Author: Вюстер В.
Tags: военное искусство военные науки оборона страны вооруженные силы военное дело военная наука восточный фронт жизнь и смерть
ISBN: 978-5-9955-0134-3
Year: 2010
Text
ВИГАНД ВЮСТЕР
ВАДУ
СТАЛИНГРАДА
КРОВАВЫЙ КОШМАР
ВЕРМАХТА
w WUQIIk
чВк ЛЧ И uilD яш
кСМЕРТБ
..
'i
НА ВОСТОЧНОМ ФРОНТЕ
ЯШ
Виганд Вюстер
\вадуЛ
СТАЛИНГРАДА
КРОВАВЫЙ КОШМАР
ВЕРМАХТА
Москва
«ЯУЗА-ПРЕСС»
2010
УДК 355/359
ББК 68
В 98
Оформление серии П. Волкова
Перевод с немецкого А. Б. Кияйкина
Вюстер В.
В 98 В аду Сталинграда. Кровавый кошмар Вермахта / Ви-
ганд Вюстер. — М. : Яуза-пресс, 2010. — 320 с. : ил. —
(Вторая Мировая война. Жизнь и смерть на Восточном
фронте).
ISBN 978-5-9955-0134-3
Молодой артиллерийский офицер Виганд Вюстер попал на Вос-
точный фронт весной 1942 года — командуя батареей 150-мм гау-
биц, он оказался на самом острие стремительного наступления Вер-
махта на Сталинград. Однако «головокружение от успехов» было
недолгим — втянувшись в затяжные уличные бои, армия Паулюса
намертво завязла в лабиринтах сталинградских развалин, распла-
чиваясь кровью за каждый дом, за каждый шаг продвижения вперед.
Но даже этот кровавый кошмар был лишь преддверием ада - на-
стоящая преисподняя разверзлась после контрудара советских
войск и окружения 6-й армии. То, что творилось в сталинградском
«котле», вообще не поддается описанию — в феврале 43-го, когда
Вюстер вместе с остатками немецкой группировки сдался в плен,
никто бы не узнал в этом изможденном, обмороженном, дряхлом
старике 22-летнего блестящего офицера, каким он был совсем не-
давно...
Обо всем этом — о беспощадной бойне в волжских степях, о не-
слыханной жестокости и чудовищных потерях, о бесконечных меся-
цах, проведенных в ледяном аду Сталинграда, — Вюстер рассказал
в своей книге, безоговорочно признанной одним из самых страшных
свидетельств о Второй Мировой войне.
УДК 355/359
ББК 68
ISBN 978-5-9955-0134-3
© Кияйкин А.Б., 2010
© ООО «Яуза-пресс», 2010
Глава 1
ОТ ХАРЬКОВА ДО ДОНА
Чем дальше наш поезд шел
на восток, тем более спиной к нам поворачивалась вес-
на. В Киеве было дождливо и прохладно. Мы встретили
множество итальянских военных транспортов. Итальян-
цы, с перьями на шляпах, не производили хорошего
впечатления. Они замерзали. В Харькове кое-где даже
лежал снег. Нас выгрузили на пригородной станции под
названием Novaya Bavaria или что-то вроде этого. Когда
мы двинулись через город на своих откормленных конях
Вюстер пишет: «Площадь Дзержинского обставлена большими многоэтажными
административными зданиями, смесь крестьянского стиля и небоскребов». Четкий
стиль застройки Харькова стал его главным символом, и любой немецкий солдат
с фотоаппаратом не мог удержаться, чтобы не сделать пару снимков. Справа -
комплекс зданий (оспрома, слева — политехнический институт
5
Вюстер: «Массивный памятник Шевченко сделан из бронзы и обставлен
революционными солдатами в героических позах. Хоть что-то отличное от
бесконечных статуй Ленина и Сталина, хотя в Харькове и их хватает». Монумент
и окружающий его парк имени Т. Г. Шевченко (1814—1861), революционного
демократа и яростного борца с царизмом и рабством, существует и сегодня
6
Сады Шевченко — старейшая зеленая зона в центре города, прошедшего
перепланировку в 1804 г. Центральная часть сада — прекрасная каштановая
аллея, ведущая от памятника Шевченко к зданию университета. Сад занимает 25
гектаров, и в нем растет более 15 000 деревьев, включая гигантские 200-летние
Дубы. В кадре идут по своим делам харьковчане, несмотря на немецкую оккупацию
города
7
Начало мая 1942 г. Вюстер: «Несколько дней я учился на курсах борьбы с
танками, что было довольно полезно, поскольку позволило снизить танкобоязнь,
по крайней мере относительно. Мы ложились в окоп и давали танку проехать
над нами, и учились бросать подрывные заряды, противотанковые мины и
связки гранат на моторное отделение танка. Заднюю броню можно было сжечь
термитным патроном, уничтожая двигатель. Реалистичные взрывы на захваченных
танках выглядели здорово. Несмотря на всю подготовку, я чувствовал себя
беспомощным и незащищенным, глядя на оружие и смотровые щели танка. Все
8
изменилось, когда нас взяли внутрь танка, проехаться по месту «атаки». Теперь
чувство неполноценности относилось к экипажу танка. Ничего не видно и не
слышно. Если они даже заметят окоп, будет уже слишком поздно. Может быть, они
заметят бегущую фигуру и звук удара противотанковой мины о корпус за башней.
Поздно! Действие дымовых шашек и гранат на танк было удивительным. Не просто
экипаж ничего не видел, но горение забирало у него кислород. Приходится сразу
выскакивать, чтобы не задохнуться. Однажды во время отработки это почти
привело к несчастью. Кое-как водителя удалось вытащить со своего места
9
Вюстер: «На главной станции и соседнем современном здании почты видны
следы боя». Полугусеничные бронетранспортеры 23-й танковой дивизии едут
мимо главной почты Харькова. Дивизия прибыла из Франции в конце марта —
начале апреля, и ее части использовались в разных пехотных дивизиях к востоку
от города
Танки 23-й ТД возвращаются с учебы. Участников курса — включая обер-лей-
тенанта Вюстера, снимавшего этот кадр — везут обратно в части на моторных
отделениях танков
10
Обер-лейтенант Вюстер в своем «жалком жилище» на ферме севернее Харькова,
начало мая 1942 г. Его произвели в обер-лейтенанты 16 марта 1942 г., приказ
вступил в силу с 1 апреля. Он награжден значком за атаку в августе 1940 г. и
Железным крестом первого класса в июле 1941 г. Несмотря на участие в Польской,
Французской и Русской 1941 г. кампаниях, Вюстер ни разу не был серьезно ранен.
Несколько легких ранений позволяли рассчитывать на знак за ранение, но он
считал, что принять его за такие царапины означало искушать судьбу
11
Одна из четырех 15-см гаубиц 10-й батареи — минус ствол — ждет своего часа
вступить в дело. Ей недолго ждать. Тяжелые орудия часто разбирали для долгих
маршей, чтобы снизить нагрузку на лошадей. Ствол ехал в отдельной повозке
12 мая 1942 г. началось советское наступление под Харьковом, создав несколько
глубоких прорывов. Один из них был в секторе 294-й пехотной дивизии. Несколько
частей недавно прибывшей 71 -й ПД, включая батарею Вюстера, срочно развернули
в секторе. На снимке: лошадиные упряжки 10-й батареи следуют вдоль железной
дороги севернее Харькова
12
При движении на закрытие советского прорыва батарея Вюстера была поймана
на марше: «Батарея уже понесла потери при движении на первую огневую
позицию, когда русские бомбы упали посреди колонны». Жестокое приветствие
новичку на Восточном фронте. Несколько лошадей, как эта слева, превратились
в неразличимую массу
13
Расположившись на обратном склоне и кое-как замаскировавшись, артиллеристы
10-й батареи сидят и ждут приказа. Некоторые уже обрили головы, другие бреют.
Старший офицер на батарее Вюстер тоже побрил голову. Иногда это делалось
для борьбы со вшами, но вряд ли у Вюстера и его людей дело было в этом: пари,
заключенное во время пьянки, заставило проигравших лишиться волос!
14
и с экипировкой, начищенной по довоенным стандар-
там, чтобы занять место расквартирования в колхозе на
северной окраине города, раздалось несколько криков
со стороны солдат, что бежали по улицам, некоторые вы-
глядели довольно оборванно. «Не выставляйтесь, даль-
ше вы не разжиреете. С нами вы быстро станете поти-
ше!» Те, кто слушал, слышали зависть к нашим пайкам,
или что еще это было.
Город был заброшенным и серым. Наши квартиры в
колхозе были невзрачными. Бельгия и Франция вспоми-
нались как потерянный рай. Тем не менее в городе оста-
вались развлечения, такие как солдатские кинотеатры и
театр. Главные улицы, как и везде в России, были широ-
кими, прямыми и внушительными — но довольно запу-
щенными.
Как ни странно, харьковские театральные постанов-
ки были совсем не плохи. Украинский ансамбль (или те,
кто здесь остался) давали «Лебединое озеро» и «Цыган-
ского барона». Оркестр появился в шерстяных пальто с
меховой оторочкой, с шапками, сдвинутыми на затылок
или надвинутыми на нос. Только дирижер, видимый из
зала, был одет в поношенный фрак. Время не пощадило
и костюмы, и декорации. Но, используя множество им-
провизаций, постановка прошла весьма неплохо. Люди
старались и были талантливы. В Советском Союзе куль-
туре придавался смысл и значение.
Наша дивизия еще не полностью прибыла в Харьков,
когда русские прорвали немецкие позиции севернее
города. Пехотному полку, нашему тяжелому батальону
и легкому артиллерийскому батальону (211-й пехотный
полк оберста Карла Барнбека, I батальон 171-го артил-
лерийского полка майора Герхарда Вагнера и IV бата-
льон того же полка оберст-лейтенанта Гельмута Баль-
тазара) пришлось сыграть пожарную команду. Батарея
уже понесла потери, двигаясь на первую огневую по-
зицию, когда русские бомбы легли в колонну. Немецкое
15
господство в воздухе уменьшилось, хотя и оставалось.
Беспокоящий огонь русской артиллерии ложился у на-
шей батареи, но, кажется, противник не засек ее, хотя
мы неоднократно стреляли со своей позиции. Я стоял за
батареей, выкрикивая указания орудиям, когда на тре-
тьем орудии раздался страшный взрыв. Сгоряча я по-
думал, что мы получили прямое попадание. Мимо меня
пролетел большой темный предмет. Его я опознал как
пневматический компенсатор, сорванный с гаубицы.
Все побежали к разрушенной артиллерийской позиции.
Номера первый и второй лежали на лафете. Остальные
казались целыми. Орудие выглядело плохо. Ствол перед
самым казенником раздуло и порвало на полосы. При
этом передняя часть ствола не разошлась. Два пружин-
ных накатника по обе стороны ствола были сбиты и раз-
валились на части. Люлька была погнута. Ясно было вид-
но, что пневматический компенсатор, расположенный
15-см гаубица 4-го батальона готова к стрельбе. Позиция замаскирована, но, к
счастью для артиллеристов, Люфтваффе поддерживает господство в воздухе,
ощутимый плюс в условиях совершенно ровной местности
16
над стволом, был сорван. Произошел разрыв ствола,
первый в моем опыте. Я видел пушки с разрывом ствола,
но там они рвались с дульного среза. Вообще, разрывы
ствола случались редко.
Два артиллериста на лафете зашевелились. Давле-
ние взрыва покрыло их лица точками лопнувших мелких
кровеносных сосудов. Их тяжело контузило, они ничего
не слышали и плохо видели, но во всем остальном оста-
лись целы. Все выглядело страшнее, чем оказалось. Это
подтвердил и врач. С его приходом их состояние начало
улучшаться. Их, конечно, ударило и оглушило, так что их
отправили на пару дней в. госпиталь. Вернувшись, они
не хотели возвращаться к пушкам. Их все понимали. Но,
какое-то время потаскав снаряды, они предпочли снова
стать артиллеристами. Долгое время шли споры о при-
чине разрыва. Кто-то даже пытался винить тех, кто об-
служивал орудие, потому что ствол положено осматри-
Во время одной из стрельб команду ветеранов 3-го оружия едва не постиг
печальный конец
17
Вид на повреждения с места наводчика. Отметьте, что замок закрыт. «Таблица
команд» слева дает градацию углов возвышения, поправки на ветер и пороховой
заряд в зависимости от расстояния до цели и порядка выстрелов (скорость
снарядов после первого последовательно росла — стабилизируясь на шестом
или седьмом. Вюстер вспоминает, что это был первый ствол орудия
18
Пружины откатника лопнули, пневматический компенсатор вырван
19
Фрагменты, собранные после разрыва ствола. Расчет еще потрясен близостью
смерти. Вюстер рисковал, снимая это: фотографировать разрыв ствола было
запрещено
вать после каждого выстрела на предмет посторонних
предметов, оставшихся в нем. Да, правило визуальной
проверки существовало, но было пустой теорией, пото-
му что не позволяло высокого темпа огня и никто о нем
не вспоминал во время боевых действий — хватало дру-
гихзабот. Также ни разу не случалось, чтобы такое могли
сделать остатки порохового картуза или сорванный сна-
рядный поясок. Скорее всего, дело было в снарядах. Из-
за дефицита меди снаряды делались с поясками из мяг-
кого железа. В некоторых партиях снарядов появились
проблемы, и уже время от времени происходил раз-
рыв ствола, как бы не в моем батальоне. Теперь перед
стрельбой проверялась маркировка на всех снарядах на
случай появления снарядов из тех несчастливых партий.
Такие появлялись то и дело — их специально маркиро-
вали и отправляли обратно. Всего через несколько дней
20
Орудия 10-й батареи пришли на новую позицию у линии фронта. В отдалении на
гребне расположилась пехота. Отсутствие подходящего укрытия заставил гаубицы
подойти совсем близко к передовой. Когда начнется советская атака, она почти
наверняка пойдет по дороге, пересекающей гребень наискось
батарея получила новенькое орудие. Харьков и его скла-
ды снабжения находились еще очень близко.
Когда все, казалось, успокоилось, развернутые части
дивизии были отведены в тыл. Но до того, как батарея
дошла до места расквартирования в колхозе, русские
снова прорвались в том же месте. «Эти саксонцы (294-я
пехотная дивизия, сформированная в Лейпциге; эмбле-
ма с таким же листом клевера с четырьмя лепестками,
как у дивизии автора), дерьмо такое, трусливые соба-
ки, не держатся на месте!» Уроженцы Нижней Саксонии
(71-я пехотная дивизия был дивизией из Нижней Саксо-
нии. Несмотря на схожее название, обе земли фактиче-
ски находятся в разных концах страны: Саксония лежит
в Восточной Германии, а Нижняя Саксония — в северо-
западном углу, ограниченная с севера Северным морем,
а с запада — Нидерландами) (то есть из Ганновера, Бра-
уншвейга и Ольденбурга ^всегда имели что сказать о сак-
сонцах и не хотели, чтобы их с ними путали: «Они бегут,
21
как только ты повернулся к ним спиной, а они увидели
первого русского!» Предрассудок насчет саксонцев про-
истекал не из саксонского диалекта — неприятного кому
угодно, — а уходил во времена наполеоновских войн,
когда саксонцы не хотели отделяться от французов. Что
ж, это можно понять, потому что соседи-пруссаки не
упускали возможности урвать кусок саксонской земли.
Мы развернулись и снова отправились на позиции.
На этот раз батарея прямо столкнулась с саксонскими
частями. Теперь заведомо неприязненное отношение
изменилось до суждения «что могли сделать эти бедола-
ги...». Саксонцы всю зиму лежали под Харьковом в гря-
зи, имели плохое снабжение и были в плохом состоянии,
живая картина нищеты. Они были полностью измучены,
в ротах оставался смехоподобный боевой состав. Они не
могли сделать больше при всем желании. Они сгорели,
оставив одни головешки. Никогда раньше не видел не-
мецкую часть в таком жалком состоянии. Саксонцы были
в куда худшем состоянии, чем наша 71-я дивизия, когда
ее прошлой осенью вывели из-под армейского управ-
ления из-за потерь под Киевом. Мы чувствовали лишь
сострадание и надеялись, что наши собственные части
минует подобная участь.
Основная линия фронта шла по плоской возвышенно-
сти. В тылу, на другой стороне долины, батарее пришлось
обосноваться на переднем скате склона между несколь-
кими глиняными хижинами. Необычное расположение
орудий было неизбежным, потому что другого укрытия в
этой угрожающей ситуации на нужном удалении от рус-
ских просто не было. Мы даже не могли стрелять доста-
точно далеко в глубину расположения противника. Если
русские начнут успешно атаковать и выбьют нашу пехо-
ту с гребня возвышенности, позиция на переднем ска-
те станет опасной. Машинам со снарядами будет почти
невозможно добраться до нас, а у нас будет очень мало
шансов сменить позицию.
22
Явно открытый ландшафт Все орудия батареи, машины и палатки стоят за
домами
Но для начала — несколько дней я был передним на-
блюдателем на передовой под непрерывным тяжелым
обстрелом. Наша пехота хорошо окопалась, но на их
боевом духе сказался безостановочный обстрел, когда
днем никто не мог двинуться, даже не мог высунуться из
своей норы. Ну, я и мои радиооператоры меньше страда-
ли от обстрела: мы спокойно сидели в глубокой «лисьей
норе» и знали, что даже близкое попадание нас не затро-
нет. Прямое попадание, что имело бы очень печальный
исход, мы в расчет не принимали. Опыт вновь показал,
что артиллеристы больше боятся обстрела оружием пе-
хоты, чем артиллерийского. Для пехоты было верно пря-
мо противоположное. Оружия, которым владеешь сам,
боишься куда меньше, чем неизвестного. Связные пе-
хотных частей, иногда прячущиеся в нашей норе, нервно
смотрели, как мы спокойно играем в карты. Тем не менее
Я был рад, когда меня сменили и я вернулся на батарею.
На этот раз основной наблюдательный пункт находился
далеко позади орудийных позиций. Это было неожидан-
ным решением, но такова уж была местность. Русские
еще атаковали 17 и 18 мая, сильно превосходящими си-
23
Расчет замскировал гаубицу как только мог: куски дерна с палками, ветками
деревьев поставлены перед орудием, а орудие прикрыто брезентом. Солома с
крыши дома пошла на корм лошадям
вами. Скоро придет весна с летним теплом. Это было бы
приятно, не начнись в это время неприятельские атаки.
Были обнаружены скопления вражеских танков. Нам все
чаще приходилось открывать заградительный огонь. На-
блюдатель, заменивший меня, все чаще требовал огне-
вой поддержки. Вся передовая на гребне исчезала под
облаками разрывов русской артиллерии. Было ясно, что
противник скоро начнет атаку.
Малое расстояние до тыла упрощало подвоз снаря-
дов. Один раз моторизованная колонна даже подъехала
прямо к орудиям. Наши собственные колонны на конной
тяге не могли справиться с высоким расходом. Стволы
и затворы были горячими. Все свободные солдаты были
заняты на заряжании орудий и подносе снарядов. Впер-
вые стволы и затворы приходилось охлаждать мокрыми
мешками или просто водой, они раскалялись так, что рас-
четы не могли стрелять. На некоторых стволах, которые
уже выстрелили тысячи снарядов, появилась сильная
24
эрозия ствола у переднего края снарядной каморы — в
гладкой части ствола, — куда входил ведущий конец сна-
ряда. Требовалась большая сила, чтобы открыть замок
с одновременным выбросом пустой гильзы. То и дело,
заставляя край гильзы выйти из эродированной каморы,
в ход пускался деревянный банник. Из-за эрозии ство-
ла происходил недогар пороха. Если во время быстрой
стрельбы замок открывался сразу же после отката, на-
ружу вырывались струи пламени. Фактически они были
безопасны. Но к ним нужно было привыкнуть. Однажды,
когда у нас на позиции были пехотинцы, они захотели
пострелять из пушек. Обычно они осторожничали. Шнур
нужно было дергать с силой. Ствол откатывался близко
к телу, звук выстрела был незнаком. Для артиллеристов
это была хорошая возможность поважничать. Всегда к
месту приходились байки о разрыве ствола. Что касает-
ся героизма, — естественно, артиллеристы чувствовали
стеснение перед бедолагами из пехоты, которое стара-
После боя 18 мая 1942 г. Часть камуфляжа сбита пороховыми газами с дула. На
стволе свежие кольца, обозначающие победы. Отметьте, что часть коыши дома
исчезла
25
лись скомпенсировать. Утро 18 мая выдалось решаю-
щим. Русские танки атаковали с поддержкой пехоты. Пе-
редовой наблюдатель передал срочный вызов. Когда мы
увидели первый танк на нашей собственной передовой
перед артиллерийской позицией, наблюдатель передал
просьбу пехоты разобраться с прорвавшимися танками,
не думая о наших солдатах. По их мнению, лишь таким
образом можно будет удержать позицию.
Я был рад, что в этой мешанине я не там, на передо-
вой, — но беспокоился о нашей неудачной позиции на
переднем скате, которую танки могут в любой момент
взять под прямой обстрел. Артиллеристы забеспокои-
лись. Танки пошли с противоположного склона, стреляя
по площадям, но не по нашей батарее, которую они, на-
верное, не заметили. Я бегал от пушки к пушке и назна-
чал командирам орудий конкретные танки в качестве
мишени на прямой наводке. Но они откроют огонь лишь
тогда, когда русские танки отойдут достаточно далеко от
нашей передовой, чтобы не задеть наших.
Наш заградительный огонь открылся на дистанции
около 1500 метров. 15-сантиметровые гаубицы на са-
мом деле не были для этого предназначены. Требова-
лось несколько выстрелов с коррекцией, чтобы попасть
в танк или разделаться с ним близким попаданием 15-
сантиметрового снаряда. Когда одно точное попадание
сорвало целую башню со страшного Т-34, оцепенение
спало. Хотя опасность оставалась явной, среди артилле-
ристов поднялся охотничий азарт. Они верно трудились у
орудий и явно взбодрились. Я бегал от орудия к орудию,
выбирая наилучшую позицию для раздачи целей. К сча-
стью, танки по нам не стреляли, что бы для нас плохо
кончилось. В этом смысле работа артиллеристов упро-
стилась, и они могли спокойно целиться и стрелять.
В этой жесткой ситуации меня вызвали к телефону.
Командир батальона Бальтазар потребовал объясне-
ния, как недолет с 10-й батареи мог упасть за команд-
ным пунктом одного из батальонов легкой артиллерии.
26
Кольца побед на стволе гаубицы
Он мог быть только с 10-и батареи, потому что в тот
момент ни одна другая тяжелая батарея огонь не вела.
Я пресек это обвинение, возможно, слишком резко и со-
слался на свою борьбу с танками. Я хотел вернуться к
орудиям, управление которыми было для меня важнее.
Может быть, я отвечал слишком уверенно, захваченный
врасплох в разгар боя.
Когда мне снова приказали подойти к телефону, мне
дали координаты якобы подвергшегося угрозе команд-
ного пункта, который, к счастью, не пострадал. Теперь
я был полностью уверен, что 10-я батарея не могла от-
вечать за этот выстрел, потому что стволы для этого
пришлось бы опустить примерно на 45 градусов, а я бы
это заметил. Это было бы, к тому же, совершенно не-
правильно, ведь орудия стреляли по вражеским танкам.
Я попытался объяснить ситуацию Бальтазару.
Тем временем бой с танками продолжался без оста-
новки. Всего мы уничтожили пять вражеских танков.
С остальными разделалась пехота в ближнем бою на
основной линии обороны. Танки исчезли. Атака против-
ника провалилась. Наша пехота успешно удержала по-
зиции. От передового наблюдателя, снова оказавшего-
ся на связи, пошли ободряющие сообщения, он занялся
27
корректировкой огня батареи по отступающему против-
нику. Я по полевому телефону связался с командиром
батареи Кульманом (гауптман Кульман был командиром
10-й батареи 171-го артиллерийского полка, а Вюстер
как старший офицер батареи отвечал за целеуказание
орудийным расчетам) и сделал подробный рапорт, кото-
рый его удовлетворил. И все же он продолжал твердить
о недолете. Я отвечал самым неуважительным образом.
По мне, история была самая идиотская.
Когда ближе к вечеру бой окончательно стих, артилле-
ристы начали рисовать кольца на стволах (так артилле-
ристы вермахта отмечали победы. — Примеч. пер.) бе-
лой масляной краской — откуда они ее только достали.
Я был уверен, что всего было не более пяти но вместе с
танком под Немировом это было уже шесть. По счастью,
ни одно орудие не обошла победа, а то поднялась бы та-
кая «вонь». Наводчики и командиры орудий с двумя побе-
дами у каждого, естественно, были героями дня. Именно
из-за позиции на переднем скате мы могли стрелять пря-
мо по танкам, но главное было в том, что танки не опозна-
ли нас на нашей идиотской позиции на склоне. Ни один
вражеский выстрел нас не задел, и даже русская артил-
лерия нас не тронула. Солдатское везение!
Из-за всего этого шума вокруг пресловутого недо-
лета я повел себя предусмотрительно. В качестве меры
предосторожности я застраховался от всех обвинений.
Я собрал все записи от командиров орудий и даже от
телефонистов и радиооператоров о целеуказаниях с
нашего главного наблюдательного пункта и от передо-
вого корректировщика. Я собрал и изучил документы на
предмет любых неточностей и ошибок. Чем больше я в
них смотрел, тем яснее мне становилось, что для такого
промаха нужно было чрезвычайное изменение азимута.
Там была ошибка. Мы действительно стреляли с разных
углов возвышения, но с самым незначительным травер-
сированием стволов. Хотя это было уже перестраховкой,
я проверил расход боеприпасов и просмотрел формуля-
28
Британский танк «Вапентайн», поступивший в СССР по ленд-лизу, стал жертвой
10-й батареи. Несмотря на малую скорость (24 км/ч) и слабое вооружение
(40-мм пушка), он понравился советским экипажам из-за небольшого размера,
надежности и сравнительно хорошей бронезащиты
ры орудий — работа, которая лишь дополнила общую
картину. Кроме прочего, угла траверсирования глубоко
увязших в грунте гаубиц было недостаточно. Станины
пришлось бы развернуть — серьезная работа, которая
не прошла бы не замеченной мной. Я успокоился: мое
положение было прочным как скала.
Но Бальтазар не сдавался. Его не интересовали спо-
ры: «Или вы доложите в 11.00, как такой недолет мог
произойти, или доложитесь в то же время для получения
взыскания».
Это было уже серьезно Хотя я был в ярости, снаружи
я был абсолютно спокоен. Поэтому я говорил особенно
медленно и четко, не обращаясь напрямую: «Осмелюсь
Доложить, что я провел расследование. Я предоставг
лю герру оберст-лейтенанту доказательства, которые
перевесят этот мнимый недолет. Таков мой рапорт. Сле-
довательно, в 11.00 я доложусь вам для получения взы-
скания».
29
Наверное, это и спровоцировало холерика Бальтаза-
ра, потому что больше я ничего не говорил. Бальтазар
заорал в телефон: «И чтобы был вовремя! И вообще, ты,
наглый невежа, сопливый маленький выскочка, ты что
о себе возомнил! Я тебе устрою такое, что век будешь
помнить!»
Я больше не слушал, потому что повесил трубку, что-
бы прервать столь вдохновляющую беседу. Я дрожал от
ярости. Теперь все пойдет к тому, что ошибки не было.
Вечер оставался тихим. Я распорядился, чтобы с поле-
вой кухней мне доставили «Книгу мудрых» (дисципли-
нарный устав. — Примеч. пер.) из фургона ординарца.
Я хотел вычитать, как выглядит офицерский «мельдеан-
цуг» (буквально «форма для рапорта» — полупарадная
форма, которую носят по небольшим официальным мо-
ментам), нужно ли носить шлем и что положено солда-
там и унтер-офицерам, если они получают наказание.
«Книга мудрых» была воистину богатой коллекцией всех
важных правил, нужных командиру части. В каждой ба-
тарее было по экземпляру, она оказалась информатив-
ной и полезной. Форма для рапорта у офицеров была
следующей: бриджи, полевой китель, кожаная портупея
и офицерская фуражка. Все было ясно. В качестве пре-
досторожности я также прочел, как подавать жалобу. По
дороге к командиру я сознательно оставил шлем на по-
зиции. Было чудесное солнечное утро, и я спланировал
все так, чтобы прибыть вовремя, но не слишком рано.
Бальтазар, кажется, уже ждал меня, когда я вошел. Его
адъютант, Петер Шмидт, стоял сбоку за ним.
— По вашему приказанию прибыл.
— Где твой шлем? На тебе должен быть шлем, когда
ты приходишь за взысканием, — прорычал Бальтазар.
Я ответил по существу и в самой спокойной манере,
что я абсолютно чист в этом вопросе, потому что прочел
устав и убедился, что фуражки достаточно. Это было уже
слишком.
— Ты осмеливаешься учить меня?'.
30
Затем последовал истерический поток оскорбитель-
ных слов, взятых из репертуара казарменного унтер-
офицера, — язык, который в поле уже почти исчез из
памяти. Думаю, Бальтазар знал, что отсутствие само-
контроля всегда будет ставить под сомнение его каче-
ства. Его взрыв подошел к концу: «И когда я приказываю
надеть шлем, ты надеваешь шлем, ясно?!»
Адъютант неподвижно стоял за ним, молча, с камен-
ным лицом — а что еще нужно было делать?
— Дай мне свой шлем, Петер, — сказал я, повернув-
шись к нему. — Мне нужен шлем, а у меня с собой нет.
Вразрез с ожиданиями Бальтазар оставался спокой-
ным, пока я нахлобучил шлем, отдал честь, подняв руку к
краю шлема, и объявил:
— По вашему приказанию докладываю в шлеме!
— Наказываю вас тремя днями домашнего ареста за
недостаточный надзор, что привело к падению недолета
за командным пунктом II батальона. — Это была, навер-
ное, судьба, и я собирался ее принять, но он добавил: —
А эти идиотские кольца со стволов — стереть. Вы еще не
подбили ни одного танка. Принесите письменное под-
тверждение от командиров рот, если сможете.
Откуда командир узнал о кольцах? Он не видел бата-
реи с тех пор, как это произошло, — ему, наверное, кто-
то рассказал. До того, как вернуться на батарею, я по-
говорил с адъютантом, с которым мы дружили, и вернул
ему шлем. Он попытался успокоить меня, сказав, что не
стоит так серьезно все воспринимать, буря утихнет так
же быстро, как собралась, и в конце все окажется сущи-
ми пустяками. На мне тоже была часть вины, потому что я
выглядел слишком самоуверенно, Мельхиор (Бальтазар
и Мельхиор — волхвы, пришедшие к новорожденному
Иисусу. Видимо, так с иронией подчиненные могли на-
зывать своего грозного командира Бальтазара. — При-
меч. пер.) и Кульман давно решили, во время совмест-
ной пьянки, слегка сбить с меня спесь. Я не согласился,
31
пойдя на принцип: офицеров нельзя оскорблять как ту-
пейших рекрутов.
— Я подам жалобу, — сказал я, уходя.
— Я бы на твоем месте хорошо подумал. Ничего хоро-
шего из этого не выйдет, — ответил адъютант, когда я уже
уезжал. Мой коновод слышал весь разговор и сказал:
— Большая была драка, герр обер-лейтенант, много
времени пройдет, пока вы ее забудете. А что теперь бу-
дет с кольцами?
На обратном пути я колебался, обдумывая, что де-
лать и в каком порядке все случится. На обратном пути я
решил зайти к Ульману, чтобы доложиться ему. На удив-
ление, он попытался успокоить меня и отговорить от по-
дачи жалобы: «Вы так не заработаете себе друзей». Ка-
кие у меня теперь были друзья? Но Кульман, кажется, в
одном был на моей стороне. Он ничего не хотел делать
с кольцами на стволах, потому что они были гордостью
батареи. Мне стоит поискать свидетелей. Наш коррек-
тировщик мог бы мне помочь. Тем не менее он, казалось,
помогает мне нехотя.
Из «Книги мудрых» я узнал, что жалобу следует по-
давать по официальным каналам, рапорт должен быть
подан в запечатанном конверте, который в моем слу-
чае может открыть лишь командир полка. Я поступил в
соответствии с этой формулой. Я оспорил обвинение
в «недостатке надзора» и приложил свидетельство.
Я пожаловался, что никакого честного расследования
не производилось. Наконец, я пожаловался на грубые
оскорбления.
Отправив жалобу, я почувствовал себя лучше. В лю-
бом случае, мне было ясно, что Бальтазар будет меня
безжалостно преследовать. Он меня достанет тем или
иным способом. Мне придется быть настороже и наде-
яться на перевод в другой батальон, что было обычной
практикой в таких случаях. Оберст-лейтенант Бальтазар
был достаточно самоуверен, чтобы вызвать меня. Жало-
ба — ну что ж — мне стоит знать, что то, что я сделал,
32
было глупо. Потом он дошел до сути:, конверт наверняка
заклеен так, что любой старый «пизепампель» (местное
рейнландское, а точнее брауншвейгское, выражение,
означающее «плохой парень», «тупой, плохо воспитан-
ный парень» или даже «зануда» или «мокрая постель»),
так он себя называл, не сможет его прочесть, так что ему
придется его вскрыть. Он был поражен, когда я запретил
делать это, сославшись на «Книгу мудрых». Весь вопрос
можно пересмотреть, если я позволю ему его вскрыть.
Я отклонил предложение без дальнейших комментари-
ев, считая, что процедура жалобы должна идти своим
ходом.
Получить подтверждение наших подбитых танков
оказалось для меня более трудным делом. Конечно,
эксперты могли определить, был ли танк подбит 15-см
снарядом или нет. Но такие соображения в определен-
ных условиях не работали. Уничтоженные танки были
расположены в нашей зоне, но не заявит ли пехота о них
сама? Хорошо еще, что другие батареи и части ПТО не
стреляли по танкам, — в противном случае заявка на 5
танков превратилась бы в 10 или 20. Такое часто случа-
лось, как чудо умножения хлебов Иисусом. Кроме нас,
артиллеристов, которые и вели стрельбу, кто мог что-
то видеть? У пехоты во время русского прорыва были
другие заботы. Если они успели реорганизоваться, лю-
бые поиски были бы бесполезны. Вопрос на вопрос.
Офицер артиллерийско-технической службы, который
оказался на батарее из-за проблем с эрозией стволов,
сомневался, что на обломках танков удастся найти чет-
кие свидетельства того, что они уничтожены снарядами
15-см гаубицы. В некоторых случаях все четко и ясно, но
в целом все чрезвычайно сомнительно. Я хотел пойти и
сам начать расспрашивать пехоту, опасаясь, что свиде-
тельства не найдутся, — и предвидя новые конфликты с
Бальтазаром. Затем неожиданно на позиции вернулся
передовой корректировщик с нужными документами,
подтверждающими наши победы. Их запросил Кульман.
2 В. Вюстер 33
Поле битвы под Харьковом изобиловало подбитыми танками. Свежие жертвы,
такие как британский танк «Матильда» слева, соседствовали с ржавыми
корпусами, оставшимися от битв 1941 года, как этот БТ-7 справа
Тот же танк «Матильда» с близкого расстояния. В СССР по ленд-лизу было послано
более 1000 «Матильд». Советские экипажи нашли танк медленным и ненадежным.
Частой жалобой было то, что снег и грязь скапливается за фальшбортом,
защищавшим гусеницы. Тяжелая броня танка не могла компенсировать низкой
скорости и слабой 40-мм пушки
34
Лейтенант фон Медем сообщил, что. пехоту совершен-
но воодушевила наша битва с танками. Один только ко-
мандир батальона подтвердил три победы и нанес их
на карту. Была даже одна, которую мы не заметили и не
посчитали. Более того, было еще три подтвержденные
победы от командиров рот. Так что 5 сожженных танков
стали 6 и даже 7, потому что два танка столкнулись, ког-
да первый был опрокинут на бок попаданием под гусени-
цы. Главное, что теперь мы могли предоставить свои по-
беды в письменном виде. Кульман сам был совершенно
горд своей 10-й батареей. Моя вчерашняя недооценка,
наверное, оставила хорошее впечатление. Но в противо-
стояние между мной и оберст-лейтенантом Бальтазаром
гауптман Кульман вмешиваться не хотел, хотя и хлопал
меня одобрительно по плечу и называл наказание чи-
стым пустяком.
Тем не менее я не верил в счет 7 танков. Я бы заметил
попадания. Наверное, в возбуждении пехота подарила
нам два танка. Зачем спорить с подарком? Останки тан-
Подполковник Карл-Леберехт фон Штрумпф, командир 3-го батальона 171-го
артполка, награждает Железным крестом второго класса солдат своего батальона.
21 июня 1942 г. Слева его адъютант, обер-лейтенант Герд Хоффман
35
ков лежали перед нами, включая достаточно свежие, но
были и те, что ржавели с зимы. Было ясно, что на сек-
тор в последние месяцы постоянно шли танковые атаки.
Я держал свои мысли при себе, лишь замечая по ходу
дела адъютанту Петеру Шмидту, которого Бальтазар по-
слал ко мне, потому что он поставил задачу доказатель-
ства передо мной, но те рапорты от корректировщика
уже шли к Кульману по «официальным каналам». Да, о
тех 7 танках теперь кричали с крыш, составляя славную
страницу истории батальона, который имел малое к тому
отношение, — что разъяснил Кульман, — указав, что все
это сделала исключительно его батарея, хотя сам он
лично в этом не участвовал и соглашался с Бальтазаром
насчет моего наказания.
По крайней мере кольца остались на стволах ору-
дий. Дорисовали и два «опоздавших», так что на каждом
стволе было по два кольца, и теперь между командира-
ми орудий и расчетами установился мир. Была роздана
горсть наград командирам расчетов и наводчикам, по-
скольку раньше Железный крест второго класса никто
не получал. Корректировщик и оба его радиооператора
получили свои первые медали, которые они честно за-
служили, хотя они и не подвергались большей опасно-
сти, чем каждый и всякий пехотинец. Уже курьезом, Же-
лезный крест второго класса осчастливил телефониста
на орудийных позициях, который в тот день не имел воз-
можности как-то особенно проявить себя, — возможно,
кроме того, что вызвал меня к телефону поговорить с
Бальтазаром. С другой стороны, он был надежным сол-
датом, и «раздатчик» на этот раз не обошел его.
О наградах, в общем, каждый беспокоится сам, как и
о медалях за храбрость, а с «гражданскими» наградами
даже больше. Если ты достаточно долго выживал в вой-
не и просто исполнял свой долг, твой черед придет, и ко-
мандир части должен будет придумать повод. Как мож-
но «честно» управлять раздачей медалей? Должны они
идти туда, где пишутся кровавейшие «романы», потому
36
Личный состав 10-й батареи построен для награждения. Командир батальона,
подполковник Бальтазар, прикалывает Железный крест второго класса на
грудь фельдфебеля, ефрейтора и связиста. Большинство солдат батареи были
ветеранами с опытом Восточного фронта
37
что вышестоящие хотят выделить их из массы? Или раз-
ве не честнее распределять их в частях согласно квоте,
чтобы признать их успех или серьезность их действий?
Придумать повод задним числом не всегда просто, но
для медали должна быть причина награждения. Если ди-
визия воюет успешно, награды льются рекой, но если ее
отбрасывают назад, регистрируется меньше «актов ге-
роизма». В Польше наград было мало, во Франции боль-
ше. Большие победы 1941-го до начала зимы вызвали
настоящий поток медалей, позже их стали экономить.
Когда Сталинград подходил к концу, даже сильнейшие
раздачи медалей и повышений в чине не могли остано-
вить коллапс. Вспомнили легенду о спартанцах, и для
монумента понадобились (мертвые) герои...
Изучение подбитых танков было информативно в не-
скольких смыслах. Т-34 был в 1942 г. лучшим и самым на-
дежным русским танком. Его широкие гусеницы давали
ему лучшую подвижность на пересеченной местности,
чем у других, мощный двигатель позволял развивать
лучшую скорость, длинный ствол пушки давал лучшую
пробивную способность. Недостатками были плохие
приборы наблюдения и отсутствие кругового обзора,
что делало танк наполовину слепым. Радиооборудова-
ние тоже было плохо отработано, на некоторых танках
его вообще не было. Тем не менее при всей мощности
брони он не мог противостоять 15-см снарядам, для по-
ражения даже не было обязательно прямое попадание.
Попадание под гусеницу или корпус переворачивало
его. Близкие разрывы рвали гусеницы. Кроме того, под
Харьковом применялись английские танки Mk.ll и Mk.HI,
подвижные на ровной местности, но Т-34 оставлял их
позади. Они, однако, были хорошо оснащены многими
полезными аксессуарами. Мы с удовольствием бра-
ли наборы инструментов, но особо ценили практичные
кипятильники, которые можно было заправлять любым
видом топлива. Чтобы вернуть «англичанина» в строй, с
38
Батарею — с остатками 71 -й пехотной дивизии — сменяют части 294-й ПД. 4 июня
1942 г. Одна из гаубиц в густом камуфляже ждет, когда к ней прицепят передок
Упряжки тянут 5500-кг гаубицы на запасные позиции. Дивизия должна была
принять участие в операции «Вильгельм», которая должна была начаться через
несколько дней, но была отложена до 10 июня из-за проливных дождей
39
них снимали башни и использовали как тягачи, но и для
этого лучше подходил Т-34.
Наш боевой сектор скоро передали другой дивизии.
Тем временем нашу 71-ю собрали вместе и еще раз по-
полнили. Мы прошли через Харьков на юг, в сторону но-
вой операции на окружение. Харьковская битва успеш-
но завершилась. Оборона против крупномасштабного
наступления русских превратилось в разрушительную
битву на окружение агрессора. Теперь мы снова шли на
восток. Может быть, мы наконец смогли отбросить рус-
ских... победный конец войны снова оказался близко.
Переправы через Бурлюк и Оскол пришлось вести в тя-
желых боях. Но после этого — как в 1941 -м — были дол-
гие недели наступления в изматывающей жаре, не счи-
тая дней, полных грязи, когда лил дождь.
Кроме двух крупных наступательных маневров наш
тяжелый батальон редко участвовал в боевых действи-
ях. Нам хватало забот с одним движением вперед. Ко-
ренастые тягловые лошади были пугающе худы и всем
видом показывали, что не годятся для долгих маршей,
особенно по пересеченной местности. Требовалась вре-
менная помощь. У нас еще оставалось несколько танков,
обращенных в тягачи, но мы также искали сельскохозяй-
ственные тракторы, в основном гусеничные. Немного
можно было найти в колхозах прямо у дороги. Русские
забрали с собой как можно больше, оставив только не-
исправное оборудование. Постоянно требовалось им-
провизировать, и мы всегда были в поиске горючего.
Для этого нам лучше всего послужил случайный Т-34.
Мы высылали «призовые команды», которые охотились
справа и слева по дороге нашего наступления на захва-
ченных грузовиках. Для поддержания мобильности мы
нашли 200-литровую бочку с соляркой. «Керосин», го-
ворили солдаты — потому что слово «керосин» было для
нас незнакомо. 200-литровую бочку везли на танке без
башни, на котором подвозились боеприпасы. И все же у
нас вечно не хватало топлива, потому что не удавалось
40
Путь 71-й пехотной дивизии в летней кампании 1942 года был отмечен серией
тяжелых маршей по голой степи и многочисленными переправами. Дивизия вновь
попала на восточный фронт перед кризисом во время почти победоносного со-
ветского наступления под Харьковом в мае 1942 г. Силы батарей 171-го артполка,
так недавно пополненного во Франции, таяли в мелких операциях. Некоторые во-
евали под Изюмом, другие под Харьковом, но всем доставались трудные задачи,
такие как борьбы станками или поддержка быстро движущихся разведывательных
подразделений. Тем не менее потенциальное поражение стало победой. Потом
началась собственно летняя кампания. Наступление на Сталинград через Оскол
и Дон означало, что артиллерия применялась традиционным способом, но на лю-
дей и лошадей возлагались непосильные задачи. Эти битвы, иногда превращав-
шиеся в спешную погоню, доставляли проблем и обозам снабжения, которые по
ночам шли следом, потому что им приходилось биться за свою жизнь с русскими
формированиями, отставшими задень. Когда они вышли к Дону напротив Калача,
сила этого сектора — вкупе с приподнятым западным берегом — а также измо-
танностью войск, — делала его идеальным местом для зимовки. Но так не должно
было быть. Нужно было выйти еще к одной реке.
На схеме:
реки слева направо:
Донец, Бурлук, Двуречная, Оскол, Красная, Донец,
Айдар, Деркуль, Калитва, Быстрая, Дон
Линия боевого пути:
Харьков, Непокрытая, Чугуев, 10.6., Купянск, 2.7., 8.7., Новопсков, 11.7., 13.7.,
13.7., Миллерово, 20.7., 21.7., Чирская, 7.8., 25.8., Калач, Сталинград
41
как следует удовлетворить даже потребности мотори-
зованных частей. Вначале мы двигали гаубицы целиком,
потому что так было проще. Но скоро оказалось, что
подвеска наших передков на конной тяге была для это-
го слаба и ломалась. Это создавало величайшие труд-
ности при движении на позиции. Нам приходилось дви-
гать ствол отдельно. Новые пружины было трудно найти,
и офицер артиллерийско-технической службы с трудом
мог их поставить в полевых условиях. И вот за каждым
трактором двигался длинный караван колесных средств.
Мы, конечно, не выглядели как организованная боевая
часть. Батарея напоминала цыганский табор, потому что
нагрузку распределяли по крестьянским телегам, кото-
рые тянули небольшие выносливые лошадки. Из массы
пленных, текущих нам навстречу, мы вербовали сильных
добровольных помощников (хиви), которые, нося впе-
ремешку гражданскую одежду, форму вермахта и свою
русскую форму, лишь усиливали впечатление толпы
цыган. Лошади, которые заболевали или слабели, рас-
прягались и привязывались к машинам, чтобы они могли
трусить рядом с ними.
Я отрабатывал свое наказание «по частям». Местом
домашнего ареста служила палатка, сделанная из со-
стегнутых плащ-палаток, которую в тихие дни ставили
для меня отдельно. Мой ординарец приносил мне еду.
Батарея знала, что происходит, ухмылялась и продол-
жала хорошо ко мне относиться. Кульман тщательно вел
учет времени и объявил, когда оно истекло. Он выделил
мне на «выпуск» бутылку шнапса. Я связался с полковым
адъютантом и спросил, как продвигается моя жалоба. Он
подтвердил ее получение, но объяснил, что оберст Ша-
ренберг отложил ее на время операции, потому что на
жалобы у него не было времени. Что мне было делать?
Шаренберг и Бальтазар находились в хороших, если не
дружеских, отношениях. Мне приходилось ждать и по-
стоянно ждать гадостей от Бальтазара, который пытался
выместить на мне зло, отчего то и дело страдала бата-
42
Одна из первых потерь 10-й батареи в летнюю кампанию — корректировщик
лейтенант Пауль Гарри Алексис Петер фон Медем, родившийся 15 июня 1915 г в
Риге. Он был убит 12 июня 1942 г в 1,3 км от Татьяновки, когда отказался залечь
под огнем. Сегодня его останки покоятся в Алексеевке, к северо-востоку от
Изюма на Украине
43
Солдаты 10-й батареи выстроили пушки и большую часть личного снаряжения
вдоль ручья за небольшой возвышенностью. Полное немецкое превосходство в
воздухе означало, что гаубицы не нужно ни маскировать, ни окапывать
рея. На гауптмане Кульмане снова сказалось напряже-
ние, как в прошлом году. Теперь его даже перевели в за-
пасную часть на родину. Поскольку другого подходящего
офицера не нашлось (доктора Нордмана в полку уже не
было), мне пришлось принять батарею. С этим начались
постоянные придирки Бальтазара. При Кульмане это
сдерживалось, потому что он мог сопротивляться.
Даже во время коротких операций батарея постоянно
получала самые неприятные задачи. Время отдыха было
неудобнее, чем у других батарей. В неясных ситуациях
мне поручали все виды особых поручений и даже при
том, что я был командиром батареи, меня постоянно ис-
пользовали в качестве передового наблюдателя. Если
мой лейтенант, очень неопытный, сталкивался на бата-
рее с трудностями, потому что не мог справиться с ве-
теранами — шписом и фуражиром, — мне приходилось
заступаться за него. Эти двое старались с самого начала
осложнить мне жизнь. В любом случае, одна моя вахта
в качестве передового наблюдателя принесла нам еще
один Т-34 в качестве буксировщика. Я провел неприят-
44
Спаренный пулемет вкопан в плодородную украинскую землю и готов к воздушной
обороне. Такие земляные работы всегда хорошо видны с воздуха, так что вынутый
грунт замаскирован степной травой
Палатка Вюстера тоже старательно вкопана. Самая большая угроза — осколки
(прямые попадания крайне редки), так что вынутый грунт насыпается вокруг
позиции
45
Чтобы снять часть нагрузки со спабеющих лошадей, по дороге «заимствовались»'
сельскохозяйственные тракторы и превращались в тягачи. Отступающие части
Красной Армии забрали почти все рабочие машины, так что артиллеристам
пришлось ремонтировать те, что остались
Колонна, которую тянет трактор «Сталинец-60», встала посреди бесконечной
степи, размягченной недавним дождем. Кроме лафета гаубицы и передка, вокруг
которого собрались солдаты, трактор везет и телегу с орудийным стволом (слева).
Чтобы разделить вес орудия при перевозке, ствол везли на отдельной повозке.
Естественно, так делали, лишь когда угроза встречи с противником была низкой,
а орудие не требовалось быстро развернуть
46
«Цыганский табор» 10-й батареи. Вереницу орудий и передков везет один из
советских тракторов. На этой фотографии ствол установлен на лафет, а повозка
для ствола едет пустой
ную дождливую ночь под брезентом с радистами. Когда
наконец настало утро, туман закрыл все. Чтобы размять
ноги, я пошел на командный пункт батальона. Я испы-
тывал некоторое беспокойство, потому что недалеко
слышался звук вражеских танковых гусениц. Я мог стре-
лять — но куда? Просто в туман? Так что я стал ждать.
Когда я возвращался к окопу радистов, мне пришлось
отвлечься на «утренние дела», так что я зашел в кусты
и спустил брюки. Я еще не закончил, когда танковые гу-
сеницы лязгнули буквально в нескольких шагах от меня.
Я быстро закруглился и увидел танк темной тенью в ту-
мане прямо над постом радистов. Он стоял, более нику-
да не двигаясь. Я увидел, как радист выскочил из окопа,
спасаясь бегством, но потом развернулся, наверное,
пытаясь спасти радиостанцию. Когда он выскочил с тя-
желой коробкой, танк развернул башню. В ужасе радист
с размаху запустил железной коробкой по танку и ныр-
нул в первый попавшийся пустой окоп. Я мог лишь на-
блюдать, не имея возможности что-то сделать, но мне
стало любопытно. Когда башенный люк открылся и 4
47
Обер-лейтенант Вюстер обедает на придорожном поле. Постоянное преследо-
вание со стороны командира батальона Бальтазара было дополнительным бре-
менем
48
Четыре гаубицы с расчетами расположились в небольшой долине. Через лагерь
протекает ручей. После маскировки орудий и установки навесов над окопами
личный состав приступил к личной гигиене и стирке. Такие свободные часы
во время непрерывного наступления были редкой благодатью, так что каждая
возможность использовалась полностью
49
Развернув орудия в долине, на возвышенности поставили наблюдательный пункт
с хорошим обзором окружающей местности
50
Один из гусеничных тракторов батареи «Сталинец-60». Они имели мощность
60 л/с и работали на сырой нефти. Новый владелец ясно пометил свое имущество:
организационный символ тяжелой батареи, и «01636 В/1» (полевая почта 4-го
батальона, В — первая буква слова «батарея», 1- номер орудия)
«Расчетная палатка» и спальное место старшего офицера батареи Вюстера.
Здесь рассчитывались данные стрельбы. Один из людей в кадре явно в свободной
форме — трусы и тапочки
51
Пункт связи 10-й батареи. В палатке у телефона вахмистр Блау
52
Расчет 37-см противотанковой пушки дремлет в тени автомобиля «Проще» 6x4
фирмы Круппа (Kfz. 69). Неэффективная против большинства танков, 3,7-см пушка
давала эффективную защиту против небронированных целей
Пехота 71-й пехотной дивизии встала лагерем на краю идиллически выглядящей
русской деревни. Во время наступления долгие привалы были редкостью — марш
начинался до рассвета и продолжался после заката
53
Пехота свернула лагерь и выходит под утренним солнцем, бьющим с безоблачного
неба. Пехота испытывала нечеловеческие нагрузки, нередко делая по 40—50 км
за день марша
Пока конные повозки не торопясь едут вперед, мимо катят велосипедисты 71-го
разведбатальона. У головного велосипедиста на велосипеде сбоку приторочен
МГ-34, у остальных за спиной винтовки
54
русских танкиста выскочили с невероятной быстротой,
чтобы скрыться в тумане, я выстрелил им вслед из авто-
мата — без успеха.
