
тишине,
И
опять
любовь
и
юность
Со нно
улыбнутся
мне.
Мо ре
бьет,
шумят
деревья
В
эт ом
ми ре
мол од ом,
Далеко
дрожит
огнями
Не
обжитый
нами
дом .
Отчег о
прих од ит
счастье,
Мал ень кий
бе гущий
свет,
Чу ть
помедлит,
чуть
покружит,
И
ему
в озвра та
нет.
1939 или 1940
83
Ты
давн о
уж
разлюбила.
Я
недав но
разлюбил.
Вот
мы
ходи м,
д ор огая,
Возле
маленьких
могил.
Что
с хороне но
глубоко,
Знаем
только
ты
и
я.
Всё
окончилось
до
срока
—
И
любовь,
и
скорбь
моя.
Всё
прошло.
Я
это
знаю.
Что
же
сердце
так
щемит,
198


И
береза,
вся
сквозная,
Тусклым
золотом
звенит.
И
в
сухой
осе нне й
ши ри
Ледяная
си нь
легла,
И
вЪ
в сем
огромном
ми ре
Нет
такой,
как
ты
был а.
<1939>
84
Не
от
любви,
не
от
винных
рюмок
Стал о
просторно
и
горестно
мне .
По
переулку
иду
угрюмо
В
ясной,
как
зеркало,
тишине.
Может
бы ть,
вспомнилась
песня
былая,
Или
т омит
позабытый
уют.
Сто
облаков,
в
поднебесье
пылая,
Красными
рыбами
к
югу
плывут.
Слышу
ли
холод
заветной
разлуки
С
милой
весной
и
цветами
земли,
Или
поэзии
детские
рук и
Ма нят
по эта
и
машут
вдали.
1938 (?)
85
Поманила
пальцем.
Убежала.
Сны
окон чи лис ь.
Кругом
— темно.
Горечь
расставанья,
боль
и
жалость
Хл ынул и
в
раскрытое
окно.
199


Хлынул
шум
дождей
непобедимый;
Сентября
коричневый
настой,
По несло
холо д ным
кисл ым
дымом,
Городской
др ожа щей
темнотой.
С
кем
ходила
ты,
ког о
ж алела,
В
сон
чужой
ты
почему
вошла,
Ласковое
тоненькое
те ло
Ты
ко му
спокойно
отдала?
Что
о
жизни
нашей
расс ка зала ,
Голову
прижав
к
чужой
груд и?
Голосами
девяти
вокзалов
Почему
ск азала
мне
—
«Уйди!»
1938 (?)
86.
ОСТРОЛИСТНИК
Волны
стелют
по
ветру
свистящие
косы.
Прилетают
и
падают
з имние
тучи.
Ты
оди н
зеле неешь
на
б уром
отк осе,
Непокорный,
тугой,
остролистник
колючий.
Завтра
время
весеннего
солнцеворота.
По
заливу
бежит
н еп огода
бо сая.
Время,
древний
ста ри к,
открывает
ворота
И
о жи вшее
солнце,
как
мячик,
бросает.
Сердцу
выпала
трудная,
злая
ра бот а.
Не
разбилось
оно,
и
не
может
раз би ться :
Завтра
д рев ний
стар ик
откры в ает
ворота,
И
ему
на
ра ссве те
ответит
синица.
Скоро
легкой
травою
покроются
склоны
И
декабрьские
бури,
как
вол ки,
прилягут.
200


Ты
несешь
на
стеблях,
остролистник
зеленый,
Сотни
маленьких
солнц
—
пл аменею щ их
ягод.
Я
зи мой
п олюб ил
это
крепкое
племя,
Что
с друж ил ось
с
ветрами
на
пасмурных
кручах.
Ты
весну
открываешь
в
сур ов ое
время,
Жизнестойкий,
тугой
остролистник
колючий.
1939
87.
ПРОЩАНИЕ
Уе зж ает
друг
на
пароходе,
Стародавний,
за кад ыч ный
друг,
Он
к
приятелям
своим
в ы ходит,
Пожимает
много
верных
рук.
Уезжает
друг
боль шой ,
хороши й ,
Море
бьет
м иль оном
белых
лап,
Осыпает
ч истая
пороша
Чуть
дрожащий
пар ох од ный
трап.
Долго
ж или
мы,
и
не
тужили,
И
тужили
на
веку
своем.
Много
чепухи
наговорили,
Много
счастья
видели
вдвоем.
Ссорились,
поссорившись
—
жалели,
Горечь
забы вали
без
сл еда,
В
шестьдесят
куплетов
песни
пели,
Правды
не
скрывали
никогда.
И
для
нас,
мужавших
год
от
года,
З а сл уживших
белые
в иски,
Открывала
рус ск ая
природа
Все
с вои
род ные
т а йники.
201


Уе зжа ет
друг,
судьбу
пыт ая,
К
бе ре гам
далеким,
не
родны м.
Брызги
через
мол
перелетают,
Налетает
пароходный
дым.
Мы
любили
ку шань я
простые
И
костры
на
перевалах
гор ,
Наши
вечеринки
холостые,
Кружки
пива,
долгий
разговор.
И,
бывало,
посредине
спора
Вдруг
зве не ла
вещая
строка,
Открывались
дальние
просторы,
Медные
клубились
облака,
Приходил
тяжел ый
ветер
боя,
Тусклый
гул
воздушных
кораблей.
.. .И еще любили мы с тобою
К
северу
летящих
журавлей.
Уезжает
др уг
б ольшой ,
отважный,
Человек
крылатых
с корос те й.
А
куда
рванулся
он
—
не важно :
Есть
на ро ды,
ждущие
гостей.
Мы
еще
стоим
и
шутим
грубо,
За тев аем
детскую
игру,
Мы
глядим
на
мос ти ки
и
трубы
И
ломаем
спи чки
на
ветру.
Но
стальные
цепи
завизжали.
Писем,
старина,
не
обещай.
Да леко ,
товарищ,
уезжаешь,
—
До
свиданья...
Может
бы ть,
пр ощ ай!
1938
202


88.
ПИЛА
Кака я
ти ши на!
Но жи
стучат
на
кухне,
Зв ени т,
по ет
далекая
пила .
И
это т
вечер,
как
всегда,
потухнет,
Ра звеет ся
остывшая
зола.
Но
я
последним
напряженьем
во ли
Возьму
в
себя
м олочную
луну,
Посеребренное
морское
по ле,
Дал екий
з вон
и
эту
тиш и ну.
Всё
опустело.
З амер
сана то р ий.
Закр ыта
ко мн ата,
где
ты
жила.
В
окн е
лежит
серебряное
море.
Зв ен ит,
по ет
далекая
пила .
Звенит,
п оет ...
Такие
сны
бывают;
Пустые
з да нья,
белая
луна,
Никто
т ебе
дв ерей
не
от кр ыв ает,
Звенит
и
наплывает
тиш ина .
Она
зв енит ,
звенит
всё
ближе,
ближе,
В ост оргом
наполняет
быт ие.
Что
в
этом
звоне
я
еще
услышу
—
Бы ть
может,
смерть
иль
отзвуки
ее?
И
долго
ль
мне
бродить
еще
по
свету,
Ловить
движенья,
чувствовать
тела?
Плывет
лун а
—
остывшая
планета,
Звенит,
п оет
да лек ая
пила.
Стоит
погода
ясная,
сухая.
И
далеко
по
старому
стволу
Два
пильщика,
размеренно
вздыхая,
Качают ,
словно
м аятни к,
пил у.
1939
203


89.
ШАГ И
Шумит
сосна,
горит
свеча,
И
жизнь,
как
прежде,
горяча,
Как
прежде,
молода,
Н есу тся
облака,
в едя
Косые
полосы
дождя.
Торопится
вода.
Сижу
один,
од ин
пою
,
Былую
песенку
твою,
Но
я
не
од инок:
Смотри
и
слушай,
о
душа,
—
Вн из
по
г оре
и дут
спеша
Деся тк и
ле гких
но г.
То
ветер,
дождь
или
л и ства,
Д авно
засохшая
трава,—
Ночной,
слепой
народ.
Всё
это
старше
нас
с
т обой
—
Шаг и
в
траве,
лесо в
прибой,
Ветров
круговорот.
Живешь
—
они
с
т обой
в
борьбе,
Умрешь
—
они
придут
к
те бе,
Покроют
древней
тьмой.
А
иногда
в
сы рую
но чь
Стремятся
родичу
помочь,
Зовут
к
с ебе
дом ой.
Спешите,
легкие
шаги!
Я
выхожу.
Не
видно
зг и,
Во
мраке
дождь
встает.
Сле пой ,
веселый,
я
пою
Былую
песенку
твою.
Встр е чаю
Но вый
год .
204


И
лес
гудит,
гудит,
как
печь.
Ночных
стволов
ночную
ре чь
Ты
слышишь,
о
душа?
В
ок не
гори т
одна
свеча,
И
жизнь,
как
прежде,
гор яча ,
Как
прежде,
хороша!
1939
90.
ГОРЫ
11.
Тихонову
Тамадой
руководимый,
Буду
го во рить
короче.
Я
люблю
теб я,
родимый,
Дл инн ый
ход
осенней
ночи.
За
с теною
великаны
Нам,
веселым,
отвечают.
Поднимаются
стак аны
И
сш иб ают ся,
качаясь.
Вел икан ы
за
стеною
—
Сосн ы,
мачтовые
ел и,
Потревоженные
мною,
З акач ал ись,
зашумели.
Зашумели,
з акач ал ись,
Дождь
холодный
уронили.
Все
заботы,
все
печали
Мы
с
тобой
п охорон и ли.
За
те бя,
мой
друг
старинный!
Мы
про шли,
по
праву
чести,
Пу ть
недолгий,
п уть
недлинный
—
Половину
жи зни
вместе.
Половина
жизни
нашей
—
Молодая,
ветровая,
Кр угова я
ходит
чаша,
Х одит
чаша
к ругов ая.
205


В
о бл аках
до
половины
Г оры
встали
за
горами,
Бь ют
полночные
л ави ны,
Глухо
вздрагивают
рамы.
Горы!
Горы!
Гул
л а винный,
Вет ра
свист
в
щелястой
раме,
Пир
п олноч ный ,
дом
старинный,
Ве сь
ох вач енный
вет рам и.
1939
91
Тот
чудесный
переулок
Часто
вижу
я
во
сне.
Там
веселый
запах
булок,
Тень
собаки
на
стене,
Потому
что
та
собака
День
и
ночь
сидит
в
окне.
В
том
чудесном
переулке
Е лки
в
комнатах
ст оят,
Мать
выво ди т
на
прогулку
Очень
маленьких
ребят.
: Ветер спит.
Собака
см отри т,
А
ребята
говорят.
Там
живет
и
не
тоскует
Д еву шка,
совсем
одна.
На
пл ат ках
она
рисует,
Распев ает
дотемна.
Песенка
ее
родная
Через
форточку
сл ыш на.
Зимние
синеют
горы,
Т учи
впали
в
забыт ь е.
Непреклонные
шоферы
Нежно
слушают
ее,
Рассуждая
у
колонки
Про
св ое
житье-бытье.
206


Слышал
я
ее
недолго,
А
приснится
—
буду
рад:
Снов а
хлынут
ок на,
елки,
Зимний
медленный
закат...
Ветер
спит.
Собака
смотрит,
А
ребята
говорят.
1939
92.
МАЛЬЧ ИКИ
ИГРАЮТ
НА
ГОР Е
Мальчики
заводят
на
горе
Древние
мальчишеские
игры.
В
ле беде ,
в
полынном
серебре
Блещут
зноем
маленькие
икры.
От
зака та,
мо ря
и
весн ы
Золотой
туман
по лзет
по
склонам.
Опустись,
туман,
приля г,
усни
На
холме
широком
и
зеленом.
Белым,
розовым
цветут
сады ,
Ходят
птицы
с
черными
носами.
От
ве лик ой
штилевой
воды
Пахнет
холодком
и
парусами.
Всюду
ровный,
не пон ятн ый
свет,
Облака
спустились
и
зас тыл и.
Ста ло
сниться
мне,
что
смерти
нет,
—
Умерла
она ,
л ежит
в
моги ле .
И
по
в сей
зе мле
идет
весна,
Охв ати в
мо ря,
сдвигая
горы ,
И
теперь
вселенная
полна
Мужества
и
яс ного
простора.
Мальчики
играют
на
горе
Чи ст ою,
весеннею
порою.
И
над
ни ми
в
облаках,
в
заре,
207


Круж ит ся
орел
—
собрат
героя.
Мальчики
играют
в
легкой
мгле,
Сотни
тысяч
лет
они
играют:
Умирали
царства
на
земле,
Детство
никогда
не
умирает.
1939
93.
МЕДВЕД Ь
Де воч ке
ме дведя
подарили.
Он
у селс я,
плюшевый,
боль шой .
Чу ть
пок рыт ый
магазинной
пылью.
Важный
зверь
с
полночною
душой.
Девочка
с
медведем
говорила,
Отвела
для
гос тя
новый
стул,
В
десять
спать
с
собою
уложила,
А
в
одиннадцать
весь
дом
заснул.
Но
в
две над цат ь,
видя
свет
фона рны й,
Зверь
п ошел
по
лезвию
луча,
Оч ень
тихий,
очен ь
благодарный,
Но ж ками
тупыми
топ оч а.
Сосны
зверю
поклонились
сами,
Всё
ущелье
начало
г уде ть.
Поводя
стеклянными
глазами,
В
горы
шел
коричневый
медведь.
И
тогда
ему
про мо лвил
с лово
Обле тевши й,
многодумный
бук:
—
Доброй
пол ночи ,
мед в едь!
Здорово!
Ты
ку да
идешь-шагаешь,
друг?
208


—
Я
шагаю
ночью
на
в еселье,
Что
идет
у
медведей
в
горах,
Но вый
год
справляет
новоселье.
Чатыр-Даг
в
снег у
и
облаках.
—
Не
ходи,
тебя
руками
сшили
Из
людских
одежд,
людской
иглой.
Медведей
охотники
убили,
Возвращайся,
маленький,
домой.
Кто
тво ю
хозяйку
приголубит?
Ма ть
с
отц ом
встречают
Новый
год ,
До мр аб отница
танцу е т
в
клубе,
К
девочке
мохнатый
сон
идет.
Ты
лежи ,
медведь,
ле жи
в
п ост ели,
Л апами
не
двигай
до
зари
И,
щек и
касая сь
ел е-ел е,
Сказки
медвежачьи
гов ори .
Путь
далек,
а
снег
глубок
и
вя зок,
Сны
прижались
к
ста вням
и
д вер ям,
Потому
что
без
полночных
сказок
Нет
житья
ни
людям,
ни
з ве рям.
1939 (?)
94.
КО ЛЫБЕЛЬНА Я
Виноградник
ш елест ит.. .
Сп и,
моя
родная!
Сы чик
жалобно
к ричит ,
ть ма
течет
н оч ная.
Ходят
в
мор е
па руса
—
не
оглянешь
оком.
Бьется
«светлая хамса
в
неводе
широком.
Ветер
в
г оры
поле те л
и
у пал
в
ущелье.
вс кой
209


Листья
вьются
на
шоссе
легкой
каруселью,
Листья
вьются
на
шоссе
—
ветер
д огон яя,
Всё
в
серебряной
росе...
Сп и,
моя
родная!
Кр ейсер
по
м орю
плывет
—
он
теб е
не
страшен,
Он
легко
несет
вперед
те ни
круглых
башен.
Пограничники
пр ошли ,
ветки
разнимая,
И
маяк
горит
вдали...
Спи,
моя
родн ая.
Бу дет
буря,
будет
бой,
битва
забушует,
Я
услышу
за
собой
девочку
б ольшую.
Надв иг ает ся
война ,
а
когда
—
не
знаю.
Нали вает ся
луна...
Сп и,
моя
родная!
Сов ы
сп ят
на
чердаке,
с пят
под
нашей
крыш ей.
Бродят
в
горе
и
тоске
маленькие
мыш и.
Кот
гуляет
под
столом,
пес ню
начи н ая,
—
З асы пает
тихий
дом...
С пи,
моя
ро дн ая!
Бьют
кремлевские
часы,
музыка
играет.
Больше
песе н
не
проси,—
печка
догорает.
Я
люблю
теб я
н авек ,—
почему,
не
зна ю.
Я
в еселый
человек,—
спи,
моя
родная!
Декабрь
1938
210


95.
ПОЛНОЧЬ
Они
поднялись
по
п ояс
над
сушей,
В
бегущих
облаках
ныряя
лбом,
Тогд а
вошла
в
натруженное
ухо
Гремящая
то ска
авиабомб.
Они
схватились
жадными
руками,
Ста льн ые
шлемы
потекли
ре кой,
Когд а
в зре вел
бе тон,
качну л ся
кам ень
И
колокольни
выгнулись
дуг ой.
Он и,
хрипя,
друг
другу
горло
сжали,
Мертво
взглянули
в
г лу бину
ночей,
И
города,
как
мы ши,
побежали,
Хлебнувши
взрыва
в
миллиард
св ече й.
Чей
черный
круг,
как
до нышк о
манерки,
Во енн ой
к оп отью
закрыл
г ра ницы
стран,
От
сумасшедшей
гавани
Дюнкерка,
Пожаром
сд винув
лондонский
туман.
И
Франция
упала
на
коле н и,
—
Об
э том
в
п олн очь
во ют
ру пор а.
Ид ем
домой.
Стоит
гранитный
Ленин,
Над
ним
созвездьями
пылит
гора.
Огни
в
порту.
Дай
руку
мн е.
За
нами
Дозорный
катер
мчит,
лучом
скользя,
И
Л енин
смотрит
вечными
гл аз ами
В
такую
даль,
что
и
ск азать
не л ьзя.
1940
211


96.
ДРУГУ
Опять,
как
в
те
года,
когда
над
голо вой
У
нас
с
тобой
летел
ветров
пустынных
вой,
Я
верную
т ебе
протягиваю
руку.
Ве дь
мы
давным-давно
поверили
друг
другу.
Мы
оба
северяне.
Нам
сродни
Ч у дачест ва,
и
хмель,
й
пасмурные
дни,
И
одиночество,
и
пыльный
зап ах
юг а,—
Вед ь
мы
давным-давно
проверили
друг
друга.
Что
скажешь,
старый
друг?
Что
слишком
жадно
жил,
Что
был
нетерпелив,
с тихом
не
дорожил,
Душой
не
д орожи л?
Что
вечно
шел
навстречу
Звериной
тепл о те
и
ласке
человечьей?
Ну
что
же,
я
при му
у прек
тв ой
справедливый,
Приму,
благословив
хребты,
моря,
заливы
И
многих
дальних
стран
пут и
и
города,
Где
тратил
я
себ я
без
важного
труда,
Но
чтобы
жизнью
жи ть
и
вкус
земли
почуять,
Воюя
и
учась,
влюбляясь
и
кочуя .
А
-время
движется.
И
во йны
и
судьба
Ид ут
нав стр ечу
нам,
и
темная
резьба
На
лб ах
у п рямых
всё
ясней,
и
с роки
Уже
приходят.
Но,
кл яну сь
тобо й.
Стихи,
как
трубачи,
нам
протрубят
отбой!
1941
97
£.
Л.
Б.
Перекресток.
Красный
светофор,
Тормозят
машины
в
красном
свете.
Как
ребячий
монотонный
хор,
Мя гко
з апевает
вьюжный
ветер.
212


Вот
и
всё.
Земл я
опять
тих а
Или...
притворяется
такою.
Разодевшись
в
белы е
меха,
Может
бы ть,
она
пришла
к
покою?
Может
бы т ь?..
Но
столько
мертвых
вь юг
За нес ло,
что
сердцу
бы ло
мило.
На
восток,
на
север
и
на
юг
И
на
зап ад
бросило
могилы.
Взвешенная
на
стальных
весах,
Середина
в ека
нам
досталась.
Сне г
дорог...
Горелые
леса...
Щебень
г ород ов ...
Сердец
усталость...
И
так ая
жажда
жит ь,
д ружа
С
песней,
елкой,
легкою
порошей,
И
та кая
гордость,
что
душа
Хочет
быть
и
быть
д олжна
хорошей.
И
так ая
ярость,
что
порой
Слы шат
люди,
да же
умирая,
Как
земля
под
ледяной
корой
Волнами
огня
шутя
играет.
Вдо ль
стены
Кремлевской,
по
прямой
—
Стар ая
московская
дорога.
Поздно
возвращаюсь
я
домой.
Много
пр ож ил,
а
сказ ал
немного.
Но
ложи тс я
в
руки
шар
огн я,
Вдруг
дыханье
сделалось
кор оче.
Поднимает
и
не сет
м еня
Дикое
знах а рс тво
этой
ночи.
Кажется
—
во т- вот
я
всё
пойму,
Мышцы,
волю,
разум
напрягая,
Но
земля
спокойна,
и
в
до му
Ты,.грустя,
заснула,
дорог а я.
213


Ты
лежишь
и
видишь
сон
во
сне,
Будто
всё
чудесно
между
нами.
В
заячьих
фуфайках
пухлый
снег
К ружитс я,
снует
над
фонарями.
Вот
и
снегом
всё
зам етено .
Белый
цвет
и
черный
без
оттенков.
В
ко мна те
твоей
темным-темно,
Только
ве щи
ч уть
ск возя т
в
простенках.
Сон
качает
круглой
голов ой ,
Детские
показывает
страны.
Ходит
шерстолапый
домовой,
Ледя ны е
капли
пь ет
из
крана.
Снова
так
мучительно
знаком
Отраженный
свет
привычных
окон.
Кончилась
война,
и
снова
дом
Полон
той
же
жизнью,
тем
же
сок ом.
Может,
правду
говорят,
что
сме рти
нет?
Только
свет,
и
сне г,
и
сон,
и
строки...
И
опять
не
хоч ет
д ать
ответ
Гор од
мой,
столь
доблестный
и
ст роги й.
И
опять
ночная
жизнь
стиха
Лжет
о
то м,
что
всё
п олно
покоя.
Вот
и
всё.
Земля
опять
тиха
Или...
притворяется
такою.
Ноябрь
1945
Ö8.
ЛИСТОПАД
Что-то
мне
печально
стало
очень.
Лунным
золотом
осыпан
сад.
Это
всё
твои
па вл иньи
ночи,
Еле
ощ ут имый
листопад.
214


В
э том
мире
дивно м
и
огр ом ном,
В
ми ре
помыслов,
трудов,
борьбы,
Совы-сплюшки
гукают
бездомно
И
ары к
чешуйками
ряб ит.
Дым
жаровен
беспечально
горек.
Все
до ма
из
одного
куска.
Белые
пор ожк и.
Южный
дворик.
На
хребтах
далеких
облака.
Может
быть,
зд есь
нико гд а
не
пела,
Не
бросала
туфли
под
кровать
Та,
что
легкой
птицей
улетела
Кол до вать ,
лукавить,
забывать.
М ожет
бы ть,
мне
только
сон
приснился
В
эту
но чь
наточенной
лу ны?
Над
жив ой
в одой
я
наклонился
—
По
воде,
блистая,
бродят
сны.
Бродят
и
дороги
не
находят
К
ветровому
сердцу
тв оем у.
Бу дешь
в
счасть е
ты
или
невзгоде
—
Сердце
пт ицы
я
всегда
пойм у.
Пр и летай
сейчас
в
св ои
владенья,
Как
бывало
в
бе лой
мгле
ночей,
Где
смешался
свет
с
горя че й
тенью
Сторожей
л уны
—
карагачей.
Я
зо ву,
—
мгновения
к ороче
Будет
путь
тв ой
в
зо ло тис тый
сад.
Это
всё
твои
павлиньи
ночи,
Еле
ощути мы й
листопад.
1947
215


99.
ПЛАТОК
ЭТЬ ЕВЕТТЫ
До ждь
ве сны.
Вок зал ьн ые
пе ри ла.
Так
прощанье
бы ло
нам
дано.
Ты
тогда
платок
мне
подарила.
На
ночном
вок за ле
«Gäre du Nord».
Глазом
не миг аю щим
и
рыжим
В
темноту
глядел
локомотив,
И
над
всем
блистающим
Парижем
Дождь
м ета лся,
гри ву
распустив.
Зол ото
ви тр ин,
огней
потоки
Через
пят ь
мину т
умчатся
прочь.
Я
рванусь
на
родин у,
к
востоку,
Сквозь
гер м анск ую
г лухую
ночь.
Расставанья
час
всегд а
непрошен.
За грус тил
я,
т вой
П ариж
любя.
Не
забуду
я
друзей
хорош и х.
Дольше
в сех
мне
не
забыть
тебя.
Это
бы ло
так
давно,
то вар ищ,
Будто
дымом
всё
за воло кло.
От
Дюнкерка,
от
ночных
пожарищ
Багровело
каждое
с те кло.
И
сказ ал
п одле ц,
что
больше
нет у
Ф ранц ии,
Тут
г ады
в ыле зли
из
н ор.
Но
платок
тво й
помню,
Этьенетта,
На
ночном
во кза ле
«Gare du Nord».
•
)
Ты
вд али
как
будто
бы
читала
Список
бед,
скитаний
и
разлук,
Агитпроп
Латинского
кв а ртала,
Эть е нетта,
нез аб в енный
друг.
216


Это
не
в
кин о
идет
картина
—
Се рдце м
слышу
гневный
гол ос
тв ой.
Дохлый
флаг
е ф рей тора-кре тин а
Над
П а рижем
взвился,
как
живой.
И
до жди
великой
скорби
льются
П ервый
год,
второй
и
третий
год
Над
страной
гро мов ых
революций.
Слышишь,
Франция?
Не
умер
тв ой
народ!
«Франция», —
скажу,
и
сер дце
радо.
Мы
пришли
—
ушл а
чумная
мгла.
И
су дьба
твоя
у
Сталинграда
Мощным
взмахом
решена
был а.
И
над
мерзостью,
унылым
тленьем
Пушки
рус ски х
и зд алека
бьют,
Гро зные
бойцы
Сопротивленья
На
парижских
площадях
встают.
Это
не
в
к афе
звен ит
гитара,
Не
в
Пала те
нуд ный
разговор
—
Это
ты
идешь
с
винтовкой
старой
На
вокзал
полночный
«Gare du Nord».
Для
меня
была
ты
чистым
светом
Франции,
всегда
лю бим ой
мно й,
Девочка
с
Монмартра,
Этьенетта,
Алый
фл аг
над
древнею
страной.
Помни,
друг,
что
всюду
на
пл ане те
Есть
тв ои
за вет ные
д ру зья,
Огонек
Парижа,
Этьенетта,
Есть
на
свете
родина
моя.
Тв ой
платок
храню
я,
Этьенетта.
Пусть
он
будет
лучшей
из
прим ет
—
217


Тот
кроваво-красный
цве т
рас све та,
Цвет
Коммуны
—
наш
единый
цве т.
1948
100.
сон
Ты
забылась
в
теплой
дреме.
Зерк ало.
Кусок
стены.
Тихо,
словно
в
э том
до ме
Всё
спокойствие
страны.
Зол отая
бродит
дрема.
Дрема,
ляг,
угом они с ь.
С
ближнего
аэродрома
Са м олеты
унеслись.
И
плывут
они
над
нами,
Выш е
туч,
в
луча х
луны .
Стерегут,
свистя
крылами,
Всё
спокойствие
страны.
Чи стый,
праздничный,
веселый,
Снег
ле тит
со
всех
ст орон.
В
одеяло
весь
поселок
Зав орачи ва ет
он.
Пересчитывая
стрелки,
М чат
ночные
поезда.
И
на
кухн е
мелко-мелко,
Дробно
капает
вода.
Св ет
лу ны
слепящий,
пы шный.
Льются
лунные
струи...
Только
б
целовать
неслышно
В еки
сонные
тв ои.
1948
218


101.
БАРСУК
Е.
Л.
Быковой
Боз-су.
Ни
ветра,
ни
душ и.
Вечерний
вз лет
тума н а.
Барсук
у бра лся
в
камыши
—
Он
вылез
из
капкана.
Отец
с
у тра
саж ает
рис,
И
мама
встала
рано...
Он
тихо
лап у
п ерег рыз
И
выл ез
из
ка пка на.
А
что
за
сторож
ты
при
нем,
Всегда
ве сна
туманна,
Цветочной
пы лью
и
огнем
Мч ит
д ень
Уз бекис тана .
Для
маленькой
твоей
ду ши
Раскрасил
мак
полян ы.
Барсук
у бр ался
в
камыши
—
Он
вылез
из
капкана.
Тебе
бы
нужн о
сторожить,
Но
столько
пч ел,
и
мошек,
И
ры бок
остр ых,
как
нож и,
И
ящериц
хорош и х.
И
столько
сказок
здесь
леж ит
На
глиняных
откосах...
Пусть
милый
кр ай
спокойно
спит
В
апрельских
чи стых
рос ах.
Не
бойся,
дево чка,
не
плачь,
Уш ел
з верены ш
хмур ый .
Дороже
родинка
твоя
Его
паршивой
шку ры.
Я
отведу
тв ою
бе ду.
Он
вылез
из
капкана...
219


По
всем
ущельям
я
прой ду.
Заря.
По лет
тума н а.
Ты
зн аешь ,
долго
думал
я,
Что
нет
волшебных
песен,
Что
в
зап ад не
любовь
м оя,
Но
вечер
так
чудесен.
Так
радостно
шуми т
Бо з- су!
Не
н адо
больше
плакать.
Бы ть
может,
я
и
есть
барсук,
Се бе
от гры зший
лапу?!
5 декабря 1947
102.
СНЕГУРОЧКА
С н ег урочка
сидела
под
окн ом
В
каракулевой
шап ке
с
пло ски м
дном.
Снежок
вечерний
чуть
ка сался
ще к,
И
вдаль
летел,
и
лю дям
ли ца
ж ег.
Природу
заков а ла
в
лед
зима.
Одна
с инич ья
песенка
слышна.
Летучий
сн ег,
серебряная
тишь..,
Так
что
же
ты,
Снегурочка,
м олчи шь?
«Здесь,
—
молвила
она,
—
мой
старый
до м.
З десь
я
с ижу
в
раздумье
под
окном.
Я
ви жу,
как
снежи нок
легкий
рой
Беспечной,
б ыс трой
занялся
игрой.
Я
зна ю
шорох
сос ен
и
берез,
И
скрип
снегов,
когда
идет
м ороз,
Полет
ветров,
метельный,
л унный
свет ,
Мир
непонятных
звуков
и
примет.
Когд а
домой
со
службы
прих ожу ,
Я
обязательно
вот
зд есь
сижу,—
220


И
тополя
в
по зем ке
кр угов ой
Загадочно
шумят
над
голов ой.
Вот
песня
зам ирает
вдалеке,
И
лыжи
свищ ут
на
Москве-реке.
Природы
рус ско й
чиста я
душа
Встает
в
снегах,
светла
и
хороша.
Я
не
растаю
раннею
в есно й.
Десятки
весен
расцветут
со
мной,
Но
заме ла
я
снегом
все
пути,
И
вам
теперь,
лю б имый,
не
уйти».
1951
103.
УФА
Старый
друг,
как
пр ежде,
как
бывало,
Я
к
тебе,
доверившись,
и ду.
Чер ез
золотые
перевалы
Осен и,
бушую щей
в
сад у.
Бродит
лошадь
белая,
ступает
Тяжело
и
мерно,
как
во
сне.
Яблони
холодными
стопами
Медленно
проходят
при
луне.
Н очь
полна
несметных
темных
зву ко в.
Дивные
в
ду ше
кипят
слова.
Пес енк у
п олночну ю
отгукав,
221


На
кривой
сосне
сидит
сова.
А
недавно
журавли
трубили,
Кленов
медь
стекала,
горяча.
Дальние
гудят
автомобили.
С пит
звезда
на
острие
луча.
Ожиданье
радости
и
встречи,
Млечный
Путь
—
седая
п олос а.
И
на
сотни
верст
гудят,
как
печи,
Темные
ба шкир ски е
леса.
И
тогд а
мы,
русые,
большие,
Бурной
ночью
молчаливо
шли
По
ве лик ой,
по
су ро вой
шири
Ветром
околдованной
земли.
На
дороге
хо лод но
и
сыро,
Ж естк ий
шум
ветвей
со
вс ех
сторон.
Вековечное
величье
мира.
Над
землей
встающий
Орион.
1951
104.
Ж У РАВЛИ НАЯ
НОЧЬ
Здесь,
у
скалы,
где
молодость
моя
222


На
мир
ночной
так
жадно,
так
взволнованно
гл яде ла»
Дай
руку,
пос м отри
и
ты,
дыханье
за тая,
На
эти
серебристые
края,
На
это
мощное
морское
те ло.
Мне
кажется,
я
прожил
сотни
лет,—
Так
постоянен
это т
ров ный
лунн ый
свет.
«Эгей!» —
кричу,
и
по
ущелью
мне
в
ответ:
«Эгей!»
Шуршит
кустарник,
лав р
шумит,
качается
сосна.
Возьми
в
подарок
эту
но чь
и
ею
завл адей.
Д руг
се рдца
моего,
ве дь
к
нам
пришла
весна!
Стыдливая
он а,
холодноватая
о на,
В
раздумье
юности
погружена.
Ты
в иди шь,
там,
внизу,
экран
гори т
—
Открытое
кино,—
и
тень
за
тен ью
по
не му
бе гут.
И
слышны
голоса
—
громовые,
веселые.
А
дальше
вес ь
з алив
волной
изрыт,
Залив
стеною
брызг
встает
на
берегу
И
брод и т,
как
от
со ло да.
Вот
улицы
—
там
человеческий
уют,
Вон
паро х од
—
ле бедки
груз
бе рут.
223


О,
если
б
можно
было
это
всё
принять
в
себя,
Не
расплескать
и
не
ра ссы пать ,
жи ть
во
всем!
О,
если
б
мо жно
бы ло,
жизнь
любя,
Осыпать
всю
т ебя
живых
огней
дож дем,
Чтобы
они
горели
в
волосах,
Как
светлячки,
те
блески
фонарей,
Те
лампы
в
окнах,
чтобы
легкий
взмах
Ночного
ветра
их
качал
бы
всё
быстрей,
И
улыбалась
ты
в
легчайшей
мг ле
Всему
на
милой
нашей,
на
родной
земле!
Глядишь
по-детски
ты,
льнешь
к
мое му
плеч у.
Всем
шелестом
горы
поклясться
я
хо чу,
Цветеньем
ви шни,
яблони
и
сливы,
Что
для
ликующего
св ета
этой
ночи
Сто леть я
пронеслись
мг нове ния
короче,
Как
зыбкий
пламень
л унно го
зал ива,
Не
потому,
что
ты
и
я
—
о дни,
Не
п отом у,
что
всё
—
для
нас
на
свете,
А
п от ому,
что
это
мы
—
домов
огни,
Деревья,
люди,
музыка
и
ветер.
224


«Курлы,
курлы,
к урлы »,—
к урлыч ат
журавли.
Из
мира
одиночества
они
—
Из
д а льних
стран
плывут
навстречу
свету.
Гремит
и
рвется
во льны й
крик
вда ли.
И
ты
глаза
к
ле тящ им
подними
Над
сизыми
ку стам и
бе рес кл ета.
«Курлы,
курлы»
—
в
полночном
звезд
посеве.
Они
ушли ,
гребя
крылом
на
север.
На
север
им,
попутный
ветер,
ве й,
В
страну
отцов,
в
страну
моих
детей.
А
лу нный
свет
огн и
смывает
прочь.
Течет
дорогами,
л ежит
в
т воих
р есницах.
Н очь
жу равле й.
Стремительная
ночь.
Но чь
пролетающей
на
сев ер
пт ицы.
1953


СОЛНЦЕВОРОТ
ВЕСНА
105.
ГУСИ
Над
необъятной
Русью
С
озерами
на
дне
Загоготали
гуси
В
зеленой
вышине.
Заря
огн ем
хо лод ным
П озол от ила
их,
Летят
они
свободно,
Как
старый
русский
стих.
До
со сен
Заонежья
Река
небес
тиха.
Так
трепетно
и
не жно
Внизу
цветет
ольха.
Вожак
разносит
крылья,
Спешит
на
брачный
пир.
То
ск азко ю,
то
быль ю
Становится
весь
мир .
Под
крыльями
тугими
Зе мля
ясны м-ясн а,
Мильоны
лет
за
ними
Стремилась
к
нам
вес на<
226


И ных
из
них
рассеют
Разлука,
смерть,
беда,
Но
пут ь
весны
—
на
севе р!
На
север,
как
всегда.
14 марта 1956
106.
ВОТ
Т ОГДА
Ночь
живет
шуршанием
и
х рус том,
Почки
раскрываются
е два.
И
вопит
о тча янно
и
грус тн о
Всеми
позабытая
сова.
Вол чье
солнце
—
ме сяц
крутобокий
В
черных
сучьях
мечется,
за ст ряв.
В
ям ах
и
распадинах
глубоких
Лезут
племена
колюч их
тр ав.
Есть
в
апреле
п олночи
т акие,
Что
природа
вся
лежит
без
сна.
До
рас све та
ветви
гнет
нагие
Хищная
и
мокрая
весна.
В
судорогах
родовых
стр ад аний
Полночь
пробирается
тайком.
Вот
тогда
вошла
ты
в
мирозданье
Тоненьким
и
тих им
стебельком.
13 марта 1956
227


107.
ЮНОС ТЬ
Отзвен ел и
капели,
И
подсохла
земля,
И
грачи
полетели
На
родные
по ля.
Что
же
мне
так
трев ож но?
Я
и
сам
не
пойму.
Выхожу
осторожно
В
неоглядную
тьму.
В
не бе
—
черные
дыры...
Ветра
с
вербами
спор...
Полыхает
над
миром
Зве зд
извечный
узор.
И
далеко,
у
рощи,
Воз ле
сосен-сестер,
Тьму
пронзает
на
ощуп ь
Од инок ий
кос те р.
И
по-девичьи
дремлют
Два
янтарных
ствола,
Будто
юность
на
землю
В
эту
полн очь
пришла.
12 марта 1956
108.
ЗЯБЛИК
ЗАПЕЛ
Зяблик
запел
на
березе
лиловой,
Вышел
из
черной
земли
чистотел.
Это
не
высказать
будничным
словом
—
Снова,
как
в
детстве,
зяблик
зап ел.
Значит,
дано
мне
опять
насладиться
Дедовской
русской,
прохладной
в есно й,
Видеть,
как
мч атся .прол е тны е
птицы
К
старьем
гн ез дов ьям,
на
север
род ной.
;228


Слушать
ручьев
перез во н
по
низинам,
Тихий,
дремотный,
клонящий
ко
сн у,
И
вспоминать
отшумевшие
зимы,
Зябликов
детства,
зовущих
весну.
Заново
каждой
весною
родится
Мир
в
заповедной
апрельской
тиши.
Мысли
летят,
как
пролетные
птицы,
К
стар ым ,
за быты м
гнездовьям
души.
Видишь
всю
землю,
рожденную
снова.
Вс ё,
что
забылось,
—
встает
наяву.
Каждая
клеточка
шар а
земного
Тайно
тебе
говорит
—
я
живу.
Жизнь
голубой
бесконечностью
манит.
Где
же
предел?
Мне
не
виден
предел.
Ро щи
б ерез
в
легкокрылом
ту ман е.
Сно ва,
как
в
д етст ве,
зя блик
запел.
19 апреля 1956
109.
ВЕСНЯНКА.
За
горами
Ура ла
сизыми,
Что
сос ной
строевой
у низа ны,
Крановщица
жила
красавица
—
Ве дь
Урал
красотою
славится.
А
жила
никем
не
ут е шенная .
С таль
в
мартенах
кипит,
как
бе шен ая.
Парни
вслед
за
Любашей
кидаются,
А
ни кто
Любаше
не
нравится.
И
не
то
чтоб
росла
н ед отр огою
—
Просто
шла
своевольной
до рогою .
Кровь
ку знец к ая,ста ров ерн ая,
Бров и
смелые,
сердце
верное.
,
Для
кого
же
та кую
красу
пр ипас
Стародавний
уральский
раб очи й
к л асс?,
229


И
любила
она
ясных
звезд
п окой
Над
родной
своей
Чусовой-рекой,
П есни
русские,
да ль
далекую,
Чусовую-реку
синеокую,
Ночи
белые
в
з орях
розовых
И
веснянки
в
лесах
березовых.
И
любовь
в е сня нками
сл авил а,
Но
с
любовью
она
лу кави ла.
Я
м оложе
был ,
я
слыхал
ее,
На
крутом
берегу
я
ис кал
ее.
Я
искал
ее,
окликал
ее,
Двадцать
лет
потом
з абы вал
ее.
Я
спросил
кузнеца-старика
в
тоске:
—
А
русалки
есть
в
Чусовой-реке?
—
Может,
не т,
может,
есть
—
люд и
разное
врут.
Если
ес ть
—
так
он и,
как
Любаша,
поют.
Лунный
свет,
со л овь и.г о лосист ые.
Н очи
легкие,
аметистовые.
Тень
пройдет,
бузина
заколышется,
И
веснянка
по
берегу
слышится.
И
заря
с
зарею
целуются,
На
речных
зер калах
милуются.
П арни
с
девушками
встречаются,
И
над
домнами
пламя
качается.
Ах,
Урал,
Урал,
тело
каменное,
Тело
каменное,
сердце
пламенное!
Н ебо
светлое,
кровью
кр аш енное,
Как
в еснян ка
ночная
Любашина.
-2 30


Разорвись,
душа,
го во ри,
душа,
Если
пе сни
нет
—
сотвори,
ду ша.
Раз бив ай,
душа,
немоту
св ою,
Открывай,
душа,
красоту
свою.
Мать
Россия
на
свете
весной
красна,
Вы ходи ,
душа,
на
п рос тор
одна.
Вы ходи,
душа,
не
жалей
себя,
Людям
всем,
душ а,
п ерелей
себя.
Две
зари
замирают,
рука
в
р уке,
И
русалки
пл ывут
в
Чусовой-реке,
Кличут
старый
Урал
—
своего
отца,
Здесь
ау к нется,
там
о тклик не тся.. .
И
веснянка-песня
стоит,
звеня,
Всю
се дую
н очь
до
прихо д а
д ня.
Ели
че рны е,
дяиннолапые
В
Чусовой-реке
зыбью
п ла вают.
Слышен
стук
в
Кремле
стрелок
баше нны х,
Слышен
г ром
по
земле
слов
Любашиных
О
вес не,
о
просторе,
о
молодости,
Что бы
счастье
свое
по
зе мле
нести.
По
зе мле
нести,
против
в олн
грести,
А
в
зе мной
горс ти
в сем
цветам
цвести.
Ходит,
кровью
следы
пе чатая,
Сила
песенная
непочатая.
До
ра ссвет ны х
звезд
эта
песн я
встает.
Од инок о
в
ле су
крановщица
пое т.. .
231


Я
слыхал
ее,
я
искал
ее,
Окликал
ее,
о б нимал
ее.
Только
раз
о дин
це лов ал
ее,
А
потом
всю
жи знь
за быв ал
ее.
Все
плывут
о бла ка,
Ерма ка
корабли.
Ты,
Россия
моя ,
лучше
нет
зе мли!
1 июня 1956
110.
ОБХ ОДЧ ИК
Далекий,
горький
голос
п аров оза.
Весна,
весна,
лука в ая
весна...
Настоенныйна
к лей ких
л исть ях
во здух,
Опять
гудок,
и
снова
тиш ина .
Ве сь
де нь
щеглы
поют
не
умолкая
—
Оди н
затихнет,
и
начнет
другой.
А
по
округе
ти шь
стоит
так ая,
Как
буд то
гос ть
таится
дорогой.
Еще
мгновенье
—
он
войдет,
з агл янет
В
леса,
поля ,
поемные
луга,
Посеребрит
холодные
поляны,
Навесит
на
б ере зах
жемчуга.
И
сяд ет
старый-старый,
бородатый,
Седой,
как
лунь ,
в
болотных
сапогах.
Природы
вс ей
с уров ой
соглядатай,
Как
птица
на
зеленых
берегах.
Закурит
и
по
солнцу
прочитает:
Опять
пришла
весна
—
зем ли
краса.
На
не бе
облака
летят
и
тают,
И
на
зе мле
тв орятся
чудеса.
И
сл у шает,
что
совершилось
в
мире,—
Молчат
ли
войны,
снятся
ль
детя м
сн ы.
Сид ит
и
курит
в
синей,
синей
шири
Лесной
обходчик,
дедушка
ве сны.
232


И
ветер
белой
бородой
п олоще т.
Белее
сн ега
влажные
стволы.
Зеленым
дымом
заклубились
рощи ,
Поют,
поют,
весь
де нь
поют
щеглы.
18 мая 1956
111. ЛЬВА
ТОЛСТОГО, 4
В
э том
радостном
ми ре,
Что
сроднился
с
тос кой ,
Льв а
Толстого, 4,—
Адрес
есть
и
такой.
Льва
Толстого, 4,
Ка раг ач
у
вор от.
Там
в
зна комо й
квартире
Кто-то
чуждый
живет.
Где
ж
ты,
песня
Востока,
Что
ли лась
не
спеша?
Ты
умчалась
далеко,
Эти х
окон
душа.
А
бывало,
пылали
Тополя
под
луной ,
Мотыльки
умирали
Возле
лампы
в есной.
И
влетали
рассветы
Розоватой
п ыльц ой,
Гладил
утренний
вете р
Зо лото е
лицо.
И
мучительной
страсти,
И
ревнивой
бе ды,
И
любовной
напасти
Он
стирал
все
следы.
Азиатские
ре ки
Ждут
памирской
весны .
233


И
дрожащие
ве ки
Были
сонно-темны.
Из
неведомой
дали,
Как
ночная
гроза,
От кр ывая сь,
ме рц али
Чу ть
косые
глаза.
От
пл еч
ей
ее
голых
Шла
степная
жар а.
Тих о
спрашивал
гол ос:
—
Ты
не
спал
до
утра?
Я
не
спал
вместе
с
садом.
Ви дел
—
звезды
горят,
Ви дел
—
кружится
рядом
С
фонарем
шелкопряд.
Ви дел
горные
выс и,
Веток
влажный
наклон.
Видел
сон
т воих
мыслей
—
Мудрой
А зии
со н.
Где
ты
в
снах
побывала,
Мне
вовек
не
бывать,
Что
ты
в
снах
увидала,
Мне
уже
не
пон ять.
Пр о тяни
св ои
руки ,
Вырывайся
из
сна
—
Это
ветер
ра зл уки
К
нам
прислала
весна.
Азиатские
шири.
Зло й
с удьбы
пов орот .
Льва
Толстого, 4,
Кара га ч
у
ворот.
Жиз ни
нит ь
всё
к ороче .
Ночью
смотрят
гл аза
—
Древней
А зии
очи,
Как
ст епная
гроза .
234


И,
тяже лы й,
как
гири,
Гол ос
г рома
зовет:
Льва
Толстого, 4,
Кара гач
у
ворот!
11 мая 1956
112.
ВОСТОК
С
первым
ветром
весны
торопись
на
во ст ок,
Где
качается
мак
—
огнекрылый
цветок,
Трактористы
костер
зажигают
в
но чи,
Кличут
в
тихих
уще лья х
седые
сычи.
Бу дет
уз ок
тво й
пут ь
иль
как
мо ре
широк
—
С
первым
ветром
весны
торопись
на
в ост ок!
Там
парным
молоком
закипают
сады,
Там
на
гл ине
засо х шей
овечьи
следы,
Там
в
пустынях
пески,
по
степям
ко выли,
Дух
неведомых
странствий
встает
от
земли,
Син ий
месяц
звенит,
как
бухарский
к лино к.
235


С
первым
ветром
весны
торопись
на
восток!
Там
в
дощатых
дома х
ново се лы
живут,
Хо дят
ходики
мерной
дорогой
мину т.
Там
в
сн егах
забелел
великан
перевал.
В
дико й
пропасти
лунной
заплакал
шакал.
И
дал еко
в
степи
го вор ит
ого не к:
С
первым
ветром
в есны
торопись
на
восток!
Торопись,
торопись,
жизнь
одна
ведь
дана
—
Нужно
жизни
кувшин
ж адно
выпить
ДО
дн а.
В
нем
по
капле
от
каждой
реки
и
ключа.
А
бессмертная
жажда,
как
сте пь,
горяча.
Дальше,
дальше
с пеши,
словно
горный
поток.
С
первым
ветром
ве сны
торопись
на
восток!
236


Там
в е ликих
хребтов
з ар евая
стена.
Там
та кая
стоит
поутру
т ишина ,
Что
гуди т,
как
струна,
по
дороге
в етров
Рокотанье
да ле ких
сте п ных
тракторов,
Поднимает
пш еница
зе ле ный
рос ток .
С
первым
ветром
весны
торопись
на
во ст ок!
Там
сидят
на
кошме
вечерами
друзья.
Шепот
ли сть ев
услышат
они
—
это
я.
Это
я
тихой
фарой
в
горах
промелькнул.
Это
я
—
по
ущелью
ка тящи йся
гу л.
Ве дь
не
зря
я
дав ал
нерушимый
зарок
С
первым
ветром
ве сны
прилетать
на
восток.
В
те плой
трепетной
др еме
шумят
топ ол я.
237


Дыш ат
черной
ис том ой
нем ые
поля .
В етер
тронул
огни
и
уносится
прочь.
И
засея на
звездами
черная
но чь.
Бьет
к рылам и
неопытный
мотылек.
С
первым
ветром
весны
торопись
на
восток!
С
первым
ветром
вес ны
торопись
на
в ост ок,
Где
в
м огучи х
стволах
бродит
сказочный
со к,
Где
кр асав ица
полн очь
идет
по
степи,
Чтобы
плечи
тв ои
для
объятий
найти.
Помни:
люд ям
дан ы
—
путь,
надежда
и
срок.
С
пер вым
ветром
в есны
торопись
на
восток!
2 мая 1956
238


ЛЕ ТО
113.
БЕЛАЯ
НОЧЬ
Дом
как
до м,
но
р ус алок
среди
лист вы,
Деревянных
чертей
знает
вся
округа.
На
воротах
сидят
две
резные
сов ы
И
всю
жизнь
глядят
д руг
на
друга.
В
доме
том
бородатый
художник
живет,
Старый
ре з чик,
седой,
как
сибирский
к от.
Это
белая
ночь,
это
длинный
р ассв ет,
Где
кра дутс я
минуты,
как
серые
кошки.
Л ипы
гус то
цв е тут,
желтый
л ипов ый
цв ет
Те плым
липо вым
мед ом
обрызгал
дорожки.
Бь ют
вдали
соловьи.
А
ночные
жуки
Грузно
шл епают ся
о
пороги.
И
легчайший
туман
побежал
от
реки,
Опираясь
на
зыбки е
белые
ноги.
Сизокрылая
вы сь,
соловьиная
ти шь.
Три
ненужных
огн я
всё
мигают
на
стройке.
В
белых
стек л ах
р ассвет .
Бродит
в
комнатах
мышь ,
С
огорода
пришедшая
мышь-землеройка.
Мне
б
собрать
в
хоровод
всех
русалок
в
саду,
Деревянных
чер тей
закружить
воз ле
дома.
А
звезда
в
эту
ноч ь
робко
ище т
зв ез ду,
Льется
с
барха тны х
лип
зо лот ая
истома.
Мне
бы
ру ки
раскинуть,
дотронуться,
взять
Всех
зверят,
и
пичуг,
и
жук ов
на
деревьях,
И
как
только
на чне т,
по-большому,
с вета ть,
Услыхать,
как
п етух
голосит
на
деревне.
Вот
тогда-то
и
выйдет
из
белых
в орот
Старый
резчик,
седой,
как
сибирский
кот.
239


Сл ава
ново му
дню!
Слав а
белым
ночам,
Чт о,
как
белые
со вы,
глядят
друг
на
друга
А
в
твоих
волосах,
что
летят
по
плечам,
Всё
дыханье
цветов
подмосковного
луга.
Ты
всю
ночь
проходила
по
к рохотно й
той
К олд овск ой
и
рос ис той
тропинке
июня,
Ты
пришла
на
р ас свете
в
прохладе
литой,
Ты
п риш ла,
как
заря,
и
вернула
мне
юнос т ь.
19 февраля 1956
114.
СЕРЕДИНА
ЛЕТА
Вот
сквозь
сон
дощатая
огр ада .
С он,
помедли!
Время,
не
беги!
Шорох
по т рево женно го
сада,
Бы ст рые
и
легкие
шаги.
Положивши
ветер
в
изголовье,
Ясный
мес яц
вскинув
над
рек ой,
В
полночь
голубое
Подмосковье
Хоче т
всюду
навести
покой.
Ср азу
телевизоры
замолкли.
Вре мя
в
огородах
л ечь
росе.
Лишь,
наставив
светл ые
бинокли,
М чат
автомобили
по
шо ссе.
Только
ты,
по жалуй ст а,
не
сетуй,
Что
пришла
к
мо им
дорожкам
сна.
Слышишь
—
плещет
медленная
Се тунь.
К вак ают
лягушки.
Вышина...
Вышина
—
вот
само е
большое,
Что
в
ту
ночь
я
быстро
увидал.
Так
прими
же
детскою
д ушою
Эл е ктричк у,
маленький
вок за л,
Палисадников
дурман
прохладный,
Те ни
вс ех
размеров
и
мастей.
240


Если
всё
так
т ихо
и
так
ладно,
Значит,
жди
сейчас
ноч ных
вестей.
Будет
весть
о
том ,
что
в
мир
зел ены х
Дышащих
п олей,
садов,
лесов
Входит
лето
на
зар ечн ых
склонах
Нынче
в
ночь
миль оном
голос ов .
Будет
весть,
что
соловьи
смолкают,
Весть,
что
скоро
ли пы
отцветут.
Вдруг
ты,
торопливая
так ая,
За ме рла
на
несколько
минут.
Ухом
осторожно,
словно
кошка,
Повела
на
ветер
ручье вой .
Баб о чки
душистого
горошка
Пляш ут
над
кудрявой
голов ой .
Слушай
маленькие
тайны
лет а
Посреди
родительской
земли.
В
эту
но чь
до
самого
рассвета
Мы
как
бы
по
вызову
при шли .
Вот
мы
двое
посредине
ле та.
И
от
света
дал ь
напряжена.
И
над
нашей
старою
планетой
Встала
зол от ая
тиш ина .
1956
115.
ГРОЗА
Гроза
так
рванула,
что
тьма
унесла
тв ое
те ло
И
вм иг
возвратила
—
я вил ась
ты
в
плам ени,
как
на
ла дони
Каза ло сь,
от
молний
к ин жал ьных
всё
не бо
горело,
16 R Л VrnRCKnÜ
241


Ка залос ь,
над
липами
мчались
крылатые
кони.
Косматые
лапищи
ветра
метались
над
на ми.
Тяжелы е
п тицы
из
сорванных
гнезд
выпадали.
Гроз а
н абе гала
с
обрыва
крутыми
шагами,
И
в
реку
к идалась ,
и
мчалась
на
в спы шках
в
далекие
д али.
Такая
не сл ась
зап оведн ая
ноч ь
под
И вана
Купа л у,
Когд а
без
дождя
бы ли
выси
пус тын ны
и
на ги.
Л ишь
редкие
капли
на
ще ки
тв ои
торопливо
упали.
И
прелым
листом,
как
берлога,
дышали
овр а ги.
И,
за
руки
взявшись,
гл яде ли
мы
в
мраки
и
светы,
Всей
грудью
прильнувши
к
мохнатому
ветру
с едо му,
Как
будто
ку п альск ая
ночь
нам
на
всё
п ринос ила
отв еты,
Как
будто
пришли
мы
к
родному
огромному
дом у.
С
той
давней
грозы
пронеслись
уже
год ы
и
го ды.
242


Но
снова
я
вижу
ту
ночь
в
серебристых
и
а спидны х
пятнах.
Мне
только
гроза
во з вра щает
зв ери ное
чувство
пр иро ды.
Я
только
в
грозу
по ним аю
тоску
твоих
глаз
непонятных.
1956
116.
ГУНИ Б
Тревожен
был
грозовых
туч
кр угой
изгиб.
Над
нами
п лыл
в
седых
огнях
аул
Гу ниб.
И
б ыли
залиты
туманной
пел ено й
Кегерские
высоты
под
луной .
Две
жен щины
там
были,
д руг
и
я>
Гл яде ли
в
небо
мы,
дых ан ье
затая,
Как
молч а
мчатся
молнии
из
гл убины,
Неясыть
мрачно
к руж ится
в
кругу
луны.
Од на
из
ж енщин
мо лви ла : «Близка беда,
Об
эт ом
говорят
з везд а,
земля,
вода.
Но
горе
или
смерть,
тюрьма
или
во йна
—
Всег да
я
буду
оди нока
и
вольн а !»
Другая
отвечала
е й: «Смотри,
сестр а,
Как
светом
ла мп
и.
очагов
гори т
гора,
Как
из
ущелий
по дним ае тся
туман
И
дальняя
г роза
идет
на
Дагестан.
И
люди ,
и
хребты,
и
звезды
в
вышине
Кипя т
в
одном
котле,
горят
в
одн ом
огне.
Где
одиночество,
когда
теснит
п рост ор
Небесная
семья
родных
аварских
гор?»
И
умерли
он и.
Одна
в
беде.
Другая
на
во йне.
Как
лю ди
смертные,
как
звезды
в
вышине.
•
243


Подвластные
судьбе
не
доброй
и
не
зло й,
Они
в
молчанье
слились
навсегда
с
землей.
Мы
с
другом
вспомнили
сестер,
пос поривших
давно.
Б ес смер тно
одиночество?
Или
умрет
оно?
3 мая 1956
117.
ДАЛЕКИЙ
ПР ИВЕТ
Нас
обручили
грозы
летние
с
тобой.
Пр ижалась
к
плечам
Пе тра
белокрылая
ночь
Ленинграда.
Кем
ты
была,
девочкой,
отсветом
неба,
мое й
с удьбой ?
Как
ты
ле гко
прошла
м имо
кам енных
баб
Летнего
сада*
Люблю
я
тебя,
люблю!
Через
тысячи
тысяч
лет
Услышат
п от омки
твои
1
усталый,
неведомый
голос.
Милая,
это
я!
Это
очень
далекий
при ве т,
Ласковый,
словно
твой
бронзовый
волос.
1966
244


118.
ПОД КОВА
СЧ АСТЬЯ
Гигантский
черный
полукруг
з ал ива,
Пер ел ив ающ ийся,
драгоценный
полукруг
огн ей.
Что
ж,
Каспий,
ты
мо лчиш ь,
что
ж
гладишь
ты
лениво
Своих
крутых
коней,
своих
ноч ных
кон ей?
Немая
духота.
Взрыв
музыки
и
голос ,
Поющий
о
тревожной
страсти,
о
разлуке
на
земле.
И
небо
от
зарниц
далеких
раскололось.
Но
сп ит
ночной
Баку,
спит,
как
снаряд
в
стволе.
Вся
ночь
наполнена
тем
голосом
тревоги,
Тем
голос ом
лю бви,
тоски,
скитальческих
ветров.
И
тянется
к
востоку
звездная
дорога
Над
грозною
грядой
великих
про мыс л ов.
Вы,
телеграммы-молнии,
вы,
тел егра ммы
ночи,
Междугородный
провод,
—
в
трубке
шо рох
ледяной,
245


Когда
от
слова
жаркого
пространство
всё
к ороче
И
каждый
камень
шлет
те бе
квадр ат ный
зно й.
Томление
любви
—
что
в
м ире
бесприютней,
Бездомнее,
грустней
тебя,
томление
любви,
Когда
колеса
поезда
и
т ихий
скрип
каютный
Твердят:
скорей
на йди
ее
и
для
нее
живи .
Всю
но чь
ходить
по
комнате,
горячей
и
просторной!
Светает.
Пелена
не бес
по-прежнему
душна.
И
запах
нефти
давит
грудь,
могучи й ,
жиз нет в ор ный.
Идет
работа
промыслов,
она
не
з нает
сна.
Гигантский,
серый
полукруг
з али ва.
Рассвет.
Лет ят
над
тихим
Ка спие м
драконы-облака.
Ты
бу дешь
ли
со
мно й,
захочешь
б ыть
счастливой?
«246


На
о бл аках
пр имч иш ься
ли
ко
мне
из дале ка?
Аэродром
рассветный
пахнет
сонн ой
мятой.
Ревут
гудки,
гудки
раст у т,
гудок
встает
к
гудку.
И
пепел
на
с толе,
подушка
не
и змята ...
Се дой
подковой
сча стья
ты
лежишь,
Баку.
24 мая 1956
110.. ЗА РЯ
Да!
Мне
кажется,
скоро1
т ебя
я
пойму.
Ж изнь
—
намек
на
бессмертье,
дыханье
земное.
В сё,
что
будет
е ьце
недоступно
уму,
Я
найд у
на
заре
в
ме сяц
пы ш ного
з ноя.
Вет ер
с
каждой
тычинки
сн има ет
слезу.
Он
прохладен
и
строг,
это т
утре н ний
ветер.
247


По
над
кровью
зари
пламенеет
лазурь
Несказанного,
чистого,
гор ного
цвета.
Всю
вчерашнюю
тьму
нужно
утром
сте реть .
Это
ветер
зари
сделал
про сто
и
мудро.
Ночь
прошла,
н очь
придет
—
ночи
некуда
деть.
Нужно
слушать
вот
это
идущее
утро!
2 марта 1956
ОСЕНЬ
120.
ЗВЕЗДЫ
ОСЕНИ
Тиш ь
стареющей
природы.
Звезды
о сени
горят.
Ла ет
пес
плохой
породы,
Непокорный
пес
Пират«
Вод ит
он
хвос то в,
как
кистью,
Ц епью
звякает
глухой.
Облетают
с
яблон ь
ли с тья,
Сухо
шепчутся
с
тр аво й.
Сколько
нежности
и
грусти
В
то м,
что
чуть
бездомен
сам,
В
стылых
лужах,
в
ломком
хруст е,
В
заморозках
по
ночам.
Ходишь,
ход ишь,
как
влю б ле нный,
Слышишь
детск ий
свист
вдали.
248


Тон кий
холодок
каленый
Вырастает
из
земли.
Что
ж
в
та кую
осень
и щешь?
Молодость
—
она
ушла,
Золотое
пепелище
Бу йных
листьев
разнесла.
С часть я
миг?
За быт ый
голос ?
Дружбы
под нят ый
стакан?
Жже т
ли
сердце
та йный
голод
Иль
одна
из
старых
ра н?
Или
та,
что
брови
прячет
В
темно-бурый
лисий
жар,
И
от
губ
ее
горячих
Обл ачко м
клубится
п ар?
Может
б ыть,
ее
и
надо...
Только
с
нею
мне
нуж ны
Лист
бродячий,
жесткость
сада,
Одинокий
стон
со сны,
Всё
огромное,
живое ,
Что
зимой
должн о
заснуть,
Что
мне
песне й
ветровою
Обещ ает
вечный
путь.
1956
121.
МОС
КОВСКОЕ
НЕБО
Что
ж,
лю б овь,
ты
о сыпан а
бу рой
листвой,
И
ракеты
в зв ива ются
ярко.
Пя ть
прожекторов
встали
над
го ло вой
Б уйной
р ощи
Петровского
парка.
И
п отухли ,
оставив
на
небе
седом
Пять
столбов
дымно-черного
цв ета.
Красно-желто-зеленооконный
дом
Светит
в
сетке
тоненьких
веток.
249


Так
скорее
туда,
в
этот
дом,
где
живут,
Знаю,
очень
счас тл ив ые
люди.
И
для
них
берегут
многоцветный
уют
Двадцать
з ал пов:
салютных
орудий.
Навсегда
запрокинуты
губы
твои.
Не
дойти
нам
к
заветному
дому.
Ветер,
ветер,
оторванных
листьев
рои
Вь ются,
кружатся
по-молодому.
Ночь
сыра
той
чудесною
сы рью
лис т вы,
Поздних,
пряных
дождей
переулочной
дре мы,
Но
для
нас
—
беспредельное
небо
Мос кв ы,
Рокотанье
Центрального
аэродрома.
Нам
с
то бою
не
нуже н
сч астл ивый
дом.
Зд есь
наш
дом,
где
тре вога
и
ветер,
Где
стоят
непо д вижно
на
небе
седом
Пять
столбов
дымно-черного
цвета.
14 февраля (?) 1956
122.
ДОЧЕРИ
Милка,
девочка
моя,
Скоро
жизнь
теб я
научит
Не
давать
себе
житья
И
других
напрасно
мучить.
Эта
глупость
от
отц а
Ум ной
дочери
досталась
—
Сердце
тратить
без
конца,
Лишь
бы
сердце
оставалось.
Ес ли
только
бьется
в
нем
Ка пля
сумасшедшей
крови,
Пусть
она
мелькнет
огнем
В
каждом
чувстве,
в
каждом
слове.
Ес ли
видишь
ты,
что
жизнь
Разрывается
на
части,
250


Смело
сердце
положи
На
в есы
людского
сча сть я.
Если
же
теб е
одн ой
Перепутье
попадется,
Ну жно
мчаться
по
прямой
—
Так
в
роду
у
нас
ведется!
3 марта 1956
123.
НА
ЛИСЬЕЙ
ГОРКЕ
На
Л исьей
горке
стылые
о сины,
Осенний
лес
беззвучен
и
суров ,
Лишь
изредка
доносится
несильный,
Далекий,
грустный
гов ор
топоров.
Да
д ятел
стукнет,
хмуро
покосившись,
Макушкой
красной
на
стволе
сверкнет.
На
Л исьей
горке
стылые
о сины.
Давно
оконч ен
птичий
перелет.
Железное
безмолвие
наста л о,
Холод ны й
поез д
туч,
полет
немой.
И
лес
синеет,
до
смерти
уст алый ,
В
пос лед ний
льдистый
де нь
перед
зимой.
И
вдруг
лучами
облака
прорвало,
Рвануло
золотом
и
синевой,
По
л есу
солнце
прокатилось
валом,
Блеснуло
я рк о-жел тою
травой.
Помчались
в
соснах
красные
колеса,
Встряхнулись
л исть я,
хитрые
края,
И
ты
прошла,
смугла,
русоволоса,
В
кожанке
рыжей,
молодость
мо я.
Девчонка,
пул емет ч ица,
красотка
—
Всей
бо лью
сердца
я,тебя
зо ву.
И
ти хий
голос
на
лесной
выс от ке
Далеко
отвечает
мне : «Ау!»
3 февраля 1956
•251


124.
Ц ИРК
ШАПИТО
Всё
п оте мн ело,
и
ср азу
взлетели
Желтые
крылья
опущенных
штор.
Кружатся
зве зды
от
легкого
хмеля.
Гр авий
шурши т.
Начинается
шторм.
Кло ун
стреляет
из
пистолета.
Ветер
врывается
в
цир к
Ша пито .
Вот
и
кончается
южное
лето,
Гроздь
винограда
да вя
под
пятой.
Хохот.
Поют
му зыка льны е
пил ы,
Пон и
танцуют,
грызя
удила.
Сколько
тос ки
ты
шутя
накопила,
Сколько
безвыходной
лжи
принесла.
Бл изитс я
время
последних
известий.
Н очь.
Закрывается
цирк
Шапито.
Вот
и
идешь
ты
путями
созвездий
—
Темн ая,
тихая,
в
черном
пальто.
1956
252


125.
ЧИМГАН
О,
е сли
бы
забыть
мне
тя же сть
лет
И,
как
овчарке,
вно вь
напасть
на
след,
Который
бы
привел
ме ня
к
твоим
дв ер ям,
Хоть
этот
путь,
увы,
не
бу дет
прям.
Но
знаю,
п омн ишь
ты,
не
забываешь
ты
Чимган,
Чимган
—
дал екие
хре бты !
Ты
см о жешь
ли
забыть
седую
м ощь
ночей
В
серебряной
бр оне
карагачей,
Ночей,
когда
сти х ает
азиатский
зно й
И
бу бен
бьет,
беседу я
с
луно й,
И
круглый
месяц
жадно
смотрит
с
в ыс оты.
Чимган,
Чимган
—
далек ие
хре бт ы!
Приснится
ли
т ебе
твой
старый
сад,
Где
арычки,
как
змейки,
шелестят.
Тот
сад
напол не н
был
сухим
дож дем
лучей
Л уны,
вп лыв ав шей
в
океан
ночей
Ли шь
для
того,
чтоб
в идел
я
твои
черт ы.
А
в
небе
плыл
Чимган
—
далекие
хребты.
Услышишь
ли
ночного
ве тра
стон,
Осеннего,
ко гда
со
всех
сторон
Шумят
д ере вья,
сбрасывая
первый
лист.
А
воздух
так
лучист,
так
несказанно
чист,
Как
бу дто
от
зем ли
к
луне
ведут
мосты.
Чи мган ,
Чимган
—
далекие
х р ебты!
Зажже шь
ли
ты
в
ок не
не яр кий
свет ,
Св ет
первых
и
скупых
послевоенных
лет,
Вс кипа ет
скудный
плов
на
золоте
углей.
И
вечер
на
зе мле
становится
светлей
От
этой
милой,
шумной,
детской
суеты.
Чимган,
Чимган
—
дал еки е
хре бт ы!
И
перед
миром
в сем
в
лиловой
мгле
О дни
с
тобой
мы
были
на
земле.
253


Л ожи лся
ме сяц
в
опустевшее
окно.
Два
сердца
бил ись
стр аш но
и
темно,
Лет ел
огонь
из
это й
темноты.
Чимган,
Чимган—далекие
хре бты !
Всё
это
было,
б ыло
и
ушло,
Зеленым,
гибким
хмелем
п орос ло.
И ной,
простой
любви
к
тебе
ворвался
с вет,
Иной
к
т воим
дверям
мужской
проложен
сл ед.
Но
дни
беспамятства
для
нас
всегда
чисты.
Чимг ан,
Чимган
—
дале кие
хре бты !
Ес ть
в
мире
др ев ний,
правильный
закон
—
Кто
счастл ив
бы л,
тот
дв ажды
был
рожден.
Ты
рождена,
чтоб ы
родиться
каждый
год,
Сча стл и вой
сно ва
быть,
как
птица,
к аждый
год .
И
радовать,
и
горевать
легко,
И
улетать
за
счастьем
далеко.
Но
бу дет
час,
последний
у
черты,
Когд а
все
страсти,
все
д ела
пусты.
И
в
этот
час
так
стр астн о
вспомнишь
ты
Ого нь,
летящий
в
бездне
темноты,
Шуршащей,
юж ной
осени
листы,
Чи мган ,
Чимган
—
далеки е
хр ебты !
29—30
апреля
1956
126.
КОНД О-ОЗ ЕРО
Вьются
ли стья
—
червонные
ко зы ри.
Ходит
синей
волной
Кондо-озеро,
Кондо-озеро,
шир ь
тре во жна я,
На
отцовскую
зе млю
положенная.
254


С
моря
Белого
ж урав ли
ле тят,
К
морю
Черному
жура вли
/грубят.
Снова
т я нется
песня
в ечн ая,
Перелета
нить
бесконечная.
В
не бе
д ре вний
к лич
уходящих
стай.
Уплывает
путь
за
верстой
верста.
Сердце
птичье
томит
дал ь
бе зумн ая,
Пелена
морей
многошумная.
Что
же,
карт а
какая
мне
вы пад ет
И
какая
дорога
выведет?
В сё,
что
рвется,
как
гром,
в
журавлиной
груди,
Жадно
вто рит
тому,
что
лежит
впереди
Влажным
маревом,
сонной
дымкою,
Непонятной
для
нас
невидимкою.
А
в
сы ром
б ору
темный
гул
стоит.
Двухсотлетний
бор
сер дце ,
тайн
таит.
Всё ,
что
бродит
в
земле,
в сё,
что
дышит
в
земл е.
.255


Он
вынос ит
к
небу
в
седом
стволе.
Слушай,
милая,
ты
взошла
из
земли,
Бу дет
жизнь
тво я
сметена
с
земли.
Но
вовек
не
уложится
в
небытие
Кондо-озеро
синее
—
сердце
твое.
Ибо
мир
целиком
умещается
в
нем
—
В
нежном
сердце,
нал ит ом
ос ен ним
огнем.
В
тех
пустотах,
где
м ерк нет
последний
свет ,
Для
тревожного
сердца
г ра ницы
не т.
И
оно
утверждает,
как
высшая
в ла сть,
Вечность
жизн и,
простор
ее,
си лу
и
страсть.
Все
березы
стоят,
за воро жен н ые,
Листья
кровью
кр ужат ,
на
смерть
брош ен ны е.
Осень,
ос ень,
червонный
летучий
лист .
256


Синева
лед яная ,
синичий
свист.
Дикий
камень
гранит,
что
на
зорях
з ве нит.
Пни,
болота,
мхи ,
рыжик
туч
верхи.
Жи знь
с
тобою,
. Север,
не
пройдена
—
Богатырская
моя
родина.
Там,
где
вьются
.
дороги
не хо же ные,
Там,
где
сер дце
Ро ссии
положено,
В
земляном
су ндук е
чернокованном,
До
к онца
еще
не
откопанном.
Столько
звезд
в
нем
сокрыто
до’в ре м ени
—
Мле ч ный
Путь
не
выдержит
бремени.
В
мире
я
не
слыхал
такой
тиш ин ы.
И
Россия
заслушалась
у
волны.
В
первом,
1 утреннем инее
не жит
ее
•
Кондо-озеро
синее
—
сердце
тв ое.
4 июня 1956
кой
1-257


ЗИМА
127.
Ф ОТОГРАФ
Фотограф
печатает
снимки.
Н очна я,
глухая
пора.
Под
месяцем,
в
облачной
дымке,
Курится
большая
гора.
Летают
сухи е
снежинки,
Окончилось
время
дождей.
Фотограф
печатает
снимки
—
Являются
лица
людей.
Они
выплывают
нежданно,
Как
лулы
из
п уст оты.
Как
будто
со
дна
океана
Ср едь
них
появляешься
ты.
Из
ванночки,
мок рой
и
черной,
Глядит
молодое
лиц о.
Порывистый
ветер
нагорный
Л иств ой
засыпает
крыльцо.
Под
лампой
багровой
хохочет
Ли цо
в
з акип евшей
волне.
И
вырваться
в
жизнь
оно
хочет,
И
хочет
прис нить с я
во
с не.
Ск о рее,
скорее,
скорее
Гл азам и
плыви
сквозь
волну!
Т ебя
я
дыханьем
согрею ,
Вс ей
п амять ю
к
жизни
верну.
Но
ты
уже
крепко
застыла,
И
заме рла
в олн
полоса.
И
ты
про
меня
поза бы ла
—
Глядят
неподвижно
гл аза.
Но
столько
на
пл енке
хоро ших
Уше дши х
людей
и
живых,
258


Чей
п уть
через
смерть
переброшен,
Как
линия
рельс
мостовых.
А
жить
так
тревожно
и
сложно,
И
жизнь
не
воротится
вспять.
И
ведь
до
конца
невозможно
Друг
др уга
на
свете
п он ять.
И
люди,
еще
не вид им ки,
Торопят
—
фотограф,
с пеши!
Фотограф
п ечат ает
снимки.
В
редакции
нет
ни
ду ши.
24 апреля 1956
128.
КАБЛУКИ
Черная,
холодная
полоса
на
море.
На
до рожк е
сада
отпечатки
каблуков.
Но
сегодня
—
ветер,
он
с
горами
в
споре,
Он
кидает
в
м оре
гру ды
облаков.
Ты
зачем
к
порогу
ночью
пр их од ила?
Это
ведь
нечестно,
не
по
правилам
игры.
Но
как ая
в
море
сдер ж анн ая
сила,
Как
с уров
и
ве чен
сил уэт
горы.
Ве тер
ход ит
хм уры й,
в
облачных
отрепьях,
Катится
в
ущ е льях
тихий
рокот
г ор.
Судорожно
гнутся
голые
дере вья,
259


Пахнет
вла жной
соль ю
сумрачный
простор.
Ночью
приходила
ты,
ма ло
постояла,
Постояла
мал о
—
это
видно
по
следам.
Папиросу
бросила,
быстро
уб ежала
—
В низ
к
пустынным
улицам,
к
обветренным
домам.
Как
же
не
сказал
т ебе
мудрое
«останься!»
Добры й
дух
деревьев,
зам у ченных
зимой?
Только
бормотала
вни зу
эл е ктрост анц ия,
Дуло
из
ущелья
сыростью
и
тьмой.
Так
зачем
стояла
ты
ночью
у
порога?
Ждала
ли
ты,
прощалась
ли,
пы тала сь
ли
стучать?
Дрожала
ли
от
шороха,
как
птица-иедотрога,
Или
хот ела
заново
всю
на шу
жизнь
начать?
Что
ж,
навсегда
проститься,
с олг ать
пер ед
суд ьбою?
Уходят
в
море
Черное
м от орки
рыбаков.
Но
на
д ор ожке
мок рой
оставлены
тоб ою
Доверчивые,
зл ые
отпечатки
каблуков.
20 апреля 1956
260


129.0ЛЕНБ
Не
узнать
тво и
черты,
Мысли
оскудели.
Неужели
это
ты
В
том
же
самом
теле?
Вечна
винограда
гроздь
В
мощном
ли вне
света.
Вечны
мириады
звезд
В
черном
не бе
лета.
Вечны
смерти
рубежи
—
Да льня я
дорог а .
И
пылает
в
мире
жи знь
Без
конца
и
срока.
Но
любви
твоей
душа
Ссохлась
в
тайной
страсти,
Так
искала
ты
спеша,
Требовала
счастья.
И
л егла
в
глубинах
г лаз
Зла я
те нь
забо ты ,
Что
тебя
в
тв ой
лучши й
час
Вдруг
об м анет
кто-то.
А
когда-то
в
зимний
день
1
Мы
в
горах
бродили,
На
скалу
в зл етел
олень
В
легкой,
дикой
си ле.
Он
стоял,
как
ве ликан ,
Грудью
с
ветром
споря,
А
внизу
редел
туман,
Простиралось
море.
И
глядел
он,
чуть
дрожа,
На
седую
бе здн у.
И
над
ним
скользил,
круж а,
Беркут
поднебесный.
261


В
миг
предельной
красоты
Вечность
пролетела.
Н еуже ли
это
ты
В
том
же
самом
теле?
21 апреля 1956
130.
КО ЛЫБЕ ЛЬН АЯ
0 ЧЕРНЫМИ ГАЛКАМИ
Галки,
галки,
Черные
г адал ки,
Длинные
х вос ты,
Трефовые
кре сты .
Что
ж
вы,
галки,
По здно
прил ет е ли,
К
нам
на
кры шу
На
за кате
сели?
А
в
пе чи
огонь,
огонь.
Ты,
бе да,
меня
не
тронь,
Не
тронь!
Ра зг улялась
По
п олю
погодка.
Р азуб ра лась
Елочка-сиротка,
Р азубр ала сь
В
зори
ч ист ые,
В
снега
бел ые,
Пушистые.
Как
запели
Сты лые
метели,
Все-то
пт ицы
К
м орю
улетели.
Оставались
галки
На
дубу,
Черные
гадалк и
На
снег у.
262


Скоро
встанет,
Скоро
будет
со лнц е.
К
нам
заглянет
В
зим нее
оконце.
Ты,
родная,
крепко
спи,
А
снежок
лети,
лети!
Сч ас тье
будет,
Непременно
будет,
Нас
с
тобою
Сча сть е
не
забудет,
А
п ока
ле тит
снежок
И
по ет
в
печи
Сверчок.
В
дальнем
море
Корабли
гуляют,
На
просторе
Волны
набегают.
А
у
нас
метель,
метель,
А
у
нас
тепла
п ост ель.
Сча сть е
буде т,
Непременно
буд ет.
На ше
сч аст ье
Никто
не
ос удит .
Под
щек ой
твоей
Ладонь.
А
в
пе чи
горит
Огонь.
Д огон ялки
В
п оле
побежали.
Это
галки
Всё
наколдовали.
Скоро
будет
дольше
Свет.
И
разлуки
больше
Нет.
На ше
счастье
Здесь,
с
тобою
рядом,
263


Не
за
синим
Морем-океаном.
Кличут
поезда
На
Окружной.
Будешь
ты
всегда
Со
мной.
5 мая 1956
131.
СВЕТ
ИА
ЗЕМЛЮ
Как
морозит!
Как
м орози т!
Вечер,
лампы,
хруст
шаго в.
Фонарей
далеких
рос сы пь
У
гранитных
берегов.
Что
теперь
со
всеми
нами
Сдел ала,
смеясь,
зима!
Как
бегут,
звен я
коньками,
Де в ушки,
сводя
с
ум а!
Сто
машин
огн и
швыр яю т
На
туг ой
румянец
ще к.
Легким
инеем
играет
Над
губо й
твоей
пушок.
В
праздничном,
горящем
небе
Слышен
дальний
звон
пла не т.
Може т
бы ть,
случилась
небыль
—
Смерть
у стала,
горя
нет?
Г оря
много,
смерть
не
дремлет,
Но,
слетевши
в
ноч ь
зимы,
Радост ь
на
седую
землю
Жа дно
вырвалась
из
тьмы.
21 мая 1956
264


182.
ЗВЕЗДА
Зв ез да,
звезда,
холод на я
звезда,
К
сос новы м
иглам
ты
всё
ниже
никнешь.
Ты
на
заре
исчезнешь
без
следа
И
на
заре
из
пу сто ты
возникнешь.
Т вой
дальний
мир
—
крылатый
вихрь
огн я,
Где
ядра
атомов
сплавляются
от
жара.
Что
ж
ты
гляди ш ь
так
ль д исто
на
меня
—
Песчинку
на
коре
земного
шара?
Бы ть
может,
ты
пог иб ла
в
этот
миг
Иль,
может
бы ть,
теб я
давно
уж
нету,
И
дряхлый
свет
твой,
как
слепой
стар ик,
На
ощупь
нашу
узнает
планету.
Иль
в
дивной
мощи
длится
жизнь
твоя?
Я
—
те нь
песчинки
пр ед
твоей
судьбою,
Но
тем,
что
вижу
я,
но
те м,
что
зн аю
я,
Но
тем,
что
мыслю
я,
—
я
в ла стен
над
тобою!
21 февраля 1956
183.
В
СЕЛЬСКОЙ
ШКОЛЕ
Не
гор ит
электричество.
Только
одна
Печка
кр асн ые
блики
бросает
на
ст ены.
Да
еще
в
не зак рыт ые
ок на
луна
Лье т
квадраты
и
тянет
лиловые
тен и.
Школа
сельская.
Запахи
мела
и
парт.
265


Попрощался
февраль.
Начинается
март.
Мы
сидим
у
печи,
го во рим
не
спеша
Про
Египе т ,
Бразилию,
ост ров
Ямайку.
Как
Снегурочка,
ночь
за
окном
хороша,
И
по
притолке
б егают
кр асн ые
зайки.
Тяжкий
узе л
вол ос
на
затылке
твоем
Шею
т он кую,
смуглую
не жно
сгибает.
И
в
печном
государстве,
объятом
огнем,
Хрупк ий
ряд
золотых
гор од ов
погибает.
А
столетие
на ше
идет
и
иде т,
Достигая
своих
необжитых
высот.
Зимней
ночью
пространства
таинственней
не т,
Чем
пустая,
глухая,
безмолвная
школа,
Где
детей
уже
не т,
где
детей
еще
нет ,
где
плывет
лунный
св ет
И
чут ь
слышно
по
классам
кряхтение
по ла.
266


Ровно
п олн очь
на
маленьких
школьных
часах.
Вы
—
портреты,
в
кудрях,
в
бородах
и
в
усах,
Си лы
новой
России,
как
деды,
ра зм ерьт е.
На
сто
верст
за
стеной
век о вые
леса,
И
на
стенах
заст ыл и
ре бят
голоса.
Здесь
оп лот
государства
и
на ше
бессмертье.
Ты
че му
их
научишь,
родная
моя,—
Присмирелости,
гордости,
правде
иль
кривде? '
Кто
из
них
будет
книгою
бытия,
Кто
слепой
запятой
в
неразборчивом
шрифте?
Мы
вел ики е
ц ели
поставили
им,
Все
бо г атства
зем ные
оставили
им.
Мы
о
многом
в
пустые
ли та вры
стучали,
267


Мы
о
многом
так
трудно
и
долго
молчали.
Но
по
нашим
следам,
по
кострам
и
зол е
Поколение
юн ых
ид ет
на
земле.
Завтра
утром
мы
в
месяц
весны
перейдем
По
звонку
и
по
солнцу,
/
без
опозданья.
А
на
рыжих
поленьях,
об ъяты х
огнем ,
Всё
бегут
человечки
и
руш ат ся
зданья.
В
школе
мы
говорим
пер ед
древним
огнем.
Мн ого
в идно
отсюда
—
и
ночью
и
днем.
8 июня 1956
ПАМЯТИ
ДРУГА
А.
А.
Ст репи хеев у
134.
СЕРДЦЕ
Возьми
прилети,
мое
сердце,
Синицей
На
милый
п орог,
Где
вновь
народившийся
ме сяц
268


Сгибает
Свой
белый
рог,
Где
все
сирени
июн я
Свой
гиб ел ьный
чувствуют
Срок.
Возьми
улети,
мое
сердце,
Как
птица ,
На
милый
порог.
Там
в
с ерой
измятой
пижаме
Профессор
Встречает
гостей.
Он
длинными
машет
ру ка ми,
Он
требует
новостей.
Хитрым
го рит
любопытством
Его
близорукий
в згляд ,
И
мо щные
вопли
футбола
В
динамике
старом
Гремят.
Как
мал о
себ я
мы
знаем
В
нашей
новой
стране.
Кто
зна ет
Любовь
и
дружбу
В
новой
их
глубине?
Ж ивем
мы
в
сказочном
мире,
Но
сказок
мал о
у
н ас.
А
добрые,
мудрые
сказки
От
нас
Не
отводят
гла з.
Большая
и
добрая
сказка
—
Ты
сказками
• Нас одарил.
Сказочно
верил
в
дружбу,
По -сказо чно м у
Любил.
Болельщиком
ша ра
земного
Ж ил,
Не
жал ея
сил .
Красивым
был
человеком,
. 269


С ме шным
великаном
Был.
Скаж ите,
Разве
не
должен
Жит ь
та кой
человек,
Высокий,
Как
мамонт
сибирский,
Возле
студеных
рек?
Ты
де вуш ке
улыбнешься
—
Она
Потихоньку
вздохнет,
Дерево
тронешь
в
апреле
—
Дерево
расцветет.
Наш а
земля
прекрасна,
Пр екр асна
наша
земля!
Нам
очень
нужны
велик аны,
Чтоб
тихо
цве ли
поля,
Чт об
двигались
мы
В
мирозданье,
Чтоб
нежил ись
де тские
с ны.
И
добрые
вел ик аны
Нам
то же
Очень
нужны.
Но
сер дце
у
великана
Не
обл ак о,
не
гора.
Больше,
чем
зо лота
В
недрах,
Рассыпано
в
нем
добра.
Но
всё
же
оно
обы чное ,
Обычное,
Как
у
вс ех,
Больной,
ут о мле нный
ком оче к
—
Св идетел ь
Трудов
и
утех.
Живут
великаньи
чувства
В
натруженном
сердце
том
—
Мечта
овладеть
природой,
Пл анетн ый
покинуть
дом ,
270


Увидеть
не
на ши
зо ри
И
вно вь
коснуться
зари,
Когд а
по
ве сне
Токуют
Вл юблен ные
глухари.
Растут
великаньи
мысли,
Чтоб
разум
Не
знал
о ков.
Чт об
не
б ыло
п одлост и
В
ж изни
И
не
б ыло
Злых
дураков,
Что б
выш выр нут ь
зав аль
На
свалку,
Туда,
где
место
гро бам .
И,
растворяясь,
Исчезнуть,
З емлю
прижав
к
губам.
Сны
великанские
долги...
Долго
ты
счастья
ждал,
Пошел
над
матерью
Волгой
Над
Волгой
пошел
И
упал.
Сны
великанские
долги
—
Старайтесь
Побольше
найти
Добрых,
Больших
великанов,
С
ними
Нам
По
пути.
А
вы,
идущие
сле дом
По
зе млям
Грядущей
весны ,
Не
убивайте
сказок
—
Светлы
великанские
сны.
Делайтесь
великанами,
Несите
во рох
вестей
271


И
шумно,
Как
все
великаны,
В стр ечай те
лю бимы х
го сте й.
Твердите
О
радости
в
мир е,
Твердите,
Что
люди
сильны,
,
Что
сбылись
уже
Под
с олнц ем
Все
великанские
сны.
Ж е нщинам
улыбайтесь,
Пейте
дыханье
губ,
Слушайте
го лос
победы
—
Гро м
Жу ра вл иных
труб .
И
вот,
Когд а
месяц
рожденный
Согнет
Серебряный
рог,:
.
Возьми
улети,
мое
се рд це,
Как
птица,
На
милый
порог.
27—28
фев рал я
1956
Ш.
IIÂ СМЕРТЬ ДРУГА
Тополь
встал
у
забо ра,
высокий,
рыжебородый,
А
в
до ме
от
отопленья
сухая,
глухая
дрема.
Я
зн ал,
что
осенней
ночью
тополь
по
саду
брод и т,
Ст учитс я
в
твое
окно,
но
тебя
уже
нет у
дома.
272


А
я
теб я
всюду
встречаю—.
ты
п лоть,
ты
ходишь
по
свету.
Почти
что
под
сажень
ростом ,
широкий,
сутуловатый.
Сквозь
стекла
о чков
удивленно
гля ди шь
на
на шу
планет у.
Вытягиваешься
на
кровати.
Книги
берешь
с
п олок,
ветер
ловишь
ноздрями
Охотничьими,
емк ими ,
в
чувственной
жажде
мира.
Застенчиво
улыбаясь,
идешь
мим о
разной
дряни,
Утром
для
нас
просыпаешься,
ут ро
ту манн о
и
сыро.
Ночью
была
еще
осень,
а
утр ом
белы
за реч ья.
Тенькает
тонко
с иница ,
кощка
сидит
на
п ерил ах.
Если
бы
пт ицы
и
звер и
вла д ели
люд ско ю
речью,
Они
бы
вс л асть
и
по до лгу
: с одним тобой гррорили.
Утро
ту ма нно
и
сыро.
Откр ы ваются
магазины.
Иди
в
эт от
ден ь
ж изни,
т ихо
иди,
до
свиданья.
Иди ,
одаряя
природу,
про хожих ,
.
робкую
зиму
Лукавой,
чуть
вино ват ой,
легкой
улыбкой
знанья.
273
18 В.
Луговской


Много
ты
знал
и
ночами
двигал
миров
громады.
Веско й
рав нод ушны е
почки
вспыхнут
по-молодому.
Зачем
же
огромный
тополь
бродит
во
ть ме
по
саду,
Зачем
он
бродит
по
сад у,
ко гда
тебя
н ету
дома?
Или
в
стволе
холодном
мудрость
таится
седая,
Или
в
коре
сокрыта
частиц а
людского
ст ра д анья?
Идешь
ты
сквозь
н ашу
память,
идешь,
даже
смерть
по беж дая,
Иди
в
нов ый
день
жизни,
тих о
иди,
до
свиданья!
1956
136.
БРЕВЕНЧАТЫЙ
ДОМ
Д ер е вянные
стены*
дощатые
полки ,
И
ружье
под
кроватью,
и
сн ег
за
окном.
Чуть
качается
тен ь
вороненой
двустволки.
От
горячих
печ ей
чут ь
колышется
до м.
Чуть
кол ышет с я*
движется,
уп лыва ет
В
л е дяные
закаты,
в
седые
леса.
Загулявши,
поземка
ле тит
полевая,
274-


И
хозяин
вошел,
и
пошли
чудеса.
И
о льха
зац вел а,
и
весною
п оду ло,
Бурый
ва ль дшнеп
захоркал,
за блеял
бекас.
Тяга
бьет
холодочком
в
горячие
дула,
Красный
луч
мо лод ой
на
березе
погас.
Я
обязан
зе мле
той
безмерной
удачей,
Что
со
мной
повстречался
товарищ
такой.
Он
ходил,
усмехаясь,
в
б ревенч ат ой
да че
С
детской
жадностью
к
жизни
и
древней
тос ко й.
Вед ь
не
ск оро
сойдутся
в
одн ом
человеке
Милость
сер дца ,
веселая
дерзость
у ма.
Ты
был
тих
и
широк ,
словно
русские
рек и,
И
просторен
душой,
как
родная
зима .
Ты
был
зорок
и
полон
холо дн ой
отваги
В
к аб инетн ом
пок ое,
в
ти ши
до
ут ра,
Когда
слышалось
только
шуршанье
бумаги,
Б ормотан и е
формул
и
шорох
пера.
275


Где
ж
ты,
милый
кудесник,
пр о видец
событий?
Всё
нам
вид ело сь
ночью,
лихо й,
гулевой,
—
От
пещерных
кос тров
до
в елик их
открытий
И
крутых
поворотов
в.судьбе
мировой.
Мне
найт и,
тебя
нужно,
достичь
тебя
нужно.
Но
всё
тоньше,
слабей
моей
памяти
нить.
Е сть
на
свете
мужская,
тяже лая
дружба,
Для
нее
будет
мало
две
жизни
про жит ь.
26 февраля 1956
137.
ПРОШЛ ОЕ
Разве
пр ош лое
ушло?
Не т,
оно
живет
воочыо.
От
не го
светлым-светло,
Как
на
п оле
лунной
ночью.
Полем
мы
с
тобой
идем .
Рассу ж даем
о
науке.
Звезды
в
небе
узн ае м,
К
небу
поднимаем
руки.
В
голубой
своей
красе
Б ерега
лежат,
блистая^
И
на
лун ной
полосе
Голубые
волны
тают.
И
стоим
мы
у
реки,
У
реки
тепло
и
сыро,
276


И
глядим
на
ого ньк и
—
На
простую
прелесть
мира.
Сколько
в
мир е
тайных
си л,
Неисч ер п анных ,
бездонных,
Сколько
на
земле
могил,
Сколько
ж изней
неро жд енных .
Др уг
любимый,
смерти
нет
В
этой
прелести
нетленной,
Где
стр у ится
лунный
свет,
Блещут
маяки
вселенной.
И
в
такую
ноч ь
лун ы
Сила
всей
земли
стремится
Светлым
море м
тишины
Вновь
с
тобой
соединиться.
24 февраля J956
ВРЕМЯ
188.
ТА,
К ОТОР УЮ
Я
З НАЛ
Нет,
та,
кото рую
я
знал,
не
существует.
Она
живет
в
высотном
доме,
с
добрым
мужем.
Он
выс тр оил
ей
дачу,
он
ревнует,
Он
рыжий
перманент
ее
во лос
целует.
Мне
даже
адрес,
да же
тел еф он
ее
не
нужен.
Ведь
та,
к оторую
я
зна л,
не
существует.
277


А
б ыло
так ,
что
зло е
м оре
в
бер ег
би ло,
Гр емел о
глухо,
туго,
как
восточный
бубе н,
Неслось
к
порогу
дома,
где
она
служила.
Тогда
она
ме ня
так
яростно
люб ил а,
Твердила,
что
мы
ветром
будем,
морем
будем.
Ве дь
б ыло
так,
что
зл ое
море
в
берег
би ло
То гда
на
ск ло нах
остролистник
рос
кол ю чий
И
ц елый
месяц
дождь
метался
по
гудрон у.
То гда
под
каждой
с
моря
н ал етев шей
тучей
Нас
с
этой
женщиной
сводил
нежданный
случай
И
был
подобен
свету,
песне,
звону.
Ве дь
на
откосах
остролистник
рос
колющий.
Бе дны
мы
бы ли,
молоды,
я
понимаю.
Питались
жесткими,
как
ще пка,
пирожками.
278


И
ес ли
б
я
сказ ал
тогда,
что
умираю,
Она
до
ада
бы
дошла.
дошла
до
рая ,
Чт об
душу
друга
вырвать
жадными
руками.
Бедны
мы
были,
молод ы
—
я
понимаю!
Но
власть
над
ближними
ее
так
грозно
съела,
Как
п одлый
рак
живу ю
тка нь
съедает.
Всё,
что
в
ее
душе
рвалось,
металось,
пело ,
—
Всё
перешло
в
кр асив ое,
ту гое
тело.
И
даж е
бе ше ная
прядь
ее,
со
школьных
лет
седая.
От
парикмахерских
прикрас
позолотела.
Та
ж енщин а
живет
с
каким-то
жадным
горем .
Ей
н ужно
брать
все
вещи,
что
судьба
дарует,
Всё
пр ини жат ь,
рвать
и
цветок
и
корень
279


И
нена вид еть
мир
за
то,
что
он
п рос тор ен.
Но
в
мире
больше
с
ней
мы
страстью
не
поспорим.
Той
же нщ ине
не
быть
ни
ветром
и
ни
морем.
Ве дь
та,
которую
я
зна л,
не
существует.
6 марта 1956
139. «ЦАРЬ
ЭДИН»
Красноармейцы
ставили
«Царя Эдипа»
Среди
июньских,
белых,
как
т вор ог,
берез.
В
лесах
постреливали
мелкие
бандиты,
Посвистывал
.
на
ветке
черный
дрозд.
И
так
всё
б ыло
пр ос то,
грус тн о,
ладно,
Так
ца рь
Эд ип
боролся
с
Роком,
плач а
в
старой
простыне,
Как
будто
белоокий
дух
Эллады
280


В
смоленский
лес
вошел
в
по лд не вной
тишине.
Всё
б ыло
как
п о садка
по
вагонам—
Всё
напряженно,
всё
тревожно,
путь
да лек.. .
В
тоске
ломала
ру ки
Антигона
—
Библиотекарша,
з але тный
моты ле к.
II режиссер,
хвативший
са мог она
чарку,
Ругал
босой,
нескладный
стар ц ев
хор,
Клянясь,
что
наркомпрос,
тов ари щ
Луначарский,
Из
самого
Кремля
глядит
на
наш
п озор.
А
вот
что
в
это т
де нь
на
сам ом
д еле
б ыло
—
Народ
играл,
народ
г ляде л,
не
отрывая
гла з.
Как
в
древности,
трагедия
по
лу гу
проходила,
К
вер ш инам
вечности
в едя
смятенных
н ас.
Пять
сотен
дер еве нщи н
бородатых
281


