В.Я.Лаверычев
ВОЕННЫЙ
ГОСУДАРСТВЕННО-МОНОПОЛИСТИЧЕСКИЙ
КАПИТАЛИЗМ
В РОССИИ
Ат^дамия НАУК СССР
Институт истории СССР
В.Я.Лаверычев
ВОЕННЫЙ
ГОСУДАРСТВЕННО-МОНОПОЛИСТИЧЕСКИЙ
КАПИТАЛИЗМ
В РОССИИ
Ответственный редактор доктор исторических наук В. И. БОВЫКИН
в
Москва • Наука • 1988
Автор книги на основе фактического материала, в значительной степени впервые вводимого в научный оборот, рассматривает развитие государственно-монополистического капитализма в годы первой мировой войны, складывание его в определенную систему, что ознаменовало качественно новый этап капиталистического обобществления производства, расширения материальных предпосылок для социалистической революции.
Рецензенты:
Т. Д. КРУПИНА, К. Ф. ШАЦИЛЛО
0505020000—287 о т
Л 042(02)—88	38—88—1
ISBN 5—02-008430—1
(С) Издательство «Наука», 1988 г.
ВВЕДЕНИЕ
Исследование социально-экономических предпосылок Великой Октябрьской социалистической революции имеет первостепенное научное и политическое значение. Важнейшей составной частью этой проблемы является изучение процесса зарождения и развития в стране государственно-монополистического капитализма.
Государственно-монополистический капитализм —продукт развития капитализма на высшей и последней стадии. Он создает наибольшее возможное при буржуазном строе обобществление производства. В связи с этим до крайних пределов обостряются противоречия между общественным характером производства и частным присвоением его результатов. Плоды труда миллионов людей используются горсткой магнатов финансового капитала, обеспечивающих с помощью государства получение максимально высоких сверхприбылей. Поэтому специальное рассмотрение роли и значения государственно-монополистического капитализма в царской России 1914— 1917 гг. позволяет полнее выявить историческую обусловленность и закономерность Великого Октября.
Такая направленность исследовательской работы тем более правомерна, что в современной зарубежной буржуазной историографии, несмотря на известные модификации, все еще превалирует концепция исторической «случайности» первой в мире победоносной социалистической революции. В конечном счете победу пролетариата в октябре 1917 г. пытаются объяснить просчетами и ошибками тех или иных государственных и политических деятелей, модернизируя и «совершенствуя» оценки, которые содержались в трудах теоретиков и историков белой эмиграции 20-х — начала 30-х годов (Н. А. Бердяева, Г. В. Вернадского, М. М. Карповича и пр.)1. В зарубежную историографию последпие пришли с идеологическим багажом кануна Октября 1917 г., когда лидеры буржуазных и мелкобуржуазных партий твердили в один голос о неподготовленности России к социалистической революции, об
3
отсутствии ее социально-экономических предпосылок, замалчивали или отрицали бесспорные факты государственно-монополистического регулирования экономики. В середине марта 1917 г. один из лидеров российской монополистической буржуазии П. П. Рябушинский упорно пытался доказывать невозможность построения социализма в России, тем самым отстаивая историческую правомерность существования в стране капиталистического строя 2. Вслед за тем в газете московских торгово-промышленных кругов «Утро России» была опубликована серия статей профессора М. Сиринова, в которых «научно» обосновывалась неизбежность развития России по капиталистическому пути. Его поддерживал П. Сурмин, утверждавший, что «для России меньше, чем для кого-либо другого, пробил час социализма», что «демократизация полуазиатской России должна предшествовать ее социализации»3.
Выполняя заказ капиталистов, буржуазные ученые и пресса стремились убедить народ в невозможности социалистических преобразований в России. Известный ренегат Н. А. Бердяев опубликовал брошюру «Возможна ли социальная революция?». Свое отрицательное отношение по вопросу о возможности социализма в России публично высказали профессора М. И. Туган-Барановский, писавший о «русской революции и социализме» в «Биржевых ведомостях», М. В. Бернацкий, рассуждавший в «Русском слове» о «великой разрухе», приват-доцент С. О. Загорский, твердивший в «Дне» о «миражах социализма», и др.4 Особенно большое внимание идеологической борьбе уделял еженедельник «Народоправство»— орган Всероссийского союза торговли и промышленности, одной из крупнейших общероссийских контрреволюционных организаций крупного капитала. Еще в декларации, распространявшейся до его выхода, со ссылкой на К. Маркса (?) утверждалось, что Россия не созрела для социалистической революции, а требования реальных социальных преобразований объявлялись демагогическими. Н. А. Бердяев, активно сотрудничавший в журнале, усердно развивая этот тезис, обвинял большевиков даже в «незнании азбуки марксизма»! На страницах издания рекламировались заявления такого «социалистического» авторитета, как А. Ф. Керенский, объявившего попытки «насадить» в России социализм «буптом против экономического развития». По свидетельству крупного капиталиста и будущего члена Временного правительства С. Н. Треть
4
якова, другой «социалистический» лидер, И. Г. Церетели, признавал, что в России социализм «в настоящее время неосуществим, что к социализму можно прийти только путем развития капитализма»5.
Подобные оценки сопровождались заявлениями об отсутствии в России государственного или государственно-монополистического капитализма. Проблема эта в первых историко-экономических исследованиях, посвященных мировой войне 1914—1918 гг., просто-напросто игнорируется. Ее фактически обходит, в частности, видный экономист того времени, один из бывших «временных» министров торговли и промышленности С. Н. Прокопович 6.
Неудивительно, что проблема государственно-монополистического капитализма отсутствовала и в зарубежных буржуазных исследованиях, посвященных истории России в годы войны и появлявшихся в 20—30-е годы. В книге профессора Швиттау утверждалось, что «старый, дореволюционный режим в России характеризуется в хозяйственном отношении принципом частной инициативы и частнокапиталистической организации народнохозяйственных сил страны»7. В так называемой «Русской серии» известной «Экономической и социальной истории мировой войны», в книгах, написанных П. Б. Струве, С. О. Загорским и другими эмигрантами, отрицалась мысль о каких-либо предпосылках экономического характера для социалистической революции в России, а поэтому ими, видимо, не исследовался и вопрос о государственно-монополистическом капитализме в стране. Даже Загорский в книге «Государственный контроль в России во время мировой войны», где, казалось бы, было невозможно «упустить» это явление, его игнорирует, рассматривая проблему государственного регулирования лишь в плане экономической политики 8.
Значительная часть буржуазных историков унаследовала эти идеи, усвоив и общую тенденцию к принижению уровня социально-экономического развития России 9. В последние годы особое внимание обоснованию этой традиционной позиции уделяют западногерманские ученые, пытающиеся путем модернизации тех или иных сторон общей концепции примирить ее с реальными фактами исторической действительности 10. В определенной степени корректируя оценку Великой Октябрьской социалистической революции, отказываясь от рассмотрения ее как «единичного» исторического явления, они все же сводят ее к одному из «вариантов процесса индустриализации»
5
характерному для отсталых стран. Они продолжают отрицать общеисторическую закономерность революции и значение ее опыта для трудящихся развитых капиталистических стран. В частности, К. Функен в книге «Экономические предпосылки Октябрьской революции», вышедшей в 1976 г., центральное место отводит аграрному вопросу. Он упорно подчеркивает отсталость в России хозяйственных форм и отношений, отвергает вывод о среднекапиталистическом уровне ее развития. Поэтому причину появления капиталистических монополий он ищет во внешнем воздействии, утверждая, что монополизировались лишь те отрасли промышленности, которые находились в руках иностранного капитала, что в текстильной промышленности, где влияние иностранных финансовых кругов было незначительным, «нельзя было говорить о настоящей монополизации». Проблема предпосылок Великой Октябрьской социалистической революции ограничивается «конфликтом имманентных процессов» и внешних сил, т. е. назревавшие в стране потрясения рассматриваются без учета нарастающих внутренних капиталистических противоречий, увязываются исключительно с «искусственным насаждением» новейших форм организации производства, перенимаемых с Запада 11.
Вслед за К. Функеном X. Хауман в книге «Капитализм в царистском государстве. 1906—1917», появившейся в 1980 г., утверждает, что нет достаточных оснований относить экономику России к тому или иному типу организованного или государственно-монополистического капитализма 12.
Советская историческая наука противопоставляет этим тенденциозным схемам научно обоснованную разработку проблем государственно-монополистического капитализма в дореволюционной России. При этом необходимо заметить, что утверждение достаточно аргументированной концепции российского государственно-монополистического капитализма в советской историографии происходило в результате преодоления некоторых ошибочных построений. Оно осуществлялось на основе тщательного усвоения нового огромного фактического материала и более глубокого изучения трудов В. И. Ленина.
В 20-е годы М. Н. Покровский и многие его ученики, абсолютизируя и явно преувеличивая зависимость царской России от иностранного капитала, заявляли об отсутствии материальных предпосылок для социалистической революции в нашей стране 13. В специальных
6
исследованиях степень развития государственно-монополистического капитализма в России также недооценивалась. Я. Рудой, например, лишь подчеркивал слабость государственно-монополистического капитализма в стране по сравнению с более развитыми капиталистическими государствами и утверждал, что даже в годы войны не сложились условия для формирования его системы. Автор, по существу, ограничивался изучением одних особых совещаний, не уделяя необходимого внимания многочисленным специальным комитетам, действовавшим в различных отраслях экономики 14.
Несколько обстоятельнее регулирование отдельных отраслей промышленности освещалось Я. М. Букшпаном. Однако в его работе проблема государственно-монополистического капитализма даже не поставлена. Организация народного хозяйства России и других капиталистических стран рассматривалась в плайе экономической политики 1б.
Этот подход сохранился и в первых обобщающих трудах по экономической истории СССР, подводивших известный итог разработке узловых проблем кануна социалистической революции. В коллективном труде «Развитие советской экономики», выпущенном Институтом экономики Академии наук СССР в 1940 г., где главы об экономике дореволюционной России были написаны И. М. Бревером, подчеркивалась полуколониальная зависимость России от иностранного капитала, а о государственно-монополистическом капитализме даже не упоминалось 16.
Подобное положение в известной степени сохранялось и в исторической литературе 50—60-х годов. Особенно определенно «традиционные» взгляды выражал Г. Д. Бакулев. В меныпей степени их пытались отстоять И. В. Маевский и И. М. Бровер. Бакулев полагал, что организация военного хозяйства России в 1914—1917 гг. «не поднялась до уровня государственно-монополистического капитализма»17. В книге И. В. Маевского не ставится вопрос о наличии или об отсутствии материальных предпосылок для социалистической революции в России, но утверждается, что «сращивание государственного аппарата с частнокапиталистическими монополиями не имело массового характера (особенно до Февральской революции)», что в стране «государственно-монополистический капитализм не достиг еще высокой зрелости»18. И. М. Бровер теперь уже признавал: «Несомненно, что некоторые элементы государственно-монополистического капитализма
7
в России были налицо еще до первой мировой войны и что они получили кое-какое дальнейшее развитие во время войны. Однако преувеличивать значение этих элементов никак не следует»19.
Однако подобные взгляды разделялись уже незначительной частью исследователей.
Известная живучесть таких представлений объясняется, во-первых, недостаточной изученностью процесса становления и развития государственно-монополистических органов и, во-вторых, односторонним подходом к оценкам В. И. Ленина, забвением некоторых его важны* выводов.
Более глубокое и всестороннее изучение трудов В. И. Ленина, выявление нового документального материала и целеустремленная научно-исследовательская работа позволили вскрыть несостоятельность и односторонность скептических утверждений и дали основание для их опровержения. Однако при исправлении ошибочных положений обнаружилась и другая крайность. Появились не совсем правомерные оценки, на деле отрицавшие существенные различия в уровне, достигнутом монополистическим и государственно-монополистическим капитализмом в России и в более развитых капиталистических странах.
Советские историки за последние 25—30 лет прилагали немалые усилия в деле разработки истории государственно-монополистического капитализма в России. Собран и проанализирован огромный фактический материал. Сделаны и убедительно обоснованы утвердившиеся в науке выводы о значительном распространении в стране государственно-монополистического капитализма. Большинство исследователей единодушны в признании факта быстрого развития в стране государственно-монополистических органов в годы войны и вызревании определенных материальных предпосылок для социалистической революции. В этом плане бесспорен тезис, сформулированный еще в 1964 г., о том, что «в результате конкретно-исторических исследований последних лет успешно преодолены представления о чрезвычайной слабости или даже отсутствии государственно-монополистического капитализма в России»20.
Однако по ряду существенных вопросов развернулась оживленная полемика 21. Решение важнейших из них возможно лишь в результате дальнейшей основательной исследовательской работы.
8
Заметное место в советской историографии занимает статья В. И. Бовыкина, И. Ф. Гиндина и К. Н. Тарковского «Государственно-монополистический капитализм в России. (К вопросу о предпосылках социалистической революции)», опубликованная в 1959 г. В ней правильно говорится о значении изучения государственно-монополистического капитализма в плане исследования материальных предпосылок Великой Октябрьской социалистической революции. Авторы справедливо критикуют взгляды тех историков, которые явно недооценивали развитие государственно-монополистического капитализма и отрицали такие предпосылки. Для обоснования своих выводов они приводят убедительные аргументы, характеризующие деятельность некоторых государственно-монополистических институтов, функционировавших в царской России. Вместе с тем авторы, по существу, оспаривают факт известной отсталости и недоразвитости государственно-монополистического капитализма в стране 22.
Почти одновременно с этой публикацией появилась книга А. П. Погребинского, в которой развитие государственно-монополистического капитализма в России также рассматривалось с новых позиций. И в этой работе отсутствует, одпако, четкий критерий и преувеличивается степень зрелости государственно-монополистического капитализма в России 23.
Позитивное значение этих обобщающих работ состоит в том, что, обосновав факт наличия в стране достаточно развитой сети государственно-монополистических органов, они стимулировали интерес к теме, способствовали более глубокому изучению трудов В. И. Ленина, привлекли внимание к необходимости выявления и тщательного изучения новых источников. Опираясь на определенные конкретные исследования, освещавшие государственно-монополистические явления в отдельных отраслях промышленности (металлургия, судостроение и др.)24., эти работы побуждали исследователей обращать внимание не только на высшие бюрократические учреждения (особые совещания по обороне, продовольствию, перевозкам и топливу), но и на многочисленные комитеты, комиссии и прочие рабочие органы, в которых руководители монополистических союзов весьма успешно овладевали ключевыми позициями. Деятельность государственно-монополистических органов в последующие годы достаточно обстоятельно исследуется на примере текстильной, сахарной и нефтяной промышленности 25. Некоторые важные эле
9
менты государственно-монополистического регулирования экономики рассматривались в работах, посвященных тем или иным сторонам взаимоотношений царизма и русской буржуазии 26. Особенно основательно в последние годы освещалась деятельность Особого совещания по обороне и его подразделений в центре и на местах 27.
По мере разработки конкретных вопросов перед исследователями возникали принципиальные проблемы, нуждавшиеся не только в выявлении нового материала, но и в тщательной теоретической разработке и обобщении. Часть из них стали предметом оживленных научных споров, в известной степени отразившихся в сборнике «Об особенностях империализма в России», где авторы статей, полемизируя друг с другом, отстаивали иногда противоположные точки зрения (вопрос о возможности «сращивания» монополистических союзов с государством, о начальном этапе формирования государственно-монополистического капитализма и пр.)28.
Раннее (в конце XIX — начале XX в.) возникновение государственно-монополистического капитализма некоторые историки первоначально были склонны рассматривать как исключительную особенность царской России. Даже в шестом томе многотомной «Истории СССР» утверждалось: «Государственно-монополистические тенденции проявились в России раньше, чем в других капиталистических странах,— одновременно с переходом в империалистическую стадию развития»29. Подобные выводы были следствием, с одной стороны, недостаточной изученности начального этапа развития государственно-монополистических тенденций в стране, а с другой — определенных изъянов при его сравнительно-историческом освещении. Более основательное специальное исследование позволило обнаружить на месте особенности лишь проявление общеисторической закономерности. В коллективном труде историков-экономистов, вышедшем в 1975 г., достаточно определенно сформулирован соответствующий обобщающий вывод для всех капиталистических стран: «Государственно-монополистические процессы зародились еще в тот период, когда происходил переход от домонополистического капитализма к империализму»30.
Более аргументированное определение и обоснование начального этапа возникновения и развития государственно-монополистических тенденций в стране имеет существенное значение для разработки проблемы в целом. Деятельность ранних государственно-монополистических
10
органов освещалась в работах А. Л. Сидорова, А. П. По-гребинского, И. М. Каменецкой, Т. М. Китаниной, Т. Д. Крупиной, К. Ф. Шацилло и других исследователей, содержащих интересный материал и полезные научные наблюдения31. Нами была предпринята попытка дать общую картину этого процесса в целом 32.
Нельзя не отметить и того факта, что в ряде случаев было допущено определенное преувеличение уровня развития и степени зрелости государственно-монополистического капитализма в России. В книге К. Н. Тарновского о советской историографии российского империализма, содержащей, в частности, интересные соображения о монополизации ряда отраслей экономики страны и о природе экономической политики царизма, некоторые утверждения далеко не бесспорны. К числу их относится и вывод о том, что «в смысле складывания материальноорганизационных предпосылок для проведения социалистических преобразований после победы пролетарской революции нельзя говорить о слабости, недоразвитости государственно-монополистического капитализма в России»33.
Аналогичная оценка содержится и в VI томе многотомной «Истории СССР»: «Социализм созрел экономически. В этом отношении Ленин не делал различий между Россией — страной среднего уровня капитализма и экономически более развитыми странами»34. Если первая часть вывода не вызывает сомнений, то вторая требует существенных уточнений. Она не совсем соответствует действительному уровню развития экономики России перед Великой Октябрьской социалистической революцией, который тщательно изучал и анализировал В. И. Ленин. Поэтому, естественно, это утверждение отличается и от известных ленинских выводов. В. И. Ленин достаточно определенно указывал на наличие в России государственно-монополистического капитализма и на определенные материальные предпосылки для социалистической революции. Однако вместе с тем он неоднократно подчеркивал ее отличие и отставание в этом деле от передовых стран капиталистического мира 35.
На современном этапе развития советской исторической науки возникает необходимость дать общую картину военного государственно-монополистического капитализма в России. Собранный и проанализированный исследователями за последние 20 лет значительный фактический материал по некоторым важнейшим вопросам истории ro
ll
сударственно-монополистического регулирования позволяет приступить к решению такой задачи. При этом очень важно осветить соответствующие явления не статично, а в развитии. Необходимо более полно раскрыть процесс возникновения и видоизменения соответствующего учетно-регистрационного и распределительного аппарата в государственных органах и взаимодействующих с ними монополистических союзах, предпринимательских организациях, банках и кооперативных объединениях. Именно этот аппарат после Великого Октября был использован при создании первых центральных органов управления социалистической экономикой.
Для решения этой основополагающей задачи исключительное значение имеют важнейшие методологические установки, разработанные В. И. Лениным, уделявшим проблемам государственно-монополистического капитализма самое пристальное внимание. Поэтому вопрос об определении В. И. Лениным исторического места и значения государственно-монополистического капитализма, об оценке им роли этого социально-экономического института в России заслуживает более тщательного рассмотрения в специальном разделе книги.
Методологическая основа ленинских идей является первым непременным условием успешной разработки общих проблем государственно-монополистического капитализма в России. Вторым должно быть привлечение широкого круга исторических источников. Поэтому автор стремился не только максимально использовать имеющиеся исследования, но и изучить ряд вопросов (о государственно-монополистическом регулировании в ведущих отраслях фабрично-заводской промышленности, в продовольственном деле и на железнодорожном транспорте), которые не подвергались специальному рассмотрению или стали предметом научных споров. Это потребовало вовлечения в научный оборот значительного комплекса новых документов.
При подготовке монографии использованы различные — как печатные, так и архивные — материалы. Важное место среди опубликованных источников занимает периодическая печать. Большая информация содержится в изданиях предпринимательских организаций («Промышленность и торговля», «Известия Московского военно-промышленного комитета», «Нефтяное дело», «Торгово-промышленный Юг» и др.), а также в общественно-политических газетах, тесно связанных с теми или иными
12
кругами монополистической буржуазии («Коммерсант», «Коммерческий телеграф», «Утро России» и пр.). Не говоря уже о том, что в этих изданиях отражались позиции и взгляды авторитетных представителей монополистического капитала по важнейшим вопросам политики царизма в деле государственного регулирования народного хозяйства России в годы войны, они содержат информационный материал о деятельности как монополистических союзов, так и контролируемых ими государственных регулирующих органов. Сопоставление информации «Утра России», издававшегося группировкой Рябушинских, «Коммерческого телеграфа», «Финансовой газеты» и других изданий с сохранившимися в ряде случаев архивными документами свидетельствует о том, что редакции этих органов печати располагали достоверными сведениями. Однако, особенно с 1916 г., страницы этих изданий имели все больше белых пятен, оставляемых царской цензурой. Тем не менее, несмотря на отмеченные изъяны, а также элементы полемической заостренности, что иногда существенно отражалось на интерпретации тех или иных фактов, событий и явлений, материалы периодической печати помогают лучше уяснить различные стороны процесса складывания органов военного государственно-монополистического регулирования в царской России.
Не меньшее значение имеют многочисленные специальные ведомственные материалы, подготовленные чиновниками и предназначавшиеся для узкого служебного пользования. Они печатались иногда в нескольких десятках экземпляров и сохранялись в библиотеках тех или иных ведомств царского правительства. В первые годы после революции они были переданы в Государственную библиотеку им. В. И. Ленина, Государственную публичную библиотеку им. М. Е. Салтыкова-Щедрина и другие библиотеки. Среди них в первую очередь следует выделить материалы, публиковавшиеся особыми совещаниями по топливу, перевозкам и продовольствию, содержавшие обширные сведения о состоянии дела государственного регулирования той или иной сферы народного хозяйства 36. Особенно основательная информационная работа, вызванная острейшими потребностями жизни, развертывалась в Особом совещании по продовольственному делу. Первоначально эту задачу выполняли регулярно издававшиеся «Сведения о положении продовольственного дела в Петрограде, Москве и других местностях империи, а также в иностранных государствах», а затем ведомственный пе
13
риодический орган для служебного пользования, выходивший под названием «Известия Особого совещания для обсуждения и объединения мероприятий по продовольственному делу». Сам характер издания позволял публиковать в нем материалы, появление которых было бы невозможно в обычной печати и в парадных официальных ведомственных изданиях и отчетах. По своему значению они равноценны материалам архивов соответствующих ведомств царского правительства.
Аналогичный характер имеют печатные материалы различных общероссийских (Совета съездов представителей промышленности и торговли, Совета съездов представителей биржевой торговли и сельского хозяйства, Центрального военно-промышленного комитета), отраслевых и региональных (Совета съездов представителей акционерных коммерческих банков, Совета съездов представителей металлообрабатывающей промышленности, Всероссийского общества сахарозаводчиков, Всероссийского общества кожевенных заводчиков, Общества фабрикантов суконной промышленности, Общества фабрикантов хлопчатобумажной промышленности, Совета съезда горнопромышленников Юга, Совета съездов горнопромышленников Урала и др.) предпринимательских организаций. Определенный интерес представляют даже их официальные годовые отчеты и обзоры о деятельности за ряд лет. Они иногда содержат более обширный фактический материал, чем это отражается в названиях37. Но особенно насыщены полезными сведениями специальные издания. Среди них можно выделить доклад Совета съездов представителей промышленности и торговли «О мерах к развитию производительных сил России» (Пг., 1915), программную записку Совета съездов представителей акционерных коммерческих банков «О желательных изменениях в постановке акционерного банкового дела в России» (Пг., 1917), записку Центрального ВПК «К вопросу об урегулировании кожевенного рынка в Сибири» (Пг., 1917), объемистые «Труды I съезда представителей металлообрабатывающей промышленности 29 февраля — 1 марта 1916 г.» и даже весьма содержательные журналы заседаний правлений, в частности Всероссийского общества сахарозаводчиков. Научная значимость этих материалов еще более возрастает, когда они (наряду с материалами периодической печати) при отсутствии соответствующих архивных документов, утраченных в разное время, позволяют «раскрыть активизацию в годы войны монопо-
14
диетических соглашений, прикрывающихся оболочкой профессиональных или отраслевых предпринимательских организаций.
Сведения, позволяющие основательнее осветить те или иные стороны многогранной темы исследования, содержатся и в сборниках, изданных в разные годы. В работе широко используются документы, воспроизведенные в известных специальных публикациях 38. Особое место среди них занимает издание журналов Особого совещания по обороне 39. Трудно переоценить значение этой обширной публикации, позволяющей исследователю располагать большим комплексом документов, отражающих различные стороны развития военного государственно-монополистического регулирования в дореволюционной России.
Однако печатные материалы, при всей насыщенности их информацией, все же недостаточны для решения поставленной задачи. Содержащиеся в них сведения не дают возможности полно отразить важнейшие процессы и явления, что может нежелательно отразиться па рассмотрении всей проблемы в целом. Многие из имеющихся в печати сообщений приобретают важное значение лишь в результате взаимного сопоставления и дополнения их архивными документами. При подготовке монографии особую роль приобретал тщательный отбор фактического материала, твердое и последовательное подчинение его основным задачам исследования, жесткое отсечение ряда побочных, хотя весьма важных и интересных самих по себе, вопросов, связанных с жизнедеятельностью государственно-монополистических органов в конкретных отраслях промышленности.
Настоящая работа фактически готовилась в течение многих лет. Проблема государственно-монополистического капитализма привлекла внимание автора еще в середине 50-х годов. Результаты научных поисков в том или ином виде неоднократно обсуждались на кафедре истории СССР периода капитализма исторического факультета Московского государственного университета, а затем в секторе истории СССР периода империализма Института истории СССР АН СССР. Это было чреэвычайно полезным для дальнейшей плодотворной работы. Такие обсуждения открывали новые направления и аспекты изучения, казалось бы, уже известных процессов и явлений. Пользуясь случаем, автор рад выразить свою искреннюю признательность всем товарищам по работе, охотно делившимся своими знаниями, мыслями и опытом.
15
Глава первая
В. И. ЛЕНИН О ГОСУДАРСТВЕННО-МОНОПОЛИСТИЧЕСКОМ КАПИТАЛИЗМЕ
1. Историческое место и значение государственно-монополистического капитализма
Определяя историческое место и значение государственно-монополистического капитализма, В. И. Ленин опирался на основополагающие положения научного коммунизма об исторической неизбежности гибели капиталистического строя, о том, что прогресс промышленности создает объективные условия для объединения пролетариата, великая историческая миссия которого заключается в свержении власти капитала и построении нового, социалистического общества Ч Выявляя общие закономерности экономического развития капитализма, К. Маркс и Ф. Энгельс тщательно фиксировали различные вновь зарождающиеся тенденции, выделяя те из них, которые имели значение для теоретического решения вопроса об объективных предпосылках социалистической революции. Особый интерес в этом плане представляют поздние работы Ф. Энгельса, хотя и в них мы не можем найти законченной разработки вопроса. В то время общий уровень развития капитализма не позволял еще приступить к серьезным обобщающим наблюдениям, фиксировавшим новые тенденции. Тем не менее широкая полоса развития монополистических союзов после кризиса 1873 г., хотя они еще и оставались преходящим явлением и не отличались прочностью, привлекла внимание Ф. Энгельса. В 1891 г. в немецком издании работы «Развитие социализма от утопии к науке» Ф. Энгельс перечислил различные формы капиталистического обобществления средств производства. Указав на акционерные общества и железные дороги, он фиксировал этот процесс и далее обращался к оценке трестов: «...все крупные производители одной и той же отрасли промышленности данной страны объединяются в один ,,трест“, в союз, с целью регулирования производства... В трестах свободная конкуренция превращается в монополию, а бесплановое производство капиталистиче
16
ского общества капитулирует перед плановым производством грядущего социалистического общества. Правда, сначала только на пользу и к выгоде капиталистов. Но в этой своей форме эксплуатация становится настолько осязательной, что должна рухнуть». Продолжая эту мысль, Ф. Энгельс подчеркивал: «Так или иначе, с трестами или без трестов, в конце концов государство как официальный представитель капиталистического общества вынуждено взять на себя руководство производством»2. При рассмотрении проекта Эрфуртской программы в том же 1891 г. Ф. Энгельс снова указывал: «Если мы от акционерных обществ переходим к трестам, которые подчиняют себе и монополизируют целые отрасли промышленности, то тут прекращается не только частное производство, но и отсутствие планомерности»3.
Эта мысль получила высокую оценку В. И. Ленина, отметившего, что Ф. Энгельс «внимательно и вдумчиво следил... именно за видоизменениями новейшего капитализма» и поэтому он сумел «предвосхитить в известной степени задачи пашей, империалистской, эпохи». Далее он продолжал: «Здесь взято самое основное в теоретической оценке новейшего капитализма, т. е. империализма, именно, что капитализм превращается в монополистический капитализм»11. Опираясь на общетеоретические выводы и конкретные наблюдения основоположников научного коммунизма о новых чертах в развитии капитализма, В. И. Ленин еще в конце XIX в. обратил внимание на две стороны рассматриваемого нами вопроса. Во-первых, «крупная машинная индустрия, в отличие от предыдущих стадий, настоятельно требует планомерного регулирования производства и общественного контроля над пим»5. Во-вторых, он раскрыл формы воздействия капиталистов на российское абсолютистское правительство и на российские государственные дела. В частности, «правительство,— отмечал В. И. Ленин,— по каждому поводу спрашивает обыкновенно их мнение, оно предлагает им какой-нибудь проект и просит сделать на пего замечания»6. В полемике с народниками он указывал, что «капитал, окрепши и поработивши себе миллионы трудящихся, целые районы,— начинает прямо уже и без стеснения давить па правительство, обращая его в своего лакея...»7.
В дальнейшем В. И. Ленин неоднократно фиксировал новые явления и черты в развитии капитализма, присущие ему на высшей стадии, и отмечал возникновение материальных предпосылок для перехода к социализму8.
17-	' ’
В работе «Марксизм и ревизионизм» (1908) он писал: «Картели и тресты, объединяя производство, в то же время усиливали на глазах у всех анархию производства, необеспеченность пролетариата и гнет капитала... Что капитализм идет к краху — ив смысле отдельных политических и экономических кризисов, и в смысле полного крушения всего капиталистического строя,— это с особенной наглядностью и в особенно широких размерах показали как раз новейшие гигантские тресты»9. Однако термины «государственный капитализм» или «государственно-монополистический капитализм» в связи с характеристикой явлений, выражающих вызревание материальных предпосылок социализма, в предвоенных работах В. И. Ленина еще не встречались. Они появились позже, в неразрывной связи с разработкой В. И. Лепиным учения об империализме как высшей стадии капитализма. Решение более общих теоретических вопросов, связанных с обоснованием этого учения, позволило обогатить и развить гениальные догадки К. Маркса и Ф. Энгельса о конкретных проявлениях материальных предпосылок социализма на основе анализа новых экономических факторов, все отчетливее обнаруживавшихся в конкретных исторических условиях начала нового столетия.
Более детально изучением экономических вопросов империализма В. И. Ленин занялся весной 1914 г. в связи с подготовкой статьи о К. Марксе. В ней он уже подчеркивал: «Обобществление труда, в тысячах форм идущее вперед все более и более быстро и проявляющееся за те полвека, которые прошли со смерти Маркса, особенно наглядно в росте крупного производства, картелей, синдикатов и трестов капиталистов, а равно в гигантском возрастании размеров и мощи финансового капитала,— вот главная материальная основа неизбежного наступления социализма»10. Нельзя не согласиться с оценкой, сформулированной М. И. Пугиным в специальной статье «Материальные предпосылки социализма». Понятие «материальная основа» и употребляемое в наши дни понятие «материальные предпосылки» социализма — действительно идентичны 11.
В начале войны В. И. Лепин уже излагает основы теории империализма как высшей стадии капитализма 12. В работе «Война и российская социал-демократия» он говорил об эпохе «новейшей, империалистической, стадии развития капитализма передовых стран»13. Эта эпоха в других статьях оценивается как эпоха конца капи
18
тализма 14. В 1915 г. все явственнее начинают вырисовываться определения, характеризующие экономические признаки империализма, которые рассматривались в связи с указанием на созревание условий для осуществления социализма 15. Особенно отчетливо и то и другое выражено в брошюре «Социализм и война», увидевшей свет в августе 1916 г.: «Капитализм из прогрессивного стал реакционным, он развил производительные силы настолько, что человечеству предстоит либо перейти к социализму, либо годами и даже десятилетиями переживать вооруженную борьбу ,,великих” держав за искусственное сохранение капитализма посредством колоний, монополий, привилегий и национальных угнетений всяческого рода»16. Переписка В. И. Ленина свидетельствует, что его в это время серьезно занимали бурные процессы сращивания монополий с государственным аппаратом, получившие невиданный размах в годы войны. Так, в одном из писем он указывал: «У Бухарина изредка (с. 133, 132, 1 2 9 в подзаголовках) оставлено старое выражение общественно-государственный трест (исправленное в других местах в государственно-капиталистический трест). Недосмотр это или нарочно??»17 Из этой реплики явствует, что В. И. Ленин решительно против теоретически несостоятельного выражения «общественно-государственный трест», что он за более точное — «государственно-капиталистический трест», которое можно рассматривать как один из ранних вариантов исчерпывающего выражения «государственно-монополистический капитализм». Однако последнее еще не так скоро появилось па страницах работ В. И. Лепина и в его выступлениях.
Важный этап разработки В. И. Лениным вопроса о го-сударствепно-монополистичецком капитализме связан с непосредственной подготовкой книги «Империализм, как высшая стадия капитализма»18. Рукопись писалась в январе—июне 1916 г., но, как известно, напечатана лишь в апреле 1917 г.
В. И. Ленин характеризует империализм как монополистическую стадию капитализма, «когда некоторые основные свойства капитализма стали превращаться в свою противоположность». «Экономически основное в этом процессе,— указывал он,— есть смена капиталистической свободной конкуренции капиталистическими монополиями»19. На этой стадии развития сложилось «господство монополий и финансового капитала, приобрел выдающееся значение вывоз капитала, начался раздел мира
19
международными трестами и закончился раздел всей территории земли крупнейшими капиталистическими странами»20. Политическими особенностями империализма являются «реакция по всей линии и усиление национального гнета в связи с гнетом финансовой олигархии и устранением свободной конкуренции»21. Обобщая конкретный материал и частные выводы буржуазных экономистов, В. И. Ленин подчеркивал: «Монополия, раз она сложилась и ворочает миллиардами, с абсолютной неизбежностью пронизывает все стороны общественной жизни, независимо от политического устройства и от каких бы то пи было других „частностей11»22. Он указывал на широкое распространение не только «личной унии» банков с промышленностью, по и «личной унии» тех и других предприятий с правительством 23. Далее в этой работе приводятся факты эффективного воздействия монополий на государственный аппарат и подчинения ими последнего своим интересам. Характеризуя некоторые явления, наблюдавшиеся в Германии еще перед войной, В. И. Ленин отмечал: «Мы видим здесь наглядно, как частные и государственные монополии переплетаются воедино в эпоху финансового капитала, как и те и другие на деле являются лишь отдельными звеньями империалистской борьбы между крупнейшими монополистами за дележ мира»24. Он особо выделяет место и значение финансовой олигархии на высшей стадии развития капитализма. «Финансовая олигархия,— пишет В. И. Ленин,— налагающая густую сеть отношений зависимости па все без исключения экономические и политические учреждения современного буржуазного общества,— вот рельефнейшее проявление этой монополии»25. Показатель также и то, что в период подготовки книги об империализме он, видимо, обдумывал возможность вычленения и такого его основного признака, как «союз (связь, слияние) банкового (финансового) капитала с государственной машиной»26.
Следовательно, в работе «Империализм, как высшая стадия капитализма» содержатся все исходные данные для заключения о превращении монополистического капитализма в государственно-монополистический капитализм. Однако она не имеет подобной оценки. Отсутствует здесь и прямой вывод о том, что новейший капитализм создает материальные предпосылки для социализма, хотя и имеется беглое указание, что «частнохозяйственные и частнособственнические отиошепия составляют оболочку, которая уже не соответствует содержанию, которая
20
неизбежно должна загнивать, если искусственно оттягивать ее устранение,— которая может оставаться в гниющем состоянии сравнительно долгое (на худой конец, если излечение от оппортунистического нарыва затянется) время, но которая все же неизбежно будет устранена»27. Такая «осторожность» В. И. Ленина в значительной степени объясняется тем, что брошюра была написана для легальной печати и многие важные положения он вынужден был излагать в самой общей форме или эзоповским языком. Отсутствие попытки дать новое понятие объясняется, видимо, и тем, что для оценки значения новых явлений в плане перспектив социалистической революции необходимо было тщательнее изучить как изменение функций и структуры государственного аппарата капиталистических стран в условиях войны, так и процесс возрастания роли монополистических союзов в хозяйственной жизни.
Известно, что работа В. И. Ленина над проблемами империализма не прекратилась и после написания этой книги. Результаты продолжения ее обнаруживаются в конце 1916 г. в ряде материалов, своим острием направленных против международного социал-шовинизма, твердившего об утопичности лозунга социалистической революции. В. И. Ленин раскрыл, в частности, несостоятельность аргументации швейцарских оппортунистов. «В Германии,— указывает он,— дошли до руководства хозяйственной жизнью 66 миллионов людей из одного центра, до организации одним центром народного хозяйства 66 миллионов людей, возложили величайшие жертвы на подавляющее большинство народа и все это для того, чтобы ,,верхние 30 000“, могли положить в карман миллиарды военной прибыли и чтобы миллионы погибали на бойне для пользы этих „благороднейших и луч-ших“ представителей нации. И перед лицом таких фактов, такого опыта неужели можно считать „утопией41, что маленький народ, не имеющий ни монархии, ни юнкеров, стоящий на очень высокой ступени капитализма, организованный в различные союзы, пожалуй, лучше, чем во всех других капиталистических странах,— что такой народ для своего спасения от голода и опасности войны сделает то ж е с а м о е, что на практике испытано в Германии...» Для этого «надо экспроприировать максимум 30 000 буржуа, т. е. не доводить их до гибели, ио обречь на „ужасную44 судьбу, па то, что они будут получать „толь к о“ 6—10 тысяч франков дохода, а остальное
21
должны будут отдать социалистическому рабочему правительству, чтобы уберечь парод от голода и военной опасности»28. Эта же мысль развивается в написанном одновременно «Черновом проекте тезисов обращения к интернациональной социалистической комиссии и ко всем социалистическим партиям»: «Войпа доказала особенно наглядно и притом практически ту истину, которая до войны повторялась всеми вождями социализма, ныне перешедшими к буржуазии, именно, что современное капиталистическое общество, особенно в передовых странах, вполне созрело для перехода к социализму. Если, в интересах напряжения сил народа для грабительской войны пришлось, напр., Германии направлять всю хозяйственную жизнь 66-миллионного народа из одного центрального учреждения в интересах сотни-другой финансовых магнатов или дворянчиков, монархии и К°, та эту вещь в интересах 9/10 населения вполне могут сделать неимущие массы, если руководить их борьбой будут сознательные рабочие, освобождаясь от влияния социал-империалистов и социал-пацифистов»29. В этой статье В. И. Ленин впервые прямо связывает капиталистические монополии с государственным капитализмом. «За время войны,— писал он,— мировой капитализм сделал шаг вперед не только к концентрации вообще, но и к переходу от монополии вообще к государственному капитализму в еще более широких размерах, чем прежде»30.
В конце декабря 1916 г., обращаясь к рабочим, выступавшим против войны, В. И. Ленин отмечал, что уничтожения войн и завоевания прочного мира не может быть без свержения господства буржуазии и без социалистического переворота. Затем он продолжал: «И война сама, доводя до неслыханного напряжения силы пародов, подводит человечество к этому единственному выходу из тупика, заставляя делать гигантские шаги вперед по пути государственного капитализма, показывая практически, как должно и как можно вести планомерное общественное хозяйство не в интересах капиталистов, а путем экспроприации их, в интересах гибнущих ныне от голода и прочих бедствий войны масс, под руководством революционного пролетариата»31. В плане статьи «Уроки войны», написанной в феврале 1917 г., также фиксировалась «продвижка монополистического капитализма к государственному капитализму»32.
Охарактеризованные выше материалы, свидетельствующие о пристальном внимании В. И. Ленина к вопросу
22
о сущности взаимоотношений монополий и государства, в силу ряда причин увидели свет лишь после его смерти. Лишь в одной статье, опубликованной накануне революции в газете «Социал-демократ», интересующие нас оценки получили достаточно определенное выражение. «Мировой капитализм,— писал В. И. Ленин в статье „Поворот в мировой политике11,— который в 60—70-х годах прошлого века был передовой и прогрессивной силой свободной конкуренции, и который в начале XX века перерос в монополистический капитализм, т. е. империализм, сделал за время войны изрядный шаг вперед не только к еще большей концентрации финансового капитала, но и к превращению в государственный капитализм»33. Анализируя новые явления капитализма, он снова формулирует стоящий в центре внимания вывод о том, «насколько созрело современное общество для перехода в социализм»34.
Дальнейшая теоретическая разработка этого вопроса была ускорена Февральской буржуазно-демократической революцией в России. Она приобретала особое значение в связи с задачами непосредственной подготовки социалистической революции, вставшими перед рабочим классом и его партией. Сразу же после возвращения в Петроград из эмиграции в докладе на собрании большевиков — участников Всероссийского совещания Советов рабочих и солдатских депутатов, определяя задачи введения контроля Совета рабочих депутатов за общественным производством и распределением продуктов как переходной меры к социализму, В. И. Ленин отмечал: «Капитализм перешел в государственный капитализм»35.
В докладе о текущем моменте на Седьмой (Апрельской) конференции, комментируя представленную резолюцию, 24 апреля В. И. Ленин говорил: «В особенности в XX веке развитие капитализма гигантскими шагами пошло вперед, а война сделала то, что не было сделано за 25 лет. Огосударствление промышленности пошло вперед не только в Германии, но и в Англии. От монополии вообще перешли к государственной монополии. Объективное положение дел показало, что война ускорила развитие капитализма, и оно шло вперед от капитализма к империализму, от монополии к огосударствлению. Это все придвинуло социалистическую революцию и создало объективные условия для нее. Таким образом, социалистическая революция придвинута ходом войны»36. Через несколько дней, выступая в защит^ резолюции о текущем моменте,
23
В. И. Ленин дал еще более глубокую и насыщенную в теоретическом отношении формулировку. Она содержалась и в первой части проекта резолюции: «Объективные предпосылки социалистической революции, несомненно бывшие уже налицо перед войной в наиболее развитых передовых странах, назревали дальше и продолжают назревать вследствие войны с громадной быстротой. Вытеснение и гибель мелких и средних хозяйств еще более ускоряется. Концентрация и интернационализация капитала гигантски растет. Монополистический капитализм переходит в государственно-монополистический капитализм,, общественное регулирование производства и распределения, в силу давления обстоятельств, вводится в ряде стран, некоторые из них переходят к всеобщей трудовой повинности»37. Протокольная запись речи была опубликована лишь в 1925 г. Однако сама резолюция о текущем моменте, написанная В. И. Лениным, появилась в приложении к газете «Солдатская правда» 16 апреля (3 мая) 1917 г.
В ней полностью (без каких-либо изменений) воспроизводилась выдержка, приводимая В. И. Лениным в его речи 38. Впервые в ленинских материалах появилось новое понятие: государственно-монополистический капитализм.
Для пас пе имеет принципиального значения выяснение вопроса, почему в докладе по текущему моменту присутствует еще старое выражение. Происходит ли формирование нового понятия накануне конференции или в ходе ее — это не может изменить главного вывода. В любом случае следует признать, что новый термин появляется в результате большой творческой работы с целью максимально точного определения общей тенденции социально-экономических процессов, наблюдавшихся в годы войны в крупнейших капиталистических странах и в России. В. И. Ленин стремился яснее определить роль и значение капиталистических монополий в военных условиях, их взаимоотношения с государством, раскрыть природу и сущность нового явления. Показательно, в частности, что в речи по резолюции о текущем моменте со ссылкой на Ф. Энгельса он обратил внимание на «неудовлетворительность такой постановки вопроса о капитализме, которая не учитывает роли трестов». В. И. Ленин признал, что такое указание тем более уместно сделать теперь, «когда мы имеем военное государство — государственно-монополистический капитализм». Характеризуя в этой
24
связи государственно-монополистический капитализм. В. И. Ленин продолжал: «Сейчас мы имеем прямое перерастание капитализма в высшую планомерную форму его»39. Важно при этом заметить, что взгляды В. И. Ленина не имели ничего общего с примитивно-вульгарным пониманием планомерности при капитализме. Он решительно отверг буржуазно-реформистские утверждения, получившие распространение в конце XIX — начале XX в., «будто монополистический и государственно-монополистический капитализм уже не есть капитализм». В. И. Ленин, критикуя подобные утверждения, указывал: «Полной планомерности, конечно, тресты не давали, не дают до сих пор и не могут дать»40.
По всей видимости, в апреле — мае 1917 г. теоретическая разработка вопросов государственно-монополистического капитализма еще не получила окончательного завершения.
В предварительном проекте изменения партийной программы, подготовленной В. И. Лениным к Апрельской конференции, содержится следующая фраза: «Монополистический капитализм, который во время войны с особенной остротой перерастает в ряде передовых стран в государственно-монополистический капитализм, означает гигантское обобществление производства и, следовательно, полную подготовку объективных условий к созданию социалистического общества»41. При дальнейшей работе над материалами программы В. И. Ленин изменил формулировку. В брошюру «Материалы по пересмотру партийной программы», законченную В. И. Лениным 20 мая 1917 г., это определение не вошло. Здесь отсутствует и прежнее выражение («государственный капитализм»), и новое («государственно-монополистический капитализм»). Однако явления и процессы, которые В. И. Ленин стремился выразить этими терминами, в тексте даны весьма рельефно 42.
В публичных выступлениях и в некоторых работах, появившихся в мае — июне 1917 г., В. И. Ленин пока предпочитал выражение «государственный капитализм», в общей форме позволявшее характеризовать те явления и процессы, которые точнее оцениваются понятием «государственно-монополистический капитализм»43.
По всей видимости, до обстоятельно теоретической разработки понятия «государственно-монополистический капитализм», без тщательной увязки его с основополагающими положениями научного коммунизма о государстве
25
в целом В. И. Ленин избегал пользоваться им в широкой аудитории. Более общее и объемное понятие — «государственный капитализм»— не требовало специального теоретического обоснования, конкретного раскрытия и пространных разъяснений, ибо имело уже распространение в экономической и политической литературе. Оно хотя и недостаточно точно, но все же позволяло выражать те процессы, к выявлению которых стремился В. И. Ленин.
После ликвидации двоевластия, когда партия определяла курс на вооруженное восстание, разработка проблемы о роли, месте и значении капиталистического государства и как составной ее части — вопроса о государственно-монополистическом капитализме приобретали серьезное теоретическое и практическое, острополитическое значение. Именно поэтому В. И. Ленин в августе — сентябре 1917 г. уделил особое внимание теоретической разработке этого вопроса. В итоге почти одновременно были созданы такие труды, как «Государство и революция» и «Грозящая катастрофа и как с ней бороться».
В предисловии к первому изданию «Государство и революция», датированном августом 1917 г., В. И. Ленин указывал: «Вопрос о государстве приобретает в настоящее время особенную важность и в теоретическом и в прак-тически-политическом отношениях .^Империалистская война чрезвычайно ускорила и обострила процесс превращения монополистического капитализма в государственно-монополистический капитализм. Чудовищное угнетение трудящихся масс государством, которое теснее и теснее сливается с всесильными союзами капиталистов, становится все чудовищнее»44. В самой работе, характеризуя государственно-монополистический капитализм, В. И. Ленин писал: «В особенности же империализм, эпоха банкового капитала, эпоха гигантских капиталистических монополий, эпоха перерастания монополистического капитализма в государственно-монополистический капитализм, показывает необыкновенное усиление „государственной машины“, неслыханный рост ее чиновничьего и военного аппарата в связи с усилением репрессий против пролетариата как в монархических, так и в самых свободных, республиканских странах»45.
В работе «Грозящая катастрофа и как с ней бороться», написанной 10—14 сентября и появившейся в свет в конце октября 1917 г., В. И. Ленин, характеризуя военный государственно-монополистический капитализм в Гер
26
мании, определял его как военную каторгу для рабочих и военную охрану прибылей капиталистов 46. В этой работе и сопутствующих ей статьях и выступлениях В. И. Ленина содержатся общие оценки государственно-монополистического капитализма и его частных проявлений. В конечном итоге они выражали процесс овладения монополиями теми или иными звеньями государственного аппарата, введение государственного регулирования (твердых цен, норм снабжения и продажи, установление государственных монополий и пр.) в интересах предпринимателей, что свидетельствовало об интенсивном процессе капиталистического обобществления производства и распределения. В. И. Ленин акцентировал внимание на то, что подобное огосударствление капиталистического производства соединяет мощь монополий с гигантской силой государства в единый механизм, что оно сопровождается чрезвычайным усилением государственной машины, обусловливаемым необходимостью обеспечения чудовищного угнетения трудящихся, осуществления репрессий против рабочего класса. Государство теснее и теснее сращивается с всесильными союзами капиталистов.
Оценка государственно-монополистического капитализма в целом и в России, в частности, в работе «Грозящая катастрофа и как с ней бороться» как бы завершалась четким определением его исторического места и значения. В. И. Ленин указывал: «Империалистская война есть канун социалистической революции. И это не только потому, что война своими ужасами порождает пролетарское восстание,— никакое восстание не создаст социализма, если он не созрел экономически,— а потому, что государственно-монополистический капитализм есть полнейшая материальная подготовка социализма, есть преддверие его, есть та ступенька исторической лестницы между которой (ступенькой) и ступенькой, называемой социализмом, никаких промежуточных ступеней нет»*7.
Что же вкладывается в понятие «государственно-монополистический капитализм»— материальная предпосылка социализма? Как совмещается такое представление с марксистско-ленинским учениём о капиталистическом государстве как орудии угнетения трудящихся масс, которое революционный пролетариат должен сломать, разбить?48 Уже в работе «Государство и революция» намечен ответ на эти вопросы. Рассматривая почту в качестве примера государственно-капиталистической монополии, В. И. Ле
27
нин писал, что в организации подобного типа, где уже готов «механизм общественного хозяйничанья», империализм превращает все тресты. «Свергнуть капиталистов,— продолжал он,— разбить железной рукой вооруженных рабочих сопротивление этих эксплуататоров, сломать бюрократическую машину современного государства — и перед нами освобожденный от „паразита” высоко технически оборудованный механизм, который вполне могут пустить в ход сами объединенные рабочие, нанимая техников, надсмотрщиков, бухгалтеров...»49
Более подробно и развернуто эта мысль была изложена в брошюре «Удержат ли большевики государственную власть?», законченной 1 октября 1917 г. В. И. Ленин наметил здесь пути использования элементов старых государственных учреждений и переплетающихся с ними звеньев предпринимательских организаций при строительстве основ социалистической экономики. Он обратил внимание на то, что в капиталистическом государстве существует аппарат, выполняющий учетно-регистрационную работу, тесно связанный с банками и монополистическими союзами. «Этого аппарата,— писал В. И. Ленин,— разбивать нельзя и не надо. Его надо вырвать из подчинения капиталистам, от него надо отрезать, отсечь, отрубить капиталистов с их нитями влияния, его надо подчинить пролетарским Советам, его надо сделать более широким, более всеобъемлющим, более всенародным»50. Далее он конкретизирует свою мысль об общегосударственном учетно-регистрационном и распределительном аппарате, возникшем при капитализме. В первую очередь выделяются крупные банки, без которых «социализм был бы неосуществим», аппарат которых «мы берем готовым у капитализма» и от которого отсекаем то, что его ранее уродовало. Этот аппарат укрепляется, делается всеобъемлющим и демократизируется. Объединенный в рамках единого государственного банка, имеющего отделения в каждой фабрике и волости, он в значительной степени способен обеспечить «общегосударственный учет производства и распределения продуктов» и составит «нечто вроде скелета социалистического общества». Кроме государственных регулирующих органов и банков такой аппарат сложился в синдикатах, потребительских обществах и прочих организациях 51.
Опираясь на общетеоретические посылки об историческом значении и месте государственно-монополистического капитализма, В. И. Ленин совершенно определенно ука
28
зывал на необходимость использования аппарата государственно-монополистических органов, банков и монополистических союзов, кооперативных организаций и потребительских обществ при строительстве основ социалистической экономики 52.
Однако после Великой Октябрьской социалистической революции выражение «государственно-монополистический капитализм» при характеристике процессов хозяйственного строительства в нашей стране В. И. Ленин уже не употребляет 53. Это вполне естественно. После перехода власти в руки рабочего класса, слома старой государственной машины угнетения нельзя уже было говорить о государственно-монополистическом капитализме. Монополии были отсечены от органов народной власти и не имели возможности использовать мощь государства в своих корыстных интересах. Наоборот, аппарат капиталистических монополий временно (до создания и укрепления соответствующих хозяйственных органов, при строительстве которых он также играл определенную роль) использовался в интересах пролетарского государства. Поэтому выражение «государственный капитализм» было более правильным при характеристике тех или иных форм взаимодействия хозяйственных органов пролетарского государства с капиталистами и старыми органами, регулировавшими экономику. Но этот термин выражал уже другое содержание, отличное от того, которое в него вкладывается при капиталистическом строе. В. И. Ленин в политическом отчете ЦК РКП(б) XI съезду партии 27 марта 1922 г. утверждал, например, следующее: «...государственный капитализм в таком виде, какой мы имеем у себя, ни в какой теории, ни в какой литературе не разбирается по той простой причине, что все обычные понятия, связанные с этими словами, приурочены к буржуазной власти в капиталистическом обществе... Государственный капитализм, это — тот капитализм, который мы сумеем ограничить, пределы которого мы сумеем установить, этот государственный капитализм связан с государством, а государство это — рабочие, это — передовая часть рабочих, это — авангард, это — мы»54. Хотя приведенная оценка госкапитализма относится ко времени осуществления новой экономической политики, но она приемлема и для первых месяцев после Великой Октябрьской социалистической революции.
Таким образом, понятие «государственно-монополистический капитализм» в трудах В. И. Ленина появилось
29
вскоре после Февральской буржуазно-демократической революции, когда перед партией и рабочим классом встала непосредственная практическая задача подготовки социалистической революции. Оно позволило, с одной стороны, полнее охарактеризовать те черты капитализма, которые тот приобретает на высшей стадии развития, давая убедительный материал о закономерности разрушения государственной машины капиталистического общества как необходимого условия перехода к новому общественному строю. С другой — оно помогало контрастнее оттенить те экономические и материальные предпосылки для социалистической революции, которые в условиях первой мировой войны складывались в капиталистических странах (в том числе и в России) в результате бурного развития монополистического капитализма и финансовой олигархии.
Учетно-регистрационный и распределительный аппарат банков, синдикатов и трестов, связанный с ними государственный регулирующий аппарат не следовало разрушать, а необходимо было подчинить его интересам созидающего пролетариата и использовать при строительстве основ социалистической экономики. Обработка и анализ нового исторического материала позволили В. И. Ленину развить гениальные догадки К. Маркса и Ф. Энгельса о важности вызревания объективных материальных предпосылок для социалистической революции, сделать их важнейшей составной частью учения о войне, мире и революции. В. И. Ленин создал и обосновал стройную систему взглядов об империализме как высшей и последней стадии капитализма.
Закономерности и особенности развития монополистического капитализма были раскрыты достаточно полно и исчерпывающе, несмотря на то что В. И. Ленин мог оценивать лишь начальный его этап. В не меныпей степени это касается и государственно-монополистического капитализма. В наше время в ведущих капиталистических странах он достиг несравнимо более высокого уровня развития, чем в период первой мировой войны. Но все же именно В. И. Ленин раскрыл закономерности, основные черты и особенности нового социально-экономического института.
Это следует особенно подчеркнуть в связи с тем, что некоторые видные зарубежные теоретики-марксисты склонны недооценивать роль В. И. Ленина в деле разработки теории государственно-монополистического капи
30
тализма. Так, известный итальянский экономист А. Пезенти, признавая приоритет В. И. Ленина в утверждении понятия «государственно-монополистический капитализм», вместе с тем полагает, что «государственно-монополистический капитализм у него рассматривается пока с точки зрения политической, надстроечной»56. Бесспорно, политические вопросы в период подготовки и осуществления социалистической революции, когда писал свои основные труды В. И. Ленин, выдвигались на передний пла!н. Однако рассмотрение самого процесса и этапов кристаллизации понятия «государственно-монополистический капитализм» у В. И. Ленина наглядно свидетельствует, что это явление оценивалось им прежде всего в социально-экономическом плане, рассматривалось в качестве важнейшей составной части развития капитализма на высшей его стадии, в качестве основополагающего элемента экономического базиса капиталистического строя на определенном этапе его развития. Именно В. И. Ленин является создателем истинно научной теории государственно-монополистического капитализма.
Последовательное рассмотрение процесса разработки В. И. Лениным вопроса об историческом месте и значении государственно-монополистического капитализма имеет немаловажное значение для изучения конкретного материала, характеризующего этапы возникновения и развития государственно-монополистических органов в царской России. При таком подходе закладываются основы для более точного определения природы и характера государственного и государственно-монополистического капитализма. Правильное же соотношение понятий и терминов, естественно, является условием выработки более верных оценок важных сторон экономической жизни России. Тем самым расширяются возможности для исчерпывающей разработки проблемы во всем ее объеме. Не менее важно выявить и обосновать критерии, позволяющие отнести те или иные регулирующие органы к государственно-монополистическим институтам. Конкретные оценки В. И. Ленина позволяют определить их точнее, четче и яснее.
Все это еще раз подчеркивает актуальность изучения ленинского теоретического наследия для углубленной разработки магистральных процессов развития государственно-монополистического капитализма и эволюции конкретных государственно-монополистических органов в дореволюционной России.
31
2. Государственно-монополистический капитализм и подготовка социалистических преобразований
в России
При определении закономерностей и особенностей Великой Октябрьской социалистической революции существенное значение имеет вопрос о том, насколько она была подготовлена материально, т. е. в какой степени в народном хозяйстве страны созрели элементы, необходимые в качестве исходного пункта для строительства основ социалистической экономики.
Систематизация оценок и высказываний В. И. Ленина по вопросу о роли и значении государственно-монополистического капитализма в подготовке социалистических преобразований в России имеет большое значение для выработки научного подхода к этой проблеме, определения методологической основы ее изучения.
В. И. Ленин неоднократно писал о монополистических объединениях в России и оценивал степень развития государственно-монополистического капитализма, обращая внимание на те стороны и особенности последнего, которые выдвигались на передний план определенной политической обстановкой и конкретными задачами рабочего класса па том или ином этапе революционного творчества. Все работы В. И. Ленина, в которых он касается этих вопросов, в значительной степени публицистичны и имеют вполне определенную политическую нацеленность и заостренность, являются составной частью политической, теоретической и идеологической борьбы, которую коммунистическая партия вела как с буржуазными и мелкобуржуазными партиями, так и с оппортунистической оппозицией в своей среде.
Еще в разгар первой мировой войны В. И. Ленин пришел к выводу, что в условиях военного кризиса буржуазно-демократическая революция в России может победить, лишь перерастая в социалистическую, что произошло сближение буржуазно-демократического и социалистического этапов революции. Без превращения войны империалистической в гражданскую невозможно было решить задачи буржуазно-демократической революции. В. И. Ленин подчеркивал, что «империалистские державы и империалистская буржуазия не могут дать демократического мира», что «его надо искать и добиваться — но не позади, в реакционной утопии неимпериалистского капитализма, или союза равноправных наций при капи
32
тализме,— а впереди, в социалистической революции пролетариата»56.
И с этой точки зрения Февральская буржуазно-демократическая революция блестяще подтвердила предвидение В. И. Ленина. Она не дала народу ни мира, ни земли, ни хлеба. Вместе с тем в России сложилось весьма своеобразное политическое положение. Оно состояло, как указывал В. И. Ленин в «Апрельских тезисах», «в переходе от первого этапа революции, давшего власть буржуазии в силу недостаточной сознательности и организованности пролетариата,— ко второму ее этапу, который должен дать власть в руки пролетариата и беднейших слоев крестьянства»57. Намечая очередные задачи пролетариата в сфере экономики, В. И. Ленин подчеркивал при этом необходимость слияния банков в единый общенациональный банк, необходимость контроля за ним и за всем общественным производством и распределением продуктов со стороны Советов. «Апрельские тезисы» четко определили курс большевиков на социалистическую революцию.
Как уже отмечалось, против этого курса сомкнутым строем выступали эсеро-меньшевистские лидеры, теоретики буржуазии и крупнейшие капиталисты — хозяева экономической жизни. Все они заклинали против «социалистического эксперимента», утверждали, что Россия не подготовлена к социалистической революции и ей еще предстоит пройти длительный путь капиталистической эволюции. Различие между ними заключалось лишь в том, что свои контрреволюционные теории эсеро-меньшевистские лидеры уснащали клятвами в верности социалистическим идеалам и более цветистой квазимарксистской фразеологией.
Подобные взгляды получили чрезвычайно широкое распространение в лагере противников социалистической революции. И объяснялось это не каким-либо особым пристрастием к абстрактным теоретическим проблемам. Наоборот, из всех этих рассуждений немедленно следовал практический, сугубо политический вывод, отвечавший классовым интересам буржуазии. Наиболее отчетливо его выразил П. П. Рябушинский на II Всероссийском торгово-промышленном съезде в Москве 3—5 августа 1917 г. Под одобрительные возгласы присутствующих он заявил: «Мы должны сказать, и это признается всеми левыми группировками, что настоящая революция была революцией буржуазной (голоса „правильно"), что буржуазный
2 в. Я. Лаверычев
33
строй, который существует в настоящее время, еще неизбежен, а раз неизбежен, то из этого нужно сделать вполне логический вывод. Те лица, которые управляют государством, должны буржуазно мыслить и буржуазно действовать»58.
Поэтому в период подготовки Великой Октябрьской социалистической революции, определяя перспективы борьбы рабочего класса, В. И. Ленин неоднократно опровергал подобные утверждения.
Курс на социалистическую революцию, взятый партией, требовал четкого определения тех элементов и факторов народнохозяйственной жизни, которые свидетельствовали о наличии в России объективных условий для перехода к социалистическим преобразованиям. Так, в статье «Один из коренных вопросов», написанной 20 апреля и опубликованной в «Правде» 4 мая 1917 г., В. И. Ленин, выступая против капитулянтских заявлений Г. В. Плеханова, указывал, что слияние всех частных банков в один, переход их и синдикатов в руки демократического государства усилит влияние авангарда пролетариата — городских рабочих — на все слои населения. «Посла таких мер,— указывает он,— дальнейшие шаги к социализму в России станут вполне возможны...»59 В «Материалах к пересмотру партийной программы», написанных в апреле — мае и опубликованных в июне 1917 г., В. И. Ленин намечает некоторые элементы материальных предпосылок социализма. Он писал, что «и чрезвычайно высокая ступень развития мирового капитализма вообще; и смена свободной конкуренции монополистическим капитализмом;и подготовка банками, а равно союзами капиталистов, аппарата для общественного регулирования процесса производства и распределения продуктов» являются факторами, определившими начало эры пролетарской революции. При этом В. И. Ленин снова подчеркивал, что «только пролетарская, социалистическая революция может вывести человечество из тупика, созданного империализмом и империалистскими войнами»60.
В эти же дни, показывая невозможность борьбы с разрухой с помощью чиновничьего прожектерства и пустых фраз о контроле, он указывал на необходимость осуществления всеобъемлющего рабочего контроля, идея которого была выражена в «Резолюции об экономических мерах борьбы с разрухой», опубликованной газетой «Социал-демократ» 25 мая 1917 г.61 План осуществления рабочего контроля обосновывался и защищался в статье «Разруха
34
и пролетарская борьба с ней», появившейся 17 июня в «Правде». В этой работе В. И. Ленин показал несостоятельность утверждений идеологов буржуазии и лидеров мелкобуржуазных партий, которые твердили об утопичности планов большевиков, якобы намеревавшихся «перешагнуть» через государственный капитализм прямо к социализму. В. И. Ленин писал: «Возьмите сахарный синдикат или казенные железные дороги в России или нефтяных королей и т. п. Что это такое, как не государственный капитализм? Можно ли ,,перемахивать” через то, что уже существует?» Далее он указывает на необходимость разрешения тех особых конкретных задач, которые обусловливались российской действительностью, ставившей на пути построения социализма большие дополнительные трудности. Он обращает внимание на то, что в России соединяются «синдикаты в промышленности и мелкокрестьянское хозяйство в деревнях»62. Следовательно, еще в мае — июне 1917 г. В. И. Ленин не ограничивается фиксацией определенных материальных предпосылок для социализма в России, а сразу же оценивает ее специфику, выражающуюся в наличии моря мелкобуржуазных хозяйств в деревне. Своим внутренним содержанием и смыслом работы этого периода подводили уже к мысли о том, что в России после Февральской революции нельзя отстаивать интересы народа, нельзя идти вперед, не делая шагов к социализму.