Прибежали пехотинцы. Радист пришел в себя. Танк
был цел и невредим. Весь инцидент можно было объяс-
нить лишь одним: русские, должно быть, увидели челове-
ка с коробкой и решили, что это подрывной заряд. Иначе
они не сбежали бы в такой спешке. Было много громких
криков одобрения, и по кругу пошла бутылка. Когда ту-
ман рассеялся, не было видно ни русских, ни, конечно,
танков. Они сбежали в тумане, никем не замеченные.
Наступление, жара и пыль! Внезапно прицеп с ору-
дийным стволом провалился до оси. Хотя рядом не было
ручьев, под дорогой, похоже, образовалась промои-
на, — наверное, поработали сильные дожди. Впереди
было много работы. Мы торопливо достали лопаты, и
начались раскопки. К колесам и оси привязали веревки,
чтобы вытащить прицеп, рядом стояли лошади, отце-
пленные от передков, — в качестве дополнительной тя-
гловой силы. Мы уже знали, что здесь достаточно часто
приходится играть в такие игры. Мимо проезжал Бальта-
зар, он выглядел довольным:
— Как можно быть столь тупым и завязнуть на ровной
дороге. У нас нет времени. Лейтенант Лохман немедлен-
но едет с батареей. Вюстер, вы на прицеп со стволом.
Восемь лошадей, восемь человек.
Решение было необъективным. Он мог бы позволить
мне использовать для рывка Т-34, как я хотел сделать.
Одно это могло гарантировать успех «раскопок». Моим
людям было ясно, что это была одна из тех маленьких
игр, в которые Бальтазар любил со мной играть.
После того, как мы, кажется, достаточно намахались
лопатами, попытка с восемью ослабевшими лошадьми
провалилась: прицеп уже нельзя было вытащить. Солда-
ты тоже были измучены. И я позволил им перекусить — я
тоже был рад поесть, потому что ничего полезного мне в
голову не приходило. Мимо прошел пехотный батальон с
55
Вюстер на наблюдательном пункте. Его командир батальона, подполковник
Бальтазар, позаботился о том, чтобы он проводил за этим опасным занятием
больше времени
56
Тот же наблюдательный пункт. На горизонте видна тщательно замаскированная
стереотруба. Жизнь зависит от умения спрятаться: если тебя заметят, ответит
советское тяжелое оружие
Когда орудие стоит на огневой позиции, все его незначительные перемещения
должны выполняться самим расчетом: это считается более простым делом, чем
приводить упряжки с позиции передков
57
Перетаскивать 5,5-тонную гаубицу по пересеченной местности непросто. Десять
человек впряглось в каждый трос, зацепленный за верхнюю часть колеса, чтобы
увеличить силу тяги. По фото видно, насколько эта работа тяжела
Наконец, орудие на позиции. Чтобы правильно разместить гаубицу нужно много
сил. Четыре орудия нужно поставить рядом, чтобы старший офицер мог управлять
огнем
58
«Расчетная палатка» Вюстера стоит в тихой лощине, поросшей дубами и дикими
цветами
59
15-см гаубица s.F.H.18 стреляла фугасными, бетонобойными, бронебойными
и дымовыми снарядами, каждый весил около 43 кг Заряд состоял из восьми
картузов с порохом, заряд 8 давал максимальную дульную скорость 50 м/с.
Максимальная дальность превышала 13 км. Как видно из трех пустых бутылок,
этот расчет только что отметил прибытие на новую позицию
60
Артиллерийская колонна продолжает марш где-то между реками Оскол и Айдар,
10 июля 1942 г. После выхода перед рассветом в полдень делался короткий
привал. Расчет отдыхает на повозке со стволом
командиром в голове колонны. Это был батальон, у кото-
рого мой радист «захватил» Т-34 несколько дней назад.
— Что вы тут мучаетесь со своими хромыми клячами?
Так вы никуда не попадете. Но если вы клянетесь свя-
той Барбарой (считается покровительницей артиллери-
стов. — Примеч. пер.), что в следующий раз не будете
экономить снаряды, я поставлю вам пушку на ноги. До-
говорились?
Веревки и цепи были привязаны к ободьям больших
колес повозки так, чтобы они давали крутящий момент.
Было важно вытащить повозку с первого рывка. Мы
впрягли лошадей, но они могли начать тянуть, лишь ког-
да двинутся колеса. На каждой веревке стояла цепочка
из 10—14 человек. За лошадьми встали артиллеристы с
кнутами и палками. Я встал за стволом и дал команду:
«Тяниииии!» Рывок, колеса двинулись, лошади потянули,
И ствол снова стоял на твердой земле.
61
Для каждой повозки со стволом нужна упряжка из 8 лошадей. Лошади с трудом
справляются с темпом марша: сегодня, 10 июля, температура 40 градусов в тени,
а на небе ни облачка
Вплотную за пушками следует колонна снабжения. Монотонность бесконечной
степи до горизонта заставляла все немецкие войска скучать по дому
62
10 июля одна из повозок со стволом провалилась сквозь дорожное полотно в
промоину и застряла по ступицы. Чтобы высвободить повозку Бальтазар дал
Вюстеру всего 8 лошадей и 8 человек
— Ну вот, и что вы не сделали так с самого начала? —
сказал майор, используя обычные клише. — А теперь до-
ставайте бутыль шнапса, которая у вас наверняка где-то
завалялась, и вам даже не придется нас благодарить.
Должный запас водки мы везли с собой, и артиллери-
сты время от времени к нему прикладывались, пили, но
не увлекались. Жара сдерживала желание выпить.
Уже под вечер я добрался до батальона, вставшего на
отдых у колхоза. Бальтазар скрыл удивление: он не ждал
меня так рано. Я не упомянул о пехоте.
В другой раз мимо пыльной, неторопливо движущей-
ся батареи проехал наш командир дивизии, генерал-
майор фон Хартман. Я доложил ему в обычной манере.
— Там на фронте заваривается каша. Как быстро вы
сможете туда добраться? — спросил он, показав мне
место на карте.
— С обычной скоростью марша это займет 6—7 ча-
сов. Лошади держатся из последних сил.
63
Пройдя почти 30 км, длинные колонны под вечер 10 июля пришли в Новопсков.
4-й батальон Бальтазара занял дома на окраине деревни. Вюстер и повозка со
стволом прибыли позже
Рано утром 11 июля батарея покидает ночлег в колхозе у Новопскова. Снова
используется возможность применить советский трактор в роли тягача. Немцы
еще не знают, что советские окруженцы заняли позиции на холмах на заднем
плане
64
Упряжки с телегами движутся по пыльным дорогам сквозь облака пыли в сторону
восходящего солнца, Новопсков, 11 июля 1942 г. Людям Вюстера повезло не
попасть в засаду с остальными частями
На коротком отрезке дороги между Новопсковом и рекой Айдар стоят бесконечные
колонны брошенной сельскохозяйственной техники. По разным сообщениям,
дорогу забили от 200 до 500 тракторов и молотилок
з В. Вюстер
65
Унтер-офицер 10-й батареи берет на себя роль водителя свежереквизированного
трактора СТЗ-1. Ему помогает хиви (справа). Колеса этих тракторов повреждали
дорогу и деревянные мосты, поэтому где возможно, их пускали по обочине
66
Мост через Айдар, восточнее Новопскова, был взят 10 июля. 1942 г. Артилле-
рийские части переправились на следующий деь. С высот за мостом советские
части и поймали в засаду маршевые колонны
Советский Т-34 производства Сталинградского тракторного завода бесцеремонно
сброшен с подъездного пути к мосту через Айдар. Повозка за танком не несет
ствол, что говорит о том, что он водружен на лафет из-за близости противника в
ожидании неминуемого столкновения
67
— А если у вас будут ваши Т-34 и танки, вы рванете
вперед и возьмете лишь самое необходимое? А телеги
могут идти следом со своей скоростью. Что тогда?
— Тогда 2—3 часов будет достаточно, если все будет
нормально. Но подвеске передков настанет капут, вот
почему нам запрещено двигаться с высокой скоростью.
— Сейчас мне на это плевать, на фронте все плохо.
Двигайте, полный вперед!
Ну, что я и сделал, после того как мы набили танк сна-
рядами до предела. Мы шли на хорошей скорости, делая
30 км/ч, и никого не оставили по дороге. Нас встретили
с радостью и ввели в курс дела. Подвеска на двух перед-
ках сломалась, как и стоило ожидать, и это означало, что
предстоит масса тяжелой работы еще до того, как ору-
дия смогут открыть огонь.
Когда Бальтазар добрался до меня, было не так про-
сто избежать нового наказания за сломанную подвеску.
— Генерал, конечно, не знал, с кем связался, ты... —
Я был удивлен, что он не сказал «идиот». Наверное, Ша-
ренберг поговорил с ним о моей жалобе?
Наступление продолжалось. Однажды длинную, рас-
тянутую колонну обстреляли русские окруженцы, пря-
чущиеся в поле качающихся подсолнухов. Такое проис-
ходило сплошь и рядом, ничего особенного. Обычно им
отвечала только двуствольная установка на пулеметной
повозке, а мы даже не останавливались. На этот раз
Бальтазар — который был тут — решил, что все будет
иначе. Он приказал разгрузить один безбашенный Т-34,
взял пулемет и рванул навстречу врагу в подсолнуховом
поле, который оставался невидимым.
— Надеюсь, наш тягач не накроется, — сказали ар-
тиллеристы, оставленные на дороге. Так и случилось. Из
танка поднялись пламя и клубы дыма. Наверное, попали
в 200-литровую бочку топлива, стоящую на танке сзади.
Артиллеристы смогли увидеть, откуда им придется спа-
сать команду танка. Довольно большая группа побежала
68
Генерал-майор Александр фон Хартман, командир 71-й пехотной дивизии,
вскоре после начала операции «Барбаросса». В стальном шлеме — майор
Герхард Фридрих, командир 171-го саперного батальона. Оба еще встретятся в
Сталинграде
Подполковник фон Штрумпф наблюдает за утренней атакой с наблюдательного
пункта. Артиллеристы быстро находили любую высоту, даже самую незначитель-
ную, чтобы поставить там свой НП.... Тяжелая задача в ровной степи
69
Подполковник фон Штрумпф движется в штабной машине (конфискованный
кабриолет «Вандерер» W-50). Отметьте треугольный флажок командира батальона
с эмблемой 71 -й пехотной дивизии
к месту происшествия, стреляя в воздух из винтовок для
устрашения. Танкисты были еще живы, успев выпрыгнуть
из горящего танка, и укрылись неподалеку. Некоторые из
них серьезно пострадали. У оберст-лейтенанта Бальта-
зара серьезно пострадали лицо и обе руки. Он скрипел
зубами. Теперь он надолго окажется в госпитале.
Ничего этого не случилось бы — вся затея была глу-
постью с самого начала. Как можно разъезжать с боч-
кой топлива? Я был рад, что уничтоженный Т-34 при-
надлежал 11-й батарее, а не моей 10-й. Было непросто
найти новый тягач. Теперь Бальтазар какое-то время не
сможет меня донимать. Но я не чувствовал злорадства.
Я не отозвал свою жалобу, даже когда командир полка
мимоходом поговорил со мной о ней, ссылаясь на ожоги
Бальтазара.
70
Пулеметная телега батареи, легко поврежденная близким попаданием бомбы. Как
ни странно, никто не был ранен. Спаренный пулемет лежит под брезентом задней
тележки
30-л/с сельскохозяйственные тракторы СТЗ-1, каждый имел тяговую мощность
15 л/с и был способен на низкой передаче тянуть до 1200 кг. Два трактора сцеплены
вместе, чтобы обеспечить нужную силу для буксировки телеги со стволом
71
Пейзаж Миллерово, городка, взятого в середине июля. За предшествующие
дни дивизия понесла ощутимые потери, в основном от неожиданных стычек с
советскими окруженцами и отрезанными частями
Колонна снабжения встала в небольшой деревушке. Ливень 18 июля превратил
«дороги» в грязь. Русские дороги имели знаменательную способность всего за
несколько часов дождя превращаться в траншею с грязью, но снова становиться
твердой и пыльной спустя всего пару дней солнечного неба и свежего ветра
72
Советский штурмовик Ил-2, после вынужденной посадки у дороги, привлек
внимание любопытных немецких солдат Он все еще вооружен ракетами РС-82.
Каждая пушка ВЯ-23 (по одной в каждом крыле) имела боекомплект 150 патронов,
ее лента свисает под крылом
Охотник за сувенирами уже срезал половину красной звезды с хвостового
оперения. Отсутствует и 12,7-мм пулемет Березина УБТ в кабине стрелка.
Большинство немцев еще не видели неповрежденным этот самолет, который они
уважительно называли «фляйшер» (мясник), так что нет нужды напоминать, что
этот самолет стал объектом острейшего любопытства
73
Четыре главных тягача 10-й батареи. Слева дизельный «Сталинец» С-65, в
середине гусеничный ХТЗ-НАТИ (СТЗ-З), справа два сельскохозяйственных
трактора СТЗ-ХТЗ (СТЗ-1). Два последних типа ездили на керосине и были
построены на Сталинградском (СТЗ) и Харьковском (ХТЗ) тракторных заводах
Батарея Вюстера владела множеством тягачей. Кроме своих верных лошадей,
они широко использовали советские тракторы, что снимало с лошадей большую
часть нагрузки. Тракторы были и более мощной тяговой силой: С-65 давал 75 л/с,
СТЗ-З — 52, а меньшего размера СТЗ-1 — 30 л/с. Все три модели производились
в огромных количествах
74
После бесконечных дней наступления по бескрайним равнинам в летнее пекло
люди и лошади укрылись в тени деревьев в колхозе в районе Миллерово. 16 июля
1942 г.
Полевая кухня пришла. За короткое время «гуляшканноне» («гуляш-пушка»)
раздала усталым артиллеристам теплую еду
75
Короткая передышка приносит с собой еще одну работу для офицеров —
«бумажную войну». Количество бумажной работы доводило некоторых офицеров
до изнеможения, так что хороший клерк был подарком судьбы. На снимке
«Шрайбштунденваген» с делами 10-й батареи — военный дневник, приказы,
рапорты, личные дела, — вставший под деревом, чтобы унтер-офицер Бурбат
смог приступить к своим обязанностям
76
К августу тракторы батареи исчер-
пали запас топлива или сломались.
В тот же период дивизия двигалась
через кладбище советской бро-
нетехники, загромождавшей поле
боя к западу от Калача. Всегда в
поиске новых тягачей, батарея ис-
следовала многочисленные остат-
ки и нашла КВ-1, брошенный из-за
технических неполадок. Даже при
том, что большинство артиллери-
стов, включая Вюстера, были боль-
ше знакомы с лошадьми, нашлись
технически мыслящие специали-
сты, которые смогли заставить
этого зверя сдвинуться с места.
Появился план починить КВ и сде-
лать из него тягач, сняв для этого
башню. Такая конверсия была по-
пулярна и ценилась в IV батальоне
171-го артполка из-за их 150-мм
гаубиц — гораздо более тяжелых,
чем 105-мм пушки остальных трех
батальонов, — тянуть которые нуж-
на была ббльшая сила.
Сняв крышку моторного отсека, механики приступают к работе в моторном отде-
лении. КВ-1 был оснащен тем же двигателем, что и гораздо более легкий Т-34
В любом случае, у него было достаточно мощности, чтобы удовлетворить потреб-
ности батареи Вюстера
Подполковник фон Штрумпф позирует у другого КВ-1, подбитого во время битвы
на окружение в районе Дона к западу от Калача. Экипаж в последней попытке
спасти машину пытался завести буксировочные тросы
77
Танк был моделью образца 1941 года. Он весил 45 тонн. Его бронирование было
усилено плитами толщиной 25—35 мм на башне, лобовой и боковой сторонах
корпуса. 600-литровый топливный бак давал танку запас хода в 250 км
Вид кормовой ниши башни изнутри. По стенкам по обе стороны от кормового
пулемета, 7,62-мм ДТ (слева), строились укладки 76,2-мм снарядов для пушки
Ф-34. Боекомплект состоял из 114 снарядов и 3024 патронов для трех пулеметов
в дисковых магазинах
78
Большой 12-цилиндровый В-2К развивал 600 л.с. и давал танку максимальную
скорость 35 км/ч. 65-см гусеницы обеспечивали хорошее сцепление с мягким
грунтом, нов целом танк был медленным, трудным в управлении и имел ненадежную
трансмиссию
Механики забрались на место водителя, чтобы запустить двигатель. Но несмотря
на все их усилия, восстановление этого КВ-1 так ни к чему и не привело. Отметьте,
что курсовой пулемет танка (слева) отсутствует
Глава 2
МАРШ К ВОЛГЕ
Дивизия подошла к Дону. У Нижнечирской и на стан-
ции Чир шли тяжелые бои, в том числе и для нашего тя-
желого батальона. Из-за постоянной смены места глав-
ного удара по приказу командования мы часто ездили
туда-сюда за линией фронта, как правило, так ни разу и
не выстрелив. Нам был не в новинку этот загадочный ме-
тод, эти хитрые господа так ничему и не научились.
Дальше на север уже началась битва на переправе
через Дон. Вновь сформированная 384-я пехотная ди-
визия, первый раз вступившая в бой в 1942 г. под Харь-
ковом — и уже понесшая там тяжелые потери, истекала
кровью. Когда русские позже окружили Сталинград, со-
единение было наконец растащено по частям и расфор-
мировано. Его командир, ставший расходным материа-
лом, должно быть, вовремя улетел. За добрых полгода
вся дивизия будет уничтожена.
Когда русские неожиданно стали бомбить мою 10-ю
батарею, наши хиви — до сих пор дружелюбные и надеж-
ные — просто исчезли. Нам нужно было внимательнее
относиться к ним. Пока что было легко найти замену сре-
ди новых пленных. Оглядываясь назад, могу сказать, что
мы были слишком беспечны. Мы редко выставляли на
ночь часовых: часто бодрствовали лишь связисты, что-
бы получать приказы или целеуказания. Имея несколько
надежных солдат, противник легко мог застать нашу ба-
80
тарею врасплох. К счастью, в нашем секторе такого не
случалось. Как бы просто ни показалось это сделать, но
пробраться через линию фронта для такого рейда было
определенно нелегко. Кроме решимости требовался вы-
сочайший уровень подготовки. Такие «игры в индейцев»
годились только для кино. Так что потери в батальоне
тяжелой артиллерии держались на минимальном уровне
даже в 1942 г. Мы чаще думали о тяготах марша, чем о
реальных опасностях.
Ночью 9 августа 1942 г. батарея двигалась по широкой
песчаной дороге вдоль крутого берега Дона. Мы должны
были переправиться через реку где-нибудь дальше к се-
веру. Мне было неизвестно, в каком порядке мы двига-
лись, но некоторые части батальона, должно быть, шли
впереди. Я получил указания по движению и выполнял их
без карт и без знания общей ситуации. О мерах безопас-
ности не приказывали, так что они казались ненужными.
К 03.00 утра мы вызвали на себя огонь спереди-
справа, с той стороны Дона. Он велся почти исключи-
тельно из ручного оружия. Никого из нас он не ветре-
Группа хиви, принадлежавших 71 -й пехотной дивизии. Иногда им давали немецкую
форму но чаще всего они просто донашивали свою старую красноармейскую
форму
81
вожил. Эта сонная идиллия резко оборвалась, когда
галопом подскакал конный делегат связи и сообщил,
что русские перешли Дон и напали на 11-ю батарею на
дороге перед нами. А где штабная батарея и 12-я? Без
малейшего понятия. Что нам делать? Было слишком ри-
скованно двигаться дальше. Нужно ли нам развернуться
и убегать? Ни один из этих вариантов не имел смысла.
Они могли привести к фатальным последствиям, потому
что русские могли перейти через Дон и за нами.
Между Доном и дорогой наших войск больше не было.
Нужно ли мне дожидаться приказов командира? Невоз-
можно, ведь мы не знали, где он. Бальтазар вернулся из
госпиталя. Я подумал: «Подождем». Так что я приказал
всему транспорту укрыться в кустах и приготовил четы-
ре замаскированные гаубицы к стрельбе в сторону Дона.
Этим решением я отрезал возможность быстрого отсту-
пления, но если появятся русские, я смогу пустить ору-
дия в ход.
Я послал наблюдателей вперед по дороге и всеми
имеющимися людьми стал оборудовать позиции для
ближнего оборонительного боя, куда выставил два зе-
нитных пулемета, снятых с машин. Потом я послал лей-
тенанта Лохмана и двух радистов вперед, чтобы мы мог-
ли стрелять по противнику, когда рассветет.
Дорога оставалась пустой. Никто не шел с фронта,
никто не ехал с тыла. На открытом месте мы чувствовали
себя одинокими и забытыми. Мы слышали нарастающий
огонь ручного оружия. Мы стояли там, уставшие и за-
мерзшие.
После рассвета Лохман вызвал нас по радио. У него
не было надежной информации о положении, но он за-
сек русскую переправу на лодках и плотах. Мы выстре-
лили, так что с нашей стороны хоть что-то происходило.
Наш огонь стал для 11-й батареи знаком надежды.
На позиции пришли несколько солдат верхом и артил-
леристов пешком и доложили, что русские застали бата-
82
рею врасплох во время ночного марша и разогнали ее.
Пушки и другие машины были брошены и еще стояли на
дороге. Они, должно быть, едва успели спастись сами.
Командир батареи начал воевать с приближавшимися
русскими, используя своих артиллеристов как пехоту,
(де остальная часть батальона?
Огонь ручного оружия приближался, и наконец к нам
побежал наш связной, крича: «Русские идут!»
Мы оказались в деликатной ситуации. Я дал указания
командирам орудий вести огонь прямой наводкой, рас-
пределил подносчиков снарядов и составил «стрелко-
вую часть» под командованием двух вахмистров, которая
сможет как можно быстрее открыть огонь из винтовок.
Только ездовые остались в укрытии с лошадьми. Они
смогут бежать, если опасность будет слишком близко.
Когда на дороге показались первые фигуры, силуэ-
тами на фоне утреннего неба, я заколебался, желая
быть абсолютно уверенным, что это и вправду русские,
а не наши отступающие солдаты. И отдал приказ, кото-
рый много раз слышал командиром орудия в Польше:
«Командирам орудий — дистанция тысяча метров —
огонь!»
Оцепенение спало; ком в горле исчез. Четыре снаря-
да вышли из четырех стволов плотно, как один выстрел.
Еще до того, как их успели перезарядить, мои стрелки и
пулеметчики открыли огонь. Русские явно не рассчиты-
вали наткнуться на нашу батарею.
Они опешили и стали отступать, ведя яростный ответ-
ный огонь. На их правом фланге явно шла стрельба из
личного оружия. Это наверняка были остатки 11-й бата-
реи. Мои стрелки перешли в атаку, выскочив на откры-
тое место и ведя огонь стоя в полный рост. Лохман при-
казал им вернуться. Он заметил отступающих русских и
подавил их — а также переправу, — стреляя с закрытых
позиций.
83
Подполковник фон Штрумпф и офицеры его штаба за едой у командирской
палатки
Подполковник фон Штрумпф 3 августа 1942 г. был награжден Германским крестом
в золоте. Представление за действия в предыдущий год было подано в марте
1942 г
84
Фон Штрумпф и его адъютант обер-лейтенант Герд Хоффман перекусывают и
перекуривают на наблюдательном пункте (редкий кадр, фон Штрумпф носит
шлем). Но передышка не продлится долго... звонит телефон, Хоффман отвечает,
и они снова на войне
Для нашей 10-й все снова закончилось хорошо. Я гор-
дился моими артиллеристами, которые раньше ни разу
не были в ближнем бою. Несмотря ни на что, солдаты
спокойно выполняли свою работу, хотя стрелкам следо-
вало держаться пониже, чтобы не становиться мишеня-
ми. Им бы дать заранее более подробное объяснение,
что и как надо делать. Ни один из них не проходил обще-
войскового курса обучения, как и я. Хотя у каждого был
шанс сбежать, все остались.
Чуть погодя приехал оберст-лейтенант Бальтазар.
Я составил жалобу на него из-за несправедливого дис-
циплинарного взыскания. Теперь я впервые встретил его
после того, как он получил ожоги, впрочем, уже вполне
зажившие. Он был в бодром расположении духа. Маши-
ны 11 -й батареи и штабной батареи удалось отбить. Они
все еще стояли на дороге, получив лишь незначительные
повреждения, о которых не стоило и говорить. Благода-
ря нашему артиллерийскому огню — который также гро-
зил переправе противника — русские потеряли голову.
Они даже бежали от наших артиллеристов, сделавших
вид, что они пехота.
С юга для подстраховки подошла моторизованная
стрелковая рота из 24-й танковой дивизии. Бальтазар
поблагодарил их за предложение, но отверг их помощь,
поскольку чувствовал, что контролирует ситуацию. Я не
был так уверен, но держал рот на замке. Я бы с радостью
позволил пехоте прочесать тут все вместо наших импро-
визаций.
Но русские быстро обрели уверенность, как только до
них дошло, что они бежали от «пехотинцев-любителей».
Они быстро перегруппировались и снова начали атаку,
все, что мы успели, — снять часть машин с дороги.
Пока моя батарея снова готовилась к огню прямой
наводкой, из кустов со стороны, где мы оставили наши
передки, показалась дружественная пехота. Это оказал-
86
ся целый батальон из нашей дивизии в полноценной ата-
ке на противника. Чувство неуверенности исчезло. Наша
пехота двигалась вперед в манере опытных професси-
ональных солдат, развернула минометы и пулеметы и
была практически невидима на открытой местности, в то
время как чуть раньше наши люди стояли тут и там плот-
ными группами.
Когда мои «стрелки» вернули себе мужество и попы-
тались присоединиться к пехоте, их завернули обратно
дружелюбным взмахом руки одного из ротных команди-
ров. Любое содействие наших «шлахтенбуммлеров» (бук-
вально «воин, живущий от битвы к битве») было больше
обузой, чем помощью. Солдаты из артиллерии могут без
проблем обращаться с винтовкой, но у них нет никакой
тактической подготовки пехотинца. Как следствие, у нас
часто были проблемы, когда начинался ближний бой.
Но честно говоря, о моих людях стоит сказать, что они
всегда профессионально работали с пушками, даже под
сильнейшим огнем противника. Каждый солдат до под-
носчика боеприпасов стоял до конца.
Лейтенант Лохман все время действовал безукориз-
ненно. Еще раз он вмешался в бой, корректируя наш
огонь по отступающим русским, и особенно по их пере-
праве, которую они хотели использовать для отступле-
ния.
Огневые позиции 10-й батареи стали сборным пун-
ктом для рассеянных элементов батальона. 12-ю бата-
рею, кажется, бой обошел стороной (но командир бата-
реи, обер-лейтенант Козловски, был ранен). Они, скорее
всего, ушли вперед, когда начался этот ужасный эпизод.
В 11 -й и штабной батареях потери были тяжелые, осо-
бенно во время второй фазы боя, когда русские возоб-
новили атаку. Командир батареи и старший офицер ба-
тареи были убиты, а батальонный адъютант Шмидт был
тяжело ранен.
87
Я поговорил накоротке с Петером Шмидтом, который,
терпя огромную боль, высказал разочарование Бальта-
заром. Он умер на перевязочном пункте.
Командир дальномерной части — молодой, но давно
служащий в своем чине лейтенант Варенхольц — тоже
был убит. Другие офицеры вышли из этой катавасии
с ранениями, в то время как у унтер-офицеров и рядо-
вых потерь было сравнительно мало. Главной причиной
этого было то, что наши офицеры — неопытные в обще-
войсковом смысле слова — слишком много времени бе-
гали туда-сюда, руководя своими солдатами. Никто на
самом деле не имел представления, что делать. Сначала
они бежали вперед плотными группами, стреляя стоя, —
но потом по-настоящему испугались. Солдаты стали от-
ползать, а потом в панике побежали.
В нашей 10-й тоже было несколько потерь. Медик,
верхнесилезец, говоривший на польском лучше, чем
на немецком, вырвался вперед, и русские срезали его,
когда он направлялся к раненому солдату. Этот солдат
доказал свою храбрость во многих переделках. Он был
чувствителен и обижался, когда другие смеялись над его
слегка заикающимся говором.
Теперь для нашего IV батальона все выглядело плохо.
Какого черта Бальтазар завернул обратно мотопехоту?
Разве не его дело отправлять вперед пехоту, даже если
никто не знает точную численность переправившихся
русских? Наши потери были в основном заслугой Баль-
тазара, но никто не осмеливался об этом заговорить.
Я принял командование 11-й батареей, поскольку
офицеров у них больше не было. 10-й придется обхо-
диться двумя оставшимися лейтенантами.
Наступление продолжалось в сторону Калача и реки
Дон. Было нелегко перегруппировать батарею, в которой
я не знал солдат. Шпис и унтер-офицеры были лояльны,
но оставались себе на уме и далеко не в первую очередь
думали о функциональности всего батальона.
88
Погибший командир, кадровый офицер обер-лейте-
нант Бартельс, который был на нёсколько лет старше
меня, оставил очень хорошего ездового коня, мощного,
черного по кличке Тойфель (нем. «черт» или «дьявол»).
У меня наконец есть приличная лошадь! После Пантеры
и Петры на 10-й батарее мне пришлось обходиться Зиг-
фридом. У него был хороший экстерьер, но слабоватые
передние ноги. Было многое, чего этот зверь сделать не
мог. Он был слабоват для прыжков. Правда, это для меня
было более не важно, поскольку с начала русской кам-
пании в 1941-м я участвовал в считаных конных состя-
заниях. Тойфель недолго был со мной. Несколько дней
я с удовольствием ездил на нем, и мы бы привыкли друг
к другу, если бы однаждыjjh не сбежал. Лошади всегда
теряются. Но его так и не нашли. Кто откажется от хоро-
шей бродячей лошади? Может быть, Тойфеля даже укра-
ли. Конокрадство было популярным спортом.
★ * *
Калач взят немецкими войсками. Плацдарм на вос-
точном берегу Дона тоже достаточно укреплен. Герман-
ские танковые части уже пробиваются к Сталинграду,
а наша батарея чуть южнее пересекает реку на пароме
под покровом темноты. Переправа проходила под бес-
покоящим огнем. Так называемые швейные машинки
(низколетящие русские бипланы) бросали на нас ракеты,
а затем — бомбы. Несмотря на это, переправа шла без
задержек. На восточном берегу царило легкое замеша-
тельство. На разных направлениях возникали стычки. На
песчаном грунте было трудно разворачиваться орудиям.
Затем до нас дошли слухи, что немецкие танки уже дош-
ли до Волги севернее Сталинграда. Мы нашли несколь-
ко листовок, на которых был изображен Сталинград, уже
окруженный немецкими танками. Мы ничего подобного
не заметили, поскольку русские яростно сопротивля-
лись. Мы не видели ни немецких, ни русских танков.
89
Подходы к Калачу были загромождены уничтоженными советскими танками. На
снимке — три Т-60 беспомощно стоят, пока рядом колонна фургонов с лошадьми
ждет своей очереди на паром
Полдень, 25 августа 1942 г, кипучая деятельность на берегу: саперные части
переправляют войска на пароме и строят мост. Кроме 71 -го саперного батальона,
поддержанного 912-й командой штурмовых лодок, в утреннем штурме принимали
участие и солдаты из 45-го саперного батальона. Работе на мосту помогает 134-я
мостовая колонна. Все оборудование сложено вдоль берега, включая понтонную
платформу справа и прицеп для штурмовых лодок слева. За лошадьми видна одна
из лодок
90
Платформа от «Моторбоот» — моторной лодки, предназначенной для толкания и
буксировки плотов и мостовых секций при устройстве переправы. Специальная
двухколесная платформа оборудована всем необходимым для спуска и подъема
2-тонной лодки: раздвижной стапель, транспортировочные гнезда, лебедка и
15 метров троса
Две штурмовые лодки 912-й команды. Утренняя атака через реку проходила у
Березового острова севернее Калача. После захвата и расширения плацдарма в
04.30 началась работа на мосту чуть дальше по реке. К полудню плацдарм был 5 км
в глубину и 6 км по фронту. Высокий западный берег господствовал над рекой
91
Переправа на пароме началась, когда мост в 50 м выше по течению еще
отроился. Была построена пристань для въезда машин и упряжек прямо на паром.
Одновременная работа обеспечила бесперебойный поток движения за реку.
Мост был закончен в 19.00 25 августа
8-тонный паром, сделанный из мостовой секции, отплывает от «пристани». Ее
грузоподъемность подняли с 8 до 12 тонн, добавив по паре стоек под каждую
опору Во время переправы вмешательство противника было незначительным
92
Паром отходит от пристани, управляемый командой моторных лодок, оснащенных
шестицилиндровыми двигателями «Майбах» в 100 л.с. Широкие лодки со стальной
обшивкой с медно-никелевыми заклепками могли толкать паром на скорости
около 6 узлов и двигаться в течение 6 часов на одной заправке. На нижнем фото
вдали виден старый мост — давно разрушенный. Батарея Вюстера пересекала
Дон ночью
93
Впервые мы столкнулись с большим количеством
русских самолетов, даже в течение одного дня. Их со-
временные одномоторные истребители пикировали на
нас с низкой высоты, стреляли из пулеметов и пуска-
ли ракеты по нашей медленно движущейся колонне.
Они также бросали бомбы. Маленькие пчелоподобные
«Раты» (истребители И-16. — Примеч. пер.) теперь оста-
лись в прошлом.
Когда самолет атаковал нас сбоку, ущерба не было
почти никакого. Правда, однажды, когда два «мясни-
ка», стреляя из пушек, зашли по оси нашего движения,
я ожидал тяжелых потерь. Скатившись с лошади, чтобы
обнять землю, я почувствовал шум, разрывы, клубы пыли
и беспорядок. Через несколько секунд все закончилось,
больше ничего не происходило. На некоторых машинах
были пробоины от осколков. Топка полевой кухни пре-
вратилась в решето. По счастью, никто не пострадал,
лошади тоже были целы.
Позже в тот же день, во время полуденного привала
в советском колхозе, нашу батарею жестоко потрепало,
когда наши собственные бомбардировщики Хе-111 ста-
ли аварийно сбрасывать бомбы. Никто не обращал вни-
мания на медлительные низколетящие самолеты, как
вдруг стали падать бомбы, разрываясь между плотно со-
ставленными машинами и повозками. Я видел, как три
летчика выпрыгнули из падающего самолета, но их па-
рашюты не раскрылись вовремя. Потом самолет врезал-
ся в землю и взорвался. Никто не обратил внимания на
горящие обломки. Там мы ничего не могли сделать. Все
наше внимание заняли пораженные солдаты и лошади.
Несколько зарядов в грузовике с боеприпасами заго-
релись. Пламя било из картузов с порохом, как вода из
прорванного шланга. Их нужно было выбросить из гру-
зовика, чтобы они спокойно выгорели и не подняли все
на воздух. Самым важным было убрать их от снарядов.
Нашему водителю оторвало предплечье, он потерял
сознание. Поскольку я не мог пережать поток крови из
94
Ужасные зрелища настолько часто встречались на Восточном фронте, что
солдаты постепенно привыкли не обращать на них внимания. На снимке Вюстер
запечатлел обожженное тело советского солдата. Но чуть позже немецкий офицер
испытает моральное потрясение от необходимости самому решить судьбу сильно
обгоревшего советского танкиста
разорванной артерии пальцем, я наступил на его обру-
бок, пока кто-то наконец не наложил жгут и мы не остано-
вили кровь. Несколько лошадей пришлось пристрелить.
Материальные потери были сравнительно низкими.
Мы направили всю злость на летчиков. Они что, не
могли сбросить свои бомбы раньше или позже, если уж
это обязательно нужно было сделать? И был ли смысл
сбрасывать бомбы, если уж их самолет и так был на гра-
ни крушения? Когда мы осмотрели место крушения, мы
не нашли ничего, кроме горелых обломков. Трое летчи-
ков лежали на земле в гротескных позах с неоткрытыми
парашютами. Они должны были мгновенно погибнуть от
удара о землю. Мы похоронили их с нашими солдатами
в саду колхоза.
Мы сняли их именные жетоны, собрали часы и дру-
гие личные вещи и сдали их, приложив короткий рапорт.
Теперь у меня была незавидная задача написать письма
родственникам. Это нужно было сделать, но найти нуж-
ные слова было непросто.
95
Более объективная картина происшедшего лишь ча-
стично владела мной. Что можно требовать от летчиков
в беде? Что им нужно было делать, когда самолет не
держится в воздухе? Они могли бы попытаться сделать
посадку на брюхо, но лишь избавившись от взведенных
бомб. Оставшееся топливо само по себе было угрозой.
Справедливо ли ожидать хладного рассудка от человека
в такой ситуации?
Ночью мы двигались вперед по узкому коридору в
сторону Сталинграда, который пробили танковые диви-
зии. Вдоль дороги мы видели немецкие колонны, раз-
долбанные в куски, со множеством еще не погребенных
тел. По вспышкам орудийных выстрелов справа и слева
от нас было видно, что коридор не может быть широким.
Разрывы вражеских снарядов к нам не приближались.
Это был, вероятно, лишь беспокоящий огонь.
На близком привале мы обнаружили тяжелоранено-
го русского — он наполовину обгорел и постоянно дро-
жал — в уничтоженном танке. Он, наверное, пришел в
себя от холода ночи, но не производил шума. Одного
взгляда было достаточно, чтобы понять, что помогать
ему бесполезно. Я отвернулся, пытаясь понять, что с
ним делать. «Кто-нибудь, пристрелите его», — услышал
я чей-то голос. «Покончите с этим!» Затем раздался пи-
столетный выстрел, и я почувствовал облегчение. Я не
хотел знать, кто из жалости добил его. Все, что я знаю, —
я не смог бы сделать этого сам, даже при том, что разум
говорил мне, что добить его было бы гуманнее.
★ ★★
Однажды ранним утром мы ехали через балку. Это
сильно размытые овраги, неожиданно открывающиеся в
степи, обычно сухие как порох. Их постоянно размывает
ливнями и тающим снегом. Голова батареи прокладыва-
ла путь через эти буераки, когда вдруг танковые снаряды
стали рваться вокруг наших повозок. Мы увидели Т-34 у
96
Подполковник фон Штрумпф говорит по телефону на своем НП на высоте 151,
господствующей высоте на западной окраине Сталинграда, начало сентября
1942 г. Отметьте хорошо замаскированную стереотрубу справа
Фон Штрумпф у штабной землянки на высоте 151. Хотя сейчас тихо и фон Штрумпф
не носит шлем, опасность везде. Со времени наступления от Дона к Сталинграду
установился устойчивый поток потерь офицеров-артиллеристов
4 В. Вюстер
97
Подполковник фон Штрумпф раздает медали своим солдатам, 3 сентября 1942 г.,
передышка в боях в степи между Доном и Сталинградом
дальнего конца основной балки, стоящий значительно
выше нас, он быстро стрелял по нашей батарее из своей
76,2-мм пушки. Не было и речи о том, чтобы развернуть-
ся в этой теснине, не было возможности и развернуть га-
убицу для стрельбы. Так что мы пошли вперед, оставляя
больший интервал между повозками, молясь о том, что-
бы проскочить. Русский стрелял без устали. Он в любой
момент мог попасть, потому что мы двигались со скоро-
стью пешехода. Мне казалось, что снаряды буквально
пролетают между ног у лошадей. Доля секунды между
слышимым выстрелом и разрывом лишь усугубляла ощу-
щение безнадежности. Я бы давно ускакал прочь, но об
этом не было и речи. Танк явно стрелял бронебойными,
иначе было бы больше ущерба от осколков. То, что нас ни
разу не задело, было выше нашего понимания. Батарея
прошла овраг нетронутой, хотя мне казалось, что время
остановилось. Наконец танк исчез из поля зрения.
Позже наша батарея пришла на огневую позицию в
мелкой ложбине. Поскольку местность была под обстре-
лом, для расчетов незамедлительно стали копать щели.
98
Я оставался рядом с «лисьими норами» телефониста и
радиста, и несколько раз мне приходилось искать там
укрытия. Общая ситуация была запутанной, и ход линии
фронта — если она вообще была четко проведена — был
мне неизвестен. Я даже не знал, кто развернут справа и
слева от нас. Время от времени я получал противореча-
щие друг другу приказы на марш и на боевые действия,
которые только усугубляли неразбериху. В качестве
меры предосторожности я поставил наблюдательный
пункт на ближайшей высоте и провел туда телефонную
линию с батареи.
2-е орудие («Берта») 1-й батареи первого батальона 9-го зенитного полка
«Легиона Кондор», которой командует обер-лейтенант Паузе. Орудия этой
батареи — а также 2-й батареи, обер-лейтенанта (есса и 3-й батареи обер-
лейтенанта Мекеля — поддержали атаку 71-й пехотной дивизии 4 сентября,
и одержали несколько побед: у железной дороги северо-западнее [умрака
1-я батарея подбила Т-34, а также 3 легких танка Т-60; 2-я батарея уничтожила
4 танка; 3-я батарея была самой успешной, выбив 8 Т-34 и один КВ-1. Кроме
того, все батареи подавляли орудийные позиции противника и прямой наводкой
выбивали наблюдательные пункты и пулеметные гнезда. Позже в тот же день
начальник штаба I зенитного корпуса подполковник Эрих Греплер встретился с
орудийными расчетами и отметил их отличные действия. Он также выдал им по
бутылке шампанского за каждый подбитый танк с предшествующих дней — жест,
который обрадовал усталых солдат
99
Командиры орудий четырех 88-мм зенитных пушек 1-го батальона 9-го зенитного
полка позируют на уничтоженном Т-34 у железной дороги северо-западнее
[умрака. 4 сентября 1942 г На заднем плане видна железнодорожная насыпь
Мимо наших позиций в сторону фронта проехало
88-мм зенитное орудие. С наблюдательного пункта я
осмотрелся в сторону станции Гумрак, рядом с которой
88-мм пушка заняла позицию, весьма незащищенную.
Когда она открыла огонь по настильной траектории с
железнодорожной насыпи, я заметил за ней башни не-
скольких Т-34, которые вели ответный огонь. Началась
жестокая дуэль, из которой «фляк» вышел победителем.
Несколько танков горело.
Я осторожно, чтобы не поставить зенитную пушку в
опасное положение, открыл огонь по насыпи. 15-см сна-
ряды сделали свое дело. Танки вскоре исчезли. Зенитка
собралась и уехала. Она казалась неповрежденной, хотя
с моего «приставного стула» иногда ее положение каза-
лось отчаянным.
Все снова стихло. Я вернулся на орудийные пози-
ции, сел на край окопа, свесив ноги. Я начал что-то есть,
больше от скуки. Солнечные лучи грели меня, я устал, но
100
Прямое попадание в передок едва не стоило Вюстеру жизни, когда кусок металла
плашмя угодил ему в плечо. Если бы крупный обломок ударил его под другим
углом, его бы убило, или по крайней мере причинило тяжелые травмы. Снимок
сделан с той точки, где сидел Вюстер, когда прилетел вражеский снаряд
101
Обер-лейтенант Вюстер ждет снаружи палатки медика. При росте потерь среди
людей Вюстера росло беспокойство, и он был не столь уверен в себе, как выглядел
перед солдатами. Тем не менее он научился не показывать чувств
102
Другой вид на разбитый передок. У радиста справа свеженаклеенный пластырь на
шее и подбородке. Он также чудом избежал смерти
150-мм гаубица IV батальона на позиции в степи. Ствол направлен на Сталинград.
Непрерывное наступление означало, что орудия редко окапывали, но расчеты
всегда копали себе «лисьи норы»
103
Столбы черного дыма на горизонте от горящих советских танков. 11-я батарея
Вюстера ждет приказа открыть огонь. Попыток маскировать пушки не делается.
не мог найти спокойной минуты поспать. Внезапно со-
всем рядом со мной упал снаряд. Я почувствовал силь-
ную боль в левом бицепсе. Инстинктивно я упал в щель
и увидел, что рядом стоявший передок получил прямое
попадание. Он был разорван на куски, на месте остались
лишь нетронутые колеса и обрывки металла. Я с трудом
мог двигать рукой. На этот раз все серьезно, подумал
я — не царапина, как обычно. Мне слишком долго везло.
Рукав кителя был не поврежден и на нем не было видно
крови. Прибежавшие артиллеристы помогли мне снять
китель и рубашку. От каждого движения рука болела как
черт знает что. Не перелом ли это? Оказалось, это очень
неприятный ушиб, который на глазах темнел и распухал.
Наверное, в меня угодил ровный кусок металла от пе-
редка.
Когда снова начался беспокоящий огонь, я реагиро-
вал на него более нервно, чем обычно. Коренастый ко-
мандир орудия пошутил насчет моего поведения и стоял
на открытом месте, сверкая загорелым телом, играя в
героя. Пока я советовал ему перейти ближе к укрытию
104
на время обстрела (а у нас не было приказа открывать
огонь), взрыв бросил его на землю. В груди его была
дыра размером в кулак. Оставаясь в сознании, он по-
нимал, что у него нет ни единого шанса. Было чудом
само по себе, что он еще оставался в сознании с таким
ранением. «Это не должно было случиться. Старших по
званию нужно слушаться, особенно когда они говорят из
лучших побуждений», — сказал он почти про себя. Потом
он в последний раз рассмеялся. Он умер быстро, явно
не испытывая особой боли. Может быть, с тяжелыми
ранами всегда так. Все это случилось 4 сентября 1942 г.
Позже я узнал, что в тот же день убили брата моей буду-
щей невесты.
С 10 августа, когда мы дрались на дороге у реки Дон,
события неслись с головокружительной скоростью. Бои
стали брать свою дань с IV батальона. Мы постоянно нес-
ли потери. Как ни странно это может прозвучать, я смог
спокойно заснуть. Несмотря на это, я чувствовал себя не
так расслабленно и уверенно, как казалось остальным.
Со школьных лет я научился не показывать своих чувств.
Синяк на руке еще болел, но я не хотел получать значка о
ранении, потому что у меня было нехорошее чувство, что
тогда со мной случится что-то действительно плохое.
Нам приказали сменить позиции. К тому времени ли-
ния фронта снова обрела четкость. Все три батареи тя-
желого батальона — 12 мощных орудий — стояли совсем
рядом. Как обычно, я был на главном наблюдательном
пункте, откуда был виден западный край растянувшего-
ся в длину Сталинграда.
Глава 3
БИТВА В ГОРОДЕ
Несколько ближе, спереди
и слева, стоял комплекс зданий городской летной шко-
лы. Дивизия в ближайшие дни начнет наступление. У нас
были прекрасные карты и утвержденные задачи на каж-
дый день. Сможет ли наша все более редеющая диви-
зия ответить этим ожиданиям? Наблюдательные пункты
и огневые позиции были доработаны, и каждое орудие
было окружено земляным валом, чтобы лучше защитить
его от вражеского огня.
Пехоте нужно было перегруппироваться. Им отчаян-
но нужна была передышка. Моложавый оберст Роске,
недавно прибывший в дивизию, был единственным, кто
сделал логичное заключение: он расформировал один
батальон и несколько рот и сформировал два почти пол-
ноценных батальона, в которые включил конный взвод,
телефонистов и саперов. Перед перегруппировкой роты
уже имели численный состав неполных взводов. Лишь
численность обозов оставалась прежней. Их доля в об-
щей численности была чрезмерной, и пополнения для
фронта можно было брать оттуда. Те, кого это коснулось,
не были испуганы ни на грамм.
Методы Роске устраивали оставшихся офицеров и
унтер-офицеров. Однако оставался тот факт, что мо-
лодые и амбициозные пехотные лейтенанты жили не
дольше, чем все остальные. Лучшее, что для них могло
случиться, — это получить «хайматшусс» (буквально —
106
«домашняя рана», ранение достаточно серьезное, чтобы
быть отправленным домой). Конечно, никто об этом не
заговаривал.
Поскольку полк Роске на бумаге выглядел слабее,
чем на самом деле, ему выделили более узкий сектор
ответственности. Это противоречило всей логике, ведь
остальные полки были на самом деле еще слабее.
Сталинград находился под непрерывными немецки-
ми воздушными налетами. Сильные эскадрильи бом-
бардировщиков и пикировщиков «Ю-87» действовали
непрерывно, несмотря на яростный русский зенитный
огонь. Русские «Сталинские органы», которые мы знали
с 1941 г., но редко с ними встречались, в Сталинграде
применялись с огромной плотностью. Во многих отно-
шениях их можно было сравнить с нашим собственным
«Небельверфером» (шестиствольный реактивный ми-
номет. — Примеч. пер.). Русские ставили свои пусковые
установки на грузовики, что давало возможность быстро
менять позицию. Эта оружейная система производила
на нас очень глубокое'впечатление. Ужасный шум, произ-
водимый во время их огня, имел акустическое действие,
сравнимое с сиренами на наших «штуках». В пыли, земле
и огне, поднятых в воздух после залпа «Сталинского ор-
гана», казалось, никто не может выжить.
В стереотрубу можно было различить на окраинах
Сталинграда многочисленные бункеры из земли и дере-
ва. Наша пехота медленно и осторожно прокладывала
себе путь через эту линию укреплений. Когда они под-
бирались достаточно близко, появлялись штурмовые
пушки, подъезжая к бункерам и размолачивая им амбра-
зуры. «Штурмгешютц-Ш», тяжело бронированные спере-
ди, без башни, так что имели низкий профиль, воору-
жались мощной 75-мм пушкой. Штурмовые орудия были
107
Обер-медик 1анс-Герхардт Фридендорф делает артиллеристам прививки. Доктор
и его помощник (справа) — пехотинцы
Вермахт время от времени проводил программы прививок, которые вписывались
в солдатскую расчетную книжку но многие оказались подвержены распространя-
ющимися среди осаждающих Сталинград войск болезням. Наиболее уязвимыми
были возрастные группы самых молодых и самых старых
108
также успешными истребителями танков. Поэтому было
неправильно, когда их использовали вместо танков.
Штурмовые орудия заставили замолчать большин-
ство бункеров. Там, где это не удавалось, работу до-
вершала пехота с огнеметами и подрывными зарядами.
С безопасной дистанции моего наблюдательного пункта
раскалывание бункеров выглядело очень профессио-
нальным и естественным. Мне лишь приходилось вспо-
минать русские бункеры в лесу Вета, с которыми нам
пришлось столкнуться год назад, чтобы сполна оценить,
насколько опасен этот вид боя.
Едва приканчивался один бункер, как начиналась
подготовка к уничтожению следующего. Та же процеду-
ра со штурмовыми пушками и огнеметами повторялась
снова и снова. Впечатляло, насколько спокойно наша
пехота занималась своим тяжелым делом, несмотря на
потери и напряжение. Это был нерушимый боевой дух,
без излишнего патриотизма с флагами. Шовинизм был
для нас в ту войну редким чувством. В конце концов, от
нас его вряд ли стоило ожидать. Мы твердо верили, что
исполняем свой долг, считали, что драка неизбежна, и не
считали эту войну войной Гитлера. Может быть, это не
столь исторически верно, когда всю вину за ту войну и ее
ужасы возлагают исключительно на Гитлера.
В частности, американский президент Рузвельт хотел
уничтожения Германии с середины 1930-х. Черчилль хо-
тел того же. Американские просионистские еврейские
организации были сравнительно равнодушны к судьбе
европейских евреев. Серьезных попыток спасти евреев
не делалось, потому что они больше заботились о своем
финансовом мире бизнеса. Сталин, для того чтобы по-
ставить европейских коммунистов под советский кон-
троль, должен был ослабить гитлеровскую Германию как
мощный фактор влияния. Рузвельт так этого до конца и
не понял, а Черчилль понял слишком поздно. Если бы не
боевой дух рядового германского солдата, независимо
от любой национал-социалистской идеологии, наш дух
109
Вверху: полковник Эберхард
Шаренберг, командир 171-го
артполка, в сентябре 1942 г
переведен в артиллерийское
училище.
Справа: подполковник фон
Штрумпф, командир III бата-
льона 171-го артполка, принял
полк 14 сентября. Он уже вре-
менно командовал полком
с 30 июня по 20 августа
был бы слаб и ни один суровый офицер не погнал бы нас
вперед.
На этот раз простой солдат на фронте верил в необ-
ходимость этой войны. Привыкнув к постоянному риску
и образу мышления наемника, он все еще полагал, что
лучший шанс на выживание дает не очень серьезная
рана, потому что вряд ли стоит рассчитывать долго оста-
ваться целым и невредимым.
Нашего командира полка, оберста Шаренберга, пере-
вели в артиллерийскую школу. Его сменил фон Штрумпф,
старый седой солдат, ранее командовавший 3-м бата-
льоном в чине майора. Его уважали во всем полку, и со-
всем недавно он получил чин подполковника. Странно,
что фон Штрумпф должен был стать преемником Баль-
110
В середине сентября батарея Вюстера перешла на позиции в городской черте.
Это первое фото города, сделанное Вюстером у боковой ветки Царицынской
балки. На этой ранней стадии битвы, многие из домов стоят неповрежденными.