Сидели
каменно,
не
шевелясь,
не
го вор я.
Так
где
же
ты,
сыгравший
нам
когда-то
Трагическую
скорбь
ослепшего
царя?
Ты
гордый
был
и
злой,
меч т атель ,
мой
ровесник,
За до рный,
св ет лый
ум,
тяжелая
рука.
Наш
запевала,
легкий,
словно
пе сня,
Ко мвзвод
железного
З ар айско го
полка.
Оста л ось
ма ло
их
—
героев
Перекопа,
Уплыл
кр о нш тадтский
лед,
в
пя ть
звез д
горит
Москва.
Неужто
ты
сидишь,
спокойной
пустотой
окопан,—
Бо ль шая
поседела
голова.
Ты
не
глупее
стал,
нет,
в
десять
раз
умнее.
Ты
не
был
трусом
нико гда ,
и
трусом
ты
не
стал.
Но
где
твоя
душа?
Поспорил
ли
ты
с
нею?
282'


Сб ерег
ли
ты
ее,
иль
«вовсе потерял?
Нет,
верю
я,
что
грозный
гул
столетья
Шел
впе ре ди
те бя,
кара я
и
творя.
И
ты
не
рыба,
пойманная
сетью,
И
не
сле пец ,
бредущий
без
пов одыр я.
И
слы шал
в
жизни
ты
не
Антигоны
всхлипы
—
Трагизм
иной
с удь бы,
печаль
ины х
нев зго д.
Что
нам
сем ейная
трагедия
Эдипа?
—
Страданья
вс ей
земли
изведал
наш
народ.
Ты
видел
дух
трагедии,
дух
песни,
властной,
трубной.
Тот
дух,
что
в
бой
р аз утые
д ивиз ии
кидал,
Тот,
что
пронес
по
душам
и
по
трупам
С едой
о ктябр ьск ий
ги мн
—
«Интернационал» .
Так
пуст ь
зо вет
теб я
он,
старый
тв ой
водитель,
Как
в
дни
далекие,
когда
до
з везд
ты
рос,
283


Когд а
З ар айский
полк
играл
«Царя Эдипа»
Среди
июньских,
белых,
как
творог,
берез.
18 марта 1956
140.
Д ВАД ЦАТЬ
ШЕСТЬ
Самеду
Вургуну
С нило сь
мне,
что
лишился
я
радостных
снов,
Приносящих
с огре тую
сердцем
ст року ,
И
по шел
на
горб ы
не фт яных
про мыс ло в,
Что,
как
рыжие
л ьвы,
охраняют
Баку.
Слыша л
я
одинокого
коршуна
крик,
Что
в
жел езн ом
просторе
так
дико
возник.
И
со
мной
опустился
на
камень
ст ар ик,
С
налитыми
работой
руками
старик.
Гулко
ч авка ли
трубы
от
крови
земли,
284


Черным
запахом
нефт и
дышала
зем ля.
' :Й каспийские чайки
дал еко
нес ли
входящую
к
северу
тень
кора бл я.
В
реках
пролитой
крови,
в
потоках
зна мен
Ты
трудился,
•
ты
падал,
ты
рос,
мой
Баку.
От
ма нташе вски х
дн ей
до
вчерашних
времен
Ско л ько
горестей
ты
перенес,
мой
Баку!
Я
сп рос ил
старика:
что
та кое
Баку?
Он
сказ ал
—
это
нефть,
это
кров ь,
‘это труд.
Никогда
не
узнает
пок оя
Баку,
Никогда
комиссары
его
не
ум рут.
Никогда,
нико г да,
нико гд а
не
ум рут.
Все
. живут
26,
26 все живут!
Эта
древняя
ск азка
у
всех
на
устах,
Что
героям
бессм ер ть е
навеки
дано .
285


Нет
бессмертья
в
веках,
но
в
бессмертных
де лах
Бл ещет
судеб
земли
золотое
звено.
Если
свет ит
ма як
—
он
сулит
мо ряка м
Безопасность
морей
и
знакомый
приют.
И
пок а
на
Востоке
пылает
Баку,
Комиссары
Ба ку
ср едь
живущих
живу т.
И
вид ны
они
вс ем
т ам,
где
бу ри
черта,
Где
сливается
с
тучами
грозная
твердь.
Их
дела
беспорочны,
и
совесть
чиста,
И
могуча,
как
жиз нь,
комиссарская
смерть.
Никогда
комиссары
Ба ку
не
умрут.
Все
жи вут
26,
26 все живут!
Скол ь ко
буйных
страстей,
титанических
сил
Из
груди
твоей
вырвалось
в
мир,
мой
Баку.
Сколько
курток
залатанных
ты
износил,
Горбоносый,
седой
бригадир,
мой
Баку !
286


Это
сон,
что
сидишь
ты
на
ка мне
со
мно й,
Слыша
бу рю
событий
и
кам енн ый
зн ой,
Слыша
старую
речь,
слы ша
н овую
весть.
Но
с
тобою,
храня
св ою
смертную
че сть,
Говорят
26,
говорят
26.
11 марта 1956
141.
НОЧЬ
ВЕСНЫ
—
Вы ходи
на
бал ко н.
Сл ышишь—
гуси
летят.
—
Как
тогда?
—
Как
тогда!
Время
к
старости,
бра т.. .
—
Нет ,
я
в
старость
не
верю,
на
крыльях
держись!
Верю
в
жизнь ,
верю
в
смерть
и
опять
снова
в
жизнь.
В ид ишь,
лунный
п рибой.
Слушай,
гуси
летят!
—
Как
тогда?
—
Как
тогда,
много
весен
назад.
Вместе
с
Фрунзе
пришли
мы
с
Чонгара
сюда
И
весной
удивились,
как
жизнь
молода.
287


Мы
с лых али
гус ей
той
же
лунной
пор,о й.
ПОхМ.НИШЬ
ты
черепа
под
Крестовой
горой ,
Помнишь
ту
бескозырку
с
пробитой
дырой?
Зако па ли
мы
ко сти
геройских
ребят..
Слыш иш ь,
гуси
летят?
Слышишь,
гуси
летят?
Ра зве
кто
из
нас
;
молодость
зря
проиграл?
Ты
теперь
академик,
а
я
—
адмирал.
Тот
же
слышим
пр ибой ,
•'
ту
же
видим
звезду
Здесь,
.в
твоем
ботаническом
старом
саду.
Как
нас
в
жизни
тре п ало,
мотало;
мело.
Рань ше
тридцать
бы
жиз ней
в
такую
во шло,
Оттого
что
юнцами
несли
на
п лече
Серп,
и
молот
на
выцветшем
,
4
к умач е.
Этот
ветер
тревожный
на
запахи-
щедр:
288


Слышишь—
вот
кипарис,
вот
сосна,
это
ке др.
И
нежданное
чудо
пришло
от
земли
—
Это
вишни
у
мор я
сейчас
расцвели.
По мнишь
девушку
Леру
—
несчастье
мо е?
Под
Мадридом
бой цы
схоронили
ее.
Ботанический
сад
д ышит
влажным
листом.
Здесь
—
я
гос ть,
ты
—
хозяин,
и
это
тв ой
дом ,
Дом
шумящий,
зеленый,
в
громадах
аллей.
—
Адмирал,
под
лун ой
вновь
стаканы
налей.
Пыо
за
син ий
твой
дом,
пью
за
путь
кораблей!
—
С частл ив
ты?
—
Я
не
знаю...
—
Не
зн аю
и
я.
Всё
в
порядке
—
раб ота,
любовь
.и
семья,
Только,
ес ли
не
замерло
сердце
в
груди,—
Настоящее
сча сть е
всегда
впереди.
19 В.
Луговской
289


Нам
положено
б ыло
з аклятье
в
пути
—
Для
пя ти
континентов
всё
счасть е
найти.
Чер ез
горе
и
смерть?
Через
го ре
и
см е рть!
То лько
б
истину
знать,
только
б
верить
и
сметь!
Сл ыш ишь
—
ва рево
жиз ни
кип ит,
как
в
котле,—
Это
к орни
ворочаются
в
земле.
Это
травы
ползут,
это
п очки
шуршат,
Это
юность
весны
потревожила
сад.
—
Как
тогда ?
—
Как
тогда,
много
весен
назад .
Так
давай ,
как
тогда,
под
Крестовой
горой,
Не
сдават ь ся,
бороться,
влю б лят ься
порой
В
книгу ,
в
музыку,
в
деву шку ,
в
пенный
прибо й,
В
звезды
утра,
что
в
бездне
встают
голубой.
Потому
что
мы
видели
солнце
земли,
290


Потому
что
сюда
с
Перекопа
п ришли .
В
дни,
когда
еще
Ленин
в
Кремле
проходил,
Когда
Фрунзе
полки
за
Чонгар
проводил.
Сердце
—
молодость
мира
—
ты
бь ешь ся
в
груд и.
Настоящее
счастье
всегда
впереди!
—
Как
тогда?
—
Как
тогда,
много
весен
назад..
Мо ре
бь ет,
и
огромн ы й
колышется
са д,
И
весна
развернула
сво й
юный
наряд.
С лышиш ь
—
гу си
летят?
С лышиш ь
—
гус и
ле тят. <
28 марта 1956


СИ НЯЯ
ВЕСНА
142.
СИНЯЯ
ВЕСНА
На
третьей
пол ке,
поджав
коле ни ,
в
худом
вагоне
Ехать,
ехать,
ехать,
ехать
син ею
в есно й.
Выбиты
стекла
на
последнем
перегоне,
Х одит
по
вагону
сыт ый
воздух
земляной.
Стекла
выбиты
мимолетной
бандой:
Постреляли,
грохнули,
укатили
вдаль.
То
ли
это
ба нда
—
выко рм ыш
Антанты,
То
ли
просто
землеробы
развеяли
печаль.
И
вот
молчат
и
курят
бывалые
мат ро сы,
Скитальцы-горожане,
ме ш очни ки,
шпа на.
А
синий,
с иний
ветер
ложится
на
отк осы ,
Ми ром
овладела
синяя
весна.
292


Родина,
ты
вся
в
пути
—
Ро с сия,
Украина
—
В
этой
пограничной,
безграничной
т ишине .
Р еки
тв ои
син ие,
синие
долины
В
глуховской
и
брянской
дремучей
стороне.
Это
ли
берез
св ет лок удрявы е
туманы,
Это
ли
поляны
син их,
синих
медуниц...
Дикое
безмолвие
лесного
о кеана ,
Чистые
свирели
прилетевших
птиц.
Какиё
мы
республики
м имо
прое зжал и ,
Какие
там
правительства
сидели
и
войска
—-
Не
ведаю,
но
Родину
всё
крепче
со б ирали
Ру ки
коммунистов,
Ленина
рука.
Власти
был и
м олод ы,
и
молоды
без
опыта,
И
ни к акой
Европы
там,
а
просто
глухомань.
Шайки,
банды,
батьки
рубались
в
кон ском
топоте,
С
государств
дв ухд не вных
собирая
дань.
И
может,
всё
распалось
бы
в
дыму,
пальбе
и
прахе,
293


И
может.
полетела
бы,
замлевши,
го ло ва,
Но
Кремль
сводил
в
одн о
страну
без
жал ост и
и
страха,
Соединяла
зе млю
заново
Мо ск ва.
И
«Яблочко»
катилося
от
мо ря
и
до
м оря.
То
яб лочко
румяное
беспутный
ве тер
гнал,
Катилось
по
дороге
разлуки,
смерти,
горя,
И
наме р тво
сменял
его
«Интернационал» .
Весна
такая
синяя,
такая
сине-синяя
В
березовых
се режк ах,
в
гусиных
ко сяках .
Из
л есу
красавица
вы шла
возле
лин ии,
Гл аза
такие
синие
и
ветер
на
виск ах.
Земля
моя,
любовь
моя,
на
клочья
ты
размётана,
Измуч ен а,
истоптана,
исколота
штык ом .
С
разг ромл ен ны ми
селами,
с
горящими
омётами,
С
бредущим
по
обочине
костлявым
стариком.
.. .Острейший глаз
при щу ривши,
сел
у
пря мо го
провода
Вед у щий
судьбы
вре ме ни,
насмешлив
и
суров.
294


^/о гуснЖ п aZ'fuyjui А
■^рим^и л,
***
2^vüo Cv^&w*g*uJL
Ittâ Л>
fàt&y'- Gætiïs 4^4^^
^UfWfVtUUUi to-unac&MU
nainj^m /пм^ м де^.
ijA
Wc
СлА/ГИМ
fiÿji
1^ММ4Л«4«.
Пзя^ f Ряу^
•^ЖД» |Д r^4^fAf •
®- *о £f,Çfiwf
■
йФТ Х^г И
ЪШс &ы'


Настил
мостов
*
качается
от
броневого
дробога,
И
Вен гр ия
Советская
стоит
в
кольце
врагов.
Еще
Колчак
н ад вин ется,
еще
рванет
Деникин
—
До
половины
срублена
гражданская
война.
Атам,
где
быть
положено
строительствам
великим,
Проходит
п ерел е сками
с иняя
весна.
Она
иде т,
красав ица,
идет
и
тих о
дышит
В
дыму
берез
вскипающих,
в
се дом
дыму
кос тро в.
Лесное
море
волнами
тяжел ы ми
колышет, :
И
поезд
глухо
лязгает
дорогами
в ет ров.
10—11
января
1957
Ш.НО ЧН ОЙ
П АТРУ ЛЬ
Временем
уменьшенный
молодости
кров
—
Города
Смоленщины,
буркалы
домов/
Пронзительная,
звонкая
ян варс кая
луна,
А мпирным и
колонками
подперта
тишина.
296


Выстрел
отдаленный.
Ки но
без
стекол
«Аре» .
На
площади
беленый
;
гл иня ный
Карл
Маркс.
Слепил
его
художник,
■■ потом в тифу пропал .
Зв езда
из
к ра сной
жести.
Дощатый
пьедестал.
Звезда
из
к р асной
жести,
лак
или
крови
ржа.
В
средине
серп
и
молот,
лу чи
ост рей
но жа.
И
Днепр,
завороженный,
весь
ле дя ной
до
дн а,
И
ведьмами
озябшими
зажженная
луна.
И дет
патруль
по
город у.
Округа
вся
мертва.
Шагами
ти шь
распорота
—
раз-два,
раз - два,
р аз- два.
И
я
иду ,
и
я
иду
—
ремень
вошел
в
плечо,
—
Несу
звезду,
мою
зв езду ,
что
светит
гор ячо.
Всем
л юдям
я
звезду
несу,
пяти
материкам.
Недвижен
Д не пр,,
синеет
Дне пр
—
сл ав ян ская
река.
И
невысоко
над
Днепром,
297
где
стонут
провода,


Друга я
блещет
хрусталем
холодная
звезда.
Живу,
люблю,
умру
в
ноч и
—
всё
так
же
будет
стлать
Она
бес стра стн ые
луч и
на
снежную
кровать.
Свеча
в
ок не
губкома,
из
труб
не
вьется
дым .
До рого й
незнакомой
ид ти
нам,
моло дым.
Ид ти
Россией
и
Кремлем
в
неслыханный
прос тор.
И дти
полночным
патрулем
—
подсумок,
штык,
затво р .
Пойдешь
направо
—
там
Колчак,
от
кр ови
с нег
рябит.
Пойдешь
налево
—
там
Бер ли н,
там
Либкнехт
Кар л
убит.
Уби т,
лежит
он
на
снегу,
кровь
залила
ус ы,
На
ме рт вой
с огнутой
р уке
спешат,
стучат
ча сы.
Дрожат
Истории
весы.
История
—
стара.
Стучат
часы,
спешат
час ы.
Пора,
пора,
пор а!
Звезда
из
красной
жести,
дощатый
пьедестал.
Я
пять
луч ей
К оммун ы
ру кой
сво ей
достал.
Рукой
дос тал ,
потрогал,
на
шапку
приколол.
298


Глядит
т ова рищ
Ле нин,
облокотись
на
с тол.
Горит
звезда
багровая,
судьбу
земли
та я,
—
Жест о кая
и
строгая,
как
молодость
моя.
Идет
патруль
по
городу
—
шаги,
шаги,
шаги.
На
все
четыре
с торон ы
—
враги,
враги,
враги.
А
ветер
ж жет
ко лен и.
Звезда
гори т
огнем.
Мы
здесь,
т ова рищ
Ле нин.
Мы
зем лю
повернем!
3—4
января
(?) 1957
144.
БАЛЛ АДА
О
НОВОМ
ГО ДЕ
У
статуи
Родена
мы
пил и
спирт-сырец
—
Художник,
два
чекиста
ия
—
полумертвец.
В есь
выбритый
до
глянца,
с
тифозной
головой,
Я
слушал,
не т,
мы
слушали
метели
волчий
вой.
Коптилка
догорала,
муз ей
был
тих
и
пуст,
Лиш ь
двигался
по
залам
полов
мо ро зный
хруст,
Шушук ал ась
с
портретами
сл епая
темнота,
Да
крысы
пробегали
величиной
с
ко та.
299


И
холод,
холод,
холод
во йны
и
тыла
гость.
И
голод,
голод ,
голод
—
железной
в облы
кос ть.
Че кисты
пили
и ст ово,
кожанками
шурша.
Кипела
у
художника
широкая
душа.
Он
славил
Микеланджело,
Дав ида
возносил,
Я
гнал
стихи
Верхарна,
г нал
из
последних
сил.
«Ревела буря,
до ждь
шумел », —
крепчали
голоса.
Свер ка ли
на
портретах
вельможные
гл аза.
Ме тель
огнем
неистовым
неслась
издалека.
Чекис ты
пил и
истово
и
пел и
«Ермака».
Разгромлена
Германия,
Европа
в
стылой
мгле,
Но
трубы
Революции
гремят
по
всей
земле.
Ты
слышишь
этих
труб
приз ыв
в
той
бездн е
за
окном?
Довольно
нам
чи тать
аз ы.
Идемте
напролом!
Коммуна
р уки
тянет
к
нам.
Она
сп еш ит,
св етл а.
Неужто
кровь
остыла
в
нас,
костер
сгорел
дотла?
300


Товарищи,
за
к оммун и зм!
Вот
он
—
вс тает
в
с н егах!
Гремели
трубы
за
окном,
ъз мет ая
снежный
прах.
Н ат аша,
девушка,
ждала
в
хибарке
без
огней,
Но
я
в
ту
яростную
ночь
не
вспоминал
о
ней.
Зачем
любить,
копить
добро,
других
опережать,
Когда
приходит
коммунизм,
вот
он
—
рук ой
пода ть!
И
пел и
трубы
чистые,
преграды
все
круша.
Чекисты
пи ли
исто в о,
кожанками
шурша.
Пойдут
они
по
улиц е,
зайдут
в
старинный
дом.
Там
до
утра
потрудятся
и
выйд ут
вшестером.
И
вп е реди
старик
пойдет
—
пол к овник
с
боро дой ,
Потом
два
п ана,
а
потом
поручик
м о лодой.
Т яжел ая,
работа.
Нелегкая
су дь ба.
Полночные
аресты,
полночная
пальба.
Земной
кружился
старый
шар
средь
крови,
дел
и
слов .
301


Двенадцать
би ло,
но
у
нас
в едь
не
бы ло
часов.
Ждала
Н а таша,
всё
ждала,
она
смутна
была
Под
полушубком
дедовским
—
дочь
сказок
и
тепла.
Ви льге льм
Второй
в
Голландии
пил
грустное
вино .
И
Черчилль
инте р ве нцию
ковал
к
зв ену
звено.
Входил
Дзержинский
в
ВЧК
—
не полный
ла мп
накал.
И
Ленин
елк у
для
реб ят
на
праздник
заж иг ал.
Год
восемнадцатый
уше л
—
солдат
и
чародей,
—
Молекула
в
земной
судьбе,
колосс
для
всех
люде й.
Та м,
за
морями,
шум
пиров,
п оют
колокола.
У
нас
д орога
в
коммунизм
в
снегах,
в
крови
легла .
Но
мы
придем
к
нему,
др узь я,
кл ян емся
—
мы
пр идем !
С таканы
сдвинем!
Гаснет
свет .
Метел ь
качает
дом .
Мы
будем
верить,
будем
жит ь
так
горд о,
как
теперь.
Год
д евя т надцат ый
вошел!
Откройте
ветру
дверь!
6—8
января
1957
302


145.
ТРЕВОГА
Взвод
курсантов
проходит
дорогой
лесною
Заднепровской
задумчивой,
сонной
весною.
То
ли
иво лга
плачет,
печальная
пт ица,
То
ли
в
озере
Черном
ру салк а
томится.
Золотая
на
небе
качается
зыб ка,
Кулаки
пож илые
стр е ляют
н еши бко.
Пожилые
бандиты
уходят
по
хатам.
Покурили
курсанты,
поспать
з ах отело сь
ребятам.
Пахнет
лес
м олодо й,
как
дубовое
днище.
Ах,
Елена,
Елена,
зач ем
ты
мне
снишься?
Сн иш ься
но чь,
снишься
две
и
сегодня
приснишься.
Надо
мн ой
на
запруде
ночной
ты
склонишься.
На
запруде
ночной
з везды
в ьютс я,
как
желтые
мошки.
Кр асны й
месяц
выходит,
уставивши
рожки.
И
под
месяцем
блещут
на
ме ль нице
плицы,
303


И
лягушки
кричат,
и
русалка
томится.
А
восстанье
кулацкое
ко нчи лос ь.
Будет
дорога.
Вет ер
в
лу нных
теп л ушках
и
с тепь
у
п орога .
Многодумное
небо,
м огучи е
запахи
ночи.
И
ве се нние
ночи,
что
жизни
курсантской
короче.
Ты
приснишься
опять
в
поездном
на раста юще м
гуде.
Мне
рубашку
п рожг ут
молодые
го ря чие
груди .
Ты
приснишься
в
тум ан ах
берез,
в
подмосковных
р ассве тах ,
М ай ским
соком
дурманя
нелегкую
службу
Советов.
И
на
русских
болотах
взойдешь
ты,
как
дымка
ноч на я,
В
соловьином
чаду,
словно
л ан дыш,
цвести
начиная.
Ты
прис ниш ьс я
в
отцовской,
си ре нью
задушенной
школе,
Где
громовые
лозунги
кличут
тебя
в
ко мсо мол е.
Ты
теперь
в
комсомоле!
Ты
в
смолах,
лесах
и
долинах.
304.


В
зале тевши х
на
Север
крутых
облаках-исполинах.
В
незак атн ы х
ноча х,
где
не
движутся
све тлы е
воды,
В
колдовской
толчее,
в
эт ой
свадебной
п ляске
прир од ы.
Ты
со
мной
не
ложись,
как
ложи тс я
роса
на
доро гу.
Подожди,
чтобы
нам
не
проспать
боевую
тревогу.
Боевая
тревога
—
труба,
что
взор ват ьс я
от
ярости
хочет .
Не т,
поет
не
труба
—
на
с еле
просыпается
коч ет!
И
восстанье
окон че но
—
что
ж
ты,
тревога,
таиш ь ся?
Ах,
Ро сси я,
Ро сси я,
зачем
ты
мне
снишься?!
15 февраля 1957
146
Тебя
давно
уж
нет
на
свете,
Но
я
бе с едую
с
тобой.
Я
вспомнил
бухту,
южный
ветер,
Зеленопламенный
пр ибой .
Анг ар ы.
Ночь.
Тень
гидроплана.
Ог ро мное
лицо
луны.
Тревожный
холодок
д урман а
От
губ
тв оих,
от
крутизны.
305
20 в.
Луговской


Холщовые
од ежды
лета.
Над
шт абом
—
кр асная
звезда.
Вплоть
до
зари,
вплоть
до
р ас света
Не
расставались
мы
тогда.
Не
расставались,
целовались.
Сверчки
гремели.
А
кругом
Шла
исподволь
с обы тий
завя з ь,
Над
на ми
п лыл
железный
гром.
Что
понимали
мы
в
столетье,
Две
тени,
с литых
в
серебре? ..
1957
147.
НА
БУЛЫЖНОЙ
МОС ТОВ ОЙ
На
булыжной
мостовой
зло
круглился
камень,..
Тр оцк ий
п лыл
на
«мерседесе»,
серебрясь
очка ми .
Руку
бе лую
легко
под нос ил
к
фуражке.,,
По
бульварам
гарцевали
дево чк и-кана шки.
Беспризорники
шныряли,
словно
черти
драные,
Безработные
шатались,
с
го ря
пол упья ные .
306


Дух
сивушный,
дух
обжорный
шел
из
мелких
лавочек,
Визг
стоял
у
колоколен
от
летящих
ласточек.
Нэпманы
ходили
важ но
—
серый
ков ерк от,—
Долларами
торговали
прямо
у
в орот.
Франция,
как
змей,
глядела,
Англия
— как
лев,
И
П илсуд ск ий
на
плакатах
несся,
озверев.
В
страшных,
шт опа ных
ш инеля х
хмурый
шел
н арод.
Кр от
и стори и,
как
видно,
был
ленивый
кро т.
Тол ько
что
кусок
про сил а,
мерла
и
бре ла
Вся
п ово лжск ая
Р о ссия,
с
голоду
бела .
Только
что
свистели
банды,
бились
кул аки ,
Только
что
открыли
двери
настежь
кабаки.
С тал
плюгавый
обыватель
в ороном
к ружит ь.
Пел
он
песню
о
цыпленке
—
том ,
что
хоч ет
жить.
307


И
хоть
пе рвые
пылали
плавки
чугу на
—
Вся
изра нена ,
качалась
на
ветру
стр ан а.
Щерились
и
гоготали
изо
всех
щелей:
Крепче
нервы,
крепче
нервы,
нажимай
см ел ей!
Это
бы ли
сх в атки
судеб,
сх ват ка
дв ух
нача л.
Как
титан,
боря сь
со
с мер тью,
Ле нин
умирал.
Вид ел
тот
—
в
пенсне
хрустальном
—
толп
рябую
рвань,
Слышал
кислый
вой
шарманок,
рын очну ю
брань.
Смолкли
бешеные
горны,
звавшие
в
поход.
Неумытая
Ро сс ия.
Б абы
у
в орот.
И
молчит,
молчит
Европа,
ст их
далекий
гром,
Революция
не
машет
огне н ным
платком.
По
немеряным
болотам
ну жно
ладить
гать,
И
Россия
одинока,
—
..
ей
одной
не
встать.
‘И базарная свистулька
зябликом
поет,
308


На
во кза ле
сп ит
А куль ка
—
пузырем
живот .
Но
Россия
вда ль
гл я дела
—
нет
пути
назад»
Л е нинск ий,
горя чи й,
це пки й,
непреклонный
вз гляд .
И
с
великой
верой
гл ядя
Ленин у
в
гл аза,
Шел
народ,
седо й
как
море,
темный
как
гроза,
Шел
на
подвиг,
шел
на
счастье,
шел
пу тем
могил,
Потому
что
жадно
верил,
до
к онца
любил.
Потому
что ,
ес ли
правды
нету
на
земле,
—
Смысла
нет
р оди ть,
родиться, .
гни ть
в
могильной
мгле.
Потому
что,
ес ли
б.правда
.
умереть
мог ла, —
Встала
б
смерть
стальным
прицелом
на
ко нце
ствола.
Потому
что
всё
в
Ро сс ии,
что
з вало сь
—
народ,
Слов ом
Смольного
сказал о:
«Смерть
—
или
вперед».
2 апреля 1957
309


148.
НЭ ПМАН
ЗВАВИЧ
Нэпман
Зва вич
гуляет.
Он
демонски
п ьян.
Поднимая
Венецианск ий
стакан
Золоченый,
Он
тосты,
гордясь,
Говорит.
Над
хозяином
Грузная
люстра
Г орит.
Нэ пман
Зва ви ч,
Как
штык,
Пол и рован
и
чист.
Кто
в
гостях
у
него?
Скульптор-супрематист
И
поэт-акмеист
—
С
черным
перстнем
По эт,
Две
лихих
балерины,
Х удых,
Как
скелет,
Коммерсанты
И
дамы
Значительных
лет.
А
красотка
жена
Словно
вешний
ра ссвет .
Нэпман
Зва вич
гуляет,
И
удержу
н ет!
Нэп ман
Звавич
гуляет.
Он
х апнул
кредит.
Из
Промбанка
Бухгалтер
С
ним
рядом
сидит,
Гов ори т,
Что
с
такими
дельцами
Вп еред
Наша
мудрая
власть
310


До
победы
Пой де т.
И
квартира
В
семь
комнат,
Как
море,
шумит.
Нэпман
Зва вич
Куха рк е
Не
ставит
на
ви д,
Что
на
кухн е
Ночует
Пя ть
сут ок
подряд,
Полусидя,
Кухаркин
Раб фако вец- бр ат.
Нэпман
Звавич
гуляет.
Он
славит
с удь бу.
У
него,
сп еку лянта ,
Семь
пядей
Во
лбу.
Нэпма н
Зва вич
Такой,
Что
с
него
в зял
пример
Виктор
Гаммер,
Нью-йоркский
концессионер.
Виктор
Гамм ер,
Нью-йоркский
ми лли он ер,
Непреклонного
Звавича
Ставит
в
пример.
Нэпман
Звавич
гуляет.
Он
тверд
и
ре чи ст.
Вот
он,
Нов ый
Российский
ка питал ист :
Где
медведем
рванет,
Где
змеей
про полз е т,
От
расстрела
ушел,
В
президенты
пройдет,
Если
всё
повернется
Наоборот.
311


А
рабфаковец
В
дреме
Окопы
берет.
Б а лер инские
челки
Висят
до
бровей.
Акмеист
раз л ивается
Как
соловей,
И,
как
фея ,
На
Зв авич а
Смотрит
жена,
В
трех
Настенных
зеркальностях
Отражена.
И
любуется
Звавич
Плечами
жены,
А
рабфаковец
вид ит
Кронштадтские
сны.
=
Нэпман
Звавич
возносится.
Льется
коньяк
На
лил овый
В
полоску
Английский
пиджак.
О
России
Презрите л ь но
он
гов ори т.
Он
Америку,
Пренебрегая,
кор ит.
Что
Америка
нам?
—
Нам
она
нипо ч ем
Перед
русским
Классическим
н эпа чом.
Не
ломился
Рокфеллер
В
замер зш ий
вокз ал.
Нэпман
Пулей
вг онял
Основной
капитал.
Он
и
стрелян,
и
ломан,
И
кошек
едал.
Пострашней
преисподней
Он
вещи
видал.
3)2


Ста л
безмерно
велик,
Был
до
горести
мал.
Потому-то
Справляет
он
сам
Торжество.
И
ве лик им
Назв ал и
на
бирже
Его.
А
рабфаковец
Р ечь
В
грозном
сне
гов ори т
Над
своим
комиссаром,
Что
в
землю
Зарыт.
Опрокинули
гости
Бокалы
до
дна.
Наклонилась
над
ними
И
смотрит
Стра на .
У
гостей
Раскр ы вает ся
н ас тежь
Душа.
Р а зъе зжаются
гости,
М оро зом
дыша.
И
останутся
Звавич
С
же ною
од ни.
Сон
прид ет .
П онесу тся
Несчетные
дни...
Н есу тся
д ни,
Как
искры
на
пожаре,
Прошла
эп оха
целая,
Пока
В е ликий
Звавич
Стал
Официантом
в
баре,
Р абфак ов ец
—
Се крета рем
ЦК.
10 февраля 1957
313


149.
ПЕТРОВСКИЙ
ПАРК
(1929)
—
М еня
поцелуй
п окре пче 1..
—
Там
люди.
—
Нет,
это
ветер,
Вет ер,
ветер
Петровского
парка.
—
Мне
жарко!
—
Не т,
он
холодный,
осен ний. . .
Словно
в
зе млет рясе нь е
Качаются
крыши,
деревья,
заборы
—
Так
ск оро?
Постой!
Не ужели
так
ск оро?
Но чь
листьев
и
увяданья.
Ноч ь
рваного
ветра.
—
Прощай?
—
До
свиданья!
И звозч ик
проехал.
Задребезжала
пролетка.
—
Зай дем
на
минутку
ко
мне.
—
Зачем?
Еще
за
стеною
пь ют
водку
Жокеи.
Бормочут
еще
патефоны
Глухие,
как
п ол ночь,
чарльстоны
В
бревенчатом,
толстом
домишке
На
Масловке.
Тян ет ся
вишня
Вся
голая,
Сло вно
р аз детая
дево ч ка.
В
ок на
стучится.
Жокеи
с
бегов
Торопливо
стре мятс я
н апить ся
И
хвалят
своих
ло ш адей
С
не понят ными
го рд ыми
именами:
«Эксцельсиор», «Лорд Четем»,
«Миранда», «Сюррей», «Лаэтами».
314


Из
ресторана
приехал
Оп ухши й
Валютчик
На
конское
это
веселье.
«Я Пушкин,
—
кричит
он, —я
Пушк ин !
Я
Ленский
перед
дуэ лью !
Сразят
меня
в
сер дце
на ло ги,
Смерть
на
пороге!
Последние
дни
доживаю.
По след них
девчонок
ц елую.. .»
И
полночь
последним
трамваем
Уносится
напропалую
В
шуршащую
темень,
В
сумятицу
листьев
Злую.
Огромное
небо
П одк ра шено
светом
неярким.
Танцуют,
и
вьются,
и
свищут
Все
ведьмы
Петровского
парка.
Цыганские
ночи.
Ржут
конские
глотки.
Минуты
прощанья
всё
тон ьш е,
короче.
Опять
простучала
пролетка.
Податливы
губы
твои
И
податливы
плечи.
Глаза
запрокинуты,
зубы
—
п олос кой
—
Прохладны
и
влажны.
Туманны
гл аза
тв ои
И
зап утан ны
р ечи.
И
так
ты
вся
пахнешь,
Что
это
вот
—
Всё,
Что
мне
нужно
И
важно.
—
Брось
лысых
лошадников,
Песни,
похмелье,
семью.
—
Я
не
в
силах,
Воз ьми
меня,
бей
меня,
режь
меня,
—
Только
б
не
ехать.
315


—
Ты
едеш ь
ку да?
—
На
Урал.
—
Это
место
для
ссыльных.
—
Взр ыв
жеребячьего
смеха
И
в ыкр ики: «Где она,
где
она?
Сказано,
сделано!
Сбито,
за мета но!
Где
о на?
Вот
она!
Кр аля
чер во н ная,
Дама
чар льс тонн а я».
—
Иди!
А
чер ез
ночь
летят
сло ва
по
проводам
Грохочущие:
«Уралмаш.
Турксиб.
Магнитка.
К рам ма шстрой .. .»
—
.Тебе я жизнь веселую отдам.
’ Не уезжай.
Гл аза
закр о й.
Ты
будешь
мо й.
«.. .Челяба.
Днепрогэс.
Хиб ины.
Р ос тсе льм аш...»
—
Пусть
патефоны
грянут
марш!
Здесь
так
темно
И
так
тепло.
Я
не
люблю,
когда
св е тло.
Тебя
безжал о ст ная
тянет
Клетка.
А
жизнь
моя
Как
поез д
под
откос!
.. .Всё будет так:
Бетон,
Землянки
и
мороз.
Гор яче ч ные
ночи.
Пятилетка.
Да,
только
так.
А
иначе
никак.
Вдруг
обедневший,
Толпами
шумящий
Го род.
316


Приказ
ЦК,
Что
может
сдвинуть
Го ры.
Где
метрдотель
Парил,
как
небожитель,
—
Транзитников
Случайная
обитель,
И
вместо
вывесок,
Где
блестки
и
узоры,—
Железная
до ска
—
Распределитель.
Бетон,
бе тон.
И
струйки
кумача,
Где
на ша
кровь
Сочилась
Горяча.
К ача ются
крыши,
деревья,
заборы.
—
Так
скоро?
П ост ой,
неу жел и
так
с коро?
—
Да,
милая,
скоро!
—
В сем
телом
зову
тебя,
Телом
зо ву
и
душою.
Ур ал
—
моя
ги бе ль!
Даю
тебе
слово
большое.
Останься!
З десь
жаркие
печи,
Дома-перестарки,
Желанные
плечи.
И
тайные
р ечи
Петровского
парка.
И
жизнь
на
пр еде ле
Закрытого
малого
мира,
В
горячей
п осте ли,
В
ук р ытой
ветвями
квартире.
И
старая
сила,
Что
дедов
твоих
уносила,
Б лаже нна я,
жаркая,
В
храмах
воспетая
Сила
Тебя
вознесет
На
измятых
по ду шках
317


К
бессонному
сердцу
люб и мой,
И
станет
вся
жизнь,
Словно
вер а,
Неколебимой.
Д уша
твоя
вспыхнет
От
лучшего
в
ми ре
По дар ка,
Когд а
ты
увидишь
В
крови,
в
позолоте
Все
клены
Петровского
парка...
В друг
гля ну ла
ты
Так
горько
И
кротко.
Оп ять
п рост учал а
пролетка...
Из
комнат
лошадников
Конское
ржа нь е.
—
Пр ощ ай!
—
До
свиданья.
—
Прощай,
я
умру!
—
До
свиданья.
—
Теперь
я
живу...
—
До
свиданья.
—
До
самого
дальнего,
Дальнего
в
мире
Свиданья.
Прощай!
—
До
свиданья!
20 февраля 1957
150.
ДРУ ЗЬ ЯМ
ТРИД ЦАТОГО
Г ОДА
Пусть
Любая
мне
радость
Приснится,
Постигнет
любая
невзгода,
—•
Ни к огда
не
забуду
318


Друзей
и
товарок
Тридцатого
года.
Тех,
кто
жили
В
гор яч ей
бессоннице
От
напряженья,
В
каждый
д ень
Выходили
упрямо,
Как
ходят
в
сраженье.
Вы,
в
хо лщ овых
рубахах,
В
седых
сапогах
Из
бр езента,
Все
дороги
узнали
От
Мурманска
До
Ташк ен та.
На
афганской
границе
И
на
китайской
границе
Вид ел
я
Ваши
солнцем
сожженные
Л ица.
Вы,
строители,
Гидротехники,
Агрономы,
Были
в
каждом
ауле,
В
кибитке
И
в
ю рте
—
Как
дома.
Это
русские
люди,
Как
нас
наз ывали
—
Ива ны,
Рыли
в
снежной
Сибири,
В
ка захс кой
ст епи
Котлованы,
Шах ты
ствол
Опускали,
Крутили
подъемные
краны.
Чер ез
четверть
столетья
Их
юные
ли ца
Акте ры
несли
На
экраны.
Это
русские
люди,
Как
нас
называли
—
319


Иваны,
На
грохочущий
праздник
Работ
Были
первыми
зван ы,
—
В
пированье
невзгод,
Что
друзьям
моим
Щедро
досталось,
Где
от
зноя
и
холода
В
горле
хрипела
Усталость.
Это
русские
люди,
Как
нас
на зыва ли
—
Иваны,
Перекрытья
це хов
Поднимали
В
степные
бураны,
Уди вляяс ь
рукам
своим
му д рым,
Терпенью
И
силе.
И
за
это
по дачек
У
жест ко й
судьбы
Не
просили.
Это
русские
люди,
Как
нас
н азыва ли
—
Иваны,
С
ниве лир ом
прошли
Водоемы,
Хребты
И
барханы,
Ниче му
не
сдавались,
За
дело
стояли
Горо ю,
Ни когд а
не
узнав,
Что
они-то
И
были
герои .
Это
русские
лю ди,
Как
нас
называли
—
Иваны,
Приносили
Подмогу
й
братство
В
з аб ытые
страны,
Помогали
ра сти
320


Государствам
В
их
самом
начале
И
достойную
помощь
По- бра тск и
От
них
получали.
Это
русские
люди,
Как
нас
называли
—
Иваны,
Ледовитый
и
Тихий
Сумели
обжить
О кеаны ,
Пе ли
песни
широкие,
Семьями
жили
Простыми
В
городах,
Что
построили
сами
В
тайг е
и
пустыне.
Это
русские
люди,
Как
нас
называли
—
Иваны,
Знали
радость
работы
И
горькие
знал и
И зъян ы.
Каждый
Со весть
св ою
Неустанной
заботой
Тревожил.
И
сурово
и
гор до
Он
молодость
бы с трую
Про жил.
Вы,
идущие
В
дальние
д али
Ряды
Молодого
нар о да,
Вспо м инай те
по чаще
Товарищей
старших
Тридцатого
года.
17 июля 1956
321


161.
МАЙСКАЯ
НО ЧЬ
Ты
п омни шь
ли
С лед
от
л уны
—
Се реб рян ые
плошки
За
кормой?
Ты
п омн ишь
ли,
Как
на
березах
Наскв оз ь
ви дны
Сере жки
Под
луной?
И
поцелуй,
И
хруст
шагов
В
лесу,
И
задыханье
соловья,
И
то,
как
з везды
Пь ют
росу,
И
то,
как
всё
это
Был
—
я,
И
то,
Как
это
—
ты
б ыла
Всем,
всем
на
свете:
И
лучо м
звезды ,
И
детским
лепетом
Н очной
вод ы.
Ты
шл а,
Как
ходит
ветер,
Запах
рощ
неся .
Ты
вся
Б ыла
землей
и
небом,
И
еще
Была
св еч ой,
Еще
б ыла
пожаром,
И
еще
Вс ем
человечеством,
Что
обнял
я
Так
жарко
За
плечо.
Я
не
считаю
ле т,
Которые
п рошли.
Великолепен
Мудрый
мир
земли,
322


Всегда
и
вс юду
Дв ое
так
и дут
И
думают:
Всё
мирозданье
—
ту т.
Всё
—
только
руку
пр от яни
—
всё
ту т.
Всё
—
только
пристальней
в зг ляни
— всё
тут .
Всё
—
только
крепче
обни ми
—
всё
ту т.
И
соловьи
поют,
И
поцелуй,
И
хруст
шагов
в
лесу.
И
серд це
я
т вое
несу
В
л ад онях,
Сл овно
пламень
голуб ой.
Так
пусть
века
Наполнятся
тоб ой.
Пу сть
лю ди
так
иду т,
Без
стра ха,
без
тоски,
—
О бъяти е,
пожатие
руки.
Бессмертна
наша
пос туп ь
У
ре ки.
Вот
только
б ыли
у
ме ня
Чер ны
виски.
Да
у
те бя
на
пл атье
Были
васильки.
Но
это
всё
Так ие
пу с тяки!
6 мая 1957
152
Дубы
шумят,
дубы
шумят.
Всю
но чь
о се ннюю
шумят.
Как
желтый
яд,
Расплеснут
рж авый
свет
луны.
И
листья
на
дубах
видны
323


Чуть
ржавые,
. резные,
плотные.
Туман
лежит
полотнами
Над
жес тяно й,
холодною
ре кой.
И
так
ве лик
тот
не покой ,
Так
он
тревожен,
так
он
правит
всем,
Что
нам
с
тобой
не
спать,
Не
сп ать
с ов сем.
Не
спать.
Б рать
Ог ро мными
ку скам и
ночь,
с удь бу,
Людей.
Грем ет ь
в
протяжную
трубу
Ночн ог о
ветра.
Что
ж,
владей
На
эту
н очь
одн у
В сей
пол ной
чаше й
мира.
28 мая 1957
158
Такая
ночь,
что
руки
протянуть
Ко
вс ей
вселенной,
вс ем
созвездьям
рядом
324


И
полететь,
пронзая
Млечный
П уть,
Ракетой
меж пл анетно г о
снаряда.
Вид ны
деревьев
строгие
черты ,
Отвесного
хребта
седые
гре бн и,
И
в
э том
мир е
кажешься
мне
ты,
Как
листья,
юной,
как
деревья,
древней...
154.
КО СТРЫ
Пощади
мое
сердце
И
во лю
мою
Укрепи,
Потому
что
Мне
снятся
костры
В
запорожской
весенней
ст епи.
Слышу
—
кон и
х ра пят,
Слышу
—
запах
Горячих
ко ней,
С лышу
давние
п есни
Вовек
не
утраченных
Д ней.
В ижу
мак-кровянец,
С
Перекопа
принесший
Весну,
И
лун у
над
конями
—
Татарскую
в
небе
Луну.
И
одн у
на
рассвете,
Одну,
Как
весенняя
синь.
Чьи
припухшие
губы
Горчей,
325


Чем
седая
полынь...
Укрепи
мою
в олю
И
сердце
мое
Не
тревожь,
Потому
что
мне
снится
Вечерней
за ри
Окрова вл е нны й
н ож,
Дрожь
степного
простора,
Махновских
тача нок
Следы
И
под
конским
коп ытом
Холодная
пл енка
Вод ы.
Эти
кон и
истлели.
И
сны
эти
Очень
стары.
Почему
же
?Лне снова приснились
В
степях
зап оро жски х
Костры,
Ледяная
звезда
И
оплывшие
ст ены
Траншей,
Запах
со ли
и
йода,
Летящий
С
ночных
Сивашей?
Будто
кон и
храп ят,
Будто
легкие
тени
Встают,
Будто
ги мн
коммунизма
Ох рипш ие
глотки
П оют.
И
плывет
у
костра,
Бур ым
бархатом
Грозно
горя,
Зна мя
ме рт вых
солдат,
Утвердивших
Закон
Октября.
Это
Фрунзе
Вру ча ет
его
Позабытым
полкам,
И
ветра
Черноморья
326


Текут
По
со л датски м
щекам.
И
от
крови
поги бши х,
Как
рана,
запекся
Закат.
Маки
—
пламенем
ал ым
До
самого
мор я
Горят.
Унеси
мое
сердце
В
тревожную
эту
Страну,
Где
на
си нем
просторе
Тебя
целовал
я
Одн у.
—
Словно
тучка
пролетная,
Сл овно
сте пной
Ветерок
—
Мира
нового
молодость
—
Ма ка
Кровавый
цветок.
От
степей
зац вета ющи х
Вла жна я
тянет
Теп лын ь,
И
горчи т
на
губах
Поцелуев
С ухая
п ол ынь.
И
навст реч у
кострам,
Подни маясь
Над
будущим
днем,
Полыхает
восход
Боевым
Темно-алым
огнем.
Может
быть,
Это
старость,
Весна,
Запорожских
степей
за бытье ?
Не т!
Это
—
сны
ре в олюци и,
Это
—
бессмертье
мое.
12—13
апреля
1957
327


155
Дай
мне
руку.
Рассвет.
Ви ден
Кремль.
В
тусклом
номере
—
дым .
Кт о,
когда
запретил
мне
побыть
эту
но чь
молод ы м?
Молодым,
но
увидевшим
в сё,
всё
понявшим
до
д на.
Это
сдел ал а
н аша
моск овс ка я,
синяя
наша
весна.
И
гостиница
то же
зовется
«Москва»,
а
внизу
Бью т
асф ал ьт
водопадами
брызг,
как
весною
в
грозу.
Удивительно
радостный
ветер
идет
от
реки,
Ок на
на с тежь
открыты
—
просторы
не
зн ают
тоски...
1957


СЕРЕ ДИН А
ВЕКА
.. .вдруг
ста ло
видно
далеко
во
все
концы
света.
Гоголь
Und so lang du das nicht hast
Dieses: stirb und werde!
Bist du nur ein trüber Gast
Auf der dunklen Erde.1
156
Передо
мною
середина
века.
Я
много
видел.
Мн огог о
не
видел.
Вокруг
не
п онял
и
в
себе
не
понял .
В
ду ше
не
видел,
на
земле
не
видел.
Й
всё
ж
пой ми
—
вот
испов ед ь
моя:
Я
был
участником
соб ыти й
мощных
В
истории
людей.
Что
делать
мне
—
Простому
сыну
в ека?
Говорить
О
времени,
о
том
неповторимом,
Единственном
на
свете.
О
гиганте,
Кот оры й
поднялся
над
всей
зем лей ,
На
плеч и
вз яв
судьбу
и
жизнь
пл анет ы.
Как
единична
жиз нь!
В
мозгу
людей
1 Если ты не понимаешь этого — умри и снова возродись,
—
ты
только
г рустн ый
гость
на
темной
земле
(нем.). — Ред.
329


Мир ы
летят
и
государства
ги бнут.
В
ночном
раздумье
че лове ка
ходят
Народы
по
намеченным
путям.
И
всё
же
ты
лишь
капля
в
океане
Истории
народа.
Но
она
—
В
тебе.
Ты
—
в
ней.
Ты
за
нее
в
о тве те.
За
всё
в
ответе
—
за
поб еды ,
славу,
За
муки
и
ошиб ки.
И
за
тех,
Кто
вел
тебя.
За
герб,
и
гимн,
и
знам я.
Я
уходил
от
виденья
прямого.
Слепила
слабость,
принижала
роб ость ,
Мешала
суе тн ос ть,
манила
сл адо сть
Земных
ночей,
звериное
тепло.
Но,
даже
будь
я
зорок
до
конца,
Лишь
малое
с умел
бы
я
увидеть.
Я
сп оты кал ся,
падал,
по дним ал ся
И
снова
ше л.
У вы,
я
не
п ророк .
Я
ли шь
поэт,
к оторы й
славит
время,
Живое,
у плот нен ное
до
взры в а,
Великое
для
ж изни
в сей
земли.
Да,
весь
я
твой,
живое
время,
весь,
До
глуби
сердца,
до
предсмертной
мыс ли.
И
я
горжусь,
что
вместе
шел
с
тобой,
С
тобой ,
в
котором
движущие
силы
—
Октябрь,
Народ
и
Ленин,
весь
я
в
них.
Они
внутри
меня.
Мы
неразрывны.
И
в
том,
что
я
сегодня
записал,
Я
с лышу
голоса,
я
вижу
м ысли
Других
л юдей,
друзей,
ж ивых
и
мертвых.
Я
записал
всё
так,
как
я
увидел,
И
как
умел,
и
как
вообразил.
Я
всюду
ви жу
горькие
пробелы
—
Мне
десять
ж изней
нужно
бы
п ро жить,
Чтоб
передать
богатство
нашей
жи зни,
То
главное,
что
принесли
мы
в
мир
На
смену
старому,
в
средину
в ека.
Без
сказки
правды
в
мире
не
бывает.
Мне
сказочное
видится
во
всем:
330


В
борьбе,
природе,
в
жизни
человека,
Я
твой,
живое
время,
весь
я
твой !
Я
за
окном
услышал
хруст
шагов
—
И дет
ру мя ный
человек
в
ушанке.
Как
молод
он!
Как
щек и
разгорелись
От
холод а!
Журнал
зажа т
под
мышкой...
Пальто
подбито
ветром.
Подожди,
Ты,
молодость,
ты,
будущее
наш е!
Я
здес ь
с
тобой.
Ты
видишь
эту
кни гу?
Я
протянул
ее.
Воз ьми
ее!
1957
157.
СКАЗКА
О
ДЕ ДОВ ОЙ
ШУ БЕ
Дверь
отворяется
—
и
входит
дед.
Огромный,
седобровый,
бородатый,
Арбатским
инеем
осыпан
весь
до
пят.
Он
опускает
каменную
руку
На
гол ову
мою
и
мо лча
да рит
Холодный,
красный,
круглый
апельсин.
Домашние,
шумя,
снима ю т
шубу
Пуд овую ,
на
вы тер ших ся
лисах,
И
вешалка
с к рипит
от
старой
шубы.
И
я,
закину в
гол ов у,
смотрю,
Как
дед
гребенкой
поправляет
брови
И
медленно
ск ры ва ется
в
столовой,
Где
сразу
поднимаются
все
гости,
И
слышно,
как
са ди тся
тяжкий
де д.
И
далеко,
там ,
на
границе
мира,
В
с тол овой
легкий
зв он
граненых
рю мок
И
разные
торжественные
звуки
—
Дв иже нье
стульев,
перестук
та ре лок,
Веселый
с мех
и
бы ст рый
разговор.
И
никого
в
передней,
только
шубы,
Га л оши,
палки,
шапки,
талый
снег.
Я
нюхаю,
как
зверь,
меха
и
сукна
И
у знаю
г о стей.
Морозом
пахнет,
331


И
дедом
пахнет
больше
все х.
И
жадно
Вдых аю
я
знакомый
запах
деда
И
з алезаю
в
шубу
для
игры.
Охватывает
душный
воздух
меха.
Ворсинки
меха,
з апах
деда
с троги й,
Гро зо вый,
медный,
ст ар ико вски й,
чистый
Звериный
дух
оврагов
и
лесов.
З десь
духота
и
рыжая
д оро жка
Среди
шерстинок,
дальше,
дальше,
дальше.
—
Мне
говорили:
К иплинг
Редиар д
Почтен
наградой
Нобеля
за
книгу
Ту
самую.
Ты
помнишь
—
мы
чит а ли.
Названье
«Джунгли» .
Книга
для
детей.
—
А
к то,
скажите
на м,
опишет
джунгли
В
Тюмени,
в
Б и йске,
в
Вышнем
Волочке?
Здесь
рыжи е
ковры
опавшей
хвои,
И
ветви
же лтые ,
и
со сны
встали
Медвяно-красные
на
рыжем
небе,
И
рыжики
стоят
с ам- пять д есят,
И
белки
рыжи е
среди
ветвей
смеются,
На
ветер
кинув
пышные
хвосты.
Несет
по лд не вным
ду хом
мерных
сосен,
Одна
к
од ной,
они
гудят,
как
море,
На
богатырских
золотых
ко рня х,
И
рыжие,
с
наперсток,
му жики
Сосновые,
натужась,
пиля т
иг лы.
И
тропки
разбегаются,
жел те я,
На
все
четыре
с тороны,
и
дуе т
Тя жел ый
низовой
смоленый
ветер.
И
разные
тут
р азност и
творятся:
То
будто
светом
кинет ,
то
стемнеет,
Могучие
расходятся
забавы
По
э той
рыжей
дедовской
стране.
По
тропке
красные
уходят
муравьи,
Уносят
божью
кра сну ю
коровку,
И
д ятлы
—
стук
да
стук ,
глядят
угр юмо
На
эт их
муравьев,
и
дл инно
кличет
Неведомая
птица
за
чащобой.
И
вдруг
далекая
род итс я
песня.
Веснянка
э то,
это
же
веснянка!
332


—
Вы
слышали
Ша ляпи на
в
«Борисе»?
Тиран.
Безумец.
Страшный
человек.
Сто
голо сов ,
о дин
другого
выш е,
Стоят,
не
опускаясь,
в
медно м
небе.
Заплакать
бы,
да
сил
уже
не
хватит!
Звенит
веснянка.
Мчится
краснолесье,
Гудит
утроба
дедовских
ле сов.
Ты
ландышами,
что
ли,
вд аль
кидаешь,
Род имый
ветер,
или
лебедями,
Летящими
над
р усс кою
землей
К
далеким
черным
талым
бочагам.
Тут
зо ри
падают
и
вырастают
з ори
Хвостатые,
запен енные
медом,
Как
некогда
при
Дмитрии
Донском.
И
вхо дит
лето
в
ры жий
х рам
сосновый,
Свет леет
бор,
и
со сны
расступились.
И
кр угл ая
поляна
под
цветами,
Пок ры тая
как
буд то
б елым
платом,
Чтобы
никто
не
мог
по
ней
п ройти.
Тут
подорожник
закр ыв ает
т ро пки,
От
ра ны
исцеляющий,
зеленый,
А
на
пол яне
как
бы
монастырь
—
Коврига
белая.
Белеют
ст ены,
Ворота
настежь,
пусто,
тишина,
Нет
никог о .
Безмолвие,
пустыня.
—
Ты,
государыня
пустыня,
не
обидься,
Что
мальчик
маленький
пришел
из
л еса,
От
шубы
дедовской,
от
лисьей
шкуры.
Прими
меня
да
не
гони
меня!
Ква сам и
пахнет
и
пече ным
хлебом,
Великорусским,
д у ховит ым,
жарким.
И
ник ог о,
и
только
из
бойницы
Над
воротами
слышен
томный
голос.
Там
серая
кукушечка
кукует
В
платочке
сером,
в
пе ст ря динном
платье,
Год а
предсказывает
мне
кукушка
И
кланяется
в
пояс
по
ус та ву.
—
Скажи,
кукушка,
сколько
лет
осталось?
333


От
неба
до
земли
лу чи
гуляют.
Те
лучики
натянуты,
как
нити,
И
это
будто
там,
где
я
родился,
Из
этих
сосен
вышел
и
тропинок,
И
бел-горюч
з авет ный
русский
камень
Лежит
на
полдороге,
и
в
глуши
Подземное
растет
лесное
пенье.
Раскинул
руки
я,
и
всё
пош ло:
Х оло дные
текут
на
север
рек и,
И
туч и
богатырские
восходят.
Стоит
из буш ка
на
к ур иных
ножках,
Ключи
гремят,
и
род ники
борм очут,
Берестяные
ковшики
л ежат
У
сорока
клю че й.
Стучит
сорока,
Круглеют
глубодонные
пруды,
В
них
кар аси
в
парч е
золототканой
Лениво
и
торжественно
проходят.
Кувш инк и
плачут,
ряска
зелен еет ,
С тре козы
пляшут,
к рыльям и
звеня.
Там
лисьи
нор ы
и
б оль шой
топор,
Гуляющий
по
соснам,
рыбьи
пляс к и,
Овраги,
рытвины
и
буераки,
Косматый
мо х,
поднявший
к
небу
бров и,
Бревенчатый
на
трех
ув алах
Муром,
Забытый
гор од,
ти хий,
как
сова.
Выходят
говорящие
медведи,
В
об ним ку
борются,
и
мед
воруют,
И
разные
слова
твердят
неспешно.
Кто
их
поймет
—
т ому
пришла
бе да.
—
Нет!
Англия
теперь
уже
не
та.
Силь нее
стали,
э не ргич ней
страны:
Германия
—
всё
в
мире
завоюет,
Америка
— она
продаст
и
купит
Весь
Лондон.
Это
наш
двадцатый
век!
Тут
колокол
ударил
в
первый
раз,
И
полетела,
гулко
из гиб аяс ь,
Волна
громовой
меди
над
пустыней,
334


От ряхива я
золотые
р осы,
Закованными
соснам и
звеня.
И
сердце
разорвалось,
будто
умер.
Но
белая
вы хо дит
песня
ле та
—
Ромашек
круглых,
круглого
покоя.
Стоят
над
лугом
золотые
пче лы
И,
ножки
поджимая,
забирают
Великое
июльское
теп ло.
Кукушка
кругло
вдалеке
кукует,
И
солнечное
в
небе
коле со,
Сияя ,
к атится
по
круглым
тучам.
—
А
Блерио
не
может
улететь
На
моноплане.
Всё
ломает
крылья!
Тут
бочки,
и
ободья,
и
одонья,
Ко рич не вые
круглые
гр ибы,
Тут
м ухом оры
в
крапинках
старинных,
И
бляхи
солнца,
и
круги
прудов,
И
плавунцы-жуки,
жу ки- вер тячки,
Иван-да-марья
на
крутых
лугах,
Всё
краснолесье,
круглое
от
жа ра,
И
лопух и
под
бременем
улит ок,
Червонная
от
со лнца
дробь
копыта
Ко ня,
ид ущего
за
сто
зем ель .
По
воздуху
тугая
льется
брага,
Сверкая
между
со сен,
словно
искры,
И
цепь
висит,
как
древле,
золота я
От
золотого
не ба
до
земли.
—
Поверить
трудно
—
умер
М ендел еев,
Такой
г иган т!
Таб ли ц ы...
Это
что
же
—
Ато мный
в ес?
—
А
что
такое
а том?
Втор ой
удар
пошел
над
темным
лес ом,
У дарил
колокол
щитом
по лд не вным,
И
стало
время
близиться
к
закату.
Раскинулись
беспамятные
реки
На
три
версты,
могучей
шириною,
335


Не
переплыть,
не
переехать
лодкой.
По
в сей
России
ре ки
побежали,
Бездонными
темнея
омутами,
Кувшинки
забелели,
затомились,
И
аир
наклонился
над
водой.
Со мы
вздохнули
в
гол убых
корягах;
Белопесоцкий
бор
в о знесся
тихий
Над
белыми
песками
по
заречью.
Так
что
же,
плакать
мне
над
этой
ширью,
Или
п ески
безветренные
гладить,
Или
следы
беспечных
трясогузок
Мал ь чи шеско й,
грустя,
сти рат ь
рукой ?
—
К ак ие-то
кубисты
появились.
Их
вождь
—
испанец,
Пабло
Пикассо.
Пл етни
за
дальней
д алью
задымились,
По
черным
избам
пламень
про б егает ,
Петух
кровавый
голос и т
окрест.
То
улеглось
за рез анное
солнце,
Свали лос ь
набок
над
лесами
мрака.
Речны е
д евки
в
реках
мочат
косы
И
выжимают
косы,
и
над
Русью
От
этого
подъемлется
туман.
Тяжел ый
жук
жужжит
через
поёмы.
Болота
дышат,
кулички
играют,
Зубчатые
л еса
горюют
молча,
И
коршун
дел ает
последний
круг.
Садится
коршун
на
стога
дал еч е,
Кобыла
ржет ,
да
рыбица
играет,
Дергач
кричит
в
низине
за
реко й,
Овсы
тяж ел ым
серебром
о деты.
Лежит
на
зап ад
смутная
дорога,
Не
н ачин ается
дорога
ниоткуда,
И
не
ведет
дорога
никуда.
И
человек
сидит
у
той
дорог и,
Сам
черн ый,
черн ый,
вроде
даже
стыл ый ,
И
злобно
щерится
и
в сем
п ророчи т
Войну
и
мор,
и
го лод
и
п ожар.
336


Да
не
угнать
ему
туман
заречный.
Речные
девки
расстилают
росы,
Кладут
каменья
белы е
по
в згор ью,
На
каждом
птица
л егкая
сидит.
Леса
еловые
встают
пилой
на
зорях.
Сед ая
тишина
лежит
в
заречьях,
Поют
ракиты
древними
словами,
И
не
одн а
дорога,
а
четыре,
У
каждой
есть
начало
и
кон ец.
Летят
четыре
вет ра- же ре бца
Сырыми
непомерными
лугами.
Ку да
ле тят?
И
позади
встает
Кровавый
м есяц
в
три
земных
обхвата,
И
че рный
во лк
на
нем
пер ебега ет ,
Не
может
черный
выбежать
из
круга
И
мечется
по
огненному
к ругу,
Хв атается
зубами
за
края.
—
Столыпинская
Дума.
Хутора .
Петля
Столыпина.
Террор
к ро ме шный.
Доколе
это
будет
продолжаться?
Доколе
будет
изнывать
Ро с сия?
Тут
высыпают
зве зды
светлым
рое м
—
Светильники,
зажженные
извечно,
Садятся
ут ки
в
заводи
гл ухи е.
Торжественная
прибывает
ночь.
И
от
земли
до
н еба
легким
ро ем
Огни
блистают,
и
зовет
из
мра ка
В
ночном
мальчишка
чалого
коня.
—
Опять
аресты?
—
Да,
опять
аресты!
А
где
Ульянов?
—
Каж етс я,
ушел.
Че рез
Финляндию
в
Стокгольм.
—
Неужто?
С уров ый
ум!
Острейший
че лове к!
Тут
месяц
з аиг рал
в
ку вшинк ах
бе лых,
Плесн ул и
щуки,
укатились
тучи,
22 в.
Луговской
337


Г риб ною
сы рью
дунуло
из
лесу,
И
колокол
ударил
в
третий
ра з.
Тут
гости
с ели,
рюмк и
зазвенели,
Ме ня
позвали
встретить
Но вый
го д.
1943—1956
158.
КАК
ЧЕЛОВЕК
ПЛ ЫЛ
С
ОДИСС ЕЕМ
Шестнадцатый
ко нчал ся
страшный
год.
Вилась
над
куполами
стая
галок.
Отец
сидел
за
письменным
стол ом ,
Подперши
голову
рукою
пухлой,
В
чуть
рыжеватых,
легких
волосках.
Он
щурил
близорукие
глаза,
Глядел
в
окн о.
А
на
дворе
бр од или
Десятки
раненых
в
халата х
черных,
Все
сизые
от
холода,
в
галошной
•
П ос ледней
р вани.
Плох
был
лазаре т
Союза
гор од ов.
Тосклив
и
плох.
Да
ведь
и
год-то
был
совсем
последний,
Ш естна дцаты й.
Распутина
прикончили
вчера.
Царица
билась
на
п олу
в
падучей.
Сидел
оте ц.
Листал
«Войну и мир».
Звонок
в
передней.
Я
пошел.
Открыл.
Шагнул
с
пор ога
дл инный,
белобрысый,
В
ремнях
скр ип ящих
прапорщик.
Как
лошадь.
И
зубы
л о шади ные.
И
гл аз
Ворочает,
как
лошадь.
Запах
кож и
И
н ового
сукна.
И
он
глядит,
Как
лошадь
на
станке
у
коновала.
—
Хо чу
проститься!
—
он
сказал.—
Цветков.
—
Я
передал.
—
Проси,
—
оте ц
ответил.
Он
обнял
прапорщика.
Се ли
молча.
—
На
фронт?
—
На
фро нт.
Досрочно
кончил
школу.
—
Талантливый
вы
человек,
Цветков,
—
Задумчиво
отец
промолвил.
—
Выйдет
338


Из
вас
лингвист
хорош и й.
—
Нет,
не
выйдет.
Лингвистике
начну
учить
червей
И
быстро
кончу
в
каче ств е
скелета.
—
Отец
нахмурился:
—
К
че му
кощунство?
—
Кощунства
нет,
учитель.
Е сть
дыра.
В семи р ная,
бе сс мы сле нная
гибель,
И
мы
летим,
м ильон ы,
в
эту
прорву.
Я
вас
сп рошу,
учитель:
для
чего
Вы
нас
у чили
русскому
искусству?
Вот
Врубель.
Демон.
Страшные
глаза.
Гордыня.
Разум.
Неземная
мудрость.
Уст ало ст ь.
Скорбь.
К
чему,
к
чему
всё
э то?
Лишь
для
того,
чтоб
мертвецом
лежать
В
обнимку
с
немцем
на
горбе
окопа.
И
немцу
нич его
уже
не
нужно,
И
мне
не
нужно.
По лная
расп лат а.
А
вот
кому
мы
платим
—
я
не
знаю.
Мильон
людей
свалился
под
Верденом.
Мильон
люд ей
в
Гал ици и
за копан .
Мильон,
мильон,
мильон,
ми льон ,
м и льон.
Ж ивые
все,
и
в
каждом
—
бог
и
совесть.
У
к ажд ого
ес ть
дом .
А
в
нем
—
часы,
И
т икают
они
—
ти к- так,
ти к-так.
Ка кая
польза
в
э той
кислой
бойн е?
Освобожденье
мира?
Чепуха!
Босфор
и
Дарданеллы?
Да
кому
Они
нужны
—
мне
или
вам,
учитель?
Борьба
за
ве ру?
Нет!
Борьба
за
правду?
Какую,
вы
не
з наете ?
—
Не
знаю,
—
Сказал
отец
п е чальн о.—
Я
не
знаю...
—
Вы
да ли
нам
«Бориса Годунова»,
Как
дар
небесный.
Д али
«Нибелунгов» .
Раскрыли
Тютчева.
Открыли
Росси.
А
для
че го?
Для
стылого
окопа
И
для
безв ери я.
Кто
в ино ват
В
кровавом
торжи ще?
Вильгельм
Втор ой?
Король
Георг
иль
Николай
Романов?
339


—
Не
знаю,
—
повторил
отец,
—
не
знаю...
Но
велика
и
тяжела
вина!
—
Пр ощ айте!
—
по днял ся
Цветков.
—
Спасибо!
За
всё
спасибо,
до ро гой
учитель,
—
За
Леви т ана,
Грига
и
ст ихи,
За
то,
что
н а учили
понима т ь
На с,
мертвецов
грядущих,
си лу
ж изни,
Искусство,
—
это
всё -т аки
победа.
Победа
разума,
победа
света.
Неужто
б ыло
так
в сегда
и
будет
—
Бессмысленная
гибель
человека,
Бессмысленная
прорва
впереди?
—
Он
двин ул
лошадиные
гла за,
Ощерил
зубы
конские.
Схватил
О тца
за
локти.
Повторил:
—
Спасибо
За
всё!
Прощайте!
Я
вам
ос тавл яю
Тетрадку.
Посмотрите.
Баловство...
Прочтете
—
мертвому
потом
ответьте,
Кто
Одиссей.—
-
При
чем
тут
Одиссей?
—
Спросил
отец.
—
У знает е,
учит ель.
Прощайте!
Честь
имею...
—
Он
ушел.
—
Прочти,—сказал
отец.
Я
в зял
тетр адку .
—
Че рвон но- с иний
рушится
хребет
Литой
вол ны,
и
пена,
словно
ку дри
Морских
со зданий ,
вьется
всл ед
за
ве тром .
Корабль
звенит,
как
тетива
тугая,
И
парус,
накренясь,
л етит
упр ям о,
Крутой
и
полногрудый,
на
в ос ток.
Косяк
дельфинов
м чит ся,
кувыркаясь,
И
бешеное
солнце
разъяренно
Плывет
над
нами
в
гр оз ных
небесах.
О,
сколько
лет
мы
рвемся
по
неверным,
Пустым
зы бям
среди
чуде с
поп утны х,
Средь
островов,
встающих
из
пу ч ины,
Средн
пр оли вов
гибельных
и
смрадных,
340


Что
пахнут
скалами
и
до хлой
рыбой,
Меж
тучами
и
синецветной
влагой
На
род ин у,
на
род ину ,
в
Итаку,
К
забы ты м
очагам,
стадам
и
женам,
И
это
всё
напрасно.
Мы
плы в ем,
Чтобы
вовеки
не
вдохнуть
вечерний,
Печальный
зап ах
греческих
жаровен,
Чтобы
вовек
не
заколоть
барана
На
дедовском
знакомом
алтаре,
Что б
нико гд а
уже
не
сп ать
с
женою
На
темном
ложе,
шкурами
покрытом,
И
никогда
не
выходить
из
до ма
Коня
погладить
при
осе нн их
звездах,
Вдыхая
з апах
глины,
и
н аво за,
И
чебреца,
и
рыже й
ди кой
мяты,
И
острой
со ли
ве тр овых
валов!
Кора б ль
ид ет,
отмеченный
суд ьбою,
Навст р ечу
верной
гибели
сво ей.
Ты
пр едаешь
меня,
я
знаю,
ты
Х и тришь
и
своеволишь.
Я,
ничтожный,
Гребу
на
вес лах .
Рыжий,
бородатый,
В
се дой
от
по та
бедряной
повязке,
Я
должен
умереть.
Мы
все
умрем,
И
только
ты,
мой
капитан
свирепый,
Мой
Одиссей,
подним е шь ся
над
нами,
Над
нашим
кораблем
и
над
Элладой,
Над
нашей
Грецией,
над
вс ей
землей,—
Живой
и
хи тры й,
в
белом
оже релье
Попутных
мол од ых
свистящих
во лн!
Громады
ск ал
восходят
нам
навстречу,
Смертельный
ветер
пробует
ка н аты.
Я
дол жен
умереть,
а
ты,
крылатый,
Остан ешь ся
в
живых!
Но
я
помедлю
Еще
мгновенье!
Вот
они,
ребята
—
Ахейский
сброд,
ряба я
солдатня,
Смоленые,
че соточн ы е
греки,
Что
десять
лет
сражались
возле
башен,
Увидели
пожар,
и
гибель
Трои,
311


И
женщ ину,
единую
на
свете,
Которая
в
пурпурном
покрывале
Сп окойн о
проходила
по
стенам.
Она
зв алас ь
красавицей
Елен ой ,
Она ,
как
ты,
вовеки
не
умре т.
То
бы ли
сны
—
осада,
голод,
горе,
Болезни,
мор,
и
дождь
троянских
стр ел,
И
свет
зари
над
речк ою
С кама ндром,
Густой
и
черной,
словно
б ычья
кр овь,
И
женщина,
единственная
в
ми ре,
Она
во
время
би твы
проходила
За
че рн ыми
зу бца ми
чуждых
башен,
Обмахнутая
огн енн ым
пла що м.
Из-за
нее
мы
бились
год
за
годом,
Барановоды,
мужики,
гуляки,
Хо роши е
мужья
и
проходимцы,
С
тобою,
Одиссей,
вод и тель
славный,
И
в зяли
Т рою
и,
нас ытяс ь
с ла вой,
Ушли
ни
с
чем
на
кораблях
тяжелых
На
род ин у,
на
род ину ,
в
Эл л аду,
Чтоб
никогда
ее
не
увидать.
Я
знаю,
ты
хит ри шь,
ты
бедных
греков
Кидал
вперед,
блистая
медным
шлемо м,
А
сам,
с
колена
х ол одно
прицелясь,
М етал
в
троянцев
бе шен ые
стрелы.
Я
знаю,
ты
один
видал
Елену
Без
п ок рыва ла,
голую,
как
рыб а,
Когда
во рва лся
вместе
с
храбрецами
В
Приамов
по лыха ю щий
д вор ец.
И
ты
хитро
не
взял
ее
с
собою,
И
ты
хитро-уйдешь
в
мою
Итаку ,
В
сво ю
Итаку,
ца рь
наш
непорочный,
Единственный
из
мертвых
нас
свидетель
Жестоких
бит в
и
горестных
не вз год.
Да,
ты
хитришь,
ты
именем
вс ех
мертвых
Спокойно
будешь
говорить
столетьям
О
подвигах,
которые
ге рои
Не
совершили
и
ниг де
на
свете
Так
совершать
вовеки
не
могли.


Мы
все
поги бне м,
греческие
люди ,
Чтобы
один
из
нас
д оп лыл,
как
должно,
О ве янный
великой
нашей
сл аво й,
До
берегов
Эгейских
ост ровов !
Чтобы
о дин
из
нас,
водитель
хитрый,
О
нас
по ведал
речью
величавой,
Не
в спо миная
нашего
обличья,
Не
на зыва я
маленьких
имен,
Л ишь
говоря
о
спутниках
сл уча йных,
Лю бивших
ве рно
своего
героя
И
верно
павших
за
царя
Итаки,
Чтобы
его
потом
воспел
пе вец.
Греби,
ребята!
Парус
наш
трепещет,
Вина
немного,
впереди
—
кон ец.
Мы
все
плывем
в
желанную
Итаку,
Коричневые,
жилистые,
злы е,
Срывая
пену
в олн
нетерпеливых,
Затягивая
пасмурную
песню.
Ведь
н аши
жены
зажили
с
др уг ими,
И
наш и
песни
сорваны
другими,
И
наши
свиньи
колоты
другими,
И
на шу
слав у
вырвал
Одиссей.
Си жу
на
веслах,
мерно
отгибаясь.
Встают
над
морем
вечные
с озв ездь я,
И
пахнет
берег
род ин ой
моей.
Ник то
не
зн ает,
кроме
Одиссея,
Могуче го,
лукавого
владыки,
Как
хороши
наб ит ые
дровами
Б еспеч ные
родные
очаги!
Гребцы,
гребите!
Напрягайтесь,
греки!
В
ног ах
у
вас
л ежат
немые
шлемы.
Грив асты е,
тяжелые
обличья,
Свидетели
неповторимых
битв.
Гребите,
греки!
Есть
еще
в
Элладе
Огонь,
и
меч,
и
песня,
и
любовь!
Над
нами
сжалились,
как
прежде,
боги,
Они
нам
дар ов али
Одиссея,
343


И
он
за
нас
н есет
среди
вселенной
Глазастую
сову,
б ольш ую
мысль
Он
будет
править
нашими
словами,
Он
будет
править
нашими
сынами,
Он
будет
править
нашими
певцами
По
праву
капитана
и
царя!
Еще
мгновенье!
Вот
взлетают
скалы.
Оп ять
бел еют
челюсти
прибоя.
Вот
это
смерть,
единая
навеки.
Молитесь
Зевсу,
греческие
люди,
Ты,
сп р ава,
не
клон и
бровей
тяжелых,
Спокойно
пос м отри
на
нашу
смерть.
Да,
у
ме ня
давно
был
виноградник,
Холо дно е
б елье
на
зыбком
ве тре
И
ку вши ны
с
коричневым
вином.
Зачем
ход ил
я
к
черным
баш ням
Трои ,
Зачем
меня
стрела
кусала
дважды,
Зачем
я
десять
лет
в идал
на
стенах
Еленин
к расны й,
взв ит ый
ветром
пл ащ?
Не
я
прид у
в
роди м ую
Итаку,
Не
ты,
мой
пра вый,
и
не
ты,
мой
левый,
Не
ты,
мой
корм чий ,
и
не
ты,
кузне ц!
Будь
проклят
Одиссей,
лазут чи к
горя,
Водитель
кораблей,
хитрец
коварный.
Вот
он
стои т,
блистая
медным
шлем ом ,
И
мы,
как
дети,
смотрим
на
нег о.
Но
властно
он
людей
о бъ еди няет
Своей
несокрушимой
темной
в олей
Для
многих
тысяч
легендарных
де л.
А
старый
наш
народ
не
знает
смерти.
Еще
мгновенье!
Мы
простые
люди,
Мы
только
копья,
весл а
над
во лна ми.
И
л ишь
оди н
из
нас
стоит,
крылатый,
В
тяжелом
шлеме
с
полосатой
гри вой,
Грудастый
и
хол од ный,
как,
бывало,
Обветр ен ный
в
скитаньях
Одиссей.
Он
нас
погу би т,
греческие
люд и,
Он
доведет
до
будущих
столетий,
344


Он
донесет
до
будущих
людей,
Мужчин
и
ж енщ ин,
черные
от
крови
Слепые
песни
старика
Гомера,
Исполненные
лживой
п рос тоты.
Он
передаст
для
будущего
мрака
Прошедший
мрак,
усеянный
звездами,
Раз дви нет
веки
мертвые
мои,
И
я
увижу
как
идет
водитель,
Торжественно
и
хмуро
отдавая
Большую,
з олот ую
ветвь
земли
Тем,
кто,
как
пр ежд е,
повторит
скитанья,
И
вечность
ч ело вече ства,
и
радость,
И
дым
от
очагов
моих
роди мы х,
Которому
есть
в еч ное,
святое,
Нед виж но е,
как
звезды ,
имя
—
жизнь!
Прощайте,
греки!
Смерть!
—
Как
человек
на
свете
оди но к!
—
Сказал
отец.
—
Как
непонятен
мир !
Как
тяжела
на
св ете
справедливость!
А
революция
бл и зка.
Ее
не
миновать.
Так
пусть
она
приходит.
Она
рассудит
старый
шар
з емн ой!
1943 (?) — 1957
159.
НОВЫЙ
ГОД
У
статуи
Родена,
в
мерзлой
тьме
Губернского
музея,
мы
встречали
Ме телям и
по витый
Новый
го д.
С такан ы
выш е!
Хи лая
коптилка
То
вспыхнет,
то
притухнет.
Лезут
т ени
Огромные,
из
мрака
в ырыв ая
То
гла з,
то
рот,
то
руку
на
портрете,
То
мраморную
выпу кл ую
грудь.
345


Спирт
разведен
был
ледяной
водой,
Он
бил,
как
огн е мет,
свистел
по
жи лам
И
на м,
голодным,
головы
круж и л.
Да
нет,
не
всем.
А
кто
там
бы л?
Художник,
Историк-мистик,
я
—
м олоко сос ,
Весь
вы бри тый
до
глянца
пос ле
т ифа,
Ежеминутно
гладивший
наган,
И
два
чекиста.
Первый
—
к о миссар
Сережа
Зыков
и
второй
—
безвестный,
Пришедший
с
ним,
наверное
матрос.
Ст ол
инкрустированный
был
колю ч
От
выпиравших
бляшек
перламутра.
Он
был
накрыт
пла ка том : «Смело в бой!»
На
нем
лежали
две
оббитых
воблы,
В
манерке
сты ла
пар е ная
рожь.
Вода
и
с пирт
стояли
та к,
отд ель но.
В
коптилке
пл авал
грязный
фитилек.
Год
восемнадцатый
кончался
тихо,
Лиш ь
изредка
с тре ляли
у
Днепра
Да
выла
за
окн ом
сухая
вьюга.
А
время?
Время
двигалось
рывками.
Историк-мистик,
разъярясь,
читал
Нам
«Одиссею»
в
старом
переводе.
Лет ел
корабль,
и
настигали
б еды
Его
со
всех
сторон.
Летел
корабль
Навстречу
гиб е ли.
Смеялись
боги
Над
обреченными.
Летел
корабль
По
синему
волненью
первых
песен
На
белых
гребнях
позабытых
волн.
И
Одиссей,
водитель
богоравный,
Наперекор
всему
пытал
с удь бу.
Торжественный
ге кза метр
разносился
По
мертвым
залам .
Пла вал
ог оне к,
Как
жизнь
людская
в
океане
мрака.
И
вот
прип лыл
в
Итаку
Одиссей.
—
Что
ж,
—
молвил
Зыков,
—
я
предполагаю,
Что
Одиссей
не
первоклассный
вождь.
Се бя
сберег
он
для
ж ены
и
славы,
346


А
вс ех
матросов
на чис то
сгубил.
—
Да,—
подтвердил
матрос,—
бра тва
погибла.
А
для
чего
—
и
сам
я
не
пойму.
Для
го суда рств а?
Не т,
не
для
него.
Для
будущего?
И
того
не
вижу .
—
Для
п есни ,—
ст ук нул
Зыков
кула ко м,
—•
Для
песни,
что бы
лю ди
п есни
пели.
А
настоящий
в ождь
погибнет
с ам,
Но
выведет
людей
и
выдаст
счастье.
А
лучше
бы
ему
не
погибать
И
выде ржа ть
смертельные
тревоги,
Как
Ленин
вынес
выстрелы
Каплан.
За
Ленина!
—
сказал
он,
вст ал
и
выпил.
Год
восемнадцатый
кончался
в
этот
ча с.
Там,
за
горами,
за
морями,
пели
Колокола.
Красавицы
плясали,
По
пояс
голые ,
в
тепле
и
блеске.
А
город
за
окном
был
страшно
пуст,
И
не
дымили
трубы,
и
не
плавал
Огонь
коптилки
ни
в
одном
окн е.
Замерзло
всё.
Всё
вым е рло.
Скрипучий
Огнистый
снег.
Шипящая
поземка.
Крутящиеся
белые
столбы .
Ночь
страшной
си лы.
Сотворенье
мир а.
Лети,
мет ель,
взвивайся,
дикий
снег!
Германия
упала
на
к олен и.
Могилы
наползают
на
м огил ы.
Нел ьзя
уже
дышать
от
мертвых
те л,
От
мертвых
с лов,
от
умерших
законов.
Мир
потрясен.
В
огромном
гул ком
ми ре
Три
ма лен ьки х,
как
гномы,
человечка,
Ручонками
раз мах ив ая,
пляшут
—
347


Вильсон,
Ллойд-Джордж
и
старый
Клемансо.
Они,
как
в
перевернутом
бинокле,
Над
чем-то
в о зятся.
Над
Лиг ой
Наци й?
Над
репарациями?
Над
морями?
М ильо ны
трупов
ле зут
к
ним
в
бинокль.
«Вставайте,
мертвецы!
—
кричат
моги лы .
—
Жи вых
судите,
требуйте
расплаты,
Земля
не
в
силах
больше
вас
держать!»
Ползут
калеки,
и
поют
слепые.
Сг ибаю тся
отравленные
газом.
И
милл ио ны
женщин
в
мире
ищу т
Тех,
кто
могли
бы
их
мужьями
быт ь,
Но
умерли,
и
сгн и ли,
и
расплылись.
Морское
дно
усеяно
судами.
Солд ат ,
как
зверь,
идет
к
себе
домой,
Озлобленный,
усталый,
семижильный.
Где
справедливость?
Кто
во
вс ем
виновен?
Неужто
это
в новь
увид ит
мир?
Тогда
заче м
на
мерзкой
ж ить
планете?
Но
это
будет
вновь!
Нам
не
уйти
От
повторенья.
Нас
опять
за гон ят
В
окопы.
Стой!
Тогда
взрывайся
всё!
Летит
мет ель
живо й
д оро гой
снега.
Но
ведь
теперь
на
свете
бы ли
мы.
Мы
пер вые
сказали:«Мирнародам!»
Мы
пе рвые
с к аз а ли: «Власть Советам!»
Ска зали
первые:«Война
—
во йне!»
Кто
мы?
Полузамерзшая
в
метели
Крестьянская
ст ран а.
Простор
без
края
С
черневшими,
как
точк и,
городами
На
исполинской
сн егов ой
ра внине .
И
зубы
стиснувший
рабочий
класс,
348


До
че рнот ы
осунувшийся,
вставший
За
партию,
чье
имя
бы ло
«Ленин» .
Кто
мы?
У прям ый
огонек
коптилки,
Сверхчеловеческая
в ера
в
правду,
Замерзшие
железные
дор оги,
И
нищета,
и
стылые
штыки.
И
мы
в
ответе
перед
всей
вселенной,
Перед
народами,
перед
веками,
Перед
всеобщим
счастьем,
общим
горе м
—-
На
то
был
создан
русский
че лове к!
И
мы
—
стр ан а,
и
мы
здесь
впятером
Окружены,
притиснуты,
зажаты,
За
гор ло
схвачены
рукой
Антанты.
О,
гор дый
клекот
наших
н ищих
вьюг!
Оде сса
—
м оре,
вы мпе ла
французов.
Архангельск
— лед
и
вым пела
британцев.
Владивосток
—
ам ери ка нский
флаг.
И
Каспий
ходит
мрачными
вол нам и.
Морзянки
о тст у чал и: «Пал Баку!»
По
переулкам,
темным
и
горбатым,
Ша ги,
ша ги
бр ит ан ских
часовых.
Колчак,
как
волк,
в ы ходит
из
Сибири.
Д еники н
в
снежном
вихре
вырастает.
Что
ж,
кон че но?
Н ет,
только
начал о сь!
Мы
разожгли
огонь.
Он
занялся.
Европа
вся
др ожит
от
в зр ывов
гнева.
А
время?
Время
движется
рывками.
Еще
недели
—
и
взойдет
«Спартак»
На
баррикады
хмурого
Берлина.
Ли шь
месяцы
—
и
вскинет
Бе ла
Кун
Над
Бу дап ешто м
красный
фла г
Советов.
Бавария
и
Гамбург,
Вена,
Рим
—
Призывы
труб
«Интернационала» .
Они
гремят
сейч ас
по
все й
земле.
Вы
сл ыши те
их
за
окн ом
в
слепящей,
Кромешной,
вьюжной
тьме.
Они
з веня т.
..
349


Что
эт о?
Колокольцы.
Свист
и
гомон.
—
Так,
так!
—
сказал
Сер ежа
Зыков.
—
Точно
—
Наш
военком
гуляет,
дево к
возит.
Наполеон
губернский,
с укин
сын.
Гоняй,
гоняй
к азенны х
лошадей,
Диктаторствуй!
П отом
с
то бой
сочтемся...
Друзья,
ведь
коммунизм
—
он
с
н ами
рядом.
Еще
нажать
бы
—
и
рванет
Европа.
Индусы,,негры
—
все
пойд ут
за
нами,
Китайцы
—
этим
сам
Х ри стос
велел.
И
п оле тят
с
земного
шара
цепи.
Силен,
ох
и
силен
рабочий
класс!
—
Буржуев
выс е лим
на
острова,
—
Ск азал
матрос.—
Пу скай
копают
грядки.
—
Они
тебе,
бр ато к,
вскопают
грядку
На
сам ой
на
твоей
мог илк е
ранней.
Пойдут
они
с
т обой
на
острова!
И
всё
же
есть
на
свете
справедливость
И
правдой
всё
на
свете
победишь,
Суровой
и
безжалостной,
но
правдой.
А
коммунизм
—
он,
брат,
не
за
гор а ми.
Под оль ше
б
только
Л енин
с
н ами
жил ,
Да
эт их
Б она пар тов
бы
поменьше!
И
видел
я
в
ту
но чь,
как
из
морей
Кровавых,
из
п ото ков
слез
горючих
Вст ает
вся
в
к р асном
же нщ ина
—
Коммуна,
Дер жа
в
ладонях
старый
шар
зем ной .
А
что
ж
Нат аш а?
Да,
ждала
Ната ша.
И
керосину
не
бы ло,
и
мышь
Хрумте ла
ст р ашно
возле
мертвой
печки...
Под
полушубком
дедо в ским
ждала,
Уставив
в
тьму,
кипевшую
на
в оле,
Огромные
раскосые
глаза.
350


И
думал
я:
зач ем
в
такую
но чь
Люби ть,
о
до ме
думать
или
счастье,
О
нежности,
когда
там,
за
окном,
Г ремят
в
метелях
трубы
коммунизма,
И
ледяной
в ос торг
ломает
душу,
И
нуж но
сразу
же ртво ват ь
собой.
Художник
крикнул:
—
Мы
тогда
пос трои м
До
не ба
электрическую
башню.
Вот
п оворот
сп ира ли,
ле нты
света.
Ле тящ ий
штопор.
Устремленье
ввысь.
Фундаментально-примитивный
к онт ур.
Чистейший
и
абстрактный
футуризм.
Пол кил оме тра
высотой.
Вверху
Лиц о
—
кв адр ат
из
золота.
Два
гл аза
—
Две
лампы.
Каждая
—
мильон
свечей.
Дворец
народов!
Памятник
свободе!
Ов ал
хрустальный.
Зал
—
сто
тыс яч
мест .
—
Кто
в зял
немецкий
штык?
Зам ер зла
каша!
—
Там
будут
та нцы
солнца,—
я
сказал.
—
Да,
девушки
в
од ежд ах
всех
народов.
Нет,
лу чше
в
бе лых
туниках.
Я
вижу
На
туниках
квадраты,
ромбы,
луны
Неистовых
расцвет о к .
И
фан фа ры
Серебряные
ржут,
как
жеребцы.
—
Историк-мистик
поднял
руку:
—
Стойте!
Трагедии
Эсхила
среди
с кал,
Лесо в
рев ущ их,
бурных
водопадов,
Стенанья
хоров
убеленных
с тар цев
—
Так
будет
человечество
свершать
Свой
праздник
разума,
св ою
п обе ду.
—
По ст релив ают !
—
закл ючи л
мат ро с.
И
комиссар
прислушался:
—
Охр ан а.
Наверно,
дезертиры
ле зут
в
баню.
Живые
люди,
брат,
а
вош ь
заела.
Пу скай
помоются
под
Новый
год.
—
351


И
он
в здох ну л.—
Дворцы?
Дворцы
построим.
Да,
трудно
будет !
Труден
человек,
Его
не
переделаешь
с
размаху,
И
долго
в
человеке
зверь
таится.
Кровь
черная.
Зверячье
самовольство.
—
Нет,—
о тв ечал
историк,—
мы
живе м
С еку нду
во
вселенной,
ли шь
секунду.
П о денки
мы
под
жарким
фо нар ем,
Эфемериды
—
бабочки
из
мрака.
Живем
секунду,
а
миры
в бир аем
В
соз нань е.
И
туманность
Андромеды,
И
Млечный
Путь.
И
всё
вот
здесь ,
в
мозгу.
А
ты
ме ня
за
это,
Зыков,
шлеп не шь?
Освобожденный
человек
дост о ин
Жи ть
для
познанья
ед инич ной
ж изни
И
единичной
ис тины.
Он
—
бо г.
В
нем
всё!
Других
не
надо.
«Я»
бессмертно.
Налейте
всем
за
будущее
«Я»!
—
Я
полагаю,—
так
ответил
Зык ов,
—
Что
есл и
познавать,
так
весь
народ.
Куд а
пойдет
он,
как
судьбу
пос троит ,
Когда
дождется
коммунизма.
Ве чно
Он
будет
сча стли в
или
вновь
зах о чет
Тревоги.
Вот
какое
дело,
брат.
Оп ять
промчались
тройки
с
бубенцами...
А
что
На таш а?
Всё
жд ала,
ждала.
Всё
б ыло
со нно,
том но
и
тр ево жно.
И
вот
дремота
грустно
обняла
Бар аний ,
черн ы й,
дедов
полушубок.
Сны
черные
пришли.
Ах,
ночь
черна!
Звезда
стоит
над
степью
черной
ночью,
И
к они
фыркают.
Не
будет
счастья! ..
—
Но
будет
счастье,
комиссар,
скажи?
352


Как ое
сч аст ье,
как
его
понять?
—
Я
думаю,
п рос тое
будет
счастье
—
Стать.человеком
и
самим
собой.
И
человек
о кажет ся
велик,
А
коммунизм
огромен
н епо мерн о.
—
Нет ,—
возра зи л
художник,
—
к
нам
придет
Другое
бытие.
До ма
коммуны.
Стеклянные.
Кабины
для
работы.
Кабин ы
сна.
К абины
для
любви,
Задрапированные
белым
шелком.
Гиган тск ие
столовые,
где
л юди
Средь
мраморов
торжественно
вкушают,
Под
музыку,
назначенные
блюда.
И
детс кие
на
тысячи
мл аден цев .
Красивые
шуршащие
одежды.
Карк ас
конструкций.
Чи сто та
и
свет.
Всеобщий
гармонический
порядок.
—
По-моему,
так
ск учно
будет
жить,
Н ело вко
к ак-то ,
вроде
бы
казарм а,
—
Сказал
матрос.—
Скорей
бы
всё
увидеть!
Да
всё
равно
убьют
не
н ынче -за втр а.
Эпоха
ведь
так ая,
что
ж
поделать.
Из
всех
щеле й
вылазит
старый
мир.
Эй,
глянь,
да
это
крыса.
Ну
и
крыса!
Дай
шугану
ее.
Силь на
зве р юга.
Ишь
гл азками
сверкает.
—
Дьявол
с
ней!
—
Нет,
вдарю
из
нагана
эту
мразь.
—
Оста вь ,
браток!
Муз ей
—
з десь
не прилич но.
—
Коптилка
з амига ла.
Уносилась
Ввысь
статуя
Р оден а.
Вдохновенно
Чуть
розовели
поднятые
р уки.
Девическое
тело
напрягалось,
Как
молодость,
летящая
к
победе.
. Вельможные портреты оживали,
На
нас
уставя
лжив ые
гл аза.
23 в.
Лугоаекой
353


—
Колчак
пошел,—
с казал
Сережа
Зы ков .—
П ро льет ся,
бра т,
р ека
народной
крови,
И
во шь
заест,
и
выд уш ит
м ороз.
Контрреволюция
ст реляе т
в
спину.
Но
сила
в сей
земли
сто ит
за
нас,
И
человек
дойдет
до
коммунизма.
Дрожал
музе й
от
злых
ударов
вьюги.
Позванивали
стекл а.
В ыло
в
тр уб ах.
То
будто
песня
слы ша лас ь,
то
залпы,
То
пл ач
замученных,
то
вопли
мести.
Как
бу дто
зн ала
ночь,
что
мы
стоим,
В
безмерность
гля дя,
ту го
сжав
н аганы,
А
революция
идет
по
свету,
И
Л енин
видит
вечный
смысл
ее.
А
время?
Время
двигалось
рывками.
•—
Не
будет
оскорблений
и
об ид,
—
Так
Зыков
го во рил.
—
Измен
не
будет.
Ни
подлости,
ни
л жи,
ни
унижений,
Ни
гн усного
начальственного
взгляда
На
человека.
Встань,
служи
на ро ду.
Правитель
ты,
живи
скромней
др угих.
Сильны
мы
тем,
чем
мы
теперь
сил ь ны:
Идеей,
честностью,
самозабвеньем.
Никто
на
свете
нас
не
переборет,
Покуда
мы
за
Ле ниным
иде м,
По-большевистски
истребляя
старь,
Плюя
на
почести,
чины
и
славу.
Не
надо
только
ничего
скрывать.
И
на до
кр епко
доверять
народу.
Народ
всё
выдержит
и
всё
по ймет.
Тв ой
Одиссей,
он
п лыл
не
для
людей,
Пл ыл
для
себя,
а
мы
плывем
для
мира .
—
Мой
Одиссей
—
есть
символ
всех
времен.
Вы
все
п одохн е те,
он
пе реда ст
Ветвь
ч ело вечес тва
грядущим
людям.
А
вы,
ребята,
просто
матерьял
Для
при хоти
истор ии
всемирной.
И
нет
у
вас
ни
речи,
ни
л ица,
354


Ни
выдумки.
Простые
организмы,
Назна чен н ые
ли шь
для
истребленья
Других,
сложнейших.
—
Новый
г од,
то вар ищ!
Довольно
спорить.
Нас
рассудит
время.
Дорога
наша
вся
в
крови,
в
снегах.
Кто
ма те рьялом
будет,
кто
су дьбою ,
Не
знаешь
ты,
да
и
не
можешь
знать.
Пора!
Нас
ж дет
работа.
Кто-то
п ьет
Сейчас
за
на шу
гиб е ль.
Мы
пошли.
Коптилка
гаснет.
Эх,
уже
пот ухла !
Ть ма-ть му щ ая.
—
Гляди,
полезла
крыса!
Дай
выстрелю.
—
Постой,
не
на до
шума.
Давай
кремень,
я
высеку
огонь.
Во
мра ке
ра зда ва лся
мерный
стук.
Летели
искры .
В
каменных
пещ ер ах
Так
добывали
пламя.
Зык ов
в зял
Плакат
«Смелее в бой!», свернул трубою,
Зажег
и
подня л
словно
красный
факел:
—
За
Новый
год !
За
нас!
За
к оммун из м!
1957
160.
ЭФЕМЕРА
Подвал
рукою
черной
вл ез
во
тьму.
Пять
пал ь цев
пя ть
туннелей
пр о низали ,
Сухую
толщу
аспидной
горы.
Шел
впереди
немытый
татарчонок
С
т яже лым
фа кел ом.
Смола
к ипела
И
щелкала.
А
позади
несли
Китаец
мра ч ный
и
мадьяр
усатый
Парализованного
латыша
На
перекопских
пол е вых
носилках.
355