Все эти идеи более определенное выражение получили в августе — сентябре 1917 г., в период непосредственной подготовки Великой Октябрьской социалистической революции. Обстоятельный теоретический анализ сущности и особенностей государственно-монополистического капитализма, как уже отмечалось, был дан В. И. Лениным в таких работах, как «Грозящая катастрофа и как с ней бороться» и «Удержат ли большевики государственную власть?», в значительной степени построенных на материалах России. Всем своим содержанием они были нацелены против попыток хозяев экономической жизни России и их ученых лакеев обосновать невозможность иного пути развития России, кроме капиталистического. В. И. Ленин показал полную несостоятельность их доводов.
В работе «Грозящая катастрофа и как с ней бороться» В. И. Ленин предлагает продуманную систему мер предотвращения грозящей России экономической катастрофы. В основе ее лежит требование эффективного регулирова
2*
35
ния экономической жизни и введения действенного и всеобъемлющего рабочего контроля над производством и распределением, осуществимых благодаря национализации банков и синдикатов, принудительного объединения в союзы, регулирования потребления и других революционно-демократических мер. Тщательно обосновывая невозможность проведения их при Временном буржуазном правительстве, В. И. Ленин писал: «В XX веке, в капиталистической стране нельзя быть революционным демократом, ежели бояться идти к социализму»63.
Вслед за этим выводом В. И. Ленин разоблачает ухищрения буржуазной, меньшевистской и эсеровской пропаганды, на все лады твердившей, что «мы не созрели для социализма». Он справедливо указывает, что в этом выражается «реакционная защита отсталого капитализма», что меньшевики и эсеры прислужничают перед буржуазией. Он обращает также внимание на то, что последние не понимают теоретического значения таких понятий, как «империализм», «капиталистические монополии», «государство», «революционная демократия». В противном случае они должны были бы признать, что в России «нельзя идти вперед, не идя к социализму»64. Дело в том, что если при буржуазно-помещичьем государстве государственно-монополистический капитализм, получивший особое развитие в годы первой мировой войны, обеспечивал прибыли буржуазии и каторгу для рабочих, то при действительно революционно-демократическом государстве осуществляется полный демократизм в деле регулирования народного хозяйства. Крупнейшее капиталистическое производство, обслуживающее весь народ, ставшее государственной монополией, направляется в интересах народных масс, а «это и есть шаг к социализму», ибо «социализм есть не что иное, как государственно-капиталистическая монополия, обращенная на пользу всего народа и постольку переставшая быть капиталистической монополией»65.
Эти общие теоретические положения сформулированы в связи с задачами предотвращения катастрофы, угрожавшей народному хозяйству, и переплетаются с оценками перспектив социалистической революции в России. В. И. Ленин указывал на то, что «в России тоже капитализм стал монополистическим», что об этом свидетельствуют «Продуголь», «Продамет», сахарный синдикат, что «сахарный синдикат показывает нам воочию перерастание монополистического капитализма в государственно-мо
36
нополистический капитализм»66. Поэтому, по словам В. И. Ленина, в России XX в. идти вперед «нельзя, не идя к социализму, не делая ш а г о в к нему». Следовательно, общий вывод о том, что война, «необычайно ускорив превращение монополистического капитализма в государственно-монополистический капитализм, тем самым необычайно приблизила человечество к социализму», относится и к России 67.
Характеристика монополистических союзов в России и созданного ими учетно-регистрационного и распределительного аппарата содержалась в той же работе несколькими десятками страниц выше 68. Вместе с тем В. И. Ленин указывал и на определенную отсталость России, подчеркивал, что война «ставит вопрос с беспощадной резкостью: либо погибнуть, либо догнать передовые страны и перегнать их также и экономическ и»69.
Определению путей и направлений решения этой задачи, по существу, и посвящена вся брошюра «Грозящая катастрофа и как с ней бороться».
Вскоре, как уже указывалось, в брошюре «Удержат ли большевики государственную власть?» В. И. Ленин недвусмысленно подчеркивает необходимость использования при строительстве основ социалистической экономики учетно-регистрационного и распределительного аппарата государственно-монополистических органов, банков, монополистических союзов и потребительских обществ 70.
Намеченный В. И. Лениным план начала социалистического преобразования экономики России стал осуществляться сразу же после Великой Октябрьской социалистической революции. Использование старого учетно-регистрационного и распределительного аппарата было непременным условием создания центральных и местных органов Советской власти, занимавшихся регулированием и управлением в сфере экономики.
Вместе с тем вопрос о материальных предпосылках социализма, об удельном весе государственно-монополистического капитализма в дореволюционной экономике страны после Великого Октября В. И. Ленин рассматривал уже с иным акцентом.
Весной 1918 г. он даже заявлял о том, что «государственный капитализм был бы спасением для нас; если бы мы имели в России его, тогда переход к полному социализму был бы легок, был бы в наших руках»71, что в «материальном, экономическомг производственном смысле мы еще в ,,преддверии” социализма не находимся»72. Однако
37
было бы ошибкой только на основании этих фраз делать заключение, что в 1918 г. В. И. Ленин отрицал наличие в России до революции государственно-монополистического капитализма и материальных предпосылок для социализма. Эти утверждения необходимо оценивать с обязательным учетом внутренней политической обстановки, в которой появились статьи и выступления, содержавшие указанные выше утверждения. Нельзя абстрагироваться от тех общих задач, которые в них ставились и решались.
Подобные высказывания относятся к тому героическому периоду жизни нашего народа, когда партия и рабочий класс вели титаническую борьбу за реорганизацию экономики на социалистических началах. Создание общегосударственного аппарата учета, контроля, надзора в «мелкобуржуазной» стране было настолько трудным и сложным делом, что В. И. Ленин, мобилизуя партию и рабочий класс на решение колоссальных по своей важности задач, не считал нужным детально характеризовать то, что уже существовало. Он положительно оценивал те успехи, которых рабочие, используя государственный капитализм, добились в деле строительства центрального хозяйственного аппарата регулирования производства и распределения продуктов. На заседании ВЦИК 29 апреля 1918 г. он говорил: «Лучше всего стоит дело у тех рабочих, которые этот государственный капитализм проводят: у кожевников, текстилей, сахарного производства, потому что они с трезвостью пролетария знают свое производство и хотят сохранить его и сделать более крупным,— потому что в этом наибольший социализм»73.
Однако в 1918 г. В. И. Ленин в первую очередь обращал внимание на те трудности, которые следовало преодолевать, и на задачи, решение которых выдвигалось практикой социалистического строительства в первые месяцы после победы пролетарской революции. Такой акцент ощущается уже в докладе о мире, сделанном В. И. Лениным 7 марта 1918 г. на VII съезде партии. Определяя особенности, отличающие социалистическую революцию от буржуазной, В. И. Ленин указывает, что первая в отличие от второй не получала готовых форм социально-экономических отношений. Некоторую оговорку он допускает лишь для самых развитых форм капитализма, имея в виду, видимо, тот учетно-регистрационный и распределительный аппарат, который сложился в государственных регулирующих органах, банках и синдикатах. «Организация учета, контроль над крупнейшими пред
38
приятиями,— говорил далее В. И. Ленин,— превращение всего государственного экономического механизма в единую крупную машину, в хозяйственный организм, работающий так, чтобы сотни миллионов людей руководились одним планом,— вот та гигантская организационная задача, которая легла на наши плечи»74. Через 2—3 недели, диктуя вариант статьи «Очередные задачи Советской власти», В. И. Ленин совершенно определенно указывал, что в России имелись известные предпосылки для перехода к социализму. «С другой стороны,— продолжал он,— целый ряд подобных предпосылок отсутствует в нашей стране, но может быть заимствован ею сравнительно легко из практического опыта соседних, гораздо более передовых, стран...»75.
Этот акцент в последующих публичных выступлениях В. И. Ленина еще более усилился. Борьба против авантюристических лозунгов «левых» коммунистов обусловливала освещение проблемы государственно-монополистического капитализма именно под таким углом зрения. Они не только в теории, но и на практике пытались подменить научно обоснованный план строительства социалистической экономики крикливой фразеологией и беспочвенными эклектичными построениями, являвшимися в конечном итоге проявлением мелкобуржуазной идеологии. «Левый» коммунист В. В. Оболенский, возглавлявший в то время BGHX, не мог не оказывать отрицательного воздействия на повседневную организаторскую работу. «Левые» коммунисты главную угрозу социализму видели не в мелкобуржуазной стихии, а в государственно-капиталистических элементах, по сравнению с Германией в России недостаточно развитых. В случае реализации их теоретических домыслов вся работа по созданию основ социалистической экономики была бы дезорганизована. Это придавало теоретической борьбе особую остроту и политическое значение.
В полемике с «левыми» коммунистами В. И. Ленин настойчиво объяснял, что главную угрозу для складывающейся социалистической экономики составляет не государственный капитализм, а мелкобуржуазная стихия, которой чужды обобществление, учет и контроль 76. Он утверждал, что в России «преобладает сейчас как раз мелкобуржуазный капитализм, от которого и к государственному крупному капитализму и к социализму ведет одна и та же дорога, ведет путь через одну и ту же промежуточную станцию, называемую „общенародный учет и контроль за производством и распределением продуктов”»77.
39
Острая политическая нацеленность выступлений и статей объясняет приведенные выше утверждения, на первый взгляд вроде бы свидетельствующие об отрицании государственного капитализма в России. Однако в действительности В. И. Ленин стремился контрастнее оттенить опасность, угрожавшую перспективам развития социалистической экономики от мелкобуржуазного авантюризма «левых» коммунистов, рельефнее определить задачи социалистического строительства. Поэтому он прибегает к гиперболически резкому выражению мысли, призванному сильнее подчеркнуть реальную опасность, а не призрачную угрозу, раздуваемую оппозиционерами. Важно подчеркнуть также, что эти крайне резкие оценки даются при сопоставлении государственного капитализма в России и Германии. Кроме того, они в одних и тех же работах переплетаются с признанием наличия в России государственного капитализма. Так, в цитированной выдержке из выступления на заседании ВЦИК 29 апреля 1918 г. В. И Ленин говорил о том, что «государственный капитализм был бы спасением для нас», а вслед за тем зачитал текст из работы «Грозящая катастрофа и как с ней бороться», в которой по крайней мере трижды указывал на наличие в России государственно-монополистического капитализма и приводил конкретные примеры 78.
В статье «О „левом” ребячестве и мелкобуржуазности», печатавшейся в начале мая в газете «Правда», та же линия. Всеми выразительными средствами подчеркивается главная опасность и намечается основная задача, характеризуются все трудности при ее разрешении 79. Вместе с тем государственный капитализм признается одним из пяти общественно-экономических укладов, существующих в стране 80.
Критикуя «левых» коммунистов, высмеивая их страх перед государственным капитализмом и организаторами треста, В. И. Ленин всячески одобрял инициативу и положительный опыт рабочих в вопросах хозяйственного строительства. «А рабочие текстили, табачники, кожевенники,— писал он,— не боятся, как деклассированные мелкобуржуазные интеллигенты, „государственного капитализма”, не боятся „учиться у организаторов трестов”. Эти рабочие в центральных руководящих учреждениях, типа „Главкожи” или „Центротекстиля”, сидят рядом с капиталистами, учатся у них, налаживают тресты, налаживают „государственный капитализм”, при Совет
40
ской власти являющийся преддверием социализма, условием прочной победы социализма»81.
Таким образом, В. И. Ленин указывает на наличие в России определенных материальных предпосылок, необходимых для начала социалистических преобразований в экономике (государственно-монополистические органы, банки, синдикаты, потребительские общества и пр.), однако он отмечает их сравнительную слабость. Главной причиной ее являлась социально-экономическая отсталость страны, преобладание мелкобуржуазных элементов в экономической жизни. В крупнейших капиталистических странах положение было иным. Сельское хозяйство в них играло второстепенную роль. Удельный вес и значение промышленных монополий в экономике страны было выше, банки глубже проникли в экономику земледелия, контролируя не только крупных и средних, но даже и мелких предпринимателей. Государственно-монополистический капитализм в этих странах по сравнению с Россией все же сложился в несравнимо более развитую и всеобъемлющую систему.
Именно это различие, видимо, имел в виду В. И. Ленин, когда в 1921 г. высказывал сожаление по поводу того, что в России не было государственного капитализма как господствующей хозяйственной системы. В докладе на VII Московской губернской партийной конференции 5 ноября 1921 г. он указывал: «Когда в связи с полемикой против части товарищей... мы поставили, например, весною 1918 г. вопрос о государственном капитализме, то он был поставлен не так, что мы пойдем назад, к государственному капитализму, а так, что наше положение было бы легче и решение нами социалистических задач было бы ближе, если бы у нас в России был государственный капитализм в виде господствующей хозяйственной системы»82.
С этой оценкой перекликаются выводы, содержащиеся в заметках «О нашей революции», написанных в январе 1923 г. Разоблачая капитулянтские настроения представителей II Интернационала и сочувствующих им оппортунистов, высмеивая их педантство в понимании основополагающих положений марксизма, В. И. Ленин признавал бесспорность того факта, что Россия «могла и должна была явить некоторые своеобразия, лежащие, конечно, по общей линии мирового развития». В условиях титанической борьбы с хозяйственной разрухой он сосредоточивает внимание не на том, насколько она отстала от более развитых капиталистических стран. Задачи решительной
41
борьбы за построение социализма требовали мобилизации всех сил партии и народа на преодоление хозяйственной разрухи и культурной отсталости населения. Революция создала необходимые предпосылки для форсированного решения этих задач в России. Их-то и следовало использовать в максимальной степени, а не начинать схоластический спор о том, насколько производительные силы страны, крайне подорванные многими годами империалистической и гражданской войны, достигали в это время высоты (необходимый уровень которой еще никем не был проверен!), допускающей возможность строительства реального социализма 83.
Та крайне несовершенная система государственно-монополистического капитализма, которая сложилась в дореволюционной России, отличалась нагромождением стихийно возникающих государственно-монополистических органов, подчиненных различным ведомствам, часто дублирующих одну и ту же работу и мешающих друг другу. Это все и давало, видимо, основание В. И. Ленину говорить не о количественном, а, по существу, о качественном отличии Германии и России с точки зрения материальноэкономических предпосылок социализма. «Германия и Россия,— указывал он,— воплотили в себе в 1918 году всего нагляднее материальное осуществление экономических, производственных, общественно-хозяйственных, с одной стороны, и политических условий социализма, с другой стороны»84.
Оценивая степень материальной подготовленности России к социалистической революции, учитывая все соответствующие оценки и высказывания В. И. Ленина, нельзя игнорировать и те из них, в которых подчеркивается ее отставание от более развитых капиталистических стран. Весной 1918 г., когда партия и Советское правительство ежечасно ощущали все трудности перестройки народного хозяйства страны на новых, социалистических началах, В. И. Ленин подчеркивал именно эту сторону вопроса. Он писал, что пролетариат России «впереди любой Англии и любой Германии по нашему политическому строю, по силе политической власти рабочих и вместе с тем позади самого отсталого из западноевропейских государств по организации добропорядочного государственного капитализма, по высоте культуры, по степени подготовки к материально-производственному „введению44 социализма»85.
Глава вторая СТАНОВЛЕНИЕ ЦЕНТРАЛЬНЫХ ОРГАНОВ ГОСУДАРСТВЕННОГО РЕГУЛИРОВАНИЯ И КАПИТАЛИСТИЧЕСКИЕ МОНОПОЛИИ
1.	Государственно-монополистические тенденции в предвоенные годы
Зарождение и развитие государственно-монополистических тенденций органически связапо с утверждением капиталистических монополий в промышленности, финансовой системе и на транспорте в качестве определяющего фактора экономической жизни страны. В России, как и в других капиталистических странах, превращение монополистического капитализма в государственно-монополистический было необычайно ускорено условиями военного времени Ч
Еще в предшествующие войне годы XX в. в ряде отраслей экономики сложились достаточно устойчивые государственно-монополистические институты. Развитие монополистических объединений и финансового капитала в конце XIX — начале XX в. сопровождалось все более определенными попытками с их стороны обеспечить эффективное воздействие на правительственную экономическую политику и использовать в своих интересах те или иные звенья государственного аппарата. Опираясь на свои крепнущие финансово-экономические силы, они стремились расширить базу для их дальнейшего наращивания, создать оптимальные условия для проникновения во все поры хозяйственного организма страны, преодолеть традиционные казенные попечительство и опеку, совершенствование и развитие которых оставалось важнейшим направлением экономической политики царизма 2.
Экономические закономерности развития капиталистического общества на высшей его стадии, объективная потребность в дальнейшем капиталистическом обобществлении производства и стремление обеспечить получение монопольно высокой прибыли, обострявшее борьбу соперничающих групп монополистического капитала до крайнего предела, создавали ту почву, на которой в их среде неизбежно должны были зарождаться тенденции к целе
43
устремленному и более последовательному использованию органов государственного аппарата в собственных интересах, в ущерб соперникам. Эта же борьба открывала, с другой стороны, перед правительственными органами широкие возможности выступать в качестве своеобразного арбитра, претендующего на выражение общегосударственных интересов. В свою очередь, подобные попытки не могли не активизировать различные монополистические группы в направлении более последовательного и настойчивого воздействия на те или иные звенья государственного аппарата.
В царской России последствия сложного переплетения иногда взаимоисключающих корпоративных интересов различных монополистических группировок еще более усугублялись вследствие воздействия на правительство привилегированного класса дворян-помещиков, в известных пределах выступавшего в качестве конкурирующей и противодействующей силы по отношению к монополистическим союзам и финансовому капиталу. Противоборство помещиков с монополиями выражалось не только в «антисиндикатской» кампании в прессе, но и в создании земских контрсиндикатских организаций. Для монополистического капитала они были опасным соперником, ибо пользовались сильным влиянием в правящих верхах3. Они имели возможность эффективно воздействовать на политику и практические шаги правительства по отношению к монополистическим союзам и частным коммерческим банкам. Благодаря этому на пути «прямолинейного» процесса сближения и сращивания монополий с отдельными звеньями государственного аппарата возникали дополнительные, иногда труднопреодолимые, препятствия. Тем не менее тормозящее воздействие полуфеодального государственного строя не могло совершенно парализовать закономерностей капиталистического развития. Государственно-монополистические органы возникали и развивались один за другим. Первым по времени и по значению была так называемая сахарная нормировка, которую царское правительство ввело еще в 1895 г. в результате настойчивых ходатайств сахарозаводчиков-латифундистов.
Перед первой мировой войной в сахарной промышленности России действовала вполне сложившаяся система государственно-монополистического регулирования, выражавшая соединение частнокапиталистической монополии с монополией государственной. При этом техническая работа по обеспечению государственно-монополистическо
44
го регулирования (учет количества выпускаемого в соответствии с нормировкой сахара как для внутреннего, так и для внешнего рынков и пр.) производилась Главным управлением неокладных сборов и местными акцизными управлениями Министерства финансов. Учетно-регистрационный аппарат при этом расширялся не столько в предпринимательских организациях, обеспечивающих соответствующие монополистические соглашения, сколько в тех или иных звеньях государственных органов. В. И. Ленин указывал в 1917 г., что «синдикат сахарозаводчиков не только на деле слился уже хозяйственно в один производственный организм общегосударственного размера, но и стоял уже под контролем „государства1* (т. е. чиновников, услужающих капиталистам) еще при царизме»4.
Для монополистов сахарной промышленности, руководящие круги которых благодаря придворным связям имели возможность эффективного воздействия на правящие верхи, государственно-монополистическое регулирование давало дополнительные преимущества. Бобринские, Балашовы и прочие представители латифундистов-сахарозаводчиков получили новые средства для укрепления своих позиций в борьбе с финансовыми кругами, теснее связанными с крупнейшими российскими банками, стремившимися овладеть сахарным производством и ослабить их руководящую роль в существующих монополистических союзах.
Внутренние противоречия в синдикате не мешали капиталистам целеустремленно обеспечивать с помощью государственного регулирования, направленного на ограничение производства и поддержание монопольных цен, получение максимально высоких прибылей. Последствием подобного антинародного государственного регулирования явилось то, что потребление сахара в дореволюционной России оставалось на крайне низком уровне. Для широких масс населения сахар был не предметом повседневного потребления, а, скорее, роскоши. Таковы были результаты регулирования государством сахарного производства «в пользу магнатов, богачей»6.
Новым, более современного типа органом явился Комитет по распределению железнодорожных заказов при Министерстве путей сообщения, оформившийся в самом начале XX в. Деятельность его свидетельствует о том, что капиталистические монополии тяжелой промышленности охотнее и весьма успешно использовали иные по
45
сравнению с сахарной нормировкой способы государственно-монополистического регулирования. При этом основная тяжесть учетно-регистрационной и распределительной работы сосредоточивалась непосредственно не в тех или иных государственных учреждениях, а в монополистических союзах, где и развертывался соответствующий учетно-регистрационный технический аппарат. Роль Комитета больше сводилась лишь к фактической регистрации уже заключенных монополистами (на основе имеющихся у них данных) соглашений. Здесь не было острой надобности обременять правительственный орган контроля за соблюдением соглашений на местах. При наличии узкого круга крупных покупателей сами монополистические союзы, также объединявшие ограниченное количество предприятий, имели возможность следить за сделками. Ключевое же звено регулирования (утверждение квот, определение цен, выработка технических условий) оставалось под общим надзором царских чиновников, утверждавших новые нормы в государственном органе. На деле при подобных взаимоотношениях монополисты имели возможность обеспечивать всю его деятельность в соответствии со своими интересами 6. По признанию видного деятеля монополий транспортного машиностроения П. Г. Иванова, «с 1904 г. техническая сторона деятельности всех заводов объединяется Комиссией (подвижного состава и тяги при МПС.— В. Л.), ею направляется и регулируется. Ни один, более или менее серьезный, вопрос паровозостроения не проходит помимо Комиссии, делаясь предметом осведомленности, интереса и пользы для всех заводов». Связи монополизированных заводов с этой Комиссией еще более укрепились с 1909 г., когда «Советы представителей паровозе- и вагоностроительных заводов (,,Продпаровоз“ и ,,Продвагон“) стали принимать самое близкое участие в работах Комиссии, в вопросах, имеющих технический и коммерческий интерес для всех заводов». К разработке проектов новых паровозов и вагонов был «привлечен весь состав инженеров, конструкторов, техников и чертежников технических контор отечественных заводов». Вскоре более регулярным, последовательным и действенным становится участие монополий в Комитете по распределению железнодорожных заказов 7.
Значительное развитие государственно-монополистические тенденции до войны получили в кораблестроении. Сложившаяся здесь и усиленно развивающаяся система государственных заказов частным, судостроительным пред
46
приятиям привела к сближению и взаимопроникновению подразделений Морского министерства и соответствующих монополистических военно-промышленных групп. Между предприятиями-поставщиками и Морским министерством оформились достаточно стабильные формы взаимоотношений. Сущность их свелась к тому, что государственный орган, ведающий распределением заказов, находился в зависимом положении от монополистических союзов. В результате этого, он обеспечивал обогащение капиталистов. Несмотря на отличие его юридической конструкции (совещательный характер) от аналогичного органа государственно-монополистического регулирования, занимавшегося распределением железнодорожных заказов. Совещание по судостроению весьма успешно действовало в интересах монополистического капитала 8.
Если в Комитете по распределению железнодорожных заказов и в Совещании по судостроению государственно-монополистические тенденции вылились в достаточно зрелые формы, то в некоторых других звеньях государственного аппарата самодержавия они имели еще весьма неопределенные, как бы «стертые» черты. В первую очередь это касается некоторых подразделений Военного министерства, связанных с финансированием и приемкой казенных заказов (Главное интендантское управление, Главное артиллерийское управление). Реальное распределение казенных заказов и здесь оказывалось невозможным без заинтересованных финансово-промышленных групп 9.
Более стабильный и оформленный характер элементы государственно-монополистического регулирования имели в системе Министерства путей сообщения, где с участием предпринимателей и при всемерном учете их интересов действовали специальные комитеты. Среди них выделялись Харьковский комитет по доставке минерального топлива и Бакинский комитет по перевозке нефти, возникшие еще в XIX в.10
Особо следует также отметить, что уже в период революции 1905—1907 гг. в России наблюдались первые заметные проявления прямого сотрудничества и взаимодействия аппарата государственной власти и монополистической буржуазии в целях подавления рабочего движения. Ведущие промышленно-финансовые группы крупного капитала не только охотно использовали военно-карательный аппарат самодержавия для «умиротворения» пролетарских масс, но и дополняли его последовательно проводившимися мерами репрессивного воздействия, в
47
первую очередь направленными против сознательных рабочих, руководителей и организаторов революционного движения пролетариата (локауты, увольнения передовых рабочих, «черные» списки, штрафования, система полицейского сыска на предприятиях и пр.). В зачаточной форме в органах, сложившихся на железнодорожном транспорте в 1905—1907 гг. и воссозданных в 1914 г. (Главный комитет по охране железных дорог и особые комитеты при казенных и частных железных дорогах), зримо проявлялись черты государственно-монополистического воздействия на рабочий класс. Перед первой мировой войной аналогичные явления наблюдались и в промышленности. Они заключались, во-первых, в более слаженном взаимодействии антирабочих союзов предпринимателей с полицейскими органами. Во-вторых, они выражались в повседневном сотрудничестве представителей казенных военных заводов Петербурга и соответствующих ведомств с монополистами в местном обществе заводчиков и фабрикантов. При этом инициатором и руководителем совместных и организованных действий, важнейших антирабочих акций являлись не ведомства, а предпринимательские антирабочие союзы. Монополисты эффективно использовали отдельные звенья государственного аппарата в целях подавления рабочего движения, для борьбы с организованным. рабочим классом 11.
К кануну войны в царской России известное развитие получило государственно-монополистическое регулирование лишь отдельных отраслей экономики. Более или менее законченный характер оно имело там, где промышленники сохраняли старые традиционные связи с правительственными верхами (сахарное производство), находились в повседневной зависимости от казны (железнодорожное хозяйство) или от государственных заказов (транспортное машиностроение, военное судостроение и пр.). Правительство, оберегая интересы сахарозаводчиков-латифундистов, магнатов финансового капитала и заправил тяжелой промышленности, путем государственного вмешательства в сферу производства и распределения в их пользу, прибегая к Прямому и косвенному подкармливанию за счет казны, обеспечивало получение ими монопольно высокой прибыли.
При характерных особенностях каждого государственно-монополистического органа со свойственными им различиями в приемах и формах вмешательства в хозяйственную жизнь все они имели принципиально общую основу.
48
Государственное регулирование на деле все же осуществлялось монополистами той или иной особо опекаемой правительством отрасли производства. Даже там, где сложившиеся государственно-капиталистические институты (в винокуренной, табачной и других отраслях промышленности, связанные, в частности, с акцизным ведомством) еще явно доминировали, решающие элементы регламентаций (объем производства, стоимость продуктов и пр.) определялись с учетом предложений монополистических союзов предпринимателей, хотя им приходилось затрачивать огромные усилия, чтобы полнее обеспечить свои интересы и парализовать нежелательные стороны казенно-бюрократического вмешательства.
Оценивая степень эффективности воздействия тех или иных монополистических групп на различные звенья государственного аппарата, нельзя игнорировать и значение некоторых каналов влияния, которыми располагали общероссийские и отраслевые предпринимательские организации. Они выражали, защищали и обеспечивали интересы крупнейших монополистических союзов, руководителям которых в них принадлежала решающая роль. Общеизвестно, что в Совете съездов представителей промышленности и торговли, организационно оформившемся в 1906 г., тон задавали заправилы промышленных монополий и финансового капитала. Здесь заседали не только руководители крупнейших синдикатов («Продамета», «Продугля», «Меди» и др.), но и золотопромышленных, металлургических и текстильных комбинатов, складывающихся военных концернов, нефтяных трестов и объединений сахарозаводчиков. Видные деятели этих же объединений занимали руководящее положение в отраслевых и региональных предпринимательских организациях (съездах промышленников, биржевых комитетах, комитетах торговли и мануфактур, обществах заводчиков и фабрикантов и пр.)12. Естественно, что в конечном счете эти организации проводили линию монополистического капитала, способствуя более эффективному воздействию на те или иные звенья государственного аппарата13. Через них направлялись многочисленные докладные записки, ходатайства и справки. Лидеры их регулярно привлекались к работе ведомственных и междуведомственных совещаний по различным вопросам экономической политики. Значительное воздействие на правительственные круги оказывала и периодическая печать различных организаций капиталистов — орган Совета съездов представителей про
49
мышленности и торговли журнал «Промышленность и торговля», издания региональных съездов горнозаводчиков и локальных предпринимательских объединений («Горнозаводской листок», «Нефтяное дело», «Торгово-промышленный Юг» и др.), а также многочисленные биржевые газеты 14.
Формирование общественного мнения и целеустремленное воздействие на правительственные круги осуществлялось также через «беспартийную» прессу, находившуюся под контролем тех или иных группировок монополистической буржуазии 15.
Возможности воздействия монополистической буржуазии на государственный аппарат самодержавия расширялись благодаря укреплению личных деловых связей с чи-новничье-бюрократической средой. Свое наглядное выражение это получило в том, что высокопоставленные чиновники являлись членами правлений акционерных обществ и паевых товариществ. Оставляя государственную службу, некоторые из них занимали руководящие посты в предпринимательских организациях. Известный чиновник Министерства финансов В. И. Тимирязев становится первым председателем Совета съездов представителей промышленности и торговли, а позже получает кресло министра торговли и промышленности. Распрощавшись с чиновничьей карьерой, он возглавил Совет съездов представителей биржевой торговли и сельского хозяйства. Ответственные посты в общероссийских предпринимательских организациях, покинув ведомственные канцелярии, заняли В. И. Ковалевский, М. М. Федоров, Н. Н. Кутлер и др.16 С другой стороны, перед первой мировой войной на высшие административные должности выдвигаются представители финансово-промышленных кругов, руководители предпринимательских организаций и заправилы крупнейших коммерческих банков. Так, П. Л. Барк (руководитель Волжско-Камского банка и член Совета съездов представителей промышленности и торговли) в конце 1911 г. становится товарищем министра торговли и промышленности17. Перед войной он занимает уже пост министра финансов. В декабре 1912 г. директором Горного департамента Министерства торговли и промышленности был назначен видный деятель Совета съезда горнопромышленников Юга В. И. Арандаренко 18.
Комплексное изучение различных государственно-монополистических органов и каналов воздействия на государственный аппарат монополистических союзов и пред
принимательских организаций дает достаточные основания для вывода, что они были не случайным изолированным явлением, а представляли из себя частные проявления закономерностей исторического развития финансового капитала и монополий в период империализма. Естественно, что взаимодействие монополий и различных органов государственного аппарата при традиционной в России правительственной опеке имели сложный характер. Его было бы ошибочно рассматривать как прямолинейный процесс подчинения, хотя он, несмотря на острую борьбу и постоянные трения, все же протекал при приоритете монополистов и их организаций.
Повседневная практика наглядно свидетельствовала, что на деле никакое плодотворное государственное вмешательство и сколько-нибудь реальный контроль в тех или иных отраслях производства без монополистической буржуазии были невозможны. Однако исторический опыт в этом деле до войны оказался еще крайне кратковременным, чтобы при господстве охранительных побуждений открыть простор для беспрепятственного развития государственно-монополистических органов в соответствии с запросами монополистов. При этом усиливающиеся опасения укрепления позиций магнатов финансового капитала, деятельность которых объективно причиняла известный ущерб экономическим интересам абсолютистского государства, представляя особенно значительную потенциальную угрозу для его будущего, являлись все жо серьезным мотивом, побуждавшим препятствовать осуществлению предлагаемых ими конкретных мер.
Более или менее оформившиеся государственно-монополистические органы до войны действовали совершенна изолированно друг от друга, представляя из себя единичные явления. Они были еще весьма далекими от того, чтобы стать даже самой несовершенной системой государственно-монополистического капитализма. Поэтому важнейшие звенья государственного капитализма, в которых все определеннее оформлялись государственные монополии (кредит, железнодорожное хозяйство, военные заводы), было бы неверно оценивать как проявления государственно-монополистического капитализма. В предвоенные годы государственно-монополистические тенденции, несмотря на вполне зримые их черты, есть основание рассматривать в качестве составной части государственного капитализма. Вычленение их для специального рассмотрения имеет точно ориентированный характер. Этот прием
51
очень важен для изучения корней и истоков государственно-монополистического капитализма, выяснения почвы, «благоприятствующей быстрому превращению его в такую социально-экономическую систему, которая в период империализма в результате дальнейшего развития монополистического капитала при всем ее несовершенстве имела тенденцию к превращению в господствующую. Требовалось известное время и воздействие новых факторов, чтобы противоборствующие тенденции привели к развитию более или менее разветвленной системы государственно-монополистических органов. Война, создав чрезвычайные условия, способствовала ускорению этого процесса, коренным образом изменив соотношение и взаимодействие государственно-монополистических и государственнокапиталистических явлений в российской экономике.
2.	Первые шаги в деле военного государственного регулирования экономики
Развитие военного государственно-монополистического капитализма в России было делом не одного дня. Более того, в первые месяцы войны царизм проводил линию на решение всех вновь возникающих социально-экономических проблем преимущественно традиционными казенно-бюрократическими средствами. В известной степени такой подход был обусловлен безраздельно господствующим официальным пониманием перспектив (размах, продолжительность и пр.) начавшейся войны и даже, возможно, определялся этой военной доктриной.
А. Л. Сидоров убедительно показал, что официальная военно-теоретическая мысль не допускала возможности продолжительной войны, полагая, что она будет скоротечной и даже молниеносной. Такая военная доктрина разделялась правящими кругами и других капиталистических стран. Во Франции, в частности, исходя из предположений о кратковременности войны, разрабатывались проекты мобилизации лишь казенных предприятий 1э. Несколько по-иному выглядело положение лишь в Германии. Планы развязывания молниеносной победоносной войны сочетались с реальными шагами по мобилизации всей экономики. В 1976 г. Рейнхольд Цилх опубликовал в ГДР интереснейшие документы, убедительно свидетельствующие о серьезной финансово-экономической подготов
52
ке первой мировой войны германским империализмом. 26 мая 1914 г. руководство ведомства внутренних дел провело заседание Хозяйственного комитета при участии представителей банков и промышленных монополий. На нем были определены принципы мобилизации торговли и промышленности на основе привлечения к осуществлению этого дела соответствующих предпринимательских организаций и их руководителей 20. Товарищ председателя Совета съездов представителей промышленности и торговли Юга России в 1915 г. так оценил результаты усилий, предпринятых в этом направлении: «В Германии рядом с военным штабом оказался штаб экономический. Он образовался из больших общественных экономических организаций, функционировавших раньше, и он так прошел своей работой по экономическим порядкам страны сверху донизу, что не осталось ни одной области, которой бы он не коснулся и на которую бы он не воздействовал»21.
Осенью 1915 г. в официальной заметке о мобилизации германской промышленности для Особого совещания по обороне заявлялось: «В докладе В. П. Литвинова-Фа лин-ского совершенно правильно указано, что Германия в военно-промышленном отношении подготовлена лучше не только России, но и Франции и Англии». Это объяснялось, во-первых, фактором развития в Германии еще в мирное время мощной частной военной промышленности. Во-вторых, подчеркивалось значение правительственной и добровольной со стороны капиталистов нормировки и унификации изделий: «Германское военное ведомство учло значение нормировки типов и старалось, чтобы нормальные типы фабрикатов соответствовали потребностям армии при мобилизации». В-третьих, выделялась особая роль предпринимательских организаций капиталистов: «Немецкие фербанды и ферейны, возникшие при мобилизации промышленности, обнимают почти все виды военной промышленности Германии и являются опорой снабжения германской армии. Правительство дало некоторым из них, например, металлургическому, шерстяному и продовольственному, даже часть своей власти — право реквизиции соответствующих предметов»22.
В России перед войной не наблюдалось даже робких попыток в этом направлении. Военная доктрина скоротечной войны трактовалась прямолинейно. В связи с этим вопросы организации тыла и принципы мобилизации промышленности в предвоенные годы даже не были поставле-
53
пы 23. Упоминавшийся выше бывший видный чиновник Министерства торговли и промышленности В. П. Литви-нов-Фалинский в одной из подготовленных им записок отмечал, что русская промышленность была менее всего подготовлена к задаче обеспечения боевого и материального снабжения армии во время войны 24. В ноябре 1915 г. он писал: «Первоначально у нас предполагалось, что запасы предметов снаряжения армии достаточно велики, ввиду чего дальнейшая заготовка их производилась в ограниченных количествах»25. После Февральской революции в официальном представлении, датированном 28 июня 1917 г., руководители Министерства торговли и промышленности Временного правительства заявляли о неподготовленности торгово-промышленного ведомства «к руководству торгово-промышленными силами страны», обнаружившейся вскоре после возникновения войны. Когда «стал на очередь вопрос о мобилизации отечественной промышленности», у ведомства «не оказалось ни живой связи с промышленностью, ни даже основательного с нею знакомства». Поэтому оно «лишено было возможности взять на себя, как подобало бы ему, почин в деле организации нашей промышленности для обеспечения армии предметами боевого снабжения»26.
Решение вопросов экономической жизни правящие верхи упорно искали на проторенной дороге казепно-бюрократических регламентаций, совершенствуя различные меры опеки и попечительства. На деле такой подход создавал лишь видимость делового отношения к обостряющимся социально-экономическим проблемам.
Война радикально повлияла как на направление товарных потоков, так и на организацию всего продовольственного дела в стране. Традиционные мировые экономические связи были разорваны. Огромное количество хлеба, обычно направлявшегося за границу, осталось в России. Многомиллионные мобилизации, с другой стороны, увеличивали спрос на продовольствие на внутренних рынках, требовали переброски его по новым направлениям, увеличивая загруженность железнодорожного транспорта, и без того испытывавшего недостаток подвижного состава. Низкая пропускная способность железных дорог и нарастающее расстройство транспорта сами по себе создавали уже условия для спекуляции и роста дороговизны в стране.
Однако в первые месяцы войны правящие верхи этой опасности не придавали особого значения, а возможно,
54
и не осознавали ее. Они были обеспокоены другой проблемой. Резкое сокращение вывоза при избытке товарного хлеба в стране, по их мнению, могло вызвать падение закупочных цен, что немипуемо затрагивало насущные интересы крупных землевладельцев, зависящих от посредников и перекупщиков и стоящих за ними коммерческих бапков. Опасения, что бапки без промедления используют в своих интересах выгодную конъюнктуру рынка, предопределили исходные позиции правящих верхов при организации продовольственного дела. Последовательно защищая интересы своей социальной опоры — помещиков-землевладельцев, самодержавие отвергло предложения представителей крупнейших банков об организации ими дела снабжения страны и армии предметами первой необходимости. По признанию воротил финансового капитала, «банки по обычаю немедленно же были заподозрены не в добрых намерениях, а в стремлении к монополии и крупной наживе и встретили в своих благих намерениях самый суровый отпор»27.
Совет министров еще на заседании 30 июля 1914 г. признал желательным приступить к заготовке хлеба для нужд армии непосредственно от производителей. По предложению А. В. Кривошеина, возглавлявшего Главное управление землеустройства и земледелия, 1 августа Совет министров возложил эту операцию на его ведомство. Было признало целесообразным закупки производить через земские, сельскохозяйственные и кредитные учреждения 28. В соответствии с этим постановлением Государственный банк 5 августа циркулярно предписал управляющим конторами и отделениями всемерно способствовать на местах учреждениям мелкого кредита, которые «должны быть использованы в самых широких размерах для осуществления выпавшей па долю Главного управления землеустройства и земледелия задачи огромной государственной важности»29. Естественно, что мера эта получила самую положительную оценку в дворянско-помещичьих кругах 30.
На местах вся эта работа практически сосредоточивалась в руках местных уполномоченных Главного управления землеустройства и земледелия по закупке хлеба для армии. В состав приемных комиссий при уполномоченных, наряду с чиновниками различных ведомств, вошли деятели буржуазных общественных организаций. Принцип представительства «общественности» был выдержан и при назначении самих губернских уполномоченных.
55
В числе их имелось 3 члена Государственного совета, 7 — Государственной думы, 20 руководителей земских управ, 4 председателя биржевых комитетов и 5 уполномоченных правлений железнодорожных обществ 31.
Однако царские чиновники привлекли лишь отдельных лиц, а не те или иные общественные и предпринимательские организации. Такой подход не мог изменить казеннобюрократической организации всего дела 32.
Подобная оценка не опровергается и тем фактом, что регламентация продовольственного снабжения в потребляющих центрах (таксировка цен, ограничения вывоза и пр.) производилась при участии предпринимательских организаций. Совет министров еще 23 сентября 1914 г. признал необходимым дать указание о том, чтобы установление цен на предметы первой необходимости происходил» при содействии местных биржевых комитетов или торговцев, занятых в этой отрасли торговли 33. Фактически таксы составлялись и пересматривались комиссиями в большинстве случаев при ближайшем участии и по указаниям самих торговцев. Они не ограничивали, а лишь фиксировали фактическое движение рыночных цен34. Участие представителей буржуазии, хотя для них оно являлось залогом, достаточно обеспечивающим их корыстные интересы, не могло изменить казенно-бюрократического характера подобного регулирования. Эти меры нельзя было признать сколько-нибудь серьезным шагом на пути упорядочения продовольственного снабжения, даже исходя из классовых интересов буржуазии. Чем дальше, тем больше они были чреваты зарождением нежелательных для них тенденций, угрожавших большими социальными потрясениями.
Организация массового спроса на товарный хлеб путем государственных закупок дополнялась системой государственного кредита землевладельцам и почти повсеместным его прекращением для торговцев, а также под дубликаты документов за хлеб. Естественно, что такая линия на ограничение кредита не получила одобрения в торгово-промышленных кругах. Особенно отрицательное отношение к ней выразили 28 августа представители общероссийской биржевой организации на своем совещании в Совете съездов в связи с обсуждением вопроса о хлебной кампании 1915—1916 г. На нем было признано, что «стеснение торговцев в кредитной помощи представляется крайне нежелательным, прежде всего с точки зрения инте
56
ресов сельского хозяйства страны и снабжения ее населения продовольствием»35.
Общая сумма ссуд Государственного банка землевладельцам под хлеб на 1 января 1915 г. составила почти 50 млн руб.36 В официальных правительственных изданиях эта мера получила очень высокую оценку. В них прямо указывалось: «Государственный банк предотвратил массовое выбрасывание хлеба на рынок в самый неблагоприятный для этого момент и создал необходимые условия для позднейшей более благоприятной реализации урожая»37.
Отмеченные выше два фактора оказали положительное воздействие на рыночную конъюнктуру в интересах помещиков. А. В. Кривошеин в речи на первом заседании Особого совещания по продовольственному делу утверждал, что в течение первого года войны, «несмотря на отсутствие вывоза, хлеба, заготовленные для казны, не отличались резко по цене и в общем превышали средние за пятилетие продажные цены»38.
Такие результаты последовательно проводимых государственных регламентаций выдавались за благо. Но очень скоро в правительственных кругах и в предпринимательских организациях, всерьез против них не возражавших, начинают звучать другие мотивы. Председатель Петроградской Калашниковской хлебной биржи В. Н. Воробьев, выступая на совещании о мерах борьбы с повышением цен на предметы первой необходимости и продукты, созванном Главным начальником Петроградского военного округа 24 января 1915 г., заявлял: «Мы думали, что когда закрыли порты, то у нас в России будет переизбыток. Ошибался не только я, но и многие. Этой же точки зрения держались и другие учреждения, как Советы съездов, биржевые комитеты других районов и даже само правительство, вероятно, так думало. Оно было озабочено тем, какие нужно принять меры, чтобы производители хлеба не очутились в таком положении, чтобы остаться без покупателей с низкими ценами... На практике, как я уже говорил, ошиблись мы все и вся Россия».
Воробьев пытается найти объективные причины (плохой урожай, закупки для армии) перебоев в продовольственном снабжении. В конечном же счете он вынужден был все же заявить, что «в настоящий момент, начиная от мужика до помещика, от скупщика и кончая крупным спекулянтом, все выжидают и не продают», что «всю страну охватила спекуляция»39. Действительно, все при
57
вилегированные классы и слои населения наживались на войне: кулаки и скупщики, помещики и крупные торговцы, придворные круги и банковские воротилы.
Руководители крупнейших петроградских банков, критикуя в начале 1916 г. организацию продовольственного дела, складывавшуюся с августа 1914 г., утверждали, что банки и торговые организации были устранены от дела продовольственного снабжения 40. В этом заявлении, при известной доле истины, содержится очень большое преувеличение. Дело в том, что в течение первого года войны регламентация заготовок продовольствия осуществлялась исключительно при закупках для нужд армии и касалась лишь меньшей части товарного зерна. По данным В. Г. Громана, в сезон 1914—1915 гг. такие операции охватили не более 35% общего количества хлеба, поступившего на рынок 41. Бдлыпая часть продовольственных продуктов в производящих губерниях первоначально не подвергалась регулированию, а затем стала подчиняться ограниченным местным регламентациям, которые не могли сколько-нибудь серьезно посягать на всевластие банков и крупного капитала в хлебпой торговле. Именно здесь, на вольном рынке, деятельность банков развернулась настолько широко, что давала полные основания для утверждений об организации ими спекуляции хлебными продуктами 42.
На официальных заседаниях государственных органов открыто указывалось, что банки давали подтоварные ссуды своим агентам, которые задерживали подвоз и поднимали цены, что особенно активно такими операциями занимались Сибирский и Русский для внешней торговли банки 43. Об устранении частного торгового аппарата из сферы торговли продовольствием, следовательно, не могло* быть и речи.
Неверно все же говорить и о том, что закупки для армии проводились без участия торгового аппарата, действовавшего ранее на хлебном рынке. Уже в конце 1914 г. для торговцев был даже разрешен кредит Государственного банка. А. В. Кривошеин прямо признавал, что, только используя торговцев, можно было собрать «крестьянское» зерно 44. Однако предпринимательские организации буржуазии в целом были далеки от того, чтобы стать организующими центрами продовольственного снабжения.
Казенно-бюрократический подход к организации продовольственного дела предопределял малоэффективность усилий уполномоченных на местах, которые, по признанию
58
Военного министерства, «в некоторых случаях встречали почти неодолимые затруднения по отсутствию соответствующих предложений на рынке». Выход из положения пытались найти путем совершенствования тех же казенно-бюрократических регламентаций. 17 февраля 1915 г. появляется закон, по которому командующие войсками военных округов и за пределами театра военных действий получили право производить реквизиции и запрещать вывоз продуктов из одних районов страны в другие. Однако кратковременное действие этого закона имело лишь отрицательные последствия, что заставило военного министра уже 6 июля 1915 г. решительно требовать его отмены и добиваться введения так и не осуществленной в проектируемом виде военно-продовольственной повинности 45.
К весне 1915 г. в деле продовольственного снабжения все более назревала необходимость осуществления более радикальных и эффективных государственных мероприятий.
Нельзя специально не остановиться на вопросе об организации в первые месяцы войны торговли сахаром. Как уже отмечалось, в сахарной промышленности и торговле до войны действовал механизм государственной сахарной нормировки, нацеленный на ограничение производства сахара и установление на него с помощью демпинга высоких (не ниже определенного уровня) цен на внутреннем рынке, обеспечивающих прибыли монополистов-сахарозаводчиков и верные доходы казне. В результате последовательного осуществления этой линии было «задержано устройство новых крупных заводов и положен предел производству сахара»46. Это основное направление государственно-монополистического регулирования первоначально сохраняется и во время войны.
В первые месяцы войны сахарозаводчики и правительство были озабочены не организацией бесперебойного снабжения населения сахаром, а предотвращением возможного падения на него цен в связи с сокращением вывоза. Удовлетворяя требования монополистов, Министерство финансов в августе 1914 г. учредило в Киеве при управляющем местной конторой Государственного банка финансовый комитет, в который вошли их представители. Этот орган должен был обеспечивать активную помощь нуждающимся в кредите предприятиям. Одновременно Всероссийское общество сахарозаводчиков добилось увеличения размера ссуд, выдававшихся под залог недвижимого имущества 47. Сахарозаводчики решительно возра
59
жали даже против выпуска сахара на рынок из «запасов». Они полагали, что повышение цен на сахар, наблюдавшееся в районах, далеких от его производства, объясняется исключительно отсутствием железнодорожного подвоза. Они утверждали, что в местах производства цены стояли ниже предельных 48. Как и в прежние годы, Всероссийское общество сахарозаводчиков, определяя размеры сахарного производства на 1915—1916 гг., в начале 1915 г. все еще руководствовалось предположением, что предложение сахара в стране превышает потребность. В подготовленном расчете производство сахара ограничивалось 110 млн пудов при неприкосновенном запасе в 10 млн пудов 49. Хотя 23 июня 1915 г., в соответствии с представлением министра финансов, были несколько увеличены предельные нормы производительности и выпуска продукции с сахарных заводов, политика правительства в деле регулирования сахарного производства пока оставалась неколебимой.
Еще менее результативными в первые месяцы войны были крайне ограниченные попытки вторжения в сферу производства и сбыта ведущих отраслей промышленности.
Проекты мобилизации, имевшие более или менее определенные очертания, по преимуществу нацеливались первоначально на милитаризацию труда рабочих военных заводов. Так, 29 июля 1914 г. Военное министерство внесло в Совет министров подготовленный Главным артиллерийским управлением (ГАУ) проект правил об объявлении «казенных заводов, изготовляющих предметы, необходимые для обороны государства, на особом положении». В соответствии с проектом список предприятий (заводы, арсеналы и мастерские) военного и морского ведомств, переводимых на «особое положение», утверждался Советом министров. За этими предприятиями закреплялись рабочие, которые лишались права перехода на другие заводы и фабрики. Существующее законодательство отменялось, и устанавливался особый режим работы, предполагающий жесткие карательные меры (вплоть до тюремного заключения) за небрежное выполнение работы и за неявку на рабочее место. Милитаризация указанных промышленных предприятий на деле, следовательно, оказывалась не чем иным, как введением военной каторги для рабочих б0. Подготовленный проект наряду с казенными предприятиями предполагалось распространить на 22 частных завода, изготовлявших орудияя
60
лафеты, башни, оружие, боевые припасы, броню, главные судовые машины и пр.51
Совет министров 3 августа 1914 г. в принципе утвердил представленный проект, но признал несвоевременным его осуществление. В декабре 1914 г. и феврале 1915 г. военное ведомство снова пыталось добиться реализации этого проекта и снова потерпело неудачу. Правительство отклонило его, согласившись с Министерством внутренних дел в том, что эта мера может лишь вызвать волнения в рабочей среде 62. Высшие царские чиновники признали реализацию этой меры делом «несвоевременным и могущим подать повод к нежелательным толкам и волнениям». Однако они все же склонились к тому, чтобы особое междуведомственное совещание при Военном министерстве рассмотрело вопрос «о возможности применения к русским промышленным заведениям, изготовляющим предметы, служащие для нужд государственной обороны, принятого и с успехом действующего во Франции порядка милитаризации соответствующих предприятий и объявления технического персонала, равно как и всех служащих и рабочих, состоящими на военной службе»63.
Значительно меньшая инициатива проявлялась в деле мобилизации и военно-хозяйственного регулирования основных отраслей промышленного производства. Хотя и здесь нельзя не отметить некоторого расширения контактов между руководителями экономических ведомств и представителями ведущих предпринимательских организаций. Так, «со дня начала войны» министр торговли и промышленности С. И. Тимашев интересовался изучением положения различных отраслей промышленности. По средам у него «собирались в частном совещании крупные представители различных отраслей промышленности и разных районов для выяснения текущего положения дел»54. Однако сколько-нибудь заметных шагов в направлении мобилизации промышленности еще не предпринималось, что вызывало недовольство в торгово-промышленных кругах. Настроение это выражал, в частности, печатный орган Совета съездов представителей промышленности и торговли журнал «Промышленность и торговля».. В номере, вышедшем 15 сентября 1914 г., утверждалось: «Теперешняя политика проволочек в деле налаживания экономической жизни должна быть оставлена. Этой работе промышленность готова служить всеми силами». Положительной оценки удостоились лишь некоторые шаги правительственных органов, направленные к использова-
61
нию существующих предпринимательских организаций бб.
Военное ведомство в это же время также признает неудовлетворительность существующего положения, хотя и по несколько иным мотивам. Исходным пунктом обсуждения вопроса о введении регламентаций промышленного производства послужило сообщение в ГАУ главнокомандующего 6 армией, получившего агентурные сведения о том, что в ближайшем будущем на Путиловском и других военный частных заводах, выполняющих заказы военного и морского ведомств, возможны «предумышленные задержки».
В связи с этим он предложил «возложить на начальников главных управлений Военного и Морского министерств наблюдение за деятельностью частных заводов, изготовляющих заказы означенных ведомств, предоставив в этом отношении начальникам главных управлений права начальников казенных заводов». Этот вопрос был незамедлительно рассмотрен совещанием, проходившим под председательством помощников военного министра и при участии начальника Главного управления кораблестроения Морского министерства. Совещание признало «установление особых мер надзора за деятельностью частных заводов в военное время необходимым, но не сочло возможным одобрить меры, предполагавшиеся главнокомандующим 6-й армией. Для выработки мероприятий, необходимых для осуществления надзора, была создана особая комиссия под председательством начальника ГАУ. Проект правил (3 пункта), подготовленный комиссией, 11 сентября 1914 г. был представлен в Военный совет, а через него — в Совет министров. 7 октября Совет министров одобрил его без каких-либо существенных изменений»66.
Вслед за тем 17 октября 1914 г. царь утвердил в порядке статьи 87 особый журнал Совета министров «Об установлении надзора за деятельностью промышленных заведений, исполняющих заказы военного и морского ведомств». На основе этого постановления на время войны вводились некоторые меры контроля за деятельностью промышленных заведений, выполнявших заказы военного и морского ведомств. Управляющим соответствующих предприятий вменялось в обязанность немедленно сообщать уполномоченным министерств «сведения о каждом принятом названными предприятиями заказе, как казенном, так и частном». Эти уполномоченные получали также право «во всякое время» требовать от руководителей пред
62
приятий «на просмотр рабочие журналы всех мастерских»^ руководители обязаны были «следовать указаниям уполномоченных относительно очереди работ». Владельцы предприятий должны были также принимать «все необходимые меры к устранению задержек в исполнении заказов»57. В какой-то степени этот закон закрепил складывающуюся практику, ибо еще 4 сентября 1914 г. на заводы, удовлетворяющие военные нужды, была уже возложена обязанность выполнять в первую очередь ведомственные заказы, а затем уже частные. Казна получила также право реквизиции предприятий и отчуждения принадлежащих им материалов 58. Регламентации нового закона имели крайне уязвимое место, заключающееся в их декларативности. Какого-либо единого органа, призванного координировать усилия чиновников разных ведомств по обеспечению первоочередности выполнения тех или иных заказов, создавать не предполагалось. Обеспечить же реальный контроль путем общих директив и бюрократических распоряжений было просто невозможно. Поэтому, видимо, подобное чиновничье-бюрократическое творчество не встретило заметного противодействия в предпринимательских кругах.
При этом консультативно-совещательная роль предпринимательских организаций на первых порах пока еще удовлетворяла руководителей Совета съездов представителей промышленности и торговли. 1 января 1915 г. журнал Совета съездов в редакционной статье сделал весьма (и даже чрезмерно) положительный вывод о работе промышленности в первые военные месяцы: «Промышленность пока справилась с положением, созданным войной. Мы можем с удовлетворением сказать, что тяжелое испытание войны промышленность несет пока с честью»59. Столь оптимистичная оценка обусловливалась и тем, что некоторые общие пожелания, касавшиеся значительных общегосударственных проблем, высказывавшиеся руководителями Совета съездов, в соответствующих ведомствах встречали весьма благожелательный прием.
Еще 25 июля 1914 г., обсудив перспективы снабжения страны топливом, Совет съездов представителей промышленности и торговли постановил ходатайствовать об организации специального комитета, призванного обеспечить более целесообразное распределение топлива между потребителями. В ответ на это ходатайство при Министерстве1 торговли и промышленности 7 августа 1914 г. был создан Центральный распорядительный комитет по снабжению
63
топливом. Наряду с представителями ведомств в него вошли руководители Совета съездов представителей промышленности и торговли и иных предпринимательских организаций, особо заинтересованных в добыче и потреблении топлива 60.
На первом заседании Центрального комитета 11 августа 1914 г. представители промышленности выразили свое полное сочувствие созданию нового органа. Председатель комитета его задачи определил следующим образом: «Выяснение потребности в каменном угле разных потребителей и текущей производительности угольных копей, принятие мер к увеличению сей производительности и вообще к усилению снабжения топливом, а также урегулирование его распределения». В первую очередь комитет намеревался «выявить потребность в топливе, сверх обеспеченных запасов, во всех районах». Он рассчитывал провести эту работу через порайонные комитеты МПС и принять безотлагательные меры к снабжению Прибалтийского района, включая Петербург. От МПС предполагалось получить сведения о количестве угля, которое можно было перевезти из Донбасса к Петербургу и Риге 61.
Деятельность комитета все время носила сугубо совещательный и консультативный характер. Он больше обсуждал и выяснял положение с добычей угля и с его перевозками по железным дорогам, почти не осуществляя каких-либо реальных распорядительных функций 62. Намеченные им конкретные мероприятия, весьма немногочисленные, приводились в исполнение другими правительственными органами. При содействии комитета был решен, в частности, вопрос о бесплатной доставке рабочих в Донбасс.
Совет министров 6 февраля 1915 г. постановил, во-первых, восстановить «бесплатную перевозку законтрактованных рабочих, отправляющихся на заработки на каменноугольные копи Донецкого бассейна», отмененное самим же Советом 17 октября 1914 г. Во-вторых, министру внутренних дел было предложено позаботиться об устранении «паспортных затруднений к отходу рабочих на работы в вышеупомянутые копи»63. Эта наиболее значительная мера, проводимая непродолжительное время и ограниченная территориально, не смогла оказать заметного влияния на приток рабочих и увеличение добычи угля. Тем временем угольный голод в потребляющих центрах продолжал обостряться 64.
64
При сложившейся обстановке возможности комитета, созданного при Министерстве торговли и промышленности, оказались крайне ограниченными. Дело в том, что последствия сокращения добычи угля еще не отразились на потребителях, ибо его не удавалось отправлять в места назначения из-за недостатка подвижного состава и ограниченной пропускной способности железнодорожной сети. В декабре 1914 г. Совет Московского общества заводчиков и фабрикантов обратился, в частности, в Совет министров, с тревогой указывая «на бедственное положение, в котором находится промышленность Московского района, вследствие почти полной приостановки подвозки топлива, каменного угля, антрацита и кокса... Запасы топлива на фабрично-заводских складах подходят к концу и в начале января совершенно иссякнут. Многие фабрики и заводы имеют запасы уже только на несколько дней, а иные приостановили работы частью или полностью»65. Имеющийся на шахтах уголь не поступал на фабрики и заводы. В материалах Особого совещания по топливу утверждалось даже, что «отчасти этим обстоятельством и объясняется невмешательство Комитета по распределению топлива в условия угольной промышленности»66.
Характерно и то, что Совет министров еще в начале войны принципиально одобрил всеобщую реквизицию минерального топлива Донецкого бассейна. Однако затем приведение в исполнение этой меры было отложено 67. Причины такого положения, видимо, заключались в борьбе различных групп монополистической буржуазии, часть которых решительно выступала против любых попыток монополизации угольной промышленности при участии государства. Тем не менее высокопоставленные царские чиновники решение проблемы все же пытались искать на проторенном пути совершенствования казенно-бюрократических регламентаций и усиления чрезвычайных мер. Военный министр В. А. Сухомлинов, в частности, вошел в Совет министров с предложением объявить район Донецкого бассейна и обслуживающие его железные дороги на военном положении с предоставлением наказному атаману Войска Донского прав главноначальствующего. Представление не получило одобрения по той, видимо, причине, что военный министр (на что обратил внимание министр торговли и промышленности) не мог предложить каких-либо конкретных мер, направленных на решение задачи улучшения снабжения топливом после введения военного положения 68.
3 в. Я. Лаверычев	65
Не меньшую остроту приобретали и вопросы снабжения нефтяным топливом. Еще перед войной правительство приняло решение одобрить проекты организации казенной добычи нефти, подготовленные Министерством торговли и промышленности. Они форсировались в первые месяцы войны и в начале 1915 г. были дополнены проектом строительства в Баку казенного нефтеперегонного завода 69. Однако развитие подобных государственно-капиталистических тенденций происходило больше лишь на бумаге, а не в реальной действительности. Правительство не располагало ни средствами, ни техническим аппаратом для оперативного решения поставленных задач.
Отмечаемое стремление обеспечить крайне ограниченное военное государственное регулирование в первую очередь путем традиционных казенно-бюрократических регламентаций позволяет объяснить, казалось бы, совершенно неожиданную даже для условий военного времени акцию. По представлению министра путей сообщения Совет министров принял решение о прекращении с 1 января 1915 г. деятельности Комитета по распределению железнодорожных заказов 70. Николай II 5 ноября 1914 г. утвердил Особый журнал Совета министров, в соответствии с которым функции Комитета по распределению железнодорожных заказов и их выдаче «перешли к Управлению железных дорог и Отделу по испытанию и освидетельствованию заказов Министерства путей сообщения». Цены же на предметы, изготовлявшиеся по этим заказам, теперь стали определяться Особой комиссией под председательством товарища государственного контролера А. И. Маликова 71. Несмотря на бюрократический состав комиссии, интересы промышленных монополий были достаточно обеспечены, ибо представители соответствующих союзов капиталистов являлись обязательными участниками тех заседаний, на которых решались касающиеся их вопросы. На заседании Комитета по делам металлургической промышленности 12 января 1917 г. определенно указывалось, что «в этой комиссии устанавливаются цены железнодорожных принадлежностей и в установлении этих цен принимают участие сами заводчики»72.
Взаимоотношения с соответствующими подразделениями Министерства путей сообщения у представителей монополий также сохранились на достаточно дружественной основе. Так, в частности, надзор за порядком заготовки предметов оборудования путей 15 апреля 1915 г. министерством был возложен на инженеров отдела по
66
испытанию и освидетельствованию заказов. Этот отдел издал инструкцию, в соответствии с которой реальным распределением заказов на деле по-прежнему занимался, в частности, синдикат «Продамета». Управление делами синдиката снабжало «все свои заказы соответствующим штемпелем на основании представляемых заказчиками подлинных удостоверений, копии коих, заверенные соответствующими управляющими конторой общества, прилагаются к заказам»73.
Если не учитывать общей линии правительственной политики первых месяцев войны на расширение казенно-бюрократических регламентаций, то решение об упразднении Комитета по распределению железнодорожных заказов нельзя бы было не признать совершенно неожиданным и противоречащим обстановке. Тем более что буквально перед войной промышленные и железнодорожные монополии пришли к взаимному соглашению и единодушно признали за этим органом право на существование 74.
Стремление с помощью подобных мер сугубо казеннобюрократических регламентаций вызвать появление новых вагоно- и паровозостроительных предприятий выглядело по крайней мере нереалистично. Они могли лишь несколько ослабить или ограничить промышленные монополии, побуждая их руководителей по каждому конкретному случаю обивать пороги министерских канцелярий. Такая линия вполне согласовывалась с общей тенденцией правительственных казенно-бюрократических регламентаций первых месяцев войны. Она имела один бесспорный результат: между монополистами и государственными органами сохранялась определенная дистанция, которая несколько затрудняла дальнейшее проникновение монополий в государственный аппарат.
То, что при таком подходе ущерб причинялся делу государственного регулирования ведущих отраслей экономики, очевидным становилось далеко не сразу. Отрицательные последствия проявлялись в результате более или менее длительной практики. Однако сама жизнь показала полную несостоятельность расчетов «прижать» монополии транспортного машиностроения, упразднив Комитет по распределению железнодорожных заказов. Чиновники МПС не могли изменить положения. Истинным хозяином дела снабжения российских железных дорог, несмотря на закупки подвижного состава в США,) все же оставались отечественные промышленные, моно
3*
67
полии, хотя в среде их участников и обнаруживались тенденции к перераспределению сил.
В условиях военного времени крайнюю остроту приобрела транспортная проблема. Вопрос об общем управлении железпыми дорогами России разрешался крайне неудовлетворительно, тем же чисто бюрократическим путем, который не учитывал требований реальной действительности. Все дороги театра военных действий были переданы в полное подчинение фронтам и отдельным армиям. «Вследствие такого решения вместо одного хозяина на железнодорожной сети появилось шесть хозяев, да еще с различными правами в отношении распоряжения кредитами и с различными способностями проявлять инициативу и принимать на себя ответственность». Этими хозяевами являлись: 1. Министерство путей сообщения. 2. Северо-Западный фронт. 3. Юго-Западный фронт. 4. Три отдельные армии — 6-я, 7-я и Кавказская 7б-7в.
Учреждение 29 июля 1914 г. при Управлении железных дорог МПС Особого распорядительного комитета по перевозкам военного времени, созданного «для согласования требований военного времени с эксплуатационными средствами железных дорог», не смогло изменить положения 77. Функции и обязанности этого нового органа не были согласованы с деятельностью уже существующего Центрального комитета по урегулированию массовых перевозок грузов и с его региональными подразделениями, а прифронтовые дороги по-прежнему не подчинялись МПС 7в.
В 1914 г. руководители предпринимательских организаций и монополистических союзов еще довольно спокойно воспринимали все подобные чиновничьи эксперименты и в какой-то степени пытались даже приспособиться к новым структурным подразделениям тех или иных ведомств. Потребности экономической жизни, однако, все больше диктовали необходимость создания более рациональных и перспективных форм государственного регулирования, несовместимых с практикуемыми в преобладающей степени принципами казенных бюрократических регламентаций и опеки.