Постепенно они падуг жертвой огня, взрывов или германской потребности в
дереве
тазара, который был оберст-лейтенантом значительно
дольше. (Примечание издателя: фон Штрумпф был про-
изведен в майоры 1 января 1939 г., а в подполковники —
1 января 1942 г., в то время как Бальтазар был повышен
до подполковника лишь 1 апреля 1942 г. Неудивительно,
что фон Штрумпф принял командование полком — он
был старшим батальонным командиром.) Я воспользо-
вался возможностью, предоставленной сменой коман-
диров, чтобы сделать запрос о своей жалобе, и получил
ответ, что вопрос скоро будет рассмотрен.
13 сентября несколько пехотных дивизий начали на-
ступление на Сталинград. После короткой артподготов-
ки, подкрепленной несколькими залпами «Небельвер-
феров» разного калибра, наша пехота в сопровождении
нескольких штурмовых орудий пошла в наступление.
Когда солдаты дошли до окраины города и исчезли сре-
ди деревянных домов и садов, настоящий ад, устроен-
111
ный залпами ракет «Сталинских органов», заставил це-
лый поселок исчезнуть в огне и дыме.
Вскоре я получил запрос стать корректировщиком
в передовых частях, связываться с пехотой и пытать-
ся оказывать им огневую поддержку в уличных боях.
С основного наблюдательного пункта больше ничего не
было видно. Мы двинулись в сторону города через лет-
ную школу. Слева и справа были поврежденные само-
летные ангары и современные казармы, построенные
в сельском стиле. Передо мной, но на безопасном рас-
стоянии, вспыхивали бесконечные разрывы «Сталинских
органов».
Я как-то сумел пройти через все это со своими ради-
стами. Фургон телефонистов на лошадиной тяге прое-
хал мимо нас в сторону города, укладывая кабель, чтобы
обеспечить надежную связь. Когда мы дошли до первых
paling заборов вокруг небольших садиков домов город-
ской окраины — часто это были примитивные плетеные
заборы вокруг хижин, — мы увидели отчаявшихся жен-
щин в белых головных повязках, пытавшихся защитить
своих маленьких детей, пока они пытались вырваться из
города. Мужчин нигде не было видно. По виду ближай-
ших районов город выглядел брошенным. Впереди фур-
гон телефонистов встал на разбитой, ухабистой, частич-
но заасфальтированной улице.
Страшный шум заставил нас укрыться. Затем на до-
рогу обрушился залп «Сталинских органов». Фургон ис-
чез в облаке огня. Он был в самой его середине. «Прямое
попадание», — сказал радист с состраданием в голосе,
тоном, выдающим облегчение оттого, что пережил этот
налет. Это напоминало принцип святого Флориана —
«спаси мой дом, сожги другие». К нашему абсолютному
удивлению, ничего не случилось. Люди, лошади и фур-
гон остались целыми. Переводя дыхание, солдат выда-
вил шутку, чтобы скрыть страх: «Больше грязи и шума,
чем оно того стоит».
112
Вюстер вошел в двухэтажный дом на пересечении Карской улицы и главной дороги
из летной школы, чтобы осмотреть местность. Хотя здание снаружи не выглядело
сильно пострадавшим, внутри картина другая: ударная волна от бомб и снарядов
выбила стекла и двери, обрушила штукатурку потолка. Здесь Вюстер оборудовал
наблюдательный пункт
113
Я не мог полностью с ним согласиться. Продолжая
двигаться вперед, мы постоянно попадали между раз-
рывавшимися ракетами «Сталинских органов», одно-
временно покрывавших большую площадь. Они произ-
водили подавляющее действие. Без какого-то укрытия
на дороге мы лежали среди разрывов, но с нами ничего
не происходило. Поскольку заряд располагался на са-
мом конце ракеты, осколки разлетались конусом вверх и
не рассыпали осколков вокруг, как обычные артиллерий-
ские снаряды с ударным взрывателем. Самыми опасны-
ми были рикошеты, отлетавшие в воздух перед разры-
вом.
Вид огня и дыма от снарядов «Сталинских органов»
показывал, как они работали. Но и при этом их общее
действие ужасало, хотя и было слабее, чем казалось на
первый взгляд. Мы, собственно, к ним привыкли. (Со-
гласно личному делу, оберст-лейтенант Бальтазар был
ранен в затылок 13 сентября 1942 г. осколком снаряда,
С этого места Вюстер лучше видел город. Снимок сделан строго на восток. Слева
идет дорога из летной школы, справа Карская улица. Подбитый Т-34 стоит на
перекрестке. Большие здания на заднем плане — спиртзавод, известный немцам
как «водочный завод». Четыре месяца спустя в его подвале закончится история
171-го артиллерийского полка. Темная полоса на обочине — грунт, выброшенный
из большой траншеи, идущей слева направо, под дорогой и дальше
114
Из другого окна Вюстер глядит на юг. На горизонте — мощное здание элеватора.
Горизонтальная. темная линия на переднем плане — продолжение траншеи,
показанной на предыдущем снимке
115
С высоты южнее Царицы подполковник фон Штрумпф тоже запечатлел первый
взгляд на город и реку за ним. Центр города на этом снимке слева. На Волге горит
грузовое судно
но остался в батальоне. Два дня спустя, 15 сентября, он
был награжден знаком за ранение в серебре.)
С левой стороны дороги стоял довольно крепкий од-
ноэтажный кирпичный дом, в котором мы нашли штаб
батальона. В одной из комнат батальонный доктор с не-
сколькими санитарами делал, что мог для помощи ра-
неным. Все было довольно хаотично. Здание когда-то
было баней со множеством душевых и ванных, у него
была крепкая бетонная крыша, которая могла выдержать
ракеты «Сталинских органов». Здесь мы могли чувство-
вать себя в безопасности. Было уже темно, и мы решили
остаться.
Снаружи ярко горели деревянные дома, как в Поль-
ше в 39-м, оставляя после себя только кирпичные печи.
Сараи рушились в пламени, а многоэтажные кирпичные
дома полностью выгорали. Русские продолжали стрель-
бу всю ночь. «Швейные машинки» бросали маленькие
бомбы, крупные самолеты — бомбы побольше. Огром-
ные кратеры от бомб сделали дорогу непроходимой.
116
Вюстер осторожно приближается к другому Т-34. Хотя он кажется брошенным,
рисковать не стоит. Осторожность буквально чувствуется в нижнем снимке.
Движение по открытому месту может быстро окончиться смертью от снайперской
пули или спорадического минометного, артиллерийского или ракетного огня
117
В то время никто не мог знать, что эта самая баня
будет моим последним бункером в Сталинграде и что
вокруг этого здания я буду последний раз сражаться
за Адольфа Гитлера, человека, который предпочел при-
нести в жертву целую армию, но не сдать город. С поте-
рей Сталинграда мир, который я знал, рухнул. Я больше
думал о мире, открывшемся мне после этого, и теперь
я смотрю на него критическим взором. Я всегда был из-
рядным скептиком. Никогда не считал «суперменом»
никого из тех, за кем приходилось безоговорочно сле-
довать. Конечно, гораздо легче и проще идти с «духом
времени», даже если это делается из оппортунизма.
Призрачным утром, освещенным пожарами, наш дух
оставался бодрым. Под вечер полк Роске первым рыв-
ком дошел до Волги, прямо через центр города. Эта по-
зиция держалась до последнего дня. Наши потери были
сравнительно низкими.
Соседние дивизии не хотели оставаться на хвосте
отступающих русских, превышая задачи дня. Дивизии
к югу выдержали тяжелейшие бои до того, как смогли
в конце концов выйти к Волге, в то время как дивизии,
соседствующие с нами к северу, так и не вышли к реке,
несмотря на все более яростные атаки. Для начала 71-я
пехотная дивизия держала сравнительно узкий коридор,
доходящий до Волги, при флангах, по большей части не
защищенных. Т-34 ездили поперек улиц, и различные
жилые здания еще занимали русские.
Рано утром мы последовали за связными, уже разве-
давшими среди развалин достаточно безопасные марш-
руты. Что самое важное, они знали, какие улицы были у
русских под наблюдением. Эти улицы нужно было про-
бегать на одном дыхании, по одному. Это было для ар-
тиллеристов в новинку, но не так опасно, как мы сначала
думали. Не давая русским времени увидеть, прицелить-
ся и выстрелить в бегущего одиночку, солдат уже пере-
бегал улицу и исчезал в безопасном месте.
118
Продвижение 71 -й пехотной дивизии в городе, 14 сентября 1942 г.
По часовой от левого края фото:
24-я т.д., 71-я п.д., 295-я п.д., 211-й п.п., 191-й п.п., 194-й п.п. Роске, 518-й п.п.
В здании школы, стоящем на верхнем конце улицы,
спускавшейся к Волге, я увидел место для приличного
наблюдательного пункта. Я видел Волгу и остров с по-
зициями русских зениток, которые я мог успешно пода-
вить. На дальней стороне реки были разбросаны дома
деревни Красная Слобода. Я не видел своего берега
реки. В городе шли жестокие бои за каждый дом. На юге,
за Царицынской балкой, до Волги еще не дошли. Над
окрестностями там возвышался огромный элеватор.
Я никак не мог вмешаться со своей батареей в бои в
домах. Так что кроме обстрела позиций русских зениток,
я взял под обстрел и колонны снабжения и пристань у
Красной Слободы. Потом мы перенесли батарею ближе
к городской черте, чтобы легче обстреливать русский
тыл. Нас поддерживали «штуки», но, к сожалению, они
119
Зона действий в Сталинграде обер-лейтенанта Вюстера как командира
11 -й батареи и позже 2-й батареи
120
не всегда могли поразить противника в лабиринте улиц
и неясной линии фронта. Это было основной причи-
ной, почему я не нацеливал наших орудий на отдельные
дома. Из-за разлета снарядов требовалось соблюдать
зону безопасности в 200 метров. Ночь еще принадлежа-
ла русским, продолжавшим стрелять и бросать снаряды.
Улицы и площади освещали пожары.
По случайности я столкнулся в городе с обер-
лейтенантами Хоффманом и Фосфельдтом, которые оба
были переведены вместе со мной из 19-го артиллерий-
ского полка в 171-й. От них я узнал о гибели Фридриха
Ноймана, с которым я был очень близок. Он был пере-
довым наблюдателем и упал мертвым в окопе. Ран на
теле не обнаружили. Был это тепловой удар или стресс?
Фридрих был стройным, атлетичным парнем, не такой
«рабочей лошадью», как я. При этом он был нервным и
легковозбудимым. Ему к тому же совершенно не удалось
объездить мою лошадь Пантеру. Обер-лейтенант Фос-
фельдт был человеком немногословным, и у него было
мало что мне сказать. Хоффмана недавно выписали из
госпиталя. Небольшой осколок прошел сквозь его торс,
не причинив больших повреждений. Было трудно по-
верить, что он пережил ранение без каких-либо ослож-
нений. Он пришил на китель небольшие заплатки, при-
крывающие входное и выходное отверстия осколка. Это
напомнило мне об отметине на спине Зигфрида (этот
герой сказания о Нибелунгах выкупался в крови дракона
и стал неуязвим — весь, кроме того места, где к спине
прилип березовый листок. — Примеч. пер.).
Герд Хоффман казался очень отстраненным, сонным,
совершенно не дружелюбным, как-то смирившимся с
судьбой. Его брат погиб во время вахты на подводной
лодке, и теперь все выглядело так, словно и он готовил-
ся к смерти. Герд был амбициозным, всегда старался де-
121
Командный пункт III батальона 171-го артполка. Слева направо: лейтенант Краузе,
обер-лейтенант Герд Хоффман и оберст-лейтенант (подполковник) фон Штрумпф
лать все как можно лучше, был точен и никогда не крити-
ковал начальство. В то же время он был добрым другом,
и, в своей отстраненной манере, хорошим командиром.
Он добровольно пошел на штабную работу, в то время
как я отчаянно желал командовать и нести ответствен-
ность за свою часть.
У меня, однако, не было никакого желания умирать.
Что я испытал в своей короткой жизни? У меня были
большие планы на будущее, и я хотел насладиться тем
почетом, который я получу с чином офицера. Военная
форма выделяла меня из гражданского населения и ко-
ричневых рубашек партийных организаций. А владение
хорошей ездовой лошадью давало дополнительное чув-
ство удовлетворения и престижа. В те дни было очень
модным быть профессиональным солдатом.
Я видел, что война — это зло, которое нам надо вы-
держать в бодрости духа, но по возможности остаться
122
Командир дивизии генерал-майор фон Хартман наносит визит на КП фон
Штрумпфа, расположенный в одном из множества глубоких оврагов, идущих
через Сталинград и пригороды
123
Подполковник фон Штрумпф окунает голову в ведро с водой после стрижки, а его
адъютант, обер-лейтенант Хоффман, занимает его место в кресле парикмахера
Мощные балки, изрезавшие Сталинград, были важной частью местности, широко
использовавшейся во время битвы. Они давали прекрасные оборонительные
возможности, скрытые маршруты подхода и служили убежищем многочисленным
гражданским, выгнанным из домов. Эта балка, боковая ветвь Царицы, находилась
недалеко от командного пункта Вюстера. Бездомные жители рыли пещеры в
стенах балки
124
Вюстер расположился на пешеходном мостике, пересекавшем балку и сделал
еще один снимок в позднем свете дня. Восточные склоны были сравнительно
безопасны от советского артиллерийского огня, бьющего с другого берега
125
при этом целыми. Это могло показаться наивным, но я не
хотел просить врачей подать меня на знак о ранении из-
за небольшой царапины. Я думал, что это будет искушать
судьбу, ранение для меня было серьезным делом. Знак
о ранении был, конечно, доказательством самопожерт-
вования. Из-за этого солдаты, которые не подвергались
большому риску, в нем и бывали заинтересованы.
При моем фатализме я полностью игнорировал все
мысли о своей собственной смерти или ранении. Таким
образом я избегал чувства тревоги и долгих периодов
беспокойства. Тогда я верил, что война — часть жизни
профессионального солдата и что быть солдатом озна-
чает не только участвовать в парадах. Так что я чувство-
вал, что все правильно, когда я принял крещение огнем
в начале военной карьеры, а не позже, когда у меня была
семья.
* * *
Теперь моей батарее приказали оказать помощь — в
форме артиллерийской поддержки — нашим северным
соседям, чтобы они тоже смогли успешно пробиться к
Волге. Мне пришлось перенести наблюдательный пункт,
и в районе сплошных сожженных деревянных домов я
смог найти несколько подземных помещений с бетон-
ными потолками, которые усилили несколькими слоями
шпал из ближайшего депо. Тяжелый физический труд
исполняли хиви (добровольные помощники, в основном
русские). Неподалеку, отчаянно пытаясь выжить, оби-
тало несколько русских семей без мужчин призывного
возраста. Они ужасно страдали от непрерывных русских
обстрелов. Всегда тяжело было видеть их смерти или
ранения. Мы пытались помочь им чем могли. Наши вра-
чи и санитары старались как можно лучше. Таким обра-
зом постепенно они начали нам доверять. Конечно, мы
были виноваты в их судьбе, потому что мы подвергли их
большей опасности, заняв их безопасные подвалы. Не-
126
смотря на это, прошло какое-то время, пока они приняли
предложение немецкой стороны, и их вывезли из города
с колоннами снабжения.
Нам пришлось оборудовать наблюдательный пункт в
балках разрушенного дома, который мы тоже постара-
лись усилить железнодорожными шпалами. Это была
верхотура, на которую было трудно забраться. Темный
подвал выглядел странно, и туда мало кому нравилось
заходить. Хиви избегали подвала и несли потери. Нам
было их жаль, потому что их убивали свои же согражда-
не, и это после того, как всего чуть раньше они избежали
смерти от огня немцев.
Они, конечно, предлагали нам свою службу добро-
вольно, но не потому что очень нас любили. Если они и
шли на такой риск, то делали это лишь чтобы избежать
мрачной участи пленного — судьбы, которую они уже ис-
пытали, по крайней мере, ненадолго — со всеми муче-
ниями и голодом, когда их гнали по степи, почти как скот.
Как хиви они были в каком-то смысле «полусвободны»,
получали достаточно еды с полевых кухонь, чтобы на-
бить живот, и неплохо снабжались в других отношениях.
Они жили среди нас не так уж и плохо. Некоторые из них
наверняка подумывали бежать. Было множество воз-
можностей это сделать, но мало кто исчезал из располо-
жения. Большинство было дружелюбно, трудолюбиво и
лояльно к нам сверх всяких ожиданий.
Наша артиллерийская поддержка немногим помогла
соседней дивизии. Мы не могли вмешиваться в уличные
бои. Там всю работу делали гранаты и автоматы, с одной
стороны улицы на другую, с этажа на этаж и даже из ком-
наты в комнату.
Русские упорно дрались за городские развалины — с
упорством, превышавшим их и без того впечатляющий
боевой дух. Они делали это так успешно, что мы едва
могли двинуться вперед. Вряд ли дело было в их систе-
ме политического руководства. Как бы оно помогало им
в рукопашном бою?
127
Лишь теперь мы поняли, как нам повезло с первого
удара глубоко пробиться в центр города и взять широкий
кусок волжского берега.
Я наконец смог направлять снаряды на крупный про-
мышленный комплекс в секторе нашего соседа. После
тщательной наводки снарядов наши 15-сантиметровки
прорывали дыры в кирпичных стенах. Тем не менее сне-
сти здание не получалось. Лишь с нескольких попыток
наши соседи смогли ворваться на завод — перед тем
как русские защитники контратаковали после артподго-
товки. Рукопашный бой на заводском комплексе тянулся
целыми днями, но артиллерийскую поддержку пришлось
сократить — наши войска были уже внутри.
★ ★ ★
Мне приказали явиться к командиру полка фон
Штрумпфу. Мое дисциплинарное взыскание отмени-
ли. Доказать пресловутый «недолет» было невозмож-
но,— следовательно, все обвинения с меня были сня-
ты. Командир батальона, куда упал снаряд (командир
I батальона 171-го артполка был майор Герхард Вагнер.
25 сентября 1942 г. он заболел и передал командование
гауптману Виссману), лишь высказал подозрение и ни-
когда не выражал уверенности, что это был немецкий
снаряд.
Он лишь хотел привлечь к нему внимание, потому что
снаряд редко падает сам. А из-за этого происшествия
Бальтазар попытался избавиться от меня — его действия
отдавали патетикой. И не подыграл ли ему Кульман?
Меня спросили, настаиваю ли я на присутствии других
офицеров, если Бальтазар готов взять назад свои оскор-
бительные высказывания. Я отказался. Петер Шмидт
был убит у Дона. По-моему, он был жертвой Бальтазара.
Других офицеров не было. Фон Штрумпфа, кажется, об-
радовал мой жест, и он вызвал Бальтазара, который на-
128
ходился неподалеку. После очень сухого и формального
извинения он вышел. Я облегченно вздохнул и вернулся
на свой КП.
Через несколько дней меня вызвали к Бальтазару,
который показал мне мою письменную характеристику.
Она буквально исходила желчью: «высокомерен, нена-
дежен, незрел, негоден командовать батареей...» Эти
слова воспринимались с трудом. Я кипел от бессильной
злости. Я прилагал все усилия, чтобы сдержаться. На его
вопрос «Можете вы что-то сказать?» я сказал, что нет, и
вышел. Бальтазар наслаждался ситуацией. Все вокруг
казалось бессмысленным.
Нужно ли было сказать, что после жалобы я руководил
10-й, а теперь и 11 -й батареями уже долгие месяцы? Не
вышел ли мне боком мой отказ? Не была ли злобная, не-
объективная и нечестная характеристика куда хуже мел-
кого взыскания? Как отреагирует командир полка? Буду
ли я, по крайней мере, переведен от Бальтазара? После
мимолетного удовольствия от получения извинений этот
удар казался действительно чувствительным.
И что теперь? Что я мог сделать против такой харак-
теристики? У кого спросить совета? Был обер-лейтенант
Окер, служивший в 10-й батарее в 1940-м, а теперь слу-
живший юристом в 71-й пехотной дивизии. И все же я
знал его недостаточно хорошо, чтобы искать сейчас его
совета.
Звонок командира полка вырвал меня из мрачных
дум:
— Вы должны немедленно принять 2-ю легкую бата-
рею. Недавно убит обер-лейтенант Вакерманн, и с тех
пор там нет порядка. Вы наведете там порядок. Кроме
того, вас нужно перевести из IV батальона. Вы это пони-
маете, после того, что случилось?
— Конечно, герр оберст-лейтенант! Но разве герр
оберст-лейтенант... — я осекся.
— Что еще? Что значит это «но»?
5 В. Вюстер
129
— Согласно характеристике, которую вы явно еще не
видели, я полностью негоден к командованию батаре-
ей, — ответил я.
— Ваша характеристика лежит передо мной. Я с ее
выводом не согласен, так что принимайте 2-ю батарею.
С этим все! — ответил он. (В личном деле Вюстера нет
никаких следов отрицательной характеристики, так что,
похоже, фон Штрумпф не передал ее в армейское управ-
ление кадров. Несмотря на низость действий Бальтаза-
ра, фон Штрумпф считал его прекрасным командиром
батальона и дал ему прекрасную характеристику.)
Это было прекрасным решением, и я был перепол-
нен радостью. Однако мне пришлось скрывать радость,
чтобы не оскорбить чувств солдат 11-й батареи, оста-
вавшихся верными мне. В любом случае я был также рад
уйти от «тяжеловесов». Легкая артиллерия казалась мне
более благородной, более кавалерийской по духу и не
требующей такого тяжелого труда.
Здесь в моих мыслях обнаружилась некоторая непо-
следовательность, потому что я собирался поступить в
академию и заняться конструированием орудий и разви-
тием вооружений. В любом случае научно-технический
аспект артиллерии был важнее, чем дух наездника, су-
ществовавший в легких батальонах, потому что о пло-
хом качестве лошадей напоминать не приходилось. Мне
нужно было стремиться в армейскую артиллерию, чтобы
изучить более тяжелые пушки. Я бы приобрел более ши-
рокий практический опыт для дальнейшей учебы. Я пе-
реписывался с начальником материально-технической
части армии оберстом Карлом. Он присылал мне учеб-
ные материалы по математике. Его всегда интересова-
ли офицеры с образованием и способностями к научной
работе. Однако вступительный экзамен далеко превы-
шал мой уровень знаний. Мне понадобится время, что-
бы изучить присланный материал, но пока его у меня не
было.
130
В счастливом и уверенном расположении духа я от-
правился на располагавшийся неподалеку наблюда-
тельный пункт 2-й батареи, удобно расположившийся в
здании какого-то учреждения. Чердак был изрешечен, в
бетонном потолке над ним были многочисленные дыры,
но остальные перекрытия — включая толстое над под-
валом — давали надежное убежище. Главная комната
в подвале была дополнительно усилена деревянными
балками и подпорками. Все было выкрашено масляной
краской. Здесь, наверное, располагался русский штаб
высокого уровня. Стены были выкрашены белой кра-
ской, пол был деревянный, и даже имелись деревянные
нары. Была в подвале и печь. Через световые колод-
цы проходил дневной свет. Это было хорошее место.
В крепком световом колбДце поставили стереотрубу.
В стене, обращенной к Волге, артиллеристы пробили
наблюдательную щель. Они хорошо поработали над ней,
и она окупала все труды. У нас был самый фантастиче-
ский панорамный вид на центральный вокзал, на центр
города и весь путь через Волгу до Красной Слободы —
наблюдательный пункт лучший, чем в бункере 11-й ба-
тареи. Единственным недостатком была невозможность
наблюдать сектор соседней дивизии, но нашей 2-й бата-
рее это было неважно.
В тот же день я посетил артиллерийские позиции.
Мимо церкви из красного кирпича в общем направле-
нии летной школы шла широкая улица. К моему огром-
ному удивлению, я увидел, что орудийные позиции были
очень близко к бане, где я провел свою первую ночь в
Сталинграде. Артиллеристы обжились на этом месте и
даже сделали деревянные бункеры и вырыли землянки
для хранения снарядов для каждого из четырех орудий.
Они уже думали о приближающейся зиме и хотели обо-
сноваться здесь как следует.
Стоящие среди разрушенных деревянных и глино-
битных домов орудия окружал кольцевой бруствер, и
их было трудно обнаружить. Нужно было подобраться
131
Пригороды, идущие к западу от делового района Сталинграда, в основном
избежали ужаса бомбежек 23 августа и выдержали первые стадии немецкого
штурма — в основном из-за быстрого продвижения к реке 14 сентября, что
означало малое количество боев среди деревянных построек. Но со временем
советские обстрелы в попытке ослабить немецкие части опустошили местность,
при этом постепенно превратили пригород в свалку обожженного дерева,
листового металла и обугленной земли. Для бесперебойного подвоза припасов
немцы расчищали дороги от мусора и обломков
132
Краснокирпичная церковь на Двинской улице была местом, которое привлекало
любого немецкого солдата в центре Сталинграда. Она имела и символическое
значение, потому что солдаты соседней 295-й пехотной дивизии выбрали ее
местом, где был поднят германский флаг, что было запечатлено на пленку Но
ясно различимое здание служило ориентиром для крупных калибров артиллерии
Красной Армии, так что артиллерийские налеты на эту часть города были частыми
133
Трамвайная линия на Днестровской улице уходит за горизонт на востоке. Позже на
этом участке дороги появится знак: Achtung: Feindbesicht und Beschuss (Внимание:
находится под вражеским обзором и обстрелом)
Прекрасно замаскированные орудийные позиции 2-й батареи Вюстера. 105-мм
пушки едва видны, даже с близкого расстояния. Кроме орудия справа, на
заднем плане есть еще одно, с левого края церкви. На переднем плане видна
укладка снарядов. Хотя позиция находится в пределах досягаемости советской
артиллерии, гаубицы Вюстера ни разу не были обнаружены и его люди понесли
очень малые потери, в отличие от других батарей, расположенных глубже в тылу
134
Узкие ходы сообщения связывали каждый орудийный дворик с соседним (на
снимке гаубица — темная тень в середине). Для расчетов и снарядов были
выкопаны глубокие блиндажи, один из которых находится сразу за поворотом
хода. Расположившись так далеко впереди, Вюстер мог обстреливать цели,
недоступные другим
135
Один из блиндажей, построенных солдатами Вюстера у орудийных двориков.
Нужно было приложить много труда, чтобы сделать убежища как можно удобнее.
Для обшивки стен брались доски из деревянных домов, а для обстановки
использовалась брошенная мебель
почти вплотную, чтобы их заметить. Никогда раньше я
не видел столь отлично оборудованных позиций и не мог
чувствовать себя более довольным. Эти позиции нахо-
дились в пределах досягаемости вражеских минометов.
Мы думали перенести их чуть дальше к западу, но было
бы много сложностей со снабжением. С другой стороны,
только наша легкая батарея могла обстреливать боль-
шой участок Волги. Поскольку ее ни разу не обстрели-
вали,— возможно, потому что русские не ждали здесь
встретить батарею, вынесенную так далеко вперед, —
она так и оставалась здесь до конца.
Дерево для строительства и оборудования блинда-
жей можно было легко раздобыть в развалинах по окру-
ге. Здесь было легко обустроиться. Мы знали, что нам
придется жить здесь, на Волге, в наступающую зиму. Мы
надеялись, что летом 1943-го нас сменят и переведут во
Францию, чтобы полностью измотанная 71-я дивизия
наконец была переформирована.
136
Готовый блиндаж с последней недостающей деталью — дверью. Солдаты 71-й
пехотной дивизии тратили столько сил, потому что они знали, что эти убежища
надолго станут их домом
137
В начале октября, когда стало ясно, что дивизия будет удерживать зимние позиции
по Волге, были выстроены более постоянные убежища. На снимке: в гребень
широкой Дубовой балки, в 6 км от центра Сталинграда, встраиваются блиндажи.
Для земляных работ в основном использовались хиви. Блиндажи перекрывались
деревом, взятым в пригороде. Остатки этих блиндажей можно видеть и сегодня
138
В других батареях дела шли похуже. Их позиции были
на западной окраине города. Русские подозревали, что
они находятся там, и подвергали их непрерывному об-
стрелу. Дерево для строительства блиндажей нужно
было искать в самом городе, а потом с трудом достав-
лять на позиции.
1-й батальон был мне совершенно неизвестен. Ког-
да я пришел с рапортом о прибытии к своему новому
командиру, я наткнулся на молодого гауптмана, кото-
рый раньше служил в 31-м артиллерийском полку. Он
тепло меня поприветствовал. Его батальонный команд-
ный пункт находился у водочного завода. Производство
было в основном разрушено. Не считая пустых водочных
бутылок, в основном сплавленных в слитки стекла, здесь
больше ничего не напоминало об алкоголе. Но и здесь
были крепкие подвалы, позволяющие безопасное укры-
тие.
Оттуда я прошел к Волге. Мне навстречу вышел мой
проводник. Это был передовой наблюдатель нашей ба-
Однажды в октябре Вюстер взял свой фотоаппарат на наблюдательный пункт
на Волге. Его первым объектом съемки была центральная железнодорожная
станция. Справа пешеходный мостик, идущий к главному зданию вокзала и
Железнодорожной площади. Два больших здания на заднем плане заняты
немецкими частями
139
Перейдя мостик, Вюстер и его проводник срезали путь в центральные районы
через разбитое депо. Нужно было пересекать открытое место с осторожностью,
потому что советская артиллерия могла начать обстрел в любой момент
Перейдя пути, двое подошли ближе к реке, ненадолго задержавшись, чтобы
сделать этот снимок Саратовской улицы, идущей на север в сторону площади
9 января. В отдалении за молодыми деревьями находятся советские «крепости»,
включая «Дом Павлова» и мельницу
140
Вюстер и его проводник в глубокой траншее, идущей по верху волжского берега.
Река всего в 50 метрах справа. Большое здание на переднем плане — самое
южное из трех «Домов специалистов». Из окон и с балконов этого комплекса
немецкие пулеметчики и корректировщики обрушивали разрушительный огонь на
любую лодку пересекавшую реку
141
Мутноватый снимок центра Сталинграда, сделанный через несколько дней после
бомбежек 23 августа, ясно показывает различные позиции Вюстера в пригороде
и близость батареи к деловому району города
142
1) площадь 9 января, 2) площадь Павших героев, 3) церковь, 4) позиции
2-й батареи, 5) баня, 6) спиртзавод, 7) наблюдательный пункт Вюстера в жилом
доме
143
На обратном пути Вюстер снова фотографирует опустошенную станцию. На
горизонте видна колокольня церкви, иногда называемой немецкими солдатами
«кафедральный собор»
Последний снимок дня, сделанный на Донской улице в южную сторону, показывает
две разбитых «Катюши» на шасси Т-60, попавших на острие немецкого наступ-
ления. Знак на переднем плане — zum Bahnubergang — указывает направление
к железнодорожному переезду
144
тареи, стоявший на посту у Волги. Там стояли два захва-
ченных русских 76,2-мм орудия, которые охраняли берег
и должны были стрелять по любым кораблям на реке.
Мы называли эти современные орудия «ратш-бум»
(по-русски было бы «взрыв-бум» — сначала звук раз-
рыва, а потом звук выстрела. — Примеч. ред.). Звуки
выстрела и попадания разделяла лишь доля секунды.
Пушки стреляли унитарными снарядами и были очень
скорострельны. Полуавтоматический затвор при отдаче
выбрасывал пустую гильзу. Эти небольшие орудия пре-
красно справлялись и с ролью противотанковых.
Единственным недостатком этой интересной пуш-
ки был ее сравнительно гдалый калибр. 76,2-мм сна-
ряд вызывал лишь небольшие повреждения, а шрап-
нельные снаряды, которыми русские любили стрелять,
были еще менее эффективны. Может быть, нам стоило
чему-нибудь научиться у удивительно простой и легкой
конструкции пушки? Наши пушки хотя и были очень на-
дежными, но были слишком сложны и тяжелы для своего
калибра и огневой мощи.
Обращенные к Волге полбатареи были хорошо рас-
положены в развалинах высоких зданий у крутого бере-
га реки. Командой руководил унтер-офицер, живший со
своими людьми в подвале. Пост передового наблюдате-
ля стоял недалеко от нас, на лестничной клетке жилого
дома. Приходилось быть чрезвычайно осторожными,
потому что русские со снайперскими винтовками или
даже с противотанковыми ружьями шныряли тут и там,
подстреливая множество солдат-одиночек. Только когда
ты знал, какие районы под наблюдением у русских, ты
чувствовал себя в развалинах в сравнительной безопас-
ности. Со временем для повышения безопасности было
сделано многое — появились предупреждающие таблич-
ки, были развешаны экраны, перекрывавшие снайперам
поле зрения. Иногда даже рылись глубокие траншеи для
пересекающих определенные улицы, находящиеся под
145
наблюдением. Тем не менее нужно было пробираться с
осторожностью или — что даже лучше — иметь при себе
солдат, которые хорошо разбирались в местности.
* * *
Позже на моей новой батарее развернули 105-мм
гаубицу, чтобы стрелять по отдельным зданиям в городе
к востоку от района вокзала. К месту, где она располо-
жилась, можно было безопасно подойти только в темно-
те. Орудие несколько раз побывало в серьезном деле,
и каждый раз расчет нес потери. Такие задачи можно
было выполнять только днем, иначе было невозможно
навести орудие на цель. Перед первым выстрелом тоже
проходило слишком много времени, потому что гаубицу
нужно было силами расчета выкатить из укрытия на ог-
невую позицию. Два артиллериста толкали каждый свое
колесо, а другие двое упирались плечами в станины. Пя-
тый член расчета и командир орудия тоже старались как
могли, тянули и толкали. До того как первый снаряд вы-
ходил из ствола, эти солдаты оказывались легкой мише-
нью. Русские, которые издали видели, что происходит,
стреляли из всего, что у них было. Даже когда, казалось,
все в порядке и русским приходилось залечь, они про-
должали стрелять из минометов. Обычной практикой
было как можно быстрее выпустить 30—40 снарядов по
домам, занятым русскими, чтобы быстро втащить гауби-
цу обратно в укрытие.
Во время перестрелки расчет не слышал противни-
ка, потому что сам изрядно шумел. Если вражеские ми-
нометы точно пристреливались, расчеты замечали это
слишком поздно. Вообще, мы мало что могли сделать
своими легкими гаубицами. При стрельбе по толстым
кирпичным стенам даже наши снаряды с взрывателем
замедленного действия их не пробивали.
Снаряды с взрывателем, поставленным на удар, толь-
ко сбивали со стен штукатурку. (По концепции артилле-
146
Универмаг (Univermag), в немецких сводках проходящий как «партийное здание»,
был местом, где 71 -я дивизия объявила о победе: в полдень 26 сентября командир
191 -го пехотного полка поднял над зданием германский флаг. В комплексе зданий
находился Наркомторг СССР и Главунивермаг
147
Универмаг вскоре после его взятия. Фотография сделана адъютантом подполков-
ника фон Штрумфа во время инспекторской поездки командира полка в город.
Тяжелые бои продолжались в нескольких кварталах восточнее
Вюстер и его фотоаппарат тоже вернулись к деловому кварталу на этот раз — на
«Красную площадь», как она была известна немцам, но точное ее название —
«площадь Павших борцов». На снимке — внутренний двор комплекса Универмаг.
Справа в кадр не вошла рампа, ведущая в подвал универмага, — место исто-
рической важности, где четыре месяца спустя сдастся Паулюс
148
Похожие на кинжал остатки дома в северо-западном углу площади стали легко
различимым ориентиром и стоят безмолвным свидетельством разрушительной
силы, выпущенной на свободу Люфтваффе во время ужаса 23 августа 1942 г.
Адъютант фон Штрумпфа сфотографировал те же развалины с другой стороны
площади Павших героев
149
И снова площадь Павших героев глазами Вюстера. На заднем плане между двумя
большими зданиями виден театр. Отметьте, что дорожки очищены от обломков
Театр с более близкого расстояния. Здание перешло в немецкие руки только
после того, как солдаты 171-го разведбатальона перебили красноармейцев,
стреляющих с галерей, и выкурили защитников подвала, устроив на подвальной
лестнице костер из сброшенных вниз театральных кресел
150
Глядя вдоль по «театерштрассе» (Ломоносовсая улица) в сторону видной вдали
площади Павших героев
римского вооружения вермахта, для выполнения боевых
задач пехоте нужны не пушки с высокой пробивной спо-
собностью — что было едва ли не самым важным крите-
рием для артиллерии советской, — а гаубицы и пушки с
ослабленной баллистикой — чтобы снаряд, летящий по
довольно крутой дуге, мог сверху поражать любую ямку,
где залегла пехота. А по танкам стреляли пушки ПТО,
которые служили только для борьбы с танками. Здесь
автор описывает тот редкий случай, когда гаубицы не-
мецкой пехоте помочь не могли — чтобы пробить стену,
нужно что-то более противотанковое. — Примеч. пер.)
Мы стреляли половина на половину — снарядами мгно-
венного подрыва и с задержкой. Когда нам везло, мы по-
ражали амбразуру или через дыру в стене слали снаряд
внутрь дома. Мы не рассчитывали серьезно повредить
здания. Противнику приходилось укрыться от обстрела,
так что с последним снарядом, пока защитники не вер-
нулись на свои позиции, наша пехота могла войти в зда-
151
ние. Как бы то ни было, по этой теории мы и действова-
ли. В реальности из этих дорогостоящих действий мало
что выходило.
Понятно, что пехота просила артиллерийской под-
держки, и мы все знали, что находимся в большей бе-
зопасности, чем они. Думаю, поэтому наше начальство
соглашалось помочь, даже если наша помощь мало что
меняла. Почему бы пехотным полкам не применить го-
раздо более мощные 15-см пехотные орудия, которые
давали значительно больший результат, даже стреляя с
закрытых позиций? По-моему, у пехоты не хватало вооб-
ражения на то, чтобы как следует занять свою тяжелую
артиллерию.
Когда я под покровом темноты пошел на передовые
позиции наших пушек, то застал солдат в подавленном
настроении. На следующий день были запланирова-
ны такие же действия, и они боялись, что опять что-то
случится. Как «новый рекрут на батарее», я почувство-
вал, что должен принять участие в действиях, и пошел
изучать район цели. Я искал самую безопасную позицию
для орудия. Я нашел гараж с бетонной крышей. Сбоку
туда можно было закатить орудие. Тогда можно было
стрелять через отверстие на месте двери. Множество
всякого мусора свисало и стояло по дороге, маскируя
нашу позицию, но и мешая полету снарядов. И все же
позиция показалась мне многообещающей.
Наутро я попытался категорически разубедить мое-
го нового командира от использования орудий в боях
за каждый дом. Он согласился — в принципе, — но бес-
покоился, что это произведет плохое впечатление на
пехоту. Никто не хотел показаться сачком или трусом,
оставившим все рискованное дело пехоте. Он тоже, и
безуспешно, пытался уговорить пехоту использовать их
собственные тяжелые пушки. Но, как ни странно, пехота
была склонна использовать свои пушки как артиллерий-
скую батарею, а не сосредоточивая ее для поражения
отдельных целей. Это по идее было ее главным делом,
152
поддерживать свои полки во время независимых дей-
ствий. То и дело получая прозвище «цыганской артилле-
рии», артиллерия пехоты не понимала своего главного
предназначения — подавления точечных целей.
«Вы можете не идти туда, если не хотите», — сказал
в конце концов командир. Я был честен и сказал, что не
хожу искать опасности, если могу делать свою работу с
расстояния,— но особенно тогда, когда не вижу шансов
на успех. Конечно, я не обязан быть там все время, но в
первой операции в качестве командира-новичка я очень
хочу, чтобы меня видели там, на передовой. Я указал,
что подготовка к будущей атаке была проведена очень
хорошо.
Без особой серьезносТи я сказал: «Герр гауптман, вы
можете все оценить сами. На этот раз все условия хо-
роши, потому что мы можем незамеченными вкатить
орудие на позицию, и вы увидите, как мало мы сможем
изменить». Он согласился, и мы договорились о том, где
мы встретимся.
На КП батальона я узнал, что Бальтазара перевели в
артиллерийскую школу. Интересно, приложил ли руку
к этому переводу его добрый друг Шаренберг? Впол-
не возможно — если вспомнить, как медленно рассма-
тривался мой рапорт. Фон Штрумпф был произведен в
оберст-лейтенанты после Бальтазара, что делало мое
предположение менее вероятным. Почему столь всеми
уважаемый офицер получил производство так поздно?
Он был лучшим командиром, чем его предшественник,
чей стиль командования был едва виден.
Встреча с командиром сработала. Мы дошли до га-
ража. Все было тихо. Все приготовления тоже были сде-
ланы, но сейчас у меня было неприятное ощущение в
животе. Штурмовая группа пехоты стояла готовая захва-
тить назначенный дом. Мы последний раз все обсудили
с их лейтенантом. Атака должна была начаться на закате.
Первый выстрел был нацелен спокойно и точно. Мы как
следует постарались закрепить сошники станин, чтобы
153
орудие не откатилось по бетонному полу. Иначе каждый
выстрел превратился бы в каторгу. Из-за опасности по-
лучить при первом выстреле обвал мусора мы удлинили
спусковой шнур куском веревки.
«Ладно, давайте, — крикнул я. — Огонь!»
Выстрел — и поднялась прорва пыли, все остальное
было в порядке. Орудие стояло на месте. Пока его пере-
заряжали, я снова взглянул в панораму. После этого мы
начали быструю стрельбу. Из-за всей этой пыли и раз-
рывов в здании, по которому мы стреляли, я почти ни-
чего не видел. Нос и глаза были забиты пылью. Через
несколько снарядов русские ответили минометным ог-
нем, но для нас это была не угроза благодаря бетонному
потолку. Адский грохот, который мы создали, разбавили
сухие разрывы мин.
— Пошли, никакого толку, — сказал гауптман.
— Почему? — спросил командир орудия. Мы никогда
не выстреливали 40 снарядов быстрее, чем сегодня.
Еще один снаряд отправляется в камору 150-мм пушки s.l.G.33 пехотного полка.
Орудие стоит в здании на южной стороне Железнодорожной площади. Хотя это не
одно из орудий Вюстера, снимок дает хорошее представление о тяжелых условиях
работы артиллеристов в городе
154
Наш огонь на самом деле почти не повредил здание.
— Давайте закончим то, зачем мы сюда пришли, —
сказал я.
И мы так и сделали.
Отстреляв последний снаряд, мы вытащили гаубицу
из здания на другую безопасную позицию. Русские те-
перь знают, откуда мы стреляем, и завтра определенно
уничтожат эту позицию. Мы наконец могли отдохнуть,
глотнуть водки и покурить под защитой подвала. Я поч-
ти не курил, не получал от этого удовольствия, вдобавок
курение не помогало отвлечься или расслабиться. В нем
было больше социального, это было составной частью
солдатской жизни. Для многих солдат сигарета до или
после боя была важнее всего. Для них это было боль-
шим, чем просто привычка.
В этот раз атака на дом, занятый русскими, провали-
лась. Чуть позже второпях подготовленная атака без арт-
подготовки оказалась более успешной. Для нас это был
последний раз, когда мы применяли гаубицу в уличных
боях в Сталинграде. Теперь нам нужно было оттянуть га-
убицу обратно на позиции у бани. Ночью к ней подцепят
передок, в который запряжено шесть лошадей. Русским,
если получится, не дадут ничего узнать. Первым делом
мы поставили орудие за домами, чтобы можно было при
свете фонариков прицепить передок. Сначала все шло
по плану, но в депо орудие застряло на стрелке.
Лошади спотыкались о рельсы. Скоро мы справились
с этой проблемой, но она стоила нам драгоценного вре-
мени. С гораздо более неповоротливой тяжелой гауби-
цей возиться пришлось бы куда больше. Опыт всех за-
стреваний, полученный за время службы в 10-й батарее,
теперь оправдался: теперь солдаты видели во мне экс-
перта.
После депо местность резко пошла в гору, а силы у
лошадей не хватало. Нам пришлось делать короткие
передышки, подпирать колеса и начинать впрягаться в
155
тросы. К первым лучам рассвета мы наконец закончили
подъем и оставили орудие на холме среди домов вне
поля зрения русских, чтобы позже наконец поставить его
на позицию. Если бы у нас не получилось все это сделать
с первого раза, орудие пришлось бы бросить. Наконец
передок, лошади и солдаты уехали, чтобы прийти снова
следующей ночью. Конечно, если русские не обнаружат
тем временем наше орудие и не уничтожат его огнем ар-
тиллерии. На войне приходится надеяться на удачу.
Две мои русские пушки у Волги заработали четкое
очко на свой счет. Почти каждый день на закате рус-
ские посылали вниз по реке канонерскую лодку, обору-
дованную двумя башнями от Т-34 — быстро засыпать
снарядами наши позиции. Хотя особого ущерба она не
наносила, но была источником беспокой<;тва. Мои ар-
тиллеристы много раз ее обстреливали. На этот раз мы
пристрелялись по определенной точке, через которую
всегда проходил «монитор». В этот день лодка дошла до
нужной точки, оба орудия одновременно открыли огонь
и попали.
Поврежденная лодка встала у волжского острова и
смогла открыть ответный огонь. Пушки мгновенно отве-
тили. Лодка быстро затонула.
Из-за примечательности этой, в общем-то, обычной
дуэли она была упомянута в «Вермахтсберихт» 10 октя-
бря 1942 г. Несколько человек из моей «береговой обо-
роны» получили Железные кресты, чему, они, конечно,
обрадовались. Солдату тоже нужна удача — и считается
только успех. Достижения невезучих в счет не идут.
В то время как в секторе нашей дивизии ситуация по-
степенно улучшилась, когда последние здания и улицы
с высокими потерями были взяты, к северу от нас все
выглядело куда более бледно. В частности, за крупные
промышленные комплексы — тракторный завод «Дзер-
жинский», оружейный завод «Красные баррикады» и ста-
лелитейный завод «Красный октябрь» и другие — рус-
ские сражались безжалостно, и взять их не удавалось.
156
И наступающие, и защитники были безнадежно заперты
вместе в разрушенных цехах, где русские, лучше знаю-
щие обстановку, имели преимущество. Даже специаль-
ные саперные части, пущенные в ход, не могли перело-
мить ситуацию.
Однако Гитлер уже хвастался: Сталинград взят. Что-
бы взять город полностью, нужны были крупные свежие
силы, но таких у нас больше не было. Мы откусили боль-
ше, чем могли прожевать. На Кавказском фронте со-
бытия шли тоже не так, как мы планировали. Германия
дошла до предела своих возможностей, а враг еще не
ослабел — напротив, благодаря американской и союз-
ной помощи он становился сильнее.
Семьдесят первая пехотная дивизия готовилась к
позиционной войне вдоль Волги и готовилась к надви-
гающейся зиме. Мы надеялись, что в наступающем году
нас сменят свежие части. Было очевидно, что нашим
малочисленным дивизиям требовалась передышка и
переформирование. Все, кто еще был жив, были бодры
и мечтали провести лето во Франции. Снова заработала
система отпусков, приостановленная на время кампа-
нии.
Глава 4
ОТПУСК ДОМОЙ
В ближайшее же время дол-
жен был подойти мой отпуск, потому что позже, к Рожде-
ству, отпуска давали отцам семейств. Меня это устраи-
вало. Нельзя откладывать отпуск во время войны. Поль-
зуйся возможностью, когда она есть, иначе можешь ее
не дождаться.
Моя переписка с девушкой по имени Руфь развива-
лась в положительную сторону. Конечно, я хотел с ней
увидеться еще раз. К несчастью, ее брат Манфред, мо-
лодой пехотный лейтенант, 4 сентября 1942 г. был убит
подо Ржевом. Я думал о гибели моего командира орудия
4 сентября и о том, как мне в тот же день невообразимо
повезло. Совпадение или судьба — кто знает?
Эта утрата, конечно, сильно сказалась на Руфи и ее
семье. Письма от нее стали короткими и сдержанными.
Но все равно я начал серьезнее относиться к своим от-
ношениям с Руфью. Переписка с другими девушками,
которая велась «на всякий случай», постепенно сошла
на нет. Я не хотел никого обижать.
Шестнадцатого ноября я проехался на полевой кухне
на позиции, где стояли передки, к западу от города. Она
удобно расположилась в узком овраге. Землянки и ко-
нюшни были врезаны в его крутые стены. Только войдя
в овраг, можно было увидеть саму «деревню Передок».
Я редко сюда попадал. Место командира батареи было
на командном пункте, откуда можно было за считаные
158
минуты дойти до орудийных позиций в Сталинграде.
А визит на эту позицию стоил бы мне целого дня.
Абсолютным патриархом в мире передков и лошадей
был шпис, вместе с фуражиром, который был столь же
самостоятелен в делах своего лошадиного семейства.
Когда приходилось подписывать сводки численности
или другие бумаги, на КП приходил рехнунгсфюрер (каз-
начей), он же передавал мои распоряжения. Лишь из-
редка шпис приходил на передовую. Рехнунгсфюрером
сейчас был штабс-ефрейтор Эйкман, после гибели его
предшественника, которого я знал. Эйкман был навод-
чиком, но теперь получил квалификацию клерка. Он хо-
рошо делал свое дело и был крепким и сильным парнем,
приятным и надежным.
Почему он не выслужился до больших чинов? Было в
этом что-то неправильное. В отношении шписа я не был
так уверен. Он был профессиональным солдатом, кото-
рый знает, как иметь дело с вышестоящим начальством
любого ранга. Он точно знал, как себя вести с молодым
обер-лейтенантом вроде меня. Единственной его про-
блемой было то, что я видел его насквозь. Лейтенантом
я кое-чему научился, пока служил под командованием
Кульмана, чей хитрый шпис пытался обвести меня во-
круг пальца, а Кульман ему не препятствовал. Я быстро
узнал, что в защите своих интересов можно полагать-
ся только на себя. Это непросто, когда тебе 19—20 лет.
Шпис на 2-й батарее явно разочаровался во мне с пер-
вой встречи. Я не выказал никакой благодарности за
лишнее вино и сигары на обеденном столе. Напротив,
я отклонил все предложенные добавки. Я жил на стан-
дартном пайке обычного солдата на батарее. То же отно-
силось к бакалейным товарам. Солдаты у передков име-
ли возможность дополнить свой рацион — личный или
групповой, — когда бы им ни хотелось. И это при том, что
в степи вокруг Сталинграда ничего нельзя было найти,
кроме пары дынь, да и то не в это время года.
159
17 ноября меня подвезли на телеге в Гумрак, где за-
бирали почту. Ноги в кожаных сапогах замерзли. Земля
почти промерзла, и ночью падал первый снег.
Там, у станции, в сентябре я и увидел, как зенитка ве-
дет поединок с танками Т-34. В тот день у меня перед
глазами взорвался передок. Я бы давно забыл о конту-
женной тогда руке, если бы не чувствительная липома,
развившаяся в месте удара. На этот раз я ехал в Гумрак в
счастливом расположении духа. Я ехал домой и, конеч-
но, надеялся увидеть Руфь.
Поезд из двух пассажирских вагонов и нескольких то-
варных, запряженных в грузовик, уже стоял на погрузке.
Вместо резиновых покрышек грузовик был обут в вагон-
ные колеса. Таким образом, его можно было использо-
вать как локомотив. Поезд отъехал со станции не сра-
зу, было чертовски холодно. В купе не было отопления.
Наконец, мы поехали черепашьим шагом, часто делая
остановки, в Калач-на-Дону. Там нас переписали, выда-
ли дорожные пайки и в ночь на 19 ноября отправили ав-
тобусом на станцию Чир. Автобус ехал по дороге вдоль
западного берега Дона, где атаковал IV батальон. Боль-
ше всего пострадала 11-я батарея, и в высоких потерях
был виноват Бальтазар.
Глядя в темноту, я не видел, где мы едем, но в мыслях
был уже дома.
По контрасту с Калачом на станции Чир царил хаос.
Никто ничего не знал. «Все поезда идут на запад. Найди-
те себе место сами!»
На рельсах стояли несколько поездов с крытыми то-
варными вагонами и несколькими пассажирскими, спе-
реди у каждого был паровоз. Ни один машинист не знал,
в каком порядке они отправятся. Пассажирские вагоны
были переполнены солдатами, и места в них не было.
Другие солдаты стояли в промерзших товарных вагонах.
Я наконец смог найти стоячее место в первом отходя-
щем поезде.
160
Поезд медленно отошел от станции. День клонился
к полудню. Острый ледяной ветер заставлял нас топать
ногами и махать руками, чтобы согреться. В такой холод
нельзя было заснуть, многие ругались. Что оставалось
делать? Поезд часто вставал безо всякой причины. На
одной из первых остановок я поговорил с несколькими
офицерами и смог найти себе место в пассажирском
вагоне. Там смогли потесниться и пригласить несколько
человек внутрь. От тепла тел в купе было теплее. «Лучше
вонь, чем холод» всегда было девизом немецкого сол-
дата.
Все более сильный холодный ветер, свистевший в
каждой щели, заставил слишком длинный поезд остано-
виться из-за заносов. Попытки пробиться рывками взад
и вперед были тщетны. Паровозу просто не хватало сил.
Прошли часы, пока не прибыл более мощный паровоз.