То
был
хранитель,
комиссар,
в лад ыка
Великих
мрачных
бочек
Ай-Даниля.
А
кое-где
лежали,
с ловно
трупы,
З амшел ые
холодные
бутылки.
И
факел
н ачи нал
ребрить
и
резать
Окружья
доньев
и
стекл о
на
полках
—
Весь
благородный,
не жив ой
уют
Старинных
погребов,
почти
с толе тни х.
В
руке
у
комиссара
был
стакан.
Он
под а вал
его,
где
нужно.
Я,
хмелея,
Нац ежи вал
ему
почти
по
капле
Огонь
м огуче й
хризолитной
влаги
И
даль ше
ше л.
И
снова
уточняли
Сорта
вина.
И
снова
комиссар,
Парализованный
до
половины,
нежно
Вдыхал
созвездья
вин
и
н а зывал
По
именам
б очонки
и
упрямо
Протягивал
ладони
чут ь
жи вые
К
дубовым
бутам,
а
потом,
грустя,
Пр иказы вал
нести
с ебя
всё
д альше
В
сы рую
тьму,
и
холод,
и
покой.
Слезились
ст ены.
Фак ел
колыхался.
Был
дв адцат ь
третий
го д.
Едва-едва
Лихие
нэпманы
достигли
Перекопа
И
пер е шли
его,
не
отрываясь
От
по та йных
св оих
и
темных
де л,
И
рас те кли сь
по
золотому
Крыму,
Хватали
дам
дворянского
сословья
В
сандаль я х
назаретских
и
в
хламидах
(Мужья расстреляны,
кругом
темно)
—
И
в
два
пр иема
одевали
их
Во
вс ё,
что
ну жно
опытному
глазу.
Они
гвоздили
си ние
киоски
По
берегу.
Они
несли
червонцы
В
набрюшниках.
Они
перекупали
Отели,
коврики,
зм е иный
шорох
Листв ы
в
ущельях.
Всё
скупали,
всё.
356


А
Л енин
видел,
нэп
как
на
ладони,
Он
исчислял
его
предел
и
срок.
Те
нэпм а ны
судьбы
своей
не
знали.
Они
дрались
за
жизнь.
Они
хоте ли
Всё
захватить,
всё
захватать,
руками
Нацеленными
рвать,
держать,
кромсать.
Валютчики.
Дельцы
и
коммерсанты.
Американцы
самой
новой
марки.
Они
смеялись.
Г орд ые,
они
Сидели
в
поплавках.
Не
я,
беспечный,
Посмел
бы
воспевать
х олодны й
посвист
Зал ат анны х
автомобильных
шин,
О плач енных
неукротимым
нэпом,
Летящих
в
Ял ту.
Я
пришел
случайно
На
это
торжище.
Я
засмущался,
А
это го
не
нужно
б ыло
делать:
Ведь
я
был
командир.
Я
в
гимнастерке,
Побрякивая
маузером,
шел
За
комиссарскими
но силк а ми.
Я
пил
Из
многих
бочек.
Всё
летело
мимо!
Там,
на
горе ,
гремят
све рч ки
седые,
Поджарые
от
песе н,
в
сизом
пепле.
М онаш еск ие
хоры
кипарисов
Взы ва ют
к.спр аве длив ос т и.
Но
здесь
Вино,
вино,
прощающая
радость.
Простишь
ли
ты,
чье
имя
—Эфемера
—
Понятно
только
мне?
Простишь
ли
ты
В
подвальном
эт ом
мраке,
где
в
бочонках
Кровь
бьется?
Факел
кружится.
Кит аец,
Осколок
гроз ной
п уле мет ной
роты ,
Вдруг
запевает
тоненькую
песню.
Качаются
носилки.
Комиссар,
Держа
стакан,
командует.
Носатый
Мадьяр
усы
промокшие
кида ет
В
очередную
кружку.
А
тун н ели
357


Молчат,
как
прежде.
Пьяный
татарчонок
Ки пя щим
факелом
в
восторге
крутит.
А
я
люблю
тебя
так
чисто,
так
свирепо,
Так
трудно!
Длинные
тво и
предплечья,
И
лж ивые
гла за,
и
жаркий
мыс
Под
Севастополем,
на
кладбище
судов,
Где
мы
с
тобой
ло вили
крабов.
Жа дно
Я
для
тебя
нырял,
летел
в
пучину
И
видел
мертвецов
у
миноносца,
Объеденных
ры бешк ам и,
и
шлюпку
С
названьем
ко раб ля,
и
никому
Я,
возвратясь,
не
р ассказ ал
об
этом.
Да,
я
л юбил
те бя!
Бы ть
может,
ты
Была
д орожко й,
скользкою
тропинкой
На
том
опасном,
бедственном
мысу,
Где
ловят
кр або в.
Слишком
уж
в
те бе
Кипела
жизнь.
Ты
слишком
беспощадно
Сулила
счастье:
«Рядом вот,
возьми.
Вот
ощути
случайность.
Вот
п рик ончи
Существованье
прежнее!
Вот
рядом
С тоят
другие
жизни,
п ово роты.
Ну,
помечтай!
Мы
у плыве м
с
тобой
На
шхуне,
на
закат ,
в
Константинополь.
Ну,
помечтай
немного.
Ну,
п опроб уй,
Ну,
ру ку
пр от яни,
ну,
только
палец
За
нашим
счастьем.
Посмотри
—
моря
С его дня
рвутся
и
взл етают.
Крабы
Карабкаются.
Сохнет
пена.
Ночью
Лу на
старинная
ид ет
над
степью
И
ос еня ет
белые
ракушки
—
Ос татк и
бурь,
волнений
и
прибо я
Былых
морей,
ходи в ших
зде сь
волнами.
Б ормоч ет
шквал,
а
ты
иди,
мой
милый,
Иди
ко
мне !
Огонь
вдали
мигает.
358


Ок но
открыто...
Дв ерь
от крыт а.. .
Пахнет
Хо лстом ,
и
чебрецом,
и
дикой
мятой.
Т ысяч елет ий
нет.
Нет
ничего
Ме жду
тобо й
и
мной.
Войди,
как
п ре жде,
Всё
в
ту
же
дверь
и
получи
меня.
Всё
в
ту
же
дверь,
з елену ю
от
свет а
Луны
пу стын но й.
В
грохоте
при бо я,
Цикад,
сверчков,
ракушек.
Торопись,
Я
поджидаю
жад но,
как
бывало,
Как
при
начале
мира.
Поспеши,
Поспорим
мы
с
тобой
и
повраждуем.
Ты
будешь
спать,
а
я
не
буду
спать.
Скорей
иди
ко
мне!
Иди
тревожно
Мужской
усталой
каменной
поход кой ,
Давя
ра ку шки
по
степи
полынной.
Погладь
меня.
Открыта
дверь.
Иди !»
Махнул
огнем
н емытый
татар чо но к,
Селитрою
запахло,
душн ой
серой,
И
комиссар
сказа л
неторопливо:
—
Быть
может,
много
будет
испытаний,
Но
мы
не поб ед имы
навсегда.
На
свете
есть
великие
зак о ны.
Они
ведут
вп еред
в есь
шар
земной.
Законы!
Слышишь
ли
про
них ,
товарищ?
Их
изменить
и
подменить
не ль зя!
На
свете
есть,
товарищ,
справедливость,
Не
подкупить,
не
затемни ть
ее.
Она
в
тебе,
во
мне,
в
кит ай це
нашем,
В
железе,
камне
и
огне.
Постойте!
Но сил ки
опустите,
я
хочу
Прод ег устиров а ть
«Токай 12».
Люби л
я
выпивать!
Любил,
любил,
Как
л аты ши.
Но
партия
велела
Мне ,
инвалиду,
сторожить
под в алы.
Я
должен
знать
и
чувствовать
в ино
Лишь
языком.
Ты
понима е ш ь?
Только
Пупырышками,
здесь,
на
языке,
359


И
нёбом.
Вот
и
вс ё.
А
так
мне
трудно
Не
вес ел ить
себя,
по лу живо го,
Не
по заб ыться .
Не
у вид еть
вновь
Себ я
большим,
с
винтовкой
тр ех лине йно й.
О,
где
вы,
ночки,
но чки
Пер екоп а!
Ну
что
ж,
пошли!
—
Сд виг аютс я
бутылки,
И
стены
кл о нятся.
Не т,
не
хочу
теб я!
Уше л
я
от
тебя,
нет
больше
мочи!
Будь
проклята
в
своем
холщовом
платье,
В
св ерчках
полынных!
Не т,
не
назову
Те бя
любимым
именем.
Не
нужно
Тревожить
в олосы
и
повторять
Прибой,
и
крабов,
и
огонь
полночный.
Продать
себя,
переменить
себя,
В
карминных
бриджах,
в
зо лот ом
басоне,
За
грудь
твою?
Нет,
я
ие
то
сказал ,
Я
сам
в
се бе
несу
противоречья,
Мне
не
с
тоб ой
считаться,
а
с
мо ими
Ночными
бреднями.
Ты
п лоть
и
кровь.
Я
от
теб я
ушел.
Перелистали
Ст ра ницы
дней
книжо н ку
записную.
Всё
кон чен о.
Я
здесь
—
и
н икуд а!
Латыш
за гро хота л:
—
Идем,
товарищ.
До во льно
пессимиз ма.
Я
лежу,
А
хоче тс я
подняться,
но
не
мож но
Подняться
комиссару.
Я
лежу,
А
гов орю
тебе:
«Идем,
товарищ».
Смешно
ведь?
Верно?
Но,
сказать
по
пр авд е,
Я
всё -т аки
иду ,
а
не
лежу.
Иду
вперед
с
Республикой
Советов,
Веселый,
крепкий,
бо дры й,
м олод ой,
Люби м ый
и,
наверное,
женатый.
Такую
сказку
я
с ебе
придумал
—
Кто
смеет
эту
сказку
осмеять?!
360


Пошли
обратно!
—
Постепенно
звезды...
Зеленый
ве тер
дальнего
прибоя
И
в
три
об хва та
грузная
лу на.
Носилки,
обагренные
кагором,
Шумя,
внесли
в
ко нт ору.
Телеграмма
Из
Севастополя.
«Нет никого .
Жду.
Т оропи сь.
Матросский
переулок,
Дом
но мер
девять».
Мы
поцеловались
С
недвижным
латышом,
и
я
ушел
На
пристань,
под
луной,
а
лунны й
столб
Водил
волнами.
Лунная
дорога
Змеилась,
поднималась,
оп ус кал ась,
Тянулась
пря мо
в
Турцию,
на
юг.
На
пристани
сидел
я
до
рассвета,
Ут кнув
ли цо
в
колени.
Мотыльки
Затылок
щекотали.
Малярия
В
кров и
с кольз ила
холодком
ле ту чим,
И
от
земли
до
не ба
раз давал ись
Сквозные
гаммы
радостных
ц икад.
У
до м ика,
где
Пушкин
жил,
рыдали
Ночные
жабы.
Лунные
туманы
Над
берегом
кружились,
и
русалки
На
п ляже
би ли
рыбьими
хвостами
И
падали,
расчесывая
кос ы,
На
крутогрудый
голуб ой
пр ибой.
Волна
ух о дит.
Человек
приходит,
Пл юет
в
прибой.
Стоит,
как
стрелка,
п ол ночь.
И
ча с,
и
два
часа,
и
три
часа
Луна,
скл о няясь ,
быстро
отмечает.
И
на
заре
в
железной
синеве
Приходит
старый
катер
«Кабардинка»,
Берет
меня,
швыряет
по
во лна м.
Две
дочк и
капитана
обновляют
Ве сь
лексикон
алуштинской
любв и.
Меня
томила
малярия,
била
Колоколами.
Стыла
малярия
Зелеными
л еды шками ,
а
сестры
361


Качались
на
перилах.
Мал яр ия
Рванула
по
гл азам,
и
обе
д очки
Вдруг
о казал ись
возле
Херсонеса.
Там
быстро
выл ет ел
мая к
высокий,
И
завизжали
це пи.
Севастополь
Пош ел
навстречу
ясными
огнями.
Л ожи тся
ветер.
Катится
луна.
Кем
ты
была?
Отчаянной,
тревожной,
Че го -то
ждущей
же нщи ной.
Тогда
Ты
отдавала
всё,
как
на
рулетке,
Выигрывала,
с т авила
вдвойне,
Втройне,
не
ошибаясь.
Ты
была...
Но,
впрочем,
мне
не
стоит
повторять
Тех
сведений,
что
б ыли
в
п ро токо лах ...
На
мертвенном,
седом
мыс у
стояли
Три
небольшие
нэпманские
дачи.
Туд а
я
прих од ил
в
зеленой
тьме,
Дав я
рак уш ки
каменной
стопою.
Как
девочка,
кружился
виноградник,
Фонтан
татарский,
медленно
хмелея,
На
камне
плакал
аспидной
сл е зой.
Шумели
туи
на
ветру
рассветном.
Те бя
назвал
я
Эфемерой.
Где
же
Ты
ждешь
меня?
Качнулась
ма лярия .
Где
номер
д ев ять?
Не т.
Еще,
еще !
Всё
раскололось
в
непреклонном
свете,
Все
номера
померкли,
почернели.
Но
я
сту ч ал.
Рвануло,
буд то
ветром.
—
Во
имя
госп од а!
—
ответил
голос.
—
Б а ндиты
или
прокуроры?
Вы
Восприметесь
как
до лжно !
—
Номер
д ев ять,.
Сказал
я,
погибая,
и
очнулся.
362


Очнулся
я.
Весь
первозданный
сад
Был
полон
ви ног ра да.
Нависали
Над
голов ою
гроздья.
Шелкопряд
К ор ичне вый,
родившийся
недавно,
Не о пытно
носился
возле
лампы.
Я
охнул.
Всё! ..
Передо
мной
сидел
Сам
Саваоф
в
миткалевой
руба шк е,
Курчавой
ше рс тью
на
груди
блестя.
Он
помавал
руками,
и
навст реч у
К
нему
летели
бабочки
и
мушки.
Он
двигал
бр овь ю,
и
к
нему
под
ветром
Катился
черноморский
гул
валов.
Седые
очи
налились
прохладой,
Крутые
брови
кинулись,
как
буря,
На
золотой
миродержавный
лоб.
Большая
борода
крутилась
гнев н о,
Как
в олны
возле
скал .
Я
видел
бога,
Того,
кто
создал
мир,
кто
поднимал
Скопленья
звезд
железными
плечами.
Я
видел
бога.
Он
сидел
во
тьме,
С т а ринный,
одинокий,
непонятный,
И
толстыми
кровавыми
губами
Пил
виноградный
спирт.
—
Вы
извините,
—
С казал
он
х рипл ым
басом,
—
вы
у пали
В
мои х
дверях.
Священник
Зл ат огор ов,
Расстриженный
по
личному
желанью
Нед авн о,
страха
ради
иудейска.
Лежите,
выпейте
стаканчик
спирта
Из
вин огр ад ник ов
моих.
К акая
ночь!
Какая
ночь!
Здесь
от
зем ли
до
не ба
Медовые,
светясь,
упали
нити.
Всё
было
в
черн ы х,
лапчатых
листах
Н очн ого
винограда.
На
тарелке
Лежали
под
лун ою
хлеб
и
с ыр.
363


На
керосиновую
лампу
на лет али
С ере бряны ми
шквалами
из
мрака
Кр ылат ые
ночные
существа.
—
Вы,
сударь,
повалились
возле
двери,
—
Ск азал
и
пок л онил ся
поп-расстрига, —
Вам
пов езло ,
товарищ,
пе йте
спирт.
—
В
тяжелых
сапогах,
в
хо лщ овых
брюках,
Почесывая
грудь
и
ок ругляя
Седые
оч и,
он
мне
говорил:
—
Ж иву
один,
кухарка
о т казалась ,
Но
виноградник,
как
в сег да,
со
мной.
Вино
в
бочонках,
как
пр ибо й,
гуляет.
Беседку
сплел,
поставил
две
скам ей ки
И
отоше л
от
зла ,
да
будет
ве чно
Над
на ми
свет,
благословенье,
мир!
—
Мы
чокнулись
стаканами.
Могучий
Расстрига
поп
восстал
передо
мной
И,
поводя
кремневыми
руками,
Кричал
над
лам пой :
—
Помните,
товарищ,
Всё
справедливо
в
на шем
мире,
только
Нам
не
хватает
сказки .
Потому
Нам
по
н очам
тоскливо
спать
с
под ругой.
А
человечество
летит
на
сказки ,
Как
бабочки
лет ят
на
эту
лампу.
И
дай
вам
бог
так
понимать
людей,
Как
понимают
в
сказках.
Эти
там
Толстые,
Достоевские,
Б альза ки
Что
делают:
немножко
ворошат
Та к,
поверху,
людские
от ноше нья ,
А
сказки
не т!
Вот
разве
Лев
Толс той ...
Он
небо
увидал
под
Аустерлицем
Да
сводное
Евангелье
писал.
Он
размахнул
кремневыми
руками,
И
баб о чек
ударил
по
к рылам ,
И
выпил
с топк у.
Накренясь,
поп лыли
В
м оих
глазах
рябые
абрикосы,
Маслин ы
и
черешни.
—
Это
—
книга!
361


Ударил
он
по
толс той ,
синей
книг е.
—
«Евангелье от Марка и Матфея» .
Вот
мироносицы
пришли
к
скал е,
Где
наш
гос по дь
был
вре ме нно
схоронен.
Ну,
знае те,
идут
в
косынках
же ны:
Мария
Магдалина
и
потом
Клеопова
Мария
и
другие,
Поменьше
ра нго м.
И
светло,
и
листья
Над
гробом
клонятся.
Стоит
за ря.
Ну,
камушки,
ну,
разные
растенья,
Тут,
знает е,
бе гущий
руче ек ,
Тут
майские
жу ки.
Тут
мирозданье...
И,
зна чит ,
гр об
о ткры т.
И
бу дто
сб оку
Серебряный
сидит
веселый
ан гел
И
гов ори т
(изволите заметить
—
Они
при шли
с
букетами
бо льшими ,
Ну,
л илии
там ,
розы
та м,
сирень),
А
гроб
открыт
—
простите
за
измену
На уке
по зит ивно й...
Гроб
отк рыт .
И
в
гробе
нико го .
Вот
это
случай! ..
А
мироносицы
идут
ко
г робу,
Не сут,
как
полагается,
цв еты.
И
вдру г
на
кам не,
отвалясь,
крылатый
Вес елы й
юноша
сидит ,
прищурясь,
Светясь,
как
лампа,
желтая
вн утри .
Я
это
видел.
Вот
они
спустились,
Те
мироносицы.
И
ангел
поднял
руку
И
так о
в оп рос и л: «Кого хотите
Теперь
увидеть?»—
«Господа /М есси ю», —
Ответили
они
в
бо льшом
испуг е.
«Он улетел,
—
сказ ал
веселый
анг ел.
—
Он
улет ел. .. »
И
вдруг
пошло
жасмином,
Боярышником
и
п а хучей
розой,
Шиповником.
И
жены
урони ли
Свои
бутылки
с
благовонной
миррой.
«Его здесь нет!
—
с пок ойно
молвил
а нге л.»
А
может
быть,
и
не
было.
Теперь
3G5


Уйдите,
р ади
бога,
от
могилы
И
не
меша йте
ангелу
стеречь!»
Тут
все
ушли.
А
наверху,
поймите,
Шумели
ли сть я,
ре яли
цветы,
Лет ели
бабочки...
—
И
он
поднялся
И
медленно
пр ом олвил:
—
Как
теперь,
Вот
здесь
всё
это
был о!
Я
в идал
Аримафейскую
гробницу.
Ночью
Здесь
расцветают
черные
фи алк и.
Я
здес ь
ходил
от
неба
до
земли.
Давайте
чокнемся
1 Теперь,
то вар ищ,
Мы
оба
пьяны.
Бь ются
моты льк и
Об
эту
лампу.
Вете ро к
играет.
Благословляю
вас
крестом
старинным
За
эту
сказку
—
и
конец
всему.
—
Христос
воскресе!
—
он
сказал,
хмелея.
И
вдруг
ударил
колокол
в
порту.
Летели
бабочки
про з рач ным
роем
И,
умирая,
падали
у
лампы.
Деревья
чернолобые
ш уме ли.
Расстр и га
вынес
бороду
седую
Навстречу
бабочкам.
И
я
воз ник
—
А дам
в
кудрях,
сидящий
на
скамейке.
—
Тепер ь
постойте,—
он
сказал.—
Теперь
Благословляю
вас,
и
ваших
братьев,
И
Коминтерн,
и
старый
шар
зе мной .
Я
зн аю:
в
Ай- Данил е
ес ть
не д вижный
Калека-комиссар
—
совсем
непьющий,
Но
знающ ий
все
вина.
Он
страдалец.
Он
знает
многое.
Так
за
нег о
Во
имя
гос под а!
—
Полночный
сад
Шумел
и
колыхался.
Две
ручи щи
Лежали
пре до
мной.
Толстобородый
Могу чий
бог
летел
среди
блестящих
Наплывов
б або чек
молочно-белых.
366


Бог
загремел:
—
Вы
пленники
законов.
Законы
рядом
с
вами.
А
случайность
Ст оит
над
вами.
Это
есть
закон.
Дурной
или
хорош ий
—
неизвестно.
Я
пью
за
это т
сад,
за
виноградник,
Сей
вертоград,
за
бабочек,
жуков,
Москитов,
с ов,
за
сорок
ты сяч
лет
Тех ,
что
меня
не дав но
отделили
От
правнуков
моих!—
Стоял
господь
—
Рас ст рига
по п,
дышал
мо хна той
грудью
Над
мокрой
скатертью.
Брела
лу на
—
Зн аха рка
же лтая
над
мирозданьем
Вью нков ,
ростков,
коричневых
корней.
—
Закон ы
и
случайности
в стр ечал ись
Уже
не
раз,
товарищ.
Но
законы
От
гос под а
—
и
от
нег о
случайность.
Случилось
что-нибудь —
и
слава
богу.
Случилось
с
вам и
вроде
наваж день я
—
И
вы
ко
мне
попали...
Поче му?
Всё
потому,
что
это
мне
угодно.
Вы
госп од у
угод ны.
Вы
летели
Как
бы
поденка...
Вот
они...
Смотрите:
Эф емерид ы
—
б абоч ки
из
мрака.
Действительно,
из
темноты
ночей
Летел и
бабочки,
как
смерть
седые,
О
ла мпу
обжигались,
коченели,
Под ня вши
лапки
и
раскинув
кры лья,
Как
Прометей.
Их
б ыло
мно го
тысяч,
Белесых
Прометеев.
Бог
сказа л:
—
Эфемериды,
легкие
со здань я,
Для
них
госп од ь
воздвиг
единый
день.
Всё
тленно
и
неверно,
кроме
слова.
Случайность
и
за кон
—
одна
расплата.
367


Приказываю!
—
Он
ск азал
—
и
сразу
Рв ан уло
ветром.
Листья
зашумели.
Качнулись
тени.
Лампа
по т емнела
От
мириадов
баб оч ек.
Они
Нахлынули
жемчужными
крылами,
Летели,
т анце ва ли,
паровались,
Встречались,
падали
и
цепенели,
М ер цали
крыльями,
качались,
би ли
Крыла ми
легкими,
легко
взви ва лис ь
Над
лампой
золотой
и
погибали
Мильонами
вокруг
нее
и
возле.
II это были жалкие поденки,
Эфемериды,
бабочки
се дые,
Те
однодневки,
те
созданья
ночи,
Что
во зник ают
в
зелени
из
тьмы.
—
Давай
с
тоб ою
чокнемся,
су ров ый
Расстрига
бог
в
холщовых,
серых
брюках!
Я
чуда
не
увид е л.
Но
за
чудо
Я
поднимаю
спиртовой
ста ка н.
За
чудо,
за
тебя,
за
Эфемеру,
За
этого
попа ,
за
виноградник
В
зеленОхМ
бешенстве.
И
за
тебя,
Уш едша я
от
лжи .
И
за
тебя,
Зем ля
в
сирени,
в
розах
и
жасмине!
Любл ю
те бя,
люблю
тебя,
земля.
Тв ой
з апах
с лышу,
ч ерн ый,
беспощадный,
Прощающий
и
па мят ный
навеки.
Содвинем,
по п,
блестящие
стаканы,
Пробитые
огнем,
ребристым
светом,
Пронизанные
виноградным
спиртом.
Не ужто
должен
я
и скать
под
утро
Дом
номер
де вят ь?
—
Подошел
расстрига,
Открыл
св ои
скрипучие
ворота
И
прогудел:
—
Всю
ноч ь
я
с
вами
пле л
368


Н евед ом ое.
Там
свершался
обыс к.—
Он
ука зал
перстом.
Автомобиль,
Брюхатый,
черн ый,
кашлял
возле
дома
Под
н оме ром
де вяты м.
Вс тал
ра ссв ет,
И
человек
с
на ган ом
хлопнул
дверцей,
Усталый,
почерневший,
в
черн ой
коже.
—
Ее
не
трон ули ,—
ск азал
расстрига,—
Она
хорошая.
Она
ребенок.
Она
зде сь
ни
при
чем.
Забрали
мужа .
Он
в е чером
из
Турции
вернулся.
Контрабандист.
Валютчик.
Черный
тип.
Я
не
хотел,
что б
вы
там
оказались,
Больной,
у стал ый,
см ут ный
человек,
Я
глупое
вам
говорил.
Простите!
—
Неуж то
мне
идти?
Неужто
я
Найду
тебя
такой,
как
ты
бывала
В
и юльск их
сумерках?
Да,
я
найду
Т ебя
такой,
как
ты
всегда
бывала!
Возьму
теб я,
как
человек
природу,
Как
до ждь
ра внину,
как
волшебник
с каз ку,
И
обожгусь
у
белой
лампы
дн я,
И
лапки
подниму,
как
поднимали
Эфемериды
—
бабочки
из
мрака.
Люб лю
теб я,
люблю
тебя,
земл я!
Жен а
моя,
тоска
моя
и
радость!
Нес у тся
мотыльки.
А
виноградник
Шумит,
как
шторм .
Повсюду
на
шпалерах
В исят
седые,
огненные
гроздья.
И
лампочка
в
зеленом
абаж ур е
Там,
в
каби нете
у
расстриги
бога,
Кл адет
сво й
луч
на
грядки.
И
жасмин
Взлетает
сбоку
х рупким и
цветами,
Торжественное
наступает
утро.
И
бог
с
бутылкой
спирта
на
ветру
Взме та ет
волосы
и
на
р ас свете
Приятельски
меня
к
себе
зовет.
24 В.
Луго вс кой
369


Ты,
знач ит ,
прав,
се дой
расстрига
бог.
Согласен
я:
теперь
я
пью
за
ск азку !
За
сказочность
незыблемых
законов,
Чьи
имена:
борьба,
разлука,
жиз нь!
1942 или 1943—1956
161.
ДЕРБ ЕН Т
А.
Галичу
Дербент,
Дер бен т
—
Железные
вор о та,
Зелен ая
кайма,
трехрядный
вал,
Моряна
в
парусах,
гнилые
шхуны,
Бар касы ,
солнце,
аспидный
песо к,
И
кубовые
тени
под
н ога ми,
И
гор од
мертвых
возле
цит ад ели.
Там
—
милл ио ны
памятников.
Там
—
В
чалмах
мо гиль ных
вст али,
стали
полд нем
М ильоны
мертвецов.
Они
ходили
По
это й
выжженной
тугой
земле.
За
сотни
лет
скопилось
столько
мрачных,
Прод олг ов аты х,
словно
люди,
пл ит,
Стоящих
непо д вижными
р ядами ,
Что
миг
од ин
—
они
по йдут
на
город!
Сег од ня
день
рожденья
моего.
Ты
разве
ж ив?
Я
жив ,
жи ву
в
Дербенте.
Здесь
кончики
луче й
сл етают
в
пол де нь,
Н евид имый
пожар
луче й
стрекочет
—
Болят
оса тан е лые
гл аза.
Протянут
я,
как
доски
на
кровати.
И
бесконечные,
как
вечность,
гаммы
Подросток
разбирает
за
стеной.
Играет
де воч ка.
П олы
желтеют
От
масляной,
ли пуче й,
жаркой
краски
И
пахнут
детством.
Льются
жалюзи
Зеленые.
И
крики
парохода
370


В
порту
—
отход,
могучий,
плотный
зв ук!
Здесь
всё
остановилось,
зап ек лось ,
Всё
забелело
в
непомерном
свете.
Прошла
со бака., синяя от солнца,
Понюхала
со бака. , уле глас ь
От
зно я
на
крыльце.
И
вышел
мальчик,
Велосипедом
по
луч ам
водя,
Нажал
звонок,
и
де во чка
возникла
И
поглядела
на
н его
большими,
Сухими,
малярийными
глазами.
К ивнул и
дети,
за творил и сь
двери,
И
снова
раз дались
в
Дербенте
гам мы,
И
за
с теною
гаммы,
и
за
домом.
Играют
гаммы
с
долгой
остановкой.
Зде сь
мне
с пок ойно,
думаю
—
от
гамм.
Вот
это
счастье!
Так
бродяги
верят,
Так
ве рил
я!
Не
смейтесь
над о
мной.
Я
жи ть
хотел
на
де сять
до лгих
жиз не й,
На
сотни
жиз ней,
на
мильон
несчастий.
И
что
же,
я
несчастен
потому,
Что
заключен,
как
в
скорлупу
ореха,
В
од но
существованье,
да
и
то
Наполовину
глупо е.
О
счастье,
Чем
ты
еще
манишь,
ведешь
меня?
К
чему
тв ои
протянутые
руки?
Не
лучше
ли
—
лучи
от
жалюзи
И
бронзовый
сверчок,
что
за
стеною,
Сухой,
однообразный,
словно
гаммы?
А
там ,
какое
там
великолепье:
И
ванная
с
коло нко й,
и
кладовка,
И
с унд уки,
и
вешалка,
и
гв озд и,
И
холодильник,
и
ск во рец
домашний
—
Всё
нужное,
достойное,
дневное,
Всё
полное
отменного
уюта ,
Законного
у юта
и
тупого,
Который
я
всег да
так
ненав ид ел .
Там
всё
б ело,
там
ст ены
ко рид ор ов,
371


Оленьи
рожки,
столики
в
передней,
Уставленные
разной
дребеденью.
Отец
жужж ит
с ебе
на
бормашине.
Иль
нет,
по жалуй ,
он
метеоролог.
А
девочка
играет
за
стеной.
А
ма ма
дыш ит
черными
грудями
В
виск о зе
черной:
ход ит
возле
двери,
По дт алки вает
дв ерь
бедром
широким.
А
я
не
отворю!
Всё
те
же
гаммы.
И
желтый
треугольник
на
по лу.
Откуда
он?
Кто
ход ит
синей
тен ью
Здесь
мимо
око н?
Гаммы.
Почему
Беспамятство
и
гаммы?
Почему
Здесь
ре бр ышки
жел т еющего
свет а,
Ди ван
колючий,
з лой,
темно-зеленый,
С
бо льшо й
скрипучей
спинкой,
а
на
полках
Сто ят
слонишки,
слоники,
слоны?
Их
п ород ил
како й- то
мыльный
камень,
С лоны
пов с юду
о з начают
сча с тье.
Их
много,
много
—
толстеньких
с лонов .
О
брат
мой
по
п еру,
кто
н ынче
знает,
Когда
пис а нье
это
доберется
Над
быстрою
моей
случайной
с мер тью
К
возвышенному
обществу
людей.
Бы ть
может,
не
найдут
его
—
прекрасно!
Бы ть
может,
не
поймут
его
—
согласен!
Мне
наплевать
на
лавр ы
—
в
э том
слава.
Сейчас
я
бескорыстен
—
в
э том
сила.
И
вот
теперь
в
Дербенте
много
счаст ь я.
Всё
потому,
что
паруса
уст али ,
Ослаблено
сияющее
небо
Над
голубыми
крышами,
и
тру бы
Легко
дымят.
Так
много,
много
сч аст ья
Всё
пот ом у,
что
связан
я
с
л юдьми ,
С
природой,
с
миром
напряженной
связью,
Всё
потому,
что
мир
совсем
доступен:
Хо чу
—
прим у
в
себя
огон ь
прибоя,
С
глазастой
девочкой
заговорю,
Соленых
грузчиков
возьму
в
обнимку,
В
стихе ,
как
в
зе ркал е,
переверну
372


На
сотни
лет
всё
небо,
море,
зем лю
Т аки ми,
как
стоят
они
сейчас
В
мо ем
отображенье
точном.
Мальчик,
Что
позвонил
недавно
на
парадном,
Ответь
мне:
где
же
счастье?
Неужели
Твоя,
художник,
во ля
вечно
рва ть
Силки
и
надевать
силки,
как
пр ежде,
Всё
н овые
сил ки?
Силк и
тревоги,
Страстей
и
поисков.
А
ма ма
д ышит
В ис ко зными
грудями
и
тол кае т
Бедром
уп руги м
тоненькую
дверь.
Но
двер ь
не
отворяется.
На
теплых
Губах
волненье,
горестный
к арм ин,
Су хие
усики,
дробинки
пота.
О
каменное
небо!
Небывалый
Коричневых
сельдей
железный
запах.
Л им онные
п олоски
на
полу.
Ты,
счастье,
в
э том
медленном
покое,
На
гра ни
музыки,
на
грани
гаммы,
Когда
сбежал
ты
от
всего.
На
миг
Ты
выбрался
из
мировых
законов,
И
пон ял
их,
как
бог,
со
стороны,
И
увидал
в
ду ше
зеленый
дво ри к,
И
выр аст ил
выонки,
лопух
и
мяту,
И
по смея лся
тих о
и
без
злобы.
Ä это,
знаю,
самый
ми лый
сме х.
Сегодня
де нь
рожденья
моего.
Родился
я
— живой
ко мок
з емли
На
лучшей
из
планет,
в
начале
века.
Планета
лучшая
был а
тиха,
Кон чал ась
инте р ве нция
в
Китае.
Разграбленный,
в
крови
л ежал
Пекин,
Мао
Цзе-ду н
ребенком
был
в
Хуна н и,
Но
это
никого
не
занимало.
Всё
в
м ире
было
слишком
безмятежно:
Прогресс,
к ультур а
и
двадцатый
в ек,
Век
эл ектр иче ств а,
как
сообщали,
373


Век
гума ни з ма,
с ве тлый
храм
добра.
У
вре м ени
ед ва
лишь
прорезались
Чу ть
стр ашн ов аты е,
стальные
глазк и.
Тр ина дца ть
—
слышишь
—
лет
до
первой
Мар ны.
Зе мля
неслышно
вздрагивала
в
гневе:
Шестнадцать
—
слышишь
—
лет
до
Ок тябр я.
Всё
б ыло
так
спокойно
в
яс ном
не бе
И
на
зе мле
в
де нь
моего
рожденья,
Как
будто
кто
вошел
в
зе л еный
дворик
И
удивился
тишине
прозрачной.
Но
страсти
исполинские
кипели
В
седой
земле
пяти
мат ер ик ов,
Р асшат ыва я
путь
земного
ша ра
И
потрясая
самый
символ
сч асть я
—
Зел ен ый
дворик
маленькой
души.
Многообразье
счастья...
Сколько
жизней
Поломано
суд ьбой
и з-за
того,
Что
в
них
замолкло
вечное
стремленье
Пр о бить ся,
проломиться,
протаранить,
Вершину
взя ть
или
достичь
глуб и н.
Я
счастлив
потому,
что
я
один
Сейчас,
наедине
со
вс ей
природой,
И
лю дям
п рин ошу
в
тот
миг
добро
Тем,
что
я
слы шу,
вижу,
понимаю
Для
н их,
для
них ,
но
нет,
не
для
себя!
Ста р инный
д руг,
н ем ного
посвети
Мне
на
пути
сво им
холодным
светом.
Серебряным
св ет ильник ом
своим!
Ты
—
легкий
светлячок,
комочек
света,
Прощающая
ночью,
ты
прости
И
посвети
в
пути,
звезда
над
кры шей!
Ты,
длинная,
как
стебель,
ты,
жара ,
Дв иже ние
на
юг,
ты,
рук и
ночи,
На
юг
на пра вл енн ые,
где
теб я
Теперь
искать?
И
есть
ли
смысл
теперь
Теб я
искать?
Прости!
Кон еч но,
нет!
374


Мне
каж ется ,
что
не т!
Ликуют
тени,
С идящи е
на
ул ицах
Дербента,
Рябые
отсветы
зел ен ых
жалюзи.
Душа,
душа,
ты
—
де во чка
седая,
Ты,
беловеющая
в
переулках,
В
двер н ых
простенках
с
белыми
звонками,
Порог ам и
бетонными,
и
гаммой
Из
окон,
и
св ерч ками,
и
полдневным
Гнетущим
жаром,—
это
ты,
душа?
Взмах
музыки
—
и
длиннота
печали.
Душа
мо я,
ты
только
облик
мира,
И
скрип
причалов,
шум
листвы
и
моря,
Раскос
снастей
и
прибережных
с кал.
Я
так
хочу
жары,
громады
неба,
П рохла дн ых
с нов
и
жалюзи
Дербента,
Чтоб
де во чка
играла
вечно
гаммы,
И
солнце
колыхалось
на
полу,
И
стыла
тишина,
и
вечно
в
мире
Ходила
бы
печаль
в
одеждах
по лдня
Легчайшая!
Ей
даже
не
покинуть
Сухой
жары
и
этот
город
снов.
Но
жадно
мы слю
я
и
жадно
верю,
Не
подчиняясь
т ишине
и
зно ю,
Х оть
видно
мне,
что
следующий
шаг
Тревожен
будет,
труден.
Посылаю
Свои
окрепнувшие
за
д ень
мысли
На
поиск
правды
и
на
берег
сказок.
Скорее
в
путь!
Бывают
п ропа дань я
В
людской
судьбе,
я
это
замечал.
Но
в
берегах
и зъя тий
не
бы ва ет,
Они
ведь
обозначены
на
карте,
Там
всё
известно,
верно,
кроме
кромки
Непостоянных
льдов.
Они
встают
Невдал ек е
от
п олюс ов.
А
луч ше
—
За
лживым
и
наигранным
весельем
Понять
материки
в
самом
себ е.
Я
всё
же
человек
—
богатство
мира.
Я
властен
понимать
и
отвергать
375


И,
главное,
творить
как
мне
угодно..
Вот
это
счастье:
вери ть
и
тво рит ь.
Для
всех
людей,
для
самой
ясно й
правды,
Которую
п орой
мы
зат м евали
Лик ую щей
неразберихой
слов .
Вот
это
сч асть е:
верить
и
тво рит ь.
И
это
хор ошо,
и
дай
вам
бог
Услышать
шум
лиловых
шелкопрядов,
Когда
он и,
шурша,
летят
под
вечер
Меж
темных
листьев
лет нег о
Дербента,
И
пар оч ки
гуляют
на
молу,
И
пароход
коричневый
под
вечер
Нес ется,
колыхаясь,
из
Баку,
И
мертвые
приходят
ряд
за
рядом
С
нагорных
к лад бищ
че рн ыми
камнями
К
исходам
улиц ,
и
гуляют
пч елы
В
тя же лых
на бу х ающих
са дах.
Но
это
будет
вечером,
а
ны не
—
Горячий
зн ой
и
сч асть е
до
предела!
Ж ара,
жара,
б ел есая
жара!
Ни
переехать,
ни
п ро йти,
ни
крикнуть,
Л е жать,
покуда
не
умолкнут
гаммы,
И
слушать
остановки
гамм
и
дальний,
Свинцовый
запах
раскаленных
г ор.
Вел осипед
проехал
возле
дома,
И
мальчик
нажимает,
как
на рочн о,
Х олодн ый
от
волнения
звонок.
И
дево чка
к
не му
вых оди т
снова,
Качает
малярийными
глазами.
И
в
комнате
висит
большая
м уха,
Д'1ерцающими крыльями водя.
И
сумрак
зо лото й
ее
объемлет,
И
сотни
жи лок
на
крылах
мушиных,
И
радуга,
и
мерное
жужжанье
Сливаются
с
морским
движеньем
гамм.
Прогрохотав,
проехала
телега,
В
ней
бочк и
винные
теснят
друг
друга.
Г ром
угрожающий
и
рыжий,
словно
солнце.
Метнуло
женским
запахом
вина.
376


Куд а
везут?
В
подвалы,
там
прохладно,
Там
жутко в ато,
может
бы ть,
спокойно...
И
маленькие
рыбы
у
пр ич алов
Задвигались
в
по лд не вном
уд ивле нье ,
Оп ять
зас тыл и,
н атяну в
хвосты.
Их
временно
не
трогают,
не
ловят,
Не
мучают
и
на
крючки
не
манят:
Они,
как
видно,
вре ме нно
довольны.
И
пароход
на
рейде
не
гудит.
Сегодня
де нь
рожденья
моего,
Пр ост ой
и
со нный,
как
зеленый
дворик.
Сегодня
Гитлер
был
провозглашен
В
зем ле
германской
фюрером
бессменным,
Пожизненным
диктатором
страны.
За
ним
—
г ромад а
ч ерн ого
рейхстага
С
пы лаю щими
ок на ми.
За
ним
—
Знамена,
флейты,
трубы,
барабаны,
Х олодн ые
улыбки
джентльменов
И
бизнесменов
ж ест кие
гл аза.
Виляют
робко
маленькие
страны
Перед
безумным
этим
наважденьем:
Какой
там
Григ,
какой
там
Метерлинк!
Ли шь
топот,
вопли
«хайль»
и
громы
маршей. «
А
съе зд
Семнадцатый
встает
громадой,
Съе зд
победителей.
Съе зд
на
разломе
Всемирных
судеб.
Киров
жив
еще.
Веселый,
он
идет
по
Ленинграду,
Чуть
поводя
ши рок ими
плечами.
Сергей
Ми ро ныч!
Вы
здесь
проходили
В
Дербенте
по
не ве рным
переулкам,
Историю
сурового
К ав каза,
Как
медленное
знамя,
п роно ся.
377


Сергей
Мироныч!
Я
зд есь
на
минуту
Прилег
на
трехподушечной
кр о вати
Побыть
с
душой
своей,
послушать
душу,
Ее
п уст ые,
девичьи
рассказы
О
горестном
многообразье
счастья,
О
том ,
что
сердце
—
это
облик
мира,
О
рыбах,
что
засты л и
у
при чало в,
О
длинных
перерывах
белых
гамм.
Сергей
Мироныч!
Чер ез
полм и нуты
Я
поднимусь.
Я
отдохнул.
Ид у!
Ж ара,
ж ара,
от че т ливые
га м; мы...
Забыться
бы,
да
запрещает
совесть.
Потоки
сол нца
плещут
на
полу,
И
по
дивану
слоники
гуляют,
Разм е ре нное
обещая
счастье.
Мне
в
жизни
ненавистно
это
сча ст ье.
Я
чел о век
другого
измеренья,
Пронизанного
ветром
Октября.
На
у лице
ле жат
квадраты
с о лнца,
Круги
и
треугольники
кос ые,
—
Фи гуры ,
прино с ящ ие
покой.
Неужто
мне
бродить
еще
по
свету,
Пр едм еты
трогать,
говорить
ответы
Или
в оп росы,
е сли
эт от
полдень
—
Средина
жиз ни,
и
навряд
ли
будет
Такой
же
п олден ь,
и
навряд
ли
снова
Большая
м уха
в
воздухе
повиснет,
Так
медленно
и
точно
повторяясь?
Не
думаю.
Неповторимо
счастье,
Да
и
не
нужно
счастье
повторять.
История
иде т
железным
шагом.
Не
замедляй
ее
шагов
железных.
Сег од ня
де нь
ро жден ья
моего.
1943—1956
378


162.
СКАЗКА
О
ПЕЧКЕ
Там
башенные
рдели
города
И
стены
искрами
пе рел ивал ись .
Свистя,
носились
голубые
птицы
И
желтые
ру ба шки
жарких
духов.
Игольчатые
д уши
древесины
Н еслись
в
кромешном
з еве
дымохода.
Внизу
шуме ли
алые
дома,
Перемещаясь
каждую
с ек унду.
И
вспыхивали
девушки
на
с учья х,
Положенных
в
тот
мир
совсем
недавно.
Они,
сх ват ивши сь
легкими
ру к ами,
О дна
с
другою ,
танцевали
б ыс тро,
Раздувши
платья
в
золотистой
тьме.
Вниз у
гудели
улицы
кос ые,
Н аполн енны е
огненным
народом.
Там
иногда
тоскливо
пробегали
Лиловые
л юдиш ки,
но
обычно
С нов али
т олпы
к расн ых
пламенят.
У
них
была
воздушная
тревога,
Звенел,
жужжал
мелькающий
народ,
И
ок на
падали
и
снова
рдели.
А
что
касается
тревоги,
то
она
Причиною
имела
непорядок
В
печной
трубе
—
и
больше
ничег о !
Всё
танцевали
ба р ышни
на
кромке
Тяжел о го
сука.
Тяжел ый
сук
Шипел,
как
че рт,
совсем
не
покоряясь
Тем
ножкам
девичьим.
Ведь
он,
как
все
Чуть
пожилые,
сумрачные
с учья,
Не
выносил
беспечной
бегот ни
Случайных
барышень,
едва
ли
ск р омных,
На
теле
умиравшего
героя.
Он,
погибая,
уважал
себя!
Но
вдруг
всходила
но вая
од на
На
черный
сук
и
одиноко
в
мир е
Т аинст венно
вздыхала,
танцевала,
Чу десн о
поднимала
руки
ввысь.
379


Зеленые;осыпанные
пеплом,
Вз мет ал ись
язычки
—
народ
ос обы й.
Гребенчатые
голубые
звер и
Ходили,
полыхая,
вверх
и
вниз.
Там
был
король.
Он
пони мал ,
конечно,
Что
слишком
быстро
руша тся
стропила
И
быотся
стек ла,
грустно
раздробляясь.
Такие
измененья
он
предвидел,
Он
выр ос
между
эти х
изменений.
Он
вел
в
то
время
битву
с
ду хом
мрака
И
дочь
и мел,
как
говорят,
хром ую ,
Немножко
хулиганистую
дочь.
Она
тайком
курила
папиросы,
Врала
отцу
и
матери
дерзила,
Тайком
писала
детс кие
стихи,
А
сын
стоял
на
отдаленном
ф ронте .
Но
может
быть,
среди
девиц
летучих
Была
одна,
к ото рую
до
гроба
Сын
п олюб ил,
да
ведь
не
в
э том
дело!
А
дело
в
том ,
что
сожалел
король
О
быстротечном
пл амени
на
суч ьях,
О
том ,
что
де вы
к
сроку
поспевают
И
ше пч ут,
черт
в оз ьми,
всё
те
же
речи,
Как
затвердили
при
начал е
мира ,
И,
дуры
дурами,
они
лепечут
В
огне
летучем,
в
гибельных
пожа ра х
Од ни
и
те
же
девичьи
слова.
Он
слушал,
загрустивши,
тихий
сумрак
И
патефон,
игр а вший
по
соседству.
Дымок
от
папиросы
завивался.
Не ве роятн о
тикали
ча сы.
И
думал
он
о
с не жном
государстве,
О
лиловатом,
во роб ь ином
снег е,
О
короле
в
том
государстве
снежном,
И
очень
он
завидовал
е му—
Живет
п росто рно,
весело,
счастливо,
Уверенно,
в
солидном
постоянстве,
Х ороше й,
прав иль но й
семейной
ж изнь ю,
Не
опасаясь
быстрых
перемен.
380


Он
мало
знал
о
снежном
государстве,
Там
был
лило вый
воробьиный
сн ег
С
вишневыми
ве рши нками .
Как
будто
Заря
вечерняя
ложилась
в
два
ряда.
:
И
маленький
народ,
живя
на
ветках,
Ходил
по
дв ум
цветам
и
наслаждался
То
грус тью
синей,
то
вишневым
сн е гом.
Их
много
бы ло,
этих
человечков,
Зве здин ок
и
снежино к
шестигранных.
Они
друг
с
другом
важн о
танцевали,
Ходили
в
гости,
в
черные
мо р щины
Широк опле ч их
оголенных
кленов,
И
видели
свер к ающ ий
хреб ет ,
Встающий,
словно
б ог,
на
мрачном
ю ге.
На
ка ждой
ветке
жило
их
ми л ьон,
И ные
воевали
ветка
с
в етк ой,
Кар аб кались
и
ос ыпал ись
вн из
Пронзительными
бл есткам и
седыми.
Когда
садился
грузн ый
вороб ей
И
перья
мощные
кудрявил
клюв ом ,
Валились
люди,
тая
на
ле ту,
И
но вые
ро ждал ис ь,
и
гро ма да
Тяжелых
лошадей
внизу
шаг ала.
А
на
одной
из
тех
ветвей
король
Жил
очень
мудрый
или
председатель.
Он
всё
до
точ ки
сразу
понимал,
Сидел
на
самом
на
вишневом
снеге
И
песни
пел
о
радости
лю дско й,
О
том,
что
ж ить
совсем
великолепно,
А
умирать
совсем
уже
при в ычно.
Просматривал
входящие
бу ма ги,
На
исходящих
став ил
номера.
И
дочка
у
него
была
красотка,
Но
хромоножка,
с
круглыми
щеками.
Она
тайком
курила
папиросы,
Врала
отцу
и
матери
грубила,
И
бегала
на
самый
уголок
Двухлапой
ветки,
чтобы
там
за
деньги
381


Купить
в
ларьке
пушистом
рассыпные.
И
шла
опять,
хромая,
во
дв ор ец.
Дворец
огромен
бы л.
Ко вры
висели
Числом
четыре
от
земли
до
неба,
Под
каждым,
как
цветок,
цвел а
кровать:
Од на
для
короля,
другая,
рядом,
Для
королевы,
третья
для
принцессы.
Четв ерта я
кровать
бы ла
пустая:
Уше л
на
фронт
невидный
королевич,
И
только
фотографии
висели.
А
телефон
—
ка нюч ил
на
столе .
Принцесса,
покуривши
рассыпные,
Стихи
писала
ручкой
деревянной,
И
котик
ла зил
у
хромой
ноги,
И
мышь
ходила
—
служка
королевы.
А
за
окн ом
у
них
крутился
вечер,
Холодный
и
голодн ый,
лиловатый,
Большие
лошади
шагали
молча,
Поспешные
вст ава ли
огон ьки.
И
сл ушал а
принцес с а
тих ий
сумрак
И
патефон,
по ющий
по
соседству.
Дымок
от
папиро с ы
поднимался,
Невероятно
тикали
часы.
А
люд и
о сып ались
легким
сне г ом,
И
войны
шли ,
рож дал ись
государства
На
ветках
клена,
в
снеге
воробьином.
Сту чал и
зв езды
чистым
серебром.
Король
судил
живых ,
суд ил
умерших
На
самом
чистом,
на
вишневом
сне ге,
Поднявши
к
не бу
белые
ресницы.
Неважно,
что
его
ругали
всю ду,
Он
был
об ыч ный
п редс тави те ль
власти,
Необычайно
мудрый,
но
усталый
От
множества
народов
и
собы тий
И
оттого,
что
часики
мигают
Ресничками
секунд
на
циферблате.
382


И
е сли
в
тихий
час
по ду мать
молча,
То
всё
на
свете
—
снег
и
чистота.
Но
сыплется
на
сне г
го ря чий
пепел,
Сл етаю т
хл опья
очумевшей
сажи.
Из
маленькой
трубы
при хо дит
гибель.
Беж авш ие
по
о с неж енным
веткам
На роды
крохотные
погибают.
И
падает
король,
сорвав
корону
Из
шестигранных
г ол убых
сне жино к,
С
последней
верой
гл ядя
на
закат
И
жадно
веря
в
постоянство
снега.
Вот
э того
не
зн ал
печной
король.
Он
на
мгновенье
ощутил
сонливость
От
сладких
дум
о
королевском
сч асть е
Того,
кто
правит
снегом
наверху.
Но
д ухи
зла
катались
в
поддувале,
Смерть
по дним ая
в
серебристом
п епле
И
кве рх у,
к
неб у,
посылая
искры,
Бежали
люди
в
розовом
свету.
Бы ла
бомбе жка
или
легкий
праздник,
Того
не
ведаю,
но
о ди ноко
Король
печальный
созерцал
огонь.
Он
раз реши л
убийство
и
н апаст и,
Он
сам,
кач ая
огненной
бородкой,
Вх одил
к луба ми
в
раскаленный
дом ,
Пожарники,
оборотясь,
кричали,
Что бы
вод а
развертывала
шланги,
И
рвались,
будто
звери,
в
самый
ча д.
Но
шли
огни
в
четвертом
измеренье,
П од прыг нувш и,
вз лет ая
к
дымоходу,
И
было
наверху
темным-темно.
Ведь
всё
равно
созвездья
искр
ле тучих
Обо зна чаю т
для
к ого- то
г иб ель,
Ночное
пламя
рвется
в
семь
рядов.
И
морщится
король,
невольно
слыша
О бры вки
скучных
для
нег о
трагедий.
Всё
рушатся
уступы
рыжих
с учьев ,
383


И
морщится
король:
на
свете
плохо!
Он,
з аго р аясь,
как
звезда
на
ветке
Среди
колючих
барышень
пожара,
Вдруг
понимает,
что
закр ы та
дверца
И
п уть
од ин
на
н ебо
—
в
дым охо д.
Он
понимает,
что
погибнут
люди ,
И
города,
и
щепки
дров
сосновых,
И
улица,
покрытая
лило вым
Остылым
жар ом
мертвенных
углей.
А
лю ди
всё
бегут
вдоль
кр ас ных
ули ц.
Червоннокудрые
огни
взлетают,
Как
демоны
б еседу я
поспешно
С
бегущими
в
багровой
м гле
л юдьми .
Ле тят
наиск о сок
домов
громады.
И
королю
п онят но:
он
погибнет
Совместно
с
искрометным
государством,
С
ог ням и,
девушками,
городами,
Когда
в
печурке
кончатся
дрова.
Так
он
сидит,
угрю м ый,
краснолицый.
Последний
падает
истлевший
уголь,
В
печурку
вновь
подкладывают
щепки,
Оп ять
ре вет
ликующий
огонь,
Взлет аю т
птицы
в
пламенных
уборах,
Взлетают
барышни,
смеясь,
на
сучья.
И
если,
как
в сег да,
подумать
молча,
То
в
ми ре
всё
—
огон ь
и
чис тота .
Пойдем
скорей
на
волю,
дорогая,
Посмотрим
на
царя
в
снегу
вишневом,
На
снеговое
это
государство,
Пока
его
не
скинул
во робе й
С
малютки
ветки,
черной
от
зак ата ,
Или
не
съела
б ыстр ая
капе ль .
Но
миллионы
лет
л ожит ся
с нег
На
злые
ветви
кленов
оголе нны х.
И
возникают
снежные
столи цы
С
веселыми
и
бодрыми
люд ьми.
Жи знь
в сюду
побеждает,
даж е
в
ска зке.
384


Один
король
разумн о
понимает,
Что
в
ми ре
всё
—
о гонь
и
чистота.
Другой
по-своему
разумно
судит,
Что
всё
на
свете
—
чис то та
и
снег.
А
мы
с
т обою
знаем ,
дорогая,
И
правду
снега,
и
полет
огня,
И
правду
воробья
на
голой
ветке.
Мы
люди
—
господа
земного
шара.
А
что
о
нас
с
тобою
знают
звезды?
Скажи,
что
думают
они
о
нас?
1943 (?) — 1956
163.
ОБ ЫЧН АЯ
ГОСТИНИЦА
Вошли
мы
в
год
тридцать
вт орой.
Моск ва.
Обычная
гостиница.
Послушай
—
По
коридорам
бы с трые
шаги ,
Шаги
официа нто в,
постояльцев.
Кошачий
запах
бархатных
портьер.
В
глухой
гостинице
«Международной»
Даю т
ба нкет
на
третьем
этаже.
Мяучит
кот.
С кр ипят
сырые
двери.
Стучу.
—
Вой ди те.
—
Номер .
Гости.
Дым .
За
ширмами
лежит,
как
неживая,
Дочь
нашего
хозяина
в
пиж аме .
Девчонка
—
две
ко си чки.
Сон
курносый
На
старой
раскладушке.
Може т
бы ть,
Полулатышка,
пол укит аян ка ,
Полуяванка.
Вп роче м,
что
же
думать
О
географии,
она
не
в
счет.
Ребенок
спит
спокойно
на
постели,
25 в.
Луговской
385


Как
об лач ко
на
заповедных
мысах.
Ты,
де в очка
с
косичками,
за
ширмо й,
Об озна ча ешь
дом ,
уют,
семью.
Ст ол
хромо ног ий .
Бедные
закуски.
Бутылки
пива.
Тосты
и
альбомы:
Младенчество
героев
на
Борнео.
Террор.
Восстанья.
Желтый
динамит.
Что
ж,
оглядимся.
Половинки
двери
Попорчены
мелкокалиберной
винтовкой.
Нал ево
—
шар
земной.
Направ о
—
очи
Седого
Маркса.
Наверху
—
понятный
Плакат
на
непонятном
языке.
А
за
ок ном
шумит,
бежит
Тве рская,
Там
по
асфальту
девочки
гу ля ют,
Там
дышат
булочные
легким
жаром,
Столовые.
А
з десь
рас тет
тра ва
Молуккских
островов
в
горшках
л и ловых.
—
Во
имя
бр атств а!
—
так
сказали
мы.
И
дружно
поднялись.
—
За
шар
з емно й!
—
Тут
с д винулис ь
щербатые
ста каны
Во
слав у
разума,
на
гибель
тьмы.
Яванцы
поднимали
за
Вольтера,
За
Льва
Толстого,
х оть
прищур
лукавый
Обозначал,
что
мыслят
эти
люди
По-своему,
для
нас
немного
ст ра нно.
И
есть
поправки,
и
на
темно-сером
Кос ом
окн е
газетная
бумага
Н акл еена,
и
очень
здес ь
бе дно.
А
в
коридоре
телефон,
и
с трого
Зовут
хозяи на ,
и
налитое
пиво
Дрожит
в
разнокалиберных
стаканах
До
возвращенья.
Девочка
за
ширмой
Легко
сопит.
Усни,
полуяванка!
От ец
приходит,
руку
поднимая,
Торжественным
кивком
благодаря.
386


Он
—
буд то
детство,
буд то
у
Ко ммун ы
Мгновенье
вырвал.
Будто
Робеспьер
Идет
в
Конвент,
и
будто
Бонапарт
Рванулся,
побледнев,
а
впереди
Аркольский
мост,
заря
и
Марсельеза.
Бар ан ину
яванцы
принесли
И
керри
огн енн ое,
и
повсюду
Я
видел
дру жбу,
и
почет,
и
силу,
И
круглый,
драгоценный
шар
земной.
Те мно
от
дыма,
на
столе
стака ны.
—
За
мировую
революцию!
—
И
долго
Сверканье
гл аз
не
унималось.
—
Братья,
За
ми ров ую
революцию!
—
Достойно
Встают
яван цы,
кхмеры
и
японцы
И
тос ты
подним а ют,
припадая
К
подобранной
по
номерам
по су де.
Народы
угнетенные,
в став айт е!
На
сте нках
полосатые
обои,
И
сырость,
и
подтеки,
и
портреты
Учителей.
Они
сидят,
как
боги,
Крутобородые,
в
туг их
пластронах,
Веселые.
Происхожденье
мира,
Семьи
и
частной
собственности
яс но
Для
эт их
мудрых
грозовых
голов .
Венки
на
Пер-Лашез
и
коммунары
Т ам,
у
стены
смертельной
над
обрывом,
И
митральезы
около
могильных
Спокойных
плит,
и
жалюзи
на
окнах,
И
Делеклюз,
и
почки
лип
парижских.
Взы вай те,
мертвецы!
В став айте,
бр ать я!
З емля
дрожит
и
мечется
от
гнева.
Наст ал и
времена
косить
и
жать,
Пора
настала.
Поднимайте
песню
—
Немер кну щий
«Интернационал».
387


Могучи е
хоралы
всех
умерших,
Погибших,
стр еля ных ,
в
петле
повисших
За
дело
правое,
звезду
коммуны,
За
д ело
бл изко е
в
ночных
боях,
За
дел о
правое,
за
нашу
совесть!
Народы
угнетенные,
вставайте!
По
всей
земле,
от
севера
до
юг а,
Зве зда
л етит
и
музыка
играет.
Противоречий
тягостные
рук и
Тебя,
зв езда,
не
трон ут.
Ты,
звезда,
На
кладбище
парижском.
Ты,
зве зд а,
Ты
здес ь
у
нас
с ид ишь,
поешь,
как
гость я.
Тв ое
здоровье,
грозная
зв езд а!
В низу
кондитерские.
В
полу ть ме
Срываются,
бегут
обрывки
лестниц,
И
телефон
страдает
за
ст ено й.
Какая
си ла
человечьей
воли,
Железных
в оль
ява нск их
и
м алайск их !
За
ширмами
лежит
п олуя ван ка
—
Лет
девяти.
Восстание
на
Яв е,
Дожди
и
пул емет ы.
Очень
дики
Вот
здес ь
зубные
щетки,
паста,
м ыло
Американское,
искусственный
ковер,
Зеленый,
как
болото,
и
п одушки .
На
люстре
три
розетки,
три
п одруги ,
Все
очен ь
тусклые.
Звезда
над
миром
И
над
кроватью
детской.
Ты,
звезда,
Зовешь
к
себе
погибших.
Ты,
зве зд а,
Ты
выше
всех
и
пла ме нн ей!
Теперь
Аль бом ы,
подвиги,
потоки
света,
388


Что
некогда
упали
на
людей,
Сид ящ их
рядом.
По д виги
былые
В
с уров ом
оформленьи.
Те
же
лица
На
фотографиях.
Последний
час
Пере д
расстрелом.
Избавленье.
Ветер.
М аши на.
Гавань.
Южн ая
заря.
А
на
сте не
—
рек лам ы
пароходов,
Лиловый
сумрак
дальнего
причала.
Великолепье
Зондских
островов.
Тоска
народов!
Вот
всему
причина.
Борьба
за
жизнь.
А
девочка
за
ширмой
Всё
ви дит
сны.
Снести
существованье!
Смести
границы!
Поднимайтесь,
зве з ды!
Жит ь
в
маленькой
гос ти нице .
Газетой
Заклеено
окно .
Газетой
«Правда».
Вас
по дзы вают
к
телефону.
Сра зу
Рвануться
в
будущее
и
потом
Вз ойти ,
бл истая,
на
яван ско м
небе.
Покуда
бедствовать,
терпеть,
учиться,
Душить
тоску,
и
вдруг
—
звезда
на
Яве.
Непарные
тарелки.
Поднимаем
Стаканы.
Слава!
Зол оты е
лица ,
Раскосые
г лаза,
тугие
брови,
Вниманье,
нестерпимое
вниманье,
Горячие
ветра
за
темной
сц ено й.
—
За
м и ровую
революцию!
—
Она
По-матерински
обойдет
все
страны,
Промолвит
слов о
каждому
народу,
Как
должно
по
обычаям
его.
Содвинем
чашки.
Нич его
не
в ижу
На
лицах
золотых.
Бы ть
может,
радость
Не
ночевала
на
ресницах
синих.
—
За
Яву!
За
Бор не о!
—
Поднимаем
389


Стаканы.
Твердо
смотрим
д руг
на
друга.
Встают
товарищи,
бо рцы
за
пра вд у.
Ок но
заклеено
газетой
старой.
Вс е,
словно
тигры,
слышат
зап ах
ветра,
—
С олда ты
ре волю ции.
Они
Жестки,
нетерпеливы,
непреклонны
В
своем
ре шен ьи
умереть
за
Яву
И
за
зве зду
кровавую.
Гори т
Звезда
над
миром.
Призывает
ме рт вых
Могилы
покидать.
Зовет
живущих
Презреть
м оги лы.
Щ урят ся
яв анцы ,
И
на
плакате
—
пароходный
ветер
Р азд ул,
развеял
голубую
юбку
Ам ер икан ки
в
золоченых
ро жках .
Ка кой
п рос тор!
Какие
песни
мира!
Ка кие
волны!
Как
х орош
экватор!
На
п оручн и
кладя,
как
зв езды,
руки ,
Летит
девица
по
морям
горячим,
А
ветерок
уносит
кисею.
Восст ань,
де виц а,
подними
знамена!
Но,
впрочем,
ты
глупа
и
непотребна.
Японцы
и стр ебл яют
сыр
т во ро жный,
Яванцы
—
лив ерную
колбасу.
С екре тари
желез н ых
комитетов
На
Цел ебе се,
Яве
и
Борнео,
Как
го ло дно
жуют
он и,
как
жадно,
Отхлебывая,
зло е
пи во
пьют.
Изг нан ник и.
Народ ны е
пос ла нцы,
Приговоренные
раз
десять
к
смерти
За
преданность
к
свободе,
за
решимость
Всё
вынести,
всё
вытерпеть
для
д ела
Великого.
Идущие
на
всё
За
обновленье
м ира,
за
безмерность,
За
гибель
рабства,
за
освобожденье
К ол оний
мира.
Люди
нов ой
эры.
390


Изг нан ни ки.
Уст ал ые
приш е льцы
Из
пл аменных
тропических
просторов,
Нашедшие
приют
в
с едой
Мос кве
На
кр аткий
миг
по
миро во му
праву
Убежища.
С тремящ иес я
вновь
Ту да,
к
народу
своему,
к
работе
Смертельной,
тяжк о й,
может
бы ть
безвестной.
Когда
смотрю
на
них,
я
ви жу
пл амя.
На
нем
кипят
народы,
как
в
котле,
К
свободе
рвутся,
гиб нут,
побеждают
Под
гроз ны м
солнцем
первозданных
сил .
Там
каждый
день
в
крови
плывут
событья.
Народ,
судьбу
с вою
ед ва
нашедший,
Му чит ел ьно
в ыхо дит
на
дорогу
Без
них
—
друзей
моих,
но
вместе
с
ними.
Они
живут
одним,
как
жизнь,
жела н ьем
Скорей
вернуться,
встать
или
погибнуть
В
сво ей
стране,
где
блещет
Южный
Крест.
Полночная
Тверская
неумолчна.
Обы чна я
гостиница
бессонна.
Свободу
Азии!
Вст ал
материк.
Ты
с лыш ишь
это,
с ла вный
век
дв адц аты й?
Звезда
коммуны,
ты
взошла
над
нами.
П ривет
тебе!
Здесь,
за
ст олом,
герои ,
Овеянные
п арус ами
славы,
Великие
искатели,
провидцы,
Голодные,
му ч ите льно -живые ,
С
такими
вот
ребятами,
как
эта
По л уя ванка,
девочка
за
ши рмой .
Товарищи,
я
пью
за
ваши
лица ,
Оскаленные
в
нетерпенье
зубы ,
Я
пыо
за
нетерпенье
и
уд ачу,
Да,
за
удачу,
за
богиню
сч аст ья,
391


За
эту
д ев очку!
Она
сопит,
Как
подобает
девочке,
тихонько
И
д аже
скромно.
Щур ят ся
яванцы.
Три
лампочки
над
люстрою
горят.
Звезд а
коммуны,
ты
горишь
над
на ми,
Священная,
в
своем
пятиконечьи.
3везда коммуиы
—
пов ор от
вселенной,
Звезда
коммуны
—
пя ть
материков!
1943—1956
1G4.
СКАЗКА
О
Т ОМ,
КАК
ЧЕЛ ОВЕК
ШЕЛ
СО
СМЕРТЬЮ
На
Монпарнасе,
в
ме рзо ст ной
больнице,
С
поломанными
ребрами,
х рипя щий
От
сгустков
крови,
жалостно
небритый,
На
тр ех
по ду шках
задыхался
я.
За
окна-ми
палаты
гро зн ым
светом
Горело
окровавленное
небо,
И
н очь
за
ночью
шли,
но
я
не
видел
На
красном
небе
ни
одной
звезды.
Лишь
черные,
как
дьяволы,
деревья
Хва тал и
тучи
хилыми
руками
И
ерзали
но
огненному
небу .
Вокруг
меня,
как
искони
бывало
В
палат ах
смертников,
глядели
лю ди
На
ди кое
и
хмурое
блаженство
Багроволицых
толстобедрых
ту ч.
Здесь
умирали
просто,
как
поп а ло,
И
запах
л едяно й
врачебной
кухни
Вход ил
в
десятиместную
па лат у,
Как
белый
при зра к
сна
и
пустоты.
Сюда
вносили
только
тех
уро дов ,
Кто
жизнь
сво ю
пер еверну л
случайно
В
холо дн ой
сутолоке
мок рых
улиц.
392


«Палатою случайностей»
з вала сь
Та
смер тн ая
пал ат а,
и
случайность
Бы ла
богиней
десяти
кроватей,
И
в
ко мн ате
к азала сь
не
случайной
Лишь
сложенная
пополам
газета,
Что
я
сжимал
мертвеющей
рукой.
Бомбят
Мадрид!
Бомбят
ААадрид!
Бомбят!
О,
эти
дьяволы
ночного
неба,
Ог ни
реклам,
прожектора,
неон
—
Слепой
огонь
над
входами
борделей.
И
надписи
на
Эйфелевой
башне,
Се мь
страшных
бу кв,
тоскливый
«Ситроен»!
Что
ж,
умирай
хоть
сотни
раз
в
ночи,
Ты
будешь
видеть
тот
же
алы й
в оз дух,
Всё
те
же
лужи,
смоченные
кров ью .
Ты
будешь
сл ыша ть
тот
же
хищный
запах
Сырых
и
ветреных
пар иж ских
пар к ов,
И
дальний
свист,
и
легкие
шаги,
И
холодок
двадцатого
столетья.
Они
толпятся
каждой
но чью
—
эти
По доб ия
лю дей
в
седых
витринах
—
Окутанные
св етом
манекены,
Изображенья
вс ей
земной
тоски,
В сей
п ош лости
и
п од лости
вселенской,
Отчаянно
и
лживо
простирая
К
полн очн ом у
прохожему
свои
Бессмысленные,
ласковые
руки.
И
рядом
с
ними
пляшет
водопад
Огней,
вещей,
оберточной
бумаги,
Коробок
и
флаконов
шестигранных.
И
целый
год
качается
н ога,
О дна
н ога,
без
туловища
даже,
Нога
из
воска
смугло-золотого
В
чу лке
постыдно-семгового
цвета.
Качается,
качается,
зовет
Всё
позабыть,
убить,
надвинуть
кеп ку
393


И,
жалобно
посвистывая,
выйти
В
четвертое
ночное
измеренье
Косых
до жде й,
колючих
кады ко в,
Пустых
мос тов
и
тихой,
тихой
дроби
Старинных
д ожде вых
унылы х
к апел ь.
Дай
руку
мне,
иде м,
уже
пора!
Ты
—
смерть,
я
это
знаю.
Что
ж,
попутчик,
Опять,
как
прежде,
погуляем
в м есте,
Опять,
как
прежде,
вместе
простучим
До ждл ивым и,
большими
каблуками
По
черно-золотым
ночным
бульварам,
Попы хив ая
затхлой
сигар ет ко й,
Помахивая
тростью
камышовой,
По иг рывая
тоненьким
колечком,
Поскрипывая
костью
лучевой,
Вдыхая
пармскую
тоску
фиалок,
Тоску
б ензина
в
ро зо вых
колонках,
Тоску
деви ц
в
серебряных
накидках
Мышиный
шорох
д вадцат и
веков.
Что
ж
толко в ат ь:
мы
разглядели,
сударь,
Всю
бесприютность
маленьких
подъездов,
Все
пелерины
толстых
полицейских,
Весь
са танин ски й
п ерех лест
джаз-банда
В
к афе
«Веню»
на
туфе льках
девиц.
Кров ь
светофоров,
с труи
лживой
Сены,
Кош ачь е
захолустье
переулков,
Опущенные
насмерть
жалюзи.
Жи ви
еще
хоть
сот ню
ле т,
приятель,
Слепой
дво й ник
с
прогнившими
зубам и ,
Грудная
клетка
в
шелковой
рубашке,
Ночная
мразь ,
исчадие
до ждей,
—
Всё
так
же
будут
полыхать
витрины,
Всё
так
же
будут
лая т ься
консьержки,
Всё
так
же
будет
пахнуть
безысходно
Сожравший
кислород
слепой
бензин.
И
только
кровь
найдет
желан н ый
выход,
394


И
только
ты,
мертвец,
костистый
череп,
И
только
ты,
гуденье
самолетов,
Нару ш ат
эт от
ме рт вый
ход
вещей.
Так
подними
с вой
воротник,
п од онок,
Так
закуси
окурок
свой,
п одон ок,
Так
пои гр ай
к ол ьцом
своим,
п одонок ,
Ночной
скелет,
мой
спутник
дождевой!
Перед
тобо й
лежит
г ромад а
мира,
Все
биржи,
банки,
кабаки
вселенной.
Изломанная
бров ь,
начес
дурацкий,
Пол-усика
под
каждою
н оздр ей.
Ты
—
гангстер,
св олочь,
сме рть ,
п опутчи к
хилый»
Ты
косточкой
пройдешь
по
вс ей
Ев роп е,
Цветной
платок
в
кармашке
пиджака.
Научишь
ты
людей
такому
зв ерст ву,
Такому
ун ижен ью
человека,
Такому
бреду
в
зако у лках
мозга,
Что
заскрипит
привычный
шар
земной.
Ты
акку р атны й,
чис тен ьк ий
убийца,
Ты
порожденье
светлых
магазинов,
Концернов
светлых,
светленьких
ко нт ор,
Стригущих
светлые,
как
день,
куп оны .
Безжалостный,
бессмысленно
при личн ый ,
Ты
будешь
делать
ко нцент рат ы
смерти
Из
мил лионо в
человечьих
душ.
И
понесутся
с
воем
и
сопеньем
Ми льон ы
очумевших
троглодитов,
Подняв
высоко
че реп
и
две
ко сти
Над
бедно й,
искалеченной
землей.
Да,
всё
готово!
Всё
стоит
на
месте:
Полки,
мортиры,
т анки,
самолеты.
Еще
мгновенье
—
страшный
мир
Европы
Раскроет
паст ь
и
голодно
зевнет.
Всё
спрессовалось
до
такого
ку ба
Продажности
и
подлости
предельной,
395


Растленного
последнего
циниз ма,
Что
надави
еще
—
и
всё
к
че ртям !
И
это
всё
яв ил ось
не
от
бога,
Не
от
слепых
определений
рока.
Всё
это
вынес
из
глубин
кромешных
Кипя щ ий
человеческий
котел.
Со
мн ою
встал
как
бы
подлец
свирепый,
Прилизанный,
в
к ос тюмчи ке
игривом,
С
платочком-уголком
из
пиджака.
Гестаповец,
осклизлый
провокатор,
Продавший
род
людской
за
тридцать
злотых
В
варшавской
или
мюнхенской
п ивной ,
Он
из
людской,
не
марсианской
плоти,
Он
из
людской,
не
марсианской
кров и.
Ему
всё
человеческое
чуждо,
И
всё
же
это
создал
че лове к.
Тебя
умою
я
своею
кровыо.
Ты
съежишься,
зав ертиш ь ся,
иссохнешь,
И
ты
истлеешь
у
ме ня
в
горсти.
А
вот
теперь...
Да
это
что
такое?!
Он
вырос,
вы нес
к
неб у
подбородок.
Он
римс к им
жестом
руку
про тя нул,
Он
зашагал.
Куда?
Во
ть му
Европы.
Он
выше
кры ш.
Он
выкатил
зр а чки.
Он
тян ет
взор,
холодный,
лягушачий,
Над
Эйфелевой
башней.
Он
пошел
Г уси ным
шагом
по
дрожащей
глади
Асфальта.
Да!
На
нем
мундир
зе л еный
И
св асти ка
на
ле вом
рукаве!
Над
ним
не сутс я
к
югу
самолеты
Бо м бить
Мадрид!
Бомбить
Ма дри д!
Бомбить!
396


Так
это
ты? ..
Постой,
постой,
приятель!
Тут
что-то
затуманилось...
Ка кая
Полезла
ч ерт о в щин а!.. Вот платочек
В
кармашке
пиджака...
И
сигаретка..,
И
ты...
Я
б уду
звать
тебя
Г н илушко й,
Так
веселее.
Пр ав да?
Ну,
пр ишл и!
Во т,
Этьенетта,
это
—
мой
ровесник,
Мой
собутыльник,
худ ен ький
гуляка.
Как
тяжело
мне
б ыло
добираться
До
черт ов ой
пл о щадки
Сакре-Кёр!
Мы
п ьяны
оба,
оба
мы
болтливы,
Мы
вышли
оба
из
ночного
м орга
Дождей,
колон н ,
неоновых
в ит рин.
Он
не
сн имает
лайковых
перчаток.
Ты
пл юнь
на
это,
он
паршивый
парень,
Он
выпьет
р юмку
и
тотчас
уй дет.
Он
вместе
с
нами
будет
пить
с
балкона
Копе ечной
гости ни цы
монмартрской
Гектары
дыма
из
парижских
т руб.
Кака я
плесень
на
изломах
ванны,
Какая
сырость
под
м оей
кроватью!
Какой
проклятый,
огненный,
невинный
Под
нами
расстилается
Париж!
Нет,
он
уйдет,
п око лоти
подушки,
Мы
с коро
ляжем,
я
не
отрезвею,
Я
буд у
целовать
твои
сухие,
Все
в
родинках,
х уде ющие
плечи.
Ты
пахнешь
вся
дождем,
и
жженым
кофе,
И
грустными
нехитрыми
ду ха ми,
И
бедным
за п ахом
домашней
гл аж ки,
И
черн ым
маникюром
площадей.
Нет,
он
уйдет!
С
т обою
мне
не
страшно,
Но
оди ноко ,
тускло
и
спокойно.
397


Р ука
на
грудь,
потом
всему
конец.
Нет,
он
уйдет.
Он
не п лохой,
Гнилушка.
Наутро
мы
с
тобою
выпьем
коф е,
И
воробьи
качнутся
у
окна.
Нет,
он
уйдет!
Внизу
П ариж
белесый
Раздвинется,
как
шторы,
на
рассвете,
И
я
увижу
тв ой
б ольшой ,
т рев ожный,
Карминной
кровью
опаленный
рот.
Из
шкафа
выну
я
св ой
лучши й
галстук
И
завяжу
его
навстречу
со лнцу .
Там
что- то
б ыло
или
не т,
не
помню.
Ну,
чер т
с
ни м,
б ыло
или
нет...
П леват ь!
А
в п рочем,
вот
рассвет,
а
гость
устал.
Да,
он
уйдет!
Не
бой ся,
Этьенетта,
Он
очень
ло вкий
и
привычный
парень,
Перешагнет
он
прямо
за
балкон.
Ведь
это
спутник,
мой
дублер
случайный,
И
с
ним
мы
познакомились
случайно
В
пала те
для
случайностей,
кот орым
Есть
маленькое,
злое
имя
—
смерть.
А
в сё-т аки
над
миром
вс ход ит
солн це!
1943 (?) —1956
165.
ЛО НДОН
ДО
У ТРА
Об ыч ный
д ень
обычно
начался.
Шел
дождь,
стекала
копоть
по
карнизам.
На
площади
угрюм ой,
возле
банка,
Толпа
сто яла,
молча,
ровным
кругом,
Под
зонтиками,
и
они
чернели,
Как
спины
вымирающих
живо т ных.
398


По
кругу
шел
высокий
госп один
В
полувоенной
форме,
при
медали,
Протягивая
старую
фур ажк у,
В
его
ботинках
ча вка ла
вода.
Небритое,
засты вш ее
л ицо
Измято
бы ло
дав ним
алкоголем
И
белыми
рубцами
многих
драк.
Сидела
женщина
на
чемодане,
Н акраш енная ,
в
ро з овой
жакетке.
Невыносимая
ле гла
усталость
На
равнодушное
ее
ли цо.
Она
игра ла
вяло
на
гармошке
И,
отрыв а я
на
мгновенье
пальцы,
Подергивалась,
вытирая
капли
Печального
и
тусклого
дож дя.
И
пер ед
ней
леж ал
мешок,
ра зду тый,
Брезентовый,
огромный,
с
длинной
цепь ю,
Ко тор ая
по
камням
во ло ч илась.
И
рядом
—
двухаршинная
игла.
Мешок
молчал,
и
женщина
играла,
Привычно,
равнодушно,
н еуме ло,
А
чело в ек,
гнусавя,
гов ори л
Однообразные
слова
по
круг у.
Тут
кое-кто
бросал
в
фуражку
пенни.
Потом
оп ять
стояли
под
зонтами:
Прохожий
клерк,
священник,
врач,
торговка,
Спокойно
глядя
на
большой
мешок.
Гармоника
хрипела
и
цеплялась
Кривым и
нотами
за
серый
камень.
Вдр уг
дл инный
человек
н адел
фуражку
С
боль шим
гербом,
и
подошел
к
ме шку,
И
крикнул
что-то.
Зонтики
кач ну ли сь.
Мешок
поднялся,
поклонился,
встал.
Цепь
наверху
тоскливо
заз венел а.
Мешок
стоял,
га рм оника
несла
Нехитрую
мелодию
по
лужам.
Стоял
б ольшой
брезентовый
мешок
—
Бы ть
может,
фо ку сник
в
нем
притаился’.
399:


Машины
в
три
ря да
перемещались.
Высокий
человек
сх вати л
иглу
И,
лихо
з асвис тев,
про нзил
навылет
Качающийся
дьявольский
мешок.
Меш ок
согнулся,
за ви зжал,
как
кошка,
И
снов а
выпрямился
и
стоял,
Визжа,
с тен ая,
принимая
в
те ло
Пронзающие
д линные
удары.
Потом
уныло
ле г,
и
человек
Плясал
на
нем ,
а
д ама
всё
играла,
Л
цепь
звенела,
и
мота лс я
дождь.
Потом
всё
на чал ось
опять
сначала.
Сменилися
прохожие,
зонты,
И
круг
другой
стоял,
и
дождик
шарил
За
шиворотом,
и
качалась
дама,
Наи гры в ая,
и
летели
пенни
На
дно
фуражки,
и
молчал
мешок.
Постыднее
я
зрелища
не
видел
—
Н
непонятней,
и
пу сте й,
и
га же.
Как
будто
бы
над
кем-то
издевались,
Над
кем
—
неведомо,
и
для
чего
—
не
зн аю,
Перед
гранитными
стенами
банка.
Там
судьбы
наций
по дни мал ись
в яло
11, содрогаясь,
падали
в
подвалы,
Где
золото
лежи т
в
ме шках
и
в
сл итках .
А
наверху
и дет,
как
прежде,
дождь.
Великий
город.
Деся ть
мил лионо в
Людских
существ.
Витрины
в
три
ря да,
Зав ален ны е
бешенством
бог а тств а.
Как
бы
на
дне
людского
океана
Живу ,
хожу
и
поглощаю
сы рос ть.
Зонты
текут,
текут
автомобили,
И
золото
течет,
и
непомерно
Движение
людей
и
механизмов.
Разнообразные
ползут
машины,
М ильо ны
брюк
за
стеклами
висят,
Миль он ы
башмаков
светло
ме р цают
400


За
ок на ми,
мильоны
вечных
ручек ,
Ми льо ны
шляп,
ми ль оны
ап ельси нов
Не
нужно
мне
живых,
хочу
п окоя,
Иду
в
музей
Британский
под
дождем.
И
вот
встают
ве лик ие,
как
вечность,
Сп окой ные ,
как
вечность,
анфилады
Гранитных
зал,
где
м илл ион
предметов
Напо ми нает
о
мильонах
лет.
Здесь
колоннады
храмов
в несены
Как
бу дто
на
ладони
великана,
Гро мад ы
башен
крепостных
и
ст ен,
И
мамонты,
и
клады
Ниневии,
Треть
Па рфе нона ,
половина
Рима,
Сто
фараонов
вяле ных,
как
рыбы,
В
хрустальных
ящ иках .
Рамзес
Второй
—
Мертвецкая
по бедн ая
улыбка,
Сокровища
Сумера
и
Элама,
Ф игуры
майев,
инко в
и
ацтеков,
Та инс тве нные
идол ы
Нигера,
Св ер кающие
боги
из
Камбоджи,
Десятирукие
соз дан ья
Инда,
И
улыбающийся
вечно
Будда,
Кита йс кие
божки,
тотемы
Сиу
—
Все
естества
невидимого
бога
За
соро к
тысяч
лет
зе мной
культуры.
Всё
это
здесь,
и
некуда
уйт и
От
страшной
точности
назв ани й
верных
И
верных
объяснений.
А
потом
—
Жуки,
мечи,
удавы
и
картины,
Пергаменты,
папирусы,
щит ы.
Как
буд то
вся
история
пла не ты
Зап еч ат лела сь
здес ь
в
богатстве
ди ком,
Бессмысленно
на
части
распадаясь,
Не
понима я
нич его
в
себ е.
—
Да
был
ли
смысл?
—
так
спрашивает
странник.
—
Иль
это
всё
рождалось,
как
растенья,
И
в
яростном
разнообразья
жи зни
2Ö В.
Луговской
401


Сверк а ло
неизвестно
поче му
И
неизвестно
почему
мертвело?
—
Какая-то
раздвоенность
сознанья
Мной
овладела
в
эт ом
ст рогом
доме,
Где
горе чью
несло
и
состраданьем
От
этой
тьмы
украденных
вещей.
Казалось
иног да ,
что
по г ибает
Нич т ожный
ра зум
меж ду
п ылес осов ,
Автоматически
берущих
п ыль
Из
эт их
экспонатов
мирозданья.
Теперь
на
волю !
Жадно
проглотить
Закопченный,
почти
шуршащий
во зду х!
Сумятица
громоздких
дымных
до ков,
Где
наспех
разгружаются
суда,
Где
над
вершиной
к рыш
висят
недвижно
Закончившие
пут ь
бо льш ие
мачты.
Войдешь
во
дв ор
—
и
вот
сто ит
корабль
На
белобрысой
заводи
б ассейна,
Лебедки
разбирают
тяжкий
гру з,
Кладут
тюки,
и
ящики,
и
кип ы,
Снуют
ин ду сы,
мерно
напевая,
Си дят
мартышки
на
цепо чк ах
дл инны х,
Покрытые
лохмотьями
гнилыми,
Друг
с
другом
непонятно
говорят,
Сую т
друг
другу
кам ешки
и
листья
Нев едом о
откуда
приве з енны х
Растений
ув ядающ их
и
плачут
Тропическими
к ру пными
слезами.
Над
улицами
полыхают
флаги
Морей,
проливов,
бухг
и
океанов,
И
сте кла
запы л енн ые
кон тор
Грузовикам
проезжим
отвечают.
А
дождь,
перекосись,
всё
лье т
и
ль ет.
Им пер ия,
подпертая
ма хи ной
Мор ей
подлунных,
жа дно
поглощает
Одежд ы,
снедь,
и
рос к ошь,
и
нужду.
В
старинных
ка бак ах
висят
модели
Забытых
кораблей
и
пароходов,
Летит
ла вина
трубочного
дыма,
402


И
чушь
какая-то
стоит
в
шкафах:
То
самовар
из
Ту лы,
то
слоновый
Л имо нный
клык,
то
чучело
ли сиц ы,
То
голова
засушенная
негра,
То
ги псо вая
глупая
Венера,
Раскрашенная
жалкой
акварелью.
Здесь
тускло
всё
от
сы рост и
и
дыма,
Здесь
ка ждый
д юйм
пропитан
океаном,
И
мы
си дим
на
океанском
дн е.
Дрожит
посуда
от
моряцких
песен,
И
жизнь
плывет
—
стр ашна ,
разнообразна,
Но
хороша.
И
вновь
над
головами
К ача ются
и
кружатся
суда.
Мы
в
Саутгемптон
шл и.
Гулял
в
Ламан ше
Десятибалльный
шторм.
К ругом
темно.
В ост оргом
бу ри
был
пр он изан
воз ду х,
Ве сь
состоявший
из
мельчайших
брызг.
Меня
волн ой
ударило,
и
еле
Я
поручни
сх в атить
успел
и
с разу
На
взмахе
увидал
по
горизонту
Бесчисленные
стройные
огн и
—
То
Англ ия
была.
И
в
этот
миг
Из
мрака,
словно
к ошки,
п рос ко чили
Тел а
бесшумных
серых
миноносцев.
Ударило
глухой
вол ной
прибоя
—
И
аванпорт
возник.
Два
маяка
И
волнорезы,
стены
крепостные.
На
них
в алы
кидались
из
пу чин ы,
Гром
раздав ался,
мрачный
и
холодн ы й,
И
п ыль
вст авал а
до
ле тящих
ту ч.
Всё
бешенство
природы
би ло
ночью
По
этим
берегам,
и
мы
скользнули
Как
буд то
в
щел ь
на
черной
гр иве
в етра
Посереди
горящих
м аяк ов.
Один
из
них
с иял
пустынным
светом,
В
другом,
в
како й- то
комнате
ст ек лянн ой,
Сидел
рыжебородый
человек
На
кресле
старом,
про тя нув ши
но ги,
403


Читая
строго
тол ст ую
г азе ту,
Наш
пароход
не
удостоив
в згляд ом.
То
А нглия
была,
и
мы
во шли
В
боль шую
тишину,
вперед,
к
причалам.
И
Лондон
за
сто
верст
вст ава л
зарей
Над
темными
долинами
Сюр рея .
В е ликий
город
—
дьявольский
мешок,
Наб ит ый
до
предела
всем
на
свете,
Иг р ающий
отчаяньем
своим
И
гор дос тью
сво ей,
как
на
ла д они,
Ст ол ица
вс ех
поро ков
и
страстей.
Дно
океана,
где
леж ат
во
мраке
Оста тки
кораблей,
давно
п огибш их,
В
традиционной
красоте
кладбища.
Здесь
непонятно,
поче му
живут
И
жадно
рвутся
к
мно голе тью
л юди.
Здесь
даже
смерть
мильонам
не
страшна,
Они
живут,
как
рыбы,
в
океане.
Попробуй
доказать,
что
это
смерть!
Давно
уже
на
улицах
зажглись
Смертельно
зеленеющие
лампы.
Людски е
тол пы
мед лен но
шуршат
По
улицам
бесчисленным
и
скользким.
Иди
сюда,
где
м оре
нищеты,
Или
сюда,
где
окна
а дво като в,
Иди
в
ночные
переулки
Сити,
В
кварталы
Сохо,
в
дикий
Уа йтче п ел,
В
сырые,
темные
углы
Л аймх ау за.
То
ла вка .бак алей н ая
в
тумане,
То
песенка
еврейская
из
мра ка,
То
зап ах
магазинчиков
малайских,
То
перебор
соррентских
ма ндо лин.
Из
мра ка
в
свет,
из
света
снова
в
темень,
То
прозвенит
какая-то
жестянка,
Из
о кон
бр ош енная ,
то
гремит
Нестройный
хор
румынских
гол ос ов.
404


Идешь,
идешь
—
и
ул ица
пустая,
И
никого.
Кругом
стоят
квад р аты
Кирпичных
корпусов,
и
ни
одн о
Окно
не
светит.
Всё
однообразно.
Неведомо,
зд есь
жили
или
нет .
Ли шь
издалека
огонек
мелькает,
Как
бабочка,
и
звякают
запоры
—
То
полисмен
идет
и
проверяет
Заржавленные
старые
замки.
Вдруг
переулок,
пестрый
от
р аспев а
Китайских
фона ре й.
Булыжник
мокрый,
И
опиумом
пахнет
и
похлебкой,
И
фона ри
на
проволоке
ноют,
И
снова
пряный
запашок
тр ущоб ,
И
что-то
хрипл о
воз ит ся
в
помойке.
Не
знаю
я,
какой
народ
пр инес
Своих
богов,
жар ко е,
од еяла
В
такой,
над
Темзой,
темный
переулок.
Молчит
наро д
(не знаю,
он
откуда),
Лишь
плачет
с ос унок
да
ходят
кошки,
По
мокрым
крышам
медленно
ступая.
.. .Как будто намечается луна.
Другая
улица.
Ид у,
вдыхая
Угрюмый
запах
Темзы,
и
канатов,
И
смоляных
б очонк ов,
сыр и,
тленья
Бананов
м окры х,
загнивавших
в
мраке.
Здесь
фон ар и,
и
нек ая
собачка
Вор чит
несп ешно .
Сра зу
отворившись,
Дверь
возникает
огненным
квадратом,
И,
голая,
в
бюстгальтере
одном,
Стои т
д евиц а,
заслонясь
ладонью,
Как
силуэт
из
угольной
б ума ги.
П отом
нес пешно
закрывает
дверь.
Сырые
облупившиеся
стены...
Стук
тросточки
по
каменным
квадратам
—
Идет
навст р ечу
господин
в
цилиндре,
Прямой
как
палка,
в
шелк ов ом
кашне,
Глаза
как
пугов ицы .
Подбородок
405


На встре чу
мне
совсем
отдельно
вы шел,
И
ноги
сами
по
се бе
шаг аю т.
Нет
ничего
на
мело вом
лице,
Ли шь
пуговицы
в
кам енн ых
глазницах.
О,
боже,
боже,
он
смертельно
пь ян,
Пьян
много
месяцев,
п ьян
бе сп робудн о!
Цилиндр
отсвечивает
чер ным
лаком.
Он
тросточкой
стучит
по
тротуару,
И
нет у
глаз,
ли шь
пуговицы
стынут,
А
в
пуговицах
смертная
тоска.
Всё
дальше,
даль ш е.
..
У лица
бросает
В
меня
ц ве тные
краски
магазинов.
Опять
толпа
те чет
за
рядом
ря д,
За
ночью
но чь
и
де нь
за
днем,
как
прежде.
Сам
не
пойму,
откуда
столько
л иц,
Отчетливо
возникших
в
мокром
ветре.
Сегодня
ночь
субботы,
но чь
вина,
В есел ья
ночь.
И
толп ы
припадают
К
ис то чник ам
веселья
—
мюзик-холлам,
И
да нси нг ам,
и
ласковым
кино.
Проходят
толпы,
ту го
изг ибаяс ь,
Поблескивая
мок ры ми
зонтами,
На
ча с,
на
два
присаживаясь
в
залах,
Где
до
утра
все
лампы
за жж ены.
А
лучше
бы
зайти
в
другое
место.
И
вертятся
без
меры
турникеты,
И
автоматы
выстроились
в
залах,
Где
до
утра
все
лампы
за жже ны.
Вход ит е,
гос пода!
Вас
ожид ае т
Веселье
неб ывал ое.
В
футлярах
Стеклянных
коченеют
автоматы.
Ну,
опустите
пенни.
И
выходят
На
д вор
тюремный
десять
а р еста нтов
И
под
стеной
становятся
ки рп ич ной.
В
руках
у
вас
ребячий
револьвер,
Вы
можете
с тре лять
по
ним,
и
есл и
406


Десятерых
перестреляете,
дают
Вам
авт ом ат
другой
для
ухищрений.
Вы
снова
опускаете
же тон,
И
го с подина
в ешают
с
бородкой
—
Все
под
стеклянной
маской
автомата.
Повесите,
кладите
вновь
жетон
—
Людовика
казня т
на
гильот ин е.
Казнили
—
есть
отверстие
е ще.
Там,
под
стеклянной
крышей
автомата,
Лежит
кр асав ица,
ды ша
грудями,
И
вдруг
орангутанг
—
через
о кно.
.. .И душит,
а
она
трясет
н ога ми,
Ун ылыми
ногами
восковыми.
Потом
вы
можете
идт и
всё
дальше,
Автоматически
у
автоматов
Веселую
усладу
получая.
Потом
вы
попадаете
к
бассейну,
Где
плавают
русалки
в
рыбьей
ко же,
Достойно
сохраняя
перманент,
По том
в
берлогу
мерзких
людоедов,
Ко рич не вых,
усталых,
пол уголы х.
Они
вопят
и
машут
топорами
И
ли жут
человечьи
черепа.
Такой
усталости,
как
в
лицах
этих ,
Еще
не
видел
я,
—
но
вновь
звонок
—
И
снова
нужно
стука ть
топорами
И
черепа
лизать,
и
так
проходит
Дв енадц ат ь
с
лишним
трудовых
часов.
Великий
город
—
днище
о ке ана.
Вы хо дишь
—
и
теб я
объ ем лет
гордость
За
человечество,
за
этот
мерный
Прибой
неукротимых
п околен и й,
За
бе лый
пламень
автогенной
сварки
Гудящих
доков,
за
кусок
оркестра,
Отр езанн ый
захлопнувшейся
дверью.
Какое
же,
од нако ,
счастье
жи ть!
Из
мрака
в
свет,
из
океана
в
Лондон!
407


Всё
разгружают
мерно
пароходы,
Ма рты шки
же лто ла пые
сидят,
Дрожа
от
сы рост и
перед
прод аж ей.
И
буд то
бы
под
утро,
и
свет л еют
Края
небес,
и
хочет ся
запеть
Су ровы й
г имн
земному
бе спо р ядку
За
эту
мощь,
за
эт от
разворот
Бесчисленных
суд еб,
за
опьяненье
Вет рами
океанов,
за
тебя,
Ту ма нный
ос тров ,
выгнутый
во лна ми,
Стоящий
на
ше сти
ногах,
как
м уха
На
Библии
старинной
в
воскресенье.
Ты
—
океан,
ты
—
торжище
люде й.
Св етает.
..
Неиз вестн о
отчего
Вдруг
прорезаются
громады
з д аний.
И
дождик
падает
на
макинтош,
Н
под нят
воротник,
и
по лис мен
Ко ричн евы е
скашивает
бр ови
На
стук
твоих
галош.
Встает
заря.
С ве тает
радостно,
как
в
раннем
детстве.
Гигантский
пароход
идет
по
Темзе,
И
молча
поднимаются
мосты
И
падают
над
па лу бой,
пром ы той
Полетом
бурь
и
лондонских
дождей.
Гру з овик и,
распертые
св ин иной
И
репой
или
рыбой
побережий,
Иду т
на
Ковент-гарден,
и
леж ит
Холод ны й
лу чик
пасмурного
солнца
На
медленном
сверкании
реки.
И
в
это т
час
рассвета
вспомнил
я
Год
девятнадцатый,
ко гда
над
Темзой
Застыло
вс ё.
Ни
звука,
ни
гудка.
И
шорох
шин
умолк
и
гул
заводов.
Метр о
ост ано вил ось.
Тиш ина.
408