В самом начале 1915 г. позиция ведущих предпринимательских кругов начинает приобретать большую определенность. Хотя они еше не могут противопоставить казенно-бюрократическим регламентациям своей основательной и четко продуманной альтернативной линии,
68
но их уже, видимо, практика, сложившаяся в первые месяцы войны, все более не удовлетворяет. Именно в начале января 1915 г., идя навстречу пожеланиям руководителей военно-промышленных концернов, возглавлявшихся Русско-Азиатским, Международным и другими крупнейшими банками, Совет съездов представителей промышленности и торговли провел закрытое заседание об организации производства снарядов на частных заводах 79. На основе этого обсуждения он представил в Совет министров 12 января записку «О мерах по обеспечению своевременного выполнения заказов на оборону и обеспечению армии боевыми снарядами». В соответствии с интересами монополистов в ней предлагалось предоставить (по примеру Франции) крупным заводам, получившим государственный заказ, право передавать его по частям другим предприятиям. Принцип производственной кооперации, по существу содержавший в себе элементы принудительного объединения, весьма недвусмысленно намечалось при этом использовать в целях укрепления привилегированного положения крупнейших предприятий-фаворитов, олицетворявших в машиностроении важнейшие монополистические союзы. Распределение же заказов и определение условий их выполнения хотели сосредоточить в специальном совещательном органе — Особом совещании, созданном по образцу существующего с 1908 г. при Морском министерстве Особого совещания по судостроению. Представители предпринимательских организаций вместе с чиновниками различных ведомств должны были участвовать в работе совещания, наделенного широкими полномочиями и правом немедленного решения вопросов о выдаче заказов и их условиях. Суть проекта, авторство которого принадлежало руководителю Русско-Азиатского банка А. И. Путилову, по мнению военного министра А. А. Поливанова, сводилась к тому, чтобы в этом совещании представители промышленности, получив заказы, распределяли их между собой. Совет министров отклонил притязания монополистов 80.
Для царского правительства казалось еще неприемлемым удовлетворение даже столь умеренных пожеланий. В известных пределах оно допустило лишь реализацию планов объединения частной промышленности крупнейшими монополизированными предприятиями. Было принято, в частности, предложение Путиловского завода, объединявшего восемь предприятий, контролировавшихся Русско-Азиатским и Международным банками, при уча
69
стии общества Шнейдер-Крезо. Некоторая задержка с заключением контракта для этой группы в значительной степени объяснялась тем, что общество Путиловских заводов стремилось получить заказ на более выгодных условиях, неоднократно повышая цены на снаряды81.
Что же касается руководящих государственных органов, то представители монополий в начале 1915 г. пе имели даже оснований надеяться на успех своих ходатайств. Дело в том, что решение волнующего их вопроса снова осуществлялось чисто бюрократическим путем. 1 января 1915 г. была создана «Особая распорядительная комиссия по артиллерийской части», возглавлявшаяся вел. кп. Сергеем Михайловичем. Она должна была обеспечить прочную связь «между действующей армией и органами, ведающими изготовлением и снабжением предметами артиллерийского снаряжения». Деятельность ее была малоэффективной. Она не только не вносила позитивных изменений, но иногда и способствовала дезорганизации дела боевого снабжения армии 82.
Для сравнения можно напомнить, что в Германии особый Центральный военно-промышленный совет по инициативе Вальтера Ратепау, возглавлявшего Всеобщую компанию электричества, был создан 9 августа 1914 г. В высший орган этой организации помимо авторитетных представителей правительства вошли 24 представителя банковских и промышленных монополий. Организация состояла из семи главных подразделений и была призвана обеспечить работу всей промышленности, подчиняя ее задаче обеспечения «централизованного, планомерного и согласованного руководства производством»83.
Как царское правительство, так и российская буржуазия даже в январе 1915 г. были еще весьма далеки от понимания необходимости подобного комплексного подхода к мобилизации и регулированию промышленного производства.
Несколько большую активность монополистическая буржуазия проявляла в сравнительно ограниченных сферах, являвшихся предметом ее особо пристального внимания. В частности, по инициативе представителей финансовой олигархии в самом начале войны появилось Постоянное междуведомственное совещание (комиссия) по вопросам внешней торговли. В совещании наряду с чиновниками заседали руководители торгово-промышленных организаций (Совета съездов представителей промышленности и торговли, Российской экспортной палаты,
70
Русско-английской и Русско-французской торговых палат). Совещание принимало решение о вывозе товаров за границу и высказывало мнение о возможности выдачи иностранной валюты частным лицам 84. Это дело обрастало различными подсобными учреждениями. При Совете съездов представителей промышленности и торговли возникла комиссия «для выяснения минимальных количеств безусловно необходимых материалов», ввозимых из-за границы. На заседании этой Особой комиссии по внешней торговле 12 декабря 1914 г. было одобрено объединение предпринимателей для закупки металла за границей в четыре группы. Первую из них (уральские заводы) представлял съезд горнопромышленников Урала, вторую (часть южных заводов) — синдикат «Продамета», третью составляли заводы, объединенные Русско-Азиатским банком, а четвертую возглавляло Петроградское общество заводчиков и фабрикантов. Лишь небольшая часть — по преимуществу мелких — заводов пе вошла в эти группы и должна была действовать самостоятельно через посредство Особой комиссии 85.
При Министерстве торговли и промышленности существовала также комиссия во главе с В. П. Литвино-вым-Фалинским, выяснявшая количество потребных металлов, ферросплавов и резины. Сведения для нее готовились и обществом «Продамета». Министерство финансов ассигновало на заготовку дефицитных материалов за границей 20 млн руб. золотом. Эту операцию комиссия перепоручила Русско-Азиатскому банку 86. Однако банк осуществлял закупки по очень высоким ценам, и вскоре ГАУ отказалось от его услуг 87.
Несколько больший простор самостоятельности был предоставлен монополистам руководителями Главного интендантского управления (ГИУ). Еще 4 августа 1914 г. здесь также был создан Совещательный комитет по делам заготовлений в военное время предметов, необходимых для армии и флота 88. Однако этот бюрократический орган был неспособен выполнить свои задачи без содействия предпринимательских организаций. Резкое увеличение объема военных заказов побудило ГИУ при организации этого дела всецело опираться на объединения текстильных фабрикантов. Уже 6 августа 1914 г. при Московском биржевом комитете была создана особая комиссия по интендантским поставкам, состоящая исключительно из фабрикантов хлопчатобумажной промышленности. В комиссии вырабатывались образцы тканей, фак
71
тически определялись на них цены и даже по поручению интендантства производилась их приемка от предприятий. В суконной промышленности аналогичные функции с самого начала войны, по предложению интендантства, выполнялись Обществом фабрикантов суконной промышленности. Аналогичные обязанности были возложены и на Всероссийское общество льнопромышленников 89.
Необходимость обеспечения армии обувью заставила царские власти с первых же дней войны прибегать к регулированию рынка, осуществлявшемуся на местах сугубо бюрократическим путем (запреты, регламентации и пр.). Еще в октябре 1914 г. правительство предписало губернаторам организовать шитье сапог для армии. В ряде губерний в связи с приказами губернаторов о принудительном изготовлении сапог для армии возникали «особые коллегии из представителей земств и городских управлений, а также заинтересованных представителей торговли, промышленности, кооперативов». Эти организации обеспечивали выполнение тех или иных заказов, принимали меры к получению сырья и поддержания на него нормальных цен 90. Стремясь обеспечить кожевенные предприятия сырьем, губернаторы стали запрещать свободную торговлю и вывоз его за пределы «своих» губерний, вводить предельные цены на сырье, проводить реквизиции кожевенного товара. Не давая, однако, положительного эффекта, эти меры нарушали работу предприятий и причиняли ущерб предпринимателям, что ускорило их объединение 91.
Объединительная работа в других производствах также формально развертывалась под руководством различных ведомств. В частности, организацией заготовок шерстяных перчаток для армии занялось Главное управление землеустройства и земледелия (ГУ33), которое монополизировало в своих руках сырье. Вся непосредственная практическая работа еще осенью 1914 г. сосредоточилась в Боровичском уездном земском управлении, при котором возникла специальная комиссия. Она взяла на себя «ближайшее наблюдение» за всеми операциями, которые осуществлялись Боровичско-Валдайским союзом кооперативов, в начале 1915 г. объединявшим более 1000 кустарей 92.
Перечисленные разрозненные мероприятия не могли еще, однако, определить общих принципов военного государственно-монополистического регулирования. Они касались лишь сравнительно частных сторон экономи
72
ческой жизни страны. Преобладающими в деле государственного регулирования экономики в начале войны оставались тенденции административного диктата и опеки, сопровождавшиеся, по существу, отказом от сколько-нибудь планомерного использования аппарата предпринимательских организаций и союзов. Эта тенденция отражалась и в стремлении правящих кругов расширить полномочия Совета министров. В соответствии с царским рескриптом от 24 июля 1914 г. он получил право решать ряд вопросов в случае отъезда Николая II из столицы. Хотя на практике эти чрезвычайные полномочия так и не были реализованы, симптоматична сама попытка их осуществления, минуя Государственную думу и Государственный совет 93.
Укрепление позиций высшей власти, культивирование административно-чиновничьего диктата и опеки как бы противостояли другой тенденции — возрастанию роли и значения различных организаций, созданных и создаваемых непосредственно крупным капиталом или при активном участии его представителей. Несмотря на их сравнительную (с Германией и другими ведущими капиталистическими странами) недоразвитость, они все же имели определенные потенциальные возможности для более активного участия в формировании военного государственно-монополистического капитализма в стране. Эта относительная слабость и все же недостаточная авторитетность как общероссийских (Совет съездов представителей промышленности и торговли, Совет съездов представителей биржевой торговли и сельского хозяйства), так отраслевых и региональных предпринимательских организаций, поверхностная консолидация их усилий позволяли царскому правительству упорнее цепляться за несостоятельные и по форме и по содержанию казенно-бюрократические регламентации, больше создававшие видимость государственного контроля и регулирования, а на деле крайне далекие от их реального осуществления.
73
3.	Роль капиталистических монополий при создании первых центральных регулирующих органов
В начале 1915 г. в связи с нарастающими неудачами на фронте и тщетностью попыток с помощью разрозненных и бессистемных мер обеспечить снабжение многомиллионной армии все более очевидной становилась несостоятельность осуществленных в первые месяцы войны казенно-бюрократических регламентаций и отдельных частных ограниченных регулирующих акций при некотором участии предпринимательских организаций 94.
Однако в правительственных кругах выход из положения в первые месяцы 1915 г. по-прежнему все еще пытались искать на привычном пути совершенствования тех или иных казенно-бюрократических мероприятий, хотя при этом все в большей мере учитывались те или иные пожелания предпринимательских кругов.
Как уже отмечалось, Совет министров 13 февраля 1915 г. постановил создать при Военном министерстве Особое междуведомственное совещание по вопросам милитаризации производства и прикрепления «рабочих и служащих, которых намечалось перевести на положение военнослужащих», к предприятиям. В марте — мае 1915 г. под руководством начальника ГАУ Д. Д. Кузьмина-Караваева оно обсуждало возможность применения в России чрезвычайных законов по образцу, введенных во Франции. При этом было выяснено, что во Франции нет закрепления рабочих за теми или иными предприятиями 95. Совещание разработало новый проект милитаризации промышленности, который сводился к праву военных властей обязывать владельцев предприятий выполнять те или иные работы и в случае необходимости реквизировать частные заводы.
Несмотря на возражения представителя министра торговли и промышленности, было признано необходимым разработать специальные правила, «клонящиеся к закреплению в той или иной форме служащих и рабочих в предприятиях». Однако их не намеревались вводить в виде общего закона и повсеместно. Военным властям предполагалось предоставить соответствующие права запрещать вольнонаемным рабочим и служащим покидать по своему желанию те или иные предприятия. Проект был представлен на рассмотрение Совета министров в мае 1915 г. Он вызвал резкие замечания министра торговли
74
и промышленности, выступавшего против «насильственного удержания» рабочих на предприятиях. Выражая, видимо, настроения капиталистов, он полагал, что такая акция могла лишь породить широкое недовольство. Совет министров, обсуждавший этот вопрос уже в июне, признал основательность соображений министра торговли и промышленности, но не счел себя вправе препятствовать осуществлению мер, намечаемых военным ведомством. Однако новый министр, А. А. Поливанов, ближе стоявший к торгово-промышленным кругам, счел реализацию их преждевременным. Почти одновременно в Совете министров обсуждались правила об объявлении подлежащих мобилизации рабочих военнослужащими. Хотя Совет министров «не встретил препятствия к направлению настоящего дела на законодательное рассмотрение», вопрос этот также не был решен. Дальнейшую разработку проблем милитаризации промышленности постановили сосредоточить в Военном министерстве 96.
Такое изучение было тем более необходимо, что милитаризация труда приобретала все больше сторонников и в предпринимательских организациях, позиции которых иногда имели существенные различия. Это не препятствовало им, однако, пытаться внедрять свои планы через те или иные ведомства. Так, Совет съездов представителей промышленности и торговли еще 12 января 1915 г. предлагал вернуть мобилизованных рабочих на заводы, выполняющие военные заказы. При этом они должны были оставаться на военной службе со всеми вытекающими отсюда последствиями. Ссылаясь на итоги совещания, состоявшегося при Совете съездов, руководители этой организации, напоминая об опыте Франции, усиление там производства снарядов связывали с милитаризацией промышленности. Указывалось и на значение милитаризации в плане борьбы с рабочим движением. «Мера эта, — утверждалось в докладной записке,— может оказаться имеющей весьма крупное значение, если бы на заводах возникли какие-либо волнения. Пока такие опасения не имеют еще реальной почвы, но, очевидно, вводить эту меру, когда уже начнутся какие бы то ни было волнения, будет поздно»97-98. В Думе предлагаемые проекты также встречали далеко не однозначную оценку, хотя мотивы их критики были самыми различными. Тем не менее сама идея милитаризации рабочих для предпринимательских кругов сохраняет свою притягательную силу. Она весьма горячо одобряется, в частности, мо
75
сковскими монополистами. В газете «Утро России», издававшейся группой Рябушинских, 23 мая 1915 г., в частности, заявлялось: «Все рабочие должны быть мобилизованы, переведены на военное положение и прикомандированы на те предприятия, где они нужны».
В начале 1915 г. особое внимание привлекла топливная проблема. Поскольку причины кризиса в этой сфере ярче всего выражались в транспортных затруднениях, то и задачу организации снабжения топливом решили возложить на МПС. Указом от 4 марта 1915 г. министру путей сообщения было поручено организовать снабжение топливом транспорта и предприятий, работающих на военные нужды ".
При осуществлении новых мер по регулированию топливного снабжения использовались предложения экстренного заседания Совета съезда горнопромышленников Юга России 9 марта 1915 г.100
Совет министров 17 марта одобрил представленный министром путей сообщения проект наделения его особыми полномочиями для «обеспечения топливом учреждений армии и флота и путей сообщения, а равно частных предприятий, работающих для целей государственной обороны». 31 марта эти полномочия санкционировал царь 101.
По просьбе министра путей сообщения министром внутренних дел «циркулярно разъяснено было подлежащим губернским начальствам, что имеющиеся запасы угля должны идти почти полностью на покрытие потребностей государственной обороны, всем же прочим предприятиям, и в том числе городским, подлежит переходить на дровяное или, в отдельных случаях, на торфяное топливо»102. Однако министр внутренних дел уже в начале апреля поставил перед председателем Совета министров И. Л. Горемыкиным вопрос о расширении полномочий (а значит, и обязанностей!) министра путей сообщения в деле топливного снабжения. Он предлагал возложить на него дело обеспечения топливом предприятий и учреждений Петрограда, Москвы, Киева, Вильно, Варшавы или хотя бы одной столицы. 19 мая 1915 г. Совет министров несколько расширил полномочия министра путей сообщения. Особый журнал заседания Николай II утвердил 29 мая 1с3.
В соответствии с правилами 17 марта 1915 г. при Министерстве путей сообщения учреждался новый регулирующий орган — Главный комитет по распределению топлива. Нельзя здесь не обратить внимания и на то,
76
что даже в официальной документации он получал различные названия, именуясь также Особым центральным комитетом по топливу и Комитетом по распределению топлива 104. Естественно, что и в периодической печати это учреждение иногда на одной и той же странице фигурировало то как Главный комитет по распределению топлива, то как Центральный комитет по распределению топлива или просто — Центральный комитет по топливу 106.
На первом заседании Главного комитета, состоявшемся 11 апреля 1915 г. под председательством министра путей сообщения С. В. Рухлова, присутствовали 11 чиновников-путейцев и 15 представителей других ведомств. В их среде как бы растворились три руководителя предпринимательских организаций и четыре специально приглашенных деятеля частных учреждений 106.
Комитет обсудил вопрос о запасах каменного угля и перспективах его добычи в 1915 г. Был заслушан также доклад о наряде на вывоз топлива из Донецкого бассейна на апрель. При этом обнаружились явно завышенные заявки углепромышленников. Их требования на вагоны определялись в размере, превышавшем перевозки января 1914 г. более чем вдвое (269 млн пудов и 128,3 млн пудов). Реальное же количество угля, которое могло быть заготовлено па деле, не превышало в апреле 125 млн пудов. По мнению председателя Харьковского горнозаводского комитета, такое чрезмерное требование вызывалось «желанием углепромышленников снять с себя ответственность за неисполнение заключенных контрактов и желанием переложить ее на железные дороги». На деле же и наряд на 121 млн пудов угля в апреле не мог быть выполнен отправителями. Для выполнения такого наряда недоставало 17 млн пудов 107. Поэтому Главный комитет признал необходимым обеспечить повышение производительности копей. Для выработки соответствующих мер, в том числе и по нормальному снабжению потребителей, работающих на военные нужды, была создана специальная комиссия из представителей министерств торговли и промышленности, путей сообщения и горнопромышленников Юга 108. В июне 1915 г. она признала необходимым, чтобы «при уездных земствах были образованы небольшие склады топлива», которые и должны были обеспечивать местные в нем потребности1о9. Нерешенным, однако, остался вопрос об источниках получения угля в эти склады.
77
19 мая 1915 г. Совет министров одобрил разработанные Министерством путей сообщения «Правила о порядке и условиях распределения твердого минерального топлива между потребителями». Они содержали общие указания о количестве угля, предоставляемого каждый месяц отдельным предприятиям или их группам, а также об особых его назначениях. Харьковский комитет по заведованию вывозом минерального топлива и соли (в официальных документах он именуется также Харьковским угольным комитетом) «устанавливает ежемесячный и ежедневный наряды по потребителям согласно упомянутым указаниям министра путей сообщения». Создаваемые на местах комиссии выясняли ежемесячную потребность отдельных потребителей или групп. Они решали вопрос о передаче топлива (в случае необходимости) даже при неявке адресата на заседание, где он рассматривался. Комиссии должны были также утверждать местные цены. К 15 числу каждого месяца они обязывались представлять проект распределения топлива на очередной срок в Главный комитет. Одновременно копии этого проекта направлялись в Харьковский комитет110.
Деятельность Харьковского угольного комитета регламентировалась приказом министра путей сообщения от 16 апреля 1915 г. Владельцам шахт предписывалось в первую очередь выполнять те договоры и заказы, которые были связаны с обеспечением армии, флота, железных дорог и промышленных предприятий, работающих на военные нужды. Этот же принцип сохранялся и при принятии новых заказов. Цены на уголь, кокс и брикеты устанавливались по соглашению с начальником Южных железных дорог в пределах данных ему полномочий. В случае недостижения соглашения они определялись в местных комиссиях111, где заседали представители капиталистов, избранные Советом съезда горнопромышленников Юга. Новые учреждения появились в Екате-ринославе, Новочеркасске и других промышленных центрах112.
: Вопрос о создании губернских комиссий в потребляющих районах Главный комитет обсуждал 18 апреля 1915 г. На заседании возникла даже идея учреждения губернских комитетов. В Центральном комитете по регулированию перевозок массовых грузов были выработаны соответствующие правила. Однако в конечном счете их отклонили. Все обязанности возложили на губернские комиссии * организуемые в соответствии с законом 31 марта 1915 г.113
.78
Такие комиссии возникли уже после 15 июня 1915 г. Они появились в 13 городах. Каждая из них на деле охватывала несколько губерний. Действия Московской комиссии, в частности, распространялись на 10 губерний Центральной России 114. По договоренности с министром внутренних дел председательствование в комиссиях Москвы и Ростова-на-Дону было возложено на градоначальников, а в Харькове, Екатеринославе, Воронеже, Самаре и Перми — на губернаторов. Заместителями председателей назначались руководители имеющихся в этих центрах порайонных комитетов, а в Екатеринославе — начальник Екатеринославской железной дороги. По согласованию с начальником штаба верховного главнокомандующего Н. Н. Янушкевичем председателями комиссий в Петрограде, Риге, Вильно, Варшаве, Киеве и Одессе также были назначены градоначальники и губернаторы. В Петрограде и Киеве их заместителями стали председатели местных порайонных комитетов. Делопроизводство комиссий велось при этих комитетах (там, где они имелись). В комиссии с правом решающего голоса были включены и представители торгово-промышленных организаций, но не более четырех человек 115.
Руководство МПС возлагало немалые надежды на деятельность губернских комиссий. В частности, распределение перевозок руды, флюсов, угля и кокса для металлургических заводов Юга России производилось Екатеринославской губернской комиссией. Деятельность ее вызывала недовольство горнопромышленников и их ходатайства, поддержанные Центральным военно-промышленным комитетом (ВПК), оставить эту работу в Харьковском горнозаводском комитете, с которым капиталисты издавна успешно сотрудничали. Однако чиновники сохранили новое положение, полагая, что «местные губернские комиссии бывают иногда лучше осведомлены о положениях запасов топлива и действительной потребности в нем на заводах их районов, чем Харьковский комитет»116.
Следовательно, основу регламентаций в снабжении твердым минеральным топливом, проводимых Главным комитетом, составляло регулирование перевозок, опиравшееся на существовавшие еще до войны органы (порайонные комитеты)* Несмотря на известное расширение функций этих учреждений, они все же продолжали действовать на основе старых методов казенно-бюрократических регламентаций и стремились лишь в какой-то
79
степени усовершенствовать функции существующего регистрационно-распределительного аппарата.
Министерство путей сообщения и его новый оргап не сочли возможным взять на себя какие-либо обязанности в деле разрешения конфликтов, связанных с нарушениями углепромышленниками принятых на себя ранее обязательств на поставку угля. В проекте ответа на жалобу в Комитет некоторых пострадавших промышленных предприятий его управление делами в конце июля 1915 г. рекомендовало им разрешать конфликт «в общем порядке», обращаясь в суд. Получать топливо в будущем им также предлагалось на старых основаниях, обращаясь к углепромышленникам, с которыми рекомендовалось вступить «в непосредственное соглашение» о поставке потребного угля. Лишь в случае полной невозможности таким путем приобрести топливо предприятие могло апеллировать в Министерство путей сообщения. Представив доказательства, что по добровольному соглашению но удалось получить каменный уголь, оно имело право просить помощь чиновников. При таких обстоятельствах Министерство путей сообщения могло оказать предприятию содействие и произвести для него закупку по современным ценам и на условиях, по которым уголь приобретался для заводов, выполняющих военные заказы 117.
Порядок поставки угля казенным железным дорогам был определен новыми правилами, утвержденными МПС 20 мая 1915 г. В июле их дополнили с учетом пожеланий Совета съезда горнопромышленников Юга. Расчеты с поставщиками после получения актов приемки угля от дорог-потребителей возлагались на Управление Южных железных дорог 118.
Расширение правительственных регламентаций в деле снабжения углем осуществлялось при полном игнорировании аппарата «Продугля». Тем самым функции синдиката ограничивались, а его позиции подрывались. В связи с новым порядком распределения угля, предложенным Главным комитетом, руководители синдиката решили демонстративно свертывать его операции. Члены правления этой организации незамедлительно выехали в Харьков для ликвидации ранее заключенных контрактов 11э.
Линия на решение топливной проблемы административным путем в это время была присуща не только МПС, но и Министерству торговли и промышленности. Новый министр торговли и промышленности В. С. Шаховской
80
9 марта предложил горнопромышленникам проект реквизиции всего минерального топлива, с тем чтобы распределение его производилось властями. Хотя план не получил одобрения ни в Петрограде, ни в Харькове, ни в Баку, разработка его чиновниками продолжалась 120. Меры эти готовились в согласии с МПС, хотя по ряду конкретных вопросов увеличения добычи угля между ведомствами имелись определенные различия в подходе. В частпости, МПС добивалось удлинения рабочего времени на шахтах. Это предложение встречало отрицательное отношение министра торговли и промышленности, который полагал, что «труд горнорабочих в каменноугольных шахтах настолько тяжел и изнурителен, что добросовестная работа без полного отдыха в течение одного дня в неделю невозможна. Ввиду этого 25 рабочих дней в месяц составляет тот максимум, выше которого нельзя поднять производительность шахтеров»121.
Эффективность казенно-бюрократической регламентации дела снабжения каменным углем была крайне низкой. В этом отношении весьма показательно представление Харьковского комитета по перевозке минерального топлива 21 июля 1915 г. в Главный комитет. Из него видно, что ведомости столичного комитета в Харьковский поступали, во-первых, с запозданием, когда наряд на распределение угля был уже составлен. Во-вторых, в ведомостях содержались иные цифры потребления угля по сравнению с предварительной заявкой, на основании которой составлялся наряд. Естественно, что значительное увеличение контрольных цифр (на 8—9%) не могло способствовать налаживанию даже чисто бюрократических форм распределения угля 122.
Если, как уже отмечалось, меры казенных регламентаций несколько ограничивали деятельность синдиката «Продуголь», то, с другой стороны, возрастала роль и значение Совета съезда горнопромышленников Юга, в котором монополисты угольной промышленности имели достаточно прочные позиции^ Именно через эту организацию они и стремились теперь активнее добиваться осуществления своих притязаний — решения вопроса о ценах, об условиях поставки угля и пр. «Нейтральность» этой организации им оказывала и здесь неоценимую услугу.
Деятельность Главного комитета по распределению топлива не ограничивалась лишь регламентацией снабжения каменным углем. Некоторые, хотя и крайне огра-
81
ииченные, шаги были предприняты и в сфере нефтяной -торговли. Но па деле к решению проблемы снабжения нефтью он так и не приступил.
В нефтяной промышленности и торговле нефтепродуктами в годы войны по-прежнему, несмотря на определенное перераспределение сил, доминировали три основные корпорации-монополии (среди которых особенно активно действовало товарищество «бр. Нобель»), контролировавшие внутренний рынок 123. Однако усиливающееся недовольство потребителей нефтяного топлива побуждает и здесь предпринимать определенные шаги по регулированию. В марте 1915 г. биржевые комитеты поволжских городов обратились в Совет министров. ‘Они указывали, что непомерный рост цен на нефтяное топливо угрожает парализовать перевозку грузов по Волге. В телеграмме Нижегородского биржевого комитета от 12 марта 1915 г. заявлялось о необходимости «проведения в срочном порядке фиксации цен на нефтяное топливо, которая единственно может умерить спекуляцию». Это требование было поддержано биржевыми комитетами Астрахани, Казани, Самары, Саратова, Рыбинска и Нижегородским городским общественным управлением. При этом представители Казанского и Астраханского биржевых комитетов считали также необходимым «поставить на обсуждение вопрос о введении казенной монополии по торговле нефтью»124.
При МПС в апреле 1915 г. состоялись совещания крупнейших нефтеторговых фирм и судовладельцев (специализированные и совместные), на которых было достигнуто соглашение о поставке недостающего топлива по фиксированной цене. На государственно-монополистический характер этого соглашения справедливо указывает С. С. Алияров 125.
Весьма значительную деятельность топливная организация МПС развернула в деле регламентации снабжения дровами. Еще в конце марта 1915 г., ввиду недостатка минерального топлива, Комитет прибегает к реквизициям дров у частных владельцев. Однако как общая мера они -были прекращены в первых числах июня 1915 г. и «в дальнейшем применялись лишь в отдельных случаях»126. Потребовался более широкий подход к делу.
В это время на заготовку пристальное внимание обратили предпринимательские организации. В апреле 1915 г. Совет съездов представителей промышленности и торговли обратился к министру путей сообщения,
82
поддерживая представление Нижегородского биржевого-комитета «о необходимости образовать местные организации из людей промышленных и земских кругов для разработки лесов и наблюдения за ней». Для обсуждения этого вопроса при МПС было собрано совещание с участием представителей Управления государственными иму-ществами и Государственного контроля. Результаты совещания обсуждались на заседании Главного комитета по распределению топлива 25 апреля. В докладе хозяйственного управления МПС указывалось на необходимость в 1915 г. заготовить 4—5 млн куб. саженей дров сверх обычно заготовляемых 20. Предлагалось создать специальные комитеты при земских управах, а в «неземских» губерниях — при управлениях земледелия и государственных имуществ. В состав этих комитетов вводились представители разных ведомств, Государственного банка, ближайшего управления железной дороги, городов и биржевых комитетов или организаций лесопромышленников, где они имелись. Создание комитетов в губерниях, имевших более или менее развитое лесное хозяйство, было признано делом неотложным 127.
Одобрив в основе план организации дела, предложенный Нижегородским биржевым комитетом, правительство внесло в него существенные изменения. Председательство в комитетах было возложено на тех же губернаторов, а не на избранных членами комитетов лиц. Тем самым инициатива буржуазной общественности и здесь была «регламентирована» казенным бюрократизмом. Губернаторы, выполнявшие множество иных обязанностей, даже если бы они и имели большое желание, на деле не могли успешно руководить этим сложным делом. «В результате,— утверждал один из инициаторов создания комитетов Д. В. Сироткин,— комитеты бездействуют»128.
Предпринятые шаги по организации лесозаготовок и снабжению дровами все же создавали определенные условия для сплочения и организации лесопромышленников на местах. Даже там, где отсутствовали специальные предпринимательские организации, они теперь могли объединяться около биржевых комитетов, земств и городских самоуправлений. Для отрасли народного хозяйства, ранее малоконцентрированной, этот новый фактор имел большое значение. В Петрограде летом 1915 г. активизировалась деятельность общероссийских центров лесопромышленников, и в первую очередь Совета съездов лесной. промышленности и торговли, организационно'
83
-оформившегося лишь в начале 1914 г. при активном участии руководителей Совета съездов представителей биржевой торговли и сельского хозяйства (В. И. Тимирязева, А. Д. Кононова и др.)129. В конце июня состоялось соединенное заседание Совета съездов и Петроградской лесной биржи. Наряду с пожеланием расширения государственного кредита объединяющиеся лесопромышленники добивались, чтобы губернские комитеты организовывались при широком участии представителей лесо-владельцев, лесопромышленников, земских, городских и кредитных учреждений. Особо подчеркивалось, что эти представители должны иметь право решающего голоса 13°.
Поскольку дезорганизация транспорта и затруднения с перевозками губительно отражались не только на снабжении топливом, но и на обеспечении продовольствием армии и населения, при перестройке спонтанно возникших в первые месяцы войны бюрократических регулирующих органов в начале 1915 г. определяется несколько иной принципиальный подход. «Творческая» инициатива исходила от министра внутренних дел, предложившего организовать в своем ведомстве специальное совещание по продовольственному снабжению. При обсуждении этого представления в марте 1915 г. Советом министров тогдашний министр внутренних дел Н. А. Маклаков особенно выделял следующий довод: «Не следует забывать, что в настоящее время дело сводится к вопросу, который затрагивает широкие массы населения, доступные пропаганде и вообще склонные объяснять тяжелые условия экономической жизни несовершенством государственного устройства... Между тем ответственность за внутреннее состояние страны лежит по закону на министре внутренних дел, а от долга, упадающего на него в сем отношении, он отнюдь не считает себя вправе уклоняться»131.
Совет министров, признав основательность этих опасений, счел необходимым создать специальный орган по продовольственному делу, но в несколько ином виде, чем предлагал Маклаков. Было решено образовать комитет по продовольствию из представителей всех заинтересованных ведомств во главе с особым уполномоченным по продовольствию, которым 16 марта 1915 г. был назначен министр торговли и промышленности. Два месяца комитет занимался конституированием. Программа его работ трижды обсуждалась на заседаниях Совета минист
84
ров, и наконец 19 мая был подписан указ об образовании Главного комитета по продовольствию при Министерство торговли и промышленности в составе чиновников министерств (военного, морского, финансов, внутренних дел, путей сообщения, торговли и промышленности), Главного управления землеустройства и земледелия, Государствен-, кого контроля, начальника Петроградского военного округа, петроградских градоначальника и губернатора, представителей Совета съездов представителей промышленности и торговли, Совета съездов представителей биржевой торговли и сельского хозяйства, Петроградского и Московского биржевых комитетов. Однако комитет не располагал деловым административным аппаратом, необходимым для реализации предоставленных ему полномочий. Поэтому контролировать и координировать организацию и деятельность на местах комитетов по продовольствию под председательством губернаторов и соответствующих комитетов в городах он не имел возможности 132.
На деле создание Главного комитета по продовольствию привело к еще большей путанице и неразберихе в организации снабжения населения. Он не имел и не мог иметь никакого представления о положении дел на местах, получая сведения уже тогда, когда в том или ином населенном пункте обнаружились серьезные продовольственные затруднения. Это признавалось самим комитетом 133.
К исходу первого года войны проблемы продовольственного снабжения в царской России приобрели чрезвычайную остроту. Главный комитет по продовольствию не смог осуществить каких-либо позитивных мер по организации дела. Продовольственный кризис в стране неуклонно нарастал. В крупнейших потребляющих центрах усиливалась дороговизна и все ощутимее становился недостаток продуктов. Административные регламентации местных рынков (таксы, запрещение вывоза и пр.) не давали положительных результатов. Обостряющийся недостаток продовольствия и его дороговизна становились одним из важнейших факторов, предопределявших назревание в стране революционного взрыва. Это заставляло и правительство и буржуазию вновь и вновь обращаться к разрешению продовольственного вопроса, выдвигать и обсуждать различные проекты организации всего дела, общая направленность которых вела в сторону повышения роли банков и предпринимательских союзов.
85
Все большее значение при этом приобретали расхождения трех наиболее заинтересованных сил: дворян-помещиков, крупных петроградских банков и торгово-промышленной буржуазии центра страны, опиравшейся на буржуазно-помещичьи общественные организации^ возникшие во время войны (Земгор, Согор, Земсоюз, ВПК).
Планы последней группировки при решении продовольственного вопроса являлись как бы составной частью общей программы регулирования народного хозяйства и согласовывались с требованиями, выдвинутыми буржуазно-помещичьим «прогрессивным блоком». В известной степени их выразило еще совещание по экономическим вопросам при Главном комитете Всероссийского союза городов, происходившее 11—13 июля в Москве. Оно признало необходимым создать специальный продовольственный орган на правах министерства во глава с лицом, пользующимся «общественным доверием». Совет его предлагалось укомплектовать в равном количестве из представителей администрации и буржуазных организаций 134.
До лета 1915 г. сдвиг в сторону использования предпринимательских организаций в интересах общегосударственного регулирования народного хозяйства еще едва наметился, хотя Министерство торговли и промышленности находилось «в оживленных сношениях с биржевыми комитетами, которым предложено было осведомлять Министерство о положении торговли в их районах, о затруднениях в перевозке грузов, о движении цен на продукты первой необходимости»136. Доминирующими все же оставались казенно-попечительские тенденции, стремление использовать предпринимательские организации не в качестве самостоятельно действующих институтов, а на правах подсобных совещательных и консультативных органов, остающихся прежде всего объектом административного воздействия. В этом отношении показательна попытка Министерства торговли и промышленности ограничить дальнейший рост цен на нефть. В апреле 1915 г. министр торговли и промышленности созвал совещание представителей нефтяной промышленности и предложил им дать гарантию в том, что цены на нефтепродукты не будут подниматься. В ответ на столь бесцеремонный нажим монополисты-нефтепромышленники потребовали гарантий, что они «будут без задержки и по прежней цене получать все необходимые материалы, не будет стачек^
86
не будут более истощаться нефтеносные земли и не будет повышаться себестоимость нефти»136.
i В свою очередь наиболее авторитетные группировки монополистической буржуазии казенным бюрократическим проектам начинают противопоставлять собственные проекты мобилизации экономики, ориентированные на использование организационно-технического потенциала существующих и вновь создаваемых предпринимательских организаций. Причина этой усиливающейся активности коренилась в осознании того бесспорного факта, что правящие верхи оказались неспособными обеспечить мобилизацию экономики для успешной работы на нужды войны. Именно к лету 1915 г. в буржуазно-оппозиционных кругах все более отчетливо определялось недовольство действиями правительства по мобилизации экономики. П. П. Рябушинский, выступая на съезде ВПК Московского промышленного района 25 августа 1915 г., заявлял: «...изучая действия правительственных органов с начала войны, мы приходим к убеждению, что эти органы не были на высоте требований и что снабжение не было организовано соответственно размаху войны»137. В. В. Жуковский позже, на II съезде ВПК, утверждал, что «такого рода стремление возникло именно потому, что русская правительственная власть с задачей этой не справляется»138.
Проект создания специального органа, руководящего делом снабжения армии, в дни разгрома царских войск в Галиции был разработан А. И. Путиловым и тесно теперь связанным с монополистическими кругами В. П. Литвиновым-Фалинским. По данным М. В. Родзянко, специальный комитет по снабжению армии намечалось организовать при Государственной думе, включив в его состав представителей не только военного ведомства, но и промышленности139.
После ряда встреч руководителей Русско-Азиатского и Международного банков и М. В. Родзянко в ставке с представителями верховного командования в мае 1915 г. под председательством военного министра было создано Особое совещание по усилению артиллерийским снабжением действующей армии, в работе которого участвовали представители Думы и крупных промышленнобанковских группировок 14<).
В конце апреля 1915 г. Совет съездов представителей промышленности и торговли также разработал план создания Экономического комитета (Высшей экономиче
87
ской комиссии), на который предполагалось возложить задачу обсуждения направлений развития производительных сил России. В проекте доклада Н. С. Авдакова по этому вопросу подчеркивалось: «Казна должна отказаться от стремления забирать в свои руки, как это проявляется теперь, разного рода отрасли народного труда»141.
Хотя проектируемый орган имел задачу рассмотрения перспектив экономического развития, нельзя не учитывать времени, когда появилась идея его создания. Именно весной 1915 г. потребность расширения государственного регулирования народного хозяйства стала совершенно очевидной. На этой почве зарождались и подобные планы, отражавшие единую для военного времени объективную тенденцию в экономической жизни — тенденцию к форсированному развитию государственно-монополистического капитализма.
Эти идеи были выражены и в весьма пространном докладе, напечатанном Советом к IX съезду представителей промышленности и торговли. В нем весьма категорично заявлялось: «Свобода организации отдельных лиц в кооперативы и хозяйственные союзы и свобода организации промышленных предприятий в синдикаты должна составлять первую формальную задачу нового хозяйственного строя». Указывая на опыт Германии и союзников России, создавших эластичную хозяйственную организацию, руководители Совета подчеркивали необходимость поощрения добровольных хозяйственных объединений (синдикатов, кооперативов и пр.). Они признавали также, что такие «организации должны быть подчинены ясному и определенному закону и находиться под контролем государства», которое, с одной стороны, «является главным руководителем экономической жизни, с другой — оно как крупный владелец и собственник является в этой жизни участником». От государства, как уже отмечалось, руководители Совета ждали покровительства и согласования часто противоречивых интересов 142.
Хотя пожелания руководителей общероссийских торгово-промышленных организаций были выражены в самом верноподданническом тоне, суть проблемы заключалась в том, как и в какой степени царизм был способен и намерен их учесть и реализовать. Нельзя при этом не отметить, что все провозглашенные принципы были выражены весьма абстрактно и не содержали какой-либо конкретизации, отвечающей задачам текущего момента.
88
Это при желании позволяло правящим верхам давать различную интерпретацию выдвинутых пожеланий и открыло достаточно широкий простор для лавирования при тех или иных шагах в направлении их удовлетворения. Естественно, что какого-либо реального практического значения эти документы не могли иметь.
В этом смысле несравнимо более результативными оказались проекты, вышедшие из кадетских и прогрессистских кругов, тесно связанных с монополистической буржуазией. Накануне IX съезда представителей промышленности и торговли московские капиталисты-прогрессисты, возглавлявшиеся П. П. Рябушинским, овладели Московским биржевым комитетом и развернули кампанию по мобилизации промышленности. Выступая на съезде 27 мая 1915 г., Рябушинский предложил, отложив обсуждение очередных вопросов, непосредственно заняться этой проблемой. Съезд одобрил его инициативу создания ВПК. С их помощью руководители московских торгово-промышленных кругов намеревались обеспечить не только регулирование экономики в соответствии со своими планами, координировать политические усилия торгово-промышленных кругов, но и оттеснить монополистов тяжелой промышленности и петроградские банковские круги от общего руководства предпринимательским лагерем 143. После Февральской революции на общероссийском совещании представителей ВПК видные деятели московского ВПК с гордостью заявляли: «Идея мобилизации промышленности создалась в Москве; здесь же родились военно-промышленные комитеты»144. Роль Московского биржевого комитета и П. П. Рябушинского в деле мобилизации промышленности и организации ВПК подчеркивал и председатель Российской экспортной палаты Е. Каратыгин 145.
Тем временем правительственный проект создания при военном министре высшего регулирующего органа — Особого совещания, в состав которого предполагалось ввести представителей ведомств, Думы и предпринимательских организаций, оживленно обсуждался в стенах Государственной думы. М. В. Родзянко и октябристы, принимавшие участие в его разработке, высказывались лишь за некоторое его расширение. Кадеты этому проекту противопоставили свой план. За подписями П. Н. Милюкова, А. И. Шингарева, Ф. И. Родичева, Н. Н. Щепкина и других в Государственную думу 19 июля 1915 г. было внесено законодательное предложение
89
об учреждении Главного управления снабжения армии, которое должно было возглавить лицо, наделенное правами министра, лично докладывающего царю 146. Прогрессисты, руководимые А. И. Коноваловым и выражавшие позицию московской монополистической буржуазии, предложили свою схему реорганизации Особого совещания при военном министре. В конечном счете они высказывались за создание Комитета национальной обороны (Комитета государственной обороны) с распорядительными и исполнительными правами 147.
Выдвигая проект создания Комитета государственной обороны, московские капиталисты не отвергали и проекты, обсуждавшиеся в Думе. Они лишь добивались, чтобы Военное министерство и другие ведомства опирались на буржуазные и предпринимательские организации и не чинили им препятствий в работе. Поэтому делегаты I съезда ВПК на частном совещании при Московском областном комитете постановили поддерживать на съезде кадетский законопроект создания ведомства снабжения. Они полагали, что этот план может получить большинство голосов в Государственной думе, где его поддержат и октябристы, стремившиеся провести на пост главноуправляющего новым ведомством своего лидера А. И. Гучкова, которого московские капиталисты намечали на должность председателя Центрального ВПК 148. Эта кандидатура была приемлема и для финансовых кругов Петрограда.
25 июня 1915 г., еще до утверждения правительством положения о ВПК, состоялось торжественное открытие Московского областного ВПК, председателем которого был избран П. П. Рябушинский. Определяя принципы государственного регулирования экономики, он в своем выступлении на заседании заявил: «Комитет должен быть распорядителем, регулятором производства, а не действовать по инспирациям свыше»149. В связи с этим газета московских монополистов «Утро России» решительно осуждала бюрократические мотивы в законопроектах по мобилизации промышленности, обсуждавшихся в стенах Думы. В частности, в редакционной статье «Особое совещание и промышленность» подчеркивалось, что идея мобилизации промышленности без самих промышленников является странной. В ней утверждалось, что «самая мысль обойтись без участия промышленников, устранить их из того совета, который будет руководить мобилизацией промышленности, есть мысль мертвая»150.
90
Принципы организации государственного регулирования промышленности, по мнению авторитетных представителей московских торгово-промышленных кругов, уже были намечены. Поясняя их на том же заседании Московского областного ВПК, другой видный лидер московских капиталистов, С. Н. Третьяков, отмечал, что за образец взаимоотношений предпринимателей и ведомств следует взять деятельность интендантства. «Здесь указывали,—говорил он,— что та организация дела, какая практикуется интендантством, действительнее, чем у военного министра. Вот к чему вели предложения общественных сил. Необходимо идти тем путем, каким идет интендантство. Необходима организация общественных приемных комиссий»151.
Как уже указывалось, здесь с самого начала войны некоторые функции по государственному регулированию текстильной промышленности (распределение реквизированного сырья, валюты для его закупок за границей, военных заказов, установление продажных цен и пр.) выполнялись монополистическими союзами, прикрытыми оболочкой представительных организаций предпринимателей, например Всероссийского общества льнопромыш-ленников и Общества суконных фабрикантов. После организации ВПК, целью которых было обеспечение мобилизации всей промышленности, в государственном регулировании текстильного производства внешне происходит довольно значительная перестройка. Но на деле все принципиальные вопросы по-прежнему решались в монополистических союзах. Большая же часть конкретных практических мероприятий проводилась через отделы Московского областного ВПК (хлопчатобумажной, льняной и шерстяной), состоявшие из крупных фабрикантов, занимавших руководящее положение в соответствующих монополистических объединениях 152.
Аналогичные принципы мобилизации с начала 1915 г. форсированно осуществлялись в кожевенном производстве. В условиях военного времени задача организации кожевенной промышленности, от успешной работы которой зависело снабжение армии обувью, упряжью и другими предметами вещевого довольствия, а также обеспечение многомиллионного населения одним из важнейших предметов первой необходимости, приобретала особое значение.
До войны в кожевенной промышленности, где наряду с немногочисленными крупными заводами имелось боль
91
шое количество средних и мелких кустарных и полукустарных предприятий, не наблюдалось сколько-нибудь значительных монополистических соглашений.
Отрицательные последствия первых регламентирующих мер в сфере кожевенного производства, осуществлявшихся сугубо бюрократическим путем, стимулировали стремление крупных заводчиков к созданию стабильного предпринимательского объединения. Еще 14—15 января 1915 г. при Совете съездов представителей промышленности и торговли состоялось совещание 27 крупных заводчиков, учредившее Временный комитет кожевенных заводчиков. Председателем его стал С. С. Новоселов, представлявший акционерное общество «Поставщик», в это время контролировавшееся Н. А. Второвым и его группой. В мае 1915 г. комитет был реорганизован во Всероссийское общество кожевенных заводчиков (ВОКЗ), которое объединяло на первых порах около 250 предприятий.
Деятельность ВОКЗ и его предшественника развивалась успешно. При поддержке ГИУ они стали постепенно сосредоточивать в своих руках функции по регулированию кожевенного производства. Они занимались разработкой правил поставки кож интендантству, определением нормы производства для каждого завода, закупочных цен, технических условий приемки и т. п.153
Следовательно, капиталисты важнейших отраслей легкой промышленности фактически оказались полными хозяевами в деле государственного регулирования «своего» производства. Более того, как свидетельствуют выступления Рябушинского и Третьякова, они предлагали взять подобную практику за образец и возвести ее в ранг государственной политики. Летние события 1915 г. (утверждение положения о ВПК, отставка ряда Министров-реакционеров, переговоры представителей правительства с «прогрессивным блоком», надежды на создание «министерства доверия» и пр.) укрепляли иллюзии, что подобные планы осуществимы. Поэтому, видимо, даже монополисты металлургической промышленности решили создать специальный металлургический отдел Центрального ВПК, который включал «бюро по распределению металлов» во главе с руководителями синдиката «Продамета».
Оценивая некоторые сдвиги в этом направлении, П. П. Рябушинский имел основания заявить 25 августа 1915 г.: «Правительственная власть, на которой лежит
92
вся ответственность, стала теперь постепенно и частично1 передоверять свои права нам»154. В передовой статье «Финансовой газеты» в связи с созданием ВПК и особых совещаний также указывалось: «На место монопольной правительственной опеки сама жизнь, непреодолимый стихийный ход событий поставил общественную самодеятельность»155.
Однако восторги по этому поводу оказались преждевременными. Даже самодеятельность крупного капитала и его организаций самодержавие склонно было допускать в самых ограниченных пределах.
Правительство так и не пошло на уступки, требуемые буржуазией. Надежды монополистов на создание Комитета государственной обороны или Главного управления снабжения, а также и специального продовольственного органа на правах министерства оказались совершенна беспочвенными. Тем более не были реализованы планы-подключения ВПК к системе высших государственных органов регулирования народного хозяйства. В соответствии с царским указом от 17 августа 1915 г. организуются казенно-бюрократические по своей природе центральные органы — громоздкие, неповоротливые и беспомощные особые совещания (по обороне, продовольствию, топливу и перевозкам).
В связи с учреждением четырех особых совещаний авторитетные финансовые круги стали упорно внушать правительству мысль о необходимости создания финансового генерального штаба в виде совещания в составе министров, «специалистов», ученых, представителей Государственной думы и Государственного совета и буржуазных общественных организаций. Таким генеральным штабом, призванным играть роль вдохновителя всей финансовой системы, был даже объявлен подлежащий реорганизации и пока бездеятельный Комитет финансов при министре финансов156. Однако правительство и в этом вопросе заняло твердо отрицательную позицию. Комитет финансов так и не был реформирован.
Сам факт создания военно-промышленных комитетов и четырех особых совещаний отразил закономерность расширения государственного регулирования капиталистического производства в условиях мировой войны, ведение которой потребовало мобилизации всех экономических и людских ресурсов. Царское правительство и российская буржуазия почти год не смогли приступить к введению более или менее последовательного государственного ре-
93
тулирования экономической жизни страны в интересах обеспечения победоносной войны. И дело здесь не только в доктрине ее кратковременности, несостоятельность которой явственно обнаружилась уже к осени 1914 г.
Жизнь страны в чрезвычайных условиях настоятельно требовала решительных мер по мобилизации экономики. Царизм все чаще вынужден был проводить те или иные акции под прямым или косвенным давлением различных групп монополистической буржуазии и ее общероссийских, региональных и отраслевых организаций. Однако регулирование он все еще пытался осуществлять по преимуществу казенно-бюрократическим путем, всеми средствами стремясь полностью сохранить контроль за этим делом в собственных руках. Поэтому формы центральных государственных органов (особые совещания при министрах) и формы регулирования определялись •с учетом этого принципа. Не имея средств обеспечить эту работу без монополистических союзов и предпринимательских организаций, царские власти допускали лишь такие способы регламентаций, регулирования и контроля, которые в самой минимальной степени ослабляли бы бюрократическое всевластие и оставляли высшим чиновникам потенциальные возможности вмешательства в дела капиталистических монополий, даже если им и передоверялись какие-либо конкретные функции в той или иной отрасли экономики.
С другой стороны, осуществляемые правительством меры по регулированию экономики и возникающие государственно-монополистические организации были ограничены общим подходом, связанным с узкой трактовкой обеспечения военных нужд, непониманием, как признавал ставленник монополистов во Временном правительстве П. И. Пальчинский в июле 1917 г., органической связи их с «вопросом снабжения тыла, организацией в тылу», недооценкой того факта, что «фронт является по-столько сильным, насколько является сильным и организованным тыл»157. Однако сами лидеры монополистической буржуазии и финансовых кругов далеко не сразу пришли к выводу о необходимости такого подхода. Они и в 1915—1916 гг. в ряде случаев продолжали выступать против вмешательства в дела так называемого частного рынка, т. е. непосредственно не связанного с обеспечением военных нужд. Они не смогли разработать сколько-нибудь комплексного плана управления военной экономикой, иногда высказывая лишь более или менее пер
94
спективные общие идеи, не подкреплявшиеся реально» обоснованными конкретными предложениями и действиями.
Государственно-монополистическое регулирование на исходе первого года войны в царской России оставалось крайне ограниченным. Однако оно все же обеспечивало определенные условия для дальнейшего расширения и упрочения капиталистических монополий, создавало известную базу для укрепления политических позиций крупной буржуазии в стране.
Глава третья
ОСОБЫЕ СОВЕЩАНИЯ И РОЛЬ В НИХ МОНОПОЛИСТИЧЕСКОЙ БУРЖУАЗИИ
1. Особые совещания: их взаимоотношения и место в системе государственного регулирования экономики
Особые совещания, созданные в соответствии с законом 17 августа 1915 г., могли обсуждать широкий круг вопросов, но окончательное их решение оставалось в руках у высших министерских чиновников. Вся полнота исполнительной власти находилась у министров — председателей особых совещаний. Первоначально представители предпринимательских организаций и буржуазнопомещичьих оппозиционных партий весьма охотно участвовали в работе совещаний, сохраняя еще надежды иолнее использовать предоставленные им права для более последовательного осуществления намечаемых крупной буржуазией регулирующих мер в той или иной сфере народного хозяйства. В качестве представителей Думы, Земсоюза, Согора и других учреждений к работе особых совещаний, их комиссий и местных подразделений регулярно привлекались В. В. Жуковский, А. И. Гучков, А. И. Коновалов и прочие руководители предпринимательских организаций и монополистических союзов. Однако весьма скоро эти иллюзии стали рассеиваться. Чиновники всячески перегружали заседания совещаний массой мелких повседневных вопросов. Решение же важных принципиальных проблем экономической политики все более сдвигалось в другие специальные чрезвычайные органы. Первоначально таковым становится Совещание министров по обеспечению нуждающихся местностей империи продовольствием и топливом (совещание пяти министров). А затем появляется Особое совещание для объединения всех мероприятий по снабжению армии и флота и организаций тыла. Ни в то, ни в другое совещание представители буржуазии не получили доступа х.
96
Советские исследователи более или менее единодушно определяют место особых совещаний в системе государственных органов. Этого нельзя сказать как по поводу оценок характера и эффективности военного государственного регулирования в целом, так и связанных с ним общих тенденций экономической политики царизма в 1915—1916 гг. Весьма противоречиво решается также вопрос о разграничении сферы деятельности четырех особых совещаний, об определении реального объема прав и компетенции каждого из них и принципов их взаимоотношений. Для понимания этих вопросов важное значение имеет определение роли Особого совещания по обороне, привлекавшего до сих пор наибольшее внимание историков.
В период подготовки положения об особых совещаниях Особому совещанию по обороне намечалось предоставить чрезвычайные права высшего регулирующего органа. Часть их сохранилась в принятых законодательных актах. Поэтому естественно, что в первое время об этом новом учреждении судили по официальным документам, содержащим многообещающие декларации, а не по реальной, фактической деятельности.
Еще летом 1915 г. в органе Совета съездов представителей промышленности и торговли утверждалось, что председателю Особого совещания по обороне (военному министру) благодаря предоставленному ему праву отмены постановлений своих коллег принадлежит подлинная военная диктатура 2. Такая оценка импонирует многим исследователям, хотя пока еще никому не удалось установить фактов применения председателем Особого совещания по обороне предоставленной ему «диктаторской» власти. Тем не менее версия о реальности особой, чрезвычайной роли Особого совещания по обороне достаточно прочно утвердилась в науке 3. Только С. В. Воронкова справедливо, на наш взгляд, утверждает, что Особое совещание по обороне государства оставалось «высшим государственным установлением», призванным «осуществлять мобилизацию российской промышленности, организовывать ее работу для обеспечения и улучшения снабжения армии»4.
Можно согласиться с тем, что Особое совещание по обороне, имевшее определенные юридические основания для координации всех мер в деле снабжения армии и флота, могло и пыталось в связи с этим предпринимать известные шаги по непосредственному вмешательству в
к В. Я. Лаверычев
97
дела, находившиеся в компетенции других особых совещаний. Однако важно определить, в какой степени этот орган был способен реализовать номинально предоставленное ему право. Нельзя не признать, что некоторые вопросы, находившиеся в ведении других особых совещаний, рассматривались и Особым совещанием по обороне. Подход же к ним по преимуществу ограничивался сравнительно узкими рамками, определяясь теми или иными конкретными неурядицами в перевозках не только военного имущества, но и топлива и продовольствия к промышленным центрам, выполняющим военные заказы5. Если иногда и принимались решения, адресуемые другим параллельным высшим регулирующим органам, то они имели характер пожеланий и скорее относились пе к совещаниям, а к министрам, их возглавляющим. В частности, 27 апреля 1916 г. было принято решение довести до сведения министра путей сообщения пожелание Особого совещания по обороне о необходимости установления планового движения по Волге и Мариинской водной системе в.
Известные претензии председателя Особого совещания по обороне А. А. Поливанова придать возглавляемому им органу функции координирования общегосударственного регулирования более или менее определенно проявились лишь осенью и не имели успеха. В начале октября 1915 г. по его инициативе и под его председательством состоялось совещание председателей особых совещаний для обсуждения вопроса об устранении затруднений с перевозками. Совещание пришло к выводу о необходимости для решения этого вопроса объединить деятельность всех особых совещаний. Было намечено провести под председательством Поливанова собрание председателей и представителей каждого особого совещания. Созданная таким образом комиссия должна была разобраться во всех недостатках организации транспорта и предложить на рассмотрение общего собрания особых совещаний проект соответствующих рекомендаций 7.
Следовательно, для комплексного решения важных вопросов общеэкономического регулирования прав председателя Особого совещания по обороне было недостаточно. Он пытается расширить их, опираясь на авторитет совместных заседаний председателей особых совещаний, проявляя инициативу создания новых объединенных совещательных органов. При этом какого-либо «диктата» с его стороны пе наблюдается. Даже выборы представи
98
телей особых совещаний в создаваемую комиссию он соглашается провести на их совместном заседании, тем самым косвенно признавая, что полнота прав по общегосударственному регулированию экономики принадлежит лишь всем, объедипенным особым совещанием.
Первое заседание комиссии соединенного собрания особых совещаний, открытое А. А. Поливановым, состоялось 1 ноября 1915 г. Определяя свои задачи, комиссия исходила из того, что учреждение ее было «вызвано к жизни трудностью обсудить в многолюдном соединенном собрании особых совещаний обширный доклад Министерства путей сообщения о том, в каком положении находится вопрос о перевозках в настоящее время». К этому докладу было решено приступить в первую очередь 8.
На заседаниях комиссии 3, 8 и 13 ноября рассматривалось общее положение дел с железнодорожными перевозками. В результате обсуждения комиссия (в которой численно преобладали представители Государственной думы, Государственного совета и буржуазных общественных организаций) признала, что «в основе наблюдаемого иыпе тяжкого расстройства этого дела лежит отсутствие единства в заведовании железными дорогами фронта и тыла». В конечном счете комиссия высказалась за «безотлагательное объединение всей сети железных дорог, как на фронте, так и вне его, в руках единой власти министра путей сообщения»9.
На очередных заседаниях комиссия обсуждала также вопрос о существующей очередности при перевозке грузов, взаимном согласовании их планов между различными ведомствами и т. д. Однако уже 27 ноября 1915 г. А. А. Поливанов обратился к председателю комиссии Н. Н. Покровскому с уведомлением о том, что при Министерстве путей сообщения создан новый распорядительный комитет по железнодорожным перевозкам с участием представителя штаба верховного главнокомандующего. Поэтому, по его мнению, ввиду образования этого комитета «обсуждение вопроса об объединении перевозок в соединенном собрании особых совещаний» оказывалось несвоевременным вплоть до выяснения опыта работы вновь созданного органа. Уже на шестом заседании 1 декабря 1915 г. комиссия признала свою работу законченной. Последнее (седьмое) заседание имело чисто формальный характер 10.
Деятельность комиссии, где тон задавали представители буржуазно-оппозиционных кругов2 несмотря на ее
4*
99
фактическую бесплодность, все же встревожила правящие верхи. В январе 1916 г. председатель Совета министров И. Л. Горемыкин признал излишним выносить суждения комиссии на рассмотрение соединенного собрания особых совещаний. Более того, Совет министров счел нежелательным даже созыв в настоящее время такого соединенного совещания и. Координирующая роль председателя Особого совещания по обороне в этом деле оказалась крайне поверхностной и чисто номинальной.
В декабре А. А. Поливанов, как председатель Особого совещания по обороне, был уже озабочен не вопросами регулирования хозяйственной жизни в целом, а тем, чтобы более узкие вопросы милитаризации промышленности сохранить в руках военного ведомства. Связано это было с обсуждением в Совете министров представления министра торговли и промышленности «О совещании по вопросам торгово-промышленной политики», призванном выявить общую для всей страны в условиях военного времени экономическую программу12. По поводу этого проекта большинство Особого совещания по обороне на заседании 16 декабря 1915 г. признало, что «основные задания проектируемого Министерством торговли и промышленности органа имеют в основе государственноэкономический характер, между тем как при разрешении вопросов милитаризации промышленности должны быть положены в основание не столько соображения общеэкономического характера, сколько определенные задачи государственной обороны»13. 17 декабря председатель Особого совещания по обороне, повторяя аргументы большинства, одобрил и общий вывод о том, что необходимо, «независимо от проектируемого Министерством торговли и промышленности органа, образование еще особого высшего, связанного с военным ведомством органа для специального обсуждения и разработки вопросов приспособления нашей промышленности к потребностям государственной обороны»14.
Значительно более серьезные поползновения на права председателей Особого совещания по продовольствию и Особого совещания по перевозкам в это время предпринимал министр внутренних дел А. Н. Хвостов. В первую очередь он решил возглавить «борьбу с дороговизной» и начал активно вторгаться в сферу компетенции Особого совещания по продовольствию 1Б. 23 октября в письме на имя председателя Совета министров он утверждал, что, «по его мнению., на губернаторах остается забота об
100
обеспечении населения предметами продовольствия, а за министром внутренних дел сохраняется обязанность по надзору и общему руководству местными властями по этому предмету»16. В новом письме от 11 декабря он намечал уже ряд мер, «не только клонящихся к ограничению сферы деятельности совещаний по продовольствию и топливу, но и даже полной отмене некоторых полномочий председателей особых совещаний». В частности, он возражал против права местных уполномоченных председателя Особого совещания по продовольствию требовать от всех организаций сведения о наличии продовольствия в районе, а также делать представления председателю Особого совещания о необходимости отмены постановлений и распоряжений губернских властей и местных учреждений по вопросам заготовки, направления и распределения продуктов 17.
Важнейшие вопросы регулирования всей хозяйственной жизни все чаще минуют председателя Особого совещания по обороне. В частности, на заседании Совета министров 19 декабря 1915 г. специально обсуждался вопрос о планомерном снабжении нуждающихся местностей империи продовольствием и топливом. Было одобрено предложение министра земледелия об учреждении совещания пяти министров (военного, путей сообщения, земледелия, торговли и промышленности и внутренних дел)18. Совет министров признал, что планомерное решение обсуждаемого вопроса возможно лишь «при внутренней согласованности работы особых совещаний и поддержании неуклонной взаимной осведомленности». Поэтому министрам — председателям особых совещаний было предложено, чтобы они «неотлагательно установили между собою постоянное сообщение для совместного обмена мнений по всем делам руководимых ими отраслей... а также для устранения ведомственных трений и преподания срочных разъяснений на местах». Ни о какой особой роли председателя Особого совещания по обороне не было и речи. Была подчеркнута лишь желательность участия в обсуждении всех вопросов министра внутренних дел, еще 20 декабря добившегося «высочайшего повеления», которым на губернаторов возлагалась ответственность за объединение на местах всех мероприятий по борьбе с дороговизной 19.
Первое заседание совещания, получившего наименование Совещание по обеспечению нуждающихся местностей империи продовольствием и топливом, состоялось
101
21 декабря 1915 г. На заседании с самого начала, видимо, председательствовал не военный министр — глава Особого совещания по обороне, а министр путей сообщения А. Ф. Трепов, официально утвержденный в этой должности царем 6 января 1916 г. Этим актом было выражено и определенное недоверие царского окружения Поливанову, дискредитировавшему себя слишком тесными связями с буржуазно-оппозиционными кругами. Тем самым, однако, умалялось значение и Особого совещания по обороне, как бы пресекались его поползновения на роль высшего руководящего органа в деле общегосударственного экономического регулирования даже в тех весьма ограниченных пределах, которые царизм ранее формально допускал.
Опираясь на это совещание, председатели особых совещаний более успешно противодействовали каким-либо посягательствам на свои права. Так, министру земледелия А. Н. Наумову во время посещения Ставки верховного главнокомандующего 3—8 января 1916 г. удалось получить санкцию царя на то, «чтобы всякие изменения в организации продовольственного дела, созданной в порядке закона 17 августа 1915 г., производились не иначе как по личным указаниям его величества или по обсуждении в совещании пяти министров»20.
На первом своем заседании совещание рассмотрело вопрос о мерах по доставке предметов первой необходимости в потребляющие центры и одобрило принятую Распорядительным комитетом при МПС систему планов перевозок для Петрограда, Москвы и прилегающих к ним районов. Что же касается остальных местностей, то установление каких-либо плановых перевозок было признано неосуществимым. Единственно целесообразным совещание сочло другой порядок, при котором «снабжение таких пунктов предметами первой необходимости производилось распоряжением председателей местных порайонных комитетов, на основании выработанных в управлениях делами комитетов заданий, в соответствии с теми сведениями о потребности к доставке грузов, которые должны доставляться председателям комитетов местными уполномоченными Особого совещания по продовольствию». Показательно также и то, что заявление военного министра о затруднениях с получением угля и чугуна из Донбасса «заводами, работающими на оборону» не произвело особого впечатления и не получило реального практического разрешения 21.