Поезда, идущие следом, не могли обогнать нас на од-
ноколейном пути. Когда мы наконец доехали до огромной
станции в Ясиноватой, я смертельно устал, промерз до
костей и был в скверном расположении духа. Оттуда по-
езда шли по стандартной германской колее. Ясиноватая
была пересадочным узлом в широкой сети русских од-
ноколейных железных дорог. При обшарпанной станции,
оставшейся с царских времен, не было никакого жилья,
но подавали горячую и холодную еду, и можно было не-
много обогреться. Каждый стал рыскать по окрестностям
в поисках чего-нибудь, что можно взять домой. Можно
было переночевать в одном из деревянных зданий непо-
далеку. Я решил так и сделать в компании с несколькими
незнакомыми офицерами. Я испытывал непреодолимое
желание спать, а следующий поезд должен был отойти
не раньше полудня на следующий день.
В деревянном доме жила большая семья русских.
Они потеснились и предложили нам постели. Они, ка-
жется, были готовы к приему «гостей» и нашли нам чи-
стое постельное белье. Нам показалось, что риск под-
хватить клопов и вшей слишком велик. Мы устроились
6 В. Вюстер
161
на полу перед печкой. Один из нас заснул даже на столе.
«Управляющие отелем» счастливо согласились с нашим
выбором.
Во многих русских домах в центре стояла большая
кирпичная печь, проходящая через несколько этажей,
обогревающая прилегающие комнаты и используемая
для готовки пищи.
Окна, на зиму оборудованные дополнительным сте-
клом, не открывались. Между слоями стекла для тепло-
изоляции были насыпаны опилки. В комнаты доходил
лишь слабый дневной свет. Были проблемы и с гигиеной.
В сильные холода воды было мало. Стирка и личная ги-
гиена сокращались до минимума. Тем не менее обита-
тели дома показались нам чистыми. Они делали для нас
все что могли и были дружелюбны.
Они сделали вкусную еду из наших припасов, так что
хватило и им самим. В основном их интересовал наш
«коммисброт» и консервы. Мы завоевали доверие рус-
ских детей шоколадом и конфетами. Когда мы просну-
лись на следующее утро, солнце уже светило и ярко бле-
стел снег, отражая свет в нашу комнату через небольшое
окно. Только одного из нас кусали клопы — того, кто спал
на столе. Мы решили, что это справедливо — он и так за-
нял лучшее место.
После легкого завтрака мы вернулись на станцию.
Там уже стояли несколько отпускных поездов, которые
шли и на север, и на юг. Дорога на запад, через Киев и
Ковель, вела нас в Германию. Наш поезд был оборудо-
ван деревянными сиденьями, и с каждого конца вагона
было по печке, так что внутри было замечательно тепло.
Еще перед отправлением поздним утром поезд был по-
лон. Стояло 20 ноября 1942 г. Русские еще 19-го начали
крупное наступление на окружение Сталинграда, о чем я
узнал позже.
Еще в нашем вагоне ехало несколько железнодорож-
ных служащих в темно-синей форме с белыми нарукав-
ными повязками с надписью «Германский вермахт». Эти
162
повязки должны были подтверждать их статус комба-
тантов в случае захвата в плен, согласно требованиям
международных конвенций. В противном случае с ними
обошлись бы как с наемниками, имей они оружие в руках
или нет.
В Ясиноватой все железнодорожные перевозки осу-
ществлялись железной дорогой рейха, в то время как
ближе к фронту это делали саперы-железнодорожники.
Путешествие по заснеженной местности было скучным.
Слева и справа были видны кусты, посаженные, чтобы
у дороги не скапливался снег. Он, однако, загораживал
весь обзор справа и слева. Иногда мы проезжали мимо
плохо различимых деревень. Поезд часто вставал на об-
гонном пути, чтобы пропустить встречные. На каждой
железнодорожной станции мы видели собранный во-
енный металлолом, в основном танки, идущие на пере-
плавку на немецких заводах. Большую часть времени мы
проводили за разговорами.
Железнодорожники много где бывали и много болта-
ли. Они явно гордились тем, что знают о русском контр-
наступлении, направленном на румынский и итальян-
ский секторы фронта. Как союзники они должны были
обезопасить тыл сталинградского фронта.
Повод для беспокойства был. Почему бы русским не
использовать свое знание зимней войны и не атаковать
нас в слабых местах, что они сделали прошлой зимой?
«Кабинетная стратегия» железнодорожников, которые
ничего не знали наверняка, нас не интересовала. Мы не
видели под Сталинградом непосредственной опасно-
сти. Мы лишь жалели, что русских не выгнали с западно-
го берега Волги.
Железнодорожники были настроены скептически.
Везде всего не хватало, а войну нельзя выиграть одни-
ми импровизациями. Не хватало паровозов, а также угля
для них. Еще хуже был недостаток подвижного состава.
Отчаянно не хватало эксплуатационных и ремонтных
мощностей, а нужные запчасти редко оказывались там,
163
где они были нужны. Нужно было прокладывать дополни-
тельные пути.
Британо-американские воздушные налеты были ощу-
тимым ударом, больше, чем это официально признава-
лось. Без новых поставок запас уловок и хитростей ско-
ро кончится. Без новых ресурсов даже самые смелые не
смогут ничего сделать...
Дальше они и вовсе впали в брюзжание и поражен-
ческие разговоры. Нас не трогало их штатское нытье.
Пусть радуются, что не на фронте, где все гораздо хуже.
С другой стороны, мы спрашивали себя, куда делись бо-
еприпасы и почему мы все еще торчим в Сталинграде,
вместо того чтобы послать пару свежих дивизий и вы-
бить наконец русских из промышленных комплексов как
пробку из бутылки. Работа уже почти сделана.
Потом мы сменили тему на более приятную — Фран-
ция. Да и железнодорожникам хотелось бы туда попасть.
Там хорошо. Другие служебные обязанности, развлече-
ния и маленькие магазинчики на каждом шагу.
Ездить через Югославию не нравилось никому. Там
все время что-то происходило. Наемники и так назы-
ваемые бандиты устраивали засады и подрывали мо-
сты и туннели. Макаронникам нельзя было доверять
по-настоящему. Иногда они даже крутили какие-то дела
с балканцами. Только хорваты были достаточно тверды,
чтобы сохранять порядок и пресекать любое сопротив-
ление.
Немцы редко использовали слово «партизан». Мы
чувствовали, что это возвышающий эвфемизм, при-
думанный Советами для оправдания своей жестокой
войны банд, противоречащей международным законам
и чаще всего бьющей по мирному населению. Мы на юге
редко имели дело с партизанами. Но в центральном сек-
торе они были крупной проблемой.
Железнодорожники снова стали драматизировать
события. «Да, там, на севере, у литовцев и эстонцев, все
164
Солдаты, направляющиеся домой с фронта («фронтурлаубер») получают
«фюрергешенк» (подарок от фюрера) -- пакет с продуктами, которые дома стали
редкостью, такими как кофе, сахар, сухофрукты, а также с другими вещами для
личного пользования
под контролем. Там их безжалостно наказывают при лю-
бом намеке на сопротивление».
Тема разговора сменилась на подвиги наших солдат,
на бомбежки железнодорожной системы и другие более
приятные и интересные темы — в основном на рассказы
о женщинах. Я ничего не мог добавить в разговор, пото-
му что в этой области мой опыт был невелик.
Поезд наконец прошел по большому мосту, идущему
через Днепр, в Киев. На платформах кипела бурная дея-
тельность. Там было множество замерзших итальянцев,
бегающих туда и сюда в своих тонких шинелях. Видно
было и их офицеров в мундирах, почти сплошь покры-
тых золотым шитьем. Все они выглядели подавленны-
ми. Наверное, как следует получили на русском фронте.
В своих смешных головных уборах — шляпах с перьями
и «ночных колпаках» — итальянцы ярким и красочным
зрелищем выделялись из всего окружения. По контра-
165
сту мы, немцы, были, конечно, зрелищем серым и суро-
вым.
По отбытии из Киева я внимательно смотрел из окна,
пытаясь понять, узнаю ли что-нибудь из виденного осе-
нью 1941-го.
Как ни странно, поезд прошел через курортный го-
род Будаевка, где я когда-то провел с шестой батареей
несколько дней отдыха, еще до появления Бальтазара.
Если бы я только остался во втором батальоне. Меня вы-
звал бы майор Нойман, и я бы избавился от большого
беспокойства.
Петер Шмидт из лучших побуждений добился моего
возвращения в IV батальон. Записали ли его бессмыс-
ленную смерть у Дона на счет глупости Бальтазара?
В потрясениях военного времени я уже давно забыл его
лицо. В Ковеле мы, казалось, вернулись во времена ка-
зарменного бытья: санобработка, еда, получение про-
дуктовых посылок, объявление благодарности фюрера
войскам, печать на отпускном свидетельстве — и мы по-
катили дальше.
Теперь дата на наших бумагах обозначила начало от-
пуска, а заканчивался он в тот день, когда там, на роди-
не, мы сядем в поезд, идущий в сторону фронта. Весь
остаток пути мы ехали на нормальном курьерском поез-
де. Паровоз подавал тепло в вагоны. Спереди был вагон-
кухня, где продавали горячую пищу и напитки.
Обязательную санобработку в Ковеле пришлось при-
нять как есть, хотя вшей у меня никогда не было. Поезд
был не полон. Я делил купе первого класса с незнако-
мым офицером. Поезд останавливался всего несколько
раз, и мы смогли проспать почти всю дорогу. У меня на-
копился огромный недосып, и стоило отоспаться впрок.
Несколько дней отпуска были слишком драгоценны, что-
бы тратить их на сон.
Слухи гуляли туда и сюда, сосредоточившись на
одном: Сталинград, кажется, окружен русскими, кото-
рые прорвались через румын и итальянцев. Их оборона
166
просто растворилась. Я и другие военные, едущие из
Сталинграда, яростно спорили, поскольку город твер-
до удерживался в немецких руках, кроме узкой полоски
вдоль Волги на северной окраине.
Бои слегка притихли, и зимой будет спокойнее. Нет, у
нас не было никакого беспокойства за Сталинград.
До Эйхенберга я ехал без пересадок, и, проехав не-
сколько километров дальше, я был дома, в Геттингене.
Прием был, конечно, теплый. Оказались кстати продук-
товая посылка и другие подарки, хотя о голоде речи и
близко не шло. Дома все осталось без изменений. Город
был практически не тронут бомбежками. Конечно, до-
ставляли беспокойство пайки и продуктовые карточки,
но в теперешних условиях жить было можно. Национал-
социалисты были хорошими организаторами. Если бы в
1945-м победители и их немецкие помощники оставили
бы действовать уже существующую систему распреде-
ления, было бы меньше голода и страданий. Однако в то
самое время все, связанное с национал-социализмом,
было «фу» и должно было исчезнуть.
Мне редко попадались мужчины призывного возрас-
та. В Геттингене уже многие погибли или были ранены.
Первым делом надо было нанести самый важный ви-
зит — к моей Руфи. Она жила в Идар-Оберштайне. Вско-
ре после приезда домой я поехал к ней. Доехав до Идар-
Оберштайна и поселившись в отеле, я позвонил Руфи.
Ее голос в телефонной трубке показался больным. Она
уверяла, что у нее болит горло и она не сможет прийти.
Автобусы во время войны не ходили, и мне пришлось
бы садиться на поезд, чтобы возвратиться через Фиш-
бах. Оттуда в девять утра отходила почтовая машина на
Херштайн, а остальную часть пути пришлось бы пройти
пешком. Машина брала максимум троих. Так что шанс
попасть на нее был невелик. Я ожидал от Руфи более ра-
достного приема, меня охватило разочарование.
Руфи недавно исполнилось 19, и, надеюсь, она по-
теряла хотя бы часть застенчивости. Приехав в Идар-
167
Оберштайн, я просто не мог повернуться и уехать. По-
чтовая машина стояла у почты в Фишбах-Вайербахе.
Пассажирские места в желтом фургоне уже были заняты
пожилыми женщинами, но никто не оставил бы снаружи
солдата, приехавшего в отпуск. Они нерешительно под-
винулись и переставили свои корзины в багажное отде-
ление, куда я тоже запихал свой чемодан и саблю.
Мы ехали через деревни, привозя одни мешки с по-
чтой и забирая другие. Поездка закончилась в Херштай-
не, маленьком городишке, построенном в Средние века,
город до сих пор окружала крепостная стена. К несча-
стью, никто из женщин не вышел раньше, теснота и неу-
добство продолжались до самого конца.
Спросив дорогу, я двинулся в путь и вскоре догнал
женщин, идущих туда же. Я хотел по-быстрому обогнать
их, но они разговорились и задержали меня. Это были
«хомячихи», женщины, которые шли от фермы к ферме,
покупая столько еды, сколько могли унести. Может быть,
не только для своих нужд, но и, скорее всего, на про-
дажу.
Офицер в отпуске обычно ходит с пустыми руками и
не тащит на себе ничего. Мой чемодан был не тяжел, но,
вместе с саблей, создавал некоторое неудобство. Жен-
щинам с пустыми корзинами и сумками было намного
легче. Но, по крайней мере, местность вокруг была оча-
ровательна. Наконец, я смог отделаться от «своих» жен-
щин, вдруг сорвавшихся к отдельно стоящей ферме.
Идти в одиночку было скучно, и меня раздражал чемо-
дан. Дорога шла через еловые посадки вверх по крутому
склону. На горизонте я заметил стройный женский силу-
эт, движущийся мне навстречу. Не Руфь ли это? Это было
бы здорово, но она же простудилась. Двигаясь навстречу
друг другу, мы вскоре сошлись, это и вправду была моя
Руфь, рядом с которой шла жесткошерстная такса. Руфь
дружелюбно, но слегка застенчиво улыбнулась мне. Мы
мимолетно поцеловались. Я стал чаще перекладывать
168
чемодан из одной руки в другую, потому что это давало
возможность еще раз обнять и поцеловать Руфь.
Я был счастлив и умиротворен — кажется, теперь от-
пуск пройдет хорошо. Простуда Руфи чудесным образом
исчезла. Она свободно и естественно болтала со мной,
пока мы шли к старому зданию школы в Викенродте, в
котором она жила. Руфь вела меня напрямик, по лугу,
чтобы избежать пересудов в деревне. Сначала я встре-
тил в коридоре ее мать. Она носила черное и выглядела
опечаленной. Недавно в России убили ее единственного
сына.
Как и все остальные, после окончания школы он по-
шел служить. Кроме прочего, его привлекли рассказы
офицеров, приезжавшие в школу во время французской
кампании и говоривших о победах на западе.
В 1942-м брат Руфи попал на фронт в чине пехотного
лейтенанта и был убит во время минометного обстрела
в одном из своих самых первых боев.
Чтобы не усугублять ее горя, я не стал говорить о сво-
ем военном житье. Это было просто — я хотел провести
отпуск в мирнем месте, подальше от войны. Мне удалось
выбросить из головы весь жесткий опыт последних ме-
сяцев. Форма не напоминала мне о войне. Я гордо носил
ее и надеялся как-то впечатлить ею Руфь. Как бы я хотел
проехаться перед ней верхом!
Носить штатское я не хотел. Я давно вырос из школь-
ной одежды. Форму я носил с весны тридцать восьмого.
У меня были прекрасные костюмы, сшитые для меня в
Бельгии и Франции, но они были черными, вечерними.
Светлых тканей теперь не было.
Из-за войны отец Руфи стал директором школы в
большой соседской деревне и снял там комнату, чтобы
не делать каждый день долгих переходов. Общественно-
го транспорта там не было, а ездить на своей машине он
не мог из-за скудных карточек на бензин. В тот день он
сделал исключение и приехал домой после обеда, чтобы
взглянуть на меня. Он был крепким, приветливым и жи-
169
вым человеком. В разговоре я узнал, что в Викенродте
жили протестанты, в то время как в Бунденбахе, где он
теперь работал, католики, и эта разница с самого начала
добавила сложностей ему как директору. Еще католики
были скептически настроены к национал-социализму.
Как все учителя, он был членом партии и занимал в де-
ревне важный пост ортсгруппенляйтера (политический
руководитель крупнейшей административной единицы
в крейсе (районе), состоящей из нескольких деревень
или малых городов, или части крупного города, в кото-
рой проживает 1500—3000 семей) в ранге блоквартса
(квартального надзирателя). После 1945 г. его посадили
в тюрьму, но потом освободили как явного оппортуни-
ста, а не ревностного наци.
Нет, он никогда не был злобным наци. Он даже уча-
ствовал в делах местного церковного прихода, что не
нравилось НСДАП. В деревне люди обычно не задумы-
ваются о политике — если только она сама не влезет в
ссору между соседями. Во вскяком случае, теперь я
знал, что и Руфь была протестанткой и религия не могла
встать между нами.
В школе было тепло и уютно. Я избаловался на хоро-
шей еде, которую в деревне тогда еще можно было най-
ти. Я гулял с Руфью по красивым окрестностям, не для
того, чтобы нагулять аппетит, а ради того, чтобы поцело-
ваться с ней или поговорить о пустяках. В гостиной мы
редко бывали одни, даже если хотели.
Мать Руфи все время работала в примыкавшей к го-
стиной кухне и то и дело высовывала голову в дверь,
чтобы о чем-то спросить или вставить свою реплику.
Многочисленные комнаты на первом этаже, над боль-
шим залом, не отапливались. Так что у нас было немного
возможностей оказаться друг с другом так близко, как
нам хотелось. Приходилось остановиться на бесконеч-
ных поцелуях. Но нам и этого хватало, чтобы сблизить-
ся насколько возможно, и мы говорили о помолвке и
свадьбе. Это было как раз то, о чем я не мог не думать.
170
Ранняя женитьба положила бы конец моему вынужден-
ному воздержанию. В те времена идеал в виде невесты-
девственницы, которая выходит замуж за человека,
способного ее содержать, был возможен экономически,
лишь если муж успевал получить образование. Имея чин
обер-лейтенанта, я соответствовал этому критерию —
до определенной степени. Так что мужские добрачные
упражнения приходилось отложить.
Руфь казалась мне привлекательной и прекрасной
женщиной во всех отношениях, не только своими длин-
ными темными волосами и приятной внешностью, но и
ее нежной душой. Естественно, она встрепенулась, когда
я произнес слово «помолвка». Когда отец Руфи вернул-
ся в Викенродт на выходные, я попросил у него руки его
дочери, довольно формально и зажато. У меня не было
твердого представления, как себя вести в такой ситуа-
ции. Так что, следуя своей офицерской привычке, я взял
быка за рога, чтобы покончить с неопределенностью.
Ответ отца был довольно неуклюжим: «Ну, что я на это
скажу? Руфи едва исполнилось 19, она еще слишком мо-
лода. Я должен посоветоваться с женой. А что сама Руфь
думает по этому поводу?» Мы еще поговорили о каких-то
неважных вещах, а потом он позвал Руфь. Ее мать тоже
сказала пару фраз. Руфь засмущалась и покраснела, но
сказала ему простое и однозначное «да». На этом во-
прос был решен. Мы устроили небольшое празднество в
узком семейном кругу, хотя было трудно сделать что-то
сверх того гостеприимства, которым я и так пользовал-
ся. Теперь я хотел как можно скорее добраться до дома,
представить родителям свою невесту.
Я позвонил им и рассказал о помолвке и сказал, ког-
да мы у них будем. Следующие несколько дней в доме
Бёкелей пролетели как миг. Во всей округе выпал пер-
вый снег. Отец Руфи убедил сельского старосту отвезти
молодую пару на станцию в Кирн на своей коляске. Это
было романтичное путешествие по заснеженным лесам
и долинам.
171
Поезд до Франкфурта был переполнен. Место было
только в купе первого класса. Безо всякого смущения
мы вошли и сели. Остальные пассажиры, должно быть,
заметили, насколько мы любим друг друга. Начался ста-
рательно направляемый разговор, который Руфи совсем
не понравился. К тому времени, как у нас стали прове-
рять билеты, ей хотелось взять и исчезнуть. Кондуктор
отпустил меня безнаказанным, а за ее билет первого
класса пришлось доплачивать. До Франкфурта это было
дорого. Там мы надеялись найти место в купе второго
класса. Руфь чувствовала себя так, словно ее поймали
на воровстве.
Во Франкфурте была долгая стоянка, которую я не хо-
тел проводить в зале ожидания на станции. Помахав от-
пускными бумагами, я купил нам обед в большом отеле
через дорогу от вокзала.
Потом, сидя в экспрессе, идущем из Франкфурта, я
обнаружил, что наше купе — первого класса, понижен-
ное до второго. Соответствующая табличка была до-
вольно слабо приделана на сдвижную стеклянную дверь
купе, так что я ее снял и сунул на полку для багажа. Те-
перь купе было только нашим, мало кто в те времена ез-
дил первым классом. В поезде было мало народу, места
хватало всем. Купе было нашим. Только на остановках,
когда сходящие и севшие пассажиры ходили по коридо-
ру, мы вели себя прилично. Мы почти не видели пейзажа
за окном. Поцелуи и объятия заставили время поездки
пролететь незаметно.
В Геттингене нас встречала моя сестра. Ей за пару
дней до того исполнилось 18, и я был потрясен тем,
как она превратилась из младшей сестренки в женщи-
ну. Она была очень приветлива и даже держала в руках
несколько цветов. Родителям понравился мой выбор, и
они встретили нас тепло как никогда. В качестве меры
предосторожности отец нанял детективное агентство
разузнать о семье Бёкелей. Результаты его успокоили.
Узнал я об этом уже позже, совершенно случайно. Мо-
172
жет быть, родители хотели, чтобы я женился позже, из-
за смутных времен, в которые мы жили, но они видели,
как я был влюблен. Кроме этого, им понравилась Руфь.
Но теперь люди открыто стали говорить о превос-
ходстве русских в искусстве зимней войны и о боль-
шом наступлении, которое замкнуло в окружении нашу
армию в Сталинграде. Военные сводки по радио почти
все были о Сталинграде. Я не мог в это поверить. Когда
я уезжал, ситуация казалась устойчивой. Родители мои,
однако, сомневались. Чему верить? Я не хотел, чтобы
что-то омрачало время, проведенное с Руфью. Узнаю,
что произошло, когда вернусь в Сталинград. Так что я не
тратил времени на раздумья о войне — я жил сегодняш-
ним днем и был более счастлив, чем когда-либо раньше.
Объявления о помолвке, которые мы разослали, были
написаны в самом традиционном стиле, но — по случаю
ограничений военного времени — на мягкой газетной
бумаге. Отец думал, что сначала помолвку должен одо-
брить мой командир полка. В общем, он был прав.
Но я об этом не знал и колебался: «Помолвки случа-
ются неожиданно, как буря, потому что ничего нельзя
предсказать, так как я могу просить разрешения, если
я не знаю, когда состоится свадьба? До нее еще много
времени — и, кроме того, мне вряд ли откажут в отпуске
для свадьбы, когда у меня отец — государственный слу-
жащий и партийный функционер. Что еще им может быть
нужно?»
Я тщетно надеялся, что в родительском доме мы
сможем сойтись ближе, — этого не случилось. Мать все
время была рядом с нами, или сознательно, или из лю-
бопытства, или из материнской заботы. Мы так и не про-
двинулись дальше поцелуев и объятий.
В те дни родителей могли наказать за «купеляй»
(сводничество. — Примеч. пер.), если бы они позволили
помолвленной паре спать вместе. Такие уж были законы,
хотя их то и дело нарушали.
173
В госпитале в Геттингене я навестил одного-двух ста-
рых школьных друзей. Один из них, будучи пехотинцем,
сильно обморозил пятки зимой 1941—1942-го, и ему не-
сколько раз проводили ампутации. Война для него кон-
чилась. Я еще не дошел до того, чтобы ему завидовать.
Мы были еще молоды и не могли представить себе жизни
инвалида. Другой мой друг был серьезно ранен в горло,
но уже выздоравливал. Поскольку запасная часть наше-
го полка стояла в Геттингене, я зашел и туда. Я встретил
множество товарищей по оружию, которые ждали назна-
чения на фронт после выздоровления. Остальные так и не
попадут на фронт. Они обучали молодых рекрутов. Мой
однорукий радист теперь служил в чине унтер-офицера.
Его, кажется, все любили. Мой старый командир, майор
Фиттиг, тяжело раненный в плечо под Киевом, был рад,
когда я, проходя мимо, задержался около него. Я не стал
говорить ему о проблемах с его преемником.
Там был и Кульман. Он был в прекрасном располо-
жении духа и не торопился на войну. С другой стороны,
Футтигу не терпелось обратно на фронт. Кульман днем
муштровал новобранцев, а вечером любил ходить в ста-
ром Геттингене по многочисленным барам. Он получал
от войны наслаждение и чувствовал себя в военной фор-
ме важной персоной. Как бывший госслужащий, он всег-
да чувствовал свою малозначительность, а теперь все
было по-другому. Он был слишком милитаризован, хотя
и не всегда в плохом смысле слова.
Конечно, я с ними выпивал, и мы были лучшими дру-
зьями. Я больше их не видел. Футтигбыл убит в Польше
незадолго до конца войны, Кульман умер до того, как я
вернулся из плена.
Мой добрый друг Клаус Петерс был в отпуске по ране-
нию после легкой раны. Как же я был доволен, что могу
с ним посудачить о своей прекрасной невесте. Клауса
я тоже больше не видел. В 1944-м он погиб в России в
чине пехотного лейтенанта. Родители его были стары-
ми, а Клаус у них был единственным. Мать так и не опра-
174
вилась от потери и ни с кем не хотела разговаривать об
этом.
Последние дни отпуска, к сожалению, пролетели
очень быстро, но это были лучшие дни моей жизни. Мо-
жет быть, на будущий год мы поженимся. Многие моло-
дые офицеры-фронтовики женились рано и оставляли
молодых вдов, с детьми или без. На станции я поцеловал
Руфь на прощание, и она исчезла... на годы. На долгое,
долгое время все, что мне оставалось, — это воспоми-
нания о ней.
Глава 5
ВОЗВРАЩЕНИЕ В «КОТЕЛ»
На следующий день я пу-
стился в обратный путь на фронт, выбрав дорогу через
Ганновер. В Ганновере я смог переночевать у бабушки и
дедушки. За ночь несколько раз объявляли воздушную
тревогу, но этого было недостаточно, чтобы заставить
меня выбраться из теплой постели. Без остановки гро-
хотали зенитки. На Ганновер британские самолеты нале-
тали часто, много домов было разрушено, много людей
погибло, особенно в промышленных районах. А позже
начался настоящий воздушный террор. Бабушка была
очень встревожена.
Дедушка был в больнице с анемией, — возможно от
плохого питания. Он был крупным мужчиной с округлой
фигурой, привыкшим много есть. В городах это было
уже невозможно. Он был счастлив увидеть меня и ждал
возможности познакомиться с Руфью.
Эта встреча была, пожалуй, последней. Больше я
дедушку не видел. Он снова поднялся на ноги, но умер
летом 43-го, когда меня объявили пропавшим в Сталин-
граде без вести и дома все были уверены, что я погиб.
Дедушка был бы рад увидеть меня во главе семьи.
В поезде до Берлина я сидел напротив моложавого
оберст-лейтенанта из генерального штаба. Услышав о
том, что я собираюсь вернуться в Сталинград, он сказал:
«Вы не вернетесь оттуда целым. Сталинград окружен, и
там нехорошо».
176
Это была первая достоверная информация. Пресса и
радио в изобилии кормили нас чушью. Сплошные под-
виги, совершенные несмотря ни на что.
— Знаете что? Лучше идите в свою запасную часть и
доложитесь там. Так приказано сделать всем, чьи части
теперь заперты в Сталинграде.
Я ответил:
— Как я могу это сделать, если у меня из документов
только отпускное свидетельство? Появись я там, меня
тут же обвинят в пренебрежении долгом. Я лучше по-
ложусь на бумаги, и посмотрим, куда они меня заведут.
Может быть, к тому времени откроется дорога на Ста-
линград.
— Боюсь, что нет, — сказал офицер. — Вам нет смыс-
ла двигаться дальше. Вы можете сказать, что я разрешил
вам остаться.
Он уже начал набрасывать на какой-то бумажке
строчку за строчкой, но остановился, когда я ясно объ-
яснил, что хочу вернуться на свою батарею. После этого
мы успели поговорить на разные темы, и снова и снова
генштабовский офицер озвучивал свой скепсис относи-
тельно шансов Германии выиграть войну. «Будьте здоро-
вы и — удачи, она вам понадобится». С этими словами
он сошел в Берлине.
Дорога до Сталино прошла гладко. Там нас, отпускни-
ков, возвращающихся в Сталинград, на несколько дней
собрали в казармах. Сталино — скучный серый город, но
там были кино, музыка, фронтовые театры и вечера раз-
влечений для солдат, пышащие натужной жизнерадост-
ностью.
«Все кончится, все проходит, за каждым декабрем
придет свой май», как пелось в популярной тогда песен-
ке. Она была как никогда кстати. Сейчас стоял ужасный
декабрь, и к маю— по крайней мере к лету 1943 года — я
надеялся, что мою дивизию сменят на передовой другие
части и дальше будет тихое и спокойное время в Запад-
ной Европе. Я думал о Руфи и нашей свадьбе.
177
Украинские актеры, которых я видел в Харькове в на-
чале года, больше впечатляли импровизационным та-
лантом. Здесь же чисто германская труппа производи-
ла слишком много шума, пытаясь развлечь. По Сталино
бегало множество итальянцев. Во многих местах висели
фотографии Муссолини и недоразвитого итальянского
короля. Фотографий Гитлера я нигде не увидел.
Вскоре после Рождества меня перевели в Ростов, в
центр распределения личного состава. В сутолоке вхо-
дящих и выходящих людей я столкнулся там с ефрейто-
ром Боде моей батареи, он тоже возвращался из отпу-
ска. Мы решили держаться вместе.
В Ростове мы располагались в казармах офицерского
резерва армейской группы «Сталинград — Дон». Место
было сравнительно хорошим. Ростов был более крупным
городом, довольно потрепанным, но не растерявшим
всего очарования широких проспектов и фасадов XIX в.
Несмотря на неподходящее время года, русские
усердно трудились, стирая след большевистской нена-
висти к религии с большой церкви в центре города. Меня
это впечатлило. Несмотря на годы, прожитые под Лени-
ным и Сталиным, религиозная вера русских оказалась
глубже, чем ожидалось. Даже при том, что люди жили в
очень смутные времена, они изо всех сил старались воз-
обновить церковную службу. Почему влияние идеологий
и тоталитарных режимов так легко сходит на нет? Будут
ли однажды столь же легко стерты следы германских на-
цистов? Мы не считали Адольфа Гитлера преступником,
потому что надеялись на сильную, единую Германию,
свободную от идеологии, способную занять достойное
место среди других народов.
Как и в Харькове, в Ростове тоже был театр, где пыта-
лись ставить оперы и оперетты. Мне нравилось бывать
там. При том что я совершенно не понимал языка, это
было лучше, чем немцы-конферансье, рассказывающие
безвкусные бородатые анекдоты на развлекательных
представлениях для немцев.
178
В уютном «зольдатенхайме» (буквально: «солдатский
дом», место отдыха проезжающих солдат или солдат в
увольнении; там было радио, книги, газеты и игры, пер-
сонал часто набирался из сотрудников Красного Креста)
всем управляли сестры из Красного Креста. Они смогли
устроить у себя мирную и безоблачную рождественскую
атмосферу, чтобы помочь нам избавиться от тревог и
тягостного долгого ожидания. Они мало что могли пода-
рить нам, ведь всего не хватало.
Каждый день устраивалась поверка. Для начала на
ней выбирали офицеров из пехотных, саперных и проти-
вотанковых частей и приказывали отбыть во вновь сфор-
мированные «аларменхайтен» («пожарные части»). Эти
части формировались из-выздоровевших и прибывших
из отпуска. На фронте все было плохо. Русские пробива-
лись к району Ростова. Румынские и итальянские части
были разгромлены и бежали. Полевые дивизии люфт-
ваффе показали себя не лучше. Это была одна из идей
рейхсмаршала Геринга: из-за недостатка топлива и са-
молетов и общей ситуации на фронте молодой, годный к
бою персонал люфтваффе, в основном наземные части,
собирался и отправлялся на фронт. Однако Геринг с са-
мого начала не собирался отдавать армии руководство
этими частями. Его части отдавались в армейские части
по кускам как пополнение. Он хотел иметь свои соб-
ственные дивизии, как Ваффен ОС у Гиммлера, чтобы он
мог показать армии, как надо воевать.
Эти неопытные войска на фронте показали себя с худ-
шей стороны. Их уровень потерь был кошмарен. Только
зенитные расчеты были знакомы со своим оружием, по-
тому что уже имели некоторый опыт в наземных боях и
показали себя в борьбе с танками. Они были успешнее,
но часто истекали кровью, прикрывая отход своих бес-
полезных дивизий.
Мне было легко догадаться, что как артиллерист я
могу попасть в одну из этих наспех сформированных
сбродных частей и быть посланным на самоубийствен-
179
ное задание. При этом, не имея ни одного шанса на
успех, останется только проиграть. И потом, вполне воз-
можно, придется отвечать за этот проигрыш.
Мне не хватало чувства уверенности в своих — в
моей старой батарее. Возможность того, что оборона
Сталинграда падет, никогда не приходила мне в голову.
В Ростове ни один из молодых офицеров не мог себе
представить исчезновения дивизий, окруженных в «кот-
ле». В Сталинграде и вокруг было слишком много зака-
ленных в боях войск. Я думал, что летом я уже не буду
на передовой, а, возможно, уже Гауптманом, женюсь на
своей невесте. Но до того мне снова придется «насла-
диться» войной. Я думал о Бельгии и Франции и о лете
в этих странах. Мои мысли крутились вокруг Руфи, ко-
торой почти каждый день я писал теплые письма — так
часто, насколько хватало здравомыслия.
Теперь я понимал, что нужен в окружении и что на
своей батарее я был единственным офицером. Наконец
моим просьбам дали ход и выдали пакет курьерской по-
чты для руководства армии в Гумраке.
Так что я получил билет на самолет и мог даже взять
с собой Боде, который не хотел оставаться один. Лю-
бая разумная оценка ситуации в окружении привела бы
к полному прекращению таких полетов, доставлявших в
«котел» новые рты. Там уже было достаточно людей, ко-
торым приходилось терпеть недостаток еды и патронов.
У штабов высокого уровня не было картины проис-
ходящего и ясного представления о настоящем поло-
жении дел. Они издавали приказы, пожимали плечами,
втыкали цветные булавки, отмечая постепенно ухудша-
ющееся положение на фронте, и передвигали дивизии
на бумаге: «сбор в районе ХУ., передвинуться на линию
RQ... ликвидировать русский прорыв у R... оборонять
железнодорожную насыпь у НС... ждать дальнейших ука-
заний...» — все было на бумаге и ничего не стоило.
В то время я не знал, что группой армий, включая
окруженную 6-ю армию Паулюса, командовал фель-
180
дмаршал фон Манштейн. После войны Манштейн в книге
«Утерянные победы» изобразил себя великим военным
вождем, которым, может быть, он и был, — но он едва
упомянул Сталинград. Он старался во всем винить Пау-
люса, хотя сам он не дал никаких четких указаний, когда
Паулюс его просил. Фон Манштейн «предложил», чтобы
Паулюс пробивался наружу. Почему тогда он прямо это-
го не приказал? Гитлер был против прорыва. Он не хотел
сдаваться, потому что уже «взял» город в сентябре и по-
лучил контроль над Волгой. Паулюс следовал за Гитле-
ром. Он не был особенно смелым человеком. Манштейн,
у которого было лучшее представление о ситуации, дол-
жен был вмешаться. Фельдмаршалу стоило бы проявить
большее мужество, особенно когда речь идет о жизни и
смерти его войск.
Жизнь солдат не была самой важной вещью для Гит-
лера, когда он думал о будущем. За катастрофу в Ста-
линграде во многом стоило винить Геринга. Он не мог
выполнить свое обещание перебрасывать по воздуху
столько припасов, сколько было нужно, — и он это знал
еще до того, как обещал. Он деградировал, превратив-
шись в напыщенного пустомелю, накачанного наркоти-
ками.
Забираясь вместе с Боде в транспортный самолет
Ю-52 на ростовском аэродроме, я был вынужден про-
тиснуться мимо большого, надежно принайтованного
ящика с бумажной наклейкой «Рождественские поздрав-
ления командиру крепости Сталинград генерал-оберсту
Паулюсу». Я счел надпись безвкусной и неуместной. По
мне, крепость — тщательно выстроенная оборонитель-
ная позиция с безопасными убежищами и подходящим
оборонительным вооружением, а также с достаточным
количеством припасов. В Сталинграде ничего этого не
было! В целом Сталинград был бардаком, который стои-
ло как можно быстрее привести в порядок.
Думаю, в ящике была выпивка и закуска для больших
чинов... по вполне понятной причине. Теперь, когда вой-
181
ска в окружении голодали, этот широкий жест был не к
месту, был непозволителен и даже провоцировал на не-
повиновение.
Несколько часов прошли в ожидании, приправлен-
ным опасливым любопытством. «Юнкере» летел над за-
снеженными полями, медленно набирая высоту, потом
падал вниз как лифт, повторяя все это снова и снова.
Не могу сказать, что моему желудку это нравилось. Я не
привык летать самолетом. Слева я видел горящие сараи,
дома и густой дым от горящих нефтяных баков. «Тацин-
ская, — сказал летчик. — Аэродром, откуда снабжается
Сталинград. Мы его называем Таци. Русские недавно
раскатали нас своими проклятыми танками — весь аэро-
дром и все, что вокруг. Но теперь мы его отбили».
Вскоре мы приземлились в Морозовской, на другом
аэродроме снабжения. Русские и здесь были близко.
Был слышен артиллерийский огонь и лай танковых пу-
шек. На летном поле к бомбардировщикам и истребите-
лям подвешивали бомбы. Я слышал, как кто-то сказал:
«Они сейчас быстренько подпрыгнут и разгрузятся вон
там, на Ивана». В отдалении были слышны разрывы. Все
вокруг нервничали.
Первым делом мы хотели согреться, найти что-
нибудь поесть, а потом узнать, как нам попасть в Сталин-
град. Поскольку наши собирались оставить аэродром в
Морозовской, можно было брать сколько хочешь зим-
ней одежды и еды. Мы с Боде обеспечили себя зимней
формой, войлочными сапогами и ранцами, которые мы
набили хлебом и консервами, в качестве маленького по-
дарка ребятам с нашей батареи.
— Все, что мы привезем, приведет товарищей в вос-
торг, — заметил Бодеме (У немецких солдат было два
слова «товарищ». Члены нацистской партии обращались
друг к другу «геноссе». Это слово было официальным.
А слово «камрад» было солдатским обычаем еще с пер-
вой мировой. — Примем, пер.) В окружении, кажется,
был настоящий голод. Вокруг стояло несколько само-
182
летов Хе-111, в которые грузили припасы для окружен-
ных. Туда же полетели оба наших ранца. Боде нашел где
присесть у носовой турели. Мне пришлось забираться в
другой самолет и устраиваться между ящиков и мешков.
Вскоре после взлета самолет резко накренился влево.
«Неправильно размещен груз, надо все быстро испра-
вить, иначе мы не полетим!» Мы быстро сели обратно
в Морозовской. Пока мы ждали в столовой, попивая
шнапс, я наконец согрелся. На летном поле кипела рабо-
та. Кроме двухмоторных бомбардировщиков и несколь-
ких Ю-52 стояли многочисленные одномоторные само-
леты — «штуки» и истребители. Они непрерывно взлета-
ли и летели бомбить близко подошедшего противника.
Наводящее на нехорошие мысли множество никуда не
летящих транспортных самолетов, в основном повреж-
денных, размещалось вдоль крдя летного поля. Летчик
сказал, что их 60, из них всего 7 могут летать.
Я слышал, как кто-то сказал:
— Так у них со снабжением ничего не получится. Мы
не можем нормально прогреть двигатель и заставить
его работать на таком холоде. Всегда что-то ломается.
Тацинская по уши в дерьме, и скоро тут будут русские.
А тогда все, «спокойной ночи, камрад».
Второй взлет тоже оказался неудачным. «Старая
кляча наконец получила свое, чертов утиль». И я снова
должен был ждать. Я пошел прогуляться и оглядеть де-
ревушку. Здесь стояла колонна из 6-й танковой дивизии,
недавно прибывшей из Франции. Я вернулся в мыслях к
Харькову, где прошлой весной точно так же завидовали
нам, разгружавшим материальную часть. «Они еле могут
двинуться от своей силы, все с иголочки — танки, маши-
ны и солдаты. Все готово к зимней войне и выкрашено
в белый цвет. Они производят превосходное впечатле-
ние», — подумал я.
Вокруг снова зажужжали слухи: «Мы уже прорвали
окружение. Русские бегут, как раньше...» Я хотел этому
верить, особенно после того как увидел эти уверенные в
183
себе войска. Моя вера в то, что этот кризис мы преодо-
леем, крепла.
Правда, неизвестная мне в то время, ввергла бы меня
в уныние и, скорее всего, удержала бы меня от того, что-
бы лететь в Сталинград. Я ждал, что 6-я танковая диви-
зия со своим отличным вооружением войдет в танковую
группу Гота для наступления на Сталинград. Но их вскоре
превратили в «пожарную бригаду» для того, чтобы ликви-
дировать прорывы русских в районе Тацинской, направ-
ленные на Ростов. Вдоль Чира шли отчаянные бои. Тан-
ковый корпус генерал-полковника Гота, со сравнительно
слабыми танковыми частями, пытался с юга прорвать
кольцо окружения вокруг Сталинграда. Они смогли по-
дойти к «котлу» на 48 километров. Затем у них закончи-
лась движущая сила. Последняя надежда 6-й армии на
освобождение была утеряна. Гибель стала неминуемой.
Танки Гота были все нужны на угрожающем юго-
западном фронте. В сущности, Сталинград уже сдался
бы еще до Рождества. Тогдашняя моя уверенность мо-
жет показаться наивной, и, наверное, такой и была — но
я всегда был оптимистом. Такой подход делал жизнь лег-
че. Он позволил справиться с ужасами войны, со стра-
хом быть убитым или искалеченным, и даже с ужасными
годами советского плена.
После обеда мы попытались вылететь еще раз: на
этот раз в составе трех Хе-111 мы под прикрытием об-
лаков долетели до Дона. Над рекой облака неожиданно
исчезли, и на нас сразу обрушились русские истребите-
ли. «Назад, в облака, и — на Морозовскую, хватит на се-
годня!» — сказал летчик.
В тот день обнаружилась еще одна возможность
улететь в Сталинград: началась заправка и дозагрузка
большой группы Хе-111 с контейнерами снабжения под
брюхом. Тем временем стемнело. На этот раз полет про-
шел без проблем. Я видел Дон, тут и там изредка подни-
мались сигнальные ракеты. Из-за артиллерийского огня
было прекрасно видно, где проходит передовая у обеих
184
сторон. После этого самолет начал снижение, включи-
лись посадочные огни, и шасси соприкоснулось с зем-
лей. Но самолет снова начал взлет, набрал скорость и
развернулся. Я пролез через ящики к пилоту.
— Я думал, мы уже там, — сказал я ему.
— И слава богу, — ответил он.
Русский самолет прошмыгнул между снижающимися
«Хейнкелями» и сбросил бомбы на посадочную полосу.
Левое колесо моего «Хейнкеля» попало в воронку в мерз-
лой земле, и летчик с трудом смог снова поднять маши-
ну в воздух. Теперь речь шла о посадке на брюхо, но не
здесь, на местном аэродроме Питомник внутри кольца
окружения, а в Морозовской. Кто знает, что будет, если
пытаться садиться здесц^ Другое колесо, или, вернее,
его стойку, заклинило. Вручную оно не выпускалось.
— Черт! — сказал летчик. — Лучше уж прыгать с па-
рашютом! — Они обсудили возможность прыгать с пара-
шютом. Я, как пассажир, не был рад это слышать, потому
что на меня парашюта не было. Я начал беспокоиться.
Стоит ли мне лететь на свой страх и риск или проще за-
стрелиться?
Ну, летчики тоже не представляли, как они будут пры-
гать — потому что раньше они этого ни разу не делали.
Может быть, остается шанс безопасно проехаться по об-
леденелой полосе. Я даже отчасти успокоился. Когда мы
садились в Морозовской, мне уже казалось, что все в по-
рядке и меры предосторожности — только перестрахов-
ка. «Очистить нижнюю гондолу, стальной шлем надеть,
спиной упереться во внешнюю стенку». Потом самолет
накренился влево. Он ударился о землю и разломился.
Я сидел в оцепенении, пока не почувствовал струю хо-
лодного воздуха, идущую в фюзеляж снаружи, и не услы-
шал голоса: «Все в порядке? Выходите!»
Все левое крыло, включая двигатель, было оторвано,
нижняя гондола была смята, а передний стеклянный ку-
пол — разбит. Я схватил свои вещи, включая курьерскую
сумку с почтой, и вылез. Подлетели пожарная машина и
185
«Скорая помощь», но мы были невредимы, а самолет не
загорелся. Как и ожидалось, «Хейнкель» заскользил по
льду и потом разломился. На мягком грунте такого бы не
произошло. «Снова чертовски повезло», — подумал я, но
на этот раз смерть прошла совсем близко.
Собственно, я был удивлен, что события дня не от-
разились на мне сильнее. Я всего лишь устал и лег спать
на столе в комнате, смежной с пунктом управления по-
летами. Но до того мне предложили еду и много алкого-
ля — все лучшего качества. Летчики были само гостепри-
имство. «Когда у нас кончатся припасы, война кончится.
С нашими связями жажда и голод нам не грозят...»
В середине ночи меня вырвали из сна. Беспокойство,
крики, хлопающие двери, шум моторов: «Морозовскую
эвакуируют! Русские на подходе!» Снаружи закипела бе-
шеная активность. Все что можно увязывалось и броса-
лось в кузова грузовиков. Я подхватил немного делика-
тесов, включая французский коньяк, и начал расспраши-
вать о следующем вылете на Сталинград.
— Сталинград? Пошел ты со своим Сталинградом.
Отсюда больше никто не полетит. У нас тут и без того
хватает беспокойства. Какого черта тебе нужно в Ста-
линграде? — спросил один офицер.
— И что мне теперь делать?
— Или прыгай в грузовик, или поищи самолет, но са-
молеты все для летчиков, так что тебе, наверное, не по-
везет.
Кто-то еще наорал на меня:
— Куда? Все равно куда! Проваливай отсюда — или
хочешь устроить русским торжественную встречу?
Я бесцельно бегал туда и сюда, никого не узнавал и
не нашел ни одного четкого ответа. Тут в пункте управле-
ния полетами доложился еще один пилот.
— У вас не найдется для меня место? — спросил я
его, не надеясь на ответ.
— Если не боитесь холода, то я лечу на «клемме», у
него открытая кабина.
186
«Клемм» был маленьким низконесущим монопланом
с двумя сиденьями и открытой кабиной — спортивно-
тренировочный самолет, — который использовали как
курьерский. Мне это годилось. Я подхватил мешок с
едой, забрался на сиденье перед летчиком и пристегнул-
ся. Нам нужно было лететь в Ростов, потому что оттуда
он и прилетел. В первом свете дня мы взлетели. Только
два Хе-11 готовились взлететь следом. Первые русские
снаряды стали рваться на периметре летного поля.
«Клемм» летел над степью очень низко, балки и де-
ревушки были почти скрыты снегом. Холод особо не до-
нимал. Я был в зимней форме, и войлочные сапоги при-
шлись очень кстати. Голове было тепло в меховой шапке
с ушами, и я скорчился пониже, прячась за ветровым
щитком. Мы приземлились в Ростове; опять Ростов.
Как теперь добраться до Сталинграда? Припасы те-
перь доставлялись через Сальск. 1де находится этот
Сальск? Как туда попасть? Антикварный Ю-86 с двигате-
лями, конвертированными с дизельного топлива на бен-
зин, вез в Сальск запчасти и мог забрать и меня. Куда
девался Боде? Долетел ли он до Сталинграда? Вернулся
ли он на батарею? Стоит ли батарея на старом месте?
В Сальске базировались эскадрильи Ю-52. Большин-
ство еще рассчитывало на «тетушку Ю». Мои путевые
документы начали вызывать некоторые сомнения. Меня
почти обвинили в том, что я брожу туда-сюда за линией
фронта вместо того, чтобы вернуться к своим людям или
присоединиться к пожарной части. Только сумка с ку-
рьерской почтой придала убедительности моим словам.
Когда я пытался найти место в большой казарме, что-
бы согреться, один летчик сообщил мне, что хочет доста-
вить меня в Питомник. Большая группа Ю-52 собиралась
после наступления темноты прорваться внутрь кольца
окружения. В одном из них, полном бочек с топливом,
я нашел сидячее место за прозрачным колпаком, сбоку
от места радиста. Я бросил рядом с собой свой мешок
с продуктами, в котором была и курьерская сумка. По-
187
чта уже давно потеряла всякое отношение к последним
новостям. Под нами появился Дон. Мы начали снижение
к аэродрому Питомник.
Радист нервничал и указал на небольшую дырку в
фюзеляже:
— Двухсантиметровая зенитка, наша... черт...
ЧЕРТ!!! — крикнул он пилоту. — Один такой в бочку с то-
пливом, и мы зажаримся! — ответил он.
— И что теперь? — спросил я, не надеясь, что мне от-
ветят.
Самолет покатился по земле. Снова русские про-
шмыгнули сквозь наш строй и сбросили бомбы на по-
садочную полосу. Наши зенитки стреляли в промежутки
между нами. Но в конце концов все обошлось.
Я наконец «счастливо прибыл» в сталинградский «ко-
тел». Самолет добежал до края аэродрома. Открылись
люки, и экипаж стал сам выталкивать из самолета боч-
ки с горючим. Я вылез на крыло, попрощался с ними и
огляделся. Поперек полосы шли к нам, спотыкаясь, обо-
рванные, плохо одетые раненые солдаты. Они отчаянно
пытались попасть на самолет и улететь. Но летчики уже
закрыли люки, и все три мотора заревели. Крики, коман-
ды, чьи-то слова «мы не хотим здесь остаться насовсем!»
были последним, что я услышал от летчиков.
Двигатели взвыли, и самолет двинулся с места.. Они
взлетели по собственной инициативе, не имея никаких
указаний и не связавшись с пунктом управления полета-
ми. Самолет исчез в темноте, и кричащие раненые, ко-
торые не один раз пытались ухватиться за самолет, тоже
исчезли. Несколько их ползало в снегу на четвереньках,
ругаясь и хныча. Они были грязными, неопрятными, за-
росшими бородами, изнуренными, в пропитанных кро-
вью повязках, обмотанными тряпками как цыгане и со-
вершенно забывшими о дисциплине.
Вокруг, насколько хватало глаз, не было ни военной
полиции, ни медиков. Никогда раньше не видел в вер-
махте подобного хаоса. Наверное, так выглядело раз-
188
Ю-52 с припасами приземляется в сталинградском «котле». Воздушный маршрут
снабжения был ненадежным и легко прерывался плохой погодой, но даже в
оптимальных условиях обеспечивал лишь долю минимальных потребностей
армии
битое войско Наполеона у Березины. Во мне проснулась
смесь ужаса и сострадания. Я почувствовал себя бро-
шенным и подумал: «Лучше бы тебе остаться снаружи,
а не настаивать на том, чтобы попасть сюда». Если бы
я пошел в запасную часть в Геттингене, я смог бы подо-
ждать развития событий.
Я побродил по округе и наконец нашел глубокий
блиндаж со входом, завешенным плащ-палаткой. Вокруг
были вспышки зенитного огня и разрывы бомб. Я вполз в
блиндаж, где меня встретила вонь немытых тел и остат-
ков еды. Встретили меня враждебно.
«Откуда? Куда?» Когда я описал свои приключения,
надо мной посмеялись.
— Вы, наверное, совсем свихнулись, герр обер-
лейтенант. Теперь, как и все мы, вы по уши в дерьме —
по самые уши. Обратные билеты положены только ра-
неным — без головы, без ноги и так далее, и при этом
нужно еще найти себе самолет! — сказал один штабе-
189
ефрейтор. В его словах не слышалось никакого наруше-
ния субординации — скорее сожаление.
Это было просто катастрофическим завершением от-
пуска. Насколько все было хорошо в начале, настолько
ужасно все было в конце. По крайней мере, в Питомнике
царил абсолютный хаос. Никто никому не отдавал четких
приказов, и беспомощные, отчаявшиеся раненые лежа-
ли и бродили где угодно.
— А как там наши танки, они уже пробились? — Это
было ранним утром 29 декабря 1942 г. Наши танки на-
мертво встали в колеях многими днями ранее. Наступле-
ние для прорыва сталинградского окружения с юга было
слишком слабым с самого начала. Еще один случай,
когда у наших войск оказалось недостаточно сил, чтобы
достичь желаемого. Несмотря на это, разочарованные
солдаты в бункере не ожидали падения 6-й армии.