Великий
го род,
днищ е
о кеан а,
К аким
ты
стал
беспомощным,
безмолвным,
Когда
с уров ые
рабочих
руки
Остановили
сразу
жизнь
твою.
То
бы ли
годы
гро з ных
забастовок,
Маш ины
в
три
ряд а
остановились,
Гигантский
пароход
засты л
на
Темзе,
По гас ли
яр кие
тв ои
в итри ны,
Заваленные
бешенством
бо г атств а,
И
тьма
была
на
океанском
дн е.
Британия!
Скажи
мне ,
почему
Ты,
давшая
народам
столько
света,
В
холод но й
мгл е
нерадостно
мерцаешь,
Стоишь
в
промозглом
сумраке
морс ко м?
Я
п олюби л
с уров ый
твой
народ,
Ткачей
Манчестера
и
металлистов
Продымленного
Шеффилда.
Люблю
Немногословных
мореходов
Гулля
В
клеенчатых
зюй дв ес тках
до
бровей,
И
речь
твою,
суровую,
как
море,
И
нежную,
как
пробужденье
ветра,
Как
лунный
сер п
в
сережках
ве рб
озерных.
В
твоих
библиотечных
ст роги х
зал ах
Недаром
Ле нин
думал
и
творил.
Пр ед
ним
в
снегах
ле жала
ши рь
России,
А
Лондон
громоздился
за
окном.
И
тихо,
тих о
б ыло
на
кладбище
Печального
Хайгетского
холма,
Где
есть
од на
священная
могила,
Покрытая
холодною
плитой,
—
Священная
могила
Карла
Ма ркс а.
Британия,
надменная
стран а,
Столетьями
ты
п окор яла
землю
Мечом ,
и
парусом,
и
золотом
своим!
А
ныне
ты
сто ишь,
как
флот
в
тумане,
В
смятении
перед
двадцатым
веком,
Подавленная
младшею
сестрою,
Поднявшей
сво й
кулак
над
океаном.
409


Рассерженная
дерзкими
детьми
—
Австралией,
Канадой
и
Кэпт ау ном ,
Ты
уж
не
та.
Ну
что
же,
бог
храни
Тебя,
и
короля,
и
королеву.
Но
знай те ,
л юди!
Англ ия
—
другая!
Меш ок
брезентовый,
звенящий
цепь ю,
—
Лишь
оболочка
Ан гли и.
Глядите:
Напо л нен
жизнью
дьявольский
мешок!
Рабочие
идут,
как
точк и,
слева
Перед
гром ада ми
зу бас тых
доков,
И
проповедник
в
порыжелой
шляпе,
Интеллигент-пропойца,
говорит,
Внеся
ступни
на
ящи к
из-под
мыла:
—
Муж ай те сь,
братья,
К иплинг
умирает.
Ид ите
к
до му
нашего
поэта,
Молитесь
за
успение
ег о,
Он
был
земл ей
и
в
землю
отой де т.
Записывайтесь
в
«Армию спасенья»! —
Но
тысячи
людей
бесстрастно
шл и,
И
кашлял
про по вед ник
и
курил
Над
Б ибл ией
сухую
сигар ет ку .
И
солнце
встало
над
его
челом,
Над
рыженьким
пальто,
над
сигареткой
Капустного
изделья,
над
рукой,
Усталой
от
маханья
и
призыв ов.
—
Хотите
ехать,—
я
спросил,—
со
мною?
Такси
о пл аче но.—
Он
пожевал
Губами
мягкими,
кивнул,
и
быстро
Под
ним
качнулся
ящик
из-под
мыла.
—
Поедемте,
достопочтенный
сэр.
По звольт е
вз ять
мой
бесприютный
ящик.
Он
всю
дорогу
горестно
молчал.
Приехали
и
выкл ю чили
сч етчи к.
Был
трехэтажный
дом
спокойно-бел.
410


Балкон
чугунный
твердо
перерезал
Как
буд то
по пола м
старинный
до м.
То лпа
стояла
—
чел о век
пятьсот
—
В
потертых
котелках
и
серых
шляпах,
Втыкая
ли ца
в
белые
листы
Газет
британских.
Нищий
проповедник
Пос тави л
снова
ящи к
и з-под
мыла.
•—
Помолимся,
—
сказал
он,
—
братья!
Бра тья,
Неужто
вас
не
посещает
совесть?
Подумайте
о
стр ан нике
вселенной,
Который
предстает
сейчас
в
мученьях
Пред
господом!
—
Но
оставались
лица
Недвижными,
и
только
шелестели
Листы
газет,
и
океан
п рир оды
Катился
крутогрудыми
волнами
Над
старою
империей
зе мной .
Томительно
и
горестно
вздыхая,
Молчали
все,
и
только
пр опов е дник
Кри чал
надтреснутым,
высоким
криком.
Большие
пятна
голубого
неб а
Обозначались
на
ветру
приморском.
И
солнце
падало
на
наши
шляпы
Св ер кающим и
з ай чика ми.
Л ипы
Шумели
обнаженными
вет вям и.
И
на
четырнадцати
ок нах
па ли
Чешуйчатые
траурные
шторы.
Все
обнажили
голов ы
и
с разу
Ступили
тяжко
на
листы
газет.
Тогда
открылась
на
балконе
дверь,
И
вышла
да ма
с
белыми
кудрями,
В
се дом
во ро тнич ке
и
черном,
платье,
С
ней
гос подин ,
такой
же
черно-белый,
Надменный
и
прозрачный.
Стало
тих о,
Хотя
и
до
сих
пор
всё
бы ло
тихо.
И
дама
оперлась
ко нцам и
пальцев
На
балюстраду
и
легко
с ка зала:
—
Скончался
К ипл инг
Ред иар д.
Писатель.
—
4И


И
повернулась
и
ушла
легко.
А
про по вед ник
закричал:
—
Ребят а!
По жер тву йте
хоть
шил линг
или
пенни
За
уп окой
велик о го
британца!
—
Но
пр оход или
все,
не
гля дя,
мимо.
И
солнце
вно вь
позолотило
Л онд он.
А
я,
познав
тоску
противоречий,
Всех
яростных
противоречий
века,
Я
в спо минал
о
Марксовой
могиле,
Анг лийс кую
я
слушал
тишину .
Двадцатый
век
пылал
передо
мною.
Я
видел
непреложность
тех
законов,
Которые,
открытые
для
мира,
Повсюду
побеждают
и
жи вут!
А
Ки плинг
мертв.
И
мертв
не
потому,
Что
на
четырнадцати
окнах
пали
Чешуйчатые
траурн ы е
шторы,
Не
потом у,
что
с трог ая
вдова
Собравшимся
о
смерти
объявила.
За
молкнул
навсегда
жестокий
голос,
Воспевший
бремя
вл асти ,
легкость
гнета,
Ск а завший
миру,
что
Восток
и
Запад
Недвижны
будут
до
к онца
веков.
Но
Запад
полон
гро зов ой
тревогой.
Бл изка,
близка
всемирная
война.
И
вихр ь
за ри
поднялся
над
Востоком.
Св ои
око вы
Индия
ср ывает ,
Ба гро вым
светом
пышут
Гималаи,
Малайский
тиг р
готовится
к
прыжк у.
Как о й-то
темный,
сл овно
об ож женны й,
Я
уходил
оттуда
тихим
шагом,
По дняв ши
голов у,
засунув
ру ки
В
шир ок ие
карманы,
и
в не запно
Усл ышал
зву к
гармоники,
и
хохот,
И
выкрики
прик аз а,
и
стенанья.
Толпа
сто яла
ровным
черным
кр угом ,
Держал
иглу
небритый
господин,
412


Кач алас ь
дама
в
роз овой
жакетке,
И
перед
ним и
кланя л ся
по спе шно
Огромн ы й,
переполненный
страданьем,
Набитый
бедностью,
терпеньем,
скукой
Тос к ливый
человеческий
мешок.
1943—1956
Ш>.
ПЕР-ЛАШЕЗ
Стена
покрыта
сверху
черепицей,
Наискосок
сп у скаетс я
он а,
Искусанная
пулями
версальцев.
Здесь
умирали
коммунары.
Полдень.
Кровавые
венки
на
старой
стенке,
Скрежещущие
ла вры,
ни зкий
гул
Парижа
за
стеной
и
трубы
ф абр ик.
Там,
за
ст ено й,
высокий
чист ый
до м,
Б елье
с ырое
пл ещет
на
балконах,
И
сверточки
с
провизией
висят,
Так
кое-где
за
окнами.
И
кошка
Выходит
на
балкон.
Почти
весна.
Перекопали
гряды
у
ст ены,
Едва
заметный,
как
дыханье,
пар
Ло жится .
Небо
нежно-голубое.
И
п алевы е
облачка
бредут
По
небу
блеклому.
Дрозды
играют
На
дудочках
весенних.
Табунком
Танцуют
мошки.
Хорошо
на
свете!
Садовник
по
земле
идет
с
лопатой,
И
отвечает
вла жна я
земля
На
каждый
шаг
его
клубочком
пар а.
Свистки
далеких
грустных
паровозов
За
этой
старою
стеною
смерти.
Напротив
дом
стоит,
и
занавески
Колышутся,
и
девушка
в
о кне
Прическу
делает,
играя
гребнем,
413


А
зерка ла
не
видно,
потому
Особенно
странны
ее
движенья.
И
зайчик
солнечный
лежит
в
подмышках,
Чу ть
рыжеватых
на
молочно-белой
Блестящей
коже.
Свежая
рубашка
Еще
не
тронута
случайной
складкой.
И
влажная,
как
дерево
ве сны,
Потягивалась
де вушк а,
тянулась,
Закидывала
руки
и
смеялась
Н евед омо
чему.
В
другом
окн е
Стоял
тюльпан
кров ав о-красн ы й ,
жирный.
О ткуда- то
выхо д ит
черн ый
дым
И
за сти лает
дом ,
тю л ьпан,
рубашку.
И
снова
появ л яютс я
они.
Над
крышами,
закопченными
насмерть.
Раскат ист ы е
слышатся
удары.
Работает
Париж.
Идет
ста ру ха
Орехового
цвета,
в
черной
шали,
Сложив
сердечком
губы.
Та
старуха
Метелкой
чистит
з во нкие
ве ночк и
И
пам ятн ики
вытирает
тряпкой.
Здесь
всё
покато
—
это
склон
холма.
Венки
как
буд то
кл яксы
свежей
крови,
ф арф оров ая,
жестяная
кр овь
Искусственных
цветов
течет
по
камню.
Сте на
вся
выбита,
—
бы ть
может,
это
дождь,
Иль
время,
или
пу ли,
или
свойство
Самой
п ороды
камня.
Бу дто
буквы
Читаю
я,
то
здесь,
то
там
пов сю ду:
«Свобода .
Смерть.
Коммуна!»
И
ещ е:
«Париж» .
И
прямо
за
с теною
На
подоконнике
тюл ь пан
как
пламя.
А
дым
идет,
и
шум,
и
ст ук
жел еза.
Гр у зови ки.
Ворчи т
ог ро мный
город.
И
это
всё
за
каменной
ст ено й.
414


Балкончики
и
жалюзи
и
св е тлый
Пи ск
воробьев,
и
будто
бы
отдельно
В друг
телефон
звен ит
чут ь
с лышн о.
Полдень. ••
'А девушка в сверкающем окне
За ма зыв ает
рот
густой
помадой.
А
стенка
всё
стоит,
сто ит,
стоит.
Негр
п одоше л
в
пальто
демисезонном
И
ж енщ ина
—
ру мя ная
толстушка.
Це лует
негр
искрошенную
стену,
Снимает
шляпу,
долго
гов ори т,
Размахивая
дл ин ными
руками,
С
рум ян ой
это й
женщиной-толстушкой,
Закуривает
маленький
окурок
И
грус тн ый
вда ль
ухо ди т,
в
дымку
полд ня.
Вски паю т
на
ветру
туги е
почки
И
лопаются,
и
уже
весна.
Круго м
граниты,
брон за ,
мрамор
блеклый
Больших
могил,
клейменных
именами
Советников
му ниципа ль ных.
Лавр ы
Чу гунные
в
надгробьях
генералов.
Все
имена
и
даты,
день
рожденья,
И
дата
смерти,
и
гер бок,
и
ангел
—
Всё
им енное ,
твердое,
навеки,
Очищенное
медленной
метелкой
Старухи
той ,
что
пестует
м оги лы.
Он а,
как
сме рть ,
бредет
среди
д ороже к,
То
поправляя
жестяной
листок,
То
вытирая
стеклышко
портрета,
То
пол ир уя
золото
име н.
И
дама
черная
присела
на
мо гилу
И
слезы
льет
над
груд ой
асфоделей,
Исто р ия
—
порядочная
дама,
Она
ужас но
люби т
имена.
А
зд есь
всё
безымянно
и
безмолвно,
Здесь
неизвестно,
кто
ло жил ся
грудью
На
с клон
холма
у
стенки
коммунаров,
Но
вс ем
известно,
почему
остались
415


Безвестные
кровавые
венки.
В едь
гро з ный
сон
расстрелянных
рабочих
Стократ
народу
Фр анции
д ор оже,
Чем
мирный
сон
спокойных
генералов,
Не
раз
слыхавших
ветровые
пули,
Или
маститый
непреклонный
сон
Со вет ник ов
муниципальных.
Почки
Над
всеми
распускаются
равно.
Но
горды й
гул
истории
людей
Как
бы
но жом
сверкающим
от рез ал
От
безымянной
стенки
имена.
Не
то
чтоб
слава
—
зн аем
эту
славу!
Не
то
чтоб
п очес ть
—
зна ем
эту
почесть!
Но
дух
ис тории
тре вожи т
камни,
И згрызе н ные
пулями
версальцев,
И
разделяет
надвое
весь
мир.
Пр ед авшие
се бя
геройской
смерти
Отделены
от
те х,
ко торы м
смерть
Б ыла
как
ужас
гробового
входа.
Тем
безымянным
жи ть
в ека
веков
По
праву
юности
и
жаркой
крови,
А
этим
жить,
п ока
родные
пла тят
Ста рухе
смерти
франки
за
храненье
На
мраморе
ис сече нн ых
имен.
Под
митральезами
версальцев
с
криком
З десь
рушились
и
коче не ли
люди.
Земля
над
ними
жадно
осыпалась,
Закушенные
заб ив ала
рт ы.
Зв езд а,
взлетевшая
над
э той
ст енк ой,
Сверкает
на
'Делку знамен багряных,
Ее
закон
и дет,
как
верный
лемех
Невиданного
плуга,
по
Европе,
По
чет ы рем
другим
материкам.
Взлетает
дым
над
ст ен кой
коммунаров,
Качаются
на
бечеве
продукты,
И
патеф он
шныряет,
как
челнок.
416


В
пустом
окне
уже
не
вид но
больше
Той
девочки,
что
зер кало
теснила.
Она
ушла
и
затв ори ла
двери.
Тюльпан
стоит,
краснея,
за
окном.
1943—1956
167.
БЕЛЬКОМБ
Под
сен ью
богоматери
белькомбской
Мы
жил и
десять
дней.
В
ее
г лазах
Больших,
от
старой
меди
з еленевш их,
Ро сла
тоска,
т емнея
день
за
днем.
Там
церковка
была,
и
ресторанчик,
И
лавочки,
где
прод а вали
вял о
Парижские
открытки
и
бювары,
А
наверху,
как
слон ,
стоял
Мо нб лан.
В
железно-серых
пасмурных
ущельях
Катились
ели
че рным и
зубцами,
Летел и
лыжники
в
цветных
фуфайках
И
бегали
под с не жные
ручьи.
Мороз ом
пах ло
и
чуть- чуть
вербеной
От
пролетающих
американок,
Несущихся
на
пер во кла сс ных
лыжах
К
ущелью
горн ом у
рек и
Арно .
Дай
ру ку
мне!
Бормочет
умывальник,
ß шуршащей тьме зажегся ночничок.
Тоскливо
скрипнули
полы.
—
Как
поздно!
—
И
бью т
часы.
Двенадцать!
Боже
мой!
Россию
бы
по
р адио
услышать!
—
Р асту т,
растут
над
белыми
хребтами
Стар инные,
как
смерть,
ри сунк и
зве зд.
27 в.
Луговской
417


Ты
думаешь,
что
я
ищу
покоя? ..
Нет,
милая,
я
очень
осторожен,
Я
очень
осторожен,
и
за
мною
Огромный
оп ыт
бедственного
сч асть я,
Разлук,
тревог.
Покоя
нет
на
свете.
Об
э том
ты
п ока
еще
не
знаешь.
Ты,
светлячок
весны,
пуш инк а
света,
Студентка
веч но
молодой
Сорбонны
И
парижанка
до
мозга
кос те й,
Чу ть
бережливая,
как
ртуть
живая,
Смешливая
и
дер зкая
до
черта
И
в друг
задумчивая.
И
потом
В
гла зах
ш ироких
проплывет
огонь,
Когда
в
беседе
быстрой
нев значай
Тень
Ф ранци и
пройдет
и
стан ет
тихо.
Ты
стр а стно
т анцевал а
ка ждый
год
В
день
взятия
Бастилии,
а
ночью
На
фейерверк
смотрела
и
кр ича ла
Ка кие -то
пустячные
слова,
И
а плод ирова ла .
Ты
любила
Жизн ь
так
легко,
что
с
детским
удивленьем
Не
верила,
что
можешь
умереть.
: ,Ты целый год копила франк за франком,
Чтобы
на
десять
дней
слетать
в
Савойю
И
насладиться
в
маленьком
Бе льком бе
Рекламным
с не гом,
лы жа ми,
весельем
Той,
для
Парижа
сказочной
зимой.
И
жили
мы
в
дешевеньком
отеле
С
огромным
телефонным
аппаратом.
Ты
верила,
что
е сть
на
св ете
счастье,
; Ты думала,
что
в
ми ре
есть
покой.
А
св ет
покоя
льется
из
Белькомба
На
сотни
со тен
неподвижных
лет.
И
ты
не
з нала,
девочка
Пар иж а,
Что
через
восемь
лет...
Но
нет,
не
стоит
Так
забег ать
вперед.
Дай
руку
м не.
418


Уснули
шведы.
Спали
аргентинцы
Поджарые
в
ночном
квадрате
комнат.
И
не мцы
спали,
комкая
пе рины ,
Открывши
рты ,
в
да вяще й
темноте.
Дуб ов ые
ступ ен и
отмечают
Мой
шаг
замедленный.
Летают
тучи,
Затмивши
н еую тную
луну.
И
вдруг
то
посветлеет,
то
стемнеет...
Пойдем
со
мной!
Сто ят
вдоль
стенки
лыжи.
Оденем
—
вн из
—
и
посвист
голуб ой,
И
ели
чернолапые
хватают
Те бя
за
грудь
и
бедра.
Ноч ь
тревоги,
Стальная,
неприкаянная
ночь.
Была
ты
верным
отраженьем
в ека,
Веселого
и
страшного.
И
ночью
Мы
по
снегам
скользили
тен ь
за
те нью
По
твердым
лыжням
на
рек у
Арн о.
Дай
р уку
мн е!
П ухо вые
с угроб ы
Меня
зовут
к
с ебе.
Кругом
стремнины
Грем я щих
р ек.
Уже
почти
весна,
И
гул
лавин,
и
си зый
посвист
снега,
Колокола
монастырей
окрестных.
Так
быстро
мчимся
вниз
—
и
наши
лыжи
Поют
хвалу
беспечному
стремленью,
И
холодок
в
крови...
Весна,
весна,
В
зеленом
колпачке!
Среди
седых
Ревущих
елей
ты
ск аза ла
мн е:
—
Я
верю
в
сч асть е,
верю
в
отраженье
Вот
э того
ноч но го
поцелуя,
Минуты
этой,
этого
мгновенья
В
людской
судьбе
на
много,
много
ле т!
—
Вот
так
с к азала
ты
в
горах
Саво йи,
Ш утя
или
пророча
—
я
не
знаю.
И
ты
сама
не
зн ала,
что
судьба
419


Лишь
через
восемь
лет
тебе
ответит
Вот
здесь...
Но
нет,
не
б уду
забегать
Вперед
на
восемь
ле т.
Бледнеют
зв езды .
Ущелья
елями
полны
доверху.
Рёка
скользит
хол одн ым
черным
змеем.
И
ветви
злобно
сбрасывают
снег.
В
зеленой
шапочке,
дрожа
ноздрями,
Вых ват ыва я
запахи
из
ночи,
Ты
мчишься
вниз,
и
снова
п ов орот,
Р ука
закинутая,
и
объятья,
И
легкий
стон,
как
будто
бы
при куше н
Был
ветер
ледников
в
губах
набухших.
Над
м иром
тишина
ле жит,
синея,
Свер к ая
от
лун ы,
сн егов ,
ручье в.
Амфитеатр
звенящего
простора
И
одиночества.
И
нас
вдвоем
Внесла
случайность
на
ладонь
при роды .
Плывет
лу на
в
недвижной
высоте,
Стоят
громады
шерстолапых
елей,
Петух
п оет
в
дер ев не
за
хребтом,
И
утро
по д сту пает
по
секундам.
Прижмись
ко
мне,
дыхание
твое
В
мой
жадный
рот
приходит
светлым
паром.
Ресницы
словно
изгородь
стоят,
Белки
мерцают
отраженным
светом.
Росинки
пота
стынут
над
губами.
Стоит
над
всей
вселенной
т ишина .
И
в от,
рождаясь
возле
туч ,
несущих
Оплавленную
бе лую
лу ну,
Качнулся
гул
на
самой
грани
неба,
Пронесся
ш орох
мертвый
по
лесам,
Па хнул о
страхом,
будто
из
м ог илы,
И,
гро хо ча
туманным
колесом,
Пошла
лавина
смертными
кругами
Всё
вниз
и
вниз!
И
д ьявол
поднимал
Над
нею
семь
свечей
седых
туманов.
420


Рванулась
ты
ко
м не,
ударил
холод
Серебряный.
Дыханье
пресеклось.
Конец!
Бесп ом ощ но
мы
ж дали
смерти.
И
пронеслось...
Бл истаю щий
туман
На с,
маленьких,
схватил,
оде л
морозом,
Ворвал ся
в
ноз др и,
ребра,
бил
огнем,
Колол
сне жин кам и.
Белел
во ст ок.
Над
голу бы м
хребтом
луна
ст ояла.
И,
срезанная
от
небес
до
ада,
Земля
дымилась,
как
ж ивая
рана,
И
на
р есниц ах
стыл
летучий
снег.
Спасенные
от
ярости
с тих ий,
Мы,
обнявшись
с
тобой,
стояли
молча.
Дорога
срезана
была
как
бритвой,
За
два
шага
от
нас
чернел
провал.
Сл уч айност ь
пожалела
нас
с
тобою.
Судьба
тв ою
приберегала
юность,
И
от
земли
до
не ба
поднимался
Лиловый
пар
распахнутой
земли.
Не
упрекну
тебя
за
быстрый
отб л еск
Зубов
насмешливых,
не
забегу
Впе ред
на
восемь
ле т.
Они
п ройдут.
И
встанешь
ты
под
дула
автоматов
И
улыбнешься
старым,
п ар тизанс ким
Савойским
Ал ьпа м.
Улыбнешься
сн егу
Рекламному
и
давним
поце луя м.
И,
грохоч а
туманным
коле сом,
Пойдет
ла вина
смертными
кругами,
И
Фр анц ия
над
скалами
поднимет
Колпак
фр игийс к ий
утренней
зари.
Так
что
же
мне
сказа ть
тебе
сейчас.
Когда
держу
теб я
в
своих
объятьях?
Смерть
пролетела.
Ели
говорят
На
языке,
понятном
только
снег у,
Нет,
не
заря,
а
белое
сиянье
Проходит
по
хребтам
стопами
света,
4?.1


Ид ет
весна
в
торжественном
рассвете,
Ручьи
п од снежны е
бормочут
сон но,
А
наверху,
как
с лон,
стоит
Монблан,
Вл ады ка
богоматери
бел ьк ом бско й.
1943 (?}—1956
168.
БЕРЛИН
193G
Я
это
видел
ночью
наяву:
Горячечное
небо
над
Берлином.
В
пивно й
«Берлинеркиндль»
у
стойки
ма ть
И
дочк а
в
гол убом
п рис той ном
платье,
Золотокудрая,
и
белый
воротник,
Передник,
налокотнички,
застежки;
И
проститутка
в
свитере
мохнатом.
Но сатая
спортивная
девчонка.
Зубрит
тригонометрию
и
быстро
Всем
говорит
бесстыдные
слова,
Торгуется,
картавый
го ворок.
Обструганные,
чис тые
ст ол ы-,
Все
черепные,
волевые
лица.
И
лиш ь
о дин
лохматый
человек,
Похожий
на
Бетховена,
ра сплы в шись
На
шес ть
пу до в;, вдруг кулаком по стулу!
Лил ов ою
рукою
поднимает
Он
гл иняну ю
кружку,
го во ря:
•—
Нам
гов ор ил
зак он:
жалейте
слабых.
Жалейте
сильных,
так
я
гов о рю'.
Отчаян ье,
о тчаянь е
какоеГ—
Качается,
и
платит,
и
ух о дит.
Прямые
линии
и
протестантский
холод.
Углы
гранита.
Пустота.
Тоска.
Средина
без надеж ная
Е вро пы.
Треск
барабанов,
флейты
и
знамена.
Шаг и
п ехоты ,
черепа
и
кости.
Истерика
в
глазах
и
подбородках.
Глаза,
з а павшие
от
ме ртв ой
славы.
Навстречу
сапоги
с
безумным-
г лянце м
422


На
тоненьких
по дм етк ах.
Ветер,
ветер,
И
ветровой
гнусавый
посвист
флейт,
Овеянных
далекой
славой
Марны.
Витрины
азиатских
магазинов.
Бормочут
тихо
маленькие
толп ы.
Стоят
в
галошах.
Смотрят,
и
вздыхают,
И
думают
о
ми ров ом
полете,
О
мировой
Импе р ии.
Конец.
Безвыходность
и
безысходность.
С ила
Несчастного
на ро да.
Обреченность.
И
бабы
страшные
в
очк ах
квадратных,
Костлявые
кариатиды
в ека
И
кельнерши
Империи
в се м ирной.
Пройти
по
всей
земле
и
вымыт ь
танки
В
Индийском
океане
и
тогда,
Откашливаясь,
вылезти
из
люка.
Всё
кончено,
земля
побеждена,
И
воцарилась
скука.
Нет
предела
Такой
всемирной
скуке,
скуке
пла хи,
Тюрьмы
и
виселицы.
Как
уйти,
Куда
у йти
в
непобедимой
ск уке
Победным
полчищам?
Конец
всему,
Всё
высчитано,
вымерено,
снято.
Ср един а
серой,
как
а сфал ьт,
Ев ро пы,
И
серый
дождь,
и
серые
дома.
Гостиница.
Наз ван ье
«Русский двор».
Рекламы,
номер,
то щие
перины.
На
столике
—
ландскнехт,
держащий
лампу.
-
Повисли
шторы
белым
водопадом.
Просторный
та з,
фаянсовый
кувшин.
Звонок.
Ответ.
Автобус.
Семь
ступеней
На
самый
верх.
Летит,
течет
Бер л ин,
Ид ут
солдаты,
словно
привиденья,
Блестя
штыками
возле
фонар ей.
423


Курфюрстендамм.
Коричневая
ночка.
Профессорский
иль
генеральский
до м.
Шв ей цар
в
бо льш их
медалях.
Темный
бобрик
По
лестнице.
Чеканка,
брон за ,
ду б.
Он
зажигает
свет.
Он,
пресмыкаясь,
Глубоко
кланяется.
—
Господину
Какой
угодно
номер?
—
Номер
дев ять ,
Профессор
Кац.—
Ме ня
сопровождает
С ол дат ская
о тчетл ив ая
ру га нь.
Он
тушит
свет,
и
я,
слепой,
иду
И
спички
з аж игаю
на
площадках.
А
за
стеною
мчат
автомобили
Посередине
пасмурной
Европы.
И
с кучно,
скучно,
прямо
хоть
в
петлю.
Армейское
бетонное
унынье.
Мне
отворяют
двери,
но
с нача ла
Шушукаются,
ходят
по -к ошач ьи.
Сначала
на
цепочку,
а
потом
По чти
как
должно,
но
не м ного
уже .
Полуеврейская
семья.
Громады
Ув яд ших
ко мна т.
Странно
всё
и
туск ло .
Дубовый
прочный
гро бов ой
ую т.
Всё
очень
страшно.
И
никто
не
ве рит
Здесь
нич ем у.
Все
медленно
устали.
Чудовищная
рыжая
кухарка
На
сто л
бросает
ла к омые
блюда.
Привязана
и
молча
ненавидит
Пр ивычн ую
за
двадцать
лет
семь ю.
Како й -то
жалкий
беглый
разговор.
Я
перехватываю
пиво
и
хмелею,
Машу
руками
и
дыш у
свободно..
Сын
твердо
верит,
что
его
зарежут,
Что
Гитлер
заво юе т
мир
подлунный,
Что
нужно
умирать,
когда
позв олят ,,
И
вообще
кругом
—
одн а
дыра.
Болезненный
и
нежный,
он
качает
Фарфоровыми
круглыми
глазами,
424


Готовый,
как
барашек,
л ечь
во
тьму.
Свист
за
ок ном
и
песенк а.
Отец
Вдруг
надевает
во йлоч ные
т уфли,
Сын
надевает
войлочные
туфли.
Отец
сто ит
на
страже
у
дв ерей.
Сын,
на кло н ясь,
спускается
беззвучно
И
где-то
тихо
отворя ет
двери.
Он
б ле дный
возвращается
и
страшный.
Оте ц
приходит
тоже
бледный,
ст раш ный,
С
ним
—
бледная
кр асав ица
в
очках,
Невес та
сына,
ей
грозит
опасность,
Ей
угрожает
банка
с
кислотой.
Назавтра
обольют
иль
послезавтра
—
С
полуевреем
ей
уже
не
быть.
И
мрачный
ю ноша
за
ней
ступает,
Товарищ
сына,
он
пришел
проститься.
Что
ж,
дру жба
дружбой,
а
зако н
законом.
Сад ит есь,
гости,
выпейте
вина!
Ужасный
уж ин.
Все
сидят,
уставясь
В
неведомые
ноч и
Осв енци ма,
В
неведомые
но чи
Ленинграда,
В
берлинскую
неведомую
но чь.
Гла ва
трагедии.
В
стекле
гигантских
Церковных
окон
льется
ночь
Берлина,
Лиловые
и
жел тые
огни.
Идет
такое
варварство
г лухое ,
Какого
человечество
не
знало.
Законная,
бесс ты дн ая
тоска.
От
эт ой
с куки
м ожно
совершить
Необычайное,
зали ть
всю
землю
кровью
Иль
изнасиловать
пречистую
Марию,
Сжечь
все
музеи,
может
быть,
придумать
Седьмое
измеренье,
может
быть...
Но
больше
невозможно!
И
от
страха,
От
зверства
можете
прик онч ит ь
жизнь
Самоубийством,
но
не
очень
прос то,
Особенно,
чтоб
не
было
тоскливо.
Ну,
по
частям,
не
так
ли,
иль
по
нотам,
По
прейскуранту,
что
ли,
иль
по
списку...
425


Придавленные
белым
страхом
лица.
М арш
за
стеной
и
посвист
флейт
холодн ы х,
Тот
ветровой
неудержимый
посвист,
И
барабаны .
Сл ава,
сл ава,
слава!
Та
сл ава
непомерная
побед,
Которые
п рив одят
к
пораженью,
И
гор ечь
поражений,
чьи
гробницы
Важней
побед
и
лучше
для
германцев.
Нет,
не
безумство
храбрых,
а
безумство
Бы чачь их
победителей
Е вр опы.
Веселый
Люте р
и
его
сл ова:
«Тот,
кто
не
п ьет
вина,
не
любит
девок
И
песен
не
поет,
—
дурак
отм ен ный ».
Но
всё
забыли
опы тн ые
немцы.
Беспамятство,
свист
ветра,
посвист
флейт.
Безумный
Гитлер
вылез
из
под вал а,
И
заболели
нем цы,
и
возникли
Ск елет ные,
проваленные
морды,
Булыжные,
туги е
кадыки,
И
слава,
и
безмерность,
и
удуш ье,
Тоска
под
ложечкой,
поход
всемирный,
И
т анки
за
Инд ийс ким
океаном,
И
бритвою
хол одн ою
—
под
горло,
И
тощи е
сосиски,
и
аллея
Побед,
не
интересных
нико му ,
И
варварство
пещерное
из
мрака,
И
мужество
с
белесыми
глазами,
Отчаянье
и
мерзость.
Н очь
Берлина.
Дурацкие
седые
ла м пионы,
Висюльки
фонарей,
собачья
стар о сть
И
сон
о
де вятн ад цат ом
столетье,
Могуче м ,
толс том ,
радостном
уюте,
Достойно
бородатом. «StilleNacht»—
Свя тая
но чь.
Раскормленные
елки,
Раскормленные
пасторы;
мальчишки
Толстенные
и
злы е
—
Макс
и
Мориц,
И
свиньи
толстые,
и
толстые
усы,
И
бороды,
и
толстые
ко кот ки,
Огромный
Бисмарк
с
толстыми
усами,
426


И
тео рем ы
толстые,
и
банки,
И
фор му лы
округлые,
как
гири,
Железный
шаг
т яже л обрюхой
мысли
И
победительная
колбаса,
Котора я
постольку
по беж дал а,
Поскольку
жирной,
как
св инь я,
б ыла
И
вкусной,
как
свинь я .
Горели
щеки,
Кружились
вальсы.
Маленькие
руки
Бродили
по
горшочкам
с
резедой,
Кипел а
вся
германская
кастрюля,
И
ше йки
там
гус ины е
носились
В
безумном
кип ят ке,
и
Вагнер
пил
Стаканами
спокойное
столетье.
Лавин а
фл ейт
качнула
шаг
гусиный,
И
вот
они
пош ли,
свистя,
вперед!
Бе ссм ы слен ная
сила,
сила
взрыва,
Забвенье,
забытье,
унылый
росчерк
Зенитного
снаряда
в
небесах.
И
ря дом
Тельман
за
стеной
бет онной .
Тут
время
исподволь
открыло
глазки
И
щелкнуло
курком.
И,
черт
воз ь ми,
Какие
шторы
в
эт ом
пышном
доме,
Задвинутые,
бархатно-седые!
Какое
униженье
неживое!
Покойник,
что
ли,
заня л
кабин ет ,
Из-за
п орть ер
в ыгл яды вая
лживо?
И
марши,
марши!
Мальчики
и дут
За
черный
Рей н,
за кин ув
злы е
ноздри,
И
всё
займут,
и
снова,
как
в сег да,
Откатятся
и
бу дут
ес ть
ошметки
Овсяные
и,
может
бы ть,
опять
Бессмертный
стих
под ниму т
в
уни жень е.
Идите ,
смертники!
Ки вайт е
черепами
Еще
в
кудрях,
проборах
и
бровях.
Вы
развернули
середину
века
И
черта
вызвали,
и
он
сидит
427


На
Бранденбургских
аспидных
воротах,
Смеясь
в
кулак,
а
вы
идите,
крошки,
По др аги вая
ляжками
тугими,
Всё
молодежь
—
отменный
матерьял!
Иди те,
мальчики,
направо
—
сл ава,
Налево
—
сл ава,
слава
—
впереди!
Куда
уйт и
от
этой
смертной
славы?
Исполнились
н азн ачен ные
сроки,
Пр ивод ят ся
в
движенье
рыч аг и,
И
падает
на
шле мы
дож дь
косматый.
Моги лы
уготовлены!
Над
мир ом
Встает
тлетворный,
темный
запах
с мер ти.
На
три
аршина,
мальчики,
во
тьму!
Лу чи
прожекторов.
Несутся
блики.
В озд ушная
тревога?
Н ет,
конец!
Товарищ
сына
спрашивает
строго:
—
Вы
бы ли
в
Сталинграде?
—
Я
беспечно,
Но
с
р аздр ажень ем
отвечаю:
—
Н ет.
—
Он
гов ори т:
—
Хо тел
бы
я
побыть
В
тако м
громоздком
городе
над
Вол гой.
Там
что-то
новое.
Земля
Востока.
А
впрочем,
так
же
скучно,
как
вез де.—
Переглянулись.
В ыпя тил
студентик
К расиву ю
губу...
И
он
возник,=
Моке ич,
сторож,
возл е
от опл е нья.
Он
вяло
уголь
засыпает
в
топку,
Ругает
всё
на
свете
и
кота,
Внимательно
глядящего
на
пламя.
В
подвале
гр язно
и
тепло,
и
бродят
Ряб ые
отсветы
по
стенам.
Ровно
Позванивают
трубы
отопленья.
А
наверху
—
огро мны й
сн ежный
город.
Морозный
сквер,
и
девушки
бегут,
Веселые,
пушистые,
и
фильмы
—
И зде лие
московских
режиссеров
—
Провернуты
в
кино ,
и
ход ит
ветер
428


Заволжский,
бесприютный.
Вот
и
ты,
Кормилица
м оя,
седая
Волга!
Всю
на шу
кровь,
и
пот,
и
на ши
слезы
Ты
по до
льдом
н ес ешь,
не
уставая;
Курганы,
Ж игул и,
леса
немые
Твоей
во де
холодной
поклонились.
Из
дальних
родников
ты,
мать,
родилась,
Из
ковшиков
берестяных
пролилась
Под
елями,
березами,
грибами,
Да
песнями,
га рмош ка ми
к орми ла сь,
Трехрядкой
небогатой
ярославской.
По
ка му шкам
по
маленьким
бежала,
Беседовала
ночью
с
огоньками,
И
приняла
Оку,
Суру
и
Каму,
И
пос пе шила
к
м орю
через
сте пи.
Меж
гор одов
идет
она
пр иво льно ,
Перед
кре мл ями
русского
народа,
Большими
зав од ск ими
корпусами
И
улицами,
ми лы ми,
как
де тство .
Я
сорок
раз
старухе
поклонюся,
Земным
п окло ном
над
январской
ширью,
Покуда
в
ледяных
в етвях
деревьев
Летают
вальсы
из
картины
«Цирк» .
Мокеич
блудного
кота
ругает,
А
наверху
работники
горкома,
Наш
неб о гат ый,
временный
уют
—
Фане рны е
шкаф ы
и
патефоны,
Всё
собственное,
на ше
до
конца.
Т ам,
навер х у,
р еб енка
мать
кач ает
И
холостяк
звонит
по
телефону,
А
кто-то
на
подержанной
машинке
Стучит
меж дун арод ную
статью.
И
воля
гр оз ная
несет
домину
За
реки,
и
леса,
и
гор
о тр оги,
На
зап ад
ли,
восток,
на
юг,
на
север,
С
открытыми
г лаз ами
на
ветру.
В
цехах,
как
д олжно ,
выстояли
вахту,
П озем ка
ка титс я
по
переулкам,
429


И
сторож,
лжи вого
кот а
ср ам ивш ий,
В
по два ле
с ам окрут ку
за кури л.
Вот
здесь,
в
подвале,
и
умрет
со бак ой
Т ова рищ
сына,
немец
ос т ор ожный,
Прильнув,
как
подобает,
к
автомату.
Но
время
поз д нее.
Прощанье,
вздохи
И
суета
как
бы
под
крышкой
гроба,
И
непонятно,
почему
дружили.
И
девушка
в
очках
идет
со
мной.
—
Зайдите!
—
го во рит
она
спокойно,
И
через
од но рядье
переулков
Приходим
к
ней.
Всё
оче нь
конструктивно.
И
скрытый
свет.
И
тоненькое
кре сло.
•—
Хотите
позабавиться?
—
Не
стоит...
•—
Мне
двадцать
лет ,
и
я
совсем1
здорова!
—
Т ут,
как
в
больнице,
всё
обнажено,
Как
бы
звучанье
скальпелей,
и
оч ень
Чего-то
не
хватает.
З вон
часов,
И
простыни
холодные,
и
ночью
З десь
гл ухо
и
уд обно ,
как
в
гробу.
И
елочка
с
огнями
неживыми,
Вся
электрическая.
И
тоска.
И
«Stille Nacht»,, то есть святая ночь,
Святая
ноч ь.
Бегущие
рекламы.
И
моросящее
слепое
неб о.
И
улица.
—
Ну
что
же,
не
хоти те?
—
Прощайте.
—
Всё
ид ут
п олки
за
Ре йн.
О
родин а !
Ты
можешь
быт ь
спокойна.
Поют
валторны.
Трубы
пр одол жают .
i «На Рейне стража верная стоит» .
1 Свист флейт и барабаны.
Ночь.
Берлина.
И
педерасты-патриоты
бродят.
—
Когда-нибудь
увидимся?
Прощайте1
430


А
может
быть,
и
не т!.. —
Бл ест ят
пивные.
Столетье
глазки
раскрывает
шир е,
Голубенькие,
твердые
г лаза.
Ну
что
ж,
идите
в
ночь,
ребята
злые,
Всё
обернется
ка к-н иб удь
иначе.
Но
мертвым
—
гро б,
и
нуж но
жи ть
живым.
И
страшно,
страшно
бьется
в
потолок
Орел
г ер м анский,
и
ему
дост алась
Плохая
старость.
А
бессмертья
нет.
Однообразно
всё,
как
жизнь
растений.
Средина
века.
Ник ог да
на
свете
Такой
средины
не
бы ло,
д рузь я.
История
иде т
железным
шагом.
Идут,
иду т,
иду т
пол ки
за
Р ейн.
О,
ка рта
мира,
ветер,
посвист
флейт,
Железные
кресты
и
гро мы
маршей,
И
безнадежность,
может
быть,
р асплат а,
Кровавое
победное
гнилье,
Кресты
железные,
бер ез ов ые,
да же
Бетонные
кресты,
кресты
к ривые .
Так
до
утра.
О
боже
мо й,
проклятье
Такому
городу!
Идут
полки
за
Рейн,
И
флейты
стонут.
И
спешит
всё
та
же
Носатая
худая
проститутка
В
мохнатом
свитере
и
шепчет
строго:
—
Пойдем,
я
покажу
тебе
такое,
Что
ты
еще
не
видел,
я
ручаюсь,
И
не
испытывал!
—
К ругом
темно...
Германия
к
безумию
гот ова ?
1943—1956
431


169.
МОГИЛА
АБУ -МУ СЛИ МА
Во
имя
.
Бога,
милостпваго,
м ило серд аго.
Скажи:
ищу
убежища
у
Господа
рассвета
От
злотворности
того,
что
сотворил
Он.
Коран
113
Случилось
это
дв адц ать
лет
назад.
Три
итальянца
бы ли
в
черных
бур ках
И
белых
шлемах.
Ст ар ший
хохотал,
Се дой
как
лунь,
с
пушистыми
у сами,
—
Гидролог
знам ени т ый,
консультант,
При ехав ши й
сюда,
чтоб
поглядеть
Подножья
скал
на
пе нис том
Сулаке
И
подсчитать
для
нас
упор
плот ин ы.
Он
то лст ень кий
был,
добрый
гос поди н,
С
брюшком,
коро тк оноги й ,
черноглазый,
Через
плечо
ви села
фляжка
с
ромом.
Он
знал
себя
и
уважал
себя,
Построившего
двести
две
пл о тины
За
тридцать
лет
по
вс ем
матер и кам.
Другой
был
черен,
третий
очень
р ыж,
Подобострастен,
гибок.
Все
втроем
Они
з аех али
в
Хунзах
нагорный
Заночевать,
уз нать ,
что
бог
послал
В
п о рядке
шашлыка,
вина
и
водки,
И
завтра
п оутру
скорей
вперед,
В
туманах
зоревых
легко
ныряя,
Пок а
шофер
сигналит
ишакам.
Аварцы,
ск аля
гол уб ые
зубы,
Выносят
чемоданы
и
портпледы.
Уже
пос тели
пышные
накрыты,
Уже
ви но
пылает
в
четвертях.
И
юноша
—
пижон
из
«Интуриста», —
Жужжа ,
как
бормашина,
переводит.
Сто ят
огромные,
крутые
горцы,
От
белых
шлемов
в
полном
изумленье,
И
хлопает
себя
по
то лсты м
бедрам
Веселый,
седоусый
инж е нер.
А
ночь,
с казат ь
по
пр а вде,
так
себ е,:
Неладная
какая-то,
глухая,
432


То
кинет
снегом,
то
ка чнет
д ожде м,
То
шевельнет
минутною
луною.
Сид ит
Хунзах
в
горах,
то ча
клинок
Луны,
л етя щей
в
нал етев ши х
тучах.
Здесь
холодно,
и
мр ач но,
и
темно.
На
плоскогорье
он
шурши т,
как
б урка
На
дикой
высоте,
среди
ве т ров.
И
вет ровая
бесприютность
эта
Лежит
на
всем.
И
г ово рит
Хунзах
Вое нны м
голос ом
ночной
тревоги
И
языком
сражений
и
дорог.
Ка ко е-то
бегучее
величье
Стальной
луны
летит
по
темным
саклям.
По
рус ско й
крепости,
где
в
амбр азу р ах
Еще
стоят
за б ытые
орудья
Оставленных
систем,
где
в
батар еях
Воняет
черным
кал ом
человечьим
И
голуби
живут.
Сидит
Хунзах,
По г лаж ивая
бороду
седу ю.
Он
видел
в сё,
он
перешел
века.
Здесь,
по
преданью,
пал
последний
вал
Великого
нашествия
арабов.
От
Мекки
и
Медины
до
Ламанш а,
От
Мекки
и
Медины
до
Ху нзах а
—
Так
шел
п оток
и
вдруг
окаменел.
Там
—
о ст ано вленный
мечом
Мартелла,
Здесь
—
неизвестно
даже
по че му.
Река
в ремен
нашла
глухую
заводь
В
Хунзахе
горном .
И
горят
огни
В
пяти-шести
домах,
и
гор ько
пахнет
Хвостатым
чер ным
дымом
оча гов .
Побрившись,
засмея лся
инженер,
Погла ди л
быстро
розовые
ще ки
И
жестом
полководца
пригласил
Стоящих,
как
ве р шины,
дагестанцев
Присесть
за
с тол,
и,
че рны е,
они,
Папах
не
с д винув,
вежливо
п рис ели.
Был
вы дан
знаменитый
горн ый
пир.
28 в.
Луговской
433


Несли
шашлык,
жужжащий
словно
осы,
Люля-кяба б,
набитый
страшным
перцем,
Хи нкал ,
где
подчиняется
чеснок
Л ишь
молоку
прокисшему
и
клецкам
С
кул ак
величиной.
Несл и
фо рел и,
О сыпанные
крупной
серой
солью,
На
шампурах
горячих.
И
в ино,
Иг рая
цветом,
падал о
в
стаканы.
Как
о писа ть
ту
комнату?
Никак.
Лишь
ок на
голубые,
крепостные
Да
пламенные,
грубые
ковры,
Что
принес л и
сюда
сегодня
наспех
По
случаю
приб ыт ия
гостей.
Всё
прочее
— обычная
известка
И
лампы
керосиновые;
впрочем,
Не
мне
описывать
густые
тени,
К ивающ ие
мрачно
на
ст ене.
Пузатый
и нжен ер
вознес
стакан:
—
Я
счастлив,
господа,
что
мне
пришлось
Бы ть
в
эт ом
городе...—
Он
усмехнулся.
—
Весьма
достойном!
—
Он
прищ ур ил
глаз
На
жалкий
фитилек.—
Пл отина
бу дет,
Я
изучи л
вопрос.
О,
я
пос тр оил
На
свете
ров но
двести
две
плотины!
Я
понимаю
толк
в
таких
вещах!
—
И
переводчик,
мясо
пожирая,
Слова
прог ла тыва я,
перевел
Несложный
текст.
И
покачнулись
тени.
Как
во ди тся,
рекой
лилось
вино.
Со
мною
рядом
пил
бо льш ой
старик
В
чер к еске
че рной .
Были
непом е рны
Его
ладони,
он
глота л
вино,
Как
воздух.
И
железными
зубами
С рывал
с
костей
п ыл ающее
мя со.
Кач ался ,
веселился
инж енер .
Благожелательное
пламенело
434


В
нем
итальянское
желанье
д ружб ы.
—
Я
лично,—
он
сказал
и
осторожно
Скосил
гла за
на
спутников
св ои х,—
Жел аю
выпить
за
то го,
ко торы й
Привел
мою
страну
к
бо ль шим
победам,
За
полубога
и
творца
людей,
За
Мусс олин и!
—
Д вое
итальянцев
Вскочили,
отчеканив
каблуками
Вы сок ий
тост .
Но
медлил
переводчик.
И
дагестанцы,
глядя
до бр оду шно
На
толстяка,
как
бе лый
сн ег
се дого,
Не
понимали
лжи вой
прямоты
Слов
политических.
Повсюду
тени
Кв адр атн ых
бурок
и
папах
аварских.
И
ветер
чуть
подвизгивал
в
о кне.
А
инже не р
потеребил
усы
И,
кровь
ст акан а
поднимая
строго,
С к азал:
—
За
ре ки
и
за
горд ый
тр уд
Людей
в
седых
горах
в е лико ле пных!
—•
И
благородное
крыло
легло
На
эт от
лоб,
тяже лый
и
усталый.
Был
сдел ан
перевод,
и
встал
ста р ик.
—
За
реки,—
он
сказал,—
так
подобает!
Творец
земных
вещей
единый
бог,
Всевластный,
он
ни зво дит
с
неба
вод у,
И
по
ложбинам,
бурная,
она
Те чет
в
долины
к
пользе
человека,
Течением
св оим
вз ды мая
пену.
И
вот
на
том ,
что
люди
ставят
в
пла мя
Для
ра спла влень я,
для
вы сок ой
цел и.
Бывает
та
же
пе на
— как
п одобь е,
Указанное
богом.
Ложь
и
правда
Кипят
сов мес т но,
но
уходит
пена,
И
о стаетс я
то,
что
ну жно
людям.
Так
го вори т
Коран.—
Он
п окл онил ся
435


И,
сумрачный,
большую
выпил
ча шу.
Но
встрепенулся
р ыжий
человек
И
что- то
толстому
шепнул
поспешно.
Толс тяк
спросил
ме ня,
раздув
усы:
—
Вы,
с уда рь,
виде л и,
быть
может,
дуч е?
—
Да ,—
я
сказал .
И
вспомнил
светлый
ден ь,
Неаполь
и
ноябрь
в
железных
лаврах.
Толпа
кричала,
выла,
зады х аясь ,
О бъ ятая
восторгом
исступленья.
Каз ало сь,
что-то
грозное
свер шит ся
И
важн ое
для
всех
людей
живущих.
Казалось,
открываются
скрижали
И
бог
пр идет
стар инный,
одинокий.
Но
двиг ал ась
в
ок не
автомобиля
Пл еши на
итальянского
во ждя.
1—
Я
пью
за
Рим!
—
во скл икнул
инже нер .
—
За
государство
на ше
пью
по-римски!
—
Действительно,
он
выглотал
вино,
К рова вые
в
у сах
вис ели
капл и.
И
стало
мне
так
жа лко
инженера,
Пуза тог о,
веселого,
с ед ого,
Построившего
двести
две
пло ти ны
И
пресмыкавшегося
этой
ночью
Перед
каким- то
«римским государством»,
Которое
в
сравненье
не
годится
Огромному
такому
человеку
С
таки м
брюшком
и
жестами
такими.
Фашистская,
слепая
канитель,
Несчастная
страна,
помойный
ров ,
К уда
отбросы
падают
л юдские
И
поднимаются
перед
людьми,
Принявши
горды й
поворот
героя.
О,
жалкая
судьба
про с тых
людей !
Ч ины
и
ордена,
п ослы
и
флаги,
Игрушки
мерзкие
пло хо го
детства.
Но
будет
в едь
еще
на
свете
юность;?
436


И
страшно
движется
телега
эта,
Ло мая
на
своем
пути
ве лик их
И
лучших
из
людей.
По лз ет,
ползет,
А
лю ди
все
вопят
от
восхищенья.
Да,
я
видал
его
и
ничего
Не
увидал,
не
испыт ал ,
поскольку
Был
человек
другого
государства,
Ос н ова нного
Лениным
для
благ а
Все го
н арод а,
но
не
для
вождя.
По лет
белья
на
дж утов ых
вер евка х
И
медный
профиль
в
медленной
машине
Ме ня
не
восхищали.
А
теперь,
Смотря,
как
подхалимствует
веселый
Пузатый
человек,
высокий
мастер,
Я
вспомнил
этот
день.
Но
стр а шно
думать,
Ин ое
знанье
порождает
горе,
А
горе
не
приводит
ни
к
чему.
Ну,
в
общем,
все
п рив ычно
веселились
И
под нима ли
тосты.
Итальянец,
Тот,
ры жий,
опьяневший,
танцевал.
Гл яде ли
дружелюбно
дагестанцы
На
э того
ме рз авца
в
желтой
куртке.
В
часы
таки е
лю дям
мало
н ужно.
Танцует
— значит,
милый
человек.
Он
танцевал
од ин,
то
разгибая
Коленку
в
бриджах,
то
опя ть
сг иб ая,
Помахивал,
как
водится,
руками,
Подер ги ва л,
как
водится,
п лечом .
Ну,
знач ит ,
пир
на
славу
был.
Горели
Две
лампы,
сод ро гаяс ь
я зычкам и,
И
дуло
в
о кна
ветром
пло ског ори й.
То ст
поднимал
пу зат ый
инженер,
Ква дра тн ые
сидели
в
бурках
горцы.
Теплом
манили
пышные
пос тел и.
—
Пойдем,—
сказал
ст арик ,
и
мы
пошли
Навстречу.ветру,
про нося
упрямо
437


Обернутые
в
шерсть
свои
тела.
Он
мне
с казал:
—
Ты
гордый
человек,
И дем
с
тобой
к
источнику
гордыни,
К
завоевателю,
к
его
могиле...
Абу-Муслим!
—
Он
жадно
продохнул,
Кинжал
заправив
в
золотые
ножны.
Был
черен
свет .
Ли шь
иногда
луна
Выпр ыги вала ,
словно
конь
араб ски й,
И
сумрак
нежный
на
земле
лежа л,
По ка
вдвоем
мы
выходили
мо лча
Из
крепостных
во рот
полуоткрытых.
В
т яже лый
лабиринт
седых
домов
Мы
погрузились.
Две
жестоких
те ни
Сопровождали
на с.
Несло
кру пою ,
И
ч ав кала
зе мля
под
сапогами.
—
Здесь,
—
он
сказ ал,
—
ко г да-то
жил
мюрид
Хаджи-Мурат,
продавший
землю
на шу.
—
Он
плюн ул
смачно,
и
луна
возникла,
Как
будто
от
плевка,
в
тяже лых
туча х.
Собаки
лаяли,
воняло
скверно,
Ни
одного
огн я.
А
впереди
Шир окий
ветер
на
толстенных
лапах.
Поддерживая
под
локоть,
ныряя
В
полночных
переулках,
он
прове л
Меня
в
зел ены е
квадраты
св ета.
Там
сакл я
одинокая
стояла,
И
огонек
мерцал
в
окн е
одном .
И
н очь
стояла,
словно
серый
ангел,
По
скалам
кину в
трепетные
крылья.
И
было
видно
лестницу
на
не бе
И
духов,
ждущих
очереди
к
не й.
Великая
сияла
ноч ь
кольчугой
А^единской,
золотой,
как
на
Пророке.
Мы
подошли
к
могиле
полководца
Абу-Муслима.
Глухо
и
темно,
Ни
одного
как
будто
человека.
438


В
передней
комнате
шуршал
камыш,
И
во
второй
шуршал
к амыш
увядший,
А
в
тр еть ей
на
окне
стояла
лампа,
Семилинейная,
в
подтеках
желтых,
И
ос веща ла
острое
надгробье.
И
две
скамь и
направо
и
на лев о,
А
пос ре ди
з ава ле нный
платками
И
ситцами
цветастый,
дли нны й
гроб .
И
нико го .
И
строго
пла мене ет
Одеколон,
подве ш е нный
на
нитках
Вокруг
гробницы.
Пудра
золотая,
И
темень
лоскутов.
С юда
несли
Горянки
век
за
веком,
год
за
год ом
Н елепые
и
скромные
дары
Во
имя
мудрости
и
бедных
п есен,
Слага е мых
проезжими
певцами.
Духи
копеечные,
желтый
б лик
Одеколона
под
названьем
«Лето»,
Пла ток,
расшитый
крупными
цветами,
Мануфактура
жалкая
скопилась
Над
изголовьем
этим.
И
сверчок,
Чуть-чуть
подрагивая
быстрой
н ожк ой,
Свою
пустую
песенку
зав о дит.
Что
ж,
будем
жи ть!
О пять
сто ит
стена
Хол о дная
над
логовом
героя.
И
м ыши
ходят
в
желтых
камышах,
Шур шат .
О стано вись,
немое
сердце,
Ты
в се-т аки,
как
прежде,
существуешь?
Ты
понима е ш ь?
«Нет,
не
понимаю...» —
Ответствует
бес па мятно е
сердце.
Ты
хоче шь
пр а вды?
Я
взыскую
правды.
Сижу,
смирясь,
у
гроба
полководца.
Ты,
вожд ь
племен,
в
раскинутом
бурнусе,
В
тюр бане
белом,
на
ко не
горячем,
Презревший
ст р аны,
реки ,
гос уда рств а,
Водитель
мертвый,
лег
в
седом
Хунзахе,
А
мож ет
быть,
и
не
было
теб я
—
439


Всё
тлен
или
леге нд а,
как
обычно.
Старик
с ка зал:
—
Смотри
и
удивляйся.
Мне
говорили,
что
та ких
надг ро бий
Абу-Муслима,
древнего
владыки,
На
свете
двадцать,
тридцать
или
сорок .
Повсюду,
где
учение
Корана
Р асп рос траняе т
с вет,
стоит
мог ила
Абу-Муслима.
Так
и
быть
должно:
Не
месту
чес ть,
а
имен и
уче нья .
Не
по дч иняйс я
жалкому
подобью,
Ни
сл ову,
ни
царю,
ни
государству.
Будь
человеком
и
самим
собой.
На
не бе
ходит
белая
луна.
С тоят
над
саклями
и
над
Хунзахом
Крутые
волны
голубого
света.
Я
поклонился
гробу
полководца,
Переносящего
громаду
смерти
Дорогою
стальных,
ч еканн ых
лет.
Проходит
мышь
по
камы ш ам
засохшим,
И
печка
о твечае т
твердым
жаром
На
ти хий
тво й
призыв,
Абу-Муслим.
Здесь
остаешься
только
ты
и
пе чка
—
Живые
существа.
А
ме сяц
светит,
Выламывая
стеклышки
в
окне.
Ты,
человек,
устал
и
распростерся
Перед
лиц ом
седых
веков.
Теперь
Всё
оказалось
словно
в
раннем
детстве:
Усни,
забудь
себя,
Абу-Муслим,
Вся
память
о
тебе
—
в
истлевшем
ситце.
Смотри,
как
зде сь
тепло
и
ходят
мы ши,
Шурща
в
соломе,
в
камышах,
в
Ко р ане,
Положенном
на
бе лом
из гол овь и.
Ты
человек,
и
ты
таки м
о ста лся.
Леж и
в
земле,
полузабытый
вождь,
То
мыш и
ходят
над
т обой
в
с оломе ,
То
огонек
мелькнет,
дрожащий
в
лампе,
То
тен ь
пройдет,
качаясь
на
ст ене.
440


Уют но
вс ё,
тепло,
борм очет
печка.
И,
с идя
на
скамье,
встречаешь
полночь
И
понимаешь:
н екто
жил
на
свете
И
ум ер
на
пут и
в
Х унз ахе
горн ом ,
Как
ты сячи
царей
и
полководцев.
И
власть
и
си ла
—
всё
и сч езло
с
ним.
Как
хорош о,
как
пусто
и
тепло
В
бо льшо й
могиле,
и
сверчки
играют
По
уголкам,
и
оч ень
н ужно
жит ь.
Флаконами
одеколона
скрытый,
Покрытый
тряпками,
веселым
ситцем,
Ты
спишь ,
Абу-Муслим.
А
может
бы ть,
Зде сь
не
б ыло
тебя.
И
это
пр авд а!
В
такую
но чь
родится
сердце
кни г
О
мудрости,
земл е
и
человеке.
Земля
смиряет
гордость
вс ех
времен,
Земля
творит
круговороты
жизней,
Земля
не
знает
одиночной
жизни
—
Ты
был
землей
и
возвратился
к
ней! ..
И
мы
пошли
задумчиво
к
ночлегу.
Л уна
летела
в
р ваных
облаках.
Стремительно
свистел
и
па дал
ветер.
Н очь
ослепительно
ле гка
б ыла
Той
легкостью,
ко гда
ле тиш ь,
как
в
детстве,
В
легчайшем
сне
над
г рузно ю
землей.
Опять
через
ворота
крепостные
Квадраты
н ашйх
бурок
пронеслись.
—
Прощай!
—
сказал
старик.—
Ты
видел
правду.
Но
правду
с нов. ..
Ищи
жи вую
пра вд у!
—
Он
полетел,
как
черная
сова,
Сквозь
пят на
света
и
рябые
те ни.
К азар м енная
вся
с пала
громада,
Одно
окн о
же лт ело
на
ст ене.
Я
под ош ел
к
нему,
чтоб
п ос туча ть.
Всмотрелся
и
отпрянул.
Там
горела
441


Большая
лампа.
Спа ли
итал ь янцы .
Но
старый
ин жене р
в
пижаме
к ра сной
По
ко мн ате
ходи л,
как
часовой,
И
сразу
останавливался
грозно
Пер ед
листом
исчерченной
бу ма ги,
Лежащей
на
столе
среди
бутылок.
О
нет,
не
добродушен
был
он,
нет !
Обл и чье
благородной
хищной
птицы
Сквозило
в
плавны х,
тающих
движеньях,
Когда
он
подходил
к
листу
и
тр огал
К ар андашо м
невидимую
точку.
И
не
бы ло
брюшка
у
инженера,
И
был
он
д линноно г
и
остроглаз.
Да,
он
творил,
он
горы
раздвигал,
Сужал
ущ е лья,
сдерживал
потоки
И
посылал
их
после
в
глубь
долин.
На
лбу
огромном
прыгали
морщины,
Он
левый
ус
закусывал
зу бами
И
вно вь
ходил,
ходи л,
как
бы
тан цу я,
Притрагиваясь
злым
карандашом
К
безвольно
распростершейся
бумаге.
Огнем
горела
кр ас ная
пижама.
Он
брови
хмурил,
старый
к р асный
демон,
И
си ла
творчества
стирала
в
нем
Всё
ж алко е,
наносное,
чужо е.
Он
был
владыкой
вс ех
земных
вещей,
Пронзительно-отчетливым
и
мудрым
И
не
заброшенным
в
седой
Хунзах
От
мирт ов
и
олив
св оей
отч из ны.
Не
итальянцем
был
он
и
не
русским.
Он
двести
третью
увидал
пл от ину,
Он
был
оди н
сейчас
на
ц елом
свете,
Не
подчиняясь
лести
и
корысти,
Не
убивая,
не
тираня
толпы,
За б ывший
о
себе,
о
краткой
жизни , —
Он
просто
был
тво р ящий
человек.
1943—1956
442


170.
ДВЕ НА ДЦ АТЬ
НОЧИ
В
двенадцать
но чи
тяжек
темный
Лу вр.
Ед ва
подсвеченные
фонарями,
Громады
ка мня
медленно
уходят
По
в сем
ночным
законам
перспективы.
Холодная
колеблется
луна
Так
далеко
от
родины.
Февраль..
.
Что
ж,
докурить
полуп ус тую
трубку?
Дождинки
в
желобах
ведут
и гру:
Тук-тук...
Ответствуют
дождинкам
крыши
И
серые,
как
мыши,
тротуары.
И
канар е ечных
цветов
о бои
С
большими
точками
и
васильками
Мне
тоже
говорят:
«Тук -тук ,
засни!»
Заснуть?
Не
стоит...
Вспоминать?
О
чем
же?
Ведь
знаеш ь,
старина,
что
отдохнешь
Когда-нибудь
в
неведомой
мо гиле .
А
всё
ж
не
верится...
А
всё
же
до жди к,
Ун ыло
падающий
на
панели,
Как
часики
то ск ующи й,
тик-тук.
И
сырость
лез ет,
ежась,
сл овно
нищий.
Куда
идти ?
Иду,
пальто
накинув,
Так,
через
ул ицу,
совсем
пустую,
В
шумящий
сад,
хол одн ый
Тю ильр ийск ий.
Там
ла вры
жестяные
шелестят
И
памятники
в лажные
взир ают .
Сидят,
склонясь,
угр юм ые
фи гуры ,
То
ж енщ ина
в
отчаяньи
глубоком,
То
шанта жист
иль
кап и тан
разведки
—
Многозначительный
сп окой ный
рот.
Ку да
же,
люди ,
вам
еще
тащиться?
Вы,
пр едан ные ,
проданные
бр ат ья,
Потомки
первозданных
обезьян.
—
Во
что
вы
ве рит е,
ма дам?
—
Не
знаю.
При
чем
тут
вера?
Я
ищу
покоя.
—
Вы,
госп оди н,
кр у тящий ся
в
пальто,
443


Вы
ищете
чего?
—
Ищу
расплаты
За
жизнь
мо ю,
но
некому
платить.
—
Расплата
будет,
с уда рь,
не
печальтесь.
Кассир
найдется,
приготовьте
де ньги !
А
через
мост,
гудя,
летят
машины,
И
Се на
плещет
ме лк ими
волнами.
Идет
галдеж
в
Палате
деп ута то в.
Осыпан
воплями
режим
колоний.
—
В
них
должен
править
белый
человек,
Отечески
ум но
и
беспощадно.
Кем
править?
Править
дик ими
детьми,
Цветными,
грубо
чувственными,
злыми,
Без
нашего
все знающ ег о
бога,
Без
в оли,
без
поэзии,
без
смы сла,
Без
признаков
истории
всемирной.
Для
них
безумцы
требуют
свободы.
Кто
он
—
тот
получеловек
на
рифах?
Д икарь ,
развратный,
пьяница-язычник,
Живущий
гнусно
в
пальмовом
раю.
Таити
—
к
черту!
Па умо ту
—
к
черту!
Болтающий
Ма даг аскар
—
давить!
-.Незыблемо
должно
быть
всё
на
свете,
Всё
не измен но ,
в
твердости
немой!
—
То
хлын у т,
т.о
отхлынут
коммунисты,
Ки д аясь,
протестуя
ра зъярен н о,
Стуча
п юп итр а ми,.Крича до хрипа,
Ми нис тр
взлетает,
поправляя
галстук:
—
Доверие
правительству!
Доверье! .
—
А
вы,
простите,
там,
на
той
скамейке
В
сыром,
бессонном
Тюильрийском
пар ке,
Вы
ищете
чего?
—
Ищу
доверья
К
любым,
слепым
за ко нам
ест ест ва.
—
Я,
к
сожаленью,
должен
сообщить,
Что
это
уст арел о
и.бесплодно!
А
в ы?..
Но
нет,
у
вас
я
не
спрошу
.Ни слова,
ни
ответа,
ни
жела н ья!
444.


Согнулся
на
скамейке,
глядя
вдаль
Нев идящи м и,
темными
глазами.
Миры,
крутясь,
проносятся
в
мозгу,
Вселенные,
клубясь,
на
части
рвутся.
Чуть
седоватый.
Уши
заж има ет
Ладонями
холод ны х,
длинных
рук.
И
слышит
он
в
глухих
уш ах
за жатых
Как
бы’
щелчки
влетевших
электронов
В
стеклянной
трубке
Гейгера.
И
видит
Дв иже нье
стрелки
счетчика.
Л авина
Мятущихся
частиц
не зр имо
мчится
В
одн у
стомиллионную
секунды.
Владеет
им
то
самое
—
он о,
В елик ое
предчувствие
открытья!
Деленье
атома.
Распад
ядра.
Взр ыв
нестерпимый,
беспримерной
силы
—
Жизнь
человечества
иль
смерть
его ?
И
всё
в
его
мозгу.
Вот
здесь.
За
сте нкой
Чу ть
теплой
кости.
—
П рав
был
Резерфорд!
Мы
овладели
дьяволом
распада,
Как
силой
творчества
иль
разрушенья.
Он
думал
—
полстолетья
отделяет
Нас
от
мгновенья
этого.
Неправ
Был
Резерфорд!
Прошло
всего
два
года,
Как
умер
он.
И
вот
я
у
п орога!
Еще
единый
миг
—
я
всё
пойму.
Со
мною
Бор
и
Планк,
со
мною
вместе
Ферми
и
оба
Жолио-Кюри.
И
те
же
с илы,
си лы
адских
недр,
С пешат
в
лабораториях
Берлина
Неумолимой
поступыо
на уки
Ве сь
микрокосм
доверить
палачам?!
О
боже
мой,
как ая
боль
в
мозгу!
Мадрид
расс трел ян.
Мюнхен
торж ес твуе т.
445


На
венских
площад ях
горят
ко стр ы.
Но
я
стою
у
самого
порога.
Еще
единый
миг
—
я
всё
пойм у.
Я
тех
опережу.
Со
мн ою
пр авд а.
Ме ня
ты
сл ышиш ь,
памятник
Пастера,
Биолога,
спасителя
людей?
Я
всё
пойму
се йч ас!..
Со
мною
вс е,
Кто
верит
в
человечество.
Громады
Л юдс ких
умов.
Нахмуренные
брови.
С едые
голов ы.
Эйнштейн,
ты
с лыши шь?
Растут,
растут
в
ушах
щелчки
ночные
Из
Гейгерова
счетчика.
Теперь
Что
в
этих
импульсах?
Биенье
мира
Или
далекий
взрыв
атомных
бомб?
Я
у
п орога !
Пр ав
был
Резерфорд!
Он
поднимает
ж естк ие
гл аза.
В
них
свет
фон арны й
пламенеет
дико...
В
д венадцат ь
ночи
тяжек
темный
Л увр.
Шумят
бесстрастно
жестяные
лавры.
Мадонна
—
чи стый
абрис
в
лунном
свете,
Ог ро мные
с винцовые
ресницы.
—
Вы
просите? ..
—
Мне
хоч ет ся
ве сн ы..,
—
Весна
приде т ,
мадам,
как
подобает,
Но
не
для
в ас,
а
вам
рекомендую
Гл ота ть
фе в ральс кую
гнилую
сырость,
Поскольку
это,
к
сожаленью,
жизнь!
Какой
уют
сейчас
в
подлунном
мире,
Хотя
луна
ныряет
и
темнеет!
Мадам ,
мадам,
я
смог
бы
вместе
с
вам и
Прожить
большую
жизнь,
качая
деток,
Да
всё
на
свете
мчится
мим о,
мимо.
Неважно,
где
найдешь,
где
потеряешь.
Случайность
и
за кон
—
одна
расплата
Перед
железными
зрачками
смерти.
446


Прощайте,
господа.
Я
понимаю,
Что
это
только
сер еди на
в ека,
Что
впереди
и
по зади
меня
Такое
же
количество
столетий,
Что
люди
в
общем
правильно
играют,
На
смерть
надеясь,
смерти
опасаясь.
Всю
ноч ь
сидит
Палата
депутатов
И
обсуждает
распорядок
зла.
Виляют
кра сн оба и,
поднимают
Порывисто
бессовестные
р уки.
И,
че рт
воз ьм и,
тут
в о сстает
белесый
П од жарый
адвокат
—
р уга тель
негров.
Дантончик
молод ой
кидает
пальцы
На
бешеные
р ожи
депутатов.
И
через
Сену,
жадно
полыхая,
На
эт от
берег
с ве тлогла зый
рвутся
Свирепые,
как
смерть,
плакаты
партий.
И
никому
в
Палате
не
известно,
Ком у
придет
расплата
в
эту
ночь.
Все
жить
хотят
—
и
это,
в
общем,
ве рно,
За
с чет
других
—
и
это
не
новинк а ,
Все
б ьют ся,
словно
мухи
о
стекло.
Подлец
или
пророк
равно
мел ька ют
За
стеклами
Па лат ы,
понима я,
Что
это
всё
же
жизнь
и
потому
Необходимо
в зма хива ть
руками.
П ро клятье
вам!
Мне
п одли нно
известно,
Что
будет
принят
всеми
голосами,
Но
вопреки
охри пши м
коммунистам:
—
Ко лония м,
колониям
с воб оду!
—
Большой
бюд жет
колониальных
войск,
Что
все
равно
обманут
счетовода
Иль
дедушку
в
Бургундии
обильной.
Что
ж,
двойке,
как
всегда,
двойной
пла теж!
Беспечный
дождик,
голов у
склонивший,
Ведет
сво и
беспамятные
речи,
447


Как
гробовщик,
опять
стуча:
тук-тук.
И
хол одо к
ныряет
под
фуфайку.
И
два
часа.
Ну
что
ж,
настало
время.
Пора
ид ти
на
бал
цве тных
людей.
И
двери
отворяются,
и
сразу
Встает
стеной
горчи чн ый
з апах
пота.
Ломая
руки,
падает
дж аз- б анд.
И
очень
пыльно
в сё.
Как
будто
пы лью
Благословили
стулья,
и
подмостки,
И
самый
воздух,
будто
эта
п ыль
На
черных
лицах
пудрой
посветлела.
В
гигантских
залах
кр у тится
толпа.
Яванки
в
полыхающих
р есницах ,
Ку бин цы
—
чернохромовые
па рни,
Курчавые,
как
пена,
самоанцы,
Га вайцы ,
золотые
от
разлуки,
И
полосатые
штаны
мулатов,
Которых
подчиняет
саксофон.
Идет,
идет
стрекочущая
румба,
То
будто
бы
умрет,
то
оживает,
То
засинеет
плам ен ем
приб о я.
'А дождик в желобах твердит:
тук- тук!
Ты,
румба,
словно
рыба,
бь ешь ся
в
пол ночь.
Проносятся
к ор ичне вые
пары,
Откинутые
плечи
таи тяно к,
Тоскливый
пот
протертых
пиджаков.
Как
бабочки,
ле тят
и
вьются
па ры,
Ли шь
па
мгновенье
твердо
прикасаясь
На
перепутьях
ночи
в
поздний
час .
Какое
зрелище!
Ка кие
губы!
Какой
см ерт ел ьный
пово ро т
надбровий!
Др угой
народ,
другое
исступленье.
Все
выделенья
вла жной
темной
кожи,
Осмысленная
си ла
с ухо жилий.
Великолепный
бал
цветных
людей.
И
словно
ветром
золотой
Гвинеи
Не сет
по
зал у.
Лампы
ст екл ене ют:
И
пад аю т,
ку ска ми
раздробляясь,
4'48


На
полнолунье
вла жных
темных
щек.
З десь
рушится
свер кающ ий
ор кест р
И
бар абан ом
бье т.
И
ел е-еле
Горит
в
раструбах
золотое
пламя.
Какая
румба!
Тысячи
сердец
Сверкают,
ознобясь
и
упа да я.
Всё
тот
же
непонятный
нам
напев,
Мяукающий,
островов
Молукских.
И
нужно
жить,
и
неко гд а
желать
Какого-то
немыслимого
счастья,
Лишь
румба,
румба
и
тугой
полет
: Летающих лодыжек,
черных
туфель.
Земля,
земля!
Ей
нечего
скрывать,
Она
ра вно
ро ж дает
цвет нок о жих
И
белых
нас,
и
сно ва
го вори т
На
языках
дикарских
барабанов.
Левица
в
желтом
окруженьи
шелка,
Откидываясь,
обещает
правду.
.Но
разве
это
правда?
Мимо,
мимо!
Ее
сухие
ноги
дьяволицы
Железным
ритмом
бешено
одеты,
Вы сок ий
негр
чернеет
рядом
с
ней.
И
всё,
свет ясь ,
уносится
случайно,
Как
вихрь,
мятущий
землю
плавным
кр угом .
Раздвинутые
зубы,
в олны
пыл и,
И
ду д очка
какая-то
пищит,
Круженье,
запрокинутые
брови,
Е два
заметные
на
темной
коже,
Дешевые
сте кл яшки
ожерелий
И
удивленье
на
ребячьих
лицах
Пер ед
вершиной
тайца,
перед
гр ом ом,
Извеч н о
о зна чающ им
кон ец.
Всё
сумасшествие
беспечных
красок
Цветных
людей,
цв е тного
опьяненья
Лет ает
исполинской
кару се ль ю,
Тос куя
на
минуту,
припадая
На
грудь
ч ужую,
и
опять
гитары
Гавайские
берут
танцоров
ног и
29 В.
Лусовской
449


И
поднимают
каблуки
над
полом,
И,
оторвавшись,
каблуки
сверкают,
Спиралью
возносясь
всё
вверх
и
вверх.
Уг рюмы м
жаром
дунуло
в
ночи.
Здесь
страсть,
и
ритм,
и
черн ый
отсвет
жизни
Слились
навек
в
такой
су ров ой
ме ре,
Что
образуют
ясные
фи гуры
Древнейшей
гео мет рии
людской.
Зеленые
штаны,
штаны
в
полоск у.. .
Разметанные
галстуки
на
шеях ,
То
низенькие
люди,
то
бо льшие ,
То
девушки
с
прек р асными
ру к ами,
То
скач ущ ий
червонногубый
негр,
Отчетливый
жестокий
запах
тела
И
посвист
спирта
из
тяж елых
ртов.
На
маленьких
ги та рах
приплывает
Прибой
с тотон н ый,
молотящий
берег.
И
парень
голубой
сид ит
на
рифах
Под
голубой
расплавленной
луной.
Вокруг
него
потряхивают
волны
Свирепыми,
веселыми
кудрями.
Он
го вор ит
на
струнах
укалеле,
И
только
эта
н очь
ему
дан а.
Качают
пальмы
м уд рыми
лист ами,
В ыхо дят
сны
из
рак о вин
жемчужных,
И
девушка,
как
облако
ночное,
К
нему
приходит
тихо
в
эт от
ч ас.
Вращается
скрипучий
круг
вселенной,
И
маленькие
пальмовые
боги
Сидят
повсюду,
жмур ясь,
на
песке.
Тя желы й
рыбий
з апах
океана
Чешуйчатым
огнем
в ски пает
снизу.
И
вот
внимают
юн оша
и
дева
Слоновому
д виж ению
валов.
И
маленькие
боги
н аших
предков
Благословляют
золотое
ложе,
Где
в
чер ной
мук е,
в
мерном
содроганье
Затеплится
привычный
сын
земли.
И
только
голосочек
укалеле
И
рокот
жаб
по лупу д овых
веют
Над
это й
но вой
ф ормой
бытия.
450


Остановилось
всё
в
средине
румбы.
И
только
каблуки
стучат,
как
дети,
На
перепутье,
на
кресте
со бытий .
Цв етн ые
люди
пляшут,
как
под ен ки
Над
фонарем,
раскидывая
крылья.
Здесь
ни
печали
нет,
ни
отвращенья,
Беспамятство.
Саргассовы
м оря. ..
Ни
памяти,
ни
злобы,
ни
расплаты.
Другая
жизнь,
другое
м оре
света,
Истории
з десь
не
было
и
нет.
На д мен ная,
она
не
достигала
До
этих
берегов,
до
эт их
рифов,
До
их
детей
з ме иными
зубами.
Историю
им
заменяли
ск азк и,
Легенды
океанских
берегов.
Они
копили
зло
и
превращали
Бессмысленное
зло
в
боль шую
пр авду ,
Они
копили
правду,
и
вст авал а
Над
океаном
Дева
берегов,
Дарящая
любовь
и
п оцелуи ,
Сид ящая
на
известковых
скалах,
Ед инс твен ная
на
зе мле
Венера
Прибоев,
рифов,
аспидных
акул ...
Из
бедности
и
огненного
горя
Они
т во рили
жизнь
руко ю
страстной
И,
вырванные
г орем
из
забвенья,
Пришли,
чтоб
на шу
участь
разделить
В
и стории
в сего
земного
шара.
Своею
волей
и
св оим
умом,
Своим
душевным,
необычным
ритмом
В
наш
мир
они
во йд ут,
чтоб
упр авл ять
Своей
с удьбо й
по
собственному
праву,
Собою
укр аш ая
шар
земной.
Так
где
же
ты,
полдневная
В енера?
Она
служила
в
темном
магазине,
Где
продавал
купец
табак
и
трубки.
Большая,
золотая,
как
тростинка,
Танцорка,
таитянка,
легкий
ли к.
—
Давайте
с
вами
погорюем
вместе
Не
в
первый
ра з,
но,
может
бы ть,
в
последний.
451


Вы
уезжаете?
—
Я
уезжаю,
И
навсегда!—
Коричневые
р уки
Ло жат ся
возле
щ ек.
Цветок
прощанья,
К ого
хотела
ты,
кого
искала?
Зубастый
парень
восстает
из
мрака.
—
За
Дорио!
—
кричит
он.
—
Люди,
л юди!
—
И
подымает
на
помост
его
Какая-то
оскаленная
морда.
—
За
Дал адье!
—
И
льется
легкий
вальс,
Слетают
агитаторы
со
сцены.
И
никому
вы,
собственно,
не
нужны!
А
девочки,
как
бабочки,
летают
Крутой
волн ой,
просвечивая
крылья,
Эф ем ери ды,
ле гкие
со здань я!
Летят
по
з алу
быс тр ые
шары,
Оранжевые,
синие,
седые,
И
в друг
рука,
объятье,
п оце луй. ..
Уходит
бал
как
буд то
в
медный
сумрак
И
вно вь
плы ве т,
как
рыб а
изгибаясь.
О,
Э ть ене тта,
девочка,
идем!
Здесь
столько
раз
пляс а ли
мы
с
тобою.
Мне
душно
здесь,
мне
не
хв атает
воли.
Я
растворюсь
на
грани
э той
румбы.
Но
делать
так
нельзя!
Постой,
ты
слышишь
Ра зме р енное
смертное
гуденье?
То
бар абаны
или
само лет ы.
Наш
год
—
тридцать
восьмой.
Она
бл и зка.
..
Она
сож мет
материки
земные
В
одной,
тугой
горс ти.
Она
пройдет
По
в сем
приб оя м,
островам
и
рифам,
Люд ей
раздавит,
пальмы
пережжет
И
пальмовых
богов
ут опит
в
мо ре.
Она
моторы
з авел а,
война!
452


Так
вот
ко гда
к
немы м
прибрежьям
рая
История
всемирная
пр идет!
И
может
бы ть,
на
маленьком
атолле,
Где
проживали
пальмовые
боги,
Она
мигнет
таки м
безумным
глазом,
Что
рядом
с
ним,
скривясь,
померкнет
солнца.
Об
э том
взрыве
думал
человек
Там ,
в
Тюильрийском
п ол уночном
парке.
Бы ть
может,
это
только
наважденье,
О дна
п ечал ь,
о дно
и сч адье
танца
—
Подмостки,
лампы
и
потом
из
мрака
На
рынках
пасмурных,
на
гр уда ,х
мяса
Жест о кая
бедняцкая
забота
—
Та
середина
век а,
та
тревога,
Которая
по нят на
в
грозных
снах.
Идем,
идем,
как
пыльно
всё
и
тускло.
Все
эти
краски
и
куски
д жаз-бан да,
Квадраты,
треугольники
ко сые,
Фи гуры ,
пр инос я щие
покой.
Ты,
таитянка,
светлячок
из
мрака,
Идем
на
рынки,
ты
дол жна
покушать.
Там
фейерверком
плещут
груд ы
мяс а,
Колон ны
раков
возникают
строго,
В
пучках
тос куе т,
как
свирели,
спаржа
И
в
кле тка х
к уры
лапками
сту чат .
Идем
с
тобо й
среди
ды х аний
моря,
Среди
дыханий
м яса
и
среди
Дыханья
ово щей,
как
ночь
холодн ы х.
—
Ты
уезжаешь,
милый?
—
Уезжаю...
—
Ты
п ризва н,
милый?
—
Да,
как
будто
призван!
Я
пр изв ан
временем
грядущих
во йн
И
нашим
огненным
два дца тым
веком.
Но
это
всё
бессмысленные
шутки.
Я
пр изва н,
призван!
—
Ну,
тогда
пр ощ ай?
Дар ю
те бе,
лю б имый,
два
браслета,
Стеклянные
и
тон к ие.
Смотри,
453


О быч ные
браслеты
таитянки,
Кто
их
наденет,
будет
вечно
тво й.
Дарю
т ебе
ст ек ля нные
бр асл еты
Прощанья,
верный
дар
моей
разлуки.
Не
мне
т ебя
сдержать
—
отдай
браслеты
Той ,
кто
теб я
на
сч аст ье
позовет.
Зак олд ов ала
я
старинным
словом
Браслеты
э ти,
легкие
стекляшки.
—
Люб имы е
коричневые
гу бы
К
браслетам
св е тлым
ночью
при кос нули сь.
И
подала
она
браслеты
эти
—
Один
лило вый,
цве та
аметистов,
Д ругой
топазовый,
цен ой
копейка,
Изде лие
кантонских
мастеров.
Уехал
я,
забыл.
Закрыл
разлуку.
В
мо ей
рук е
лежали
два
браслета,
Два
со л нца,
две
орбиты
мирозданья.
Од ну
из
них
моя
же на
сломала,
Др уг ая,
как
всег да,
досталась
дряни.
А
третьей
нет.
Тут
нач алась
война.
1943—1956
171.
СКАЗКА
О
СНЕ
Вот
буд то
бы
большие
марши
лестниц,
Площадки,
двери
золотого
ду ба,
Тяжелые
стек л янны е
п лаф оны
И
медные
дощечки
с
именами.
А
ли фт
и дет,
идет
всё
ввер х
и
вверх.
Так
мягко,
так
неслышно
он
во сходи т,
Как
бы
во
сн е.
Да,
это
правда
сон.
На
ско л ько
этажей
я
поднимался,
Не
зн аю
точно.
Огненная
шахта
Внизу
всё
опускалась.
Было
поздно.
Да,
оче нь
п оздн о.
Мож ет
бы ть,
под
утро.
454


И
никого.
А
впрочем,
на
площадке,
Кот ор ая
во
сне
проплыла
мим о,
За
круглым
пол ир ован ным
ст олом
Сид ели
двое,
очень
мо лодые ,
Держ а
друг
друга
за
руки.
Бесстрастно
Они
во
сне
упали
в
пустоту.
Я
лишь
заметил
алый
переплет
Зна комой ,
нужной,
непонятной
книг и,
Которая
лежа ла
на
столе.
И
в сюду
бы ли
алые
дорожки,
И
кот
сидел,
спокойно
понимая
Причины
сна.
Он
медленно
уп лыл
И
заменился
стариком
высоким
В
распахнутой
косматой
безрукавке.
Он
закурил,
как
п ре жде,
папиросу.
Я
зн ал
его
когда-то.
Я
спросил:
—
Где
здесь
живет...—
но
не
окончил
фразу:
Ведь
я
за был,
как
звал и
ту,
кот орой
Я
гово ри л
о
гибели
вселенной.
Ведь
это
было
из
другого
сна,
А
этот
сон
был
гла вный.
Оче нь
мало
Осталось
времени.
Старик
усатый
Уставил
м олча
на
ме ня
гла за,
Светящиеся
бессловесной
болью,
Нечеловеческим
п рос тором .
Строго
Он
указал
наверх
и
вмиг
упал
Всё
в
ту
же
полную
огнями
пропасть.
А
время
би лос ь,
словно
птица
в
кл ет ке,
Золотоперая,
раскрывши
клюв,
Торжественно
и
жадн о
умирая
В
легчайшем
воздухе,
нагретом
и
с ухом
От
мерного
тепла
калориферов.
Конец,
к онец!
Как
передать
томленье,
Необходимость,
единичность
жизни,
Всю
силу,
что
во
мне ,
крутясь,
шумела
И
требовала
только
двери,
двери.
455


Бы ть
может,
сорок
этажей
упало,
Бы ть
может,
началось
бы
всё
снач ала,
Как
вдруг
я
увидал
ее.
Она
Не
отл ича ла сь
от
други х.
Дал ёко
Ударили
час ы.
Пронесся
ветер.
Я
кр икн ул
что-то.
Лифт
остановился.
И
я
узна л,
как
прежде,
эту
ручку
Лилового
фарфора,
половик
И
кн опку
от
запи ски ,
что
когда-то
Я
приколол.
О на,
она ,
она!
Я
оглян улся .
Снизу
ше л,
мурлыча,
Спокойный
кот
в
свер каю щ их
манжетах.
Ну
что
ж,
звонить?
Неужто
е сть
на
свете
Двойник
мое й
души?
Неужто
я
Сквозь
сорок
лет
п роше л,
чтобы
под
утро,
В
тот
час,
когда
кончается
п лан ета,
Увидеть
эту
же нщин у
и
вещи
И,
может
бы ть,
тот
голу бой
ста ка н,
Который
мне
так
полюбился
с
детства?
Решайся!
Ты
здесь
бы л!
Однажды
ночью,
Качаясь
после
шумной
вечеринки,
Ты
пел
за
этой
дверью
о
форелях,
Святую
песню
Шуберта
ночного.
Кот
подо ше л
и
сел,
во дя
гл аза ми.
Я
поз во нил.
Вдруг
ср азу
всё
п отухло
—
То
выключили
свет.
С
к онца
земли,
Откуда-то
из
сам ых
гл авн ых
сказок,
Из
коридора
возле
сине й
ванны,
Послышались
шаги.
Упа ло
что-то
П охоже е
на
т рос ть.
И
дверь
открылась.
—
Вы
здесь?
—
с проси л
меня
заб ы тый
голос.—
Да вай те
рук у,
не
споткнитесь,
т ише,
Я
уронила
палку,
з десь
темно.
—
Мне
не
хватало
воздуху
и
горя.
Я
обнял
плечи
и
легко
заплакал.
456


—
Не
надо,
ми лый
мой,
я
зн аю
всё!
—
И
две
ру ки
упали
мне
навстречу.
Она
была,
как
прежде,
высока,
Шутлива,
беспощадна
и
пушиста.
Но
я
во
сне
не
видел
нич его ,
Ли шь
тьм у
и
ть му
и
тоненькую
стр елку
Пронзительного
света
в
коридоре.
Но
вс ё:
и
грудь
ее,
и
лоб,
и
локти ,
Прохладные
ликующие
зубы ,
И
др е вний
запах
тела
в
темноте
—
Всё
было
словно
при
начале
мира.
Вдруг
зазвонил
во
мраке
телефон
Уверенно
и
гром к о.
Я
смутился.
Но
очень
звонко,
очень
равнодушно
Она
ск азала
в
темноте:
—
Алло.
—
Далекий
гол ос
за шу ршал
в
мембране.
Она
ответила,
чуть-чуть
пом ед ля:
—
Я
знаю
вс ё.
Со
мною
мой
двойник.
Я
не
боюсь.
Прощайте,
и
на век и.—
И
положила
трубку,
и
тотчас
Взя ла
меня
за
палец,
как
бывало,
И
по вела
на
тоненькую
стрелку
Пронзительного
света.
О чень
с лад ко,
Чуть-чуть
печал ьн о
пахло
в
коридоре,
Как
будто
детством
или
даж е
елкой,
А
может
бы ть,
свеч ами
восковыми
И
п лат ьем
ма мин ым,
а
может
бы ть,
Уютом
мира,
булкой...
Не т,
не
то!
А
телефон
опять
звен ел
в
передней.
И
с разу
отворилась
дверь,
и
сразу
Увидел
я
тот
голуб ой
стакан,
Играющий,
как.
пламя,
в
легких
гранях,
Увидел
в сё,
что
ну жно
было
ви де ть:
Остывшие
п оду шки
на
див ане,
Спокойные
рисунки
по
стенам,
457


Исполненные
сепие й
суров ой ,
Отброшенное
платье,
те ни,
мас ку
Петра
Ве лико го
с
непобедимым
Квад рат ным ,
плотоядным
цар ск им
ртом.
Горел
на
стуле
бел ый
ночничок,
Будильник
замолчал,
ос та нов ивш ись
На
четырех
часах.
Чер не ли
окна
—
Мерт вы,
зат ем не ны,
как
п ола гало сь
В
сороковых
года х.
Совсем
беспеч но
Взглянули
на
меня
гл аза
сухие,
Как
бы
подернутые
темной
пылью.
Она
бы ла
в
одной
ру ба шке.
Тело
Так
золотилось,
будто
бог
заж ег
В
нем
на
прощанье
золотую
лампу.
Бы ла
рубашка
в
тех
туг их
морщинках,
Которые,
как
жилки
желтых
листьев,
Обозначают
осень
и
уст ало ст ь.
Из
бездны
времени,
от
первой
щу ки,
Что
я
поймал
в
реке
Протве
холодн ой ,
Во
мне
возникло
злое
нетерпенье
Последней
ловли.
Поднималось
те ло
И
пла ва ло
в
пространстве.
Поднималась
Во
мне
рыбацкая
мужская
сила.
А
женщина,
кача ясь ,
уп лыва ла.
И
я
сх ва тил
ее,
и
только
боком
Почувствовал
удар
стола.
Пот ом
Пришло
молчанье,
темное,
как
завязь
Плодов
на
диких
яблонях.
П отом
Всё
осветилось
триединым
светом
Последней
су дороги .
А
потом
Вошло
в
нее
немо е
семя
жизн и.
Она
поджалась,
плача
исступленно,
Как
маленькая
птаха.
Сжав
коле ни ,
Она
заст ыл а,
кам е нея
дико,
Как
бы
обломок
погребенных
рас .
Треть
жизни
я
провел
во
сн е.
Не
знаю,
458


В
каких
долготах
мира
я
скитался
Во
время
э той
трети
б еспо щадно й
—
Правдивой
или
полн ой
темной
л жи.
Но
только
ты,
моя
ночная
рыба,
Но
только
ты,
моя
ночная
встреча,
Прорезали
но жом
неторопливым
Гл ухую
толщу
всех
земных
вещей.
.. .В
пещеру
сна
вп ол зали
волчьи
морды,
Горел
ко стер
из
черных
головешек,
Снаружи
ду ло
предрассветной
мглой,
Ме дведиц а
Большая
полыхала,
В
первоначальных
небесах
играя,
И
падал
в
безымянные
озера
Падучих
звезд
искробегущий
дождь.
Дышали
топи
арумом
и
гнилыо,
Кричали
ква кши ,
падала
р оса ...
Кто
сп р ав ится,
скажи,
со
скоростями,
Которые
мы
вызвали?
Кто
сможет
Незыблемый
наш
охранить
уют
—
Уют
любви,
уют
простого,
п ла тья,
На
кресло
ки нут ого?
Кто
поймет
Ту
силу ,
что
мы
вырвали
из
мрака
Во
имя
жизни
иль
во
имя
смерти?
Мы
пробудили
т айник и
вселенной.
Грозит
ли
нам
погибель
или
пет,
Погибнем
мы
иль
нет,
но
мы
в лад ыки
И
з олоту ю
ветвь
передадим
Другим
мирам
во
имя
вечной
жизни.
Младенец
зак ипал
в
ее
утробе.
Она
промолвила:
—
Детей
не
будет,
Не
бойся,
мил ый!
—
И
откры л а
шка фчи к
И
вынула
бутылки
и
до
края
Мой
г олуб ой
наполнила
стакан.
Мы
чок н ули сь.
Сп ол зла
ее
рубашка
Косым
углом
по
выгнутому
телу.
Ка кие-т о
кус ки
холодной
пищ и
459


Лежали
на
тарелке.
Ели
жадно.
Дотрагивались,
гладили
поспешно
Друг
друга,
и
опять
вино
в
стакан,
И
теплота,
дрожа,
катилась
в
жилы,
И
маленькая
ни точка
к азала сь
За ло гом
жиз ни,
и
л ет учий
зв он
Ночных
стаканов
ра зда ва лся
сразу,
Заканчивая
начатую
мысль.
Кругом
теплело,
зашу мел и
листья
На
пе пель ных
обоях.
Шел
старинный
Дв ойн ой
необъяснимый
разговор,
Когда
вот-вот
к олено ,
вот
ресница
Вдр уг
колыхались
пл авны м
наважденьем
И
призывали
говорить
о
дет ст ве
Или
упасть
в
постель.
—
Его
не
будет!
—
Она
сказала,
засмеявшись.—
На до
Забыть
о
будущем,
оно
и счез нет,
Исчезнут
и
мо гилы ,
и
преданья,
И
самый
смысл
поступков
на
земле.
Пришла
пора
неведомой
р азлу ки.
Ис по лним
г имн,
на лей
стака ны ,
встань!
—
Прошла
секунда.
Шелохнулись
т ени,
И
темна я
шк ату лка
заиграла
Серебряную
Шуберта
«Форель».
То
ка рли ки
всем
ле гким
горны м
ско по м,
Выт яг ива ясь
в
колпачках
пунцовых,
Сле за ми
обливаясь,
за пев али
Святую
пес ню
о
веселой
рыбке,
Летающей,
ныряющей,
зв еняще й
Под
молоточком
на
прозрачных
струнах,
В
дубах
и
соснах,
в
мхах
не т ороплив ых
И
ясен ях
и
бу ках
черноствольных,
В
зеле ных
струях
б ело г ривых
речек,
По
камешкам,
по
камешкам
шуршащим,
По
маленьким
стальным
ребячьим
арфам.
Летает
рыбка,
вь ется
рыбка,
пляш е т.
Ремесленники
с
чериыми’руками,
469


Усл ышав
легкий
з вон,
бр о сают
пилы,
Долота,
молотки.
Всё
выше,
вы ше
Летит
форель
по
склону
водопада,
Как
подобает
мужеству
людскому,
—
В
паденье
подниматься
до
пре дел а,
Поднявшись,
падать
на
седое
дн о.
Сто яли
мы,
как
верные
солдаты.
Стальными
неживы ми
голосками
Шкатулка
пл ак ала.
Четыре
ра за
Ударили
ч асы.
Будильник
ожил
И
прозвенел
четыре
раз а.
Дальше
Часы
забили
медленно
и
твердо,
И
в
страшном
отдаленьи,
разгибаясь,
Рванулись,
взвыли,
загремели
трубы,
Гигантскими
толчками
поднимая
Летящие
к
зениту
голоса.
Посыпались
шаги
сухим
горохом
По
переходам,
по
изломам
ле с тниц,
Стучали
в
дверь,
кричали,
как
бывало:
—
Воздушная
тревога.—
Нажимали
Фарфоровую
ручку
на
парадном,
Дубасили,
ора ли
вновь:
—
Тревога.—
И
убегали,
словно
крысы,
вниз,
Всё
вн из
и
вниз,
до
само й
преисподней.
Волна
катилась
за
в олной .
Мигнула
На
стуле
лампочка.
Не
торопясь
Позванивали
трубы
отопленья.
Тут
я
с прос ил:
—
Воздушная
трев ог а?
—
Н ет,
—
молвила
о на,
—
уже
конец.
—
И
подошла
к
окну
и
вд руг
кошачьим
Жестоким,
хищным
жестом
сорвала
Ве сь
коленкор,
натяну ты й
на
раме ,
И
отворила
створки.
Ду нул
ветер
461


