Японские самурайские сказания. - Горегляд В.Н.

В. Н. Горегляд. Воинские повествования средневековой Японии
В. Н. Горегляд Начало «самурайского эпоса»
Author: Горегляд В.Н.
Tags: японская литература художественная литература культура японии
ISBN: 5-93699-015-Х
Year: 2002
Similar
Классическая культура Японии. Очерки духовной жизни
Японская мозаика. Сборник статей памяти профессора В.Н. Горегляда
Дневники и эссе в японской литературе X-XIII вв
Японский театр
Text
                    Издательство «Северо-Запад Пресс»
благодарит за поддероюку
Японский Фонд
и проф. A.A. Долина
(Токийский университет)

ЗОЛОТАЯ СЕРИЯ
ЯПОНСКОЙ ЛИТЕРАТУРЫ
ЯПОНСКИЕ
СЯМУРЛЙСКЦЕ
еКлзлния
«СЕВЕРО-ЗАПАД ПРЕСС»
Санкт-Петербург
200Z

УДК 821.521
ББК 84 (5Япо)
Я71
Серия основана в 2000 году
Оформление серии Дмитрия Ивахнова
Руководитель проекта:
доктор исторических наук проф. В.Н. Горегляд
Научный консультант:
доктор филологических наук проф. Α.Η Мещеряков
Авторские права защищены. Запрещается воспроизведение этой книги или
любой ее части, в любой форме, в средствах массовой информации. Любые
попытки нарушения закона будут преследоваться в судебном порядке.
Все права на серищше оформление принадлежат
издательству «Северо-Запад Пресс»
ISBN 5-93699-015-Х
© Перевод. В.Н. Горегляд, 2002
© «Северо-Запад Пресс», серийное оформление,
составление и подготовка текста, 2002

Ν
ПОВЕСТЬ
О ВЕЛИКОМ
МИРЕ

ВОИНСКИЕ ПОВЕСТВОВАНИЯ
СРЕДНЕВЕКОВОЙ ЯПОНИИ
Воинские повествования по определению должны быть
насыщены изложениями героических подвигов. Конец XX века
ознаменовался в России бумом изданий по боевому искусству
самураев, по самурайскому «кодексу чести», бусидо, поэтому с этой
поры в сознании широкого читателя такие повествования
неминуемо должны были ассоциироваться, во-первых, с самураями,
во-вторых, с их боевым искусством и с их безоглядной
храбростью. Не каждому известно, что в эпоху появления в Японии
воинских повествований самурайское сословие там только начало
зарождаться, а кодекс бусидо оформился, когда войны в стране
уже закончились, и самураи остались не у дел, если их делом
считать участие в сражениях.
Согласно японским мифам, первым японским императором
стал в 660 г. до н. э. Дзимму-тэнно, прямой потомок богини
Солнца Аматэрасу Омиками. От него начинается непрерывная линия
императорской династии, продолжающаяся до сих пор. В 1184 г.
на престол возвели под именем Готоба-тэнно четырехлетнего
принца Такахира, царствование которого стали считать 82-м
после правления его мифического пращура. От имени ребёнка
делами управления занимался дед малолетнего императора по имени
Госиракава, который формально занимал «хризантемовый трон»
в 1156-1158 гг.
На самом деле государственными делами управляли не
императоры и не их опекуны, деды или отцы, а родственники
императоров по материнской линии. В XI-XII вв. реальная власть в
стране принадлежала роду Тайра (на китайский манер этот
иероглиф читается как «Хэй»). Сам этот род происходил от принца
Кацурабара (786-853), сына императора Камму.
В это же время набирал силу другой феодальный род —
Минамото («китайское» чтение этого иероглифа — «Гэн»). Фамилию
Минамото в разное время, от IX до XI в. давали своим потомкам
разные многодетные императоры: Сага, Дайго, Сэйва, Уда, Мура-
ками. Таким способом они выводили своих младших отпрысков
из числа претендентов на престол. Наибольшим влиянием
обладали представители Минамото, происходившие от двух сыновей
принца Сададзуми (874-916), шестого сына императора Сэйва.
Соперничество между обладавшими реальной властью
Тайра и стремившимися к такой власти Минамото в 1180 г. заверши-

лось открытым военным конфликтом, закончившимся через пять
лет победой Минамото и полным уничтожением Тайра.
Впрочем, выступления против диктатуры Тайра,
организованные императорами и их окружением, отмечались и раньше —
в 1156 г. («Смута годов правления под девизом Хогэн») и в 1159 г.
(«Смута годов Хэйдзи»), После победы над соперниками в 1185
г. глава рода Минамото (Гэн, Гэндзи) по имени Ёритомо (1147-1199)
стал сэйи тайсёгуном, «великим полководцем-покорителем
варваров», военным диктатором Японии, основателем так наз. сёгу-
ната Минамото. Своей столицей (бакуфу, «полевой ставкой») он
сделал г. Камакура на берегу Тихого океана, тем самым отдалив
свою социальную опору, молодое сословие самураев от влияния
изнеженной придворной аристократии. Как выразился много
позднее японский историк Рай Санъё (1780-1832), он «установил
для всей страны на многие века сёгунат, как нечто неизбежное, и
поставил пределы, выйти за которые было невозможно».
Действительность не была такой однозначной. Уже третий сёгун, Санэ-
томо (1192-1219), оказался и последним. Власть перешла к его
родственникам по женской линии из рода Ходзё, которые стали
зваться «держателями власти» (сиккэн).
Власть сиккэнов опиралась на формирующиеся дружины
самураев («самурай» буквально означает «слркилый»), которых ки-
отосские аристократы пренебрежительно называли
«восточными варварами». К концу XIII в. эта власть стала постепенно
расшатываться стараниями императорского двора и крупных
буддийских монастырей, которые к этому времени обзавелись
собственными дружинами монахов-воинов. Настоятелями многих
монастырей были принцы крови, так что сомневаться в их
политической ориентации не приходилось.
Весной 1221 г. император обратился к самураям с призывом
восстать против сиккэнов, но его поддержали немногие из них.
Вооружённые схватки между войсками Киото и Камакура
(«смута годов Дзёкю-но ран») продолжались меньше месяца и
закончились поражением первых. Организаторы смуты, император и
три экс-императора, были отправлены в ссылку сиккэнами,
которые формально считались их вассалами. Поместья участников
заговора были конфискованы. В столицу камакурские властители
назначили двух своих наместников с самыми широкими
полномочиями.
Казалось бы, наступил период стабильности режима. Но
продолжайся он недолго. В середине столетия возникли неурядицы
между приближёнными сиккэна, а в первой четверти XIV в.
среди придворных сановников стал формироваться новый ан-
тисёгунский заговор. Его возглавил император Годайго (1288-1339,
на престоле в 1319-1338 гг.). Заговор был раскрыт, заговорщиков
арестовали, многих из них обезглавили, а самого Годайго отправи-

ли в дальнюю ссылку. Из ссылки мятежный император бежал, с
помощью преданных ему людей сплотил антикамакурские силы,
во главе которых поставил одного из своих сыновей, и начал
ожесточённую войну.
Режим сиккэнов Ходзё пал. Но готовых торжествовать свою
окончательную победу сторонников Годайго ждало
разочарование. Асикага Такаудзи (1305-1358), один из военачальников,
перешедший к ним из стана Ходзё, которым он приходился
родственником, отрёкся от императора, основал новый сёгунат и
посадил на престол принца Тоёхито, девятого сына императора Гофу-
сими, троюродного брата Годайго, и он стал называться
императором Коме (1321-1380). Страна разделилась на два лагеря —
Южный и Северный. У каждого лагеря был свой император,
собственная система государственного управления, свои воинские
формирования. Гражданская война, начавшаяся в 1336 г.,
закончилась только в 1392 г. Почти 65-летний период получил название
Намбокутё дзидай — Эпохой Южной и Северной династий.
События междоусобных войн XII, XIII и XIV веков служили
богатым материалом для создания устных сказаний.
В Японии издревле существовала корпорация сказителей, ка-
тарибэ. Благодаря ей сохранились и были записаны древние
мифы и архаичный фольклор. В средние века по японским городам и
весям бродили многочисленные «монахи с лютней», бива хоси.
Они нараспев рассказывали под звон струн холодящие кровь
слушателей истории о столкновениях армий в сотни тысяч воинов
каждая, о единоборствах героем, о массовых
самоубийствах-харакири. На первых порах бродячие сказители
специализировались только на изложении отдельных событий, эпизодов
сражений, на рассказах о казнях и самоубийствах. Со временем устные
сюжеты начали циклизоваться, обрастать историческими
параллелями, идеологическими объяснениями. Но этот второй этап
формирования воинские повествования проходили, главным
образом, уже в монастырских скрипториях. Смута 1156 г. дала
материал для «Повести о годах Хогэн» (Хогэн моногатари), смута
1159 г. — для «Повести о годах Хэйдзи» (Хэйдзи моногатари),
междоусобная война 1180-85 гг. — для «Повести о доме Тайра»
(Хэйкэ моногатари), а война Южной и Северной династий — для
«Повести о великом мире» (Тайхэйки). В литературоведении эти
повести относят к жанру гунки (воинские записки) или сэнки
(записки о войнах).
По времени циклизация сказаний о событиях XII и XIV века
не совпадала, чем и объясняется некоторое расхождение в
толковании однотипных событий и характеров героев, скажем, в
«Повести о доме Тайра» и в «Повести о великом мире».
В первой из них преобладает буддийский подход, во второй
— конфуцианский. Несколько примеров:

«В отзвуке колоколов, оглашавших пределы Гиона,
Бренность деяний земных обрела непреложность закона.
Разом поблекла листва на деревьях сяра в час успения —
Неотвратимо грядет увядание, сменяя цветенье.»
(Свиток 1, гл. 1, Вступление,) (Пер. А. Шохина)
«Ныне он достиг высоких званий военачальника
и министра, потому что в предыдущих рождениях
добродетель его была совершенной!».
(Сваток 2, гл. 7)
«— Какая карма судила мне стать их пленником,
а им превратиться в моих стражей? — думал государь,
и тоска грызла душу».
(Свиток 3, гл. 19)
«— В награду за соблюдение всех Десяти Заветов
в предыдущих пождениях я удостоился императорского
престола, — сказал государь-инок...».
(Свиток «Окропление главы», гл. 3)
(Перевод И. Кьвовой).
Вступление к «Повести о великом мире» в идейном смысле
носит установочный конфуцианский характер:
«Я, невежа, выбрал втайне перемены, что случились
от древности до наших дней, и узрел причины
спокойствия и опасностей.
Покрывать собою всё, ничего не оставляя, — это
добродетель Неба. Мудрый государь, будучи воплощением
его, оберегает государство. Нести на себе всё, ничего не
выбрасывая, — это удел земли. Верноподданные, будучи
подобием её, охраняют богов земли и злаков.
Ежели недостаёт той добродетели, не удержать
государю своего ранга, хоть и обладает он им. Тот, кого
называли Цзе из династии Ся, бежал в Наньчао, а Чжоу из
династии Инь был разбит в Муе.
Ежели уклоняются от того удела, — недолговечна
сила подданных, хоть и обладают они ею. Некогда слышали,
как Чжао-гао был накзан в Сяньяне, а Лу-шань убит в
Фэнсяне.
Поэтому прежние мудрецы, проявив
осмотрительность, смогли оставить законы на грядущее. О,
последующие поколения! Оглядываясь назад, не пренебрегайте
предостережениями прошлого!»
Буддийскими идеями японское средневековое общество
было пропитано насквозь. Многие из них прямо или вскользь
упоминаются и в «Повести о великом мире». Но на место главной
сюжетообразующей идеи здесь выходит конфуцианская
концепция долга как основы вселенской гармонии. Прежде всего в
«Повести» развивается проблема взаимных обязанностей господина
и подданного. Потом, при создании бусидо, она стала основной
при воспитании подрастающего поколения.

Нельзя сказать, что конфуцианские идеи не встречаются в
ранних гунки. Просто там они не стоят на первом месте. Для
японского идеологического синкретизма это сочетание разных
концептуальных систем — дело обычное. Можно заметить, что
синтоистские и даосские представления тоже щедро рассыпаны
по всем памятникам.
В дневнике высокопоставленного средневекового
специалиста по генеалогии древних японских фамилий Тонн Кинсада
(1340-1399), в записи за третий день пятой луны седьмого года
правления под девизом Оан (13 июня 1374 г.) отмечено, что
накануне умер автор «Тайхэйки», буддийский монах Кодзима-хоси.
Никаких помет при упоминании этого произведения в дневнике
нет: предполагалось, что читателю оно хорошо известно.
Воин и поэт Имагава Рёсюн (1329-1414) в «Hau Тайхэйки»
(1402 г.) в качестве её автора указал Энтина, священнослужителя
из буддийского храма Победы дхармы, Хоссёдзи (находится в
Киото). Некоторые особенности самого произведения говорят о
том, что создавал его не один автор и что его создание не было
единичным актом.
С одной стороны, «Повесть о Великом мире», как и более
ранние гунки, обладает характерными признаками устного
героического сказания. Это гиперболизация физических данных и
сноровки героя, идеализация характеров, подробное
перечисление деталей вооружения воина, собирающегося на битву, и
деталей сбруи его боевого коня, называние героями собственного
имени (напори) и упоминание ими имён нескольких поколений
собственных предков перед началом схватки, описание
однотипных положений и использование формульной техники устного
повествования. Ещё один признак «Повести» вызывает аналогию
со сборниками устных легенд сэг^увасю. Это фрагменты
фантастического и легендарного характера — рассказы об отшельни-
ке-ямабуси, о королеве-драконше и др., иллюстративные вставки
поучительного характера. С другой стороны изложение событий
часто перебивается вставками с примерами из истории Китая,
заимствованными из письменных источников, упоминаниями
иноземных событий и имён. Иногда целые страницы «Повести о
великом мире» оквзываются заполненнными камбуном, т. е.
текстом на китайском языке, размеченным значками для прочтения
их по-японски.
Отсутствие стилевой унификации в «Повести» проявляется
рке при беглом ознакомлении с нею. Стиль устного
повествования в этом произведении часто он сменяется сухим стилем
письменного изложения, насыщен китайской лексикой. Японские
исторические реалии заменяются китайскими: названия
должностей сановников, детали организации жизни киотоского двора
заменены их китайскими эквивалентами что, несомненно, требова-

ло большой начитанности авторов, свободно оперировавших
материалами китайских исторических сочинений, книг
конфуцианского канона и индийских мифов. Это, без сомнения, говорит о
«кабинетном» происхождении соответствующих фрагментов
текста. Обилие вставных эпизодов, прямо заимствованных из
китайских исторических сочинений (главным образом, из «Ъаписок
историка» Сыма Цяня) и буддийских легенд, частые отсылки к
именам китайских исторических деятелей и упоминания
китайских и индийских географических названий, а также
употребление китайских образных выражений и иносказаний говорят о
том, что их включение в текст производилось людьми,
искушёнными в китайской учёности. Одних только китайских легенд и
исторических преданий здесь насчитывается 62. Китайских
исторических и легендарных персонажей (считая эпизодические) в
«Повести о великом мире» насчитывается около 350.
Разностильность, наблюдаемая во многих частях «Повести»,
свидетельствует о том, что письменная её обработка
производились разными людьми и не в один приём, а на протяжении
длительного времени.
Те же обстоятельства отразились и на проведении авторами
«Повести» общих идей. Они делятся на два типа. Начальные
части пронизаны конфуцианскими идеями вассальной преданности
сюзерену, мудрого управления подданными, связи законов Неба с
положением дел в Поднебесной. В соответствии с этими идеями
расположен материал, им же подчинены и авторские ремарки. В
других частях произведения изложение и трактовка событий
подчинены буддийским идеям кармы и эфемерности сущего —
тем идеям, которые играли ведущую роль в первых гунки.
Событийная основа «Повести» лежит в тех реальных
событиях, которые происходили в Японии XIV в. Основные её герои —
исторические лица, биографии которых можно выяснить по
другим письменным источникам, в том числе историческим
хроникам. Изложение сверхъестественных событий (вроде эпизода с
ямабуси из 2-й книги) так искусно вплетено в описания
реальных, что воспринимается на одном с ними уровне, причём сухой
стиль отдельных фрагментов и частые отсылки к японским,
китайским и индийским прецедентам такому восприятию
способствует. Поэтому в Японии долгое время бытовало отношение к
«воинским повествованиям» как к исторически достоверному,
чуть ли не документальному, материалу. Уже в наше время стали
публиковаться исследования, опровергающие его
справедливость. В немалой степени этому способевовало открытие новых и
новых списков и редакций сочинения и соответстующих им
изменений фактологического и идейного характера. Особенно
много отступлений от истины содержится там, где приведены данные
о количестве участников битв, живых и погибших. Нередко раз-

меры воинских формирований, названные в «Повести о великом
мире», значительно превышают возможности тогдашнего
населения страны.
Как можно легко обнаружить, основной корпус «Повести о
Великом мире» с его отсылками на прецеденты, отступлениями
от основного сюжета, рассуждениями и т.п. был сконструирован
достаточно образованными книжниками. В него были вписаны
бытовавшие в устной традиции сказания на темы о событиях
эпохи Южной и Северной династий. Эти сказания были
расположены в хронологическом порядке, скреплены между собой по
тематическому признаку и обработаны в соответствии с
основными идеями памятника. Доля устных сюжетов в последних
свитках «Повести» заметно понижается.
Анализ конфуцианского аспекта идеологии этого
произведения наводит на неожиданные мысли. Рассмотренный с этих
позиций образ императора Годайго оказывается здесь
противоречивым. Вначале это мудрый и справедливый государь, озабоченный
приведением управления в Поднебесной в гармонию с
велениями Неба.
После победы над «восточными варварами» он
превращается в несправедливого деспота, из-за ложного наговора
приговорившего к жестокой смерти собственного сына, который совсем
недавно обеспечил ему победу в междоусобной войне. Род Ходзё,
представленный в первых свитках как нарушитель законов Неба
и гармонии среди подданных, после его поражения в сражениях
начинает вызывать сочувствие из-за тех гонений, которым его
подвергали сторонники Годайго.
Чем вызван этот поворот? Возможно, тем, что
окончательный вариант памятника включил в себя описание эпизодов, о
которых рассказывалось слушателям одной и другой
противоборствующих сторон, а обрабатывался он в монастырях разной
политической ориентации. Правда, не исключено, что создавался этот
вариант в одном месте, а его создатель (или создатели)
руководствовался общей идеей соответствия управления государством
велениям Неба: когда его демонстрировал Годайго, а вопреки
велениям Неба поступали сиккэны, судьба благоприятствовала
императору; после того, как несправедливыми стали деяния Годайго,
Небо наказало его тем, что стало помогать Асикага Такаудзи и его
ставленникам при Северном дворе.
«Повесть о Великом мире» — одно из самых крупных
произведений в средневековой японской литературе. Появлению
многочисленных редакций она обязана, по-видимому, не только
долговременному устному бытованию, но и сознательным
письменным обработкам рке имевших хождение её текстов. Отсюда
разница в объёме редакций и в составе вошедших в каждую из них
свитков.

Считается, что «Повесть» создана после 1370 г., но раньше
1392 г. В полном виде она состоит из 40 свитков и структурно
делится на три части: свитки 1-12, рассказывающие о событиях,
начиная с организации императором Годайго заговора против заси-
лия «восточных варваров», и кончая «реставрацией годов Кэмму»;
свитки 13-21, посвященные раскольническим действиям
Асикага Такаудзи, разделению двора на Южный и Северный и смерти
Годайго, и свитки 22-40, где на первый план выходит Северный
двор и происходит становление сегуната Асикага. Воссоединение
Южного и Северного дворов и окончание гражданских войн XIV
в. произошло в 1392 г., но в «Повести о великом мире» оно не
отражено, что и послркило определению верхней границы при
датировке произведения.
Разные соображения высказываются специалистами
относительно названия произведения: памятник, описывающий одну из
самых затяжных войн в японской истории, называют «Повестью
о великом мире». Можно было бы подумать, что под словом тай-
хэй здесь имеется в виду не «великий мир», а замирение,
умиротворение. Но считается, что «Повесть» написана ещё до
окончания военных действий, то есть, в то время когда о замирении речи
не шло. Или мы имеем дело с табуированием слова «война»?
Тогда почему оно касается только названия памятника в целом и не
распространяется на названия отдельных глав?
Впервые на несоответствие названия этого произведения его
содержанию обратили внимание японские учёные XVII в. С тех
пор были высказаны разные мнения о природе этого
несоответствия: противоположение антонимов, толкование слова «мир»,
как цели, к которой стремятся участники сражений.
Современный японский читатель, как правило, с интересом
следит за сюжетом только первых двенадцати свитков
«Повести». Дальше художественный уровень изложения понижается,
описания основных событий всё больше уступают место сухим
перечислениям и дидактике, перебиваются вставными
новеллами, которые мешают следить за развитием основного сюжета.
Первые двенадцать свитков и представлены в русском переводе в
настоящем издании. Перевод выполнен с издания «Серии
классической японской литературы» (Нихон котэн бунгаку тайкэй, т.
34) издательства Иванами (1964 год). Перевод «Повести о
великом мире» на русский язык, за исключением первых двух свитков,
перевод которых выполнен тем же исполнителем и напечатан в
«Петербургском востоковедении» (выпуски 2 и 9), публикуется
впервые.
В.Н.Горегляд

СВИТОК ПЕРВЫЙ
ВСТУПЛЕНИЕ
, невежа, выбрал втайне перемены, что
случились от древности до наших дней, и узрел
причины спокойствия и опасностей.
Покрывать собой всё, ничего не оставляя, — это
добродетель Неба. Мудрый государь, будучи воплощением
его, оберегает государство. Нести на себе всё, ничего не
выбрасывая, — это удел Земли. Верноподданные, будучи
подобием её, охраняют богов земли и злаков1.
Ежели недостаёт той добродетели, — не удержать
государю своего ранга, хоть и обладает он им. Тот, кого
называли Цзе из династии Ся, бежал в Наньчао, а Чжоу из
династии Инь был разбит в Муе2.
Ежели уклоняются от того удела, — недолговечна
сила подданных, хоть и обладают они ею. Некогда
слышали, как Чжао-гао был наказан в Сяньяне, а Лу-шань убит
в Фэнсяне3.
Поэтому прежние мудрецы, проявив
осмотрительность, смогли оставить законы на грядущее. О,
последующие поколения! Оглядываясь назад, не пренебрегайте
предостережениями прошлого!
1
ОБ АВГУСТЕЙШЕМ ПРАВЛЕНИИ
ИМПЕРАТОРА ГОДАЙГО
И О ПРОЦВЕТАНИИ ВОИНОВ
И вот, в августейшее царствование императора Го-
дайго4, девяносто пятого государя со времён Дзимму-
тэнно5, который был первым из императоров-людей
нашей страны, жил воин по имени Тайра-но Такатоки6,
владетель Сагами7. В те времена он нарушил
добродетели в отношении господина, потерял свою почтитель-
я

ность подданного. С тех пор разбушевались Четыре
моря8 и не успокаиваются ни на один день. Вот уже сорок с
лишним лет боевые костры затмевают собою небо, а
бранные кличи приводят в движение землю. Ни один
человек не может достигнуть долголетия. Десяткам тысяч
негде обрести покой.
Ежели доискиваться начала тех бед, — оно не от
какого-то одного вредоносного утра или вечера.
Когда в годы под девизом правления Гэнряку" его
милость Еритомо10, великий военачальник Правой
стороны из Камакура, удостоился признания заслуг тем, что
разгромил дом Тайра, он, по щедрости высочайшей воли
экс-императора Госиракава11, стал нести службу
Всеобщего ревнителя порядка Шестидесяти шести
провинций12. С тех пор воины впервые определили для
провинций охранителей13 и учредили для поместий
управляющих. Старший сын того Еритомо, глава Левой гвардии
Ёрииэ, и второй сын, Правый министр князь
Санэтомо, — оба они, один за другим, завладели титулом сэйи-
сёгуна, Полководца-покорителя варваров. Их нарекли
сегунами трёх поколений.
Однако же его милость Ёрииэ был сражён
Санэтомо14, а Санэтомо сражён был сыном Ёрииэ, ревностным
Наставником в созерцании Кугё15, так что три
поколения, отец и дети, сошли на нет за сорок два года
А после того, Ёситоки16, бывший владетель провинции
Муцу, сын Тайра-но Токимаса17, владетеля провинции То-
томи, бывшего тестем его милости Еритомо, по праву
забрал в Поднебесной власть и вознамерился могущество
своё мало-помалу распространить на Четыре моря.
Тогдашним государем, отрёкшимся от престола, был
экс-император Готоба8. Опечаленный думой о том, что
ежели всесилие воинов станет сотрясать страну снизу, то
наверху быть отменёнными законам двора, — решил он
повергнуть Ёситоки.
Тут наступила смута годов правления под девизом
Сёкю19. Поднебесная ни на миг не обретала спокойствие.
Наконец боевые знамёна коснулись солнца, и грянула
битва при Удзи и Сэта20. Ещё не закончился день, как
правительственные войска нежданно потерпели пора-

жение, и тогда экс-императора Готоба сослали в провин-
цию Оки , а Еситоки зажал, наконец, в своей длани все
Восемь сторон22.
Начиная с него, правители в течение семи
поколений один за другим выходили из воинского рода:
владетель провинции Мусаси — Ясутоки23, помощник главы
Ведомства дворцовых строений — Токиудзи24, владетель
провинции Мусаси — Цунэтоки25, владетель провинции
Сагами — Токиёри26, глава Левых монарших конюшен —
Токимунэ27 и владетель провинции Сагами — Садато-
ки . Но, хотя и говорят, что добродетелей у них
доставало, чтобы утешать бедный люд, а величие своё они
простёрли надо всем народом, — чинами они не
поднимались выше четвёртого ранга29.
Живя в скромности, они дарили милосердие;
порицая себя, соблюдали правила вежливости. И благодаря
этому, — хоть и высоки они были, но не опасны, хоть и
полны властью, но не через край.
Начиная с годов Сёкю, из числа принцев и регентов
один человек благородной крови, обладающий талантом
управления миром и приведения в спокойствие народа,
стал высочайшим волеизъявлением направляться в Ка-
макура30 и назначаться там полководцем-покорителем
варваров, а все воины стали совершать перед ним
церемонию поклонения.
В 3-м году той же эры правления в столицу впервые
назначили двух членов одного рода31, и они стали
называться двумя Рокухара32. Им надлежало управлять
западными провинциями и обеспечивать охрану столицы.
Кроме того, начиная с первого года правления эры под
девизом Эйнин33, стали посылать губернаторов на Тинд-
зэй34, решать на Кюсю дела управления и укреплять
оборону от вторжения чужеземцев. Таким образом, ни в
целой Поднебесной места, где бы не следовали их
предписаниям, не осталось, ни за пределами Четырёх морей
человека, который бы не повиновался их могуществу, тоже
не стало.
Раз уж есть такой обычай, чтобы утреннее солнце
похищало блеск у оставшихся звёзд, хоть оно и не держит
против них зла, —■ то, когда в поместьях усиливается

управитель, там слабеет господин; когда в провинциях
становится весомее защита, там делается незаметнее
императорский чиновник, и это неминуемо, хотя воины
и не желают наносить оскорбления придворной знати.
По этой причине императорский двор год от года
приходил в упадок, а воинское сословие день ото дня
процветало.
Вот потому-то высочайшая воля государей одного
поколения за другим неизменно обращалась к мысли о
том, как бы уничтожить восточных варваров35, — в
старину, чтобы удовлетворить стремления императоров
времён Сёкю, а ныне от печальных размышлений о
падении всевластия установлений двора. Однако, либо
малы были для этого силы, либо время к тому ещё не
подходило. Между тем, наступила пора правления потомка
Токимаса в девятом колене — время прежнего
владетеля провинции Сагами, Вступившего на Путь Такатоки
Сокана из рода Тайра36, и тут проявились опасные
признаки необходимости улучшить повеления Небу и
Земле.
Когда посмотришь на нынешнего правителя
пристально, сравнивая его с древними, то видишь, что
Такатоки, крайне легкомысленный в своих поступках, не
обращает внимания на людские насмешки; что не соблюдая
правильного пути в управлении подданными, он не
думает о горестях народа; что днём и ночью находя
удовольствие лишь в собственных прихотях, он позорит
предков, лежащих в земле; что забавляясь с утра до вечера
вещами диковинными, он стремится при жизни
достигнуть погибели для своего рода.
Скоро кончилась радость вэйского И-гуна,
заставлявшего катать журавлей37, горевал и циньский Ли Сы,
что мечтал поохотиться с собаками38; ныне Такатоки
стремился к тому же. Кто видел это, хмурил брови, кто
слышал, — поджимал губы.
Императором в ту пору был Годайго-тэнно, второй
сын экс-императора Гоуда3', рождённый из
августейшего чрева Даттэн-монъин40. В возрасте тридцати одного
года он, по воле владетеля провинции Сагами, взошёл на
августейший престол. Во прем η ^в^^го цпргтж'шнн.ч пн

был во дворце твёрд в принципах трёх уз и шести
добродетелей41 и следовал пути Чжоу-гуна42 и Конфуция, а вне
дворца не пренебрегал делами управления тьмо,й дел и
сотней служб43, но подражал образцам времён Энги и
Тэнряку44, поэтому Четыре моря радовались, глядя на
него, а весь народ, вернувшись на стезю добродетели,
наслаждался.
Во всех учениях он поднимал то, что находилось в
упадке, хвалил всякое благое дело, и потому именно
теперь храмы и святилища, созерцание и монашеская
дисциплина45 стали процветать, а великие таланты Ясного и
Тайного46 и конфуцианского учений — все прониклись
надеждами. И не было человека, который бы не гордился
теми переменами и не восхвалял бы те добродетели,
произнося: «Поистине, священный властитель,
дарованный Небом, это мудрый государь на земле».
2
ОБ ОТМЕНЕ ЗАСТАВ
Эти заставы Четырёх границ и Семи дорог47 были
устроены для того, чтобы оповещать о строгих
ограничениях в государстве и предупреждать происшествия тех
времён. Однако теперь, под тем предлогом, что из-за
исключительного права на пошлины заставы приносят
вред торговым связям и доставляют хлопоты при
перевозках годовой подати, они были закрыты совсем и
повсюду, кроме Оцу и Кудзуха48.
Кроме того, летом первого года правления под
девизом Гэнко48 великая засуха иссушила землю. За
пределами столичных провинций49 в окружности ста ри не
осталось зелёного ростка, а был только голый краснозём.
Умершие от голода заполнили кладбища, голодные
валились на землю. В том году один то51 проса покупали за
триста монет.
Слыша издалека о голоде в Поднебесной, государь
был опечален мыслями о том, что собственные его
добродетели неугодны Небу. «Если у меня нет
добродетелей, — подумал он, — Небо должно винить в этом
одного меня. Что за преступление совершила чернь, если она

ввергнута в такие страдания?!» И его величество
перестал вкушать свой утренний рис, повелев отдавать его
людям, доведённым до крайности голоданием.
Но, считая, что и это ещё не может облегчить
страдания народа, он призвал к себе главу Ведомства дознаний
и повелел ему взять под наблюдение всех тогдашних
богачей, которые скапливали рис, чтобы удвоить свои
прибыли, распорядился соорудить временные постройки в
районе Второй линии, Нидзё52, где надсмотрщики сами
давали бы разрешения, устанавливали цену и
распоряжались продавать тот рис. Таким способом все торговцы
получили прибыли, а всякий человек уподобился тому,
кто имеет девятилетние запасы.
Когда случилось, что люди подавали жалобы,
император, полагая, что положение народа неведомо знати,
сам изволил выходить в Архивное ведомство, тут же
выслушивать и выяснять жалобы и устанавливал правоту
или неправоту, так что быстро прекратились тяжбы Юй
и Жуй53, розги сгнили, а в барабан увещевания ударять
стало некому54.
Поистине, это правление принесло порядок
государству и успокоение народу; если же смотреть на него с
точки зрения мудрости государя, её можно назвать
талантом умения прославиться в поколениях, следуя за
мудрецами. Одно лишь наводит грусть: высочайшая воля
его немного напоминала то, как циньский Хуань
осуществлял управление55 и как чуский человек потерял лук56.
Это означает, что, хоть и объединил он вначале
Вселенную, но просвещённое его правление не продолжалось и
трёх лет.
3
ОБ ИЗБРАНИИ ИМПЕРАТРИЦЫ,
А ТАКЖЕ О ПРИДВОРНОЙ ДАМЕ,
ГОСПОЖЕ САММИ
На третий день восьмой луны второго года
правления под девизом Бумпо57 дочь Первого министра князя
Сайондзи Санэканэ58 посвящена была в ранг
императрицы и введена во дворец Кокидэн59, дворец Щедрых на-

град. Тем самым уже пятое царствование женщцны из
этого дома назначались служить государю, из-за того, что
ещё с годов правления под девизом Сёкю60 все
поколения владетелей провинции Сагами испытывали
почтение к дому Сайондзи, — поэтому-то своим
процветанием этот дом поражал слух и зрение Поднебесной. Не
думал ли государь угодить желаниям Канто61, особенно
когда издавал высочайший указ об избрании императрицы?
Ей было дважды по восемь лет, когда она вошла в
покои Яшмового дворца, чтобы прислуживать перед
дверьми с золотыми петухами62. И весь её облик — украшение
из молодых персиков, наводящих грусть о весне,
плакучая ива под ветром, — был таким, что Мао Цянь и Си
Ши стыдились бы за свои лица, а Цзян Шу и Цин Цинь
закрыли бы свои зеркала63. Поэтому и государь в мыслях
своих решил, наверное, что она равных себе не имеет.
Однако же тоньше лепестка государева милость: ей
всю жизнь пришлось понапрасну ждать, чтобы её
приблизили к яшмовому его лику. Укрывшись в глубине
дворца, она вздыхала о том, что никак не меркнет
весенний день, и погружалась в печаль оттого, что длинна
осенняя ночь.
Когда никого не оставалось в расписанных золотом
покоях, она думала о том, как справедливо писал Во Лэ-
тянь64, что «тень от света единственного фонаря на стене,
стук дождя в окно во тьме, пронизанной свистом ветра»,
когда исчезнет уже аромат в сосуде для возжигания
благовоний, — всё это вызывает слёзы, и что
Человеком рождаясь, женщиной не родись.
Для неё от другого зависят всю жизнь
И страдания, и наслажденья...
В ту же пору увидел однажды государь дочь Кинкадо,
среднего ранга военачальника Ано65, ту женщину, что
прозывалась придворною дамой, госпожой Самми,
которая прислркивала августейшей из Внутренних
покоев6, — и выделил её из всех остальных. И тогда будто бы
цвет лица потеряли те, что белились и румянились в
Шести павильонах, ибо любовью, предназначенной трём
тысячам красавиц, завладела она одна.

Никто, ни три госпожи, ни девять принцесс, ни
двадцать семь наложниц, ни восемьдесят одна придворная
дама67, взятые вместе, ни красавицы из задних
павильонов68 и певицы из Музыкальной палаты, — не могли
обратить к себе милость августейшего сердца Сына Неба.
И только одна, которая была само очарование и
истинная женственность, не только часто творила добро,
но умело и умно предугадывая волю императора,
боролась со своими причудами, и потому, коли ехала она, —
на весеннее ли гулянье под цветами сакуры или на
осеннее празднество при полной луне, то была рядом с
государевым паланкином, а когда совершался высочайший
выезд, — место ей отводилось особо.
С тех пор перестал государь по утрам заниматься
делами управления. Неожиданно вышел высочайший эдикт
о наречении императрицы, и люди стали почитать её
первой среди государевых жён. Все поражались, видя,
как её род впервые преисполнился великолепия.
Жители Поднебесной тех времён не ценили рождение сына и
дорожили рождением дочери.
И повсюду, вплоть до постановлений личного
государева совета и распоряжений по незначительным
нарушениям, если только говорилось, что замолвила слово та,
что наречена императрицей, — даже высшие сановники
раздавали награды без заслуг, а судьи определяли, что
причины для наказания нет, хоть она и была.
В «Гуань Цзюй»69 поэт так воспевал добродетели
государыни: «Развлекаясь, она не излишествует, печалясь,
не сокрушается». Как бы там ни было, я полагаю, что от
той поры и наступили раздоры из-за красавицы,
которые вредят и замкам, и державам, — вот что достойно
всяческого сожаления.
4
О НАСЛЕДНИКЕ ПРЕСТОЛА
Поскольку и кроме государыни-первой супруги
было у государя очень много жён, кои совершая
превращение кузнечика70, могли бы гордиться высочайшей мило-

стью, — принцы изволили рождаться один за другим, и
число их уже достигло шестнадцати.
Первым из них был принц Сонрё, появившийся из
августейшего чрева Тамэко, что посмертно получила
младший разряд третьего ранга и была дочерью его
милости Тамэё, старшего советника Левой стороны.
Воспитателем и наставником Сонрё стал князь Садафуса,
Внутренний министр Ёсида. С достижением возраста
стремления к наукам 1 ему было позволено
совершенствоваться в шести видах поэтического искусства. Итак,
утоляя жажду из чистых струй реки Томиноо, ступая по
древним следам на горе Асака72, своё сердце заставлял он
сжиматься от свиста ветра и от любования луной.
Из того же августейшего чрева появился и второй
принц. Ещё со времён детской причёски агэмаки принял
он духовный сан в монастыре Удивительного Закона,
Мёхоин, и там его наставляли в учении Шакьямуни. Но
и он, в свободное от постижения трёх тайн йогов73
время, изволил забавляться, испытывая судьбу на поприще
стихосложения, а потому и в знании древности мог не
стыдиться Высокого первонаставника74, и по изяществу
своих стихотворений превосходил Дзитин-касё75.
Третий принц был из августейшего чрева госпожи
третьего ранга, её милости Мимбу. Ещё с младенчества
он показал себя мудрым и проницательным, поэтому
именно на этом принце остановил государь свой выбор
Аля передачи августейшего трона. Однако ещё со времён
правления экс-императора Госага было установлено, что
на царствование следует избирать попеременно
государей из Дайкакудзи и Дзимёин76, и поэтому на этот раз
наследного принца следовало выдвигать со стороны
августейших особ из Дзимёин.
Все дела в Поднебесной, большие и малые,
вершились, обычно, по усмотрению Канто и не зависели от
высочайшей воли, поэтому, совершив церемонию
перемены детского платья77, принц ушёл в монастырь Насимо-
то и стал учеником принца Дзётина78. В мире не было
другого человека, равного ему в мудрой способности
слыша об одной вещи, усваивать десять, и потому ветер с
Цзицин овевал его ароматом цветов внезапного озаре-

ния всеобъемлющей истиной, а струи Яшмового
источника вливали в него лунный свет неделимости трёх ис-
79
ТИН .
По этой причине весь монастырь, сложив
благоговейно ладони, радовался, и служители девяти храмов,
склонив головы, уповали: «Лишь при этом настоятеле
должны наступить времена, когда вновь разожгут
готовый погаснуть светильник Закона и станут получать
готовые прекратиться благодетельные веления Закона».
Из того же августейшего чрева появился и
четвёртый принц. Он стал учеником и последователем
принца Второго ранга из храма Священной защиты,
Сёгоин, и тогда начал черпать воду Закона из струй Трёх
колодцев80 и ожидать рассвета Майтрейи, чтобы стать
буддой81. И ещё: избирая принцев и монархов, заботясь о
бамбуковом саде и перечном дворике8, люди думали,
что поистине наступила пора восстанавливать
самодержавную власть и укреплять вечные основы благополучия
трона.
5
О ТОМ, КЛК ГОСПОЖА
ИЗ ВНУТРЕННИХ ПОКОЕВ
МОЛИЛАСЬ О РОЖДЕНИИ РЕБЁНКА
И ОБ ОБМАННОМ ЗАТВОРНИЧЕСТВЕ
ТОСИМОТО
Приблизительно с весны 2-го года правления под
девизом Гэнко83 госпожа из Внутренних покоев стала
обращаться к почитаемым священнослужителям и великим
священнослужителям из храмов и с гор, вознося
моления о том, чтобы зачать и просила отправлять
разнообразные обряды Великого Закона и Тайного Закона.
Двое из них, высокомудрый Энкан из храма Победы
дхармы, Хоссёдзи84, и праведный священнослужитель
Монкан из Оно85, получив особый императорский указ,
возвели в Золотых вратах86 алтарь, и, приблизившись к
яшмовой особе госпожи, с неусыпным усердием
возносили моления.

Обряды ока Будды, Золотого колеса и Пяти алтарей,
обряды Пятикратного чтения каждого знака «Сутры о
Махамаюри»87, Сжигающего пламени Семи
будд-исцелителей и Очищения, превращающего в мужчину,
обряды Сокровищницы пяти видов Великого недеяния,
шести Каннон, шести знаков, к реке обращенных, и
Царственной матери Кали, Восьми знаков Манчжушри с
Продлевающим жизнь всеобщей мудрости и Златокрепким
отроком совершались над нею; ароматы от воскурения
благовоний гома заполняли дворцовый сад, а звон
колокольчиков отражался в боковом павильоне.88 Видно
было, что какой бы злой демон-дух ненависти ни находился
здесь, — ему трудно было бы чинить помехи.
И хотя проводила госпожа вот так день за днём,
добавляя новые и новые благоприятствующие тому
обряды, и исчерпала до конца чистую истину молений, —
наступил уже и третий год правления под девизом Гэнко, а
родов у неё всё не было и не было. И только потом, когда
принялись устанавливать подробности этого дела,
оказалось, что под предлогом приближения родов у госпожи
из Внутренних покоев такого рода обряды Тайного
закона совершались с целью умалить зло, идущее от Канто.
Поскольку такое важнейшее дело стало предметом
желания государя, у него появилось искушение спросить
также и о возражениях его министров. Однако же при
встречах его величество не изволил ни о чём говорить ни
со старыми министрами, дальновидными и
мудрейшими, ни со своими приближёнными, опасаясь, что ежели
дело это достигнет ушей многих, то может случиться, что
молва донесёт его и до слуха воинских домов.
Он встретился и поговорил только с Сукэтомо —
советником среднего ранга из Хино, с чиновником
Распорядительного ведомства, младшим толкователем
законов Правой стороны Тосимото, с Такасукэ —
советником среднего ранга из Сидзё, со старшим советником,
главой Законодательного ведомства — Мороката и с На-
рисукэ, советником Имперского совета из дома Тайра,
стремясь привлечь нужных для дела ратников.
Немногие отозвались тогда на решения государя. Это
чиновники из резиденции экс-императора в Нисигори, Асукэ-но

Дзиро Сигэнари и воины-монахи Южной столицы и
Северного пика8.
Этот Тосимото, унаследовав от многих поколений
своих предков занятие конфуцианством, достиг
непревзойдённой учёности, а посему, призванный служить на
высоких постах, он возвысился до чина Помоста
орхидей90 и был направлен ведать придворными бумагами.
Как раз в то время дел у него было такое изобилие, что
времени для разработки планов не оставалось, поэтому
Тосимото решил, приняв на некоторое время
затворничество, разработать план того, как поднять ратников.
Вот тут-то и случилось, что монахи-воины из Горных
ворот и из Ёкава9 обратились ко двору с челобитной;
развернув ту челобитную, Тосимото прочёл её вслух,
однако во время чтения допустил ошибку и слово Рёгонъ-
ин прочёл как Мангонъин*2. Услышав это, сидевшие
вокруг вельможи переглянулись и, всплеснув руками,
рассмеялись:
— А если взять знак «со»у «совместно», так его хоть
по левой части, хоть по правой, всё равно надо читать
«моку»Г
От великого стыда Тосимото залился краской и
вышел.
После того случая, объявив, что от позора он
принимает затворничество, Тосимото на полгода оставил
слркбу и, приняв облик монаха-странника, отправился
по провинциям Ямато и Кавати, высматривая места, где
можно было бы возвести замки и укрепления, и пошёл
по восточным и западным провинциям, выведывая
местные нравы и общественное положение жителей.
6
О ДРУЖЕСКОЙ ПИРУШКЕ И О ТОМ,
КАК ГЭНЪЭ БЕСЕДОВАЛ О ЛИТЕРАТУРЕ
Итак, были в провинции Мино два жителя, и звали
их Токи Хоки-но Дзюро Ёрисада и Тадзими Сиродзиро
Кунинага. Оба они, как отпрыски рода Сэйва Гэндзи94,
пользовались славой доблестных воинов, поэтому его
милость Сукэтомо, хорошенько разузнав их родослов-

ную, близко с ним сошёлся, и дружеские их отношения
уже не были слабыми. Однако в такие важные дела без
разбору людей не посвящают, и подумав о том, что бы
такое предпринять ещё, Сукэтомо устроил им дррке-
скую пирушку, дабы ещё лучше изведать их сердца.
Среди людей, собравшихся здесь, были старший советник,
глава Законодательного ведомства, Мороката, Такасу-
кэ — советник среднего ранга из Сидзё, глава Левой
гвардии охраны дворцовых ворот Тоин Санэё, чиновник
Распорядительного ведомства, младший толкователь
законов Правой стороны Тосимото, чиновник третьего
ранга монах Датэ Юга, Гэнки-хогэн95 из павильона
Защиты мудрости, Сёгоин, Асукэ-но Дзиро Сигэнари, Тад-
зими Сиродзиро Кунинага и другие.
Зрелище пира этой компании поражало зрение и
слух, уши и глаза. Порядок подношения чарки не
говорил о благородстве или худородности гостей; мркчины
сняли свои головные уборы и распустили волосы на
макушке; монахи, не надев своих облачений, сидели в
белых нижних одеяниях; более двадцати женщин лет по
семнадцати-восемнадцати, изящные лицом и станом, с
особенно чистой кожей, одетые лишь в тонкие
одинарные одежды, угощали присутствующих сакэ, и снежно-
белая их кожа, просвечивающая сквозь ткань, ничем не
отличалась от цветов лотоса, только что выглянувших из
вод пруда Тайи96.
Доставлены были все редкие кушанья с гор и из
морей, приятное на вкус вино было обильным, как в
источнике; все веселились, играли, танцевали и пели. А между
тем, не было у них другой задачи, кроме той, чтобы
наметить, как можно умертвить Восточного варвара97.
Подумав, что если их компания будет всегда
собираться без особенного предлога, то со стороны это вызовет,
пожалуй, подозрения, участники её решили предлогом
избрать беседы о литературе, и для этого пригласили
книжника по имени Гэнъэ-хоин98, который слыл в те
времена человеком несравненного таланта и учёности,
попросив его провести с ними беседы о «Литературном
сборнике Чан-ли»99.
В том сборнике есть длинное стихотворение под на-

званием «Чан-ли направляется в Чаочжоу». Когда дошли
до этого стихотворения, слушатели прекратили беседы о
«Литературном сборнике Чан-ли», сказав:
— Это всё нехорошие книги. Вот «У-цзы», «Сунь-
цзы», «Шесть секретов», «Три тактики»100 — это как раз
те сочинения, которые нам нужны.
Тот, кого звали Хань Чан-ли, стал известен на закате
этохи Тан101, и был человеком блестящего литературного
таланта. Стихи его равняют плечи с творениями Ду
Цзы-мэя и Ли Тай-бо , а проза превосходит всё, что
было написано в эпохи Хань, Вэй, Цин и Сун104. У Чан-ли
был племянник по имени Хань Сян. Он ни письма не
любил, ни со стихами не соприкасался, а изучая лишь
искусство даосов10, занятием своим сделал незанятость, а
делом — недеяние.
Однажды Чан-ли, обращаясь к Хань сяну, сказал:
— Живя между землёй и небом, ты блуждаешь в
стороне от человеколюбия. Это — постыдное для
благородного человека, но ставшее главным для подлого человека
занятие. Вот отчего я всегда печалюсь из-за тебя.
И когда он прочёл это стихотворение, Хань Сян
крайне насмешливо ответил ему:
— Человеколюбие вышло оттуда, где был отвергнут
Великий путь106; учёность достигла расцвета тогда, когда
появилось Великое недеяние. Я наслаждаюсь в границах
недеяния, просветляюсь по ту сторону добра и зла. А
коли так, — я оттаскиваю Истинного главу за локоть, прячу
в горшке небо и землю, похищаю мастерство
сотворения, вздымаю горы и реки внутри мандарина107. И
наоборот, печалюсь я только о вас, — о тех, кто
довольствуется объедками со стола древних мудрецов, о том, что
попусту тратите вы свою жизнь по мелочам.
Тогда вновь заговорил Чан-ли:
— Я не верю твоим словам. Выходит, теперь ты
можешь похитить мастерство сотворения?! — спросил он.
Ничего не отвечая, Хань Сян ударом опрокинул
стоявший перед ним изумрудный поднос, тут же сгрёб
осколки в кучу, и вдруг обнаружилась прелестная
яшмовая ветка с цветами пиона. Поражённый Чан-ли взгля-

нул на неё и увидел стихотворную строфу, золотом
начертанную между цветами:
Облака лежат на горном пике Цинь.
Где мой дом?
Снег в объятьях держит Ланыуань, —
Не пройти коню.
В изумлении читал это Чан-ли, преисполненный
грусти, перечитывал снова и снова, но изящество и глубина
той фразы была лишь в её построении, и трудно было
понять её цель и заключение. А когда он взял ветку в руки и
пожелал рассмотреть её, она вдруг исчезла.
Именно с тех пор и стало известно людям в
Поднебесной, что Хань Сян постиг искусство
магов-отшельников.
Некоторое время спустя Чан-ли был вынужден
отправиться в Чаочжоу, обвинённый в том, что порвав с
Законом Будды, он подал государю петицию,
призывающую почитать учение Конфуция. Смеркалось, лошадь
упрямилась, а дорога впереди была ещё далека. Когда
изгнанник обернулся, чтобы посмотреть в сторону далёкой
родины своей, на горном пике Цинь лежали облака, и
поэту не угадать было мест, откуда он прибыл.
Опечаленный, захотел он взобраться на обрыв высотою в десять
тысяч жэнъш, но Ланыуань завалило снегом, так что не
было даже дороги, чтобы пройти вперёд. И когда,
потеряв надежду сделать хотя бы шаг вперёд или назад, он
повернул голову, рядом внезапно оказался неизвестно
откуда взявшийся Хань Сян.
Обрадовавшись, Чан-ли сошёл с коня и, взяв Хань
Сяна за рукав, промолвил сквозь слёзы:
— Той, начертанной среди яшмовых цветов фразой,
что показал ты мне в прошлом году, ты заранее поведал о
горестях ссылки. Теперь ты опять пришёл сюда. Но
предначертанное мне я уже знаю: в конце концов, от-
торженный от людей я умру от горя, назад мне не
вернуться. Другой встречи у нас не будет, теперь настаёт наша
разлука навек. О, какие страдания терплю я!
С теми словами в продолжение прежней строфы он

сложил стихотворение из восьми строк и отдал его Хань
Сяну:
Поутру к Небесам Девятистворным109
с петицией я обратился,
А к вечеру был сослан в Чаоянь,
за восемь тысяч ли.
Деянья мудрого и светлого владыки
желая зла лишить,
Увы, в упадке и гниении
оставшиеся годы обречён скорбеть!
Облака лежат на горном пике Цинь,
но где мой дом?
Снег держит Ланыуань в объятьях,
и не пройти коню.
Я знаю, ты пришёл издалека,
и должен сердце ты иметь,
На душно-смрадных берегах реки
мои собрать ты хочешь кости.
Хань Сян положил бумагу со стихами себе в рукав, и
разминулись они с Чан-ли, стеная; один пошёл на восток,
другой на запад.
Ах, как верно это сказано: «При дураках сны не
рассказывай». Глупы же были люди, слушавшие те беседы,
когда они претили им!
7
О НАРУШЕНИИ ЁРИКАДЗУ ВЕРНОСТИ
Один из группы заговорщиков, приближённый из
Левой гвардии Токи Ёрикадзу был женат на дочери
управляющего из Рокухара, офицера Левой гвардии
охраны дворцовых ворот Сайто Таро Тосиюки. Он очень её
любил и всё задумывался о том, что ежели в мире
произойдут раздоры и ему придётся участвовать в сражениях,
то вряд ли отыщется один шанс из тысячи, чтобы он не
погиб.
Мысль о разлуке заранее повергала его в уныние, и
однажды ночью, проснувшись, он поведал жене:
— И то, что мы останавливаемся на ночлег под сенью
одного дерева, и то, что черпаем из одного потока110, —
всё это глубоко связано со множеством наших прежних
жизней, тем более, что уже больше трёх лет мы нераз-

лучны друг с другом. Сколь сильны неусыпные мои о
тебе помыслы, отражается на моём лице, и ты, видимо,
замечаешь это время от времени. Так вот, — среди людей
распространено непостоянство. Но раз при встрече с
тобой мы согласились на это, — если теперь ты услышишь,
что плоть моя перестала существовать, тогда и после
того, как меня не станет, сохрани, пожалуйста, своё сердце
верной жены и вымаливай аая меня счастье в будущем
мире. Ежели мы когда-то возвратимся в мир людей, то
снова продолжим наш уговор стать супругами; если же
родимся в Чистой земле п, мы непременно станем ждать
того, чтобы поделить пополам место на чашечке одного
лотоса.
Так, не называя причины, твердил он ей и обливался
слезами.
Поражённая этими словами жена выслушала его и,
горько рыдая, спросила:
— Отчего они, эти странные твои речи?! В этом мире,
где не ведаешь даже, о чём можно уговариваться на
завтра, ты взываешь к моим чувствам, чтобы я не забыла
наш уговор до грядущего мира! Здесь что-то не то, и я не
верю, что дело так просто.
Вконец потеряв присутствие духа, мрк признался
ей:
— Оттого это, что я получил приказ императора. А
когда тебя просит государь, то нет способа отказать ему;
когда же примкнёшь к мятежу августейшего, трудно
рассчитывать на один шанс из тысячи, чтобы сохранить
свою жизнь. Горечь приближающейся разлуки так
сильна, что становится жалко, и я решил поведать тебе обо
всём заранее. Но остерегайся, чтобы ни один человек не
узнал об этом!
И он велел ей крепче сжать губы.
Но, поскольку у его жены душа была труслива, то,
встав поутру, женщина об этом деле глубоко задумалась
и решила, что если государев августейший мятеж не
удастся, то и мркей, к нему примкнувших, безвременно
убьют, если же, напротив, погубят воинские дома, то
надобно, чтобы остался в живых хотя бы кто-то из её
родственников. А если дело обстоит так, то, рассказав обо

всём отцу своему Тосиюки, она сделает Приближённого
из Левой гвардии нарушителем верности п. «Как бы это
и делу помочь, и родственникам посодействовать», —
подумала она и, спешно побежав к отцу, по секрету
рассказала ему о том деле всё, как оно было.
Сайто очень испугался и немедленно вызвал к себе
Приближённого из Левой гвардии.
— Я услышал нечто поразительное. Правда ли это?!
Тот, кто в нашем мире замышляет такое, должен быть
не кем иным, как человеком, который, обхватив камень,
ныряет в омут. Если потечёт из чужого рта113, то казнить
могут всех, включая и нас с тобой, поэтому Тосиюки
хочет срочно рассказать главе Рокухара обо всём, что ты
поведал ему, и вместе с тобой избежать этого наказания.
Что ты об этом думаешь? — спросил он Ёрикадзу.
Но отчего же должен был поразить этот вопрос того,
чьё сердце позволило женщине узнать о таком великом
деле?! Он сказал так:
— Я стал единомышленником в этом деле по
подстрекательству моего однофамильца Ёрисада и Тадзими
Сиродзиро. Так или иначе, Вы только предложите, как
облегчить здесь мою вину!
Ещё не рассвело, когда Сайто отправился в Рокухара
и досконально изложил все подробности дела. И тут же,
не теряя времени впустую, в Камакура послали
верхового гонца; воинов, что находились в столице и за
пределами города, скликали в Рокухара и всех прибывших сразу
же отмечали.
В это время в провинции Сэтцу, в местности под
названием Кудзуха, тамошние низшие дружинники
ослушались наместника и начали сражение. К
управляющему теми местами, чтобы по распоряжению из Рокухара
навести порядок в конторе поместья, вызвали
сторожей-сигнальщиков от сорока восьми костров114, а также
бывших в столице воинов, и о причине вызова им было
объявлено. Это задумали для того, чтобы участники
мятежа не разбежались. Ни Токи, ни Тадзими и мысли не
допускали о грозящей им опасности, а находились
каждый у себя дома, готовясь утром выступить в Кудзуха.
И вот, как стало рассветать, в девятнадцатый день де-

вятой луны первого года правления под девизом Гэн-
току115, в час Зайца116, тучи и мгла войск поскакали в
сторону Кудзуха. Помощник главы Левой гвардии охраны
дворцовых ворот Когуси Сабуро Нориюки и Ямамото
Куро Токицуна, которым вручены были стяги с гербом
Ходзё, получили звания военачальников ударных сил; они
вышли к реке возле Шестой линии, Рокудзё117, разделили
три тысячи своих всадников на две части и приблизились
к резиденции Токи Дзюро на углу улицы Хорикава и
Третьей линии, Сандзё.
Токицуна, позаботившись, чтобы такой важный
противник не сбежал каким-нибудь способом, нарочно
оставил главные свои силы у берега реки на Третьей
линии, а сам один скрытно поехал к резиденции Токи в
сопровождении только двух пеших воинов с алебардами.
Перед воротами он сошёл с коня, внезапно вошёл
внутрь через малые ворота и, глянув в сторону средних
ворот, увидел людей, которых принял за ночную стражу.
Это, бросив себе в изголовья доспехи, большие и малые
мечи, с громким храпом спали воины.
Обойдя заднюю стену конюшни, он посмотрел, нет
ли где скрытых проходов, — позади был сплошной
земляной вал и дороги нигде, кроме как через ворота, не
было. Успокоившись на том, он с шумом открыл дверь в
малую гостиную.
Токи Дзюро, кажется, только что встал: он зачёсывал
кверху волосы на висках и связывал их на макушке, но
внезапно увидев Ямамото Куро, вскричал: «Узнали!» — и
схватив стоявший на подставке большой меч, ударом
ноги пробил бывшую рядом с ним перегородку, выпрыгнул
в большую гостиную и, чтобы не вонзить свой меч в
потолок, нанёс противнику боковой, «чистящий» удар.
Токицуна нарочно хотел выманить противника на
широкий двор и, как только тот допустит оплошность,
— пленить его живым. От «чистящих» ударов он
отступал, от «бросков в воду» — косых ударов сверху —
отскакивал, и никто в тот поединок не вмешивался. Когда же с
возвышения глянул Токицуна назад, то стоявшая в
засаде великая сила в две с лишним тысячи всадников ворва-

лась в ограду через вторые ворота и огласила воздух
дружным кличем.
Долго сражался Токи Дзюро и стал уже очень
опасаться, как бы не взяли его живым. Тогда он бегом
вернулся в свою спальню, разрезал себе живот крест накрест и
рухнул головой на север. Молодые его приверженцы,
спавшие во внутренних помещениях, каждый по-своему
приняли смерть в бою и не было среди них ни одного,
кто бы обратился в бегство. Воины Ямамото Куро взяли
их головы, насадили на острия своих мечей и поскакали
оттуда в Рокухара.
К резиденции Тадзими двинулось три с лишним
тысячи всадников118 под командованием помощника главы
Левой гвардии охраны дворцовых ворот Когуси Сабуро
Норикжи. Тадзими всю ночь напролёт пил сакэ и теперь
лежал пьяный, не ведая, где начало и где конец, как вдруг
его разбудил дружный крик.
— Что это значит?! — встревожился он.
Сотрапезницей ею, лежавшей теперь с ним рядом,
была привычная ко всему женщина. Она схватила
кольчугу, что слркила им изголовьем, заставила Тадзими
надеть её, крепко перепоясала его наружным поясом, а
потом подняла людей, спавших здесь же. Огасавара Маго-
року, разбуженный этой гулящей женщиной, взяв один
лишь большой меч, выбежал через средние ворота и,
когда протёр глаза и окинул взглядом все четыре стороны,
то увидел над земляным валом стяг, на нём герб Ходзё,
колесо повозки. Войдя в дом, Магороку крикнул:
— От Рокухара сюда направлен ударный отряд. Я
думаю, что нынешний государев мятеж рке раскрыт.
Быстрее хватайте мечи и рубитесь, покуда выдержат
рукояти мечей, а потом разрежьте себе животы!
Тут он набросил себе на плечи панцирь и, держа в
руках колчан на двадцать четыре гнезда и лук, обвитый
побегами глицинии, вбежал на сторожевую башню над
воротами, вложил в тетиву стрелу, не поместившуюся в
колчан, и настежь раздвинул у бойницы ставни.
— О, как много здесь силы! Понимают, ведь, как мы
искусны в бою! Ну, так как же зовут того, кто назначен в

этом отряде предводителем? Взгляните, как он получит
от меня стрелу, когда приблизится!
С теми словами Магороку до отказа натянул тетиву
и выпустил стрелу длиною в двенадцать ладоней и три
пальца. Блеснув остриём наконечника, стрела пронзила
от лобной части до самого назатыльника шлем молодого
дружинника Кано-но-дзэндзи, Кинудзукури-но Сукэфу-
са, проезжавшего прямо перед башней, и он кубарем
полетел с коня. Положив такое начало, Магороку
выпустил целый поток стрел, куда только ему хотелось — в
рукава кольчуг, в набедренники, не говоря уже о касках
шлемов, и двадцать четыре воина, стоявшие у него на
виду, упали, сражённые стрелами. И тогда, вынув из
колчана последнюю оставшуюся там стрелу, Магороку
швырнул вдруг колчан к подножью сторожевой башни и со
словами: «А эту стрелу я должен оставить, чтобы
охранять себе путь по преисподней!» — заткнул её за пояс и
вскричал громким голосом:
— Смотрите сюда и расскажите людям, как
японский храбрец, к мятежу примкнувший, кончает с собой!
После этого он вложил себе в рот остриё меча,
бросился вниз головой с башни и погиб, пронзённый
насквозь. Тем временем, под началом Тадзими во двор
выскочили двадцать с лишним крепко закованных в латы
молодых его соратников и встали у деревянного засова
ворот, поджидая противников.
Хотя и говорилось, что наступающие были подобны
тучам и мгле, однако, когда с безумной мыслью умереть
люди, решившие погибнуть в схватке, прочно
затворились, тогда и таких, кто захотел бы врезаться в их гущу,
не отыскалось. И тут-то четыре человека — Ито Хикод-
зиро-отец, сын его, младший и старший его братья
пробрались через небольшое отверстие, проломанное в
створке ворот, внутрь двора. Но, хоть и воинственны
были их помыслы, когда они пробрались в стан
поджидавших их противников, то до рукопашной даже и не
дошло: все они были расстреляны поблизости от ворот.
Когда нападающие увидели это, среди них не нашлось
никого, кто бы хоть чуть-чуть приблизился к воротам.

Тогда защитники изнутри распахнули створки ворот и
встали, громко стыдя их:
— Вы, о которых мы слышали, будто это ударный
отряд! Какими же грязными трусами вы себя показали! Ну,
живо, входите сюда! Мы принесём вам в подарок наши
головы.
Нападающие были нещадно осмеяны
противниками. Тогда головной их отряд из пятисот с лишним
всадников сошёл с коней и в пешем строю с воплями
ворвался во двор.
Воины, которые заперлись там, твёрдо решили, что
не побегут ни в коем случае, поэтому ни одна их нога
никуда не должна отступить. Двадцать с лишним человек
ринулись в гущу великой той силы, не оглядываясь по
сторонам, врезались в неё и закружились в ней. Пятьсот
с лишним нападающих из передового отряда всюду, где
бы они ни стояли, попали под удары их мечей и бурей
отхлынули от ворот наружу. Однако, поскольку
нападающих была великая сила, то когда отхлынул передовой
отряд, во двор с воплями ворвался второй отряд. Едва он
ворвался, — его прогнали, едва прогнали, — ворвался
снова, и так сражались противники до того, что от мечей
отскакивал огонь, начиная с часа Дракона и кончая
часом Лошади119.
И настолько силён был отряд воинов у главных
ворот, что судья Сасаки обошёл с подчинёнными ему
тысячью с лишним человеками замок с тыла и ворвался в него
со стороны дороги Нисики-но-кодзи, разломав дома
простолюдинов. «Теперь уже всё», — подумал Тадзими.
Но тут двадцать два человека, стоявшие в ряду у
средних ворот, пронзили друг друга мечами и пали,
будто брошенные гадательные палочки. А как раз в это
время атакующий отряд карателей взломал ворота,
врезался в строй воинов, что бились возле задних ворот, и,
забрав с собой головы защитников замка, поскакал в Ро-
кухара. Всего четыре часа длилось сражение, а когда
посчитали раненых и мёртвых, оказалось их двести
семьдесят три человека.

β
О ТОМ, КАК СУКЭТОМО И ТОСИМОТО
ОТПРАВИЛИСЬ В КАНТО
После того, как Токи и Тадзими были разбиты,
постепенно стал выявляться замысел августейшего
мятежа, и поэтому в столицу прибыли два человека —
чиновники с Востока120, офицеры Левой гвардии охраны
дворцовых ворот Нагасаки Сиро Ясумицу и Нандзё Дзиро
Мунэнао. В десятый день пятой луны они вызвали к себе
Сукэтомо и Тосимото.
«Когда был разбит Токи, — подумали они, — живым
не захватили ни одного пленника, и не от кого было
получить признание, значит, вряд ли обнаружилось наше
участие в деле».
Пренебрегая робкими просьбами домашних, они не
готовились к тому заранее, поэтому их жёны и дети
теперь разбежались на восток и на запад, и не было у них
места, где можно было бы укрыться. Сокровища их были
рассыпаны по большим дорогам и стали пылью под
копытами коней.
Его милость Сукэтомо принадлежал к роду Хино, по
должности он был главою Ведомства дознаний, а чином
дослркился АО советника среднего ранга, потому что
государь августейшей своей милостью выделял его среди
других людей, и род его достиг процветания.
Придворный Тосимото вышел из семьи тонких знатоков
конфуцианского учения и достиг вершин желанных великих
деяний, так что и те, кто был равен ему чином,
стремились к пыли от копыт тучных его коней, да и высшие
подхватывали остатки вина из его бокала.
Как верно это сказано: «Вероломством достигший
богатства и почестей сам подобен плывущему облаку»!
Ведь это — прекрасные слова Конфуция, они записаны в
«Беседах и суждениях»121, — так может ли быть иначе?!
Когда кончается радость, увиденная во сне, тут же
приходит горе. И никто из видевших его или о нём
слышавших не ведал о том законе, что достигший расцвета не
избегнет падения, — и рукав, увлажнённый слезами, не
мог отжать досуха.

В ту же луну, в день двадцать седьмой, двое
чиновников с Востока, сопровождая Сукэтомо и Тосимото,
прибыли в Камакура. Поскольку люди эти были
руководителями мятежа, они думали, что сразу же будут казнены,
но поскольку оба они являлись приближёнными
императорского двора и выделялись талантами и учёностью,
правители, страшась мирской хулы и августейшего
государева гнева, не довели дела даже до того, чтобы
распорядиться о пытках, а лишь заключили их в караульное
помещение, уподобив обыкновенным заключённым.
Седьмой день седьмой луны . В эту ночь две звезды,
Волопас и Ткачиха, пересекают сорочий мост. Это —
ночь, когда проясняется то, что человек лелеял в сердце
весь год, поэтому, по обычаям придворных, этой ночью
вывешивают на бамбуковых шестах «нитки желаний»,
перед двориками рядами раскладывают добрые плоды и
так проводят Ночь молений о мастерстве. Но, несмотря
на этот обычай, на этот раз не было ни поэтов,
слагающих китайские стихи и японские песни, ни музыкантов,
играющих на бива123 и флейтах, потому что настала в
мире пора беспорядков.
Время от времени луноподобные вельможи и гости с
облаков124, стоявшие в ночной страже дворца, хмурили
брови и склоняли лица, оттого что наступило время,
когда душа угасала и печень стыла при мысли о том, кого
ещё затронут беспричинные те смуты, что царят в мире.
Когда спустилась глубокая ночь, государь позвал:
«Кто здесь?!» — и стражник, откликнувшись: «Это я,
советник среднего ранга Ёсида-но Фуюфуса», — предстал
перед августейшим. Высочайший властитель велел ему
приблизиться и молвил:
— После того, как арестовали Сукэтомо и Тосимото,
Восточный ветер125 ещё не успокоился, и находиться в
столице очень опасно. В беспокойство приходит опять
наше сердце при мысли о том, какие ещё распоряжения
отдадут они сверх прежних. И отчего это нет такого
плана, чтобы сразу утопить восточных варваров? —
вопросил августейший, и Фуюфуса благоговейно ответствовал:
— Я не слышал, чтобы Сукэтомо и Тосимото
признались, и потому считаю, что военные правители не отда-

дут более никакого распоряжения. Однако же
неуместной была бы и небрежность августейшего, потому что в
последнее время поступки восточных варваров
изобилуют примерами безрассудства. Ах, если бы теперь же,
послав лист бумаги с августейшими уверениями, умерить
гнев Вступившего на Путь владетеля Сагами!
Высочайший властитель подумал, что это
действительно так. Он изволил промолвить:
— В таком случае, Фуюфуса, скорее пиши!
И тогда советник среднего ранга сочинил в
высочайшем присутствии черновик письма и представил его
взору императора. Государь смотрел на него некоторое
время, и на то послание часто закапали августейшие его
слёзы. Он вытер их рукавом, и тогда уже среди верных
его подданных, что находились в высочайшем
присутствии, не осталось ни одного, кто не залился бы слезами
горести.
Потом, избрав государевым посланцем старшего
советника, его милость Мадэнокодзи Нобуфуса, отправили
это августейшее послание в Канто.
Когда, получив императорское послание через
посредство Аита-но Дзёносукэ, Вступивший на Путь
владетель Сагами приготовился рке развернуть и прочесть
его, Вступивший на Путь Никайдо-но Доун из
провинции Дэва, настоятельно предостерегая владетеля,
почтительно промолвил:
— Не было ещё ни в других странах, ни в нашем
отечестве такого случая, чтобы Сын Неба направлял своё
послание прямо военному правителю. И надобно
остерегаться посторонних глаз, ежели станете его читать с
небрежением! Не следует ли Вам, не раскрывая
шкатулку с бумагою, просто распорядиться вернуть её
императорскому посланнику?
Он повторял это снова и снова, и тогда Вступивший
на Путь владетель Сагами заметил ему:
— Ну, что здесь может быть страшного? — и велел
офицеру Левой гвардии охраны дворцовых ворот Сайто
Таро Тосиюки прочесть послание.
И вот, когда Тосиюки читал то место, где было
сказано: «Мудрейшее сердце государя не ведает лжи, чему по-

рукою — светлый взор неоес», — голова у него вдруг
закружилась, кровь хлынула из носу, и он вышел, не
кончив читать. С этого дня в нижней части горла стал у него
вырастать нехороший нарыв, семь дней он плевал
кровью и, наконец, умер. Не было ни одного человека,
который бы, услышав об этом, не трепетал от страха, думая:
«Хоть и говорят, что время наше достигло низости
падения, а поведение людей пало в грязь и пламя, но когда
отличны обычаи государя и подданных, высокородных и
подлых, видимо, приходит кара будд и богов».
— Если тайный заговор Сукэтомо и Тосимото
каким-нибудь образом происходит от высочайшей воли,
хоть и велел государь доставить сюда своё послание, оно
не могло бы сотворить такую кару. А высочайшего
властителя надо переселить в дальние провинции, — решили
поначалу воины. Однако, кроме того, что истинной
казалась им цель, о которой доложил императорский
посланник, его милость Нобуфуса, также и то, что
читавший государево послание Тосиюки неожиданно умер,
истекая кровью, всем свернуло языки и закрыло рты. Да
и Вступивший на Путь владетель Сагами проникся, как
будто, робостью перед волей Неба и вернул назад то
послание, на словах велев передать императору такой
ответ:
— Дела августейшего управления миром поручены
двору, и нельзя сказать, чтобы воины вмешивались в них.
Когда его милость Нобуфуса, с этим возвратившись в
столицу, почтительно доложил эти резоны, государево
сердце впервые возрадовалось, а лица всех приближённых
его приняли надлежащий цвет.
Немного погодя, с придворного Тосимото сняли
подозрение в его виновности и он был прощён, а
заслуживающая смерти вина его милости Сукэтомо была
снижена на одну ступень, и он принуждён был отплыть в
провинцию Садо.

КОММЕНТАРИИ
1 «Боги земли и злаков» — в переносном смысле: государство.
2 Цзе — последний государь древней китайской династии Ся,
бежал в 930 г. до н. э. в Наньчао, где и умер. Чжоу — государь
династии Шан-Инь (2-е тысячелетие до н. э.), один из мифических
тиранов древности, погиб от рук Чжоуского императора У-вана.
3 Чжао-гао — подданный Циньских государей, умертвивший
двух императоров. В 210 г. до н. э. был убит (разорван лошадьми,
впряжёнными в телеги) по приказанию внука первого из них.
Лу-шань (Ань Лу-шань) — варвар по рождению, занимал
несколько важных постов при Танском дворе, потом поднял мятеж,
объявил себя императором, однако в 757 г. был убит.
4 Годайго (1319-1338) — не 95-й, а 96-й император Японии,
организатор борьбы за возрождение императорской власти,
независимой от засилья феодального дома Ходзё.
5 Дзимму-тэнно — мифический основатель императорской
династии Японии, прямой потомок богини Солнца Аматэрасу
Омиками. На престол, согласно преданиям, вступил в 660 г. до н. э.
6 Тайра (Ходзё)-но Такатоки (1303-1333) — 9-й и
последний сиккэн («держатель власти», фактический глава государства)
из рода Ходзё.
7 Сагами — название провинции на востоке Японии.
Владетель Сагами — один из титулов сиккэна Ходзё Ёритомо.
8 «Четыре моря» — одно из поэтических обозначений Японии.
9 Годы Гэнряку (Гэнрэки) — 1184 г.
10 Ёритомо — Минамото Ёритомо (1147-1199), 1-й сёгун
(военно-феодальный правитель Японии) из династии Минамото.
11 Госиракава — 77-й император Японии (1156-1158). После
отречения от престола в пользу своего сына продолжал
удерживать дела управления страной на протяжении царствования трёх
императоров. 1129-1192.
12 «Шестьдесят шесть провинций» — в переносном смысле:
Япония.
13 Охранители (сюго) — официальная должность,
учреждённая для провинций сёгунским правительством.
14 Ёрииэ (1182-1204) и Санэтомо (1192-1219) сыновья
Минамото Ёритомо и его преемники на посту сегуна. Фактическая
власть при них принадлежала их матери Масако, происходившей
из рода Ходзё.
15 Кугё — (1201-1219) — второй сын Ёрииэ. Младенцем был
пострижен в буддийские монахи в одном из камакурских храмов.
Здесь он заколол кинжалом своего дядю Санэтомо, когда тот по-

сетил его храм для отправления благодарственной молитвы по
случаю получения чина Правого министра: родственники по
линии бабушки с детства внушали ему, что Санэтомо зарезал
когда-то его отца, своего брата.
16 Ёситоки — Ходзё Ёситоки (1163-1224), 2-й камакурский
сиккэн, брат Масако, деливший с нею неограниченную власть в
стране.
17 Тайра (Ходзё)-но Токимаса (1138-1215), отец Масако и
Ёситоки. Первым получил титул сиккэна (1199 г.).
18 Готоба— 82-й император Японии (1184-1198), внук Госи-
ракава. Заступил на трон в возрасте четырёх лет. После отречения
правил от имени своих сыновей, пытался восстать против власти
сиккэнов, но потерпел поражение и 18 лет провёл в ссылке.
19 «Смута годов Сёюо» — гражданская война 1221 г. (Сёкю-но
ран), когда по призыву двух экс-императоров против засилья
Ходзё выступили войска из провинций, объединившие несколько
тысяч человек Армия Ходзё разгромила их, и власть сиккэнов
продолжала существовать ещё сто с лишним лет.
20 Удзи и Сэта — город и селение неподалёку от г. Киото,
возле которых произошло решительное сражение армии Ходзё с
мятежниками (сторонниками двора) в 1221 г.
21 В ссылке в провинции Оки (остров Наканосима)
экс-император Готоба прожил 18 лет.
22 «Восемь сторон» — иносказательно: Япония.
23 Ясутоки — Ходзё Ясутоки (1183-1242), 3-й камакурский
сиккэн, сын Ёситоки.
24 Токиудзи — сын Ходзё Ясутоки, 1203-1230. Вместе с отцом
участвовал в подавлении «смуты годов Сёкю».
25 Цунэтоки — Ходзё Цунэтоки (1224-1246), 4-й
камакурский сиккэн, сын Токиудзи.
26 Токиёри — Ходзё Токиёри (1226-1263), 5-й камакурский
сиккэн, 2-й сын Токиудзи.
27 Токимунэ — Ходзё Токимунэ (1251-1284), 6-й
камакурский сиккэн, унаследовавший этот пост от своего отца, Токиёри, в
шестилетнем возрасте.
28 Садатоки — Ходзё Садатоки (1270-1311), 7-й
камакурский сиккэн, сын Токимунэ.
29 «Чинами они не поднимались выше четвёртого ранга» —
имеются в виду придворные ранги, в структуре сёгуната не
отражавшие фактической власти их обладателя.
30 Камакура — сёгунская столица Японии в XIII в.
31 «Одна фамилия» — род Ходзё.
32 «Два ?окухара» — Рокухара тандай, высшие сёгунские
чиновники из рода Ходзё, с резиденцией в киотоским районом
Рокухара. Губернаторы императорской столицы, назначавшиеся с
1221 г.
331-й год эры правления под девизом Эйнин — 1291 г.

34 Тиндзэй — о. Кюсю.
35 «Восточные варвары» — самураи, военная опора сёгунско-
го правительства на востоке страны.
36 Тайра-но Такашоки-нюдо Сокан — см. прим. 3.
Вступивший на Путь — человек, принявший буддийские монашеские
обеты, но продолжавший исполнять мирские обязанности.
37 По преданию, И-гун, правитель древнекитайского
княжества Вэй (VII в. до н. э.) очень любил журавлей и даже заставлял
катать их в экипажах для знатных сановников. В 695 г. до н. э.,
когда на его княжество напали северные варвары, воины отказались
сражаться против них, заявив: «Заставь воевать своих журавлей».
И-гун потерпел поражение и был убит.
38 Министр государства Цинь Ли Сы (III в. до н.э.) в результате
клеветнического доноса был приговорён к смерти. Перед смертью
он сказал своему сыну, что с удовольствием поохотился бы с
собаками на зайцев, но сделать это рке невозможно.
39 Гоуда (1267-1324) был императором Японии в 1275-1287
гг.
37 Ааттпэн-монъин — монашеское имя супруги императора
Гоуда, урождённой Фудзивара Тадако.
40 По конфуцианской морали узы, связывающие человека, —
это отношения господина и подданного, отца и сына, мужа и
жены, а добродетели, которыми должен обладать человек, — это
милосердие, справедливость, соблюдение церемоний
(почтительность), мудрость и честность.
41 Чжоу-гун — младший брат 1-го императора династии Чжоу
У-вана (1121-1115 гг. до н. э.), идеальный муж древности,
известный заслугами перед династией и готовностью к
самопожертвованию для процветания страны.
42 «Деля управления тьмой дел и сотней служб» — долг
императора по управлению государством
43 Эти и Тэнряку (901-922 и 947-956 гг. соответственно) —
девизы годов правления, японский «золотой век прошлого».
44 «Храмы и святилища» — буддизм и синто. Созерцание и
монашеская дисциплина — принципы, на которых строилась
практика буддийских сект дзэн и рицу.
45 «Ясное учение» — здесь: учение буддийской секты тэндай,
Тайное учение — учение секты сингон.
46 «Четыре заставы» — расположенные по сторонам света
заставы Киото. Семь дорог расходились от семи ворот столицы.
47 Оцу и Кудзуха — города на берегу реки Едогава, 1-й в
провинции Оми, 2-й в провинции Сэтцу.
48 1-й год Гэнко — 1331г.
49 «Столичные провинции» — пять провинций вокруг Киото,
«по 500 ри на четыре стороны от замка», облагавшиеся
повинностями в пользу двора.
50 Pu — мера расстояний, 3,93 км.

51 To — мера ёмкости, 18 л.
52 Нидзё — название улицы и квартала в Киото, по соседству с
императорским дворцом.
53 Юй и Жуй — древние китайские царства, враждовавшие
между собой из-за территории.
54 В правление мифического китайского императора Яо
(2377-2258 гг. до н. э.), как утверждает традиция, за воротами его
дворца был выставлен барабан, в который мог ударить всякий,
кто хотел высказать государю недовольство его поступками.
55 Традиция гласит, что Хуань-гун из династии Ци (479-501
гг. н. э.) управлял страной при помощи хитрости и военной силы,
однако накормить подданных не мог.
56 По преданию, Гун-ван, государь княжества Чу (704-222 гг.
до н.э.), однажды потерял свой лук. Один из его подданных
собрался было искать пропажу, но Гун-ван запретил ему делать это.
Конфуций высказал сожаление об этом.
7 2-й год правления под девизом Бумпо — 1318 г.
58 Сайондзи — часть Северной ветви рода Фудзивара. Дочь
Санэканэ звали Кико.
59 Кокидэн — часть императорского дворцового комплекса,
отведённая императрицам, старшим наложницам и их
служанкам.
60 Годы Сскю — 1219-1222 гг.
61 Канто — восточные районы Японии, где располагалось
сёгунское правительство. Здесь имеются в виду сиккэны Ходзё.
62 «Прислуживать перед дверьми с золотыми петухами» —
быть фрейлиной императора.
63 Мао Цян, Си Ши, Цзян Шу и Цин Цинь — знаменитые
красавицы древнего Китая.
64 Бо Аэ-тянь — псевдоним знаменитого китайского поэта Бо
Цзюй-и (772-846).
65 Кадоко, дочь придворного сановника Фудзивара Киннака.
66 «Августейшая из Внутренних покоев» — главная супруга
императора.
6 Оборот чисто фигуральный, заимствован из практики
китайского императорского двора. В Японии реального содержания
не имел.
67 «Задние павильоны» — помещения для женской прислуги.
69 «Гуань Цзюй» — название первой песни «Ши Цзина»
(китайской классической «Книги песен»), воспевающей, по
преданию, супругу основателя династии Чжоу — Вэнь-вана (XII в. до н.
э.).
70 Фигуральное выражение, обозначающее рождение детей.
71 «Возраст стремления к наукам» — 15 лет.
72 «Утолять жажду из чистых струй реки Томиноо,
ступать по древним следам на горе Асака» — фигуральный оборот,
обозначающий занятие поэзией.

«Изучение трёх тайн йогов» — имеется в виду переход к
состоянию будды посредством достижения гармонии в самом себе.
74 «высокий первонаставник»— основатель буддийской
школы тэндай Дэнгё-дайси (767-822).
75 Дзитин-касё — буддийский священнослужитель, глава
школы тэндай, происходил из рода Фудзивара. Известный в своё
время поэт и учёный-историк. 1155-1225.
76 ^айкакудзи — храм буддийской школы сингон,
расположенный в провинции Сага, к западу от Киото. В нём после
отречения от престола жили экс-императоры Камэяма (с 1276 г.) и
Гоуда (с 1288 г.). их потомки образовали «линию Дайкакудзи» в
престолонаследии. Дзимёин — резиденция экс-императора Гофука-
куса (с 1259) и его потомков (императоров Фусими, Гофусими и
др.), получивших наименование «линия Дзимёин». Наличие этих
двух линий в императорской династии сыграло большую роль в
расколе Японии и в ходе гражданской войны XIV в.
Церемония перемены детского платья на взрослое в ту
эпоху совершалась, когда мальчику исполнялось 15-16 лет. На него
надевали мужское платье, завязывали ему волосы пучком и т. д. В
день проведения этой церемонии мальчикам из знатных домов
присваивали первый чин.
78 Т\ринц Дзётин — буддийский священнослужитель, сын
Минамото Хикохито, правнук императора Дзюнтоку (1211 —
1221).
79 Цзгщин — в Китае — один из центров буддийской школы
тяньтай (яп. тэндай). Упомянут иносказательно: имеется в виду
монастырь Энрякудзи, центр тэндай. Яшмовый источник —
ручей в Китае. На его берегах «мудрецы-наставники» тяньтай в
беседах постигали истину. Три истины — а) Законы суть ничто; б)
Законы сущи и в) Законы не ничто и не сущи. Эти три истины, по
буддийскому учению, действенны лишь в их единстве и
неделимости.
80 «Три колодца» — буддийский храм Санъидзи.
81 Майтрейя — будда грядущего мира, чьё пришествие
ожидается через 5 670 000 000 лет после вхождения в нирвану будды
Шакьямуни. Здесь имеется в виду воздаяние в очень отдалённом
будущем.
82 «Бамбуковый сад» — в переносном смысле: потомки
императора. Перечный дворик — супруга императора. Оба термина
восходят к китайской литературной традиции.
83 2-й год Гэнко — 1322 г., однако специалисты усматривают
здесь ошибку, считая, что упомянутое здесь явление относится ко
2-му году правления под девизом Каряку (1327 г.).
84 Хоссёдзи — буддийский храм в Киото. Энкан (1281-1356)
— настоятель этого храма.
85 Оно — храм ветви Оно секты сингон в Киото. Монкан жил
в 1278-1357 гг.
86
«Золотые врата» — резиденция императора.

87 ЬАахамаюри — буддийское божество. Изображается
сидящим на фазане, который «питается насекомыми».
88 Обряды Ока Будды, Золотого колеса и Пяти алтарей... —
здесь перечислены буддийские обряды, призванные помочь
благополучному зачатию.
89 «Воины-монахи Южной столицы и Северного пика» —
монахи храма Кофукудзи в Нара и монастыря Энрякудзи на горе
Хиэйдзан возле Киото.
90 Чин «Помост орхидей» (рантай) — китайское название
чина, соответствующего должности секретаря Высшего
государственного совета.
91 Ёкава — одна из трёх частей монастыря Энрякудзи (другое
название монастыря — Горные врата).
92 Рёгонъин — одна из пагод Ёкава. Иероглиф, который
читается как «рё», включает в себя элемент, читаемый «ман», однако
этот элемент, вопреки мнению Тосимото, не является фонети-
ком.
93 Иероглиф с чтением «со» делится на две части — «дерево» и
«глаз». Обе части в отдельности читаются «моку», однако ни одна
из них не является фонетиком: написанные рядом они читаются
как «со».
94 Сэйва Гэндзи — ветвь рода Минамото (Гэндзи), восходящая
к императору Сэйва (850-880). К этой ветви принадлежала
первая династия сегунов — Ёритомо и другие.
95 Хогэн («Око Закона») — буддийский духовный сан,
следующий по восходящей за саном хоин («Печать Закона»).
96 Тайи — название пруда в саду у дворца китайского
императора.
97 «Восточный варвар» — здесь: сиккэн Ходзё.
98 Гэнъэ-хоин — буддийский священнослужитель, наставник
императора Годайго в поэзии. 1269-1350.
99 Чан-ли — псевдоним танского поэта Хань Юя (768-824).
100 «У-гры», «Сунъ-цзы» и др. — названия древнекитайских
трактатов по воинскому искусству.
101 Закат эпохи Тан — IX в.
102 Ду Цзы-мэй — второе имя знаменитого китайского поэта
Ду Фу (712-770).
103 Au Тай-бо (Au Во) — знаменитый китайский поэт
(701-762).
104 Указанные здесь исторические эпохи охватывают период
времени почти в 700 лет: эпоха Хань началась в 206 г. до н. э., эпоха
Сун закончилась в 479 г. н. э.
105 «Искусство даосов» — здесь: владение мастерством
волшебных превращений, провидения будущего и пр.
106 «Великий путь» — здесь: учение о недеянии (даосск.).
107 Приведены примеры овладения искусством
даосов-отшельников.

108 Жэнь (япон. дзин) — единица измерения высоты или
глубины, около 2,5 м.
109 «Небеса ^вятистворныс» — императорский дворец,
имевший девять ворот. В переносном смысле — особа императора.
110 «Ночующие под одним деревом и черпающие воду из
одного речного потока... Все были связаны в предыдущей жизни» —
Сражение, которое приписывается принцу Сётоку-тайси (522-
621).
111 «Чистая земля» — Сукхавати, рай будды Амитабха (яп.
Амида).
112 Нарушить верность клятве заговорщикам в то же время
означало продемонстрировать верность сиккэну.
113 «Если потечёт из чужого рта...»— если кто-нибудь
проговорится.
114 «Сорок восемь костров» — в столице было расположено
48 военных постов, на которых по ночам зажигали сигнальные
костры.
151-й год Гэнтоку (1329 г.) здесь указан ошибочно. На самом
деле описанные события происходили в 1-м году правления под
девизом Сётю (1324 г.).
116 Час Зайца — время от 6 до 8 часов утра.
117 Киото был разделён на кварталы с соответствующими
номерами прямыми проспектами и линиями.
118 «Три с лишним тысячи всадников» — в некоторых
списках «Повести» указано число 2000 всадников, в других — 1000
всадников.
119 От часа .Дракона до часа Лошади — от 8 часов утра до 2-х
часов пополудни.
120 «Чиновники с Востока» — чиновники из Камакура,
состоящие на службе у сиккэна Ходзё.
121 «Беседы и суждения» — «Лунь юй», собрания бесед
Конфуция с его учениками, каноническая книга конфуцианцев.
122 Седьмой день седьмой луны — праздник Волопаса и
Ткачихи (Танабата), т.е. звёзд Альтаира и Веги. По старинному
китайскому поверью, в ночь на седьмое звёзды Волопас и Ткачиха,
плывя по Небесной реке (Млечный путь), по разные её стороны,
единственный раз в году могут встретиться между собой, так как
Небесные сороки, собравшись вместе и распластав крылья,
образуют мост, по которому Ткачиха переходит на другой берег реки
к своему возлюбленному. Считается праздником всех влюблённых.
В Японии широко отмечается до нашего времени.
Бива — музыкальный инструмент. Разновидность лютни.
124 «Ауноподобные вельможи и гости с облаков» —
традиционное обозначение хэйанской придворной знати.
125 «Восточный ветер» — враждебные действия камакур-
ских властей.

СВИТОК ВТОРОЙ
1
О ПОЕЗДКЕ ГОСУДАРЯ К ЮЖНОЙ СТОЛИЦЕ
И СЕВЕРНОМУ ПИКУ
В четвёртый день второй луны второго года
эры правления под девизом Гэнтоку1
государь, призвав к себе главу Ведомства
дознаний, ответственного за августейшие выезды, советника
двора, его милости Мадэнокодзи Фудзифуса2, молвил
ему:
— В следующую луну, в восьмой день, должен
состояться наш выезд в Великий храм Востока и в храм
Счастья 3. Надлежит сейчас же отдать распоряжения отряду
сопровождающих.
И тогда Фудзифуса, справившись со старинными
обычаями и продумав церемонии, определил, каковы
будут облачения сопровождающих и порядок шествия
по дорогам.
Сасаки, владетель провинции Биттю, как офицер
дворцовой охраны пересёк мост; воины от сорока
восьми сигнальных костров надели доспехи и шлемы и
усилили охрану перекрёстков. Три министра и девять
вельмож4 следовали свитой, сотни правительственных и
тысячи местных чиновников выстроились в ряд, и была эта
церемония несказанно торжественной.
Тот храм, что нарекли Великим храмом Востока, был
построен по августейшему обету императора Сёму5 для
первого в Джамбудвипе6 будды Вайрочаны7, а тот, что
нарекли храмом Счастья, — по обету князя Танкай8. Был
он великим храмом служителей для почитания рода
Фудзивара, поэтому многие поколения мудрых
правителей задавались целью именно здесь скрепить связью
причин всех своих потомков; однако же нелёгкое это
дело, выезд Единственного!

Поэтому-то и не было многие годы церемонии
высочайшего выезда для обозрения храмов. И оттого, что
вращал государь колёса фениксовой своей колесницы, пре-
емствуя то, что прекратилось ещё до августейшего его
правления, поднимая то, что брошено было,
монахи-воины в ликовании сложили ладони и соединились с
лучезарностью добродетелей животворящего Будды. Вот что
удивительно: не возглашал ли шум бури с горы Весеннего
солнца вечное от сего дня благоденствие? А северная
Волна глициний, нанизав на себя тысячу лет, обрела
глубокую тень в ту весеннюю пору, когда распускаются цве-
9
ТЫ .
В ту же луну, в двадцать седьмой день, государь
совершил выезд на гору Хиэй10, и там совершены были
приношения и служба в павильоне Великих
размышлений. Тот павильон был построен по августейшему обету
императора Фукакуса11 для статуи Махавайрочаны —
будды Всеобщего осияния Великого Солнца Однако с
тех пор, как тот павильон был воздвигнут, в нём не
провели ещё ни одной слркбы с приношениями, но звёзды
и иней, сменяя друг друга, годы собой громоздили, и вот:
Черепичная крыша разбита,
и вечным своим фимиамом
курится туман сквозь неё
Рухнули створки дверей,
и над ними луна
как бессменный светильник висит.
Оттого и стенали все монастыри долгие-долгие годы,
как вдруг велено было произвести большие
строительные работы, и скоро всё подготовили к приношениям и
службе. Тогда расправились брови у служителей всего
монастыря, и склонили они головы в девяти его храмах.
Наставником, возглашавшим церемонию, был тогда
монах-принц крови Сонтё из храма Удивительного
Закона, а возглашающим благопожелания — тогдашний
настоятель, монах-принц крови Сонъун из Великой па-
12
ГОДЫ .
Во время возглашения славословий Будде цветы
Орлиного пика13 уступили им свой аромат, а в том месте,
где распевались восхваления добродетелям Будды, их со-

провождало эхо с горы Юйшань14. Когда же заиграли
мелодию, красотою своей останавливающую облака, а
танцующие отроки взмахнули, как снегом кружащимся,
рукавами, сотворилось так, будто сотни зверей начали
ладный танец, а птица Феникс прилетела сюда к торжеству.
Когда главный жрец святилища Сумиёси15 поднялся на
гору, чтобы ударить в барабан, на столбе монашеской
обители он начертал слова песни:
В прежних жизнях исполнив обеты,
Эту гору в награду за это увидел и я.
Может быть, уж посеены семена,
Из которых вырастут будды
Ануттара-самяк-самбодхи6 —
Превыше всех и воистину просветлённые!
Должно быть, это была песня, сложенная в память о
старинном предании о тех далёких временах, когда при
основании этого монастыря великий наставник Дэн-
гё-дайси17 обращался к буддам самяк-самбодхи}
превыше всех и воистину просветлённым, с молением:
— Окажите милостивое покровительство лесом
покрытой горе, на которой я стою!
Итак, после годов правления под девизом Гэнко18
государь скорбел, подданные его были опозорены, а в
Поднебесной опять не было спокойствия. Случаев
высочайшего выезда много было и прежде, но если бы мы
спросили, чем ныне вызвано мудрейшее желание государя
отправиться в поездку по Южной столице и Северному
пику19,то могли бы услышать, что за последние годы
Вступивший на Путь владетель провинции Сагами в
своей безнравственности превзошёл самого себя. И что,
поскольку оравы варваров2 — это люди, следующие
одному только воинскому приказу, они ни за что не
отзовутся на высочайшее повеление, как его ни возглашай.
Что, лишь поговорив с большим скоплением служителей
из Горных врат и из Южной столицы, организует
государь заговор для того, чтобы покарать восточных
варваров.
Из-за этого принц Второго ранга из Великой
пагоды21, который изволил тогда занимать пост настоятеля, с
этих пор равно забросил и благие деяния, и совершенст-

вование в учёности, но с утра до вечера не имел иной
заботы, кроме одного лишь стремления к воинской
доблести.
Может быть, это происходило оттого, что так вести
себя ему нравилось, но в ловкости он превосходил даже
лёгкого и быстрого Цзян Ду22, так что не всегда были для
него чрезмерно высоки ширмы в семь сэки. По части
рубки он сумел постигнуть воинские установления Цзы
Фана23, так что нельзя сказать, будто он не использовал
хотя бы одно из тайных сочинений. Такой удивительный
настоятель не заступал на это место от самого начала
патриархов тэндай со времён Гисин-касё24. Позднее,
мысленно всё сопоставив, люди поняли, что для
покорения восточных варваров он ступил на путь воинского
искусства, закалившего его благородную плоть.
2
О ТОМ, КАК МОНАХОВ АРЕСТОВАЛИ
И ПРЕПРОВОДИЛИ В РОКУХАРА,
И О ТОМ, КАК ТАМЭАКИРА
СЛОЖИЛ СТИХОТВОРЕНИЕ
Лёгкость, с которой становится известно о деле, —
это пособник бедствия, поэтому раз за разом и доходили
до Канто25 слухи о поведении принца из Великой пагоды,
о том, что при дворе проводятся обряды для погибели
заклятого врага. Вступивший на Путь владетель
провинции Сагами, сильно разгневавшись, воскликнул:
— Нет-нет! Пока сей государь занимает свой
августейший пост, Поднебесная не будет спокойна, В конце
концов, государя, по примеру переворота годов
правления под девизом Сёкю26, следует отправить в отдалённую
провинцию, а принца из Великой пагоды предать
смертной казни. Но прежде всего, в ближайшие же дни,
нужно схватить тех, кто слркил в особенной близости к лику
дракона27 и посылал проклятия нашему дому, —
святейшего Энкана из храма Победы дхармы, Хоссёдзи, Мон-
кан-содзё из Оно, Тике из Южной столицы, Тюэна из

храма Чистой земли — и выпытать у них все
подробности!
Имея при себе такой воинский приказ, Никайдо Си-
моцукэ-но-хоган и Нагаи, губернатор провинции Тото-
ми, вдвоём прибыли из Канто в столицу. Едва лишь оба
посланца прибыли туда, государь стал терзать себя
одной мыслью28: «Какие же ещё последуют грубые
распоряжения?» И вот, на заре одиннадцатого дня пятой луны
в качестве посланца прибыл Сайга Хаято-но-сукэ. Он
арестовал и препроводил в Рокухара29 трёх человек:
святейшего Энкана из храма Победы дхармы, Монкан-
содзё из Оно и Тюэн-содзё из храма Чистой земли.
И хотя бывший среди них Тюэн-содзё не
принадлежал к числу тех людей, о которых говорили, будто они
совершают обряды проклятия, ибо он обладал
добродетелью обширной учёности явных школ30, его тоже
схватили, полагая, что и этот священнослужитель, близко
прислуживая своему государю, непосредственно слышал
все распоряжения, которые государю благоугодно было
произносить, — начиная с заупокойной службы в зале
для проповедей храма Горных ворот, — а потому вряд ли
де не знает, кого поддерживают толпы монахов. Не
только эти люди, но и ещё двое — Тике и Кёэн были вызваны
из Южной столицы и тоже отбыли в Рокухара.
И ещё взяли господина Тамэакира, генерала Нид-
зё, — как человека, искусного в поэзии31, его приглашали
во дворец на собрания по случаю стихотворных
турниров лунными ночами и снежными утрами, когда одних
поэтов хвалят, других порицают32; кроме того, ему
беспрестанно доводилось присутствовать на августейших
пирах. Его взяли несмотря на то, что он не был в числе
людей, названных подозрительными, — чтобы
допросить о намерениях государя, — и поручили это дело
некоему Сайто.
Поскольку в отношении пяти священнослужителей
поступило, должно быть, распоряжение сразу же
вызвать их в Канто, до чрезмерных допросов в Рокухара не
дошло. В отношении же господина Тамэакира
поступило такое распоряжение: прежде всего, учинить ему
допрос в Киото, а буде признается, — переслать его при-

знание в Канто. Распорядившись учинить дознание,
власти были уже готовы отдать приказ о пытках.
В Рокухара, в северном дворике, наложили углей,
устроили нечто вроде возвышения с очагом для чана
горячей воды, а сверху уложили рядами лучину из
молодого бамбука; если её чуть приоткрыть, сквозь щель
вырывается и с силой полыхает жаркое пламя. Двое из тех,
кто с утра до вечера носит платье разных расцветок33,
встали в ряд слева и справа от возвышения, чтобы
растянуть узнику обе руки и принудить его идти поверху. От
одного только взгляда на это у людей тает печень3, и
тогда они думают: «Такое, видимо, случается только тогда,
когда у грешника, повинного в четырёх тяжких и пяти
великих грехах35, станут сжигать плоть в пламени
"Сжигающего жара" и "Великого сжигающего жара"36 и когда
он встретится с истязаниями, что творят быкоголовые и
конеголовые37».
Увидев это, господин Тамэакира попросил:
— Есть ли у вас тушечница?
Решив, что она нужна ему для написания признания,
принесли тушечницу и вдобавок к ней писчей бумаги, но
Тамэакира начертал совсем не признание, а стихи:
Так о чём же я думаю? —
Думаю, спросят меня
Не о судьбах поэзии
Нашей страны Сикисима38,
А о волнениях зыбкого мира.
Увидев эти стихи, Токива, владетель Суруга ,
запечатлел в своём сердце восхищение и, проливая слёзы,
склонился к справедливости. Два посланца с Востока,
прочтя их, оба увлажнили свои рукава слезами, так что
Тамэакира избежал пытки водой и огнём и был признан
невиновным.
Стихи и песни — это утеха двора, а луки и кони —
пристрастие воинов, поэтому у них не обязательны
владение искусством шести поэтических стилей и изящный
вкус, и всё-таки из-за чувства, вызванного одним этим
стихотворением, были остановлены мучительные
пытки, а сердца восточных варваров смягчились. Это потому,
что в природе всего лежит воздействие одних вещей на

другие. «Ничто иное, как поэзия, без усилия приводит в
движение Небо и Землю, пробуждает чувства
невидимых взору богов и демонов, смягчает отношения между
мужчиной и женщиной, умиротворяет сердца яростных
воителей», — писал Ки-но Цураюки в предисловии к
«Старым и новым японским песням»40. Думаю, что к
тому основания есть.
3
ТРОЕ СВЯЩЕННОСЛУЖИТЕЛЕЙ
НАПРАВЛЯЮТСЯ В КАНТО
В восьмой день шестой луны того же года посланцы с
Востока, сопровождая трёх священнослужителей,
направились в Канто.
Тот, кого называли Тюэн-содзё, в качестве ученика
Дзисё-содзё из храма Чистой земли держал экзамен по
разбору десяти спорных тем и был учёным, не имевшим
себе равных в своем монастыре. Тот, кого называли Мон-
кан-содзё, сначала жил в храме Цветка Закона в
провинции Харима, но по достижении зрелого возраста
переселился в храм Высшей истины, Дайгодзи и стал Великим
адзяри41 — главным наставником аскетов в сингон,
школе Истинного слова, а потому, заняв место главного
служителя храма Востока и настоятеля храма Высшей
истины, сделался столпом Четырёх видов мандалы и Трёх
таинств42. Тот, кого называли высокомудрым Энканом,
сначала занимал место среди горной братии43, и вряд ли
был во всём монастыре блеск таланта, равный блеску его
таланта в обоих учениях — явном и тайном44, и похоже,
что славою сочетания в себе мудрости и добродетельных
деяний некому было с ним сравниться. Однако он
решил, что если долго следовать обычаям, принятым в
храме Горных врат в нашу эпоху вероломства, то
подверженный гордыне занесётся и в конце концов неминуемо
упадёт в объятия демона зла. Нужно отказаться от
почестей, воздаваемых в залах для диспутов между
приглашёнными служителями, и возвратиться к
установлениям Высокого основателя-наставника45, — с этими
мыслями отвратился он однажды от уз славы и выгоды и

надолго затворил за сооои двери в уединенной тихой
хижине из мха.
Первое время он определил себе для проживания
так называемую Чёрную долину возле Западной
пагоды46. Осенью, когда листья лотоса покрываются инеем,
надевая одну на другую три ризы и позволяя утреннему
ветру насыпать в его чашу цветы сосен, но:
«Добродетельный не бывает одинок, он обязательно имеет соседа»47,
а солнцу своего сияния не спрятать, поэтому в конце
концов, как от наставника пяти мудрых государей48, от
него пошли три вида чистых заповедей49.
Хотя и говорят, что всё это были почитаемые мужи,
обладающие мудростью и высокодобродетельным
поведением, — разве нельзя было им избежать бедствий
тогдашних времён? Или же это зависело от воздаяния за
прежние жизни? Поистине, достойно удивления то, что
став узниками далёких варваров, они скитаются под
луною подневольных странствий.
Только за высокомудрым Энканом, подобно теням,
следовали три его ученика, которых звали Соин, Энсё и
Досё. Они составили свиту, сопровождавшую паланкин
учителя спереди и сзади. Кроме них у Монкан-содзё и
Тюэн-содзё не было ни одного сопровождающего; им
приходилось ехать на грубых станционных лошадях. В
окружении непривычных для их взоров воинов, в ту
пору, когда стояла ещё глубокая ночь, отправились они в
путь на восток, где птицы поют50, и на душе у них было
печально. Слышались разговоры о том, что до Камакура
им не добраться, что они, должно быть, погибнут в
дороге, поэтому священнослужители настолько пали духом,
что, добравшись до одного ночлега, считали, что
теперь-то рк и настал предел, а отдыхая на другой горе, —
что предел — вот он, при этом жизнь свою считали
росой, готовой высохнуть. Между тем проходил вчерашний
день, клонился к сумеркам нынешний, и хотя само по
себе путешествие не было спешным, накапливалось
число дней, и вот, в двадцать четвертый день шестой луны51
путники прибыли в Камакура.
Высокомудрого Энкана поручили попечению Сасу-
кэ, губернатора провинции Этидзэн, Монкан-содзё по-

ручили попечению Сакаи-но-сукэ, губернатора
провинции Тотоми, а Тюэн-содзё — попечению Асикага,
губернатора провинции Сануки.
Когда оба посланца возвратились к своей прежней
слркбе, они сообщили о форме главной святыни,
которой поклонялись эти священнослужители, и о том, как
выглядит у них алтарь со светильником, нарисовав их.
Но это было не то, что простой человек может понять с
первого взгляда, поэтому было решено призвать Рай-
дзэн-содзё из Сасамэ и показать изображения ему.
— Нет сомнения, — молвил священнослужитель, —
что это наука о подавлении неприятеля.
— В таком случае, пытать этих монахов! —
последовал приказ, и несчастных перевели в Сабураидокоро52 и
приготовились к пыткам водой и огнём.
Монкан-бо53, как долго ни допрашивали его, не
уронил яшму верности, но когда ркесточили пытку водой,
видимо, ослабели у него и тело, и уставшее сердце, и он
вынркден был признаться:
— По государеву решению, я проводил обряды
подавления неприятелей. Не сомневайтесь в этом.
После этого решили пытать Тюэн-бо. Этот содзё, от
природы человек трусливый, ещё до начала пыток
признался во всём без остатка: как государь изволил
разговаривать с братией в Горных воротах, рассказал и о
поведении принца из Великой пагоды, о заговоре Тосимото, о
том, что было, и даже о том, чего не было, — и всё дал
записать на одном свитке.
И хотя после этого никаких сомнений не должно
было оставаться, последним священнослужителем
пренебречь было нельзя, ибо преступления этого человека
были равнозначны преступлениям остальных. Было
решено, что назавтра следует допросить и высокомудрого
Энкана.
Той ночью Вступивший на Путь владетель Сагами,
увидел во сне, будто с восточного склона горы Хиэйдзан
пришло стадо обезьян тысячи в две или три голов и будто
встали те обезьяны в ряд, так, словно они оберегают
этого высокомудрого. Подумав, что знамение, полученное
во сне, дело не пустое, владетель ещё затемно отправил к

охранникам гонца и велел передать им распоряжение:
«Пытку высокомудрого временно отложить!». Но
прежде того к особе Вступившего на Путь владетеля Сагами,
прибыл охранник и почтительно доложил:
— Когда мы явились к высокомудрому, чтобы нынче
же с рассветом исполнить Ваше повеление о пытках, он,
повесив светильник, сидел в позе созерцания и обнимал
взором Закон Будды. Тень же его ложилась на ширму,
стоявшую сзади, и она приняла там форму пресветлого
короля Фудо54. Потрясённые, мы поспешили сюда, чтобы
прежде всего доложить подробности этого дела.
Поняв, что и вещий сон, и чудотворное проявление
говорят о том, что это не простой человек, владетель
Сагами велел отменить распоряжение о пытках.
В тринадцатый день седьмой луны того же года всем
троим священнослужителям были назначены места для
дальней ссылки. Монкан-содзё был выслан на остров
Ивогасима, Тюэн-содзё — в провинцию Этиго. Лишь
высокомудрому Энкану наказание в виде дальней ссылки
уменьшили на одну ступень и поручили догляд за ним
Вступившему на Путь Юки Кодзукэ, после чего тот, взяв
монаха с собой, пустился в далёкое странствие в
провинцию Осю55. Но это только по названию не было дальней
ссылкой с отстранением от должности. Велено ведь было
переселиться в пределы отдалённых варваров, поэтому и
его ссылку представляли таким же, как у других,
дальним странствием.
Высокомудрый понял тогда, каковы были мучения
законоучителя Чжао от жестокой казни, страдания
наставника аскетов И-сина из-за скитаний по горным
рекам, когда он был сослан в страну Кора56. Переправляясь
через реку Натори («Берущую Имя»), высокомудрый
сложил такое стихотворение:
Река в Митиноку,
Берущая зыбкое имя,
Стремит свои воды сюда.
Неркто утонет морёное дерево
В водах его навсегда?57
Неужто бедствий эпохи не может избежать даже
мудрец — воплощение будды? В старину в Индии, в

стране Варанаси, был один шрамана , сочетавший в себе
три вида учёности — поведения, созерцания и мудрости.
В качестве наставника тамошнего государя он стал
опорой Четырёх морей59, поэтому жители Поднебесной
уверовали в него и почитали его, и это было точь-в-точь
подобно тому, как Великий мудрец, почитаемый в мире60,
ушёл от мира и основал Путь. Однажды великий король
той страны должен был провести религиозную слркбу, и
главным наставником в толковании заповедей он
попросил быть этого шраману. И вот шрамана, выполняя
повеление своего государя, прибывает к Фениксовой заставе61.
Как раз в это время государь изволил развлекаться игрой
в га , и когда к нему пришли и почтительно доложили о
посещении дворца шраманои, государь, всем сердцем
погрузившись в игру, не услышал этого, но, обращаясь к
своему партнёру по игре, изволил промолвить: «Отрежь!»
Придворный, вошедший с докладом, ослышался и,
решив, что государь повелел зарубить того шраману, вышел
за ворота дворца и тут же отрубил ему голову.
Когда государь закончил игру в го и изволил вызвать
шраману к себе, начальник тюрьмы доложил его
величеству: «По государеву повелению ему отрубили голову!»
Сильно разгневавшись, государь вымолвил:
— Сказано ведь: «Приговаривая к смертной казни,
приговор повторяют трижды». Несмотря на это, по
единственному нашему слову совершили ошибку,
усугубив этим недостаток благоразумия у нас Такое
злодеяние равносильно великому греху63, — и тут же вызвал
придворного, передающего его повеления, и наказал три
вида его родственников64.
Но вот, подумав, что этот шрамана не напрасно был
без вины подвергнут смертной казни, что это было,
видимо, определено поступками, совершёнными им в
прежней жизни, государь спросил об этом у архата.
Семь дней архат, погрузившись в раздумья и сумев
проникнуть в судьбы, обозревал прошлое и настоящее и
наконец увидел, что в предыдущем рождении шрамана
был крестьянином, который занимался обработкой
земли. А император в предыдущем рождении был лягушкой
и жил в воде. Когда однажды весной этот крестьянин об-

рабатывал мотыгой горное поле, он по ошибке концом
мотыги отрубил лягушке голову. Благодаря своей
карме6 , крестьянин родился шраманой, а лягушка родилась
великим королём государства Варанаси, который по
ошибке тоже совершил смертную казнь.
Так, значит, из-за какой же кармы наш
высокомудрый тоже погрузился в столь непредвиденное
прегрешение? О, как это всё удивительно!
4
О ТОМ, КАК ТОСИМОТО-АСОН
ВТОРИЧНО НАПРАВИЛСЯ В КАНТО
Хотя в прошлом году, после того, как разгромили
Токи Дзюро Ёрисада, Тосимото-асон и был арестован и
доставлен в Камакура, его освободили, потому что сочли
достаточными разного рода объяснения, которые он
привёл. Но поскольку на этот раз в признаниях снова
было упомянуто, что в планах заговора всецело
участвовал этот асон, в одиннадцатый день седьмой луны его под
конвоем доставили в Рокухара и препроводили в Канто.
Законом определено, что повторное преступление
не прощается, поэтому какие бы оправдания ни
приводились, их не принимают. «Одно из двух: либо пропаду
по дороге, либо меня зарубят в Камакура», —
раздумывал он, отправляясь в дорогу.
Бредёт, приминая ногами
Снег опавших цветов,
В Катано любуется
Весеннею сакурой
Или домой возвращается,
Одевшись парчою багряной листвы,
В осенние сумерки,
Покрывшие гору Араси;
Бывает тоскливо,
Когда хоть одну
Проводит он ночь до рассвета
В дорожном приюте.
Не слабы
Семейные узы любви —
Жену и детей,
Что оставил на родине,
Вспомнил с тоскою,

Не зная, что с ними теперь.
Туда, где за долгие годы
Обжился,
На Девятивратную
Государя столицу
В последний теперешний раз
Оглянувшись,
В нежданный свой путь
Отправляется он,
А в сердце такая печаль!
Не угасит её
Даже Застава встреч.
Её чистыми водами
Свои увлажнив рукава,
Прошёл он в конце
через горный проход
К песчаному берегу Утидэ.
Далёко в открытое море
Свой взор устремив,
Увидел, что в мареве движется
По несолёному морю6,
Словно это он сам, зыбкая лодка —
Она то всплывёт,
то погрузится в волны.
С грохотом кони
Стучат копытами,
Переходя
Через длинный мост Сэта.
По дороге Оми
Люди идут и туда, и навстречу;
Плачет журавль
На равнине Унэ.
Жаль его —
Не журавлёнка ли он вспоминает?!
В Морияма
Идёт и идёт дождь осенний,
Под деревом 6g
Намок уж рукав от росы .
Когда ж в Синохара —
на Равнине бамбука,
Где ветром сбивает росу,
Прошёл той дорогой,
Что разделяет бамбуки;
Хоть и была на пути
Кагаминояма, Зерцало-гора, —
Из-за тумана от слёз
В ней отражения не было видно.
Но лишь задумается,
Так даже средь ночи
Там, на траве,
Что в роще Оисо,
Коней остановив,
Назад с тоскою смотрит, —
67

Но, видно, родину
Закрыли оолака...
Вот Бамба, Самэгаи,
Касивабара,
Вот домик у заставы Фува —
Совсем он разрушен,
А стерегут её
Осенние дожди.
Когда ж ему
Придёт кончина?69
Перед мечом из Ацута
Священным70 преклонился.
Теперь, когда отлив
В лагуне Наруми, —
От заходящей здесь луны
Видна дорожка.
В рассвет ли, в сумерки ль
Его дороге
Где конец настанет?
Как в Тотоми
На волнах вечернего прилива
У моста Хамана
Покинутая лодка,
Которую никто не вытащит на берег,
Утонет, —
С ним так же будет,
И тогда его кто пожалеет?
Но вот уж в сумерках
Раздался звон вечерний.
Пора и отдохнуть, — подумал он.
И на почтовой станции Икэда
Остановился на ночлег.
Не в первом ли было
Году эры Гэнряку?72 —
Тогда военачальник
Сигэхира73,
Пленённый
Дикарями74,
На той же станции
Остановился.
Смотрителя же дочь
Стихи тогда сложила —
«На Восточной дороге
В убожестве
Хижины жалкой
Родные места
Он, видно, с тоской вспоминает».
Вспомнив всю до конца
Ту старинную
Грустную повесть,
[Тосимото] залился слезами.
В придорожном ночлеге
Тускло светит фонарь,

Но раздался лишь крик петуха,
И забрезжил рассвет,
На ветру
Уже лошадь заржала —
Путник реку Небесных драконов
Пересекал.
А когда через реку Саё
Переправлялся,
Заслонили дорогу
Белые облака,
Так что вечером, в сумерках,
Не разобрать,
Где же небо над домом родным, —
Как ни гляди.
С какою завистью
Подумал он,
Что Сайгё-хоси75 в старину
Здесь дважды довелось
Переправляться,
Тогда сложил он: «Такова
Была моя судьба».76
Быстры ноги у коня,
На котором скачет время, —
Уж солнце
В полдень поднялось,
Когда, сказав, что уж пора
Давать ему дорожный рис,
Его носилки
Внесли во двор, остановились...
Постучав по оглобле, пленник вызвал воинов конвоя
и спросил у них, как называется эта почтовая станция.
«Её называют Кикукава, Река хризантем», — был ответ.
Во время сражений годов правления под девизом Сёкю77
его милость Мицутика вызвали в Канто по обвинению в
том, что он записывал повеление монашествующего
экс-императора, и когда на этой самой станции его
собирались казнить, он написал:
Прежде воду Реки хризантем
из уезда Наньян
Черпая в нижнем теченье её,
годы себе продлевали.
Ныне же возле Реки хризантем,
что на тракте Токайдо,
Остановившись на ночь
на западном бреге,
жизнь обрываю себе78.
След кисти
Из старины далёкой —

J£p*
lu
ы
Он был. То запись
Моего,
теперешнего пленника,
судьбе.
Печаль его
Всё больше становилась,
И Тосимото
Сложил стихи и на столбе приюта
Начертал:
«Такое в старину
Уже случилось.
Наверное, утопят и меня
В потоке той же
Хризантемовой реки!»
Как миновали
Реку Ои,
Пленник, её названье услыхав,
Знакомое такое79,
Подумал о том,
Что теперь уже стали
Ночным сновиденьем,
Которое дважды не видят, —
Отъезд государя
В дворец Камэяма,
Вишни в цвету
На Арасияма
Катанье на лодках
С головами драконов
И шеями цапель81
И то, как бывал на пирах
С их стихами под звуки свирелей и струн.
Миновав
Симада, и Фудзиэда,
И увядшие стебли лиан
У Окабэ82,
В сумерках,
Полных печали,
Горы Уцу пересёк —
Там разрослись,
Закрывая дорогу,
Винограда и клёна побеги и ветви.
В старину
Нарихира-тюдзё83,
В восточные пределы
Отправляясь,
Желал найти,
Где поселиться.
Прочтя свои стихи:
«Здесь даже и во сне
Не встретишь человека»,
Он, видно,
То же чувство испытал.
Когда же миновали
62

Взморье Киёми ,
Застава из морской волны,
Чей шум пройти мешает
Даже снам,
В которых возвращаешься
в столицу, —
Невольные
Всё больше вызывала слёзы.
Но что же там, напротив? —
Мыс Михо,
А от него пройдя
Окицу и Камбара,
Увидел он
Высокую вершину Фудзи,
Из снега прямо
Встаёт там дым
Его не спутать ни с чем
И в мыслях
Равняя дым с невзгодами своими,
В рассветной дымке
Рассмотрел он сосны
И миновал
Равнину Укисимагахара8 —
Так мелко здесь из-за отлива?
И сам он как селянин,
Что вышел в поле.
Плывёт на лодке8.
Возвратная повозка — Курумагаэси
— Вращает этот зыбкий мир.
На ней поехал до Такэносита,
Дороге Под Бамбуком,
От перевала Асигараяма
Вниз на Большое с Малым
Морские побережья87 посмотрев,
Увидел, будто волны
Рукав ему перехлестнули.
Он, правда, не спешил,
Но много дней
В пути нагромоздилось,
И под вечер
В луну седьмую,
день двадцать шестой
В Камакура
Прибыть изволил.
В тот же день, немного погодя, Нандзё Саэмон Така-
нао благоволил принять его и передать на попечение
Сува Саэмона. Запертый в тесной каморке с крепкими
решётками «паутина», он чувствовал себя грешником в
преисподней, переданным в Ведомство десяти королей
-88

закованным в шейные колодки и ручные кандалы для
установления тяжести его грехов.
··
О МНЕНИИ НАГАСАКИ СИНДЗАЭМОН-НО-ДЗЕ
И О ГОСПОДИНЕ КУМАВЛКА
После того как дело с заговором царствующего
государя89 было раскрыто, приближённые господина из
Дзимёин90 вплоть до самых младших дам из его свиты стали
радоваться, считая, что августейший трон скоро
перейдёт к их господину, но даже после того, как было
совершено нападение на Токи, вестей об этом никаких не
последовало. Теперь же, хотя Тосимото и призвали вновь
из столицы, об августейшем троне ничего нового
слышно не было, поэтому планы людей из окружения
господина из Дзимёин нарушались, и многие из этих людей
стали «петь о пяти печалях»91.
Ввиду этого, возможно, и нашёлся человек, давший
такой совет, согласно которому от господина из
Дзимёин в Канто был тайно направлен посланец, и ему
велено было сказать: «Осуществление заговора
царствующего государя — дело ближайших дней. Опасность уже
нависла. Если воины немедленно не отдадут распоряжение
о тщательном расследовании, в Поднебесной скоро
может наступить смута». Тогда Вступивший на Путь
владетель Сагами в смятении воскликнул: «Воистину, это
так!» — и собрал людей из семей главных своих вассалов,
а также глав ведомств и членов Верховного суда, спросив
мнение каждого: «Как следует поступить с этим делом?».
Однако некоторые закрыли свои рты на запор,
уступая слово другим, а некоторые из опасения за самих себя
не произносили ни слова, и тогда сын Вступившего на
Путь Нагасаки, Синдзаэмон-но-дзё Такасукэ, вышел
вперёд и почтительно промолвил:
— В прошлом, когда было совершено нападение на
Токи Дзюро, следовало произвести и передачу трона
царствующего государя. Однако из опасений перед
установлениями двора ваши распоряжения были нерешите-

льными, из-за чего дело так и не прекратилось. Первая
добродетель воинов — отринув смуту, привести страну к
миру. Отправить немедленно ныне царствующего
государя в отдалённые провинции, принца из Великой
пагоды препроводить в дальнюю ссылку без возврата. Тоси-
мото, Сукэтомо и более низкопоставленных мятежных
подданных казнить по одному — иначе быть не может,
— так вымолвил он без робости.
В ответ на это, немного поразмыслив, почтительно
высказался Доун, Вступивший на Путь Никайдо из
провинции Дэва:
— Мне это мнение кажется разумным. Так и должно
быть. Однако же, если отвлечься от него и обратиться к
моим неразумным мыслям, мы увидим, что с тех пор,
как воинские дома взяли власть, прошло более ста
шестидесяти лет, могущество их достигло границ Четырёх
морей, а удача блистает из поколения в поколение — и
не иначе. Это лишь потому, что наверху они с почтением
взирают на Единственного92, от преданности ему не
имея никакой корысти, а внизу, поглощённые заботами
о простом народе, осуществляют милосердное
управление. Однако то, что ныне двое из ближайших подданных
государя схвачены, а трое высших священнослужителей,
наставлявших его в вере, отправлены в ссылку, следует
назвать особенно тяжким проступком
подданных-воинов. Если же, сверх этого, его величество также принудят
переехать в отдалённую местность, а настоятеля тэндай93
отправят в ссылку, не только небесные боги, но и Врата
гор94 невзлюбят их за гордыню: как смогут они не
испытывать чувства негодования?!
Если боги разгневаны, а люди не повинуются, участь
воинов неминуемо становится опаснее. Ведь сказано же:
«Даже если государь — это не государь, подданный из-за
этого не может не быть подданным.»95 И пусть даже
государь замыслит дело со своим августейшим заговором,
в ту пору, пока воины находятся в расцвете сил, не
должно быть людей, которые бы примкнули к нему. К тому
же, если воинские дома действительно станут с
почтением выполнять государевы повеления, отчего же тогда и
государю не переменить свои замыслы? Я полагаю, что

благодаря этому государство будет пребывать в покое, а
воинское счастье — в долголетии. А как об этом думают
присутствующие?
Так он промолвил, но Нагасаки Синдзаэмон-но-дзё,
не дожидаясь мнения других, так как у него испортилось
настроение, опять высказался:
— Хоть и говорят, что у светских и у воинских
властей цель одна, действие их различается во времени. В
спокойную пору управление всё более осуществляется
просвещением, в мятежное время спокойствие быстро
достигается оружием. Поэтому во времена
Сражающихся царств9 дело не доходило до использования
учений Конфуция и Мэн-цзы, а в пору великого
спокойствия не использовали щиты и копья. Теперь дело дошло
до быстрых действий. Управлять надо оружием. В
державе иной имеется пример того, как подданные Вэнь-
ван и У-ван напали на государя, не знающего Пути97. В
нашей державе известен пример того, как стоящие
внизу Ёситоки и Ясутоки ссылали лишённых добродетелей
повелителей98. Весь мир признал это правильным. К тому
же в древних книгах тоже говорится: «Если государь
смотрит на подданных как на мусор, то подданные
смотрят на государя как на заклятого врага».99 Если же, пока
мы находимся в нерешительности, государь повелит
усмирить воинские дома, — от нашего запоздалого
раскаянья проку не будет никакого. Теперь нам ничего
другого не остаётся, как принудить государя уехать в
отдалённую провинцию, принца из Великой пагоды
выслать на остров Ио100, а заговорщиков и мятежных
подданных Сукэтомо и Тосимото казнить. Смею полагать,
что именно так можно добиться спокойствия аая
воинских домов на тысячу поколений вперёд.
Когда он вымолвил это с властным видом, сидевшие
там главы служб и ближние советники, угодничая ли
перед могущественным или же опустившись до глупых его
планов, все согласились с его мнением. После этого Доун
не стал повторять своих слов о верности, а насупил брови
и покинул собрание. Тем временем собравшиеся заодно
определили: «Каждый, кто убеждал государя устроить
заговор, — советник среднего ранга Гэн Томоюки, млад-

ший толкователь законов Правой стороны Тосимото и
советник среднего ранга Хино Сукэтомо — подлежит
смертной казни», а наместнику сегуна в провинции Са-
до, вступившему на Путь Хомма из Ямасиро, отослали
повеление: «Надлежит прежде всего казнить его
милость Сукэтомо, который с прошлого года пребывает в
вашей провинции в ссылке».
Когда слух об этом распространился в Киото, сын
этого Сукэтомо, советник среднего ранга Кунимицу, —
он прозывался в те времена господином Кумавака, и
было ему тринадцать лет, — скрывался в окрестностях
храма Ниннадзи, потому что его вельможный отец был
арестован. Услышав о том, что отца должны казнить,
Кумавака испросил у матери позволения отлучиться:
— Почему я должен теперь дорожить своей жизнью?
Пусть меня казнят вместе с моим отцом, и я стану
сопровождать его в путешествии по царству теней, но я
должен видеть отца в самые последние его мгновения.
Упорно увещевая его, мать говорила:
— Я слышала, что Садо — ужасный остров, который
и люди-то не посещают. Как сможешь добраться туда
ты? Ведь дорога занимает много дней! Кроме того, мне
кажется, что в разлуке с тобой мне не прожить и полчаса
в день.
Но когда она перестала плакать и сокрушаться, сын
промолвил:
— Если меня некому будет сопровождать в пути, то в
случае каких-либо превратностей судьбы я брошусь в
воду и погибну.
При этих словах мать усмирила боль, и, потерявшись
от мысли о том, что на её глазах должна будет произойти
ещё одна смертельная разлука, всё-таки отпустила сына
в далёкую провинцию Садо и, делать нечего, велела
сопровождать его телохранителю, единственному, кто
оставался при ней до того дня. Хоть и далёкая предстояла
дорога, но верхового коня у путника не было, и потому,
надев на ноги непривычные соломенные сандалии и
надвинув на глаза шляпу-зонтик из осоки, отправился он в
странствие по северным дорогам, разделённым
росами, — даже представишь себе, жалость берёт.

На тринадцатый день после того, как он покинул
столицу, Кумавака прибыл в бухту Цуруга, что в
провинции Этидзэн. Здесь он сел на торговое судно и вскоре
достиг провинции Садо. Поскольку Кумавака ни через
кого не мог известить о своём прибытии, он сам пришёл к
дому Хомма и встал напротив центральных ворот. Как
раз в это время из ворот вышел монах.
— Вы изволите стоять здесь из-за того, что в этом
доме у Вас есть а^о? В чём же Ваше дело состоит? —
спросил он.
— Я сын советника среднего ранга Хино.
Прослышав, что в скором времени его должны будут казнить, я
поспешил сюда издалека, из самой столицы, чтобы
увидеть отца в его последние мгновенья! — не договорив,
господин Кумавака залился потоками слёз.
Тогда монах, оказавшийся человеком с
чувствительным сердцем, спешно пошёл и рассказал обо всём
Хомма, а тот тоже не был бесчувственной скалой или
деревом: как и следовало ожидать, он проникся жалостью и
тотчас же велел этому монаху пригласить путника в
помещение с изваяниями будд101, снять с него кожаные
чулки и соломенные гетры и вымыть ему ноги, — и
монах обращался с гостем безо всякого небрежения.
Господин Кумавака мысленно обрадовался этому, но хотя он
тут же спросил, как бы ему поскорее увидеть своего
вельможного отца, — свидание сына с отцом не
разрешили, сказав, что показать мальчика тому, кто не
сегодня-завтра будет казнён, поистине означает сотворить
помеху на его пути в царство тьмы. Кроме того, что будет,
если об этом услышат в Канто? Однако место, в которое
был помещён благородный отец, было расположено в
• •102 г
четырех или пяти те , так что, услышав об этом, он
затосковал даже более, нежели от прежних мыслей о том,
как мальчик живёт там, в столице, не ведая, что его
ожидает в будущем.
А у сына ни на одно мгновение не просыхали рукава,
когда он думал, что ничего не значат те слёзы, которые
он проливал когда-то в мучительных думах,
всматриваясь в эту сторону и издали представляя себе сельское
жилище, отделённое от него дорогой из волн. Надеясь раз-

глядеть ту башню, в которой находится советник
среднего ранга, сын всматривался в заросшее бамбуковой
чащей место, окружённое рвом и обнесённое забором, —
туда, где и люди-то ходили редко.
Что сострадания не ведало, так это сердце Хомма!
Отец пребывал в заточении, сын был ещё незрелым.
Даже если бы они и были вместе, что было бы в этом
страшного? Но им даже свидеться не позволили!
Однако, если даже сейчас, живя в одном и том же мире, они
оказались словно рождёнными в разных мирах, что же
вырастет там, подо мхом, после того, как их не станет?
Трудно же им тогда будет увидеться: ведь это не грёзы, в
которых видится то, о чём грезишь во сне. Ах, как
печальна участь отца и сына, благодетельная их любовь, что
доставляет взаимные страдания!
С наступлением темноты в двадцать девятый день
пятой луны его милость Сукэтомо вывели из тюрьмы и
сказали ему:
— Давно не изволили Вы просить горячей воды, так
что пожалуйте мыться.
«Вот-вот наступит время, когда мне должны будут
отрубить голову», — подумал Сукэтомо, но вслух сказал
только:
— О, как это бессердечно! Я встречу свой конец, так и
не увидев ни разу малолетнего сына, который прибыл
сюда издалека, чтобы увидеть меня в мои последние
минуты!
И после этого не сказал ни слова. До нынешнего утра
настроение у Сукэтомо было подавленное, он то и дело
утирал слёзы, а тут, словно решив погасить в своей голове
огонь заботы о мирских делах, перестал видеть иные
заботы, кроме тонкостей достижения просветления. Когда
наступила ночь, за Сукэтомо прислали паланкин и
препроводили его к речной долине, что всего в десяти те
отсюда; а когда паланкин принесли на место, Сукэтомо, не
выказывая никакого страха, присел на меховую
подстилку и написал предсмертное славословие103:
Пять Скоплений временно
принимают форму,
Четыре Великих теперь

возвращаются к пустоте,
Поэтому голову подставляю
под обнажённый меч —
Срежет её одним дуновением ветра104.
Когда Сукэтомо проставил на бумаге год, луну и
число, а внизу приписал своё имя, он увидел, что за спину
ему зашёл палач. Голова вельможи упала на меховую
подстилку, а тело всё ещё продолжало сидеть. Вскоре
пришёл священнослужитель, который обычно
произносил здесь проповеди. Он по принятой форме совершил
обряд кремации, собрал прах покойного и передал его
Кумавака. Едва отрок взглянул на него, как протянутые
его руки ослабели.
— Так и не удалось нам под конец встретиться в этой
жизни, и вот теперь вижу я эти неузнаваемые белые
кости! — заплакал он горько.
Причина для этого была. Несмотря на то, что
Кумавака был ещё мал, сердце у него было отважное, поэтому
он и передал останки своего отца единственному слуге,
которого брал с собою.
— Прежде всего, прежде меня следуй к горе Коя105 и
помести их во внутренний павильон или иное место! —
такими словами велел он слуге вернуться в столицу, а
сам, сказавшись нездоровым, продолжал оставаться во
дворце у Хомма. Дело в том, что он решил отомстить
Хомма за то, что тот безжалостно не позволил ему
увидеться с отцом в этой жизни. И вот в течение четырёх или
пяти дней Кумавака в дневное время сказывался
больным и весь день напролёт лежал, а по ночам крадучись
выбирался наружу и подробно обследовал спальню
Хомма, твёрдо определив себе — если удастся, одного из
Хомма, отца или сына, убить, а потом себе самому
взрезать живот.
Однажды ночью дул сильный ветер и шёл дождь.
Даже все слуги, которые несли стражу, ушли спать на
отдалённый пост. «Вот он, долгожданный случай!» —
подумал Кумавака и потихоньку пробрался туда, где
находилась спальня Хомма. Но, может быть, у Хомма была
крепка их судьба? В эту ночь они поменяли свою
постоянную спальню, и нигде их не было видно. Потом пока-

зался огонь светильника в комнате, где стоят два
опорных столба, — быть может, там Хомма-сын? «Хотя бы на
этого нападу, утолю свою обиду», — решил Кумавака, но,
когда он проскользнул вовнутрь и посмотрел, —
оказалось, что и здесь сына не было. В комнате спал только
один человек — Хомма Сабуро, который отрубал голову
господину советнику среднего ранга.
«Хорошо же, — подумал Кумавака, — этот — тоже
враг моего батюшки, не меньше, чем Вступивший на
Путь из Ямасиро!» — и уже приготовился было
наброситься на него, да засомневался: «У меня ещё нет ни
большого, ни малого меча, и мне остаётся только завладеть
его мечом, только светильники горят слишком ярко,
поэтому я, пожалуй, могу вспугнуть спящего, едва к нему
приближусь», — и не смог легко приблизиться к Хомма
Сабуро.
Пока Кумавака стоял, в растерянности соображая,
как ему поступить, на огонь светильника — дело
происходило как раз летом — слетелось множество
мотыльков. Они облепили освещенные изнутри раздвижные
двери106. «Ого, — подумал Кумавака, — это же
замечательно!» Чуть потянув двери вбок, он приоткрыл их. Тогда
множество насекомых влетело в помещение, и вскоре
они загасили светильник. «Теперь годится», —
обрадовался он и, когда, приблизившись к изголовью Хомма
Сабуро, пошарил рукой у его изголовья, обнаружил там
большой и малый мечи. Хозяин крепко спал.
Сначала Кумавака взял малый меч, заткнул его за
пояс, потом извлёк большой меч и приставил его под
сердце Сабуро. Потом подумал: «Убивать спящего — всё
равно что мёртвого; разбужу-ка я его!». И неожиданно пнул
ногой подушку. Напуганного этим пинком врага
Кумавака пронзил ударом большого меча выше пупка до
самой циновки, повернул меч и перерезал недругу
дыхательное горло, после чего со спокойным сердцем спрятался
позади усадьбы в низине, заросшей бамбуком. Хомма
Сабуро успел вскрикнуть, когда меч проходил сквозь его
грудь. Стражники всполошились, зажгли светильники, и
когда осматривали это место, увидели окровавленные
следы маленьких ног.

«Ну, это дело рук господина Кумавака. Вода во рву
глубока, так что он вряд ли убежал за ворота. Отыскать и
зарубить!» — с этими словами они взяли в руки по
зажжённому сосновому факелу и принялись обыскивать
вокруг всё, даже места под деревьями и в тени от травы.
Разве теперь мог убежать куда-нибудь Кумавака,
скрывавшийся посреди бамбуковой низины? Он подумал, что
уж лучше покончить с собой, чем попасться им в руки,
но теперь, после нападения на ненавистного врага своего
батюшки, исполнить долг верного подданного и
почтительного сына значило для него, во что бы то ни стало
сохранив свою жизнь, стоять за августейшее дело
государево и осуществить заветное желание отца. Поэтому
Кумавака вернулся к мысли о том, чтобы в первую очередь
попытаться бежать. Хотел было перепрыгнуть через ров, но
при ширине в два дзёт7 глубина рва была более одного
дзё} так что преодолеть его не было возможности. Тогда
он решил перейти ров как бы по мосту: быстро
взобрался на ствол китайского бамбука, что склонялся надо
рвом, наклонил его верхушку в сторону другой стороны
рва и с лёгкостью этот ров преодолел.
Стояла ещё глубокая ночь. Кумавака направился в
сторону порта, намереваясь сесть на корабль и
добраться до противоположного берега. Постепенно, пока под
покровом темноты он шёл в сторону моря, рассвело,
скрытно передвигаться по дороге стало невозможно,
поэтому Кумавака решил притаиться и подождать, пока
стемнеет. Он укрылся среди густых зарослей конопли и
полыни. Врассыпную проскакало человек сто сорок-сто
пятьдесят всадников — по-видимому, погоня. Когда они
проехали вперёд, было слышно, как по дороге
спрашивали каждого встречного, не видел ли он, чтобы здесь
проходил мальчик лет двенадцати-тринадцати.
Кумавака весь день дотемна провёл в конопле, а
когда наступила ночь, он, стремясь попасть в порт, пошёл,
сам не ведая куда. В это время, может быть, будды и боги
почувствовали его приверженность сыновней
почтительности и обратили к нему свои защищающие взоры, но
только встретился на пути Кумавака один старый

ямабуси . Увидев мальчика, тот, похоже, почувствовал
сострадание.
— Откуда и куда изволите направляться? — спросил
он, и Кумавака рассказал ему обо всём, что случилось.
Выслушав его, ямабуси подумал: «Если я не помогу этому
человеку, ему неминуемо вскоре же придётся
встретиться с бедой».
— Успокойтесь, пожалуйста! В порту много
купеческих судов. Я посажу Вас на одно из них и провожу до
Этиго и Эттю109, — с этими словами он взял мальчика к
себе на плечи и понёс его, потому что у того ослабели
ноги, и вскоре подошёл к порту.
Рассвело. Ямабуси стал допытываться, нет ли
проходящих судов, однако на этот раз в пределах порта не
оказалось ни одного судна. Пока он раздумывал, как быть,
оказалось, что далеко в море на волнах покачивается
большой корабль. Видя, что ветер стал попутным, на нём
ставят мачту и устраивают навес из циновок, ямабуси
поднял руки и окликнул корабельщиков:
— Эй, на корабле! Пожалуйста, подойдите сюда,
возьмите попутчика! — Но там и ухом не повели;
корабельщики громко галдели, поднимая паруса, гребли от порта
прочь.
Очень рассердился ямабуси. Он связал шнуры на
рукавах своего одеяния цвета персимона, закрепил их у
себя за плечами и, повернувшись лицом к уходящему в
море кораблю и легонько потирая косточки чёток, стал
приплясывать, напрягши всю свою печень в заклинанье:
— Сказано, что взявший единожды тайные тексты
во многих рождениях пользуется заступничеством; тот,
кто отправляет службы, подобен Бхагавату1 ш. Но, а когда
человек занят слркением многие годы?! Изначальный
обет Светлого короля111— не ошибка; ты, явленный миру
в облике Алмазного дитяти112, вы, небеса, драконы и
якши113, и вы, восемь великих драконов-королей,
поверните этот корабль вспять, в мою сторону!
По-видимому, заклинание чудотворца достигло
богов, и ему было ниспослано покровительство Светлого
короля. Со стороны моря вдруг подул жестокий ветер,
готовый одним махом опрокинуть тот корабль. Тогда

корабельщики растерялись и, молитвенно сложив
ладони, опустились на колени:
— О, досточтимый ямабуси! Пощадите, пожалуйста!
— и стали изо всех сил грести назад.
Едва приблизилась кромка берега, кормщик
спрыгнул с корабля, поднял мальчика себе на плечи, взял
ямабуси за руку и привёл в каюту на палубе. Тогда ветер
снова принял прежнее направление, и корабль вышел из
порта. После этого прискакала погоня — сто сорок или
сто пятьдесят всадников; они гнали коней по далёкой
отмели и кричали:
— Остановите корабль! — Но корабельщики
притворились, что не видят их, и при попутном ветре
подняли парус.
В сумерки того же дня корабль причалил к самому
управлению провинции Этиго. То, что Кумавака с
помощью ямабуси избежал смерти в пасти крокодила, — это
замечательный знак действенности божественного
обета Светлого короля о заступничестве.
6
О ТОМ, КЛК БЫЛ КАЗНЕН ТОСИМОТО,
И О СУКЭМИЦУ
Относительно Тосимото-асон было определено:
поскольку он является зачинщиком мятежа, его нельзя
ссылать в отдалённые провинции, а надлежит в
ближайшие же дни доставить в Камакура и отрубить ему голову.
Однако этот человек соблюдал многолетний обет:
шестьсот раз прочитать вслух «Сутру Лотоса»114. Теперь ему
оставалось прочитать её ещё двести раз, и он выразил
настоятельную просьбу не спешить лишать его жизни,
покуда он не исполнит свой обет о шестистах чтениях, — а
потом будь что будет.
— Действительно, было бы грешно не позволить ему
исполнить такое великое желание, — таков был ответ.
Жалости достойна самая участь человека, который
проводит время, подсчитывая ничтожные дни, покуда
завершатся эти двести чтений!

Этому асону много лет прислуживал молодой слуга,
звали которого Гото Саэмон-но-дзё Сукэмицу. После
того как его господина, Тосимото, арестовали, он поехал с
госпожой из Северных покоев115 укрыться где-нибудь в
Сага116. Но услышав, что Тосимото вызван в Канто,
госпожа поникла от непереносимых дум. При виде того, как
она горюет и печалится, и сам нестерпимо опечаленный
Сукэмицу тайком отправился в Камакура с письмом от
госпожи из Северных покоев.
Расспрашивая по дороге путников, не казнили ль
уже его господина, — потому что ходили слухи, что это
случится не сегодня-завтра, — Сукэмицу вскоре прибыл
в Камакура. Сняв гостиницу по соседству с тем местом,
где находился Тосимото, младший толкователь законов
из Правых ведомств, стал он разузнавать обо всех
мелочах, надеясь получить хоть какие-нибудь сведения о
своём господине, — но проходили дни, а надежны его не
оправдывались. И вот как-то разнеслась весть: «Сегодня
должны казнить узника из Киото, какая жалость!».
Сукэмицу был ошеломлён: «Что делать ?!». Пошёл туда и сюда,
посмотрел, послушал: Тосимото уже унесли в
«занавешенном паланкине». И отправился он на склон Кэваид-
зака. Здесь его принял Кудо Дзиро Саэмон-но-дзё. На
холме Кудзухара натянули большой шатёр, и он сел там
на расстеленную шкуру. Когда Сукэмицу увидел его, он
не знал, с чем сравнить охватившее его чувство. В глазах
его потемнело, ноги ослабели, дыхание едва не
прервалось, однако он с плачем выступил вперёд перед
господином Кудо и почтительно проговорил:
— Я слуга господина младшего толкователя законов
из Правых ведомств. Приехал сюда издалека, для того
чтобы с почтением взглянуть на своего господина в его
последний миг. Если будет на то Ваше позволение, я
пойду к моему господину и покажу ему письмо от госпожи
из Северных покоев.
Не успел он это произнести, как залился потоками
слёз. Глядя на него, и Кудо был охвачен глубоким
волнением и не сумел сдержать невольные слёзы.
— Я не возражаю. Быстро пройдите в шатёр, —
разрешил он.

Сукэмицу вошёл внутрь шатра и преклонил колени
перед своим господином.
Бросив взгляд на Сукэмицу, Тосимото только и
молвил:
— Как дела? — и тут же захлебнулся слезами.
— Извольте, вот письмо от госпожи из Северных
покоев, — с этими словами Сукэмицу просто положил
письмо перед господином, опустил голову и заплакал,
ослепнув от своих слёз.
Немного погодя, Тосимото вытер слёзы и посмотрел
на письмо. Густой тушью там было написано о любви,
такой глубокой, что не умещается в словах: «Хоть некуда
мне деть себя, подобную исчезающей росе, я думаю —
когда, в какие сумерки мне сообщат, что настала вечная
с Вами разлука; Вам, наверное, и невдомёк, какие слёзы
разрушают моё сердце».
Тосимото не в силах был читать: слёзы всё больше
застилали ему глаза. Из тех, кто видел его, не было
человека, который не увлажнил бы рукава слезами.
— Тушечницу положить? — спросил он, и Сукэмицу
поставил перед своим господином походную тушечницу
«гнездо для стрелы». Ножичком, находившимся внутри
тушечницы, Тосимото отрезал маленький локон своих
волос и завернул его в письмо госпожи из Северных
покоев, одним движением кисти начертал ответ и передал
его в руки Сукэмицу. Сукэмицу, утопая в слезах,
поместил его у себя за пазухой — вид у слуги был горестным
сверх всякой меры.
Кудо Саэмон, войдя в шатёр, поторопил их:
— Прошло слишком много времени! — после чего
Тосимото достал сложенный лист бумаги, круговым
движением вытер себе шею, потом развернул этот лист и
написал на нём «Славословие расставанию с жизнью»11':
Исстари так говорится —
«Смерти не существует, не существует и жизни».
На десятках тысяч /ш растаяли облака,
В бесконечно длинной реке прозрачна вода.
Отложив в сторону кисть, он едва лишь собрался
отвести назад боковые локоны, как за спиной у него блес-

нул меч, и его голова упала вперёд, а сам он, будто
подхватывая её руками, упал ничком. Что испытал Сукэми-
цу, который всё это видел, невозможно сравнить ни с
чем. Заливаясь слезами, он совершил над мёртвым телом
своего господина похоронные обряды118, повесил себе на
шею бренный его прах, забрал с собою прощальное
письмо господина и весь в слезах отправился в столицу.
Госпожа из Северных покоев ожидала Сукэмицу. В
радости от того, что услышит о судьбе господина
толкователя законов, не стыдясь людских глаз, она вышла
навстречу слуге из-за бамбуковой шторы и спросила его:
— Ну, как там наш господин? Когда он изволит
ответить, что сможет пожаловать в столицу?
Проливая потоки слёз, Сукэмицу проговорил:
— Господина казнили. Вот последний его ответ, —
потом протянул ей локон и послание и заплакал, не
сдерживая громких рыданий.
Госпожа из Северных покоев взглянула на
прощальное письмо и белый прах и, не входя в помещение,
повалилась на пол галереи. Казалось, жизнь в ней угасла.
Уж так повелось: печальной бывает разлука, даже
когда расстаёшься с человеком, которого и сам не
знаешь и которому ты незнаком, — просто вы
останавливались на ночлег в тени одного дерева и черпали из струй
одной реки. Нечего говорить о том случае, когда
глубокие клятвы скрепляют людей вот уже более десяти лет.
Узнать, что более не увидеться с ним иначе, как во сне,
что навсегда разлучился он с этим миром, — достаточная
причина для того, чтобы от горя потерять сознание.
Совершив буддийские обряды по обычаям сорок девятого
дня119, госпожа из Северных покоев изменила свой
облик120: облачилась во всё чёрное и, встречая рассветы и
сумерки за дверью из хвороста121, стала совершать моления
за то, чтобы её покойный супруг достиг конечного
просветления бодхиш. Сукэмицу тоже обрил себе голову и,
надолго затворившись в монастыре на горе Коя, истово
молился за достижение просветления бодхи покойным
господином в его будущей жизни. Так клятва супругов и
долг господина и слуги оставались в силе и после смерти
человека — всё это трогает за душу.

7
О СТРАННЫХ ДЕЛАХ В ПОДНЕБЕСНОЙ
Весной второго года эры правления под девизом
Каряку123 монахи-наставники в созерцании из Дайдзёин,
павильона Великой колесницы, что находится в Южной
столице, и толпы монахов с шести сторон124, бывшие
между собою в неприязненных отношениях, дошли до
вооружённых стычек. Золотой павильон, Павильон для
проповедей, южный Круглый павильон и западный
Золотой павильон125 из-за военных действий были вмиг
охвачены пожаром и сгорели дотла. Кроме того, в первом
году эры правления под девизом Гэнко126 пожар,
вызванный военными действиями, пришёл от Северной
долины Восточных пиков Горных врат и в одночасье обратил
в пепел храм Четырёх королей, храм Долгой жизни,
Большой павильон АА^ проповедей, павильон Лотоса и
павильон Постоянного шествия127. От всего этого у людей
заледенели души: не знак ли это, предвещающий
бедствия в Поднебесной?!
Тем временем в третий день седьмой луны того же
года128 произошло большое землетрясение. Широкий
приливной берег Сэнрибама в провинции Кии на
двадцать с лишним те вдруг превратился в сушу. Ещё одно
землетрясение произошло в час Птицы129 в седьмой день
той же луны; вершина Фудзи разрушилась на несколько
сот дзё.
Урабэ-но-сукунэ совершал гадание, разогревая на
огне панцирь большой черепахи, а профессора в учении о
тёмном и светлом началах, разъясняя гадательные
тексты, читали: «Вид у гадательных текстов тревожный;
государю надлежит соблюдать крайнюю осторожность». А
люди со страхом в сердце думали, что не просто так
происходят пожары в буддийских храмах и землетрясения
повсеместно, что теперь может случиться что-то
поразительное. И действительно, в двадцать второй день
восьмой луны того же года130 прошёл слух, что в столицу
прибыли два посланца Востока в сопровождении трёх с
лишним тысяч всадников. Не зная, в чём дело и что такое
могло случиться в столице, воины из ближних провин-

ций сбегались туда с криками: «И мы, и мы тоже!» В
столице ни с того ни с сего поднялся непозволительный
гвалт.
Когда оба посланца прибыли в столицу, ещё ао того,
как они открыли шкатулку с предписанием, стали
какими-то путями распространяться слухи. В обители
Горных врат передавали: «На этот раз посланцы Востока
прибыли в столицу, чтобы увезти государя в отдалённые
провинции, а принца из Великой пагоды предать
смерти». Поэтому с наступлением ночи двадцать четвертого
числа восьмой луны от принца из Великой пагоды к
государю был снаряжён гонец, которому велели
всеподданнейше доложить следующее:
«Мне удалось выведать, что настоящее прибытие
восточных посланцев в столицу предпринято для того,
чтобы государя сослать в отдалённые провинции, а Соу-
на предать смерти. Государю надлежит
незамедлительно, нынче же ночью, скрыться в Южной столице. Если
отряды злодеев приблизятся к государевой обители
прежде, чем будут возведены крепостные стены и
собраны верные двору войска, разве не лишится государь
преимущества в оборонительном сражении?! Чтобы
устранить неприятеля, который находится в Киото, а ещё для
того, чтобы изведать сердца монахов-воинов, пусть один
из приближённых государя с позволения Вашего
величества назовёт себя Сыном неба и отправится в Горные
врата. Когда же будет оповещено о государевом
отбытии, враждебные нам войска, несомненно, направятся к
горе Эйдзан и постараются завязать там сражение. Коль
скоро это случится, монахи-воины в тревоге за свою
обитель поднимутся, чтобы не щадя жизни оборонять её в
сражении.
Если изматывающие сражения с отрядами злодеев
затянутся на несколько дней, Киото, напротив того,
смогут занять верные двору войска из провинций Ига, Исэ,
Ямато и Кавати, а отряды злодеев не смогут даже
повернуть пятки, чтобы совершить свои убийства. Это усилие
может оказаться тем единственным, что определяет
судьбы государства».
Так и было передано.

Государь всего лишь безмерно изумился, и только.
Никакого августейшего волеизъявления не последовало.
Он благоволил призвать к себе несколько человек из тех,
кто был на ночной страже при дворе, — старшего
советника Ин-но Мороката, советника среднего ранга Мадэ-
нокодзи-но Фудзифуса, его младшего брата Суэфуса — и
вопросил:
— Как Нам следует с этим делом поступить?
Выступив вперёд, его милость Фудзифуса изволил
молвить так:
— Есть благие примеры из прошлого, как на
некоторое время отдалить бедствия и поддержать государство,
когда мятежные вассалы нарушают долг в отношении
государя. Человек по имени Чжун Эр бежал в Чжай131, а
Таван уехал из Биньш. Оба они выполняли долг
государей и соблаговолили озарить своих потомков сиянием
забот об избавлении их от тягот. Если у государя
возникли определённого рода намерения, да благоволит он
заметить, что уже поздняя ночь и укрываться следует
поскорее.
С этими словами а^ государя подали экипаж,
поместили в него священные регалии трёх видов133, из-под
нижних штор высунули конец шёлковой ткани, чтобы
показать, будто это — экипаж придворной дамы, потом
помогли сесть туда государю и выехали через ворота
Солнечного сияния134.
Воины стражи, охранявшие ворота, остановили
экипаж и спросили:
— Кто это изволит ехать?
На это Фудзифуса и Суэфуса, вдвоём
сопровождавшие государев экипаж, ответили:
— Это императрица. Изволит под покровом ночи
отправляться во дворец в Северных горах.
— Тогда мешать не станем! — и пропустили экипаж.
Советник среднего ранга Гэн Томоюки, инспектор и
старший советник Кинтоси и младший военачальник
Рокудзё-но Тадааки догнали его в долине реки в районе
Сандзё. От этого места, оставив экипаж, государь
изволил пересесть в необычный для него грубый паланкин и
дальше ехать в нём, однако, поскольку дело было неожи-

данным, носильщиков не оказалось, и августейший
паланкин понесли глава налоговой службы двора Сигэясу,
придворный музыкант Тоёхара-но Канэаки и
телохранитель Хада-но Хисатакэ. Вельможи, составившие
государеву свиту, освободились ото всех одежд и головных
уборов, заменив их шапочками эбоси и хитатарэ,
простыми куртками на тесёмках с шароварами, чтобы
выглядеть как сопровождение дамы, совершающей
паломничество по семи крупным буддийским храмам, —
молодые самураи из столичного дома. Они последовали
впереди государева паланкина и позади него.
Когда государь проезжал мимо каменного Дзидзо в
Кодзу13, едва-едва забрезжил рассвет. Здесь ему был
предложен августейший завтрак.
Прежде всего, государь изволил въехать в
Юго-Восточную обитель в Южной столице136. Поскольку её
настоятель с самого начала отличался неподдельной
верностью государю, первым делом он выведал настроение
монастырского братства, не ставя его в известность о
государевом выезде.
Однако Кэндзицу-содзё из Западного помещения,
Нисимуро137 состоял в кровном родстве с людьми из
Канто, а пока продолжается передача сана между
такими влиятельными особами, угрозы с их стороны все
будут опасаться, и у государя не будет сторонников среди
братии.
Тогда государь решил, что Южная столица —
неподходящее место №Ά его пребывания, и на следующий
день, двадцать шестого числа, изволил пожаловать на
гору Дзюбу в местности Вацука138. Но из-за того, что это
место расположено далеко в горах, удалено от селений и
не годится для составления каких-либо планов, государь
вызвал паланкин, чтобы отправиться в такое место,
которое будет предпочтительным для его сторонников и
вредным для врагов. Двадцать седьмого числа, совершив
тайную церемонию ^\я благополучного путешествия, он
изволил взять с собою малое число монашеской братии
из Южной столицы и отправился в путь к гротам Касоги.

8
О ТОМ, КАК МОРОКЛТЛ ПОДНЯЛСЯ В ГОРЫ
И О СРАЖЕНИИ НА ПОБЕРЕЖЬЕ КАРАСАКИ
Старший советник, его милость Ин-но Мороката, в
ту ночь, когда государь отбыл из дворца, почтительно
сопровождал его величество до речного берега в районе
Третьей линии, Сандзё, и тогда разные речи изволил
молвить принц из Великой пагоды, а именно: «Под
видом выезда августейшего поднимись в Горные врата,
изведай сердца монастырской братии, собери силы и
вступай в сражение». Когда он благоволил это молвить,
Мороката перед храмом Победы дхармы, Хоссёдзи,
облачился в государевы драконовы одеяния139, пересел в
паланкин государя и изволил подняться в Западную пагоду
Горных врат. Советник среднего ранга Сидзё-но Такасу-
кэ, генерал Нидзё-но Тамэакира, генерал из Левой
гвардии Наканоин-но Садахира — все переменили свои
одеяния и головные уборы, сделав вид, будто они
сопровождают в поездке самого государя. Всё выглядело, как
настоящая церемония.
Местом пребывания императора сделали павильон
Шакьямуни Западной пагоды. Тогда же пустили слух,
будто государь, имея для себя опору на Горные врата,
предпринимает августейший выезд, — и тогда все, не
говоря уже о монахах с Сакамото на Горе140, вплоть до
жителей Оцу, Мацумото, Тодзу, Хиэцудзи, Оги, Кинугава,
Вани и Катада — поспешили сюда, стремясь обогнать
друг друга. Силы их до отказа заполнили Восточный и
Западный павильоны, и казались подобными тучам и мгле.
И хотя всё так и происходило, в Рокухара ничего
этого ещё не знали. Когда рассвело, ко двору направились
двое посыльных с Востока, намереваясь первым делом
препроводить государя в Рокухара, но едва они выехали,
как от Гоё, адзяри из Дзёримбо14, в Рокухара прибыл
гонец, который доложил:
— Сегодня ночью, в час Тигра , государь
предпринял высочайший выезд из дворца и избрал августейшей
своей опорой Горные врата. Три тысячи воинов из
монастырской братии тотчас же поспешили примкнуть к не-

му. Они решили, что завтра должны напасть на Рокуха-
ра, дождавшись подхода сил из провинций Оми и Этид-
зэн. Прежде, чем всё это примет особенно большой
размах, срочно направьте ваши силы на Восточный Сакамо-
то. Я ударю по ним с тыла, так что государь непременно
будет взят.
Оба главы Рокухара, очень удивившись, отправились
во дворец посмотреть: государя там не было; только
придворные дамы, тут и там собравшиеся в женских покоях,
плакали в голос
— Государь изволил отбыть к Горным вратам — в
этом нет никаких сомнений. Атакуем Горные врата
прежде чем там соберутся силы! — решили в Рокухара и
добавили к стражам от сорока восьми боевых костров
силы из пяти внутренних провинций143, пять с лишним
тысяч всадников из войск прямого удара были
направлены к подножию Сэкисан144 и в сторону Сагаримацу. К
судье Сасаки Сабуро Токинобу, чиновнику Левой
дворцовой стражи Кайтю, Нагаи Мунэхира, владетелю
провинции Танго, Садатомо, прежнему губернатору
провинции Этиго, Хадано Нобумити, прежнему губернатору
провинции Кодзукэ, и Токитомо, прежнему
губернатору провинции Хитати, присоединились более семи тыся-
ч всадников, и, пройдя через Оцу и Мацумото, они
выехали в тыл, в район сосен Карасаки.
По знаку, который давно уже подали в Сакамото,
оба настоятеля-принца — один из монастыря Мёхоин и
другой из Великой пагоды — ранним вечером поднялись
на вершину Восьми принцев145 и водрузили там
государево знамя, и тогда, начиная с Юдзэна, помощника
настоятеля храма Гонсёан той же секты, и адзяри Гэнсона
из Мёкобо, с разных сторон стали прибывать
всадники — по триста и по пятьсот человек, так что за одну
ночь собралась сила более чем в шесть тысяч всадников.
Глава секты тэндай впервые снял с себя монашескую
смиренную рясу, переменив свой облик на облик воина
в прочных доспехах с прочным оружием На этом месте
«^ ν 146
вдруг изменился спокойный огонь явленного следа , и
стало оно местом защиты ^ая доблестных воинов, поэто-

му все пребывали в напряжённых раздумьях о том,
какою окажется воля богов.
Между тем в Сакамото возникло смятение от слухов
о том, будто силы Рокухара здесь продвинулись до
почтовой станции Тодзу, — и тогда, не теряя времени на
сборы, навстречу неприятелю к побережью Карасаки
двинулись квартировавшие в одном месте
воодушевившиеся мужи из монастыря Энсюин на южном побережье и
из зала Сёгёбо в центральном храме. Все эти воины
выступили пешим ходом, но общим числом они не
превышали трёхсот человек.
Увидев это, Кайто сказал:
— Силы неприятеля малы. Мы должны рассеять их,
прежде чем они умножатся за счёт воинов из тыловых
лагерей, За мной! — с этими словами обнажил меч
длиною в три сяку и четыре суны\ поднял вверх левую руку в
доспехах, врезался в самую гущу неприятельского
водоворота, троих зарубил и унялся лишь у кромки воды,
поджидая соратников, которые следовали за ним.
Всё это издали увидел Харима-но Кайдзицу,
наставник в монашеской дисциплине из храма Окамото. Он
прыгнул к самой кромке воды, выставив вперёд щит, и
стал подпрыгивать, вращая короткой алебардой в два
сяку и восемь сунш, будто держал в руке водяное колесо.
т/ с/ ·· к/ 149 ··
кайто отразил ее рукой для лука , а другою нанес удар,
желая надвое раскроить навершие шлема, но удар
пришёлся мимо, косо полоснув от наплечной пластины
к ромбовидной дощечке в нижней части доспехов.
Собираясь повторно нанести сильнейший удар, воин угодил
левой рукой в стремя и чуть не упал с коня, но потом
стал выпрямляться в седле, как вдруг Кайдзицу поднял за
рукоять свою алебарду и тут же два или три раза вонзил
её острие ему под шлем, после чего Кайто, раненный
прямо в дыхательное горло, свалился с коня вниз
головой.
Кайдзицу тут же прижал ногой пластину на тыльной
стороне доспехов Кайто, ухватил и намотал себе на
пальцы его боковой локон, отрезал противнику голову, надел
её на свою алебарду и, радуясь хорошему началу, тому,
что убил одного из предводителей воинских домов, оста-

новился, насмехаясь над неприятелем. Тогда неизвестно
кто из толпы зрителей, мальчик лет пятнадцати или
шестнадцати, с детской стрижкой — кольцом волос на
голове, — в зелёных доспехах из бамбуковых пластин с
бледно-жёлтым поясом, с высоко поддёрнутыми сбоку
шароварами, — обнажив отделанный золотом меч,
налетел на Кайдзицу и нанёс ему изо всех сил три или четыре
удара по навершию шлема. Кайдзицу, обернувшись,
сурово глянул на него и увидел ребёнка дважды по восемь
лет с подведёнными бровями и чернёнными зубами.
Убить такого ребёнка было бы для монаха делом
постыдным.
В то время, когда он, решив не поражать обидчика,
стал прыгать и прыгать кругом, быстро вращая рукой с
оружием, с намерением изловчиться и выбить рукоятью
алебарды из рук мальчика меч, а потом стиснуть его в
своих объятьях, — сбоку выпустили стрелу люди с Хэи-
цудзи, которые цепочкой прошли по меже в рисовых
полях и внезапно пронзили нагрудную пластину в доспехах
этого мальчика. Он тут же рухнул замертво. Потом стали
расспрашивать, кто такой он был, и узнали, что мальчик
являлся старшим сыном Кайто по имени Ковакамаро,
не сопровождавший войско, в котором находился его
отец, а с чувством ещё большей неопределённости
шедший по его следам, смешавшись с толпой зевак. Хотя и
называли Ковака ребёнком, родился он в воинском
доме, поэтому, увидев, что его отец сражён, подумал: «Ах,
отчего не погиб я в бою на том же бранном поле, оставив
после себя славное имя!». Увидев всё это, вассалы Кайто
воскликнули:
— Мы, у которых на глазах сражены оба господина,
которые к тому же позволили неприятелю забрать их
головы, сможем ли мы возвратиться домой живыми?!
Тридцать шесть всадников, выровняв друг с другом
удила коней, выехали вперёд и всупили в бой, готовые
погибнуть, сделав тело господина своим изголовьем.
Увидев это, Кайдзицу расхохотался:
— Это совершенно непонятно! В то время, когда вы
должны стремиться получить головы противников, вы
хотите забрать эту вашу голову! Вот уж доброе предзна-

менование самоубийства воинских домов. Ну, если
хотите, — вот она, забирайте! — и с этими словами швырнул
голову Кайто, которую держал у себя, в гущу
противников, поклонился в сторону Сакамото и стал рубиться на
все восемь сторон, так что полетели искры.
Тридцать шесть всадников, гонимые мечом одного
Кайдзицу, не могли остановить своих коней. Позади них
выскочил Сасаки Сабуро Хоган Токинобу с приказом:
— Не позволим перебить их! За мной!!! — и его зову
повиновались триста с лишним всадников из Иба, Мэка-
да, Кимура и Мабути. И когда уже стало видно, что
Кайдзицу хотят поразить, слева и справа от него с
неприятелями скрестили оружие четыре человека: Аку Сануки из
павильона Леса коричных деревьев, Косагами из
Среднего павильона, Дзёкай, бывший член государевой
свиты, наставник в ритуале из павильона Превосходного
поведения и Хоки Дзикигэн из павильона Золотого
лотоса — острия их мечей вращались в схватке, образуя
замкнутый круг. Когда же на этом месте были сражены
Сануки и Дзикигэн, пятьдесят с лишним монахов-воинов
из заднего лагеря выстроились в ряд и тоже включились
в битву.
К востоку от той местности, что зовётся побережьем
Карасаки, лежит озеро Бива; его берег был разрушен. На
запад от неё расположено глубокое заливное поле, по
которому не могли ступать даже конские копыта, кругом
широко простиралась песчаная равнина, а дорога была
узкой. Бойцы хотели обойти неприятеля — и не смогли;
хотели окрркить его — и тоже не смогли. Значит, те и
другие — и монахи-воины, и их противники —
сражались только стоя лицом друг к Другу, а силы,
находившиеся позади них, оставались простыми зрителями.
Тогда, услышав, что сражение в Карасаки началось,
три с лишним тысячи всадников из числа сторонников
монастыря Энрякудзи направились в сторону Имамити
к лесу Сироки. Больше семи тысяч монахов из главного
храма спустились к лесу Санномия. Люди из Вани и Ка-
тада сели в триста с лишним лодок и окружили
неприятеля в Оцу, стараясь отрезать ему путь назад. Увидев это,
воины Рокухара, видимо, подумали, что их надежды вряд

ли исполнятся, пересекли путь перед пагодой Эмма в
Сига и вышли назад к Имамити. Отряды монахов
прекрасно знакомы с местностью, поэтому в конце концов
они собрались вместе — кто отсюда, кто оттуда — и
ударили изо всех сил. Из воинов никто местности не знал;
не разбирая канав и обрывов, понукали они своих коней,
не в силах отойти назад.
В это время восемь молодых всадников из числа
сторонников Кайто, отошедшие к заднему лагерю,
тринадцать всадников-подданных Хатано, Вступившие на Путь
отец и сын Маноно и верховые Хираи Куро с его слугой
погибли на дне лощины. Пока судья Сасаки, конь под
которым был ранен стрелой, ожидал сменного коня,
чтобы пересесть на него, он чуть было не погиб,
охваченный слева и справа множеством неприятелей. В это
время его молодые сподвижники, дорожившие своим
именем и ни во что не ставившие собственные жизни, стали,
сопротивляясь неприятелю, отходить назад, то тут, то
там погибая от стрел. Тогда Сасаки вышел живым из
тьмы смертей и среди бела дня вернулся в столицу.
До тех пор Поднебесная долгое время была
спокойной, ушей совсем не касалось слово «война» — и вдруг
случились эти страшные события. Тогда все растерялись
и зашумели, и не стало места, которое не полнилось бы
слухами, будто теперь небо и земля поменялись
местами.
9
О ТОМ, КАК ОСОБА ИЗ ХРАМА ДЗИМЁИН
СОВЕРШАЕТ ВЫСОЧАЙШИЙ ВЫЕЗД
В РОКУХАРА
Беспокоясь, чтобы их не схватили злодеи, потому что
в это время Вселенная была полна беспорядков,
назавтра, двадцать седьмого числа, в час Змеи150, старший из
монашествующих экс-императоров, живший в храме
Сохранения света, Дзимёин15, и особа из Весеннего дворца ,
что в поместье на Шестом проспекте, изволили отбыть в
северном направлении, в Рокухара. Люди из их свиты:

бывший Правый министр князь Имадэгава Канэсуэ,
старший советник Сандзё Митиаки, старший советник
Сайондзи Киммунэ, бывший советник среднего ранга
Хино-но Сукэна, государственный советник Бодзё Цунэ-
аки, государственный советник Хино-но Сукэакира —
все в придворных церемониальных платьях и головных
уборах сопровождали августейший экипаж спереди и
сзади. Остальные — стражи северной стены, обслуга,
чиновники — по большей части надели под охотничьи
платья набедренные повязки. Недавно произошли
изменения в столице, а уже шесть армий охраняли знамя с
изображением зелёного цветка, принадлежавшее
принцу. Видеть и слышать это было поразительно для глаз и
ушей.
10
О ТОМ, КАК ИЗМЕНИЛОСЬ НАСТРОЕНИЕ
В ГОРНЫХ ВРАТАХ ИЗ-ЗА ТОГО,
ЧТО ВЫЕЗД ГОСУДАРЯ
НЕ БЫЛ ПОДЛИННЫМ,
И О ЦЗИ СИНЕ
Толпы монахов из Горных врат, одержав победу в
сражении при Карасаки, радовались чрезвычайно тому,
что это — доброе начало. И тогда они стали говорить, что
назначить Западную пагоду резиденцией государя — это
подобно бесчестию для основного храма. В старину, в
годы Дзюэй153, когда экс-император Госиракава154 делал
своей опорой Горные врата, прежде всего он изволил
подняться на гору Ёкава, однако через некоторое время
переехал в Южную долину у Восточной пагоды, в
обитель Совершенного умиротворения Энъю1 . Вот
предшествующий образец для подражания, вот добрый
пример! Пошлём людей в Западную пагоду передать, что
государю следовало бы скорее совершить путешествие в
основной храм.
Монахи-воины, посчитав это справедливым,
пожаловали к месту пребывания государя, чтобы
споспешествовать переезду его величества. Как раз в это время из

глубины гор подул сильный ветер, своим порывом
поднявший у августейшего штору, и они увидели, что там,
где должен находиться драконов лик, государя не было, а
находился там старший советник Ин-но Мороката,
облачённый в государевы одеяния. Увидев это, монахи
возмутились:
— Что это за проделки оборотня?!
После этого ни одного человека из прибывшей сюда
братии здесь не оказалось. Тогда старший советник Ин-
но Мороката, советник среднего ранга Сидзё-но Такасу-
кэ и генерал Нидзё-но Тамэакира, едва наступила
полночь, делая вид, что им неизвестны претензии монахов
из Горных врат, скрытно покинули Горные врата и были
доставлены в гроты Касаги. Тем временем адзяри Гоё из
обители Дзёрин, чьё сердце с самого начала склонялось к
воинским домам, захватил в плен управляющего принца
из Великой пагоды по имени Тёсюн, советника среднего
ранга, и Печать Закона156 из обители Агуи, и отправил его
в Рокухара. Содзу157 из храма Госёин по имени Юдзэн,
человек влиятельный среди последователей принца,
укреплял единственные ворота в храме Восьми
царевичей158, и поэтому он, видимо, решил, что этим а^о не
закончится. Он взял с собой монахов из своего храма,
ему подчинённых, и сдался Рокухара. С этого и началось:
побежал один, потом двое — все убежали вниз19, и
теперь из братии никого не осталось, кроме трёх-четырёх
человек, таких как рисси160 Коримбо Гэнсон, Мёкобо-но
Косагами и отважный рисси Наканобо.
Принц из обители Удивительного Закона и принц из
Великой пагоды в тот день до самой ночи имели
пребывание всё ещё в храме Восьми царевичей, но они уже
считали, что всё складывается плохо, и что в конце
концов, спасаясь бегством, хорошо бы услышать о судьбе его
величества; а двадцать девятого числа среди ночи на
вершине Восьми царевичей запылало множество
сигнальных огней, показывая неприятелю, что там ещё полно
людей; сами же настоятели изволили вызвать из
рыбацкого посёлка Тодзунохама лодки и, взяв для
сопровождения троих161 оставшихся своих приверженцев, первым
делом поспешили в Исияма.