Снаружи беспрерывно рвались бомбы. Я снова и сно-
ва спрашивал себя, умно ли было возвращаться в Ста-
линград. Я пытался избавиться от мрачных мыслей. Моя
вера в руководство Германии еще не рухнула оконча-
тельно. Смертельно усталый, вскоре я заснул.
Глава 6
ПОСЛЕДНЯЯ БИТВА В «КРЕПОСТИ БАНЯ»
Когда на следующее утро я
проснулся, солнце светило на степь с совершенно чи-
стого неба. Блеск снега осл^рил меня. Выйдя на свет из
темного блиндажа, я с трудом мог открыть глаза. Жуткая
ночь закончилась. В небе были немецкие истребители, а
русских самолетов видно не было. Я попрощался с хозя-
евами и пошел к пункту диспетчерской службы. Там все
передвигалось бегом.
Поскольку я вез курьерскую почту, до командного
пункта 6-й армии в Гумраке мне вызвали машину. Ко-
мандный пункт был кучкой встроенных в склон бревенча-
тых хижин. Там все было наполнено шумом управленче-
ской работы и общим гвалтом — щелкали каблуки, резко
вскидывались руки, отдавая честь. Почту приняли — но,
думаю, она не имела никакой ценности. Мне сказали
подождать. Слушая обрывки телефонных разговоров, я
понял, что сейчас они пытаются создать из ничего но-
вые «аларменхайтен». И туда им были нужны офицеры.
Желай я такой карьеры, я пошел бы в «пожарную часть»
еще в Харькове, где условия были куда лучше. Я тихо вы-
скользнул наружу, не привлекая ничьего внимания. В пе-
регретом блиндаже было душно. Снаружи лежал снег и
было минус двадцать. Закинув ранец за плечо, я пошел
по следу колес в сторону летной школы. Местность была
мне знакома, даже теперь, когда везде лежал снег.
191
Проезжавший мимо грузовик подвез меня. Я шел
почти по той же дороге, что и 14 сентября, во время пер-
вого визита в город. Орудийные позиции моей 2-й бата-
реи были все на том же месте. Когда я появился в под-
вале бани — естественно, я был встречен множеством
приветственных возгласов. Боде прибыл за много дней
до меня. Он все сделал с первой попытки и рассказал
остальным, что если «Старый» вскоре не приедет, то не
появится вовсе. Это значит, он — все, он свое получил.
Вспомните — мы взлетали в одно и то же время. Боде
был всего на несколько лет младше моих двадцати двух,
но для солдат я был «Старым».
Содержимое ранцев, которые привез Боде, давно
поделили и съели. Их поделили честно, но с ними разо-
шлись и мои личные вещи, оставшиеся на батарее, когда
я уехал в отпуск. Было в этом какое-то смутное неудоб-
ство. Поскольку я «воскрес», то через ординарца мне все
вернули. Я был им благодарен. В войну люди думают и
поступают более практично. В любом случае я был даже
рад оказаться в «знакомом окружении».
Скоро я отправился на наблюдательный пункт, взяв
свой ранец с продуктами, потому что там ничего не полу-
чили из ранцев Боде. Причиной для этого было названо
то, что со времени моего отсутствия там и так получа-
ли специальные пайки, якобы за нахождение в большей
опасности. На позиции для передков едят куда больше,
подумал я, — до того, как еда попадает на передовую.
Я с самого начала счел это объяснение преувели-
ченным и пристрастным, но ничего не сказал, потому
что сначала хотел услышать, что скажут мне. Собствен-
но, мой заместитель, лейтенант с другой батареи, дей-
ствительно назначил обильные пайки наблюдательно-
му пункту — а значит, и себе. Во время обычных боевых
действий от солдат на наблюдательном пункте требуют
больше, чем на огневых позициях или даже в обозе. Но
здесь, в Сталинграде, мой НП жил более комфортно.
192
Чтобы избегать недовольства, нельзя заводить любим-
чиков, особенно когда припасы строго ограничены.
При том что я во время отпуска растолстел, с перво-
го дня в окружении я сидел на здешнем голодном пайке.
Солдаты на батарее жили так уже месяц. Я не отпускал
от себя мешок с едой, потому что нужно было как следу-
ет подумать, как его разделить.
Первым моим приказом было абсолютно равное пи-
тание для всех солдат батареи. Дальше я доложил о
вступлении в обязанности командиру батальона и так-
же уведомил командира полка о своей помолвке. Хотя
встречали меня с радостью, командир полка хотел знать,
почему я не обратился к нему за разрешением жениться.
В конце концов мне пришлось идти к нему на доклад, и я
был слегка озадачен. Я извинился, но указал, что не знал
об этом, и, кроме того, отправляясь в отпуск, не знал,
что он закончится помолвкой. Это было спонтанное ре-
шение, случившееся потому, что подвернулась такая
возможность.
Подполковник фон Штрумпф слегка подобрел и вы-
слушал мою историю. Я рассказал о семье своей буду-
щей жены и обещал, что обращусь к нему за разрешени-
ем жениться, когда будет планироваться день женитьбы.
Так я собирался исправить свою оплошность, но коман-
дир сказал:
— Что случилось, то случилось, — кто знает, понадо-
бится ли вам разрешение на женитьбу. При том, как тут
идут дела, сомнительно, чтобы вы снова увидели свою
невесту. В любом случае поздравляю.
Он глотнул из бутылки, и мне пришлось показать фо-
токарточку Руфи. Ее придирчиво рассмотрели.
— У него хороший вкус, будьте уверены... — я вздох-
нул с облегчением. Все же меня угнетало, что старая
военная лошадь, наш полковой командир, выражает
такой пессимистический взгляд. Это было на него непо-
хоже. Я бы, наверное, предпочел получить небольшую
взбучку.
7 В. Вюстер
193
Положение дел в обозе было неудовлетворительным.
Шпис слишком много думал о себе и своих дружках. Это
уже попортило всем много крови. Шпис мне с самого
начала не нравился, так что я поговорил с командиром
батальона. Он был пожилой резервисте академическим
образованием. Мы решили поменять часть личного со-
става. На замену моего шписа я получил оберфункмай-
стера из штабной батареи, который не сработался с адъ-
ютантом. Парень был ценным приобретением. Новый
шпис был честен и храбр, уже был награжден Железным
крестом первого класса и мог бы удержать батарею в
грядущих трудных временах. Каждые несколько дней
он появлялся на наблюдательном посту, а также ходил
на Волгу, где стояли две 76,2-мм пушки. Он даже наве-
щал корректировщика на его посту в развалинах. И это
не входило в его обязанности. Когда я спросил его, за-
чем он это делает, он ответил: «Может быть, в этом мало
смысла, но хорошо, когда время от времени шписа ви-
дят на передовой, потому что они тогда будут знать, что
я не так легко праздную труса».
Положение на фронте дивизии по Волге оставалось
сравнительно спокойным. Возможно, общее положе-
ние дел в окружении и было лучше, чем думали многие.
Если бы только со снабжением было получше! За исклю-
чением пары больных желтухой, которые были сразу же
эвакуированы на самолете, на батарее за время моего
отсутствия потерь не было. Причина такой хорошей жиз-
ни на батарее была в том факте, что она стояла далеко
на востоке, на безопасных позициях в городе. Большая
часть лошадей и ездовых была даже не внутри «котла».
Их отослали далеко, западнее Дона, в район содержа-
ния лошадей, потому что для позиционной войны они
были не нужны. Прошлой зимой у нас было много непри-
ятных моментов, связанных с лошадьми. Теперь за ними
в колхозе хорошо смотрели и кормили.
На западной стороне города в балке расположился
наш обоз, со шписом, полевой кухней и казначеем. Не-
194
многие имеющиеся здесь лошади использовались для
подвоза боеприпасов или перемещения пушек.
После того, как меня в отпуске хорошо кормили, те-
перь я постоянно страдал от голода — как и все осталь-
ные. Свой мешок с едой я пожертвовал в пользу спон-
танно собравшегося празднования Нового года, каж-
дому на батарее досталось по чуть-чуть. Этот жест был
хорошо встречен, хотя каждому и досталось так мало.
Всех свободных от службы пригласили в большой уют-
ный подвал, где располагался командный пункт. Кофе и
алкоголя еще хватало. Мы надеялись, что 1943-й будет к
нам больше расположен.
Из-за разницы во времени русские прислали ярост-
ный «фейерверк» ровно в 23.00 по германскому времени
(вермахт жил по берлинскому времени — «Москва минус
один час», а Красная армия — по московскому. — При-
меч. пер.), так сказать, поздравив нас с Новым годом.
В качестве меры предосторожности я послал своих ар-
тиллеристов на позиции. Возможно, это еще не все. По-
скольку снарядов не хватало, мы не ответили, но вечер в
любом случае был испорчен.
Первого января командир батальона устроил офи-
церам прием со шнапсом. На этих празднествах другой
выпивки не было. От нашей батареи на приеме был толь-
ко я, потому что лейтенант после приглашения получил
другие задачи. Пьянка была ужасная. В конце я был пьян
просто в сосиску. Обычно в меня вмещается очень мно-
го. И куда тяжелее, чем пить, было наутро общаться с
адъютантом — мои солдаты утром привезли меня к нему
на ручных санках. Они никогда меня таким не видели. Но
первое раздражение вскоре сменилось печалью, когда
на следующий вечер в лестничную клетку на водочном
заводе попала бомба. Штаб батальона был там, в подва-
ле. Туда был приглашен дивизионный католический свя-
щенник. Они как раз провожали его, когда его, команди-
ра батальона и адъютанта постигла эта участь. Все трое
погибли.
195
На следующий день батальон принял молодой гауп-
тман из дивизионной моторизованной артиллерии, мы
его не знали. Когда я возвращался обратно на мой ко-
мандный пункт после первой встречи с ним, мне в руку
попал снарядный осколок. Я надеялся нахейматшус (ра-
нение, служащее основанием для отправки домой), но
это была лишь царапина. Мне даже не пришлось идти к
медику.
Новый гауптман был приятным парнем, ровным в
общении и дружелюбным, хотя, возможно, слегка наи-
вным. Когда он вскоре посетил меня на моем чудесном
КП, он пожаловался на то, что голоден, и без смущения
попросил что-нибудь на завтрак к той порции водки, что
я ему предложил. Я был ошеломлен: хотя в обычных об-
стоятельствах это было вполне в порядке вещей, в окру-
жении, где все голодали, об этом не могло идти и речи.
Из ниши у своего спального места я достал ему кусок
колбасы и кусок хлеба и приказал вестовому накрыть
нам стол. Этого было немного. Гауптман быстро и со
здоровым аппетитом все это съел, и, когда мы выпили
еще немного водки, он спросил, почему я не ел с ним.
«Вы едите мою дневную пайку — и что после этого
есть мне?» — был мой довольно невежливый ответ.
На второй батарее не было гостевых пайков. По ди-
пломатическим причинам я в любом случае не мог есть
с ним. Солдаты ждали, чем закончится дело. Наш новый
командир не был грубияном. Он никак не отреагировал и
доел то, что перед ним лежало. Мы немного поговорили
о том о сем и расстались в довольно хорошем располо-
жении духа. Той же ночью связной принес от него немно-
го еды — ровно столько, сколько он съел утром. С тех
пор он никогда не ел на батареях, ранее принимавших
его со всем гостеприимством. Мои профессиональные
отношения с ним из-за этого инцидента не пострадали.
Он был хорошим парнем, просто не всегда думал как
следует.
196
Почта еще работала. Я писал письма много и часто
и получал письма из дома. Неожиданно на батарее на-
чались волнения. До сих пор шли разговоры о прорыве.
Эту идею обсуждали с самого начала окружения, когда я
был еще в отпуске. Тогда у прорыва были хорошие шан-
сы на успех, но теперь мы были усталыми, голодными и
измотанными, и у нас не было горючего и боеприпасов.
И все же оставался некоторый стимул. На батарею
пришли три грузовика «Шкода» и два трехосных грузо-
вика «Татра». Эти грузовики были нужны для перевозки
пушек, боеприпасов, полевой кухни и самого необхо-
димого оборудования связи. Мы даже получили с ними
немного снарядов, так что теперь было по 40 снарядов
на орудие. Больше доставки снарядов не предвиделось.
Сто шестьдесят снарядов было лучше, чем ничего, но с
таким количеством Сталинград не завоюешь. У нас было
следующее правило: по проверенным на практике на-
ставлениям, на подавление вражеской батареи было
нужно 120 снарядов, и вдвое больше — для полного уни-
чтожения. Могли несколько лишних снарядов оправдать
существование нашей 2-й батареи? Первую уже расфор-
мировали и отправили в пехоту, развернув вдоль Волги.
Оттуда забрали настоящую пехоту и отправили в степь.
Заполнение прорех на передовой началось давно, но
смешивание разных родов войск и разного оружия ско-
рее ослабляло нашу способность к сопротивлению, чем
усиливало. Когда дойдет до боя, нужны надежные сосе-
ди, которые не бросят тебя.
Напряженная подготовка к прорыву вновь подняла
наши надежды. Командир нашего корпуса, генерал фон
Зейдлиц, считался душой идеи прорыва, а вот Паулюс
все колебался. Находились даже такие, что заявляли,
что Паулюс больше не в котле. Во всяком случае, его ни-
кто не видел. При попытке прорыва, на этом все сходи-
лись, потери будут высоки. И все же это было лучше, чем
ждать у моря погоды в этом чертовом окружении. Про-
рыв высвободит невиданную энергию и будет осущест-
197
влен во что бы то ни стало. Теоретически нас ждала уда-
ча. Но до того, как он должен был состояться, все солда-
ты, без которых можно было обойтись, были собраны и
отправлены на западный край окружения, заткнуть дыры
в степной обороне, где русские непрерывно нащупыва-
ли бреши в линии фронта.
Нашу 71-ю пехотную дивизию предложили на завид-
ную роль «заместителей героев», поскольку она распо-
лагалась на сравнительно спокойных позициях у Волги
и не проявила ни малейших следов распада. Даже снаб-
жение в дивизии было лучше, чем у других. У нас был до-
ступ к большому элеватору и, как у части на конной тяге,
у нас была возможность время от времени забивать по
лошади, когда уже некуда было деваться от голода.
Всех выпускников средней школы выдвинули канди-
датами в офицеры резерва, но так никуда и не отправи-
ли. Сама логика этой схемы была сомнительна. Способ-
ность этих людей вести за собой солдат даже не прове-
рялась. Те, кто занимал важную должность, оставался в
своих частях, В конце концов, люди со средним образо-
ванием просто растворились в общем хаосе. Какой от
них был толк, когда все способные держать оружие были
нужны для прорыва?
Импровизированные «пожарные части» нужно было
везти в степь на грузовиках. Пеший марш был слишком
изнурителен для истощенных людей, и их бы надолго не
хватило. И вот мои грузовики исчезли и не вернулись,
хотя вернулось несколько выживших. Они были конту-
жены и замерзли до полусмерти. При том, что этих сол-
дат — совершенно неопытных в роли пехоты — ниче-
му не обучили и даже не объяснили задачу, их вывезли
прямо в степь. По дороге головной грузовик был подбит
русским штурмовиком. Идущий следом поймал снаряд
танковой пушки.
Фронт был воображаемой линией, проходящей про-
сто по снегу. Он был объявлен «главной линией оборо-
ны», на которую могут при нужде опереться передовые
198
пехотные части. У большинства солдат не было зимней
одежды. Они носили тонкие шинели и кожаные сапоги, в
которых промерзала каждая косточка. Они рыли в снегу
норы и, где можно, строили снежные хижины, чтобы со-
греться. О том, чтобы выстроить связные оборонитель-
ные позиции с надежными блиндажами, речи и не было.
Офицеров — беспомощных и в основном необстрелян-
ных — к ним назначали редко. Солдаты не знали друг
друга, не имели личных отношений между собой, и вся-
кая уверенность в соседе исчезла.
Когда пехотные части были вынуждены отступить пе-
ред русскими, которые атаковали только при поддержке
танков, то вскоре обнаружили, что у новой линии обо-
роны нет средств, чтобы их остановить. Как только на-
ступающие русские солдаты обнаруживали серьезное
сопротивление, они просто вызывали свои Т-34 и рас-
стреливали наспех выстроенные укрепленные точки,
разнося их на куски. Тех, кто оставался жив, перемалы-
вали танковые гусеницы. Разбросанные останки окра-
шивали русскую степь в красное.
Даже когда русские не атаковали, наши линии оборо-
ны иногда исчезали сами. Люди голодали, их выстави-
ли на мороз, у них не было патронов, и — к лучшему или
худшему — они зависели от милости превосходящих сил
русских. Боевой дух был низок как никогда.
У меня до сих пор сохранилось несколько сводок по
нашему 211-му пехотному полку, но они от сентября
1942-го, времени, когда 71-я пехотная дивизия насту-
пала на Сталинград. В это самое время в штабе второго
батальона было 2 офицера, 4 унтер-офицера и 13 сол-
дат; в 5-й роте был всего 1 унтер-офицер и 9 солдат; в
6-й роте был 1 офицер, 2 унтер-офицера и 10 солдат; в
7-й роте было 4 унтер-офицера и 10 солдат; наконец, в
8-й роте было 5 унтер-офицеров и 35 солдат. В январе
1943-го дела обстояли так плохо, что и эти цифры уже не
соответствовали положению дел.
199
Эти новые сбродные части распадались и несли
огромные потери из-за того, что они были слишком сме-
шаны и перепутаны, так же как цепь инстанций и пути
их снабжения. Соседей справа и слева никто не знал, и
некоторые солдаты просто исчезали в темноте, чтобы
появиться в своих старых частях. Даже многие обстре-
лянные пехотинцы поддавались этому искушению и ис-
чезали в подземном мире разрушенного города. Сол-
даты, сбежавшие с фронта, не выглядывали из города.
Разрозненные солдаты из разбитых частей и бежавших
обозов, все без командования, малыми и большими
группами стремились в Сталинград. Они искали спасе-
ния в подвалах разрушенных домов. Там уже были сотни
раненых и больных солдат. У военной полиции не было
возможности вытащить из этой смешанной массы год-
ных к бою и отправить их обратно на фронт. Лишь для
того, чтобы найти еду, покидали свои норы эти так на-
зываемые «крысы».
Командиры нетронутых частей — как и я — снова и
снова получали приказ направить людей в пехоту. Мы не
могли отказаться. И все, что мы могли сделать, — посы-
лать не лучших, а, напротив, слабых и недисциплиниро-
ванных, какие есть в любой части. Мне их было, конечно,
жаль, — но моей обязанностью было как можно дольше
сохранить батарею боеспособной.
Успешный прорыв из окружения был более невозмо-
жен. Русские непрерывно сжимали вокруг нас кольцо.
Русские неустанно давили на город своими свежими ди-
визиями. Многие мысли пролетали в голове — быстрая
смерть от рук неприятеля или, может быть, от собствен-
ной руки. Все остальное означало медленную и ужасную
смерть.
Наши части раз за разом прочесывались на предмет
людей, которых можно отправить на фронт. Я следил за
тем, чтобы никто не был послан в эти отряды самоубийц
дважды. Было даже два сумасшедших, которые вызы-
вались добровольцами, чтобы сбежать от ежедневного
200
голода на батарее. Это были истинные наемники — их
было трудно убить. Они были хорошими ребятами, и поч-
ти всегда у них все получалось. Они даже знали, как из-
влечь маленькую пользу из большой катастрофы. В не-
разберихе отступления у них часто получалось найти еду
и выпивку. Они подбирали многие полезные вещички
из разбитой техники, брошенной на обочинах. В отли-
чие от «крыс», они всегда возвращались в свои части,
потому что чувствовали сильную связь с товарищами,
и часто делились с ними добычей. Эти бойцы в нашей
части набрали большой опыт, благодаря которому они
продержались в боях дольше других. Эти бессмертные
обер-ефрейторы, не имевшие ни малейшего желания
быть продвинутыми по службе, всегда умели оказаться
близко от очередной удачи.По сравнению с другими ди-
визиями, многие из которых находились в стадии рас-
пада, наша 71-я, судя по моим наблюдениям, была еще
в приемлемой форме во многом благодаря стабильной
ситуации на берегу Волги. Наши неопытные солдаты
отправлялись на Волгу — где ничего не происходило —
для беззаботной службы. Испытанные в боях офицеры и
солдаты собирались и отправлялись на запад встречать
русский натиск. Таким образом, наш командир дивизии
смог сохранить дивизию и не дать ей начать рассыпать-
ся. Все это поднимало наш боевой дух и предотвращало
ненужные потери, как часто случалось во второпях со-
бранных «аларменхайтен».
Пополнения запасов больше не существовало, и не
было никакой надежды на помощь снаружи. Идея про-
рыва забуксовала. Мы, защитники «котла», были просто
слишком слабы. На батарее распространялась апатия.
Последние снаряды приберегались для последней бит-
вы, даже если мы и не имели ни малейшего понятия, как
она будет проходить.
Какое-то время назад Паулюс перебрался из Гумра-
ка в сектор нашей дивизии. Его новым обиталищем стал
надежный подвал универмага в центре города. Посколь-
201
ку место, где располагалась позиция передков, стано-
вилось все более опасным, я ее ликвидировал. Полевую
кухню и четыре лошади из пяти, полумертвых от голода,
разместили на первом этаже бани. Шпис и администра-
тивный персонал перешли в мой вместительный команд-
ный пункт.
Я повысил уравновешенного штабс-ефрейтора Эйк-
мана, старого артиллериста, до «шефа» моей 7,62-см
полубатареи на Волге. Его прежняя должность счето-
вода была практически бесполезна. Все, что еще нуж-
но было делать, мог сделать и шпис. Для русских пушек
еще хватало снарядов. Ничего особенного на замерз-
шей Волге не происходило. Мы наблюдали вражеские
разведывательные патрули, но русские решили здесь не
наступать.
Голод становился все более явным, особенно когда
мы ничем не были заняты. На батарее Эйкмана произо-
шел неприятный случай: среди его людей был непри-
ятный тип, уже не раз бывавший под полевым судом
за кражи у товарищей и другие преступления. Он даже
успел послужить в штрафном батальоне. Единственное,
что его спасало, так это готовность служить. Он, навер-
ное, наполовину сошел с ума от голода, когда подстерег
двух румын, тащивших санки с припасами для своих.
Этот «товарищ» тщательно все продумал. Это явно не
было спонтанным действием. Надев русскую меховую
куртку и меховую шапку, он спрятался в развалинах. Ког-
да румыны прошли мимо него с санками, он выпрыгнул
и оглушил обоих прикладом винтовки, а потом сбежал с
санками. Он, правда, не подумал об одном: чуть сзади
шла другая группа румын — он и представить этого не
мог, — и они мгновенно его скрутили. Они забрали его в
штаб полка. Чудо, что они не убили его на месте.
Я узнал об этом в основном от командира полка: «За-
берите этого поганца из штаба румынского полка. На-
пишите подробный рапорт для полевого суда и заприте
его в надежном месте, пока его не заберет военная по-
202
Центр Сталинграда глубокой зимой. Скелеты домов выделяются резким контра-
стом на фоне белого снега. Слева — замерзшая Волга. Этот сектор удерживался
71 -й дивизией до последнего дня
203
лиция. Нужно подать пример. Этот парень уже практи-
чески мертв, приговор только формальность. Вы лично
ответите, если он сбежит».
Все думали о произошедшем одинаково. У вора не
было никакой надежды сбежать, пока его не привели ко
мне. Румыны даже не сильно его избили. Вполголоса он
сказал: «Лучше бы меня забили до смерти. Я в любом
случае покойник». Было трудно найти надежную комна-
ту, чтобы запереть его. Наконец мы нашли угольный под-
вал без окон, с внушительной железной дверью. Я сел и
написал подробный рапорт, не скрывая ни одного из его
прежних проступков и наказаний, и даже включил свод-
ку о его криминальном прошлом в гражданской жизни.
Причиной его здешнего преступления был голод и ли-
шения.
Его можно было бы назвать бродягой, не будь он для
этого слишком молод. Он крал посылки с почты и однаж-
ды ограбил грузовые фургоны. Со службы в штрафном
батальоне он должен был вынести мрачные воспомина-
ния, но явно не проявлял намерения исправиться. Бата-
рея делала все возможное, чтобы от него избавиться.
В последней попытке отделаться от него мой предше-
ственник получил в свое время ответ от батальонного
командира: «Вы не можете ожидать, что его кто-нибудь
возьмет. Вам вряд ли понравилось получить такого».
До сих пор у меня с ним проблем не было. Я завершил
рапорт и добавил свои источники информации о нем.
В конце я также привел некоторые положительные каче-
ства этого смутьяна. Этот солдат был надежен в бою и
имел атакующий дух. Он был среди добровольцев, ког-
да нужно было воевать в степи пехотой. Рапорт я отдал
«цепным псам», военной полиции, которая увела аре-
стованного.
— Ваш рапорт спасет его от виселицы, — отозвался
командир полка. — Вы вправду отметили его храбрость
и так далее?
204
Операция «Кольцо»: ликвидация сталинградского «котла»,
10 января — 2 февраля 1943 г.
— А почему бы не упомянуть хорошие черты в чело-
веке? Или об этом нужно было молчать? — Ответа я не
дождался.
Тем временем преступника перевели под дисципли-
нарный арест в дивизию. Через несколько дней военный
полицейский привел его обратно. Он уже пришел в себя.
«Судья сказал, что мне нужно благодарить вас, герр
обер-лейтенант. Смертный приговор, ага — но сразу же
замененный на службу на передовой. Я пришел забрать
вещи, и они переведут меня в пехоту, где мне придется
проявить себя. Еще раз спасибо, на этот раз я был на во-
лосок от смерти».
Мои слова об осторожности, похоже, были пропуще-
ны мимо ушей. Он бодро собрал вещи и ушел с позиции
в сопровождении военного полицейского. Через не-
сколько дней мы узнали, что он был убит во время опера-
ции штурмовой группы по возвращению здания, взятого
русскими. По слухам, он первым ворвался в здание.
Вскоре, когда все в нашем дивизионном секторе шло
к концу, Эйкман еще раз проявил себя с одной из сво-
их русских пушек. Он стрелял по русскому танку, и ему
пришлось укрыться в подвале. Т-34 еще был способен
драться и переехал одну из станин, так что она слома-
лась. Когда танк прошел мимо, Эйкман с солдатами рва-
нули из подвала к поврежденному орудию, развернули
его и выстрелили русскому колоссу в уязвимую корму.
Он мгновенно загорелся.
Холодный профессионализм этого бывшего бухгал-
тера и его солдат, воевавших на свой страх и риск, впе-
чатлил не только меня, но вскоре о нем узнал весь полк.
Эйкману не повезет вернуться домой, в войне он не вы-
жил.
Аэродром у Питомника мы потеряли 14 января 1943 г.
Это практически прекратило и без того неадекват-
но скудное снабжение. Сопровождения транспортных
самолетов истребителями больше не было. Небо над
Сталинградом контролировали русские самолеты. Нам
206
сбрасывали контейнеры снабжения с боеприпасами,
едой и медикаментами. Естественно, этого мизера и
близко не хватало для снабжения армии минимальным
количеством еды, чтобы не умереть с голоду. Многие из
контейнеров, сброшенных на парашютах, промахива-
лись мимо цели и падали рядом с русскими — нередкий
случай. Другие, которые удавалось обнаружить, не сда-
вались, как было приказано, а те, кто их нашел, оставля-
ли их у себя.
«Котел» теперь съеживался с каждым днем. Армей-
ское руководство пыталось поддержать наш боевой дух
быстрыми повышениями по службе и раздачей медалей.
Несмотря на все превосходство противника, армия в эти
дни разрушения совершала просто нечеловеческое уси-
лие. Каждый день мы могли слышать, как тот или иной
угол котла попадал под тяжелый обстрел русской ар-
тиллерии. Это означало, что там вскоре начнется атака
и зона окружения еще сократится. Нам стало известно
из множества сброшенных на нас листовок, что русские
предложили армии капитулировать. Завися в своих ре-
шениях от фон Манштейна и Гитлера, Паулюс ответил
отказом — как и ожидалось. Что он чувствовал и что он
думал лично, осталось неизвестным. У нас не было ощу-
щения, что нас ведет во всем превосходящий нас коман-
дующий армией, хотя каждый чувствовал, что теперь нам
необходимо энергичное руководство.
В жестоком холоде степей вокруг Сталинграда боль-
ше ничего нельзя было сделать. Линия фронта стано-
вилась все тоньше, и приходилось переходить к обо-
роне только узловых «шверпунктов». Может быть, нам
и самим нужно было окопаться в городских развалинах,
чтобы получить лучшую защиту от обстрела и от против-
ника. По-моему, слишком мало можно было сделать для
защиты нашей «цитадели». У окруженной армии теперь
было три возможности:
1) как можно скорее прорваться наружу;
207
2) сопротивляться со всей сосредоточенностью
столько, сколько нужно, чтобы ослабить противника;
3) капитулировать, как только сопротивление станет
бесполезным.
Паулюс не выбрал ни одного из этих трех, хотя он, как
командующий армией, отвечал за своих солдат.
Когда я последний раз пошел навестить свою полу-
батарею на Волге, я заглянул в подвал универмага на
Красной площади, где в сентябре располагался штаб
батальона из нашей дивизии. Мне повезло наткнуться
на оберста Роске, который командовал своим пехотным
полком с большим умением и профессионализмом. Я не-
сколько раз работал с ним и был впечатлен его молодой
энергичностью. Мы немного поболтали. Он считал, что
воздух в «геройском подвале» нам не подходит. По мне в
беготне по универмагу было что-то нереальное.
По остаткам города еще бродили самые странные
слухи: германский бронированный кулак готовится про-
рвать снаружи кольцо окружения. Такова была причина
лихорадочных атак русских и их предложения о капиту-
ляции. Все, что нам нужно было делать, — это продер-
жаться еще несколько дней.
Откуда должны были взяться эти танки, если они в де-
кабре не смогли даже приоткрыть «котел»? Все метались
между надеждой и отчаянием. В это время был потерян
последний аэродром в Гумраке.
Из степи и из Гумрака в город хлынули бесконечные
обозы разбитых дивизий. Неожиданно стало возможно
найти немного топлива. Непрерывный поток машин ка-
тился в город. Серые автобусы, удобно оборудованные
внутри как мобильные командные пункты или управле-
ния армейских служб, создавали впечатление, что в го-
роде завелись автобусные маршруты. Колонны грузо-
виков везли в городские подвалы продукты, алкоголь,
канистры с бензином и патроны — явно какие-то незаре-
гистрированные обменные фонды. Упитанные казначеи
в чистенькой форме зорко следили за своими сокрови-
208
щами и исчезали, лишь когда над транспортным пото-
ком показывался русский самолет. «Откуда у них все это
и почему они все это только сейчас везут?» — со смесью
зависти и горечи задавались вопросом солдаты, потому
что у них неделями ничего не было. Жилье в городе ста-
новилось редкостью. В просторном подвале под моим
командным пунктом у нас еще было место принять не-
сколько человек. Теперь моему шпису нужно было все
как следует организовать. Он устроил то, что было труд-
но назвать иначе как гостиничным бизнесом. Кто бы ни
искал у нас убежища, должен был расплатиться товара-
ми вроде сигарет, шнапса или кофе, но мы предпочитали
консервы. Это было самой ценной валютой. Я с самого
начала был против этой системы и хотел прикрыть пред-
приятие — но передумал, когда увидел, какими упитан-
ными и обеспеченными были наши гости — и как они
охотно делились.
«Ублюдки — посмотрите, сколько они припрятали
для себя. Все это время они нас обманывали, а теперь
у них столько, что они даже не знают, что со всем этим
делать», — сказал шпис.
Спустя несколько дней в город с запада стала при-
бывать измученная пехота. Там было много раненых, и
многие были обморожены. Температура в те дни не под-
нималась выше минус 20, чаще было значительно холод-
нее. Хромые, со впалыми щеками, грязные и кишащие
вшами, солдаты медленно ковыляли в городе. У некото-
рых не было при себе оружия, хотя они и выглядели бое-
способными. Распад армии явно был не за горами.
Русские пробились с юга к Царице. Несмотря на при-
каз не сдаваться, уже имело место несколько локальных
капитуляций. В основном перепуганные штабы — но хва-
тало и остатков боевых частей, сдавшихся без сопротив-
ления. Были случаи, когда командиры дивизий сдавали
свои секторы. Наше сопротивление больше не имело
смысла. Паулюс вряд ли вообще чем-то управлял. Он
оставался в своем подвале универмага, сидел и ждал.
209
Безнадежность положения армии вряд ли была тайной
даже для него.
Наша 71-я пехотная оказалась втянута в водово-
рот событий у Царицы. Когда наш командир, генерал
фон Хартман, увидел, что конец дивизии близок, линии
управления перепутались или вообще порвались, армия
и корпус теряет контроль над ситуацией, и просто пото-
му, что продолжение боевых действий становилось все
более бесполезным, он решил выбрать достойный —
возможно, даже с честью — выход из ситуации. К югу от
Царицы он забрался на железнодорожную насыпь и взял
у сопровождавшего его солдата заряженную винтовку.
Стоя во весь рост, как мишень на стрельбище, он стре-
лял по атакующим русским. Фон Хартман какое-то вре-
мя продолжал стрелять, пока его не настигла вражеская
пуля. Ему повезло, и он не был ранен, что превратило бы
плен в сущий ад, — ив конце концов он все равно умер
бы мучительной смертью.
Это случилось 26 января 1943-го. В отчаянии дру-
гие офицеры стрелялись из своих пистолетов. Никто не
верил, что выживет в русском лагере военнопленных.
Наш командир дивизии выбрал более почетный способ
уйти — может быть, вдохновляясь примером высокоува-
жаемого генерал-полковника Фрича, который ушел по-
добным рыцарским образом во время польской кампа-
нии. (В ноябре 1937 г. на совещании в рейхсканцелярии
генералы фон Фрич и фон Бломберг высказали свое
скептическое отношение к захватническим планам на-
цистов и вступили в перепалку с Герингом. Геринг решил
от них избавиться. Фон Бломберга удалось устранить
компрометирующими материалами на жену. Фон Фри-
ча уволили, ложно обвинив в гомосексуализме. В 1938 г.
он был оправдан судом и восстановлен в рядах армии.
22 сентября 1939 г. фон Фрич погиб под Варшавой. По
свидетельству генерала Манштейна, не в силах мирить-
ся с нацистским режимом, фон Фрич намеренно искал
смерти в бою. — Примеч. ред.) Мгновенно командиром
210
дивизии был назначен Росже, с повышением до генерал-
майора. Новость о смерти Хартмана распространилась
по дивизии со скоростью пожара. То, что он сделал, вос-
принимали с двух позиций. Но независимо от точки зре-
ния это был впечатляющий способ ухода. Его преемник
за последние несколько дней может приписать себе тот
факт, что дивизия не распалась сверху донизу, как дру-
гие. В краткосрочной перспективе он даже как-то смог
поднять наш боевой дух.
Роске был человеком, отдающим четкие и краткие
указания. Ни у кого не было сомнений насчет его веры
и намерений, потому что он знал, чего хотел. У него был
Рыцарский крест за прорыв его полка к Волге 14 сентя-
бря 1942 г. Он получил этот высокий орден явно не по-
тому, что подошла его очередь.
В эти дни отчаяния, незадолго до самого конца, он
смог снова мобилизовать войска и создать из остатков
прежних дивизий новые центры сопротивления. Комен-
данты узлов обороны получили приказ, что в случае, если
они остаются изолированными, они должны продолжать
сопротивление и не принимать приказов незнакомых
офицеров из других частей. Благодаря этому приказу
стало возможным оставаться вне распространяющего-
ся хаоса. По собственному опыту Роске знал, что только
плотно сколоченные подразделения с сильными личны-
ми связями остаются боеготовыми.
Хотя Роске держал свой командный пункт по сосед-
ству с Паулюсом, он действовал совершенно незави-
симо. Из этого были последствия лично для меня: мою
батарею развернули на запад и превратили в позицию-
«ежа». Это означало, что мой КП больше не был нужен.
Все мои бойцы теперь сидели под одной крышей на ору-
дийных позициях в бане. Лошадей забрали и пустили
на пайки всей дивизии. Нам позволили сохранить всего
трех животных. Мы пекли себе хлеб из остатков зерна, и
он был не так плох на вкус, но приходилось время от вре-
мени выплевывать твердые зерна. Повар забил одну из
211
лошадей и сделал из нее гуляш, который почти не имел
вкуса, но был очень кстати при нашем голоде.
Мои пушки, стоявшие на одной позиции с 15 сен-
тября, теперь были развернуты на 180 градусов на за-
пад — направление, откуда ожидали русских. Для за-
щиты расчетов мы выстроили земляные стены и связа-
ли окопы для орудий узкими траншеями. У меня были и
пулеметные гнезда. Копаться в мерзлой земле было той
еще работенкой. Однако усталость изгнала из наших
умов подавленность. Окна бани были заложены кирпи-
чом, за исключением нескольких амбразур. В удобных
местах были пробиты дополнительные амбразуры.
Теперь на батарею полился поток пополнений, но их
было трудно накормить. Тяжелые батареи IV батальона,
в первую очередь остатки 10-й батареи, в которой я дол-
гое время служил, искали у нас пристанища. Их рассеяли
русские, когда они безуспешно пытались защищать за-
падную окраину города. Шпису пришлось залезть в то-
вар, вырученный от нашего гостиничного бизнеса, была
забита вторая лошадь, и бог знает откуда появились два
мешка зерна. Войска теперь не имели снабжения. Что-
то можно было получить, но очень редко, на армейских
распределительных пунктах.
Редкие контейнеры снабжения и мешки с хлебом, па-
давшие с неба, оставались у тех, кто их нашел. Мы мог-
ли лишь злиться, когда в них обнаруживались туалетная
бумага или даже кондомы. В теперешней ситуации нам
явно не было нужно ни то, ни другое. Какой-то спецад-
министратор в Берлине придумал стандартный набор
для контейнеров, и он здесь был бесполезен. Теория и
практика часто живут порознь.
На наших позициях еще оставалось несколько рус-
ских хиви, их кормили так же, как и нас. Мы давно не ка-
раулили их, и у них было множество возможностей сбе-
жать. Перед лицом окруживших нас русских дивизий от
силы один из них исчез, чтобы слиться с Красной Арми-
ей. Может быть, они ожидали для себя более печальной
212
участи? В сталинской армии человеческая жизнь прак-
тически ничего не значила.
Теперь, на последней стадии битвы, русские граж-
данские вышли из своих убежищ. Старики, женщины и
дети, которых мы старались эвакуировать в начале бит-
вы, каким-то чудесным образом выжили. Они бродили
по улицам и безуспешно попрошайничали. Нам нечего
было им дать. Даже наши солдаты были на грани голод-
ного обморока и голодной смерти. Больше никто не об-
ращал внимания на трупы умерших от голода или холода,
лежащие на обочине. Это стало привычным зрелищем.
Сколько могли, мы пытались облегчить страдания граж-
данского населения. По пути из города колонны машин
снабжения старались подвезти гражданских на запад,
из опасной зоны. Этих людей не грабили, не насилова-
ли и даже не убивали. К сожалению, такие зверства по-
том тысячекратно обрушились на немецких беженцев, в
основном от рук банд Красной Армии. Месть победите-
лей была ужасна.
«Хейнкель» Не-111 с грузовыми контейнерами под крылом готов к взлету. Эти
«продуктовые бомбы» были последней отчаянной мерой поддержки 6-й армии с
воздуха, но это была всего лишь капля воды в океане
213
Как ни странно, в последние дни бывали случаи де-
зертирства русских к нам в «котел». Чего они ждали от
немцев? Бои явно были для них столь жестокими, что они
не верили в неизбежную близкую победу или бежали от
жестокого обращения своего начальства. И наоборот —
германские солдаты бежали к русским, убежденные ли-
стовками и так называемыми пропусками. Никто не ждал
от русского плена ничего хорошего. Мы слишком часто
встречались со случаями зверского убийства одиночек,
небольших групп или раненых, попавших к ним в руки.
Некоторые дезертировали из разочарования в Гитлере,
хотя это само по себе не было «страховым полисом».
Как бы то ни было, на местах чаще сдавались в плен —
и мелкие части, и остатки полных дивизий, поскольку в
них жила надежда на более устроенную жизнь в плену.
Эти частичные сдачи становились кошмаром для сосед-
них частей, которые сражались просто потому, что оста-
лись одни и русские не могли обойти их. Сдаваться было
строго запрещено, но кто слушал приказы в этой сума-
тохе? Вряд ли! Власть командующего армией больше
всерьез не воспринималась. Наверное, это и заставило
Паулюса принять решение. Ничего не произошло. Суп
из конины, который раздавался на моей батарее, выгнал
«крыс» из нор. Ночью они пытались напасть на кухонный
персонал. Мы выгнали их под угрозой оружия и с тех пор
выставляли у нашей «гуляш-пушки» (полевой кухни) ча-
сового. Мы съели только часть второй лошади, а третья
слонялась по первому этажу бани, как привидение. От
усталости и голода она часто падала.
Солдатам, отставшим от своих, наливали чашку супа,
только если у них были при себе винтовки и они выказы-
вали волю сражаться. 29 января я снова вышел на Волгу.
Мою «русскую полубатарею» включили в пехотную роту.
Люди были в бодром настроении, командование заботи-
лось обо всем — но они, конечно, видели, как наступает
неизбежное. Кто-то говорил о побеге по волжскому льду,
чтобы добраться кружным путем до немецких позиций.
214
Рисунок Вюстера, показывающий, как иногда продуктовые бомбы доходили
до голодных солдат: их вытаскивали из разбитых самолетов. Строгие правила
предписывали сдавать их для централизованного распределения. Неисполнение
могло привести к расстрелу Тем не менее многие части и небольшие группы
оставляли драгоценный груз себе
Но где они, немецкие позиции? В любом случае в каком-
то месте точно придется пересечь русские.
Было вполне возможно незамеченным пересечь Вол-
гу по льду — но что затем? Наверное, 100 километров
хода по глубокому снегу — ослабленному, без еды, без
дорог. Никто бы в таком не выжил. У одиночек не было
шанса. Несколько человек пыталось, но я не слышал ни
об одном, кому бы это удалось. Командир 1-й батареи
гауптман Зивеке и полковой адъютант Шмидт попробо-
вали и до сих пор числятся пропавшими без вести. Они,
наверное, замерзли до смерти, умерли с голоду или
были убиты. Я попрощался с солдатами на Волге и по-
думал: увижу ли я кого-нибудь из них еще раз?
Обратный путь вел меня через Красную площадь, ко-
торая была этаким памятником германскому «воздушно-
му мосту» — там лежал сбитый Хе-111. Прямо напротив
него, в подвале универмага под названием Univermag,
сидели Паулюс и его штаб. Там был и командный пункт
215
нашей 71-й пехотной дивизии. О чем думали и что де-
лали генералы в этом подвале? Наверное, ничего не
делали. Просто ждали. Гитлер запретил сдачу, а продол-
жающееся сопротивление к этому часу становилось все
более бесполезным. Я шел в сторону завода спиртных
напитков, где все еще был командный пункт моего бата-
льона. Я миновал руины театра, теперь лишь слегка на-
поминавшего портик греческого храма.
Для защиты от русских были восстановлены старые
русские баррикады. Финальная битва бушевала уже в
самом городе. В подвале завода спиртных напитков ца-
рила странная атмосфера. Там были командир полка,
командир II батальона, майор Нойман и мой старый друг
из 19-го артиллерийского полка в Ганновере Герд Хофф-
ман. Герд был теперь полковым адъютантом.
От первого батальона оставались жалкие остатки,
и «бездомные» солдаты нашли там временный приют.
Столы были заставлены бутылками шнапса. Все были
до неприличия шумными и совершенно пьяными. Они
подробно обсуждали, кто уже застрелился. Я чувствовал
свое моральное и физическое превосходство над ними.
Я еще мог жить на подкожном жире, накопленном в от-
пуске. Другие голодали на полтора месяца дольше меня.
Меня пригласили присоединиться к пьянке, и я охотно
согласился.
— У тебя еще есть батарея или уже все? — спросил
фон Штрумпф. — Тогда это была последняя батарея мо-
его гордого полка, который сейчас накрылся. Когда-то
давно...
Я доложил об артиллеристах из разбитых подразде-
лений, строительстве позиций йотом, что теперь у меня
200 солдат. Я даже рассказал о супе из конины. Когда я
запросил его указаний для своей «позиции-ежа», то по-
лучил лишь пьяные ремарки:
— Ну, вашу сохранившуюся батарею лучше засолить,
тогда у вас что-то останется. Сейчас это такая редкость,
216
что ее нужно показывать в музее для потомства, такую
маленькую миленькую батареечку...
— Не стойте с глупым видом, сядьте на свою толстую
жопу и выпейте с нами. Нам нужно опустошить все остав-
шиеся бутылки...
— Как ваша прекрасная фройляйн Невеста? Она зна-
ет, что она уже вдова? Ха-ха-ха...
— Сядьте! Все, до последней капли — до дна, и трое-
кратное «Зиг хайль» в честь Адольфа Великолепного,
делателя вдов и сирот, величайшего командующего всех
времен! Выше голову! Выпьем, мы больше не увидим
этого юнца...
Я уже начинал задумываться, почему их пистолеты
лежат на столе рядом со стаканами.
— Как все выпьем, и — бах, — командир второго ба-
тальона ткнул правым указательным пальцем в лоб. —
Бах — и конец большой жажде.
Обер-лейтенант Вюстер в белом камуфляжном костюме входит в командный пункт
I батальона в подвале спиртзавода и видит, что большинство старших офицеров
артиллерийского полка пьяны и готовы покончить с жизнью
217
Я не думал о том, чтобы застрелиться, — об этом я
никогда не думал. От запаха спиртного в спертой вони
подвала меня тошнило. В комнате было слишком нато-
плено. Свечи съели весь кислород, и в подвале воняло
потом. Я хотел есть. Я хотел выбраться из этой дыры!
Герд Хоффман перехватил меня у выхода:
— Ну же, Вюстер, оставайся. Мы не собираемся сда-
ваться. Мы так и так умрем, даже если русские нас от-
сюда и не выбьют. Мы пообещали друг другу, что сами со
всем покончим.
Я попытался отговорить его и предложил ему зайти
ко мне на батарею. Пьяницы в подвале не заметят, что
его нет. Пока моя батарея могла драться, я не делал ни-
каких решений насчет будущего. Я еще не знал, что буду
делать, когда прозвучит последний выстрел... если я до
этого доживу. Тогда все и будет ясно..
— Не думаю, что это особенный героизм — вышибить
себе мозги, — сказал я ему, но Герд остался со своей
компанией. В отличие от меня, мнение и поведение вы-
шестоящих всегда было для него святым откровением.
Выйдя на свежий воздух, я наконец почувствовал себя
лучше. По дороге на батарею в голове пронеслась мысль:
они скоро слишком перепьются, чтобы застрелиться.
Но все же они смогли покончить с жизнью (оберет фон
Штрумпф застрелился 27 января 1943 г., остальные офи-
церы с января числились пропавшими без вести). Нам
об этом рассказал телефонист, снимавший телефонную
линию до батальона. Меня это потрясло, и у меня на эту
тему был очень подавленный разговор с гауптвахми-
стром. Постепенно мои мысли стали вращаться вокруг
идеи использовать пистолет для самоубийства. Но по-
том я возвращался в мыслях к Руфи и к тому, что я еще
не повидал жизни. Я был еще молод и до сих пор зависел
от других. У меня были планы, цели, идеи, и я хотел на-
конец после войны стоять на своих ногах. Однако в этой
ситуации многое говорило в пользу самостоятельного
решения покончить с этим раз и навсегда.
218
Конечно, было бы более комфортно просто бегать в
одном из имеющихся стад. Но в самом конце не придет-
ся ли каждому искать душевного покоя у личного «бога»?
Я решил, что я не до конца готов стать жертвой.
Мой гауптвахмистр помог мне пережить все это — су-
хим солдатским словцом и глотком из бутылки:
— Обычно если человек не дурак—то стреляется все-
го один раз, герр обер-лейтенант. А что дальше? Многие
жалели об этом до конца жизни. Я лучше скажу — ваше
здоровье.
И немного спустя добавил:
— Зачем нам делать за русских их работу?
С раннего утра 30 января русские гвоздили нас изо
всех стволов, даже в наШем секторе. Там были демо-
рализующие «приветы» «Сталинских органов» с разных
дистанций. С трудом можно было найти промежуток
между залпами, чтобы высунуть нос наружу и посмо-
треть, что происходит. Снег вокруг бани почти полно-
стью растаял. Коричневая грязь толстым ковром покры-
вала все вокруг. Потерь у нас почти не было. Бетонная
крыша бани и надежно выкопанный блиндаж успешно
противостояли налету.
Один артиллерист получил осколок в живот, и его
внесли в баню. Медики вкололи ему обезболивающее.
У него не было шанса выжить, не в этих условиях. Он
бы погиб и на перевязочном пункте, с нормальной ме-
дицинской помощью. Если бы только мой артиллерист
смог умереть быстро и не мучаясь, думал я про себя.
После обеда закончился русский обстрел. С запада
на нас пошли русские танки. Справа от нас была насыпь
над одним из городских прудов; там обосновалась пе-
хотная часть, которую я не знал. Слева от нас никого не
было. Там уже капитулировали. Русская пушка выехала
и встала на позицию прямо перед нами. Мы прогнали
их с нескольких снарядов. Подъехал танк и выстрелил
из пушки, снаряд попал куда-то рядом с баней. Не полу-
чив никакого приказа, унтер-офицер Фритце и его люди
219
прыгнули к гаубице и открыли по танку огонь. Даже рус-
ский хиви работал как заряжающий. В дуэли у танка было
преимущество в скорострельности, но он так и не смог
добиться прямого попадания. Земляной вал вокруг ору-
дия защитил его от близких попаданий. Наконец Фритцу
повезло попасть в башню Т-34 10,5-см снарядом.
Я наблюдал прямое попадание в бинокль и приказал
расчету укрыться, но, ко всеобщему удивлению, танк
снова начал двигаться и стрелять из пушки. Наше пря-
мое попадание не пробило броню. Бронебойные снаря-
ды кончились, а обычные фугасные броню не пробивали.
Лишь третье попадание принесло долгожданную побе-
ду. Снаряд попал Т-34 в корму, и двигатель колосса за-
горелся. Меня совершенно поразила естественность, с
которой до сих пор дрались мои люди.
Победившие артиллеристы радовались почти как
дети и ненадолго забыли о своем отчаянном положении.
Когда вскоре появился другой танк — более тяжелый,
класса КВ, — я навел на него два орудия. Этот КВ тоже
был уничтожен без потерь с нашей стороны.
К сожалению, нашу пехоту отогнали от пруда. Нас
прижимал к земле плотный пулеметный огонь дошедших
дотуда русских. Положение становилось все более без-
надежным, даже несмотря на то, что слева от нас вста-
ла на позицию батарея древних легких гаубиц LFH-16.
У них тоже оставались считаные снаряды. Я предложил
их солдатам, не занятым в бою, убежище в бане.
Наступила ночь, и бои затихли. Днем у нас с трудом
получилось выжить. Оставалось всего 19 снарядов, и
из предосторожности я распорядился уничтожить два
орудия. Одно уже было повреждено, хотя и могло вести
огонь. У нас были килограммовые подрывные заряды
для каждого орудия, их нужно было засовывать в ствол с
казенной части. Их подорвали, вставив запалы, и орудия
были приведены в негодность. При таком подрыве раз-
рушается ствол, казенник и люлька.
220
Неожиданно на позиции объявился незнакомый пе-
хотный офицер, намеренный остановить второй подрыв.
Его беспокоило то, что русские заметят уничтожение
матчасти и могут выместить гнев на немецких пленных.
Он еще много чего сказал. В любом случае второе ору-
жие подорвали.
Вскоре мне приказали явиться к командиру моей бо-
евой группы. Почему бы и нет? Если нужно подтвердить
мой независимый статус, я сошлюсь на генерала Роске.
Я встретился с напыщенным подполковником, которого
уже не волновало, что орудия подорвали.
Он приказал мне этой же ночью отбить насыпь у пру-
да. Эта возвышенность господствовала над всей окру-
гой. Так что он подчинил себе мою батарею, чтобы пол-
ностью контролировать все. Когда я напомнил о своей
автономности, он указал на свой более высокий чин и
попытался давить на меня. Он также не обратил никако-
го внимания, когда я указал на то, что бесполезно посы-
лать необученных артиллеристов отбивать то, что в бою
не смогла удержать пехота. Так что я равнодушно пообе-
щал, что мы этим займемся.
Я собрал человек 60, поискал подходящих унтер-
офицеров и начал.
«Ничего из этого не выйдет», — сказал шпис, но не от-
казался идти добровольцем. С безоблачного неба ярко
светила полная луна. Снег, оставшийся там, где не было
следов русских снарядов, скрипел под сапогами и осве-
щал местность ярко, как днем. Сначала у нас получилось
пройти под прикрытием складок местности, но потом, на
подходе к высоте, пришлось пересечь открытое место.