Игольчатый,
морозный,
полетели
Кру пинк и
са жи.
Отворилась
дверь,
И
кот
вошел
в
манжетах
белоснежных,
Уста вя
очи
пря мо
на
окно.
Я
грудью
лег
на
пы льн ый
п одоко нни к:
Вверху,
вниз у
и
посреди
б ыла
Лишь
сер о-синя я
пустая
бездна
—
Ни
ул иц,
ни
домов,
ни
мостовой,
Ни
облаков,
ни
дна,
ни
горизонта.
Мне
не
хва та ло
воздуха,
и
сердце
Уже
неслось
огр омн ыми
прыжками.
Тогда
возникла
медная
лу на,
И
поперек
нее
прошли
поспешно
Три
шарика
—
каки е-т о
пла не ты
Иль
спутники
—
и,
до беж ав
до
края,
Исч езл и,
чтобы
сн ова
появиться
Через
мгно ве нье
в
левой
части
диска.
Так
продолжалось
быстрое
круженье
В
беззвучии
таком
не пос т ижимо м,
Что
даже
звона
не
было
в
ушах.
Д авно
я
это
знал,
и
всё
же
страшно
Мне
стало
в
ту
минуту,
и
не
очень
Хотел
я
смерти.
—
Вот
и
вс ё,
мой
ми лый.
Простимся,
вре мя
кон чило сь.
Гляди!
Там,
в
глубине
иль
вышине,
не
знаю,
Проплыли
т ени
птиц,
иль
сам ол ет ов,
Иль
демонов
на
сероватых
крыльях,
Безм ол вно,
тускло,
будто
возвращаясь
С
бомбардировки
отдаленных
звезд.
Пер е дний
взмыл
и
начал
подниматься.
Она
метнулась
быстро
к
но чник у
И
выключила
св ет.
—
Я
опоздала,
Они
нас
увидали!
Мы
одни
Еще
остались,
остальные
люди
Уже
ушли.
Теперь
нал ей
вина!
—
Все
десять
самолетов
шли
к
зениту.
462


Вся
комната
бы ла
в
далеких
вспышках
Не ведо мо
откуда
до ле тев ших
Зени тных
выстрелов,
совсем
нес лыш ны х,
Стаканы
звякнули,
вино
вск ип ело
кровью.
Мы
сразу
оглянулись.
На
тар елка х
Еда
ле жа ла.
Кот,
слегка
ощерясь,
Глядел
в
о кно.
Зе лен ые
глаза,
Как
блюдечки,
кат ал ись
возле
носа.
Лежало
платье
в
мягких
оч ерт ан ьях
Ую та
и
бессилья.
Но
подушки
И
скомканные
простыни
хранили
Следы
тепла,
любви,
разл уки.
Жад но
Я
выглотал
вино
и
за дохн улс я.
—
За
эту
зе млю,—
так
она
сказала
И
выпила
до
ка пли ,—
за
тебя,
За
эт от
дом,
последний
во
вселенной!
Нужны
мы
были
или
нет ?
Н ужны!
Но
д аже
если
ничего
не
будет
От
на с,
и
в
прах
рассыплется
планета
Через
с екун ду,
и
померкнет
свет,
Пусть
миллиарды
будущих
веков
Услышат
на
других
кругах
вселенной,
Что
жили
мы,
любили
мы,
влад е ли
В сем
мирозданьем
в
горе ст ном
моз гу,
Что
всё
прощала
я,
но
не
прощала
Предательства
и
горечи
ег о,
Что
это
гр ех
последний
и
бесплодный!
Ударили
рас к аты
труб.
Луна
Под ернул ас ь
седым
ле ту чим
пеплом.
Над
нами
шел
косяк
машин.
—
Пор а!
—
Она
стоял а
рядом,
не
дрожа
От
холода
иголок
межпланетных.
—
Бросай
стакан!—
она
сказала,
я
Д алёко
бросил
голубой
стакан,
463


И
он
п оплы л,
све рк ая
в
легких
гр а нях,
К
тре м
спутникам
мертвеющей
луны.
Прижался
кот
к
ее
б осым
лодыжкам.
Лицо
ее
так
дивно
изменилось,
Как
будто
в
нем
запела
вся
зе мля,
Уже
лет ящая
хо лод ной
са жей
Бог
з нает
г де.
Но
грубо
на
стене
Смеялся
Пет р
победным
складом
гу б,
Тяжелой
государственной
улыбкой,
Не
верящий
на
свете
нич ем у.
Он
приоткрыл
глаза.
Всё
п очерн е ло.
Продолговатая
густая
тен ь
Мелькнула
сверху
вниз,
сирена
взвыла,
Переместилась
плоскость
потолка.
—
Любимый,
вот
последняя
ми ну та!
Жизнь
беспредельна.
Я
не
верю
в
с ме рть.
Мы,
люди,
в
мир е
не
напр а сно
жил и.
Грешно
мы
жили,
вдохновенно
жили.
Во
имя
человечества
будь
твердым.
И
если
будет
память,
не
забу дь !
Но
память
будет,
будет,
будет,
будет!
—
Снаряд
прошел
безмолвно,
словно
рыба,
Скво зь
потолок
и
пол
и
преисподшо.
И
всё
обрушилось.
И
вс пых нул
свет.
И
трубы,
трубы,
трубы
заиграли
Серебряную
Шуберта
«Форель».
1942—1956
172.
МОС К ВА.
Б ОМБ АРДИРОВОЧ НЫЕ
НОЧ И
Всё
это
расс каза л
мне
подполковник,
На
Одер е
убитый
в
сор ок
пятом.
Он,
вспоминаю,
был
большой
мечтатель,
Задумчивый,
красивый
чело в ек.
—
Я,—
говорил
он
ровным
баритоном,—
В
Москву
п риех ал
с
фронта,
с
п оруче ньем .
464-


Вломился
грязный
прямо
в
главный
штаб.
У спел
я
за
де нь
сд ела ть
всё
что
надо.
Машина
шла
обратно
за втра
утром,
Остался
вечер.
Пустота
квартиры,
Бу маж ки
в
коридоре,
телефон.
Тогда
и
началось
всё
нава жд енье .
Три
раза
я
снимал
и
в ешал
трубку
И
по зво нил.
О твети ла
она...
По
на бере жной
с
низким
парапетом
Мы
только
дво е
шл и.
На
всем
npocTpaHCTnef
Прибрежном,
серовато-голубом,
Мы
бы ли
одиноки
в
ти хом
свете
Мос ко вс ких
сумерек.
И
только
искры
Очерчивали
крест
на
колокольне
Великого
Ив ана
в
белых
р изах
Да
командир
прошел,
отдавши
честь.
И
б ыло
двое
нас
на
целом
свете,
Мы
за
руки
холодные
держались,
И
чайки
ст аей
мчались
по
реке.
Все
ок на
в
затемненье.
Постовые
С
противогазами.
Хвостом
пав линь им
Немая
раскрывается
заря,
Заря
в ечер няя,
цыгански-золотая,
И
разд ав ала сь
над
Москвой-рекою
Раз мер ен ная
п ост упь
часовых.
Ру ка
в
ру ке.
Велюровая
шляпа.
Приподнятые
плечи.
Полутени
Над
загорелым
и
широ ким
лбом.
И
девочка,
з елен ая
стр екозк а,
Ко
мне
так
прижималась
и
сверкал а
•Раскосыми,
зверьковыми
глазами.
А
не мцы,
грохоча,
неслись
к
Москве.
Че го
они
хоте ли ?
Сжечь
ее!
В зорв ать
закат
над
бе лою
рекою.
Шуршит
и
плещется
Москва-река.
Мы
поднялись
навер х.
Звонок
и
дверь.
30 В.
Луговской
465


Балкон,
горошек,
хмель
и
повилика.
Огро мн ая
бетонная
площад к а
На
третьем
этаже.
И
журавли
Над
затемненною
Москвой
несутся.
А
в
комн ат е
роя ль
и
по
порядку
Раз веш анн ые
кр ас ные
ковры.
Всё
правильное,
прочное,
густое ,
Без
всякого
ос об ен ного
смысла.
Не
я
ли
целовал
ее
весной
В
Сокольниках,
среди
берез
сквозистых,
Лих им
ви ном
запенивал
стакан
За
чес ть
ее,
за
молодость
и
гордость.
Тогда
ты
т анц евала ,
как
стрекозка,
Стуча
по
грубы м
доскам
каблуками.
Ты
—
молодость
м оя,
ты
—
по вилик а!
И
это
всё
тог да
пришло
ко
мне,
Как
русская
весна
и
первый
зяб ли к.
Огромное
пространство
над
Москвой
—
Пу ст ынный
вечер,
серые
предметы
И
затемненье
мертвое
на
всем.
Ты
как
бы
приле та ла
издалека
—
И з-за
озер,
и з-за
лесов
весенних
—
И
опускалась
зв онко ю
стрекозкой
На
го лу бой
балкон,
балкон
бетонный,
Чуть
трепеща
и
прямо
в
руки
мне.
Хо тел
я
вно вь
понять
тв ои
черты,
Россия
за таил ась
в
темной
дымке
Монгольских
гла з,
в
той
статности
породы,
Которую
от
Волги
не
отнимешь,
И
тихий
Дон
скользил
в
твоих
губах.
В
теб е
так
много
от
мо ей
Рос с ии,
Ты
слышала
на
сумрачном
б алко не
Лавин у
отходящих
корпусов.
Взошли
большие
звезды
над
Моск вою .
Рук а
в
рук е.
Как
много
маргариток,
Душистого
горошка,
лис т ьев
хмеля
В
д ощ атых
ящика х
—
балконных
гря дка х.
Стоим
мы
на
бал ко не.
Ночь
и дет.
Пр осил
я
девушку,
просил
беззвучно:
«Дай мне слепое нетерпенье жизни,
Оно
всегда
жи вет
в
твоей
душе,
466


Победное,
старинное
жел ан ье
Всё
превозмочь».
Молчанье
над
Москвой.
Вел ики й
город
лег
перед
бомбежкой.
Она
с тояла ,
зорко
глядя
вдаль,
И
медленно
так
говорила,
бу дто
Раскладывала
сводки
отступленья:
—
По л зут,
ползут
полки
Гудериана,
И
возле
Ярцева
и дут
б ои.
Отец
приходит
з лой,
тя желолоб ый
—
Та кая
сре дн ерусс кая
гро ма да
—
И
строго
гов ори т:
«Мы отступаем!
М оск ва,
Москва!
Нев есе ло
тебе!»—
Москва
лежит,
вздыхая
бе лой
груд ью,
Прожектор
дальний
бьет
лучом
на
юг,
Одевши
сереб р ом
ле б яжьи
крылья
Пролетных
облаков.
И
слышно
осень.
Пришл а
подруга
—
барышня
из
Ри ги.
И
вдруг
ра здалс я
черный
вой
сирены,
Рев
паровозов,
фабрик
и
за вод ов
—
Воздушная
тревога.
Мчатся
вниз
По
лестницам
незнаемые
люди.
Подвал
кирпичный.
Уханье
зениток,
И
сыпл ет ся
и звестка.
Мерно,
глухо
Фугаски
падают
в
Замоскворечье,
А
д еву шки
уселись
возле
двери
И
быстро
говорят.
О
че м?
О
том
же,
О
чем
болта ли
сто
и
двести
ле т.
Таинственный,
незнаемый
язык,
Т аинст венные
же нс кие
беседы.
Ударит
бомба
—
с тены
шелестят.
Зов ут
скорей
на
крышу
кома нди ра.
Я
ле зу
по
каким-то
чердакам.
Стоят,
ра зд винув
но чь,
п роже кт ора,
Текут
ручьи
трассирующих
пуль,
Ракеты
пов исаю т
в
красном
не бе
—
467


То
вспыхнет,
то
опять
замрет
Москва.
И
зажи г алки
подлые,
р асплав ясь ,
Шипят,
сверкая
на
жел езн ых
крышах.
Кругом
растет
угрюмый,
острый
ад,
Пронзающие
н очь
бегут
р а кеты.
Слепое
пламя
бл ижн его
разрыва
Подкидывает
тьму.
И
язычки
Пог ан ые
снуют
по
сизым
крышам.
Отсюда
видно
вс ё.
Лежит
Мо сква ,
Зенитками,
как
игл а ми,
одета,
Колышутся
и
потухают
зданья,
Неведомые
отс ве ты
играют
На
п олун очн ых
кры шах
в
чехарду.
Вдруг
нестерпимый
свист
тя же логруд ой
Фугасной
бомбы.
Хол од,
и
затмен ье,
И
г рохот,
и
уд ушье ,
и
провалы
Мгновенной,
твердой,
ощутим ой
тьм ы.
И
видны
лица
всех,
кто
был
на
крыше.
И
мал ь чик,
тот,
что
зажигалку
сбросил,
Стоит
нахмурясь
и
поджавши
ро т.
Рассвет
над
городом,
и
повторенье
Рассветов
над
Мос кв ой.
Ее
пе ча ль.
Москвы-реки
сиреневая
лента.
И
клокотанье
города,
как
будто
В
котлах
ог ро мных
ды шит
кипяток.
На
чердаке
по пал ся
старый
ящик,
Я
задремал.
Увидел
сон
с та р инный,
Как
будто
счаст лив
был
в
кр аю
отцовском,
И
кто-то
дал
мне
руку,
и
внезапно
Громады
звезд
надвинулись
на
землю,
Что б
раз дави ть
ее
о бъять ем
мертвым,
Но
первый
ко чет
утр ом
над
Ордынкой
Извечным
гол осом
запел
зар ю.
Отбой
и
догорающие
з дан ья.
И
ощутил
я
дет ско е
волненье:
Мой
город,
старый
мой,
какая
радость,
Что
ты
еще,
у стал ый,
существуешь!
468


А
сон
п роше л.
Я .м едл енно
спустился
В
глухой
под вал .
Подруги
крепко
спали.
По
л ест нице
наверх
потоком
плы ли
Измяты е,
соломенные
лица,
Баулы,
чемоданы
и
подушки,
И
трудно
так
и
да же
неохотно
Замлевшие
переступали
но ги.
Повсюду
бь ют,
как
барабаны,
двер и,
Ушла
подруга,
вереща,
как
векша.
И
вышла
де вуш ка
угр юмо
на
балкон,
Монголовидными
к ося
глазами.
Уже
видны
мосты.
Течет
рассвет,
Пожары
по дним аю тся
повсюду
—
Солдаты
быстро
разбирают
к рышу.
И
над
балконным
хмелем
сразу
видны
Седые
ту чи
утренней
М оск вы.
Ты,
гор од
мой,
осмысленные
зданья,
Большие,
умные,
прохладой
н алит ые,
Измученные
за
ночь!
Ты,
Москва,
Душа
на рода,
совесть
государства!
Балкон,
выонки,
садовая
скамейка.
А
не мцы
всё
ползут,
переминаясь
На
гусеницах
сизых,
и
леж ат
Над
русс кой
далью
каме нны е
тучи,
А
девочка
стоит
насторожась:
Она
услышала
гуденье
танков.
Р ассв етны й
ветер
юбк у
раздувает.
Ку да
гл ядят
глаза
тв ои
косые?
Ку да?
Туда,
за
тридевять
земель.
А
ра зве
ты
—
з елен ая
стр еко зка ,
Едва-едва,
как
будто
в
п олусн е,
Познавшая
сво е
существованье?
Нет,
жажда
подвига
и
недовольство
Впечатаны
в
т воих
лепных
губах,
И
пал ьцы
ухватили
балюстраду.
Она
стоит
над
утренней
Л1осквой,
Вдыхая
др евни й
ветерок
пожаров.
Вся
подалась
впер ед,
всё
и зм енило сь
469


В
балованном
людьми
большом
ребенке.
Над
сизолапым
хмелем
и
вьюнками
Летит
лицо ,
темнее
темной
тучи,
Угрюмо-волевое,
и
не
з наю,
Ка кая
мысль
течет
в
тако м
лице .
От
корпусов
Иванова
и
Пресни,
От
яростных
ткачих,
от
забастовок,
Упрямства
с мер тног о,
кержацкой
воли
Раскольничьих,
неведомых
скитов
Пришло
лиц о.
А
рожки
зави ты е
И
м аник юр
чертовский,
красно-рыжий,
Шифо н
и
ту фли
—
всё
до ждем
сползло.
И
только
злость,
водившая
Россию
В
г одины
бед,
застыла,
словно
с лепо к,
На
смуг лом
и
нерадостном
лице.
Врагу
не
по
душе
лицо
такое,
Не
стоит
на
нег о
гляде ть
бесстыдно
—
От
этих
баб
курганных
смерть
идет.
И
что
в
тебе
особенного
бы ло:
Десятилетку
кончила,
ломала
Танг о
на
вечеринках
мастеров,
Вра ла
отц у
и
матери
грубила,
Американские
глотала
фи льм ы,
А
поглядишь
—
и
по т еплеет
сердце.
Порода
наш а
—
нечего
ск аза ть!
Напрасно
ты,
раскосая,
з убри ла
Журналы
мод
вар ша вс кого
изданья
И
ловкая
подружка-чистоплюйка
Те бя
склоняла
к
хитростям
своим.
Не
ей
теб я
учит ь
искусству
гне ва
—
Мы
в
этом
деле
больше
поним а ем,
Ребе но к,
над
р ассветно ю
Мос кв ой.
А
всё
же
ситцевый
проходит
ветер,
Он
обнимает
с итце вые
плечи.
Посереди
Москвы
лежал
ши рокий
Балк он
бетонный,
п олн ый,
сл овно
сит ец,
Разнообразных
пестр еньк их
цветов.
И
дев уш ка
стоит,
как
на
кургане,
470


А
немц ы
надвигались
темным
валом,
Ре вя,
неслась
в
грузовиках
пехота,
Мот оцик лис ты
дико
стекленели
Лягушечьими,
круглыми
гл аза ми
У
н аших
русских
р ек.
И
понесло
Оттуда
гн усны м
запахом
гниенья.
И,
сл ава
богу,
ветер
пролетел!
Я
не
с казал
тогда
тебе
ни
слова,
Я
ли шь
смотрел,
но
слышал
я
гл азам и
Побольше,
чем
людская
скаже т
речь.
И
бы ло
что-то
злое
и
ночное
В
твоем
о бли чьи,
полное
тре в оги,
Не заве рше нн ое
и
жд ущее
ответа.
Ты
спать
ле гла
за
белым
коридором.
И
рухнул
я,
к
ли цу
прижав
ладони,
На
жесткую
тахту
в
ковре
узорном
И
долго
сп ал,
а
может
быть,
нед ол го,
Проснулся,
как
дитя.
Рябая
роскошь:
Ковры,
рояль,
див аны
и
цветочки.
И,
словно
волк,
душ а
моя
завыла
От
по ним а нья,
от
любви
и
г оря,
От
ненависти
к
те м,
кто
наползли
На
землю
н ашу.
Три
богатыря
Внимательно
гля дел и
на
дешевой,
Аляп о вато й
копии.
Куда?
За
тридевять
земель,
за
семь
морей,
Туда,
куда
никто
не
добирался,
Где
ключ
от
род ины
моей
положен
В
зарытом,
златокованом
ларце.
И
мне
хотелось
жить.
И
мне
хотелось
Одну
тебя.
Да
что
там
говорить.
Я
долже н
был
тебя
хоть
раз
увидеть,
Понять
глазами,
всю
в
д уше
сбе речь
471


На
жизнь,
на
смерть,
на
долгую
разлуку,
На
ме дл енную
горе чь
отступленья.
И
выше л
я,
таясь,
на
праздник
свет а
В
бе л еный
коридор.
И
мне
казалось,
Что
долже н
я
уйти,
не
беспокоя
Родителей,
насколько
можно
ти ше.
Та кое
скромное,
простите
мне,
желанье,
Ну,
трусость,
что
ли,
или
благородство.
И
я
был
непонятен
в
этом
доме,
Укладистом,
ответственном,
пристойном.
Я
шел
по
коридору.
Спа л
отец,
Храпя
суро в о,
по-хозяйски
строго.
Все
спал и,
даже
кошка
у
двери.
Я
д верь
открыл.
Неужто
ты
пр осн улась ?
Она
с тояла
розовым
туманом.
Летело
в
спину
бешеное
солнце,
Просвечивая
жадно
всё
на сквоз ь
—
Пушинки
кожи,
голубые
жилки,
Кипящ у ю
огнем
во лну
волос.
Све рка ло
солнце
возле
тонких
рук,
Столбом
стояло
у
ян тарны х
бедер,
О хва тыв ало
кр е пкие
ко лен и,
Округлое
на
тонком
з ное
шеи,
Горячее
на
розовых
ушах.
Закинув
руки,
девушка
тянулась,
Потягивалась,
будто
вырастая,
И
скручивала
узе л
на
затылке,
Спокойная
в
сво ем
великолепьи,
Лебя жь им
хо лод ом
светло
горя.
Победа
наша,
наше
многолетье,
Бессмертная
в
начальной
простоте
Прир о ды
женско й,
девочка
России.
Вся
трепетная,
мрачно-золотая,
Пылающая,
вл ажн ая
от
счастья.
.
Ты
—
наша
жизнь,
сомненье
и
лю бо вь,
Природа,
чистая,
как
сновиденье,
472


Ты
—
медленные
облака
рассвета,
Бомбардировочные
ночи
над
Москвой.
У шел
навек
я,
девочка
России,
Уехал
я.
Был
вечером
под
Вязьмой,
И
поз дне й
осенью
у знал
случайно
Про
девочку
—
зеленую
стрекозу,
—
Она
на
фро нт
д ру жинницей
ушла,
В
огон ь
и
стужу
на
п е ред овую,
В
смертельный
жар
сраженья
под
Москвой.
Не т,
не
пришлось
мне
с
нею
п о встр ечать ся.
Три
го да
верил
я
в
боль шую
встречу.
Три
года
дрался
и
счастливым
был .
Я
встречи
жду!
—
сказал
мне
подполковник.
Я
встречи
жду!.. —
он
повторил
и
встал.
Он
был
убит
за
месяц
до
победы.
1943—1956
173.
ПЕРВАЯ
СВЕЧА
В
то
у тро
он,
как
нужно,
уезжал
В
далекий
путь,
в
жестокую
дорогу.
Больной
и
страшный,
в
ме ртв ой
синеве
Подг л азн иков ,
споткнувшись
на
поро ге
Ж илища
св ое го,
он
отдал
те ло
Зеленому
вагону
на
до роге ,
Н аби той
в ыше
горла
поездами,
Железной,
семафорной,
столбовой.
За
ним
вопили
вещи
—
по жале йт е,
Не
ост ав ляй те
нас,
мы
од ин оки,
Возьмите
х оть
портрет
или
письмо
—
Нам
ст р ашно
в
э том
опустевшем
доме!
Но
хлопал
лифт,
и
лю ди
опускались
С
растерянными,
грустными
гла зам и
В
подъезды,
на
площадки
расставанья.
473


Лифтерши
стыли
—
хмурые
старухи,
Сто ящие
как
бу дто
на
курганах
Старинной
славы,
и
желали
грус тн о
Вс ем
уезжавшим
доброго
пути.
Раски данны е
кр ас ные
матрасы,
Веревочки
и
трубка
телефона,
На полне нная
бывшими
друзьями,
Остывшей
страстью,
старым
разговором,
Остались
позади,
и
мчался
Кремль
К
машин ам
в
окна.
Был
он
разрисован
По
рыжим
стенам
как-то
оче нь
грозно
—
Кв адр ат ами
и
к лякс ами
косыми.
А
мокрый
снег
летел
перекрутись.
Ударили
часы
на
Спасской
башне.
Газеты
пронесли.
Взлетели
галки
В
суровом
Александровском
саду.
Прощался
человек
в
машине
сты лой
Не
с
ю н остью
ушедшей,
не
с
люб овь ю
—
Со
всем
плохи м ,
что
бы ло
в
прошлой
жизни,
Перед
лицом
вс ей
горе чи
народа,
Перед
лицом
сво ей
ли хой
с уд ьбы.
Вокзал
и
крутоверть
людского
горя,
Отчаяньем
отмеченные
лица ,
Удары
чемоданов
трехпудовых.
Сумятица.
И
жен щину
в ынос ят
Парализованную
на
носилках
И
медленно
везут
по
коридору,
Пока
она,
счастливо
улыбаясь,
Как
голубь,
гукает
и
го вори т
Несвязные
слова
великосветски.
Он
выше л.
По
случайности
б ыла
С
ним,
полумертвым,
в
том
же
эшелоне
Зна ком ая
одна,
в
боль шой ,
ши рокой ,
Богатой
куньей
шубке.
Пр ово жал
Ее
хороший,
непреклонный
др уг,
Седеющий,
смущенный
от
притворства.
И
что- то
слишком
медлили
они,
Друг
с
друга
глаз
дремучих
не
спуская.
Он
мужественным
бы л,
седым,
красивым.
474


И
коготочком
стукала
она
В
холодное
ок но
и
улыбалась.
Всё
медлили
они,
передавая
Друг
другу
зн аки
горя
и
разлуки:
Три
пальца,
и
потом
четыре
пальца,
И
накрест
пальцы,
может
бы ть
квадр ат ы
Из
паль ц ев,
и
кивок,
и
п оцелуй
Через
стекло.
И
важно
он
ход ил,
Сердечный,
сл авн ый
друг,
червонный
козырь.
Рва нуло
б удто
ветром,
и
п оплы ли
Все
фонари
Казанского
вокзала,
И
пут ь
пошел,
а
позади
з ени тки.
А
друг
ш ирок им
ша гом
шел
и
шел,
Ст уча
в
о кно,
показывая
знаки,
По ка
не
зачастили
семафоры.
А
снег,
московский
снег,
всё
шел
и
шел.
Вагоны
грус тны е
легко
бежали
В
далекие
кр ая,
стуча
по
пла ну
Ко лесами
на
стыках
рельс
холодных.
Все
ок на
б ыли
в
пол ном
затемненье.
Темно,
темно,
и
только
патефон
В
о дном
купе
кощунственно
и
жалко
Наигрывал
в
ноч ах
гл ухую
румбу.
Актрисы
в
золотом
свеченье
п удры,
Строители,
и
к инор ежиссер ы,
И
академики
в
костюмах
ст роги х
Ползут
неспешно
в
невеселом
сн еге
На
юг,
на
юг,
в
забвенные
края.
И,
вырвавшись
на
волю,
ржет
пластинка,
В
платочках
ходят
молча
балерины,
Х олодн ые
тоскуют
голоса.
И
темень,
темень
ночью
под
Ряза нью .
Открыта
штора
—
и
бредет
соба ка,
И
отсв ет ы
зенитные
играют
На
низких
тучах
—
раз ,
и
два,
и
тр и.
Идет
собака
около
вагона
—
Ищей ка,
и
фонарик
поспевает
За
не й,
винтовка,
шуба
в
серой
ды мке
—
Всё
тяжкий
тр уд
сторожевых
людей ,
Кто
отстоял
Ро ссию
в
дни
несчастья.
И
холод
за
ок ном
—
летучий
снег.
475


В
ночном
вагоне
длится
без
оглядки
Суровая
и
верная
бесе да
О
т ом,
как
жи ть
Рос с ии,
как
работать
В
тылу.
По
суткам.
Не
жалея
рук.
Что
ста вить .
Что
писать.
Как
лучше
строить.
Где
делать
опыты.
Что
открывать.
Вед ь
э тот
поезд
был
куском
страны,
Живущим
по
у ставу
государства.
Всё
ть ма
и
тьма,
и
крики
на
платформах,
Заплаканные
бабы,
зов
утробный,
Танцующий
пожар
на
горизонте,
Охваченный
руками
темноты.
И
ветер
рве т,
раскачивает
с учья
Огромных
со сен
возле
в одо кач ки.
И
ползают
ме шки
и ль,
может,
л юди
Под
окнами
внизу,
и
свищет
с нег.
По
коридору
тихо
ходят
ноги
И
останавливаются,
и
опя ть
Белесые
чуть-чуть
заметны
лица,
Как
б линчики,
прижавшиеся
к
стеклам.
И
дал ьн яя
сумятица
разрывов
Клад ет
секундный
отсвет
кан онад ы
На
дикий
гла з,
на
нос
или
на
орден.
Так
многие
стояли,
прижимаясь
К
холодным
с текла м
горестными
лбами,
И
д олго
бил
зенитный
пулемет.
То
уронивши
ру ки,
то
поднявши
К
вискам
ладони,
то
держа
окурок,
Стояло
м нож ество
мужчин
у
стекол.
А
ж енщин ы
готовили
пос те ли
И
что-то
прибирали
в
ть ме
кромешной,
И
лишь
в
од ном
куп е
играл
во
мраке
Назойливый,
проклятый
патефон.
Кружилась
долго
черная
пластинка
И
голоском
мяукающим
пе ла
О
то м,
что
ночью
расцветают
розы
И
упл ывае т
голубой
п еррон .
Так
мерзостно
она
и
не жно
пела
О дно
и
то
же
с
дьявольским
упорством,
476


Что
счастье
теребило
теплой
лапкой
Затылки
ст рижены е.
Это
бы ло
Нечистое
и
зло е
и ск ушен ье.
Да,
в
том
куп е
лежал
как
бы
уют.
Все
сто
вещей
приладились,
как
должн о,
В
пространстве
маленьком
и
говорили
Домашними
своими
язычками,
Но
грозны й
сне г
мета л ся
за
окном .
А
человек?
Он
впился
лбом
в
стекло. ,
А
ж изнь
е го?
Она
свечой
горела
Там
где-то,
межд у
ребер,
в
зате мне нь е
Под
серым
пиджаком
и
желтой
кожей.
И
полосатый
снег
всё
шел
и
ше л.
Так
бы ло
ночи
три
или
четыре.
Стояли
люди
цепью
возле
окон
И
лбы
втирали
в
с текл а.
И
качались
Всё
те
же
с осны,
ели
и
осины,
И
тот
же
задыхался
па те фон.
Невыносимым
это
оказалось
—
Сорваться,
унестись,
в
пу ти
расплыться.
Трагически
суров
был
те мный
путь,
Груженный
доверху
глухим
страданьем
В
же л езный
час
исто р ии
страны.
И
всё
м р ачнее
становились
сводки,
Летящие
из
черных
руп оров
На
затемненных
станциях.
Дышала
Вся
р у сская
земля
в
за ты лок
тем,
Кто
возле
о кон
не под в ижно
стыли,
Всё
с
де тств а
вспоминая
на
зем ле
Родительской,
могилами
покрытой.
С тр еми лись
л юди
на
восток,
как
должно,
Чтобы
работать,
жить,
изо бр етать ,
И
темнота
летела
вслед
за
ними
На
мягких
крыльях
бархатно-совиных.
Так
откровенно
люди
говорили,
Так
с ильно,
так
значительно
и
с тр ого,
Что
многое
потом
от озв ало сь
477


Не
только
в
их
судьбе
—
в
судьбе
России.
В
столетьях
мрака
расплывались
лица,
Бежали
на
перронах
новобранцы,
Зеленое
от чая нье
зени то к
Сопровождало
поезд
ноч ь
за
ночью.
И
затерялас ь
вд алеке
Москва.
..
Из
мрака
в
темень
поезда
входили,
Смотря
в
бездо нно е
немое
д уло.
Седые
му жичк и,
бо льш ие
бабы
Подкатывали
на
санях
с кри пучи х.
Всё
зе мляки ,
всё
трудная
Ро сси я,
Глядевшая
с
т яжел ым
удивленьем
На
балерин
в
юбчонках
белостокских,
На
старого
уче ного
с
кошелкой,
На
неумело
хит рую
то рго влю,
На
мудрые,
в
больших
за лыс ьях
лбы.
А
мрак
сгущался
возле
них
всё
туже.
Поз вани вал о
ночью
от опле н ье.
Темно,
темно.
Ах,
до
че го
ж
темно!
Проводники
с
пропащими
глазами
Каких-то
пришлых
сп ихива ли
вн из.
Четыре
ночи
в
тамбуре
качаясь,
Стоял
б род яга
в
бабь ей
ка цав ей ке.
Выт ягив ая сь,
словно
дым
табачный,
Он
каждой
ночью
рос
всё
вве рх
и
вверх.
А
поезд
по лз
в
неведомое
п екло,
Оторванный
от
к роше чной
секунды
Прощанья
и
отхода
своего.
И
мимо,
ми мо
мчались
эшелон ы ,
Вперег он ки
с
восходом
и
закатом,
Навстречу
предназначенной
суд ьбе .
На
полустанках
с
грох отом
и
во ем
Их
обгоняли
светлые
составы,
Где
за
кв адр ат ами
хрустальных
о кон
Стояли
люди
в
тех
же
мертвых
позах,
Известные
по
сним кам
в сей
ст ран е.
478


И
пролетали
мощн ые
заводы,
Погруженные
наспех
на
платформы
Станины,
жадно
вырванные
с
мясом
Бетонным,
или
кран
подъемный,
легкий,
Или
станки,
по кр ытые
рогож ей .
И
мастер
там
стоял
из
Запорожья,
К
железным
косяк ам
прильнув
спино ю,
Железными
глазами
глядя
вдаль.
Там
девушки
оз ябш ие
сидели
На
топчанах,
на
харьковских
кроватях.
И
ф икусы ,
побитые
морозом,
Стояли
на
платформах
возле
них.
Обветренные
первой
стужей
лица
Вперед
глядели
с
дьявольским
упрямством.
И
человек
качался
на
столе,
Немало
суток ,
видимо,
не
спавши;
Бумаги
вы леза ли
из
стола.
И
были
те
бумаги
утвержденьем
Того,
что
эт от
ст ол
идет
по
пла ну,
Намеченному
свыше,
—
на
Вост ок.
Стальные
гл ыбы
краматорских
прессов,
Ш кафы
и
кн иги
заводских
читален
—
Всё
проплывало
м арево м
морозным,
Непобедимо,
как
душа
России.
Непрочный,
юж ный
сне г
всё
шел
и
ше л.
Навст р ечу
вынос ил ис ь
э шелон ы
С
гармониками
в
огненных
теплушках,
Орудья
под
зелеными
чехлами,
Спокойные
скуластые
ребята
Соскальзывали
ко шками
на
рельсы,
Беж али,
наклонясь,
за
кипятком.
И
«За Москву!» —
на пи сано
на
стен ках
Теплушек
эт их,
к р асных,
как
знамена.
—
То
Е нисей
идет.—
Попался
кто-то
На
ш уточку,
и
весь
ваго н
хохочет,
И
зу бы
блещут
—
тридцать
два
по
счету,
И
песенку
ведут
сибиряки.
Запомнил
он
одну,
как
ноч ь
седую,
479


Сестру
с
кр ес том
па
рукаве,
в
надбровьях
Угрюмых
ил и,
может
быть,
п ечал ьных .
Широкогрудая,
она
глядела
На
этих
юношей
в
зелен ых
касках,
В
дубленых,
рыжебоких
полушубках,
Каленых,
как
уральское
же ле зо,
Идущих
ряд
за
рядом,
но чь
за
ночью,
Чтоб
накр е пко
закрыть
собой
Москву.
И
вечер
н асту пил,
и
дипломаты
Их
обогнали
в
золотых
вагонах.
Беспечно
по-ребячьи
хохоча,
Нес
капитан
британский
блюдо
сыра
На
голове,
и
все
его
сн имали ,
Фотографировали
шаг
за
шагом.
Спортивным
жестом
он
подне с
фаянс
Двум
дамочкам,
и
ловко
похватали
Они,
смеясь,
сухие
бутерброды.
А
в
это
время
шел
намокший
снег.
Б родяг а,
выраставший
в
коридоре,
Всё
рос
и
рос
до
самой
бывш ей
лампы.
И
наступила
но чь
уже
шеста я.
Поставленные
перед
гр оз ным
ли ком
Судьбы
ст р аны,
перед
вел ик им
гн евом ,
Стояли
люди,
до
рассвета
склеясь
С
немыми
стекл ами
широких
окон.
Он
выжал
сердце
горс тью
на
ладонь
И
что
же
увидал?
Потоки
гор я,
Какого-то
не нужног о
стыда
За
тех
людей,
что,
словно
цеп ь,
стояли,
Пр иж авши сь
лбами
к
стеклам
коридора,
И
за
себя,
несущегося
ночью
По
сты кам
рельс
усталых
на
Вос ток ,
И
за
проклятую
—
в
ку пе
—
пла с тин ку.
Пл аст инка
черн ая
в
ночи
кружилась
Всё
в
том
же
слишком
обжитом
ку пе,
Где
был
уют
и
где
нес ла сь
и гла
По
затемненью
н ою щего
круга.
Вз ыску ющ ие
в
это т
горький
час
480


Степей
увядших,
тающего
снега
Обменивались
быстрыми
словами.
У
каждого
была
бо льша я
жизнь.
Но
тот
был
бесприютен
в
э том
мире.
И
женщина,
которую
недавно
Он
горе ст но
любил
и
видел
с
другом,
Из
теплого
куп е
в незап но
выш ла
Всё
в
тот
же
коридор.
Он
протянул
Приличное
кольцо
—
ее
подарок
—
И
мо лвил:
—
Будьте
другом
до
конца!
—
Она
ска зала:
—
Я
люблю
друго го!
—
И
всё
руками
дв игал а,
как
бу дто
Отталкивала
смерть.
И
он
ушел
Потупившись,
небритый
и
сп окой ны й.
Составы
пролетали
по
мостам.
Др ожало
всё
от
бе шен ого
р ева
Попутных
и
наветренных
пое з дов.
Всё
кончилось
в
его
л ука вой
жизни,
Остались
только
воля,
и
обличье,
И
нетерпенье,
что бы
в
море
мр ака
В
нем
победил
прозревший
человек.
Стояли
л юди
сумрачно
и
с трого
Цепочкой
возле
затемненных
окон,
Обдумывая
буду щее
с
п рошлы м.
Ревела
ночь,
бесснежная,
сырая.
Махали
в язы
мок р ыми
руками,
Крутилась
нестерпимая
пластинка
На
патефоне,
и
ве ли
не
быстро
Му жск ой
мужч ин ы
твердый
раз г овор.
Конец
прошедшему!
И
на
пластинке
Всё
тот
же
кружится
мотив
зовущий,
Всё
сч асть е
обещает,
всё
хлопочет
О
то м,
что
даже
богу
н епо ня тно,
Ну,
вроде
как
бы
разворот
весны
—
В
Ч аи рском
парке
ро зы
зацветают
И
парочки
танцуют:
раз,
два ,
три!
31 В.
Луговской
481


Всё
тьм а
и
тьма.
И
только
быстрый
росчерк
Лет я щих
поездов
кромсает
темень.
И
в
этот
м ир,
почти
н еу лов имый,
Над
этими
людьми,
что,
как
цепочка,
Стоя т
сутулясь
возле
черных
окон,
Над
маленьким
купе,
где
воет
румба,
Кондукторша
прон ос ит,
словно
знамя,
Первичный
свет,
взлетевший
в
коридоре,
И
стави т,
не
сдвигая
за наве со к,
Кондукторскую
первую
свечу.
И
он-
стремительно
шагнул
к
свече.
Решительная
те нь
за
ним
шагнула,
Огромная,
на
ц елый
коридор.
Он
заслонил
перг амент но й
ладонью
Свечу
от
с кво зняк а,
от
мор я
мрака,
И
те нь
ладо нь
ги г анта
протян ула
К
вагонной,
те плой ,
маленькой
свеч е.
Тогда
все
люди
к инул ись
за
ним
Одним
рывком
на
это
море
свет а,
На
этот
огон ек ,
на
счастье
жизни,—
В едь
это
от де ляло
свет
от
тьмы.
Трагедия
уже
обозначалась
В
своем
пу ти,
всемирном
и
кровавом.
Отковывалась
серед ина
века,
И
поезд
был
молекулой
ее.
Над
ложью,
что
должна
была
п огиб н уть,
Над
правдой,
что
уже
в
крови
вст авал а,
Над
ненавистью,
горе м
и
лю бо вью
Сияла
победительница
но чи,
Неукротимая
в
с воем
горенье,
Пр ямая
б елос не жная
свеча
И
требовала
жизни ,
дела,
веры.
Ты
про
се бя
забудь
—
и
победишь.
1943 (?) —1956
432


174.
ГОРОД
сн ов
Всеволоду
Иванову
Се анс
окончился.
Была
картина
С
участьем
Г арри
Купера,
из
ж изни
Миллионеров.
Б ыло
всё
как
нужно:
Отчетливо,
умело
и
уютно.
В
конце
концов
ге рой
достиг
всего.
Когда
толпа,
ликуя,
выходила
Из
кинофабрики,
когда
великий
мастер
Легко
отшучивался
и
ко гда
Все
выш ли
на
хрустальный
с иний
холод,—
В
тот
самый
миг
подъехала
маш ин а.
Но
все
уже
ушли,
и
оче нь
долго
Во кзал ь ная
машина
простояла.
Шофер,
ворча,
бродил
по
э тажа м,
Пока
в
столовой
не
д оби лся
правды
И
вызвал
коменданта:
—
Принимайте!
—
Осво бо ж ден ные
от
фронта
по
бо л езни
Вносили
ящики
различного
размера,
И
между
ними
был
забитый
в
доски
Тот
перевернутый
в
дороге
гроб.
По стави ли
Не мно го
постеснялись
Такой
ошибк и.
П ринесли
бук ет ы,
Повесили
некролог
и
п ортре т.
Поко йни к
был
хо ро шим
человеком.
Такая
юность
в
нем
еще
кипел а,
И
ум,
и
тонкий
жар,
и
все
любили
Отчетливый
и
чистый
русс ки й
пр офиль ,
И
гордый
нрав,
и
сдержанную
си лу.
Надежду
легкую.
Он
был
на дежд ой
Для
ма с тера
великого.
Так
просто
Ему
всё
уд ава лос ь.
Так
ничтожно
Сопротивлялась
форма .
Просто
ряд ом
К рича ли
вещи:
«На,
возьми
лю бую !»
Он
был
как
песня
русская.
Он
был
Пленительно
талантлив.
Больше
всех
483


Любил
его
высокий,
трудный
мастер.
Но
вовсе
не
за
тонкий,
чи стый
пр офиль .
Любил,
з авидо вал,
д раз нил
ре вниво
За
безотчетную
повадку
мысли,
Которая
у
нас
порой
зо вется
Животной
мудростью,
у мом
стихийным,
Когда
всё
правильно,
Сомнений
нет.
А
жизнь
летит
бли ст аю щим
потоком!
По
улице
идет
высокий
м астер ,
Б олтая,
отпуская
каламбуры,
Не
зная,
что
ле жит
его
на деж да
И
гордость
в
расколоченном
гроб у.
Повисли
в
небе
синие
хребты,
Св ерк ающи ми
гребнями
играя,
И
облака
ушли,
и
вышел
месяц,
Раз дви нув
бл едные
п отоки
звезд.
Стоит
мороз.
Ш аг нешь
—
и
хруст
стеклянный,
Как
будто
р аз давил
стакан,
и
осыпь,
Как
нафталин
бл естя,
летит
с
деревьев,
Положенных
на
в ремя
в
сундуки
Большой
зимы
на
самой
грани
мира.
Текут
в
лиловом
не бе
ледники,
Блистают
зве зды
светлыми
зрачками,
Ресницами
морозными
мигая.
Трамвай
роняет
сорванный
звоночек.
Куда
он
залетел,
в
гробу
уснувший?
То
город
вещих
сн ов
—
Алма-Ата!
О
чем
он
думал,
что
его
т ом ило,
Какую
правду
он
хотел
поведать?
Молчит...
Венки
еловые
ложатся
И
медленно
тес нят
пустую
грудь.
Вокруг
него
на
этажах
пустынных
Леж ат
подо б ья
ж изни
—
к ино пле нки,
Искусственная,
полная
простора,
Нан из анная
в
кадрах
п рямота .
И
счастье
в
этих
пасмурных
коробках,
Зме ей
свернувшись,
бр едит
и
тревожит:
Поймай
м еня
и
получи
ме ня!
484


Идет
ночная
съемка.
Вместо
жизни
П од клады вают
быстрые
подобья.
П о всюду
чистый
холод,
сн ег
летучий.
С пи,
гор од
сно в
— Алма-Ата.
Далёко
Сп ит
де в ушка,
которую
не давн о
Он
п олюб ил.
Всё
очертанье
рта
Минутной
женщ ины,
тоска,
и
хитрость,
И
твердость,
и
характер,
и
уловки,
Прощанье,
слезы,
мятые
открытки,
Тщеславие...
А
он
хот ел
гореть
Вдвоем
с
любимой
на
вы со ком
небе.
0н так и не узнал всей силы века,
Не
пон ял
смысл
т ра гич еских
времен
И
сам
не
заплатил
за
это
кровью,
Как
сверстники
его
там,
под
Орлом.
Лежит,
зак инув
ноз д ри,
непонятный,
Лицо м
своим
сказ ат ь
о
чем-то
хочет,
Но
слова
нет.
Гудит
од ин
юпитер,
Да
пус то та
и
клочья
декораций,
Да
мышь
ка захска я
неспешно
бр одит ,
Шуршит
венкам и.
Происходит
съемка,
И
партизаны
мчатся
под
откос ,
Как
под
Орлом
сейчас
они
промчались
В
гл ухую
п олн очь
гибели
своей.
Голодные,
мучительно
живые,
Россию
закрывающие
груд ью,
Бессмертные
в
порыве
и
судьбе.
Что
ж,
хорошо
ему
в
ночном
г робу?
Все
позабыли.
Только
го луб ые
Просветы
коридорные
д ружат
С
ним,
как
быва ло .
Он
еще
живет
В
каких-то
днях,
бумагах
и
отчетах.
Как
утомилась
под
венками
грудь!
Снега
за кр ыли
кр ыши
под
луно ю,
И
Ала-Тау,
словно
белый
слон,
Гл яд ит,
клык и
по дняв ши,
из
Китая.
И
золотая
тучка
зацепилась
За
легкие
хребты.
И
п ов орот
Вселенной
на
оси.
И
над
горами
48.5


Св етил о
круглобокое
лежит.
Чег о
хотел
он?
Мож ет
быть,
покоя
Иль
счастья,
ил и,
может
бы ть,
простора?
В
морозной
мгл е
плывет
Ал м а-Ата.
Там
телеграф.
Он
посылает
вести.
В
нем
ин вал ид,
согнувшись
над
конторкой,
Пл ечо
с ухое
поднял
костылем.
Пора
домой!
И
только
р упор
черный
Взвивается,
гремя
о
Сталинграде.
И
в се,
кто
отстоял
ночную
смену,
К
н ему
подходят
молча
и
поспешно.
И
над
заборами
горит,
как
спирт,
Огонь
железной
автогенной
сварки.
Что
ж,
это
ты,
бестрепетная
жизнь !
Тебе
н ичто
не
страшно.
Ты
взираешь
На
д икий
голубой
к остяк
Тянь - Ша ня,
На
голубую
мертвую
л уну.
Вокруг
нее
стоит
зел еный
об од
От
мертвенного
холода,
и
площадь
Перед
ЦК
так
грозно
залита
К ва дратам и
п ыла ющего
света.
И
ветер
из
ущ е лий.
Тут
поспешно
Юпитера
включают.
Пустота,
И
толстая
охранница
у
двери
Гл ота ет
стоя
черную
лапшу.
Сп и,
ученик,
не
н ужно
больше
думать.
Всё
конч ен о!
Уже
не
нужно
слушать
Дурацких
ра зг ов оров
об
искусстве.
Не
нужно
слушать
ж енские
слова,
Бессмысленные,
словно
песня
печ ки.
И
пе чку
не
прихо д итс я
топить...
Сидит
его
душа
на
Ала-Тау
В
морозной
риз е,
в
чернолапых
елях
И
смотрит
непомерными
глазами
На
город
ве щих
сно в
—
Алма-Ата.
Полночные
срываются
лавины,
На
скалах,
пр ико рну в,
ночую т
звезд ы,
Холодный
месяц
рвет
ат лас
небесный.
А
я
и ду,
как
пр еж де,
в
Дом
искусства,
486


Где
мой
н очле г.
Огромный
серый
дом
Без
свет а,
без
тепла,
набитый
плотно.
Какая
улица,
стр ела
прям ая ,
До ма
казачьи.
Рядом
небоскребы
В
четыре
этажа.
Всё
аккуратно,
Асфальт,
покрытый
коркой
ледяною,
Подстриженные
круглые
де рев ья,
Луна,
лет я щая
среди
лук авых
звезд.
А
в
комнате
у
мастера
ковер
М алино вый
—
п од арок
Наркомпроса,
И
стеллажи
—
изде лие
Турксиба,
С л авянск ий
ш каф
—
внима ние
ЦК.
Сп ит
старый
мастер.
Позади
нег о
Сумятица,
и
книг и,
и
сомненья.
Ем у,
коне чн о,
снятся
ребра
башен,
Иконостасы,
ризы,
аксам ит ы,
Пар ча,
и
бар хат
черны й,
как
могила,
И
ка мни
сам оцвет ные ,
и
ночью
Луч
ледяной
играет
на
перстнях.
Сп ит
мастер,
прочитавший
кни гу
мир а,
И
всё
понявший,
и
давно
уставший,
От го ро дивш ись
от
св оих
открытий
Пус т ыми
шуточками,
а,
пожалуй,
Далёко
мог
бы
улететь
свирепый
мас тер ,
В
коротких
пал ьцах
расправляя
пле нк у,
Но
невдомек
другим,
да
и
не
нужно
Его
сейчас
тревожить
п онап расну .
Пус кай
себе,
гл аза
закрывши,
спит!
А
мог
бы
он
на
свете
совершить
Великое,
да
не
хватает
воли .
А
воля
двинула
миры,
рванула
Кометы
за
хвосты
и
полетела
Над
ха осом .
Вначале
было
слово,
А
с лово
—
это
воля,
это
образ.
Где
черный
рев
стихий
в
твоей
душе ?
По про буй
о бр азом
закрыть
полмира,
487


Простым,
как
смерть,
и
пожалеть
людей
Высоким
хр иплым
голос ом
пророка.
Не
можешь?
Не т?
Тогда
т ихоньк о
спи!
А
я
иду
по
голу бой
стр ане,
Где
смертные
березы
наклонили
Св ои
седые
бабушкины
косы.
И
все -т аки
мне
оче нь
хор ошо:
Я
мыслю.
Вот
луна.
Летают
тучи,
Дорога
серебрится
чи стым
снегом,
Собака
лает,
зе лен еют
пики
Беспамятных
хребтов,
почти
под лунн ых.
Мое
жилье.
О
бо же!
Дом
искусства.
Без
эл е ктри чес тва,
без
лампочек,
без
печек,
На биты й
бесприютными
людьми .
Войдешь
—
ударит
д ухом
общежитья.
Актеры
спят,
покрывшись
чем
попа л о,
Мигают
одноглазые
коптилки.
А
все-т ак и,
как
прежде,
жив
курил к а,
Жив
человек,
его
не
одолеешь
Ни
холодом,
ни
гол одо м,
ни
с мер тью,
Ни
разговорами!
Жи вет
курилка,
На
спичке
согревает
затируху,
Лож итс я
сп ать
с
накрашенной
женой
И
страстно
зажи га ет
папиросы
Кремнем,
иль
треньем,
или
я
не
знаю,
Ка ким
извечным
способом.
И
ходят
Вокруг
него
всё
те
же
сны
но ч ные,
Как
при
начале
мира.
Спите,
братья!
То
город
ве щих
сно в
—
Ал ма-Ат а!
Скажите,
кто
не
слышал
о
курилке
—
Лучинке
тлеющей?
Об
ого ньк е
Бессмертном,
маленьком,
кото рый
люди ,
Играючи,
пер ед ают
д руг
другу?
Ну,
кажется,
пора
бы
умереть,
Нет
свет а
и
тепла,
гуляет
ветер
488


По
черным
к ори дор ам,
но
упорно
Все
пр одо лжа ют
ж ить
и
каждой
ночью
Бе се дуют
о
людях
В озрожде нь я,
О
Микеланджело
и
ди ле та нтски
Зовут
искусство
к
но вым
очагам.
Ху д ожница
в
сиреневом
халате
При
свете
светлячка
читает
к нигу.
Довольно
строг
ее
курносый
нос .
В
каморке
даже
двинуться
не
стои т.
Од на
звезда
печатает
о кно.
А
муж
зас нул .
Снует
по
коридорам
То с кливый
запа х
мелких
папирос.
Ячейки
маленькие,
мелкий
росчерк
Случайных
ж изней ,
темнота,
усталость,
Ну,
кажется,
конец,
но
бестолково
Опять
и дут
ночные
разговоры
О
Возрожденье,
и
опять
грохоче т
Ка ко й-то
бесприютный
патефон.
Ты
жив,
курилка!
Ты
еще
хлоп оч ешь,
Гуд иш ь,
как
пчелы,
в
этом
улье
ночи..,
Л ежит
зеленый
холод
Ала-Тау,
Окутанный
блистающей
луной.
А
низ
всё
тот
же.
Там
моя
сестра
Гот ови т
на
мангалке
суп
у ныл ый,
Черт
зна ет
из
чего,
и
гов ор ят
Простуженные
гости
об
искусстве.
Искусство
—
это
власть,
и
потому
Хоть
на
мгновенье
я
владею
пр авдо й.
—
Не
бойся,
че лове к!
—
я
говорю .
—
Жи ви,
покуда
сил
пре две ч ных
хв ати т,
В
стремленье,
вопл о ще нье
и
движенье.
З ас тыли
люд и
в
очереди
хлебной,
Ук рыты
грубошерстными
платками
От
холода
п олночн ого,
и
стынет
Над
ними
голубая
сетка
звезд.
С пи,
сумрачный!
Лавины
под ни мают
489


Свои
седые,
ветровые
лапы,
Хребты
нависли
ме р твым
полукругом.
В
каморке
гр язно й
спит
моя
сестр а .
Ты
—женщина,
ты
—
бабочка
большая,
Ты
—
будто
дет ст во,
будто
упованье
Веков
усталых,
это
ты,
сест р а?
Всё
женственное,
сонное,
слепое
От
жалости
утробной,
ты
—
весна,
Как
бы
летящая
по
п ерел е скам,
И
ландышам,
и
медуницам.
Ты
Апрельским
ветерком
сквозишь
по
свету,
Моя
сес тра,
моя
весна
в
Загорске.
И
никогда
не
повернуть
тебя
На
пут ь
иной.
И
снова,
к олыха ясь ,
Встают
хребты
Тянь-Шаня,
и,
круглы,
Железные
стоят
ограды
св ета.
С пит
мастер.
Позади
н его
рас тет
Чужое
и
стоярусное
небо.
Сп ят
кн иги
ма стера .
Коротконогий,
Он
сп ит
под
мексиканским
одеялом,
Вокруг
него
ос кал енн ые
маски,
Пор тре ты
Чап лина
и
небоскребы,
Лу на,
Нью-Йорк,
ликующие
к рыши
На
триста
этажей
и
кутерьма
О р анж евых,
неуловимых
окон.
Спи ,
мастер!
Поутру
темным-темно,
Могучая
заплыла
мысль
усмешкой.
Зови
ее,
зови,
кромсай
столетья,
Фо рму й,
по
слову
с в оему,
добытчик,
Мн и,
сл овно
глину,
даже
умирая,
Бу дь
господином
времени.
Не
сто ит
Над
ним
смеяться
—
это
всё
же
время.
Не
устрашись
и
только
удивляйся
Многообразью
времени
и
вл астн о
Ле пи
его
в
немолодой
руке.
Ты
—
в лас ть,
ты
—
нетерпенье,
ты
—
раздумье,
С
тобой
ни кто
на
свете
не
сравнится.
490


Молчи ,
живое
вре мя, —
я
живу!
Всё
теплится
коптилка,
всё
мигает,
Сырым
и
влаж ным
холодом
одета.
И
всё
же
мо жно
закурить
ци г арку
Об
эт от
огонек,
и
всё
же
мо жно
Прочесть
на писа нно е,
и
тогда
Опять
прих од ит
в
диком
вдохновенье
Победа
р аз ума.
Победа
сил.
Тогда
по
вс ем
набитым
но мер ам
С пят
л юди
в
не понят ных
мертвых
позах.
Шныряют
м ыши
серыми
клубками,
Как
в
зал е
том ,
где
спит
в
гробу
дощ ат ом
Непокоренный,
жадный,
молодой,
Не
сотворивший
до
конца,
но
сер д цем
Стремившийся
творить.
И
в
этот
час
Сп ит
мастер.
Ме ксика нски е
узоры
На
о деяле
мертвенно
краснеют.
И
лун ный
за яц
сп ит
у
толстых
ног.
Беспомощные,
чис тые ,
как
детство,
Лежат
рисунки
нестерпимой
с илы,
Квадраты,
треугольники
косые,
Индейцами
расшитые
по
слову
Бесп реко сл овно й
во ли
бож ест ва.
Да,
божества,
и
все -таки
иного,
Чем
этот
старый
бог
переяславский,
Стоящий
в
па ртизан ск ом
полушубке,
Ве сь
в
ледяных,
сметанных
буераках,
На
голубом
святилище
берез.
Ус ни,
усни!
Ты
выше
всех
и
лучше,
Вы соки й
мастер
самой
мудрой
шк олы.
И
осторожней
и
неукротимей!
Простые
поднимаются
деревья
Рябыми
сучьями
и
достигают
Истерзанного,
горестного
неба.
На
них
вис ят,
поникнув
головами,
Повешенные
ночью
партизаны
Там,
под
Орлом,
за
тридевять
земель.
491


Они
молчат,
но
властно
просят
слова,
А
сл ово
это
—
б ог.
Ио
жив
курилка!
Он
еще
пово ди т
Широкими
г л азами
в
удивленье,
Завертывая
одеялом
сн ы.
Он
бу дет
жить,
покуда
хватит
силы,
А
силы
в
нем
—
как
горя
на
земле.
Ка кой
художник
вдохновенный
создал
Всю
сложность
эт ой
жизни,
и
усталость,
И
юно сть
в еч ную?
И
пос ре ди
веков
Случайный
п оц елуй
у
подворотни,
И
славу,
и
бомбежки,
и
раздумья,
И
желты й
коготок
ночной
к опт илки
Над
рукописью
этой,
и
крушенье
Ве ликих
государств?
Но
это
ты,
Ты,
жизнь
моя ,
ты,
середина
в ека,
Ты,
темный
гул
грядущего
столетья,
Из
мр ака
в
свет
летяща я
звезда.
Спит
мастер.
Обращаются
фи гуры
Созвездий
в
геометрию
прир од ы,
Зеленый
з амир ает
огон ек .
Ты
жи в,
курилка?
Ты
еще
топ очешь
Подметанными
за
но чь
башмаками,
Т ебя
никто
на
свете
не
замучит,
По-прежнему
владеешь
ты
з ем лей.
Бушуют
скалы
снежного
Тянь - Шан я.
Ра ско ванн ые
мчатся
снегопады,
Лиловый
фи рн
горит
в
не мых
ущельях.
На
телеграфе
принимают
сводки.
Стоит,
как
пр ивид ень е,
Дом
и ску сст ва.
То
город
ве щих
снов
—
Алма-Ата!
То
сила
жизни
в
дивном
напряженье,
Возьми
ее,
не
оставляй
мгновенный,
Жестокий
росчерк,
поднимайся
мрачный
В
морозе
над
хребтами!
Пок оряй ся
Веленью
в рем ени
и
будь
самим
собой.
492


Ты
—
измеренье
вс ех
земных
вещей,
Победа
разума,
победа
света,
Со рви
с
себя
всю
кож у,
словно
в
пытке,
И,
обнаженный
для
всего
земного,
Впивай
земное
красными
пле ч ами.
Будь
человеком.
Сп и,
покуда
спится.
И,
главное,
не
унижай
се бя
Перед
железными
зрачками
смерти.
Тогда
придет
победа
и
тв оя,
Ху до жник,
вол я
будет
не изм е нна.
Над
ней
склонятся
вечные
законы.
Сп ит
ч ело век
в
гроб у.
Он
непонятен.
Сп и,
м астер ,
непреклонный
и
лукавый.
Вокруг
тебя
висят
в
простенках
лица,
И
маски,
и
обличья
золотые
Неведомых
веков,
и
б ожест во
Языческое
ш еству ет
по
книга м .
Повсюду
в
мире
торже ств ует
слово,
А
с лово
—
это
в оля!
И
не
ст оит
Корить
ее,
и,
с ветл ая,
она
Лежит,
как
нож
посереди
природы.
И
л юди
мыслят,
труд ятс я,
живут,
II погибают на снегу кровавом,
Чтобы
погиб
ф ашизм
и
силы
мрака.
Стоит
густая
очередь
за
хле б ом.
Вплоть
до
утра
не
спит
Алма-Ата.
И
время
черным
падает
обвалом.
Им е ющие
уши
да
услышат,
Им е ющие
очи
да
увидят,
Име ю щие
г убы
—
гов орят!
Событья,
не
кончаясь,
происходят,
Не
мне
остановить
п оход
соб ыти й.
Но
я,
как
прежде,
н асел яю
землю,
Но
я,
как
пре жде ,
за п еваю
песню,
Я
это
создал.
Я
за
все
в
отв е те,
Я
все-таки,
как
прежде,
чело век .
1943—1956
493


175.
ПОЭ МА
О
ВЕЩАХ
Я
оптик
—
понимаете,
друзья,
Я
занимаюсь
хрупкими
вещами,
Как
требует
профессия
моя.
Учился
у
Вавилова.
Наука
Чу десная .
Законы
отр а же нья.
Законы
преломленья.
Ве личи ны
Углов
различных
световых
пучков,
Л юмин есц енци я,
д ифр ак ция.
Р ас четы
Сложнейших
объективов
и
конструкции.
Тончайшая,
хрустальная
ра бот а.
Она
второе
зренье
для
людей.
Работа
эта
мне
всегда
по
сердцу
—
Артиллеристом
стал
я
на
в ойне
И
под
Варшавой
получил
ма йо ра.
Вот
из
КП
мне
ви ден
Кенигсберг.
Рассвет .
И
мы
готовы
начинать.
Мои
тяжелые
молчат
до
срока,
Минут ы
д вижут ся,
сп ешат
секунды.
Мгновенье
—
и
стволы
на чну т,
гремя,
Уничтожать
людей,
до ма
и
вещи.
Вы
скажете,
что
вещи
—
че п уха.
Я
уважаю
вещи.
Их
творят
Все
люди,
даже
самые
плохие,
И
много
человеческого
есть
В
любой
рожденной
человеком
ве щи.
И
если
вам ,
товарищи,
не
скучно
—
По ка
не
дан
приказ
открыть
огонь,
Я
изложу
вам
кой -как ие
мысли
И
домыслы
о
том,
что
значат
вещи,
О
том ,
как
мо жно
их
хва ли ть
и
славить,
О
том,
как
нужно
ве щи
понимать.
Давно
я
славил
вещи
чело в ека.
Я
славил
вещи
честные,
простые,
Потертые,
зазубренные,
в
пятн ах ,
В
царапинах,
в
зап латах ,
в
старой
штопке,
На
них
лежа ли
рук и
человека,
Они
с лужи ли
молча
человеку,
494


И
человек
служил
для
них
об ъемо м,
Поверхностью
и
целью.
Все
они
Вх о дили
в
грозный
разворот
событий,
Хранили,
грели,
ла ско во
блестели,
Томили
невозможностью,
вст авали,
Как
символ
сча сть я,
радости
и
горя,
И
убивали,
харкая
огнем,
Десятки
м иллио нов
тех
людей,
Кто
создал
их
и
ста л
их
первой
жертвой.
Я
сла влю
сапоги
и
башмаки,
Волшебный
з апах
глянцевых
подметок.
Я
славлю
ре ки
ситцев,
что
горят
Или
тускнеют
от
распева
красок,
Они
пр ино сят
маленькую
радость
И
утверждают
жизнь.
Я
славлю
брюки,
Костюмы,
что
на
вешалках
висят
В
заманчиво
шумящих
магазинах.
Я
славлю
платья
женские.
Я
славлю
Обыденные,
маленькие
ве щи.
В
них
что-то
может
быт ь
отрадой
жизни,
Соломинкой
над
смертью
и
намеком
На
юность
и
бессмертье.
Я
хочу
Х вал ить
и
славить
холст,
шелка
и
су кна,
Всё
п олот но
прохладного
белья,
Мальчишеские
теплые
фуфайки,
Печальные
ос е нние
пальто
И
шубы
на
подложенном
ват ине
—
Они
достойно
служат
нашей
жизни
И
сохраняют
наш
домашний
запах.
Они
п ер едаются
по
наследству,
Пер еши ваю тся
и
вновь
родя тся,
Стираются
и
гладятся.
Они
Сравниться
могут
л ишь
с
немою
песиыо
Ковр о в,
дорожек
и
половичков,
Укр а шен ных
т аинст венным
узором,
Которого
в
пределах
равнодушья
Ни
дед
твой,
ни
отец,
ни
ты,
беспечный,
За
сотни
ме сяц ев
понять
не
захотели.
А
был
рису но к
выткан
очень
то нко
405


И
очень
целомудренно.
И
кр аск и,
И
линии
о
многом
говорили
—
Оп ять
о
том
же
счастье,
о
разлуках,
Рожденьях,
свадьбах
и
смертях.
Храните
Благоговейно
смысл
немых
ко вро в!
Я
буду
славить
книжные
шка фы,
Покрашенные,
пыльные,
су хие,
Пуг ающи е
треском
по
ночам,
Хранящие
тоску
десятил е тий
И
потому
особенно
большие,
Когда
ты
болен,
жа лок
и
несчастен.
И
кресла
—
даже
фаб р ики
Л!осдрева,
—
Которым
тело
доверяли
люди,
За дум чиво
и
строго
отдыхая
На
неудобных
с пинк ах
эти х
кресел.
Я
буду
сла ви ть
светлые
кровати
С
тя же лой
груд ой
ласковых
поду ше к
И
материнским
одеялом.
Я
хочу
Всю
ут вар ь,
всю
пос уду,
все
кастрюли,
Все
вещи
человечества
прославить
И
вознести
до
огне н ных
высот
Судьбы
вселенной,
ибо
д аже
спичка,
Что
человек
за жег
на
пов о роте
Прокисшей
лестницы,
—
всё
тот
же
пламень,
Что
согревал
у
ст ар ень ких
костров
Коричневые
ребра
троглодитов.
Вед ь
этот
пл аме нь
—
пламень
Прометея!
Итак,
я
славлю
в ещи
человека
Над
бедами
и
смертью.
Я
хо чу
Уют
зем ли
превознести
по
пра ву.
Я
был
беспечен,
молод
и
уса т.
Однажды
ночью,
весело
скитаясь
По
переулкам
ласковой
Москвы,
Увидел
я
в
ок не
кота.
За
ним
Стояла
девушка,
в
ночной
с орочке ,
Расчесывая
во лосы
тя жел ым
Ш иро ким
гребнем.
И
вокруг
нее
496


На
плоскости
лежало
столько
странных
И
удивительных,
простых
предметов,
Что
замер
я.
То
б ыли
занавески,
Кофе йник ,
книги,
аб ажур,
портреты
Неведомых
людей,
и
зерка ла ,
И
кактусы
в
к ор ич невых
горшочках,
И,
ка жется ,
тот
го лу бой
стакан,
Который
я
увидел
в
ра ннем
детстве.
Ее
ночные
за витк и
во лос,
Как
песенка
о
м ирово м
уюте,
Над
юностью
м оей
легко
пр оплы ли,
И
через
годы
вновь
зо вут
меня
К
московской
о сени
и
фонарям
Бездомным,
и
к
ночн ом у
возвращенью,
К
заглядыванью
в
маленькие
окна,
И
к
жажде
жизни,
и
круговороту
Беспечных,
существующих
вещей.
А
что
касается
м оей
квартиры,
Котор ую
ос тав ил
я
в
Москве,
—
То
я
о
ней
и
думать
не
хоч у.
Она
ушла
и
мне
неинтересна.
Все
вещи,
все
предметы,
все
движенья,
Которые
я
в ижу
здесь
на
ф ронт е,
Мне
заменяют
тон ки й,
нестерпимый,
Холодный
запах
необ жит ых
комнат,
Где
стр а сть,
и
смерть,
и
горечь,
и
любовь
Сошлись
поспешно
в
бы тов ом
единстве.
Я
в ижу
всё
—
оставленные
кн иги,
Оставленные
рукописи,
двери
Незамкнутые,
белые,
буфет,
Кар т ины
в
бедных,
потемневших
рамках»
Что
до
сих
пор
висят
в
моей
с толовой .
Вс ем
этим
жи л,
всё
видел
и
всё
трогал
Теперешний
арти л лери ст -майор,
А
до
в ойны
—
уч ен ый.
Мне
давали
Яичницу
с
коп че ной
ветчиной,
А
также
водку
в
стограммовых
стопках
И
оче нь
много
радости
и
г руст и,
Положенных,
как
следует,
по
шта ту
32 в,
Луговской
497


Судьбой
для
поколенья
моего.
Что
там
теперь,
в
тех
комнатах?
Какой
За
окнами
к ипит
весенний
воздух?.
Ка кие
зданья
и
какие
к рыши,
Какие
окна
и
ка кие
стекла
—
Всё
это
для
меня
заг ад ка.
Мы
Переступили
все
противоречья
И
выш ли
прямо
к
мор ю
простоты,
К
простым
тр а гед иям,
прос т ому
долгу,
Как
раз
в
ср ед ину
нашего
столетья,
А
проще
ли
оно
других
—
не
зна ю,
Об
этом,
ве рно,
з нает
мой
отец.
Он
с пит
на
А л ексеевско м
кладбище,
Что
за
Сокольниками.
Всё
же
воздух
В
оставленной
квартире
сохраняет
С ухие
линии
движений,
жестов,
Го лов
и
профилей,
и
тени
разговоров,
И
те ни
к лятв,
и
те нь
мо ей
судьбы.
Вот
поднимусь
на
лифте.
Позвоню,
Войду
в
зеленый
коридор,
услышу
Ши рок ий,
чистый
воробьевский
ветер,
Жестокий,
мертвый
отзвук
телефона,
Сигнал
тревоги,
голосок
из
мрака:
«Вы возвратились? ..»
Не т,
не
эти
в ещи,
Не
это
сочетанье
стен
привычных,
И
кр есел ,
и
столов
меня
зову т
К
сухому
восхвалению
предметов
Со
складов
человечества.
По
мне,
Хот ь
з адави сь
своими
потрохами,
К огда
вокруг
стоят
прожектора
—
Как
десять
пальцев
нашего
столетья.
Я
славлю
вещи,
коими
всегда
Влад е ли
скромно
все
простые
люди,
Велик ие
и
малые, —
мундштук,
Упрямо
стиснутый
на
фронте
человеком,
498


Чья
смерть
на
десять
метров
от
него,
Портрет
случайный,
хилу ю
кровать
В
п оходн ом
го сп ит але,
всё
равно,
—
Всё
сделали
мы
сам и,
добровольно,
Желая
вс ем
на
свете
принести
Д овольс тво ,
счастье,
у мное
блаженство.
Но
создал
человек
другие
ве щи
—
Смертельные,
жестокие
и
злые.
Их
полн ой
горстью
захватил
фашизм,
Они
н есут
клеймо
бесчеловечья,
Он и,
как
ть ма,
противоречат
свету,
На
них
направлены
мои
орудья.
Я
добиваю
их
огнем
пос ле д ним.
Но
гру ст но
м не,
что
рядом
с
ними
ги бнут
Прекрасные,
осмысленные
вещи,
Исполненные
мудрыми
руками
Высоких
и
достойных
мастеров.
Я
должен
д обива ть
их
без
раздумья,
Пок а
за
ними
пр ячу тся
враги.
Я
должен
вещи
добивать
огнем,
Чтоб
миллиарды
их
существовали
На
счастье
и
на
ра дос ть
человеку,
Чтоб
дел ал ись
они
светлей,
красивей
И
совершенней,
словно
человек,
Ко то рый
вложи т
в
них
волне н ье
мысли.
Родные
вещи
от
меня
ушли ,
Чу жих
я
не
хо чу
—
они
бездушны.
Что
ж,
я
ост ал ся
снова
одиноким
И
снова
в ещи
должен
сотворить
На
б лаго
людям
и
себе
на
счастье.
1942—1956
17G.
СМЕРТЬ
МАТЕРИ
Что
ж,
к онче но.
Дыханье
пр есекло сь ,
Остановилось
сердце
и
умолкло!
А
на
дворе,
кружась,
бегут
дожди,
По
серым
крышам
пузырьки
вскипают,
499


И
п очки
набухают.
И
трав а
Встает
з елена я
на
всех
дувалах.
Какие-то
де ре вья
замирают,
Охваченные
легким
бл екл ым
шелком
Цветов
на
зацветающих
вет вя х.
И
лу жи
за
окном.
Капе ль
по
крыше.
Как
сер ень кие
че рт енят а,
до ждь
Бежит
напротив
через
дво р
к
воротам.
А
мама
спит
в
цветах,
и
на
окн е
Стоят
цветы
весенние,
сырые.
О кно
открыто,
не
смолкает
дождь.
Так
победительно
глядит
лицо
За
тр ид евять
земель.
Глаза
закрыты.
И
гордая
улыбка
прочертила
Глубокий
след,
р аст ягив ая
губы.
Был
тве рд
и
не поко рен
желтый
лоб.
Весна
восточная,
как
дожд ь,
летела
По
переулкам
мокрым
и
сч астли вым.
В
соседней
ко мн ате
стоял
сос нов ый
Огромный
гроб ,
пу стая
домовина.
Два
ра за
я
в
него,
примерясь,
л ег,
Под
с тать
тебе,
б ольш ой
и
неуемный.
Ну,
знач ит ,
доски
слажены
на
славу,
И
л яжет
мать
размеренно
в
гроб у.
И
затворился
я
с
тобой,
как
пр еж де.
Букетики
фиалок
на
косынке.
Последний
раз
с
тоб ою,
мама,
мама!
Кончается
лук авый
сизый
вечер.
Леж ат
во
тьме
оче р че нные
гу бы.
Вот
сумерки,
фиалки,
бы ст рый
тле н.
И
вспомнил
я
тебя,
увидел
детство,
Рождественские
ел ки
и
собак
В
с адах
фруктовых,
ночи
дифтерита
И
юность
глупую
мою
и
зрелость.
Летели
ви хри
разноцветных
нит ей
И
пол осы
кружащегося
свет а.
О
русская
земля!
Изв ечн о
ты
П олна
го ря чим
жаром
материнства,
И
голоса
тоскуют
за
рекой,
500


И
лопухи
холодные
склонились,
И
сумерки
спускались.
Ос ень,
осень!
Вдруг
на чин ает
падать
рус ск ий
до ждь.
Кочуют
сказки
и зра зцов ой
п ечки
По
вь юшкам
и
заслонкам,
темным
две рца м.
Мне
ну жно
на
мгновенье
посидеть,
Склонивши
пле чи
пе ред
этой
печкой,
И
на
щеке
услышать,
как
бывало,
Жар
этих
медных
трепетных
углей.
Вот
ком на та
прощанья
и
страданий.
Что
ж,
кончились
он и.
И
вот
уш ла
Тво я
ду ша
в
далекие
края,
Х олодны е
края,
края
рассвета,
В
раскидистые
русские
места,
Во
вс ё,
что
по зади,
шумя,
осталось,
В
мир
пр ежних
образов,
движений
пре жних.
Раскинутые
в
ми р овом
пространстве
И
времени,
они
живут
спокойно,
У
мертвых
заст ыв ая
на
зрачках.
А
м ама
всё
вяза ла
и
в язала ,
Большими
пальцами
перед
кончиной
Сучила
в
желтом
с умр аке
она,
Скользя
руками
по
своей
п осте ли.
Повсюду
б ыло
расцветанье
звезд.
Она
был а
моим
рожденьем
мира,
Я
из
нее
во зник ,
и
год
за
годом
Несли
меня
так
трепетно
и
зорко
Ее
глаза,
покрытые
тревогой.
Вдр уг
расцветанье
мира
—
желтый
гроб,
Летящая
победная
улыбк а.
Ты
—
плоть
моя.
Ты
мне
передала
Твою
глу хую
свадебную
п олноч ь
С
мои м
отцом.
Зерн о
тв оей
люб ви,
Упа л
я
в
ночь.
И
вот
пер ед
тобой,
Поб еда
мертвая,
сид ит
на
жалком
стуле
Тв ое
созданье,
грустный
человек,
В
дверях
открытых
материнской
смерти.
501


В
том
ящи ке,
что
я
сейчас
задвинул,
Л ежат
тоб ой
прочитанные
письма.
С пи,
мать
людей,
за
окнами
темнеет,
И
дождик
ази атски й
б ьет
беспечно
Лад ош ками
в
жу жжащ ее
окно.
Мы
по днял и
тебя
на
плечи
в
пол де нь,
В
последний
раз
склонясь
земным
п оклоно м,
Я
покорился
этой
жизни
му д рой,
То й,
полной
человеческих
стр ас тей,
Душевным
жа ром
полной.
Что
ж,
фиалки
Обозначали
силу
этой
жизни,
Лиловые,
прохладные,
как
детство.
Молчит
улы бк а,
зна ю щая
всё
И
видевшая
всё
—
мое
рожденье
И
вот
меня
сейчас,
в
се ди нах
тусклых,
Всё
строгое
во
мне
и
всё
пустое.
Идут
верблюды,
кланяясь
вес не.
За
эту
ночь
раскинули
д ер евья
Крутые
фиол е товы е
кудри.
И
же лто- розо в ые
полетели
Тугие
ветки
в
сторону
Памира.
Бл ист ал
по
вс ей
стране
цветочный
дождь.
И
мимо
винных
кр аше ных
киосков
В езли
теб я,
о
м ать
моя,
о
совесть.
Всё
сразу
расцвело
в
одно
лишь
утро.
И
та
же
радость,
чистая
земля!
Да
будет
всё
на
ней
опять
чуде сн о,
Как
совершилось
в
эт от
д ень
апреля.
Вот
жадная
мо гил а.
Опустили,
Пошли
лопаты,
полетели
маки.
Дай
мне
за кры ть
тебя
навек
землею,
Могильщику
и
сыну
т воем у.
Наи в ный
мир
старинного
покоя,
Земля
по б ежд ена.
В
нее
вошла
Ты,
светлая,
спино й
своей
усталой.
А
мы
с
тобой
увидимся
иль
нет,
Разъединимся
или
нет
на ве ки,
602


И
только
изредка
посмеем
говорить
Друг
с
другом
—
язы ком
мим оид ущ их
Людей ,
звер ей,
деревьев,
тихих
трав.
Но
только
изредка
и
только
скрытно,
А
до
тех
пор
прощай,
о
мать,
про ща й.
Всё
падает
на
гр об
шуршащий
дождь.
Ты,
Ази и
земля,
ты,
прах
сыпучий
Отжи вши х
беспо щ адны х
поколений,
Храни
мою
изм уч ен ную
мать.
Сокровище
м ое,
ле жи,
леж и
В
косынке
чис той,
с
твердыми
гу бам и,
Такой,
как
я
видал
в
последний
ра з.
Всё
падает
земля
на
гроб
до щаты й,
С тучи т,
как
бубен,
косо
покрывает
Тв ои
г лаза
закрытые.
И
зор ко
Они
оттуда
на
меня
г ляд ят.
Могильная
лопата
прозв ен ел а.
В
последний
раз,
о
мать
моя ,
рванулись
Шуршащие
полотна
л епест ков ,
Теплом
несло
от
в ыпук лой
могилы.
Ку знеч ик
пе рвый
сел
на
изголовье.
И
я,
сверкая
го лу бой
лопатой,
Уставший,
сел
и
вспоминал
тебя.
Шел
г имн
земле,
зелен ым
превращеньям
И
телу
твоему
—
системе
звездно й .
Всё
пр а вил ьно!
Пр ишел
конец
страданьям.
Прощай,
и
всё.
И
ты
прости
в
могиле
Мои
метанья,
м уки
и
тревоги.
Огромный,
о сыпаю щ ийся
у тром
Цветочный
хор,
—
всё
правильно!
Идем
С
тобой ,
о
мать
моя ,
по
дв ум
дорогам,—«
Ты
—
пон изу,
покуда
смерть
хорон и т,
Я
—
пов е рху,
пок а
бушует
жизнь.
Белеют
лунки
огненного
свет а
На
тоненьких
кладбищенских
тропинках.
503


Всё
прой ден о!
Так
ты
и
есть
зе мля,
Откуда
вышел
я,
земля
сырая.
Я
погрузил
т ебя
в
нее
зерном,
Расти
оттуда
снова:
сновиденьем,
Или
ст ихом
мо им,
иль
добрым
внуком.
Нет,
мама,
смерти!
Нет !
Нельзя
расстаться
С
твоей
похо дкой
поутру
за
дверью,
С
тобой,
к оторо й
имя
б ыло
—
Ольга.
Высокая,
раскидывая
брови,
Леж и
в
узбекской
г линян ой
земле.
Пылает
свет.
Поют
дроз ды
на
в етка х,
Лиловый
расцветает
мир
ве сны.
Ты
землю
полюбила,
и
взяла
Она
тебя,
и,
гор дая ,
она
С
тобою,
гор дой ,
тихо
потолкует.
Какую
истину
тебе
сказ ать ,
о
мать,
Какие
мудро ст и
еще
тебе
поведать?
Не
стоит.
Ты
сама
кругом
права,
На
свете
столько
умерло
людей,
Что
ист ины
для
них
ед ва
ли
хва т ит.
Той
в сеоб ъем лю щей
сейчас.
Дрозды
По сви стыв ают
в
тополях
скво зящи х .
Я
через
тысячи
л етя щих
поколений
Всё
от
тебя
схватил
—
дви жень е,
бров и,
И
голос
мой,
и
пост упь ,
и
усталость.
Тепер ь
на век и,
м ать
м оя,
прощай!
Что
ж,
кончено.
Дыханье
пресеклось,
Остановилось
сердце
и
умолкло.
1943—1956
177.
СН ЕГ
Спиральный
кон ус
мчащихся
снежинок
Под
фо нар ем.
Бли ст аю щая
пляска.
Кол пак
над
фо нар ем
для
зате мне нь я.
504


Лилово-черная
от
напр яж енья
ночь.
Сухи е
зве здоч ки,
седые
ни ти
На
небе,
на
земле,
а
под
зем лею
Мы
вновь
в
метро
встречаемся
с
тобой.
Та м,
наверху,
дворы,
дворы,
дворы,
Бомбоубежища,
шаги,
ворота,
И
вдруг
салют
в
неистовом
полете
Шипящих,
страстных,
радужных
огн ей.
Вы ход им
мы
на
этот
гро зн ый
свет,
Весь
полный
разноцветными
шарами.
Невероятные
стоят
дома,
То
выле те в
из
мрака,
то
вбегая
В
кромешный
мрак.
И
в
этот
мир
гл ядя т,
Закинув
голов ы
и
улыбаясь,
люди.
Над
тысячей
людей
взлетел
салют,
Как
птица
жизни
в
перьях
исполинских.
И
всё
п отухло.
Только
снег
идет,
Под
фонарем
кр у жась
крутой
спиралью.
Московский,
звездный,
беленький
снеж о к.
Г рохочут
марши,
и
летит
поземка,
По
переулкам
тоненько
шурша.
Есть
детская
игра :
в
метельный
вечер
Под
фо нар ем
смотреть
на
те
с не жинки,
Что
мчат
на
свет
из
ошалелой
тьмы.
Гляд иш ь,
глядишь,
и
вдруг
ты
ощущаешь,
Что
те
снежинки
не
летят
на
землю,
А
конусом,
спиралью
вьются
вверх,
И
сам
ты
поднимаешься
над
всем
К
завьюженному
радостному
небу.
Ну
что
ж,
лет им
с
т обой
сквозь
конус
снега.
Я
р асскаж у
тебе:
давным-давно
Был
черный
де нь
—
любовь,
разрыв
и
горе .
Суров ый
ча с!
А
в
ко м нате
теплынь,
Ковер
вишневый,
смятая
подушка
И
три
пятна
на
стар ень ко м
па р кете,
Там,
где
стоял
увезенный
рояль.
505


Из
шкафа
всё
еще
дышали
ме дом
Исчезнувшие
так
н едавн о
пла ть я,
И
парусные
кор абли
на
шторах
Легко
неслись
неведомо
ку да.
По шел
на
П ат риа ршие
пруды,
Усталость,
вечер.
Полная
расплата.
И
се рый
свет,
ужасный,
словно
сов ес ть,
Ни
че рн ого,
ни
бе лого.
Ли шь
хол од,
Ус тало с ть,
л едян ая
пустота,
Противная
и
медленная
мука.
Скамейка,
л ипы
—
вот
и
всё .
Фонарь.
Как
долго
я
стоял,
не
помню
точно,
И
серое
ник ак
не
разделялось
На
черное
и
бе лое.
Конец.
Ни
времени,
ни
малого
движенья,
Ни
горе чи .
И
вдруг
издалека,
С
конца
земли,
из
самых
главных
ск азо к,
Раз дал ся
легкий
зво н
холодной
стали,
Звон
снега,
зв он
поземки,
з вон
полета,
То
девочки,
как
стайка,
пронеслись
На
Па триа ршие
пруды ,
зве ня
коньками.
Бы ть
может,
ты
был а
одн ой
из
них .
И
сразу
я
увидел
конус
снега,
Следы
людей,
следы
саней
—
мороз.
Ве л икий
праздничный
полет
снежинок.
Была
ль
ты
мне
обещана
иль
нет
В
тот
самый
ч ас,
когда
я
в
жизнь
вернулся
И
мир
кружился
возле
фонаря,
Но
знаю
—
ты
видала
конус
снега.
Гл яди
же
в
будущее
ты,
душа !
Там
пепельная
нит ь
ее
воло с,
Перерезая
в згляд ,
спокойно
вьется,
Ты
же нщ ина
или
большой
ребенок,
Ты
вся
пол на
ошибок
и
ст рас тей,
Ты
к
ней
летишь,
душа,
сквозь
дуги
света,
К
опущенным
гл азам
ее
лети.
506


В пер ед,
сливаются
две
в оли
вм ест е,
Вперед
и
вверх,
в
се дой
полет
снежинок.
Чего
же
ты
теперь
сам а
захочешь?
Возьми
ме ня
таким,
каким
я
стал,
Хозя йко й
бу дь
во
всем
мо ем
бо г атств е.
Путь
кораблей
—
вот
тв ой
из ве чный
п уть,
Дорога
неустроенности
тр уд ной.
Прими
его
наве к,
как
принял
я.
Неважненький
ко раб ль
т ебе
дост ался ,
Но
это
всё
ж
к ора бль.
А
ветер
дует.
Вздымая
к
не бу
снеговые
волны.
Ты
смотришь
исподлобья,
бережешь
Свое
иное,
ласковое
счастье.
Что
ж,
береги.
Тебя
несет
ко
мне !
Под
фо нар ем
своим
ты
вверх
летишь.
Сольются
ль
наш и
линии
иль
нет,
Не
зн аю
—
слишком
мн ого
б ыло
горя
И
опыта
в
обе их
наших
жи зня х,
Чужи х
прикосновений
и
ч ужой
Любви
неистребимой.
Но
гордись
Полетом
радостным,
путем
комет
С
чудесными
павлиньими
хвостами.
Смогу
ли
удержать
тебя,
не
знаю.
Б ыть
может,
ты
най деш ь
потом
во
мне
Лишь
бедное
тщеславье,
грусть
и
робость
И
беганье
гл азами
перед
каждым.
Не
бой ся
—
это
все-таки
не
я.
Бы ть
может,
я
теб я
увижу
мр ачн ой
И
хри п лой
от
застенчивости
дет ско й,
В
делах
тяжелой,
в
разговорах
легкой
И
двойственной.
Но
это
ведь
не
ты.
Ты
—
разная.
Но
ты
бы ла
в
поле те .
Итак,
всё
вверх
и
вверх,
путями
снега
В
наш
белый
кон ус,
в
сказку
эту
нашу.
507


Ты
упа де шь
п отом
в
мои
ладони
Московским,
чистым,
беленьким
снежком.
Год
повернул
листок
кал ендар я ,
И
в
яс ной
неизбежности
мы
мчимся
На вст ре чу,
как
небесные
тела.
Всё
свершено,
не
ну жно
больше
думать.
Несутся
разноцветные
огни
Торжественного
зимнего
са л юта.
И
мы
уже
с
тобо й
горюе м
вместе,
И
радуемся
вместе,
и
судьба
Обоих
нас
сейчас
со еди нил а,
И
ночь,
и
переулочный
фонарь.
Чег о
ты
хочешь,
з нающ ая
много?
Др угой
судьбы?
Ее
уже
не
будет,
И
только
бл едно сть
милых
щек
твоих,
Ког да
тебя
встречаю,
го во рит
О
вс ем
значенье
этой
нашей
вс треч и.
И
сн ег
всё
падает,
р одной ,
московский,
В
фуфаечках
п ухов ых
бе лый
снег.
Увидишь
ты
ме ня
с
тоб ой
сварливым
По
целым
дням,
у вид ишь
горьким,
тусклым
По
вечерам
—
не
ве рь,
не
это
я.
Ме ня
увидишь
ты
глядящим
вб ок,
Усталым
от
д ур ацких
разговоров,
От
никому
не
нужных
смутных
дум
—
Не
в ерь,
не
это
я.
И,
наконец,
Увидишь
ты,
как
весел
я
с
другими,
Неразговорчив,
пасмурен
с
тобой
—
Не
ве рь,
не
это
я.
Моя
душа
Еще
ясн а.
Она
ле тит
с
тобой
В
седом
потоке
рвущегося
снега.
На
запад
мчат
ночные
по езд а,
Неся
с
с обой
дыхание
России,
Ее
лесов,
полей
и
городов.
И
много
там
дремучих
полустанков,
Где
ср азу
удар яет
од инок ий,
Бессонный
колокол,
и
в
дверь
вых од ит
508


Не
спавший
мн ого
суток
человек
И
машет
фонарем
—
вперед,
вперед.
Всё
в
темноте
л етящих
черных
елей,
И
волчьих
буераков,
и
гудящих
От
бешеного
др обо та
мостов.
Солдаты
вскакивают,
торопясь,
В
нетопленные,
темные
теплушки
По
эшелонам.
Же нщин ы
стоят
У
рупо ров ,
покрытых
чистым
сн ег ом.
Решается
судьба
земного
шара,
Читает
диктор
медленно
п ри каз,
И
вновь
гремят
московские
салюты...
Моя
душа
еще
чиста.
Она
Поет,
как
те легр афн ые
столбы.
Ты
ухо
приложи
к
столбу
и
сразу
Услышишь
шум
море й
и
гул
событий.
Широкий,
постепенный,
величавый
Гул
времени,
тако й
же
неуклонный,
Как
п ост упь
эскалатора
в
метро.
Мор оз.
И
мы
блуждаем
под
Москвою.
Гранитные
и
мраморные
зал ы,
И
эс ка лат оры
—
всё
вверх
и
в низ.
Потоки
лиц
внимательных,
усталых,
Воинственных,
задумчивых,
веселых.
Здесь
был
наш
Китеж
низк о
под
Москвою.
Кутузов
и
Су вор ов
в
медальонах,
И
Невский,
и
До нско й
на
нас
глядели.
Садились
мы
на
тв ер дые
скамейки
И
в
одиноком
громе
по д земел ий
Решали
под
землей
свою
с удь бу.
Ты
самая
о бы чная
из
многих,
Но
ес ть
в
тебе
особенная
сила
—
Вот
эта
гордость,
до
к оторо й
мне
Не
дорас ти
в
моем
пу ти
тя жел ом,
Вот
это
сердце,
узнанное
мною,
Не
узнанное
многими
др уг ими,
В
нем
столько
силы,
твердости
правдивой,
И
ходи шь
ты
в
подземных
галереях
Со
станции
на
станцию,
ты
и щешь
609


Ме ня
среди
людей.
И
с нова
поезд,
И
на
губах
тво их,
больших
и
пухл ых,
Лежит
неясная
и
скорбная
улыбка,
Улы бка
человека,
под
которым
К ач ается
земля.
Но
только
он
Св ое
достоинство
как
будто
со х р аняет.
О
добрый
д руг
мой ,
я
тебя
наше л
Ср еди
ог ро мных
мир ов ых
событий!
И
наверху
идет
опять
последний
.Февральский
снег ,
сыпучий,
словно
сахар.
Живешь,
живешь
и
вдруг
ни где
не
сыщешь
Ни
этих
пепельных
волос,
ни
глаз
Внимательных
и
серых,
ни
ресниц
Коротеньких
и
темных.
Только
ты
Не ясн ой
и
задумчивой
улыбкой
Мне
утверждаешь
будущее.
Слушай!
Реш ает ся
судьба
земного
шара,
Зеленые
встают
материки,
Дру г
друга
оглушая
грозным
гулом ,
А
ты
всё
та
же.
В
шапочке
пушистой
Идешь ,
ст у чишь
большими
каблуками
И
д ышишь
ветром
веч ер а.
Летим.
Я
очень
бесприютный
человек,
Я
зн аю
все
противоречья
века,
Несущего
в
конце
концов
победу,
Победу
человеческих
стремлений
К
единственно
достойной
муд рой
жизни.
Я
зн аю
песни,
др евни е
как
п амять ,
О
пене,
о
свободе,
о
морях.
Пер едо
мн ою
письменный
мой
стол,
И
он
плывет
во
вре ме ни,
как
в
м оре.
Вот
это
мой
корабль,
ви давш ий
всё.
О
чем
ты
думаешь,
моя
род на я,
А
может
быть,
не
думаешь,
а
ждешь?
Зачем
тревоге
ты
иде шь
навстречу?
Ве дь
жизнь
т воя
ясна,
по лна
покоя,
Домашних
ск азок ,
чистых
ск азок .
Что
ж,
510


Оста нь ся
с
ними,
вместе
с
ним и
будь.
Ты
лучше
скр о йся
со
своим
лицом,
Растерянным
и
мил ым.
Я-то
зн аю,
Что
будет
м ного
горя
впе ре ди
И
труден
п уть,
ну
что
ж,
я
не
б оюсь
—
Так
хорошо
с
тобою
быть
в
полете.
Встречались
мы
с
тобою
под
землей,
В
мет ро
на
станц иях .
Выходишь
ночью
—
Снег
зас ти лает
вс ё,
сухой,
хороши й ,
Беспамятный,
последний,
слабый
снег,
И
ледян ая
сеть
трамвайных
рельсов,
Но чные
ко менда нтские
патрули,
Москва
военная
полна
победой.
Усл ыша л
наш
неукротимый
горо д,
Что
скоро
он
по-новому
вздохнет,
И
это
счаст ь е
обжигает
сердце.
Над
нами
кружит,
радостный
и
л егк ий,
Пуховый
наш
великорусский
снег
Под
затемненными
седыми
фонарями.
И
наши
там
следы
занес ен ы,
А
под
землей
следов
ты
не
увидишь.
Да,
там
светло,
скамейки,
там
тепло,
Там
механизмы,
мрамор
и
бетон,
Дв иже нье
эскалаторов,
платформы,
Там
всё
р ас счи тано
на
сот ни
лет.
И
всё
же
я
зову
т ебя
в
полет
По
белым
исполинским
трубам
снега.
Летим,
а
там
посмотрим,
там
видней,
Ведь
это
называют
вдохновеньем!
Нужна
ли
ты
мне
в
жизни
или
в
смерти,
Не
зна ю.
Но
в
такой
тревожный
вечер
Не
уходи
дал ё ко:
я
боюсь,
Что
перервем
мы
пут ь
ночного
с не га,—
Не
в
первый
раз
я
вс трети л ся
с
тобой.
О ста лся
нам
великий
пут ь
тревоги,
Любовь,
разлук а,
песни
и
труды.
511


Вы хо дим
мы
ту да,
где
кр ужит
снег ,
И
вновь
салют
в
неистовом
полете
Шипящих,
страстных,
радужных
огней.
По беда
света!
И
на
свет
гл ядя т,
Заки нув
гол овы
и
улыбаясь,
люди.
Ну
что
же,
улетай
путем
ракет
Всё
вверх
и
вверх,
всё
выше,
всё
сме лее!
До сто ин
каждый
человек
полета
В
любви,
работе,
творчестве
и
жизни,
В
ре шающий
для
двух,
особ ый
час!
В едь
это
чистота
и
вдохновенье,
Ведь
это
чувство
близости
и
пр авды ,
И
горя,
и
достоинства
людского,
И
торже ст во
над
неи збеж но й
смертью!
Так ой
бессмертный,
человечный
путь.
Иных
путей
для
ж изни
я
не
знаю!
1945—1956
178.
БА КУ!
БАКУ!
Железная,
резная
дверь.
Луна.
Лу на
резьбу
пронизывает
жадно
И
стелется
на
каменном
полу.
Ле жат
н едви жно
голубые
кры ши.
Но чной
томящий
душу
бар абан
И
разрывающий
пространство
бубен...
Дутары.
И
встают,
качаясь,
тени
И
ме длен но
танцуют,
как
во
сне .
Выходит
не фть,
со чась
и
задыхаясь,
Из
но здр еват ой
почвы
Апшерона.
Огромный
полукруг
живых
огней.
И
гавань
пах нет
море м
и
мазутом.
И
если
зорко
устремить
глаза,
У вид ишь
остров
На рген
белостворный
—
И
маячок
на
створе
и
про лив,
Чуть-чуть
мер цаю щий
на
горизонте.
Опять
всё
тот
же
грус тн ый
переулок
Скобяников,
лудильщиков,
паяльных,
512