То, что на этот раз августейшим отпрыскам угодно
стало бежать в одно и то же место, было придумано не
вполне разумно, а кроме того, принц из обители
Удивительного Закона не мог благополучно передвигаться
пешком, поэтому он сказал, что некоторое время
должен побыть здесь, и после Исияма два принца
разъехались. Тот, что из обители Удивительного Закона,
направился в Касаги, а тот, что из Великой пагоды, замыслил
сначала бежать в сторону Южной столицы, а затем
углубиться к верховьям реки Тоцугава.
Бросив даже посты глав почитаемых обителей,
изволили они пуститься в неизведанные странствия; жалея о
разлуке, которая на этом прерывает связь между
Королём-исцелителем и Владыкой горы162, безрадостно
размышляя о том, когда же смогут вновь встретиться друг с
другом эти рядом выросшие ветви бамбукового сада163,
плача и плача, поехали порознь — один на восток, другой
на запад, оглядываясь друг на друга, покуда не скрылся
вдали высокочтимый облик того, с кем разлучился. Как
жаль их благородных сердец!
Итак, намерения монастырской братии внезапно
переменились из-за того, что в этот раз государь не
изволил нанести августейший визит в Горные врата, — и
из-за этого не получилось то, что задумано. Несмотря на
то, что так оно и есть, если хорошенько поразмыслить о
том, что произошло, обнаружится в нём и немалая
мудрость.
В старину, после гибели могучего государства Цинь164,
чуский Сан Юй165 и ханьский Гао Цзу166 восемь лет
воевали между собою за владение страной; войска
сталкивались одно с другим больше семидесяти раз. В каждом из
этих сражений победу обычно одерживал Сян Юй, а Гао
Цзу много раз попадал в очень трудное положение.
Однажды Гао Цзу затворился в крепости Синъян, а Сян
Юй окрркил эту крепость воинами в несколько сот
рядов. Шли дни. В крепости закончилась провизия, воины
дошли до истощения, поэтому у Гао Цзу не было сил для
того, чтобы сражаться, и не было пути, чтобы спастись
бегством.

И тут воин Гао Цзу по имени Цзи Синь, обращаясь к
нему, молвил:
— Сян Юй теперь окружил нашу крепость в
несколько сот рядов. У ханьцев уже закончилась провизия,
ратники дошли до истощения. Если воинов выпустить из
крепости сражаться, ханьцы наверняка окажутся в
плену у чусцев. Можно тайно бежать из крепости, но для
этого нужно обмануть противника. Ваш подданный
просит позволения Вашего величества использовать
высокочтимое имя ханьского государя и отправиться в чуский
лагерь, чтобы сдаться. Как только чусцы схватят Вашего
подданного и ослабят осаду, ханьский государь сможет
тотчас же покинуть крепость, снова поднять большое
войско и сокрушить чусцев.
Как ни жаль было, что Цзи Синя убьют, когда он
вдруг сдастся чусцам, Гао Цзу во благо своего государства
не мог к самому себе отнестись легкомысленно. Так что
делать было нечего — после того, как Цзи Синь
вымолвил это, Гао Цзу, обливаясь слезами и сокрушаясь о их
разлуке, последовал его совету.
Весьма обрадованный, Цзи Синь надел личные
августейшие облачения ханьского государя, сел в экипаж,
обтянутый жёлтой тканью, слева к нему прикрепил
кисть от бычьего хвоста167 и с возгласом: «Гао Цзу просит
прощения за свою вину и сдаётся великому государю
Чу!» — выехал из западных ворот крепости и двинулся к
Чэнгу.
После того как рассвело, чусцы рассмотрели
пленного ханьского государя — это был не Гао Цзу, а его
подданный по имени Цзи Синь. Разгневанный Сян Юй
зарубил Цзи Синя.
Вскоре Гао Цзу, предводительствуя воинами из
Чэнгу, сам напал на Сян Юя. Сян Юй собрал все свои силы,
но в конце концов был убит при Уцзяне, а Гао Цзу,
долгие годы верша монаршие дела, стал властелином Под-
с vl68
небесной .
Вспомнил ли на этот раз государь подобный благой
пример, думал ли и Мороката о такой преданности
государю? Цзи Син, чтобы разомкнуть кольцо неприятеля,
обманул его; Мороката замыслил своё, чтобы задержать

воинов неприятеля. Хотя в Японии время было иное, чем
в стране Хань, чувства государя и подданного совпадали;
поистине, такие преданность и честность, которые
встречаются раз в тысячу лет, долгое время дают самые
разные примеры находчивости.

КОММЕНТАРИИ
1 Четвёртый день второй луны второго года эры правления
под девизом Гэнтоку — 21 февраля 1330 г.
2 Мадэнокодзи (Фудзивара) Фудзифуса — приближённый
императора Годайго, в 1335 г. постригся в буддийские монахи в
храме Китаяма.
3 Великий храм Востока (Тодайдзи) — храмовый комплекс
буддийской секты кэгон в г. Нара. Храм Счастья (Кофукудзи) —
храмовый комплекс буддийской секты хоссо в Нара. Оба
комплекса обладали крупными военными силами.
4 Согласно китайской традиции, три министра — это высшие
чиновники в придворной иерархии: Первый (Великий) министр
(Дадзё дайдзин), Левый (Садайдзин) и Правый (Удайдзин)
министры. Девять вельмож — представители девяти знатнейших
аристократических родов.
5 Император Сёму пользовался славой благочестивого
буддиста. Правил в 724-748 гг.
6 Джамбудвипа (санскр.; яп. Эмбудай) — в старину одно из
названий Индии, распространённое впоследствии на все страны
буддийского мира. Здесь: Япония.
7 Будда Вайрочана (санскр.; яп. Бирусяна, Русяна, Дайнити)
— «солнечный» эпитет Будды. Здесь имеется в виду статуя
Большого Будды, установленная в храме Тодайдзи в 746 г.
8 Танкай — посмертное имя Фудзивара Фухито (659-720),
Правого министра, деда императора Сёму по материнской
линии.
9 Гора Весеннего солнца — синтоистское святилище Касуга,
сооружённое у подножья горы в окрестностях Нара в 710 г.
Фудзивара Фухито. Родовое святилище Фудзивара. Волна глициний —
одна из четырёх ветвей («Северная») рода Фудзивара, достигшего
расцвета и вершины могущества в эпоху Хэйан (IX-XII вв.). Здесь
речь идёт о том, что с тех пор, когда вооружённые отряды
буддийских храмовых центров Тодайдзи и Кофукудзи ранней весной
1330 г. согласились поддержать императора Годайго в его борьбе
против властей Камакура, у придворной аристократии появилась
надежда на возврат «золотого века» древности и всевластия дома
Фудзивара.
10 Гора Хиэй (Хиэйдзан) расположена к северо-востоку от
Киото. На ней с конца VIII в. размещается огромный буддийский
храмовый комплекс Энрякудзи, включающий около 3000
строений и располагавший значительными финансовыми и людскими
ресурсами.

11 Император Фукакуса — имеется в виду император Ниммё
(834-850), похороненный в Киото, в квартале Фукакуса.
12 Сонтё— монашеское имя принца Мунэнага (1312-1385),
Сонъун — монашеское имя принца Моринага (1308-1335),
сыновей императора Годайго, возглавивших в 1331 г. воорркённые
отряды монахов из Энрякудзи, выступивших против диктатуры
рода Ходзё. Оба принца сыграли важную роль в борьбе
придворной аристократии за свержение Ходзё.
13 Орлиный пик или Вершина Сближенного орла — гора в
Индии, где будда Шакьямуни читал свои последние проповеди.
Вместо приношений слушатели осыпали его цветами.
1 Гора Юйшань находится в Китае, в провинции Шаньдун.
По преданию, один из поэтов эпохи Вэй (III в. до н.э.), гуляя на
горе Юйшань, услышал с неба голос Брахмадэвы, божества одного
из высших миров. В подражание звукам этого голоса сочинили
мелодию буддийских славословий.
15 Сумиёси — синтоистское святилище в г.Осака, в квартале
Сумиёси. Главными его жрецами из поколения в поколение были
представители рода Цумори.
16 Ануттара-самяк-самбодхи (санскр.; яп. анокутара сам-
мяку самбо дай) — высшая и непреходящая мудрость;
совершенное просветление.
1 /рнгё-дайси (букв.: Великий наставник, передающий
Учение) — посмертное имя основателя буддийской школы тэндай и
монастырского комплекса Энрякудзи Сайте (767-822).
18 Годы правления под девизом Гэнко — 1331-1333 гг.
19 Южная столица — Нара, столица Японии в 710-784 гг.
Северный пик — буддийский храмовый комплекс Энрякудзи на
горе Хиэйдзан к северу от Киото. Другое его обозначение — Горные
врата.
20 «Оравы варваров» — пренебрежительное название
дружинников-самураев, бывшее в употреблении среди жителей
столицы.
21 «Прищ из Великой пагоды» — сын императора Годайго
принц Моринага (Сонъун).
22 Цзян Ду — китайский ван (династия Ранняя Хань, 202 г. до
н.э.— 8 г.н.э.), который, по утверждению японского поэта и
филолога Минамото-но Ситаго (911-83), был так ловок, что без труда
перепрыгивал через ширмы высотою в 7 сэки (совр. 7 сяку, ок.2 м
12 см).
1ЪЦзы Фан (настоящее имя Чжан Аян) — приближённый
императора Гао Цзу (II в.до н.э.).
24 Согласно «Записям о патриархах тэндай» (Тэндай-дзасу
ки), Гисин-касё (781-833) был 1-м настоятелем Энрякудзи, а
Сонъун — 116-м.
2 Канто — восточные районы Японии. В переносном
смысле — сёгунское правительство.
26 Во время переворота годов Сёкю (1221) Ходзё Ёситоки за-

хватил власть, отправив в отдаленные провинции в ссылку трех
императоров одного за другим.
«Кик дракона» — особа императора.
28 Буквально: «Терзать свою государеву душу».
29 Рокухара — столичный район, в котором располагались
сёгунские службы. В переносном смысле — сёгунская управа в г.
Киото и наместники сиккэнов в императорской столице.
30 То есть не был сторонником «тайных школ», придающих
особое значение оккультной практике, в том числе наговорам и
проклятиям. К таким школам принадлежала, в частности, и тэн-
дай, центр которой располагался в мятежном комплексе Энря-
кудзи, главном оплоте противников Ходзё.
31 Имеется в виду Фудзивара Тамэакира (после пострига взял
монашеское имя Тонъа), знаменитый поэт того времени, один из
составителей антологии «Син вака сюисю».
32 Речь идёт о придворных поэтических турнирах, участники
которых состязались в умении сложить стихотворный экспромт
на заданную тему, а специальная комиссия оценивала
экспромты. Тамэакира часто входил в состав таких комиссий.
33 Разноцветное платье носили мелкие чиновники и челядин-
цы в домах поместных феодалов.
34 «У людей тает печень» — люди теряют сознание.
В буддизме четыре тяжких греха — прелюбодеяние,
воровство, убийство и ложь; пять великих грехов — убийство отца,
убийство матери, убийство архата, пускание крови из тела будды
и нарушение гармонии среди священнослужителей.
36 Сжигающий жар и Великий сжигающий жар (будд.) —
названия двух из восьми миров преисподней (Шестого и Седьмого),
где из тела грешника и из всех окружающих его предметов
вырываются языки жаркого пламени.
37 «Быкоголовые и конеголовые» — демоны-мучители
преисподней с телом человека и головой быка или коня.
38 Сикисима — поэтическое название Японии.
39 Токива, владетель провингщи Суруга, — Токива Норисада,
тогдашний глава ведомства Рокухара. Происходил из рода Тайра.
40 Ки-но Цураюки (859?-946) — крупнейший поэт, прозаик
и теоретик японской поэзии. Автор многих стихотворений и
предисловия в антологии «Собрание старых и новых японских
песен», в котором излагает свои взгляды на историю и сущность
японского поэтического искусства. Русский перевод см.:
Собрание старых и новых японских песен Кокинвакасю, Т.1-3. Пер. со
старояп. А. Долина. М., Радуга, 1995.
41 Адзяри (от санскр. ачарья) — здесь: обладатель таинств,
передающий их ученикам в эзотерической буддийской секте.
42 «Столп Четырёх видов мандалы и Трёх таинств» — здесь:
глава эзотерической школы японского буддизма сингон.

43 «Занимал место среди горной братии...» — был
служителем в монастырском комплексе Энрякудзи.
44 Явное и тайное учения — два основных направления в ка-
макурском буддизме, экзотерическое и эзотерическое.
4 «Высокий основатель-наставник» — основатель
Энрякудзи Дэнгё-дайси
46 «Западная пагода» — одна из так называемых Трёх пагод в
комплексе Энрякудзи.
47 «Добродетельный не бывает одинок...» — цитата из «Бесед
и суждений» Конфуция.
48 Энкан-сёнин был духовным наставником императоров Го-
фусими, Гонидзё, Ханадзоно, Годайго и Когон.
49 Три вида чистых заповедей — религиозные заповеди,
которые буддийские послушники получают от своих наставников.
50 «Восток, где птщы поют» — поэтический образ Адзума,
восточных провинций Японии.
51 Д/Задгугть четвертый день гиестой луны — 29 июля (1331 г.).
52 Сабураидокоро (Самураидокоро) — в эпоху Камакура
подчинённое воинскому правительству (бакуфу) управление,
ведавшее делами воинского сословия: охраной сёгунского дворца,
назначением сёгунских чиновников, судопроизводством и т.д.
53 Во — буддийский монах, бонза.
54 Фудо — одно из проявлений космического будды Дайнити
(Вайрочана). Противостоит демонам зла.
5 Осю — провинция на крайнем севере о. Хонсю. Другие
названия — Муцу, Митинокуни, Митиноку...
56 Законоучитель Чжао и наставник аскетов И-син —
китайские буддийские монахи эпохи Тан (618-907), пострадавшие за
их преданность трону. Страна Кора — название не
идентифицировано.
57 В подлиннике игра слов: автор сравнивает себя со старым
морёным деревом, которое может сгинуть в безвестности на дне
реки.
58 Шрамана (япон. сямон) — аскет.
59 Четыре моря, Поднебесная — здесь: Индия.
60 Великий мудрец, почитаемый в мире, — один из эпитетов
будды Шакьямуни.
61 Застава Феникса — императорский дворец.
Го — японские облавные шашки.
63 Великий грех — здесь: отцеубийство или убийство государя.
64 Три вида родственников — родители, братья и дети.
65 Карма (будд·) — закон нравственной причинности,
определяющий будущее живого существа теми поступками, которые
оно совершило в прошлом, в том числе и в прежних жизнях.
66 Несолёное море — оз. Бива, расположенное к
северо-востоку от Киото. Крупнейший пресноводный водоём Японии. По
южному его берегу проходила дорога из Киото в Камакура.

' Образ журавля, ночью тоскующего по своему детёнышу,
заимствован из стихов китайского поэта Бо Цзюй-и (772 — 846).
68 Роса — здесь: метафора слёз.
В оригинале игра слов, с помощью которой зашифрованы
названия провинций Мино и Овари.
/() «Священный меч из Ацута» — Амэ-но муракумо-но цуру-
ги, один из трёх символов императорской власти. Хранился в
павильоне Яцуругиномия в синтоистском святилище Ацута в
одноимённом городе провинции Овари.
71 Тотоми — одна из пяти провинции Токайдо. Здесь игра
слов: первый иероглиф в её названии может читаться как шоу
(«спрашивать»).
2 Первый год эры Гэнряку — 1184 г.
73 Военачальник Сигэхира — Тайра-но Сигэхира (1156-1185),
сын главы клана Тайра и фактического правителя страны
Тайра-но Киёмори (1118-1181), занимал придворную должность
командира Левой гвардии охраны дворцовых ворот. Во время
междоусобной войны его войско было разбито сторонниками
Минамото в битве при Итинотани, и во 2-ю луну 1184 г. Сигэхира
был отправлен в Камакура, откуда летом 1185 г. препровождался
в Нара, однако по дороге, на берегу реки Кудзугава, был убит.
74 Здесь восточными дикарями названы сторонники клана
Минамото.
75 Сайге-хоси (1118-1190) — знаменитый поэт-странник,
буддийский монах. Мирское имя — Сато Норикиё. Любимая
тема Сайге — эфемерность, непостоянство человеческой жизни,
странствия.
76 Впервые Сайгё-хоси побывал на перевале в горах Саё в
старости, поэтому не расчитывал, что увидит его ещё раз.
Остановившись здесь же несколько лет спустя, он сложил на эту тему
стихотворение, включавшее строфу: «Знать, такова была моя судьба!».
77 Сражения годов Сёкю («смута годов Сёкю») — вооружн-
ное выступление экс-императора Готоба в 1219-21 гг. против
диктатуры Ходзё; закончилось поражением и ссылкой Готоба на
остров Оки.
78 Стихотворение написано на китайском языке и содержит
намёк на китайское поверье о том, что глоток воды, сделанный в
нижнем течении Цзюйшуй («Хризантемовые воды» — рукав
реки Бохэ в уезде Наньян провинции Хэнань), продлевает жизнь.
Токайдо — тракт, ведущий из Киото в Камакура.
79 Река Ои, о которой говорится в данном случае, протекает
на границе между провинциями Тотоми и Суруга. Река с тем же
названием протекает в окрестностях столицы.
80 Арасияма — живописная гора в окрестностях Киото.
81 Украшения в виде головы дракона на шее цапли укрепляли
на носах лодок, принадлежавших императору и придворной
знати.
82 Симада, Фудзиэда, Окабэ — небольшие города на востоке о.

Хонсю, в районе г.Сидзуока. Увядшие стебли лиан — имеются в
виду травянистые лианы пуэрарии, из высушенных корней
которых готовят питательную крахмальную муку аррорут.
83 Нарихира-тюдзё — один из Шести магов японской поэзии
Аривара Нарихира (825 — 880). Здесь назван по его
придворному чину: в 877 г. поэту был пожалован придворный ранг
командира Правой гвардии охраны дворцовых ворот укон-тюдз'е.
84 Киёми — старинное название Симидзу, ныне — портового
города на берегу залива Суруга (префектура Сидзуока).
85 Равнина Укисимагахара (букв: «Равнина плавучего
острова») находится у подножья горы Аситакаяма в префектуре
Сидзуока (уезд Сунто).
86 Здесь и дальше обыгрываются географические названия:
иногда они не называются прямо, а угадываются по созвучиям и
этимологическим намёкам.
87 Большое морское побережье — Оисо, небольшой город в
провинции Канагава. Малое морское побережье — Коисо, один
из его районов.
88 Десять королей (будд.) — десять судей в мире теней,
которые на 7-й день после смерти человека определяют тяжесть его
грехов и его грядущие рождения.
89 «Царствующий государь» — император Годайго.
<Л) «Господин из /римёин» — принц Кадзухито, будущий
император Когон (1314-64), представитель «Северной линии»
императорского дома.
91 «Песня о пяти печалях» помещена в «Хоу Хань шу»
(Истории ранней Хань). По преданию, её написал позднеханьский поэт
Аян Хун, когда он проезжал через столицу, не имея возможности
остаться в ней (намёк на то, что надежда сторонников Северной
ветви на низложение Годайго и на занятие престола её
представителями оказалась тщетной). Считается, что образ заимствован
здесь не прямо из китайской хроники, а из японского
поэтического собрания начала XI в. типа «Хонтё мондзуй» (Литературные
стили нашей страны) или «Вакан роэйсю» (Собрание японских и
китайских песен для декламации).
92 «Единственный» — иносказательное обозначение
императора.
93 Настоятель тэндай — тэндай-дзасу, глава храмового
комплекса Энрякудзи и патриарх одной из школ японского
эзотерического буддизма тэндай. Здесь — сын императора Годайго принц
Мунэнага (Сонтё, принц из Великой пагоды).
94 «Врата гор» — здесь: монахи комплекса Энрякудзи.
95 фраза из предисловия Кун Аньго к китайской
классической «Книге о почитании родителей» (Сяо цзин).
96 Эпоха сражающихся г^арств в Китае — 403-221 гг. до н.э.
97 Подданные Вэнь-ван и У-ван напали на государя, не
знающего Пути — прецедент из китайской истории: Вэнь-ван в 1027 г.
до н. э. низложил последнего императора династии Инь и основал

династию Чжоу. Его сын У-ван в перевороте участия не принимал
и упоминается лишь для полноты аналогии с японскими
событиями.
98 Военно-феодальные правители Японии отец и сын Ходзё
Ёситоки (1143-1224) и Ясутоки (1183-1242), после «смуты годов
Сёкю» (Дзёкю, 1221 г.) отправили в ссылку поочерёдно трёх
императоров: Готоба, Дзюнтоку и Цутимикадо.
99 Имеется в виду высказывание древнекитайского философа
Мэн-цзы.
100 Ио — маленький остров в группе Осуми к югу от о. Кюсю.
101 «Помещение с изваяниями будд» — здесь: помещение в
буддийском храме, где хранятся посмертные таблички с
именами предков, и прихожанин может помолиться за них.
юг т» _ мера ддИНЬ1) равная 109,9 м.
Славословие — здесь: гатха, стихотворение, воспевающее
буддийский взгляд на мир или буддийскую святыню. Как
правило, четырёхстрофное стихотворение на китайском языке.
104 Пять Скоплений (будд·) — пять скандх, элементов,
временное сочетание которых образует психические и физические
характеристики конкретной личности — её тело, восприятия и
ощущения, мысли, побуждения и акты сознания. Четыре Великих
первоэлемента — земля, вода, огонь и ветер, в совокупности
образующие мгновенные формы, но постоянно стремящиеся
вернуться к абсолюту — изначальной пустоте. Смысл приведённого
стихотворения: человек представляет собой только временное
сочетание вечно сущих элементов, поэтому я без страха встречу свою
смерть. Она лишь мгновение в абсолютном бытии.
105 Гора Коя расположена неподалёку от Киото, в южной
части уезда Ито (провинция Вакаяма). В 816 г. основатель
буддийской школы сингон Кукай основал на ней первый сингон-буддий-
ский монастырь Конгобудзи (Нандзан).
106 Раздвижные двери в японском доме (седзи)
изготавливаются из плотной бумаги, натянутой на деревянный каркас.
Бумага пропускает рассеянный свет, который в темноте южной ночи
привлекает к себе множество мотыльков.
107 Дзс — мера длины, равная 3,03 м.
108 Ямабуси — «спящие среди гор», последователи
эклектического учения сюгэндОу совмещающего буддийскую, оккультно-да-
осскую и шаманскую практику. Пользовались репутацией
чудодеев и прорицателей, повелевающих стихиями.
109 Этиго и Эттю — провинции на западном побережье
о.Хонсю.
110 Бхагават — одно из почтительных имён будды Шакьяму-
ни.
111 Светлый король Фудо-мёо, один из Пяти почитаемых
светлых королей сингон-буддизма. Изображается сидящим на камне
в окружении языков пламени. По преданию, Фудо-мёо поклялся
одолеть злых демонов.

fu
ш
112 Аллгдзяос дитя (Конго-додзи) — бог-охранитель учения
Будды. Изображался в виде мальчика, держащего в руке
«алмазный пестик» — двусторонний кистевой трезубец для сражения с
силами зла.
113 «Небеса, драконы и якши» — три самых могущественных
из восьми богов-охранителей учения Будды.
114 «Сутра Лотоса» (санскр. Сад-дхарма-пундарика-сутра,
япон. Мсхо Рэнгэ-кё) состоит из 28 глав.
115 «Госпожа из Северных покоев» — иносказательное
обозначение главной жены хозяина усадьбы — по расположению этих
покоев в усадьбе павильона, который она занимала.
116 «Где-нибудь в Сага...» — в тексте: «в глубине Сага», района,
примыкавшего к западной части столицы. В некоторых списках
сочинения добавлено: буддийского храма Огура, в других —
храма Ниннадзи.
117 «Славословие расставанию с жизнью» (Дзисэй-но дзю) —
предсмертное стихотворение буддийского содержания на
китайском языке. Разновидность гатхи.
118 Похоронные обряды включали в себя кремацию трупа и
чтение молитв в буддийском храме о благополучии усопшего в
иных рождениях.
119 Обычаи сорок девятого дня — по буддийским
представлениям, в течение 49 дней после своей смерти человек пребывает в
промежуточном состоянии между прежней жизнью и новым
рождением. Обряды сорок девятого дня предназначены помочь
умершему вновь родиться в лучшем облике или достичь нирваны.
120 «Изменила свой облик» — стала буддийской монахиней.
«Авсрь из хвороста» — принадлежность хижины
буддийского отшельника.
122 Достигнуть конечного просветления бодхи — стать
буддой, погрузиться в нирвану.
123 2-й год эры правления под девизом Каряку — 1327 г.
124 Толпы монахов с шести сторон — имеются в виду монахи
из буддийских храмов, расположенных в шести направлениях от
г.Нара и подчинённых храму Счастья (Кофукудзи).
1 1 С
Здесь перечислены павильоны храма Кофукудзи,
сооружённые в середине VIII-начале IX в.
126 1-й год эры правления под девизом Гэнко — 1331г.
10 7
Павильон Постоянного шествия — Дзёгёдо, павильон, где
в течение 90 дней совершали ритуальные шествия,
сопровождавшиеся возглашением имени Амитабха.
128 Третий день Седьмой луны 1-го года эры правления
Гэнко — 6 августа 1331 г.
129 Час Птицы — около 6 часов утра.
130 Авадг^ать второй день восьмой луны 1-го года эры
правления Гэнко — 6 августа 1331 г.
131 Чжун Эр (697-628 гг.до н.э.) — сын цзиньского вана. Опа-
100

саясь наветов со стороны любимой наложницы отца, он бежал на
север, где находились земли его матери. Впоследствии, став цзинь-
ским государем, он назывался Вэнь-гуном.
132 Таван (ХШ в. до н.э.) — предок чжоуских государей,
который, по преданию, выехал из своих владений, чтобы не подвергать
опасности подданных во время нападения варваров.
133 Священные регалии трёх видов — меч, яшма и зерцало:
символы императорской власти в Японии, передаваемые, по
преданию, от богини Солнца Аматэрасу Омиками, правящим
императором его преемнику из поколения в поколение.
134 Ворота Солнечного сияния (Ёмэймон) располагались в
боковой, восточной, стене дворцовой стены.
135 Дзггдзс? — японское имя бодхисаттвы Кшитигарбха,
покровителя путников. Кодзу — местность к югу от одноименной
речки в префектуре Киото.
136 Павильон в восточной части буддийского храма Тодайдзи,
сооружённый в 875 г.
137 Нисимуро — один из павильонов Тодайдзи,
расположенный к северу от Павильона Большого Будды (Дайбуцудэн).
138 На горе Дзюбу в префектуре Киото находился храм Гора
Орлиного пика.
139 «/драконовы одеяния» — церемониальные одежды
императора с вышитыми по красному полю солнцем, луной и звёздами.
140 Сакамото — храм на восточной стороне подножья горы
Хиэйдзан, на территории г.Оцу.
141 &сримбо — одна из служб комплекса Энрякудзи.
142 Час Тигра — промежуток времени от 4 до 6 часов утра.
143 Пять внутренних провищий — пять провинций района
Кинай, примыкающие к столице: Ямасиро, Ямато, Кавати, Идзу-
мо и Сэтцу.
144 Сэкисан — храм буддийской секты тэндай, сооружённый в
888 г. на месте старой сосны у подножья горы на берегу реки Ка-
мо.
145 Вершина Восьми принцев — гора к северу от Хиэйдзан.
Согласно легенде, на неё когда-то сошли с неба восемь потомков
богини Солнца Аматэрасу Омиками, посланные ею управлять
Страной Обильных Рисовых колосьев (одно из древних обозначений
Японии).
146 Явленным следом изначальной сущности по
терминологии эзотерических школ буддизма, считались синтоистские
божества, предстающие в особой ипостаси будды и бодхисаттвы.
147 Три сяку и четыре сун — свыше 103 см.
148 ίφα сяку и восемь сун — около 85 см.
149 Рукой для лука (юндэ) называли левую руку, в которой во
время схватки держали лук.
150 Час Змеи — 10 часов утра.

151 В буддийском храме Дзимёин 35 лет жил в монашестве
экс-император Гофусими (правил в 1299-1364).
152 «Особа из Весеннего дворщ» — здесь: принц Кадзухито,
сын императора Гофусими, впоследствии — император Когон
(1314-1364).
153 Дзюэй — девиз правления, 1182-1183 гг.
154 Госиракава (1125-1192; на престоле: 1156-1158 гг.) — 77-й
по официальному счёту император Японии. После отречения от
престола долгое время не выпускал из своих рук фактическую
власть. Упомянутый здесь эпизод описан в «Повести о доме Тай-
ра» (XIII в.; русский перевод И.Львовой, М., 1982).
155 Энъю — название покоев настоятеля монастырского
комплекса Энрякудзи. Восточная пагода — главная пагода в этом
комплексе.
156 Печать Закона (хоин) — высший сан в буддийской
иерархии.
157 Содзу (букв.: Средоточие священнослужителей) — 4-й по
важности пост в буддизме.
158 Храм Восьми щревичей (Хатиодзи) — небольшой
буддийский храм в восточных предгорьях Хиэйдзан.
159 «убежали вниз...» — покинули гору Хиэйдзан и
монастырский комплекс Энрякудзи.
160 Рисси (наставник в монашеской дисциплине) —
следующий после содзу монашеский пост.
161 «Троих» — в некоторых списках «Тайхэйки» значатся «три
сотни». Очевидно, это описка: вместо знака «4» записано: «100»;
такое толкование подтверждается и предыдущим текстом. По-
видимому, в протографе было написано «3-4», что по признаку
внешнего подобия и привело к ошибочному написанию.
162 «Король-исг^елителъ, Владыка Горы» — иносказание:
вместо имён принцев приведены завуалированные имена будды Яку-
си-нёрай (санскр. Бхайшаджья-гуру) и духа горы Хиэйдзан,
культу которых посвящены те обители, которые они возглавляли.
163 «Ветви бамбукового сада» — потомки императора,
164 Цинь — название государства в древнем Китае. 221-206 гг.
до н.э.
165 Чу — название удела в древнем Китае. Сан Юй — имя чус-
кого вана. 232-202 гг.до н.э.
166 Гао Цзу — имя ханьского государя, 247-195 гг. до н.э.
167 Экипаж, обтянутый жёлтой шёлковой тканью, и стяг из
хвоста чёрного быка — знаки монаршей власти в древнем Китае.
168 Поднебесная — здесь: Китай. Описанный эпизод взят из
«Исторических записок» Сыма Цяня (145 г. до н.э. — ?).

СВИТОК ТРЕТИЙ
1
ОБ АВГУСТЕЙШЕМ СНЕ ГОСУДАРЯ
И О КУСУНОКИ
В двадцать седьмой день восьмой луны
первого года правления под девизом Гэнко
государь предпринял выезд в Касаги и имел
августейшее пребывание в главном павильоне. Сначала, в
течение одного или двух дней, из страха перед властью
воинов ни один человек не приходил, чтобы служить
ему, но после того, как прошёл слух, что в сражении у
восточного подножия Эйдзан силы Рокухара были
разбиты, туда собрались все, начиная от монахов этого
храма и кончая воинами из ближайших провинций,
которые прискакали отовсюду. Однако к государю не
прибыл ни один Займе, у которого было сто или двести
всадников.
Как можно одними только этими силами охранять
местопребывание императора? — подумал государь с
тревогой, ненадолго забылся и во сне увидел место,
которое было, как будто, садиком перед дворцом Сисиндэн.
Там было большое вечнозелёное дерево. Отбрасывая
густую тень, зелёные ветви его особенно буйно
простирались к югу. Под ним, расположившись в соответствии со
своими рангами, рядами сидели три вельможи и
множество чиновников. На обращенном к югу сиденье с
высоко положенными одна на другую циновками не сидел
никто. В порыве чувств государь во сне удивился и
подумав: «Для кого это место оставлено?» — изволил встать.
И тут внезапно пришли два мальчика с причёсками бин-
дзора, преклонили перед государем колени и слезами
увлажнили себе рукава:
— Под небом нет такого места, где государь, хоть
ненадолго, мог бы спрятаться. Но в тени вон того дерева

ж
§u
ш
имеется сиденье, обращенное к югу. Это яшмовый трон
для вас, поэтому сядьте в него на некоторое время.
Августейший увидел, как мальчики, произнеся это,
вознеслись на далёкое небо, и скоро пробудился ото сна.
Государь изволил подумать, что при помощи этого
сна ему вещает Небо. Если же судить по написанию
знаков, то, расположив рядом знаки ки, дерево, и минами,
юг, мы получаем иероглиф кусуноки, камфарное дерево.
Когда двое мальчиков сказали, чтобы я сел в его тени, об-
ратясь на юг, они сообщили мне указание бодхисаттв
Солнечного Света, Никко, и Лунного Света, Гакко,
вторично овладеть добродетелями того, кто обращен к югу
и управлял мужами Поднебесной.
Так августейший сам истолковывал свой сон, и стало
ему радостно.
Когда рассвело, государь призвал к себе монаха той
обители, наставника в монашеской дисциплине Дзёдзю-
бо и спросил его:
— Видимо, в этих местах есть воин, которого зовут
Кусуноки?
Монах отвечал государю,
— До сих пор здесь не было слышно, что поблизости
есть человек с таким именем. В провинции Кавати, к
западу от горы Конго живёт человек по имени Кусуноки
Тамон Монхё Масасигэ, который прославился как
мастер лука и стрел. Передают, что он из отпрысков князя
Татибана-но Мороэ, Левого министра Идэ, потомка
императора Битацу, в четвертом колене, которые много лет
живут среди простых людей.
Говорят, что его матушка, когда она была молодой,
совершила стодневное паломничество к Бисямону из
Сиги, и там во сне ей было сказано, что у неё родится
ребёнок, а поэтому детское его имя — Тамон.
«В таком случае, — подумал государь, —
сегодняшний сон был о нём».
— Сейчас же призвать его, — повелел он, и
вельможный Фудзифуса, получив высочайшее повеление, спешно
вызвал Кусуноки Масасигэ.
Когда посланец государя с приказом августейшего
прибыл в дом Кусуноки и передал подробности этого де-
104

ла, Масасигэ подумал: «Что может быть выше этой чести
для мастера лука и стрел?!» — и, много не раздумывая,
сразу же тайком отправился в Касаги.
Государь через советника среднего ранга Мадэно-
кодзи, его милости Фудзифуса, благоволил молвить ему:
— Императорский посланец был отправлен потому,
что государь полагает, будто покорение восточных
варваров Масасигэ по силам. Государь глубоко удовлетворён
тем, что вы прибыли, не теряя времени. Прежде всего,
исчерпывающе доложите своё мнение о том, что в
Поднебесной самое важное и какой план вы держите
относительно него, как можно быстро одержать победу и
достичь умиротворения Четырёх морей.
Таково было решение императора, и Масасигэ
почтительно отвечал:
— В последние дни восточные варвары своими
великими преступлениями навлекли на себя недовольство
Неба. Кроме того, они ослаблены беспорядками и дошли
до того, что их настигнет небесная кара. Какие же ещё
нужны причины? Однако успехи в Поднебесной
сводятся к двум началам: военной хитрости и умному плану.
Если сражаться, столкнув между собою две силы, то, даже
если мы соберём воинов из шестидесяти с лишним
провинций, против двух, Мусаси и Сагами, одержать победу
будет трудно. Если же мы будем сражаться в
соответствии с планом, нас это не должно смущать и бояться нам
будет нечего, ибо восточные варвары своей военной
силой сделать не могут ничего, кроме как ударить по
острому и разбить крепкое. Поскольку у воинов существует
обычай так вести сражение, государю не обязательно
наблюдать за исходом одной единственной битвы. Покуда
августейший слышит, что ещё жив лишь один Масасигэ,
пусть он считает, что для государя удача открыта.
Так сказал Масасигэ многообещающе и возвратился
в Кавата.

О БИТВЕ ПРИ КАСЛГИ
И О НОЧНОМ НАПАДЕНИИ
НА СУЯМЛ И КОМИЯМА
Между тем, когда в Киото услышали, что за
государем во время его пребывания в Касаги последовали
войска из ближних провинций, там возникло опасение, что
против Рокухара могут двинуть свои силы и монахи из
Горных врат. Собрав вместе силы из провинции Оми, их
направили в Оцу к Сасаки-хоган Токинобу. Когда же
сказали, что этих сил мало, к ним добавили восемьсот с
лишним всадников, принадлежавших семьям Кугэ и На-
гасава, жителей провинции Тамба, и они расположились
лагерем к востоку и западу от почтовой станции Оцу.
В первый день девятой луны оба военных
протектора из Рокухара, Касуя-но Сабуро Мунэаки и Суда-но
Дзиро Саэмон, с пятьюстами всадниками направились в
монастырь Равного мира, Бёдоин, что в Удзи, отметить
прибытие туда воинских сил.
Не дожидаясь напоминаний, днём и ночью без
перерыва прибывали воинские силы из разных провинций, и
число всадников превысило сто тысяч человек. Они
решили, что уже назавтра, второго числа, в час Змеи
должны будут вступить в бой. А накануне Такахаси Матаси-
ро выбрался из лагеря и, решив добыть славу для себя
одного, собрал триста с лишним всадников из одних
только своих сородичей и направил их к подножию горы
Касаги.
Говорят, что правительственных войск в крепости
было не так много, но дух отваги в них был ещё крепок.
Это были люди, которые считали, что возьмут в свои
руки рычаги управления Поднебесной и явят силы,
вращающие Небо. Поэтому, видя перед собою ничтожно
малые силы противника, как могли они удержаться и не
ударить по этим силам?! Более трёх тысяч всадников
спустились с горы на берег реки Кидзугава, окружили отряд
Такахаси и все как один начали беспощадно сражаться.
Такахаси же позабыл свой первоначальный пыл и,
увидев большие силы соперников, ни разу не оглянувшись,
106

повернул назад, был обстрелян и отступил. Множество
его людей было загнано в бурные воды реки Кидзугава и
обстреляно там. Спаслись лишь немногие. Потеряв
коней, побросав доспехи, они остались нагишом и при
свете белого дня бежали в столицу.
Зрелище было непереносимым. Некий человек
плохо об этом подумал. Возле спуска с моста у монастыря
Бёдоин он написал такое стихотворение:
Стремительны
Волны в стремнинах
Реки Кидзугава.
Мгновенно обрушился в них
Высокий Мост
Заслышав о срочном выступлении Такахаси, следом
за ним сейчас же выступил Кобаякава, который решил
добыть себе славу вместо Такахаси, если тот отступит.
Говорят что воинов его отряда преследовали тогда же,
так что они без оглядки бежали до самого Удзи. Поэтому
вдобавок к первой дощечке прикрепили ещё одну:
Не в силах держаться
Свалился Высокий Мост.
А быстрая речка
Бесчестье несёт
В бегущие воды.
«Едва только станет известно, что во вчерашнем
сражении верные двору войска одержали победу,
прискачут отряды из провинций, и тогда появятся трудности.
Времени терять нельзя», — с такими мыслями оба
военных протектора разделили войска, расположившиеся
под Удзи, на четыре группы и во второй день девятой
луны направили их на замок Касаги.
В Южную группу направили воинов пяти
провинций Гокинай. В этой группе было больше семи тысяч
шестисот всадников, они окружили гору Коме сзади и
направились в тыл к замку. В Восточную группу
направили воинов из провинций Ига, Исэ, Овари, Микава и То-
томи, которые входят в пятнадцать провинций Токайдо.
Он был силою более двадцати пяти тысяч всадников и по
дороге Ига направлялся, чтобы преодолеть горы Конго-
сан. В северной группе были воины из восьми провин-

ций Санъиндо. Свыше двенадцати тысяч всадников
направлялись от окрестностей почтовой станции Насима,
чтобы окружить подножие горы Итинобэ и атаковать
замок с фронта. В западную группу были направлены
воины из восьми провинций Санъёдо. Их силы
численностью более тридцати двух тысяч всадников,
поднявшихся вверх по Кидзугава, наступали по крутому берегу,
разделившись надвое. В общей сложности с фронта и с тыла
больше семидесяти пяти тысяч всадников заполнили на
глубину в два-три ри с четырёх сторон всё пространство
вокруг горы Касаги так, что не оставалось свободной ни
одной пяди земли.
Когда стало светать, третьего числа девятой луны, в
час Зайца войска, наступающие с востока, запада, юга и
севера стали сближаться друг с другом. Их голоса
гремели словно сотни и тысячи раскатов грома и двигали
землю и небо. Троекратно издав воинский клич,
нападающие выпустили встречные стрелы с гудящими
наконечниками, однако в замке было тихо, ответных кличей не
было слышно и встречные стрелы оттуда не летели.
Этот замок под названием Касаги стоял на высокой
горе. Одна сторона горы была покрыта белыми
облаками. В ущельях позеленевшие камни загромождали
дорогу на протяжении десятков тысяч дзин. На восемнадцать
те поднимались ввысь извилистые дороги. Рвы были
сооружены из затёсанных скал, стены выложены камнями.
Поэтому, хотя людей, державших оборону, и не было,
подниматься вверх было нелегко. Подумав, что в замке
не раздаётся ни звука и всё спокойно, не видно ни
одного человека, а значит, противник бежал, нападавшие со
всех четырёх сторон больше семидесяти пяти всадников
преодолели рвы и, цепляясь за побеги лиан, поднялись
на вершину скалы, оказавшись у деревянных ворот
перед павильоном Двух Королей.
Немного передохнув здесь, нападающие, конечно,
подняли глаза вверх, заглянули внутрь замка и увидели,
как при свете яркого солнца сверкает парчовый стяг
государя с солнцем и луной из золота и серебра на нём.
Под его сенью плечом к плечу, безо всякого просвета,
выстроились сверкающие звёздами наверший шлемов бо-

лее трёх тысяч воинов, одетых в доспехи. Их ряды были
подобны облакам и туману. Кроме них, на башнях и в
тени бойниц находились те, кого принимали за лучников,
они увлажняли ртами тетивы своих луков, ослабляли
шнуры у колчанов, а в наконечники стрел втирали жир с
ноздрей. Силы эти были настроены решительно, нельзя
было опрометчиво нападать на них.
Более десятка тысяч всадников, осаждавших замок,
пребывали в растерянности, не решаясь ни наступать,
ни отходить.
Чуть погодя, в башне над воротами замка откинулась
доска, закрывавшая бойницу, и послышалось называние
имени'.
— Я Асукэ Дзиро Сигэнори, житель провинции Ми-
кава, всемилостивейше призван Владыкой Поднебесной
и охраняю в замке эти ворота. Не ошибаюсь ли я, что
знамёна наступающих отрядов — это знамёна людей из
провинций Мино и Овари? Здесь замок, где имеет
пребывание обладатель Десяти видов благих деяний,
поэтому я ожидал, что против замка двинутся господа из Року-
хара. Чтобы к этому приготовиться, я припас немного
стрел с наконечниками работы кузнецов из Ямато.
Извольте получить одну из них!
С этими словами он ^о предела натянул тетиву лука,
которую обычно натягивали трое, со стрелою длиной в
тринадцать ладоней и три пальца, не спеша прицелился
и выстрелил. Его стрела перелетела через долину и,
пробив пластину в доспехах, глубоко, по самое древко,
вонзилась в правый бок Арао Куро, который спокойно
сидел на коне на расстоянии больше двух те от стрелка.
Хоть и считается, что это была простая стрела, но цель
для неё была выбрана удачно, поэтому Араи тотчас же
рухнул с коня и сразу умер.
Его младший брат Ягоро, встал лицом к противнику,
укрывшись от него так, чтобы тот не увидел его, чуть
высунулся из-за края щита и прокричал насмешливо:
Мощь лука господина Асукэ не настолько велика,
как я считал прежде! Благоволите выстрелить сюда!
Проверим при помощи Вашей стрелы стыки моих
доспехов! — и стоял, похлопывая себя по набрюшнику.
lu
109

Услышав его слова, Асукэ подумал: «Судя по тому,
что говорит этот человек, у него под доспехами
наверняка надеты безрукавка или кольчуга. Увидев мою первую
стрелу, он хлопает себя по груди со словами "стреляй
сюда!". Если попасть в верхнюю часть доспехов, древко
стрелы сломается, а наконечник рассыплется. А если
угодить стрелой в забрало шлема, — отчего бы ей и не
разбить забрало и не пройти насквозь?!»
Потом Асукэ достал из колчана стрелу с
металлическим наконечником, провёл по ней носовым жиром и
произнёс:
— Ну, тогда одну стрелу пошлю. Попробуй-ка,
получи её!
Он несколько ослабил на себе доспехи, тетиву со
стрелой длиною в тринадцать ладоней и три пальца
оттянул пуще прежнего, до самого упора, и выстрелил.
Стрела не отклонилась от намеченной цели, разбила
забрало у шлема Араи Ягоро в двух супах выше его
металлического края и, угодив как раз посередине между
бровями, вонзилась туда. Не сказав и двух слов, оба брата
мёртвыми легли на одну подушку.
Это было началом сражения. Нападающие с фронта
и с тыла, люди внутри замка, издавая вопли и крики,
отчаянно сражались. Звон стрел и голоса людей не
прекращались ни на мгновение. Казалось, это большие горы
рушатся и тонут в море, что земная ось ломается и разом
погружается в недра земли.
Когда опустились вечерние сумерки, многими
рядами нападающие устремились в сторону ворот, выставив
перед собой щиты, однако здесь был монах секты рицу
по имени Хондзёбо, человек огромной силы, который
принёс с собой из храма Совершенной мудрости, Хан-
нядзи, что в Южной столице, список буддийских сутр.
Он связал за спиной рукава своего монашеского
облачения и, легко сжимая в руках большие обломки скалы,
которые трудно было бы сдвинуть с места даже сотне
обычных людей, и, словно мячи, метнул их один за
другим штук двадцать или тридцать. Ими монах не только
вдребезги разбивал щиты десятков тысяч нападающих.

Люди, которых эти камни задевали хотя бы слегка,
падали навзничь.
На восточных и западных склонах людскую лавину
смело, сверху на неё падали и падали кони и люди.
Долины были очень глубоки, но они обе были заполнены
мёртвыми телами. И даже после того, как сражение
закончилось, река Кидзугава текла кровью, её воды своим
тёмно-красным цветом не отличались от тех, по
которым плывут сплошным потоком багряные листья клёна.
Несмотря на то, что нападающие были подобны
облакам и туману, ни один человек не пытался идти
приступом на замок. На замок нападали только издалека,
окружив его со всех четырёх сторон.
Так шли дни за днями. В одиннадцатый день той же
луны из провинции Кавата прискакал срочный гонец.
Он доложил:
— Человек по имени Кусуноки-хёэ Масасигэ принял
сторону двора и поднял знамя. Те из его соседей,
которые сочувствуют Масасигэ, примкнули к нему, а те,
которые не сочувствуют ему, бежали и укрылись на востоке и
на западе. Простому народу своей провинции он
выставил требование поставлять его воинам провизию и
построил на горе Акасака, что возвышается над его
резиденцией, укрепление и укрылся в нём со своими силами
численностью в пятьсот всадников. Если промедлить с
его усмирением, могут возникнуть трудности. Нужно
срочно направить против него войско.
В Рокухара зашумели, посчитав это а^о серьёзным.
Кроме того, к вечеру тринадцатого дня той же луны
прибыл срочный гонец из провинции Бинго, который
передал:
— Вступивший на Путь Сакураяма Сиро со своими
сородичами принял сторону двора и поднял знамя.
Своим укреплением он сделал главное святилище
провинции. К нему примкнули некоторые мятежники из
соседних провинций, так что силы его составляют уже более
семисот всадников, и он собирается захватить всю
провинцию, а после этого ударить по другим провинциям.
Думаю, что нужно срочно, превратив ночь в день, напра-

вить воинов против него, иначе дело может стать
серьёзным. Небрежность недопустима.
Сначала укрепился замок Касаги, и он до сих пор не
пал, хотя крупные силы из провинций штурмуют его
днём и ночью. Потом каждый день стали прибывать
гонцы с докладами о том, что следом за ним поднялись
мятежники Кусуноки и Сакураяма. Уже принесли смуту
дикари с юга и варвары с запада. Кто знает, как поведут
себя восточные варвары и северные дикари? — так
думал владетель провинции Суруга, управляющий
северной частью Рокухара, и не было на душе у него покоя.
Поэтому он каждый день отправлял срочных верховых
на восток, прося прислать воинские силы.
Сильно встревоженный Вступивший на Путь
владетель Сагами созвал шестьдесят три человека своих
родственников и главных вассалов из других домов и сказал
им:
— В таком случае, скоро посылаем карательную
экспедицию!
Командующими были Осараги Саданао —
губернатор провинции Муцу, Осараги — губернатор провинции
Тотоми, Фуондзи — губернатор провинции Сагами, Ма-
суда — губернатор провинции Этидзэн, Сакурада —
губернатор провинции Микава, Акахаси — губернатор
провинции Овари, Эма — губернатор провинции
Этидзэн, глава Левых придворных конюшен Итода, Ида —
помощник начальника уезда Хёго, Сакаи — губернатор
провинции Кадзуса, помощник главы Правых
придворных конюшен Нагоя, помощник главы Правых
придворных конюшен Канадзава, Тотоми-но сакон-таю-
сёгэн Харутоки, старший помощник главы Ведомства
гражданской администрации Асикага Такаудзи;
командиром отряда — помощник командира Левой
дворцовой охраны Нагасаки Сиро, помощниками
командира — вступивший на Путь Миура-но Сукэ, помощник
командира Левой дворцовой охраны Такэда Каи-но
Дзиро, Вступивший на Путь Юки Кодзукэ, Вступивший
на Путь Ояма Дэва, Удзиэ — губернатор провинции Ми-
масака, Вступивший на Путь Сатакэ Кадзуса,
Вступивший на Путь Наганума Сиро из Левой дворцовой охра-

ны, Цутия — помощник губернатора провинции Аки,
H асу — помощник губернатора провинции Kara,
помощник командира Левой дворцовой охраны Кадзихара
Кодзукэ-но Таро, Вступивший на Путь Иваки Дзиро, Са-
но-но Ава-но Ятаро, помощник командира Левой
дворцовой охраны Кимура Сиро, Сома Дзиро из Правой
дворцовой охраны, Намбу Сабуро Дзиро, Мори —
прежний протектор провинции Танго, На6а,-сакон-таю-сёгэну
\Лгусэ-таю из Ведомства народных дел, Тохи —
прежний протектор провинции Садо, Уцуномия —
прежний протектор провинции Аки, Уцуномия, помощник
губернатора провинции Хиго, помощник главы
Воинского ведомства Касаи-но Сабуро, Санго-но Ясиро,
Кодзукэ-но Ситиро Сабуро, Оути — прежний протектор
провинции Ямасиро, младший помощник главы
Ведомства гражданской администрации Нагаи, Нагаи Бид-
зэн-но Таро, Вступивший на Путь старший помощник
главы Народного ведомства Нагаи Инаба, прежний
протектор провинции Этиго, Вступивший на Путь Симоцу-
са, таю из Левой дворцовой охраны Ямасиро,
Вступивший на Путь Уцуномия Мино, помощник командира
Левой дворцовой охраны Ямадзаки Дансё, Коку Досон
Хикосабуро, Вступивший на Путь Датэ, Вступивший на
Путь старший помощник Ведомства юстиции Тамура,
семья Ириэ Камбара, обе партии Ёкояма Иномата;
кроме того, там были военные силы из пяти провинций: Му-
саси, Сагами, Идзу, Суруга и Кодзукэ, а всего более
двухсот семи тысяч шестисот всадников в двадцатый день
девятой луны были отправлены из Камакура и в последний
день той же луны их передовые отряды достигли
провинций Мино и Овари, арьергардные же находились
ещё на вершинах Такаси и Футамура.
Суяма Тодзо Ёситака, житель провинции Биттю, и
некий Комияма Дзиро, повинуясь требованиям Рокуха-
ра, присоединились к числу нападающих на замок Каса-
ги и встали лагерем на берегу реки, но, когда они
услышали, что крупные силы из восточных провинций рке
прибыли в Оми, они собрали своих сородичей и молодых
сподвижников и сказали им так:
— Каково будет ваше мнение? Нет числа тем тыся-

чам и десяткам тысяч воинов, которые побиты камнями
или погибли, поражённые дальними стрелами, в эти дни
в многодневных сражениях. Все они умерли, так и не
свершив выдающихся деяний, поэтому тела их ещё не
высохли, а имена уже забыты. Мы с вами одинаково
смертны, но если мы все разом погибнем в бою, отважно
сражаясь, мы на тысячу лет оставим потомкам свои
славные имена, а воздаяние за это расцветёт в домах
наших потомков. Если хорошенько подумать о тех людях,
слава о которых, как о людях большой твёрдости высоко
вознеслась в древности и современности со времён
мятежа дома Тайра, они совсем не заслуживают такой
чести. Во время битвы при Итинотани первыми ворвались в
расположение противника Кумагаэ и Хираяма, потому
что они полагались на большие силы в тылу. Кадзивара
Хэйдзо выступил дважды, чтобы выручить Гэнта. То, что
Сасаки Сабуро переправился через бухту Фудзито, было
заслугой его проводника, Сасаки Сиро Такацуна первым
переправился через реку Удзи благодаря своему коню
Икэдзуки. Но в нынешнем мире даже и о них передают,
имена их остались на устах людей в Поднебесной.
Так он сказал, и пятьдесят с лишним его сородичей и
молодых сподвижников согласились с ним:
— Это будет лучше всего!
Решив, что живым вряд ли вернётся назад один из
тысячи, все заранее приготовились к смерти и
прикрепили к себе мандалы. Сложив вдвое поводки уздечек
длиною в десять дзё и связав их так, что получилось по
одному сяку, к их концам воины привязали «медвежьи
лапы». Теперь появилась возможность подниматься на
скалы и камни, так что нападающие решили
использовать эти поводки для того, чтобы подниматься наверх,
зацепившись «медвежьими лапами» за ветви деревьев и
за скалы.
Это была ночь последнего дня девятой луны, поэтому
она была тёмной, хоть глаз коли; дождь и ветер были
такими жестокими, что невозможно было ни с кем
встретиться. Пятьдесят с лишним человек с большими
мечами за спиной и малыми мечами сзади поднимались на
каменную стену с северной стороны замка, что возвы-
114

шается на несколько сот дзё, где и птицам пролетать
трудно.
И вот, поднявшись только на высоту в два те, воины
обнаружили ещё более высокое место. Там
громоздились скалы наподобие стоящих складных ширм, старые
сосны свешивали вниз ветви, дорога была скользкой от
зелёного мха.
Добравшись до этого места, все призадумались: как
тут быть? Остановились и посмотрели далеко вверх. Суя-
ма Тодзо, легко поднимаясь на скалы, набрасывал свою
верёвку на ветки деревьев, которые росли выше, и
спускался с верхушек скал, а каждый из воинов, следовавших
по его стопам, хватался за неё, и все они легко
преодолевали даже самые трудные места. Оттуда вверх не было
отвесных скал, поэтому некоторые держались за корни
лиан, некоторые же на цыпочках передвигались по мху,
и всего через четыре часа трудного пути добрались до
самого гребня стены.
Немного отдохнув там, все перебрались через стену
и, следя за тем, как ночные стражи ходят по кругу, в
первую очередь стали наблюдать, что происходит внутри
замка.
Главные ворота, обращенные к западному склону
горы, обороняли более тысячи верховых воинов из
провинций Ига и Исэ. Задние ворота — восточный проход в
стене — обороняли силы в пятьсот с лишним всадников
из провинций Ямато и Кавати. На южном склоне, перед
павильоном Ниодо, оборону держали силы в семьсот с
лишним всадников из провинций Идзуми и Кии.
Полагались ли защитники замка на отвесные скалы с
северной стороны? Воинов охраны здесь не было ни одного,
только два или три человека из низкоранговых, которые
никакого отношения к сражению не имели. Они
расстелили под башней рогожи, раздули угли в металлической
жаровне и легли спать.
Суяма и Кономияма обошли замок вокруг и быстро
осмотрели лагерь противника со всех четырёх сторон.
Задавшись вопросом, где же находится император, они
направились к главному павильону, и там их услыхал
кто-то из штаба.

— Удивительно, как много людей крадучись
проходят мимо нас среди ночи. Что вы за люди?! — спросил он,
и Суяма-но Ёсицугу тут же ответил:
— Мы из войска провинции Ямато. Нынче ночью
чересчур свирепствует дождь с ветром, и пока столь
беспокойно, мы совершаем ночной обход, чтобы на нас не
совершили ночное нападение и не проникли сюда
скрытно.
— Действительно! — послышалось замечание, и
больше вопросов не было.
После этого они уже особенно не таились и громко
окликали осаждённых:
— Эй, во всех станах! Быть начеку! — и преспокойно
заглянув в главный павильон, решили, что здесь — место
пребывания государя: во многих местах горят свечи, чуть
слышен звон колокольчиков.
На просторной галерее прислркивали человека три-
четыре в надлежащих одеяниях и головных уборах. Они
спрашивали воинов охраны:
— Кто вы?
Воины, выстроившиеся в ряд в изогнутом дугой
коридоре, в ответ называли себя:
— Мы такие-то из такой-то провинции!
Когда Суяма и его люди высмотрели всё, вплоть до
внешнего вида места пребывания императора, и
решили, что этого довольно, они совершили благодарственное
поклонение местному божеству, потом, поднявшись на
вершину, которая возвышается над главным
павильоном, в пустующей монашеской келье зажгли огонь и в
один голос издали воинственный клич.
Нападавшие на замок со всех четырёх сторон,
услышав этот клич, решили: «Это мятежники вышли из
замка и зажгли огонь. Надо соединить наш боевой клич с их
кличем!» — и голоса семидесяти с лишним тысяч
всадников, осадивших главные ворота и задние ворота, слились
в единый мощный вопль. Этот вопль отозвался на небе и
на земле, он был таким, что мог разрушить восемьдесят
тысяч йоджан горы Сумэру.
Теперь пятьдесят с лишним воинов Суяма всё
подробно выведали внутри замка. Они зажгли огонь у зда-

ния управления и там издали воинственный клич; улучив
момент, зажгли огонь у башни и, бегая по кругу во всех
четырёх углах и восьми сторонах замка, на своём пути
издавали такой шум, словно замок переполнен
военными силами нападающих.
Верные двору войска, оборонявшие свои позиции,
могли подумать, что в замок проникли большие силы
противника. Сбросив с себя доспехи, люди бежали, в
спешке побросав луки и стрелы, не разбирая ни круч, ни
рвов, падая и опрокидываясь.
Увидев это, чиновник резиденции экс-императора
Нисигори воскликнул:
— Что за гадкое поведение! Похоже, что люди, на
которых угодно было положиться государю,
совершившему десять благих деяний, те, которые способны стать
врагами воинских домов, бросились бежать без боя,
посчитав, что силы врага чересчур велики. Для чего же нам
жалеть наши жизни?!
Он бросался и бросался на врага, по пояс обнажился
и когда выпустил все свои стрелы и сломал меч, вместе со
своим сыном и тринадцатью вассалами разрезал себе
живот. Они вместе замертво упали на одну подушку.
3
О ТОМ, КАК ПЛЛ
ГОСУДАРЕВ ЗАМОК КАЦУРАГИ
Вскоре огонь, раздуваемый неведомо откуда — с
востока и с запада, — и дым достигли того места, где
пребывал император, и начал подбираться к августейшей
особе. Близкие государя, высшие сановники, гости с облаков
— все бросились бежать прямо босиком, сами не зная,
куда. Первые один или два те эти люди помогали
государю, сопровождая его величество спереди и сзади. Однако
дождь и ветер были свирепыми, дорога терялась в
темноте, а воинственные кличи противников слышались тут
и там, поэтому постепенно все разделились, и под конец
протянуть государю руку помощи стало некому, кроме
двоих — Фудзифуса и Суэфуса. Признательный Сын Не-

ба, совершивший десять благих деяний, свою яшмовую
плоть скрыл под видом селянина и побрёл, неведомо
куда. Августейший облик его вызывал опасения.
Государь всем сердцем стремился во что бы то ни
стало под покровом ночи добраться до замка Акасака, но
он не изволил привыкнуть даже недолго передвигаться
пешком, поэтому он испытывал такое чувство, будто
двигается во сне. Сделав один шаг, он отдыхал, сделав два
шага, останавливался. Днём изволил укрывать своё
августейшее тело в тени покрытых зеленью холмов у обочин
дороги; из холодной травы делал себе подстилки для
сиденья, ночами брёл по безлюдной росистой равнине и не
мог просушить рукава из тонкого полотна.
Тем не менее, за три ночи и три дня государь изволил
следовать к подножию горы Арио в уезде Така
провинции Ямасиро. И у Фудзифуса, и у Суэфуса три дня во рту
не было ни крошки, ноги у них устали, тело болело, и не
было желания бежать, с чем бы они ни встретились. Им
поневоле приходилось вместо подушек класть под
голову камни из глубокой долины; господин и подданные,
старший брат и младший вместе спали тревожным
сном. Государь, слушая ветер, который обрушился на
верхушки сосен, и шум дождя, изволил стоять в тени
дерева, и частые капли падали на рукава августейшего.
Глядя на них, государь произнёс:
С тех пор,
Как оставили
Гору Касаги,
Под небесами
Нам спрятаться негде.
Фудзифуса, роняя слёзы, сказал:
Стоим и стоим
Здесь, под сенью,
Как будто, надёжной.
А рукава увлажняют
Частые капли с сосны.
Два жителя провинции Ямасиро — Вступивший на
Путь Мису и чиновник Административного ведомства
Мацуи были знатоками этих мест, поэтому они
обшарили все без остатка горы и пики и отыскали то место, от-

куда не таясь вышел император. Государь, чей облик
поистине внушал трепет, изволил произнести:
— Вы люди благоразумные, а потому, удостоившись
благорасположения Неба, достигните процветания.
Как и следовало ожидать, сознание Вступившего на
Путь Мису внезапно переменилось, и он стал думать, как
бы ему спрятать государя и поднять верных долгу
воинов. Но узнать, что лежит на душе у Мацуи, который
следовал сзади, было трудно, и, рассчитав, что разболтать о
деле легко, а совершить поступок трудно, он промолчал
и ничего ему не сказал. Это очень жаль.
Дело было неожиданным, и, поскольку даже
носилок в сетку там не было, принесли грубые носилки,
занавешенные соломенными циновками, и прежде всего
доставили государя в храм Утияма в Южной столице.
Положение его было в точности таким, как в старинных
снах, где Тан-ван был заточён в башню в княжестве Ся
или где Юе-ван сдался при Хуэйцзи. Говорят, что среди
людей, которые слышали об этом или видели это, не
было никого, кто бы не увлажнил рукава слезами.
Среди людей, взятых в это время тут и там живыми,
были, прежде всего, его высочество Первый принц —
глава Ведомства Центральных дел, Второй принц —
монашествующий принц Сонтё из монастыря Мёхоин,
содзё, Сюнга из Минэ, содзё Сёдзин из Юго-восточного
павильона, старший советник Мадэнокодзи Нобуфуса,
старший советник Кадзанъин Мороката, старший
советник Адзэти Кинтоси, советник среднего ранга Гэндзи
Томоюки, камергер двора, советник среднего ранга
Кинъакира, глава Ведомства дознаний и командир
Левого отряда дворцовой охраны Санэё, советник среднего
ранга Фудзифуса, государственный советник Суэфуса,
государственный советник Хэй Нарисукэ, помощник
командира Левого отряда дворцовой охраны Тамэакира,
Левого отряда средний военачальник Юкифуса, Левого
отряда младший военачальник Тадааки, младший
военачальник Минамото-но Ёсисада, младший военачальник
Сидзё-но Такаканэ и Тёсюн-хоин — управитель храма
Мёхоин. Из воинов, охранявших северную стену дворца,
и из самураев, служивших в домах вельмож, — чиновник

пятого ранга Удзинобу из Левого отряда дворцовой
охраны, чиновник пятого ранга Арикиё из Правого отряда
охраны, воин охраны Цусима-но Сигэсада, чиновник
пятого ранга сёгэн Канэаки, сёгэн Сакон-но Мунэаки,
младший офицер из отряда воинов охраны Ута Нориа-
ки, заместитель главы университета Нагаакира, Асукэ-
но Дзиро Сигэнори, помощник главы Ведомства двора
Ёсиюки, младший офицер из Левого отряда дворцовой
охраны Окавара Гэнсити Арисигэ. Из нарских законона-
ставников — Сюндзо, Кёмицу, Гёкай, Сигараки-но Дзи-
бубо Эндзицу, младший офицер из Левого отряда
дворцовой охраны Кинто Сабуро Мунэмицу, Вступивший на
Путь Кунимура Сабуро Мунэмицу, Вступивший на Путь
Кунимура Сабуро Дзёхо, Вступивший на Путь воин
отряда Левой дворцовой охраны Гэн Дзиган, Вступивший
на Путь Оку-но Дзёэн, Вступивший на Путь Рокуро
Дзёун. Из горной братии Сёгёбо Дзёкай, Сюдзэмбо
Дзёун и Дзёдзицубо Дзисан. В общей сложности
шестьдесят один человек, а их сородичей и слуг невозможно
было сосчитать. За одними из них были вызваны
паланкины, другие были посажены верхом на почтовых
лошадей и среди бела дня доставлены в столицу. Мркчины и
женщины, которые, видимо, имели к ним отношение,
рядами стояли вдоль улиц и от жалости плакали, не
стесняясь людских глаз. Жаль их было безмерно.
Во второй день десятой луны сёгунский наместник
северной части столицы из Рокухара, губернатор
провинции Суруга Токива Норисада, послав охранять
дорогу три с лишним тысячи всадников, переправил государя
в Удзи, в храм Бёдоин. В тот же день два полководца из
Канто, не заезжая в столицу, направились сразу в Удзи,
предстали перед Ликом дракона и прежде всего стали
просить его передать им Три священных сокровища,
чтобы они могли преподнести их новому императору из
Дзимёин.
Его величество изволил передать через Фудзифуса:
— Издревле ведётся так, что, когда новый государь
принимает свой ранг от Неба, его предшественник сам
передаёт ему Три священные сокровища. Хотя и
говорят, что есть люди, некоторое время сжимающие в своих
120

дланях Поднебесную, мы не слыхивали о таких случаях,
когда кто-то своевольно передавал бы Три сокровища
новому императору. Кроме того, священное зерцало
оставили в главном павильоне в Касаги, поэтому оно,
по-видимому, обратилось в пепел на поле битвы.
Священная яшма была подвешена на ветви дерева, когда мы
блуждали в горах, поэтому она в конце концов снова
сможет защищать нашу страну. Что касается
драгоценного меча, то, если люди из воинских домов, не боясь
кары Неба, приблизятся к яшмовому телу государя, я сам
лягу на этот меч и не выпущу его ни на миг.
Так государь изволил молвить, и оба посланца с
Востока и протекторы из Рокухара удалились, не произнеся
ни слова.
На следующий день вызвали Повозку дракона с тем,
чтобы перенести августейшего в Рокухара, но государь
твёрдо произнёс, что без проведения прежних
церемоний по высочайшим выездам его возвращение в столицу
не состоится. Делать нечего, приготовили носилки с на-
вершием в виде феникса и облачили государя в
церемониальное платье. Государь оставался в храме Бёдоин до
трёх дней, после чего благоволил прибыть в Рокухара.
Императорский выезд отличался от вчерашнего.
Повозка феникса была окружена десятками тысяч воинов,
а лунные вельможи и гости с облаков ехали в грубых
паланкинах, на носилках или верхом на почтовых лошадях.
Когда процессия двигалась по Седьмой линии на восток,
к берегу реки, и была направлена в сторону Рокухара,
люди, видевшие её, проливали слёзы, а те, кто слышал,
испытывали скорбь. Как это печально!
Ещё вчера государь высоко восседал в северной части
дворца Пурпурных покоев, Сисиндэн, его окружали
сотни чиновников, наряженных в церемониальные платья,
а теперь изволит нисходить к грубым восточным
варварам из жилищ под камышовыми крышами и заставляет
страдать своё августейшее сердце из-за суровости
десятков тысяч воинов охраны. Времена меняются, дела
уходят в прошлое; радость истощается, приходит печаль. У
небожителя есть пять печатей смерти, но у людей они
представляются всего лишь пустыми мечтами. Непо-

далёку отсюда находится государева облачная обитель, и
в это время государь вспоминалось многое. Одно время
государю послышались беглые звуки дождя,
преграждавшего свет луны на стрехах и тогда он сочинил:
В деревне
Я слушаю звуки дождя.
Здесь в кровлю из дранки
Он так непривычно стучит.
А рукав мои уже намокает...
Дня через четыре или пять от императрицы
прислали лютню-бива и письмо:
Представьте себе —
Одна только пыль покрывает
Четыре струны.
Не в силах я вытереть пыль,
Как и слёзы свои.
Государь сразу же послал ответ:
Из-за слёз
Полумесяц
Подёрнулся дымкой.
Только мне не забыть
Проведённых с тобою ночей.
В восьмой день той же луны оба инспектора — Така-
хаси Гёбу Саэмон и Касуя Сабуро Мунэаки прибыли в
Рокухара; все пленники по одному были переданы
наместникам сегуна. Первого принца, главу Ведомства
центральных дел, передали судье Сасаки Токинобу, второго
принца из храма Мёхоин — судье из Ведомства ближней
охраны, чиновнику пятого ранга Нагай Сакон Такахиро,
советника среднего ранга Гэн Томоюки — Садатомо,
прежнему протектору провинции Тикуго, содзё из
Юго-Западного павильона — Токимото, прежнему
протектору провинции Хитати, советника среднего ранга
Мадэнокодзи Фудзифуса и Младшего военачальника Ро-
кудзё Тадааки поместили под стражу в Рокухара как
правонарушителей, сказав, что они могут выполнять
обязанности ближних слуг государя.
В девятый день той же луны государь передал Три
священные регалии новому императору из храма
122

Дзимёин. Получив их, старший советник Хорикава То-
мотика и советник среднего ранга Хино-но Сукэна
отправились в зал Тёгодо. В почётный эскорт были
назначены цензор, чиновник Административного ведомства
Наган, воин охраны, чиновник Административного
ведомства Мидзутани, чиновник пятого ранга из Народного
ведомства Тадзима и судья из провинции Оки Сасаки
Киётака. В тринадцатый день той же луны новый
император изволил из Тёкодо прибыть во дворец, чтобы
занять престол. Вельможи его свиты шествовали в
процессии словно цветы, воины сопровождения, облачённые в
шлемы и доспехи, предупреждали всякого рода
происшествия.
Судя по их внешнему виду, вельможи из свиты
прежнего императора, виновные и невиновные,
переживали всяческие невзгоды, по любому случаю
опасались за себя и беспокоились. Люди, прислуживавшие
новому императору, как преданные ему, так и нет, считая,
что теперь-то и начинается их процветание, радовали
себе взоры и услаждали слух.
Семя проросло и стало отбрасывать тень, цветы
осыпались и падали с веток. Процветание и успех, слава и
позор разделились между собой. Мир страданий начался
не теперь, но именно в это время сновидения стали
особенно неразделимы с явью.
О БИТВЕ ПРИ ЗАМКЕ АКАСАКА
Замок Касаги пал ещё раньше, чем даже могучее
войско, направлявшееся в столицу из далёких восточных
провинций, вошло в провинцию Оми, поэтому из
чувства досады ни один человек из этого войска в Киото не
въехал. Некоторые из них пересекли горы Ига и Исэ,
другие пересекли дорогу на Удзи и Дайго и направились
к замку Акасака, где заперся воин охраны Кусуноки Ма-
сасигэ. Когда они проследовали через долину реки Иси-
кава, им открылся общий вид этого замка. Всё в нём
казалось сделанным наспех, неглубокими были вырыты
123

ш
рвы, была сооружена лишь оштукатуренная ограда в
один ряд не более одного-двух те с четырёх сторон и с
двадцатью или тридцатью башнями внутри неё.
Всякий, кто увидел это, подумал: «Что за жалкий вид
у нашего противника! Если бы надо было взять этот
замок в руку и швырнуть его, мы могли бы и швырнуть.
Пусть Кусуноки ко всеобщему удивлению продержится
хотя бы один день, тогда мы захватим его, прославим
свои имена и добьёмся наград».
Не было человека, который бы так не думал. С
такими мыслями нападающие силой в тридцать тысяч
всадников в едином порыве спешились, спрыгнули в ров и,
встав под башнями рядами, стали спорить, кто из них
раньше ворвётся внутрь.
Масасигэ с самого начала управлял из своей ставки
согласно плану, решив «одержать победу с расстояния в
тысячу pu». Он был человеком мудрым, вроде Чжэнь
Пина и Чжан Ляна, поэтому закрыл в замке больше двухсот
выдающихся лучников, а своему младшему брату Сити-
ро и Вада Горо Масато предоставил триста с лишним
всадников и разместил их вне замка, в горах.
Нападающие об этом и не подозревали. Они мыслили однобоко;
готовясь одним лишь штурмом взять замок, все
собрались на дне крутого рва, окружавшего замок со всех
четырёх сторон. Но лучники в тени бойниц натянули тугие
тетивы и выпустили стрелы с острыми наконечниками.
В один миг замертво упали больше тысячи нападавших.
Воины из восточных провинций не ожидали этого.
— Ну, нет! Судя по виду этого замка, он не падёт за
один или два дня. Немного подождём и, установив места
скопления противника и его службы управления, мы
разделимся на группы и начнём сражение.
С такими словами они немного отступили,
расседлали коней, сняли с себя доспехи и расположились на
отдых в боевых порядках.
Кусуноки Ситиро и Вада Горо спустились с
отдалённых гор и, решив, что подходящее время пришло,
разделили своих триста с лишним всадников на два
отряда. Они тихо пустили коней из-под укрытия деревьев
на восточных и западных горах и с двумя развевающи-
124

мися на ветру среди сосен знаменами с цветками
хризантем на воде двинулись вперёд, окутанные туманом.
Увидев их, воины из восточных провинций
засомневались, противники это или свои, а триста с лишним
всадников улучили момент и с двух сторон клиньями
врезались в войско из трёхсот тысяч всадников,
расстелившихся подобно облакам и туману. Они рвались на
восток, на запад, на юг и на север, кружились, разрезая
осаждавших на четыре стороны и восемь частей. Силы
осаждавших, потрясённые, были не в силах
организоваться.
Трое ворот замка вдруг одновременно распахнулись,
и более двухсот всадников с луками наготове вырвались
из них, изо всех сил пуская стрелы. Силы осаждающих
были так велики, но оторопевшие от шума, поднятого
немногочисленными врагами, некоторые вскакивали на
привязанных коней и понукали их, пришпоривая и
стегая плётками, другие пытались отстреливаться из луков,
не натянув как следует тетиву, но выстрелить не могли.
За одни и те же доспехи хватались по два-три человека и
тянули их каждый к себе: «Это моё, это чужое!» — а в это
время подданный не знал, что убит его господин, сын не
знал, что убит его отец, и все, словно падающие пауки,
отступали к долине реки Исикава. На протяжении
пятидесяти те их пути некуда было поставить ногу из-за
брошенных коней и доспехов. Похоже, что жителям
уезда Тодзё неожиданно привалило богатство!
Даже воины из восточных провинций, из-за того, что
они, против ожидания, понесли потери и первое
сражение проиграли, стали думать, что презирать стратегию
Кусуноки нельзя. Несмотря на то, что их силы нагрянули
сюда из окрестностей Ханда и Нарабара, сразу же
атаковать они не стали. Немного подождав здесь, осаждавшие
посовещались и решили, что нужно впереди своего
войска поставить проводников из Кинай, вырубить в горах
деревья, чтобы не подвергаться нападению с тыла, ^,ο
основания сжечь все дома и со спокойным сердцем идти
приступом на замок. А поскольку среди воинов из Хом-
ма и Сибуя много было убито отцов и пало сыновей,
оставшиеся с горячностью заявили: «Для чего нам сохра-

lu
нять жизнь?! Пускай у нас осталась одна только
решимость, мы всё же поскачем навстречу врагу и умрём в
бою». И все, воодушевлённые этими словами, поскакали
вперёд с возгласами: «Я тоже! Я тоже!».
У того замка Акасака с восточной стороны к горам
одна над другой высились террасы рисовых полей, и это
представляло некоторую трудность для атаки, а со всех
остальных трёх сторон тянулись равнины и был один ров
и одна оштукатуренная стена, поэтому нападающие
подумали презрительно: «Какие бы чудища там ни
заперлись, что они смогут с нами поделать?!»
Снова дрркно приблизившись, они бросились вперёд,
до противоположной крутой стенки рва, порубили
заградительный колючий кустарник и уже готовы были
проникнуть внутрь, но в замке не раздавалось ни звука.
Это чем-то напоминало вчерашний день.
Осаждённые считали, что многие из нападавших будут
ранены, и туда, где от стрельбы возникнет замешательство,
они направят резервные силы, чтобы те ввязались в
драку.
Нападающие отделили от основных сил более ста
тысяч всадников и направили их на горы в тылу.
Остальные двести тысяч всадников плотно окружили замок,
подобно стеблям риса, конопле, бамбуку и тростнику.
Тем временем, из замка не выпустили ни одной стрелы,
и там по-прежнему не было видно ни одного человека,
поэтому нападающие мало-помалу воспряли духом,
окружили стены с четырёх сторон и приготовились все
разом взобраться на них.
Стены с самого начала были построены двойными.
Чтобы обрушить наружные стены, с четырёх сторон
изнутри разом обрубили канаты, которые поддерживали
их, а более тысячи нападавших, карабкавшихся по
стенам, были придавлены так, что у них двигались одни
только глаза. Из замка на них сбрасывали большие брёвна
и крупные камни, отчего и в этот день нападавшие
потеряли в сражении более семисот человек.
В войсках из восточных провинций, за два дня
получивших горький урок в сражениях, теперь не осталось
ни одного желающего атаковать замок. Основав побли-
126

зости укреплённые лагеря, они лишь обстреливали
замок издалека. Так прошло четыре или пять дней.
Нападающие пытались вовлечь противников в бой, но
безуспешно. Им было жаль, что люди до скончания века
будут смеяться: какая нелепость — в замке менее четырёх
квадратных те затворились человек четыреста-пятьсот,
а войска восьми восточных провинций не могут взять
его приступом и обстреливают издалека.
— Прежде, — говорили они, — мы атаковали,
полагаясь только на свою отвагу, даже не поднимая щиты и
не приводя в готовность орудия атаки, поэтому зря
потеряли людей.
На этот раз способ нападения изменили; каждому
было велено привести в порядок свой щит, воины
обтянули поверхность щитов склеенной кожей, так, чтобы
пробить щит было нелегко, украсили свои шлемы и
пошли на приступ. Нападавшие думали, что очень легко с
ходу преодолеют стену, потому что насыпи не так
высоки, а ров не очень глубок. Они сомневались, что и эту
стену обрушат при помощи верёвок, однако напролом на
неё не полезли ни слева, ни справа. Все спустились в ров
и мокли там. Зацепившись за стену «медвежьими
лапами», они уже видели, что стены уже вот-вот должны
рухнуть, когда осаждённые в замке ковшами с рукоятками
длиною в один-два дзё стали зачерпывать крутой
кипяток и через отверстия в макушках шлемов и через щели
в наплечниках принялись ошпаривать тела нападавших
этим кипятком. Не в силах терпеть, нападавшие в
беспорядке побросали щиты и «медвежьи лапы». Смотреть на
это было невыносимо. Хотя на поле боя мёртвых не
было, но у одних были ошпарены руки и ноги, и они не
могли даже стоять, другие лежали, страдая от боли во всех
частях тела, — и всего таких насчитывалось до двухсот-
трёхсот человек.
На какие бы новые уловки нападающие ни
пускались, в обороне применялись всё новые приёмы. Тогда
нападающие вынесли решение: теперь делать ничего не
надо, а надо морить врагов голодом. И после этого,
сражение прекратив, в воинских станах у себя они
соорудили башни, и, укрывшись за брёвнами, стали вести об-
lu
127

ш
стрел издалека. Воины в замке, напротив, устали без
развлечений.
Кусуноки строил этот замок в спешке, поэтому
продовольствию для воинов не было уделено достаточно
внимания. От начала сражения и после того, как замок
был окружён, прошло чуть больше двадцати дней, но
запасов продовольствия в замке теперь оставалось дня на
четыре-пять.
По этому случаю Масасигэ сказал, обращаясь к
воинам:
— Хотя за это время в нескольких сражениях мы
одержали победу и перебили насмерть неисчислимое
количество врагов, но из-за множества врагов твёрдо
назвать общее их число нельзя. А провизия в замке уже
закончилась, и нет бойцов, которые помогли бы нам. Я с
самого начала стою впереди всех воинов Поднебесной и
не пожалею своей жизни, отстаивая верность государю.
Однако отважный человек, приступая к делу, проявляет
осмотрительность и придерживается плана. Поэтому я
на некоторое время покину этот замок, а враги будут
считать, что Масасигэ покончил с собой, но им не
опознать его тело. Поэтому, если воины из восточных
провинций будут уверены, что Масасигэ покончил с собой,
они возрадуются и должны будут уйти к себе. Когда же
враги уйдут, Масасигэ опять начнёт сражаться, а как
только они снова придут сюда, Масасигэ уйдёт в горы.
Повторив это раза четыре-пять, я измотаю войска из
восточных провинций. Разве они не устанут?!
— Так тому и быть, — согласились все.
— Ну, тогда так.., — сказал Масасигэ и выкопал в
замке большую яму размером в два дзё, сложил в эту яму
человек двадцать-тридцать из множества тех, убитых
накануне, что лежали во рву, навалил на них угли и хворост
и стал ожидать ночи, когда подует ветер и польёт дождь.
Видимо, в согласии с судьбой Масасигэ и волей Неба,
ветер внезапно поднял песок, а бамбуковый хворост, как
будто, насквозь пронизало дождём. Ночь была черным
черна, и в лагере все опустили занавеси. Как раз такую
ночь и ожидал Масасигэ, поэтому он оставил внутри
замка только одного человека, наказав ему:
12Ö

— Когда ты решишь, что мы удалились от замка на
четыре-пять гаё, запали в замке огонь.
Все освободились от снаряжения и, смешавшись с
нападавшими, разделились на группы по пять и по три
человека и прошли перед штабом противника и там, где
спокойно спали войска. Когда Масасигэ проходил пред
конюшнями Нагасаки, противник увидел его и
недовольно спросил:
Кто это такой, не называя себя, крадётся перед
штабом?!
Это человек из окружения полководца. Перепутал
дорогу, — ответил Масасигэ и быстро проследовал мимо.
Тот недовольный подбежал близко к Масасигэ и
выстрелил прямо в него со словами:
— Подозрительный тип. Думаю, что это не иначе,
как конокрад. Застрелить его!
Стрела коснулась локтя Масасигэ и отлетела.
Казалось, что стрела с силой вонзится, но она не задела даже
кожу воина, но повернулась и отлетела прочь. Потом,
когда осмотрели след, оставленный этой стрелой,
оказалось, что она угодила в амулет — сутру о богине Каннон,
в которую Масасигэ верил и читал много лет, и своим
наконечником попала на две строфы гатхи с восхвалением
всем сердцем имён будд и бодхисаттв. Как это
удивительно!
Когда Масасигэ избежал неминуемой смерти, он
бежал ещё двенадцать с лишним те, а когда оглянулся
назад, — как и было обещано, штаб в замке уже подожгли.
Наступающие войска издали победный клич:
— Ого! Замок пал! Никого не выпускать! —
волновались они.
Когда осмотрели внутреннюю часть замка после
того, как пламя погасло, в огромной яме, заполненной
углями, обнаружилось много сгоревших трупов. Все, кто
увидел это, говорили:
— Какая жалость! Масасигэ покончил с собой. Хоть и
был он врагом, но это — прекрасная смерть с луком и
стрелами в руках.
Не было ни одного человека, который бы не хвалил
его.
lu
129

О САМОУБИЙСТВЕ САКУРАЯМЛ
Тем временем, вступивший на Путь Сакураяма
Сиро, заняв только половину провинции Бинго, считал, что
он пересечёт Биттю и сможет усмирить провинцию
Аки. Когда же пронёсся слух, что и замок Касаги пал, и
Кусуноки покончил с собой, все войска, следовавшие за
ним, разбежались. Теперь с ним остались сородичи,
неразрывно между собой связанные, и двадцать с лишним
молодых вассалов, которые издавна служили ему.
В последние годы вне власти, захваченной в старину
воинскими домами, не осталось и малой толики земли
во всех Девяти провинциях среди Четырёх морей,
поэтому их не могли спрятать у себя даже близкие люди, а
малознакомых тем более нельзя было об этом просить.
Чем попадать в руки чужих людей, которые выставят
напоказ его труп, Сакураяма направился в главное
святилище своей провинции, предал смерти любимого сына,
которому исполнилось восемь лет, и свою верную жену
двадцати семи лет. Потом развёл на алтаре святилища
огонь, сам себе взрезал живот, а двадцать три его
сородича и молодых вассала — все превратились в пепел.
Итак, если спросить, почему Сакураяма из
множества мест именно этот алтарь избрал, чтобы на его огне
сжечь своё тело, выяснится, что этот Вступивший на
Путь долгие годы преклонял голову в данном святилище
и скорбел о том, что передняя его часть слишком
повреждена. Сакураяма дал обет восстановить её, а
поскольку это была большая работа, у него было просто
желание и не было сил. И к теперешнему заговору он
присоединился исключительно для того, чтобы выполнить этот
обет.
Однако не встретились ли здесь боги с
непочтительностью? Обет выполнен не был, а человек захотел
умереть.
Но он при этом думал: «Если мы сожжём это
святилище, то и придворным вельможам, и воинским домам
ничего другого не останется, как распорядиться
каким-то образом восстановить его. Пусть сам я упаду на
130

дно преисподней, я не буду страдать, если обет
исполнится. Поэтому я с отважным сердцем сжигаю себя на
алтаре святилища. Если всё больше думать о милосердии
будд и бодхисаттв, явленных в этом мире в других
ипостасях, хорошее и дурное связаны и равно являются
средствами спасения, поэтому, совершив грехи в этой
жизни, я встречу благо в грядущей. Думаю, что это желание
не мелкое».

СВИТОК ЧЕТВЕРТЫЙ
О КАЗНИ И О ССЫЛКЕ
ПЛЕННИКОВ ИЗ КАСЛГИ,
А ТАКЖЕ О ЕГО МИЛОСТИ ФУДЗИФУСА
когда принудили κ сдаче замок Касаги, до
людей, которых взяли в плен, некоторое время
руки не доходили из-за того, что навалились
дела, связанные с концом уходящего года. Когда
наступил новый год1, вельможи явились ко двору с поклоном,
а после того, как воинские дома начали производить
оценку обстановки, в столицу прибыли два посланца
Востока, Кудо Дзиро Саэмон-но-дзё и Вступивший на
Путь из Синано по имени Никайдо Гётин. Они
представили в Рокухара содержание решений Канто о людях,
которых следует казнить смертью, и о провинциях, в
которые следует ссылать.
Принцев, бывших настоятелями в Горных воротах2 и
в Южной столице3, лунных вельмож и гостей с облаков,
вплоть до особ из службы охраны дворца, в зависимости
от тяжести их вины, приговорили к тюремному
заключению или к ссылке. Однако в отношении Асукэ Дзиро
Сигэнори определили: его следует доставить на речной
берег у Шестой линии, Рокудзё и там отрубить голову.
Старшего советника, его милость Мадэнокодзи Нобуфу-
са4 воинские дома арестовали за преступления его
сыновей Фудзифуса и Суэфуса и тоже держали в заключении.
Ему было уже за семьдесят лет, поэтому пошли слухи,
что так можно отправить в ссылку на отдалённые
острова и священного повелителя десяти тысяч колесниц5. Он
с горечью думал, что два его замечательных сына будут
приговорены к смерти, а сам он стал узником царства
Чу6, поэтому в необычных своих раздумьях и в печали от
того, что до сего времени он прожил такую долгую
132

жизнь только лишь затем, чтобы видеть и слышать о
подобных горестных вещах, сложил такие стихи:
Мечтал я о долгой жизни.
Но долго прожить —
Значит видеть
Лишь горести
Этого мира.
И виновные, и невиновные лунные вельможи и
гости с облаков, посещавшие прежнего государя7, были
либо отстранены от дел и пошли по стопам Тао Мина8,
либо освобождены от официальных обязанностей и
страдали от голода и нужды. Неизвестно, сон ли, явь ли
переменчивая судьба, неприятности и спокойствие времени.
Времена меняются, события проходят, горе и радость
меняются местами. Что такое радость, и что за польза
может быть от сетований в этом мире скорби?
Действительного советника среднего ранга, его
милость Томоюки в сопровождении Вступившего на Путь
судьи Сасаки Садоно Доё отправили в Камакура.
Видимо, кто-то заранее сказал ему, что по пути он может
лишиться жизни, поэтому, пересекая Заставу встреч, он
произнёс:
Больше я никогда
Не смогу возвратиться домой.
Вот она.
Та застава Афусака,
По которой теперь ухожу!
А переходя через мост Сэта9, прочёл:
Кажется мне,
Это случится сегодня —
Перейду через мир сновидений.
Какой же он длинный,
Мост Сэта!
Поскольку заранее было определено, что этот
вельможа по пути должен лишиться жизни, прибыли
надзирающие, сказавшие, что его нужно зарубить в Касивара
провинции Оми10, поэтому Доё вышел перед
советником среднего ранга и сказал:
— Должно быть, из-за кармы, определённой в ка-
133

кои-то из прежних жизней, среди множества людей
именно Вставший на Путь был назначен охранять Вас.
Сейчас я говорю так, поэтому похож на человека
бессердечного, не ведающего сочувствия. Но такие, как я, силы
не имеют. До сих пор я проводил долгие дни в ожидании
вашего прощения от Поднебесной, но из Канто твердо
заявили, что вас следует лишить жизни. Поэтому пусть
вас утешат мысли о том, что всё является следствием
прежних жизней, — и, не договорив, прижал рукава к
лицу.
Его милость советник среднего ранга тоже вытер
нежданные слёзы:
— Это поистине так. Всё, что случилось за это время,
трудно будет забыть даже вплоть до грядущего мира.
Находясь на самом краю своей жизни, я слышу, что
повелитель десяти тысяч колесниц уже изволил проследовать
на отдалённые острова во внешних землях1 . Тем более
те, кто ниже его, — мы ничего не в силах поделать. К
примеру, за такое ваше сочувствие мне будет трудно
отблагодарить вас, даже если я действительно останусь в
живых, — только и сказал он и после этого не произнёс
ни слова.
Пододвинув к себе тушечницу и бумагу, он написал
подробное письмо и сказал:
— При случае передайте это близкой мне особе.
Так как рке стемнело, вызвали паланкин, и он
прибыл.
Когда паланкин принесли, под сенью группы сосен в
горах к западу от морского тракта пленник уместился на
меховой подстилке, опять придвинул к себе тушечницу
и спокойно написал гатху на смерть:
Живу от рожденья до смерти
Сорок два года.
Враз изменились
Горы и реки,
Разверзлись земля и небо.
Приписав: «Девятнадцатый день шестой луны, я», —
отбросил кисть и скрестил руки. А когда Таго Рокуро Са-
эмон-но-дзё зашел ему за спину, голова вельможи упала
вперёд.
134

Нет предела словам сострадания! Вступивший на
Путь, плача и плача, превратил в дым его останки,
совершил разные благие деяния и вознёс молитвы о
просветлении.
«Какая жалость! — думал он — еще с тех времен,
когда этот вельможа служил дому прежнего императора,
был он приближён к особе государя и ревностно служил
его величеству с утра ао вечера, отличался верным
исполнением своих обязанностей днем и ночью. От этого его
шаг за шагом продвижение по службе следовало без
задержки, углублялось благоволение к нему государя.
Какую же скорбь изволит он испытать, когда августейшего
слуха достигнет весть о том, что этот вельможа был
сейчас лишен жизни!».
В двадцать первый день той же луны хоин Рётю
захватил Когуси Горо Хёэ Хидэнобу от боевого костра на
перекрестке Оиномикадо и Абуранокодзи и направил
его в Рокухара. А владетель провинции Этиго Накатоки14
передал Рётю через Сайто Дзюро Хёэ: «То, что замыслила
особа вашего положения в то время, когда не
осуществился даже заговор повелителя Поднебесной,
непонятно. Считаю это опрометчивым. Не имеют предела ваши
меры, враждебные военным, направленные на выручку
прежнего государя, вплоть ао того, что имеете вы даже
карту здешних мест15. Строя тайные планы, вы излишне
усугубляете свою вину. Поведайте по порядку обо всех
ваших планах. Следует подробно доложить о них в Кан-
то».
Хоин изволил ответить ему: «Нельзя говорить, что
внизу, под бескрайним небом есть земля, которая не
является государевой. До самого края земли нет таких
людей, которые не были бы государевыми. Есть ли
кто-нибудь такой, кого не печалили бы горести прежнего
государя?! Разве может человек радоваться им? Замыслы
захватить его яшмовую плоть вместе с августейшей душою
отнюдь нельзя считать опрометчивыми. Строить тайные
планы, чтобы казнить того, кто не имеет Пути, это дело
совсем не опрометчивое. Я не знаю сущности раздумий
государя с самого начала. Или подробностей о
пребывании государя в Касаги. Ещё прежде, после того, как я вы-
*
lu
135

ехал из столицы, замок не защищали,
правительственные войска потерпели поражение на севере, остались
без сил, потеряли свою цель. Безусловно то, что в это
время я поговорил с вельможным Томоюки, получил от
него повеление государя и разослал его воинам разных
провинций. Так обстояло дело.» — Так он ответил.
Как к этому отнестись, в Рокухара высказывались
по-разному. Вперёд вышел Вступивший на Путь Никай-
до из Синано, сказав:
— Вина его бесспорна, и его, несомненно, нужно
казнить. Однако надо ещё разузнать, кто его сообщники, и
об этом непременно известить Канто.
Так он молвил, а Нагаи Уманосукэ16 произнёс:
— Это надо выяснить во что бы то ни стало. О таких
серьёзных делах докладывают в Канто.
Поскольку мнения с разных сторон высказывались
одинаковые, решили велеть Кага-дзэндзи от сигнального
костра на углу Пятой линии, Годзё и Кёгоку арестовать
хоина и непременно доложить об этом в Канто.
А советника Хэй Нарисукэ17 препроводил
Вступивший на Путь Микава Эндзю из Кавагоэ. Ему тоже
сказали, что он проследует в Камакура, но и он в Камакура не
прибыл, а был лишён жизни в Хаякавадзири, в
провинции Сагами. Приближённого к высочайшей особе,
советника среднего ранга, его милость Кинъакира18 и главы
Сыскного ведомства его милость Санэё19 — того и
другого помиловали, однако их опасения до конца не
рассеялись: не дав им вернуться в свои дома, их передали на
руки Хадано Кодзукэ-но-сукэ Нобумити и Сасаки Сабуро
Дзаэмон-но-дзё.
Старшего чиновника ведомства, старшего
советника, его милость Мороката сослали в провинцию Симоса
и передали на попечение помощника начальника
области Тиба20. Этот человек издавна, со времён стремления к
учению21, обнарркивал таланты в японских и китайских
науках и не задерживал сердце на почестях и
поношениях, а посему, встретившись теперь с наказанием в виде
дальней ссылки, близко к сердцу не принял этого ни
капельки. Поэт процветающей Тан по имени Ду Шао-
лин22, встретившись с мятежом конца годов правления

под девизом Тянь Бао , описал горечь ссылки в
отдалённые пределы в стихах:
Переправляюсь через Яньюй,
Растрепалась причёска.
Небо упало в синие волны...
Одинокая лодка.
Наш волшебник поэзии Оно-но Такамура24 был
сослан в провинцию Оки. Когда он плыл на вёслах по
открытой воде или мимо восьмидесяти островов25, он
передавал свои думы об этом путешествии рыбакам
простыми словами.
«Зная, как переменчивы трудности, что приносит
время, они не печалились, когда наступало печальное;
видя самые большие трудности, что доставляет судьба, не
горевали о горьком. Недаром говорится: «Когда
господин горюет, слугам бывает стыдно, когда господина
унижают, слуги умирают». Пусть мои кости просолят, плоть
распределят по телегам, жалеть я не стану ни о чем», — и
не печалился совсем. Только время от времени, сидя в
паланкине, слагал стихи и проводил свои дни в
безмятежности.
Теперь же он стал непрестанно говорить, что имеет
намерение порвать с желаниями этого зыбкого мира и
стать монахом, на что Такатоки из Сагами, Вставший на
Путь, давал согласие в словах: «Этому не мешает ничто».
Для него ещё не наступил «возраст силы»26, когда
остриг он свои чёрные волосы и стал человеком,
покинувшим мир; но совсем скоро, в начале смуты Гэнко,
внезапно заболел и умер — должно быть, проследовал в
нирвану.
Что касается Суэфуса27, высшего сановника из
дворца наследного принца, то его сослали в провинцию Хита-
ти, под надзор Наганума, губернатора провинции Суру-
га.
Советника же среднего ранга Фудзифуса сослали в ту
же провинцию где его передали под надзор Ода,
помощника главы Управления народных дел.
Конечно, уныние из-за выселения и дальней ссылки
всегда вызывает слёзы, горше которых нет, но в душе

ж
§u
ш
этого вельможи оно вызвало тоску сверх всякого
ожидания. Ибо в эту пору в свите принцессы была особа
прекраснейшей на свете наружности по имени Саэмон--
но-сукэ. Кажется, это было осенью в минувшие годы
правления под девизом Гэнко28. Её высочество
предприняла поездку во дворец, что в Северных горах. Когда там
стал исполняться поздравительный танец, стоявшие под
стеной павильона взмахнули рукавами, а юные
музыканты заиграли мелодию. И звуки струнных инструментов,
и звуки быстрых флейт, и голоса, подобные золоту и
драгоценным камням, были ясными.
А эту свитскую даму позвали играть на бива29. Когда
она заиграла мелодию «Волны синего моря»,
слушателям показалось, будто это щебечет соловей под цветами,
будто подо льдом, на дне, еле журчит источник.
Переходя по очереди то к сердитой, то к чистой, то к спокойной
мелодии, звуки четырёх струн сливались в один и как
будто рвали ткань. Отталкивали от себя и снова
завлекали. В чистых звуках этой мелодии только и слышалось,
как под стрехами летают ласточки, в воде танцуют
рыбы30.
С той поры, как советник среднего ранга едва
разглядел эту даму, он, никому не давая об этом знать, всем
сердцем полюбил её, и любовь день ото дня становилась всё
глубже. Он не говорил о своей любви и вестей не подавал,
а затаившись в душе, предавался воздыханиям. В думах о
ней он провел целых три года, и они были долгими.
Завяжешь ли связь, мимолётную, как роса, если
всячески таишься от глаз людских? Сновидением одной
ночи стал у них обмен такими ненадежными подушками.
Кажется, уже на следующую ночь его высочество
внезапно изволил выехать в замок Касаги, поэтому Фудзифуса
снял свои одеяния и головной убор, надел воинскую
форму и приготовился его сопровождать, не зная, встретит
ли он эту даму когда-нибудь ещё. Представляя её образ,
виденный в мечтаниях одной ночи, он думал о том, как
бы увидеть её ещё раз.
Тогда, чтобы её увидеть, он пошел к западному крылу
павильона, где она проживала, но там ему сказали, что
нынче утром даму вызвала принцесса, и она изволила от-
138

правиться во дворец в Северных горах. Тогда советник
среднего ранга отрезал небольшую прядь своих волос,
написал стихи, приложил волосы к стихам и оставил для
этой дамы.
В мире нынче живём
Перепутанном,
Словно пряди волос31.
Так смотрите на них,
Как на мой прощальный подарок.
Когда эта дама вернулась и увидела подаренную на
прощанье прядь волос и стихотворение, она прочла его и
заплакала. Плакала и читала. Сворачивала и
разворачивала свиток тысячи и сотни раз, но успокоиться была не в
силах. Слезы текли и смывали буквы, а тяжёлые думы всё
не проходили. Если бы она знала хотя бы место, где этот
человек живёт, она готова была устремиться туда, пусть
это будет равнина, где лежат тигры, или бухта, в которую
заплывают киты, только не могла узнать, куда
направиться. Она терялась от избытка дум, потому что не знала,
где тот желанный мир, где они вновь повстречаются.
О ты, мой господин,
Для меня написавший письмо!
Ты послал мне его
В знак прощанья
До встречи в будущем мире.
Приложив этот куплет к прежнему стихотворению,
она положила в свой рукав прощальную прядь его волос
и бросилась в глубокие пучины реки Оигава32.0, как это
печально! Можно повторить слова о том, что «Я
отказалась от ста лет своей жизни ради одного лишь дня
благорасположения господина»33.
Прошёл слух, что старший советник Адзэти, его
милость Кинтоси, сослан в провинцию Кадзуса,
преосвященный Сёдзин из Юго-Восточного павильона — в
провинцию Симоса, а преосвященный Сюнга из Минэ — в
провинцию Цусима, но это решение внезапно
переменили и его направили в провинцию Нагано. Четвёртого
принца отправили в провинцию Тадзима, под охрану
губернатора этой провинции, судьи Ота.

ш
О ПЕСНЕ ВОСЬМИЛЕТНЕГО ПРИНЦА
Девятый принц был ещё ребенком, поэтому
находился в столице на попечении советника среднего ранга
Наканомикадо, его милости Нобуакира. Принцу в этом
году исполнилось восемь лет, но он был смышлёнее
обычных людей и всё время твердил в скорби:
— Говорят, будто его величество уже сослан на
острова Оки, куда даже люди не приезжают, так почему в
столице должен оставаться один я? Увы! Я хочу, чтобы
меня тоже сослали в края поблизости от той провинции,
где изволит пребывать государь! По крайней мере, тогда
я хоть мимоходом буду узнавать о судьбе
августейшего, — и слёзы у принца текли, не переставая.
— В самом деле, если бы Нобуакира сказали, что Си-
ракава, где в заточении изволит пребывать государь,
находится близко от столицы, почему бы ему не
сопровождать вас туда? — молвил ему его милость Нобуакира,
обливаясь слезами, но даже если бы мы находились в месте,
близком к обители государя, мы вряд ли смогли бы,
держась друг за друга, узнавать о нем подробности. Однако
же место, называемое Сиракава, находится в нескольких
сотнях pu от столицы. Потому-то закононаставник Но-
ин34 и сложил такие стихи:
Покинул столицу
В пору весенних туманов,
А на заставе
Сиракава
Подули весенние ветры.
— Из них можно узнать, что путь туда далёк, и есть
непреодолимые &кя путника заставы.
Так он сказал, и принц, сдерживая слёзы, перестал
говорить об этом так часто. Прошло некоторое время, и
он рассердил Нобуакира, произнеся:
— Значит, Нобуакира не хочет со мной ехать, вот и
говорит так. То, что воспевается как застава Сиракава, —
это совсем не то, что Вэйшуй у Аояни35. Эта застава —
местность в провинции Осю. А недавно Цумори-но Ку-
ниацу, взяв эту песню за основу, сложил свою:
140

Вот пройдет много дней,
И осенние ветры подуют
На реке Сиракава,
Которая не достигает
Заставы Восточного тракта.
— Кроме того, собираясь убрать и заменить
высохшее дерево сакуры на поле аая игры в ножной мяч
кэмари возле храма Наивысшей победы, Сайсёдзи, Фудзива-
ра Масацунэ-асон36 написал:
Нашим взорам привычна
Эта сакура, у которой цветы
Отражались в воде Сиракава!
Для неё та весна
Оказалась последней.
— Оба эти названия одинаковые, но песни
подтверждают, что места разные. Ладно же! Замкнусь в себе и
говорить не стану ничего, — так он сказал, обидевшись на
Нобуакира, и после этого даже говорить о любви к отцу
перестал совсем.
Казалось, все приводило его в уныние. Время от
времени он останавливался у центральных ворот дворца,
где, слушая звон вечерних колоколов из дальних храмов,
сложил:
День проводя
В думах тяжелых,
По господину тоскую,
Даже слушая храмовый звон
Вечерами.
Слова сами выходят на волю, когда они движимы
чувствами37. Это было как стихи взрослого поэта. В ту
пору очарованные ими монахи и миряне, мужчины и
женщины в столице переписывали их на бумажные
салфетки и на веера, и не было человека, который бы при этом
не говорил, что это стихи восьмилетнего принца.

О ПЕРВОМ ПРИНЦЕ
И О ПРИНЦЕ ИЗ ПАВИЛЬОНА МЁХОИН
В восьмой день третьей луны его императорское
высочество Первого принца из Министерства центральных
дел услали в Хата в провинции Тоса под охраной Саса-
ки-таю Токинобу. Он посмотрел на небо, распростерся
на земле и вознёс молитву: «Пусть до сих пор люди
умирали от осенних наказаний и бывали погребены подо
мхами на равнине Лунмэнь38, только я хотел бы, чтобы со
мной это случилось поблизости от столицы».
Но тут он услышал, как воины из охраны говорят
между собой, что уже завтра собираются отправить в
ссылку прежнего императора, утратил веру в молитву и
впал в неизбывную печаль. Когда же появилось
множество воинов, и паланкин с государем приблизился к
центральным воротам, он, не в силах подняться, произнёс в
слезах:
Мне в беде не сдержать
Этих горьких рыданий.
Моя зыбкая плоть!
А слёзы
Рекою текут.
В тот же день и принца Второго ранга из павильона
Мёхоин тоже сослали под охраной Нагаи-сакон-но-
таю-сёгэн Такахиро в провинцию Сануки. Когда этот
принц услышал, что завтра его величество получит
основания для перемены своего местонахождения, а
сегодня Первый принц уже был отправлен в ссылку,
сердце его было охвачено болью. Им всем предстоял
одинаково горький путь, но отправляли их порознь, и в
августейших сердцах царила печаль.
Поначалу из столицы их высочества отправились по
отдельности, но вечером одиннадцатого дня и Первый
принц, и принц из павильона Мёхоин оба изволили
прибыть в Хёго39. Здесь Первый принц садился на судно, и
говорили, что он должен приплыть в Хатакэ, в провинции
Тоса. Монашествующий принц изволил написать ему:
142

До нынешней поры
Мы прибывали
На те же самые ночлеги.
Печально слышать: впереди
Лишь волны, где следов не видно.
Ответ Первого принца:
Уж завтра
Понесусь по волнам,
Следов не оставляя.
Но пусть дорогу
Мне твоё укажет сердце.
Говорили, что местом ссылки для них обоих будет
остров Сикоку. Хотелось, чтобы это была по крайней
мере одна и та же провинция40. Не исполнилось желание
их высочеств. Величиной даже с бамбуковое коленце не
навеяли утешения ветры с новостями. Первый принц
изволил поплыть по волнам, доверившись утлому судну и
направился в Хатакэ провинции Тоса, где для него тогда
сооружали комнату в особняке Арии Сабуро Саэмон-
но-дзё.
В этом Хатакэ с юга возвышались горы, а на севере
простирался морской берег. С сосновых веток на
створки дверей падала роса, примешиваясь к обильным
слезам на рукавах его высочества. Звуки волн, бьющихся в
песчаный берег, доносились до самой подушки и во сне
только они напоминали, как далека стала дорога в
родные места.
Принц из павильона Мёхоин был разлучён с ним и
до провинции Бидзэн следовал по суше, а на берегу Код-
зима41 его посадили на судно и доставили в Такума, что в
провинции Сануки. Это тоже было место, близкое к
морскому берегу, поэтому ядовитые туманы окружали
тело принца, миазмы моря были ужасны, песни
рыбаков, звуки вечерних пастушьих флейт, лучи осенней
луны, падающие на горные пики, на облака и море, — все
это касалось ушей, отражалось в глазах и вызывало тоску.
Нечего и говорить, что всё это добавляло принцу слёз.
Что касается прежнего императора, то было решено
по примеру годов правления под девизом Дзёкю42
сослать его в провинцию Оки. Но, наверное, даже в Канто
*
lu
143

побаивались того, чтобы подданные пренебрегали
государем, поэтому на трон возвели старшего сына
экс-императора Гофусими4, решив, что он может издать
высочайшее повеление о переезде прежнего императора. В
управлении Поднебесной никаких перемен ждать
больше нечего, — считали в воинских домах, — поэтому
прежнему императору надлежит принять монашеский
сан. И прислали его величеству монашеские
благоуханные крашенные облачения44. Но августейший изволил
сказать, что принятие им монашеского облика случится
не скоро.
Он не снял с себя одеяний могучего дракона45,
каждое утро проводил церемонию омовения, произвел
обряд очищения временной августейшей обители и вознёс
моления перед божницей, сооружённой по образцу
покрытой известью молельни в Великом святилище в
Исэ46. Хоть и нет в небе двух солнц, но в стране стало два
государя, а воинские дома были обижены и озадачены.
Это тоже входило в мудрые расчеты августейшего.
О ТОМ, КАК ВО ДВОРЕЦ
ПРИЕХАЛ ЦЗЮНЬ МИНЦЗИ
Весной минувшего первого года правления под
девизом Гэнко47 из государства Юань48 прибыл в нашу страну
добродетельный и мудрый наставник в созерцании '; по
имени Цзюнь Минцзи. Хотя прежде никогда не было
такого, чтобы иноземный священнослужитель был лично
принят Сыном Неба, но этот государь50 изволил повелеть
секте дзэн, чтобы она объяснила ему содержание разных
сторон учения, поэтому для беседы о законоучении во
дворец пригласили этого наставника в созерцании.
Чтобы церемонию аудиенции разработать до
мелочей и не стыдиться за свою страну, все три министра51 и
высшие сановники тоже вышли одетыми в
церемониальные платья; писцы из Государственного совета, ученые
мужи и стражи были наготове и выглядели
величественными. Среди ночи, установив во дворце светильники,
впустили наставника в созерцании.
144

Государь изволил подняться на яшмовый свой
престол, во дворце Пурпурных покоев, Сисиндэн.
Наставник в созерцании трижды распростёрся в поклоне,
возжёг ароматы и возгласил государю вечную жизнь.
После этого государь обратился к нему с вопросом.
— Вы прибыли сюда в полном здравии, перейдя
через горы, переправившись через моря. Каким способом
станет учитель далее вести живые существа?
Наставник в созерцании произнёс в ответ
— Стану вести с непременной помощью Закона
Будды.
Государь снова спросил:
— А как вы даете наставления именно сейчас?
Ответ был таким:
— В небе все звёзды встречаются на севере. В нашем
мире нет такой реки, которая не устремлялась бы на
восток.
Когда беседа о Законе завершилась, наставник в
созерцании поклонился государю и вышел. На следующий
день государь послал главу Ведомства дознаний его
милость Санэё присвоить наставнику в созерцании
официальный сан. Тогда этот наставник сказал посланцу
государя:
— Хотя и говорят, что существует раскаянье
вознёсшегося дракона'2, видно, что сей государь должен во
второй раз вступить на престол императора.
Теперь государь, захваченный своими
вассалами-воинами, испытывает раскаянье вознёсшегося дракона,
однако, как предсказал сей наставник в созерцании, то,
что он займет трон во второй раз и станет девяносто
пятым государем, никакого сомнения не вызывает.
Поэтому он твердо изволил сказать, что еще долго не примет
монашеский облик.
О СКОРБИ ИМПЕРАТРИЦЫ
Прошёл слух, что в седьмой день третьей луны
прежний император уже изволит переменить место
пребывания на провинцию Оки, поэтому императрица под по-
145

кровом ночи поехала во дворец в Рокухара, и когда её
экипаж приблизился к центральным воротам, его
величество вышел наружу, а шторы в экипаже государыни
были подняты.
Государю благоугодно было оставить императрицу в
столице; он продолжал размышлять о своём будущем,
которое сложится из скитаний под шум волн на
ночлегах скитаний, при свете луны над дальними берегами.
Императрица тоже представляла его величество вдали,
на далёких рубежах, где нет ни малейшей надежды, а
есть ощущение душевных блужданий в долгой
безрассветной ночи.
Их ночь всё длилась, они предавались
воспоминаниям, вели друг с другом беседы, и тысяча осенних ночей
становились одной сплошной ночью. Когда же наступил
рассвет, а слова ещё оставались, вести какое-либо
разговоры не требовалось совсем, ибо горечь в августейших
сердцах не выражалась в одних только словах.
Августейшие особы только заливались слезами, когда появились
признаки безжалостного рассвета при луне.
Рассвет уже готов был наступить, поэтому
государыня вернулась в свой экипаж и поехала назад, произнося
сквозь слёзы:
Горше этой
Думы не бывает —
Когда ж наступит
Твой предел,
О жизнь, наполненная болью?
А при заходе солнца, едучи в экипаже на обратном
пути, она и не помышляла встретиться когда-либо с
государем ещё, и в сердце императрицы царила скорбь.
О ТОМ, КАК БЫВШИЙ ИМПЕРАТОР
ЕХАЛ В ССЫЛКУ
146
Когда в седьмой день третьей луны рассвело, более
пятисот всадников под командой Тиба-но-сукэ Садата-
нэ, Ояма-но Горо Саэмона, судьи Сасаки Садо и Всту-

пившего на Путь Доё охраняли путь следования
прежнего государя, который менял место своего пребывания
на провинцию Оки.
В числе сопровождающих государя были только
Главный секретарь Итидзё Юкифуса, младший
военачальник Рокудзё Тадааки и из женской свиты — юспожа
Самми. Кроме них спереди и сзади, слева и справа его
окружали воины в шлемах и доспехах, вооружённые
луками и стрелами.
Задевая Друг за друга, экипажи направились на запад
по Седьмой линии, Ситидзё, потом вниз53 по Хигаси-
но-тоин, а вдоль дороги стояли жители столицы, знатные
и простолюдины, мужчины и женщины и без стеснения
наполняли перекрестки улиц голосами:
— Повелителя всей Поднебесной везут в ссылку
подданные! Отныне истощится судьба у воинских домов.
Так они плакали и стенали, словно дети, тоскующие
по матери, и было жаль слышать их. Даже воины из
конвоя все как один вытирали слёзы рукавами доспехов.
После того, как проехали мимо постоялого двора Сакура,
государь велел опустить паланкин на землю, чтобы
поклониться в Яхата54. Августейшая молитва была о том,
чтобы ещё раз увидеть столицу, вернувшись из этой
дальней ссылки.
Тот, кого называют великим бодхисаттвой Хатима-
ном55, был инкарнацией императора Одзина и давал
клятву алмазной крепости о защите ста поколений
монархов, поэтому он непременно будет иметь в виду своё
божественное покровительство Сыну Неба и за
пределами его дворца. Так изволил уверенно думать
августейший.
Когда государь переправился через реку Минатогава,
он изволил посмотреть на столицу Фукухара56, и ему
утешительно было подумать в связи с нею о том, что
Первый министр Хэй Киёмори57, держа в своих дланях
Четыре моря58, перенёс столицу в это низменное сырое место
и тотчас лее скончался. Он всеми силами бесчестил
верхи, и в конце концов, как и следовало ожидать,
последовало наказание Неба.
Посмотрев под конец на равнину Инано, государь

изволил переправиться через бухту Сума и снова
подумать о том, что в старину вокруг военачальника Гэндзи59
туманными лунными ночами пошли слухи о его связи с
дамой. Он провёл на берегу этой бухты три осени. Было
такое чувство, что здесь слышен только шум волн.
Казалось, будто лишь слёзы падают, а подушка плавает в них.
Тоска осенью в дорожных снах кажется такой
настоящей!
В утреннем тумане государь проехал бухту Акаси,
позади остался остров Авадзи, над соснами Оноэ60, что в
Такасаго, на который тоже накатывали волны, потом
миновали многие горы и реки, склоны Сугисака,
наступило время, когда он достиг одной за другою Мимасака
и горы Сараяма в Кумэ. На закрытых облаками горах
виднелся снег, а в отдалении — горные пики.
От нетерпения однажды петухи на крыше из мис-
канта встретили песнями луну, в другой раз кони
попирали ногами иней на дощатом мосту61. Дни,
проведенные в пути, все скапливались, и через тринадцать дней
после отправления из столицы государь изволил
прибыть в порт Мио провинции Идзумо. Там наготове
стояло судно, которое ждало только попутного ветра, чтобы
переправиться через море.
О БИНГО САБУРО ТАКАНОРИ
И О ВОЙНЕ МЕЖДУ У И ЮЭб2
В ту пору в провинции Бидзэн проживал человек по
имени Кодзама Бинго Сабуро Таканори. Когда его
величество пребывал в Касаги, он пришёл к государю и
преподнёс ему верных долгу воинов, но после того, как
услышал, что замок пал прежде, чем дело было сделано, а Ку-
суноки покончил с собой, он лишился сил. Однако,
услышав, что его величество ссылают в провинцию Оки, он
собрал единомышленников из своей семьи и сообщил
им свое решение:
— Говорится, что решительный муж и
добродетельный человек ради спасения своей жизни не жертвует
148

добродетелью, что бывали случаи, когда, погубив плоть,
совершали добродетельное63. Так, в старину, увидев, что
Вэйский64 князь И убит северными варварами, его вассал
по имени Хун Янь не мог этого стерпеть, взрезал себе
живот и, поместив в него печень князя И, после смерти
своего государя, этим отблагодарил его за милости6. Тот,
кто знает свой долг и ничего не делает, лишен доблести66.
Давайте же, поедем и встретим проезжающего
императора на пути его следования, похитим государя,
поднимем большие воинские силы, и пусть наши тела
останутся на месте битвы, но имена наши будут переданы
потомкам! — так он сказал, и все его
родственники-единомышленники с ним согласились.
— В таком случае, — сказал он, — подкараулим в
опасном месте на пути следования и улучим момент.
Они залегли, спрятавшись на вершине горы Фунаса-
каяма на границе провинций Бидзэн и Харима и стали
ждать: вот сейчас, вот сейчас!
Поскольку процессия с государем сильно
опаздывала, послали человека сбегать посмотреть. Оказалось, что
воинский конвой не следует по тракту Санъёдо, а от
развилки от Имадзюку в провинции Харима направился по
тракту Санъиндо. Высокодобродетельные планы Така-
нори по освобождению государя во время его переезда
пропали зря.
— Ну, тогда, — решил он, — есть подходящие глухие
горы в Сугисака, в земле Мимасака. Подождём там.
После того, как, пройдя наискось от покрытой
тучами горы Трёх камней, они безо всякой дороги прибыли в
Сугисака, им сказали, что его величество уже изволил
въехать в поместье Инносё.
По крайней мере, — подумал Таканори, — хотелось
бы, чтобы наши намеренья достигли государева слуха!
Незаметно прокравшись поближе, он старался
выбрать для этого подходящий момент, но удобного случая
все не было, и тогда Таканори соскоблил кору с
большого дерева сакуры в садике перед гостиницей, где
пребывал государь, и написал крупными иероглифами
стихотворение:
149

О, небеса! Не надо
Нового Гоу Цзяня.
Уже нашелся
Преданный Фан Ли67.
Воины охраны увидели это стихотворение утром.
Они прочли его и заговорили: «Что это? Кто это
написал?» Но стихотворение уже достигло государева слуха.
Его смысл сразу открылся августейшему, и на его
драконовом челе появилась улыбка удовлетворения, Воины же
определённо не знали его исторической подоплёки и не
подумали ни о чём предосудительном.
Итак, смысл этого стихотворения заключается в том,
что в старину в иных пределах было два государства: У и
Юэ68. Никто из вельмож в обоих этих государствах не
соблюдал Пути монарха, каждый управлял с помощью
оружия. Княжество У хотело напасть на Юэ и взять его,
а Юэ хотело разбить У и присоединить его к себе. Таким
образом сражения продолжались много лет. У и Юэ
поочерёдно то побеждали друг друга, то терпели
поражение; родители становились врагами, и дети тоже
становились врагами, потому что им было стыдно
существовать с противниками вместе под одним и тем же небом.
В конце династии Чжоу69 главу государства У
называли уским ваном Фу Ча, а главу государства Юэ именовали
юэским ваном Гоу Цзяном. Однажды этот юэский ван
призвал к себе министра по имени Фань Ли и молвил:
— У — враги моих предков. Если я не перебью их, я
напрасно проживу свои годы, буду стыдиться не только
насмешек людей в Поднебесной, но и тел моих предков,
что покоятся под девятью слоями мха. Поэтому сейчас я
созываю в своём государстве воинов, хочу сам ударить по
государству У и убить уского вана Фу Ча, чтобы мои
предки были отомщены. Ты же должен остаться в
нашей стране, чтобы защитить богов земли и злаков.
В ответ Фань Ли стал его отговаривать:
— Я, ваш вассал, втайне проверил положение дел.
Сейчас силами нашего княжества Юэ трудно
повергнуть у. Начнём с того, что посчитаем воинов обоих
княжеств. В княжестве У двадцать тысяч всадников, в
княжестве Юэ — только десять тысяч. Поистине, малые си-
150

лы не нападают на большие . Это — одна из причин,
почему трудно уничтожить у. Другая причина — время.
Весна и лето — это время положительного начала, ян,
когда присуждают награды за преданность, осень и зима
— время отрицательного начала, инь, когда занимаются
исключительно наказаниями. Теперь начало лета. Это не
время для проведения карательной экспедиции. Такова
вторая причина, по которой трудно повергнуть У. Далее.
Место, куда возвращается мудрый человек, это сильная
страна. Ваш вассал слышал, что среди подданных уского
вана Фу Ча есть человек по имени У-цзы. Глубокой
мудростью он снискал расположение людей, выдающимся
благоразумием вселил в своего государя присутствие
духа. Пока он будет находиться в государстве У, оно не
может быть повергнуто. Такова третья причина. У
единорога71 есть в роге мясо, и он не проявляет свою
свирепость; нырнувший дракон скрывается три зимних луны,
ожидая прихода весеннего равноденствия. Если мой
господин хочет объединить княжества У и Юэ, если,
находясь в центре страны72, он хочет обратиться челом к югу
и называться Единственным73, он должен на некоторое
время скрыть воинов, спрятать оружие и выждать
время.
Тогда ван княжества Юэ весьма разгневался:
— В «Ли цзи»74 сказано, что с врагами отца нельзя
оставаться под одним небом. Теперь, когда я достиг
возраста мужественности75, я уничтожу княжество у. Не
стыдно ли мне было бы жить с ним под лучами той же
луны и того же солнца?! Для этого я соберу воинов. Ты
привёл три довода против, чтобы остановить меня. Ни
один из них не соответствует долгу. Прежде всего, если
судить по количеству воинов, то Юэ не может
противостоять У. Но победа и поражение в войне не зависят
непременно от величины силы, но зависят только от воли
случая. И ещё зависят от планов военачальника. Так У и
Юэ не раз сражались между собой. Победа переходила
то к тем, то к другим. Обо всём этом ты знаешь. Можно
ли теперь уговаривать меня не воевать с таким сильным
противником, как У из-за того, что силы Юэ малы? Это
один пункт, который свидетельствует, что ты слаб в во-

инском искусстве. Дальше. Если поразмыслить о победах
и поражениях в войне в зависимости от времени года, то
об этом в Поднебесной должны знать всё. Тогда кто же в
войне побеждает? Ты говоришь, что весна и лето —
время ян, но именно весной иньский Тан-ван напал на Цзе76.
Чжоуский У-ван напал на другой Чжоу77 тоже весной.
Поэтому и говорят: «Лучше ждать выгоду от
расположения на земле, чем случай, ниспосланный Небом, лучше
мир между людьми, чем выгода на земле». Однако сейчас
ты уговариваешь меня, утверждая, что время не
благоприятствует военному походу. Это второй пример того,
что ты мыслишь мелко. Далее. Когда говорят, что нельзя
уничтожить государство У пока в нем есть У-цзы Сюй,
это значит, что я в конце концов не смогу сразить врагов
своих предков и тем отомстить за обиды, нанесённые
тем, кто находится в ином мире. Если попусту ждать,
когда умрёт У-цзы Сюй, то смерть и жизнь
предопределены, и заранее неизвестно, кто умрёт раньше, старый
или молодой. Кто раньше умрёт, я или У-цзы Сюй? По-
твоему, я должен остановить поход, не зная этого? Здесь
твоя третья глупость. Так вот, если я буду ждать много
дней, чтобы созвать воинов, об этом наверняка дадут
знать государству У Из-за моей медлительности уский
ван сам нападет на меня, и как это ни досадно, победить
мы не сможем. Говорят, что когда других упреждаешь,
держишь их под контролем, а когда запаздываешь, под
контролем держат тебя78. Дело рке решено. Остановить
его нельзя ни на мгновенье.
Так он сказал, и в первую декаду второй луны
одиннадцатого года правления юэского вана79 Гоу Цзян сам
повёл более ста тысяч всадников, чтобы напасть на
государство у.
Услышав об этом, уский ван Фу Ча, сказав:
«Малочисленного врага и обманывать не надо», — сам встал во
главе двадцати тысяч всадников, выстроил их на границе
княжеств У и Юэ в местности под названием Фуцзяо-
сянь и разместил лагерь, имея в тылу гору Хуэйцзи, а
перед фронтом большую реку. Специально, чтобы завлечь
врага, он выдвинул вперед тридцать с лишним тысяч
152

всадников, а сто семьдесят тысяч укрыл глубоко в тени
гор позади своего лагеря.
Вскоре юэский ван приблизился к этой местности, и
когда он увидел воинов У, силы которых не превышали
двадцать-тридцать тысяч всадников, находящихся в
разных местах, он подумал: «Удивительно малые силы!» — и
приказал ста тысячам своих всадников одновременно
ввести в реку коней, сплотить их и переправиться на
другой берег.
Была первая декада второй луны, поэтому было eine
очень холодно, и на реке лежал лед. Воины замерзшими
руками не могли натянуть луки. Кони увязали в снегу и
не могли свободно передвигаться. Однако юэский ван
под барабанный бой пустил их в атаку, воины, выровняв
удила, рванулись вперед, и каждый их них стремился
быть впереди.
Воины государства У заранее приготовились завлечь
противника в неудобные места, чтобы там окружить его
и ударить, а поэтому в бой специально не вступали,
отойдя от лагеря Фуцзяосянь и укрывшись у горы Хуэйцзи. А
воины Юэ больше тридцати ри преследовали
отступавших, соединив свои четыре линии атаки в одну и не
глядя ни влево, ни вправо. Каждый был готов загнать коня,
лишь бы настигнуть противника.
В час, когда уже готовы были опуститься сумерки,
войска У силою в двести тысяч всадников, как и было
задумано, заманив противника в неудобные места, с
четырёх сторон, от гор, вышли на него, окружили того юэс-
кого вана Гоу Цзяня и начали сражение, стараясь, чтобы
ни один человек наружу не попал.
Что касается воинов Юэ, то в долгом утреннем
сражении и люди, и кони устали, сил было мало, поэтому
окруженные превосходящими силами У они сбились в
одно место. Если, продвигаясь вперед, они захотят
напасть на врага, что перед ними, то враг держит там
оборону со стрелами наготове. Если же нападающие захотят
развернуться и погнать врага, что позади, — то враг
обладает крупными силами, а воины Юэ устали. Здесь-то и
приходит конец наступлениям и отступлениям:
поражение становится неизбежным.
153

Однако юэский ван Гоу Цзянь таил в себе энергию
Сян-вана в раскалывании крепкого и превосходил Пань-
хуэя80 в доблести, поэтому он вторгся в превосходящие
силы, разрезал их крест-накрест, закружил, как в
водовороте.
Сойдясь в одном месте, нападавшие разделились на
три части, смели прочь четыре стороны и обратились
ещё на восемь сторон. Они меняли направление
ежечасно, сотни раз наносили удары, однако в конце концов
юэский ван сражение проиграл, и больше семидесяти
тысяч его всадников были убиты.
Гоу Цзянь не смог удержаться, поднялся к горе Хуэй-
цзи, а когда пересчитал воинов Юэ, то оставшимися в
живых оказалось всего тридцать с лишним тысяч
всадников. Половина из них была ранена, у всех кончились
стрелы, острия пик сломаны.
Многие из ванов соседних государств, не
присоединившихся ни к кому, пока они сомневались, на чьей
стороне, У или Юэ, будет победа, прислали своих всадников
на сторону У, и силы того всё больше увеличивались. А
тридцать тысяч всадников окружили гору Хуэйцзи со
всех четырёх сторон, и они разрастались, как рис,
конопля, бамбук или тростник.
Юэский ван вошел в свою командную палатку,
собрал воинов и молвил:
— Наша судьба истощилась. Теперь мы окружены.
Совсем не можем сражаться — это меня губит Небо. А
поскольку это так, завтра я вместе с вами, мои герои,
прорвусь через вражескую осаду и ворвусь в лагерь уско-
го вана. Я оставлю свой труп на поле битвы, а за обиды
отомщу в грядущей жизни! — и с этими словами изволил
снять с себя грузные знаки власти в государстве Юэ,
чтобы бросить их в огонь.
Кроме того, его любимый сын по имени наследный
принц Шиюй, которому в этом году исполнилось восемь
лет, вслед за юэским ваном тоже собирался отправиться
в военный лагерь противника. Юэский ван подозвал его,
вытер себе слёзы левым рукавом и сказал:
— Ты ещё очень молод, поэтому было бы горько
увидеть твои страдания, когда враги захватят тебя после

моей смерти. Если враги схватят меня, будет жаль
оставлять тебя в живых, погибнув прежде тебя. Лучше
послать тебя впереди, свободно распорядиться собой и
завтра погибнуть в сражении. Я думаю, что когда покоятся
под девятью слоями мха, где лежат росы Трех Путей81,
привязанность отца и сына друг к другу не пропадает.
Когда, держа в правой руке меч, он убеждал
наследного принца покончить с собой, там случился Левый
полководец юэского вана, его вассал по имени Дафу
Чжун. Он выступил перед юэским ваном и промолвил:
— Прожить жизнь до конца и ожидать решения
судьбы — долго и трудно, а следовать обстоятельствам и с
легкостью умереть — быстро и легко. Господин мой!
Подожди бросать в огонь грузные знаки власти Юэ и
убивать наследного принца. Хотя твой подданный —
человек несообразительный, он, тем не менее, хочет
обмануть уского вана, спасти своего господина от смерти,
возвратиться на родину, ещё раз поднять большое войско и
смыть этот позор. Окруживший теперь лагерем эту гору
главный уский полководец Тай Цзайфэй мой старинный
друг. За долгое время привыкнув к нему, я стал понимать
его сердце: поистине, можно сказать, что по природе он
человек отважный, и все-таки его сердце до последней
степени наполнено алчностью и не задумывается о
дурных последствиях. Кроме того, если послушать
разговоры об уском ване Фу Ча, — ум у него мелкий, планы
недалёкие, он предается разврату и в принципах морали
тёмен. И господин, и подданные с лёгкостью
обманывают друг друга. Итак, теперешнее сражение войск Юэ
оказалось безрезультатным, а причина того, что мы
окружены войсками У, заключается в том, что государь
пренебрёг увещеваниями Фань Ли. Прошу, чтобы ван,
мой господин, разрешил своему вассалу осуществить его
крошечный план и избавить наше разбитое войско от
гибели.
Когда он произнес это увещевание, юэский ван
уступил его доводам и изволил сказать:
Хоть и говорят, что предводитель проигравшего
войска вторично сражение не планирует, впредь я буду
Дафу Чжуну верить, — и не стал сжигать грузные знаки

власти и не стал подталкивать наследного принца к
самоубийству.
Дафу Чжун, получив от своего господина приказ,
снял доспехи, свернул свое знамя и поскакал вниз от
горы Хуэйцзи, возглашая:
— Силы юэского вана истощены, разбиты у ворот
военного лагеря У! — и триста тысяч воинов государства У
закричали: «Ура!!!», отмечая этим победу.
После этого Дафу Чжун въехал в ворота лагеря У и
сказал:
— Ничтожный слуга господина-вана, последователь
юэского Гоу Цзяня Чжун почтительно выполняет
обязанности низшего управляющего главного полководца
У, — и преклонив колени и опустив до земли голову,
распростёрся перед Тай Цзайфэем.
Тай Цзайфэй сидел на напольном возвышении. Велев
поднять у себя занавес, он принял Дафу Чжуна. Дафу
Чжун, из почтительности не глядя на него прямо, молвил
сквозь слёзы, бегущие по лицу:
— Мой бедный господин Гоу Цзянь истощил свою
судьбу, растерял силы, окружен воинами у. И теперь
через ничтожного своего вассала Чжуна умоляет простить
ему прежнюю вину и спасти от сегодняшней смерти.
Если полководец выручит Гоу Цзяня от гибели, он
преподнесет вану У государство Юэ, которое станет землями,
отдаваемыми в распоряжение вассалам. Его грузные
знаки власти пожалуют полководцу, красавицу Сиши
сделают наложницей низшего разряда, пусть она целыми
днями доставляет удовольствие вану. Если же эта
просьба не подходит, если в конце концов Гоу Цзяня
обвинить, он должен будет бросить грузные знаки власти Юэ
в огонь, соберет воедино сердца своих воинов, ворвётся в
лагерь У и оставит у его ворот свой труп. Мы с
полководцем давно связаны крепче клея и лака. От вашего
благодеяния зависит жизнь. Прошу полководца скорее
пожаловать к вану и, пока Гоу Цзянь жив, доложить вану, о
чем я здесь сказал, — так он говорил, то пугая, то скорбя,
пока истощил запас слов.
— Это дело нетрудное, — заметил действительно
заинтересованный Тай Цзайфу, — скажу, что юэского вана
156

за его вину надо непременно простить, — и тут же
отправился в расположение уского вана.
Когда он изложил существо дела, уский ван очень
рассердился и произнёс:
— Прежде всего, аая того, чтобы государства У и Юэ
сражались друг с другом, воинов поднимали не только
сегодня. Зная об этом, ты просишь сохранить жизнь Гоу
Цзяню. Это отнюдь не черта, свойственная преданному
вассалу.
Тогда Тай Цзайфу заговорил ещё раз:
— Хоть я и негодный вассал, но пожалован чином
полководца, а в тот день, когда я вел воинов в сражение
против Юэ, я хитростью разбил сильного врага и, не
щадя жизни, добился радости победы. Одно это можно
считать доказательством моего чистосердечия. Разве я не
склоняю своё сердце к тому, чтобы до конца исчерпать
свою преданность, стремясь усмирить Поднебесную для
вана, моего господина?! Если над этим подумать
хорошенько, то, хотя юэский ван и проиграл сражение,
истощив свои силы, у него ещё остаётся больше тридцати
тысяч всадников. Все они выдающиеся воины, отборные
всадники. Хотя воинов государства У много, но если
завтра им идти в бой, они сегодня и впредь неизбежно
станут думать о том, чтобы сохранить свои жизни, и гнаться
за наградами. Хоть и мало сил у Юэ, но воля у них едина,
и бойцы знают, что бежать им некуда. Говорят, что
загнанная в угол крыса сама кусает кошку82. Воробей в
пылу боя не пугается человека. Если У и Юэ сразятся снова,
опасность для У определённо близка. Зато, пощадив
прежде жизнь юэского вана, вы дадите ему одну-единст-
венную межу земли, и он станет вашим низшим
вассалом. В этом случае ван, мой господин, не только соединит
оба государства — У и Юэ — но ни одно из таких
княжеств, как Ци, Чу, Цзинь и Чжао, не сможет
противостоять ему. Это способ сделать корни глубокими, а семена
крепкими.
Так он говорил, исчерпав все доводы, и уский ван
внезапно отдал своё сердце алчности.
— В таком случае, — молвил он, — надо снять осаду с
горы Хуэйцзи и помочь Гоу Цзяню.

ы
Когда Тай Цзайфэй возвратился и рассказал об этом
Да Фучжуну, тот очень обрадовался, поскакал обратно к
горе Хуэйцзи и доложил юэскому вану о содержании
бесед.
У бойцов исправился цвет лица. Не было человека,
который не говорил бы с радостью:
— Все мы избежали смерти и возвратились к жизни.
И этим обязаны мудрости Да Фучжуна.
Юэский ван велел поднять флаг о сдаче, осаду с
Хуэйцзи сняли, воины У вернулись в государство У, а воины
Юэ вернулись в государство Юэ. Гоу Цзянь сразу отослал
наследного принца Шиюя назад на родину в
сопровождении Дафу Чжуна. Сам же он в простом деревянном
экипаже запряжённом белыми лошадьми, со шнуром от
государственной печати Юэ на шее, объявил себя самым
низким вассалом У и поехал к воротам лагеря У.
Несмотря на все это, ван государства У,
по-видимому не успокоился и даже не взглянул в сторону Гоу
Цзяня, сказав:
— Благородный муж к наказанному не
приближается!
И не ограничился этим Он передал Гоу Цзяня
чиновникам Ведомства наказаний. Вместе они проскакали
целый станционный перегон83 за один день и въехали в
крепость Гусу.
Из людей, которые видели арестованного, не было
такого, чьи рукава не были бы мокрыми от слёз. Прошли
дни после того, Гоу Цзяня доставили в крепость Гусу. На
него надели наручники и кандалы и поместили в
подземную тюрьму. После этого он не видел, светает ли после
ночи или смеркается после дня, не ведал лучей луны и
солнца, но так и проводил свою жизнь в темноте и не
знал, как проходят годы и луны. Слёзы его на полу были
глубокими, как роса.
Между тем, в государстве Юэ об этом услышал Фань
Ли. Его возмущение было невыносимым, пронзив его до
мозга костей. «Ах, — подумал он, — я должен любыми
способами спасти жизнь вану Юэ и возвратить его на
родину. Мы вместе разработаем план и смоем позор
поражения у горы Хуэйцзи».
158

Придумав некую уловку, он изменил свой внешний
вид, сложил в корзину для переноски земли рыбу и под
видом торговца рыбой отправился в сторону государства
у. Там он задержался возле крепости Гусу и начал
расспрашивать, где содержится Гоу Цзянь, и один человек
подробно рассказал ему об этом. Фань Ли обрадовался,
пошёл к этой тюрьме, а так как у её ворот была строгая
охрана, чинившая препятствия, он вложил короткую
записку в живот рыбе и забросил её внутрь тюрьмы. Гоу
Цзянь весьма удивился, а когда вскрыл у рыбы живот,
там было написано:
Си Бао был заточён в Юли
за много ли,
А Чжун Эр сбежал в Чжо.
Оба они стали ванами.
Не уступайте врагам,
не умирайте!8
По твёрдости кисти и стилю изложения было видно,
что это писал верный Фань Ли. «Он всё ещё продолжает
убиваться, все свои сокровенные мысли посвятил
мне8 », — подумал ван. Он был охвачен печалью и считал
страданием один день и даже полчаса жизни. О своей
собственной судьбе тоже думал с чувством жалости.
Между тем, уский ван внезапно заболел — камни в
мочевом пузыре. Его тело и душа испытывали
бесконечные мучения. За него молились жрецы, — никакого
результата, его лечили врачи, — не помогало. Стало понятно,
что непостоянная как роса жизнь во все большей
опасности. Приехал знаменитый врач из-за границы, и он
сказал:
— Хотя болезнь и действительно тяжелая, нельзя
сказать, что искусство врача не достигнет результата. Я
смогу излечить её без труда, если найдется человек,
который попробует на вкус камень, взятый из мочевого
пузыря, и распознает в нем один из пяти вкусов86.
— В таком случае, — спросил Фу Ча, — кто сможет
распознать вкус этого камня? — и стоявшие у него по
сторонам приближённые вассалы переглянулись, но
человека, который стал бы лизать камень, не нашлось.
*
PU
159

^1*
ш
Когда об этом услышал Гоу Цзян, это выжало из него
слёзы, и он молвил:
— В то время, когда я был окружен у Хуэйцзи, меня
нужно было примерно наказать. Но мне сохраняют
жизнь ^о настоящего времени. То, что я жду
снисхождения от Поднебесной, — это милость государя. Если я,
пользуясь ею, не отблагодарю его за благодеяния сейчас,
когда же еще мне представится подобный случай? —
после чего по секрету от других взял камень, вынутый из
мочевого пузыря, лизнул его и сообщил врачу о его вкусе.
Узнав, что за вкус у камня, врач назначил лечение и
совершенно исцелил уского вана. Безмерно
обрадованный уский ван сказал:
— У этого человека есть сердце, он спас мне жизнь.
Почему же я не могу отблагодарить его?
Он не только выпустил юэского вана из тюрьмы, но
и вернул ему государство Юэ, сказав, чтобы он
возвращался на родину. Тогда подданный уского вана по имени
У Цзышу сказал ему:
— Говорят так: «Если не взять предоставленное
Небом, оно может осудить вас». Сейчас вы не взяли землю
Юэ и отослали назад Гоу Цзяна. Это все равно, что
выпустить тигра на обширную равнину размером в тысячу
ли. Бедствия должны скоро последовать.
Уский ван не захотел его слушать и отослал Гоу
Цзяна в его страну.
А юэский ван развернул оглобли своего экипажа и
поехал обратно в государство Юэ, как вдруг перед его
экипажем стало прыгать бесчисленное количество
лягушек. Увидев их, Гоу Цзян сошел с экипажа и сказал:
— Это благоприятный знак того, что я добьюсь своей
цели, ибо ко мне прибудут отважные герои.
Когда, возвратясь в государство Юэ, он увидел свой
старый дворец, который три года находился в
запустении, — там совы ухали на ветвях сосен и багряника, лисы
укрывались в зарослях папоротника. Подметать было
некому, сад наполнился опавшими листьями,
нагоняющими грусть. Услышав, что юэский ван избежал смерти
и изволил вернуться домой, Фань Ли привёл во дворец
наследного принца Шиюя.
160

Супругой юэского вана была красавица по имени
Сиши. Она всех в мире превосходила красотой, не было
равных ей в прелести, поэтому благоволение и любовь к
ней юэского вана были особенно сильными, и он ни на
миг не отпускал её от себя. Пока юэский ван находился в
плену у государства У, она, чтобы избежать бедствий,
утаила свой облик и спряталась, когда же услышала, что
юэский ван вернулся, сразу благоволила возвратиться в
свои прежние покои. Три года супруга вана ожидала его
в тоске, была погружена в невыносимые думы, и было
видно, насколько она страдала, — её локоны были
небрежны, кожа, вопреки обычному, от глубоких
переживаний выглядела пожухлой, а прежде её не сравнить
было и с цветками на ветке груши, что распустились под
весенним дождём.
Собрались, понаехав отовсюду, высшие сановники и
члены свиты, гражданские и военные чиновники,
мчались, поднимая пыль, по дорогам столицы лёгкие
паланкины, в дворцовом саду глухо позвякивали при луне
украшения на шляпах и поясах сановников. Весь дворец
сверху донизу опять был подобен распустившемуся
цветку.
Тем временем, из государства У прибыл посол.
Юэский ван удивился и через Фань Ли спросил о цели его
приезда. Посол сказал:
— Мой господин, великий уский ван любит
распущенные волосы, ценит женскую красоту. Он ищет
красавиц по всей Поднебесной, однако же до сих пор не
видел красавицы, подобной Сиши. Когда юэский ван
выходил из окружения у горы Хуэйцзи, он дал одно
обещание: быстро прислать эту Сиши в задние покои87 уского
вана, и она будет возведена в ранг государыни.
Выслушав его, юэский ван изволил молвить:
— То, что сойдя в лагерь уского вана Фу Ча, я, забыв
стыд, лизнул камень, взятый из мочевого пузыря, и тем
спас себе жизнь, совсем не значит, что я намеревался
удержать в своих руках страну или достичь процветания.
Я делал это только для того, чтобы скрепить себя и Сиши
клятвой прожить в супружестве до глубокой старости.
Если, разлучившись при этой жизни, мы умрём, а после

смерти встретимся еще раз, — что по сравнению с этим
значит управлять могучей страной?! А поскольку дело
обстоит так, то пусть будет нарушен договор между У и
Юэ и я во второй раз буду взят в плен войсками У, но
отправить Сиши в чужую страну я не могу.
Фань Ли сквозь слёзы, бегущие по его лицу,
проговорил:
— Поистине, хоть и сказано, что вассал не может не
горевать, когда государь ворочается во сне от дум88, всё-
таки, если сейчас пожалеть Сиши, тогда У не только
присоединит к себе государство Юэ, но непременно
захватит Сиши. Может разрушить богов земли и злаков89. Ваш
вассал всё хорошо рассчитал. Нет сомнения, что уский
ван отличается распущенностью и весь отдаётся
вожделению. Когда Сиши войдёт в его задние покои, уский
ван, соблазнённый ею, забудет о делах управления. Когда
же настанет такое время, что страна обнищает, а народ
повернётся к вану спиной, можно будет быстро
добиться победы, если поднять воинов и вторгнуться в У. Это
верный путь к тому, чтобы ваши внуки достигли
долголетия, а клятвы единения супругов были долговечными.
Так он говорил и приводил доводы, то плача, то
увещевая, и юэский ван этим доводам уступил и изволил
послать Сиши в государство у.
Отправляясь в непривычное путешествие, Сиши
думала, что разлука ей предстоит совсем маленькая, как
рожки у оленёнка, но расставаясь с тем, о ком думала,
безмолвно тоскуя по ещё маленькому наследному
принцу Ш и Юю, она не могла сдержать слёзы разлуки, не
прекращавшиеся ни на одно мгновение. Никак не
просыхали от слёз концы её рукавов.
Юэский ван тоже думал, что это их окончательная
разлука, и когда погружённый в такие думы он
всматривался вдаль, в небо в той стороне, где была она, его
обильные слёзы становились словно дождь из облаков над
далёкими горами, скрытыми в сумерках. Лежа один в
пустой постели, он мечтал увидеть встречу с нею хотя бы
во сне и когда на подушке он поворачивал голову в её
сторону, его охватывала нестерпимая горечь, оттого что
на самом деле её он не видел.

Эта Сиши была первой красавицей в Поднебесной.
Если она один только раз улыбалась, своим видом она
прельщала своего господина сотней соблазнов, и
казалось, что равных ей нет среди цветов на поверхности
пруда. Она очаровывала сердца тысяч людей, едва только
они взглянут на её прелестную фигуру. Люди бывали
поражены, словно это луна внезапно выглянула в просвет
между облаками. Поэтому, с той поры, как она вошла во
дворец и приблизились к особе вана, хозяина дворца,
сердце уского вана зашлось, он стал целыми ночами
предаваться плотским удовольствиям, не желая слушать о
делах управления миром, а целыми днями сплошь
пиршествовал и не задумывался об опасностях, грозящих
государству. С Золотого павильона, пронзающего облака,
он на триста ли осматривал горы и реки на все четыре
стороны, не отрываясь от подушки.
Занимаясь пиршествами с Сиши, паланкин не
снаряжал даже во сне. Весенним днем, когда не было цветов
вдоль дороги, по которой следовал экипаж вана, он велел
закапывать мускус от мускусного оленя, чтобы его
ароматом пропитывалась обувь экскорта; безлунной летней
ночью, в путевом дворце велел собирать светлячков,
заменяя ими светильники. Дни распутной жизни
следовали один за другим без остановки, и хотя наверху все было
разрушено, а внизу находилось в упадке, льстивые
вассалы закрывали на это глаза и не увещевали вана. Казалось,
что уский ван постоянно находится в пьяном забытьи.
Только У Цзышу, наблюдая это, высказал ускому вану
слова увещевания:
— Мой господин, наверное, не знает, что иньский
ван Чжоу, очарованный Да Цзы, разрушил мир, а чжо-
уский ван из-за любви к Бао Сы расшатал государство90.
Ныне мой господин превзошёл их распущенностью с
Сиши. Гибель государства недалека. Прошу, чтобы
господин прекратил это.
Хотя он и произнес бесстрашно эти слова
увещевания, но уский ван слушать его не захотел.
Однажды уский ван решил опять устроить
пиршество для Сиши и на него созвал всех подданных, стремясь
напоить их среди цветов Южного павильона. У Цзышу

пришел туда с величественно-церемонным видом. Когда
он поднимался по лестницам, украшенным
драгоценными каменьями и отделанным золотом, он высоко поднял
полы своих облачений, в точности так, словно проходил
по воде. Когда же его спросили о причине столь
странного поведения, У Цзышу сказал в ответ:
— Недалеко то время, когда эта башня Гусутай91
станет местом, где густая трава будет покрыта обильной
росой, ибо будет разрушена уским ваном. Если я до этого
доживу, я попытаюсь отыскать следы привычного
прошлого, и тогда роса на шипах будет обильна и глубока92.
Я думаю о грядущей осени93, поэтому и поднимаю полы
одежд, приучая к ней свое тело.
Говоря это, У Цзышу в глубине души думал: «Хотя я,
верный вассал, и увещевал его, уский ван меня совсем не
слушал. Поэтому, чем излишне уговаривать его, лучше я
убью себя и тем спасу страну». В другой раз У Цзышу
пришёл, держа в руках меч Голубая Змея, только что
полученный из заточки. Обнажив его и что было сил сжав в
руке перед уским ваном, У Цзышу сказал:
— Ваш вассал наточил меч для того, чтобы устранить
зло и прогнать врага. Если доискиваться истоков того,
что государство расшатывает, — всё исходит от Сиши.
Страшнее её врага нет. Прошу вас отрубить голову
Сиши и тем устранить опасность для богов Неба и Злаков.
Сказав это, он встал и сжал зубы. Сказано, что
господину не устранить несправедливость в то время, когда
его уши противятся словам преданности. Уский ван
очень рассердился и хотел казнить У Цзышу. У Цзышу
не противился этому.
— Умереть из-за своей верности, упорно увещевая
господина, — это закон для подданного. Пусть я лучше
умру от руки государя, чем буду жалеть, умирая от руки
солдата государства Юэ. Это будет радость, смешанная с
досадой. То, что государь, разгневанный моей вассальной
преданностью, пожалует меня смертью, означает, что
Небо от него уже отвернулось. Не пройдет и трёх лет
прежде, чем мой господин будет наказан смертной
казнью и погибнет от руки юэского вана. Я прошу,
чтобы у меня вырвали оба глаза и повесили их на Восточных
164

воротах У, а потом отрубили голову. Прежде, чем мои
глаза засохнут94, им будет приятно разок улыбнуться,
увидев, как господин направляется к месту казни, и его
убивает Сиши.
Так он говорил, а уский ван все больше и больше
раздражался и вдруг повелел казнить У Цзышу. Оба его
глаза выковырнули и повесили на флагштоке Восточных
ворот государства у. После этого случая, несмотря на то,
что господин нагромождал злые дела одно на другое,
подданные боялись увещевать его. Все люди берегли свои
глаза. Услышав об этом, Фань Ли обрадовался: время
пришло. Сам возглавив войско в триста тысяч всадников,
он вторгся в государство У. Было как раз такое время,
когда уский ван Фу Ча, услышав, что государство Цзинь
выступило против У, направился против него поэтому
для обороны У не осталось ни одного солдата.
Фань Ли прежде всего забрал Сиши, вернул её во
дворец юэского вана и сжег Гусутай. Два государства, Ци
и Чу, выступили в согласии с юэским ваном. Они
выставили триста тысяч всадников и объединили свои силы с
силами Фань Ли. Узнав об этом, уский ван оставил
сражения с государством Цин, вернулся к себе в У и
собрался воевать с Юэ. Но солдаты Юэ, Ци и Чу ожидали его
словно облака и туман. Кроме них, в тылу войск У был
сильный враг, государство Цзинь, победно наступавшее.
Ускому вану, зажатому спереди и сзади сильными
врагами, бежать было невозможно, поэтому он
сражался насмерть три дня и три ночи, однако Фань Ли
заменил свои старые войска новыми и нападал на него, не
переводя дыхания, перебил больше трехсот тысяч солдат
войска У, так что от него осталось только сто всадников.
Уский ван сам выходил навстречу противнику тридцать
два раза, в полночь прорвал окружение и в
сопровождении шестидесяти семи всадников взял в свои руки
Гусутай.
Он отправил посла к юэскому вану и передал через
него:
— Когда государь95 в старину испытывал страдания у
горы Хуэйцзи, его вассал Фуча помог ему. Отныне и
впредь я прошу сделать меня низшим вассалом Юэ у

ж
*u
ы
яшмовых пальцев ног государя. Если господин не
изволил забыть обеты, принесенные им у Хуэйцзи, сегодня
ему благоугодно будет спасти вассала от смерти.
Так он просил, щедро употребляя уничижительные
выражения и всяческую учтивость.
Выслушав это, юэский ван был тронут и подумал:
«Так же, как я переживал когда-то, ныне горюет другой
человек», — и не хотел убивать уского вана, решив
избавить его от смерти. Но услышав такое, пред юэским ва-
ном вышел Фань Ли, который бесстрашно проговорил:
— Когда вырезают топорище, в руках бывает топор.
Когда-то, под Хуэйцзи, Небо отдавало Юэ государству У.
Но уский ван тот дар не принял и тотчас же столкнулся с
этими бедами. Теперь же напротив, Небо отдает У
государству Юэ. Не брать его нельзя, иначе Юэ тоже
встретится с подобными бедами. В течение двадцати одного
года вассал со своим государем, разрушая свои лёгкие и
печень, изо всех сил старались одолеть У. Так не жалко
ли будет за одно утро отказаться от результатов наших
стараний? Когда государь поступает неверно, значит, он
не задумывается над словами преданного вассала.
Так он сказал. Посол уского вана ещё не вернулся,
когда Фань Ли сам ударил в барабан, поднимая солдат в
атаку.
В результате уского вана взяли живым и притащили
к входу в юэский лагерь. Уский ван с руками за спиной
проследовал через Восточные ворота у. Когда его
верному вассалу У Цзышу отрубили голову за то, что он
увещевал своего господина, оба его глаза повесили там на
флагштоке. С тех пор не прошло трех лет, и они еще не
засохли; их зрачки явно открылись и, увидев вана, как будто
засмеялись. Уский ван, повернувшись к ним лицом,
прежде всего, должно быть, испытал чувство стыда,
закрылся рукавом и проехал мимо, опустив голову. Среди
множества солдат, это увидевших, не было одного, у кого
не потекли бы слезы.
Скоро уского вана отдали тюремщикам, и в конце
концов ему отрубили голову у подножья горы Хуэйцзи.
Старинная народная пословица гласит: «Хуэйцзи
устраняет стыд». Видимо, так говорят об этом.
166

После этого юэский ван не только присоединил к
себе государство У, но и подчинив Пу, Чу, Ци и Цзинь, стал
главой военного союза, а Фань Ли за его заслуги решил
чествовать как хозяина десяти тысяч дворов. Однако
фань Ли наотрез отказался, сказав:
— Получивший великое имя не может долго
оставаться в таком положении. Имея заслуги, прославиться, а
потом бежать от мира — таков Путь Неба.
В конце концов он сменил фамилию и имя, стал
называться Тао Чжугуном, укрылся в местности,
называемой Пять озер и жил там, удалившись от мира. Он
занимался рыбной ловлей, построил себе хижину на берегу,
где цветут тростники. На его коротком плаще они
оседали как снег. Когда, напевая, он проплывал осенью в тени
багряных листьев клёна, эти листья осыпали его лодку.
Он стал седовласым старцем, живя под крышей из
тростника и удалившись от мирской пыли.
Имея в виду этот случай, Таканори изложил
содержание тысяч дум в одном своем куплете и втайне довёл
его до сведения прежнего государя. Тем временем,
прежний император больше, чем на десять дней,
остановился в порту Мио, в провинции Идзумо, а когда подул
попутный ветер, лодочники отдали швартовы и вывели
корабль в море. Спереди и сзади, слева и справа
следовали более трёхсот военных судов, и все они направились к
облакам за десять тысяч pu. Солнце теперь погружалось
в море на северо-западе, а из-за облаков и гребней гор на
юго-востоке в небо поднималась луна. Виднелись
рыбацкие лодки, возвращающиеся домой. Между ивами на
берегу светили их фонари. Когда темнело, корабль в тумане
причаливал к берегу, покрытому тростником, а когда
светало, поднимал парус под ветром, который дул от
бухты, поросшей соснами. После того, как в путешествии по
волнам нагромоздились многие дни, стали говорить, что
с тех пор, как путники отправились из столицы, минуло
двадцать шесть дней. Корабль с государем пристал к
берегу в провинции Оки. Судья Сасаки Садакиё из Оки
поселил государя в местности с названием Кофуносима в
доме из круглых брёвен. Приближёнными, служившими
У яшмовой особы государя, были младший военачальник
"Ξ

Рокудзё Тадааки и глава даю Юкифуса, а из свитских дам
была одна только госпожа Самми.
Яшмовые башни и золотые павильоны прежних
времён сменились унылыми стропилами из бамбука с
частыми коленцами и забором из сосновых досок без
щелей, вызывающими потоки слёз. Всю ночь напролёт
это будило нестерпимо печальные чувства. Поблизости
от подушки августейшего звучали только голоса
стражей, возвещающих рассвет96, и голоса, выкликающие
имена часовых. Они проникали даже сквозь ночной сон,
не давая покоя ни на миг. Не было тех утренних дел,
которые, бывало, ожидали государя там, где двери с леспе-
децей97, однако даже тогда, когда к государю приходил
сон с богиней облаков и дождя Ушань98, он
действительно не выполнял ни утренние службы, ни обряды в честь
Полярной звезды99. Что за год наступил теперь?
Множество безупречных чиновников проливает горестные
слезы под луною места изгнания; первое лицо оставляет
свой пост, а помыслы государя отягощены ветрами иных
земель. О таких удивительных делах не приходилось
слышать со времён разделения неба и земли. Тогда кому
же будут бесстыдно светить с неба солнце и луна?!
Печальны травы и деревья, лишённые сердца, а
цветы должны забыть о том, чтобы распускаться.

КОММЕНТАРИИ
1 Новый год — 4-й год правления под девизом Гэнтоку, 1332 г.
2 «в Горных вратах...» — в монастыре Энрякудзи,
настоятелем которого был сын императора Годайго принц Сонтё (Мунэ-
нага).
3 «В Южной столице» — в г.Нара, в котором сыновья Годайго
возглавляли несколько крупных буддийских храмов.
4 Мадэнокодзи (Фудзивара) Нобуфуса — крупный чиновник
при дворе Годайго. 1258-1348. Два его сына участвовали в ан-
тисёгунском заговоре императора.
5 «Повелитель десяти тысяч колесниц» — император.
6 Чу — древнекитайское государство. Здесь иносказательно —
сторонники властей Камакура.
7 «Прежнего государя» — императора Годайго.
8 Тао Мин — Тао Юаньмин, китайский поэт, воспевавший
одинокую жизнь на лоне природы. 345-427.
9 Сэта — мост от оз.Бива к истоку реки Сэтагава.
Распространённый в поэзии образ для описания этих мест (утамакура).
10 Касивара провинции Оми — местность у современного
города Санто префектуры Сига.
11 Во внешних землях — здесь: в местах за пределами
столицы.
12 Хоин — «печать Закона», высший буддийский сан.
13 Рётю — священнослужитель секты тэндай, внук канцлера
Нидзё Есидзанэ, организатор заговора для спасения императора
Годайго.
14 Накатоки — Тайра (ветвь Камму Хэйдзи) Накатоки,
наместник Северного Рокухара.
15 «Карту здешних мест» — план района Рокухара.
16 Нагаи Уманосукэ — представитель Камакурских властей. В
«Масукагами», памятнике XIV в., есть такая запись: «С Востока
посланцем прибыл Нагаи Уманосукэ Такафую».
17 Хэй Нарисукэ — Тайра (ветвь Камму Хэйси) Нарисукэ, сын
действительного советника среднего второго ранга Тайра Корэ-
сукэ.
18 Кинъакира — Фудзивара Кинъакира, придворный, сын
советника второго ранга Санэнака.
Санэё — Фудзивара Санэё, сын советника второго ранга,
действительного старшего советника Фудзивара Киннобу.
20 «Помощника начальника области Тиба...» — Тайра (ветвь
Камму Хэйси) Садатанэ. Провинция Симоса являлась частью
области Тиба.

21 «Со времен стремления к учению...» — скрытая цитата из
«Луньюй» Конфуция: с пятнадцати лет.
22 Ду Шаолин — Ду Фу, китайский поэт VIII в., скитавшийся
по стране после восстания Ан Лушаня
23 Восстание Ан Лушаня произошло в 755 г., в 14-м году
правления под девизом Тянь Бао.
24 Оно-но Такамура — чиновник, учёный и поэт (писал стихи
по-китайски). 802-52.
Путь ссыльного поэта пролегал по Внутреннему Японскому
морю, изобилующему островами.
«Возраст силы» — сорокалетний возраст.
27 Суэфуса — младший брат Фудзивара (Мадэнокодзи) Фуд-
зифуса (1295-?), чиновник второго ранга. Согласно «Масукага-
ми», после падения замка Касаги был сослан в провинцию Симо-
цукэ.
28 Гэнко — девиз правления императора Годайго. 1331-1334.
29 Бива — четырёхструнный музыкальный инструмент.
30 Большая часть этого описания игры на бива заимствована
из сборника стихов китайского классика Бо Цзюйи «Бо-ши вэнь-
сюань» (Сборник сочинений господина Бо).
«Спутанный» — в поэзии постоянный эпитет к слову
«волосы».
32 Оигава — река у подножья реки Арасияма. Ниже по
течению, в черте столицы называется Кацурагава.
33 Парафраз стихотворения Бо Цзюйи из указанного
сборника.
34 Закононаставник Ноин — Ноин-хоси, один из «тридцати
шести гениев поэзии» эпохи Хэйан. Мирское имя — Татибана
Нагаясу. 988-?
35 Вэйшуй — название реки в окрестностях китайской
столицы Лоянь. В переносном смысле — река в окрестностях столицы.
36 Фудзивара (Асукаи) ЬАасацунэ-асон — поэт, один из
составителей поэтической антологии «Син Кокинсю». 1170-1221.
37 Фраза из Предисловия к китайской классической «Книге
песен» (Шицзин).
38 Намёк на стихотворение Бо Цзюйи. Осенью, в пору
увядания природы, в Китае проводили казни, поэтому палачей в быту
называли «осенними чиновниками».
39 Хёго — название порта. Ныне район г. Кобэ.
40 Остров Сикоку делился на четыре провинции: Сануки, То-
са, Иё и Ава.
41 Кодзима — бухта в провинции Бидзэн (соврлровинция
Окаяма).
42 №екю — девиз правления 1219-22 годов. Здесь — ссылка на
прецедент 1221 г., когда экс-император Готоба (1313-39) был
сослан в провинцию Сануки (ныне префектура Кагава).
43 «Старшего сына экс-императора Гофусими...» — принца

Кадзухито, впоследствии императора Когон (1313-64; на
престоле в 1331-33).
44 Крашенные облачения — жёлтые и фиолетовые ризы
принявшего монашеский сан отрёкшегося монарха.
45 Одеяния дракона — одежда императора.
46 Речь идет о комнате в юго-восточном углу императорского
дворца Чистой Прохлады.
47 1-й год правления под девизом Гэнко — 1321 г.
48 «Из государства Юань...» — из Китая времён правления
монгольской династии Юань.
49 Наставник в созерг^ании — монах буддийской секты дзэн.
50 «Этот государь..» — император Годайго.
51 Три министра — Левый, Правый и Внутренний министры.
52 Раскаянье вознёсшегося дракона наступает, когда после
наивысшего взлёта неминуемо наступает падение. Образ
заимствован из китайской классической «Книги перемен» (И-цзин).
Вниз — на юг.
54 Яхата — синтоистское святилище Ивасимидзу Хатимангу
в уезде Цудзуки столичного округа.
55 Хатиман — синтоистский бог войны, почитаемый в
святилище Яхата. В VIII веке был объявлен великим бодхисаттвой,
инкарнацией «императора» Одзина (Хомутавакэ), бывшего, по
преданию, четвёртым на японском престоле.
56 Фукухара — местность на территории современного г.
Кобе, куда в 1180 г. по распоряжению тогдашнего диктатора Тай-
ра-но Киёмори (1118-81) пытались перевести столицу.
57 Хэй Киёмори — Тайра-но Киёмори.
58 Четыре моря — Япония.
59 Гэндзи — блистательный принц, красавец и женолюб,
герой романа Мурасаки-сикибу (нач. XI в.) «Повесть о Гэндзи»,
побывавший в ссылке на берегу бухты Сума.
60 «Над соснами Оноэ...» — над двумя соснами в
синтоистском святилище Оноэ (г. Такасаго провинции Хёго), воспетыми в
легендах, пьесах и стихотворениях-танка.
61 Символы суеты и торопливости. Аллюзии на стихи
японских дзэн-буддийских поэтов.
62 У и Юэ — средневековые китайские княжества.
63 Парафраз отрывка из «Бесед и суждений» Конфуция.
64 Вэй — древнекитайское государство (?-205 г.до н.э.).
65 Хун Янь отблагодарил князя И тем, что укрыл от варваров
его печень, чтобы те не смогли съесть её как средоточие доблести
противника.
66 Выражение из «Бесед и суждений», глава «Вэй чжэн».
67 Гоу Цзян — ван древнекитайского княжества Юэ, ?-465
гг.до н.э. Многие годы воевал с соседним княжеством У, был взят в
плен, но затем освобождён и вернулся домой. Фан Ли — его вер-

ω
ный вассал, служивший вану больше двадцати лет и помогший
ему сокрушить врагов.
68 У (?-473 г.до н.э.) и Юэ (600-334 гг. до н.э.) —
древнекитайские государства, легенды о которых в «Повести»
заимствованы из «Исторических записок» Сыма Цяня.
69 Чжоу — династия в древнем Китае. 1100-256 гг. до н.э.
70 Парафраз из древнекитайского трактата по военному
искусству Мо-цзы.
71 Единорог — фантастическое животное^^Ш^гсит. гщлин).
72 «В центре страны...» — в столице государства.
73 То есть стать императором.
74 «Au щи» — «Книга ритуалов», входящая в конфуцианское
Пятикнижие.
"7 С
Возраст мужественности — тридцати лет.
76 Инь и Цзе — древние государства в Китае (2-е тысячелетие
до н.э.). Тан-ван разгромил княжество Цзе, последний ван
которого бежал из своей страны и умер на чужбине.
77 Названия двух древнекитайских государств, звучавшие как
Чжоу, пишутся разными иероглифами. У-ван, суверен первого из
них, разгромил второе в 1030 г. до н.э.
78 Парафраз из «Исторических записок» Сыма Цяня.
79 11-й год правления юэского вана — 485 г.до н.э.
80 Сянъ-ван и Панъхуэй — древнекитайские герои (IV-III вв.
до н.э.). В Эпоху сражающихся царств принадлежали к
враждующим лагерям.
81 Росы Трех Путей — место, где в первые семь дней после
смерти человека определяется характер его будущего рождения.
82 Образ заимствован из китайского классического «Трактата
о соли и железе», написанного в эпоху Хань.
83 Станционный перегон — расстояние от одной почтовой
станции до другой. В старом Китае составлял 30 ли.
84 В стихотворении содержится намек на сюжет из
«Исторических записок», в котором герой вернулся на родину после
девятнадцати лет вынужденной разлуки.
85 Буквально: «Из-за меня истощил легкие и печень».
86 Один из пяти вкусов — кислый, горький, сладкий, острый
или солёный.
87 Задние покои — женские комнаты во дворце вана.
88 Пересказ слов Бо Цзюйи из поэтического сборника «Бо-ши
вэнь цзи».
89 Богов земли и злаков — в переносном смысле: государство.
90 Примеры взяты из «Исторических записок» Сыма Цяня.
91 Гусутай — высокая башня на одноименной
возвышенности, часть замка уского вана.
92 «Роса на шипах будет обильна и глубока...» — намёк на
слова стихотворения из японской антологии начала XII в. «Вакан
172

роэйсю»: «Погибло царство У, цветы остались // На Гусутай
обильная роса».
93 «О грядущей осени...» — осень в поэзии символизирует
грусть.
94 Образ заимствован из «Исторических записок» Сыма Ця-
ня.
95 Государь — почтительное обращение к адресату. Себя при
этом именовали вассалом.
96 «Голоса стражей, возвещающих рассвет» — образ
заимствован из антологии «Вакан роэйсю».
97 ^всри с хеспедег(,ей — принадлежность утренних покоев
дворца Сэйрёдэн в столице.
98 Богиня Ушань — в Китае: иносказательное обозначение
любовных игр.
99 Полярная звезда считалась покровительницей императора
и принцев крови.

свиток пятый
1
О ВОСШЕСТВИИ НЛ ПРЕСТОЛ
ВЕЛЬМОЖИ ИЗ ПАВИЛЬОНА ДЗИМЁИН1
В двадцать второй день третьей луны второго
года правления под девизом Гэнко2 старший
сын экс-императора Гофусими, находясь в
возрасте девятнадцати лет, изволил взойти на
императорский престол. Его августейшая матушка, дочь Левого
министра Такэути Кинхира, потом стала прозываться
Коги-монъин. В двадцать восьмой день десятой луны
того же года над ним сотворили священное очищение в
долине реки3, а в тринадцатый день одиннадцатой луны он
совершил церемонию подношения богам риса нового
урожая.
Регентом стал Левый министр из Такадзукаса князь
Фуюнори, главой Ведомства наказаний стал его милость
Советник среднего ранга Хино Сукэна. Вскоре все
тогдашние придворные разом получили всё, чего они
желали. Въезды во дворец сделались многолюдны, как рынки,
а помещения в павильонах стали подобны цветам. Среди
прочих был принц второго ранга Кадзии, изволивший
стать патриархом секты тэндай. Поскольку он
совместил управление Великой пагодой4 и Насимото5, толпы из
множества его последователей-монахов собрались на
церемонию принятия им сана, которая была
великолепной. Не только это. Принц второго ранга Ходзю из Ому-
ро6 стал настоятелем храма Ниннадзи, производил
окропление очистительной водой в традициях
Восточного храма, Тодзи', изволил молиться о долголетии
Полярной звезды8, о благоденствии государя. Оба они дети
экс-императора Гофусими, августейшие ветви,
связанные с императором, ныне взошедшим на престол.
174

2
О ТОМ, КАК ЕГО МИЛОСТЬ НОБУ<РУСЛ
СЛУЖИЛ ДВУМ ГОСПОДАМ
Старший советник, его милость Мадэнокодзи Нобу-
фусаУ, поначалу был любимым вассалом прежнего
государя. Вдобавок два его сына, Фудзифуса и Нобуфуса,
были арестованы в замке Касаги и отправлены в дальнюю
ссылку, потому на их вельможного отца тоже ложилась
тяжкая вина. Но он слыл мудрым и талантливым
человеком, поэтому в Канто в виде исключения наказание за
провинность ему смягчили и сказали, что его следует
пригласить служить нынешнему императору. Поэтому
император послал его милость советника среднего ранга
Хино Сукэакира10, тот сообщил смысл этого решения, и
Нобухира изволил ответить императорскому посланцу:
— Хотя я и являюсь человеком недостойным, однако
многие годы трудился на господина и пользовался
милостивым расположением государя, продвигаясь вперёд в
чинах и в получении вознаграждений. Мне довелось
даже осквернить своей особой звание помощника
канцлера в области политики. Ведь говорится же: «Учтивость
того, кто служит государю, — это прямо в глаза
соответственно Пути увещевать его, когда он совершает
ошибки. Когда же государь трижды не поддаётся
увещеванию, советник с почтением отступает. Преданно
исправлять недостатки — это не значит предаваться лести. Это
верный признак хорошего подданного. Если он не
увещевает государя, когда видит, что увещевать его нужно, о
нём говорят: «пустое место»11. Если он не уходит со
своего поста, когда видит, что уйти необходимо, говорят:
«добивается благоволения». И тот, кто добивается
благоволения, и «пустое место» — люди, для государства
вредные». Ныне государя за его неправедные деяния могут
стыдить его военные подданные. Я не был заранее
уведомлен о них, поэтому и не произносил слова
увещевания. Так отчего это люди в мире считают, что я
безгрешен? Вдобавок два моих старших сына за их
провинности отправлены в дальние ссылки, а мой собственный
возраст уже превышает семь десятков лет. Кому желать

процветания на будущее? Не лучше ли переживать
чувство стыда из-за прежних своих провинностей? Лучше
уж по примеру Бо \Ли голодать, укрывшись на горе Шоу-
ян, — и залился слезами.
После этого его милость Сукэакира, от нахлынувших
чувств не в силах сдержать слезы, долго не мог ничего
сказать. А потом произнёс:
— Говорят так: «Верноподданный никогда не
выбирает себе государя. Он только видит, что исполняя свои
обязанности, он может управлять государством».
Поэтому Бай Лиси дважды служил циньскому Мугуну13 и
долгое время поддерживал его власть. Гуань И-у, пользуясь
доверием и помогая цискому Чэнгуну, девять раз
являлся ко двору разных повелителей14. Чэнгун ничего не
говорил своему подданному о его преступлении, когда тот
стрелял ему в застежку15. Правда, в мире все говорили,
что стыд от торговли своей шкурой не искупить. Теперь,
когда воинские дома таким образом вас прощают, не
будет ли сверх этого распоряжения о помиловании двоих
ваших досточтимых сыновей? А какой толк был в том,
что Бо И и Шу Ци голодали? Сюй Ю и Чао Фу жили в
уединении и не признавали служения16. Прежде всего, —
что лучше: спрятаться и надолго отрезать своим
потомкам путь к продвижению вперёд или, служа при дворе,
не лишаться плодов долгих блестящих деяний
собственных предков? Уподобляться птицам и животным —
этого Конфуций не признавал.
Такие доводы исчерпал его милость Сукэакира,
убеждая собеседника. Тогда его милость Нобуфуса с
истинным смирением склонил лицо и произнёс:
— Сказано: «Если человек расстаётся с жизнью
отягощенным виною, значит, он не соблюдал советы старых
мудрецов по вечерам исправлять сделанные за день
ошибки. Если грязь скрываешь до конца, значит, это
тебя поэт осуждает за варварское лицо». Написать такие
стихи чжоуского Цао Цзыцзяня17 на обложке этого
послания — самое подходящее.
Так он промолвил и в конце концов передал
посланцу согласие принять предложение государя.