102
' На заседании совещания 25 декабря обсуждался вопрос о причинах затруднений «по снабжению столиц и некоторых промышленных районов твердым минеральным топливом». Были одобрены меры Министерства торговли и промышленности и МПС по поднятию производительности угольных шахт Донбасса и по ускорению оборота товарных вагонов. По поводу их совещание, однако, -полагало, что те и другие не могут дать существенных результатов. Вследствие недостатка угля и слабой пропускной способности железных дорог, «совещание признало необходимым поставить в непосредственную связь и координировать снабжение заводов топливом с возможностью получения предприятиями нужных им материалов и продуктов переработки». Выяснение соотношения этих показателей даже на заводах, работающих па военные нужды, было поручено министру торговли и промышленности 22. Такое решение вызвало несколько запоздалую, по весьма решительную реакцию председателя Особого совещания по обороне. Ни он, ни представитель Военного министерства не присутствовали на этом заседании. Получив журнал совещания, 3 февраля 1916 г. он обратился к А. Ф. Трепову с протестом против этого решения, существенно затрагивающего права военного ведомства. «Согласно сему постановлению,— утверждал он,— я, как председатель Особого совещания по обороне, теряю всякую инициативу в вопросе определения значения для обороны заводов и данных им заказов, так как могу устанавливать размер заказов лишь па основании совершенно определенных данных о располагаемых этими заводами материалах и топливе, соответственно постановлениям министров путей сообщения и торговли и промышленности»23.
Наряду с рассмотрением некоторых частностей повседневной практики на совещании обсуждались весьма существенные вопросы внутреннего управления. В числе их были острые вопросы о взаимоотношении местных властей в Петрограде в связи с объявлением Петроградского района на военном положении и «об образовании на местах губернских и порайонных совещаний для объединения деятельности отдельных органов по снабжению населения продовольствием и топливом». Министр земледелия А. Н. Наумов, заявивший, что «в настоящее время в деятельности уполномоченных на местах по снабжению населения топливом и продовольствием» наблюдается полная разрозненность и обособленность, предложил со
юз
здать в каждой губернии под председательством губернаторов губернские советы уполномоченных председателей особых совещаний. Совещание одобрило эту идею и разработку ее поручило Министерству земледелия 24. Исполняя это поручение, министр земледелия 22 января 1916 г. представил на рассмотрение Совета министров проект положения об образовании под председательством губернаторов междуведомственных совещаний «для объединения деятельности местных правительственных организаций, ведающих делом военной обороны, государственного порядка и обеспечения населения продовольствием и топливом, а равно перевозку»25. Принятие этого положения еще в большей степени ограничило бы права Особого совещания по обороне, по существу подчинив его местных уполномоченных губернаторам.
В начале 1916 г. в деятельности совещания устанавливается более определенный ритм. Заседания его проходили два раза в месяц. Однако обсуждаеамые вопросы теперь носили более частный характер 26. Привлекает внимание лишь один из них: о мерах к прекращению дальнейшего развития фабрично-заводских предприятий в Петрограде. Обсудив его 23 февраля 1916 г., совещание поручило министру торговли и промышленности совместно с председателем Особого совещания по обороне «установить те виды производства, сохранение и развитие коих в столице оказывается безусловно неизбежным» и запретить выдачу петроградским заводам и фабрикам таких «новых казенных заказов, которые требуют расширения их производительности», а также не допускать совсем казенных заказов, связанных с созданием в Петрограде новых предприятий. Министру торговли и промышленности было поручено разработать «предположения об организации частичной и добровольной эвакуации находящихся в Петрограде фабрично-заводских предприятий, с поощрением таковой назначением правительственных ссуд и пособий»27. 31 марта вопрос о мерах, разработанных различными ведомствами, по организации разгрузки Петрограда вновь обсуждался совещанием, которое приняло решение немедленно учредить в Петрограде междуведомственную комиссию по эвакуации под председательством члена Совета министра внутренних дел 28. Меры эти в первую очередь диктовались возрастающими трудностями со снабжением промышленности столицы сырьем и топливом, а рабочих — продовольствием.
104
Материалы совещания пяти министров наглядно свидетельствуют, что председатель Особого совещания по обороне не занимал здесь какого-то особого (а тем более главенствующего) положения по отношению к председателям других особых совещаний. Все они, по существу, действовали здесь на паритетных началах. В необходимых для него случаях воздействия на своих коллег и он вынужден был выносить те или иные вопросы на рассмотрение совещания. В конце мая 1916 г., в частности, в совещании пяти министров так и остались нерассмотренными его представления «об устранении разногласий между председателями особых совещаний по топливу и перевозкам о наряде по топливу на минувший апрель месяц», «о поручении Министерству земледелия проведения в жизнь мероприятий к повсеместному снабжению продовольствием рабочих заводов, работающих на оборону»29.
Более того, возможности вмешательства председателя Особого совещания по обороне в действия других особых совещаний ограничивались и вследствие укрепления их позиций на местах. Не только председатель Особого совещания по продовольствию располагал соответствующими полномочиями, но их добился и председатель Особого совещания по топливу. 18 апреля 1916 г. царь одобрил предложенные им меры, направленные к устранению попыток вмешательства других ведомств в дела топливного снабжения 30.
Обсуждаемые в совещании пяти министров вопросы неуклонно мельчали, а, с другой стороны, рассмотрение их все более смыкалось с обсуждением тех или иных направлений внутренней политики (характер и порядок разгрузки Петрограда, в частности), тем самым вторгаясь в компетенцию Совета министров. Это дало основание новому председателю Совета министров Б. В. Штюрмеру 21 мая 1916 г. провести решение об упразднении совещания 31.
Однако нерациональность обсуждения и решения ряда вопросов государственного регулирования экономической жизни в полном составе Совета министров все же побуждала ставить вопрос о воссоздании чрезвычайного регулирующего органа, который мог бы укрепить, с другой стороны, особое положение председателя Совета министров. Не прошло и двух месяцев, как упраздненное совещание возрождается. Оно появилось в несколько ином виде, под наименованием Особого совещания для
105
объединения всех мероприятий по снабжению армии и флота и организации тыла. Этот вопрос 1 июля 1916 г. обсуждался на заседании Совета министров. Было признано, что задача согласования деятельности особых^ совещаний и Особого комитета по борьбе с дороговизной, решение о создании которого в рамках Министерства внутренних дел только что состоялось, следовало возложить на председателя Совета министров. В связи с этим ему должны были доставляться сведения и объяснения об общем ходе дел в соответствующих ведомствах, совещаниях и комитетах. Рассмотрение тех или иных вопросов на совещании назначалось председателем по его усмотрению, когда он считал это необходимым. По всем делам, которые рассматривались совещанием, докладывать царю мог только председатель Совета министров 32.
В известной степени этим чрезвычайным совещанием правительство пыталось решить вопрос о создании стройной системы эффективного военно-государственного регулирования. Однако предпринимаемые меры не выходили за пределы традиционной казенно-бюрократической политики, неэффективность которой подтверждалась ежечасно.
В целях усиления контроля за деятельностью буржуазных общественных^организаций, занимавшихся решением продовольственного вопроса, готовилась даже передача всего продовольственного дела из Министерства земледелия в Министерство внутренних дел, где в это же время создается Особый^комитет по борьбе с дороговизной 33. При проведении* этих мероприятий обсуждались проекты всеобщей принудительной мобилизации торговли казенно-бюрократическим путем 34.
В связи с усилившимся недостатком продовольствия проблема снабжения армии и населения особую злободневность приобретает к середине 1916 г. В чиновничье-бюрократических кругах один за другим появлялись различные проекты «оздоровления» продовольственного дела. В это время начинается, видимо, разработка положения о верховном начальнике и состоящем при нем чиновничье-бюрократическом Главном комитете по снабжению армии и флота и населения империи продовольствием и фуражом. В качестве такого верховного начальника, наделяемого диктаторскими полномочиями в продовольственном деле, назывались вел. кн. Дмитрии Константинович, генерал А. А. Поливанов, граф А. А. Бобринский^ кн. Б. А, ВасильчиковЛ действитель
на
ный статский советник A. G. Стишипский и инженер-генерал Н. П. Петров35. Другой чиновничий документ, планировавший снабжение рабочих военной промышленности передать в Главное интендантское управление, был одобрен Ставкой в конце июля 1916 г. Речь, по существу, шла о централизованном снабжении рабочих всей крупной фабрично-заводской промышленности. Однако этот план вызвал решительное возражение ВПК и других буржуазных общественных организаций. Руководители их предлагали дело продовольственного снабжения промышленных рабочих отдать в руки этих организаций 36.
Проект военных кругов пе был осуществлен, но не в результате противодействия ВПК. Он «не вписывался» в общую систему мер по решению продовольственного вопроса, которые намечались и обсуждались в других правительственных сферах. К тому же экономически этот проект был совершенно необоснован. Военное ведомство не располагало необходимыми ресурсами для регулярного снабжения рабочего населения 37. Поэтому правительство, все сильнее ощущая острейшую необходимость мобилизации финансовых ресурсов для обеспечения закупок продовольствия, при создании планов реорганизации продовольственного дела начинает ориентироваться на частные коммерческие банки. Их неоднократные обращения к правительству по этому вопросу не встречали положительных откликов. Лишь в начале 1916 г. директор кредитной канцелярии Министерства финансов Д. И. Никифоров обратился с письмом к Я. И. Утину, возглавлявшему совещание банковских деятелей, с просьбой определить позицию банков к продовольственному вопросу. Однако ответа на обстоятельную записку, подготовленную руководителями банковской организации, так и не было дано 38. Тем не менее банки активизировали свои усилия, действуя по различным каналам. Еще в начале августа 1916 г. начальник штаба верховного главнокомандующего М. В. Алексеев выяснял у министра земледелия А. А. Бобринского достоверность сведений о привлечении банков к организации продовольственного снабжения армии и населения. Добиваясь осуществления своих планов, банки воздействовали на различные звенья высшего государственного аппарата, имевшего касательство к продовольственному снабжению. Не забывали они и верхушку генералитета. Такж 16 сентября 1916 г. они представили свой проект
107
организации продовольственного дела главнокомандующему армиями Северного фронта. В соответствии с проектом во главе дела заготовки продовольствия для армии и населения предлагалось поставить «людей опыта». Всей закупкой продовольствия должен был руководить совет, состоящий из равного количества представителей от правительства и хлебных торговцев. Кандидатуры последних представлялись банками. Совет должен был выделить исполнительный комитет, набирающий штат приказчиков. Он получал исключительное право закупок продовольствия не по твердым, а по «свободным» рыночным ценам, т. е. фактически монополизированным банками. Последние предоставляли кредиты для закупки продовольствия, а распределение продуктов в районах потребления поручалось земствам и городским управлениям 39.
Монополизируя таким образом закупки продовольствия, банки отказывались от системы твердых цен, существовавших при заготовках продовольствия через органы Министерства земледелия. Инициатива реорганизации продовольственного дела явно ускользала из этого ведомства. Планируемая передача продовольственного дела в Министерство внутренних дел должна была сопровождаться отказом от системы твердых цен, весьма привлекательным для банков. Такая линия, упорно проводимая Б. В. Штюрмером, привела к отставке с поста министра земледелия А. Н. Наумова и появление на этой должности А. А. Бобринского — крупного латифундиста-сахарозаводчика, одного из лидеров правых политических группировок, имевшего старые личные связи с «премьером»40.
Особое совещание для объединения всех мероприятий по снабжению армии, флота и организаций тыла, получившее большие права, тем временем захлестывала бумажно-бюрократическая «вермишель». Оно занималось рассмотрением частных и второстепенных вопросов, которые не менее успешно можно было решать в других инстанциях 41. На этом фоне проблема решения продовольственного снабжения, определения основополагающих начал продовольственной политики приобретала все большее значение. Общие тенденции, восторжествовавшие в сентябре — октябре 1916 г. в правительственных верхах, выражены в записке Особого комитета по борьбе с дороговизной, излагавшей план перестройки всего продовольственного дела. Записка полнее учитывала поже
108
лания и интересы банков, чем проекты, готовившиеся в Особом совещании по продовольствию. Особое совещание для объединения всех мероприятий по снабжению армии и флота и организации тыла обсуждало ее на заседании 24 сентября. Высший правительственный орган, в известной степени солидаризируясь с финансовыми кругами, признал, «что одною из несомненных причин, влияющих на рост дороговизны и на отсутствие на рынке достаточного предложения предметов обычного потребления, является стеснение свободной торговли и развивающаяся, в значительной степени на почве таксировки и воспрещения вывоза, спекуляция». Поэтому он высказался за незамедлительное восстановление свободного торгового оборота. В качестве шага в сторону требований банков можно рассматривать и другое решение. Царские министры признали, что «в видах развития и организации свободной торговли крайне желательно... скорейшее проведение в жизнь предложения министра торговли и промышленности об образовании торговых палат»42. Эти планы не могли не вызывать удовлетворения в финансовых кругах, ибо они полнее соответствовали интересам банков, открывая перед ними перспективу полного подчинения под эгидой государственной власти всего продовольственного дела. Не случайно, что через несколько дней после этого заседания состоялось совещание представителей крупных банков (А. И. Путилов, Б. А. Каменка, Е. Г. Шайкевич и др.) и ведущих хлеботорговых фирм (Бугров, Башкиров, Дрейфус и др.) с только что назначенным управляющим Министерством внутренних дел А. Д. Протопоповым. По словам новоявленного царского министра, «банки не отрицали возможности помочь делу, но определенно не высказались; говорили, что надо подумать»43. «Раздумья» руководителей банков объяснялись, видимо, тем, что в конце сентября — октябре 1916 г. они не могли не учитывать общей обстановки. Дальнейшее углубление политического кризиса в стране предопределило тот факт, что банковских воротил в конечном счете не прельстило даже обещание Протопопова предоставить им в будущей (V) Государственной думе 30—50 депутатских мест 44. В какой-то степени банковские круги сдерживало и то, что правительство не только пыталось активнее вмешиваться в их внутренние дела, но продолжало и усиливало недружелюбные акции по ограничению деятельности буржуазных общественных организаций, игравших все большую роль (через земские
109
и городские управления и кооперативы) в деле распределения продовольствия в потребляющих районах.
В частности, на заседании Особого совещания министров 24 сентября было решительно отклонено предложение Особого комитета по борьбе с дороговизной создать соответствующие местные комитеты. Министры выразили сугубо отрицательное отношение к планам «привлечь местных обывателей к активной деятельности в области обнаружения скрытых товаров и установлении случаев нарушения торговцами существующих правил». Они признали, что «с точки зрения охранения общественного порядка и спокойствия такая мера представляется недопустимой». Столь же неприемлемыми оказались предложения «образовать, в видах равномерного снабжения предметами первой необходимости, субсидируемое из казны товарищество, распределив его паи между земствами и городами и обеспечив непосредственное участие в делах товарищества надлежащим ведомствам». Было признано, что «образование такого товарищества, являясь в существе едва ли целесообразным, с общегосударственной точки зрения представляется совершенно недопустимым»45.
Однако банки и сами, хотя не сразу, уклонились от какого-либо соглашения с правительством в продовольственном деле. Тогда правительственные верхи совершают резкий поворот. Еще 24 сентября 1916 г. они категорически отвергали всякую возможность более широкого привлечения представителей буржуазных общественных организаций к решению продовольственного вопроса, а 10 октября состоялось решение министра земледелия (соответствующее постановление опубликовано 14 октября) о реорганизации Особого совещания по продовольствию и об образовании губернских, уездпых и волостных продовольственных органов, состоящих из представителей ведомств, общественных организаций, земств и городских управ. Это постановление в широких кругах буржуазной общественности было встречено более или менее благожелательно 46.
Такое решение вопроса означало возвращение к политике твердых цен, к которым банки относились отрицательно. Тем не менее в прессе, близкой к финансовым кругам, сообщалось о происходивших еще в середине октября под председательством Утипа совещаниях представителей крупнейших банков, где была даже избрана закупочная комиссия создаваемой ими продовольственной организации. Работа эта велась при поддержке ми-
110
пистра финансов П. Л. Барка 47. По всей видимости, конец колебаниям банковских воротил положили не только усиливающиеся разговоры о враждебном отношении к банкам среди членов правительства, но и принятое Советом министров представление министра финансов о наделении его правом производить ревизию банков 48. Банки уклоняются от активного участия в организации продовольственного дела. Тем самым разрушалась комплексность разработанного плана. Из него выпадал один из ключевых компонентов.
Положения не могло изменить и обращение в начале ноября 1916 г. некоторых петроградских банков к министру земледелия с предложением предоставить им полномочия министерства для закупок продовольствия на местах 49.
На некоторые шаги по «демократизации» продовольственного дела правительство решилось при одном весьма существенном условии — передаче его в Министерство внутренних дел. А эта часть плана, возрожденная теперь А. Д. Протопоповым, вызвала серьезное недовольство в буржуазных оппозиционных кругах, не одобрявших и тенденцию к отмене твердых цен. Представители буржуазных общественных организаций решительно осудили этот маневр и твердо отказались сотрудничать с Министерством внутренних дел 50. Тогда правящие верхи вынуждены были вернуться на исходные позиции. Продовольственное дело оставляется в Министерстве земледелия, но, по настоянию Штюрмера и Протопопова, постановление министра земледелия от 10 октября о создании местных продовольственных органов аннулируется 51. Поэтому руководители Министерства земледелия в конце ноября 1916 г. признали необходимым «образовать на местах закупочные ячейки при ближайшем участии местных бирж»52. Тем самым открывался путь для использования последнего предложения некоторых частных коммерческих банков. Однако до Февральской революции времени оставалось настолько мало, что руководители продовольственного дела не успели предпринять реальных мер к реализации постановления, принятого Особым совещанием по продовольствию.
Следовательно, даже в решении вопросов организации йродовольственного снабжения, которым уделялось особое внимание, совещание министров не могло предложить реальных конструктивных мер. Вся организационная работа шла мимо этого органа. Роль военного министра —
111
председателя Особого совещания по обороне — совершенно не ощущалась. В какой-то степени это связано было и с тем, что должность эту в 1916 — начале 1917 г. занимали такие бесцветные личности, как Д. С. Шуваев и М. А. Беляев. Поэтому утверждения о том, что координирующая роль Особого совещания по обороне (в какой бы ни было форме) могла усилиться после создания нового органа под председательством главы правительства, нельзя признать обоснованными б3.
Этой оценки не может поколебать факт вмешательства в сентябре 1916 г. председателя Особого совещания по обороне в дело установления твердых закупочных цен на зерновые продукты. Дело в том, что его активность была стимулирована ходатайствами Центрального ВПК и других буржуазных общественных организаций. Цены, утвержденные председателем Особого совещания по продовольствию А. А. Бобринским превышали существовавшие ранее на 40—50%. Они были приняты вопреки протестам представителей Министерства финансов, Государственного контроля, ВПК, Согора и Земгора. Руководители ВПК полагали: «Повышение твердых цен на хлебные продукты окажет неминуемое влияние на цены всех остальных предметов потребления как в сыром, так и в обработанном виде, оно окажет свое влияние и на расценки труда рабочего. Связанное с этим явлением неминуемое вздорожание жизни отразится очень тяжелыми последствиями на всем населении и на всей жизни страны». Многомиллионные затраты военного ведомства на закупки продовольствия в связи с таким повышением резко возрастали. Поэтому председатель Особого совещания, признав новые цены преувеличенными, приостановил введение в действие принятого постановления. Он перенес обсуждение их (в соответствии с существующим положением) на совместное заседание особых совещаний по обороне и продовольствию. Незначительным большинством (в 2 голоса) оно высказалось за некоторое понижение цен. Вследствие разногласия между военным министром и министром продовольствия, отстаивавшим уже утвержденные им цены, вопрос был вынесен на заседание Совета министров, который одобрил решение соединенного заседания особых совещаний б4.
Появление нового «сверхособого» совещания скорее существенным образом ограничивало права председателя Особого совещания по обороне и на деле окончательно похоронило какие-либо претензии руководимого им
112
учреждения на роль общеэкономического регулирующего центра. С другой стороны, следует признать, видимо, справедливость утверждения С. В. Воронковой о том, что Особое совещание министров «не внесло значительных изменений в сложившуюся (в рамках Особого совещания по обороне.— В. Л.) систему военного регулирования». Оно не отменяло решений особых совещаний, а лишь «просило», «рекомендовало» и т. п.55 Практика вскоре показала нежизненность надстроечного совещания шести министров. В начале ноября 1916 г. в хорошо информированной прессе появились сообщения о его ликвидации. Оно почти не собиралось после отставки Штюрмера и ненадолго пережило своего основателя. Все важнейшие дела были переданы непосредственно в Совет министров 56.
Таким образом, несмотря на отдельные попытки координации мер по обеспечению продовольственного и топливного снабжения, несмотря на определенное стремление объединить усилия по решению транспортной проблемы и прочее, нельзя не признать, что все четыре особых совещания (по обороне, продовольствию, топливу и перевозкам) действовали как вполне самостоятельные и равноправные органы. Попытки создания надстроечных «сверхсовещаний», призванных в определенных пределах координировать и объединять их усилия в деле регулирования тех или иных сфер экономики, не изменили общей картины. Они продолжали действовать изолированно друг от друга, ибо координационные меры имели формальный и поверхностный характер.
Разобщенность государственных мер в сфере экономической жизни еще более подчеркивалась фактом одобрения правительством представления министра торговли и промышленности об организации совещания по вопросам торговли и промышленности. Ведомство предлагало создать это совещание во главе с министром или чиновником, им назначенным. Наряду с представителями ведомств в качестве постоянных членов в совещание приглашались по четыре члена Государственной думы и Государственного совета, а также представители торгово-промышленных организаций, науки, техники и пр.57 Этот проект был, видимо, навеян записками, представлявшимися общероссийскими предпринимательскими организациями с мая 1915 г.*
* В записке Совета съездов представителей промышленности и торговли, представленной Н. С. Авдаковым IX съезду, предлагалось учредить Высшую экономическую комиссию с председате
113
Совет министров обсудил представление Министерства торговли и промышленности 29 декабря 1915 г. и признал «вполне целесообразным образование для указанных выше целей междуведомственной коллегии при участии представителей научно-практических знаний, а равно сельского хозяйства, промышленности и торговли». Полномочия новой коллегии и вопросы, подлежащие на ней рассмотрению, было решено определить в специально образованном для этого Совещании по финансово-экономическим вопросам под председательством «премьера», в составе министров финансов, торговли и промышленности, земледелия и государственного контролера, т. е. при отсутствии военного министра. Николай II утвердил это решение 17 января 1916 г.68
Однако царские министры не очень спешили с конституированием одобренной в принципе коллегии. Поэтому руководители общероссийских предпринимательских организаций усиливают нажим, повторяя и совершенствуя высказанные ранее идеи. Свое дальнейшее развитие они получили в записке, представленной 21 января 1916 г. на имя председателя Совета министров руководителями Совета съездов биржевой торговли и сельского хозяйства В. И. Тимирязевым и председателем Совета съездов представителей промышленности и торговли В. В. Жуковским б9. Они заявляли о готовности образовать «целый ряд подготовительных комиссий» в целях разработки вопросов для совещания, в которое наряду с чиновниками предполагалось ввести «представителей земств и городов, представителей главнейших организаций по сельскому хозяйству, промышленности, финансам и торговле»60. В еще большей степени в докладной записке подчеркивалась необходимость свободы организаций, ибо с задачами настоящего хозяйственного момента справиться может «только свободная инициатива хозяйственных единиц,; организованных в союзы». Вместе с тем руководители
лем, назначаемым царем. В состав комиссии намечались не только чиновники, но и «выдающиеся люди науки, промышленности и торговли, деятели сельского хозяйства, сведущие лица, близко знакомые с финансовыми и экономическими вопросами». Предполагалось также, что по образцу Особого совещания о нуждах сельскохозяйственной промышленности комиссия в случае необходимости будет образовывать местные губернские, а по некоторым отраслям и районные совещания. См.: Авдаков Н. С. Об учреждении Высшей экономической комиссии: Доклад Девятому очередному съезду представителей промышленности и торговли: Mail 1915. [Пгр.]. С. 10.
114
общероссийских предпринимательских организаций признавали, что «должен быть усилен контроль закона над экономическими явлениями и усилена роль государства не как предпринимателя, а как верховного руководителя и деятельного покровителя народного труда в области промышленности и земледелия, умеющего согласовывать часто противоречивые интересы для достижения наилучших общих результатов»61.
Председателем Особой финансово-экономической комиссии 20 февраля 1916 г. был назначен государственный контролер Н. Н. Покровский, а 22 марта царь одобрил Особый журнал Совета министров, которым утверждалось соответствующее положение об этой комиссии 62. В § 1 его значилось, что она создается «для предварительного обсуждения вопросов финансово-экономической политики, как внутренней, так и международной, и связанной с нею законодательных предположений». В состав комиссии вводились представители ведомств, Государственной думы, Государственного совета, Всероссийской сельскохозяйственной палаты, Совета съездов представителей промышленности и торговли, Совета съездов представителей биржевой торговли и сельского хозяйства, Петроградского и Московского биржевых комитетов, экспортной палаты 63.
В апреле на заседании комиссии Покровского рассматривался текст инструкции делегатам России на предстоящей Парижской экономической конференции союзников. Затем принятый текст был санкционирован на Совещании по финансово-экономическим вопросам при Совете министров в мае 1916 г.64 Разработкой же программы повседневных занятий финансово-экономической комиссии Совещание по финансово-экономическим вопросам занялось лишь после возвращения из Парижа Н. Н. Покровского, возглавлявшего делегацию России. Перечень вопросов и объяснительная записка к нему, развивавшие эту программу, были одобрены совещанием 21 сентября, а затем 26 октября утверждены Советом министров 6б. В интервью корреспонденту «Финансовой газеты» в августе 1916 г. Н. Н. Покровский подчеркивал, что возглавляемый им орган должен «рассматривать вопросы экономической жизни». При этом финансовые вопросы намечалось изучать в той мере, в какой они касались тех или иных отраслей экономики 66.
Единственное, что успела сделать комиссия под председательством Н. Н. Покровского до Февральской револю
115
ции, так это разделиться на несколько автономных подкомиссий, из которых первая (под председательством В. И. Гурко) должна была разрабатывать вопросы промышленности, вторая (во главе с В. И. Тимирязевым) — торговли и транспорта, третья (под руководством товарища министра земледелия Н. В. Грудистова) — вопросы сельского хозяйства, включая лесное дело 67.
При создании этого органа, так и не успевшего до февраля 1917 г. развернуть практической деятельности, наглядно проявляются общие для царизма тенденции в сфере экономической политики. Совершенно очевидный факт невозможности в условиях военного времени предпринимать общегосударственные экономические акции без участия банков, монополистических и представительных организаций капиталистов, без буржуазно-помещичьей общественности побуждал предусматривать их представительство во вновь создаваемых органах, заставлял добиваться их сотрудничества. Однако упорное стремление всячески оберегать устои самодержавного строя влекло за собой ограничение новых органов жесткими рамками административной опеки. Хотя над первоначально проектируемым Министерством торговли и промышленности совещанием (до выхода соответствующего постановления в окончательном виде) создавалась целая иерархическая лестница чиновничье-бюрократи-ческих препятствий, оно низводится до уровня комиссии, в которой «единение» чиновников с буржуазной общественностью допускается под непосредственным надзором специально создаваемого «промежуточного» органа — совещания министров по финансово-экономическим вопросам.
Попытки решения важных, принципиальных проблем народнохозяйственной жизни и разработки основ общей экономической политики для Совета министров в чрезвычайных надстроечных регулирующих органах, оторванных от четырех особых совещаний при министрах, еще более усугубляли пороки всей системы государственного регулирования в России. Те опасения, которые в органе Совета съездов представителей промышленности и торговли высказывались в момент учреждения четырех особых совещаний (август 1915 г.), подтвердились в самой худшей форме. Уже тогда тревогу вызывало явное несовершенство системы учреждений, обеспечивающих снабжение армии, завершением которой как бы являлись особые совещания. По мнению журнала «Промышленность
116
и торговля», все регулирующие органы «не производят в целом впечатления единой законченной организации, отдельные части которой были бы удачно приспособлены одна к другой и могли стройно координировать свои действия». Далее продолжалось: «Главные, бросающиеся в глаза дефекты этой организации сводятся к громоздкости и многочисленности входящих в нее учреждений, состав коих к тому же скомбинирован из одних и тех же элементов: чиновников, депутатов, представителей военно-промышленных организаций, недостаточной определенности компетенции этих учреждений и неравномерности распределения власти между ними»68.
Оценивая деятельность особых совещаний на начальном этапе, орган Совета съездов представителей промышленности и торговли заявлял: «Если взглянуть на вереницу учреждений общественных, правительственных и смешанных, местных и центральных, созданных у нас за время войны, то получится такой сложный лабиринт, в котором не всякий сразу сориентируется. Следовало бы, положительно, издавать путеводитель по хозяйственным учреждениям, порожденным у нас войною, с указанием компетенции, круга деятельности и состава...» Резюмируя свою пессимистическую оценку, журнал далее утверждал: «Получается не единство организаций, даже не взаимодействие, а почти механическое соединение»69.
Попытки обеспечения решения важных принципиальных проблем экономической жизни и разработки основ общей экономической политики для Совета министров, перегруженного массой дел, в чрезвычайных надстроечных органах, по существу изолированных от четырех особых совещаний при министерствах, не дали осязаемого положительного результата, не устранили ведомственной разобщенности.
Дальнейшая практика взаимодействия регулирующих органов подтвердила самые мрачные прогнозы. В докладе не установленного нами лица «К вопросу объединения мероприятий по снабжению», датированном 1 августа 1916 г., говорилось об отсутствии общей согласованности в деятельности всех организаций, пытавшихся обеспечить решение военных нужд. Много сил направлялось на одно и то же дело. Они «не только затрачиваются часто понапрасну, но столкновение инициатив наносит прямой вред делу». Далее продолжалось: «Без справок и усилий памяти мы насчитываем в одном Петрограде около 70 созданных за время войны совещаний, комитетов, комис
117
сии и т. п. организаций, связанных с вопросами обороны, которые отдельно назначают свои заседания. Автор этого доклада получал повестки из 28 организаций, в коих он числился одновременно и в работах 7 учреждений принимал правильное участие. В некоторых организациях заседают до 100 и более человек — сколько времени убивается на обсуждение и как мало его остается для фактической работы»70.
Еще более резкая оценка содержалась в записке, составленной на основе ряда докладов (В. Г. Громана и др.) и представленной главноуполномоченным Всероссийского союза городов 7 февраля 1917 г. председателям четырех особых совещаний. В ней утверждалось: «Между деятельностью четырех Особых совещаний и комитетами при Министерстве торговли, между которыми искусственно разорваны вопросы народного хозяйства, не было установлено надлежащей связи и согласованности, и в результате мы имеем: зерно на той мельнице, на которой нет топлива, муку там, где нет вагонов для ее вывоза, вагоны там, где нет грузов для их наполнения, и маневрирование пустых вагонов при страшной нужде в них»71.
Подобная организация дела государственного регулирования народного хозяйства сама по себе была уже чревата самыми пагубными последствиями. Она становилась одним из важнейших источников расстройства хозяйственной жизни и нарастающей разрухи всей экономики.
Разрозненность различных регулирующих органов, зачастую действующих без всякого согласования, была запрограммирована самой их юридической конструкцией. Она еще более усугублялась вследствие тех трений и противоречий, которые все более усиливались между буржуазными и предпринимательскими организациями, с одной стороны, и правительством — с другой. Однако и монополистическая буржуазия не имела какой-либо реальной конструктивной и комплексной программы регулирования всего народного хозяйства. Предлагаемые различными предпринимательскими и буржуазными организациями частные планы и проекты сохраняли не менее ярко выраженный ограниченный, узкогрупповой и классовый характер.
Всем четырем ведомственным особым совещаниям был присущ казенный бюрократизм. Важные вопросы решались больше на бумаге, а не на деле. Вместе с тем создание этих регулирующих центров имело и известные положительные результаты. Прежде всего в рамках особых
U8
совещаний складывался и начинал развиваться общегосударственный учетно-регистрационный и распределительный аппарат. В Особом совещании по обороне, в частности, он формировался в различных комитетах и комиссиях, которыми оброс этот орган, и в его местных подразделениях (районных заводских совещаниях)72.
2. Особые совещания и буржуазные организации
Изучение взаимоотношений предпринимательских организаций с особыми совещаниями дает возможность лучше уяснить их природу, характер и принципы их деятельности. Важное значение при этом имеет рассмотрение связей и взаимоотношений совещаний с созданными за время войны буржуазно-помещичьими общественными регулирующими организациями (Всероссийский земский союз, Всероссийский союз городов, Центральный ВПК и др.). Рассмотрение этой стороны дела позволяет точнее определить роль и влияние в них представителей монополистических объединений и предпринимательских организаций. Это тем более заслуживает специального внимания, что в оценке степени этого влияния среди советских исследователей существуют диаметрально противоположные точки зрения 73.
Более точную оценку особых совещаний, на наш взгляд, дает А. Л. Сидоров. «Решающая роль,— указывает он,— сохранилась при этом за агентами государственной власти, за министрами, но буржуазия послала во все созданные организации своих представителей, которые .должны были не только помогать правительству в организации военного хозяйства, но и отстаивать узко-меркантильные интересы своего класса». Сам факт появления особых совещаний оценивается как своеобразная попытка «государственно-капиталистической организации хозяйственной жизни»74.
Бесспорно, планы правительственных верхов объективно были нацелены в этом направлении. Однако усиление роли монополистических союзов и финансового капитала в экономической жизни — их неуклонно возрастающее воздействие на реальное военно-хозяйственное регулирование, овладение ими теми или иными звеньями государственного регулирования в действительности — все более придавало осуществляемым мерам государственно-монополистический характер. Формально совещатель
но
ные, консультативные права особых совещаний все же предоставляли заправилам монополистического капитала широкие возможности прямого и косвенного воздействия на направление экономической политики при определении тех или иных ее существенных сторон и для обеспечения своих корпоративных интересов, несмотря на наличие серьезных трений и противоречий с правящими кругами.
Представитель Всероссийского земского союза в Особом совещании по продовольствию П. Б. Струве в обширном печатном докладе, подготовленном съезду земских уполномоченных в начале марта 1916 г., стремился в первую очередь подчеркнуть, что Особое совещание по продовольствию «организовано и действует по тому же типу, как и другие особые совещания». Он фиксирует на примере Особого совещания по продовольствию определенную тенденцию превращения совещаний из «формально совещательных» в «фактически решающие». Подводя к мысли о необходимости серьезного отношения к представительству общественных организаций в совещаниях, он даже утверждал: «Случаев, когда министр (сперва А. В. Кривошеин, затем А. Н. Наумов) постановил бы решение, несогласное с мнением большинства Особого совещания, насколько я мог проследить, не было»75.
Столь радужная картина, нарисованная П. Б. Струве, постепенно начинала изменяться. Но тем не менее к голосу буржуазной «общественности», прямо или косвенно в той или иной степени отражавшей интересы различных предпринимательских организаций, царские чиновники продолжали прислушиваться достаточно внимательно. Те или иные конкретные интересы обеспечивались в комитетах, комиссиях и местных органах, которые возникали при особых совещаниях.
Однако взаимоотношения представителей буржуазных и предпринимательских организаций с руководителями особых совещаний, с высшими царскими чиновниками с самого начала все же базировались на весьма не идиллической основе. Дело в том, что, принимая участие в особых совещаниях, представители буржуазии фактически разделяли ответственность за весь курс правительственной политики регулирования народного хозяйства. Даже их критика этого курса, когда она раздавалась на заседаниях и получала отражение в прессе, в значительной степени теряла свою действенность и остроту. Сама по себе практика привлечения представителей привилегированных классов в совещательные по форме по-
120
стоянпые государственные органы была в известной степени чревата ограничением самодеятельности и прав буржуазно-помещичьих организаций. Если даже мелкие текущие вопросы чем дальше, тем чаще стали подвергаться детальному рассмотрению особыми совещаниями и их комиссиями, то отпадала надобность обсуждения их в ВПК, Земском союзе, Союзе городов, или же значение такого обсуждения обесценивалось. В марте 1916 г. член Особого совещания по обороне видный кадет Н. В. Некрасов заявлял: «Когда учреждался этот орган, то предполагалось, что он будет органом контроля за деятельностью ведомств. Настоящая картина получается совершенно иная. Опираясь на авторитетность членов законодательных палат и базируясь на этой фирме, ведомства стремятся осуществить обратное — прибрать, что называется, под свой контроль общественные учреждения»76.
Если осуществление замысла «прибрать» к рукам учреждения, созданные буржуазией, не имело реальных перспектив, то возникала другая, более серьезная коллизия, на которую журнал «Промышленность и торговля» указывал еще в августе 1915 г. «Больше всего нужно бояться,— утверждалось в нем,— превращения Особого совещания, с одной стороны, Центрального военно-промышленного комитета,— с другой, в два конкурирующих, пе доверяющих друг другу ведомств, бесплодно тратящих время на обсуждение одних и тех же вопросов и нередко приходящих при этом к противоположным решениям»77. Опасения эти подтверждались.
«Уже в конце 1915 г.,— заявлялось в ,,Известиях Центрального военно-промышленного комитета” 1 января 1917 г.,— выяснилось, что мобилизация промышленности в ее целом будет лежать вне сферы деятельности военно-промышленных комитетов и что в лучшем случае на их долю придется работа по урегулированию тех или иных отдельных областей. Наряду с сим все более и более становилось очевидным, что ввиду отчужденности от запросов момента органов, наиболее близких к промышленной сфере, и переобремененности военного ведомства своими непосредственными вопросами, в деле мобилизации не будет централизующего начала». Более того, царское правительство пыталось всячески умалять роль и значение всей системы ВПК, используя в этих целях и власть уполномоченных Особого совещания по обороне на местах. Один из руководителей Московского областного ВПК С. А. Смирнов, выступая после Февраля 1917 г. на
121
собрании представителей ВПК, Земсоюза и Согора, участвующих в заводских совещаниях, созданных при этих уполномоченных, утверждал: «Старое правительство создало заводские совещания в противовес общественным организациям и, главным образом, военно-промышленным комитетам»78.
Руководителям ВПК не удалось превратить их в деловой аппарат мобилизации промышленности. А. П. Погре-бинский в 1941 г. установил, что военно-промышленные комитеты стремились стать хозяйственной организацией, объединяющей всю промышленность, но эти претензии не удалось осуществить 79. Им пришлось довольствоваться более скромной ролью.
Отстранение от дела или игнорирование ВПК, Земсоюза и Согора при решении вопросов регулирования тех или иных отраслей экономики представителям буржуазнооппозиционных кругов давало дополнительные мотивы для усиления критики правительства и его руководителей. Так, председатель Государственной думы М. В. Родзянко, выступая на заседании Особого совещания по обороне 19 декабря 1915 г., сетовал на отсутствие «единой и сильной власти»80. В тот же день он обратился с личным посланием к И. Л. Горемыкину, которое в копиях распространялось по стране. Запугивая российского «премьера» возможными «беспорядками» (как следствием надвигающегося голода населения), он упрекал правительство за то, что «оно не принимает никаких активных и решительных мер к устранению возникающих грозных событий»., и патетически заявлял, что «мы, члены Государственной думы, не можем, имея лишь совещательный голос, принять на себя ответственность за неизбежную катастрофу»81.
Подобные демарши не оказывали серьезного воздействия на общее направление экономической политики самодержавия в годы войны, по-прежнему продолжавшего ограничивать инициативу и активность буржуазно-помещичьих общественных и торгово-промышленных организаций.
Нельзя сказать, что такое отношение для руководящих кругов ВПК было совершенно неожиданным. Еще у истоков деятельности ВПК они допускали возможность игнорирования правительством этой организации. П. П. Рябушинский, в частности, 25 августа 1915 г. утверждал: «И для всех очевидно, что необходимы новые лица кроме правительства, которые могли бы взять это
122
дело в свои руки и вместе с объединенными союзами регулировать и направлять все наше производство. Им это должно быть предоставлено. Если не предоставят этого военно-промышленным комитетам и союзам, то мы должны его взять в свое ведение, создав такой аппарат, которому все молчаливо подчинились бы»82. Попытки активизации ВПК, как уже выше указывалось, предпринимались. Но правящие верхи относились к ним настороженно и стремились все более ограничивать деятельность как ВПК, так и других буржуазных общественно-предпринимательских организаций.
Однако было бы не очень верно сводить роль ВПК лишь к государственной функции посредничества «между казной и средней и мелкой промышленностью», как это делает А. Л. Сидоров 83. При этом столь же неточно характеризуется, к сожалению, удельный вес ВПК в выполнении военных заказов. Дело, видимо, в том, что приводимые в исследовании цифры не учитывают тех огромных сумм, которые были получены, в частности, текстильными фабрикантами через посредство Московского областного ВПК. А. Л. Сидоров определяет общую сумму правительственных заказов ВПК до Февральской революции в размере 400 млн руб. Но по данным финансового отдела Московского областного ВПК только хлопчатобумажный отдел до 1 мая 1917 г. выполнил военные заказы на сумму свыше 800 млп руб. В 1915—1916 гг. стоимость их можно определить в пределах 600 млн руб. Огромные средства были реализованы также через шерстяной, льняной и другие отделы областного ВПК 84.
Еще большую неточность, на наш взгляд, допускают исследователи, пытающиеся, с одной стороны, свести роль ВПК, Всероссийского земского и городского союзов лишь до «чисто посреднических функций», а с другой — признать их только исполнительными органами Особого совещания по обороне 8б. Несмотря на все попытки правящих верхов использовать ВПК лишь для «посреднических» функций, реальная роль их все-таки была более значительной и по объему, и по содержанию их деятельности. Центральный, областные и местные ВПК явились одним из важнейших каналов практического воздействия монополистических союзов ряда отраслей промышленности на различные звенья государственного аппарата, т. е. являлись одним из важнейших путей утверждения в экономике страны государственно-монополистического капитализма (см. гл. 4).
123
По поводу заявления, что Центральный ВПК, Земский союз и Союз городов являлись исполнительными органами Особого совещания по обороне, следует указать на односторонность подобной оценки. Дело в том, что эти организации пе в меньшей, а иногда в значительно большей степени были связаны с другими особыми совещаниями (по топливу, продовольствию и перевозкам) и даже с иными ведомствами царского правительства. Так, уже на 1 января 1916 г. Всероссийский земский союз имел 3100 лазаретов на 173 000 коек. Военное ведомство непосредственно смогло открыть санитарные учреждения лишь на 160 000 коек, Союз городов — на 70 000 и Красный Крест — на 48 000 коек. Помимо этого Земсоюзом было оборудовано более 50 санитарных поездов. Средства на указанные цели в основном предоставлялись через Особое совещание при Генеральном штабе.
В общей сложности за годы войны царское правительство отпустило из Государственного казначейства буржуазно-помещичьим общественным организациям для обеспечения «призрения раненых и больных воинов» 922,79 млн руб. Из них Земсоюз получил 431,6 млн руб., Согор — 170,6, Московское городское общественное управление — 89,7, Петроградское городское общественное управление — 45,2, Комитет Юго-Западного края — 10,4 млн руб. По размаху краснокрестной деятельности с ними могло соперничать лишь Российское общество Красного креста, освоившее 162,5 млн руб. Остальные общественные организации действовали в весьма скромных размерах: Союз объединенного дворянства использовал всего 4,7 млн руб., Всероссийский национальный союз — 1,6 млн руб. и т. д.86 В постановке этого дела Зем-гор и Согор выполняли государственные хозяйственноорганизаторские функции, которые были значительно сложнее и многограннее чисто «посреднических» обязанностей. Для понимания подобных функций недостаточно сказать, что земства и города стали исполнительными органами Генерального штаба, хотя они и были ему в известных пределах подотчетны.
На заседании Совета министров 3 ноября 1915 г. расширяющаяся деятельность общественных организаций буржуазии (ВПК, Всероссийский земский союз, Всероссийский союз городов) и предпринимательских объединений (Совет съездов представителей промышленности и торговли) была предметом специального обсуждения. Выражалась серьезная тревога в связи с их ролью в деле
124
мобилизации отечественной промышленности для нужд обороны. Указывалось и на медлительность в деле развития существующих и создания новых производств, на конкуренцию в некоторых случаях общественных организаций между собой и на завышенную стоимость выполняемых заказов. Однако источник тревоги состоял все же не в этом, а в определенных «антисиндикатских» тенденциях, получавших в годы войны все более устойчивое выражение в правительственных верхах. Укрепление экономических позиций монополистической буржуазии в связи с расширением деятельности ВПК, Земсоюза, Согора и Земгора явилось той почвой, на которой усиливались политические амбиции, проявившиеся еще летом 1915 г. в создании «прогрессивного блока» и в требовании министерства доверия. Все эти организации Советом министров аттестовались как «торгово-промышленного характера общественные организации». Высший исполнительный орган самодержавия признавал, что «деятельность общественно-промышленных объединений в значительной степени приближается к синдикатским формам». Далее в том же духе оценивалась деятельность Совета съездов представителей промышленности и торговли: «Особенно много жалоб вызывает при этом Совет съездов представителей промышленности и торговли, которому, по всем признакам, всего более присущи свойства синдиката представленных в нем крупных фирм и посреднических интересов». Здесь же прямо было выражено сожаление по поводу того, что сведения о недостатках в деятельности ВПК и других торгово-промышленных общественных организаций не публиковались периодической печатью 87.
Хотя Совет министров пока не принял еще специального решения о санкциях по отношению к общественным торгово-промышленным организациям, некоторые ограничительные меры стали осуществляться на основании законов военного времени. Главноуполномоченный Всероссийского земского союза 7 ноября 1915 г. был приглашен к командующему войсками Московского военного округа, который заявил ему, что «считает несвоевременным» созыв в Москве собраний уполномоченных губернских земств, признавая подобные съезды «вредными». Несмотря на такое предупреждение, Главный комитет Всероссийского земского союза 9 ноября все же признал необходимым провести собрание уполномоченных в первой половине декабря 1915 г. 23 ноября последовало официальное уведомление о запрещении намеченного
125
собрания. Тем самым царская военная администрация пресекла попытку буржуазных организаций одновременно провести в Москве съезды ВПК, Земского союза и Союза городов 88.
В начале января 1916 г. вопрос о деятельности ВПК по выполнению военных заказов специально изучался наблюдательной комиссией Особого совещания по обороне и обсуждался на его заседании. Наряду с фиксацией заслуг ВПК по мобилизации мелкой и средней промышленности в ряде выступлений представителей правых (Н. Е. Маркова, в частности) указывалось на медлительность в работе комитетов, которые достигли «в деле снабжения значительно меньших результатов, нежели военное ведомство». Постановление Особого совещания по обороне наметило известные меры активизации контроля за деятельностью местных ВПК по обеспечению выполнения принятых заказов с помощью районных заводских совещаний 89.
Местные органы Особого совещания по обороне — районные заводские совещания, получившие соответствующие инструкции, все чаще начинают применять свою власть в ущерб ВПК. На II съезде ВПК они подвергались резкой критике. Представитель Петроградского комитета А. А. Байков утверждал, что они «работают неудовлетворительно», а видный деятель Московского областного ВПК С. С. Раецкий заявил, что «создался новый бюрократический ошейник для комитетов (военно-промышленных.— В. Л.), какой-то институт губернаторов для мобилизованной промышленности»90.
Недовольство, в частности, вызывала и особая активность Московского заводского совещания, пытавшегося осуществлять проверку работы промышленных предприятий на оборопу и узаконившего совещания военных приемщиков на крупных заводах, пытавшихся вмешиваться в сугубо производственные вопросы. Для этих совещаний была даже выработана и утверждена специальная инструкция. В связи с активизацией приемщиков стали расширяться конфликты администрации с заводами-монополистами. Так, 27 января 1916 г. заводоуправление Коломенского завода обратилось в Московское заводское совещание с жалобой на неправильные действия совещания приемщиков, требовавшего определенного использования важнейших станков. В ответ последовал генеральский окрик, запрещавший впредь вести переписку по подобным вопросам. Дело этим, однако, не ограничилось. По указанию председателя Особого совещания по оборо-
126
пе положением дел на заводах группы «Коломна — Сормово» занималась наблюдательная комиссия этого органа. Она получила материалы предшествующих комиссий .Московского заводского совещания, обследовавших предприятия в сентябре и ноябре 1915 г. И эта комиссия не дала каких-либо существенных результатов 91, Тем пе менее вмешательство приемщиков и членов комиссий не могло не вызвать недовольства капиталистов. Если они терпели подобные акции, то в значительной степени потому, что совещания приемщиков использовались ими для получения из Московского заводского совещания эвакуированного оборудования и машин, переданных в его распоряжение.
В конечном счете заводские совещания всерьез не могли угрожать интересам монополистов. Они больше вызывали у них раздражение некоторыми своими «бестактными» действиями. На деле эти органы (не говоря уже о самом Особом совещании) не располагали возможностями для сколько-нибудь реального и действенного контроля. Они были способны лишь на эпизодическое и поверхностное вмешательство. Аппарат, необходимый для серьезной постановки дела, у них отсутствовал. В управлении Московского заводского совещания, власть которого распространялась на полтора десятка губерний Европейской России, в 1916 г. насчитывалось (в разное время) 42—57 сотрудников. В том числе в канцелярии и казначействе служило 18—24 человека, анкетном отделе — 12—14, техническом —3, реквизиций —3—5, перевозок — 3—5 служащих и т. д. В справке, подготовленной после Февральской революции, работа управления совещания оценивалась следующим образом: «Для производства живой работы регулирования местного производства в государственных целях Управление само по себе пе имело ни организации, ни достаточных сил, превалировала канцелярия, бумажное наблюдение за промышленными силами». При этом указывалось, что «анкетный отдел вмещал функции контроля, статистики и технико-экономические и потому ни одной не мог выполнить как следует». Далее в справке формулировался общий вывод, позволяющий понять причину того факта, что, несмотря на определенное недовольство, капиталисты продолжали сотрудничать с совещанием. «Вся живая работа,— утверждалось в ней,— возможная в рамках старого строя, производилась в заводском совещании и его комиссиях, независимо от Управления и несогласованно с ним»92. Монопо-
127
листы, овладевшие этими комиссиями, использовали комитет и опирались на него.
Особую тревогу в правительственных верхах и в царском окружении вызвали решения II съезда ВПК в феврале 1916 г., имевшие достаточно выраженную политическую окраску. Даже в более академическом докладе (по сравнению с последующими выступлениями) В. В. Жуковского доказывалось, что стремление буржуазных общественных организаций внедриться в сферы управления экономикой, связанной с делом обороны, «возникло именно потому, что русская правительственная власть с задачей этой не справляется»93. В письме к царю одного из приближенных, выражавшего настроения придворной камарильи, 28 февраля 1916 г. указывалось: «В военно-промышленных комитетах, говорят, генералы безмолвно слушают красные речи, направленные против трона»94. Аналогичное настроение преобладало и на собрании уполномоченных губернских земств в середине марта 1916 г., где утверждалось: «Власть не руководит государственным кораблем, но ход корабля не изменился, работа на нем не остановилась»95.
Обоснованная тревога в связи с подобными настроениями явилась побудительным мотивом к более решительным попыткам ограничения деятельности общественных торгово-промышленных организаций. Еще в марте 1916 г. вопрос этот обсуждался в МВД, а затем в Совете министров, который поручил министерству разработать соответствующие мероприятия. Возникла даже идея упразднения ВПК, но затем решили ограничиться их реорганизацией. Намечалось радикально обюрократизировать ВПК. В состав комитетов предполагалось ввести представителей ведомств в количестве не менее 2/3 общего состава 96.
Одним из проявлений линии на ограничение деятельности общественных торгово-промышленных организаций становится запрещение (в соответствии с решением Совета министров) каких-либо съездов их представителей 97. 31 марта 1916 г. совещание министров по обеспечению нуждающихся местностей империи продовольствием и топливом решительно отклонило также ходатайство главноуполномоченного Всероссийского союза городов «о сообщении ему в целях объединения деятельности представителей названного союза в местных совещаниях по продовольствию, копий всех журналов этих совещаний». Об этом решении было постановлено официально
128
уведомить председателей особых совещаний «для принятия к руководству в однородных случаях»98. Такое решение можно рассматривать и как непосредственную реакцию на попытки буржуазных организаций сосредоточить решение продовольственной проблемы в собственных руках, проявившиеся в факте создания на мартовском съезде Союза городов так называемого Центрального комитета по продовольственному делу ". Эти тенденции в правительственных кругах получили сугубо негативную оценку. В справке о некоторых распоряжениях Союза городов утверждалось: «Главный комитет Союза городов посредством циркулярных обращений и созыва совещаний по предметам ведения Особого совещания по продовольствию устанавливает как бы параллельные центральным органам Особого совещания распоряжения объединительного характера»100.
Выработанный Министерством внутренних дел новый проект положения о ВПК 4 и 11 июня обсуждался в частном совещании под руководством председателя Совета министров. При обсуждении этого вопроса 4 июня были высказаны предположения о целесообразности полного упразднения ВПК (А. Ф. Трепов) по той причине, что сохранение их поведет к политической борьбе. Министр торговли и промышленности поддержал это предложение, заявив, что такое упразднение может быть достигнуто «естественным» путем — путем лишения ВПК дальнейших заказов. Однако подобные мнения были решительно отвергнуты председателем Особого совещания по обороне военным министром Д. С. Шуваевым, который заявил, что «самое создание теперешних военно-промышленных комитетов было обусловлено несостоятельностью правительства в деле удовлетворения всех военных потребностей». Он добавил: «Представляется несомненным, что своими силами оно не в состоянии будет справиться с этим делом и впредь. Опыт показал, что правительство не обладает достаточным количеством своих агентов для приемки заказов, не имеет возможности привлечь к работе мелкие предприятия и не располагает нужными статистическими сведениями». Поэтому разработанный Министерством внутренних дел проект сохранял комитеты, подчиняя их Военному министерству 101.
На очередном заседании совещания 11 июпя 1916 г. проект обсуждался более детально. Большинство членов совещания «признало целесообразным» остановиться «на системе утверждения правительственною властью капди-
5 В. Я. Лаиерычев
129
датов в председатели военно-промышленных комитетов, избранных членами последних из своей среды, с тем чтобы в случае дважды не состоявшихся выборов председатели комитетов назначались». По вопросу о подведомственности ВПК возникли более существенные разногласия. Мнения разделились. Окончательное решение вопроса было оставлено Совету министров. Имелись сторонники подчинения ВПК как военному министерству, так и министерству внутренних дел 102. Однако Совет министров, обсуждавший этот вопрос 18 июня, занял более умеренную позицию. Об утверждении нового проекта положения о ВПК речи уже не было. Отметив «вредные» стороны деятельности комитетов, оп признал, что Центральный и местные ВПК «в значительной степени утратили свою популярность в широких общественных кругах и вызывают разочарование с точки зрения надежд, которые на них возлагались в деле обслуживания государственной обороны»103.
Постановление Совета министров, принятое по этому вопросу 22 июня 1916 г., сводилось к тому, что предполагалось, во-первых, «постепенно сокращать посредничество комитетов в деле военных заказов и по возможности сдавать последние непосредственно подлежащим предприятиям», во-вторых, публиковать сведения о деятельности ВПК и, в-третьих, отменить запрещение военной цензуре пропускать всякую критику деятельности ВПК. Николай II по этому поводу собственноручно «начертал» резолюцию: «Давно пора было это сделать, очень одобряю»104. Царское утверждение получило и решение Совета министров от 14 июня 1916 г. о необходимости установления строгого контроля за оборотами Всероссийского земского союза, Всероссийского союза городов, а также и других общественных организаций по призрению больных и раненых воинов 105.
Усиливающаяся кампания против общественных торгово-промышленных организаций, о которой их руководители получили достаточно точную и своевременную информацию, вызвала с их стороны решительные протесты. Главноуполномоченный Земсоюза Г. Е. Львов 7 июля представил председателю Особого совещания по обороне, военному министру Д. С. Шуваеву, записку, в которой заявлялось: «Неоднократно со стороны правительства были сделаны указания, а иногда и выставлялись в отношении Земского союза прямые обвинения в том, что он излишне расширяет свою деятельность и стремится захва
130
тить выполнение того, что должно было лежать на правительстве. Подобные указания содержались в записках и докладах, представлявшихся на рассмотрение Совета министров, а также находили себе место и в журналах последнего». Львов подчеркивал, что па деле Земсоюз продолжал получать от того же правительства и военных властей все новые и новые поручения в сферах, где «все должно бы быть своевременно предусмотрено и выполнено органами правительственной власти». В частности, он указывал и па новое задание развернуть во внутренних районах страны госпитали на 100 000 коек (на паритетных началах с Союзом городов). Львов подчеркивал далее ненормальность такого положения, когда «правительство, не имея, по-видимому, сил и средств самому выполнить те или иные задания, поручает их общественным организациям и в то же время не останавливается перед обвинением тех же организаций в излишнем расширении своей деятельности»106,
В руководящих кругах Земгора и ВПК сугубо отрицательное отношение вызвали меры ограничения деятельности торгово-промышленных общественных организаций путем стеснений в представлении заказов и денежных кредитов. «В такой же степени,— по сведениям Министерства внутренних дел,— удручающее впечатление произвел сделавшийся известным циркуляр Особого совещания по государственной обороне о том, чтобы общественным организациям впредь не выдавались никакие авансы»107. Еще большее недовольство породило опубликованное 21 сентября 1916 г. в порядке ст. 87 постановление Совета министров о «предоставлении министру внутренних дел и назначаемым им лицам особых полномочий командировать во всякие, хотя бы и не публичные, собрания общественных организаций, их комитетов и их исполнительных органов представителей исполнительной власти с присвоением последним полномочий закрывать в случае надобности собрания». Демонстративный характер этих акций подчеркивался тем, что они как бы явились ответом на поставленные в записке самого Главного комитета Земсоюза вопросы. Земские деятели признали недопустимость этой меры и постановили добиваться ее отмены 108.
Своеобразным проявлением тенденции к укреплению бюрократического всевластия явился и тот факт, что с середины 1916 г. Военное министерство все более стремится повысить роль военных приемщиков, пытаясь возвести их в ранг уполномоченных по наблюдению за изготовлением
5*
131
заказов частными предприятиями. На 30 июня в списках таких приемщиков значилось более 130 человек, по преимуществу имевших достаточно высокие воинские звания (генерал-майоры, полковники и пр.)109. На них как бы возлагалось теперь наблюдение за исполнением полузабытого закона от 17 октября 1914 г., о котором, в частности, напоминалось в циркуляре ГИУ от 14 января 1916 г.110 В конце апреля 1916 г. председателем Особого совещания была также утверждена специальная инструкция военным чинам — членам правлений, советов и наблюдатель-пых комитетов частных промышленных предприятий. Им предлагалось докладывать о всех распоряжениях фабрично-заводских управлений, которые шли вразрез с интересами оборопы, наблюдать за ходом выполнения военных заказов и использования казенных авансов по назначению. В этих целях им было предоставлено право требовать от всех органов и должностных лиц необходимые сведения об административном, экономическом и техническом положении соответствующих предприятий. Они получили также право свободного доступа во все помещения П1.
Если подобное расширение бюрократического контроля не вызывало серьезного недовольства предпринимательских организаций, то, видимо, по той причине, что сфера действия его все же была крайне ограниченной. Там же, где он был реален, владельцы предприятий уже успевали «приспособиться» к требованиям представителей военного ведомства и, как правило, умели находить с ними общий язык, ограждая свои интересы от нежелательных посягательств.
В условиях объективно парастающих потребностей в развитии военного государственного регулирования экономики дальнейшее распрострапение получила идея расширения казенного предпринимательства, трактовавшаяся теперь ие только с контрсиндикатским, но и с антисинди-катским оттенком. Укрепление экономических и политических позиций финансового капитала и капиталистических монополий все более склоняли правительственные верхи к такому подходу. Его отразил, в частности, лидер правых Н. Е. Марков при обсуждении вопроса о нормировке цеп на промышленные изделия в Особом совещании по обороне. «По мнению Н. Е. Маркова, главнейшей мерой к упорядочению цеп должна явиться борьба против синдикатов». Наряду с установлением уголовной наказуемости торгово-промышленных соглашений за ограничение
132
производства и установление завышенных цен он предлагал учредить «казенное производство по каждой из важнейших отраслей промышленности, воспользовавшись скоплением в руках правительства целого ряда эвакуированных заводов». Предложение Маркова не встретило положительного отклика в Особом совещании по обороне 112. Но симптоматична уже открытая постановка этого вопроса. Она, без сомнения, отражала определенные тенденции в правительственных кругах. Попытки правительства расширить государственное хозяйство встретили решительное осуждение буржуазной прессы и предпринимательских организаций. Журнал «Промышленность и торговля» в январе 1916 г. настойчиво доказывал, что путь развития «государственного хозяйства» для России еще неприемлем, что ей к нему необходимо пройти через «школу капитализма», что «государственный социализм», утверждавшийся в стране во время войны, следует рассматривать как явление временное 113. И в дальнейшем любые выступления представителей правящих сфер (В. G. Шаховского, А. Д. Протопопова) «против крайнего увлечения системой государственного социализма, возобладавших у нас за время войны», встречались с полным одобрением 114.
В июле 1916 г. Совет съездов представителей промышленности и торговли представил в правительственные органы докладную записку по поводу вреда казенного предпринимательства как для государственного хозяйства, так и для промышленности. На многочисленных совещаниях при ассоциации, обсуждавших этот вопрос, было признано, что «интересы обороны государства вполне обеспечиваются не созданием казенных заводов, а введением военно-заводской повинности», т. е. привлечением частной промышленности 116. Руководители предпринимательских организаций упорно внушали правящим верхам свое понимание роли государства в экономической сфере 116.
Особой активности чиновничье прожектерство в доле казенного предпринимательства достигло в последние месяцы перед Февральской революцией. Так, только одно артиллерийское ведомство для постройки необходимых ему заводов добивалось кредита в размере свыше 600 млн руб.117 МПС помимо казенной добычи угля и нефти проектировало теперь расширение казенного паровозостроения и вагоностроения, а также создания для расширяющихся заводов собственной металлургической базы118. Определенную завершенность эта тенденция получила в
133
так называемой программе А. А. Мапиковского, содержавшейся в его докладной записке от 20 октября 1916 г. Известная антимонополистическая нацеленность этого документа отражала настроения, все более укреплявшиеся к концу 1916 г. в правительственных кругах. Однако ни записка, ни вся последующая практическая деятельность ГАУ и других ведомств не убеждают в справедливости идеи расширения казенного предпринимательства как главного и эффективного средства мобилизации экономики царской России для обеспечения военных нужд119.
Есть все основания полагать, что этот «грюндерский» ажиотаж был связан и с линией на ограничение торгово-промышлепных общественных организаций буржуазии. Царизм всеми средствами и из последних сил стремился сохранить и стабилизировать свои как экономические, так и политические позиции. «В течение последних военных месяцев,— сообщалось в журнале „Торгово-промышленный Юг“ 1 февраля 1917 г.— особенно усилилось это стремление (к занятию промышленностью.— В. Л.) и различные ведомства спешат строить заводы и фабрики... Различные ведомства готовят законопроекты, имеющие целью монополизировать отдельные отрасли промышленности»120. Естественно, что печатный орган капиталистов Юга осуждал отмеченную тенденцию. Несколькими днями ранее (21 января 1917 г.) эти же явления с тревогой фиксировались в журнале «Промышленность и торговля»121. Осуждая эту общую линию экономической политики, он выступал с резкой критикой конкретных проектов казенного предпринимательства. В частности, 18 февраля детально разбиралась смета Министерства путей сообщения на оборудование казенного металлургического завода в Керчи, которой предусматривался расход в размере 100 млн руб.122
Нельзя также не отметить, что отрицательное отношение капиталистов к казенному предпринимательству усугублялось и тем, что их материальным интересам угрожала утечка огромных сумм из государственного сундука, которые могли бы попасть в их карманы в виде различных субсидий, кредитов, дотаций и т. п. Эта сторона дела достаточно прозрачно отражена, в частности, в записке Центрального ВПК военному министру вскоре после Февральской революции, проявившись в сетованиях по поводу того, что все эти ассигнования, рассмотрение проектов и смет новых заводов миновали предпринимательские организации 123.
134
Стенания на страницах периодических изданий не помешали, однако, представителям монополистического капитала достаточно эффективно препятствовать казенному предпринимательству. Объединенным промышленникам и магнатам финансового капитала, имевшим прочные связи в правительственных сферах, все же удавалось добиваться замедления этих нежелательных процессов. Их противодействие, в частности, привело к тому, что политика ГАУ, разработавшего программу строительства 37 крупных казенных заводов и мастерских общей стоимостью около 607 млн руб., находила, по словам А. А. Мапиковского, «лишь слабый отклик в правительственных кругах»124.
Все отмеченные коллизии с правительственными верхами не мешали представителям буржуазных и предпринимательских организаций в максимальной степени использовать особые совещания для обеспечения своих интересов. Помимо решения чисто конкретных задач, связанных с регулированием важнейших отраслей экономики, которое рассматривается в четвертой главе, они имели возможность настойчиво внушать царским министрам и высшим чиновникам свои представления о задачах экономической политики и путях решения тех или иных экономических вопросов. Нельзя недооценивать и возможности достаточно оперативного получения цепной информации о тех или иных веяниях в чиновпичье-бю-рократическом аппарате, что позволяло своевременно предпринимать необходимые контрмеры, усиливая прямое и косвенное давление на министерские канцелярии. Эта сторона их воздействия получила достаточно убедительное освещение в трудах А. П. Погребинского, А. Л. Сидорова, С. В. Воронковой и других советских исследователей 125.