Замочных
дел
старинных
маст еро в.
Все
эти
ла вки
темные
—
ос тато к
Твоей
случайной
жизни,
и
странна
Ост авша яся
сила
э той
жизни .
И
отсвет
из
окна
на
тротуаре,
И
ла пы
че рные
немых
растений
Там,
наверху,
на
третьем
этаже,
Где
льются
полосатые
обои.
Гуд ит
и
го вор ит
полн очн ый
бубен.
Как
бы
возникшая
из
серой
глины,
В
однообразьи
се рого
п ростра нс тва
—
Из
огненно-горячих
плоскогорий,
Из
плоскодонья
города,
над
морем
Встает,
колеблясь,
маленькая
песня,
Такая
тоненькая
на
ветру,
Что
бу бны
держ ат
песенку
плечами..
Они
встают
в
ла до нях
медно-смуглых
И
медным
бубенцом
звенят
в
ушах.
Как
хорош о
гулять
на
свете
бубну
На
свадьбах
и
на
проводах
в
дорогу,
Серьгами
бубенцов
легко
звеня!
И
ниж е,
ниже,
ниже
бе лой
шалью,
Тум а ном
белым,
чистой
п елен ою
Летает
де во чка
на
плоской
крыше,
Как
девушки
танцуют
на
Востоке,
Земли
сво ей
ногами
не
касая сь
И
голов ой
не
прикасаясь
к
небу,
Жемчужная,
как
белое
во лне нье
Каспийских
волн
за
шумною
кормой.
Дай
руки
мне,
или
глаза,
иль
плечи,
Чтобы
идти
с
тобо ю
в
ту
ст ран у,
Где
в
пол ноч ь
пляшет
дево чка
на
кры ше,
Плывет
и
вьется,
как
волна
тумана.
Гигантский
мр а чный
ра зво рот
залива.
Не
б уду
спать,
нет,
я
не
буду
спать!
Кровавьнм
золотом
встают
во
т ьме
Огни
да ле ких
с аже вых
заводов,
А
там,
в низу,
з аезж ий
сценарист
33 В.
Луговской
513


Заказывает
в
сотый
раз
спокойный
!
Ночной
мотив
«Дымок от папиросы»
И
бар ыш ню
выводит
на
балк о н.
А
впереди
темно,
и
только
Нарген
Горит
огнем
на
створах,
и
опять
Резная
дверь,
пробитая
луною,
Старинная,
ж елезн ая,
слепая,
И
лестница
за
нею
в
никуда.
Не
лу чше
ли
мне
сердце
уронить
На
каменных
ее
пустых
ступенях!
И
старая
любовь
гр емит
железом,
Вся
заключенная
в
одн ом
замке,
В
то м,
что
не
раз
мне
ночью
отпирали.
По
лестничному
сходу
жизни
этой
Хотел
бы
я
п ройти ,
да
не
пришлось
Мне
по вто рит ь,
что
столько
раз
бывало.
Я
рухнул
бы,
кач ну вши сь,
на
колени
В
парадном,
зад охнув шем ся
от
пыли ,
Чтобы
на
битых
стеклах
стек л енел и
Большие
колкие
куски
лун ы.
Чтобы
простор
лежа л
на
пло с ких
крышах,
И
бар абан
гр емел ,
и
нестерпимо
Звенели
бы
над
ночью
два
дутара
—
И
сер дце
милое
твое,
дрожа
От
неустроенности,
зде сь
бродило
Над
полукругом
черного
залива.
Леж ит
в
тревожном
мо ре
ост ров
Нарген,
Ого нь
печальный,
путевой,
далекий,
Нахмуренное,
пасмурное
небо,
Зур на
полночная.
Каспийский
ветер.
Каспийское
волненье,
мерный
мрак.
И
вдруг
опять
«Дымок от папиросы».
Всё
жадное,
летящее
от
счастья,
Как
бы
серебряные
трубы
ночи,
И
я,
се дой,
и
мне
немало
ле т.
Резные
двери,
песенка
из
мрака,
Желе зо
на
д в ерях,
и
близорукой
514


Беспечной
де ву шки
ребячий
пр офиль .
Ог ни
залива.
Я
име ю
право
Стоять
над
телефоном
до
утра,
Звонить
тебе
в
Москву.
Ты
уле те ла
Отсюда
много
лет
тому
н азад. ..
Остывшие
восточные
б азар ы,
Великолепье
осени
бакинской
В
железных,
голубых
полурассветах
—
На
заревых,
пустынных
площадях,
На
плос ки х
крышах
—
г ли няных
ступенях.
А
Нарген-остров
брызжет
синим
светом.
И
пароход,
сверкая
бортовыми
Огнями,
входит
в
чистый
полукруг.
Бьет,
г ов орит
п олночн ый
бар абан,
О
чем?
О
том,
что
это т
старый
город
Превыше
славы
и
с иль нее
горя,
Ч то,
как
ларец
во лше б ный,
он
закрыт
Для
каждого
незнающего
глаза.
Что
в
нем
скопилось
столько
во ль
людских
—
Дотронься,
и
они
те бя
раздавят.
Не
смей
входить
сюда
с
неверным
с лов ом,
Не
с мей
вводить
сюда
штыки
беды!
Могучий
город,
сгорбленный
желонщик,
Сид ящ ий
на
седом
от
зноя
камне,
Владыка
про мыс ло в,
отец
богатства,
Земля
святых
огней.
Порог
Востока,
Залитый
че рной
и
багряной
кровью,
Трагический
и
неусыпный
страж
Подземных,
заповеданных
сокровищ,
Ворота
Во лчьи
бе шен ого
ветра,
Источник
стр асти ,
си лы
и
труда.
Рабочий
город,
черный
от
мазута,
От
злого
сол нца,
от
былых
лишен и й,
Приманка
гордая
для
жадных
взоров,
Для
рук
протянутых,
для
белых
пальцев,
Не
гор од
—
музыка
на
нотах
ветра,
Не
город
—
марево
путей
Востока,
Не
г ород,
а
загадка
стран
полдневных.
Баку?!
Баку!
Разгадка
сн ов
моих.
515


Ты
нико гд а
не
жил
в
так ом
накале,
Так
не
был
стр аше н,
героичен,
беден,
Так
сказочен,
бредов
и
непонятен,
Как
в
дни,
ког да
уб или
комиссаров
Тв оих,
Баку ,
в
песках
Ахча-Куймы.
Месть ,
месть
и
месть!
Кричите,
промысла!
Норд-ост
на
море .
Ровный,
нестерпимый
Каблучный
стук
бр и танс ких
часовых.
Год
восемнадцатый.
Оркестр
играет.
Пр охо дят
моряки,
кач аясь
ров но,
Победные,
в
тяжелоскулом
смехе,
Вразвалочку,
как
в
Дублине,
проходят.
Фанерные
кант и нки
1 возле складов .
Играет
зло,
отрывисто
рояль.
Год
во семна дцаты й.
Постойте,
б ыло
Иль
не
б ыло
такое
наважденье:
Ахча-Куйма,
проклятый
Му с ават,
И
вн овь
и
в новь
шагающие
ночью
Бр ита нск ие
ступни
по
парапету,
Шаг и,
шаги
бр итан ски х
часовых.
Британский
лев
и
тень
единорога,
Пустынный
вопл ь
ночного
муэдзина
Над
городом
и
медная
прохлада
Луны,
застывшей
около
дворца.
Британцы
да рят
ш ок олад
девчо н кам ,
Танцуют,
жадные,
и
говорят
Бог
знает
что
и
тянутся
руками,
Что б
крепче
тощих
де во чек
обнять.
А
ты
ид ешь
всё
вверх,
и
вверх,
и
вверх.
А
сзади
всё
шаги,
шаги,
шаги
Британских
часовых
по
переулкам.
Вся
известковая
и
страшная,
как
в
детстве,
Тоска
простенков.
К ати тся
лун а
И
разбивается
на
тысячи
осколков
* Солдатские кафе с музыкой .
516


В
холодных
лужах
и
ручных
часах.
Все
двери
заперты.
Беги,
луна,
Ле ти,
д робя сь
на
тысячи
осколков,
На
тысячи
про ст ых
девичьих
гл аз.
Всё
так
же
ты
блистаешь
в
подресничьи
У
девушек,
когда
они
устали
И
поднимают
чис тые
гла за
В
большое
небо.
Душное
Баку.
Баку?!
Ба ку!
Не
стоит
говорить,
Но
стоит
сердцу
з амира ть
от
этих
Заветных
слов.
Баку,
Баку,
Баку!
Гудит,
гудит
и
бьет
пол ночны й
бубен,
Над
крышами
гуляет
то лст ым
звуком.
Остыли
мертвые,
остыли
груд и
Армянских
жен
и
жен
аз ерб а йджа нск их,
И
девушек,
ве се лых
и
невинны х,
Безжалостно
убитых
этой
ночью,
В
ча сы
шакальей,
бе ш еной
резни.
И
кр овь,
рябя,
бе жит
по
переулку.
И
вот
он
бьет
то
глуше,
то
прозрачней,
Полночный
б арабан,
кровавый
бубен,
Над
изумрудным
п ол огом
залива.
Ра ссве т.
Сураханы,
Балаханы.
А
возле
штаба,
где
войска
б р ит анцев,
Стоят
куп цы
в
каракулевых
шапках,
Стоят
предатели
в
визитках
черных,
Стоят
буке том
разноцветным
да мы.. .
Для
в сех
ворота
Индии
раскрылись.
А
Шаумян
зарыт
в
Ахча-Куйме.
И
возле
шт аба
вдруг
ревет
м аши на:
С ади тся
генерал
с
потухшей
тр уб кой
И
за
Ворота
Волчьи
улетает.
О,
эти
Волчьи
мертвые
Воро та !
Ветра
ущелий,
ч инные
могилы
На
кладбище
английском,
возле
гребня,
Там ,
где
теперь
стоит
гиг ант с кий
Киров.
А
может
бы ть,
всё
это
только
бубен,
Пустой
уд ар
ночного
бар абана,
Несущего
св ой
г рохот
че рез
крыши,
517


И
через
жизнь
мою,
и
через
п есню
О
кованых
дверях,
резных
и
мрачных?
Колониальный
лев
п рип олз
в
Баку.
Израненный,
но
всё
еще
свирепый.
Приплыли
транспорты
из
Энзелй.
Спешит
по
сходням
статная
пехота.
На
пристани
гремит
в
ка фе
со лд атск их
Регтайм
—
веселый
т анец,
дед
фокстрота.
И
снова
ночь.
Опять
резная
дверь,
Перед
кот орой
столько
мы
встречались.
И
те нь
моя
м аячит
изум ле нно
Перед
виденьем
это й
темной
двери.
И
снова
бьет
полночный
барабан.
По
городу
стучат,
как
ход
часов,
Шаги
бр ит ан ских
часовых
полночных.
Они
т ебя
хотели
повернуть,
Тебя,
тебя,
веселый,
грозный
город ,
На
путь
и ной,
но
не
хватило
силы,
А
с ила
клокотала
вся
в
Моск ве .
Огр омн ый
чан ,
наполненный
людьми,
Коврами,
д ыня ми,
лучами
лета.
wHo не придут уже к твоим стенам
'Завоеватели,
и
будет
мертв
для
них
И
недоступен
блекл ы й
пол ог
неба.
И
аспидные
те ни
за
балконом,
Белье
на
умирающем
ве тру,
Норд-осты,
пыль
на
улицах
и
посвист
Н очно го
ветр а
в
черных
переулках.
А
Ш аумян
зарыт
в
Ах ча -Куйм е.
Баку?!
Баку!
Протягиваю
руки
К
тебе,
жел езн ая
резная
дверь.
Полн очны й
б ар абан
гудит
и
б реди т,
На
пло ск их
крышах
мо лча
ходят
те ни,
И
ви ден
черный
разворот
залива
И
белые
растворы
маяка.
Регтайм
гремит,
ид ут
ребята
эти,
Те
ан гл ич ане,
легкие
владыки,
: Теперь они давно уже лежат
518


На
Верхнем
кладбище
в
истлевших
френчах.
Там
го вори т
теперь
с
ветр ам и
парк.
Стои т
там
Кир ов
и
глядит
на
Каспий.
М у сав атисты
дел ят
меж
собою
Пр иду манн ые
за
ноч ь
министерства,
И
Нобель
шл ет
ночные
телеграммы
В
бр ит анск ий
штаб.
И
Черчилль
говорит
На
язы ке
империи
всемирной.
Империя,
подпертая
махиной
Море й
по длу нных ,
жа дно
поглощает
Товары,
снедь,
и
роскошь,
и
нужду.
Оскаленные
р ты,
тяжелый
шорох
Волны
мазутной.
Дым
от
папиро сы,
Взмах
муз ыки
и
нетерпенье
света.
Како й
мне
черт
в
душе
тревожить
в ас,
О
жадность
человечья,
и
богатство,
И
бы чья
страсть
и
п охоть ,
волчья
злоба,
И
вол я
человечья,
и
обмылок
Тоскливой,
бедной
радости
люд ской !
И
слава
мерзкая
и
глупость
зла я
—
Вен оз ная
раздувшаяся
кров ь!
Империи
протянутые
рук и
Через
Моссул,
Ур фу,
Багдад,
Алеппо
Сюда,
к
заливу,
в
сердцевину
нефти,
Коснулись
пальцы
че рны х,
ме рт вых
вышек
И
судорожно
сжали
их
в
го р сти.
Опийные
притоны,
буры й
сумрак
И
ве ки
синие
пустых
девчонок.
Баз ар ы.
Рев
небритых
спекулянтов.
Ва лю та.
Пьяной
крови
торжество.
Резня
иде т
в
горбатых
переулках,
И
выстрелы
по щел кив ают
сухо.
Морзянки
отстучали:
«Пал Баку!»
Так
пус ть
же
ночью
катится
норд-ост,
И
зап ах
шашлыков,
и
гро хот
бубн а!
Шат ая сь,
выбираются
девчонки
Из
н ожевых
подвальчиков
примо рс к их.
519


В
черкеске
с
газырями,
с
белой
грудью
Вых од ит
оф ице р,
и
замирает,
И
вскрикивает,
и
хв ат ает
гу бы
Распухшими
и
мокрыми
губами.
Все
—
будто
к рохи
жизни
человечьей,
И
только
синева
бакин ско й
ночи
Огромными
прос тран ств ами
пустыми
Их
раз двиг ает
до
пределов
мира.
А
Шаумян
зарыт
в
Ах ча-Ку йме.
Ты,
черный
ра звор от
Биб и- Эй бата!
О
город
мо й!
Ты
для
меня
каз ался
Священным
облаком.
Казалось
мне,
Что
е сли
же нщин а
од на
исчезнет
—
Исчезнет
эт от
город,
но
неверно
Я
думал
т ак.
Чудес
не
существует!
Я
разлюбил
ее,
но
не
исч ез
Ба ку
—
великий
г ород.
Ночь
з алива .
На
крышах
т ени
и
тревожный
бой
Н очн ого
бар абан а.
Дай
мне
руку!..
Но
я
бою сь
тв оей
рук и.
Пожалуй,
Утянешь
ты
м еня
и
заневолишь.
Тебя,
наверное,
осталось
горстка,
А
может
быть,
и
не
было
совсем?
А
может
быть,
всё
это
темный
г рохот
Н очн ого
барабана,
темный
ход
Че рез
всю
жизнь
мою
и
через
песню
О
тех
резных
зар жав ленн ых
дверях.
На
пристани,
как
боги,
говорят
Грудастые
б рит а нские
мат ро сы.
Баку !
Баку !
Резная
дверь
луны.
На
плоских
крышах
бьется
б ар абан,
520


На
плоских
крышах
возникают
тени,
Те
облики
людей,
которых
видит
Гигантская,
седая
те нь
з ал ива,
Залив
и
створы
бел ых
м аяк ов.
А
англичане
всё
ид ут,
идут
По
бе лым
мертвым
ступеням
предгорий
На
Верхнее
ан гли йско е
кладбище,
Где
многие
из
них
найдут
покой.
Как
веселы
они!
Ворота
ветра.
Балаханы,
Сураханы.
З ве риный
Ко ло ниаль ный
город
за
окном,
Ос т уже нное
не бо
за
балконом,
Норд-ост
по
переулкам,
посвист
ветра,
Белье,
иг р ающее
на
ветру.
Страсть
человечья!
Облако
мазута,
Мазутные
г лаза,
людская
жадность,
Б есст ыд ство
славы,
глупость
человечья,
И
з оло то,
и
кровь
з емли
сырая.
А
Шаумян
зарыт
в
Ахча-Куйме.
И
мальчики
ан глийс к ие,
качаясь,
Иду т
небрежно,
сдвинувши
фуражки,
В
карман ах
руки.
Красный
срез
загара
На
тонких
шеях.
Посвист
«Типперери».
Победные
бр и тан ские
движенья.
Шагают
мальчики
навстречу
смерти,
И
Ленин
поглядел
на
них
в
Кр емл е,
Где
голуб и
от
голода
исчезли,
И
молвил
он:
—
Мы
скоро
возвратимся
—
А
Шаумян
зарыт
в
Ахча -К уй ме!
Так
вот
куда
вы
нынч е
залетели,
Бр одяги - маль чи ки
в
защит н ых
френчах,
Идущие
завоевать
Во ст ок.
Шашлычный
запах,
сбоку
вы лет ают
Волненье
музыки
и
грохот
бу бна.
521


Шатаясь,
де в очка
вых од ит
в
кепке,
И
держится
за
грудь,
и
отрывает
От
сердца
кашель.
И
в
тугой
ч ер кеске
С
ту гими
усиками
офицер
Над
ней
ле тит
бесшумными
плечами.
Ле тят
на
юг
си ротки -ж урав ли ,
Рассвет
стои т,
как
бе лый
переулок,
И
вдруг
за
горло
рв ущ ий,
беспредельный
Холодный
голос
че рн ого
ро яля
—
Рах ма нинов,
и
снова
барабаны,
Опять
ша ги
британских
часовых.
Кидаю
я
куски
сво ей
д уши
В
литую
гла дь,
в
к аспийск ое
волненье,
И
круто
поднимаются
он и,
Из
сам ой
гл уб ины
опять,
родное
К аспи йско е
обветренное
м оре.
Блест я
холодной
рыбьей
чешуею,
Ст оит
лун а
на
к апи тан ской
вахте,
На
пристани
играет
патефон.
Я
разрываю
время.
Возникает
Раскидистое
ро з овое
пламя.
Над
этим
пламенем
я
восстаю,
С
домов
с нимаю
крыши
и
вника ю
В
квадратики
квартир.
Смотрю,
смотрю!
О,
ско л ько
лет
я,
жадный,
добиваюсь,
Чтоб
сделался
обычный
мир
волшебным.
Я
жизнь
свою,
как
ветку,
положил
На
красном
ослепительном
п ороге
Необычайности.
Грохочет
бу йно
По лноч ный
бар абан ,
всё
бьет
и
бь ет
На
плоской
крыше.
И
бормочет
старый
По
п ер еулка м,
п ыльн ым
и
к ривым .
И
каждый
шаг
тяжел,
как
наважденье.
П ойти
туда!
Беспечно
разбудить
К ор ич невые
т ени
на
простенках.
О
не т!
Из
не по нятн ой
глуб и ны
522


Каспийск ог о
сверкающего
мор я
—
Взр ыв
музыки.
И
глупая
девчонка
С
полуоткрытым
от
волненья
ртом
Идет
всю
ноч ь
Почтовым
переулком,
Как
роз о вое
облако
но чн ое.
Я
перешел
через
ее
судьбу,
Каспийск ое
мое
седое
море.
Мне
очень
тяжело,
ты
не
сердись
В
огне
тя же лых
брызг,
в
ночном
полете.
Люблю
тебя,
как
женщину,
как
счастье,
Каспийское
об вет р енное
море,
Широкое
от
го ря
и
св обо ды.
В
подполье
всё
п ечата ют
листовки.
Оружие
л ож ится
в
глубь
подвалов.
Звучат
ша ги
бр и танс ких
часовых.
Касп ийск о е
мое
се дое
море ,
О,
серое,
бр осаю щее
ночью
Волну
прибоя
ла пами
седы ми!
О,
полное
блис т ающего
шум а
И
разбивающее
рыб
о
берег!
Опять
шаги
бр ита нски х
часовых.
И
б убен
гов ори т,
приль нув ший
к
уху:
—
Ты,
может
бы ть,
постиг
меня?
Послушай!
—
Бакинские
над
морем
рвутся
вышки,
Ли ло вая
стена
на
гори зон те .
А
где-то
Лианозовы
буш у ют,
Манташевы
встают,
как
монументы,
И
Нобель
ход ит
—
очень
стро гий
старец.
И
рядом
с
ним
бл ест ит
телохранитель,
Играет
маузерами
ч ерн оус ый.
И
барабан,
и
бубен,
и
п рос тор.
В
Баилове
всю
ночь
идет
резня.
Расстреливают
утром
комиссаров,
И
кр овь
дрожит
на
кам енных
ступенях.
Замшелые,
сухие
стар ик и
В
бараньих
шапках
под ни мают
пальцы,
Гортанно
прославляют
меч
Исл ам а,
Зовут
из
дальних
стр ан
Энв ер -паш у.
523


Британия,
надменная
страна,
Столетьями
ты
покоряла
зем лю
Мечом,
и
парусом,
и
золотом
твоим.
Британия!
На
миг
ты
победила,
На
малый
миг .
А
что
он
стоит
в
жизни ?
Л ишь
кр асны й,
лишний
кровяной
поток.
Но
Кремль
глядит
на
н ищий
эт от
пр аздни к,
И
Ленин
видит
балки
мертвых
вышек.
А
Шаумян
зарыт
в
Ах ча -Куйм е.
Р азлеты
му зы ки.
Концерт
из
око н
—
Рахманинов,
й
темень
кабаков,
Оттуда
п оутру,
грустя,
бредут
Девчонки
русские,
хвативши
ром у
И
одиночества.
Ид ет
рассвет .
И
ты
идешь
с
тя жело й
нотной
папкой
Через
сво ю
с удь бу.
Ребе но к
нежный.
Так
шла
ты,
близорукая,
скл он яясь
Над
каждой
л ужей
подсыхавшей
крови
И
озираясь
возле
п ереул к ов.
И
выстрелы
под
утро
р азд авал ись,
И
б убен
разговаривал
всё
ут ро
—
Тяж елый
бубе н
в
золотом
кафтане.
Ид ет
волна
каспийского
простора.
Звучат
ша ги
британских
час ов ых.
А
Шаумян
поднялся
из
м оги лы,
Пожаром
крови
в стал
над
мо рем
ут ра.
И
лица
комиссаров
облаками
Багряными
над
Каспием
клубятся.
—
Ж ив,
Ази зб еко в?
—
Ж ив!
—
Жив,
Д ж апари дзе?
—
Я
жив!
—
Ты,
Фиолетов?
—
Жив ,
товарищ!
—
Восток
в
огне.
Заря
над
промыслами.
Смотри,
го рит
Восток!
Восток
горит.
Мы
в
три
ша га
перешагнули
Каспий.
Мы
у
дверей
твоих,
Баку,
Баку!
Всё
бьет,
всё
г ово рит
кровавый
бу бен.
1943—1956
524


179.
МОСКВА
Осенний
день
был
золотист
и
рыж.
Пылали
в
небе
купола
соборов.
Наш
Малый
Николаевский
дворец,
Где
я
служил
в
Кр емл е,
был
пол он
свет а.
А
Кремль
—
корабль
из
ка мня
—
пл ыл
над
миром,
Курантным
б оем
говоря
с
Москвой.
Вдруг
позвонили
мне.
—
Иди
ск орее!
Приехал
Ленин.
Выздоровел
он.
Он
в
каб ин ет
вошел...
Он
в
Совнаркоме!
—
К акая
си ла
вы несл а
меня,
Не
знаю.
Я
бежал
и
з ады хался .
В
молчаньи
перед
аркой
Совнаркома
Толпа
стояла,
оче нь
небольшая,
Смятенно
как-то
и
сурово
гляд я
На
черный
ленинский
автомобиль.
Шофер
ходил,
как
звер и
ходят
в
кл ет ке,
—
В пе ред-н аза д.
Опять
вперед-назад.
Москва
был а
еще
тогда
тиха.
Час ы
на
Спасской
медленно
пробили.
Весь
золотой,
по
старой
мос тов ой
Скользнул
шуршащий
ли ст.
И
выш ел
Ленин.
Он
выше л
медленно,
но
как
бы
бы ст ро,
Ссутулясь
и
немного
припадая,
Зажав
в
руке
потрепанную
кепку.
Он
в ежл иво
ответил
на м.
Желтел
Огромный
лоб
болезненно
и
в лажн о.
Он
всех
коснулся
в згляд ом,
но
глядел
Прищуренными,
жгучими
гл азам и
В
такую
да ль,
что
и
сказ ать
не ль зя.
На
небо
посмотрел,
на
Совнарком,
На
стены
—
вековечный
труд
народа,
На
золотых
орлов,
тускневших
в
небе,
На
бр онзу
пуш ек
—
сл ед
Наполеона,
На
самый
верх
Никольской
блеклой
башни,
Что
сбил и,
мы
сн аря дом
в
Октябр е,
На
всё,
что
мы
з овем
Кремлем,
Мос кв ой.
Россией.
Госу д арст во м.
Нашим
миром.
525


Он
на
секун ду
обернулся
к
на м,
Чуть
поднял
руку,
сделал
два
движенья
Ладонью
—
вверх
и
в низ.
Да!
Вверх
и
вниз.
Но
он
гляде л
на
о кна
Совнаркома,
Те
самые,
откуда
виден
мир .
Шофер,
блестевший
в
ярко-черной
ко же,
Как
смерть
ос ун увши сь
за
полчаса,
Рванул
наотмашь
дверцу.
Вз выл
мотор.
В
последний
раз
прошла
в
ок не
машины
Отцовская,
крутая
голова.
Он
понима л:
последний
ра з,
прощай!
Последний
раз ,
М оск ва,
последний
раз
Вы,
окна
Совнаркома,
и
последний
Раз
ка раул
курсантов
у
ворот!
И
молча
в
странной
тишине
осе нней
Мы
разошлись,
ни
слова
не
с казав
Др уг
другу.
Так
простился
Ленин
С
тобой,
Москва!
Он
больше
не
вернулся?
Нет,
он
вернулся!
Сл у шай,
это
ты,
Ты,
город
мой ,
ты,
свет
и
сердце
мира,
Ты,
жизнь.
Бессонный
гов ор
ми ллион ов .
Ты,
пламя
негасимое
на ро да,
Отлив,
прилив
и сто рии
людской,
Источник
вечной
юности
планеты,
Гл аша тай
трудной
правды
на
земле.
Ты,
город
мой ,
ве лик ий,
не су разн ый,
Кривоарбатский
и
замо скво р ецк ий,
С
официальным
холодом
порталов,
С
нелепыми
фигурами
на
крышах
—
Не
то
людей,
не
то
эмблем
бетонных,
С
немыми
высями
высотных
зд аний
Среди
лачуг,
и зъеденн ых
коростой,
С
одн ооб ра зьем
высаженных
л ип.
Ты,
город
без
начала
и
ко нца,
Где
вдруг
во здв иг нется
гря да
из
камн я
526


Над
и збя ной
бр е венчато й
трухой,
Или
сомнут
небритые
домишки
Квадратный
бред
француза
Корбюзье,
Или
пройдет
такая
ширина,
И
вышина ,
и
свет,
и
четкость
линий,
Что
ср азу
успокоится
душа.
Что
делать
мне,
пл охо му
сын у
века?
Я
был
с
тобой,
мой
город,
я
хотел
Преображенных,
умудренных
лиц
И
юности
безо бл ачно й
и
статной,
Прохладных
у лиц,
хол ода
музеев
И
мраморных
людей
в
т ени
колонн ,
И
книг,
и
справедливости.
Но
это
Не
так
всё
б ыло
просто.
Из
глуб ин
Природы
человеческой
я
сам
Приподнял
силы
го ря
и
преграды.
Но
сам
я
твердо
верил.
И
над
миром
Я
нес
одну
зве зду ,
шуршащий
сноп,
Победу
свет а,
листья
лип
московских,
Пречистенских,
остоженских,
шумящих
От
плам е ни
людей,
чьи
голоса,
Горячие
и
жадные,
встречались
П орою
с
ледниками
красноречья,
Постановлений,
смет,
неверных
цифр,
С
чиновничьим,
свинцовым
равнодушьем,
С
предательством
и
горе чью
его.
Здесь
под
вечер
я
видел
стар ичка,
Бровастого,
колюч его ,
сухого,
В
па льто
потертом
и
пом ят ой
шляпе,
С
како й- то
странной
палкою
в
руке.
Я
снизу
вверх
косился
на
него.
Он
что-то
мне
сказ ал
—
я
застеснялся.
И
кт о-то
рядом
охну л:
—
Лев
Толстой!
Да
б ыло
ли
всё
это
наяву?
Ходи л
ли
я
с
Дзержинским
в
«Метрополь»,
Остробородым,
остроглазым,
остро­
уго льны м,
проверяя
бронь
билетов
527


Командировочных,
храпящих
на
полу?
Быт ь
может,
это
сны,
и
сны,
и
сны ?
Нет,
это
всё
двадцатый
век!
Громада
Событий,
лиц,
д виж ений
беспримерных
В
душе
народа.
Это
сам
народ,
Всё
создающий,
судящий,
бе р ущий
От
каждо го
по
крохотной
черте,
Формующий
из
всех
обличье
век а.
Я
сам
в
н его
вложил
крупицу
ж изни
—
Я
что- то
пел,
я
что-то
говорил,
Кого-то
убивал,
в
кого- то
верил.
И
через
жизнь
мою
прошла,
как
совесть,
О тцовс ка я,
крутая
голова
В
стекле
кремлевской,
латаной
машины.
Он
разве
не
вернется?
Нет,
вернется!
Что
движет
человечеством?
Любовь,
Иль
темный
гол од,
или
стр асть
творенья,
Борьба
за
жизнь,
инстинкт
или
п росто р,
Что
впереди
проложен
каждым
шагом?
Пойми,
познай!
Но
мы,
мы
шли
за
ним,
Не
бронзовым,
не
мр а мо рным,
не
к ниж ным
—
Живым,
пока
в
груд и
у
нас
дыханье.
В зрыв
бур ной
муз ык и.
Шаг
миллионов
На
демонстрациях,
парадах
майских,
В
октябрьских,
ветром
д вину тых
колоннах.
И
вдруг
Москва
Димитрова
встречает.
В
громовом,
жар ко м,
перекатном
гуле
Плывет
болгарин,
победивший
смерть.
Ч елюск инцы .
Ид ет
Валерий
Чкалов,
Уверенно-восторженный.
Идут
Папа нин цы .
Хо ро нят
стратонавтов.
На
Красной
площади
сал ют
побе ды ,
Объятья,
теплые
ладони
мая,
Бушующий
прибой
спеш ащих
т олп.
528


Скажи,
мой
город,
разве
ты
не
видел,
Что
в
каждом
облике
народной
сла вы,
Что
в
каждом
под виге
я вля лся
Лени н,
То т,
с
рыжеватой
жесткою
бородкой,
Н еви данны й
на
свете
человек,
Сам
никогда
не
думавший
о
славе?
С
тоб ой
я
говорю,
мой
вечный
город
—
Оплот
труда,
работ,
творящей
мысли.
Ты
слышал
клят ву
Сталина?
Его
Пронзительную
речь
в
Большом
те ат ре?
Он
медленно
произ нос ил:
«Клянемся
Тебе,
товарищ
Ленин!»
Мы
клялись.
Но
все
ли
клятвы
мы
потом
сдержали?
Да,
кл ятвы
все
сдержал
потом
народ,
И
в
том
была
его
большая
правда.
Ты,
город
мой,
надежда
в сех
народов,
Ты,
город
мой,
наивный,
как
ребенок,
И
мудрый
в
грозной
красоте
событий.
Ты
ошибался
тысячью
оши бок.
Ты
ве рил
мишуре
и
гро му
маршей.
Но,
как
бы
ни
свершались
все
ошибки,
Во
всех
твоих
деяньях
и
заботах,
Во
всех
народных
радостях
и
бедах,
Едв а
на
миг
задумаешься,
город,
Проступят
ясно
Ленина
черты.
О
гор од
молодой,
восьмисотлетний,
Бурли,
бурли,
шагай
шагами
вузов,
Гл яди
г лазами
деву ш ек
бессонных,
Те х,
что ,
окон чи в
школы,
собрались
На
Красной
площади
и
до
расс ве та
Про щ аются,
мечтают
и
поют.
Гля ди
глазами
ю но шей,
сидящих
На
Л ен инских
горах,
в
зар е
летучей
Ре шающих ,
что
делать
в
новой
ж изни,
Какой
прямой
избрать
по
ж изни
путь.
А
ли пы
молодые
чут ь
трепещут.
Ново-Девичий
монастырь
в
т ум ане.
34 в,
Луговской
529


Ле жат
гигантской
чашей
Лужники.
Во
имя
этих
юных
буд ем
жить,
О
город
мой,
ни
разу
не
солгавший
Ни
времени,
ни
юно сти,
ни
миру.
Ты
видел,
как
догматиков
скрипучих
В
мертвящий
пл ен
цита ты
загоняли.
И
всё
же,
вопреки
железной
скуке,
Рвались
под
солнце
зло,
неудержимо
Десят ки
тысяч
подлинных
людей,
Талантливых,
умелых,
не пре к ло нных.
Кто
вы во дил
их
к
свету?
Вел
Октябрь,
Ни
с
чем
на
це лом
свете
не
с ра вним ый,
Та
ле нинск ая
теплая
ладонь,
Что
на
пле че
своем
услышит
ка ждый ,
Кто
хочет
шаг ом
твердым
жизнь
пройти.
Шаги,
шаг и,
шаги,
шаги,
ша ги.
Шаги
тяжелые,
шаги
прямые,
Веселые
ш аги,
шаги
надежды,
И
молодости,
и
решенья.
Шаг
Батальонов.
Шаг
полночной
см ены.
Лу кав ые
и
легкие
шаг и
Девичества.
Усталый
шаг
учены х.
Шаг
физкультурников,
широкий,
четкий.
Мечтательный
и
з вонк ий
шаг
ве сны.
Но
чьи
я
слышу
длинные
шаги
И
трости
сту к
на
выбитом
асфальте?
То
Маяковский
ночью
по
Тверской
Идет
домой,
огромный,
одинокий.
Апрель.
Ка пе ли.
Вогнутая
ноч ь
От
ветра,
одиночества
и
сил ы,
Которая
уже
уперлась
в
сте ну
Еще
ему
неведомых
времен.
Идите,
Маяковский.
Правда
с
вами,
Колючая
и
тяжкая.
Идите!
Идит е
через
смерть.
Не
с тан ов итесь
Опорой
для
начетчиков.
Сп еш ите
Ту да,
к уда
вас
з вал
в
поэме
Л енин,
—
В
бессмертье,
в
чистый
ветер
Октября.
530


О
город
мой,
ты
знаешь
си лу
века ,
Ты
знаешь
тяжесть
государства.
Знаешь,
Как
в
Петербурге
гр оз ный
Медный
В садн ик
Мятущуюся
ду шу
раздавил?
Скажи,
чем
бу дет
кончен
ве чный
спо р
Ме жду
одной
на
свете
единицей
И
государством.
Между
личным
счастьем
И
государством.
Между
личной
воле й
И
государством.
Между
личн ой
правдой
И
государством?
Совершится
чудо.
Ник то
не
бу дет
вслед
за
мн ой
скакать ,
Звеня
топочущей
столетней
бро нз ой!
Я
сам
пой ду
по
золотой
ст езе
Той
государственности,
что
ведет
Ме ня
к
родному
ленинскому
свету,
И,
если
от
нег о
я
уклонюсь,
Мне
будет
плохо,
не
кому
другому,
Как
человеку,
что
пошел
на
холод
Из
теплого
родительского
дома.
Пой ми
меня,
мой
неп ре кл онный
город!
Вс ё,
что
я
ви жу
впер еди
себя,
Вокруг
себ я
и
по зади ,
ты
слышишь,
Я
сделал
сам:
обычаи,
зако н ы,
Оп ору
государства
и
ус тои
—
Всё
это
создал
я
по
зо ву
сер дца ,
По
вол е
собственной,
по
ч увст ву
долга.
За
это
всё,
ты
слышишь,
я
в
ответе...
Фадеев,
старый
друг,
сверкни
опять
Глазами
го луб ыми,
с
легкой
злинкой,
С
невероятной
преданностью
жизни.
Опять
живи ,
как
песня,
среди
нас,
Но
только
б
одиночество
не
жало
Большую
грудь
так
холодно
и
дико.
531


Веселый
комиссар,
гуляка
м уд рый,
Иди
Москвою!
Я
не
ве рю
в
с ме рть!
Москва
м оя,
е сть
на
т воих
знаменах
Кровь
юности
и
дерзости
моей.
Поистине
по гиб ну
я
в
тот
миг ,
Когда
предам
се бя
во
власть
сомненья.
Но
дух
трагедии
тревожит
камни
Священных
ст ен
твоих,
моя
Мо ск ва.
И
дух
трагедии
есть
очищенье,
Упорство,
гордость,
не пре кл онный
взлет.
Я
верил
в
бога,
я
л юбил
ег о,
Я
в идел
бога.
Он
си дел
во
тьме,
Старинный,
одинокий,
непонятный,
Держа
в
ру ках
модель
аэроплана
Работы
первых
строгих
мастеров,
Мечтавших
в
девятнадцатом
столетье
О
высшей
правде
и
победе
человека
Над
безобразным
скопищем
ст и хий.
Молился
я
ему .
В
цв е тные
стекла
Стремился
вечер.
Мерное
кадило
Вздых ал о,
колебалось,
говорило.
В
открытое
о кно
шел
легкий
запах
Бульваров,
мостовых
и
оче нь
ст рогой ,
Глубокой,
вечереющей
Мос кв ы.
И
ба тюшк а
в
п оте ртой
желтой
риз е
Невнятно
бормотал
о
той
же
правде,
Что
авиаторы
последнего
столетья
Хотели
принести
как
жертву
мне.
И
это
было
всё
едино:
бог
И
Блерио,
лобастый
Менд елеев ,
Кюри,
Пасте р ,
Попов,
Жуковский,
Нансен
—
Все
люди-полубоги,
все
громады
В
тяжелых
бородах,
в
потертых
фр ак ах,
Солидные
и
грозные,
как
тучи,
Летящие
над
веком
грозных
снов.
Да,
я
молился.
Рослый,
темнобровый,
Вставал
Хр ист ос
в
ог нях
паникадила
532


И
обещ ал
см ир ение
сер де ц,
И
веч ный
ми р,
и
ти шин у,
и
сла ву.
Всё
детство
трепетало
в
с иней
м гл е...
Вед ь
я
ребенок
был,
ребенок
в ека,
Птенец
неоперенный,
полный
ве ры
В
кинематограф,
лифт
и
телефон,
В
трамвай,
в
Жю ль
Вер на,
в
лимузины
Форда,
Немало
лет
прошло
уже
с
тех
пор.
Я
распят
был
болезнью
в
трудный
ча с,
И
в
гр оз овую
ночь
мне
бог
пр ис нился .
Я
видел
бо га.
Он
сидел
во
тьме,
Держ а
в
руках
модель
атомной
бомбы.
Не
тот
он
бы л,
что
в
детстве,
нет ,
не
тот,
Угрюмее,
грустнее
и
тревожней,
И
сам
дивился
он
том у,
что
создал.
Нет,
не
тому,
что
создал,
а
тому,
Что
быстро
соз дал и
его
соз дань я,—
П ечам
ЛАайданека,
кон цл аге рям,
Неслы ханным
предательствам
и
пыткам
И
этим
полушарьям
из
уран а
В
чуть- чуть
дрожащей
старческой
ру ке.
И
с тало
мне
во
сне
так
жалко
бога:
Ве дь
только
миг
—
зевнет,
как
солнце,
взрыв,
И
всё
начнется
с
гибели
вселенной.
И
что-то
д ет ское
я
видел
в
не м,
Беспомощное
перед
наважденьем
Х олодн ых,
точных
ф орм
существованья.
И
так
несчастна
эта
ночь
была,
Несчастна
потому,
что
мне
хотелось
Ве ршин ы
человеческого
счастья.
А
вид ел
я
лиш ь
атомную
бомбу
В
др ожа щих
бл е дных
па льца х
старика.
Вся
гордость
че ло ве чест ва.
Все
му ки
Людей,
сидевших
за
седым
огарком,
533


За
тусклой
лампой
в
дряхлом
абажуре,
Перед
которыми
скопленья
звезд,
Ст ро ение
материи,
весь
смысл
Прекрасных
и
живых
з акон ов
мир а
—
Раскрытая
и
понятая
книга.
Все
муки
эт их
сумрачных
и
тихих,
Ост р обор од ых,
лысых,
бл изо ру ких
Ко
мне
пришли
в
ту
ночь.
Я
понимал
Тоску
ве лик их
миро вых
открытий,
И,
ес ли
ес ть
на
свете
справедливость,
Я
понима л
ее.
Земля
не
ст ерп ит,
Чтобы
ее
зеленый,
гре шны й
мир
Ис пепел ен
был
скупо
и
бесстыдно,
Так
ханжески
и
зло.
Горел
но ч ник,
А
за
окн ом
ты
говорил,
мой
город.
Проснулся
я.
И
был
осенне-рыж
Тот
день
выздоровленья.
И
к азало сь
Мне,
что
проехал
кто- то
дорогой,
Больной,
но
несгиб аем ый
и
твердый
В
своей
святой
кон е чной
вере
в
счастье,
Проехал
в
стар ой ,
ла та ной
маши н е.
И
всё
же
грозны
силы
человека,
Неисчерпаемы,
бездонны,
мерзки,
Чудесны,
герои чн ы.
Нет
конца
Ве лик им
человеческим
стремленьям,
И
долго
в
человеке
зверь
таи тся.
З десь
ни
о дин
философ
не
сумеет
Найти
предел,
иль
меру,
иль
объем.
И
разве
мог
с ебе
пр едста вить
Маркс,
И
разве
мог
уже
предвидеть
Л енин
Сожже н ье
в
полыхающих
печах
Миль о нов
стариков,
детей
и
же нщин,
Испеп еле нь е
рас,
племен,
народов?
Кто,
проносясь
по
Невскому,
смеясь
Морозцу
легкому,
по вер ить
мог
В
см ерт ель ную
бл ока ду
Л ени нг рада?
534


Нет,
в
человечестве
есть
запасные
силы
Добра
и
героизма,
тьмы
и
стр аст и.
Что
мне
сказ ат ь,
пл охо му
сы ну
века?
Я
только
м ного
видевший
свид етел ь,
Ис пу га нный
своим
высоким
знаньем.
Но
я
хочу
страстней
и
беспристрастней
О
времени
и
людях
говорить.
Мне
ничего
не
надо.
Я
хоч у
Лишь
пра ва
ск азк и,
пра ва
распадат ься
На
сотни
мыслей,
образов,
ср авн ений ,
На
миллион
осмысленных
вещей,
Откуда
снова
возникает
цельность,
Большие
руки
лас к овых
ге роев ,
Правдивые
и
мудрые
легенды.
Ты
знае шь,
город
мой,
душа
России,
Ты
зн аешь :
в
нашем
мире
че ло век
О ценив ает
жиз нь
свою
спо лна ,
Смысл
ц елой
жи зни
—
по
своей
эпохе,
По
лучшему,
чистейшему,
что
в
ней
Он
увидал,
услышал
и
продумал,
Что
п онял
неожиданно
в
бо ю,
В
труде,
в
страданье,
в
п одви ге
народном.
О
город
мой,
ты
для
ме ня
вожатый
На
всем
м оем
пути.
С
тобо й
вошла
Моя
душа
в
атомный
век.
Вошла
В
ускоренное,
взвихренное
вр емя
Н есущ ихся
космических
ч ас тиц.
Вошла
ду ша
в
большое
время
правды,
Той
пр авды ,
что
для
на с,
люде й,
од на.
И
жертвенность,
и
героизм,
и
гордость,
Что
так
привычны
нашему
народу,
Беспрекословно
служат
этой
пр а вде.
Народ
великий,
терпеливый,
гро зн ый
В
терпении
своем,
в
своем
размахе
Не
для
того
переносил
невзгоды,
535


Невиданные
тяготы
и
беды,
Чтоб
усомниться
в
самой
чи стой
правде.
Которую
своей
железной
волей
Поставил
в ыше
в сех
на
свет е
правд.
А
в
это й
правде
ес ть
и
был ь
и
ск азка.
Без
сказ ок
правды
в
м ире
не
бы вает .
И
ве ра
в
человечество,
и
вера
В
родную
землю,
в
равенство
людей
Перед
О ктябрь ск им,
ленинским
законом.
В едь
через
на шу
жизнь
прошла,
как
совесть,
О тцовс ка я,
крутая
голова.
Мы
шли
за
ним .
В сег да,
всегда
за
ни м.
За
Лениным.
За
наш им
человеком,
Не
бронзовым,
не
мраморным,
не
книж ным ,
Живым,
пок а
в
груди
у
нас
д ых анье.
Но
помниш ь
—
он
с
тоб ой
в
Кремле
простился,
О
город
мой,
звезда
моя
и
слава,
В
осенний,
золотисто-рыжий
день?
Он
умер?
Нет,
ие
умер!
Он
вернулся!
Где
в идишь
ты
его?
Он
рядом
с
нами.
1956
180.
ЮНОСТЬ
Се го дня
но чь
простора,
ночь
луны.
Пусть
море
Че рное
шумит.
Луна
Пускай
со
мно ю
по
шоссе
поход ит
—
Туда,
об ра тно
и
опять
ту да.
Она
такая
милая,
луна ,
И
л егка я,
вся
в
золотистом
ситце
И
туфельках
из
белого
сиянья.
536


Пойдем
с
тобой,
луна,
над
лунным
морем
Всё
в ыше,
выше,
к
соснам
Кореиза,
О,
золотой,
кис ей ный
свет
ве сны!
Дев ичес ки е
вздохи
ветра.
Зап ах
Горелого
навоза
и
корней
На
виноградниках.
Т ре вожн ый.
Древний.
Там,
наверху,
—
к олонн ы
корпусов,
Вер анды
и
квадраты
черных
о кон,
А
выше
—
д ом,
игру шечн ый,
беленый.
Ты
с лы шишь
—
там
о на!
О дна
она,
Вся
вытянувшись,
спит
и
тихо
д ышит.
А
икр ы
чуть
шершавы,
и
ложбинка
Между
грудей
влажна
чуть-чуть
от
сн а.
И
маленькие
уш и,
а
вокруг
Такая
св еже сть
всех
ве щей
и
звуков,
Что
не
сравнишь
ни
с
чем.
Нагорный
ветер.
Спо рт ив ные
плакаты.
Расписание
Уроков
плаванья.
Мячи.
Рак ет ки.
И
з апах
ч еб реца
и
дикой
мяты,
Как
при
начале
мира.
Крепко
сп ит
На
про ст ын ях,
холщовых,
груб ых,
серых.
Откинутые
руки.
Взрыв
волос,
Обжегший
всю
п оду шку
рыжим
жаром.
Такое
дл инное ,
лепное
т ело,
У крытое
солдатским
одеялом,
Чуть
худощавое,
налитое
ве сной .
Ты,
маленькая
ко мн ата
нагорий,
Наполненная
р окот ом
цикад,
Ударами
играющего
м оря,
Соленым
бризом,
светом,
ж енским
сно м.
Ты,
маленькая
комн ата
наг ор ий,
С
окном,
открытым
пря мо
в
па рк.
Луна,
Ты
здесь,
ты
не
ушла?
Скорей
заглянем
Туда.
Засыплем
лепестками
виш ни
537


Ве сь
по л,
подушку,
одеяло,
платье
С
такими
ярк о-крас ны ми
цветами,
Что
да же
ночью
устаю т
глаза.
А
я
смотреть
на
чудо
не
у стан у,
На
это
чуд о
радости
мо ей
И
молодости.
Не т,
я
влас ть
имею
Всё
раскрывать,
всё
видеть
э той
ночью.
Седой
прожектор
ходит
на
мысу.
А
комната
живет
ос обой
жизнью,
Дыханьем
спящей,
за па хом
вещей
И
запахом
дыханья,
столь
прозрачным,
Как
лунный
свет,
прохладный
лунный
свет.
Еще
зд есь
патефонные
пластинки
И
стопки
кни г.
Секундомер.
Коп ье.
Автомобили
мчатся
в
Севастополь,
По
верхнему
шоссе
бессонно
мчатся.
И
фа ры
вд руг
выхватывают
жадно
Те х,
кто
прижались,
обнялись,
замолкли.
А
на
площадке
фонари
горят,
Неведомо
зач ем.
Там
танцевали
И
свет
забыли
вык люч ит ь.
И
труб ы
Еще
несут
над
парком
р итм
ве сны.
Но
ты
ведь
ждешь
меня.
Ты
ждешь?
Тв ое
Ли тое
тело
нам
по ет
о
счастье,
О
чис тоте ,
о
том,
что
расцветает
Всё
на
земле,
всё
в
море,
всё
на
неб е.
И
м ощно
дыш ат
горн ые
ле са
Навстречу
черному
д ых анью
моря.
А
под
под ушк ой
тихий
сон,
урч ит
Котенок
маленький
или
совенок
сер ый.
И
всё
укрыто
ветерком
наг ор ий,
И
крики
со в:
—
Я
спл ю,
я
сплю ,
я
с п лю!..
С пи,
н едоп онята я
мною,
сп и!
Сп и,
недоузнанная
мн ою
в
мире,
538


Спи ,
недолюбленная,
спи,
как
в
детс т ве,
Инстр у кто р
спорта,
юность
комсомола,
Вся
влажная,
вся
с
привкусом
полыни
На
го рь ких
и
изогнутых
губах.
Кругом
р ак етки,
тапочки
и
пл авк и,
Проглаженные
вет ерк ом
на г орий,
Огромные,
как
смерть,
столбы
луны .
Пылают
сини е
зубцы
Ай-Петри.
Д виже нье
соков.
Ш орох
и
прохлада.
А
за
окном
шаги.
Но
это
вед ь
не
я.
Проходят
люди ,
те,
кто
по забы ли
Про
гордость
и
про
молодость
сво ю.
Спи,
завернувшись
в
одеяло
но чи
И
юнос ти
сво ей,
с
налетом
сол и
Мо рско й
на
длинном
и
прохладном
те ле.
Сп и,
торжество
мое,
начало
песни,
Что
через
жизнь
мо ю,
смеясь,
летела,
И
оборачивалась,
и
драз нил а
Изогнутыми,
алыми
губами:
—
Поймай
меня
и
удерж и
меня!
Спи,
мир
творившая
со
мною
вместе,
На
м олодой
земле,
едва
п росо хшей
От
кров и
Перекопа
и
Кронштадта,
На
м олодой
земле,
не
принимавшей
Бесстыдного
чиновника,
котор ый ,
Од ыш ливо
вздыхая,
одевает
В
ха лат
больничный
голую
Венеру.
На
м олодой
земле,
где
Ленин
жил,
Где
слушал
он
Бетховена
в
молчанье,
А
не
веселый
м арш
«ребят веселых».
Всё,
чем
гордиться
только
м огут
люд и,
Всё
это
со здавали
мы
впе р вые
И
щедро
раздавали
вс ем
н арода м.
—
Бе ри те!
Чувств
и
мыслей
наших
хватит
Еще
на
два
других
планет ных
шара.
Да,
мы
богаты
духом!
Посмотрите,
В
каком
великолепье
мы
живем!
539


Я
слышу
—
дышишь
ты
легко
и
тихо.
Вед ь
вызва л
я
из
времени
тебя
Проспать
всю
эту
ночь
весной
на
взгорье
В
беленом
домике
среди
ракеток,
И
тапок,
и
мячей
для
волейбола,
.
Чтобы
с
душой
своей
про быт ь
всю
ночь.
Мы
из ме нили
прошлому?
О
н ет!
Тра г иче ски -п рекрас но
б ыло
время
Гигантских
строек,
подвигов,
трудов,
Подвижничества,
юного
геройства,
Когда
мы
землю
снова
покоряли
Лопатою,
ки рк ою,
топором,
А
пос ле
—
экскаватором
и
краном.
Над
смертью
Маяковского,
ты
слышишь,
Всходила
песня
самоотреченья,
Сам а
себе
сд авив
руками
горло
И
твердо
чувствуя
себя
счастливой.
Пусть
листья
не
шумят.
Я
вспоминаю:
Проходят
люди ,
битвы,
города.
Народ
одолевал
всё
горе
верой,
Он
жадно
ве рил
юности
своей,
Той
молодости
ленинской
ус ме шки,
Той
юности,
единственной
на
свете,
Такой
понятной,
светлой,
неподкупной,
Что
для
нее
на
свете
всё
п рости шь.
И
человек,
как
смерч,
летел
к
Мадриду,
Что бы
смести
ф ашизм .
Читал
«Гренаду»,
И з ведал
горе,
радость,
ужас
сме рти
И
жизнь
окон чил
в
не бе
над
Берлином.
О
молодость
неслыханного
мира,
Те
десять
дн ей,
что
потрясли
ве сь
мир ,
Ты,
молодость,
сердца
не
вы давал а
На
посрамленье.
Ты
пер ено сила
Все
тяготы,
все
бе ды,
все
сомненья
И
самый
тя жки й,
грозный
тр уд
войны.
540


Теря ла
всё ,
на
в исел ицах
стыла,
В
печах
с гора ла
и
под
та нк
кидалась,
В
блокаде
умирала,
смерть
стыдила,
На роды
поднимала.
На
рейхстаг
Взносила
знамя.
Ж ертв ов ала
всем.
Да,
сила
юности
зовет
ме ня,
Той
юно ст и,
единственной
на
свете,
Такой
понятной,
светлой,
не под купной,
Что
милл ион ы
ги бли
за
нее.
Той
юно ст и,
что
в
ленинской
квартире
Сидит
и
смотрит
на
плетеном
кресле
В
такую
даль,
что
и
сказ ат ь
нел ь зя.
Она
жи ва!
Ты
сл ыши шь
—
нет у
в
м ире
Той
силы,
чтобы
юность
погубила.
Она
зовет
нас:
—
Говорите
правду,
Тв ор ите
людям
ч ес тное
добро,
Навеки
станьте
под
октябрьским
ветром,
Чистейшим
ветром
с
м оря
и
Невы,
С
горбатых
переулков
Красной
Пресни.
—
И
каждого
та
юность
ободряет:
—
Ты
человек,
так
бу дь
самим
собо й,
Бу дь
го рд ым,
справедливым
и
свободным,
Ни
перед
кем
не
унижай
се бя.—
А
шар
земной
—
он
выкруглен
для
счастья!
Жук-часовщик
спокойно
точ ит
стену.
Прих о дит
с
мо ря
ровный,
свежий
бриз.
Полн очн ый
бриз,
тебя
мы
называли
«Тугие паруса» .
Тугие
паруса,
Скорей
будите
ту,
что
крепко
спит
Под
ласковым
со л датски м
одеялом,
Как
молодость
ушедшая
м оя.
Я
жи ть
хо чу
с
ж ивыми
прежних
дней,
Со
всем,
что
нынч е
молодо
и
чисто.
541


Ты,
молодость
моя,
ты,
юность
мира,
Будь
путеводной,
голубой
звездо й,
Ты,
длиннотелая,
с
руками
свет а,
За
голову
закинутыми.
Ты
В
полночных
хорах
маленьких
цикад,
Сверчков,
гремящих
по
всему
нагорью,
Вся
в
по лот няно м
холоде
луны,
О пять
явись,
как
пр ежде
появлялась.
Поэзия!
Бессребреная
слава
В
холщовом
пл ать е,
в
тоненьких
сандальях,
Проснись!
В
тебе
такие
силы
есть,
Каких
не
знала
память
человека.
Хочу
прохладного,
туг ого
сна.
Хочу,
чтоб
мир
был
не пре к л онным,
чистым.
Воспоминаньями
не
мучь
меня.
Как
вечный
ри тм
трудов,
работ,
забот,
Электростанция
стучит
в
ущелье.
Пусть
сно ва
всколыхнется
п олог
зве зд
И
снова
з азву чит
во
вс ем
величье
Сед ая
колыбельная
сверчков.
Пусть
люди
мирно
спят
и
видят
сны
Счастливые.
И
п усть
за шел естит
И
развернется
под
луною
книга,
Земная
книга
воли
и
свободы.
Пусть
в
нашем
м ире
воцарится
юность.
Тебя
я
вымыл
месяцем
и
ве тро м.
Проснись
и
приходи
под
не бо
юга.
Вся
в
песнях
ветра,
в
грохоте
прибоев,
Скорей
явись!
Тебя
я
вызы ваю
Из
времени,
пространства
и
судьбы.
Дыханье
молодости
сл ышит
мир,
Рожденный,
чтоб ы
вечно
обновляться.
Так
будем
вечно
обновлять
его!
1956


П ОЭМЫ,
НЕ
ВОШЕДШИЕ
В
КНИГУ
181.
СКАЗКА
О
ЗЕЛ ЕН ЫХ
ШАРАХ
На
той
земле,
в
том
времени,
повсюду
Раскинулись
зел ен ые
лужайки,
Над
н ими
шли
воздушные
ш ары
Зелеными
и
синими
кругами,
И
были
там
с по рт ивные
площадки,
Газоны,
сизые
от
летних
ливне й,
Скамеек
спин ы
стройно
изгибались.
Там
б ыли
девочки
с
мячом,
и
клевер,
И
кашка
белая
—
медвяный
шар ик.
И
ку хня ми
в
дом ах
чуде с но
пахло,
И
д аже
д нем
горели
в
небе
звезд ы.
И
это
было
так ,
как
я
сказал.
Стояла
радуга
в
цветастом
платье,
Над
круглыми
деревьями
склоняясь.
Крутились
у тки
в
маленьких
ба сс ейн ах,
Дроздиный
вечер
б ыл,
дрозды
летали,
Обме нив аясь
легкими
словами.
Так
быстро
говорить,
как
гов ор или
Дрозды
в
тот
вечер,
трудно
человеку.
Зеленые
решетки
раз дел яли
Сады
чужие,
но
не
слишком
стр ого.
И
можно
б ыло
видеть
рост
растений,
И
завиванье
хмеля,
и
летучий
Хвост
семицветной
радуги
в
садах.
Ходили
там
с пок ойные
еобаки,
Помахивая
толстыми
хвостами.
В
одн ом
с аду
гулял
лук а вый
еж.
Был
дождь,
июльский
дождь,
и
будет
снова.
543


Вся
зел ень ,
о щет иня сь,
потемнела.
Сгустился
воздух,
сделал ся
лиловым.
С ейчас
придет
широкая
гроза.
По всюд у
пирожки
пекут
на
масле,
Пирожные
с
ладонь
в ел ичи ною.
И
проплывают
золотые
рыбки
—
Так...
просто
в
воздухе
—
и
пос ле
них
Серебряные
стелются
дорожки.
Большие
синие
стоят
стрекозы,
Не
опускаясь
и
не
поднимаясь.
Играют
дети,
правильно
бросая
Зе ле ные
и
кр асн ые
мячи.
Зд есь
духи
тр уб,
дверей
и
черепиц,
Зде.сь
палисадники
полны
вьюнками,
Гля дит
тр уба
в
окн е
у
астронома,
Напр ав лен ная
прямо
в
сердце
неба.
Выходит
астроном,
цветы
срезает,
Из
темной
лейки
поливает
грядку
И
попра вля ет
крупные
очки.
Играют
всюду
з вучн ые
рояли,
И
двери
белые
в
дом ах
открыты,
И
девочка
веселая,
как
птица,
С
хор оши м,
то лст ым
но сико м
вы ходи т,
И
слушает,
и
жде т
бо ль ших
чудес.
Известно
ей,
что
дерево
кашт ан
Гудит,
как
шмель,
что
там
живут
на
в етках
Мильо ны
тысяч
этих
всяких,
разных,
А
выш е
их,
смеясь,
си дят
дрозды.
К
дроздиному
зак ату
выше,
в ыше,
К
зеленым
искрам
на
ве твях
каштана!
Зд есь
лю ди
вечера
в
зеленых
платьях
Зе ле ные
стоят
в
те ни
деревьев
И
п рячутся.
Кузнечики
гремят,
Играя
на
своих
зубчатых
ножках.
Выходят
д ождев ые
червяки
Шнурками
из
пр ом оче нных
дорожек.
Еще
играют
на
площадке
в
теннис
И
о тбив ают
зво нкие
мячи.
Из
дома
одн ого
так
сильно
п ахнет
К отл ета ми,
что
ок оло
него
С идят,
вз дыха я,
ве жли вые
кошки.
И
мальчик
темный
с
круглыми
ушами
544


Гля д ит,
насупи вшись ,
—
кошачий
мальчик.
Гром
пробегает,
как
вечерний
поезд.
Так
сильно
пахнет
роз ами
и
тмином,
Ук ропом ,
огородным
сельдереем,
Что
это
всё
нельзя
передышать.
А
де во чка
всё
ходит,
толстоносик,
Шныряя
всюду
ж адн ыми
ноздрями.
От кр ыты
ей
дворы,
предметов
души
И
настроенье
утвари
домашней,
Кот орое
едва
ли
кто
приметит.
Ей
самая
по ра
п озн ать
себя
Хозяйкой
всей
земли,
хозяйкой
дома.
К
ней
на
рук и,
треща,
садятся
крылья
Широколапых,
медленных
жуков.
Как
ст руны
белые,
встает
до
неба
Движенье
гамм
по
клавишам
рояля.
Иди,
хоз яй ка,
говорят
кашт аны,
Покуда
пирожки
пищат,
как
м ыши.
Дро зд ы,
бра нясь ,
пер еги бают
ветки,
И
плавают
зеленые
шары.
Становится
зе мля
зеленым
вальсом,
Раскинутым,
как
руки ,
под
г розою,
Кружи,
лети,
неси
в
бо ль ших
ноздрях
Торжественные
запахи
июля.
Как
бу дто
лампы
желтые
зажглись,
И
си зый
свод
перед
грозой
темнеет.
Рв анул о
молнией
среди
садов,
Открыли
рт ы,
дрожа,
гелиотропы,
И
пролетел
по
теннисным
площадкам
Та нцую щий,
совсем
невнятный
дождь.
Она,
та
де во чка,
бы ла
со здань ем
Из
нашей
плоти,
нашей
жаркой
крови.
Ей
встретился
кошачий
темный
мальчик,
Он
поглядел
на
девочку
угрюмо
И
не
ответил
на
ее
улыбку.
Вдруг,
перечеркивая
бров ью
небо,
Летит
зв езда
па раб олой
огром н ой
И
пад ает,
сверкая,
на
лугу.
К
ней
подбегает
старый
астроном,
Открывший
настежь
шумную
кал итку ,
И
схватывает
бы ст рую
звезду
Щипцами
сахарными
за
ресницы.
35 в.
Луговской
545


Исход ит
от
зв езды
тончайший
виз г,
Ле тят
по
лугу
го луб ые
искры.
Шипит,
шип ит
з везда,
не
умолкая.
«Опять на свете будет очень плохо»,—
Так
го во рит
сурово
астроном.
«Да,
будет
плохо»,—
вторит
темный
мальчик.
«Что ж делать?» —
сно ва
г ово рит
у ч еный,
Держа
звезду
железными
щ ипца ми.
«Нет,
я
хочу,
чтоб
всё
навек
осталось
Х ороши м
и
сч астл ивым .
Я
х очу,
Чт об
к
нам
не
падали
такие
зв езды »,—
Так
девочка
сказала
в
страшный
час
И
поднялась
над
лугом,
как
пушинка,
Покачиваясь
в
легком,
в
бе лом
платье.
Всё
поднимается,
пл ывет
она
Над
грозными
деревьями
всё
в ыше.
За рницы
быстроглазые
бегут,
И
люди
по
домам
бе гут,
скрываясь.
Ко ш ачий
мальчик,
заслонив
г лаза
Ладонью
темной,
жадно
смотрит
снизу
На
ба шма чки,
летящие
над
лугом.
Звезда
сверкает,
вжатая
в
щипцы,
Внизу,
шипя
на
бесконечных
тр ава х.
Летит
над
листьями,
подняв
плечо,
Большая
девочка
в
шумящем
платье
И
говорит
н очном у
мирозданию,
Площадкам
белым,
черепичным
кр ыш ам,
Клубящемуся
грозовому
небу :
«Да,
я
хочу,
чтоб
у
ме ня
потом
Родились
дети,
что бы
никогда
Не
погибали
л юди
страшной
с мерт ью».
Деревьев
крон ы
покатились
кн изу,
Дроздиные
заколыхались
г не зда.
Мир
непомерный
шел
под
башмачками
В
тяжелых
пятн ах
лун ной
ч ерн оты.
Летела
дев о чка
над
этим
миром,
Кружилась
на
ветру
послегрозовом,
И
разные
созда ни я
приро д ы
К
ней
по дл етал и,
чтобы
поглядеть.
«Хочу,
чтоб
вс юду
бы ло
только
счастье!»
Зв езда
внизу
погасла.
И
возникла
546


Над
новым
ми ром
новая
луна.
Пока
она ,
кр ужа сь,
летела
в
платье,
Ле гча йш ем,
обдуваемом
ветрами,
Все
слушали
«Последние известья» .
И
только
песня
лунная
вс тавал а,
Так
протянувшись
от
земли
до
неба,
Как
светлая
девическая
гамма.
Пог асли
лампы,
ибо
все
уснули.
О дин
стоял
в
тени
кошачий
мальчик,
Глядел,
ка к,
закружившись,
проплывала
Отки н ув шая
худенькие
локти
Былинка-девочка
—
людское
счастье.
А
в
темно-голубую
ноч ь
июля
Дышал
упругий,
мужественный,
тих ий,
Весь
воздух
заполняющий
укро п.
1943 или 1945
182.
ДОРОГА
В
ГОРЫ
Растет
при бой
и
темный
зап ах
мор я,
От
памятника
Ленина
с
о бы чным
Бетонным
пьедесталом,
от
акаций
Больных
и
тощи х,
от
романских
око н
К ино
«Восток»
на
сумрачной
за ре,
По
улице,
д линою
в
двести
метров,
По
главной
улице...
Пыл ают
ок на
Универмага.
Слы шен
шум
подметок
—
Здесь
самый
ход
московских
инже нер ов ,
Ру мян ых
фифок ,
возже лавших
чуда,
Секретарей
за обл ач ных
райкомов
Из
Ботлиха,
Гуниб а
и
Ахв аха
В
крылатых
бурках,
в
пасмурных
папахах,
С
кинжалами
и
сумками.
По
той
же
Величественной
улице,
где
строго
Во зне сся
ст рой
до рич ески х
колонн
И
маленькие
кубы
н арк оматов .
Акации.
Шаги.
С ухой
асфальт,
А
даль ше
гал ь ка,
шумные
д ер евья,
547


Кунацкие,
рябые
переулки,
Любовная
восточная
тоска.
Летит
машина,
полная
простора,
К
музею,
где
торжественно
пылает
Седло
Шами л я,
пистолет
и
шашка,
И
ядр а
русс к их,
и
немые
реки
Кровавых
горных
маковых
ковров.
К асп ий ский
ветер
мч ит
мильон
п ылин ок.
Играет
радио.
Пивной
ларек
Шумит,
как
раковина.
Впереди
Громада
гор.
И
м имо
Ве ры
Ц.
Летит
машина.
Низ еньк ий
и
бе лый
Дом
на
бульваре.
Што ры
и
цветы.
И
лампа
на
буфете,
и
с та р инный,
Остывший
зной
ковров
и
половиц.
А
Ве ра
быстро
надевает
платье
Безумно-синее,
шуршит
шелками.
Ее
большие,
темные
гл аза
Сп ят
на
лице ,
красивом
и
тяжел ом.
Она
пристойно
оголяет
спину.
А
ма ма
за
стеной
стучит
посудой,
У ходи т,
ставит
водку
и
вздыхает.
Ну,
мимо
Совнаркома,
где
с
балкона
Гляд ит
дежурный
в
чистом
лунном
свете.
Президиум
Верховного
Совета
Всё
в
том
же
двухэтажном,
милом
зданье.
Охранник,
очумевший
от
москитов,
Без
пропуска
пу с кает
в
обе
двери
—
Романтика
высоких,
чистых
гор.
И
мимо
дл инной
фабрики
текстильной.
Г де,
словно
духи
душных
общежитий,
Вы гляд ываю т
смуглые
хохлушки,
Туда,
где
бересклет,
жасмин,
шиповник,
Туда,
где
полукруглый
взле т
дороги
В
шуршаньи
шин
ле гко
несет
навер х ,
Ту да,
где
каждый
куст
по ет
о
в ысшем
Неведомом
и
несусветном
счастье,
548


Туда
—
всё
вверх
и
вверх!
Маш ина
сто н ет,
Срывается,
г удит.
Всё
вве рх
и
вверх!
И
гравий
мо й,
веселый,
шу мный
г ра вий,
Летит
из-под
колес.
Всё
вве рх
и
вверх!
Дорога
эта
мне
знакома.
Ночью
Сюда
не
прие зжа л,
а
прилетал
Се рго
в
огро мн ой,
словно
ноч ь,
машине.
Тот
человек,
чье
имя
б ыло
в
небе,
В
гигантском
не бе
памяти.
Один
Из
тех
лю бимых ,
дорогих
для
сер дца ,
Ове янных
бессмертной,
ровной
сл аво й.
И
вот
летит
дорога.
Вот
он
—
до м,
То т,
где
живут,
играют,
отдыхают.
Дом
высо ко
на
взгорье.
Здесь
куст ы,
Боярышник
и
лунные
просветы.
Ну,
вот
и
мы.
Двухъярусный
ко ттедж ,
Неудержимый
з апах
биллиардных
И
запах
сп ален
и
ша шлыч ной .
Вот
—
Вот
это
то,
о
чем
м ечтал а
Вера!
Го ст иные.
Расстроенный
рояль.
Наигрыванье
медленное
ночью
Ру кою
не иск усн ой.
И
сид ят
Полудрузья.
Какой,
однако,
сл уча й!
О,
год
тридцать
с ед ьмой,
тридцать
седьмой!
Арест
произойдет
сегодня
ночью.
Все
кем-то
преданы
сейчас.
А
кто
Кем
предан
понапрасну
—
я
не
знаю,
Уж
с лишк ом
че стны,
откровенны
лица.
Кто
на
допросе
выкрикнул
неправду?
Судьба
не
в
счет.
Здесь
все
обречены.
И
жд ут
он и.
Они
глядят
как
совесть
На
нашу
жизнь,
что
обыденно
д л ится.
Судьба
уже
раскрыта
с
ними
рядом.
Вот
Сон я
Сулейманова.
Она
549


Как
будто
карта,
к р апле нная
кровью,
—
Она
—
нарком
собеса.
Вот
идет
Оратор
и
остряк,
но
твердый
парень.
Другой
де ляга ,
третий
—
прямодушный.
На рко мы.
Биллиардная.
Всё
то
же.
Ответственное,
зыбкое
житье.
Субботний
отдых.
Это
всё
родное
И
старое,
как
жизнь.
Теперь
—
пора!
А
время?
Время
движется
рывками.
О
Соня
Сулейманова,
ты
завтра
Предстанешь
перед
тройкой.
Злые
ноздри
Еще
вды х ают
з апах
гор
угр юмых
И
мыла
земляничного.
Тот
зап ах
Доносится
из
ледяной
у борно й.
О
Соня
Сулейманова,
красотка!
Она
в
д еся тый
раз
х ватает
м ыло
И
мо ет
руки.
И
опять
уход ит
И
снова
возвращается.
Едва
ли
Придется
ей
назавтра
вымыть
р уки,
Вновь
обрести
ве лик ую
свободу
—
Ходить
в
уборн ую ,
тревожить
краны
И
у слы хать
спокойный
запах
мыла .
Он
—
легкий,
белый
путь
через
созвездья
—
Тот
запах
из
уб орной .
На
фрамуге
Созвездья
кружатся,
трепещет
полночь.
Сту чат
шары
в
бильярдной
очень
четко.
Выходят
из
бильярдной
к
телефону,
И
кружатся,
и
медленно
гуляют
Вокруг
единственного
телефона.
Но
стоит
ли
зв онить
—
в едь
всё
п роп ало!
Кто
это
сделал
—
я
сейчас
не
знаю.
Кто
испугался,
оболгал,
напутал,
Сам
на
себя
неп р авду
показал?
Бы ть
может,
тот
солгал,
а
может,
этот.
Что
ж
вы
шарами
крутите
в
бильярдной?
И
пьете
кахетинское
зачем ?
550


И
в
это
время,
вопреки
всему,
Выносит
крылья
красные
за
п олюс
Валерий
Чк а лов,
через
льды
впе рвые
Соединяя
два
материка
В
своем
пути
бессмертном
к
Ванкуверу.
А
время?
Время
движется
рывками.
О
С оня
Сулейманова,
теперь
Ты
вро де
злого
мака
на
предгорьях.
Пропавшие
глаза.
У жасны й
росчерк
Раскинутых
бровей.
И
не
спеша
Она
идет
помыть
в
уборной
р уки
И
долго
пальцы
трет
и
вытирает
Хрустящим
от
крахм ала
полотенцем.
Покашливают.
Сумрачно
тоскуют.
Подходят
к
телефону.
Все
вокруг
—
Готовы
ко
всему.
И
белобрысый
Ко р ре спо ндент
из
цент ра,
рыхлый
дурень,
На
них
готовит
дикую
статью,
Котора я
похуже
всех
доносов.
А
время?
Время
движется
рывками.
О,
год
тридцать
се дьмой ,
тридцать
седьмой!
И
Верочка
надела
выходное
Бакинское
сапфировое
платье.
И
медные
от
зноя
инженеры
—
Усталые
и
строгие
ребята
—
Бу тыл ки
став ят,
реж ут
колбасу
И
глубоко
вздыхают
возле
окон,
Где
на
портьерах
запеклось
теп ло.
А
те,
вверху?
Неужто
им
поверить,
Что
ночью
сво й
же
яв ится
товарищ
И
ска жет: «Встаньте,
граждане.
Оденьтесь.
Вы
арестованы!»
Тогда
сурово
Они
в
карман
засунут
папиросы,
И
сра зу
их
по сад ят
в
грузовик.
551


В
бильярдной
щелкают,
шумят
в
прихожей,
Вы ходя т
хм уро
повстречать
маши ны ,
Те,
что
пришли
с
гостями.
А
потом
Ведут
гостей
в
буфет,
чтоб
зарядиться.
Но
есть
другие
люди.
Вот
о дин
Лежит,
скрестивши
рук и,
на
кровати.
Он
дума ет: «Кто здесь во всём виновен?
Бы ть
может,
па р тия?
Не т,
нет
и
пе т!
Виновен
строй?
Ст рой
этот
создал
Ленин!
Виновен
тот,
кого
еще
не
знаю,
И
я
виновен
в
том,
что
променял
На
сух ост ь
и
на
шоры
само мнен ья
Пронзительную
ленинскую
стр аст ь,
И
всё
же
мы
подвластны
только
п р авде,
Погибну
я,
но
правда
победит!»
Другой
сто ит
у
сетки
волейбола
Под
самым
Млечн ы м
льющимся
Путем.
Он
звездам
гов ори т:
«Прощайте,
звезды!
Я
пр ав
во
в сем.
Мне
не
в
чем
упрекать
И
мысль
свою,
и
жизнь
сво ю,
и
сов ес ть,
Враг
хоче т
скрытно
погубить
м еня
И
погубить
других.
Они
в ино вны
Лишь
в
том,
что
здесь
том я тся
наверху.
Но
разве
нас
забыла
справедливость?
Над
на ми
вождь.
Он
ничего
не
зн ает,
Что
здес ь
творится.
Он
меня
спасет.
Терпенье,
выде ржк а
и
д ис циплина !
Мы
не
погибнем.
Это
темный
бре д!»
Лет ит
над
мертвым
миром
Млечный
П уть
—
Седой
и
легкий
мчится
над
горами,
И
горы
в
бурках
вс тали ,
наклонясь,
И
валятся
неспешно
волны
бурок
,
Чернее
че рного,
и
вот
тогда
У
родника
кричат
сычи
и
совы.
552


Ид ет
полночный
шум
—
ветра
предгорий.
Сорва лс я
кам ень ,
по катил ся
камень,
Исч ез
среди
цик ад.
И
это
—
знайте
—
Есть
Дагестан.
Как
горько
это
слово!
Всё
ще лка ют
бильярдными
шарами,
Всё
ждут
конца.
Железные
р еб ята!
Они
не
радуются,
не
горюют,
Они
тверды
и
п ьют
сегодня
ночью
Из
солидарности.
Кр угом
танцуют
И
жмутся
к
телефону.
Шашлычок
Уже
по спел.
Стекаю т
капли
пот а
По
каменным
щекам.
И
лишь
одна
Фатьма-ханум
проходит,
улыбаясь,—
Последний,
может
бы ть,
уже
потомок
Завоевателя
Абу-Муслима.
Он
Над
сотнями
народов
нес
зе ле ный
Победный
стяг
пророка
и
донес
До
окончанья
мира
—
Дагестана
—
Похлебки
из
камней,
и
зде сь
по чил
В
Хунзахе
горном
—
стылый
меч
Ислама.
Р ес ницы
че рны е.
Ту гая
поступь.
Не
первое
столетье
поним ае т
Она
таки е
вещи.
И
не
первый
Раз
предает.
Но
только
по-другому
—
Традиционно,
вял о
и
небрежно,
Как
подобает
отпрыску
царей.
Провинциальный
бл уд
ле жит
в
глубинах
Ее
зр ачко в,
и,
с муг лая,
она
В сем
улыбается
темно
и
сладко.
Но
шумно
всех
приветствует
то лс тяк
В
очках
огромных,
с
тоненьким
про бором
На
круглой
лысоватой
голов е .
Он
только
что
приехал.
Это
б ог,
Бог
грунтовых
дорог,
дорог
шосс ей ны х,
Бог
аммонала,
тропок
и
мостов.
553


Он
оп ояс ал
Даг ест ан
путями,
И
для
нег о
весь
коммунизм
—
в
дорогах,
Широких,
светлых,
шинами
умятых,
Ве ду щих
прямо
к
утреннему
сол н цу.
Не
то
чтобы
он
ясн о
разбирался
В
теории,
о
нет,
едва
ли
стоит
Ег о,
такого,
вразумлять
цитатой,
Он
всё
творит
от
золотого
се рд ца,
Ребенок
старый,
толстый
человек.
Бы ть
может,
он
сейчас
тюрьмы
боится?
Во-пер вых ,
он
об
э том
и
не
думал ,
Не
знает
он
об
этом
нич его .
А
если
бы
и
знал,
то
отмахнулся
—
Всего
важ нее
здесь,
на
белом
свете,
Не
утвержденные
по
смете
вз рывы,
Наскал ьны е
работы,
гул
веселый
Пирушек
и
дорога
в
к ом муниз м.
Так
выпьем
же
с
тобой
по
стопке,
старый,
За ветны й
друг,
очкастый,
толс ты й
ангел,
Или
поедем
к
Верочке
дом ой!
А
время?
Время
движется
рывками.
Лет
восемнадцать
с
той
поры
п рошло.
Т ебя
ничто
на
свете
не
сломило,
Ни
в
чем
не
усомнился
ты.
Р або тал
На
Колыме
под
незакатным
солнцем.
Дороги
пробивал.
Шумел,
бранился.
Лез
напролом.
Мостил
мосты.
Гудр он
Раскатывал.
Мотался
вс ем
назло.
И
добротой
своей
пугал
к онв ои.
И
каждый
нов ый
п уть
через
тайгу
Тебе
казался
т ру дной
и
тревожной
Дорогой
в
коммунизм.
Свой
темный
пл ен
Считал
ошибкой
ты.
В сех
ободрял,
Перевирал
о хотн ичьи
рассказы,
З аписк и
по
н ач альс тву
подавал
О
разведеньи
соболей
в
неволе.
Газеты
не
читал.
Но
твердо
верил
554


И
возвратился
с
той
же
твердой
в^рой,
Се дой
и
шум ны й,
в
треснувших
очках.
Тв ое
здоровье,
старый
бог
дорог!
Так
вот,
пока
капкан
судьбы
не
щелкнул,
Поедем
к
Верочке
скорее
вниз!
Чт о?
Поздно?
Да,
теперь,
пожалуй,
поздно..
А
там
вниз у
—
там
Ве ра
Ц.
танцует
И
крупные,
бл ис тающие
з убы
Показывает
инженерам.
Эти
Хватают
дам.
И
снова
над
вселенной,
Над
бе ло гр ивой
вечностью
приб оя ,
Летит
танг о
«Дымок от папиросы» .. .
Хо рош ее,
я
вам
скажу,
танго.
Славянский
шк аф
немного
подпевает
Семейным
хрусталем,
а
Ве ра
Ц.
Беспечно
кружится
и
мне т
платочек.
О
Ве ра
Ц., так ты и есть земля.
В
прибоях
и
орешнике
шипящем.
Он,
кстати,
шелестит
там,
наверху.
Под
м олодой
лун ой,
лун ой
холод ной .
Там
судьбы
ж изней
скупо
понима ю т
Те
люд и
наверху,
п рос тые
люди .
И
все
они
честны—
и
это
правда.
Они
жадны
до
жизни
—
тоже
правда.
Грешны
они?
Грешны,
как
все
кругом.
Они
молчат,
и
пьют,
и
ж мут
бокалы.
И
снова
г оречь,
бедные
утраты,
Седая
смерть,
и
снова
ты,
Шамиль,
И
сл уги
мертвые
тв ои
в
ущельях,
И
русские
могилы
на
предгорьях.
Здесь
пат ефо н
и
грустный
з апах
м ыла
Из
ле дяны х
уборных.
И
рояль.
555


И
жм ут ся’
к
телефону.
И
предатель,
Щекой
подергивая,
всюду
ходит,
Всех
обн и мая
иа
своем
пути.
Что
будет
с
ним
—
он
сделает
карьеру
Или
сопьется
с
горя
и
тоски?
О,
смертная
тр агед ия
людей!
Чего
они
хотят?
И
кто
из
них
О
с ади ке,
о
грядке
во зм ечтае т,
Л ишь
бы
остать с я
здес ь
при
свете
солн ца!
Ве дь
есть
такое
в
мире
искушенье!
—
Растаять,
бросить
в сё,
забыть
борьбу
И
получить
в
награду
пос ле
бегства
Недвижное,
как
южный
полдень,
счастье:
Сидишь
над
сон ным
двориком,
и
можно
Вдруг
выплеснуть
ведро.
И
снова
тихо.
Пройдет
со седка,
пр онос я
такой
Ос ата н елый
пламень
помидоров,
Что
заболят
глаза.
А
ты
идешь
В
подштанниках
по
комнате.
И
м оре
Лежит,
как
скатерть
иа
тв оем
столе.
Ск ажит е,
кто
из
вас,
хотя
бы
в
мыс ля х,
Вот
в
эту
ноч ь
не
скроется
ту да?
Кто
сделает
добром
два
ли шних
шага
От
этих
гр ядок
и
арбузной
корк и,
Л еж ащей
на
об л упле нной
скам ье ?
Нет!
Есть
борьба,
бессо н ная
борьба,
Отв ет
пер ед
людьми,
перед
суд ьб ою
И
перед
совестью.
Есть
справедливость,
Не
подкупить,
не
расстрелять
ее.
Бы ть
твердым,
не
сдав ат ься
ничему
И
в
э том
горь кую
ув ид еть
радость.
Быть
человеком
и
самим
собой.
Многообразна
радость
че ло века.
Т ак,
знач ит ,
радость
жизни
существует,
Так ,
знач ит ,
з абы вать
ее
п реступ но!
556


Так
за вед ем
«Дымок от папиросы»
—
Немного
философское
танго.
Я
н ынче
на
пиру
со
всеми
вам и,
Хо чу
я
в
горо д.
Да!
Ск орее !
В
город!
О,
как
хотите
вы
скорее
вн из!
Но
это
невозможно,
ибо
ночью
Грузовики
приедут,
ибо
утром
Ударит
радио
в
сто
тысяч
глоток,
Перебирая
ва ши
имена,
А
домн ы
пышут
жаром,
нефть
клокочет,
С тре мятся
п оезда,
пш е ница
зреет,
На
рубеже
таи тся
пограничник,
Родятся
де ти,
плача
в
эту
ночь,—
И
з везды
над
Крем лем
пылают
с трого.
Дал екий
бриз
до нос ит
чистый
посвист
Беспечных
флейт
из
городского
парка.
Там
до
ут ра
та нцу ют
и
поют.
Какой
тревожный
воздух
в
эт ом
доме!
За
шторами,
в
ночных
квадратах
око н,
Ряб инк и
зве зд,
и
море,
и
кус ты,
И
дикий
взлет
ве тлы.
А
там,
внизу,
Там
огон ьк и.
Опять
всё
тот
же
город.
Белесое,
туманное
пят но
—
То
ощутимый
в
не бе
Каспий
ходи т,
И
там
тво е
бе сстыж ее
окн о
—
Танцуешь,
Вера?
Ну,
та нцу й,
мал ютк а.
Что
ж
рвешься
ты
с юда
и
почем у
Та кая
скорбь
в
твоих
зрачках
звериных?
Сюда
не
надо,
Вера,
приезжать!
Здесь
все
св ои.
Им
очень,
оч ень
плохо.
А
ты,
ресницы
дымные
под ня в,
Танцуешь,
гнешься,
трепетно
скользишь
Французскими
большими
каблуками,
И
рыжий,
ржавый
ветерок
причалов
Врывается
порывами
в
окно .
А
рядом
—
парфюмерный
магазин,
Ог ни
Т ЭЖЭ.
И
это
сочетанье
557


Плохих
духов
и
рыжей
д икой
ж изни
М ор ских
причалов
в
белом
городке
Мне
так
пон ятн о.
Вот
откуда
ты
Родилась,
Верочка.
Дрожит
бу фет ик
От
бешенрго
танца.
Р жут
машины,
Наполненные
странными
гостями,
Нетерпеливо,
стр аш но
поднимаясь
Всё
вверх
и
вверх,
всё
вверх,
и
вверх,
и
вверх!
А
Верочка
танцует.
Очень
трудно
Изобразить
жестокое
движенье
Т яже лых
бедер.
В ера
Ц.
танцует.
Вокруг
нее
как
будто
зв он
ст е кл янный
Растет
для
танца.
Ночь
подвыходная
С кл оняе тся,
как
мама
над
закуской,
И
подает
зел ены е
фужеры
Мордатым
инженерам,
о
ко торы х
Не
з нает
даже
местный
домовой,
Парням
суров*ым,
молчаливым,
дельным,
Нефтяникам,
героям
производства.
То
грубым,
то
заст ен чив ым
не
в
ме ру.
Она
танцует.
Боже,
ско ль ко
сил ы
В
том
повороте
бе шеной
лодыжки,
Котора я,
как
сталь
гребного
ва ла,
В
движение
пр иво дит
винт
души.
Что
нуж но
Вере?
Говоря
по
правде,
Лишь
маленького
сча сть я
в
новом
доме
И
мужа ,
только
бы
оттуда,
с ве рху.
Ее
в едь
так
изм уч или
довольством
Отв етств енн ые
же ны,
а
мужья
—
Благополучьем
мнимым,
мнимой
власт ью .
И
вот
она
мечтает,
как
реб е нок.
Тебе
не
нужно,
глупая,
мечтать!
П ерел ивая сь
сини м,
мрачным
шелком,
Танцует
Верочка.
И
повороты
558


Летящих
ног"н а
п ер ека тной
румбе
Всё
те
же,
словно
при
начале
мира.
Ты
мчишься,
девочка,
расширив
очи ,
Лицо
твое
так
дивно
изменилось,
Как
будто
в
нем
з апела
вся
зе мля.
И
над
гро мовым
сбросом
в олн
к оз линых,
Лохматых,
белошерстных,
бородатых,
Од на
встает
девица
—
низколоба,
Каменногруда,
с
красным
маникюром
—
Властительница
вс ей
обычной
жизни.
Тут
ме че тся
и
умирает
ночь.
Но
как
танц у ешь
ты,
моя
земля!
Ты
кружишься,
ты
медленно
пово д ишь
Округлыми
к офе йными
плечами
В
шелках
морей,
невероятно
синих ,
И
вн овь
рассветом
убиваешь
ночь.
Кругом
огни.
Блуждают
смерть
и
горе.
Но
Верочка
танц ует .
Что
ж,
п ляши!
Рв ись
к
сердцу,
пролетай
огнем
бессмертным
Над
г ородом ,
над
п ортом ,
над
зем ле й,
Из веч но
рад о стно й,
над
всем,
что
бы ло,
Над
нашим
пов ор отом
во
вселенной.
Какое
счастье,
—
это
ты,
Земл я!
Ты,
Верочка
моя ,
чуть-чуть
сырая
От
золотых
д ождей
и
п оутру
Пупырышки
сгоняющая
с
к ожи,
Бегущая
по
выб ит ым
ступенькам
В
сандальях
к
морю,
в
древний
шум
и
плеск«
Та нцу ет
Веро ч ка.
Танг о
вздымают
Рос к ош ные,
у тесо вск ие
трубы.
Ты
—
это
ты.
И
от
тебя
тепло.
Постукивая
злы ми
ка блу ка ми,
Покачивая
шелком
синебедрым
—
По
кругу,
всё
по
кругу,
мимо
окон.
559


Где
дальней
му зы кой
плывет
из
мрака
Подвыходная,
пьяненькая
ночь,
Подвыходная,
в
плеске
вечеринок,
В
ши пе ньи
пива,
в
легком
очу мен ьи,
В
минутном
безразличьи
ко
всему.
Валторны
плачут.
Выбегают
но ты
Из
медных
труб
оркестра.
И
лезги н ка
Беспечным
бубном
юности
гре мит .
Вот
эта
самая ,
подвыходная,
Когда
целуются,
поют,
дерутся
И
много
п ьют
и
в
пьяном
ослепленья
Себ я
равняют
с
тем и,
наверху.
А
наверху
л ежит
холо дн ый
вечер,
Заброшенные
коченеют
зве зды
На
гребнях
ди ких
и
тревожных
гор.
Мяту тся
и
кача ютс я
деревья,
Посаженные
зде сь
совсем
недавно.
И
нестерпимо
тве р дый
огон ек
Костра
п асту ш ьего
стоит
в
ущельи.
Здесь
сам
Шамиль,
на к инув
бурку
мр ака,
Глядит
на
волейбольную
площадку,
Где
ход ит
одинокий
че лове к,
С вою
судьбу
обдумывая
ст рого.
Природа
гор
гуд ит
на
черны х
крыльях,
Подобная
с ове
в
ночном
п олет е.
Она
спу ст ила сь,
молча,
задыхаясь
От
непомерной
мудрости
сво ей.
Она
прильнула
круглыми
глазами
К
шир оким
рамам
дома
на
пре д гор ьи,
Где
л юди
встали
в
ряд
у
телефона,
И
вдруг
разд ался
долгий
и
бесстрастный,
Какой-то
режущий
ночной
зво но к.
А
время?
Время
движется
рывками,
Нет
плавного
те чен ья
у
него.
То
страшное,
то
полное
простора,
560


Оно
идет
по
миро вы м
за кон ам
И
по
ручным
часам
у
человека,
Который
против
смерти
восстает.
Народ
не
умирает,
он
в
труде.
И
никакою
смертью
не
убить
Его
забо ты
о
грядущем
счастье.
Ст рой
г осуд арст ва
горы
перенес
На
сгорбленных
пл еч ищах
ши рочен ны х.
А
Революция
—
она
идет,
В
ней
высшая
на
свете
справедливость,
Она
не
сходит
с
трудного
п ути
И
не
забудет
дом
на
синем
взгорье.
1945—1957
183.
К АБЛУ КИ
Всю
ночь
горе л
один
огон ь
на
взморье,
Всю
ночь
ходи л
в
ущелье
южн ый
ветер,
Всю
но чь
по
ле стни цам
пл яс али
листья,
Ни
перед
кем
на
свете
не
ск рыва я
Своей
постыдной
колдовской
природы.
То
бы ли
пятипалые
сухие
Ночные
листья
облетевших
кленов,
Хвостатые
звереныши
из
мрака.
Они
плясали,
и
огон ь
горе л.
Безл юдны й
дом
гудел,
как
полый
бубен.
Л ишь
в
комнате
моей
ходило
неч то
Похожее
на
мысли
человека,
Какие -то
клубки
пуш и стой
пряжи,
По дс т енный
ш орох,
маленькие
т ени.
И
лампа
освещала
этот
мир
С
безмолвным
и
тревожным
любопытством.
Опять
один.
Отчаянье,
по токи
Седого
свет а
т ам,
где
льется
город ,
За
соснами
внизу.
Опять
старинный
Ра сск аз
угл ей
и
вопли
в
рыже й
печке.
И
голо сок :
живу,
живу ,
умру...
36 в.
Луговской
561


Ну,
милые
мои
ночные
духи ,
Сердца
камней,
стропил,
железной
крыши,
Двер ей
скрипящих,
хлопающих
окон ,
Клозетных
тру б,
урчащих,
словно
кошки ,
Скр ипуч их
южных
золотых
полов,
Сердца
замков,
щеколд
и
шпингалетов,
Ко
мне ,
ко
мне !
Расп ах ив аю
двери,
Входите
в се,
дав айт е
будем
вместе
В
таку ю
ночь,
когда
н икто
не
знает,
Зачем
на
свете
надлежит
рождаться.
Отчаян ь е,
как
вк ус,
как
цв ет,
как
запах,
Как
нечто,
от
чег о
одно
мгновенье
До
п олн ого
безвыходного
счастья.
Садитесь,
гости:
кто
—
на
спинку
стула,
Кто
—
на
дверной
крючо к,
а
кто—на
шторы.
Я,
господа,
известен
вам
немало
За
дв адцат ь
ле т.
Я,
господа,
быва л
З десь
ежегодно.
Мн ого
сотен
ж изней
Прошли
передо
мно ю
в
э том
доме.
Он
назывался,
это
вам
известно,
Здесь
домом
отдыха,
хоть
ник ог да
Не
видел
отдыха
в
тенях
случайных,
Обедавших
за
круглыми
столами
Вот
там ,
в
столовой.
Впрочем,
господа,
Ка кой
же
отдых
может
быть
на
свете,
Покуда
в
мире
сущ ест ву ет
совесть!
Но
думаю,
что
скоро
бу дет
день,
К огда
она
освободит
пространство
Для
безм яте жн ой
радости
людей.
Ит ак,
смотрите,
здесь
л ежит
случайный
Условный
мир
н очн ого
постояльца:
Вот
бритвенная
кисточка,
вот
книг и
Во
вкусе
пожи лог о
г им нази ста,
Вот
веточка
оме лы,
над
к оторо й
Лежат
декабрьские
слепые
ш квал ы,
Со л еные
дожди
унылых
склонов,
Вот
грязные
ботинки,
вот
окурок,
Окр аше нны й
густой
губ ной
помадой,
—
Здесь
же нщ ина
была,
она
ушла.
Как
говорит,
гремит
ручей
ущелий !
Дав ай те
с
вам и
выберем
посольство,
Пойдемте,
господа,
к
наружным
братьям,
562


К
тем,
кто
сидят
в
кустарниках
и
соснах,
В
г р авийном
шорохе
тугих
дорожек,
И
плеск е
ветра,
и
рябом
дожде.
Скорей,
ско рей!
В сей
теплой
мощью
дома
Нар уш им
их
холодный,
свежий
су мр ак,
Белесый
от
тяжелого
полета
Крупнозернистых
пасмурных
созвездий.
П ляшите ,
лис ть я!
Вейтесь,
листья,
мчитесь
По
каменным
ступенькам
бесконечным
Х олод ной
лестницы,
идущей
в
город .
Зверьки,
зверьки,
кл ено вые
зверята,
Са дит есь
на
руки
ночного
проходимца,
Мы
принесли
тепло,
а
вы
нам
—
хо лод.
Полночный
сторож
ходит
по
аллее,
Кача я
з ар жавел ую
берданку,
Он
распевает
гимны
адвентистов,
И
черная
собака,
как
попа ло ,
Уныло
нюхает
окрепший
воздух.
Бормочет,
задыхается
ручей.
Меж
черных
лавров
шествуют
ко ты,
Теряющие
с
каждым
поворотом
Свой
человеческий
достойный
образ.
Как ая
мо щь
в
полете
ржавых
листьев,
В
ежовых
иглах,
что
шуршат
с
обрыва,
В
мигающих
от
напряженья
тучах
Под
молодой
горбатою
лу ной!
Опять
гори т
оди н
огон ь
на
взморье.
И
т ени,
словно
в
юности
неверной,
Про ход ят
всюду
парочками
снова,
Откинувшись,
садятся
на
скаме йки,
Опять
ведут
туп ые
разговоры,
Целу ют ся
и
жмут ся,
задыхаясь,
И
говорят
враждебные
слова.
Борис!
Бори с!
Что
сделалось
с
тоб ою,
Печал ь ным ,
дво еду шны м
прокурором?
Где
ты
теперь?
—
Я
умер,
уходи!
—
Николенька,
заче м
сидишь
спокойно
На
нашей
ст аро й,
голубой
скамейке?
Тебя,
насколько
помню,
расстреляли?
—
Да,
расстреляли.
Умер.
П роходи .—
А
ты,
Иван
Иванович,
детина,
Мореный
дуб,
чудовище
мясное,
563