о том, клк поглс
НОВЫЙ ВЕЧНЫЙ СВЕТИЛЬНИК
В ЦЕНТРАЛЬНОМ ПАВИЛЬОНЕ
В ту пору в столице и в провинции происходило
много удивительного. Во внутреннее помещение
Центральной пагоды Нэмото Горных врат прилетела пара диких
голубей, влетела в лампадницу с маслом для нового
вечного светильника, и пламя в светильнике тотчас погас-
18
ло .
В темноте пагоды эти дикие голуби заблудились,
сложили крылья и сели на буддийский алтарь.
Тут со стороны балки выбежала красная, словно
выкрашенная киноварью, ласка, насмерть загрызла этих
голубей и скрылась.
А то, что называется вечным светильником, это тот
светильник, который установил прежний император19,
когда он осчастливил своим посещением Горные врата.
Как в древности император Камму20 благоволил лично
установить его и наречь вечным светильником, государь
собственноручно связал вместе сто двадцать фитилей,
налил масла в серебряную лампадницу и сам изволил
привернуть фитили.
Это был вечный светильник, с самого начала
целиком посвященный августейшим молитвам о том, чтобы
бесконечно сияла императорская линия, и в то же
время — мыслям о ярких огнях светильника мудрого
Закона21, озаряющего тьму там, где пребывают существа
шести обликов22, поэтому он не должен погаснуть никогда.
Это удивительно, что светильник погас, когда прилетели
дикие голуби. Удивительно также, что их насмерть
загрызла ласка.
177

1
1
Ш
О ТОМ, КЛК ЗАБАВЛЯЛСЯ ТАНЦАМИ
ДЭНГАКУ23 ВСТУПИВШИЙ
НА ПУТЬ ИЗ САГАМИ24
И О БОЙЦОВЫХ СОБАКАХ
А ещё в это время в столице процветали увлечения
танцами дэнгаку. Знать и простолюдины — все и
каждый ими увлекались. Услышав об этом, Вступивший на
Путь из Сагами вызвал к себе из столицы две труппы
дэнгаку — Синдза и Хондза, Новую и Основную — и
развлекался, не ведая отдыха ни днём, ни ночью, ни утром,
ни вечером. В конце концов он стал отдавать
исполнителей танцев дэнгаку по одному на попечение
могущественным даймё25, и, завидев их разнаряженными и
изукрашенными, люди говорили: что за господин у этого
дэнгаку, как прозывается господин у того дэнгаку? Им без
разбора жаловали золото, серебро и драгоценные камни,
украшали узорочьем и парчой.
Когда они исполняли свои мелодии на званых
обедах, Вступивший на Путь из Сагами и родственные ему
даймё снимали с себя и бросали исполнителям куртки
хитатарэ и шаровары огугп^\ не желая уступить друг
другу. Собранные в одном месте они были как гора.
Траты на них было не счесть — тысячи, десятки тысяч.
Однажды ночью во время пиршества Вступивший
на Путь из Сагами, наклоняя рюмки, опьянел, встал и
очень долго танцевал. Это не был тот интересный танец,
который показывают люди молодые, и это не было так-
же исполнением с прибаутками мастеров к'егэн . Это
был танец сильно опьяневшего старого монаха сорока с
лишним лет, поэтому и не предполагали, что он может
быть изящным. Вдруг неизвестно откуда появились
больше десяти исполнителей дэнгаку из трупп синдза и
хондза. Они встали в ряд и принялись танцевать и петь.
Интерес к их исполнению был необыкновенным!
Через некоторое время они сменили мелодию и
запели песню «Ах, как бы нам увидеть звезду Волшебных
душ храма Небесных королей, Тэннодзи!»
178

Одна дама из свиты, исключительно этим
заинтересовавшись, стала смотреть на танец через отверстие в
раздвижной ширме — и не увидела ни одного человека,
который бы выглядел как исполнитель дэнгаку из
труппы синдза или хондза. Они были либо вроде коршунов с
клювами, либо существами с крыльями, а были и такие,
которые выглядели как ямабуси2*. Это были сплошь
оборотни, которые обернулись людьми.
Обнаружив это, дама была совершенно потрясена,
убежала оттуда и обо всём рассказала Вступившему на
Путь из замка2*.
Монах в миру, не теряя времени, взял меч и
направился к тому пиршественному залу. Но заслышав резкие
звуки его шагов в центральных воротах, оборотни
исчезли без следа, будто их соскоблили. Все это время
Вступивший на Путь из Сагами лежал пьяный, ничего не
зная.
Со светильником осмотрев пиршественный зал,
пришли к выводу, что здесь действительно собирались
тэнгу() — на затоптанных грязных циновках было
множество птичьих и звериных следов. Вступивший на Путь
из замка некоторое время стоял, уставившись на пустое
место, но в его глазах никто не отразился. Много
времени спустя, Вступивший на Путь из Сагами проснулся и
встал, однако решительно ничего не помнил.
Позднее ученый-конфуцианец из Южной ветви
рода Фудзивара, помощник главы Правового ведомства,
Наканори сказал об этом:
— Говорят так: «Когда Поднебесная готова
ввергнуться в беспорядки, сверху спускается дурная звезда,
называемая звездой Волшебных душ, и наступают
бедствия». Однако храм Тэннодзи — это самое первое в
буддийском Законе место для душ. Здесь принц Сётоку
лично изволил оставить записи о будущем всей Японии31.
Поэтому удивительно, что оборотни пели именно о
звезде Волшебных Душ храма Тэннодзи. Никак не думаю,
что со стороны храма Тэннодзи в Поднебесную придет
смута, которая разрушит государство. Ах, пусть бы
государь у нас управлял добродетелями, а воинские дома
проявляли человеколюбие, чтобы все призраки исчезли!

fu
— так он сказал, но в конце концов тот мир, который он
имел в виду, наступил. На этом примере он распознал в
зародыше дурные приметы; были они как образец
грядущего.
Вступивший на Путь из Сагами таких оборотней не
боялся; он всё больше и больше любил все необычное и
остановиться не мог. Увидев однажды, как в его саду
собрались собаки, которые грызлись между собой,
Посвятивший себя созерцанию32 нашел это интересным и
полюбил до мозга костей. Из-за этого он разослал по
провинциям распоряжения, чтобы там либо требовали
собак в качестве регулярного налога и казённых сборов,
либо же требовали их у влиятельных аристократов и
высокопоставленных воинских домов. После этого
наместники в провинциях и губернаторы, родственные Ходзё
даймё в разных провинциях, стали держать по десять и
по двадцать животных и присылать их в Камакура. Для
кормления собак держали птицу и рыбу, в поводки им
вплетали золото и серебро. Затраты на это были очень
велики.
Когда собак носили по дорогам в паланкинах, люди,
спешившие по этим дорогам, сходили с коней и
опускались на колени, а крестьян, занятых земледелием, тоже
на некоторое время забирали у их господ и заставляли
носить паланкины на плечах. Из-за того, что Такатоки
находил во всем этом такое удовольствие, Камакура
заполняли необычные собаки, пресыщенные мясом и
одетые в парчу, и количество их достигало четырёх-пяти
тысяч животных.
Двенадцать раз в месяц назначался день собачьих
боёв. Родственные даймё, наследственные вассалы и
высокопоставленные чиновники наблюдали их, либо заняв
места в рядах в павильоне, либо разместившись в саду.
Тогда стравливали между собой две стаи собак по сто-
двести голов в каждой, и собаки гонялись одна за другой,
оказываясь то наверху, то внизу, а лай их оглашал небо и
двигал землю. Лишённые сердца люди, глядя на это,
думали: «Ух, как интересно! Не иначе, исход драки
предрешён заранее». Мудрые же, слыша это, сокрушались:
1ÔO

«Как отвратительно! Точь в точь драка над трупами в
диком поле».
Хотя у тех, кто такое видел и слышал, уши и глаза
были разными, и они по-разному всё воспринимали, такое
общее поведение им представлялось жалким,
предзнаменующим собой людские войны и смерти.
О ПАЛОМНИЧЕСТВЕ ТОКИМАСА
НА ОСТРОВ ЭНОСИМЛ
Время упадка уже наступило. Воинские дома стали
владычествовать в Поднебесной опять, и это снова
привело к таким же отношениям, как между Минамото и
Тайра33. Однако же, следуя обязательному Пути Неба34,
люди или умирают в течение одной эры правления, или
гибнут, не дождавшись конца царствования
императора. Семья Вступившего на Путь из Сагами
поддерживает Поднебесную уже в течение девяти поколений. По
этой самой причине.
В старину, в самом начале учреждения Камакура35,
Ходзё Сиро Токимаса36 совершил паломничество на
остров Эносима37 и молился там за процветание своих
потомков. В ночь на трижды седьмой8 день перед
Токимаса внезапно предстала величественная и прекрасная
дама в просторной алой юбке на светло-зелёной подкладке
и сказала:
— В прошлой жизни вы имели облик закононастав-
ника Хаконэ. Благодаря доброй карме, осуществлённой в
чудесных явлениях шестидесяти шести провинций
нашей страны из-за того, что вы переписали шестьдесят
шесть глав «Сутры лотоса», вы смогли повторно
родиться в этой земле. Поэтому ваши потомки долго будут
становиться владыками Японии и смогут гордиться своим
процветанием. Однако, ежели их слова и дела будут
следовать не тем путём, они не смогут проследовать далее
семи поколений. А если сказанное мною неясно,
посмотрите на чудесные явления, описанные в «Сутре
лотоса» из разных провинций.

Бросив эту фразу, она ушла назад. Когда поглядели ей
вслед, эта величественная и красивая женщина внезапно
превратилась в огромную, длиной в двадцать дз'е9, змею
и погрузилась в море. Когда же за нею проследили, она
уронила три большие чешуи. Токимаса обрадовался, что
его желание исполняется, взял эти чешуи и прикрепил
их к своему знамени в качестве герба. Нынешний герб в
форме трёх чешуи — это он. После этого, руководствуясь
словами богини Бэндзайтэн с острова Эносима, послали
людей в те места в провинциях, где были явлены чудеса,
связанные с приношением «Сутры лотоса», и были
удивлены, когда увидели, что на преподнесённом свитке
написано: «Великий закононаставник Дзисэй» —
монашеское имя того, чьим мирским именем было Токимаса40.
И вот теперь миновало семь поколений до
Вступившего на Путь владетеля Сагами, владавших единой
Поднебесной, чувствовали пользу ^я богини Бэндзайтэн с
острова Эносима, а кроме того, чувствовали благую
карму из-за минувших деяний.
До нынешнего Такатоки-дзэммон миновало семь
поколений, наступило рке девятое поколение. Значит,
настало время гибели дома Ходзё думалось, что поэтому
Вступивший на Путь так странно вёл себя.
О ТОМ, КАК ПРИНЦ ИЗ ВЕЛИКОЙ ПАГОДЫ
ПОЕХАЛ В КУМАНО
Второго ранга принц из Великой пагоды, чтобы
упрочить положение замка Касаги, некоторое время
скрывался в храме Совершенной Мудрости в Южной
столице, но когда услышал, что замок Касаги рке пал, а его
величество схвачен, то приблизился к опасности, будто
наступил на хвост тигра. Ему негде стало укрыться, хоть и
обширны небо и земля. Когда ярко светили солнце и
луна, у него было такое чувство, будто он блркдает долгими
ночами, днём прячась в степной траве и лежал на
подстилке из росы, борясь со своими слезами, а по ночам
недвижно стоял на перекрёстке у отдалённой деревни,
1Ô2

страдая от злых деревенских собак, и нигде не мог найти
себе места, чтобы успокоиться. Как бы там ни было, он
желал на какое-то время спрятаться. Что-то услышав об
этом, Око Закона Конин-адзэти Косэн во главе пятисот с
лишним всадников ещё затемно направился к храму
Совершенной мудрости.
Как раз в это время не было никого, кто бы следовал
за принцем. Из-за того, что никто не мог пасть, обороняя
его, воины противника сразу же прорвались внутрь
храма и незаметно выйти наружу не было никакой
возможности.
Делать нечего, приготовившись покончить с собой,
его высочество уже обнажил свое тело. Но в конце
концов этот его план нарушился — решиться взрезать себе
живот легче всего. Принц вернулся к мысли о том, чтобы
попытаться спрятаться. Тогда он обратился взором к
главному павильону — там было три китайских сундука
с большей частью «Сутры о совершенной мудрости»,
лежавшей там, чтобы люди её читали. У двух сундуков
крышки не были открыты, и лишь у одного сундука
больше половины свитков с сутрой было вынуто, а крышки
не было. Его высочество съёжился, влез в этот сундук,
сверху навалил свитки с сутрой и сидел, в сердце своём
вознося моления Сокрытым формам41. А на тот случай,
если его отыщут, сразу извлёк холодный, как лёд, меч и
наставил его на живот. Про себя его высочество ожидал,
что вот-вот раздастся возглас вражеского воина: «Он
здесь!».
Тем временем, вражеские воины силой ворвались в
главный павильон, обыскали всё без остатка, от
подножия статуи будды до конька крыши, но ничего не нашли
и со словами:
— Это совершенно удивительно! Давайте, откроем и
осмотрим те сундуки с сутрой о нирване, — открыли два
сундука с крышками и вынули из них свитки с
почитаемой сутрой, перевернули вверх дном, осмотрели их, но и
там ничего не было. Сказав, что сундук с открытой
крышкой нечего и осматривать, все воины вышли из
помещения храма.
Принц, как это ни удивительно, жизнь свою сохра-
Ж
ÊU
183

нил. Он испытывал такое чувство, будто во сне идёт по
дороге, всё ещё находился внутри сундука, потом
представил себе: а что, если воины опять вернутся и
тщательно всё обыщут, поскорее забрался в сундук с крышкой,
который перед тем воины осмотрели.
Как принц и предполагал, воины опять вернулись в
главный павильон и, заявляя:
— Беспокоит нас то, что прежде мы не осмотрели
сундук с открытой крышкой, — вынули все свитки с
сутрой, осмотрели его и расхохотались:
— Если хорошенько закрыть сундук с «Сутрой о
совершенной мудрости» крышкой, то принц из Великой
пагоды из него не выйдет. Здесь восседает Сюаньцзан-
санцан42 из Великой Тан, — дурачась, заявили вражеские
воины и, расхохотавшись, все, как один, вышли за
ворота.
«Моя жизнь продолжается благодаря ревностной
защите Маричи, а также благодаря покровительству
шестнадцати добрых богов43», — вот что запечатлел принц в
своём проникнутом верой сердце и увлажнил рукав
прочувствованными слезами.
После этого укрываться в доме в окрестностях
Южной столицы было опасно, поэтому принц, оставив храм
Мудрости, изволил направиться в сторону Кумано.
Среди его спутников было в общей сложности девять
человек: Коринбо-гэнсон, Акамацу-рисси Сокую, Кодэра-но
Сагами, Окамото-но Санкабо, Мусасибо, Мураками Хи-
косиро, Катаока Хатиро, Яда Хикосити и Хирага-но Са-
буро.
Все, начиная с господина и кончая его спутниками,
были в однотонных одеяниях цвета хурмы, с
дорожными корзинами за спиной и в капюшонах, надвинутых
ниже бровей. Они двигались в ряд, со старейшим
впереди, и выглядели как группа сельских паломников ямабу-
си, следующих на поклонение в Кумано44. Спутники его
высочества сначала страдали от мысли что господин их с
самого начала вырос в пределах башни дракона и дворца
феникса45 и не изволил выходить за пределы прекрасных
экипажей и благоуханных повозок, а потому не сможет
дальний путь преодолеть пешком, однако, против ожи-

дания, — когда он только научился этому? — принц
потребовал себе грубые кожаные носки, гетры и
соломенные сандалии и, не показывая признаков усталости, во
всех святилищах вешал гохэг?6, а на ночлегах велел
проводить буддийские службы. Поэтому по дороге никто из
встречных паломников и опытных религиозных
наставников не мог его упрекнуть.
После того, как путники увидели порт Юра, гребное
судно отдало концы. Берега бухты густо заросли кустами,
где-то над волнами слышались крики куликов, в
направлении провинции Кии виднелись дальние горы, волны
омывали покрытые соснами рифы Фудзисиро, Бака и
Фукиагэ47. Как раз в это время сверкал отливающий
блеском под лучами луны остров Тамацу48, тревожа сердца,
длинной дорогой странствий изгибался берег бухты,
деревья в одиноком селенье, пропитанные дождем,
колокол в дальнем храме, провожающий вечер, — это было
время, когда чувства обостряются. Путники прибыли к
принцу Киримэ49.
Той ночью, постелив под голову свой рукав, в
покрытой росою молельне, что расположена среди зарослей
кустарника, его высочество до утра возносил молитвы:
«Земной поклон тому, кто возвращает жизнь, тем, кто
воплощён в трёх местах50, защищающим Закон во всех
горах \ ста тысячам семей2, восьмидесяти тысячам
алмазных чад53, светлому лунному следу, что ярко озаряет
тьму общего жилища тех, кто разделён на части, —
повелите же, чтобы негодные вассалы разом погибли, а
государев двор опять воссиял! Передают, что два явленных
следа это инкарнации богов Идзанаги и Идзанами4.
Наш государь — их отдалённый потомок — спрятался в
кромешной тьме, как утреннее солнце Прячется за
плывущим облаком. Ему ни за что не будет ущерба! Похоже,
что небо ныне темным-тёмное. Если у богов есть сила
богов, то государи не могут вновь не стать государями!»
Бросившись всеми пятью частями тела5 на землю,
его высочество проникся в душе истиной и произносил
моления. Поведение его было беспримерным, и боги
понимали, что оно не могло не исходить из чувства
преданности им. Во время поклонения богам на исходе ночи
185

его высочество почувствовал недомогание, поэтому, он
согнул локоть и, положив его под голову, на некоторое
время уснул.
Во сне ему привиделся мальчик, который сказал:
«Среди трёх гор Кумано людские сердца ещё не
умиротворились, поэтому здесь немного преданных государю
подданных. Переправьтесь отсюда в сторону реки Тодзу-
гава и подождите благоприятного случая. Мне надлежит
проводить Вас от местопребывания двух
перевоплотившихся божеств, поэтому я буду Вашим проводником».
Так мальчик сказал, и на этом сон внезапно
кончился. Его высочество подумал с надеждой, что это было
сообщение самих перевоплотившихся поэтому ещё до
рассвета поднёс богам благодарственные гохэй и скоро
рке пробирался к реке Тодзугава.
За эту дорогу на протяжении тридцати с лишним pu
не было ни одного людского жилища, поэтому путники
или, заботясь о подушках среди облаков, в высоких
горных пиках, расстилали рукава одежд на циновках изо
мха, или же испытывали жажду возле воды, текущей в
скалах, теряли мужество на подгнивших мостах.
На горной дороге, даже когда не было дождя, одежда
на людях была влажной от зелени над головой.
Поднимаясь на берег напротив, путники срубали мечами зелёную
стену над бездонным обрывом.
Прямо внизу синева была окрашена в цвет индиго на
тысячу дзё. После того, как такие недоступные кручи
принц преодолевал в течение многих дней, тело его
устало, а пот струился, как вода. Ноги его высочества были
изранены, соломенные сандалии были все окрашены
кровью.
Все его спутники тоже были не из железа или камня,
поэтому они шагали голодные и усталые, однако толкали
его высочество в спину, тащили за руки и через
тринадцать дней пути прибыли к реке Тодзугава.
Принц расположился в придорожной пагоде,
сопровождавшие его люди Пошли в селение и сказали, что они
сопровождают отшеАьника-ямабуси, следующего на
поклонение в Кумано, отчего местные жители испытали к
ним сострадание, достали еду из каштанов, кашицу из
186

конских каштанов и помогли утолить голод. Принцу
дали такой же пищи.
Так прошло дня два-три.
Однако, не зная, сколько в таком виде можно
оставаться, Коринбо-гэнсон пошёл в этом селении к дому,
показавшемуся ему тем, который нужен, и, когда спросил у
вышедшего наружу ребенка, как зовут хозяина дома, тот
ответил:
— Это жилище племянника господина Вступившего
на Путь Такэхара Хатиро, человека по имени Тоно-но
Хэйбэй.
«Вот оно. Это тот самый человек, который славится
владением луком и стрелами. В любом случае, надо
положиться на него», — подумал Гэнсон, вошёл в ворота,
осмотрелся и прислушался. Как будто, в доме -есть
больной человек, он подал голос:
— Эй! Не прибыл ли это чудотворец-лмябуш?
Ступайте сюда, помолитесь!
«Какой подходящий случай», — подумал Гэнсон и
возвысил голос:
— Мы отшеАЬНики-ямабуси, которые вышли, чтобы
семь дней провести у трёхступенчатого водопада56, на
тысячу дней затвориться в горах Нати, совершить
поклонение в тридцати трёх местах почитания богини
Каннон. Заблудились в пути и вышли к этому селению.
Позвольте нам переночевать разок и утолить голод,
отдохнув у вас один день.
Из дома вышла сельская служанка.
— Думаю, что это — провидение будд и богов.
Супруга здешнего хозяина болеет, одержимая злым духом
Пожалуйста, удостойте её молением! — произнесла она.
Тогда Гэнсон сказал ей:
— Мы простые ямабуси, нам это вряд ли по силам
Самые действенные молитвы у нашего предводителя,
который отдыхает вон в той пагоде. Если ему рассказать
о вашем деле, он непременно вознесёт моления.
Женщина очень обрадовалась:
— Тогда, проводите, пожалуйста, сюда того
господина, главного священнослужителя! — и радости её не
было предела.
187

Когда Гэнсон бегом вернулся к своим и сообщил об
этом, все, начиная с принца и кончая его спутниками,
явились в особняк. Принц вошел в помещение, где
лежала больная, и произнёс заклинания, сопровождая их
магическими жестами.
После того, как он два или три раза громко возгласил
дхарани Тысячерукой57 и потёр свои чётки, больная сама
забормотала, произнося разные слова. Заклинания
действительно достигли слуха Пресветлого короля58. Руки-
ноги у больной съёжились и задрожали, по всему телу
заструился пот, больная сразу выпрямилась и внезапно
выздоровела. Хозяин, её муж, обрадовался безмерно и
сказал:
— У меня нет особых накоплений, так что я, может
быть, не выполню ваших пожеланий. Но пусть это не так
важно, только, пожалуйста, оставайтесь здесь дней на
десять с лишним, дайте отдых вашим ногам. В последнее
время ямабуси не могут срочно бежать отсюда
незаметно, а потому нужно осторожно разузнать об этом.
С этими словами он велел собрать вместе дорожные
корзины и все их разместил внутри усадьбы.
Хотя сопровождавшие принца люди внешне себя не
проявили никак, в душе все испытали радость.
Так прошло больше десяти дней. Однажды вечером
хозяин этого дома Хэйбэй вошёл в комнату аая гостей,
разжёг в печи дрова, стал вести разные разговоры и
сказал так:
— Господа! Думаю, что вы наверняка об этом
слышали. Правда ли это, не знаю, но говорят, что принц из
Великой пагоды оставил Киото и направился в сторону Ку-
мано. Но Дзёбэн-содзу, управитель района Трёх гор Ку-
мано, — бесспорный приверженец воинских домов,
поэтому я считаю, что укрываться в районе Кумано его
высочеству трудно. Ах, если бы он приехал в наше селение!
Хотя изнутри местность здесь узка, со всех четырёх
сторон по краям долины размером в десять на двадцать pu
высятся крутые обрывы, — это местность, через
которую даже птице перелететь трудно. Сердце этого
высокомудрого не лживо, он превосходно владеет луком и
стрелами. Человек по имени Корэмори, потомок Хэй-
188

59
кэ , доверился нашим предкам и прятался в этих местах.
Я слышал, что, когда мир был подчинён Гэндзи, он
пребывал здесь в безопасности.
Тогда принц, действительно обрадованный, с
довольным водом обратился к нему с вопросом:
— Если бы его высочество принц из Великой пагоды
решил кому-то довериться и прибыл в эти места, мог бы
он вам довериться?
Тоно-но Хэйбэй почтительно молвил:
— Нечего даже и говорить. Хоть я существо
недостойное, но если я один так считаю, то вряд ли
кто-нибудь станет возражать против этого от Сисигасэ, Кабу-
расака, Юаса, Адзэгава, Обара, Имосэ и Накацугава ао
восемнадцати уездов Есино.
— Тут принц встретился глазами с Кодэра-но
Сагами, и Сагами придвинулся к Хэйбэй и проговорил:
— Вы и сейчас что-то прячете. Тот
священнослужитель, который находится напротив, и есть принц из
Великой пагоды.
Хэйбэй стал недоверчиво всматриваться в лица
монахов, и тогда Катаока Хатиро и Яда Хикосити,
произнеся: «Уф, как жарко!» — сняли капюшоны и положили
рядом. Из-за того, что они не были настоящими ямабу-
си, стали явственно видны следы выбритых полумесяцем
волос. Увидев это, Хэйбэй весьма удивился:
— И правда, вы не изволите быть ямабуси. А я так
самоуверенно об этом говорил! Как совестно! Такое моё
поведение непростительно.
Он прижал голову к земле, сложил руки и сел на
корточки, опустившись с татами вниз.
Тотчас же провели срочные приготовления:
построили для принца бревенчатый дворец и стали его
охранять, в горах с четырёх сторон устроили заставы,
перегородили дороги. Однако считая, что и этого ещё мало для
того, чтобы осуществить такой важный план, о нём
рассказали дяде хозяина, Вступившему на Путь Такэхара
Хатиро. Тот сразу же стал сторонником Тоно.
Он быстро перевёл принца в свой особняк, выказал
несравненную преданность ему, поэтому его высочество
189

ж
*u
успокоился и провел там взаперти примерно полгода,
думая, что его никто не видит.
Принц снова приобрёл вид мирянина, потому и
вызвал в свою опочивальню дочь Вступившего на Путь Та-
кэхара Хатиро, и она стала его единственной
возлюбленной. Говорят, что Вступивший на Путь хозяин дома тоже
мало-помалу приблизился к принцу, что жители
ближайшего селения стали изъявлять покорность его особе,
к воинским же домам они, напротив, относились с
пренебрежением.
Тем временем, об этом услышал Дзёбэн, управитель
Кумано, и приблизился к реке Тодзугава. Но ему
нехватало сил даже в сто тысяч всадников. Рассчитывая
выманить принца наружу, пользуясь алчностью жителей
окрестных селений, на перекрестках дорог установили
таблицы с надписью: «Имеется грамота из Канто о том, что
человеку, который выдаст принца из Великой пагоды,
пусть даже он не имеет чина или является
простолюдином, в награду будет пожаловано поместье Курума в
провинции Исэ. Сверх того, сначала Дзёбэн от себя в
течение трёх дней выдаст шестьдесят тысяч кан60 деньгами.
Человеку, который убъёт его слугу или приверженца, —
пятьсот кану а тем, которые выйдут сдаваться сами, — по
триста кан велено неукоснительно выдавать в тот же
день». В конце текста были помещены жёсткие правила
со словами клятвы.
Это было то же самое, что твёрдое обещание, данное
для того, чтобы верили перемещённому столбу61, и
намерение похитить кого-то в обмен на пустяковые даяния,
поэтому пошёл слух, что когда чрезвычайно алчные
старосты восьми поместий увидели эти таблички, сердца их
как-то изменились, цвет лица поменялся, а поступки
стали неприятными.
Принц изволил молвить:
— Тогда в этом месте оставаться нельзя. Как бы нам
отправиться в Есино?!
Вступивший на Путь Такэхара принялся его
усиленно удерживать:
— Что из этого получится?
190

Вселить во Вступившего на Путь уныние было
нельзя, но его высочество проводил луны и дни в опасениях.
В конце концов даже дети Такэхара отвернулись от
отца. Заслышав, что на принца замышляют напасть, его
высочество изволил тайком покинуть Тодзугава и
направиться в сторону Коя. Из-за того, что по дороге ему
предстояло миновать такие препятствия, как вражеские
лагеря Обара, Имосэ и Накацугава, принцу хотелось
попытаться использовать силы противника, и для начала он
навестил управляющего поместьем Имосэ.
Управляющий Имосэ не впустил принца в здание управления, но
поместил его в бывшую по соседству пагоду и через
посыльного сообщил:
«Управляющий Тремя горами Дзёбэн, имеет на
руках приказ воинских властей2 передавать в Канто
сообщения о группах заговорщиков, поэтому позволить по
этой дороге проследовать беспрепятственно — значит
не иметь в будущем оправдания своей вине.
Задерживать проезжающего принца страшно, поэтому, если вы
отдадите нам одного-двух знаменитых людей из числа
сопровождающих принца, чтобы мы передали их
воинскому дому, или пожалуете знамя с гербом принца, мы
отдадим его как свидетельство сражения и сможем
рассказать о нём воинскому дому. А если из этих двух
способов вы не соблаговолите принять ни одного, тогда делать
нечего, придется нам сразиться», — передал он, и принц
подумал: «Похоже, что с этим действительно ничего не
поделаешь», — но ответ дать не решился.
Тогда вперёд двинулся Акамацу-рисси Сокую,
который произнёс:
— Выполнить приказ, встретившись с опасностью,
— таков удел воина. Поэтому Цзи Синь63, выдав себя за
своего государя, сдался неприятелю, а Вэй Бао64 остался и
оборонял замок. Разве они не те люди, которые оставили
потомству свои имена тем, что отдали свои жизни
взамен жизни своего государя?! Как бы там ни было, если
мы успокоим управляющего поместьем Имосэ и
проследуем до особняка его высочества, мы в точности
последуем их примеру.
Услышав эти слова, Хирага Сабуро промолвил:

LU
— Самому никудышному из всех высказывать своё
мнение неучтиво, и, всё-таки, человека, в столь трудные
времена стоящего под знаменем командующего, его
высочеству бросить труднее, чем бёдра, локти, уши и глаза.
Но здесь нельзя не считаться с управляющим поместьем
Имосэ, и самое лёгкое — это передать ему знамя его
высочества. Это не так болезненно. Бросить на поле
сражения коней и доспехи, потерять мечи и сабли, чтобы их
захватили враги, не так стыдно. Из того, что он просит,
отдайте, пожалуйста, ему знамя его высочества.
Тогда принц подумал, что это разумно. Он изволил
отдать управляющему поместьем Имосэ своё парчовое
знамя, отделанное блёстками лун и солнц из золота и
серебра.
Так его высочество изволил проехать дальше.
Некоторое время назад сильно отстал Мураками Хикосиро
Еситэру. Спеша по следам принца, в пути он встретил, к
несчастью, того управляющего поместьем Имосэ.
Увидев слугу из Имосэ со знаменем в руках, Еситэру понял,
что это знамя принца. Мураками удивился и спросил, в
чём дело. Ему обо всём рассказали, и Мураками, заявив:
— Собственно говоря, что это значит? Так ли
должны вести себя низкородные типы вроде вас, встретив
на дороге сына милостивого государя, владыки страны
Четырёх морей, который направлялся, чтобы догнать и
покарать врагов династии?! — тут же знамя его
высочества отнял, в довершение всего схватил крупного
мужчину, слугу из Имосэ, который держал знамя, и отбросил
его на четыре или пять дзе65.
Его удивительная сила, не имевшая себе равных,
устрашала. Управляющий поместьем Имосэ не произнёс
в ответ ни слова, поэтому Мураками сам взял знамя на
плечо и вскоре догнал принца. Еситэру опустился перед
его высочеством на колени, рассказал обо всём, и тогда
принц, искренне обрадовавшись, рассмеялся:
Преданность Сокую сберегает верность долгу Mo
Шишэ, находчивость Хирага раскрывает замыслы
министра Чэнь, доблесть Еситэру превосходит мощь Бэй
Гунъю66. Так отчего же с помощью этих трёх
выдающихся личностей я не стану управлять Поднебесной?!
192

Той ночью в убогой хижине жителя гор, покрытой
сплошной стеной деревьев сииноки67 со многими
просеками, его высочество изволил преклонить свою голову на
подушку. Когда рассвело, он решил направиться к
долине Обара, а, встретив по пути дровосека с вязанкой дров
за спиной, спросил у него дорогу. Дровосек (видно, даже
бесхитростные горцы узнавали его высочество) опустил
вязанку на землю, упал на колени и почтительно молвил:
— На полпути у вашего высочества отсюда до Обара
живёт не имеющий себе равных сторонник воинских
домов, которого называют господином управляющим
поместьем Тамаги. Я не думаю, что мимо этого человека
может пройти войско, каким бы большим оно ни было,
если с ним не договориться. Осмелюсь доложить вашему
высочеству, что лучше бы прежде всего в качестве послов
отправить к нему одного-двух человек, чтобы они
выяснили его настроение.
Принц внимательно выслушал его и заметил:
— Именно о таких случаях говорят: «Не
пренебрегай ничьими словами, ни косца, ни дровосека». Полагаю,
что поистине дело говорит этот дровосек!
Он послал в поместье Тамаги двух человек Катаока
Хатиро и Яда Хикосити, повелев им сказать: «Его
высочество должен проследовать по этой дороге. Откройте
ворота и разберите завалы!».
Управляющий поместьем Тамаги встретился с
посланцами его высочества, выслушал их резоны и, ничего
не ответив, вошел внутрь. Но вскоре стало видно, что
молодёжи и рядовым воинам приказали вооружиться и
оседлать коней. От этого поднялся большой шум. Тогда
посланцы его высочества решили: «Похоже, что из
нашего дела не вышло ничего. Поэтому поскорее вернёмся и
доложим об этом». Когда они поскакали обратно, то за
ними погнались человек пятьдесят или шестьдесят
молодых воинов из Тамаги с одними мечами в руках.
Два посланца задержались и, выскочив из тени
росших там нескольких сосенок, рубанули по коленям
коней самых передних воинов и повалили их; встречным
движением мечей отсекли всадникам головы, повернули
мечи лезвиями вниз и встали поперёк дороги. Среди
Ж
lu
193

преследователей, которые скакали сзади, не оказалось
ни одного, кто бы, увидев это, приблизился к ним. Они
только издали пускали стрелы. Катаока Хатиро, в
которого попали две стрелы, подумал, что теперь помочь им
будет трудно, и произнёс несколько слов.
— Эй! Господин Яда! — сказал он, — меня тяжело
ранили, и я здесь умру. Вы же срочно скачите к его
высочеству принцу и доложите обо всём, чтобы он спешно
бежал, не теряя ни мгновения.
Яда был там же, поэтому подумал, что и он будет
убит, однако, действительно, не сообщить принцу обо
всём значило бы нарушить верность ему, но в душе
сильно переживал из-за того, что будучи не в силах что-либо
сделать, он возвращался, бросая товарища, готового
вот-вот умереть от ран.
После того, как Яда, отъехав далеко, оглянулся, он
увидел, что Катаока Хатиро уже погиб от стрел, а голову
его держал человек, отсекший её остриём меча. Яда
поспешил возвратиться и доложить об этом принцу.
— Значит, дальше по дороге, по которой не убежать,
мы не поедем. Когда везение находится у предела, слова
жалоб бесполезны68, — сказал он, и никто, вплоть до
сопровождающих его людей, беспокойства не выразил. В
таком случае, здесь оставаться нельзя, и, решив ехать,
пока ехать можно, тридцать с лишним высших и низших
воинов с принцем во главе поехали, по пути
расспрашивая о горных дорогах.
Когда собирались пересечь перевал Накацугава, на
двух горных вершинах напротив показались человек пя-
тьсот-шестьсот в доспехах и шлемах. Их приняли за
войско из Тамаги. Лучники там выставили перед собой
щиты, разделились на две части — левую и правую — и
издали боевой клич. Когда принц увидел это, яшмовый его
лик озарился особенно величественной улыбкой.
Обращаясь к своим подчиненным, его высочество промолвил:
— Стрелять всеми оборонительными стрелами,
сколько их есть! Мы должны погибнуть со спокойным
сердцем и оставить свои имена десяти тысячам поколений.
Однако никто и ни в коем случае не должен совершать
харакири раньше меня. После того, как я покончу с со-

бой, срежьте у меня кожу с лица, отрежьте уши и нос и
выбросьте, чтобы не видно было, чья это голова. Ибо,
если мою голову выставят на тюремных воротах, наши
сторонники в Поднебесной потеряют силу, а воинские
дома постепенно перестанут их бояться. Говорят так:
«Мёртвый Кун Мин обратил в бегство живого Чжун
Цзиня»69. А значит, даже после смерти наш авторитет в
Поднебесной остаётся и становится хорошим
военачальником. Теперь же бежать никак нельзя. Не посрамите
себя и не дайте врагу смеяться над нами!
Тогда сопровождавшие принца воины воскликнули:
«Почему же мы должны посрамить себя?!», — вышли
перед его высочеством и спустились вниз до склона, по
которому во множестве поднималось наступавшее войско
противника. Их было всего тридцать два человека, и хотя
каждый всадник равнялся тысяче, похоже, что они не
могли сражаться, столкнувшись с пятьюстами с лишним
всадниками.
Наступавшие, как крылья, подняли над головами
щиты, а оборонявшиеся воины отцепили ножны с
мечами. Противник приближался со всех сторон. На
северной вершине среди сосен буря развевала три красных
знамени.
Оттуда показалось войско всадников в шестьсот-се-
мьсот. Это войско постепенно приближалось и воины,
разделившись на три части, издали боевой клич и
двинулись на поместье Такаги. Воин, скакавший впереди всех,
громким голосом закричал:
— Жители провинции Кии Нонагасэ-но Рокуро и
Ситиро со своим войском в три с лишним тысячи
всадников прибыли навстречу принцу из Великой пагоды!
Кто те люди, которые противятся нашему господину и
выставили против него луки? Не ошибаемся ли мы, видя
господина управляющего поместьем Тамаги? Сейчас,
согласно приказу гибнущих воинских домов, объявлять
себя врагами принца, которому как раз в этот момент
открывается судьба, — это какое же место под небом
выбрать для себя?! Наказание Неба недалеко. Как их
утихомирить, мы решим в одном сражении. Никого не
оставим, не выпустим!
"2Г

Увидев это, войско Тамаги в пятьсот с лишним
всадников подумало, что ничего у него не получится,
побросало щиты, свернуло знамёна и вдруг ударилось в бегство
на все восемь сторон.
После этого братья Нонагасэ сняли шлемы, прижали
к бокам луки и издали выразили смирение. Принц
подозвал их к себе ближе, и они почтительно произнесли:
— Похоже, что, пока обстановка в горах делает
трудным выполнение плана восстановления великой
справедливости70. Поэтому мы приказали своему войску
двинуться в провинции Ямато и Кавати. А из-за нынешнего
поведения управляющего поместьем Тамаки, подумали
мы, из числа воинов вашего высочества едва ли останется
один живой на десять тысяч мёртвых, и тогда пришли к
вам на помощь и встретились с вами, словно выполняя
желание Неба. Разве мы не разбили большое войско
мятежников, бросившись в это сражение с ним?
— Вчера около полудня мальчик по имени Оимацу
известил нас: «Принц из Великой пагоды завтра
изволит выехать из Тоцугава и проследовать в Обара, однако
мне думается, что по дороге его встретят трудности.
Если хотите — отправляйтесь ему навстречу». Мы
решили, что это посланец вашего высочества, и выехали.
Принц поразмыслил над этим и решил, что здесь
дело не простое. С давних пор он носил на своём теле
оберег пленника. Когда однажды чуть приоткрыл его, стал
всё больше и больше испытывать странное чувство, а
после того, как открыл и посмотрел, то увидел священное
тело пресветлого бога Оимацу, который сродни
отлитому в Золотом павильоне священному телу небесного
бога из Китано71. По всему телу у него выступил пот, и бог
коснулся ногами земли — это было очень странно. «Вот
божественный знак-предвестник доброй судьбы. Какие
могут быть сомнения в усмирении мятежников?!» —
подумал тогда принц и направился в замок Макино, но
говорят, будто подумал, что и он может оказаться тесным,
расспросил монахов из Есино72, переделал
башню-сокровищницу Айдзэн в замок — перед ним была река Есино,
которая разрезает скалу, — и с тремя с лишним
тысячами всадников изволил закрыться в нём.

КОММЕНТАРИИ
1 «Вельможи из павильона /^имёин» — первого императора
Северной династии Когон, сына экс-императора Гофусими
принца Кадзухито. 1313-1364. На престоле в 1331-1333 гг.
2 Гэнко — девиз правления императора Годайго. 1331-1334.
После того, как император Когон, взойдя на престол, девизом
своего правления избрал Сёкё, оба девиза существовали
параллельно, во враждующих лагерях. С этого времени стали счислять
начало эпохи Намбокутё, Южной и Северной династий.
3 Церемония, проводимая в святилище Камо,
расположенном на окраине столицы, на берегу одноименной реки.
4 «Великая пагода» — иносказательно: монастырь Энрякудзи.
5 Насимото — дочерний храм монастыря Энрякудзи в
провинции Ямасиро.
6 Хосю — сын экс-императора Гофусими. Омуро — другое
название храма Ниннадзи (секта сингон).
7 Тодзи — буддийский храм в столице, центр одноименного
направления в секте сингон. Окропление водой производится
здесь для очищения адепта от чувственной грязи.
8 Полярной звезды — императора, «центра вселенной».
9 Мадэнокодзи (Фудзивара) Нобуфуса — крупный сановник
при дворе Годайго. 1258-1348.
10 Хино (Фудзивара) Сукэакира — крупный чиновник при
дворе Северной династии, брат сторонника Южной династии
Действительною Среднего советника Хино Сукэтомо (1290-1332).
11 «Пустое место» — буквально: «должность трупа».
12 «По примеру Бо И» — речь идет о братьях Бо И и Шу Ци
(VII в. до н.э.), которые спрятались на горе Шоуян (провинция
Шанси, Китай) и голодали, питаясь папоротниками, чтобы не
служить другому государю после смерти прежнего. Пример взят
из «Исторических записок».
Мугун — один из государей древнекитайского княжества
Цинь. Пример взят из «Исторических записок».
14 Пример с министром Гуань И-у, под влиянием
обстоятельств слркившим разным монархам, взят из «Бесед и
суждений» (Луньюй) Конфуция.
15 По свидетельству «Исторических записок» Гуань И-у
выстрелил в Чэнгуна, который возвращался в Ци из соседнего
владения, и попал ему в застёжку на поясе. Чэнгун, как отметил автор
«Записок» Сыма Цянь, простил его.
16 По преданию, в древнем Китае отшельник Сюй Ю, получив
от мифического императора Яо предложение занять высокую го-
197

сударственную должность, омыл в реке свои уши от скверны. Чао
Фу не позволял своим телятам пить воду из этой реки.
17 Чжоу — древнекитайское государство. 403-225 гг.до н.э.
Процитированные строки взяты из «Литературного изборника»
(Вэньсюань).
1К Этот случай зафиксирован в дневнике Тонн Кинсада (1340-
1399) «Энтайряку» в записи от четырнадцатый день четвёртой
луны 1345 г., где датирован 1332 годом.
19 «Прежний император» — Годайго.
20 Камму — «император», в 794 г. основавший столицу
Японии в г. Хэйан (ныне г.Киото). 737-806. Годы правления: 781-806.
21 Мудрого Закона — буддийского вероучения.
22 Существа шести обликов — обитатели шести сфер
существования: преисподней, духов голода, животных, демонов ашура,
людей и небожителей.
23 Дэнгаку — «полевые пляски». Первоначально — обрядовые
пляски на полях и у синтоистских святилищ, затем
представления, не связанные с определёнными обрядами. Предшествовали
появлению театра Но.
24 «Вступивший на Путь из Сагами» — глава Камакурского
правительства Ходзё Такатоки. 1303-1333.
Даймё — крупный феодал.
26 Хитатарэ, огути — цветные шёлковые одеяния феодалов
и высших воинов.
27 Кёгэн — средневековые японские фарсы, тексты которых
изобилуют остротами и прибаутками.
28 Ямабуси — «спящие среди гор», приверженцы шаманисти-
ческого направления в буддизме (сюгэндо), практикующие
оккультизм. Колдуны.
29 Монахом в миру из замка Акита называли деда Ходзё
Такатоки по матери Адати Токиаки.
30 Тэту — фантастические существа, обитающие в глухих
горах. Представлялись как коварные создания с красными лицами,
длинными носами и крыльями за спиной.
31 Тэннодзи (Ситэннодзи) — один из первых буддийских
храмов Японии. Находится в современном г. Осака. Освящен в
623 г. Сётоку-тайси — принц-регент, крупный государственный
деятель древней Японии. 574-622.
32 «Посвятивший себя созсрг^анию» — здесь: Такатоки,
который после своего пострига вел мирскую жизнь.
33 Минамото и Тайра — крупнейшие феодальные дома,
столкновение между которыми в конце XIII в. привело к
междоусобной войне, закончившейся гибелью дома Тайра (1185 г.).
34 «Пути Неба» — закону природы, по которому полная луна
обязательно идет на ущерб, а ущербный месяц начинает
прибывать.
198

35 Учреждение Камакура — учреждение Первого сёгуната с
центром в г. Камакура в конце XIII в.
36 Ходзё Сиро Токимаса — тесть первого сегуна Минамото
Еритомо, ставший после смерти своего зятя диктатором {сиккэн)
Японии. 1138-1215.
37 Эносима — морской остров в окрестностях г.Камакура, на
котором расположено синтоистское святилище, посвященное
культу богинь Такирихимэ-но-микото, Итикисимахимэ-но-ми-
кото и Такицухимэ-но-микото.
38 «Трижды седьмой» — двадцать первый
39 ,άβ'έ — мера длины, 3,03 м.
40 Токимаса — имя пишется теми же иероглифами, что и
Дзисэй.
41 «Сокрытым формам» — богу Маричи, который может,
подобно луне и звездам, сокрыть от посторонних свой облик.
Посвященная ему «Сутра Маричи» входит в число эзотерических
текстов, почитаемых в секте сингон.
42 Сюангран-санцан — китайский буддийский монах. В
629-645 гг. совершил путешествие в знаменитые храмы многих
стран, включая храм Наланда в Индии. После возвращения на
родину описал его в «Записках о путешествии на Запад». Перевел на
китайский язык много буддийских текстов, в том числе «Сутру о
совершенной мудрости». 602-664.
43 Шестнадцать добрых богов покровительствовали
обладателям «Сутры о сокровенной мудрости».
44 Кумано — здесь: три синтоистских святилища в провинции
Кумано.
45 «Башня дракона и дворец феникса» — императорский
дворец.
46 Гохэй — белые бумажные полоски, подносимые
синтоистским богам при поклонении.
47 Фудзисиро, Бака и Фукиагэ — название прибрежных
местностей в провинции Вакаяма.
48 Тамацу — небольшой островок в бухте Вакаяма.
49 Принц Киримэ — одно из знаменитых святилищ
провинции Вакаяма.
50 Имеются в виду три синтоистских святилища в провинции
Кумано.
51 Во всех горах защищают буддийское вероучение Четыре
небесных короля, Двенадцать богов-воителей, Шестнадцать
добрых божеств и другие персонажи буддийской мифологии.
52 «Сто тысяч семей» — все соплеменники.
«восемьдесят тысяч алмазных чад» — синтоистские боги,
которым поклоняются адепты сингон-буддизма, считая их
инкарнациями будд и бодхисаттв.
54 Идзанаги и Идзанами — первобоги синтоистского пантео-
Ж
lu
199

#
*u
111
на, отец и мать богини Солнца Аматэрасу Омиками, которую
считают прародительницей императорской династии Японии.
55 «Пять частей тела» — всё тело: голова, две руки, две ноги.
56 Трёхступенчатый водопад — каскад из трёх водопадов в
провинции Вакаяма.
57 Дхарани Тысячерукой — заклинания, адресованные
буддийской богине милосердия Каннон (бодхисаттве Авалокитеш-
вара). Одно из «таинств» сингон-буддизма.
58 «Пресвстлый король» — здесь: Фудо-мёо, один из пяти
буддийских воителей, сражающихся с силами зла.
59 Корэмори, потомок Хэйкэ — Тайра Корэмори, внук Ки-
ёмори, полководец. Сражался против войска Минамото Еритомо.
После поражения распустил слух, что покончил с собой,
утопившись в реке, а сам скрывался в провинции Кии. 1157-1184.
60 Один как содержал тысячу мелких монет.
61 В Циньском Китае текст нового закона укрепляли на
столбе, установленном возле южных ворот города, а затем переносили
этот столб к северным воротам.
Воинскими властями здесь названо камакурское
правительство.
63 Цзи Синь — человек, который объявил себя ханьским Гао
Цзу, когда того окружили воины враждебного царства Чу, и
ценой собственной гибели дал возможность своему вану спастись
бегством.
64 Еэй Бао — воин, который по повелению ханьского Гао Цзу
остался оборонять окружённый войсками княжества Чу замок,
пока его войско отходило, и в конце концов погиб в сражении.
65 4-5 дзё — 12-15 метров.
66 Mo Шигиэ, министр Чэнь Пин, Бэй Гунъю —
древнекитайские герои. Примеры заимствованы из Мэнцзы.
67 Сииноки — литокарпус Зибольда, низкорослое вечнозелёное
дерево. Используется на топливо.
68 Намёк на то, что судьба человека зависит только от воли
Неба.
69 Ссылка на эпизод из истории Китая: Чжун Цзинь,
прослышав о смерти предводителя своих противников Кун Мина, напал
на них, но те, не зная о смерти полководца, дали нападавшим
отпор и обратили их в бегство.
70 Восстановление великой аграведливости — повторное
возведение на престол Годайго.
71 «Небесный бог из Китано» — бог Тэмман-тэндзин (деифи-
цированный поэт и крупный чиновник IX в. Сугавара Митидза-
нэ), культу которого посвящено синтоистское святилище в кио-
тоском районе Китано.
72 «Монахи из Есино» — монахи из павильона Дзао в
провинции Есино, на горе Комбодзан.
200

СВИТОК ШЕСТОЙ
1
о сновидении придворной длмы
ТРЕТЬЕГО РАНГА МИМБУКЁ1
Годы идут, не останавливаясь, подобно летящей
стреле, падающему потоку воды2. Радость и пе-
■ ■ чаль сменяют друг друга, как на дереве алые
цветы заменяются опадающими жёлтыми листьями.
Поэтому никто не может сказать, что такое этот мир —
всего лишь сон или же явь. Хотя и говорят, что это
началось не теперь, — оттого, что люди по очереди
испытывают печаль и радость, чувствуя росу на рукавах3, однако
после того, как в девятую луну прошлого года4 был
разрушен замок Касаги, а прежний император сослан в
провинцию Оки, сотня чиновников-старых вассалов,
объятая печалью, безвыходно сидела по домам в разных
местах, а вид трёх тысяч придворных дам , утонувших в
потоках слёз, особенно навевал печаль, поистине
олицетворяя собой сей горестный мир. Это притягивало к себе
мысли придворной дамы третьего ранга Мимбукё.
Как ни говори, но кроме того, что она оставалась
дорогой возлюбленной прежнего императора, госпожа эта
изволила быть матушкой принца из Великой пагоды, а
потому все дамы из свиты императора и его наложницы
были рядом с нею как лишённые аромата деревья из
глухих гор по сравнению с благоуханным цветком. После
того, как в мире не стало спокойствия, не было и в Девя-
тислойном6 для неё определенного пристанища.
Госпожа чувствовала себя словно рыбак в лодке, влекомой
бушующими волнами, — несёт, и неведомо, где
пристанешь.
Ей рисовался облик государя, который невозвратно
укрылся за волнами Западного моря и беспрерывно
увлажняет августейшие рукава слезами, и госпожа в на-
ft
201

прасной тоске всматривалась за десять тысяч pu в
рассветную луну, представляя, как принц, её сын, блуждает,
не зная дороги, среди облаков Южных гор7. Хоть
госпожа и слышала, где он пребывает в своих скитаниях, она
уже три лета не могла передать ему весточку с
перелётными гусями. О том ли заговоришь, или о
другом, — одна лишь печаль. Истончились блестящие нити
волос8, охватывали дурные предчувствия, что когда-то и
старость так подойдет, и поблекнет алая яшма ее кожи.
Лучше бы сегодня, — думалось ей, — закончилась жизнь,
предел которой положен.
В утешение неизбывной печали госпожи некий
наставник, многие годы возносивший молитвы, читал
святые сутры и совершал очистительные церемонии. Это
был сясо9 в святилище Китано. Госпожа молвила, что
намерена на семь дней затвориться. Наставник подумал,
что он не то, чтобы не боялся, как бы об этом деле не
прослышали воинские дома, однако в обычное время
госпожа оказывала ему настолько серьёзные
благодеяния! Теперь же у неё такое состояние, что утешения нет
совсем.
Он устроил для нее всего лишь келейку по соседству
с молельным залом, чтобы думали, будто здесь
затворилась молодая придворная низкого ранга.
Увы. Прежде госпожа прятала свой облик за
парчовыми занавесами, закрывала очарование узорчатыми
окнами, не ведала числа женской прислуге слева и справа
от себя, всё вокруг осияла собой, и все служили ей с
благоговением. Теперь же, когда она затворилась внезапно
и втайне ото всех, никто её не навещал, хоть столица и
была близко.
Только ночные бури, шумевшие в соснах, что
вырастают за одну только ночь10, тревожили сон госпожи.
Теперешние думы государя подобны, а скорбь государя
вызывает в памяти ту древнюю весну, о которой
напоминали ароматы сливы, что не давали хозяину забыть её11,
последний год правления под девизом Сётай, когда
мятежный человек сделался богом12, и вплоть до жизни в
дорожном приюте в тронувшем сердце Цукуси13.
Чувство печали умножалось, госпожа прекратила на

некоторое время возглашение имени Будды, а написала
сквозь слезы стихи:
Мне не забыть.
Думаю, ты, божество,
Тоже печалишься,
О старом пути вспоминая
В тронувший сердце Цукуси.
Отдохнув за стихами, госпожа немного вздремнула,
и в эту ночь во сне ей привиделся старец в строгих
одеяниях и соответствующем головном уборе, годами
восьмидесяти с лишним лет. В левой руке он держал ветку с
цветами сливы, а правой опирался на посох с рукояткой
в форме голубя. С очень озабоченным видом он стоял
возле изголовья у постели, где возлежала госпожа.
Госпожа чувствовала, что это сон, но изволила
спросить: «В этом заросшем полынью месте, что находится за
пределами столицы, посетителя не ожидаешь даже на
мгновенье. Так кто этот странный человек? Наверное,
заблудился в пути и остановился здесь отдохнуть?»
Старец не проронил ни слова, с сочувствующим видом
положил перед нею ветку сливы, которую держал в руке,
возвратился на место и вышел. Госпожа смотрела на ветку
удивлённая и написала на листочке бумаги:
Повернувшись, приходит опять,
А сама остаётся всё той же.
Так зачем сокрушаться,
Когда ненадолго
От нас облаками закрыта луна?
Пробудившись ото сна, госпожа изволила вникнуть в
смысл стихотворения и решила, что сон был вещий, — о
том, что государь в конце концов благоволит
возвратиться и снова должен будет проживать на облаках1 .
Поистине, в этом месте, именуемом священной
усыпальницей будд и бодхисаттв великого попечения и великого
сострадания, явленных в облике небесного бога Тэм-
ман-тэндзин, поэтому человек, один только раз
пришедший сюда на поклонение, достигает совершенства в двух
мирах15, те же, кто возглашает имя Будды, достигают
осуществления всех своих желаний. Больше того, если
искренне молиться семь дней и семь ночей, — тысячью
203

*
*u
ш
струй, десятью тысяч струи до капли источая кровавые
слёзы, преодолеваешь кромешную тьму, и тебе вдруг
является чудо. Хоть и говорят, что мир достиг своего
последнего конца, но когда в тебе есть вера и истина, думы
постепенно наполняются убеждением в том, что боги
твои молитвы принимают.
О ТОМ, КАК КУСУНОКИ
ВЫЕХАЛ В МОНАСТЫРЬ ТЭННОДЗИ,
А ТАКЖЕ О СУДА, ТАКАХАСИ И УЦУНОМИЯ
В пятый день третьей луны второго года правления
под девизом Гэнко1 Сакон-сёгэн Токимасу и губернатор
провинции Этиго Накатоки, назначенные на должность
Двух Рокухара, прибыли из Канто в столицу. Говорили,
что они приехали потому, что Токива Норисада,
губернатор провинции Суруга, эти три-четыре года один,
твёрдо ведя дела обоих Рокухара, свои обязанности
исполнял неукоснительно.
Воинские дома поверили, когда Кусуноки Масасигэ
из дворцовой охраны в прошлом году сделал вид, будто
покончил с собой и насмерть сгорел в замке Акасака. По
его следам они послали в качестве управляющего Юаса
Магороку, Вставшего на Путь Дзёбуцу, и с чувством
облегчения думали: «Теперь в провинции Кавати ничего
особенного нет». Но в третий день четвертой луны того
же года Кусуноки во главе с пятьюстами всадниками
внезапно подступил к замку Юаса и, не переводя
дыхания, стал атаковать его.
Может быть, в замке были трудности с припасами,
но Кусуноки и его сподвижники слышали, будто из Асэ-
гава, что в провинции Кии, где находятся владения Юаса,
ночью собираются проникнуть в замок человек пять-
сот-шестьсот с припасами. Тогда он послал в укромное
место на дороге своих воинов, и те всё у них отняли, а в
короба погрузили доспехи и заставили погонщиков
лошадей нести их на себе. Сами же воины, человек двес-
ти-триста, под видом стражей поместья поехали в замок.
204

Кусуноки притворился, будто он преследует это
войско, погнался за своими товарищами, словно желая
рассеять их. Монах в миру Юаса увидел это и подумал, что
его воины доставляют припасы и сражаются с силами
Кусуноки. Он вышел из замка и, сам того не желая,
впустил в него воинов противника. Войска Кусуноки, как и
было задумано, ворвались в замок, достали из коробов
доспехи, как следует вооружились и издали громкий
боевой клич.
Войско снаружи замка в это время ломало его
деревянные ворота, перебиралось через стены и проникало
внутрь. Монах в миру Юаса оказался в трудном
положении, встретившись с противником внутри и снаружи.
Сражаться было невозможно, и он сейчас же склонил
голову и сдался в плен.
Вместе с его силами у Кусуноки стало насчитываться
больше семисот всадников. С этим войском он подчинил
себе две провинции, Идзуми и Кавати, а потом — в
семнадцатый день пятой луны — вышел для начала в
окрестности святилища Сумиёси и монастыря Тэннодзи и
разбил лагерь к югу от моста Ватанабэ.
Всё это время к Рокухара волнами накатывали гонцы
из провинций Идзуми и Кавати, докладывая, что
Кусуноки уже нападает на столицу, и в столице поднялся
большой шум. Воины скакали на восток и на запад,
волнениям знати, верхов и низов не было предела. «Не похоже
на то, что мы слышали. Видимо, у Кусуноки маленькое
войско. Если по нему ударить, оно рассыпется». С
такими мыслями оба Рокухара назначили командирами
своих войск Суда и Такахаси. Войска от сорока восьми
сигнальных костров, людей из столицы, жителей присто-
личных и ближних провинций собрались вместе и
двинулись на монастырь Небесных королей, Тэннодзи.
Все вместе эти силы насчитывали пять с лишним ты-
сяч всадников. Отправившись из Киото в двадцатый
день той же луны, они расположились лагерем в
окрестностях Амасаки, Кандзаки и Хасимото1', зажгли
сигнальные костры, видные издалека, и стали ждать, когда
рассветёт. Услышав об этом, Кусуноки разделил на три
части две с лишним тысячи своих всадников, сделал их
%
lu
205

ж
*u
ш
основной ударной силой и укрыл в Сумиёси и Тэннодзи,
а всего каким-то трёмстам всадникам велел поджидать к
югу от моста Ватанабэ и в двух-трёх местах напротив
противника зажечь большие сигнальные костры. Это для
того, чтобы специально заманить противника на мост,
опрокинуть его в воду и в одночасье определить
победителя.
Тем временем, когда рассвело, в двадцать первый
день пятой луны войско Рокухара из пяти с лишним
тысяч всадников собралось из разных лагерей в одно место
и двинулось к мосту Ватанабэ.
Когда увидели войско противника на той стороне
реки, оказалось, что оно не превышает двести-триста
всадников. В нем были воины на тощих конях, взнузданных
при помощи самодельных верёвочкек.
Увидев их, Суда и Такахаси подумали: «Вот как! Мы и
ожидали, что размеры у войска Идзуми и Кавати не то,
чтобы очень велики, но у них, даже против ожидания,
нет ни одного расторопного воина. Мы переловим этих
типов по одному, отрубим им головы на прибрежной
речной отмели у Шестой линии, Рокудзё18 и сдадим их на
хранение в Рокухара», — после чего и Суда, и Такахаси,
не дожидаясь остальных, один за другим, как прямая
линия, переправились через реку под мостом. При виде
этого, пять с лишним тысяч всадников стали
наперегонки погонять коней — одни пустили их по мосту, другие
переправлялись на противоположный берег по
мелководью.
Войско Кусуноки за ними наблюдало, но в сражение
не вступало, только выпустило издалека несколько стрел.
Из-за этого войско Рокухара не давало передохнуть ни
людям, ни коням, но теснясь и толкаясь, преследовало
противника до самых жилых домов к северу от
монастыря Небесных королей.
Кусуноки, как он и задумал, утомив людей и коней
противника, разделил свои две тысячи всадников на три
рукава и один из них выпустил на левый фланг
противника из восточных ворот монастыря Небесных королей.
Другой выпустил из западных ворот, каменных то-
рии!9, построив его в форме рыбьей чешуи20. Третий по-
206

казался из тени сосен святилища Сумиёси, построенный
в форме журавлинного крыла21.
Глядя на количество сил Рокухара, было видно, что
это было крупное войско, противостоять которому
нельзя, однако крепости в его лагере не было; напротив, было
видно, что окружить его можно малыми силами.
Суда и Такахаси, обнаружив это, отдали приказ:
«Противник укрывает в своем тылу большие силы. Коню
в этих местах негде ступить ногой. Нужно выманить
противника на открытое место, по частям сосчитать его
силы, снова и снова встретиться с ним в бою и решить
дело победы». Пять с лишним тысяч всадников отошли к
мосту Ватанабэ, чтобы противник не напал с тыла.
Хотя армия Рокухара была сильнее, чем та, которую
ожидал встретить Кусуноки, но силы Кусуноки
занимали выгодные позиции и гнали её с трёх сторон с
победными кличами.
Суда и Такахаси, увидев, что их войско уже
приближается к мосту, скомандовали:
— У противника силы невелики. Но если здесь не
повернуть назад, у нас в тылу окажется река, и это плохо.
Воины! Развернитесь!
Хотя они и велели всадникам вести коней
осторожно, ещё и ещё раз проверяя, куда те ступают, но,
поскольку войско было готово обратиться в бегство, оно и не
разворачивалось.
Каждый только рвался на мост, не сознавая, что это
опасно. Кони скучились, люди и лошади стали падать с
моста вниз, и неведомо число людей, которые тонули в
воде.
Были такие, кто погибал, не отличив при переправе
стремнины от пучины, были такие, кто погонял коня на
крутом берегу и разбивался при падении. Так из пяти с
лишним тысяч всадников мало осталось таких, кто
ползком добрался до столицы.
На следующий день на речной отмели возле Ро-
кудзё кто-то высоко укрепил дощечку и написал на ней
стихотворение:

Оттого ль, что вода
В Ватанабэ стремительна,
Но рухнул Высокий Мост,
И потекло
То Угловое Поле?2
По своему обычаю столичные злословы сочиняли
стихи, вставляя в них эти издевательские слова, или со
смехом пересказывали их. В это время Суда и Такахаси
потеряли лицо и глаза23, надолго перестали выполнять
свои обязанности и жили дома, притворившись
больными.
Оба Рокухара, узнав об этом, обеспокоились и стали
строить новые планы нападения. Считая, что в Киото сил
недостаёт, они вызвали из Канто Уцуномия Дзибу-таю.
Когда совет состоялся, они сказали ему:
— Нельзя сказать, чтобы издревле не существовало
способов определения победы или поражения из-за
воли судьбы. Однако же нынешнее поражение нашего
войска на юге обязано единственно просчётам
командиров и eine — малодушию рядовых воинов. В мире
людские насмешки остановить нельзя. Кроме всего прочего,
после того, как в столицу явился приглашённый сюда
Накатоки, ваше прибытие в столицу имеет целью
выступление против и усмирение разбойников и
мятежников, ежели таковые будут. После того, что случилось, мы
не думаем, что можно сражаться, собирая по нескольку
раз воинов разбитого войска. Кроме этого, теперешнее
время — важнейшее для Поднебесной, поэтому вы
выступите против неприятеля, уничтожите его!
Когда они это промолвили, Уцуномия сказал, и вида
колебаний не показав:
— Я не знаю, как выступать малыми силами после
того, как потеряла победу большая армия, однако с
самого начала, отправляясь из Канто, я знал, что не
пощажу своей жизни ради такого важного дела. Сейчас я
собираюсь посмотреть, чья будет победа в сражении,
поэтому хочу направиться навстречу противнику и
сразиться с ним, пусть даже в одиночку, и прошу вас, как это ни
трудно, увеличить ваше войско, — и зернулся к себе,
20Ö

всем своим видом показывая, что он действительно в
своих убеждениях крепок.
То, что Уцуномия один, с военным приказом в руках,
выступает против сильного противника, означало, что он
не жалел жизни, ибо он намеренно не возвратился на
место своего ночлега, но из Рокухара сразу же, в девят-
надцатый день седьмой луны, в час Лошади , выехал из
Киото и направился к монастырю Небесных королей.
До окрестностей Восточного храма, Тодзи2,
командир и сопровождающие его всадники насчитывали всего
четырнадцать-пятнадцать человек, но в разных местах
столицы к ним присоединялись ещё верхоконные
сторонники, и у Четырёх курганов и дороги Цукуримити26
всадников стало уже больше пятисот.
У людей, которые попадались им по пути,
независимо от их положения и влияния, они отнимали коней,
простолюдинов разгоняли, странников заставляли
свернуть с дороги, так что жители окрестных деревень
затворяли от них ворота. Той ночью они ожидали рассвета на
открытом биваке в Хасирамото2/. Ни один из них не чаял
вернуться домой живым.
Между тем, Вада Магодзабуро28, житель провинции
Кавати, услышав об этом, пришел к Кусуноки и сказал
ему:
— Из столицы, рассердившись из-за своего
поражения в прошлом сражении, против нас направили
Уцуномия. Этой ночью он рке прибыл в Хасирамото. Я
слышал, что его войско насчитывает не больше каких-то
шести-семи сотен всадников. Перед этим Суда и Такаха-
си выставляли против нас больше пяти тысяч всадников,
и то мы погнали и разбили их малыми силами. На этот
раз кроме них к нам прибыли превосходящие силы. У
противника силы малы и победный дух утерян. Пусть
Уцуномия и отважен, но во сколько крат он сильнее
других? Вот бы подойти к нему сегодня ночью, ударить и
разбить его!
Так он сказал, а Кусуноки, немного поразмыслил и
ответил:
— Победа или поражение в битве не обязательно
зависят от того, велика твоя сила или мала. Она зависит
209

Ill
прежде всего от единства воли всех бойцов. Поэтому и
говорят, что увидев большие силы, обманешься; бойся
сил малых. Прежде всего, я считаю, что после того, как
большие силы проиграли прошлое сражение, Уцуномия
решил по их следам выступить малыми силами. Никто в
них не надеется вернуться живым. Кроме этого,
Уцуномия лучший боец к востоку от застав . Это воин того же
типа, что Ки и Киёвара.
Они с самого начала не щадили жизни на поле
битвы, ценя её меньше пыли и грязи. Если его семьсот с
лишним всадников вступят в сражение с единым
сердцем, а наши воины отступать не захотят, они
обязательно перебьют большую половину наших. Положение дел
в Поднебесной не должно зависеть только от исхода
нынешнего сражения. Если в первом же сражении
немногочисленный отряд перебьет много наших, откуда мы
тогда возьмем силы, чтобы сражаться потом, в войнах
отдалённого будущего? Говорят, что хороший
полководец побеждает без сражения, поэтому завтра я
специально покину этот лагерь, чтобы противнику придать
уверенность в себе, а дня через четыре-пять зажгу на
окрестных вершинах сигнальные костры, будто
собираюсь нападать. Тогда воины, что с востока от застав, по
своему обыкновению, тотчас же потеряют выдержку и
все, как один, заговорят: «Нет-нет! Дольше здесь
оставаться нельзя! Давайте, лучше повернем назад, покуда ещё
наша честь при нас». Тогда уж и мы будем, в
зависимости от обстоятельств, говорить об атаке или об
отступлении. Но теперь небо уже светлеет. Сейчас наверняка
противник приблизится. Ну, ступай. После этого Кусу-
ноки выехал из монастыря Небесных королей. Его
сопровождали Вада и Юаса.
Светало. Уцуномия с войском в семьсот всадников
приблизился к монастырю. Воины подожгли в
окрестностях Удзу дома местных жителей, издали воинственный
клич, однако противник не показывался.
— Не иначе, как что-то задумали. В этих местах коню
ступить негде, а дороги узкие. Не давайте противнику
напасть и врезаться в нашу колонну, не дайте отсечь у
неё хвост! — приказал Уцуномия.
210

Ки и Киёвара пустили своих коней рядом и
проскакали у восточных и у западных ворот монастыря
Небесных королей. Они проехали там два или три раза, но ни
одного противника не увидели — были только
дымившиеся остатки сигнальных костров. Постепенно
начинало светать. Уцуномия, в душе считая, что победу он
одержал, не вступая в сражение, спешился перед главным
павильоном и совершил поклонение принцу30. «Отнюдь не
силою оружия, но единственно благодаря сакральной
защите пресветлых богов и будд свершилось это». — думал
он с радостью и искренней верой.
Тотчас же в Киото снарядили срочного гонца
сказать: «Что касается противника из монастыря Небесных
королей, то он скоро падет!» Поэтому-то и не было
такого человека, начиная с обоих Рокухара и кончая
внутренними и внешними военными31, который бы не хвалил
Уцуномия за нынешний его образ действий, называя его
выдающимся. Чувствуя, что он легко одолел противника,
Уцуномия испытывал чувство гордости. В продолжение
успеха он намеревался сразу же вторгнуться в лагерь
противника, но этого сделать уже не смог, потому что у
него не было войска. Кроме того, возвращаться без
единого настоящего сражения не годилось, поэтому
Уцуномия ждал атаки или отхода противника.
Прошло дня четыре или пять, и тогда Вада и Кусуно-
ки собрали четыре или пять тысяч мятежников из
провинций Идзуми и Кавати, прибавили к ним двести-трис-
та всадников из настоящих воинов и велели им зажечь
дальние сигнальные костры в окрестностях Тэннодзи,
монастыря Небесных королей.
— О, — оживились в лагере Уцуномия, — появился
противник!
Когда с наступлением рассвета вгляделись, то огни «В
Акисино, в горных селениях и на вершинах Икома»32
были чаще, чем звёзды на рассветном небе. Бухта Сиги-
цу, где выпаривают соль на кострах из травы, костры,
горевшие в селениях у Ёсино и Нанива, волны, в которых
отражались огни, горевшие на рыбацких лодках, были
удивительны. В провинциях Ямато, Кавати и Кии, вместе
взятых, на горах и в бухтах, которые там есть, не было

#
*u
ы
стольких мест, где жгут костры. Казалось, что силы Кусу-
ноки насчитывают тьмы и тьмы всадников.
Так продолжалось две или три ночи. Огни
постепенно приближались, заполняя понемногу четыре
направления сверху донизу — восток, запад, юг и север, — и
превращали тёмную ночь в день.
Видя эти огни, Уцуномия думал: «Когда неприятель
приблизится, мы сразу решим вопрос победы и
поражения!» Он был в постоянной готовности, не рассёдлывал
коня, не ослаблял внешний пояс на доспехах. А битвы
всё не было. Плотно окружённый противником он терял
боевой дух, пребывал в смятении и в глубине души
думал: «Ах, как бы это нам отступить!».
В этих условиях люди из отрядов Ки и Киёвара
между собой говорили:
— Силы наши малы. Как это мы встретимся с таким
многочисленным противником? Может быть, лучше
поехать в столицу, гордясь тем, что накануне в этом же
месте прогнали и развеяли противника?
Все сошлись на этом мнении. Уцуномия в двадцать
седьмой день седьмой луны среди ночи оставил
монастырь Небесных королей и уехал в столицу, а на другой
день рано утром Кусуноки вдруг въехал туда вместо него.
Поистине, если определять, чья была победа и чьё
поражение в битве между Уцуномия и Кусуноки, — это как в
битве между двумя тиграми или двумя драконами: оба
должны погибнуть.
Наверное, это понимают оба. Поэтому один раз
отошел Кусуноки, а свои планы он простирал дальше, чем на
тысячу pu; в другой раз отступил Уцуномия, который
сражение не проиграл. Не было ни одного человека,
который бы не хвалил их, потому что оба полководца
далеко просчитывают свои планы, водят отдалённое
будущее.
Между тем, несмотря на то, что Кусуноки Масасигэ
из дворцовой охраны оставил монастырь Небесных
королей и обнаружил свою решительность, он не разорял
дома местных жителей, рядовым воинам выдавал
увеличенное содержание, так что, не говоря уже о ближних
провинциях, но и в пределах отдалённых зависимые лю-
212

ди, наслышанные об этом, спешили непременно
присоединиться к нему, так что силы Кусуноки постепенно
росли и укреплялись, и стало уже видно, что даже из
Киото было не по силам без раздумий нанести по ним удар.
О ТОМ, КЛК МЛСЛСИГЭ ПРОЧЁЛ
ПРЕДСКАЗАНИЯ МОНАСТЫРЯ ТЭННОД5И
В третий день восьмой луны второго года правления
под девизом Гэнко33 Кусуноки Масасигэ из дворцовой
охраны совершил поклонение в святилище Сумиёси и
преподнёс ему трёх священных коней34. На другой день
на поклонении в монастыре Тэннодзи он преподнес ему
коня под седлом с серебряными луками, меч в ножнах,
отделанных серебром, и пару доспехов. Это было
благодарственным подношением за выборочное чтение
«Сутры о великой мудрости», «Сутра о совершенной
мудрости»35. Когда закончили Сообщения36, пришел
старейший священнослужитель храма и зачитал «Перечень
свитков»37.
— Я, Масасигэ, — личность тупая38. Когда я
задумываюсь о самом великом деле39, я не знаю, что станется со
мной самим, и все-таки, когда представляю себе, что
жизнь августейшего действительно нелегка, исполняю
надлежащие ритуалы. Благодаря этому, я забываю о том,
что моя собственная жизнь в опасности. Однако в двух
сражениях я добился небольших побед, а воины из
разных провинций прискакали ко мне, не дожидаясь
приглашения. Я думаю, не потому ли это произошло, что
Небо мне благоприятствовало, а буддам благоугодно бь£ло
окружить меня своими покровительственными
взорами. Не знаю, правда ли это, но мне передавали, что
древний принц40, пребывая в этом мире, размышлял о
спокойствии и опасностях в правление ста монархов и
написал сочинение «Записки о будущем», касающиеся
всей Японии. Если затруднений в том, чтобы показать
его мне, нет, хотелось бы только один взгляд бросить на
тот свиток, который касается нынешнего времени!
213

Ш
Так он сказал, и старейший священнослужитель
монастыря произнес в ответ:
— Принц победил мятежного вассала Мория41,
впервые построил этот монастырь и распространил Закон
Будды. После этого он написал сочинение в тридцати
свитках под названием «Книга о древних деяниях в
прежние правления», начиная её с эры богов и кончая
августейшим правлением императрицы Дзито42,
передал его дому Урабэ-но-сукунэ, который следит за
соблюдением принятых церемоний. Кроме этого принц
изволил оставить один свиток тайных записей. В нем
изложены деяния одного за другим монархов грядущих эпох
после императрицы Дзито. С легкостью её не может
увидеть никто, но вы можете специально пойти и
посмотреть её потихоньку.
После этого старец серебряным ключём открыл
тайную сокровищницу и достал из неё свиток на золотом
стержне3. Масасигэ сейчас же с радостью его развернул
и прочёл. Там была удивительная запись. В той записи
говорилось:
«В девяносто пятое правление монарха-человека
Поднебесная на время ввергнется в смуту, и государю
будет нелегко. В это время с востока явятся рыбы и
поглотят Четыре Моря. Через триста семьдесят с лишним
дней после того, как Солнце зайдет на западе, с запада
прилетят птицы и склюют восточных рыб. После этого
земля Внутри Морей на три года вернется к единому, а
потом человек, подобный обезьяне, на тридцать с
лишним лет взбаламутит Поднебесную, и большое
злодейство прекратится. Все опять вернётся к единству». И так
далее.
Масасигэ удивился и крепко задумался над этой
записью. Правление прежнего императора как раз
соответствовало девяносто пятому правлению от начала
монархов-людей. Уяснив себе сущность записи и как
следует подумав, что перевороты в Поднебесной, скорее всего,
недалеки, Масасигэ вручил престарелому
священнослужителю меч, отделанный золотом, и отдал это
сочинение, чтобы тот поместил его в тайную сокровищницу.
Потом, мысленно всё сопоставив, мы увидели, что напи-
44
214

сано: «Поднебесная на время ввергнется в смуту, и
государю будет нелегко», — это, несомненно, о нашем
времени. «С востока явятся рыбы и поглотят Четыре моря»,
бесспорно, это о единомышленниках мятежного
вассала, Вступившего на Путь из Сагами. «Западные птицы
склюют восточных рыб», — это о людях, которые
истребят Канто45. «Солнце зайдет на западе», — это о том, что
прежний император вынркден быть сосланным в
провинцию Оки. Триста с лишним дней» значит, что весной
будущего года наш государь пожалует из провинции
Оки и должен будет вторично занять свой престол.
События ни в чём не отличаются от тех, которые имел в
виду Масасигэ. Действительно, мудрец, бывший земным
воплощением будды, раздумывая о грядущих
поколениях, изволил свои размышления записывать. Получилось
удивительное пророчество, ни в чём не уступающее
предсказаниям трех царств46.
О ТОМ, КАК МОНЛХ В МИРУ
ЛКЛМЛЦУ ЭНСИН ПОЛУЧИЛ ПОВЕЛЕНИЕ
ОТ ПРИНЦА ИЗ ВЕЛИКОЙ ПАГОДЫ
В ту пору в провинции Харима жил потомок в
шестом колене принца Гухэй, седьмого сына императора
Мураками47, отпрыск чиновника младшего третьего
ранга Суэфуса, монах в миру по имени Акамацу Дзиро
Энсин, муж несравненной доблести, мастерски владеющий
луком и стрелами.
Обладая широкой натурой, он изначально не считал
для себя возможным кому-то подчиняться, поэтому в
это время мечтал наследовать то, что некогда было
прервано, поднять то, что было брошено, имя свое
прославить и в своей преданности превзойти всех. Тогда к
Энсину прибыл с повелением принца сын его, наставник в
монашеской дисциплине Сокую, который в эти два-три
года служил принцу из Великой пагоды и переносил
трудности Ёсино и Тодзугава.
Когда Энсин развернул свиток и посмотрел, в нем го-
*
*U
215

ворилось: «Вам надлежит, не теряя времени, поднять
верных долгу воинов, возглавить войско и казнить врагов
династии. Совершив этот подвиг, вы удостоитесь
желанных наград».
К этому было приложено семнадцать статей с
подробным перечнем наград. В каждой из этих статей
воздавалась честь семье Энсина, и каждая отвечала
желаниям всякого человека, живущего в этом мире, поэтому
Энсин был весьма доволен.
Прежде всего, он построил замок на горе Кокэнава,
что в поместье Саё в его провинции, и созвал
единомышленников для совместного выступления. Его авторитет
постепенно распространялся на ближние провинции, и
к нему собирались воины из Тюгоку48. Скоро их силы
составляли более тысячи всадников. Точно так же, приехав
в готовое рухнуть царство Цинь, Чжэнь Шэн, простой
воин из царства Чу, поднял восстание в Дацзэ49. Вскоре
он учредил заставы в двух местах — в Сугисака и Ямано-
сато, — перекрыв тракты Санъёдо и Санъиндо. Отныне
движение по дорогам в западные провинции было
остановлено, и войска из провинций не могли проехать в
столицу.
О ТОМ, КАК БОЛЬШОЕ ВОЙСКО
ИЗ КАНТО ОТПРАВИЛОСЬ В СТОЛИЦУ
Между тем, из Рокухара выслали срочного гонца в
Канто передать, что недавно восстали мятежники из
пристоличных и западных провинций. Вступивший на
Путь из Сагами, весьма этим напуганный, посчитал, что
нужно отправить карательный отряд и созвал своих
родственников, а кроме того, сильных даймё из восьми
восточных провинций, и послал их в столицу.
Прежде всего, среди членов его рода были Дан-
дзё-сёхицу из Асо, Вступивший на Путь Тотоми из На-
гоя, губернатор провинции Муцу Осараги-но Саданао, с
ним полководец Мусасино-сакон, полководец Игу-но-
укон-даю, помощник Правого конюшего из Муцу.
Людьми сторонними в его роду были Тиба-но-сукэ, губер-
216

натор провинции Микава Уцуномия, судья Ояма, Такэ-
да Идзу Сабуро, Огасавара Хикогоро, Вступивший на
Путь Доки Хоки, судья Асина, Миура Вакаса Горо, Ти-
да-но Таро, старший начальник из замка50 Вступивший
на Путь Дайни, прежний гкбернатор провинции Аки
Сасаки, с ним губернатор провинции Биттю, его
милость Юки-но Ситиродзаэмон, прежний губернатор
провинции Хитати Ода, его милость Сиродзаэмон из
Нагасаки, с ним его милость Куродзаэмон, его милость
Нагаэ-но Ямуцу Саэмон, губернатор провинции Суруга
Наганума, губернатор провинции Тотоми Сибуя,
Вступивший на путь Кавагоэ Санка, Кудо Дзиро Саэмон Та-
какагэ, его милость Ситиродзаэмон из Кано, прежний
губернатор провинции Хитати Ито, с ним Вступивший
на Путь Ямато, его милость Андо Тонайдзаэмон,
прежний губернатор провинции Сэтцу Усами, Вступивший
на Путь Никайдо Дэва, с ним судья Дэва, с ними
помощник губернатора провинции Хитати, Вступивший на
Путь Абу-но Саэмон, Намбу Дзиро и Ямасиро
Сиродзаэмон — начиная с них, сто тридцать два человека даймё,
а всего больше трехсот семи тысяч пятисот всадников в
двадцатый день девятой луны выехали из Камакура, и в
восьмой день десятой луны их передовые отряды уже
достигли столицы, а арьергард был еще в Асигара и Хаконэ.
Не только они. Коно Куро во главе войск с Сикоку на
трехстах с лишним больших кораблях вышел из
Амагасаки и прибыл в южную часть Киото. Монах в миру Ко-
до, Ооти-но-сукэ, Кумагаи из провинции Аки, имея при
себе войска из Суо и Нагато, на двухстах с лишним
боевых кораблях вышли из Хёго и прибыли в западную
часть столицы. Больше семи тысяч всадников Гэндзи из
провинций Каи и Синано по центральному горному
тракту прибыли в Хигасияма51. Эма, губернатор
провинции Этидзэн, и Аикава, помощник наместника
восточной половины столицы, во главе войска из семи
провинций тракта Хокурикудо силою больше тридцати тысяч
всадников прибыли через Восточный Сакамото в
северную часть столицы.
В итоге военные силы из всех провинций и с семи
направлений скакали в столицу, состязаясь в том, кто будет
217

ш
раньше. Дома в столичном районе Сиракава были
переполнены, а в храмах и святилищах Дайго, Огурусу, Хино,
Кандзюдзи, Сага, Ниннадзи, в окрестностях Удзумаса, на
Западных горах, на Северных горах, в Камо, Китано, Ко-
до, Косаки, Киёмидзу, под сводами ворот
Шестиугольной пагоды и даже во внутреннем пространстве звонниц
не было такого места, где бы не были расквартированы
войска. Тогда люди впервые с удивлением заговорили:
«Япония страна маленькая, но так много в ней людей!»
Тем временем, в последний день первой луны
третьего года правления под девизом Гэнко восемьсот
тысяч всадников из войск провинций разделились на три
направления53, и двинулись к трём замкам — Ёсино,
Акасака и Конгосэн.
Первыми к Ёсино под командованием Никайдо До-
уна, Вступившего на Путь из Дэва, нарочно не
смешиваясь с другими войсками, направились двадцать семь
тысяч всадников, которые следовали по трём дорогам:
верхней, нижней и средней. К Акасака направились под
командованием Асо Дандзё Сохацу его войско более,
чем в восемьдесят тысяч всадников, которое сначала
стояло лагерем в монастыре Небесных королей и в Акасака.
К горе Конгодзан в виде авангарда под командованием
Уманосукэ из Муцу его войско в двадцать тысяч
всадников направилось со стороны дороги Нара.
Среди них Нагасаки Акусиро Саэмон-но-дзё,
получив особый приказ на командование, направлялся для
главного удара, но, как считали, специально, чтобы никто
не знал о силе его войска, оно отправилось с опозданием
на один день. Походная одежда Нагасаки на
посторонний взгляд была удивительной.
Впереди него был знаменосец, за ним на мощных
конях, в богатых украшениях, опережая других на два тпё54,
сдерживая коней, следовали более восьмисот всадников
в одинаковых доспехах. На нём был воротник «кабанья
шея»55, наголенники, инкрустированные серебром, он
был опоясан двумя мечами, отделанными золотом;
жеребец Итинохэгуро6 в пять сяку три суп ростом,
лучший к востоку от застав, был покрыт седлом,
отделанным золотыми ракушками, словно лодка, добывающая в
218

бухте соль и рассыпавшая её, с подхвостником
золотистого оттенка. У командира было тридцать шесть
больших чёрных стрел с крупными серебряными языками;
он крепко держал в руках лук, плотно обмотанный
посередине побегами глицинии, пустив коня шагом по узкой
дороге.
В две колонны вытянулись пятьсот с лишным пеших
воинов, каждый в одной левой рукавице58 и в
набрюшнике, вооружённый от головы до ног. Они мерно шагали
впереди и позади верховых, за ними на расстоянии в че-
тыре-пять те на пять или шесть pu растянулись по
дороге сто с лишним тысяч всадников в доспехах, у каждого
на свой вкус. На их шлемах сверкали звезды, рядами,
будто гвозди на подошвах обуви, выстроились рукава
доспехов. Их мощь сотрясала небо и землю, двигала горы и
реки.
Кроме них, тринадцать дней днём и ночью следовали
воины, разделившись на армии по пять тысяч и три
тысячи всадников.
Не говоря уже о нашей стране, такие большие
армии доселе не поднимались ни в земле Тан, ни в Индии,
ни у Юань59, ни у южных варваров60. Не было и людей,
которые бы их себе представляли.
О СРАЖЕНИИ ПРИ ЛКЛСЛКА,
А ТАКЖЕ О ТОМ, КАК ХИТОМИ И ХОММА
ОПЕРЕДИЛИ ДРУГИХ
Тем временем, полководец, направлявшийся против
замка Акасака, Асо-но-дандзе Сёхицу, сказал, что на два
дня задерживается у монастыря Небесных королей,
чтобы подождать войска из тыловых лагерей, а в час
Лошади второго дня второй луны того же года должен
состояться «обмен стрелами» \ К тем, кто выступит раньше
времени, следует принять меры.
Был там житель провинции Мусаси, человек по
имени Хитоми Сиро, монах в миру Онъа. Этот Онъа,
обратившись к Хомма Куро Сукэсада, сказал:
lu
219

ш
— Войска Вашей милости подобны облакам и
туману, поэтому сомнений в том, что лагерь противника
падёт, нет. Но едва задумаешься об этом, понимаешь,
что Канто управляет Поднебесной уже более семи
поколений. А принципа, что уменьшать полноту власти — это
путь Неба, — не отменить. Кроме того, разве не погубят
сами себя те вассалы, которые нагромоздили зло,
отправив в ссылку государя?!62 Хоть личность я и недостойная,
но с благодетелями из воинства общаюсь уже больше
семидесяти лет. Если я, человек, которому нечего
вспомнить сейчас и долго жить ни к чему, увижу как
склоняется к падению воинское правление, это наверняка будет
для меня скорбью в старости и помехой в смертный час,
поэтому в завтрашнее сражение я вступлю раньше всех
и первым буду сражён стрелой, имя же своё оставлю
грядущим поколениям.
Хомма Куро в глубине души согласился с ним, но
вслух сказал:
— Изволили сказать пустое! Вряд ли можно говорить
о славном имени из-за того, что погибнешь от стрелы,
выйдя впереди войска, подобного этому. Поэтому я буду
вести себя как обычный человек.
После его слов Хитоми с невесёлым видом пошел в
сторону главного павильона, а Хомма, что-то заподозрив,
послал посмотреть за ним.
Тот достал походную тушечницу, что-то написал на
каменных тории и вернулся к себе, на место ночлега.
Хомма Куро подумал про себя: «Так и есть! Этот человек
наверняка собрался завтра отправиться раньше всех», —
поэтому он с вечера один выехал из лагеря и поскакал в
сторону Тодзё63.
Когда он был уже в долине реки Исикава, наступил
рассвет. После того, как утренний туман рассеялся,
Хомма Куро посмотрел на юг и увидел одинокого всадника в
синих узорчатых китайских доспехах, с белой накидкой
за спиной. Верхом на коне оленьей масти64 он
направлялся в сторону замка Акасака.
Кто бы это был? — Подскакав ближе, он увидел, что
это Вступивший на Путь Хитоми Сиро. Заметив Хомма,
Хитоми сказал:
220

— Если верить Вашим вчерашним словам, Вы
годитесь мне во внуки. Поеду-ка я раньше Вас, — улыбнулся
и пришпорил своего коня.
Хомма последовал за ним, говоря:
— Сейчас не время спорить, кто будет впереди.
Скажем лучше, что в одном и том же месте выставят на
позор наши трупы, одной дорогой пойдем мы
потусторонними путями.
Хитоми ответил ему:
— Стоит ли об этом говорить!
Так они и ехали, разговаривая друг с другом, — один
сзади, другой впереди, а когда приблизились к замку
Акасака, оба поравняли храпы своих коней, подъехали к
краю крепостного рва, приподнялись на стременах,
оперлись на луки и громкими голосами возгласили свои
имена:
— Житель провинции Мусаси Хитоми Сиро,
Вступивший на Путь Онъа. Лет мне набежало семьдесят три.
Житель провинции Сагами Хомма Куро Сукэсада,
тридцати семи лет. Были в авангарде войска, что вышло из
Камакура. Прибыли сюда, зная, что наши трупы будут
выставлены на поле сражения! Те, кто уверен в себе,
выезжайте, проверьте наши силы!
Так воззвали они в один голос, поглядывая на замок
со стороны. Люди в замке, глядя на них, говорили:
— Говорят, такое в обычае у воинов к востоку от
застав. Передают, что так, прежде всех, начинали Кумагаи
и Хираяма в битве при Итинотани65, — завистливые
люди! За ними сзади не следует ни один воин. Да и сами они
не похожи на влиятельных даймё. И что проку в том,
чтобы налететь и лишить жизни воина-неудачника?
Лучше останемся здесь и посмотрим, что будет, — а на
вопли с востока и с запада не отвечаем, ведем себя тихо.
Хитоми рассердился:
— Мы с самого утра обратились к вам, возгласили
наши имена, а из замка в нас не пустили ни одной стрелы!
Вы струсили или презираете противника!? В таком
случае, покажите, на что способны!
Выкрикнув это, он спрыгнул с коня, легко перебежал
через узкий мостик надо рвом и вдвоем с Хомма прибли-

зился вплотную к боковым выступам стены ,
намереваясь взломать и обрушить ворота замка. В замке
испугались. Из бойниц и башенок замка стрелы, подобные
дождю, посыпались обоим на доспехи и торчали из них,
как щетина А поскольку и Хомма, и Хитоми с самого
начала мечтали погибнуть от стрел, они и не отступали ни
на шаг, а держались вместе, покуда были живы.
Мудрец7, до этих пор следовавший за ними,
возгласил десятикратно последнее нэмбуг$у*, выпросил обе
головы и отвёз их в монастырь Тэннодзи, всё с самого
начала рассказав Гэннай-хёэ Сукэтада, сыну Хомма. Когда
Сукэтада увидел голову отца, он не произнес ни слова,
только слезы застряли у него в горле. Он набросил себе
на плечи доспехи, оседлал коня и, судя по всему, решил
ехать один. Мудрец удивился, удержал его, потянув за
рукав доспехов:
— Что это вы надумали?! Ваш почтенный родитель,
вступив в это сражение раньше всех, хотел только, чтобы
имя его стало известным людям Поднебесной. Отец мог
взять с собой и сына, однако он хотел пожертвовать
свою жизнь его милости из Сагами. Думая, что
восхищение им принесёт процветание его потомкам, он решил
прежде других пасть под ударами стрел. Однако брать
вас с собой у него и в мыслях не было. Кроме того, если
отец с сыном вместе проникнут в лагерь противника и
вместе погибнут под ударами стрел, кто же будет им
наследовать, кто должен будет получить вознаграждение за
это? Говорят, что долгое процветание потомков — это
путь, в котором явлен долг предков. Горе ваше безмерно.
Понятно, что вы твёрдо решили сейчас же вместе с ним
принять смерть. Но остановитесь, пожалуйста! —
такими словами он твердо отговаривал Сукэтада, и тот, не в
силах удерживать слезы, снял с себя доспехи.
Довольный мудрец, подумав, что тот в конце концов
сдержался, завернул голову Хомма в свой косодэ69 и
направился в степь поблизости похоронить её.
В это время Сукэтада решил, что теперь-то нет
человека, который может его удержать, быстро выехал и
сначала направился к павильону принца70, где, плача и плача,
возгласил молитву: «О процветании в этом рождении я
222

* не молюсь, ибо жизнь моя сегодня закончится. Если
верен всеобъемлющий обет твой о сострадании71, сделай
так, чтобы я был погребён подо мхом на том же поле
битвы, где изволил погибнуть от стрел мой батюшка, и
чтобы мы с ним родились в Чистой земле сидящими на
одном и том же цветке лотоса!» — и со слезами поехал.
Проезжая мимо каменных тории, он взглянул: на
них были стихи, которые написал Вступивший на Путь
Хитоми Сиро, погибший под ударами стрел вместе с его
отцом. Решив, что это как раз то, о чём действительно
станут рассказывать всем вплоть до будущих поколений,
он надкусил мизинец на своей правой руке и кровью из
него написал рядом стихотворение, после чего
направился к замку Акаксака. Приблизившись к замку, он
сошёл с коня, прижал свой лук к боку, постучал в ворота
и воскликнул:
— Хочу кое-что сказать тем, кто в замке!
Через какое-то время два воина высунулись из
бойниц башни и спросили:
— Кто это пожаловал?
— Я сын того Хомма Куро Сукэсада, который
сегодня утром приехал к этому замку и погиб под ударами
стрел. Меня зовут Гэннай-хёэ Сукэтада. Чувства
родителей, пекущихся о детях, в обычае у сердец, блуждающих
во тьме. В печали от мысли, что мы оба вместе погибнем
под ударами стрел, батюшка мой без моего ведома под
ударами стрел погиб один. Меня никто не сопровождает.
Я подумал, что так и буду блуждать по дорогам
Срединного бытия72, поэтому и прискакал сюда один, надеясь
так же, как и мой батюшка, погибнуть от стрел и до
конца проследовать по пути сыновнего долга даже и после
кончины. Командующему замком доложите об этих
причинах и отворите ворота. Я выполню свое желание,
лишившись жизни так же, как и мой батюшка, на том
же самом месте погибнув под ударами стрел.
Так он просил от всего сердца и стоял, захлебываясь
слезами.
Пятьдесят с лишним воинов противника,
защищавшие внешние ворота, тронутые тем, что он движим
чувством сыновней почтительности, открыли эти ворота,

убрали завалы из деревьев, и Сукэтада сел на коня и вье-
хал внутрь замка, где встретился с пятьюдесятью с
лишним врагами и с падающим на него огнем.
Какая жалость! Отец, Сукэсада, был мастером лука и
стрелы, какого не бывало, человеком, в котором
нуждалась страна. Сукэтада был героем, обладавшим
бесподобным чувством сыновней почтительности. Он оставил
славное имя своей семье. Хитоми по возрасту уже
склонился к старости, однако ему было ведомо чувство долга,
он раздумывал о жизни и умер в согласии со временем.
Когда люди слышали, что эти три человека погибли от
стрел в одно и то же время, не бывало никого, кто не
горевал бы , — ни из тех, кто их знал, ни из тех, кто не был
знаком с ними.
Командующему войсками доложили, что уже
обнаружились первые воины, которые дерзко направились к
замку Акасака и погибли там под ударами стрел.
Поэтому он сразу же выехал из монастыря Небесных королей,
сошел с коня перед Пагодой принца, посмотрел на
каменные тории и на левой их опоре написал стихи:
Уже не цветёт
Старое дерево сакуры —
Хоть и сгнило оно,
Но подо мхом
Его имя хранится нетленным.
А потом приписал: «Житель провинции Мусаси
Хитоми Сиро Онъа, семидесяти трех лет от роду, во второй
день второй луны второгого года правления под девизом
Сёке73 направился к замку Акасака и в благодарность за
благодеяния воинского правления пал под ударами стрел».
А на правой опоре написал:
Проводил он тебя
Шестью путями74,
Где ты блркдаешь
По перекрёсткам
В заботах своих о потомках.
И добавил: «Житель провинции Сагами, сын Хомма
Куро Сукэсада по имени Гэннай-хёэ Сукэтада, в
возрасте восемнадцати лет, во второй день середины весны75
второго года правления под девизом Сёкё своей подуш-
224

кои сделал мертвое тело отца и расстался с жизнью на
том же поле битвы».
В этих двух стихотворениях был отражён долг
почтительного сына по отношению к отцу и преданного
вассала по отношению к господину. Кости сотлеют под слоем
жёлтой глины, но имена останутся, поднявшись на
голубые облака девятислойных небес. Поэтому и ао сих пор
среди людей, которые видят тридцать один знак76,
сохранившийся на каменной опоре, нет таких, кто не
проливал бы прочувствованные слёзы.
Вскоре Асо-но Дандзё Сёхицу во главе войска в
восемьдесят с лишним тысяч всадников двинулся на Акасака
и, окружив замок с четырёх сторон на двадцать с
лишним те, будто облаками и туманом, прежде всего издал
громкий боевой клич. Звуки его голоса двигали горы,
сотрясали землю и могли разом сокрушить зелёные утесы.
Скалы, возвышавшиеся с трёх сторон замка, стояли
отвесно, как раздвижные ширмы. Только с южной
стороны тянулась равнина. Отрезанная от неё широким и
глубоким рвом к берегу была обращена оштукатуренная
стена. На ней в ряд выстроились башни. Поэтому
какими бы большими мечами ни наносить по ней быстрые
удары, взять ее было нельзя.
Но поскольку силы нападавших были велики, они
пренебрежительно считали, что обойдутся без щитов,
спрыгивали от летящих стрел в ров и рассчитывали
подняться по его отвесной стене. А от крепостной стены
могучие лучники дружно выпускали стрелы; при каждой
атаке раненых и убитых было по пятьсот-шестьсот
человек, и не было времени убрать тела павших от стрел. Не
печалясь об этом, вводили и вводили свежие силы, и так
атаковали ^о тринадцатого дня. Однако в замке,
казалось, силы не слабели совсем.
И тут человек по имени Кицуказа77 Хатиро, житель
провинции Харима, предстал перед командующим и
доложил ему:
— Судя по виду этого замка, скоро его одной только
силой не взять. Кусуноки эти год или два владел
провинциями Идзуми и Кавати, так что припас много
воинского продовольствия. И продовольствие у воинов вряд ли
225

скоро закончится. Если хорошенько вдуматься, понятно,
что у этого замка с трёх сторон расположены глубокие
ущелья, и с одной стороны — равнина, горы же
находятся в отдалении. Значит, места, откуда можно брать воду,
не видно, но когда мы пускаем зажигательные стрелы,
противник гасит их из водяных трубок78. В последнее
время дожди не выпадали, и по тому, как много воды он
расходует, я думаю: не провел ли он воду в замок прямо
из глубины Южных гор, проложив трубу под землёй? А
может быть, вам собрать людей, велеть раскопать
подножье гор и посмотреть на неё?!
Командующий согласился и собрал людей. У
подножья горы, что тянулось в сторону замка, выкопали
прямой как знак «I», ров. И когда посмотрели, то, как и
предполагали, на дне рва на глубине более двух дзе9, был
проложен желоб. Его бока были выложены камнем,
сверху уложены кипарисовые плиты, и снаружи по нему
стекало больше десяти те воды. После того, как
поступление воды прекратили, вода в замке оскудела, у воинов
наступила жажда, и четыре-пять дней они слизывали
утреннюю росу с листьев травы, по ночам прижимали тела
к отсыревшей земле, а дождь все не шёл.
Нападавшие воспользовались этим, тут же
забросали их зажигательными стрелами и сожгли две башни на
центральной стене. Воины в замке двенадцать дней не
пили воды, упали духом и обороняться уже не могли.
Те, кто умер, обратно не возвращаются. «Куда ни
кинь, — подумали осаждённые, — все равно умирать.
Прежде, чем каждый из нас здесь упадёт, выйдем из
замка и погибнем, как кому предназначено, пронзённые
мечами противника или под ударами стрел». С такими
мыслями намеревались распахнуть ворота замка и все
до одного выйти из них, но комендант замка,
Вступивший на Путь Хирано-сёгэн, бегом спустился с главной
башни и удержал их, говоря:
— Подождите немного, не поступайте так
опрометчиво. Сейчас вы до такой степени истощены и ослаблены
жаждой, что вам трудно будет сразиться с достойным
противником. Если вас возьмут в плен безымянные
вояки, люди низших сословий, вам станет горько быть вы-

ставленными на позор. Внимательно поразмыслив над
положением дел, мы увидим, что пока замки в Есино и
на Конгодзан ещё держатся, вопросы победы и
поражения не будут решены. Пока мятежи в западных
провинциях не будут подавлены, то, если окажутся люди,
намеренные выйти и сдаться, стрелять в них не должны,
чтобы этих людей не убить. А поскольку деваться нам
совершенно некуда, нркно всё рассчитать и, сдавшись в плен,
жизни свои сохранить и дождаться благоприятных
времен.
Так он сказал, и воины с ним согласились. В тот день
от мыслей о гибели под ударами стрел отказались.
Между тем, на следующий день в разгар сражения
Вступивший на Путь Хирано поднялся на центральную
башню и обратился к противнику.
— Я должен кое-что сообщить господину
командующему. Ненадолго остановите битву и послушайте!
Командующий велел Сибуя Дзюро послушать, что
тот скажет, и тогда Хирано выехал из ворот замка и
встретился с ним.
— Кусуноки, подчинив себе две провинции, Идзуми
и Кавати, укрепил свои силы. Чтобы избежать
опасностей, я против желания примкнул к вашему противнику.
Я намеревался уже приехать в Киото и подробно об
этом рассказать, но вы как раз изволили наступать на
меня с большим войском, и я, как и велит обычай, взял
лук и стрелы и ввязался в сражение. Если вы благоволите
простить мне такую вину, я готов склонить свою
повинную голову и сдаться. Если же вы решите не давать мне
прощения, тогда делать нечего — я должен буду
использовать стрелы и оставить свой труп в военном лагере. Вот
об этом подробно и доложите.
Так он сказал, и командующий очень обрадовался.
Он ответил Хирано, что тому будет пожалована грамота
сегуна о владении им изначально принадлежавшими
ему землями, а его особенно заслуженным людям
выдадут вознаграждение. И остановил сражение.
Двести восемьдесят два воина, которые затворились
в замке, не зная, что уже завтра они лишатся жизни, не в
силах терпеть жажду, все вышли наружу и сдались в

плен. Приняв их, Нагасаки Куро Саэмон-но-дзё отобрал
у них доспехи, большие и малые мечи, связал их по
рукам и ногам и препроводил в Рокухара.
Сдавшиеся в плен с поздним раскаяньем говорили:
«Коли так получилось, лучше бы мы погибли от стрел!» —
но было уже бесполезно.
Прошёл день, и когда они прибыли в Киото, их
забрали в Рокухара, а там заявили, что раз уж они начали
сражение, то станут молитвенным, приношением богам
войны и назиданием людям. Их повели на берег реки
возле Шестой линии и всем доходного отрубили головы.
Услышав об этом, воины в Есино и на горе Конгодзан
как львы, ещё сильнее стиснули зубы. Никто больше не
хотел выходить наружу и сдаваться в плен.
Отпускать ли вину — это зависит от великодушия
военачальника. Достойны удивления поступки
Рокухара, которые об этом не знали. Они никого не оставили в
живых и всех уничтожили, тогда как все и каждый
считали, что это плохо. «Милосердие приносит человеку
пользу»80. Если гордость у военачальника доходит до
крайности, и он предается самолюбованию, его воинская
судьба скоро истощается. Когда принцип кармы знают, он
запечатлевается в сердце.

КОММЕНТАРИИ
1 Мимбукё. — мать принца Мориёси (принца из Великой
пагоды), дочь Старшего советника Китабатакэ Моротика из рода
Мураками Гэндзи.
2 Выражение из поэтической антологии «Вакан роэйсю»
(1012 г.).
3 «Роса на рукавах» — метафора слёз.
4 Прошлого года — 1331 г.
5 Три тысячи придворных дам — фигуральное выражение,
заимствовано из «Песни о бесконечной тоске» Бо Цзюй-и, где
упомянуты три тысячи дам при дворе танского императора.
6 ^евятислойный (^евятивратный) — иносказательно:
императорский дворец.
7 Южные горы — горы Ёсино.
8 «Истончились блестящие нити волос...» — выражение Бо
Лэтяня (сборник «Бо-ши вэнъсюанъ»).
9 Сясо — священнослужитель в буддийском храме,
приданном синтоистскому святилищу.
10 Согласно легенде, тысяча сосен в районе Китано выросла
вокруг святилища Тэммангу за одну ночь.
11 Намек на стихотворение Сугавара-но Митидзанэ,
написанное в ссылке:
Подуйте, восточные ветры,
Принесите её аромат.
О, сливы цветы,
Вы и хозяину
Не дайте забыть о весне.
12 Годы Сстай — 898-901 гг. В 901 г. Сугавара-но Митидзанэ
был обвинен в подготовке дворцового переворота и сослан в Дад-
зайфу, а деифицирован после смерти (903 г.), когда многие
бедствия в столице стали приписываться его разгневанному духу.
13 Цукуси (Тикуси) — старинное название о.Кюсю, где
находилось место ссылки поэта.
14 На облаках — в императорском дворце.
15 ß двух мирах — в настоящей и в следующей жизнях.
16 2-й год правления под девизом Гэнко —1332 год. В
действительности описанное здесь событие произошло в 1330 г. (2-й год
Гэнтоку).
17 Акасаки, Кандзаки и Хасимото — название местностей в
провинции Хёго и в окрестностях Осака.
18 Прибрежная отмель реки Кацурагава в районе столичной
229

lii
улицы Рокудзё (Шестой линии) — место, где по традиции
производились казни.
19 Тории — ворота в синтоистском святилище в форме буквы
«П», в которых перекладина сооружается с большим выносом. В
западной стене буддийского монастыря Небесных королей до
1294 г. стояли кипарисовые тории, но затем их заменили
каменными. Здесь они служили местом созерцания Чистой земли
будды Амитабха, расположенной далеко на западе.
20 «Построение в форме рыбьей чешуи» — клин остриём
вперёд.
21 «Построение в форме журавлиного крыла» — клин остриём
назад.
22 «Высокий Мост, Угловое Поле» — буквальное значение
слов Такахаси и Суда.
23 «Потеряли лицо и глаза...» — были опозорены.
24 Час Лошади — полдень.
25 Тодзи — «Восточный храм», монастырь школы сингон на
Девятой линии (улице Кудзё) в Киото.
26 Четыре Кургана (Ёцуки) — местность на выезде из
столицы, по обеим сторонам центральной столичной дороги Красная
Птица. Цукуримити — дорога от ворот Расёмон на дороге
Красной Птицы до г.Тоба на о.Сикоку.
27 Хасирамото — местность у города Такацуки близ Осака.
28 Еада Магодзабуро — генеалогические таблицы относят род
Вада к ответвлению Кусуноки.
29 «К востоку от застав...» — имеются в виду заставы у озера
Хаконэ, делившие Японию на Восточную и Западную.
30 Принцу — деифицированному основателю монастыря
Небесных королей (Тэннодзи), принцу-регенту Сётоку-тайси
(574-622).
Внутренними называли родственные сиккэнам Ходзё ланы,
внешними — кланы, примкнувшие к ним, но не связанные с
ними кровными узами.
32 Строфа из стихотворения поэта-странника Сайге (1118-
1190), помещенного в антологию «Синкокинсю».
33 2-й год правления под девизом Гэнко — 1332 г.
34 Священных коней — коней, шествие которых в
синтоистских святилищах устраивают во время праздничных церемоний.
35 Дайханнякё (Махапраджня?гарамита сутра) в полном
виде состоит из 600 свитков.
36 Сообщения — возглашение просьб к Будде перед началом
церемонии.
37 Перечень свитков — название разделов сутры, которые
предполагается читать.
38 «Масасигэ — личность тупая...» — самоуничижительная
фраза, произносимая по правилам вежливости.
230

39 «О самом великом деле...» — о восстановлении на троне
императора Годайго.
40 древний npuuij — Сётоку-тайси.
41 Мория — Мононобэ-но Мория (?-587), главный противник
Сётоку-тайси в споре о принятии буддизма в стране. Принц дал
обет построить буддийский монастырь, если одержит победу над
Мория.
42 fißumo (645-702) правила в 690-697 гг., через много лет
после смерти (628 г.) принца Сётоку-тайси.
43 Обычно стержень, на который наматывали рукописный
свиток, был деревянным.
44 Первым монархом-человеком (до него миром управляли
боги) считался Дзимму-тэнно, а девяносто пятым (девяносто
шестым) — Годайго.
45 Канто — здесь: воинское правление со столицей в г. Кама-
кура, в области Канто (восток о.Хонсю).
46 Три царства — эпоха в истории древнего Китая.
47 Мураками — 62-й император Японии. 926-967; на
престоле - 946-967.
48 Тюгоку — здесь: провинция Харима.
49 Ссылка на прецедент из истории Китая III в.до н.э.
50 Старший начальник из замка — помощник коменданта
замка Акита. В его обязанности входили занятия с гарнизоном.
51 Хигасияма — цепь гор на восточной окраине Киото.
52 Третий год под девизом правления Гэнко — 1333 год.
53 Три направления — дороги к провинциям Кавати, Ямато и
Кии.
54 Те — мера расстояния, 109 м.
55 «Кабанья шея» — высокий воротник, закрывающий шею.
56 Итинохэгуро — буквально: Вороной из Итинохэ,
небольшого города в современной провинции Иватэ.
57 Пять сяку три сун — около 160 см.
58 Левая рукавица предохраняла руку, державшую лук, от
удара тетивы при стрельбе.
59 Юань — здесь: монгольские кочевники, с 1271 по 1368 г.
завоевавшие земли от Маньчжурии до Аннама и основавшие в
Китае собственную династию Юань.
60 Южные варвары — жители Филиппин и Индонезии,
впоследствии — европейцы.
61 «Обмен стрелами» — перестрелка, предваряющая начало
сражения.
62 Реминисценция из китайской классической «Книги
перемен» (Ицзин).
63 Тодзе — местность в современном городе Тондабаяси
префектуры Осака.
64 Оленья масть у коня — коричневый круп и чёрные грива,
хвост и нижняя часть ног.
231

65 Кумагаи и Хираяма — воины Минамото, участники
междоусобной войны конца XIII века («война Гэмпэй»). Битва при Ити-
нотани — решающее сражение между войсками феодальных
домов Минамото и Тайра.
66 Имеются в виду вспомогательные стены замка,
построенные для лучников и камнеметателей.
67 Мудрец — буддийский монах.
^Нэмбуцу — сокращение от Наму кмида-буцу (О, будда
Амитабаха!), молитвенной формулы, возглашаемой в знак веры в
могущество этого будды с целью возрождения с его помощью в
его Чистой земле Сукхавати. Распространена в амидаистских
сектах буддизма.
69 Косодэ — вид нижней одежды с короткими рукавами.
70 «К павильону пришла...» — к монастырю Небесных
королей.
71 Обет о сострадании, принесенный бодхисаттвой Каннон.
72 Срединное бытие (Промежуточная тьма) — будд.: 49
дней между смертью и рождением в новой жизни.
73 Секс — девиз правления императоров Северной династии
1332-1334.
74 Шесть путей в потустороннем мире ведут к шести мирам, в
одном их которых родится для следующей жизни умерший.
75 Серединой весны считалась вторая луна.
76 Тридцать один знак — стихотворение-танка, содержащее
31 слог.
77 Кгщукава — часть дома Кудо, принадлежавшего к
Северной ветви рода Фудзивара.
78 Водяные трубки — противопожарные пустотелые трубки
из бамбука.
79 Два дзе — около шести метров.
80 «Милосердие приносит человеку пользу...» — японская
пословица. Речь идет о накоплении доброй кармы.

СВИТОК СЕДЬМОЙ
1
О БИТВЕ ПРИ ЗАМКЕ ЕСИНО
В шестнадцатый день первой луны третьего
года правления под девизом Гэнко
Вступивший на Путь Никайдо Доун из провинции
Дэва с войском больше шестидесяти тысяч всадников
·»
приблизился к замку Есино, в котором заперся принц из
Великой пагоды. Когда от заводей на реке Нацумигава
воины посмотрели вверх, в сторону замка, они увидели,
что на вершинах гор белые, красные, парчовые стяги
колышутся под ветрами, веющими из глубины гор. Это
было удивительно, как облака или цветы.
Под стенами замка войско в несколько тысяч
человек сверкало звёздами на шлемах и стояло с плотно
прижатыми друг к другу рукавами доспехов. Это было как
основа, высланная парчой. А высокие горные пики были
покрыты узкими дорогами, заросшими горным
скользким мхом. Значит, непохоже было, что замок легко
может пасть, наступай на него силами хоть в несколько сот
тысяч всадников.
Начиная с часа Зайца2 в восемнадцатый день той же
луны, оба лагеря обменялись стрелами и уже посылали
в бой все новых людей. У войска принца имелись
проводники, знающие окрестности, поэтому оно избегало
опасных мест, воины съезжались вместе, делились на
группы и осыпали противника стрелами. Нападающие
были отважными воинами с востока от застав, не
знающими страха смерти, они не обращали внимания на то,
что сражён отец или сын, пал господин или подданный,
а наступали ряды за рядами. Семь суток день и ночь они
сражались, не переводя дыхания, и поразили стрелами
более трёхсот защитников замка, из числа же осаждаю-

ш
щих тоже было поражено стрелами свыше восьмисот
человек.
Больше того, неведомо, какое число тысяч и десятков
тысяч человек лишилось жизни, погибнув под стрелами
и под ударами камней. Кровь окрашивала траву окрест,
трупы сплошь устилали линии дорог. Однако непохоже
было, что замок стал сколько-нибудь слабее, тогда как
многие осаждающие, казалось, выдыхаются.
Командир войска, направленного против Ёсино, по
имени Ивагикикумаро слыл знатоком этих гор. Собрав
подчинённых, он обратился к ним с воззванием:
— Я слышал, что командующий войском из Тодзё3,
его милость Канадзава Уманосукэ, уже поверг замок
Акасака и направился против Конгодзан. Нам было
приказано выступать в этом направлении из-за того, что мы
знатоки здешних гор, но зря. Прошло много дней, а
замок не пал, и это досадно. Внимательно обдумав
положение дел, я понял, что замок не падёт, если его атаковать в
лоб. Мы только людей потеряем. Считаю, что
понадеявшись на отвесные скалы, противник не держит столь же
большие силы напротив гор Комбусэн позади замка. Я
отберу человек сто пятьдесят пеших воинов, которые
пойдут и под прикрытием ночи незаметно проникнут в
замок Комбусэн, а когда на вершине башни Айдзэнхо
появится свет утренней зари, они издадут боевой клич.
Пока защитники замка, оторопев от звуков боевого
клича, потеряют голову, наши главные силы нападут с трёх
сторон, и замок непременно падёт, а принца мы
возьмем живым, — так он велел своим подчинённым.
Сказав это, он отобрал сто пятьдесят воинов,
знавших местность. В этот же день с наступлением сумерек
эти воины обогнули Комбусэн, двигаясь вдоль скал,
поднялись на равнину и, как и предполагалось, обследовали
горные кручи и не обнаружили там ни одного воина из
числа оборонявшихся. Только тут и там к верхушкам
деревьев были привязаны знамёна.
Сто с лишним человек, как и было задумано, прошли
украдкой, под деревьями в тени скалы сложили луки и
стрелы, вместо подушек под головы положили шлемы и
стали ждать, когда рассветёт.
234

Как только пришел намеченный час, более
пятидесяти тысяч всадников основных сил с трёх сторон
двинулись в наступление. Пятьсот с лишним монахов из Ёсино
с боем встретили их у ворот, подвергшихся нападению.
И нападающие, и защитники замка не жалели жизней, а
стремились прогнать друг друга. Сражались так, что
летели искры. В это время сто пятьдесят воинов, которые
обогнули Комбусэн и находились в тылу, спустились с
башни Айдзэнхо, в разных местах зажгли огни и издали
боевой клич. Монахи из Ёсино, не в силах противостоять
противнику и с фронта и с тыла, либо приняли смерть,
кто взрезав себе живот, кто бросившись в бушующее
пламя, либо пали, схватившись с атакующим
противником и погибнув вместе с ним. Каждый по-своему погиб
от стрел, а ров впереди наполнился телами павших и
сравнялся с уровнем земли.
Тем временем воины, бывшие в тылу, против их
ожидания, были оттеснены от Кацутэ, пресветлого
бога-дарителя побед4, к павильону Монаршей
сокровищницы, местопребыванию принца, и тогда принц из
Великой пагоды подумал, что убежать уже не сможет, и ещё
до того, как наступил час Змеи5, не теряя времени, надел
на себя доспехи из красной парчи, завязал шнуры
шлема, украшенного головой дракона, с наголенниками из
белых пластин, с малым и большим в три сяку и пять суп
мечами у пояса и с двадцатью далеко не худшими
воинами впереди и сзади, слева и справа ворвался в гущу врага,
крутящегося вихрем. Врага погнали на восток и на запад,
преследовали, кружа на юге и на севере, — кружили так,
что поднималась чёрная пыль, и рассеяли по окрестным
долинам, словно листья с деревьев, облетевшие от ветра.
Прогнав противника, принц выстроил своих людей в
большом дворе перед павильоном Монаршей
сокровищницы и, велев натянуть огромный тент, устроил
последний пир. Семь стрел, торчавшие в доспехах принца
причиняли ему страдания, в двух местах его высочество
был поражён в предплечье. Кровь текла водопадом. Но
он не выдёргивал торчащие стрелы и не вытирал потоки
крови, а стоял на нескольких шкурах и трижды
опорожнил большую чарку. Кодэра-но Сагами закружился пе-
235

ред принцем в танце, нанизав на меч длиной в четыре ся-
ку три сун голову врага и распевая:
Алебарды с мечами кружат,
Словно это сверкают огни.
Рушатся скалы и камни,
Будто льётся весенний дождь.
Все это так, но к особе Индры
Камни не падают близко, —
Поверг он, разбил _
Ашуру, демона зла'!
Так он распевал, танцуя в сопровождении музыки, и
облик его вызывал в памяти, как во время встречи войск
Хань и Чу при Хунмэн с мечами танцевали Чуские Сян
Бо и Сян Чжун, а Фань Цэн стоял во дворе, поднял полог
шатра и любовался сверканием воинской мощи сянско-
го вана8.
Когда сражение перед главной стеной замка сочли,
наконец, закончившимся, было слышно, как боевые
кличи противников и сторонников перемешались между
собой. Перед принцем предстал Мураками Хикосиро
Ёситэру. Видно было, что он лично активно сражался. В
его доспехах торчало шестнадцать стрел, поникших, как
увядшая трава в зимней степи, согнувшаяся под ветром.
— Первые ворота в центральной стене нападавшие
сильно поломали, поэтому я много часов сражался перед
вторыми воротами. Пришёл сюда потому, что с
содроганием услышал пиршественные голоса в лагере Вашего
высочества. Противник уже подавлен, и дух его угнетён,
поэтому мы не можем сейчас в этом замке проявлять
благодушие. Пока войска противника не повернули
назад, Вы, Ваше высочество, как мне представляется,
должны в одном месте прорваться и опрокитуть
противника. Однако, если в тылу не останется ни одного воина,
который бы продолжал сражаться, понятно, что принцу
нанесут поражение. Пока противник считает, что может
продолжать преследование, опасность будет оставаться,
однако если Ваше высочество пожалует мне свои
парчовые облачения под доспехи и шлем, я под видом принца
обману противника и пожертвую своей жизнью вместо
жизни вашего высочества.

В ответ на эти слова принц изволил молвить:
— Это невозможно! Если уж умирать, то в одном и
том же месте. Это в любом случае.
Тогда Ёситэру резко проговорил:
— Куда это годится?! Когда Ханьский Гао-цзу был
окружён при Инъянь, то, после того, как Цзи Синь
попросил разрешения у Гао-цзу отвернуться от него, чтобы
обмануть Чу, разве Гао-цзу не изволил это разрешить?9
Подчинять великие дела Поднебесной таким
никчемным мыслям жестоко! Извольте скорее снять Ваши
доспехи.
Сказав это, он распустил шнуры на доспехах его
высочества, принц же про себя, должно быть, решил, что
это действительно справедливо, снял с себя доспехи и
одежду под ними и молвил:
— Если останусь жив после твоей смерти, то должен
буду отслужить по тебе панихиду. Если же падём от руки
неприятеля вместе, то должны будем пройти по одной и
той же дороге до путей потусторонних.
Так сказал его высочество и со слезами, бегущими по
его лицу, направился к югу, к святилищу Пресветлых
богов победы. Ёситэру же поднялся на высокую башню
возле вторых ворот, смотрел ему вслед, пока принц ушёл
далеко, и подумал: «Ну, теперь пора!». Потом отломил и
сбросил вниз доски, закрывавшие бойницу, показался в
ней и громким голосом произнёс возглашение имени:
— Я второй сын императора Годайго, государя в
девяносто пятом поколении от императора Дзимму,
августейшего потомка Великой богини, озаряющей Небо,
глава Военного ведомства, принц Первого ранга Сонъун.
Потерпев поражение от мятежников, я сейчас покончу
с собой, чтобы на потусторонних путях совершать
возмездие за свои горести. Смотрите на пример того, как
будете разрезать себе животы вы, когда судьба вдруг
изменит воинским домам!
Говоря это, он снял с себя доспехи, сбросил их с
башни вниз и облачённый только в парчовые шаровары ха-
кама, раздетый до самого расшитого шёлком
двуслойного косодэ пронзил свою белую чистую кожу кинжалом,
полоснул себе по животу слева направо по прямой, как

знак «I» линии, взял в горсть свои кишки и бросил их на
доски башни. Потом, вставив в рот меч, он упал с башни
вниз лицом.
Осаждавшие спереди и сзади подумали: «Ого, принц
из Великой пагоды покончил самоубийством! Надо
раньше всех взять его голову», — и со всех четырёх сторон
собрались в одном месте. А тело «принца» в это время
скатилось и упало в реку Тэннокава.
Пятьсот с лишним всадников из войска,
подчиненного Есино, обошли замок с юга. Это были знатоки
местности с многолетним опытом, поэтому они миновали
все помехи на дороге и заняли господствующие
позиции.
Хёэ-куродо Ёситака, сын Мураками Хикосиро Ёситэ-
ру, решил, что, если его отец покончит с собой, он вместе
с ним разрежет себе живот, и для этого прискакал к
подножью башни, что у вторых ворот. Однако отец горячо
отговаривал его, наставляя такими словами:
— Конечно, таков сыновний долг, но ты пока
поживи, иди и сопровождай его высочество ао конца.
Делать нечего, Ёситака продлил свою мимолётную
жизнь и остался сопровождать принца.
В сражении на пути отхода, когда а^о близилось к
развязке, Ёситака решил, что, если он не останется,
чтобы умереть под ударами стрел, его высочество не сможет
убежать от врагов. Поэтому Ёситака один остался позади
его войска. У преследовавших противников он рассекал
коням сухожилия на ногах, перерезал им горло, а самих
седоков сбрасывал наземь и отсекал им головы. На
извилистой узкой тропе от держался так целый час против
пятисот с лишним неприятелей.
Говорят, что верное сердце Ёситака было словно
камень, но тело у него было не из золота или железа,
поэтому стрелы, пущенные врагами, уже ранили Ёситака
больше, чем в десяти местах. Подумав, что лучше умереть,
чем попасть в руки противника, Ёситака вбежал в
заросли мелкого бамбука, разрезал себе живот и умер.
В то время, когда отец и сын Мураками оборонялись
от противников, принц избежал пасти тигра и смог
добраться АО горы Коя10. Вступивший на Путь Доун из про-
238

винции Дэва понял правду о том, что Мураками под
видом принца разрезал живот себе. Дэва взял его голову,
поехал в Киото и представил доказательство в Рокухара.
Но там сказали, что это голова человека, даже не
похожего на принца. Не вывешивая её на тюремные ворота,
голову просто зарыли под девятислойным мхом11.
До падения замка Ёсино Доун был самым
преданным властям воином, и тем не менее, он раскаивался в
том, что позволил принцу из Великой пагоды бежать.
Быстро достигнув горы Коя, Доун встал лагерем у
главной её пагоды и стал допытываться, где находится принц.
Вся монастырская братия, объединив свои сердца,
принца прятала, и преследователи, промучившись несколько
дней, направились к замку Тихая.
О БИТВЕ ПРИ ЗЛМКЕ ТИХЛЯ
У войск, осаждавших замок Тихая передовой отряд
насчитывал восемьсот тысяч всадников, а вместе с
войсками из Акасака и войсками из Ёсино более миллиона
всадников, поэтому они окружали замок с четырёх
сторон, как площадку для зрелищ на два-три ри> плотно
заполняя собою на всём пространстве каждую щёлочку.
Боевые знамена, развевающиеся и колышущиеся на
ветру, стояли теснее, чем кончики метёлок у степных трав.
Мечи и копья блестели и сверкали на солнце, как
утренние росы, увлажнившие сухие травы.
Когда большое войско приближалось, казалось, что
сдвигались с места горы, что от звуков боевых кличей ось
земли вдруг переломилась. Но Кусуноки не боялся этих
войск, хотя сил у него было мало, меньше тысячи
человек. Он не зависел нл от кого и ничего не ожидал. Его
сердце обладало беспримерной храбростью.
С востока и с запада этот замок очерчивали глубокие
долины, преодолеть которые человеку, казалось, было
невозможно. На юге и на севере тянулись Алмазные
горы, вздымаясь обрывистыми пиками12.
Но поскольку это был маленький замок высотою
всего в два те' и в окружности меньше одного pu, напада-
%
*U
239

ж
*u
ющие уже пренебрежительно прикидывали, как его
лучше взять, и первые день-два не оборудовали перед ним
позиции и о подготовке к штурму не заботились, а
поднимали щиты и устремлялись к воротам замка, при этом
каждый стремился быть раньше других.
Защитники замка вели себя спокойно, никакого
шума не производили, а сбрасывали и сбрасывали на них с
высоких башен большие камни, в щепки разбивая щиты
нападающих. Те приходили в замешательство, и их
одного за другим поражали стрелами.
Тем временем, число людей, которые спускались с
окружающих склонов и, скапливаясь внизу, получали
ранения или погибали, за один день достигало пяти-шести
тысяч человек. Когда Нагасаки Сиро Дзаэмон-но дзё,
командовавший войсками нападения, запросил данные
о раненых и убитых, двенадцать писцов ночью и днём
трое суток записывали их имена, не откладывая кисти в
сторону. После этого был отдан приказ: «Отныне и
впредь, если обнаружится, что кто-то ввязался в битву
без разрешения полководца, он должен быть, напротив
того, наказан!». Тогда войска на некоторое время
прекратили сражения и стали прежде всего оборудовать
себе позиции.
И здесь Канадзава Маносукэ, военачальник,
прибывший из Акасака, обратившись к Дайбуцу из провинции
Осю, молвил:
— В минувшие дни взятие замка Акасака было
произведено отнюдь не знаменитыми воинами.
Предположив, что обороняющиеся в замке соорудили водяной
жёлоб, мы перерезали пути поступления воды к ним,
из-за чего противник немедленно потерпел поражение.
Глядя под таким углом зрения на этот замок, я не думаю,
что здесь может быть водяной жёлоб, проложенный от
ближних горных вершин. Но вода не может сюда
подниматься и с других гор. Поэтому мне кажется, что в замке
она имеется в изобилии. И я думаю, не лучше ли ночью
прокопать водовод, чтобы вода потекла к подножию
Восточных гор? Пожалуйста, подробно объясните это
одному-двум сообразительным людям и скажите, чтобы
они велели отвести воду.
240

Так он сказал, и два военачальника согласились с
ним:
— Кажется, это вполне может иметь смысл.
Нагоя13, губернатора провинции Этидзэн, сделали
командующим. Он разделил своё войско в три с лишним
тысячи всадников на части и расположил их лагерем
вдоль долин с водой, а на дорогах, по которым в них
могут спускаться люди из замка, их ждали наваленные
ветви с колючками.
Кусуноки от природы был человеком выдающейся
доблести и ума, поэтому, когда он начал сооружать этот
замок, то предусмотрел, чтобы вода была под рукой, и в
пяти потайных местах обнаружил родники, где
проходившие по горам отшельники скрытно черпали воду, —
за одну ночь там набиралось пять коку4. Сколько бы ни
убывала эта вода при засухе, такого, чтобы штатное для
замка количество людей испытывало жажду, не должно
было быть, но Кусуноки, подумав, что если одной этой
воды будет недоставать, ибо в разгар битвы нужно будет
гасить зажигательные стрелы, а также на тот случай,
если станет часто пересыхать в горле, велел изготовить две
или три сотни колод из больших деревьев, и их
заполнили водой. А ещё под карнизами служебных зданий в
нескольких сотнях мест были оборудованы водосточные
трубы, и когда шел дождь, немало воды стекалось в
особые емкости. Дно этих ёмкостей вымазали глиной,
чтобы вода не портилась. Всей воды, — считал Кусуноки, —
должно хватить, даже если дождей не будет дней пятьде-
сят-шестьдесят. Но как это может быть, чтобы столько
времени не шли дожди?! — немалой была глубина
мудрости в таком умозаключении.
Поэтому из замка понапрасну за водой не выходили,
а воины, которые водоёмы стерегли, каждую ночь
напряжённо ожидали: «Вот сейчас, вот сейчас!» Но так
было только вначале, а потом охрана постепенно теряла
бдительность и стала думать: «Эту воду они брать не
будут». Её озабоченность постепенно перешла в
небрежность.
Предвидя это, Кусуноки собрал своих сильнейших
лучников. Двести или триста человек вышли из замка
241

под прикрытием ночи и, появившись из
предрассветного тумана, зарубили больше двадцати человек из охраны
водоёма, а Нагоя, губернатор провинции Этидзэн, не в
силах противостоять этой яростной рубке, откатился на
свои основные позиции. Несколько десятков тысяч
нападающих, увидев это, устремились, чтобы вступить в
сражение, но они были отделены долиной и подножием
горы, поэтому воинов, которым было бы легко
прискакать и присоединиться к его войску, не было.
Пока то да другое, отряд Кусуноки спокойно
вернулся в замок, захватив с собой брошенные врагом знамена
и занавеси для ограждения позиций. На следующий
день на фронтоне замка укрепили знамёна с гербом в
виде трёх китайских зонтиков крест-накрест и занавеси с
таким же гербом.
В замке говорили:
— Это всё знамёна, пожалованные нам его милостью
Нагоя. Когда на них укреплён его герб, посторонние ими
не пользуются. Люди его, пожалуйте сюда, возьмите их,
будьте любезны! — и смеялись в один голос
Видя такое дело, воины со всей Поднебесной
передавали из уст в уста: «Ах, какой это позор для его милости
Нагоя!»
Как только это заслышали члены клана Нагоя, они
не смогли оставаться спокойными, а заявили:
— О, наши воины! Все до одного погибнем в бою и
подушками для себя сделаем ворота замка!
В результате пять с лишним тысяч их воинов, не
обращая внимания на летящие в них камни и стрелы,
подъезжали всё ближе и ближе, ломали оборонительные
ветки с колючками и продвигались вперед до самого
подножья отвесного утёса. Но утёс был высокий,
поэтому, как всадники ни пытались, они так и не смогли на
него подняться.
Они только попусту злобно косились на замок,
выплёскивая на него свою ярость. В это время в замке
срезали и сбросили с вершины отвесной скалы десяток
больших деревьев, так что человек четыреста-пятьсот
нападавших были перебиты и попадали, словно
шахматные фигуры. Тех, кто в замешательстве поднимал шум,
242

пытаясь от этих деревьев освободиться, с башен со всех
сторон, как хотели, обстреливали, так что пять с лишним
тысяч воинов были перебиты почти без остатка, и на
этом битва в тот день закончилась. Поистине, намерения
нападавших были доблестными, однако добиться своего
они так и не смогли, и значительная их часть была
перебита, так что люди между собой не переставали
говорить: «Увы, но к стыду добавились потери!». Глядя на
необычные способы защитников замка сражаться, и
нападающие тоже стали думать, что пренебрегать ими
нельзя. С тех пор впервые не стало людей, которые захотели
бы отважно атаковать замок.
Нагасаки Сиро Саэмон-но-дзё, наблюдая эти
способы, распорядился:
— Брать этот замок одной только силой бесполезно.
Подождём, когда там закончится еда, — и остановил
сражение, всем велел отдыхать, вызвал мастеров рэнга15,
слагавших стихи в храмах под цветущими деревьями
сакуры, и они начали сочинять стихотворение-рэнгя в
десять тысяч строф. Начальный куплет предложил в
первый день Нагасаки Куро Саэмон Моромунэ:
Прежде других
Покажи нам ц]
Горная сакура!
Покажи нам цветы свои,
Следующий за ним куплет сочинил Кудо Дзиро
Уэмон-но-дзё:
Но буря противником будет
Цветам распустившимся сакуры...
Слов нет, оба эти куплета содержат искусные
намёки и соразмерность куплетов в них блестяща, однако
сравнивать своих сторонников с цветами, а противника
с бурей — зловещее предзнаменование. Но это стало
понятно потом. Вероятно потому, что по приказу
полководца войско прекратило все сражения, оно предавалось
развлечениям, либо проводя дни за сражениями в иго и
су горохув, либо коротая ночи до рассвета за выборами
способов заваривать чай и за стихотворными состязани-
243

ями. Из-за этого воины в замке очень страдали: у них не
было способов отвести душу.
Немного погодя, Масасигэ сказал:
— Ну, тогда мы заставим осаждающих открыть
глаза!
Из соломы сделали двадцать или тридцать чучел в
рост человека, надели на них шлемы и доспехи, снабдили
боевым орркием, ночью расставили под стенами замка,
спереди прикрепили щиты из циновок, сзади собрались
пятьсот воинов, которые ими управляли, и те под
прикрытием предрассветного тумана все в одно время
внезапно издали боевой клич.
Осада, услышав с четырёх сторон боевой клич,
подумала: «Ого, они выбежали из замка! Это врагу изменила
судьба, это сумасшествие», — и каждый устремился
вступить в бой первым.
Масасигэ, перехитрив противника, велел сбросить на
него разом сорок или пятьдесят больших камней.
Больше трёхсот собравшихся вместе врагов были одним
махом убиты и ещё пятьсот человек были тяжело ранены.
Когда битва закончилась, оказалось, что из числа тех,
кого принимали за мужественных воинов, ни один не был
человеком — все они были соломенными чучелами.
Невелика была честь погибнуть от ударов камней и стрел
для тех, кто собирался их перестрелять. Нечего и
говорить, насколько трусливы были те, кто не мог двинуться
вперёд из страха перед ними! Как бы там ни было, но
десятки тысяч человек смеялись над ними.
Битвы после этого всё более и более прекращались, а
войска из провинций только попусту стерегли замок и
не предпринимали ничего. В это время какой-то челове-
к, переиначив старинное стихотворение, прочёл его
перед ставкой военачальника:
Глядя только
Со стороны, в тебе
Увидишь мало.
О лавр на вершине горы Такама1',
Где замок опутан лозой!18
Без сражений невольно встретившись с бездельем, в
ставки военачальников вызвали «тяготеющих к замкам»
244

женщин из Эгути и Канадзаки и всячески с ними
развлекались. Два помощника глав воинских ставок Нагоя, оба
Вступившие на Путь из провинции Тотоми, дядя и
племянник, оба бывшие военачальниками одной стороны,
располагались лагерем поблизости от ворот замка и свои
службы выстроили в ряд друг с другом.
Однажды перед «госпожами развлечений» они
играли в сугороку, размолвились, постепенно поссорились и
оба, дядя с племянником, пронзили друг друга мечами и
погибли. Слуги обоих из них, не питавшие друг к другу
никакой неприязни, всё больше и больше расходились, и
в одно мгновение число погибших среди них достигло
двухсот с лишним человек.
Из замка, глядя на них, смеялись:
— Посмотрим, как благодаря наказанию Неба враги
Обладателя десяти добродетелей19 занимаются
самоубийством!
Поистине, такого ещё не бывало. Может быть, это
проделки демона зла Тэмма, событие на редкость
жалкое!?
В четвёртый день третьей луны того же года из Канто
прибыл срочный гонец и передал приказание:
— Время впустую, без сражений, проводить нельзя.
Поэтому главные полководцы провели совет и
решили соорудить мост через глубокий ров между замком
противника и противостоящим основным их лагерем,
чтобы ударить по замку и ворваться в него. Для этого из
Киото вызвали больше пятисот плотников, собрали
бревна от пяти-шести до восьми-девяти сун° толщиной
и велели сделать висячий мост шириной в один дзё пять
сяку21 и длиной больше двадцати дзё22. Когда висячий
мост был, наконец, готов, к нему прикрепили две или
три тысячи канатов, обмотали ими несущие брёвна и
забросили на крутой берег со стороны замка. Мост был
построен так искусно, что казался висячим мостом Лу
Баня 3, касающимся облаков.
Скоро пять или шесть тысяч человек отважных
воинов переправились через этот мост, стремясь быть
первыми. Казалось, будто замок вот-вот падёт, но Кусуноки
заранее это предусмотрел, велел поджечь метательные
245

ш
факелы, и набросать их на мост, навалив, словно дрова, а
через водяные трубки водопадом лить на них масло.
Огонь охватил фермы моста, ветер долины раздувал
пламя. Когда воины, бездумно перешедшие мост, пытались
двинуться вперёд, их обжигало свирепо бушевавшее
пламя. Когда же они хотели вернуться назад, им мешало
большое войско, стоявшее лагерем: оно не знало, что тем
грозит впереди. Когда воины собирались отпрыгнуть в
сторону, у них холодела печень оттого, что ущелье было
глубоким, а скала отвесной.
Пока они спорили, куда податься, фермы моста в
центре прогорели, рухнули и упали на дно ущелья.
Несколько тысяч воинов одновременно свалились друг на
друга в середину бушующего огня. Все до одного сгорели
насмерть. Их вид вызывал в сознании точь-в-точь образ
грешников в восьми великих преисподних. Тела людей
насквозь пронзили мечи скал и сабли деревьев, обожгли
бушующий огонь и железная ванна.
Между тем, тут и там, на вершинах и в долинах
прятались больше семи тысяч человек, которые собрались
там по приказу принца из Великой пагоды. Они
перекрыли пути подхода осаждающим замок Тихая.
Из-за этого вдруг прекратилась поставка провианта
для воинов провинций, люди и кони отощали, перевозка
по суше и по воде находилась под обстрелом, по сто и по
двести всадников поворачивали назад. Знатоки
местности поджидали осаждающих там и сям в удобных местах
и обстреливали их. При этом неизвестно было число
поражённых стрелами каждый день и каждую ночь. Те,
кто чудом спасались, бросали коней и доспехи, снимали
с себя всю одежду и оставались обнажёнными. Они либо
закрывали обломки скал и так прятали свою наготу,
либо оборачивали свои животы листьями травы. Беглецы,
которые показывали свой стыд, каждый день
непрерывно разбегались на все десять сторон. Такое бесчестье в
прежние времена было неслыханным. Ибо воины
Японии, дожив до этих времен, теряли доставшиеся им от
поколений предков доспехи, тяжёлые и лёгкие мечи. В
бессмысленном споре погибли двое из Нагоя,
Вступивший на Путь из Тотоми и Хёносукэ.
246

Кроме того, среди воинов, если у кого убивали отца,
то сын срезал себе волосы24, если же ранили господина,
то подданный помогал ему и возвращался с ним домой.
Хотя вначале говорили о восьмистах тысячах всадников,
теперь нападающих оставалось всего сто с лишним
тысяч всадников.
ОБ ИМПЕРАТОРСКОМ УКАЗЕ,
ПОЖАЛОВАННОМ НИТТА ЁСИСАДА
Житель провинции Кодзукэ по имени Нитта Котаро
Ёсисада2 — потомок в семнадцатом поколении Хатима-
на Таро Ёсииэ26, отпрыск знаменитого рода Минамото.
Но миром тогда владел род Тайра27, который был
облечён властью над Четырьмя морями, поэтому Ёсисада
должен был последовать приказу Канто и направиться в
обход Алмазной горы.
В одном месте он однажды приблизил к себе
командира собственного войска Вступившего на Путь Фунада
Есимаса и промолвил:
— Исстари повелось так, что оба дома, Минамото и
Тайра, служили двору, и когда род Тайра поднимал
мятеж, дом Минамото усмирял его, а в те дни, когда от
своего господина отворачивался род Минамото, его
подавлял дом Тайра. Несмотря на свою глупость, Ёсисада
понимает, что у членов нашего дома от поколения к
поколению теряется слава искусных воинов. Сейчас же по
поведению Вступившего на Путь из Сагами видно, что
гибель его недалека. Я вернусь к себе в провинцию,
соберу верных долгу совести воинов и успокою сердце
прежнего государя. Однако без повеления августейшего мне
это вряд ли будет по силам. Как бы это удостоиться
повеления его высочества принца из Великой пагоды? Я смог
бы тогда осуществить эту свою многолетнюю мечту.
Так он вопросил, и монах в миру Фунада спокойно
ответил:
— Принц из Великой пагоды изволит укрываться
среди окрестных гор, поэтому Ёсимаса должен обдумать
247

способы и спешно получить повеление его высочества,
— и вернулся на свое постоянное место в лагере.
На другой день Фунада послал больше тридцати
молодых людей под видом мятежников, велев им среди
ночи подняться на гору Кудзураки, сам же спустился к
своему войску и утром под прикрытием тумана
погнался за ними и преследовал около часа. Мятежники из Уда
и Утинокори, увидев их, решили, что это их сторонники
и, чтобы соединить их силы со своими, спустились с
другой горы и приблизились к ним. Тогда Фунада окружил
мятежные силы и захватил живыми до одиннадцати
человек.
Фунада развязал пленников и по-секрету сказал им:
— Сейчас вас только захватили и никого не
застрелили. Его милость Нитта намеревается, вернувшись к себе
в родную провинцию, поднять государево знамя, но он
не может обойтись без повеления его высочества,
поэтому мы и захватили вас с тем, чтобы узнать
местопребывание принца из Великой пагоды. Если вам дорога ваша
жизнь, возьмите от нас проводника, ведите его в
качестве посланника и идите в то место, где пребывает принц
Так он сказал, и мятежники весьма обрадовались:
— Если таково ваше желание, это сделать очень
легко. Освободите на некоторое время одного из нас.
Велите ему вернуться и сообщить вам повеление его
высочества.
Один человек отправился к особе принца, а
остальных десять оставили. Ушедшего ожидали каждую
минуту: вот сейчас, вот сейчас он вернется, и однажды он
пришел с повелением его величества, начертанном на бумаге
с гербом августейшего. Говорилось в нем следующее.
«Пожалованные мне речения его величества
гласят: "Распространяя свое влияние,
управлять тьмой провинций есть добродетель
просвещённого государя, подавляя
мятежи, утихомиривать Четыре моря есть
обязанность его подданных-воинов. В последние
годы закононаставник Такатоки и его
единомышленники пренебрегают законами,
установленными двором, и творят злые дела, как
того хотят. Нагромождение зол уже
проявилось в небесных карах. Наша обеспокоен-
246

ность продолжается уже много лет, в
результате поднимаются воины, стоящие за
добро. К вам у государя самые глубокие
чувства. И воздаяние будет ьнемалым. Нужно
поскорее определить план подавления Кан-
то и привести Поднебесную в спокойствие.
Именно таково высочайшее волеизъявле-
ние .
Так повелел государь.
Первый день второй луны третьего года
правления под девизом Гэнко. Младший
военачальник Левой стороны.
Его милость Нитта Котаро».
Текст государева повеления содержал слова Его
величества, которые следовало иметь дома перед глазами,
поэтому Есисада очень обрадовался, со следующего дня
сказался больным и срочно выехал в свою провинцию.
Воинские силы, которые должны были вести главные
сражения, под тем или иным предлогом возвращались в
свои провинции. Дороги для подвоза продовольствия
воинам были перерезаны, и осаждающие замок Тихая
теряли присутствие духа. Услышав это, из Рокухара к
месту осады послали Уцуномия. Тот добавил к осаждающим
больше тысячи всадников двух отрядов, Ки и Киёвара.
Это были новые войска, не имевшие потерь, поэтому
они срочно выступили под стены замка и десять с
лишним дней атаковали замок, не переставая ни днем, ни
ночью. За это время они разрушили все оборонительные
заграждения у краёв рва, и было видно, что этим
несколько затруднили оборону замка. Однако люди из обоих
отрядов, Ки и Киёвара, не обладали плотью принца Хан-
28
дзоку .
Не обладали они и силой Рюхакуко , горы
раскалывать не могли. Больше ничего делать не оставалось,
нападавшие вели сражения с воинами, которые были перед
ними, а из тех, кто находился сзади, каждый взял заступ
или мотыгу и готов был подкопать и опрокинуть гору. И
действительно, главную башню подкапывали ночью и
днём трое суток и в конце концов обрушили. Люди,
увидев это, стали говорить с сожалением: «Надо было с
самого начала остановить сражение и вести подкоп». Но,

хотя каждый стремился копать быстрее всех, было
видно, что подкопать большую гору больше одного ри в
окружности нелегко.
4
О ВОССТАНИИ АКАМАЦУ
Тем временем, услышав, что замок Кусуноки крепок,
а Киото бессилен, Вступивший на Путь Акамацу Дзиро
Энсин выступил из замка Кокэнава в провинции Хари-
ма, перекрыл два тракта, Санъё и Санъин, и
расположился лагерем между Яманосато и Нисигахара. Здесь по
приказу из Рокухара в столицу двигались войска из
провинций Бидзэн, Биттю, Бинго, Аки и Суо. Собравшись на
станции Мицуиси, они прогнали из Яманосато войско.
Об этом узнал Акамацу, прежний губернатор
провинции Тикудзэн30, который занимал гору Фунасаки, и он
захватил в плен больше двадцати главных соперников.
Однако Акамацу не перестрелял их, а отнёсся к
пленникам весьма душевно, поэтому Ито Ямато-но
Дзиро, почувствовав его благодеяния, внезапно изменил
свою приверженность силам воинских домов и решил
присоединиться к союзу армий императора. Сначала он
занял замок на горе Мицуиси, которая возвышается над
его особняком, но вскоре завладел горой Кумаяма31 и
собрал там добрых воинов. Ему проиграл сражение Кад-
зи-но Гэндзиро Дзаэмон, протектор провинции Бидзэн,
который отступил в Кодзима. С этих пор, наконец, были
перерезаны дороги в западные провинции, а
центральные провинции пришли в беспорядок.
Он велел Ито остановить войско, направлявшееся в
столицу из западных провинций, после чего, не
тревожась о безопасности своего тыла, Акамацу быстро взял
замок Токада Хёго-но-сукэ и, не дав минуты отдыха
своим ногам, напал на тракт Санъиндо. По пути к нему
присоединялись вооружённые всадники, и скоро у него
стало больше семи тысяч воинов.
Он полагал, что с такими силами победит Рокухара,
однако, на случай, если сражения затянутся, сначала, для
того, чтобы люди и кони отходили назад и некоторое

время отдыхали, Акамацу построил замок в горном
храме по названию Мая к северу от 'своего лагеря, сократив
расстояние до соперника до двадцати ри.
О МЯТЕЖЕ КОНО
Ожидавшийся в Рокухара Уцуномия с его сильным
войском отправился к замку Тихая, войска западных
провинций не могли прибыть в столицу, отрезанные
Ито. Было решено, что сейчас нужно направить к замку
Мая войска с Сикоку, но в четвёртый день
дополнительной второй луны из провинции Иё прибыл срочный
гонец, который доложил:
— Дои-но Дзиро и Токуно-но Ясабуро перешли на
сторону принца и подняли боевые знамёна.
Сговорившись с воинами нашей провинции, они хотят
вторгнуться в Тоса. В двенадцатый день прошедшей луны Кодзу-
кэ-но-сукэ Токинао, военный комиссар Нагато,
переправился в нашу провинцию на трехстах с лишним
боевых кораблях и принял сражение при Хосигаока. Войска
Нагато и Суо потерпели поражение, но число убитых и
раненых неизвестно. Кроме того, говорят, что
неизвестно, куда ушли Токинао и его сын. После всего этого
войска Сикоку полностью стали подчиняться Дои и Токуно.
Шесть с лишним тысяч их всадников собрались в портах
Утацу и Имабари и теперь намерены двинуться на
столицу. Нркно быть наготове.
О ТОМ, КЛК ПРЕЖНИЙ ИМПЕРАТОР
ПОСЕТИЛ ФУНАНОЭ
Сражения в окрестностях столицы еще не утихли, а
на Сикоку и в западных провинциях начались волнения,
так что люди в Канто были в тревоге, словно они
наступают на тонкий лёд, и опасались за страну, будто
заглядывают в пропасть.
«Начнем с того, что такие, как теперь, беспорядки в
251

Поднебесной поднялись только благодаря помыслам
прежнего императора. Надо быть очень и очень
настороже, чтобы мятежные подданные не забыли о своем
долге и не выкрали его».
Такое предупреждение послали в адрес Оки-но-хо-
ган из Рокухара, и тот собрал местных управляющих из
ближних провинций и прямых вассалов сегуна,
строго-настрого велев им установить постоянную дневную
стражу и ночные обходы и запирать ворота в дворцовых
покоях.
В последнюю декаду дополнительной второй луны
Сасаки Фудзина-но-хоган, находясь на страже, закрыл
центральные ворота, а сам в глубине души думал, как бы
это освободить государя и поднять мятеж. Однако его
беспокоило, что сообщить об этом его величеству не
было возможности.
Однажды ночью от государя через посредство
придворной дамы ему передали рюмку вина. Хоган,
принимая её, решил, что случай этот подходящий, и тайно
сообщил через эту даму:
— Наверное, его величество ещё не изволит быть
осведомлен об этом. Кусуноки Масасигэ из дворцовой
охраны выстроил на Алмазной горе замок, и говорят, что
больше миллиона всадников из войск восточных
провинций, следуя в столицу, пройти туда не могут, но с
начала второй луны ведут сражения. Несмотря на это,
замок стоит крепко, а нападающие уже терпят
поражение. Кроме того, Ито Ямато-но Дзиро выстроил замок в
местности Мицуиси, в провинции Бидзэн, и перекрыл
тракт Санъёдо. В Харима Вступивший на Путь Акамацу
Эсин, получив повеление принца, провел наступление до
провинции Сэтцу и остановился лагерем в местности
Мая, в Хёго. Его силы насчитывают уже более трёх тысяч
всадников, угрожают столице, сокращают её владения и
действуют в ближних к столице провинциях. Дои-но
Дзиро и Токуно-но Ясабуро из семьи Коно на Сикоку
приняли сторону государя и, подняв боевые знамена,
нанесли поражение Кодзукэ-но-сукэ Токинао, местному
комиссару из Нагато, который бежал в неизвестном
направлении. После этого, как говорят, все войска Сикоку
252

примкнули к Дои и Токуно и, погрузившись на большие
корабли, должны направиться сюда, навстречу государю.
Ходят также разговоры, что сначала они должны
атаковать столицу. Я думаю, что постепенно приближается
время, когда государь должен быть освобожден. Пока я,
Ёсицуна, нахожусь на страже, государь мог бы скрытно
выйти на своей лодке из порта Тибури, а от ветра лодка
августейшего могла бы причалить в какой-нибудь бухте
между Идзумо и Хоки и подождать некоторое время, а
государю было бы угодно положиться на
соответствующих воинов. Ёсицуна с трепетом сделает вид, что
нападает на государя, и таким способом сможет
присоединиться к его августейшей особе, — так он сказал.
После того, как придворная дама выслушала и
доложила этот план, государь изволил подумать, не лукавство
ли то, что этот человек говорил. Чтобы ещё и ещё раз
поразмыслить о планах Ёсицуна, его величество послал к
нему ту придворную даму. Хоган, сверх того, что ещё
более проявил своё понятие о чести, до крайности полюбил
даму, а потому проявлял всё больше и больше
преданности его величеству.
— В таком случае, сначала поезжай в провинцию
Идзумо, переговори с нашими единомышленниками и
возвращайся назад, — повелел августейший, после чего
Ёсицуна направился в Идзумо и побеседовал с Энъя-хоган32.
Энъя надо всем подумал, запер Ёсицуна и не дал ему
вернуться в провинцию Оки. Государь изволил
некоторое время подождать Ёсицуна, но, из-за того, что дело
слишком затягивалось, он решил отправляться, вверив
себя одной лишь судьбе. Однажды ночью, в полной
темноте сказав, что приближается время родов придворной
дамы госпожи Самми, и она должна выехать из дворца33,
государь велел подать для неё паланкин, а сам, в
сопровождении одного только младшего военачальника Ро-
кудзё Тадааки-асона, тайно выехал из своего дворца.
Но этим можно удивить людей. Кроме того
отказавшись от паланкина, чтобы не было носильщиков,
милостивый Сын Неба, совершивший десять добрых деяний,
сам оставил на пыли яшмовые следы своей соломенной
обуви и лично изволил ступать по грязной земле. Как это
С

ш
было прискорбно! Был двадцать третий день третьей
луны, поэтому ночь стояла безлунная, тёмная, и государь
изволил брести неведомо где по дорогам далёкой степи.
Ему хотелось уйти далеко, поэтому звук водопада в
горах позади был едва слышен. Его величество изволил
подумать со страхом: «Может быть, сюда явятся мои
преследователи?» — и шаг за шагом продвигался вперёд,
куда ему хотелось. Когда это государь мог научиться
ходить по дорогам?!
Тадааки-асон тянул государя за руки, толкал его в
бёдра с таким ощущением, будто они ступают по
дорогам во сне, будто ходят по одному и тому же месту,
тревожился о том, как быть дальше. Они брели по степным
росам, утомляя свой дух и плоть. Когда опустилась
совсем глубокая ночь, невдалеке в лучах луны послышался
звон колокола, и ориентируясь на этот звук, Тадааки-
асон вышел к какому-то дому и постучал в ворота.
— Как пройти к порту Тибури? — спросил он.
Из дома к ним вышел мужчина-простолюдин.
Опознав его величество по внешнему виду, он, хотя и был
грубым земледельцем, выказал ему глубокую
почтительность и молвил:
— До порта Тибури отсюда всего пятьдесят те, но
дорога делится на южную и северную, так что вы станете
сомневаться, которую из них выбрать, поэтому я лучше
провожу вас
Его величество легко согласился на это, и вскоре они
прибыли в порт Тибури. Когда здесь послышались удары
барабана, отбивавшего время, была ещё ночь,
начиналась пятая стража34. Мужчина, бывший в дороге
провожатым, быстро обежал вокруг порта, обнарркил
торговое судно, которое возвращалось в провинцию Хоки,
поговорил о том и о сём, поместил государя в каюту на
судне и после этого успокоился и остался на берегу. Этот
мркчина, наверное, на самом деле не был простым
человеком.
После того, как гонения на государя закончились,
нужно было вознаградить его особую преданность.
Мужчину разыскивали по всем провинциям, однако не
нашлось человека, который бы сказал: «Это я!»
254

Когда рассвело, корабельщики отдали швартовы,
при попутном ветре подняли парус, и судно вышло из
порта. Капитан посмотрел на особу его величества и
решил, что человек это не рядовой. Он склонился в поклоне
перед каютой государя и проговорил:
— Это время вы можете судном распоряжаться. Для
нас это будет делом чести. Какую бухту вы ни выбрали
бы, чтобы к ней приблизиться, мы повернём к ней
судовой руль.
Вид у него был такой, что он действительно оставит
все другие дела. Выслушав его, Тадааки-асон подумал, не
замыслил ли тот втайне что-нибудь плохое, подозвал
капитана к себе и сказал:
— Что мы можем скрывать сверх того, что ты
предполагаешь? Особа, что находится в каюте, изволит быть
хозяином страны Японии, милостивым вершителем
десяти добрых деяний. До твоего слуха тоже, наверное,
доходило, что с прошлого года его величество затворили в
особняке Оки-но-хоган. Тадааки же выкрал его. Веди
судно на подходящую стоянку где-нибудь между
провинциями Идзумо и Хоки, быстро причаль и выпусти
нас на берег. Если судьба будет благоприятна, я
обязательно возведу тебя в самураи и сделаю владельцем
поместья.
Капитан, судя по его виду, действительно
обрадовался, взялся за руль и парус, поймал боковой ветер и пустил
судно бежать на всех парусах35.
Когда стало казаться, что по морю прошли двадцать
или тридцать ри, в море увидели около десяти судов,
которые шли под парусами при том же ветре и
направлялись в сторону Идзумо и Хоки. Посмотрели, не суда ли
это, следующие в Цукуси, или это местные торговые
суда? Нет, это были суда Оки-хоган Масатака,
преследующие государя!
— Вряд ли мы сможем тягаться с ними. Спрячьтесь,
пожалуйста, — сказал капитан, глядя на них.
Он переместил государя и Тадааки-асона на днище
судна, сверху на них под видом использованных навалил
мешки с сушёной рыбой, на них встали гребцы и
рулевой и стали грести веслами.
*
*U
255

Тем временем, один из кораблей преследователей
догнал судно, на котором находился государь, причалил
к нему, преследователи вошли внутрь каюты, искали тут
и там, но ничего не обнаружили.
— Значит, это не то судно. Может быть, — спросили
они, — здесь проходило какое-то необычное судно?
Капитан отвечал:
— На судно, вышедшее из порта Тибури сегодня
ночью, в час Мыши36, пришли два человека, которые
показались нам людьми из высшей столичной знати. На
одном было надето что-то вроде церемониальной шляпы, а
на другом — шляпа «стоящий ворон»3'. Теперь это судно
идёт впереди нас на пять-шесть ри.
— Тогда дело несомненное. Быстрее двигаемся!
С этими словами они подняли парус, взяли нужное
направление, и их корабль быстро стал удаляться. После
этого беглецы немного успокоились, но, оглянувшись
назад, всего в одном ри снова увидели, что их преследуют
более ста судов, которые летят за ними, словно птицы.
Увидев их, капитан судна помимо паруса установил
весла. Казалось, судно в одночасье пробежит десять тысяч
ри. Но, как ни понуждали гребцов криками, судно с его
величеством не двигалось совершенно: ветер утих, а
течение было встречным.
Пока матросы и рулевой волновались, как быть,
государь поднялся с днища судна наверх, извлёк кусочек
священной кости Будды из своего нательного амулета,
завернул его в тонкую бумагу и отпустил плыть по волнам.
Видимо, бог драконов3, принял эту жертву. На море
внезапно поднялся ветер и повлёк судно, где пребывал
государь, на восток, а суда преследователей погнал на
запад. Так его величество избежал опасности оказаться в
пасти тигра, а его судно тотчас же пристало к берегу в
порту Нава провинции Хоки.
Младший полководец Рокудзё Тадааки-асон один,
раньше всех, сошел с судна и спросил:
— Кто в этих краях слывет лучшим мастером лука и
стрел?
Шедший по дороге человек остановился и сказал:
— В этих краях есть человек по имени Мататаро На-
256

гатоси из Нава. Это не настолько знаменитый воин, но
дом у него богатый, родня обширная, а сам он человек
весьма рассудительный.
Тадааки-асон разузнал о нём все подробности и
сейчас же послал к Нагатоси посланника от имени государя
со словами:
— Государь изволил убежать из особняка Оки-хоган.
Сейчас он пребывает в этом порту. Нагатоси издавна
пользуется известностью доблестного воина, поэтому его
величество сказал, что можно обратиться к нему с
августейшей просьбой. Можете или нет эту просьбу
выполнить, ответить государю нужно сразу.
Как раз в это время Матагоро из Нава созвал родню,
чтобы выпить и закусить всем вместе, но, услышав об
этом деле, сделал вид что ему трудно определиться,
обговорил с ними его и так, и этак, и тут его младший брат
Котаро Дзаэмон-но-дзё Нагасигэ вышел вперёд и сказал:
— С древности и поныне есть два обстоятельства,
желательные для человека, — это слава и выгода. Мы
удостоились просьбы милостивого государя, вершителя
десяти добрых деяний, и, если даже оставим свои трупы на
поле битвы, мы передадим свои имена грядущим
поколениям. Покуда живём, у нас будут воспоминания, а
умрём, — честь нам и слава. Сейчас же для нас нет другого
выбора, чем стоять на этом.
После этих слов все родственники, находившиеся
там, начиная с Матагоро, числом более двадцати человек,
сошлись с ним во мнении.
— Тогда нужно срочно готовиться к бою. Здесь
наверняка скоро будут преследователи. Нагасигэ же
пойдет сопровождать государя и сразу поведёт его на гору
Фунаноэ39. Все присутствующие тоже должны быстро
встать и последовать на Фунаноэ, — бросил он, надел
доспехи и выбежал.
Пятеро из сородичей после этого взяли
набрюшники, один за другим надели их через голову, затянули
шнуры и все вместе пошли встретить государя.
Дело было неожиданным, и аа^ государя не
оказалось ни одного паланкина, поэтому Нагасигэ обернул
*
*U
257

свои доспехи грубой циновкой, поместил государя себе
на спину и как птица полетел на Фунаноэ.
Нагатоси послал людей к окрестным жителям и
велел:
— Везите в Фунаноэ любой провиант, какой
захотите. Каждому, кто доставит рис из своего амбара, будет
выдано по пятьсот монет.
Со всех десяти сторон прибыло пять или шесть
тысяч человек, обгонявших друг друга. За один день
доставляли больше пяти тысяч коку40 провианта.
После этого он раздал все сокровища подчиненным
и крестьянам, а свой особняк предал огню. Его силы в сто
пятьдесят всадников переехали на Фунаноэ и стали
охранять императора. Родственник Нагатоки по имени
Нава Ситиро был человеком воинского склада. Он взял
пятьсот полос белого полотна, сделал из них знамёна,
закоптил дымом из зажженной сосновой хвои и, расписав
их гербами воинов ближних провинций, расставил под
деревьями на этой горе. Эти знамёна развевались на
позициях от дуновения горного ветра, и казалось, что гора
переполнена войсками.
7
О БИТВЕ ПРИ ФУНАНОЭ
Тем временем, в двадцать девятый день той же луны
Оки-хоган и Сасаки Дандзёдзаэмон с юга и с севера
перешли в наступление с силами более, чем три тысячи
всадников. К северу Фунаноэ продолжается большими
горами, а с трех сторон от неё поверхность земли
понижается, и белые облака, что цепляются за вершину горы,
окружают её подножье. Поскольку замок был сооружен
внезапно, в нём не прорыли ни одного канала, не
оштукатурили ни одну стену, и только в разных местах
срубили немного больших деревьев и натащили веток с
колючками, наломали черепицу с монашеских келий и
устроили завалы.
Нападающие силами более, чем в три тысячи
всадников, поднялись до середины склона и замок,
несомненно, увидели. Но в густой тени зарослей сосен и ду-

бов не могли определить, много там сил или мало.
Однако было видно, как четыреста или пятьсот знамён
разных домов колышутся, словно облака, и отражаются на
солнце.
Значит, здесь собрались все войска из ближних
провинций, — думали нападающие, — их трудно атаковать
только этими нашими силами. Нападающие
сомневались, могут ли они продвигаться вперёд. Противнику не
было видно войско в замке; укрывшись в тени деревьев и
в траве, он время от времени стрелял, и так, пуская
дальние стрелы, провёл весь день.
В этой обстановке его милость Сасаки Дандзёдзаэ-
мон, нападавший с одной из сторон, находился в
отдалении на склоне горы, как вдруг был поражён в правый
глаз прилетевшей откуда-то стрелой и тут же упал
замертво. Из-за этого подчинённые ему пятьсот с лишним
всадников растерялись и сражаться не могли. Садо—
но-дзэндзи, имея под своей командой больше восьмисот
всадников, зашел в тыл противнику, но внезапно свернул
знамя, снял шлем и сдался в плен.
Оки-но-хоган ничего этого не знал. Он решил, что
войско, заходившее с тыла, наверное, уже приблизилось
к противнику, двинулся на внешние ворота замка и,
вводя в бой всё новые и новые силы, без перерыва атаковал
замок. Когда солнце уже готово было спрятаться за
западные горы, небо вдруг заволокло тучами, подул ветер,
пошёл крупный, как тележные оси, дождь. Загремел
такой гром, будто рушились горы. Перепуганные
нападающие тут и там столпились в тени деревьев, а Тародзаэмон
Нагасигэ и Кодзиро Нагатака, младшие братья Нава Ма-
татаро Нагатоси, послали лучников налево и направо, и
те нещадно расстреливали их. Передние ряды врагов
тряслись от страха, их рубили там и сям, где только
могли, и поражали стрелами.
Тысячу с лишним всадников из нападающих
погнали вниз, на дно долины, и те пронзили друг друга мечами
и алебардами и лишились жизни. Число их неизвестно.
Только Оки-но-хоган спас свою горькую жизнь, сел в
маленькую лодку и бежал назад в свою провинцию.
Однако расположение жителей провинций резко переме-

нилось. Он ни в одной бухте не мог выйти на берег, и его
несло по волнам и влекло ветрами, так что принесло к
порту Цуруга в провинции Этидзэн. А вскоре, когда Ро-
кухара пали, он покончил с собой в придорожной пагоде
Бамба в провинции Оми, вскрыв себе живот.
Хотя и говорят, что наступила эпоха ухудшения
нравов, небесный принцип, как будто, ещё действует.
Удивительно, что Оки-но-хоган, который причинил так
много страданий государю, был уничтожен за какие-то
тридцать дней, а голова его была надета на копьё с флажком,
укрепленное на воротах.
Когда прошёл слух, что государь возвращается из
провинции Оки и находится в Фунаноэ, к нему, не
переставая, поскакали воины из провинций. Первыми
прискакали больше, чем с тысячью всадников губернатор
Идзумо Энъя-но-хоган Такасада и Фудзина-но-хоган.
После них больше восьмисот всадников Асаяма Дзиро,
отряд в триста с лишним всадников Канадзи, семьсот с
лишним всадников-монахов с горы Дайсэн, а в трёх
провинциях, Идзумо, Хоки и Инаба, не было ни одного
воина, имевшего дело с луком и стрелами, который бы не
прискакал.
Не только они. Из провинции Ивами прискакали
семейства Сава и Масуми, из провинции Аки — Кумагаи и
Кобаикава, из провинции Мимасака — семья Канкэ,
Эми Хага, Сибуя, Минами Санго, из провинции Бинго —
Эда, Хиросава, Мия, Миёси, из Биттю — Ниими, Нариаи,
H асу, Мимура, Косака, Кавамура, Сё, Макабэ, из Бид-
зэн — Имаги, Одоми-но Таро Ёсинори, Увада Бинго-но
Дзиро Норинага, Тима-но Дзиро Тикацунэ, Фудзии,
Инокоси Горо Саэмон Норисада, Кодзима Накагири,
Мино-но Гонносукэ, Вакэ-но Ядзиро Суэцунэ, Осико Хи-
кодзабуро. И кроме них, как передавали, были даже
воины с Сикоку и Кюсю. Каждый старался прискакать
раньше других, и эти силы переполнили горы у Фунаноэ. С
четырёх сторон от подножья на два-три ри не было
такого места, где бы под деревом и даже в тени трав не было
людей.

КОММЕНТАРИИ
1 Нацумигава — название реки Ёсиногава в пределах
местности Нацуми, в уезде Ёсино провинции Нара.
2 Час Заща — шесть часов утра.
3 Iodic — местность на территории современного города
Тондабаяси в префектуре Осака.
4 Богу Кацутэ посвящено одно из восьми святилищ в Ёсино.
5 Час Змеи — время от 10 до 12 часов утра.
6 Четыре сяку три суп — 1,3 метра.
; Аллегорическое описание битвы при замке Ёсино на
примерах из индийской мифологии.
8 Намёк на прецедент из истории древнего Китая,
описанный в «Исторических записках».
9 Также указание на случай, описанный в «Исторических
записках».
10 Коя — гора на северо-востоке провинции Вакаяма,
опорный центр сторонников Годайго. Место расположения основного
монастырского центра буддийской секты сингон.
11 «Зарыли под девятислойным мхом...» — похоронили на
кладбище.
12 Алмазные горы — горы Конгодзан, отдельные пики
которых поднимаются на высоту 1125 метров.
Нагоя — ветвь рода Ходзё. Здесь: Нагоя Уманосукэ.
14 Пять коку — около 900 литров.
15 Рэнга — стихотворные цепочки, жанр средневековой
поэзии. Одно стихотворение, слагаемое поочерёдно несколькими
участниками, состояло из чередования десятков, сотен и даже
тысяч куплетов по 5-7-5 и 7-7 строф.
16 Сугороку (сигороку) — вид старинной настольной игры
типа шашек.
17 Такама (Высокая гора) — другое название Алмазной горы
(Конгодзан), на вершине которой построен замок Тихая.
ls Оригинал стихотворения неизвестного автора взят из 11-го
свитка антологии «Синкокинсю» (1204 г.). В оригинале вместо
слова «лавр» (Кусуноки) значилось: «Белое облако» (сиракумо).
19 Обладатель десяти добродетелей — император Годайго.
Пятъ-шсстъ суп — пятнадцать-восемнадцать
сантиметров.
21 Один дзе и пять сяку — около 4,5 м.
22 двадцать дзе — около 60 м.
*
lu
261

23 Ay Бань — искусный китайский строитель, соорудивший
чудесный мост в эпоху Воюющих царств (403-221 гг.до н.э.).
24 «Срезал волосы...» — принимал монашеский постриг. В
тексте названа мужская прическа мотодори.
25 Нитта Котаро Ёсисада — знаменитый полководец,
ставший сторонником императора Годайго. Одержал ряд блестящих
побед над войсками Ходзё, погиб в бою. 1301-1338.
26 Хатиман Таро — «Старший сын Хатимана», прозвище Ми-
намото Есииэ, прославленного воина XI в., которое он получил в
честь бога войны Хатимана. 1041-1108.
27 Тайра — здесь: род Ходзё, представлявший одну из ветвей
рода Тайра (Камму Хэйси).
28 Хандзоку — Калмаса-пада, герой буддийской сутры «О
благочестивых царях» (Нинъокё), принц из индийского княжества
Магадха, сын раджи и львицы, за спиной имел крылья, а на ногах
копыта, мог летать по воздуху.
29 Рюхакуко — Лун Бо-гун, ван страны великанов из
китайских легенд о чудесных краях (Шанхайцзин, Лецзи). Его рост
превышал 60 метров.
30 Этот военачальник был вторым сыном Энсина.
31 «Медвежья гора» в провинции Окаяма, в двадцати
километрах к западу от горы Мицуиси.
32 Энъя-хоган — Акасада из рода Сасаки, ответвления Мина-
мото (Уда-Гэндзи).
33 Роды по синтоистским понятиям были делом нечистым,
принимались в специальном «домике для рожениц» и не могли
совершаться вблизи императорского дворца.
34 Начало пятой стражи — четыре часа утра.
35 Боковой ветер считался для судна наиболее
благоприятным.
36 Час Мыши — двенадцать часов ночи.
37 Стоящий ворон — повседневный высокий головной убор
киотоской знати, покрытый лаком.
38 Бог {царь) драконов — один из восьми охранителей Закона
Будды.
39 Фунаноэ — гора в провинции Тоттори (уезд Тохаку).
Современное прочтение названия — Сэндзёсан.
40 Пять тысяч коку — девятьсот тысяч литров.