Важно отметить и то, что именно через особые совещания представители оппозиционно-либеральных буржуазно-помещичьих кругов в начале 1917 г. все настойчивее добивались созыва их объединенного заседания. Они все еще надеялись, видимо, поставить на нем обсуждение общих проблем регулирования народнохозяйственной жизни во всем объеме. Соответствующие ходатайства неоднократно высказывались в Особом совещании по топливу 126. Однако в Особом совещании по обороне эти пожелания-требования были особенно настойчивыми, ибо военный министр имел право непосредственного доклада царю.
Впервые вопрос о совместном заседании особых совещаний на Особом совещании по обороне возник еще 15 ок
135
тября 1916 г. при обсуждении причин волнений рабочих Петрограда. Истоки их усмотрели в продовольственных затруднениях, а поэтому признали необходимым рассмотреть в соединенном заседании с Особым совещанием по продовольствию переработанный в ГИУ проект правил о снабжении рабочих заводов и фабрик, выполняющих военные заказы 127.
Новое, более всеобъемлющее звучание эти предложения получили в конце января 1917 г. Участвуя в прениях по докладу «О степени обеспеченности железных дорог топливом», председатель Центрального ВПК А. И. Гучков утверждал, что «основную причину настоящего положения железподорожпого транспорта надлежит искать не в независящих от ведомства обстоятельствах, а в его непредусмотрительности»128. Еще более резким было заявление А. И. Шингарева, признавшего, что «настоящее положение транспорта отражается не только на обеспечении заводов топливом, но также и на снабжении армии и населения продовольствием». Далее Шингарев подчеркивал: «Неоднократно высказывало совещание пожелания о назначении соединенного заседания всех особых совещаний для обсуждения вопроса во всей его полноте. Пожелания эти остались, однако, без исполнения». Выступивший следом за ним П. Н. Крупепский ратовал за ходатайство «членов совещания о назначении соединенного заседания всех особых совещаний», под председательством царя. Это предложение поддержал А. И. Гучков и одобрило большинство членов совещания «от законодательных палат и общественных организаций»129.
На очередном заседании совещания 1 февраля 1917 г. представители буржуазно-оппозиционных кругов, обсуждая практическое положение со снабжением заводов топливом и касаясь других вопросов экономической жизни (транспорт, снабжение продовольствием), повторили свое ходатайство. В защиту его решительно высказались М. В. Родзянко и В. И. Гурко. Однако председатель Особого совещания по обороне, военный министр М. А. Беляев, напомнив, что он «принимал участие» в соединенном заседании особых совещаний в ноябре 1915 г., доказывал: «Заседание это не имело особых практических результатов.
Но тогда оно оказалось полезным в целях взаимного ознакомления членов различных особых совещаний. В настоящее время, когда между работой особых совещаний установилось определенное взаимодействие, соединенное
136
заседание едва ли будет иметь какое-либо значение». Более того, он твердо выразил мнение, что для доклада царю о высказанных членами совещания пожеланиях у него нет достаточных оснований 130.
В это же время вновь проявили себя и члены Особого совещания по топливу. На заседании 1 февраля они настаивали па устройстве в самом ближайшем будущем совместного с представителями других особых совещаний заседания «для обсуждения наличных условий деятельности сих совещаний, в целях ознакомления со всей совокупностью создавшихся обстоятельств и выработки необходимых мероприятий к облегчению и устранению возникающих замешательств, препятствующих правильной работе тыла».
Мипистр торговли и промышленности Шаховской G февраля доложил об этом ходатайстве председателю Совета министров Н. Д. Голицыну 131.
Обсуждение вопроса продолжалось и на Особом совещании по обороне. Н. Е. Марков, в принципе допуская обращение верноподданных к монарху, отмечал 4 февраля, что сторонники назначения «соединенного заседания ограничиваются лишь указаниями на серьезность положения и не предлагают ни одной конкретной меры для облегчения кризиса». Выступая следом за ним, главноуполпо-моченный Союза городов М. В. Челноков заявил, что проектируемое соединенное заседание представлялось бы желательным «для выработки оснований планомерной деятельности». А. И. Гучков же патетически восклицал: «Знает ли Государь о всей серьезности положения, доложено ли Ему о размерах и значении переживаемого кризиса».
Риторические упражнения руководителей общественных торгово-промышленных организаций и на этот раз не принесли им успеха. М. А. Беляев подтвердил, что высказанные суждения еще более укрепили его сомнения относительно целесообразности устройства соединенного заседания. Оп повторил свое мнение о том, что подобное заседание не будет иметь практических результатов 132.
Встретив достаточно решительное противодействие военного министра, представители буржуазно-оппозиционных кругов осуществили тактический маневр. Идею подал П. Н. Крупеиский, который, сославшись на журнал торжественного заседания Особого совещания по обороне 22 августа 1915 г.^ где царь соизволил членам совещания
137
обращаться к пому пспосредствеппо, предложил ходатайствовать о назначении экстренного заседания совещания под председательством Николая II. Это предложение было поставлено на голосовапие. За пего высказались 18 человек, а против голосовали 9 (правые и высшие царские чиновники). Некоторые представители ведомств (5 человек) воздержались 133.
На заседании 11 февраля М. А. Беляев сообщил совещанию ответ царя, который, по его словам, «соизволит принять участие в работах совещания, когда ему „благоугодно будет это признать необходимым"»134.
Фактический отказ Николая II удовлетворить навязчивые ходатайства-требовапия буржуазно-помещичьей общественности свидетельствовал как об истинном, далеко не дружественном к ним отношении правительственных верхов, так и весьма критическом их подходе в этот момент к деятельности Особого совещания по обороне, где, с их точки зрения, представители предпринимательских организаций и буржуазно-помещичьих оппозиционных кругов чрезмерно активизировались. Последний председатель Особого совещания по обороне при царизме М. А. Беляев весьма отрицательно был настроен по отношению к этому органу. Перед Февральской революцией он решительно препятствовал известной тенденции совещания вмешиваться в деятельность самого военного ведомства. В частности, оценивая резолюцию об учреждении при Особом совещании по обороне «бюро экономической войны», он писал: «В Ос. Сов. своя работа, с которой оно не справляется, между тем я замечаю вредное для дела стремление все задерживать за собой, упраздняя постоянно работы Гл-х управлений Военного министерства. Прошу отрешиться от этой точки зрения»135.
Провал плана более систематического воздействия на регулирующие органы и правительственную экономическую политику не успокоил представителей буржуазно-оппозиционных кругов в Особом совещании по обороне.
Они продолжали «шуметь». Еще па заседании 8 февраля прогрессист М. А. Стахович заявил, что «дело продовольствия, равно как вопросы транспорта и распределения топлива, имеющие пыне первостепенное значение для обороны, должны быть объединены в общем ведении председателя Особого совещания по обороне государства». Однако идея эта не получила одобрения 136. Более плодотворной оказалась другая — привлечение соответствующих
138
министров с докладами о состоянии той или иной отрасли народного хозяйства. И. Н. Крупенский И февраля 1917 г. настоятельно просил председателя сообщить о том, какое «решение последовало по выраженному Совещанием пожеланию о том, чтобы министр земледелия выступил в Совещании с докладом о настоящем положении продовольственного дела». М. А. Беляев на это ответил, что он обратился к министру земледелия с просьбой сделать такой доклад па ближайшем заседании 137. Этим, однако, члены совещания не удовлетворились. Они акцептировали внимание на неэффективности принимаемых постановлений и высказываемых ими пожеланий. В связи с этим появилось предложение о привлечении министров путей сообщения и торговли и промышленности па доклад министра земледелия «ввиду тесной связи вопросов транспорта с продовольственными затруднениями». Совещание одобрило эту идею 138.
15 февраля 1917 г. министр земледелия А. А. Риттих информировал Особое совещание по обороне о современном состоянии продовольственного дела, хотя министры путей сообщения и торговли и промышленности отсутствовали.
Они прислали своих заместителей. Обсуждение вопроса было лишь начато, а затем перенесено на одпо из последующих заседаний. До Февральской буржуазнодемократической революции оно так и не состоялось 130. События развертывались настолько стремительно, что для пустых словопрений в Особом совещании по обороне не оставалось уже времени.
Таким образом, борьба за руль государственного регулирования не ограничивалась лишь эпизодом создания центральных государственных регулирующих органов в виде особых совещаний. Она продолжалась между ними и так называемыми торгово-промышленными общественными организациями, в той или иной степени бравшими в свои руки дело мобилизации всего народного хозяйства для работы на войну и осуществлявшими (опираясь на авторитет государственной власти) реальное регулирование важных звеньев экономики. Благодаря этим организациям возрастало и политическое влияние финансового капитала и монополий. Их активная деятельность как бы приближала постепенно крупную буржуазию к власти. Политический фактор, в значительной степени являвшийся следствием экономического усиления буржуазии, неуклонное нарастание народнохозяйственного значения со-
139
здапных ею общероссийских организаций все более сковывали инициативу правительства, где к кануну 1917 г. начинали осознавать беспомощность старого государственного аппарата в деле реального решения важнейших экономических задач. Расширение же функций ВПК, Зем-союза, Согора и других буржуазных организаций, несмотря на противодействие этому процессу со стороны царизма, особенно отчетливо показывает историческую закономерность их укрепления в экстраординарных условиях военного времени при капиталистическом строе. Это явление особенно выразительно проявилось в упрочепии позиций самих промышленных монополий и финансового капитала в связи с расширением военного государственного регулирования в той или иной сфере экономики.
Глава четвертая
ДАЛЬНЕЙШЕЕ УКРЕПЛЕНИЕ ПРЕДПРИНИМАТЕЛЬСКИХ ОРГАНИЗАЦИЙ И РАЗВИТИЕ МОНОПОЛИСТИЧЕСКИХ СОЮЗОВ В СВЯЗИ С МОБИЛИЗАЦИЕЙ ЭКОНОМИКИ
1.	Возрастание значения монополистических союзов в промышленности, непосредственно занятой выполнением военных заказов
С созданием особых совещаний и сети ВПК в России сложились, по существу, две системы регулирующих органов, призванных обеспечивать мобилизацию экономики для работы на военные пужды, в значительной степени действующих параллельно. С одной стороны, те или иные ведомства (в первую очередь ГАУ) стремились разработать и осуществить развернутую программу казенного предпринимательства в отраслях промышленности, непосредственно удовлетворявших важнейшие военные пужды, а основной объем работы по государственному регулированию военной экономики сконцентрировать в правительственных органах. В них форсированное развитие получали те или иные звенья, выполнявшие деловые исполнительные и распорядительные функции при активном участии монополистических союзов. С другой — оставаясь буржуазными общественными организациями, ВПК в определенных сферах деятельности приобретали те или иные права государственных, официальных учреждений. При этом пе только между ВПК и особыми совещаниями, но и между самими особыми совещаниями не было органической согласованности. Тем не менее вплоть до Февральской буржуазно-демократической революции все значительные реально действующие государственно-монополистические органы в промышленности, торговле и на транспорте складывались или в рамках особых совещаний, или в системе органов ВПК.
В литературе 20-х годов имела место, однако, тенденция к преувеличению роли ведомств в качестве инициаторов государственного регулирования На деле же создание новых важнейших государственных органов или учреждений, действующих от имени государства^ происхо
141
дило прежде всего по инициативе представителей тех или иных кругов монополистической буржуазии, упорно подталкивавших правительство на путь мобилизации промышленности. Так, еще на первом заседании Особого совещания по усилению артиллерийского снабжения действующей армии представители монополизированной промышленности и финансового капитала (А. И. Вышнеградский, А. И. Путилов, В. П. Литвинов-Фалинский) 14 мая 1915 г. предлагали, «хотя бы даже принудительным порядком, приступить к составлению плапа объединенной работы частных заводов»2. На следующем заседании они использовали в своих интересах заявление председателя о том, что непрерывная подача громадного количества боевых материалов в Германии объясняется образованием с начала войны «особого совета, объединившего мелких и крупных промышленников страны в целях использования промышленности, под руководством опытных деятелей, для изготовления изделий государственной обороны». Руководители военно-монополистических группировок в ответ на это соображение прямо заявили, что «достижение подобных результатов в России ныне представилось бы затруднительным в силу существующей у нас торгово-промышленной политики, препятствовавшей созданию организованных предпринимательских объединений в форме синдикатов»3. Не менее определенно высказывались и руководители московских торгово-промышленных кругов. «Известия Московского военно-промышленного комитета» также превозносили государственное значение работы синдикатов во время войны и, присоединяясь к «Торгово-промышленной газете», вслед за ней утверждали, что «из промышленных соглашений частнохозяйственного характера они переродились в экономические организации крупного государственного значения, все производительные функции которых, под руководством государственной власти, направлены к одной цели — к защите страны»4.
Но это была точка зрения самих монополистов. По-ипому оценивалось положение в правительственных верхах, где еще с довоенного времени «чрезмерное» расширение функций капиталистических объединений встречалось весьма подозрительно. Активность крупного капитала в деле организации экономики в условиях войны лишь усиливала эту настороженность, являясь почвой для определенных недоброжелательных акций, призванных ограничить его операции и влияние. При критическом (если не
142
враждебном) отношении к расширению сферы деятельности предпринимательских союзов привлечение их к делу государственного регулирования экономики имело серьезные трудности. Вместо прямого использования существующих монополистических организаций фабрикантов и заводчиков, а значит, и естественно вытекавшего из этого их беспрепятственного укрепления и развития избирается своеобразный промежуточный путь. Он был менее эффективен, но более удобен с точки зрения творцов политики самодержавия, опасавшихся дальнейшего упрочения экономических и политических позиций финансового капитала.
Именно предпринимательские организации (Московский областной ВПК, Общество заводчиков и фабрикантов Московского района) в начале августа 1915 г. выдвинули идею создания специального постоянного органа при Центральном ВПК для руководства металлургической промышленностью. Он был создан 17 августа 1915 г. в виде бюро по распределению металла Металлургического отдела 5. Бюро имело, однако, один существенный изъян. Оно не располагало никакой правительственной властью и оставалось «добровольным посредником между потребителем и поставщиком металла»6. Осенью 1915 г. стала очевидной беспочвенность надежд подключить ВПК в качестве рабочего аппарата правительственных регулирующих органов и получить таким образом возможность опираться па авторитет государственной власти. Поэтому заправилы монополий, а вслед за ними и Центральный ВПК разработали план создания специального учреждения при Особом совещании по обороне. Соответствующий проект положения председателем Центрального ВПК был представлен 8 ноября 1915 г.7
Руководитель вновь созданного Комитета по делам металлургической промышленности генерал А. 3. Мыш-лаевский признавал, что той ячейкой, из которой развивался этот орган, являлось бюро по распределению металлов Центрального ВПК 8. Действительно, 4 января 1916 г. было постановлено: «1) Передать все делопроизводство бюро по распределению металлов вновь образованному Комитету по делам металлургической промышленности с одновременным прекращением деятельности названного бюро... 2) Одновременно с передачей Комитету дел бюро по распределению металлов должны перейти на службу в Комитет и лица, служащие в бюро, если они выразят на то согласие; 3) Вместе с передачей всего делопроизводства
143
бюро Комитету по металлургической промышленности передается и занимаемое бюро помещение...»9
В текстильной промышленности предыстория Комитета хлопкоснабжеиия — одного из учреждений, создание которых иногда безоговорочно записывается в актив царским чиновникам,— опять-таки связана с проектами, разработанными монополистами в их среде. В самом начале июня 1915 г. такой, по существу, государственный орган, регулирующий хлопковую торговлю, они предлагали создать при Московском биржевом комитете. Однако в момент усиления оппозиционных выступлений лидеров монополистов текстильной промышленности правительство, использовав разработанный проект, организовало его при Министерстве торговли и промышленности. Все решения Комитета по заведованию снабжением сырьем хлопчатобумажных фабрик (Комитета хлопкоснабжеиия) должны были утверждаться министром торговли и промышленности 10. Комитет по делам суконной промышленности и Льноджутовый комитет также были созданы в результате многочисленных ходатайств предпринимательских организаций, добивавшихся расширения сферы государственного регулирования в интересах монополистов. При определении состава, структуры и прав вновь учреждаемых государственных органов царские чиновники вносили существенные изменения, корректируя представляемые проекты в казенно-попечительском духе, что иногда являлось источником определенных конфликтов с предпринимательскими организациями. Однако в конечном итоге деятельность и таких государственных учреждений монополисты умели направлять в своих интересах п.
Нельзя не признать, что сам факт создания таких правительственных регулирующих органов, несмотря на стремление царских чиновников к бюрократическому всевластию и ограничению их функций, все же не мог не способствовать стабилизации действующих монополистических союзов, оформлению новых объединений, развитию функций монополистических соглашений в ранее весьма аморфных предпринимательских организациях. В общей форме связь этих явлений была зафиксирована изданиями предпринимательских организаций, в частности в журнале «Торгово-промышленный Юг». Отмечая эти процессы, журнал указывал и на то, что создаваемые при Министерстве комитеты по регулированию «являются до известной степени источником новых форм объединения представителей торгово-промышленного класса»12.
144
В правительственных верхах вновь учреждаемым органам государственного регулирования настойчиво стремились придать известную казенно-бюрократическую завершенность. С этим был связан, видимо, проект, разработанный в конце 1915 г. в Министерстве торговли и промышленности, создания специальных комитетов, которым предполагалось вменить в обязанность решение вопросов дальнейшего развития российской промышленности. Об этом на заседании Особого совещания по обороне 16 декабря 1915 г. сообщал представитель Министерства торговли и промышленности Р. Л. Ловягин 13. Проект подвергся, видимо, дальнейшей доработке и был представлен Министерством торговли и промышленности 10 февраля 1916 г. в Совет министров вместе с запиской «Об установлении правил о некоторых мерах к упорядочению отдельных отраслей промышленности и торговли». В ней положительно оценивалась деятельность уже существующих при Министерстве торговли и промышленности комитетов по регулированию и утверждалось, что главное внимание следует обратить па установление внутренней связи между промышленниками как потребителями сырья и полуфабрикатов, с одной стороны, и на устранение по мере действительной возможности всех тех неблагоприятных условий, которые влияли на товарооборот,— с другой. Создаваемые па известных уже основаниях новые организации считалось необходимым поставить под контроль правительственной власти «в тех видах, чтобы отдельные интересы были справедливо и планомерно подчиняемы потребностям государства и общества». Министр торговли и промышленности добивался предоставления ему права самостоятельно (без законодательного оформления через Совет министров) издавать, в развитие уже существующих правил о комитетах по регулированию промышленности, обязательные постановления, распространяющиеся на те или иные отрасли промышленности и торговли 14. Совет министров, обсудив этот вопрос 23 февраля, «не встретил препятствий к внесению указанного дела па законодательное рассмотрение» в Думу 15.
Проектируемые органы должны были подвергнуть детальной регламентации важнейшие отрасли промышленности и торговли в смысле установления предельных цен на сырье, полуфабрикаты и готовые изделия, обеспечивать выполнение казенных заказов по определенным ценам. Новые комитеты, как и уже существующие, получали право проверки производительности фабрик и заво
145
дов вплоть до осмотра торговых книг, распределения заказов и понуждения предприятий к выполнению заказов путем реквизиции товара и наложения секвестра. Газета «Утро России», изложив основные черты проекта, дала ему резко отрицательную оценку. Прежде всего осуждалось стремление «вторгнуться в самые недра торгово-промышленной жизни». При этом раскрывалась несостоятельность ссылок на уже действующие комитеты (в частности, Льноджутовый и Комитет по делам суконной промышленности). «Все, что сделано в организации льняной промышленности для работы на оборону, — заявлялось в газете,— сделано при содействии чисто общественных организаций — льняного отдела Московского военно-промышленного комитета и Общества льнопромышленников; ... Шерстяной комитет действительно организовал суконную промышленность, но фактически деятельность его слилась теснейшим образом с деятельностью суконных фабрикантов и шерстяного отдела военно-промышленного комитета»16.
Те же идеи развивались в докладной записке председателя Московского биржевого комитета П. П. Рябушин-ского от 12 марта 1916 г. на имя председателя Совета министров. Особое внимание обращалось, во-первых, на «стремление со стороны Министерства торговли и промышленности получить общее право на принудительное, через комитеты, регулирование производства, с таким исключительным правом, как принудительное открытие торговых книг, до сих пор почитавшихся неприкосновенными, правом принудительного назначения цен, правом секвестра предприятий и т. п.» Во-вторых, утверждалось, что проектируемая мера не вызывается необходимостью, а в-третьих, указывалось (и это, вероятно, самое главное), что проект не обсуждался представителями торговли и промышленности, хотя обычно подобные вопросы ведомство предлагало на предварительное рассмотрение соответствующих предпринимательских организаций 17.
По всей видимости, эти опасения, так же как в свое время и возражения П. П. Рябушинского при создании Комитета хлопкоснабжения при Министерстве торговли и промышленности, имели более превентивный характер. Они скорее были призваны напомнить высшим царским чиновникам о том, кто на деле должен и может быть хозяином государственного регулирования той или иной отрасли промышленности и торговли. Повод для этого был весьма удобным: руководители Министерства торговли и
146
промышленности «забыли» посоветоваться с монополистами. Деятельность же существующих при министерстве комитетов пока не давала оснований для высказанных Рябушинским опасений.
В своем объяснении председателю Совета министров по поводу записки П. П. Рябушинского министр торговли и промышленности В. С. Шаховской 30 марта многозначительно заявлял: «Хотя заключения большинства комитетов для меня не обязательны, по до сих пор я не имел случая не утвердить мнения большинства. В такой согласной в подобных вопросах деятельпости правительства с представителями промышленности я вижу главнейший залог возможности успешного разрешения тех трудных задач, которые выдвигаются ныне нашей осложненной экономической жизнью»18. Относительно же провозглашенного в официальных документах права вмешательства государственных органов во внутреннюю жизнь предприятий министр пояснил следующее: «До спх пор не было ни одного случая требования предъявления торговых кпиг или наложения секвестра на промышленное предприятие»19.
Несмотря на подобные разъяснения, подготовленный законопроект все же был законсервирован. Лишь 11/12 октября 191^ г. министр торговли и промышленности вошел в Совет министров с новым проектом о предоставлении ему некоторых полномочий по упорядочению отдельных отраслей промышленности. На этот раз он хотел получить право, пе учреждая специальных комитетов, по согласованию с другими ведомствами устанавливать в тех или иных отраслях промышленности и торговли высшие предельные цены, назначать частные и общие реквизиции, требовать сведения о запасах сырья, полуфабрикатов и готовых изделий, проверять эти сведения по торговым книгам и документам. Для осуществления этих мер министр мог учреждать специальные совещания, состав, район и предмет деятельности которых он должен был определять самостоятельно. Совет министров обсуждал это представ (ение 19 октября, по не решился его одобрить 20.
По всей видимости, гальванизация и поверхностная доработка весеннего проекта были связаны с тенденция*-ми, обнаружившимися осенью 1916 г., к расширению функций действующих комитетов по регулированию промышленности и усилению вмешательства чиновников в их дела. Так, при реорганизации и в практической деятель-
147
пости комитетов хлопкоспабжения, по делам суконной промышленности и Льноджутового комитета наблюдалась заметная активизация представителей ведомств, которые в это время пе в полной мере учитывали пожелания монополистов, а иногда и предлагали отдельные меры, расходившиеся с их интересами. Особенно настойчиво подобные акции проводились в Комитете хлопкоснабжения, тон в котором задавали фабриканты Рябушинские, А. И. Коновалов и другие, тесно связанные с нараставшим буржуазно-оппозиционным движением 21.
Проект, обсуждавшийся Советом министров, не мог не усилить их недовольства, даже если угроза нежелательного административно-бюрократического вмешательства имела характер потенциальной опасности, а не реальных действий.
С оценками руководителей московских торгово-промышленных кругов вполне перекликались взгляды, утвердившиеся в органе монополистов «Промышленность и торговля». В статье «Государство и промышленность» журнал осуждал попытки «огосударствления» существующих налаженных предприятий. Такая практика, опирающаяся на мощь государственной власти, не признавалась здоровой формой организации производства. Утверждалось, что в результате ее можно лишь иметь механическое соединение частного и государственного хозяйств. В противовес этому предлагалось действовать в соответствии с принципом органического слияния частного, коммерческого и национально-государственного элементов в промышленности. Это весьма туманное определение пояснялось следующим образом: «Такое слияние возможно лишь в том случае, если правительство перестанет быть грозной силой, стоящей вне промышленности и решающей ее судьбы, сойдет с пьедестала, созданного присущей ему принудительной властью и войдет в тесное сотрудничество с промышленностью. В своей экономической деятельности государство должно опираться на частно-, а не на публичноправовое основание»22.
Нацеленность статьи достаточно определенна. Она направлена против казенно-бюрократических мер государственного регулирования, которые оставались все еще весьма живучими и отражались в многочисленных проектах различных казенных регламентаций (включая введение государственных монополий), слабо увязанных (или совсем пе связанных) с практикой действующих капиталистических монополий, достаточно пе учитывающих сло
148
жившейся системы регулирования общественного производства и распределения, опирающейся па развивающийся учетно-регистрационный и распределительный аппарат промышленных и банковских монополий. «Сойти с пьедестала» и установить тесное сотрудничество с промышленностью можно было лишь при условии перестройки всего дела государственного регулирования на основе полного приоритета в нем промышленных монополий и банков. При этом финансовые ресурсы государства также предлагалось полнее подчинить интересам монополистов. Задачу финансирования предприятий новых отраслей промышленности предлагалось решать, в частности, «посредством кооперации государства и частного капитала, хотя бы в форме промышленного банка»23.
В конечном счете монополистам удавалось успешно обеспечивать свои экономические интересы, добиваясь с помощью конкретных мер государственно-монополистического регулирования получения максимально возможных прибылей. Что же касается форм государственного регулирования, складывающихся государственно-монополистических институтов, то они отражали противоборство этих двух отмеченных тенденций и в той или иной степени сохранили отпечаток казенно-бюрократического подхода, традиционного попечительства. Однако и в этом случае даже самые примитивные государственно-монополистические органы предоставляли заправилам монополий известные возможности воздействия на государственный аппарат.
Решение задач регулирования хозяйственной жизни, которое в той или иной степени стало подкрепляться авторитетом государственной власти, в известных пределах вызывало расширение учетно-регистрационных и распределительных функций успешно действовавших ранее синдикатов, способствовало более четкому оформлению монополистических тенденций в отраслевых предпринимательских организациях представительного типа. В рамках последних оформляются все более зрелые картельные соглашения.
В металлургической промышленности после создания (правила утверждены 17 декабря 1915 г.) Металлургического комитета при Особом совещании по обороне первый же опыт распределения металла государством показал необходимость полнее использовать учетно-регистрационный и распределительный аппарат синдиката «Про-дамета»24.
14У
Формально синдикат не принимал никаких заказов, которые шли через Металлургический комитет, по на деле последний их только «разрешал», а распределял их «Продамета». Представитель Металлургического комитета, объясняя сущность взаимоотношений между комитетом и синдикатом на совещании в Главном комитете Земгора 4 июня 1916 г., заявлял: «Если бы мы сами стали распределять заказы, то заблудились и не получили бы продуктов и через год»25.
Используя усиливающийся недостаток черного металла в стране, синдикат неуклонно повышал цепы и увеличивал заводские запасы в предвидении их дальнейшего роста. Он стремился выполнять лишь более выгодные заказы, пе очень считаясь с удостоверениями Металлургического комитета. Попытка комитета (в связи с массовыми жалобами заказчиков) установить контроль над складами, была безрезультатной. Представители синдиката добились полного провала представленного летом 1916 г. проекта 26.
При таких условиях синдикат имел возможность вплоть до Февральской революции произвольно изменять цепы, назначенные Комитетом по делам металлургической промышленности. В бюллетене Московского областного ВПК 12 декабря 1916 г. сосбщалось: «Московская контора общества ,,Продамета“, сообщая о повышении цеп па сортовое, фасонное, листовое и широкополосное железо, а также на балки и швеллера, заявляет, что все заказы Комитета на эти материалы могут быть оставлены в исполнении заводов общества только по повышенным по сравнению с прежними ценам. При этом о-во ,,Продамета“ считает низкими цены, выясненные Комитетом по делам металлургической промышленности, цены, которые, по мнению общества, не покрывают в настоящее время всех расходов по изготовлению железа. О согласии Московского военно-промышленного комитета на повышение цен обшество ,,Продамета“ просит уведомить его с обратной почтой, в противном случае оно принуждено будет снять с заводов прежние заказы Комитета, принятые обществом к исполнению по старым ценам»27.
Несмотря па это, руководитель Комитета по делам металлургической промышленности А. 3. Мышлаевский склонен был идеализировать деятельность синдиката «Продамета». 13 января 1917 г. он публично утверждал: «Я должен доложить и не прочь, чтобы это было записано в журнал, что если у нас цены не безумно и не повсеместно увеличиваются, то только благодаря тому, что сущест
во
вует порицаемое неосведомленными людьми общество ,,Продамета“. Если бы ,,Продаметы“ ие было, мы присутствовали бы при вакханалии прямо невероятной»215.
На Урале распределение кровельпого железа и установление на него цеп, благодаря посредничеству Совета съезда горнопромышленников Урала, в апреле 1916 г. было поручено синдикату «Кровля»29. В результате ему удалось вернуть некоторых старых участников соглашения, ранее ушедших из объединения, и паже завербовать новых контрагентов 30.
Синдикат сам упорпо предлагал свои услуги комитету, изъявляя готовность сосредоточить в своем аппарате подготовительную работу по распределению заказов на кровельное железо. Полномочия «Кровли» в этом деле постепенно расширялись и распространялись на распределение заказов па черный металл, производимый большинством уральских предприятий 31. В копцс октября 1916 г. общество сообщало своим контрагентам, что управление главного уполномоченного по снабжению металлами сосредоточило в «Кровле» сбор сведений о наличии на уральских заводах, сортового, котельного и некоторых других видов металла (за исключением прокатанного) и распределение па пего заказов, предоставив даже право выдачи разрешительных нарядов 32. 3 января 1917 г. управление синдиката извещало о новом циркуляре главного уполномоченного, которым подтверждался порядок распределения кровельного железа как для центральных ведомств, так и для общественных организаций, через «Кровлю», сообщалось о порядке отчетности синдиката перед управлением главного уполномоченного и подчеркивалось, что заказы па кровельное железо в программу прокатки пе входят 33.
Путем частных соглашений монополистический союз распространил свое влияние на большинство металлургических предприятий Урала. Он получал от них сведения об имеющихся заказах и представлял па утверждение в Комитет по делам металлургической промышленности. На заседаниях уполномоченных заводов и «Кровли» решались, в частности, вопросы поставки кровельпого железа в Министерство земледелия и главным комитетам Земсоюза и Согора. Определив основные условия поставок, все переговоры по этому вопросу совещание поручило синдикату, который их успешно завершил. Закупки железа у объединенных горнозаводчиков на согласованных условиях как Земсоюз, так и Согор и даже Мини-
151
стсрство земледелия поручили вести товариществу Московского губернского земства и К°34.
Показательно, что повышение цеп па кровельное железо сначала осуществлялось синдикатом, а затем уже об этом ставилось в известность управление главного уполномоченного 35.
Определенные организаторские функции расширяются и у Совета съездов горнопромышленников Урала. В конце 1916 г. он осуществлял, в частности, разработку программы прокатки металла на уральских заводах па октябрь и ноябрь. 13 февраля 1917 г. на заседании Совета съездов в присутствии руководителя «Кровли»детально обсуждался вопрос о принципах определения цеп па металл. Разработка его была возложена па особое совещапие, созванное при Совете 36. Помимо этого для решения вопросов прокатки при Совете съездов была создала специальная секция черного металла. В нее вошли предприятия, отказывавшиеся работать с «Кровлей». Функции эти были возложены на Совет по поручению главного уполномоченного по снабжению металлами 37.
Авторитет этой организации в деле государственного регулирования возрастал и по той причине, что ее руководитель Н. II. Кутлер первоначально фактически возглавлял Комитет по делам металлургической промышленности, а тесно связанный со съездом 10. И. Бутлеров был первым управляющим делами. А. 3. Мышлаевский, прощаясь с сотрудниками комитета, откровенно признал, что если комитет пачал работать, то благодаря этим деятелям. Особенно подчеркивалась роль Кутлера. «Фактическое направление дел в техническом отношении,— заявлял он,— попало в опытные благожелательные руки Н. Н. Кутлера, и именно Н. Н. Кутлеру Металлургический комитет обязан тем, что при председателе высоконеопытном оп пачал делать свое дело»38.
Естественно, что монополисты старались в полной мере использовать открывающиеся возможности. Тот же Мышлаевский, когда обнаружились факты чрезмерной алчности уральских предпринимателей, с трудом скрывая раздражение, заявлял на заседании комитета 12 января 1917 г.: «Я должен вам доложить, что по мере того, как металлургические заводы, в особенности Урала, привыкают к новой системе распределения заказов, то они все более и более коммерчески приспосабливаются к этой системе, и на этой почве происходит бог знает что такое... Все клонят в сторону коммерческой выгоды своих пред
152
приятии. Это мое безусловное наблюдение. Но должен доложить, что рекорд побил Урал. Я имел неосторожность... распределение нормы по Уралу предоставить Совету съездов горнопромышленников Урала, а этот Совет съездов старается главным образом охранять свои, быть может, и законные коммерческие интересы, но в ущерб работе на оборону»39. Недовольство разгневанного генерала не ограничилось словесными излияниями. 3 февраля последовало его указание о том, чтобы программа производства уральских заводов на предстоящий месяц была представлена пе в секцию черных металлов Совета съездов горнопромышленников Урала, а непосредственно в управление главного уполномоченного 40. Естественно, что подобные действия вызвали недовольство монополистов, которые сразу же после Февральской революции убрали генерала с должности главного уполномоченного по металлу, определив на нее своего прямого ставленника П. И. Пальчинского.
Деятельность Металлургического комитета вызывала недовольство предпринимательских организаций, заинтересованных в бесперебойном получении металла. Еще 24—26 мая 1916 г. комиссия, избранная особым совещанием при Центральном ВПК с представителями областных комитетов, высказалась за расширение компетенции Металлургического комитета. При этом производительность всех предприятий, пе входящих в синдикат «Продамета», предлагалось взять на учет Металлургическому комитету, создав для них аналогичную «Продамете», в смысле осведомленности, организацию. Деятельность же синдиката «Продамета» должна была строго координироваться с расширенными функциями Металлургического комитета 41.
Эти пожелания в известной степени были учтены Особым совещанием по обороне. После реорганизации Металлургического комитета летом 1916 г. к его аппарату уже и формально подключился регистрационно-распределительный аппарат «Продамета», «Кровли», Совета съездов горнопромышленников Урала 42. В результате перестройки взаимоотношений синдиката «Медь» с синдикатом меднопрокатных заводов расширяются его функции, и с конца 1916 г. он также действует в теспой связи с Металлургическим комитетом 43. Вслед за установлением контроля над производством и расиределепием меди с декабря 1916 г. вводятся твердые цепы, утверждавшиеся в зависимости от средней котировки ее па Лондонской бирже.
153
Общество «Медь» налипает освобождаться от старых соглашений с торговым домом «Вогау и К0», хотя продажа все еще велась через посредство этой фирмы 44.
Однако реорганизация дела регулирования металлургического производства, проведенная Особым совещанием по обороне, пе удовлетворила предпринимательские организации. В октябре 1916 г. вопрос о снабжении металлом вновь обсуждался на заседании бюро Центрального ВПК. В докладе А. А. Вольского предлагалось централизовать руководство металлургической промышленностью в одном органе с широкими правами и полномочиями. Это Главное управление по снабжению металлами должно было «превратить в свои органы по снабжению» все существующие синдикаты («Продамета», «Кровля», «Прод-вагон», «Продпаровоз», «Проволока»). На общественные организации (Земгор, Центральный ВПК) «должна быть возложена обязанность устройства необходимых складов». Сама идея создания Главного управления по снабжению металлами была отвергнута, но, по предложению А. И. Гучкова, состоялось решение созвать совещание с участием владельцев металлургических заводов и после этого войти с соответствующими предложениями в Особое совещание по обороне45. Февральская революция вскоре позволила капиталистам более радикально укрепить позиции монополистических союзов в государственных органах регулирования металлургической промышленности. Но сами по себе рассматривавшиеся проекты весьма симптоматичны. Они наглядно свидетельствуют об усиливающейся тенденции к все более полному овладению монополистами дела государственного регулирования. В духе таких предложений от имени ВПК готовилась пространная докладная записка 46.
Сам Мышлаевский, определяя основополагающие принципы своей деятельности на посту руководителя Металлургического комитета, 11 марта 1917 г. заявлял: «Я всегда был такого мнения, что главный уполномоченный может работать только в том случае, если в самый тесный контакт с ним вступит общество ,,Продамета“, общ. ,,Медь“, общ. ,,Кровля“. Я старался этого достигнуть, но встречал такого рода противодействие: ,,Продамета“ есть зловредный синдикат»47. Обострение трений между правительственными сферами и буржуазно-помещичьими оппозиционными кругами к весне 1916 г. способствовало нарастанию аптисипдикатских тенденций в верхах. По утверждению того же Мытплаевского, даже Металлурги-
154
ческий комитет «был заподозреп как учреждение более или менее политически неблагонадежное». Он даже указывал, что существует документ, в котором «прямо пропечатано, что Комитет неблагонадежен, потому что заместителем и фактическим направителем действий его является известный Н. Н. Кутлер»48.	!
Все отмеченные противоречивые тенденции, бесспорно, тормозили формирование в металлургии эффективно действующей системы государственного регулирования, способной до минимума свести отрицательные последствия возрастающего дефицита металлов в стране и несколько приостановить неуклонный рост цеп. При характеристике положения металлургической промышленности на заседании Металлургического комитета в марте 1917 г. утверждалось: «Как всем известно, недостаток металла таков, что о пем говорить страшно. Катастрофа, к которой мы шли, придвинулась или, вернее, мы пришли к ней, и у нас получилось полное расстройство во всей жизни заводов, как в отношении снабжения металлом и сырьем, так и в отношении снабжения топливом»49.
После Февральской революции руководители предпринимательских организаций, непосредственно вставшие у кормила государственного регулирования экономикой, несколько сгущая краски при характеристике существующего положения, были склонны всю вину за развал металлургической промышленности возложить на самодержавие. П. И. Пальчинский, возглавивший теперь это дело, заявлял: «Деятельность этого учреждения сводилась почти к нулю, потому что вся энергия его уходила на преодоление тех трений, тех препон и препятствий, которые создавал старый режим в области свободного развития, в области свободного творчества, в области плодотворной работы на благо родины»50.
Бесспорно, что в этом случае, как и в целом в деле организации эффективного государственного регулирования экономики, царизм проявил свою полную беспомощность. Но вину с ним разделяет и российская монополистическая буржуазия. Наравне с царизмом опа несет ответственность за развал металлургической и других отраслей промышленности, явившийся следствием и ее антинародной политики еще до Февральской революции. Расстройство до крайности усугублялось хищнической деятельностью капиталистов накануне Великого Октября. Любопытные признания по этому вопросу содержатся в выступлениях представителей группировок монополистической буржу
155
азии, далеких от этой отрасли производства. Так, в докладе заведующего материальным отделом Московского областного ВПК В. Н. Переверзева, подготовленном для III съезда ВПК в мае 1917 г., по поводу деятельности Металлургического комитета до революции заявлялось, что результаты получились «диаметрально противоположными тем, которые от пего ожидались». Далее докладчик утверждал: «Причины, в силу которых деятельность Металлургического комитета привела к таким результатам, кроются как в общих условиях старого строя, так и в специальных условиях организации и деятельности этого комитета. Известно, что совещательный орган при особоуполномоченном по снабжению металлами, в ведении которого находится означенный комитет, состоит в большей своей части из представителей металлургической промышленности и чиновников, назначаемых ведомствами, и из незначительного числа представителей общественных организаций»61. Характеризуя те или иные проявления общей тенденции укрепления монополистических союзов в условиях военной экономики, нельзя пе учитывать, что соответствующие процессы развертывались в определенной конкретной обстановке, специфика которой определялась взаимодействием различных сил и факторов. Именно опа и обусловливала часто то или иное отношение монополистов к существующим или возникающим органам государственного регулирования. А. II. Погребин-ский совершенно справедливо, на наш взгляд, обратил внимание на тот факт, что промышленные и банковские монополии в годы войны без особой горячности отстаивали Комитет по железнодорожным заказам при Министерстве путей сообщения, решение о ликвидации которого было принято в конце 1914 г. Опи протестовали, писали докладные записки, но всем этим как бы стремились зарезервировать свою позицию на будущее, когда им на деле потребовалось бы воссоздать соответствующий регулирующий орган. Однако в военное время, когда предприятия — участники «транспортных» монополий были перегружены срочными и чрезвычайно доходными военными заказами, особой непосредственной заинтересованности в сохранении комитета у них все же не было. Меньший объем железнодорожных заказов, условия которых их теперь не очень удовлетворяли, был для них даже более выгоден. Тем более что обстановка военного времени позволяла им обеспечить свои материальные интересы 62,
156
Срок прекращения деятельности комитета был установлен с 1 января 1915 г. Однако новая практика распределения заказов стала внедряться лишь с конца 1915 г. (па 1916 г.). При этом синдикаты транспортного машиностроения вступили в прямые сношения с хозяйственным отделом Управления железных дорог МПС. Синдикат «Продвагон», в частности, еще 24 июля произвел предварительное распределение пассажирских и товарных вагонов. Оповещение о подаче заявлений было также передано из МПС в «Продвагон». Через хозяйственный отдел МПС решались также вопросы снабжения металлом. При этом данные о потребности железа и чугуна, представляемые в хозяйственный отдел, предварительно рассматривались па совместном заседании представителей паровозо-и вагоностроительных заводов. И в конце 1915 г. различные подразделения МПС (отдел заготовлений Управления железных дорог, в частности) продолжали обращаться в синдикат «Продвагон» с просьбой указать количество товарных вагонов с подъемной силой 1200 пудов, которое могли поставить заводы в 1918—1923 гг. при условии выдачи им пятилетнего заказа Б3.
После упразднения Комитета по железнодорожным заказам закупки осуществлялись непосредственно Комитетом управления железных дорог МПС, перегруженным многочисленными обязанностями. Поэтому, видимо, в начале 1916 г. министерство разработало проект специального комитета и отдела заготовлений. 13 мая 1916 г. проект был утвержден царем, и теперь оформлением заказов для железных дорог стал заниматься Комитет заготовлений, который должен был обеспечить планомерность заказов и на будущее время 54.
В состав этого бюрократического органа был введен один представитель частных железпых дорог. Деятельность комитета в условиях военного времени не угрожала, однако, монополистам серьезными неприятностями. Они имели возможность отстаивать свои интересы. Комитет обратил внимание, в частности, на расширение производительности вагоностроительных заводов, ибо три из них были эвакуированы из района военных действий и практически бездействовали. Хотя был разработан законопроект о строительстве казенного завода в Воткинске, на котором намечалось изготовлять паровозы, это все же не представляло реальной угрозы монополистам. Тем более что одновременно Комитет заготовлений заключил договор с ведущим контрагентом монополий транспорт-
157
пого машиностроения — Обществом коломенских заводов о постройке нового паровозо- и вагоностроительного завода у ст. Наволоки при условии расширения им металлургического производства в Кулебаках. Аналогичное обязательство взяло на себя Русское общество для изготовления снарядов и военных припасов, строившее также завод в Юзовке. Это дело, следовательно, было передано в руки дельцов из группы Русско-Азиатского банка (А. И. Путилов, А. В. Коншин, Л. Л. Нобель и др.), ранее контролировавшей другого крупного контрагента монополистических союзов — общество Путиловских заводов, в начале 1916 г. перешедшее в правительственное управление 55.
К 1917 г. в деле строительства подвижного состава для железных дорог наметилось известное перераспределение сил, получившее поддержку в правительственных кругах, поощрявших строительство новых заводов крупнейшими банковскими и промышленными группами (Русско-Азиатского банка, Коломенского завода и др.), имеющими собственное металлургическое производство. Именно с такими корпорациями в первую очередь заключались и готовились крупные контракты па постройку значительного количества подвижного состава. Так, с Южно-Русским Днепровским металлургическим обществом, строившим большой вагоностроительный завод, состоялось соглашение на поставку 18 600 вагонов. Аналогичный контракт был подготовлен с правлением Русского общества для изготовления снарядов и военных припасов. В соответствии с ним предполагалась поставка 1 470 товарных паровозов, 15 600 крытых вагонов и 100 000 вагонных и паровозных бандажей. Окончательно оформлен этот договор был уже Временным правительством. Руководители соответствующих финансовых групп и предприятий упорно добивались миллионных авансов и получили их 56.
Перед Февральской революцией после длительных переговоров с существующими заводами подвижного состава и частными железными дорогами был также выработан законопроект, предусматривавший в 1918—1922 гг. планомерное строительство 8 125 паровозов и 197 400 вагонов при условии значительного развития заводами металлургических цехов 57.
Что касается установления цен на подвижной состав, рельсы, бандажи и прочие железнодорожные принадлежности то вплоть до Февральской революции этими воп
158
росами по-прежнему занималась междуведомственная комиссия под председательством товарища государственного контролера А. И. Маликова. Комиссия оперативно откликалась па ходатайства монополистов. Так, 30 ноября и 14 декабря 1916 г. в ней обсуждалось в присутствии представителей металлургических заводов их ходатайство о пересмотре утвержденной 11 июня 1916 г. стоимости изготовления рельсов начиная с 1 июля в связи со значительным вздорожанием рабочей силы, топлива, руды и прочих материалов. Заводчики утверждали, что старые условия для них являются убыточными. Предлагая значительно повысить цепы, они пе представили, однако, калькуляции, определяя их с явным «запросом». Комиссия признала, что «указание заводов па несоответствие существующей цены на рельсы современным условиям производства имеет за собой бесспорные основания».
Она не удовлетворила в полной мере притязаний монополистов, добивавшихся повышения цепы с 1 руб. 80 коп. за пуд до 2 руб. 70 коп. (на 50%). Комиссия увеличила ее до 2 руб. 25 коп., т. е. на 25%, включая все старые заказы, выполнявшиеся с 1 июля 1916 г. Заводчики, интересы которых особенно рьяно защищали представители Южно-Русского Днепровского общества, признали, однако, что «заводы не могут иметь каких-либо возражений против решения комиссии» об уровне цен. Столь же благожелательно для капиталистов па заседаниях комиссии 19 и 22 декабря были установлены новые (более высокие) цены на паровозы 58.
Другие вопросы по-прежнему рассматривались в подразделениях МПС, существовавших с довоенного времени. Монополисты транспортного машиностроения исправно вносили деньги на содержание комиссии подвижного состава, работавшей под председательством товарища министра путей сообщения Н. Л. Щукина, где они сохранили ключевые позиции и действовали на прежних основаниях 59.
Военная перестройка государственно-монополистического регулирования транспортного машиностроения в годы войны, выразившаяся в некотором его организационно-техническом «расползании», все же не изменила существа дела. Транспортное машиностроение и в это время регулировалось вполне сложившимися монополистическими союзами, успешно опиравшимися на те или иные звенья государственного аппарата 60.
159
Особенно настойчиво объединенные заводы добивались предоставления им заказов па пятилетний срок и получения от МПС заказов не только казенных, по и частных железных дорог, а также бесперебойного снабжения топливом и сырьем. Поскольку же монополисты железнодорожного транспорта уклонялись от долгосрочного заказа, синдикату «Продвагон» приходилось вести прямые переговоры с представителем объединения частных железных дорог Ф. И. Шмидтом. Определяя условия соглашения, участники синдиката постановили: «При пятилетием заказе заявить цены, представленные Министерству путей сообщения, со включением всех заказов, уже выданных по повышенной цене против казенной». В случае отказа па единичные частные заказы были предложены более высокие цены. Соглашение затянулось, ибо совещание частных железных дорог отказалось заключить договор па пятилетпий срок на условиях, установленных правительством для казенных заказов на 1915 — 1916 гг.61
Позиции монополий транспортного машиностроения были настолько прочными, что они продолжали распределять заказы и дефицитные материалы для своих контрагентов, несмотря на различные перестановки в ведомстве путей сообщения. Показательно, в частности, и то, что общество Путиловских заводов, реквизированное правительством, формально, по требованию председателя Особого совещания по обороне, вышедшее из синдикатов «Продвагон» и «Продпаровоз», фактически оставалось в монополистических союзах и пользовалось их аппаратом. Даже в декабре 1916 г. Путиловский завод фигурировал в соответствующих документах о распределении заказов вагонов на январь и февраль 1917 г. и о распределении металла 62.
В годы войны взаимоотношения кораблестроительных монополистических группировок, куда входили и участники соглашений крупнейших предприятий железнодорожного машиностроения (Путиловский и Коломенский заводы), с Особым совещанием по судостроению остались без принципиальных изменений. Распределение заказов на постройку тральщиков, выделение дополнительных кредитов и изменение условий расчетов по старым договорам на постройку миноносцев с заводами Путиловским, Русско-Балтийским, Ноблесснера, Бекера и другими в 1915 г. по-прежнему оформляются решением Особого совещания по судостроению 63.
160
Совещание по судостроению регулярно проводило свои заседания и в 1916 г., распределяя новые заказы, определяя и уточняя условия их исполнения. Попытка министра финансов, представившего в Совет министров в конце 1916 г. проект создания в составе Морского министерства под председательством товарища морского министра Специальной исполнительной комиссии по судостроению, вызвала решительные возражения руководителя ведомства. Он усмотрел в этом проекте посягательства на его собственные права и обязанности. Проект не получил дальнейшего движения 64.
Новым существенным фактором в сфере кораблестроения в годы войны было организационное оформление объединения заводов Морского министерства. Положение об управлении заводами морского ведомства, разработанное еще в 1911 г., было утверждено царем 20 сентября 1914 г.65 В начале 1915 г. окончательно сложился Совет по управлению этими заводами. Этот орган возглавлялся главным инспектором заводов. Создание его привело к известной централизации некоторых ранее разрозненных хозяйственных операций отдельных предприятий морского ведомства 66.
Объединенные казенные заводы все более последовательно действовали под руководством различных предпринимательских организаций, и в первую очередь Петроградского общества заводчиков и фабрикантов, вступив в организованный при нем Продовольственный комитет и устанавливая единые прибавки к заработной плате рабочим 67.
Все более перекрещивающиеся интересы крупнейших машиностроительных предприятий Северного и Прибалтийского районов при выполнении военных заказов и недовольство деятельностью Совета съездов представителей промышленности и торговли побудили их объединиться в феврале 1916 г. в Совет съезда представителей металлообрабатывающей промышленности. С самого начала перед новой организацией была поставлена задача консолидации усилий машиностроительных предприятий для выполнения военных заказов. В докладе «Объединение заводов на принципе кооперации и взаимопомощи», заслушанном на съезде, но не подлежащем публикации, указывалось, что все чаще возникает вопрос о возможности «разрешать такие дополнительные и сложные задачи путем объединения механических средств нескольких заводов на исполнение сообща одного заказа, т. е. способом
6 В. Я. Лаверычев
J61
кооперативной работы». В качестве примера подобной кооперации указывалось на группу Путилове кого завода, взявшего изготовление готовых выстрелов для 3-дюймовых орудий, и группу Царицынского завода, принявшего заказ на 3-дюймовые полевые орудия. В докладе далее указывалось, что в современных условиях боязнь конкуренции должна исчезнуть. Поэтому в целях скорейшего развития объединенной работы съезду предлагалось выделить из состава совета комиссию, которая, «собрав надлежащие сведения об использовании производительных сил каждого завода, все требующиеся в дальнейшем поставки, а также применение принципов взаимопомощи для исполняемых работ и устраиваемых вновь оборудований, обсуждала бы по существу и вырабатывала бы условия объединения заводов в группы»68.
Мы пока не имеем сведений о том, в какой степени были реализованы эти идеи. Но многозначителен уже сам факт постановки этого вопроса. Он свидетельствует об интенсивно идущем процессе консолидации монополистов, стремящихся как бы пополнить действующие соглашения повыми формами взаимодействия и сотрудничества, которые должны были укрепить и расширить связи между различными группировками крупного капитала.
Нельзя не обратить внимания и на то, что, хотя деятельность ВПК всячески ущемлялась центральными и местными органами, в ряде важных отраслей народного хозяйства они сохраняли, особенно на первых порах, роль организующих и объединяющих центров. Так, механический отдел Центрального ВПК летом 1915 г. занимался «распределением наряда на шесть миллионов снарядов». В этих целях он провел большую подготовительную работу: «были выяснены условия возможного осуществления заказа, определена потребность в оборудовании тех мастерских, которые должны быть устроены, выявлена необходимость немедленного заказа станков и прочего оборудования как в России, так и за границей». Одновременно «велись переговоры с заводами, подавшими заявления на изготовление снарядов», подготовлялись «дела по каждому из заводов» и вносились на рассмотрение Особого совещания. Хотя заказы выдавались ГАУ каждому предприятию непосредственно, в разработке проекта договора принимал участие механический отдел Центрального ВПК. Здесь он скорее выполнял не посреднические функции, а функции рабочего органа государственного
162
аппарата. До сентября 1915 г. были проведены таким образом дела 11 предприятий на изготовление 2 675 000 снарядов на сумму 73 млн руб.69
Еще по предложению Особого совещания для объединения мероприятий по обеспечению действующей армии предметами боевого и материального снабжения 18 июля 1915 г. отдел принял участие в разработке программы расширения производства снарядов крупного калибра 70. В результате изучения вопроса были найдены возможности увеличить их производство на 2 млн в течение второй половины 1915 и за весь 1916 г. Через Центральный ВПК были переданы также заказы на 3-дюймовые снаряды Бакинскому и Таганрогскому ВПК, организовавшим свои заводы, а также Воронежскому заводу. В общей сложности до 1 февраля 1916 г. Центральный ВПК передал областным и местным ВПК заказов на предметы боевого снаряжения на 58 млн руб. и непосредственно заводам — на 52 млн руб.71 На Урале распределением заказов па снаряды занимался Уральский горнозаводской ВПК 72.
В организации С. Н. Ванкова, созданной весной 1915 г. при ГАУ для обеспечения производства 3-дюймовых снарядов по французскому образцу, областные и местные ВПК играли ключевую роль. История этой организации обстоятельно изложена А. Л. Сидоровым, показавшим,; что создавался «своеобразный комбинат, руководитель которого снабжал предприятия сырьем, топливом, финансировал их, оказывая помощь рабочей силой и техническим руководством, окончательно разрешал все экономические вопросы. Кроме того, он имел большую административную власть над собственниками предприятий»73. Можно принять и общий вывод о том, что это был один из удачных опытов сотрудничества буржуазии с государственной организацией, сотрудничества под эгидой государства 74.
Вместе с тем в оценке деятельности Ванкова имеет место известное смещение акцентов в сторону преувеличения роли его личности и созданного им управления. Не учитывается в достаточной степени то, в какой мере этому «комбинату» были необходимы ВПК, объединявшие промышленные предприятия различных районов. Сами ВПК безусловно нуждались в поддержке и помощи государственной организации. Признание их работающими на оборону давало, во-первых, дополнительные льготы объединяемым предприятиям, а авторитет государственного учреждения, во-вторых, позволял руководящим
6*
163
группам успешнее осуществлять сплочение разрозненных ранее сил, прибегая к известному принуждению, объединять капиталистов в специальные группы, теснее связанные между собой участием еще в одном общем коммерческом предприятии. Организация Ванкова, следовательно, могла использоваться руководящими кругами ВПК в их собственных интересах. Она облегчала им также решение ряда технических задач и отчасти финансовых и материальных. Сам Банков, выступая 30 августа 1917 г., признавал: «Поручив мне это дело (в начале 1915 г.— В. Л.), правительство ограничилось, однако, небольшим пробным заказом и в то же время обратилось с тем же делом к Центральному Военно-промышленному комитету и Земгору, создав с самого начала известную разбросанность вместо естественно напрашивавшейся концентрации всего дела в одних руках»75.
Что касается мобилизации предприятий различных отраслей промышленности для производства снарядов, то вся эта работа осуществлялась по-прежнему в областных и местных ВПК. В частности, сотрудничество Московского областного ВПК с организацией Ванкова началось по инициативе комитета. Первый председатель снарядной секции комитета А. И. Кузнецов 17 и 19 июля 1915 г. посетил Ванкова и предложил услуги своей организации. Генерал в ответ заявил о своем сочувствии начинаниям общественных организаций в деле снабжения армии, но указал на необходимость официального разрешения Военного министерства. Для этого следовало возбудить соответствующее ходатайство. Тем не менее сразу же была оказана реальная техническая помощь ВПК 76.
Всю организацию дела мобилизации неспециализированных в механическом деле предприятий в Центральном районе возглавил Московский областной ВПК. Он разбил весь район (9 губерний) на 22—23 группы. К концу августа объединение предприятий вокруг местных центров было закопчено. Через общество «Продамета» был сделан заказ стали. Порядок распределения ее между предприятиями был определен комитетом .еще 27 июля. При этом показательно, что через управление генерала Ванкова было заказано 18 000 пудов стали, а непосредственно на Дружковском заводе — 55 тыс. пудов 77.
Возможности непосредственного вмешательства генерала Ванкова и его управления в производственные дела тех или иных предприятий были все же весьма ограниченными не только вследствие противодействия капитали
164
стов и объединяющих их ВПК, но и возражений оказавшихся в этом вопросе на стороне предпринимателей районных заводских совещаний. Управляющий делами Особого совещания по обороне сообщал, в частности, осенью 1915 г. уполномоченным — председателям районных заводских совещаний: «...председатель Особого совещания указал, что подчинение Вам упомянутым сношением действий генерал-майора Ванкова по порученным ему заказам должно заключаться в том, что генерал-майор Банков не может самостоятельно распоряжаться дачей нарядов и заказов, а равно принимать меры, относящиеся к их выполнению, без предварительного соглашения с уполномоченными соответствующего района»78.
Через систему государственно-монополистического регулирования, отдельными звеньями которой являлись организация Ванкова, ВПК и районные заводские совещания, значительная часть средств, отпускаемых на организацию производства снарядов, оседала в карманах «патриотов»-предпринимателей, объединенных ВПК. Дело это для казны было весьма обременительным, ибо заготовительные цены на 3-дюймовые снаряды для частных заводов значительно превосходили цены казенных заводов. Государство переплачивало десятки миллионов рублей 79.
В этой сфере деятельности руководители ВПК все же обнаруживали большую терпимость к попыткам вмешательства военных чиновников в производственные вопросы. Для текстильных, кожевенных и иных предприятий изготовление снарядов являлось «побочным» профилем. Оно не могло отразиться на самых важных для предпринимателей сторонах производственного процесса. Необходимое же ограждение материальных интересов предпринимателей сложившаяся практика безусловно обеспечивала. С другой стороны, и царские чиновники не обнаруживали особого пристрастия в деле контроля за деятельностью организаций, созданных в системе ВПК. В конце 1915—1916 г. нареканиям все более подвергались лишь завышенные цены по военным заказам, но и этот факт скорее служил предлогом для ограничительных действий по отношению к общественным торгово-промышленным организациям.
Военное ведомство в отдельных случаях даже не стремилось установить свой непосредственный контроль в некоторых периферийных, если так можно выразиться, специализированных направлениях металлообработки, ор
165
ганизацией которых с самого качала занялись ВПК. В частности, регулирование производства (условия, стоимость и пр.) тянутой и колючей проволоки с августа 1915 г. осуществлялось Центральным и Уральским горнозаводским ВПК 80. Организация по заготовке колючей проволоки, которая была, видимо, создана по инициативе инспектора инженерной части Киевского военного округа в марте 1915 г., стала как бы периферийным подразделением, действующим под контролем складывающегося общероссийского органа. В киевской организации, объединившей около 20 предприятий юга страны, решающая роль принадлежала заводам Екатеринославского района, действовавшим при содействии Екатеринославского общества заводчиков и фабрикантов 81.
В начале апреля 1916 г. Металлургический комитет поручил механическому отделу Центрального ВПК провести проверку всех удостоверений и заказов на проволоку и изделия из нее. В результате продолжительного обсуждения на заседании комитета организация переделки катаной проволоки в тянутую и колючую была возложена на Главное военно-техническое управление и Центральный ВПК, которые установили соответствующий порядок распределения заказов и надзор за их исполнением 82.
Центром регулирования производства проволоки в 1916 г. стала Комиссия по проволочному делу при электротехническом отделе Центрального ВЦК, которую возглавлял В. М. Сперанский. В нее входили «представители всех ведомств, имеющих заказы на проволоку и проволочные изделия». Комиссия ежемесячно составляла программу работы прокатных и волочильных заводов. На ее заседаниях производилось распределение проволоки (по объему приблизительно на паритетных началах) между Главным военно-техпическим управлением и Центральным ВПК 83.
В ноябре 1916 г. возник, однако, вопрос об устранении вредного вмешательства в это дело некоторых районных заводских совещаний, которые по своему плану, т. е. самостоятельно, стали распределять «сырую» проволоку между волочильными заводами, «не считаясь с программами Военно-промышленного комитета и Главного военно-технического управления». Это и побудило, видимо, ВПК разработать проект положения о главпоуполномо-ченном по проволочным делам, который был представлен в Особое совещание по обороне 84»
166
Проект, представленный Главным военно-техническим управлением, обсуждался на заседании Особого совещания 28 декабря 1916 г. Начальник управления генерал-лейтенант Г. Г. Милеант указывал на то, что заводские совещания не в состоянии осуществлять надзор за проволочной промышленностью, ибо выделка более тонкой проволоки и ее кручение производятся па средних и мелких заводах и в мастерских. Смысл же, создания нового органа заключается в объединении одним ответственным лицом «деятельности руководящих ныне проволочным делом учреждений — Главного военно-технического управления и Центрального военно-промышленного комитета, без внесения какой-либо ломки в налаженный порядок их работы». При этом генерал категорично заметил, что деятельность Центрального ВПК в этой сфере «до настоящего времени не вызывала никаких недоразумений». Представитель ВПК П. П. Козакевич засвидетельствовал, что проект составлялся совместно с Главным военнотехническим управлением, и подтвердил, что Центральный ВПК считает его желательным и полезным. Хотя он и был поддержан отдельными членами Особого совещания по обороне (Н. В. Савич, Н. Е. Марков), но другие выразили сомнение по поводу целесообразности создания нового органа, приводя различные мотивы своего отрицательного отношения. В конечном итоге Особое совещание отклонило проект 85.
Объединение ряда производств в целях обеспечения тех или иных военных нужд осуществлялось также областными и местными ВПК. Так, в конце августа 1915 г. на совещаниях, созванных механической и снарядной секцией Московского областного ВПК, были созданы организационные комитеты сначала для групп предприятий по холодному штампованию, волочению и прокатке металла; меднолитейных и арматурных; электротехнических мастерских, а затем для деревообделочного, мебельного, экипажного, котельного, кузнечно-слесарно-строительного и цинковального производств 86. В Петрограде объединение мелких и средних металлообрабатывающих предприятий, которые в нормальных условиях давали обороты не более 300 тыс. руб. в год, осуществлял Петроградский комитет средней и мелкой промышленности, созданный 23 июня 1915 г. в соответствии с решением Совета съездов деятелей по средней и мелкой промышленности и торговле. В механической группе Петроградского комитета насчитывалось 1 101 заведение, тележно-экипаж
167
ной — 120, в деревообделочной — 762, в кожевенной — 121. К выполнению военных заказов из группы была привлечена всего 91 мастерская. Только 10 из них можно было отнести к предприятиям фабрично-заводского типа. Остальные имели характер полукустарных-полуремеслен-ных заведений. Тем не менее на всех этих предприятиях выполнялись заказы на корпуса ручных гранат, запальных трубок к ним, кинжалы, кавалерийские пики, походные кухни, санитарные двуколки. Общая сумма заказов, принятых на 1 декабря 1915 г., составила почти 8 млн руб. Комитет обеспечивал кооперирование при выполнении военных заказов с крупными заводами и осуществлял надзор и технический контроль за их исполнением 87.
Следовательно, подобная «периферия» металлообрабатывающего производства вплоть до Февральской революции оставалась вне прямого воздействия ведомств. Организующая, координационная и регулирующая роль здесь сохранялась в руках общественных торгово-промышленных организаций, получивших определенные полномочия от тех или иных органов государственной власти.
В легкой промышленности создание специализированных центральных государственных органов также привело к укреплению позиций монополистов. Достигалось это как за счет организационного укрепления монополистических союзов, так и усиленного использования «промежуточных» предпринимательских организаций.
В хлопчатобумажной промышленности государственное регулирование, формально сосредоточенное в Комитете хлопкоснабжеиия, осуществлялось предпринимательскими организациями. Вопросы распределения дефицитного сырья, установления цен на него и полуфабрикаты обсуждались и предрешались в Обществе фабрикантов хлопчатобумажной промышленности. Значительные чисто учетно-организационные функции (распределение военных заказов, выяснение условий их изготовления и пр.) развивались в рамках хлопчатобумажного отдела Московского областного ВПК, контролировавшегося Обществом фабрикантов хлопчатобумажной промышленности. Укрепление его позиций позволило руководящей группе монополистов распространить свое влияние и на узкоспециализированные предприятия (группы трикотажных и ленточных фабрик)88. Действуя через хлопчатобумажный отдел Московского ВПК, они побуждали ленточные фабрики расширять производство, добиваясь этой цели пу
168
тем фактического обследования предприятий. В июле 1916 г. в отделе проходило совещание представителей 67 ткацких фабрик, на котором, по предложению председателя отдела Ст. П. Рябушинского, было принято решение об объединении их в особую группу для распределения пряжи и заказов. Собрание избрало из своей среды комиссию в составе 15 человек, с которой теперь и должен был вести все дела владелец предприятия. Председатель и два товарища председателя группы 10 июня были включены в состав хлопчатобумажного отдела 89.