Перед тем как покинуть укрытие, мы решили разделить-
ся на две группы, чтобы обмануть русских. Пока они не
обращали никакого внимания, хотя они явно что-то за-
метили. Или их на высоте не было?
«Ну, пошли!» — прошептал я, и двинулся вверх по
склону. Мне уже было страшно. Ничего не происходило.
Ни выстрела. Когда я огляделся, рядом со мной было
221
всего два человека. Одним из них был шпис. Когда боль-
ше никто за нами не пошел, мы вернулись в укрытие.
Там стояла вся толпа, никто не двигался. Все молча-
ли.
— Что за... духу не хватило? — спросил я их.
— Не хватило,— сказал кто-то из задних рядов. —
Если их сбили с этой горки, пусть сами ее и возвращают.
Мы не хотим.
— Это бунт, да? Не хотите воевать? А чего ты хочешь?
Сегодня утром у нас не было никакой необходимости
подбивать танки Ивана, — возразил я.
В этот самый момент я почувствовал, что мой автори-
тет начинает таять. Даже угрозами никого нельзя было
убедить вылезти из-за кустов.
— Мы останемся с орудиями и даже будем отстре-
ливаться, но играть в пехоту мы больше не будем. Все,
хватит.
Мы вернулись, и я доложил подполковнику о нашей
неудаче и моем впечатлении, что высота была пустой. Он
вспылил, крича о трусости и военно-полевом суде. Ког-
да он выпустил пар, то спросил, думают ли «господа из
артиллерии», что будут продолжать сражаться. Я отве-
тил усталым «да». Я больше не утруждал себя «так точно,
герр оберст-лейтенант», но добавил: «Думаю, завтра им
снова придется воевать, даже если это и не будет иметь
смысла, как сегодня».
Всем было ясно, что 31 января будет последним днем
«свободы» в окружении. Поговорив с гауптвахмистром,
я раздал солдатам всю оставшуюся еду и сказал, что
больше ничего не будет. Каждый мог делать со своей
долей, что считал нужным. Последняя лошадь все еще
ковыляла по комнате над подвалом, то и дело падая и
снова подымаясь на ноги. Было уже поздно ее забивать.
От стука копыт по полу делалось не по себе.
Я распорядился уничтожить все оборудование, кро-
ме оружия и радиоприемников. Наш раненый стонал и
кричал от боли, потому что у медика кончилось обезбо-
222
ливающее. Лучше бы этот бедняга умер, лучше бы он за-
молчал. Сострадание умирает, когда чувствуешь свою
беспомощность.
Неизвестность была невыносима. О сне не могло
быть и речи. Мы вяло попытались поиграть в скат, но это
не помогло. Тогда я сделал то же, что и остальные, — сел
и съел как можно больше из доставшейся мне еды. Это
меня успокоило. Казалось бесполезным распределять
остальную еду на будущее.
В какой-то момент часовой привел трех русских офи-
церов. Один из них, капитан, говорил на приличном не-
мецком. Никто не знал, откуда они взялись. Меня при-
звали прекратить боевые действия. Мы должны до рас-
света собрать продовольствие, обеспечить себя водой
и обозначить позиции белыми флагами. Предложение
было разумным, но мы не приняли решения. Продол-
жать сопротивление было явно бесполезно. Мне при-
шлось доложить подполковнику и на незнакомую бата-
рею по соседству. До подполковника явно дошли слухи
о визите русских. Он устроил настоящее шоу: «Измена,
военно-полевой трибунал, расстрельная команда...» и
так далее.
Я больше не мог воспринимать его серьезно и ука-
зал, что русские пришли ко мне, а не наоборот. Я дал ему
понять, что я бы выставил русских несолоно хлебавши,
если бы его пехота в последнем бою показала себя как
следует. Тогда и мои люди воевали бы 31-го, хотя они
мало что могут.
— Не уничтожайте больше ничего. Это только разо-
злит русских, и они потом не будут брать никого в плен, —
кричал на меня холерик-подполковник. Я больше не хо-
тел его слушать. Он явно не хотел умирать.
Я отослал русских, сославшись на приказы командо-
вания, которые, «к сожалению», не оставили мне иного
выбора. Эта версия также помогла мне сохранить лицо
перед солдатами.
223
Как обычно, мы настроили радио на новости из Герма-
нии и кроме них услышали речь Геринга 30 января на де-
сятую годовщину взятия власти национал-социалистами.
Это было все то же преувеличенное театральное наду-
вание щек с помпезными фразами, которые раньше не
казались такими вульгарными. Мы восприняли эту речь
как издевательство над нами, умиравшими здесь из-за
неверных решений верховного командования. Фермо-
пилы, Леонид, спартанцы — мы не собирались кончить
так же, как эти античные греки! Сталинград превратили в
миф еще до того, как «герои» благополучно погибли. «Ге-
нерал стоит плечом к плечу с простым солдатом, оба с
винтовками в руках. Они бьются до последнего патрона.
Они умирают, чтобы жила Германия».
— Выключи! Эта жопа оставила нас умирать, а он бу-
дет сыпать картонными фразами и набивать брюхо. Сам
ничего сделать не может, жирный напыщенный попу-
гай...
В ярости было высказано еще много ругани, кое-что
даже в адрес Гитлера. Да — жертв безответственных и
необдуманных решений, теперь мы должны были слу-
шать надгробные речи в наш адрес. Невозможно было
представить большую бестактность. Обещание Геринга
снабжать «котел» по воздуху привело к отказу от проры-
ва. Вся армия была принесена в жертву из-за его тупого
невежества.
«Там, где стоит германский солдат, ничто не может
поколебать его!» Прошлой зимой это уже было опро-
вергнуто, и теперь мы были слишком слабы, чтобы сто-
ять — пустые слова, дутые фразы, пустопорожний треп.
Германский рейх должен был стоять тысячу лет, а заша-
тался он всего через десять.
Сначала все мы подпали под очарование Гитлера. Он
хотел объединить все земли, где говорили по-немецки,
в одно германское государство. Потребность в Данциге
и решении по Польскому коридору были справедливы.
Мы, солдаты, не хотели этой войны, не хотели погибать
224
на столь далеком поле боя, даже при всей угрозе, ко-
торую представлял Сталин, желавший распространить
большевизм по всей Европе. Но здесь и сейчас, в дале-
ком Сталинграде, мы были сыты всем этим по горло.
В подвале старый унтер-офицер тихо и серьезно
спросил меня, все ли для нас кончено и осталась ли хоть
малейшая надежда. Я не мог дать ему, да и себе, ни ма-
лейшей надежды. Настающий день будет концом всему.
Этот солдат был хорошо воспитанным резервистом с
серьезным образованием. Многих раздражала его лю-
бознательность. Теперь, тихий и погруженный в себя, он
просто вышел из блиндажа обратно к орудию. Зачем он
спрашивал? Все видели надпись на стене. Или и он про-
сто искал малейшей надежды перед лицом грозной и не-
известной участи?
Мы разбили кирками радио, телефоны и другое обо-
рудование. Все документы были сожжены. Наш раненый
наконец умер. Я надел сапоги, которые были чуть вели-
ки, чтобы надеть под них еще одни носки. Неохотно рас-
стался я со своими войлочными ботинками, но так было
легче двигаться. Потом я заснул на овчине под кожаным
пальто, которое родители послали мне на фронт. Пальто
было генералу впору, но здесь, в Сталинграде, оно не го-
дилось фронтовому офицеру. Как бы я хотел, чтобы оно
было со мной в отпуске. Теперь оно наверняка попадет к
русским в руки, как и фотоаппарат «лейка».
Странно, о каких тривиальных вещах думаешь, бо-
рясь за выживание. Руфь — ну, ничего из этого уже не
выйдет. Меня в любой момент могут убить. Пусть только
смерть будет как можно более быстрой и безболезнен-
ной. Мой шпис помог избавиться от мыслей о самоубий-
стве. В любом случае я слишком боялся этого — хотя
самоубийство само по себе считается формой трусости.
Я не винил господа за Сталинград. Что он мог с этим
сделать?
8 В. Вюстер
Глава 7
ДОРОГА В ПЛЕН
Тридцать первое января бы-
ло воскресеньем. Меня разбудил крик: «Русские!»
Еще полусонный, я с пистолетом в руке взбежал по
ступенькам, крича: «Кто стреляет первым, проживет
дольше!» Навстречу выбежал русский, я его ударил. Вы-
скочить из подвала и добежать до амбразур на первом
этаже, думал я. Там уже стояли несколько артиллери-
стов и стреляли. Я схватил винтовку и отошел к боково-
му окну, чтобы лучше видеть в утреннем свете. Русские
бежали через наши позиции, и я открыл огонь. Теперь из
блиндажей у огневых позиций стали выбегать артилле-
ристы с поднятыми руками. Старый унтер-офицер бес-
цельно стрелял в воздух из пистолета. Короткая очередь
из советского автомата покончила с ним. Было это му-
жество или отчаяние? Кто теперь скажет.
Орудийные позиции были потеряны. Мои артилле-
ристы взяты в плен. Баня, как «крепость», продержится
чуть дольше. Все, что она теперь могла предложить, —
это безопасность. Батарею слева от нас тоже захвати-
ли. Командир батареи, толстяк, поднявшийся от рекрута
до гауптмана, с несколькими солдатами пробился к нам
в баню. Амбразуры оказались очень кстати. Мы непре-
рывно стреляли на любое движение снаружи. Некоторые
стрелки делали зарубки на прикладах за каждого убито-
го русского. О чем они думали? Или это нужно, чтобы
226
Баня на углу Двинской и Карской улиц стала для Вюстера и его солдат последним
оплотом. Образы последнего боя не сохранились на пленке, но они сохранились
в памяти Вюстера
227
польстить своему эго, вспоминая потом давние победы?
Зачем все это? Смысла в этом не было ни на грош.
На какой-то момент из уважения к нашему отпору
русские оттянулись назад. Один из пулеметов на моро-
зе отказал. Масло застыло, и мы, артиллеристы, не зна-
ли, что с этим сделать. Винтовка была самым надежным
оружием. Я стрелял из своей по всему, что можно было
счесть мишенью, но попадал не так часто, как надеялся.
Патронов было в изобилии. Открытые ящики с патрона-
ми стояли почти везде. Перестрелка отвлекла меня, и я
даже слегка успокоился.
Неожиданно меня охватило странное чувство, что я
зритель этой нереальной сцены. Я смотрел на все из-
нутри своего тела. Это было чуждо и сюрреалистич-
но. Справа от нас, где была пехота с тем холериком-
подполковником, уже не было слышно никакой стрель-
бы. Там махали кусками белой ткани, привязанной к
палкам и винтовкам. Они вышли колонной по одному, из
них сформировали колонны и увели.
— Только посмотри на этих уродов, — крикнул кто-то
и хотел стрелять по ним.
— Зачем? Оставь их, — сказал я, хотя мне было все
равно.
Было минус двадцать, но мороз не чувствовался.
В подвале согретые пулеметы и автоматы ненадолго
оживали, потом остывали и снова отказывали. Пехота,
по слухам, смазывала оружие бензином.
Снаружи слегка стихло. Что теперь делать? Баня была
островком посреди красного потопа — совершенно не-
важным островком, потоп теперь лился мимо нас в го-
род. По мере того, как все стихло, снова стал донимать
холод. Я снял людей с бойниц, чтобы каждый мог спу-
ститься в прогретый подвал и согреться крепким кофе.
У меня еще оставались для завтрака какие-то крошки.
Я смотрел на хиви у некоторых бойниц, стрелявших
по своим согражданам. Мы больше не обращали на них
внимания. Хиви могли исчезнуть еще ночью. Что творит-
228
День, когда сдался центр Сталинграда, — 31 января 1943 года. Отряды Красной
Армии движутся по открытому месту сгоняя немецких военнопленных. На
снимке — небольшой советский дозор прочесывает район к северу от улицы
9 Января. На заднем плане два здания, за владение которыми шли упорные бои:
Г-образное здание с л е в а и Дом железнодорожника справа
ся у них внутри? Вокруг лежит достаточно оружия и па-
тронов. И все же они оставались нам верными, хорошо
зная, что у них нет ни единого шанса выжить, если нас
возьмут в плен. Их попытка сбежать от войны, дезерти-
ровав к нам, провалилась. Им больше нечего было те-
рять.
Пришедший гауптман начал выделываться, хотя в на-
шем бункере он был лишь гостем. Он создавал впечат-
ление человека, который хочет выиграть войну. Он хотел
прорваться из бани на соединение с другими герман-
скими войсками, которые еще дрались. Я равнодушно
принял его предложение, хотя сопротивляющиеся части
стоило искать не ближе городской черты.
Выйдя из бани, мы сразу же попали под пулеметный
и минометный огонь. По лицу больно били осколки льда
и кирпича. Мы забрались обратно в здание, но не все
смогли вернуться. Несколько человек лежали снаружи
229
мертвыми и ранеными. Потом подошли несколько рус-
ских танков и начали долбить по бане. Толстые стены
выдерживали обстрел. Сколько еще они продержатся?
Время шло пугающе медленно. Т-34 подошли ближе и
теперь стреляли из пулеметов прямо по амбразурам.
Это был конец. Кто бы ни подходил к бойнице, мгновен-
но погибал от пули в голову. Многие погибли.
Во всей этой неразберихе неожиданно у здания по-
явились русские парламентеры. Пред нами стояли лей-
тенант, горнист и солдат с маленьким белым флагом на
шесте, напомнившим мне о флажке «Юнгфолька» в «Гит-
лерюгенде».
Нам повезло, что никто из гостей не был ранен, по-
думал я. Гауптман был готов прогнать русских, но солда-
там уже хватило войны. Они сложили винтовки и стали
искать ранцы. Стрельба постепенно прекратилась, но я
не верил этой тишине. Самое главное, гауптман был не-
предсказуем. Я хотел выйти из-под его старшинства и
поговорил с двумя артиллеристами, стоявшими рядом,
как бы пробраться по траншеям, идущим от здания. Мо-
жет быть, мы могли бы пробраться в центр города и най-
ти немецкие позиции.
Наверное, гауптман хотел умереть смертью героя.
Но он потащил бы за собой и всех нас. Пригнувшись, мы
трое выскочили и исчезли среди развалин. Нам нужно
было время отдышаться. Я даже не забыл свое кожаное
пальто. «Лейка» была в планшете. Я снимал до само-
го конца. Снимки имели бы огромную документальную
ценность. Мы оглянулись на баню. Бой там закончился.
Защитники цепочкой выходили наружу через оцепление
русских. Никто не ушел в Вальхаллу перед самым фи-
налом. Лучше бы нам остаться с остальными — потому
что, несмотря на тяжелые потери, не было видно никаких
следов русской жестокости.
Мы осторожно пробирались через кучи мусора в
центр города. Время шло к вечеру, и мы не знали, что в
это время фельдмаршал Паулюс уже сел в машину, ко-
230
торая отвезет его в плен, — ни разу не высунув нос на-
ружу, не взяв в руки винтовку. «Котел» в центре Сталин-
града прекратил существование.
В северном «котле» бойня продолжалась еще два дня
под командованием генерала Штрекера. Перебегая от
дома к дому и проползая по подвалам, мы, три беглеца,
не могли далеко уйти. Мы все еще были в районе мое-
го удобного командного пункта, когда, выглянув из под-
вала, наткнулись на двух русских с автоматами на изго-
товку. До того, как я что-то сообразил, кожаное пальто
сменило хозяина. Я бросил пистолет и поднял руки. Они
не интересовались ничем из наших вещей. Когда на мне,
обыскивая, распахнули белую камуфляжную куртку, ста-
ли видны офицерские петлицы на воротнике. За корот-
ким ругательством последовал удар в лицо.
Они загнали нас обратно в угол, и несколько русских
направили на нас автоматы. Я еще не отдышался. Глав-
ным чувством, охватившим меня, была апатия, не страх.
Дорога в плен, как ее вспоминает Вюстер и его кисть. Лишь нескольких советских
солдат достаточно, чтобы конвоировать длинную колонну пленных немцев
231
«Ну, вот и все, — промелькнула мысль. — Стоило поду-
мать, что они не будут брать в плен одиночек». Я не чув-
ствовал никаких эмоций, равнодушно ожидая, как к нам
приближается великая неизвестность. Я не знал, чего
ждать.
Вопрос, расстреляют ли нас русские, остался без от-
вета — проезжающий мимо Т-34 остановился и отвлек
солдат. Они поговорили. Вымазанный в масле младший
лейтенант вылез из башни и еще раз обыскал нас. Он на-
шел мою «Лейку», но не знал, что с ней делать, вертел в
руках, пока не бросил о кирпичную стену. Объектив раз-
бился. Он выбросил в снег и отснятую пленку. Мне стало
жаль моих фотографий. Все они снимались зря, поду-
мал я.
У нас, конечно, с самого начала забрали часы. Не-
смотря на мои протесты, младший лейтенант забрал
кожаное пальто. Его не заинтересовал ни мой кожаный
планшет, ни бумага и акварельные краски в нем. Ему, од-
нако, понравились мои теплые кожаные перчатки, и он,
улыбаясь, снял их с меня. Забираясь в танк, он бросил
мне пару перепачканных маслом меховых рукавиц и ме-
шочек русского сушеного хлеба.
Мимо нас прошли 20—30 немецких пленных. Со сме-
хом нас втолкнули в их группу. Теперь мы шли на запад,
по узкой тропе, ведущей от города. Мы были в плену и
не чувствовали ничего плохого по этому поводу. Опас-
ная фаза перехода от свободного солдата к бесправно-
му пленному — включая наше опасное бегство — была
позади.
За редким исключением я долго не встречал никого
из нашей бани.
Хотя с ясного неба светило солнце, температура была
крайне низкой. В мое тело вернулось желание жить.
Я решил делать все что могу, чтобы пройти через то, что
мне предстоит, и вернуться.
Я ожидал, что нас погрузят на транспорт и отвезут
в лагерь — примитивный, как все в России, но вполне
232
сносный. Первым делом сухари, которыми я поделился
с двумя товарищами по побегу, — это было самым важ-
ным. Скоро больше нечем будет делиться — голод ведет
к эгоизму и изгоняет гуманность. Немногое осталось от
товарищества и братской любви. Выдерживали только
самые прочные дружеские связи.
Тот факт, что меня так ужасно ограбили, больше не
был для меня трагедией. Я даже чувствовал какую-то
благодарность к улыбающемуся командиру танка, ко-
торый «заплатил» за награбленное. Хлеб был большей
ценностыр, чем довольно бесполезное кожаное пальто
или фотоаппарат, который у меня долго бы не прожил.
Промасленные меховые рукавицы еще пригодятся. Ни
один русский у меня их не отберет.
Через руины города вели большие и малые группы
пленных. Эти кучки сливались в одну большую колонну
пленных, сначала из сотен, потом из тысяч.
Мы шли мимо взятых немецких позиций. Подбитые
и сгоревшие машины, танки и пушки всех видов окайм-
ляли нашу дорогу, протоптанную в твердом снегу. Везде
лежали мертвые тела, замерзшие до твердости, полно-
стью истощенные, небритые, часто скрученные в аго-
нии. В некоторых местах трупы лежали сваленными в
большие кучи, как будто стоявшую толпу срезали авто-
матическим оружием. Другие трупы были изуродованы
до того, что их было невозможно опознать. Этих бывших
товарищей переехали русскими танками, — неважно,
были ли они в тот момент живы или мертвы. Части их тел
лежали тут и там как куски раздробленного льда. Я за-
мечал все это, пока мы проходили мимо, но они слива-
лись друг с другом как в кошмаре, не вызывая ужаса. За
годы войны я потерял многих товарищей, видел смерть
и страдания, но никогда не видел столько павших солдат
в одном небольшом месте.
Я шел налегке. Все, что у меня осталось, — пустой ра-
нец, плащ-палатка, подобранное по дороге одеяло, ко-
телок и планшет. У меня была банка мясных консервов и
233
сумка с окаменевшими сухарями из неприкосновенного
запаса («дважды прожаренные» — их можно есть, только
будучи очень голодным).
Мой желудок был полон после вчерашнего обжорства
и русского хлеба. Идти в кожаных сапогах было легко, и
я оставался в голове колонны. Во время короткого при-
вала я стянул штаны, чтобы оправиться. Я был в ужасе —
подштанники были полны высохшей крови. В суматохе
последнего боя я, должно быть, не заметил, как в меня
попал осколок. Нажав на правую ягодицу, я пришел к
выводу, что ранение несерьезное и я вряд ли потерял
сколько-нибудь крови. Когда я нажал на рану, она не бо-
лела, и кровь уже не текла. «И снова мне повезло», — по-
думал я.
В бесконечной колонне пленных многие могли лишь
тащиться вперед. Только здесь я понял, насколько жал-
кими и изможденными выглядели солдаты боевых ча-
стей. Я все еще доедал жир, набранный в отпуске. Как
бы то ни было, я голодал на шесть недель меньше и, как
артиллерист, был в лучших условиях, чем беспомощные
пехотинцы под открытым небом в степи. Теперь я видел
вокруг себя полумертвые от голода фигуры, которые
едва набирали сил на ходьбу. В гротескных лохмотьях,
замотанные, как мумии, так что были видны только гла-
за, масса солдат ковыляла в колонне под ледяным ве-
тром степи.
Все больше и больше солдат, измученных маршем,
отставали и падали. Немногочисленный русский кон-
вой постепенно перестал орать Buistro и Davai, которы-
ми подгонял нас раньше. Они сами уныло брели в снегу.
В хвосте полностью измученные пленные стали падать.
Сначала их несли их благородные и сильные товарищи,
но скоро сильные ослабели так, что не могли нести такую
ношу. Даже моя сила иссякала, и меня измучила ходьба
по снегу. Тот, кто оставался один, отставал, падал и оста-
вался в снегу. Мороз избавлял их от этого испытания.
234
Раненым товарищам было опаснее всего. Кулаками
и прикладами винтовок русские ненадолго подняли не-
которых на ноги, потом раздались первые выстрелы.
Тогда по колонне пленных пронесся крик. Были громкие
протесты, ругательства и требования остановиться, что-
бы мы могли передохнуть. За этим последовали удары,
жестокие попытки заставить нас двигаться и стрельба
поверх голов. Человеческая воля к жизни заставила сла-
бых слепо подгонять себя, чтобы не быть застреленным
охраной. Более частые выстрелы и более редкие крики
протеста показывали, насколько эта масса отупела от
усталости. Каждый сосредоточился на себе и продол-
жал устало идти вперед — шаг за шагом.
Я был, конечно, возмущен и огорчен тем, что кон-
воиры пристреливали беспомощных упавших солдат
и оставляли их лежать. Но я смог додуматься до более
четкой мысли: а что еще они могли сделать? Тот, кто по-
терял сознание и упал, скоро в любом случае замерзнет
до смерти. Транспорта не было. У русских у самих были
проблемы с транспортом во время наступления на запад,
и их руководство мало задумывалось о массах пленных,
шагавших от линии фронта.
Во время нашего наступления в 41 -м мы тоже не были
готовы к огромному числу русских пленных. А наши кон-
воиры тоже стреляли по пленным? Я не знал. Я никогда
не имел дела с русскими военнопленными. С другой
стороны, наверное, было более гуманно положить конец
страданиям с помощью пули. Кто знает, что творилось в
головах конвоиров, когда они наводили стволы винто-
вок на беспомощных людей, скорчившихся на земле?
Сострадание для солдата — роскошь, которую в нашей
безжалостной профессии редко получается себе позво-
лить.
Поскольку нас конвоировали солдаты фронтовых
частей, у меня не было чувства, что над нами будут из-
деваться, бить или систематически расстреливать. Эти
солдаты выполняли приказ без лишних эмоций.
235
Несмотря на все рациональные объяснения, гнев на
победителей не исчезал. Русские должны были суметь
подготовиться к приему большого количества пленных,
взятых в Сталинграде. Им должно было быть известно,
что пленные находятся в отчаянно плохом состоянии
здоровья. Особенно им стоило принять меры по отно-
шению к раненым, наполнявшим городские подвалы,
а не оставлять их на произвол судьбы, проигрывающих
битву со смертью. Явно, несмотря на медоточивые при-
зывы сдаться, об этом никто не подумал. Единственное,
что для них что-то значило, был распад «фашистской»
6-й германской армии.
Медленно темнело. В отдалении я увидел сигнальные
ракеты и вспышки разрывов снарядов. Кто там еще сра-
жался? Были ли ракеты русским салютом или это гер-
манские войска шли спасти нас?
— Нас спасут! — сказал кто-то.
— Если наши подойдут, русские сначала убьют нас, —
сказал другой.
Эти замечания, следы последней надежды, станови-
лись все более абсурдными.
Навстречу шли колонны грузовиков, все с зажженны-
ми фарами, почти как в мирное время. Грозными тенями
по обочинам ледяной дороги стояли русские Т-34. Не-
большие костры под брюхами сохраняли двигатели в те-
пле, готовыми к движению. Русские явно понимали, что
такое мороз и как иметь с ним дело.
Нас наконец загнали в большой овраг, уже полный лю-
дей. Мы стояли и мерзли, ожидая, что будет дальше. Как
всегда в неясных ситуациях, кругами ходили слухи: что
будут раздавать еду, или что больных и раненых погру-
зят на грузовики, или что нас отправляют до реки Дон,
где погрузят на поезд. Было много предположений, но
ничего не произошло.
Русские часовые ходили по гребню лощины. Они тоже
мерзли. Я смертельно устал, так что я позаимствовал
яму в снегу, засунул ноги, обутые в кожаные сапоги, в
236
практически пустой ранец и свернулся там под одеялом
и плащ-палаткой. Заснул я мгновенно. Когда я проснул-
ся, уже светало. Я окоченел и с трудом поднялся на ноги.
Парализованный холодом, я хлопал руками по бокам и
потопал ногами. Я успешно пережил ночь. Было много
шума, но не было еды, не было даже воды. Многие со-
сали снег, но это было рискованно.
Хорваты из австрийской дивизии держались вместе.
Они могли общаться с часовыми на родном языке и пы-
тались добиться себе каких-то привилегий.
У австрийцев была та же идея — «мы сформиру-
ем красно-бело-красную колонну [цвета австрийского
флага]», выкрикивал на густом венском диалекте ста-
рый ротмистр. Его фамилия была Бек. «Что нам до на-
цистов, которые захватили Австрию и навязали нам их
форму и их войну?» Он продолжал крутиться вокруг этих
двух фраз. Тембр его голоса становился все более невы-
носим. Вокруг него быстро собралась кучка оппортуни-
стов, предпочитавших свастике красно-бело-красное.
Несколько неавстрийцев тоже было двинулись к ним, но
у них не было австрийского говора, и их завернули со
словами «идите к своему Гитлеру, убирайтесь отсюда,
грязные нацисты. Пошли вон в свой рейх».
Один фельдфебель не выдержал этого идиотизма:
«Ну-ка, хватит! Лучше заткни чертову пасть! Никто из
нас, немцев, не кричал славу фюреру громче, чем вы в
тридцать восьмом. Это вы, дорогие австрийцы, отпра-
вили его к нам, а теперь не хотите иметь с ним никакого
дела!»
Австриец, должно быть, что-то ему ответил, потому
что фельдфебель неожиданно ударил его в лицо, сбив
на снег.
«Ты, грязная предательская свинья! Ты носишь форму
германского офицера, а теперь целуешь в задницу рус-
ских, хотя они об этом не просили!» Он был, пожалуй, по-
трясен своим взрывом и поэтому отвернулся.
237
Больше ничего не происходило, но он меня впечат-
лил, явно говоря от чистого сердца. Бек еще собирал
свою красно-бело-красную группу и кооперировался с
хорватами, которые теперь были враждебны нам, нем-
цам. Хорваты до самого конца бились на нашей стороне
как хорошие солдаты. Люди с Балкан непредсказуемы.
Большинство австрийских пленных чувствовали себя
немцами. Но все может быстро перемениться, ведь они
сорвали орла и свастику со своих мундиров и заменили
их красно-бело-красными кокардами. Наверное, люди
вроде Бека поспешили воткнуть серп и молот в когти ав-
стрийского геральдического орла.
Нет, финал битвы 6-й армии в Сталинграде не был ге-
роическим. Германский солдат лишился гордости.
Когда мы вышли из лощины мимо часовых, для нас
была готова еда — горсточка пшенных зерен, из которой
здесь ничего нельзя было сделать. В конце концов мы
жевали сухие зерна. Нам полагался и бульонный кубик,
но его нельзя было разгрызть. Во время следующего
привала мы попытались разжечь костер из степной тра-
вы, чтобы в котелках сварить кубик в растопленном сне-
ге. Это было воистину безнадежное занятие. На откры-
той снежной местности травинки с трудом загорались и
давали очень мало тепла. Когда мы попытались поджечь
лежащие тут и там автопокрышки, конвоиры нас остано-
вили и погнали дальше, не дав ничего сварить. Мы по-
пытались проглотить теплую воду с наполовину раство-
рившимся кубиком. Жажду пришлось утолять снегом.
Колонна весь день шла через снег. Время от време-
ни я слышал в хвосте колонны уже привычные выстрелы.
Следующая ночь тоже прошла в снегу, и на следующий
день мы продолжили путь на голодный желудок. Мои
консервы и пайковые сухари были давно съедены.
Пока мы шли по вытянувшейся вдоль дороги дере-
вушке с ветхими хижинами, мы встретились с гостепри-
имством местных. Нас оскорбляли на неразборчивом
языке. Многие хотели плюнуть на нас, но не осмелива-
238
лись подойти достаточно близко. Это был парад жалких
развалин — никто, глядя на нас, не мог представить, что
всего несколько недель назад мы были мощной армией,
которая внушала русским ужас. Мы шли без отдыха всю
третью ночь. Мои силы были на исходе. Я подумал, что
при таких обстоятельствах я долго не протяну.
Я разговорился с тремя незнакомцами из колонны.
Нам нужно отдохнуть и поспать, неважно как. Эта мысль
не выходила у нас из головы. Мы хотели попытаться сбе-
жать с этого марша страдальцев. Ночь была очень тем-
ная, и падал легкий снег. Днем мы проходили старые за-
брошенные позиции. Вся местность должна была быть
покрыта такими траншеями и блиндажами, — наверное,
оставшимися от сентябрьских боев. Мы решили сбежать
вбок и поискать нору, чтобы поспать. Мы не могли идти
вечно, скоро мы отстанем, может быть, упадем — и нас
пристрелят.
Вместе мы резко свернули влево и ушли в темноту.
Со стороны оставленной колонны кто-то покричал. Либо
русские ничего не заметили, либо им было все равно.
Как бы то ни было, ничего не случилось. Мы вчетвером
шли по снегу, доходившему до колен, а потом наткнулись
на систему траншей. Мы нашли перекрытую щель, где,
наверное, был пост телефонистов. Там лежали обрывки
телефонного кабеля и забытый стержень заземления.
В отдалении, на дороге, по которой мы брели как ста-
до, были видны огни фар. Мы натянули поперек входа
плащ-палатку и сбились под одеялами поплотнее, что-
бы согреть друг друга. Это была сравнительно терпимая
ночь, беспокоил лишь грызущий нас голод.
На следующий день мы осмотрелись. На дороге про-
должалось движение. Мы почувствовали себя свободны-
ми и хотели найти дорогу обратно к немецким позициям.
Где они сейчас? Где-то на западе. Куда еще мы могли
пойти? Мы набрали досок и развели костер, чтобы обо-
греться и растопить снег в котелках. Он прогнал жажду и
239
отчасти наполнил наши голодные желудки. Мы решили
двигаться, когда стемнеет. Весь день мы спали.
Когда в темноте мы начали движение, вскоре, ока-
завшись в глубоком снегу, мы отказались от этой идеи.
Марш по пересеченной местности не обещал ничего хо-
рошего. Для этого требовалось много сил, которых у нас
не было. Измученные, мы вернулись в свою нору.
И что теперь? Нам нужно будет найти способ вернуть-
ся в плен. Когда наступил новый день, мы вернулись на
дорогу и пошли по обочине в сторону запада. Движе-
ние в обе стороны было оживленным. Никто не обращал
внимания на наши жалкие фигуры. Наконец мы дошли
до фермы, вокруг которой было множество русских. От
полевой кухни доносился аромат супа, который собира-
лись разливать. Ставились большие палатки, в них были
видны охапки сена. Никто не обращал на нас никакого
внимания. Наконец мы встали в очередь за едой. Уже
собираясь наполнить наши котелки, повар опознал в нас
немцев и отогнал нас прочь. Мы вошли в одну из палаток
и сели на сено. Палатка была полна легкораненых, лежа-
щих и стоящих на ногах. Сначала нас опять оставили в
покое. Потом стали раздавать еду, и мы опять протянули
котелки — и нас опять прогнали, но на этот раз позвали
офицера.
Я не понимал из разговора ни слова. Кажется, нас не
убьют. Они не были настроены враждебно, только не со-
бирались давать нам никакой еды. Нас заперли в тем-
ном погребе, который, наверное, служил хранилищем
продуктов. Когда глаза привыкли к темноте, мы стали
искать, чего бы съесть.
Наверное, через час нас вывели из погреба и сунули
в открытый кузов грузовика. Он куда-то повез нас. Ехать
всегда лучше, чем идти, думали мы. В кузове было много
мешков из коричневой бумаги. В кармане камуфляжных
штанов у меня был небольшой перочинный нож. Я осто-
рожно подпорол шов на одном мешке. В нем был уже
знакомый сушеный хлеб. Мы жадно вгрызлись в него.
240
Набив желудки, мы наполнили карманы и ранцы. Откры-
тый мешок спрятали среди прочих. Нужно было делать
все осторожно, потому что из кабины грузовика на нас
поглядывали. Мы боялись, что нас застигнут на краже.
Когда грузовик ехал вдоль бесконечной колонны плен-
ных, мы решили спрыгнуть и присоединиться к колонне.
По одному мы соскользнули с грузовика, приземлив-
шись среди пленных, встали на ноги и исчезли в толпе.
Мы больше никогда не видели друг друга. Интерлюдия
на этом закончилась.
Я был в плену — и на этот раз к добру. Я ничего не
потерял своим побегом, но мой живот был полон, я ото-
спался и даже набрал запас хлеба. Теперь с большим
оптимизмом, чем раньше^'я шел навстречу неизвестной
участи...
Постскриптум
ЖИЗНЬ ВЮСТЕРА ПОСЛЕ СТАЛИНГРАДА
Колонна Вюстера шла на се-
вер, к лагерю военнопленных во Фролове. Там Вюстер
снова встретил нескольких своих солдат, включая унтер-
офицера Фритце, подбившего советский танк 30 января,
но тот представлял жалкое зрелище: он лежал на земле
в куче своих испражнений. Голод и болезни свирепство-
вали среди солдат и унесли многих. С приходом весны
условия изменились ненамного: на советский праздник
Первого мая даже была дополнительная раздача хлеба.
Вскоре после этого офицеров отделили и посадили на
поезд, идущий на север. После долгого пути с частыми
остановками, чтобы пропустить военные эшелоны, плен-
ных выгрузили и посадили на корабль на Волге. Через
несколько дней они попали в свой новый дом — Елабу-
гу. Новичкам из Фролова в одном отношении повезло —
эпидемия тифа, прошедшая по Елабуге и унесшая сотни
жизней, окончилась незадолго до их появления.
Вюстер останется в советском плену еще почти 7 лет.
Его переводили в разные лагеря и отправляли на рабо-
ту по восстановлению нескольких объектов. Первые на-
дежды на репатриацию окончились разочарованием, но
в декабре 1949 года его наконец выпустили. Он прибыл
домой в канун Нового года, закончив семилетнюю «шко-
лу жизни», как ему однажды сказал в лагере politruk. Его
невеста Руфь ждала его. Его любовь к ней помогла про-
242
жить в самые мрачные дни плена. Даже не будучи его
женой и не зная, жив он или умер, Руфь ждала его долгих
семь лет. Вскоре после возвращения они поженились, и
24 апреля 1951 года фрау Вюстер родила сына. Его на-
звали Манфред в честь погибшего брата Руфи.
В мае 1950 года Виганд Вюстер продолжил обуче-
ние и закончил его в 1957 году, став доктором права.
В 1960—1965 гг. у него была государственная юридиче-
ская практика, и с 1965 по 1980 г. он работал в Баварии.
Он вышел на пенсию в 1983 г. Виганд и Руфь Вюстер до
сих пор живут в Мюнхене.
Приложение 1
ВОЕННАЯ КАРЬЕРА ВИГАНДА ВЮСТЕРА
Вюстер родился 11 августа 1920 г. в Геттингене, при
крещении получил имя Пауля Карла Генриха Виганда
Вюстера. Его родители — Густаф и Берта (урожденная
Виганд) Вюстер. Вырос в родительском доме; посещал
начальную школу в Геттингене с пасхи 1926-го до пасхи
1930 г., затем «дойче обершуле фюр юнген» (среднюю
школу для мальчиков) с пасхи 1930 г. до февраля 1938 г.
Получил полное среднее образование. Рейхсарбайт-
динст (трудовая повинность) с 5 апреля по 25 октября
1938 г. Почти сразу же после этого поступил на военную
службу.
Повышения по службе
1 мая 1939 г. ефрейтор
1 августа 1939 г. унтер-офицер
26 января 1940 г. фаненюнкер-вахмистр (приказ в
силе с 1.1.40)
1 апреля 1940 г. лейтенант (утверждено кадровой
службой рейха с 1.4.40)
16 марта 1942 г. обер-лейтенант (утверждено кадро-
вой службой рейха с 1.4.42)
Послужной список
1 ноября 1938 г. Поступил на военную службу фа-
ненюнкер-канониром (кандидатом на офицерский чин
в чине рядового артиллерии) в 5-ю батарею 19-го арт-
полка
244
23 ноября 1938 г. Принял присягу
25 октября 1939 г. Посещал курсы вторых офицеров в
«Ваффеншуле дер артиллерии» (артиллерийском учили-
ще) в Ютербоге (окончил 26 января 1940)
1 февраля 1940 г. Переведен в 6-ю батарею 171-го
артполка
1 мая 1940 г. Переведен в 10-ю батарею 171-го арт-
полка
6 августа 1940 г. Направлен на артиллерийские офи-
церские курсы в Юттерборге (окончил 2 сентября 1940)
Август 1942 г. Переведен в 11-ю батарею 171-го арт-
полка
Октябрь 1942 г. Переведен во 2-ю батарею 171-го
артполка
Награды
1937 г. Значок за верховую езду
1 сентября 1939 г. Значок за спортивные достижения
29 августа 1940 г. Железный крест второго класса
Август 1940 г. Значок за атаку
Июль 1941 г. Железный крест первого класса
К сожалению, личное дело Вюстера не закончено.
Последняя сохранившаяся запись — о производстве в
обер-лейтенанты 16 марта 1942 г. Не сохранилось ника-
ких следов отрицательной характеристики, написанной
в сентябре 1942 г. подполковником Бальтазаром, так что,
похоже, командир полка, подполковник фон Штрумпф,
не передал его в управление кадров в Берлине, в чьем
ведении находятся личные дела.
Приложение 2
ПОЛКОВНИК ГЕЛЬМУТ БАЛЬТАЗАР
Бальтазар родился 6 сентября 1901 г. в Падеборне,
родители — Август и Лиина (урожденная Мюльхаузен)
Бальтазар. Отец, гауптман Бальтазар, убит 25 октября
1914 г. у Неф-Шапеля во Франции. Молодой Бальтазар
поступил добровольцем в артиллерию 19 марта 1920 г. и
медленно продвигался по службе в рейхсвере. В 1928 г.
он женился, к 1936 г. у него было четверо детей (трое сы-
новей и дочь).
Во время войны характерзовался вышестоящими как
отличный офицер, но начало его карьеры омрачили не-
сколько происшествий. Первое было незначительным:
в марте 1936 г. он получил 3 дня отложенного ареста за
выход из казарм в рабочем кителе и без ремня, нарушая
хорошо известный приказ. Второе было более серьез-
ным: его обвинили в превышении власти и издеватель-
стве над нижестоящим, доведя его до полного изнемо-
жения во время занятий. Аналогичное нарушение было
совершено и в конце 1938-го, когда призывника 15 ми-
нут пороли стеком. Солдат, попавший под суд сразу же
после возвращения из отпуска, уже получил два года
тюрьмы за кражу денег у трех товарищей и из ящика каз-
начея. Тем не менее гауптман Бальтазар решил вынести
собственное наказание. Хотя он лично не отдавал при-
каз о порке, она явно предполагалась, когда он приказал
другому солдату принести стек и передал обвиняемого
своему гауптвахмистру. Однако во время слушания дела
246
7 февраля 1939 г. обвинение с Бальтазара было снято,
поскольку не было свидетелей того, что он приказал
устроить порку.
Повышения по службе
1 августа 1922 г. — офицер-кадет
1 сентября 1923 г. — фенрих (кандидат в офицеры)
20 августа 1924 г. — обер-фенрих
1 декабря 1924 г. — лейтенант
1 апреля 1928 г. — обер-лейтенант
1 июля 1934 г. — гауптман
1 апреля 1940 г. — майор
1 апреля 1942 г. — подполковник
1 января 1944 г. — полковник
Карьера в военное время
1 сентября 1939 г. — командир II батальона учебного
артполка, Ютерборг
30 -июня 1940 г. — командир батальона, 152-й арт-
полк
22 ноября 1940 г. — командир 339-го артиллерийско-
го батальона
14 августа 1941 г. — командир IV батальона 171-го
артполка
7 ноября 1942 г. — лектор во II артиллерийской шко-
ле
1 января 1943 г. — руководитель курса, учебный отдел
II артиллерийской школы
5 декабря 1943 г. — командир 9-го артполка
Награды
25 декабря 1940 г. Железный крест второго класса
22 мая 1942 г. Железный крест первого класса
15 сентября 1942 г. Знак за ранение в серебре
247
Ранения
12 июля 1942 г. Ранение лица, правого колена и обеих
рук осколками снаряда
12 июля 1942 г. Ожоги лица, обеих рук и шеи в под-
битом танке
13 сентября 1942 г. Ранение затылка осколками мины
Приложение 3
ПОЛКОВНИК КАРЛ-ЛЕБЕРЕХГ ФОН ШТРУМПФ
Фон Штрумпф родился 16 января 1896 г. в Бранден-
бурге. Отец — генерал-лейтенант Карл фон Штрумпф.
Молодой фон Штрумпф воевал в Первую мировую вой-
ну лейтенантом артиллерии. Он женился в 1918 г., но в
1922 г. жена умерла. Он вновь женился в 1926 г., у него
родилось трое детей (два сына и дочь).
Повышения по службе
4 октября 1914 г. — фенрих
29 января 1915 г. — лейтенант (без патента)
1 мая 1934 г. — гауптман (утвержден 1.1.34)
31 декабря 1938 г. — майор (утвержден 1.1.39)
13 декабря 1941 г. — подполковник (утвержден
1.1.42)
19 февраля 1943 г. — (утвержден 1.1.43)
Карьера в военное время
26 августа 1939 г. Командир III батальона 171-го арт-
полка
14сентября 1942 г. Командир 171-гоартполка
Награды
30 мая 1915 г. Железный крест второго класса
4 июня 1916 г. Гессенская медаль за храбрость
249
5 октября 1916 г. Железный крест первого класса
1 октября 1918 г. Знак за ранение черный
6 июня 1940 г. Пряжка к Железному кресту второго
класса
10 июля Пряжка к Железному кресту первого класса
3 августа 1942 г. Германский крест в золоте
Приложение 4
СВИДЕТЕЛЬСТВА ОЧЕВИДЦЕВ
Последние недели в Сталинграде
Вильгельм Гереке,
2-я батарея 171-го артиллерийского полка
Когда в ноябре 1942-го советские танковые клинья
соединились на придонских высотах у Калача и 6-я ар-
мия оказалась в котле, никто не верил, что это надолго/
Первые солдаты второй батареи уехали в отпуск и еще
не вернулись. Огневые позиции были у церкви, с на-
правлением огня в сторону Волги. Старшим был обер-
вахмистр Грюневальд. Командный пункт батареи был в
здании бани, где располагался штаб русского полка или
дивизии, пока мы его не заняли.
На Волгу открывался широкий вид. В ясные дни мы
могли наблюдать, как русские разворачивают на по-
зициях массы своей артиллерии. Командир нашей ба-
тареи, обер-лейтенант Вюстер, был в отпуске, так что
батарее командовал лейтенант Гильдебрандт, которому
уже недолго осталось. Лейтенант Гильдебрандт скоро
стал батаьонным адъютантом, и батарею принял лей-
тенант Вайгель. Я сидел на коммутаторе на КП батареи
и, как радист и специалист по связи, на передовом на-
блюдательном пункте. Каждые десять дней к передовым
наблюдателям ходили вахмистр Шпехт и 3 человека. На-
блюдательный пункт был в овраге недалеко от Волги.
Противник был в 15 метрах. Поскольку все было видно,
двигаться можно было только вперед от вокзала по хо-
251
дам сообщения, которые находились под постоянным
минометным обстрелом. Батарею снова и снова пере-
тряхивали. Все, кто считался ненужным, отправлялись в
1-ю батарею. У нее не было пушек, и она была развернута
вдоль Волги в качестве пехоты. 17—18 декабря пришел
приказ, гласивший, что все кроме самого необходимого
должно быть уничтожено. Мы должны взять два орудия и
двигаться на южный фас окружения, где наши танки со-
берутся и пойдут на прорыв, навстречу приближающей-
ся 4-й танковой армии. Мы не успели ничего уничтожить,
когда приказ был отменен.
В конце декабря — начале января в котел прилетел
обер-лейтенант Вюстер. Лейтенант Байгель принял
штабную батарею. Батальонный командный пункт рас-
положился на бывшем заводе спиртных напитков по до-
роге от аэродрома к Красной площади. Командовал ба-
тальоном гауптман Лангнер.
В начале января меня перевели с наблюдательно-
го пункта на батальонный КП. Фронт по Волге был в то
время сравнительно тихим местом. С нашей стороны мы
могли вести артиллерийский огонь по опознанным целям
только после особого разрешения, и не более трех сна-
рядов, а русские могли целой батареей стрелять с дру-
гого берега Волги по отдельному человеку. Погода была
снежная, с сильными морозами до 25—30 градусов ниже
нуля. Это была прекрасная погода для ВВС противника,
весь день висевших в небе. Бывшее помещение «Комен-
датуры Центр» превратили в госпиталь, и он был пере-
полнен ранеными. К госпиталю, четко отмаркированно-
му красным крестом на белом фоне, подошли русские
бомбардировщики и сровняли с землей фосфорными
бомбами. Бои в степи придвинулись к окраинам, и ра-
неные солдаты и бродяги стекались в руины города. На
нашем КП были представители всех дивизий. Ранеными
занимался батальонный доктор Хенгст. Из своих скудных
пайков мы кормили этих раненых и потерявшихся солдат,
252
которые днями ничего не ели. 20 января в наш погреб
перебрался командный пункт полка. Командиром полка
был полковник фон Штрумпф, адъютантом — гауптман
Шмидт. 28 января русские вышли к Волге южнее нас, и
у нас больше не было связи с той стороной. К этому мо-
менту бывшая тюрьма ГПУ, лежавшая вдоль балки реки
Царица, была полна немецких пленных. Вечером того же
дня полковой адъютант, гауптман Шмидт, попрощался
со всеми. Он хотел с несколькими офицерами пробиться
вниз по Волге к кавказской армии. 29 января на нашем
КП, от которого оставались какие-то остатки, были по
справедливости поделены оставшиеся ценности. Остат-
ки сухих пайков были розданы накануне, 28-го. Ближе к
вечеру 29-го по улице приехал Pz IV и обстрелял мино-
меты и пехоту противника. Когда русские засекли его,
они открыли огонь всей своей артиллерией, уничтожая и
танк, и командный пункт. После того как погибли подпол-
ковник фон Штрумпф и гауптман Лангнер были убиты, в
наступающей темноте мы перебрались в другой подвал.
Его уже занимали солдаты из другой дивизии, включая
истребительную эскадру Удет, которой командовал га-
уптман Мундшайт. Переднюю линию заняли под укре-
пленный пункт. Ночью русские прорвали фронт слева от
нас, и у нас был свой собственный маленький котел. По-
скольку драться дальше смысла не было, утром 30 янва-
ря мы пошли сдаваться в плен.
Выстрелив все патроны и приведя к негодности руч-
ное оружие, 30 января 1943 г. мы сдались в плен. Когда
мы дошли до вражеских позиций, передовые части уго-
стили нас сигаретами и сигариллами с наших собствен-
ных складов, захваченных русскими. У нас ничего не взя-
ли. Со словами Voina kaput, skova domain («войне конец,
скоро домой») все пленные, человек 250, собрались в ко-
лонну и двинулись на юг в сопровождении единственно-
го конвоира. Когда солдаты и гражданские пытались нас
ограбить, их отгонял автомат нашего конвоира. Когда
253
его примерно через 1,5 км сменили, с другим конвоиром
все было так же. Когда и его сменили еще через 1,5 км,
начался великий шмон, в котором участвовали и граж-
данские. У нас взяли все, что у нас было, — все, что смог-
ли увидеть. Мы дошли до южной автострады и пошли в
сторону Бекетовки. На этой дороге нас настигли русские
моторизованные части. Те, кто не успел отскочить, были
раздавлены. Через несколько километров дорога свер-
нула к железной дороге Сталинград—Бекетовка. Здесь,
в будке стрелочника, нам роздали еду. Было выдано по
буханке хлеба на каждые восемь человек и по соленой
сельди на каждого. Так нас кормили восемь дней. Ког-
да мы вернулись на дорогу, нас уже ждал русский отряд.
У нас забрали последние пожитки, с нескольких това-
рищей даже сняли сапоги. И они стояли на снегу боси-
ком, на морозе минус 30. Вечером мы дошли до лагеря
Бекетовка, и нас распределили по домам без окон, с
земляным полом. Поскольку у нас забрали одеяла, мы
спали на холоде, на промерзшей земле. В лагере было
50 000 пленных. Из-за голода здесь происходили самые
худшие вещи. У лагеря было два грузовика «Опель-блиц»,
которые каждый день вывозили мертвых в близлежащие
овраги. В лагере была кухня, но того, что там готови-
лось, было недостаточно для такого множества пленных,
так что если ты ел раз в неделю — тебе везло. В конце
февраля нас погрузили на поезд. В каждом вагоне было
80—100 человек. В вагонах были нары. Для отправления
естественных надобностей в полу была прорезана дыра
30x30 см. В углу стояла печь, в которой помещалось не-
сколько поленьев. Чтобы они поместились в печь, куски
дерева нужно было дробить ломом. В качестве пайка
каждый получил по два ломтя хлеба и соленую сельдь.
Но на протяжении всего пути пить было нечего. Когда по-
езд сделал остановку, умерших во время пути вынесли и
сложили на снегу насыпи. На конечной остановке нашего
маршрута нас выгрузили и разделили на лагеря «Бауэр»
254
и «Нойман» на территории Республики поволжских нем-
цев (столица республики, город Энгельс, находится на
другом берегу Волги от Саратова. — Примеч. пер.). Тех,
кто не мог идти, довезли в лагерь на санях с упряжками
волов, которыми управляли русские женщины. Женщи-
ны были гражданскими заключенными и сидели в лаге-
ре недалеко от Бауэра. Деревня Бауэр была чудесным
местом. Когда жителей вывезли в ссылку, на базе де-
ревни было развернуто несколько лагерей. Из 1000 раз-
местившихся здесь военнопленных 30 умерло. Сыпной
тиф, дистрофия и дизентерия унесли многих. В первые
недели почти никто не был способен работать. Врача в
лагере не было, лишь русская медсестра, которая была
беспомощна перед лицом всех этих умирающих. В мар-
те был закрыт лагерь Нойман, и выживших перевели в
Бауэр. Лишь человек 50 из нас были способны работать
и использовались на строительстве фермы. В сентября
1943 г. Бауэр тоже был закрыт. Нас перевели в Вольск.
Нас было 70 работоспособных и 150 больных. Это все,
что осталось от двух тысяч.
Воспоминания артиллериста в битве
под Харьковом в мае 1942 г.
Ганс-Георг Кольб,
3-я батарея 171-го артиллерийского полка
Я был ефрейтором и служил на 3-й батарее конным
вестовым. В то время я вел дневник. Я был 21-летним
«юнцом», кандидатом в офицеры, и думал и писал соот-
ветствующим образом. Сегодня я замечаю, что я никог-
да не писал о чувствах или страхах в тот момент, когда
сидел за стереотрубой во время бомбежки или обстрела
или двигаясь в одиночку ночью. Вот мои записи за время
с 5 по 20 мая 1942 г.
255
5 мая 1942
Уже четыре дня, как нас впрягли в огромный фронт,
протянувшийся от Белого моря на севере до Черного
моря на юге. Метрах в 300 от противника, на пологом
холме за линией фронта, мы выкопали себе наблюда-
тельный пункт, который даст нам защиту от загради-
тельного огня, — но в основном от дождя, который льет
целыми днями без остановки. Только сейчас я начинаю
кое-как понимать, каково служить в пехоте. Форма у нас
покрыта грязью, одеяла и плащ-палатки мокры насквозь,
мы бегаем по расположению, постоянно оскальзываясь
и падая, а дождь все течет сквозь бревенчатую крышу
бог знает насколько непрофессионально построенного
блиндажа. В России весна...