Где
ты
теперь?
—
Я
коп чен ,
уходи .
—
—
Я
был
обманут,
—
раз дает ся
голос,—
—
Я
был
отвержен,
—
по качн у лся
шорох ,
—
Я
подчинил
себя
чужим
законам,
И
пот ому
я
ко нче н.
Уходи!
А
ты,
мой
друг,
мой
маленький
повеса,
С
победными
нечистыми
глазами,
ЛАечтавший
всё
на
свете
переспорить,
Где
ты
теперь?
—
Молчи,
я
отдыхаю
На
э той
старой
голуб ой
скамейке.
Сегодня
ночью
зд есь
ду ша
кочуе т,
А
те ло
г де?
—
за
трид евя ть
зем ель .
—
Ты,
Верочка?
—
Я
умерла
в
три
года,
Я
обернулась
львовскими
шел кам и,
Я
получаю
ценные
по дар ки,
Но
в
эту
н очь
я
вы зва на
сюд а.
—
Ты,
Агния?
—
М еня
убил
в
приморье
Мой
страшный
муж ,
четырехзвездный
л етч ик,
Он
так
меня
баюкает
и
нежит,
Что
стала
я
жемчужною
свиньей.
—
Людмила,
ты?
—
Зачем
ты
опускаешь
Недр е мл ющие
горестные
губы ?
—
Мой
муж
убит,
и
я
у бита
тоже
Тем,
кто
со
мной
как
выродок
живет,
Он
мне
целует
бедные
коле ни ,
Но
он
мертвец,
и
ма ло
кто
у з нает,
Что
он
бессонный
ласковый
мертвец.
И
я
иду ,
как
власть
давно
имевший
Среди
людей
или
теней, —
не
знаю,
Си дящи х
на
синеющих
ск аме й ках,
Бр од ящих
между
сонных
к ипа рис ов,
Играющих
в
любовь
или
ра злу ку
Под
южн ым
ветром
—
праведным
судье й.
Ручей
гремит
по
камешкам
точеным,
Коты
идут
в
коричневых
аллеях,
Ежи
топорщат
медленные
иглы,
Гор бата я
качается
луна,
И
божество,
как
н екий
символ
с тра ха,
С клон яет ся
над
маленькими
снами,
Что
поднимаются
из
города,
к оторы й,
Как
вид но
всем,
лежит
на
самом
дне.
Здесь
целовался
я,
зде сь
не нав ид ел,
564


Здесь
я
ронял
мальчишеские
слезы.
Ах,
Вер а,
Вер а,
сколько
б ыло
мрака
В
ущелье
давней
юности
моей!
Какой
была
ты
стройной
и
с пок ойной ,
Как
ты
ны ряла
со
скал ы
в
пучину,
Какие
гордые
носила
груди,
Как
опускала
мрачные
глаза.
О,
ско ль ко
легкости,
вина
и
света
Кружится
в
беспорядке
кипарисов,
В
задохшихся
от
темной
дур и
лаврах,
В
ночном
ручье,
что
цокает
в
ночи,
Как
жеребец,
л етящ ий
вн из
с
нагорий.
Неу жто
вы,
умершие,
ж ивете
Неизмененные
в
поступках
прежних,
В
словах
об ычны х,
в
ожиданье
старом
Какого-то
последнего
конца.
Конца
не
бу дет.
<1943—1945>


ВАРИАНТЫ


1
Автограф
Всю
н очь
нам
дозволено
не
расс тавать ся,
После
28 А силища — ломит плечи.
Пойдем
по
полуночным
странам
шататься:
До
св ета
еще
д алече.
22
«Мускул»
Был
маузер
моею
игрушкой.
(1929) Цигарка — победным гербом .
После
12 Казармы,
бол ьни цы,
т еплуш ки
Я
вынес
у пор ным
горбом.
23
«Мускул»
Там
я сен
и
ле гок
про щаль ны й
спо р,
(1929)
Там
был о
ему
прост орно
После
32 В лиловом окружьи приморских гор —
Ставленников
санаторных.
Там
я
обещал
комитету
ст ихий,
Редакции
м оря
и
суши,
Простить
мою
юность
и
стро ить
стихи
Как
мож но
прост орней
и
су ше.
30
«Мускул»
Л егла
эта
песня
тиха
и
стр ога ,
(1929)
А
в
небо
уперлись
зубцы
и
рога,
После
20 Лишь камни рычали басом
О
том,
как
в
с виреп ую
пену
воды,
Кромсая,
кидали
тела
м олод ых
Да ръя лом
шагавшие
расы.
569


И
вы шла
и сто рия
в
драном
плаще
С
коллекцией
замков,
кольчуг
и
мощей,
Легенда,
и
п овесть ,
и
песня,
и
сти х
Гре мел и,
как
Терек
в
изломах
пустых.
Так
выше
же,
выш е
и
вы ше!
После
26
Путеводитель
зашелестел
И
крикнул
на
тридцать
четвертой
в ерст е:
«Дывытесь бо,
хлопц и,
у
тво ей
у
хмары
Ось
прит ул ыве я
з амок
Тамары!»
37
«Страдания
моих
д рузей»
(1930)
Ты
строишь,
кладешь
и
во звод иш ь,
ты
гонишь
в
ночь
п оезда,
На
каждо е
чес тно е
слово
ты
мне
отвечаешь
—
«Да!»
Пр ости
меня
за
ошибки
—
судьба
их
назад
берет.
Возьми
меня
в
переделку
и
двинь,
гро хо ча,
впе ре д.
Я
плоть
от
т воей
плоти
и
к ость
от
т воей
кости.
И
если
я
много
напутал,
—
ты
тоже
меня
прости.
Наполни
пр иказ ом
мозг
мой
и
ветром
наб ей
мне
рот,
Возь ми
меня
в
переделку
и
двинь,
гро хоча ,
вперед.
Я
спал
на
т воей
постели,
укр ыт
снег овой
корой,
И
ест ь
на
тво их
равнинах
моя
мол ода я
к ровь.
Я
к
бою
не
опоздаю
и
стану
в
шер енгу
рот,
—
Возьми
же
ме ня
в
переделку
и
двинь,
гро хоча ,
вперед .
Такие,
как
я,
срывались
и
гибли
на переб ой .
Я
школы
твои,
и
газ еты ,
и
клубы
питал
собой.
Такие,
как
я,
поднимали
деп о,
и
забой,
и
завод,
—
Воз ьми
меня
в
переделку
и
двинь,
гр ох оча,
вперед.
Такие,
как
я>
си дели
над
цифрами
д ень
и
ночь,
Такие,
как
я,
опускались,
а
ты
им
мо гла
помочь.
Кто
си лен
т обой
—
в
работе
он,
570


Кто
брошен
тоб ой
—
ум рет.
Возьми
же
м еня
в
переделку
и
двинь,
грохоча,
вперед .
Я
вел
т вои
экспедиции,
стоял
у
твоих
ре тор т,
Я
де лал
свою
работу,
—
хо ть
это
не
первый
сорт.
Ты
с т роишь
за
м есяцем
месяц,
ты
крепнешь
за
годо м
г од,
—
Возьми
же
ме ня
в
переделку
и
двинь ,
гр охоч а,
вперед .
Я
шел
за
т обою
следом
с
тяжелой,
как
жизнь,
семьей
И
мать,
и
жена,
и
сестры
ст ир али
бель е
твое.
Я
проклял
квартирную
пл ату,
я
п р оклял
водопровод,
—
Возь ми
же
меня
в
переделку
и
двинь ,
грохоча,
впере д.
Я
сонным
ог нем
тлею
и
еле
качаю
стих,
За
то,
что
я
с тал
холодным,
—
ты
т оже
меня
прости.
Но
вр емя
идет,
и
стройка
идет,
и
выпадет
мой
черед,
—
Возьми
же
ме ня
в
переделку
и
двин ь,
грохоча,
впер ед.
Три
поколенья
культуры
и
три
поколенья
тоски,
И
жизнь,
и
люди,
и
книги,
прочитанные
до
доски.
Р ес пу блика
это
знает,
республика
п озовет.
Возьмет
меня
в
переделку
и
дв ин ет,
гремя,
впер ед.
Ты
строишь,
кладешь
и
возводишь,
ты
гонишь
в
ночь
по езд а,
На
каждое
честное
слово
ты
мне
отвечаешь
—
«Да!»
Так
вер ь
и
этому
сло ву
—
от
сердца
оно
идет,
—
Возьми
меня
в
переделку
и
двинь,
грох оча,
вперед .
1929
«Страдания
моих
друзей»
(193Ô)
После
64
40
Уходят
калоши
идущих
на
службу,
В
мозгу
на ч инае тся
новый
зародыш,
571


человечьего
сч асть я
—
Не
я
тебя
предал,
глух ой
и
пос лу шный
Дух
русского
сн ега
и
русско й
при род ы.
Не
я
т ебя
предал,
не
я
те бя
нянчил,
Не
я
тебя
славил
стихом
благородным:
Бу дь
п роклят
после,
нынче
и
ра нь ше,
Дух
страшного
сн ега
и
стр ашн ой
природы!
49
«Большевикам
пустыни
и
весны » (1931)
Вместо
31—33
Возьми
лу ну
и
в
тишину
одень...
Вд руг
голоса
и
топот
лошадей.
Свет
ф онаря
про нес ся
в
голове
Пос ле
90
Я
сердце
дам
за
каждого
из
в ас,
Идущие
в
ше ре нге
д ней
и
масс
Я
сам
иду,
как
взводный,
впереди.
Работы
много
—
от дыха
не
жд и.
Я
гово рю
—
и
знаю
цену
слов
—
За
каждого
из
вас
я
ум ере ть
готов.
У
нас
у
всех
—
одна,
одна,
одна
—
Единственная
на
земле
стран а!
50
«Большевикам
пустыни
и
весны» (1930)
После
29
Воздух
жи вет
басовым
клокотаньем.
Где
же
най дет ся
для
нас
поводырь,
Чтобы
пересечь
эту
май ск ую
тай ну
Круглой
лу ны
И
арыч но й
воды?
54
«Красная
но вь», 1930,
No
12
92—96
Он
п лечами
тянул
за
собой
ни щету
и
сво бод у.
Тьма
покинутой
родины
ворочалась
в
голове.
По сле
121
Люди
ищут
страну
с воего
572


Землю
Красной
З везды
—
под
со лнцем
и
под
луной .
До
поры,
ко гда
стр ан ы,
разодранные
на
части,
Станут
одной
стран ой .
«Большевикам
пу стын и
и
в ес ны», кн.
2,
1933
После
16
55
Я
слаб ый
работник
парт ии,
но
ты
поверишь,
товарищ,
—
Всеобщ ую
ис тину
Ленина
зн ает
моя
душа.
И
только
на
ощупь
с лыша,
подобно
н езря чей
твари,
Я
м удрое
сл ово
парт ии
правильно
разрешал.
«Красная новь»,
1933.
No
/
После
46
«Большевикам
пу стын и
и
весны», кн.
2,
1933
После
111
58
Т аг ильск ий
литейщик,
—
боец
и
разведчик,
Всю
жизнь
за вя зав ший
в
единственный
узе л,
Чт обы
пря ме е,
спокойнее
и
метче
Ви нто вку
дер жат ь
на
гран иц е
Со юза.
Поверхность
план ет ы
неслышно
затронув,
И
я
промелькну
путевым
отраженьем.
За
мной
—
бесконечный
полет
электронов,
Безмерность
м ат ерии
в
темном
движенье.
«Октябрь»,
1932, No 8
Вместо
50—78
59
Млечный
Пу ть
нап олнен
белым
соком ,
Заливает
вечная
рек а
Надпись:
«За трудящихся Востока!»,
Бу квы : «Слава!» —
и
ск елет
венк а.
573


После
95
Вместо
104—105
Автограф
Я,
товарищи,
про
ва шу
смерть
не
знаю,
Не
кладу
на
па мятни к
цве ты
—
Зна ю:
ч ервь
п олзет ,
переминаясь
В
логовище
черной
темноты.
Кровь,
пролитая
за
жизнь,
не
канет.
Ей
дано
в
людских
телах
кружить.
Жизнь,
т ек ущая
в
моих
словах
и
тканя х ,—
Это
ест ь
и
будет
н аша
жизнь.
П озн авань е
всех
причин
и
следс тви й ,
Светлое
рождение
вещей
Мне
казались
волей
и
наследством
Предков,
вылезавших
из
пещер.
Даже
право
честно
умерет ь .
75
Т.
Э.
Г.
Тысяч и
людей,
тысячи
книг
В
жизни
мно й
перелистаны.
Я
только
сего д ня
впе рвые
проник
В
пуст ын ную
ночь
истины.
Легкая
ночь.
Пустынная
ночь.
Ночь
невеселой
расплаты.
Высоко
окно.
О кно
черно.
До ма,
фонари,
пл акат ы...
Красен
плакат:
Красный
солдат
574


Па ль цем
и
зрачками
колется.
Пора
наступать!
Пора!
Да,
товарищ,
вчера
Зап и сался
и
я
добровольцем.
Хочет ся
спать.
Ах,
тянет
спать .
Зв як ают
шпоры
бездомно.
Звен ит
го ло ва.
Утре ет
Москва.
Идет
голова
донецкие
отстаивать
домн ы.
6 октября 1924
Сокольники
80
«Литературно ­
эстр адны й
сборник»,
М„ 1940
Пос ле
48
Круж ка
кипятк а,
вокзальный
кров,
Рельсов
шатких
две
с та льные
жилы,
Сту к
неторопливый
буферов...
С
кем
ты,
ночь,
армейцев
подружила?
Подружила
полночь
храбрецов
С
б оевою
сла вой
и
п оход ом,
Побратала
м оло дых
бойцо в
С
девятнадцатым
б ессмерт ны м
годом.
81
Автограф
После
62
Ну,
лет и,
л ети
со
мной.
П одавай
разумные
советы.
Тучи
с иние
стоят
стеной.
Бешены й
пос вис тыва ет
ветер,
82
«Молодая
гвардия»,
1939, No 1
4-я
строфа
Как
я
жил,
когда
родился
В
эт ом
ми ре
молодом,
Где
найду
пр иют
смертельный,
Где
н айду
последний
дом?
575


Ав тограф
Не
хочу
ни
сна,
ни
пищи,
встану
темный
и
пр я мой:
Многолетние
деревья
ма шут
шумною
листвой.
Справедливость,
справедливость,
буду
жечь
себ я
дотла,
Но
хочу,
чт об
справедливость
мне
оказана
была.
Чем
я
жил ?
З ачем
родился
в
этом
мир е
мол одом .
Где
найду
прию т
смертельный,
где
найду
по след ний
до м?
Почему
прих о дит
сча сть е
—
ма лень ки й,
бегущий
свет?
Чут ь
помедлит,
чут ь
покружит
—
и
ему
во звр ата
не т.
Я
великую
р асплат у
ви дел
на
своем
век у,
И
строка
моя
звенела,
ударяясь
о
строк у.
И
ночной
во сто рг
кида лс я
кошкой
черною
на
грудь,
И
одн а
звезд а
сверкала,
отчеканивая
пу ть.
1963(?)
91
«Молодая
гвардия»,
1939, No 1
После
строфы,
3
«Новый
ми р», 1939,
No
3
8-я
строфа
Д евушк а,
со всем
больная,
В
белой
ко мн ате
живет,
Смер тный
холод
отгоняя,
Чистым
го лосо м
по ет.
И
тогда
бо ль шая
гордость
За
сердце
мен я
берет.
93
Кто
т вою
хо з яйку
приголубит?
Мать
встречает
где-то
Новы й
год,
Домработница
танцует
в
клубе,
А
отца
—
собака
не
н айдет !
102
Ав тограф
Посл е
1-й
строфы
Зачем
сидела
ты,
скучая
под
окном,
Под
тем
окном,
где
за по ве дный
д ом,
Где
никогда
не
жили
лож ь
и
лесть,
Где
лучшие
на
св ете
л юди
есть.
576


117
Автограф
Автограф
После
26
Автограф
После
92
(зачеркнуто)
Нас
пьяный
нищий
обручил
с
тобой.
Прижалась
к
плечам
Петра
белокрылая
ночь
Ленинграда.
Кем
ты
была,
к оз ырем?
дамой
пи к?
моей
судьбой?
Как
ты
ле гко
прошла
ми мо
каменных
баб
Летнего
сада.
Люблю
я
те бя,
люблю!
Через
ты сячу
тыся ч
лет
Дойдет
до
по томк ов
твои х
.
ус талы й
и
ве ж ливый
голос.
Милая,
это
я!
Это
очень
да леки й
приве т ,
Тоненький,
словно
твой
бронзовый
волос.
125
Когда
жила
ты
с
горем
пополам
И
не
ждала
ночных
счастливых
телеграмм.
Когда
гл ядел
из
синей
пус т оты
Чи мган ,
Чимган
—
да ле кие
хребты.
Зат опишь
ли
ма нгал
в
тот
синий
ча с,
Когда
последний
луч
в
горах
погас.
133
Мы
ему
отдадим
кровью
крашенный
флаг,
Длинный
шаг
пятилеток,
на уку
творенья.
О жида нье
никем
не
подаренных
бл аг,
Жажду
под ли нной
правды
и
силу
горенья.
37 ß.
Луговской
577


138
бол ьш ий
грех.
Автограф
После
89
У
нас
обоих
ес ть
теп ерь
свои
машин ы,
Но
дряхл ый,
гулкий
наш
автобус
мне
дороже,
На
чер та
мне
сдались
чехлы,
обивка,
шины.
Из-за
машин ы
разве
ст оит
ста ть
машиной.
Той
ж е нщине
она
родна,
близка
до
дрожи.
Весь
мир
нап олн ен
ре вом
этой
черт овщин ы.
У
нас
обоих
ест ь
те перь
свои
м а шины.
139
А в тограф
После
106
Я
не
считал
удач
твоих,
н аград
твоих
не
числил.
П осты,
чины
и
званья
—
это
всё
не
в
сч ет.
Но
то,
что
движет
мир ,
—
взрыв
бескорыстной
мысли
Ты
в
гр афы
перенес,
как
в
год овой
отчет.
И ль,
может
быть,
ты
с тал
довольным,
равн од ушн ым,
Пустым,
как
выеден ный
че рвяко м
орех.
Не
че рт
забрал
твою
застиранную
душу.
Она
сама
сг нила
—
и
это
578


Иль ,
может
быть,
ты
лез
по
лест ни це
всё
выше,
Любуясь
ли шь
собой,
в
мук у
стирая
всех.
Ты
подличал,
ты
ль ст ил,
в
бо ль шие
люди
вышел,
Ты
предавал
—
а
это
самы й
тяжкий
грех.
Со лгал и
мн е,
сказав
твоих
усп ех ов
да ты.
Со лгал и,
рас ск азав,
что
душу
ты
сгубил,
Солгал
мне
тот,
кто
г овор ил,
что
ты
пр еда тел ь,
И
то т,
кто
гов ори л,
что
ты
дав но
прогнил!
141
«Знамя»,
1956,
No
6
После
131
Но
теперь
я
ращу
в
Заполярье
сад ы,
Я,
как
ма стер ,
формую
цвет ы
и
плоды
Для
народа,
чтоб
поднял
тебя
и
ме ня
В
трудный
год
Ре волюц и и,
с
первог о
дня.
144
«Москва»,
1957,
No
3
Пос ле
98
Так
много
лет
о дин
из
них
на
све те
проживет.
Втор ой
умрет
в
тридцать
седьмом,
как
му ченик
умрет.
Из
них
ни
пер вы й,
ни
втор ой
не
выдаст
ни кому
579


Тот
давний
молод ост и
зо в,
метельный
гр ом
Коммун.
Ав тограф
Но
наши
души
дл инн ой
сетью
После
33 Вылавливали на заре.
Вытаскивали
и
го во рили:
Вы
еди ниц ы,
вы
не
в
сч ет.
Но
м ы-то
мучились,
мы
жили.
Кто
в
наших
жи знях
дас т
отчет?
162
150
«День
поэзии»,
1957
Вмест о
8—11
Вмест о
89—94
Ч то,
не
вед ая
срока
ни
ра бо те,
ни
жарким
бессонницам,
ли
напряженью,
Академии
ставили,
ву зы
и
школы
ликбеза;
Бескорыстны
с
друзьями,
с
врагами
—
твер д ы,
как
железо.
Ав тограф
После
7
(зачерк ­
нуто)
Что
питались
сухим
концентратом
об едов
несытных,
И
в
каморках
своих
гли ноби т ных,
Ночью
карту
раскрыв,
изу чали
пространство
В осто ка
И
не
в едая
срока...
Автограф
(Литератур­
ное
наслед­
ство,
т.
74,
с.
701)
1
ВСТУПЛЕНИЕ
Носильщик
шел,
хрипя
под
серым
ск ар бом,
Навьюченным
на
сгорбленную
спину,
Он
яр о стно
и
смач но
кашлял
к ровь ю,
С
огромным
вожделеньем
принимая
В
свою
утробу
пос ине вши й
воздух,
За
ним
ш агал
и зм ученн ый
ученый,
Держа
в
руках
Коран
и
керосинку,
Бол ьш ая
дам а
в
маленьком
пальто
И
существо,
за кута нное
накрест
Зелено-красным
белостокским
пледом.
За
километр
от
них
стоял
вокзал,
И
паровоз,
при везш ий
эту
т ройк у,
580


Ревел
на
стрелках,
как
буг ай
на
бойне.
Отсюда
начинался
новый
мир .
Стояли
топо ля,
как
смерть
седые,
Караг ачи
ц вели
вишнев ым
снегом,
В
пушистых
перьях
пы шно
возносясь
К
мор озн ому
п ылающ ему
неб у.
Хр ебет
л ежал
на
зво нк ом
горизонте,
И
вечер
клал
сумятицу
теней
От
солнца
умиравшего
на
стены.
Зем ля
летела
дивно
хороша
В
кровавом
и
сапфирном
океане
К
п рест олу
сатанинскому
зар и.
Вполнеба
шли
крутящиеся
тучи,
Охваченные
сни зу
кр ас ным
жаром.
То
б удто
паровозы
или
вз рывы ,
То
само леты,
мч ащ иеся
в
пекло.
Л етел
на
н ебе сах
весел ый
ад,
И
ок на
п ламене ли
сл овно
печи,
А
печки
на
крылечках
чут ь
дымились
И
там
п ере бега ли
огоньки,
Как
бе сен ята,
гревши е
к астр юли.
И
клочья
солнца
плавали
в
воде,
Журча ще й
второпях,
чтоб
не
замерзнуть,
И
много
был о
там
чужих
собак ,
Чужих
домов
с
деревьями
ч ужи ми.
Чужих
одежд,
чужой
вечерней
мгл ы.
Пришли
и
дал и
деньги
оборванцу,
Отсчитывали
тусклые
десятки,
Носильщик
пр охрип ел : «Кусочек хлеба» .
«Я не имею карточек,
товарищ», —
.
Ответил
т ихо
челове к
с
К ора ном
И
положил
его
на
керо синк у.
—
У
нас
продуктов,
к
сожаленью,
нет .
Уше л
нос ил ьщ ик,
поводя
глазами,
Карминными
от
дикого
за ката ,
Багр овые
отогревая
руки,
Вбир ая
в
грудь
пустую
колкий
воздух.
И
в
комнату
тогда
вселил ись
трое.
Московские
раскрыли
чемод аны.
И
зажили
и
чай ник
разогрели.
Пришел
не
тор о пясь
соседн ий
кот,
И
существо ,
освободясь
от
плена,
Вдруг
оказалось
дево чк ой
то лко вой
И
село
у
вечернего
ок на.
А
комната
б ыла
совсем
большая,
Сырая
ко мн ата
бы ла
в
подтеках
И
удивительные
разбегались
Ватаги
пятен
по
зе лены м
стенам,
Как
будто
от
чужо й
оставшись
жизни.
О
чем
они
толк ую т
—
неизвестно.
А
ма ма
зак рыва ла
эти
пятна,
В
них
ничего
со всем
не
понимая.
581


То
ковриком
и сте ртым,
то
старушкой,
Сидящей,
словно
м ышь,
в
дубовой
рамке.
И
ст ало
кое- где
уже
уютно.
О тец
поставил
книг и,
шесть
по
счету.
На
тощие
постели
общежитья
Ложились
простыни,
с ырые
от
до рог и,
И
первый
кл оп
пошел
наи ск осок .
А
девочка
гля де ла
на
каштаны,
Стоявшие
в
си реневых
уборах,
Поскольку
кровь
сменилась
синевою.
И
видела
зубчатый
город
снега
В
больших
ветвях
взлетающих
д еревь ев.
П очу вст вовала
шум
поленьев
в
печке,
Услышала,
как
заки па ет
ч а йник,
И
д ухи
жизни
вход ят
в
э тот
дом .
За
ней
стояло
зар ево
пожаров,
Слепая
то лко тня
бомбоубежищ,
Бессонный
ст ук
промерзших
бу феров.
2
Там
башенные
рдели
гор од а,
Колонки
второпях
переливались,
Носились
сверху
голубые
пти цы
И
желтые
рубашки
жарк их
д ухов,
Игольчатые
д уши
древесины
Р вали сь
в
кромешном
зе ве
дымохода,
Внизу
шумели
ал ые
д ома,
Перемещ аясь
каждую
секунду,
И
вспыхивала
девушка
на
сучья х,
Положенных
совсем
не дав но
мамой.
О ни,
схватившись
гнутыми
руками,
Др уг
с
другом
вытанцовывали
быстро,
Раз дув ши
платье
в
золотую
тьму.
Внизу
гудели
улицы
косые,
Напо л ненные
ог не нным
народом,
Там
иногда
тоск ли во
пробегали
Ли ловые
людишки,
но
обычно
Сновали
толпы
кр ас ных
пламенят,
У
них
была
в оздуш ная
тревога,
Но
очень
радостная,
как
с еанс
В
кинематографе,
ко гда
цветные
фил ьмы.
Звенел,
жужжал
мел ьк ающ ий
народ,
И
окна
па дал и,
пот ом
вставали
снова.
А
что
к асает ся
тревоги,
то
она
Причиною
и мела
непорядок
В
печной
трубе
и
больше
ничего.
Всё
танцевали
барышни
на
ребрах
Седого
саксау ла.
Саксаул
Шипел
как
черт,
сов сем
не
покоряясь
Тем
ножкам
девичь им .
И
в друг
всходила
новая
одна
582


На
черный
сук
и
одиноко
в
мир е,
Таинственно
в зды мала
ру ки
ввыс ь,
Зеленые,
осыпанные
пепл о м.
Взметались
язычки
—
народ
особый.
Гребенчатые
голубые
зве ри
Ход или,
полыхая
вве рх
и
вниз,
Там
был
к орол ь.
Он
понимал,
конечно,
Что
слишк ом
быстро
рушатся
стропила
И
бы отся
сте кла ,
гру стн о
раздробись,
Такие
измененья
он
предвидел,
Он
вырос
меж ду
эт их
изм е не ний,
Не
уди вл яясь
и
не
покоряясь
Из мен чив ым
за кон ам
е стеств а.
Он
вел
в
то
время
битву
с
духом
мрака
И
дочь
име л
—
как
говорят
—
хром у ю,
Немножко
хулиганистую
д очь.
Она
тайком
курила
па пиро сы,
В рала
от цу
и
матер и
дерзила,
Тайком
писала
детские
стихи.
А
сын
стоял
на
отдаленном
фронт е .
Его
пост ель
без
прост ыней,
как
па мят ь.
Блест я
молчала
в пере ди
ковра
Из
огненных
рябых
кусочков
свет а,
Но,
может
бы ть,
ср еди
девиц
лет уч их
На
сер ебр ис тых
ребрах
саксаула
Бы ла
одна,
к ото рую
до
гроба
Сын
полюби л,
да
ведь
не
в
эт ом
дело.
А
д ело
в
том ,
что
сожалел
король
О
быстротечном
пла ме ни
на
окнах,
О
том,
что
д евы
к
сроку
по спева ют
И
шепчут,
ч ерт
возьми,
всё
те
же
речи,
Как
за тв ерд или
при
начале
м ира,
И,
д уры
дурами,
они
л епеч ут
В
огне
летуче м,
в
гибельных
п ожарах
Одни
и
те
же
женские
слова.
А
ду хи
зла
кат ились
в
поддувала,
Смерть
принимая
в
серебристом
пепле.
А
по вер ху,
давая
волю
жизни,
Беж али
люди
в
розовом
свету.
Была
бомбежка
или
легк ий
праздник,
Того
не
ведаю,
но
о дин око
Король
плешивый
созерцал
огонь.
Огон ь
родил
убийства
и
напасти,
Он
сам ,
л осн ясь
тяжелой
медной
мордой.
Входил
клубами
в
раскаленный
дом.
Пожарники,
оборотясь,
кричали,
Чтобы
вода
разв ерт ывала
ш ланг и,
И
рвались
будто
звери
в
самый
ча д.
Так
рушилась,
держась
на
черной
балке,
Красавиц а
земли,
названьем
Люся,
Забитая
дождем
фугасной
бо мбы,
У
ней
поспешно
погибала
шубка
583


Искусственного
ко тик а.
И
страстно
Она
с
бревна
г ляде ла
в
пустоту.
Но
шли
огни
в
че твер том
измеренья,
Подпрыгнувши,
взлет а я
к
дымоходу,
И
бы ло
на ве рху
те мным-т емно.
Ведь
всё
равно
созвездья
искр
лет у чих
Не
означают
твердого
пространства,
Ночное
пла мя
рве тся
в
семь
рядов,
И
мор щи тся
король,
перенимая
Обрывки
ск учных
для
н его
трагедии.
До чурка
покупает
папи росы,
А
сын
лежит
на
фронте
в
бл индаж е.
Всё
рушатся
уст упы
саксаула,
Вишневогривые
летят
зубатки
Полос
неукротимых
вверх
и
вниз.
Он,
загор ая сь ,
как
звезда
на
ветке
Ср еди
к олючих
барышень
пожа ра ,
Вдруг
понимает,
что
закрыта
дверца
И
путь
о дин
на
небо
—
в
д ымох од.
Он
понимает,
что
погибнут
люд и
И
города,
и
щеп ки
саксаула,
И
улицы,
покрытые
лило вы м
О стыл ым
жаро м
мертвенных
углей.
А
люди
всё
б егут
вдоль
красных
ули ц,
Червонокудрые
вс тают
удары
с вета,
Как
демоны,
беседуя
пос пе шно
С
бегущ ими
в
че рвонн ой
мг ле
л юдьм и.
Перегибая
бок
медвяным
пе пло м,
Л етят
наискосок
домов
громады,
И
королю
приятно
—
ве дь
на
свете,
На
б елом
свете
он
еще
живет.
Истлевший
уголь
падает
золой,
В
печурку
вновь
подкладывают
щепки,
Взлетают
пт ицы
в
зо ло тых
уборах,
Взлетают
барышни,
смеясь,
на
сучья,
И
если,
как
все гд а,
поду м ать
молча,
То
в
м ире
всё
—
ог онь
и
чистота.
</w>
17Ü
Ав тог раф
(Литера ­
турное
на сле дств о,
т.
74,
с.
695)
Я
видел
бо га.
Он
сидел
во
тьм е
Старинный,
один ок ий,
неп оня тн ый.
Большой,
как
облако,
как
рощи,
в
т емно-син их
Светящихся
о деж дах.
Он
гляд ел
На
дачный
п оезд,
что
едв а
тащ ил ся,
Как
чер вь
раздавленный,
с редь
затемненных
да ч.
В
вагонах
бы ло
пусто.
Кое-к т о
584


Уже
лежал,
свернувшись
на
скамейке,
II по вагонам несся тусклый запах
Военного
к ори чн евого
хлеба,
Несвежей
рыбы,
женских
платьев,
г оря
И
свежий
запах
бешеной
листвы.
Свет
синих
лампочек.
С
тобой
пришли
мы
К
началу
новой
эры.
Синий
свет,
Свет
невечерний,
тихий
с вет
июня,
Сияй,
как
прежде,
на
мое м
пу ти,
П ока
до
края
не
на льет ся
к ровью
Отмщающая
чаша
бытия.
А
в
темных
окнах
реяли,
летели ,
Кло нили сь,
кланялись
и
поднимались
сн ова
Беспамятные
по лч ища
деревьев.
Деревья
жили
ве кове чно й
жизнью
И
осен яли
каждое
мг новен ье
Так
беспристрастно,
так
неповторимо,
Что
люди
всюду
доверяли
им
Разлуку,
горе,
радость
и
свид ань е.
Я
видел
бога.
Он
сидит
во
тьме,
Держа
в
ру ке
мод ель
аэроплана
Работы
первых
стр оги х
мастеров,
Мечтавших
в
девятнадцатом
стол еть е
О
высшей
правде
и
победе
че лове ка
Над
безобразным
ско пищем
ст их ий.
И
Мам о нто вка
радостно
шу мел а,
Ко гда
по
рельсам
синим,
в
ночь
сырую,
В
мерцанье
синих
лампочек
и юня
Неповторимый
поезд
проход ил.
Что
б ыло
в
не м?
Всё
то
же,
сударь
м ой,
Что
полагается
в
романах
и
поэмах,
—
Разлука,
ненависть,
ст радань е
и
лю бов ь,
Коврига
хлеба,
пол ки ло
с в инины
На
лучший
с луча й,
номер
«Крокодила»
И
песня
Уткина.
Одна ко
я
не
лг у,
То
был о
че ловече ство .
Не
на до
Шутить
и
балагурить
о
т аком
Большом
пре дмет е.
Это,
сударь
мой,
Явление
занятное.
Как
прежде,
Оно
стр еми тся
что-нибудь
постичь,
Придумать
телефон,
сорт и р,
подтяжки,
И
в
смертном
уж асе
перед
п оследн ей
пул ей
Кричать:
н ет,
н ет,
—
и
всё
пон ят ь,
и
к
черту.
Т ебе
м олил ся
я
в
гимназии.
В
окно
Стремился
вечер.
Мерное
кадило
Вздыхало,
колебалось,
г овори ло.
В
открытое
ок но
шел
легкий
запах
Каштанов,
мост овых
и
очень
ст рог ой,
Глубокой,
вечереющ ей
Москвы.
И
ба тюшк а
в
пот ерт ой
желтой
ризе
Невня тно
бормотал
о
той
же
правде,
Что
авиаторы
последнего
столетья
585


Х отели
принести,
как
же рт ву,
мн е.
И
это
б ыло
всё
е дино:
бог
И
Блерио
и
некий
мудрый
Ви рхо в,
Кюри ,
Пастер,
Жуковский
и
Уэллс,
Всё
люд и
—
полубоги,
всё
—
громады
В
тяжелых
бородах,
в
по терты х
фраках,
Украшенные
з вездами
по
праву,
Солидные
и
гроз ные ,
как
тучи,
Летящие
над
веко м
пустоты.
Да,
я
молился.
Р ослы й,
темн обр овы й,
В ставал
Х рист ос
в
дым у
паникадила
И
обещал
смир ен ие
серд ец,
И
вечный
мир ,
и
славу,
и
п ричаст ь е.
Т арасо вка
шумела
за
окном,
Что
делать
мн е,
плохому
сыну
ве ка.
Я
был
с
тобой,
мой
горо д,
я
хотел
П рохла дны х
улиц,
холода
музеев
И
мраморных
людей
в
те ни
порталов,
И
книг,
и
справедливости.
Но
это
Всё
устарело.
Сам
из
глубины
Я
вы звал
силы
мрака
и
преграды,
Не
о бр ащал
в ниман ья
на
собак,
На
кошек,
на
холодные
пом о йки,
Где
ночью
ч уть
шуршат
и
шевелятся
Прокисшие
лист ы,
на
вещ ий
мир
Предметов
маленьких,
звериных
жизней,
Которые
приносят
нам
тоску,
Вниманье
и
душевное
смятенье.
Вот
он,
тот
вещий
мир:
ночные
дачи,
Сон
счетоводов,
маленькие
сны
Ребя т,
ушедших
в
теплые
под уш ки,
Гусей
и
кур
и
мокрых
огоро д ов,
Где
тем ной
флейтою
поет
укроп
И
жад но
раскрывается
капуста.
Средина
ве ка,
смрадный
черный
ви хрь
Над
всем,
что
было.
Пасмурные
окна.
В
крестах
бумажных.
Нечег о
желать
И
некому
молиться.
Фолианты
Жив ут
сво ей
отдельной
жизнью.
Полн очь
Их
перелистывает.
На
пол ях
столетних
Лежит
луна
безрадостно
и
т ускл о.
Вся
гордость
чел ов еч ества,
все
му ки
Людей,
сидевших
за
седым
огарком,
Перед
которыми
—
громады
океанов,
И
полюсов,
и
золотых
сечений,
И
му дры х,
как
в сег да,
законов
ми ра,
—
Все
муки
этих
х илых,
тонкоребрых,
Остробородых,
лысых
и
слепых
Ко
мне
при шли
в
ту
ночь.
Я
целовал
Следы
потертых
докторских
сандалий,
586


И
если
ес ть
на
свете
справедливость
—
Я
п он имал
ее.
Как
хорошо
Сухое
одиночество.
По
з алам
Текут
потоки
медленных
секунд,
И
время,
е ле- еле
прикасаясь
К
хвосту
ихтиозавра,
принимает
Другие
форм ы,
и
размер,
и
ритм.
О
это
ч увство
врем е ни.
Над
миром
Я
нес
од ну
звезду,
шуршащий
с ноп,
Победу
света,
листья
лип
моск овск их ,
Преч ист ен ски х,
Остоженских,
шумящих
От
б ешен ства
людей,
чьи
голо са,
Горячие
и
жа дны е,
встречались
С
холод н ыми
горами
красноречья
Постановлений,
смет,
дурацких
ц ифр
И
медле нног о
холода
предательств.
Ночь,
л ипы
и
луна,
и
черный
купол
Обсерватории.
Кл яну сь
остатком
жизни,
Что
это
дуло,
ки н утое
в
вечность,
Рефрактор
в
холоде
гигантских
стек ол,
Дороже
жизни,
н ет,
дор оже
смерти,
Дороже
справедливости.
См от ри,
В
нем
—
беск онечн ост ь ,
зв ез ды,
легкий
полог
Гала кти к
и
тум ан н остей.
Над
миром
Вита ет
ночь,
ей
не куда
идти
И
некуда
у йти.
Она
лр едв е чна,
Скучна
и
целомудренна.
Простите,
Я,
к аже тся,
забылся.
Даже
Г ете
Немного
забы вал ся .
Позади
Лежало
м уд рое,
как
сфинкс ,
столетье,
У вен чанно е
шапкой
санкюлотов
И
ве рой
в
че ловече ст в о.
Вольтер
См ея лся
медными
гу ба ми,
сам
Руссо
Бродил
сред и
шипящих
рощ.
Сен-Жюст
И
Робеспьер
т вор или
списки
мерт вы х
Во
славу
ра зума .
Опять
луна,
И
оди но чест во,
и
пыл ьны й
запах
полок.
Мне
ничего
не
над о.
Я
хо чу
Лишь
пра ва
сказки,
права
распадат ься
На
сотни
образов,
на
тысячи
с равн ени й,
На
м иллионы
маленьких
вещей,
Откуда
снова
возникает
цель ност ь,
Большие
р уки
ласковых
ге роев,
И
чу дес а,
и
песни .
Нес тер пи мо
Горит
луна
над
поворотом
дач.
И
дач ный
поезд
мчится,
как
б ы вало,
Сред и
прохладной
клязьминской
ли ств ы.- ---- -
Мы
все
—
крупинки
мир а.
Мы
всегда
Шумим,
как
ли сть я,
мчимся,
пропадаем
В
сырых
но чах
и
снова
г овори м
Среди
пол ночных
рощ.
Мы
знаменуем
Собой
столетье
н аше
и
не
больше,
587


Но
как
оно
сложилось,
я
не
знаю.
Как
испечен
был
свадебный
пирог
Для
да моче к
и
женишков
к ром ешны х,
Не
знаю
тоже,
че рт
его
дери .
Но
ест ь
на
све те
старое
кладбище
В
тени,
под
Алексеевской
слоб од ко й,
Что
за
Сокольниками.
Там
в
могиле
С
кривым
бу г ром,
заросшим
со рн яками ,
Вьюнками,
подорожником,
ромашкой,
Л ежит
спок ойн о,
гордо
мой
отец.
Он,
п олно телый,
с
мягкими
губ ами
И
мягкой
сед иной ,
в
пенсне
давнишнем,
Романтик
радостный,
педант
ученый,
Он,
Луговской
А.
Ф.,
родной,
беззлобный,
Он
это
зна л.
Он
был
началом
век а.
Он
—
прокурор
и
адвокат,
но
я
—
Случ айн ы й,
сх ва чен ный
за
хвост
свидетель,
Седеющ и й
от
лж и.
Текут
пустыни.
На
землю
жесткую,
дрожа,
ст упа ет
Ев а.
Крутобородый,
г орбонос ый
Каи н
Воспитывает
п ервых
кузнецов.
Плыв у т,
как
тучи,
мед ленн ые
люд и
По
си нему
простору
первых
песен.
И
горы
шумные
н есут
стада
На
шерстяных
свои х
тугих
ко леня х.
Потом
проходят,
как
в сегд а,
века.
Тяжелорукий,
стар ый
Авраам
Под
дубом
черным
ужин а ет
с
богом.
Иосиф
муд рый
продает
пше ницу
По
карточкам
гол одн ым
еги птя н ам.
И
Моисей,
гр емя
среди
песков,
Точит
из
камня
л едяну ю
воду.
Колонны
храмов
воздвигает
Фидий,
Сосут
сос цы
волчицы
два
младенца,
Два
совладельца
м ира
—
Рем
и
Ромул.
Потом
проходят,
как
всегда,
век а,
И
мечет ся
Хри стос
в
маслинной
рощ е
От
скорби,
дурноты
и
вдохновенья.
И
Магомет,
сухой,
как
сон
песков,
Льет
на
ба ра ньи
белые
лопатки
Кр ова вую
вит ую
в язь
Корана.
И
Чингисхан
ведет
могучий
хор
С леп ого
зверства
Азии
пре двеч ной
Во
с лаву
вышнего.
И
Тамерлан
По
Самарканду
кровь
несет
потоком.
Но
это
то,
что
помню
я
давно
Из
мелки х
книг,
написанных,
как
должно,
С
благоговеньем
к
чел овеч ес т ву.
Теперь
Бомбардировщики
плы вут ,
как
рыбы,
По
возд уху
мо ей
р одной
планеты,
588


Зна ч ител ьно
и
ск упо
сок ращая
Мон
н ест ерп имо
мед лен ный
рассказ.
Ночь,
липы
и
луна,
и
черный
купол
Обсерватории.
Клянусь
ос та тком
жизни,
Что
это
дуло,
кинутое
в
вечность,
Рефрактор
в
холоде
ги гантск и х
стек о л,
Дороже
жизни,
н ет,
дорож е
см ерт и,
Дороже
справедливости.
Дорож е
Могилы
на
обветренном
холме.
Ве дь
е сть
на
св ете
старое
кла дбище
С
крив ым
буг ром ,
заросшим
с ор няка ми,
Вьюнками,
подорожником,
ромашкой.
Там,
т ридца ть
лет
уже
не
поднимаясь,
Лежит
спокойно,
гордо
мой
от ец.
Он
полн от елы й,
с
мягкими
губами
И
мягкой
сединой,
в
пенсне
давнишнем,
Он
зна ет
всё .
Он
был
началом
в ека.
Был
прокурором
и
судь ей.
А
я
Случ айны й,
схваченный
за
хвос т
сви дете ль.
Седею щ ий
от
лжи .
Я
ви дел
мир.
Я
ви дел
дальний
м ир.
Те кут
пустыни.
Но
это
то,
что
видел
я
давно
И
позабыл
давно
в
годины
горя.
Земля
о пять
кругла,
гола,
св етла.
Но
ест ь
оди н
закон
—
веленье
свет а.
Прорвавший
сумрак
всех
земн ых
вр емен .
К
не му
мы
возвратились?
Возвратились.
Мы
бы ли
с
ним ?
Мы
неп ре клон но
был и.
Мы
б удем
с
ним.
Мы
н епрек лон но
будем.
Стою
на
площади,
под
синим
небом.
На
площади
К ремл я.
Идут
соб ыть я.
Гляжу
на
б лек лый
ри тм
Никольской
башни,
Как
он
глядел
немало
лег
назад.
Величье
Л енина
всегда
над
нами.
Его
мы
не
уступим
злым,
бетон ным ,
Неубедительным
в
своей
тоске.
Дыхан ь е
молодости
слыш ит
м ир,
Рожденный,
чтобы
снова
повторяться.
Да
будем
вечно
повторять
е го.
Когда
я
молод
был
—
я
видел
б рови
Чу ть
рыжеватые.
Я
видел
гла з,
Напр ав ле нный
в
грядущее
—
я
видел
Незабываемые
о тсве ты
л ица.
Он
всё
гл ядел
на
блек лый
абрис
башни,
589


Мы
думали
—
он
может
возвратиться.
Он
возврат ился.
Да,
он
возвратился.
<^1956^
«Звезда»,
1957, No 1
По сле
148
После
188
По сле
204
После
265
П осле
275
После
416
О
город
мой,
ты
—
средоточье
век а.
Ты
понимал
жестокий
ход
с обыт ий,
Ты
зна л,
что
да же
в
самый
стр ашн ый
час
Мы
шли
вп ер ед.
По
крови?
Да,
по
крови.
И
по
ко ст ям?
Да,
по
костям.
Спроси
У
тех
ко стей
—
за
что
пог и бли
люди?
Тяжелый
ты
ответ
тогда
услы шишь
И
справедливый:
люди,
мы
бороли сь
За
коммунизм.
Жи ви те!
Мы
про с тим!
О
город
мой,
т акой
невероятный,
Что
ночью
снятся
мне
звонки
ночные
(О год тридцать седьмой,
тридцать
седьмой!;
Что
ночью
слыш у
я
шаги
из
мра ка
—
Ког о?
Друзой,
товарищей
моих,
Кото р ых
честно
я
клеймил
поз ором .
Ког о?
Друзей!
А
для
чего?
Для
св ета,
Который
мне
тогд а
каз алс я
ясным.
И
только
св ет
тр аг едии
открыл
Мне
подлинную
явь
такого
света.
Но
ленинский
огонь
еще
свет лей ,
Чем
све т
трагедии,
прямой
и
жгучий.
И
всё
же
в идел
ты,
что
оглу п ляли сь
Умы
и
ду ши,
полн ые
тревоги,
Чудесного
з емн ого
беспокойства
За
новы й
взлет,
за
красоту
отк рыт ий.
Ты
видел,
как
с т андар тным
ч ерпак ом
До
дна
исчерпывались
эти
души.
Подозревать
меня
ни
в
чем
не
надо.
До воль но
подозрений.
Хватит
с
нас!
Всё
это
я
считал
правдивым,
честным
И
п осч итаю
вн овь
правдивым,
честным.
А
если
вк ралась
черная
неправда,
Она
не
осквернит
наш
трудный
путь,
Заставит
лишь
боль нее
биться
серд це,
Иль
разорвет
его,
или
положит
В
него
кусок
спо кой ног о
свинц а.
Мы
видели
гигантский
вихрь
ст раст ей,
Уви де ли,
как
силы
самовластья
Безудержно
взметнулись
до
неб ес
И
только
смерть
была
для
них
г раниц ей.


ПРИМЕЧАНИЯ


Первы й
с борни к
стихотворений
В.
А.
Луговского
«Сполохи»
был
издан
в
1926 г.
Всего
при
жизни
поэта
вышло
36 книг.
«Се­
редина
века»
и
«Синяя весна»
изданы
посмертно.
Как
п рави ло,
в
настоящем
сборнике
ст ихи
Луговского
даются
в
последней
авторской
редакции.
Структура
на сто ящего
издания
такова:
п ервый
раздел
—
«Из
сборн ик ов
20—30-х
годов»
—
включает
лучшие
стихи,
в
том
чис­
ле
давно
не
перепечатывавшиеся,
из
кн иг
«Сполохи» (М. ,
1926),
«Мускул» (М., 1929), «Страдания моих друзей» (М., 1930) и «Ев­
р о па» (М. , 1932); стихи каждой из этих книг расположены в по­
ря дке
их
следования
при
первоначальном
издании
(подразделы
ликв идир ов аны).
Цикл-эпопею
«Большевикам пустыни и весны»
Лу-
говской
писал
в
течение
длительного
врем ени ;
помещая
это т
раздел
после
сти хов
из
книги
«Европа», перед поэмой «К ра сны е
чашки»
—
глав ой
из
книги
«Жизнь» (М . ,
1933), мы руководствовались тем,
что
л ицо
эпопеи
оп ред ели лось
к
1933 г.,
когд а
были
написаны
1-я
и
2-я
книги,
а
также
тем,
что
из
3-й
и
4-й
кни г
(1947—1948; 1951—
1954) для настоящего издания отобрано только несколько стихотво­
рений,
выдержавших
испытание
врем енем .
Раздел
«Из книги „ Ка с­
пийское
м ор е“» включает лучшие стихи из одноименного сборника,
вышедшего
в
Москве
в
1936 г.
След ующ ий
раздел,
—
«Из сборников
40—50- х
го до в », — составляют лирические
стихи
(расположены в
хрон оло ги ческ ом
пор ядк е ), входившие в книги: «Новые стихи» (М.,
1941); «Избранное» (М. , 1949); «Стихотворения» (М. , 1952), «Лирика»
(М., 1955) и «Ли р и ка» (М., 1958, — посмертное издание).
Полностью
печатаются
«Солнцеворот» (М . , 1956) и «С ин яя
весн а» (М . , 1958).
Книг а
поэм
«Середина века»
печатается
цел ик ом;
за
ней
следуют
еще
3 поэмы («Сказка о зеленых шарах», «Дорога в горы»
и
«Каб­
л у ки», опубликованные после смерти Луговского); точно определить
их
место
среди
других
поэм-глав
«Середины века»
не
удалось,
т.
к.
несколько
оглавлений
к
книге,
сохранившихся
в
архиве,
ско­
рее
представляют
собою
перечни
поэм,
предназначенных
для
«Сере­
дины
век а», и не могут оказать
помощь
в
оп редел ени и
последова­
тель нос ти
отдел ьн ых
г лав.
В
ра зде ле
«Варианты»' представлены
наиболее
значительные,
как
пр авил о,
ран ние
редакции
и
ва р ианты
отдельных
стр оф
и
строк.
38 в.
Луговской
593


Большинство
стихотворений
и
поэм
свере но
с
автогра фами }
в
отдельных
с луча ях
исправлены
опечатки,
уто чнено
вр емя
напи­
сан ия
стихотворений
и
сделана
передатировка
некоторых
из
них .
Рукописное
наследие
Луговского
хр а нится
в
основном
у
вдовы
поэта
Е.
Л.
Быковой.
Арх ив
поэта
состоит
из
б оль шого
ко ли чес тва
тетрадей,
блокнотов,
реж е
это
отдельные
лист ки .
Ст ихи
написаны
большей
частью
карандашом,
иногда
че рни лами ,
неразборчиво,
ча ще
всего
встречаются
черновики
с
б ольш ой
авторской
правкой.
Стихи
«Сполохов»
и
«Мускула», «Мускула»
и
«Страдания моих друзей»
сме шаны .
Те тра дь
со
стихами
«Синей весны»
почти
не
сохранила
следов
авторской
правки
(Луговской стирал написанное) .
Особый
и нт ерес
представляют
автографы
«Середины века»,
встречаются
4 основные их разновидности: 1) поэмы,
написанные
под
диктовку
(Луговской плохо видел в 1943 г.
и
диктовал
сво ю
книгу
сестрам
Е.
И.
и
И.
И.
Яко влев ым ,
большим
др узья м
поэта
по
Ташкенту,
а
также
О.
М.
Грудцовой), с пометами и правкой
Л у гов с ког о; 2) машинопись с пометами Луговского 40- х
гг.;3)ма­
шинопись
с
правкой
Луговского
1956—1957 гг. ; 4) беловые автогра­
фы
некоторых
последних
по эм,
написанных
в
пору
завершения
«Середины века».
Можно
сделать
общий
вывод
о
том ,
чт о,
пе ре­
рабатывая
в
1956 г.
ранее
написанные
поэмы,
Луговской
шел
по
лин ии
большего
обобщения,
эпизации
(отвлечения от автобиогра ­
фических
мо м енто в),
добивался
большей
ист ори ческ ой
точности
(вплоть до введения прямого обозначения времени действия), за ­
вершенности
авторской
мысли,
вводил
новых
действующих
лиц
и
новые
эпизоды.
В
ЦГАЛИ
хранится
м аши нопи сь
«Мускула»
с
пометами
Луговского;
стихи,
составившие
1-ю
и
2-ю
книг и
«Большевикам пу ­
ст ыни
и
ве с ны» (в том же виде), й разрозненные автографы.
В
ру­
кописном
отделе
И МЛИ
—
гранки
и
маш ин опи сь
«Мускула»
с
пр ав­
кой
Луговского,
а
т акже
автографы
отдельных
его
ран них
ст ихо­
творений.
В
примечаниях
приводятся
сведения
о
перво й
публикации,
пе­
речисляются
те
п ечатны е
из да ния
и
автографы,
в
которых
текст
под вергался
изменениям,
а
т акже
ука зывает ся
источник,
по
ко торо му
печатается
стихотворение
(в тех случаях,
ко гда
такого
ук азани я
н ет,
стихотворение
печатается
по
первой
пу блик ации); сообщаются необ­
хо дим ые
сведения
биографического
и
реального
характ ера.
Не оц ени мую
помощь
в
работе
над
этой
книгой
оказ ала
вдова
по эта
Е.
Л.
Быкова.
Лю без но
предоставленные
ею
в
на ше
распо­
ряжение
архивные
материалы,
дневниковые
записи
Луговского
ис­
пользованы
в
комментариях
и
при
подготовке
т екстов .
Ре дак ция
выражает
так же
глубокую
признательность
и
благодарность
Б.
Н.
Агапову,
А.
А.
Гал ич у,
Т.
Э.
Груберт,
О.
М.
Гру дц овой ,
В.
М.
Инбер,
К.
Л.
Зелинскому,
Т.
А.
Луговской,
М.
Л.
М атусо в-
ск ому, H.
С.
Ти хонову ,
которые
в
п ись мах
и
лич ных
бе седа х
сооб­
щили
важные
да нные
сп рав очн ого
харак тера,
поделились
вос по­
минаниями
о
В.
А.
Луговском,
Б94


Сокращения,
принятые
в
пр имеч аниях ?
«Бизнес»
—
Би зн ес.
Сборн ик
литературного
центра
конструктиви­
стов,
М. , 1928.
«Большевикам» (1930)—В.
Луг овс кой .
Большевикам
пу с тыни
и
весны,
М., «Молодая гвардия», 1930.
«Большевикам» (1931)—В.
Луговской.
Большевикам
пу ст ыни
и
весны,
М.—Л.,
Г ИХ Л, 1931.
«Большевикам», кн.
2, 1933—В.
Луговской.
Большевикам
пу ст ыни
и
весны.
Кни га
вторая,
М.,
ГИ Х Л, 1933.
«Большевикам», кн .
3, 1948—В.
Луговской.
Большевикам
пустыни
и
весны.
Книг а
тр е тья,
М. , «Советский писатель», 1948.
«Восток и Запад»
—
В.
Луговской.
В осток
и
Запад,
М. , 1932.
«Европа»
—
В.
Лу го вской .
Европа.
Стихи,
М.,
«Федерация», 1932.
«Жизнь»
—
В.
Луговской.
Жизнь.
Поэма,
М. , 1938.
«Избр.» (1930)—В.
Луговской.
Из бр анные
стихи,
М.,
«Огонек»,
1930.
«Избр.» (1932)—В.
Луговской.
Избранные
стихи,
М., «Федерация»,
1932.
«Избр. » (1935)—В .
Луго вско й .
Из бр анные
стихи,
М.,
Гослитиздат,
1935.
«Избр.» (1949) — В .
Луго вско й .
Избранное,
М ., 1949.
«Избр.», тт.
1—2
—
В.
Лу го вской .
Из бр анные
произведения
в
2-х
то­
ма х,
М.,
Гослитиздат, 1956.
«Каспийское море»
—
В.
Луговской.
Каспийское
море.
Ст ихи,
М.,
Г ослитиздат, 1936.
«Крымские стихи»
—
В.
Луг овс кой .
Кр ымск ие
стихи,
Симферополь,
Крымиздат, 1954.
«Лирика» (1955) —В.
Луговской.
Лирика.
1924—1954, М ., «Советский
п и сат ель», 1955.
«Лирика» (1958) —В .
Луговской.
Лирика,
М., «Советский писатель»,
1958.
«Мое поколение»
—
В.
Лу го вской .
Мое
пок олен ие.
М уск ул.
Страда­
ния
мо их
друзей,
М ., «Федерация», 1932.
«Мускул»
—
В.
Луговской.
М уск ул.
Вторая
книга
сти хов,
М., «Фе­
дер а ци я», 1929.
«Новые стихи»
—
В.
Луговской.
Новые
стихи,
М.,
Гослитиздат,
1941.
«Однотомник»
—
В.
Луговской.
Однотомник,
М.,
Гослитиздат,
1935.
«Песня о ветре»
—
В.
Луговской.
Песня
о
ветр е,
М.,
«Молодая
гвар д ия», 1955.
«Пустыня и весна»
—
В.
Луго вско й .
Пустыня
и
весн а,
М., «Совет­
ский
пи сат ель», 1953.
«Раздумье»
—
В.
Луго вско й .
Разд умь е
о
поэ зии,
М.,
«Советский
писат ель », 1960.
«Середина века»
—
В.
Луговской.
Середина
века.
Кн ига
поэм,
М.,
«Советский писатель», 1958.
«Синяя весна»
—
В.
Луго вско й .
Синяя
весна,
М.,
Гослитиздат, 1959.
«Солнцеворот»
—
В.
Луговской.
Солн це во рот,
М.,
«Советский пи­
с ател ь», 1956.
«Сполохи»
—
В.
Луговской.
Сполохи,
М.,
изд .
«Узел», 1926.
«Стих .» (1952)—В .
Луговской.
Стихотворения,
М.,
Гослитиздат,
1952.
595


«Стихи» (1931)—В .
Лу го вской .
Сти хи
(1923—1930), М. — Л.,
ГИХЛ,
1931.
«Стихи» (1951) —В .
Луговской.
Стихи,
М., «Правда», 1951.
«Стихи и поэмы» (1941)—В .
Луговской.
Стихи
и
поэмы,
Симфе­
рополь,
К ры мги з, 1941.
«Стихи об Узбекистане»
—
В.
Луговской.
Ст ихи
об
Узбекистане,
Ташкент,
ГИЗ
УзССР, 1949.
«Страдания моих друзей»
—
В.
Луговской.
Страдания
мо их
дру­
зей,
Л А ., «Федерация», 1930.
«Страницы воспоминаний»
—
Страницы
воспо мин аний
о
Луго вс к ом,
М ., «Советский писатель», 1962.
«Хозяева земли»
—
В.
Луговской.
Хозяева
земли.
(Стихи), М .,
Гос­
ли ти здат , 1949.
СТИХОТВОРЕНИЯ
ИЗ
СБОРНИКОВ
20 - 30-х
Г ОДОВ
из
книги
«сполохи»
Сборник
«Сполохи»
в ышел
в
1926 г.
и
состоял
из
24 стихотво ­
ре ний
1923—1926 гг .;
п озд нее,
в
«Однотомнике»,
поэ т
доп ол нил
раздел
«Сполохи»
еше
пятью
стихотворениями.
«Моя первая книга
«Сполохи», — писал
Луговской,
—
очень
сборная
по
тематике,
где
б ыла
и
г ражд а нская
вой на,
и
море,
и
стихийное
у дал ьст во » (Авто­
биография.
ЦГАЛИ).
1. « Сполохи», с.
3.
П еч.
по
«Избр.», т .
1, с.
45.
Автограф
—
без
заглавия
и
посвящения;
другой
автограф
—
под
заглавием
«Ушкуй-
н ы», без посвящения.
Ушкуйники
(от «ушкуй»
—
плоскодонная
ла­
дья
с
парусами
и
веслами)
—
новгородцы,
вольные
люд и;
входили
в
ватагу,
разъезжавшую
по
р екам
и
занимавшуюся
разбоем,
гра­
бежом,
о тч асти
то рго влей .
Александр
Федорович
Луговской
(1874—
1925)—отец поэта,
преподаватель
литературы,
директор
1-й
Мо­
с ков ской
гимназии,
был
высокообразованным
че ловек ом,
и
в
част­
нос ти
бо льш им
знатоком
ст арин ы,
инт ерес
и
любовь
к
которой
п ередал
сыну.
Пятина
—
бе регов ое
крыло
не вод а.
2. «Спол охи», с.
4.
Автограф
—
без
заглавия.
3. «Сполохи», с.
5.
Автограф
—
без
заг лавия .
Р уб левск ая
т рои­
ца—
икона
«Троица», из иконостаса Троицкого собора в Загорске
(ныне хранится в Третьяковской галерее), — прославленное произ ­
ве де ние
гениального
русского
живописца
Андрея
Рублева
(ок.
1360—1430). «„Дорога“
и
„Повесть“
писались
в
са мую
перво­
начальную
п ору
моего
твор ческ ого
пути
—
в
пору
стихийничестпа,
пес ен
об
«ушкуйниках», воспевания стихийной,
не осоз нан ной,
рву­
щейся
вперед
силы» (В.
Луговской,
О
мои х
ошибках.
—
«Знамя»,
1937, No 6, с.
281).
596


4. «Сполохи», с.
6, в цикле «XVIII—XIX
в .».
Авто гр аф
—
без
з аглави я.
Ог ро мный
как
смерть
император
—
Петр
1.
Я.
В.
Брюс
(1670—1735) — государственный деятель,
о дин
из
спо дв ижнико в
Пе тра
I, заведовал русским книгопечатанием;
выйдя
в
отставку,
за нима лся
нау ка ми
в
своем
имении,
за
что
снискал
славу
черно­
книжника,
обла дав ше го
св ер хъес тестве н ны ми
познаниями:
ему
при­
пи сы ва ется
«Брюсов календарь» (М ., 1709), который был составлен
лишь
под
его
наблюдением.
5. «Сполохи», с.
11.
Автограф
—
без
заглавия.
6. «Сполохи», с.
15.
7. «Сполохи», с.
29, без первых семи строк.
Печ .
по
«Однотом ­
нику», с.
41.
Автограф
—
без
заглавия
и
посвящения.
Тамар а
Эд­
гаровна
Груберт
(р.
1904)—первая жена Луговского,
искусство­
вед.
8. «Сполохи», .с.
30.
Биплан
на
Хо дынк е.
На
Хо дынс ком
по ле
в
Моск ве
производились
испытания
и
показательные
полет ы
пе рвых
би плано в.
Ив ан
Вел икий
—
колокольня
(сооружена в 1505—1508 гг .)
на
территории
Кремля.
Шаболовские
антенны.
В
20- е
(и 30-е)
го ды
на
Шаболовке
(район Москвы)
бы ли
радиомачты.
9. «Однотомник», с.
26.
Автограф
—
под
заглавием
«Подарок».
10. «Однотомник»,
с.
27.
Автограф
(машинопись без подписи
Луговского)—под
заглавием
«Прогулка 1»,
датировано: 1925.
11. «О дн отом ник»,
с.
34.
Автограф
ЦГАЛИ
—
с
п освя щени ем
В.
Инб ер.
12. «Однот омн ик», с.
38.
ИЗ
КНИГИ
«МУСКУЛ»
Вторая
книга
стихов
Луговского
—
«Мускул»
—
вышла
в
Мо­
скве,
в
1929 г. ,
с
по священ ием
Т.
Э.
Груберт
(см .
примеч.
7), состояла
из
38 стихотворений 1926—1928 гг .;
позд нее,
в
к ниге
«Мое поко­
л ен и е», Луговской включил в раздел «Муск ул»
еще
3 стихотворе­
ния.
А втогр аф
ЦГАЛИ
—
под
заглавием
«Утро Республик», 1926—
1928; автограф ИМЛИ — под заглавием «С т арт» (первоначальное
заглавие
«Утро Республик»
за черк нуто). «Книга « М у ск у л», вышед­
шая
в
1929 году,
—
писал
Луговской,
—
о тра жает
мои
пол ит ически е
и
личные
настроения
этого
периода:
жажду
стройки,
энергичной
де ятел ьн ос ти,
твердой
выдержки
и
бездумной,
чисто
эмоциональ­
ной
отдачи
себ я
«молодым Республикам» [Образ из стихотворения
«Утро Республик». — Ред.]» (Автобиография.
ЦГ АЛ И).
13. «Красная
новь», 1927, No 8, с.
90; «Большевикам» (1930).
Печ.
по
«Избр.», т.
1, с.
41.
Автограф
ИМЛИ
—
под
заглавием
«Из
книги
—
«Молодежь» 1».
Пе ре фра зируя
строки
этого
сти хотв орен ия ,
Луговской
го ворил
на
Первом
Всесоюзном
съезде
советских
писа­
597


те лей: «Мое поколение,
которое
теперь
стало
поколением
м асте ров
и
инж ене ро в,
механ ик ов,
лаб орант о в
и
стр ои теле й
пят ил еток ,
вс тре­
тил о
мировую
войн у
в
13 лет и в 16 лет услышало октябрьские
за лпы » («Раздумье», с.
172).
14. «К ра сная
новь», 1929, No 2, с.
112.
Автограф
—
без
за гла вия.
15. «Мускул», с.
14.
Печ.
по
«Избр.», т .
1, с.
35.
Приводя
отр ы­
вок
из
э того
стихотворения
(заглавие в скобках: «Необыкновенное
ут р о»), Луговской так определял его содержание: «Утро трениров­
ки,
собственно
го вор я,
—
рассвет.
Спортивная
тема » (Автобиогра­
фи я.
ЦГАЛИ).
16. « Кр асная
новь», 1929, No 2, с.
113.
Пе ч.
по
кн.
«Мускул»,
с.
16, где стихотворение посвящено Агапову;
в
п ослед ующи х
из­
даниях
посвящение
снято.
Автограф
—
без
заглавия
и
посвящения.
Цитируя
строки
этого
стихотворения: «Не спится ему.
Конденса­
ция
сил . ..» (название в скобках: «Дело о человеке»), Луговской
определ яет
его
тем у
т а к: «„Описание ночи хозяйственника — комму­
ниста
или
н ек омму ни ста. ..“,
однако
фактически
преданного
ст рои­
тельству,
из м ученног о» (Автобиография.
ЦГАЛИ).
На
кни ге
«Му ­
с к ул», подаренной Б.
Н.
Ага пов у
в
1929 г .,
по эт
сделал
след ующу ю
дарственную
над пис ь: «Боре Агапову — простые стихи и сложная
биография
как
за лог
строгой
конструктивной
спа йк и,
ласковой
дру­
ж бы,
чет ко го
понимания,
как
память
о
чудесн ых
последних
дня х
нашей
бесп ут ной
молод ост и .
Конструктивист
—
это
явление
моти­
вированное». «Само
стихотворение
«Делатель вещей»,
мне
посвя­
щен но е,
—
пиш ет
Б.
Н.
Агап ов,
—
как
я
думаю,
им еет
непосред­
ственно
ко
мне
лиш ь
косвенное
отношение.
В
то
время,
ко гда
оно
писалось,
я
еще
никак
не
проявил
п ечат но
своего
пристрастия
к
технике
и
пром ыш лен ност и,
хотя
Луг овс кой
и
мог
знать
об
этом
увлечении.
Лиш ь
в
1930 году были напечатаны первые мои инду ­
стриальные
о че рки.
Пожалуй,
в
группе
конструктивистов
Зелин­
ский
да
я
были
наиболее
выраженными
те хн ици стами ,
пок лонни ­
ка ми
всего
индустриального...
Два
слова
о
само м
с т ихот воре нии.
У
Л угов с кого
не
б ыло
никакого
научно го ,
техн ическо го,
производ­
ственного
опыта.
Пафос
статистики,
математики,
рационализма
был
в
нем
нан осн ым,
как
блатная
тематика
у
Вер ы
Ин бер ...
В
этом
стихотворении,
действительно,
существует
панегирик
интеллигенции,
что
б ыло
для
Луговского
характерно.
Он
видел
ин теллиг енц ию
в
ореоле
тех
образов,
которые
обычны
для
его
п о эзии:
сжатые
челю­
сти,
измученность
и
самоотверженность,
противостояние
урагану,
ртказ
от
комфорт а ,
от каз
от
утонченности,
героическая
п рим итив и­
зация
своей
культурности,
жертвенность
и
г отовн ость
на
все
р ади
и деи,
го товн о сть
даже
не
только
умер еть ,
но,
что
для
и нтелли гента
в
тысячу
раз
ужаснее,
—
убивать.
В
этом
был
стиль,
и
в
этом
был а
если
не
поза,
то
позиция,
ко тор ую
прик аза л
себ е
по эт » (Из письма
к
Н.
Банк
от
21 ноября 1964 г.).
17. «Мускул», с.
19.
Автограф
ЦГАЛИ
—
под
заглавием
«Весна
1927»; другой автограф ЦГАЛИ — под заглавием « Весна»; авто­
гр аф
ИМЛИ
—
под
заглавием
«Весна», с пометой в скобках: «На ­
598


звание
можно
изм ени т ь».
Ругая
Мейерхольда.
В
декабре
1926 г.
в
театре
им.
Вс.
Мейерхольда
состоялась
премьера
«Ревизора», в ян ­
ва ре
1927 г.
на
страницах
печ ати
развернулась
бурная
дис кус сия
вокруг
с пект акл я,
многие
высказывали
недовольство
но вой
ра бо той
режиссера,
—
видим о,
это
и
и меет
в
вид у
Луговской.
Гл авк ом
Кан ­
тона,
дл инный
Ча н-К ай -ши
и
т.
д.
Китайский
реакционный
военный
и
политический
деятель
Ч ан- Кай -ши
(р.
1887) в 1917 г.
присоеди­
н ился
в
Кантоне
к
Сун
Ят -се ну,
после
смерт и
которого
захватил
все
главные
посты
в
национально-революционной
армии;
в
1927 г. ,
опираясь
на
пом ощь
империалистических
держав
и
крупной
бур­
жуазии,
совершил
контрреволюционный
п ерево рот.
18. «Мускул», с. 21.
Печ.
по
сб.
«Мое поколение», с.
15.
19. «Мус к ул»,
с.
35.
Корпу с
Б уд енного
гонит
на
Воронеж.
В
1919 г.
кон ниц а
С.
М.
Буденного
сы гра ла
большую
р оль
в
осу­
щ ест влен ии
разгрома
Д еникина ;
решительным
уда ром
на
н ап рав­
лении
Воронеж
—
Касторное
Буде н ный
полност ь ю
разгромил
бело­
гвардейские
кавалерийские
корпуса
Мамонтова
и
Шкуро.
«Расшу ­
мелся,
разгулялся..и
т.
д.
—
и зменен ны е
слова
белоказачьей
пес­
ни
«Всколыхнулся,
взволнов а лс я
православный
тихий
Дон »,
по­
л учивш ей
популярность
во
время
п ервой
м и ровой
войны.
20. «Прожектор», 1927, No 4, с.
11; «Избр. » (1930).
Печ.
по
«Избр.», т.
1, с.
38.
Автограф
(черновик)
да т и рова н: 25 октября
1926.
Дроздовцы
—
название
белогвардейских
воин ски х
ча стей ,
ор­
ганизованных
в
1918 г.
генералом
Дроздовским.
21. «Мускул», с.
39.
22. «Мускул», с.
43, под заглавием « Додя
Гулимов».
Печ.
по
«Избр.», т.
1, с.
27.
Автограф
ЦГ АЛИ
с
пом етой : «Посвящается
Т.
Э.
Г . »; в автографе ИМЛИ посвящение зачеркнуто .
23. «^Мускул», с.
46.
Пе ч.
по
«Избр.», т 1, с.
52.
24. «Бизнес», с.
185.
Печ.
по
кн.
«Мускул»,
с.
51.
Автограф
ИМЛ И.
25. «Мускул», с.
70.
26. «Б изн ес»,
с.
182,
под
заглавием
«Поезд»; «Мускул», под
заглавием
«Обреченный поезд», с посвящением
Кор нел ию
Зели н­
ск ому; «Стихи» (1931), под заглавием «П есня
о
вет ре», под руб­
рикой
«Из поэмы „ С ибир ь“» (с включением первой половины сти ­
хотворения
«Белый офицер»
—
см.
«Сполохи», с .
17), без посвяще­
ния
(во всех последующих изданиях оно тоже отсутствует); «Избр.»
(1932), в разделе: «Поэма „ Си б ир ь“», под заглавием «Вст уплени е.
Песня
о
ветре».
Печ.
по
«Избр.», т.
1, с.
18 (с исправлением опе ­
чаток) .
Автограф
(черновик),
без
заглавия,
в
т етра ди
стихов
1926 г. ;
автограф
ИМЛИ,
под
заг лавием
«Поезд» (из поэмы «С и­
би р ь »); другой автограф ИМЛИ,
под
заглавием
«Сибирский путь».
599


Улагай
—
бел огв а рде йский
гене рал.
Восьмого
января
Арм ией
пятой
Взят
Красноярск.
6 января 1920 г.
(Луговской ошибся на 2
дня)
советские
войска
5-й
а рмии
Вост очног о
фронта
с
помощью
парти­
зан
заняли
Красноярск,
освободив
его
от
колчаковцев.
шар а­
бан
мо й,
американка!..»
и
т.
д.
—
из
песни
времен
гражданской
войны.
«Я всегда любил свой ветер,
ве тер
р еволюц ии,
свою
песню
о
ветре,
без
к авы че к », — говорил Луговской на Первом съезде пи­
са т елей
(«Раздумье», с.
178).
27. «Муск ул», с.
85.
Л аун-т еннис
—
в
начале
в ека
так
называ­
ла сь
и гра
в
теннис.
Ки теж.
В
интеллигентской
среде
начала
XX в.
было
распространено
увлечение
всем
древнерусским,
историческими
и
ис тор ико -ле генда рным и
сюжетами
в
и ск усстве;
Луговской,
веро ­
ятно,
име ет
в
виду
оп еру
Н.
А.
Римского-Корсакова
«Сказание о
невидимом
граде
Китеже
и
деве
Февронии».
Н.
К.
Рерих
(1874—
1947)—известный русский художник,
темы
многих
его
картин
русского
периода
п очерпн ут ы
из
об лас ти
легенд,
преданий,
ист ори­
ческо го
прошлого
Ро сси и.
Шаляпин
в
«Борисе».
Борис
Г од унов
в
одн ои менно й
опер е
М.
П.
Му сор гск ого
был
одной
из
центр ал ь­
ных
партий
в
репертуаре
Ф.
И.
Ша ля пина
(1873—1938).
Думские
соловьи
—
по-видимому,
ораторы-краснобаи
из
Гос удар ст венн ой
думы.
Льеж
и
Лувен
—
бельгийские
города,
упорно
обо рон яв шиеся
и
сильн о
пострадавшие
во
время
п ервой
м ир овой
войны.
Пере -
мышль
—
крепость
в
Польше,
не
раз
блокировалась
русскими
вой­
сками,
кот о рые
3 июня 1915 г.
оставили
город
при
общем
отходе
из
Галиц и и.
«Союз городов»
—
л ибе рал ьн о-б урж уазная
обществен­
ная
организация,
созд анн ая
в
начале
первой
м ировой
войны
в
России.
Мунгос
беседует
с
крысой
Ч у чунд рой—
эпизод
из
сказки
Р.
Киплинга
«Рики-тики-тави».
Калединцы
—
белогвардейцы,
дей­
с т вовав шие
на
Д ону
в
конце
1917 и начале 1918 г .
под
руковод­
ством
генерала
ца рс кой
арм ии
А.
М.
Каледина.
П.
Н.
Сакулин
(1868—1930)—историк литературы,
с
1902 г.
пре пода ва л
в
Мо­
сковском
ун и вер си тете.
Чехи
спасали
нацию.
Име ет ся
в
ви ду
контр­
революционный
мятеж
чехословацкого
корпуса
в
Совет ск ой
России
в
мае-ноябре
1918 г.
Отдельные
черты
биографии
Нечаева
повто­
ряют ся
в
судьбе
прапорщика
Цвет кова
(поэма «Ка к
человек
п лыл
б
О ди ссеем»
в
«Середине века»).
28. «М ус кул», с.
89.
29. «Мус кул», с .
97.
Печ .
по
«Избр .», т .
1, с.
44.
Автограф
—
под
заглавием
«Море».
30. «Красная
новь», 1927, No
12,
с.
112; «Мускул».
Печ .
по
«Избр .», т.
1, с.
54.
Грузинская
дорога
—
Военно-Грузинская
дорога.
«Молодая гвардия»
—
популярная
советская
пе сня
на
стихи
А.
Бе­
зы ме нско го
(1922). « В
глу бо кой
тесн ин е
Дарьяла...»
и
т.
д.
—
пе р­
вые
строки
из
стих.
М.
IO.
Лермонтова
«Тамара» (1841).
31. «Прожектор», 1928, No 38, с.
6, под заглавием «П огра ни ч­
н ое».
Печ.
по
кн.
«Мускул», с .
106.
Хуло
—
название
селения.
Ла­
ваш
—
плоский
пш енич ный
хлеб ,
упо тр е бляе мый
в
Закавказье.
600


ИЗ
КН ИГИ
«СТРАДАНИЯ МОПХ ДРУЗЕЙ»
Третья
книга
стихо в
Луговского
—
«Страдания моих друзей»
—
вышла
в
1930 г .;
вк люч енн ые
в
нее
с тихи
1928—1929 гг .
составили
4 раздела;
в
книге
«Мое поколение»
разд ел
«Страдания моих дру ­
зе й»
п оп олни лся
«Послесловием».
В
одной
из
тетрадей
Луг овс кого
со
стихами,
в ошедшими
в
этот
сборни к,
ес ть
нечто
вроде
оглав­
ления:
«Страдания общественные
Страдания
любовные
Страдания
бытовые».
«В процессе работы над книгой «С тр а да ния
моих
друзей», —
писал
Лу го вской ,
—
у
м еня
произошел
резк ий
конфликт
с
тем
со­
циальным
окружением,
которое
воспринимало
только
культурную
и
технически
про гр есси вн ую
сторону
революции
и
нивелировало
г роз­
ный ,
труд ны й
и
далеко
не
праздничный!
пу ть
рабочего
класса,
стре мяще гос я
к
уничтожению
всех
классов»
(Автобиография .
ЦГ АЛ И).
32. «Страдания
мои х
друзей», с.
9.
33. «С т ра дания
моих
д руз ей», с.
13.
Автограф
—
без
заглавия
и
эпиграфа.
«Вадим ехал скоро...»
и
т.
д.
—
цита та
из
14-й
главы
незаконченного
романа
М.
Ю.
Ле рмонт ова
«Вадим».
Цекубу
—
Центральная
к омисс ия
по
улучш ению
быта
ученых.
«В дальнейшем
постепенно
произошел
и
литературный
отход
от
конструктивиз­
ма,
—
вспо мин ал
Лу го вской .
—
В
це лом
р яде
сти хо творен ий
я
всту­
пил
с
ним
в
око нч ат ельн ый
для
меня
литературный
и
общественный
спор
(«О друзьях», «Повелитель бумаги»
и
д р.).
В
п ослед нем
сти ­
хот ворени и
я
серь ез но
по ст авил
себе
в опрос
о
том,
к акова
же
творческая
задача
поэта
в
эпоху
реконструкции,
в
эп оху
социа­
л исти ческог о
наступления,
и
осудил
для
се бя
те
литературные
тенденции,
которые
ст авят
поэта
выш е
(а по существу,
конечно,
ниже)
эпохи,
да ют
ему
полную
возможность
и
право
«ошибок»
только
потому,
что
он
как
поэ т
берет
на
себя
фун кци ю
судить
эп оху» (Автобиография .
ЦГАЛИ).
34. «Новый
мир», 1929, No 6, с.
41, без двадцати первых строк,
с
боль ши ми
раз н оч тен и я ми . «Большевикам» (1930) —без посвящения;
«Однотомник»
—
без
девяти
по след них
строк.
Печ.
по
кн.
«Страдания
моих
д руз ей», с.
20.
Автограф
—
без
посвящения.
Эд уард
Георгие­
вич
Баг рицк ий
(1895—1934), как и Луговской,
пр имык ал
к
«Лите­
ратурному
цен тру
к о н стр ук ти ви сто в»; поэты были дружны между
собой,
Багрицкий
редактировал
пе рвые
сб орни ки
Луговского
(см .
об
эт ом
выступление
Луговского
на
II съезде писателей — «Р а з­
думье», с.
225—226); о том,
как
Луговской
впервые
читал
эти
ст ихи
Багрицкому,
вспоминает
А.
Исбах
(«На литературных баррикадах»,
М., 1964, с.
324—325); 6 февраля 1930 г .
поэты
вместе
в ступ или
в
Р АПП,
как
бы
делегированные
в
эту
организацию
конструктиви­
стам и
(письмо К.
Л.
Зелинского
к
Н.
Бан к
от
23 октября 1964 г .).
Поэма
«Курьерский поезд».
По
сло вам
Т.
А.
Луговской,
поэ т
ко­
гда -то
начинал
стихи
под
т аким
заглавием
(в архиве не обнару -
601


ж ены).
Кунцево
—
район
Москвы,
где
с
1925 по 1931 г.
жил
Э.
Б аг­
рицкий;
в
его
до ме
бывал
Луговской,
вп ослед ствии
он
посвятил
Ба г рицк ому
стихотворение
«Кунцево» («Лит.
г аз.», 1959, 21 марта,
с.
3).
ВХУТ ЕМ АС
—
Высшее
художественное
учили ще
театрально­
го
мастерства.
«Не думали мы еще с вами вчера ...»
и
т.
д.
—
стро­
ка
из
популярной
песни
«Варяг» («Гибель
„Варяга“»),
ру с ский
перевод
стихотворения
немецкого
поэта
Р.
Грей нца
осущ ест в лен
Е.
М.
Студенской
(1904).
Хорошая
спортсменка
и
т.
д.
—
отно­
си тся
к
Е.
С.
Шишмаревой
(р.
1902), знакомой Луговского (н ын е
за в.
кафедрой
сценич еск ог о
дви жен ия
ГИТ ИСа ).
Строку
«Мы в
сумрачно й
ст ро йке
сражений
теп ерь. .. »
Луговской
приводил
в
по д­
тверждение
того,
что
«в 1928 году,
перед
началом
реш аю щего
со­
циалистического
наступления...
категорически
определил
для
себя ...
эпоху» (В.
Луго вско й ,
Мой
пут ь
к
пролетарской
литера­
туре.— «Красная
новь», 1932, No 5, с.
177).
35. «Красная
новь», 1930, No 3, с.
133, под заглавием « Тв ой
голос
уже
от нос ило».
Печ.
по
кн.
«Страдания моих друзей», с .
24.
Уленшпигелъ
—
герой
романа
Шар ля
Костера
«Легенда об Улен­
шпигеле
и
Ламме
Гу дз а ке » (1867); о близости Тиля Уленшпигеля
романтической
поэзии
Луговского
см. :
А.
Исбах,
На
литературных
баррикадах,
М.,
1964, с .
335.
Ссыла ясь
на
это
стихотворение,
ко­
торое
Луговской
считал
«этапным»
для
себя ,
по эт
у тв ерж дал,
что
в
«Страданиях моих друзей» «в пер вые
ставил
вопрос
о
классовой
бо рь бе» (Автобиография.
ЦГАЛИ).
36. «Стр ада н ия
моих
др узе й», с.
30.
Автограф
—
без
заглавия.
«В этом стихотворении,
как
и
в
целом
ряде
других
стихов...
я
самым
резким
образом
творчески
ра зме жевал ся
с
конструктивиз­
мо м,
—
говорил
Луговской
на
поэ т ическо м
с овещан ии
РА ПП
в
1932 г.
—
Я
писал
и
о
тех
литературно-политических
те нден ция х,
которые
пр едст авля л
собой
тогда
конструктивизм,
и
о
тех
друзьях
(в широком смысле), которые меня окружали...
Это
размежевание
бы ло
поли т ическ им ,
не с о мне н но » («Мой путь к пролетарской лите ­
рат у ре».— «Крас н ая
новь», 1932, No 5, с.
176).
Улыбались,
как
по­
ро сята
в
вит ринах
и
т.
д.
«Поросята — это были мы,
конструкти­
висты ,
—
грустно-иронически
комментировала
эти
строки
в
1932 г.
В.
Инбер.
—
Дальше
идет
речь
о
«небольшом враге», о «суслик ах»
(см.
стих.
«Суслик». — Ред.), «индивидуалистах -п р и спо со б лен ц ах»
и
«мелкобуржуазной интеллигенции».
Всё
это
были
мы.
Со
все м
этим,
как
выяснилось
впоследствии,
при
его
в ст уплени и
в
РА ПП,
Лу­
го вск ой
вел
б орь бу.
И
с та нов ится
ясно,
что
конструктивистская
среда
б ыла
бы
губительна
для
поэта,
ес ли
бы
он
в овр емя
не
с пасс я.
Но
я, «суслик»,
очевидно,
б олее
вы носливый ,
чем
Лугов­
ской,
не
так
остр о
ощущала
вред он осн ость
данной
группировки»
(Ê.
Инбер,
За
много
лет ,
М.,
1964, с .
14).
Вежет а ль
—
туалетная
вода.
37. «Страдания
моих
друзей», с.
36.
Печ.
по
«Избр .», т .
1, с.
60.
Автограф
—
без
заг лави я.
«Восприятие революции еще пассивное,
—
цисал
Луговской,
цитируя
р ефрен.
—
Ход
р евол юции
ощущается
как
во лево й
приказ,
как
велени е,
кото ро му
подчиняется
поэт»
602


(Автобиография.
ЦГ АЛИ ).
В
док ла де
на
поэтическом
совещании
РАПП
Луговской
отмечал,
что
«просьба о взятии в переделку —
это
и
ест ь
основная
тенденция
всей
кн и ги » («Красная новь», 1932,
No
5,
с.
178).
Интересно
замечание
Л.
Левина,
что
лейтмотив
«Письма. ..»
сформировался
не
без
влияния
«Нашей биографии»
И.
Сельвинского
(см .:
Л.
Левин,
Владимир
Луговской.
Книга
о
поэте,
М., 1963, с.
61).
О
то м,
как
Луговской
читал
свое
«Пись­
мо.
..»
на
одном
из
мос ко вск их
активов
комс омо л а,
см .:
А.
Исба х,
На
литературных
баррикадах,
М., 1964, с.
328—329.
38. 1-е
стих.
—
«Октябрь», 1929, No 7, с.
64.
Печ.
по
кн.
«Стра­
дан ия
моих
дру зей », с.
45. 2-е
стих.
—
«Страдания моих друзей»,
с.
47; автограф — без заглавия .
Луговской
признавал,
что
классо­
вая
борьба
у
н его
«часто выражалась . . .
в
борьбе
с
«небольшим»
вр аго м—с
«сусликами»,
индивидуалистами-приспособленцами,
по­
лити че ск им
мещан ством» (Автобиография.
ЦГ АЛИ ).
39. «Красная
новь», 1930, No 1, с.
163. «Ст рад ани я
мои х
дру­
зей»—
с
посвящением
В.
Инбер.
Печ.
по
кн.
«Стихи» (1931), с.
84.
Эп и граф
—
из
стих.
Г.
Гейне
«Не знаю,
что
значит
та ко е.. .» (1823)
в
переводе
А.
Блока.
Квершлаг
—
горизонтальная
или
наклонная
подземная
горная
в ыраб о тка.
40. «Страдания
моих
д руз ей», с.
76, — с иной концовкой
(еще
12 строк); «Избр. » (1932); «Стих . » (1952)—под заглавием « Пр о­
б ужд ен ие».
Печ.
по
«Избр.», т.
1,
с.
248.
Автограф
—
с
посв ящ.
Т.
А.
Л.
—
Т атьян е
Александровне
Луго вско й ,
сестр е
поэта.
В
ста­
тье
«О моих ошибках»
Луговской
пыта лся
обо сн ов ать
отказ
от
последни х
двенадцати
ст рок
сти хотв орен ия
в
его
первоначальном
в и де : «Это прощание с прошлым,
прощание
с
люб имо й
женщиной,
в
образе
которой
сквозят
че рты
России,
но
которую
отнюдь
не
сле ­
дует
отождествлять
с
Рос сие й. ..
Но
прощание
с
л юбим ой
женщи­
ной
завершается
строками,
проклинающими
л юбим ый
русский
снег
и
любимую
при роду,
ибо
автор
в
ныне
да вно
отброшенном
им
«жертвенном экстазе»
так
п он имал
творческий,
безоговорочный
пе­
реход
к
революции.
Не
сти хо творе ние
здесь
порочно,
а
строки
эт и,
портящие
доро гую
для
ме ня
вещь.
Они
не
н у жн ы...» («Знамя»,
1937, No 6, с.
283).
41. «Красная
новь», 1929, No 6, с.
113, под заглавием «Л юб овь».
Печ.
по
кн.
«Страдания моих друзей», с.
91.
Автограф
—
без
загла­
вия.
«Уймитесь,
волнения
страсти»
—
ром анс
ЛА.
Глинки
на
стихи
Н.
Кукольника
«Сомнение» .
«Расстались гордо мы»
—
романс
А.
Даргомыжского
на
стихи
В.
Курочкина
«В разлуке» (1856).
«Что в имени тебе моем? . .» —
романс
А.
Даргомыжского
(есть
также
роман с
Н.
Римского-Корсакова)
на
ст ихи
А.
С.
Пушкина
«Что в имени тебе моем? ..» (1830). « В
этой
книге
очень
много
ин­
дивиду ал из ма ,
переходящего
иной
раз
в
кричащий
биологизм,
—
по­
лаг ал
Луго вск о й,
—
например,
стихотворение
«Волчий вой»
—
само
название
кот оро го
за
се бя
г оворит » («Красная новь», 1932, No 5,
с.
177—178).
42. «Страдания
моих
друзей», с.
97.
Автограф
—
без
заглавия.
603


43. «Кр асн ая
новь», 1929, No 6, с.
115.
Пе ч.
по
кн.
«Страдания
мои х
дру з ей», с.
99.
Автограф
—
без
заглавия;
автограф
ЦГАЛИ
—
под
заг лави ем
«Лицом к лицу» (зачеркнуто), сверху надписано:
«Ночь».
Ф.
В.
Ростопчин
(1763—1826)—московский генерал-гу б ер-
на тор
во
вр емя
войны
1812 г.
Р ябуши нск ие
и
Морозовы
—
москов­
ские
меценаты.
Стоцветные
фрески
пишет
для
них
сумасшедшая
мощ ь
Вру бе ля.
М.
А.
Врубель
(1856—1910) выполнял заказы для
известных
моск овск и х
м ец ена тов:
для
«готического»
к абинет а
в
до ме
А.
В.
Л1орозова,
во
Введенском
п ереулке,
в
1896 г.
исполнил
панно
на
мотивы
из
«Фауста»
Г ете;
для
особняка
С.
Т.
ЛАорозова
на
Спиридоновке
(впоследствии этот дом принадлежал М.
П.
Рябу-
шинскому)
—
скульптурные
г руппы
из
бронзы
—
«Роберт и Бер ­
трам».
44. «Из бр .» (1930); «Мое поколение»; «Песня о ветре»
—
под
заглавием
«Прямой разговор», дата: 1931.
Печ.
по
«Избр.», т.
1,
с.
62.
Автограф
—
без
заг лави я.
Я
был
политпросветчиком,
со лд атом
и
поэ том.
«Мое политпросветничество так и продолжалось вплоть
до
1928 года,
когда
я
вп ер вые
воспринял
литературу
как
п роф ес­
си ю,—
писал
Лу гов ско й.
—
Крас н ая
Арми я
и
пол итп росве т
бы ли
для
меня
основной
жизненной
и
политической
шк о л ой » (Автобио­
графия.
ЦГ АЛИ ).
ИЗ
КНИГИ
«ЕВРОПА»
Сборник
стихов
«Европа»
в ышел
в
Москв е
в
1932 г.,
со сто ял
из
трин адц ат и
стихотворений,
написанных
в
1930—1931 гг .
«От знойных песков и голубых гор Туркмении я почти сразу
по
возвращении
д омой
отправился
в
качестве
корреспондента
«Крас­
ной
зв езд ы»
с
эскадрой
Черноморского
ф лота
в
Турцию,
Грецию
и
Ита л ию.
Европа
бы ла
тогда
в
само м
разгаре
велик ог о
кризиса,
и
вечная
кра с ота
п рирод ы
Средиземноморья,
сотни
раз
во сп етая
классиками,
только
подчеркивала
страш ну ю
поступь
безработицы,
о бнища ния,
б езы схо дн ости
и
фашизации
европ ейски х
ст ран.
Так
родилась
кн ига
„Европа“», — вспоминал
Луговской
(«Раздумье»,
с.
18—19). « В
книге
«Европа» (1930—1931) для меня встал со всей
остротой
во прос
об
изображении
классовой
ненависти
и
основных
движ ущ их
сил
социального
пр оцесса.
Вместо
индивидуалистическо­
го
«я»
позволяется
в
моей
поэзии
слово
„мы“» (Автобиография .
ЦГАЛИ).
45. «Октябрь», 1932, No 1, с.
3.
П еч.
по
«Избр.», т ..
1, с.
141.
Гафель
(рангоут)
—
крупные
д ер ев янные
брусья
или
стальные
т ру­
бы,
составляющие
часть
парусного
вооружения
суд ов.
Юнион-
Джек
—
а нг лийс кий
фла г.
«Руль,
Британия»
—
а нг лийс кий
гим н.
«.. .Одно
д ело
путешествовать
од ному ,
но
совсем
другое
дело,
ко­
гда
вы
сход ите
на
б ерег
буржуазного
государства
с
ко ллек ти вом
в
300 краснофлотцев,
—
рассказывает
В.
Луговской.
—
Здесь
классов
вые
симпатии
и
классовые
ан тип атии
различных
социальных
групп
выр аж аются
с
иск лючит ель ной
резкостью
по
отношению
к
эт ому
коллективу
и
к
вам
—
член }’ коллектива» («Красная новь», 1932,
No
5, с.
180).
604


46. «Молодая
г ва рдия», 1932, No 2, с.
26.
Пе ч.
по
кн.
«Европа»,
с.
35.
47. «Ев ро па», с.
38.
Айя-София
—
собор
св.
Софии
(537 г.)
—
замечательный
памятник
византийского
и ск усс тва.
Банджо
—
струн­
ный
щипковый
джазовый
инст рум ент .
48. «Красная
новь», 1931, No 12, с.
44, под заглавием «Dies irae»;
«Европа»; «Избр.» (1949).
Печ.
по
«Избр. », т.
1, с.
152.
Автограф'
(черновик)
—
без
заг лавия .
«День гнева» («Dies irae») — католиче ­
ское
песнопение.
Булла
(папская)
—
важный
указ
или
торжествен­
ное
послание,
скр еп ляем ое
мталлической
печатью,
которая
имен ует­
ся
так
же.
Навин
(Иисус Навин)
—
библейский
персонаж.
«БОЛЬШЕВИКАМ ПУСТЫНИ И ВЕСНЫ»
Вп ервые
сборник
стихов
Луговского
под
таки м
наименованием
был
издан
в
1930 г.,
тогда
же
в
«Избр.» (1930) появился раздел
«Из книги
„Большевикам
пустыни
и
весн ы“»,
повторяющийся
и
расши ря ющи йся
в
«Избранном»
по след ующ их
лет.
Многие
стихи,
со став ив шие
первую
кн игу
эпопеи,
вошли
в
сб орн ик
«Большеви­
кам» (1931), а некоторые стихи из будущей второй книги — в сбор­
ник
«Восток и Запад», 1932; 2-я
книга
выш ла
ц елик ом
в
1933 г. ,
1-я
и
2-я
вместе
—
в
1934 г.
После
боль шо го
перерыва,
в
1948 г.,
Луговской
выпускает
3-ю
книгу.
В
1953 г.
выходит
сбо рник
«Пу ­
стыня
и
в ес н а», включающий стихи из всех четырех книг.
«.. . Уди­
вительно
емкое
название,
кото ро е
сам о
по
себе
е сть
уже
стихо­
творен ие» (В.
Инб ер,
За
много
лет,
М. , 1964, с.
491). «Мне
пр и­
шлось
побывать
и
в
п уст ыне
и
на
границе,
в
горах
Копет-Дага,
пр оплыт ь
по
Аму-Дарье
от
Керков
до
Чард ж оу
на
парусном
каи ­
ке,—
вспом ин ал
впоследствии
Лу го вской
о
своей
поездке
в
Ср ед­
нюю
Азию
в
с остав е
туркменской
бр игад ы
п исателей
весной
1930 г.
—
Гром
тракторов
той
весны,
г ероик а
колхозных
будней
Туркмении,
тысячи
лиц,
м оре
красок
навсегда
остались
в
памя ти
и
оп ред елили
целый
этап
в
моем
тв ор чес тве
—
эпопею
«Пустыня
и
весна», которую я,
то
отходя
от
этой
книги,
то
сно ва
во звра­
щая сь
к
ней,
пи сал
в
продолжение
п очти
чет верт и
века.
Так
для
ме ня
раск ры лись
наяву
тем а
Средн ей
Азии,
те ма
преобразования
прир оды,
бор ьбы
за
всепобеждающую
жизнь,
вопре ки
всяческому
ста рью,
косности,
т емнот е,
проискам
врагов
и
н еи мов ерным
труд­
ностям.
..
Это
стихи
о
жизни
и
смерти,
о
лю бви
и
др ужбе ,
о
ра­
бот е
и
подвигах
многих
людей
советского
общества...
Пустыня
—
это
все
старо е,
мрачное,
отжившее.
Весна—это
то,
что
принесли
к ом мун исты
в
быт,
в
рабо ту,
в
пр ироду ,
в
отношения
ме жду
людь­
м и » («Раздумье», с.
17—18, 221).
О
воз ник новени и
замыс л а
этой
книги
см .:
Н.
Ти хонов ,
Туркмения,
1930 год .
—
«Страницы воспо ­
минан ий», с.
74.
Луговской
писал
о
новых
геро я х,
появившихся
в
«Большевиках пустыни и весны»: «.. .Л ю ди,
не
отвлече нн о
стре­
мящиеся
к
какому-то
б оль шому
д елу,
не
мечтающие
о
деле
вообще
(«Мускул»), не люди,
страдающие
от
внутренней
несогласованности,
преодолевающие
в
себ е
противоречия,
как
в
«Страданиях моих дру ­
зей».
Здесь
впервые
появляются
те,
к отор ые
творчески
работают
G05