свиток восьмой
1
О БИТВЕ ПРИ МАЯ
И О БИТВАХ ПРИ САКЛБЭ И СЭГАВЛ
Прежний государь уже прибыл в Фунаноэ.
После того, как Оки-но-хоган Киётака
проиграл сражение, все воины ближних
провинций скачут туда, — с такими сообщениями в Фукуха-
ра один за другим спешили срочные гонцы. Те, кто
слышал их, теряли цвет лица, считая, что уже дошло ^о дел
чудовищных.
В такой обстановке вряд ли можно позволить
противнику обосноваться в ближних к столице местах, —
решили в Рокухара. Сначала нужно двинуться на замок
Мая в провинции Сэтцу, а потом подчинить Акамацу. К
войску Сасаки-хоган Токинобу и Хитати-но-дзэндзи То-
китомо добавили стражей от сорока восьми сигнальных
костров, столичных воинов и более трёхсот монахов
храма Миидэра, и эти пять с лишним тысяч всадников
направили против замка Мая. Это войско оставило Киото в
пятый день дополнительной второй луны и в ту же луну в
час Зайца1 одиннадцатого дня осадили южное подножье
горы у замка Мая со стороны Мотомэдзука и Яхатабая-
си.
Увидев их, монах в миру Акамацу послал к
подножью горы сто или двести пеших лучников чтобы
заманить противника в неудобные места, и велел пострелять
дальними стрелами и вернуться в замок. Больше пяти
тысяч победно настроенных нападающих, теснясь,
поднимались по крутому южному склону горы. Люди и
кони не переводили дыхания.
На эту гору вела крутая узкая тропа по названию
Семь Изгибов. Дойдя до этого места, нападающие не
смогли дальше подниматься и остановились. Наставник

в монашеской дисциплине Акамацу Сокую и Акума Ку-
родзаэмон-но-дзё Мицуясу вдвоем спустились к
южному склону горы и открыли непрерывную стрельбу, не
жалея стрел. Нападавшие несколько смешались, стали
прятаться друг за другом. Видя их растерянность и
попытки спрятаться в тень, сын Вступившего на Путь
Акамацу, губернатор Синано Норисукэ, губернатор Тикуд-
зэн Саданори, Саё, Кодзуки, Кодэра и Хаями с отрядом в
пятьсот с лишним человек, дружно подняв вверх острия
мечей, с двух вершин свалились на них, будто
разрушилась большая гора. Осаждавшие побежали от нападения
сзади и, хотя им командовали, чтобы они повернули, эта
команда не достигала их ушей. Каждый бежал, обгоняя
других.
Их путь проходил либо по глубокой колее, где
конские копыта увязали по колена, либо по густым зарослям
терний. Проход становился всё уже поэтому назад было
не повернуть, и не было таких признаков, что они
намерены защищаться.
Из-за этого от стен замка до западного берега реки
Муко на протяжении трёх ри дорога была завалена
мёртвыми людьми и лошадьми, так что пешие по ней
идти не отваживались. Ходили разговоры о том, что силы
Рокухара, когда они сюда направлялись, состояли из
семи тысяч всадников, теперь же еле-еле тащилась назад
всего тысяча всадников. Какой же это был удар для
столицы и Рокухара! Тем не менее, некоторые считали, что
они не слышали, чтобы у противника было настолько
много сил, чтобы они сами поднялись из ближних
провинций, а поэтому пусть он одержит и одну, и две
победы, — это ни о чём не говорит. Но если всех противников
считать мобилизованными, то несмотря на отступление,
боевой дух не потеряешь!
В то же время стали говорить, будто по большей
части управляющие на местах и прямые вассалы сегуна в
провинции Бидзэн стали противниками военных
властей, поэтому вначале на замок Мая двинули небольшой
отряд стрелков, а в двадцать восьмой день той же
луны — ещё одну армию в десять с лишним тысяч
стрелков.
264

Услышав от этом, Вступивший на Путь Акамацу
сказал:
— К войску успех приходит от неожиданности.
Нужно у большой армии противника подавить боевой
дух, а дальше опережать его.
Сказав это, он покинул замок Мая во главе трёх с
лишним тысяч всадников и занял лагерь в Кукути и Са-
кабэ.
Когда ему стало известно, что в десятый день третьей
луны Рокухара уже прибыли в Сэгава, Акамацу решил,
что наутро быть сражению, но повёл себя несколько
небрежно. Внезапно пошел дождик, и Акамацу, чтобы
вытереть капли с доспехов, вошёл в маленькое жилище, а
пока он ждал, чтобы небо прояснилось, на него напал
Ава-но Огасавара с тремя с лишним тысячами
всадников, сошедших с кораблей из Амагасаки.
Хотя у Акамацу было всего пятьдесят с лишним
всадников, они поскакали в гущу превосходящих сил
противника и начали безоглядно биться, а большое войско
противника не могло их одолеть. Сорок семь человек
было сражено, остались только шесть отцов и сыновей.
Эти шестеро воинов выбросили все свои
отличительные знаки, чтобы противник не опознал их. Они
смешались с большим войском противника и, положившись на
судьбу, все благополучно прискакали в самую гущу своих
войск из трёх с лишним тысяч всадников, которые
ждали их к западу от почтовой станции Кояно, словно
избежали смерти в пасти тигра. Войска Рокухара увидели во
вчерашнем сражении отвагу и энергию противника и
поняли, что к нему нельзя относиться легкомысленно,
даже если его силы и малы, и отошли к почтовой
станции Сэгава.
Акамацу тоже не начинал сражение — он решил
собрать своих разбитых воинов и подождать отставшие
войска. Но, хотя полевые ставки у них были порознь,
исход сражения определить было нельзя. Бойцы, в которых
играла кровь, на биваках скучали без дела, из-за чего
стали уже подумывать, что могут потерять нюх на врага,
поэтому в одиннадцатый день той же луны три с лишним
тысячи всадников Акамацу двинулись на полевой стан
265

JSfb
j?u
ш
противника и, когда сначала они посмотрели на общий
вид его лагеря, то увидели, что с востока и с запада от
почтовой станции Сэгава под верховым ветром
развеваются две или три сотни боевых знамен воинских домов.
Было видно, что те войска составляют двадцать или
тридцать тысяч всадников.
Хотя семеро всадников — Саданори, губернатор
провинции Тикудзэн, Саё-хёго-но-сукэ Норииэ,
губернатор провинции Ното Уно-но Куниёри, Накаяма-но
Городзаэмон-но-дзё Мицуёси, Акума Куродзаэмон-но-
дзё Мицуясу и двое их вассалов — увидев это, подумали,
что, если их войско сравнить с войском противника, то
окажется, что с сотней неприятелей надо будет
сражаться одному или двум их воинам, и все же были готовы как
один просто погибнуть, потому что способа победить без
сражения не бывает.
Они выехали, поднявшись из тени бамбука на
южный склон горы. Увидев их, противники немного
пошевелили краями щитов, показывая, будто они собираются
нападать. Семеро всадников, наблюдая общую суматоху,
соскочили с коней, встали за стволы деревьев в
бамбуковой роще и открыли ураганную стрельбу из луков.
В тридцати с лишним те к югу и к северу от станции
Сэгава противник набился, словно гвозди на подошве
обуви, поэтому ему трудно было рассредоточиться, и
двадцать пять всадников противника, которых смогли
достичь стрелы, упали под стрелами вниз головами.
Поэтому там использовали павших как щиты, боясь, что
стрелы поразят их коней. Молодые люди из войск Хира-
но-но Исэ-но-дзэндзи, Саё, Кодзуки, Танака, Кодэра,
Яки и Кинугаса ударили по своим колчанам и издали
победный клич: «Противник показывает, что проиграл!»
Семьсот с лишним всадников бросились в атаку,
выровняв уздечки своих коней.
Когда дрогнули основные силы, армия Рокухара уже
не могла вернуться на прежние позиции, а тыловые
части не последовали за нею. Дороги были узкими, и хотя
раздавалась команда: «Двигаться тише!», — никто её не
слушал. Сыновья бросали своих отцов, слуги не узнавали
266

хозяев. Отступали наперегонки, большая половина
армии была перебита, мало кто возвратился в столицу.
Акамацу велел в Сюкугавара отсечь и повесить
головы более чем трёмстам раненым и пленным и хотел
опять вернуться в замок Мая, когда вперед выступил его
сын, наставник в монашеской дисциплине Сокую, и
промолвил:
— Преимущество в сражении достигается
преследованием убегающих, когда побеждаешь. Послушав на
этот раз перечень имён тех, кто нам противостоит, я
понял, что размеры войск в Киото пошли на убыль.
Последние четыре-пять дней эти войска вели неудачные
сражения, поэтому ни люди, ни кони не смогут подняться на
новую битву. Почему мы не можем низвергнуть Рокуха-
ра в одном сражении, покуда не почувствовали в себе
присутствие бога робости? Может быть, это вошло в
книги по воинскому искусству Тай-гуна2 и содержало
самую большую тайну в сокровенном сердце Цзы Фана3?
Так он сказал, и все с ним согласились. В ту же ночь
они разом оставили Сюкугавара, по дороге предали
огню жилые дома, освещая их пламенем себе путь, и
бросились преследовать убегающего в столицу противника.
О БИТВЕ В ДВЕНАДЦАТЫЙ ДЕНЬ
ТРЕТЬЕЙ ЛУНЫ
В Рокухара такого не видывали и во сне. Когда их
главные силы отправлялись на замок Мая, они спокойно
рассчитывали, что не пройдёт и дня, как противник
битву проиграет. Этого ждали с минуты на минуту, слева и
справа, и вдруг получили сообщение, что нападающие
разбиты и убегают в столицу. Однако всей правды там
ещё не слышали и думали: «Что будет дальше?».
Когда было ещё многое неясно, что же произошло,
лишь в час Обезьяны4 в двенадцатый день третьей луны в
тридцати с лишним местах в стороне Ёдо, Акай, Ямадза-
ки и Нисиноока зажглись огни.
В столице заволновались:
— Что это?!
267

— Войска западных провинций уже придвинулись с
трёх сторон!
Оба Рокухара испугались, ударили в колокол
павильона Дзидзо, чтобы собрать столичные войска, однако
основные силы под ударами войск из замка Мая
разбежались кто куда и попрятались. Кроме них собрали
четыреста или пятьсот всадников из тех людей, о которых
говорят, что они растолстели на службе в управлении
губернатора и на местах. Их посадили на коней, но все они
только вызывали удивление и настоящей армией не
были.
Управляющий Северным округом Рокухара Левый
Ближний военачальник Накатоки заметил:
— Глядя на теперешнее положение дел, я думаю, что,
во всяком случае, недвижно ожидать противника в
Киото — это тактика ущербная.
Двадцать с лишним тысяч всадников, бывших в
столице, он передал двум инспекторам, Суда и Такахаси, и
направил в сторону Имадзайкэ, Цукуримити, Западной
Сюсяка и западной части Восьмой линии, Хатидзё5. Так
он рассчитывал дать бой на берегах реки Кацурагава,
потому что в эту пору южные ветры растапливают снег, и
наступает время, когда вода покрывает её берега.
Тем временем, Вступивший на Путь Акамацу Энсин
разделил свои три с лишним тысячи всадников на две
части и ударил со стороны Коганаватэ и западной части
Седьмой линии, Ситидзё. Когда эти главные силы
прибыли на западный берег реки Кацурагава, они увидели
на противоположном берегу войско Рокухара. На
осеннем горном ветру со стороны Тоба развевались знамена
воинских домов, от западных ворот южного
императорского дворца Сэйнан до самых Цукуримити, Ёцудзука,
восточных и западных ворот Расёмон и западного въезда
в Ситидзё все было заполнено войсками, словно
облаками и туманом. Однако этим войскам было велено
обороняться только перед рекой Кацурагава и, соблюдая этот
приказ, реку никто не пересекал.
Нападавшие тоже подумали, что это, против их
ожидания, главные силы противника, и без толку в них стре-

лять не стали. Оба войска, разделённые рекой,
проводили время в лучной перестрелке.
Один из стрелявших, наставник в монашеской
дисциплине Сокую, спешился и встал на землю. Он рывком
развязал пучок стрел и, стоя за однослойным щитом,
стал одну за другой беспрерывно посылать стрелы в
противника, но затем сказал себе, что исход сражения одной
перестрелкой не решишь. Тогда Сокую набросил себе на
плечи снятые было доспехи, завязал шнуры на шлеме,
подтянул подпруги у коня, в одиночку спустился с берега
и собрался пересечь реку, держась за удила.
Его отец, Вступивший на Путь, увидев это издалека,
подал коня вперёд, подъехал к нему и сказал, преградив
сыну путь:
— В прежние времена Сасаки Сабуро переправился
через Фудзито, Асикага Мататаро переправился через
реку Удзигава6. Они заранее рассчитали место
переправы, приметили, где сил у противника меньше, и
пустились вперёд. Сейчас снег в верховьях реки тает, вода
прибывает. Разве можно переправиться через большую
реку, на которой не распознать глубоких и мелких мест,
если переправляться, совсем не имея об этом
представления!? Например, хоть конь и мощный и переправиться
может, но, если в главные силы противника проникнет
отсюда только один всадник, без стрельбы не обойтись.
Проблему благополучия и мятежей в Поднебесной
нельзя окончательно решить в единственном сражении.
Разве ты не хочешь продлить свою жизнь, чтобы дождаться
нового воцарения государя?!
Так он повторял и два, и три раза, силой удерживая
сына, поэтому Сакую остановил коня, вложил
обнажённый меч в ножны и бросил:
— Если бы наши силы были настолько велики, чтобы
противостоять противнику, тогда бы и без моих усилий
можно было видеть, как судьба решает исход сражения.
Но у нас всего три с лишним тысячи всадников, а у
противника в сто раз больше. Не решившись напасть
быстро, пока противнику ещё не видно, насколько нас мало,
мы не сможем победить, даже если будем сражаться.
Именно от этом Тай Гун, говоря о воинском искусстве,
*
*U
269

#
§u
111
сказал: «Искусство побеждать — это тайно разведать
расположение неприятеля, внезапно воспользоваться
благоприятным случаем, быстро напасть и лишить его
воли». Разве аая нашей армии, испытывающей
трудности, это не способ разбить сильного противника?
Он пришпорил доброго коня на разлившееся
мелководье и, подняв волну, пустил его вплавь.
Увидев это, в воду один за другим въехали пять
всадников: Акума Куродзаэмон, Ито-таю, Каварабаяси Дзи-
ро, Кодэра-но Сагами и Уноно Куниёри, губернатор
провинции Ното. Уно и Ито, понукая своих коней
переправились по прямой, как знак «I», линии. Кодэра-но
Сагами развернулся, и его коня отнесло течением. На
волнах был виден только купол его шлема. Он то плыл
поверх волн, то погружался под воду, но переправился
раньше всех и, стоя на другом берегу, выливал воду из
доспехов. Посмотрев на то, как ведут себя эти пять человек,
и решив, что они также не одиноки, двадцать с лишним
тысяч всадников Рокухара на своих конях подались кто
куда, и не было среди них никого, кто пожелал бы
вступить в сражение.
Кроме того, у них заколыхались края щитов, а Нори-
сукэ, губернатор провинции Синано, и Саданори,
губернатор провинции Этидзэн, видя, что противник бежит,
воскликнули:
— Не дадим же пострелять своих, вперёд! — и
больше трёх тысяч всадников под командой Саё и Кодзуки
все, как один, разом въехали в реку, так что вода покрыла
противоположный берег, разделившись на многие струи,
сразу же устроила на суше пучины и отмели.
Три с лишним тысячи всадников вынеслись на
противоположный берег, и войско Рокухара видя
доблестных воинов, которые продвигаются вперёд, нимало не
задумываясь о смерти, подумало, что вряд ли справиться
с этими воинами будет им по силам. Прежде, чем начать
сражаться, то войско побросало щиты, потащило за
собой знамёна — одни отступали на север по дороге Цуку-
римити в сторону Восточного храма, Тодзи, иные же
вверх по ложу реки Такэда, бежали по тракту в
направлении храма Победы дхармы, Хоссёдзи. По этой дороге
270

на протяжении двадцати-тридцати те брошенные
доспехи устилали землю и утопали в пыли от конских
копыт.
Тем временем, войска, верные прежнему
императору, на западе Седьмой линии, Ситидзё, — воины Саэ-
мон-но-сукэ, сына младшего полководца Такакура, а
также Кодэра и Кинугаса — быстро входили в столицу и
в пятидесяти с лишним местах в стороне Омия, Иноку-
ма, Хорикава и Абуранокодзи зажгли сигнальные огни.
Кроме того, чувствовалось, что между Восьмой и
Девятой линиями, Хатидзё и Кудзё также происходят
стычки — всадники на взмыленных конях скачут кто на
восток, кто на запад, боевые кличи оглашают небо и
землю. Казалось, что одновременно случается три вида
великих бедствий7, будто весь мир поглощает
всепожирающий огонь8. Сражение внутри столицы происходило
среди ночи поэтому в ночной темноте ничего не было
видно, боевые кличи слышались то тут, то там; ни
размеров войска ни его построения было не разобрать — куда
ни направишься, неизвестно, как следует вести
сражение. Войска, бывшие в столице, первым делом
собирались на берегу реки в районе Шестой линии, Рокудзё и
толпились там, сбитые с толку.
3
О ПОСЕЩЕНИИ РСЖУХАРЛ
ЕГО ВЫСОЧЕСТВОМ,
ОСОБОЙ ИЗ ПАВИЛЬОНА ДЗИМЁИН
Советник среднего ранга Хино Сукэна и Старший
Левый управляющий Хино Сукэакира ехали вдвоём в
одном экипаже, а когда въехали в пределы
императорского дворца, все четверо ворот там были раскрыты, и возле
них не было ни одного караульного. Император9
удалился в Южный дворец. Он спросил: «Кто там?» Но охрана
и придворные чиновники, управляющие и гражданские
служащие куда-то удалились, и кроме двух человек —
свитского письмоводителя и юного пажа — при особе
императора никого не было.

Сукэна и Сукэакира вдвоём предстали перед особой
его величества и промолвили:
— Правительственные войска ослабели в сражениях,
и мятежники, не теряя времени, вторглись в столицу.
Если Вашему величеству будет угодно так же оставаться на
Вашем месте, то мятежники, как нам кажется, могут по
ошибке внести беспорядки и в императорский дворец.
Скорее соблаговолите забрать три священные регалии10
и проследовать в Рокухара.
Император срочно вызвал паланкин, украшенный
драгоценными каменьями, и проследовал от речного
берега11 в районе Второй линии, Нидзё в Рокухара. После
этого в пути его сопровождали больше двадцати лунных
вельмож и гостей с облаков под началом Старшего
советника Хорикава, Действительного Старшего
советника Сандзё Минамото, Советника среднего ранга Васиноо
и Государственного советника Бодзё.
Когда слухи об этом распространились, в Рокухара
направились также экс-император12, монашествующий
император13, принц из Весеннего павильона14,
императрица1 и даже принц второго ранга Кадзаи, которые,
смешавшись с войсками, как и свитские вельможи и гости с
облаков, направились в Рокухара. Часто были слышны
голоса высшей знати, чем в Рокухара все были изумлены.
Внезапно там открыли северные покои и устроили в них
палаты императора. Шум от всего этого был большой.
Вскоре на берегу реки возле Седьмой линии, Си-
тидзё оба Рокухара ожидали неприятеля. Увидев
главные его силы, они подумали, что у противника их
действительно неисчислимое количество. Однако противник,
рассыпавшись тут и там, зажигал огни и издавал боевые
кличи, сам же находился на одних и тех же позициях.
«Что делать? — подумали оба Рокухара, — мы
считали, что неприятелей мало. Надо их рассеять!». Придав
Суда и Такахаси больше трёх тысяч всадников, они
направили их к въезду на Восьмую линию, Хатидзё. Две с
лишним тысячи всадников придали Коно Куродзаэмону
и Суяма Дзиро и направили их к павильону Короля
Лотосового Цветка16.
Обращаясь к Коно, Суяма проговорил:
272

— Если мы будем сражаться, смешавшись с этим
недостойным сборищем нападающих, мы станем без
толку чинить себе помехи и вряд ли сможем свободно
двигаться вперёд и назад. Если войска, которые нам
передали их милости Рокухара, послать на берег реки возле Ха-
тидзё и велеть им издавать там боевые кличи, то мы с
нашими собственными вассалами вторгнемся от
восточного крыла павильона Короля Лотосового цветка в ряды
неприятеля, охватим его «паучьими лапками», разделим
крест-накрест, погоним раздробленного на части и
вдогонку ударим из луков.
Коно согласился:
— Да, это будет лучше всего!
Больше двух тысяч всадников из приданного войска
послали к дороге перед дорогой Сионокодзи1', от них
отделились войско Коно в триста с лишним всадников и
войско Суяма в сто пятьдесят с лишним всадников,
окружив с востока павильон Короля Лотосового цветка.
Когда урочный час наступил, войско на берегу реки
возле Хатидзё издало боевой клич, и противник, чтобы
встретиться с ним, повернул своих коней на запад, а
более четырёхсот всадников Суяма и Коно неожиданно
издали боевой клич в тылу и вклинились в гущу
превосходящих сил противника, ударяли с востока, с запада, с юга
и с севера. Не нападая на противника в одном только
месте, они сражались, то отходя, то ударяя, то снова отходя
и опять ударяя, — и так делали многократно. Коно и
Суяма сходились вместе и разделялись на две части;
разделившись, сходились опять и ударяли так раз семь-восемь.
Пешие воины, утомлённые долгим путем, следовали
за теми, кто сидел верхом, так что стрелявшие в них не
знали их числа. Раненых бросали, и они валялись на
дорогах. Войско начало в беспорядке отступать.
Суяма и Коно не обратили внимания на
отступающего противника и со словами: «Беспокоимся, нет ли
сражения в районе западной Ситидзё», — повернули на
запад, поскакали наискось к берегу реки возле Седьмой
линии, Ситидзё и остановили коней у святилища
Ситидзё. Когда же они посмотрели в сторону дороги
Красной Птицы, три с лишним тысячи всадников Суда и Та-
273

кахаси стояли там в конном строю, остановленные
двумя с лишним тысячами всадников Такакура Саэмон-
но-сукэ, Кодэра и Кинугаса. Увидев это, Коно сказал:
— Думается, что здесь по нашим ударили. Ударим
же и мы! — но Суяма остановил, заметив: «Минутку!» Он
стал наблюдать со словами:
— Поскольку пока ситуация в битве между этими
лагерями не определилась, наше выступление
объединёнными силами в помощь его высочеству не
послужит прославлению наших заслуг из-за злословия Суда и
Такахаси. А если даже победит противник, в конце
концов ничего особенного не случится.
Итак, Суда и Такахаси направили крупные силы, а
Кодэра и Кинугаса — малые силы, а вернуть их обратно
уже не могли. Некоторые стали отступать к Утино по
дороге Красной Птицы, некоторые бежали на восток по
Седьмой линии, Ситидзё, а те из них, которые остались
без коней, против своей воли вступали в бой и погибали.
Увидев это, Суяма сказал:
— Слишком долго мы это наблюдаем, наши совсем
ослабели. Ну, теперь к битве мы присоединимся!
— Точно! — отозвался Коно, и тут, объединив оба
отряда, они врезались в середину большого войска и
сражались, покуда сменился токи™. С четырёх сторон
взломали вражеские укрепления, в доблести не уступая
героям ста сражений, поэтому в этой битве нападавшие
опять потерпели поражение и отступили на запад, к Тэ-
радо.
Братья Саданори, губернатор провинции Тикудзэн,
и наставник в монашеской дисциплине Сокую в
сражении с самого начала, с того времени, когда они
переправились через реку Кацурагава, гнались за убегающим
противником, не зная, что за ними никто не следует.
Они с вассалами, всего шесть всадников, скакали к
селению Такэда и по пути вдоль тракта, идущего мимо храма
Победы дхармы, Хосседзи, выехали к долине реки у
Шестой линии и стали поджидать своих сторонников,
которые вторгнутся в замок Рокухара. Им подумалось, что те
их сторонники, которые двигались со стороны храма
Хосседзи, уже проиграли битву и повернули назад: куда
274

ни посмотришь, — на восток ли, на запад, на юг или на
север, — нигде не было никого, кроме врагов. «В таком
случае, — решили они, — надо некоторое время ждать
своих, смешавшись с противниками». Шестеро
всадников оторвали и выбросили эмблемы со своих шлемов и
держались все вместе.
Когда Суда и Такахаси, описав дугу, прискакали туда,
они вскричали громкими голосами:
— Похоже, что сторонники Акамацу как-то
затесались среди наших. Это враги, которые переправлялись
через реку, поэтому не может быть, чтобы их кони и их
доспехи не были мокрыми. Проверяйте это,
набрасывайтесь на них и рубите!
Поскольку и Саданори, и Сокую очень рассчитывали
смешаться с противниками, они подумали, что это
плохо. Шестеро всадников, братья и их вассалы, тесной
группой, верхом с громким криком вторглись в гущу
двухтысячного противника, провозгласили там свои
имена и стали сражаться. Противники, решив, что перед
ними находятся такие малые силы, думали, что могут к
нему приблизиться, и перемешавшись как попало,
побили немало своих товарищей. Но, когда сталкиваешься
с крупными силами противника, сил надолго не хватает,
поэтому четверо вассалов стали рубиться и там и тут, а
губернатор провинции Тикудзэн сражался в стороне от
остальных.
Сокую, оставшись один, поскакал к улице Омия, на
запад от Ситидзё. За ним погнались восемь вассалов Игу,
губернатора провинции Овари.
— Ты хоть и противник, но похвалы заслуживаешь!
Кто ты такой? Назови свое имя!
Сокую придержал коня и отвечал:
— Человек я недостойный, так что, если и назову своё
имя, вряд ли оно знакомо вам. Возьмите мою голову и
покажите еёлюдям!
Пока он говорил это, противники приблизились.
Сокую развернулся и, когда противники попятились,
погнал коня и двадцать с лишним кварталов спасался
бегством от восьми всадников противника. Когда же он
выехал к южной стене храма на западной стороне Восьмой

линии, Саданори, губернатор провинции Синано, с
тремястами с лишним всадников, остудив ноги коней на
мелководье перед воротами Расемон, собрал воинов
разбитого войска. Они стояли лагерем, подняв свои знамёна.
Обнаружив это, Сокую одним махом въехал в тот
лагерь и услышал голоса гнавшихся за ним восьми
всадников:
— Очень жаль, что человек, которого мы считали
добрым воином, в конце концов погиб!
С этими словами они повернули коней. Через
некоторое время с разных сторон — с речного берега у Си-
тидзё, с западной оконечности дороги Красной птицы —
там собрались воины из рассеянных отрядов. Опять их
стало больше тысячи всадников.
Акамацу послал этих воинов по малой дороге,
проходящей с востока на запад, и в окрестностях Седьмой
линии они опять издали боевой клич. Тогда войско Рокуха-
ра в семь с лишним тысяч всадников, оставив позади
себя павильон Рокудзё, то наступая, то отходя, в течение
двух страж нападало на своих. Тут Коно и Суяма, думая,
что определить, чья здесь победа и чьё поражение
невозможно, ударили с пятью с лишним сотнями всадников
от улицы Омия, развернулись задом наперёд и
разрушили тылы. Многих нападавших постреляли, и Акамацу с
поредевшим войском вернулся в Ямадзаки.
Коно и Суяма, взяв верх, гнали противника до
окрестностей дороги Сакудо, а Акамацу, постоянно
оглядываясь на своё войско, готовое перейти в контратаку,
скомандовал:
— Сражение закончено! Дальше не продолжать! — и
от дворца Тоба повернул назад, взяв больше двадцати
человек пленных и семьдесят три головы, пронзив их
остриями пик. Окровавленные они поскакали назад в
Рокухара.
Император Когон, повелев подвернуть шторы,
смотрел на них. Оба Рокухара, сидя на шкурах, их
осматривали.
— Коно и Суяма оба вели себя как всегда, особенно
во время сражения нынешней ночью. Похоже, что если
бы они опустили руки и не действовали так самоотвер-
276

женно, они ничего бы не добились, — восхищённо
повторили они несколько раз.
Той же ночью был срочно выпущен эдикт о
назначении на должность. Коно-но Куро был назначен
губернатором провинции Цусима и пожалован мечом. Суяма
Дзиро был назначен губернатором провинции Биттю и
пожалован конём из государевой конюшни. Поэтому
воины, которые видели и слышали это, говорили: «О,
какая честь для мастеров лука и стрел!» — некоторые с
завистью, некоторые недоверчиво. Их имена стали
известны во всей Поднебесной.
На следующий день после того, как сражение
закончилось, Суда и Такахаси объезжали вокруг столицы, там
и сям собирая в канавах и рвах головы раненых и
убитых. Головы выставили на речном берегу возле Шестой
линии, их количество составило восемьсот семьдесят три
головы. Хотя настолько много врагов убито не было,
воины Рокухара, те, которые в сражении и не участвовали,
говорили: «Мы прославились!». Здесь были и
посторонние головы жителей столицы и её окрестностей, на
которых написали самые разные имена. Среди них было пять
голов с бирками: «Вступивший на Путь Акамацу Энсин».
А поскольку в лицо его никто не знал, напоказ выставили
их все. Столичные мальчишки, увидев их, смеялись все
как один:
— Аюдям, у которых эти головы позаимствовали,
надо вернуть проценты. Тело Вступившего на Путь
Акамацу множится и множится, так что конца врагам не
будет!
О РЕЛИГИОЗНЫХ ЦЕРЕМОНИЯХ
В ПЕЩЕРЕ ОТШЕЛЬНИКА19
И В ПОКОЯХ ГОСУДАРЯ,
А ТАКЖЕ О СРАЖЕНИИ ПРИ ЯМАДЗАКИ
В эту пору сильно разбушевались Четыре моря,
боевые костры коснулись неба. Когда император Когон
взошёл на престол, он не знал покоя ни весной, ни осе-
277

Ш
нью, а военные его вассалы держали в руках копья, и не
было дня, когда бы оставались в покое боевые знамёна.
При помощи буддийского Закона мятежных вассалов
было не усмирить, поэтому те времена спокойными
считать нельзя. Из-за этого император велел провести
большие церемонии и тайные обряды в буддийских храмах и
в синтоистских святилищах. Принц Кадзии20 — брат
императора, занимавший место настоятеля Горных ворот21.
Установив в императорском дворце помост, он
благоволил провести моление глазам Будды22. Дзидзю-содзё из
храма за перекрёстком дорог23 вознёс моления будде
Якуси в пещере отшельника.
Воинские дома выясняли настроение монахов из
Горных ворот, Южной столицы24, храма Ондзедзи25 и,
чтобы монахи обратились с просьбами об увеличении
чудесной защиты, повсеместно вносили пожертвования
храмам и святилищам в поместьях, преподносили
разные священные драгоценности, чтобы там молились за
них. Однако способ правления знати неправилен,
нагромождение дурного у воинских домов навлекает
несчастья, поэтому как люди ни молились, боги жертв не
принимали. Но сколько ни говори, разве людские желания
бесполезны? Проходили дни, и из провинций
непрерывно сообщали о надвигающихся событиях.
Акамацу потерпел поражение в сражении в
двадцать второй день третьей луны, отступил к Ямадзаки и
скоро остался один на один с преследователями, но
задержать противника не смог. Тот потерял бдительность,
подумав, что теперь-то ничего не случится. Тогда воины
проигравшей сражение армии стали скапливаться в
одном месте и скоро сделались крупной силой. Акамацу
при покровительстве среднего военачальника Наканоин
Садаёси назвался принцем Сегоин, разбил в Ямадзаки и
Яхата лагерь, перегородил устье реки и отрезал дорогу в
западные провинции. Из-за этого остановилась торговля
в столице, передвижение солдат на помощь столице
затруднилось. Оба Рокухара, услышав об этом, приказали:
— Акамацу один доставляет столице страдания.
Сейчас же облегчите мучения солдат! Судя по сражению
прошедшего двенадцатого числа, у противника не было
278

таких больших сил. А если без разбору верить слухам, то
противника допустили от границы до границы. Для
воинских домов это позор до самой следующей жизни.
Короче говоря, на этот раз правительственные войска надо
двинуть на расположение противника, разбить оба его
лагеря, Яхата и Ямадзаки, мятежников сбросить в реку, а
их головы взять и выставить на речной долине у Шестой
линии!
Стражи от сорока восьми сигнальных костров и
воины, бывшие в столице, общим числом в пять тысяч
всадников сосредоточились на речной долине у Пятой
линии, Годзё, и в час Зайца26 в пятнадцатый день третьей
луны двинулись на Ямадзаки.
Сначала это войско раздвоили, но дорога Нава27,
проходившая между рисовыми полями, узка, поэтому,
углубившись в поля, было нельзя свободно продвигаться
верхом вперёд и назад, и после Восьмой линии оно
соединилось, перешло через реку Кацурагава, с юга миновало
остров на реке и после Содзумэ и Охара стало
сближаться с противником.
Акамацу услышал об этом и разделил свои три
тысячи всадников на три части. Одну часть из пеших
лучников, отобрав в нее пятьсот с лишним человек, направил в
обход горы Осио. Другую часть из тысячи с лишним
человек бродячих самураев с небольшой долей
верхоконных воинов послал вдоль берега реки Кицунэ. Еще одну
частьиз восьмисот с лишним исключительно верховых
копейщиков выстроил по порядку и спрятал в тени
сосновой рощи позади пресветлого бога Мукау28.
Войско Рокухара не думало, что противник может
продвинуться АО этих мест. Нечаянно углубившись в
поля, оно подожгло крестьянский дом в Тэрадо, а когда его
передовой отряд уже продвигался мимо пресветлого
бога Мукау, от вершин Ёсиминэ и Ивакура пешие лучники
со щитами в руках спускались к подножью, пуская
стрелы. Увидев Pix, нападающие хотели отбросить их в
конном строю, но горы были крутыми, и подниматься было
невозможно. Хотели было выманить противника на
открытое место и там побить его, но противник понял это
и не попадался на уловки.

— Все равно! Попадёшься на глаза этим ничтожным
бродячим самураям, ни за что ничего не поделаешь.
Бросим это, двинемся на Ямадзаки! — говорили они между
собой, потом обошли Нисиока с юга.
В это время Бодзё Саэмон с пятьюдесятью с лишним
всадниками выехал из сосновой рощи у пресветлого бога
Мукау и врезался в середину большого войска. Там с
пренебрежением отнеслись к малым силам противника, но
как только окружили его у себя в середине и
приготовились всех перебить, со всех сторон налетели по сто и
двести всадников их Танака, Кодэра, Яги и Кандзава,
готовых надвинуться на врага «рыбьей чешуёй» и охватить
его «журавлиным крылом».
Пятьсот1 с лишним всадников войска на берегу реки
Кицунэ, увидев это, задумали отрезать арьергард войска
Рокухара, посмотрели, как лучше описать дугу по дороге
между рисовыми полями и решили, что со столичным
войском им, должно быть, не справиться, хлестнули
коней и повернули назад.
Схватка была короткой, и хотя столичное войско
много не потеряло, все кони и доспехи угодили в грязь,
попадав в канавы, рвы и глубокие межи. Когда среди
бела дня войско проходило по столице, среди людей,
которые смотрели на него, не было человека, который бы не
смеялся: «Ого! А если бы с вами столкнулись Суяма и Ко-
но, вы бы и то не оказались такими грязными!».
Таким образом, столичное войско на этот раз
потерпело поражение. Коно и Суяма, которые оставались в
столице и в бой не вступали, весьма прославились
своими заслугами.
5
О ТОМ, КАК ГОРНАЯ БРАТИЯ 29
ДВИНУЛАСЬ НА КИОТО
В Киото началось сражение. Распространилась молва
о том, что правительственные войска упускают победу,
поэтому от принца из Великой пагоды прислал гонца,
который стал ожидать письменный ответ, и изволил
уговаривать братию из Горных врат30. Поэтому в двадцать

шестой день третьей луны братия собралась во дворе
перед главным павильоном а^я. проповедей.
— Итак, наш монастырь — это земля, где явлены
перевоплощения Будды в семи святилищах, поэтому он и
стал алмазным стражем монархов в ста поколениях.
Когда великий наставник-основатель нашего учения31
начал строить его, он сосредоточился на постижении
сущности вселенной, однако после того, как Дзиэ-содзё32
стал настоятелем, он терпеливо надевал поверх
монашеского облачения пояс «осенний иней», заставляющий
сдаваться демонов зла. С тех пор, когда на небе
появляются знаки бедствия, то есть колеблется авторитет
Закона, пояс пресекает это. Когда, поднимая мятеж,
приводят страну в беспорядок, то присваивают себе силу богов
и оттесняют её в сторону. По этой причине бога
называют Горным Королём. Сейчас, конечно, кругом царит
смута. Наша гора называется Хиэй, Императорская. А
посему она совмещает Закон Будды с законом монарха.
Однако сейчас Четыре моря в беспорядке,
Единственный33 неспокоен. Военные его вассалы нагромоздили зло,
Небо, как и следовало ожидать, казнит их.
Предзнаменования этого знают все, независимо от их ума или
глупости. Пусть мы оставили этот мир. Но дело государя
хрупкое. Поэтому, хотя братия и отошла от скверны этого
мира, но в это время не иссякла наша верность стране в
знак благодарности ей. Исправим же все прежние
неправедные дела воинских домов хоть на час раньше,
поможем двору в его критическом положении! — так
говорило многолюдное собрание, и все три тысячи монахов,
как один, одобрив это, возвратились в свои павильоны и
долины, и после этого не было у них иных планов, кроме
планов усмирения воинских домов.
В Горных вратах решили, что уже в двадцать восьмой
день можно наступать на Рокухара, и тогда, не говоря
уже о монахах из последнего храма и слркителях из
последнего святилища, вместе со всадниками из ближних
провинций они сделались подобны облаку и туману. В
двадцать седьмой день, когда войско прибыло к большой
пагоде, в него было записано больше ста шести тысяч
всадников. Как это и принято у монахов-воинов, они не
Ж
§u
281

помышляли ни о чём, кроме того, чтобы побыстрее
проявить свою отвагу, поэтому их армия двинулась на
столицу. В Рокухара, видимо, не останется никого: думалось,
что все убегут, едва до них дойдут слухи об этом.
Всему войску было приказано не идти в Яхата и
Ямадзаки на соединение с единомышленниками, а в
двадцать восьмой день, в час Зайца, собраться у храма
Победы дхармы. Поэтому монахи-воины, не надевая доспехи
и не принимая пищу, направились туда от ближней
дороги или спустились с Западного склона. Услышав об
этом, оба Рокухара подумали, что в войске с горы Хиэй-
дзан, как ни будь оно велико, вряд ли найдётся хоть один
всадник. Мы выберем здесь, — решили они, —
верхоконных стрелков из лука, велим подождать противника на
берегу реки возле Третьей линии, улицы Сандзё. Они
либо рассеются, либо соберутся вместе, отвлекут на себя
противника слева и справа и сверху будут стрелять, как
на стрельбище34. Как бы ни была воинственна горная
братия, она пешая и скоро устанет. Тяжёлые доспехи
оттянут плечи и утомят монахов в один момент. Так мы
побьём малыми силами силы большие, слабыми
победим крепких.
После этого семь с лишним тысяч всадников
разделились на семь частей, заняли позиции на востоке и на
западе речной долины в районе Третьей линии и стали
ожидать. Монахи-воины об этом не подумали и
остановились на ночлег, считая, что хорошо бы им раньше всех
войти в столицу. Они рассчитывали распоряжаться
драгоценностями, у каждого было по двадцать-тридцать
именных табличек на постой. Прежде всего они
собрались к храму Победы дхармы.
Если окинуть взглядом эти войска, можно увидеть,
что они тянутся к Имамити, Нисидзака, Фурутогэ, Ясэ,
Ябусато, Сагаримацу и Сэкисангути. Когда передовые
отряды уже достигли храмов Победы дхармы и Син-
нёдо, задние ещё проходили по горе35 и у подножья горы.
На утреннем солнце доспехи сверкали точь-в-точь, как
молнии. Знамёна развевались на горном ветру словно
драконы и змеи. Если сравнивать войска на горе и войска
в столице по размерам, то силы воинских домов не до-

стигают и десятой части сил противника.
«Действительно, эти силы мы сомнём легко», — в душе подумали
горные монахи о Рокухара, и в общем для этого были
основания.
И вот, после того, когда передовой отряд монахов
прибыл к храму Победы дхармы, он стал поджидать
задние отряды. На это место с трёх сторон напало войско
Рокухара из семи с лишним тысяч всадников и издало
воинственный клич. Монахи удивились боевому кличу,
зашумели, хватая доспехи, мечи, алебарды и не успев
взять то, что нужно, собрались у западных ворот храма
Победы дхармы в количестве всего тысяча человек.
Самураи, как и было раньше задумано, как только
напали на противника, развернули коней и стали
отступать. Противник остановился, рассредоточился и начал
их преследовать. Так повторялось шесть или семь раз.
Все монахи были пешими, тяжёлые доспехи оттягивали
им плечи, было видно, как они мало-помалу уставали.
Самураи от этого набирались сил, собирали
лучников и вволю постреляли их. Стрелы поражали монахов, и
те подумали, что не могут вести сражение на равнине,
решили ещё раз затвориться в храме Победы дхармы, а
житель провинции Тамба, воин по имени Сати-но Маго-
горо, поставил своего коня перед западными воротами
поперёк пути, после чего мечом в пять сяху три суяа36,
каких прежде не было, троих противников зарубил,
причём его меч немного отклонился и угодил в створку
ворот. Он ещё подождал противников, обратясь лицом к
западным воротам и удерживая коня.
Увидев это, горная братия — пошла ли она на
попятный, или подумала, что и в храме Победы дхармы тоже
имеются противники, только внутрь этого храма идти
не захотела. Монахи, которые были перед западными
воротами, направились на север и разделились на два
отряда — перед пагодой Синнёдо и позади холма Кагураока
— и вернулись исключительно на гору Хиэйдзан.
Среди них были знаменитые на весь монастырь
дурные монахи по имени Гокан и Госэн, жившие в одной
келье Дзэнти, что в долине к югу от Восточной пагоды.
Их сотоварищи привлекли этих монахов к участию в

ы
битвах, но они против своей воли отошли к Китасирака-
ва, и там Гокан окликнул Госэна:
— Бывает, что сражение заканчивается победой, а
бывает, что и поражением, а поскольку всё зависит от
везения на данный момент, то и стыдного не стыдятся.
Однако все обстоятельства сегодняшнего сражения — это
стыд для Горных ворот. Поднебесная будет насмехаться
над нами. Возвращаясь вдвоём, мы погибнем от стрел.
Если же лишимся жизни вдвоём, мы смоем позор с
наших Трех пагод37.
Госэн сказал в ответ:
— Нечего и говорить, это желательнее всего.
Оба монаха встали как вкопанные, остановившись
перед северными воротами храма Хоссёдзи, и громкими
голосами возгласили свои имена:
— Да будет известно, что из большого войска,
которое вот так отступило, только двое повернули назад —
это твёрдые люди из Трех пагод! Наши имена вы,
должно быть, слышали. Мы зовёмся Гокан и Госэн, живём в
одной келье Дзэнти, что в долине к югу от Восточной
пагоды, чьи имена знают во всём монастыре. Те самураи,
которые считают себя первыми, приблизьтесь к нам,
скрестите с нами мечи, покажите себя остальным!
С этими словами они стали будто крыльями
водяного колеса вращать своими мечами длиной больше
четырёх сяку> в прыжках рубить ими, высекая искры.
Монахи напали на самураев, которые приблизились
к ним, рассчитывая их захватить, посекли многим коням
ноги и поломали навершия у многих шлемов. Они вдвоём
сражались на этом месте целый час, но за ними не
последовал ни один человек. Стрелы, которые пускал враг,
сыпались как дождь, оба монаха были ранены больше, чем
в десяти места.
— На этом хватит! Теперь пойдём же вместе до
путей потусторонних, — поклялись они, сбросили с себя
доспехи, обнажились до пояса, полоснули себя по
животу крест накрест и оба легли на одну и ту же подушку.
Самураи, которые это видели, сказали:
— О, это самые мужественные в Японии люди! — и
не было никого, кто бы не жалел их.
284

Монахи потерпели поражение у первой позиции и
отступили, поэтому большое войско на второй позиции,
не видя поля для сражения, отошло к Горным вратам.
Слава Горных врат возросла только благодаря
поведению Гокана и Госэна.
О СРАЖЕНИИ В ТРЕТИЙ ДЕНЬ
ЧЕТВЁРТОЙ ЛУНЫ
И О ДОБЛЕСТИ МЭГА МАГОСАБУРО
В двенадцатый день предыдущей луны, после того,
как силы Акамацу потерпели поражение и отступили,
воинские дома заявили, что они, наконец, одержали
победу и перебили несколько тысяч противников. Тем
не менее, Четыре моря не успокоились, к тому же
Горные врата опять стали врагами воинских домов, на
главной вершине зажгли сигнальные огни, а у подножья
горы собирали войска. Вдобавок, прошёл слух, что они
могут двинуться на Рокухара. Пользуясь настроениями
монахов, воинские дома двинули на Горные врата свои
силы от тринадцати крупных поместий.
Кроме того, главным священнослужителям выдали
награды под предлогом проведения одной-двух молитв в
соответствующих местах. Из-за этого сердца братии из
Горных врат по одному стали склоняться на сторону
воинских домов, и таких монахов сделалось много.
Поскольку в правительственных войсках из Яхата и Ямадзаки
во время прежнего сражения в Киото многие были
убиты или ранены, в подавляющей части этих войск не
хватало десяти тысяч всадников.
Обстановка в Киото не внушала опасений,
поскольку там размещались войска, поэтому семь с лишним
тысяч всадников разделили на две части и в третий день
четвертой луны в час Зайца опять направили на столицу.
Одна его часть под командованием военачальников
Тоно-но-хоин Рётю и Нака-но-ин Садахира это отряды
Ито, Мацуда, Тонгу и Тонда-но-хоган вместе с
бродягами из Маки и Кудзуха состоявшие из трёх с лишним ты-
285

Ill
сяч всадников, зажгли огни в Фусими и Кобата,
надвигались от Тоба и Такэда. Другая часть, начиная от
Вступившего на Путь Акамацу Энсина, объединяла отряды Уно,
Касивабара, Саё, Масима, Токухира, Кинугаса и Канкэ,
составлявшие в общей сложности больше трёх с
половиной тысяч всадников, зажгли огни в селениях Косима и
Кацура и надвигались со стороны западной части
Седьмой линии. Оба Рокухара раз за разом побеждали в
сражениях, у их воинов поднималось настроение, силы их
насчитывали больше тридцати тысяч всадников. Хотя
противник уже приближался, они ничуть не испугались.
Войска собрались на перекрёстке речной долины и
Шестой линии и расположились там на отдых. Хотя
Горные врата теперь и сочувствовали воинским домам, было
неизвестно, какие у них ещё появятся замыслы. Считая,
что проявлять небрежность нельзя, Сасаки-хоган Токи-
нобу, прежний губернатор провинции Хитати Токитомо
и Нагаи Куй Хидэмаса с тремя с лишним тысячами
всадников направили к речной долине Тадасу38. Отсюда
начиналась победа в битве в двенадцатый день прошлой
луны, поэтому это место называли примерным образцом.
Коно и Суяма собрали войско из пяти тысяч
всадников и направились отсюда к дороге у храма Хоссёдзи. В
двух войсках, родственников Тогаси с Хаяси и Кабисава,
объединились больше шести тысяч конных воинов из
провинций. Они были направлены на Восьмую линию,
улицу Хатидзё, со стороны Восточного храма. Кото,
губернатор провинции Kara, его милость Кадзи-но Гэнтад-
заэмон, Суда, Такахаси, Касуя, Цутия и Огасавара
объединили больше семи тысяч воинов. Они направились к
въезду в западную часть Седьмой линии.
Больше тысячи всадников были оставлены, потому
что ещё не участвовали в бою. Их построили в ряд в
Рокухара. В тот день с часа Змеи39 одновременно с трёх
сторон началось сражение, раненых воинов постоянно
заменяли свежие. Среди нападающих всадников было
мало, а пеших стрелков много, поэтому они переполнили
узкие дороги, набрав стрел, нещадно пускали их. У
Рокухара было мало пеших воинов и много всадников, поэто-
286

му они стремились разминуться между собой и
окружить противника.
План тысячи перемен40 господина Сунь41 и закон
построения восьми военных станов господина у42 — это
военные правила, которые знакомы обоим
противникам, поэтому обе стороны с риском аая жизни не
ломали и не сгибали друг друга, и ни одна из сторон не
побеждала и не терпела поражение. В последний день, когда
уже наступали вечерние сумерки, Коно и Суяма
соединились в один отряд, выстроили в ряд стремена у трёхсот
с лишним всадников, а нападающие из Кохата разом
погнали коней и отступили к дороге на Удзи. Суяма и Коно
ударили по бегущему противнику, по диагонали
направились к Такэда у речной долины, свернули к северным
воротам дворца Тоба и приготовились окружить
нападающих, находившихся перед Восточным храмом.
Видя это, нападавшие, которые заполнили
восемнадцатый квартал Цукуримити, подумали, что ничего из
этого не получится, и при пересечении ворот Расёмон с
запада повернули обратно в сторону Тэрадо. Кобаикава
и прежний протектор провинции Аки Симадзу
повернули в сторону противника у Восточного храма и
вступили в сражение, но их прогнали из собственного лагеря их
противники Коно и Суяма, и они с сожалением
подумали, что сражение их сторонники проигрывают.
— Встретившись с противником, который
приближается к западной части Седьмой линии, мы проведём
блестящее сражение! — решили они, направились к
западной части Восьмой линии и вышли к западной
оконечности дороги Красной птицы.
Туда Вступивший на Путь Акамацу привёл три с
лишним тысячи всадников, отборных воинов, поэтому
их нельзя было легко разбить. Но увидев, что войско
Симадзу и Кобаикава идёт им наперерез, уставшие в боях
войска Рокухара набрались сил и стали надвигаться с
трех сторон. Тогда войско Акамацу вдруг разделилось и
двинулось в трёх направлениях.
В это время из войска Акамацу выдвинулись четыре
воина и очертя голову врезались в самую середину
многотысячного войска противника. Силой и решительно-
287

43
стью они превосходили Паньхуэя и Сян Юя . Когда же
рассмотрели их приближавшиеся фигуры, они
оказались мужчинами по семь сяку44 ростом, с бородами на
две стороны, с разнесёнными врозь внешними уголками
глаз, с доспехами поверх кольчуг, с железными
наколенниками, прикреплёнными к большим набрюшникам, в
шлемах в форме головы дракона спереди и шеи вепря
сзади, опоясанные мечами длиною в пять с лишним ся
ку45. Они легко держали в руках восьмигранные копья в
восемь с лишним сяку46 с круглой рукоятью длиной
больше двух сяку47.
Силы Рокухара, которые сдерживали много тысяч
всадников, увидев этих четырёх человек до того, как они
начали сражаться, отступили, разделившись на три
части. Зазывая себе соперников, те четверо громкими
голосами возгласили свои имена:
— Мы жители провинции Биттю по имени
Вступивший на Путь Хаями Матадзиро, его сын Сабуро, Танака
Токуро Мориканэ и его младший брат Якуро Мориясу.
Мы, отец с сыном и два брата, смолоду, когда появились
военные противники государей, стали вести жизнь
горных мятежников. Но сейчас мы счастливы участием в
этих беспорядках, тем, что прибыли к сторонникам
милостивого нашего государя десяти тысяч поколений48. А
прошлое сражение было неважным, и то, что наша
сторона его проиграла, случилось к нашему стыду. Сегодня,
пусть наши даже и отступят, поражения мы не
потерпим. Противник хоть и силён, но не настолько. Мы
собираемся взломать ваши позиции, пройти через них и
предстать прямо перед глазами господ Рокухара! —
кричали они во весь рот, стоя, как стоят перед воротами
храма охранители Учения.
Услышав их, Симадзу, прежний протектор
провинции Аки, обратился к двум своим сыновьям и к вассалам
со словами:
— До меня уже давно доходили слухи, что лучшие
мастера меча в западных провинциях это они.
Застрелить их не под силу даже большому войску. Вы пока
отправляйтесь на сторону, можете сразиться с другими
противниками. С этими мы сойдёмся втроём, отец с сы-
288

новьями. Помучимся, то наступая, то отступая, так
почему бы нам и не застрелить их? Как бы сильны они ни
были, тела их не могут не поразить стрелы, как быстро они
не убегали бы, от коней им не убежать. Мы много лет
тренировались в стрельбе по собакам, так когда же, если
не теперь, пришло время для дела?! Так вот, покажем же
людям это редкостное сражение! — и с этими словами
поехал навстречу четверым противникам.
Завидев их, Танака Токуро рассмеялся:
— Хоть я пока и не знаю ваших имён, замысел у вас
отважный. Мы же хотим в этом сражении взять вас
живыми и сделать своими сторонниками!
И потрясая упомянутыми выше пиками, они стали
не спеша приближаться. Симадзу тоже приближался
шагом, сдерживая коня. Когда расстояние между ними
достигло дальности полёта стрелы, прежний протектор
провинции Аки первым из пучка в двенадцать стрел три
стрелы вложил в тетиву лука, натянуть которую было
под силу трём человекам, прицелился и выстрелил: «те».
Эти стрелы не пролетели мимо, а угодили в
ромбовидную пластину на бармице шлема, что свешивалась от
правой щеки Танака. Бамбуковый стебель стрелы
прошёл сквозь неё. Танака ослабел от тяжёлой раны в
уязвимое место, и, хотя был сильным мужчиной, после
поражения стрелой дальше двигаться не мог.
Подбежал его младший брат Якуро, выдернул и
отбросил вон эту стрелу.
— Враги государя49— это Рокухара. Враги моего
младшего брата — вы. Убью вас всех до одного!
Говоря это, он потрясал металлическим копьём
старшего брата. Отец и сын Хаями прижали к боку мечи по
пять сяку два суп и маленькими прыжками следовали за
ним, Симадзу с самого начала были мастерами верховой
езды, искусными стрелками из лука, поэтому совсем не
волновались, а когда Танака двинулись вперёд, стегнули
коней плётками и, пригнувшись, стреляли из луков.
Танака повернулся направо и стрелял с левой руки.
Прославленный в западных провинциях рубака и не
имевшие себе равных в северных провинциях мастера
верховой езды поочередно то наступали, то отступали и сра-
Jq*
PU
289

жались, не допуская вмешательства посторонних. В
прежние эпохи о таком не слыхивали.
Тем временем, Симада израсходовал свои стрелы и,
увидев, что стрелять ему стало нечем, подумал, что
теперь он не сможет выполнить свой замысел. Тут от
пагоды Дзидзо, что на дороге Красной птицы, с громкими
криками показалось двести всадников. Войско позади
Танака в замешательстве отступило. В щели доспехов и
открытые места шлемов четырёх воинов, братьев Танака
и отца с сыном Хаями, было пущено по двадцать-три-
дцать стрел на каждого. Оборонялись они мечами, и все
погибли, не сходя с места. Из тех, кто видел это, кто
слышал об этом, даже ао будущих эпох никого не было, кто
бы их не жалел.
Семья Канкэ, жителей провинции Мимасака с
тремястами всадников напала на угол Четвертой линии и
улицы Инокума и встретились в конном строю с
тысячью с лишним всадников Такэда Хёгоносукэ, Касуя и Та-
кахаси. Они сражались до перемены часа50. Увидев, что
их сторонники из заднего лагеря отступили, они решили
с самого начала не отходить. Кроме того, встречному
противнику показывать свои затылки стыдно. Три брата,
всадники Аримото Кансиро Суэхиро, Аримото Горо Су-
кэмицу и Аримото Матасабуро Сукэеси, развернули
коней навстречу приближавшемуся противнику и полегли
в бою. У Сукэхиро в этом утреннем бою рассекли
колено. Наверное, он сильно ослабел: Такэда Ситиро одолел
его и отрубил ему голову; Сукэмицу взял голову Такэда
Дзиро. Сукэеси и вассал Такэда пронзили друг друга
мечами и оба упали на землю.
Среди противников было два брата, и среди своих
тоже было два брата, так кто же теперь остался в живых?
И те, и другие хотели определить, кто победил и кто
проиграл. Сукэмицу и Такэда Ситиро привезли головы
врагов, бросили их противной стороне и снова начали
рубиться. Глядя на это, Фукумицу-но Хикодзиро Сукэнага,
Уэцукэ-но Хикогоро Сигэсукэ, Харада Хикосабуро Сукэ-
хидэ и Такатори Хикодзиро Танэсукэ одновременно
повернули коней обратно, разом съехались, разделились и в

одном и том же месте двадцать семь человек пали под
стрелами, а военный лагерь был разрушен.
Житель провинции Харима, человек по имени Мэга
Сондзабуро Нагамунэ, потомок Сацума-но Удзинага,
имел незаурядную физическую силу и превосходил всех
в мире. Со своей двенадцатой весны увлекался драками,
в шестидесяти с лишним провинциях Японии не было
человека, с которым он не справлялся одной рукой.
Обычно такие люди собираются вместе. Их собралось на
состязание семнадцать человек, все они превосходили
обычных людей.
Поэтому эти воины без участия посторонних
образовали первую боевую линию и продвинулись до Бонзо-
вых ворот на углу Шестой линии и улицы Омия, но от
храма Тодзи и Такэда возвратились с победой три с
лишним тысячи всадников Рокухара. Они окружили
семнадцать воинов и ударили по ним. В живых остался один
только Сондзабуро.
— Я остался в живых, но это жизнь бесполезная.
Однако великое дело государя на этом не заканчивается.
Хоть и один я остался, буду дальше слркить делу
августейшего, — только и сказал он и один поехал в сторону
западной части дороги Красной птицы. За ним
последовали пятьдесят с лишним всадников Игу, губернатора
провинции Цуруга.
От них, понукая своего коня, отделился молодой
воин лет двадцати и стал в одиночку приближаться к Мэга
Сондзабуро, который возвращался к своим, и в конце
концов крепко ухватил его за рукав доспехов.
Сондзабуро, не связываясь с ним, поднял локоть и за шнуры на
спине доспехов молодого воина поднял его в воздух и так
пронес его вместе с конем три квартала. Воин этот,
наверное, был сыном человека соответствующего
положения. Он воскликнул:
— В этого человека не стреляйте! — и пятьдесят с
лишним всадников неотступно скакали за ними следом.
Сондзабуро посмотрел искоса:
— Враг врагу рознь. Ты прискакал ко мне один, так
что не ошибись! Если хочешь, подумай об этом. И
запомни! — и с теми словами перенес воина в доспехах, кото-

рого держал в левой руке, в правую руку и швырнул его с
восклицанием: «Эй!». Тот упал сверху на шестерых
всадников, скакавших позади. Они погрузились в глубокую
грязь на рисовом поле, так что их не стало видно.
Увидев это пятьдесят с лишним всадников
одновременно повернули коней назад и поспешили бежать.
Вступивший на Путь Акамацу в одних только
сегодняшних сражениях из числа воинов, на которых он
полагался, потерял больше восьмисот всадников, поэтому
пал духом, ослабел и опять вернулся в Яхата и Ямадзаки.
7
О ТОМ, КЛК ГОСУДАРЬ
ИЗВОЛИЛ ЛИЧНО ОВЛАДЕТЬ
ОБРЯДОМ ЗОЛОТОГО КОЛЕСА51,
А ТАКЖЕ О СРАЖЕНИИ
ВЕЛЬМОЖНОГО ТИГУСА В СТОЛИЦЕ
В многочисленных сражениях в Киото
правительственные войска каждый раз терпели поражение, и люди
заговорили, что в лагере Яхата-Ямадзаки сил осталось
мало, поэтому августейшее сердце государя страдало
при мысли о том, что же будет с Поднебесной. В
императорской обители на горе Фунаноуэ установили
молитвенный алтарь, и сын Неба лично проводил обряд
Золотого колеса. В ночь на седьмой день, когда три небесных
светила52 встали в ряд и проявились на алтаре, государь
решил, что это знак того, что желание августейшего
сразу же исполнится.
По этой причине государь вызвал старшего
военачальника. Вступивший на Путь Акамацу собрал силы и,
заявив, что он нападет на Рокухара, назначил старшего
военачальника Тадааки-асон с Шестой линии головным
средним полководцем и тот, как старший военачальник
всех воинов с двух трактов — Санъе и Санъон, — был
вызван в столицу. Говорили, что его войско перед тем, как
оно отправилось из провинции Хоки, насчитывало всего
тысячу с лишним всадников, а с прибавлением
всадников из Инаба, Хоки, Идзумо, Мимасака, Тадзима, Танго,

Тамба и Вакаса вскоре стало насчитывать больше
двухсот семи тысяч всадников.
И еще: четвертый принц в начале мятежа годов Гэн-
ко был схвачен воинскими домами и сослан в
провинцию Тадзима. Помощник губернатора этой провинции
Ода Сабуродзаэмон-но-сукэ помог его высочеству,
созвал войско из ближних провинций и сосредоточил его в
селении Синомура провинции Тамба.
Старший военачальник и средний военачальник
безмерно обрадовались и подняли парчовый стяг. Того
принца нарекли верховным военачальником и получили
от него приказ сосредоточить все войска. Во второй день
четвертой луны принц изволил отбыть из деревни
Синомура, определив свою ставку в Минэдо, Пагоде-на-вер-
шине, в Западных горах. Следовавшее за ним войско в
двести тысяч всадников заполняло пагоды в долине,
селения Хамуро и Кинугаса, тракт Мангоку, селения Мацу-
ноо и Кацура. Половина его разместилась на полях. То-
но-но-хоин Ре*тю свою ставку раскинул в Яхата.
Вступивший на Путь Акамацу Энсин разместился лагерем в
Ямадзаки.
Этот лагерь и лагерь его милости Тигуса разделяло
всего пятьдесят с лишним кварталов, поэтому они могли
согласовывать друг с друго^м условные знаки и посещать
Киото. И все-таки, или средний военачальник Тигуса То
надеялся на многочисленность собственного войска, или
же он один задумал добыть себе всю славу, но только
тайком, определив ^ая этого день, в час Зайца восьмого
дня четвертой луны полководец двинулся на Рокухара.
Люди недоумевали: Что это за странное дело!
Сегодня, в день рождения Будды53, и тот, кто имеет сердце, и
тот, кто его не имеет, очищают сердце водой, поливая
Будду54, возлагая на алтарь цветы и возжигая благовония,
читают одну за другой сутры и тем научают отвергать
зло и совершенствовать добро. Дней в году много, но
начинать сражение в праздничный день — это обучаться
пути злых духов. Им это непонятно.
Таким образом солдаты противника и свои друг с
другом перемешались как Гэн и Хэй55. Ни у кого не было
отличительных знаков и, подумав, что свои могут пере-

бить друг друга, велели нарезать из полотна полосы по
одному сяку , написать на них иероглиф «Ветер» и
прикрепить к рукавам доспехов. Нркно помнить, что о
таком Конфуций сказал: «Добродетель благородного
человека — ветер, добродетель маленького человека — трава.
Когда к траве прибавляется ветер, не скажешь, что она
не ложится». В Рокухара противника ожидали с запада,
поэтому запланировали от Третьей до Девятой линии
стены на стороне, обращенной к Омия, оштукатурить,
построить башни и на них поднять лучников. На малых
дорогах разместить по одной и по две тысячи всадников,
построить их в форме «рыбьей чешуи» и вокруг
огородиться «журавлиным крылом».
На вопрос: «старший военачальник у них — это
кто?» — последовал ответ:
— Молодой принц, шестой сын прежнего
императора. Помощник старшего военачальника — средний
военачальник Тигуса-но То Тадааки-но-асон.
— Значит, исход сражения ясен. Хоть его предки из
рода Минамото, но, ведь, говорится что мандарин с
южной стороны реки становится дичком, когда его
переправят на северную57. Исход сражения между
воинскими домами, хранящими искусство стрельбы из лука и
верховой езды и вассалами придворных, обладающих
талантом ветра и луны 8, определен заранее. О том, что
воинские дома не победят, говорить невозможно, с этими
словами все отважно двинулись вперед.
Семь с лишним тысяч всадников продвинулись до
линии Омия и там стали ожидать нападающих, которые
запаздывали.
Тем временем, Тадаакира-асон остановился перед
Советом по делам синто и здесь свое войско разделил от
Управления одонэри (телохранителей и членов
дворцовой охраны) на севере и до Четвертой линии на юге,
направив на каждую из малых дорог по тысяче всадников и
приказав атаковать.
Самураи, сооружая укрепления, впереди поставили
стрелков из лука, а конных воинов разместили позади,
чтобы они, когда увидят, что противник сдает,
выдвигались вперед и гнали его. Правительственные войска по-
294

ставили в два-три ряда новичков, чтобы, если отступит
первый эшелон, взамен ввести в бой второй, а если
второй будет разбит, вместо него ввести третий. Дав
передышку людям и коням, они подняли в небо облако пыли
и вступили в сражение. И правительственные войска, и
самураи во имя долга не жалели жизни, заботились
только о своей чести и сражались насмерть и упорно
двигались на помощь своим сторонникам, а встретившись с
противником, назад не отступали. Таким образом, было
не понять, когда и кто здесь победит или потерпит
поражение.
И тут из объединенного войска провинций Тадзима
и Тамба доставили людей, которые издавна помнили
улицы столицы, и они то тут, то там запалили огонь. Как
раз в нужное время подул жестокий ветер, позади них
поднялся густой дым, и самураи, которые сдерживали
первый эшелон, оставили линию огня и едва удержались
в столице.
В Рокухара, услышав об этом, обратились к тем, кто
прежде считался слабым, к осторожным Сасаки-хоган
Токинобу, Суда, Такахаси, Намбу, Ситаяма, Коно, Суя-
ма, Тогаси, Обаикава и другим присоединили больше
пяти тысяч всадников и направили их к въезду на улицы
Итидзе и Нидзе. С этими новыми войсками сошелся в
бою Ода Сабуродзаэмон, протектор провинции
Тадзима.
Жители провинции Тамба Огино Хикороку и Адати
Сабуро во главе пятисот с лишним всадников проникли
до перекрестка Четвертой линии и дороги Абуранокод-
зи, жители провинции Бидзэн Якусидзи-но Хатиро, На-
кагири-но Дзюро, Тан и Кодама сражались, соединив
вместе семьсот всадников, но когда они увидели, что
войско, направленное, разбито, Огино вместе с Адати,
узнавшие, что их сторонники потерпели поражение, от
Второй линии вернулись назад. Семью Коидзука из
провинции Харима, окруженную тремястами всадников, найдя
в их окружении просвет, взяли в плен.
Монахи из храма Миикэ из провинции Тамба, более
восьмидесяти всадников проникли до перекрестка
Пятой линии и улицы Нисинотоин. Они сражались, не зная,
295

куда продвинулись их сторонники. Жители провинции
Биттю Се-но Сабуро и Макабэ-но Сиро были окружены
тремястами с лишним всадниками, которые ни одного
не оставили в живых.
Наступающие со всех сторон были либо побиты,
либо рассеяны, и все отступили к реке Кацурагава, и тем не
менее, те из нападающих, которые образовали единую
линию Нава Кодзиро — Кодзима Ёго-но Сабуро, не
отступили, а сражались до конца часа. Оборонялись Суяма
и Коно, нападали Нава и Кодзима. Кодзима и Нава были
родственниками, а Нава и Суяма — знакомыми. Они
или стыдились разговоров об этом в обычное время, или
думали, что потом их станут обвинять, но только ни те,
ни другие не жалели жизней, сражаясь и крича, что
лучше погибнут и оставят свои тела на поле боя, но не
осквернят свои имена тем, что побегут.
Командующий, средний военачальник То, отступал
до Утино, но пока что не дошел до цели, и слышались
разговоры, что он находится в самом центре сражения, а
поэтому вернулся к Управлению по делам синто и
послал гонца, чтобы отозвать Кодзима и Нава. Оба они
обратились к Суяма и Коно:
— Сегодня уже стемнело. Завтра увидимся опять, —
и вернулись в свои ставки, одни поехали на восток,
другие на запад.
С наступлением вечера сражение затихло, и его
милость Тигуса вернулся в павильон на вершине, в главную
ставку. Потери среди его сторонников составили больше
семи тысяч человек убитыми. Среди них погибло
несколько сот человек под командованием семьи Ота и Канад-
зи, главной опоры войска. Видимо, поэтому считалось,
что Тигуса должен стать старшим военачальником. Он
вызвал Кодзима Бинго Сабуро Таканори и сказал ему:
— Воины, потерпевшие поражение, устали и опять
сражаться не смогут. Считаю, что их позиции вблизи
столицы нехороши, поэтому надо позиции для них
устроить на некотором расстоянии от границы, еще раз
собрать войско из ближних провинций и опять напасть
на Киото. Как вы считаете?
Кодзима Сабуро, не дослушав его, промолвил:
296

— Победа или поражение в бою зависит от судьбы
на данный момент, поэтому потерпеть поражение не
обязательно бывает стыдно. Приказать войску отступить
там, где отступать нельзя, и наступать там, где нельзя
наступать, — только это называют недостатком
полководца. Как бы там ни было, Вступивший на Путь Акамацу с
войском всего в тысячу с лишним всадников до трех раз
вторгался в Киото, а когда не получалось, отступал, но в
конце концов, до своих позиций в Яхата-Ямадзаки не
доходил. Даже если большая часть его последователей
перебита, оставшихся воинов наверняка все еще больше,
чем у Рокухара. Позади этих позиций находятся глухие
горы, впереди — большая река. Если противник нападал,
они становились лучшим укреплением. Нужно быть
осмотрительными и не помышлять об отступлении с
этих позиций. Однако, не зная, не предпримет ли
противник ночное нападение, когда свои устанут и
ослабеют, Таканори устроил лагерь у основания моста возле
улицы Ситидзе и, видимо, ожидает там. Воины, на
которых полагается его высочество, около четырехсот-пяти-
сот всадников направьте к переправе Умэцу-Хорин,
чтобы укрепить ее!
Тогда Кодзима Сабуро Таканори во главе трех с
лишним сотен всадников укрепил позиции к западу от моста
возле Седьмой линии. Слова Кодзима умерили чувство
стыда у его милости Тигуса, и через некоторое время он
уже находился в Пагоде на вершине, но здесь его
поразила мысль: «а что, если противник предпримет ночное
нападение?!» — и, может быть, охватила робость, но едва
миновала полночь, он на коне принца, наискось, мимо
Хамуро, пустился по направлению к Яхата. Бинго-но
Сабуро и мысли не допускал об этом, и когда глубокой
ночью он всматривался в Пагоду на вершине, то заметил,
что сигнальные огни, которые прежде светились как
звезды, стали гаснуть один за другим: их переставали
зажигать. Ого, — удивился он, — похоже, что старший
военачальник удаляется из столицы. Чтобы посмотреть, в
чем дело, он стал подниматься от тракта Хамуро к
Пагоде на вершине. Здесь он перед храмом Дзедзю встретил
Хагино Хикороку Томотада.
297

59
— Старший военачальник уже ночью, в час Крысы ,
благоволил удалиться из столицы. Мы обессилены и
собираемся уехать отсюда. Поедем вместе с нами!
Бинго Сабуро эти слова Хагино очень рассердили:
— Когда такой трусливый человек пользуется
властью великого военачальника, — это ошибка. А если
такое случается, и сразу же в существо дела не вникают,
потом обязательно следуют тяжелые испытания. Скорее
проезжайте. Таканори каким-то образом поднимается к
Пагоде на вершине. Он может обнаружить там следы
принца и последовать за ним.
Так он сказал. Подчиненных ему воинов оставил у
подножья горы, сам же в одиночку, продвигаясь и
продвигаясь сквозь войско, которое следовало из столицы,
стал подниматься к Пагоде на вершине.
Когда он вошел в главную пагоду, где пребывал
старший военачальник, и посмотрел, то подумал, что тот
бежал панически: было брошено все, вплоть до парчового
знамени его высочества и белья, которое надевают под
доспехи. Бинго-но Сабуро рассердился и бросил:
— О, свалившись в какую канаву, с какого обрыва
умрет этот старший военачальник?! — и еще некоторое
время стоял, скрежеща зубами и думая: «Видимо, его
сейчас с нетерпением ожидают подчиненные». Потом
свернул один только парчевыи стяг его высочества, велел
слугам ждать, поспешил к храму Дзедзюдзи и приказал
подчиненным погонять коней, а возле постоялого двора
на развилке дорог его догнал Огино Хикороку.
Огино собрал в селениях Синомура и Хиэда войска,
которые направлялись в провинции Тамба, Танго, Идзу-
мо и Хоки, объединил три с лишним тысячи всадников,
изгнал сельских самураев, живших вдоль линии дороги,
и закрылся в замке храма Косэндзи в провинции Тамба.
Ш
298
8
О ТОМ, КЛК СГОРЕЛА ПАГОДА В ДОЛИНЕ
Когда разнесся слух, что средний военачальник Тигу-
са-но То бежал из своего лагеря в Западных горах,
назавтра же, в девятый день четвертой луны, войска из столи-

цы вторглись в подчиненные Пагоде в долине и Пагоде
на вершине такие места, как храм Дзёдзюдзи, Мацуноо,
тракт Мангоку, Хамуро и Кинугаса, разрушили
буддийские храмы и синтоистские святилища, захватили кельи
и жилые дома, забрали все имущество, после чего жилые
дома предали огню. Подули жестокие сезонные ветры,
храмы Дзёдзюдзи, Сайфукудзи, Кинугаса и павильон
Сансон-ин — в общей сложности больше трехсот пагод
и других построек, пять с лишним тысяч жилых домов в
одночасье обратились в пепел, изваяния будд, символы
богов60, сутры и шастры61, учения мудрецов62 поднялись
вверх дымом небытия.
То, что называют Пагодой в долине — это
чудотворное место, сооруженное пресвятым Энро, внуком Ёси-
тика, губернатора провинции Цусима, бывшего
старшим сыном милостивого Хатимана63. Этот пресвятой
исстари, еще с младенчества, отделился от своего дома,
который в течение многих поколений был воинским, а
после того, как с упорством завершил занятие комнаты, в
которой нет человека, охваченного грустью64, он сочетал
в себе три науки: заповеди, созерцание и мудрость,
понимал смысл добродетели чистоты шести корней65,
поэтому перед окном, у которого он читал «Сутру лотоса»,
рядом с ним садился и внимательно слушал его пресветлыи
бог Мацуо, в дверях таинств сингон66 находилось дитя,
охраняющее Закон, складывающего свои руки ладонями
вместе67..
Из-за того, что этому положил начало такой мудрый
и высокодобродетельный пресвятой, на протяжении
пятисот с лишним лет с их сменой звезд и инея68 до
теперешней последней эпохи69, когда добродетель оскудела,
вода из потока мудрости остается чистой, светильник
Закона горит светло. В квадратном, со стороной в три кэн°
хранилище для Трипитаки, что проявляет силу Закона,
разрушающего чувственные страсти, помещается
больше семи тысяч свитков сутр и шастр. В окрестностях
пруда, украшенного редкостными деревьями и
диковинными каменьями, переносишься во внутренние
павильоны неба Тушита71, где стоят в ряд сорок девять
дворцов. Обращенные к небу двенадцать перил украше-

ны драгоценными камнями и нефритом. Пагоды пяти
видов инкрустированы золотом и серебром и сверкают
при свете луны. Их сверкание таково, что кажется
подобным Чистой земле Крайней радости'2, украшенной
драгоценностями семи видов.
Кроме того, храм, который называется Дзедзюдзи,
храмом Чистого жилища — это центр распространения
заповедей, место действия секты рицу'. В тот час, когда
Почитаемый в мире Сяка/4 умирал, когда еще не был
закрыт его золотой гроб, к основанию двух деревьев
тайком приблизился злой демон, которого зовут
Проворным демоном, выдернул зуб у Сяка и взял его. Четыре
вида учеников Будды7 смотрели с удивлением и хотели это
остановить, но в течение половины стражи демон
пролетел сорок тысяч ри и бежал, ^о половины горы Сюми76 α,ο
неба Четырех королей77. Идатэн/8 догнал его и отнял зуб.
А получив его, потом отдал китайскому Дао Сюань-люй-
ши79. После этого он мало-помалу передавался в другие
места и достиг нашей страны, а в правление императора
Сага80 впервые был помещен в этот храм. Через две
тысячи триста с лишним лет после смерти высокомудрого,
Почитаемого в мире, части плоти Будды широко
распространялись в Поднебесной81.
Беспричинно погубить такой высокопочитаемый
храм — это серьезный знак того, что судьба воинов82
должна иссякнуть — так все люди критиковали их и, что
удивительно, на самом деле прошло немного времени, и
все Рокухара погибли в Бамба, а вся семья Ходзе погибла
в Камакура. Не было человека, который не подумал бы,
что правду говорят: «В дом, где одно на другое
нагромождаются злые дела, обязательно приходит беда».

КОММЕНТАРИИ
1 Час Зайца — шесть часов утра.
2 Тай-гун (Тайгун Еан) — древнекитайский теоретик
воинского искусства, наставник Чжоуского Вэн-вана.
3 Цзы Фан — см. Свиток 2.
4 Час Обезьяны — 4 часа,пополудни.
5 Улицы и дороги в пределах Киото.
6 Указание на прецеденты из междоусобной войны XII в.,
описанные в эпическом произведении «Описание расцвета и
гибели Минамото и Тайра» (Гэмпэй сэйсуйки).
' Три вида великих бедствий — пожары, потоп и бури (будд·)·
8 Всепожирающий огонь — огонь, в котором сгорает мир при
его конце, огонь кальпы (будд·)·
9 Император — Коме, второй сын императора Гофусими,
император Северной династии (1336-1348).
10 Три священные регалии — меч, яшма и зерцало, три
регалии императорской власти в Японии.
1 х Императорский дворец стоял на берегу реки Камо.
12 Экс-император — отец правящего императора Северной
династии, Гофусими (1288-1338; на престоле — в 1298-1301).
Монашествующий император — предполагают, что
имеется в виду Ханадзоно, принявший постриг в 1335 г.
14 «Принц из Весеннего павильона» — Ясухито, внук
императора Гонидзе (1283-1308).
15 «Императрица» — имеется в виду супруга Ханадзоно.
16 Павильон Короля Лотосового Цветка — ныне: буддийский
храм Сандзюсандо секты тэндай в киотоском районе Хигасияма.
17 Дорога перед Сионокодзи — район Золотого храма (Конгод-
зи).
18 Имеется в виду токи, единица времени.
Продолжительность одного токи — два часа.
19 «Пещера отшельника» — дворец экс-императора.
20 HpuHij, Кадзии — в монашестве — Сонъин.
21 Горные ворота — монастырь Энрякудзи на горе Хиэйдзан.
22 Моление глазам Будды — эзотерический обряд вызывания
благополучия.
23 «Храм за перекрестком дорог» — храм Кофукудзи в Нара.
24 Южная столица — г. Нара.
25 Ондзедзи — буддийский храм на северо-западе провинции
Оми. Другое название — Миидэра.
26 Час Зайца — 6 часов утра.
301

ω
27 Нава — дорога от столичного района Фусими до Ямадзаки.
мукау — синтоистское божество, культу которого
посвящено святилище на склоне холма в городке Мукау.
29 Горная братия — монахи из монастыря Энрякудзи на горе
Хиэйдзан.
30 Горные врата — монастырь Энрякудзи.
31 Основатель учения тэндай — Сайте (Дэнгё-дайси, 767-822).
32 ^иэ-содзе — глава секты тэндай и настоятель Энрякудзи с
966 г. 912-985.
33 Единственный — император.
34 Стрельбище для конных лучников устраивали в виде
квадратного загона из бамбука. Тренировались в стрельбе по живым
собакам.
о С
«По горе...» — имеется в виду гора Хиэйдзан.
36 Пять сяку три суна — 160,59 см.
37 Три пагоды — иносказательно: монастырь Энрякудзи.
38 lad асу — место слияния рек Камогава и Таканогава возле
святилища Нижний Камо в Киото.
39 Час Змеи — 10 часов утра.
40 «Тысяча перемен...» — здесь: проявление воли богов,
устранение злых духов.
41 Господин Сунь — Сунь-цзы, китайский военный теоретик
IV в. до н.э. Автор трактата «О военном искусстве». Служил в
царстве Ци.
42 Господин У — У-цзы, китайский военный теоретик IV в. до
н.э. Автор трактата «У-цзы». Служил в царстве Вэй.
43 Панъхуэй и Сян Юй — древнекитайские герои. См. свиток
IV
44 Семь сяку — около 212 см.
45 Пять сяку — 151,5 см.
46 Восемь сяку — 242,4 см.
47 Два сяку — 60,4 см.
48 «Государь десяти тысяч поколений...» — император.
Образ заимствован у Мэн-цзы.
49 Государем здесь назван Годайго.
50 «До перемены часа...» — в течение двух часов в
современном счислении.
51 Золотое колесо — один из уровней, составляющих самое
дно Земли (будд.).
52 Три небесных светила — солнце, луна и звезды.
53 День рождения Будды Шакьямуни отмечали в восьмой
день четвертой луны.
54 Буддийский обряд очищения: голову статуи Будды
поливают водой в день рождения Шакьямуни.
55 Гэн и Хэй — Минамото и Тайра, два феодальных дома,
противостоявших друг другу в междоусобных войнах XIII в.
302

56 Сяку — 30,3 см.
57 Китайская пословица. Имеется в виду река Янцзы.
58 Талант ветра и луны — поэтический талант.
59 Час Крысы — время от нуля до двух часов пополуночи.
60 Символы богов — синтай (буквально: тело бога), главная
святыня в синтоистском святилище, в котором пребывает дух
почитаемого там божества.
61 Сутры — запись проповедей будды Шакьямуни со слов его
ученика и племянника Ананды. Шастры — комментарии к
сутрам, трактаты, вошедшие в Трипитаку.
62 Учения мудрецов — сочинения буддийских мыслителей.
63 Энро-сенин происходил из рода Минамото, был потомком
в четвертом колене Минамото Хатиман Таро, занимавшего
должность великого полководца.
64 «Человек, охваченный грустью...» — мирянин. Занять
комнату, свободную от такого человека, — стать монахом.
65 Шесть корней (или источников) мирской суеты — рот,
уши, нос, язык, плоть и мысль (будд·)·
66 Сингон — буддийская эзотерическая секта Истинного
слова (т.е., заклинаний мантра). й
67 Благочестивая поза, которую принимают во время
молитвы.
68
«Смена звезд и инея...» — метафора течения времени,
смены сезонов.
69 Последняя эпоха — современный этап в истории
буддийского учения. Эпоха всеобщей деградации и злобы.
70 Кэн — мера длины, 1,81 м.
71 Тушита — чистая земля будды грядущего мира Мироку
(санскр. Майтрейя). Японск. Тосоцутэн. Расположена высоко над
головой.
11 Чистая земля Крайней радости — буддийский рай,
нирвана.
73 Рицу — буддийская секта, основой которой является
соблюдение заповедей.
/4 Сяка — будда Шакьямуни. Почитаемый в мире — один из
десяти его почетных титулов.
75 Четыре вида учеников Будды — монахи (бхикшу),
монахини (бхикшуни), верующие миряне (упасока) и верующие
монахини (убаи).
76 Сюми — гора в центре вселенной (будд·)· санскр.: Сумэру.
77 Четыре короля — в мире желаний: охранители Закона
Будды с четырех сторон света.
78 Идатэн — буддийское божество, один из восьми
полководцев, славится быстрым бегом. Санскр. Сканда.
19 Аао Сюань-люйши — китайский буддийский иерарх эпохи
Тан. 596-667.
80 Сага — 52-й император Японии. На престоле — в 810-823 гг.
ЗОЗ

81 Согласно буддийской традиции, Шакьямуни умер в 486 г.
до н.э. От этой даты до 1333 г. прошло 1819 лет. Японская
традиция относит смерть исторического Будды к X в. до н.э.
82 «Воинов» — здесь: дома Ходзе.

СВИТОК ДЕВЯТЫЙ
1
о том, клк его милость лсиклга
ПРИБЫЛ В СТОЛИЦУ
Ыз Рокухара постоянно направляли гонцов в
Камакура с докладами о том, что
предыдущий государь1, пребывая на горе Фунаноуэ,
направляет в Киото нападающих и, когда в Канто
услышали, что дело уже становится опасным, Вступивший на
Путь из Сагами очень испугался и направил в столицу
большие силы. Половину их он назначил защищать
Киото, а главному войску приказал двигаться на Фунаноуэ.
Нагоя, губернатора провинции Овари, назначил
старшим военачальником и призвал двадцать восемь
сторонних дайме . Среди них был помощник главы Ведомства
гражданской администрации3 Асикага Такаудзи. Он был
в это время болен и еще не выздоровел, но упорно
настаивал на том, чтобы тоже войти в их число и
отправиться в столицу. По этой причине его милость Асикага в
душе почувствовал раздражение.
«Не прошло и трех лун с тех пор, как почил мой
батюшка. Горькие слезы еще не высохли. К тому же, я
поражен болезнью и все время печалюсь, что не могу
носить дрова4, а повеление собраться по долгу наказания
мятежников наводит уныние. Я принадлежу к дому
потомков рода Гэн5. Не так давно было то время, когда наш
дом вышел из монаршего рода6. Если это учитывать,
можно понять долг государя и подданного, а то, что при
этом был выпущен такой приказ, происходит из-за
глупости человека. Оказавшись в тяжелом положении,
настаивать еще и на походе в столицу значит, что мы всем
домом предстанем пред особой прежнего государя,
сбросим Рокухара и сами сможем определить благопо-
305

Ill
лучие и падение своего дома». Так он подумал про себя, а
люди об этом ничего не знали.
Вступившему на Путь из Сагами такое и на ум не
приходило. Он до двух раз в день посылал Кудо Саэ-
мон-но-дзё с упреками:
— Нельзя тянуть с вашим отправлением в столицу!
Его милость Асикага замыслил мятеж и про себя уже
все решил, поэтому свое мнение никак не высказывал.
Он отвечал:
— В ближайшие дни смогу отбыть в столицу.
Однако за ночью последовал день, и он выехал. Не
говоря уже о его семье и подданных, в столицу
отправились все до одного, вплоть ао женщин и молодых господ.
Такие ходили разговоры, поэтому Вступивший на Путь
Нагасаки Энки удивился, срочно поехал к Вступившему
на Путь из Сагами и сказал:
— Извольте взглянуть на правду. Его милость
Асикага в столицу отправил всех, вплоть до своей главной
супруги и молодых господ. Это странно. В наше время
даже близкие родственники должны вести себя
осторожно. Тем более, потому, что Асикага в течение многих лет
были лишены политической власти и теперь желают
обладать ею. Всюду, от иных стран и до нашей империи, в
те времена, когда мир погружается в смуту, собирают
вассалов, преданных монарху, убивают жертвенных
животных, пьют их кровь и приносят недвусмысленные
клятвы. Нынешние клятвенные письмена — это они и
есть. Или же принято отдавать своих детей в заложники,
рассеивать подозрения в своем честолюбии. Сына его
милости Кисо, Симидзу-кандзя, послали к старшему
военачальнику7. Если поразмыслить над этим примером,
его милость Асикага должен был оставить в Камакура
своего сына и старшую супругу и написать клятвенную
грамоту.
Так он сказал, и Вступивший на Путь из Сагами
подумал, что это, наверное, правда. Он немедленно передал
через гонца:
— Восточные провинции пока спокойны, причины
для беспокойства нет. Все Ваши малолетние дети
должны оставаться в Камакура. Далее: оба наши дома — оа-
306

но целое, они связаны, как вода с рыбой . Наши
родственные связи стали eine крепче благодаря связи с Акаха-
си-сосю9, но АЛЯ. того, чтобы рассеять сомнения людей,
почтительно прошу у Вас оставить бумагу с клятвой это
будет достойно и в общественном и в личном плане.
Так он передал, и его милость Асикага, хоть он и
испытывал в душе все более глубокие чувства, но внешне не
показал признаков возмущения. Он вернул гонца
обратно, сказав ему:
— Теперь я могу дать ему ответ.
После этого он вызвал своего младшего брата10,
помощника начальника Военного ведомства, и спросил о
его мнении.
— Что это значит? — и тот, немного подумав,
ответил:
— Сейчас я подумал над этим серьезным делом, —
сказал он, — оно совсем не для вас. Вместо Неба просто
исключать то, что не соответствует Пути, значит
вознамериться ради государя отойти от неисполнения долга.
Кроме того, меня учили, что ложные клятвы не
принимают и боги. Пусть Вы даже напишете ложные
клятвенные слова, будды и боги не станут принимать их за Ваши
искренние желания. А дело с тем, чтобы оставить в Ка-
макура Ваших детей и супругу, расположено
непосредственно перед этим серьезным делом: нельзя насильно
доставлять Вам страдания. Дети Ваши еще малолетние,
поэтому, если с ними, на всякий случай, из
предосторожности оставить немного вассалов, — куда они понесут
детей, где спрячут?! Что же касается Вашей супруги, то,
пока она пребывает у своего старшего брата,
вельможного Акамацу, почему же об этом нужно сожалеть?
Говорят: «Человека, который намерен вершить большие
дела, небольшая осмотрительность не обременит». В
таком малом деле нельзя быть нерешительным. Так или
иначе, если проследить за тем, что говорил Вступивший
на Путь из Сагами, все станет ясно после того, как Вы
прибудете в столицу. Тогда нужно будет обдумать план
того большого дела.
Так он сказал, и вельможный Асикага согласился с
его доводами. Своего сына, его милость князя Сэндзю11, и
Jqfc
§U
307

супругу, младшую сестру Акахаси-сосю, он оставил в Ка-
макура, написал бумагу с клятвой и послал ее
Вступившему на Путь из Сагами. Вступивший на путь из Сагами,
ничего не подозревая, обрадовался этому, вызвал Такауд-
зи к себе и высказал ему самые разные похвалы:
-— Есть белое знамя, которое передавалось из
поколения в поколение нашими предками. Это великая
драгоценность, которая в поколениях передается от его
милости Хатимана1 наследникам дома. Вдова покойного
вельможи Ёритомо, монахиня, получила ее по
наследству, и наш род обладает ею до настоящего времени. Ее
называют редкостной драгоценностью для многих
поколений. Для других родов она не подходит. С этим
знаменем усмирите же злодеев побыстрее! — и с этими
словами лично вручил ему знамя, вложив его в парчовый
чехол.
Кроме того, пока Такаудзи менял и кормил коня, он
положил на десять коней серебром украшенные седла,
надел серебряные доспехи в десять слоев, опоясался
мечем, украшенным золотом, и выехал.
Его милость Асикага со старшими и младшими
братьями — Кира, Уэсуги, Никки, Хосокава, Имагава и Ара-
кава, отрядом вассалов в тридцать два человека, с сорока
тремя человеками из знатных домов, а всего с силами
свыше трех тысяч всадников в двадцать седьмой день
третьей луны третьего года правления под девизом Гэн-
ко13 отбыл из Камакура. Он был назначен старшим
военачальником главного войска и, опередив Нагоя Такаиэ,
губернатора провинции Овари, на три дня, в
шестнадцатый день четвертой луны прибыл в Киото.
2
О НАСТУПЛЕНИИ НАГАСАКИ
И О БИТВЕ ПРИ ΚΟΓΛ НАВАТэ
Двое Рокухара раз за разом побеждали в сражениях,
поэтому относились с пренебрежением к угрозам
противников из западных провинций. Тем временем, Юки
Куродзаэмон-но-дзё14, на которого полагались, как на

основного доблестного воина, стал их врагом и
примкнул к войску провинции Ямасиро. Кроме того, в то
самое время, когда воины из провинций по пять и по
десять всадников или, утомившись перевозкой провизии,
возвращались в свои провинции, или, сообразуясь с
судьбами эпохи15, склонялись перед противником,
сторонники прежнего императора, несмотря на поражения,
постепенно наращивали силы, а у воинских домов, хоть
они и одерживали победы, число воинов день ото дня
уменьшалось. Все больше становилось людей, которые
говорили с опаской: что будет, если так же пойдет
дальше! А когда в столицу опять прибыли, словно облака и
туман, два войска — Асикага и Нагоя — цвет лица у
людей выправился, и люди приободрились.
В такой обстановке на следующий день после того,
как его милость Асикага прибыл в столицу, он втайне
отправил гонца на гору Фунаноуэ в провинции Хоки и
передал, что может стать их сторонником. Государь был
чрезвычайно обрадован и, созвав правительственные
войска из провинций, он отдал повеление о том, чтобы
подавить врагов династии. Ни обоим Рокухара, ни
Нагоя, губернатору провинции Овари, на ум не могло
придти, что у вельможного Асикага есть такой замысел,
поэтому они каждый день собирались, совещались между
собой и решали разрушить ставку в Яхата и в Ямадзаки,
так что в подробностях до конца эти разговоры было не
исчерпать.
«Дорога в гору Дайко легко разбивает повозки, но по
сравнению с людскими сердцами это ровная дорога.
Воды Буке легко переворачивают лодки, но если их
сравнить с людскими сердцами, течение в них спокойное.
Наклонности у людских сердец очень непостоянны».
Выражаясь этими словами поэта, их милости Асикага
испытывали благодарность, когда из поколения в
поколение получали благодеяния от губернаторов провинции
Сагами. Процветание их дома, вероятно, не равнялось с
процветанием людей в Поднебесной. Кроме того,
появилось много аристократов, породнившись с Акахаси,
прежним губернатором провинции Сагами. Поэтому
309

ы
Вступивший на Путь из Сагами вряд ли ожидал с их
стороны предательства.
Битва в двадцать седьмой день четвертой луны при
Яхата и Ямадзаки была определена заранее, поэтому На-
гоя, губернатор провинции Овари, в качестве старшего
военачальника передовой части войска с семью
тысячами шестьюстами с лишним всадниками двинулся туда
от дороги Тоба. Помощник главы Ведомства
административных дел Асикага Такаудзи в качестве старшего
военачальника арьергарда с пятью с лишним тысячами
всадников двинулся со стороны западных холмов. Узнав
об этом, правительственные войска в Яхата и Ямадзаки
решили выйти к ним в неудобных местах и неожиданно
дать сражение. Глава Ведомства мелких чиновников16,
средний военачальник Тадааки-асон, с пятьюстами с
лишним всадниками перешел через мост у Великой
переправы17 и расположился на речном берегу у Акай,
Красного Колодца. Его милость Юки-но Куродзаэмон
Тикамицу с тремястами с лишним всадниками
направился в окрестности Кицунэгава, Лисьей реки.
Вступивший на Путь Акамацу Энсин с тремя с
лишним тысячами всадников расположился лагерем в трех
местах — Ёдо, Фурукава и на северо-западе Кога Наватэ.
Хотя и говорили, что все они готовы сокрушить сильного
противника, вращать небо, вбок наклонить землю и
поглотить силу духа противника, было непохоже, что они
готовы сражаться с войском в десять с лишним тысяч
всадников, прибывших сейчас из восточных провинций.
Правда, стало заранее известно в подробностях, что его
милость Асикага переходит на их сторону, но все-таки,
вдруг это окажется обманом, — подумал стоявший на
линии города младший военачальник Масатада-асон и,
созвав человек пятьсот-шестьсот для укрытия в засаде от
Тэрадо до Западных холмов, двинул их в сторону Иваку-
ра.
Тем временем, как только стало известно, что его
милость Асикага, старший военачальник арьергарда, в
предрассветных сумерках оставил Киото, старший
военачальник передовых сил Нагоя, губернатор провинции
Овари, выразил сожаление:
310

— Значит, он раньше всех ворвался в расположение
противника?
И безрассудно ринулся вперед, вынуждая копыта
коней глубоко погружаться в грязь на дороге Кога Нава-
тэ. Губернатор провинции Овари с самого начала был
пылким молодым воином, так что заранее был уверен,
что в нынешнем сражении он поразит слух и зрение
людей и прославит свое имя. Поэтому в тот день он
отправился на битву так, что конь, доспехи и даже эмблема на
его шлеме осияли окрестности.
На рубашку под доспехами из покрашенной
темно-красным цветочной камки плотно надеты
отделанные золотом доспехи из фиолетовых нитей. В шлеме с
пятиполосным назатыльником, инкрустированным
звездами, смотрели вверх ажурной работы из золота и
серебра два небесных принца — Солнечного света и Лунного
света18. Он был опоясан фамильной драгоценностью,
отделанным золотом мечом по имени Марудзая, Круглые
ножны19. За спиной высоко поднимался колчан на
тридцать шесть стрел с оперением из орлиных перьев.
Военачальник сидел на белом коне с черной гривой, в седле,
расписанном золотыми гербами с тройным китайским
веером; алый подхвостник на сбруе был украшен
толстыми кистями, сверкал под лучами утреннего солнца.
Военачальник мало-помалу выезжал впереди своего
войска, осматриваясь вокруг, и поторапливал коня. Не было
среди противников таких, которые по его виду не
поняли бы: вот он, сегодняшний старший военачальник
главных сил.
Из-за этого противники не обращали внимания на
рядовых воинов, они рассредоточивались в одном месте,
собирались вместе в другом и стремились поразить его
одного, но доспехи на нем были добрые, и стрелы не
пробивали их даже сзади. Кроме того, этот воин был умелым
рубакой и приближающихся врагов рубил наповал. Его
мощь была такой внушительной, что несколько десятков
тысяч рядовых солдат правительственных войск уже
дрогнули перед ним. В это время сильные и быстрые
стрелки из лука, члены семьи Акамацу, по имени Сае,
Саэмон, Сабуро и Норииэ кичились нападениями из за-

сады на бегущих воинов; князь Тикуэн сделал своими все
укрытия.
Специально сняв с себя доспехи, всадники стали
пешими стрелками, двинулись вдоль межей на полях,
скрывались в зарослях, прятались в тени некоторых
межей и, приблизившись к старшему военачальнику
противника, стали ожидать случая пустить в него стрелу.
Губернатор провинции Овари прогонял врага,
пришедшего с трех направлений, стирая кровь на мече Онимару
20
отличительными лентами на шлеме .
В ожидании того, что исполнится задуманное, Нори-
икэ раскрыл веер, подошел к нему совсем близко и:
«Дзинь!» — выстрелил.
Его стрела от цели не отклонилась. Она угодила
спереди в центр шлема губернатора провинции Овари и
попала ему в самую середину между бровями, пробила
мозг и разрушила кость, а белый наконечник стрелы
вышел из конца затылочной кости.
И хотя это был храбрый военачальник, он от одной
этой стрелы ослабел, с грохотом упал с коня вниз
головой. Норииэ ударил ладонью о колчан и радостно
воскликнул:
— Нагоя, старшего военачальника противников и
губернатора провинции Овари я, Норииэ, поразил с
одного выстрела! Люди, действуйте так же!
Правительственные войска, начавшие, было,
свыкаться с поражением, воспряли духом и с трех сторон
вступили в победное сражение. Войско губернатора
провинции Овари в семь с лишним тысяч всадников стало в
беспорядке отходить, но некоторые воины после того, как
был убит старший военачальник, раздумывали, куда
следует возвращаться, а когда они поворачивали назад, то
погибали от стрел.
Некоторые поскакали в Фуката. Были и такие, кому
это было не по силам, и они покончили с собой. Поэтому
по дороге от берега Кицунэгава, Лисьей реки, до Имад-
зайкэ на протяжении пятидесяти с лишним те сплошь
лежали убитые.

О ТОМ, КАК ВЕЛЬМОЖНЫЙ ЛСИКЛГА
ПЕРЕХОДИЛ ЧЕРЕЗ ГОРУ ОИНОЯМА
Сражение между передовыми отрядами началось
тем же утром, в час Дракона21; следы конских копыт
тянулись с востока на запад в дорожной пыли с востока на
запад, войска атаковали друг друга, сотрясая небо и
землю победными кличами, однако его милость Асикага,
старший военачальник арьергарда, спустился на
западный берег реки Кацурагава, и его воины стали угощать
друг друга сакэ. После того, как прошло несколько часов,
пришло известие о том, что в сражении между
основными силами атакующие отряды терпят поражение. После
этого его милость Асикага приказал:
— Тогда перейдем вон через те горы!
Все сели на коней и, отказавшись ехать слишком
далеко по провинции Ямасиро, быстро поскакали по
дороге Тамба на запад, к селению Синомура. Здесь житель
провинции Бидзэн Накагири-но Дзюро и житель
провинции Сэтцу Нука-но Сиро решили определить
победителя в битве между двумя витязями, и Накагири-но
Дзюро у подножья горы Оинояма погнал коня наверх от
дороги и вызвал к себе Нука-но Сиро словами:
— Не понимаю, в чем дело! Говорят, что битва
витязей, в которой высекаются искры, начинается сегодня
утром, в час Дракона, поэтому войско, идущее от
тыльных ворот крепости, завершит ее большой пирушкой на
лужайке. В конце концов, когда услышим, что его
милость Нагоя поражен стрелой, мы быстро погоним
коней к дороге Тамба. Каковы же, по-вашему,
честолюбивые замыслы Асикага Такаудзи? И куда мы должны
следовать? До каких пор мы с вами будем скакать?
Повернем отсюда назад и доложим обо всем их милостям Ро-
кухара!
Так он сказал, и Нука-но Сиро ответил ему:
— Отлично сказано! Я тоже, когда думаю о том, что
обстоятельства изменились, прикидываю, как теперь
нужно готовиться к ним? Жаль, что я не смог
участвовать уже в сегодняшней битве. Однако увидев, что стар-
313

шии военачальник перешел на сторону противника,
решил, что просто повернуть обратно было бы слишком
бессмысленно, значит, вернуться нужно, выпустив
сначала хоть одну стрелу.
С этими словами он вынул из колчана стрелу и
вложил ее в тетиву лука, собираясь под стук копыт
повернуть коня. Накагири приостановился и произнес:
— Что это такое? Вы с ума сошли! Нас всего двадцать
или тридцать всадников. Или нам, вторгнувшись в
середину того большого войска, выполнить свою
давнишнюю мечту о собачьей смерти?! Не надо мечтать о славе
дурака, а теперь же благополучно повернуть назад и
сберечь свои жизни для будущих сражений. Тогда мы будем
людьми, хранящими верность долгу, и разве же не
останутся наши имена на будущие времена?!
И Нука-но Сиро, и Накагири повернули коней назад
от горы Оинояма и вернулись к Рокухара. Как только
сказали, что они прискакали вдвоем, двое Рокухара
ударили по Нагоя, губернатору провинции Овари, который
полагался на свои щиты и копья.
Даже его милость Асикага, связанный с домом Ходзё
как кости с мясом, то есть был с ним как единое
неделимое, с которым, казалось, воинские власти связаны будто
вода с рыбой, стал противником, поэтому появилось
такое чувство, словно под деревом, где ты укрывался,
протекла дождевая вода. В связи с этим появилось чувство
безнадежности и не было человека, который бы не
сомневался в душе, что воины, которые ао сих пор были
преданными, могут изменить.
О ТОМ, КАК ЕГО МИЛОСТЬ АСИКАГА
ПРИБЫЛ В СЕЛЕНЬЕ СИНОМУРЛ И О ТОМ,
КАК СРАЗУ ЖЕ ПРИСКАКАЛИ
ЖИТЕЛИ ЭТОЙ ПРОВИНЦИИ
|22
ш
314
Тем временем, его милость Асикага разбил лагерь в
селенье Синомура и стал созывать войско из жителей
ближних провинций. Первым к нему прискакал тамош-

ний житель по имени Кугэ-но Ясабуро Токисигэ во главе
отряда в двести пятьдесят всадников. На гербе на его
знамени и на эмблемах на головных уборах, повсюду
было написано: «Первейший». Его милость Асикага, увидев
это, удивился и спросил его милость Ко-но Уэмон Моро-
нао2 :
— У людей Кугэ на эмблемах головных уборов
написаны знаки «Первейший». Это что, с самого начала
такими были фамильные знаки, или же это означает, что эти
люди прибыли к нам первыми?
Так он спросил, и Моронао почтительно отвечал:
— Это его родовой знак. Предок Кугэ, житель
провинции Мусаси Кугэ-но Дзиро Сигэмицу, когда старший
военачальник Ёритомо24 поднял свое знамя в поросших
криптомериями горах поместья Той, прискакал к нему
самым первым. Его милость старший военачальник
промолвил тогда прочувствованно: «Когда я буду сжимать в
руках Поднебесную, я награжу вас эмблемой
Первейший», — и собственноручно написал иероглифы,
означающие «Первейший». В таком виде они стали эмблемой
этого дома.
— Значит, у этого дома есть прекрасный пример
прибывать к нам самыми первыми, — сказал Такаудзи с
особенным удовольствием.
Укрывавшиеся с самого начала в храме Косэндзи
люди Асидати, Огино, Кодзима, Вада, Индэн, Хондзе, и Хи-
радзе, решив, что теперь они уже не могут уступать
чужим, двинулись из провинции Тамба в сторону Вакаса и
от области Хокурокудо предполагали напасть на
столицу. Кроме того, прискакали Кугэ, Нагасава, Сиути, Яма-
ноути, Асида, Ёда, Сакаи, Хагано, Ояма, Хаукабэ, а кроме
того, все до одного жители ближних провинций. Вскоре
силы в Синомура увеличились, и своими размерами
превысили двадцать тысяч всадников.
Когда в Рокухара услышали об этом, то расценили
это так: «Значит, в следующем сражении должно будет
определиться, быть ли спокойствию в Поднебесной.
Если, против ожидания, мы потерпим поражение,
царствующего и бывшего императоров25 нужно будет
отправлять на восток, в Канто, в Камакура учреждать столицу,

%
*u
ш
повторно поднимать великое войска и подавлять
злодеев», — и с минувшей третьей луны для местопребывания
государей определили дворец в северной части Рокухара
и смиренно просили их величества переехать в него.
Принц второго ранга Кадзин занимал место главы
секты тэндай, поэтому какие бы перемены ни
происходили, у него не должно было быть никаких треволнений,
однако из-за того, что он изволил состоять в
родственных отношениях с нынешним императором, а также
был приближен к яшмовой особе государя, он желал
вознести моления за долголетие его драгоценного
царствования, и посему он также изволил пожаловать в
Рокухара. Но не только это. Мать державы26, императрица,
монашествующая государыня-вдова, супруги принцев и
высших сановников, три опоры27, девять вельмож,
заросли софоры28, вассалы из трех домов, самые разные
чиновники, а также массы людей августейшего рода и
верующих одной с ним секты, самураи из домов ниже членов
охраны императоров дворца, молодая прислуга вельмож
и вплоть до придворных дам наперегонки собирались ко
дворцу в Рокухара. В столице сразу стало тихо. Как
листья с деревьев после бури, всякий ложился на свое
место. Поэтому в районе Сиракава стало оживленно, а
цветы сакуры расцвели в одночасье. Не сон ли это, который
длится бесконечно? Именно таков наш изменчивый
мир, это тот принцип, который поражает нас и теперь.
Говорят так: «Сын Неба строит свой дом, владея
Четырьмя морями»29. Кроме того, местность по названию
Рокухара находится вблизи столицы, поэтому
император30 не изволил в своем августейшем сердце испытывать
настолько сильную боль. Но после того, как этот
государь занял престол, Поднебесная никогда не была
спокойной, к тому же сотня служебных ведомств разом
смешалась с пылью окрестностей столицы31, и это, как
полагал государь, стало истинной причиной того, что
добродетели императора повернулись к Небу спиной.
Вину за это нынешний государь принял на себя одного и
испытывал особенно сильное сожаление. Каждодневно
до четырех часов утра он не входил в свою опочивальню,
а изволил вызывать к себе старейшин и мудрейших из
316

вассалов, спрашивая их только об одном: о последствиях
правления мудрого принца древности и древних госуда-
рей , и поддавался суевериям в необычайную силу бога
смуты.
В шестнадцатый день луны Зайца33, хотя он и
соответствовал второму дню Обезьяны34, празднества бога
Хиеси не было, поэтому и боги земель пребывали в
печали, а красивые рыбы, которым надлежало быть
спутниками божеств, резвились в водах озера Бива. В
семнадцатый день, хотя он и соответствовал второму дню Птицы,
не было празднества в Камо3, поэтому дорога по Первой
линии, Итидзё была свободна от людей, и повозки на ней
не сталкивались одна с другой. На поверхности
серебряных украшений для коней понапрасну скопливалась
пыль, облачные драгоценности на конских сбруях
потеряли блеск. Говорят, что празднества в урожайный год не
добавляют, а в худородный год не добавляют ничего,
однако тогда впервые от сотворения мира в этих
святилищах были прерваны праздничные обряды, поэтому
трудно было предвидеть, как к этому отнесутся боги, и это
внушало страх.
Итак, в седьмой день пятой луны правительственные
войска приблизились к столице, и тогда решили: быть
сражению! Поэтому передовые силы из Синомура, Яха-
та и Ямадзаки с раннего вечера встали лагерем и зажгли
сигнальные костры — на западе в Умэдзу и в селенье Ка-
цура, на юге в Такэда и Фусими. На обоих трактах, Санъё
и Санъин было уже сделано то же самое. Кроме этого,
прошел слух, что они прошли по дороге Вакаса, а войско
из монастыря Косэндзи приближается со стороны
дороги Курама и от Такао.
Хотя теперь была немного открыта Тосэндо, Дорога
по восточным горам, у монахов Горных врат в самом
центре их замыслов была идея держать ее в своих руках,
поэтому они собирались перегородить также и Сэта36.
Уподобившись птицам в клетке и рыбам в плетеной из
бамбука ловушке, которые сбежать никуда не могут,
воины Рокухара, хотя внешне они и имели геройский вид,
в глубине души были потрясены.
317

Некогда государство Тан намеревалось вести войну
на отдалении в десять тысяч ри в провинции Юньнань, и
тогда было сказано: «Если в доме есть три человека
призывного возраста, одного берите!». Тем более, что для
взятия одного маленького, на тысячу мечей, замка Рокухара
направили туда войска провинций, до конца истощив
их, однако тот замок не пал, но раньше того из его стен
вышли бедствия, и знамена справедливости вдруг
придвинулись к западным районам столицы.
Готовясь к обороне, воинские дома направили
немалые силы, готовые помогать им, и перегородили дороги.
Стало понятно, что все это нужно было сделать раньше.
Оба главы Рокухара прежде всего подумали с
запоздалым раскаяньем, но не без пользы: столичные войска за
пределы столицы решили не посылать.
Вначале в Рокухара часто обсуждали обстановку,
закрывшись в здании управления: на этот раз противники,
которые придерживались разных направлений,
объединились и наступают на нас крупными силами, поэтому
сражения будут происходить на равнинных местах.
Сооружая нужное и вредное37, время от времени давай
отдохнуть ногам коней и помогай сердцам воинов, а если
приближается противник, нужно всякий раз скакать
ему навстречу и сражаться.
Вырыв глубокий ров шириной в семь-восемь те,
вышли к реке Камогава. В том просторном рву вставали
волны совсем как в пруду Куньмин38, в летниеводы
которого погрркалось заходящее солнце. С остальных трех
сторон соорудили высокие земляные валы, покрытые
дерном, рядами установили вышки и проделали частые
засеки, отчего представлялось, что такова же была
крепость Шоусян в провинции Яньчжоу39. Действительно,
было похоже, что устройство замка подчинено какому-
то плану, тем не менее, оно не было продуманным как
следует. Не говорят ли: «Хоть и обрывиста Цзяньгэ40, тот,
кто положился на нее, потерпит неудачу. Потому что он
не заглубляет корни растения и не укрепляет чашечку
плода. Хоть и говорят, что озеро Дунтинху глубоко, те,
кто на это полагаются, терпят поражение. Потому что
страной управляют без любви к людям»?
318

Поднебесная уже теперь поделилась на две части, а в
одном этом сражении определялась судьба страны,
поэтому было нужно обдумать замыслы выбрасывать
провизию и топить суда. С сегодняшнего дня они пустились
в бегство и заперлись только в маленьких замках,
испытывая прежние тревоги; им печально было
пересчитывать своих воинов.
О ТОМ, КАК ТАКАУДЗИ ИЗВОЛИЛ
ЗАТВОРИТЬСЯ В СВЯТИЛИЩЕ ХАТИМАНГУ
В СЕЛЕНЬЕ СИНОМУРА
И О МОЛИТВЕННЫХ ЗАПИСЯХ
Тем временем, когда рассвело, в час Тигра41, в
седьмой день пятой луны помощник главы Ведомства
гражданской администрации Асикага Такаудзи-асон во главе
более чем двадцати пяти тысяч всадников изволил
остановиться на ночлег в селенье Синомура. Была еще
глубокая ночь, поэтому, потихоньку понукая коня, он изволил
определить, где восток, где запад, и место ночлега
оказалось на юге. Было похоже, что в сумеречной роще под
старыми ивами и софорами находится святилище. При
слабых отблесках оставленного непогашенным костра
доносились звуки колокольчиков, укрытых в рукавах
служителей.
Хоть и неясно было, что здесь за святилище, но
считая, что от этих ворот предстоит отправляться к месту
сражения, Асикага спешился с коня, снял шлем и
опустился на колени перед молельней42:
— Приложите, пожалуйста, силы, окажите нам
покровительство, чтобы сегодня сражение было
благополучным, и утром мы уничтожили противника, — он
целиком сосредоточился на молитве. И тут же спросил
жрицу, совершавшую обряды:
— Какое божество почитают в этом святилище?
Она отвечала:
— С той поры, как в старину переместили Хатимана43,
это святилище называют Новый Хатиман из Синоура.
*
*U
319

Его милость Асикага изволил промолвить:
— Значит, здесь пребывает душа божества, которое
почитается нашим домом! Оно лучше всего услышит
мои молитвы. Надо воспользоваться случаем и подать
ему лист с просьбами.
Хикида-но-мегэн извлек из своих доспехов
походную тушечницу, приготовил кисть и записал его слова,
которые гласили:
«С трепетом и благоговением молитвенно прошу.
Когда смотрю внимательно и вдумываюсь, я вижу, что
великий бодхисаттва Хатиман это покровитель предков
государей, бог-покровитель рода Минамото на новом его подъеме.
Доказательство изначальной сущности44 — луна, что
пребывает на небе над ста тысячами раз по сто миллионов чистых
земель; блеск явленного следа4" сияет над семью с лишним
тысячами мест4. Хоть и говорят, что свои заслуги они разделяют
между всеми живущими, но прежде всего одаряют людей
честных. Да будут грузными плоды их заслуг, дарованные нам.
Так живут, расходуя на это все свои силы, люди в целом мире.
Но с известных нам времен Четырьмя морями управляют по
своей прихоти и во все направления распростирают
собственную свирепость девять поколений отдаленных потомков рода
Хэй, наследственного вассала нашего дома. В довершение
всего, теперь государя переместили к волнам Западного моря "
а принц из Великой пагоды страдает среди облаков в Южных
горах. Мятежники ничего не слышали о прежних поколениях.
Поэтому они первейшие враги династии. Долг подданного —
подняться против них, не щадя жизни. Кроме того, они
первые среди противников богов. Отчего бы Небу не казнить их?!
Коль скоро Такаудзи видит такое нагромождение злых
деяний, он беспрерывно испытывает желание стрелять в
негодяев, чуть ли не строгать их, словно острым ножом тонкие
ломтики рыбы. Добродетельные солдаты соединили свои силы.
Сегодня их войско расположилось к юго-западу от столицы, а
высший их военачальник раскинул свой лагерь на вершине Хато-
минэ, в селении Синомура. Оно полностью находится под
тенью Счастливой изгороди4 и пользуется покровительством
одного и того же божества. Какие могут быть сомнения в том,
что оно подавит мятежников?! Защищать сто поколений
монархов — таков божественный обет охранения их °. Будем же
неколебимы, словно каменные изваяния перед святилищем
О чем я молю, так это о благополучной судьбе моего рода, в
котором люди из поколения в поколение веровали в тебя. Чтобы
золотая крыса перегрызла у врага тетиву лука. Чтобы приняв
участие в справедливом сражении, боги дали воссиять
священной своей власти. Чтобы склонив на свою сторону ветры
добродетели, подчинили они противника более, чем на тысячу ри, а
вместо мечей к победе в единственном сражении привело нас

'm
г
β
с
*
V
Г}
У
о*
%
4
>«***■
Г\
#)
\*№
*? /\
"3*
it
ν*9-ί
-f
ί
Jmvm
tri"*
'm
ы
. h
4
\
t.
4
t
β
-s3$!
-***.
Храм Т^нрюдзи. Процессия,
следующая за воином

*»£·. .'.-«Г**- -
f
"*»*■ ^ i.Ä- ν
/--^-^й&1
;<fc
«
ЙХ
1:
Вельможи перед ликом
императора

божественное влияние. Чистосердечие есть истина, боги и
будды видят все без ошибки. Почтительно молю!
Седьмой день пятой луны третьего года правления под
девизом Гэнко .
Почтительно молю, Минамото-асон Такаудзи».
— так возгласил он нижайше.
Люди, которые слышали его, считали, что стиль этого
молитвословия подобен цепочке драгоценных камней,
поэтому и боги приняли его, на что и полагались все
солдаты до единого.
Его милость Асикага изволил взять кисть, проставил
свой росчерк, прикрепил свиток к сигнальной стреле из
своего колчана и преподнес его палатам сокровищ52.
После этого последователи военачальника, начиная с его
младшего брата Тадаёси-асон, — Кира, Исидо, Никки,
Хосокава, Имагава, Аракава, Ко и Уэсуги наперегонки
стали преподносить богам по одной сигнальной стреле,
и стебли их, заполнив алтарь, высились на нем подобно
холму.
Уже рассвело., поэтому передовой отряд выдвинулся
вперед и поджидал задних. Когда старший военачальник
перевалил через вершину горы Оинояма, прилетела пара
горных голубей и затрепетала крыльями над его белым
стягом.
— Это знак того, что сюда прилетел и изволит
защищать нас великий бодхисаттва Хатиман. Двигаемся в том
направлении, в котором полетят эти голуби! — приказал
полководец.
Все поспешили за знаменосцем, и пока войско
следовало за голубями, они летели спокойно, а потом сели на
куст мелии японской, росшей перед Управлением по
делам синто.
Правительственные войска, поняв это удивительное
предзнаменование, воспряли духом и поскакали вперед
по дороге в сторону Утино. По этой дороге группами по
пять и по десять всадников из столицы бежали, свернув
знамена и сняв с себя шлемы, вражеские воины.
Когда его милость Асикага отправлялся из селения
Синомура, у него было всего лишь двадцать с лишним
321

тысяч всадников, а после того, как он проследовал через
Правые ближние конюшни, его силы достигали боАее
чем пятидесяти с лишним тысяч всадников.
О НАПАДЕНИИ НА РОКУХАРЛ
Тем временем, в Рокухара разделили на три части
шестьдесят с лишним тысяч всадников и одну часть
направили к Управлению по делам религии синто и велели
там обороняться от господина Асикага. Другую
направили к Тодзи, Восточному храму, и велели обороняться
от Акамацу. Еще одну часть направили на Фусими и
велели приблизиться к господину Тикуса и поддерживать
Такэда и Фусими. С часа Змеи53 одновременно во всех
направлениях началось сражение. Песок и пыль под
копытами коней были примяты на юге и на севере, боевые
кличи сотрясали небо и землю.
Когда в Утино были направлены двадцать с лишним
тысяч доблестных воинов, подданных Суяма и Коно, то и
правительственное войско беспорядочно не нападало, и
противник не высовывался с легкостью. Оба отряда
противостояли друг другу и проводили время только в одной
перестрелке. И здесь из состава правительственного
войска перед строем противника выехал одинокий всадник
в доспехах цвета листьев воскового дерева54 и
светло-фиолетовой накидке против вражеских стрел. Он громким
голосом возгласил свое имя.
— Я не принадлежу к числу ваших родов, так что
вряд ли кто из вас знает мое имя! Я вассал господина
Асикага, прозываюсь офицер Сидара Городзаэмон.
Вассалом господ из Рокухара себя не считаю, так что
извольте на мое мастерство взглянуть в личной схватке! — и с
тем обнажил меч длиною в три сяку пять сун5, занес его
над самым своим шлемом, из лука точно прицелился в
противника и пустил коня прямо на него.
Своею боевой силой этот всадник один равнялся
тысяче, поэтому сторонники противника остановили
сражение и стали смотреть.
322

Но тут из самой середины войска Рокухара к нему
выехал на буланом коне под сбруей, украшенной
зеленой бахромой, старый воин лет пятидесяти, облаченный
в доспехи, прошитые черными нитями, в шлеме с
бармицей о пяти крепко пришитых одна к другой
пластинах. Он попридержал коня и громким голосом возгласил
свое имя:
— Хоть я и глуп, но имею честь принадлежать к дому,
который многие годы пополняет ряды префектов,
поэтому на меня наверняка смотрят свысока, как на
человека книжного, и думают, наверное, что я противник не
стоящий. Но если говорить о моих предках, это род
полководца Тосихито56, многие поколения наследственных
стратегов. И вот я -=- его потомок в семнадцатом колене
по имени Сайто И^фуса Гэнки. Если самочувствие
противников в сегодняшнем сражении будет хорошим, то
зачем мне жалеть свою жизнь?! Если кто останется в
живых, пусть он расскажет потомкам о моей преданности
долгу.
Так он сказал, после чего противники съехались
вместе, переплели между собой рукава доспехов, яростно
сцепились друг с другом и в конце концов упали. Сидара
был сильнее соперника, поэтому оказался наверху и
приготовился обезглавить Сайто, но тот оказался
проворнее и снизу трижды вонзил в Сидара меч. Оба они
были крепкими, поэтому до самой смерти никто не
ослаблял сплетенных рук, тот и другой пронзал друг
друга мечами, и оба пали ниц на одну и ту же подушку.
И снова из лагеря Гэндзи57 до середины вражеского
стана доскакал воин в богато отделанных китайских
узорчатых доспехах, с туго стянутыми завязками шлема,
украшенного грозными мотыгами. Он держал на плече
обнаженный тяжелый меч длиною больше пяти сяку5* и
громким голосом возглашал свое имя:
— Мое имя никогда не пряталось в тень, я
принадлежу к потомственным вассалам рода Гэндзи со времен
господина Хатимана59. Правда, сейчас это имя широко
не известно, но я до сих пор не мог встретить достойного
противника! Я вассал господина Асикага, прозываюсь
Дайко-но Дзиро Сигэнари. Я слышал, что в сражениях
lu
323

iL
ш
последних дней не раз были прославлены имена
губернатора провинции Биттю Суяма и губернатор
провинции Цусима Коно. Выходите же, покажем людям нашу
рубку! — и с теми словами сдержал коня, до отказа
натянув поводья, так что у того выступила изо рта пена.
Суяма, считая, что сражение у Тодзи, Восточного
храма, будет решающим, внезапно повернул к Восьмой
линии, так что в этом лагере его не было. Губернатор
провинции Цусима Коно благоволил выдвинуться
вперед и заговорить с Дайко, ибо он изначально был
доблестным воином. Отчего же ему нельзя было выступить
против врага? Воскликнув: «Митихару здесь!», — он
приблизился к Дайко, собираясь схватиться с ним.
Увидев это, приемный сын губернатора провинции
Цусима господина Коно, молодой воин Ситиро Митито,
которому в том году исполнилось шестнадцать лет,
подумал, видимо, что отца могут застрелить, поскакал
впереди всех, наперерез, поравнялся с Дайко, желая
схватиться с ним. Дайко ухватил Коно Ситиро за шнуры на
тыльной стороне доспехов и, держа его на весу, воскликнул:
— В схватке с таким младенцем исход битвы не
решить!
Потом оттолкнул его и обнаружил эмблему на его
боевом шлеме. Она представляла собой сломанную
пополам линию, в которую был вписан знак «3». Увидев по
этому знаку, что пред ним или родной, или приемный
сын господина Коно, он взмахом одной руки отрубил
юноше обе ноги по колена и отшвырнул их на
расстояние в три длины лука60. Когда любимого воспитанника
губернатора провинции Цусима порубили перед его
глазами, для чего ему нужно было жалеть свою жизнь? Он с
обеих сторон сжал бока коня стременами и пустил его
вскачь на Дайко. Больше трехсот всадников, вассалов
Коно, увидев это, испугались, что их хозяин будет убит, и
закричали. Сторонники рода Гэн силами в тысячу с
лишним всадников тоже с криком пошли в наступление,
опасаясь, что будет убит Дайко. Гэн и Хэй перемешались
друг с другом и ожесточенно сражались, подняв черный
дым. Правительственное войско напало на множество
солдат и, не теряя времени, преследовало их до Утино.
324

Войско рода Гэн сражалось, получив пополнение. Силы
Рокухара под новым натиском отошли к долине реки
Камогава, и тогда войско рода Хэй, заменив свои отряды
свежими, дали решающее сражение.
Отойдя на восток и на запад от улиц Итидзе и Нидзе,
оба войска ожесточенно сталкивались раз семь-восемь.
Те, и другие, Гэн и Хэй, не щадили жизней, и не видно
было, которое из них было податливым или робело,
однако у рода Гэн сил было больше, поэтому род Хэй в
конце концов начал проигрывать и отступил в сторону
Рокухара.
К Тодзи, Восточному храму, прибыл Вступивший на
Путь Акамацу Энсин с тремя с лишним тысячами
всадников. Поблизости от ворот с башней губернатор
провинции Синано Норисукэ привстал на стременах,
посмотрел налево и направо и велел:
— Кто-нибудь здесь есть?! Разломать эти ворота и
защитную стену! — и триста с лишним горячих молодых
всадников из отрядов Уно, Касивабара, Сае, и Мисима
оставили своих коней и побежали к замку, а когда
окинули взглядом устройство замка, то увидели, что от
фундамента ворот Расе'мон на западе до окрестностей
речной долины возле Восьмой линии на востоке из
отборного дерева от пяти-шести до восьми-девяти суп в
окружности сложена крепкая стена из деревьев уезда Я су61, а
перед ней сплошь протянулись сваи и защитные стены,
был прорыт канал шириною в три дзе, поток воды
перегораживала запруда.
Захотели перепрыгнуть через нее, — не знали,
насколько глубока вода. Захотели переехать, — мост был
разобран. Стали беспокоиться, как быть, и тогда житель
провинции Харима по имени Мэга-но Сондзабуро Нагаму-
нэ соскочил с коня, погрузил в воду лук и измерил ее
глубину. Место крепления тетивы осталось чуть-чуть
наверху. Потом он встал во весь свой рост, обнажил меч
длиною в пять сяку три суп, положил его на плечо, снял и
выбросил кожаную обувь и бултыхнулся вниз. Вода не
поднялась выше его нагрудных пластин. Такэбэ-но Ситиро,
который следовал позади, увидев это, воскликнул:
— Канал мелкий!
lu
325

Когда в воду, хорошенько не подумав, прыгнул
небольшой мркчина ростом всего в пять сяку62, вода покрыла
его шлем. Нагамунэ резко обернулся и сказал:
— Хватайте его за прическу агэмаки и вытаскивайте!
Такэбэ-но Ситиро зацепил внешний пояс его
доспехов, взял его за плечо и одним рывком поднял на
противоположный берег. Мэга расхохотался:
— Вы перешли по мне, как по мосту?! А теперь
разломайте эту стену и раскидайте ее.
С этими словами он одним рывком поднялся с
берега наверх и, увидев там столб высотою больше четы-
рех-пяти суп, коснулся его и... ух! — потащил на себя, так
что землю, насыпанную сверху горкой в один-два дзё>
обрушил вместе со стеной, так что канал превратился в
ровную площадку земли.
Увидев это, с башен, возвышавшихся над земляным
валом в трехстах с лишним местах, противник принялся
обильнее, чем дождем, одною за другой осыпать их
стрелами. Тогда Нагамунэ, постепенно ломая стрелы,
ударившие его в нижнюю пластину доспехов и лобную
часть шлема, вбежал к подножию высокой башни,
воткнул меч возле алмазных стражей63 и встал, закусив
верхнюю губу. Одним он казался стражем Закона, другим —
Сондзабуро.
В это время десять с лишним тысяч всадников Року-
хара располагались у Тодзи, Восточного храма, на
западной части Восьмой линии. На дороге Хари и у Карахаси,
Китайского мостика, они громко закричали, что в
сражении у ворот Восточного храма противник оказался
сильным, все соединились вместе и стремглав выскочили
из восточных ворот Восточного храма, так же, как в
сумерках надвигается из-за гор дождевая туча. Казалось,
что и Мэга, и Такэбэ сильно пострадали от стрел,
поэтому помощник начальника орркейного склада Саё, Току-
хира-но Гэнта, Бэссё-но Рокуродзаэмон, а также Город-
заэмон и другие сражались безоглядно.
— Не стреляйте туда, господа! — приказал
Вступивший на Путь Акамацу Энсин, и три с лишним тысячи
всадников его законного наследника, губернатора
провинции Синано Норисукэ, его второго сына, губернато-
326

pa провинции Тикудзэн Саданори, третьего сына,
наставника в монашеской дисциплине Сокую, Мадзима,
Кодзуки, Канкэ и Кинугаса проскакали насквозь. Десять
с лишним тысяч всадников Рокухара они разрезали
вдоль и поперек на много частей и погнали к речной
долине возле Седьмой линии.
Передовой отряд был разгромлен, его остатки
развеяны поэтому силы Рокухара были разбиты в сражении
при Такэда и потерпели поражение в битве при Ковата
и Фусими, оставшиеся в живых в беспорядке бежали и
затворились в замке Рокухара. Более пятидесяти тысяч
всадников, добившихся победы и преследовавшие
противника со всех четырех сторон, собрались все вместе, от
края моста на углу Пятой линии и до речной долины
возле Седьмой линии, окружили Рокухара. Число их было
неизвестно — может быть, тысяча раз по десять тысяч.
Однако же открытой была специально оставлена
только восточная сторона. Для противника это положение
было безвыходным. Существовал план легко взять
укрепление приступом.
Средний военачальник Тигуса Тадааки-асон
обратился к солдатам с приказом:
— Когда мы решили провести на этот замок
долгожданную атаку, то подумали, что войска, атакующие
замок Тихая, оставят свои позиции и нападут на нас с
тыла. Солдаты должны свести воедино свои помыслы и
атаковать все разом! — так он приказал, и воины из
провинций Идзумо и Хоки собрали двести или триста разного
рода повозок, соединили оглобли с оглоблями, сверху
горой навалили бревна от разломанных домов,
придвинули их под башню и подожгли ворота замка с одной
стороны.
С другой стороны от Рокухара сторонники принца
Кадзии-но-мия64 могучие лучники Дзёримбо и Сёгёбо,
триста с лишним человек, одетые в шлемы и доспехи,
вышли из северных ворот павильона Дзидзо65 к мосту у
пересечения с Пятой линией, а войско в три с лишним
тысячи всадников малого военачальника Бомон и То-
но-но-хоин, господина Печать Закона, стали
преследовать эти небольшие военные силы и прогнали их за тре-
327

тий квартал речной долины. Однако, поскольку само
войско горной братии было мало, там подумали, что
долго преследовать противника оно не сможет, и опять
укрылось внутри замка.
Хотя воинские силы, укрывшиеся в Рокухара, были
малочисленны, количество их превышало пятьдесят
тысяч всадников. Если бы тогда все войско объединило
свою волю и выступило в одно и то же время, вряд ли
нападавшие, которые переминались с ноги на ногу, смогли
бы выстоять, и воинским домам никак не суждено было
бы погибнуть.
Но даже люди, которые обычно славились своей
твердостью, теперь пали духом, а те, кто были
прославлены как несравненно сильные лучники, не могли даже
натянуть тетиву, а только бежали группами то туда, то
сюда. Так вели себя даже те воины, которые дорожили
своим именем, чьи дома пользовались уважением.
Более того, никто, начиная с его величества66 и
прошлых императоров67, и вплоть до дам свиты,
императриц, супруг регента и канцлера, лунных вельмож и
гостей с облаков, малолетней прислуги сановников,
девочек-прислужниц и женской обслуги до сих пор не видел,
что такое сражение, поэтому все изволили пугаться
бранных кличей и звуков летящих стрел: «Что это
значит?!». Казалось, что у них перехватывало дыхание.
Увидев, что причина действительно тягостная, оба главы
Рокухара постепенно падали духом и совершенно
растерялись.
Хотя других таких воинов а,^ сих пор не было, увидев,
что войско в замке терпит такое поражение,
оборонявшиеся подумали, должно быть, что их желаниям не срк-
дено исполниться и, когда наступила ночь, они открыли
ворота и переехали через засеки, после чего наперегонки
бросились наружу.
Оставшихся воинов, которые соблюдали долг и не
дорожили своими жизнями, было, казалось, не больше
тысячи всадников.

ОБ ОТЪЕЗДЕ ИЗ СТОЛИЦЫ ЕГО ВЕЛИЧЕСТВА
И ПРОШЛЫХ ИМПЕРАТОРОВ
Тогда перед его милостью Рокухара выступил Касуя
Сабуро Мунэаки, который сказал:
— Последователи, приверженные вашей милости, из
столицы бежали; сейчас их осталось около тысячи
всадников. Благоволите подумать, что этим вашим силам не
продержаться перед крупным противником. Восточную
сторону замка противник еще не захватил, поэтому
следует доложить об этом его величеству и прошлым
императорам, поехать с ними в Канто, а потом, собрав
крупные силы, нанести удар по Киото. Пришло сообщение,
что Сасаки-хоган Токинобу обороняет мост Сэта, но и
его вспомогательных сил было бы недостаточно. Если
взять сподвижников Токинобу, они не смогут выступить
первыми в провинции Оми. Говорят, что в провинциях
Мино, Овари, Микава и Тотоми находятся войска
противника, поэтому дорогу нужно преодолеть
благополучно, чтобы по прибытии в Камакура прежде всего и
безотлагательно решить дело с усмирением бунтовщиков.
Его величеству и прошлым императорам следовало бы
выехать и укрыться в замке, расположенном не очень
далеко на равнине; разве знаменитому военачальнику не
жаль было бы свое имя потерять под ударом меча
простолюдина?!
Так он настойчиво произнес и два, и три раза, и тогда
оба главы Рокухара изволили подумать, что это
действительно так. Они посоветовались и решили:
— Тогда прежде всего сначала нужно потихоньку
послать дам свиты, монашествующих императриц,
государыню, супругу канцлера и разных малолетних
прислужниц, а потом со спокойным сердцем пробиваться
через расположение противника.
Об этом через Когуси Горобэ-но-дзе доложили экс-
императорам и государю, и тогда, опасаясь запереть в
замке всех, вплоть до матери государя, государыни
императрицы, придворных дам, супруги канцлера, дам,
ведающих прислугой, мальчиков и девочек в услужении са-
"2*

#
§u
LU
новников, чиновниц высоких рангов, — их отправили,
печалясь о негаданной разлуке, о том, какое их ожидает
будущее. Они побрели босые, торопясь идти быстрее.
Это было как распустившиеся летние цветы из сада Цзи-
ньгу, увлекаемые бурей, разошлись они на все четыре
стороны, точь-в-точь как туман из старинного
сновидения.
Накатоки, губернатор провинции Этиго, обращаясь
к своей супруге, произнес:
— В обычные времена тоже бывали случаи, когда
столицу люди покидали помимо своего ожидания, и мы
думали, АО каких мест вас провожать. Но мы слышим,
что противника полно всюду, на востоке и на западе, что
он перегородил дороги, поэтому я не думаю, что мы
сможем спокойно спасаться бегством до Канто. Вы
женщины, поэтому для вас трудностей не должно быть. Мандзю
еще молод, поэтому, даже если его увидят противники,
они, по-видимому, подумают, что это чей-то ребенок.
Сейчас нужно под покровом ночи куда-то потихоньку
отправиться, укрыться где-то в сельской местности и
некоторое время подождать, пока в мире станет спокойно.
Если мы беспрепятственно прибудем в Канто, мы сразу
же вышлем людей вам навстречу. Если же вы услышите,
что по пути нас обстреляли, присоединитесь к каким-
нибудь хорошим людям, во главу себе поставьте Мацуд-
зю: он человек ответственный и станет
священнослужителем. После нашей смерти отслужите панихиду.
Так говорил он уныло, и слезы у него текли ручьем.
Его супруга, удерживая губернатора провинции Этиго за
рукав доспехов, говорила с плачем:
— Отчего это слышу я такие бездушные слова? Если в
этом случае противники не узнают, кто таков этот
молодой человек, они не смогут не думать о том, кто же здесь
беглецы. Кроме того, когда я буду поблизости от
человека, с которым знакома с далеких дней, мне будет
казаться, что это меня разыскивает противник. Ничего, кроме
стыда для меня в этом не будет. И будет печально, если
тот молодой человек лишится жизни. Если в пути и быть
чем-то озабоченным, так в любом случае, лучше делать
это вместе. У меня, живущей под деревом, не бросаю-
ЗЗО

щем тень, на которую можно положиться, засыпаемой
осенними росами, нет такого чувства, что я проживу
долго.
Хотя сердце у губернатора провинции Этиго и было
отважным, оно, конечно, не было скалой или деревом,
поэтому и отказалось от давнего замысла разлучиться с
любящей супругой.
В старину ханьский Гаоцзу и чуский Сян Юй воевали
между собой больше семидесяти раз, и в конце концов
Сян Юй был окружен войском Гаоцзу. Когда уже
собирались нанести ему на рассвете смертельный удар, хань-
ские воины услышали со всех четырех сторон, как все
чусцы поют. Это Сян Юй вошел в шатер и, обращаясь к
своей супруге Юйши, с тоской о разлуке сочинил и
прочел песню:
"5*
Есть сила, чтобы ею горы пронзить,
Есть сила духа, чтобы ею покрыть
целый мир,
Однако судьба не играет
на руку времени,
Наши кони не продвигаются дальше.
О Юй, о Юй. Что же нам делать?!
В скорби лил Сян Юй свои слезы, а Юйши, не в силах
сдержать печаль, сама упала на меч и умерла раньше,
чем Сян Юй.
На следующий день в битве Сян Юй во главе
двадцати восьми всадников развеял ханьское войско в
четыреста тысяч всадников и лично взял головы трех ханьских
полководцев. Обратясь к оставшимся в живых воинам,
он сказал:
— Тот, кто в конце концов погиб из-за ханьского
Гаоцзу, погиб не из-за неумения сражаться, — их погубило
Небо.
Сам же, осознавая свою судьбу, покончил с собой в
окрестностях Няоцзян, и не было воина, который бы,
узнав об этом, не проливал слезы.
Глава южного квартала генерал-инспектор Укон То-
кимасу ехал впереди августейшей процессии, но перед
самыми Средними воротами к нему приблизился вер-

Jgp*
£u
IL
Ш
хом на коне глава северного квартала, губернатор
провинции Этиго. Он выехал со словами:
— Говорят, что его величество срочно вызвал к себе
коней из государевой конюшни, так отчего вы не
изволите так долго выезжать?!
Делать было нечего, Накатоки расстался со своей
супругой и малыми детьми, цеплявшимися за рукава его
доспехов, и от наружной галереи поскакал на коне.
После того, как процессия от Северных ворот направилась
на восток, оставшиеся люди, плача и плача, разошлись
налево и направо и от восточных ворот побрели прочь.
Куда ни пойдешь, плачущие в тоске голоса
разносились далеко, а от тоски из-за мучительной разлуки
дорога для уезжавших из столицы темнела перед глазами, и
они продвигались вперед, доверившись коням. Было
такое чувство, что ни те, ни другие не знают, не
окончательная ли это их разлука. Когда миновали четырнадца-
тый-пятнадцатый кварталы и оглянулись назад, то
увидели, что над зданием управления Рокухара занялось, и с
одной стороны поднимается дым и огонь.
Стояла тьма пятой луны, и из-за темноты ничего не
было видно ни впереди, ни сзади. В окрестностях дороги
Кудзумэ было полно скрывавшихся там воинов без
командиров. Стрелами, которые они пускали со всех
десяти сторон, был поражен в шейную кость и упал с коня
генерал-инспектор Сакон Токимасу.
Касуя Ситиро спешился, выдернул те стрелы, и у
раненого сразу остановилось дыхание. Было неизвестно,
где находится противник, поэтому всадники не могли в
него стрелять. Кроме того, они уезжали из столицы
тайком, поэтому встречную атаку предпринять не могли,
чтобы тем себя не обнаружить. Ничего другого не
остается, — подумал Касуя, — кроме как покончить с собой
на той же подушке и так соблюсти долг господина и
подданного до самого грядущего мира. Поэтому Касуя,
плача и плача, взял голову своего господина, завернул ее в
парчовые рукава доспехов, спрятал глубоко в поле рядом
с дорогой, после чего разрезал себе живот и упал ниц,
обхватив руками мертвое тело господина.
332

Драконов паланкин рке изволил проследовать
далеко от речной долины Четвертого принца69, когда со всех
сторон послышался призыв:
— Проходят беглецы! Хватайте и снимайте с них
доспехи!
Словно дождь, посыпались стрелы. Что же будет
дальше? Ехавшие впереди всех Весенний принц70,
сопровождавшие его сановники и гости с облаков
рассыпались по сторонам, и теперь только старший советник
Хино Сукэна, советник среднего ранга Кансюдзи Цунэа-
ки, советник среднего ранга Аянокодзи Сигэсукэ,
государственный советник Дзэнриндзи Аримицу
сопровождали спереди и сзади драконов паланкин.
От столицы беглецов отделяли закатные облака,
мысли их были сосредоточены на восточной дороге
длиною в десять тысяч ри. Это вызвало в памяти Цзаньгэ71 из
далекой старины, доставляло августейшему страдания,
как во времена мятежа годов правления под девизом
Дзюэй . Его величество и прошлые императоры не
могли удержать слезы.
Еще не начинала светлеть короткая ночь пятой луны,
в той стороне, где находится застава73, было еще темно,
из-за чего лошадей пока оставляли в тени криптомерии,
давая им некоторое время отдохнуть, и тут прилетевшая
неизвестно откуда шальная стрела ударила его
величество в локоть левой руки. Суяма, губернатор провинции
Биттю, быстро соскочил с коня, выдернул наконечник
стрелы и обсосал рану августейшего, так что бежавшая
кровь, которая окрашивала белоснежную кожу
государя, пропала из глаз.
То, что милостивый повелитель десяти тысяч
колесниц был ранен человеком низкого звания, что
священный дракон внезапно попал в сети рыбака, — дело
постыдное.
Тем временем, начало понемногу светать, и когда
остался один только утренний туман, беглецы,
посмотрев на края северных гор, решили, что видят бродячих
воинов: человек пятьсот-шестьсот держали в руках
щиты, готовясь отразить стрелы. Увидев это, все потеряли
покой.
333

Ill
Тогда Накагири-но Яхати, житель провинции Бид-
зэн, выехал впереди процессии и, подпустив своего коня
совсем близко к противнику, заявил:
— Во время августейшего выезда в Канто достойного
благодарений государя всей Поднебесной кто это
сотворил подобное безобразие?! Если это человек с искренним
сердцем, он должен положить свой лук, снять шлем и
удалиться. Если же это тип, не знающий правил
поведения, следует пройти мимо с его отрубленной головой.
Бродячие воины расхохотались:
— Какому бы государю всей Поднебесной ни угодно
было проследовать здесь, его судьба уже истощилась,
поэтому он, изволив уезжать из столицы, собирается
проехать здесь. Если государь хочет проехать без труда, то
сопровождающие его воины должны оставить здесь всех
своих коней и доспехи и со спокойной душой следовать
дальше! — задиристо заявили они в один голос
Выслушав это, Накагири-но Яхати сказал:
— Так себя ведут дурные типы! Возьмите же
доспехи, которых вы так жаждете.
Пока он говорил, шестеро молодых всадников,
выстроившись в ряд, подъехали к другим шестерым
всадникам, алчным бродячим воинам, и те, как пауки ткут
свою паутину, рассыпались по четырем углам и восьми
сторонам.
Шестеро всадников разделились на шесть частей и
преследовали беглецов на протяжении нескольких
десятков кварталов. Но Якухати отнюдь не пал духом, он
на скаку поравнялся с противником, который казался
среди преследователей главным, и между крупами двух
коней вместе с ним, перевернувшись вверх ногами, с
шумом полетел в грязь рисового поля с обрыва высотой в
четыре-пять дзё. Поскольку Накагири оказался внизу,
он хотел было пырнуть того, кто лежал сверху, мечом и
стал искать меч, но когда ощупал ножны, оказалось, что
меч, по-видимому, выпал во время падения, и в ножнах
его не было.
Противник сверху навалился на нагрудную пластину
Накагири, ухватил его за пряди волос на висках и хотел
334

было обезглавить, но в это время Накагири вместе с
мечем противника крепко сжал кисть его руки.
— Послушайте, — сказал он, — я должен вам кое-что
сказать. Отныне вам меня не позабыть. Если бы сейчас у
меня был меч, он и определил бы победу. Кроме того,
если бы за мной следовали мои сторонники, они
поддержали бы меня, а в этой свалке мне помочь некому. Раз
это так, то, если вы даже изволите забрать мою голову,
вам не будет хватать ее опознания, и славы вы не
добьетесь. Я — низший вассал его милости Рокухара, зовут
меня Рокуротаро, так что меня вряд ли кто узнает. Чем
брать на душу грех, беря голову ни к чему не годного
слуги, вы, может быть, лучше сохраните мне жизнь? В
благодарность за это, поскольку я знаю, где его милость
Рокухара спрятал свои деньги, шесть тысяч кан\ я
провожу вас туда и отдам их вам, — так он сказал.
Бродячий воин подумал, что это, наверное, правда,
вложил в ножны обнаженный меч, поднял лежавшего
внизу Накагири и не только даровал ему жизнь, но и
всячески одарил, угостил сакэ, а когда привез в столицу, Яха-
ти отправился на пожарище в Рокухара и обманул его:
— Это на самом деле было закопано здесь. Не иначе,
кто-то раньше нас выкопал клад и забрал себе. Я хотел
сделать вас богачом; у вас тонкий слух, но нет везения, —
потом деланно засмеялся и повернул назад.
Пока Накагири выполнял свой замысел, его
величество прибыл на ночлег в Синохара. Здесь запросили
паланкин грубого плетения, и пешие воины внезапно
стали напоминать носильщиков паланкина и следовали
впереди и позади паланкина августейшего.
Местоблюститель секты тэндай принц второго ранга Кадзин ао
этого места изволил сопровождать государя, но он не думал,
что сможет предстоящую дорогу преодолеть со
спокойным сердцем, а потому раздумывал, где бы укрыться на
некоторое время, и спросил:
— Есть ли здесь кто-нибудь из братии?
— В придорожной битве прошлой ночью, —
ответили ему, — некоторые были ранены и остались,
некоторые, видимо, дрогнули и бежали. Кроме двоих,
советника среднего ранга содзу Кете, и второго ранга настоятеля
*
*и
335

храма Дзесё, нет ни одного сановника, исполняющего
обет в храме, или священнослужителя.
Подумав что в этих условиях он вряд ли сможет
совершить дальнее путешествие, принц отделился от
остальных и направился отсюда в сторону Исэ. На
собственных конях он со спутниками поехал по горам Судзука,
изобилующим разбойниками, положив на коней
серебряные седла. Считая, что они могут стать помехой в пути,
всех коней пожаловали хозяину гостиницы, а настоятель
монастыря75 в длиннополом монашеском одеянии
набросил накидку из листьев веерной пальмы без
подкладки, Кётё-содзу в черном одеянии поверх белья держал в
руках четки из кристаллов и не передвигал ногами. Не
было такого человека, который бы не подумал, что это
беглецы.
Однако, видимо, благодаря защите Великого
наставника'6 и богов Горного короля' ' встреченные по дороге
горные дровосеки и косцы, косившие траву на обочинах
дороги, вытаскивали принца за руки и подталкивали в
бедра, так что он перевалил через горы Судзука. И вот
принц уже настоятельно просит священнослужителя в
святилище Исэ, и тот священнослужитель, имея
благородное сердце, и не вспомнил о лишениях, которые
ожидают его. Во всяком случае, когда он спрятал принца,
тот укрывался у него больше тридцати дней, а когда в
Киото стало немного спокойнее, изволил возвратиться
назад и в течение трех или четырех лет жить в
уединении в павильоне Бякугоин.
Ш
336
8
О ТОМ, КАК НАКАТОКИ, ГУБЕРНАТОР
ПРОВИНЦИИ ЭТИГО И ЕГО ВАССАЛЫ
СОВЕРШИЛИ САМОУБИЙСТВО
Между тем, когда стало известно, что двое из Рокуха-
ра, потерпев поражение в Киото, отбыли в Канто, из
Атака, Синохара, Хинацу, Оицу, Этикава, Оно, из
павильона Сорока девяти обетов, Сурихари, Бамба, Самэгаи,
Касивабара и других мест к подножью горы И буки и к

окрестностям реки Судзука за одну ночь прискакали
верхом две или три тысячи разбойников, воров и бродяг.
Пятый сын прежнего императора затворился от мира
и втайне пребывал у подножия горы И буки. Об этом
доложили великому полководцу, он высоко поднял
парчовое знамя государя и поднялся на вершину Кояма, что
находится к востоку от гостиницы Бамба на самом
трудном участке тракта Тосандо, стал ожидать его между
узкими дорогами, спускающимися с обрыва.
Когда рассвело, Накатоки, губернатор провинции
Этиго, покинул гостиницу Синохара и поторопил
императорскую процессию углубиться в громоздящиеся
горы. До вчерашнего дня, когда она отбыла из столицы,
воинов сопровождения было две с лишним тысячи
всадников, теперь же, по-видимому, из-за того, что многие
сбежали, осталось лишь меньше семисот всадников.
— Если нас будут преследовать, стреляйте! —
приказал судья Сасаки Токинобу арьергарду.
— Если мятежники перегородят дорогу завалом,
растаскивайте его и расчищайте путь! — приказал Касуя Са-
буро, подъехав к передовому отряду.
Фениксов паланкин79 следовал сзади, а когда путники
преодолели перевал Бамба, дорогу им перерезал
многотысячный противник, который ожидал, выставив перед
собой в ряд щиты и наконечники стрел. Касуя увидел его
издалека и проговорил:
— Здесь наверняка собрались злодеи из этой и той
провинции, чтобы содрать доспехи с павших. Если их
сразу бросить им, вряд ли придется сражаться, не жалея
жизней. А ну-ка, одним ударом нападите и отбросьте их!
Вместе с этими словами тридцать шесть всадников
построили в ряд своих коней. Пятьсот с лишним
бродячих воинов, которые держали первую линию обороны,
отогнали на далекие вершины, и они смешались с
воинскими силами второй линии.
Касуя в этой битве одержал победу над первой
линией и, успокоившись, подумал: теперь злодеев больше
нет. В одно время с тем, как стал рассеиваться утренний
туман, стало видно далеко ту дорогу через последнюю
гору, которую нужно будет пересечь. Там пять или шесть

lii
тысяч воинов с парчовым знаменем, развевающимся под
порывами горной бури, ожидали беглецов в
неприступных местах.
Касуя, увидев два лагеря крупных сил противника,
остановился изумленный. Если попытаться еще раз
прорваться, — и люди, и кони устанут, а противник
продержится на крутом обрыве. Если сблизиться с ним и
устроить лучный бой, то после того, как будут до конца
израсходованы все стрелы, у противника еще останутся очень
большие силы. Так или иначе, решив, что это им по
силам, беглецы спустились к подножью горы, где на
перекрестке дорог стояла пагода, и стали там поджидать
силы арьергарда.
Губернатор провинции Этиго, услышав, что авангард
ввязался в бой, пришпорил коня и прискакал туда. Ка-
суя-но Сабуро, обратившись к губернатору Этиго,
сказал:
— Есть правило, которое гласит, что те, кто владеет
луком и стрелами, считают постыдным, если они не
умирают там, где должны умереть. Мы — люди, которые
должны были погибнуть от стрел в столице, однако,
дорожа каждым днем своей жизни, бежали ао этого места.
Теперь мы попали в руки бродяг без роду и племени, а на
наши трупы будут ложиться придорожные росы. Это
достойно сожаления. Поскольку противник находится
только в одном этом месте, мы можем с риском м^- жизни
напасть на него и пройти насквозь. Но, как я
предполагаю, семья Доки прежде всего и с самого начала
находилась во главе заговора, поэтому мы не сможем, пользуясь
случаем, не пройти через провинцию Мино. Семья Кира
тоже часто не отвечает на приглашения властей; ходили
слухи, что она строит замок в провинции Тотоми,
поэтому мы вряд ли избежим столкновения с нею.
Встретившись с такими противниками, уничтожить их, вряд ли
по силам и войску в десять тысяч всадников. Более того, с
тех пор, как мы стали беглецами, и люди, и кони у нас
устали, не осталось сил выпустить даже одну стрелу, так
до каких пор мы сможем еще отступать?! Подождем
только войско Сасаки из арьергарда, повернем на провин-
338

цию Оми, на некоторое время затворимся там в замке и
подождем, пока войско из Канто двинется на столицу.
Тогда Накатоки, губернатор провинции Этиго,
заметил:
— В этом смысл есть, но я думаю, что сейчас, может
быть, Сасаки стал каким-нибудь мятежником и
ненадежен, и когда немного поразмыслил, над вашей просьбой,
то решил, что о движении отсюда нужно спросить
мнение разных людей. Это значит, что обязательно проведя
в этой пагоде некоторое время, мы дождемся Токинобу
и посоветуемся.
После этого все пятьдесят с лишним тысяч
всадников спешились во дворе пагоды, что у перекрестка дорог.
Всего в одном ри за судьей Сасаки Токинобу скакали
триста с лишним всадников. Это было какое-то
дьявольское поведение. Некоторые говорили:
— Господа из Рокухара окружены на перевале Бамба
бродячими воинами. Перестреляли всех до одного.
Токинобу тогда заявил:
— Теперь я делать не должен ничего! — и от реки Эд-
зикава повернул назад, сдался в плен и поехал в столицу.
Однако Накатоки, губернатор провинции Этиго,
считал, что Токинобу опаздывает, и ожидал его. Но срок
ожидания миновал, обстоятельства изменились, и
Токинобу, наверное, тоже стал противником Куда
поворачивать теперь, до каких пор можно бежать? Лучше вообще
взрезать себе живот! — думал он и окончательно
определился. Поведение его выглядело мужественным В это
время, обратившись к войскам, он сказал:
— Воинская удача постепенно клонится к упадку.
Вижу, что гибель рода80 близится, имена тех, кто владеет
луком и стрелами, высоко ценятся, нет слов, чтобы, не
забывая о своей давнишней приязни, выразить намерение
следовать за ними по пятам до сих пор. Хоть и глубоки
мысли о благодарности, но, поскольку судьба одного
дома уже истощилась, как можно об этом сообщить?!
После того, как сейчас я, господа, совершу ради вас
самоубийство, после своей смерти я собираюсь сообщить о
прижизненных для себя благодеяниях. Хотя я,
Накатоки, личность недостойная, но я принадлежу к ответвле-
339

нию рода Хэй, и поэтому думаю, что, если враги захватят
мою голову, они получат во владение тысячу дворов.
Поскорее возьмите голову Накатоки и передайте ее в руки
рода Гэн81, а искупив прошлую вину, проявляйте
верность долгу!
Так он сказал, и после этих слов снял доспехи,
рывком обнажил кожу, полоснул себя по животу и упал
ничком. Когда Касуя Сабуро Мунэаки увидел это, он
уронил слезы на рукава своих доспехов и проговорил:
— Мунэаки собирался, покончив с собой раньше,
служить ему провожатым по путям потусторонним. Как
жаль, что господин оказался там раньше! Я говорил ему,
что при этом рождении раньше увижу собственными
глазами рубежи нашей жизни. Дальше — пути
потусторонней тьмы, поэтому я не смогу лично увидеть их.
Подождите немного. Мы вместе перейдем гору Сидэноя-
82
ма .
Губернатор провинции Этиго выдернул меч,
торчавший в животе покойного по самую рукоятку, и вонзил
его в свой собственный живот, обхватил руками колени
Накатоки и лег, откинувшись навзничь. Начиная с него,
прежний протектор провинции Оки, его сыновья Дзи-
роэмон, Сабуробэ и Эйдзюмару, Такахаси Куродзаэмон,
его родственники Магосиро, Матасиро, Ясиро Саэмон и
Горо, его милость Суда Гэнсити Саэмон, его
родственники Магогоро, его милость Тонай Саэмон, Ёити, Сиро,
Горо, Магохати, его милость Синдзаэмон, Матагоро, Торо-
ку, и Сабуро, Вступивший на Путь Андо Тародзаэмон,
его родственники Вступивший на Путь Магосабуро,
Саэмон Таро, Саэмон Сабуро, Дзюро, Сабуро, Матадзиро,
Синдзаэмон, Ситиро Сабуро и Тодзиро, Накабури Го-
родзаэмон, Ивами Хикосабуро, Такэда Гэдзе Дзюро, Сэ-
кия Хатиро Дзюро, Курода Синдзаэмон и Дзиродзаэ-
мон, Такэи-но Таро и его милость Камон Саэмон, Ери-
фудзи Дзюробэ, Минагири Саке-но-сукэ и Кагэю Сити-
робэ, Кояки-но Ситиро, Сиояки-но Ситиро, Сиоя Ума-
но-дзё и Хатиро, Ивагири Сабуро Саэмон и его сыновья
Синдзаэмон и Ситиро, Ураками Хатиро, Окада Хэйро-
кубэ, Вступивший на Путь Кикуносукэ, его сын Сукэса-
буро, Ёсии Хикосабуро и Сиро, Ики-но Магосиро, Ку-
340

бо-но Дзиро, Вступивший на Путь Касуя-но Магодзиро
и его однофамильцы Вступивший на Путь Магосабуро,
Рокуро, Дзиро, Ига-но Сабуро, Вступивший на Путь
Хикосабуро, Фи Дзиро, Вступивший на Путь Дзиро и
Рокуро, его милость Кусихаси Дзиро Саэмон, Нава-но Горо и
Матагоро, Вступивший на Путь Харамунэ-но Сакон-сё-
кан и его сыновья Хикосити, Ситиро, Ситиро Дзиро и
Хэйма Сабуро, Гокисо-но Сабуро, Нукария Хикосабуро,
Нисикори Дзюро, Акидзуки Дзиробэ, Ханда
Хикосабуро, Хирацука Магосиро, Майдэн Сабуро, Вступивший на
Путь Ханабуса Рокуро, Миядзаки Сабуро и Таро Дзиро,
Вступивший на Путь Ямамото Хатиро и Вступивший на
Путь Ситиро с его сыновьями Хикосабуро, Когоро с
сыновьями Хикогоро и Магосиро, Адати Гэнго, Микава Ма-
гороку, Хирота Горо Саэмон, Иса Дзибуносукэ с его
родственниками Магохати и Сабуро с сыном Магосиро,
Вступивший на Путь Катаяма Дзюро, Кимура Сиро, Са-
саки, судья из провинции Оки, Вступивший на Путь Ни-
кайдо Идзо, И сии Накадзука-но-сукэ с сыновьями
Магосабуро и Сиро, Эбина-но Сиро и Коити, Хирота
Хатиро, Самэгаи Сабуро, Исикава Куро с сыном Матадзиро,
Синдо Рокуро и Хикосиро, Мимбу-но-таю из провинции
Бинго, оттуда же Вступивший на Путь Сабуро, Хикотаро
из провинции Kara, оттуда же Маготаро, Мисима Синд-
забуро и Синтаро, Такэда Кодзо, Мицувано Тодзаэмон,
Икэмори Тонайбэ с однофамильцами Саэмон Горо,
Саэмон Ситиро, Саэмон Таро и Синдзаэмон, Сайто Кунай-
но-сукэ с сыновьями Такэмару и Кунай Саэмон и его
сыновья Ситиро и Сабуро, Мимбу-таю из провинции Ти-
кудзэн и оттуда же Ситиро Саэмон, Вступивший на
Путь Тамура-накацукаса с однофамильцами Хикогоро и
Хэйдзиро, малый секретарь из провинции Синано, Ма-
ками-но Хикосабуро с сыном Сабуро, Суяма Дзиро и
Когоро, Комияма Маготаро и Горо, и Рокуро Дзиро, Та-
касака Магосабуро, Сионояно Ядзиро, Сё-но Саэмон
Сиро, Фудзита Рокуро и Ситиро, Канэко-но Дзюросаэ-
мон, Макабэ Сабуро, Эма Хикодзиро, Комбэ Ситиро,
Ното-но Хикодзиро, Ниино-но Сиро, Сами-но Хатиро
Сабуро, Фудзисато Хатиро, Атаги Накацукаса-но-сукэ и
его сын Ядзиро — все они как верноподданные, в общей
4
341

ω
сложности четыреста тридцать два человека,
одновременно разрезали себе животы.
Кровь заливала их тела, текла, словно струи реки Ко-
гава. Мертвые тела заполнили двор пагоды, и стали как
туши в месте забоя скота. Когда-то в эпоху Тан в год
Китай83 погибли в варварской пыли пять тысяч человек в
куньих и парчовых шапках84, говорят, что в сражении при
Тунгуань миллион солдат погиб в водах реки.
Несмотря на то, что все это, по-видимому, не
превзойти, но теперешнюю сцену взгляд не выдерживал и
рассказать о ней слов не хватало. Его величество и
бывшие государи, увидев этих мертвых людей, лишились
печени и сердца и только сидели ошеломленными.
О ТОМ, КАК ЕГО ВЕЛИЧЕСТВО
И БЫВШИЕ ГОСУДАРИ
БЫЛИ ЗАХВАЧЕНЫ ПЯТЫМ ПРИНЦЕМ
И О ПОСТРИЖЕНИИ В МОНАХИ
ЕГО МИЛОСТИ СУКЭНА
Между тем, правительственное войско под
командованием Пятого принца захватило его величество и
бывших государей и первым делом вошло в храм Долгой
славы, Тёкодзи, где его величество сам изволил передать
Пятому принцу три священных регалии85, а также Гэнд-
зе, Сусаго6 и даже будд и бодхисаттв из государевых
покоев. Это было как во времена падения династии Цинь,
когда циньский Цзыин погиб из-за основателя династии
Хань. С печатью сына Неба на шее87 он ехал в простой
телеге88, запряженной в белую лошадь, и был доставлен до
окрестностей Чжидао.
Старший советник, его милость Хино-но Сукэна был
верноподданным сановником, которому особенно
благоволил нынешний государь89, поэтому он опасался за
себя, думая, какие опасности он еще встретит. Зная, что в
этих местах, в пагоде на перекрестке дорог, часто
бывают странствующие монахи, Сукэна сказал, что должен
принять постриг.
342

Странствующие монахи принимают обеты сразу и,
не успевают они рта раскрыть, как им сбривают волосы.
Его милость Сукэна обратился к странствующему
монаху:
— Не произнесете ли четырехстрофную гатх/0,
которую декламируют, когда постигаются в монахи? — но
тот монах, похоже, не знал ее текста и произнес «Ты
рожден животным, но обрети же просветленное
сердце!».
Томотоси, губернатор провинции Микава, тоже
решил здесь постричься в монахи и уже вымыл волосы, но,
услышав об этом, монах развеселился:
— Скажи, что постригаешься в монахи потому, что
тебе жалко своей жизни. Весьма печально повторять, что
ты рожден животным.
Так же точно тут и там выбыли из строя те вельможи
и гости с облаков, которые до сих пор изволили
неразлучно следовать вместе со всеми: они укрылись от мира,
постригшись в монахи, и разошлись. Теперь
сторонников его величества, наследного принца и бывших
государей не осталось никого, кроме двоих — Цунэаки и его
милости Ёримицу. Все они в непривычном окружении
вражеских войск, в паланкинах грубого плетения были
возвращены в столицу. Зеваки высокого и низкого
звания, стоя на перекрестках дорог, говорили:
— Как это удивительно! В прошлые годы говорили,
что прежнего императора захватили в Касаги, и
воздаянием ему была ссылка в провинцию Оки. Но не прошло
и трех лет, как он прибыл назад· Это стыдно. Можно
сказать так: мы слышали, что вчера это было горе,
случившееся в другой провинции, сегодня же это пытка для нас
самих. Этот государь тоже куда-то будет препровожден
в ссылку и в душе будет страдать.
Так говорили и те, кто имеет сердце, и те, кто его не
имеет. Люди, которые все видели, каждый раз думали о
том, что своими глазами наблюдают осуществление
принципа кармы, и не было таких, кто не увлажнил бы
свои рукава слезами.
343

ш
ю
О ПОРАЖЕНИИ ОСАЖДАВШИХ
ЗАМОК ТИХАЯ
Между тем, слух о том, что прошлой ночью его
величество и бывшие государи уже препровождены в Року-
хара, и никто из них не смог проехать к востоку от
застав, в час Лошади91 следующего дня достиг Тихая,
поэтому в замке обрадовались и воспряли духом, как
радуется в лесу птица, выпущенная из клетки. Осаждающие
же казались жертвенными баранами, которых
притащили к храму для поклонения предкам. Как бы там ни
было, поскольку они на один день опоздали, там все
скапливались бродячие воины и создавали на горных
дорогах трудности, и ранним утром десятого дня сто с
лишним тысяч всадников, осаждавших Тихая,
направились в сторону Южной столицы92. Впереди было
полным-полно бродячих воинов. Сзади их тоже поспешно
преследовали противники.
Как это всегда бывает, когда большие воинские силы
собираются пуститься в бегство, люди побросали луки и
стрелы, родители разлучались с детьми, старшие братья с
младшими; они бежали в беспорядке, стараясь
опередить один другого. Некоторые попадали в безвыходное
положение на бездорожье, у обрывов каменных скал, и
разрезали себе животы, некоторые падали в ущелья
глубиной во много тысяч дзе и на мелкие части ломали себе
кости. Неизвестно, сколько их было миллионов человек.
Поначалу, думая, что войско их сторонников назад
не повернет, нападающие лишь давили на противника,
поэтому некому стало убирать заставы в долинах и
растаскивать завалы. Натыкаясь на препятствия, всадники
падали с коней, а свалившись, погибали, затоптанные
другими людьми. Они отходили по горной дороге на
протяжении двух или трех ри, преследуемые десятками
тысяч врагов, и ни разу не вступали с ними в сражение,
поэтому войско наступавших, которое до сегодняшнего
утра, как казалось, насчитывало больше ста тысяч
всадников, убитыми потеряло немного, но оставшегося в це-
344

лости войска, не брошенных коней и доспехов почти не
было. По этой причине до нынешнего времени у
подножья горы Конгосэн и вокруг дороги, идущей по долине
Тодзедани, не было человека, чьи белые кости не имели
бы отверстий от стрел и рубцов от мечей. Они были
укутаны мхом и завалены. Однако из основных
военачальников ни один по дороге не был убит, и, хотя из того, что
они остались живы, проку не было, к полуночи все
прибыли в Южную столицу.
Ι
Η №3\1
I
345

ж
*u
ш
КОММЕНТАРИИ
1 «Предыдущий государь» — император Годайго.
2 «Сторонние дайме» — крупные феодалы, не являвшиеся
прямыми вассалами сиккэнов.
3 Ведомство гражданской администрации — одно из восьми
центральных ведомств, учрежденных в середине VII в.
Занималось проблемами генеалогии, наследования, браков, похорон,
императорских могил и т.д.
4 «Не могу носить дрова...» — иносказательно: не справляюсь
со своим недугом. Образное выражение заимствовано из
китайской классической Книги ритуалов (Лицзи).
5 Отец Асикага Такаудзи происходил из рода Гэн (Минамо-
то), а мать — из рода Хэй (Тайра).
6 Такаудзи был потомком императора Сэйва (на престоле в
859-876 гг.) в шестнадцатом колене.
7 Намек на эпизод из междоусобной войны конца XII в.
Старшим военачальником здесь назван Минамото Ёритомо (1147-
1199).
8 Дед Асикага Такаудзи по материнской линии принадлежал
к дому Ходзе.
9 Акахаси-сосю — Акахаси (Акабаси) Моритоки (?-1333),
член дома Ходзё. Его сестра была замужем за Асикага Такаудзи.
Сосю — другое название провинции Сагами, откуда брали начало
Ходзе.
10 Тадаёси, младший брат и помощник Асикага Такаудзи.
Занимал ряд высших административных должностей. 1307-1352.
11 Сэндзю — Ёсиакира, третий сын Такаудзи, будущий второй
сегун Асикага (1358-1367). 1330-1367.
12 Хатиман — здесь: Минамото Ёсииэ (1041-1108),
знаменитый воин. Прозвище Хатиман Таро получил потому, что в
семилетнем возрасте проходил обряд инициации в святилище Хати-
мана, в Ивасимидзу (провинция Ямасиро).
13 6-е апреля 1333 г., по европейскому солнечному
календарю.
14 Юки Куродзаэмон-но-дзе — Юки Тикамицу (убит в 1336
г.), первоначально сторонник Ходзё, в 1333 г. оборонявший Киото
от войск Годайго, впоследствии перешедший на его сторону.
15 Судьба эпохи — предопределённость исторических
событий, следствие групповой кармы.
16 Мелкими чиновниками (тигуса, буквально: тысяча трав)
здесь названы тонэри.
17 Великая переправа, как и другие пункты, указанные здесь
346

далее, находилась между Яхата и Ямадзаки. Точное
местонахождение в наши дни не установлено.
18 Боддхисатвы, находящиеся на горе Сумэру и освещающие
четыре стороны света.
19 Другое название меча — Онимару, Круглый черт.
20 По лентам на шлемах определяли принадлежность воина к
тому или иному войску.
Час /дракона — 8 часов утра.
22 Имеется в виду провинция Тамба.
23 Ко-но Моронао — воин на службе у Асикага Такаудзи,
которому он помог разбить войско Рокухара в 1333 г. и одержал
еще несколько важных побед над его соперниками. ?-1351.
24 Ёритомо — Минамото Ёритомо, первый сегун династии
Минамото. 1147-1199.
25 Имеются в виду император Северной династии Когон и его
отец Гофусими.
26 Мать державы — монашествующая императрица-мать.
27 Три опоры — Первый, Левый и Правый министры.
28 Заросли софоры — иносказательно: придворная знать.
29 Четыре моря — государство. Здесь: Япония.
30 Император — здесь Когон.
31 «Смешались с пылью окрестностей столицы...» — было
переведено из столицы в ее окрестности.
32 Намек на эпизод из истории древнего Китая, упомянутого
в «Беседах и еркдениях» (Луньюй) Конфуция.
33 Луна Зайца — четвертая луна.
34 Второй день Обезьяны — при циклическом обозначении
дней — этот день второй раз в четвертую луну обозначался как
день Обезьяны. В этот день по обычаю отмечали праздник в честь
синтоистского бога Хиёси.
35 Комо — два синтоистских святилища в Киото.
36 Сэта — важная дорога от одноименного города в
провинции Сига до Киото.
37 «Нужное и вредное» — крепости, приносящие пользу
своим и наносящие вред противнику.
38 Пруд Куньмин — огромный водоем, вырытый к западу от
столицы Чанъань по велению Ханьского императора У-ди для
тренировки в морских сражениях.
39 Образ крепости Шоусян заимствован из стихотворения Бо
Цзюйи.
40 Цзяньгэ — крутые горы в Китае. Полагаться в сражении на
их природную крутизну недостаточно. Образ заимствован из
китайского сборника «Вэньсюань».
41 Час Тигра — четыре часа утра.
42 Молельня — сооружение на территории синтоистского
святилища, напоминающее его миниатюрную модель и
приравненное к нему по функциям.