6 мая 1942
Умопомрачительно голубое небо! Настроение лезет
все вверх и вверх. Ночной минометный обстрел. Про-
читал в «Рейхе» статью под названием «Широкая душа
нашего народа». Эти слова рейхсминистра [Геббельса]
сказаны нам, солдатам, от чистого сердца; теперь мы
меряем все иным аршином, чем дома. Мы больше не
ворчим насчет пива и сверхурочной работы, мы заняты
24 часа в сутки и счастливы последнему глотку воды во
фляжках.
Тем не менее мы признаем усилия нашей родины, они
нам нужны, и мы не выжили бы без родины — это един-
ственное, что определяет наши мысли и действия.
12 часов. Перед нами все стихло, даже артиллерию
еле слышно, лишь разрывы время от времени, то около
нас, то около пехоты. Каково сейчас там, на родине, и
увижу ли я снова, как пробуждается природа? Если мне
суждено пасть, то хотелось бы лежать под придорожны-
ми цветами. Наши мысли и наше беспокойство — не о
нас, а о родине и о наших любимых. Как часто в послед-
ние недели мне хотелось быть на несколько лет старше,
чтобы оставить после себя детей.
256
7 мая 1942
Ночью русские пытались прорваться через наше мин-
ное поле и окружить пехоту. Если бы им удалось, мы си-
дели бы в окружении.
8 мая 1942
Ночь прошла тихо. Со вчерашней почтой получил
только письмо от товарища, который тоже служит.
9 мая 1942
Примерно в 2.30 утра поднялся ужасный огонь. Вин-
товки, пулеметы, минометы и пушки — короче говоря,
все инструменты смерти и огневой мощи нашего столе-
тия выкладывались по полной программе. Этот концерт
был спровоцирован операцией нашей штурмовой груп-
пы, которая напала на русский дозор и вернулась с плен-
ным, никого не потеряв.
10 мая 1942
Завтрашней ночью нас должны сменить и перевести
в пределах расположения дивизии дальше на юг.
11 мая 1942
Русские долбят по нашему сектору с самого рассве-
та. Что-то будет! Мы, в общем, рады к вечеру убраться
отсюда, потому что сидим на самом острие полосы, вы-
дающейся в глубь русских позиций.
12 мая 1942
Вчера в 22.00 нас сменили части 294-й пехотной ди-
визии, и мы ехали всю ночь. Это уже третья бессонная
ночь. Днем мы ничего или почти ничего не ели. Вечером
продолжится марш на Харьков.
13 мая 1942
Тревога вчера в полдень! Русские прорвались при
мощной танковой поддержке. Наша сменяющая группа
9 В. Вюстер
257
попала в плен или в панике разбежалась. На пять часов
позже — и на их месте могли бы оказаться мы. После
обеда мы вышли на позиции за Петровской, и батарея
стреляла по двум приближающимся русским танкам,
прямой наводкой, дистанция около 600 метров. Но без
пехотного прикрытия ничего нельзя сделать, так что мы
собираемся и отходим назад. Ночью замешательство
достигло предела — русские танки ползли по холмам
справа и слева от нас. «Победоносный отход» до рас-
света, потом на огневые позиции, группа управления
командира батареи в 200 метрах по фронту. Никакой пе-
хоты насколько можно бросить взгляд, только пехотинцы
группами по трое-четверо, бредущие в тыл. Это из две-
сти девяносто четвертой!
Вызвали в батальон для получения приказов, приказы
не готовы, вот и сижу и пишу.
14 мая 1942
Положение улучшилось! Справа от нас в дыру бро-
шены части 23-й танковой дивизии, слева пробивается
пехота. Наши бравые помощники зарываются в землю
прямо перед батареей. Наши «Штуки» долбят по русским
практически без остановки до самого заката. Ближе к
вечеру Иван устроил тяжелый ракетно-артиллерийский
обстрел.
15 мая 1942
«Штука» за «Штукой»! Положение не изменилось.
Письмо от брата Хайнца.
16 мая 1942
Перед рассветом — смена позиции перед фронтом.
Война снова стала приятной. Наш наблюдательный пункт
стоит на краю поля, окруженный убитыми в предыдущие
дни. Танки наступают справа и слева, с ними панцергре-
258
надеры. Грудь раздувается от гордости, когда видишь,
что мы еще можем!
В полдень наша кампфгруппа Бем собирается у Ве-
селого, вся картина напоминает маневры. К ночи отры-
ты огневые позиции в отбитой Петровской. Ночью, бегая
связным в батальон, на обратном пути выскочил на не-
знакомую местность и несколько раз выходил к передо-
вой линии. Добрался до наблюдательного пункта только
к рассвету.
17 мая 1942
День матери! Первый раз ведем плотный загради-
тельный огонь. В полденв получил отпуск на два дня,
и меня отвезли на позиции передков. Подошвы ног —
сплошные пузыри мозолей.
18 мая 1942
Чудесный отдых. Наконец пришла почта. Неожидан-
но ужасное завершение вечера — товарищ, который на
два дня сменил меня на наблюдательном пункте, полу-
чил смертельное ранение в голову в том самом окопе, в
котором я до того ночевал. Может быть, со мной произо-
шло то же самое — особенно если учесть, что два других
товарища на НП были ранены. Сцена, которую я поза-
вчера видел, не скоро забудется: пехотинцы хоронили
своих павших за предыдущий день. Единственное, что
хорошо — что родственники не увидят этого и не узнают,
как мертвых уродует железо и, в первую очередь, жар-
кое солнце. Прискорбно.
19 мая 1942
То же, что вчера — русские атакуют с ураганным огнем
и танками. Иван хочет пробиться в Харьков! Мы держим-
ся. Все стихает к полудню. Только шум танков слева. Чуть
позже вернусь на передовую на наблюдательный пункт.
259
Конный связной 3-й батареи 171 -го артполка,
летом 1942 года
Из дневника Ганса-Георга Кольба, 3-я батарея
171-го артиллерийского полка
15 июня 1942
На Бурлуке. Добрых две недели не писал в дневнике.
Он оставался в седельной сумке в обозе, — и, в любом
случае, в эти дни мало что происходило. 2 июня обер-
лейтенант Герт пристегнул на мой китель Железный
крест второго класса «в признание действий в дни отхода
и последующего контрнаступления». Радость для меня и
много презрения со стороны старых обер-ефрейторов.
В 02.00 10 июня началась наша атака под Николаев-
кой, с такой концентрацией артиллерии, какой я никогда
не видел. Гаубицы, пушки, минометы — всего 24 батареи
в секторе дивизии — дали инфернальный концерт, бив-
ший по нервам. А потом над нашими головами ревели
бесчисленные бомбардировщики, «штуки» и истребите-
ли. Русские охотно побежали, и мы без труда продвину-
лись на 20 км. Вечером, во время переправы, подо мной
потонул понтон, который неправильно нагрузили связи-
сты, и мне пришлось плыть до берега и тащить за собой
лошадь. После ночного ливня я лежал мокрый насквозь
под открытым небом в грязной траншее, ругаясь сквозь
зубы. Привычный совет «сушить одежду на себе» не ра-
ботал — дождь продолжал идти.
11 июня был дождь, еще дождь и снова дождь.
12 июня было получше. Утром мы добыли яйца, хлеб
и две курицы, вечером передвинулись на новый наблю-
дательный пункт перед Смоловкой, где и размещаемся
до сего дня.
17 июня 1942
Шесть дней никакой почты. Не сменяли весь день,
два часа на стереотрубе ночью, днем 3—4 раза бегал
260
связным в батальон. Иван от нас в 800 метрах — окапы-
вается, но тихо.
18 июня 1942
Русская артиллерия пристреливается по местности.
Получил две посылки от матери Хельги.
19 июня 1942
«Дождь идет, мы лежим в палатках». До сих пор ника-
кой почты. «Терпи» — слово, которое я уже не рад слы-
шать.
21 июня 1942
Сегодня у нас есть все — пайки, жалование, марки
авиапочты и... почта! Два письма от Хельги и две от-
крытки из Рейхсфюреринненшуле (школы Лиги герман-
ских девушек) в Бойдене. Завтра с раннего утра должно
прийти еще.
22 июня 1942
Все началось ровно год назад, великие победы — но
уж точно недостаточно великие. Самые трудные дни еще
впереди.
В 02.00 атакует пехота: взяты Смоловка, Ленинка и
Крайдиянка. Примерно в 10.00 смена позиции в сторону
фронта, положение слева неясно. После обеда мы ока-
зались на самом острие удара пехоты, с группой управ-
ления командира батареи. Командир позволил нам для
развлечения пострелять по нескольким русским, но
только пока они не стали зарываться в землю, прямо ру-
ками. Несколько недолетов, позор! Вечером наблюда-
тельный пункт на высоте 194,8.
23 июня 1942
Дождь и грязь, смена позиции в сторону фронта в
16.00.
261
24 июня 1942
Смена позиции в 10.00, после обеда снова контакт с
противником. Доложил на передовой НП, но ничего не
вышло, пехота еще не взяла цепь холмов. Батарея ис-
тратила все снаряды, а подвоза нет!
25 июня 1942
На заре спереди-справа от нас — мощная танковая
атака на правого соседа. Мы лежали за стогом и смотре-
ли. У нас всего пять снарядов на орудие.
29 июня 1942
На Осколе. Позавчера, пока ждал приказа из бата-
льона, у меня украли лошадь. Пришлось позаимствовать
одну у колонны, отдыхавшей вдоль дороги. Фуражир
сказал «выгодный обмен».
Ночью на 28-е батарея вышла на позиции в несколь-
ких километрах от Оскола. Прошел слух, что справа идет
большой бой на окружение. Надеюсь, что это так! Нам
нужна крупная победа, которой у нас не было с начала
зимы. Год назад мы лежали перед Лембергом (Львовом)
и два дня ели одну редиску. Сейчас мы на тысячу кило-
метров восточнее.
1 июля 1942
День начинается как все предыдущие: утром откры-
ваю усталые глаза, выползаю из окопа, причесываюсь
пальцами, надеваю кепи, ем, потом чищу форму и — к
стереотрубе.
2 июля 1942
Прошлой ночью в 02.00 неожиданная смена позиции,
трехчасовой марш, потом на позицию. Задача батареи:
поддержать атаку 211 -го полка. Потом, на рассвете, ата-
куем, противник бежит, мы преследуем. Севастополь
пал,ура!
262
4 июля'1942
Вчера другая смена позиции в сторону фронта, кроме
этого, ничего особенного. Мои мысли — о доме, о Хель-
ге. Снова думаю о последних днях отпуска на прошлое
Рождество, и о песне по радио — Komm zuriick, liebes
Gluck, ich warte auf dich («Вернись, удача — я жду тебя»).
Но Ганс не размяк!
6 июля 1942
«Санитарная обработка проходит по плану». Черто-
ва напасть! Год назад никогда бы не подумал, что у меня
столько «ножек». Но сегодня они у всех, и каждый при
первом удобном случае устраивает охоту. Вчера пришло
письмо от Хельги из Мариенвердера и открытка из Дан-
цига...
8 июля 1942
Со вчерашнего дня снова сидим на хвосте у бегущих
русских. Пехота на марше проявляет себя просто сверх-
людьми. Мне, на лошади, гораздо проще.
9 июля 1942
За нами сотни километров пыли и жары через заболо-
ченные реки и глубокие овраги. Я пишу эти строки, сидя
всего в 50 метрах за линией фронта. Рассеянные силы
русских еще отстреливаются в деревне позади нас.
10 июля 1942
Наступление продолжается.
11 июля 1942
Утром, примерно в 07.00, батарея на марше была об-
стреляна пушками ПТО с холма слева от нас. То, что мы
раньше отрабатывали бесчисленное число раз, наконец
пригодилось: батарея на рысях развернулась вправо,
отцепила передки и начала стрелять прямой наводкой.
263
Результат: мир и покой. Деревня, лежащая перед нами,
занята в 10.00. 211-й полк взял около 800 пленных, что
примерно равно его теперешнему боевому составу.
13 июля 1942
Пример того, как неясна линия фронта во время на-
ступления: вчера русские атаковали с тыла штаб диви-
зии. Наш начальник штаба убит три дня назад, когда его
машина въехала в русскую колонну, которую он принял
за немцев. Прошлой ночью мы наконец смогли несколь-
ко часов поспать, а сегодня утром мы совершили налет
на пчелиный улей.
16 июля 1942
Последние несколько дней мы проходим деревни с не-
мецкими названиями, все абсолютно пустые. Вчера на-
ступление выглядело как настоящая агрессивная война.
Батарея снова двигалась с авангардом, а мы с группой
управления командира батареи на самом острие пехот-
ного наступления. 211-й полк взял множество пленных.
Мы стреляли по отступающим русским прямой навод-
кой — дистанция 600 метров — на правом фланге.
После обеда 15-го обнаружил телегу, запряг рядом
стоявшую лошадь и вернулся в батальон. Из-за своего
таланта возницы, неровной дороги или строптивости
лошади в конце концов я потерял боковины телеги, по-
душку с сиденья и, наконец, свое кепи. В любом случае,
я был первым конным связным, который добрался до
батальона, и майор тепло меня приветствовал. Всю ночь
провел на голой земле, ежась от холода, и при первых
лучах солнца начал искать кепи. Этим утром я ехал по де-
ревне и поглощал неимоверное количество яиц, хлеба и
молока.
После обеда батарею передвинули назад.
17 июля 1942
С часу продолжали наступление. Сильный дождь.
264
18 июля 1942
Продолжали марш. Чертовски устал и сплю в седле.
19 июля 1942
Наконец несколько часов ночного сна. Только почты
все нет. Но, поскольку мы наступаем, несколько дней
не писал домой. Мать явно будет беспокоиться, так что
пишу теперь.
22 июля 1942
Вчера и позавчера — только марш, жара и мало сна.
Знают ли дома, что такое часами сидеть в седле, когда
безжалостно жарит солнце, горячий воздух дрожит над
дорогой, а ты наполовину спишь, так что граница между
сном и реальностью размыта? Можете ли вы предста-
вить, как сквозь пыль показывается тот, о ком тоскует
твое сердце? Тогда нас возвращает к реальности крик
товарища или толчок локтем. Первый раз я свалился по-
завчера. Легкий солнечный удар, сказал медик. Стисни
зубы и служи дальше! Так что мы идем дальше.
Вчера снова контакт с противником. Появились и рус-
ские самолеты. Пишу эти строки рано утром, перед КП
батальона, приказ для батареи еще пишут. От связистов
я слышу солдатскую передачу из Харькова с утренним
приветствием и, после этого, песней Fur eine Nacht voller
Seligkeit (За ночь, полную славы). Метрах в двухстах по
дороге разведбатальон зарыл в братской могиле ше-
стерых товарищей. Две вещи стоят рядом — маленькая
радость нашей спартанской жизни и знание о темной
двери, сквозь которую уже прошли слишком многие и
многим еще предстоит пройти.
24 июля 1942
Прошлый день был просто фантастичен, так типично
для сложной ситуации на передовой. Пройдя всего не-
сколько километров, мы получили слева сильный огонь
ПТО. Несколько выстрелов с нашей стороны их утихо-
265
мирили. Чуть погодя их разбили ударом справа, и, как
сказали в обозе, шедшем следом за нами, было взято
несколько сотен пленных. Поля постепенно становятся
степью, теперь перед нами только монотонная, устра-
шающая серо-зеленая равнина. Ни деревьев, ни кустов,
ничего, кроме жары, пыли и жажды!
Артиллерийский огонь тут и там. Пятеро из моей ба-
тареи ранены, некоторые тяжело.
Наступление утром продолжается. Первый привал —
у грязной фермы, главная достопримечательность
дня — пруд! Одежду долой и вперед. Снова и снова пе-
реплывал я этот пруд, что я вряд ли сделал бы дома. Что
за контраст с июлем три года назад, когда мы плавали на
пляже в Тиммендорфе во время нашего путешествия.
Вчера ранен один парень, Альфред Штуббе, умер при
транспортировке. Потери на батарее — уже 19 человек.
25 июля 1942
Подъем в час, выход в 02.30. Мы — батарея сопрово-
ждения первого батальона 211 -го полка, следуем вплот-
ную за пехотой. Вчера группы русских пробивались из
тыла через фронт, так что сегодня наступающая пехота
распределилась по всей колонне. К 16.00 батальон от-
вели в резерв полка, для нас это означает то, что больше
перед нами нет никакой пехоты. Только через несколько
часов 1-я рота, или, вернее, ее остатки, возвращается
и образует защитный кордон перед батареей. Число по-
терь в роте говорит на ужасном языке: с лета 1941 -го она
потеряла 104 убитыми, 4 пропавшими без вести и без
счета — ранеными.
26 июля 1942
Тихая ночь. Утром подбираю сообщение, сброшенное
с самолета-разведчика полку, идущему следом за нами.
Между соседним полком и нашим 211-м открылась ки-
лометровая брешь, так что мы встали и заняли огневые
266
позиции. К 10.00 наш командир, обер-лейтенант Герт,
стоявший на стогу в 2—3 метрах от меня, был ранен
осколком снаряда. Осколок в голову, а на нем была толь-
ко фуражка. Я помог его забинтовать и остался при нем.
Первый раз видел, как у меня на руках тяжело умирает
человек, как стекленеют глаза и сереет кожа, как тело
выгибается в агонии, так что его пришлось крепко дер-
жать и непрерывно говорить с ним. Господи, неужели
мне тоже уготована пуля, тогда пусть смерть моя будет
быстрой. Батарею принял обер-лейтенант Зивеке.
27 июля 1942
Утром пехота атакует^ез артподготовки. Мы пошли
вперед. В полдень мы были первыми во всем батальоне,
кто наблюдал Дон с высоты своего НП. Еще один знаме-
нательный эпизод этой кампании.
Через Буг, Днепр, Донец и к Дону!
Передовая теперь в хаосе как никогда: русские про-
тивотанковые пушки стреляют по нашему тылу справа,
наша артиллерия стреляет из нашего тыла слева по на-
шей же пехоте, которая ведет скоротечный бой с про-
тивником прямо перед нами. В 17.00 батарею отводят,
и она встает на новую огневую позицию на краю Нижне-
Чирской.
28 июля 1942
Ночь прошла очень драматично, постоянные бомбеж-
ки города и орудийных позиций. В третьем батальоне
около 20 погибших, у нас ни одного.
Весь день тихо. Снова активны русские самолеты, но
не рядом с нами. Главное событие дня — раздача почты.
Масса писем и газет. Вальтер Аренс помолвлен.
29 июля 1942
Наконец возможность помыться и написать давно
просроченные письма.
267
30 июля 1942
Снова на НП, наблюдая Дон. Равнина Дона выглядит
как красочный парк, но когда поднимаешь глаза и ви-
дишь монотонные желтые равнины — на которых почти
ничего не растет — на другой стороне, вся радость ис-
чезает. На карте та же впечатляющая картина: огромные
белые пятна говорят о регионе, в котором человеческие
поселения отстоят друг от друга на 20, 30 или даже на
40 и более километров. Бедные наши кони, как их там
будет мучить жажда!
31 июля 1942
За ночь окопались, как было приказано. Запасливый
Дандзерс взял 20 plenni из самодельной клетки для во-
еннопленных и заставил копать укрытия. Один из них,
крымский татарин, дал мне бернштейновский портсигар
в обмен на хлеб.
Позавчера наш глаз привлекли идущие в колонне
пленных фигуры в яркой белой одежде. Первая мысль:
морская пехота с Дона! Подойдя, нам осталось только
улыбнуться самим себе: несколько русских пытались
сбежать, переплыв Дон, и заранее разделись. Их пойма-
ли, и теперь они идут на запад в плен в нижних рубахах и
подштанниках.
После обеда новая смена позиции. Занят новый
наблюдательный пункт в холмах к северу от Нижне-
Чирской.
1 августа 1942
На Чире. Я ефрейтор уже год. Этот день принес новый
луч надежды — в батальоне нужно было заполнить не-
сколько анкет для отправки на учебу.
Господи, только бы это оказалось правдой! Иначе
опять придется целыми днями копать и сидеть за сте-
реотрубой.
268
2 августа 1942
28 лет назад в это день началась Первая мировая
война. Утром ходил на орудийные позиции, и сапожник
поставил мне каблук взамен потерянного 9 июня у Ко-
робочкино. В полдень смена позиции, чуть дальше на
север.
4 августа 1942
С первых проблесков света сидел за стереотрубой на
НП на дереве. Противника не видно. Лишь позже нача-
лись небольшие передвижения за Доном.
День был спокойным. Вечером прикончили бутылку
рома. Успех «ошеломляет»^
5 августа 1942
Грехи прошлой ночи отомстили за себя. Приходит-
ся поститься, иначе я стану еще «тоньше». После обеда
смена позиции на старые окопы на Чире.
6 августа 1942
Утром чудно поплавал в пруду. В полдень смена пози-
ции через Чир. Новый НП у Верхне-Чирской, в каких-то
100 метрах от передовой. В качестве утешения пришла
почта.
7 августа 1942
Весь день тяжелый обстрел с фронта и справа. Наш
медик, Вернер Эппендаль, тяжелое ранение в голову,
отошел за четверть часа! При всех болезненных потерях
никто не забудет, что для нас это означает жить или уме-
реть.
На закате смена позиции. Батальон развернулся на
позиции вдоль железнодорожной насыпи к востоку от
Чира. Пехоте пришлось выдержать тяжелый бой.
269
9 августа 1942
В полдень смена позиции влево, изнуряющая жажда,
вечером письмо от отца.
10 августа 1942
Наблюдательный пункт переводят вперед, 300 метров
от Дона, на высоком гребне. Вечером получил приказ
установить сязь с саперным батальоном, расположен-
ным на Дону перед нами. Я пополз, потратив полчаса на
то, чтобы ползать вправо и влево, не найдя ни единого
сапера. Наконец наткнулся на полупустой командный
пункт и узнал об огромном секторе, который эта сводная
рота должна охранять.
Позже группа русских шныряла вокруг нашего НП,
была перестрелка, и был ранен вахмистр Экарт; к сожа-
лению, пуля попала в легкое.
11 августа 1942
Ничего особенного, кроме вечерней раздачи почты.
Два письма от Хельги!
12 августа 1942
Ночью снова небольшая перестрелка с разрозненны-
ми русскими, подходившими с тыла и желающими до-
браться до Дона.
13 августа 1942
Годовщина Жоттова! В прошлом году этот день был
вершиной всех наших военных событий. И когда несколь-
ко недель назад под Петровским я лежал под залпами
«Сталинских оргйнов», это было хуже, чем год назад под
Жоттовом. (Непонятно, что за населенный пункт имеет-
ся в виду. Станция Жотово на Волгоградщине, явно не
то. — Примеч. пер.)
14 августа 1942
Наблюдательный пункт переместился вправо. По ука-
занию обер-лейтенанта Зайделя я взял телегу и поехал
270
к Дону украсть пару кур, при этом было больше ругани с
двумя камрадами, жившими в доме, чем с русскими хо-
зяевами. Вечером был «пир», цель которого стала мне
ясна лишь когда обер-лейтенант непринужденно при-
стегнул мне унтер-офицерские погоны Наконец шаг
вперед и вверх сделан. Теперь нужно будет подождать
несколько недель.
15 августа 1942
Очень рано, часов в пять утра, пришил галун — кото-
рый пришлось выпрашивать — на воротник. В полдень
доложился командиру и новому абтайлунгсфюреру (в
данном случае — и.о. комбата. — Примеч. пер.)
16 августа 1942
В полдень ездил на орудийные позиции. Вечером
была почта.
17 августа 1942
Утром стирал белье в пруду и взял двух пленных. Уму
непостижимо, как много русских окруженцев еще бродит
по оврагам. Ночью, гонимые голодом, они подходят к на-
шим позициям. Мои два Ивана были полностью измота-
ны. Я приказал им положить винтовки и взял их с собой
на позиции, чтобы покормить, потом они пошли дальше.
Все оружие, что у меня с собой было, — кусок мыла.
18 августа 1942
Утром по дороге до НП меня подвезла полевая кухня,
написал письма родителям и Хельге. До обеда командир
приказал сразу же отправляться на позиции передков.
Что? Неужели величайшая моя мечта стала реально-
стью? Да, мои дорожные документы готовы — перевод
в запасную часть в Брауншвейге, к 11 -му курсу военно-
учебного заведения.
19 августа 1942
Ожидание почти невыносимо. Когда?!
271
20 августа 1942
Меня медленно добивает: я не могу спать, почти ни-
чего не ем. Так что я лежу в ветхом амбаре и жду, и жду.
После обеда получил сообщение, что я отправляюсь зав-
тра утром. Ночь, я сижу у часового и пишу все это.
21 августа 1942
Полковой командный пункт. Доложив в батальоне об
убытии, после долгой езды на телеге я наконец призем-
ляюсь в полку. Оберст желает нам, шестерым молодым
унтерам, удачи и успехов. Утром нас должен принять
Ю-52, но подробности еще неизвестны. Одно только
ясно: мы едем домой. Останемся ли мы артиллеристами
или нас пошлют в пехоту, фактически, все равно: наши
жизни принадлежат не нам, а нашему народу...
39 лет назад в Сталинграде
Вили Деннерлейн, вахмистр,
12-я батарея 171-го артполка
Долгие недели мирного болтания без дела остались
позади. Я не зря сказал «болтания». Неделями не было
никакого контакта с противником. Последнее сопротив-
ление русских у Донца и во время битвы под Волчанском
было сломлено 15 июня 1942 года. Теперь дивизия бес-
конечными колоннами двигалась на восток к среднему
течению Дона и Волги. Объект главной заботы — лоша-
ди. Фуража не хватало, а чтобы найти воду для людей и
животных, нужно было ехать долгие километры, пока не
найдешь подходящий колодец или ручей. В последнем
случае и человек и лошадь мирно плескались в воде. Дни
проходили почти единообразно. Подъем в 02.00 и выход
в 04.00. Два часа отдыха в полдень, и, если вам везло, то
заданная цель к вечеру была достигнута. Деревни были
разбросаны очень широко. Солнце весь день беспощад-
но светило на маршевые колонны, на небе ни облачка,
272
только вечером становилось адски холодно, так что при-
ходилось сразу хвататься за шинель. Мы ничего не мог-
ли сделать, чтобы лошади не слабели, а батарея не ста-
ла отставать. Мы помогали себе тракторами, которые
торчали то тут, то там. Единственным недостатком был
огромный расход топлива, так что приходилось волочь
за собой цистерну. И рано или поздно это должно было
случиться: орудие с расчетом из восьми человек и меня
шло по району движения совершенно одно. Более лег-
кие машины с поварами ушли к фронту с командиром во
главе. Неписаный закон запрещал приближаться к нему
больше, чем на 10 км, потому что там кипела безоста-
новочная деятельность, а после у нас не было никакого
желания.
Оружие давно ехало отдельно от нас, на машинах. При
первой возможности мы так рассчитывали марш, что-
бы прийти в деревню, потому что нам надоело ставить
палатки на открытом месте. Так что вечером мы часто
сидели в русской хате. А когда приезжали наши пайки —
обычно на машине, — иногда с ними была водка, и мы
устраивали совместную пьянку с русскими. Много раз
они пели нам свои меланхоличные песни. Мы почти ни-
когда не ставили часовых, потому что, если ты вел себя
правильно, бояться было нечего. Дни летели быстро, и
мы вышли к Дону. Однажды утром перед нашими квар-
тирами встал тягач из нашего полка. Это вырвало нас из
мирного существования и вернуло к нашему настояще-
му занятию.
Двадцать пятое августа 1942 г. был знаменательным
днем. Наш НП был на высотах над Доном у Калача. Могу-
чее русло Дона лежало под нами в 50 метрах. Вода текла
медленно, почти лениво. Утром долину окутал густой ту-
ман. Все было тихо, в небе пролетел одинокий жаворо-
нок, порадовав нас своей песней. Тишина была прервана
в 02.50 неожиданным обстрелом из наших оружий. Ниже
на реке у саперов взвыли моторы штурмовых лодок, на-
чалось форсирование реки, и сопротивление против-
273
ника на том берегу было сломлено. После обеда через
реку на пароме переправили наши тяжелые орудия, по-
ставив на последние орудийные позиции перед Сталин-
градом. Мы долго оставались там, потому что русские
ожесточенно сопротивлялись на границе города. Дни
были жаркими. Все ходили в одних трусах. Фуража для
лошадей не хватало, с водой было еще хуже. Ни того, ни
другого в горячей калмыцкой степи не было. Потом, од-
нажды утром, было приказано наступать на город. В тот
же день пехота доложила, что цель дня достигнута и мы
стоим на Волге. Мы моментально передвинулись на
окраину Сталинграда. Наблюдательный пункт был пря-
мо на Волге. Как же воодушевляло первый раз в жизни
видеть эту могучую реку.
И никто не думал о грядущей катастрофе. Сам город
впечатлял нас. Только пригород с жалкими лачугами на-
поминал, что мы в России. На указателях разных частей,
среди прочего, можно было прочитать: «Штутгарт —
5211 км».
И для нас началась позиционная война. Мы стали
строить блиндажи. Орудия были окопаны, вокруг них
были насыпаны валы. Утром, с первым светом дня, над
нами ревели «штуки» и, с воем сирен, бросали бомбы на
город. Ночью приходили русские самолеты и бомбили
наши позиции. Тогда мы расползались по ходам сооб-
щения и искали, где бы укрыться. Из-за этого о сне мож-
но было только мечтать. Недосыпание по-настоящему
нервировало, и все раздражались по пустякам. Шла не-
деля за неделей, а мы не сдвигались ни на шаг вперед.
Линия фронта в городе напоминала теннисную ракетку и
все оставалась ею, пока русские в конце ноября не окру-
жили нас и не устроили кровавую баню в обозах. Тем не
менее никто не думал об ужасном заключении истории,
блиндажи были готовы, все обшито лесом, печки уста-
новлены, и по ночам мы сидели у керосиновой лампы,
играя в карты. У нас еще оставалась вера в непобеди-
274
мый вермахт. Поначалу русское кйльцо окружения было
слабым. Попытка прорыва легко удалась бы. Но мы были
обречены держаться, и в конце января 1943 г. пришел
горький конец. Кто бы ни смотрел на массы солдат и
огромные запасы материальной части, уничтоженные в
Сталинграде, уже сомневался в том, что мы победим.
Мои военные мемуары
Фриц Ланге, 3-я батарея, 171-й артполк
После того как мы лежали в харьковских казармах —
так это называлось — целую неделю и со временем об-
ставили их как следует,'нас «подготовили», как часто
говорят пруссаки. С марта батареей командовал обер-
лейтенант Герт. Раньше он был адъютантом III батальо-
на. После двух дней пути мы вышли в свой новый сектор,
километрах в 30 северо-восточнее Харькова, у истоков
Донца. 1 мая 1942 года мы встали на позицию в лесу в
3 км западнее реки. Здесь батарея еще раз проявила
себя — будучи первой, занявшей позицию по графику,
в то время как остальные еще увязали в грязи. В первый
же день мы уже успели отправить первые железные при-
веты «в ту сторону».
Тогда у меня было первое орудие, у которого был
вышколенный расчет. В нем были люди из разных ча-
стей рейха. Много раз мы чуть не замерзли, но что это
по сравнению с мучениями наших товарищей в ту зиму.
Первые дни пролетели в строительстве позиций, кроме
всего прочего. Стреляли мы мало.
9 мая 1942
Ночью был все более мощный фейерверк. Может
быть, это из-за локальной операции. Паек очень хорош.
Ночи еще очень холодные. Бузолич — первый раненый,
но, к счастью, только легко. Во 2-й батарее уже трое уби-
тых.
275
10 мая 1942
Во вчерашней операции (разведывательный патруль)
пехта не понесла потерь. У противника 29 убитых и не-
сколько пленных. Сбоку от нас стоят словаки, хорошие
солдаты. Многие говорят по-немецки. Во время отправ-
ки мы уже встречали венгров. Они тоже произвели хоро-
шее впечатление и были очень дружелюбны.
Сегодня хорошо поспал и очень хорошо поел. Вече-
ром нас сменят. Так что мы снова снимемся с позиции.
11 мая 1942
После того, как ночью нас сменили, в пять утра при-
ходим в Русти Тышки и спим на прекрасной плантации
сосен. В 10.00 дрему нарушает стреляющий по нам рус-
ский истребитель.
В 11.30 внезапная смена позиций. Русские прорва-
лись в секторе 294-й ПД. Вышли на позицию в несколь-
ких местах. Подбили 2 танка, но вынуждены были отойти
под давлением русских и отходили до ночи.
12 мая 1942
Утром шли через Черкасское и заняли позиции у де-
ревни. Ситуация очень критическая. Получили несколь-
ко бомб около орудия, и несколько мин между оружиями
1 и 2. Русские применяют много английских самолетов.
13 мая 1942
Снова можно дышать, эскадрилья за эскадрильей
«штук» роняют бомбы на вражеские позиции. Мы стре-
ляем. Около полуночи вперед пошел танковый полк. По-
лучили хорошие пайки, включая апельсины и француз-
ский шоколад.
15 мая 1942
Начался наш контрудар. Батарея лишь за сегодня вы-
стрелила 670 снарядов. Мы взяли нескольких пленных,
батальон взял 75. Русские бомбардировщики только но-
276
чью осмеливаются прорываться через линию фронта.
Сегодня ранили Штекистке.
16 мая 1942
Наш контрудар развивается хорошо. Отбито мно-
го деревень. В 06.00 мы уже передвинулись вперед.
В 13.00 над нами пролетели вражеские бомбардиров-
щики, но забыли разбомить нас. На ночь передвинулись
на временную огневую позицию.
17 мая 1942
Сегодня батарея поработала на славу. Отстреляли
1240 снарядов с ударным взрывателем. Часто приходит-
ся остужать стволы. С обеих сторон идут танковые атаки.
Но они побежали, и бой пехоты тоже закончился в нашу
пользу. Чудо, что боеприпасы еще подвозят.
18 мая 1942
После спокойного сна ночью — совсем небольшая
артподготовка. Пехота наступает. Из-за дневного тепла
деревья уже зеленые. После обеда отстреляли 860 сна-
рядов.
19 мая 1942
Русские не хотят сдаваться. Батарея отстреляла
972 снаряда. Получили прямое попадание в наблюда-
тельный пункт. Вахмистр Брандт, унтер-офицер Людвиг,
обер-ефрейтор Гриффе и канонир Модлер легко ране-
ны, обер-ефрейтор Шмельник ранен тяжело.
20 мая 1942
Наконец получил письмо, оно датировано 1 мая.
Иногда докучают русские бомбардировщики. Товарищ
Шмельник умер от ран и будет похоронен в Веселом,
14 км от Харькова. Перестрелка затихает.
277
21 мая 1942
Лишь изредка стреляем. «Остфронт» сообщает: «Под
Харьковом уничтожено 410 танков». Наши летчики пол-
ностью завоевали господство в воздухе (эскадра Мель-
дерса).
22 мая 1942
Лежим севернее Петровского и стрижемся. Вчера
дали 2 плитки шоколада. Выдали второе одеяло. Сегод-
ня наша окруженная кампфгруппа у Тарновой освободи-
лась, сохранив численность 1500 человек.
25 мая 1942
Сегодня Троица. Закончились дни непрерывного до-
ждя под Петровским. Получили несколько попаданий в
позицию и вокруг нее, но без потерь. Изрядно холодно.
На юге под Изюмом окружено три русские армии.
28 мая 1942
Ночью была буря с коротким, но сильным дождем.
Почти никаких боевых действий. Утром нас дважды на-
вестили 3 русских бомбардировщика и 6 русских истре-
бителей. Но мы не были конечной их остановкой. Мою
пушку нужно вытаскивать. Зенитная пушка, расположив-
шаяся по соседству с нами, еще никого не сбила. В шта-
бе бомбами убито две лошади.
Вчера лейтенанта Гильдебрандта наградили Желез-
ным крестом первого класса, а унтер-офицер Лауэнрот,
обер-ефрейторы Грифель, Приль, Бекуртс и ефрейторы
Модлер и Феллер получили Железный крест второго
класса.
30 мая 1942
Сегодня вышли рано утром, в 03.00, отвозили мое
орудие на ремонт в Ливетенку, куда мы прибыли мо-
крыми насквозь. Здесь я встретил Варнеке из Гладигау
278
(194-й полк). Нам три дня здесь сидеть. Ночью по сосед-
ству с нами легло множество русских бомб, но я ничего
не слышал, потому что смертельно устал.
1 и 2 июня 1942
Орудие еще не готово. Снабжение работает лучше,
чем мы думали. Австрийская интендантская рота хо-
рошо нас кормит. Среди прочего мы получили много
копченого мяса. Спим в телеге, первоклассный ночлег.
Ночью из-за русских бомбардировщиков можно наблю-
дать впечатляющие фейерверки. «Кофемолка» (ночной
бомбардировщик У-2. — Примеч. пер.) иногда работает
прямо у нас над головами.
3 июня 1942
Батарея меняет позицию. Нас развернут на 50 км юж-
нее. Столкнулись с нашими в Лешпонае (название ис-
кажено, и трудно определить, что за деревню он имел в
виду. — Примеч. пер.).
4 июня 1942
Вышли в 03.45. Утром движемся через Тюгучев (по
тексту дальше видно, что это Чугуев. — Примеч. пер.),
прекрасный город на реке Донец. Мы пошли ночевать в
деревню за рекой. Там не было безопасно, в меня въе-
хал вовремя не затормозивший трехколесный мотоцикл.
Я полетел через велосипед, описав красивую дугу.
7 июня 1942
Погода самая прекрасная, мы сдвинулись на 8 км
дальше в дома деревни восточнее Тюгучева. Планирует-
ся большая операция, место полно войск. Дождь, к со-
жалению, заставляет нас отложить начало. Я встретил
старого знакомого из 211 -го полка. Лейтенанта Крюгера
произвели в обер-лейтенанты.
279
9 и 10 июня 1942
Выехали на огневую позицию в 23.00 9-го. Опера-
ция началась 10 июня в 02.15. Ровно в эту минуту на-
чался самое большое огневое представление, которое
я когда-либо видел. Русских как громом поразило. Их
артиллерия ответила лишь через 15 минут. Разрывы сле-
ва и сзади. С 03.00 наши бомбардировщики весь день
совершали вылеты. Одновременно выведены из строя
мое оружие и орудие 4, остались в деревне на ремонт.
К полудню войска уже вышли на ночные позиции. Сапер
обер-фельдфебель сохранил мост через болото.
11 июня 1942
Безостановочно движемся вперед. Эскадрильи бом-
бардировщиков непрерывно летят над головой. Рядом с
нами сбито три русских самолета.
12 июня 1942
Встретил Фрица Боосса. Он застрял со своей маши-
ной из-за ежедневных бурь, которые сделали дорогу не-
проходимой. Ночью нас как следует благословили рус-
ские бомбы. Две верховые лошади сбежали.
13 июня 1942
Орудие 4 готово и вышло на позиции. Мы еще здесь.
Пайки приходится экономить, никакого дневного пере-
куса. С другой стороны, искупались в рыбном пруду.
14 июня 1942
Выехали на позиции передков через Алексеевку, жал-
кую безлюдную деревушку (сгоревшие обитатели, уто-
нувшие танки), через поле, минированное русскими. Во
время неожиданного воздушного налета Пуфаль сломал
руку в двух местах. Дитц потерял лошадь, в нее попала
мина. Фургону со снарядами капут.
280
15 июня 1942
Ночью влетели в наши передки. 16-го была сильная
буря с градом размером с куриное яйцо. 17-го обшари-
вали местность на предмет трупов и имущества.
18 июня 1942
Оружие отполировали. Шел сильный дождь. Провел
целый день, играя в скат с гауптвахмистром, Вуртом и
Хартманом.
19 июня 1942
Поехали обратно на орудийные позиции. Вечером
стреляли по колхозу в 3200 метрах отсюда и подожгли
его. Чуть позже вся батарея стреляла по подъехавшей
вражеской батарее.
20 и 21 июня 1942
Уже два дня тихо. В последний день была раздача то-
варов, включая бутыль алкоголя на семерых. Поскольку
вахмистр Майер — корректировщик, я стал командиром
взвода.
22 июня 1942
В 02.15 началась атака. Она шла по заболоченному
ручью. Мы двигались с 1 -й батареей. Было довольно ри-
скованно, по местности тут и там были разбросаны снай-
перы и мины — и на короткий срок начались действия
вражеских бомбардировщиков. Ранен обер-лейтенант
Крюгер. Вечером последовала смена позиции — к жи-
вой изгороди в 2 км впереди. Ночью затопило штабную
палатку. Мы на реке Бурлук.
23 июня 1942
Небеса снова к нам добры. В 12.00 сменили пози-
цию на 3 км вперед. Тяжелые батареи тянут себя вперед
захваченными танками. На вражеских позициях перед
281
нами сгорели тысячи литров нефти. Мы стреляли по ука-
заниям корректировщика.
24 июня 1942
После смены позиции в 12.00 пересекли железную
дорогу. Потом мы перешли через холм и долину с дву-
мя ужасными мостиками. Примерно в 17.00 мы вышли
на огневую позицию на довольно пристойной высоте.
Лошади снова выложились полностью. Отстреляли весь
боезапас. Ночью первая секция (1-е подразделение
снабжения) выложило всё, что осталось, на старой ору-
дийной позиции.
25 июня 1942
Мы построили мостки и постирались, но нет необхо-
димости говорить, что мы всегда были готовы стрелять.
Вечером батальон и пехотный полк вывели с передо-
вой.
26 июня 1942
Свободный день. Смена позиции неизбежна. Това-
рищ Алерт-второй умер в госпитале в Харькове от ап-
пендицита.
27 июня 1942
Вчера в 21.00 сменили позиции. Прошли на 12 км на
юг. Провели весь день в лесу, съеденном гусеницами, у
железной дороги Купянск—Белгород. Первый город в
наших руках со вчерашнего дня. Ночью вышли на пози-
цию на востоке, в километре от Оскола. В качестве осо-
бого пайка выдали большую плитку французского шоко-
лада.
28 июня 1942
Сидим в окопах орудийной позиции, отрытой нашими
предшественниками. Тем временем обер-ефрейторы
Фельски, Мориц и Лютер получили Железный крест вто-
282
рого класса. В 19.30 у нашего орудия неожиданно при-
землилась порция снарядов. Получил ушиб ягодицы ку-
ском дерна от разрыва в четырех метрах.
29 июня 1942
Утром еще один неожиданный обстрел. Разрушен
блиндаж пулеметчиков. Второе орудие выстрелило и —
как нам показалось — подожгло 3 нефтяные цистерны за
Осколом.
30 июня 1942
Наши позиции все еще в съеденном лесу. Вечером по
нам стреляли сзади. Хоод получил 4 осколка и попал в
госпиталь. Ночью нас ужасно ели комары.
1 июля 1942
В 200 метрах перед батареей ложится беспокоящий
огонь. Вечером смена позиции, перебираемся в мело-
вую долину на западе.
2 июля 1942
Атака, но на этот раз мы засадная батарея. Переправа
в 10.30 в Долгоныкое по мосту, восстановленному сапе-
рами. Группа управления командира батареи перепра-
вилась раньше на надувных лодках. Снова была лавка,
бутылка шнапса на каждых трех человек.
3 июля 1942
Огневая позиция на картофельном поле со вчераш-
него вечера до сегдняшнего полудня. Потом смена по-
зиции ближе к Осколу. Встали на позицию у четырех ям,
наполненных необмолоченной рожью. Оружия окопали,
потому что противник был рядом. Лежали там 2 дня и
постоянно нарушали перемещения противника неожи-
данными огневыми налетами. На второй день вахмистр
Майер серьезно ранен снарядом «Сталинского органа».
283
5 июля 1942
В10.00 смена-позиции за Оскол. Жаль, что нельзя ис-
купаться в чистой зеленой воде. Поскольку русские от-
ступили, мы перебрались через железную дорогу даль-
ше на 20 км. Провели ночь в комфортабельных стойлах
на ферме.
6 июля 1942
Марш до 06.00, следуя за отступающим противником.
К сожалению, местность холмистая.
7 июля 1942
Только разведывательный батальон сохраняет кон-
такт с противником. Прошли город под названием По-
воское (непонятно, какое название так исковеркали. —
Примеч. пер.) с памятниками Ленину и Сталину перед
школой. В целом та же унылая картина. Везде поля, за-
росшие чертополохом. Пошел в разведку со взводом.
Командир взвода убит. Позиции противника повсюду.
8 июля 1942
Встретил многих знакомых, среди них даже Паше и
Безенбиль. Юнг подорвался на мине и получил много
внутренних повреждений. Наступление продолжается.
9 июля 1942
Снова продвинулись на 40 км и перед темнотой до-
ехали до сборной позиции у красивой церкви, которая,
конечно, обшарпана, как все остальное. Встретил X.
Клевена, он полностью измотан. Все хотят пить. Выпьем
любую воду, если только она холодная.
10 июля 1942
Прошли еще 30 км. Лошади с трудом выдерживают
темп, потому что каждый день температура 35—40 гра-
дусов в тени и на небе почти ни облачка. В частях мно-
го потерь. Снова и снова видим пехотинцев, которые с
трудом могут сделать шаг вперед. Погрузили их на все
284
машины и взяли с собой. Из-за сложности переправы
через Айдар нас тянут 8 тракторов. Проехали небольшой
город и захватили в нем, кроме многих комбайнов и плу-
гов, 500 тракторов. Вышли на позицию за рекой.
11 июля 1942
Были готовы выйти в 03.00 и вышли. В 06.30 батарея
попала в засаду. Русские шли со всех сторон. Галопом
встали на позицию и отцепили передки. Все время по
нам велся непрерывный огонь артиллерии и стрелково-
го оружия, в основном с холмов слева. Стреляли прямой
наводкой и через несколько минут привели противника
к молчанию. Несмотря на превосходство противника
наши потери — всего один-раненый (унтер-офицер Бер).
Взяли пленных, всего дивизия взяла тысячу.
12 июля 1942
В 04.00 выходим на огневые позиции в лес. Днем
40 градусов в тени. Штаб дивизии был окружен и обозы
попали в засаду. У нас 26 убитых, включая одного майо-
ра. Позавчера убит начальник штаба дивизии. В21.00 за-
няли огневые позиции в самой передней линии.
13 июля 1942
Вышли в 08.00. Через 8 км вышли на огневые позиции
в овраге справа. Впереди сплошной огонь «Сталинских
органов». Вечером двигались через деревню и спустя
18 км вышли на позицию, снова в передовой линии.
14 июля 1942
Вышли в 07.00. Сопротивление противника спустя
20 км сломлено. Потом еще 15 км.
15 июля 1942
Двигались еще 35 км, еще ближе к Дону. Встретил
Паше из Зеехаузена и Безенбиля из Лосе. Перед зака-
том вышли на удобные позиции в саду.
285
16 июля 1942
Вышли в 04.00, потом к полудню прошли 20 км. На-
пились и накормили лошадей в деревне с большой цер-
ковью. Около нее собраны около 600 пленных. Потом мы
быстро доставили на передовую 3 орудия и 1 фургон со
снарядами с помощью 4 тракторов (2 нашли в деревне).
Пришлось переходить реку по шаткому деревянному мо-
сту. В реке утонул вражеский танк. Потом мимо деревни
6 км на юго-запад. Мы встали и отцепили передки, что-
бы развернуться вправо, потому что район за деревней
и горой содержал примерно 500 русских. Стреляли по
ним прямой наводкой. У нас никакой пехоты, и против-
ник атакует с востока. Спустя 2 часа их сопротивление
сломлено. Взяли много пленных, только наш сержант-
повар взял 25. Но русские могли так же легко взять нас.
Вечером сменили позицию к деревне — километрах в
трех в сторону — с печами для обжига извести и множе-
ством вишневых деревьев. Мы видели, как там танцуют
цыгане.
17 июля 1942
Снова стреляли прямой наводкой примерно по
200 русским, которых румыны согнали с горы в нашу
сторону. Бедолаги знали, что они в ловушке, так что они
сдались. Мы взяли тысячи пленных. Прошли без отдыха
40 км и переправились через приток Дона. Деревни ча-
сто отстоят друг от друга на 30 км. Нашли сбитый враже-
ский бомбардировщик.
18 июля 1942
Вышли в 05.00 по размякшим дорогам. После ночной
бури до утра шел дождь. Последняя задача — деревня
в 30 км на юго-запад. Здесь мы нашли 3000 центнеров
зерна.
19 июля 1942
Полдня отдыхали. На полчаса ко мне зашел Г. Вендт.
В деревне есть пивоварня, но нет пива. После 20-ки-
286
лометрового марша встали на ночь. Почти всегда спим
под открытым небом в палатках.
20 июля 1942
После побудки в 03.30 выходим часом позже. К по-
лудню прошли 30 км и после обеда еще 20. В результате
жары и из-за плохого сена одна лошадь пала.
21 июля 1942
Побудка в 04.00, выход в 06.00. В 08.00 уже ужасно
жарко, но дороги лучше, потому что сухо. В 11.00 бата-
рею атаковали русские истребители. Лошадь командира
убежала. Обер-лейтенат Лангдрот и вахмистр Блюме из
2-й тяжело ранены. После40 км пути к ночи вышли на по-
зицию в овраге. Выкопали себе колодец, чтобы добыть
воды. Чувствуется более сильное сопротивление про-
тивника.
22 июля 1942
С 07.00 стреляли «Виктором» и «Цайтлюпе» («медлен-
ным»). Унтер-офицер Алерт тяжело ранен. Ночью пози-
цию штурмовали, и мы перешли на позицию в 10 км впе-
реди. Кроме секции связи, мы все ушли туда. Бивуак в
деревне с 22.00.
23 июля 1942
Черный день. Выход в 02.00 Скоро пришлось развер-
нуться кругом, потому что впереди был противник, и мы
их обошли. Во время обхода увидели и были обстреляны
из 7,62-см противотанковых орудий. Отцепили передки,
как делали во время тренировок, и открыли ответный
огонь. Унтер-офицер Поль легко ранен. Потом продол-
жили движение. Тридцать километров по степи без еди-
ной деревни в большой жаре и пыли. Отдыхали 4 часа
на колхозной ферме. Пройдя 8 км, были обстреляны с
высоты, занятой противником. Орудие 3 получило пря-
мое попадание. Обер-ефрейторы Штуббе, Хайне, Бреш
287
и Рис тяжело ранены. Унтер-офицер Поль, едва вернув-
шийся с перевязочного пункта, снова легко ранен. Обер-
ефрейтор Штуббе позже умер во время транспортиров-
ки. Хайне потерял руку. Два попадания лишили нас 4 ло-
шадей. Вторая секция (2-е подразделение снабжения)
обстреляна нашими же разведчиками. В результате две
лошади легко ранены. Обер-ефрейтор Бреш тоже умер
по дороге в госпиталь. Ночью нас опять пожирали кома-
ры.
24 июля 1942
06.00 продолжается марш в деревню с колхозом, где
останемся на ночь. 2-й взвод обстрелял бродячую груп-
пу противника. Это явно разведывательный патруль на
лошадях и тракторах. Старый киргиз показал мне свою
хижину. В общем, здесь много азиатов. Мы уже захвати-
ли несколько верблюдов. Многие успели с ними сфото-
графироваться. Вечером провел 10 минуте Г. Вендтом.
25 июля 1942
Поднялись в 02.00, двигались до 05.00 с I батальоном
211-й дивизии. На дороге перестреливались с двумя
моторизованными пушками. Много раз проезжали мимо
огромных куч убранной ржи и пшеницы. Через поля лю-
церны под тяжелым обстрелом проехали до места сбо-
ра, потерь нет. Через час под дождем продолжили путь
на огневые позиции перед ПривоСкое (непонятно, что
это могло быть: «Приволжское», «Поварское»? — При-
меч. пер.).
26 июля 1942
Полки 191 и 194 еще тащатся следом. Мы остаем-
ся на передовой с 211-м. Обстреливают из минометов
и 12-см артиллерии. После обеда тяжело ранен обер-
лейтенант Герт (в 20 метрах от меня), наш командир, не
приходя в сознание, вечером умер. Наш новый коман-
дир — обер-лейтенант Зивеке, в Зоргштедте служивший
288
на нашей батарее шписом. Батарея в хороших руках.
Унтер-офицер Дум, Вайперт и повар чуть не попали в
лапы к русским. Ночью в пределах слышимости мы об-
наружили вражеский патруль.
27 июля 1942
Поскольку противник отошел, в 07.00 мы сменили
позицию. Перешли реку по плотно минированному мо-
сту на юго-восток. 194-й пехотный полк дошел до Дона.
С холма мы тоже видели реку и ее противоположный бе-
рег, но, к несчастью, воды не было весь день. В полдень
вышли на позицию в хорошей балке и стреляли по пере-
правляющимся русским. При этом одно оружие вышло
из строя. Потом, после 10 км ночного марша, вышли на
огневые позиции в Нижнечирской. Город сильно разру-
шен обстрелом противника.