В связи с новыми условиями и задачами существенно расширился и диапазон деятельности других монополистических объединений текстильной промышленности. Заметно растет авторитет и мощь Всероссийского общества льнопромышленников и Общества фабрикантов суконной промышленности. Овладев отдельными звеньями государственного аппарата, они все полнее монополизировали внутренний рынок. В частности, по признанию их самих, Комитет по делам суконной промышленности «почти слился с Обществом суконных фабрикантов». Вопросы распределения заказов, уровня цен на различные виды продукции решались капиталистами в их предпринимательской организации. Всероссийское общество льнопромышленников, не удовлетворяясь укреплением своих позиций собственно в льняном деле, опираясь на Льноджутовый комитет, используя недостаток сырья на джутовых фабриках, упорно стремилось вовлечь в сферу своего влияния эти предприятия, объединенные картельным соглашением. В полной мере осуществить свои претенциозные посягательства им так и не удалось 90. Более того, новые задачи по регулированию производства позволили картелю джутовых фабрик легализоваться в виде Общества для содействия джутовой промышленности 91.
В шелковой промышленности, где военные заказы не имели такого значения, как в суконной, льноджутовой и даже хлопчатобумажной, распределение их также побуждало капиталистов к консолидации сил. Ведущие позиции принадлежали владельцам трех московских крупнейших предприятий (Акцион. общ. Жиро, Московская шелковая мануфактура и Т-во Симано Г. и К0), еще перед войной предпринявших попытку слияния. В конце 1915 г. наиболее значительные предприятия отрасли объединились шелковым отделом Московского областного ВПК, где производилось распределение заказов на поставку зарядно-пороховой ткани и определялась на нее цена 92.
169
В середине 1916 г. капиталисты решили создать постони* пую организацию и для подготовки ее образовали при Московском обществе заводчиков и фабрикантов особый шелковый отдел 93. В январе 1917 г. устав общества был выработан и послан на утверждение министру торговли и промышленности. Среди руководителей общества (в качестве его учредителей) значились Н. Н. Кукин, Н. В. Щенков, П. К. Жиро, Ю. П. Гужон и др. 94 В состав общества, окончательно оформившегося уже после Февральской буржуазно-демократической революции, вошло более 50 предприятий с числом рабочих свыше 20 тыс. человек. Из них почти половина была занята на 8 предприятиях с числом рабочих свыше 500 человек 95.
Значительное расширение получили организаторские и регулирующие функции Всероссийского общества кожевенных заводчиков (ВОКЗ). По уставу это общество являлось разновидностью тех отраслевых предпринимательских союзов, таких, как Общество фабрикантов хлопчатобумажной промышленности, Общество суконных фабрикантов, Всероссийское общество льнопромышлен-ников и прочие, в которых сочетались функции «представительных организаций», антирабочих союзов и монополистических объединений картельного типа. Все эти черты в деятельности ВОКЗ проявились достаточно отчетливо. В отличие от других подобных организаций в третьем пункте § 3 устава прямо указывалось, что общество предполагает выполнять операции «по приобретению материалов и орудий производства для своих членов на условиях, определяемых общим собранием»96.
К концу 1915 г. союз объединил «всех без исключения крупных и почти всех средних кожевенных заводчиков в России»97. Сумма производства 533 предприятий — членов ВОКЗ составляла 160 млн руб. из 200 млн руб. продукции 4,5 тыс. учтенных к тому времени кожевенных предприятий (включая мелкие кустарные предприятия в сельской местности)98. Успешно действовал коммерческий, или «кооперативный», отдел ВОКЗ, снабжавший членов общества материалами, и в первую очередь заграничными и отечественными дубильными веществами ".
Используя валюту, получаемую на льготных условиях от правительства, общество централизовало заграничные закупки дефицитных дубильных материалов, «устранило вредную конкуренцию русских покупателей за границей», учредив специальные агентства в Нью-Йорке, Лондоне и Ливерпуле 10°. Одновременно ВОКЗ стремилось сосре
170
доточить в своих руках отечественную сырьевую базу. С этой целью в январе 1917 г. было организовано акционерное общество для производства дубильных экстрактов с уставным капиталом 350 тыс. руб. Контрольный пакет общества принадлежал ВОКЗ 101.
Наряду с ВОКЗ значительную роль в кожевенной промышленности играл Всероссийский земский союз, объединивший для выполнения военных заказов мелкие и кустарные предприятия.
Первые попытки сбора кожи Земсоюзом па Юго-западном фронте предпринимались еще в конце 1914 — начале 1915 г.102 Реальных результатов в этом направлении удалось добиться лишь в конце первого года войны, когда Земсоюз получил право сбора всех шкур скота, забиваемого для нужд армии в прифронтовой полосе 103.
Значительную часть заказов Земсоюза выполняли местные земства с помощью мелких полукустарных мастерских и даже кустарей-одипочек. Совещание представителей земств юго-западных губерний, например, постановило принять меры «к объединению закупочных операций существующих в крае сапожных артелей и кредитных кооперативов путем организации из них складочно-потребительного общества или союза»104.
Под давлением местных земских организаций Земсоюз стал постепенно проникать непосредственно в производство. Еще в начале марта 1915 г. он добился секвестра и передачи ему бездействовавшего восемь месяцев завода дубильных веществ в Киеве, принадлежавшего французской компании 105. Использовав доходы от завода дубильных экстрактов и операций по закупке кож на фронте, Земсоюз за 350 тыс. руб. купил кожевенный завод под Москвой 106.
К концу 1915 г. в кожевенной промышленности сложились два соперничающих центра, стремившиеся объединить и регулировать кожевенное производство. Их позиции в значительной мере укреплялись в результате овладения рынком сырья и дубильных экстрактов. Так, каждый кожевенный заводчик — член ВОКЗ мог получить от своего общества необходимые материалы при условии ежемесячного представления «официальных» сведений о том, сколько и в какие учреждения им сдано готовых кож. Общество имело точные данные об оборудовании каждого завода и размерах его производства 107. Совет ВОКЗ распределял заказы Главного интендантского управления (ГИУ) и контролировал их исполнение.
171
Он определял для каждого предприятия нормы поставок подошвенной кожи в ГИУ и сообщал их последнему. Условия сделок также определялись обществом. Каждая фирма получала стандартный бланк о поставке кожи 108.
Усиливающиеся затруднения со снабжением армии обувью побуждали царское правительство принимать более решительные меры по регулированию кожевенной промышленности. 19 октября 1915 г. был издан закон «О некоторых мерах к упорядочению снабжения сырьем кожевенных заводов и предприятий, изготовляющих кожевенные изделия», предусматривающий учреждение в крупнейших центрах производства комитетов по делам кожевенной промышленности 109.
Первым и единственным комитетом, выполнявшим функции общероссийского центра, становится Московский комитет по делам кожевенной промышленности (Комкож). Председателем его назначается профессор С. П. Ланговой, а его заместителями — капиталисты К. М. Жемочкин и А. А. Бахрушин. Представителями ВОКЗ в комитете были С. С. Новоселов, Г. И. Кошур-ников и А. Н. Брусницын. Некоторые заводчики вошли в комитет в качестве представителей буржуазных общественных организаций ( Н. И. Алафузов, например, от Петроградского ВПК). Деятельность Московского комитета осуществлялась под фактическим контролем капиталистов 110.
Представители ВОКЗ в комитете с успехом противодействовали попыткам ГИУ под угрозой секвестра заставить все кожевенные предприятия полностью работать на военные нужды и провести немедленную реквизицию кожевенных товаров у заводчиков, торговцев и банков. Они утверждали, что осуществление этих мер может «вызвать замешательство и остановить, таким образом, фабрики, работающие... на нужды обороны», что следует предварительно определить производительность завода, а затем обязать владельца подпиской сдавать кожу с привлечением за нарушения к суду. Реквизиции продукции заводчики противопоставляли выяснение запасов кожевенных заводов и разработку плана снабжения товаром «предприятий, работающих на армию»111. Начальник ГИУ вынужден был согласиться с их поправками.
Так как учет и контроль находились в руках самих заводчиков, то они имели возможность значительную часть продукции сбывать (под видом брака) на вольном рынке по неограниченным спекулятивным ценам. Стре
172
мясь обеспечить в своих руках контроль за распределением и выполнением военных заказов, ВОКЗ разработало проект новых правил распределения кожевенных изделий. Опасаясь утратить свое влияние на кожевенное производство, ГИУ сохранило от проекта ВОКЗ в сильно видоизмененном варианте лишь идею выдачи разрешений на приобретение кожевенного товара 112.
В начале 1916 г. Московский комкож был коренным образом перестроен. 30 января товарищ министра торговли и промышленности сообщил в ГИУ о решении перевести Комкож в Петроград и о назначении его председателем профессора Петроградского технологического института А. М. Соколова. Комкож и формально превращался в центральный орган, регулирующий кожевенную промышленность всей России. Однако аппарат комитета в Москве сохранился, а его члены и служащие продолжали исполнение своих обязанностей. На одном из своих заседаний Петроградский комитет оставил в силе все постановления Московского комитета, который продолжал заниматься текущими делами и превращался в подобие районного комитета. Однако вскоре было признано нецелесообразным создавать районные комитеты, имевшие хоть какую-нибудь самостоятельность. Поэтому Петроградский комитет приобрел характер главного комитета, а Московский орган превратился в его хозяйственно-оперативный отдел. Для организации кожевенного дела на местах министр торговли и промышленности и военный министр 6 июля 1916 г. утвердили положение о районных комиссиях. В важнейших районах намечалось учредить 14 таких комиссий. Они стали возникать лишь в сентябре — октябре 1916 г. До Февральской революции многие из них не успели развернуть свою деятельность 113.
Позиция ВОКЗ в кожевенной промышленности имела свою ахиллесову пяту — сырьевую проблему, которая обострялась с каждым месяцем. ВОКЗ к началу 1916 г. так и не добилось заметных сдвигов в организации сбора сырых кож. Значительно большего в этой сфере достиг Земсоюз. Поэтому военное ведомство и Петроградский комитет по кожевенным делам стали склоняться к передаче Союзу сбора всего кожевенного сырья. Впервые такие предположения возникли в конце 1915 г. Они были поддержаны думскими буржуазно-оппозиционными кругами 114.
21 апреля 1916 г. Комитет по делам кожевенной промышленности по настоянию ГИУ предложил Главному
173
комитету Земского союза представить предложения об организации сбора сырья по стране, исходя из принципа сосредоточения всего этого дела в союзе. 8 мая 1916 г. Земсоюз представил предварительную схему 115.
В это время, как уже указывалось, царское окружение особенно настойчиво пыталось ограничить деятельность торгово-промышленных общественных организаций, ослабить их политическое влияние и позиции в экономике. Поэтому противодействие ВОКЗ сосредоточению сбора сырья земскими организациями встретило сочувствие в правительственных верхах. 8 июня 1916 г. ВОКЗ обратилось к помощнику военного министра с докладной запиской, в которой доказывалось, что сбор сырья па фронте с помощью Земсоюза разорителен для казны. Записка имела значительные последствия. Резолюция на ней гласила: «Соображения совершенно верные, прошу немедленно представить проект договора с В. 3. Союзом. Если он утвержден, прошу приостановить проведение в исполнение»116.
Однако, поставив под сомнение выгодность соглашения с Земсоюзом, ВОКЗ не выдвинуло никакой конструктивной программы. Задача сбора сырья оставалась нерешенной. Поэтому, несмотря на все колебания, правительство вынуждено было привлечь Земсоюз к организации закупки кожевенного сырья. Постановление от 7 июля 1916 г. возлагало па него эту обязанность 117. Однако, предоставив значительные права Земсоюзу, правительство тут же свело их на нет. Одновременно с публикацией постановления член Государственного совета камергер Н. П. Муратов получил инструкцию, которой ему предоставлялось право «всестороннего обследования состояния кожевенной промышленности, выяснения непорядков, наблюдаемых в использовании кожевенного сырья, а также принятия мер к их устранению»118.
Руководство Земсоюза отрицательно оценивало дуализм в регулировании кожевенной промышленности, рассматривая назначение Муратова, известного своим предвзятым отношением к буржуазным организациям и тесными связями с придворными кругами, как акт явно недружелюбный. В письме Г. Е. Львова военному министру 19 августа 1916 г. сообщалось: «Если предлагаемое Земскому союзу кожевенное дело будет поставлено под его (Муратова.— В. Л.) непосредственный контроль и руководство, то это послужит веским основанием к возможному отказу земств принять на себя организацию этого де
174
ла»119. Военное ведомство, видимо, было вынуждено предоставить определенные гарантии, что Муратов не будет вмешиваться в деятельность Земсоюза.
Для сбора сырья 14 сентября 1916 г. Главный комитет Союза создал специальный кожевенный отдел. В конце сентября отдел приступил к организации работы на местах 120.
Подтверждая согласие на сбор сырья, земские деятели вновь добивались сосредоточения всех без исключения закупочных операций в руках союза, предоставления союзу права реквизировать скрытое сырье и делать надбавки к нормированным ценам для покрытия организационных расходов. Эти требования в различных вариантах повторялись в переписке Главного комитета Союза с Комитетом по делам кожевенной промышленности, который не имел права решать указанные вопросы121. Выдача кредитов (в размере 8 млн руб.), предоставленных для организации закупок сырья Военным министерством, задерживалась. Отсутствие средств пе позволяло развернуть закупку сырья в тылу 122.
Организация сбора кожевенного сырья Земсоюзом осложнялась и тем, что ВОКЗ не отказалось от непосредственных заготовок сырья и устремилось на рынки Сибири, где не было земств. Этот вопрос рассматривался 9 сентября 1916 г. на заседании Комитета по делам кожевенной промышленности. Представитель Земсоюза первоначально пе возражал против намерений ВОКЗ, заявив, что Зем-союз предполагал начать закупку кож в Сибири лишь потому, что ни одна организация не бралась за это дело 123. Окончательное решение по этому вопросу состоялось на заседании комитета 30 октября 1916 г., поручившего закупку всего кожевенного сырья в Сибири ВОКЗ 124.
Первые шаги в деятельности ВОКЗ и действия Муратова в Сибири, запретившего местным торговцам сбор и вывоз кож, вызвали недовольство владельцев кожевенных заводов, объединенных вокруг Омского и Новониколаевского ВПК. Против монополии ВОКЗ выступили теперь и руководители Земсоюза. Борьба за сибирское сырье была отражена даже в периодической печати. Особенно заметно она проявилась в докладных записках предпринимательских организаций в различные ведомства 125. В конечном итоге инцидент был исчерпан соглашением между ВОКЗ и сибирскими ВПК. Соглашение предусматривало право сибирских ВПК закупать кожи для надобностей местных кожевенных заводов, а также
175
для ВОКЗ на комиссионных началах (с получением 6% стоимости за посредничество). Однако операции доверенных ВПК на местах должны были строго согласовываться с действиями агентов ВОКЗ 126.
Поскольку ВОКЗ добилось права на сбор сырья в Сибири, Земсоюз получил возможность настаивать на принятии его условий. Тем временем сырье по старым каналам бесконтрольно попадало к капиталистам, что позволяло им значительную часть продукции сбывать на черном рынке по спекулятивным ценам. Полное расстройство сырьевого рынка европейской части России настоятельно диктовало необходимость срочно упорядочить сбор сырья. Царские чиновники вынуждены были сделать некоторые уступки Земсоюзу. Телеграммой управляющего Министерством внутренних дел и Комитета по делам кожевенной промышленности 11 ноября 1916 г. губернаторам сообщалось, что Земсоюз «приступил к сборке и распределению сырья в пределах европейской России» и что «распределение кожевенного сырья будет производиться его организациями по указаниям Комитета по делам кожевенной промышленности» 127.
Во время продолжавшихся переговоров представители Земсоюза добивались расширения сферы их деятельности. По существу, речь шла о кожевенной монополии, фактическим исполнителем которой должен был стать Земсоюз 128.
Руководителям земцев было нелегко защищать свой проект кожевенной монополии. Комкож в декабре 1916 г. указывал на неприемлемость с точки зрения общегосударственных интересов распределения сырья по предприятиям только в зависимости от полученных ими военных заказов 129. Было общеизвестно, что Земсоюз набрал заказов больше, чем мог выполнить, а распределялись они преимущественно по контролируемым земствами полукустарным и кустарным предприятиям, где вырабатывались кожи низкого качества. Принцип распределения сырья, выгодный для земской организации, имел отрицательные последствия для кожевенной промышленности. Его принятие угрожало сокращением производства на крупных, хорошо оборудованных и лучше поставленных кожевенных заводах, противоречило целям мобилизации промышленности для работы на войну. Комкож отклонил домогательства Земсоюза сосредоточить в его руках распределение обработанных кож, мотивируя отказ неосведомленностью Земсоюза в размещении всех
176
военных заказов. По некоторым другим вопросам Комкож согласился на условия Земсоюза о постепенном расширении его прав. На заседании комитета 19—22 ноября 1916 г. были сделаны некоторые уступки по вопросам организации закупок (финансирование надбавки к нормированным ценам и пр.). 22 ноября комитет принял решение ввести карточную систему снабжения заводов сырьем по удостоверениям комитета 130. В конечном итоге в этом содержался элемент уступок Земсоюзу.
На заседании Комкожа 16 декабря 1916 г., несмотря на противодействие ВОКЗ, были приняты соответствующие изменения постановления от 7 июля 1916 г.131
Кожевенные заводчики и на этот раз не смогли проекту Земсоюза противопоставить свой контрпроект. ВОКЗ не хотело брать на себя сбор кож по всей стране. Это вызвало бы увеличение накладных расходов, которго крупные заводчики предпочитали избегать, рассчитывая получить сырье другими средствами. Они приложили максимум усилий, чтобы задержать утверждение нового положения 132. Интересы ВОКЗ в этом вопросе смыкались со стремлением царского окружения не допускать усиления Земсоюза. Муратов действовал, опираясь на ВОКЗ 133. Он убедил министра торговли и промышленности, что тот не имеет полномочий для предоставления права монопольного сбора сырья земской организации. Издание нового обязательного постановления задержалось 134.
Представители буржуазно-либеральных кругов даже в Особом совещании по обороне критиковали действия Н. П. Муратова. Так, А. И. Шингарев заявлял, что он действует не на законном основании, нарушая опубликованные правительственные установления. Он утверждал, что деятельность Муратова покровительствует синдикату ВОКЗ в ущерб общественной организации, работающей на оборону 135.
Тем не менее Земсоюз все же приступил к сбору сырья. К концу декабря 1916 г. союз разработал план сбора сырья по всей стране. Вся территория России была разбита на семь районов (Северо-Восточный, Северо-Западный, Юго-Восточный, Юго-Западный, Центральный, Сибирь и Туркестан)136.
Задержка с утверждением принятого комитетом обязательного постановления препятствовала развертыванию деятельности по сбору сырья. Царское правительство так и не успело издать постановления, закрепляющего условия соглашения Земсоюза с Комкожем. Его утвердил
177
уже министр торговли и промышленности Временного правительства А. И. Коновалов 8 марта 1917 г.137
Следовательно, процессы капиталистической монополизации производства в кожевенной промышленности России в годы войны заметно усилились. Они развертывались в тесной связи с возникновением и деятельностью государственно-монополистических органов. Их обусловливала необходимость государственного регулирования кожевенного производства, диктовавшаяся условиями военного времени. Значительную часть функций по осуществлению государственного регулирования кожевенной промышленности сосредоточило ВОКЗ, являвшееся объединением крупных и средних кожевенных заводчиков. В рамках ВОКЗ они заключали соглашения о ценах на кожу и распределяли сырье. Коммерческая организация общества по закупке сырья и дубильных экстрактов все более приобретала черты закупочного синдиката, окончательно оформившегося в 1917 г. Вторым центром объединения предприятий кожевенной промышленности стал кожевенный отдел Земсоюза, который можно рассматривать как коммерческий центр своеобразных «кооперативов» мелких предпринимателей и кустарей кожевенного производства, объединенных вокруг губернских и уездных земств. В деятельности этого органа проявились определенные «коптрсиндикатские» тенденции. В процессе обостряющейся борьбы с ВОКЗ Земсоюз стремился монополизировать рынок сырья, в известной степени приобретал черты монополистической организации.
«Обсоюзивание» мелких предприятий кожевенной промышленности земской организацией при всей неполноте и незавершенности этого процесса шло в направлении капиталистической монополизации, создавая некоторые предпосылки для возникновения крупного синдиката. Этот процесс, ускоряемый обостряющейся борьбой с объединением крупных предпринимателей, находился еще в начальной стадии.
Только разветвленный аппарат Земсоюза, обеспечивавший снабжение дефицитным сырьем, позволял разрозненным мелким предприятиям успешно бороться с крупными предпринимателями в сфере кожевепного производства.
Несколько особое место занимали процесс развития и организации государственного регулирования химической промышленности, где в годы войны был создан ряд новых производств. В целях обеспечения армии и флота
178
потребовалось принять решительные меры, чтобы «наладить производство взрывчатых веществ и исходных для них материалов внутри страны». Работу эту возглавил академик В. Н. Ипатьев, который сам оценивал ее результаты следующим образом: «Можно без преувеличения сказать, что потребность пашей армии и флота породила у нас мощную отрасль промышленности — химическую, совершенно независимую от заграничного сырья»138.
Академик Ипатьев, возглавивший сначала Комиссию по взрывчатым веществам, а затем Химический комитет ГАУ, успешно осуществил организаторскую работу по созданию в стране новых отраслей химического производства 139. Вскоре после Февральской революции на заседании бюро химического отдела Московского областного ВПК отмечались выдающиеся личные качества руководителей этого комитета, но и указывалось па такой серьезнейший недостаток их работы, как «полное нежелание работать рука об руку с общественными организациями»140. В частности, еще в июне 1915 г. Ипатьев весьма сухо откликнулся па предложение услуг со стороны химической секции (отдела) Московского ВПК, указав лишь одну область (сульфирование бензола), в которой комитет мог оказать помощь военному ведомству141. Попытка Московского ВПК учредить специальный орган по регулированию производства и распределения кислот была пресечена ГАУ, которое создало при комиссии по взрывчатым веществам (предшественница Химического комитета), возглавлявшейся тем же Ипатьевым, особое центральное бюро по распределению серной кислоты, действовавшее через шесть районных бюро. Хотя представители Московского ВПК вошли в центральное и московское бюро, заседания последнего собирались все реже и к середине 1916 г. сошли на нет 142.
Руководителям ВПК были как бы «оставлены» менее значительные направления химического производства, столь непосредственно не связанные с производством взрывчатых веществ и других сугубо военных материалов. Так, Центральный ВПК в июне 1916 г. объединил 23 завода с производством в 1916—1917 гг. 1 910 000 пудов поташа. В этом объединении нормировалось производство поташа и устанавливались на него цены в связи с организацией его сбыта за границу 143. В конце 1915 г. при Московском ВПК возникла содовая комиссия, которая занималась распределением содовых продуктов. Уполномоченный Особого совещания по обороне С. И. Чердын-
179
цев признал права комиссии и делегировал в нее представителей районного заводского совещания. С ноября 1916 г. через комиссию осуществлялась заготовка мыла для армии. В ней, в частности, производилось распределение соды, получаемой по нарядам председателя Московского заводского совещания для мыловаренных предприятий, работавших по заказам военных ведомств. Заседания комиссии происходили регулярно — 4—5 раз в месяц 144.
Однако не только деятели ВПК, но и руководители Химического комитета не забывали о материальных интересах заводчиков. Цены на серную кислоту, в частности, были установлены на уровне, сильно превышавшем ее себестоимость (в 2 раза)145. Сами заводчики после Февральской революции засвидетельствовали: «До сего времени Химический комитет и другие органы правительства относились весьма внимательно к нуждам промышленности, и цены на продукты устанавливались сообразно с изменившимися условиями»146.
Более того, несмотря на преувеличенные представления самого Ипатьева о возможности по преимуществу путем государственных административных регламентаций решить проблемы химической промышленности, на крутых поворотах событий он вынужден был обращаться к предпринимательским кругам. Особенно определенно эта тенденция проявилась в связи с подготовкой материалов о демобилизации промышленности. Выступая па заседании Химического комитета 1 декабря 1916 г., Ипатьев заявил: «...отчего же химической промышленности не объединиться и не составить программу, как урегулировать этот вопрос в будущем». В целях объединения намечалось создать три районных группы — в Москве, на юге и на Урале. Подготовительная работа в Москве уже получила определенный размах. Здесь на специальном съезде, в котором участвовали 60 человек, был создан центральный орган, он конституировался при московском бюро Химического комитета, в качестве его своеобразного филиала. При прямой поддержке Ипатьева были разрешены собрания — съезды заводчиков в Харькове (октябрь 1916 г.), Москве (середина ноября) и Петрограде. Вслед за тем после соответствующих подготовительных мер предполагалось провести съезд владельцев химических предприятий всей России 147.
Защищая идею организации химических заводчиков по районам на заседании 15 декабря, Ипатьев откровенно
180
признал, что «эти районные организации родились потому, что сами промышленники просили помочь им»148. Этой организации способствовали бюро подготовительных комиссий для сбора сведений по химической промышленности, возникшие в начале 1917 г. в Петрограде, Москве и Харькове 14Э.
Следовательно, и в новой отрасли промышленности, исключительно расширявшейся в связи с военными потребностями, экономические закономерности развития капиталистического производства интенсивно прокладывали себе дорогу, несмотря на особую опеку государственных органов. Консолидация сил промышленников, тенденции в их среде к монополизации производства и в этой сфере народного хозяйства становились все более определенными.
Таким образом, закономерность и историческая неизбежность расширения военного государственного регулирования различных отраслей промышленности России, в той или иной степени выполнявших заказы военных ведомств, в 1915—1917 гг. получали все более определенные проявления. Они выражались не только в усилении тенденций к расширению казенного предпринимательства, но и проявлялись, во-первых, в создании различных новых государственных учреждений или в возникновении соответствующих звеньев в аппарате уже сложившейся бюрократической машины государственного управления, которые действовали, опираясь на монополистические союзы и предпринимательские организации. Во-вторых, обеспечение этих новых задач, как правило, повлекло за собой укрепление позиций и расширение сферы деятельности ранее существовавших монополистических объединений, в рамках которых наблюдалось дальнейшее развитие учетно-регистрационных и контрольно-распределительных функций, в известных пределах расширявшихся и в контролируемых ими звеньях государственного аппарата. Не менее важное значение имели и вновь возникавшие формы консолидации капиталистов (общества, группы, секции и отделы различных предпринимательских организаций прежде всего при ВПК), в рамках которых также появлялись и расширялись функции, присущие монополистическим соглашениям, а также складывались элементы учетно-распределительного аппарата, выполнявшие от имени государства ту или иную работу по регулированию промышленности. Процесс монополизации промышленного производства в России в связи
181
с формированием различных по форме военных государственно-монополистических органов интенсивно развивался вширь и вглубь. В разной степени он охватил без преувеличения все сколько-нибудь значительные отрасли и направления фабрично-заводского и горнозаводского производства страны.
2.	Пути решения топливной проблемы и углубление процесса монополизации
Процессы развития военного государственного регулирования, характерные для обрабатывающей промышленности, непосредственно выполнявшей заказы военных ведомств, несколько иное, специфическое проявление получили в других отраслях экономики, и в частности в промышленности по добыче топлива, а также и в организации торговли его различными видами. Формирование тех или иных государственно-монополистических органов здесь также сопровождалось углублением и расширением монополизации производства и распределения.
Монополисты нефтяной промышленности в Особом совещании по топливу (Осотопе) и в его нефтяной секции имели достаточно прочные позиции, чтобы обеспечить свои интересы и противодействовать попыткам других группировок буржуазии добиться осуществления более выгодных для них способов регулирования снабжения нефтью и нефтепродуктами. Особое значение в этом плане приобрела новая организация нефтепромышленников, порожденная военным временем,— Совещание бакинских нефтепромышленных фирм в Петрограде, организационно оформившееся в мае — июне 1914 г. в период всеобщей забастовки в Баку и свою цель первоначально видевшее в выработке общего плана борьбы с рабочим движением. Ядро новой организации составляли крупнейшие нефтепромышленные фирмы. В годы войны функции совещания заметно расширились, хотя оно по-прежнему оставалось формально нелегализованным. Руководящее положение в организации все более определенно занимала группа т-ва братьев Нобель 15°.
Именно в этом совещании, сохранявшем различные представительные функции, в конце 1915 — начале 1916 г. регулярно вырабатывались продажные цены на нефтепро
182
дукты в различных районах страны, принимались решения отстаивать совместно выработанные нормы расходов при перекачке и перевозке нефти из Баку, отклонявшиеся нефтяной секцией Осотопа, готовились и подавались специальные докладные записки по этому вопросу, вручавшиеся министру торговли и промышленности 161. В Комитет по распределению жидкого топлива, возглавлявшийся главноуполномоченным Осотопа Д. Ф. Доможировым, вошли представители совещания. Хотя они и были избраны совещанием, но формально значились в качестве представителей других организаций: П. О. Гукасов — Центрального ВПК, а Э. Э. Нобель — Совета съездов представителей промышленности и торговли 152. Они настойчиво добивались прямого представительства крупнейших нефтеторговых фирм в этом органе, т. е. укрепления своих собственных позиций 153.
Наряду с этими чисто «нефтяными» вопросами совещание, являвшееся своеобразным штабом Совета съезда бакинских нефтепромышленников в Петрограде и действовавшее с бакинской организацией в теснейшем контакте, занималось также обсуждением вопросов о заказах синдикату «Продамета»-металла для бакинской нефтяной промышленности, добивалось в правительственных органах предоставления дефицитного металла и определяло условия распределения прибывающего в Баку железа. Бюро совещания вело также переговоры с представителями союза железоторговцев о закупках листового железа. Был даже одобрен проект нормального договора с этой организацией 154.
Заправилы нефтяных монополий добивались «санкционирования правительственной властью» Совещания представителей нефтепромышленных фирм. Однако соответствующие ходатайства не получили одобрения в верхах. Поэтому на заседаниях совещания (21 марта 1916 г.) принимается решение «признать желательным образование при Совете съездов представителей промышленности и торговли нефтяной секции». Был рассмотрен и одобрен проект правил внутреннего распорядка этой секции, разработанный специальной комиссией еще в феврале. Проект с просьбой обсудить и дать замечания был направлен как в Совет съезда нефтепромышленников Баку, так и советы съездов майкопских и терских нефтепромышленников. Получив необходимые отзывы, совещание 10 октября 1916 г. постановило «в виде временной меры» образовать указанную секцию и подать заявление от име-
183
йи комиссий в составе М. М. Белямина, В. С. Завойко, Г. Г. Левестама и М. Б. Паппе 155.
Учредительное собрание нефтяной секции Совета съездов представителей промышленности и торговли состоялось 4 ноября 1916 г. Председателем бюро секции был избран Э. Л. Нобель. В бюро секции вошли А. О. и П. О. Гукасовы, С. Г. Лианозов, М. Г. Полак и другие виднейшие представители нефтяных монополий 166. С. С. Алияров с полным основанием указывает, что в результате трансформации Совещания в нефтяную секцию «усилилось представительство нефтяных монополий»157.
Опираясь на местные съезды, петроградское совещание, а позже — секцию Совета съездов, магнаты нефтяной промышленности достаточно успешно противодействовали различным проектам регулирования нефтяной промышленности и рынка нефтепродуктов, появлявшимся как в правительственных сферах, так и у соперничающих с нефтепромышленниками групп крупной буржуазии 158. В частности, на заседании нефтяной секции Осот опа 26 марта 1916 г. рассматривалось сообщение члена Государственной думы, крупного нижегородского судовладельца А. С. Салазкина о нарушении некоторыми нефтепромышленными фирмами предельных цен. Салазкин заявлял, что «единственным средством парализовать обход действия закона является создание единого бюро по продаже нефтяного топлива по образцу бюро по продаже сахара»159. В правительственных же кругах снова оживают проекты организации казенной нефтедобычи, вызванные стремлением казны «покрыть свою потребность в жидком топливе — около 130 млн пудов в год — только своей нефтью». В противовес этим проектам бакинские нефтепромышленники снова выдвигают идею паевого товарищества для разработки новых казенных нефтеносных земель (105 дес.)160.
В связи с модернизированными планами государственной нефтедобычи, которые издавна выдвигались различными ведомствами (МПС, Морское министерство и пр.), Совещание представителей бакинских нефтепромышленников 2 июня 1916 г. принимает решение образовать для эксплуатации казенных земель паевое товарищество, которое обязалось поставлять необходимое количество нефти по цене 25 коп. за пуд. Была создана специальная комиссия, подготовившая записку министру торговли и промышленности 161. В соответствии с проектом основной капитал намечался в размере 25 млн руб, Государст
184
во имело право на участие в размере 33 %, а распределение паев среди нефтепромышленников намечалось производить пропорционально среднегодовой добыче за 1914, 1915 и 1916 гг.162 В нефтяной секции Осотопа при обсуждении проекта были, однако, высказаны пожелания о включении в это общество частных железных дорог. Они были решительно отвергнуты нефтепромышленниками, которых поддержали представители биржевой торговли и чиновники Горного департамента 163.
Столь же решительно монополисты нефтяной промышленности противодействовали осуществлению некоторых мер казенно-бюрократического контроля. Они выступили против создания юго-восточной нефтяной инспекции, расширения полномочий главноуполномоченного председателя Осотопа, связанного с правилами, утвержденными 4 мая 1916 г. Главноуполномоченный получил право распределения нефти и нефтепродуктов между потребителями. Более детальное определение его функций оказалось чреватым серьезными коллизиями. Нефтепромышленники считали, что предположенное «вмешательство в дело вывоза, хранения и распределения топлива в этом неопытных людей является крайне опасным для интересов страны». В целях противодействия подобным планам пишутся пространные записки, организуются новые визиты к министру торговли и промышленности, готовятся контрпроекты 164. В конечном итоге монополистам удавалось отстоять свои интересы. Расширение функций предпринимательских организаций в сфере регулирования, деятельность которых выражала в первую очередь интересы заправил монополий, способствовало укреплению их позиций, более прочной консолидации всех нефтепромышленников. Внешним проявлением этого процесса являлось и согласие всех нефтепромышленников на участие в общем предприятии по эксплуатации новых нефтяных участков.
Возрастание роли нефтяных монополий выражалось и в расширении сферы их действия при поставках топлива для нужд военных ведомств. Объективно контракты с различными ведомствами еще более способствовали концентрации нефти у крупнейших фирм, укрепляя позиции монополистов 165.
После создания бюро нефтяной секции (Совета съездов) нефтяные монополии получили возможность легко и быстро воздействовать на государственный аппарат в целях обеспечения своих прибылей. По данным
185
С. С. Алиярова, менее чем за три месяца им удалось добиться правительственного постановления о повышении цен на сырую нефть с 45 до 60 коп. за пуд. Секция стала «генеральным штабом нефтяных монополий»186.
Особенно непримиримая борьба различных торгово-промышленных группировок развернулась в связи со снабжением твердым минеральным топливом. Амбициозные претензии синдиката «Продуголь» встречали здесь настороженное отношение и упорное противодействие как среди аутсайдеров угольной промышленности и представителей других предпринимательских организаций, так и в правительственных органах.
В конце июля 1915 г. министр, путей сообщения С. Рухлов сообщал В. С. Шаховскому, что за введение полной реквизиции донецкого угля высказались три члена комиссии, созданной по предложению министра путей сообщения. Комиссия была учреждена для выяснения причин несоответствия наряда на донецкое топливо, составленного на июль Харьковским угольным комитетом, с проектом предварительного наряда, одобренным министерским комитетом, а также причин недогрузки угля 167. Комитет по распределению топлива при МПС, считая этот вопрос весьма сложным, 18 июля 1915 г. высказался за обсуждение его на особом съезде углепромышленников и потребителей топлива. Сам Рухлов полагал, что существующие органы (Харьковский порайонный комитет по урегулированию массовых перевозок грузов и Управление Южных железных дорог в Харькове) «справиться с задачей снабжения топливом при его реквизиции не могут». И далее этот ярый «анти-синдикатчик» высказывает достаточно ясное конструктивное предложение: «Новая организация для того, чтобы удовлетворить потребителя, принимая во внимание, что различные производства требуют и углей разных качеств, вероятно, должна будет подойти к той организации, которую имело и, кажется, еще сохраняет общество «Продуголь», с той существенной разницей, что угольные предприятия вошли в состав «Продугля» добровольно, а не в принудительном порядке, к которому пришлось бы прибегнуть при введении общей реквизиции»168.
Руководство «Продугля», со своей стороны, готово было взять на себя осуществление этого плана 16Э.
Дальнейшее обсуждение вопроса происходило в системе вновь созданного Осотопа. Угольная секция комитета вопрос об общей реквизиции угля Донбасса обсуж
136
дала на своем третьем заседании 12 сентября 1915 г. Он был поставлен в повестку дня по инициативе члена Государственной думы В. А. Степанова и представителя Союза городов П. А. Садырина. Они предложили создать специальные организации для приемки, хранения, распределения топлива и для расчета с потребителями. Руководство ими намечалось сосредоточить в особой комиссии Осотопа. В докладе _П. А. Садырина рекомендовалось также использовать в качестве организации по распределению «Продуголь». Против такого предложения единодушно выступили представители металлургической промышленности (в том числе и синдиката «Продамета»). Они доказывали непригодность аппарата «Прод-угля» для реквизиции топлива, указывали, что синдикат объединяет всего 19 крупных хорошо оборудованных предприятий. Общее же число шахт в Донбассе составляло 405, из них не менее 5 тыс. пудов угля добывали 114 предприятий. Секция в конечном счете признала нежелательной общую реквизицию топлива Донбасса по обязательным ценам с принудительным распределением170.
На другой день этот вопрос обсуждала комиссия Осотопа, которая подтвердила решение о нежелательности общей реквизиции. Против же практики частичных реквизиций выступили сами углепромышленники. Их представитель, председатель правления общества Донец-ко-Грушевский антрацит Л. Г. Рабинович, являвшийся заведующим угольной секцией Центрального ВПК, для стимулирования добычи угля предложил осуществить скупку казною остатков угля па шахтах 171.
Однако вопрос о реквизиции топлива не был снят. В заседании Осотопа 3 октября 1915 г. большинством голосов было принято решение о необходимости введения казенной монополии по продаже минерального топлива в законодательном порядке. Для этого создается специальная комиссия, которая весьма оперативно разработала проект расширения полномочий председателя Осотопа. 25 октября все подготовительные материалы были размножены типографским способом, а 3-ноября Совет министров одобряет внесенный министром торговли и промышленности проект закона о предоставлении председателю Осотопа права объявлять продажу минерального топлива прерогативой казны 172. 22 ноября 1915 г. журнал Совета министров был утвержден царем и проект становится законом 173. Директор-распорядитель «Прод-
187
угля» И. А. Кпютте выразил полную готовность синдиката от имени государства осуществлять намеченную реквизицию. Однако правительственные верхи и здесь с опаской отнеслись к домогательствам монополистов 174. Поэтому идея использования организаторского опыта «Продугля» при осуществлении общей реквизиции твердого минерального топлива, предполагавшая предоставление синдикату права принуждения, была оставлена. В значительной степени это связано, видимо, и с усилением «антисиндикатских» настроений среди некоторых министров, о которых сообщалось в журнале «Промышленность и торговля» еще осенью 1915 г.175
В связи с отказом от использования аппарата «Продугля» возникает угроза попечительно-бюрократического исполнения казенной монополии. Это активизирует на борьбу с ней более широкие торгово-промышленные круги, обеспечивает их достаточное единодушие в этом вопросе. Причину этой активности пытается определить А. Л. Сидоров, указывающий на то, что буржуазия, стремившаяся получить сиюминутные выгоды, «не хотела видеть тех выгод и преимуществ, которые дала бы государственная монополия для более прочной организации хозяйственной жизни страны в целом»176. Однако нельзя не учитывать и тех разногласий и той борьбы по вопросу о регулировании снабжения топливом, которая наблюдалась в буржуазном лагере. Здесь дело все-таки не в том, что буржуазия не хотела видеть преимуществ государственной монополии, а в том, что противоречия различных монополистических группировок, опасения нежелательного укрепления как главных соперников, так и хозяйственных функций государства не позволяли ей выработать единую конструктивную программу в этом вопросе. Единодушие складывалось более или менее лишь в пределах негативной оценки осуществляемых царизмом мер.
На заседании Центрального ВПК 23 сентября 1915 г. состоялся доклад Л. Г. Рабиновича о проектируемой Осотопом общей реквизиции твердого минерального топлива. При обсуждении доклада представители промышленности заявляли, что эта мера «самым губительным образом отразится на горной промышленности, а также на интересах потребителей»177. Докладчик также утверждал, что допускаемые частичные реквизиции возможны лишь по рыночным ценам 178. В угольной секции Осотопа 2 октября было признано, что, «хотя общая реквизиция почти и решена Особым совещанием, но осуществление
188
ее потребует значительного времени, которое в настоящее время не может быть учтено сколько-нибудь достоверно». Секция единогласно пришла к заключению о необходимости немедленно осуществить меру, намеченную ею 13 сентября, и постановила просить Л. Г. Рабиновича «разработать правила порядка осуществления покупки казной неиспользованных запасов твердого минерального топлива»179.
План закупки запасов угля был одобрен и в бюрократических органах. Первоначально организация дела была поручена существовавшей в Донецком бассейне горнозаводской организации из откомандированных на юг страны чинов эвакуированного Западного горного управления. Однако они плохо справлялись с новыми функциями. Это побудило капиталистов и чиновников Министерства торговли и промышленности добиваться расширения существующего аппарата. Представленные предложения были одобрены министрами, а 24 марта 1916 г. царь утвердил соответствующее положение об открытии министру торговли и промышленности сверхсметного чрезвычайного кредита в 133 тыс. руб. на содержание в течение четырех месяцев (с 1 апреля) инспекции при уполномоченном председателя Осотопа по снабжению твердым минеральным топливом Донецкого бассейна. В июле 1916 г. на эти же цели было ассигновано уже более 400 тыс. руб. Характеризуя инспекцию, министр торговли и промышленности писал: «За истекшие 4 месяца действие упомянутой инспекции, произведенная ею большая работа по освидетельствованию предложенных к покупке обременяющих промышленников запасов и по надзору за ними после покупки и при отправке потребителям, по выяснению данных, связанных с производством реквизиции, по представлении разного рода статистических сведений и проч., должным образом содействовала наиболее планомерному и целесообразному порядку обеспечения производства топлива в Донецком бассейне и снабжения им потребителей империи»180.
Упорядочив в известных пределах закупки и распределение угля, мера эта имела, однако, паллиативный характер. Она не могла устранить кризисного состояния углепромышленности и нарастающей транспортной разрухи. Добыча угля или сохранялась на прежнем уровне, или даже сокращалась, а проблема доставки топлива к промышленным центрам с каждым днем приобретала все большую остроту.
189
Поэтому не мог быть снят и вопрос о реквизиции угля. В связи с готовившимся Министерством торговли и промышленности законом появляется, видимо, проект правил об исключительной поставке минерального топлива Донецкого бассейна в казну и распределении его между потребителями, выработанный горнопромышленниками Юга па совещании 21—22 октября 1915 г. В своих основных чертах он соответствовал схеме, предложенной инженером В. А. Гаевским (руководителем Харьковского порайонного комитета) еще 26 июля 1915 г. По этой схеме все дело реквизиции угля предполагалось передать Особому реквизиционному комитету при Харьковском угольном комитете. В этих целях состав Комитета намечалось пополнить как представителями от ведомств, так и от угольной, антрацитовой, коксовой, металлургической промышленности и ВПК. Донецкий бассейн предполагалось разбить на несколько районов, в пределах которых создавались реквизиционные комиссии, решающие на местах все вопросы, предлагаемые особым комитетом. Они должны были состоять из трех членов, избираемых Советом съезда горнопромышленников Юга. Их председатели вводились в состав Харьковского угольного (горнозаводского) комитета 181.
В октябре 1915 г. в проект было внесено лишь два существенных изменения. Во-первых, в Харьковском комитете по перевозке минерального топлива увеличивалось представительство (до восьми человек) угле- и антра-цитопромышленников по избранию их Советом съезда горнопромышленников. Появляются также представители казенных железных дорог, металлургических заводов Юга, Земсоюза и Согора и комиссии по выяснению цен на донецкое минеральное топливо. Во-вторых, значительные обязанности теперь предполагалось возложить на недавно учрежденных главпого и районных инспекторов Донбасса. Для решения вопросов, входящих в сферу ведения районных инспекторов (выяснение добычи, наблюдение за выполнением заказов и поставки топлива и пр.), под их председательством предлагалось создать районные комиссии из представителей горнопромышленников 182.
Сам по себе подобный проект дает уже известные основания для вывода об усиливающейся консолидации углепромышленников в рамках Совета съездов горнопромышленников Юга России. Если и ранее в этой организации определялись и фиксировались цепы, разрабатывались
190
планы распределения вагонов, выяснялись производственные мощности шахт, то даже подготовка рассмотренного проекта отражала процесс расширения этих функций, свидетельствовала об очередных сдвигах на пути создания более стабильных и широких по составу монополистических соглашений картельного типа, которые касались в первую очередь сферы распределения угля.
Однако проект так и остался проектом. XI съезд горнопромышленников Юга России, состоявшийся в ноябре 1915 г., решительно высказался против реквизиции, полагая, что она, «в том виде, как она проектируется правительством, является мерой безусловно вредной в смысле отрицательного влияния ее на развитие добычи». Против законопроекта о предоставлении казне права исключительной продажи минерального топлива выступило преобладающее большинство углепромышленников 183.
К проекту отрицательно отнеслись и другие весьма авторитетные организации предпринимателей. Заправилы металлургической промышленности и частных железных дорог совместно с ВПК в конце октября решили послать депутацию к министрам, чтобы убедить их не осуществлять намеченной меры реквизиции 184. Еще 9 ноября 1915 г. в том же духе высказались в телеграмме на имя председателя Совета министров комитет Харьковской каменноугольной и железоторговой биржи и Харьковский биржевой комитет 186. Несколько позже (17 ноября 1915 г.) в официальном отношении министру торговли и промышленности их поддержал и Совет съездов представителей промышленности и торговли. Заключение Совета было подготовлено и принято особой комиссией, созданной обоими общероссийскими съездами во главе с Н. Ф. Дитмаром. В отношении указывалось, что на заседании комиссии были зачитаны представления Общества заводчиков и фабрикантов Московского района, Постоянного бюро стеклозаводчиков, частных железных дорог, Харьковской каменноугольной и железоторговой биржи, Совещательной конторы железозаводчиков, содержавшие сугубо отрицательную оценку намечающейся правительством общей реквизиции твердого минерального топлива. По данным Совета съездов, «против монополизации высказывались не только углепромышленники в значительной своей части, в особенности мелкие и средние, но и свыше 80% потребителей минерального топлива, в том числе железные дороги и металлургические заводы»186. Совет
191
съездов представителей промышленности и торговли ходатайствовал о том, чтобы «предполагаемая монополизация казною торговли углем не была введена в действие». Аналогичное ходатайство было изложено в докладной записке Совета съездов представителей биржевой торговли и сельского хозяйства 187.
Сопротивление общероссийских предпринимательских организаций тенденции к расширению казенных регламентаций в угольном деле оказалось столь упорным, а положительные стороны разработанного в правительственных кругах плана сосредоточения торговли донецким минеральным топливом в руках казны были настолько проблематичными, что все это вызвало «почти непреодолимые практические затруднения» в деле реализации намеченных правительством мер 188.
Министр путей сообщения, в частности, в связи с ходатайствами предпринимательских организаций писал председателю Совета министров 2—3 ноября 1915 г.: «...я, со своей стороны, считаю общую реквизицию каменноугольного топлива Донецкого бассейна мерою обоюдоострою, результаты коей зависят от ее исполнения, причем крайности в этой мере я сейчас не вижу и полагаю, что будет более осторожно применить ее только в том случае, если положение изменится, т. е. если возрастет вывоз и сократится добыча»189. До реквизиции топлива дело не дошло. Но попытки подготовки новых проектов, в какой-то мере полнее учитывающих пожелания особо заинтересованных в этом деле финансово-промышленных кругов, все же продолжались.
Инициатива в постановке этого вопроса сохранялась у наиболее авторитетной группировки крупных углепромышленников, ранее объединившейся в «Продугле», а теперь все более последовательно использующей в своих интересах угольную секцию топливного отдела Центрального ВПК, возглавляемую Л. Г. Рабиновичем. Опираясь на эти организации, они и задавали тон в Осотопе и его угольной секции. Формально же проект создания нового регулирующего органа был разработан управлением делами Осотопа и был передан для обсуждения в угольную секцию. На деле же, по признанию одного из руководителей Осотопа С. В. Когана-Бернштейна, проект разрабатывался в тесном контакте с тем же Л. Г. Рабиновичем190.
Угольная секция Осотопа первоначально этот вопрос обсуждала еще 23 июля 1916 г. Однако подготовленный проект получил отрицательную оценку представителей
192
Государственного контроля, МПС и Морского министерства, признавших, что в результате его осуществления будет создан «синдикат, в котором задохнутся потребители». Члены секции от Совета съездов представителей промышленности и торговли оказались «не в курсе» дела. Поэтому рассмотрение проекта было отложено 191. Более длительные дебаты состоялись 4—5, 9 и 11 —12 августа 1916 г. Секция обсудила представленные па ее заключение материалы и приняла решение одобрить основные положения организации Центрального комитета для торговли донецким топливом («Цептроугля»). В этих положениях признавалось, во-первых, что с уже действующими регулирующими мероприятиями по распределению топлива несовместима свободная торговля. Для обеспечения выполнения вырабатываемого правительством плана снабжения твердым минеральным топливом вся торговля, во-вторых, «должна быть сосредоточена в руках монопольно действующего органа в составе лишь горнопромышленников, но при участии с совещательным голосом представителей правительства и под контролем последних». В-третьих, новому органу передавалось все топливо, добываемое в Донецком бассейне 192. В проектируемом принудительном синдикате «Центроуголь» доминирующие позиции занимали бы крупнейшие углепромышленники. Комитет должен был состоять из 15 человек, избираемых владельцами углепромышленных предприятий. В его составе только 5 человек могли представлять численно преобладавшие мелкие и средние предприятия 193.
При обсуждении проекта в секции снова высказывались опасения, что создаваемый орган может стать синдикатом. Представитель управления Осотопа весьма оптимистично, однако, указывал, что распределение топлива, нормирование добычи и определение цеп «будет зависеть не от Центрального комитета, а от министра торговли и промышленности». Против создания комитета высказались представители МПС и Государственного контроля, полагавшие, что следует ограничиться совершенствованием существующих регулирующих органов 194.
Первоначально руководители углепромышленников пытались даже отрицать, что проектируемый комитет имеет черты монополистического союза. Л. Г. Рабинович, открывая совещание, созванное угольной секцией Центрального ВПК для обсуждения проекта «Центроугля» 24 октября 1916 г., заявлял, что «по характеру своему комитет не синдикат». Приводимые им сомнительные
7 в. Я. Лаверычев	193
доводы пе были, одпако, убедительными. Представители «Продамете» (П. Л. Тикстсп) и Совета съезда горнопромышленников Юга России (П. И. Козакевич) высказались против учреждения нового органа. Участники со-в щания, вырал авшие интересы частных железгых дорог и некоторых других групп потребителей минерального топлива, готогы были одобрить проект, если в комитет войдут их представители 195.
1 ноября 1916 г. Рабинович более откровенно высказал свое мнение при обсуждении проекта «Центроугля» на заседании отдела по топливу во время дискуссии по этому вопросу. Представители монополий металлургической промышленности и машиностроения (П. А. Тикстон, Б. А. Эфрон, С. А. Иванов и др.) снова решительно выступили против «Центроугля», пытаясь все обсуждение ограничить вопросом об обеспечении перевозок топлива J9G. Поэтому Рабинович вынужден был заявить: «Имеющимися организациями происходящую разруху исправить нельзя. Синдикат добровольный учредить невозможно. Без правительственного надзора допущен он не будет, в особенности если принять отрицательное отношение к нему общества. Синдикат может существовать только тогда, когда он будет под контролем правительства». Далее он выразил недоумение по поводу опасений своих оппонентов в связи с принципом принудительного синдицирования, подчеркивая, что альтернативой ему может быть всеобщая реквизиция всего угля правительством 197.
19 ноября состоялось продолжение обсуждения. Вначале были доложены результаты опроса организаций по поводу проекта. Только «Продуголь» и главное управление делами наследников П. И. Харитоненко поддержали проект. Против «Центроугля» высказались Харьковский и Ростовский-на-Дону ВПК, екатеринославские общество заводчиков и фабрикантов и биржевой комитет, Харьковская угольная биржа, Петроградское и Московское общества заводчиков и фабрикантов, Совещание горнопромышленников Юга, Общество фабрикантов хлопчатобумажной промышленности и др. Рабинович снова, еще более определенно и настойчиво, пытался доказывать необходимость принудительного синдицирования. «Единственный путь урегулирования донецкой угольной промышленности,— утверждал он,— это создание угольного синдиката под контролем правительства. Бельгия, Франция, Германия развили свою промышленность при помощи синдикатов». И снова: «Если не будет принято мер
194
к устройству синдиката, то более 150 млн пудов угля в месяц Донецкий бассейн пе даст... Необходим синдикат, учрежденный и покровительственный правительством»198.
Доводы Рабиновича не убедили участников и этой встречи. Они с недоверием отнеслись к проектируемой монополистической организации, опасаясь ограничения частной инициативы. Кратко суть их формальных возражений высказал П. П. Комов: «Против учреждения синдиката никто из промышленников возражать пе станет, по синдикат нужен свободный, не покровительственный п без принудительного участия. Торговля должна быть свободная и самодеятельная»199.
Дело все же, в первую очередь, заключалось в том, что объединяющая угольную промышленность группа была недостаточно мощной и не располагала средствами и авторитетом, чтобы на «добровольной» основе без государственной поддержки включить в синдикат целый ряд значительных предприятий, теснейшими финансово-экономическими узами связанных с монополиями других отраслей промышленности. Процесс вертикального комбинирования зашел настолько далеко, что становился главным препятствием на пути создания максимально представительного синдиката углепромышленников. Это же было, па наш взгляд, одной из основных причин неудачи проектов принудительного синдицирования угольной промышленности. Монополисты других отраслей промышленности не желали отдать свои и патронируемые ими предприятия в руки «Продугля».
Совещание отрицательно оценило проект «Центроугля», признав, однако, необходимым «разработать соответствующие меры в целях упорядочения распределения топлива между потребителями и для урегулирования донецкой угольной промышленности»200.
Л. Г. Рабинович не успокоился и даже в конце 1916 г. продолжал агитировать за принудительный синдикат. Па съезде представителей областных ВПК 14 декабря 1916 г. он заявлял: «Добровольного соглашения всех предприятий или даже значительно большей части их достигнуть невозможно, посему необходимо учредить принудительный синдикат под контролем правительства»201. По эти усилия не дали результата.
Протесты против создания «Продугля» были настолько единодушными, что осуществление проекта было невозможным. Поэтому перед Февральской революцией решение этой проблемы намечалось уже в несколько иной
7*
195
плоскости. В это время в предпринимательских организациях обсуждался проект «Правил для торговли твердым минеральным топливом Донецкого бассейна», имевший целью усовершенствовать существующую запретительно-разрешительную систему обеспечения топливом. Совет съездов горнопромышленников Урала, в частности, на своем заседании 22 февраля 1917 г. выступил против этого проекта 202.
Следовательно, процесс развития государственно-монополистических органов в угольной промышленности Донбасса объективно притормаживался действием ряда центробежных факторов, важнейшим из которых являлось противодействие соперничающих группировок монополистического капитала. В значительной части поэтому неудачу терпели и проекты принудительного синдицирования. Развитие капиталистических монополий па юге страны развертывалось с определенным креном в сторону вертикального комбинирования, при котором ключевые позиции базовых предприятий занимали не каменноугольные шахты, а металлургические или даже машиностроительные заводы, о чем свидетельствовала, в частности, и реорганизация группы предприятий Русско-Азиатского банка.
По этой же причине, видимо, наблюдалось и другое характерное явление: возрастание роли Совета съезда горнопромышленников Юга, который, не имея никаких формальных прав распорядительной власти, в декабре 1916 г.— январе 1917 г. «распределил между углепромышленниками заказ на 200 миллионов пудов угля для нужд железнодорожного ведомства, несмотря на то что значительное количество угля было уже запродано углепромышленниками другим потребителям по более высокой цене»203. Для участников крупных капиталистических корпораций кратковременное, разовое соглашение в рамках Совета съезда было более удобной формой, нежели монополистический союз типа синдиката.
Несоизмеримо проще вопросы регулирования топливного снабжения решались в каменноугольных бассейнах не общероссийского, а местного значения.
Условия военного времени, в частности, стимулировали угледобычу в Подмосковском бассейне. Тепловой комитет (комиссия) Осотопа, состоявший исключительно из инженеров, проводит ряд совещаний углепромышленников бассейна 204. На этих совещаниях создается специальное организационное бюро, а в конце января 1916 г.
196
состоялся съезд углепромышленников средней России, который избрал постоянный Совет съездов. При живейшем участии объединенных промышленников разрабатывались новые правила распределения подмосковного угля между потребителями 205.
Разработка цен па уголь Кизеловского бассейна па Урале в середине 1916 г. производилась на основе материалов, представленных специально созданной комиссией, в которой преобладали капиталисты. Цены определялись на основе принципов, также предрешавшихся самими предпринимателями 200.
Деятельность Осотопа в целом в достаточной степени соответствовала интересам как монополистов нефтяной, так и угольной промышленности. С. В. Когап-Берн-штейн после Февральской революции заявлял: «В дореволюционное время это учреждение (Осотоп.— В. Л.) было чем-то средним между бюрократическим органом и органом промышленного представительства. Вошедшие в его составив виде уступки требованиям страны, общественные элементы не могли внести в достаточной степени общественного духа в Особое совещание; часть представителей Государственного совета, Государственной думы и представителей общественных организаций — в особенности военно-промышленных комитетов — оказались людьми, тесно связанными с топливодобывающей промышленностью и защищавшими интересы исключительно промышленников»207.
Существенные организационные сдвиги наблюдались и в торфяной промышленности, особую заинтересованность в развитии которой проявляли владельцы крупнейших текстильных предприятий Центрального промышленного района, ибо 20% потребности в топливе текстильных фабрик района в военные годы покрывалось за счет торфа 208. Вопрос о создании специальной «организации, объединяющей и представляющей интересы торфяного дела» по инициативе торфодобывающих предприятий Центрального района, объединенных уже около Торфяного комитета при Московском уполномоченном Особого совещания по топливу, рассматривался специальной комиссией Торфяного комитета, созданного в 1915 г. в системе Главного управления землеустройства и земледелия. Комиссия пришла к выводу, что организация должна иметь не всероссийский, а районный характер 20Э. Положение о Совете съездов представителей торфяной промышленности центральной России было утверждено накануне Февральской
197
революции. Первый съезд повой организации, работавший под председательством С. Ы. Третьякова, состоялся 26 февраля 1917 г. Оп избрал Совет, который собрался уже после революции 21°.
Определенные организационные формы нового типа складывались и в деле заготовки и распределения дров. В целях обеспечения обширной программы закупок и распределения древесного топлива во всех губерниях Европейской России и в некоторых крупных центрах были назначены особые уполномоченные Осотопа, при которых возникли местные совещания, включавшие пе только представителей ведомств, городских и земских учреждений, по и местных лесоторговцев и лесопромышленников. На совещаниях определялись наличные запасы дров, устанавливались размеры потребности, вырабатывались меры к усилению их заготовки 211. Особое значение этот вид топлива имел для Центрального промышленного района, где дрова в 1914 г. составляли 33,7% всего технического потребления топлива, в 1916 г.— 35,8, а в 1917 г.— около 40%. В текстильной промышленности района в 1916 г. удельный вес дров в потреблении топлива достиг 40%, а в 1917 г. превысил 50 %212.
Чиновники местных органов Осотопа весьма настойчиво стремились активизировать усилия фабрикантов по заготовке и закупке дров. В частности, «на московском совещании уполномоченных, бывшем в январе 1916 г., фабрично-заводским предприятиям Ковровского, Шуйского и Иваново-Вознэсепского районов было предложено озаботиться заготовкой дров в казенных дачах Костромской губ. своими средствами и силами». Однако капиталисты не спешили выполнять рекомендации Осотопа и продолжали закупать дрова на местных рынках 213.
Тем пе менее в январе 1916 г. иваново-вознесенские фабриканты, побуждаемые Тепловым комитетом, решили «образовать товарищество по разработке и доставке топлива на свои фабрики». В это же время Вичуго-Родпи-ковско-Кипешемский ВПК создал специальную комиссию для обсуждения вопроса об организации общества по заготовке дров для промышленных предприятий 2и. К середине 1916 г. в этом районе был создай Комитет по обеспечению фабрик дровяным и торфяным топливом. В соответствии с достигнутым между фабрикантами соглашением, комитет предполагал приобретать земельные участки или торфяные болота в собственность или в аренду и производить закупку топлива. Если разработка
198
собственных лесов участниками соглашения производилась самостоятельно, то покупка дров на рынке должна была осуществляться исключительно через комитет 215.
Значительно укрепил свои позиции и Совет съездов представителей лесной промышленности и торговли, который намеревался даже выполнять не только организационные, по и хозяйственно-коммерческие функции (заключение контрактов и пр.), хотя по уставу пе имел права вести подобные операции. Поэтому по предложению председателя Совета съездов представителей лесной промышленности и торговли Е. Давыдова, одновременно возглавлявшего дровяную секцию отдела по топливу Центрального ВПК, было решено использовать эту организацию. Совет съездов разработал предварительные условия заготовки 1 млрд куб. саж. дров к 1 сентября 1917 г. для Полевого строительного управления. В связи с этим секцию предполагалось реформировать, пополнив ее членами Совета съездов лесопромышленников и поставив во главе ее бюро. Предлагая такое решение проблемы поставок дров военному ведомству, председатель Совета съездов давал этому следующее объяснение: «Создание коммерческого объединения лесопромышленных форм, т. е. синдиката для исполнения этого наряда невозможно. Невозможность такого объединения предрешается постоянной конкуренцией лесопромышленных фирм, заготовляющих дрова, глубокой разрозненностью лесопромышленников, воспитанной системой сдачи делянок с торгов, конкуренцией при покупке частных лесов и другими обстоятельствами, свойственными лесному промыслу»216.
Если проектируемое объединение действительно пе было еще синдикатом, то в системе мер, планируемых в рамках Совета съездов лесопромышленников и дровяной секции Центрального ВПК, определенно вырисовываются очертания достаточно зрелых картельных соглашений с централизацией сбыта при сохранении известной коммерческой самостоятельности предприятий, свидетельствующие о том, что к синдикату в полном смысле слова оставалось сделать лишь один шаг.
Здесь уместно также отметить, что в конце 1916 г. представители крупных лесопромышленных фирм и их организаций приступили к созданию экспортных объединений. В частности, «Архангельский союз лесопромышленников приступил, после переговоров с правительством, к организации товарищества, которое имеет целью продажу пиленого леса в союзные страны и вообще оргапи-
199
зацию экспорта пиленых материалов». Вслед за архангельскими лесопромышленниками совещание экспортеров, тяготеющих к Петроградскому порту, провели столичные предприниматели, создавшие для учреждения специального товарищества комиссию под председательством П. Беляева 217.
Все отмеченные тенденции тем более интересны, что они отражают глубинные процессы, протекавшие в отраслях промышленного производства, ранее почти не затронутых процессом капиталистической монополизации. Условия военного времени и здесь привели к существенным изменениям и сдвигам. Особенно же рельефно аналогичные процессы проявились в ряде отраслей промышленности и торговли, связанных с обеспечением продовольственного снабжения армии и населения.
3.	Развитие монополистических союзов в связи с организацией продовольственного снабжения
К осени 1915 г. как банковские круги, так и буржуазные торгово-промышленные организации, хотя они и имели возможность оказывать влияние на направление продовольственной политики царизма, а еще более — на повседневную практическую деятельность продовольственных органов, все сильнее выражали свое недовольство существующим положением и чаще выдвигали различные проекты решения продовольственной проблемы. При этом представители петроградских коммерческих банков упор делали на нецелесообразность введения твердых цен и сосредоточения мер по регулированию продовольственного снабжения населения и армии в руках административных учреждений и общественных организаций. Они возро-жали против «отстранения» от дела торговцев-специалистов, заявляя, что это убивает свободную торговлю 218. Руководители же буржуазных общественных организаций (Согор, Земсоюз и пр.) осенью 1915 г. указывали на необходимость «возможно полнее использовать частную торговлю и частные торгово-промышленные организации при условии подчинения их требованиям общественного интереса»219.
Реальные же практические шаги осуществлялись в наиболее значительных отраслях пищевой промышленности и в деле регулирования торговли важнейшими продуктами.
Дезорганизация хлебной торговли и затруднения му
200
комольной промышленности с получением зерна, обострившиеся к началу 1916 г., побудили Совет съездов мукомолов выступить с инициативой более прочного объединения владельцев мукомольных предприятий. Важное значение в этом плапе отводилось съезду владельцев крупнейших мельниц Поволжья, намечавшемуся в Самаре. На съезде в числе других вопросов предполагалось обсудить вопросы об организации мукомолами «кооперативной» закупки хлеба при содействии уполномоченных Министерства земледелия и совместной закупки топлива при поддержке Министерства торговли и промышленности 220.