43 Хатиман — бог войны, деифицированный император
Одзин (201-310), считался покровителем рода Минамото.
44 Изначальная сущность — будды и бодхисаттвы в их
настоящем виде, не представшие в облике богов местных религий
(будд·)·
45 Явленный след — синтоистское божество, в виде которого
явлена изначальная сущность (инкарнация будд и бодхисаттв).
46 Имеются в виду синтоистские святилища.
47 Государя — императора Годайго.
48 «К волнам Западного моря...» — на острова Оки в
Японском море.
49 «Счастливая изгородь» — ограда вокруг синтоистского
святилища.
50 Имеется в виду сакральная защита императорского дома
со стороны его родоначальницы, богини Аматэрасу.
51 Седьмой день пятой луны 3-го года Гэнко —17 июня 1333 г.
Палаты сокровищ — синтоистское святилище.
53 Час Змеи — 10 часов утра.
54 «Доспехи цвета листьев воскового дерева..» — доспехи с
рукавами алого цвета, более темными сверху и постепенно
светлеющими книзу.
55 Пять сяку три сун — 106,5 см.
56 Тосихито — Фудзивара Тосихито, приближенный
императора Дайго, X в.
57 Гэндзи — здесь: Асикага.
58 Пять сяку — около 151 см.
59 Господин Хатиман — прозвище Минамото Таро Ёсииэ, см.
выше.
60 Три длины лука — расстояние примерно в 6 м. 80 см.
61 Бревна из деревьев уезда Ясу провинции Сага считались
особо крепкими.
62 Пять сяку — см. прим. 58.
63 Алмазные стражи — в эзотерических сектах: статуи
стражей Закона по сторонам ворот перед буддийским храмом.
64 Кадзии-но-мия — монашествующий принц Сонъин, сын
императора Гофусими, младший брат императоров Когон и
Коме.
65 Павильон &идзо (бодхисаттвы Кшитшарбха) —
находился в северном квартале района Рокухара.
66 «Его величество» — здесь: император Когон.
67 «Прошлые императоры» — Гофусими и Ханадзоно.
68 Намек на образ древнего китайского загородного сада из
стихотворения XI в. (антология «Вакан роэйсю», 1013 г.).
69 «Долина Четвертого принца» — местность где находился
дворец четвертого сына императора Ниммё (834-840), Дзинко.
348

70 «Весенний принц» — наследный принц Северной династии
Ясухито.
71 Цзанъгэ — труднопреодолимая местность которую
проезжал по дороге в Шу танский император Сюаньцзун в 756 г., когда
он бежал из столицы Чанъань после мятежа Ань Лушаня.
/2 Дзюэй — девиз правления годов 1182-1183. В третью луну
2-го года правления под девизом Дзюэй Тайра Мунэмори (1147-
1185) под ударами войск Минамото бежал из столицы вместе с
малолетним императором Антоку (1181-1183).
73 Застава — застава Склона встреч (Афусака, Осака)на
западе, в той стороне, где осталась столица.
74 Кан — крупная монета. В XIV в. за один кан можно было
купить 1,5 тонны риса.
75 «Настоятель монастыря» — монашествующий принц Кете.
76 «Великий наставник» — один из почтительных эпитетов
Будды.
77
«Торный король» — синтоистское святилище Хиеси у
подножья горы в г. Оцу
78 «Прежний император» — император Годайго.
79 «Фениксов паланкин» — паланкин императора.
80 «Гибель рода» — имеется в виду род Ходзё.
81 Род Гэн — здесь: Асикага.
82 Сидэнояма — гора на границе с миром тьмы, куда попадает
умерший, блуждая по потусторонним путям.
83 Кшай — циклическое обозначение 759 года.
84 По-видимому, речь идет о воинах Ань Лушаня.
85 Три священных регалии — три символа императорской
власти в Японии: меч, яшма и зерцало.
86 Гэндзе, Сусаго — собственные названия музыкальных
инструментов бива из императорского дворца.
87 В древнем Китае печать на шею ставили самоубийцам.
88 Простая (некрашеная, без узоров) телега использовалась на
похоронах.
89 «Нынешний государь» — император Когон.
90 Гатха — буддийское стихотворное славословие.
91 Час Аошади — полдень.
92 «Южная столща» — г. Нара, бывший столицей Японии в
710-784 гг.

*
*u
СВИТОК ДЕСЯТЫЙ
о том, как его милость сэндзюо
БЕЖАЛ В ДОЛИНУ ОКУРАНОЯ
Йтом, что старший помощник начальника
Ведомства гражданской администрации
господин Асикага Такаудзи стал врагом, сразу
не узнали, потому что из-за дальности дороги срочный
гонец не прибыл, и в Камакура известия не было. Как раз
в полночь второго дня пятой луны третьего года
правления под девизом Гэнко второй сын его милости Асикага
его милость Сэндзюо удалился в долину Фкураноя2, а
куда он поехал потом, — неизвестно.
Поэтому благородные и низкие жители города
Камакура подняли крупные беспорядки, говоря, что дело
это весьма значительное. Поскольку дорога до Киото
дальняя, ясных объяснений того, как там обстоят дела, не
было. Считая, что там все внушает тревогу, в столицу
послали двух гонцов — Вступившего на Путь Нагасаки-тса-
гэю Саэмона и Вступившего на Путь Суханомоку Саэ-
мона. В городе Такахаси провинции Суруга они
встретились со срочными гонцами из Рокухара.
— Его милость Нагоя изволил погибнуть, его милость
Асикага стал противником, — сказали те, и оба
посланника повернули назад в Камакура:
— В таком случае дела в Камакура тоже внушают
беспокойство.
Тогда старший сын Такаудзи, его милость Такэвака,
находился в горах Идзу3, а его дядя, государственный
советник Рёбэн-хоин, служки и тринадцать человек,
имевшие общее с ними пристанище, приняли облик отшель-
ников-ямабуси и тайно отправились в столицу, но на
равнине Укисима встретились с теми двумя гонцами.
Суха и Нагасаки хотели взять их живыми, но государст-
350

венный советник-Печать Закона, хоин, не произнес ни
слова, но, не сходя с коня, разрезал себе живот и упал
ничком на обочину дороги. Нагасаки на это сказал:
— Значит, у этого человека, таившего в себе злой
умысел, другого выхода не было.
Потом исподтишка убил Такэвака, отрезал головы
его тринадцати попутчикам и проехал через долину
Укисима, насадив их головы на концы пик.
2
О МЯТЕЖЕ НИТТА ЁСИСАДА,
Л ТАКЖЕ О ТОМ, КАК ТЭНГУ4
ПРОВОДИЛ ВОЙСКО ПРОВИНЦИИ ЭТИГО
В такой обстановке Нитта Таро Ёсисада в
одиннадцатый день прошлой третьей луны был пожалован
повелением прежнего государя и, прикинувшись больным,
вернулся в свою провинцию, тайно собрал там всех
родственников, которые оказались ему доступны, и стал
обдумывать план заговора.
Вступивший на Путь из провинции Сагами,
которому на ум не приходила мысль о подобной затее, добавил
своему младшему брату сто с лишним тысяч всадников,
отправил его в Киото, велел усмирить мятежи в присто-
личных и западных провинциях и собрать войска в
шести провинциях: Мусаси, Кодзукэ, Ава, Кадзуса, Хитати и
Симоцукэ. Для их пропитания поместья в ближайших
провинциях обложили специальной пошлиной.
Говорили, что в их числе в Сэрада, поместье Нитта, было много
зажиточных людей. Посыльным, Идзумо-но-сукэ Тика-
цура и Вступившему на Путь Куронума решительно
приказали:
— Вы должны за пять дней собрать шестьдесят
тысяч как.
Поэтому посыльные первым делом направились
туда, главные силы ввели в здание управления поместьем и
сходу напали на него.
Нитта Ёсисада услышал об этом и направил туда
большие людские силы, заявив:

— Очень жаль, что окрестности нашего управления
бывали неоднократно покрыты следами коней черни.
Как можно на это смотреть?!
Он немедленно захватил обоих посланников. Идзу-
мо-но-сукэ связал, а Вступившему на Путь Куронума
отрубил голову. Вечером того же дня она была выставлена в
селенье Сэрада.
Когда Вступивший на Путь из Сагами услышал об
этом, он очень жестко сказал:
— Наш дом уже девять поколений правит миром, и
среди морей5 не было такого случая, чтобы его
повелениям не следовали неукоснительно. Однако в последнее
время, если поехать в отдалённые провинции, то
окажется, что там не следуют воинским повелениям, а в
ближних провинциях с ними сплошь и рядом не
считаются. Вдобавок, убийство нашего посланца в прямых
владениях клана есть преступление особенно тяжкое.
Если теперь мы промедлим, это может стать основой aj^
великой измены.
После этого он обратился к воинам двух провинций,
Мусаси и Кодзукэ, и приказал:
— Следует застрелить Нитта Таро Ёсисада и его
младшего брата Вакия Дзиро Ёсисукэ!
Услышав об этом, Ёсисада собрал своих
родственников и спросил их мнение:
— Что теперь будем делать?
Мнения были самые разные. Иные говорили:
— Укрепим поместье Нумата и станем ждать
противника за рекой Танэгава.
Иные же высказывались неопределённо:
— В провинции Этиго, вероятно, есть наши
родственники. Давайте, переедем в уезд Цубари провинции
Этиго, укрепимся там на горе Уэда и будем там держать
оборону.
Младший брат военачальника Вакия Дзиро Ёсисукэ
немного подумал, потом выступил вперёд и высказался
так:
— Путь владения луком и стрелами заключается в
том, чтобы легко относиться к собственной смерти и
дорожить своим именем. Губернаторы провинции Сага-
352

ми6 держат в своих руках Поднебесную больше ста
шестидесяти лет. До настоящего времени они активно
использовали военную власть, и нельзя сказать, что свою
жизнь не ценят. Поэтому, даже отгородившись рекой
Тонэгава, обороняться невозможно, если судьба
истощилась. И если мы даже попросим своих родственников
из провинции Этиго, наше с ними единодушие долго не
продлится. Из-за того, что сопротивляться они не смогут,
они разбегутся кто куда, но будет жаль, если в
Поднебесной распространится слух, будто некто Нитта,
обвинённый в том, что он зарубил посланника губернатора
Сагами, бежал в другую провинцию и был там убит.
Наречённый мятежником, который отдал жизнь за дело
императорского двора, и доблесть его станет
достоянием потомков до тех самых времён, когда его не станет, а
это его имя сможет очистить мёртвое тело, лежащее
возле дороги. Как можем мы исполнить письменное
повеление государя, спущенное нам ранее?! Каждый,
смиренно исполняя повеление августейшего, вверяет свою
судьбу воле Неба. Пусть хоть один-единственный
всадник в этой провинции пустит стрелу, — он представится
добрым воином, войско же может повергнуть власти Ка-
макура. Если же сил у нас не добавится, и мы сделаем
землю Камакура для себя подушкой, значит, поделать
нельзя будет ничего, кроме, как погибнуть под ударами
стрел.
Так он молвил, на первое место поставив долг, а
главным сделав доблесть. И тогда все тридцать с лишним
родственников, находившихся там же, одобрили
сказанное о долге. Решив, что в таком случае нужно
отправляться скорее, пока об этом не стали распространяться
слухи, в час Зайца7 в восьмой день той же пятой луны
подняли знамя перед пресветлым богом И кусина8, развернули
свиток с августейшим повелением, трижды совершили
поклонение и выехали в степь Касакакэ. За ними
следовали всадники из того же рода и вассалы: Отати Дзиро
Мунэудзи, его сын Магодзиро Нариудзи, второй сын Яд-
зиро Удзиакира, третий сын Хикодзиро Удзиканэ, Хори-
гути Сабуро Садамицу, младший брат Сиро Юкиеси,
Ивамацу Сабуро Цунэиэ, Сатоми Горо Ёситанэ, Вакия
353

ж
*u
Дзиро Ёсисукэ, Эта Сабуро Мицуёси и Момои Дзиро
Наоёси, а всего не более ста пятидесяти воинов.
Пока думали, что с такими силами делать, вечером
того же дня увидели коней и шлемы: со стороны реки
Тонэгава, поднимая пыль, приближаются две тысячи
свежих всадников. Сторонники Нитта вытаращили
глаза: не противники ли это? Но это были не противники, а
военные силы сородичей из провинции Этиго, люди
семейств Сатоми, Торияма, Танака, Оида и Ханэкава. Ёси-
сада очень обрадовался, придержал коня и спросил:
— Это задумано давно, а не вчера, и не сегодня. На ум
пришло не вдруг. Но как же вы узнали о нашем
выступлении, когда у нас не было времени сообщить о нем?
Губернатор провинции Оми Оида, сидя в седле»
почтительно молвил:
— Благодаря государеву повелению, мы призваны
выполнять великий долг, а потому — отчего бы нам было
не прискакать сюда? В минувший пятый день в качестве
нашего провожатого выступал один леший-гаэягу, чудо-
Аеи-ямабуси, и мы в течение одного дня пересекли
провинцию Этиго, аая чего скакали ночь и день напролет.
Назавтра прибудут все, даже и с отдаленных границ.
Прежде, чем отправиться в другие провинции, мы
некоторое время подождём эти войска здесь.
Говоря это, он спешился с коня, поклонился на все
стороны и дал передышку людям и коням. Силы
арьергарда из провинции Этиго, а также каждый дом рода
Гэн из провинций Каи и Синано подняли свои знамёна,
а всего эти войска насчитывали более пяти тысяч
всадников. Безмерно обрадованные Ёсисада и Ёсисукэ сказали:
— Это люди, которые находятся исключительно под
покровительством великого бодхисаттвы Хатимана.
Дольше задерживаться совсем нельзя, — ив девятый день
той же луны войско двинулось на провинцию Мусаси.
На этот раз Ки-но Годзаэмон прибыл с двумястами с
лишним всадниками сопровождать сына его милости
Асикага, Сэндзюо. После них неожиданно собрались
воины из Кодзукэ, Симоцукэ, Кадзуса, Хитати и Мусаси.
Они прискакали без всякого вызова, и пока в тот день
спускались сумерки, выстроили в ряд шлемы более два-
354

дцати семи тысяч всадников. Поэтому в долине Мусаси-
но, превышающей восемьсот квадратных ри, заполнили
люди и кони, так что негде было пошевелиться. Из-за
того, что все запрудили войска, ни птицы в небе не могли
пролететь, ни зверям на земле негде было спрятаться.
Луна, которая вставала над степью, светилась над
конскими сёдлами, освещала рукава доспехов. Ветер,
который раздвигал колосья мисканта, заставлял их блестеть,
как знамёна. Не могли успокоиться края попон.
Из-за всего этого в Камакура из провинций одного
за другим отправляли срочных гонцов; спешка была
такая, будто выдёргивали зубья из гребней. Люди, которые
не представляли себе, что времена изменились, слыша об
этом, говорили друг другу насмешливо:
О, как их много, разве такое возможно? Если бы
сказали, что они прибыли из Китая или Индии, можно было
бы действительно посчитать это правдой. А то, что они
вышли из нашей страны Стрекозиных островов9 и
собираются убить господина из Камакура10, — всё равно, что
богомол преградил путь повозке и замахнулся топором,
а птица гринвэйи захотела засыпать море.
Люди, которые суть вещей понимают, говорили
между собой со страхом:
— О, случилось важнейшее дело! Ещё не стихли
сражения в западных и пристоличных провинциях, а из
августейшей ограды уже поднимается великий противник.
Говорят, когда У-цзы Сюй увещевал уского вана Фу Ча,
то государство Цзинь было в шрамах от ран, а у
государства Юэ болело всё внутри. Теперь творится то же самое.
Между тем, в Камакура решили пока отложить
поход на Киото и ограничиться только усмирением
господина Нитта. В девятый день той же луны приняли
решение сражаться, а в час Змеи следующего дня Канадзава
Садамаса, губернатору провинции Мусаси, придали
пятьдесят с лишним тысяч всадников и отправили их в Си-
мокобэ. К этому войску еще прежде присоединили силы
из Кадзуса и Симоса, решив напасть на противника
сзади.
С другой стороны, помощнику главы
Административного управления Сакурада Садакуни как старшему

военачальнику, а также Нагасаки Дзиро Такасигэ,
Нагасаки Магосиро Саэмон и Вступившему на Путь Кадзи
Дзиро Саэмон добавили войска из двух провинций, Му-
саси и Кодзукэ, в шестьдесят с лишним тысяч воинов и с
верхней дороги направили к реке Ирума. Целью их было
ударить в место переправы противника через открытое
болото. Со времен мятежа годов правления под девизом
Сёкю12, когда восточные ветры утихли, люди, как будто,
позабыли о луках и стрелах, теперь впервые случилось
необычное: заставили двигаться щиты и копья, и воины
открыто вышли с ними на сцену. Сияло-сверкало всё:
кони, доспехи, большие и малые мечи. Посмотреть было на
что.
В пути войско провело два дня и в час Дракона13 в
одиннадцатый день той же луны вышло к долине Котэ-
сасибара в провинции Мусаси. Здесь просматривался
вдали лагерь рода Гэн. Силы его были подобны облаку и
туману, и неизвестно было, сколько в нём десятков
миллионов всадников. Увидев их, Сакурада и Нагасаки были,
видимо, поражены, попридержали коней и дальше
двигаться не могли. Войско Ёсисада немедленно
переправилось через реку Ирума, прежде всего издало боевой клич,
напало на военный лагерь и быстро осыпало его
звучащими стрелами. Войско Хэйкэ тоже отозвалось боевым
кличем, подняло знамена и двинулось вперёд. Сначала
нападающих обильно осыпали стрелами, впереди
ступали копыта коней.
Те и другие были воинами, воспитанными в
восточных провинциях, поэтому не сражаться не могли
совершенно. Они привели в готовность лезвия больших и
малых мечей и выровняли конские удила. Вот добавилось в
сражении двести, триста, тысяча, две тысячи всадников
и когда в нём стало участвовать больше трех тысяч
всадников, триста с лишним воинов Ёсисада были поражены
стрелами, а со стороны Камакура было насмерть убито
пятьсот с лишним воинов. Уже стемнело, потому и
люди, и кони устали.
Пообещав продолжить сражение назавтра, Ёсисада
отошел на три ри и разбил лагерь у реки Ирума. Войско
Камакура тоже отошло на три ри и разбило лагерь на ре-

ке Кумэ. Если прикинуть расстояние между ними, — оба
лагеря отстояли друг от друга не более, чем на тридцать с
лишним ри. Те и другие рассказывали о сегодняшнем
сражении, давали людям перевести дыхание, в обоих
лагерях зажгли сигнальные костры и ожидали рассвета,
беспокоясь, что он запаздывает.
Когда рассвело, войска Гэн, чтобы их не опередили
войска дома Хэй, стали подгонять коней и напали на
лагерь у реки Кумэ. Войско дома Хэй тоже ожидало, что с
рассветом войска Гэн, вероятно, нападут на него, и если
будет сражение, то они победят. Воины затянули на
конях подпруги, закрепили шнуры у шлемов и стали ждать.
Когда оба войска сошлись, Хэй собрали в общей
сложности более шестидесяти тысяч всадников, свой
лагерь развернули, в середину взяли противника и
воспряли духом. Воины Ёсисада, увидев это, решили взломать
вражеское кольцо изнутри. Это был способ, при помощи
которого Хуан Шигун4 схватил тигра, искусство,
пользуясь которым, Чан Цзыфан разгромил чертей.
Поскольку такая наука была известна тем и другим,
оба войска между собою перемешались, вражеское
кольцо не взламывали и себя охватить кольцом не давали,
но только бились насмерть, будто жизней имели на сто
сражений. Поэтому все сражались так, что из тысячи
всадников оставался один, но друг другу не уступали.
Может быть, такова была судьба, но у рода Гэн мало воинов
пало от стрел, а у дома Хэй погибло много, поэтому
создавалось впечатление, что Кадза и Нагасаки отошли в
сторону реки Бумбай с таким чувством, будто они
проиграли оба сражения.
Войска Гэн собирались продолжать атаки на них, но
так как за эти дни во многих сражениях и люди, и кони
устали, коням дали отдохнуть одну ночь, сами
остановились лагерем у реки Кумэ и ждали рассвета.
Тем временем, до Камакура дошёл слух, что
помощник главы Административного управления Сакурада Са-
дакуни, Кадзи, Нагасаки и другие проиграли сражение
двенадцатого дня, поэтому Вступивший на Путь из
Сагами назначил своего младшего брата, Вступившего на
Путь Сиро Сакон-таю Эсе старшим военачальником,
357

придал ему Вступившего на Путь Сакурада Рикуоку, Ан-
до Саэмон-но-дзё Такасада, Вступившего на Путь Ёко-
мидзо Горо, Намбу Магодзиро, Вступившего на Путь
Сингай Саэмона и Миура Вакаса-но Горо, велел дать им
дополнительно свыше ста тысяч всадников, и эти силы в
полночь пятнадцатого дня прибыли к реке Бумбай,
отчего потерпевшее поражение войско в том лагере,
пополнив свои силы, воспряло духом.
Ёсисада и не думал, что противник пополнится
крупными свежими силами. В пятнадцатый день ещё не
рассвело, когда его войско придвинулось к берегу Бумбай и
внезапно издало боевой клич.
Камакурское войско прежде всего отобрало три
тысячи превосходных лучников и выдвинуло их на
переднюю линию.
Стрелы посыпались, словно частый дождь, и в это
время воины Гэн, осыпанные стрелами, не могли быстро
продвигаться. Войско Хэй оказалось в выгодном
положении, полностью окружило войско Ёсисада и напало на
него. Нитта Ёсисада отобрал самых доблестных воинов,
ударил по главным силам противника и прошёл через
них до тыла, потом развернулся и с воинственным
кличем ударил изнутри.
Яростные, как молнии, его воины соприкоснулись с
противником семь или восемь раз паучьими лапками,
кольцами паутины. Однако главные силы противника
были свежими, он стремился смыть с себя позор за
прошлое поражение и сражался самоотверженно, соблюдая
верность долгу, и Ёсисада уступил, отойдя к Хориканэ.
Многие в его войске были изранены, числа
тяжелораненых было не счесть.
Так в тот день его преследовали, и Ёсисада погиб
здесь, поражённый стрелой.
Каков теперь противник? Наверняка Нитта взял
людей из Мусаси и Кодзукэ, отправил их и проводит время,
полагаясь на других в меру.
Это предвестье того, что судьба дома Хэй
истощилась.
358

3
МНЕНИЕ О СРАЖЕНИИ МИУРЛ ОТАВЛ
В таких условиях Ёсисада также подумал, что у него
не хватает умения, а Миура Отава Хэйроку Саэмон Ёси-
кацу, поскольку он давно знал о намерении Ёсисада, взял
с собой Мацуда, Комура, Тохи, Цутия, Хомма и Сибуя из
войска провинции Сагами — а всего более шести тысяч
всадников — ив вечерних сумерках пятнадцатого дня
прискакал в лагерь Ёсисада. Ёсисада очень обрадовался,
спешно встретился с ним, отвесил глубокий > поклон и,
пригласив придвинуться к нему, изволил спросить его
мнение о последнем сражении. Хэйроку Саэмон
послушно молвил:
— Теперь Поднебесная поделилась на две части. Они
сражаются между собой, чтобы добиться победы, и само
собой разумеется, что и десять, и двадцать раз их
ожидают то победы, то поражения. Однако окончательный
результат решается по воле Неба, поэтому в конце концов
Небо доведет нас до великого мира. Какие тут могут
быть сомнения? Когда Ёсикацу повёл своё войско
сражаться, то сто с лишним тысяч всадников всё равно не
доставали до численности войска противника. Тем не
менее, в теперешнем сражении победитель определиться
не может.
Ёсисада на это промолвил:
— Это так. Как могут усталые воины доблестно
сражаться с крупным противником?
Ёсикацу к его словам добавил:
— В сегодняшнем сражении мы обязательно
должны были победить. Потому что, когда в древности
сражались государства Цинь и Чу, циньский полководец У
Синьцзюнь располагал всего восемьюдесятью с лишним
тысячами всадников, но он победил чуского полководца
с его войском в восемьсот тысяч всадников. Было
отрезано больше четырёхсот тысяч голов. После этого У
Синьцзюнь в душе проникся самонадеянностью, забыл об
обороне и стал недостаточно остерегаться циньских
воинов. Чуский помощник военачальника, воин по имени
Сун И, видя это, сказал:

— Говорят, что, когда военачальник-победитель в
сражении проникается самонадеянностью, он
обязательно бывает разбит. Таков сейчас У Синьцзюань. Чего он
ждёт, если не гибели!?
В результате, в будущем сражении У Синьцзюнь
погиб в единственной битве, пал от стрелы Чжан Ганя,
командовавшего левым флангом войска противника.
Ёсикацу вчера тайно послал лазутчика осмотреть
лагерь противника — самонадеянность его была точно
такая, как у У Синьцзюня. То есть, всё было так, как
говорил Сун И. Как бы там ни было, но в завтрашнем
сражении, если Есикацу использует свежие силы, он пустит их
вперед и попробует внести путаницу в ряды противника.
Ёсисада согласился, и в соответствии с этим, план
следующего сражения велел выполнять Миура Хэйроку
Саэмон. Когда рассвело, в час Тигра в шестнадцатый
день пятой луны Миура прежде всего выдвинул сорок
тысяч всадников и атаковал равнину Бумбай. До того,
как они приблизились к лагерю противника, они
специально не опускали навершия знамён и не издавали
боевые кличи.
Это было неожиданностью аая противника и сразу
же определило победителя. Как и предполагали,
накануне в нескольких сражениях устали все — и люди, и кони.
Кроме того, в лагере думали, что теперь противник
приблизиться к нему не может, поэтому коней не
осёдлывали и доспехи в порядок не приводили. Некоторые
лежали, деля подушку с гулящими женщинами и распустив
пояса, другие проводили время, допьяна напившись са-
кэ, а были и такие, кто спал без памяти.
Для тех, кто ощущает действие закона причинной
связи, это было не что иное, как приглашение к себе
самоуничтожения.
Увидев теперь приближение атакующих, люди,
стоявшие лагерем на речном берегу, сказали: «Сейчас на нас
с фронта со свернутыми знамёнами, потихоньку
понукая коней, движется большое войско. Не противник ли
это? Будем осторожны!».
Все, начиная со старшего военачальника, отвечали
им:
360

— Да, такое дело есть! Мы слышали, будто Миура
Отава собрал войско провинции Сагами. Думается, что
это, наверное, оно. Радоваться особенно нечему.
Ни один человек не удивился. Как бы там ни было,
люди изумлялись только тому, насколько истощилась их
судьба.
Между тем, войско Ёсисада и Миура вторглось в
передние ряды вражеского лягеря, сто с лишним тысяч
всадников разделило на три части и одновременно
атаковало их с трёх сторон. Эсё15, удивившись его боевому
кличу, в ответ на этот шум растерянно крикнул: «Коня!
Доспехи!» — а воины Ёсисада и Ёсисукэ уже
беспрепятственно сновали вдоль и поперек. На помощь
оборонявшимся пришел Миура Хёроку, восемь отрядов Хэй из
Эдо, Тосима, Касаи, Кавагоэ и Бандо, а также семь
отрядов из Мусаси он разделил на семь частей и ударил по
всем нападавшим и «паучьими лапками», и двойными
кругами, и крест-накрест.
Хотя у Вступившего на Путь Сиро Сакон-но-таю и
были главные силы, они были разрушены из-за
тогдашних замыслов Миура, отступавшее войско было рассеяно
и бежало в Камакура. Не счесть было тех, кто пал от
стрел. Вступивший на Путь старший военачальник Са-
кон-но-гаа/о, как говорили, тоже, должно быть, убит в
окрестностях Сэкито.
Но Ёкомидзу Хатиро остановился на одном месте, за
короткое время поразил стрелами двадцать три
всадника и спас его, а сам, в числе трёх человек погиб вместе со
своими слугами. Трое, Вступивший на Путь Абу-но До-
кан с сыновьями, а следом за ними сто с лишним воинов
замертво пали на одну подушку.
Кроме того, от стрел погибли больше трёхсот слуг
наследственных вассалов Ходзё — воинов, выразивших в
одном слове свою признательность им. За это время
старший военачальник, Вступивший на Путь Сиро Са-
кон-но-тя7о, благополучно отступил в горы.
Во время сражения Нагасаки Дзиро Такасигэ при
реке Кумэ его воины взяли две головы противников,
тринадцать голов противников отрубили и, связав их вместе,
отдали слугам. Стрелы, торчавшие в доспехах, не выни-

мали, и кровь, бежавшая из ран, постепенно окрашивала
белые нити, которые скрепляли доспехи, в алый цвет.
Медленно подъехали к усадьбе господина Камакура16 и
остановились в почтительных позах у центральных
ворот.
Навстречу им вышел, радостно взирая на мир,
Вступивший на Путь дедушка владельца усадьбы. Он сам
отсосал кровь из раны и сказал сквозь слёзы:
— Хотя старинная пословица гласит: «Сын на отца
не похож», считать, будто ты плохо служил делу
господина, и не любить тебя было большой ошибкой. Избежав
сейчас десять тысяч смертей, ты получил взамен одну
жизнь, а то, что разрушил лагерь противника, можно
расценить как трудный подвиг Чжэнь Пина и Чжан Ля-
на. Укрепив своё сердце, ты и впредь будешь стараться
считать сражения важнейшим занятием нашего дома,
прославлять имя предков и тем отблагодаришь его
милость Ходзе за его благодеяния.
Когда он так, вместо обычного нагоняя, восхвалял
теперешнюю отвагу Такасигэ, тот уткнул свою голову в
землю, и из обоих его глаз побежали слёзы.
Тем временем, пришло известие о том, что Рокухара
были разбиты и в Бамба, провинции Оми, все покончили
с собой, поэтому, когда в Камакура услышали, будто
сейчас в самом разгаре сражение с главными силами
противника, там были безмерно ошеломлены, будто
погасили большой пожар; когда же об этом услышали
подданные и родственники Ходзё, ни с чем было не сравнить их
стенания и скорбь. Сколь отважны они ни были, эти
люди почувствовали, что лишились сил и совсем не
разбираются, где восток и где запад.
Однако было решено, что отступая от этих главных
сил противника, надо пробиваться на Киото, а прежде
дать сражение в Камакура.
Об этом противник не должен был знать: все
следовало делать в тайне.
Но он обо всем услышал, и не было у него людей,
которые бы не обрадовались и не воспряли бы духом,
считая такое решение одолжением для себя.

СРАЖЕНИЕ ПРИ КАМЛКУРЛ
Между тем, прошел слух, что Ёсисада одержал
победу в нескольких сражениях, поэтому воины восьми
провинций17 последовали за ним подобно облакам и туману.
В Сэкито они делали остановку на один день, и в книге
регистрации прибывших войск было записано шестьсот
семь тысяч всадников. Там это войско разделили на три
части, каждой придали двух полководцев, назначили для
всех трёх армий общего командующего. У одной части
командующим левым крылом сделали Отати-но Дзиро
Мунэудзи, командующим правым крылом — Эда-но Са-
буро Юкиёси. Всё это войско из ста с лишним тысяч
всадников направили к дорожной выемке у Гокуракуд-
зи, храма Крайней радости. У другой части старшим
командующим сделали Хоригути Сабуро Садамицу, а
помощником командующего — губернатора
провинции Сануки Осима Мориюки. Это войско общей
численностью более ста тысяч всадников направили к склону
Кобукуро18. Еще одно войско, получив приказ
полководцев Нитта Ёсисада и Ёсисукэ, окрркило со всех сторон
приверженцев Хоригути, Ямана, Ивамацу, Фида, Момо-
нои, Сатоми, Торияма, Нукада, Итинои и Ханэкава,
общей численностью более пятисот семи тысяч всадников,
наступало со стороны склона Кэваи.
Хотя и говорили, что камакурцы в сражениях при
реке Бубай и Сэкито ещё до вчерашнего и даже
позавчерашнего дня растеряли своих сторонников, они по-
прежнему не придавали значения войску противника и
относились к нему с пренебрежением, но отнюдь не
выглядели потерявшими самообладание и велели
Вступившему на Путь Сиро Сакон-но-гааю, противостоявшему
военачальнику центрального крыла, перейти в атаку и во
вчерашних вечерних сумерках оттеснить его к Яманоу-
ти.
Командовавший обороной задних ворот замка,
направленный к берегу реки Симокава губернатор
провинции Мусаси Канадзава Садамаса потерпел
поражение от судьи Ояма и Тибаносукэ и от нижней дороги по-
363

J*f*
eu
ш
вернул назад, на Камакура, и тут все заволновались:
какое это неожиданное и редкостное происшествие! В
конце концов, в час Зайца в восемнадцатый день пятой
луны в пятидесяти с лишним местах, таких, как Мурао-
ка, Фудзисава, Катасэ, Косигоэ и Дзиккэдзака, зажгли
костры, и противник стал с трёх сторон наступать.
Воины заметались в разные стороны на востоке и на западе,
в горах и долинах перемешались между собой знатные и
низкорождённые.
Это напоминало гибель чжоуского Ю-вана после
того, как под звуки Радужной мелодии сотрясали землю в
Юйян наступательные барабаны и зажигали сигнальные
костры на пространстве в тысячу ри, выглядело так же,
как начало заката танского Сюань Цзуна19. Об этом
думали, это знали, но были жалкими, не в силах остановить
слёзы.
Между тем, прошёл слух, что воины Ёсисада
наступают с трёх сторон. Тогда в Камакура старшие
военачальники помощник начальника Левых конюшен Сагами
Таканари, старший помощник Дзё-но-ош/бу Кагэудзи
и генерал-инспектор из Тамба Сакон-но-таю Токимори
разделили войско на три части и стали обороняться. К
одной части добавили генерал-инспектора Канадзава
Сакон-но-таю из провинции Этиго, и с войском в
тридцать с лишним тысяч всадников из Ава, Кадзуса и Си-
моцукэ он укрепил склон Кэваи. В другой старшим
военачальником назначили губернатора Рикуоку Дайбуцу
Саданао и следом за войсками из провинций Каи, Сина-
но, Идзу и Суруга с пятьюдесятью тысячами всадников
укрепили впадины по дороге к храму Крайней радости,
Гокуракудзи. В третьей части старшим военачальником
назначили прежнею губернатора провинции Сагами Ака-
хаси-но Моритоки, и с шестьюдесятью с лишним
тысячами всадников из провинций Мусаси, Сагами, Дэва и
Осю направили навстречу противнику из Сусаки. Кроме
того, оставшиеся восемьдесят с лишним человек из дома
Хэй с десятью с лишним тысячами воинов из разных
провинций оставили в Камакура, чтобы их можно было
направить в те места, которые окажутся слабыми.
Тем временем, в час Змеи того же дня началось сра-
364

жение, которое продолжалось круглые сутки.
Наступавшие представляли собой большое войско, перемещали,
опять перемещали и вводили в бой свежие силы,
поэтому Камакура стал укреплённым оборонительным
пунктом. Оборонялись, нанося один за другим ответные
удары. Боевые кличи, раздававшиеся с трёх сторон, голоса
поющих стрел из обоих лагерей оглашали небо и двигали
землю. Построившись в форме рыбьей чешуи,
раскрывшись крыльями журавля, нападавшие имели успех
спереди и сзади, поддерживали друг друга слева и справа;
дорожа выполнением долга и пренебрегая своими
жизнями, в одночасье определяли положение дел,
сражались, оставляя в поколениях память о своей отваге или
трусости; даже когда сыновья погибали от стрел, отцы
пересаживались на их коней и скакали вперёд, на врага.
Когда поражённые стрелой падали предводители, на их
коней пересаживались слуги. Бывало так, что некоторые
открывали стрельбу на победу или поражение, а
некоторые с противником рубились, и оба погибали. Глядя на
этих храбрых воинов, можно было увидеть, как на десять
тысяч мёртвых приходился один живой, на сто разбитых
повозок — одна целая, и не было видно, когда сражение
закончится.
О САМОУБИЙСТВЕ АКЛХАСИ,
ГУБЕРНАТОРА САГАМИ,
И О САМОУБИЙСТВЕ ХОММЛ
В таких условиях Акахаси, губернатор Сагами, тем
же утром направлялся в Сусаки, но эта битва между
двумя лагерями была ожесточённой, и на протяжении
одного дня и одной ночи происходило до шестидесяти
пяти схваток.
Из-за этого и среди вассалов в схватках пало много
десятков тысяч всадников, а в живых осталось всего
триста с лишним всадников. Старший военачальник
самураев, обратившись к Нандзё Саэмон Таканао из своего
лагеря, промолвил:
%
*и
365

ω
— Хотя в войне между Хань и Чжоу,
продолжавшейся восемь лет, Гао-цзун проигрывал сражения всякий
раз, он сумел однажды выиграть битву при Уцзян, и Сян
Юй был убит. Хотя Чжун Эр20 в семидесяти сражениях
между княжествами Ци и Цзинь никогда не одерживал
победу, в конце концов, напав на границы Ци, он
сохранил своё государство. Избежав таким образом смерти
десять тысяч раз, спасти свою жизнь единожды,
проиграв сто боёв, выиграть один — таковы уроки сражений.
Хотя сейчас, в этом сражении, противник, как
представляется, несколько ближе нас к победе, я, всё-таки, не
думаю, что сегодня судьба нашего дома21 зашла в тупик.
Однако из наших только у Моритоки не дошло до
проверки его верности, но глава лагеря собирается разрезать
себе живот. Моритоки с его милостью Асикага связан
узами родства по женской линии, и все наши
родственники, начиная с его милости губернатора Сагами, не могут
от этого отрешиться. Для героя это стыдно. Когда Даню
из княжества Янь его наставник Тянь Гуан рассказывал о
государственных делах, он говорил: «Выход этому не
давай», — а чтобы избавиться от сомнений, он лишился
жизни и умер перед яньским Данем. Сражение в их
лагере было ожесточённым, и все воины устали. Какова бы
ни была моя собственная репутация, но отступи я из
этого укреплённого лагеря и вернись домой, обуянный
сомнениями, сохраню ли я хотя бы ненадолго свою
жизнь?
Сказав это, он, несмотря на то, что битва ещё не
достигла и середины, в своей ставке снял с себя и отбросил
доспехи, полоснул себе по животу крест накрест и лёг
головой на север.
Увидев это, Нандзё сказал:
— Старший военачальник уже покончил с собой.
Ради кого надо жалеть свои жизни простым солдатам? В
этом случае они, наверное, станут его спутниками.
Вслед за тем он разрезал себе живот, больше
девяноста человек его сотоварищей-самураев повалились друг
на друга, разрезав себе животы. Так, к сумеркам
восемнадцатого дня больше всего был разрушен Сусаки, и
правительственное войско Ёсисада вошло в Яманоути.
366

И здесь Хомма Ямасиро-но Саэмон, как человек,
который много лет пользовался милостью Дайбуцу Окусю
Саданао, был особенно близок к нему, но ненадолго
попал в немилость и, не получив разрешение выходить на
службу, оставался в своём собственном жилище.
Уже ранним утром девятнадцатого дня пятой луны
передавали, что в битве на впадине по пути к Гокуракуд-
зи, храму Крайней радости, камакурские войска
потерпели поражение, и противник вторгся в город. Поэтому
Хомма Ямасиро-но Саэмон вместе со ста с лишним
молодыми воинами и разными своими сторонниками в
самом конце сражения вырвались оттуда и направились к
холму у храма Гокуракудзи. Старший военачальник
противника Отати Дзиро Мунэудзи врезался в самую гущу
войска в тридцать с лишним тысяч всадников, бывшего
перед ним, большое войско перед собой, кичившееся
своей отвагой, рассеял на все восемь сторон, а когда
старший военачальник Мунэудзи сталкивался с
противником, он неизменно наступал. Тридцать с лишним тысяч
всадников через некоторое время рассеялись и
отступили до границы города.
Хомма продвигался вперёд чересчур яростно,
поэтому Мунэудзи, старший военачальник противника,
развернулся и начал сражение с ним по собственному
замыслу, встретился со слугами Хомма, стал рубиться с
ними и упал ничком. Хомма очень обрадовался, слетел с
коня и, взяв его голову, насадил её на острие своего копья и,
поскакав в лагерь Саданао, склонился перед его
палаткой:
— Много лет я служил господину и в этом сражении
отплатил за многодневные его милости. Случись мне
сгинуть в немилости у господина, я до грядущего мира
упорствовал бы в заблуждениях, а ныне же, получив
признание господина, могу со спокойным сердцем
проследовать в мир тьмы! — сказав это, он вытер бегущие
слёзы, разрезал себе живот и умер.
Можно сказать, «он смог захватить командующего
тремя армиями22». О нём же можно сказать: «оказал
благодеяние, испытывая вражду23». Это Хомма, из-за
которого в душе испытываешь стыд за себя.

ж
§u
Сказав это, Саданао вытер слёзы и со словами:
— По сути дела, мы тоже разделяем стремления
Хомма, — сам покончил с собой, а среди его
подчинённых воинов не было никого, у кого не побежали бы
слёзы.
О ТОМ, КЛК ПОСЛЕ ОТЛИВА
СТАЛ СУХИМ МЫС ИНАМУРА
Тем временем, услышав, что Окати Дзиро Мунэудзи,
направленный в сторону впадины у Гокуракудзи, храма
Крайней радости, пал от стрелы Хомма, а воины его
отступили до Катасэ и Косигоэ, Нитта Ёсисада, командуя
больше, чем двадцатью тысячами доблестных воинов, в
середине ночи двадцать первого числа окружил Катасэ и
Косигоэ и повёл наступление на склон у Гокуракудзи.
Когда при свете луны он осмотрел многолюдный
стан противника, там на севере /^о самой придорожной
впадины высоко в горах шла крутая дорога, а над нею,
наподобие ограды, в ряд стояли щиты, между которыми
были проходы. В лагере находилось несколько десятков
тысяч воинов. На юге, на мысу Инамура, над узкой
песчаной дорогой до самой кромки волн густо рос
терновник, а в открытом море, в черырёх-пяти те, выстроились
в ряд большие корабли, оборудованные башнями для
лучников, которые были готовы стрелять с обоих бортов.
Ёсисада увидел, что действительно, там сделано всё,
для того, чтобы никому не было по силам атаковать этот
лагерь, и всякий отступил бы, поэтому он сошёл с коня,
снял с себя доспехи, зашёл далеко в море и опустился в
поклоне, обратясь с молитвой к богу-дракону24.
— Почтительно передаю, что наша госпожа со
времени основания Японии, Великая богиня Аматэрасу из
Исэ, сокрыла свою изначальную сущность в почитаемом
образе Дайнити, будды Великого Солнца, а явленный
след её проявляется в боге-драконе синего моря. Моего
же господина, их потомка, из-за его мятежных вассалов
носит по волнам западного моря. Ёсисада до конца
прошёл путь верноподданного, поэтому он предстал пе-
368

ред вражеским станом с секирой в руках. Намерения
его служат единственно добродетелям государя и
спокойствию народа. Я почтительно прошу богов-драконов
восьми сторон внутренних и внешних морей: «Сделайте
подданных образцами верности, прилив отодвиньте за
пределы* десяти тысяч ри, а дороги велите открыть для
трёх армий.
Так он молился, преисполненный верой, сам же
обнажил свой золотой меч и бросил его в море. Поистине,
бог-дракон, видимо, это подношение принял, и той
ночью при закате луны на мысе Инамура, где
давным-давно сухости не было, вдруг на двадцать с лишним те
поднялась суша и образовалась песчаная равнина. Много
тысяч военных кораблей, нацеленных на лучную стрельбу с
бортов, были увлечены отливом и унесены далеко в
открытое море. Удивление людей было беспримерным.
Увидев это, Ёсисада25 распорядился:
— Передают, что когда позднеханьского полководца
Эр Ши обвинили в том, что в крепости недостаёт воды,
он обнажил меч и вонзил его в каменную скалу. Вдруг из
неё вырвался поток водопада. Говорят, что в нашей
стране, когда императрица из комплекса синтоистских свя-
тилищ изволила напасть на Силла , сама взяла
жемчужину засухи28, бросила её в море, после чего приливная
вода далеко отступила, и в конце концов императрица
смогла назвать эту жемчужину драгоценностью победы.
То и другое — два прекрасных примера из истории
Японии и Китая, старинные и нынешние повторные
проявления чудесных предзнаменований. Так двинемся же
вперёд, о воины!
И тогда, начиная с людей Эда, Отати, Сатоми, Тория-
ма, Танака, Ханэкава, Ямана и Момонои, шестьдесят с
лишним тысяч всадников из войск провинций Этиго,
Кодзукэ, Мусаси и Сагами стали единым целым и
прямым, как цифра I, строем выехали на мыс Инамура,
далеко высохший от прилива и вторглись в центр Камаку-
ра.
Увидев это, многочисленные воины обороны хотели
ударить противника с тыла, но их атаковал авангард
наступавших. Захотели обороняться от противника спере-
*
§u
ш
369

ди, но крупное войско арьергарда преградило им дорогу
и намерено было по ним ударить. Они растерялись, не
зная, куда двинуться, заблудились между востоком и
западом и не могли вести сражение, прямо развернувшись
к противнику фронтом.
Был в Камакура человек по имени Симадзу Сиро,
который славился владением мечом. Он поистине
превосходил обычных людей внешним обликом и
телосложением, поэтому являлся тем человеком, который должен
был вершить большие дела. Сам Вступивший на Путь
Нагасаки совершал над ним обряд надевания головного
убора29. Доблестью он один равнялся тысяче, поэтому,
когда теперь вступил в решительное сражение, то не ста-
л искать места, где можно из него выйти, а нарочно
остановился возле особняка Вступившего на Путь из Сагами.
В этом месте отряды охраны побережья были
разбиты. Люди шумели, что Гэндзи уже пробились к дороге
Вакамия кодзи30, поэтому Вступивший на Путь из
Сагами вызвал Симадзу к себе, сам угостил его, и когда
трижды преподнёс ему чашечку сакэ, то провёл его в
конюшню в три кэн1 и велел вывести для него под седлом с
серебряной лукой коня по кличке Сиранами, Белая волна,
в Канто не имевшего себе равных. Среди людей, которые
это видели, не было таких, кто бы сказал, что не завидует
Симадзу. Симадзу поскакал на этом коне от самых
ворот, под ветром с берега бухты Юинохама, который
овевал его гербы в виде тёмно-красных зонтов. Взяв три
вещи и четыре вещи32, он поскакал навстречу противнику,
рассчитывая на успех.
Увидев это, многочисленное войско решило, что это
действительно всадник, который один равен тысяче
воинов. До сих пор он пользовался милостью вышестоящих
и более всего отличался заносчивым поведением, — так
считал каждый, и других людей не было.
Увидев Симадзу, воины Ёсисада вскричали: «О, вот
это противник!» — и начиная с Курифу, Синодзука, Хата,
Ябэ, Хоригути, Юра и Нагахама, доблестные воины,
которые пользовались славой силачей, наперегонки
двинули навстречу ему коней, решив тут же определить
победителя.
370

На обеих сторонах были прославленные силачи, и
они сражались, не смешиваясь с другими людьми. С
громкими криками «Смотри туда!» противники разом
затаили дыхание. По ним струился пот, и все
удерживались от того, чтобы глазеть на них. Здесь Симадзу
спрыгнул с коня, снял шлем, поправил на себе одежду,
посмотрел, что ему делать дальше, а потом преспокойно сдался
в плен и перешёл на сторону войска Ёсисада. Не было
никого из благородных и подлых, высоких и низких, кто,
увидев это, не сменил бы хвалебные слова о нём на
дурные.
Те, кто сдаются в плен, это или наследственные
вассалы, или в течение многих поколений прямые
подданные сегуна, которые бросают своего господина и
становятся пленниками, бросают своих родителей и
переходят к противнику. Видеть их невыносимо.
В общем, Гэн и Хэй, те и другие, используя свою
власть, заставляли Поднебесную сражаться и считали,
что сегодня-то этому уже виден конец.
О БОЕВЫХ ОГНЯХ В КЛМЛКУРА
И ОБ ОТВАГЕ ОТЦА И СЫНА НАГАСАКИ
Тем временем, загорелись хижины местных
жителей на побережье к востоку и к западу от речки Инасэ, и
как раз в это время подул сильный прибрежный ветер.
Пламя в чёрном дыму покатилось как колесо повозки и
одновременно распространилось в двадцати с лишним
местах, разделённых промежутками в десять и двадцать
те. Из-под бушующею пламени в беспорядке
выскакивали воины Гэндзи, тут и там они поражали стрелами и
рубили растерявшегося противника. Они действовали
по-разному, или пронзая врага насквозь, или захватывая
живым. Женщин и детей, блуждающих в дыму,
выпроваживали вон. Зрелище того, как они убегали от огня и
падали на дно канав, напоминало сражение во дворце
Тэйсяку33, наказание, которое наложили помощники
демона Ашура на небесных царей. Они падали на мечи и
пики. Казалось, это грешники, гонимые палками, в боль-
371

*
£u
шом замке Аби34, погружаются на дно сосуда с
расплавленным железом. Страшные сцены, нет слов, чтобы
рассказать о них, даже слышать об этом без слёз никто не
мог.
Тем временем, со всех четырёх сторон нанесло дым,
а огонь подступил к самым покоям вступившего на Путь
из Сагами. Тогда Вступивший на Путь из Сагами с
тысячью с лишним всадников затворился в долине Касаи, и
сёгунские воины заполнили Тосёдзи, храм Победы на
востоке. Это была земля с могилами многих поколений
предков, поэтому здесь воины приготовились
обороняться стрелами и со спокойным сердцем покончить с
собой.
Среди них два человека — Вступивший на Путь
Нагасаки Сабуро Саэмон Сигэн и его сын Кагэю Саэмон
Тамэмото направились к выемке в дороге к Гокурадзи,
храму Крайней радости, задержали там ворвавшегося
противника, но, услышав его боевые кличи рке у въезда
на улицу Комати и увидев, что огонь охватил покои
господина из Камакура35, оставили там подчиненных им
семь с лишним тысяч всадников и вдвоём, отец и сын,
отобрав шестьсот с лишним своих всадников,
направились ко въезду на улицу Комати.
Увидев их, воины Ёсисада решили стрелять,
укрывшись в центре. Отец и сын Нагасаки сосредоточили
свой отряд, построили его в форме «рыбьей чешуи»,
взломали оборону, двинулись вперёд, разделившись по
типу «тигриного мешка»36 и атаковали противника семь
или восемь раз. Воины Ёсисада мужественно отбивались
от них, ударяя «паучьими лапками» и крест-накрест и
отойдя к дороге Вакамия кодзи, дали перевести дыхание
людям и коням.
Тогда, думая, что в пагоде Тэнгу, Небесной собаки, и
долине Огигатани идёт сражение, значит, много песка и
грязи там, где ступают кони, отец и сын Нагасаки
поскакали, разделившись налево и направо, и сын, Кагэю
Саэмон, решив, что наступил конец, остановился, жалея о
разлуке, и посмотрел вдаль, в сторону своего отца. Из
обоих его глаз текли слёзы. Отец сурово взглянул на него,
придержал коня и произнёс:
372

— Что ты жалеешь о нашей разлуке!? Если один из
нас умрёт, а другой останется жив, время нашей
следующей встречи наступит нескоро. Если же и я, и ты в
течение сегодняшнего дня погибнем от стрел, то завтра мы
опять встретимся на дорогах тьмы37. Разлука будет
длиться всего одну ночь, так стоит ли о ней так
сокрушаться?!
Так он произнёс громким голосом, и Тамэмото
вытер свои слёзы, бросив:
— Раз дело такое, то скорее поспешим на дороги
тьмы! Обещаю ждать вас на дорогах горы Сидэнояма38!
— и с тем врезался в середину большого вражеского
войска. Настроение его тронуло всех.
За ним остались следовать всего двадцать с лишним
всадников, поэтому более трёх тысяч вражеских
всадников окружили их со всех сторон и хотели тут же
подавить коротким оружием39. Тамэтомо свой большой меч
называл Омокагэ, Лицо. Рай Таро Куниюки увлечённо
занимался им сто дней, а меч длиной в три сяку три сун°
весил сто кан\ поэтому человек, который этим мечом
взмахивал, или начисто рассекал у противника горшок
шлема, или надвое разрубал у него нагрудную пластину,
так что боевая накидка у того сваливалась с обоих плеч.
Все противники от него бежали врассыпную, и ни один
не приближался.
Только отойдя на большое расстояние, они без
перерыва пускали в него стрелы, и пока старались убить,
стреляя издали, в коня, на котором сидел Тамэтомо,
угодило семь стрел. Считая, что в этих условиях он не может
приблизиться к своим противникам, Тамэтомо легко
спрыгнул с коня перед большими тории1 на побережье
Юинохама и совсем один, держа меч как палку, остриём
вверх, встал во весь рост, наподобие ниолъ. Увидев это,
воины Ёсисада начали ещё ожесточённее обстреливать его
дальними стрелами с десяти сторон, но никто не хотел к
нему приближаться. Тогда Тамэтомо, чтобы обмануть
противников, притворился раненым и лёг, будто
поражённый в колено.
Не разобравшись, кто это, воины в шлемах с
круглыми эмблемами спереди и сзади тесной группой в пятьде-
*
lu
373

сят с лишним всадников, собираясь взять голову Кагэю
Саэмона, набросились на него, и тут Тамэмото резко
поднялся и взял свой меч наизготовку:
— Что за люди?! Нарушают обеденный сон у
человека, уставшего от сражений. Так берите же голову,
которую вы так хотели!
С этими словами он размахнулся мечом,
окровавленным по самую гарду и, словно гром грянул, — раскинул
руки и помчался за врагами, а пятьдесят с лишним
всадников проворно бежали прочь. Кагэю Саэмон же
вскричал громким голосом:
— Куда вы бежите?! Вернитесь, презренные!
Но его возглас пронёсся мимо их ушей. Даже кони
скакали все разом, будто думали: только бы скорее, чем
обычно! Никто не говорил, как ему жутко. Тамэтомо
преследовал противников в одиночку и ворвался в их
расположение, сражаясь, будто это был его последний
день. В этой битве двадцать первого дня большое войско
с побережья Юинохама он рассеял на восток, на запад,
на юг и на север, изумил противника, а после этого
неизвестно, живой он был или мёртвый.
Ill
374
8
О ДАЙБУЦУ САДАНАО
И О ТОМ, КАК ПОГИБ ОТ СТРЕЛ
КАНАДЗАВА СЛДАМЛСА
Тем временем, Дайбуцу Саданао, губернатор
провинции Муцу, держал оборону упираясь в выемку
дороги к Гокуракудзи, храму Крайней радости, однако в
сегодняшнем сражении на побережье больше трёхсот
всадников погибли от стрел, и они потеряли
представление о том, куда податься, отрезанные сзади ещё
большим числом врагов. Тут стало видно, что палаты господ
Камакура охватило огнём, и больше тридцати человек
его слуг подумали то ли, что пришёл всему конец, то ли,
что их хозяина вынудили покончить с собой, только
сбросили на песок свои боевые доспехи, выстроились в
ряд и разрезали себе животы.

Видя это, Саданао воскликнул:
— Так ведут себя самые презренные в Японии люди!
Одному всаднику, в котором воплотилась тысяча,
уничтожить противника и оставить своё имя грядущим
поколениям — это истинное желание героя. Значит,
нужно вызвать противника на последний бой и выполнить
долг воина!
За ним последовали двести с лишним всадников,
которые врезались в более чем шеститысячное войско
обороны во главе с Осима, Сатоми, Нукада и Момонои и
самозабвенно сражались с ним, побили множество врагов,
проскакали одним духом насквозь, и осталось у них
всего шестьдесят с лишним всадников. Саданао подозвал к
себе этих воинов и сказал:
— Сейчас сражаться в конном строю с
простолюдинами бесполезно.
Потом врезался в самую гущу подобного облаку и
туману державшего оборону войска Вакия Ёсисукэ, так
что погибли все до одного, оставив на поле боя свои тела.
Губернатор провинции Мусаси Канадзава Садамаса
тоже потерял в сражении среди гор убитыми больше
восьмисот своих воинов, сам был ранен местах в семи и
возвратился в Тосёдзи, храм Победы Востока, где
пребывал Вступивший на Путь из, Сагами. Вступивший на
Путь, благодарный необычайно, написал послание о
назначении его наместником и изволил передать его
губернатору Сагами.
Хотя Садамаса и подумал, что ещё не прошёл тот
день, когда погибли его родичи, он взял послание с
мыслью: «Это моя многолетняя мечта. Эта должность
составит честь нашему роду, а потому теперь будет, о
чём вспоминать на путях мира тьмы», — и опять
отправился к месту сражения, написав на обороте послания
крупными знаками: «Сто лет моей жизни не стоят
одного дня милостей господина»44, — поместил его себе на
доспехи, врезался в гущу вражеского войска и в конце
концов погиб в бою. Ни среди своих, ни среди чужих не
было никого, кто бы не растрогался.
lu
375

О САМОУБИЙСТВЕ СИННИН
Тем временем Синнин, прежний Вступивший на
Путь из Сагами, из Фуондзи, храма Распространения
милостей, таюке направился к склону Кэваидзака, но в
сражениях, длившихся пять ночей и пять дней, погибли
все его вассалы, осталось всего двадцать с лишним
всадников.
Говорили, что со всех сторон проделаны проломы в
стене для нападения, противник раз за разом
прорывался внутрь, поэтому Вступивший на Путь из храма
Распространения милостей вместе с оставшимися в живых
молодыми вассалами изволил покончить с собой, но тут
сообщили, что его сын Накатоки, губернатор провинции
Этиго, бежал из Рокухара и в Бамба, провинции Оми,
изволил сделать себе харакири. Вспомнив, как сын
выглядел в самый последний раз, отец не в силах был сдержать
своих переживаний и на столбе пагоды кровью написал
стихотворение:
Подожди же немного —
Путешествуя
В горах Сидэнояма
По одной с тобою дороге,
О зыбком мире тебе расскажу.
Все проливали прочувствованные слёзы, говоря о
том, к чему он был склонен издавна, о чём не забывал и в
свой последний час, рассказывали о горе в душе, о том,
что оставил после себя в Поднебесной восхищение
собой, говорили о его изысканном мужестве.
10
О САМОУБИЙСТВЕ ОТЦА И СЫНА СИОДА
Здесь случилось удивительное. Тосиюки, помощник
начальника Народного ведомства, сын Сиода Дою,
Вступившего на Путь из Муцу, когда его родитель призвал
совершить самоубийство, вспорол себе живот и упал перед
его глазами.
376

При виде этого, перед скорым расставанием с
бренным миром у Дою потемнело в глазах, зашлось сердце, и
он не мог остановить потоки слёз. Он молился о
конечном просветлении опередившего его сына. Видимо, Дою
подумал и о том, чтобы помолиться и о собственном
потустороннем блаженстве. Обратившись в сторону
мёртвого тела сына, он развязал шнуры на сутре, которую
издавна постоянно носил при себе, умиротворил душу
тем, что громким голосом прочёл из неё важные места.
Свыше двухсот человек оставшихся в живых его
вассалов, решив совершить самоубийство вместе со своим
господином, выстроились в ряд, но господин послал их
на три стороны и приказал:
— Поразите меня оборонительными стрелами за то
время, пока я читаю эту сутру!
Среди них только Кано-но Горо Сигэмицу издавна
пользовался его милостями, поэтому Дою подозвал его к
себе поближе и сказал:
— После того, как я разрежу себе живот, подожги
этот дом, не дай врагам взять мою голову! — и остался
один.
Но когда он уже собирался закончить чтение пятого
свитка «Сутры Лотоса» «Дэвадатта»45, Кано-но Горо
выбежал перед воротами дома, посмотрел вокруг себя во
все стороны и поторопил господина:
— Люди с оборонительными стрелами скоро начнут
стрелять, враги приближаются. Скорее совершайте
харакири!
Тогда Вступивший на Путь, сказав: «Ну, тогда...», взял
сутру в левую руку, правой рукой обнажил меч, резанул
себя по животу крест-накрест и лёг на одну подушку с
сыном.
От тогдашнего завещания о многолетнем служении
Сигэмицу, о том, что он пользовался особой милостью
Сиода Дою, никуда не денешься, поэтому он лишь
подумал, что господин его тут же разрезал себе живот, сам
так не поступил, но снял с двух своих господ, отца и сына,
доспехи, а также большие и малые мечи, младшим
слугам разрешил взять себе домашние драгоценности, а сам
спрятался в жилой комнате хранителя сокровищ храма
377

Jq ь
§U
Энгакудзи. Он подумал, что самого ценного из этих
сокровищ человеку должно хватить на целую жизнь, и тем,
наверное, навлёк на себя кару Неба. Услышав его,
Вступивший на Путь Фунэда приблизился к Сигэмицу и,
худого слова слова не говоря, в конце концов отрубил ему
голову и выставил её на всеобщее обозрение на взморье
Юи. «Так и должно быть» — решил он, и никто его не
осудил.
11
О САМОУБИЙСТВЕ
ВСТУПИВШЕГО НА ПУТЬ СИАКУ
Вступивший на Путь Сиаку Синсакон Сёэн позвал
своего старшего сына Сабуро Саэмон Тадаёри и
произнёс сквозь слёзы:
— Говорят, что нас лишили возможностей для
нападения, что почти все наши сородичи изволили разрезать
себе животы. Вступивший на Путь Дою тоже опередил в
этом господина губернатора46 и этим, как я думаю, дал
знать о своей преданности. Однако ты ещё находишься
на моём иждивении, поэтому и не испытываешь
милостей властей. Пусть сейчас ты вместе со мной и не
отрешишься от жизни, люди не посчитают тебя человеком,
не ведающем обострённого чувства долга. Поэтому на
некоторое время спрячься где-нибудь или стань
монахом, бежавшим от мира, молись о моей потусторонней
жизни и благополучно проживи сам.
У Сабуро Саэмона Тадаёри тоже полились слёзы из
обоих глаз. Некоторое время он ничего не мог
выговорить, а потом произнёс:
— Не верю, что это говорит мой отец. Хотя Тадаёри
сам и не был окружён милостями властей, зато нельзя не
сказать, что сородичи его все жили, благодаря милостям
воинов. Кроме того, коли Тадаёри с младенчества
достигнет ворот Будды, он тогда отринет милости родителя и
будет следовать по пути недеяния. Коль скоро я был
рождён в доме с луками и стрелами, моё имя
принадлежит этому роду, и для меня должно быть стыдом,
сильнее которого нет, если в Поднебесной люди будут указы-
378

вать на меня пальцем, считая, будто я увидел, что судьба
воинов дала крен и укрылся от мирской пыли, чтобы
спастись от невзгод нашего времени. Если вы изволите
разрезать себе живот, я стану вашим проводником по
дорогам мира тьмы.
Не закончив говорить, он вынул из рукава кинжал,
незаметно воткнул его себе в живот и умертвил себя. Его
младший брат, Сиаку Сиро, увидев это, тоже хотел
разрезать себе живот, но отец, Вступивший на Путь,
отговорил его, сказав:
— Подожди немного, пропусти меня вперёд. Только
соблюдя правила сыновней почтительности, ты можешь
покончить с собой!
После этого Сиаку Сиро, послушавшись своего отца,
Вступившего на Путь, вложил обратно обнажённый
кинжал. Увидев это, Вступивший на Путь по-доброму
улыбнулся, спокойно велел установить перед собой
гнутое сиденье из средних ворот47, скрестив ноги сел на
него, придвинул к себе тушечницу, обмакнул в неё кисть и
написал предсмертную гатху:
Держу свой меч в руках.
Разрежу пустоту48.
В пламени большого огня
Чистого ветра порыв.
49
Так он написал, закрыл руками грудь , поднял голову
и велел своему сыну Сиро:
— Руби!
Сиро обнажил отцу кожу вокруг шеи, отрубил ему
голову, потом повернул его меч и по самую рукоять
вонзил его себе в живот, опустил голову и упал. Трое слуг,
увидев это, подбежали и пронзили их одним мечом.
Головы их легли в ряд, словно рыбы, нанизанные на вертел.
12
О САМОУБИЙСТВЕ ВСТУПИВШЕГО
НА ПУТЬ АНДО И О ХАНЬСКОМ ВАН ЛИНЕ
Тот, кого звали Вступивший на Путь Андо Саэмон
Сёсю, приходился дядей госпоже из Северных покоев
50
379

Нитта Ёсисада, поэтому его супруга на письме Ёсисада
изволила приписать своё послание и потихоньку
отправило его к Сёсю. Андо сначала направился с тремя с
лишним тысячами всадников к реке Инасэ, но войско Сэра-
да Таро помимо того что повернуло от мыса Инамура
назад, нарушило этим свои позиции и отошло, было
окружено войском Юра и Нагахама и разбито, так что
от него осталось только сто с лишним всадников. Сам он
получил множество лёгких ран и вернулся в свою
усадьбу и в то же утро в час Змеи51 его жилище сгорело, так
что от него и следа не осталось. Жена, дети и
родственники куда-то бежали — никто не знал, куда именно, а
спросить было не у кого.
И не только это. Сгорела также и усадьба господина
Камакура. Некоторые говорили, что господин
Вступивший на Путь52 изволил удалиться в Тосёдзи, храм
Победы Востока, поэтому на вопрос: «Значит, на пепелище
этой усадьбы умерли многие его сторонники,
разрезавшие себе животы?», следовал ответ: «Не видели ни
одного».
Услышав это, Андо произнёс:
— Как жаль! Место, где издавна изволил пребывать
хозяин японской державы, господин Камакура, попрано
копытами вражеских коней. Стыдно, что потомки будут
насмехаться над тем, что там не погибло и одной-двух
тысяч человек. Когда время приходит, люди так или
иначе умирают, а со спокойным сердцем покончить с собой
на пепелище дома своего господина — значит,
стремиться смыть позор с господина Камакура! — ив
сопровождении оставшихся в живых своих подданных, ста с
лишним всадников, направился к дороге Коматигути.
Словно явился на службу в прежние времена, он
спешился на перекрёстке возле пагоды и обвёл взглядом
пустое пепелище: до сего дня окружённое большим
забором высокое здание вмиг стало пеплом. Остался только
дым всеобщей изменчивости.
Многие из родственников и друзей, которые до
вчерашнего дня развлекались и шутили, погибли на поле
боя. Оставлены трупы некогда процветавших, которые
гибнут непременно.
3ÔO

Скорбь среди скорби. Ошеломлённый Андо вытер
слёзы, и тут появился человек, назвавшийся посыльным
от госпожи из Северных покоев господина Нитта, и
вручил письмо, написанное на листе тонкой бумаги. «Что
это?» — подумал Андо, открыл письмо и прочёл: «Мне
сейчас передали о положении Камакура. Во что бы то ни
стало, выезжайте туда. Обстоятельства в последнее время
изменились, можно сказать, смягчились».
Прочтя это, Андо потерял цвет лица и сказал:
— Говорят, что у человека, который входит в лес,
полный ароматов, одежда сама благоухает. Та, что доводится
воину супругой, сердце имеет отважное, наследует и
прославляет его дом и имена детей. Поэтому в старину,
когда сражались ханьский Гао Цзу и чуский Сян Юй,
человек по имени Ван Лин построил замок и заперся в
нём, а когда чуское войско этот замок атаковало, он не
пал. Тогда чуские воины обсудили всё между собой и
решили: «Сыновняя преданность Ван Лина по отношению
к матери не мелкая. Если мы, захватив мать Ван Лина,
оказавшегося в трудном положении, привяжем её к
щиту и атакуем замок, Ван Лин не сможет стрелять в нас и
должен будет сдаться», и с этими словами исподтишка
захватили его мать. Мать Ван Лина считала в душе, что её
сын в своём служении ей превосходит сыновнюю
почтительность Да Цзяня и Цзэн Цаня53. Если меня привяжут
к щиту и двинутся на замок, то Ван Лин будет не в силах
выносить страдания, и замок может пасть. Она решила
ради потомка отказаться от остатка своей жизни,
умерла на собственном мече и тем в конце концов восславила
имя Ван Лина.
— Я до сих пор пользовался милостями воина54 и стал
людям известен. Если я сейчас поспешно выйду и сдамся
в плен, как это люди смогут считать меня человеком,
знающим, что такое стыд? Пусть такое выскажет человек,
имеющий женское сердце но поскольку Ёсисада
разбирается в том, что есть долг отважного воина, само собой
разумеется, он соблюдёт его. Кроме того, если Ёсисада
что-то говорит, он хочет испытать намерения
противника, но если госпожа из Северных покоев считает, что
этим он оскверняет семейное имя, она должна от этого
381

ш
решительно отказаться. Ради детей нельзя отвергать
печаль близких друзей.
То горюя, то раздражаясь, он на глазах у посыльного
обернул этим письмом кинжал, разрезал себе живот и
упал замертво.
13
О ТОМ, КАК ГОСПОДИНУ КЛМЭДЗЮ
БЫЛО ВЕЛЕНО ОТСТУПИТЬ В СИНЛНО
И О ЛОЖНОМ ОТСТУПЛЕНИИ
сакон-но-тлю в провинцию осю
У младшего брата Вступившего на Путь Сагами, у
Вступившего на Путь Сиро Сакон-но-таю был вассал,
Вступивший на Путь помощник Левого конюшего Сува,
чей сын Сува Сабуро Моритака во многих сражениях
потерял убитыми всех своих подданных. Остались
только два всадника, хозяин и слуга. Они прискакали к
покоям Вступившего на Путь Сакон-но-таю и доложили:
«Мы думаем, что на этом заканчивается битва в черте
Камакура и прибыли, чтобы сослужить последнюю
службу. Скорее проявите решимость, покончите с собой!».
Вступивший на Путь отдалил от себя окружавших
его людей и на ухо Моротака тихонько проговорил:
— Этот мятеж случился нежданно. Род наш
наверняка уже погиб, потому что Вступивший на Путь Сагами в
своём поведении отвернулся от обращенных к нему
чаяний, отдалился от упований богов. Небо не терпит
высокомерия, с пренебрежением относится к излишествам,
однако, если в роду не иссякли излишки добра,
накопленные многими поколениями, разве не будет среди
потомков таких, кто возродит и продолжит прерванное?!
В старину, видя, что государство не может погибнуть
из-за того, что циский Сан-гун не ведает Пути, его вассал,
человек по имени Бао Шуя, забрал Сяобо, сына55 Сан-гу-
на, и бежал в другую страну. Тем временем, Сан-гун, как
он и предполагал, был убит княжеским потомком Уч-
жи56 и потерял государства Ци. В это время Бао Шуя
привёз Сяобо в государство Ци, застрелил княжеского
382

потомка Учжи и в конце концов ещё раз государство Ци
сохранил. Это и есть циский Хуань-гун. Значит, и мы,
если хорошенько подумать, не должны опрометчиво
совершать самоубийство. Если мы сможем убежать, то
подумаем, как бы нам вторично смыть с себя позор
поражения! Наше окружение тоже, если оно хорошенько
пораскинет умом, то поймёт: куда бы мы ни спрятались
или сдались в плен, мы продлим свои жизни, спрячем
Камэдзю, племянника Такатоки, а когда увидим, что
время пришло, то опять поднимем большое войско и
сможем снова обрести надежду. Его старший сын Манд-
зю во всём доверился Годайи-но Уэмону, поэтому я
думаю, что всё обойдётся благополучно.
На эти слова Моритака, сдерживая слёзы,
проговорил:
— До сих пор моё положение зависело от того, жив
или погиб мой род, поэтому собственную жизнь мне не
было жаль. Осуществить самоубийство перед лицом
господина значит показать, что нет у тебя двоедушия,
поэтому я и явился сюда. Но есть такая пословица: «Легко
решиться на смерть в одночасье, трудно осуществить
запланированное десять тысяч поколений назад», а
потому так или иначе надо последовать тому, что вы сейчас
предложили.
Сказав это, Моритика уехал от него и прибыл в
долину Оги, где находились покои госпожи Ниидоно,
любимой наложницы господина из Сагами. Все дамы,
начиная с Ниидоно, искренне обрадовались ему.
— Что же надо делать в этом мире!? Мы женщины,
поэтому должны куда-то спрятаться. А как нужно
поступить Камэдзю? Говорят, что его старший брат Манд-
зю должен схорониться у Годайи-но Уэмона, а сегодня
утром его куда-то проводили, и мы успокоились. Мы
горюем только о Камэдзю: он растает, словно роса, — так
убеждали его дамы сквозь слёзы.
Моритака хотел утешить их, рассказав, как обстоят
дела. Однако женщина — существо непостоянное,
поэтому он с опаской подумал, что потом они могут
кому-нибудь проговориться, и сквозь слёзы сказал:
— Считается, что сейчас этому миру конец57. Члены

вашего рода большей частью изволили покончить с
собой. Только Большой господин58 пока пребывает в
долине Касай. После того, как он мельком взглянул на
княжича, тот вышел ему навстречу, потому что его призвали
совершить харакири.
Когда он сообщил об этом, радовавшаяся наложница
впала в уныние.
— За Мандзю я спокойна: его отдали на попечение
Мунэсигэ. Но хорошенько спрячьте и этого ребёнка.
Не договорив она захлебнулась слезами, Моритака
же не скала и не дерево, поэтому сердце его сжалось в
груди, однако он взял себя в руки и проговорил:
— Молодого господина Мандзю сопровождал Го-
дайи-но Уэмон Мунэсигэ, и когда противник обнаружил
их и стал преследовать, они вбежали в дом при дороге
Каматигути. Мунэсигэ зарубил молодого господина, а
сам разрезал себе живот и сжёг себя насмерть. А другой
молодой господин, Камэдзю, тоже сегодня разлучится с
миром; считайте этот день его последним днём. Их
никак не спрятали, поэтому они словно фазаны на
охотничьем поле, укрывшиеся в траве, сами вышли на врага,
который их искал. Какая жалость, что со смертью
младенцев утеряно и родовое имя! Но известно, что оттого, что
отсюда до путей мира тьмы их будет сопровождать,
держа за руки, Большой господин, они в будущих жизнях и
мирах будут обладать сыновней почтительностью.
Скорее дайте пройти внутрь! — торопил он.
Тогда дамы, начиная с наложницы и кончая
кормилицами, заговорили: «Как горько то, что вы нам
поведали! Но по крайней мере, как быть, если попадёшь в руки
врага? Какое горе мы испытали, узнав, что люди,
которые жалели и растили двух господ, убили их своими
руками! Лучше бы сначала убили меня, а потом делали, что
угодно!»
Так они оплакивали мальчиков, причитая во весь
голос, и у Моритака тоже потемнело в глазах и стало
замирать сердце, однако он подумал, что не достигнет
цели, если не проявит решительность, рассердился, с
хмурым видом исподлобья посмотрел на наложницу
господина и сказал:

— Человек, который родился в семье воина, жалок,
если не думает, что такое может случиться. Наверное,
Большой господин с нетерпением ожидает такого же.
Идите скорее к нему, нареките себя спутником
господина губернатора после его смерти, — и с этими словами
выбежал, взял на руки господина Камэдзю, понёс его,
положив на доспехи, а когда выбежал за ворота,
монотонный плач слышался далеко за их пределами и застревал
на самом дне ушей, поэтому Моритака, будучи не в
силах сдержать слёзы, остановился и обернулся назад.
Кормилица-мать, не стесняясь людских глаз,
выбежала босиком и в четырёх-пяти тё5) с плачем упала, а
упав, поднялась снова и побежала за ним. Моритака,
скрепя сердце, понукал коня, сам не зная, в каком
направлении, — и скоро уже не видел, что творится позади
него. Тогда кормилица-мать, воскликнув: «Кого теперь
воспитывать, на кого понадеяться, чтобы дорожить
жизнью?!» — бросилась в старый колодец, который был
поблизости, и погибла.
После этого Моритака забрал молодого княжича и
поехал с ним в провинцию Синано, где доверился
служителю святилища Сува, а весной первого года
правления под девизом Камму60 взял приступом Канто и
поднял большое войско Поднебесной. Старший
военачальник Промежуточной эпохи61 Сагами Дзиро — это он и
есть.
Одновременно Вступивший на Путь Сиро Сакон-
но-таю созвал лишённых двоедушия слуг и промолвил:
— После раздумий я направляюсь в провинцию Осю
и планирую, как можно вторично перевернуть
Поднебесную. Намбу-но Таро и Датэ-но Рокуро отправятся со
мной проводниками. Другие люди покончили с собой,
погибли в огне горящих домов, а я должен увидеть
сгоревшее тело противника со взрезанным животом.
Больше, чем у двадцати его слуг сомнений не было:
«Все должны следовать вашему решению!» — сказали
они.
Два человека, Датэ и Намбу, переоделись в
простолюдинов, надели доспехи гонцов, сели на коней и
прикрепили себе на шлемы эмблемы с чёрным знаком62.
lu
385

ж
§u
ω
Вступившего на Путь Сиро поместили в плетённые из
бамбука носилки, сверху их накрыли окровавленными
занавесями и сделали вид, будто это раненый воин из
рода Гэн возвращается в свою провинцию. Так они
отправились в Мусаси.
После этого остальные вассалы выбежали из
Средних ворот и закричали:
— Господин совершил самоубийство! Все, кто
разделяет его идеалы, последуем за ним!
Под эти возгласы они подожгли усадьбу, а среди
дыма внезапно сели в ряд, и двадцать с лишним человек
разом разрезали себе животы. Видя это, во дворе и за
воротами триста с лишним всадников, выстроившиеся в ряд,
не желая уступать друг другу, разрезали себе животы,
бросились в бушующее пламя и сгорели насмерть, не
оставив целыми даже трупы. Так, не зная, что
Вступивший на Путь Сиро Сакон-но-таю уехал, думали, что он
изволил покончить с собой. Тот, кто после этого служил
дому Сайондзи, в эпоху Камму был старшим
военачальником киотоского мятежа и стал зваться Токиоки, —
это и есть Вступивший на Путь Сиро.
14
О ПОСЛЕДНЕМ СРАЖЕНИИ
НАГАСАКИ ТАКАСИГЭ
Тем временем, Нагасаки Дзиро Такасигэ, начиная со
сражения в долине Мусаси и до сегодня, в восьмидесяти
с лишним битвах днём и ночью всякий раз был впереди
и, прорвав осаду, бесчисленное количество раз сам
вступал в схватку с противником. Слуги и молодые воины
один за другим погибали, так что теперь оставалось всего
сто пятьдесят всадников.
В двадцать второй день пятой луны мятежный Гэнд-
зи быстро вторгся в долины Камакура. Передавали, что
старшие военачальники Ходзё в своём большинстве
были убиты, поэтому не говорили, кто удерживает лагерь,
но Такасигэ скакал только к тем местам, возле которых
находился противник, изгоняя его с восьми сторон,
взламывая его строй с четырёх сторон. За это время его конь
386

устал, поэтому он пересел на другого, сменил меч,
которым рубился, сам зарубил тридцать два человека
противников, восемь раз взламывая вражеский лагерь. Вскоре
Такасигэ возвратился в долину Касайнояцу, где
находился Вступивший на Путь из Сагами, остановился у
Средних ворот и проговорил сквозь слёзы:
— Такасигэ служил князьям многих поколений, а
теперь разлучается с их милостивыми лицами, с которыми
имел дело с утра до вечера, и думает, что сегодня видит
их в последний раз в этой жизни. Хотя Такасигэ в
одиночку бил врага во многих местах, он во множестве
сражений каждый раз одерживал победу, все нападавшие
на него бывали разгромлены. В Камакура имеется много
вражеских воинов, только теперь одной отваги
недостаточно. Сейчас поймите одно: ни в коем случае не
попадайте в руки противника! Но Такасигэ, предлагая
возвращаться, отнюдь не кончает жизнь самоубийством.
Пока жив наш повелитель63, я с готовностью ещё раз
вторгнусь в гущу противника, изо всех сил столкнусь с
ним в сражении и дам людям тему для рассказов о том,
как я стал провожатым на дорогах мира тьмы, — и с тем
выехал из Тосёгу, храма Восточной победы. Далеко
позади него Такасигэ проводил взглядом фигуру
Вступившего на Путь из Сагами и остановился в слезах, сокрушаясь
о расставании с тем, кого видит в последний раз.
Нагасаки Дзиро Такасигэ сбросил с себя доспехи,
облачился в полосатое лёгкое кимоно с отпечатанными на
нём луной и солнцем, поверх накидки хакама с
широкими рукавами надел прошитой красной нитью
набрюшник без бахромы и сел верхом на знаменитого,
лучшего в Канто, скакуна по кличке Токэй, в седло,
украшенное рисунками, и с кисточками на попоне. Решив,
что это он делает в последний раз, Такасигэ прежде всего
направился к Нандзан-осё, старейшине Содзюдзи,
храма Почитания долголетия, и когда попросил
старейшину войти к нему, тот вышел навстречу Такасигэ,
исполненный величия.
Со всех сторон бушевали сражения. Такасигэ, как
был в боевом набрюшнике, вышел во двор и спросил,
поприветствовав всех налево и направо:
*С

— Какого воина называют отважным? За что?
Осё сказал в ответ:
— Такого, который продвигается только вперёд,
отчаянно размахивая мечом.
Такасигэ услышал это высказывание, спросил ещё
кое о чём, приблизился к коню, отъехал от ворот в
сопровождении окружавших его со всех сторон ста
пятидесяти всадников, отшвырнул в сторону эмблему на шлеме и
спокойно направил своего коня во вражеский лагерь. Его
целью было просто встретиться с Ёсисада, сразиться с
ним и выявить победителя.
Это место выглядело точно так же, как то самое, где
судьба рода Гэн, по-видимому, укреплялась. Замечавший
это Юра Синдзаэмон, который поджидал прямо перед
Ёсисада, громким голосом провозгласил:
— Похоже, что войско, которое сейчас
приближается сюда, даже не поднимая знамён, принадлежит
Нагасаки Дзиро. Это такой отважный воин, что, вероятно,
прибыл сюда с продуманным планом. Не оставляйте в
живых никого, не дайте убежать!
После этого три с лишним тысячи всадников из семи
отрядов провинции Мусаси, которые удерживали
переднюю линию лагеря с востока и запада, зашли в тыл
противнику, оттеснили его к центру и наперебой открыли
стрельбу. Такасигэ решил отойти от первоначального
плана и мгновенно созвал в одно место своих сто
пятьдесят всадников. Все вместе они издали боевой клич и
врезались в войско из трёхсот с лишним всадников,
смешали его, там появлялись, здесь исчезали и рубились,
высекая искры. Они вдруг меняли свой облик, то собираясь
вместе, то рассыпаясь, то перемешиваясь, то
объединяясь. Кажется, вот они впереди, а они уже сзади. Думаешь,
что это свой, а на самом деле это противник.
Разделившись на десять сторон64, нападавшие сделались всё
равно, что десять тысяч солдат, поэтому воины Ёсисада не
могли определить, где находятся воины Такасигэ, и
многие стреляли в своих.
Увидев это, Нагахама Рокуро скомандовал:
— Это ненормально, стрелять в своих! Мы видим, что
никто из противников не носит эмблемы на шлемах. Ес-
388

ли они смешиваются с нами, находите их по этому
признаку, бейтесь с ними и стреляйте!
Тогда воины из провинций Кии, Синано, Мусаси и
Сагами встали в ряд, вступали в яростную схватку и
падали. Одни забирали головы противников, у других
забирали головы противники. Сор и пыль коснулись неба,
пот и кровь пропитали землю. Казалось, это зрелище не
уступало тем случаям, когда Сян-ван подчинил себе трёх
ханьских полководцев, а Ло Ян вернул на место солнце и
продолжал сражаться65.
Тем не менее, Нагасаки Дзиро убит пока не был. Он
сражался вместе с вассалами, которых осталось только
восемь всадников, всё ещё желая сразиться с Ёсисада и
оттесняя приближающихся противников. Пока они
продвигались, то заметили, что в другом направлении
кружили братья Ёсисада, а к ним направил своего коня и
приближался к ним с желанием сразиться Ёкояма-но
Таро Сигэдзанэ, житель провинции Мусаси.
Нагасаки был противником достойным и скакал,
намереваясь сразиться но когда взглянул, — перед ним
Ёкояма-но Таро Сигэдзанэ. Решив, что это недостойный
его противник, Нагасаки ухватил его левой рукой и
разрубил ему шлем от макушки до висячих пластин, так что
Сигэдзанэ развалился надвое и умер. Получив удар
мечом, его конь осел назад, ноги его подломились, и он
рухнул на землю.
Житель той же провинции Сё-но Сабуро Тамэхиса,
увидев это, понял, что противник здесь достойный, и
решил напасть на него следующим. Раскинув руки, он
поскакал галопом. Увидев всадника издалека, Нагасаки
расхохотался:
— Если на меня должны нападать люди из этого
отряда, отчего мне не должен был нравиться Ёкояма?
Сейчас я покажу способ, которым убивают недостойного
меня противника!
Потом схватил Тамэхиса за выступы в доспехах,
поднял его в воздух и с лёгкостью отшвырнул на расстояние
в пять длин лука66. Мелкими камешками, которые от
этого человека угодили в двух воинов, те были сбиты с
коней, истекли кровью и испустили дух.

1 акасигэ думал, что теперь-то уж противнику стало
ясно, каков он, придержал коня и громким голосом
возгласил своё имя:
— Я Такатоки, потомок в тринадцатом колене67
полководца Тайра-но Садамори, потомка в третьем
поколении принца Кацурахара68, пятого сына императора Кам-
му, управляющий прежнего губернатора провинции
Сагами, внук от наложницы Вступившего на Путь
Нагасаки Энги по имени Дзиро Такасигэ в благодарность
воину69 за милости принимаю смерть в бою. Кто хочет
прославиться, выходи!
С этими словами он оторвал рукава от своих
доспехов, срезал и уронил на землю опояску с поясницы,
вложил меч в ножны, развёл в стороны руки, стал ездить то
туда, то сюда, растрепал свои волосы и поскакал.
Когда слуги Такасигэ выехали впереди его коня и
сказали: «Что происходит? Вы, господин, изволили
выехать один, а противник вторгся в здешние долины
большими силами, запускает огонь и поднимает смуту.
Быстрее возвращайтесь назад, убедите господина правителя70
покончить с собой!», — Такасигэ обратился к ним со
словами:
— Если человек пытается сбежать, это очень
интересно. Значит, он забыл, что обещал нашему господину.
Так вернёмся же к себе!
Господин и восемь его слуг повернули от Яманоути
назад, противники же решили, что они убегают, и
пятьсот с лишним всадников из отряда Кодама закричали:
«Вернитесь, презренные!» — стегнули коней и погнались
за ними.
— Горластые типы. Как они говорят, что они могут?
— спросил Такасигэ, сделав вид, что не расслышал, и
продолжал понукать коня.
А поскольку его упорно преследовали, было видно,
как господин и восемь его вассалов резко оглянулись
назад, потянули коней за удила и развернули их. От
Яманоути до въезда в долину Касаи они поворачивали
семнадцать раз, отгоняли пятьсот с лишним всадников и снова
спокойно гнали своих коней дальше.
Тридцать две стрелы, попавшие в доспехи Тосикагэ,

ломались, как соломины, а когда он прибыл в долину Ка-
саи, Вступивший на Путь его батюшка ждал его там и
спросил:
— Почему ты задержался до этих пор? Теперь-то
уже всё?
Такасигэ почтительно ответил:
— Если бы я смог встретиться со старшим
военачальником Ёсисада, то хотел бы в схватке с ним определить
победителя. Хотя я вторгался в его лагерь больше
двадцати раз, но вплотную приблизиться к нему так и не смог.
Даже не встретившись с таким противником, каким он
мне представляется, я зарублю человек четыреста-пять-
сот из его презренного отряда. Пусть считается, что
убийство это грех, но я хотел выгнать этих типов на взморье,
притягивать их к себе правой и левой рукой71 и рубить
на куски вдоль и поперёк, однако отчего-то возвращался,
не удовлетворив своего желания.
Он произнёс это решительно, а люди, которые
приблизились к нему в самом конце, немного успокоились.
15
О САМОУБИЙСТВЕ ТЛКЛСИГЭ,
ЧЛЕНОВ ЕГО РОДА И ВАССАЛОВ В ТОСЁДЗИ,
ХРАМЕ ПОБЕДЫ ВОСТОКА
Тем временем, Такасигэ развернулся и побежал.
— Скорее, кончайте с собой! Такасигэ сделает это
первым и этим покажет всем пример! .
Сказав это, он снял и отбросил вон оставшиеся на
нём доспехи, взял в руки чарку, протянул её своему
младшему брату Синъэмону, потом трижды поклонился,
поставил её перед Вступившим на Путь Сэтцу-но гёбу-но-
таю Додзюном и со словами: «Говорю со всей душой.
Прими это с закуской», — вонзил себе в левый бок
кинжал, сделал длинный разрез до правой стороны живота,
рукой извлёк изнутри кишки и повалился перед
Додзюном.
Додзюн, взяв чарку, пошутил:
lu
391

lii
— Закуска прекрасная! Какой бы непьющий человек
ни был, нет такого, кто бы не выпил под неё.
Отпив из этой чарки половину, он поставил её перед
Вступившим на Путь Сува, так же разрезал себе живот и
умер. Вступивший на Путь Сува Дзикисё взял эту чарку,
трижды спокойно поклонился, поставил её перед
господином Вступившим на Путь Сагами и промолвил:
— Молодым людям достаточно показали искусство
делать харакири, и в своём поведении мы можем
состязаться с пожилыми людьми. Отныне и впредь все
должны испробовать прощальную чарку.
Потом он крест-накрест разрезал себе живот, извлёк
кинжал и положил его перед господином Вступившим
на Путь. Вступивший на Путь Нагасаки Энки был
озабочен тем, как обстоят дела у Вступившего на Путь Сагами,
и живот себе не разрезал. Однако Нагасаки Синъуэмону
в этом году исполнилось пятнадцать лет, и он смиренно
склонился перед своим отцом:
— Средством прославить имя дедов и отцов является
проявление сыновней почтительности их потомками,
значит будды, боги и три сокровища72 решат позволить
мне это.
Оставшийся в живых его отец Энки вынул два
кинжала, прикреплённые возле его локтевых суставов, и
этими кинжалами разрезал себе живот. Сын последовал за
отцом и лёг на него сверху. Когда свой долг выполнил
подросток, Вступивший на Путь из Сагами тоже разрезал
себе живот, а вслед за ним разрезал себе живот
Вступивший на Путь Дзё. Среди слуг, которые сидели в ряд
наверху пагоды, и людей из других семейств были такие,
которые, увидев это, обнажили свою кожу, подобную
снегу, и были такие, которые сами перерезали себе
горло, и тела их в эти последние мгновения казались
особенно прекрасными.
Среди прочих людей Вступивший на Путь Канадза-
ъа-таю Сокэн, прежний протектор провинции Оми Са-
сукэ Мунэнао, губернатор провинции Цуруга Аманау
Мунэаки, его сын, инспектор из Цуруга Сакон-таю То-
киаки, старший помощник главы Ведомства
центральных дел Комати Томодзанэ, губернатор провинции Цу-
392

руга Токива Норисада, прежний протектор провинции
Тоса Нагоя Токимото, Вступивший на Путь старший
помощник главы Ведомства наказаний из Сэтцу, прежний
протектор провинции Этидзэн Игу Мунэари, прежний
протектор провинции Kara Дзё-но Мороаки, помощник
начальника замка Акита Моротоки, протектор
провинции Этидзэн Дзё-но Аритоки, старший Правый
конюший Намбу Сигэтоки, помощник Правого конюшего из
Муцу Иэтоки, помощник Правого конюшего Сагами
Такамото, инспектор из Мусаси Сакон-но-гааю Токина,
инспектор из Муцу Сакон Токифуса, старший
помощник начальника Административного управления Саку-
рада Садакуни, губернатор провинции Тотоми Эма
Кинъацу, Асо-но Дзэнсэй Сёхицу Харутоки, Кацута-ог-
кибу-таю Ацутоки, помощник начальника военных
хранилищ Тотоми Акикацу, инспектор из Бидзэн Са-
кон-но-таю Macao, губернатор провинции Тотоми Са-
каноуэ Садатомо, старший помощник начальника
Церемониального управления Муцу-но Такатомо, Дзё~
но-сукэ Такакадзу, Аз'е-но-сикибу-таю Акитака,
губернатор провинции Мино Дзё-но Такасигэ, Вступивший
на Путь помощник начальника замка Акита Эммё,
Вступивший на Путь Акаси Нагакадо-но-суго Энъа,
Вступивший на Путь Нагасаки Сабуро Саэмон Сигэн, Суда Дзи-
ро Саэмон, старший помощник начальника
Придворного ведомства Сэтцу-но Такатика, инспектор из Сэтцу
Сакон-но-таю Тикасада, тридцать четыре человека из
семьи Нагоя, Сиода, Акахаси, Токива, сорок шесть
человек Сасукэ, а всего двести восемьдесят три человека из
одного рода, наперегонки разрезали себе животы,
поджигали свои жилища. Вверх поднялось бушующее
пламя, небо заволокло чёрным дымом.
Некоторые воины, выстроившиеся в ряд, во дворе и
перед воротами, видя это, разрезали себе животы и
прыгали в пламя, некоторые падали, без разбору валились
друг на друга отец и сын, старший и младший братья.
Кровь текла, широко разливаясь по земле. Она
разливалась словно большая река, и трупы лежали поперёк
дорог грудами, как в степи. Хотя сюревшие трупы было не
различить, но когда потом стали выяснять имена, оказа-

лось, что всего их умерло в одном месте больше
восьмисот семидесяти человек.
Кроме этого, среди родственников, людей, которым
оказывали милости, были разные люди —
священнослужители и миряне, мужчины и женщины. Как
выяснилось после опросов, количество тех, кто в потустороннем
мире отблагодарил за милости, кто был в объятиях
смерти, в дальних провинциях неизвестно, а в Камакура в
общей сложности больше шести тысяч человек. Ах, что это
был за день!
В двадцать второй день пятой луны третьего года
правления под девизом Гэнко73 процветание Хэйкэ,
длившееся девять поколений, сгинуло в одночасье, а бывшее
под спудом много лет благоволение судьбы к роду Гэн
смогло раскрыться в одно утро.

КОММЕНТАРИИ
*
1 Второй день пятой луны 3-го года Гэнко — 15 июня 1333 г.
2 Долина Окураноя — местность на западе г. Камакура.
3 Горы Идзу (Идзу~но о яма) — здесь: синтоистское
святилище Идзусан в одноименных горах в провинции Сидзуока,
4 Тэту — сказочное существо. Леший с крыльями и длинным
носом.
5 «среди морей...» — в Японии.
6 Губернаторы Сагами — сиккэны Ходзё.
7 Час Зайца — 6 часов утра.
8 Имеется в виду синтоистское святилище, посвященное ку-
льту этого бога, в уезде Нитта провинции Гумма, *К?***У
9 Стрекозиные острова — одно из поэтических названий |f*
Японии, данное ей первым императором Дзимму.
10 Господин из Камакура — сиккэн Ходзё Такатоки.
11 Цзинвэй — фантастическая птица из китайского
фольклора.
12 Сёкю — девиз правления императора Дзюнтоку. 1219-1221.
Мятеж годов Сёкю — попытка двух экс-императоров
вооружённого свержения диктатуры дома Ходзё. 1221 г.
13 Час Дракона — 8 часов утра,
14 Хуан Шигун — старик, который, согласно китайскому
апокрифу, вручил вассалу ханьского императора Чан Ляну (Цзыфану,
?-198 г.н.э.) трактат по военному искусству.
15 Эсс — монашеское имя полководца Ходзё Ясуиэ (Сиро Са-
кои-яо-таю).
16 Господин Камакура — Ходзё Такатоки.
17 Восемь провинций к востоку от застав — Сагами, Мусаси,
Ава, Кадзуса, Симоса, Хитати, Кодзукэ и Симоцукэ.
18 Кобукуро — местность в горах в окрестностях Камакура.
19 Примеры из истории Китая, описанные в «Исторических
записках» Сыма Цяня.
20 Чжун Эр — личное имя Вэнь-гуна из княжества Цзинь.
?-628 г.
21 Данного дома — дома Ходзё.
22 Парафраз слов Конфуция о том, что в войсках эпохи Чжоу
было три армии по двенадцать тысяч пятьсот человек, но если у
воинов этой огромной армии сердца лишены спокойствия,
можно захватить их командующего.
23 Намек на слова Конфуция из «Ауньюй».
*U
395

ш
24 Бог-дракон — морской бог, охраняющий буддийский мир,
управляющий стихией дождя и водной стихией.
25 «... позднеханьский» — в тексте ошибка. Должно быть: ран-
неханьский.
26 По-видимому, имеется в виду императрица Дзингу,
которая, по утверждению «Нихонги» (свиток 9), приняла сан
синтоистской жрицы.
Сикха — одно из государств на Корейском полуострове в
средние века.
28 Жемчужина засухи {жемчужина отлива) была вручена
богом моря богу Хикохоходэми-но микото для того, чтобы он мог
отомстить своему брату. Упоминается в мифах «Кодзики» и
«Нихонги».
29 Обряд надевания головного убора — обряд надевания
взрослого платья, обряд инициации.
30 Ьакамия кодзи — дорога в центре г. Камакура.
31 Кэн — мера длины, 1,81 м.
32 Три вещи — нагрудная пластина, нарукавники и шлем.
Четыре вещи — меч, лук, стрелы и попона.
33 Тэйсяку — дворец, где обитают боги-охранители
буддийского учения. Расположен в восточной части первой из
двенадцати небесных сфер.
34 Аби — одна из восьми преисподних, место, куда после
смерти попадают большие грешники.
35 «Господин из Камакура» — сиккэн Ходзё Такатоки.
36 В старинных китайских военных трактатах описано шесть
видов такого строя: гражданский, военный, драконов, тигриный,
волчий и собачий мешки.
3/ Дороги тьмы — потусторонний мир.
38 Сидэнояма — гора, ведущая умерших в потустороннем
мире.
39 «... коротким оружием» — с помощью мечей, не прибегая
к лукам и стрелам.
40 Три сяку три сун — около одного метра.
41 Сто кан — 375 кг.
42 Тории — сооружение в форме ворот перед входом на
территорию синтоистского святилища.
43 Нио — фигуры дэва, двух могучих королей-защитников
буддийского Закона, стоящие по обеим сторонам входа в
буддийский храм.
44 Реминисценция на стихи Бо Лэтяня (сборник «Бо-ши вэнь-
сюань», цз.4).
45 «Дэвадатта» — 12-й из 28 свитков «Сутры лотоса».
46 «... губернатора» — Ходзё Такатоки, имевшего почётный
титул «губернатор Сагами».
47 Разновидность церемониальных сидений, напоминающих
плетёные кресла без ножек, стояли в так наз. средних воротах
396

(стояли в промежутке между внешними воротами и спальным
павильоном). Использовались священнослужителями во время
буддийских церемоний.
48 Пустота по дзэн-буддийским представлениям —
человеческая личность.
49 Ритуальный жест: после того, как руки складывают
ладонями вместе, правую руку берут в левую и закрывают ею грудь.
50 Госпожа из Северных покоев — главная жена.
51 Час Змеи — 10 часов утра.
52 Вступивший на Путь — здесь: Ходзё Такатоки.
53 Да Цзянь — легендарный китайский император, Цзэн Цань
— один из учеников философа Лао-цзы. Оба славились сыновней
почтительностью.
54 «... воина» — Ходзё Такатоки.
55 «... сына» — в тексте ошибка. Должно быть: младшего
брата. /
56 Учжи — младший брат Сан-гуна.
57 По буддийским представлениям, наш мир переживает
последний этап в истории учения: 10000 лет всеобщей деградации и
злобы.
58 «Большой господин» — Ходзё Такатоки.
59 Те — мера длины, 109,09 м.
60 1-й год правления под девизом Камму — 1334 г. На самом
деле это событие произошло в 7-ю луну следующего года.
61 Промежуточная эпоха — около двадцати дней лета 1335 г.
между правлением Ходзё Такатоки и Асикага Такаудзи.
62 «Эмблема с чёрным знаком» — родовой герб Нитта: круг с
широкой горизонтальной чёрной полосой в центре.
63 Повелитель — сиккэн Ходзё Такатоки.
64 Десять сторон — 4 стороны, 4 угла, верх и низ.
65 Намёк на китайские легенды. Имена не
идентифицированы.
66 Пять длин лука — ок. 116,7 м.
67 «... в тринадцатом колене» — в действительности в 15-м
колене.
68 В действительности Садамори был потомком принца Ка-
цурахара в пятом колене.
69 «... воину» — Ходзё Такатоки.
70 «... правитель» — Ходзё Такатоки.
71 В тексте — рукой, которой держат лук, и рукой, которой
управляют конём.
72 Три сокровища — будда, его учение и община
священнослужителей.
73 Двадцать второй день пятой луны 3-го года правления под
девизом Гэнко» — 4 июля 1333 г.

JEffc
§u
Ш
СВИТОК ОДИННАДЦАТЫЙ
1
о том, клк годли-но уэмон мунэсигэ
УГОВАРИВАЛ САГАМИ ТАРО
m m
сисада уже усмирил Камакура, и его власть
проявилась вдали и вблизи, поэтому в
восточных провинциях не было среди дайме и
домов влиятельных никого, кто бы связал себе руки и не
преклонил перед ним колени. Среди них были даже
такие, кто по много дней выказывал ему покорность и
изъявлял преданность. Тем более, те, кто до сего дня
пользовался милостями рода Хэй и принадлежал к
враждебному лагерю. Чтобы продлить свою недостойную жизнь,
они признали себя побежденными, доискиваясь тех, кто
имеет связи, стремились окунуться в пыль от копыт
тучных коней победителей, подметали землю за высокими
воротами сановных, в глубине души желая искупить
свою вину. Теперь они забирали из храмов
родственников Хэй, которые стали священниками и
законоучителями, и поливали кровью их монашеские облачения. Они
выискивали повсюду и принуждали лишаться сердец
чистых женщин, вдов умерших, которые не давали
людям клятву второй раз, сбрили волосы на голове,
изменили свой облик и стали монахинями.
— Как это просто! То, что люди, которые стремились
только к тому, чтобы выполнить долг, мгновенно умерли
и надолго стали подданными демона Ашура, на
длительное время подверглись страданиям. Как это прискорбно!
То, что люди, которые, терпя стыд, ведут жизнь
низменную, быстро оказываются в трудном положении, над
ними смеются множество людей.
Главные среди них Годаи-но Уэмон-но-дзе Мунэсигэ,
который служил покойному господину Вступившему на
Путь из Сагами, а также Сагами Таро Кунитоки, сын
39Ö

Вступившего на Путь из Сагами, рожденный младшей
сестрой этого Годаи-но Уэмона, то есть его племянник.
И он главный. Что бы ни случилось, он не двоедушен и
заслуживает глубокого доверия.
— Этого Кунитоки доверяю твоему попечению.
Любым способом прячь этого ребёнка, а когда увидишь, что
наступил подходящий момент, помоги рассеять
ненависть ко мне, — промолвил Вступивший на Путь из
Сагами.
Мунэсигэ согласился с ним: «Ну, это легко!». В кама-
курском сражении он потерпел поражение. Дня через
два-три весь род Хэй до единого человека погиб, поэтому
все киотские войска стали следовать приказам рода Гэн;
членов рода Хэй, укрывавшихся здесь и там, во
множестве извлекали из укрытий, схваченных помещали в их
владения, многих из прятавшихся казнили сразу же.
Увидев это, Годаи-но Уэмон решил, что лучше он
сообщит воинам рода Гэн об известных ему местах, где
находятся эти люди, чем лишится своей ускользающей
жизни. Выявив, где находятся те, кто лишён двоедушия,
хорошо бы удостоиться хоть одного владения, — так
подумал он и однажды обратился к Сагами Таро:
— Я считал, будто никто не знает, что Вы находитесь
здесь, но об этом каким-то образом прошёл слух.
Говорят, Вступивший на Путь Фунада собирается завтра
пожаловать сюда и отыскать Вас. Я только что узнал об
этом у одного человека. Пожалуйста, изъявите Вашу
волю и под покровом ночи поскорее уезжайте отсюда в
святилище Идзу! Хоть я и считаю, что этот Мунэсигэ
скажет, что должен сопровождать Вас, однако, если Вы
сбежите, взяв с собою только Вашу семью, то Вступивший
на Путь Фунада подумает: «Ну, так и есть!» — и захочет
узнать, куда Вы скрылись, но не будет у Вас спутника,
который взялся бы об этом сказать.
Так он проговорил с самым искренним видом,
поэтому Сагами Таро принял его слова за истинную правду
и в двадцать седьмой день пятой луны в полночь тайком
покинул Камакура. Он был законным наследником
Вступившего на Путь из Сагами, который до вчерашнего
дня был хозяином Поднебесной. Прежде даже по слу-
Ж
lu
399

ж
5u
чаю незначительного паломничества в синтоистское
святилище, а также при перемене направления1
потомственные и посторонние дайме'2 взнуздывали своих
знаменитых коней и скакали, и скакали туда и обратно в
окружении пятисот и трёхсот всадников. Но облик нашего
переменчивого мира совершенно удивителен. Одному
из низших слуг дали меч и не посадили даже на
почтовую лошадь. Обутый в рваные соломенные сандалии, с
плетёной шляпой на голове, он, расспрашивая о
незнакомой дороге в святилище Идзу, направлял к нему
стопы. В душе его было сострадание. Годаи-но Уэмон,
обманув таким образом Сагами Таро, отбыл.
Если бы стрелял он сам, люди показывали бы на него
пальцем, называя его человеком, который забыл о
многолетнем благоволении к нему господина. Если же
самураи из войска рода Гэн, пользуясь случаем, застрелят
Сагами Таро, то их заслуги он разделит с ними поровну и
получит земельное владение, — так думал Годаи-но
Уэмон и поспешно отправился к Вступившему на Путь Фу-
нада.
— Я точно знаю то место, где пребывает Вступивший
на Путь господин Сагами Таро. Если Вы отправитесь и
без помощи других воинов застрелите его, Ваши заслуги
несомненно превзойдут заслуги всех прочих. А за мою
преданность Вам, за то, что я сообщил об этом,
рекомендуйте отдать мне одно земельное владение.
Вступивший на Путь Фунада в глубине души
подумал, что это — высказывание дурного человека но
пообещал: «Это не трудно», — и заставил Годаи-но Уэмона
ждать вместе с собой, когда перегородят дорогу, по
которой уехал Сагами Таро.
Сагами Таро и в голову не приходила мысль о том,
что на дороге его встретят враги, и на рассвете двадцать
восьмого дня пятой луны на берегу реки Сагами в
ожидании переправы стоял этот озабоченный, исхудавший
путник. Годаи Уэмон, стоя в тени, указал на него:
— Вот он, тот самый человек!
Трое слуг Фунада соскочили с коней и схватили его
живым, не дав опомниться. Все было сделано внезапно и,
поскольку на месте не оказалось ничего типа носилок,
400

пленника посадили верхом на коня и крепко связали
корабельной верёвкой; двое слуг взяли коня под уздцы и
среди бела дня ввели его в Камакура. Среди людей,
которые видели и слышали это, не Сыло ни одного, кто бы не
отжимал рукава от слез.
Человек этот был юн и ничего еще не мог натворить,
но решив, что поскольку он является старшим сыном
врага династии, это нельзя оставить без внимания; на
рассвете следующего дня ему тайком отрубили голову.
В старину в благодарность за милости старого
господина Чэн Ин убил собственного сына, обменяв его
жизнь на жизнь своего юного хозяина.3 Но тот хозяин,
которому годы, пока это не произошло, служил Годаи
Уэмон, был убит врагами. Каждый человек, видевший
его, относился к Годаи Уэмону, из-за своей алчности
забывшему долг, с презрением и ненавистью, считая, что
истинная его сущность это жадность, это отсутствие
Пути.
Узнав об этом всю правду, Ёсисада решил, что его
нужно казнить. Когда об этом передали Мунэсигэ, он
сбежал и стал прятаться тут и там; но может быть, его
злодейство приносило несчастье, — хоть и широки три
мира4, но и в них не было для него места, хоть и много у
него старых знакомых, некому было покормить его, и в
конце концов, как говорили, он закончил жизнь как
нищий, умерев с голода на обочине дороги.
О ТОМ, КАК ПОЛКОВОДЦЫ"
ОТПРАВИЛИ ГОНЦОВ НА ТУНАНОУЭ
В столице в двенадцатый день пятой луны средний
военачальник Тикуса-то Тадааки-ясоя. помощник главы
Административного ведомства Асикага Такаудзи,
Вступивший на Путь Акамацу Энсин и другие подняли
одного за другим гонцов, чтобы известить его величество на
Фунаноуэ о том, что Рокухара уничтожены. Этим
вельможи выражали общее мнение о том, что возвращение
государя стало возможным. В это же время второй чи-

*
*u
111
новник Ведомства толкования грамот Мицумори
пытался отговорить государя:
— Хотя оба Рокухара уже уничтожены, враги
династии, которые направились на Тихая, заполняют при-
столичные провинции. Кроме того, в простонародье
говорится: «Войско восьми восточных провинций равно
войску всей Японии, войско Камакура равно войску
восьми провинций». Поэтому в длительном сражении
прогнать судью Ига Мицусуэ было легко. Тем не менее,
когда восточное войско снова двинется на столицу,
правительственное войско сражение проиграет, и
Поднебесная надолго окажется под властью воинских домов.
Если сейчас оценивать только одно это сражение,
сторонники государя в нем составят всего лишь одну-две
десятых части. Сказано, ведь: «Благородный человек к
преступнику не приближается», поэтому прошу, чтобы
сейчас некоторое время Вы не меняли места Вашего
пребывания, но спустили в провинции высочайший
рескрипт и, возможно, ознакомились с переменами в
восточных провинциях.
Все вельможи, которые там находились,
посоветовались между собой и согласились с ним. Однако его
величество не мог принять решение о точном времени,
поэтому изволил повелеть раскрыть «Книгу перемен»5 и
взглянул на гадательные палочки, предсказывавшие его
будущее возвращение на трон.
Бросив гадательные палочки, гадатель сказал:
— Война справедлива. Человек достойный хорош,
вины нет. Государь повелевает жаловать своим
сторонникам титулы, делать их вельможами. Для людей малых
он это не использует. Ван Би6 говорит в комментариях,
что предел войны — это окончание войны. По
повелению государя заслуги не теряют. Государь жалует
титулы, делает людей вельможами, и от этого страна
спокойна. Для людей малых это не используется, этого пути
нет7.
Таким же было и гадание августейшего. Нркно ли в
чем-то еще сомневаться? Подумав так, государь в
двадцать третий день той же луны выехал из Фунаноуэ про-
402

винции Хоки, и августейший паланкин направился по
дороге Сэнъин8 на восток. \
Его величество, сменив свое дорожное платье,
сопровождали всего два человека в церемониальных нарядах
— второй чиновник То-по-таю Юкифуса и Кагэю Ми-
цумори. Прочие лунные вельможи и гости с облаков, все
помощники глав ведомств охраны и служб, одетые в
воинские одеяния, ехали спереди и сзади. Воины всех
шести армий надели доспехи, опоясались колчанами,
следовали и следовали впереди и позади больше тридцати ри.
Судья Энъя Такасада с тысячью с лишним всадников
отправился на один день раньше и образовал авангард.
Кроме того, на день позже выехал и образовал арьергард
Асаяма Таро с пятьюстами с лишним всадниками.
Губернатор Ямато Канадзи ехал с левой стороны с
парчовым знаменем августейшего, Нагатоки,
губернатор провинции Коки, в качестве меченосца следовал
справа. Бог дождя омывал путь, бог ветра сметал пыль.
Окруженный со всех сторон светилами как звезда Сиби
и Северная Полярная звезда9, лагерь государя выглядел
величественно.
Когда весной прошлого года его величество был
отправлен в провинцию Оки, мысли монарха помимо его
воли были печальны, цвет гор, облаков, моря и луны
были причиной августейших слез. Теперь же драконов его
лик выражал радость. Удивительно, что даже ветер в
соснах, казалось, сам призывает к нему долголетие. А дым в
бухте, где выпаривают соль, стал таким, будто
поднимается из печей в домах множества оживленных людей.
3
О ПОЕЗДКЕ В ХРАМ СЁСЯСАН
И О СООБЩЕНИИ НИТТА
В двадцать седьмой день пятой луны состоялась
поездка государя в храм Сёсясан провинции Харима в
осуществление его прошлогоднего желания. Объезжая
храмы в том поряке, в котором они расположены, по дороге
посетили пагоду, в которой помещен образ ее
основателя, высокомудрого Се'гу, и издавна, считая, что делают

*
*u
ш
это втайне, хранили много бесценных сокровищ. Когда
государь позвал знающего старца из этого храма и
спросил его: «Каково происхождение этих вещей?», — старец
смиренно объяснил историю каждой из них в
отдельности. Прежде всего, он открыл лист бумаги из Суибара10.
Там мелкими знаками были записаны все восемь
свитков «Лотосовой сутры», а также две сутры,
вступительная и заключительная к ней. Это та самая сутра, которую
за короткое время переписал превратившийся в
человека чиновник потустороннего мира, когда высокомудрый,
сидя за дверью уединения11, изволил заниматься чтением
«Лотосовой».
Еще там были изношенные сандалии асида11 из
криптомерии со стершимися подставками. Это те
асида, которые надевал высокомудрый, когда каждый день
изволил за два часа проходить по дороге вдоль моря от
этого храма до горы Хиэйдзан. Кроме того, там имелось
благоуханное монашеское платье кэса15, сшитое из
полотна. Его высокомудрый, не снимая с себя, благоволил
носить долгое время, а почувствовав, что оно
пропиталось запахом, подумал: «Надо бы его вымыть!». Тогда
охранитель Закона Ото14, который обычно находился
поблизости от него, промолвил: «Я пойду, вымою его!», — и
вылетел, направляясь далеко на запад. Немного погодя,
он вывесил это кэса на свежем воздухе и высушил, и оно
стало словно бы отражать кусочек облака в вечерних
солнечных лучах.
Высокомудрый позвал охранителя Закона и спросил
его:
— В какой воде ты вымыл это кэса?
— В Японии такой чистой и холодной воды нет. Я
полоскал его в воде пруда Нежаркого в Индии15, — ответил
охранитель Закона.
Это было то самое кэса.
— «Кандзэон16, будде, вырезанному из сырого дерева,
поклоняюсь. Преисполнен пожеланиями счастья и
долголетия, а также преисполнен пожеланиями долгого
счастья ныне живущим, после их смерти. Здесь место,
где я молюсь за все несметные массы людей». — Вот
образ, перед которым произнес эту заупокойную молитву
404

сошедший сюда небожитель17. Вот пять Великих
почитаемых18, изготовленные Бисюкацума19. И не только это. Во
время чтения «Лотосовой сутры» Фудо и Бисямон20
явили свои облики в виде двух отроков. Кроме того, в дни
заупокойных служб в центральной пагоде монастыря Эн-
рякудзи высокомудрый, сидя в этом монастыре,
тихонько тянул песню о добродетелях Будды. Его пение
отзывалось далеко в облаках над горой Эйдзан и проявляло до-
стохвальность собрания.
Так подробно разъяснял старец. Его величество
изволил проникнуться необычайным благоговением. Потом
он направился в селение Ясумуро той же провинции и
как обычно изволил распределить там расходы на
проведение обрядов по «Лотосовой сутре». До сего дня эти
прекрасные деяния не ведают ни минуты небрежения,
службы совершаются в соответствии с проповедями
Будды. Поистине, желание его величества — это
уничтожать пороки, рождать добро.
В двадцать восьмой день состоялась поездка в Хоккэ-
сан, храмы Цветка лотоса — это было августейшее
паломничество. Отсюда, поторопив драконов паланкин, в
последний день луны в храме под названием Фукугонд-
зи, храм Укрепления счастья, в провинции Хёго, его
величество проверил места хранения войсковых припасов
и благоволил немного отдохнуть. В этот день к нему
прибыли четыре человека, Вступивший на Путь Акамацу и
его сыновья, во главе пятисот с лишним всадников.
Драконов лик был особенно прекрасен, его
величество выразил свое одобрение.
— Ваши заслуги перед Поднебесной — в сражениях
за верность, которым вы отдаете все силы. Каждому по
его желанию воздается награда, — и велел им стать
охраной у запретных ворот21.
Пребывание государя в этом храме продолжалось
один день. Была организована церемония возвращения
августейшего с процессией сопровождения, и в полдень
того же дня до самых ворот поскакали три срочных
гонца с сообщением, висящим на шее, и у дворика это
сообщение преподнесли.
Когда удивлённые вельможи поспешно открыли его
Ж
lu
405

и посмотрели, из лагеря Нитта Котаро Есисада срочно
сообщалось, что члены семьи и слуги Вступившего на
Путь из Сагами только что подавлены, а восточные
провинции умиротворены.
В сражениях в западных провинциях и в столице
правительственные войска пришли к победе, обоих Ро-
кухара захватили. Государь возвращался к мысли о том,
что очень важно привлечь Канто к ответственности, а
так как прибыло это срочное сообщение, то у всех,
начиная с его величества и вплоть до всех вельмож, пропали в
душе сомнения, источались радость и похвалы.
«Награды — какие попросят!» — повелел государь, и каждому
из трех посланцев были пожалованы награды за
выдающиеся заслуги.
4
О ПРИЕЗДЕ МЛСЛСИГЭ В ХЁГО
И ВОЗВРАЩЕНИИ ГОСУДАРЯ
В Хёго государь пребывал один день и во второй день
шестой луны его паланкин, украшенный драгоценными
каменьями повернул назад. Кусуноки Тамон-хёэ Маса-
сигэ и его семь с лишним тысяч всадников прибыли ему
навстречу. Это войско выглядело особенно доблестным.
Его величество высоко поднял штору и подозвал Ма-
сасигэ поближе.
— Твоей заслугой при выполнении вассального долга
стала скорость. Уже это одно является твоей битвой за
верность, — так изволил он молвить, растрогавшись.
Тогда Масасигэ смиренно произнес:
— Если бы подданные Вашего величества не
опирались на государевы добродетели в делах гражданских и
военных, как бы могли мы с помощью наших мелких
ухищрений выйти из окружения сильного противника?!
— и тем скромно отрицал свои заслуги.
С того дня, когда он отправился из Хёго, Масасигэ
образовал передовой отряд, а вместе с войском из
внутренних провинций — авангард в семь с лишним тысяч
всадников. Вдоль этого пути на протяжении восемнадцати

ри тихо следовало пятицветное облако22, его
сопровождала императорская охрана, расположившаяся слева и
справа от него со щитами, копьями, боевыми топорами
и секирами. В сумерках пятого дня23 шестой луны
государь достиг Тодзи, Восточного храма, и все, не говоря
уже о людях военных, — вплоть до регента, канцлера,
Первого государственного министра, глав Левой и
Правой ближней охраны, Старших и Среднего ранга
советников, восьми советников Государственного совета,
семи их помощников, чиновников пятого ранга и шестого
ранга, внутренних и внешних посыльных, лекарей и
служителей Светлого начала собрались с одной мыслью: не
отстать от другого. Поэтому перед воротами экипажи и
кони скучились, а на остальной земле они уподобились
облаку, зеленое и фиолетовое24 отливали блеском на
пагоде, выстроились на небе рядом со звездами.
Назавтра, в шестой день шестой луны из Тодзи,
Восточного храма, августейший вернулся во дворец на
Второй линии. В тот день первым делом состоялось
всемилостивейшее специальное назначение Асикага дзибу-но-
таю Такаудзи главой Административного управления.
Его младшего брата, помощника главы Военного
ведомства Тадаёси назначили главой Левых конюшен.
В прошлом средний военачальник Тикуса-но То Та-
кааки-ясоя, состоя на службе меченосцем, находился
впереди государева экипажа с фениксом на нём, теперь
же, считая, что настало время быть настороже против
неожиданностей, он велел пятистам
воинам-меченосцам идти двумя рядами. Такаудзи и Тадаёси вдвоем
ехали замыкающими, продвигаясь позади всех чиновников.
В качестве охраны пятьсот конных воинов в шлемах и
доспехах продвигались позади них. Вслед за ними
больше пятисот всадников Уцуномия, больше семисот
всадников судьи Сасаки, больше двух тысяч всадников Дои и
Токуно, кроме того силы даймё из провинций,
подчинённые Масасигэ, Нагатоси, Энсин, Юуки, Наганума
и Энъя тянулись одно войско за другим по пятьсот и по
триста всадников, каждое под своим знаменем,
спокойно продвигались по дороге с государевым экипажем в
середине. В общем, дорожные одежды в пути следования

процессии изменились по сравнению с прежними
поездками императора, а охрана всех чиновников стала
очень строгой. Путешествующие аристократы и
простолюдины скопились на перекрестках дорог, слух
наполняли голоса восхищения добродетелями государя.
5
О БИТВЕ НА ЦУКУСИ
Киото и Камакура благодаря боевым заслугам Така-
удзи и Ёсисада были уже успокоены. Теперь, направляя
карательные силы на Цукуси, решили, что нужно
атаковать наместника в Девяти провинциях Хидэтоки.
Старшего советника, вельможного Нидзе Моромото
назначили главой Дадзайфу25 и уже направили туда. В седьмой
день шестой луны от Кикути, Сени и Фдомо в столицу в
одно и то же время прибыли гонцы, которые доложили,
что на Кюсю враги династии истреблены все без остатка.
Потом о ходе этого сражения расспрашивали
подробно. В то время, когда его величество еще изволил
пребывать на Фунаноуэ, три человека — Вступивший на
Путь Сени, Вступивший на Путь Одомо Гукан и
Вступивший на Путь Кикути Дзякуа, настроения которых
совпадали, доложили, что они желают быть
сторонниками государя, после чего его величество высочайшим
повелением распорядился, чтобы они следовали за
государевым парчовым знаменем.
Свой план эти три человека таили в сердце и вида о
нем не показывали; на самом же деле совсем скрыть его
они не смогли и скоро о нем прослышал наместник
Хидэтоки. Хидэтоки прежде всего вызвал к себе в Хаката
Вступившего на Путь Кикути Дзякуа, чтобы хорошо
увидеть, является ли слух о его предательстве правдой.
Приняв его посланца, Кикути понял, что как-то узнав о
существовании заговора, их вызывают, чтобы напасть на
них. Поэтому, прежде, чем его опередят, он первым
двинулся на Хаката и решил немедленно определить, кто
победитель. Положившись на прежние обещания, он
послал известить об этом Сени и Одомо, но Одомо,
оттого, что ещё не определилось, чья в Поднебесной будет

победа, ясного ответа не дал. Се'ни также слышал, что в
то время в Киотоских сражениях всякий раз побеждали
Рокухара, и, наверное, думал загладить свою вину и убил
посланца Кикути по имени Яхата Ясиро Мунэясу, а
голову его отослал к наместнику.
Вступивший на Путь Кикути очень разгневался: «Мое
решение положиться в таком большом деле на первых в
Японии нарушителей закона было ошибкой. Хорошо
же! Разве нельзя сражаться и без этих людей?» — ив час
Зайца26 в тринадцатый день третьей луны третьего года
правления под девизом Гэнко27 всего со ста
пятьюдесятью всадниками ударил по зданию управления
наместника. Когда Вступивший на Путь Кикути скакал перед
святилищем Кусида, ему, видимо, было указано на
плохой исход сражения. Или же его осуждали за то, что он
перед святилищем проезжал верхом. Только конь, на
котором ехал Кикути, внезапно остановился, не в силах
продвинуться дальше ни на шаг. Вступивший на Путь
сильно рассердился: «Какие бы это ни были боги, разве
могут они осуждать Дзякуа, когда он проезжает по
дороге к месту сражения?! А коли такое случилось, я пущу
стрелу. Получите ее и взгляните!». С этими словами
Кикути вынул две стрелы из колчана и выстрелил в дверь
святилища.
Когда он выстрелил, онемение в ногах у коня
прошло, и всадник произнес насмешливо:
— Вот так-то! — и поехал дальше.
А после того, как оглянулся на святилище, он
удивился: большая змея длиной в два дзе была пронзена
стрелами Кикути и сдохла.
Наместник приготовился к его нападению заранее,
поэтому, выпустив из ворот замка большое войско,
приказал ему сражаться, но в войске Кикути, хоть оно и
было мало, все воины сравнивали свои жизни с пылью и
мусором, долг же был для них подобен железу и камню.
Они сражались ожесточённо и многих оборонявшихся
побили, а остальные отошли и заперлись в замке. В то
время, когда воины Кикути, окрыленные победами,
преодолели стену, взломали ворота и без задержки
вторглись внутрь, а Хидэтоки не мог более защищаться и уже
Ж
*ь
409

решил покончить с собой, Сени и Фдомо с шестью с
лишним тысячами всадников напали на Кикути с тыла.
Вступивший на Путь Кикути, увидев их, вызвал
своего сына Такасигэ, губернатора провинции Хиго, и велел
ему:
— Сейчас на меня нападают Сени и Одомо. Я
погибну на поле боя, но считаю, что выполнял свой долг, и
посему не раскаиваюсь. Поэтому я, Дзякуа, погибну, сделав
для себя подушкой замок Хидэтоки. Ты же срочно
возвращайся домой, укрепи замок, подними воинов и после
моей смерти развей то, о чем я сожалел в этой жизни.
Отделив больше пятидесяти молодых всадников, он
придал их Такэсигэ, чтобы тот вернулся в провинцию
Хиго. Оставшиеся на родине его жена и дети не знали,
что этот его отъезд — окончательная с ним разлука, и
надеялись, что он вот-вот вернется. Так думал Дзякуа с
тоской, начертал на нарукавном знаке стихотворение,
чтобы отослать его на родину:
На родине
Не знают, жив ли я
В сегодняшнюю ночь.
Там ждет меня
Любимая.
Губернатор Хиго Такэсигэ трижды повторил:
— Единственный мой родитель сорока с лишним лет
выйдет сейчас на битву с большими силами противника
с мыслью погибнуть. Я во что бы то ни стало хочу
погибнуть с ним вместе.
Однако отец дал ему строгий родительский наказ:
— Ты должен остаться ради Поднебесной!
Делать нечего, Такэсигэ, увидев, что это их
окончательная разлука, плача и плача, с тоскою в сердце вернулся
в Хиго. После этого Вступивший на Путь Кикути вместе
со вторым своим сыном Хиго-но Сабуро в окружении
ста с лишним всадников, избежав внимания
преследовавшего их войска, напали на дом наместника и в конце
концов, не отступив ни на шаг, все до одного погибли в
рукопашной схватке с врагами.
Чжуань Чжу и Цзин Цин посвятили свои сердца
благодарности за милости, Хоу Шэн и Юй-цзы для
выполнено

ния долга не пожалели жизней . Не так ли можно
сказать и о них?
Однако тогдашнее поведение Сени и Одомо было
бессердечным и людьми в Поднебесной осуждалось.
Они делали вид, что не знают ничего и прислушивались к
тому, что делается в мире. Стало слышно, что в седьмой
день пятой луны оба Рокухара были уже низвергнуты, а
войско, атаковавшее замок Тихая, полностью отступило
к Южной столице, и это изумило Вступившего на Путь
Сени: как это могло произойти, — думал он. В этой
обстановке, подумав, как бы это застрелить наместника и
тем умалить свою вину, он послал тайных гонцов к
губернатору провинции Хиго Кикути и к Вступившему на
Путь Одомо, напутствуя их, что они и слыхом не слыхали
о горькой участи Кикути.
Сам Одомо был виноват, поэтому согласился оказать
помощь. Хидэтоки, услышав о тайном его замысле и зная
о действительном положении дел, выбрал
благоприятный отправил к Сени Нагаока Рокуро. Нагаока сразу же
выехал, но Сени не встретился с ним, сказавшись
больным. Делать нечего, Нагаока попросил проводить его к
сыну Вступившего на Путь Сени, молодому Сени из Ти-
куго. Там он как ни в чем ни бывало, осмотрелся по
сторонам и с таким видом, будто сейчас же собирается
оставить лагерь, принялся чинить свой щит и точить
наконечники стрел. Потом, посмотрев вдаль, за дальние
самурайские строения, он увидел там на флагштоке стяг с
изображением зеленого бамбука и с белым навершием.
Тогда он подумал, что государево парчовое знамя
действительно сняли с корабля и пожаловали сюда. Если
бы ς Сени встретиться здесь, мы бы и пронзали друг
друга мечами. И тут он неожиданно встретился с молодым
Сени. Тогда Нагаока воскликнул:
— Какую еще измену вознамерились осуществить
эти злодеи?! — обнажил кинжал и подскочил к нему.
Молодой Сени был человеком весьма проворным,
поэтому он схватил бывшую рядом шахматную доску и
подставил ее под удар кинжала. Они крепко
переплелись друг с другом, каждый оказывался то сверху, то
снизу.

Внезапно подбежали слуги Сени и вонзили три меча
в противника, бывшего сверху, и выручили хозяина,
оказавшегося снизу. Поэтому Нагаока Рокуро не выполнил
своего главного желания, но сразу же лишился жизни.
А Вступивший на Путь Сени из Тикуго сказал: «Итак,
наш замысел, похоже, уже стал известен наместнику.
Теперь отступать некуда», — и вместе со Вступившим на
Путь Одомо во главе войска в семь с лишним тысяч
всадников в час Лошади29 двадцать пятого дня той же пятой
луны ударил по управлению наместника Хидэтоки. По
обычаям, существующим в эпоху конца Закона, есть
мало людей, которые ценят выполнение долга, и много
людей, которые стремятся к выгоде, поэтому те воины из
девяти провинций Цукуси, которые были им приданы
до сих пор, либо забыли об оказанных им благодеяниях,
и бежали, либо изменили долгу, не пощадив своих имен.
После непродолжительного сражения Хидэтоки
проиграл его и в конце концов покончил с собой, а вслед
за ним взрезали себе животы триста сорок его слуг.
Удивительно! Вчера Сени и Одомо вслед за Хидэтоки
нападали на Кикути, а сегодня Сени и Одомо вслед за
правительственными войсками напали на Хидэтоки. Это
вызывает в памяти слова, начертанные кистью Во Цзюй-и30:
Труден жизненный путь.
Пусть не будет на нем
Гор крутых или бурных потоков,
Но чувства людские
Перевернутся!
О ТОМ, КАК СДАЛСЯ НАМЕСТНИК ΗΑΓΛΤΟ
Токинао, наместник Нагато, губернатор провинции
Тотоми, услышав о бедствиях Киотоского сражения,
решил придти на помощь Рокухара силами, взял сто с
лишним больших кораблей и вышел в море по направлению
к столице. Но при Наруто, что в Суо, и киотосцы, и кама-
курцы были наголову разбиты сторонниками Гэндзи.
Когда наместнику сказали, что вся Поднебесная после-
412

довала за добродетелями государя, он, всем сердцем
страдая, развернул свои суда от Наруто, желая
объединиться с наместником Кюсю.
Прибыв на границу с Акама31, он расспросил о
положении дел на Кюсю, и ему сказали, что Хидэтоки,
наместника на Цукуси, рке вчера убили Сени и Одомо. К ним
на помощь пришли все аристократические дома с двух
n'y
островов Кюсю .
И тогда, согласно поверью33, воины, которые ао тех
пор следовали за Токинао, переменили свои душевные
привязанности, и каждый сбегал от него по-своему, так
что Токинао уже скитался по волнам бухты Янагигаура
всего с пятьюдесятью с лишним воинами. Когда они
хотели в той бухте опустить паруса, противники ожидали
этого, держа наготове наконечники стрел, когда же на
здешних островах хотели связать вместе канаты,
казенные войска обстреливали их, заслонившись щитами.
Даже у тех, кто оставался под его командой, теперь сердца
были как волны в открытом море, которым некуда
вернуться и успокоиться, для которых нет места, куда бы
они могли приблизиться; не стало весел, чтобы их лодки
смогли пересечь житейское море, а лишь носились по
воле капризного ветра.
Узнать бы, что сталось с женой и детьми,
оставленными дома, что станется с ними в будущем, — тогда
можно было бы погибнуть в бою, — думал Токинао.
Чтобы несколько продлить свою жизнь, он вызвал с корабля
одного слугу и отправил его к Сени и Симадзу и передал,
что желает сдаться в плен.
И Сени, и Симадзу издавна испытывали к нему
добрые чувства. Кроме того, когда они услышали о
теперешних его обстоятельствах, они были расстроганы, срочно
выехали ему навстречу и каждый предложил ему ночлег.
Тогда Минэ-но содзё Сюнга34 призвал его к
родственникам государя по материнской линии. В час сражения
при Касаги государь был сослан в провинцию Тикудзэн,
но сейчас пока что его судьба открылась, все люди этой
провинции благоразумно следуют на ним, почтительно
обступив его слева и справа. Управление Кюсю еще до
получения государевой санкции некоторое время про-
4
413

1
*
водилось согласно замыслам этого содзе, поэтому Сени и
Симадзу доложили ему, что тот Токинао капитулировал.
— Здесь проблем не будет! — сказал содзе и вызвал
его к себе.
Токинао согнул ноги в коленях и опустил голову, не
смея ее поднять. Он смиренно оставался в отдаленном
месте. Глядя на него, содзе залился потоками слез:
— Когда в начале прошедших годов правления Гэн-
ко3 я был безо всякой вины отправлен сюда в дальнюю
ссылку, губернатор провинции Тотоми Токинао
обращался со мною как с преступником, поэтому иногда он
скрывал свое лицо под грубыми речами и вытирал слезы,
а иногда под грубыми манерами прятал свой стыд,
бездеятельно сложа руки. Однако же теперь Путь Неба
укрепляет смирение36, глядя на неожиданные перемены
в мире, мы видим, что счастье и беда перемешались
между собой, что процветающие и увядающие земли
поменялись местами. То, что вчера во сне и наяву было
моей печалью, сегодня сделалось страданием другого
человека. Сказано, ведь: «Вместо ненависти вернуть
благодеяние», поэтому что бы ни случилось, я велю только
сохранить вам жизнь.
Когда он вымолвил это, Токинао прижал голову к
земле, и из его глаз потекли слезы.
Еще не закончился день, когда об этом деле
доложили государю. Тотчас же последовало разрешение
поселить Токинао в пожалованном ему земельном владении.
Токинао была дарована жизнь не в его провинции Каи,
и, хотя десятки тысяч человок с насмешкой указывали
на него пальцем, он ждал того времени, когда
восстановится его семья. Но после того прошло много дней, его
окутал недуг, и жизнь угасла, как ночная роса.
О САМОУБИЙСТВЕ ПРОТЕКТОРА УСИГАВАРА
В ПРОВИНЦИИ ЭТИДЗЭН
Помощник управляющего Правой половины
столицы Айкава Токихару в самый разгар киотоского
сражения для того, чтобы собрать вместе пчелиный рой с со-
414

бранной взяткой, прискакал в провинцию Этидзэн и
находился там в местности Усигахара, в уезде Оно.
Прошло совсем немного времени, когда сказали, что Рокуха-
ра погибли, поэтому скоро разбежались воинские силы в
провинциях, следующих за ними, так что его некому
стало навестить кроме собственных жены и детей.
Тем временем, священнослужители храма Хэйсэнд-
зи улучили момент, и, чтобы получить награды за свои
заслуги, созвали воинские силы из своей и из других
провинций, встали во главе семи с лишним тысяч всадников
и двинулись на Усигахара. Токихару, видя, что
вражеские силы подобны облаку и туману, подумал: «Сколько
нужно ждать сражения с ними?», а своим двадцати с
лишним слугам велел противостоять противнику, созвал
бывших поблизости монахов, всем, вплоть до женщин и
детей, велел обрить головы и принять заповеди, так что
им единственно, что оставалось, это проливать слезы,
мечтая сделаться буддами после нынешней жизни.
Когда возвратились священнослужители,
Токихару обратился к своей супруге и произнес:
— Оба наши ребенка — мальчики, поэтому, хоть они
и малы, враги не сохранят им жизнь. Отправь их в
путешествие по потустороннему миру. Ты — женщина,
поэтому, хоть и знают враги, что ты моя супруга, но до того,
чтобы лишить тебя жизни, дело не дойдет. Если будешь
продолжать жить в этом мире, то с кем бы ни
сблизилась, найди успокоение своим горьким думам. Когда от
меня и следа не останется, будь спокойной. Надо мной
будет тень от травы и мох, — а твои думы пусть будут
радостными, — так повторял он сквозь слезы, а его супруга
в безмерном горе заливала слезами пол:
— Мандаринские утки, живущие на воде, ласточки,
что гнездятся на балках, не забывают своей клятвы
верности. И тем более, — мы, счастливо прожившие вместе
больше десяти лет, воспитали двоих детей и молились за
них на тысячу лет вперед, — и все без толку. Теперь ты
желаешь, чтобы твоя плоть покоилась под осенней
росой, а малыши наши растаяли скорее утренней росы, я
же осталась бы в непереносимой тоске и продолжала
так жить дальше?! Этого никак нельзя вынести, и жить
Ж
lu
415

такой жизнью невозможно. Я не забуду своего
обещания оставить эту бренную жизнь вместе со своим
возлюбленным, быть погребенным подо мхом в одной с
тобой могильной яме! — и с этими словами она повалилась
на покрытый слезами пол.
Тем временем, когда Аикава узнал, что все слуги
убиты оборонительными стрелами, а монахи-воины
перешли через переправу Хако и повернули к горам, что
позади, он велел поместить мальчиков, которым
исполнилось пять и шесть лет, в походный китайский сундук.
Спереди и сзади его велели нести на руках двум
кормилицам, после чего погрузить сундук в пучины реки Кама-
курагава и провожать глазами как можно более далеко.
Их мать тоже хотела погрузиться в ту же пучину,
уцепилась за шнур на китайском сундуке и пошла за ним со
скорбью в сердце.
Вынесли китайский сундук на берег, открыли его
крышку, и два мальчика подняли головы:
— О, матушка! Куда это вы изволите направляться?
Когда вы шаг за шагом изволите идти, вам это так
больно! Подойдите же сюда, — наивно шутили они, отчего
матушка их, вытирая слезы, увещевала детей:
— Эта река называется Прудом Добродетелей
Восьми Достижений в Чистой земле Крайней радости, это
место, где малыши играючи возрождаются к новой
жизни. Сделайте так, как я — громко возгласите Нэмбуцу37 и
погрузитесь в воды этой реки!
Тогда оба мальчика, как и матушка их, сложили руки
ладонями вместе, оба один за другим обнялись со своей
кормилицей и полетели до самого дна зеленых глубин,
матушка же их, презрев свою жизнь, погрузилась в ту же
пучину. После этого Токихару тоже покончил с собой и
вместе с ними превратился в пепел.
Говорят, что человек забывает свои прошлые жизни,
когда возрождается к новой; один помысел определяет
пятьсот рождений, а цепь помыслов приводит к
бесконечным воздаяниям, поэтому до самого дна наири в
восемьдесят тысяч38 существа бывают охвачены одной
обжигающей думой. Даже представления о ней
возбуждают чувства.
416
/

8
О САМОУБИЙСТВЕ ПРОТЕКТОРА ЭТТЮ
И О ЗЛОБНОМ ДУХЕ
Когда три человека — протектор Эттю, губернатор
провинции Тотоми Нагоя Токиари, его младший брат,
помощник главы Ремонтного ведомства Аритомо, и
племянник, помощник главы Арсенального ведомства Са-
дамоти, — услышали, что сторонники государя из Эттю
по дороге Хокурокудо39 должны проследовать в столицу,
с намерением остановить их в дороге, они встали
лагерем в местности под названием Футацудзука, Два
Кургана, в Эттю и объединили силы ближних провинций. При
этих условиях распространялись разные слухи — о том,
что Рокухара уже принуждены к сдаче, в Канто начались
сражения, а войска рке движутся на Камакура. Поэтому
в том же порядке, как их созывали, — бывшие сейчас
здесь всадники из Ното и Эттю отступили и решили
возвратиться к бухте Ходзедзу и напасть на лагерь
протектора.
Увидев это, их вассалы, соблюдавшие долг и
хранившие верность, решив сменить свой прежний облик и
переменить свою жизнь, через некоторое время бежали, да
еще и присоединились к вражескому войску.
Приходили утра, уходили вечера, и даже друзья, чьи чувства были
глубокими, крепко переплетенные и связанные между
собою, вдруг поменяли привязанности и, напротив того,
стали искать опасности. Теперь осталось верными долгу
всего семьдесят девять человек — это три вида
родственников40 и вассалы, которым поколение за поколением
оказывали серьезные благодеяния.
Когда заговорили, что в час Лошади в семнадцатый
день пятой луны враги рке надвигаются силами более,
чем в десять тысяч всадников, прежде чем они
приблизились, со словами:
— Даже если мы будем сражаться с ними такими
малыми силами, что мы сможем сделать?! А сражаться
кое-как — это беспомощными попасть в руки врага.
Позор же быть повязанным пленником означает на
будущие времена быть предметом насмешек, — женщин и
417

детей три сторонника воинских домов велели посадить
на корабли и погрузить в море. А сами отправились в
замок, чтобы покончить с собой.
Что касается супруги губернатора Тотоми, она была
связана супружескими узами давно — в этом году их
совместной жизни исполнился двадцать один год. В любви
супруги воспитывали двух сыновей — старшему девять,
младшему семь лет. Супруга Аритомо, помощника главы
Ремонтного ведомства, была замужем больше трех лет и
сейчас уже несколько месяцев была беременна. Супруга
Садамоти, помощника главы Арсенального ведомства,
была высокочтимой особой, которую всего четыре или
пять дней назад встречали из столицы.
В прежние времена ее облик с румяным лицом и
подведенными бровями, не имевшими равных себе в
целом мире, даже при беглом взгляде на него трогал за
душу словно бамбуковая штора в драгоценностях. В
любовном томлении он жил больше трех лет и всеми
возможными способами старался похитить ее, пока, наконец,
они соединились.
Всего лишь вчера и сегодня они могли
переговариваться, а после того, как не смогли друг с другом
встречаться, наступила печаль, и жизнь стала достойна сожалений.
Луны и дни, проведенные в любовной тоске, кажутся
длиннее, чем то время, за которое небожитель
перетирает крылом свой камень41, а встреча возлюбленных бывает
короче, нежели сон в летнюю ночь. Для тех, которые
скреплены между собой клятвой, внезапная встреча с
такой печалью — это одно только горе. Роса на кончиках
листьев, капли на корнях деревьев — все высыхает своим
чередом, что раньше, что позже. Плыть ли на волнах или
погрузиться в дым и томиться там означает горе из-за
разлуки. Как здесь быть? Для обеих сторон это
сожаления из-за расставаний, которые заставляют плакать,
упавши ниц.
Тем временем, противник, по-видимому, быстро
приближался — слышались разговоры о том, что видна
пыль, которую на востоке и на западе поднимают
копыта коней, поэтому все женщины и дети, плача и плача,
садились на корабли и выходили далеко в море. Печаль-
418

ный попутный ветер не утихал ни на минуту и угнал
корабли путников по волнам далеко. Чувств не ведающее
морское течение назад не возвращается. Оно увлекало
оснащенные веслами корабли прочь от бухты.
Та древняя принцесса Мацура Саёхимэ42 махала
платком на Яшмовом острове, призывая к себе
уходящий в открытое море корабль — здесь можно познать и
теперешнюю печаль.
Кормчий велел погрузить вёсла в воду и
притормозить корабль среди волн. Тогда одна женщина обхватила
двоих детей с обеих сторон, а две женщины взялись за
руки и все вместе бросились в море. Некоторое время
носились по волнам алые кимоно и темно-красные хака-
ма, в водах рек Ёсино и Тацута они казались
рассыпанными опавшими цветами и алыми листьями, но в
набегавших волнах они пропадали и было видно, как по
очереди тонули. После этого оставшиеся в замке семьдесят
девять человек высокого и низкого положения в одно и
то же время взрезали себе животы и сгорели в
полыхавшем огне сражения.
Души погибших, духи этих мертвых все еще
оставались на земле; может быть, они излучали скорбь от
взаимной привязанности супругов. Когда кормчий,
прибывший тогда из провинции Этиго, входил в эту бухту,
внезапно поднялся встречный ветер и разбушевались
волны. Тогда в море погрузили якорь и корабль
остановили в открытом море. С приходом ночи волны утихли, и
при шуме ветра и сиянье луны на метелках тростника
этот путевой ночлег оставлял в душе тягостное чувство:
далеко в море слышались звуки женских рыданий. Когда
послышался этот странный звук, со стороны взморья
мужские голоса позвали:
— Этот корабль гоните сюда!
Корабельщики без передышки погнали корабль к
берегу, а когда он прибыл к взморью, трое овеянных
свежим ветром мркчин сели под навес на корме корабля со
словами:
— Везите нас до открытого моря!
Корабельщики повезли их, и когда остановили
корабль среди открытого моря, трое мужчин сошли с ко-

рабля и встали поверх безбрежных волн. Через
некоторое время со дна моря с плачем поднялись три
женщины шестнадцати, семнадцати и двадцати лет, в разных
одеяниях и красных хакама. Когда мужчины разом
приблизились к ним, внезапно вспыхнул яростный огонь, и
пламя отгородило мужчин от женщин. Тогда три
женщины, всем своим видом показывая, что они сгорают от
любви к супругам, погрузились на дно моря. Мркчины
же, плача и плача, по волнам вернулись назад и пешком
ушли в сторону Футацудзука.
Безмерно удивленные корабельщики, удержав этих
мужчин за рукава, спросили их:
— Кто вы, покидающие нас?
Мужчины в ответ назвали себя:
— Мы — губернатор Тотоми Нагоя, помощник
главы Ремонтного ведомства из того же рода и помощник
главы Арсенального ведомства, — и пропали, будто
растаяли.
Дзюббага из Индии43 полюбил императрицу и сгорел
в пламени любви, в наших пределах дева-хранительница
моста через Удзи44, тоскуя по любимому, увлажнила в
волне свой рукав. Обо всех этих удивительных вещах,
случившихся в далёкую старину, написано в древних
скрижалях. А то, что ясно видели собственными глазами,
было результатом глубокого заблуждения людей.
9
О ТОМ, КЛК БЫЛИ КАЗНЕНЫ НАСТУПАВШИЕ
НА КОНГОДЗАН И О САКАИ САДАТОСИ
Хотя столица была уже успокоена, говорили, что
войска Хэйдзи, которые возвращались от горы Конгодзан,
остановились в Южной столице и собирались напасть на
императорскую столицу, поэтому, назначив среднего
военачальника из Центральной пагоды Садахира старшим
военачальником, направили с ним по дороге Ямато
пятьдесят с лишним тысяч всадников. Военные силы Кусуно-
ки Масасигэ во Внутренних провинциях составляли
больше двадцати тысяч всадников. Они направлялись в тыл

противнику со стороны провинции Кавати. Несмотря
на то, что войска Хэйдзи в Южной столице разбежались
на все десять сторон, оставшиеся составляли пятьдесят с
лишним тысяч всадников, и теперь они решили, что
сражение будет ожесточенным.
Свойственная им сила духа до конца иссякла, и пока
они без толку коротали дни, словно рыба, которая
поднимает брызги на мелководье, получив императорское
повеление через Первые ворота ворвались в Южную
столицу семьсот с лишним всадников Уцуномия и Ки
Сэй, укреплявшие Ханнядзи, храм Высшей Мудрости.
После этого все сторонники Хэйдзи, кроме
наследственных даймё, в течение поколений получавших особые
благодеяния, стали сдаваться в плен по сто и по двести, и
по пять, и по десять всадников, так что в конце концов
не осталось никого.
Когда это случилось, надеяться стало не на что и
жалеть о своей жизни стало не нужно. Каждому следовало
бы умереть в бою, чтобы оставить свое имя грядущим
поколениям, но им, наверное, было стыдно даже за
обычные свои поступки, так что, начиная с младшего
помощника главы Палаты цензоров Асо-но Токихару,
помощника Правого конюшего Дайбуцу Саданао,
губернатора Тотоми Эма и Сасукэ, губернатора Аки,
тринадцать главных членов рода Хэйдзи, а также его милость
Нагасаки Сиро Саэмон, Вступивший на Путь Никайдо
Дэва Доун с подданными, а всего больше пятидесяти
человек, обладавших властью в Канто, и их подданные
приняли духовный сан, вступив на Путь в Ханнядзи, храме
Высшей Мудрости, стали священнослужителями секты
рицу, надели на себя оплечья трех видов, взяли в руки по
плошке для снеди и вышли, чтобы сдаться в плен.
Садахира-асон, взяв их в плен, велел связать по рукам
и ногам и, приторочив к седлам перегонных коней,
приказал провезти перед правительственными войсками
числом во многие десятки тысяч и вернуть в столицу
среди бела дня.
Во времена смуты годов Хэйдзи жил Акугэнда Ёсихи-
ра45. Хэйкэ велели лишить его жизни, и ему отрубили
голову. В годы Гэнряку Внутреннего министра князя Му-

46
ш
нэмори захватили в плен Гэндзи, которые провели его
по главным улицам столицы. Все это было в дни
сражений. Люди были либо обмануты врагами, либо
непрерывно чинили себе вред, попадали в руки бессердечных
врагов. Людские разговоры — это до сих пор насмешки,
и когда потомки обоих домов слышат их, им и сто с
лишним лет спустя стыдно бывает поднять лицо. На сей же
раз люди и врагами не были обмануты, и сами себе вред
не наносили, но, хотя их силы и не иссякли, они сами
облачились в черные одеяния и отреклись от бесполезных
жизней. Но когда их вели со связанными за спиной
веревкой руками и понурыми лицами, их вид был
воплощением стыда, о каком прежние поколения и не
слыхивали.
Когда пленники прибыли в Киото, всех их заставили
снять черные одеяния, сменить монашеские имена на
прежние, а самих по одному отдали под надзор дайме.
Той осенью, пока ждали приговора, они находились в
заключении, и, размышляя об этом бренном мире,
непрерывно проливали слезы.
Если судить о делах в Камакура по неясным слухам,
там уже верных жен, связанных давними клятвами, у
которых подушки покрыты пылью, похищают ужасные
деревенщины. Ван Чжаоцзюнь47 сохранила свою обиду.
Воспитанники аристократов, взлелеянные в богатых и
знатных высоких теремах, стали низкими
простолюдинами, к которым прежде они и не приближались. Им
грезится, будто они гребцы на судах, с желтыми
повязками на головах. Рассказывали, что они, хотя и были в
грустном состоянии, но ещё живы, поэтому много не
сокрушались.
Путник, который вчера миновал перекресток дорог,
а сегодня отдыхает возле городских ворот, говорит так:
«Ах, как хорошо! Та женщина, которая расстилала м^-
отдыха свои рукава при дороге и выпрашивала пищу,
падает и умирает, — тоже чья-то мать. Странник, который
в поисках родни бродил, переодетый в рубище, умер —
он тоже чей-то родитель». Когда мы слушаем, как такие
разговоры разносятся ветром, печально бывает нам, ао
сих пор остающимся в живых.
422

В девятый день седьмой луны младший помощник
главы Палаты цензоров Асо, помощник Правого
конюшего Дайбуцу Саданао, губернатор Тотоми Эма и
губернатор провинции Аки Сасукэ, а также Нагасаки Сиро
Саэмон и другие — всего пятнадцать человек были
казнены на вершине Амидагаминэ. После того, как
нынешний государь вернул себе престол и прежде, чем он стал
управлять всеми делами, по тому, как совершались все
наказания, его правление нельзя называть гуманным,
поэтому эти люди были тайно обезглавлены, их головы не
провезли по главным улицам, а мертвые тела каждого из
них отослали в храмы, заслуживающие доверия, где над
ними совершили заупокойные молитвы о благополучии
в грядущем мире.
Хотя Вступивший на Путь из Дэва, Никайдо Доун
был первейшим врагом династии и помощником главы
воинского дома, слава о нем как о человеке умном и
талантливом ещё ранее достигала слуха августейшего,
поэтому государь повелел вызвать его, признал за ним
преступление первого разряда и успокоиться в его
земельном владении. Потом, как говорят, он снова замыслил
заговор и в конце осени того же года, наконец-то, был
приговорен к смертной казни.
Помощник главы левой половины столицы Сасукэ
Садатоси помимо того, что он был отпрыском рода Хэй-
дзи, обладал воинскими хитростями и иными
талантами, несомненно, поэтому он высоко ценил себя и
надеялся, что будет назначен старшим военачальником,
однако Вступивший на Путь из Сагами до такой-то
степени им не восхищался, из-за чего Садатоси, тая обиду и
испытывая негодование, выступил в составе войска,
наступавшего на гору Конгосэн. В этих условиях средний
военачальник, возглавлявший многочисленное войско,
получил государево повеление и сказав, что должен
отправиться к августейшему, в начале следующей пятой
луны поехал из Тихая и вернулся в Киото.
После того, как все члены рода Хэйдзи постриглись в
монахи и были арестованы, чиновники в воинских
домах все до одного были вызваны в их владения и
оставили свои жилища. Не осталось ни одного человека, а по-
423

скольку Садатоси тоже был сослан в провинцию Ава,
теперь компания молодых вассалов и прислуга не были
близки друг к другу, а то, что вчера было радостью, ныне
стало печалью. Степень их обнищания становилась все
сильнее и сильнее, потому что есть такое правило: те, что
процветали, обязательно приходят в упадок, так что
теперь в мире, лишенном чувств, они решали, в глубине
каких гор им нужно будет прятаться.
Если задаться вопросом, что сталось в таких условиях
с особами из Канто, то говорили, что, начиная со
Вступившего на Путь из Сагами, из всей семьи Ходзё не
осталось никого, вплоть до слуг. Все были застрелены. Куда
делись жены, дети и родня — никто не знал, и теперь
было неизвестно, кого можно спрашивать, чего еще можно
ждать в этом мире. Кто видел это, кто слышал об этом
поражались все больше и больше. Люди только за то, что
они принадлежали к числу вельмож Канто, все стали
пленниками, в конце концов признаны мятежниками и
были казнены. Садатоси опять арестовали.
Хотя ему и не было жаль своей жизни в этом зыбком
мире, к которому никак не лежало его сердце, сердце его
больше всего было озабочено будущим жены и детей,
оставленных на родине, — о них он ничего не слышал и
не знал, живы ли они. Поэтому Садатоси попросил
мудреца48, который в последнее время десятикратно
возглашал Нэмбуцу49, взять у своего секунданта меч, которым
издавна лишали себя жизни, разрезая себе животы, и
отослать его на родину жене и детям.
Мудрец взял меч, и когда сказал, что ему надо знать,
где скрываются жена и дети Садатоси, тот безмерно
обрадовался и, сев на несколько шкур, сложил
стихотворение, громким голосом возгласил Нэмбуцу и спокойно
велел отрубить себе голову.
Ш
Счесть невозможно
Людей,
Живущих в этом мире.
Но я из тех,
Кто горечь знает.
Мудрец взял прощальный меч и косодэ50 который
Садатоси носил в последнее время, срочно поехал в Ка-
424

макура, там узнал, где его жена живет и передал всё это
ей. Жена Садатоси, не дослушав его рассказ, упала на
пол, залитый потоками слез, и с таким видом, который
показывал, что она не в состоянии терпеть свое горе,
взяла тушечницу, бывшую с нею рядом, и написала на
рукаве прощального косодэ:
Кому велел
Смотреть на это
Мой любимый?
Мне этого не вынести —
Нет жизни без него...
Потом укрылась с головой прощальным косодэ,
наставила себе на грудь тот меч — и вдруг упала
бездыханной. Кроме этого, одна женщина, напрасно дававшая
супружескую клятву и разлученная с мужем, сокрушаясь о
том, что выйдет замуж второй раз51, бросилась в
глубокую пучину, а другая, старая женщина, лишившись
кормильца и опоздав умереть раньше своего сына, всего
лишь один день не могла принимать пищу и упала,
покончив с собой.
После эры правления под девизом Сёкю52 Хэйдзи на
протяжении девяти поколений держали в своих руках
мир, количество лет, когда они господствовали, уже
достигло ста шестидесяти с лишним53, поэтому
родственники их процветали в Поднебесной, распространяли
своё влияние, повсеместно были протекторами, а в
провинциях наместниками и восславляли свои имена. В
Поднебесной таких было больше восьмисот человек.
Тем более, люди, которые приходились вассалами этим
домам — число их было никому не известно: говорили,
что их насчитывалось десятки тысяч и сотни миллионов
человек.
Но Рокухара, например, хоть они и легко
рассчитывали дела управления, однако усмирить Цукуси или Ка-
макура не могли и за десять, и за двенадцать лет, ибо во
всех шестидесяти с лишним провинциях Японии, будто
сговорившись, в одно и то же время поднялись войска,
так что всего за сорок три дня весь их род был
уничтожен, — это на удивление яркое проявление закона
причины и следствия.
lu
425

ж
§u
Кто был глуп, так это храбрецы из Канто. Хотя они
долго поддерживали Поднебесную и простирали своё
достоинство на все моря, намерения управлять
государством у них не было. Поэтому крепкие доспехи воинов
разбивали палками и розгами напрасно.
Они могли погибнуть в мгновение ока.
Высокородные гибнут, осторожные живут. Так ведется исстари.
Тем не менее, люди думающие знают, что Пути Неба
недостает полноты. И еще: человек безудержно предан
жадности. Отчего бы ему не погрязнуть в заблуждениях?!

КОММЕНТАРИИ
1 Перемена направления — согласно учению о Темном и
Светлом началах, перед отправлением в дорогу следует
определить путем гадания благоприятное направление и последнюю
ночь провести во временном обиталище, чтобы поменялось
направление путешествия, если оно оказывалось неблагоприятным
2 «...посторонние Займе» — крупные феодалы, принявшие
вассалитет после прихода Ходзе к власти.
3 Намек на эпизод из «Исторических записок» Сыма Цяня.
4 Три мира — мир желаний, мир чувств, мир без чувств
(будд·)·
5 «Книга перемен» — «Ицзин», одна из книг конфуцианского
канона. Гексаграммы этой книги использовались для гаданий.
6 Ван Ей — древнекитайский комментатор «Книги перемен».
7 Считалось, что если мелких чиновников сделать крупными
вельможами, в стране может наступить смута.
8 Сэнъин — другое название тракта Санъё'до.
9 Звезда Сиби и Северная Полярная звезда — иносказательно:
особа императора.
10 Суибара — местность в провинции Хего, где из бумажного
дерева изготавливали тонкую писчую бумагу.
11 «...за дверью уединения» — в отшельнической келье.
1 1
Асида — деревянная обувь на высоких поперечных
подставках для ходьбы по грязным дорогам.
13 Кэса — одеяние буддийского монаха.
14 Ото — один из двух богов-охранителей буддийского
Закона.
15 Пруд Нежаркий в Гималаях упоминается в «Записках о
путешествии на Запад» («Сиющзи») танского паломника Сюань
Цзана (600-664).
16 Кандзэон (Каннон, санскр. Авалокитешвара) — бодхисат-
тва, будд, богиня милосердия.
17 По преданию, эту гатху произнес небожитель,
молившийся перед статуей Каннон, изготовленной из деревьев, посших
перед кельей Сёгу.
18 Пять Великих почитаемых — буддийские святые
(«светлые короли»), обитающие в центре мира и по четырем сторонам
от него.
Висюкацума (санскр. Вишвакарман) — будд· бог строите-
19
льства,
20
Бисямон (санскр. Вайгиравана, Всеслышащий) — один из
богов, охраняющих центр мира, гору Сумэру.
*
lu
427

ш
21 Запретные ворота — ворота императорского дворца. \
22 Пятицвстное облако — аллегорическое обозначение
императорского паланкина.
23 «... пятого дня» — в других источниках — четвертого дня.
24 «... зеленое и фиолетовое» — цвета одежд высшей
аристократии.
Цукуси, Девять провинций — о. Кюсю. Дадзайфу —
административный центр острова.
26 Час Ъайца — 6 часов утра.
27 Тринадцатый день третьей луны 3-го года Гэнко — 29
марта 1333 г.
28 Чжуанъ Чжу, Цзин Цин, Хоу Шэн, Юй-гры — персонажи
«Исторических записок» Сыма Цяня.
29 Час Лошади — полдень.
30 Бо Цзюй-и (Бо Аэ-тянъ) — знаменитый китайский поэт,
очень популярный в хэйанской Японии. 772-846.
31 Акама — старинное название г. Симоносэки.
32 Два острова с Кюсю — о-ва Ики и Цусима.
33 «... согласно поверью» — имеется в виду поверье о том, что
от воинских домов отвернулась судьба.
34 Сюнга — высокопоставленный буддийский
священнослужитель, внук Тадацугу, советника экс-императора Ханадзоно
(1290-1348; на престоле — 1308-1318).
35 Гэнко — девиз годов правления. 1331-1333.
36 «... путь Неба укрепляет смирение» — намек на одну из
гексаграмм «Книги перемен».
37 Нэмбуцу — «Наму Амида буцу» — возглашение имени
будды Амитаба, который помогает возрождению в своей Чистой
земле Западного мира тем, кто при жизни верует в него.
38 Наири (санскр. нирая) — преисподняя. По буддийским
представлениям существует много видов нирая. Здесь говорится о
Безграничной преисподней шириною в 80 тысяч едзяна (единица
длины в несколько десятков ри).
39 Хокурокудо (Хокурикудо) — дорога на востоке Японии,
проходящая через 7 провинций.
40 Три вида родственников — родственники со стороны отца,
матери и жены.
Небожитель своим крылом перетирает камень со
стороной в сорок ри за время, равное одной кальпе.
42 Маг^ура Саехимэ — легендарная красавица древности, о
расставании которой с мужем написано в нескольких
стихотворениях «Манъёсю» (кн. 5).
43 Дрюббага из Индии — индийский рыбак, погибший от
любви к царице, персонаж из комментария к сутре о Великой
мудрости, Manaprajna-paramitopadesha (япон. Дайтидорон).
44 Дсва-хранителъниг^а моста через реку Удзи в западной
Японии — богиня, воспетая в старинных легендах.
428

45 Акугэнда Ёсихира — прозвище Минамото-но Ёсихира,
участника войны против диктатуры Тайра. 1141-1160. После гибели
своего отца тайно приехал в Киото из провинции Овари, но был
там схвачен и казнен.
46 Мунэмори — сын и наследник Тайра Киемори. Участник
битвы при Данноура против Минамото, которые взяли его в плен
и казнили. 1147-1185.
47 Ван Чжаогрюнь — красавица-наложница ханьского
императора Юань-ди (I в. н. э.), посланная в дар предводителю гуннов
по условиям перемирия с ними. Для отсылки к варварам была
выбрана по портрету, на котором художник изобразил ее
уродливой. На чужбине сильно тосковала и в конце концов покончила с
собой.
48 «... мудрег^а» — буддийского монаха.
49 Нэмбуцу — молитвенная формула «О, будда Амитабха»,
принятая японскими амидаистами.
50 Косодэ — халат с короткими рукавами.
51 Намек на фразу из «Повести о доме Тайра» (свиток 9):
«Верный вассал не служит двум господам, честная женщина двух
мужей не имеет», заимствованную из «Исторических записок»
Сыма Цяня.
52 Годы Сёкю — 1219-1221 гг.
53 В действительности, род Ходзе* был у власти 114 лет (1219-
1333 гг.)