28 июля 1942
Батарея пристреливалась. Ill батальон ночью понес
тяжелые потери. Наконец есть время для стирки и при-
шла почта.
29 июля 1942
Ночью плотный обстрел противнкиа. Люфтваффе
тоже действует. Справа встала тяжелая зенитная бата-
рея. Много стреляет артиллерия. Ночью снаружи мож-
но было читать газету — русские бомбардировщики все
осветили ракетами на парашютах и бомбами.
30 июля 1942
Оборудовали оборону и с помощью русских пленных
выстроили блиндажи. Земля — сухая глина с известня-
ком.
31 июля 1942
Сменили позицию на 8 км к северу, на Чире.
ю В. Вюстер
289
1 августа 1942
Чир здесь метров 60 в ширину и 3 метра в глубину,
так что получилась безукоризненная яма для плавания.
Мы ею не раз воспользовались, как только похоронили
мертвых лошадей, лежащих тут и там. Здесь можно хо-
рошо отдохнуть. Только ночью падали бомбы, но на бе-
зопасном расстоянии от нас.
2 августа 1942
Смена позиции с кружным маршрутом через Чир
по мосту в 4 км на северо-восток. Вахмистр Эккерт и
Одер получили Железный крест первого класса, обер-
ефрейтор Мациняк и Гибель — второго. Обер-ефрейтор
Зеехаус и Охзенкнехтуже получили Железный крест вто-
рого класса 27 июля.
3 августа 1942
Продолжали движение на новую позицию. Ночью из
8,8-мм зенитки сбит тяжелый русский бомбардировщик.
Двое из экипажа смогли выброситься с парашютом и
были взяты в плен.
4 августа 1942
Выдача бакалейных товаров. Бутылка рома на семе-
рых, сигары и сигареты. Кормимся из запасов местных,
потому что подвоз плохой.
5 августа 1942
Сменили позицию на юг, ближе к Чиру.
6 августа 1942
Запланированная атака пройдет только завтра. Так
что купаемся в Чире, часть за частью. Вечер приносит
еще смену позиции ближе к Дону, на позициях 297-й пе-
хотной дивизии.
7 августа 1942
Крупномасштабная атака вдоль железной дороги.
Лежим под огнем тяжелых минометов. Недалеко пада-
290
ют и снаряды. Опасная ситуация. Утром тяжело ранен
санитатс-ефрейтор Эппендаль. После обеда — ефрей-
тор Хердам. Ночью сменили позицию и пришли на точку
сбора в деревне у железной дороги.
8 августа 1942
Утром, в 03.00, заняли позицию вдоль железной до-
роги, чтобы поддерживать новую фазу штурма. Вокруг
нас падают снаряды. После обеда смена позиции, на
высоту к северу, в 2 км от Дона. Видели уничтоженную
вражескую артиллерийскую позицию. По дороге было
видно отчаянное сопротивление русских. С сегодняш-
него дня и до ранения в .Сталинграде числюсь старшим
офицером на батарее.
9 августа 1942
Наш командир батареи заменил командира батальо-
на, батарею принял обер-лейтенант Зайдель. В полдень
смена позиции на 8 км к северу в небольших кустах сле-
ва от главной дороги. В 18.00 выдержали бомбежку при-
мерно 10 самолетов. Слева и справа стояли зенитные
пушки, сбившие за 2 дня 5 бомбардировщиков и истре-
бителей. Тем не менее нам прилетело от них с высоты
400 метров. Примерно 10 бомб среднего и большого
размера падали прямо вокруг нас, две из них — в 5 ме-
трах от орудия 4 и в 18 метрах от оружия 3. Хотя у нас
было очень немного «лисьих нор», никто не был ранен,
кроме 4 человек с легкими ушибами. Всех ушибло куска-
ми земли, летавшими в воздухе.
10 августа 1942
Еще один воздушный налет в 09.00. Четыре бомбы
легли на нас, одна в 20 метрах от фургона снабжения.
И здесь все обернулось хорошо. Во второй секции (2-е
подразделение) легко ранен Бангерманн, а вахмистр
Эккарт получил пулю в легкое и отправился в госпиталь.
291
11 августа 1942
После вчерашнего все слегка вверх дном. Одна ко-
манда на открытие огня сменяется другой. Стреляем
день и ночь. Многие страдают от дизентерии и других
болезней. Ночью был разрыв до взведения взрывателя
на третьем орудии, 8 человек легко ранены. Пятеро из
них пришлось отправить на перевязочный пункт. Это был
первый такой случай, но могло быть и хуже. Много рус-
ских, разрозненно бродящих по местности. Телефонная
линия часто обрывается. Снова прекрасно заработал
подвоз боеприпасов. Нам их доставляют на Ю-52. Тем
временем закончилась битва на окружение под Калачом.
Взято около 57 000 пленных и уничтожено 1000 танков.
В этом немного и нашего труда. Стрельба снова поутих-
ла — приходилось выходить всего дважды за ночь.
13 августа 1942
Вечером вышел на наблюдательный пункт. В 19.00 по-
лучил инструктаж на КП у саперов.
14 августа 1942
Весь день был на НП. В укрытии, не дающем тени,
невозможно жарко. Я в 300 метрах от Дона. Русские ис-
кусно замаскировались.
15 августа 1942
Прошлой ночью передвинул наблюдательный пункт
на 2 км к югу, в 50 метрах от Дона. Со мной один теле-
фонист, который также должен ходить за едой. Каждый
день огневой бой с окруженцами противника. Из-за это-
го ранены двое на позиции передков. Ночью оборвалась
телефонная линия. У нас не было связи, и двое пошли
на Дон, 4 км от всего остального. Как только стемнело,
мы отошли на 100 метров и легли спать в колючие кусты.
Противника не было видно, не считая оживленного авто-
мобильного движения в отдалении.
292
16 августа 1942
Начали наблюдение в 04.00. Здесь красиво, как дома
на Эльбе. Вокруг меня порхало четыре удода, явно спа-
саясь от пустельги. Видел огромное облако дыма в на-
правлении Сталинграда, возможно, из горящих нефтех-
ранилищ. Русские стреляют по всему, что увидят. Ниже
на Доне 3 спуска для скота. Выше все ровно. Командный
пункт взял 9 пленных. Кольб стал унтер-офицером.
17 августа 1942
Начали оборудовать позицию. Кольб во время купа-
ния взял еще 2 пленных. Батарея не стреляла уже две
ночи, хотя есть хорошиедели. Почему, я не знаю.
18—21 августа 1942
Ничего не происходит. Ну, одной ночью была трево-
га из-за бродивших русских. Лежим на позиции на Доне
прямо напротив противника. Батарея получила пополне-
ние и собрала 1000 марок на Красный Крест. По слухам,
нас должны сменить.
22 августа 1942
Атаковали вторую секцию и позиции передков, Фел-
лер ранен. Взяли еще 26 пленных, включая офицера.
24 августа 1942
Передвинули позицию на 20 км на север, напротив
Калача. Везде лежат уничтоженные танки противника.
25 августа 1942
Дивизия перешла Дон, к счастью с очень малыми по-
терями. Мы их прикрывали огнем с 03.00. Провел ре-
когносцировку подхода к переправе и был дважды об-
стрелян из двух орудий. Снаряд «ратш-бума» (7,62 см)
разорвался совсем рядом. Чуть не получил по полной.
В полдень снова было пшено. В 13.00 перешли Дон под
293
обстрелом и бомбами. Переправу обеспечивали паро-
мы и штурмовые лодки. Вышли на позицию после 8 км
марша по тяжелым песчаным дорогам.
26 августа 1942
В полдень перемена позиции, 12 км ближе к Сталин-
граду. Всеобщая неразбериха. Обошли русских, окопав-
шихся в балке, и соединились со I) батальоном. Ночью
прорвались примерно 20 танков и грузовик, полный рус-
ских, справа обойдя пулеметную повозку. Поскольку ни-
кто не знал, где друг где враг, никто не стрелял. Ночью
на наблюдательном пункте пал унтер-офицер Людвиг.
Мимо идут пленные в колонне по шести. Вокруг днем и
ночью горят поля.
27 августа 1942
В полдень сменили позицию к Платовке. Пришлось
убрать пулеметную повозку и пулемет с дороги степного
пожара. Захватили грузовик.
28 августа 1942
Дважды передвигали позицию на север. Ночью рядом
ложились разрывы «Сталинских органов».
29 августа 1942
Оставались на огневых позициях в балке. Весь день
шел дождь. Рядом с нами — деревня Дмитриевка. Ели
шоколад. Вокруг нас ложится артиллерийский огонь
противника.
31 августа 1942
В середине утра сменили позицию и вышли на пози-
цию у обшарпанной полевой церкви. Но передвинулись
туда только после того, как водитель напился в районе
сбора. Танковая дивизия прорвалась к Волге. Нас раз-
вернут на правом фланге, чтобы просочиться в Сталин-
град. Зеехаус стал унтер-офицером.
294
1 сентября 1942
В 03.00 утра начался фейерверк, на который русские
ответили взаимностью. Нас поддержали «штуки». Пря-
мым попаданием убит унтер-офицер Зеехаус. Вечером
сменили позицию, проехав через две деревни, полно-
стью уничтоженные ночным боем. Перед нами взорва-
лась мина замедленного действия. В первой деревне
нашли противотанковые и пехотные пушки, разбитые на
части.
2 сентября 1942
В этой степи даже цветет безвременник. Смена пози-
ции в 04.00. Русские отступили к Сталинграду. Мы их не-
медленно преследуем. В полдень под огнем двинулись
на позицию в балке, которую видно с радиовышек в Ста-
линграде. Получили попадание. Фургон снабжения вто-
рой роты 211-го полка и зенитное орудие по соседству
получили по прямому попаданию. Ночью вокруг падали
бомбы.
3—5 сентября 1942
Хотя мы непрерывно выгружаем по ним снаряды, рус-
ские отчаянно сопротивляются. Сменили позицию к двум
стогам. Мы были в середине и вместе с нашими танками
воевали с танками русских. Многие русские танки горят.
Но русские каждый раз отступают лишь на шаг. Ночью
получили еще бомбовый привет. Погиб унтер-офицер
Герке.
6 сентября 1942
Фейерверк возобновился в 05.00. В 10.00 первое
оружие получило прямое попадание. Канонира Вике из-
решетило осколками и убило на месте. Клавач и Ленци-
он тяжело ранены, Шлюгинц и Хавене легко ранены. Во
время попадания я брился в окопе. Сначала я хотел за-
295
няться этим рядом с Вике, но ветер был слишколм си-
лен. Еще вокруг нас свистели пули и осколки танковых и
других снарядов.
7 сентября 1942
Утром смена позиции, 3 км вперед по балке, в которой
лежит много тел. Вверх по склону с десяткой лошадей,
проскочили заградительный огонь и вышли на позицию
у колхоза «Эксперимент». Только мы успели встать, как в
10 метрах позади разорвалась мина. В следующий мо-
мент рядом с нами начали рваться снаряды «Сталинских
органов». Ночью передвинулись на 500 метров на но-
вую позицию на обращенном вперед склоне, покрытом
мертвыми русскими. Перед нами горит Сталинград.
8—9 сентября 1942
Не стреляли из-за недостатка снарядов. Передовые
части пехоты уже в первых домах Сталинграда. С наблю-
дательного пункта ясно видно Волгу — к которой наши
уже вышли на севере. Сопротивление сильное. Несмо-
тря на то, что многие были сбиты, русские днем и ночью
шлют эскадрильи бомбардировщиков. «Сталинские ор-
ганы» бьют по наблюдательным пунктам и блиндажам
управления. Снаряды падают перед нами и позади.
10—12 сентября 1942
Ночью с 9-го на 10-е передвинули позицию на 3 км к
северо-востоку. Там тоже было неспокойно. Легко ра-
нен унтер-офицер Вурль. Вторая секция попала под об-
стрел.
13 сентября 1942
Во время бомбежки обер-ефрейтор Клаус получил
осколок под левую лопатку. Через полчаса его унесли в
госпиталь. Весь день творилось черт-те что. Снаряды и
мины ложились прямо перед батареей. Пулеметные оче-
реди раздавались совсем близко. Ночью сменили пози-
цию почти к самому Сталинграду.
296
14 сентября 1942
День начался многообещающе — со снарядов и огня
«Сталинских органов». Мы несколько раз ставили огне-
вой заслон. В ответ был массированный пулеметный
огонь, и нам приходилось искать укрытия. В 10.00 мы по-
лучили самый сильный ответный огонь в своей жизни, из
калибров более 20 см. При разрывах в 8 и 15 метрах от
нас окопы начали осыпаться. В обед получили неожидан-
ный обстрел из «Сталинских органов». Никогда раньше
мы не разбегались по укрытиям так быстро. Под силь-
ным дождем сменили позицию, войдя в город. Проехав
несколько противотанковых рвов, встали в точке метрах
в 400 от старой церкви. Упряжка 2-го оружия провали-
лась в крестьянский погреб. Два часа работали, чтобы их
достать. Тяжелая была работа, они все время лежали на
спине. То и дело стреляли скрытые снайперы. Потом мы
перекрыли каждым стволом улицу, идущую на юг, так что
мы были на переднем крае. Наша дивизия обеспечивала
безопасность на юг, 295-я — на север.
15 сентября 1942
Утром пришлось обустраивать новую позицию для
орудия на 100 метров правее. Русские перед нами ме-
трах в 200—500, иногда даже в 50. Из-за экономии па-
тронов стреляли из винтовок только в первый день. Было
очень холодно, и много раз огонь усиливался до ураган-
ного.
16 сентября 1942
Каждый ночью стоит часовым по полчаса. Русские
всю ночь без разбора бросают бомбы. Везде опускают-
ся ракеты на парашютах. Третье оружие стоит у дома, где
живет этническая немка, которую сослали из Севасто-
поля. Женщина принесла нам домашнего хлеба. После
обеда третье оружие начало стрелять. Все вокруг было
усеяно минами, снарядами и ракетами «Сталинских ор-
ганов». Сверху падали еще и бомбы. После нашего на-
297
лета прямо на нас упал залп «Сталинского органа». Меня
ранило. Два крупных осколка попали в левое бедро и не-
большой — в правое. Снаряд влетел в окно комнаты, где
я был, и разорвался внутри. Меня пронесло по воздуху.
Медики сразу же меня перевязали. Потом командир и
несколько товарищей пришли со мной попрощаться.
Мне пришлось еще 18 часов оставаться в Сталинграде,
потому что машина за мной не пришла. За ночь многое
произошло. Я выкурил множество сигарет, но лихорадку
и боль было не так легко унять.
17 сентября 1942
Госпитальная машина забрала меня в 08.30. Дорога
сначала была легкой, но потом нас около электростан-
ции обстрелял русский танк или противотанковое ору-
дие. Там было 4 машины, и две из них, полные раненых,
были подбиты. Кода мы доехали до госпиталя в Карпов-
ке, где меня прооперировали в овечьем загоне, я был
без сознания. Потом нас отвезли в полевой госпиталь в
Чир. Я пролежал в госпитале 3 дня...
Приложение 5
БОЕВОЙ ДНЕВНИК 71 -Й ПЕХОТНОЙ ДИВИЗИИ:
1942 ГОД
8.4. Выезд квартирьеров из Реймса на Восток.
12.4. Сбор квартирьеров в Кракове. Путешествие
продолжается в Лемберг.
13.4. Прибытие в Киев?Взаимодействие с транспорт-
ной комендатурой. Идет снег. Дальнейшее продвижение
на автомобилях невозможно, поскольку шоссе к востоку
от Киева блокировано.
14.4. Посадка на пассажирские вагоны в Дарнице,
продолжение поездки по железной дороге. Удлинение
маршрута, временные остановки на запасных путях. По-
года холодная и сырая.
16.4. Доклад в штабе группы армий «Юг» и штабе 6-й
армии в Полтаве. Из-за паводка с уже затопленной стан-
ции можно добыть с большим трудом лишь самое необ-
ходимое.
17.4. Полет из Полтавы в Харьков. Доклад в XVII ар-
мейском корпусе. Размещение затруднено, особенно
для лошадей дивизии. Для свободных транспортов дис-
петчеру железнодорожной станции Люботин оставлен
запечатанный пакет.
18.4. Прибытие первых транспортов.
22.4. Прибытие штаба дивизии. Жилье сносное. По-
сещение кинотеатра и театра в Харькове.
6.5. Подчинение армейскому корпусу. Саперный ба-
тальон передан 44-й ПД для восстановления переправы
через Балаклю.
299
9.5. Начат марш «Фридриха» (Харьковская опера-
ция. — Примеч. пер.), направление — Лиман.
12.5. Русский прорыв в секторе 294-й ПД, 211-й ПП,
временно подчиненный этой дивизии, к 13.5. должен
быть передан 71-й ПД в районе Харькова. Ill батальон
211-го полка, который уже на марше, встает и развора-
чивается. Противник вломился в порядки I батальона в
момент его отвода. Майор Хертель и обер-фельдфебель
Хардер убиты. Дивизия разворачивается фасом на се-
вер.
14.5. Подчинен 131 -й ПП. Мощные воздушные налеты
противника. Противник захватил значительные террито-
рии на севере и вышел в район Веселое-Липцы. Приказ
сменить 21-ю ТД на стыке с 297-й ПД и обеспечить за-
щиту правого фланга 297-й ПД. Оборона организована
вдоль Бабки.
16.5. Мощные атаки противника при поддержке тан-
ков на Непокрытой. Давление снимают вылеты «штук».
Оживленная деятельность артиллерии. Воздушные на-
леты весь день.
17.5. Противник прорвал правый фланг 131-го ПП.
Потеряна высота 194,5. Командир дивизии лично оста-
новил отступление частей 131 - го ПП, вернул их на фронт
и сумел успешно остановить атаку противника. В тече-
ние дня 131-й ПП смог вернуть высоту 194,5 и отбить не-
сколько атак противника.
18.5. Непрерывные танковые атаки противника. Не-
которые прорываются через переднюю линию. Давле-
ние ослабили «штуки». Батальон Шмидта-Отто (23-я ТД)
подчинен дивизии.
19.5. Новые танковые атаки противника. Особенно
мощные операции ВВС противника. Дивизией уничто-
жено более 50 танков и много артиллерийских батарей
противника. Все позиции удержаны.
20.5. При поддержке многочисленных танков про-
тивник снова и снова пытался прорвать линию обороны,
300
особенно в секторе 191-го ПП. Частые налеты ВВС про-
тивника.
21.5. День прошел в целом тихо.
23.5. Никаких особых событий.
24.5. Атаки противника силой до батальона. Легкий
дождь весь день.
25.5. Слабая боевая активность. В целом огромные
проблемы со снабжением.
26.5. День прошел тихо. Когда прояснилась погода,
очень быстро улучшилось состояние дорог.
27.5. День прошел тихо. Незначительная активность
ВВС противника.
28.5. Впечатление от противника перед XVII корпусом
изменилось: обнаружено движение на восток. Разведка
боем в секторе дивизии показала, что противник рас-
средоточился.
29.5. Воло Бабка свободна от неприятеля. Приказ о
более мощной разведке боем.
30.5. Линия фронта продвинута вперед.
31.5. Оживление ВВС противника, кроме этого весь
день тихо.
1.6. Весь день тихо.
2.6. Без значительных изменений по сравнению с
предыдущими днями.
3.6. Дивизией получен приказ, ее сменяет 294-я ПД.
4.6. Дивизию сменяют части 294-й ПД.
5.6. Совещание командования. Визит командующего
генерала Макензена (III танковый корпус). День прошел
тихо. Из дивизии выведен 131-й ПП.
6.6. Совещание адъютантов. Мощные ливни с
10.00 серьезно ухудшили состояние дорог. День начала
операции «Вильгельм» отложен.
7.6. Никакой особой боевой деятельности. Непре-
рывный дождь.
8.6. К вечеру погода улучшилась. Весь день тихо.
9.6. Ничего особенного. Дороги улучшились. Кодовое
слово «Вильгельм» заменено на «Зейдлиц». Договорен-
301
ность об атаке на следующий день. Передовой команд-
ный пункт в Николаевке уничтожен «Сталинскими орга-
нами».
10.6. Оборвана всякая связь с фронтом. Начальник
штаба с командующим немедленно выехал на передо-
вой командный пункт в Николаевке. В 02.30 начался наш
массированный огонь из 24 батарей, развернутых в сек-
торе дивизии, наша пехота после обстрела движется
вперед. Непрерывные вылеты наших Люфтваффе в тече-
ние всего дня. 06.04:194 ПП взял Мал. Крынки. Мощные
контратаки противника при поддержке многочисленных
танков, сильнее всего у 44-го ПП. В 09.00 взят неповреж-
денным мост через Бурлук. На командном пункте были
генерал-фельдмаршал фон Бок (командующий группой
армий «Юг») и генерал танковых войск Паулюс (коман-
дующий 6-й армией). Поздравление командира дивизии
с успехом дивизии. Понесли свои потери от «штук».
11.6. Проливной дождь ночью. Движение на марше
затруднено, особенно на мосту у Мостовой. Перевод
дивизионного командного пункта невозможен. Непре-
рывный дождь. Положение со снабжением серьезно
ухудшилось.
12.6. Батальон ПТО переподчинен 44-й ПД.
13.6. Весь день тихо.
14.6. Никаких действий противника, кроме беспокоя-
щего огня артиллерии. Определенная эвакуация плац-
дарма у Романовки. С этим во всем секторе дивизии
передний край проходит по реке Бурлук.
15.6. Выведение полка Райниша, подчиненного диви-
зии, — кроме этого все тихо, кроме беспокоящего огня
легкой артиллерии.
16.6. Движение противника перед всем фронтом ди-
визии. Нельзя определить, подкрепление это или смена
войск.
17.6. В целом день прошел тихо. Противник прощупы-
вает нашу оборону у 194-го полка, силой до батальона.
302
18.6. В течение ночи 194-й ПП сменяли части 297-й
ПД. Совещание командиров.
19.6. Установившиеся дожди настолько размыли до-
роги, что крупномасштабное движение стало невозмож-
ным.
20.6. Весь день тихо. Снабжение отсутствует. Горюче-
го нет.
21.6. Активная деятельность ВВС противника. При-
каз об атаке на следующий день. Темная ночь облегчает
подготовку. Противник, однако, явно встревожен пере-
мещениями. Оживленный беспокоящий огонь артилле-
рии.
22.6. С 01.00 полки двинулись через Бурлук и хорошо
продвинулись под покровом темноты. Позже значитель-
ное сопротивление противника. Непрерывные действия
ВВС противника. К вечеру по всей установившейся ли-
нии продвижения организована оборона противника.
23.6. Ночью сильный дождь. Оживленная деятель-
ность артиллерии противника. Продолжение нашей ата-
ки, быстрое продвижение до Гусинки.
24.6. После начала следующей фазы атаки — лишь
слабое сопротивление противника. Хороший обзор
местности с нового дивизионного КП на высоте 205,8,
возможен обзор развивающейся атаки. Повсюду выпол-
нена поставленная надень задача. Атака противника си-
лами до батальона около 194-го ПП отбита. Нет стыка с
разведбатом 44-й ПД; следовательно, указания 211-му
ПП: глубоким уступом влево. Дивизия перешла к оборо-
не по всей линии и встала для поддержки продвижения
44-й ПД и продолжения собственной атаки позже.
25.6. Атака противника на Стецовку отбита.
26.6. Совещание адъютантов. В секторе дивизии весь
день тихо.
27.6. К 03.00 после артиллерийской подготовки про-
тивник атаковал с плацдарма Стецовка двумя батальо-
нами. Он смог прорвать переднюю линию обороны, а
также северную часть деревни. I батальон 191-го полка
303
контратакой выправил положение. Русскими оставлено
около 100 убитых.
28.6. Смена частей 44-й ПД 211-м ПП и батальоном
194-го ПП. С этим дивизия занимает новый сектор и пе-
реходит к обороне. День прошел тихо.
29.6. День прошел тихо.
30.6. Согласно приказу по корпусу, следует ждать от-
хода противника за Оскол. Готовится атака главным на-
правлением налево.
1.7. На 2.7. назначена атака. Кодовое слово «Восточ-
ный ветер».
2.7. Передовой командный пункт передвинут на вы-
соту 183,3. Атака быстро продвигается. К 08.00 широ-
ким фронтом вышли в долину реки Верхне-Двуречная.
Передовой КП передвинут на высоту 194,6. Атака через
Двуречную возможна только при поддержке артиллерии.
Приказ готовиться и ждать, пока артиллерия не выйдет
на позиции. К несчастью, Это дает противнику время ор-
ганизовать оборону к востоку от Двуречной.
3.7. Ночью противник отошел. Полки двинулись сле-
дом и дошли до предписанной линии по Осколу. Одна-
ко на западном берегу Оскола развернулись локальные
упорные бои. Деревню Каменка — обороняемую одним
русским батальоном — 191-му ПП пришлось брать штур-
мом.
4.7. Легкий беспокоящий огонь артиллерии и мино-
метов противника.
5.7. 191-му ПП удалось создать небольшой плац-
дарм на другом берегу Оскола. После обеда мощный
огонь артиллерии противника. Весь день непрерывные
бомбежки и огонь «Сталинских органов» по плацдарму и
мостам. Вследствие чрезмерно преувеличенных сооб-
щений появилось впечатление, что батальон 191-го ПП
на плацдарме находится в тяжелом положении. После
восстановления связи сообщения гласят, что плацдарм
прочно в наших руках.
304
6.7. Расширение плацдарма. Упорное сопротивление
противника. В соответствии с приказом из корпуса ди-
визия остается на плацдарме, а 297-я ПД на следующий
день расширяет плацдарм у Каменки.
7.7. Ранним утром 297-я ПД начала атаку в секторе
191-го ПП. Незначительное сопротивление противни-
ка. Дивизия присоединилась к атаке. Быстрое развитие
успеха. Формируется-передовое подразделение.
8.7. Передовое подразделение движется вперед.
Штурмом взята деревня Покровское. Три моста переш-
ли в наши руки неповрежденными. В Тарасовке также
взят двойной мост с двумя полосами движения.
9.7. Продолжение преследования. Сопротивление
противника растет. Усиливается впечатление, что про-
тивник обороняет забалговременно подготовленные по-
зиции. На следующий день назначена подготовленная
атака.
10.7. Противник явно отошел еще дальше. Лишь ло-
кальное сопротивление против отдельных групп про-
тивника. При смене командного пункта автомобильная
секция, состоящая из машины начальника штаба, 1 кю-
бельвагена с командиром батальона разведки, О1 (по-
мощник начальника штаба) и начальник службы связи,
а также несколько связных на мотоциклах, у деревни
Самсоновка неожиданно въехали в группу отступающих
русских. Убиты подполковник Шульц (la), майор Шмидт
(командир разведотдела) и ефрейтор Опперман. Ране-
ны ефрейтор Граф и 2 солдата из батальона разведки.
Павшие будут похоронены в Приходковке в присутствии
всех командиров.
11.7. Прощание у могилы подполковника Шульца,
которого уважали все. Его овчарка, которую он любил
больше всего на свете, тоже убита и уложена ему в ноги
в той же могиле. Продолжение преследования. 191 -й ПП
жестко атакован с юга и вынужден в тяжелом бою отойти
к деревне Новогородище, в то время как мы передвину-
ли командный пункт на 4 км к востоку к Караван-Солотки.
305
Мы нащупывали путь вокруг деревни, поскольку прибы-
ли после наступления темноты и не знали, есть ли в ней
противник. Вечером нас чуть не взял штурмом 191 -й ПП,
принявший нас за русских.
12.7. Передовое подразделение вошло в Брусовку,
где встретило сильное сопротивление. Связной доло-
жил о приближении к дивизионному командному пункту
сильной на вид группы противника. Все доступные силы
штаба дивизии были немедленно собраны и разверну-
ты доля обороны. Противник атаковал нашу деревню с
двух сторон силами полка. Многократные атаки после
долгого толкания туда и сюда были отброшены. Секция
квартирмейстера, прибывшего вскоре после нас, дер-
жалась храбро. К сожалению, там много убитых и ране-
ных, включая командира батальона ПТО, майора Матей.
Начальника штаба, убитого 10.7, замещает lb (квартир-
мейстер дивизии) гауптман Гребе.
13.7. В 08.00 дивизия продолжила преследование.
Результаты хорошие. После тяжелого боя взята деревня
Беловодск. Командующий дает указания преследовать
со всей возможной силой; после достижения линии же-
лезной дороги Миллерово — Ростов возможен день от-
дыха.
14.7. Вышли в район отдыха в 10.00 без контакта с
противником. Движение продолжилось в 16.00.
Подполковник фон Белов — новый 1 а (начальник шта-
ба).
15.7. Движение успешно продолжается без контакта
с противником.
16.7. Дивизия на отдыхе в районе Миллерово.
17.7. Продолжение движения без контакта с против-
ником.
18.7. Неожиданно установившиеся сильные грозы
сильно сдерживают движение. Серьезная нагрузка на
матчасть, особенно лошадей. Многие машины заст-
ряли.
306
19.7. Ввиду ужасного состояния дорог объявлен день
отдыха. Ясная солнечная погода с ветром вызывает бы-
строе улучшение. Перед 211-м ПП на следующий день
оказался значительный кусок просохшей земли, так что
полк начинает марш по собственному желанию и выхо-
дит после обеда, чтобы вырваться вперед.
20.7. Движение продолжается в удушающей жаре
и густой пыли. 211-й ПП сообщает по радио: «вышли в
степь, широкую, без деревьев и кустов». Разведбата-
льон захватил плацдарм у Киреева.
21.7. Проблемы с топливом. Захват моста у Чира
211 -м ПП. Высокая активность вражеских ВВС.
22.7. Дивизия повернула на юго-восток. Попытка
выйти к железнодорожному мосту у Лагутина провали-
лась, поскольку он взорван противником, когда первые
солдаты из штурмовой группы были готовы штурмовать
его. Высокая активность вражеских ВВС.
23.7. Продолжение движения. Командир дивизии чуть
не столкнулся с вражеским танком в районе фермы №1.
24.7. Сектор Пристенское явно слабо занят против-
ником. Расхождения по основному направлению удара
назначенной нам атаки. Вечером приходят тревожные
сообщения о проблемах на открытом южном фланге, но
они оказались ложными.
25.7. Противник атакует 194-й ПП. Разведбат под-
чинен 194-му ПП. Днем полк вышел в сектор Соленая.
Сильное сопротивление противника с восточного бере-
га Соленой. Атаку невозможно успешно провести. Пред-
ложение командира 194-го ПП обойти сектор Соленой с
юга, потому что там силы противника слабее. Но диви-
зия остается с решением направить главный удар у Хле-
бенского.
26.7. 194-му ПП удается захватить плацдарм у Хле-
бенского. Передовое подразделение, сформированное
194-м ПП, в 16.10 выходит к Дону у Генералова, преодо-
лев слабое сопротивление противника.
307
27.7. Дивизия атакует, обойдя южный фланг против-
ника. К вечеру взяты высоты над Доном в Суворовский-
Средкое. В дивизию приходит приказ о том, что в секто-
ре Нижне-Чирской и станции Рыхов ее сменяет 24-я ТД
и части 297-й ПД. Со всем этим дивизия, к несчастью, не
смогла развить успех, завоеванный фланговым ударом
194-го ПП и успехами 211-го ПП, поскольку противник
успешно и непрерывно шлет через Дон подкрепления —
не замеченные под покровом темноты — и вывозит
очень большую часть потенциальных трофеев, находя-
щихся здесь. Значительные трудности со снабжением, в
основном боеприпасами.
28.7. Противник за ночь значительно усилился. Уста-
новлен контакт с 20-й румынской дивизией для обсуж-
дения совместной операции по очистке лесистого райо-
на вдоль Дона.
29.7. II батальон Т94-го ПП берет высоту у Плесовско-
го. Взятие самой деревни невозможно из-за тяжелого
оборонительного огня с восточного берега Дона.
30.7. II батальон 194-го ПП взял деревню Плесовское,
но вынужден был ее оставить ввиду сильного давления
противника. Катастрофическая ситуация с боеприпаса-
ми, особенно с артиллерийскими снарядами; у каждой
батареи всего 10 снарядов. Обнаружено поступление
подкреплений к противнику. Полковник Барнбек (коман-
дир 211-го ПП) сломал стопу во время воздушного на-
лета. Полковник Шаренберг (командир артполка) вре-
менно командует 211-м ПП. Командование артполком
перешло к подполковнику фон Штрумпфу.
31.7. При поддержке 245-го батальона штурмовых
орудий и 99-го легкого зенитного полка, дивизия вы-
шла к Дону несмотря на действия противника и огонь с
восточного берега Дона. Для прикрытия правого фланга
развернут разведбатальон.
1.8. Установлен стык с 20-й румынской дивизией.
308
2.8. Ночью перегруппировка дивизии. Противник на
восточном берегу Дона применяет бесчисленных снай-
перов.
3.8. Спорадический беспокоящий огонь с восточного
берега Дона, более ничего особенного.
4.8. Звонок от полковника И.Г. Клаусиуса (начштаба
LI армейского корпуса): рано утром 6.8. дивизия пере-
правляется через Дон и захватывает плацдарм.
5.8. Весь день предварительные переговоры. Как
следствие недостатка топлива, не все назначенные вой-
ска смогли подойти, так что запланированное форсиро-
вание Дона пока отложено.
6.8. Спор с 24-й ТД подвел к совершенно другой си-
туации. Дивизия должна немедленно повернуть на север
и находиться в готовности к северу от Чира, чтобы иметь
возможность 7.8 начать наступление на север.
7.8. Из-за темноты и густой пыли на подъездных до-
рогах ориентация чрезвычайно затруднена. Из-за этого
II батальон 194-го ПП НЕ ПРИБЫЛ ВОВРЕМЯ. Лишь две
батареи артполка готовы стрелять. Атака началась в
03.00 таким образом: 211-й ПП справа, 194-й ПП без II
бтл слева; 191-й ПП без I бтл следом за 211-м ПП. Ата-
ка с самого начала развивалась успешно, но затем за-
хлебнулась из-за упорного сопротивления противника.
К 08.00 противник начал яростную контратаку при под-
держке танков. Командир дивизии лично принял участие
в ситуации у 211 -го ПП, где развивался кризис из-за по-
тери нескольких батальонных и ротных командиров. 24-я
ТД наступает успешно. Очень тяжелый бой. Приходится
драться за каждый метр. Дивизия снова начала движе-
ние в 17.30, и к наступлению темноты после тяжелого
и дорого обошедшегося боя взяла высоты к востоку от
железнодорожной насыпи — господствующие во всех
смыслах. Организована оборона.
8.8. В 04.00 продолжение атаки. Сегодня противник
также упорно обороняется, но в сотрудничестве с 24-й
ТД весь изгиб Дона успешно очищен. К сожалению, в по-
309
следний момент противник смог взорвать большой же-
лезнодорожный мост через Дон.
9.8. Вышли в предписанный сектор и в 08.00 заняли
его. 45-й саперный батальон подчинен дивизии, 194-й
ПП двигается за правым крылом 76-й ПД.
10.8. Вскоре после полуночи противник переправился
через Дон силой батальона с многочисленным тяжелым
вооружением. Для исправления ситуации — особенно в
секторе 211-го ПП — дивизии переподчинен батальон
панцергренадер из 24-й ТД. Противник отброшен. К ве-
черу противник смог захватить высоты у Скиты Фус. Вре-
менно отданный 194-й ПП снова подчинен дивизии.
11.8. Весь день 211 -й ПП в тяжелом бою неоднократ-
но разбивал войска противника, переправляющиеся че-
рез Дон, и так ослаблен, что годен лишь к ограниченным
действиям.
12.8. День прошел тихо, кроме беспокоящего огня
противника.
13.8. Саперный батальон выведен. Дивизия приняла
весь сектор Дона от Генералова до устья Чира (около
65 км!). Его можно занять, лишь используя моторизован-
ные отряды разведки. Весь день тихо.
14.8. Никаких изменений по сравнению с предыду-
щим днем.
15.8. Ничего особенного.
16.8. Дивизии придется принять весь сектор Дона
от Генералова до устья Голубой. С этим дивизия должна
обеспечивать сектор 150 км ширины! Подчинение XXIV
армейскому корпусу.
17.8. Подполковник Вагнер (резерв ОКХ) принял
211-й полк. Прибыл приказ готовиться к переправе че-
рез Дон на паромной переправе у Калача.
18.8. Рекогносцировка переправы через Дон. Трудно-
сти с боеприпасами и топливом.
19.8. Совещание командиров. Беспокоящий огонь
артиллерии противника. Ночью оживление ВВС против-
ника.
310
20.8. Действия вражеских штурмовых групп отбиты.
21.8. Разрозненные остатки войск противника на за-
падном берегу Дона снова и снова вызывают тревогу и
потери.
22.8. По указаниям из 6-й армии, 191-й ПП выведен
и подчинен непосредственно LI армейскому корпусу.
Предыдущий сектор занимает вновь сформированная
«группа Вагнер».
23.8. Беспокоящий огонь артиллерии и минометов
противника по всему сектору. Подчинены 41-й мотори-
зованный саперный батальон, Брюкко 610 и 134.
24.8. На следующий день — наступление и переправа
через Дон.
25.8. На рассвете начались наступление и переправа
через Дон. Под прикрытием огневой завесы из артил-
лерии и тяжелого оружия, штурмовые лодки перепра-
вились через Дон и высадили первые штурмовые части
на восточном берегу Дона. Удручающе высокие потери
живой силы и штурмовых лодок из-за обороны против-
ника. Немедленно образовались небольшие плацдармы
по обе стороны острова Березов. Противник избегает
соприкосновения и оказывает лишь легкое сопротивле-
ние. Дальнейшая переправа на паромах проходит без за-
руднений. По приказу из 6-й армии. Калач не атаковать,
чтобы не связать там никаких войск. КП дивизии посетил
генерал-полковник Фрайхер фон Рихтгофен (VIII авиа-
корпус). Рост затруднений с топливом, боеприпасами и
питанием.
26.8. После того как несколько артиллерийских ча-
стей переправились через реку, наступление продолжа-
ется. Оживление противника в воздухе и неоднократные
бомбардировки, особенно на переправе — днем, но в
основном ночью.
27.8. Продолжение наступления с хорошими успе-
хами. Проводятся действия по вычищению противника,
который еще держится на юге, для этого сформирована
группа Вагнер. Поскольку в районе к югу от Шокаревско-
311
го должно быть еще более 2000 русских, как показыва-
ют пленные, командный пункт дивизий — переведенный
тем временем в Иллариновский — ночью поднят в ружье
из-за возможного потока сил противника на юго-запад.
29.8. Рано утром противник атаковал из Калача, угро-
жая развернутой там «группе Фридрих» (командир са-
перного батальона). Вследствие этого командир диви-
зии принял решение реформировать «группу Вагнер» и
использовать ее для атаки и захвата города Калач. По-
скольку требуется время для выведения нужных сил,
атака, первоначально планировавшаяся на послеобе-
денное время, перенесена на следующий день.
30.8. Атака на Калач привела к полному успеху.
В 09.00 город полностью у нас в руках. Наши потери
очень малы.
31.8. Для высвобождения сил дивизии на другие цели,
в секторе, контролируемом дивизией, будет развернута
«кампфгруппа люфтваффе полковника Штахеля». Ника-
ких боевых действий.
1.9. 194-й и 211-й ПП ночью выведены, как планиро-
валось.
2.9. Хотя разведка показывает, что противник явно
избегает соприкосновения, атака не может начаться до
12.00 следующего дня, поскольку перегруппировка зай-
мет много времени.
3.9. В 04.00 дивизия продолжает наступление, но
упирается в сильное сопротивление противника и хоро-
шо оборудованные позиции. Неожиданной атакой высот
151.Ои 133.8 дивизия, опередив соседей, прорвала вну-
треннее кольцо обороны Сталинграда. Мощный флан-
кирующий огонь сдерживает дальнейшее продвижение.
Очень успешный день! Очень хорошая поддержка со
стороны люфтваффе.
4.9. С раннего утра противник последовательно ата-
кует при поддержке многочисленных танков. Тяжелый
день для дивизии. Наши потери — более 200. Полного
успеха мы пока не добились, но все позиции остались за
312
нами. Майор резерва Фредебольд, и.о. командлира III
батальона 191-го ПП, награжден Рыцарским крестом.
5.9. Противник атаковал в разрыв между 211-м ПП и
295-й ПД. Все атаки противника яростно отбиты, стык
восстановлен. Докучает мощный фланкирующий огонь.
194-й ПП, которым ранее командовал выбывший по бо-
лезни полковник Невигер, принял подполковник Роске.
6.9. Согласно приказу из корпуса, дивизия удержи-
вает взятую линию. Продолжение наступления будет
иметь место только после подвоза боеприпасов. Отбито
несколько атак противника, соединения противника раз-
биты.
7.9. К 06.00 дивизия присоединилась к атаке левого
соседа (295-я ПД) и медленно продвигалась перед ли-
цом упорно сопротивляющегося противника. 211 -й ПП к
ночи сумел занять «экспериментальную станцию № 6».
295-я ПД продвигается хорошо, при успешной поддерж-
ке Люфтваффе, и смогла занять «Татарский ров». (Ника-
кого татарского рва в окрестностях Сталинграда не было,
а был Татарский вал — старинное укрепление от набегов
ногайцев. При нем действительно был ров, но вал и ров
считались одним сооружением. — Примеч. пер.)
8.9. 194-й ПП, атакуя в узком боевом прядке, с тяже-
лыми боями к ночи вышел к «Госпиталю».
9.9. Ранним утром противник при поддержке танков
атаковал по границе между нашей дивизией и 295-й ПД,
с потерями был отбит. Но наша атака не смогла продви-
нуться вперед из-за яростного сопротивления и стоила
10 офицеров и более 100 унтер-офицеров и солдат.
10.9. Никаких значительных боевых действий.
11.9. Противник прощупывал сектор 191-го ПП силь-
ными патрулями. Патрули везде отбиты.
12.9. Обнаружено и уничтожено скопление противни-
ка из 12 танков перед фронтом 194-го ПП. Подготовка к
завтрашней атаке. Ночью мощные налеты с бомбарди-
рованием в непосредственной близости от командного
пункта дивизии.
313
13.9. При поддержке артиллерии и батареи штурмо-
вых орудий 194-й ПП прорвал хорошо укрепленные по-
зиции, усиленные встроенными бетонными бункерами,
многочисленными танками и противотанковыми пуш-
ками, и занял господствующие высоты у «Кирпичного
завода» в качестве исходной позиции для дальнейшего
рывка в глубь города.
14.9. При поддержке люфтваффе 194-й ПП смог
энергичным рывком выйти к железнодорожной станции
в Сталинграде. После новой подготовки полк пробился
к Волге, достигнув ее в 15.15. Эта дивизия может гор-
диться своими успехами. Чуть позже левый сосед, 295-я
ПД из Нижней Саксонии, также вышла вперед и к Волге.
Противник против правого крыла дивизии еще держится
с неослабевающей силой.
15.9. Захваченные части города очищены от против-
ника, и его попытки переправиться через Волгу отбиты.
Атака усиленного 211-го ПП на уничтожение противника
на правом фланге дивизии привела к захвату важной вы-
соты к югу от «батальона №’ 5».
16.9. В запутанной, чрезвычайно трудной и изре-
занной оврагами местности наступление продвигается
крайне медленно. Как следствие упорного сопротивле-
ния нескольких групп противника, сражающихся всеми
средствами, отправка связных в секторе 194-го ПП воз-
можна только ночью.
17.9.295-я ПД не может удержать взятый район вдоль
Волги, в то время как сохраняется сложное положение в
194-м ПП. В изнурительных и кровавых боях, 211-й Пп —
пробиваясь от балки к балке — очистил Дубовую балку, а
также часть долины Царицы. Оживленная деятельность
русских ВВС, «сталинских органов», минометов и артил-
лерии.
18.9. После дней выматывающих боев 211 -й ПП смог
выйти к внутренней железнодорожной ветке и этим обе-
спечить стык с двумя другими полками. Продвижение
противника мощными силами со множеством танков по
314
перешейку между Доном и Волгой на севере разбито и
уничтожено 60-й мот. див., при этом подбившей 120 тан-
ков.
19.9. В 04.00 дивизия двинулась вперед, продолжая
наступление к центру города, но ввиду сопротивления
противника, сражающегося за каждый дом, продвину-
лась недалеко. Командир дивизии решил продолжать
битву так, чтобы каждый полк пытался продвигаться
в своем секторе самостоятельно, используя местные
штурмовые группы с огнеметной поддержкой, потому
что оказалось, что каждый дом нужно брать отдельно,
выбивая оттуда гарнизон — дорогостоящая битва!
20.9. При поддержке Люфтваффе достигнут неболь-
шой локальный успех.
21.9. Ранним утром 194-й ПП неожиданной атакой
захватил группу зданий, угрожавших правому флангу и
использовал успех для броска вперед прямо к волжским
пристаням. Ранее обнаруженное скопление противника
уничтожено вызванными «штуками». 211-й ПП выровнял
передовую линию по 191 -му ПП.
22.9. Дальнейшие местные успехи. Противник ведет
себя тише, чем раньше.
23.9. Без значительной боевой активности. Ночью
возросла активность вражеских ВВС. Дивизия получила
усиление артиллерией и штурмовыми оружиями для вы-
хода к Волге по всему фронту дивизии. Катастрофиче-
ское положение с боеприпасами и огромные проблемы
со снабжением.
24.9. После хорошей артиллерийской и воздушной
подготовки дивизия в 07.00 начала наступление в город-
ском секторе к северу от моста через Царицу, который
остается в руках противника. В необычайно упорных
боях, которые велись за каждый дом, подвал и кучу му-
сора, войска движутся крайне медленно. Противникоже-
сточенно сражается за каждое гнездо сопротивления.
25.9. Продолжение атаки в 07.30. С той же ожесточен-
ностью, что и вчера, за каждую улицу и каждый дом при-
315
ходится драться с большими потерями. Во многих ротах
не осталось командиров-офицеров, боевой состав в них
по 8—12 человек. Применение огнеметов и подрывных
зарядов в сочетании с дымовыми шашками приносит
лишь местный успех.
26.9. 191-й ПП прекрасным рывком перемолол по-
следнюю оборону противника вдоль Волги. В 12.00 ко-
мандиры 211-го ПП и 191-го ПП подняли германский
флаг над театром и комплексом партийных зданий (в не-
мецких рапортах к «партийным зданиям» отнесен также
дом с названием «Универмаг» — возможно из-за того,
что на фронтоне была указана ведомственная прина-
лежность «НаркомторгСССР». — Примеч. пер.).
27.9. Подполковник фон Белов (1а) объявлен боль-
ным желтухой. В 06.10 211 -й ПП с подчиненным развед-
батальоном сообщил: «Штурмом вышли к Волге». С этим
весь сектор дивизии на западном берегу Волги в наших
руках.
28.9. На должность Начальника штаба прибыл майор
Бульман (четвертый офицер штаба 6-й армии). На КП ди-
визии в Дубовой балке прибыли командующий 6-й арми-
ей, генерал танковых войск Паулюс, генерал-полковник
Гот и генерал от артиллерии фон Зейдлиц (командую-
щий LI армейским корпусом) и поздравили командира
дивизии с успехом.
29.9. Поскольку дивизия принимает секторы двух со-
седних дивизий, происходит пересменка частей диви-
зии. Пришло телефонное сообщение, гласящее, что На
(адъютант) дивизии гауптман Штейнбрюк, отправлен-
ный в Ганновер по официальным делам, попал там в го-
спиталь с желтухой.
30.9. В новом увеличенном секторе тихо. Лишь слу-
чайные обстрелы со стороны противника на восточном
берегу Волги из пушек и «сталинских органов».
1.10. Без происшествий. Тяжелые бои на перешейке
между Доном и Волгой.
316
2.10. Скопления противника против флангов дивизии
уничтожены артиллерией. Офицер для поручений ко-
мандира дивизии, лейтенант фон Люде, слег с тяжелой
пневмонией и плевритом и непригоден для транспорти-
ровки.
3.10. В некоторых местах тяжелый обстрел артилле-
рией с восточного берега Волги. Майор Вульман отправ-
лен в госпиталь по болезни (подозрение на желтуху).
4.10. Оживленное движение противника через Вол-
гу пресекается артиллерией. Беспокоящий орудийный
огонь в секторе соседей дивизии. В нашем секторе тихо,
la заменяет lb, гауптман Гребе.
5.10. Легкий беспокоящий огонь артиллерии.
6.10. На левом фланге на западном берегу Волги со-
храняется активность противника.
7.10. Легкий беспокоящий огонь артиллерии и мино-
метов противника.
8.10. Никаких изменений со вчерашнего дня.
9.10. На Волге артиллерией уничтожены две канонер-
ские лодки.
10.10. Никакой боевой активности. Наши позиции
улучшены согласно плану, уложены препятствия и уста-
новлены мины.
11.10. Командующий 6-й армией, генерал танковых
войск Паулюс прибыл на КП дивизии и в присутствии
командующего LI армейским корпусом генерала от ар-
тиллерии фон Зейдлица наградил командира дивизии
генерал-майора фон Хартмана Рыцарским крестом Же-
лезного креста.
12.10. Никакой боевой активности.
13.10. Ничего особенного. Гауптман Гребе (и.о. la) за-
болел желтухой, но остается в дивизии.
14.10. Утром налет противника в секторе дивизии си-
лами 15 бомбардировщиков, особенно по дивизионно-
му командному пункту в Дубовой балке.
СОДЕРЖАНИЕ
Глава 1. ОТ ХАРЬКОВА ДО ДОНА.......................5
Глава 2. МАРШ К ВОЛГЕ.............................80
Глава 3. БИТВА В ГОРОДЕ......................... 106
Глава 4. ОТПУСК ДОМОЙ........................... 158
Глава 5. ВОЗВРАЩЕНИЕ В «КОТЕЛ».................. 176
Глава 6. ПОСЛЕДНЯЯ БИТВА В «КРЕПОСТИ БАНЯ»...... 191
Глава 7. ДОРОГА В ПЛЕН...........................226
Постскриптум. ЖИЗНЬ ВЮСТЕРА
ПОСЛЕ СТАЛИНГРАДА................................242
Приложение 1. Военная карьера Виганда Вюстера....244
Приложение 2. Полковник Гельмут Бальтазар........246
Приложение 3. Полковник Карл-Леберехт
фон Штрумпф......................................249
Приложение 4. Свидетельства очевидцев............251
Приложение 5. Боевой дневник 71-й пехотной
дивизии: 1942 год................................299
Научно-популярное издание
ВТОРАЯ МИРОВАЯ ВОЙНА. ЖИЗНЬ И СМЕРТЬ
НА ВОСТОЧНОМ ФРОНТЕ
Виганд Вюстер
В АДУ СТАЛИНГРАДА. КРОВАВЫЙ КОШМАР ВЕРМАХТА
Ответственный редактор С. Кузнецов
Художественный редактор П. Волков
Технический редактор В. Кулагина
Компьютерная верстка Г. Ражикова
Корректор И. Гончарова
ООО «Яуза-пресс»
109439, г. Москва, Волгоградский пр-т, д. 120, корп. 2
Для корреспонденции:
127299, Москва, ул. Клары Цеткин, д. 18/5
Тел.: (495) 745-58-23
Подписано в печать 12.02.2010.
Формат 84х108’/32. Гарнитура «Прагматика».
Печать офсетная. Усл. печ. л. 16,8.
Тираж 4000 экз. Зак. № 4032005
Отпечатано на ОАО «Нижполиграф»,
603006 Нижний Новгород, ул.Варварская, 32.
ISBN 978-5-9955-0134-3
|1И1|1И|
II7 8 5 9 9 5 ” 5 01 3 4 3’’:
l785995»501 343!
9
Молодой артиллерийский офицер Виганд Вюстер
попал на Восточный фронт весной 1942 года -
командуя батареей 150-мм гаубиц, он оказался на
самом острие стремительного наступления Вермах-
та на Сталинград. Однако «головокружение от
успехов» было недолгим - втянувшись в затяжные
уличные бои, армия Паулюса намертво завязла в
лабиринтах сталинградских развалин, расплачива-
ясь кровью за каждый дом, за каждый шаг продви-
жения вперед. Но даже этот кровавый кошмар был
лишь преддверием ада - настоящая преисподняя
разверзлась после контрудара советских войск и
окружения 6-й армии. То, что творилось в сталин-
градском «котле», вообще не поддается описанию-
в феврале 43-го, когда Вюстер вместе с остатками
немецкой группировки сдался в плен, никто бы не
узнал в этом изможденном, обмороженном, дрях-
лом старике 22-летнего блестящего офицера, каким
он был совсем недавно...
Обо всем этом - о беспощадной бойне в волж-
ских степях, о неслыханной жестокости и чудовищ-
ных потерях, о бесконечных месяцах, проведенных
в ледяном аду Сталинграда, - Вюстер рассказал в
своей книге, безоговорочно признанной одним из
самых страшных свидетельств о Второй Мировой
войне.