Съезд, состоявшийся 16 и 17 апреля 1916 г., одобрил общие принципы создания Кооперативного товарищества мукомолов Волжского района, который должен был объединить почти половину производства товарной муки, вывозимой за пределы производящих ее губерний 221. Капиталисты-мукомолы стремились придать своей организации государственный характер. Они заявляли, что их кооперативное товарищество должно находиться в ведении Министерства земледелия и Министерства торговли и промышленности. В комитет, заведующий делами кооператива, избираемый мукомолами, предполагалось ввести представителей этих ведомств, «каковые содействуют комитету по закупке зерна и топлива, а также и доставке их на мельницы всеми имеющимися у них способами»222.
В Особом совещании по продовольствию проект Совета съездов мукомолов не вызвал восторга. В докладной записке о положении мукомольной промышленности, подготовленной управлением делами, заявлялось, что нельзя «относиться отрицательно к самому факту образования организации производителей». Более того, руководители Особого совещания признавали, что «во многих случаях Особому совещанию уже приходилось опираться на существующие организации, пользуясь ими для своих целей, и нет сомнения, что и впредь придется либо прибегать к помощи существующих организаций, либо создавать новые». Далее следовало определение принципов взаимодействия Особого совещания с подобными частнохозяйственными организациями, по существу занимавшими монопольное положение в той или иной сфере заготовок продовольствия. «Но во всех этих случаях,— указывалось в докладе,— Особое совещание должно играть руководящую роль, обеспечивая себе полную свободу действий и создавая условия., препятствующие захвату рынка со
201
стороны многочисленной группы лиц». По мнению царских чиновников, проект Совета съездов мукомолов «стремится наделить кооператив различного рода правами, оставляя па долю правительства лить обязанности». При осуществлении этого проекта, подчеркивалось далее в докладе, правительству «придется иметь дело со сплоченным синдикатом мукомолов, который в полной мерс поглотит отдельные предприятия»223.
Бесспорно, что создаваемая организация имела определившиеся черты закупочного и сбытового монополистического объединения. Одпако было бы все-таки неверным называть его синдикатом, ибо оно, по всей видимости, не ориентировалось на полную централизацию закупок и продажи. Складывающаяся организация скорее напоминает те многочисленные монополистические союзы переходного типа от картеля к синдикату, которые в тяжелой промышленности России появились еще в конце XIX в.224 Управление делами Особого совещания по продовольствию в противовес проекту Совета съездов мукомолов разработало свой проект учреждения Центрального комитета по мукомолью и шести его районных уполномоченных, при которых также предполагалось создать местные комитеты с достаточно широким представительством промышленников. Этот шаг делался вполне сознательно. В докладе при обосновании проекта указывалось: «В целях использования торговой организации мукомолов, им должно быть предоставлено право закупать зерно по твердым цепам в составе правительственной организации на комиссионных началах»225. Такие указания в проекте и докладной записке появились, видимо, не без воздействия тех же мукомолов. В справке управления делами Особого совещания по продовольствию об отзывах па этот проект местных уполномоченных отмечалось, в частности, что основания проекта были намечены по согласованию с председателем Самарского биржевого комитета, уполномоченным Министерства земледелия по закупке хлеба для армии, владельцем крупного мукомольного предприятия В. Н. Башкировым 226.
Докладная записка и проект управления делами Особого совещания по продовольствию 4 июня 1916 г. обсуждались в комиссии по борьбе с дороговизной. Представители мукомолов заранее заявили, что «хотя предложенный Советом съездов проект кооператива волжских мукомолов и представляется им более отвечающим интересам промышленности, по если бы правительство полагало
202
необходимым регулировать мукомолье на началах, предполагаемых управлением делами, то со стороны мукомольной промышленности не встретилось бы принципиальных возражений». Они признали также, что если правительство «оказало бы содействие к обеспечению мельниц всем необходимым на началах, предусматриваемых в указанном проекте, то налагаемое па мукомолов обязательство продавать всю муку по твердым цепам было бы для промышленности вполне приемлемым»2-7.
Готовность эта все же не избавила мукомолов от резкой критики в комиссии. Член Государственной думы граф И. И. Капнист все же обратил внимание на то, что «по существу проект, несмотря на свое название „кооператива”, представляет собой попытку образования синдиката мукомолов, претендующего на монополизацию закупок зерна». Представителя воинствующих аграриев раздражало и то, что проект предусматривал, главным образом, содействие правительства мукомолью, сохраняя центр тяжести в деятельности частной торговой организации. Он ратовал за реализацию основной идеи чиновничьего проекта, утверждая, что «правильным решением было бы использование торгового аппарата мукомолов в помощь правительственной власти и под руководством ее»228. Тем не менее мукомолы получили и поддержку. На их стороне оказался представитель Министерства торговли и промышленности, высказывавшийся за использование готового и знающего торгово-промышленного аппарата, считавший, что Особое совещание по продовольственному делу, создавая Центральный комитет по муко-молыо, берет на себя непосильную задачу. Несмотря па эти выступления, комиссия одобрила основные положения проекта управления делами 229. Однако районные организации по мукомолью так и не возникли, несмотря на одобрение этого плана представителями предпринимательских организаций.
Хотя настороженное отношение царских властей к союзам капиталистов сохранялось, в начале 1917 г. на местах наблюдается организационное оформление локальных объединений монополистического характера, выполнявших известные функции государственных учреждений. Попытки в этом направлении имели место в Вятской и Симбирской губерниях и Актюбинской области 230. Более устойчивые объединения оформились на юге страны. Так, бюро екатеринославских мукомолов в конце 1916 г. обратилось к местному уполномоченному с предложением
203
предоставить «к его услугам потребные капиталы и кадры вполне подготовленных агентов и работников, могущих быть полезными при приемке зерна от владельцев, расчетах за него и отправке его на станции железных дорог». Все полученное на рынке зерно должно было поступать в бюро мукомолов, которое распределяло его по мельницам. При этом условии мукомолы обещали обеспечить мукой население губернии и нужды уполномоченного по заготовкам 231. Екатеринославским мукомолам удалось заполучить это дело в свои руки, хотя их взаимоотношения с уполномоченным не были особенно тщательно регламентированы. Иная картина наблюдалась в Харькове, где одновременно с Екатеринославом складывалась лучше оформленная организация, деятельность которой была официально признана уполномоченным по заготовке продовольствия для армии. Он сообщал об этом 21 января 1917 г. в Особое совещание по продовольствию и приложил к донесению инструкцию бюро мукомолов Харьковской губернии. В первом ее пункте указывалось: «Для более успешного и планомерного снабжения мукой и отрубями армии, населения и предприятий, работающих на оборону, на время войны мельницы Харьковской губернии организуют при Уполномоченном по заготовке хлеба для армии Бюро по распределению заказов на муку для вышеозначенных целей». Все наряды, поступающие от уполномоченного, бюро распределяло по разверстке между мельницами губернии пропорционально производительности и несло ответственность за правильное их исполнение. Мука, вырабатываемая на мельницах, поступала для распределения в бюро, а владельцы мукомольных предприятий каждые семь дней обязаны были сообщать в него требуемые для учета сведения 232.
Организация бюро и руководство всем делом возлагались на управление делами, избираемое капиталистами в количестве семи человек. Председатель управления назначался по соглашению с уполномоченным по закупке хлеба для армии. В состав организации с правом решающего голоса входили представители уполномоченного по Харьковской губернии по закупке хлеба для армии, губернского земства и городского управления Харькова, которые как бы растворились в новом органе, позволявшем организованным мукомолам использовать местные административные органы в своих интересах 233. Производство и сбыт муки на мельницах Харьковской губернии были монополизированы государством с помощью и в интересах
204
владельцев крупнейших мукомольных предприятий, игравших на местном рынке решающую роль.
Сам по себе этот факт уже имеет большое значение, в известной степени знаменуя завершение процесса создания местных союзов мукомолов, овладевших ключевыми звеньями государственного аппарата регулирования на местах. Н. А. Гаврилов, возглавлявший в это время Главное управление по закупке хлеба для армии («Хлеб-армия»), на донесении харьковского уполномоченного Б. И. Каразина наложил следующую резолюцию: «Надо публиковать в Известиях, и вообще пора собрать данные, как это делается везде»234. Такая резолюция дает основание для вывода, что накануне Февральской революции в правительственных кругах вызревало убеждение о необходимости более широкого использования предпринимательских организаций мукомольной промышленности.
Такой подход отражал общую тенденцию в организации продовольственного дела. В первом номере печатного органа Министерства земледелия появляется редакционная статья «Местные органы по мукомолыо». В публикации полностью (как бы для образца) цитируется инструкция Каразина, названная уставом Харьковского бюро мукомолов. В ней констатировался тот факт, что подобные организации помимо Харькова «стихийно» возникли, разрозненно и изолированно действовали также в Екатеринославе, Киеве и Самаре. Руководители продовольственного дела заявляли, что «опыт деятельности подобных организаций, возможно, привел к признанию необходимости повсеместного учреждения таких форм организации», что «следовало бы из центра наметить линию подлежащего создания местных органов по мукомолью при губернском уполномоченном»235.
Все изложенное дает достаточные основания еще раз подчеркнуть, что на пути создания более или менее эффективно действующих государственных регулирующих органов главным препятствием все-таки были не предпринимательские союзы и финансовые круги, а чиновни-чье-бюрократический аппарат самодержавия, озабоченный тем, чтобы не допустить расшатывания устоев существующего строя. Способы и пути капиталистической организации продовольственного дела были достаточно хорошо известны. В более совершенных модификациях они осуществлялись в крупнейших воюющих странах. Знали о них и в правящих верхах царской России. Показательно, в частности, что именно в это время Министерство фи-
205
наисов предложило представителям коммерческих банков обсудить вопрос о желательности отмены или изменения некоторых постановлений, «стесняющих их торговые операции в продовольственном деле». В своем ответе, подготовленном на совещании в начале февраля 1916 г., банки брали на себя «обязанность закупки всего необходимого для продовольствия населения и армии количества продуктов на местах производства», т. е. в сельскохозяйственных районах. Далее в ответе, подписанном представителями Русско-Азиатского, Петроградского частного коммерческого и Петроградского учетного и ссудного банков, заявлялось: «Для выполнения этой задачи банки, объединившись между собой, составили бы из торговых организаций, находящихся в сфере их влияния, распределительные синдикаты с лимитированной прибылью, действующие под надзором Правительства и обязанные перед ним отчетностью». Показательно и то, что, выдвигая такое предложение, банки откровенно ссылались на опыт Германии: «Такая организация явилась бы некоторым подобием организации германской, но по мнению совещания еще целесообразнее было бы для правильной и более легкой постановки дела, для более легкого контроля со стороны Правительства и для избежания возможных на банки нареканий — всецело придерживаться организации германской, т. е. на время войны при помощи банков и с их участием для каждой отдельной отрасли продуктов первой необходимости образовать отдельные общества из крупных торговых фирм данной специальности. Прибыль этих обществ лимитировать и поставить их деятельность под надзор Правительства». Предлагая свой план закупочных принудительных синдикатов, Совещание представителей банков выражало глубокое убеждение, что «такие синдикаты достигли бы гораздо быстрее и лучше желаемых результатов, чем все уполномоченные, союзы, совещания и пр., вместе взятые»236.
Хотя эти предложения не встретили положительного отклика, разработка и обсуждение такой организации продовольственного дела, которая укрепляла бы руководящее положение коммерческих банков, продолжались и в дальнейшем. Дела не меняет и то, что среди петроградских банков по этому вопросу имелись существенные разногласия. Одна группа их высказывалась за создание монопольного торгового товарищества по закупкам. Другая склонялась к менее эффективным способам сотрудничества путем оказания правительству услуг предоставле-
206
пием сил своих отделений, осведомленности и знания рынка. В этом случае воздействие банков на государственный аппарат имело бы не столь явный, а более завуалированный характер. В конечном счете вторая точка зрения пе получила одобрения и банки объединились вокруг идеи товарищества. Оно должно было создать, опираясь на военно-торговые комитеты, как звенья торговой организации на местах, «центральный орган для закупок на основании частного устройства, т. с. с прибылями, но с лимитированием этих прибылей определенным процентом»237.
Сам план создания и использования военно-торговых комитетов свидетельствовал о сближении позиций банковских кругов Петрограда и соперничающей с ними крупной буржуазии Центра страны, также высказывавшейся за создание таких комитетов 238.
Однако и этим проектам не суждено было осуществиться. Тем не менее царское правительство, которое не решалось отдать предпочтение определенному плану организации продовольственного снабжения, все же вынуждено было делать известные уступки предпринимательским организациям и финансовым кругам 239. Закономерности экономического развития в условиях военного времени обусловливали острую потребность в мобилизации частного торгового аппарата предпринимательских объединений и коммерческих банков для обеспечения продовольственного снабжения армии и населения.
Отмеченные процессы весьма своеобразное проявление получили в сахарном производстве. К началу 1916 г. здесь выявилась тенденция к монополизации торговли сахаром в руках государства, против которой решительно боролись капиталисты и их организации (в первую очередь Всероссийское общество сахарозаводчиков)240.
В противовес этой тенденции они выдвигают свои проекты расширения дела государственного регулирования. При самом активном участии крупнейших сахарозаводчиков, представителей их монополистических союзов в январе 1916 г. в Киеве было учреждено Центральное бюро по объединению закупок сахара («Центросахар»)241.
Заводчики особенно резко выступали против проекта государственной сахарной монополии, разработанного П. П. Мигулиным и обсуждавшегося в Особой комиссии по косвенным налогам и монополиям в Министерстве финансов. Чрезвычайное недовольство их вызывало то, что «главным основанием для введения таковой монопо
207
лии профессором Мигулиным выставлялось опасение возможности образования могущественного рафинадного и сахарного треста», который затормозил бы, по его мнению, развитие сахарного производства 242.
Опасения в «антисиндикатском» характере будущей монополии и явились, видимо, причиной резко отрицательного отношения к ней руководителей предпринимательских союзов сахарной промышленности. Известные основания для тревоги у них имелись. Объясняется это тем, что несоответствие между проектами, декларативными заявлениями и воплощением их в жизни при реально существующем положении выяснялось лишь в ходе создания и деятельности органов государственного военно-хозяйственного регулирования. Осуществления казенной сахарной монополии без монополистических союзов и магнатов финансового капитала, сосредоточивших в своих руках реальный контроль над производством, в конкретных условиях царской России представить невозможно. Но только в процессе складывания новых органов государственного регулирования и в их практической деятельности могли выясниться истинные взаимоотношения правительственных учреждений и монополистических союзов. До этого же могла сохраняться известная тревога, имевшая определенную почву в связи с теми идеями, которые разделялись и видными экономистами, и в правительственных сферах (о всесилии царизма в области экономики, о способности самодержавного государства решающим образом вмешиваться в экономическую жизнь страны). Имело значение и то, что чрезмерно активная деятельность некоторых групп сахарозаводчиков, стремившихся укрепить свои монополистические позиции и обеспечить максимальные военные сверхприбыли, в правительственных верхах не только оценивалась весьма неодобрительно, но и получила недвусмысленную решительную оценку беспрецедентными репрессивно-карательными акциями.
Еще перед первой мировой войной в монополистических союзах сахарозаводчиков наметилась тенденция к перераспределению сил, возрастанию в них роли петроградских банков, утвердившихся в важнейших предприятиях сахарной промышленности и начинавших их объединение в группы трестовского типа. Особенно активно в этом направлении действовали Русский для внешней торговли и Русско-Азиатский банки. Процесс этот продолжался и в военные годы 243. В октябре 1915 г. в донесении главнокомандующему армиями Северного фронта заяв
208
лялось, что во Всероссийском обществе сахарозаводчиков «произошла перегруппировка и во главе всего дела встали два еврея: Гепнер и Абрам Добрый. Гепнер оказался владельцем заводов Терещенко, и его финансирует Русско-Азиатский банк, Добрый — владельцем заводов Бродского, он же директор Киевского отделения Русского для внешней торговли банка. При поддержке указанных банков Гепнер и Добрый дирижируют в Союзе сахарозаводчиков, устанавливают количество производства, цены на сахар, место его хранения и определяют количество товара, подлежащего выпуску на рынок»244.
В 1916 г. роль Русского для внешней торговли банка в сахарном производстве и в сахарной торговле еще более возросла. По всей видимости, банк контролировал до 1/3 всей продукции сахара, поступавшей на рынок. В сфере производства активизировались и другие крупнейшие банки (Международный, Русский торгово-промышленный, Азовско-Донской, Русско-Азиатский и пр.)245. Однако процесс утверждения их в промышленности имел сложный и противоречивый характер. Наряду с взаимными интересами, объединявшими действия старых лидеров сахарозаводчиков (Бобринских, Бродских, Терещенко и пр.) и представителей крупнейших банков, проникавших в те или иные предприятия, между ними происходила, видимо, подспудная борьба. Не исключено, что именно с этим и связаны необычно решительные акции военных властей по отношению к банковским воротилам, стремившимся задавать тон в монополистических союзах сахарозаводчиков и развивших особо хищническую деятельность в сахарном деле. По приказу начальника штаба верховного главнокомандующего комиссия генерал-майора И. С. Батюшипа в сентябре — октябре 1916 г. обследовала некоторые банки и деятельность лиц, занимавшихся спекуляцией в целях личной наживы. «При обысках в киевских отделениях Русского для внешней торговли банка, Международного банка, в правлениях Александров-ско-Корюковского, Тульско-Черкасского и Могилянско-го товариществ сахарных заводов и у киевских сахарозаводчиков Израэля Бабушкина, Иоэля Гепнера и Абрама Доброго были обнаружены материалы, уличающие как этих лиц, так и других, причастных к сахарной промышленности, в злостной спекуляции сахаром, умышленном сокращении выпуска сахара на внутренний рынок империи, сосредоточении сахара в пунктах, где в этом не встречалось необходимости^ вывозе сахара за границу во вре
209
мя войны в ущерб снабжению таковым населения и, наконец, в преступном противодействии снабжению сахаром армии»240. Вслед за тем в правлениях Русского для внешней торговли и Международного банков, в конторе Всероссийского общества сахарозаводчиков и на квартире уполномоченного правления общества в Петрограде М. Ю. Плехановского состоялись обыски и изъятия текущей переписки 247. Дело принимало настолько крутой оборот, что «сиятельным» сахарозаводчикам пришлось выручать воротил финансового капитала, попавших в беду. Совладелец Смелянского завода и брат председателя Всероссийского общества сахарозаводчиков, министр сельского хозяйства Алексей А. Бобринский 24 сентября обратился с письмом к начальнику штаба верховного главнокомандующего М. В. Алексееву, в котором настойчиво опровергал обвинения в адрес Доброго 248. Он добился передачи дела сахарозаводчиков в гражданские инстанции, которые не обнаружили в действиях капиталистов никакого состава преступления. Тем не менее военные власти намеревались выслать указанных лиц за пределы района военных действий, а некоторых даже в Якутскую область. Лишь благодаря вмешательству министров юстиции и внутренних дел они были помилованы царем 249.
Помощь, оказанная дворянами-сахарозаводчиками банковским деятелям, объективно способствовала укреплению «равновесия» во Всероссийском обществе сахарозаводчиков в их пользу. Репрессивные меры правительства отразились лишь на позициях некоторых финансовых групп, в известной степени способствуя их временному ослаблению. Несмотря на столь радикальную форму пресечения спекулятивной деятельности отдельных, сверх всякой меры зарвавшихся представителей финансового капитала, государственное регулирование сахарной промышленности и торговли осуществлялось в конечном итоге все же с учетом коренных интересов монополистических организаций и крупнейших банков.
Публичные «нападки» сахарозаводчиков на «Центро-сахар» и Особое совещание по продовольствию своим последствием имели один результат. Министр земледелия летом 1916 г. обратился к министру финансов с письмом, в котором, основываясь на том, что «деятельностью продовольственной организации фактически у;ке осуществлена монополизация сахарной торговли», что «ее остается использовать лишь в целях фискальных», предлагал пере
210
дать все снабжение сахаром в руки Министерства финансов. Однако против такого предложения решительно высказались сами сахарозаводчики. Их представители заявили, что осуществление его приведет к разорению промышленности 250. Не менее решительную позицию занял и министр финансов, который в письме на имя председателя Совета министров Штюрмера утверждал, что «в распоряжении Министерства финансов по только пе имеется в настоящее время сколько-нибудь налаженной организации, которая могла бы быть приспособлена для удовлетворительного выполнения крайне важной и ответственной задачи снабжения населения сахаром, но пет даже органов, которые могли бы быть привлечены к этому делу без приостановления в соответствующих отраслях осложнившейся в условиях военного времени деятельности ведомства». Министр указывал также па невозможность изъятия этого дела из общего дела продовольственного снабжения, сосредоточенного в Министерстве земледелия 251.
Мотивы, заставлявшие сахарозаводчиков отказываться от более тесного сотрудничества с Министерством финансов, с которым они имели стародавние и прочные связи по осуществлению сахарной нормировки и регламентации сахарного вывоза, не очень понятны лишь па первый взгляд. Дело в том, что судьба министра земледелия Наумова, при котором было подготовлено предложение о сосредоточении всего регулирования сахарного производства в Министерстве финансов, позиция которого по вопросу о твердых ценах, в частности, расходилась с взглядами Б. В. Штюрмера, была уже предрешена. Преемником же Наумова становился Алексей А. Бобринский, понимание которым интересов сахарозаводчиков пе могло вызывать сомнений 252.
Все более заметную роль в делах регулирования сахарной промышленности при Бобринском стал играть Совещательный комитет при «11,ентросахаре», собиравшийся под руководством председателя этого бюро. Здесь представители бюро рафинеров и Всероссийского общества сахарозаводчиков имели значительно больший удельный вес, чем на пленарных заседаниях «Центросахара». А в Совещательном комитете предварительно обсуждались как принципиальные вопросы регулирования сахарного производства, так и предрешались повседневные текущие дела 25:\ Разработка деталей регламентаций производственной деятельности и торговли осуществлялась в
211
специальной комиссии «Цептросахара», где были широко представлены как сахарозаводчики, так и служащие частных коммерческих банков. 8 августа 1916 г. здесь обсуждался, в частности, вопрос об урегулировании расчетов между банками и сахарозаводчиками по старым кредитам. Были определены также принципы огромной финансовой операции (около 350 млн руб.) по обеспечению закупок сахара в сезон 1916—1917 гг. В дальнейшем она разрабатывалась на совещаниях в Министерстве финансов. К заготовке сахара теперь непосредственно предполагалось привлечь частные коммерческие банки, получавшие существенную поддержку Государственного банка. Тем самым еще до Февральской революции закладывались основы для государственной сахарной монополии 254.
Даже подготовительные меры по осуществлению государственной монополии в сахарной торговле в таком виде неизбежно влекли за собой дальнейшее укрепление позиций частных коммерческих банков, позволяя им еще успешнее подчинять более слабые в финансово-экономическом отношении заводы. Процесс этот до Февральской революции не получил своего завершения.
В годы первой мировой войны в сахарном деле произошла перестройка государственно-монополистических органов. Центр системы регулирующих мероприятий сместился из Министерства финансов в Министерство земледелия. Стержнем его стало не ограничение производства с определением минимальных цен на сахар, а осуществление ряда государственных мер по поддержанию производственных мощностей заводов (обеспечение рабочей силой, топливом, материалами и пр.) с установлением предельных твердых цеп и постепенным переходом к государственной монополии в торговле сахаром. Капиталисты сахарной промышленности по-прежнему оказывали решающее воздействие и на механизм новых государственных органов. В конечном итоге они подчинили их деятельность своим задачам и интересам. Благодаря этим учреждениям обеспечивались максимально высокие прибыли 255. Возникшие в годы войны государственно-монополистические институты, объективно укрепляя позиции руководителей предпринимательских организаций в сахарной промышленности и торговле, способствовали также и дальнейшему развитию финансового капитала в стране.
Тенденции к расширению функций существующих монополистических объединений и возникновению более или менее устойчивых соглашений в немонополизированных
212
или слабо монополизированных отраслях производства в связи с потребностями государственного регулирования наблюдались в кондитерской, соляной, маслобойной и некоторых других отраслях промышленности и торговли продовольствием 253.
Новые явления, связанные с перестройкой народного хозяйства страны в военных условиях, в известной степени затронули, в частности, маслобойное дело. Здесь еще до войны наблюдалась централизация производства при участии крупнейших петроградских банков (Русско-Азиатского, Сибирского и др.). Процесс этот протекал как в производствах подсолнечного, так и хлопкового масла. Он связан был с обеспечением сырьевой базы для технических твердых жиров, которые требовались для изготовления стеарина, мыла и глицерина. Эти объединительные тенденции завершились созданием «Салолина» и «Саломаса»257.
В годы войны монополисты «Саломаса» еще более укрепили свои позиции и обеспечили высокие доходы. Так, в 1915 г. прибыль превысила 50%. Помимо этого руководители общества получили более 220 тыс. руб. в виде тантьемы. 1916 год сулил им дальнейшее обогащение. Дело в том, что если стоимость саломаса и маслорода (исходных продуктов при мыловарении) в конце 1916 г. определялась в 5 руб. за пуд, то в начале 1917 г. предприятия вынуждены были их покупать по 24 руб. за пуд 258. Эта цена была установлена на специальном совещании в Екатеринодаре 23 февраля 1917 г. Мыловары, однако, не остались внакладе. Через созданные ими организации они добились достаточно высоких цен на мыло. В Армавире, в частности, капиталисты организовали при городской управе специальную комиссию, содержавшуюся за их счет, в которую вошли два представителя заводчиков, руководившие всем делом. Комиссия должна была обеспечивать снабжение предприятий сырьем, а также наблюдать за продажей мыла определенного качества по твердым ценам 259.
Одновременно с созданием локального монополистического союза владельцев мыловаренных предприятий объединились и маслобойные заводы. При Екатеринодар-ском биржевом комитете появилась комиссия по заготовке масличного подсолнуха. Она создавалась с одобрения помощника уполномоченного Министерства земледелия. Все местные заводчики должны были в обязательном порядке участвовать в этой «нормировочно-расценочной»
213
комиссии. Для осуществления закупочных операций предполагалось создать особый фонд в размере 100 тыс. руб. Свою деятельность новая организация развернула уже после Февраля 1917 г.260
В годы войны значительное количество растительных жиров по-прежнему направлялось иа технические цели. Однако чем дальше, тем больше растительное масло начинает заготовляться для продовольственных целей на нужды армии. В сентябре 1916 г. Министерство земледелия приняло решение о приобретении 1 млн пудов хлопкового масла через Московский областной ВПК. Комитету была поручена закупка масла по контракту с маслобойными заводчиками по цене 10 руб. 50 кои. за пуд и ассигнованы необходимые средства 261. Если учесть закупки масла для чужд «Салолина» и различных стеариновых предприятий (в частности, стеариновые и мыловаренные заводы Петрограда почти целиком перешли на сырье из хлопкового масла), то, по существу. Московский ВПК контролировал большую часть продукции, ранее поступавшей на вольный рынок 262. Процесс монополизации производства хлопкового масла, следовательно, интенсивно продолжался и в годы войны, когда в этом деле наблюдалось известное перераспределение сил.
Заготовка сливочного масла в Сибири производилась непосредственно Союзом сибирских маслодельных артелей. Министерство земледелия поощряло развитие маслоделия, охотпо выдавая значительные авансы для строительства новых кооперативных заводов 263.
Кредитная кооперация Западной Сибири с первого же года войны при поддержке Петропавловского отделения Государственного банка занималась закупкой для нужд армии пшеницы, муки и овса. В 1914—1915 гг. кооперативы заготовили почти 6 млп пудов зерна. Заготовка велась 104 учреждениями мелкого кредита, концентрировавшимися в пяти объединениях. Ввиду незначительности авансов, выдаваемых от уполномоченных Министерства земледелия, учреждения мелкого земельного кредита вынуждены были, нарушая устав, использовать для закупок свои оборотные средства. Объяснялось это тем, что по существующей инструкции уполномоченные Министерства земледелия вообще не имели права авансировать учреждения мелкого кредита. Такая работа велась, но в нарушение действующих правил 264. При поддержке Государственного банка кредитные кооперативы Сибири построили элеваторы с механическим оборудованием иа ст. Лебяжья
214
(200 тыс. пудов) и па ст. Курган (300 тыс. пудов) и складские помещения. К началу 1917 г. намечалось строительство нескольких новых элеваторов и механизированных складов 265. Известным шагом вперед по пути консолидации кредитной кооперации явились попытки создания акционерного кооперативного объединения по сбыту хлеба.
Илаи этот отчасти осуществился при оформлении «За-купсбыта», центр деятельности которого переместился, однако, на снабжение местного населения предметами первой необходимости 266.
На Дону и Северном Кавказе кредитная кооперация также была привлечена к заготовке хлеба для армии. Первоначально заготовки осуществлялись посредническим бюро Доно-Кубано-Терского сельскохозяйственного общества. С начала же 1915 г. кредитные товарищества поставляли хлеб непосредственно уполномоченному. В закупках хлеба в районе Ростовской конторы Государственного банка в 1914—1915 гг. приняло участие 42 кредитных товарищества. В общем итоге еще в 1914—1915 гг. в Донской области кооперативами было заготовлено свыше 5 млн пудов хлеба, что составляло 25% общего его количества, закупленного в области для нужд армии. Показательно и то, что кредитные кооперативы даже занялись посреднической торговлей, скупая хлеб у перекупщиков, что, по признанию инспектора мелкого кредита, приводило к возможности легкой наживы и к спекулятивному ажиотажу 267.
Особенно своеобразной была организация, складывавшаяся в деле закупки скота для армии, опиравшаяся па аппарат губернских земств, в которых производилась предварительная разработка твердых цеп. па скот 268. В мае 1915 г. этот вопрос обсуждался па совещаниях представителей губернских земств различных районов (Юго-Восточного, Северо-Восточного, Центрального, Допо-Кавказского и др.). Совещания высказались за сохранение за земствами и местными организациями права реквизиции скота и добивались предоставления им права запрещать, разрешать и регулировать вывоз и вывод скота из пределов губерний. Представители земств настаивали также па том, чтобы «за земствами признали право быть ice контрагентами, а агентами Министерства земледелия при закупке скота. Единодушно было высказано мнение при установлении твердых цеп на скот руководствоваться рыночными ценами»209.
215
При всей неоформленности, земские организации занимали при закупке скота исключительное положение. G помощью их, бесспорно, осуществлялась государственная монополия, хотя и в весьма ограниченном и несовершенном виде. Земства в период войны в известном смысле можно рассматривать и как экономическую организацию крупных землевладельцев. Именно в их интересах осуществлялась монополизация закупок, назначались высокие твердые цены, необходимые на случай неизбежных продаж для заготовительных органов. Для них особенно важно было держать в своих руках механизм реквизиций скота, направляя его действие на трудящееся крестьянство. Во всем этом, несомненно, отражалось привилегированное положение крупных землевладельцев-дворян. Но в данном случае при общей оценке природы подобных организаций (несмотря на примитивность, несовершенство структуры и недоразвитость) есть основания относить их к типу государственно-монополистических. Этот вопрос пока нельзя решить окончательно. Он еще требует более тщательного специального изучения. Однако постановка его правомерна и весьма актуальна, ибо выполнение земскими и городскими органами административно-хозяйственных и, по существу, государственных функций в годы войны, как мы уже имели возможность в этом убедиться и ранее, получило значительное распространение. Их роль особенно заметна в снабжении продовольствием потребляющих губерний, где они выполняли большую организаторскую работу. И чем сильнее обострялось продовольственное положение, тем чаще новые уступки, расширяющие функции и права земских и городских учреждений, вынуждены были делать царские власти.
Первоначально уполномоченные Особого совещания по продовольствию пытались сами непосредственно регулировать на местах продовольственное снабжение, создавая различные совещания, комиссии и пр. Так, Московский уполномоченный учредил специально собираемое совещание — комитет из представителей всех групп торговцев, продающих муку населению. В это совещание входили и представители потребительской кооперации. На совещаниях производилось распределение муки между торговцами и кооперативами, а также составление планов ее закупки 270. Однако постепенно все более возрастает роль городских управлений и земских учреждений, которые организуют выпечку хлеба в городских лавках (Харьков, Москва и др.). К ним начинает переходить фактическая
216
регламентация местной торговли продовольствием. В совещаниях, существовавших при уполномоченных, несмотря на численное меньшинство, им все же принадлежала значительная роль 271. Дело в том, что через городские управления и земства, а также потребительские общества все шире осуществлялась заготовка продовольствия для местных нужд. Так, закупки продовольствия в целях снабжения населения Московской губернии производил сельскохозяйственный склад Московского губернского земства, в значительной степени на средства, полученные от Министерства земледелия (0,5 млн руб.) и Министерства внутренних дел (1 млн руб.)272. В Костромской губернии создание местных запасов и организация продовольственной торговли также находились в руках городов, земств и крупных кооперативных объединений 273. В Вятской губернии 50% общего поступления привозной муки распределялись среди населения кассами мелкого кредита губернского земства, продававших ее через кооперативы. Остальные 50% передавались городам, владельцам булочных и пекарен 274.
О реальных коммерческих операциях земств и городов свидетельствуют следующие цифры. Только от Особого совещания по продовольствию на 1 августа 1916 г. городам и земствам было выдано ссуд на сумму 16,5 млн руб. Кроме того, до 15 июня 1916 г. Особое совещание гарантировало займы городов и земств в частных коммерческих учреждениях для закупок продовольствия в размере 26 млн руб.275 При быстрой оборачиваемости эти капиталы составляли весьма значительную сумму. Известные кредиты помимо городов и земств получали кооперативы (например, в Московском народном банке).
В начале 1917 г. эти операции еще более расширяются. В общей сложности гарантированные казною займы городов и земств под продовольственные операции превысили к 1 апреля 1917 г. 178 млн руб. Из них 100 млн гарантировались Государственным казначейством, а на остальную сумму имелись поручительные письма Министерства финансов 27в.
Нет нужды доказывать, что такая постановка дела была в интересах буржуазно-помещичьих кругов, контролировавших как городские учреждения, так и земские управления. Уполномоченный Особого совещания по продовольствию по Херсонской губернии, отвергая возможность использования городского самоуправления для распределения продовольствия и регулирования цен, ука
217
зывал, что «в состав его входят, главным образом, представители торгового класса, т. е. лица небеспристрастные»277. И том не менее именно городские и земские органы становились в конечном итоге фактическими центрами регламентации продовольственного снабжения па местах. Через земские и городские самоуправления крупная буржуазия контролировала продовольственное снабжение населения. Дело в том, что, несмотря на привлечение потребительской кооперации, городские и местные органы опирались па частный торговый аппарат. Кооперативы, бурно развивавшиеся в этот период, все же не могли конкурировать с торговцами, располагавшими развитыми и устойчивыми коммерческими связями. Мешали развитию их операций и недостаток средств, и ограничительно-карательные акции со стороны царских властей. Царизм был вынужден «терпеть» существование кооперации и даже допускать расширение ее операций, поощрять создание новых потребительских обществ, состав л явших пизовой распределительный аппарат, столь необходимый в условиях недостатка продовольствия и нарастающего спекулятивного ажиотажа. Объективная потребность в кооперативах усиливалась. Поэтому министр торговли и промышленности еще 4 июля 1915 г. вошел в Совет министров со специальным представлением, в котором предлагалось поручить ему образовать Совещание из представителей ведомств и сведущих лиц для разработки образцового устава потребительских обществ. Совет министров обсудил этот вопрос 10 июля и одобрил «в существе» предположение, признав необходимым к его доработке привлечь представителей других ведомств. Па этом дело и застопорилось, хотя вопрос об организации кооперативов в той или иной форме обсуждался в различных ведомствах, в том числе в связи с проектами, выдвигавшимися в Государственной думе буржуазно-оппозиционными кругами 278. Вопрос о кооперативном движении неоднократно обсуждался в Особом совещании для объединения всех мероприятий по снабжению армии и флота; в августе —сентябре 1916 г. царские министры вынуждены были признать необходимость развития кооперации, но тут же предложили министру внутренних дел «принять меры к недопущению отклонений со стороны кооперативных учреждений от прямых преследуемых ими целей», т. е. пресечению малейших тенденций в сторону политической деятельности 279.
218
Столь же медленно решался вопрос о разрешении учреждения банков для кредитования кооперативов. Первое представление о разрешении кооперативных банков министром финансов было сделано еще 9 июля 1914 г. В годы войны такие проекты повторялись, но неизменно встречали возражения министров внутренних дел, юстиции и земледелия. Только 7 февраля 1917 г. Совет министров решился одобрить предложения министра финансов, по Николай II так и пе успел, видимо, утвердить это постановление 280.
Расстройство продовольственного снабжения в конце 1916 —начале 1917 г. заставило царское правительство встать на путь дальнейшего расширения прав городского самоуправления. Правящие верхи, по существу, вынуждены были признать, что даже в столице администрация оказалась бессильной организовать продовольственное дело. Министерство продовольствия не нашло иного выхода, как предложить в ноябре 1916 г. обязанности уполномоченного по продовольственному делу в Петрограде городской думе. Последняя па заседаниях 16, 25 и 26 ноября определила условия, на которых считала возможным взять на себя обязанности, лежавшие до этого па градоначальнике. «Отцы города» добивались, чтобы городскому общественному управлению предоставили «права организоваться для этой цели на выработанных самой городской думой основаниях», городского голову наделили властью уполномоченного Министерства земледелия и обеспечили подвоз необходимого количества продуктов в столицу 281. Министерство земледелия отвергло это предложение, признав, что «проектируемая организация пе отвечает формам, установленным законом». Оно лишь допускало (поскольку проведение в законодательном порядке новых организационных форм требовало времени) избрание одного уполномоченного председателя Особого совещания по продовольствию и двух членов городского продовольственного совещания. Однако городская дума 2 декабря 1916 г. отклонила этот компромиссный вариант, настаивая на своем проекте 282. Перед Февральской революцией организация продовольственного дела в столице фактически находилась уже в руках городской думы, решавшей вопрос о введении в Петрограде карточной системы.
Попытки создания локалышх закупочных и распределительных организаций капиталистами предпринимались и в рамках ВПК. В конце марта 1916 г. («по почину
219
П. П. Рябушипского») Московский ВПК выступил с планом создания организации представителей торговли для снабжения населения Московского района продовольствием 283. 30 марта 1916 г. в продовольственном отделе Московского областного ВПК состоялось совещание, избравшее комиссию для разработки проекта указанной объединенной организации. В нее вошли как представители торговцев (Д. И. Гридин, С. С. Смирнов и др.), так и кооперации (А. М. Беркенгейм)284. Комиссия подготовила свои предложения о создании при Московском областном ВПК «бюро закупок и распределения продовольственных и кормовых продуктов»285. Но, по утверждению С. С. Смирнова, «Министерство не отпускало на это средства и все начинания отдела в этом направлении пресекались в корне»286.
Все приведенные факты о деятельности в продовольственном деле различных предпринимательских организаций, органов местного самоуправления и кооперативов наглядно свидетельствуют о том, что политика царского правительства была главным препятствием на пути осуществления в России сколько-нибудь последовательного и эффективного государственно-монополистического регулирования при организации продовольственного дела.' «В действительности же,— отмечал В. И. Ленин,— даже царизм, даже ,,старый режим", создавая военно-промышленные комитеты, знал основную меру, главный способ и путь контроля: объединение населения по разным профессиям, целям работы, отраслям труда и т. п. Но царизм боялся объединения населения и потому всячески ограничивал, искусственно стеснял этот общеизвестный, легчайший, вполне применимый способ и путь контроля»287.
4.	Расширение государственного регулирования и транспортные монополии
Необходимость дальнейшего сплочения сил, руководящих железнодорожным хозяйством, во время войны становилась все более злободневной. Поэтому наблюдались настойчивые усилия по легализации совещания представителей частных и железных дорог, объединявшего к 1914 г. почти все существующие общества. На этих неофициальных встречах обсуждался самый широкий круг вопросов железнодорожного хозяйства. Частные общества все определеннее выступают единым фронтом при реше-
220
пии не только тарифных вопросов, но и при заключении займов 288. Однако реально существующее объединение не обладало законными правами. Министр путей сообщения Рухлов был противником его укрепления и всячески препятствовал легализации 289. Поэтому впервые вопрос об организационном оформлении был поставлен и обсуждался на совещаниях представителей частных железных дорог в августе 1915 г. Однако решение его задержалось, видимо, из-за смены председателя этой организации. Многолетний глава совещания председатель правления Рязанско-Уральской железной дороги Ф. И. Шмидт подал в отставку. После отказа В. Н. Печковского (Владикавказская железная дорога) иа должность председателя избирается руководитель Московско-Виндаво-Рыбинской железной дороги Н. Д. Байдак, тесно связанный с банковскими кругами. К концу ноября 1915 г. был разработан проект положения о совещании представителей железных дорог, который обсуждался в управлениях железных дорог. После доработки проекта редакционной комиссией 23 января 1916 г. совещание представителей частных железных дорог приняло решение направить положение па утверждение министру путей сообщения 29°. Но перед руководством МПС вопрос был поставлен несколько ранее. Еще 15 января «Финансовая газета» сообщала, что «в настоящее время в Министерстве путей сообщения рассматривается проект образования бюро представителей частных железнодорожных обществ»291.
Заправилам железнодорожных обществ так и пе удавалось добиться осуществления своих планов и формальной легализации совещания председателей правлений, хотя вроде бы они и сдвинули дело с мертвой точки. Совет министров 15 апреля 1916 г. рассмотрел проект положения об этом совещании, внесенный министром путей сообщения, и «не встретил препятствий» к его утверждению при условии, что будут приняты во внимание замечания Министерства финансов и Государственного контроля, носившие частный характер. В соответствии с одобренным положением, совещание должно было иметь не только представительные функции, по и «разрабатывать различного рода вопросы финансового, экономического, тарифного, эксплуатационного и т. п. характера, связанные с постройкой и эксплуатацией частных железных дорог, способствовать к проведению в жизнь соответственных мероприятий...»292. Представительство в совещании определялось на основе протяженности путей, принадлежа-
221
1цих той или иной дороге. Один голос давался за каждые 100 верст строящихся или эксплуатируемых линий основного главного пути (с добавлением 50% второго главного пути). Ни одно железнодорожное общество не могло иметь более 20 голосов и 10% их общего количества при конкретных баллотировках. Таким способом обеспечивались по только руководящие позиции в совещании крупнейших железнодорожных обществ-монополистов, но и их единодушие при решении тех или иных вопросов. Окончательного утверждения это положение так и пе получило. Совещание продолжало действовать па прежних основаниях — в качество неофициального органа 293.
Железнодорожные магнаты продолжали добиваться узаконения своей организации. В начале января 1917 г. руководители крупнейших обществ признали, что эффективная работа существующей организации возможна «только при условии обращения совещания представителей в учреждение, признанное законом и обладающее определенными правами, в том числе и правом самообложения». По инициативе В. Н. Печковского, предложившего назвать легализуемую организацию Советом обществ частных железных дорог, ее функции предполагалось несколько расширить 294.
Реализовать свой план руководителям железнодорожных обществ удалось только после Февральской революции. С 7 марта 1917 г. совещание реорганизуется в Совет представителей частных железных дорог 29°.
Укрепление объединения в известных пределах имело место и до февраля 1917 г. Так, определенное выражение оно получило и в том, что 13 декабря 1916 г. состоялось решение совещания о взносах частных железных дорог па расходы, связанные с его работой. Взносы перечислялись в кассу Московско-Випдаво-Рыбинской дороги 29с. Организационное оформление совещания осуществлялось параллельно отмеченным шагом по его легализации.
В связи с усиливающимся в годы войны недостатком железа и изделий из него, совещание специально рассматривало этот вопрос 4 ноября и 10 декабря 1915 г. Оно признало необходимым «способствовать возникновению нового металлургического завода путем передачи ему заказов частных железных дорог на ряд лет». После продолжительного обсуждения руководители железнодорожных монополий вернулись к проектам, вынашивавшимся еще до войны, и в начале 1916 г. подготовили по этому вопросу специальные докладные записки, намереваясь добиться
222
его обсуждения в Особом совещании по перевозкам 297.
Более результативным было решение самого злободневного в условиях войны вопроса о снабжении дорог строительными и эксплуатационными материалами. Магнатам железнодорожного бизнеса приходилось при этом исходить из реально сложившегося в это время положения, определявшегося недостатком важнейших их видов и бурным ростом на них цен. Первостепенное значение рассмотрения проблемы обеспечения важнейшими материалами определялось и финансово-экономическими масштабами этого колоссального дела. Даже в 1913 г. частными железными дорогами для нужд эксплуатации было израсходовано материалов па сумму около 200 млн руб. В том числе затраты на топливо составляли 51 %, па металл и металлоизделия —7% и т. д.298
Летом 1915 г. правление Северо-Донецкой дороги подготовило проект устава паевого товарищества для снабжения частных железнодорожных обществ строительными и эксплуатационными материалами. Одновременно Г. С. Касперович, руководивший центральной статистикой Министерства финансов и являвшийся редактором отдела промышленности в периодических изданиях министерства, сообщил, что им разрабатывается план организации закупок материалов, необходимых для казенных железных дорог, и высказал пожелание, чтобы частные дороги примкнули к проектируемому учреждению. В связи с этим предложением совещание представителей частных обществ 4 июля 1915 г. решило создать комиссию во главе с председателем правления Северо-Донецкой дороги К. А. Савицким. При этом было заявлено, что с казенными дорогами «полное объединение не может быть желательным», что частным обществам должно быть предоставлено «факультативное право участия в организации». Однако заправилы железных дорог не спешили осуществлять и такой план. По всей видимости, настораживала перспектива «оказенивапия» этого дела 299.
Вопрос о Центральном распорядительном комитете при совещании по докладу комиссии Савицкого обсуждался на его заседании 3 октября 1916 г. Одпако было признано преждевременным ассигновать какие-либо средства «на организацию дела» до получения проекта положения создаваемой организации и ее функциях. Составление проекта возложили на комиссию, которой в основу его рекомендовали положить следующие принципы: «осведомление и факультативность». Совещание полагало, что
223
«будущая организация по совместной закупке должна быть центральным осведомительным органом, а пользование ее услугами не может быть обязательным и представляется в каждом отдельном случае усмотрению правления каждой частной железной дороги»300.
Столь сдержанное и ограниченное, на первый взгляд, решение не должно вводить в заблуждение. Оформляемая на добровольных основаниях организация имела все же характер закупочной монополии с определенными контрсиндикатскими чертами. В ее рамках были возможны различные конкретные соглашения всех участников совещания. Оно было достаточно авторитетным органом, чтобы обеспечить в необходимых случаях их полное единодушие. Это проявилось при переговорах с «Продвагоном» о заказах на пяти летний срок, которые от имени железнодорожных обществ еще весной — летом 1915 г. вел тогдашний руководитель организации Ф. И. Шмидт 301. В конце 1916 г., рассматривая вопрос о заказах на подвижной состав на 1917 и 1918 гг., представители частных дорог единодушно приняли решение добиваться получения всего производства отечественных заводов, так как казенные дороги якобы могли обеспечить свою потребность в вагонах на зарубежных рынках. При этом они намеревались достигнуть соглашения с какой-либо одной группой заводов, стремясь разрушить их единый фронт, сложившийся усилиями «Продпаровоза» и «Продвагона»302.
В начале января 1916 г. председатель совещания обратился в правительственные органы с требованием нормализации цен на бандажи, оси и полускаты и защиты от произвола монополий транспортного машиностроения. В записке отмечался непомерный рост цен на поставляемые ими изделия. По данным, приведенным членами совещания, цены на бандажи по сравнению с 1915 г. увеличились на 236%, на оси — на 163% и т. д.303
Если Центральный распорядительный комитет при совещании частных железных дорог до Февральской революции так и не успели создать, то вопрос о закупках необходимых материалов через учрежденную в Москве для казенных дорог комиссию был принципиально одобрен совещанием 20 декабря 1916 г. Совещание поручило Н. Д. Байдаку сообщить об этом министру и более детально выяснить у него условия участия частных дорог в этой комиссии 304.
С другой стороны, сами частные железные дороги охотно изъявляли готовность помочь казенным дорогам
224
в деле обеспечения их подвижным составом. В декабре 1915 г. в ответ на соответствующее предложение Управления железных дорог они взяли обязательство изготовить в своих мастерских в 1916 г. 8350 вагонов (в том числе Владикавказская — 1950, а Московско-Казанская — 2730)305.
Объединенным частным обществам на деле принадлежала решающая роль в разработке вопроса «об общем обезличении колесного парка товарных вагонов русских железных дорог» в соответствии с мерами, уже проводившимися на казенных дорогах после 6 сентября 1914 г. В условиях военного времени, при остром недостатке подвижного состава, эта мера приобретала особое значение. На заседании Совещания представителей железнодорожных обществ 1 августа 1916 г. в связи с выработкой правил обезличения колесных пар было доложено, что «в настоящее время вопрос об обезличении парка потерял остроту», что «денежные интересы дорог и индивидуальность парка могут считаться обеспеченными»306.
Большую тревогу у представителей частных дорог вызывала возрастающая нерентабельность перевозок в связи с замораживанием железнодорожных тарифов, все более отстававших от роста цен на топливо, материалы и расходов на оплату обслуживающего персонала. Правительство 12 ноября 1914 г. повысило тариф на 25% в связи с введением временного военного налога на пассажирские перевозки, который приносил казне дохода не менее 120 млн руб. Совещание представителей железнодорожных обществ 10 августа 1915 г. создает специальную комиссию для обследования вопроса о влиянии временного налога на пассажирские перевозки и на выручку от них. Монополисты железнодорожного транспорта все более настойчиво ставили вопрос о всеобщем повышении тарифов. Однако правительство, намечавшее повысить их с 1 января 1916 г., долго не решалось на введение этой меры, не желая терять доходы от сопровождавшей ее отмены временного военного налога 307.
Вследствие увеличивающегося несоответствия железнодорожных тарифов расходам по эксплуатации задолженность частных железных дорог на 1 января 1917 г. составляла 138,4 млн руб. Кроме того, по данным Совета частных железных дорог, из-за отсутствия средств дороги не могли обеспечить самые срочные работы, требовавшие расходов на сумму 443,6 млн руб. Общая потребность в займе или ссуде достигала огромной суммы в 600 млн руб.308.
8 В. Я- Лаверычев	225
При существующей в России системе железнодорожного хозяйства, когда владельцы акций и облигаций частных обществ получали гарантированные правительством проценты, магнаты финансового капитала сохраняли высокие доходы, хотя все дело велось далеко не на последовательной коммерческой основе, что и предопределяло отсутствие средств, остро необходимых для нормальной эксплуатации дорог. Усиливающийся недостаток денег обусловливал ограничение, сокращение и затягивание ремонта путей и восполнения подвижного состава. «Экономия» на тарифах, не компенсированная необходимым и своевременным финансированием, тем самым объективно подрывала материальную базу железнодорожного транспорта, ускоряя нарастание его разрухи.
Неудивительно, что при таких условиях представители объединенных частных дорог обнаруживали известную индифферентность к организации общегосударственного регулирования. Они вошли как в Особое совещание по перевозкам, так и во вновь создаваемые в годы войны органы непосредственного планирования перевозок. Однако не им принадлежала инициатива перестройки соответствующего центрального государственного регулирующего аппарата. Значительно большую активность проявляли представители земств и городов. Еще на первом заседании Особого совещания по перевозкам по их предложению был поставлен вопрос об устранении двоевластия в железнодорожном деле (имелось в виду управление прифронтовыми дорогами военными властями, а тыловыми — МПС)309. Представители буржуазных организаций указывали также на несостоятельность проектов МПС создать особый орган для наблюдения и распределения по железным дорогам подвижного состава и регулирования движения. Они требовали реорганизовать и усовершенствовать продолжавший действовать Центральный комитет по перевозке массовых грузов, который, по их мнению, в существующем виде «ничего не регулирует», так как вся реальная работа велась эксплуатационным отделом МПС. Их позицию поддержал и представитель частных дорог Д. А. Матренинский, который указал на фактическое отсутствие всякой регулировки железнодорожных перевозок и предложил создать для этого центральный орган в Москве, т. е. подальше от министерских канцелярий и ближе к правлениям большинства крупнейших железнодорожных обществ. Си полагал, что новому органу следовало предоставить те же полномочия^ которыми для
226
своего региона располагали Харьковский горнозаводской и порайонный комитеты. В ответ па такое предложение и подготовленные А. И. Фроловым (Согор) и Д. А. Матре-нинским в соответствии с ним проекты МПС разработало контрпроект перестройки военного Распорядительного комитета, который и был принят Особым совещанием по перевозкам 310.
Реорганизация этого комитета, получившего наименование Временного распорядительного комитета по железнодорожным перевозкам, началась в декабре 1915 г., хотя положение о нем было утверждено 3 февраля 1916 г. Она выразилась в пополнении комитета чиновниками других ведомств, Совещания представителей частных железных дорог, земской организации, а также и в расширении его функций 311.
По существу, с первых же шагов этого обновленного органа встал вопрос о разграничении сферы его деятельности с Центральным и порайонными комитетами по регулированию перевозок. Решение об этом состоялось 16 февраля, а в заседании Распорядительного комитета 25 февраля обсуждался и был принят соответствующий проект.
Распорядительному комитету намечалось вменить в обязанность устанавливать очередность и размеры передвижений грузов по тем направлениям, которые он признает «затрудненными», определять планы массовых перевозок,; в том числе срочными маршрутными поездами. Центральному же комитету предполагалось предоставить право определения внеочередности грузов для всех направлений и выдачи разрешений на их отправку. Порайонные комитеты должны были по указаниям Распорядительного комитета разрабатывать проекты передвижения различных грузов в своем районе, предоставлять внеочередность в его границах самостоятельно, а в смежных районах по соглашению с управлениями делами соответствующих комитетов 312.
Однако предпринятые в этом направлении шаги не дали положительного результата. Деятельность регулирующих центров взаимно перекрещивалась. Они дублировали друг друга. В связи с этим уже в мае 1916 г. возник вопрос об упразднении нового органа и передаче его функций старому Центральному комитету. План такой перестройки Временный распорядительный комитет одобрил 26 января 1917 г. Инициатива и здесь принадлежала «нейтральному» Согору. Представитель частных желез-
8*
227
пых дорог лишь активно поддержал внесенное Фроловым предложение 313.
До Февральской буржуазно-демократической революции царские чиновники так и не успели продвинуть решение этого весьма важного вопроса для государственного регулирования железнодорожного транспорта. Не очень спешила и буржуазия, когда она пришла к власти, хотя расстройство перевозок неуклонно усиливалось. Только 30 марта 1917 г. Временный распорядительный комитет дает представление в Особое совещание по перевозкам о необходимости слияния этих двух органов 314.
Проводившаяся в 1916 г. реорганизация отражала определенную тенденцию к расширению сферы государственного регулирования железнодорожных перевозок. Соответствующие меры осуществлялись при непосредственном участии предпринимательских организаций. К ним приступили уже в конце 1915 г., и они были вызваны совершенно очевидной неэффективностью шагов, предпринятых ранее в деле регламентации одних лишь военных перевозок. Так, в обзоре деятельности Временного распорядительного комитета за 1—15 декабря указывалось: «Особенное внимание уделялось развитию работ Петроградского узла, снабжению нужпым количеством подвижного состава горнозаводского района и Сибирской железной дороги»315. В период с 1 января по 8 февраля 1916 г. наряду с обеспечением интендантских перевозок комитет был озабочен доставкой грузов «заводов и фабрик, работающих на оборону», а также «продовольствия населению»316. Такой подход сохранился и в дальнейшем. Первоначально задачи Временного комитета ограничивались в основном (как указывалось во всеподданнейшей записке председателя Совета министров И. Л. Горемыкина 26 декабря 1915 г.) организацией плановых перевозок всех потребных для Петербурга и Москвы главнейших грузов 317. С 9 февраля по 31 марта Временный распорядительный комитет обсуждал «главным образом способы обеспечения успешности перевозки воинских и интендантских грузов, грузов в целях обеспечения заводов и фабрик, работающих на оборону, а также продовольствия населению»318.
Хотя элементы планомерности в организации железнодорожных перевозок приобретали все большее развитие, комитет был очень далек от сколько-нибудь последовательного осуществления этой задачи. На заседании Особого совещания по перевозкам 10 мая 1916 г. был постав
228
лен под сомнение сам действующий принцип регулирования. Выступая на этом заседании, представитель экспортной палаты Г. Я. Рохович заявил, что накопление на железнодорожных станциях остатков певывезенных грузов является «результатом системы предоставления внеочередности определенным лицам или учреждениям, а пе определенным родам грузов с определенными районами назначения». В связи с этим заявлением Особое совещание постановило избрать особую комиссию из Распорядительного комитета и семи специально выделенных лиц (включая представителей Земсоюза, Согора, Государственной думы) «для выяснения всех недостатков действующей пыне разрешительной системы перевозок продовольственных грузов»319.
Под руководством председателя Временного распорядительного комитета Н. П. Осипова комиссия заседала 25 мая 1916 г., и ею было «между прочим отмечено, что разрешительная система может считаться одной из причин наблюдающегося в настоящее время длительного нахождения на железнодорожных станциях в непогруженном остатке некоторых грузов, в том числе и продовольственных, причем рядом с ними ввозятся и отправляются новые грузы». Однако заключение это было сделано лишь предварительно. Комиссия постановила поручить председателям порайонных комитетов срочно собрать и разработать соответствующий материал 32°. Изучение этого вопроса до Февральской революции так и пе было закончено. В стране продолжала действовать крайне несовершенная система регулирования перевозок грузов, открывавшая самый широкий простор для различных злоупотреблений.
Временный распорядительный комитет пе только не смог разработать общий план перевозок, но и полностью реализовать даже намеченные планы перевозок грузов чрезвычайной срочности (войск, продовольствия, топлива и пр.). Для снабжения продовольствием важнейших центров страны перед Февралем 1917 г. пришлось, в частности, прибегнуть к такой чрезвычайной мере, как отмена ряда пассажирских поездов. На почве общегосударственной бесплановости и бессистемности в стране еще более усиливалась продовольственная, топливная и экономическая разруха в целом 321.
Несмотря на все огромные изъяны подобного планирования и регулирования железнодорожных перевозок, развитие их в годы войны свидетельствует о дальнейшем
229
развертывании аппарата общественного хозяйствования, без которого была невозможна сколько-нибудь нормальная жизнедеятельность важнейших отраслей экономики страны. В связи с утверждением в России хотя и несовершенной системы государственно-монополистического капитализма (менее развитой по сравнению с передовыми капиталистическими странами) характерным является укрепление государственно-монополистических тенденций и в железнодорожном деле. Приведенный выше материал подтверждает основательность такой оценки. Расширение системы государственного регулирования железнодорожного транспорта, несмотря на всю его ограниченность, объективно отражало процесс созревания в стране материально-организационных предпосылок для последовательного социалистического обобществления этой отрасли экономики, т. е. процесс утверждения материальных предпосылок для социалистической революции.
Меньшее развитие отмеченные явления получили на водном транспорте.
Что касается морских перевозок, то каботажный флот в преобладающей его части оказался в ведении Морского министерства. Морские же перевозки из-за границы, Особым журналом Совета министров, утвержденным царем 28 января 1916 г., были передоверены правительству Великобритании. Для обсуждения вопросов, связанных с этими перевозками, морскому министру было предложено организовать Особое совещание. 11 марта Николай II согласился с решением Совета министров, утвердившим положение о совещании по морским перевозкам, подготовленное Морским министерством. Чисто бюрократическое, составленное из представителей различных ведомств, совещание должно было определять очередность перевозок тех или иных грузов из Англии и США. Для решения вопросов, требующих специальных познаний, председатель совещания, назначенный высочайшей властью из чинов морского ведомства, мог приглашать на заседания «сведущих лиц»322.
Речные перевозки в России в условиях военного времени также не подвергались сколько-нибудь серьезной государственной регламентации вплоть до конца 1915 г. В связи с этим фрахты неуклонно возрастали. Грузы неохотно передавались на речной транспорт. Они отправлялись на железные дороги, еще более перегружая их 323. Недостаточное использование речного транспорта побудило Министерство путей сообщения 24 декабря 1915 г.
230
предложить проект создания Временного распорядительного комитета по водным перевозкам. Царь 17 января 1916 г. утвердил Особый журнал Совета министров, в соответствии с которым вводилось в действие положение о таком комитете 324. В нем провозглашалось: «В целях успешного использования речного флота для планомерных перевозок по внутренним водным путям топлива и продовольственных и военных грузов в составе Министерства путей сообщения учреждается Времеппый распорядительный комитет по водным перевозкам». Председателем нового органа был назначен начальник управления внутренних водных путей и шоссейных дорог. В состав его наряду с многочисленными чиновниками вошли представители буржуазных общественных организаций (Земсоюз, Со-гор, ВПК), Совета съездов судовладельцев, Совета съездов судовладельцев Волжского бассейна, а также Совета съездов судовладельцев Амурского бассейна и местных порайонных съездов судовладельцев других водных бассейнов с правом голоса по делам, относящимся к их водным путям 325.
На Временный распорядительный комитет возлагалась обязанность составления плана водных перевозок, установления очередности отправления грузов, распределения (в случае необходимости) грузов между транспортными предприятиями, установления предельных цен за перевозку грузов и буксировку судов. Однако ему предписывалось избегать «по возможности прямого вмешательства в хозяйственные распоряжения судовладельцев»326.
Введение указанных норм регулирования водных перевозок неизбежно сопровождалось расширением сферы действия и организационным укреплением предпринимательских организаций судовладельцев, функции которых расширялись в связи с все более активным участием в нормировке фрахтов. Так, в июле 1916 г. Временный распорядительный комитет предложил судовладельцам через их представителей урегулировать вопрос о перевозках с грузоотправителями, угрожая принудительной арендой судов. Несмотря на такое предостережение, фрахты за короткий срок возросли на 30%. Поэтому Особое совещание по перевозкам поручило Временному распорядительному комитету выработать предельные ставки на вторую половину навигации 1916 г. Два заседания комитета в столице оказались безрезультатными. Это побудило руководителей комитета выехать в Нижний Новгород «для совместного обсуждения вопроса в соединенном заседа
231
нии с местным Порайонным водным комитетом и представителями судовладельцев и грузоотправителей». Здесь, на объединенном заседании Временного распорядительного комитета и Верхпеволжского Порайонного комитета, проходившем при широком представительстве судовладельцев под руководством заместителя председателя Временного комитета А. А. Якушева, были определены общие принципы повышения стоимости перевозок 327.
Для определения фрахтов па навигацию 1917 г. по Мариинской системе Временным распорядительным комитетом была создана специальная комиссия, действовавшая при активном участии судо- и пароходовладельцев. Она определила размеры повышения платы за буксировку по рекам Неве, Ковже и Шекспе, Белоозерскому и Онежскому каналам. Нормы увеличения стоимости буксировки по Шексне разрабатывались в тесном контакте с Рыбинским биржевым комитетом. Все принятые цены утвердил Временный распорядительный комитет 328.
Однако комитет был еще очень далек от того, чтобы обеспечить составление плана водных перевозок. В связи с этим летом 1916 г. возникло предложение о централизации всех договоров с судовладельцами. А. А. Якушев в выступлении па заседании Особого совещания по перевозкам 3 января 1917 г., объясняя причину появления такого предложения, говорил о «полной разрозненности самих судовладельцев, благодаря которой отправители грузов, в том числе и общественные организации... не знают, кто может перевезти грузы, куда может перевозить, где имеется свободное топливо и т. п.»329 Далее он продолжает: «Водное ведомство всячески старалось достигнуть объединения водного транспорта путем сношений с судовладельцами и с ведомствами, но результаты получились неудовлетворительными. Никаких данных ведомства не представили, потому что они сами не могут заранее определить, сколько у них будет грузов, из каких районов предполагается вывезти грузы и куда таковые были назначены...»330
Тем не менее разработанный в комиссии Временного распорядительного комитета по водным перевозкам план создания Особого совещания при комитете, которое должно было объединить и координировать работу речного транспорта, вызвал решительные возражения судовладельцев. Они были против сосредоточения в этом органе всех перевозок, а также особенно отрицательно отнеслись К идее создания хозяйственного совещания на чисто бю
232
рократической основе и даже без их участия. Проект вызвал также возражения и в Министерстве земледелия. Поэтому он был передан в новую междуведомственную комиссию, которая одобрила принцип не обязательности, а факультативности перевозок через Распорядительный комитет, что, в свою очередь, привело к выводу о ненужности Особого хозяйственного совещания331. На этой основе было скорректировано положение о Временном распорядительном комитете, вскоре утвержденное Особым совещанием по перевозкам. Права комитета были расширены.
Монополистические группировки, существовавшие до войны на речном транспорте, охватывали в основном пассажирские перевозки, а грузовой флот не был еще, видимо, готов к введению более всеобъемлющего и эффективного государственного регулирования. Без прямого участия в проектировавшемся органе судовладельцы к тому же не имели возможности достаточно последовательно защищать и отстаивать свои интересы.