на
определенном
участке,
порученном
им
п арти ей,
побеждают
ряд
трудностей
и
в
ко не чном
итоге
проводят
в
жизнь
ук репленн ую
во лей
идею
побед онос ног о
соц и али з ма » (Автобиография.
ЦГ АЛ И).
ИЗ
ПЕРВ ОЙ
КНИГ И
49. «Октябрь», 1930, No 7, с.
3; «Большевикам» (1931); «Избр . »
(1932); «Избр. » (1935)—без заглавия;
в
«Песне о ветре»
—
дата:
1931; «Пустыня и весна».
Печ.
по
«Избр .», т.
2, с.
101. «П ерв ое
сти ­
хотворение.
..
эпопеи...
был о
написано
ночью
в
Чарджоу
и
сразу
определило
содержание,
а
также
название
в сех
будущих
моих
книг
о
С ред ней
Аз и и» («Раздумье», с.
18).
О
рождении
и
первом
чтении
эт ого
стихотворения
см.
также
воспоминания
Н.
Тихонова
(«Стра ­
ницы
в оспом ина ний », с.
86—87).
50. «Большевикам» (1930),
с.
25,
без
п о свящ ен ия; «Пустыня
и
весн а».
Пе ч.
по
«Избр.», т.
2, с.
104.
51. «Октябрь», 1930, No 9, с.
82.
П еч.
по
«Избр.», т.
2, с.
111.
52. «Большевикам» (1931), с.
50; «Туркменистан весной», М . —
Л.,
1932, с .
264, под заглавием «Ги бель
экзотики».
Конрад
Фейдт
(Вейд) (1893—1943)—немецкий киноактер.
Дервиши—мусульман­
ск ие
мон ахи,
многие
из
них
за ним аются
знахарством,
г адан ием
и
т.
д.
Ш ей х, (арабск.)
— стари к,
старец;
в
арабских
странах
—
гл ава
рода,
деревенский
старшина.
Факт,
оп исанн ый
в
с т ихотв оре нии,
реальный.
«Встретили мы. ..
также
охотника
за
змеями
—
ст аричк а
туркмена
в
оборванном
халате.
Старичок
расхвастался:
говорит,
за
последний
меся ц
3Ö0 штук змей ушиб и продал их Госторгу»
(Вс .
Иванов,
По вес ть
бригадира
М.
М.
С иниц ына.
—
«Туркменистан
весной», М.—Л., 1932, с.
143).
53. «Большевикам» (1931), с.
54.
Ну ри
—
лицо,
вст ре чающе еся
и
в
очерках
Н.
Ти хон ова
начала
30-х
годов
(Кара-К ал а.
Вни з
по
Сумбару.
Нури .
—
«Туркменистан весной», с.
410—412).
Те кинц ы
—
одно
из
крупных
турк мен ск их
племен.
54. «Кр асн ая
новь», 1930, No 12, с.
82; «Восток и Запад» .
Пе ч.
по
«Избр.», т.
2, с.
123.
Бе лу джи
(балючи)—н ар о д
и ранск ой
яз ы­
ковой
гр у ппы,
живет
в
Ир ане
и
Афганистане,
а
т акже
в
Пакиста­
не;
в
начале
30- х
годов
белуджи,
кочевавшие
на
территории
со вет­
ск ой
С ред ней
Азии,
были
постепенно
переведены
на
осед лый
образ
жиз ни.
См.
о
пе реселени й
белуджей
из
Индии
в
письм е
Лугов­
ского
к
сест ре
(в кн.:
Л.
Левин,
Владимир
Луговской,
М.,
1963,
с.
82).
ИЗ
ВТОРОЙ
книги
Весной
1931 г.
по
командировке
ЛОКАФА
Луговской
поехал
на
гр а ницу
в
Таджикистан.
«Я надел военную гимнастерку и три
с
половиной
месяца
ездил
по
в сей
границе
—
от
Дарваза
по
линии
р еки
П яндж
до
Турк м ен ии.
Я
прошел
п ус тыню
Кара-Кум,
которая
600


отнюдь
не
б ыла
так
романтична,
как
я
ее
изобразил
в
„Больше­
виках
пус тыни
и
в есны “» («Красная новь», 1932, No 5, с.
183),
55. «Красная
новь», 1932, No 8, с.
3, с подзаголовком « По эма»;
«Большевикам», кн.
2, 1933, с посвящением М.
С.
Погребинскому
(партийный работник,
друг
А.
А.
Фад еев а).
Пе ч.
по
«Избр.», т .
2,
с.
127.
Мл ад обу ха рская
па ртия
—
буржуазн о-на цион ал ис ти че с ка я
партия,
многие
ее
члены
явля лись
организаторами
басмачества.
Солдаты...
Фрунзе
принесли...
великий
двадцатый
год .
Войска
Тур­
кест ан ског о
фронта
под
ко м андо в анием
М.
В.
Фрунзе
(1885—1925)
в
1920 г.
про вели
успешн ые
оп ера ции
против
бело г вар дейс ких
войск
и
банд
б асма чей.
56. «Красная
новь», 1932, No 5, с.
13; «Большевикам», кн .
2,
1933.
Печ.
по
«Избр.», т .
2, с.
136.
Авто гр аф
ЦГАЛИ
—
с
подзаго­
л овк ом: «Из книги
„Граница“».
Иг ан -Б ерды
—
реально
существо­
вавшее
лиц о;
М.
Мату со вск ий
пишет,
что
у
Луговского
в
30-е
годы
было
оружие,
принадлежавшее
этому
знаменитому
басмачу
(пись­
мо
к
Н.
Ба нк
от
4 декабря 1964 г .).
Гиссар
—
Ги сса рск ий
хр еб ет,
наиболее
выс о кая
восточная
ча сть
его
по к рыта
снегами.
57. «Большевикам», кн.
2, 1933; «Песня о ветре».
Печ.
по
кн.
«Пустыня и весна», с.
40.
58. «Кра с ная
новь», 1933, No
1, с.
61; «Большевикам», кн.
2,
1933; «Избр. » (1949); «Пустыня и весна».
Печ .
по
«Избр.», т.
2,
с.
152.
Джида
(джидда,
джигда)—крупные
кустарники
или
не­
бол ь шие
деревца
с
мучнистыми
плодами
в
Сре дней
Азии.
59. «Октябрь», 1932, No 8, с.
21.
Печ.
по
«Избр.», т.
2, с.
158.
Алайцы
и
саперы
—
А лайск ий
пол к
и
с аперн ый
батальон.
ЛЗ
ТРЕТЬЕЙ
КНИГИ
60. «З вез да
Вост ок а», 1947, No 9, с.
39; «Большевикам», кн.
3,
1948; «Избр.» (1949).
Печ.
по
кн.
«Пустыня и весна», с.
99. «.. .Т оль­
ко
на чне тся
до ро га,
вет ер
с
ю га,
пыл ь,
шоферы...
—
старый
ч ер­
товский
хмель
бьет
мне
в
голову...
—
и
всё
в
порядке—и
сн ова
верю
в
свои
силы,
в
старую
молод ос ть ,
в
в елик ого
Бог а
Стран­
ствий
и
Путей...
Все
здесь
—
новое,
с веж ее,
бодрит
и
зов ет
к
бу­
д ущ ему »,— писал Луговской жене Е.
Л.
Бы ко вой
29 марта 1947 г.
из
Узбекистана;
это
письмо
—
своеобразный
комментарий
к
стихо­
творению.
61. «Большевикам», кн.
3, 1948, с.
31.
Печ .
по
кн.
«Стих . » (1952),
с.
173.
Автограф
(черновик)— без
посвящения.
Елена
Леонидовна
Быкова
(р.
1919) —жена В .
Луго вс кого.
62. «Большевикам», кн.
3, 1948, с.
51; «Стихи об Узбекистане»
—
без
заглавия .
В
записях
В.
Луговского
о
Фархаде
(тетрадь 1947 г. )
мож но
наблюдать
рождение
стихотворных
с т рок : «.. .Красная
Фар -
607


хадская
с кала.
Торжественные
облака.
Справа
синие,
туманные
го ры,
зеленеющие
поля.
П ыль
как
вз ры вы.
Туман.
Вод ян ой
свод
над
песк ом .
Воду
бросает
метров
на
15.
Ровный,
радостный
рев...
Туркестанский
хр еб ет.
Бе лая
дорога.
Вечный
путь.
Вспышки
поля:
летучие
мыши».
ИЗ
ЧЕТВЕРТОЙ
КНИГИ
63. «Знамя», 1952, No 12, с.
12, в цикле «Г лавн ый
Туркменский.
Из
новой
кн иги
ст их ов»; «Пустыня и весна».
Пе ч.
по
«Избр.», т .
2,
с.
224.
Автограф,
под
заглавием
«Давно это было», — без посвяще­
ния.
По
словам
H.
С.
Тих оно ва,
посвящение
не
слу чай но:
содер­
жание
«Баллады...» — пережитое
вместе
с
Луговскнм;
в
1934 —
1935 гг.
Ти хонов
задумал
ром ан
о
пустыне,
о
борьбе
с
басмачами,
собирал
соответствующий
исторический
материал;
это
произведение
так
и
не
б ыло
написано;
помня
о
давнем
ин т ересе
друга
к
теме
пустыни,
Луговской
спустя
много
лет
по свят ил
ему
это
стихотво­
рение
(из беседы с H.
С.
Ти хоновым
21 декабря 1964 г. ).
Лугов­
ской
сам
«умирал от жажды в Каракумах (ч т о
отражено
в
«Бал­
ладе
о
п ус тыне »), хоронил товарищей,
вырывая
могилу
в
песках»
(«Раздумье», с.
39—40).
64. «Знамя», 1952, No 12, с.
15, в цикле «Гл авны й
Туркменский.
Из
новой
книги
сти хов»; «Пустыня и весна».
Печ.
по
«Избр »,
т.
2, с.
241.
ИЗ
КН ИГИ
«жизнь»
«Жизнь.
Книг а
пер в ая»
выш ла
в
М оскве,
в
1933 г. ,
состояла
из
пяти
частей,
вп осле дствии
по лу чивши х
заглавия: 1—«Красные
чашки», 2—«Комиссар», 3—«Мельник», 4—«Сапоги», 5—«Акро­
поль». «.. .Я
написал
...
книгу
«Жизнь», состоящую из ряда авто­
биографических
поэм
философской
направленности.
Эту
тему
я
п ро­
долж ал
развивать
и
в
посл еду ющие
г оды
тво рч еств а.
Смысл
ее
—
столкновение
ч ело века
с
невероятным
многообразием
действитель­
ности,
тв орче с кая
победа
человека
над
огромным,
то
зловещим,
то
радостным
м ир ом » («Раздумье», с .
20).
65. «Молодая
гв ар дия», 1933, No 3, с.
3, без заглавия.
Печ.
по
«Избр. », т .
2, с.
27.
ИЗ
КНИГ И
«КАСПИЙСКОЕ МОРЕ»
Сборник
«Каспийское море»
в
с остав е
22 стихотворений 1933—
1936 гг .
выш ел
в
Москве
в
1936 г.
«В 1933 году Н.
Тихон ов,
П.
Па в­
ленко
и
я
поехали
в
Дагест ан.
Эта
поездка
еще
больш е
укрепила
дружбу
между
нами,
а
меня
вдохновила
на
к нигу
„Каспийское
мор е“» («Раздумье», с.
21).
66. «Знамя», 1934, No 10, с.
105.
Пе ч.
по
«Избр.», т.
1, с.
292.
608


67. «Лит.
г а з », 1934, 31 декабря,
под
заг лавием
«Огненный
ж ук »; «Избр.», т.
1, с.
123, дата: 1936.
Печ.
по
кн.
«Каспийское
море», с.
19.
68. «Знамя», 1935, No 4, с.
49; «Каспийское море»; «Лирика»
(1955).
Печ.
по
«Избр», т.
1, с.
245.
Стрингере
(стрингер)—пр о ­
дольная
связь
корпуса
судна,
имеет
форму
бруска
или
балки.
69. «Знамя», 1935, No 5, с.
118.
Печ.
по
кн.
«Каспийское море»,
с.
26.
70. «Знамя», 1935, No 6, с.
114.
Печ.
по
сб.
«Лирика» (1955),
с.
164.
71. «Знамя», 1935, No 8, с.
151.
П еч.
по
«Избр .», т .
1, с.
247.
Автограф
—
без
заг лавия .
72. « Зн ам я», 1935,
No
7,
с
44; «Каспийское море»; «Избр. »
(1949).
Печ.
по
«Избр.», г.
1, с.
121.
Фирн
—
пл от ный
снег,
с осто я­
щий
из
массы
ледяных
кр упин ок.
Ка хиб
—
с ело
в
Д агест ане.
73. «Каспийское
море», с.
53.
Печ.
по
«Избр.», т .
1, с.
251.
74. «Знамя», 1936, No 8, с.
102, в цикле «Из
книги
„Каспий­
ское
мо ре“», с посвящением Григорию Широкову.
Печ.
по
«Избр.»,
т.
1,
с.
243.
Автограф
(черновик)
—
без
заглавия
и
посвящения.
ИЗ
СБОРНИКОВ
40 - 50-х
ГОДОВ
75. «Знамя», 1933, No 2,
с.
106, «Новые
ст ихи»; в «Изб р.»
(1949)—дата-
1928;.
в
«Лирике» (1955)—дата.
1925.
Печ.
по
«Избр.», т.
1, с.
15.
Автограф,
ранн ий
вариант.
76. «Молодая
гва р дия», 1936, No 11, с.
58; в «Избр.» (1949)—
д ата: 1937; автограф — с эпиграфом из стихотворения П.
Верлена:
Il pleure dans
mon coeur,
Comme il pleut
sur la ville.
77. «Избр.» (1949), c. 71. «Меня
увл ек
сценарий
Павленко
«Александр Невский».
Для
этого
кинофильма
я
написа л
ряд
песен
и
среди
них
ги мн
„Вставайте,
люди
р ус ск и е“» («Раздумье», с.
22).
78. «Молодая
гв ар дия», 1939, No 1, с.
118, в «Лирическом
цик­
л е»; «Стих. » (1952).
Пе ч.
по
«Избр», т 1, с.
239.
79. «Молодая
гвардия», 1939, No 7, с.
96.
В
«Стихах» (1951) н
«Избр.», т.
1—дата: 1940.
Печ.
по
«Избр.» (1949), с.
6.
Об
эт ом
стихотворении,
стих.
«Лозовая»
и
др.
Луговской
п и сал: «Это было
бол ьш ое
лир ич еско е
дв иж ение
в
область
само го
заветного,
что
есть
у
человека
в
жи з ни » («Раздумье», с .
22).
39 в.
Луго вск ой
609


80.
Литературно-эстрадный
сб орн ик,
М.,
1940,
под
заглавием
«Станция Лозовая» .
Печ.
по
кн.
«Лирика» (1958), с, 26.
81. «К расн ая
новь», 1941, No 1, с.
75.
Автограф
—
без
заглавия.
Печ.
по
«Избр .», т.
1, с.
306.
82. «Молодая
гв ар дия», 1939, No 1, с.
118, в «Лирическом
ци к­
л е », с посвящением С.
Ч.
(Сусанна Михайловна Чернова).
Печ.
по
кн.
«Новые стихи», с .
61.
В
«Избр .», т.
1 —дата: 1940.
Автограф
—
другая
реда к ция.
83. «К рас ная
новь», 1939, No 7, с.
107,
в
цикле
«Лирические
сти хи».
В
«Избр.», т.
1 — дата: 1940.
84. «Звезда», 1939, No 9, с.
84, — в цикле «Лирические
сти хи ».
85. «Зве зд а», 1939, No 9, с.
84, — в том же цикле.
86. «Н овый
мир», 1939, No 3, с.
149, в цикле «Л ирич ески е
сти­
хи»; в «Избр.» (1949)—дата: 1938.
Пе ч.
по
«Избр.», т .
1, с.
310.
По
свидетельству
Л.
Левина,
В.
Луговской
сч итал
«Остролистник»
«чем-то
вр оде
свое го
поэтического
герба» (Л.
Левин.
Владимир
Лу­
говской,
М ., 1963, с.
142).
87. «Знамя», 1939, No 4, с.
133.
Печ.
по
«Избр.», т.
1, с.
86.
По
словам
Е.
Л.
Быковой,
адресовано
А.
А.
Фадееву.
88. «Нов ый
мир», 1939, No 3, с.
149, в цикле «Л ири ческие
ст и­
х и».
Печ .
по
кн.
«Стихи и поэмы», с .
88.
89. «Нов ый
мир», 1939, No 3, с.
150, в том же цикле.
90. «Новый
мир», 1939, No 3, с.
150, в том же цикле.
Печ.
по
кн.
«Новые стихи», с.
78.
Чер ез
15 лет,
в
1954 г., H.
С.
Тихонов
так
написал
на
двухтомнике
с воих
избранных
пр оизв едени й,
пода­
ренном
Л уг о вс ком у : «Дорогому старому другу Володе Луговскому
в
воспоминание
чуд есных
дорог
и
чуд есны х
краев
з емли
и
тех,
кто
украшал
эти
края,
—
наших
дорогих
друзей
—
советских
людей
н ашей
молодости
и,
ув ы!
старости,
кот ора я
уже
бредет
по
нашему
следу,
придется
ускорить
ша г.. .» (хранится в библиотеке В.
Лу­
говского).
91. «Молодая
гв ар дия», 1939, No 1, с.
121, в «Л ири ческом
цик­
л е », под заглавием «Пер еуло к».
Печ.
по
кн.
«Лирика» (1955), с.
126.
92. «Молодая
гв ар дия», 1939, No 7, с.
98.
Печ.
по
«Избр.», т.
1,
с.
308.
В
кн.
«Стихи и поэмы» (1941)—с посвящением М.
Мату-
совскому.
93. «Новый
мир», 1939, No 3, с.
148, в цикле «Лирические
сти ­
хи ».
П еч.
по
«Избр.», т.
1, с.
302.
Об
обстоятельствах
возникновения
610


и
первом
чтении
стихотворения
вспоминает
К.
Паустовский
(«Стра ­
ницы
восп омин ани й», с.
102—106).
94. «Знамя», 1939, No 4, с.
134; «Новые стихи»; «Стихи и поэ­
м ы » (1941).
Печ.
по
«Избр.», т.
1, с.
261.
95. «Знамя», 1940, No
10, с.
118, в цикле « Ле то 1940 года»;
«Избр .» (1949)—последние 19 строк стихотворения .
Дюн кер к
—
к рупный
порт
на
Сев ер ном
море,
че рез
ко то рый
в
1940 г .,
бросив
воор уже ни е,
из
С еверно й
Франции
спешно
э вак уи ро валась
под
уг ро­
зой
окружения
немецко-фашистскими
во йск ами
английская
экс пе­
диционная
армия.
96. «Л и рик а» (1955), с.
168.
Автограф
—
под
заглавием
«Нико ­
лаю
Тихонову».
97. «Огонек», 1958, No 24, с.
18.
Е,
Л.
Б.
—
Елена
Леонидовна
Быкова
—
же на
поэта.
98. «Лирика» (1955),
с.
136.
Пе ч.
по
«Избр.»,
т.
1,
с.
268.
А втогр аф
—
без
заглавия.
99. «Избр.» (1949), под заглавием « Аг итпр о п
Ла тинс ко го
квар ­
та ла».
Пе ч.
по
кн.
«Лирика» (1958), с .
86.
100. «Новый
мир», 1939, No 3, с.
151, в цикле «Лирические
сти ­
хи».
Печ.
по
«Стих .» (1952), с.
221.
101. «Лирика» (1955), с.
140.
Печ.
по
«Избр .», т .
1, с.
271.
102. «Стих.» (1952), с.
217.
Печ
по
«Избр .
,т.
1, с.
273.
А вто­
граф
—
без
заг лавия .
103. «Лирика» (1955), с.
174.
Старый
др уг
—
А.
А.
Фадеев.
104. «Ок т я брь», 1953,
No
11,
с.
101,
в
цикле
«Журавлиная
ночь»; в «Песне
о
вет ре»
—
да та: 1954.
Печ .
по
«Избр.», т.
1, с.
275.
«СОЛНЦЕВОРОТ»
«Все бродит и бродит в голове новая книга,
—
писал
В.
Лу-
го вск сй
жене
23 августа 1955 г.
—
Новое
придумывается.
Но
для
этого
нужно
еще
п риро ды,
пу ти,
отрешения».
Е сть
основания
по­
л ага ть,
что
речь
идет
о
замысле
«Солнцеворота».
ВЕСНА
105—108. «Огонек», 1956, No 20, с.
8, в цикле «Весенняя
пора».
109. « Новый
мир», 1956, No 8, с.
23.
Печ .
по
кн.
«Солнцеворот»,
с.
12.
611


ПО.
«День поэзии», М. , 1956, с .
21.
Печ.
по
кн.
«Солнцеворот»,
с.
16.
111. «День поэзии», М., 1956, с.
20.
112. «Знамя», 1956, No 9, с.
31.
Печ.
по
кн.
«Солнцеворот»,
с.
21.
Л ЕТО
113. 114. «Звезда», 1956, No 6, с.
46.
115. «Октябрь», 1956, No 5, с.
135.
116. «С олн ц евор от», с.
36.
117. «Солнцеворот»,
с.
38.
Автограф
—
другая
р е дакция,
без
заглавия.
118. «Октябрь», 1956, No 7, с.
77.
Печ.
по
кн.
«Солнцеворот»,
с.
40.
119. «Звезда», 1956, No 6,
с.
45.
Печ.
по
кн.
«Солнцеворот»,
с.
44.
О СЕНЬ
120. «Н овы й
мир», 1956, No 4, с.
173, под заглавием «О се нью».
Печ .
по
кн.
«Солнцеворот», с .
49.
121. «Звезда», 1956, No 6, с.
47.
122. «Звезда», 1956, No 6, с.
48.
Автограф
—
без
заг лавия.
Дочь
Луг овск ог о
—
Людмила
Владимировна
Голубкина
(р.
1933)—лите­
ратурный
редактор
ки н остуд ии
«Мосфильм».
123. «Октябрь», 1956, No 5, с.
134.
124. «С олн цево рот», с.
56.
125. «Новый мир», 1956, No 8, с. 20.
Авт огр аф.
126. «Лит.
г аз.», 1956, 6 сентября.
Кондо-озеро
—
озеро
в
Ка­
релии.
ЗИ МА
127. «День поэзии», М., 1956, с.
19.
128. «Октябрь», 1956, No 7, с.
79.
129. «День
по эзии», М., 1956, с.
20.
П еч.
по
кн.
«Солнцеворот»,
с.
74:
612


130. «Сол нц ев орот»,
с.
76.
Окружная
—
железная
дорога
под
Москвой.
131. «Солнцеворот», с.
79.
132. «Новый
мир», 1956, No 4, с.
174.
133. «Новый
мир», 1956, No 8, с.
21.
Печ.
по
кн.
«Солнцеворот»,
с.
81.
Авто гр аф.
ПАМЯТИ
ДРУГА
Посвящено
Александру
Александровичу
Стрепихееву
(1912—
1955) — ученому-хи мик у,
пр офессо ру ,
другу
Луговского.
134. «Новый
мир», 1956, No 7, с.
89.
135. «Солнц еворо т», с .
94. Автограф — без заглавия.
136. «Новый
мир», 1956, No 7, с.
42.
137. «Новый
мир», 1956,N27, с.
43.
ВРЕМЯ
138. «Новый
мир», 1956, No 8, с.
18.
Автограф
включает
до­
полнительные
21 строку.
139. «Знамя», 1956, No 6, с.
11.
Автограф
включает
еще
не­
с коль ко
строф.
«Царь Эдип»
—
трагедия
Эс хил а.
А.
В.
Луначар­
ский
(1875—1933) в течение 12
лет
(до 1929 г.)
был
народным
ко­
ми сса ром
просвещения
РСФ СР.
140. «Знамя», 1956, No 6, с.
13.
С амед
Вургун
(1906—1956) —
известный
азербайджанский
поэ т
и
драматург,
друг
Луговского;
в
к онце
30- х
год ов
Луговской
и
Вур гун
вместе
работали
над
созда­
нием
антологии
азербайджанской
поэзии
(см .
об
э том
воспомина­
ния
П.
Ан ток оль ск ого
и
Е.
Долма товс к ого
в
кн.
«Страницы вос­
поминаний»,
с.
21—22, 185—190).
Лу го вской
переводил
стихи
В ургун а.
Ман ташев ск ие
дни
—
от
ф амилии
бакинского
нефтепро­
мышленника
Манташева.
141. «Знамя», 1956, No 6, с.
9, с еще одной строфой.
Пе ч.
по
ки.
«Солнцеворот», с.
120.
Крестовая
го ра
—
в
Крыму;
здесь
бело­
гвардейцы
расстреливали
коммунистов;
по
словам
Е.
Л.
Быковой,
Луговской
вош ел
в
Крым
с
во йск ами
Фрунзе
пос ле
взят ия
Пе­
ре коп а.
«СИНЯЯ ВЕСНА»
«Я задался целью в книжке «Си няя
весна»
расск азать
о
том
лучшем,
что
у
нас
бы ло
на
протяжении
нашей
ист ор ии,
—
лириче­
ски,
без
грома,
без
марш ей.
А
ест ь
у
нас
в
это м
смыс ле
и
Октя брь,
613


и
гражданская
вой на,
и
командиры,
и
бойцы
пери о да
нэ па.. .
Это
то
поколение,
которое
сей час
правит
государством,
ко тор ое
выко­
вы вал ось
в
период
гражданской
войны
и
нэ па,
это
пер вые
пяти­
летки,
это
год ы
становления
с
очень
сложными,
вели колепн ым и,
по бедите л ьным и
вз гляд ами ,
как
чкаловские
крылья
через
Северный
п олюс,
это
Отечественная
в ойн а» («Раздумье», с .
55).
142. «Москва», 1957, No 3, с.
36.
Венгрия
Советская
сто ит
в
кольце
врагов.
Венге рс кая
советская
респ уб лик а
в
1919 г.
был а
п одв ерг нута
экономической
блокаде
и
империалистической
интер­
венц ии.
143. «День поэзии», М., 1957, с.
185.
Города
Смоленщины
и
т.
д.
В
стихотворении
отразились
воспоминания
Луговского
о
том
вр е­
мени,
когда
он
служил
в
Полевом
контроле
Западного
фронта
(см .
«Раздумье», с.
13).
Карл
Ли бк нехт
(1871—1919) — выдающийся
д ея тель
германского
и
международного
раб очего
рев ол ю ционн ого
движения,
был
арестован
и
з вер ски
убит
оф ице рск ой
бандой
15 января 1919 г.
144. «Мо сква», 1957, No 3,
с.
33,
с
дополнительной
строфой.
Автограф
—
под
заглавием
«Новый год» .
Печ.
по
кн.
«Синяя вес ­
н а»,
с.
12.
Роде н
О.
(1840—1917)—крупнейший французский
скульптор.
Микеланджело
(1475—1564)—гениальный итальянский
скульптор,
живописец,
архитектор.
Давид
(1748—1825) — выдаю ­
щийся
французский
жи вопи сец.
Верха рн
(1855—1916)—бельгийский
поэт,
драмат ург ,
критик,
один
из
лю бим ых
поэтов
Луговского.
Вильгельм
Второй
в
Голландии
и
т.
д.
Кайзер
Вильгельм
II в ноя­
бре
1918 г.
б ежал
в
Голландию.
145. «Октябрь», 1957, No 5, с.
118.
Черное
озеро
—
легендарное
озеро.
146. «Лит.
г а з.», 1960,
И
ию ня.
Автограф
включает
еще
6 строк .
147. «День
по эзи и», М.,
1957, с.
181. 10 .
Пил судс кий
(1867—
1935)—буржуазный контрреволюционный националист,
польский
государственный
деятель,
о дин
из
активнейших
уча стни к ов
интер­
венции
против
Советской
Республики.
Только
что
кусок
просила
и
т.
д.
В
1921—1922 гг.
голо д
поразил
35 губерний России,
особенно
Поволжье.
148. «Октябрь», 1957, No 3, с.
70, под заглавием «П и р».
Пе ч.
по
кн.
«Синяя весна», с.
31.
Супрематист
—
от
супрематизм
(фор ­
малистическое
на пра вл ение
в
русской
живописи
на чала
XX в.,
ос но ванно е
Малевичем).
Кр онш тад тск ие
сны
Имею тся
в
виду
со­
бытия,
связанные
с
подавлением
кронштадтского
мяте жа .
149. «Ли т.
г аз.», 1961, 1
июля .
Петровский
парк
—
район
Мо­
скв ы,
где
жили
цыгане.
Масловка
—
улица
в
Мос кве.
Урал маш ,
Турксиб,
Магнитка,
Краммашстрой
и
т
д.
—
к руп ней шие
стройки
первых
п яти л еток.
614


150. «Лит.
газ.», 1957, 16 июля,
—д а та: 1956; «День поэзии»,
1957, с .
178.
Автограф
—
в
тетради
«Солнцеворота» (стихотворение
включено
в
«Синюю весну»
вдо вой
поэта
Е.
Л.
Бык ово й).
Печ.
по
кн.
«Синяя весна», с .
36.
151. «Новый
мир», 1957, No 9, с.
77.
Об
обстоятельствах
н апи­
сания
в
п ервом
чтении
стихотворения
с м.:
Л.
Озеров,
Вете р
вре­
м ени
(в кн.
«Страницы воспоминаний», с.
212).
152. «Моск ва», 1961, No 6, с.
41.
Дат иро ван о
со
слов
Е.
Л.
Бы­
ковой.
153. «Лит.
г а з.», 1960, 11 июня.
Автограф
—
в
те тра ди
со
ст и­
хами
к онца
40-х — начала
50- х
годов.
154. «День
поэзии», М., 1957, с.
183и «Лит.
г аз.», 1957, 28 мая.
155. «Москва», 1957, No 8, с.
157.
«СЕРЕДИНА ВЕКА»
«Эту книгу я писал с 1943 года,
писал
с
мукой,
с
горячно­
стью,
с
д ушевн ым
раздумьем
о
судьбах
времени,
о
с удьба х
мое й
страны,
о
с у дьбах
революции» («Раздумье», с.
25—26). ... вд руг
ст ало
видно
(видимо.
—
ре д.)
далеко
во
все
концы
света
—
из
по­
вести
Н.
В.
Го голя
«Страшная месть», гл .
14. Und so lang du das
nicht hast и т.
д.
—
цита та
из
стихотворения
Гете
«Süße Sehnsucht»
(сб.
«Западно -в ос точ ны й
д ива н»—1814—1819, «Книга певца»); эти
с лова
в
со бственн ом
переводе
Луговской
цитир ов ал
на
Первом
съезде
писателей
(«Раздумье», с.
177—178).
156. «Се р е дина
век а», с.
9.
О
во зни кнов ени и
этого
с вое обра з­
н ого
введения
см .:
Л.
Левин,
Владимир
Луговской,
М. , 1963, с.
203.
157. «Нева», 1957, No 1, с.
65.
Авто гр аф
—
под
заглавием
«Шу­
б а », с посвящением Татьяне Луговской,
д ат а: 30 августа 1943 r.j
др угой
автограф
—
под
заглавием
«Сказка о шубе»; на отдельном
листке
—
7 вставок ( реп лик и
гостей
по
поводу
с обы тий
начала
век а).
Печ.
по
кн.
«Середина века», с.
12.
К ипл инг
Ре диард
почт ен
наградой
Нобеля
и
т.
д.
В
1907 г.
Р.
Ки плин г
(1865—1936), автор
дв ух
«Книг джунглей» (1894—1895), переведенных на многие евро ­
пе йски е
языки,
был
удо стоен
Нобелевской
пр ем ии.
Вы
слышали
Шаляпина
в
«Борисе»
и
т.
д.
(см.
примеч.
27).
Блерио
не
мож ет
уле те ть
на
моноплане
и
т.
д.
Блерио
(1872—1936)—французский
конструктор
самолетов
и
пилот;
самолетам
Блерио
долго
не
уд а­
валось
взлететь,
французы
прозвали
его
«человеком,
который
ло­
мает
с вои
самоле ты »; в одной из ранних тетрадей Луговского есть
сти х.
«Блерио» (20 октября 1920 г .).
Кубизм
—
направление
в
жи­
воп иси .
А
где
Ульянов
и
т.
д.
В
декабре
1907 г.
В.
И.
Л енин
по
решению
большевистского
центра
эмигрировал
за
границу.
615


158. «Середина
века», с.
20.
Автограф
—
под
заглавием
«Когда
я
плыл
вместе
с
Одиссеем».
Отец
—
А.
Ф.
«Луговской ( с м.
пр я­
мей.
1).
На
дв оре
бродили
десятки
раненых
и
т.
д.
В
помещении
1-й
московской
гимназии
во
время
перво й
м и ровой
войны
был
ла­
за рет.
Расп утина
прик ончи ли
вчера.
Г.
Е.
Распутин
(1872—1916)
был
убит
в
Петрограде
группой
монархистов
в
ночь
с
17на18де­
кабря
1916 г.
Демон
—
из люблен ный
персонаж
кар тин
М.
А.
Вру ­
бе ля,
ве рши на
его
изоб ра же ния
—
«Демон поверженный» (1902).
Под
Верд еном
(город на северо-в осто к е
Франции)
в
1916 г.
п ро­
изошло
од но
из
кровопролитнейших
сражений
первой
мировой
войны.
«Нибелунги»
—
древнегерманское
эп ическ ое
сказание.
Виль­
г ельм
Второй
(1859—1941) — последний германский император.
Ко­
роль
Ге орг
—
Георг
V (1865—1936) —английский король .
159. «З вез да», 1957, No 7, с.
56.
Пе ч.
по
кн.
«Середина века»,
с.
29.
Губ ернски й
музей
—
очевидн о,
музей
в
Смолен ске.
Автоком­
ментарий
«Луговского к образу комиссара Сережи Зыкова — «Ра з ­
думье», с.
13—14 .
Ленин
вынес
выстрелы
Каплан.
30 августа 1918 г.
В.
И.
«Ленин был тяжело ранен эсеркой-те рр ор и стк ой
Ф.
Каплан.
Вил ьсо н
(1856—1924)—президент США в 1913—1921 гг.
Ллойд-
Джордж
(1863—1945)—английский политический деятель и дипло­
мат,
играл
видную
ро ль
в
политике
английского
империализма,
направленной
к
подготовке
ми ровой
империалистической
войны.
К л емансо
(1841—1929)—французский политический деятель,
в
годы
первой
м ир овой
войны
вел
шовинистическую
пропаганду.
Лига
н аций
—
международная
ор гани за ция
государств,
существовавшая
между
п ервой
и
вт орой
мировыми
войнам и.
Проекты
ее
создания
появились
в
различных
странах
в
годы
первой
ми ровой
во йны.
Морзянки
отстучали: «Пал Баку!»31 июля 1918г.
власть
в
Баку
была
зах ваче на
контрреволюционным
правительством,
4 августа
1918 г.
город
оккупировали
ан глий ск ие
империалисты.
Взойдет
«Спартак»
и
т.
д.
«Спартака союз» («Spartakusbund») — револю­
цио нна я
орг а низа ция
германских
лев ых
социал-демократов,
был а
создана
во
время
перво й
мировой
войны;
в
период
ноябрьской
ре­
во люци и
1918 г.
спартаковцы
бор оли сь
за
углубление
революции,
против
антисоветской
инт ервенци и.
Вскинет
Б ела
Кун
над
Буда­
пештом
красный
фла г
Советов.
Кун
Бе ла
(1886—1933) — один из
основателей
и
руководителей
Комм у нист ич еской
п артии
Венгрии,
фа ктич ес кий
руководитель
со ве тск ого
правительства
в
Венгрии,
провозглашенного
в
марте
1919 г.
160. «Середина
века»,
с.
40.
Автограф
—
д ата:
май
—
ию нь
1942; другой автограф — дата:
май
—
июн ь
1943.
Э ф емера,
по
сл о­
вам
Е.
«Л.
Быковой,
реально
существовавшее
лицо
—
Мария
фон
«Лауриц,
жена
нэпмана-барона.
Саваоф
—
бо г-от ец.
Лев
Т олс той. ..
св од ное
Евангелье
писал.
Имеется
в
в иду
«Как читать Евангелие
и
в
чем
его
сущн ост ь?» «Л.
Н.
Толст ого
(1896).
М ария
Магдалина
—
ева нге льс кий
персонаж.
Клеопова
М ария
—
персонаж
Евангелия
от
Иоанна.
Аримафе йс кая
гробница
—
гробница
Иисуса
Христа
в
Аримафее
(город в Иудее).
161. «Середина
век а», с.
56.
Автограф
—
с
посвящением
С.
Ши-
ловскому;
в
другом
автографе
—
дата : 6 мая 1943 года;
еще
один
616


авто гр аф
—
дат а: 1947 г.;
в
записных
книжках
заготовки
к
поэме,
под
заглавием
«Мой сон о Дербенте» .
С
др амат ург ом
Александром
Аркадьевичем
Г али чем
(р.
1918) Луговской близко подружился
ле том
1956 г.
в
Переделкине;
Гали ч
был
одним
из
первых
слуша­
телей
многих
по эм,
вошедших
в
окончательный
вариант
«Середины
век а»; Луговской очень доверял вкусу и мнению Галича,
считался
с
его
советами,
использовал
в
«Дербенте»
его
впечатления,
свя­
з анные
с
Северным
Кавказом.
Жел езны е
ворота
—
так
называли
Д ер бент
геог рафы
в
средневековых
источниках.
Город
мертвых.
На
севере
от
Дербента
находится
кладбище
Кырхляр
с
арабскими
погребениями
VII в.
Первая
Марна
—
сражение
1914 г.
меж ду
главными
французскими
и
герма нс ки ми
силами,
во
Франции,
на
реке
Марн е,
закончившееся
поражением
немецких
войск.
Сегодня
Гитлер
был
провозглашен
и
т.
д.
Фашистская
диктатура
в
Герма­
нии
бы ла
установлена
в
январе
1933 г.
Метер л инк
(1862—1949) —
бельгийский
писатель-символист,
его
поэзия
исполнена
смутн ых
на­
мек ов,
тревожных
ожиданий.
Семнадцатый
съезд
ВКП(б)
проис­
ходил
в
Москве
26 января— 10 февраля 1934 г .
162. «Середи на
век а»,
с.
66.
Автограф
—
с
посвящением
О.
Г.
(Ольга Моисеевна Грудцова); другой автограф — под загла­
вием
«Сказка о воробьином снеге» (вошла как составная часть в
окончательный
тек ст
поэм ы); третий автограф — под заглавием
«Вступление к сказке»; «Лит .
наследство», т.
74, М ., 1965, с.
701 —
705 («Вступление»
и
«Сказка о печке»).
163. «Сер ед и на
века»,
с.
74.
Авт огр аф
—
под
заглавием
«На­
роды ,
в ста ва йте » (в плане книги есть также заглавие « Ко ми н ­
терн»), дата 7
мая
1943 г .,
Ташкент
—
за черк нута ;
в
другом
авто­
графе—
да та: 7 мая 1943 г.,
Таш к ент;
авто гр аф
—
с
п освя щен ием
М.
А.
Б.
(Михаил Афанасьевич Булгаков).
Гостиница
«Между ­
народная»—
в
30-е
г оды
гостиница
«Люкс»
на
Тверской
(ныне
ул.
Г о рь ког о), где находилось общежитие Коминтерна.
Будто
Бо­
н апарт
рванулся,
побледнев,
а
впереди
Аркольский
м ост...
В
рай о­
не
Арк оле
(селение в Северной Италии)
в
1796 г.
произошел
бой
между
во йск ами
Наполеона
Бонапарта
и
австрийскими
войсками;
в
э том
сражении
Н ап олеон
шел
вп еред и
батальона,
рискуя
жизнью
при
пе рехо де
через
Арк ольск ий
мост.
Плас трон
—
туго
накрахма­
ленная
грудь
му жс кой
с орочки
под
открытым
жилетом.
Митра­
льеза
—
французское
название
скорострельного
мн ого ствол ь ного
оружия
—
картечницы.
Ш.
Делеклюз
(1809—1871) — французский
политический
деятель
и
журналист,
участник
Парижской
Коммуны.
Восстание
на
Яве
—
вооруженное
восстание
1926 г.
был о
подав­
лен о
голландскими
империалистами,
после
чего
были
разгромлены
организации
ком м уни ст ическ ой
партии.
Южный
Крест
—
распро­
ст ран енн ое
наз в ание
яркого
созвездия
Крест.
164. «Середи на
века»,
с.
82.
Авт огр аф
—
без
заглавия,
с
по­
свя щени ем
И.
Сель ви нс кому ;
другой
ав тог раф
—
под
заг лави ем
«Когда я шел в Париже со смертью».
На
Монпарнасе,
в
мерзост­
ной
больн ице
и
т.
д.
В
1936 г.
Луговской
лежал
в
парижском
го спи тале
посл е
автом оби ль но й
катастрофы.
Бомбят
Мадрид.
В
но­
617


ябре
1936 г.
началось
мадри дс кое
оборонительное
сражение
ре с­
публиканской
армии
против
франкистов.
Этьенетта
(Этьенетта Дю-
пар)
—знакомая
Л уг овск ого
по
Фр анци и,
в
дал ьне йше м
участница
движения
Сопротивления.
165. «Избр.», т.
2,
с.
79,
в
разделе: «Из книги „Век“» (это
заглавие
есть
на
од ной
из
па пок
с
авт огр аф ами
«Середины века»),
д ата : 1937.
П еч.
по
кн.
«Середина века», с.
89.
Авто гр аф
—
дата:
1—2
ноября
1943 г.,
Ташкент;
в
плане
книги
встречается
загл ави е
«Кунсткамера (Ло ндон)».
При
посещении
Лондона
Луговской
был
в
Бр ит ан ском
музее;
человек
всеобъемлющих
ин те рес ов,
он
хорошо
зн ал,
в
частности,
ист орию
религ и й
разных
народов,
вер о в ания,
истоки
к ульт ур.
Клады
Н инев ии.
В
Британском
музее
среди
па­
мятников
отдела
Древнего
В ост ока
выделяются
ассири йск ие
релье­
фы
из
Нине вии
—
древнего
города
в
севе рной
Месопотамии,
раз­
валины
которого
был и
обн аруже ны
при
раскопках
в
1845 г.
Рамзес
Второй
(1317—1251 гг .
до
н.
э .)—египетский
фараон.
Сумер
(Шу­
мер)
—
др ев ней шее
рабовладельческое
государство
в
южной
Ме­
со пот а мии,
в
искусстве
которого
ведущую
р оль
играла
архитекту­
ра,
а
также
мелкая
культовая
скульптура.
Эл ам
— древняя
и сто ри­
ческ ая
область,
вост очный
сосед
стран
Двуречья,
один
из
очагов
«культур крашеной керамики».
Камбодж а
—
область
древней
сво е­
образной
художественной
культуры.
Тотемы
Сиу.
Тотемизм
—
одна
из
дре вне й ших
фор м
религии,
и сп овед уем ой,
в
ч астн ости,
племенами
северо-американских
индейцев
сиу
(тотем — не божество,
ему
не
по­
клоняются,
а
счи таю т
родственником,
старшим
братом,
отцом).
Со­
хо
—
ули ца
и
район
Лондона.
Уайтчепел
—
еврейский
квар тал
в
Лон ­
доне.
Лаймхауз—
китайский
кв арта л
в
Ист-Энде.
Людовик
XVI
(1754—1793) был судим Конвентом и гильотинирован .
Ковент-гар-
ден
—
один
из
центральных
районов
Л ондон а.
Год
девятнадцатый,
ко­
гда
над
Тем зой
застыло
всё
и
т.
д.
Имеются
в
виду
м ног очисленн ые
стачки
и
забаст овк и,
имевшие
место
в
Англии
в
1919 г.
В
твоих
библиотечных
строгих
залах
недаром
Ленин
дум ал.
В
1902—1903 гг .,
в
мае
1908 г.
В.
И.
Ленин
много
зан и мался
в
библиотеке
Британ­
ского
музея,
широко
пользовался
так же
и
лондонскими
читальнями.
Армия
спасенья
—
религиозно-филантропическая
организация
(осно­
в ана
в
1865 г.
в
Лондоне).
Ок овы
Индия
срыв ает .
Подъем
анти­
империалистического
движения
в
Ин дии
отн оси тся
к
1928—1935 гг.,
н ачало
нового
подъема
национально-освободительного
движения
—
к
1935—1936 гг .
Ма ла йский
тигр
готовится
к
прыжку.
Накануне
второй
мировой
во йны
в
национально-освободительном
движении
в
Малайе
принимали
участие
трудящиеся
всех
национальностей.
166. «Избр.», т.
2, с.
75, в разделе: «Из книги „ Ве к“», дата:
1943.
П еч.
по
кн.
«Середина века», с .
105.
Асфодель
(асфодил,
аффодил)
считается
цветком
траура.
167. «Середина
век а»,
с.
ПО.
Сорбонна
—
старейшее
учебное
заве ден ие
в
Париже,
часть
П ари жск ого
университета.
Савойские
Ал ьпы
—
один
из
районов
Франции,
ох вачен ны й
в
период
ок купа ­
ции
движением
Сопротивления.
Колпак
фригийский
—
гол овно й
618


уб ор
французской
революции
XVIII в. ,
обычн о
красного
цвета!
якобинцы
использовали
его
как
эм бле му
свободы.
168. «Звезда», 1957, No 1, с.
3.
Печ.
по
кн.
«Середина века»»
с.
116.
В
автографе
—
да та: 6 сентября 1943 г.,
Ташкент.
Да л екая
слава
Марн ы.
И мею тся
в
виду
марнские
сражения
1914 и 1918 гг. »
бесславные
для
Герман ии .
Курфю рстендам м
—
улица
в
Берли не
30- х
годов.
Лютер
и
его
сл ова : «Тот,
кто
не
пьет
вина...» —
п ере­
ск аз
мо тив ов
застольных
песен
М.
Лютера
(1473—1546). «Stille
Nacht» —
из
традиционной
нем ец кой
рождественской
песни.
Макс
и
Мориц
—
персонажи
юмори ст ическ их
ри сунк ов
и
стихов
В.
Буша
(1832—1908),
немецкого
рисовальщика
и
кар икат ури ст а.
Тел ьма н
за
стеной
бе то нной.
Эрнст
Тельман
(1886—1944) стал одной из
первых
же ртв
фашистского
террора,
с
3 марта 1933 г.
на хо дился
в
строжайшей
изоляции,
в
центральной
тюрьме
гес тап о.
«Цирк»
(1936) — известный кинофильм режиссера Г.
В.
Александрова.
«На
Рейне
стр ажа
верная
стоит»
—
из
фа ши стск ой
песни
времен
ги т­
леризма.
169. «Середина
века», с.
127.
Авто гр аф
—
под
загл ав ием
«Мо ­
ги ла
Аб у-М усли ма,
или
Ночь
опре делен ий»,
д ат а: 14 ноября
1943 г .,
Ташк ент ,
с
несколькими
э пигр афа ми
из
К оран а;
в
другом
авто гр афе
—
д а та: 1946; третий автограф — с посвящением М .
Ай-
беку.
Абу-Муслим
—
древний
п о лк о вод ец , «один из арабских завое­
вателей
Даг ест ан а» (В.
Луговской,
Четыре
до роги .
—
В
к н.:
Даге­
ст ан,
М ., 1936, с.
58).
Хунзах—
нагорный
аул
в
Дагестане.
В ели кое
нашествие
ара бов .
В
664 г.
в
Южный
Даг естан
вторглись
арабы.
Мекка
и
Медина
—
священные
города
на
западе
Саудовской
Ара­
вии,
связанные
с
зарождением
мусульманства.
Войска
Кар ла
Мар­
телла
(ок.
688—741) нанесли поражение арабам в битве при Пуатье
в
732 г.
Хаджи-Мурат
(ум.
в
1852)—один из деятелей нацио ­
нально-освободительного
движения
под
руководством
Шамиля
на
Кавказе
в
XIX в.,
родился
б лиз
Хунзаха.
Пророк
—
Мухаммед.
170. «Сере ди на
века», с.
139.
Автограф
—
под
заг лави ем
«Bal
des Nègres»; другой автограф — под заглавием «Д венад цат ь
ночи.
Тяжкий
темный
Лувр».
Г.
Гейгер
(1882—1945)—немецкий физик,
в
1908 г.
определил
заряд
эле ктр она ;
последние
годы
зан и мался
исследованиями
в
об лас ти
кос ми чески х
лучей.
Э.
Резерфорд
(1871—
1937)—великий английский физик,
заложил
о сновы
современного
учен ия
о
радиоактивности
и
ст роен ии
атома.
Н.
Бор
(1885—1962) —
выдающийся
датский
физик ,
о дин
из
создателей
совре мен ной
кван­
т овой
фи зики,
в
по след ние
го ды
принял
акт ивно е
уч а стие
в
раз­
работке
теории
атомного
ядра.
М.
Планк
(1858—1947)—выдаю­
щийся
немецкий
физик-теоретик.
Э.
Ферми
(1901—1954)—великий
итальянский
физик ,
впервые
наблюдал
иск у сствен н ую
радиоактив­
ность.
Оба
Жол ио -Кюри
—
Ирен
(1897—1956) и Фредерик (1900—
1958)—крупнейшие ученые в области физики атомного ядра.
Мюн­
хен
торжествует.
Им еет ся
в
виду
Мюнхен ск ое
соглашение
(сентябрь
1938 г .)
о
рас члене нии
Чехословакии.
А.
Эйнштейн
(1879—1955) —
велик ий
у че ный-фи зик.
Саргассово
море
—
район
в
северной
ч асти
619


Атлантического
оке ан а.
Ж.
Дорио
(р.
1898)—деятель рабочего
движения
Франц и и,
впоследствии
социал-предатель.
Э.
Даладье
(р.
1884)—французский политический деятель,
в
апреле
1938 г.
сфор мир ова л
кабинет.
171. «Середина
в ека», с.
152.
Автограф
—
без
заглавия,
с
по­
священием
Е.
С.
Б.
(Елена Сергеевна Булгакова), дата: 21 октября
1942 г.
Святая
песня
Шуберта
—
«Форель» («Die Forelle»), песня
для
голоса
с
фо р те пьяно
(1817), текст X.
Ф.
Шубарта.
172. «Знамя», 1957, No 5, с.
78.
Печ.
по
кн.
«Середина века»,
с.
163.
Гудериан
—
оди н
из
во ена ча л ьников
танковых
сил
фашист­
ск ой
Германии.
Ярцево
—
город
в
Смо ленск ой
области
(на шоссе
Москва
—
М инс к), под которым в июле-се н тя бр е
1941 г.
шли
о же­
сточенные
оборонительные
бои.
Ор дын ка
—
улица
в
Москве.
Кор­
пу са
Ива нов а.
Имеется
в
виду
революционная
борьба
иваново-
вознесенских
рабочих
(иваново-вознесенская
стачка
1905 г.).
Пресня
(Красная Пресня)
—
район
Моск вы,
ст авши й
центром
Декабрьско­
го
вооруженного
восстания
1905 г.
Кержацкая
воля.
Луговской
име ет
в
виду
кержацкие
скит ы
—
поселения
старообрядцев,
ск ры­
вавшихся
в
лесах
по
реке
Керженцу
от
преследований
ц арск ого
п рави т ель ства
(XVII—XIX
вв .}.
173. «Середина
века», с.
173.
В
поэме
мно го
автобиографиче­
ского.
Ак т рисы. ..
к инореж иссеры .
В.
Луговской
эвакуировался
в
Среднюю
Аз ию
вместе
с
С.
Эйз еншт ей н ом,
Г.
Александровым,
Л.
Траубергом,
Л.
Орловой
и
др.
В
Чаир ском
парке
розы
зацве­
тают
—
во ль ное
переложение
строки
из
романса
К.
Листова
«В парке Чаир распускаются розы» .
174. «Середина
век а», с.
184.
Автограф
—
под
заглавием
«Алма-
Ата
(Город снов)», дата: 7—9
сентября
1943 г. ,
Ташкент.
С
Вс е­
во лод ом
Вячеславовичем
Ивановым
(1895—1963) Луговской был
очень
дружен
с
начала
30-х
годов,
с
п ервой
поездки
в
Туркмению.
Г арри
Купер
—
американский
киноактер.
Вел ик ий
мастер
—
С.
М.
Эйзенштейн
(1898—1948),
выдающийся
совет ск ий
киноре­
жиссер;
в
1942 г.
Луговской
рабо тал
вместе
с
ним
над
те кст ом
(песни и диалоги)
фильма
«Иван Грозный». « . .. Во лну юсь
по
ка­
ждому
поводу,
с вяза нн ому
с
Иваном
Гроз ны м,
—
писал
Луг овс кой
Эйзенштейну
12 июня 1942 г.
—
Произведение
это
Ваше
по ист ине
зам еча тель н о,
а
те
дн и,
которые
я
провел
в
В ашей
комнате,
одни
из
самых
лучших
в
мое й
жи зн и» (ЦГАЛИ).
П ок ойник
—
Валентин
К ад очни ков
(1908—1942),
ученик
Эйзенштейна,
тал ант лив ый
ре­
жиссер
и
художник,
у мер
на
заготовках
саксаула.
Пл ощ адь
перед
ЦК
—
н ыне
пл.
Коммунаров
(в Алма-Ате).
Дом
искусства,
где
мой
но члег
—
во
время
войны
не что
вроде
гостиницы,
где
жили
работники
«Мосфильма».
Ему ,
конечно,
снятся
ребра
башен
и
т.
д.
Луговской
воспроизводит
мысли,
образы,
возникавшие
у
Эйз ен­
штейна
в
п роц ессе
работы
над
«Иваном Грозным».
Беседуют
о
лю­
дях
Возрожденья,
о
Микеланджело.
В
э тих
беседах,
происходив­
ших
в
маленькой
комнате
сест ры
Луговского,
при н имали
уч астие
620


К.
Г.
Паустовский,
кинооператор
А.
Н.
Мос квин ,
артист
Жак ов,
И.
И.
Юзовский
и
другие
эвакуированные
москвичи.
Художница
—
сестра
поэта
Т.
А.
Луговская.
Моя
ве сна
в
Загорске.
Луговской
всп омин ает
юн ос ть,
поездки
в
Заг орс к
к
сестрам
и
отц у,
заведо­
в авш ему
там
лесной
шк олой
после
революции.
Р исун ки
нестерпи­
мой
силы,
—
рисунки
Эйзенштейна
к
«Ивану Грозному» .
О
времени,
людях,
показанных
в
поэме,
об
обстоятельствах
работы
Луговского
над
ней
см.
воспоминания
В.
Ш к ловск ого
«Добро и гений»
и
О.
Грудцовой
«Луговской в Алма -Ат е» («Страницы воспоминаний»,
с.
110—115, 117—127).
175. «Серед ина
века», с.
196.
Автограф
—
под
заглавием
«Ли ­
рическая
глава
о
вещах», дата:
июнь
1942.
С.
И.
Вавилов
(1891 —
1951)—крупнейший советский физик,
ав тор
м но г очисленн ых
работ,
главным
образом
по
вопросам
фи зиче с кой
оптики.
Алексеевское
кл адбище
—
старое
кладбище
в
Моск ве
бл из
Сокольников,
где
по­
хоронен
отец
Луговского.
176. «День
поэзии», М., 1956, с.
18.
Пе ч.
по
кн.
«Середина века»,
с. 203.
Автограф
—
с
надп исью: «„Смерть матери“
—
одна
из
42 поэм,
написанных
м ной
и
составляющих
ги гант ск ую
книгу,
к ото рую
я
написал
за
эти
2 с половиной года...»
Мать
поэта
Ольга
Михай­
ло вна
Луговская
п охорон ена
в
Ташкенте
(ум .
в
1943).
177. «Избр.», т.
2, с.
91, в разделе: «Из книги „ В ек“», дата:
январь
1945.
Ав тогр аф
—
под
заглавием
«Полет» (зачеркнуто).
Патриаршие
пру ды
—
ра йон
Москвы.
Кутузов
и
Суворов
в
медальо­
нах
и
т.
д.
—
станция
мет ро
«Новокузнецкая»
в
Мо. ск ве.
Я
знаю
пе сни
древние
и
т.
д.
Лу го вской
имее т
в
в иду
«Илиаду»
и
«Одис­
се ю»
Гомера.
178. «Звезда», 1956, No 10, с.
57.
В
автографе
—
да та: 3 октября
1943 г. ,
Таш кен т.
Дутар
—
народный
щипковый
музыкальный
ин­
ст румен т
с
дву мя
стр ун ами.
Нарген
(Наргин)
—
остров
в
Каспий­
ско м
море
бл из
Баку.
«Дымок от папиросы»
—
модное
тан го
30- х
годов.
Жел он щик
—
рабочий-нефтяник.
У били
к омис са ров. ..
в
пе­
сках
Ахча -Ку ймы .
Зл о дейск ое
у бий ство
26 бакинских комиссаров,
организованное
представителями
анг лий ског о
кома ндов ан ия
с
по­
мощью
эс е ров,
со сто яло сь
20 сентября 1918 г.,
на
207-й
версте
от
Красноводска,
в
глухих
пе ск ах,
на
перегоне
между
станциями
Ахча-Куйма
и
Перевал.
«Мусават» («Равенство») — контрреволю­
ционная
буржуазно-помещичья
националистическая
пар тия
в
Азер­
ба йджан е,
находилась
у
власти
в
1918—1920 гг . ,
опир ая сь
на
по д­
держку
т урец ких,
а
затем
ан гли йск их
интервентов.
В
часы...
резни.
И меют ся
в
вид у
зверства
германо-турецких
войск
и
мусаватистских
банд
при
за хв ате
Бак у
в
сентябре
1918 г.
и
поз днее.
Сураханы,
Балаханы, —
н ефтеп ро мысло вые
район ы
Баку .
С.
Г.
Шаумян
(1878—
1918)—один из двадцати шести бакинских комиссаров.
Сто ит
лу на
на
капитанской
ва хте
—
автореминисценция
Луговского
из
«Лимонной ночи» (см .
стих.
42).
Почтовый
переулок.
Стихотворение
под
таки м
заглавием
см.
в
к ниге
Луговского
«Каспийское море»,
с.
47—48.
Лианозов,
Манташев
—
круп ные
бакинские
нефтепро-
621


мышленннки.
М.
Азизбеков
(1876—1918), П.
А.
Джапаридзе
(1880—
1918), И .
Г.
Фиолетов
(1884—1918) — бакинские комиссары .
179. « Звезд а», 1957,
No
1,
с.
9,
под
заглавием
«Москва —
1956»; «Лит.
наследство», т.
74, М., 1965, с.
695—700.
Печ.
по
кн.
«Середина века», с.
232.
Малый
Николаевский
дворец
находится
на
территории
московского
Кремля.
Я
служил
в
Кремле.
В
кон це
1922 г.
Луговской
вернулся
из
Смоленска
в
Москву
и
пост упил
на
службу
в
Кремль.
Никольская
башня
—
часть
московского
К ре мля.
Корбю з ье
(1887—1965)—французский архитектор и тео ­
ретик
архитектуры,
проектировал
для
СССР
здание
Центрального
статистического
упра вле ния
на
ул.
Кирова
в
Москве
(1929—1936).
Мо сква
Димитрова
встречает.
Г.
М.
Димитров
(1882—1949) при­
ехал
в
СС СР
27 февраля 1934 г .
Хоронят
стратонавтов.
В
1934 г.
по гиб
экипаж
стратостата
«Осоавиахим-1» (П.
Ф.
Фед осеенк о,
А.
Б.
Ва се нко
и
И.
Д.
Ус ыск и н), поднявшегося на высоту 22
км.
180. «Середина
век а», с.
245.
В
автографе
—
дата: 12июля.
«Гре­
нада»—
известное
стихотворение
М.
Светлова
(1926).
В
такую
да ль,
что
и
сказат ь
нельзя
—
автореминисценция
из
сти хотв орен и я
Луг овско го
«Полночь» (см .
стих.
95).
Полночный
бриз,
т ебя
мы
н аз ывали
и
т.
д.
—
автореминисценция
из
стихотворения
Луговского
«Тугие паруса» («Лит.
газ .», 1936, 6 ноября).
181. «Л ири ка» (1958), с .
428.
В
автографе
—
дата: 9 ноября
1943 г .,
Ташкент.
182. «День
по эзи и», М., 1962, с.
292.
Автограф
—
под
заглавием
«Верх и низ»; в другом автографе — дата: 1947.
Дом
высо ко
на
взго­
рь е—
дача
Совнаркома
Дагестана
над
Махачкалой,
ку да
приезжали
отдыхать
отв ет ств енные
работники
республики
и
где
многие
из
них
в
1937 г.
б ыли
арестованы.
Бог
грунтовых
дорог
—
Гаджимет
Са-
фар ал иев,
энтузиаст
строительства
дорог
в
Дагестане,
был
репресси­
рован.
183.
Печ.
по
кн.
«Лит.
наследство», т.
74, М., 1965, с.
706—710
(вместе с поэмой «О ктяб рь», не включенной в настоящее издание).


К
ИЛЛЮСТРАЦИЯМ
1.
Ф ронтис пис.
В.
А.
Луговской.
Фотография.
1956 г.
2.
Меж ду
стр.
192 и стр.
193.
В.
А.
Луговской.
Фотография.
1939 г.
Ялта.
3.
Между
стр.
224 и стр.
225.
В.
А.
Луговской
и
H.
С.
Тихон ов.
Фо­
тография.
1956 г.
Переделкино.
4.
На
обороте.
В.
А.
Луговской
(последний снимок).
Фотография.
1957 г.
5.
Стр .
295.
Рукопись
стихотворения
«Ночной патруль»,


АЛФ АВИТНЫЙ
УКАЗ АТЕЛЬ
СТИХОТВОРЕНИЙ
И
ПО ЭМ
Апрель
(«В час предутренний видишь всю жизнь позади.. . ») 191
Астроном
(«Ты моя. .. ») 53
Баку!
Б а ку! («Железная,
резная
дверь.
Луна...»)512
Баллада
о
Новом
год е
(«У статуи Родена.. . ») 299
Баллада
о
пу стын е
(«Давно это было.. . ») 164
Барс ук
(«Боз -с у.
Ни
ветра,
ни
душ и ...») 219
Бас мач
(«Дым папиросный качнулся ...») 147
Белая
но чь
(«Дом как дом,
но
русалок
сред и
листвы...»)239
Белькомб
(«Под сенью богоматери белькомбской .. . ») 417
Берлин
1936 («Я это видел ночью наяву . ..») 422
Био г рафия
Нечаева
(«Ваше здоровье! . .») 75
«Боз-су.
Ни
ветра,
ни
д уш и ...» (Барсук) 219
Большевикам
пуст ын и
и
весны
(«В Госторге,
у
гор яще го
кост ра ...»)
125
«Большой человек,
повелитель
бу м аги ...» (Повелитель бумаги) 83
Бревенчатый
дом
(«Деревянные стены. ..») 274
«Бронепоезда взвывают вдруг... » (Лозовая) 193
«Был вечер черствее,
чем
старый
л а ва ш...» (Хуло) 80
«В Госторге,
у
горящего
к ос т ра ...» (Большевикам пустыни и вес­
ны)125
«В двенадцать ночи тяжек темный Лувр. .. » (Двенадцать ночи) 443
«В мерцающей шапке...» («День гнева») 121
В
сельской
школе
(«Не горит электричество... ») 265
«В то утро он,
как
нужно,
у ез ж ал ...» (Первая свеча) 473
«В час предутренний видишь всю жизнь позади.. .» (Апрель) 191
«В этом радостном мире ...» (Льва Толстого, 4) 233
«Ваше здоровье!..» (Биография Нечаева) 75
Весна
(«Прости ...») 58
Веснянка
(«За горами Урала сизыми. ..») 229
«Ветер ерошит крыло воронье. ..» (Рубка под Воронежем) 65
«Ветер стелется в ущелье ...» (Ночлег) 183
«Ветровые ночи . .. » (Песенка) 177
«Вечер сел в малиновые сани .. .» (Чтобы больному спалось) 78
624


Вечерний
костер
(«Вечерний костер.. .») 167
«Вечная тема ...» (Повесть) 52
«Взвод курсантов. . .» (Тревога) 303
«Виноградник шелестит . . . » (Колыбельная) 209
Возвращение
(«Снова,
как
п р ежде...») 160
«Возьми прилети,
мое
с ер дце ...» (Сердце) 268
«Волны стелют по ветру свистящие косы... » (Остролистник) 200
Волчий
вой
(«Любовь? . .») 104
Восток
(«С первым ветром весны. ..») 235
«Вот будто бы большие марши лестниц. ..» (Сказка о сне) 454
«Вот сквозь сон дощатая ограда. ..» (Середина лета) 240
Вот
тогда
(«Ночь живет шуршаниехм и хрустом . ..») 227
«Вошедший был латыш в пальто реглан.. . » (Проданные стихии) 63
«Вошли мы в год тридцать второй. ..» (Обычная гостиница) 385
«Вращалась ночь .
Была
тя жка
он а . ..» (Капитанский штиль) 78
«Временем уменьшенный...» (Ночной патруль) 296
«Всё потемнело. ..» (Цирк Шапито) 252
«Всё это рассказал мне подполковник . ..» (Москва.
Бомб арди ровоч ­
ные
но чи) 464
Вставайте,
люди
русские!
191
«Всю ночь горел один огонь на взморье . ..» (Каблуки) 561
«Вьются листья — червонные козыри. ..» (Кондо - оз е ро ) 254
«— Выходи на балкон ...» (Ночь весны) 287
«Галки,
г алки ... » (Колыбельная с черными галками) 262
«Гигантский .. . » (Подкова счастья) 245
Голос
(«Я человек. . . ») 117
Гор од
сно в
(«Сеанс окончился. , .») 483
Горы
(«Тамадой руководимый. . . ») 205
Гро за
(«Гроза так рванула.. .») 241
Гуннб
(«Тревожен был грозовых туч крутой изгиб... ») 243
Гу си
(«Над необъятной Русью.. . ») 226
«Да!. .» (Заря) 247
«Давно это было. ..» (Баллада о пустыне) 164
«Дай мне руку ...» 328
«Дай руку .
Спокой но. ..» (Кухня времени) 87
«Далекий,
горький
г олос
п аровоза .. .» (Обходчик) 232
Далекий
привет
(«Нас обручили ...») 244
Д ва дцать
шесть
(«Снилось мне.. . ») 284
Двен адц ат ь
ночи
(«В двенадцать ночи тяжек темный Лувр . . . ») 443
«Дверь отворяется — и входит дед. .. » (Сказка о дедовой шубе) 331
Девичья
полночная
(«Что ж ты,
милая,
сердце-то
забыла..,»)72
«Девочке медведя подарили. ..» (Медведь) 208
Де вушк а
мо ет
волосы
(«По безлюдным улицам. . .») 179
Де лат ель
вещей
(«Не плакать,
не
хныкать,
не
ныть,
не
бояться...»)
62
«День гнева» («В мерцающей шапке .. . ») 121
Дерб ен т
(«Дербент,
Дербент
—
Железные
ворота...») 370
«Деревянные стены .. .» (Бревенчатый дом) 274
«Дождь весны. ..» (Платок Этьенетты) 216
«Долина Сумбара ...» (Милиционер Нури) 136
40 В.
Луг овс кой
625


«Дом как дом,
но
русалок
сред и
ли ст вы . ..» (Белая ночь) 239
Дорога
(«Дорога идет от широких мечей. ..») 50
Дорога
в
го ры
(«Растет прибой и темный запах моря...») 547
Дорога
Д арь яла
(«Ручей подзадоривал.
В етер
помор .
..») 79
«Дорога идет от широких мечей . ..» (Дорога) 50
Дочери
(«Милка,
девочк а
м оя. ..») 250
Другу
(«Опять,
как
в
те
г ада,
ко гда
над
головой...»)212
Друзьям
тридцатого
года
(«Путь...») 318
«Дубы шумят . ..» 323
«Дым папиросный качнулся.. . » (Басмач) 147
«Если бы я в бога веровал.. . » (Змеевик) 134
«Железная,
резная
дверь.
Лун а. .. » (Баку!
Баку!)512
Жестокое
пробуждение
(«Сегодня ночью .. . ») 102
Жиз нь
(«Ночь глуха. ..») 157
Журавлиная
ночь
(«Здесь .. . ») 222
«За горами Урала сизыми. . . » (Веснянка) 229
«Запорошились серебряные села . ..» (Продотряд) 70
З аря
(«Да!..») 247
«Заря поднимает гребни розовые. ..» (Утро республик) 60
Звезда
(«Звезда,
зв ез да,
холодная
звез д а ...») 265
Звезды
осени
(«Тишь стареющей природы.. .») 248
«Звон,
да
тяжелый
такой,
да
т ягу ч ий. ..» (Отходная) 50
«Здесь ...» (Журавлиная ночь) 222
Зеленый
ма ячок
(«Стала ты совсем другою ... ») 197
З емли
Красной
Звезды
(«Невозможные силы весны . ..») 138
Змееви к
(«Если бы я в бога веровал... ») 134
Зяблик
за пел
(«Зяблик запел на березе лиловой .. . ») 228
«И мы возвратились. ..» (Хельманжоу) 153
«Имперскими флагами вея и рея. .. » (Интернационал) 113
Интернационал
(«Имперскими флагами вея и рея. ..») 113
Испанка
(«Так постепенно стекленели. . . ») 67
«Итак,
на чина ет ся
песня
о
в ет р е...» (Песня о ветре) 72
Ка блук и
(«Всю ночь горел один огонь на взморье. . . ») 561
Каблуки
(«Черная,
хо ло дн ая ...») 259
«Как буря на Северный полюс...» 61
«Как морозит!
Как
мо р о з ит!..» (Свет на землю) 264
«Как рокот железных уключин ...» 56
Как
человек
п лыл
с
Од иссеем
(«Шестнадцатый кончался страшный
го д. ..») 338
«Какая тишина!..» (Пила) 203
Капитанский
шти ль
(«Вращалась ночь .
Была
тяж ка
она...»)78
«Когда ты спишь. . . » (О друзьях) 92
Ко лыбе льн ая
(«Виноградник шелестит. ..») 209
Колыбельная
с
черн ыми
галками
(«Галки,
г алк и.. .») 262
Кондо-озеро
(«Вьются листья — червонные козыри. ..») 254
Конек-горбунок
(«Ночь пройдет. ..») 196
Костры
(«Пощади мое сердце ., .») 325
626


«Красноармейцы . ..» («Царь Эдип») 280
Красные
чашки
(«Я помню.. . ») 17Ö
Курсантская
в енге рка
(«Сегодня не будет поверки.. .») 192
Кухня
врем ени
(«Дай руку.
Спокойно...»)87
«Легкая ночь. ..» (Рассвет) 187
Лимонная
но чь
(«Луна стоит на капитанской вахте. .. ») 106
Листо пад
(«Что-т о
мне
печально
стало
очень...») 214
Лозовая
(«Бронепоезда взвывают вдруг...») 193
Лондон
до
утра
(«Обычный день обычно начался ...») 398
«Луна стоит на капитанской вахте ...» (Лимонная ночь) 106
Льва
Толст ог о, 4 («В этом радостном мире.. . ») 233
«Любовь? ..» (Волчий вой) 104
Майская
н очь
(«Ты помнишь ли . .. ») 322
«Мальчики заводят на горе...» (Мальчики играют на горе) 207
Мальчики
иг рают
на
горе
(«Мальчики заводят на горе...») 207
Медв едь
(«Девочке медведя подарили. . . ») 208
«Меня берут за лацканы...» (Послесловие)
ПО
«— Меня поцелуй покрепче!. .» (Петровский парк) 314
Мерт вы й
х ват ает
живого
(1—2) 96
Милиц ион ер
Нури
(«Долина Сумбара. ..») 136
«Милка,
девочка
мо я.. .» (Дочери) 250
Могила
Абу-Муслима
(«Случилось это двадцать лет назад . ..») 432
Молодежь
(«Товарищи! . .») 59
Мор ско е
прощанье
(«Нет,
я
не
з вал
тебя...»)57
Москва
(«Осенний день был золотист и рыж...») 525
Москва.
Бомбардировочные
но чи
(«Всё это рассказал мне подпол­
к овник .
. .») 464
Московское
небо
(«Что ж,
лю бов ь,
ты
осыпана
бурой
листвой...»)
249
Мужество
и
н етерп енье
(«Пароходный чистый ветер. ..») 185
«Мы с тобою сбились оба. . . » (Обыск сердца) 98
На
булыжной
мостовой
(«На булыжной мостовой ...») 306
На
Лисьей
горке
(«На Лисьей горке стылые осины. ..») 251
«На Монпарнасе,
в
мерзостной
больнице...» (Сказка о том,
как
ч ело век
шел
со
с мерт ью) 392
На
сме рть
дру га
(«Тополь встал у забора .. . ») 272
«На той земле,
в
том
врем ен и,
по всюд у . ..» (Сказка о зеленых ша ­
рах)543
«На третьей полке. ..» (Синяя весна) 292
На
улице
дождь
(«О,
только
бы
сл ыша ть
тв ой
го лос!..») 189
«Над необъятной Русью...» (Гуси) 226
«Над степью стрекочущей нотой гудит. ..» (Степь) 161
«Нас обручили ...» (Далекий привет) 244
Начало
ве ка
(«Смолкает баталий воинственный топот ...») 51
«Не горит электричество...» (В сельской школе) 265
«Не от любви ...» 199
«Не плакать,
не
хныкать,
не
ныть,
не
б оя ть ся ... » (Делатель ве­
щей)62
627


«Не скоро привыкнешь к подземной муштре. ..» (Штейгер и Лоре­
л ея) -99'
«Не узнать твои черты...» (Олень) 261
«Невозможные силы весны . . . » (Земли Красной Звезды) 138
«Нет...» (Та,
ко т орую
я
знал) 277
«Нет,
я
не
звал
т е бя. .. » (Морское прощанье) 57
Нов ый
год
(«У статуи Родена,
в
мерзл ой
т ьм е...») 345
Ночлег
(«Ветер стелется в ущелье. . . ») 183
Ночной
пат руЛ ь
(«Временем уменьшенный ...») 296
«Ночь. ..» (Посевная) 128
Ночь
(«Постой!
Темно.
Выключатель
с б ежал. ..») 107
«Ночь...» (Стамбул) 118
Ночь
весны
(«Выходи на балкон...») 287
«Ночь глуха . ..» (Жизнь) 157
«Ночь живет шуршанием и хрустом . . . » (Вот тогда) 227
«Ночь пройдет ...» (Конек -го рб ун ок ) 196
Но чь
Фархада
(«Тутовое дерево листвою. . . ») 163
Нэпман
З вавич
(«Нэпман Звавич гуляет. . . ») 310
О
друзьях
(«Когда ты спишь .. . ») 92
«Q, если бы забыть мне тяжесть лет...» (Чимган) 253
«О,
только
бы
с лыш ать
твой
г олос !..» (На улице дождь) 189
Обращение
(«Я требую больше веры.. . ») 82
Обходчик
(«Далекий,
горький
голос
п аро во за.. .») 232
Обыск
сердца
(«Мы с тобою сбились оба...») 98
Обычная
гостиница
(«Вошли мы в год тридцать второй.. . ») 385
«Обычный день обычно начался.. .» (Лондон до утра) 398
Олень
(«Не узнать твои черты. . . ») 261
«Они поднялись по пояс над сушей. . . » (Полночь) 211
«Опять,
как
в
те
го да,
когда
над
головой...» (Другу) 212
«Осенний день был золотист и рыж. .. » (Москва) 525
Остр о лис тник
(«Волны стелют по ветру свистящие косы.. . ») 200
«Отзвенели капели ...» (Юность) 228
Отходная
(«Звон,
да
тяжелый
такой,
да
тягучий...»)50
«Пароходный чистый ветер.. .» (Мужество и нетерпенье) 185
Пепел
(«Твой голос уже относило. .. ») 89
Первая
свеча
(«В то утро он,
как
нужно,
уез жа л. ..») 473
Первый
луч
(«Я просыпаюсь. .. ») 181
«Передо мною середина века .. . . » 329
Перекоп
(«Такая была ночь,
что
ни
ветер
гулевой...»)66
«Перекресток.
Красный
светофор...»212
Пер -Л ашез
(«Стена покрыта сверху черепицей.. .») 413
Песенка
(«Ветровые ночи.. . ») 177
Песня
(«Рождается звон .
Начинается
песня...»)54
Пес ня
о
ветре
(«Итак,
на чина етс я
песня
о
вет ре. ..») 72
Петровский
па рк
(«—Меня поцелуй покрепче!. .») 314
Пила
(«Какая тишина!..») 203
Письмо
(«Товарищ Маслова.. . ») 132
Пис ьмо
к
Республике
от
моего
друга
(«Ты строишь,
кладешь
и
воз­
водишь.
..»} 94
Платок
Эть е нетты
(«Дождь весны. . . ») 216
628


«По безлюдным улицам. . . » (Девушка моет волосы) 179
Пов ел ите ль
б умаги
(«Большой человек,
повелитель
бумаги...») 83
По ве сть
(«Вечная тема ...») 52
«Под сенью богоматери белькомбской .. . » (Белькомб) 417
«Подвал рукою черной влез во тьму. ..» (Эфемера) 355
Подко ва
счастья
(«Гигантский. .. ») 245
По лево й
стан
(«Спой мне песню,
глуше
и
короче...») 182
Полн оч ь
(«Они поднялись по пояс над сушей. ..») 211
«Поманила пальцем . ..» 199
Посевная
(«Ночь. .. ») 128
Послесловие
(«Меня берут за лацканы...») ПО
«Постой!
Темно.
Выключатель
с беж ал. ..» (Ночь) 107
«Пощади мое сердце. ..» (Костры) 325
По эма
о
веща х
(«Я оптик — понимаете,
др у зья.. .») 494
«Приходят юные числа ...» (Сын кулябского нищего) 141
Пр ода нные
ст ихии
(«Вошедший был латыш в пальто реглан ...») 63
Продотряд
(«Запорошились серебряные села. . .») 70
«Прости . ..» (Весна) 58
Прошлое
(«Разве прошлое ушло? ..») 276
Прощание
(«Уезжает друг на пароходе .. . ») 201
Пр оща нье
с
юн ос тью
(«Так жизнь протекает светло,
г оря чо ...») 69
«Пусть...» (Друзьям тридцатого года) 318
«Разве прошлое ушло? ..» (Прошлое) 276
Рассвет
(«Легкая ночь...») 187
«Растет прибой и темный запах моря...» (Дорога в горы) 547
«Ребята,
в
от чет лив ом
св ет е ...» (Юность) 67
«Рождается звон.
Начинается
песня...» (Песня)54
«Розовый суслик глядит на тебя. .. » (Суслик) 96
Рубк а
под
Воронежем
(«Ветер ерошит крыло воронье. ..») 65
«Ручей подзадоривал.
Ветер
помо г. ..» (Дорога Дарьяла) 79
«С первым ветром весны торопись . ..» (Восток) 235
«Сбирался дождь. ..» (Съезд) 150
С вет
на
з емлю
(«Как морозит!
Как
морозит !
..») 264
«Сеанс окончился . ..» (Город снов) 483
«Сегодня не будет поверки. .. » (Курсантская венгерка) 192
«Сегодня ночь простора,
ночь
лу н ы...» (Юность) 536
«Сегодня ночью ...» (Жестокое пробуждение) 102
Сердце
(«Возьми прилети,
мое
сердце...»)268
Середина
лета
(«Вот сквозь сон дощатая ограда ...») 240
«Сивым дождем на мои виски. ..» 173
Синий
жук
(«Я мальчишкой мечтал о пути по великой пря ­
мой ... ») 175
С иняя
весн а
(«На третьей полке ...») 292
Сказка
о
дедовой
шубе
(«Дверь отворяется — и входит дед. . .») 331
Сказка
о
зеленых
ш арах
(«На той земле,
в
том
вр емен и,
по­
всюд у.
..») 543
Сказка
о
пе чке
(«Там башенные рдели города... ») 379
Сказка
о
сне
(«Вот будто бы большие марши лестниц. .. ») 454
Сказка
о
том,
как
че лов ек
шел
со
смертью
(«На Монпарнасе,
в
мер­
зо ст ной
бо ль ни це. ..») 392
629


«Случилось это двадцать лет назад .. .» (Могила Абу-М ус ли ма) 432
Смерть
матери
(«Что ж,
кончено.
Ды хан ье
пр есек лось .. .») 499
«Смолкает баталий таинственный топот ...» (Начало века) 51
Сн ег
(«Спиральный конус мчащихся снежинок. ..») 504
Снегурочка
(«Снегурочка сидела под окном ...») 220
«Снилось мне...» (Двадцать шесть) 284
«Снова,
как
пр ежд е...» (Возвращение) 160
Сон
(«Ты забылась в теплой дреме...») 218
Спас ибо
(«Спасибо — кто дарит...») 55
«Спиральный конус мчащихся снежинок. ..» (Снег) 504
«Спой мне цесню,
глуше
и
ко р о че . ..» (Полевой стан) 182
«Стала ты сбвсем другою .. . » (Зеленый маячок) 197
Стамбул
(«Ночь...») 118
«Старый друг.. .» (Уфа) 221
«Стена покрыта свёрху черепицей.. .» (Пер- Лаш ез ) 413
Степь
(«Над степью стрекочущей нотой гудит ...») 161
Суслик
(«Розовый суслик глядит на тебя . .. ») 96
Съез д
(«Сбирался дождь. ..») 150
Сын
кулябского
нищего
(«Приходят юные числа...») 141
Та,
которую
я
знал
(«Нет .. . ») 277
«Та ночь началась нетерпеньем тягучим. .. » (Ушкуйники) 49
«Так жизнь протекает светло,
гор ячо. .. » (Прощанье с юностью) 69
«Так постепенно стекленели . ..» (Испанка) 67
«Такая была ночь,
что
ни
вет ер
гулевой...» (Перекоп)G6
«Такая ночь ...» 324
«Там башенные рдели города...» (Сказка о печке) 379
«Тамадой руководимый . . . » (Горы) 205
«Твой голос уже относило ...» (Пепел) 89
«Тебя давно уж нет на свете ...» 305
«— Теперь засни. ..» (Шаги большого сна) 64
«Тишь стареющей природы ...» (Звезды осени) 248
«Товарищ Д4а слова. ..» (Письмо) 132
«Товарищи!..» (Молодежь) 59
«Тополь встал у забора ...» (На смерть друга) 272
«Тот чудесный переулок. ..» 206
Тревога
(«Взвод курсантов .. . ») 303
«Тревожен был грозовых туч крутой изгиб ...» (Гуниб) 243
«Тутовое дерево листвою .. . » (Ночь Фархада) 163
«Ты давно уж разлюбила.. . » 198
«Ты забылась в теплой дреме...» (Сон) 218
«Ты моя ...» (Астроном) 53
«Ты помнишь ли...» (Майская ночь) 322
«Ты руку на голову мне положила ...» 185
«Ты строишь,
кладешь
и
в о зв о дишь. . .» (Письмо к Республике от
м оего
друга)94
«У статуи Родена. ..» (Баллада о Новом годе) 299
«У статуи Родена,
в
м ерз лой
ть ме...» (Новый год) 345
«Уезжает друг на пароходе. .. » (Прощание) 201
Утр о
ре спу блик
(«Заря поднимает гребни розовые .. .») 60
630


Уфа
(«Старый друг.. .») 221
Ушкуйники
(«Та ночь началась нетерпеньем тягучим...») 49
Фотограф
(«Фотограф печатает снимки...») 258
Хельманжоу
(«И мы возвратились ...») 153
Хуло
(«Был вечер черствее,
чем
стар ый
лаваш...»)80
«Царь Эдип» («Красноармейцы ...») 280
Цирк
Ша пито
(«Всё потемнело ...») 252
«Черная,
холод на я...» (Каблуки) 259
Чимган
(«О,
если
бы
заб ыть
мне
тяжесть
л ет. ..») 253
«Что ж,
кончено.
Дыханье
п рес ек ло сь. .. » (Смерть матери) 499
«Что ж,
лю бо вь,
ты
осыпана
бурой
л иств ой. .. » (Московское
не бо) 249
«Что ж ты,
милая,
сердце-то
з а была ...» (Девичья полночная) 72
«Что-т о
мне
п ечаль но
стало
оч е нь . ..» (Листопад) 214
Чтобы
больному
спалось
(«Вечер сел в малиновые сани...») 78
Ш аги
(«Шумит сосна...») 204
Ш аги
большого
сна
(«— Теперь засни. .. ») 64
«Шестнадцатый кончался страшный год. ..» (Как человек плыл с
Одиссеем)338
Штейгер
и
Лор елея
(«Не скоро привыкнешь к подземной муш­
тре.
..») 99
«Шумит сосна ...» (Шаги) 204
«Эта ночь проходит не напрасно . .. » 53
Эф еме ра
(«Подвал рукою черной влез во тьму .. . ») 355
Юность
(«Отзвенели капели ...») 228
Юность
(«Ребята,
в
от четли вом
свете...»)67
Юн ость
(«Сегодня ночь простора,
ночь
лун ы...») 536
«Я мальчишкой мечтал о пути по великой прямой... » (Синий
жу к) 175
«Я оптик — понимаете,
д р у зья ...» (Поэма о вещах) 494
«Я помню ...» (Красные чашки) 170
«Я просыпаюсь ...» (Первый луч) 181
«Я требую больше веры...» (Обращение) 82
«Я человек .. .» (Голос) 117
«Я это видел ночью наяву,,.» (Берлин 1936) 422


СОДЕРЖАНИЕ
В.
А.
Луговской.
Вступительная
статья
В.
Ф.
Огнева
....
5
СТИХОТВОРЕНИЯ
ИЗ
СБОРНИКОВ
20-80- х
ГО ДОВ
Из
КНИГИ
«СПОЛОX
и»
1.
Ушкуйники......................................................................................... 49
2.
Отходная............................................................................................ 50
3.
Дорога..................................................................................................50
4.
Начало
века........................................................................................ 51
5.
Повесть.................................................................................................52
6. «Эта
ночь
проходитне
на пр а сно . ..»................................................53
7.
Астроном..............................................................................................53
8.
Песня..........................................................
54
9.
Спасибо.................................................................................................55
10. «К ак
рокот
железных
ук люч ин .. .»..................................................56
11.
Морское
прощанье..............................................................................57
12.
Вес на
(«Прости. . . »).......................................................................58
Из
кн иги
«Мускул»
13.
Молодежь......................................................................................... ,59
14.
Утро
республик................................................................................... 60
15. «К ак
бу ря
на
С еверн ыйп ол юс. ..».................................................61
16.
Де лате ль
вещей................................................................................62
17.
Проданные
стихии
(Весна 1927) »................................................ 63
632


18.
Шаги
б оль шого
сна.......................
,64
19.
Руб ка
под
Воронежем
.
»
.....................................
...
65
20.
Перекоп................................
66
21.
Испанка.................................................................................................67
22.
Юность
(Лодя Гулимов). .. ... ... .. ... ... .. ... ... .. ... ... .. ... ... .. ... ... .. ... ... .. ... ...67
23.
Прощанье
с
юностью..........................................................................69
24.
Продотряд............................................................ ............................70
25.
Д е вичья
полночная
.............................................................................. 72
26.
Песня
о
ветре.....................................................................................72
27.
Биография
Нечаева
(Вариант)
............
75
28.
Чтобы
больному
спалось
(Отступление колчаковцев)
...
78
29.
Капитанский
штиль........................................................................... 78
30.
Доро га
Дарьяла................................................................................ 79
31.
Хуло...................................................................................................... 80
Из
книги
«Страдания моих друзе и»
32.
Обращение.....................................................
.82
33.
Повелитель
бумаги.................
83
34.
Кухня
времени............................................................................. 87
35.
Пепел.............................................................................................. 89
36.
О
друзьях...................................................................................... 92
37.
Письм о
к
Республике
от
моего
друга.................................... 94
38.
Мертвый
хват ает
живого
1.
Суслик.............................................................................................96
2.
Обыск
сердца......................................................
98
39.
Шт ей гер
и
Л ор елея ... ... .. ... ... .. ... ... .. ... ... .. ... ... .. .. ,...........................99
40.
Жестокое
пробуждение....................................................................102
41.
Волчий
вой........................................................................................ 104
42.
Ли монна я
ночь.................................................................................. 106
43.
Ночь
(«Постой!
Темно.
Выключатель
сб еж ал .. .»)..................... 107
44.
Послесловие........................................................................................110
Из
книги
«Европа»
45.
Интернационал
................................................................................... 113
46.
Голос...........................
117
47.
Стамбул............................................................................................
И8
48. « День
гн ев а»(Dies irae)............................................
121
БОЛЬШЕВИКАМ
ПУСТЫНИ
И
ВЕСНЫ
Из
первой
книги
49.
Большевикам
пус ты ни
и
весны..................................................... 125
50.
Посевная........................
128
51.
Письмо......................................................................
132
633


52.
Змеевик
,
134
53.
Милиционер
Нури.............................................................................136
54.
Зем ли
Красной
Звезды....................................................................138
Из
второй
книги
55.
Сын
кулябского
нищего...................................................................141
56.
Басмач.................................................................................................147
57.
Съезд.......................................................
150
58.
Хельманжоу............................................................................... .
.
153
59.
Жизнь
(«Ночь глуха .. .»)................................................... .... . 157
Из
третьей
кн иги
60.
Возвращение............................................................
160
61.
Степь............................................................
161
62.
Ночь
Фархада...........................................
163
Из
четвертой
к ниги
63.
Бал лад а
о
пустыне............................................................................164
64.
Вечерний
костер...............................................................................167
из
книги
«жизнь»
65.
Кр ас ные
чашки..................................................................
170
ИЗ
КН ИГИ
«КАСПИЙСКОЕ МОРЕ»
66. «Си вым
дождем
на
мои
в ис ки. . .»................................................. 173
67.
Син ий
жук....................................................................................... 175
68.
Песенка............................................................................................... 177
69.
Де ву шка
мо ет
волосы....................................................................... 179
70.
Первый
луч....................................................................................... 181
71.
Полевой
стан..................................................................................182
72.
Ночлег................................................................................................. 183
73. «Ты
руку
на
голову
мн еп олож и ла...»..........................................185
74.
Муже с тво
и
нетерпенье................................................................... 185
ИЗ
СБОРНИКОВ
40-50 - х
ГОДОВ
75.
Ра сс вет
« ,........................................................................................187
76.
На
улице
дождь...............................................................................189
77.
Вставайте,
люди
русские!(Песняизкинофильма «Александр
Н евск и й »)...........................................................................................191
78.
Апрель
.
........................................................................................ 191
634


79.
Курсантская
ве нге р ка... ... .. ... ... .. ... ... .. ... ... .. ... . ,.............................. 192
80.
Лозовая............................................................................................... 193
81.
Конек-горбунок.................................................................................. 196
82.
Зеленый
маячок..................................................................................197
83. «Ты
давно
уж
р аз лю би ла . ..».......................................................... 198
84. «Не
от
лю бв и. ..»..............................................................................199
85. «Поманила
пал ьце м. ..»....................................................................199
86.
Остро л ис тн ик... ... .. ... ... .. ... ... .. ... ... .. ... ... .. ... ... .. ... ... ,......................... 200
87.
Прощание........................................................
201
88.
Пила.................................................................................................... 203
89.
Шаги....................................................................................................204
90.
Горы.................................................................................................... 205
91. «Тот
чудесный
переулок .
..».......................................................... 206
92.
Мальчики
играют
на
горе................................................................ 207
93.
Медведь...............................................................................................208
94.
Колыбельная...................................................................................... 209
95.
Полночь...............................................................................................211
96.
Другу................................................................................................. 212
97. «П ер екр есток .
Красны йсве то фо р. . .».............................................. 212
98.
Листопад........................................................................................... 214
99.
Платок
Этьенетты..............................................
216
100.
С он... ... .. ... ... .. ... ... .. ... ... .. ... ... .. ... ... .. ... ... .. ... ... .. ... ... ».........................218
101.
Барсук...............................................................................................219
102.
Снегурочка...................................................................................... 220
103.
Уфа.................................................................................................... 221
104.
Журавлиная
ночь.............................................
222
СОЛНЦЕВОРОТ
Вес на
105.
Гуси
....................................................................................................226
106.
Вот
тогда........................................................................................227
107.
Юность............................................................................................ 228
108.
Зяблик
запел...................................................................................228
109.
Веснянка........................................................................................... 229
ПО.
Обходчик...........................................................................................232
111.
Льва
То лст о го , 4.............................................................................233
112.
Восток............................................................................................... 235
Лет о
113.
Бе лая
ночь
....................................................................................... 239
114.
Середина
лета..................................................................................240
115.
Гроза.................................................................................................241
116.
Гуниб................................................................................................ 243
117.
Далекий
п ривет
...............................................................................244
118.
Подкова
счастья............................................................................. 245
119.
Заря................................................................................................... 247
635


Осень
120.
Звезды
осени.....................................................................................248
121.
Московское
небо............................................................................. 249
122.
Дочери...............................................................................................250
123.
На
Лисьей
горке.............................................................................251
124.
Цирк
Шапито.................................................................................. 252
125.
Чимган............................................................................................. 253
126.
Кондо-озеро...................................................................................... 254
З има
127.
Фотограф.......................................................................................... 258
128.
К аблук и
(«Черная,холодн ая .. .»)................................................259
129.
Олень.................................................................................................261
130.
Колыбельная
с
ч ерным и
галками..................................................262
131.
Свет
На
землю............................................................................. 264
132.
Звезда............................................................................................... 265
133.
В
сельской
школе............................................................................265
Памя ти
друга
134.
Сердце.............................................................................................. 268
135.
На
смёртьдруга...............................................................................272
136.
Бревенчатыйдом.............................................................................. 274
137.
Прошлое........................................................................................... 276
Время
138.
Та,
ко тор ую
язнал..........................................................................277
139. «Ц арь
Эд ип»..................................................................................280
140.
Двадцать
шесть................................................................................284
141.
Ночь
весны........................................................
287
СИНЯЯ
ВЕ СНА
142.
Си няя
весна..................................................................................... 292
143.
Ночной
патруль..............................................................................296
144.
Бал лад а
о
Новом
годе...................................................................299
145.
Тревога..............................................................................................303
146. «Т ебя
давно
уж
нет
на
свет е... »
...........
305
147.
На
булыжной
мостовой..................................................................306
148.
Нэпман
Звавич.............................................................................. 310
149.
Петровский
парк
(1929)............................................................. 314
150.
Друзьям
тридцатого
года...........................................................318
151.
Май ск ая
ночь....................................
322
152. «Дубы
шумят...»
................................................... 323
636


153. «Такая
но чь .. .»................................................................................324
154.
Костры............................................................................................
325
155. «Дан
мне
р ук у . . .»........................................................................328
СЕРЕДИНА
ВЕК А
156. «Передо
мн ою
сер еди на
в ека.. .»................................................ 329
157.
Сказка
о
дедовой
шубе.................................................
.
.
.331
158.
Как
человек
плыл
с
Одиссеем
.
................................ .
.
338
159.
Н овый
год.......................................................................................345
160.
Эфемера..........................................
........................................355
161.
Дербент.......................................
,
........................................ 370
162.
Сказка
о
печке.............................................. ...............................379
163.
Обычная
гостиница..........................................
385
164.
Сказка
о
т ом,
как
человек
шел
со
смерть ю ... ... .. ... ... .. ... ... .. ... ... 392
165.
Лондой
до
утра........................................................
398
166.
Пер-Лашез............................................................................
413
167.
Белькомб.......................................................................................... 417
168.
Берлин
1936 ..........................................................................
422
169.
Могила
Абу-Муслима....................................................................432
170.
Двенадцать
ночи.............................................................................443
171.
Ска зка
о
сне.....................................................................................454
172.
М оск ва.
Бомбардировочные
ночи................................................ 464
17£.
Первая
свеча......................................
........................................473
174.
Го род
сн ов.. ... .. ... ... .. ... . »...................................................483
175.
Поэма
о
вещах.............................................
494
176.
Смерть
матери......................
499
177.
Снег............................................................ ................................... 504
178.
Баку!
Ба к у!......................................................................................512
179.
Москва.............................................................................................. 525
180.
Юно сть
.............................................................................................. 536
ПО ЭМЫ,
НЕ
ВОШЕДШИЕ
В
КНИГУ
181.
Сказка
о
зе ле ных
шарах...............................................................543
182.
Дорога
в
горы.................................................................................547
183.
Каблуки
(«Всю ночь горел один огонь па взморье. ..») . . 561
Варианты......................................................................
567
Примечания..................................................
591
А л фавитны й
указатель
стихотворений
и
поэм................................................... : 624


Луговской
Владимир
Ал екса ндр ов ич
СТ ИХ ОТВ ОР ЕНИЯ
и
поэмы
Л.
О.
и зд-ва
«Советский писатель»,
1966 г.
640 стр.
Тем.
план
вып.
1966 г.
No
415.
Редактор
Г.
М.
Цурикова
Худож ник
И.
С,
Се ров
Худож.
р едакт ор
А.
Ф.
Третьякова
Техн,
ред акт ор
М.
Д.
Ульянова
Корре к тор
3.
Н.
Петрова
С дано
в
набор
2/11 1966 г.
Подпи­
с ано
в
печать
14/IV 1966 г.
Бумага
84Х lOS’/tf» No 1.
Печ.
л.
20,0 + 3 вкл.
(33,91).
Уч.-изд.
л.
34,39.
Ти раж
25 000 экз.
Заказ
No
257.
Це на
2р.
02 коп.
Издательство
«Советский писатель».
Ленинградское
от д.
Ленинград,
Невский
пр., 28,
Ленинградская
типография
No
5
Главполиграфпрома
Комитета
по
печати
при
Совете
Министров
СССР.
Красная
ул. ,
1/3.


«БИБЛИОТЕКА ПОЭТА»
ГОТО ВЯТСЯ
К
ИЗД АН ИЮ
Бол Ьшая
сер ия
ВАСИЛИЙ
МАЙКОВ
H.
М.
КАРАМЗИН
В.
К.
КЮХЕЛЬБЕКЕР
И.
СУРИКОВ
И
ПОЭТЫ-СУРИКОВЦЫ
АНДРЕЙ
БЕЛЫЙ
ПОЭТЫ
«САТИРИКОНА»
ВАСИЛИЙ
КА МЕ НСКИЙ
И.
УТКИН
М.
СВЕТЛОВ
В.
САЯНОВ
БОР ИС
КОРНИЛОВ
«ЧАСТУШКА»


«БИБЛИОТЕКА ПОЭТА»
готовятся к изданию
Малая сери я
Ш ОТА
РУСТАВЕЛИ
АБАЙ
«ПОЭТЫ- ПЕТР АШЕВЦЫ»