СВИТОК ДВЕНАДЦАТЫЙ
О ПОЛИТИКЕ УПРАВЛЕНИЯ
ПРИДВОРНОЙ ЗНАТИ
После того, как прежний государь
возвратился на престол, он вернул свой исконный
девиз правления Гэнко, отказавшись от девиза
Сёкю, который учредил возведённый вместо него
император . Летом второго года правления под прежним
девизом дела в Поднебесной стали решаться в один
приём . Награды и наказания, законы и указы стали
определяться только придворной аристократией, поэтому
весь народ стал как будто осиян вешними лучами
солнца, согнавшими иней. В Китае жители боятся мятежей,
как люди, опоясанные мечами, боятся оглушительного
грома.
В третий день шестой луны того же года стало
известно, что принц из Великой пагоды пребывает в пагоде
Бисямон на горе Сиги3, поэтому, обгоняя один другого,
помчались всадники — не говоря уже о пристоличных и
ближних провинциях, но и из дальних, так что войска
принца стали весьма многочисленны, занимая большую
часть Поднебесной.
Было решено, что в тринадцатый день той же луны
принц должен будет войти в столицу, но этого не
случилось: произошла задержка. Прошёл слух, что принц
изволил вызвать к себе воинов всех провинций, велел им
изготовить щиты, наточить наконечники стрел и
готовиться к сражению. Поэтому, не зная с кем придётся им
столкнуться, столичные воины в душе были очень
неспокойны.
Его величество, посылая Правого
главноуправляющего, советника Киётада, вымолвил:
— Поднебесная уже стала спокойной. В это время,
430

когда в избытке представлены достоинства семи
добродетелей4, образуются великие перемены в девяти
заслугах , но щиты и копья ещё перемещаются, солдаты
собираются вместе. В чём необходимость этого? Далее: во
время буйного мятежа среди Четырёх морей, чтобы
избавиться от угрозы со стороны врагов, мы однажды
принимали облик простолюдина, но после того, как мир уже
стал спокойным, принцу надлежит сбрить на голове
волосы, облачиться в чёрные одеяния и, отправившись в
обитель монашествующего принца, ревностно
исполнить своё дело, — так он изволил молвить.
Принц приблизил к себе Киётада и благоволил
спросить:
— Сейчас на какое-то время среди Четырёх морей
установилось спокойствие. Весь народ доволен тем, что
перемен нет. Прекрасные и светлые добродетели его
величества поддерживаются успешностью моего замысла.
Однако таю из Министерства гражданской
администрации Асикага Такаудзи, благодаря успеху всего лишь в
одном сражении, теперь, как видно, стремился встать над
десятью тысячами человек. Если теперь, пока они ещё
слабы, его силы не разбить, будет так, что к силам
Такаудзи присоединится изменник Вступивший на Путь Та-
катоки. Поэтому я и собираю воинов и упрёков за это не
заслуживаю совсем. Что касается пострижения, то, если
оно не осуществлено заранее, люди, которые не могут
себе представить этого или не знают этого, от изумления
высунут языки. Хотя сейчас бунтовщики внезапно
исчезли, и Поднебесная потрясений не знает, мятежники ещё
скрываются, и ждать, когда их не станет, нельзя. Если в
такое время верхи не обладают влиянием, сердца у
низов обязательно будут буйные и высокомерные. Тогда
нынешний мир — это тот мир, которым должны
править в одно и то же время люди просвещённые и воины.
Если я возвращусь к облику монаха с бритой головой и в
чёрных одеяниях и откажусь от славы отважного
военного предводителя, кто же тогда будет охранять
императорский двор силой орркия?! Собственно говоря, у всех
будд и бодхисаттв способов избавления живущих от за-
Ж
lu
431

блуждений существует два: сломить злого и подчинить
доброго и привлекать милосердием.
— Те, кто привлечён милосердием, кротки и не
переживают, если терпят разного рода обиды; сломить злого
значит наказать его в форме сильного принуждения и
проявления гнева. Тем более, когда добродетелям
императора требуется поддержка мудростью или воинским
талантом, то либо ушедшие от мирской пыли снова
возвращаются к облику мирян, либо оставаясь в постриге,
благоволят занимать монарший престол. Таких
примеров много и в Японии, и в Китае. Так называемый
бродяга Цзя Дао6 ушёл из врат Шакьямуни. В нашей стране
Тэмму и Кокэн, приняв монашеский облик, занимали
престол ещё раз. Так вот: что будет для государства
полезнее — то, что я затворившись среди вершин Хиэй-
дзан, стану охранять Учение или то, что, будучи высшим
военачальником правительства, умиротворю большую
часть Поднебесной? Я хочу, чтобы о двух этих
возможностях услышал государь, и изволил выразить по этому
поводу свою августейшую волю, — сказал принц и отослал
Киётада обратно.
Его милость Киётада возвратился, всё это довёл до
сведения государя, и его величество изволил
внимательно его выслушать, промолвив:
— Занимая положение высшего военачальника,
обеспечить приготовления к обороне до конца значит
действительно ради интересов двора забыть о людских
насмешках. Что же касается казни Такаудзи, — такое
что представляет собой его предательство?! Поэтому не
должно быть планов относительно тех, кто служил
сегуну. Такие планы, вплоть ао тех, что относятся к
подавлению Такаудзи, следует решительно оставить, — твёрдо
вымолвил император и всемилостивейше изволил
назначить принца полководцем-покорителем варваров.
Может быть, принц был этим огорчён, однако в
семнадцатый день шестой луны.его высочество оставил
Сиги, на семь дней остановился в Яхата и в двадцать
седьмой день той же луны въехал в столицу. Во время этой
поездки и остановки з пути он до конца изведал
великолепные виды Поднебесной.
432

Прежде всего авангард в тысячу с лишним всадников
выдвинул Вступивший на Путь Акамацу Энсин. Вторым
с семьюстами с лишним всадниками ударил Тоно-но хо-
ин Рётю. Третьим ударил с пятьюстами с лишним
всадниками младший военачальник Такасукэ с Сидзё,
четвёртым — средний военачальник из Центрального
павильона Тадахира с восемьюстами с лишним всадниками.
Следом за ними двумя рядами выступили опоясанные
мечами пятьсот воинов в блестящих доспехах. Далее
следовал принц в доспехах на основе из красной парчи.
Пластины на доспехах были прошиты алым, а на
свисающих золочёных рукавах контуром пионового цвета
вырезаны шуточные фигуры львов, покрывающие их
спереди и сзади, справа и слева. Низко свешивались
пластины, прикрывавшие у доспехов подол; меч покоился в
ножнах из шкуры тигра, сработанных в Хёго, белые,
лишь со слегка покрытыми лаком узлами стебли стрел,
за спиной возвышались закреплённые в колчане
тридцать шесть боевых стрел с перьями малого лебедя, лук, в
двух местах укреплённый побегами глицинии, с
рукоятью, крест-накрест обмотанной серебряной лентой,
белый конь с густой вороной гривой и хвостом, с
мощными ногами, на мягком потничке положено седло,
богатая попона словно только что выкрашенная, свисает
низко. Его держат под уздцы двенадцать слуг, заставляя
ступать шагом ржанки, идти по узким дорогам. В
арьергарде — глава простых воинов средний военачальник Та-
дааки-асон с тысячью с лишним всадников. Кроме того,
больше всего внимания уделялось предельной
настороженности телохранителей, а по малым дорогам
спокойно продвигались три с лишним тысячи верховых воинов
из провинций. После них помощник таю Юаса,
Ямамото Сиро Дзиро Тадаюки, Ито Сабуро Юкитака и Като
Таро Мицунао, собрав воедино силы из ближних
провинций района Кинай, три дня продвигались с
двадцатью семью с лишним тысячами всадников. Времена
переменились, и перед всеми предстало редкое зрелище,
когда патриарх секты тэндай7 в том мире, где всё
сделалось не таким, каким было встарь, вдруг получил монар-
433

#
§u
шее волеизъявление стать военачальником и одетый в
доспехи в окружении воинов вступил в столицу.
После этого принц из Мёхоин, пагоды
Удивительного Закона8, во главе войска из четырёх провинций
двинулся в столицу из провинции Сануки. Советник
среднего ранга, его милость Мадэнокодзи Фудзифуса, в
сопровождении инспектора, старшего советника из
Министерства народных дел Ода изволил направиться из
провинции Хитати в столицу. Суэфуса, высший чиновник
службы принца из Весеннего павильона, успокоился в
подведомственных ему землях, поэтому его отец, его
милость Нобуфуса, когда всюду царила радость, пребывал в
горе, на старости лет оплакивая своего сына.
А высокомудрый Энкан из храма Победы Закона,
Хосёдзи, прибыл в столицу, сопровождаемый
Вступившим на Путь Юки Кодзукэ, поэтому государь был очень
доволен тем, что они прибыли в столицу благополучно и
изволил пожаловать успокоившемуся Юки его прежние
владения. Высокомудрый Монкан прибыл в столицу с
острова Ивогасима9, Тюэн-содзё изволил вернуться из
провинции Этиго. В общем, к тому времени, когда
государь прибыл в Касаги, отовсюду были вызваны люди,
которых освободили от их обязанностей, и потомки тех
людей, которые были отправлены в ссылку за тяжкие
преступления, так что в одно и то же время у всех у них
свободно расправилась грудь.
В этих условиях воины из высокопоставленных и
знатных домов, которые долгое время кичились своей
военной властью и не считались с управляющими
поместьями, некогда сделались родовой знатью, а теперь или
бежали позади лёгких расписных повозок, или стояли на
коленях перед зелёной чиновной мелюзгой.
В пору перемен в мире, его процветаний и падений,
как о них ни сожалей, поделать нельзя ничего, а в такие
дни, как ныне, если придворная знать в Поднебесной
будет принадлежать к единой линии, тогда и протекторы в
провинциях, и прямые вассалы сегуна должны стать
челядью и простолюдинами. Но как это ни удивительно,
было много людей, которые думали, что в мире опять на-
434

станет время, когда властью среди Четырёх морей будут
владеть воинские дома.
С третьего дня восьмой луны того же года, решив,
что нужно жаловать воинские награды, государь
благоволил назначить для этого его милость Тонн Саэмон-
но-ками Санэё. На этом основании войска из
провинций представили свидетельства воинской доблести;
число людей, жаждущих наград, было неизвестно —
сколько тысяч, десятков тысяч человек. Действительно,
преданные люди есть. Прося награды, они не
подхалимничают. Люди, лишённые верности, угодливы перед
сидящими в переднем углу10, ищут расположения сидящих у
печки11. Так они обманывали его величество в течение
нескольких месяцев, поэтому распоряжения о наградах
имелись только в отношении двадцати с лишним
человек, и всё-таки, в тех случаях, когда эти распоряжения
были ошибочными, его величество благоволил отсылать
их обратно. В этой обстановке, решив сменить высших
сановников, государь изволил выпустить августейший
рескрипт о заменах аая его милости советника среднего
ранга Мадэнокодзи.
Получив этот рескрипт, Фудзифуса проверял, есть ли
или нет у человека боевые заслуги и определяя,
насколько они серьёзны, докладывал об этом государю и
каждому определял награду. Благодаря этим секретным
сообщениям даже тех людей, которые ^о сих пор являлись
врагами династии, успокаивали, а тем, кто не предан,
жаловали владения в пяти и в десяти разных местах.
Фудзифуса давно отговаривал государя от этого и в
конце концов под предлогом болезни оставил пост
управляющего Наградным ведомством. Тогда, чтобы дело не
застопорилось, решили, что его милость Кудзё, высший
сановник из Министерства народных дел, повышается в
чине, и его милость Кудзё Мицуцунэ изволил тщательно
изучить преданность людей, подчинённых старшим
военачальникам, и воздать им должное, а владения
Вступившего на Путь из Сагами передать государю. Владения его
младшего брата, Вступившего на Путь Сиро Сакон—
но-таю велели передать принцу, возглавлявшему
Военное ведомство12. Бывшие владения Дайбуцу, губернатора
435

провинции Муцу, перешли в собственность
императрицы.
Владения прочих родичей особы из провинции
Сагами и верных вассалов Канто жаловали по одному и по
два без указания их заслуг группе исполнительниц
старинных мелодий и песен, комедиантам и развлекателям,
вплоть до стражей из дворцовой гвардии, придворных
дам и священнослужителей высокого сана, докладывая
об этом государю. Теперь во всех шестидесяти шести
провинциях Японии не осталось ни одной полоски
земли, хотя бы такой узкой, как шило, чтобы её можно было
пожаловать воину. В этих условиях, хотя его милость
Мицуцунэ тоже пытался дать наградам
беспристрастную оценку, он только впустую потратил годы и луны.
Кроме того, чтобы вынести решения по разного рода
искам, в воротах Благоухания, Юхомон13 с левой и
правой стороны были устроены места для их вынесения.
Множество людей, относительно которых эти решения
выносились, делились натри группы: выдающейся учёности
и знаний высшие сановники, гости с облаков; знатоки
истории и словесности, знатоки законоположений;
секретари Высшего государственного совета и мелкие
чиновники. В месяц было шесть дней вынесения решений.
Вообще внешне всё выглядело великолепно, однако
не было способом управления миром и успокоения
страны. Возможно, истцы подпадали под государев указ
неофициально и добивались справедливости в местах
вынесения решений. В таких местах первоначальных
владельцев земли успокаивали, а земли, пожалованные
неофициально, жаловали в награду другим людям, отчего
всё и перепуталось так, что одна и та же земля
выдавалась четырём-пяти человекам. Волнения в провинциях
происходили без отдыха.
С начала седьмой луны того же года императрица
занемогла сердцем и во второй день восьмой луны
изволила сокрыться14. И не только это: в третий день
одиннадцатой луны опочил принц крови15. Всё это неспроста.
Поговаривали, что те смерти навлекли разгневанные души
погибших воинов. Для того, чтобы беды прекратились,
чтобы отправить эти разгневанные души в доброе место
436

— в Чистую землю — в четырёх крупных храмах
каждый день переписывали пять тысяч триста свитков из
Трипитаки, а в Хосёдзи, храме Победы Закона,
отслужили по ним заупокойную службу.
О СООРУЖЕНИИ
БОЛЬШОГО ДВОРЦОВОГО КОМПЛЕКСА
И ОБ УСЫПАЛЬНИЦЕ МУДРЕЦА
В двенадцатый день первой луны следующего года
вельможи, посовещавшись между собой, порешили:
— Дело государя — это забота о благополучном
проведении всех церемоний, организация сотен служб.
Теперешние покои феникса ограничены всего лишь
четырьмя те, поэтому внутри их тесно, места для проведения
церемоний нет. Можно расширить их на один те с
каждой из четырёх сторон и построить павильон. Но и тогда
он не сравняется размером со старинными
императорскими дворцами. Нужно соорркать большой дворцовый
комплекс, — так они сказали.
Было решено, что обеспечивать строительство будут
провинции Аки и Суо, и с владений каждого
управляющего поместьем и самурая, прямого вассала сегуна,
взимать одну двадцатую часть доходов.
В результате то, что называется Большим
императорским дворцом, было построено по образцу дворца
Чэнъянгун в столице первого императора династии
Цинь16: с юга на север тридцать шесть те, с востока на
запад двадцать те. Кроме того, были уложены камни
Драконьего хвоста17, а с четырёх сторон соорркены
двенадцать ворот. На востоке это ворота Света, Ёмэймон,
Ожидания Мудрости, Тайкэммон и Благоухания, Юхомон, на
юге ворота Красоты и Счастья, Бифуку, Красной Птицы,
Сюдзяку и Императорского Восхищения, Кокамон, на
западе ворота Разговора с Небом, Даттэн, Стены
водорослей, Сохэки, и Разрушенного счастья, Инфумон, на
севере ворота Спокойного восхищения, Анка,
Замечательного примера, Инкан, Достижения мудрости, Татти;
437

кроме того, с востока и с запада по двое ворот на всякий
случай охраняла дворцовая стража, которая обычно
бывала начеку. Тридцать шесть задних павильонов18
украшали собой три тысячи прекрасных дам19, а в
семидесяти двух передних павильонах ожидали высочайших
повелений сто просвещённых чиновников. К востоку и
западу от павильона Пурпурных покоев, Сисиндэн —
павильоны Чистой прохлады, Сэйрёдэн, и Тёплого света,
Уммэйдэн. К северу — павильоны Дзёнэйдэн и Тёгандэн
(Целомудренных взглядов). Тот, что называется
Павильоном Целомудренных взглядов, это павильон для
пошива одежд позади городка императрицы. Там, где
находится павильон, что именуют Сравнения книг, Косёдэн20
прежде был павильон для стрельбы из лука к югу от
павильона Чистой Прохлады. Покои Отражённого света,
Сёёся окружены грушами, покои Светлых видов, Сигэй-
ся, окрркены павлонией, покои Летящих ароматов Хи-
киёся, окружены глицинией, покои Свернувшихся
цветов, Гёкася, окружены сливами, а то, что называется Сю-
хося, покоями Внезапных Ароматов, окружено
раскатами грома21. Раздвижные двери с нарисованными на них
побегами хаги22, места для сидения на церемониях,
двери у невидимого истока водопада, место кормления
птиц, швейный павильон. Лагеря для воинов дворцовой
охраны — слева ворота Сэнъёмон, Явленного Света,
справа ворота Иммэймон, Сокрытого и Света. Двое
ворот — Солнечного Цветка и Лунного Цветка находились
слева и справа от этих помещений.
Здесь проводились церемонии Госэцу-но Энсуй,
Пиршественной воды Пяти сезонов, и Дайдзёэ,
Собрание Великого вкушения — в павильонах Дайгоку,
Великого предела, и Коа, Малого покоя, башнях Соре,
Бледного дракона, и Бякуко, Белого тигра, палате Бураку,
Бурной радости, пагоде Сэйсёдо, Чистого управления.
Павильон Тюва — это центральный павильон, а
павильон Найкёбо — это место исполнения гагак/ъ.
Совершенствование законов его величество изволил
наблюдать в павильоне Сингон, Истинного слова,
вкушение пищи богами во дворце Синкадэн, Божественной
радости, лучную стрельбу во время верховой езды и кон-
438

ские скачки — возле дворца Бутокудэн, Воинских
добродетелей. То, что именуется Утренним павильоном, Тёдо-
ин, есть общее здание для Восьми министерств.
Апельсиновое дерево у расположения Ближней
правой гвардии удерживает аромат, навевающий
воспоминания о старине, на заросли бамбука у дворцовой
лестницы много поколений ложится обильная роса. Место,
где средний военачальник Аривара24 нацепил лук и
колчан на исходе ночи, когда громыхал гром, находился
возле строения, у которого не запирались двери, — это
дворец Восьми ведомств Великого государственного совета,
а то место, где старший военачальник, блистательный
Гэндзи25, тосковал ночью, освещенной тусклой луной,
декламируя стихи о том, что такого больше нет, — это
галерея дворца Кокидэн, дворца Щедрых наград. Когда в
старину князь Оэ-но Отодо ехал по дороге Хокурикудо,
он написал в тоске из-за своей разлуки длинное
вступление к стихам: «Время будущей встречи далеко; встречаю
рассвет в Коро. Накидка на груди у коня намокла от
слёз». Это было его расставаньем с павильоном Корокан
к югу от ворот Расёмон . Комната демонов , помещение
для отдыха высших сановников, шнур от сигнального
колокольчика28. Ширма с изображением бушующего моря
была установлена во дворце Чистой прохлады, ширмы с
изображениями мудрецов29 установлены во дворце
Пурпурных покоев. На востоке в одной комнате находились
изображения Ma Чжоу, Фан Сюаньлина, Ду Жухуэя и И
Чжэна, в другой комнате — изображения Чжу Гэляна,
Цзюй Бована, Чан Цзыфана и Ти Улуня, в третьей —
изображения Гуань Чжуна, Дэн Юя, Цзы Чаня и Сяо Хэ,
в четвёртой — изображения И Иня, Фу Шо, Тай Гунвана
и Чжун Шанбу; за западе в одной комнате были
изображены Ли Цзи, Юй Шинань, Ду Юй и Чан Хуа, в другой
Ян Гу, Ян Сюн, Чэнь Ши и Бань Гу, в третьей Гэн Жун,
Чжэн Сюань, Су У и Ни Куань, в четвёртой комнате Дун
Чжунчжу, Вэнь Вэн, Цзя И и Шу Суньтун. Изображения
принадлежали кисти Канаока30, хвалебные стихи к ним
написаны Оно-но Тофу31.
Выстроенные в два ряда великолепные дворцы, у
которых до облаков высились радужные коньки крыш,

ш
крытые фениксовой черепицей, словно летящей в небе,
погибли от стихийных бедствий, сгорели в частых
пожарах, так что теперь от них остались только камни
фундамента. Если подумать о причинах этих пожаров, мы
увидим, что такие мудрые государи, как Яо и Шунь32,
хозяева четырёхсот провинций Китая, хотя они и следовали
принципам Неба и Земли, передавали так: «Мискант на
кровлях не обрезают, на стропила свежий хворост не
употребляют». И тем более, добродетелям Неба не
может не соответствовать повеление хозяина малой, как
рассыпанные каштаны, страны построить такой дворец.
Если будущий монарх не добродетелен, но лишь
желает, чтобы с лёгкостью построили его обиталище, из-за
этого непременно иссякает финансовая мощь страны, —
так предостерегал великий наставник с горы Коя 3. Когда
выполняли каллиграфические надписи на воротах
дворца, то, вырезая посередине дворца Великого предела
иероглиф «Великий», написали «Огонь»34, а на воротах
Красной птицы иероглиф «Красный» поменяли на знак
«Рис»35. Увидев это, Оно-но Тофу осудил то, что дворец
Великого предела назван дворцом Огненного предела, а
ворота Красной птицы названы воротами Рисовой
птицы.
Может быть, в виде предостережения о том, что это
написано в то время, когда ещё не пришёл мудрец,
явленный в великой инкарнации36, и в наказание за то, что
был он человеком обычным, у Тофу после этого дрожала
рука, и знаки, начертанные его трясущейся рукой,
получались неверными. Однако в скорописи он был
чудесным мастером, поэтому даже то, что написано его
трясущейся рукой, и в таком виде показывало силу его кисти.
В конце концов из дворца Великого предела
вырвался огонь, и здание Восьми министерств сгорело дотла.
Оно было сейчас же отстроено заново, но когда
сопровождавшее небесного бога из Китано37 божество грома и
молнии пало на опорный столб дворца Чистой
прохлады, оно сожгло его.
Так вот, тот бог Тэмман-тэндзин38 — это обладатель
вкуса, родоначальник изящной словесности. Восседая на
небе, и воплощаясь в солнце и луне, он освещает страну,
440

а спустившись на землю, делается помощником
государя и изволит приносить пользу всем живым существам.
Что касается самого начала всего этого, то когда-то в
южном дворике усадьбы его милости советника Сугава-
ра Дзэндзэна39 прекрасноликий ребёнок лет всего лишь
пяти-шести стоял в одиночестве, любуясь цветами, и
слагал стихи. Увидев это, государственный советник Кан40
удивился и благоволил спросить:
— Ты откуда, из чьей семьи изволишь быть?
— У меня нет ни отца, ни матери. Моё желание —
чтобы господин государственный советник стал моим
родителем, — молвил в ответ ребёнок.
Советник обрадовался, взял его на руки и стал с
любовью воспитывать его под покрывалом мандаринских
уток41. А назвали мальчика младшим военачальником
Кан. С тех пор, когда он ещё не обучался, мальчик
осознал Путь, и стало очевидно, что у него ни с чем не
сравнимый талант к учениям, а когда ему было одиннадцать
лет, отец, государственный советник Кан, погладив сына
по голове, спросил его:
— Может быть, ты сочинишь стихотворение-ш42? —
и тот, как будто нисколько не задумываясь, тут же
сложил ясными словами чудесное пятистишие о холодной
ночи:
Свет луны словно снег чистейший.
Сливы цветы ясным звёздам подобны.
Катится по небу милое золотое зерцало43.
Благоухает в саду яшмоподобный цветок.
После этого он твёрдо усвоил в своих стихах все
поэтические приёмы эпохи расцвета Тан, показал
способность сочинять стихотворение семи шагов44, а что
касается стиля, но он воспринял блестящий вкус эпох Хань и
Вэй, помнил наизусть десять тысяч сочинений, и
поэтому в двадцать третий день третьей луны двенадцатого
года правления под девизом Дзёган45 выдержал экзамен на
должность чиновника и в обществе сочинителей изволил
сломить лавр46. Весной того года в доме То Кёрё47
собрались люди, и младший военачальник Кан пошёл туда, где
стреляли из лука. То Кёрё подумал, что этот сановник ка-
441

*
§u
ким-то образом собрал светлячков в окне учёности, но
если он неотрывно набирался знаний только из
старинных книг, то не знает, где начало и где конец у лука и
насмешит нас, стреляя в цель.
Кёрё вложил в лук стрелу, протянул его младшему
военачальнику Кану и попросил его:
— Начинается весна, так развлечёмся разок
стрельбой из лука.
Младший военачальник Кан и не подумал
отказываться. Он встал рядом со своим соперником, поднял
рукав, обнажив белоснежную кожу, поднял и вновь
опустил лук. Немного погодя, всё в нём, начиная с крепкой
фигуры, мастерски выпущенной стрелы, звона тетивы,
вида согнутого лука и всех пяти добродетелей лучной
стрельбы было преисполнено мощью. Ни на один сун не
отклоняясь от точки прицеливания, он в пять приёмов
выпустил десять стрел. То Рёкё не сдержал восхищения,
спустился к нему и протянул руку. Он провёл со
стрелком несколько часов в пиршественном зале и одарил
самыми разными подарками.
В двадцать шестой день третьей луны того же года,
когда император Энги48 ещё восседал в Весеннем дворце
Тогу, он призвал к себе младшего военачальника Кан и
молвил ему:
— Кажется, китайский поэт Ли Цяо49 за одну ночь
сложил сто стихов. Разве ты не сравнишься с ним своим
талантом? Так сложи в присутствии императора за один
час десять стихов! — и предложил для них десять тем.
Младший военачальник Кан сложил десять стихов за
полчаса.
Когда провожаешь весну,
Не используешь лодку или телегу.
Только с последней камышевкой
Да цветами опавшими
расстаёшься.
Если вешний огонь
Знает сердце разлуки моей,
Нынче ночью ночлегом
дорожным
Станет дом стихотворный.
442

Такие стихи о конце весны вместились в
стихотворение из десяти строф по десять слогов.
Не было недостатка в восхвалении его талантов, его
человеколюбия и справедливости, кои соединились в
единое целое. Государь возвратился к добродетелям трёх
монархов и пяти императоров50, вселенная управлялась
ровно, как при Чжоу-гуне51 и Кун-цзы52, — и всё это
благодаря младшему военачальнику Кан. Так безмерно
восхищался им государь, поэтому в шестую луну девятого
года правления под девизом Канхэй53 он поднялся от
должности советника среднего ранга до старшего
советника, а вскоре стал старшим военачальником.
В десятую луну того же года, после того, как
император Энги изволил занять свой престол54, все дела
государственного управления вершил старший военачальник
ближней дворцовой охраны. И регент, и высшие
сановники не могли с ним сравниться. Во вторую луну второго
года правления под девизом Сётай55 он стал
министром-старшим военачальником
В это время министр по прозванию Хонъин56,
потомок в девятом колене обладателя Большого тканого
венца57, сын его милости Сёсэн58, старший брат
императрицы, стал дядей императора Мураками59. Его дом
называли домом канцлеров60, называли домом высокочтимым.
Во всяком случае, он считал, что человека, равного ему,
нет. А поскольку в чинах, титулах и наградах министр
Кан превзошёл его61, Токихира не знал покоя от
негодования. Тайно договорившись с его милостью Хикару",
его милостью Садакуни63 и Суганэ-но-асон64, он вызвал
старшего чиновника Ведомства светлого и тёмного
начала, и в восьми сторонах императорского дворца они
закопали кукол и вознесли молитвы богам Но хотя они и
прокляли министра Кан, бедствия на него они не
навлекли, потому что сами в душе не следовали по Пути
Неба. Поэтому они решились на преступление,
оклеветав его. Время от времени министр Хонъин стал
говорить государю, что помощник Первого министра Кан
при управлении Поднебесной своекорыстен, является
зловредным вассалом, который наносит народу вред,
горестей народных не знает, а своим принципом сделал

несправедливость. Жаль, что по этой причине
император стал думать, что Кан вносит в мир беспорядок,
вредит народу, что он — зловредный вассал, а не
верноподданный, которого можно увещевать воздерживаться от
зла.
Можно согласиться со словами: «Кто это знает:
искусство лжи подобно язычку у флейты. Он побркдает
господина нос зажимать, а господин не зажимает.
Господин может разделить мужа и жену как западную звезду с
восточной. Господин просит — это пчела отнимает, а
господин не отнимает. Из-за господина матери и сыновья
становятся шакалами и волками»65. Даже те, которые
всегда должны быть в согласии, муж и жена, отец и сын,
отдаляются друг от друга из-за лжи клеветника. Тем
более, это бывает между господином и подданным.
В конце концов, в двадцатый день первой луны
четвертого года правления под девизом Сётай было решено,
что помощник Первого министра Кан следует сослать
на Цукуси заместителем начальника Дадзайфу66.
Перемена была невыносимо горькой. О своём безмерном
горе он рассказал в стихотворении, которое послал в
павильон Тэйдзиин67.
Несёт как мусор
По воде меня.
Стань же запрудою,
Мой государь, —
Здесь задержи меня!
Увидев это стихотворение, монашествующий экс-
император увлажнил свои августейшие одежды слезами.
Поэтому, желая успокоить приговорённого к ссылке, он
прибыл во дворец, однако в конце концов правящий
император к нему не вышел, так что возмущённый
монашествующий экс-император возвратился ни с чем.
После этого дело о ссылке было решено, и
помощника Первого министра сейчас же отправили в ссылку в
Дадзайфу. Из его двадцати трёх детей отцу отдали
только четырёх мальчиков, а остальные были сосланы в
провинции, лежащие во всех четырёх сторонах. В столице
была оставлена только одна старшая дочь, а остальные
восемнадцать человек, плача и плача, покинули столицу.

Как же печален был вид страдающего отца,
отправляемого в ссылку! Он оставил Кобайдоно, дворец Алой
Сливы, где изволил проживать долгие годы, и при неверном
свете заходящей луны у него оставался на рукавах только
забытый аромат сливы. Теперь он думал о вёснах в
родных местах, не в силах сдерживать слёзы.
Когда дует ветер с востока,
Пришли аромат
Сливы цветущей.
Думаешь, нет с тобой мужа,
Но о весне не забывай!
Так он продекламировал, считая, что сегодняшним
вечером не переправится через Ёдо68. Но конвойные
чиновники спешили в дорогу и вызвали экипаж. Не оттого
ли, что всё, вплоть до лишённых чувств трав и деревьев,
печалилось о расставании с привычным для него
хозяином, восточный ветер вскоре навеял весточку от его слив
тем сливам что росли во дворике в месте ссылки. Потом
было сказано в вещем сне, что ломают их люди дурные,
ибо летучие сливы в Дадзайфу — это они и есть.
Когда в прошлом, в годы правления под девизом Ни-
нна69, младший военачальник Кан отправлялся на
службу в провинцию Сануки70, отдали роскошные парчовые
швартовы и, взявшись за вёсла из магнолии и за руль из
багряника, повели судно под луной южных морей. А
теперь, в годы правления под девизом Сётай,
Процветающее Спокойствие, он изволил направляться по пути к
месту ссылки и расстилал себе под голову рукава
одеяний, пожалованных ему когда-то государем, на полу
судовой надстройки и предавался раздумьям под
облаками западной провинции.
Он думал с тоской о своей супруге и своей дочери,
оставленных в столице, о том, что вчерашняя разлука с
ними была окончательной, что остальных восемнадцать
его детей увозят в неведомые провинции, что они,
направляясь в нежданное путешествие, испытывают
телесные страдания и душевные муки. Когда несчастный
думал обо всём этом, у него не просыхали слёзы. Свои
горестные думы во время остановок в пути он выразил в
стихах:

В сопровождении посланца государя верхом уезжая,
Отец в один миг разлучился с детьми.
Из-за дум вместо слов лишь кровавые слёзы струятся,
Обращаю мольбу я к небесным богам и к земным.
Когда среди пути возвращался домой посланец его
супруги, опальный министр отправил с ним письмо: «Я
всё смотрел на ветки дерева, которое растёт во дворе
дома, где ты живёшь, пока они не скрылись из вида».
В печали проехал ссыльный сосновую равнину на
Цукуси, рассвет и сумерки наступали для него
нежеланными, когда же он достиг места ссылки, Дадзайфу, —
поселив его в сумеречной убогой хижине,
сопровождавший ссыльного чиновник вернулся в столицу. Глядя на
цвет черепицы на башнях Дадзайфу, слушая звуки
колокола из храма богини Каннон, Каннондзи, он печалился.
Та осень была осенью его одиночества. На полу,
покрытом росой, было пролито много слёз от тоски по родине
и сказано много горестных слов. У обвинённого без вины
не просыхали рукава, ему невыносима была мысль о том,
что из-за неправедной клеветы его привезли в место
ссылки. Горечь проникала до мозга костей и, пройдя
очищение плоти в течение семи дней, он написал целый
свиток молений богам, поднялся на высокую гору и
прикрепил его перед шестом. В течение семи дней опальный
министр стоял на кончиках пальцев ног — наверное,
теперь боги Бонтэн71 и Тайсяку72 поняли эту неправду. С
неба опустилась чёрная туча, взяла эту запись молитвы и
подняла её на далёкое небо.
В конце концов, после этого, в двадцать пятый день
второй луны третьего года правления под девизом Энги
объятый негодованием из-за этой ссылки оклеветанный
министр почил. Его проводили на кладбище в нынешнем
храме Спокойной Радости, Анракудзи. Как это горько,
что весенний цветок не вернулся, следуя за потоками
воды, к северным палатам! Отчего ночная луна над
западными заставами зашла за тучу и не проглянула?! Из-за
этого и благородные, и низкие проливали слёзы: им
бесхитростно гордились в мире и любили его. Далёкие и
близкие горевали по умершему, сдерживая рыдания, и
положили начало обычаям грядущих веков.

В конце лета того же года тринадцатый настоятель
монастыря Энрякудзи Хосэйбо-гонъи присвоил ему
посмертно сан содзё, праведного наставника73, на вершине
горы Симэйдзан74, сидя перед буддой, глядел на луну и
очищал своё помутнённое сердце. Когда послышался
стук во входную дверь Дзибуцудо, пагоды Домашнего
Будды, он толкнул эту дверь и вошёл внутрь. Внутри был
помощник Первого министра Кан, который, как
говорили, изволил умереть на Цукуси минувшей весной.
Праведный наставник поразился и услышал
приглашение:
— Сначала пожалуйте сюда!
— Но мы точно знаем, что вы изволили сокрыться в
двадцать пятый день минувшей второй луны на Цукуси.
Скорбя, мы промокаем слёзы рукавами, — сказал
настоятель, — и молимся только о вашем вечном блаженстве в
грядущей жизни. Но облик, в котором вы предстали
здесь, оказался нисколько не изменившимся, так что
мне думается, не во сне ли я вас вижу?
Тогда помощник Первого министра Кан вытер слёзы,
бежавшие по его лицу, и произнёс:
— Как подданный двора его величества я старался
умиротворить Поднебесную, и для этого на некоторое
время спустился вниз и родился человеком. Государю
угодно было допустить, чтобы его милость Токихира
оклеветал меня, и в конце концов я был неправедно
обвинён в преступлении, отчего гнев во мне разгорелся
сильнее, чем огрнь при вселенском пожаре7. Хотя из-за
этого я и утерял свой человеческий облик, но
божественная душа моя пребывает на безоблачном небе. Теперь,
удостоившись позволения великих и малых, небесных и
земных богов, Брахмы, Индры и Четырёх небесных
королей76, я приблизился к Девятислойной обители
государя, чтобы отомстить за эту обиду и тех, кто принёс мне
горе, льстецов и клеветников перебить по одному. В
данное время до Горных врат наверняка доведено
повеление государя произносить дхарани77 аая устранения
бедствий. Но пусть даже и есть такое высочайшее
повеление, высшие священнослужители не могут посетить
дворец.
447

Когда он вымолвил это, содзё произнёс:
— Между вами и мной, глупым священником, как
говорят, существует крепкая связь учителя с учеником. А
церемонии между государем и подданными, высшими и
низшими ещё глубже. Даже если один раз отказываются
выполнить высочайшее повеление, а тем более, когда
делают это раз за разом, отчего же вам и не войти в
императорский дворец?
И тогда лицо помощника Первого министра Кан
внезапно исказилось. Из угощения, приготовленного для
гостей, он взял в руки гранат, разжевал его и со свистом
выплюнул во входную дверь Дзибуцудо, пагоды
Домашнего Будды. От этого семена граната превратились в
бушующее пламя, которое охватило входную дверь.
Праведный наставник нимало не всполошился, но,
обернувшись к этому пламени, сотворил знак окропления
водой78, и бушующее пламя сразу же погасло, дверь же
подгорела только наполовину. Говорят, эта дверь осталась в
Горных Вратах и передаётся там по сию пору.
После этого, священнослужитель увидел, как
помощник Первого министра Кан встал со своего места и
вознёсся на небо. Над императорским дворцом сейчас
же прогрохотал гром. Высокое небо упало на землю, а
большая земля раскололась. Единственный79 и сто
чиновников съёжились и пали духом. Семь дней и семь ночей
шёл сильный дождь и дул жестокий ветер, мир словно
погрузился во мрак, дома плавали в полой воде, поэтому
в столичном районе Сиракава благородные и низкие
мужчины и женщины вопили; их крики и вопли были
подобны истошным воплям страдающих грешников.
В конце концов молния ударила в Сэйрёдэн,
павильон Чистой прохлады императорского дворцового
комплекса. На верхние одежды его милости старшего
советника Киёцура80 угодил огонь, и хотя вельможа упал и
стал кататься, огонь всё равно не погас. Правый
главноуправляющий Марэё-но-асон81 был человеком
решительным, и он сказал:
— Из-за того, что гремит любой небесный гром,
теряет ли силу мощь государева?!
С этими словами Марэё вложил стрелу в лук, повер-
448

нулся и, съёжившись всем телом, упал. Погиб оку-
таннный дымом Ки-но Кагэцура. Тогда министр Хонъин
подумал: «Ах, это наказание богов для меня!» — потом
обнажил меч, чтобы сопровождать яшмовую особу
государя.
— Даже когда он служил при дворе, он не нарушал
ритуал. Теперь же, пусть даже гремят боги, разве
государь и подданные, высшие и низшие могут утерять
принципы? Ранг императора высок, боги-покровители
вас не бросили. Пока успокойтесь и позвольте им
проявить свои добродетели, — промолвил он благоразумно, и
может быть, из-за этого благоразумия министр Токихи-
ра тоже не был убит, яшмовая особа государя осталась
благополучной, а бог грома поднялся на небо.
Однако дождь и ветер продолжались, не
прекращаясь. И тогда, увидев, что похоже, будто вся земля в стране
унесена водой, решили успокоить гнев богов с помощью
Закона Будды, позвали содзё Хосэйбо. Дважды тот
отказывался, а на третий раз, когда ему сообщили повеление
государя, содзё отказаться был не в силах и спустился с
горы в столицу. Вода в реке Камогава необычайно
прибавилась, так что передвигаться по ней без лодки было
невозможно, и содзё распорядился:
— Отправьте в воду этот экипаж!
По его распоряжению бычник решительно погрузил
экипаж в разлившуюся реку, и экипаж, раздвигая полую
воду налево и направо, выехал на противоположный
берег.
Когда прибыл праведный наставник, сразу же стало
видно, что дождь перестал, а ветер стих. Тогда наставник,
которому его величеством было высказано
удовлетворение, изволил вернуться к себе на гору Хиэйдзан.
Говорили, что государь выражал восхищение результатами за-
клинательных действий, проведённых монахами Горных
врат.
После этого заболел и стал постоянно страдать телом
и душой министр Хонъин. К нему позвали
высокочтимого монаха Дзёдзо-кисо82. Когда он показал тайные закли-
нательные жесты, из левого и правого уха министра
высунула голову маленькая зелёная змея и промолвила:

— О, Дзёдзо-кисо! Я хочу убить этого министра,
чтобы развеять горе, в которое погрузился из-за его
неправедной клеветы. Поэтому здесь не нужно испытывать ни
молитвы, ни лечение. Это значит, кто я такой, как вы
считаете? Да, я божество, воплотившееся в помощника
Первого министра Кан, бог Тэмман Дайдзидзайтэн83.
Дзёдзо-кисо необычайно удивился и ненадолго
перестал произносить заклинания, отчего министр Хонъин
сразу умер. Через некоторое время изволили сокрыться
наложница государя и его внук, принц из Весеннего
дворца. Второй его сын, старший военачальник Ясутада с
Хатидзё тоже тяжело заболел и скончался, а когда читали
сутру о будде-целителе, выявляющем инкарнации,
громко возгласили имя великого военачальника Кубира4, то
услышали голос: «Разрежьте себе горло!», — и тут же
перестали читать. Третий сын, Ацутада, тоже скоро
оставил мир. В том, что в одночасье умерли и сам этот
человек, и все, вплоть до его внуков, состояла кара богов; это
было страшно.
В то время среди подчинённых отца и братьев
императора Энги был человек по имени Правый
главноуправляющий Кинтада. Он умер скоропостижно, безо всякой
болезни. Через три дня Кинтада воскрес, тяжело
вздохнул и произнёс:
— Я обязан доложить это государю. Помогите мне
пройти во дворец.
Два его сына, Нобуакира и Нобутака, взяли его под
левую и правую руку и провели во дворец. Когда
государь спросил его: «В чём дело?», — Кинтада задрожал
всем телом и доложил:
— Подданный Вашего величества побывал в
страшном месте под названием Потустороннее ведомство.
Там человек ростом в один с лишним дзё, в нормальной
одежде и короне, вручил мне свиток, адресованный
двору, и произнёс: «Хозяин земель осыпающегося риса,
император Энги, поверил клевете министра Токихира и
сослал безвинного подданного. Это его самая тяжкая
ошибка. Пусть быстрее напишет обо всём на ярлыке
нашего ведомства и спустит его в преисподнюю Аби85».
Потом тридцать с лишним чиновников Ведомства вы-
450

строились в ряд и с гневом произнесли: «Нужно, не
теряя времени, пытать его!», на что сидевший там второй
потусторонний чиновник вымолвил: «Как мы будем
вести себя, если поменяется девиз правления, и нам придётся
извиняться за проступки?». Казалось, все, сидевшие там,
были обеспокоены. После этого Кинтада возвратился к
жизни.
Государь был очень удивлён. Он сразу изменил девиз
годов своего правления, сжёг и выбросил августейшую
грамоту о ссылке помощника Первого министра Кан, а
прежний его официальный статус министра вернул,
повысив его ранг на одну ступень до действительного
второго ранга.
После этого, в девятом году правления под девизом
Тэнгё86 служитель святилища Хара в провинции Оми
Мибу-но Ёсидзанэ было божественное послание о том,
что на равнине к северу от императорского дворца за
одну ночь выросла тысяча сосен, поэтому здесь было
построено святилище87, которое почтительно назвали
святилищем бога Тэмман Дайдзидзайтэн. Но оттого ли, что
никак не успокаивались близкие ему сто шестьдесят
восемь тысяч богов, но в течение двадцати пяти лет со
второго года правления под девизом Тэнтоку до пятого года
правления под девизомТэнгэн88 трижды сгорели слркеб-
ные павильоны Восьми ведомств. Тогда, подумав, что
этого больше быть не должно, решили построить новый
императорский дворцовый комплекс, но на новом
опорном столбе, который мастерски установили плотники,
обнаружились строчки стихотворения, проточенные
жучками:
Пусть построят его,
Он снова будет гореть,
Пока у Сугавара
Душевная боль
Не утихнет.
В этом стихотворении боги показали, что они по-
прежнему не удовлетворены, — с испугом подумал
государь и из дворца Итидзё89 изволил посмертно даровать
опальному министру действительный первый ранг, ранг
Первого министра. Когда его посланник приехал в храм
lu
451

111
Спокойной радости, Анракудзи, и стал читать вслух
императорское послание, до небес донёсся его голос,
возглашавший стихи:
Вчера печальную судьбу я испытал
на севере, в столице,
Теперь же смыл позор,
став трупом в Дадзайфу.
Обижен был при жизни,
порадуюсь ли, умерев?
Теперь надежды хватит —
основы государя охранять.
После этого и гнев богов утих, и страна успокоилась.
Как они могущественны! Ежели доискиваться истинной
их сущности90, — это воплощение великой жалости и
великой скорби Кандзэон91. Обширные её обеты глубоки,
словно море, и судно, спасающее живые существа от
заблуждений, не могут без них достичь берега. Если же
говорить о явленном следе, он воплощён в боге Тэмман
Дадзидзайтэн; блага, им приносимые, день ото дня
обновляются. Помыслы людей, раз и навсегда связавших
свою судьбу с учением Будды, подчинены велению
сердца. Из-за этого все, начиная с Единственного наверху и
вплоть до тьмы простолюдинов внизу, нет такого
человека, который не склонил бы охваченную жаждой голову.
Поистине, достойное удивления, не имеющее себе
подобных святилище.
Между тем, в четырнадцатый день восьмой луны
четвертого года правления под девизом Дзиряк/2 началось
строительство императорского дворцового комплекса, а
в правление экс-императора 1осандзе , в пятнадцатый
день четвёртой луны четвертого года правления под
девизом Энкю94 столицу перенесли. Литераторы
посвящали этому событию стихи, музыканты исполняли
мелодии. Это были поздравления, а немного погодя, во
втором году правления под девизом Ангэн95, из-за
проклятия Горного короля Хиёси96 строения императорского
дворцового комплекса сгорели все, по последнего
здания, и теперь, после выступлений с оружием и в
доспехах, мир был неспокойным, страна болела, а народ
страдал.
452

Хотя коней не вернули на Хуашань, а волов не
выпустили на равнину с персиковой рощей97, все решили, что
императорский дворец должен быть построен в том же
виде, в котором он был в старину; изготовили бумажные
деньги, которые в нашей державе не использовались
никогда, приняли статью о запрете налогов с земельных
владений управляющих поместьями и прямых вассалов
сегуна в провинциях и о запрете принудительного труда
на них — они же и с волей богов не совпадают, и служат
развитию роскоши и чванства. Было много мудрых
вассалов, которые из-за этого хмурили брови.
О ЗАКОНАХ, УСПОКАИВАЮЩИХ СТРАНУ,
И О НАГРАЖДЕНИИ ВОЕНАЧАЛЬНИКОВ
Весной третьего года правления под девизом Гэнко98
на Цукуси появились семьи рода Тайра, возглавляемые
Кику-но Камон-но-сукэ Такамаса и военачальником
Итода-сакон-но-таю Садаёси. Они хотели собрать
оставшихся сторонников уже покойного Такатоки, отовсюду
пригласить туда мятежников и поднять в стране смуту.
Кроме того, мятежники из провинции Кавати
привлекли к себе человека по имени Сасамэ Кэмбо-содзё и на
горе Иимори построили крепость. И не только это: в
провинции Иё сын Акахаси, губернатора провинции Цуру-
га, по имени Цуруга-но Таро Сигэтоки построил замок
на вершине Татээбоси. Они завладели всеми
окрестными поместьями.
Уничтожить этих злодеев двору вместе с воинскими
силами буддийских монастырей вряд ли было возможно.
В государевом дворце Сисиндэн, Пурпурных покоев,
срочно соорудили алтарь, пригласили Такэноути Дзи-
гон-содзё и провели службу успокоения Поднебесной.
Во время проведения этой службы ворота с четырёх
сторон охраняли вооружённые воины в доспехах. Когда эту
службу проводили, найбэн9 и гэбэн00 и ближняя охрана
заняли позиции у лестницы; музыканты начали играть
на своих инструментах, отряды воинов выстроились в
lu
453

ряд в южном дворе слева и справа и обнажили мечи,
показывая готовность усмирить четыре стороны. В охране
четырёх ворот находились Юки Ситиро Саэмон Тика-
мицу, губернатор Кавати Кусуноки Масасигэ, судья
Энъя Такасада и губернатор Хоки Нава Нагатоси. В
лагеря в южном дворе вызвали в правый — Миураноскэ101, в
левый —архивариуса Тиба-но Садатанэ.
Говорят, что эти два человека давно дали согласие
исполнять такие обязанности, но в то время Тиба не
нравилось быть напарником Миура, а Миура возмутился
тем, что Тиба будет стоять справа от него12, поэтому оба
они не вышли на свой пост. Это стало помехой,
творимой демоном Тэмма и нарушило течение буддийской
службы.
Погда потом они подумали сообща, то поняли, что
это было знаком того, что в Поднебесной не будет
продолжительного благополучия. Однако, может быть, в
результате этой службы была атакована и взята войском
Масасигэ крепость на Иимори, замок на Татээбоси
разрушен Дои и Токуно, войска на Цукуси потерпели
поражение от Отомо и Они, глава врагов династии прибыл в
Киото, и всех вместе их провезли по большому тракту и
скоро заточили в тюрьму.
Восточные и западные провинции уже успокоились,
поэтому Они, Отомо, Кикути и Мацура вошли в столицу
на семистах с лишним больших судах. В столицу
прибыли помощник начальника Левой императорской
конюшни Нитта и его младший брат, помощник
начальника дворцовой стражи с семью с лишним тысячами
всадников. Воины других провинций собрались все до
одного, заполнив собой столичный район Сиракава, а
оживление в монаршей цитадели10 по сравнению с
обычным временем, казалось, возросло стократно.
Хотя награждение за воинские заслуги несколько
откладывалось, прежде всего выборочно наградили группу
старших помощников: старшему помощнику главы
Административного управления Асикага Такаудзи
передали три провинции — Мусаси, Хитати и Симоса, его
младшему брату, главе Левых императорских конюшен Та-
даёси, — провинцию Тотоми, помощнику главы Левых
454

императорских конюшен Нитта Ёсисада две провинции
— Кодзукэ и Харима, его сыну Ёсиаки — провинцию
Этиго, а младшему брату, помощнику начальника Воен-
• *
ного ведомства Есисукэ — провинцию Цуруга, судье Ку-
суноки Масасигэ — провинции Сэтцу и Кавати, а Нава,
губернатору провинции Хоки, на долгие годы передали
две провинции — Инаба и Хоки.
Несмотря на то, что кроме них получили по две и по
три провинции придворные сановники и группа
предводителей воинов, такому заслуженному воину, как
Вступивший на Путь Акамацу Энсину было пожаловано
одно только поместье Саё. Протектор провинции Харима
был немедленно отозван в столицу. Поэтому, как
говорили, во время мятежа годов Кэмму Энсин внезапно
переменил свои намерения и, обидевшись на это, сделался
врагом династии. Кроме того, владения охранителей и
протекторов пятидесяти с лишним провинций и
крупные поместья, бывшие земельными владениями в
провинциях, полностью раздали придворным сановникам и
чиновным людям, а те, которые гордились своими
богатствами и почитанием, как Тао Чжу, ныне расставались с
доходами, дававшими пищу и одежду.
О РОСКОШИ ГОСПОДИНА ТИКУСА
И МОНКАН-СОДЗЁ,
А ТАКЖЕ О ВЫСОКОМУДРОМ ГЭДАЦУ
Среди них был внук покойного старшего
помощника главы ведомства, его милости Рокудзё-но Арифуса,
глава отряда простолюдинов, Тикуса-но-то, средний
военачальник Тадааки-асон. Ему должно было нравиться
наследственное занятие его семьи, книжное дело, тем не
менее, со времён «короны юности»104 он любил
упражнения в стрельбе из лука и стрельбу по собакам, которые
не были его семейными занятиями, и в то время, когда
он увлекался азартными играми и распутством, со своим
отцом, его милостью Аритада, который этого не любил,
он не поддерживал отношения отца и сына.
ft
455

ш
Однако этот асон, видимо, из-за того, что однажды
он смог достичь процветания, — сопровождал государя,
когда его величество переезжал в провинцию, Оки и
проявил преданность, будучи лучником при въезде в
столицу против Рокухара, теперь был жалован тремя
большими провинциями и ещё десятками мест, так что
милости двора для него были чрезмерными и роскошь его
поражала. Вассалов, которые о нём заботились, он
каждый день обносил чарками сакэ; высоких сановников и
чиновников, которые сидели у него локоть к локтю,
насчитывалось больше трёхсот. На его расходы на
редкостные вина и закуски за один раз не хватало и десятка
тысяч монет. Кроме того, выстроив в ряд конюшни
площадью в несколько десятков кан, Тадааки держал в них по
пятьдесят-шестьдесят откормленных коней. Когда
пирушки заканчивали и начинали развлекаться скачками,
его гости в окружении нескольких сот коней выезжали в
окрестности Утино и Северных гор и проводили целые
дни в псовой и соколиной охоте.
В его одежде боевой фартук был сшит из собачьих и
тигровых шкур, на плечах висели отделанные парчой и
птичьими перьями хитатарэ105. К сожалению, он не
стыдился предостережения Кун Аньго106 о том, что
самодовольно одеваясь в роскошные наряды, чернь переходит
все границы, а тот, кто переходит границы и теряет
этикет, является мятежником.
Но, поскольку военачальник был простолюдином,
нечего было и говорить. Когда слышали о его поведении,
удивлялись все, вплоть ^о праведного наставника Мон-
кан107. Один раз, случайно, оставив мысли о славе и
выгоде, он этим не воспользовался, не вступил на стезю трёх
108
таинств и соответствия , но направился лишь к выгодам
и завоеванию репутации, мало того, забыл об
обязанностях, определяемых верными представлениями.
Хотя необходимости в этом не было никакой, он
копил сокровища, бедным не помогал, собирал у себя
оружие и содержал солдат. В то время, когда он был
человеком угодливым и получил награды безо всяких заслуг в
преданности, те, кто именовались подчинёнными
праведного наставника Монкана, заполонили столицу: число
456

их достигало пяти-шести сотен человек. В то время,
когда они были не так далеко от входа во дворец, несколько
сот вооружённых всадников окружали императорский
паланкин спереди и сзади, следуя вдоль дороги с
гордыми лицами. Вдруг оказалось, что одежды монахов
запачканы грязью из-под конских копыт. Недовольство и
упрёки монахов пропадали впустую.
С тех пор, как Лушаньский законоучитель Хуэй
Юань109 отказался однажды от сего мира ветра и пыли,
он изволил поместиться в спокойной пустынной келье и
дал обет даже временно не выходить в горы, но соединил
вместе восемнадцать уважаемых мудрецов110, и они
долгими днями по шесть раз возглашали хвалу будде Амида.
А Чан-хэшан из Таймэй111 совсем не знал тех мест, где
живут миряне, переселился из тростниковой хижины в
глухие горы и, воспевая прелесть жизни в горах, смог
получить свидетельство высшей мудрости и мастерства.
Все люди, имеющие сердце, и в старину, и теперь
скрываются и прячут свои следы: вместе с облаками над
укутанными сумерками горами они одеваются в листья
лотоса в пруду112; правило, которому они следуют — это
всю жизнь до конца проводить, очищая своё сердце.
Этот праведный наставник не напрасно пользовался
славой такого же существа, что и они. Но может быть, его
поведение давало основание считать, в душе он перешёл
на чуждый путь демона Тэмма?
Почему так говорили? В годы правления под девизом
Бундзи113 был в столице некий шрамана. Звали его
высокомудрый Гэдацу. Его мать в семилетнем возрасте114
увидела во сне, что она проглотила колокольчик. От этого
появился ребёнок, из-за чего подумали, что он не
простой человек. Когда ему было три года, он вошёл во врата
Будды и в конце концов стал почитаемым мудрецом11 .
Будучи глубоко милосердным, мудрец не огорчался,
порвав монашеский ризы трёх видов, не отступал от
религиозной практики, не печалился о том, что пуста его
миска. Он не обязательно укрывался в горах, но не
отказывался и от жизни в городе. Хоть и смешивалась его
плоть с пятью видами мирской пыли116, сердце не
затуманивалось тремя ядами11 . Положившись на карму, он
9*
457

JsTfc
*u
проводил годы и месяцы, ради всех живущих совершая
паломничества по горам и рекам. Однажды он пришёл в
Великие святилища в Исэ118 и, совершив поклонение во
Внутреннем и Внешнем святилищах, втайне прочёл
сутру, более всего радующую будд· Должно быть, возле
прочих святилищ тысячи деревьев не гнулись, падая на
крыши, стволы не искривлялись. Вероятно, такова была
форма, в которой будды руководят людьми. Ветви
старинных сосен свешивались вниз, где стелились листья
старых деревьев — представлялось, что всё это —
проявление того, как будды спасают от заблркдений живых
существ.
Послушав рассказы о способах реализации
«явленного следа», мудрец, пусть на время, невзлюбил названия
трёх сокровищ119, а испытав глубоко в душе внутреннее
просветление, думал также о принципе реализации
кармы, превращающей высокомудрого в простолюдина.
Когда он невольно увлажнил свои рукава слезами, уже
смеркалось, однако праведный наставник не захотел
провести ночь как мирянин и перед внешним
святилищем ночь напролёт возглашал имя будды Амитабха и
спал под шум ветра в соснах, сердце очищал перед
отражением луны в водах реки Мимосусо. Внезапно небо
заволокло тучами, подул жестокий ветер с дождём, а над
тучами загрохотали повозки, с востока и с запада
докатился топот копыт бегущих коней.
— Ой, как страшно! — изумлённо подумал
высокомудрый.
Когда он изволил посмотреть, то увидел, как в
воздухе внезапно появился нефритовый павильон,
отделанный золотом, а в его дворе и перед воротами натянут
занавес. Туда со всех десяти сторон120 примчались конные
экипажи. Казалось, было их тысячи две-три. Они
расположились с левой и правой сторон, а над ними всеми
сидел один огромный человек. Его фигура была весьма
необычной: казалось, что ростом он возвышается на два-
дцать-тридцать дзё, его голова была как у демона якши, а
на ней выстроились двенадцать лиц. Слева и справа
протянулись сорок две руки. В них он держал или солнце и
458

луну, или мечи и пики. Он ехал верхом на восьми
драконах.
Слуги, которые сопровождали его, не были
обыкновенными людьми: имея по восемь локтей и по шесть ног,
они сжимали в руках железные щиты; имея на одном
теле по три лица, они были одеты в золотые доспехи. После
того, как слуги уселись на свои места, тот огромный
человек обратился в левую и правую сторону с такими
словами:
— В последнее время, одерживая победы вместе с
войском императора, мы держим в руках солнце и луну,
хотя сами пребываем на вершине Сумеру121 а одной
ногой попираем океан, много десятков тысяч человек из
наших подопечных каждый день умирает. В чём
причина этого? В столицу страны Тутовых деревьев122, что в
Джамбудвипе , пришёл некий мудрец по имени монах
Гэдацу. Пока он просвещает массы живущих, сила
Закона всё более расцветает, Небесный император черпает
силу, демон зла слабеет, Ашура теряет свою энергию.
Вообще, покуда этот мудрец остаётся таким, нам не по
силам сражаться с Небесным императором. Как бы там ни
было, нужно, чтобы в нём ослабла душа Учения, чтобы
он погряз в роскоши и обленился сердцем.
Так великан сказал. После этого из числа сидевших
вокруг него выдвинулся некто с начертанными золотом
на лобной части шлема именем: Король демонов Шесто-
г 124
го неба .
— Видимо, — произнёс он, — легко молено сделать
так, чтобы он разочаровался в своих нравственных
устоях. Некогда, решив погубить воинские дома,
экс-император Готоба напал на Рокухара, а помощник главы
Левой половины столицы Ёситоки125 должен был вызвать на
битву правительственное войско. В то время с помощью
военной силы Ёситоки правительственное войско
потерпело поражение, экс-император Готоба был отправлен в
ссылку в дальнюю провинцию, а Ёситоки, намереваясь
сжать в своих ладонях власть в Поднебесной и
распоряжаться небесами, должен был возвести на престол
второго сына экс-императора Хиросэ126. Если этот монах
Гэдацу — тот мудрец, который склоняется на сторону

принца, его могут призвать ко двору и приблизить к
лику дракона. Тогда он будет выходить на церемониальные
службы. Значит, отныне да пренебрегает он
ежедневными практиками, да возрастает в нём день ото дня
высокомерие, и став таким бикуп\ которому не стыдно
нарушать заветы, он не доставит нам затруднений, и в таком
случае, мы тоже сможем заполучить для себя многих
подопечных.
После его слов стоявшие в два ряда злые демоны,
противники Учения, согласились с ним:
— Думаем, что это лучше всего! — и все разлетелись
на восток и на запад.
Услышав всё это, высокомудрый пролил радостные
слёзы: «Это меня подвигли на искреннее служение пре-
светлые боги!», после чего опять возвратился в столицу,
поселился в одинокой хижине в глухих горах Касаги в
провинции Ямасиро, делал себе одежду из опавших
листьев, в пищу употреблял подобранные в лесу фрукты,
сердцем отвратился от мирской грязи и всецело
сосредоточился на желании возродиться в Чистой земле. В то
время, как он проводил три или четыре года такой
жизни, произошли сражения годов правления под девизом
Сёкю, Ёситоки забрал себе власть в Поднебесной, экс-
император Готоба был сослан, а престол сына Неба
занял принц Хиросэ.
В это время его величество изволил услышать, что
высокомудрый Гэдацу пребывает в Касаги. Желая принять
монашеский постриг, он благоволил часто отправлять к
нему с приглашением своих посланцев, но может быть,
оттого, что так было задумано демонами с Шестого неба,
только в результате государевым повелениям Гэдацу не
следовал, но сердцем своим всё более предавался
буддийским упражнениям.
Вскоре, с помощью своей мудрости, праведного
поведения и добродетелей он стал основателем этого
храма, который до сих пор способствует процветанию
буддийского Закона. Если подумать, то поведение
высокомудрого Монкана вводило в заблуждение людей глупых
и невежественных. В конце концов, вскоре произошёл
мятеж годов Кэмму, поэтому у него не было ни одного
460

ученика, который бы распространял Закон. В
одиночестве он пришёл в упадок и захирел, переселился в
окрестности Есино и там закончил свои дни.
О ТОМ, КЛК ХИРОЛРИ СТРЕЛЯЛ
в птицу-оборотня
В седьмую луну третьего года правления под девизом
Гэнко этот девиз сменили на Кэмму. Говорят, что таков
был добрый пример позднеханьского Гуан у128, который,
усмирив мятеж Ван Мана129, вторично унаследовал хань-
скую державу и благоволил изменить девиз правления.
В том году очень много людей умерло от повальных
болезней. И не только это. С той осени на дворце
Пурпурных покоев появилась птица-оборотень, которая
стала кричать: «До каких пор?! До каких пор?!». Её голос
отдавался в облаках и прогонял сон. Среди людей,
которые этот крик слышали, не было таких, кто бы не
возненавидел его. Вельможи соглашались между собой,
говоря: «В старину в иной стране, в эпоху правления Яо,
взошло девять солнц. Человек по имени И узнал об этом
и восемь солнц сбил стрелами.
В нашей стране в старину, в те времена, когда на
престоле находился экс-император Хорикава, водился
оборотень, и он мучил государя. Государево повеление
получил прежний губернатор провинции Рикуоку Ёсииэ130. У
нижнего входа во дворец трижды запела его тетива и он
заставил оборотня утихнуть. Кроме того, в бытность на
престоле экс-императора Конъэ131, поднявшись в облака,
кричала птица нуэ 32. Тогда его милость Гэн-самми Ери-
маса по воле императора сбил её стрелой. Так разве не
найдётся в роду Гэн такого человека, который бы смог
сбить её стрелой?».
Так все спрашивали, однако, может быть, оттого, что
все считали, что если промахнёшься, то это будет стыд на
всю жизнь, — только никто стрелять не вызвался.
Тогда, подумав, нет ли подходящего человека среди
стражей северной стены дворца или воинов на службе у
придворных сановников, предложили:
461

— Человек по имени Сануки Дзиро Саэмон Хироа-
ри, который служит у его милости канцлера и Левого
министра Нидзё, этим искусством, как будто, владеет.
С этими словами сейчас же вызвали Хироари.
Получив повеление императора, Хироари обследовал
сигнальные колокольчики на дворце. В действительности эта
птица была так мала, словно могла свить гнездо в
ресницах у комара, так что стрелой её было не достать. Пока
птица не поднимется в воздух, в неё не попасть. Если её
станет видно, и она будет на расстоянии полёта стрелы, я
в неё попаду во что бы то ни стало, — так он подумал,
возражений против не нашёл и согласился взяться за это
дело. Потом, взяв лук и стрелы, которые были у его слуги,
он укрылся в тени под навесом крыши и стал наблюдать
за внешним видом этой птицы. Ночью семнадцатого
числа восьмой луны, когда луна была особенно ясной, в
прозрачном воздухе над обителью его величества
повисло чёрное облако, и стал то и дело раздаваться крик
птицы.
Когда она кричала, было видно, как из её рта
исторгалось пламя, из звуков своего голоса она метала молнии, и
сполохи от них проникали за бамбуковые шторы
государя. Хироари высмотрел место, где находилась эта птица,
натянул тетиву лука и вложил в неё стрелу с
наконечником в форме листа стрелолиста. А государь изволил
выйти из дверей южного дворца133 и смотреть на него. Его
милость канцлер и те, кто ниже его, — левый и правый
старшие военачальники, старшие и средние
государственные советники, восемь советников Высшего
государственного совета, семь секретарей, помощники глав
восьми ведомств, домашние чиновники встали плечём к
плечу наверху и внизу пагод, сотня гражданских и
военных чиновников смотрели на это. Все напряглись от
страха: что-то будет?!
Хироари повернулся и уже хотел натянуть тетиву,
но, как будто, подумал немного, выдернул из стрелы
наконечник аая охоты на диких гусей и отбросил его.
Потом в лук, рассчитанный на двоих, с силой вложил
двойной толщины стрелу длиной в двенадцать кулаков, но
сразу не выстрелил, а подождал, пока птица закричит.

На слух он угадал, что птица слетела ниже обычного, что
место, где она закричала, находится в двадцати дзё от
гребня крыши дворца Пурпурных покоев и со звоном
спустил тетиву. Наконечник стрелы пропел-прозвучал
наверху дворца Пурпурных покоев, на звук его
отозвались облака. Что получилось? — не знали. Потом
услышали, как рухнуло что-то вроде большой скалы и,
расколовшись надвое, упало с края крыши дворца
Добродетельной старости к основанию бамбука.
Те, кто находился наверху и внизу пагоды, в один
голос с чувством закричали:
— Ого! Сбил, сбил!
Этот крик не утихал целые полчаса134. Когда воины
дворцовой охраны, высоко подняв сосновые факелы,
посмотрели на птицу, голова у неё была как у человека,
форма тела — как у змеи. Клюв загнут вперёд, зубы
острые, как у пилы. На обеих ногах имелись длинные
шпоры, которые действовали, как сабли. Когда её
крылья растянули и посмотрели, их размах был в один дзё
шесть сяку35.
Тогда государь благоволил поинтересоваться:
— И всё-таки, в то время, когда Хироари стрелял, он
вдруг выдернул и отбросил прочь наконечник стрелы для
охоты на диких гусей. Отчего это?
Хироари благоговейно произнёс:
— Когда эта птица закричала на крыше дворца
августейшего, упала стрела, которую я собирался выпустить,
и тут я решил, что следует отказаться от стрельбы, пока
птица находится на дворце, и отбросил наконечник
стрелы, предназначенный для охоты на диких гусей.
Государь всё больше проникался чувством
восхищения и в ту же ночь возвёл Хироари в пятый ранг, а на
следующий день пожаловал ему два больших поместья в
провинции Инаба.
Он до грядущих поколений прославился как мастер
лука и стрел.

6
О САДЕ СИНДЗЭН
СВЯЩЕННОГО ИСТОЧНИКА
После вооружённого мятежа дух призрака больше
не появлялся. Считая, что это бесподобное проявление
тайных действий секты сингон, срочно привели в
порядок Синдзэн, сад Священного источника.
То, что называют садом Священного источника,
соорудили, когда начали строить императорский
дворцовый комплекс, по восемь те с каждой стороны, уподобив
его саду Линтай Чжоуского Вэнь-вана136. После этого, в
царствование Камму17, впервые на восток и на запад от
Сюдзякумон, ворот Красной птицы, построили два
храма. Тот, что слева, назвали Тодзи, Восточным храмом, а
тот, что справа, назвали Сэйдзи, Западным храмом.
В Восточном храме высокомудрый наставник с горы
Коя138, сосредоточив семьсот с лишним святынь мира
чрева-хранилища139, оберегал положение августейшего.
В Западном храме Сюбин-содзу140 сосредоточил больше
пятисот святынь Южной столицы и молился за
долголетие его яшмовой плоти. После этого, в августейшее
царствование Камму, весной 23-го года правления под
девизом Энряку141, высокомудрый наставник Кобо-дайси,
желая утвердить Закон, отправился на корабле в Китай.
Между тем, Сюбин-содзу, будучи приближен к лику
дракона один, утром и вечером исполнял тайные обряды
за его здравие. Однажды император попросил воды для
умывания. Вода покрылась льдом и была очень холодной,
поэтому Сюбин взял её, некоторое время подержал над
огнём, после чего лёд растаял, и вода нагрелась.
Микадо изволил посмотреть и очень удивился. В
сосуд для огня велели поместить побольше углей,
поставили ширмы, и жар стал оставаться внутри загородки. В
результате, зимний воздух стал подобен весеннему, какой
бывает в третью луну. А когда государь вытер пот с лица
и промолвил: «Ох, надо бы унять этот огонь!», — Сюбин
плеснул на огонь воды. От этого огонь в очаге сразу погас,
там образовалась холодная зола, холод коснулся кожи и
словно омыл все части тела. Потом Сюбин постоянно

получал этот удивительный результат и умел добиваться
поразительных перемен. Поэтому то, что император
изъявлял покорность Учению, не было необычным.
Тут на родину возвратился высокомудрый наставник
Кобо-дайси. Император расспросил его о том, о сём, что
бывает в иной державе, а потом поведал о разных
чудесах, которые за это время творил Сюбин-содзу. Всё
выслушав, высокомудрый слукавил:
— От обратной стороны занавеса бодхисаттвы Мэмё
бегут даже брахманские демоны и боги. Говорят, что в
старину было такое: князь Чандана разрушил башню,
которой поклонялись иноверцы, и были там трупы.
После этого в том месте, где пребывал Кукай, подобного
чуда не сотворил бы даже Сюбин.
Тогда император, которому дали осознать силу
Закона, полученную двумя мудрецами, изъявил желание
посмотреть, чья добродетель выше, чья ниже, и однажды,
когда высокомудрый наставник посетил дворец, тайно
поместил его в соседние покои. Сюбина по
августейшему повелению вызвали к особе государя. В это время
император желал отведать лечебного отвара и повелел
поставить рядом с собой деревянную чашку для чая.
— Мне думается, что вода здесь чересчур холодна.
Согрей её, как обычно! — произнёс он.
Сюбин, думая, что сделать это просто, обратился к
чайной чашке, сотворил заклинание огненных символов,
однако из-за этого вода отнюдь не стала горячей.
— Что это за странность?! — молвил государь и,
подмигнув приближённым, которые находились слева и
справа, подождал, пока воду согреет помощница главы
дворцовых прислркниц.
Потом его величество снова пожелал испить
лечебного отвара и опять повелел заполнить им деревянную
чашку для чая.
— Она слишком горячая, даже в руки не взять!
Сюбин, не наученный предыдущим опытом, опять
обратился к чайной чашке и сотворил заклинание
водных символов, тем не менее горячая вода отнюдь не
остыла, а снова закипела внутри чайной чашки. Дважды
потерпев поражение, Сюбин изменился в лице и расте-
%
lu
465

рялся. Высокомудрый наставник, выйдя из-за ширмы из
соседнего помещения, засмеялся:
— Ах, Сюбин! Неркели ты не узнал, что здесь
находится Кукай?! Ведь в лучах утреннего солнца меркнут
звёзды, а при свете луны светлячки прячутся?
Сюбин испытал глубокий стыд, пришёл в угрюмое
настроение и ретировался негодуя. После этого Сюбин
досадовал на государя, а его негодование проникало
глубоко, до мозга костей, поэтому он захотел пробудить в
Поднебесной бога Великой засухи и всех до одного
людей среди Четырёх морей ввергнуть в голодание и,
захватив среди трёх тысяч больших миров богов-драконов,
втиснуть их всего-навсего в маленький пруд. Поэтому в
начале лета в течение трёх месяцев не выпадали дожди, и
крестьяне не могли заниматься земледелием. В
Поднебесной по вине одного человека наступил голод.
Государь в своём дворце горевал из-за страданий
народа от стихийного бедствия. Он призвал к себе
высокомудрого наставника Кобо-дайси и повелел ему молиться
о дожде. Наставник, удостоенный повеления его
величества, первым делом в течение семи дней занимался
созерцанием и изволил ясно рассмотреть всё в трёх
тысячах миров — богов-драконов Внутренних морей и
Внешних морей, каждый из которых заклинаниями Сюбина
был заперт в кувшине с водой, и не было богов-драконов,
способных пролить дождь. Однако к северу от Больших
снежных гор42 на границе с северной Индией одна дра-
конша Дзэннё из пруда под названием Нежаркий была
рангом выше Сюбина и пребывала в благоденствии.
Высокомудрый наставник вышел из созерцания. Когда он
рассказал обо всём государю, его величество повелел
срочно вырыть перед дворцовым комплексом пруд,
заполнить его чистой и прохладной водой и попросить
пожаловать туда драконшу. Тогда та золотистого цвета
добрая драконша длиною в восемь сун обернулась змеем
длиной в девять сяку143 и приползла в этот пруд. Об этом
доложили государю.
Придворные сановники совершили особенное
поклонение, Вакэ-но Мацуна144 в качестве императорского
посланца снабдили разными опахалами гохэй4. Ему бы-
466

ло велено почтить короля драконов. После этого
сгустились дождевые тучи, и на страну пролились обильные
дожди. Они не переставали три дня, они шли так долго,
что стали вызывать беспокойство, не было бы беды.
После этого почитание государем учения сингон всё более
процветало.
Сюбин рассердился ещё больше. В душе он
проклинал высокомудрого наставника Кобо-дайси и затворился
в Сайдзи, Западном храме, соорудил там треугольный
алтарь и, встав лицом к северу в молитвенной позе,
принялся творить молитвенные заклинания якше Кунда-
ли146. Прослышав об этом, высокомудрый наставник, в
свою очередь, соорудил алтарь-светильник в Тодзи,
Восточном храме, и стал творить заклинания пресветлому
королю Великих Добродетелей, Дайитоку-мёо147.
Каждый из двух бодхисаттв накопил заслуги, был
высокодобродетельным и почитаемым, поэтому стрелы,
которые они друг в друга выпустили, столкнулись в
воздухе и упали, — и так продолжалось беспрерывно. Тогда
высокомудрый наставник решил вынудить Сюбина
забыть об осмотрительности и распустил слух, что он
скоропостижно скончался. Монахи и миряне от горя
залились слезами, знатные и простолюдины едва сдерживали
горестные рыдания. Услышав об этом, Сюбин
обрадовался: «Достигла цели моя сила в Законе Будды!», — и
разрушил свой алтарь.
И тут Сюбин внезапно ослеп, носом у него пошла
кровь, мысли перепутались, а тело стало испытывать
страдания. Он лёг перед алтарём Будды и в конце концов
сошёл в могилу. В этом воистину проявились золотое
изречение Будды о том, что все яды проклятий
возвращаются назад, к тому же человеку, — и это было его
удивительное проявление. С тех пор Тодзи, Восточный храм,
процветал, а Сайдзи, Западный храм, хирел.
Высокомудрый наставник сплёл из травы под названием китайский
мискант фигуру в виде дракона и установил её на алтарь.
После того, как Закон Будды достиг своей цели,
наставник проводил бодхисаттв, но истинно добрую
королеву драконов пожелал оставить там же, в саду
Священного Источника, Синдзэнъэн, поставив условие: «До того

ω
времени, когда сия драконша в нашем мире родится
трижды, да охраняет она эту страну, управляет с
помощью нашего Закона Будды», — и королева драконов
остаётся здесь до сих пор, живёт в том же пруду. Говорят,
что та королева драконов, сделанная из мисканта, стала
большим драконом и перелетела в Нежаркий пруд,
говорят также, что она поднялась на небо вместе с
другими бодхисаттвами, поднялась в небо и, улетев на восток,
остановилась во дворце Ацута в провинции Овари.
Разве удивительно усмирение и защита страны
Восточных морей148, если Закон Будды распространяется на
восток? Наставник сказал:
— Если эта королева драконов переместится в
другие миры, пруд обмелеет, воды в нём станет мало, страна
будет совершенно запущена и наш мир обнищает. В
наше время число адептов школы сингон увеличивается.
Упросив королеву драконов, мы поможем стране.
Так он сказал. Ныне же пруд обмелел, вода в нём
высохла. Видимо, королева драконов переместилась в
другие миры. Однако каждый раз, когда проводят
церемонию чтения сутры о ниспослании дождя, на неё
непременно следует чудодейственный ответ: похоже, что на
самом деле королева драконов не бросает нашу страну.
Когда дует ветер и идёт дождь, это и есть
чудодейственный ответ того удивительного пруда. Поколение за
поколением микадо обожествляли этот пруд, все дома
вассалов его почитали. В те времена, когда наступала засуха,
прежде всего чистили пруд.
Однако после того, как монашествующий
император Готоба благоволил оставить престол, начиная с годов
правления под девизом Кэмпо149, это место пришло в
запустение; дорогу покрыли заросли терновника, мало
того, там развелись кабаны и олени, которые наносят вред
змеям, звон охотничьих стрел поражал слух
богов-охранителей, топот бегущих коней тревожил сердца богов.
Среди людей, имеющих сердце, не было никого, кто бы
не жалел об этом.
После мятежа годов правления под девизом Дзёкю1 °
втайне, один, покойный губернатор провинции Мусаси
буддийский монах151, испытывал жалость. Он начал стро-
468

ить замок с высокими стенами, укрепил ворота и
вычистил всевозможную грязь. Нечистые, покрытые скверной
мужчины и женщины152 входили и выходили
непрерывно; коровы и кони в поисках воды и травы безбоязненно
бродили туда и обратно. Несомненно, знавшему об этом
богу драконов было приятно. Скорее починив этот пруд,
смогли проявить к нему почитание. Почитая это место,
смогли управлять державой.
О ССЫЛКЕ ПРИНЦА КРОВИ
ЕГО МИЛОСТИ ГЛАВЕ
ВОЕННОГО ВЕДОМСТВА153
И О БАРЫШНЕ ВОРОНОЙ
В то время, пока принц крови его милость глава
Военного ведомства был занят мятежом в Поднебесной, он
изо всех сил предотвращал бедствия, грозившие особе
государя, и был возвращён от монашеской к мирской
ипостаси. Но, поскольку Четыре моря уже успокоились,
он изволил возвращаться на свой прежний пост главы
трёх тысяч монахов и отдалялся от государевых законов
в сторону Закона Будды, уходя от стремления к
воинской славе.
Его готовили к посту полководца-покорителя
варваров,' полагая, что он может военными средствами
защитить Поднебесную, такое высочайшее мнение с
неудовольствием изволил выразить государь и в конце концов
повелел принцу стать полководцем-покорителем
варваров. В этих условиях принц в ответ на пожелание
повелителя Четырёх морей проявил сдержанность. Но,
поскольку к этому посту следовало проявлять уважение,
он, в согласии с волей государя, пребывал в
чрезвычайной роскоши, забывая о поношениях мира, предавался
сплошным удовольствиям, поэтому все люди в
Поднебесной думали, что в мире во второй раз наступят
бедствия. Говорят, что после великих беспорядков луки и
стрелы завернули, щиты и алебарды положили в сумки.
Никакой нужды в них не было, а если говорить о лучни-
lu
469

ках и воинах, использующих большие мечи, то хотя они
и не имели заслуг, но милостями пользовались и
служили приближённым государя.
Помимо того, люди, у которых разрешений не было,
каждую ночь кружили у столичного района Сиракава
нападали на прохожих на перекрёстках, здесь и там на
дорогах рубили мечами встречных мркчин и женщин, и
не было конца людям, которые встречали от их руки
нежданную смерть. Считалось, что они также намерены
напасть на его милость Асикага Такаудзи из Ведомства
упорядочения и установлений, поэтому собрали воинов
и стали тренировать их в совершенствовании воинского
искусства.
Собственно говоря, его милость Такаудзи до сих пор
был человеком верноподданным, и не было слышно,
чтобы он чувствовал несоответствие отношения к нему его
положению; но по какой причине принц крови из
Военного ведомства был им недоволен? Если доискиваться
истоков этого недовольства, окажется, что когда в пятую
луну прошедшего года правительственное войско
наступало на Рокухара, воинские силы, подчинённые его
милости хоину, разломали склады в столице и разграбили
драгоценности. Дабы утихомирить волчье логово, его
милость Асикага вызвал к себе и казнил больше
двадцати человек, выставив их напоказ на пересечении Шестой
линии с берегом реки.
На высоко поднятой дощечке было написано:
«Произведена смертная казнь монахов, служивших у принца
из Великой пагоды, верноподданных его милости хоина,
его подчинённых, которые в разных местах занимались
грабежами». Когда об этом узнал его милость хоин, он
почувствовал раздражение и пустил в ход всевозможные
виды клеветы, а в адрес его милости принца из Военного
ведомства, возгласили ложь.
Когда всё это накопилось и достигло слуха государя,
принц возмутился. С того времени, когда его высочество
находился в Сиги, он был готов застрелить Такаудзи, и
такое желание у него оставалось, однако из-за того, что
на это не была изъявлена государева воля, он ничего не
мог поделать и сдерживал себя. Но, видимо, потому, что
470

клевета не прекращалась, между собою исподтишка
разговоры велись, принц изволил разослать в провинции
письма и вызвать к себе воинов.
Его милость Такаудзи услышал об этом и по секрету,
через мачеху принца, вторую супругу императора,
известил его величество, передав ему: «Чтобы захватить
императорский престол, принц крови из Военного
ведомства созывает воинов из провинций. Доказательства
этого совершенно ясны». Тогда государь изъял приказ,
разосланный принцем по провинциям, прочёл его и очень
разгневался. В гневе у государя поднялась его чешуя
дракона и он повелел:
— Этого принца отправить в ссылку!
Принц из Военного ведомства был приглашён на
собрание в Центральном дворце154. Ни о чём таком не
думая, он вызвал двух всадников и больше десяти
чиновников и тайком поехал в императорский дворец. Два
человека, судья Юки и губернатор провинции Хоки,
подождали и захватили его, заранее получив повеление
государя. Они заперли принца в помещении придворных
конюшен. Принца в его комнатке, крохотной, как ячейка
паутины, не посещал ни один человек; он лежал на полу,
залитом слезами, и думал: «Что со мной будет?! В начале
годов правления под девизом Гэнко я прятался от
воинских домов. Под деревьями, между скалами не мог
высушить от росы свои рукава. Теперь, на обратном пути в
столицу, когда заканчивается самый радостный в моей
жизни день, оболганный клеветником-вассалом я
страдаю в ожидании смертной казни». Ни о чём другом,
кроме самому ему неведомого будущего он не мог думать.
Есть такое правило: «Ложь долго не стоит», —
поэтому он полагал, что государь тоже может передумать,
исправив своё мнение о той лжи, которую слышал об этом
деле. Узнав, что двор уже решил отправить его в
дальнюю ссылку, принц испытал нестерпимую горечь и по
секрету передал для августейшего через даму, близкую к
его сердцу, подробное письмо, прося срочно доложить о
нём государю на словах. В его челобитной говорилось:

«Прежде всего, я с омрачённым потоками слёз
сердцем хотел бы высказать своё горькое слово о
том, что вины моей перед особой государя нет.
Всего только одно дело породило десять тысяч
предположений, а если сюда можно будет присовокупить
слова, исполненные горечи, то окажется довольно
сказанного глупым вассалом Вашего величества.
Начиная с годов правления под девизом Дзёкю,
воинские дома забрали у двора власть, а двор надолго
был отрешён от государственного управления.
Подданный Вашего величества такого
проглядеть не мог бы. Однажды он снял с себя
монашеские одеяния, в которых лелеют милосердие и не
замечают оскорблений, и тут же надел
неприступные для врага крепкие воинские доспехи. Внутри
себя я боялся, что нарушаю монашеские заповеди,
а извне терпел жестокие поношения. Во имя
государя забыл о самом себе и не боялся смерти от
руки врага. В наше время у двора много
верноподданных сыновей, однако все они либо не прилагают
усилий для достижения цели, либо напрасно
ожидают удачи. Один я, вассал Вашего величества, не
вооружённый и ножом в один сяку, укрыл в опасном и
тесном месте добрых воинов и проследил за
вражеским войском. По этой причине в то время, когда
бунтовщики лишь меня считали вожаком своих
противников, в приказах для Поднебесной давали
за меня десять тысяч дворов. Воистину, хотя жизнь
и принадлежит богам, для меня места под небом
нет. Днём я весь день лежу в глухих горах и в
ущельях, на мху в каменистых скалах. Ночи напролёт
ступаю босыми ногами на иней в диких деревнях и
дальних селениях.
Гладя усы дракону, я гасил его дух, наступая
тигру на хвост, остужал его сердце, — и так было
тысячи, десятки тысяч раз. В конце концов внутри
боевых порядков я пустился на хитрость и своею
секирой уничтожил врага. Экипаж дракона
возвратился в столицу, фениксовы годы долго будут
следовать примеру Неба. Вероятно, здесь нет заслуги
от моей, презренного вассала, преданности. Но кто
же это сделал?! Сейчас ещё не дана оценка моим
военным заслугам, но вдруг появились обвинения в
прегрешениях. До меня дошли неясные слухи об
этой обвинительной грамоте, но я не совершил ни
одного дурного деяния.
Мне горько, что государь не благоволил
определить то место, из которого ложь пошла. Точно
так, глядя на небо, жалуются, что солнце и луна не
светит тому, кто отрекается от детей. Опустив
голову к земле, сокрушаются, что горы и реки не
вмещают в себя неблагодарного вассала.

Связь между отцом и сыном прекратилась,
небо и земля оставили меня. Какое горе можно
сравнить с этим горем?! Для кого после этого я стану
планировать мои свершения? Теперь мне можно
легко отправиться куда угодно; если на это будет
высочайшее повеление, пусть мне вынесут
смертный приговор, пусть моё имя навечно исключат из
перечня членов бамбукового сада1 , я с лёгкостью
приму монашеский постриг. Разве государь не
изволит видеть, что государство Цзинь разрушилось,
когда умер Шэнь 111эн156, что мир государства
Син пришёл в упадок, когда наказали Фу Су157?
Ложь просачивается постепенно и достигает
кожи; всякое дело возникает из малого и приводит к
великим несчастьям. Примеры далёкой старины
не служат уроком для наших дней. Дошло до
нестерпимой боли, и я покорнейше прошу доложить
государю. С трепетом и почтением
В пятый день третьей луны Мориёси18,
Прежний Левый министр».
Так принц изволил написать. Если бы это послание
достигло внимания августейшего, мог бы появиться его
рескрипт о прощении, но из опасения разного вида
монаршего гнева, в конце концов письмо не довели до
сведения императора. Говорят, что до того, чтобы тридцать
с лишним монахов-воинов, сопровождавших принца
эти два-три года, которые ожидали награды за свою
преданность, были бы втайне убиты, дело не дошло, но в
конце концов принца в третий день пятой луны
препроводили к Тадаёси159, в сопровождении войска из
нескольких сот всадников увезли в Камакура и посадили в
подземную тюрьму, которую соорудили в долине Никайдо.
За принцем не следовал ни один человек, кроме
придворной дамы по имени Минами-но-онката, Южная
Госпожа. Он сидел в тёмной комнате, не ведавшей
лунного и солнечного света, с рукавами, намокшими от
косого дождя, не в состоянии высушить свою подушку,
сырую от капель воды, сочившейся из скалы. Так он провёл
в тоскливых размышлениях больше полугода. Хотя
государь под влиянием минутной горячности и отослал
принца в Камакура, но до такого воля августейшего не
доходила, и господин Тадаёси с его давними обидами
был изумлён тем, что принца заточили в тюрьму.

Ш
Исстари было много таких примеров, когда,
несмотря на то, что почтительный сын выполнял свой долг
перед отцом, если мачеха клеветала на своего пасынка, —
страна клонилась к закату, а семья пропадала. В старину,
в иной стране, жил человек по имени цзиньский Сянь-
гун. У его государыни-супруги Ци Цзян родилось трое
детей. Наследника звали Шэнь Шэн, второго сына —
Чжун Эр, третьего сына звали И у. После того, как эти
трое детей уже стали взрослыми, их мать Ци Цзян
заболела и скоро умерла. Сянь-гун сильно горевал, но
постепенно, по мере того, как день разлуки становился всё
дальше, цветы его сердца увядали, и, забыв о своих былых
клятвах, он приблизил к себе красавицу по имени Ли
Цзи.
Эта Ли Цзи очаровывала не только своим румяным
лицом и чернёнными бровями, но таюке ублажала
государево сердце умелыми словами и подобострастным
видом, поэтому благоволение и любовь Сянь-гуна стали
необыкновенными, и он даже во сне не видел облика
другой женщины. Так проходили годы и месяцы, и Ли Цзи
родила ребёнка. Его назвали Си Ци. Хотя Си Ци был ещё
младенцем, благодаря любви к матери отцовское
расположение к нему превысило любовь к остальным трём
принцам, поэтому Сянь-гун отверг трёх сыновей
императрицы Ци Цзян и решил отдать государство Цзинь Си
Ци, своему сыну от нынешней любимицы Ли Цзи.
В душе Ли Цзи была рада, но время от времени
увещевала монарха притворными речами:
— Си Цы ещё младенец, не разбирается, что хорошо,
что плохо, а также не видит умного и глупого, поэтому
наследовать эту страну, перешагнув через трёх
принцев, — это может быть плохо для людей Поднебесной.
Сянь-гун постепенно стал чувствовать, что в душе Ли
Цзи справедлива и беспристрастна, стыдится людских
поношений, думает о спокойствии в стране, и хорошо
бы возложить на неё десять тысяч дел, — поэтому её
влияние всё больше и больше усиливалось, и в Поднебесной
все расположились к ней.
Однажды наследный принц Шэнь Шэн аая
заупокойной службы по своей матери приготовил трёх жерт-
474

венных животных и совершил поклонение на могиле в
Цюйво161, где Ци Цзян была после смерти похоронена.
Остатки жертвенного мяса он преподнёс отцу, Сянь-гу-
ну. Сянь-гун как раз отправлялся на охоту, поэтому он
завернул это жертвенное мясо и положил его, а Ли Цзи
потихоньку вложила в него сильную отраву из крыла
ядовитой птицы тип,
Сянь-гун, возвратясь с охоты, вскоре собрался съесть
эту жертвенную пишу, но Ли Цзи сказала ему:
— Если еду преподносят со стороны, господин
отведает её только после того, как кому-то дадут
попробовать, — и дала мясо человеку, находившемуся перед
повелителем. Этого человека внезапно вырвало кровью, и
он умер.
«Что это значит?» — подумал Сянь-гун, отдал
остатки курам и собакам во дворе и посмотрел. И куры, и
собаки как одна повалились и сдохли. Сянь-гун был
поражён, выбросил остальное на землю и велел на этом
месте выкопать яму. Вся трава и деревья окрест неё
засохли.
Ли Цзи притворно пролила слёзы и молвила:
— Я не меньше, чем о Си Ци, думаю о принце Шэнь
Шэне. Поэтому я отговаривала государя от намерения
сделать Си Ци наследным принцем. Тем не менее, очень
печальна теперешняя попытка при помощи яда убить и
меня, и отца и поскорее присвоить себе государство
Цзинь. Как подумаешь об этом, то после кончины Сянь-
гуна Шэнь Шэн, видимо, ни мне, ни Си Ци не даст и дня
прожить. Прошу вас, государь, бросьте меня, убейте Си
Ци, успокойте сердце Шэнь Шэна! — так говорила она
Сянь-гуну, плача и плача.
Сянь-гун с самого начала не был человеком мудрым
и этой клевете поверил, поэтому он пришёл в сильное
негодование, велел напасть на Шэнь Шэна и посадить
его в тюрьму. Все подданные сокрушались о том, что
предадут смерти безвинного Шэнь Шэна и говорили
так: «Ему нужно срочно бежать в другую страну!». Шэнь
Шэн услышал это и сказал:
— В старину, когда я был юн, я потерял мать. Сейчас,
через много лет, я с родной матерью могу встретиться.

Кроме того, что это несчастье, это сомнительная судьба.
Собственно говоря, в каком же месте между небом и
землёй есть страна, в которой нет отцов и детей? Сейчас
если я уеду в другую страну, чтобы избежать этой
смерти, для людей я буду злодеем, который дал своему отцу
яд птицы тин. Если я останусь жить, как я буду
выглядеть? То, что ошибок я не совершал, знает Небо. Только
лучше своей смертью умерить гнев отца, чем принимать
смерть с ложной репутацией.
Палач ещё не пришёл, когда принц пронзил себя
мечем и в конце концов ушёл в небытие. Его младшие
братья Чжун Эр и И У услышали об этом и, боясь, что
клевета Ли Цзи обернётся на них, они оба бежали в
другую страну. Таким способом, благодаря клевете смогли
передать государство Цзинь, но, пойдя против воли
Неба, тотчас же отец с сыном, Сянь-гун й Си Ци, были
убиты их вассалом, человеком по имени Ли Кэ, а
государство Цзинь внезапно погибло.
Так вот, то, что теперь сражения на время
остановились, а отставленный от дел император изволил снова
занять престол, произошло только благодаря военным
заслугам этого принца, поэтому люди говорили, что его
убийство руками врагов, не раздумывая, хорошо это или
плохо, не есть ли предвестие того, что двор падёт
вторично, а воинские дома опять станут процветать? Как и
ожидалось, после того, как принц из Великой пагоды
был убит, внезапно все в Поднебесной перешли на
сторону военачальника162. Древние мудрецы говорили: если
курица возвещает утро, это знак того, что дом приходит
в упадок. Действительно, это надо иметь в виду.

КОММЕНТАРИИ
I Первый император Северной династии Когон учредил свой
девиз правления в 22 день 3-й луны 2-го года правления под
девизом Гэнко.
«...в один приём» — только решением двора, без санкции
камакурских властей.
3 Сиги — гора в уезде Хэгури префектуры Нара, с восточной
стороны которой расположен храм Бисямон, в просторечии —
храм на горе Сиги.
4 Семь добродетелей полководца-. — воздерживаться от
буйства, управлять воинами, сохранять большое, закреплять успех,
успокаивать народ, быть в мире и согласии с массами,
преумножать богатства.
5 Девять заслуг — это Шесть средоточий (вода, огонь, металл,
дерево, земля и зерно), которые кормят народ, и Три
обстоятельства (Истинная добродетель, Установление и Подъём
благосостояния), благодаря которым управляется государство.
6 Бродяга Цзя Дао — танский поэт. В молодости был
буддийским монахом, затем вернулся к мирской жизни.
7 Патриарх секты тэндай — принц из Большой пагоды.
8 Почтительное обозначение принца Мунэёси.
9 Ивогасима — остров в совр. уезде Осима префектуры
Кагосима.
10 «... в переднем углу»— в юго-западном углу дома,
отводимого самым уважаемым людям.
II Места у печки отводились для прислуги.
12 Военное ведомство возглавлял принц Моринага.
13 Ворота Юхомон находились в южной части восточной
стены дворцового комплекса.
14 В действительности императрица скончалась в 12-й день
10-й луны.
15 Возможно, имеется в виду сын императора Годайго принц
Морикуни, который умер в 16-й день 8-й луны.
16 Первый император древнекитайской династии Цинь по
имени Чжэн жил в 259-210 гг. до н. э.
17 Драконий хвост — пешеходная дорожка в южном
направлении от дворца Великого Предела. ,
18 «... Тридцать шесть павильонов позади основного» —
имелись в императорском дворцовом комплексе эпохи ранней Хань в
древнем Китае. Здесь: множество.
477

*
§u
19 Три тысячи — здесь: бесчисленное множество.
20 Косёдэн — помещение императорского книгохранилища.
21 Эти покои были предназначены для придворных дам и для
отдыха начальника Правой императорской охраны. Говорили,
что раскаты грома здесь напоминают шум водопода.
22 Хаги — декоративный полукустарник.
23 Гагаку — придворная церемониальная музыка.
24 Аривара — Аривара Нарихира (825-880), пятый сын
принца Ахо, знаменитый поэт и писатель. Здесь — намёк на эпизод из
его повести «Исэ моногатари» (6-й дан).
25 Принц Гэндзи — герой романа Мурасаки Сикибу «Повесть
о Гэндзи» (XI в.).
26 Расёмон — южные ворота города Киото.
27 Комната демонов — комната с изображениями пяти
демонов в павильоне Чистой Прохлады.
28 Сигнальный колокольчик висел в малом павильоне. Шнур к
нему был протянут из императорского книгохранилища.
29 Имеются в виду шестнадцать ширм с изображениямит
деятелей древнего Китая от эпохи Троецарствия до эпохи Тан.
30 Канаока — Косэ-но Канаока, художник начала эпохи Хэйан.
31 Оно-но Тофу — Оно-но Митикадзэ, художник. 894-966.
32 Яо и Шунь — легендарные императоры-мудрецы древнего
Китая.
33 Великий наставник с горы Коя — основатель буддийской
секты сингон Кукай (посмертное имя — Кобо-дайси, 774-835).
На горе Коя он построил центральный монастырский комплекс
секты сингон, в котором жил до самой своей смерти.
34 Иероглиф «Великий» и «Огонь» — очень похожи.
Иероглиф «Красный» и «Рис» — очень похожи.
Великая инкарнация — будды и бодхисаттвы, явленные
миру в разнообразных обличиях, чтобы вести смертных к
конечному просветлению. Мудрец, явленный в великой инкарнации —
совершенномудрый подвижник.
37 Небесный бог из Китано — деифицированный поэт и
крупный чиновник Сугавара Митидзанэ (845-903). Посвященное его
культу святилище построено в киотоском районе Китано.
38 Тэмман-тэндзин — имя, под которым был деифицирован
Сугавара Митидзанэ.
39 Сугавара Дзэндзэн — Сугавара Корэёси, отец Митидзанэ.
Учёный, доктор стилистики, глава «Университета»,
государственный советник, наставник принца крови. 812-880.
40 Кан — китайское чтение первого из двух иероглифов,
которыми пишется фамилия Сугавара.
41 «...под покрывалом мандаринских уток» — вместе с супру-
478

гой. Мандаринские утки (утки-неразлучницы) — символ
любящих супругов.
42 Си — стихотворение на китайском языке в жанре ши.
43 Золотое зерцало — поэтическое обозначение луны.
44 Стихотворение семи шагов — согласно китайскому
преданию, вэйский Вэньди под страхом смертной казни велел своему
брату Цао Чжи сочинить стихотворение за то время, когда он сам
сделает семь шагов. Тот сочинил:
Варили бобовый суп.
Процедив солёные бобы,
сделали подливку;
Под котлом разожгли бобовую ботву.
Заплакали бобы в котле:
«Мы с вами рождены от одного корня,
Как это ужасно — варить нас!»
После этого способность слагать стихотворные экспромты
стали называть талантом стихотворений семи шагов.
45 &ёган — девиз правления императора Сэйва. 859-876 гг.
46«...Сломать ветку лунного лавра»— успешно сдать
экзамен.
47 То Кёрё — китайское прочтение фамилии и имени Мия-
ко-но Ёсика (834-879), поэта и учёного, доктора стилистики,
специалиста по китайской литературе.
48 Энги — девиз правления императора Дайго (885-930). В
средневековой Японии годы Энги считались «золотым веком».
49 Ли Цяо — китайский поэт начала VIII в.
50 Имеются в виду добродетельные императоры Китая.
51 Чжоу-гун — китайский политический деятель эпохи Чжоу.
52 Кун-щы — Конфуций, древнекитайский мыслитель.
53 Канхэй (Кампё) — девиз правления императораУда.
54 В действительности император Дайго занял престол не в
10-ю, а в 7-ю луну 901 г.
55 Сётай — девиз правления в 898-900 гг.
56 Хонъин — прозвище Левого министра Фудзивара Токихира
(871-909).
57 Обладатель Большого тканого венца — Фудзивара Камата-
ри (614-669), основатель рода Фудзивара.
58 Сёсэн — посмертное имя Фудзивара Мотоцунэ (836-891),
Первого министра и канцлера.
59 Мураками — 62-й император Японии (947-967), 16-й сын
императора Дайго (926-967).
60 Домами канцлеров называли пять ветвей рода Фудзивара,
из которых выходили регенты и канцлеры: Коноэ, Кудзё, Нидзё,
Итидзё и Такацукаса.
61 В действительности должность Левого министра, которую

занимал Фудзивара Токихира, была выше, чем должность
Правого министра, которую занял Сугавара Митидзанэ («министр
Кан»).
62 Хикару — принц Минамото-но Хикару, сын императора
Ниммё
63 Сад окуни — сын Внутреннего министра Фудзивара-но Та-
кафудзи (867-906).
64 Суганэ — Фудзивара-но Суганэ, сын главы Правой гвардии
Фудзивара-но Ёсинао (858-913).
65 Пересказ стихов Бо Лэтяня из сборника «Бо-ши вэньцзи».
66 Аадзайфу — наместничество на о. Кюсю.
67 В павильоне Тэйдзиин, в Киото, после пострижения жил
экс-император Уда.
68 Ёдо — речка, протекающая в районе Фусими в Киото, через
которую была устроена переправа.
69 Нинна (Нинва) — 885-888 гг.
/0 Сугавара Митидзанэ был губернатором провинции Сануки
в 886-890 гг., после чего возвратился в столицу.
ή Бонтэн — основное божество мира чувств.
72 Тэйсяку — божество, вместе с Бонтэном охраняющее
Закон Будды.
73 Содзс («праведный наставник») — высший сан в
буддийской иерархии.
74 Симэйдзан — другое название горы Хиэйдзан.
75 Буквально: чем пожар при смене кальп.
/6 Четыре небесных короля — буддийские охранители
четырёх сторон света.
77 Тарани — буддийские молитвенные формулы,
произносимые на санскрите, без перевода на другие языки.
78 Один из «тайных знаков», символических жестов,
принятых в эзотерическом буддизме.
79 Единственный — почтительное обозначение императора.
80 Kiïéijypa — сын государственного советника Фудзивара
Ясунори (825-895).
81 Марэё—н о—асон — Тайра-но Марэё, потомок императора
Ниммё. ?-930.
82 Дзёдзо-кисо — ученик покровителя Сугавара Митидзанэ,
экс-императора Уда. Постриг принял в монастыре Энрякудзи.
892-964.
83 Дайдзидзайтэн — санскр. Махешвара, другое имя
индуистского бога Шивы.
84 Кубира (санскр. Кумбхира) — один из воителей,
охраняющих буддийский Закон. Имеет тело змеи и хвост в драгоценных
камнях.
4ÔO

85 Аби (санскр. Авичи) — одна из восьми сфер Преисподней,
ад безвременья.
86 9-й год Тэнгё — 955-й год.
87 Синтоистские святилища нахзодятся в сосновых рощах.
88 Тэнтоку — 957-960 гг., Тэнгэн — 978-982 гг.
89 Из дворца Итидзё правил 66-й император Японии Итидзё,
старший сын императора Энъю. 981-1011.
90 Истинная сущность — подлинный облик будды или бод-
хисаттвы, которые могут воплощаться в любое существо. Такое
временное воплощение трактуется как «явленный след» их
истинной сущности..
91 Кандзэон (Каннон) — бодхисаттва Авалокитешвара,
считается богиней милосердия.
92 &иряку 4-й год — 1068 г.
93 Госандзё — 71-й император Японии (1069-1072).
94 4-й год Энкю — 1072 г.
95 2-й год Ангэн — 1176 г. В действительности указанное
событие имело место в 3-м г. Ангэн.
96 Горный Король Хиёси — синтоистское святилище Хиёси в
г. Оцу, у подножья горы Сакамото.
97 Намёк на эпизод из истории Китая, описанный в
«Исторических записках» Сыма Цяня, когда княжества Чжоу и Инь
решили прекратить войну между собой после поражения Чжоу.
98 Должно быть: 4-го года Гэнко.
99 Найбэн — сановник второго ранга (министр),
наблюдавший за ходом дворцовых церемоний изнутри главных ворот
дворца.
100 Гэбэн — сановник второго ранга (министр), наблюдавший
за ходом дворцовых церемоний, находясь снаружи главных
дворцовых ворот.
101 Миураноскэ — Такацугия Миураноскэ, знаменитый
стрелок из лука.
102 В описываемую эпоху правая сторона считалась главнее
левой.
103 Монаршая цитадель — императорская столица
104 Время «короны юности» — двадцатилетний возраст.
105 Хитатарэ — распространённое в средние века в
аристократической среде просторное одеяние с широкими рукавами и
длинными (длиннее роста хозяина) штанинами.
106 Кун Анъго — китайский учёный-конфуцианец эпохи
Ранняя Хань (202 г. до н. э. — 8 г. н. э.).
107 Монкан — см. свиток 1, гл. 5
108 Стезя трёх таинств и соответствия реального положения
481

идеалам — по концепции сингон-буддизма, готовность стать
буддой в нынешней плоти
109 Хуэй Юань — древнекитайский мыслитель. В юности был
сторонником конфуцианского учения, но в возрасте 21 года
постригся в буддийские монахи и стал одним из основателей
китайского амидаизма. 334-416.
110 Восемнадцать мудрецов — общество членов общества
Байляньшэ (общество Белого лотоса) амидаистской секты
Чистой земли.
111 Чан-хэшан из Таймэй — Фа Чан-хэшан, танский
высокопоставленный служитель буддийской секты чань. 752-839.
«...одеваются в листья лотоса»— следуют по пути
буддийского совершенства.
113 Бундзи — девиз правления императора Готоба. 1184-1190.
114 Во многих текстах: в семнадцатилетнем возрасте.
115 Мудрец — здесь: буддийский священнослужитель
высокого ранга.
116 Пять видов скверны, замутняющие сознание — долгий
жизненный путь, увиденное, сама жизнь, чувственные страсти и
всё живое.
117 Три яда — алчность, гнев и глупость.
118 В провинции Исэ расположен комплекс синтоистских
святилищ, посвященный культу богини Солнца Аматэрасу.
119 Три сокровища — Будда, его учение (Закон) и община свя-
щеннослркителей (сангха).
т«...все десять сторон»— это четыре боковые стороны,
четыре угла, верх и низ.
121 Гора Су меру — центр мира (будд.).
122 Страна Тутовых деревьев — Япония.
123 Джамбудвипа — буддийская Ойкумена. Земли к югу от
горы Сумеру.
124 Шестое небо в буддизме считается высшим из
существующих в мире желаний.
12 Еситоки — 2-й камакурский сиккэн (с 1205 г.) Ходзё Еси-
токи. 1163-1224.
126 В действительности речь идёт о внуке императора Готоба
принце Морисада (1212-1234), ставшем впоследствии 86-м.
императором Японии по имени Гохорикава (1222-1232).
127 Ъику (санскр. бхикшу) — буддийский монах.
Гуан У — древнекитайский император, основатель
династии Поздняя Хань. 6-й г. до н.э.-23-й г.н.э.
Ван Ман — племянник китайской императрицы,
умертвивший прежнего императора и занявший пост регента при его
малолетнем преемнике. 45-23 гг. до н.э.
482

130 Есииэ — легендарный силач и воин Минамото Хатиман Та-
роЕсииэ (ок. 1038-1155).
131 Конъэ (Коноэ) — 76-й император Японии, 9-й сын
императора Тоба, занявший престол в трёхлетнем возрасте. 1139—
1155.
132 Нуэ — фантастическая птица. По одной версии имела
голову обезьяны, туловище енотовидной собаки, хвост змеи и лапы
тигра, по другой версии — голову обезьяны, спину тигра, хвост
лисы и ноги енотовидной собаки.
133 Южный дворег^ — дворец Сисиндэн, Пурпурных Покоев.
134 Полчаса — хандоки, совр. час.
135 Один дзс шесть сяку — около 4,85 м.
Вэнъ-ван — основатель древнекитайского государства
Чжоу. Годы жизни неизвестны.
137 Камму — 50-й император Японии. 782-805.
138 Высокомудрый наставник с горы Коя — основоположник
буддийской секты сингон Кобо-дайси (774-835).
139 Мир чрева-хранилища — яп. Тайдзокай, санскр. Гарбха-
кукши. Согласно доктрине сингон, один из двух аспектов
вселенной, динамический.
140 Сюбин — по мнению японских специалистов, это имя
должно писаться другими иероглифами, как это принято в тексте
памятника в дальнейшем. Годы жизни этого священнослужителя
неизвестны.
141 Энряку — девиз правления: 782-805.
142 Большие снежные горы — Гималаи.
143 8 сун — 24,24 см., 9 сяку — 27,27 м.
144 Вакэ-но Мацуна — придворный, сын старшего советника
Вакэ-но Киёмаро (733-799), активного участника придворных
интриг VIII в.
145 Гохэй — в синто: опахало из узких полос белой (иногда
серебристой, золотистой или тёмно-голубой) бумаги,
зигзагообразно закреплённых на центральном стержне. Использовалось для
умилостивления богов.
146 Якша Кундали — один из главных объектов поклонения в
сингон-буддизме.
147 Аайитоку-мёо — один из защитников Учения,
инкарнация милосердного будды Амитабха.
148 Страна Восточных морей — Япония.
149 Кэмпо — девиз правления пятого сына Готоба,
императора Дзюнтоку. 1214-1219.
150 Мятеж 3-гогода/^ёкю (1221 г.)былподнятимператором
Готоба за возвращение двору реальной власти, узурпированной
сегунами Минамото.
151 Имеется в виду сиккэн Ходзё Ясутоки (1183-1242).
483

Здесь: миряне, не соблюдающие буддийские монашеские
заповеди.
Военное ведомство возглавлял принц Моринага.
154 Центральный двора*, — другое название дворца Чистой
прохлады. Собрание — здесь: стихотворное состязание.
155 Бамбуковый сад — императорская семья.
156 Шэнь Шэн — старший сын государя древнекитайского
княжества Цзинь.
157 Фу Су — старший сын первого государя древнекитайского
княжества Син.
158 Мориёси — другое прочтение иероглифов с именем
Моринага.
159 Тадаёси — Асикага Тадаёси, брат Такаудзи. 1307-1352.
160 Три жертвенных животных — бык, баран и свинья.
161 Цюйво — местность в уезде Шаньси.
162 Военачальник — здесь: Асикага Такаудзи (1305-1358),
основатель второй сёгунской династии

СКАЗАНИЕ
О ГОДАХ
ХОГЭН

НАЧАЛО
«САМУРАЙСКОГО ЭПОСА»
Жанр гунки (воинских повествований) чаще всего
определяют как самурайский эпос. Корректность этого определения не
абсолютна, хотя оно и имеет под собой некоторые основания.
Распространённые у нас жанровые определения выработаны на
материале европейских литератур и не всегда в точности
подходят к литературам других традиций. В средневековой японской
литературе нередко весьма расплывчатыми оказываются
границы самого понятия художественной прозы.
Что касается жанра гунки, история которого открывается
«Повестью о годах Хогэн», в нём можно отметить несколько
особенностей, резко отличающих его от эпических сказаний многих
народов. Почти все герои этих произведений — реально жившие
люди, события, описанные в них, — реальные исторические
события, происходившие именно в тех местах, которые названы в
тексте памятника, и именно в те дни, которые в нём указаны.
ИСТОРИЧЕСКАЯ БАЗА
Середина XII века в политическом отношении была очень
беспокойной. В 1086 г. император Сиракава (1053-1129, на
престоле с 1073 г.) отрёкся от престола в пользу своего девятилетнего
сына, принца Тарухито (на престоле в 1086-1107 гг. под именем
Хорикава), оставив за собой реальную политическую власть. В
Японии начался период «правления экс-императоров» (гмсэй).
Фактически власть в стране и раньше не принадлежала
императорам, занимавшим престол.
От их имени страною управляли регенты (кампаку) из рода
Фудзивара, которые приходились малолетним Сынам Неба
(иногда на престол возводили трёх-четырехлетних мальчиков) дедами
по материнской линии.
Экс-император Тоба (1103-1156, на престоле в 1107-1123
гг.), старший сын Хорикава, жёсткий и бескомпромиссный
правитель, после смерти своего деда стал продолжать его политику.
Сначала он управлял страной от имени своего старшего сына Су-
току (1119-1164, на престоле в 1123-1141 гг.; в тексте памятника
описан как Новый экс-император), а после отречения Сутоку от
престола — от имени его преемника, своего 9-го сына,
императора Коноэ (на престоле в 1141-1156 гг.).
486

В 1156 г. ситуация в высших эшелонах власти Японии сильно
осложнилась. Экс-император Тоба умер. Незадолго до него умер
император Коноэ. Три крупных феодальных дома (Фудзивара,
Тайра и Минамото) столкнулись между собою в борьбе за
верховную власть. Четвёртым участником борьбы были крупные
буддийские монастыри. Все участники располагали собственными
воинскими формированиями (самурайские дрркины у
феодальных домов, отряды монахов-воинов у монастырей) и разделились
на два враждующих лагеря. Один из этих лагерей в качестве
претендента на престол выдвигал экс-императора Сутоку (при этом
допускалась возможность сделать Сутоку фактическим
правителем при его сыне Сигэхито, который стал бы марионеточным
императором), другой — его брата Госиракава (принца Масахито,
четвертого сына Тоба от другой супруги). -
Основу нравственного воспитания средневековых японцев
составляли книги конфуцианского канона, так наз. Пятикнижие.
В одной из них, «Книге установлений» (Au гри), содержится
такое положение: «Отец должен проявлять родительские чувства, а
сын почтительность; старший брат — доброту, а младший —
дружелюбие, муж — справедливость, а жена — послушание,
старшие — милосердие, а младшие — покорность, государь —
человеколюбие, а подданные — преданность. Эти десять качеств и
именуются человеческим долгом».
Между тем, по разные стороны баррикад в междоусобных
войнах здесь часто оказывались даже близкие родственники —
отцы и сыновья, старшие и младшие братья, дяди и племянники.
Экс-императора поддерживал Левый министр Фудзивара-но
Ёринага, а его противника — брат Левого министра, канцлер
Фудзивара-но Тадамити; глава Сыскного ведомства Минамото-но Та-
мэёси был одним из активных сторонников Сутоку, а его сын Ёси-
томо стал правой рукой Тайра-но Киёмори, военного лидера
противников экс-императора. Тадамаса, дядя Киёмори, был в числе
его противников.
В условиях гражданской смуты принципы конфуцианских
отношений между людьми ставили участников этой смуты перед
неразрешимыми проблемами. Когда отец или старший брат
воина выступал против его сюзерена, ему приходилось
самостоятельно решать, что главнее — чувство верноподданничества или
сыновней почтительности и дружелюбия. Впрочем, проблему часто
помогали решить политические и экономические соображения: в
стране активно укреплялось поместное землевладение. Поместья
одно за другим переходили из рук в руки, в том числе в пределах
одного феодального клана.
Открытое военное столкновение 1156 г. продолжалось всего
несколько часов. Победу одержали сторонники императора
Госиракава, возглавлял которых будущий диктатор Японии Тайра-но
487

Киёмори (1118-1181). Многие их противники погибли в бою или
были казнены после того, как мятеж был подавлен. В числе
казнённых было двенадцать членов одного только дома Тайра2.
Столкновение в сознании героя двух категорий, долга и
чувства, — одна из сюжетообразующих пружин «воинских
повествований».
ВОЗНИКНОВЕНИЕ
«ВОИНСКИХ ПОВЕСТВОВАНИЙ»
Об отдельных эпизодах событий 1156 г. («смута годов
правления под девизом Хогэн»3) рке через несколько десятков лет
после их окончания стали рассказывать перед многими
слушателями под аккомпанемент японской лютни бива слепые сказители
бива-хоси. Слушатели собирались и в буддийских храмах, и в
феодальных поместьях, и в императорском дворе, и среди полей в
провинции. Интерес слушателей усугублялся тем, что
средневековые японцы верили, будто рассказы о погибших героях
способствуют упокоению их душ. Может быть, этим отчасти
объясняется тщательное перечисление в повествованиях имён участников
событий, точная датировка этих событий, вплоть до месяца и дня,
указание мест, где они происходили.
По европейским представлениям такая приверженность к
привязке событий во времени и на местности делает «воинские
повествования» похожими на исторические хроники, тем более,
что речь в них идёт о реальных событиях. Но она представлена в
произведениях разных жанров средневековой японской
литературы, содержание которых далеко от описания истории — в
поэтических антологиях (вступления к стихотворениям), сборниках
легенд и преданий, устных рассказах и сказках.
«Песня Каса Канамура, сложенная зимой второго года Дзин-
ки [725], в десятом месяце, когда император [Сёму] пребывал во
дворце Нанива». (антология «Манъссю», VIII в., пер. А.Е.Глуски-
ной).
«Сложил эту песню по повелению государыни Нидзё,
которая в ту пору ещё называлась Госпожой из Опочивальни, когда
они пожелала в третий день первой луны, чтобы случившиеся тут
приближенные слагали стихи о снегопаде в солнечную пору»
(антология «Кокинсю», X в., пер. А.А.Долина).
«Во времена правления великой государыни [Дзито] жил-был
монах из Пэкче по имени Тадзё. Он жил в горном храме Хоки, что
в уезде Такэти». («Нихон рёики. Японские легенды о чудесах», IX
в., пер. А.Н.Мещерякова).
«Осенью второго года Дзюэй камакурский Хёэ-но сукэ Ёри-
томо созвал в Камакуру всех воинов восьми провинций» («Обезъ-
488

яний Гэндзи. Японские рассказы XÎV-XVÎ веков, отогидзоси», пер.
М.В.Торопыгиной).
Эпические сказания западных народов создавались главным
образом в дописьменную эпоху. Ещё Тацит писал, что песни
германских племён заменяют им историю. То же можно сказать и о
сказаниях о Манасе, Кёроглы, Давиде Сасунском, Амирани.
Отдельные песни об этих героях появились и начинали исполняться
ещё до зарождения письменности у соответствующих народов.
Правда, былины зародились у письменного народа, но, несмотря
на это и на распространение летописной и житийной
литературы в России, воспринимались их слушателями как сказания
исторические. Во всех случаях исторический и фантастический
элементы переплетены здесь тесно. К обоим из них слушатели
относились одинаково доверчиво, независимо от их социальной
принадлежности. Несомненно, значительную роль в таком
отношении слушателей играл сакральный аспект сказаний.
Гунки впервые появились примерно через пятьсот лет после
заимствования японцами китайской иероглифической
письменности, почти через триста лет после изобретения японского
силлабического письма. С начала VIII века в Японии создавались
исторические трактаты, X-XI века — эпоха расцвета
художественной прозы на японском языке. Мятеж Тайра-но Масакадо
939-940 гг. подробно описан на китайском языке в
документальных «Записках о Масакадо» (Сёмонки), безусловно известных
слепым сказителям.
Распространение эпического творчества на фоне стадиально
более развитой письменной литературной традиции (в начале XI
в. в Японии был создан самый объёмистый к тому времени в
мировой литературе роман («Повесть о Гэндзи» Мурасаки-сикибу)
объясняется своеобразием исторических условий. В XII в. в
результате кровопролитных войн между феодальными домами Тайра
и Минамото к власти в стране пришло самурайство — в массе
своей неграмотные воины-дружинники из восточных провинций
о.Хонсю (так называемые восточные варвары), среди которых
крепка была клановая организация с устойчивыми моральными,
религиозными и воинскими традициями. Утончённая
цивилизация придворной аристократии была непонятна самураям.
В культуре необычайно активизировался фольклорный
элемент.
Проблемы, встающие перед исследователями воинских
сказаний средневековой Японии, можно разделить на три группы:
1. каким образом элементы культуры предшествовавших веков
участвовали в формировании гунки (от художественных
особенностей памятников до исполнительской манеры сказителей)4;
2. каковы художественные, идейные и прочие особенности самих
сказаний, исторический и культурный контекст, в котором они

ж
*u
lii
складывались и циклизовались, типологическая их связь с
воинскими эпопеями других народов (ритмическая организация
текста, роль вставных эпизодов, гиперболизация характеров героев и
обстоятельств, в которых они выступают, формульная техника,
отношение гунки к исторической реальности и т.д.); 3.
трансформация жанра и его влияние на дальнейшую японскую культуру.
Межклановая борьба во второй половине XII в. трижды
приводила к вооружённым конфликтам — в 1156,1159-60 ив 1185
годах. Это было время прихода к абсолютной власти,
безраздельного господства, сокрушительного поражения и гибели
феодального дома Тайра под ударами соперничавшего с ним дома Мина-
мото. Каждый из этих конфликтов лёг в основу серии устных
сказаний, в скором времени циклизовавшихся в самостоятельные
произведения.
В XIV в. страну много десятилетий сотрясали новые
сражения, так наз. война Южной и Северной династий. Слепые
исполнители разнесли по Японии огромное количество новых
сказаний, которые уже к концу столетия циклизовались в новое
огромное повествование.
Разница между первыми гунки и этим последним была не
только в их сюжетах, но также и в идейном содержании.
ДИДАКТИЧЕСКИЙ И ЭМОЦИОНАЛЬНЫЙ
АСПЕКТ «СКАЗАНИЯ»
Гунки демонстрируют единство героического и
дидактического аспектов, причём последний из них используется в них как
сюжетообразующий принцип.
На все воинские сказания определяющее идейное влияние
оказали буддизм и конфуцианство. При этом, если в XIV веке тон
задавала конфуцианская концепция долга как основы вселенской
гармонии и спокойствия в государстве, то в первых сказаниях
преобладала трактовка событий и судеб героев в буддийском
духе.
По старинной буддийской легенде, особенно распространённой
в позднехэйанской Японии (XI-XII вв.), в середине XI в. наступал
последний, разрушительный этап в истории буддийского
учения — этап «конца Закона» (маппо). Признаки его наступления
современники усматривали в наступлении частых стихийных
бедствий, эпидемий, междоусобных распрей. К числу
последних прежде всего относили войны между кланами Тайра и Мина-
мото.
Проникновение концепции «конца Закона» в сознание
сказителей определило общий идейный настрой «Сказания о годах
Хогэн»Условно его можно определить как кармический. Карма
490

(буддийский закон нравственной причинности) явлена здесь в
разнообразных видах, но в первую очередь, как индивидуальная.
Монах-экс-император Тоба говорит: «Я горд благими
последствиями десяти видов добрых деяний, совершённых мною в прежних
жизнях. Но, несмотря на то, что достиг я высокого ранга
императора, этот ранг не лишён связи с заблуждениями, которые
присущи смертным в трёх мирах — мире желаний, мире форм и мире
без форм». Говоря о тяжёлой судьбе монарха, погубленного
мятежным вассалом, сказитель замечает: «Государь, обладавший
десятью добродетелями, хозяин престола, не мог избежать
действия кармы, идущей из прежних существований». Знаменитый
поэт Сайгё-хоси пишет о покойном экс-императоре Сутоку:
«Из-за того, что воздаяние за прошлые жизни было
неблагоприятным, ныне государю пришлось стать пылью в сих отдалённых
пределах».
Кроме отсылок к популярным буддийским категориям,
«Сказание о годах Хогэн» изобилует упоминанием разного рода
ситуаций из истории буддизма, буддийских сутр, подвижников и
будд (в том числе — вымышленных).
Буддийская трактовка событий органично переплетается с
конфуцианской. Очевидно, что для средневекового японца в
понимании общественных явлений не существовало границы
между этими учениями. Повествуя о заговоре Нового
экс-императора, сказители причудливо сочетали конфуцианские понятия с их
объяснением в буддийском духе:
«Потом все стали действовать вразброд — воины обоих
домов, Минамото и Тайра, прислуживавшие у императорского
дворца и у покоев экс-императора — одни нарушали наказы
отцов, другие позабыли о почитании старшего брата младшим,
каждый стал действовать как ему вздумается, вплоть до отца с сыном,
дяди с племянником, всех родственников, господина и
подданного. Вся Япония разделилась надвое.
В столице благородные и подлые, высшие и низшие
соглашались между собою, говоря:
— Теперь на этом заканчивается свет. Всё теперь погибнет.
Тот, кто именуется канцлером, — старший брат, а господин
Левый министр — его младший брат. Великие полководцы
Царствующего государя — Ёситомо, владетель провинции Симоцукэ, и
Киёмори, владетель провинции Аки. Великие полководцы
экс-императора — это отец Ёситомо, Рокудзё-хоган Тамэёси, и
дядя Киёмори, Тайра-но Тадамаса, помощник главного
конюшего Правой стороны. Не задумывались они о том, кто победит, а
кто проиграет.
Однако «согласно учениям», во время сражения один
непременно выигрывает, а другой проигрывает, и заранее трудно быва-

JsT*
§u
iii
ет узнать результат. Он соответствует лишь наполненности
судьбы и зависит только от глубины кармы», (свиток I, гл.4).
Иногда сочетание буддийских представлений с
конфуцианскими встречаются в одной и той же фразе, как во 2-м свитке
(гл.1): «Согласно обещанию, данному в прежней жизни, мы стали
господином и слугой и будем следовать этому обещанию до
самого конца». Далее здесь развивается идея связи господина и слуги в
строго конфуцианском духе.
Ещё одним идейным фактором, влияющим на развитие
сюжета в «Сказании», является ссылка на прецедент из китайской
истории.
Великая восточноазиатская культурная общность
испытывала подавляющее влияние китайской цивилизации не только в
эпоху заимствования соседними с Китаем народами
иероглифической письменности, системы землевладения или
конфуцианской философии. Китайская история, литература и точные науки
на протяжении столетий оставались образцовыми для соседних
народов. Японские авторы особое значение придавали
прецеденту из истории Китая, благо китайские хроникёры тысячелетиями
фиксировали события в династийных историях и исторических
трактатах.
Не составляли исключения во внимании к китайским
образцам и историческим прецедентам и «воинские повествования». В
«Сказании о годах Хогэн» кроме указаний на конфуцианские
этические нормы то и дело встречаются заимствованные из
китайских памятников представления о «голосе феникса», «девяти-
вратном дворце», «лике дракона», отсылки к примерам из
истории Китая (например: «Несмотря на то, что ханьский Гао-цзу
правил Поднебесной с мечом в три сяку в руках, когда он погубил
хуайнаньского Цин-бу, он сам лишился жизни, поражённый
случайной стрелой») и даже небольшие новеллы из китайских
исторических сочинений.
Целью указания на исторический прецедент язляется
оправдание или объяснение смысла поступка героя. Кармическая связь
вызывает ту или иную ситуацию, объясняет судьбу героя, его
социальное положение. Но в целом «Сказание о годах Хогэн»
проникнуто ещё одной общей идеей — идеей греховности
выступления против монаршей власти и неизбежности поражения такого
выступления. От начала до конца произведения повествователь
пространственно не покидает лагерь сторонников мятежного Су-
току. Этим вызван и эмоциональный настрой памятника в целом:
повествуя о героических помощниках мятежника, упоминая в
качестве мотивов его выступления японских монархов, повторно
занимавших оставленный ими престол, повествователь
представляет замысел мятежников обречённым на поражение и
оплакивает горестный конец неудачников.
492

Насыщенность «Сказания» книжными элементами (в том
числе и указаниями на примеры из древней японской истории)
настолько велика, что наводит на мысль об авторском его
происхождении, о написании этого произведения одним
эрудированным книжником. Одно время даже называли имя такого
книжника, некого Токунага Харумо, хотя современные исследователи
от такой атрибуции по ряду причин отказались.
ФОЛЬКЛОРНЫЙ ЭЛЕМЕНТ В «СКАЗАНИИ»
Композиционно «Сказание о годах Хогэн» представляет
собою законченное произведение с завязкой, изложением хода
событий в их последовательности, развязкой и эпилогом. Таким оно
стало после редакторской обработки отдельных эпизодов,
бытовавших в устном исполнении, после их интерпретации в
причинно-следственном плане. Об устном их бытовании
свидетельствуют несколько характерных особенностей, в частности
многочисленные формульные выражения, подробности в описании
доспехов и вооружения героев и хода поединков, «называние имени»
участниками единоборства, гиперболизация силы героя. Эти
детали предназначены характеризовать героя, поэтому слушатели
ревниво за ними следили.
Вспомним, как описывается подготовка к бою Ильи
Муромца с Калином-царём:
Ай тут старый казак да Илья Муромец
Стал добра коня тут он заседлывать:
На коня накладывает потничек,
А на потничек накладывает войлочек;
Потничек он клал да ведь
шелковинький,
А на потничек накладывал
подпотничек
На подпотничек седелко клал
черкасское
А черкасское седелышко недержано;
А подтягивал двенадцать
подпругов шелковыих,
А шпилечки он втягивал булатные,
А стремяночки подкладывал булатные
Пряжечки подкладывал он
красна золота,
Да не для красы-угожества,
Ради крепости все богатырскоей:
Еще подпруги шелковы тянутся,
да они не рвутся,
Да булат-железо гнется, не ломается,
Пряжечки-то красна золота

Они мокнут, да не ржавеют.
И садился тут Илья да на добра коня,
Брал с собой доспехи крепки богатырские:
Во-первых, брал палицу булатную,
Во-вторых, брал копье бержамецкое,
А еще брал свою саблю вострую,
А еще брал шалыгу подорожную.
В таком же плане представлены терои во многих эпических
сказаниях. Вот описание Брюнхильды перед состязанием в
«Песни о нибелунгах»:
Сияло золотое блестящее шитье
На пышном платье шелковом, надетом на нее.
Несли за нею следом оруженосцы щит,
Что золотом червонным искусно был обит
И прочными стальными застежками снабжен.
Брюнхильде в состязаниях служил прикрытьем он.
Расшит ремень подщитный каменьем был у ней.
Травы каменье это казалось зеленей
И пламенело ярче, чем золото щита.
Да, лишь героем быть могла Брюнхильда добыта!
Хоть щит ее широкий из золота и стали
Четыре сильных мужа с натугой поднимали,
И был он посредине в три пяди толщиной,
Справлялась с ним играючи она рукой одной."
Основным героем-единоборцем в «Сказании о годах Хогэн»
представлен Хатиро Тамэтомо из рода Минамото, выступавший
на стороне мятежного экс-императора. В 1-м свитке (гл.11) мы
встречаем подробное его описание, целиком соответствующее
приведённым выше описаниям эпических героев:
«Это был человек больше семи сяку ростом, и над
обычными людьми он возвышался на два-три сяку. Тамэтомо был
лучником по рождению, и его левая рука, сжимавшая лук,
была на четыре суп длинее правой руки, державшей поводок
уздечки. А потому и в горсть он мог взять сразу пятнадцать
стрел Лук его был размером в восемь сяку пять суп, и древку
его лука не было равных по длине. Его золотистого цвета
стрелы были изготовлены из трёхлетнего бамбука.
Полагая, что стрелы будут терять свои свойства, если их
вымыть, он лишь удалял с бамбука узлы и полировал их
хвощом. А ещё он считал, что, если будет делать стрелы лёгкими,
они станут хуже, и втыкал железные пластинки в их стебли до
самых бамбуковых перемычек внутри стебля.
Для оперенья стрел Тамэтомо не пренебрегал перьями
ни коршуна, ни совы, ни ворона, ни курицы, а концы стрел
обматывал побегами глицинии. Не забывал он и о выемке для
стрелы: чтобы лук не сломался, закреплял его роговой
пластиной и покрывал киноварью.

Наконечники у его стрел были типа "лучина" и "птичий
язык" Спереди они сужались наподобие долота и
насаживались на стрелу толщиной в пять бун, шириной в один суп и
длиной в восемь суп. Стебли у стрел были срезаны возле самых
наконечников. После того, как отшлифовав словно льдинку,
наконечник стрелы, он смазывал жиром его жало и делал это
так, что, куда бы стрела ни попадала, она пронзала цель.
Казалось, выдержать её не могла ни скала, сколь велика эта скала
ни была бы, ни глинобитная стена, окованная железом. Что
касается звучащих наконечников боевых стрел, для них он
отбирал молодые побеги магнолии или падуб, зачищал на побегах
участки на восемь глазков и метил на них по девять глазков.
В них он вставлял "гусиные окорока" — "алебардный
зуб" в один суп и "руки" в шесть суп. Вперёд выдавалось три
пика, на каждом пике затачивалось лезвие, из-за чего стрела
становилась подобной малой алебарде с торчащими вперёд
"бутылочками"...».
В эпических сказаниях многих народов характеристики
героев или ситуаций состоят из стандартных блоков, многоразовых
повторов. Это облегчало сказителю запоминание текста большого
объёма. В гунки повторы сведены к минимуму. Индивидуальны,
совершенно непохожи одно на другое по содержанию напори,
называние имени.
Воин, вызывавший соперника на битву, выдвигался вперёд и
громким голосом называл себя и своих знаменитых предков. Того
же он ожидал от того, кто принимает его вызов. «Называние
себя, — писал Н.И. Конрад, — имело в те времена особое значение:
таким путем имя становилось известным соратникам,
противникам, а в дальнейшем потомкам. Имя — это было не просто
название человека, но его вывеска, его символ и его гордость.»7
Поэтому противник воина, назвавшего своё имя и перечислившего
имена собственных предков, должен был быть достойным его и
по происхождению, и по ратной славе.
«Приблизившись к воротам, воин громко выкрикнул:
— Здесь потомок Юкихидэ, управляющего поместьем
Ямала, того самого, что схватил разбойника Татээбоси с горы
Судзука и представил его пред очи государя, житель
провинции Ига, законный наследник Ямала Котаро Корэсигэ по
имени Косабуро Корэюки...
На это Тамэтомо отвечал:
— Как это! Я считаю, что для меня мало будет и такого
соперника, как твой хозяин Киёмори. А потому — посторонись!
Это предупреждение. Хоть и говорят, что род Хэй происходит
от императора Камму, этот император далеко отстоит от
своих потомков. Члены рода Гэн — потомки императора Сэйва, и
напрямую от него до Тамэтомо насчитывается девять
поколений. Никто не может быть соперником для меня. Скорее
посторонись!»

Иногда перечисление знаменитых предков, начинаясь с
императора, основавшего данный род несколько поколений назад,
включает имена не только знаменитых государственных деятелей
или прославленных воинов, но и мятежников (вроде Тайра-но
Масакадо), прославившихся когда-то как полководцы. Такое
перечисление помимо всего имело и сакральный смысл. Дело не
только в желании героя произвести должное впечатление на
соперника, но и в стремлении призвать себе в помощники собственных
предков. По верному замечанию Лафкадио Хэрна (1850-1904),
«восточная семья включает в себя не только родителей и их
кровных родственников, но также и прадедов с их кровными
родственниками, прапрадедов и всех умерших позади них. Эта идея
семьи образует сочувствующую силу воображения такой высокой
степени, что чувства, свойственные кругу этих представлений,
могут, как это и наблюдается в Японии, распространяться на многие
прямые и косвенные семейные ветви...»8
Внимание, которое японцы уделяли этой стороне воинского
ритуала, допускает возможность предполагать устные, а не
книжные истоки напори.
Книжный элемент придал устным повествованиям слепых
сказителей композиционное единство и мировоззренческую
направленность. Несомненно, его на последнем этапе
формирования памятника привнесли в него люди, начитанные в буддийской
и конфуцианской литературе. В современных текстах книжный
элемент в «Сказании о годах Хогэн» преобладает над
фольклорным. Вероятнее всего, процесс образования письменного текста
из устных сказаний продолжался не менее ста лет (старейшая из
сохранившихся рукописей «Сказания» датируется 1318 г.), а
сами устные сказания на поздних этапах их распространения
могли основываться не только на более ранних преданиях, но и на
письменных текстах.
До нашего времени сохранилось много редакций этого
памятника, различающихся между собою и по количеству текста, и
по составу глав, и по степени разработанности некоторых
сюжетных линий. В начале XVII века рукопись одной из редакций
«Сказания о годах Хогэн» была издана наборным шрифтом, и в
дальнейшем текст этого старопечатного издания стал
распространяться как нормативный9.
В последние десятилетия авторитетным считался текст
памятника, опубликованный в 1861 г. издательством Иванами в
«Серии японской классической литературы», который и
положен в основу настоящего перевода (при этом некоторые
коррективы в перевод были внесены по изданиям 1920-х, 1960-х и
1990-х гг.). В 1990-е гг. увидели свет издания текстов других
редакций, где основное внимание в заключительных главах уделено
496

не судьбе экс-императора Сутоку, а приключениям могучего Ха-
тиро Тамэтомо до его ссылки на остров Осима.
Сюжеты, связанные с Тамэтомо, в средние века
использовались в японских драмах, а потом — ив художественной прозе.
В начале XIX в. популярный писатель Такидзава (Кёкутэй) Ба-
кин (1767-1848) опубликовал роман «Чудесный рассказ об
ущербном месяце» (Тиндзэцу юмихаридзуки), первая часть которого
посвящена истории Тамэтомо от его происхождения и детства до
ссылки на остров Осима, а во второй повествуется о том, как
герой оставил место ссылки, покорил несколько островов, дважды
попал в шторм и терпел кораблекрушения, потерял жену,
принесшую себя в жертву богам, подавил мятеж на Рюкю, спас там
принцессу, в которую вселился дух его погибшей жены, от
происков коварного министра, одержал верх над злыми чародеями и
в конце концов проследовал на небеса, оставив управление
островным королевством Рюкю своему сыну.
Все приключения Тамэтомо, красочно описанные во второй
книге романа Бакина, — плод его писательской фантазии. Но
показательно, что источником авторского воображения стал текст
первого в японской литературе «воинского повествования»,
судьба его героя, ближе других стоящего к героям эпических
сказаний других народов (правда, полной аналогии здесь ожидать
нельзя, потому что в «Сказании», в отличие от героического эпоса
Запада, отсутствует вообще главный герой, на котором всё
повествование держится).
Долгое время японские специалисты считали гунки
историческими источниками, в которых точно отражены факты
междоусобных войн в средневековой истории. В качестве аргументов
выдвигались примеры совпадения отдельных описаний в гунки с
описаниями в некоторых исторических сочинениях. Но
впоследствии анализ источников показал, что эти совпадения
объясняются заимствованиями авторами исторических сочинений в текстах
гунки, а не наоборот. В XVI-XVII вв., когда формировался кодекс
чести самурая бусидо, многие описания «воинских
повествований» использовались поборниками японского этноцентризма
для прославления многих славных качеств, якобы искони
присущих японцам — верности долгу, неустрашимости, чистоты
помыслов и т.д. Сравнительное исследование списков памятников
показало, что соответствующие описания, как правило,
отсутствовали в ранних текстах и наслаивались в них от десятилетия к
десятилетию в течение веков.
Перевод «Сказания о годах Хогэн» на русский язык
публикуется впервые.
В. Н. Горегляд

КОММЕНТАРИИ
1 Древнекитайская философия, т.2. М., 1973, с.105.
2 Толстогузов, A.A. Очерки истории Японии VII-XIV вв.
Становление феодализма. М., 1995, с87.
3 Под этим девизом правил император Госиракава.
4 Происхождение бива-хоси не совсем ясно; они
принадлежали к корпорации профессиональных рассказчиков катарибэ,
и многие исследователи считают, что бива-хоси относятся к той
же группе, что гакухо, дававшие шуточные представления ггиаку
в VIII веке (они были лично несвободными и в социальной
организации стояли ступенью ниже крестьян), и исполнители
массовых действ саругаку в IX-XII веках.
5 Героический эпос народов СССР, Л,. 1979, с.72.
6 Беовульф. Старшая Эдда. Песнь о нибелунгах. М., 1975,408.
7 Н.И.Конрад. Японская литература. От «Кодзики» до Токуто-
ми.М,ГРВЛ,1974с325.
8 Хэрн, Л. Луша Японии. М., «Муравей», 1997, с 307.
9 Хогэн моногатари. Хэйдзи моногатари, — сер. «Нихон котэн
бунгаку тайкэй, 31» (Серия японской классической литературы,
Т.31). Токио, 1961, с.10-11.
Ш

СВИТОК ПЕРВЫЙ
1
О ВОСШЕСТВИИ НЛ ПРЕСТОЛ
ЭКС-ИМПЕРАТОРА ГОСИРАКАВА
В недалёком прошлом жил государь. Он
именовался Пребывающим в созерцании
монашествующим экс-императором Тоба и
являлся потомком в сорок шестом колене Великой богини
Аматэрасу , Освещающей Небо, семьдесят четвертым
императором со времён царствования Дзимму-тэнно.
Был этот государь старшим сыном императора Хо-
рикава , августейшая его матушка — вдовствующая
императрица Дзоко, дочь вельможного Санэсуэ, известного
под прозванием Старший советник Канъин.
Государь этот родился в шестнадцатый день первой
луны пятого года правления под девизом Кова4, а в
семнадцатый день восьмой луны того же года сподобился
провозглашения наследником престола.
В девятый день седьмой луны второго года
правления под девизом Касё5 император Хорикава изволил
удалиться на покой, в девятнадцатый же день наследник
престола6 в пятилетнем возрасте занял положение
августейшего.
Взойдя на Престол счастья, он занимал его
шестнадцать лет, и все эти годы моря были спокойными, а
Поднебесная умиротворённой. Ветры и дожди следовали
своей чередой, стужа и жара соблюдали свои сезоны.
А в двадцать восьмой день первой луны четвертого
года правления под девизом Хоан в возрасте двадцати
одного года государь изволил передать власть старшему
сыну, названному императором Сутоку8, который после
своего отречения стал именоваться экс-императором из
Сануки9.
После того, как в седьмой день седьмой луны четвер-

kl
того года правления под девизом Тэйдзи этот мир
оставил отец Хорикава, экс-император Сиракава11 —
экс-император Тоба сам соблаговолил управлять делами в
Поднебесной. Людей верных он вознаграждал и тем не
отступал от прежних образцов правления мудрецов, людей
виновных он утихомиривал, в милосердии своём
поступая в согласии с основным обетом бодхисаттвы12. Страна
при этом богатела, и народ был спокойным. Значит,
тепло испускал свет милости, изобильной была вся страна.
Добродетельные процветали повсеместно, весь народ
был спокоен.
Но вот в восемнадцатый день пятой луны пятого
года правления под девизом Хоэн13 из августейшего чрева
Бифукумон-ин14 появился принц Коноэ, которого в
семнадцатый день восьмой луны того же года изволили
провозгласить наследником престола. В седьмой день 1
второй луны первого года правления под девизом Эйдзи15 в
трёхлетнем возрасте ему угодно было занять государев
престол. После этого прежний император стал
именоваться Новым экс-императором, а экс-император Тоба —
Первым экс-императором.
Из-за всего этого отец и сын — Первый
экс-император и Новый — изволили испытывать один к другому
взаимное отчуждение. И хотя царствующий государь
особых порицаний не вызывал, августейший престол он
должен был оставить. Заменил его другой сын Первого
экс-императора от любимой принцессы. В десятый день
седьмой луны того же года его величество
экс-император Тоба, сбрив себе августейшие волосы, принял
монашество. От роду ему было тридцать девять лет. Годы его
отнюдь не были преклонными, а яшмовая плоть
изнурённой, однако государева судьба, движимая благими
побуждениями прошлых жизней, обнаружила себя в
благих же проявлениях, и он изволил вступить на Путь
истинно благой кармы.
Так проходили годы и месяцы, но с весны второго
года правления под девизом Кюдзю16 государево
самочувствие стало ухудшаться. И хотя в этой связи
провозглашались самые разные внутренние и внешние молитвос-
ловия17, признаков улучшения государева здоровья заме-
500

чено не было. Минула весна, в разгаре было лето,
постепенно приближалась поздняя осень, мало-помалу теснее
становилось в том месте, где находился государь, но ни в
императорских покоях, ни во дворце до высочайшего
волеизъявления не доходило. Так наступил пятнадцатый
день восьмой луны — день государева смотрения
скакунов.
С мыслью о том, что сегодня выводка скакунов,
служители из Левых дворцовых конюшен представляют
коней из разных провинций. Посыльные чиновники
выехали на заставу Афусака, Склона встреч, для того, чтобы
встретить и принять их. Но несмотря на то, что эта
церемония не менялась из года в год, в нынешнем году её
отменили из-за недомогания государя. Что касается
собрания в святилище Отокояма под названием Выпускание
на волю живых существ18, то оно представляет собой
твёрдо установленный ритуал, а поэтому было
проведено как полагается.
В южном павильоне императорского дворца не
поднимали зелёные шторы, не приходили туда
прославленные сочинители китайских стихов и японских песен19, и
всё представлялось таким ужасным. Нынешней же
ночью страдания государя сделались чуть слабее, поэтому,
когда наступила глубокая ночь, немного, всего на
расстоянии в два-три кэна20, приподняли шторы, и государю
благоугодно было взглянуть на луну в небе21. А поскольку
луна в эту ночь славится своей красотой, то, как
говорится, «лунных лучей золотая волна как раз тогда стала
особенно ясной на волнах синего неба в трижды пятую
ночь»22, и когда государь вознамерился полюбоваться
«той тысячью с лишним pz/3, что обнесена оградой цинь-
ской столицы, тридцатью шестью ханьскими
дворцами24, от стужи казавшимися посыпанными пудрой2 »,
около него собрались очарованные зрелищем люди из
числа прислуживавших его величеству высших
сановников и облачных кавалеров.
Они преподнесли августейшему китайскую прозу и
стихи, декламировали прекрасные японские песни.
Среди тех стихотворений, что читали государю, не было
таких, которыми не поздравляли бы его. Но одно из стихо-

Il
творений было сложено самим августейшим: о нём и
теперь ещё вспоминают с очарованием и
признательностью:
Ведь не один только звон насекомых
Слабеет кругом.
То, печаль навевая, надвигается осень.
Только кажется, раньше всего
Самому мне назначено тихо угаснуть.
Почтительно внимая этим стихам, вельможи
прониклись и чувствами, и мыслью, что это — дурное
предзнаменование. Наутро, в шестнадцатый день, государь
выглядел расстроенным; потом вдруг разнеслась весть,
что он оставил августейший престол и вскоре ночью, в
час Свиньи26, изволил окончательно покинуть этот мир.
Хоть и не зачах прекрасный персиковый лик
государя от вешних туманов, всё же поражена была чудесная
его сущность осенними туманами — и растаяла она
вместе с утренней росой. Августейший возраст его составлял
семнадцать лет — в эту пору о кончине и думать не
думают. Хотя и говорится, что заранее не определено,
надлежит ли человеку умереть старым или молодым, только
теперь все были погружены в глубокое уныние. Вся
Поднебесная пребывала в растерянности.
Опросите Центральную Индию, Японию и Китай, и
вам трудно будет перечислить, больше ли детей
переживает своих родителей, или же родителей остаётся без
своих детей. Но до такой скорби по августейшему не
доходило ни в древние времена, ни в теперешние.
Начнём с того, что в течение девятнадцати лет
управления Поднебесной Новым экс-императором над
головами подданных в небе не собиралось ни единого
облачка, дождями орошало землю голубое небо, спокойными
были волны в четырёх морях и отчетливым был голос
феникса27. А если это так, — который же из принцев
должен был занять августейший престол? Экс-император
Коноэ был только восьмым по старшинству братом
среди родившихся из одного и того же благословенного
чрева; а поскольку угодно было избрать ему стезю
чадолюбия, занимать этот пост было ему совсем не обязательно.
Жаль, что не обеспечил он себе и двадцати драгоценных
502

лет августейшей жизни, но проводив всего только
семнадцать вёсен и осеней, так вот и благоволил расстаться с
жизнью.
Император Дзимму управлял Поднебесной
семьдесят шесть лет, а священный его возраст составлял сто
двадцать семь лет. Государи после него достигали один
сточетырнадцатилетнего, другой — более чем стодвадца-
тилетнего возраста. В древние времена жизнь государей
была продолжительной, и только в последующие века
думы о ней стали волновать сердца. Ведь и у будд, и у
людей жизнь не бывает равной продолжительности.
Намного ранее, чем будда Шакьямуни, жил на свете будда
Сияющего-Солнечного-Света — жизнь его
продолжалась десять лет, а у будды Живущего-Неживущего —
всего лишь один день и одну ночь. Будда Луна-на-Западе
жил только один день: утром он появился, вечером же
вошёл в нирвану28. Когда Круг Солнца, называемый
Кругом вороны и сороки29, быстро скрывается, тогда бывают
действительно глубокие ночи в круговороте жизней и
смертей. Воистину, даже будды вечности с их изначально
чистыми помыслами, не говоря уже о существах,
подверженных превратностям рождений, не могут полагаться
на свои устремления.
Тем более, что принц и экс-император Коноэ,
который являлся государем, чьё правление было семьдесят
шестым среди императоров-людей, дожил до нашего
века упадка °; если его величество, чей престол находится
под покровительством будд» кто обладает августейшей
плотью, подверженной действию закона непостоянства,
задумается, как ему избежать бури, именуемой
непостоянством, — он не станет обольщаться, но глубоко
осознает свою греховность.
Что касается августейшего престола, дело здесь
обстояло так: поскольку на его счет не последовало
волеизъявления Нового экс-императора, то, хотя теперь на
него не возвратилась августейшая его особа, — все
сошлись на мысли о том, что старший сын государя, принц
Сигэхито, по всей вероятности, сам уклонился от
занятия престола. Нынешний государь-инок Госиракава31, —
тогда он именовался Четвёртым принцем, — был рож-

ден покойной ныне Тайкэммон-ин, а значит,
приходится Новому экс-императору единоутробным братом.
Дело в том, что монашествующей
императрице-вдове нашёптывали, что экс-император Коноэ благоволил
сокрыться от нашего мира из-за того, что Новым экс-
императором и принцем Сигэхито станет совершаться
церемония проклятия, который бы из её пасынков ни
занял престол. Поэтому-то Бифукумон-ин,
погрузившись в скорбь, изволила говорить государю-иноку
разное, в том числе то, что лежало у неё на душе по поводу
возможного восшествия на августейший престол
Четвёртого принца.
О ПАЛОМНИЧЕСТВЕ МОНАШЕСТВУЮЩЕГО
ЭКС-ИМПЕРАТОРА В КУМАНО,
А ТАКЖЕ О ЕГО АВГУСТЕЙШИХ СЕТОВАНИЯХ
ш
504
Зимою того же года состоялось августейшее
паломничество монаха-экс-императора Тоба в святилища Ку-
мано32. Сопровождавшие его священную особу в
путешествии лунные вельможи и гости с облаков следовали
за государем до самой каменной ограды святилища, а
уже в главном его павильоне перед особой
монашествующего экс-императора состоялось всенощное бдение.
Сам же прежний государь принял обеты двух миров,
нынешнего и грядущего. В его высочайшем присутствии
буря вздымала на реке волны, горы источали звук.
Когда с наступлением поздней ночи всё затихло,
наступила и душевная ясность у самого экс-императора.
Пока он так и этак раздумывал о будущем и настоящем,
спустилась глубокая ночь, а после того, как люди
угомонились, из-под нижней бамбуковой шторы в павильоне
Сёдзёдэн выглянуло нечто похожее на изящную левую
руку и несколько раз постучало в такт мыслям государя.
Монашествующий экс-император взирал на неё и не
знал, что думать: вроде бы это не сон, однако же и не явь.
Никому ничего не говоря, он повелел призвать к себе
жрицу по имени Корэока-но Ита, равной которой в
горах не было, и молвил:

— Произошло нечто странное. Сотвори-ка гадание!
С самого утра жрица стала обращаться с призывом к
будде, явленному в образе синтоистского божества33, не
оставляя его в покое, и так до той поры, пока не
перевалило за полдень. Потом люди успокоились, все, вплоть до
тех, кто паломничества в храмы совершает постоянно, и
сосредоточились на своих делах. Прошло ещё немного
времени и, считая, что будда, явленный как божество,
уже находится рядом, жрица, почтительно обратясь к
монашествующему экс-императору, приподняла свою
левую руку и два или три раза постучала.
— Так ли это было? — спросила она.
Тут государю представилось, что это — воистину
явление божества, потому что он изволил лицезреть точь-
в-точь то, что представлялось ему сновидением
Поспешно собрал он в пучок полоски гохэй34 и, молитвенно
сложив августейшие ладони, промолвил:
— Я горд благими последствиями десяти видов
добрых деяний, совершённых мною в прежних жизнях. Но,
несмотря на то, что достиг я высокого ранга императора,
этот ранг не лишён связи с заблуждениями, которые
присущи смертным в трёх мирах — мире желаний,
мире форм и мире без форм35. Как могу я управлять в них
свойствами добрыми и дурными? Научи же меня
вершить дела добрые!
На это жрица возвестила заунывным голосом:
Видится в пригоршне воды
Отраженье луны.
Так есть на ладонях луна или нет?!
Так же и в мире,
В котором нам выпало жить3.
Произнеся это вещее стихотворение два или три
раза, она залилась слезами и продолжила вложенную в её
уста речь божества:
— Знать надлежит вот что. Кончина государя должна
воспоследовать осенью следующего года. После этого
положение в мире решительно переменится.
Высокопоставленные вельможи и высокомудрые
служители — все зашумели и потеряли цвет лица.
Послышались голоса:
lu
505

— Какими средствами можно отодвинуть пределы
государевой жизни?!
Услышав их, монашествующий экс-император
благоволил глубоко задуматься, а потом вымолвил, громко
плача:
— Это удел бодхисаттвы — обитать в той же
мирской пыли, что и миряне, с целью освободить их от
страданий и дать им блаженство, а потому сочувствие им
заключается, видимо, в помыслах богов о большой любви и
большой скорби. Помочь освободиться от земных
несчастий и трудностей — это самое основное в
предостережении будды, явленного в образе божества. Укажи же
мне, о божество, средство, желаемое для тебя!
В ответ жрица, обливаясь потоками слёз, изрекла по
воле этого будды:
— Государь был владыкой нашей державы, пока
сменяли друг друга вёсны и осени на протяжении вот уже
сорока с лишним раз. Я же являюсь охранителем
спокойствия страны, когда сменяют друг друга звёзды и
иней на протяжении уже более тысячи лет. Поэтому,
хотя и говорится, что любовь и скорбь как средство
оказания помощи в делах живущим не являются результатом
сострадания им, на самом деле только действие кармы
предустановлено и не зависит от усилий богов. Вообще
же следует проникнуться стремлением к земле Крайней
радости, Чистой земле, Земле, откуда не отступают
назад, — к нирване. Сердцу августейшего не нужно
задерживаться на этом зыбком мире Пяти замутнённостей7,
мире, переполненном смутами. Следует теперь же
оборвать помыслы о нынешней жизни и считать своим
долгом достижение просветления в следующем рождении.
Несмотря на то, что боги указали на осень
следующего года, государь сразу же начал думать о
предстоящей своей кончине, а его подданные вскоре обо всём
проведали и были охвачены печалью. Приветственные
танцы, что исполнялись в Принцевых молельнях38,
отличались от обычных; когда государь облачался в дорожные
одеяния, люди немного приободрялись, когда же он
возвращался к себе во дворец после того, как
паломничество заканчивалось, все проливали слёзы и отжимали от
506

своих слёз рукава. Точь-в-точь, как во время
похоронного обряда, когда провожают умершего. На обратном
пути после паломничества в Кумано все, и высокородные, и
низкорожденные, выстроились вдоль дороги, которую
даже жрица посчитала безрадостной, хотя она и
называется Дорогой радости, и нарекла Дорогой стенаний.
КОНЧИНА ЭКС-ИМПЕРЛТОРЛ-ИНОКЛ
Так завершился этот год. В наступившем затем
втором году правления под девизом Кюдзю поменяли девиз
правления и нарекли год первым годом правления под
девизом Хогэн39. С лета этого года самочувствие
монашествующего экс-императора против обыкновенного
ухудшилось, и яшмовый лик его выражал недомогание.
Говорили, что дурное самочувствие усугубила скорбь его по
экс-императору Коноэ, сокрывшемуся в прошлом году.
Хотя слова будды, явленного в образе божества, и были
произнесены весной прошлого года, монашествующий
экс-император помнил их так, словно слышал только
что, и вспоминал то с чувством благодарности, то с
тягостным чувством.
По мере того, как проходили месяцы и дни, государь
мало-помалу присматривал аля себя подходящее место
и в двенадцатый день шестой луны того же года изволил
принять постриг в павильоне Амитабха в Тоба,
связанном с именем Бифукумон-ин. Ходили слухи, что законо-
наставником, принимавшим у него исповедь, был
высокомудрый Канку-сёнин из Митаки.
Несмотря на то, что обряд исповедания всегда
проводят с ясным сердцем, именно сейчас все — и
придворные дамы, и слуги, и чршовники, и родовитые вельможи,
и высшие сановники — проливали слёзы и от своих слёз
отжимали рукава.
После этого монашествующий экс-император,
следуя примеру солнца, стал клониться к закату и, оттого,
что сокрылась чудодейственная милость Закона Будды и
утратили силу искусство врачевания и благотворные ле-
lu
507

lil
карства, августейший изволил заключить, что сроки сего
недомогания определены в его предыдущих рождениях,
и лишь стенал и проливал напрасные слёзы. И вот, во
второй день седьмой луны того же года
инок-экс-император изволил сокрыться совсем. После этого он стал
прозываться Тоба-но-ин, экс-император Тоба.
Возраст его равнялся пятидесяти четырем годам;
даже ещё не исполнилось его величеству полных
шестидесяти лет40. Тогда-то люди впервые поняли: вот оно,
непостоянство жизни и смерти — граница между ними
уязвима, как листья бананового дерева, как пузырьки на
воде. Небо заволокло тучами, луна и солнце потеряли своё
сияние, люди погрузились в горе, словно это отцы и дети
облачились в траур.
Когда будда Шакьямуни, пребывая под сенью двух
деревьев сярсС\ возвестил о наступающей своей кончине,
сказав: «Всякий живущий непременно погибнет», — это
ввергло в печаль большие скопления существ, начиная от
людей и небожителей и кончая пятьюдесятью видами
живого, вплоть до лишённых чувств трав и деревьев, до
обитающих в горах и на равнинах зверей и до рыб из
больших и малых рек. Ветер в лесу из деревьев сяра затих,
внезапно сделался удивительным цвет их42 в реке Бацу-
дай замутились водяные струи, а десятки тысяч деревьев
и тысячи трав — все обнаружили следы горестных слёз.
При вхождении Будды в нирвану в пятнадцатый
день второй луны пятьдесят два вида живого показали
знаки горести; а при кончине государя во второй день
теперешней седьмой луны, «месяца Наук»43 все во дворце
девятивратном44 — высшие и низшие, вплоть до существ,
лишенных сердец, тоже окрасились в цвет горести. И уж
тем более люди, которые были удостоены чести близко
служить государю, которые напрямую заботились о нём,
— как же они-то себя чувствовали?!
Ни знатнейшие, именуемые «лунными вельможами
и гостями с облаков», которым было дозволено
приближаться к мощениям из драгоценных камней, рке
никогда не могли услышать голос августейшего, ни отделённая
от других людей парчовым балдахином
монашествующая государыня-матушка и придворные дамы — не мог-
50Ö

ли более лицезреть облик августейшего. Но и среди них
на редкость глубока была скорбь монашествующей
государыни-вдовы.
На спальном ложе, яшмами украшенном, втуне
оставлено старинное одеяло августейшего, под
подушкой с коралловыми украшениями понапрасну
скопились государевы слёзы, пролитые из-за его тоски по
минувшему, а у основания светильника постоянно лежит
тень.
Поэтому сюда невольно доносится унылое
стрекотание кузнечиков под стеной; хотя в южном дворике и
можно видеть цветы, в них рке нет того аромата, что
бывает в соединённых между собою рукавах; хоть и молено
слышать звон насекомых в северном дворике45, — его не
сравнить со звуками голосов, что бывают слышны от
подушек, положенных вплотную одна к другой. Теперь
ночь тянется долго, и день тоже долго длится.
Несмотря на то, что все молили, чтобы оба
экс-императора46 жили тысячи осеней, десятки тысяч лет, мя
рождённых в Джамбудвипе47, независимо от того,
благородные они или подлые, высокие или низкие, — нет
различий в пределах быстротечности бытия, будь они хоть
кшатрии, хоть шудры™.
Ведь и великой мудростью наделённые Гласу
внимавшие49 только лишь проявили результаты деяний,
совершённых ими в прежних рождениях, поэтому, как ни
удивительны деяния простого смертного, стыдно, что за
прошлогодними слезами августейшего в нынешнем году
неотступно следует роса на рукавах50. Это словно
повернуть руку ладонью вниз.
Как говорила в своём гадании жрица, какой она
будет, грядущая жизнь? По его стенаниям трудно узнать,
что лежит на сердце у Нового экс-императора.
Поистине, словно стоишь на тонком льду, обратясь к самому
краю бездны. Конечно, по большей части двор громко
шумел, а в кельях отшельников тихо шептались.

О ТОМ, КАК БЫЛ ЗАДУМАН
АВГУСТЕЙШИЙ ЗАГОВОР НОВОГО
ЭКС-ИМПЕРАТОРА
Говорили, что в особняке на востоке улицы Сандзё
собирается множество воинов-стражников государя; по
ночам они готовят мятеж, днём поднимаются в горы,
поросшие лесом, и наблюдают за императорским
дворцом Такамацу51. А между тем, на рассвете третьего числа
по распоряжению Ёситомо, владетеля провинции Симо-
цукэ2, схватили трёх человек, отсутствовавших во
дворце на востоке улицы Сандзё, Мицукадзу из Ведомства по
учету доходов и расходов с его подчинёнными. Все были
поражены: только вчера произошла кончина
монашествующего государя, а уже сегодня могло случиться такое!
По всей столице разносились слухи о мятеже. С
востока и запада, с юга и севера собирались воины; боевые
доспехи везли на конях, доставляли на повозках. Люди
скапливались, скрывая свою осмотрительность, — и
кроме всего этого много было удивительного.
Помимо этого, Новый экс-император по секрету
изволил молвить:
— Прежде всего, хотя и говорят, что следующим
получает титул императора не обязательно старший сын
прежнего государя или его сын от наложницы,
наследник престола провозглашается либо в соответствии с его
талантами и силой, либо в зависимости от благородного
или скромного происхождения его предков по
материнской линии. Тем не менее, государь потерял лицо перед
людьми из-за того, что ему угодно было передать престол
отдалённому из его младших братьев, из-за того, что его
отец благоволил своему сыну от тогдашней супруги. Для
него это было тогда унизительно.
— Всё это так. Но прежний император, Коноэ53, умер
в молодые годы из-за того, что не было у него достаточно
оснований ^ая занятия престола. Впрочем, уже тогда
стало ясно, что небо его не признаёт. Из-за этого тогда
же мало-помалу стало определяться прямое наследова-
510

ние принца Сигэхито. Правда, кроме претендентов на
престол ещё четыре принца питали неприязнь к его
характеру и не могли её подавить в себе. Какая жалость!
Так обстояло дело в отношениях между господами.
Но были также неприятные стороны и в отношениях
между разными подданными. По той же причине
тогдашний канцлер, который именовался его высочеством
Тадамити, стал прозываться Министром из храма Хос-
сёдзи54. Он был старшим сыном пребывающего в
созерцании его высочества Фукэ55. Есть также вельможа,
которого называют Левым министром из Удзи56, — это
второй сын его высочества Пребывающего в созерцании и
младший брат господина канцлера.
Тем не менее братья, между которыми существовало
твёрдое соглашение, особенно щепетильно соблюдали
правила обхождения, как вдруг это их взаимное
соглашение было нарушено.
Господин Левый министр был особенно любим его
светлостью из числа его сыновей. В двадцать шестой день
девятой луны шестого года правления под девизом Кк>
ан57, не посчитавшись с мнением господина канцлера, он
сделался обладателем символов власти главы клана8, а в
десятый день первой луны следующего, первого года
правления под девизом Нимпэй59, согласно
императорскому рескрипту о важнейших делах Высшего
государственного управления, стал вершить большими и
малыми делами в Поднебесной.
Вообще говоря, все были согласны в том, что это
пример редкостный, когда верноподданный
сосредоточивает у себя обязанности регента, канцлера и иных власть
предержащих. Между тем, когда господин канцлер ещё
именовался просто регентом, ему угодно было за ходом
дел в Поднебесной наблюдать со стороны.
Но тому, чем вельможный канцлер изволил
высказывать недовольство, были и древние примеры, которые
берут начало от его предка, преданного и милосердного
князя60, когда регент возложил на себя ещё и
предварительный просмотр бумаг Высшего государственного
совета, и дела главы клана.
Однако в те времена, когда Тадамити был регентом,

от обеих обязанностей его отстранил Левый министр.
Он не только не уронил их достоинство в своё время, но
и грядущим поколениям не оставил достойного
сожаления повода для хулы.
Но хотя мы и говорим так, но оттого, что в делах
управления государством Левый министр должен был
обратиться к смирению, канцлер Тадамити изволил
подать прошение об отставке — и не потому ли дела
канцлера были переданы в ведение Левого министра или,
наоборот, Тадамити следовало поручить обязанности по
предварительному просмотру бумаг Высшего
государственного совета, поступающих на высочайшее
волеизъявление, и обязанности главы рода Фудзивара.
Обе эти возможности вызывали пересуды. Поэтому
царствующий император и соблаговолил выразить
самое неблагоприятное суждение относительно передачи
этих обязанностей.
Но, поскольку Пребывающий в созерцании уже
высочайше распорядился о её утверждении,
неблагоприятное это сркдение действия не возымело.
Кроме того, когда этот Левый министр управлял
делами в Поднебесной, недовольных подданных не было.
Исследовав японские и китайские правила поведения,
он не оставил для себя неясных мест ни в каких записях.
Он исследовал глубины всевозможных учений, во всех
делах соизмерял их подъём и упадок, надзирая за делами
государственного управления, не делая различия между
людьми ближними и дальними. Как государев
подданный, ведающий записями, он не стыдился отмечать в
них ни прошлое, ни настоящее.
И между тем, господин канцлер находил
отдохновение в прекрасной каллиграфии, и, размышляя о том, как
люди с завистью говорят, что он совершенствуется в
искусстве японского и китайского письма, говаривал,
бывало:
— Сочинение китайских стихов и японских
песен61 — это развлечение в часы досуга. Оно не
принадлежит к числу важных придворных церемоний. Но
искусство письма доставляет первейшее наслаждение. Муд-
512

рыи подданный непременно помещает его впереди всех
прочих занятий.
Сам он штудировал в первую очередь Пятикнижие62,
исправляя упущения в вопросах человеколюбия,
справедливости, ритуала, мудрости и искренности, и когда
случайно допускались ошибки в проведении сезонных
собраний63, в церемониях с участием придворных
чиновников или в официальных обращениях к государю, он
сейчас же в письменной форме указывал на эти
упущения чиновникам двора и Государственного совета. У его
светлости не в правилах было стращать чиновников,
поэтому он говорил им так:
— Когда Первая особа64 станет передавать низшим
чиновникам перечни их упущений, это ведь не послужит
их чести! Учтите это. Об этом следует особенно печься,
— и те смиренно повиновались.
Кроме того, когда нарекания вышестоящих
вызывала даже младшая прислуга, или, к примеру, бычники, и
ему правдиво докладывали о истинной причине этих
нареканий, министр выслушивал всё до мелочей и, если
люди не были виноваты, высказывал сожаление по
поводу случившегося, выносил поистине безошибочное
суждение о том, кто прав и кто неправ, и не оставлял места
для двух мнений о добре и зле. Как говорится, он был
словно шило, всё пронзающее насквозь, из-за чего и
назывался въедливым Левым министром.
Так представляли две противоположности между
собой старший и младший братья, и один из них служил
при ушедшем от дел государе, а другой — при
царствующем императоре. Канцлер, исполняя обязанности,
возложенные на него изначально, исполнял свою службу
при дворе императора, Левый же министр наоборот,
служил при «хижине отшельника», у покоев
экс-императора.
Левый министр полагал: «Когда поразмыслишь о
нынешнем мире, становится понятным, что, покуда длится
правление государя, обязанностями регента
пренебрегают, и нет нужды в записях, которые делает канцлер.
Когда же управление государством закономерно переходит
к экс-императору, канцлеру поклоняются. Я сам стану
\

поклоняться ему», — и от этих его размышлений
становилось горько.
Новый экс-император, по секрету извещённый о
них, изволил весьма порадоваться и однажды
соблаговолил приветливо побеседовать с ним.
— Император Тэнти, — молвил его величество, —
был сыном императора Дзёмэй и очень много принцев,
сыновей императора Котоку, было его подданными65.
Ниммё был сыном императора Сага. Отстранив детей
Дзюнна, он наследовал Драгоценное счастье — престол
государей66. Хоть и говорится, что у самого меня
добродетелей недостаёт, но будучи рождён сыном прежнего
императора, я стал государем, которого почитали на
Четырёх морях67; хоть и перестало до меня доноситься
всеблагое августейшее благоухание, но ведь наделён же я
достойным поклонения рангом государева сына!
— Однако из-за благосклонности, имевшей место во
времена былые68, стали одно правление за другим
пренебрегать правильной линией наследования, вредить ей
неожиданными изъянами, доставлять людям горечь тем,
что ухудшалась связь между отцом и сыном.
— Хотя и говорят, что в дни прежнего
экс-императора были глубокими горести, а вознести молитвы было
негде, и два года он впустую проводил вёсны и осени, —
ныне уже нельзя стало скрывать им свои намерения
Быть может, следуя примеру двух государынь, Саимэи
и Сётоку70 вторично принять ранг государя, а может
быть, не делать так, но ещё раз выразить пожелание,
чтобы ранг этот принял принц Сигэхито: «Вручаю тебе
заботы по управлению государством»?
— Как в нынешние времена, когда идёт борьба за
власть, поступить так, чтобы и волю богов не нарушить, и
надеждам людей не противоречить? Как это сделать?
Когда Новый экс-император вымолвил это, Левый
министр произнёс то, что изначально отвечало
подлинной воле государя:
— Говорится ведь: «Ежели дары Неба не примете, вас
за это можно осудить. Коли не сделать то, для чего
наступило время, можно тем самым навлечь бедствия». А
время наступило тогда, когда скончался экс-император71. —
69
514

И какого ещё подходящего времени нужно будет
ожидать, если теперь не позаботиться о том, как поступить?
Кроме того, что государь изволил выразить
понимание, сказав: «Воистину, так оно и есть», — подробностей
не последовало. Но дело с августейшим заговором было
этим определено.
Потом все стали действовать вразброд — воины
обоих домов Минамото и Тайра72, прислуживавшие у
императорского дворца и у покоев экс-императоров — одни
нарушали наказы отцов, другие позабыли о почитании
старшего брата младшим, каждый стал действовать как
ему вздумается, вплоть до отца с сыном, дяди с
племянником, всех родственников, господина и подданного. Вся
Япония разделилась надвое.
В столице благородные и подлые, высшие и низшие,
соглашаясь между собой, говоря:
— Теперь на этом заканчивается свет. Всё теперь
погибнет. Тот, кого именуют Новым экс-императором, —
старший брат, а Царствующая особа — его младший
брат. Тот, кто именуется канцлером, — старший брат, а
господин Левый министр — его младший брат. Великие
полководцы Царствующего государя — Ёситомо,
владетель провинции Симоцукэ73 и Киёмори, владетель
провинции Аки74. Великие полководцы экс-императора
экс-императора — это отец Ёситомо, Рокудзё-хоган Та-
мэёси, и дядя Киёмори, Тайра-но Тадамаса, помощник
главного конюшего Правой стороны75. Не задумывались
они о том, кто из них будет наверху, кто внизу, кто
победит, а кто проиграет.
Однако «согласно учениям», во время сражения
один непременно выигрывает, а другой проигрывает, и
заранее трудно бывает узнать результат. Он
соответствует лишь наполненности судьбы и зависит только от
глубины кармы76.
Так говорили люди между собой.
Тогдашним местопребыванием Нового
экс-императора был дворец Танака в Тоба77. Он изволил находиться
в этом дворце, пока длилось время Промежуточной
Тьмы78 со времени кончины Старого императора, а
после того, как был определён план августейшего заговора,

его величество намеревался отбыть в столицу, едва для
того представится подходящий случай. И хотя не
говорили, что произойдёт, когда, наконец, его величество
прибудет сюда, — неспокойны были дороги и заставы. В
столичных домах заперли ворота и двери, жители увезли
и попрятали в разных местах — на востоке и на западе,
на юге и на севере — ценности и всякую утварь. Шумели
и суетились все без различия, высшие и низшие.
— Обычные люди не должны судить о
проницательных и мудрых государевых планах, когда после кончины
прежнего экс-императора минуло только семь дней.
Каковы же они, эти планы, — об этом воистину уверенно
судить нельзя. Было царствование, когда фиолетовой
ночью наверху спокойно сияли звёзды, в синем море
мягким был шум волн, и вдруг всё так печально
переменилось.
Так с сожалением рассуждали между собою люди.
О ТОМ, КАК РАЗДЕЛИЛИСЬ
ВЕРНЫЕ ДВОРУ ВОЙСКА
ω
516
Едва донёсся слух о том, что на дорогах невозможно
укрыться от бесчинства воинов, которые начали туда
собираться, начиная с прошедшего второго дня, в пятый
день той же луны Вступивший на Путь младший
советник Синсэй'9 получил государево повеление и, чтобы
сначала унять беспорядки в столице, известив об этом
Полицейское ведомство, распорядился укрепить
заставы. Следуя государеву повелению, каждый направился к
своей заставе80: к дороге на Удзи — судья Мотомори из
Аки, к дороге на Ёдо — судья Суэдзанэ из Сухо, к Ямад-
заки — судья Корэсигэ из Оки, к горе Оэ — судья Син-
хэй Сукэцунэ, к проходу Аватагути — судья Со Сукэюки,
к дороге Кукумэ — судья Хэй Санэтоси.
Переговорив с Синсэем, его величество благоволил
повелеть чиновникам Полицейского ведомства:
— Надлежит наведаться в Хижину отшельника81 и
просить экс-императора безотлагательно пожаловать

сюда. Если он не ответит на приглашение, нужно стазу
же наказать его.
Повиновавшись, чиновники удалились. В этот вечер
господин канцлер, а также старший советник,
вельможный Омия Корэмити82, прибыли во дворец и,
посовещавшись, вынесли решение.
Вельможный Иэёси83, таю из Весеннего дворца,
прибыл во дворец Тоба, почтительно пригласил
экс-императора, но тот ко двору не пожаловал. В шестой день84
государь обратился ко всем и каждому из
сопровождавших его расторопных чиновников с повелениями. Среди
них судье Мотомори из Аки, располагавшему более чем
тремястами всадниками, было велено двинуться на юг, к
дороге на Ямато, /^я охраны моста Удзи. Сюда, в
окрестности моста у храма Хоссёдзи, видимо, из провинции
Ямато, прискакали около тридцати вооружённых
всадников в доспехах. Мотомори, выстроив в ряд своих
триста с лишним всадников, чуть выдвинулся вперёд и
держался в самом центре. Он сидел на вороном коне под
черным седлом, был одет в светло-голубое охотничье
платье и в воинские доспехи со шнурами из черных
нитей.
Держа лук наготове, он подпустил их ближе и
произнёс:
— Что вы за люди, откуда и куда следуете? Недавно
распространились слухи о мятеже. В столицу вошло
неизвестное число воинов. Из-за того, что в столице
невиданные беспорядки, мы, согласно приказанию,
выдвинулись для охраны моста Удзи. Пусть каждый решит, за
какой дом он стоит. Я судья Мотомори из Аки, потомок
императора Камму85 в двенадцатом колене, отпрыск
полководца Хэй Масакадо86 в восьмом колене, внук главы
Полицейского ведомства Тадамори87, второй сын
владетеля провинции Аки Киёмори88. Я обязан узнать о вас все
подробности.
Когда он сказал так, великан, бывший среди воинов,
направлявшихся в столицу, главным, вперил в него свой
взор. Это был богатырского сложения человек с суровым
выражением лица, и, должно быть, с крутым нравом. Он
был одет в тёмно-синюю куртку хитатарэю и доспехи,

Jsfb
*u
ш
f
расшитые мелкими цветами сакуры по жёлтому полю. У
него были стрелы с черным опереньем и большой лук из
бамбука, обмотанного индийским тростником. Всадник
восседал на могучем пегом коне в седле с серебряной
окантовкой. Он переложил лук в другую руку, встал на
стременах и громким голосом возгласил своё имя:
— Я слышал уважаемое прозвание посланца,
получившего высочайшее повеление, и родословную его
высокочтимых предков. Слышал я также о том, как он
осматривает людей, прибывающих в столицу! Я потомок
императора Сэйва90 в десятом колене, отпрыск Шестого
принца, потомок в десятом колене Ёритика, владетеля
Ямато, младшего брата Райко, владетеля Сэтцу91, внук
Ёрихиро, помощника главы ведомства Центральных
дел92, старший сын Тикахиро, владетеля Симоцукэ,
житель провинции Ямато, человек, которого называют
Уно-но Ситиро Тикахиро.
Тогда Мотомори произнёс:
— Я слышал именование Вашего дома. В конечном
счете, мне хотелось бы знать, следуете ли Вы в столицу по
повелению государя или изволили прибыть в неё
согласно повелению экс-императоров?
Когда он сказал это, Токитика, что-то, видимо,
замыслив, аккуратно приготовил свои стрелы и подтянул
шнуры на доспехах. Немного встревржившись, он
подумал с беспокойством: «Если ответить, что мы приехали в
столицу для того, чтобы попасть в императорский
дворец, заставу мы минуем благополучно. А если сказать
правду, что прибыли мы на выручку к экс-императорам,
мы тут же погибнем в бою. Как же ему ответить?!»
«Прежде всего, — подумал в свою очередь
Мотомори, — у них есть луки и стрелы. Стоит чуть-чуть
заупрямиться, для будущего мы обеспечим себе раны
отважных воинов. В прошлом, когда господин Левый министр
претворял высочайшую волю, он говорил, что получил
власть и шёл к экс-императору».
На слух определив, что перед ним находятся враги,
он скомандовал:
— К оружию!
518

Подтянув шнуры, воины перестроили ряды своих
коней, а Мотомори заявил:
— О причинах не рассуждать! Быстро возвращаться
назад! Дело ваше совершенно бессмысленно. Все как
есть следуйте повелениям государя Поднебесья и не
поступайте по указанию экс-императоров, сошедших с
императорского престола. Как можно стать врагом
престола, живя на государевой земле? Немедленно
возвращайтесь во дворец, как будто не происходит ничего. А
если нет, так вы, может быть, поможете Мотомори
охранять мост Удзи?!
— Не думаю, что это, — насмешливо отвечал ему Ти-
кахиро, — слова судьи из Аки. Вряд ли человек,
вооружённый луком и стрелами, изменит слову, единожды
им произнесённому. Разве может Тикахиро,
прибывший по велению экс-императора, тот же час переменить
свои убеждения, едва только выйдет повеление
правящего императора? У того, кто родился в доме Гэндзи93,
двух господ не бывает. Так что я никак не могу
последовать Вашему досточтимому совету. Мои дальние предки,
начиная с владетеля Ямато94, проживали во внутреннем
уезде95 и ни разу не запятнали своего имени участием в
военных заговорах96. Поспешите, молодые люди! Живите
праведной жизнью, дорожите своим именем.
Расступитесь, дайте дорогу! — и тридцать с лишним всадников,
выстроив в ряд своих коней, пустили их вскачь.
Тогда Мотомори выехал вперёд со словами:
— Раз дело такое, никого не упускать и не оставлять в
живых. Всех перебить и убрать!
Тикахиро, видя такую решительность, вознамерился
одним махом прорвать окружение.
В одно мгновение решил он биться, нанести
упреждающий удар по скоплению главных сил противника, а
ввязавшись в схватку, пробиваться всё дальше и дальше.
Более десяти вассалов Тикахиро рванулись вперёд.
Восемь вассалов Мотомори сейчас же выехали им
навстречу. Было несчетное число раненых.
Сам Мотомори, едва успев избежать опасности,
очутился в безвыходном положении.
519

О ПЛЕНЕНИИ ТИКЛХИРО С ЕГО ОТРЯДОМ
ш
Тем временем, прослышав, что возле Первого моста
есть сторонники другого императора, ратники,
собиравшиеся в императорском дворце, не мешкая, двинулись
из него в конном строю, с нестройными криками. Было
их более тысячи всадников.
Поднявшись на возвышение, Мотомори
скомандовал своим:
— Противник малочислен. Наших сторонников —
огромная сила. Сносить противникам головы жаль.
Лучше всего взять их живыми. Встать в порядки,
построиться всем! Стройся, стройся!!!
И тогда на место схватки ворвались все, начиная с
Ито и Сайто из Ига и Исэ97, с криками: «А мы тоже не
хуже!». Против одного всадника собиралось десять, и
тогда он не мог выхватить меч, не в силах был даже
покончить с собой98. Несмотря на то, что сердца их
ожесточились, Тикахиро и все его вассалы решили, что дела у
государя неважные, и позорно было бы двенадцати
человекам оказаться захваченными в плен.
Мотомори же напал на неприятеля с тыла и
энергично командовал своим отрядом до самого наступления
сумерек. Намерения его казались действительно
серьёзными.
Тех двенадцать человек передали дворцовым
службам Левой и Правой стороны и представили /^ личного
осмотра государя. После того, как у них выяснили
подробности, все они были подвергнуты заточению.
Государь изволил быть особенно удовлетворённым, а когда
наступила ночь, ему угодно было повелеть главе ближней
охраны Кинтика провести внеочередную церемонию
присвоения чинов. Мотомори был удостоен низшей
ступени пятого ранга. В Книге обоснований было записано:
награда за преследование и наказание врагов престола
во главе с Тикахиро. Это выглядело в высшей степени по-
чотно.
Новому экс-императору, когда он услышал об этом,
было очень нелегко.
520

О МЯТЕЖЕ НОВОГО ЭКС-ИМПЕРАТОРА
И О МНЕНИИ ВНУТРЕННЕГО МИНИСТРА
ОТНОСИТЕЛЬНО ПОБЕДЫ НАД ВРАГОМ
99
В восьмой день состоялось совещание придворной
знати, а следом, в одиннадцатый день, было решено, что
Левый министр должен быть отправлен в ссылку.
Потому что заговор был уже раскрыт. Кроме того, ходили
слухи, будто в восточной части улицы Сандзё творятся
тайные дела, и есть люди, которые проклинают государя,
поэтому было отдано высочайшее повеление послать
туда Ёситомо, владетеля провинции Симоцукэ. Когда он
прибыл на место, то ворота со всех четырёх сторон
оказались закрытыми, и около них не было ни одного
человека. И всё-таки, когда он принялся искать и миновал
святилища Цунофури и Хаябуса100, то увидел
буддийского священнослужителя, который устанавливал алтарь у
края источника перед зданием. Это был монах из храма
Миидэра101 по имени Сатамм-но-адзяриш Сёсон.
— Тебя зовут из дворца. Быстро иди сюда! —
окликнули его, но монах не издал ни звука. Тогда двое вассалов
Ёситомо решили притащить его за руки; но монах
согнул руки в локтях и ничего не говорил03, словно могучий
Дэв. «Раз дело такое, — решили воины, — поступим так».
Пятеро или шестеро из них повалили монаха и связали
его поясом от кимоно. Оказалось, что вместе с грамотой
от главного божества святилища при нём было письмо
Левого министра.
Позвали куродош Масаёри, помощника главы
Ведомства гражданской администрации, и судью Первого
разряда Тосинари, а они только и сказали, что
существует такой обет, что между господином канцлером и
господином Левым министром должен царить мир, как
между старшим и младшим братьями.
Помимо этого они не говорили ничего
определённого, но Сёсон, когда ему предъявили письмо Левого
министра, ничего о нём не сказал. А из него определённо
становилось известно, что Новый экс-император и госпо-

дин Левый министр состояли в заговоре. Кроме того,
ходили слухи, что заговору сочувствовали помощник главы
ι-τ w ν гт-1 к/ гт-1 105
Правой дворцовой конюшни 1 аира-но 1 адамаса и санъи
Ёриканэ, поэтому, хотя и пригласили Масаёри, своей
позиции он не высказал. Сёсон же был арестован.
Во дворце Танака проводилась буддийская
церемония, поскольку в этот день заканчивалась начальная
седмица после успокоения экс-императора. Новый
экс-император иногда изволил посещать этот дворец, так что
когда на этот раз он не прибыл, люди в конце концов
очень удивились. Видимо, такова скорбь и печаль,
посетившие его августейшее сердце.
К тому лее заговорили, что экс-император выехал в
столицу, поэтому сам сверх меры изумлённый старший
чиновник управы Левой половины столицы106 Норинага
увещевал других:
— Теперь самая середина Промелеуточной тьмы.
Если бы августейший по этому случаю отправился в
столицу, люди могли бы выразить недоумение. Видимо, что-то
произошло. Должно быть, государь весьма озабочен.
Вместе с тем, настроение его не соответствовало
этим словам, а потому Норинага спешно выехал к
родственнику государя по материнской линии, Внутреннему
министру, вельмолшому Санэёси107. Всем своим видом
показывая, что втайне он испытывает чувство скорби,
сановник громко заговорил:
— Какой это постыдный замысел, этот план! Сейчас
не время аа^- государевых валеных дел. Как тут не быть
раскаяньям у государя?! Нынешний император — его
младший брат, — так что вы думаете о существовании
такого замысла? Наследовать престол и управлять дер-
лсавой молено только по усмотрению Великой богини
Аматэрасу и бога Хатимана108. Как бы там ни было,
обычному человеку это не молеет придти на ум. Лишить
младшего брата престола, передать власть над миром
племяннику — такого примера не было ни разу от
древности до наших дней.
Если поинтересоваться далёкой стариной, то в
начале августейших правлений нынешней сотни государей109
император Дзимму-тэнно был четвёртым сыном Хико-
522

нагисатакэ110 и, минуя всех своих старших братьев,
наследовал драгоценное счастье императорских
принцев111. Судзюн, двенадцатый сын императора Киммэй,
взошёл на престол, обойдя своих старших братьев112.
В недавнее время сын Неба Хэйдзэй113 изволил
передать императору Сага114 престол, но затем,
преисполненный обидой, организовал заговор, однако же схватку за
престол проиграл и в результате принял монашеский
постриг и изволил долгое время проживать в местности
Окурасу в окрестностях горы Дайго115.
• Принц Корэтака116 проиграл сражение за престол
императору Сэйва117, а после того, как принял постриг,
затворился в местности Оно у подножья горы Хиэй-
дзан118. Видя, что передняя телега опрокинулась, задняя
извлечет урок119. Разве можно затевать заговор? О
назначении Первого принца возносят молитвы буддам и
богам; №% него бывают особые основания. Если бы на этот
раз высокочтимый сам120 принял постриг и благоволил
поселиться в тиши отшельнической обители, это был бы
самый замечательный его поступок. А в его теперешнем
замысле никакого смысла нет. Нужно бы узнать
настроение экс-императора и доложить государю.
Так молвил министр, и Норинага, поспешно возвра-
тясь во дворец, доложил государю об этих его словах.
Сам же Новый экс-император не сообщал ничего, а
правящий государь изволил промолвить:
— В этом несомненно есть резон. Мне докладывала
об этом помощница начальника Дворцовой охраны.
Подобных неприятностей нркно избежать. А сверх того
нет никаких деталей.
И после того, что он вымолвил это, Норинага во
второй раз говорить не решился, но плача удалился прочь.
Вечером того же дня Новый экс-император
переехал из дворца Танака во дворец сайинш в районе Сира-
кава. Никто об этом не знал. Было лишь объявлено о
посещении сайин августейшим. Дали знать, что вместе с
ним будут глава Управления Левой половиной столицы
Норинага, глава Правой дворцовой конюшни Санэкиё,
прежний владетель провинции Ямасиро Ёрисукэ, по-

мощник командира Левой гвардии охраны дворцовых
ворот Иэхиро и другие.
8
О ТОМ, КАК НОВЫЙ ЭКС-ИМПЕРАТОР
ИЗВОЛИЛ ВЫЗВАТЬ ТАМЭЁСИ122
В тот же вечер к Новому экс-императору был вызван
судья Рокудзё Тамэёси. Хотя вызов ему последовал также
и от государева двора, он пока не отправился никуда, а
закрылся у себя, стараясь выяснить настроения людей.
Обычно на приглашение прибыть в хижину
отшельника отвечали согласием, но как поступить на этот раз?
Когда он сообщил в ответ на приглашение, что не может
прибыть из-за плохого самочувствия, домой к нему с
поручением передать приглашение прислали Норинага, и
судья вышел к нему приветствовать его:
— Допустим, Тамэёси, — начал он, — родился в доме
с луками и стрелами. Мои предки по отцовской линии
поколение за поколением наследовали эту традицию, и
приглашались служить в охране императорского дворца,
но на самом деле мне ни разу не удалось приложить
руки к участию в сражении. В прежние годы наш дядюшка
Ёсицуна, владетель провинции Мино, примкнул к
врагам династии, но он безвыходно сидел у себя в горах Ко-
каяма в провинции Оми, а когда получил от государя
изъявление высочайшей воли, его сын и все сторонники
совершили самоубийство. Когда же, помимо того, само-
го Есицуна взяли в плен и увезли, монахи из Нара
решили напасть на Горные ворота124 и огромной силой в
десять тысяч человек двинулись на столицу. Тогда они
тоже были настигнуты указом государя и от горы Кури-
кояма повернули назад. Такие, вот, были два случая. При
возникновении других беспорядков в разных
провинциях в них отряжают отроков1 , и те усмиряют
мятежников. Но о них не стоит и говорить, сколько бы их ни
было. Ёситомо, что служит прямому наследнику,
воспитывался в Восточных провинциях и выделяется своей
отвагой. Он пошёл служить во дворец, полагая, что это
завещано ему покойным экс-императором. Несмотря на то,
524

что кроме него было много и других детей, — таких,
которых можно было бы назвать полководцами, не было.
Самый младший, судья Тамэтомо126 воспитывался на
острове Тиндзэй127, но в умении пользоваться луком и
стрелами пошёл, по-видимому, в своих предков и весьма
искусен во владении мечом. Он проявляет также
высокое умение в ведении битвы. Вот бы заставить его
прибыть сюда... — говорил он нехотя.
— Больше никаких отговорок не надо. Однако же
этот юноша Ёситомо не должен попасть во дворец. У вас
самого непременно будут определённые трудности с
тем, чтобы не являться к экс-императору. Это тот случай,
когда родитель — это родитель, а ребёнок — это
ребёнок. Пусть даже будут настаивать, чтобы парень
приехал, не нужно сопровождать его и приезжать с ним
самому, лучше с кем-нибудь поменяться местами и от себя
сообщить ответ, что прибудет только он. А там
как-нибудь обойдётся, — произнёс Норинага, и судья сказал в
ответ:
— В общем, как бы там ни было, уже давно
изъявлялось намерение огласить императорский рескрипт о
возведении Тамэёси в полководцы, и тем не менее,
такого решения не последовало. Предок мой, Ёриёси128
обычно выигрывал сражения, а когда захотел получил во
владение провинцию Иё, то обыкновенным Ведомством
дознаний ему не дано было дозволения почтительно при-
нять эту провинцию . Он был отцом Есииэ , и когда
управлял провинцией, тот желал называться владетелем
провинции Муцу. Будучи владетелем провинции он
говаривал: «Ты — несчастье в доме!» — и всё никак не
получал монаршего соизволения. Скоро он сверх меры посе-
дел. Даже тогда, когда Ериёси готовился отправиться в
последний путь, он должен был при любых
обстоятельствах исправлять службу. Лишь недавно мечта его
исполнилась наяву. Он встревожился и не знал, в какую
сторону податься, после того, как увидел, как доспехи словно
ветром разнесло на все четыре стороны — те доспехи,
которые передают по наследству от поколения к
поколению и известны под названиями Тонкий металл, Круг-

*
§u
ш
лые колени, Число лун, Число дней, Замена щита,
Шнуры, панцири Семь драконов и Восемь драконов131.
Тогда Норинага стал и так, и этак наставлять его:
— Это недоступно моему разумению. Он питал
такую надежду, а теперь ещё и преданностью государю
отличился! Ведь это они, предки уважаемого господина,
ударив по дикарям из восточных провинций132 Садато133
и Мунэто134, наказав Такэхира135, получили позволение
посещать дворец государя и высочайшее повеление о
назначении полководцами их обоих, отца и сына. Что ни
говори, а в стране, охваченной сражениями между
правящим государем и экс-императором, вам, своей лишь
преданностью, трудно подняться до положения такого
верноподданного, которые управляют страной. Слов нет,
осуществлять свои желания сейчас куда как нелегко, не
правда ли? Как человек, усмиряющий мятежи на земле,
что под Центром Неба, Вы не можете смотреть со
стороны на такое великое дело. В первую очередь,
остерегайтесь мечты, которая недостижима для такого великого
полководца, как Вы. Существует боязнь объявить об
этом. Но говорят, что на приглашение экс-императора
обязан прибывать всякий, кем бы он ни был.
Пока он произносил эти наставления, во дворец
явились дети семи лишившихся силы обладателей власти,
которые считали, что бежать им больше некуда: третьего
— Ёсинори, командира отряда меченосцев из охраны
· · · »
принца, далее — Саэмон-но дзё Ериката, Еринака,
помощника начальника управления чиновниками из
Ведомства двора, шестого — Тамэиэ, седьмого — Тамэна-
ри, восьмого — Тамэтомо и девятого — Тамэнага. Во
дворце стоял гам: «А-а-а!»; казалось, будто все, от мала до
велика меряются силой. В избытке чувств
экс-император отдавал повеления владетелю провинции Оми Иба-
ио-сё и Аояги-но-сё из Мино. Кроме того, он благоволил
повелеть владетелю провинции Ното Иэнага, чтобы Та-
мэёси стал верхним стражем Северной стены136.
526

О ТОМ, КАК ГОСПОДИН ЛЕВЫЙ МИНИСТР
ПОЕХАЛ В СТОЛИЦУ
Стало известно, что господин Левый министр
пребывает в Удзи137, а Новый экс-император уже изволил
пожаловать в о дворец Сиракава138 и благоволил спешно
направить посланцем к нему сикибу-но таю Морино-
ри13, повелев сказать тому, чтобы он действительно
поспешил.
Когда Моринори спешно возвратился и почтительно
передал эти слова Левому министру, тот, как ему и было
велено, немедленно пожаловал в столицу. В глубокой
тайне поехал он по дороге через Дайго140,
сопровождаемый грубыми носилками xapmocuUi. В его экипаже
находились двое: Кш-кюрю Норинобу142 и прежний
губернатор провинции Ямасиро Сигэцуна; Левый министр
распорядился, чтобы экипаж следовал во дворец, и
доставил седоков к Рокухара143. Увидев это, воины охраны
сообщили во дворец о прибытии Левого министра и
придержали его экипаж.
Всё поняв, Синсай пропустил экипаж со словами:
— Когда изволит ехать Левый министр, бывает
неважно, какое у него дело. Следовать ему надлежит
беспрепятственно.
В старину, когда Ханьский Гаоцзу сражался с Ся-
ньюем, увидев, что войско Гаоцзу разбито, воин по
имени Цзисинь сел в экипаж и проехал перед лагерем Ся-
ньюя. В это время Гаоцзу смог тайком бежать. А воины
Сяньюя задержали экипаж, считая, что в нём едет
Гаоцзу. Однако же ехал в нём один Цзисинь.
А поскольку этот Цзисинь был выдающимся воином
Поднебесной144, Сяньюй пощадил его за нанесённый им
ущерб и сказал:
— Следуй за мною. Ты должен помочь мне!
Цзисинь насмешливо отвечал ему:
— Вассал не служит двум повелителям. С какой это
стати я сделаюсь рабом Сяньюя!
Разгневавшись, Сяньюй приказал убить Цзисиня.
каждый из них выражался решительно145.
#
|ь
527

Однако ни Норинобу, ни Сигэцуна в душе не были
похожи на Цзисиня. Прибыв во дворец Сиракава, они
дрожа вышли из экипажа и промолвили:
— Экий страх! Будто побывали в наживках у черта.
Новый экс-император послал с Тикахиса из
Воинского приказа грамоту во дворец. Оттуда последовал
ответ. И вновь во дворец была отправлена грамота от экс-
императора. На этот раз ответа не было. В чем там
заключалось дело, — подробно не знает никто.
10
О ТОМ, КАК БЫЛИ СОЗВАНЫ
ПРАВИТЕЛЬСТВЕННЫЕ ВОЙСКА
Кроме того, посланниками императора к Бифуку-
мон-ин были направлены двое — вельможный удайсё
Киннори146 и вельможный дзайсё То Мицуёри147, и те
сообщили предсмертную волю покойного
экс-императора. Когда оба они открыли и прочли записи, то
обнаружили, что покойный экс-император давно сознавал, что
отношения между государями и экс-императорами
неминуемо будут плохими, а также увидели
собственноручно написанный государем список воинов, коим
надлежало прибыть к нему. Список начинался со
следующих пяти имён: Ёсимото, Ёсиясу, Ёримаса, Нобуканэ и
Санэтоси148.
Еситомо и Есиясу, каждый в отдельности,
удостоились наставлений покойного экс-императора и, начиная
с прошедшей шестой луны, помимо того, что они несли
охрану императорского дворца, в последние дни особо
укрепляли ворота дворца. Киёмори, правитель
провинции Аки, с самого начала владел большими силами.
Наиболее выдающимся в них считали его отца, главу
Ведомства правосудия Тадамори149. Он охранял особу старшего
сына Нового экс-императора принца Сигэхито,
поэтому, как свидетельствует его молочный брат, в дневник
Тадамори попало, что от Бифукумон-ин были
направлены посыльные, которым было велено:
528

— Это — последние слова покойного
экс-императора. Их надлежит доставить в императорский дворец.
Поэтому Киёмори должен был попасть во дворец
любыми путями. Другие его сподвижники проникли
туда вслед за толпой придворных чиновников.
Управляющие из провинций150 предводительствовали воинам,
чиновники дворцовой охраны были снабжены оружием,
чиновники дознания четырёх из шести ведомств
защищены доспехами. Имея при себе луки и колчаны, все они
находились в голове стана.
11
О ТОМ, КЛК ВСЕ ВОРОТА
ВО ДВОРЦЕ ЭКС-ИМПЕРАТОРА
БЫЛИ УКРЕПЛЕНЫ
А ТАКЖЕ ОБ ОЦЕНКЕ ВОЙСКА
В десятый день той же луны Новый экс-император
въехал во дворец, расположенный к северу от покоев
Соблюдающей чистоту151. Следовать Новый экс-император
изволил в экипаже Левого министра.
Вскоре оборону этих покоев, находящихся за
пределами городской стены, укрепили, вызвав к ним воинов и
поделив между ними разные ворота. Есть там двое ворот,
обращенные на тракт Ои152. Что касается ворот,
обращенных на восток, то их укрепили помощник
конюшего Правой стороны Тайра-но Тадамаса и Тада-но ку-
рандо Ёриканэ. Ворота на запад получил под свою
защиту один Яцуро Тамэтоси. Западную стену, обращенную к
речной долине, сообща укрепили сыновья Тамэёси.
Конец Касуга по северной стене получил Иэхиро. Каждый
воин один следом за другим начинал служить на своём
посту и на свой лад укреплял его.
Хотя в целом силы экс-императора и составляли
более тысячи всадников, но дворец его был просторным, и
когда люди распространились по нему, их нигде не стало
видно. Новый экс-император потребовал себе длинное
одеяние Левого министра.
lu
529

*
§u
ш
Норинага предстал перед его взором и принялся
уговаривать экс-императора, говоря:
— Такого примера, чтобы государь, оставивший
престол, внезапно облачился в воинское доспехи, не
существует. Кроме того, в эту пору слишком жарко. Не извольте
поступать так, как этого ожидают.
Действительно, как он и замыслил с самого начала, и
экс-император, и Левый министр сняли своё платье.
Вельможный Норинага, Норимаса-асон и более мелкие
чиновники-стражи Северной стены надели поверх
шаровар хакама широкие кушаки. Низшие ратники
отряда экс-императора облачились в доспехи, взяли луки и
опоясались колчанами.
После этого, вызвав к себе судью, экс-император
спросил его о порядке ведения битвы. На белом коне с
чалой гривой мимо проехал Тамэёси в мощных
доспехах, скреплённых черной нитью, которые были надеты
на шёлковое церемониальное платье хитатарэ. Осанка
его и поведение были спокойными, и он выглядел как
великий полководец.
— Как я уже докладывал ранее. — почтительно
молвил судья, — Тамэёси ещё не имел случая проявить
мастерство в сражении. Августейшему нужно
распорядиться призвать к себе судью Тамэтомо.
Экс-императоры и прежде могли слышать, что этот
Тамэтомо был тем человеком, который был нужен.
Помимо этого, во время беседы августейшего с его отцом
тот представил его в таком же духе: он-де человек
поистине внушительный — своей наружностью, поведением,
выражением лица.
Он был человеком больше семи сяку153 ростом, и над
обычными людьми возвышался на два-три сяку.
Тамэтомо был лучником по рождению, и его левая рука,
сжимавшая лук, была на четыре сун154 длиннее правой руки,
державшей поводок уздечки. А потому и в горсть он мог
взять сразу пятнадцать стрел. Лук его был размером в
восемь сяку пять суп, а древку его лука не было равных по
длине. Его золотистого цвета стрелы были изготовлены
из трёхлетнего бамбука155.
Полагая, что стрелы будут терять свои свойства, если
530

их вымыть, он лишь удалял с бамбука узлы и полировал
их хвощом. А ещё он считал, что если будет делать
стрелы лёгкими, они станут хуже, и втыкал железные
пластинки в их стебли до самых бамбуковых перемычек
внутри стебля.
Для оперенья стрел Тамэтомо не пренебрегал
перьями ни коршуна, ни совы, ни ворона, ни курицы, а концы
стрел обматывал побегами глицинии. Не забывал он и о
выемке АА^ стрелы: чтобы лук не сломался, закреплял его
роговой пластиной и покрывал киноварью.
Наконечники у его стрел были типа «лучина» и
«птичий язык»156. Спереди они сужались наподобие долота и
насаживались на стрелу толщиной в пять бун157,
шириной в один сун и длиной в восемь суп. Стебли у стрел
были срезаны возле самых наконечников. После того, как,
отшлифовав, словно льдинку, наконечник стрелы, он
смазывал жиром его жало и делал это так, что стрела
пронзала цель, куда бы она ни попадала. Казалось, выдержать
её не могла ни скала, сколь велика эта скала ни была бы,
ни глинобитная стена, окованная железом. Что касается
звучащих наконечников боевых стрел158, м^ них
Тамэтомо отбирал молодые побеги магнолии или падуб,
зачищал на побегах участки на восемь глазков и метил на них
по девять глазков.
В них он вставлял «гусиные окорока»159 — «алебард-
ный зуб» в один сун и «руки» в шесть сун. Вперёд
выдавалось три пика, на каждом пике затачивалось лезвие, из-
за чего стрела становилась подобной малой алебарде с
двумя торчащими вперёд «бутылочками». На лопаточке
стебля стрелы, из чистого бамбука были закреплены
перья медно-красного фазана вперемешку с белыми, как
иней, перьями аиста, и те покрывали её со всех четырёх
сторон.
В колчан на двадцать четыре стрелы добавлялось
четыре таких звучащих стрелы, и это было подобно тому,
как среди рощи поднимается высокая купа деревьев.
Воин был одет в доспехи, которые окаймляло
золотое шитьё со львами в кругах, которые являлись
пугающими крупными амулетами; на груботканое хитатарэ

китайским узором160 по черному полю вышито
несколько кругов со львами.
Меч его с клееной гардой161, покрытой черным
лаком, достигал трёх сяку и пяти суп и был вставлен в
ножны, завёрнутые в медвежью кожу162. Страшен был вид
Тамэтомо, облаченного в лёгкие доспехи, со скромными
оплечьями и наколенниками, с прижатым к боку луком,
горделиво выступающего вперёд, покачивая шапочкой
эбосиш. Так проявлялся гнев его, ибо напоминал здесь
Тамэтомо злого демона Тохати Бисямона164. Казалось,
нет таких демонов зла и духов болезней, которые
посмели бы встретиться с ним лицом к лицу.
Но не только этим внушительным было зрелище.
Для конных и пеших здесь не было ни таких пернатых,
летающих по небу, ни таких зверей, бегающих по земле,
которых не остановили бы они, стреляя из луков. Они
были совершеннее Масакадо и Сумитомо165,
превосходили Садато с Мунэто. Это был герой, не имевший равного
в древнюю эпоху, такой, который вряд ли встретится во
веки веков. Хотя в старину знаменитые Тамура и То-
сихито166 нападали на злых духов, а Райко и Хосё
разбивали войска злых демонов, он, получив повеление государя
или поставив на первое место божественные силы,
составил славу о своей собственной воинской силе.
Теперешний Тамэтомо — человек могучий и не
уступает сильному чусцу, который вытаскивает горы16. Его
рука, держащая лук, невелика, но в «искусстве ста
шагов» он равен Чжао Ю168. Чжао Лян планы свои развивал
в ставке69, Цзисин воспрял духом в экипаже170, этот же в
себе одном соединяет множество талантов, а посему в
одиночестве шествует между древностью и
современностью по воинскому пути умаления зла. Люди в
изумлении раскрывали глаза, не было никого, кто бы, как
говорится, от удивления и страха не тряс бы языком. Он
ступал по следам ног своего отца Тамэёси и повиновался
ему во всём. Кажется, один вид его поистине сметает
прочь всё вокруг.
Новый экс-император раздвинул шторы в спальном
павильоне и осмотрел его. Лик дракона1'1 сейчас же
изволил покрыться ямочками. Господин Левый министр

пребывал в покоях, но государь проследовал своим
взором вдаль и улыбнулся:
— Тамэтомо уже прибыл. Это действительно,
действительно серьёзно! Говорят, он один равен тысяче.
Сказав это, государь изволил тем самым одобрить и
всё остальное.
— Тамэтомо, доложи порядок будущего
сражения! — молвил он.
Тот повиновался и доложил:
— Я, Тамэтомо, с раннего детства жил на острове
Тиндзэй и в схватки вступал уже раз двадцать-тридцать.
Иногда повергал противника, иногда терпел поражение.
Но всякий раз, когда я задумывался о том, что в
прошлый раз привело меня к победе, то видел: ничто не
сравнится с ночной атакой. Перед тем, как начнёт
светать, мы подступим к павильону Такамацу в
императорском дворце, с трёх сторон подожжём его, а ещё с одной
стороны атакуем. Тот, кто избежит огня, не сможет
избежать стрел. Надо только защитить моего старшего
брата Ёситомо, чтобы ему не причинили боль. А что j^o
остальной толпы, так я выхвачу меч и врежусь в самую её
середину и к тем, кто станет загораживать вход,
продвинусь и перебью их собственной рукой. Скошу, как траву.
Смету прочь. Когда я отвлеку на себя тех, кто поближе,
порублю, обращу в бегство, раскидаю в стороны или же
откручу им головы, вырву руки до плеча и потом обойду
на скаку, — их будет столько, что неведомо и богам
моровых болезней! Больше того, и у Киёмори с его отрядом
ни одна стремительная стрела не пролетит мимо цели. В
это время Вам, Ваше величество, непременно нужно
пребывать в другом месте. В государев паланкин стрелы
не должны попадать. Это не те стрелы, которыми
обменивается с противником Тамэтомо. Это те стрелы,
которые угодно метать Великой богине, освещающей
Небо172, и святилищу Сёхатиман-гу173. Напуганные ими
носильщики бросят государев паланкин и разбегутся.
Тогда его величество не в состоянии будет помышлять о
том, чтобы совершить поездку во дворец
После того как он произнёс эти свои главные слова,
Левый министр вымолвил:

— Это приём грубый. Нет сомнений. Исполняется с
молодым задором, не правда ли? То, что всё свершится,
как ты говоришь, среди ночи, означает, что дело сведётся
к частной схватке между десятью-двадцатью
всадниками. Что ни говори, а среди ночи не понять, как вести себя
в сражении за страну между царствующим государем и
экс-императором. Особенно в нынешней битве, где
воины, стоящие за оба дома, Гэн и Хэй1'4, собрались во
множестве и поделились на два лагеря. Как это было
принято в старину, нужно между собой всё обдумать. Без
подготовки этого никак не осуществить. Вообще говоря,
главное в сражении это план, а вперёд выводит сила. С
другой стороны, сколько их всего, воинов, призванных
сейчас к себе экс-императором? Не думаю, что они
смогут выступить неожиданно, как должно быть. Кроме
них, отряды монахов-воинов из Южной столицы17,
которыми командуют Синдзицу и Гэндзицу176, те, которые
стоят в третьем районе Сасия на реке Тоцугава в
провинции Ёсино, те, что из восьмого квартала Тооя, — это
рке больше тысячи всадников. Нынешним вечером они
поступают в распоряжение господина Фукэ177. Завтра в
часы Зайца и Дракона178 они должны прибыть в этот
дворец. Если это произойдёт, нужно всех этих людей
снарядить и направить сражаться. Но их галдёж обязательно
доставит нам раскаяние.
Кроме того, завтра же чиновники из дворца
экс-императора, придворная знать и сановники, допущенные
ко двору, непременно займутся делами управления. Если
кто не придёт, того нркно казнить немедленно. Может
быть, двоим-троим отрубить головы? Тогда остальные не
явятся. В течение ночи дворец надо хорошенько
охранять и действовать согласованно с отрядами
монахов-воинов из Южной столицы.
Тамэтомо вышел, едва дослушав.
— Может быть, Вы изволите посмотреть, как мы
приведём в готовность наши силы не дожидаясь
Синдзицу и Гэндзицу? Чтобы определить победу или
поражение, нужно назначить точное время. Ёситомо179 — это
человек, который действительно разбирается в сражениях.
Думаю, что это тоже даёт преимущество. Распорядимся
534

всё сделать в течение ночи. Важно, чтобы до завтра в
столицу вошли и отряды из третьего квартала Сасия. Нельзя
приносить клятву победителю после того, как битва
закончится. О, действовать нужно четко, как
распорядитель в официальных делах — на придворном
празднестве, при составлении обращения Высшего
государственного совета к государю или при заполнении списка
продвижения по слркбе. Что же касается составления плана
сражения, здесь, как изволите видеть, всех сильнее
Тамэтомо. Не жалко ли? Но если противник нас атакует
сейчас же, наши воины растеряются! — разразился он
громкой руганью и вышел вон.
Как только Тамэтомо, оставив в стороне множество
своих старших братьев, изложил свой план действий
отцу, он привлёк к себе особенно много разговоров, оттого
что его отвага была действительно из ряда вон
выходящей. Вообще, этот Тамэтомо с самого детства был
выдающимся головорезом, и в то время, когда он порвал со
своими старшими братьями и считал, что на всю жизнь
останется в одиночестве, — назначенный в столице на
должность судьи он совершил ошибочный поступок и
уехал на Тиндзэй.
С тринадцати лет он жил в провинции Бунго, потом
стал зятем Хэй Сиро Тадакагэ из Асо, а когда решил
подчинить себе девять провинций180, в общем, кто-то
должен был за ним следовать. Начиная с Кикути и Харада,
все построили себе замки в разных местах и засели
каждый в своей провинции. Тамэтомо, как будто, здесь и
родился: захватывал замки, преследовал неприятеля, и во
всём свете не было ему равных, когда он догонял
противника и атаковал его.
В течение трёх лет Тамэтомо наносил удары по всем
местностям без исключения, отчего и был прозван
гонителем неприятеля в Девяти провинциях, не
подчинявшихся власти сверху, и хозяйничал на Тиндзэй. После
того, как беспорядки миновали, люди, подавая жалобу в
Девять провинций, либо обращались к Тамэтомо, либо
называли судью. Тогда он приезжал и, в зависимости от
того, какова была вина, принимал на себя обязанности
535

судьи, становился, как прежде, полицейским
чиновником. Выслушав сообщения, Тамэтомо говорил:
— Как это? Это же возмутительно! По суждению
Тамэтомо, достойно смертной казни или ссылки. Жалок
тот судья, который возлагает вину на невиновного. Нрк-
но прибыть, но суждения своего не выносить.
Так он говорил, и вдруг уехал в столицу, а на слова о
том, что почти все его приятели из Девяти провинций
хотят отправиться вместе с ним, заявил:
— Еду так, чтобы не навлекать на себя обвинения.
Отправься Тамэтомо в сопровождении многих людей,
этих людей он возьмёт из Девяти провинций. Для
заговора это не годится. По дороге в столицу нас станут
преследовать люди, у которых такого намерения нет, — и
поехал один.
Тем не менее, среди воинов, которые словно тени
следовали за Тамэтомо, был сын его кормилицы,
копьеносец Судо Куро, следящий за упущениями Акусити
Бэтто, который когда-то был монахом на горе181, стрелок
Дзёхати, борцы Ёдзи, Ёдзи Сабуро, Такама-но Сабуро,
Сиро из того же дома, Томэя-но Гэнта и Сатюдзи,
метатель из пращи Кихэй Дзитаю из третьего квартала,
лучник Синдзабуро и кулачный боец Яхэйдзи — всего
семнадцать воинов, каждый из которых равнялся тысяче, а в
общей сложности с ним поехало больше пятидесяти
всадников.
12
О ТОМ, КАК ПОЛКОВОДЕЦ
С ШУМОМ ПОДНИМАЛСЯ НА ХОЛМ
И О ПОЯВЛЕНИИ КОМЕТЫ
ш
536
Во дворце Тоба все бывшие подданные ныне
покойного экс-императора — Правый министр Киннари182,
советник То Мицуёри183, Правый старший
управляющий Акитоки184 и их подчинённые стенали:
— С утренней зари прошедшего пятого числа в
восточной стороне появилась и до сих пор не скрылась
комета. Могила полководца беспрерывно грохочет185. В не-

бе перемены, — на земле гибель. Гадание возвестило:
нужно быть осторожным. Все думают, каким-то должен
стать мир? Отовсюду слышится, что особенно в такие
места, как дворец императора и пещера отшельника,
нужно созывать войска и устроить сражение. Что из
этого выйдет? Воистину и воистину — что страшно, то и
должно быть страшно.
— Во дворце экс-императора делами вершит Левый
министр. Благоволив созвать высших придворных, он
известил их, что всякий, кто не явится, будет подвергнут
смертной казни, поэтому не думаем, что нам удастся от
этого уклониться. Когда Тамэтомо, подступив ко дворцу
Такамацу, станет угрожать ему огнём, заговорят о том,
что если император выедет в другое место, в
августейший паланкин может угодить стрела, — тогда встанет
вопрос, будет ли государь в полной безопасности.
«После похорон покойного экс-императора прошло
всего только десять дней. Соединив вместе свои
августейшие устремления, государь, занимающий престол, и
государь, оставивший престол, достигнут высшего
просветления в будущем, да ещё и добьются успеха в прочих
делах. Если же до этого не дойдёт, может внезапно
произойти нечто достойное сожаления.
О, сколь глубоки клятвы Великой богини,
освещающей Небо, по защите государства на протяжении
царствования ста государей! Однако же, хоть теперь до ста и
·· ·· >*> is 186
остается еще двадцать шесть царствовании государей ,
жаль, что в нынешнее августейшее правление сила
монаршего закона истощается.
Но когда как следует обдумаешь существо дела,
наша страна — это страна богов. Кроме того, что хотя и
милостиво струятся потоки реки Мимосусо187, но семьдесят
четвертое царствование18 не идёт вслед за Солнцем в
небе. В древности, во времена императора Судзин189, с тех
пор, как были основаны святилища, посвященные
небесным богам, и святилища, посвященные земным
богам, поклонение богам процветает, и в стране
существует только это занятие.
Если подумать, станет ясно, почему нужно равно
проверять ночную и дневную стражу. И не только это. С

190
тех пор, как принц , выйдя из крова императрицы
Суйко1 \ усмирил Мория с его неверными взглядами192,
построил храм Ситэннодзи193, и читал лекции по двум
сутрам — о Шримале и о Цветке Закона194, он учредил
сорок девять храмов и распределил по провинциям
шестидесяти шести главных монастырей195.
После этого Дэнгё-дайси196 открыл Северный пик в
провинции Госю197 добродетельными ветрами школы
всеобщей гармонии198 овеяло всё, что есть под небом199,
величавым блеском засверкали манифестации будд в се-
200 ν- Γ 201
ми святилищах . Кооо-основатель занял гору на юге
провинции Ки202, вода Закона трёх таинств йоги впадает
в Четыре моря203, открылись временные створки дверей
у пресветлых богов с Четырёх мест204.
С той поры непрерывно, от древности и доныне,
преуспевает Закон Будды и процветает Путь богов — от
семи больших храмов Южной столицы205 до шести
храмов победы Учения Северной столицы206, от Кинай207
вблизи и до Семи дорог208 поодаль.
И уж тем более — во времена двух экс-императоров,
Сиракава и Тоба. У людей было исключительно
глубоким почитание небесных и земных богов, они были
возвращены к Будде, поэтому из уездов шестидесяти с
лишним провинций Японии половина была во власти богов,
а многие поместья придвинулись к дому Будды.
Поэтому, словно под сенью деревьев, повсюду были
обители, где в разных проявлениях пребывали
умеряющие своё сияние209. Разве на востоке и на западе, на юге и
на севере в любой и каждой стране нет земли, где люди с
усердием следуют по пути Будды?! Он всё превзошёл в
шестнадцати великих странах и всё превысил в пятистах
средних странах. Нашу же страну охраняют небесные и
земные боги; им, должно быть, угодно как-то забросить
три сокровища210. Это земля, где вместе собрались все
четыре божества: слева Зелёный Дракон, справа Белый
Тигр, спереди Красная Птица и сзади Черный Воитель211,
потому, после того, как в тринадцатом году эры Тэнряку
[793 г.] правления императора Камму столицу перенесли
из Нагаока212 сюда, в крепость Мира и Спокойствия,
Хэйандзё, а в царствование императора Сага213 в десятый
538

день девятой луны первого года эры Конин [11 октября
810 г.] было нарушено царствование прежнего
императора, Хэйдзэй21 , однако столица разрушена не была.
После этого за время правления двадцати пяти
монархов звёзды и иней сменяли друг друга больше трехсот
раз215. На востоке и на западе они изобиловали
мятежами — эра Дзёхэй мятежом Масакадо, эра Тэнкё —
мятежом Сумитомо216.
В годы Тэнки [1053-1058] мятеж замыслили Садато
и Мунэто ; одни захватили восемь провинций и вели
сражения восемь лет219, другие забрали себе пятьдесят
четыре уезда и владели ими двенадцать лет220, но все эти
беспорядки случались в глуши, в провинциях иных, в
самой же столице было спокойно, никакая шайка нашей
династии не изменяла. С юга великий бодхисаттва Хати-
ман оставил свои следы на горе Отокояма, с севера
оберегают замок феникса великие пресветлые боги Ка-
мо , на северо-востоке добавляются к ним двадцать
одно святилище Горного короля223. Поблизости от горы
Оутияма явлен небесный бог Тэмман224. Кроме того,
вдали и вблизи сплошными рядами выстроились святилища
Мацуноо, Хирано, Инари, Гион, Сумиёси, Касуга, Хирота
и Хиросэ22. Они днём и ночью располагаются по
порядку и охраняют императорский дворец; не прозябают в
них церемонии поклонения богам, и более всего светле-
ют вязы . Хотя и говорят, что непокорный вассал
замышляет дурное, но разве не помогут нам чудотворные
боги?!»
Так с надеждой думал каждый.
13
О ТОМ, КАК СОСРЕДОТАЧИВАЛИСЬ
ПРАВИТЕЛЬСТВЕННЫЕ ВОЙСКА
И О ПОЕЗДКЕ ГОСУДАРЯ
ВО ДВОРЕЦ САНДЗЁ
Государь появился в Южном павильоне
Императорского дворца Такамацу, и повсюду заговорили между
собой придворные сановники. Последнее место занимал
lu
539

#
*u
ы
_y2Z7
ставший на Путь Младший советник Синсэй .
Передвигались люди в белых одеяниях дзёэш с короткими
рукавами, опоясанные мечами в нелакированных
деревянных ножнах, называемых «лисята».
Так вот, примеры того, что человек, ушедший от
мира, бывает вхож в императорский дворец, очень редки
испокон веков. То, что в древности, в августейшие
времена императрицы Сётоку 29 священнослужитель по
имени Югэ-но Докё23() проводя моления перед милосердной
Каннон, снискал благоволение государыни, отчего был
пожалован в Первые министры и допущен служить при
дворе, — дело особое. Современные ему церемонии
поистине редкостны. Однако этот монах превзошёл
разные учения и совмещал многие таланты. Ему была
ведома старая истина о двойном государственном
управлении, ведущем к раздорам, поэтому, когда этого человека
не стало, управлять сделалось трудно.
Ёситомо в красной парчовой куртке хитатарэ гъ\ с
одним медным щитом и в малых наколенниках, был
вооружён мечом. Подняв вверх эбоси232, он преклонил
колени в саду и почтительно внимал. Синсэй говорил ему:
— Ты оставил отца и братьев, прибыл к
правительственным войскам. Это весьма и весьма достойно похвалы.
Поэтому на этот раз ты станешь полководцем. Из-за
того, что ты выражаешь верноподданничество и сыновний
долг, тебе сейчас же должно будет разрешено право
повседневного присутствия в помещениях
императорского дворца. Об этом и извещаю тебя.
Ёситомо почтительно молвил:
— Передам это своей семье. Когда выходишь на поле
битвы, нужно предполагать для себя смерть и не
задумываться о жизни. Однако же смысл завещания покойного
экс-императора и государева повеления в том и состоит,
чтобы не щадить жизни. Я теперь же готов к тому, чтобы
мои кости белели на поле битвы. Пожив единожды, в
этот мир непременно вернёшься снова, и тогда снова
стремись к славе; наступит жизнь, в которой будет мало
на что положиться, кроме как на волю Неба. Думаю, что
в будущем должно быть решение императора, а теперь
государю следует отдать своё повеление. Тогда давниш-
540

нее моё желание будет выполнено, и можно будет
немного воспрянуть духом. Отдать свою единственную
жизнь, не выполнив своего желания, есть заблуждение,
оно достойно сожаления, — так он сказал и сошел вниз.
Синдзэй доложил государю:
— Дело это трудное. Правда, говорят, что предки
Ёситомо, Ёриёси и Ёсииэ, усмиряли врагов династии и
получили позволение входить во дворец, но отец его Та-
мэёси пока ещё является всего лишь низшим
чиновником233 Полицейского ведомства. Может ли он, как сын
Тамэёси, вдруг получить позволение входить в
императорский дворец?
— В старинных книгах сказано, что в эпоху мятежей
усмирение осуществляют оружием. Мир уже пребывает
в беспорядке. Ёситомо нельзя оставить без награды, —
заметил ему августейший и больше не входил ни в какие
подробности.
После этого, не меняя своего облика, Синдзэй
опоясался оружием и поднялся примерно до середины
лестницы и оттуда стал наблюдать за редкостной
церемонией первого вхождения во дворец.
Имеется описание внешнего вида входящего во
дворец. Простолюдин не должен попирать ногами облако с
горы Хорай234. Чиновник Высшего государственного
совета — надежда Поднебесной. Говорят, что человеку с
обыкновенными способностями с высокого здания луну
не бывает виднее, но то, что сейчас он впервые оставляет
своё имя на скрижалях дворца, представляется честью
Аая носящего лук и стрелы23, переданной ему от
Шестого принца236.
После этого он доложил планируемый им порядок
сражения. Ёсимото говорил:
— Несмотря на то, что говорится, будто военные
планы существуют разные, для победы над противником
нет ничего легче, чем подступить перед самым рассветом
к командиру лагеря и ударить, лишив противника
преимущества, — вот план воинской доблести. В особенности
важно, что по приказу Левого министра вызваны отряды
монахов из Южной столицы — а их силы, как говорят,
уже достигают тысячи с лишним всадников и завтра

Ill
прибудут. Кроме того, мой младший брат Тамэтомо—
кандзя1 \ положившись на отца, Тамэёси, прислуживает
в хижине отшельника. Этот парень во время сражения
проворен сверх меры. После того, как его друзей снабдят
всем, и они явятся сюда, защищаться будет не просто,
выстави хоть миллион вооружённых всадников. Пусть у
них будут только железные щиты, стрелы они не
должны будут пропускать. И ещё: если, пока все вместе
будут ждать неприятеля в засаде, поднимется солнце, —
люди и кони устанут, и сражение может ослабеть.
Поэтому оборонять дворец августейшего назначьте Киёмо-
ри. Еситомо, не теряя времени, двинется ко дворцу экс-
238
императора и решит исход сражения , — так он
сказал, и Синсэй произнес в ответ ему:
— Поэзия и музыка — вот искусства, к которым
имеет склонность вассал. Только им надо посвящать свою
жизнь. Это не говоря уже о пути воина. Что касается
плана сражения, то тебе велели сообщить все свои
пожелания. Есть книга239, в которой говорится, что сначала
бывает время, когда ты подчиняешь людей, потом бывает
время, когда ты подчиняешься людям. Главное —
лишить противника превосходства. Срочно иди ему
навстречу! До государя дошли слухи о том, что доблестные
воины из восточных провинций издавна следуют за
тобой, и многие приходят к его особе. Это тоже не может
не заслужить одобрения августейшего. Разве не
увеличится от этого изобильное счастье Ёситомо?! Когда
намереваешься умножить влияние своего государя,
намерение своё непременно сообщишь военачальнику. Когда
добиваешься победы, свою любовь обратишь на воинов.
Военачальник — это тот, на кого полагается государь;
воин — это тот, на кого полагается военачальник. Это
подобно тому, как, если тело управляет локтями, то локти
управляют пальцами. Разве тебе неизвестно, что человек,
ставший врагом династии, берёт на себя
ответственность перед Небом? Это потому, что он пренебрёг
могуществом династии. Если мы успокоим сердце государя,
немедленно усмирив этих приятелей, мы, кроме всего,
проявим выдающуюся преданность и сможем гордиться
огромными воинскими заслугами. — Так он промолвил.
542

Еситомо смиренно выслушал его и вышел. Синсэй
высказался, Ёситомо ответил — и ничто не достигло
посторонних ушей. Всё звучало серьёзно.
Возвратившись в свою ставку, владетель провинции
Симоцукэ укрепил оружие и доспехи. Надел доспехи,
передаваемые в его доме по наследству, под названием
Восемь драконов240. Изначально эти доспехи назвал
Восемью драконами его предок Хатиман Таро Ёсииэ241,
через три года, во время сражения, бог-посланец Великого
бодхисаттвы Хатимана 42 аая охраны восьми видов
полевой ставки243, он выбил в золоте Восемь великих
королей-драконов244, закрепил навершие шлема и нагрудную
пластину панциря и дал им имя Восемь драконов.
Среди восьмислойных доспехов имеется и любимое
сокровище. По этой причине его неукоснительно
передают от поколения к поколению. На могучего вороного
коня Ёситомо возложил покрытое многослойным
лаком, присыпанным золотой пудрой, седло с золотой
каймой. Он уже вцепился в седло» готовый ехать, как вдруг,
подумав о чем-то, оставил бывшую у него в руке плётку и
взял вместо неё плеть на рукоятке, бывшую в повозке,
что стояла в каретном сарае.
Воины смотрели на него не понимая: «А это что за
плеть?!» Когда же Ёситомо сказал им:
— Это память о покойном отце. Пусть ему будет
приятно, что мне так рано дозволено входить во дворец
императора, — все воины оросили слезами рукава своих
доспехов.
После этого Ёситомо завязал у панциря шнуры и
уже совсем готов был к сражению, однако, удержав
своего коня, он раскрыл алый веер и вымолвил:
— Ёситомо человек простой, но он родился в доме,
где приняты воинские приготовления, и этим счастлив.
Обычно, когда я ввязываюсь в сражение, я не допускаю и
мысли о том, чтобы бояться врагов династии. На этот
раз, после того, как я удостоился государева повеления, я
тем более не испытываю страха. Проявив воинское
искусство в настоящее время, я смогу донести ^о грядущих
поколений своё имя.
Так он сказал и колыхнул стягом из белого бычьего
543

245
ы
хвоста , сверкнул отделанной золотом алебардой и
двинулся наружу из лагеря, застывшего в порядке «рыбья
чешуя» и «крыло журавля», взбодрённый его
звездообразными стягами с белыми бычьими хвостами и с
молниями сверкающего оружия. Видно стало, что он —
карающая сила, блестящий великий полководец.
Кто да кто они — те люди, которые сопровождают
его? Камада-но Дзиро Масакиё и Кавати-но Гэнда Томо-
киё; в провинции Оми — Сасаки-но Гэндзо и Ядзима-но
кандзя; в провинции Мино — Ёсино-но Таро и Хира-
но-но Хэйда; в провинции Овари — Ацута-но дайгуд-
зи246. Его отчим сам в столицу не поехал, а отрядил туда
сыновей. В провинции Микава — воин Ситара Хёдо; в
провинции Тотоми — Ёкодзи, Кацута и И но Хатиро; в
провинции Суруга — Ирииэ-но Уманодзё, Варасина
Дзюро, Окицу-но Сиро и Камбара Горо; в провинции
Идзу — То Сиро и То Горо; в провинции Сагами —
Оба-но Хэйда, Оба-но Сабуро, Яманоути Гёбунодзё, Си-
соку Такигути и Эсукэ Хатиро; в провинции Симофу-
са — Тибаяносукэ Цунэтанэ; в провинции Мусаси — То-
сима-но Сиро, генералы Синю и Синроку, Нарида-но
Таро, Хадзута-но Дзиро, Кавати-но Таро, Бэппу-но
Дзиро, Нара-но Сабуро, Таманои-но Сиро, Нагаи-но Сайто
Бэтто, Нагаи-но Сабуро, Тандзи Нарикиё и Хангиха-но
Танроку; в Кодама — Сё Таро, Сё Сабуро, воин Титибу и
Аибара Таро; в Иномата — Окабэ-но Рокуяна, Комбэй-
року, Каку-но Сабуро и Тэбака Ситиро; на западе — Хэ-
цуги Акудзи и Хираяма; в Кокэ — Кавагоэ и Мороока; в
провинции Коцукэ — Сэдзимо-но Сиро, Монои-но
Горо, Окамото-но Сукэ и Наха-но Таро; в провинции Си-
моцукэ — Хацута-но Сиро; в провинции Хитати — Тю-
гун Сабуро и Сэки Дзиро; в провинции Каи — Сихо-
ми-но Горо и Сихоми-но Рокуро; в провинции Сина-
но — Маита, воин Кондо, Кувабара, Андо Дзи, Андо Дзо,
Кисо-но Тюта, Я Тюта, Нэнъи-но Дайята, Нэцу-но Сим-
пэй, Кумасака-но Сиро и Сидзума-но Кодзиро.
Начиная с этих воинов, четыреста с лишним главных
всадников, а всего более тысячи всадников неслись
навстречу противнику.
Воины, сопровождавшие владетеля провинции Аки
544

Киёмори: старший его сын Сигэмори, младший
помощник в ведомстве Центральных дел; второй сын Мотомо-
ри, судья из провинции Аки; младший брат Ёримори,
владетель провинции Хитати; Норимори, владетель
провинции Кавати; таю247 Цунэмори. В числе слуг —
начиная с Суэсада, Садаёси, Морикуни, Моритоси, Дзиро из
Намба, Таро из Сэноо, воин Ито из Фуруити, его
сыновья Ито пятой и Ито шестой, Ямада-но Кисабуро Корэ-
юки и других, его встретили всадники силами в тысячу
шестьсот с лишним воинов. Кроме того, наперебой
выкрикивая с подъёмом: «И я, и я!» — толпами валили сто с
лишним всадников главы Хёго Ёримаса, сто с лишним
всадников нового судьи из Муцу Есиясу, сто с лишним
всадников судьи из Суо Суэсанэ, семьдесят всадников
советника с Садо, помощника начальника ведомства Си-
гэнори, семьдесят всадников судьи Хэй Санэтоси, а
всего — больше четырех с половиной тысяч всадников.
Глава Хёго, Ёримаса, продвинулся до самого лагеря.
Это было в десятый день седьмой луны, поэтому луна
зашла во второй половине ночи. Чуть стало светать, на
прибрежную долину реки Камо опустился туман. И
хотя в столице не было видно даже реки Сиракава и
нелегко было отличить восток от запада, все скакали, как им
вздумается, ориентируясь только по вражеским
кострам, и выехали к прибрежной долине к западу от тракта
Оиномикадо.
Его величество в час Зайца248 благоволил выехать из
дворца Такамацу в восточный Сандзё; государь сделал
это из предосторожности, подумав, что дворец этот
занимает тесное пространство, и положение наверняка
/-Л ~ 249
ухудшится. Одетый в хикинаоси его величество вызвал
низкий паланкин 25°. Господин канцлер изволил взять
божественный драгоценный меч251 и вошёл в паланкин
августейшего.
Среди сопровождавших государя были господин
канцлер, Внутренний министр князь Санэюки, глава
Левой гвардии Мотодзанэ, глава Правой гвардии Кинъёси,
помощник начальника охраны курандо252 Тадатика-
сёсё, Левый старший управляющий делами курандо
Сукэнага, Левый помощник в Ведомстве правосудия Ca-

данори, глава охотонэри Иэюки, младший помощник
из Ближней службы императора Суэиэ, помощник
владетеля Кадзуса Сигэиэ, действительный владетель Эттю
Нобутоси, действительный старший советник
управления курандо Масаёри и другие.

КОММЕНТАРИИ
1 «Великая богиня Аматэрасу» — Аматэрасу Омиками,
«Великая богиня, Освещающая Небо», синтоистская богиня Солнца,
которая считается прародительницей императорского рода
Японии. Глава пантеона богов. Традиция считает императора Тоба её
потомком в 46-м поколении и 74-м императором Японии,
начиная от мифических (престол иногда переходил не от родителей к
старшему потомку, а от одного брата или сестры к другому брату
или сестре, родным или двоюродным, некоторые императоры
после перерыва занимали престол повторно).
2 feuMMy-тэнно — Мифический первый император Японии,
прямой потомок богини Аматэрасу. Традиция относит его
воцарение к 660 г. до н.э.
3 Хорикава — согласно традиции, 73-й император Японии.
Личное имя — Тарухито. На престоле был в 1086-1107 гг. Принц
Мунэхито, будущий император Тоба, был его старшим сыном.
4 «Шестнадцатый день 1-й луны 5-го года правления под
девизом Кова» «Годы правления под девизом Кова» (1099-1103) —
каждый император, вступая на престол, выбирал для годов своего
правления специальный девиз из двух (реже 4-х) иероглифов с
благоприятным значением, который мог впоследствии поменять
на другой, если случалось какое-то знаменательное событие. С
645 г. до 1872 г. в Японии был принят китайский лунный
календарь, в котором продолжительность года короче, чем в солнечном,
поэтому предусмотрено введение дополнительного (интеркаляр-
ного) месяца.
Одновременно существовало несколько видов
летоисчисления: от года восшествия на престол Дзимму-тэнно («от основания
империи»), по девизам правления императоров и по 60-летним
циклам
5 «Девятый день 1-й луны 1-го года правления под девизом
Касё» — 31 июля 1107 г.
6 «Наследник престола» — имеется в виду принц Мунэхито,
объявленный императором Тоба (1103-1156; на престоле
находился в 1107-1123 гг.). Был провозглашен императором в
возрасте 4-х лет (по японскому исчислению возраста, когда младенец,
родившийся в истекшем году, независимо от реального дня его
рождения, в день Нового года считался годовалым).
7 «^адцать восьмой день 1-й луны 4-го года правления под
девизом Хоан» — 25 февраля 1123 г.
8 Сутоку — 75-м императором Японии, получившим при
восшествии на престол после отречения его отца имя Сутоку, счи-
547

тается принц Акахито, коронованный в возрасте 5 лет. На
престоле находился в 1123-1141 гг., годы жизни — 1119-1164.
9 Сануки — небольшой городок на востоке страны. В него
экс-император Сутоку был сослан после подавления мятежа
1156 г. Там же он и умер в 1164 г.
10 «Седьмой день 7-й луны 4-го года правления под девизом
Тэйдзи» — 24 июля 1129 г.
11 «Экс-император Сиракава» (1053-1129; на престоле в 1073-
1086 гг.) после своего отречения от престола сохранил за собой
реальную власть и положил начало системе инсэй, правлению
экс-императоров.
12 «Основным» буддисты называют 18-й (из 48-ми) обет бод-
хисаттвы Амитабха (яп. Амида), содержащий его обещание не
входить в нирвану до тех пор, пока последний из смертных,
верящих в его спасительную силу, не возродится после смерти в его
Чистой земле Сукхавати (яп. дзёдо), расположенной бесконечно
далеко на западе.
13 «Восемнадцатый день 5-й луны 5-го года правления под
девизом Хоэн» — 8 июня 1138г.
14 Бифукумон-ин — буддийское монашеское имя супруги
императора Тоба Токуко (1117-1160), дочери советника Фудзива-
ра-но Нагадзанэ.
15 «Седьмой день 12-й луны 1-го года правления под девизом
Эйдзи» — 5 января 1142 г.
16 «2-й год правления под девизом Кюдзю» — 1155 г.
17 «Внутренние и внешние молитвословия» — чтение
буддийских сутр и синтоистские заклинания.
18 «Выпускание на волю живых существ» — ритуал Ходзеэ,
который проводился в пятнадцатый день 8-й луны в
синтоистском святилище Ивасимидзу Хатиман-гу, расположенном на
горе Отокояма (другие её названия — Яватаяма, Обанаяма, Хатино-
минэ) к югу от Киото.
19 «Китайские стихи» — стихи на китайском языке (си,
коней), написанные по нормам китайской поэтики; японскими или
короткими песнями (вака, танка) называют пятистрофные
стихотворения с метрикой 5-7-5-7-7 слогов, которые читались
нараспев, на определённую мелодию (отсюда и название). Японская
поэзия, в отличие от китайской, не знает рифмы.
20 Кэн — мера длины, равная 1,8 м.
В ночь с пятнадцатого на шестнадцатое число 8-й луны
полная луна считалась особенно красивой, и по всей стране
проводились церемонии любования полной луной. Особенно ценился вид
луны, которая отражается в спокойной водной глади.
«Лунных лучей золотая волна...» — цитата из антологии
китайских и японских стихотворений «Вакан роэй ею», кн. 1
(составил Фудзивара-но Кинто, 966-1041).
23 Pu (кит. ли) — мера расстояния, 3,93 км
548

24 Цинь (221-207 гг. до н.э.) и Западная Ханъ (206 г. до н.э.-8 г.
до н.э.) — названия древних китайских династий.
25 Фраза с упоминанием столицы циньского Китая (г. Чанъ-
ань) и знаменитых дворцов эпохи Хань также заимствована из
поэтической антологии «Вакан роэй ею».
26 Сутки в Японии делились на 12 частей, которые носили
названия зодиакальных созвездий в их дальневосточных
обозначениях. Час Свиньи — время от 21 до 23 часов.
27 «Отчётливым был голос феникса» — по представлениям
древних китайцев, птица феникс подаёт свой голос тогда, когда
престол занимает мудрый и справедливый государь.
28 «Будда Шакъямуни» (Мудрег$ из рода Шакъя) —
легендарный основоположник буддийского вероучения. Согласно
традиции, жил в VI в. до н. э. на севере Индии (территория
современного Непала). Имена остальных будд> упомянутых в тексте, не
идентифицируются.
29 По преданию, на Солнце обитает ворона о трёх лапах;
слово сорока добавлено, видимо, кем-то из сказителей от себя.
30 «Веком упадка» или «Веком конг^а Закона» называют
последнюю из трёх эпох в истории буддийского вероучения.
Первые две (Век истинного Закона и Век подобия Закона)
продолжались по 1000 лет каждая и завершились в середине XII в. (согласно
японской традиции, буддизм появился в Индии в X в. до н. э.).
Последняя эпоха, которая будет продолжаться 10000 лет,
отличается падением нравов и всевозможными катаклизмами и
бедствиями, природными и общественными.
31 Госиракава — сын императора Тоба, 77-й император
Японии. Годы жизни 1127-1192. На престоле — в 1156-1158 гг.
32 «Святилища Кумано» — общее название для трёх
синтоистских святилищ в провинции Кии. Посвящены культу
божественных предков императорского дома.
33 У буддийских и синтоистских заклинателей пользовалась
популярностью концепция дзимбуцу дотайсэцу,
интерпретирующая коми (синтоистские божества) как инкарнации будд·
34 Гохэй — узкие полоски из белой бумаги, подносимые
верующими синтоистским божествам.
35 «Три мира» (сферы), в которых пребывают сознательные
существа по буддийским представлениям, это «Мир желаний»
(низший из трёх; в него входят шесть «путей»: «пути»
Преисподней, Демонов голода, Птиц и зверей. Демонов зла, Людей,
Небожителей), «Мир форм», в котором желания-надежды успокоены,
а^самые грубые из них отсутствуют совсем, и «Мир без форм», в
котором наступает избавление от индивидуального облика и
растворение в нирване.
36 Стихотворение в жанре танка классика японской
литературы (поэта, писателя и теоретика японской поэзии, составителя
нескольких поэтических антологий) Ки-но Цураюки (?-945).
37 «Пять замутнённостей» или «Пять скверн» (будд·) — раз-
549

ною рода массовые лишения (стихийные бедствия, эпидемии и т.
д.), видимая скверна, мимолётность жизни, чувственные страсти,
подверженность закону воздаяния.
38 «Принг^евы молельни» — более 80 дочерних святилищ,
расположенных на пути паломников от столицы до святилищ Кума-
но. Каждое из них было названо по имени одного из принцев
крови, бывших его настоятелями.
39 « 1-й год правления под девизом Хогэн» — то есть 1156 г.
40 «Шестидесятилетним» в старой Японии принято было
называть человека, которому исполнилось 55 лет.
41 Сяра (санскр. сала) — тиковые деревья, в роще из которых
будда Шакьямуни произносил свои последние проповеди
ученикам перед тем, как погрузиться в нирвану.
42 Деревья в роще, где находился будда Шакьямуни, увяли в
момент его смерти, и листья их тотчас же пожелтели.
43 В старой Японии в качестве названий, как и сейчас,
использовались порядковые номера лун. Параллельно имели хождение и
исконно японские их названия: для 1-й — «месяц Добрых
отношений», для 2-й — «месяц Прибавления платья», для 3-й —
«месяц Пробркдения природы», для 4-й — «месяц цветка У», для
5-й — «месяц Посевов», для 6-й — «Безводный месяц», для 7-й —
«месяц Наук», для 8-й — «месяц Любования луной» (или «месяц
Листьев»), для 9-й — «Долгий месяц» (или «месяц Хризантем»),
для 10-й — «месяц Без богов» (или «месяц Без грома»), для
11-й — «месяц Белого инея», для 12-й — «Последний».
44 «Аевятивратный» — метафорическое обозначение
императорского дворца.
45 В южной части дворцового комплекса располагались покои
самого императора, а в северной — женские покои.
46 «Оба экс-императора» — здесь: экс-императоры Коноэ и
Тоба.
47 ^жамбудвипа (санскр.; яп. Эмбудай) — первоначально:
обращенный к морю южный склон горы Сумеру, центра вселенной.
В переносном смысле — буддийская Ойкумена, бренный мир.
48 Кшатрии и шудры — две из четырёх вари (сословий)
древнеиндийского общества. Кшатрии — (воины) считались 2-й
после жреческой, благородной варной; шудры (неполноправные) —
4-й, зависимой варной.
49 «Гласу внимавшие» (яп. семон, санскр. шравака) —
представители седьмой (из десяти) буддйской ступени совершенства.
Те, кто достиг просветления, слушая наставления будды
Шакьямуни из его уст.
50 «Роса на рукавах» — метафора слез. Смысл фразы в том,
что смерть экс-императора Тоба (император — не более, чем
смертный, подверженный действию закона причинности)
является результатом действия его кармы. Буддисту стыдно не
понимать этого и год спустя после смерти экс-императора.
550

«Хворец Такамаг^у» — временная резиденция императора,
расположенная в столице, к югу от улицы Сандзё.
52 «Ёситомо, владетель провинции Симоцукэ» — Минамо-
то-но Ёситомо (1123-1160), отец основателя первого сёгуната
Минамото-но Ёритомо и полководца Ёсицунэ, героя многих
литературных произведений. Во время «смуты годов Хогэн» был
сторонником императора Госиракава. Позднее погиб от руки
собственного вассала, который отослал его голову в столицу,
врагам Ёситомо.
5i «Император Коноэ» (1139-55), 9-й сын императора Тоба
от его любимой наложницы, возведён на трон в трёхлетнем
возрасте, в 1142 г. после отречения от престола его старшего брата
по отцу, Сутоку (Сутоку — далее: «Новый экс-император»).
54 Речь идёт о Фудзивара-но Тадамити (1097-1164), поэте и
крупном государственном деятеле конца эпохи Хэйан. Занимал
высшие административные посты в течение правлений 4-х
императоров. Поет государственного канцлера занял в 1121 г. В
ИЗО г. выдал за императора Коноэ свою дочь Масако. Позднее
ушёл от активной административной деятельности и принял
постриг в буддийском храме Хоссёдзи, который он же и
построил в 1148 г.
55 Фукэ — прозвище Фудзивара-но Тададзанэ (1078-1162),
дважды занимавшего пост канцлера, бывшего регентом, а
впоследствии и тестем императора Тоба. В конце жизни принял
постриг.
56 «Аевый министр Ёринага из Удзи» — Фудзивара-но Ёрина-
га (1120-1156), младший брат Тадамити и 2-й сын Тададзанэ.
Занимал ряд высоких постов при дворе. В 1150 г. выдал за
императора Коноэ свою приёмную дочь Масуко, а когда так же поступил
его брат, выдавший за Коноэ свою приёмную дочь, между
братьями началась размолвка. После смерти Коноэ (1155 г.) престол
попытался снова занять его предшественник, император Сутоку,
которого поддерживал Тадамити. Ёринага, интересы которого при
дворе были заметно ущемлены, поднял мятеж, в ходе которого
погиб. Три его сына были отправлены в ссылку.
57 «двадцать шестой день 9-й луны 6-го года правления под
девизом Кюан» — 18 октября 1150 г.
58 Имеются в виду три символа власти главы клана (удзи-но
тедзя) Фудзивара.
59 «десятый день 1-й луны 1-го года правления под девизом
Нимпэй» — 30 января 1151 г.
60 Имеется в виду Фудзивара-но Ёсифуса (804-872), второй
сын Накатоми-но Каматари, основателя рода Фудзивара. Был
женат на дочери императора Сага (на престоле — в 810-823 гг.). Его
дочь Акико стала матерью будущего императора Сага (на
престоле в 859-871 гг.). Впервые в японской истории одновременно
занимал должности государственного канцлера и регента при
собственном августейшем внуке.

61 «Китайские стихи и японские песни» — сочинение стихов
на китайском (си, канси) и японском (вака) языках.
62 «Пятикнижие» — книги конфуцианского канона,
составлявшие основу классического образования: «Книга перемен» («И
цзин»), «Книга истории» («Шу цзин»), «Книга песен» («Ши
цзин»), «Вёсны и осени» («Чуньцю») и «Книга установлений»
(«Ли цзи»).
63 «Сезонные собрания» — придворные обряды и церемонии,
проводившиеся в дни смены сезонов.
64 «Первая особа» (Ити-но коми) — иносказательное
обозначение Левого министра.
65 «Император Тэнти» (на престоле в 662-671) — согласно
традиции, 38-й император Японии, 2-й сын императора Дзёмэй
(593-641; на престоле — в 629-641 гг.) и его племянницы
императрицы Когёку (на престоле — в 642-644). Провозглашён
наследным принцем после вступления на престол его дяди,
императора Котоку (на престоле — в 645-654 гг.), но после смерти дяди
на престол возведён не был: престол опять заняла его мать, на этот
раз под именем императрицы Саймэй (годы правления —
655-661). Тэнти взошел на престол только после неё.
66 Нимме (810-850; на престоле — в 834-850 гг.) — 54-й
император Японии, 3-й сын императора Сага (786-842; на
престоле — в 810-823 гг.), который отрёкся в пользу своего брата
Дзюнна (786-840; на престоле — в 824-833 гг.). После императора
Дзюнна на престол был возведен не кто-либо из его сыновей, а его
племянник Ниммё.
67 «Четыре моря» — здесь: метафорическое обозначение
Японии.
68 Здесь имеется в виду любовь императора Тоба к Бифуку-
мон-ин.
69 Саймэй — см. прим. 65.
70 Сетоку — дочь императора Сему (724-848) Абэ-найсинно.
В 749-758 гг. царствовала под именем Кокэн, а в 765-769 гг. — под
именем Сетоку.
71 Имеется в виду экс-император Тоба.
72 Минамото и Тайра (в тексте — китайские варианты
названий: Гэн и Хэй) — два крупнейших феодальных дома,
соперничество мелсду которыми в XII в. вылилось в кровавую междоусобицу
и завершилось в 1185 г. победой Минамото.
73 Симоцукэ-но ками Ёситомо — см. прим. 52.
74 Аки-но ками Киёмори — Тайра-но Киёмори (1118-1181). В
1146 г. стал губернатором провинции Аки. В войне годов Хогэн
вместе с Минамото-но Ёситомо поддерживал императора Госи-
ракава. Позднее стал фактическим диктатором Японии.
Последним годам его жизни и его кончине посвящены несколько глав в
крупнейшей эпопее «Повесть о доме Тайра».
75 Минамото-но Тамэёси (1096-1156) и Тайра-но Тадамаса
552

были сторонниками экс-императора Сутоку и противниками Го-
сиракава. В войне годов Хогэн потерпели поражение.
76 Карма — буддийский закон нравственной причинности,
действующий во многих рождениях. Накопление благой кармы
наполняет судьбу индивида или рода, дурная же карма истощает
судьбу, лишает человека или род защиты, приводит к дурным
последствиям в этой жизни или в следующих рождениях.
77 «Дворец Танака в Тоба» — в наше время — дворцовый
комплекс Тоба в киотоском районе Фусими.
78 «Время Промежуточной Тьмы» — Семь седьмиц,
буддийские обряды, которые проводились в течение 49 дней после
кончины человека.
79 Синсэй (Синдзэй) — монашеское имя придворного Фудзи-
вара-но Митинори (?-1159). «Вступивший на Путь» (нюдо) —
верующий буддист, принявший монашеские обеты, но
продолжающий выполнять прежние мирские обязанности.
80 «Заставы» — далее перечисляются въезды в столицу в
разных её районах, взятые под контроль по повелению императора,
а также члены домов Тайра и Минамото, состоявшие в отрядах
охраны императорского дворца и направленные для защиты этих
застав.
81 «Хижина отшельника» — метафорическое обозначение
дворца монашествующего экс-императора.
82 Омия Корэмити — Омия (Фудзивара)-но Корэмити
(1093-1165), потомок в 5-м колене фактического диктатора
Японии Фудзивара-но Митинага, любимец императора Сутоку. В
1156 г. стал Левым министром, а позднее — Великим министром
(Дадзё- дайдз ин).
83 Иэёси — Фудзивара-но Иэёси, троюродный племянник
Корэмити, глава Управления двора наследного принца. Таю —
придворный чиновник 5-го ранга.
84 Шестой день 7-й луны 1-го года эры правления под девизом
Хогэн соответствует 24 июля 1156 г.
85 «Император Камму» (737-806; на престоле — в 781-806
гг.). В 784 г. перенёс столицу из г. Нара сначала в г. Нагаока, а
затем (в 794 т.) — в специально для этого построенный г. Хэйанке
(Киото). Род Тайра восходит к сыну императора Камму, принцу
Кацубара (786-853).
86 Хэй (Тайра-но) Масакадо (?-940) состоял на службе у
канцлера Фудзивара но Тадахира (880-949). В 939 г., обиженный
отказом в назначении на должность главы Полицейского ведомства,
уехал из столицы на восток страны, поднял там мятеж и
провозгласил себя «Новым императором Хэй». Мятеж был подавлен, а
сам Масакадо погиб в сражении с правительственными
войсками.
87 Тадамори — Тайра-но Тадамори (1056-1153). Был
губернатором поочерёдно нескольких провинций на протяжении
царствования императоров Сиракава, Хорикава и Тоба. В 1129 г. раз-
lu
553

громил пиратов, которые терроризировали прибрежные воды
нескольких районов Японии.
88 «Владетель провинции Аки Киёмори» — см. прим. 74.
89 Хитатарэ — куртка с короткими просторными рукавами,
которые стягивались шнурками. Надевалась с шароварами хака-
ма. Первоначально — простонародное платье, впоследствии
обычная одежда воинов, которую носили вместе с доспехами.
90 Сэйва (850-880; годы правления — 859-876) по традиции
считается 56-м императором Японии. Его 6-й сын (принц Сада-
нори) положил начало одной из ветвей рода Минамото (Сэй-
ва-Гэндзи).
91 Минамото-но Райко (Ёримицу, ум. в 1021 г.) — потомок
принца Саданори в 4-м колене, знаменитый стрелок из лука.
92 «Ведомство центральных дел» (Накацукасарё) — одно из
восьми центральных ведомств, выполняло обязанности личного
секретариата императора. Возглавлялось принцем 3-4 ранга.
93 «Аом Гэндзи» — другое название рода Минамото.
94 «Владетель Ямато» — имеется в виду Минамото-но Ёри-
тика.
95 «Внутренним» называли уезд Уно современной
префектуры Нара.
96 Намёк на то, что одним из предков оппонента Мотомори
был Тайра-но Масакадо, организатор антиправительственного
мятежа в отдалённой провинции.
97 Ито и Сайто — вассалы рода Тайра из провинций Ига и
Исэ, в которых этот род долгие годы имел наследственные
владения.
98
«Покончить с собой» — буквально: «вспороть [себе]
живот».
99 Восьмой день 7-й луны 1-го года эры правления под
девизом Хогэн соответствует 25 июля 1156 г.
100 Цунофури и Хаябуса — синтоистские святилища на
территории дворцового комплекса Сандзё.
101
Миидэра (Ондзс дзи) — буддийский храм в Хэйанкё
(Киото).
102 Сагами-но адзяри — адзяри из Сагами. Адзяри (санскр.
ачарья) — здесь: священнослужитель, владеющий таинствами
буддийских эзотерических школ тэндай или сингон.
103 В некоторых списках: «Согнул ноги в коленях и не
двигался».
104 Куродо — придворный чиновник, ведавший секретными
бумагами.
105 Санъи (санни) — чиновник, обладавший только
придворным рангом, без должности.
106 Столица делилась на два основных административных
района: Левый (Восточный) и Правый (Западный). В каждом из
этих районов был свой штат чиновников.
554

107 Санэёси — имеется в виду Фудзивара-но Санэёси,
основатель ветви Току-дайдзи, дядя по матери императора Сутоку.
Внутренним министром стал в 1150 г.
108 Под именем синтоистского бога войны Хатимана
обожествлён легендарный император Одзин (по официальной
версии, жил в 201-312 гг.).
109 Существовало представление о цикличности развития
государства в пределах правления каждых ста монархов: от 1-го до
100-го по убывающей, затем следовал новый подъём и новое
постепенное уменьшение харизмы монарха и ухудшение
положения дел в его державе с каждым правлением.
110 Хиконагисатакэ Угаяфукиаэдзу-но микото — сын Хико-
хоходэми-но мико-то, третьего сына Ниниги-но микото, внука
богини Солнца Аматэрасу, посланного ею с Равнины Высокого
Неба в страну Восьми Больших островов (Японию) для владения
ею.
111 «Драгоценное счастье императорских принцев» —
метафорическое обозначение императорского престола.
112 Судзюн (Хаг^усэбэ) — 32-й император Японии (587-592),
12-й сын 29-го императора Японии Киммэй (540-71), вступил на
престол после 2-го (Бидацу) и 4-го (Ёмэй) его сыновей.
113 Сын Неба — титул японских императоров. Император
Хэйдзэй (Хэйдзё): годы жизни — 774-824; годы правления —
806-809.
114 Сага — 52-й император Японии, младший брат
императора Хэйдзэй. Годы жизни 786-842; на престоле находился в
810-823 гг.
115 Отрёкшись в 809 г. в пользу своего брата Сага, Хэйдзэй
скоро раскаялся в этом и составил заговор с целью вернуть себе
престол. Потерпев неудачу, он постригся в монахи и в
монашестве прожил ещё 14 лет. Гора Дайго расположена в киотоском
районе Фусими.
116 «Прищ Корэтака» — старший сын 55-го императора
Японии Монтоку (827-58; на престоле — в 851-858 гг.). В 871 г.
постригся в буддийские монахи, в начале следующего года умер.
17 Сэйва — 56-й император Японии.
118 Оно — селение в провинции Ямасиро; ныне — часть
района Сагёку г. Киото. Гора Хиэйдзан возвышается к северу от
древней столицы; на ней расположен огромный монастырский
комплекс Энрякудзи (буддийская школа тэндай).
119 «Видя, что передняя телега опрокинулась, задняя
извлечёт урок» — парафраз афоризма из древнекитайской «Истории
династии Хань» («Ханыиу»).
120 «Высокочтимым» здесь назван Новый экс-император,
инициатор заговора.
121 Сайин — незамркняя принцесса крови, ставшая главной
жрицей синтоистского святилища Верхний Камо в столице.
122 Тамэёси — Рокудзе (Минамото-но) Тамэёси, глава Поли-

#
§u
цейского ведомства. Во время войны годов Хогэн обеспечивал
охрану Сиракава — дворца экс-императора Сутоку. Годы жизни —
1096-1156.
123 «Монахи из Нара» — в древней японской столице Нара
находились самые старые буддийские центры страны. В данном
случае имеются в виду вооружённые отряды из монастыря секты
хоссо Кофукудзи.
124 «Горные ворота» — распространённое название
монастыря Энрякудзи.
«Отроки» — здесь: подростки, только что прошедшие
обряд инициации и впервые надевшие взрослое платье.
126 «Судья Тамэтомо» — 8-й сын Минамото-но Тамэёси, по
прозвищу Тиндзэй Хатиро (буквально: Восьмой сын с острова
Тиндзэй). Знаменитый стрелок из лука. В войне годов Хогэн
выступал на стороне экс-императора Сутоку. Годы жизни —
1138-1170.
127 Тиндзэй — одно из старинных названий о. Кюсю.
128 Ёриёси — Минамото-но Ёриёси, воин середины эпохи Хэй-
ан, основатель Восточной ветви рода. Годы жизни — 988-1075.
«Эта провищия» — в тексте употреблен
китаизированный вариант названия этой провинции: Ё.
130 Ёсииэ — старший сын Минамото-но Ёриёси, воин. Один из
популярных героев средневековых сказаний. Годы жизни — 1041-
1108.
131 Здесь перечислены названия «Восьми наследственных
доспехов рода Минамото»: «Тонкий металл» — кольчуга из тонких
металлических пластин; «Круглые колени» — многослойный
панцирь из кусочков кожи, для изготовления которого, как гласит
предание, потребовалась кожа с покрытых мозолями колен
тысячи буйволов; «Число лун» — двенадцать защитных пластин, из
которых сшит каждый рукав, а также грудь и спина воинских
доспехов; «Число дней» — 364 звезды, изображённых на доспехах;
«Замена щита» — подол, сплетённый из чёрных металлических
нитей; «Шнуры» — имитирующие водоросли родовые шнуры
Минамото; «Семь и Восемь драконов» — нагрудный и
набрюшный панцири.
«Аикарями» столичные жители пренебрежительно
называли самураев, выходцев из Восточных провинций страны (Адзу-
ма).
133 Садато — Абэ-но Садато, старший сын придворного
Абэ-но Ёритоки (?-1057), мятежный воин. Прозвище — Курияга-
ва Дзирб. Годы жизни — 1019-1162.
134 Мунэто — младший брат и единомышленник Абэ-но
Садато. Участвовал во многих сражениях, в конце жизни принял
монашеский постриг. Годы жизни не установлены.
135 Такэхира — Киёвара-но Такэхира (?-1087),
поддержавший своего племянника Киёвара-но Иэхира (?-1087), поднявше-
556

го бунт в районе Канадзава. Был взят в плен воинами Минамо-
то-но Ёриёси и убит.
136 «Стражи Северной стены» (хокумэн-но буси) дворца
экс-императора делились на два отряда: «верхний» и «нижний».
137 В селении (ныне город к востоку от Киото) Удзи
располагалась резиденция Фудзивара-но Еринага, отчего он и получил
прозвище Левого министра из Удзи.
138 Сиракава — дворец на берегу одноименной речки в
столице.
139 Моринори — чиновник 5-го ранга Фудзивара-но Морино-
ри, служивший в должности домашнего чиновника у министра
Еринага.
140 kßiuo — местность в киотоском районе Фусими, через
которую вела окольная дорога со стороны Удзи. В качестве
парадной дороги использовалась Судзаку, Дорога Красной птицы.
141 Харигоси — крытые носилки в форме домика, со всех
сторон занавешенные соломенными циновками.
142 Кан — японизированное китайское чтение первого из двух
иероглифов, которыми пишется фамилия Сугавара. Кюрю (кюре)
— чиновник для особых поручений при императорском дворе.
Норинобу (Наринобу) — сын главы Ведомства образования Суга-
вара-но Токинобу.
Рокухара — название местности на юго-востоке Киото.
144 Поднебесная — имеется в виду: Китай.
145 Пересказ сюжета из древнекитайских «Записок
историка» Сыма Цяня об основателе династии Ранняя Хань императоре
Гаоцзу (на престоле — в 206-195 гг. до н. э.).
146 Киннори — Фудзивара-но Киннори; удайсё — командир
Правой ближней охраны императорского дворца.
147 То Мицуёри — советник Высшего государственного совета
Фудзивара-но Мицуёри. Дзяйсё (или санги)— советник.
148 Первые трое из названых здесь воинов принадлежат к
роду Минамото, остальные двое — к роду Тайра. Минамото-но Еси-
ясу был предком Асикага Такаудзи (1305-1358), основателя
Второго сёгуната.
149 Тадамори — Тайра-но Тадамори (1096-1153), отец (по
некоторым источникам отчим) Киёмори. Поочерёдно управлял
провинциями Харима, Исэ, Бидзэн и Тадзима; в 1129 г. усмирял
пиратов на важнейших морских магистралях. Возглавлял
Полицейское ведомство.
150 «Управляющие из провинций» — предполагается, что здесь
имеются в виду губернаторы.
151 «Соблюдающая чистоту» (сайин) — незамужняя
принцесса, главная жрица синтоистского святилища Верхний Камо.
152 Тракт Ои тянется к югу и к северу от Хэйанкё (Киото) и
начинается от ворот с одноименным названием (Оиномикадо). В
данном случае говорится о южной части этого тракта.
557

ш
153 Сяку — мера длины. В XIII в. были действительны меры
длины, принятые в 713 г., когда сяку установили равной
современным 29,6 см. Таким образом, рост героя (7 сяку) был, якобы,
равен 207,2 см.
154 Суп — мера длины, равная 0,1 сяку.
155 Считалось, что слишком молодой бамбук слаб, а старый
ломок. Лучшим для изготовления стрел считался бамбук,
срезанный в 8-ю луну, когда побегам было около 3-х лет и 3-х месяцев
(молодые побеги бамбука показываются из-под земли в 5-ю
луну).
156 «Кучина» — наконечник стрелы в виде продолговатой
двояковогнутой металлической пластины с расширением на
конце, заострённом под тупым углом. «Птичий язык» (или «ивовый
лист») — небольшой наконечник стрелы с плавным закруглением
на конце.
157 Бун (бу) — около 0,3 см.
158 «Звучащие наконечники боевых стрел» — наконечники
сигнальных стрел с углублениями (от 3-х до 8-ми) на них,
проделанными для того, чтобы стрела в полёте издавала звук.
159 «Тусиние окорока» — наконечники в форме трезубца, в
котором боковые зубья («руки») были длиннее среднего («але-
бардного зуба»).
160 «Китайский узор» — разновидность вышивки шёлком.
161 «Клееная гарда» — гарда, изготовленная из бычьей кожи,
сложенной в несколько слоев. Эти слои вымачивали в клеевом
растворе, простукивали молоточками и высушивали.
162 «Медвежья кожа» (либо тигровая или оленья)
предохраняла клинок от осадков, жары и других внешних воздействий.
163 Эбоси — высокий головной убор знатного мужчины.
164 Тохати Бисямон — страшноликий демон, одетый в
доспехи и держащий по мечу в каждой руке. Охраняет от врагов
буддийского учения северную сторону мира.
165 Масакадо — Тайра-но Масакадо; Сумитомо — Фудзива-
ра-но Сумитомо (?-941), сообщник Масакадо.
166 Тамураи Тосихито — Саканоэ-но Тамура Маро (?-811),
командир Правой гвардии охраны императорского дворца, и Фу-
дзивара-но Тосихито (?-915), знаменитый военачальник. Оба
считались божествами в облике человека.
167 Чу — государство в древнем Китае. Здесь, по-видимому,
содержится намёк на его владетеля Сян Цзи (Сян Юй, 232-202 до н.
э.), который воспевался как силач, чья «сила вытаскивает горы,
вдыхание покрывает мир».
168 Чжао Ю — знаменитый чуский стрелок из лука, у которого
на расстоянии ста шагов в лист ивы попадали сто стрел из ста.
169 «Чжао Аян планы свои развивал в ставке» — намёк на
описание из «Истории династии Хань».
558

170 «Цзисинь воспрял духом в экипаже» — история с Цзиси-
нем рассказана в гл. 9.
171 «Кик дракона» — внешность императора.
172 Ъеликая богиня, Освещающая Небо — в тексте: Тэнсе-дай-
дзин, другое прочтение имени Аматэрасу Омиками.
Сехатимангу — синтоистский комплекс, посвященный
культу бога Хати-мана.
174 «Дома Гэн и Хэй» — то есть дома Минамото и Тайра.
175 «Южная столща» — г. Нара, столица Японии в 710-784
гг.
176 Синдзицу и Тэндзщу — отец и сын, потомки Минамото-но
Райко.
177 Фукэ — Фудзивара-но Тададзанэ; см. прим. к гл. 4.
178 «Час Заща» наступает в 6 часов утра, «час Дракона» — в 8
часов.
179 Ёситомо — Минамото-но Ёситомо, см. прим. к гл. 4.
180 «Девять провинций» — провинции, на которые делится о.
Кюсю: Тикудзэн, Тикуго, Будзэн, Бунго, Хидзэн, Хиго, Хюга, Осуми
и Сацума.
181 «Монах на горе» — монах из буддийского монастырского
комплекса Энрякудзи, расположенного на горе Хиэйдзан.
182 «Правый министр Киннори» — Фудзивара (Коноэ)-но Ки-
ннори. Здесь он назван Удайдзин вместо Удайсё.
183 «Советник То Шщуери» — Фудзивара-но Мицуёри, см.
прим. к гл. 10.
184 «Правый старший управляющий Акитоки» —
высокопоставленный чиновник Правого управления делами Высшего
государственного совета. В подчинении управления находились
Военное министерство, Министерство юстиции. Министерство
финансов и Министерство двора. Акитоки — внук советника
Фудзивара-но Тамэфуса. В некоторых списках памятника ошибочно
назван Левым старшим управляющим.
185 Во времена правления императора Момму (697-707) для
сакральной защиты дворца изготовили фигуру воина в
металлическом панцире, с металлическими луком и стрелами. Фигуру
закопали в Восточных горах, и это место назвали «могилой
полководца». Существовало поверье, что из могилы раздаётся грохот
всякий раз. когда в стране начинаются раздоры.
186 Речь здесь идёт о времени царствования императора Госи-
ракава, которого официальная историография считала не 74-м, а
77-м императором Японии. 74-м считается царствование его
отца, императора Тоба.
18 ' Река Мимосусо протекает в окрестностях комплекса
синтоистских святилищ в Исэ. Здесь — иносказательное обозначение
императорской генеалогической линии, которая находится под
покровительством богини Аматэрасу.

188 В действительности имеется в виду 77-е царствование —
см. примеч. 189.
189 Судзин — по преданию, 10-й император Японии,
царствовавший в 97-30 гг. до н. э. Умер в возрасте 119 лет. В 92 г. до н. э.
построил святилище, посвященное культу богини Аматэрасу, и
поместил в него три символа императорской власти.
190 «Принц» — имеется в виду Сетоку-тайси (574-622), 2-й
сын императора Ёмэй (правил в 585-587 гг.), регент при
императрице Суйко, которая приходилась ему тётей.
191 Суйко (554-628; годы правления — 593-628) —
императрица, чьё правление считается 33-м, считая от Дзимму-тэнно. Ко
времени её царствования относится начало официальных
контактов с Китаем и 1-й этап массового усвоения японцами
континентальной культуры.
192 Мория — Мононобэ-но Мория (?-587), главный министр
при императорах Бидацу (правил в 572-585) и Ёмэй, противник
введения в Японии буддизма. Погиб в войне с родом Сога, к
которому принц Сётоку принадлежал по материнской линии.
«Неверными» взгляды Мория названы из-за их антибуддийской
направленности.
193 Ситэннодзи — «Храм Четырёх небесных королей»,
построенный в 623 г. в окрестностях г. Нанива (ныне — район Тэн-
нодзи г. Осака) принцем Сётоку в знак победы над
антибуддийской коалицией.
194 «Сутра о Шримале» (яп. «Сёмангё») посвящена
прославлению древней индийской царицы Шрималы, преданной
буддийскому вероучению; её толкование в японских храмах должно
было вызвать у слушателей аналогию Шрималы и японской
императрицы Суйко. «Сутра о Цветке Закона» (Мёхо Рэнгэкё,
«Сутра Лотоса Благого Закона») — одна из наиболее
распространённых и авторитетных буддийских сутр.
195 Традиция считала, что к концу жизни принца Сётоку в
Японии было 46 буддийских храмов, но современные
археологические находки позволяют говорить о 50 с лишним храмах.
Учреждение по одному мужскому монастырю в каждой из 66
провинций относится к VIII в.
196 &нгё-дайси — посмертное имя Сайте (767-822) —
основателя буддийской школы тэндай и монастыря Энрякудзи.
197 «Северный пик» — гора Хиэйдзан. В данном случае
метафорическое обозначение монастыря Энрякудзи. Госю —
китаизированное название провинции Оми.
198 «Школа всеобщей гармонии» — здесь: тэндай-буддизм.
199 Согласно учению тэндай, всё живое может достичь
степени совершенства будды.
200 Считалось, что в «семи святилищах», расположенных на
склонах горы Хиэйдзан, явлены будды в образе синтоистских
богов.
201 «Кобо-основатель» (Кобо-косо) — Кобо-дайси или Кукай
560

(774-835), основатель эзотерической школы японского буддизма
сингон («истинное слово») и монастырского комплекса Конго-
будзи на горе Коя в провинции Кии, к юго-западу от Киото.
Считается изобретателем слогового письма хирагана, автором
стихотворения-алфавита «Ироха-ута» и мастером каллиграфии.
202 Ки (Кисю) — китаизированное название провинции Кии.
203 «Вода Закона» — буддийское вероучение; «три таинства
йоги» — таинство плоти (магические движения пальцами),
«таинство речи» (возглашение мантр, «истинных слов») и «таинство
взгляда» (смотрение на изображение вселенского будды Дайни-
ти); «Четыре моря» — Япония. Смысл выражения — сингон-буд-
дийское учение стало распространяться в Японии.
204 «Временные створки дверей у пресветлых богов с
Четырёх мест» — выражение считается неясным; по-видимому,
обозначает предложенное Кукаем и его последователями толкование
всех синтоистских божеств как временных проявлений будд и
бодхисаттв.
205 «Южная столица» — г. Нара, столица Японии в 710-784
гг.
206 «Северная столица» — г. Киото, столица Японии в 794-
1868 гг.
207 Кинай — общее название пяти провинций,
расположенных поблизости от столицы.
208 «Семь дорог» — 7 крупнейших трактов Японии: Тбкайдб,
Тосандо, Хоку-рикудо, Санъиндо, Санъёдо, Нанкайдо и Сайкайдо.
209 «Умеряющие своё сияние» — бодхисаттвы, которые для
спасения живых существ умеряли своё сияние и, принимая
разные облики, смешивались с простыми смертными.
210 «Три сокровища» (будд·) — Будда, его учение и
монашеская община.
211 Божества, по синтоистским повериям, охраняющие
стороны света: восток или левую сторону — Серю (Зелёный Дракон),
запад или правую сторону — Бякко (Белый Тигр), лицевую или
южную сторону — Сюдзяку (Красная Птица) и тыльную или
северную — Кэмму (Чёрный Воитель).
212 Нагаока — город в южной части префектуры Киото,
столица Японии в 784-794 гг., пока строилась по специальному плану
новая столица, г. Хэйан (современный Киото). Камму — 50-й
император Японии (на престоле находился в 782-805 гг.).
213 Сага — 2-й сын императора Камму. См. прим. к гл. 7.
214 Хэйдзэй — см. прим. к гл. 7.
215 «Звёзды и иней сменяли друг друга больше 300 раз» — то
есть прошло больше 300 лет.
21 £$ехэй (930-938) и Тэнке (938-947) — девизы правления
сына Дайго, 61-го императора Японии Судзаку (923-952; годы
правления 930-946). Масакадо — Тайра-но Масакадо, см. прим. к
гл. 5; Сумитомо — Фудзивара-но Сумитомо, см. прим. к гл.11.
217 Садато и Мунэто — см. прим. к гл. 8.
lu
561

218 «Восемь провищий» — имеются в виду провинции
восточной Японии.
219 «Вели сражения восемь лет» — в действительности мятеж
Тайра-но Масакадо продолжался около 6 лет, с 935 по 940 г.
220 «Владели ими двенадг^ать лет» — видимо, сюда
добавлены те 9 лет, в течение которых будущие мятежники исполняли в
некоторых из этих уездов официальные обязанности.
221 Синтоистский бог войны Хатиман в представлении
многих буддистов являлся манифестацией бодхисаттвы. Здесь
имеется в виду синтоистский комплекс Исикиё-мидзу Хатиман-гу в
окрестностях горы Отокояма неподалёку от Киото.
222 «Замок феникса» — дворец императора; «боги Камо» —
синтоистские боги, культу которых посвящены два святилища
Камо (Верхний и Нижний) в Киото.
223 Имеются в виду синтоистские святилища в окрестностях
г. Оцу, у подножья горы Хиэйдзан.
224 Синтоистский комплекс Китано Тэмман-гу в Киото,
посвященный культу бога Тэмман-тэндзин (имя, под которым
идентифицирован талантливый поэт и государственный деятель
Сугавара-но Митидзанэ, 845-903).
225 В тексте перечислены названия синтоистских святилищ в
разных районах Киото, в Осака, Нара и их окрестностях.
226 «Более всего светлеют вязы» — светлой корой вязов
покрывают хижины горных отшельников при синтоистских
святилищах.
227 Синсэй — см. прим. к гл. 5.
228 Дз'еэ — буддийские монашеские одеяния белого цвета, как
правило, ритуальные.
229 «Императрица Сетоку» — см. прим. к гл. 4.
230 Югэ-но Доке — буддийский священнослужитель, фаворит
императрицы Сётоку, которая пожаловала ему высшие
государственные посты и возвела на высокие должности его
сторонников. После смерти своей покровительницы был сослан в
провинцию Симоцукэ, где умер в 772 г.
231 Хитатарэ — см. прим. к гл. 5.
232 Эбоси — высокий головной убор знатного вельможи.
233 «Низший чиновник» — здесь: чиновник ниже 5-го ранга, не
имеющий позволения входить во внутренние помещения
императорского дворца.
234 Хорай (кит. Пынлаи) — согласно старинной китайской
легенде, остров бессмертных, расположенный далеко в Восточном
море. «Облако с Хорай» — здесь: императорский дворец.
235 «Носящий лук и стрелы» — представитель воинского
сословия.
236 «Шестой npuHif,» — 6-й сын императора Сэйва,
основатель рода Сэйва Гэндзи, к которому принадлежал Минамото-но
Ёситомо.
562

237 Кандзя — человек, не имеющий придворного чина.
*1 α О
«Исход сражения» — буквально: «победа и поражение».
239 г
«Есть книга...» — намек на многотомное сочинение
китайского историографа Сыма Цяня (1457-? гг. до н. э.)
«Исторические записки» («Записки историка»).
240 «Наследственные доспехи Минамото» — см прим. к гл. 8.
241 Хатиман Таро Ёсииэ — Минамото-но Ёсииэ (1039-1106),
знаменитый хэйанский воин. См прим к гл. 8.
242 «Бог-посланец Великого бодхисатшвы Хатимана» —
святилище Ивасимидзу Хатиман-гу. См прим к гл. 12.
243 «Восемь видов полевой ставки» — старинные воинские
каноны предусматривали сооружение полевых ставок восьми
видов: Рыбья чешуя. Журавлиное крыло, Длинная змея, Ущербная
луна, Наконечник стрелы, Квадрат и круг, Ярмо и Вплотную к
колодцу.
244 «Восемь великих королей-драконов» — «боги-драконы»
(будд): Нанда, Упананда, Сякацуран, Васюко, Токусака, Адаба-
датта, Манака и Юхатиран.
245 «...колыхнул стягом с белым бычьим хвостом...» —
боевой стяг на бамбуковом шесте, к которому прикреплялся бычий
хвост.
шДайгудзи — глава жрецов, проводящих слркбы в
синтоистских святилищах Исэ дайдзингу.
247 Таю — см. прим. к гл. 5.
248 «Час Зайца» — время от 6 до 8 часов утра.
249 Хикинаоси — просторное одеяние хэйанского сановника с
длинными широкими рукавами.
250 «Низкий паланкин» — паланкин, у которого шесты для
носильщиков («оглобли») находились на уровне бёдер сановника.
251 «Божественный драгоценный меч» — наряду с
драгоценным камнем и зерцалом — один из символов императорской
власти в Японии. Согласно преданию, передаётся из поколения к
поколению от богини Солнца Аматэрасу Омиками её прямым
потомкам, занимающим престол.
252 Курандо — придворные чиновники из непосредственного
окружения императора, наблюдавшие за соблюдением
церемоний.
253 Охотонэри — чиновники 6-8 рангов, нёсшие охрану
дворца, составлявшие экскорт императора и высших сановников, а
также выполнявшие мелкие поручения при дворе.

СВИТОК ВТОРОЙ
1
О ТОМ, КЛК ЁСИТОМО СОБИРАЛСЯ
ПРЕДПРИНЯТЬ НОЧНУЮ АТАКУ
НА ДВОРЕЦ СИРАКАВА
Господина Левою министра и Тамэёси вызвали
в пещеру отшельника, и там состоялась непри-
■ ■ нуждённая беседа о делах в мире. Судья
произнёс:
— Тамэёси, тряся старыми костями, уже прибывает.
Ему не следует ни слова говорить о наших намерениях.
Если об этом позаботиться, тогда даже слов о числе
воинов, собравшихся в императорском дворце, достаточно
для размышлений. Отчего же Тамэёси тогда с его силами
не сможет оборониться? Если организовать оборону
будет трудно и придётся дворец оставить, тогда государь
предпримет поездку в Южную столицу и, пересекая
мост через Удзи, он, может быть, изволит посмотреть на
окружающий мир? Но если этого не делать, государю
надо будет предпринять поездку в Восточные
провинции, перекрыть Асигара и Хаконэ1, созвать
наследственных вассалов из Восьми провинций Востока и
возвратиться в столицу. Как это и предполагалось.
Так он сказал, и господин Левый министр изволил
вымолвить:
— Тамэёси может действовать по любому из
названных планов, и для этого появится соответствующая
причина. Однако мой господин, обеспечив будущее
потомков Неба, испытывает признательность струям реки
Мимосусо2, и пусть даже ему угодно будет оставить свой
августейший престол, покуда старший сын
монашествующего императора занимает престол, десять тысяч
стран пребывают в спокойствии.
— Однако то, что он занял положение Четвёртого
564

принца, который даже не считается претендентом на
престол, — это ошибка богов, она противоречит
чаяниям людей, вот и всё. Какого дня в таких случаях следует
ожидать, если августейшего плана нет? Тут никак нельзя
не покинуть этот дворец и не выехать в другое место.
Необходимо воодушевить себя стремлением сделать это
непременно, проникнуться гордостью за милости,
оказанные тебе государем, и со всею преданностью
августейшему совершить воинский подвиг, — так он
вымолвил и встал со следующими словами:
— Итак, будь что будет. Похоже, что Тамэёси
должен ставить на карту свою жизнь!
Прозвучало это поистине многообещающе.
Между тем, из дворца сразу же выступили воины, и
господин Левый министр не смог ничего предпринять
из задуманного им, а вызвал Тикахиса из Воинского
ведомства3 и сказал:
— Из дворца, похоже, направляются воины. Можно
ли ожидать воинов сюда? Срочно ступай и проверь! — и
велел дать ему коня из своей конюшни.
Тикахиса не стал даже осёдлывать его, — выехал,
вскочив прямо на конский круп. Однако не прошло и
мгновения, как он прискакал назад и соскочил на землю:
— Их тьма! Казённые войска надвигаются на нас
словно тучи и мгла!
Не переводя дыхания и не переставая говорить, он
трижды на время замолкал и подходил к западному
берегу реки. Воины во дворце галдели так, что всё
переворачивалось вверх тормашками. Сказанное Тамэтомо
разносилось между десятью тысячами человек. Даже Ха-
тиро призывал:
— На превосходящего противника нападать надо
здесь! — но безрезультатно. А когда господин Левый
министр изволил обмолвиться, что Тамэтомо должен стать
куродо, тот повернул к дороге на Оиномикадо,
насмешливо проговорив:
— Ах, какая шумная карьера!
Дети судьи стали наперебой галдеть, споря, кто из
них будет впереди, но они тотчас отступили, когда со
стороны Тамэтомо послышалось:

— О чём спор?! Это зависит только от способностей
человека. Кому быть впереди, определится при встрече, а
если даже её и не устраивать, а придёт известие, что
старший брат — это не старший брат, а плохой человек,
— то и спорить тоже будет бесполезно. Но как ни силён
будет противник, вы увидите, как он проиграет Тамэто-
мо сколько угодно раз!
Тут к западным воротам тракта Оиномикадо
подступил владетель провинции Аки и громко назвал себя:
— Кто обороняет эти ворота, род Гэн или дом Хэй?
Получив государево повеление, обращаюсь к вам я, Тай-
ра-но Киёмори, владетель провинции Аки!
Ответ последовал тотчас же:
— Их обороняет Хатиро Тамэтомо с острова Тинд-
зэй.
Голос Киёмори стал тихим:
— Значит, я приблизился к воротам, которые
обороняет страшный человек.
Поникнув сверх всякой меры, он перестал
продвигаться вперёд. Увидев это, воин Ито Кагэцуна с тридцатью
всадниками приблизился к воротам и возвестил
громким голосом:
— Мы жители провинции Исэ — воин Ито Кагэцуна
из Фуруити с сыновьями Ито пятым и Ито шестым. В
сегодняшней битве мы передовые!
Тамэтомо, достав одну за другой стрелы с острыми
наконечниками, произнёс:
— Это вассалы рода Хэй. Ничего серьёзного собой не
представляют. На них жаль тратить и одну стрелу.
Тогда Судо Куро заметил:
— Здесь главный из вассалов Киёмори. Может быть,
развлечёмся? — и добавил:
— Ну, если так, принесём жертву богу войны! — с
этими словами он не спеша натянул тетиву, прицелился
в Ито шестого, который находился напротив него, и
выстрелил. Как тут было ему не попасть?! Стрела угодила в
щель между грудной и боковой пластинами в доспехах
соперника. У Ито пятого, который был рядом с ним,
стрела вошла в подкладку рукава доспехов и вышла
наружу. Не прошло и мгновения, как Ито шестой упал.
566

Когда он рухнул с коня, его голову Ито пятый взял, чтобы
она не попала в чужие руки.
Видя такое, Кагэцуна спешно повернул назад и,
прискакав к владетелю провинции Аки, проговорил:
— Какие страшные лучники у господина Хатиро с
острова Тиндзэй! Ито шестой сражён мгновенно. А на
этом парне были куда как добрые доспехи из плотных
кожаных пластин. Что удивительно, — стрела пробила
даже двойной их слой и застряла в подкладке рукава Ито
пятого. Таким способом, как мы начали, сквозь эти
ворота не пробиться, в какие доспехи ни облачайся. Какой
ужас! Я думаю, что на нём многое было надето и кроме
многослойных доспехов. Пока он был живым, он был
твёрдо намерен сражаться. Ах, какой стыд! — сказал
Кагэцуна.
Воины услышали эти слова и, не произнося ни слова,
без памяти затряслись от страха4. Тогда владетель
провинции Аки сказал:
— Что это такое!? Стреляйте как можно проворнее,
выпускайте стрелы подряд, одну за другой!
.— Однако предком этого человека был Хатиман Та-
ро Есииэ, а во времена усмирения Садато выдвинулся
военачальник Сабуро Такэнори6. Он пробивал
деревянной стрелою тройной слой из кожи и железа. А Хатиро,
ведь, прямой его потомок. Говоря о силе его выстрела из
лука, непременно надо принимать во внимание
минувшее. Но ведь не обязательно испрашивать повеление
государя нападать именно на эти ворота. Нужно
двинуться на восточные ворота! — и после этих слов люди,
только что испытавшие унижение, не издали ни звука.
Обычные же люди передавали из уст в уста:
— Думаю, что оно и правда. Но, ведь, восточные
ворота находятся поблизости от этих, значит, их
обороняют те же самые люди. Может быть, нам двинуться на
северные ворота?
Когда после этих слов все решили было
возвращаться, законный наследник престола, младший помощник
главы Ведомства центральных дел, Сигэмори отправился
вперёд со словами:
— Ваши речи достойны сожаления! Выйдя на поле
"5*

Ill
брани, мы обнаружим, что враг жесток, и только тогда
определится победа или поражение войска, не правда
ли? Хатиро мечтал, бывало, хоть раз угодить кончиком
стрелы в Сигэмори. Здесь нркно выставить его труп!
Он сидел в седле с золотой каймой, присыпанном
золотой пудрой и покрытом многослойным лаком, одетый
в куртку хитатарэ из красной парчи, в доспехах с
узорчатыми шнурами типа «стрелолист»8, на рукавах —
круги с изображениями бабочек, металлические пластинки
с орнаментом, в шлеме с серебряными звёздами типа
Белый узорчатый кант, со свободно развевающейся алой
накидкой хоро9, на вороном с белым подшёрстком коне.
Громко прозвучало Называние имени:
— Я отпрыск в двенадцатом колене императора
Камму10, последний потомок полководца Тайра-но Сада-
мори1, внук старшего чиновника Юридического
ведомства Тадамори12, законный наследник Киёмори,
владетеля провинции Аки, младший помощник главы
Ведомства центральных дел Сигэмори13. Возраст мой —
девятнадцать лет. В сражении сейчас участвую впервые.
Нашумевший Хатиро с острова Тиндзэй, выходи, покажись
мне на глаза! — так возгласил он своё имя, и владетель
провинции Аки сильно встревожился:
— Это же так опасно! Оказаться в том месте, куда
достигают стрелы Хатиро, — ужасно. Думаю, что молодому
нельзя действовать без опаски. Нельзя ни в коем случае
допускать оплошность, когда прыгаешь перед конём,
прикрываясь им. Слышите?! — с этими словами он стал
одного за другим посылать вперёд своих вассалов,
крепко хватая их коней то за левое, то за правое крепление
поводка, то за мартингалы, то за подхвостники, а когда
велел со всех сторон окрркать противника, то сказал,
чтобы делали то-то и то-то — и всё-таки насильно
отозвал своих воинов назад.
Был здесь один грубиян по имени Ямада Косабуро
Корэюки, житель провинции Ига. Двинувшись вперёд,
он говорил:
— Пусть даже сам господин владетель провинции14
отступит, Корэюки придёт сюда и останется здесь. А
люди будут в своих поступках принимать это во внимание.
568

В самом деле, я могу как-нибудь прострелить насквозь
хотя бы двух воинов, облачённых в доспехи. И что бы ни
случилось, видимо, поражены будут отнюдь не доспехи
Корэюки. То, что передаётся предками по наследству,
передавалось до Корэюки рке на протяжении трёх
поколений. Хотя и говорят, что Корэюки предпринимает
до трёх попыток, сам он не подтвердил этого ни разу. И
eine: умереть по собственной оплошности — это
результат, которого добиваешься сам, собственными
деяниями. Что бы ни говорили о том, сколь внушительна мощь
у лука этого господина, но, после того, как, опередив
соперника и натянув тетиву до отказа, Корэюки пустит
свою малую стрелу и пробьёт ему шлем насквозь, вряд
ли придётся решать, на чьей стороне удача. И металл на
доспехах испытает, и будет рассказывать об этом в
будущем. Самураи станут свидетелями и всё увидят.
Такими словами поносил Корэюки их хозяина, и
кто-то из противников должен был услышать эти слова
собственными ушами. Отступать они бросились
наперегонки. Перед Корэюки уныло виднелся только один
всадник — не ровня ему по силе. У него не было ни
личного имущества, ни даже быстрого скорохода, не говоря
рке о норигаэ15 и вассалах. Был только один личный
слуга, державший под уздцы его коня. По характеру
нетерпеливый он необдуманно бросал вокруг себя поспешные
слова; его не сопровождал ни один человек, поэтому
никто не мог повернуть его назад.
Когда назавтра, разбирая, что произошло на самом
деле и обсркдая сильные и слабые стороны схватки,
люди высказывали мнение о том, что, может быть, только
из-за того, что выдержали его доспехи, Ямада был только
ранен стрелой господина Хатиро, — и смогли ответить,
что же это было. Так вот, собираясь выступить против
соперника, он приблизился к своему слуге и сказал:
— Слушай! Было бы жаль закончить всё, даже не
вспомнив, что ты слркишь мне с давних пор. Однако,
согласно обещанию, данному в прежней жизни, мы стали
господином и слугой и будем следовать этому обещанию
до самого конца. Ты, конечно, слышал слова, которые
сейчас произнёс Корэюки. Теперь вряд ли получится по-

вернуть назад, даже если я и захотел бы этого.
Настигнутый стрелой господина Хатиро я неизбежно погибну.
Однако встретиться так с человеком, у которого есть лук
и стрелы, — это верх моих желаний. Жить ли, или
умереть — вот что определяет сражение. Во время него тебя
здесь ни в коем случае не должно быть. А раз это так, то
если я умру, — спрячь свой стыд. Остаться живым — у
меня один шанс из десяти миллионов. Если я буду жив,
то проникнусь мыслью о том, что ты — верный слуга
своего господина! Если станешь свидетелем схватки, и
это будет схватка господина Ямада, повествуй о ней
этими самыми словами.
Так он сказал, и слуга, решив, что господин его
выжил из ума, отвечал:
— Вероятно, давно известно, что с чем-то подобным
обязательно должен встретиться тот, кто говорит, будто
его заставил это исполнить человек, вооружённый луком
и стрелами. Как буду я дальше жить, если моего
господина поразят стрелой?! В конце концов господин умрёт
только после моей смерти. И ещё: чтобы подданным
господина быть свидетелями, им нужно будет стоять на
дороге? А совершить воинский подвиг важнее, чем
оставаться в живых. Это же такое развлечение!
Потом он взял поудобнее свой длинный меч и
выехал вперёд.
Корэюки было двадцать восемь лет, и выглядел он
цветущим. Это был крупный и крепкий мужчина. С
луком, рассчитанным на троих16, стрелами длиною в
тринадцать ладоней1', он был готов поразить стрелой иглу,
подвешенную на нитке.
Он ехал в седле на гнедом коне, облаченный в
великолепные доспехи, грубо переплетенные черным
кожаным шнуром, держа стрелы с черным опереньем и лук
из двух половинок, стянутых побегом глицинии.
Приблизившись к воротам, воин громко выкрикнул:
— Здесь потомок Юкихидэ, управляющего
поместьем Ямада, того самого, который схватил разбойника Та-
тээбоси с горы Судзука18 и представил его пред очи
государя, житель провинции Ига, законный наследник
Ямада Котаро Корэсигэ по имени Косабуро Корэюки. Пусть
570

из-за какой-то мелочи изволит отступить даже господин
владетель провинции Аки, Корэюки один, если он хоть
мельком увидит фигуру Ондзоси19 из почитаемой семьи
с острова Цукуси, заставившего столько говорить о
себе, — он рке не отступит. Ходит слух, что вы стойки
плотью, тверды душой и часто берете в руки лук и стрелы,
значит, вы тоже превосходны. Какие у вас могут
возникнуть трудности? Если я погибну от вашей стрелы, что в
колчане20, у меня будут воспоминания в моей грядущей
жизни, а останусь жить, — это будет ^\я меня честью в
жизни нынешней.
На это Тамэтомо отвечал:
— Как это! Я считаю, что ^я меня мало будет и
такого соперника, как твой хозяин Киёмори. А потому —
посторонись! Это предупреждение. Хоть и говорят, что род
Хэй * происходит от императора Камму, этот император
далеко отстоит от своих потомков. Члены рода Гэн —
потомки императора Сэйва, и напрямую от него до
Тамэтомо насчитывается девять поколений. Никто не может
быть соперником для меня. Скорее посторонись!
Корэюки только продвинулся ближе:
— Запомним, что таково решение Ондзоси. Исстари
оба дома, Гэн и Хэй, суть левое и правое крыла, и вместе
они представляют собой защиту царствующего дома. В
течение всего этого времени, если род Гэн поднимает в
державе смуту, род Хэй успокаивает его; если же
династии изменяет род Хэй, усмиряет его род Гэн. Когда
подданные рода Хэй стреляют в членов рода Гэн, а
подданные рода Гэн стреляют в членов дома Хэй, происходит
сражение. А теперь извольте посмотреть, поражают или
нет те стрелы, что выпускают подданные рода Хэй,
членов рода Гэн!
Тогда Тамэтомо, заметив:
— Это слова неотесанного мужлана! Раз такое дело, я
прикончу его одной стрелой, — решил достать пару
обычных стрел с тонкими наконечниками, а так как
парень перед ним был не суетливый, он не спеша
приготовил к стрельбе лук и прицелился на голос, во
внутреннюю часть шлема. Обе стрелы у соперников были
выпущены разом, и одна расщепила другую. Раздались восхи-

щенные возгласы. Собиравшийся было выпустить
только одну стрелу Тамэтомо слегка поколебался и стрелял,
целясь прямо вовнутрь шлема, а получилось все так, как
задумывал Корэюки.
Теперь, поскольку он не поразил соперника,
Тамэтомо целился ему куда-то в шейный позвонок. Только бы
не столкнулись стрелы в полете! И тут Тамэтомо заявил:
— Для человека, владеющего луком и стрелами, это
действительно превосходно. А теперь подданным рода
Хэй придется испытать горестные чувства. Тамэтомо
пустил стрелу, но ты вел себя мужественно, и она не попала
в цель. Когда в жизни ничего нет, о ней и вспомнить
будет нечего. Так возьми же в грядущую жизнь мой
гостинец!
С этими словами он чуть опустил лук и выстрелил в
голову коня. Мыслимо ли здесь было промахнуться?
Стрела неожиданно угодила в переднюю луку седла,
насквозь пронзила лежавшие горкой складки подола
кольчуги, а наконечник стрелы далеко вышел из задней луки
седла.
Тогда Корэюки выпустил две стрелы, и какое
разочарование! Внезапно он потерял мужество и
самообладание и тотчас же лишился разума, истратил почти все
стрелы и уже готов был упасть вверх тормашками с
коня, но удержанный стрелами какое-то время не падал.
Ошарашенный конь стал метаться то туда, то сюда, и
всадник упал, будто его уронили. Такама-но Сабуро
слетел с коня и взял голову Корэюки. Слуги тоже поскакали
было в гущу врагов, размахивая длинными мечами, но
несмотря на то, что рубились они жестоко, поделать не
могли ничего. Окружённые со всех сторон они были
разбиты. После этого не стало никого, кто бы направился к
этим воротам.
Ш
О ВЗЯТИИ ПРИСТУПОМ ДВОРЦА СИРАКЛВЛ
Туда, где у речной долины в окрестностях Нидзё
ожидал владетель провинции Симоцукэ, в лагерь
прискакал и стал кружить по нему конь Корэюки. Кама-
572

да-но Дзиро перехватил его и привёл к Ёситомо,
доложив испуганно:
— Извольте взглянуть. Вот следы страшной силы
лучной стрельбы Хатиро Ондзоси! Осмелюсь полагать, что
это — конь кого-то из слуг рода Хэй. С такой лёгкостью
пронзить цель может не иначе, как долото бродячего
мастерового. Какой потрясающий удар!
Владетель Симоцукэ, сказав:
— Как может такое быть?! Хатиро думает запугать
Ёситомо, только я сделаю по-своему. Думаю, что тому
парню в этом году исполнилось лет семнадцать-восем-
надцать, и он уже смог достичь такого мастерства! Те,
кто воспитывался на острове Тиндзэй, хороши в пешем
бою. А в конном строю их должны превосходить
молодые люди из провинций Мусаси и Сагами. Одолеть,
одолеть их! Ёситомо должен проучить Хатиро, — и собрался
отправиться из лагеря.
Увидев это, Камада-но Дзиро стал его отговаривать:
— Вы изволили замыслить невыполнимое. Если
великий военачальник поскачет, он лишится силы, когда
тысяча всадников превратится в сто, а сто всадников — в
десять и в пять.
И всё-таки владетель Симоцукэ намерен был начать
выполнение своего замысла. Человек сорок-пятьдесят
пехотинцев спереди и сзади, слева и справа были
окружены лошадиными мордами.
— Масакиё, сначала уступим, и тогда сможем
увидеть необычную фигуру, — говорили между собой
человек тридцать всадников, которые совсем уже
приблизились к воротам. Один из них прокричал:
— Кому велено оборонять эти ворота? Говорит сын
кормилицы нынешнего главного военачальника,
законный наследник чиновника из поместья Камада по имени
Масамунэ, Камада-но Дзиро; чтобы лицезреть Вашу
личность, я добился повеления господина владетеля
провинции выступить впереди и победить!
Тамэтомо сказал ему в ответ:
— Слова типа с немощными руками. Ступай-ка ты
вассалом в мой дом! Ворота защищаю я, Тамэтомо. Хоть
мы и стали врагами когда-то, придётся тебе в схватке с

твоим наследственным хозяином пустить в него стрелу.
Когда тебя позовут пред лицо господина владетеля
провинции Симоцукэ, ты должен будешь передать ему этот
ответ. Тамэтомо тебе не противник. А теперь ступай
назад.
Камада отвечал насмешливо:
— Действительно, тот, кто был наследственным
хозяином, и теперь не стал виновен в восьми
преступлениях22. Монарший рескрипт не замедлит воспоследовать.
Эту стрелу пускает не Масакиё, это стрела, которую бла-
гоугодно выпустить великому бодхисаттве Хатиману! —
и вместе с этими словами выстрелил.
Тамэтомо, не глядя на Комати, выстрелил в
обращенное к нему левой стороной лицо соперника и без
промаха попал ему в шейную пластину, прикрепленную
к шлему. Сверх меры раздражённый Тамэтомо не
произвёл ответного выстрела, а вырвал и отбросил стрелу,
прижал к своему боку лук и произнёс:
— Эй ты, Камада! Тебе не убежать от меня. Смотри,
не перестарайся! Замков со стрелками восемь. Пошёл,
пошёл! — он поднял правую руку, подзывая
сподвижников, и погнал его прочь.
Потом воскликнул, обернувшись к Камада, когда тот
побежал, пустив в ход и хлыст, и стремена:
— Куда ты побежал?! Не перестарайся, и ничего не
забудь. Поймаю, откручу голову, разрублю на восемь
частей и выброшу!
Хотя силы Камада и превосходили силы противника,
он переоценил угрозу, решив про себя, что настал его
последний час, а потому налёг на переднюю луку седла и,
насколько хватило дыхания у коня, помчался на юг, к
восточному берегу реки23, нахлёстывая коня плёткой.
Двадцать восемь всадников Тамэтомо и тридцать
всадников Камада — беглецы и их погоня — нахлёстывая
коней, скакали так, словно ломали ноги у коней и рушили
восемь больших гор24. Могучий голос Тамэтомо опять
загремел подобно грому.
Он преследовал беглеца на протяжении трёх
кварталов25, но это расстояние только увеличивалось, поэтому
Тамэтомо повернул назад со словами:
574

— Закалены-то мы закалены, это так. Только вряд ли
этим всё ограничится. Господин судья26 стар и о
сражениях помышлять не изволит. Его вельможный старший
брат, хоть и много о нём говорят, не настолько быстр.
Долго преследуя соперников, мы удалимся от господина
судьи, и это плохо — такое у меня есть сомнение.
Камада должен был вдоль речной долины бежать на
запад, однако, считая, что нельзя господина Хатиро
приводить вслед за собой в пределы лагеря господина Симо-
цукэ, он побежал в другую сторону. И противники его, и
сторонники одинаково сочли его человеком
сообразительным.
Камада убегал, спасая свою полную превратностей
жизнь. Он пересёк Кёгоку27 с юга на север, потом
свернул, и прискакав к особняку Симоцукэ, вымолвил,
тяжело дыша:
— Масакиё часто принимал участие в тяжёлых
сражениях но глазам его не доводилось встречаться со
сражением, настолько заполненным топотом конских ног.
Взять хотя бы этого коня: он издавна превосходит всех
других, так что возникает одно только желание —
скакать на нём. Масакиё выпустил стрелу в Хатиро Ондзоси,
от избытка гордыни тот не соблаговолил послать
ответную стрелу, а прокричав, что схватит меня голыми
руками, разрубит и выбросит, что открутит и выкинет мою
голову, он велел догонять нас. У меня было такое чувство,
будто мне на шлем упали сверху громы небесные, — ив
глазах потемнело, и душа напрочь исчезла, и сам я готов
был упасть с коня, однако же судьба моя крепка и она
помогла мне. Сил у меня ещё так много! — выпалил он и
отдышался.
Владетель провинции Симоцукэ процедил сквозь
зубы, за поводок придерживая коня:
— Полагаю, что Масакиё при мысли о Хатиро
перетрусил. Что же касается Хатиро, то он нанесёт удар по
Ёситомо. Насколько у него получится этот удар?! — и
добавил: Начнём с того, что сегодня одиннадцатое число;
теперь — час Тигра28. Значит, восток — направление
неблагоприятное. Кроме того, стрелять из лука, обратясь в
сторону солнца, неудобно. Направление удара нужно не-
575

ш
сколько изменить! — потом, проехав на юг по улице
Кёгоку, достиг Сандзё, пересёк долину реки и сначала
стал обозревать северный лагерь государя с севера, а
потом, поднявшись на восточную плотину, повернулся к
северу лицом.
Спустя совсем немного времени, он спросил:
— Кто тот человек, которому приказано оборонять
эти ворота? Говорят, что это Минамото-но Ёситомо,
владетель провинции Симоцукэ. Разве можно противиться,
получив повеление государя?!
Хатиро:
— Получив повеление монаха-экс-императора,
ворота обороняет представитель того же рода Хатиро Та-
мэтомо с острова Тиндзэй.
— Как же это? Коли ты сказал, что противостоишь
мне, согласно государеву повелению, так срочно отступи!
Почему это, ссылаясь на повеление императора, ты
направляешь лук против собственного старшего брата?
Как же удостоишься ты милости богов и будд?!
На эти слова Хатиро насмешливо отвечал:
— Если Тамэтомо удостоится милости богов,
направляя свой лук на старшего брата, то как же господин
изволит направлять лук на своего отца? Господину угодно
считать, что он направляет лук, повинуясь государеву
повелению. Но Тамэтомо действует, получив повеление
монаха-экс-императора. В чём же различие между
повелением монаха-экс-императора и повелением государя?
После этого он посмотрел вокруг: на расстоянии, как
ему показалось, всего в пять тан? сидел на коне всадник,
который заметно выделялся из толпы и выглядел как
выдающийся военачальник. Словесная перепалка между
ними продолжалась; по мере того, как светало,
внутренняя поверхность сдвинутого назад шлема становилась
видна всё яснее.
— Как удачно вы избежали стрелы! Я сподобился
небесной награды, и потому могу поразить цель всего
одной стрелой.
Сказав это, он вложил в тетиву обычную стрелу с
древком, сужающимся спереди, и поднял лук, чтобы
выстрелить.
576

— Подожди чуточку. Покуда войско не удалилось,
поразить полководца всего одной стрелой было бы
бесчувственно. В первую очередь, государь и
монах-экс-император — августейшие братья; господин канцлер и
господин Левый министр тоже братья; господин судья и
господин владетель провинции Симоцукэ тайно
договорились между собою: «Ты приезжай во дворец Я к
монаху-экс-императору не поеду. Если победит войско экс-
императора, ты пригласи меня и приезжай сам. Не
знаю, насколько это обещание крепко. Кроме того, и
враг от своего врага зависит. Сам я принадлежу к числу
самых младших братьев. Если меня убьют, будет ли кому
жалеть?»
Он снял с лука стрелу потом снова заменил стрелу со
звучащим наконечником и произнёс:
— Судо Куро посмотри сюда! Иэсуэ30, я готов теми
стрелами, что в колчане, сбить наземь господина из
Симоцукэ, — и, высоко подняв зажатые в кулаке лук и
стрелы, до самой верхушки наконечника вдруг задрал стрелу
вверх и выстрелил.
По дворцу и по экипажам разнёсся звук. Стрела
сбила семь или восемь звёзд на шлеме Ёситомо31. Далеко
позади него стояли ворота павильона Хосёмон со
створками толщиной в пять-шесть суп1, окованными железом.
Стрела вонзилась в них больше чем до середины и
осталась торчать. Наконечник стрелы раскололся и с
треском упал. Воины враз изумлённо ахнули.
У владетеля провинции Симоцукэ потемнело в
глазах и душа пришла в смятение; он уже готов был упасть с
коня, крепко ухватился за переднюю луку седла, оперся
на лук, надавил ногами на стремена и осмотрел
внутреннюю сторону шлема. Кровь не текла, не было и раны.
Немного успокоившись, он непринуждённо улыбнулся:
— Против того, что я слышал, рука у Хатиро
огрубела. В самом деле, кто стрелял в такого соперника, как
Ёситомо? На сей раз попытка пробить «Восемь
драконов33» оказалась напрасной.
На это Тамэтомо заметил:
— Да, это так. Что касается одной стрелы, этому,
кстати говоря, объяснение имеется. Вам — моё особое
*
tlu
577

приветствие. Я вижу «Восемь драконов» в Ваших
доспехах. Тем не менее, я был бы благодарен за возможность
пустить две стрелы. Тогда бы я услышал, что удачно
поразил стрелой цель. Я пущу стрелы в левую половину
шлема34, в набрюшники, в наплечные пластины и в щиты,
отхлестав их кончиком своей плётки, уберу отсюда челядь
Вашего превосходительства! — и с этими словами взял в
руки оружие, выхватил лук и направил его на Ёситомо.
Как это ни удивительно, владетель провинции Симо-
цукэ под порывом жестокого ветра, поднятого
стрелами, ни одной раны не получил. Считая, что на этот раз
обойдётся без посторонней помощи, он беззвучно
обогнул стороной павильон Хосёгон-ин и приказал:
— Молодёжь из провинций Мусаси и Сагами,
выступайте вперёд — ив бой!
Тогда Оба-но Хэйда и Оба-но Сабуро выступили
вперёд и сдержанно назвали свои имена:
— Когда во времена трёхлетних сражений Вашего
предка, господина Хатимана35, пал замок Ториноуми,
одному человеку было шестнадцать лет. Поражённый
стрелой он потерял правый глаз. Не вынимая эту стрелу из
глаза, он ответно выстрелил в противника и тем самым
оставил своё имя грядущим поколениям. Это был Гонго-
ро Кагэмаса из Камакура, которому сейчас молятся как
божеству. Мы его отдалённые потомки, сыновья Кагэфу-
са, управляющего поместьем Оба, жители провинции
Сагами, Хэйда Кагэёси из Оба и Сабуро Кагэтика оттуда
же — вот кто мы такие! Считаем, что нам действительно
нужно присоединиться к тем самураям, которых
призвали из Девяти Провинций36, где живёт Ондзоси, и
стали ждать.
Военачальник вызвал Тамэтомо Судо Куро, и тот
сказал:
— Действительно, до меня доходили слухи о том, что
они равны жителям Восточных провинций37. Какие у
них стрелы? Тамэтомо нередко пользуется стрелами са-
кибосо} «узкий мыс», стебель которых сужается спереди.
Начнём с того, что они сейчас же покажут нам силу
своих луков. Посмотрим, как они смогут своими стрелами
нанести противнику серьёзные раны или убить его.
57S

— Верно, так тому и быть! — едва только прозвучали
эти слова, они выбрали обычные большие колчаны.
— Тамэтомо живёт на острове Тиндзэй. До сих пор
по собственному недосмотру каждого в лицо он не знает.
Это стрелы, которые Тамэтомо изготовил лично сам.
Поглядите же, каково наше умение! — сказал Кагэёси,
выступив впереди всех, и уже приготовился что было сил
пустить стрелу, чуть опустил лук, потом приподнял его
для выстрела, и тут — как это случилось? — конь его
ступил назад и отшагнул в сторону.
Тогда он, пытаясь выпрямиться, всем телом
изогнулся, получил удар прямо в шлем и не смог, как было
задумано, выстрелить в ответ: конь его вырвался и был уже
далеко. Деваться некуда, пришлось стрелять в коня.
Кагэёси выстрелил, пробил ему коленную чашечку на
правой ноге и сыромятный ремень у стремени, раздробил
на пять или шесть частей бедренную кость,
Стрела прошла насквозь и вонзилась в землю на
противоположной стороне. Наконечник стрелы отломился
и упал по эту сторону. Конь, не в силах сдвинуться с
места, тут же рухнул наземь. Кагэёси хотел было сойти вниз,
но поражённый в коленную чашечку он упал ничком.
Внезапно к нему подскочил Кагэтика, ухватил его за
плечо и умчался прочь.
В суматохе Хатиро не узнал о неудачных попытках
поставить коня на ноги, но понял, что его соперник
сбежал, не настигнутый стрелой, и проворчал:
— Странное дело! Эта стрела пролетела мимо! Когда
в Японии разыскивают воина милостью Неба, — никому
не сравниться с Оба-но Хэйда. Насколько Тамэтомо
помнил, не было ни одного случая, когда он промахнулся
бы, стреляя в того, кто попадался ему на глаза, — будь это
не только человек или конь, но даже птица или зверь. А
посмотрю по сторонам вокруг этого коня, — видимо, и
хозяин его тоже не умер. Но в таком случае мне и
самому есть чего стыдиться. Стыдно даже людям сказать.
Какая жалость!
Рассчитывая уложить там Кагэёси, Кагэтика
постучал в ближайший домик, но ему не открыли. Внутри —
579

ни звука. Обессилев, он хотел уже бросить раненого и
повторял только:
— На помощь! Помогите же! — и с тем вышел к
речной долине, втащил раненого в какую-то хижину, а сам
вышел, собираясь снова ввязаться в битву.
Кагэёси же проговорил, когда Кагэтика сказал ему,
что лишился рукава доспехов:
— Ого! Господин! Здесь — поле боя, поэтому сейчас
сюда прискачут воины. Эти люди появятся и вытащат
меня наружу, а я без ноги не смогу сопротивляться им;
обидно, что парни без доспехов схватят и обезглавят
меня. И семейного имени лишился, и ранами покрыт. Вы,
вероятно, не считаете, что мы трусливо скрылись, из-за
того, что господин Симоцукэ изволил увидеть это
собственными глазами. Так помогите же, помогите мне!
Между братьями в последнее время случались
недомолвки, и Кагэтика. подумав, что теперь настало время
им помириться, сказал:
— Господин не предъявляет Кагэтика
несправедливых обвинений и обычно не доверяет людям странным,
но когда у Кагэтика складывается действительно
критические обстоятельства, ему непременно приходит на
помощь кто-то из посторонних. Однако как это от рассвета
до сумерек его ставят перед трудностями? Не горько ли
это?!
Кагэёси совсем перестал смущаться.
— Ну ладно. Господин в последнее время бывал и
таким, и этаким. Сам я впредь буду человеком, который
состоял на службе у господина. Что бы там ни случилось,
буду следовать тому, что он изволит сказать, —
извинился он.
Потом подумал: «Значит, так», — ещё раз выказал
приверженность своему господину и вышел. Несмотря
на это, было решено оставить его в столице, однако из
опасения, что его могут посчитать беглецом, хотели
оставить в Сиракава, но побоялись, что его могут убить воры,
которые позарятся на панцирь и шлем воина. Но
доспехи старшего брата передаются из поколения в
поколение, и доспехи, которые были надеты на него самого,
тоже перешли к нему от его предков. Менять их при его
5ÔO

жизни было бы жаль. Да и старшему брату не скажешь:
«Сними!»; и старший брат, и младший, каждый в своих
доспехах, направились от Оиномикадо до Ямасина38 и
только в двух местах на горе Кохатаяма отдохнули.
Ехали без приключений. Схоронились в доме одного
человека, сразу же бросились в обратный путь, той же
ночью встретились со своим войском и стали людьми,
которых восхваляют.
После них на сивом коне, с алым колчаном поверх
грозных доспехов из чёрной кожи приехал Канэко-но
Дзюро Иэтада, житель провинции Мусаси.
— Мне девятнадцать лет. С этого я начинаю своё
участие в битвах! — с такими словами он повесил себе на
плечо лук, обнажил меч и приложил его ко лбу.
С воплем ворвался он в лагерь Тамэтомо и стал
неистово носиться по нему. Увидев это, Хатиро промолвил:
— Что за отважный парень! Сбить бы его здесь
стрелой и захватить, вместо того, чтобы окружать большими
силами и убивать. Пусть кто-нибудь поскачет ему
наперерез и на глазах у противника схватит его в охапку!
Услышав это, Такама-но Сиро, подскакав к
вражескому стану всего на один тапу поравнял коней между
собою, обхватил руками соперника и упал вместе с ним.
Такама, крупный мужчина тридцати с лишним лет, был
человеком умелым. Канэко же был молодым ещё
юношей девятнадцати лет. На некоторое время они
сплелись между собой, — но что же дальше? Такама с
позором проиграл, а Канэко одержал верх. Изо всех сил
сжимая обе руки противника, он не давал противнику
шевельнуться, а когда уже готов был лишить его головы, с
коня на него слетел и, не давая ударить младшего брата, с
силой навалился сзади старший брат соперника,
Такама-но Сабуро. Канэко запустил руку в щиток,
прикрывающий дыхательное отверстие в шлеме соперника, желая
повернуть его лицом кверху. Он держал в руке
обнажённый меч, так что лежавший внизу Сиро не мог
помешать ему нанести завершающий удар. Но Сабуро
решительно ухватил врага левой рукой за набрюшник,
потянул вверх и, стиснув в кулаке рукоять его меча, с силой
оттолкнул.
581

ш
Ни один из них не мог шевельнуться. Такама-но Са-
буро, который слыл человеком крепким, тоже
опрокинулся навзничь, потому что получил тяжёлую рану. Канэ-
ко внезапно встал. Лежащих было не поднять, и он
забрал их головы.
Вначале он спокойно взял голову Сиро, который не
двигался с того времени, как Канэко нанёс ему
смертельный удар. Теперь Канэко, спокойно держа в руках обе
головы, подтянул к себе коня и поехал, покачиваясь на
ходу. Уже на обратном пути он возгласил громким
голосом:
— Я, Канэко-но Дзюро Иэтада, житель провинции
Мусаси, своею рукой зарубил у тебя на глазах двух твоих
главных вассалов, о, Ондзоси с острова Цукуси, про
которого расходятся по свету такие слухи, — и покидаю
место битвы. Смотрите же, и противники, и свои! Это
редкий случай и для былых времён, и для наших дней. Я,
Иэтада, повернув вспять очевидный ход битвы, славу о
себе передам грядущим поколениям. Но ты считаешь
себя очень знаменитым и потому, вероятно, не
поспешишь выехать ко мне? Не вызовется ли тогда хотя бы
кто-нибудь из самураев отряда Ондзоси выехать, чтобы
сразиться с Иэтада?! — заявив так, он развернул коня и
стал ждать.
Вперёд выступил Судо Куро, сказав:
— Дело нелёгкое. Снизойду-ка я до этого
простолюдина сам.
Но Тамэтомо остановил его:
— Подождите немного, Иэсуэ! Если Вы собираетесь
в одиночку напасть на этого человека, вы вряд ли решите
исход схватки. У нас даже нет ни одной стрелы узкий
мыс. Конечно, стало бы легче, если бы его застрелить, но
было бы бессердечно потерять такого решительного
человека. Кроме того, когда Тамэтомо победит в этой
схватке, и это станет известно в восьми провинциях
Востока, он вызовет на себя наказание с их стороны. Жаль
воина. Увы, но стрелять нельзя.
Канэко, благодаря своему твёрдому характеру и
необычному поведению избежав пасти тигра , проник в
лагерь государя. Отважный воин удостоился славы при
582

этой жизни, верность его не прервётся в веках; имя этого
воина осталось потомкам и достигнет потомков.
Говорят, что если бы он сробел, ему не только отказали бы от
пайка40. Не только. Он испытал бы позор при жизни, на
его долю остались бы поношения после его смерти.
Таков путь воина, о котором нркно хорошенько
поразмыслить.
Потом выехали, поравняв удила коней, житель
провинции Хитати Сэки-но Дзиро и жители провинции
Каи Сибоми-но Горо и Сибоми-но Рокуро. Тамэтомо
вложил в тетиву обычную стрелу узкий мыс, прицелился
и выпустил её в Сибоми-но Горо, который ехал впереди,
желая перебить ему шейную кость. Сибоми быстро
глянул и дёрнул головой, уклоняясь от стрелы, — чего же
здесь стыдиться?!
Хотя стрела и прошла чуть выше, она слева направо
пронзила пластины, свисавшие от шлема вниз. Горо враз
полетел вверх тормашками, ибо он встретился с
опытнейшим бойцом. Ему снесли голову, не вытаскивая
стрелу, так что голова на плечах и шлем дальше могли
удержаться только за счёт стрелы.
Хатиро посмотрел снова: ему понравилась мощь
собственной стрелы. Увидев это, Сэки-но Дзиро, как
подстреленный воробей, весь дрожа, спрыгнул с коня,
толчком повалил его и, рассчитывая, что стрела угодит в
живот коню, опрометью бросился бежать. После этого Нэ-
нои-но Дайята, житель провинции Синано, выдвинулся
вперёд со словами:
— Что касается воинского лагеря, то разрушил его
человек со звезды Разрушения Войска41. Снесите же,
сломайте эти ворота, ратники!
Судо Куро натянул тетиву лука до отказа и
выстрелил в них, но сам получил стрелу в нагрудную пластину и
упал. Вперёд выехал Фуридзу-но Симпэй. С намерением
сразиться с ним туда, где он находился, приблизился,
принял вызов и пустил стрелу Кихэй Дзидаю из Сандзё
Цубутэ. Стрела глубоко вошла с правой стороны, в то
место, где основной корпус доспехов соединяется с их
боковиной, и противник упал. Сменяя друг друга,
жестоко бились Кисо-но Тюда, Я Тюда, Тоя Кэнда, Оя-но Син-
%
lu
583

%
*u
111
дзабуро. Каждый из них отступал, получив рану. Куваба-
ра и Андодзи вышли из боя. Акусити-бэтто пал,
поражённый стрелой. Начиная с них, воины, примкнувшие к
Ёситомо, с возгласами: «А вот и я, а вот и я!» — сменяя
один другого, бились, покуда у них хватало сил. Внезапно
прибыло пятьдесят три человека, а раны получили, как
говорят, больше двухсот человек. Среди сторонников
Тамэтомо никто не получил даже лёгкой раны, если не
считать того, что Кихэй Дзидаю из Сандзё Цубутэ и Оя Син-
дзабуро были тяжело ранены.
Укреплявшие оборону берега реки старец Сиродзаэ-
мон Ёриката и Камон-но-сукэ Ёринака в
сопровождении примерно тридцати всадников отходили через
западные ворота Оиномикадо, где находился в
ожесточённой перестрелке и отчаянно рубился Тамэтомо; они
врезались в самую середину. Ёситомо проник в гущу
толпы; нападавшие скакали и внутрь, и наружу, сражались
самозабвенно и яростно, описывая мечами и узоры
паутины, и кресты.
Ёситомо обеспокоенно произнёс:
— Ёриката и Ёринака не были бы лишними, да их не
пропустят, ударят же!
Их уже собирались окружить со всех сторон, не в
силах одолеть, метались туда-сюда, многие противники
нападали, а сторонники его величества, получив раны,
прорвались и возвратились в свой главный лагерь. Увидев
это, Хатиро разгневанно воскликнул:
— Нелегко же подвигнуть моего досточтимого
старшего брата, который не изволит думать ни о чём,
укрепить свои передние линии! — затем извлёк из ножен меч
и, запрокинувшись навзничь, поскакал куда-то без
разбору. Решив, что это нехорошо, Ёситомо свернул от него
в сторону и стал кружить по берегу реки то туда, то сюда.
Всё больше приходя в негодование, Тамэтомо
вовлекался в сражение — рубя и бросая, отрубая и
отбрасывая, разражаясь кличами, он кружил верхом на коне,
покуда по обе стороны от второго и третьего квартала не
осталось ни одного противника. Правда, победив в
схватке, Тамэтомо сдержал себя: поблизости никого не было,
да и конь его притомился. Поэтому он неспешно повер-
584

нул обратно и, остановившись перед главными
воротами, быстрым движением вложил стрелу в тетиву и
выстрелил. Одной стрелой он убил двоих и ни одного
человека в живых не оставил. Все стрелы в колчане были
израсходованы. Весь колчан он расстрелял, не пустив ни
одной стрелы мимо цели. Казалось, это Фань Цзэн въехал
в ворота Хунмэнь42, а Цзи Синь разрушил Цзилинь4\
Лицом к восточным воротам Оиномикадо
обратился глава Войскового арсенала44. Пока Тадамаса и Ёрика-
нэ45 вели оборонительные бои, прорвать оборону было
невозможно. Западную стену46 обороняли, не жалея
собственных жизней, судья с его сыном, и хотя
сражающиеся воины постоянно сменяли друг друга, они отступили
все до единого. Западную от Касуга47 стену обороняли до
боли в руках подчинённые Иэхиро48 и Мицухиро49, — и
нападавшие постепенно отступили.
Так вот, среди множества ворот, бывших под
надзором владетеля провинции Симоцукэ господина Ёсито-
мо, одни защищал его отец Тамэёси. Об этом прослышал
Тамэтомо, и он двинулся на те ворота. Тем, кто узнал об
этом, незначительным показался тот из Пяти тяжких
грехов50, который ставили в вину известному принцу Ар-
джаташатру за его отца, короля Бимбасара5. Словом,
далёкие голоса противников за воротами и выкрики
лучников раздавались без перерыва. Топот проносившихся
коней был подобен землетрясению.
Были такие, кто называл своё имя , и кто терял его,
такие, кто сцепился в схватке, и кто проигрывал.
Сражение началось в час Тигра52, а когда уже начало понемногу
светать, нападавшие стали уступать, Тамэёси же с
Тамэтомо — склоняться к победе. Еситомо и Киёмори
потеряли цвет лица и отошли, но в некоторых местах ещё
держались на прежних рубежах. Какие ворота ни
возьми, так было всюду. Владетель провинции Симоцукэ
отправил во дворец посланника, велев ему сказать так:
«Верные двору войска, повинуясь государеву
повелению, сражаются, не щадя своих жизней, и одержали
несколько побед, но бунтовщики действительно сильны,
поэтому неисчислимое количество людей лишились
жизней или страдают от жестоких ран. По этой причине

ломается "рыбья чешуя" , и доносится грохот копыт
поражения. Но, хотя Ёситомо ободряет ратников
непрестанно, те не надвигаются на лагерь, и на приступ идти
им будет трудно до тех пор, пока на помощь не подойдут
отряды поддержки. Если не считать того, что во дворец в
конце концов попадёт огонь, можно говорить и о
шансах на победу. Однако же всё это происходит в
окрестностях храма Хосёдзи54. Наверняка избежать пламени
невозможно. Требуется ещё раз получить императорское
решение».
Выслушав его, Синсэй молвил:
— Ёситомо глуп. Когда государю благоугодно станет
сподобиться достоинства действующего императора, он
повелит такой храм, как Хосёдзи, возвести в один день. И
разве не будет он на диво прочным?! Нужно немедля
предать храм огню и тем исполнить свой долг.
После этого к западу от дворца государя-инока
предали огню имение среднего советника, вельможного Фу-
дзивара Иэнари55.
Как раз в это время подул сильный западный ветер,
и чёрным дымом заволокло императорский дворец.
Воины, стерегущие ворота дворца, задыхались от дыма и
пришли в смятение.
Ещё не завершилось сражение ашур56, как наступили
пытки адским огнём Великой Крепости
Бесконечности57. Не говоря уже о том, что носились и шумели люди
и кони, о растерянных и нерешительных голосах воинов,
казалось, будто небо покрылось мглой, а земля пришла в
движение.
Правительственные войска воспряли духом и
подняли вверх острия пик, воины императора-инока
побросали свои мечи и бежали. Начиная с судей Рокудзё, отца и
сына, и с Тамэтомо, многие крркили на своих конях,
отбиваясь от противников со всех четырёх сторон, но
ворота рухнули, и все разбежались кто куда.
586

О ТОМ, КАК ПОТЕРПЕЛИ ПОРАЖЕНИЕ
НОВЫЙ ЭКС-ИМПЕРАТОР И ЛЕВЫЙ МИНИСТР
Иэхиро и Мицухиро прибыли к экс-императору и
остановили своих коней в саду.
— Дворец охвачен огнём, — сказали они друг
другу, — сражение уже прекратилось. Во всяком случае,
государь должен быть здесь.
В то время, когда они так рассркдали, Новый экс-
император изволил «потерять восток и запад»58, а Левый
министр потерпел полное поражение.
— Как нам теперь лучше поступить? Иэхиро,
извольте только помочь спасти нашу теперешнюю жизнь! —
распорядился экс-император, и это было достойно
сожаления.
Подозвав младшего советника четвертого ранга На-
ридзуми59, экс-император взял у него меч, после чего
прикрепил его к своему поясу и сразу же сел на коня. Ку-
рандо Нобудзанэ, сидя на крупе государева коня,
обхватил августейшего руками. На крупе коня Левого
министра сидел Наридзуми-ясоя.
— Теперь, — молвили они, — нужно куда-то ехать!
Когда государь решил, что направиться следует в
сторону храма Трёх колодцев, Миидэра, он распорядился
выезжать через восточные ворота и направиться на
север. Сопровождал его, в основном, отряд под началом су-
60
дьи .
Подозвав своих сыновей, Тамэёси распорядился:
— Воспользуйтесь оборонительными стрелами61,
предоставьте государю возможность отойти!
У братьев оставалось только пятьдесят всадников, а
когда оставшиеся подумали, что теперь августейший
уже отъехал далеко, им было приказано отправиться
следом за государем, и они стали спасаться бегством.
Правительственные войска нанесли по ним множество
ударов, но и эти пятьдесят всадников являли собой силу
немалую.
%
lu
5β7

Из них позади всех оставался только один всадник,
Хатиро Тамэтомо. Если кто-то приближался к нему, он,
то и дело оборачиваясь назад, убивал его выстрелом из
лука. И хотя в то же время он продолжал спасаться
бегством, охотников гнаться за ним не оставалось. Ускакав
уже далеко, Хатиро снова повернул и, прискакав назад,
единственную оставшуюся у него стрелу со звучащим
наконечником выпустил из лука, вонзив в опорный
столб ворот Хосёгон-ин, Величественного Павильона
Драгоценной Усадьбы, чтобы её могли видеть люди
грядущих поколений.
Итак, Хатиро Тамэтомо расстрелял в этом сражении
два колчана по двадцать четыре стрелы каждый, три
колчана по восемнадцать стрел и один колчан на девять
стрел; выстрелом из лука сбил звезду со шлема Ёситомо;
не потребовалось ему и двух стрел, чтобы пробить
коленную чашечку у Оба-но Хэйда. Ни одной стрелы он не
выпустил напрасно. Кроме этого, не перечтёшь тех, кто
лишился от его руки жизни. Значит, соперникам своим
Тамэтомо не проигрывал, и всё-таки, жаль, что он спасался
бегством, влекомый судьбою государя!
Благодаря ему, Новый экс-императору удалось
отъехать далеко. Когда Левому министру случилось немного
отстать от него, кто-то в него пустил стрелу, и стрела с
белым опереньем вонзилась Левому министру в шейную
кость. Наридзуми стрелу выдернул. Струя крови бежала,
словно вода из бамбуковой трубки. Светло-голубое
охотничье платье картину Левого министра окрасилась
тёмно-красным. Сердце и душа его были в замешательстве;
он бросил узду, не мог держать ноги в стременах и
навалился на переднюю луку седла. Несмотря на то, что
Наридзуми некоторое время удерживал его на руках, да
конь был норовист, а хозяин ослабел и повалился наземь.
Наридзуми, державший его на руках, тоже рухнул вниз.
Сикибу-но тайфу1 Наринори соскочил с коня, боясь
задеть коленами шею сановника, закрыл ему лицо
рукавом и расплакался. Хотя министр ещё мог заставить свои
глаза двигаться, произнести он не мог ничего, и его такая
внушительная до тех пор внешность теперь выглядела
588

так, словно не заслуживала внимания. Это не говоря уже
о том, что был он слаб.
Ехавший впереди всех Иэхиро увидел это, а
господина Хэй Маносукэ, который также находился в первых
рядах, отозвали назад, в сторону Мацугасаки63. Когда об
этом сообщили, Тадамаса заметил:
— Какая неприятность! Теперь дела наши плохи.
Он уже собирался садиться на коня, чтобы теперь же
повернуть назад, но уже перестал видеть, как можно до
конца проделать весь путь, поэтому, войдя в ближайшую
хижину, попытался прижечь рану моксой. Стрела
торчала от основания левого уха к горлу. «Водно, стрела
послана богами», — с изумлением подумал он.
В правительственных войсках из императорского
дворца ничего этого не знали и войска направлялись к
храму Энгакудзи в районе Китасиракава; курандо-дай-
фу Цунэнори послал за экипажем и поехал в сторону
Сага64. Отец Цунэнори, Акинори, искал настоятеля
буддийского храма из горного поместья, но того не было, и
он укрылся в маленькой хижине поблизости и оставался
в ней до тех пор, пока смерклось и наступила ночь.
И ещё: когда Новый экс-император изволил
прибыть на гору Исполнения Желаний, Нёисан65, туда
прискакали воины и сообщили, что господин Левый
министр уже соблаговолил нанести удар.
— Ну, что это за жизнь! — воскликнул государь в
крайнем недоумении, и тогда сопровождавшие его
воины, которые услышали эти слова, почувствовали слабость.
Ехали осторожно, считая, что так и будет до самого
храма Миидэра66,а когда горы стали круче, воинам было
велено сойти с коней и дальше подниматься пешим
ходом. Когда воины смогли привыкнуть, они стали
подавать государю руки, поддерживать его за поясницу и
всячески помогать ему. В горах государь лишился чувств.
Пока воины, потеряв представление о том, где восток, а
где запад, мучились и страдали, прошло какое-то время,
и государь пришёл в себя.
— Люди есть? — спросил он, и кое-кто, каждый по
отдельности, назвали себя. Многие выстроились в ряд.
Посмотрев на них, государь молвил:
lu
589

ш
— Да, людей нет.
«Действительно, видимо, потемнело в государевых
очах!» — так подумал каждый и отжал рукава от слёз.
— Вода есть? Не пить! — последовало высочайшее
повеление, и никто из спасавшихся бегством ни на одно
мгновение не задержался, но со стороны храма Миидэ-
ра, полного священнослужителями, прибыли люди с
кувшинами для воды. Когда они прибыли, цвет лица у
августейшего немного исправился. После этого Иэхиро
вымолвил67:
— Противник наверняка не догонит нас. Теперь
можно немного расслабиться.
— Отныне, — заметил государь, — терпеть
страдания никому не нужно. Куда спрятаться? Кто сможет нам
помочь? В самом деле, исполняя государственную
службу, всё делаешь безо всякой пользы для самого себя,
только испытываешь неудобства.
В этих его словах почувствовалась слабость. Она
вызвала у его величества слёзы. Каждый держал в глубине
души желание взглянуть, как выглядит государь, — и был
преисполнен печали. Удерживая слёзы, люди на разные
голоса говорили:
— Почему нельзя возвратиться во второй раз в ту
жизнь, которую один раз уже пришлось посетить?! Так
или иначе, в грядущей жизни вряд ли снова родится
государем тот, кто сподобился быть им в настоящем. Не
станет он также пылью и пеплом. Куда он сможет уйти,
когда уйдёт от нас?
— Устремления ваши действительно верны, но
почему же только я должен оказывать вам помощь, когда
сами вы сдаётесь на милость напавшего на вас противника,
сложив перед собою руки ладонями вместе? Те, кто
сопровождает меня, будут сражаться. Думаю, что дела
наши очень плохи! — говорил государь, плача и плача. При
этом все воины также захлёбывались от слёз.
Они настойчиво заявляли о том, что должны
прислуживать государю, сопровождая его, однако его
величество снова и снова говорил, чтобы они не спорили, и
спасался бегством, весь в изнуряющих его слезах. Государь,
который передвигался, доверяясь луне и солнцу, не обра-
590

щал внимания на неведомые горные дороги. А о Левом
министре, который доверялся морям и горам, и
говорить нечего. Он сделался подобен обезьяне, разлучённой
с деревьями, неотличим от рыбы, поднявшейся на сушу.
Он горько плакал, со слезами оглядываясь назад,
озабоченный своим будущим и опечаленный тем, как будет
отныне именоваться государь; бежал, куда несли его
ноги, охвачен был унынием того грешника, который
блуждает в промежуточном бытии68.
В этом положении Новый экс-император, хоть
воины у него и были, изволил считать, что никакого прока от
них и быть не может. Но, как и следовало ожидать, после
того, как они разбрелись по сторонам, его величество
изволил остаться один-одинёшенек, и он почувствовал
себя унылым и не связанным ни с кем. Теперь с ним были
Иэхиро и Мицухиро, отец и сын. Взяв августейшего за
руку, они сошли вниз, в долину, и там спрятали государя
под хворостом. Отец с сыном оба укрылись в тени густых
зарослей деревьев, росших неподалёку, о чём только не
думая в глубине души!
4
О ТОМ, КАК УТРОМ
ДОТЛА СОЖГЛИ ПРИСТАНИЩЕ ВРАГОВ
Воины Ёситомо и Киёмори взяли приступом,
запалили и сожгли дотла императорский дворец6'. Им
сказали, что Новый экс-император проследовал в Восточные
горы70, и они кинулись по его следам; прошёл слух, будто
бы многие противники затворились в храме Хосёдзи \ —
и его окружили и обыскали. Но храм этот просторен, и
обследовать его нелегко, поэтому во дворец отправили
посыльного и сообщили, что в него нужно запустить
огонь. Тогда Синс'эй72 заявил, что какой бы отряд ни
затворился в нём, разрушить огромный храм73 трудно. Так
он сказал, и это было выше его сил.
Тамэёси по пути в храм Энгакудзи сжёг дотла дворец
Новою экс-императора на углу Сандзё и Карасумару'4, а
также покои Левого министра; на востоке Сандзё
мятежники рассеялись на все четыре стороны. Прошёл

Ill
слух, что Новый экс-император соблаговолил
уединиться на горе Исполнения Желаний. Когда же наступил час
Лошади 5, государю угодно было возвратиться во дворец
Такамацу. Ёситомо и Киёмори подтянули шнуры на
шлемах и поскакали.
В саду оба они опустились на колени и приняли
почтительную позу. Августейший сказал Синсэю:
— На днях в столице соберётся много бунтовщиков.
Они намерены охаивать страну и поднимать в мире
смуту. Но не успеют мятежники оглянуться, как вы
принудите их к сдаче, избавите страну от позора и возвысите
своё семейное имя. Успехи в этом деле уже серьёзны,
Награды за эти успехи должны дойти ао ваших
потомков! — так государь изволил выразиться.
Каждый внимал ему, приникнув головой к земле, и
уходил. Лица у всех казались серьёзными. Набравшись
смелости, воины сопровождения громко закричали, — и
это было необычно. После того, как наступила ночь,
были произведены награждения за воинские подвиги.
Ёситомо был назначен на должность действительного
начальника Правого управления императорских конюшен,
Ёсиясу, судье из провинции Муцу, было выдано
позволение посещать дворец, а Киёмори стал владетелем
провинции Харима.
И тогда Ёситомо промолвил:
— Эту почётную должность первым занимал мой
предок Мандзю76. Хоть и говорят, что благоуханны её
следы, но ведь до этого он был действительным
помощником главы Правого управления императорских
конюшен. А теперь я тоже переведён на должность
действительного главы того же ведомства? Я считаю, что это не
такая рк большая награда за выдающиеся заслуги.
Подобающая честь не оказана. Ёситомо прибыл к Вашему
величеству, бросив своего отца и братьев, против
собственного отца обнажив лук! Здесь разошлись между собою
верноподданство и сыновний долг. А коли это так, кто
сможет меня осудить, если даже будут говорить, что я
поднимаюсь до положения наследственного
придворного? Я слышал, что вообще заслуги перед миром того, кто
уничтожает врагов, отнюдь не ограничиваются тем, что
592

он принимает на себя заботу о половине страны. При
всём этом, с какою же отвагой отныне и впредь следует
нападать на врагов династии?!
Понимая, что у Ёситомо имеются основания для
того, чтобы говорить это, государь переместил главу Левого
управления императорских конюшен Такасуэ-асона на
должность главы Левой половины столицы, а Ёситомо
повысил до должности главы Левого управления
императорских конюшен77.
В общем, во время нынешнего сражения те, кто
прославил своё имя, не говоря уже о воинах из домов Мина-
мото и Тайра, проявили свою власть, выстроили свои
боевые порядки. Как и положено, ночи громоздились одна
на другую, дни следовали за днями. Люди считали, что
нужного им исхода сражения они добиваются с трудом,
говорили, что связь с государевым делом не бывает
слабой, и все сошлись на том, чтобы довериться
усмотрению пресветлых богов и трём драгоценностям'8.
Быть может, особенно подействовало то, что
существовал государев обет Горному королю Хиёси79 На
рассвете того дня государю угодно было передать в покои
настоятеля80 прошение о том, чтобы затвориться в
священных палатах81.
Государь изволил изо всех сил82 возглашать моления.
После этого мятежники, которые были под началом Та-
мэёси, когда они сражались в обороне, защиты богов не
лишались. Среди мятежников действовал Тамэтомо83.
Не ожидалось, что ему придётся лицом к лицу
встретиться с противником заурядным. Он подчинялся только
своим сердечным порывам. Когда правительственные
войска были направлены в семь святилищ Горного
короля, они в мгновение ока были разбиты. Такова
чудодейственная сила богов!
В старину, в годы правления под девизом Сёхэй84,
Масакадо захватил восемь восточных провинций.
Говорили, что он должен призвать к ответу столицу, и тогда
государь, совершая поклонения в храмах, молился о
помощи в победе над супостатом. Однако признаков побе-
■ν η С
ды всё не было, поэтому августейший Лик дракона
потерял свой цвет, а сердца подданных пришли в смятение.
lu
593

В это время глава секты Тэндай бонза Хоссё сподобился
августейшего повеления о возведении его в сан содзё*6.
Когда он изволил в Большом павильоне для проповедей
осуществлять обряды пресветлого короля Фудо над
пламенем светильника появился Масакадо, вооружённый
луком и стрелами.
Говорят, что сразу после этого мятеж был подавлен.
И в древности, и в наше время управление государством
отличается от Законов Горных ворот87. Поэтому-то
храму Содзи-ин и присвоено звание Места, где определялся
Путь Усмирённого и Защищенного Государства.
О ТОМ, КАК ГОСПОДИН КАНЦЛЕР
ВЕРНУЛСЯ К СЕБЕ В УПРАВЛЕНИЕ
Новый экс-император сражение проиграл. Прошёл
слух, что он изволил выехать из столицы, не ведая сам,
куда, и в сопровождении вельможных Пребывающего в
созерцании его высочества Фукэ88 и Левого министра
направился в сторону Южной столицы. Симбан, содзу из
Павильона Созерцания89, Сэнкаку, рисси из
Северо-Восточного павильона90, Синдзицу, настоятель монастыря
Кофукудзи, его помощник Гэндзицу, младший брат Ка-
га-но кандзя Ёринори и те, кто ниже их, собрали дурных
служителей монастыря. Созвав вместе мятежников из
Столичных провинций91, они объявили собравшимся,
что выступают против императорского дома.
В те времена управителем монастыря Кофукудзи
был Эсин-хосси, сын господина канцлера и внук
Вступившего на Путь его высочества. Он тоже опасался
Вступившего на Путь и спешно бежал в столицу. Это
противоречило замыслам государя, тогда столичные злословы
стали рассуждать между собою:
— Его высочество Вступивший на путь —
наследственный опекун августейшего, и старцы в наше время
считают, что и государь и этот подданный общаются
между собою без обиняков; родившись законным
наследником в доме господина канцлера, он стал управлять
594

сначала своим домом, а потом миром, сделавшись
опекуном государя; главу рода92, обладавшего правом
предварительного просмотра государственных бумаг
следующим после самого канцлера, назначил Левым
министром Эти распоряжения противоречат и прежним
правилам, и людским упованиям, поэтому, хотя он и
говорит, что уделяет равное внимание всем людям, тем не
менее, когда на пути у него оказывается любимое дитя,
он проявляет к нему снисходительность и не применяет
силу. Всамом деле, нелегко укорять человека за его
добродетели, ставшие результатом десяти видов благих
деяний, которые были совершены в прежних жизнях. Но у
избежавшего трудностей в нынешней плоти его
высочества Пребывающего в созерцании представляются
заслуживающими всяческого осуждения новые его
злоумышления против государя. Это ничем не отличается
от «танца двоих»93 — так они говорили.
Иные же рассуждали так:
— Когда господин Левый министр прислуживает
особе экс-императора, ни для кого не является секретом
то, что он добивается взаимопонимания с его
высочеством Пребывающим в созерцании. Светлейший держит в
пределах своего внимания даже посылку гонцов. А уж
неповиновение-то его двору не противоречит
государевым замыслам.
После того, как заговорили, что за пределами
Южной столицы происходят беспорядки, помощнику
управителя монастыря Кофукудзи по имени Каккэй велено
было передать прежнему управителю его служебные
обязанности и сказано, что тот станет управлять, как и
раньше. Кроме того, начиная с хоина94 Симбан,
помощников рисси Сэнкаку, Синдзицу, Гэндзицу и других,
несколько дурных монахов-единомышленников Левого
министра были лишены их должностей. В мире, рано
или поздно возвратившемся в лоно истины, люди,
имеющие чувство, были преисполнены печали.

ОБ УХОДЕ В МОНАХИ
НОВОГО ЭКС-ИМПЕРАТОРА
Новый экс-император принуждён был переезжать в
горы. Когда солнце, наконец, закатилось, он под
прикрытием ночи спешно выехал в горы, тронув за плечо одного
за другим отца и сына Иэхиро и Мицухиро. В
окрестностях храма Хосёдзи государь вызвал для себя паланкин и
поехал в нём, заметив:
— Нркно, чтобы меня куда-нибудь везли.
— К усадьбе свитской дамы Ава-но-цубонэ! —
последовало распоряжение. После этого, добравшись до
большого дворца на улице Нидзё, беглецы принялись стучать
в ворота, но в ответ — ни звука...
— Ну, тогда — к главе Левой половины столицы! —
последовало распоряжение. Отправились туда, но и там
ворота не открыли, заявив: «Не знаем, где могут обрести
приют люди с места сегодняшнего сражения».
— Тогда, — молвил августейший, — в усадьбу
госпожи Се-но-найси\
Но и там никого не оказалось.
В старину спокойствие и опасности для Четырёх
морей были ясно видны на ладони, законопослушание и
смуты в десяти тысячах провинций были предоставлены
заботам государей, ныне же пять столичных провинций
и семь дорог95 отсекают друг от друга восток, запад, юг и
север. Если только лишь внутри девятистенного96 в
столице 7, и то лишь на время, можно обрести пристанище
для августейшего, — появляется чувство грусти при
мысли о том, о чём прежде думал с любовью.
Иэхиро и его сын тоже не привыкли к этому. Они
сами несли государев паланкин. Пока они метались то
туда, то сюда, их силы истощились, и сами они уже не
думали, что смогут трудиться и дальше. Они устали,
сражаясь в этой битве, при всём своём снаряжении потерпели
поражение и не помнили сами себя. Им часто хотелось
покончить с собой. Пошатываясь от усталости, воины
думали, что сейчас вряд ли кто-нибудь может наблюдать
за особой экс-императора.
596

Сам экс-император, увлечённый сражением, не
принимал пищи: ему хотелось, чтобы и вчера не стемнело, и
сегодня не рассвело. Этого никогда не должно случаться,
поэтому в окрестностях храма Тисокуин98 государь
изволил явиться в то место, где пребывают
священнослужители, и вскоре неожиданно успокоился. Укрывшись
вместе с Иэхиро, августейший велел принести ему рисовый
отвар и немного отведал его. После этого он втайне
вызвал к себе одного из монахов — и упали вниз волосы
государя". Вскоре и Мицухиро срезал себе причёску мо-
тодориш. Иэхиро тоже хотел принять постриг, однако
госудать сказал ему:
— Думаю, что постриг был бы для тебя слишком
большим наказанием. — И тот ещё некоторое время не
срезал свой мотодорги
На вопрос:
— Как бы там ни было, ехать нужно к Пятому
принцу, в монастырь Ниннадзи101. Но я не могу говорить о
своём сопровождении: мне нельзя прибыть туда в
паланкине! — вымолвив это, августейший вдруг проследовал
внутрь монастыря. Иэхиро бежал в Северные горы.
Когда Нового экс-императора переправили в
павильон Тоба, Пятый принц срочно возвестил о том, что
делает это в знак сыновней почтительности к покойному
экс-императору, и тем сильно взбудоражил монахов.
— То, что ему благоугодно будет прибыть в мои
покои, случится вряд ли. После того, как государь изволит
отправиться к монаху-законоблюстителю Камбэну102, он
сможет обратиться и ко двору.
Когда вскоре августейший обратился ко двору, он
вызвал к себе Садо-сикибу-но-тайфу Сигэнари103, и тот
охранял его.
О КОНЦЕ ЖИЗНИ ЛЕВОГО МИНИСТРА
И О СЕТОВАНИЯХ ПЕРВОГО
МИНИСТРА ГОСУДАРСТВА
В двенадцатый день той же луны господин Левый
министр, едва только смог владеть своими глазами, он,
lu
597

lil
собираясь ещё раз показаться на глаза его высочеству
Пребывающему в созерцании, как и вчера, сел в свой
экипаж и тайком отправился в Сага104. Перед воротами
павильона Шакьямуни его окружили человек двадцать-
тридцать священнослужителей и остановили, заявляя,
что это — экипаж Левого министра. Люди,
сопровождавшие министра, успокаивали монахов и так, и этак,
однако те экипаж не выпускали.
Сикибу-но-тайфу Наринори весьма сведущ в
книгах внутренних и внешних105. Он стал жаловаться, говоря:
— То, что называют главным Буддой данного храма106
в былые времена считалось буддой Шакья из государства
Гасси в Западной Индии107, толкующего своей матери
Майя «Сутру о воздаянии за милости»108. На
протяжении девяти декад одного лета109 на небе Траястримша110
была установлена защита в храме Джетавана-вихара
великого короля Удаяны111 и почтительно возглашена
любовь к Будде, по заказу, сделанному на небе Вишвакар-
мана112, искусно вырезана зарубка на красной пандане хъ.
Это высокочтимые формы двоих, рождённых во плоти114.
Однако, когда Татхагата115 закончил проповедь и
спустился с небес, бодхисаттва Держащий Землю116 изволил
перебросить из Центральной Индии к небу Торитэн три
моста: золотой, серебряной и водной энергии.
Тогда он вышел к опорам моста из дерева панданы,
поэтому Татхагата молвил ему с широкой улыбкой на
устах:
— После того, как мне определено было просвещать
живые существа, совсем близким стало моё вхождение в
нирвану. Новый будда из дерева панданы, живя в
грядущем дурном мире, превзойдёт меня в даровании живым
существам милости избавления их от заблуждений,
которые изменениям поддаются с трудом.
Так он сказал и изволил встать перед бодхисаттвой.
Однако после смерти татхагаты дурной король по
имени Пушьямитра117 стал разрушать господствующий
повсюду Закон Будды, а человек по имени Кумараджи-
ва118 взял с собой своего Будду и бежал119; днём он
выполнял свой долг перед Буддой, а по ночам Будда покровите-
59в

12U
льствовал ему. Он уехал в страну Гуйцзи возле
Восточной Индии.
После этого он пересёк страну Чжэньдань121 и
принёс пользу многим массам людей. В годы правления под
девизом Тэнгэн122 императора нашей страны Энъю123,
когда для совершенствования в Пути Будды
высокомудрый Кюнэн из храма Тодайдзи в поисках дхармы124
поехал в страну Тан 23, а когда он готов был осуществить
полученную возможность, этот Будда неожиданно
показался ему во сне и возвестил:
— Я глубоко озабочен тем, чтобы наставлять живых
существ в Восточной земле126, тебе же надлежит не
мешкая сопровождать меня.
Тогда Кюнэном овладели необыкновенные мысли. У
него заструились слёзы радости и тогда, взяв этого Будду,
он в конце концов наполнил ветром паруса, преодолел
волны на десяти тысячах pu, насколько эти волны можно
было увидеть, и в правление императора Итидзё127, в
годы правления под девизом Эйэн1 , возвратился в нашу
страну. В великолепной этой земле он учредил храм
Будды, в замутнённом нашем мире указал Путь множеству
живых существ.
«Это и есть Татхагата Шакьямуни из Сага. С тех пор
все, от одного человека наверху ^,ο десятков тысяч людей
внизу, священнослужители и миряне, благородные и
низкие склонили головы и пошли один за другим, след в
след — и это продолжается доныне. Это и есть всеобщее
равенство — единственное желание настоящего будды».
А когда монах-настоятель монастыря забывает о
своих клятвах, что тогда? Толпы монахов из Южной
столицы и Северного пика129 вновь склонятся к
непослушанию, а тяга к воинственности — это дело особое.
Должны ли монахи того храма прежде всего спасать живых
существ, наставляя их, и давать им благо? По Закону
Будды получение прощения равно состраданию.
Применительно к мирским обычаям это означает жалость. Кроме
того, как бы ограниченны ни были его деяния, получить
какую-то награду ему следовало.
Но если говорить о награде, это, может быть, в корне
противоречит Закону священнослужителей? — так и
599

этак рассуждали между собою люди. Храмовые монахи
при этом покачивали головами; навострив уши, они
проливали потоки слёз и делали вид, что заболели. Все
радовались и успокаивались. Оттуда до Умэдзу130 было велено
плыть на лодках, на которые сверху нагрузить хворост и
соорудить некое подобие лодок для перевозки топлива.
Немного спустившись вниз по течению, путники в тот
же день, едва начало темнеть, остановились в Кидзу131, а
на следующее утро, в тринадцатый день, от опушки
дубовой рощи, при помощи младшего хранителя
библиотеки Тосинари изволили связаться с господином Фукэ132.
И тогда Пребывающий в созерцании утвердительно
наклонил голову вниз. Хоть и прибыл он сюда, сбежав из
столицы, он выразил желание снова пожаловать в неё,
однако из стеснения перед людьми со слезами вымолвил:
— Исстари человек, который был главой клана,
непременно имел дело с луком и стрелами. Вряд ли он мог
быть таким злосчастным типом, как я. Я спасаюсь
бегством в такое место, которого ни глазом не видно, ни ухом
не слышно, — так он промолвил, захлебываясь слезами.
Когда Тосинари вернулся и произнёс свою речь,
господин Левый министр даже не услышал его, и он до
крови прикусил себе кончик языка. Было трудно понять, что
у вельможи лежит на сердце. Когда в Южной столице
вызвали Гэнкаку, наставника в монашеской дисциплине,
а Гэнкэн133 сообщил об этом в Специальном курсе134,
Левый министр изволил спешно сесть в паланкин и въехать
в Южную столицу.
«Келья моя находится в монастыре, поэтому надо
опасаться людских глаз» — подумал он и вошёл в
маленькую хижину поблизости, где о нём, наконец,
позаботились.
Здесь вельможе несколько раз преподносили
рисовый отвар, но он даже не попробовал его, а только всё
больше и больше слабел, поэтому Гэнкэн склонился над его
подушкой и произнёс:
— Я Гэнкэн. Прибыл сюда на Специальный курс
Извольте посмотреть, господин! — добившись лишь того,
что вельможа чуть заметно кивнул головой, однако не
ответил ни слова и опять забылся.
600

Говорят, что согрешившему Левому министру было
тридцать семь лет, и в час Лошади в четырнадцатый день
седьмой луны эры правления под девизом Хогэн135 он
лишился бренного своего существования. Когда пришла
ночь, его отвезли в Госаммай на равнине Праджни136, и
все разъехались кто куда.
Курандо-но-тайфу Цунэнори, бывший самым
последним из придворных17, говорил очень много. Срезав
себе причёску мотодори и поселившись в Павильоне
созерцания138, он пошёл к господину Фукэ и подробно
рассказал ему об особе Левого министра.
— Сам я такой-то и такой-то. Я не припоминаю
ничего определённого о своём детстве. Сейчас от меня нет
толку, но, когда по примеру регента и канцлера я
собираюсь видеть и слышать то, что делается под небом, то,
проведя долгую жизнь в жалкой старости, тем более
печалюсь о том, что впереди. Я не мог смотреть спокойно,
когда размышлял о том, что жизнь такой только и
бывает, но скорбел лишь о Левом министре. Если считаешь,
что так и должно быть, тогда с пренебрежением
относишься и к тому, чтобы за жизнь опасаться, и к тому, чтобы
стесняться людей. Жаль, что в конце своей жизни я не
увижу его ещё раз. В самом деле, в теперешнем
сражении не было слышно ни об одном человеке из рода Ми-
намото или Тайра139, который получил бы ранение. Если
бы и вправду была выпущенная кем-то стрела, не было
бы смысла говорить, что она настигла Левого министра.
Несмотря на то, что ханьский Гао-цзу140 правил
Поднебесной с мечом в три сякуш в руке, он сам лишился
жизни/поражённый случайной стрелой, когда погубил хуай-
наньского Цин-бу14. Вот пример того, что сила ничего не
решает. По зрелом размышлении над историческими
сочинениями ясно, что казни министра не
ограничиваются только Индией и Китаем. В нашей стране Японии,
начиная от министра Маро143, и до министра Эми144,
таких насчитывается восемь человек145. Хотя мы и не
думаем, что Левый министр был один такой, мы поймём, что
если даже человек совершил преступление, за которое
обычно отправляют в дальнюю ссылку146 без
возвращения назад, смертной казни он не подлежит. Даже укры-
Ж
§u
601

тые за облаками и дымами Кикай14' и Коре148 на западе,
когда они не слышат, что жив Левый министр, налегают
в своих лодках на шесты. На востоке же Акору и сангар-
ские эдзо149, хотя они и населяют тысячу островов, тотчас
же нахлёстывают коней плётками, если только им не
дадут знать, что Левый министр жив. Ведь горечь
доставляет даже само правило, согласно которому всё сущее
разделяется на тот и этот мир.
Так он сказал и захлебнулся слезами.
— Су У удерживали в стране варваров, но в конце
концов он получил возможность поклониться
драконовому лику китайского императора150. Лю Юань
поселился в жилище бессмертных, а потом встретился со
своими потомками в седьмом колене1 \ Говорят, что дом
этих людей находился в ином мире, но не все из них,
кому для этого хватило жизни, смогли после долгой
разлуки встретиться вновь. Как это печально — жить, будучи
не в состоянии встретиться ещё раз! И как это горько —
разлучившись, после этого смотреть на всё свысока!
Мучить так своё сердце, — значит причинять себе
страдания пуще всяких других.
Так говорил Первый министр, не в силах удерживать
слёзы. Когда вельможа выражал сожаления, рукава
одежды даже у простолюдинов не оставались сухими.
Итак, родившись в доме Левых министров и
наследственных регентов и канцлеров, министр получал от
императора повеления о предварительном просмотре
государственных дел. И всё-таки, после того, как он стал
главой клана, он, должно быть, плохо осуществлял
управление, если пресветлому богу святилища Касуга12 благо-
угодно было покинуть его, — злословили все.
8
О ТОМ, КАК НЕКОТОРЫЕ МЯТЕЖНИКИ
БЫЛИ ВЫЗВАНЫ И СХВАЧЕНЫ.
В пятнадцатый день той же луны на улице Сандзё
выдвинули обвинение дайбу из левой половины столицы
господину Норинага, младшему советнику четвертого
ранга Наридзуми, владетелю провинции Ното господи-

ну И знака, сикибу-но-таю Моринори, куранто-но-
таю Цунэнори и ещё пяти человекам Среди них
Моринори и Цунэнори были родственниками Левого
министра с материнской стороны, поэтому считалось, что они
знают о целях всего этого дела, проклинали
монашествующего экс-императора Коноэ и монашествующую
императрицу Бифукумон-ин, а потом сожгли храм Току-
дайдзи. Со Сукэясу из дворца Такигути получил
указание, чтобы в Управлении охраны дворцовых ворот к ним
применили пытки, и чиновники Сыскного ведомства
вывели их перед своим ведомством, сорвали с них
одежды и надели на их шеи верёвки. Люди эти сложили
молитвенно руки ладонями вместе с мыслью: «Что же с
нами будет?» — жалко было смотреть, как они томились.
Однако, поскольку дело касалось уголовного
законодательства, им учинили допрос с семьюдесятью пятью
ударами палкой. Сначала они кричали в голос, а потом
даже голоса не подавали. Не в силах вынести
смертельных мук, они повалились на землю. Прежде редко
случалось, чтобы людей, имеющих ранги выше пятого, несли
наказание ударами палкой. В старину, во времена
императора Мидзуноо153, в десятый день третьей луны
восьмого года правления под девизом Дзёган154 горели
дворцовые ворота Отэммон. По подозрению в преступлении
тогда был бит старший советник Томо-но Ёсио155 И на
этот раз рассказывали о том же.
9
О ПОСТРИЖЕНИИ В МОНАХИ
ПРИНЦА СИГЭХИТО
Тогда же всё время разыскивали принца Сигэхито156,
однако никто не знал, где он находится. Тем временем
принц проезжал перед воротами Сюдзякумон 57 в
экипаже для придворных дам. Здесь судья Хэй Санэтоси
заметил его и сообщил во дворец. Оттуда прибыл
посыльный, который спросил:
— Куда изволите следовать?
Принц ответил ему, что направляется в храм Ни-
ннадзи для того, чтобы постричься в монахи.

— Вам нужно без промедления осуществить это
Ваше заветное желание! — заметил Санэтоси и
препроводил принца к Канкё, содзё из павильона Гэдзоин,
Хранилище Цветка Лотоса, где вскоре сообщил, что принца
следует постричь.
Содзё заставил повторить эти слова не раз и не два,
поскольку императорское повеление весомо158; и не в
силах противиться он сбрил принцу волосы.
Пока все об одном только и думали, что о ранге этого
господина, этим всё и кончилось. Хоть и было всем
стыдно, но получилось глупо. Что же касается самого принца,
то, поскольку он был воспитанником покойного ныне
вельможного дознавателя Тадамори159, он отрёкся от Ки-
ёмори160 а тот огорчился, когда узнал, что принц
подчинился обычаям мира. Поэтому после получения
подобного известия он втайне ото всех проливал слёзы.
10
О ТОМ, КАК СКОРБЕЛ
НОВЫЙ ЭКС-ИМПЕРАТОР
Новый экс-император был переправлен к монаху-
законоблюстителю Камбэну161 и находился у него. Но
людей, которым следовало прислркивать ему, там не
было, сам же он был в слезах, и сердце государево не
очистилось. В сильной скорби он продолжал размышлять так:
Я оставил
Плывущее облако —
Бренный мир,
Которым был
Столь озабочен!
Задремав,
Забываешь,
Что всё преходяще.
Просыпаешься с чувством,
Что всё это сон.162
Ш
604

11
О ТОМ, КАК СДАЛСЯ ТАМЭЁСИ
Ходили слухи, что Тамэёси, судья с улицы Рокудзё,
находится в Восточном Сакамото163, поэтому Киёмори,
владетель провинции Аки, сообщил, что должен сделать
запрос. Тем временем, собралось более пятисот
всадников, которые переправились через бухты Сига и Кара-
саки164 и направились в Восточный Сакамото.
Пока они то тут, то там в разных местах вели поиски,
в Трёх пагодах165 собралось множество монахов.
— Хоть и говорят, что здесь заперся враг династии,
но без спроса вторгаться в храмы никак нельзя. Следует
просить монахов, чтобы они вас проводили, —
негодовала братия.
Киёмори отвечал, что это не его личное дело,
ссылаясь на спущенный ему приказ императора.
— Даже речи нет о таком прецеденте, когда бы люди
шли против государева повеления, — заявил он и
арестовал двоих вассалов.
Киёмори не стал сражаться с монахами, но, потеряв
достоинство, повернул назад и дотла сжёг жилища у
западной бухты возле Оцу166. Это потому что он слышал,
будто тамошние жители посадили вчера на корабль
судью и переправили его в бухту Мино. Однако этот его
поступок был несправедливым.
Тамэёси не находился там, где ожидали. Он укрылся
у Микавасири Горо тайфу Кагэёси, и в шестнадцатый
день той же луны пятьдесят всадников, миновав храм
Миидэра, направились в восточные провинции, однако
они подверглись чему-то вроде наказания Неба и в бухте
Мино, поражённые тяжёлыми болезнями, решили, что
всё, по-видимому, кончено.
Пока то да сё, они стали помогать друг другу и в
конце концов пустились в бегство. Тогда до них дошёл слух,
будто на подходе находятся большие силы
правительственных войск. Те немногие вассалы, что следовали за
Тамэёси, отстали от него, а с ним остались шестеро его
детей и несколько всадников.
Сильно обеспокоенный он решил перебраться в вое-

точную часть провинции Оми, однако стало слышно, что
застава Фува167 закрыта, и тогда Тамэёси решил, что дети
его должны поступать кто как захочет, а сам он вернётся
назад и побудет пока у Υογο-даю в Восточном Сакамото.
Несколько дней спустя по совету придворной челяди
он поднялся на гору Хиэйдзан, явился к монаху из
Южной долины, что возле Восточной пагоды, и, вступив на
Путь Оставившего свой дом168, облачился в одеяния с
чёрными рукавами.
Прежде желал он стать владетелем провинций Иё,
Харима и Муцу, теперь же, напротив, уединившись
плотью, подобной росе, наголо обрив голову, подобную
снегу, взял себе буддийское имя, о коем и не помышлял, и
стал прозываться Гихобо.
Этого Тамэёси, когда ему было четырнадцать лет, в
награду за то, что он взял в плен своего дядю Ёсицуна,
сделавшегося врагом династии, назначили младшим
офицером Левой гвардии охраны дворцовых ворот. В
восемнадцать лет за заслуги в препровождении нарских
монахов169 из Куринояма восвояси он был назначен в
Сыскное ведомство, а в ответ на слова о том, что должен
служить в какой-либо провинции, сказал, что это
должна быть одна из тех провинций, в которых служили его
предки. Ему ответили тогда, что, может быть, он
надеется получить место в провинции Муцу170, но ведь в те вре-
мена, когда его предок Ериёси стал в этой провинции
занимать должность, в ней двенадцать лет шла война.
Когда же в этой провинции исполнял служебные
обязанности его отец Ёсииэ, война продолжалась ещё три
года, а потому считается, что его дом стал навлекать на
неё несчастья. Что высочайшее соизволение еще не
последовало, но судья сказал, чтобы для него выбрали
какую-нибудь другую провинцию, не Митиноку.
Однако и ни в какую другую провинцию его не
назначили, и до шестидесяти с лишним лет он состоял
низшим чиновником в Сыскном ведомстве. В довершение
всего Тамэтомо после беспорядков в земле Тиндзэй был
назначен туда государственным чиновником, а потом
снова служил в том же Сыскном ведомстве. В душе он
испытывал грустное чувство из-за того, что не достиг той
606

цели, о которой мечтал, что напрасно мечтал он о
будущем процветании.
В монастырском помещении для желающих
принять постриг Тамэтомо увидел тетрадь алл регистрации
умерших монахов172 и вписал в неё собственноручно своё
буддийское имя, после чего начертал стихотворение:
О, лук из адзуса\173
Ты разве мог сразить
Такое множество людей? —
Я так не думаю.
И всё же их не стало.
Между тем, тут и там у него имелось шестеро детей.
Поднявшись в горы, чтобы узнать, что за блага ожидают
их отца в будущем, и увидев, как изменился цвет его
рукавов174, все они отжали от слёз концы своих рукавов.
Хатиро Тамэтомо, который был одним из них,
проговорил:
— Хоть и случилось так, но мы не должны относить
это на счёт сердечной слабости нашего отца. Мирские
обычаи не бывают непременно одинаковыми повсюду.
Бывает время, когда мы поднимаемся вверх, и бывает
время, когда мы спускаемся вниз. Это не обязательно
означает, что мы сами расположены к этому. Господину
Вступившему на Путь свойственно спокойствие во всём;
ведёт он себя со смирением, до сих пор у него не было
никаких воспоминаний, он не изволил принимать даже
самого малого подношения. Все мы, пятеро или шестеро
молодых людей, обладающих талантами, о которых
должен был слышать кто-то из полководцев, не дошли до
того, чтобы опозориться тем, что попали в плен, и не
могли также отречься от мира и стать шраманами175,
которые выпрашивают себе пропитание. И даже в таких
условиях всему этому не видно конца. Как бы там ни
было, следуйте разъяснениям Тамэтомо. Поспешив отсюда
в сторону восточных провинций, вам нужно созвать тех,
кто не прибыл оттуда для участия в нынешнем
сражении: Миураноскэ Ёсиакира, Хатакэяма-но сёдзи Сигэёси,
Оямада-но бэтто Арисигэ176 и других, устроить в
пределах восточных окраин цитадель, перекрыть Асигара и
Хаконэ177; господину Сиро Саэмону нужно отправиться
607

ш
в провинцию Осю, Мотохира должен получить приказ
укрепить заставу Нэндзю1л, господина Камон-но-су/сэ
направить для укрепления Приморского тракта,
господину Рокуро велеть присоединиться к людям из
провинции Каи и перекрыть Горный тракт, господину Ситиро
и Куро присоединиться к людям из провинции Синано
и повернуть в сторону Северного тракта Хокурикудо1/<;,
господину Вступившему на Путь совершить поклонение
вместе с монашествующим принцем, в Камакура
построить столицу, созвать жителей восьми восточных
провинций и сделать выдающихся подданных Первым
министром, Левым министром и Великим советником,
молодых людей сделать высшими придворными —
министрами, чиновниками третьего, четвертого и пятого
рангов; наших сторонников сделать старшими
чиновниками в провинциях и чиновниками Сыскного ведомства.
Тамэтомо уклонился от опеки Камакура. В старину,
в годы правления под девизом Дзёхэй180, Масакадо1 '
построил столицу в уезде Сома провинции Симоса и сам
себя назвал Хэй-синно, королём-родителем из рода Тай-
ра; произвёл назначения самых разных чиновников. А
чем хуже теперешнее время? Не сомневайтесь ни
минуты!
Так он промолвил. А господин Вступивший на Путь
изволил сказать так:
— Когда я был молод и в расцвете сил, я не стал даже
владетелем провинций Иё и Муцу, сделаться которым
было очень легко. Теперь же, когда я дряхлым стариком
удалился от мира и вступил на Путь, не думаю, что могу
быть настолько удачливым. Я хотел вас, мои дорогие,
привести к процветанию, поэтому и доверился столь
узкой стезе, вы люди молодые и поступаете как знаете —
хоть так, хоть этак. Вступивший на Путь намерен
испросить разрешения Ёситомо и уехать. Говорят, что
благодаря нынешнему сражению Киёмори станет владетелем
провинции Харима, а его дядя, помощник конюшего
Хэй Тадамаса, и его дети впятером будут его
помощниками: Ёситомо сделается главой Левого управления
монарших конюшен, — и тогда каких только ему не
выкажут восхищений его воинскими подвигами! Почему же
60Θ

в вашей жизни только ваш отец не может помочь вам?
Даже если я могу вам помочь, мои дорогие, то для этого
отыщется один способ: я просто уеду отсюда. Ну как? —
так он сказал.
Хатиро, слушая его, терял цвет лица и не произнёс ни
звука. Остальные сыновья сказали:
— Чтобы сопровождать нашего батюшку, мы
отложим свои дела в сторону. Возьмём же на себя только
преодоление его трудностей! Что бы ни случилось, будем
изо всех сил помогать ему. Выполним всё, что он
пожелает.
Так они говорили, и когда Вступивший на Путь
услышал это, он отправил посыльных в платьях разного цвета182,
и, не сообщая Еситомо ничего, сказал им так:
— Я тяжело заболел и ухожу в монастырь. Срочно
несите мой паланкин в обратную сторону.
Направляйтесь вон туда!
Думая, что Вступивший на Путь отправляется в
Западный Сакамото13, его сыновья поехали сопровождать
отца, а под сенью вершины Отакэ184, в том месте, где есть
питьевая вода, заговорили:
— Сейчас сюда приблизятся встречающие. Отсюда
все мы должны будем разъехаться в разные стороны.
Хотя и неизвестно, что ожидает каждого из нас,
постараемся же выполнить наше дело!
Потом, скорбя по-настоящему ввиду предстоящей
разлуки, они залились нескончаемыми слезами. Сыновья
снова окружили отца со всех сторон, взялись за руки,
сомкнули рукава и ничего иного делать не могли, только
плакали. Вступивший на Путь, плача и плача, прощался с
ними.
— Хоть и был я главным военачальником в
теперешнем сражении, я стар, и жизнь моя приближается к
концу, процветание, которого я мог бы ожидать, как ни
думай, касается только будущего моих детей. К вам, мои
дорогие. А потому я дам знать, на дне какой долины, под
сенью какой скалы и какого дерева укрою я свою плоть.
Только не бегите все вместе. По всякому поводу
собирайтесь по одному, по двое, и тогда отчего бы не
выполнить задуманное ими всем остальным? Среди вас есть
609

Куро, которому, как мне кажется, исполнится всего
пятнадцать или шестнадцать лет, и он ещё не знает, где у
стрелы начало и где конец. Больше того, я потерпел
неудачу в стратегии, а Хатиро имеет к ней отношение,
поэтому я и делаю ему свой прощальный подарок, да и об
остальных детях тоже нужно подумать. Так поезжайте
же скорее! — произнёс он на прощание, и было видно,
что Вступивший на Путь должен был уезжать, снова
захлебываясь слезами.
Что касается тех уз, что связывают между собою
отцов и детей, то считается, что они ограничиваются
клятвами, принесёнными в одной только теперешней
жизни, ограничиваются настоящим. Это значит, что дети
возвратятся и позовут к себе отцов, как и отцы позовут к
себе своих детей, если дети решительно уйдут от них.
Каковы же думы отца о разлуке не с одним и не с двумя, а с
шестерыми сыновьями?! И непременно пребудет в
печали сердце любого и каждого сына, который уехал,
оставив в полном одиночестве престарелого родителя.
Дети отправлялись в далёкий путь, через неведомо
какие крутые горы, дальние дали. Колыхались и
опускались вниз синие дымы, нужно было разобраться, куда
двигаться в белом, как тополиный пух, тумане. Они не
были птицами, тем не менее, печалились из-за
расставания четырёх птиц185, они не были рыбами, однако же
тонули в переживаниях больших рыбин186.
Тем временем, когда, поехав к главе Левого
конюшенного ведомства Кагэн, они заговорили
решительными голосами, Ёситомо весьма обрадовался, отправил в
качестве посыльного Камада-но Дзиро Масакиё, велел
рикися1*7 взяться за носилки и спешно послал их
навстречу отцу. Вступившего на Путь встретили уже возле сосен
на нижних склонах горы. Глава Левого конюшенного
ведомства вышел навстречу к нему лично, пролил потоки
слёз радости, и они последовали в заранее
приготовленное место. К прибывшему приставили двух или трёх дам,
все проявляли о нём заботу. Что будет потом —
неизвестно, но Вступивший на Путь испытывал чувство
радости.
610

12
О ТОМ, КЛК БЫЛИ КАЗНЕНЫ
ТЛДАМАСЛ, ИЭХИРО И ДРУГИЕ
A eine передавали, что помощник конюшего Хэй Та-
дамаса уехал в провинцию Исэ и тем самым избежал
смертной казни. Он тоже пошёл в монахи и спрятался
под защиту владетеля провинции Аки. В общем, люди из
нынешнего отряда либо укрылись глубоко в горах, либо
направились в дальние провинции, а поскольку никто и
знать не знал, куда они поехали, то по замыслу младшего
советника Синсэя всем смягчили смертный приговор и
должны были заменить его ссылкой. Им предъявили
обвинение и объявили: этого человека сослать в такую-то
провинцию, того человека сослать в такую-то
провинцию. Они успокоились, когда узнали, что из людей с
узким путём88 они превратились в людей, которых
отправляют к местам ссылки, и отовсюду выползши, все до
единого стали горько раскаиваться.
Потом, когда государь изволил вызвать к себе
господина Вступившего на Путь, Правого министра Накано-
ин, он спросил его:
— Так вот, мы слышали, что судья Рокудзё Тамэёси
ушёл в монахи и пришёл жить к Ёситомо. Каким же
должно быть ему наказание?
Тот почтительно отвечал:
— Этот человек, именуемый Тамэёси, как прямой
потомок воинов, был командующим в нынешнем
сражении, поэтому наказания ему действительно не
миновать. Но ему больше шестидесяти лет, сам он тяжело
болен и если пойдёт в монахи, и, вступив на Путь,
молитвенно сложит вместе обе ладони, это обязательно
должно помочь ему. Так, в частности, было во времена
августейшего правления императора Сага189, когда глава
Правого отряда дворцовой охраны Наканари190 для того,
чтобы вернуть на престол прежнего императора Хэй-
дзэй, организовал заговор191. Он был приговорён к
смертной казни. Но тот, кто умер, назад не возвращается.
Считается, что дальняя ссылка без права вернуться в
столицу — это то же самое, что смертная казнь. Человек этот,

вместо того, чтобы быть сосланным в дальние
провинции, был осуждён на смертную казнь в своих родных
местах. С тех пор минуло много лет. Был такой случай: в
годы правления под девизом Тётоку192 экс-император—
инок Кадзан193 повелел расстелить и залатать хакама94,
послал за асидат на высоких подставках и, устраиваясь
прямо на заборе, изволил развлекаться там каждую ночь.
Однажды ему должен был делать доклад Внутренний
министр князь И сю196. Спустилась глубокая ночь. Увидев
хакама и асида, он заподозрил, что там оборотень, и
выстрелил. Законники объявили, что за такое деяние
полагается смертная казнь, однако, принимая во внимание
прецедент из годов правления под девизом Дайдо197,
приговор о смертной казни уменьшили на одну ступень
и заменили дальней ссылкой. И этим, похоже,
значительно воспрепятствовали доброму управлению. Кроме
этого, тогда соблюдали обряды Промежуточной Тьмы
по особе покойного экс-императора198. И ещё:
покровительство Сына Неба простирается на все восемь сторон.
А что особенного произошло на этот раз? — так в конце
концов стал он успокаивать людей.
После этого вельможи в один голос согласились:
«Действительно, так оно и есть!».
Синсэй, состоявший при государе опекуном,
говорил так:
— Не думаю, чтобы это соответствовало моим
обязанностям. Решения по чрезвычайным происшествиям
содержатся в тексте, который называется «Обеспечение
защиты государя». Нынешний мятеж — событие на
редкость из ряда вон выходящее. Если военачальников не
успокоить, их можно будет использовать даже в странах
злоумышленников. Значит, когда-то это может
сделаться большой проблемой ^кя Поднебесной. Не нужно
начинать с раскаяния.
После этого вызвали всех: одних взяли под стражу,
других подвергли заточению. Ночью семнадцатого числа
той же луны все до одного человека были казнены.
Помощника начальника Левой гвардии дворцовой
охраны Иэхиро, его сыновей — Морихиро, младшего
офицера Правой гвардии дворцовой охраны199, и Мицу-
612

хиро, младшего офицера Правой гвардии дворцовой
охраны, а также учёного-стилиста Ясухиро, всех четверых
получил в своё распоряжение новый судья курандо Ёсия-
су и зарубил на горе Оэяма. Помощника главы
Ведомства продовольствия Ясухиро зарубил на прибрежной
долине возле улицы Рокудзё младший офицер Левой
гвардии дворцовой охраны Нобуканэ из провинции Идзу.
Нагахиро, главу отряда, охранявшего дворец
государыни, судья Хэй Санэтоки зарубил на горе Фунаока. Токи-
хиро, младшего офицера Правой гвардии дворцовой
охраны, получил Суэдзанэ, судья из провинции Суо, и сразу
же зарубил его. Помощника Правого конюшего,
Вступившего на Путь Тайра-но Тадамаса и его сыновей,
младших придворных в ранге курандо из свиты
законного наследника Нового экс-императора, Нагамори, Тада-
цуна и Масацуна, а также Хэй Куро Митимаса, всех
пятерых взял Киёмори, владетель провинции Харима, и
зарубил их на прибрежной долине возле улицы Рокудзё.
Этот Тадамаса был дядей Киёмори, а потому тот
позаботился о нём, сказав: «Моего дядю не убивайте!». Подумав,
что Ёситомо200 вряд ли убил своего отца, он тайком
встретился с Синсэем, и тот распустил слух, что отец Ёситомо
захватил и зарубил Киёмори.
13
О ПОСЛЕДНИХ ДНЯХ ТАМЭЁСИ
Таким образом, после того, как людям пришлось
зарубить своих близких, Киёмори обратился к главе Левых
монарших конюшен с такими словами:
— Слышал я, что у Тамэёси, его отца, кто-то есть.
Ступай, отруби ему голову! — так он промолвил и
повторил свои слова трижды.
Государь непрестанно говорил, что нужно выразить
друг другу сожаления по поводу подвигов, что были
совершены в нынешнем сражении. Поскольку слова
государя нужно было передать всем, Ёситомо подозвал Ка-
мада Дзиро и произнёс:
— Так-то и так. Вот грузные речи государя. Отрубив
613

голову отцу, тем самым мы совершим один из пяти
грехов201. Ежели пренебречь повелением государя, из
опасения совершить грех непочтения к родителям, мы
сделаемся нарушителями воли августейшего. Так или
иначе, трудно решить, как поступить.
Масааки, как человек мудрый, рассудил так:
— Существует старинное изречение: «Государь
повелел отрубить голову отцу202». Если такое случалось в
старину, — оно и буддами разъяснялось. Когда же мы
посмотрим на разъяснение в сутре «Кангё»203 мы увидим,
что в ней цитируется «Конда ронгё» ш От начала нашего
мира можно насчитать восемнадцать тысяч дурных
королей, которые нанесли вред своим отцам для того,
чтобы добиться владения страной. Так много было королей,
убивших собственных отцов, из желания обладать
рангом Получившего страну в свои руки.
Слов нет, мне очень и очень стыдно, что жизнь
вашего батюшки, которому выпало стать врагом династии и
не удалось спастись бегством, зависит от посторонних
людей. Кроме того, из-за одного этого дела впустую
пропадут ваши старания соблюдать и долг верноподданного,
и сыновний долг. Но если вас лишат отца без вашего
ведома, это даст вам возможность как следует выполнить
ваш сыновний долг в будущих рождениях, — такое
постыдное предложение сделал он.
Ничего на это не отвечал глава Левых монарших
конюшен, только слёзы у него полились потоками.
— Тогда пусть кто-нибудь распорядится, как тому
следует быть, — сказал он.
— В таком случае, — сказал Масакиё, — позвольте
успокоить вас по поводу вашего доброго имени, — и
насухо вытер бегущие по его лицу слёзы. Приняв
невозмутимый вид, он пошёл к особе Вступившего на Путь.
— В нынешнем сражении господин Ёситомо
проявил верноподданничество как полководец; он
собственной рукой застрелил и ранил множество воинов. Тем не
менее, за свои воинские подвиги он не получил никакой
награды. В то же время он получает повеление: «Приди,
обезглавь такого-то!». Наградой за его
верноподданничество может стать только дарование ему возможности со-
614

хранить жизнь собственному отцу. В то же время Ки-
ёмори, хотя он и не выказывал явного верноподданниче-
ства, много сделал для величия державы, и вся его семья
гордится милостью государя. Не думаю, что Ёситомо
должен будет подставить свою голову. Если люди станут
говорить дурное, какую они смогут выдвинуть клевету?
Он устроит монашескую келью где-нибудь в Восточных
горах ^ . Если она окажется в почитаемом месте, к ней
станут приходить люди и возглашать там нэмбуг^у ш.
Так он сказал, и Вступивший на Путь, пролив
прежде слёзы, сложил молитвенно ладони и радостно
произнёс:
— Воистину, нет у людей драгоценности большей,
чем их дети. Кто бездетному человеку поможет, когда
изменится его положение? Забывать об этом нельзя ни в
одном из рождений.
Ёситомо в глубине своей души подумал: «О, это было
бы жестоко, но могут, ведь, сказать, что-де неизвестно,
может быть, сейчас его зарубят!» — и с таким видом,
будто и не бежали по его щекам слёзы, проговорил:
— Тогда дайте Масакиё сесть в его экипаж!
— Пожалуйста, — ответили ему и выкатили экипаж
из некрашеного дерева.
Внезапно к Масакиё пришло сожаление от
предстоящей разлуки, так что он был даже не в силах выехать.
Потом он против собственной воли двинулся в путь,
приговаривая: «Скорее, скорее!»
Когда наступила середина ночи, — хоть и не знали,
где и что, — в восточном направлении не поехали, а от
западной части Ситидзё207 поехали по дороге Красная
Птица208. Силач Хадано Дзиро нёс паланкин.
На дороге Красная Птица, где Масакиё собрался
пересесть в паланкин из экипажа, его обстрелял Камада,
который после этого взял меч и стал ждать. Хада-но
Дзиро, ничего как следует не поняв, удержал Камада за
рукав и сказал,
— Э, господин! Что вы задумали? Я как-то не
понимаю этого. Неужели мы потеряем его? Это правда,
господин Вступивший на Путь не в силах стать зрагом
династии. Но от кого государю довелось узнать о нынеш-
Ж
*и
615

нем главном военачальнике? Это произошло под
влиянием Вступившего на Путь. Говорят, будто много
участников прибыло из восточных провинций. Так это тоже
благодаря господину Вступившему на Путь. Конечно, всё
делалось из последних сил, по государеву повелению, но
как же можно в самом деле позволить отрубить голову
собственному отцу?! Ещё и ещё раз — как жаль его!
Завтра в Поднебесной состоится состязание по
стихотворным экспромтам. Люди укажут имена победителя и тех,
кто проиграет состязание.
Так вот, в давние времена, когда господин из
провинции Иё2"' был владетелем провинции Сагами, его
перевели в Камакура. Самураи из восьми восточных
провинций попросили, чтобы господин Хатиман2Ш был их
главой. Поскольку Вступивший на Путь является его
сыном, он — наш глава, а его сын — начальник
ведомства — тоже наш глава. Среди прочих и наш господин
тоже находится под опекой господина Вступившего на
Путь: он воспитан им и очень к нему близок. Отчего же
вы с такой лёгкостью приготовились всё исполнить?
Даже если дело не доводить до прямой помощи ему,
нужно, по крайней мере, дать его светлости возможность
произнести последнее нэмбуг^у.
Камэда не признал такие доводы достаточными.
— Тогда так и скажите, господин мой.
Ёсимити, ухватившись за оглоблю экипажа и горько
плача, вымолвил:
— Разве ему ещё не сказали об этом? Ведь Масакиё
должен будет взять меч и зарубить господина в
промежутке между экипажем и паланкином тотчас же, как
только получит повеление об этом! — говоря это, он
захлёбывался от слёз и рукавом вытирал лицо.
Вступивший на Путь был весьма поражён и отвечал:
— Это достойно сожаления. Пусть Еситомо
действует потихоньку. Увы, но Хатиро сказал правду. Если
пятеро-шестеро сыновей, зная, чем это может закончиться,
встанут впереди и позади отца, израсходуют все стрелы в
своих колчанах и сами погибнут от стрел, они тем самым
только оставят свои имена грядущим поколениям. Но
эта их смерть будет напрасной . Помочь Еситомо даже
616

ценой своей жизни невозможно никак, какими бы
своими военными заслугами его защитники ни
отговаривались, поскольку в теперешнем сражении их отец
выступал на стороне экс-императора. Увы, но дети так не
пекутся о своих родителях, как родители пекутся о своих
детях. Будды заботятся о живых существах, однако
живые существа не заботятся о буддах; отцы и матери
обычно думают о детях, но дети не думают об отцах и
матерях, — так считал Будда , и разве в какой-то
малости с тех пор что-то изменилось?! Но хоть оно и так, дитя
у меня плохое. Я хочу, чтобы все, вплоть до Брахмы и Ин-
дры213 наверху и богов, управляющих земной твердью,
внизу, помогали Ёситомо в совершении им греха! — так
говорил он, непрестанно захлебываясь от слёз.
Потом, подложив под себя половинку меховой
подстилки, опустился на неё и снова залился слезами:
— Кто бы только мог подумать?! Он привык
заботиться о детях и особой небрежности в этом не допускал.
Теперь же некому будет особенно заботиться о его
четверых несмышлёнышах из особняка на перекрёстке Ро-
кудзё-Хорикава214. Потихоньку скажите об этом
Ёситомо. Лучше всего — пусть он позаботится о детях, в
худшем — пусть их зарубит. Нет более близких людей, чем
те, кто вооружён луками и стрелами. Если вырастишь
четверых таких, они могут превратиться в сотню добрых
людей. Нужно хорошенько объяснить это Ёситомо.
Все, вплоть до зверей в горах и на равнинах и рыб в
реках, дорожат своими жизнями. Больше того, — что
есть у людей дороже жизни?
Об одиноком человеке, который обвиняется в
нарушении закона, некому даже и пожалеть. Хотя вид его с
вывернутыми ногами и руками был страшен, он просил
своих врагов дать ему ещё хотя бы один день жизни.
О своей жизни закононаставник Тамэёси не жалел
совсем. Если бы у него было много любимых женщин,
много было бы и детей от них. О чём Тамэёси издавна
мечтал, так это о том, чтобы у него было шестьдесят
шесть сыновей, так, чтобы в каждой из шестидесяти
шести провинций жило бы по одному сыну. Но по его
желанию не вышло: сыновей было всего сорок шесть.

ж
§u
Ш
Что касается Ёситомо, его законного наследника, то
он стал зятем главного жреца святилища Ацута . В
зятья же себе он взял настоятеля святилища Кумано216 и
жреца из Сумиёси217. Каждого из прочих детей он не
особенно лелеял, но хотел, чтобы они добились в жизни
успеха.
Вельможный потомок императора Сэйва , самый
отдалённый отпрыск Шести принцев219, внук командую-
щего военным станом Ериёси , сын Есииэ ,
полководца-покорителя Востока. Вчера он — предводитель
мятежников во дворце, сегодня — буддийский монах. Хотя
он и думает, что не обнаруживает перед людьми свою
слабость, только по его лицу текли слёзы, просачиваясь
сквозь прижатый к лицу рукав.
— О, с какими желаниями приходится встречаться
на исходе старости! Думаю, что мои дети покроют
грязью свои физиономии222, будучи перетянутыми на их
сторону вассалами рода Тайра из Исэ223. Когда же меня
заберут собственные дети, будет удивительно, если меня
не упустят из своих рук наследственные вассалы! Сын,
зарубивший отца, отец, зарубивший сына, — и зарубить
самому, и быть зарубленным — это результат дурной
кармы, дело позорное и позорное, возмутительное и
возмутительное. А потому вершите его побыстрее. Если вы
собираетесь зарубить Тамэёси на рассвете, тогда
соберутся здесь и высшие и низшие. Когда же не удастся вам
ваша попытка, жалко будет получить приказ взять его
голову и взять его ноги. Если вы мои потомственные
вассалы, вы за это, может быть, и не получите дурную
репутацию. Но почему же вы теперь должны стать дурными?!
— так он сказал и, повернувшись лицом на запад,
громким голосом несколько десятков раз возгласил нэмбуг^у
и сложил руки ладонями вместе.
Масакиё подумал, как это страшно — в самом деле
ударить мечом по шее своего наследственного хозяина, и
сказал Ёсимити: «Ты руби!». А после того, как Ёсимити
снова отодвинулся и сказал: «Я не слышу вас!», —
Масакиё внезапно обнажил меч и выдвинулся вперёд. В глазах
его потемнело. Он слегка опустил остриё меча и рубанул
61Ô

им мятежника по шейному позвонку. Вступивший на
Путь обернулся и произнёс:
— Почему это сделал Масакиё?
Потом, всё громче возглашая нэмбуцу^ сбил Тамэёси
с ног следующим ударом меча. Суэдзанэ, судья из
провинции Суо, удостоверившись в этом, вернул Ёситомо
голову и вместе с телом казнённого поместил её в
паланкин. Тамэёси стал дымом224 в храме Энгакудзи в горном
поместье Китасиракава. Брало за душу то, как сын опла-
кивал его; он выполнил свой сыновний долг по
отношению к тому, кто совершил самый тяжкий из пяти
грехов, — но может быть это и не достигло души Тамэёси?
14
О ТОМ, КАК БЫЛИ КАЗНЕНЫ
МЛАДШИЕ БРАТЬЯ ЁСИТОМО
После этого глава Левых конюшен послал во все
стороны карательные экспедиции, вызвал младших
братьев, а также единомышленников. Хатиро Тамэтомо нахо-
дился в недрах Охара . Размахивая мечом, он летал,
словно птица, — и пропал. Остальные пятеро залегли в
разных местах — в Курама, в Кибунэ, в селенье Сэриу ,
но их настигли и повязали. Решили порубить их на горе
Фунаока228. Все спешились и выстроились в ряд. Среди
других находился глава Каммонрё Еринака.
Взяв влажную бумагу для туалетных надобностей230,
он вытер ею губы, провёл вокруг рта и со смешком
сказал:
— О, Ёситомо, это же неблагородно — стремиться к
тому, чтобы в мире остаться только самому, одному-
одинёшеньку. Чего доброго, когда-нибудь вы пожалеете
об этом! И в течение этой жизни ненадёжно всё. Для
процветания потомков не понадобится. Однако сейчас и
говорить об этом бесполезно. Похоже на то, будто
жалеешь о жизни. Так вот, Ёринака ссылается на послание
государя, говорит о жизни отца, о том, что повеления
свыше исполняли многие, о смертной казни, о ссылке, о том,
lu
619

что если смотреть на вышестоящих, то и не узнаешь, как
себя вести.
Потом повернулся лицом на запад, десять раз
возгласил нэмбуг§у и подставил шею под удар. Поистине,
смотреть на это было невозможно! Четверо остальных
поступили так же. Хорош был каждый.
Осуществлял операцию таю из Левого отряда
охраны дворцовых ворот Нобутада. Докладывая об этом деле
государю, он сказал:
— Всё это было во время семидневного траура по
покойному экс-императору. Сажать людей в тюрьму было
нельзя, — и выбросил тела убитых в густую траву к югу
от зерновых амбаров231.

КОММЕНТАРИИ
1 Асигара и Хаконэ — уезд в провинции Канагава и гора на
юго-востоке области Канто, состоявшей из восьми провинций.
Считались «воротами в Восточные провинции».
2 Река Мимосусо протекает в окрестностях комплекса
синтоистских святилищ Исэ-дайдзингу. В переносном смысле —
императорский род, сонм богов-покровителей императорского рода.
3 «Тикахиса из Воинского ведомства» (Мусядокоро) —
имеется в виду воин из числа хокумэн-но буси, отряда охраны дворца.
4 «Без памяти затряслись от страха» — буквально: «от
страха затрясли языками».
5 Сад ото — Абэ-но Садато, см. прим к. свитку I, гл. 8.
6 Сабуро Такэнори — военачальник эпохи Хэйан Киёвара-но
Такэнори. Умер после 1064 г.
7 «Куртка хитатарэ» — см. прим. к свитку I, гл. 5.
8 Шнуры типа «стрелолист» — узорчатые шнуры для
доспехов. Узор на них расширяется кверху и сужается книзу.
9 Хоро — накидка, закрывавшая сзади фигуру всадника (с
головой) и круп его коня, для защиты от стрел противника.
10 «Император Камму» — см. прим. к свитку I, гл. 5.
11 Тайра-но Садамори по прозвищу кзёхэйда (X в.) был
победителем мятежного феодала Масакадо. В конце жизни —
владетель провинции Муцу. Известен под именем Военачальник Тай-
ра.
12 Тадамори — см. прим. к свитку I, гл. 5.
13 Сигэмори — Тайра-но Сигэмори (1138-1179), старший
сын диктатора Киёмори, участник подавления мятежей годов Хо-
гэн(1156)иХэйдзи(1159).
14 «Владетель провинции» — имеется в виду владетель
провинции Аки Тайра-но Киёмори.
15 Норигаэ — воины, которые заботились о сменных конях
для военачальника.
16 «Аук, рассчитанный на троих» — лук, который во время
стрельбы двое держали, в то время как третий натягивал тетиву.
17 Ширина ладони — единица измерения длины стрелы.
18 Судзука — гора на границе уездов Миэ и Сига, рядом с
дорогой, ведущей из Киото в провинцию Исэ.
19 Ондзоси — младший сын в семье. Здесь — вежливое
обозначение Тамэтоки.
20 «Стрела, что в колчане» — накадзаси, 2-я стрела, которую
выпускают после той, что вложена в боевой лук.

21 «Род Хэй» — Тайра
22 «Род Гэн» — Минамото.
23 «Восемь преступлений» — по тогдашнему
законодательству это заговор, государственная измена, мятеж, предательство,
тирания, грубость, непочтение к родителям и безнравственность.
24 Имеется в виду река Камогава, протекающая через
столицу. В столице понятие «ехать с севера на юг» обозначалось
глаголом кудару, «спускаться».
25 «Восемь больших гор» — комментаторы затрудняются
объяснить это словосочетание. Возможно, число 8 нужно
понимать просто как синоним слова «множество».
26 «Три квартала» (отё) — около 330 м.
27 «Судья» — Рокудзё-хоган Тамэёси, см. прим. к свитку I, гл. 8.
28 Когоку — две большие дороги (Восточная и Западная),
пересекавшие столицу с юга на север. Здесь — Восточная Когоку.
29 «Час Тигра» — 4 часа утра.
30 Тан — мера длины, около 11 м. 5 тан — расстояние в 54,6
м.
Иэсуэ — настоящее имя Судо Куро.
32 «Звёзды на шлеме» — украшения на гребне шлема самурая,
по виду напоминающие крупные шляпки гвоздей.
33 Сун — мера длины, 3,03 см.
34 «Восемь драконов» — см. прим. к свитку I, гл. 13.
Левая половина шлема считалась более уязвимой, потому
что не была прикрыта щитом.
36 Хатиман Таро — прозвище Минамото Ёсииэ (1041-1108),
воина, одного из популярных героев японского средневековья.
Прозвище получил в семилетнем возрасте, после того как прошёл
обряд инициации в синтоистском святилище Ивасимидзу Хати-
ман-гу. «Трёхлетними сражениями» современники называли
победоносную войну Минамото Ёсииэ против мятежника Киёва-
ра-но Иэхира (?-1087).
37 «Девять Провингщй» (Кукоку) — одно из обозначений о.
Кюсю.
38 Жители Восточных провинций пользовались репутацией
бесстрашных воинов.
39 Оиномикадо — аристократический род, происходивший
от Фудзивара-но Ёсииэ (1041-1108). Его родовое имение
находилось в столице, на берегу реки Кацурагава. Ямасина — селение в
уезде Удзи провинции Ямасиро, к северу от Кохата. Ныне —
местность в одноименном районе Киото, у подножья горы Хига-
сияма.
40 «Избежав пасти тигра» — выражение заимствовано из
«Исторических записок» Сыма Цяня.
41 «...отказали бы от пайка...» — речь идёт о содержании,
которое сюзерен выплачивал самураю за его службу.
622

42 «Звезда Разрушения Войска» — Хагундзе, название 7-й
звезды в созвездии Большой Медведицы.
43 Хунмэнъ — место в Китае, где основатель ханьской
династии Лю Бан встретился с Сян Вэном, ваном княжества Е. Сян Вэн
хотел убить там Лю Бана, но тому удалось благополучно миновать
опасность при содействии отважного воина Фань Цзэна.
44 Место в тексте, которое японские комментаторы считают
неясным. Цзилинь (Кисим) — другое название средневекового
корейского государства Силла.
45 «Глава Войскового арсенала» — Минамото-но Ёримаса
(1104-1180), поэт и военачальник, участник военных событий
1156 и 1160 гг. В 1180 г. покончил с собой.
46 Тадамаса — Тайра-но Тадамаса, см. прим. к свитку I, гл. 4;
Ёриканэ — возможно, ошибочное написание имени санъи (см.
прим. к свитку I, гл.7) Минамото-но Ёринори.
47 «Западная стена» — речь идёт о западной стене Северного
павильона дворца Сиракава.
48 Касуга — здесь: название малой дороги к северу от
парадного тракта Омикадо-одзи.
49 Иэхиро — Тайра-но Иэхиро, помощник командира Левой
гвардии охраны дворцовых ворот. Мицухиро — Тайра-но Мицу-
хиро, сын Иэхиро.
50 «Пять тяжких грехов» (будд·) — отцеубийство, убийство
матери, пускание крови из тела Будды, убийство архата и
нарушение гармонии среди священнослужителей.
51 Арджаташатру — сын короля владения Магадхи по имени
Бимбасара. Убив своего отца и заключив под стражу мать, он
захватил отцовский престол, но затем познакомился с учением Ша-
кьямуни, стал его верным последователем и одним из
охранителей этого учения.
«Час Тигра» — 4 часа утра.
53 «Рыбья чешуя» — одна из форм построения воинского
стана.
54 Хосёдзи (храм Победы Закона) — буддийский храм в
центре столичного района Окадзаки, построенный по указанию экс-
императора Сиракава.
5 Фудзивара Иэнари — в тексте приведено «китайское»
чтение его фамилии: То-тюнагон. Фудзивара Иэнари получил звание
Среднего советника (тюнагон) в 1149 г., в 1154 г. заболел и
принял монашеский постриг, а через три недели умер. Таким
образом, описываемые здесь события происходили уже после его
смерти.
56 Ашуры — будд» могучие демоны гнева, составляющие один
из шести разрядов существ «мира чувств» (дэвы, люди, ашуры,
звери и птицы, демоны голода преты, обитатели преисподней);
символы воинственности и враги дэвов. Бывают как злыми, так и
добрыми.
57 «Великая Крепость Бесконечности» — то же, что Аби

Ill
(санскр. Авичи), Преисподняя Бесконечности (буддД последняя
из восьми жарких преисподних, жертвы которых испытывают
самые большие мучения, рождаются и вновь умирают без конца.
58 «Потерять восток и запад» — то есть потерпеть
сокрушительное поражение.
59 Иаридзуми — возможно, лицо вымышленное, поскольку в
разных списках сочинения значатся разные имена.
60 «Судья» — здесь: Рокудзе Тамэёси (см. прим. к свитку I, гл.
8).
61 «Оборонительными» называли особые стрелы фусэгия,
применявшиеся для поражения атакующего противника.
62 Сикибу-но тайфу — помощник секретаря,
государственный чиновник 5-го ранга.
63 ЬАацугасаки — местность в столичном районе Сагёку.
64 Сага — местность на берегу реки напротив горы Арасияма
в столичном районе Угёку.
65 Гора Нёисан находится в столичном районе Сагёку. Одна
из 36 вершин в группе Восточных гор. Другие её названия —
Нёигаминэ и Даймондзисан.
66 Миидэра (Ондзёдзи) — один из главных храмов
буддийской секты тэндай на севере-западе провинции Осю. Располагал
крупными отрядами вооружённых монахов.
67 Приведённые далее слова в разных редакциях памятника
приписаны разным персонажам: Иэхиро, Тамэёси или «всем».
68 «Промежуточное бытие» (тюу) — в буддизме: состояние
существа в то время, когда ещё не определена та форма, в которой
оно будет рождено к новой жизни.
69 «Императорский дворец» — речь идёт о Северном
павильоне дворца Сиракава.
70 «Восточные горы» (Хигасияма) — общее название гор в
окрестностях столицы, к востоку от реки Камогава, от горы
Нёигаминэ до Инари.
71 Хосёдзи (Хоссёдзи) — главный буддийский храм в
монастырском комплексе Энрякудзи, построен в 788 г.
72 Синсэй — см. прим. к свитку I, гл. 5.
73 «Храм» — гаран (от санскр. Самгхарама), буддийский
храм крупных размеров.
74 Сандзё и Тарасу мару {современная Карасума) — улицы в
Киото.
75 «Час Лошади» — время от 12 часов пополудни.
76 Мандзю — Тада Мандзю (912-997), прозвище Минамо-
то-но Мицунака, занимавшего должность главы Левых
императорских конюшен. Он был правнуком 56-го императора Японии
Сэйва (859-876) и сыном Цунэтомо (874-916), основателя рода
Сэйва-Гэндзи.
77
Левые императорские управления по положению
считались выше Правых.
624

«Пресветлые боги» — боги синтоистского пантеона. «Три
драгоценности» — Будда, его Закон и община
священнослужителей (будд.). «Пресветлые боги и три драгоценности» в
переносном смысле — синто и буддизм.
79 «Торный король Хиёси» (Хиёси сапно) — синтоистское
божество, покровительствующее буддийскому храмовому
комплексу Энрякудзи, расположенному на горе Хиэйдзан.
80 «Настоятель» — имеется в виду настоятель комплекса
Энрякудзи, глава буддийской секты тэндай принц Ниго (сын
императора Хорикава).
81 «Священные палаты» — здесь: синтоистское святилище на
территории Энрякудзи. Считается сакральным защитником и
покровителем буддийского комплекса.
82 «Изо всех сил» — буквально: «ломая сердце и печень».
83 Тамэтомо — в некоторых списках — ошибка
переписчика: Тамэёси.
84 Сёхэй (&зёхэй) — девиз правления императора Судзаку,
931-938 гг.
85 «Кик дракона» — лицо императора.
86 Содзё — высший чин в буддийской монастырской
иерархии. Имел три степени, высшая из которых соответствовала
светскому чину старшего советника (дайнагон).
87 «Законы Горных Ворот» — управление буддийскими
храмами, положения буддийского учения. Существовало убеждение,
что покровительство буддийской церкви помогало властям
управлять государством.
88 «Пребывающий в созерцании Его высочество Фукэ» —
канцлер Фудзивара но Тададзанэ.
89 «Павильон Созерг^ания» — Дзэндзеин, один из павильонов
монастыря Кофукудзи в Нара. Содзу — 2-й после содзё чин в
буддийской монастырской иерархии. Имеет 4 степени.
90 «Северо-Восточный павильон» — Тобокуин, ещё один
павильон монастыря Кофукудзи. Рисси — наставник в монашеской
дисциплине, 3-й по важности чин в буддийской иерархии. Имеет
3 степени, высшая из которых соответствует 5-му придворному
рангу.
91 «Столичные провинции» или «Пять Столичных провин-
iffUU» (Кинай, Гоки-най) — пять примыкающих к столице Хэйан-
ке провинций: Ямасиро, Ямато, Кавати, Сэтцу и Идзуми.
92 «Глава рода» — Удзи-но тёдзя, в древней и раннесредневе-
ковой Японии административный и сакральный глава рода, после
образования государства вошедший в ближайшее окружение
монарха.
93 «Taneij двоих» (ни-но май) — танец, в котором один из
участников повторяет движения другого.
94 Хоин (Печать Закона) — высший буддийский сан. Его
обладатель занимал должность содзё.

Ш
95 «Семь дорог» — 7 наиболее важных дорог, связывавших
провинции средневековой Японии: Токайдо, Тосандо, Хокурику-
до, Санъёдо, Санъиндо, Нанкайдо и Сайкайдо.
96 «Девятистенный» — поэтическое обозначение
императорского дворца.
97 «Столица» — Ракуе, как по образцу китайской столицы
Лоянь (её название по-японски читается как Ракуё) иногда
называли Хэйанке (Киото).
98 Тисокуин — буддийский храм неподалёку от горы Фунаяма
в Хэйанке.
99 «Упали волосы государя» — экс-император принял
монашеский постриг, велев сбрить себе волосы.
100 Мотодори — пучок волос на затылке мужчины,
уложенный особым образом. Срезать мотодори — постричься в монахи.
101 Ниннадзи — сингон-буддийский монастырь в столичном
районе Угёку, где, начиная с 904 г., в монашеском постриге
проживало несколько экс-императоров, включая экс-императора
Тоба, в постриге взявшего имя Кукаку. «Пятый принц» — брат
Нового экс-императора, 5-й сын Тоба. Его монашеское имя —
Какусэй.
102 Камбэн — монашеское имя высшего священнослркителя
из рода Минамото. Годы жизни не установлены.
103 Садо Сигэнари принадлежал к роду Сэйва-Гэндзи.
104 Сага — местность в Хэйанке, в районе Утеку.
105 «Книги внутренние» — буддийские сутры и комментарии
на них (шастры), книги внешние — китайские философские
трактаты.
106 «Главный Будда храма» — святой буддийского пантеона
(будда или бодхи-саттва), культу которого данный храм
посвящен.
10 ' «Гасси в Западной Индии» — государство Гандхара,
существовавшее на территории современных Пакистана и
Афганистана до середины V в.
108 «Сутра о воздаянии за милости» — «Хонкбкё»,
санскритский эквивалент не установлен.
109 «Девять декад одного лета» — 90 дней между 16-м днём
4-й луны и 15-м днём 7-й луны.
110 Траясиримгиа (яп. Торитэн) — второе из шести небес
Мира желаний (ёк-кай, санскр. камадхату). Находится над
вершинами горы Сумэру, которая возвышается в центре Вселенной.
Владыка его — Индра (индуистский бог; в буддизме
идентифицируется с Шакрой).
111 Удаяна — древнеиндийский махараджа, который, по
преданию, первым установил в храме статую Будды.
112 Вишвакарман (яп. Ъисюкацума) — один из охранителей
Закона Будды, подчинённый Шакре. Считается мастером по
изготовлению мелких поделок.
626

113 Чандана — невысокое дерево с красной ароматной
древесиной. Произрастает в Индии.
114 «Двое, рожденные во плоти» — боги Брахма и Индра,
явленные миру в человеческом облике.
115 Татхагата (яп. Нерай) — «Так пришедший», то есть, тот,
кто постиг истину и приходит в мир, чтобы разъяснить её.
Высший эпитет Будды.
116 «Бодхисаттва Держащий Землю» (Дзидзи босацу) —
другое имя будды грядущего мира Мироку (санскр. Майтрейя).
117 ■
Пугиьямитра — основатель древнеиндийской династии
Сунга (185-172 гг. до н. э.), первоначально — главнокомандующий
последнего императора династии Маурьев. Занял престол после
того, как убил своего сюзерена. Был сторонником брахманизма и
гонителем буддийского вероисповедания.
118 Кумараджива (344-413) — индийский буддист,
знаменитый переводчик буддийских текстов с санскрита на китайский
язык.
П9 «...взял с собой своего Будду и бежал...» — в 401 г.
Кумараджива уехал из Индии в Китай, где основал собственную школу
буддизма.
120 Гуйгри — современная китайская провинция Синьцзян.
121 Чжэньданъ — старинное название Китая, происходившее
от древнеиндийского Чинастхана.
122 «Годы правления под девизом Тэнгэн» — 978-983 гг.
123 Энъю — 64-й император Японии. 959-991 (на престоле
находился в 969-984 гг.).
124 «Дхарма» — здесь: буддийское вероучение.
125 «Страна Тан» — Китай. Эйкан-сёнин, настоятель нарско-
го буддийского храма Тодайдзи, побывал там в 984-986 гг.
«Бостонная земля» — здесь: Япония.
127 «Император Итидзё» — 66-й император Японии. Годы
его правления — 987-1011.
128 Эйэн — девиз правления императора Итидзё, 987-988;
дата указана в хрониках храма Тодайдзи.
129 «Южная столиг^а и Северный пик» — Нара и
монастырский комплекс Энрякудзи на горе Хиэйдзан, расположенной к
северу от Хэйанкё.
130 Умэдзу — название местности в столичном районе Угёку,
на берегу реки Кацурагава.
131 Кидзу — небольшой городок на берегу речки Кидзугава, в
префектуре Киото.
132 Фукэ — прозвище Фудзивара-но Тададзанэ (1078-1162),
регента и канцлера, главы клана Фудзивара.
133 Гэнкэн — Мацумуро-но Гэнкэн, буддийский
священнослужитель в сане шраманеры.
134 «Спег^иальный курс» — так называемые Три собрания в
Южной столице по толкованию сутр: в храме Кофукудзи — по
Ж
*u
627

#
lu
Сутре о Вималакирти (яп. «Юймагё») и «Лотосовой сутре» (яп.
«Хоккэкё»), в храме Якусидзи — по Сутре Золотого блеска (яп.
«Конкокё»).
135 «Час Лошади в 14-й день 1-й луны эры правления под
девизом Хогэн» — 12 часов дня 1 августа 1156 г.
136 «Госаммай на равнине Праджни» — одно из пяти мест
кремации в районе Кинки. Время от времени их
местоположение менялось. Здесь имеется в виду место кремации и погребения
возле селенья Камимура в префектуре Ямато.
1 "XT
«Самым последним из придворных» называли вассала,
который совершил погребение останков своего господина.
138 «Павильон созерцания» (Дзэндзёин) — один из
павильонов монастыря Кофукудзи.
139 Минамото или Тайра — в тексте китаизированный
вариант: Гэмпэй.
140 «Ханьский Гао-гру» — посмертное имя императора Лю
Бана, основавшего в Китае династию Хань (202 г. до н. э.).
141 Сяку — мера длины, равная в XIII в. 29,6 см.
142 Хуайнанъ — владение в Китае, к югу от реки Хуайхэ. Цин-
бу — заслуженный вассал, получивший титул хуайнаньского вана.
Погиб от руки Гао-цзу.
143 «Министр Маро» (Цубура, V в.), замешанный в деле
малолетнего принца Маёва, зарубившего сонного императора Анко
(4007-456?), был убит императором Японии Юряку.
144 «Министр Эми» — Фудзивара-но Накамаро (710-764),
который был убит сторонниками монаха Доке, фаворита
императрицы Сётоку (на престоле — в 764-770 гг.), претендовавшего на
занятие высших постов в государстве.
145 В старопечатном издании памятника помимо двух
указанных здесь министров названы имена Матори, Мория, Тоёра. Иру-
ка, Нагано и Канэмура.
146 «Дальняя ссылка» — в древнеяпонском уложении законов
«Тайхорё» в качестве мест дальней ссылки названы 8 провинций.
147 Кикай — легендарный Остров Демонов; народная
фантазия часто относила это название к о. Ито в группе Осима,
расположенной в Восточно-Китайском море к юго-западу от о. Кюсю, в
современной префектуре Кагосима.
148 Коре — государство, существовавшее на Корейском
полуострове в 918-1390гг.
149 Акору — название не идентифицируется. «Сангарские эд-
зо» — айнское население по обеим сторонам Сангарского (Цуга-
ру) пролива.
150 Су У (140-160 гг. до н. э) — один из знаменитых
верноподданных древнего Китая. Посланный императором У-ди с
официальной миссией к гуннам в 99-м г. до н. э. он был ими пленён и
удерживался в неволе 19 лет, но после замирения Китая с его
северными соседями был освобождён и возвратился на родину.
628

151 Аю Юань — согласно старинной китайской легенде, Лю
Юань, живший в I в., пошёл в горы Тяньтай, но заблудился и не
смог найти обратной дороги. Через 10 с лишним лет бесплодных
блужданий он встретился с двумя даосскими отшельницами и
прожил у них полгода, а когда всё-таки вернулся домой, то
обнаружил, что за время его отсутствия миновало больше 200 лет, и он
увидел своих потомков в седьмом колене.
152 Касуга — фамильное синтоистское святилище дома Фуд-
зивара.
153 Мидзуноо — император Сэйва (859-876), прозванный так
по месту его захоронения на горе Мидзуноо в местности Сага
провинции Ямасиро (ныне — в черте г. Киото).
154 «Десятый день 3-й луны 8-го года правления под девизом
Дзёган» — 31 марта 866 г.
155 Томо-но Ёсио — крупный придворный чиновник, внук
известного поэта Отомо-ноЯкамоти (7187-785).
156 Сигэхишо — старший сын экс-императора Сутоку, его
кандидат на занятие престола в случае успешного завершения
мятежа.
157 «Ворота Сюдзякумон» (Судзякумон, Ворота Красной
Птицы) — основные ворота в южной стене дворцового комплекса.
158 По закону монахи не должны были постригать
государственного преступника, а Сигэмори был объявлен таковым.
159 Тадамори — Тайра-но Тадамори( 1096-1153), губернатор
провинций Хари-ма, Исэ и Бидзэн поочерёдно, глава Сыскного
ведомства. Занимал высокие придворные должности во времена
правления трёх императоров, сторонник экс-императора Сутоку.
160 Киёмори — Тайра-но Киёморн (1118-1181), будущий
диктатор Японии, во время смуты годов Хогэн поддерживал
императора Сиракава и был противником экс-императора Сутоку.
161 Камбэн — см. прим. к гл. 6.
162 «Я оставил...» — эти стихи помещены в 17-м свитке
антологии «Сэндзай вакасю» (1187 г.).
163 Сакамото — название местности у восточного подножья
горы Хиэйдзан.
164 Сига и Карасакп — названия бухт на озере Бива.
165 «Три пагоды» — Восточная, Западная и Ёкава, буддийские
пагоды на горе Хиэйдзан.
166 Оцу — небольшой город на юго-восточном берегу оз.Бива.
167 Застава Фува находится в провинции Оми; учреждена в
VIII в.
168 «Ступить на Путь Оставившего свой дом» — то есть
стать буддийским монахом.
169 «Нарские монахи» — здесь: отряды монахов-воинов из
монастырей г. Пара.
170 Щцу — старинное название провинции на севере о.
Хонсю, то же, что Митиноку,Митинокуни.
Ж
lu
629

171 Ëpiïécu — Минамото-но Ёриёси (989-1075),
прославленный воин, занимал должность губернатора в нескольких
провинциях; потомок императора Сэйва в 6-м колене.
172 «Тетрадь для регистрации умерших монахов» включала
записи монашеского и мирского имени новопреставленного
члена монастырской братии, день, месяц и год его смерти.
173 Адзуса — японская вишнёвая берёза (катальпа овальная).
Дикорастущее лиственное дерево до 20 м высотой, обладает
очень твёрдой древесиной. Произрастает в южной части
Японских островов. Использовалась для изготовления луков.
174 «Изменился гфет его рукавов» — то есть Тамэтомо надел
чёрные облачения буддийского монаха.
175 Шрамана (санскр., яп. сямон) — буддийский монах.
176 Ёсиакира, Сигэёси и Арисигэ — все трое принадлежали к
ветви Камму Хэйси рода Тайра.
177 Асигара и Хаконэ — горы на юго-западе провинции Кана-
гава.
178 Нэндзю (Нэсу, Нэдзу) — застава на границе провинций
Этиго (современная префектура Ниигата) и Дэва (современная
префектура Ямагата).
179 Хокурикудо — тракт, проходивший через 7 северных
провинций: Вакаса, Этидзэн, Kara, Ното, Эттю, Этиго и Садо.
180 «Годы правления под девизом &ёхэй» — 931-938 гг.
181 Масакадо — Тайра-но Масакадо, см. прим. к свитку I, гл. 5.
182 «Платья разного iffiema» носили чиновники разных
уровней: каждому рангу соответствовали определённые расцветки
платья.
183 Западный Сакамото — местность у западного склона
горы Хиэйдзан, возле въезда в монастырский комплекс Энрякудзи.
В этой местности находилось несколько буддийских храмов и
синтоистских святилищ.
184 Отакэ — главная вершина горы Хиэйдзан.
185 «Расставание четырёх nmuti,» — то есть разлука
родителей с детьми. Образ заимствован у Чжуан-цзы.
186 «Переживания больших рыбин» — здесь: мучения рыбы,
попавшей на крючок и извлекаемой из воды на сушу.
Рикися — буддийские монахи, которые выполняли в
монастыре тяжёлую физическую работу.
188 «Аюди с узким путём» — то есть люди, не имеющие
выбора.
189 Сага (786-842) — согласно традиции, 52-й император
Японии. На престоле находился в 809-823 гг.
190 «Глава Правого отряда дворцовой охраны Наканари» —
Фудзивара-но Наканари (774-810), влиятельный придворный
чиновник. Несколько раз занимал должности губернатора разных
провинций, возглавлял различные придворные ведомства.
191 Хэйдзэй (774-824) — согласно традиции, 51-й император
630

Японии (на престоле — в 806-809 гг.). Старший брат императора
Сага. В 809 г., сославшись на слабое здоровье, отрёкся от престола
в пользу своего младшего брата. Однако фаворитка отрёкшегося
императора Кусуко, сестра Наканари, из опасения, что та ветвь
рода Фудзивара, к которой она принадлежала, потеряет при
дворе влияние, вместе со своим братом подговорила экс-императора
Хэйдзэй вернуть себе престол. Попытка дворцового переворота
оказалась неудачной. После этого Кусуко отравилась, Наканори
погиб, а Хэйдзэй принял монашеский постриг.
192 Тётоку — девиз годов правления императора Итидзё,
995-998 гг.
193 Кадзан — в возрасте 17 лет стал 65-м императором
Японии (на престоле — в 895-896 гг.). После отречения от престола
принял монашеский постриг и удалился в монастырь Кадзан-ин.
В монашестве был известен экстравагантным поведением
194 Хакама — часть официальной одежды, просторные
шаровары, внешне напоминающие длинную юбку.
195 Асида — традиционная обувь на деревянных платформах
и высоких подставках.
196 Мао — Фудзивара-но Корэтика (974-1010). Внутренним
министром стал в 995 г. Дважды пытался занять пост канцлера,
но оба раза неудачно. Известен также как Гидо-санси и
Внутренний министр Соцу.
197 Дайдо — девиз правления императора Хэйдзэй, 806-810 гг.
198 «Промежуточная Тьма» — Семь седмиц, буддийский 49-
дневный траур после смерти человека.
199 Морихиро, по некоторым источникам, принадлежал к
роду Минимото (ветви Мураками Гэндзи) и не был сыном Иэхиро,
который принадлежал к роду Тайра (ветви Камму Хэйдзи).
200 Ёситомо — Минамото-но Ёситомо (1123-1160), отец
будущего основателя 3-го сёгуната Минамото-но Ёритомо
(1147-1199); во время событий 1156 г. — союзник Тайра-но
Киёмори, сторонник экс-императора Госиракава, тогда как его
отец Тамэёси (1096-1156), как и дядя Киёмори по имени Тада-
маса, выступил на стороне экс-императора Сутоку.
201 «Пять грехов» (будд·) — убийство отца, убийство матери,
пускание крови из тела будды, убийство архата и нарушение
гармонии среди священнослужителей.
202 «Государь повелел отрубить голову отцу» — другими
словами, загнал в тупик своего подданного: если тот поступит
согласно государевой воле, он нарушит свой сыновний долг, а если
ослушается государя, — нарушит долг подданного.
203 Сутра «Каше» — одна из 3-х главных сутр японского ами-
даизма. Полное её название — «Кан муре дзюкё» (санскр. «Ami-
tayurdhyana-sutra»).
204 «Кондаронгё» — «Сутра-рассуждение об Амитабха» (в
тексте описка, должно быть: «Вида ронгё»).

205
«Восточные горы» — горы, окаймляющие Хэйанкё с
востока.
Ш
206 Нэмбуцу (Наму Амида буцу) — возглашение имени
будды Амитабхи (Амида) с целью возродиться в его Чистой земле,
западном мире Сукхавати.
207 Ситидзс — Седьмая линия, одна из улиц, пересекавших
японскую столицу с востока на запад.
208 «Красная Птица» (Сюсяка, Судзяку) — прямая дорога,
пересекающая центр столицы с севера на юг.
209 «Господин из провинции Иё» — Минамото-но Ёриёси
(995-1082), служивший сначала владетелем провинций Сагами и
Муцу, в течение девяти лет (1055-1063) усмирял мятеж Абэ-но
Ёритоки в провинции Муцу, после чего получил назначение на
должность губернатора провинции Иё. Вскоре после этого
назначения он принял монашеский постриг и стал именоваться
«Вступившим на Путь из провинции Иё».
210 «Господин Хатиман» (Хатиман-доно) — Минамото-но
Ёсииэ (1041-1108), старший сын Ёриёси. В семилетнем возрасте
прошёл церемонию инициации в крупном синтоистском
комплексе Ивасимидзу Хатимангу, в провинции Ямасиро, после чего
получил прозвище Хатиман Таро. Он в короткий срок овладел
многими воинскими искусствами и стал сопровождать своего
отца в войне против Абэ-но Ёритоки. В 1064 г. был назначен
владетелем провинции Дэва.
211 «Напрасная смерть» — буквально «собачья смерть», инуд-
зи.
212 «Так считал Будда» — такого высказывания будды Шакь-
ямуни в канонических буддийских текстах не зафиксировано.
213 Брахма и Индра — здесь: боги-охранители Закона Будды.
214 Рокудзё и Хорикава — название улиц в Хэйанкё.
215 Кцута — комплекс синтоистских святилищ в г. Нагоя.
216 Кумано — синтоистское святилище в префектуке Симанэ.
217 Су мисси — синтоистское святилище в Осака (городской
район Сумиёеи).
218 «Император Сэйва» — см. свиток I, гл. 5, примеч. 12.
219 «Шесть принцев» — сыновья императора Сэйва: Садака-
та, Садаясу, Садам ото, Сададзуми, Садакадзу и Саданао, которым
была присвоена фамилия Минамото (ветвь Сэйва-Гэндзи).
220 Ёриёси — см. прим. к свитку I, гл. 8.
221 Ёсииэ — Минамото-но Ёсииэ. В действительности он был
не отцом, а дедом Тамэёси.
222 «Покроют грязью свои физиономии» — то есть покроют
себя позором.
223 «Род Тайра из Исэ» (Исэ Хэйси, Исэ Хэйдзи) — ветвь рода
Тайра, одна из Камму Хэйси, которая происходит от принца Ка-
цухара, сына императора Камму (/37-809; на престоле находился
в 781-806 гг.). Киёмори принадлежал к этой ветви рода Тайра.
632

224 «Стал дымом» — то есть был кремирован.
225 «Выполнил свой сыновний долг» — здесь: совершил
похоронные обряды.
226 Охара — местность в Хэйанкё, в столичном районе Сагеку.
227 Курама, Кибунэ, селенье Сэриу — местности в Хэйанкё. В
наши дни входят в район Сагеку, в Киото.
228 Гора Фунаока — небольшой холм в Северном районе
Хэйанкё.
229 Каммонре — в Дворцовом ведомстве — управление,
ответственное за чистку и уборку императорского дворца.
230 «Бумага для туалетных надобностей» (татауками) —
специальный сорт тонкой бумаги, употреблявшийся вместо
носового платка и платка для промокания лица и рук и т.п.
231 «Зерновые амбары» — амбары для хранения риса,
свезённые в столицу из всех провинций. Были расположены к югу от
улицы Нидзё и к западу от тракта Судзяку.

J*ffc
*u
111
СВИТОК ТРЕТИЙ
1
О ТОМ, КАК ЁСИТОМО ЛИШИЛСЯ
ВСЕХ МАЛОЛЕТНИХ БРАТЬЕВ
ассал Киёмори, офицер дворцовой охраны
Хэй Иэсада был на Тиндзэй, но, услышав об
этом сражении, он спешно вскочил на коня
и пристыдил владетеля провинции Харима:
— Те, кто считаются обладателями луков и стрел,
наделены особенно глубокими чувствами. Они помогают
тем, кому нужно помочь, если же человека следует
наказать, — прощают его. Есть тексты, в которых сказано, что
у лука и стрел тоже есть провидение, что и семья тоже
привыкает к процветанию, а дядя с тётей бывают как
родители. Дядя — это всё равно, что отец. И нечего
бояться всевидящего ока богов и будд· Однако же отнюдь не
следует думать, что господина Симоцукэ и господина
судью зарубили по чьей-то вине. Не потому ли это
произошло, что зарубили господина помощника конюшего
Хэй? Действуя таким способом, укрепляют
царствующий дом, встают на защиту августейшей особы государя!
— так твердил он, заливаясь слезами.
Киёмори изволил подумать, что в этом резон есть,
закрыл рот и удалился. Люди, которые это слышали,
передавали другим: «Чувствовать сострадание — это совсем
не обязательно не быть грубым. Иэнага-то вон как умело
пристыдил!»
Кроме того, главе Левых монарших конюшен было
сказано:
— Дети у Тамэёси в столице малы, но, говорят, что
много среди них особ и мужского, и женского пола.
Когда же кроме дочерей там окажутся и сыновья, он
должен будет потерять их всех.
634

Так было сказано, а потому, пригласив Ёситомо Ха-
дано Дзиро Ёсимити, его известили:
— У иных есть матери, других воспитывают
кормилицы, и нет у них сил уйти в горы и леса. Всех младенцев,
которые живут в столице, должны отыскать, и он их
потеряет. Среди них есть четверо малышей в особняке на
углу Рокудзё и Хорикава. По пути ты не доводи их до
слез, но всех вместе собери на горе Фунаока, отсеки им
головы и представь сюда!
Тогда Ёсимити, хотя он и испытывал большую
жалость, но делать нечего — раз повеление господина было
получено, приготовил паланкин, взял с собой пятьдесят с
липшим всадников и поехал к углу Рокудзё и Хорикава.
Говорили, что мать с утра отправилась в Явата1. Малыши
ещё спали. Когда Ёсимити объявил:
— Прибыл посыльный от господина Вступившего на
Путь, — они выскочили наружу с восклицаниями: «Я
тоже, я тоже хочу к нему!» А после того, как Ёсимити
сказал:
— Господин Вступивший на Путь изволил
затвориться на горе Фунаока и сообщил, что он должен опять
участвовать в сражении в столице, и, несмотря на то, что
он обязательно хотел бы посмотреть, какие обычаи
приняты на войне, всего, что там случится, он не увидит,
поэтому велел, чтобы княжичи прибыли ему навстречу. Вот
я и приехал за вами, — одиннадцатилетний Камэвака,
девятилетний Цурувака и семилетний Тэнъо втроём, ни
о чём не спрашивая, с радостью уселись в паланкин. А
тринадцатилетний Отовака явно засомневался и сказал:
— Его светлость наш батюшка изволил поехать к
господину Симоцукэ. Почему это он должен затворяться на
горе Фунаока? — Когда же Хадано произнёс:
— Как же он мог говорить вам о таком захолустье?!
Скорее заходи! — он отвечал:
— Да и матушка наша ещё не пожаловала из храма
Явата. Велите подождать её.
Тогда уже трое младших братьев стали его убеждать:
— Господин наш, старший брат, быстрее пожалуй к
нам! Тогда мы тотчас же поспешим к нашему батюшке!
И господин Отовака против своей воли сел и поехал.

Было трогательно слышать, когда мальчики по пути
торопили носильщиков паланкина:
«Медленно! Быстрее!»
Печально, что по шагам баранов к месту их заклания
не опознать его. Уже достигнув горы Фунаока, в селении
Комацу носильщики паланкина остановились. Трое
младших братьев быстро вышли из паланкина наружу и
стали озираться по сторонам:
— Где же наш батюшка?!
По густым зарослям, сквозь которые пролегала
дорога, господин Отовака всё понял и, выглядывая из
паланкина, лишь тайно проливал слезы.
Хадано-но Дзиро посадил мальчиков на колени,
погладил их по головам и, произнёс, плача и плача:
— Действительно, как можно знать всё? Когда
господин судья сделался врагом государя, об этом узнал глава
ведомства. По его приказанию, Масакиё взял меч и вчера
на рассвете зарубил его на углу Ситидзё и Сюсяка2. Его
старшие и младшие братья все, кроме Хатиро Ондзоси,
бежали, а пятеро, начиная с Сиро из Левой дворцовой
гвардии, были зарублены вчера в местности, густо
заросшей высокой травой. Над их мёртвыми телами хлопают
крыльями коршуны и вороны. О судьбе вельмож
услышал и Ёсимити, который только что лишился их. —
Когда он сказал это, мальчики заплакали, завопив в голос:
— Что это, сон или явь?! — и ухватились руками за
Ёсимити. Среди них Отоваси, который был несколько
старше остальных, впился пальцами в окошко на
боковой стенке паланкина и только тайком проливал слезы.
Господин Цурувака сказал, глядя на Хадано:
— Увы! Похоже, что Ёсимити ослышался.
Правильнее было бы сказать, что людей проводили к господину
Симоцукэ. Наших досточтимых старших братьев,
которые участвовали в сражении, государь вряд ли мог
повелеть зарубить. По какой же причине могут
распорядиться убрать нас, малолетних?
Господин Камэвака, вцепившись в Хадано,
проговорил:
— Увы! Как ни плох господин Симоцукэ, всё-таки
так печально, что он отдал подобное распоряжение!
636

Между людьми принято говорить обо всех старших и
младших братьях одной семьи. Если Вы окажете помощь
нам, трём-четырём, мы будем хорошими людьми. Но
как Вы можете заставить нас служить двум-трем сотням
дурных вассалов? Те, что теперь не раскаются, хорошо
работать не будут.
Господин Отовака вышел из паланкина наружу и,
отстранив младших братьев, которые вцепились в Хадано,
сказал так:
— Стыдно! Послушайте людей. Успокойтесь и
послушайте, что я вам скажу. Господин Симоцукэ — наш
старший брат, значит, это человек, на которого можно
положиться. Отец, Вступивший на Путь, в шестьдесят с
лишним лет погрузился в болезнь. Нам сказали, что он
хотел не сегодня-завтра принять монашество и помочь
нам. Нас вызвали и даже зарубят как нарушителей
закона. Как он может беспокоиться о нашем будущем и
помочь нам? Пусть даже к нам придут с помощью, — разве
нам от этого может стать легче? Не плачьте, дети! А если
и будете плакать, кто нам поможет? Если нужно
обязательно учиться умирать, думаю, что это надо делать
именно сейчас. Если умирать, когда станешь взрослым,
тебе будет жаль лишиться жизни, когда узнаешь, что
тебя вот-вот зарубят, — и это бывает со всеми. А какой
прок от того, что сейчас мы останемся в живых? Наш
батюшка, который должен был жить в этом мире,
поражён стрелой. Наши старшие братья, на которых
следует полагаться, зарублены все. Господин Симоцукэ,
который может нам помочь, — враг. У нас нет никакой
собственности. Выклянчивая подаяния, что станем
делать, когда люди будут указывать на нас пальцем со
словами: «Вот они, дети Тамэёси»? Лучше обратим нашу
любовь к батюшке, не издадим больше ни звука и
перестанем плакать; повернувшись лицом к западу3,
молитвенно сложим ладони, — батюшка наш, господин,
Вступивший на Путь, обернётся к нам четверым! Если мы
возгласим: «Наму Амида буцу»А, то сразу же явимся туда,
где пребывает наш батюшка.
Когда он сказал это, трое его младших братьев, как и
учил их старший, перестали плакать в голос, но, обратясь

ω
лицом к западу и сложив ладони вместе, пали ниц, а
более пятидесяти воинов все пролили слезы. Среди них
был Хадано-но Дзиро. Он омыл потоками слез рукава
«устрашающих» доспехов из красной кожи, и сделалась
эта кожа словно намокшая.
Господин Отовака же сказал:
— У тех мальчиков волосы свешиваются на лица.
Жарко! Может быть, завязать их кверху?
Тогда к каждому из детей прикрепили по одному
взрослому: к Отовака — Гэмпати, к Камэвака — Готодзи,
к Цурувака — Ёсида-но Сиро, к Тэнъо — найки5 Хэйда.
Каждого мальчика посадили на колени, перевязали ему
волосы, вытерли с лица пот, из пелёнок соорудили
перевязи, чтобы катать мальчиков за спиной, нянчили их у
себя на коленях, утром и вечером гладили их по чёрным
волосам, — причём думали, что всё это в последний раз.
И в глазах у них темнело, и в ушах шумело, однако у
мальчиков всё это лишь вызывало слезы, они же и без этого
редко переставали плакать. Из-под рукавов, которыми
они прикрывались, слезы текли потоком.
Потом господин Отовака сказал так:
— Вы, наверное, думаете, что раз я старший брат, то
сначала необходимо разобраться и решить со мной, а
после — с мальчиками. Это сомнительно. Кроме того,
увидев, как меня зарубили, малыши обязательно
перепугаются, поэтому я думаю, что первыми должны умереть
они.
А Хадано, заметив:
— Да, это будет лучше всего, — извлёк из ножен меч,
развернулся и, когда стал приближаться к мальчикам,
они испугались тени от меча и вскрикнули:
— Правда, нас не убьют?! Помогите!
Охранники сомкнули ряды, крепко схватили их, и
мальчики издали скорбный вопль. Охранникам было
неуместно возглашать свои имена,6 но, подняв руки, они
прикрыли мальчиков рукавами и все вместе издали
вопль горести и печали.
Хадано-но Дзиро вложил меч в ножны, вытер лицо
рукавом и сквозь слезы, бегущие потоком, размышлял:
«У них же нет хозяина. Когда я смотрю, как они выгля-
638

дят, я думаю не о том, как могут они держаться, я думаю,
в какую сторону побегут малыши, о том, что стану для
них мудрым законоучителем, буду содействовать
достижению абсолютной мудрости господином Вступившим
на Путь, о том, что я тоже обрежу себе волосы, удалюсь в
горный храм, что я тоже буду мечтать о грядущей
жизни!» — так думал он тысячи раз.
— Япония — уже недруг нам. Куда бы ни
направляться, лишь бы убежать. И ещё: какое же преступление
совершил глава ведомства? — так он раздумывал и
ничего другого делать не мог, только горько плакал.
Господин Отовака оттаскивал мальчиков, которые
без конца плакали, цепляясь руками за кормилиц:
— Ну зачем вы так, мальчики! Без толку так
убиваться. Когда говорят о роде Гэн, имеют в виду, что каждый
человек, родившийся в этом доме, вплоть до самого
последнего, сердцем твёрд. Мы, ведь, действительно
происходим от императора Сэйва, мы настоящие потомки
господина Хатимана. Птица, называемая калавинка7,
ещё в зародыше поёт таким голосом, который
превосходит голоса птичьей стаи; от двух листиков сандалового
дерева исходит благоухание. Дети тоже таковы.
Расстелили шкуру, на неё положили в ряд троих
детей. Хадано обогнул её сзади, господин Отовака сел
впереди. Не показывая свой меч, он повёл глазами по
сторонам.
— Было сказано, что пора отправляться в то место, в
которое изволил переправиться наш батюшка. Батюшка
же пребывает среди вон тех западных гор. Мы
собираемся отправиться туда, поэтому, как и прежде, закроем
глаза, сложим руки ладонями вместе и возгласим нэмбу-
ЧУ>
Так он учил их, и трое мальчиков снова закрыли
глаза, обратились лицами к западу и сложили руки
ладонями вместе.
— Куда Вы переправились, наш батюшка? Сейчас
мы прибудем к Вам. Подождите нас, пожалуйста!
С этими словами мальчики громкими голосами
возгласили нэмбуцу.
В это время Хадано обнажил меч, отвёл глаза в сторо-
PU
639

ну и зашёл сзади. Головы Камэвака, Цурувака и Тэнъо
упали вперёд.
Отовака напряжённо смотрел на них. Он ничуть не
заробел и цвет лица не потерял.
— О, как они прекрасны! Так же поступите и со
мной. Так он сказал, сложил вместе все три головы,
рукавом вытер кровь с их волос и лиц, дождём роняя слезы.
— Несчастные! Я, их старший брат, стою перед ними
и думаю о них с глубоким состраданием. Их маленькие
сердца так беспомощны! Скоро мальчики прибудут в
иной мир, с лёгкостью преодолеют горы Сидэ-но яма и
реку Тройной переправы8. Хотя Отовака и принуждал
себя держаться храбро, жаль было смотреть, как у него
непрерывно текли слезы жалости. Находившийся
несколько поодаль Хадано произнёс:
— Подойди посмотри, как мы вытираем кровь с шеи
и приводим в порядок лица, делаем нормальные
причёски мотодори. Для них это будет наша последняя
служба, — и с тем положил все три головы в
приготовленный заранее горшок на высоких подставках, а когда
освободил у того горшка угол, господин Отовака
посмотрел туда с горечью в сердце и подумал: «Это — место аая.
моей головы». А ещё Отовака сказал господину Хадано:
— Вы говорили, что потом зарубят и меня, значит,
пройдёт некоторое время, и мне останется лишь жалеть
о своей жизни. Нив коем случае не торжествуйте по
этому поводу. В последнее время наша сановная матушка
желала посетить храм Я вата и постилась. Она всячески
успокаивала нас, говоря, что и мы отправимся туда,
отправятся и другие люди. Сегодня утром, когда мы спали,
матушка изволила выехать в храм, и теперь мы уже
никогда не увидимся с нею. Если бы мы знали, что такое
может случиться, у нас было бы что сказать ей на
прощанье. Матушка радовалась, услышав, что батюшка изволит
нас звать, и хотела только побыстрее выехать. Как она
будет горевать, после того как услышит, что с нами такое
случилось! Отовака сказал вам, что и как. Камэвака же
ничего не сказал — он только думал о чём-то. Поэтому
ты должен некоторое время спустя отправиться на угол
Рокудзё и Хорикава и рассказать о наших самых послед-
640

них мгновениях всё, что здесь было. И ещё: это передай
от нас на память, — с этими словами он срезал со лба
своих младших братьев по пряди волос, четвёртой
присоединил к ним свою собственную, прокусил себе
кончик пальца, а выступившей кровью написал имена всех
четверых и передал это Хатано-но Дзиро.
— Теперь, Ёсимити, можешь сказать господину Си-
моцукэ, что всё это из-за неправедных деяний,
сотворенных из-за клеветы со стороны Киёмори. Нашему
батюшке, такому честному, каких не бывало ни в
древности, ни в наше время, отрубили голову, убили моих
братьев, сам я сейчас нахожусь во власти рода Хэй, и в
конце концов меня тоже убьют и, как это ни жалко, род
Гэн на этом угаснет. Вы согласитесь между собою, что,
хоть и мал был в то время Отовака, но говорил он
правильно. Думаю, что вы скажете это самое большее через
семь лет, а самое малое через три года. Сейчас я говорю
вам на прощанье то, что думаю. Я имею в виду, что
говорю это, прощаясь с жизнью, но то же ожидает нашу
сановную матушку в будущем. Так уже было принято
прежде, но, будучи детьми держателя лука и стрел, мы,
всё-таки, силы не набрались. Поэтому действуй быстро,
так медлят только маленькие!
Говоря это, Отовака с нежностью раздвинул
обезглавленные тела, лежавшие ничком, лёг между ними,
обратился лицом к западу и несколько десятков раз
громким голосом возгласив нэмбуцу, вытянул шею, чтобы по
ней ударили мечом. Это смотрелось поистине хорошо.
Обезглавленные тела четверых братьев уложили, и
некому было по ним вопить и кричать, вопрошать о них
и навестить их. Отвечал только горный дух. Что же до
горы Фунаока, то осенний ветер в соснах на её вершине
присоединил свой скорбный голос, а вечерняя роса на
равнине возле её подножия — была всё равно, что
слезами разлуки.
Бывшая там кормилица господина Тэнъо, пайки
Хэйда, развязала у себя тесёмки, сунула руку
воспитанника себе за пазуху и приложила её к своей коже. Плача
и плача, кормилица уговаривала его:
— До нынешнего года мы семь лет не разлучались с
"S*

тобой ни на миг. Кто теперь будет сидеть у меня на
коленях, чью голову обниму я? Мне следует забыть о том
времени, когда мне хотелось передать тебе свои владения.
Кто проведёт тебя по дороге через Сидэнояма, горы
мёртвых, и как перейдёшь ты через них?! Подожди
немного. Я к тебе опаздываю!
Она сейчас же рассекла себе живот и рухнула на
детей сверху. Увидев это, оставшиеся трое воспитанников
той же кормилицы заявили: «А мы чем хуже?!» — и тоже
один за другим совершили харакири. Покончил с собой
и самый низкопоставленный из слуг господина Тэнъо.
Совершил харакири также самый низкопоставленный
слуга господина Отовака. И так на горе Фунаока
приняли смерть восемнадцать человек господ и их слуг.
Хатано-но Дзиро забрал их головы и отправился
назад во дворец, где доложил обо всём императору. Ему
повелели вернуться, сказав, что он не выполнил всё до
конца. Решив, что мальчики очень любили своего отца, их
тела отправили в храм Энгакудзи и похоронили вместе с
ним.
О ТОМ, КЛК БРОСИЛИ
ГОСПОЖУ ИЗ СЕВЕРНЫХ ПОКОЕВ9
У ТЛМЭЁСИ
Ёсимити сделал доклад во дворце на Хорикава и
возвратился к себе. Ему сообщили, что из Явата люди ещё не
прибыли. Вскоре он выехал в Явата и по пути встретился
с ними на прибрежной равнине Акай. Мать погибших,
завидев силуэт приближающегося Ёсимити, захотела
узнать у него, что там случилось. В груди у неё застучало,
она высоко подняла шторы в паланкине и спросила:
«Что там, что?»
Ёсимити спрыгнул с коня, слезы у него текли
потоком.
— Таково было повеление государя. Обессиленный
господин Вступивший на Путь зарублен. Погибли все
молодые господа. Вот их прощальный подарок.
Он достал четыре бумажных свёртка.
642

Матушка упала из паланкина на землю. Она
прижала к груди пряди волос из прощального подарка и
вскричала с выражением муки и страдания в голосе:
— Ох, Ёсимити! Прошу тебя! Меня должны были
погубить вместе с ними. Хочу идти с ними по одной дороге!
— и тогда все, вплоть до простых тонэри10 и носителей
паланкинов, отжимали рукава от слез.
Кормилицы, плача и плача, говорили:
— На обочины дороги страшно бросить даже один
взгляд. Быстрее возвращайтесь домой! — и уговаривали
её сесть в паланкин. Матушка промолвила:
— Прежде всего, скажите мне, где люди погибли?
— На горе Фунаока.
— Тогда отправимся туда. Хоть это и бесполезно, я
взгляну ещё раз на их безжизненные тела.
С этими словами она села в паланкин на берегу реки
Кацурагава, а занятая приготовлением к переправе
через реку, выбралась из паланкина и, так, чтобы никто не
увидел, подняла с земли и сунула себе за пазуху камень.
Стремясь как-то утешить себя, она всё говорила, плача и
плача:
— Если бы все мои мальчики сопровождали меня
сегодня утром, когда я отправлялась в Я вата, не случилось
бы ничего! Но как бы ни было мне горько, я не стану
упрекать никого из посторонних, ни одного, ни двоих.
Если бы я знала, что может случиться такое, мы
отправились бы все вместе. Был бы со мной хотя бы один из
детей, пусть бы мы даже и не убежали, мы во всяком случае
взялись бы друг с другом за руки. Ещё сегодня утром я не
понимала, как справедлива пословица, которая гласит,
что по изнурённому лицу ребёнка можно понять всё.
Если бы действительно храм великого бодхисаттвы Хати-
мана11 дал рождение дому Гэндзи, бодхисаттва поклялся
бы, что до самого конца будет защищать этот дом.
Почему это я отправилась к Хатиману?! В эту пору, едва успев
очиститься, творили молитвы и судья, и дети12. Если бы я
сама не отправилась нынешним утром в Я вата, я не
скорбела бы сейчас о последних минутах своих детей.
Какое печальное паломничество! — эти слова давались
ей мучительно.

JSfb
*u
111
Плача и плача, она говорила:
— Я думала, как бы мне поехать на гору Фунаока и
взглянуть на их безжизненные тела, но теперь их
наверняка растащили собаки и вороны. Думаю, что скорее
всего, востребовав и получив дорогие для меня их
мёртвые тела, мне придётся гадать: вот рука Отовака, а вот
нога Тэнъо. И равнина Магуй13, и гора Торибэяма14, и
вечерний дым в окрестностях Дундай15, а также новая и
старая утренняя роса на северной Бо16 — всё это горечью
звучавшие символы непостоянства, это то же самое, что
гора Фунаока. Я хочу отправиться в Сага и Удзумаса17,
чтобы изменить свой облик18, но на душе у меня было бы
горько, когда бы монахи сообщили Тамэёси, стала ли
внешность его жены хуже или лучше.
Попросив у носильщика паланкина клинок, она
сама отрезала свои волосы, разделила их на много частей,
вознесла моления буддам, богам и Трём сокровищам19, и,
завернув в отрезанные пряди волос камень, бросила его в
реку. Потом пожаловалась:
— Будда проповедовал, что человеку в голову за один
день и одну ночь приходит восемьсот миллионов четыре
тысячи дум. Вычислять такое их количество было бы
глупо. Сама я, считая, о чём я тоскую, бросила бы всё это
вместе с прибрежным камнем, однако — сколько тоски
на душе нагромоздится ещё?! Я тоскую о господине
судье, когда вижу человека в возрасте от шестидесяти трех
до семидесяти восьми лет. Больше того, мне кажется, что
будущее моих детей продлится ещё долго. Если в этом
бренном мире вести себя беззаботно, — сколько же мне
лет в этом году, если вычесть детские годы? Глядя на
людей ребячливых, я испытываю к ним любовь. Нет такого
часа, когда бы я не продолжала испытывать чувство
скорби о зарубленных, не думать о той боли, которую
испытывали мои зарубленные дети! Если ввериться
мирским учениям и хотя бы один-единственный день
прожить жизнью бессердечной, возникает опасность того,
что грехи станут накапливаться. Поэтому я всё думаю,
как бы погрузить мои страдания на дно реки. Я не
сожалею о жизни собственной, но могу только желать всту-
644

пить на Путь, выше которого нет20, пусть Будда
наставляет меня.
Плача и плача, она внезапно отказалась ехать в
паланкине.
Все, начиная с кормилиц, из уст в уста передавали:
— Думается, что такова её неподдельная скорбь,
однако от старых времён до нынешних существует
множество обрядов расставания с супругом и разлуки с детьми,
и, всё-таки, чтобы отказаться от жизни — это вообще
случай беспримерный! В древности печалились и
тосковали по отражению в зеркале тысячи ли облачной
дороги до Хусэ2, ночами, полными инея и лунного света,
сердце болело в башне Яньцзы22. Закон причинной связи
среди людей, страдания, вызванные разлукой с
любимыми, принцип, по которому сначала умирают те, кто
должен был бы умереть позднее, и позднее умирают те, кто
должен был бы умереть раньше, не ограничивается
людьми, которые дороги мне. И во время нынешней битвы
супруга Вступившего на Путь помощника Правого
конюшего Хэй23 изволила проводить пятерых отца и детей;
главная супруга господина таю из Левой дворцовой
гвардии24 разлучилась с четверыми — родителем и
детьми.
Однако оплакивать человека — это не то же самое,
что отрекаться от бренного мира. Все поменяли свой
облик25 и переоделись в монашеские облачения. Кроме
того, те люди, которые вознамерились попасть в царство
тьмы, желая пойти по той же стезе, что и близкие им
люди, второй раз с ними не встретятся. Живые существа
различаются между собою по Шести путям26 и по
Четырём способам рождения27 — на котором из путей они
повстречаются? Желание броситься в воду не только
сильно помешает тому, чтобы самим стать буддами: кто же
сможет тогда способствовать просветлению господина
Вступившего на Путь и наших мальчиков.
С такими всевозможными стенаниями она
останавливалась у каждого речного обрыва и не отводила от него
глаз. Дамы согласились с нею, и матушка казнённых
детей продолжала:
— Я отреклась от бренного мира, но не лишу ли я се-
645

ψ-
m
бя тем самым возможности встретиться с ними в
грядущем мире? Поэтому теперь мы и возвращаемся в столи-
цу·
Сказав это, госпожа собралась сесть в паланкин,
успокоила себя и, занявшись переправой через реку,
отделилась от остальных и прыгнула с берега в реку.
Кормилицы, ойкнув, тоже погрузились в реку. Было это после
двадцатого дня седьмой луны, поэтому ветер с горы Ара-
сияма опустил на реку туман, зачастили короткие
дожди, уровень воды в реке поднялся, пучины и стремнины
перестали быть различимы, с шумом пошли гулять по
реке белые гребни волн, и под ними уже не распознать
стало глубокие места, а на воде скоро никто не мог
удержаться. В рукава одежд набрались камни, и, — о горе! —
никто не успел и глазом моргнуть, как люди погрузились
в воду.
Все, кто там был, бросились в реку, стали искать, и,
долгое время- спустя, из далёкого низовья реки подняли
наверх уже бездыханные тела. Прекратилось даже едва
заметное дыхание, поэтому и здесь всё стало дымом
погребального костра, и останки эти отправили в храм Эн-
какудзи и положили вместе с Тамэёси и мальчиками.
В одной книге сказано, что мудрый вассал двум
господам не служит, у верной жены двух мркей не бывает.
Когда ведут себя мягко, то людям — от одного человека
наверху до десятков тысяч внизу — не приходится
отжимать свои рукава от слез.
О ТОМ, КАК НОВЫЙ ЭКС-ИМПЕРАТОР
ИЗВОЛИЛ ПЕРЕЕХАТЬ
В ПРОВИНЦИЮ САНУКИ
В двадцать второй день той же луны из
императорского дворца посланцем в храм Ниннадзи отправили ку-
рандо. Правого младшего управляющего делами
Государственного совета, Сукэнага-асонд. Говорили, что на
следующий день он должен прибыть в провинцию Сану-
ки.
646

Новый экс-император давно уже стал размышлять,
какой образ жизни ему вести, но полагал, что, если он
примет постриг, вина его будет не столь велика. Он
решил затвориться в горном селении поблизости от
столицы; морские пути уходят вдаль, разделяясь на восемь
частей29; свои рукава Его величество изволил пропитать
водами бурунов от хода судна, бегущего вдаль на десятки
тысяч pu к облакам на юге; унылые мысли возникли в
душе государя.
На следующий день, двадцать третьего, поздней
ночью благоволил он оставить монастырь Ниннадзи. Он
сел в экипаж, принадлежащий Ясунари, прежнему
губернатору провинции Мино. До места назначения
экипаж сопровождал Садо-но-сикибу-даю Сигэмори.
Вместе с Новым экс-императором прибыли три дамы из его
свиты. После того как /^ая него был вызван экипаж, они
разом заголосили. Кто видел это, отжимали рукава от
слез. Государь, видя, как убиваются дамы, всё больше и
больше падал духом.
— Господин наш, — плача, причитали они, — во
время Вашей поездки Вы будете видеть из экипажа под
тентом и с полушторами30, как будут тянуться вдоль
Вашего пути луна и гряды облаков, а перед экипажем
следовать верховые телохранители, нести нелёгкую службу,
при помощи голоса расчищая путь; воины, которые
сегодня своё дело ведут неумело, как во сне увидят
приближение государева экипажа. — Так люди говорили сквозь
слезы.
Это действительно представлялось серьёзным
основанием. Уже совсем рассвело. То тут, то там стали
слышаться голоса птиц и звон храмовых колоколов. Эти
звуки проникли в сердце августейшего. В отсветах луны на
рассветном небе гора Арасияма, вершина Огура и небо
над столицей заволокло тучами, и на нижнюю часть
рукавов августейших одеяний дождик моросил, не
переставая. И даже тот путь, который предстояло преодолеть
вот-вот, представлялся непривычно грустным
путешествием, не говоря уже о предстоящей с минуты на минуту
разлуке августейшего; сжавшееся в ожидании будущего
сердце государя понимало, что поделать нельзя ничего.

lii
О прошлом и будущем государь изволил пролить
потоки слез. Всё чаще и чаще он днём и ночью размышлял:
что же такое произошло? А когда государю сказали, что
во дворце Тоба31 уже миновали северные ворота с
вышкой, он подозвал Сигэнари к себе ближе и сказал ему:
— Поедем к могиле покойного экс-императора .
Думаю, что моё последнее с ним расставание — вот оно.
Да так оно и есть.
Хотя Сигэнари растрогался и испытал к Новому
экс-императору чувство благодарности за внимание к
себе, он не согласился с ним и разрешения на задержку
не дал:
— По государеву повелению час прибытия
переменять нельзя. Опоздание карается тяжко.
— Тогда сделай невозможное!
Экипаж Нового экс-императора был направлен в
сторону павильона Анракудзю3, к могиле
экс-императора Тоба; августейший, ничего не говоря, захлёбывался от
слез, но за пределами экипажа не было слышно ни звука.
Ближайшие к экипажу воины видели облик
августейшего. Все они увлажнили слезами рукава своих
доспехов. Сигэнари тоже удостоился лицезреть его облик и
решил сопровождать августейшего до провинции Сану-
ки, однако, пока велись переговоры о том, о сём, —
обменялись мнениями с Ёсимунэ, помощником командира
конвоя, и Сигэнари возвратился в столицу.
Новый экс-император несколько раз подзывал
Сигэнари и говорил ему:
— В каком бы мире я ни оказался, я всегда буду
помнить и не забуду никогда, как в эти дни ты проникся
чувствами и заботился обо мне. Когда я услышал, что ты
будешь моим спутником до самой провинции Сануки, я
успокоился; мне было бы грустно, если бы ты остался
здесь. Передай закононаставнику Коко34, чтобы он
пришёл скорее.
Государя тронуло переданное ему известие о том,
что человек по имени закононаставник Коко не
принадлежит к числу тех, кого было ведено зарубить в
семнадцатый день прошедшей луны.
Говорили, что сопровождали Нового экс-императо-
648

pa более трехсот воинов; губернатор Хидэюки
растерялся и принимал их с отрядом в десять с лишним воинов.
Новому экс-императору вызвали корабль; прислали
его от императорского двора. Было велено затворить
августейшего в крытой каюте35, закрыть её с четырех
сторон, а снаружи навесить цепи.
Придворные дамы, в это же утро выехавшие из
храма Ниннадзи, плакали в голос. По пути можно было
утешаться, наблюдая за бухтами и островами, а если не
открывать двери в каюте, можно было отгородиться от
света луны и солнца. Кроме того, снаружи ушей
достигали только шум волн и звуки ветра.
Вот и застава Сума36. Сюда когда-то был сослан
средний советник Юкихира37. Думается, что он добывал
здесь соль из водорослей в наказание за какие-то грехи38.
Прозвище его было Остров Авадзи39. Сюда был сослан
император Ои-но Хайтэй40. Он правил этими местами,
откуда нет хода, где ему пришлось уйти от мира.
Грустные чувства испытывает теперь августейший
оттого, что сравнивает себя с ними. Дни громоздятся
друг на друга, всё дальше и дальше столица, шаг за шагом
приближается место ссылки41. Смотря по
обстоятельствам, в зависимости от тех мест, которые он миновал, у
августейшего только гцемило сердце. Тем более, что
будущее Первого принца Сигэхито неопределённо, а
дамам, которые выбрались из дымов на поле битвы,
случившейся когда-то возле дворца Сиракава,
вспоминаются такие места, как Ямагоэ в провинции Сига и храм
Миидэра, но вестей оттуда никаких нет.
Если считать, что в этом мире нынешнее рождение
— второе, то сопоставить оба рождения друг с другом
можно, только рассмотрев их по отдельности. По этому
поводу в голове до сих пор теснятся разные мысли. Когда
пена на воде исчезает, кажется: может быть, она
становится мусором на морском дне?
Раньше, катаясь по реке Оигава42, они плавали на
лодках с головами драконов и шеями цапель, отдавали
парчовые швартовы, сообща окружив трёх высших
сановников43, исполняли китайские стихи и японские
песни, духовую и струнную музыку, подносили цветы, сры-
649

Ill
вали багряные листья клёна и бывали озабочены
наступающими сумерками; теперь же, напротив, сев в лодки с
куцыми кормами и носами, они погребли себя в их
крытых каютах. Жалка же их карма, из-за которой они
совершают плавания и остановки в отдалённых южных
морях!
Как раз в то время, когда Новый экс-император
выехал из столицы, в ней произошли удивительные события.
Глава Левых императорских конюшен Ёситомо из рода
Гэн и владетель провинции Харима Киёмори объявили,
что они должны между собою сразиться. Воины в
столице с белыми и красными знаками в руках поскакали кто
на восток, кто на запад, поднимая пыль и пепел на
городских улочках, с шумом волоча разное имущество и
заявляя друг другу:
— Теперь-то мы заставим вас расстаться с жизнью!
Сановники и вельможи, верхом въезжая на территорию
императорского дворца, без меры суетились 4. После
этого Синсэй45, получив на это императорское
соизволение, посадил подчинённых ему мелких чиновников46 на
коней из Конюшенного ведомства и заявил тем и
другим:
— Если бы каждому из вас были известны
подробности происходящего, он должен был бы доложить обо
всём государю и к мнению августейшего отнестись с
почтением. Спорить же приготовьтесь со мною. Меня
изумляет, что государю известно множество мест, где
имеются воины, что сведения о них достигли слуха
государя. Таких мест ни в коем случае не должно быть.
Мятеж нужно искоренить немедленно!
Когда он произнёс это, те и другие всадники в один
голос молвили, что оснований аа^ подобных слухов нет.
— Это проделки какого-то злого духа, который
разрушает у людей печень!47 — так они заявили.
Когда же снова наступил вечер, казначейский
чиновник Томокадзу получил приказание и проверил
пожарище на месте дворца Нового экс-императора на улице Ка-
расумару и нашёл там тележку для перевозки книг по
дворцу. Когда он открыл её и посмотрел внутрь, там
была шкатулка экс-императора. Решив, что это — его тай-
650

ник, чиновник опечатал шкатулку и привез ее в
императорский дворец.
Его величество, просматривая шкатулку, изволил
ознакомиться с записями собственных сновидений,
которые день за днём видел Новый экс-император. Среди
записей сновидений были сведения о вторичном
занятии им престола. А через эти сведения о вторичном
занятии престола Новый экс-император давал знать о самых
разных своих желаниях.
Говоря о вторичном занятии престола, обычно
имеют в виду два примера — императриц Саймэй48 и Сёто-
ку, однако был ещё император Сюсяку49, который по
совету своей матушки-монахини передал титул
императору Тэнряку50, однако, раскаявшись впоследствии,
отправился государевым посланником в Исэ51 и в конце
концов своё желание не выполнил.
Экс-император Сиракава52 благоволил передать
престол императору Хорикава53, но, по-видимому, лелея в
сердце стремление возвратиться на престол, даже и
после принятия пострига не принял монашеское имя.
Однако это желание осуществить ему не удалось.
Император Тэмму54 наследовал принцу Огомо5 ; он уклонился от
принятия ранга и, приняв постриг, сначала удалился в
горы Ёсино, но потом возвратился и занял престол, взяв
управление миром в свои руки56. Эти примеры
приходили на память много раз. Тем не менее, о записях
сновидений пришли к общему мнению: «Не слишком ли это
заботило Нового экс-императора ночью и днём?»
ОБ ОПОЗНАНИИ ОСТАНКОВ
ГОСПОДИНА ЛЕВОГО МИНИСТРА
В двадцать пятый день той же луны для того чтобы
установить истину, — жив ли мятежный Левый
министр, — отрядили одного правительственного
чиновника и двух человек из дворца Такигути.
Правительственный чиновник — это Накахара-но
Корэнори из Левой части Государственного совета, а лю-

ш
ди из дворца Такигути — это Моромицу, Сукэюки и Ёси-
мори. Место, куда они отправились, — это одно из пяти
мест кремации57, Долина Абсолютной Истины58 в
селении Каваками уезда Соноками провинции Ямато.
В одном с лишним те59 на восток вдоль большой
дороги есть могила Тэнъэи-рисси, а ещё дальше на восток
под искривлённой сосной находится новый могильный
памятник из пяти кругов60.
Когда его выкопали и посмотрели, оказалось, что у
мёртвого тела лишь на спине осталось немного мяса, так
что никто по-прежнему не мог понять, чьи это останки в
действительности. Даже не закопав их, посыльные всё
бросили и вернулись в Такигути.
Этот Левый министр был славен красивой
внешностью, о которой ходили слухи во всей Поднебесной.
Нынешние же останки имели жалкий вид. Говорили, что
даже длина того, что от него осталось, наводит на
сомнения. Кроме того, покойный родился в семье министра61,
ходил также слух о том, что, внезапно вскрыв могилу
помощника Первого министра62, заключили: непохоже, что
он умер от болезни. Говорили, что у него не та карма,
которая получена в прежних рождениях, что здесь —
следствие теперешних поступков, что жизнь его — стыд,
смерть — срам, и то, и другое ещё и ещё раз достойны
сожаления.
В двадцать шестой день той же луны трое
аристократов из окружения Левого министра —
девятнадцатилетний Канэнага, старший командир из Правой дворцовой
охраны, его ровесник средний советник, тюдзё Морона-
га и шестнадцатилетний Таканага тюдзё из Левой
дворцовой охраны, движимые одним стремлением,
отправились к своему деду Фукэ63 и сказали ему:
— Мы слышали, что вчера прибыли посланники
государя, вскрыли могилу министра и, осмотрев его
останки, возвратились. Мы — сыновья покойного. Даже если
Левому министру простят его достойное смертной
казни преступление, как можно дважды показывать людям
лик покойного?! Распрощавшись с плотью, совершив
монашеский постриг и бежав от мира, отождествив себя с
жизнью, подобной росе, прежний вельможа обретёт аб-
652

солютное просветление бодай. — так сказали они, плача
и плача.
Тогда князь, Вступивший на Путь, проливая слезы,
отвечал им:
— После того как умер Левый министр, я усиленно
приглашал к себе всякого. И действительно, знаки
благодарности надлежит оказывать именно так. В этом мире
министр — это человек, к которому часто питают
глубокую неприязнь, и об этом приходится думать до тех пор,
пока он оказывается подо мхом64. Каждый человек
доводит себя до совершенства, если в существующем мире он
служит двору, и, выполняя обязанности регента и
канцлера, не думает, ведь, что унаследовал их от своих
предков. И в странах иных, и в нашем отечестве среди людей,
которые глубоко погрязли в прегрешениях и сосланы в
дальние провинции, много таких, которые при жизни
достигли больших высот.
— Непочтительный к родителям император
Поздней Хань65 был посажен в темницу, но после того как из
темницы вышел, он снова занял престол. В нашей стране
человек по имени Левый министр Тоёнари66
переместился на должность заместителя главного наместника
области Сайкайдо67, но после того как он был прощён и
возвратился в столицу, он повторно возвысился до поста
помощника Первого министра. Разве нет и таких
примеров?! Если же это так, не выполните ли вы своё
сокровенное желание, если не откажетесь от поклонения
Великому пресветлому богу Касуга!68 — молвил он,
заливаясь слезами.
«В таком случае, — подумали они, — главная вина
отца не в том ли состоит, что он отказался от этой своей
цели» — и тогда же приняли монашество.
5
О ДАЛЬНИХ СТРАНСТВИЯХ ДЕТЕЙ ЛЕВОГО
МИНИСТРА, А ТАКЖЕ И ЗАГОВОРЩИКОВ
В двадцать восьмой день той же луны эти вельможи
выехали, наконец, в Южную столицу, в павильон Дзэ-
ндзёин69, откуда перебрались в местность Инаядзума в

ж
*U
провинции Ямасиро, а через два дня направились к
месту изгнания. Конвоировали их чиновники Масасигэ и
Сукэёси из Сыскного ведомства. Нужно было послать за
лошадьми для них, лошадей решили заказать в
управлении ведомства, когда же заказали, послали за сёдлами,
стременами и прочей сбруей, после чего разноцветные
фигуры отъезжающих направились на восток, на запад,
на юг и на север, так что глаза разбегались.
Было определено, что старший командир Правого
отряда таю Канэнага направится в провинцию Дэва, за
ним по порядку — средний советник, Моронага — в
провинцию Тоса, тюдзё Левою отряда Таканага — в
провинцию Идзу, а законоучитель в созерцании
Хаите — в провинцию Аки.
Стало известно, что один из них, господин Моронага,
которого посылали в провинцию Тоса, когда ему
предоставили отдых, оказал знаки почтения его светлости
Пребывающему в созерцании70. В его письме для принца
говорилось:
«Вчера были прощальные слезы; нас захватили.
После того как мы Вас оставили, приходит всё больше и
больше сомнений. Хоть и стреляли, но чересчур много.
Поистине, мы как будто надели на головы горшки и
повернулись лицом к стене. Вы, принц, достигли преклонного
восьмидесятилетнего возраста, но ещё побываете в девя-
тивратной цветочной столице. Моронага держит в руках
бива71 и собирается пуститься с ним в заоблачный путь за
десять тысячам. Сколько дней лица у наших близких
будут суровы? Не знаю, когда увижу Вас где-нибудь, кроме
как во сне. Как поразмыслю об этом хорошенько, —
слезы бегут в тысячу потоков.
Хоть и говорят, что листы камелии и повторно
отбрасывают тень, этим любящему сердцу утешиться трудно.
Душевные сомнения до дрожи в руках не говорят об
одних только о чувствах. Моронага со времён далёкого
детства обладал талантами в области музыки,
стихосложения, сочинительства и каллиграфии и проявлял
преданность монаршему пути. Однако, встретившись сегодня с
этими бедствиями, я думаю, что ещё долго буду
переносить их. Пусть я знаю веление судьбы, служа монаршему
654

пути, но горькие слезы, которые меня душат, трудно
представить. Ах, как грустно, как грустно! На бумаге не
выразить никак. Вам нужно выразить Ваши высокие
соображения. Я докладываю Вам с просьбой
распорядиться, чтобы мы не беспокоились о том, что случится после
того как мы уедем в отдалённые земли. Письмо — это
нарушение порядка. Оно не должно достигнуть взора
Вашей светлости. Я, после того как взгляну на письмо ко
мне, сразу же порву его. Никто из посторонних не
сможет увидеть его ни в коем случае.
Последний день седьмой луны. Моронага,
отшельник из горного храма.
С почтением господину курандо-но таю».
Его светлость Пребывающий в созерцании оставил
без последствий просьбу детей Левого министра. Он
посмотрел на своих внуков, будто на прощальный подарок,
и все они разъехались в разные стороны. Они были
удручены и уныло думали, что, сколь долго ни проживут они в
этом горестном мире, не изменится ничего. Наблюдая
это, его светлость ещё больше обливался слезами. Плача
и плача, выражал он свою жалость:
— Этим благородным людям исполнилось нынче по
восемнадцать или девятнадцать лет. Незаметно
совершенствовались они в стихосложении и музыке, не слабы
в талантах и мастерстве, свободно чувствуют себя в
каллиграфии, нормально проявляют себя в японской
поэзии. Печальна сама мысль о том, что они были бы
добрыми вассалами, если бы верно служили императорскому
дому. Всякого человека должна радовать его долгая
жизнь. Один только я печалюсь. Теперь прошу Великого
пресветлого бога святилища Касуга забрать мою
старческую жизнь, — так горевал он, вознося молитву.
Средний советник и тюдзё в тот же день прибыл на
берег бухты Даймоцу в провинции Сэтцу. Здесь был
человек, который учился игре на бива, по имени Минамо-
то-но сикибу-но тюдзё Корэкуни. Без конца сокрушался
он о том, что сей благородный человек был отправлен в
ссылку; перед бухтой Даймоцу к нему подступила тоска,
после чего, подозвав тюдзё поближе, он сказал:
— Благодаря этой дороге, я вижу сердца многих лю-

LI
дей, но человек, который горячо предан Моронага, — это
не только ты. Поэтому, пока мы размышляем в глубокой
тайне, нам бывает некому рассказать о своих мыслях.
Тем не менее, здесь — место, которое ты намеревался
посетить ещё раньше. Потому-то тебе нужно подарить
мелодию для посвященных под названием «Синее
море».
Подобрав про себя мелодию, он продекламировал:
Волны синего моря
Может, тело моё унесут. Только я никогда
Не забуду секретов,
Которым меня научили.
Сидя в почтительной позе, Корэкуни заливался
слезами.
— Что касается мыслей о моей горячей преданности,
то даже ценой отречения от собственной жизни я хотел
бы проводить его до места ссылки. Но из-за того, что на
это не последовало разрешение свыше, сделать этого я
не могу. Теперь мне остаётся до тех пор, пока это
возможно, молиться о его возвращении в столицу, — сказав
это, он, плача и плача, возвратился в столицу.
Кроме того, ходили слухи о том, что Вступивший на
Путь таю из Левой половины столицы Норинага сослан
в провинцию Хитати, Омн-тюдзё Наримаса — в
провинцию Этиго, младший советник четвертого ранга,
Вступивший на Путь Наридзуми — в провинцию Ава,
сикибу-но таю, Вступивший на Путь Моринори — в
провинцию Садо, курандо-но таю, Вступивший на Путь
Цунэнори — в провинцию Оки.
В нарушение всякого этикета, следуя неизвестно
каким обычаям, сына разлучали с отцом, младшего брата
со старшим. Слуга не сопровождал своего господина,
близкие были разлучены между собой и пребывали в
печали, оставшиеся скорбели, каждый на своём месте не
мог ничего поделать.
656

О ПОЕЗДКЕ
ПЕРВОГО МИНИСТРА ГОСУДАРСТВА
В СТОЛИЦУ
Из дворца отправили посыльного — младшего
советника, Вступившего на Путь Синсэя — и повелели ему
передать господину канцлеру, что его светлость
Пребывающего в созерцании тоже нужно отправить в ссылку.
Канцлер с горечью изволил вымолвить:
— Почтительнейше повинуюсь. Однако же,
отправив отца в ссылку, сын не может выполнять при дворе
обязанности канцлера. А посему не должен ли я, Тада-
мити, подать с должности канцлера в отставку?
Ни государь, ни подданные возразить не могли
ничего.
Его светлости Пребывающему в созерцании угодно
было заметить, что он должен снова возвратиться к
своим занятиям Фукэ, но прощения у двора он просить не
стал.
— Вообще говоря, в Южной столице будет ещё хуже,
поэтому нужно проехать через храм Тисокуин72, —
подумал господин Фусэ, но, согласно государеву повелению,
навстречу ему канцлер выслал человека, и тот, заявив:
«Здесь случай особый!» — через территорию храма не
поехал. Вельможа написал ко двору письмо о своей
невиновности.
В этом письме, по-видимому, содержались
клятвенные слова. «Если бы я осмелился питать против двора
государя коварные замыслы, я должен в этом мире навлечь
на себя кару небесных богов и духов земли, а в будущем
меня должно миновать благоволение будд трёх миров73».
Это письмо позабавило двор. Но, так или иначе, в конце
концов через храм Тисокуин он проехал.
657

О ТОМ, КАК ВЗЯЛИ ЖИВЫМ
И ОТПРАВИЛИ В ОТДАЛЁННЫЕ МЕСТА
ТАМЭТОМО
ш
658
Так вот, особе Нового экс-императора значительное
содействие оказывал господин Левый министр. Он ругал
Тамэёси, Тадамаса и других, говоря, что они должны
пожертвовать своими жизнями. Обликом подобный злому
демону, злому божеству, Тамэтомо не оставил и следа от
многих людей. Повсюду говорили, что он должен был
всего себя посвятить служению государеву дому, и
вскоре его победили. Государь и подданные всегда
занимаются одним и тем же делом. В конце концов, в Левого
министра угодила случайная стрела, Новый экс-император
был отправлен в ссылку, все бунтовщики либо поражены
стрелами, либо сосланы в разные провинции.
Поистине, решения пресветлых Богов и Трёх
драгоценностей74 — дело нешуточное! Говорят, что защита
Сына Неба находится за морями — это правда.
Теперешнее сражение двор проводил согласно планам Син-
сэя. В то время, когда сам Синсэй следовал планам Ёси-
томо, верхи бывали совмещены с низами, и в конце
концов всё выравнивалось. Ходили разговоры, что
экс-император изволил следовать планам Левого министра. Но,
поскольку сам Левый министр следовал планам
Тамэтомо, сердца тех, кто наверху, не были совмещены с
сердцами тех, кто внизу, и в конце концов он пришёл к
гибели. Отсюда видно, что Поднебесной следует управлять,
совместив верхи и низы. Десятки тысяч человек болтали
между собой о том, что бы получилось, если бы господин
Левый министр сообразовался с военными планами
Тамэтомо.
Хатиро Тамэтомо жил в провинции Оми. Днём он
прятался в горах, ночью выходил в селения. У него
остался единственный вассал. Господин посылал его нападать
на людей, забираться в дома, а от рассвета до темноты он
только и делал, что тоскливо валялся в долинах и горах.
Зайдя однажды в некий горный храм, вассал сделался

монахом. Время от времени Тамэтомо заставлял его
выступать в качестве нищенствующего монаха и так
провожать солнце. Глубоко задумавшись, Тамэтомо сказал:
— Да, дело нелёгкое. Жаль, что я стал помехой для
потерпевшего поражение господина Левого министра,
проиграла нынешнем сражении, потерял отца, старших
и младших братьев и не извлёк никакой пользы для себя.
В том числе досада берёт оттого, что помог Ёситомо,
которого должен был поразить всего одной стрелой, а
сейчас он стал врагом моего отца. В конце концов, Тамэмото
поедет на Тиндзэй, соберёт людей из Девяти провинций,
потом двинется на столицу, нападёт на императорский
дворец и тогда рк наверняка защитит Ёситомо. Пусть
там окажется хоть миллион всадников, он разобьёт их;
Ёситомо их захватит и, свернув им шеи, на прощание
передаст их на воспитание Вступившему на Путь и
установит правление Нового экс-императора. Так какие же
могут быть помехи для того, чтобы Тамэтомо сделался
изгнанником на Тиндзэй?! — сказал он с безмерной
горячностью.
Тогда же он намеревался срочно направиться в
провинцию, но как раз в это время вассал владетеля
провинции Аки, младший командир из отряда дворцовой
охраны Иэсада прибыл с острова Тиндзэй в столицу с боль-
шим отрядом, а в устье реки Едогава вассалы
находились в изобилии. Это значит, что время было
неподходящее, и он решил немного потерпеть, пока время это
пройдёт. Но судьба, предопределённая в прежних
рождениях, уже истощилась. Он тяжело заболел, получив
один шанс жить на десять тысяч шансов умереть.
Слов нет, помощь он оказал, но только теперь и
место, и время были неподходящими, поэтому в одном
месте он пошёл в баню и там стал лечиться, а встретившиеся
ему люди разного возраста и состояния, при виде его,
говорили со страхом и удивлением:
— Страх какой! И на человека-то не похож. Словно
"7/* 7*7
тэту с гор Атаго и Такао , он собирается дурачить
людей!
А местные жители, увидев его, сообщили владельцу
поместья, командиру из отряда охраны дворца, Садо-но
659

Сигэсада, и тот, подумав: «Ого! Да это же Хатиро с
острова Тиндзэй!» — послал за бывшими там знакомыми ему
чиновниками78 и показал им на баню со словами:
— Нет сомнения, что здесь находится господин
Хатиро.
Сигэсада вызвал к себе больше трёхсот человек,
начиная с собственных детей и вассалов и кончая
местными жителями.
Они окружили баню в четыре или пять рядов,
отобрали из своего числа человек четырнадцать-пятнадцать
похитрее, и те умышленно не взяли с собой ни длинных,
ни коротких мечей, но беспорядочно вошли в баню и
намеревались схватить его, не дав рта раскрыть.
Тикатомо не производил никакого шума. Он стоял в
стороне, а когда к нему начали приближаться сразу трое,
сгрёб всех троих вместе, крепко, до смерти, сдавил их и
отбросил. Потом, решив, что так не пойдёт, он привлёк к
себе двоих из тех, кто сразу же двинулся на него спереди,
сзади, слева и справа, стукнул их головами друг о друга,
прикончил и отбросил прочь.
Одного ударил о край бассейна, свернул ему шею и
отшвырнул от себя. Иные падали и умирали от его
ударов в грудь; были и такие, кто опрометью убегал с
переломанной ударом ноги поясницей. После этого войти к
нему уже никто не пытался.
В бане поднялась суматоха. Мужчины и женщины в
замешательстве разбежались. Тогда баню пригрозили
поджечь, а Хатиро сжечь заживо. Он выскочил из бани,
выдернул руками столб, бросился вперёд и побежал.
Множество людей увязалось за ним. Он повернулся
назад и кого убил, кого избил до смерти.
Вёл он себя жестоко, однако много дней до этого он
провёл в тяжёлом состоянии, ещё долгое время у него не
слушались руки и ноги, сам ослабел, падал на бегу, а
погоня всё приближалась и приближалась, его стали со всех
сторон хватать, навалились сверху и схватили.
Некоторое время Хатиро ещё отбивался кулаками, но в конце
концов силы его оставили, и, хотя сердцем он был
отважен, случилось трагическое: его без особого труда взяли
живым.
660

Пленника снова препроводили в столицу и
доставили во дворец. Там его распросили об обстоятельствах
мятежа, но он ничего не сказал, заявив: «А о чём я могу
рассказать?» Те, кто расспрашивал пленника, решили
представить его пред личные очи императора. Суэдзанэ,
судья из провинции Суо, взял его и передал в Северный ла-
79
герь :
— Передаю взятого живым Хатиро с острова Тинд-
зэй! Смотрите внимательно! — и не смог уклониться от
экипажа из Девятивратной Ракуе80.
Толпой собрались и высокие, и низкие. Зеваки были
подобны тучам и мгле. Тамэтомо был одет в красный ка-
табира и белый суйкан*\ Ростом он был больше семи,
почти восемь сякуп. Худой, чёрный, с длинными
сухожилиями и костями, с большими глазами и широким ртом
Его внешний вид никак не выглядел обыкновенным. Он
проезжал через толпу, нимало не робея и бросая косые
взгляды во все четыре стороны.
В него стрелял Масакиё и чуть поранил ему левую
щеку. Рана ещё болела. Увидев это, зеваки, вся толпа,
загалдели, закричали:
— Какое ужасное зрелище! Такие дела! Он под
корень уничтожил множество людей! Он же вроде злого
духа, вроде оборотня!
Сигэсада в награду за свои особые заслуги был
назначен младшим командиром Правого отрада охраны
дворца.
После этого придворные вельможи собрались на
общий совет и стали решать, как быть — следует ли этому
Тамэтомо отрубить голову или же нужно отправить его
в заточение. Господин канцлер изволил произнести:
— То, что в нынешнем сражении многие наши
воины лишились жизней и страдали от полученных ран, —
дело рук одного только этого Тамэтомо. Называя его
одним из членов злодейской банды, виновной в восьми
грехах, нам, в частности, трудно уклониться от оценки его
грехов. Хоть мы и говорим, что он способен совершить
самый тяжкий грех, в данном случае дело в другом —
сверх того, что случилось до сего времени, нужно сказать
и о его редкостной судьбе. Заслуживает ли он и теперь
661

ш
смертной казни? Особенно ловко владеет этот Тамэтомо
луком и стрелами. Равных ему ни в глубокой древности
не было, ни в эпоху конца Закона быть не может. Однако
то, что он вдруг впал в грех, непременно вызовет много
хулы в будущем. Если он покончит со старыми грехами,
если станет твердо придерживаться своих честолюбивых
мечтаний, он может стать драгоценным камнем
императорского дома.
Когда он вымолвил это, вельможи заявили в один
голос:
— О, как великолепно сказано! Отправим его в
дальнюю ссылку. И с тем решили сослать пленника на остров
Осима в архипелаге Идзу. После этого Синсэй
проговорил:
— Слышно было, что этот Тамэтомо поджёг
павильон Такамацу в императорском дворце, пустил стрелу в
паланкин августейшего. Разве тем самым он уже не
стрелял в государя? Значит, он и впредь может вздумать так
использовать свой лук.
С этими словами он повернулся к Ёситомо, ударом
долота рассёк узы на его левом и правом предплечьях и
освободил их. Когда путы с плеч были сняты, до того,
чтобы снимать их с рук дело не дошло, поэтому узника как в
клетку посадили в паланкин, закрытый с четырёх
сторон, продели в паланкин оглобли, за которые взялись
больше двадцати носильщиков, и в сопровождении
пятидесяти с лишним воинов отправили от одной почтовой
станции к другой.
По дороге ссыльный не сердился на носильщиков
паланкина, не выражал недовольства ими. Допускал
только разного рода грубости. Однажды он сказал:
— Эй, вы, слушать всем! Когда человека отправляют в
ссылку, каждый убивается, только Тамэтомо радуется. А
то, что при обращении с монархом, который обладает
десятью добродетелями, увеличивают число воинов,
несущих паланкин, а к месту его ссылки присылают
разные кухонные изделия из тех заведений, где он делал
остановку на ночь, никак нельзя считать проявлением
почтения к нему. Бывает роскошь и лучше этой.
662

Иногда он и по-другому доставлял себе развлечение
и шутил. Однажды Тамэтомо высказался так:
— О, как ужасно быть врагом династии! Такой
человек, как Тамэтомо, взят живым, как обычный,
заурядный человек! Что теперь делать? Думаю, может лучше
стать калекой? Тогда сможешь воспользоваться таким
паланкином, даже если выполняешь одну работу.
Паланкин-клетка, в которую так крепко заточили
Тамэтомо, за то время, пока она понемногу
продвигалась вперёд, поскрипывала-потрескивала и уже готова
была поломаться. Носилыцики подчас боялись, что
узник убежит. Однажды был такой случай, что они толкали
паланкин с возгласами: «Эй-я!» — и не могли продвинуть
его ни на шаг. Иногда с возгласом «Эй-я!» на паланкин
разом налегали больше двадцати носильщиков.
И ещё узник говорил:
— Если вам велят опустить руки, вряд ли Тамэтомо
сколько-нибудь пострадает. Пусть у него станет чуть
слабее лук, зато, если сделать длиннее стрелы, он станет ещё
сильнее.
Так запугивал он конвой, сильно всё преувеличивая.
После того как паланкин прибыл в Идзу, из одной вещи
уже невозможно было сделать много вещей, из одного
человека — много людей. Как и было запланировано с
самого начала, узника передали в руки Кано Кудо Сигэ-
мицу, губернатора провинции Идзу. Приняв его,
губернатор стал думать, как быть дальше.
8
О ТОМ, КАК НОВЫЙ ЭКС-ИМПЕРАТОР
ПРИНЯЛ ОБЕТЫ, А ТАКЖЕ О ЕГО КОНЧИНЕ
Итак, как это ни было печально, Новый
экс-император направился в провинцию Сануки. На его корабле
царило чувство досады. Не было ни одного из лунных
вельмож и гостей облаков83, на корабль прибыли только
неотёсанные воины.
Если обратиться к далёким чуждым пределам, то
Сяо У84 было позволено вернуться на родину из Чанъи85,
император Сюань-цзун переехал в Шу6. А если поискать

ы
поближе, в нашем государстве, то увидим, что
император Анко87 был убит его пасынком; император Судзюн88
был погублен мятежным вассалом89. Государь,
обладавший десятью добродетелями, хозяин престола, не мог
избежать действия кармы, идущей из прошлых
существований.
В десятый день восьмой луны Новый экс-император
уже изволил прибыть в Сануки. Но, поскольку дворец
для него ещё не был приготовлен, в столицу выслали
донесение, что Новый экс-император въехал в павильон
Мацуяма, бывший в ведении второго губернатора90 Та-
като.
После этого, по предписанию губернатора Хидэюки,
покои м^ Нового экс-императора оборудовали на
острове Наосима91 в уезде Сидр той же провинции.
Переправа до этого острова от материковой земли занимает
всего два часа92. Там нет ни полей, ни людского жилища.
Место особенно безлюдное. Участок намного теснее,
одна четвертая часть обычного93. Его обнесли оградой,
покрытой черепицей, внутри ограды возвели здание,
поставили ворота.
— Снаружи навесить запоры; никто сюда не должен
ни входить, ни выходить отсюда, кроме тех, кто
доставляет для августейшего провизию. Если понадобится что-
то сообщить наррку, письмо должен принимать воин
охраны и извещать губернского чиновника, — такое
поступило распоряжение.
Покои были расположены рядом с морем, поэтому
можно было с тоской любоваться видом морских волн,
подёрнутых дымкой. Заточённый таким образом
государь, как только он просыпался, бесцельно внимал шуму
ветра в соснах, плеску волн в бухте, голосам чаек. Лишь
обратясь лицом к чистому небу, мог он проводить
рассветы и сумерки, луне выражая свою скорбь, ветру
слагая стихи и песни.
После этого страж Северной стены во дворце экс-
императора Тоба, именуемый владетелем провинции
Кии, Норимити, сердцем предался Пути, ушёл от мира и
стал отшельником, приняв имя Рэнъе. Он сделался
мудрецом, обозревающим провинции94, а когда ещё жил в
664

миру, был музыкантом и приходил лишь в павильон
Найсидокоро на представления кагура95. По этой или
другой причине, но только ему не приходилось
попадаться на глаза августейшему. И всё-таки, наслышавшись о
делах Нового экс-императора, он проникся
состраданием, пустился в далёкий, многотрудный путь по морю и
прибыл в Сануки.
Когда отшельник увидел дворец со стороны, — вид
его был невообразимо жалким. Ворота стерегли
неотёсанные варвары96, дорогу заслоняли кусты роз. То
было место для цветов, птиц, ветра и луны, поэтому сердце
человека должно было чем-то утешаться. Не переставая
думать о том, кто же приходит сюда, очарованный
снежным утром и дождливой ночью, стоял путник, и поникли
рукава его груботканых одежд.
Путник раздумывал, как бы ему проникнуть внутрь
дворца, но воины, охранявшие ворота, были
неприступны, так что он с завистью слушал шум волн, без пользы
накатывавших на берег возле дворца, шум ветра,
дующего в сосны, и призывные крики чаек со стороны
открытого моря.
Стемнело, спустилась ночь, на сердце у путника
становилось всё чище.
Он стал утешать себя, играя на флейте и вслух читая
стихи, плача и плача. Безграничны спокойные думы, на
перекрёстках нет никого, сердце объято печалью, но
от желании ему не отречься7. Взошла луна, зашумели
морские волны, послышалась песня лодочника, идущего
с шестом неведомо куда. Ветер в заливе дул ровно,
печали путника не было границ.
Всё глубже становилась ночь, месяц склонялся вниз,
становился прохладнее ветер. Когда путник остановился
и стал отжимать рукав, из дворца вышел человек, одетый
в потемневший суйкан*. Луна, что ли, его позвала?
Рэнъе обрадовался, потому что в сердце его всё ещё
была скорбь. Незнакомец проникся к нему
состраданием и, пригласив его с собой, вошёл внутрь. А так как
Рэнъе не должен был входить во дворец, он написал на
доске одно стихотворение и попросил: «Пожалуйста,
доведите это до слуха государя!»

Незнакомцу, по-видимому, было свойственно
сострадание. Он доложил о том, что произошло,
августейшему. Новый экс-император прочитал стихотворение, в
котором было написано:
В Асакура
Дворец из круглых брёвен
Я посетил.
Печально, что вернусь,
А государь меня и не увидит.
Экс-император был охвачен печалью, а потому
захотел узнать о делах в столице и расспросить о милой
старине. Но, как и следовало ожидать, он написал только
такой ответ:
Из Асакура
Возвращают тебя
Без результата.
Я же плакать останусь
В краю рыбаков.
Рэнъе, приняв это стихотворение, убрал его на дно
заплечной корзины и направился в столицу, плача и
плача.
После этого случая жизнь Нового экс-императора в
ссылке на острове стала слишком горестной, поэтому
губернатор, во исполнение своих официальных
обязанностей, велел оборудовать ему дворец в местности Цудзу-
миноока в окрестностях буддийского храма в Сидо" и
перевёл его туда.
Там от рассвета до темноты, хотя и благоволил
государь в тоске выходить из своего дворца наружу, к нему не
осмеливался приближаться никто, вплоть до бедных
простолюдинов и простолюдинок.
При таких обстоятельствах, по крайней мере, своей
компанией августейший считал ближних слуг, людей,
пребывавших в полном согласии с ним во время его
прогулок, которые экс-император совершал иногда, в то
время, когда он развлекался поездками в разные места,
любовался цветами по утрам, луной по ночам,
китайскими стихами и японскими песнями, духовой и струнной
музыкой, находил удовольствие в «танцах пяти» и в
«свете изобилия»100.
666

Хотя изгнанник и питал интерес к таким делам, он
задумывался о своём теперешнем положении, и у него
то по одному, то по другому поводу непрерывно бежали
его августейшие слезы. Ему ещё нужно было заботиться
о своём непривычном жилище в провинции.
Постепенно наступала осень, всё вокруг становилось печальнее и
печальнее. Звон насекомых, которые вились над
бамбуковой изгородью, становился слабее день ото дня.
Наступило время, когда ветер шумел в соснах и по ночам
пронизывал тело, отчего те немногие дамы, что состояли при
августейшей особе, ничего другого не делали, а только
подавленно лежали ничком и плакали. В некоторых
случаях, поддавшись настроению, они с удовольствием
вспоминали богатую развлечениями столицу. При этом
всё вокруг темнело от дождя слез, такого, что должны
были намокнуть даже макушки деревьев.
Хорошенько надо всем подумав, Новый
экс-император решил: «Я был возведён в достоинство Сына Неба
как потомок внуков Неба. Удостоенный высокочтимым
тронным именем101, долго держал в своих руках обитель
монарха. Несмотря на то, что говорят, будто я не
занимался государственными делами, покуда престолом
владел покойный экс-император, мне даже и о том времени
есть что вспомнить. Это, главным образом, весною —
весенние развлечения, осенью — осенние удовольствия.
Я провёл тридцать восемь вёсен и осеней, либо гуляя
с цветами в Золотой долине102, или любуясь луной у
Южной башни. Минувшее представляется мне не более, как
вчерашним сном В такие размышления погружаюсь я,
сосланный в воздаяние за какие-то грехи на дальний
остров.
У меня не было причины прикреплять письма к
крыльям диких гусей103 и излагать в этих письмах свои
думы, потому что нет здесь границы между севером и
югом, я не делаю различия между тёмным и светлым
началами, поэтому-то и трудно себе представить, что
наступило время, когда единственным выходом
становится ожидание, пока у вороны побелеет голова, а у лошади
вырастут рога104. Я не перестаю думать о родимой земле
и готов стать демоном тоски по родине.

В эпоху правления императора Сага105 разрушили
порядки, существовавшие в предыдущее правление
императора Хэйдзэй106. Когда же император Сага принял
постриг, до дальней ссылки107 дело не дошло. В самом
деле, когда я сам восходил на престол после тогдашнего
государя, я очень жалел об этом Забью о том, кто меня
вскормил, о былых его благодеяниях, совершать тяжкие
прегрешения очень горько!» — так думал августейший.
В нынешней жизни он совершил ошибку. Потом,
считая, что это нужно для абсолютного просветления в
жизни грядущей, он пустил кровь из кончика своего
пальца и в течение трёх лет собственной кистью
переписывал важнейшие пять сутр Трипитаки108. Когда на этом
дальнем острове ему становилось особенно горько,
августейший думал, что его должны будут поместить в
окрестности храма Хатимана к экс-императору Тоба, и
сообщил об этом в Омуро109. В его письме говорилось:
«Меня отлучили от моего старого дворца, теперь я
предаюсь размышлениям, находясь на дорогах иной провинции.
Раньше, благодаря обладателям ворот из софоры и гробниц
предков , яшмовое тело ' стремилось к пиршествам и отдыху,
ныне же я уехал из своего дворца туда, где о любимую землю
разбиваются волны, в места к югу от реки112. Здесь буря срывает
макушки с сосен, черепичные кровли смотрят на
предрассветный месяц, дождик капает на листья павлонии, а бывший
император пребывает в печали под вечерней росой. Редко-редко
в провинции странствий113 сопутствует ему солнце и утихает
невыплаканная скорбь.
Чтобы вернуться в старую столицу, белояшмовый
мудрец114 должен ещё раз устраивать заговор. Вспоминается,
как в столице слагали стихи о ночных тенях над облаками.
Солнце восходит в «драконовом углу»113, гости облаков быстро
забывают о наслаждениях, дымные народные жилища,
крытые чернобыльником, погружены в печаль, и переживают
упадок. Здесь быстро постигаешь истину.
Следы куликов
На берегу залива
К столице ведут и назад.
А сами они
Кричат и кричат
В Мацуяма.»
Когда монашествующий принц из Омуро изволил
просмотреть это письмо, у него заструились слезы.
Господин канцлер по-разному высказывался через посред-
668

ников, однако, когда младший советник, Вступивший на
Путь Синсэй произнёс:
— Государь изволит пребывать в ссылке. Хотя в
столицу возвратились только следы его руки, мне это
кажется недобрым знаком Меня беспокоит, какие
желания кроме этих у него есть, — правящий император
действительно задумался о том, что, пока не будет его
позволения, сил вернуться у изгнанника недостанет. Услышав
об этом, Новый экс-император молвил так:
— Сожаления достойно. Это относится не только к
нашей стране, Японии. В разных странах, вплоть до
Индии, Китая, Чёртовых морей116, Коре117, государства ки-
даней118, люди воевали за посты, соперничали за власть в
государстве. Старшие братья сражались с младшими,
мною раз поднимали друг против друга войска дяди и
племянники. Здесь есть чему поучиться и в древности и
теперь, но времена сменялись и уходили, покаявшиеся в
грехах получали прощение, а милость монархов
безгранична. Как бы там ни было, в самом деле, вступив на
Путь и став монахом, во имя просветления читать сутры
позволено всем; не надо скупиться далее на
переписывание всей Трипитаки, где содержатся записи во благо
будущей жизни. Не бывает таких врагов, которые
оставались бы и в будущей жизни. В противном случае жизнь
наша бесполезна.
После этих слов Синсэй не стал сбривать волосы на
голове августейшего и обрезать ему ногти, стыдясь того,
что при жизни августейший обликом своим подобен
тэту.
Когда об этом услышали в столице, правящий
император благоволил послать к нему судью из Левой
дворцовой охраны Хэй Ясуёри, велев ему поехать и посмотреть
на облик Нового экс-императора.
Ясуёри переправился на остров и, когда сообщил, что
прибыл туда как посланец императора, ему было
сказано:
— Подойди сюда поближе!
Ясуёри отодвинул лёгкую ширму и увидел, что
волосы и ногги у Нового экс-императора были длинными,
что тот был в рясе цвета закопчённого персимона, с вва-
lu
669

lu
Ы
лившимися глазами на желтом лице, исхудавший и
ослабевший. Смиренным голосом он произнёс:
— Я не собираюсь упрекать правящего императора,
подчиняюсь осудившему меня закону. Однако же, хотя
сейчас я настойчиво говорю о том, что должен быть
помилован, пока что нет мне никакого прощения, и
желания мои невыполнимы. Поэтому я неожиданно принял
намерение заняться самоусовершенствованием.
Так высказался Новый экс-император, и вид его,
обросшего волосами, был весьма необычен. Ни слова не
говоря, Ясуёри спешно оставил его.
Таким образом, поскольку Новый экс-император
занялся переписыванием сутр, он велел положить их
перед собою и произнёс обет-клятву:
— Я совершил тяжкий грех, и раскаяние моё велико.
Незамедлительно, с помощью этой чудодейственной
силы, стану совершать я громадные деяния, которыми
хочу тот грех загладить и тем отведу от себя три дурных
Пути119, с помощью этой силы я стану Великим демоном
Японии, монарха сделаю народом, а народ сделаю
монархом! — и с этими словами он откусил себе кончик
языка, а побежавшей из раны кровью на внутренней
стороне Трипитаки записал эту свою клятву и тем
самым закрепил её принятие.
Прошло девять лет. В двадцать шестой день восьмой
луны второго года правления под девизом Тёкан120 он
изволил сокрыться окончательно121 в возрасте сорока
шести лет. Немного погодя его переправили в местность Си-
раминэ. Может быть, потому, что неприязнь была очень
сильна, существовал страх того, что дым,
поднимавшийся от костра кремации, потянется в сторону столицы122.
Место погребения было вскоре устроено на той же
вершине Сираминэ. Поскольку государь этот скончался в
данной провинции, его стали называть Сануки-ин, экс-
император из Сануки; когда же в годы правления под
девизом Дзисё123 его мстительный дух был укрощен, и
покойному присваивали посмертное имя, его назвали экс-
императором Сютоку-ин.
Что же касается Первого принца Сигэхито-синно, то
после того как он постригся в монахи, его стали имено-
670

вать Гэнсэй, хоин из павильона Кэдзоин . Когда слух о
кончине Нового экс-императора достиг столицы,
Вступивший на Путь монашествующий принц изволил
спросить:
— С какого времени следует носить траурные
одежды? — Ему ответили:
Те, кто остался в этом мире,
В знак памяти
Об этой Мацуяма
Глициниевые одеянья12
Сегодня вечером наденут.
До времён минувших, до годов правления под
девизами Нимпэй и Кюдзю126 высочайшим повелением был
провозглашён Первый принц, а это было делом очень
важным. Ныне же, напротив, яшмовый венец и
цветочный облик пришли в упадок, на окрашенные тушью
рукава были положены глициниевые облачения, а
августейшее сердце изболелось.
Осенью третьего года правления под девизом Ни-
нъан127 закононаставник Сайге128, занимаясь
подвижничеством, странствовал по провинциям. Когда он
обозревал отдалённые места, то пересёк земли провинции Са-
нуки и посетил августейшую могилу на вершине Сира-
минэ, совершив там поклонение. Над нею была
установлена четырёхскатная крыша, но она находилась в
запустении, а до её починки дело не дошло. Черепица здесь
поломалась, могила была покрыта лишь побегами
дикого винограда. Не говоря уже о том, что
священнослужителей, поглощённых чтением вслух «Лотосовой сутры»,
не было, здесь не раздавались звуки раковин129 и
колоколов, а поздней ночью и ранним утром отсутствовали
священнослужители, которые бы возглашали нэмбуг^у™,
поэтому не слышалось и звучание множества камней131.
Прервался поток людей, которых влекут сюда их
собственные желания, поэтому нет и тех, кто пробирается
сюда по дорогам. Могилу обнесли только живой
колючей изгородью. Следы скрывает мелкая трава императа
и полынь.
Сайге достал маленькую тушечницу, соскоблил кору
с сосны поблизости от могилы и написал:
"ST

ш
«Когда-то государю, который, благодаря десяти видам
добрых деяний, совершённых им в прежних жизнях, наделён
саном, достойным всеобщего поклонения, во дворце из-за
парчовой занавески светила луна, а теперь его душой овладела
тоска по любимой родине, а яшмовое его тело смешалось с
волнами южных морей. Если, вытерев росу, искать её остатки, то
последуешь за слезами осенних трав, когда они заплачут.
Встретившись с бурей, задавать вопросы государю, — это печалить
себе сердце, сокрушаясь о коварстве. Не видя буддийские
церемонии, я смотрю только на утренние облака и вечернюю
луну. Не слыша голосов, читающих сутры, внимаю только шуму
сосен и говору птиц. Стрехи здесь покосились,
предрассветный ветер едва заметен; черепица разбита — как трудно
укрыться от ночного дождя!
Печально видеть
Чертоги яшмовые
Государя
Перенесёнными в поля,
Покрытые обильною росой.»1"
Так он написал и, непрестанно думая об этом,
вытирал слезы и настолько погрузился в свои думы, что не
замечал, как идёт время, но снова плакал и плакал и
настойчиво твердил:
— Ах, как он благодарен! Потомок в сорок седьмом
колене Великой богини, Освещающей Небо133, Первый
принц, сын непревзойдённого императора-инока134 с
благодарностью пребывает в священных потоках реки
Мимосу-со135. Он управлял миром, управлял
государством девятнадцать лет, когда небо, затянутое облаками,
было чистым, а мириады людей спокойными. Коли так,
кто должен был сосредоточить своё внимание на
августейшем его престоле? Из-за того, что воздаяние за
прошлые жизни было неблагоприятным, ныне государю
пришлось стать пылью в сих отдалённых пределах. С
какой любовью вспоминал он столицу, как утвердился
августейший его гнев! В золочёных покоях весьма
пышного вида стало известно о его управлении миром и заботах
о народе; сотни чиновников, объединив свои усилия,
подчинили себе тьмы стран, поэтому государь, установив
долголетние ворота Нестарения136, изволил добиваться
снадобий бессмертия с горы Хорай137 и теперь подобен
облачному сну процветания и радости.
— Внезапно случились стихийные бедствия, государь
672

покинул цветоподобную столицу, окружённую девятью
рядами стен, и отправился в иные пределы, за тысячи pu.
— Годы уходят и приходят, но тернии удалить
некому. Печалюсь о воздаянии за прежние жизни, из-за
которого приходится гнить под многими каплями с сосен
и росами, покрывающими мхи.
На волнах
В бухте Мацуяма
Качается та лодка.
Как скоро она
Превратится во прах!138
Сайге и не спал, и не бодрствовал. Он произнёс в
ответ:
Пусть государь
Когда-то возлежал
На ложе яшмовом,
Но после этого
Как всё переменилось!139
Когда он произнёс это, могила государя трижды
всколыхнулась. Это было страшно. «Правда, говорят, что
мир достиг упадка140, но благоуханнейший государь всё
ещё изволит оставаться с нами», — радостно подумалось
поэту. Действительно, по-видимому, почитаемый дух
августейшего изволил внять этим стихам.
Так вот, упомянутый Рэнъё, преодолев восьмислой-
ные морские пути, застал государя ещё в те дни, когда он
был жив, Сайге же, обозревая просёлочные дороги
Сикоку, посетил эти места уже после того, как государя
похоронили.
Пока государь пребывал на престоле, Сайге
пользовался благодеяниями августейшего и находился среди
тех, кто был осенён его добродетелями141. А ныне он в
полном одиночестве переживал чувство горя. То, что
прийти сюда смогли только Рэнъё и Сайге, и в прежние
времена должно было напоминать нам росу142.
Итак, на протяжении семидесяти семи
царствований императоров-людей не счесть было количества
общих сражений и личных схваток Несмотря на это, до
времён императора Конин143 столичные города
назначались разумно ", а могилы не устраивали в одном месте. В

правление императора Камму в нынешнем месте
основали императорскую столицу. Это он присвоил ей
название Хэйандзё, Крепость Мира и Спокойствия.
Звёзды и иней сменяли здесь друг друга более трехсот
семидесяти лет.
Прежде редко бывало так, чтобы отцы и дети,
старшие и младшие братья бывали разлучены друг с другом,
в обители государя и пещере отшельника устраивали бы
воинские лагеря, государев дворец сделали бы местом
сражения, а через дворцовые ворота текла бы кровь.
Тем не менее, сейчас находчивые полководцы отдали
свои силы, многие воины погибли. Все мятежники
рассеялись, а вассалы государя объединились. Хорошие воины,
на редкость удивительные.

КОММЕНТАРИИ
1 Явата — другое название горы Отокояма в окрестностях
столицы. Место расположения буддийского храма, посвященного
культу бодхисаттвы Хатимана,
2 Сюсяка — тракт Судзяку.
3 «Повернувшись лицом к западу» — далеко на западе
расположена Чистая земля (нечто вроде буддийского рая) будды Ами-
табха (я п. Амида).
4 Наму Амида буцу — возглашение имени будды Амитабха,
помогающее возродиться после смерти в его Чистой земле.
5 Найки — чиновник Внутреннего ведомства (Накацукасасё),
в обязанности которого входило составление черновиков
императорских рескриптов и ведение делопроизводства двора.
Должность найки делилась на 3 разряда (великий, средний и малый),
каждый из которых занимали по два человека.
6 Возглашение своего имени — основная часть ритуала,
исполняемого воинами перед единоборством во время общего
сражения.
7 Калавинка (санскр., яп. каребинка) — сладкоголосая птица,
живущая в Чистой земле, буддийском краю вечного блаженства.
8 «Горы Сидэ-но яма и река Тройной переправы» (будд.). —
Преграды в потустороннем мире. Праведники преодолевают их
без труда, а тяжкие грешники преодолеть не могут и
оказываются в преисподней.
9 «Госпожа из Северных покоев» — главная жена хэйанского
аристократа. Её покои располагались в северной части его
усадьбы.
10 Тонэри — технические работники на придворной слркбе.
11 «Храм Хатимана» — имеется в виду Явата, куда совершила
в этот день поклонение мать казнённых детей. Хатиман считался
покровителем рода Минамото (Гэндзи).
12 Молитвы, вознесённые непосредственно после церемонии
очищения, считались самыми действенными.
13 Магуй — местность в Китае, где во время мятежа была
убита Лянь-гуйфэй, возлюбленная танского императора Сюань-цзу-
на.
14 Торибэяма — гора в окрестностях Киото, у подножья
которой в старину совершали кремацию усопших.
15 Дундай — одна из пяти горных вершин в Китае, в
провинции Шандун. Вечерний дым в окрестностях Дундай также
поднимается после кремации тел. Символ непостоянства сущего.
16 Во — гора к северу от Лояни, столицы Китая. Место захоро-
675

#
Eu
нения придворной знати. «Роса» — один из буддийских символов
непостоянства.
17 Сага и Удзумаса — названия местностей на западной
окраине японской столицы.
18 «Изменить свой облик» — то есть стать буддийской
монахиней, принять постриг.
19 «Три сокровища» (будд.) — Будда, его Учение («Закон») и
община священнослужителей. Поклонение им совершается
независимо от того, что одновременно адепт поклоняется каждому
«сокровищу» в отдельности.
20 «Путь, выше которого нет» — имеется в виду буддийское
монашество.
21 Хусэ — одно из варварских государств к северу от Китая
эпохи Ранняя Хань (202 г. до н. э. - 4 г. н. э.). Здесь — намёк на дочь
китайского императора, выданную замуж за сына гунского вана.
22 Намёк на танского вельможу, затворившегося в башне
Яньцзы в тоске по своей умершей накануне наложнице.
Ситуация описана в стихах китайского поэта Бо Цзюй-и (772-846).
23 «Вступивший на Путь помощник Правого конюшего
Хэй» — Тайра-но Тадамаса, дядя Киёмори, см. свиток II, гл. 12.
24 «Таю из Левой Дворгрвой гвардии» — Тайра-но Иэхиро,
придворный чиновник XII в.
25 «Поменяли свой облик» — то есть приняли монашеский
постриг.
26 «Шесть путей» (будд.) — миры, в которых пребывают
живые существа в промежутке между их смертью и новым
рождением: преисподняя, мир голодных духов, мир зверей и птиц, мир
воинственных демонов ашуров, мир людей и мир небожителей.
27 «Четыре способа рождения» (будд.) — рождение из
утробы, из яйца, от сырости и путём превращений.
28 «Просветление» — здесь: рождение в Чистой земле,
вхождение в нирвану.
29 «Восемь» — в переносном смысле: «великое множество».
30 «Экипаж под тентом и с полушторами» (с подъёмной
верхней половиной шторы) использовался для выездов императора.
31 «Аворец Тоба» — дворец, где проживал когда-то
монашествующий экс-император Тоба (отрёкся от престола в 1123 г., умер
в 1156 г.).
32 «Покойный экс-император» — имеется в виду
экс-император Тоба.
33 Анракудзю — павильон в северо-восточной части дворца
Тоба, где была отслужена по нему заупокойная служба.
34 «Закононаставник Коко» — монашеское имя Тайра-но Ми-
цухиро (см свиток II, гл. 2).
35 «Крытая каюта» в виде навеса устраивалась в кормовой
части традиционного японского судна, приподнятой над
основной палубой.
676

Застава Сума находится на побережье Внутреннего
Японского моря, на северо-западе от г. Кобэ.
37 «Средний советник Юкихира» — Тайра-но Юкихира
(?-893), потомок императора Хэйсэй (774-824), средним
советником (тюнагон) стал в 882 г.
38 «Добывал соль из водорослей...» — в поэтической
антологии X в. «Кокин вакасю» в разделе «Разные песни», есть
стихотворение поэта Аривара-но Юкихира (№ 962), в котором сказано:
«Песня была послана другу, слркившему при дворе, когда
Юкихира уехал в Сума, в край Цу, после какого-то происшествия в
правление Государя Тамуры
Если спросят тебя,
что делаю я в этом мире, —
отвечай, что в Сума,
орошая рукав слезами,
соль из водорослей добываю...»
(пер. А. А. Долина).
39 Остров Авадзи находится во Внутреннем Японском море, в
средние века часто был местом ссылки.
40 Ои-но Хайтэй — 47-й император Японии Дзюннин (759-
764), внук императора Тэмму. Ои — его личное имя, Хайтэй —
прозвище. В 764 г. был смещён с престола и сослан на о. Авадзи,
где в следующем году умер. В 1871 г. получил посмертное имя
Дзюннин.
41 «Место ссылки» — буквально: «дальняя провинция» (онго-
ку).
42 Оигава — река в столице, в районе горы Арасияма. В
верхнем течении она же называется Ходзугава, в нижнем — Кацурага-
ва.
43 «Три высших сановника» (санкогэй) — имеются в виду
Первый министр (^адзё дайдзин). Левый министр (Садайдзин)
и Правый министр (Удайдзин).
44 «Без меры суетились» — буквально: «размахивали руками
и не знали, куда ступить ногами».
45 Синсэй — см. прим. к свитку I, гл. 5.
46 «Мелкие чиновники» — в тексте: ею («народ», «массы
людей»). Этим словом обозначали чиновников 5-го и 6-го рангов.
47 «Разрушать печень» — то есть вносить панику, лишать
людей смелости.
48 Саймэй — императрица Японии, правившая в 655-661 гг. В
642-644 гг. царствовала под именем Кёгоку.
49 Сюсяку (Сюдзяку) — 61-й император Японии. На
престоле—в 931-946 гг.
50 Тэнряку — девиз годов правления 62-го императора
Японии Мураками (947-967 гг.).
51 Исэ — здесь: синтоистский храмовый комплекс Исэ дай-

ω
дзингу, посвященный культу богини Солнца Аматэрасу Омика-
ми, которая считается прародительницей императорского рода.
52 Сиракава — 72-й император Японии. На престоле — в
1073-1086 гг. После своего отречения в пользу малолетнего сына
оставался фактическим правителем страны.
53 Хорикава — 73-й император Японии, сын и преемник
Сиракава, возведённый на престол в возрасте 9 лет. На престоле — в
1087-1107 гг.
54 Тэмму — 40-й император Японии (673-686), занявший
престол после своего вооружённого восстания против
предшественника.
55 «Принц Отпомо» — племянник императора Тэмму, сын
императора Тэнти, правивший после смерти своего отца в
течение 8 месяцев под именем Кобун (671-672), после чего покончил
с собой в результате поражения его войска в сражении с войском
дяди, поднявшего мятеж.
56 Император Тэмму после смерти его брата не занимал
престол. Вместо этого он удалился в монастырь, а через несколько
месяцев заявил претензии на императорский престол и отвоевал его
у своего племянника.
57 «Пять мест кремации» усопших (госаммай) находились в
разных околостоличных провинциях (Кинай).
58 «Долина Абсолютной Истины» — (Ханняно, от санскр.
праджня) — место кремации, расположенное в провинции Яма-
то.
59 Té — мера длины, в XIII в. 106,56 м.
60 «Пять кругов» — пять каменных блоков разной
конфигурации, символизирующие разные сферы бытия.
61 «Министр» — в тексте иносказание: «три опоры, ворота из
памелы». Так обозначали трёх главных чиновников Высшего
государственного совета — Первого министра, Левого и Правого
министров.
62 «Помощник Первого министра» — здесь: Левый министр.
63 Фукэ — прозвище крупного хэйанского чиновника Фудзи-
вара-но Тададзанэ, см. свиток I, гл. 4.
64 «Оказаться подо мхом» — то есть быть похороненным,
умереть.
65 «Поздняя Хань» — императорская династия в древнем
Китае. 25-220 гг.
66 «Левый министр Тоснари» — сын Фудзивара-но Мутимаро
(680-737), основателя Южной ветви рода Фудзивара, Левого
министра.
67 Сайкайдо — общее название девяти провинций о. Кюсю и
двух прилегающих островов.
68 Касуга — родовое синтоистское святилище рода
Фудзивара, покровитель рода.
678

69 /^эндзёин — один из павильонов буддийского монастыря
Кёфукудзи в г. Нара.
70 «...оказал знаки почтения его светлости Пребывающему в
созерг$ании» — имеется в виду дед господина Моронага, Первый
министр Фукэ.
71 Бива — четырёхструнный музыкальный инструмент.
72 Тисокуин — буддийский храм в Киото. Бывший Первый
министр по дороге к месту ссылки хотел помолиться в нём о
своём будущем.
73 «Будды трёх миров» — то есть будды прошлого,
настоящего и грядущего мира.
74 Пресветлые Боги и Три драгоценности — имеются в виду
синто и буддизм. См свиток I, гл. 4.
75 Ёдогава — река, которая берёт начало в озере Бива и
впадает в Осакский залив.
76 Тэнгу — «небесная собака», сказочное существо с телом
человека, красным лицом, крыльями за спиной и необычайно
длинным носом. Обитает в горах.
77 Атаго и Такао — две горы в киотоском районе Угёку.
78 Имеются в виду низкоранговые придворные чиновники,
названные в тексте «разноцветными», поскольку им не
дозволялось носить фиолетовые или красные одеяния, закреплённые за
придворными высших рангов.
79 «Северный лагерь» — помещение для отряда,
охраняющего северную стену дворца.
80 «^вятивратная» — иносказательное обозначение
столицы. Ракуё — Лоянь, одна из столиц древнего Китая. В переносном
смысле — столица вообще, Хэйанке. «Экипаж из Девятивратной
Ракуё» — придворный конный экипаж.
81 Катабира — лёгкое кимоно без подкладки; суйкан —
разновидность «охотничьего платья».
82 Сяку — мера длины, в XIII в. 29,6 см.
83 «Аунные вельможи и гости с облаков» — поэтическое
обозначение придворной аристократии.
84 Сяо У — внук одного из ханьских императоров,
отправленный в ссылку в наказание за распущенность, но впоследствии
получивший позволение вернуться в столицу.
85 Чанъи — местность к югу от реки Хуанхэ, современная
провинция Хэнань.
86 Сюань-грун — 6-й император династии Тан (на
престоле — в 712-756 гг.). Уезжал из столицы в 755 г., спасаясь от
мятежа Ань Лу-шаня (705-757). Шу — местность в провинции Сычу-
ань.
87 Анко считается 20-м императором Японии (454-456).
88 Судзюн (Сусюн) — 32-й император Японии (588-592). В
борьбе сторонников принятия буддизма с их противниками
активно поддерживал первых.

ы
89 Императора Сусюна убил некто Кома, подосланный
влиятельным царедворцем Сога-но Сукунэ.
90 «Второй губернатор» — чиновник, исполнявший
обязанности губернатора во время его отсутствия.
91 Наосима — небольшой островок во Внутреннем Японском
море, в районе г. Тамано современной префектуры Окаяма.
92 «Два часа» (токи) в старом исчислении равнялись 4-м
современным часам.
93 Размер обычного участка столичного вельможи равнялся
приблизительно одному гектару.
94 «Мудрец, обозревающий провинции» — то есть бродячий
монах.
95 Кагура — синтоистские действа с музыкой и танцами. При
дворе императрицы для их исполнения отводился специальный
павильон Найсидокоро, в котором обычно располагались службы
женского штата двора. Исполнители кагура не имели доступа в
императорский дворец.
96 «Неотёсанные варвары» — здесь: вооружённые стражи.
97 Курсивом выделен отрывок текста, заимствованный из
антологии 1013 г. «Вакан роэйсю» («Собрание японских и
китайских стихотворений для декламации»),
98 Суйкан — просторный халат с широкими рукавами,
напоминающий «охотничье платье» (картину).
99 Сидо — городок в провинции Сануки.
100 «Танец пяти» (госэг^у, госэти) — пляска, исполнявшаяся
группой из пяти танцовщиц во время придворной церемонии
вкушения риса нового урожая. «Свет изобилия» (тос-но акари)
— обряд, совершавшийся при дворе на другой день после
церемонии вкушения императором риса нового урожая.
101 «Тронное имя» — имя, под которым царствовал
император.
102 «Золотая долина» — иносказательно: «загородные
владения». Названы так по аналогии с Чжэньгу, местом расположения
загородных резиденций императоров в древнем Китае.
103 Намёк на предание о Су У (см. прим. к свитку II, гл. 7),
который из неволи подавал домой вести о себе, прикрепляя письма
к крыльям перелётных птиц, диких гусей, перелетающих с севера
на юг.
104 «У вороны побелеет голова, а у лошади вырастут рога» —
выражение заимствовано из «Исторических записок» Сыма Ця-
ня.
105 «Император Сага» (786-842) — 52-й император Японии,
знаменитый поэт и каллиграф.
106 «Император Хэйдзэй» (774-824) — 51-й император
Японии, старший брат Сага. Свергнут в результате мятежа фудзива-
ра-ноКусуко(?-810). На престоле — в 806-809 гг.
107 «Дальняя ссылка» — самая тяжёлая из трёх видов ссылки
680

(ближняя, средняя и дальняя), предусмотренных-хэйанским
законодательством (уложение «Энгиси-ки», 905 г.).
108 Трипитака — буддийский канон. Состоит из 3-х частей:
сутры, шастры и винайи, включающих проповеди Будды Шакья-
муни, комментарии к ним и правила монашеской дисциплины. В
1-й части к важнейшим относятся сутры: «Лотосовая»,
«Алмазная», «Сутра о нирване», «Об абсолютном просветлении».
109 Омуро — другое название храма Ниннадзи в Киото.
110 «Обладатели ворот из софоры и гробниц предков» — в
переносном смысле: три высших министра: Первый, Левый и
Правый.
111 «Яшмовое тело» — иносказательно: «император»; в
данном случае Новый экс-император так назвал самого себя.
112 «Места к югу от реки» — так, по китайской модели,
названы южные провинции. В Китае так обозначали земли по южному
берегу реки Янцзы.
113 «Провингщя странствий» — иносказательно: «место
ссылки», «провинция Сануки».
114 «Белояшмовый мудрец» — так Новый экс-император
называет самого себя.
115 «драконовым углом» называли восточно-юго-восточный
участок неба.
116 «Островами Чертовых морей» называли северную часть
архипелага Рюкю.
117 Коре' — одно из трёх государств в средневековой Корее
(X-XIV вв.).
118 «Государство киданей» — средневековое государство на
территории современной Внутренней Монголии.
119 «Три дурных Пути» (или Мира, будд·) — Путь
преисподней (санскр. нарака), Путь голодных духов (npemaj и Путь
животных (как воплощения жадности и глупости), родиться на
которых можно под воздействием дурной кармы.
120 «Двадгугть шестой день 8-й луны 2-го года правления под
девизом Тёкан» — 14 сентября 1164г.
121 «Сокрыться окончательно» — то есть умереть.
Если покойный превратился в мстительного духа, дым от
его кремации, потянувшийся в сторону его противников, может,
по японским верованиям, принести им неисчислимые беды.
123 «Годы правления под девизом Дзисё — 1177-1180 гг.
124 Хош — «печать Закона», высший сан в буддийской
иерархии. Кэдзоин — один из павильонов храма Ниннадзи.
«Глициниевые одеянья» — имеются в виду траурные
одежды.
126 Девизы правлений: Нимпэй (Нимпё) — 1151-1153 гг.,
Кюдзю —1154-1155 гг.
127 Нинъан, 3-й год — имеется в виду 1168 г.
128 Закононаставник Сайге (Сайгё-хоси) — один из самых из-
681

вестных поэтов-странников японского средневековья. В 1168 г.
совершил паломничество к могиле бывшего императора Сутоку в
провинции Сануки. Годы жизни — 1118-1190.
«Раковина» — здесь: раковина крупного моллюска харо-
нии (яп. хорагай). Отделанную золотом раковину буддийские
монахи (в особенности отшельники ямабуси) используют как
духовой инструмент.
130 Нэмбуцу — сокращение от Ному Амида буг§у,
возглашения имени будды Амитабха. Знак благочестия буддистов амида-
истских сект.
«...звучание множества камней» — имеются в виду
плоские, слегка выпуклые плиты из твёрдого камня, которые должны
издавать звуки во время буддийских служб.
132 Это стихотворение вошло в сборник Сайгё-хоси «Горная
хижина» («Сан-касю», средний свиток), где оно предваряется
прозаическим вступлением: «Когда люди навестили августейшую
могилу экс-императора Коноэ, она была покрыта обильною
росой». Император Коноэ был преемником Сутоку на престоле.
133 «Великая богиня, Освещающая Небо» — богиня Аматэрасу.
В тексте: Тэнсё-дайдзин.
134 «Непревзойдённый император-инок» — имеется в виду
экс-император Тоба.
135 В реке Мимосусо покойный пребывает в сакральном
смысле. Подразумевается, что он находится среди сонма богов.
136 «Ворота Нестарения» — ворота в северной стене,
которой обнесён павильон Тоёракуин императорского дворца.
Названы так в подражание воротам Булао-мэнь в Лояни, столице
древнего Китая.
137 Хорай (кит. Пынлай) — согласно старинной китайской
легенде, гора бессмертия, расположенная далеко в восточном
океане.
Стихотворение вошло в сборник Сайге «Горная хижина»
(нижний свиток), в котором снабжено прозаическим введением:
«Прибыл в Сануки. В бухте Мацуяма разыскивал следы жившего
здесь экс-императора, но ничего не осталось». «Лодка» —
иносказательно: Новый экс-император.
139 Это стихотворение также помещено в сборнике «Горная
хижина». Прозаическое вступление к нему гласит. «В местности
Сираминэ пришёл поклониться могиле государя». Основная тема
стихотворения — непостоянство всего сущего, тщета
человеческих желаний.
140 «Упадок» — здесь: «эпоха конца Закона», последняя из
трёх эпох в истории буддийского учения, время деградации и
злобы, наступившее, по представлениям японских буддистов, в
середине XI в.
141 До принятия монашеского пострига (1140 г.) Сайгё-хоси
служил при дворе, когда император Сутоку ещё находился на
престоле.
682

«Роса» — один из буддийских символов непостоянства
сущего.
143 Конин — 49-й император Японии (709-781; на престоле —
в 770-781).
144 «Столичные города назначались разумно» — в древней
Японии столицу переносили на новое место каждый раз после
смерти очередного монарха.
145 Камму — 50-й император Японии (737-806; годы
правления — 782-806). При нем, в 784 г., столица была перенесена из
Пара в Нагаока, а через 10 лет — в специально построенный
город Хэйанке (современный Киото), где она оставалась до 1868 г.

СОДЕРЖАНИЕ
Ε. Η. Торегляд Воинские повествования
средневековой Японии 6
ПОВЕСТЬ О ВЕЛИКОМ МИРЕ
(Перевод В. Н. Горегляда)
СВИТОК ПЕРВЫЙ 15
Комментарии 40
СВИТОК ВТОРОЙ 47
Комментарии 93
СВИТОК ТРЕТИЙ 103
СВИТОК ЧЕТВЕРТЫЙ 132
Комментарии 169
СВИТОК ПЯТЫЙ 174
Комментарии 197
СВИТОК ШЕСТОЙ 201
Комментарии 229
СВИТОК СЕДЬМОЙ 233
Комментарии 261
СВИТОК ВОСЬМОЙ 263
Комментарии 301
СВИТОК ДЕВЯТЫЙ 305
Комментарии 346
СВИТОК ДЕСЯТЫЙ 350
Комментарии 395
СВИТОК ОДИННАДЦАТЫЙ 398
Комментарии 427
СВИТОК ДВЕНАДЦАТЫЙ 430
Комментарии 477

СКАЗАНИЕ О ГОДАХ ХОГЭН
(Перевод В. Н. Горегляда)
В. Н. Горегляд Начало «самурайского эпоса» 486
Комментарии 498
СВИТОК ПЕРВЫЙ 499
Комментарии 547
СВИТОК ВТОРОЙ 564
Комментарии 621
СВИТОК ТРЕТИЙ 634
Комментарии 675

ЯПОНСКИЕ
САМУРАЙСКИЕ СКАЗАНИЯ
Главный редактор: Наталья Баулина
Координатор проекта: Дмитрий Петров
Художник: Дмитрий Вяземский
Верстка: Лариса Андреева
Технический редактор: Валентин Успенский
Корректор: Нина Уши некая
Подписано в печать с готовых диапозитивов 13.05.02.
формат 60 x84V|6. Гарнитура «Лазурский». Печать офсетная.
Усл. печ. л. 39,99. Тираж 5000 экз. Заказ № 83.
Издание осуществлено при техническом участии
ООО «Издательство ACT»
Издательство «Северо-Запад Пресс»
Лицензия ИД № 00450 от 15.11.1999
Санкт-Петербург, ул. Казначейская, д. 4/16, лит. А
Для писем: 197022, Санкт-Петербург, а/я 125
sz-press@peterlink.ru
ОАО «Санкт-Петербургская типография № 6».
193144, Санкт-Петербург, ул. Моисеенко, 10.
Телефон отдела маркетинга 271-35-42.