Летом 1916 г. в рамках перевозочного отдела Центрального ВПК обсуждался также вопрос о возобновлении коммерческих рейсов в Черном и Азовском морях. Предполагалось использовать суда, которые Морское министерство могло предоставить для перевозки гражданских грузов и пассажиров. Такие суда оно склонялось передать их владельцам. Доходы и расходы по этим операциям намечалось отнести на счет министерства. Фрахты должны были устанавливаться в зависимости от себестоимости перевозки. Для сношения с ведомством по вопросам обеспечения судов топливом, командами и прочим намечалось создать специальный исполнительный орган. Совещание при перевозочном отделе Центрального ВПК одобрило предложение Совета съездов судовладельцев по этому вопросу. Совет заявил также, что если правительство не пожелает создать специальный исполнительный орган судовладельцев, то он «изъявляет готовность взять это на себя»332.
Все отмеченные в водном транспорте явления имели еще зачаточные, неразвитые черты. Однако эволюция их шла в том же русле, что и в сферах экономики, где монополизация имела большую завершенность — в направлении зарождения и укрепления монополистических соглашений. Тенденции эти сопровождались определенным развитием учетно-регистрационного и распорядительного аппарата в предпринимательских организациях и в государственных учреждениях.
233
5.	Упрочение позиции финансового капитала и банковских монополий
В условиях военного времени операции российских частных коммерческих банков значительно расширились, а их роль в экономической жизни все более возрастала. Так, в докладе правления Азовско-Донского банка (май 1917 г.) о роли банков во время войны отмечалось, что громадные военные расходы, с одной стороны, привели к возрастанию общей суммы денежного обращения в стране, а с другой — создали огромные денежные капиталы, сосредоточенные в банках коммерческого кредита. Средства их увеличились приблизительно на 5,8 млрд руб. Часть их была использована для финансирования железных дорог, промышленности, земских и городских учреждений. Сумма этих расходов определялась цифрой 1,2—1,5 млрд руб. На огромные суммы частные коммерческие банки приобрели государственные ценные бумаги: облигаций займов — на 6,2 млрд руб., железнодорожных облигаций — на 0,35 млрд руб. и 5% обязательств Государственного казначейства — на 2 млрд руб. В общей сложности денежные средства, прямо или косвенно предоставленные банками для удовлетворения потребностей, вызванных условиями военного времени, достигали 9 млрд руб., что давало 45% всех колоссальных средств, израсходованных на эти цели внутри страны 333.
О возрастании мощи частных коммерческих банков в годы войны наглядно свидетельствуют сведения об объеме их основных финансовых операций. Если на 1 января 1914 г. собственные капиталы банков составляли 836,5 млн руб., вклады и текущие счета — 2539 млн руб.„ а общие балансы — 6233 млн, то на 1 января 1917 г. эти показатели соответственно были 1082 млн руб., 6844 млн и 13507 млн руб.334 При этом заемные операции банков, по существу, не обнаружили прироста. Особенно заметно сокращается общий удельный вес переучета и перезалога ценных бумаг в Государственном банке. Если на 1 января 1914 г. он достигал 334,7 млн руб., то на 1 января 1917 г.— лишь 323,3 млн руб. Только на отдельных этапах (по преимуществу в связи с интенсивной реализацией государственных займов) эти операции несколько расширялись, в частности до 432,1 млн руб. На деле же, при общем увеличении баланса частных коммерческих банков в 2Л5 раза2 в абсолютных выражениях эти операции оста
234
вались, следовательно, приблизительно на прежнем уровне, а относительно — существенно сокращались 335. Такое положение не могло не способствовать ослаблению зависимости частных банков от Государственного банка.
Для распространения государственных военных займов коммерческие банки создали специальный синдикат, который заключил договор с Министерством финансов об условиях их размещения на внутреннем рынке. При покупной цене в размере 93% передача облигаций клиентам не разрешалась ниже 95% их стоимости как для всех частных банков, так и для правительственных органов 336. К 1 января 1917 г. синдикат банков реализовал более 50 % облигаций военных займов, выпущенных в России (на 4033 млн из 8 млн руб.)337.
Подчеркивая свою организующую роль в деле расширения работы промышленности на войну, представители банков в докладной записке, представленной царским министрам 23 марта 1916 г., утверждали: «Являясь единственной в России активной и организованной финансовой группой, коммерческие банки вызвали к жизни целый ряд могущественных промышленных предприятий, способных содействовать ведению войны и изготовляющих ныне на сотни миллионов рублей предметов на нужды обороны»338.
Это откровенное признание само по себе уже является наглядным свидетельством укрепления позиций крупнейших банков в сфере промышленного производства и расширения ими, в частности, тех военно-промышленных группировок, которые складывались еще перед войной 339.
Следует при этом заметить, что этот процесс было бы неверно рассматривать лишь как простое прямолинейное движение вперед. В реальной действительности он зачастую сопровождался и осложнялся теми или иными отклонениями и зигзагами, которые обусловливались общими особенностями социально-экономического развития данного момента.
В качестве известного отклонения можно рассматривать, в частности, и секвестр Путиловского завода, являвшегося до этого базовым предприятием военно-промышленной группировки Русско-Азиатского банка, в начале 1916 г. Он, естественно, был связан с радикальными изменениями организационных форм взаимоотношений Русско-Азиатского банка с рядом контролируемых им промышленных предприятий. Ио нельзя пе признать, в первую очередь^ и того, что объективно эта мера означала
235
серьезную поддержку правительством банковских монополий и контролируемых ими крупнейших предприятий. Являясь своеобразным источником финансовых ресурсов, опа позволила банкам эффективнее использовать свои средства на направлениях (горное дело, металлургия и пр.), более для них выгодных и перспективных в условиях военного времени 34°. Видный деятель партии кадетов А. И. Шингарев в связи с обсуждением вопроса о секвестре Путиловского завода в Особом совещании по обороне в 1916 г. заявлял: «Из обстоятельств данного дела обнаружилось влияние па дела государства безответственной, по чрезвычайно могущественной власти банков»341. Руководящая группа всеми средствами стремилась обеспечить финансирование развития завода за счет казны. Особое значение при этом имели многомиллионные авансы под полученные выгодные заказы на поставку снарядов, выполнение которых, как правило, сильно затягивалось. Среди лиц, знавших условия нового заказа, для выполнения которого банки намеревались добиться кредита еще в 60 млн руб., он получил наименование «проекта ограбления российской казны»342.
Путиловский завод требовал огромных оборотных средств. Секвестр его для группы Русско-Азиатского банка в конечном счете был выгодной комбинацией. Сохранив свои долговременные интересы, опа избавилась от многомиллионных расходов, необходимых для финансирования гигантского по тому времени предприятия. Положение с секвестром Путиловского завода не являлось каким-либо исключением. Исследователь, специально изучивший этот вопрос, отмечает, что «секвестрировались только те предприятия, которые становились обременительными для владельцев и не имели хороших перспектив па ближайшее будущее»343.
О таком подходе финансовых воротил свидетельствовал и отказ владельцев Путиловского общества в начале марта 1917 г. взять завод из секвестра. Он мотивировался чисто формальным предлогом. Истинные причины заключались в том, чтобы оставить в руках казны бесперспективное производство (кораблестроение), которое не располагало достаточно выгодными казенными заказами. Основную же часть Путиловского завода намечалось слить с заводами Парвиайяепа и Юза, с последующим затем перенесением всего производства в Донецкий бассейн. Само собой разумеется, вся эта комбинация осуществлялась под руководством Русско-Азиатского банка 344.
236
Еще с середины 1916 г. Русско-Азиатский банк заключил договор о покупке контрольного пакета акций Новороссийского общества (завод Юза), который сразу же был передан обществу «Парвиайнен»346. К началу марта 1917 г. значительная часть намеченных банком мер была реализована. На совещании правительственного правления Путиловского завода с правлением, избранным акционерами, 6—7 марта 1917 г. сообщалось о выполнении группой Русско-Азиатского банка планов слияния заводов Юза и Парвиайнена. Для решения этой задачи основной капитал общества «Парвиайпен» увеличивается сразу в 4 раза. Почти заканчивалось строительство нового завода на территории Новороссийского общества. Значительная часть заводов Парвиайнена была уже перебазирована в Донбасс. Окончательный перевод предприятия предполагалось осуществить летом 1917 г.346
Следовательно, секвестр Путиловского завода, являвшийся выгодной финансово-экономической операцией для контролировавших предприятие банковских кругов, развязал им руки и позволил форсировать перестройку корпорации, упорно создававшейся ими в машиностроении и металлургической промышленности, превратив теперь в базовое предприятие для осуществления своих претенциозных планов общество «Парвиайнен».
Такой оценке лишь на первый взгляд противоречат бурные словесные протесты и резкие заявления А. И. Путилова против секвестра завода на заседаниях Особого совещания по обороне и на I съезде представителей металлообрабатывающей промышленности. В своей среде (на съезде) он особенно негодовал но поводу действий А. И. Гучкова, объявив его виновником реквизиции Путиловского завода. Этот пыл будет более понятен, если учесть, что по инициативе того же Путилова создавался Совет съездов представителей металлообрабатывающей промышленности, рассматривавшийся в качестве противовеса Центральному ВПК, якобы «подмявшему» Совет съездов представителей промышленности и торговли, в котором лидеры петроградских финансовых кругов и машиностроительных монополий утратили (по их же собственному признанию) прежнее влияние 347.
Русско-Азиатский банк в годы войны упорно комплектовал финансово-экономическую корпорацию в тяжелой промышленности. Об этом свидетельствует и тот факт, что в перечне предприятий (по данным технической комиссии по делам бывшего Русско-Азиатского банка), акции
237
которых в значительном количестве имелись в его портфеле или которым предоставлялись большие кредиты, наряду с железными дорогами и нефтепромышленными предприятиями зафиксирована группа крупных машиностроительных и металлургических заводов. В их числе помимо общества «Парвиайнен» мы находим общество Брянского рельсопрокатного завода, товарищество «Дангауэр и Кайзер», Русское общество машиностроительного завода Гартмана, Товарищество Петроградских вагоностроительных заводов и др. Удельный вес их в списке перечисленных предприятий превышал 15 %348.
Весьма интенсивно в сфере промышленного производства в годы войны продолжали действовать и другие частные коммерческие банки (Петроградский учетный и ссудный, Международный, Русский для внешней торговли, Русский торгово-промышленный и пр.)349. Под руководством Международного банка в 1916 г. начинается перестройка корпорации «Наваль» — «Руссуд» в целях использования в будущем южных заводов для выпуска коммерческих судов. На севере ту же задачу намеревалось решать общество «Петровская верфь», возникшее в ноябре 1916 г. на основе общества «Ноблесснер». Эти частные реорганизации были нацелены на создание судостроительной базы для проектировавшегося Международным и Учетно-ссудным банками грандиозного треста «Русский торговый флот». Планы эти вынашивались еще с лета 1916 г.360
Устав общества «Русский торговый флот» был представлен на утверждение такими известными финансовыми деятелями, как тайный советник Утин, действительный статский советник Вышнеградский и статский советник Плотников. Основной капитал общества определялся в 15 млн руб., но предполагалось выпустить на 135 млн руб. облигаций, обеспеченных правительственной гарантией выплаты 5% дивиденда. Общество намеревалось заняться постройкой простейших судов, предполагая ежегодно выпускать 24—25 пароходов водоизмещением в 7,5 тыс. тонн каждый Зб1. Для сравнения полезно напомнить, что на 1 января 1914 г. в составе торгового флота России на внешних морях числилось 800 пароходов общей вместимостью 406 282 тонны 362.
К этому времени частные коммерческие банки, по существу, овладели также контрольным пакетом акций Русского общества пароходства и торговли, издавна находившегося под покровительством правительства. В июле
238
1916 г. из 20 тыс. акций общества банкам принадлежало 9317, в том числе Сибирскому торговому банку — 5919,: т. е. почти 1/3. По этому поводу председатель правления общества писал в Министерство торговли и промышленности, добиваясь выпуска новых акций и покупки их правительством: «Ясно, что тот банк, который является держателем почти трети акций, легко может скупить от прочих банков еще 3000 акций, находящихся в их владении, и станет полным хозяином дела, в особенности прибегнув к фиктивному распределению акций между своими служащими, дабы получить на собрании абсолютное большинство голосов. Получив данное большинство, он по своему усмотрению назначает членов правления, совета и, значит, направляет де ательность общества, как вздумает, сводя практически к нулю контроль Правительства,; ибо члены правления общества от Правительства будут бессильны бороться с этой деятельностью»353. Если банки не спешили довести дело до конца, то, видимо, по той причине, что в условиях военного времени они считали это преждевременным.
В последние месяцы 1916 г. сфера морского транспорта привлекла также внимание одного из крупнейших в России речных транспортных предприятий — общества «Кавказ и Меркурий». Оно становится ядром мощного судоходного треста, формируемого Одесским купеческим банком, реорганизованным в Русский торговый и транспортный банк. В связи с этими планами основной капитал общества был удвоен (с 5625 до 11250 тыс. руб.)354.
Коммерческие банки в годы войны получили еще один рычаг воздействия на промышленные предприятия и немаловажный источник дополнительных доходов. 23 июля 1914 г. по ходатайству промышленников о выдаче им задаточных денег в увеличенном размере и без обеспечения ценными бумагами Совет министров постановил разрешить производить выдачу авансов по казенным подрядам и поставкам в размере 65% от суммы заказа, но под обеспечение по гарантийным письмам коммерческих банков, утверждаемых Министерством финансов. Вознаграждение банкам за предоставление писем первоначально составляло 3%, а затем оно было повышено до 4%. Появились и другие поборы. При этом получать такие письма становилось все труднее и труднее. Это побуждает крупнейшие промышленные предприятия ходатайствовать о выдаче им авансов без гарантии 355. В отчете инспектора по обследованию деятельности Русско-Азиатского банка, в частности
239
указывалось, что «гарантийная операция, являясь, в сущности, безденежной операцией, в то же время представляется для банка и ,,хлебной“ операцией, давая от 4 до 6% годовых, иногда даже со взиманием процентов за год вперед»366.
Именно в годы войны дальнейшее развитие получили тенденции к определенному организационному оформлению высших типов монополистических объединений. Усиление концентрации и централизации капитала стимулировало создание под руководством или при поддержке банков предпринимательских корпораций (о чем уже говорилось выше) и объединений типа концернов. Значительный интерес в этом плане представляла деятельность Н. А. Второва, опиравшегося первоначально на Сибирский банк, а затем на организованный им Московский промышленный банк. Он объединяет первоклассные текстильные предприятия, организует заводы в новых отраслях промышленности («Русскокраска», «Коксобензол», «Электросталь», снарядный завод, фабрика фотопластинок), скупает контрольные пакеты паев многих цементных предприятий в центре России. Весьма успешно, хотя и несколько по иным направлениям, действовали Рябушин-ские, использовавшие финансовые ресурсы своего Московского банка. Они, сохраняя позиции в хлопчатобумажной промышленности, особенно интенсивно внедрялись в льняную и лесную промышленность, в конечном счете стремясь овладеть льно- и лесоэкспортом, обещавшим в перспективе большие поступления валюты. Помимо этого они строили автомобильный завод в Москве, намечали развернуть под своим руководством комплекс горнодобывающих и машиностроительных предприятий на Урале и в Поволжье, активно нацеливались на разработку нефти Европейского Севера Зб7.
Аналогичные черты имела и деятельность К. И. Яро-шинского, «собравшего» в своих руках ряд сахарных заводов, которые он пытался объединить, опираясь на поддержку киевских банков 368. В апреле 1916 г. он заключил соглашение с Британским банком для внешней торговли о продаже ему 30 тыс. акций Русского торгово-промышленного банка Зб9. Эта и другие финансовые комбинации требовали от Ярошинского мобилизации всех средств. Сколько-нибудь значительными резервами он не располагал. Поэтому он вынужден был закладывать акции принадлежавших ему предприятий. «Акции заводов, собственником которых он состоит,— по его признанию,—
240
находятся на онкольном счету разйых банков. Он, Йро-шинский, хотя и состоятельный человек, по, конечно, не располагает теми капиталами, на которые у него имеется акций. Необходимы оборотные средства. И поэтому акции его находились в различных киевских банках, и у него большая задолжность». Начиная с весны 1916 г. Ярошип-ский от имени группы помещиков-сахарозаводчиков (Потоцких, Бранницких и др.) вел переговоры с представителями американских деловых кругов в Петрограде, проявивших интерес к сахарной промышленности в России. Так как могли возникнуть затруднения формального характера, то они предполагали создать «кооператив» при Киевском частном коммерческом банке, значительный пакет акций которого находился у Ярошинского, стремившегося обеспечить кредит для собственных заводов и заводов целой группы дружественных помещиков-сахарозаводчиков. Однако на деле речь шла о более тесном сотрудничестве Ярошинского с американскими капиталистами. Он, видимо, скорее выступал посредником в деле скупки ими предприятий российской сахарной промышленности. Сам он на предложенный ему недвусмысленный вопрос о том, не могло ли в результате намечаемых комбинаций большинство акций оказаться в руках иностранных капиталистов, не дал прямого ответа. Однако Ярошинский и не отрицал такой возможности 360.
Спекулятивный характер деятельности был весьма заметен и в других концернах военного времени. Особую активность в канун Февральской буржуазно-демократической революции проявил военно-инфляционный концерн Путилова — Стахеева — Ватолина, для которого был присущ многоотраслевой характер. Головное предприятие концерна товарищество «И. Стахеев и К°» всемерно использовало поддержку Русско-Азиатского банка и его руководителя А. И. Путилова. В делах товарищества руководящая роль принадлежала И. И. Стахееву и П. П. Ватолину. Опираясь на финансовую мощь банка, концерн приобретал в собственность предприятия, организовывал дочерние фирмы, собирал контрольные пакеты акций и т. п. Он успешно действовал в нефтедобывающей промышленности (Эмбинский район), в текстильном производстве и хлопковой промышленности, бумажно-полиграфическом, мукомольном и хлеботорговом деле, а также в сфере железнодорожного предпринимательства 361.
Расширение товарно-ссудных операций и торговокомиссионной деятельности частных коммерческих бан-
241
йов в годы войны было настолько значительным и очевидным, что они не имели возможности скрывать этот бесспорный факт. Поэтому в официальных записках своей организации финансовые магнаты пытались дать такое освещение этого вопроса, которое позволяло бы подчеркнуть лишь позитивные стороны более прочного внедрения банков в частный торгово-промышленный аппарат. Они отмечали, что, «конкурируя между собой, банки организовали крупное число местных средних и мелких торговцев», что «создание на местах торговых посредников устранило в известной степени монопольное положение крупных немногочисленных сил», от чего выиграли и производители, и продавцы товаров 362.
Л. Е. Шепелев, на наш взгляд, справедливо оспаривает это тенденциозное утверждение. Он указывает, что как документы фондов самих банков, так и материалы ревизии крупнейших частных коммерческих учреждений в конце 1916 — начале 1917 г. убедительно его опровергают. Более того, они наглядно свидетельствуют об определенно выраженной тенденции со стороны банков монополизировать сбыт тех или иных товаров 363.
Вопрос о торговой деятельности банков в связи с вакханалией спекуляции был подвергнут даже специальному обсуждению на заседании Особого совещания по обороне 16 марта 1916 г. Несмотря на успокоительные заверения министра финансов П. Л. Барка, А. И. Шингарев утверждал, что «Министерство финансов недостаточно использует права кредитной канцелярии и выжидает указаний со стороны на спекулятивные действия банков, вместо того чтобы по своему почину расследовать балансы и энергично пресекать незакономерную торговлю банков». В. В. Жуковский также призывал министра «приостановить спекуляцию, хотя бы личным воздействием на директоров банков, каковой прием давал неоднократно благие результаты»364.
Расширение объема и сферы операций частных коммерческих банков само по себе уже стимулировало развитие тенденций к дальнейшей концентрации и централизации финансового капитала. Наблюдается известная консолидация их сил. Сотрудничество банков и взаимное проникновение их в дела друг друга усиливаются. Внешним проявлением этого процесса, с одной стороны, могут служить сведения о количестве ценных бумаг русских коммерческих банков, находившихся в портфелях каждого из них.
242
Так, Азовско-Донской банк на 1 июля 1916 г. имел 105461 акцию, а на 1 января 1917 г.— 120107 акций, Русский для внешней торговли — соответственно 83 275 и 82 215, Русско-Азиатский — 36 729 и 91527, Международный — 43134 и 53 741, Русский торгово-промышленный — 42 958 и 38 293. С другой стороны, у всех крупнейших банков на тот же период времени насчитывалось акций Азовско-Донского банка 76 121 и 81 722 (в том числе у самого правления — 24655 и 28 268), Русского для внешней торговли банка — 91145 и 89 091 (в собственном распоряжении — 32 442 и 33 133), Русско-Азиатского банка — 24 126 и 51 251 (в своем портфеле — 4694 и 7724), Международного — 109 702 и 108 597 (в своих руках — 34819 и 32 599). Заметно активизировались и московские банки. В частности, Московский купеческий банк имел 54 705 и 76 569 акций учреждений коммерческого кредита (на те же даты), значительная часть которых приходилась на ценные бумаги петроградских банков (Волжско-Камского, Русского торгово-промышленного и др.). Значительное количество их имелось также в Петроградской конторе Московского купеческого банка (более 60 тыс.), в том числе на 1 июля 1916 г. насчитывалось 8709 акций Азовско-Донского банка, 14 199 — Петроградского частного, 7890 — Русского для внешней торговли банка и др. В портфеле Московского купеческого банка находился также весомый пакет акций Московского промышленного и Московского банков. Что касается паев Московского купеческого банка, то у петроградских банков они насчитывались лишь единицами. В Московском банке количество ценных бумаг частных учреждений коммерческого кредита с 1 июля 1916 г. по 1 января 1917 г. сократилось с 55 756 до 31115 штук (в первую очередь за счет продажи пакета паев Русского торгово-промышленного банка после неудачной попытки овладеть этим коммерческим учреждением). Однако в петроградском отделении банка количество их все же увеличилось (с 11 559 до 29 887). Банк имел акции (хотя и в ограниченных размерах) почти всех ведущих петроградских кредитных учреждений. Особенно внушительным на 1 января 1917 г. оказался пакет (17 000 штук) московского Соединенного банка. Акции Московского банка у петроградских банков были редкостью. Лишь московское отделение Русского для внешней торговли банка па 1 июля 1916 г. собрало 10 тыс. штук, но к 1 января 1917 г. эта цифра заметно сократилась 366.
243
Эти данные свидетельствуют об усилении процесса переплетения интересов крупнейших коммерческих банков, взаимопроникновения тех или иных финансовых групп, с одной стороны, и об интенсивно продолжающейся капиталистической централизации банковского дела — с другой. Еще в начале войны между Петроградским частным коммерческим банком и другими банками велись переговоры об обмене пакетами акций 366. Определенное сближение наблюдалось и между периферийными частными учреждениями коммерческого кредита, которые на своем съезде в Петрограде «решили объединиться в союз с особым союзным банком во главе»367. Московские банки и банкирские конторы на совещании при Московской бирже 19 августа 1915 г. под председательством П. П. Ря-бушинского пришли к соглашению принять на себя выработанные ими обязательства, несколько затрудняющие операции спекулянтов, игравших на разнице курсов тех или иных ценных бумаг 368.
В Петрограде с начала войны все большую регулярность приобретали частные собрания представителей крупнейших (по преимуществу петроградских и московских) акционерных коммерческих банков, которые собирались в помещении Петроградского учетного и ссудного банка под председательством Я. И. Утина. С июля 1914 г. по март 1915 г. состоялось 19 таких заседаний, т. е. они приобрели, видимо, известную периодичность (2 раза в месяц). На них обсуждались вопросы реализации государственных займов и взаимных расчетов банков в связи с военными обстоятельствами 369. Фактически с этого времени начала действовать новая организация, которую банкам до Февраля 1917 г. так и не удалось легализировать. «Финансовая газета», сообщая об отказе банков принять устав организации, утвержденный Советом министров, но не устраивающий финансовые круги, сокрушалась, что «Совет съездов, который фактически функционирует уже третий год, должен будет приостановить, по-видимому, свою деятельность»370.
К концу 1915 г. на внутреннем денежном рынке России возникли серьезные затруднения с приобретением валюты. Расценки на пее резко повысились 371. Это побудило Особенную канцелярию Министерства финансов по кредитной части для урегулирования оборотов с иностранной валютой 16 января 1916 г. созвать совещание представителей ведущих петроградских банков, которое высказалось за создание Особого расчетного отдела по ва
244
лютной операции. Представители кредитной канцелярии, Государственного банка и частных коммерческих банков должны были теперь ежедневно собираться для установления курса валюты. Все сделки на валюту по курсу, превышающему установленные нормы, запрещались. Были намечены меры, призванные обеспечить устанавливаемый совещанием обменный курс. Кредитная канцелярия направила всем учреждениям распоряжение о немедленном прекращении всяких самостоятельных операций с валютой и производстве их с 25 января не иначе как через представителей байков па собраниях Особого расчетного отдела 372. Циркуляром от 5 марта кредитная канцелярия разрешила банкам и банкирским домам, непосредственно не участвующим в расчетном отделе, производить самостоятельные валютные операции на сумму не свыше 2 тыс. руб. По более значительным сделкам им предлагалось обращаться к другим учреждениям коммерческого кредита 373. Осуществление этих мер способствовало укреплению курса рубля.
Менее успешными оказались первые попытки общегосударственного регулирования денежных операций на внутреннем рынке. Однако тенденции в этом направлении приобретали все большую определенность.
В связи с неудачей планов изменить состав Комитета финансов и создать хоть какое-то подобие «финансового генерального штаба» не без влияния крупнейших частных коммерческих учреждений продолжается упорное давление на правительство с целью расширения представительства различных финансовых, промышленных и торговых групп в совете Государственного банка. В Государственную думу, в частности, 32 депутатами (М. В. Родзянко, С. И. Шидловский и др.) 26 февраля 1916 г. было внесено соответствующее законодательное предположение. Однако царские министры, ссылаясь на готовящийся в финансовом ведомстве проект нового устава банка, которым предусматривалось некоторое изменение его совета, не спешили делать какие-либо существенные уступки 374.
По мере развертывания деятельности организации объединенных банков ее легализация становилась все более злободневной. Поэтому еще в конце 1915 г. секретарь Комитета съездов акционерных коммерческих банков В. М. Русаков подготовил записку о радикальной его перестройке в целях оперативного решения вопросов «общей финансовой политики байков, банковой техники
245
и счетоводства», а также для руководства операциями, «касающимися совместного участия банков в разных делах и предприятиях»375. Под председательством А. И. Вышнеградского в январе 1916 г. была создана комиссия по созыву III съезда представителей банков 376. В середине марта 1916 г. совещание представителей банков, только что заключивших соглашение о реализации нового военного займа, обсудило проект подготовленной комиссией докладной записки министру финансов о необходимости созыва такого съезда представителей акционерных коммерческих банков 377.
В ней подчеркивалось, что работа банков по мобилизации промышленности и их содействие государству в деле реализации займов потребовали пе только крайнего напряжения сил, но и солидарности во всех действиях, единства финансовой политики. К тому же задача развития промышленности после войны требовала, по их мнению, высокого уровня организации капитала. «А такая организация,— утверждали они,— возможна лишь при теспом единении и содействии всех банков». В этих целях они считали необходимым периодически созывать в Петрограде съезды представителей банков и создать постоянный комитет съездов с широкими функциями. Он должен был обеспечивать, во-первых, интересы акционерных коммерческих банков в правительственных и общественных учреждениях; во-вторых, координировать их общую политику; в-третьих, совершенствовать и унифицировать банковскую технику; в-четвертых, устанавливать возможное единообразие в уставах. Уполномоченные Комитета съездов должны были участвовать в реформированном Совете Государственного банка 378. Ходатайство о созыве съезда перед министром финансов было возбуждено 23 марта 1916 г.
Идеи и предложения, высказанные банками, получили горячее одобрение в журнале «Промышленность и торговля». Профессор М. Бернацкий в статье «К вопросу о мобилизации промышленного кредита», изложив основные положения записки банкиров, горячо одобрил идею централизации частного коммерческого кредита. Он утверждал: «Нам нужна рациональная объединенная политика коммерческих банков, а не разрозненные выступления отдельных институтов, иногда спаиваемых на время случайными целями и актами»379.
Иным было отношение правительственных сфер. Министерство финансов 25 апреля выступило с законопроек
те
том «О расширении правительственного надзора над ак-циоиерпыми коммерческими банками», которым во время войны намечалось над ними осуществлять чрезвычайные функции по контролю и ревизиям, вплоть до права министра финансов отстранять директоров банков 38°. Намечаемые проектом меры получили резкую критическую оценку в дружественной банкам печати. «Финансовая газета» определенно выразила неудовольствие проектом, указав, что он «носит ярко выраженный характер обвинительного акта против деятельности банков и прямо... ставит им в упрек ряд незакономерных действий и операций»381. Тот же М. Бернацкий в органе Совета съездов представителей промышленности и торговли 14 мая осуждал путь организации финансово-экономической жизни, на который становилось Министерство финансов 382. Он произвел «чрезвычайно тягостное впечатление» и на банковские круги, хотя магнаты финансового капитала оказались достаточно авторитетными и влиятельными людьми, чтобы предотвратить утверждение царем нового законопроекта, несмотря па одобрение его Советом министров. Министр финансов, объясняя причину задержки с утверждением законопроекта, указывал на необходимость избежать недовольства финансовых кругов «в то время, когда для покрытия военных расходов приходится обращаться к кредиту и когда помощь частных кредитных учреждений является весьма существенною для размещения займов на денежном рынке».
Однако мысль об издании соответствующего закона в правительственных кругах все-таки не была оставлена. Новый проект закона, несколько смягчающий меры контроля и надзора над банками, был датирован 6 июня 1916 г.383 Одновременно Министерство финансов все же разрешило созыв III съезда уполномоченных акционерных коммерческих байков, который состоялся 9—11 июня 1916 г. В его работе участвовали 115 человек, представлявших 43 банка. В президиум его вошли три видных руководителя петроградских банков (А. И. Вышнеградский, А. И. Путилов, Л. Ф. Давидов) и два — московских (А. Д. Шлезингер и А. Н. Найденов)384.
Выступая перед банкирами, глава Совета съездов представителей промышленности и торговли В. В. Жуковский заявлял: «Дело образования съезда коммерческих банков есть дело большое. Оно именно содержит в себе начало той правильной, самостоятельной общественно-экономической политику которая нужна стране»385.
247
tto докладу В. Р. Йдельсона съезд принял резолюцию, в которой указывалось па необходимость коренной перестройки кредитного устава и уставов отдельных коммерческих банков. В ней предлагалось далее «по примеру Великобритании и других иностранных государств устранить ненужные стеснения для деятельности коммерческих банков и облегчить им обслуживание интересов торговли и промышленности». Было утверждено положение о съезде представителей акционерных коммерческих банков и избран Совет, в который вошли руководители наиболее значительных коммерческих учреждений. 25 июня Совет избрал комитет 386. Председателем Совета стал Я. И. У тип, а его товарищами — А. И. Вышнеградский и А. Д. Шлезингер. В комитет вошли также по два представителя от петроградских и московских банков, один — от периферийных коммерческих учреждений и один — от науки (М. И. Боголепов)387.
Совет возбудил ходатайство перед Министерством финансов об утверждении проекта Положения о съездах. 28 октября 1916 г. этот вопрос обсуждал Совет министров и проект был направлен на заключение министра юстиции, который предложил в проект дополнения о предоставлении министру финансов права «прекращать заседания съездов, а также устранять как выборных, так и назначенных должностных лиц организации, если деятельность ее будет нарушать законы или правила Положения». Хотя министр финансов заявил, что ему не нужно таких полномочий, которые не имеют другие министры по отношению к иным торгово-промышленным организациям, что он располагает другими средствами воздействия на коммерческие банки, если деятельность их организации примет нежелательное для правительства направление, Совет министров одобрил мнение министра юстиции, который в своем отзыве обратил внимание и на то, что «объединение коммерческих банков может иметь не только экономическое, но и крупное политическое значение». Поэтому он настойчиво предлагал «дополнить этот проект правилами в смысле подчинения съездов более строгому надзору правительства»388. Представители банков, узнав о решении Совета министров, через своих выборных сообщили министру финансов, что «при такой оговорке они не желают, чтобы Положение о съезде было утверждено, и предпочитают остаться при Положении 1874 г., которое хотя и не соответствует потребностям настоящего времени, но зато освобождает банки в их общественной оргапиза-
248
ции от несоответствующего достоинству Совета съездов административного надзора»389. Хотя организация банков, по существу, осталась нелегализированной, посягательств на ее деятельность со стороны ведомств все же не было.
Однако осенью 1916 г. в Совете министров происходило обсуждение нового законопроекта о расширении надзора за частными коммерческими заведениями. Министр торговли и промышленности Шаховской и министр финансов Барк высказывались против этого законопроекта, по он все же был принят Советом министров и 10 октября 1916 г. одобрен царем 39°. Закон, прошедший на основании статьи 87, предоставлял министру финансов право принимать меры по проверке соблюдения коммерческими банками действующих законов и распоряжений правительства и в случае нарушений привлекать их руководителей к ответственности 391.
Банкиры в этом новом законе усматривали проявление политики правительства на ограничение их деятельности. Они считали, что закон так широк и неопределенен, что позволяет при желании подвести под действие его любые коммерческие операции 392.
Несмотря па эти отрицательные факторы, перестроенная банками организация развернула более широкую деятельность, особенно после перехода из зданий Учетноссудного и Международного банков в специально оборудованное помещение в конце ноября 1916 г. Регулярно проводились заседания Совета, комитета, совещаний представителей банков, временных и постоянных комиссий, создаваемых по тем или иным специальным вопросам. Систематически собирались комиссии: 1) фондовых и онкольных отделений, 2) чековых отделений, 3) переводных и аккредитивных операций. Перед Февральской революцией функционировали также совещания по обсуждению законопроекта о чеках и по оздоровлению биржевого оборота 393.
Консолидация банков явилась той почвой, на которой проявилось их стремление к более масштабным и претенциозным комбинациям. Интерес, в частности, представляет их нацеленность на освоение русского Севера. В конце 1916 г. правительством было создано Особое междуведомственное совещание по устроению и развитию русского Севера под председательством А. Ф. Трепова. На одном из первых заседаний совещания было признано, что его «главнейшею задачею надлежит считать установление наиболее полного объединения лесной про
249
мышленности под руководством правительства 394. Вскоре появляется проект Министерства земледелия, предусматривающий создание объединенной экспортной правительственной организации, включающей лесопромышленников. При государственной организации бюрократического характера, возглавляемой специальным уполномоченным, предполагалось создать лесоторговое совещание из семи представителей ведомств и двух лесопромышленников. Орган Совета съездов представителей промышленности и торговли, отрицательно оценивая развитие казенного предпринимательства и в этой сфере, в связи с намечающимися проектами писал, отражая позицию банковских кругов: «Мы не хотим навязывать своего проекта нового банковского учреждения для внешней торговли,— учреждения, к участию в котором должны быть привлечены наши крупные банки,— но мы твердо уверены, что с этого нужно начать. Пусть правительство получит право контроля, регулирования организации экспорта, пусть ему будет обеспечено участие в прибылях. Но основой монопольных организаций по экспорту должны быть не правительственные учреждения, а банки»395.
В периодической печати сразу же после фактической реорганизации банковского объединения, последовавшей за III съездом представителей частных учреждений коммерческого кредита, указывалось, что она приведет к устранению конкуренции между банками в операциях как с процентными бумагами, так и при предоставлении вексельного кредита. «Объединение банков,— утверждалось в журнале ,,Война и промышленность44,— несомненно представляет синдикат». «Образование синдикатов банков, — заявлялось далее,— сделает невозможным переход клиентов от одного банка к другому, припишет их наподобие крепостных к тем или иным банкам»396.
По всей видимости, не без воздействия определенных буржуазно-помещичьих кругов, напуганных консолидацией частных коммерческих банков, министр финансов признал необходимым «приступить к осуществлению надзора над банками». 10 октября 1916 г. этот вопрос обсуждался в Совете министров, который и возложил на министра финансов обязанность принимать меры к проверке деятельности частных коммерческих банков. В тот же день соответствующее положение Совета министров было утверждено царем 397. С конца октября в Министерстве финансов комплектовался Особый отдел по надзору за банками^ который был утвержден законом 19 декабря
250
1916 г.398 Тем временем 18 ноября министр финансов отдает распоряжение начать ревизию в крупнейших петроградских и московских банках. Для этой цели было выделено 30 чиновников 3".
Банковские круги и буржуазная пресса с самого начала отрицательно встретили эту ревизию. Газета «Биржевой курьер» опубликовала статью А. Гана «Что даст ревизия банков», в которой категорично заявлялось, что она «кроме шума и тревоги ничего положительного не даст», что «вопрос борьбы с торговой и спекулятивной деятельностью банков ни па один шаг не подвинется предпринятой ревизией. Ревизия, наоборот, окажет банкам большую услугу. Опа даст в руки банков официальный документ их непогрешимости»400. После сообщений об обнаруженных ревизией некоторых формальных нарушениях 401 газета информировала своих читателей, что «предварительное подведение ее итогов не позволяет ожидать каких-либо серьезных последствий для частных коммерческих банков. Хотя она установила отклонения от уставов у некоторых частных коммерческих банков Петрограда и Москвы, но ее результаты не давали основания для привлечения банков к ответственности за преступные деяния»402. Более сдержанную позицию занимала «Финансовая газета». Вплоть до Февральской революции в ней печатались уклончивые заявления о том, что ревизия еще не закончена* так как продолжается разработка и изучение собранных материалов 403. Однако и в этой газете еще в середине января промелькнуло многозначительное сообщение успокоительного характера: «В московских банковских сферах держатся того мнения, что ревизия явилась результатом желания министра финансов П. Л. Барка успокоить общественное мнение, так как в период, предшествующий ревизии, распространялись усиленные слухи о том, что банки принимают деятельное участие в спекулятивных операциях с товарами. Проникшие же в общество и печать слухи о том, что Министерство финансов желает ввести деятельность коммерческих банков в бюрократическое русло, абсолютно не соответствуют действительности»404.
Следовательно, в монополизации банковского дела в России за военные годы наблюдались заметные сдвиги, несмотря на попытки правительства осуществить ряд мер, объективно притормаживающих закономерные процессы, диктовавшиеся условиями развития военной экономики. В правящих верхах с опасением наблюдали за
251
дальнейшей консолидацией различных группировок финансового капитала и за неуклонным возрастанием роли финансовой олигархии в социально-экономической жизни страны. Царизм был серьезным препятствием на пути естественного исторического развития, хотя ему иногда еще и удавалось подкупать те или иные финансовые группы, предоставляя им наиболее благоприятные условия для получения максимально высоких сверхприбылей за счет ограбления всего трудового населения страны в первую очередь, а также посулами новых особых привилегий и льгот. Однако накануне Февраля 1917 г. эти привычные средства уже не оказывали обычного действия. Как известно, даже в петроградских финансовых кругах, теснее связанных с министерскими канцеляриями, все сильнее нарастало недовольство недальновидной и беспомощной политикой царизма. Крупные банкиры постепенно осознавали явную неспособность самодержавия обеспечить более или менее нормальное функционирование всего народнохозяйственного организма страны и предотвратить приближающийся революционный взрыв.
Глава пятая
ГОСУДАРСТВО
И КАПИТАЛИСТИЧЕСКИЕ МОНОПОЛИИ В БОРЬБЕ С РАБОЧИМ КЛАССОМ
1. Проекты милитаризации труда и тенденции к осуществлению либеральной политики по рабочему вопросу
Проекты мобилизации промышленности, появившиеся в различных ведомствах царского правительства в начале 1915 г., имели, как уже отмечалось, определенно выраженную антирабочую нацеленность х. По мере нарастания рабочего движения, особенно заметного с весны 1915 г., эти тенденции получали все большее развитие. Идеи милитаризации труда решительно поддерживались как лидерами Совета съездов представителей промышленности и торговли, так и руководителями московских торгово-промышленных кругов. Петроградское общество заводчиков и фабрикантов 26 июня 1915 г. постановило «ходатайствовать... о милитаризации рабочих вообще с оставлением таковых в обслуживаемых ими предприятиях, а не одних только квалифицированных рабочих, и о возвращении на заводы квалифицированных служащих и рабочих»2. Общее собрание механического отдела общества 9 июля 1915 г. решило добиваться у соответствующих властей введения «всеобщей милитаризации заводов, работающих на оборону». Была создана специальная комиссия, подготовившая проект милитаризации, хотя термин этот и не употреблялся3.
Московский областной ВПК 6 июля 1915 г. также одобрил программу милитаризации фабрично-заводского труда, в основу которой был положен французский опыт: «Выходом из создавшегося положения, по мнению Комитета,— как утверждал П. П. Рябушинский,— должно явиться принятие правительством решительных и срочных мер к изданию в России особого положения о военнообязанных рабочих по примеру декрета, изданного по этому поводу во Франции»4.
Вместе с тем в предпринимательских кругах вопрос о милитаризации труда решался весьма неоднозначно
253
Среди капиталистов серьезные опасения вызывали проекты милитаризации промышленности в целом, с которыми в правящих кругах все более были склонны увязывать милитаризацию труда. Полное подчинение предприятий военному ведомству, предусматриваемое, в частности, законопроектом Министерства торговли и промышленности, не могло не вызывать в их среде тревоги и опасений. Поэтому, видимо, тон их выступлений в конце июля 1915 г. становится несколько иным. А. И. Гучков в речи на I съезде ВПК 26 июля 1915 г. утверждал: «Этот вопрос — чрезвычайно сложный и деликатный: нужно много подумать прежде, чем издавать подобный закон». Резюмируя состоявшиеся прения, он даже предложил отвергнуть некоторые меры, идущие по линии милитаризации, направленные к стеснению перехода рабочих с одного предприятия на другое 5.
Капиталистов особенно беспокоили те расширяющиеся возможности вмешательства во внутреннюю жизнь заводов и фабрик, которые открывались законопроектами о милитаризации. На заседании совета механического отдела Петроградского общества заводчиков и фабрикантов 14 августа вырабатывалась общая линия к требованиям рабочих механических заводов увеличить заработную плату. Вопрос этот должен был обсуждаться па совещании у управляющего отделом промышленности Министерства торговли и промышленности. При этом капиталисты располагали сведениями, что там намеревались достаточно решительно высказать пожелание о повышении заработной платы рабочим. Стремясь организованно противодействовать нажиму чиновников, они постановили: «В договорные отношения сторон третьи лица вмешиваться не могут, если же, несмотря на это, все же последует вмешательство, то категорически заявить, что в таком случае предприниматели слагают с себя всякую ответственность за последствия, сведения же о заработной плате пока не выдавать»6.
Своеобразным центром обсуждения вопросов милитаризации промышленности являлось Особое совещание по обороне, на заседаниях которого они рассматривались хотя и пе регулярно, но весьма часто и, как правило, в связи с обостряющимся рабочим вопросом. Еще предшественник Особого совещания по обороне — Особое совещание для объединения мероприятий по обеспечению действующей армии предметами боевого и материального снабжения 4 июля 1915 г., оценивая опасность стачек.
254
возникших на некоторых частных предприятиях (Лесс-нера, тульских меднопрокатных), остановилось на проблеме милитаризации заводов. При этом представители промышленности (от торгово-промышленных кругов на заседании присутствовали А. И. Путилов, В. П. Литвинов-Фа линский, А. И. Вышнеградский, а от ВПК — В. В. Жуковский и Г. X. Майдель) призывали к осмотрительности в этом деле 7. Военный министр А. А. Поливанов обратился к И. Л. Горемыкину с докладом, в котором, указывая па сложность решения вопроса в законодательном порядке и па предложение совещания о безотлагательном проведении милитаризации заводов административным путем, считал, однако, меры, ранее предпринятые в этом деле, «пока вполне достаточными»8.
Несмотря на это соображение, Особому совещанию все же снова пришлось вплотную заняться вопросом о милитаризации. На 12 августа было намечено заседание совещания для обсуждения соответствующего проекта, разработанного Министерством торговли и промышленности. Чиновники предлагали «поставить как самую деятельность предприятий, так и взаимные отношения между заводоуправлениями и рабочими под непосредственное наблюдение правительственной власти». В этих целях «для регулирования деятельности мобилизованных предприятий» намечалось учредить специальные военно-заводские комитеты. Вопрос о мобилизации тех или иных предприятий должен был решаться военным или морским министром по согласованию с министром торговли и промышленности °. Однако уже при предварительном рассмотрении в Особом совещании он вызвал некоторые возражения, суть которых сводилась к тому, чтобы разработку всех вопросов милитаризации сохранить в Особом совещании. Поэтому 15 августа 1915 г. на заседании Особого совещания было поручено И. И. Дмитрюкову рассмотреть законопроект Министерства торговли и промышленности и представить в недельный срок доклад по этому вопросу. Через несколько дней (19 августа) с некоторой корректировкой это задание было подтверждено 10. На второе заседание Особого совещания по обороне 29 августа 1915 г. И. И. Дмитрюков представил обстоятельный доклад о проекте мобилизации промышленных предприятий, разработанном Министерством торговли и промышленности, и предложил переработанный вариант проекта. Большинство членов совещания «находило проектируемую меру глубоко государственною и справед-
255
ливою». Ссылаясь на опыт Германии, представители этого течения высказались за то, чтобы «зачислять в определенных случаях провинившихся рабочих в строй». Некоторые члены совещания (С. И. Тимашевг А. А. Добровольский) детально рассмотрели несовершенство законопроекта и показали его несогласованность с действующими законодательными нормами и полагали, что вопрос еще требует специального обсуждения. Весьма определенно были высказаны и скептические оценки проектируемых карательных мер за участие в забастовках. Меньшинство членов совещания (в том числе кадеты А. И. Шип-гарев, М. С. Аджемов и др.) признавали политически несвоевременным издание закона о милитаризации промышленных предприятий, «односторонне регулирующего жизнь, свободу и труд рабочих». Их беспокоила, однако, не эта предвзятость, хотя они и бросали камень в огород предпринимателей, прибыль которых не намечалось ограничить, как это было сделано в Англии. «По мнению меньшинства,— записано в журнале заседания,— момент для выработки мер для борьбы со стачками и уходом рабочих с предприятий уже упущен, ибо эти меры должны были быть проведены в начале войны; в настоящее же время проведение подобного законодательства может вызвать серьезное волнепие среди рабочих». Они полагали, что угрозы репрессий могут лишь подорвать якобы оборонческие настроения рабочих, которые надо было, по их мнению, поддерживать всеми средствами 11.
Совещание так и не пришло к сколько-нибудь единому решению. Оно признало необходимым сообщить все высказанные суждения в Совет министров. Это заключение и было одобрено председателем 12.
О милитаризации промышленности на заседании Особого совещания по обороне снова заговорили в самом конце 1915 г. На этот раз обсуждение развернулось в связи с внеочередным заявлением председателя Центрального ВПК А. И. Гучкова о необходимости введения в России института третейских судов или примирительных камер для рассмотрения конфликтов между работодателями и рабочими. Гучков ратовал за сохранение «социального мира» в целях «увеличения интенсивной деятельности промышленности». Этот вопрос члены совещания рассматривали одновременно с проблемой милитаризации промышленности, хотя признали необходимым решать его самостоятельно. Председатель Особого
256
совещания по обороне поддержал просьбу к министру торговли и промышленности по поводу скорейшей разработки законопроекта о примирительных камерах13.
Тем временем Военное министерство подготовило и внесло в Государственную думу проект «Положения о мобилизации промышленных предприятий». Новый законопроект уже не объявлял рабочих и служащих мобилизованных предприятий военнослужащими. Они лишь должны были получать отсрочку от мобилизации в армию на время работы, которую незамедлительно теряли в случае увольнения. Претензии рабочих и служащих по условиям труда должны были рассматриваться особым уполномоченным, а во второй инстанции — районными заводскими совещаниями с участием их представителей 14. Речь, следовательно, по существу, шла о создании разновидности казенных примирительных учреждений для разбирательства конфликтов предпринимателей и рабочих, первые проекты которых появились еще перед войной.
Такой подход пе мог пе вызывать недовольство предпринимательских организаций, в условиях войны все больше тяготившихся казенной опекой. II съезд ВПК в феврале 1916 г. «признал неприемлемым проект мобилизации промышленности, внесенный в Государственную думу правительством». Проходившее после съезда совещание Центрального ВПК, представителей других буржуазных общественных организаций и членов Думы также отвергло новый план милитаризации 15. И на заседании ЦК партии кадетов 4 марта 1916 г. он получил негативную оценку. Против него высказались П. Н. Милюков, Н. К. Волков, Н. В. Некрасов и др. На этом заседании сообщалось о проекте резолюции, внесенном прогрессистами, также осуждавшими подготовленную милитаризацию 16.
Мнение ВПК выражало позицию достаточно широких кругов крупной буржуазии России. В записке Центрального ВПК от 10 марта 1916 г. указывалось, что «ни угрозы отправки бастующих на фронт, ни репрессии по всем строгостям военных законов не достигают цели». Особое недовольство высказывалось по поводу того, что законопроект вместе с рабочими и служащими «закрепощает также и самих владельцев предприятий», что «вместо инициативы предпринимателей и рабочих» во главе дела он ставит волю уполномоченных военного ведомства 17. Наиболее определенно суть отрицательного тношения
9 в. Я. Лаверычев
257
капиталистов к рассматриваемому проекту была выражена в новой записке Центрального ВПК «Некоторые соображения о современном рабочем движении и необходимых мерах к его урегулированию». В ней наряду с указанием на опасность усиления стачечной борьбы пролетариата выражался протест против «мысли законопроекта поставить во главе фабрично-заводских предприятий страны особоуполномоченных лиц, мало компетентных, с огромными полномочиями». Особые возражения вызывала также та часть проекта, которая намечала «принудительное воздействие военных властей на администрацию завода»18.
Пока законопроект рассматривался в стенах Думы, в Особом совещании по обороне в связи с нарастанием рабочего движения вновь обнаруживается тенденция к усилению мер милитаризации. Наблюдательная комиссия совещания 24 марта 1916 г. снова выдвинула предложение о милитаризации заводов военного ведомства, которая рассматривалась как главная мера борьбы с забастовочным движением 1в. На заседании Особого совещания по обороне 26 марта от наблюдательной комиссии было выражено пожелание призыва всех военнообязанных, работающих на фабриках и заводах, в армию с последующим откомандированием их на свои предприятия, объявленные на военном положении. Некоторые члены совещания (Н. Е. Марков, А. С. Стишинский и др.) одобрили эти предложения, но другие (П. П. Козакевич, М. С. Аджемов, А. И. Шингарев, А. А. Добровольский, М. А. Стахович, А. А. Маниковский и др.) «признали, что меры угроз и репрессий не достигнут своей цели». Совещание приняло решение «возложить на наблюдательную комиссию ближайшее обсуждение вопроса о мерах борьбы с забастовками»20. После обсуждения комиссия единогласно пришла к заключению о необходимости «объявить на военном положении все заводы, выполняющие заказы по обороне государства, зачисляя всех подлежащих призыву рабочих и служащих на действительную военную службу в тех из означенных предприятий, где они находились в день объявления военного положения»21.
Выводы наблюдательной комиссии немедленно (14 мая) были доложены на Особом совещании по обороне. Сторонники намеченных мер, видевшие в них единственное средство приостановить нарастание стачечной борьбы пролетариата; оказались далеко не в большинстве, Ско
258
рее преобладала другая точка зрения. Наиболее определенно ее выразил М. В. Родзянко, который заявил, что «военное положение с его репрессиями, как показали события на Путиловских заводах, не предохраняет от стачек». В результате обсуждения было признано желательным ускорить рассмотрение законопроекта, находившегося в Государственной думе.
Нельзя не обратить и особого внимания на некоторые суждения, высказанные в совещании. П. Н. Крупенский, в частности, повторяя предложения, достаточно ясно изложенные еще в начале июля 1915 г., утверждал, что «настоящий вопрос не следует проводить законодательным путем из опасения зажигательных речей, могущих вызвать волнения в рабочей среде». Его поддержал ставленник монополистов, старый «специалист» по рабочему вопросу В. П. Литвинов-Фалинский. Он заявил: «Вообще борьба с забастовками возможна не законодательным путем, а лишь в порядке управления, с заблаговременным изучением заводской жизни, с принятием мер применительно к каждому данному случаю в отдельности...»22
Законопроект о милитаризации (и предложенная октябристами редакция его) обсуждался на совещании, созванном 13 сентября 1916 г. при Центральном ВПК, где было признано, что «для стачечного движения» он «никаких результатов не даст». При этом указывалось и на опыт Англии, где милитаризация промышленности не оказала воздействия на размах стачечной борьбы рабочих и па то, что «милитаризация труда понижает продуктивность фабрично-заводских предприятий и внесет в дело анархию и дезорганизацию»23.
Этими настроениями все более определялась, видимо, и позиция высших государственных органов.
Проект положения о мобилизации промышленных предприятий 2 и 12 июня рассматривался в комиссии Государственной думы по военным и морским делам, где он не получил особой поддержки. Наблюдательная комиссия Особого совещания по обороне также теперь высказалась против «принятия изъясненной общей меры». В связи с таким положением и в Департаменте полиции появляется мнение не настаивать на введении закона, а осуществлять соответствующие мероприятия на практике. В справке Департамента полиции от 24 июня 1916 г. указывалось: «Казалось бы более правильным, не прибегая, при возникновении забастовок на отдельных фабриках и
9*
259
заводах, к изданию в том или ином порядке особого на сей предмет закона в виде общей меры, принимать по отношению к бастующим рабочим те частные мероприятия, кои были приняты на Тульских заводах и привели к желательным результатам»24.
И в правительственных верхах, и в руководящих кругах монополистических союзов все более вызревала мысль о нецелесообразности законодательного оформления милитаризации труда, составные части которой достаточно последовательно и настойчиво претворялись в жизнь.
Тем не менее различные виды и варианты проектов милитаризации все еще появлялись в правительственных кругах. В первую очередь они отражали настроения и мнения наиболее консервативных слоев буржуазно-помещичьего общества 2б.
Несколько большую юридическую завершенность имела разработка правил, определявших положение нижних чинов, занятых на фабриках, заводах, транспортных предприятиях и в учреждениях. Проект таких правил был подготовлен мобилизационным отделом Генерального штаба к началу сентября 1916 г. Помимо тех общих взысканий, которым подвергались все рабочие, военнослужащим угрожали и кары законов военного времени. В § 11 проекта указывалось: «При возникновении в установлениях общей или частичной забастовки нижние чины обязаны продолжать работы и могут оставить таковые лишь с разрешения администрации установления или лицг коим они подчинены в порядке военной службы...; уклонившиеся от работ самовольно подлежат ответственности, как за неисполнение приказов в военное время». В середине ноября 1916 г. военный министр (председатель Особого совещания по обороне) одобрил новые правила 26.
Антирабочая политика правительства не ограничивалась проектированием мер милитаризации промышленности. Предпринимались также своеобразные попытки гальванизации зубатовщины. При штабе Петроградского военного округа был создан, в частности, контрразведывательный отдел «В», имевший целью борьбу с забастовочным движением. Помимо обеспечения карательных мер к зачинщикам и руководителям стачек отдел вмешивался в фабрично-заводские дела, иногда настаивая на увольнении представителей заводской администрации, скомпрометированных в глазах рабочих, разбирал коллективные жалобы, инспирированные агента
260
ми отдела, добивался от владельцев предприятий повышения заработной платы.
Эти стороны деятельности военной администраци и вызывали недовольство капиталистов, добившихся вмешательства министра. В связи с этим деятельность отдела уже в начале 1916 г. замирает 27.
В годы войны царское правительство в известных (весьма ограниченных пределах) также допускало осуществление элементов либеральной политики по рабочему вопросу, за которую высказывались достаточно авторитетные круги крупной буржуазии.
На наш взгляд, было бы неправомерно противопоставлять это направление антирабочей политики другому — репрессивно-карательному, как это делает, в частности, А. П. Погребинский, который в «новом курсе» по рабочему вопросу усматривает главную и чуть ли не единственную причину отказа от введения закона о милитаризации 28. На деле же, как уже отмечалось, причины были иными, а отказ от введения закона не означал отказа от достаточно последовательного проведения тех или иных мер по милитаризации труда. При этом попытки осуществления либеральной политики по отношению к рабочему классу в годы войны все же не получили значительного развития. Естественно, что предпринимались они, в первую очередь, не по инициативе правительства, а буржуазных организаций.
Еще в апреле 1915 г., в частности, в журнале «Промышленность и торговля» указывалось, что «развитие деятельности профессиональных союзов рабочих» необходимо для установления деловых и практических отношений с ними предпринимателей 2Э. В июле 1915 г. на I съезде ВПК был намечен новый практический шаг: принято решение о пополнении ВПК «представителями» рабочего класса. В Центральном ВПК, Московском областном ВПК и ряде местных комитетов были созданы и начали действовать так называемые «рабочие группы»30. Показательно, что летом 1915 г. даже представители финансовых кругов, контролировавших металлообрабатывающую промышленность, которые заявили себя сторонниками жестких репрессивно-карательных мер, вместе с тем высказывались и за установление связи между рабочими и заводоуправлениями, считая, что отсутствие ее «вызывает отрицательные последствия». Поэтому А. И. Путилов на заседании Особого совещания для объединения мероприятий по обеспечению действующей ар
261
мии 15 августа заявлял «о желательности создания института цеховых старост»31.
На первых порах идея создания «рабочих групп» не встречала противодействия и у царских министров. Под председательством помощника морского министра 3 сентября состоялось совещание начальников заводов морского и военного ведомств для обсуждения вопроса, возбужденного Центральным ВПК, о выборах представителей рабочих. «Совещание,— указывалось далее в письме морского министра председателю Особого совещания по обороне А. А. Поливанову,— единогласно признало, что выборы на казенных заводах производить следует, так как иное решение повлечет за собой вполне основательное недовольство рабочих, какового несомненно желательно избежать». Более того, на совещании было признанно необходимым предоставить право выбирать и быть избранным рабочим-военнослужащим, удельный вес которых на заводах военного ведомства достигал 20—40% и морского — до 60%. По предложению Поливанова, однако, для военнослужащих выборы были запрещены не только на казенных, но и на частных предприятиях 32.
В правящихТкругах настолько большое значение придавалось выборам в «рабочие группы», что Особый комитет при командующем войсками Петроградского округа 23 сентября 1915 г. признал несвоевременной высылку из столицы арестованных руководителей стачечного движения. Решающим здесь было опасение, что эта акция может возбудить рабочих и отрицательно отразиться на выборах в «рабочую группу»33.
Лидеры «рабочих групп» во имя обеспечения социального мира в интересах ведения войны пытались приглушить конфликты рабочих с предпринимателями. Они активно участвовали в различных совещаниях с капиталистами и стремились успокоить возмущение рабочих, приостановить развертывание стачечной борьбы34. При поощрении руководителей ВПК они готовились создать на так называемом беспартийном «рабочем» съезде беспартийный «рабочий» союз и принять участие в примирительных камерахЗб. Шаги руководителей ВПК по «упорядочению» рабочего движения на первых порах одобрялись достаточно широкими предпринимательскими кругами. Так, журнал «Промышленность и торговля» 5 марта 1916 г. признавал: «В числе заслуг Центрального комитета, не поддающихся материальной оценке, на одно из первых мест надлежит поставить его попытки со
262
здать хотя бы и несовершенную организацию рабочего класса»36.
Однако реальной связи между рабочими и предпринимателями как условия прочного социального мира социал-предателям из «рабочих групп» установить не удалось. Деятельность «рабочих групп» встретила отрицательное отношение в пролетарских массах. Сами руководители групп вынуждены были признать свою изолированность от рабочих и их организаций 37.
Поэтому идея использования «рабочих групп» в интересах крупного капитала, а также и другие эксперименты лидеров ВПК в направлении осуществления либеральной рабочей политики чем дальше, тем больше вызывали недоверие и даже негативное отношение различных группировок монополистической буржуазии. Позиция лидеров ВПК получила резкое осуждение, в частности, на I съезде представителей металлообрабатывающей промышленности, как известно, особенно сильно охваченной стачечным движением 38. Даже в Московском областном ВПК, более последовательно пытавшемся проводить элементы либеральной рабочей политики, в оценках «рабочих групп» не было единства.
На отношении руководителей Московского областного ВПК к социал-предателям из «рабочих групп» в определенной степени отразилась и реакция царской администрации на идею созыва «рабочего» съезда. В марте 1916 г. в беседе с С. Н. Третьяковым председатель Московского заводского совещания Чердынцев, заявил от имени командующего Московским военным округом, что «если ,,рабочая группа” предпримет что-либо в этом направлении, то Московский военно-промышленный комитет будет закрыт»39. Подобные предостережения не могли не остудить пыла более либеральных капиталистов. Тем более что, по данным Департамента полиции, тот же С. Н. Третьяков с самого начала относился с плохо скрываемой враждебностью к деятельности «рабочей группы». Весьма быстро изменил свою позицию и фактический руководитель Московского общества заводчиков и фабрикантов Ю. И. Поплавский. Основная причина равнодушия и «охлаждения» части капиталистов к «рабочим группам» заключалась в утрате веры в способность социал-предателей оправдать возлагавшиеся на них надежды. Так, на заседании ЦК партии кадетов один из ее лидеров, близко стоявший к руководству ВПК, в связи с событиями на Путиловском заводе признавал1 что «забастовке
263
она (,,рабочая группа” Центрального ВПК.— В. Л.) не сочувствует, но бессильна бороться с ней»40.
Поэтому, видимо, капиталисты ряда значительных промышленных центров даже не решились создавать «рабочие группы» в местных ВПК, а если и формировали их, то нарушали при этом принцип выборности. Так, руководители предпринимательских организаций Баку, несмотря на противодействие основной части рабочих, укомплектовали возникшие в городе ВПК (Бакинский и Балахнинский) «представителями» рабочих, хотя они и были «избраны» незначительной частью выборщиков при повторных выборах в ноябре 1916 г.41
Капиталистам не удавалось достигнуть единства и в деле организации примирительных камер при ВПК, а также введения института старост на предприятиях. Среди петроградских заводчиков и по этим вопросам преобладала отрицательная позиция 42. Серьезные расхождения по ним имелись и между Московским областным военно-промышленным комитетом и Московским обществом заводчиков и фабрикантов 43.
Вновь созданный Совет съездов представителей металлообрабатывающей промышленности, действовавший в тесной связи с петроградским и московским обществами заводчиков и фабрикантов, руководимыми металло-заводчиками, выразил свое недружелюбное отношение к либеральным тенденциям в политике по рабочему вопросу Центрального ВПК, Совета съездов представителей промышленности и торговли и организаций текстильных фабрикантов. Особая активность рабочих-металлистов в революционном движении способствовала быстрому изживанию у металлозаводчиков каких-либо иллюзий о возможности канализировать (через «рабочие группы» ВПК) пролетарскую борьбу в «организованное», т. е. удобное для монополистов, направление. Такого рода пожелания у руководителей Центрального ВПК (А. И. Гучков, А. И. Коновалов и др.) весной — летом 1916 г. еще сохранились, о чем наглядно свидетельствовали их выступления на ряде совещаний, касавшихся решения тех или иных сторон рабочего вопроса, проводившихся в апреле — мае 44.
Тем не менее в авторитетных столичных предпринимательских кругах все же сознавалась важность осуществления в той или иной форме элементов либеральной политики по рабочему вопросу. В передовой статье «Финансовой газеты» в конце марта 1916 г. утверждалось:
264
«Рост рабочего стачечного движения находится в обратно пропорциональном отношении к наличности и развитию профессиональных организаций: чем большее развитие получают профессиональные союзы рабочих, тем осторожнее и реже пользуются рабочие таким обоюдоострым оружием, как стачка». Выражая интересы определенных финансовых кругов, газета высказывалась далее за развитие примирительных учреждений и утверждала, что «необходимо решительно и бесповоротно стать на путь социального законодательства и обеспечить условия для нормального развития рабочих организаций»45.
Решительно выступив против создания примирительных учреждений ВПК, руководители Петроградского общества заводчиков и фабрикантов все же вынуждены были приступить к разработке собственных проектов примирительного разбирательства трудовых конфликтов, хотя и строившихся на несколько иных принципах. Они подготовили проект создания «согласительного органа между трудом и капиталом». По всей видимости, эта активность была стимулирована бюрократической инициативой царских чиновников. В. В. Дюфур доложил 5 апреля 1916 г. на совместном заседании советов механического и текстильного отделов Петроградского общества заводчиков и фабрикантов о возникшей в Министерстве торговли и промышленности идее создания «в качестве согласительного органа между трудом и капиталом некоего административного органа». Его предполагалось создать «в форме административного ядра с представителем военного ведомства во главе». К работе намечалось привлечь в равном количестве представителей промышленников и рабочих. Дюфур сразу же выразил свое отношение к новому плану. Он заявил, что, поскольку «орган этот предполагается создать принудительным, исполнение решений которого было бы гарантировано авторитетом самой власти, надо полагать, что выборное представительство от промышленников и рабочих едва ли соответствует задачам, да и самой форме такого органа». В результате обсуждения петроградские капиталисты единодушно признали, что административный орган с выборным представительством промышленников и рабочих не может «заменить в той или иной мере согласительный орган между трудом и капиталом». С другой стороны, большинство их не отрицало, что независимо от способа привлечения в него представителей от рабочих и от промышленников такой административный орган все
265
же может быть полезен «для смягчения существующего положения и разрешения возникающих конфликтов»46. Монополисты, следовательно, не считали удобным для себя решать вопросы взаимоотношений с рабочими в бюрократическом органе, где чиновники численно преобладали. К тому же, руководствуясь традиционными «попечительными» мотивами, они могли навязывать капиталистам свои решения. По всей видимости, проектируемый орган привлекал их как дополнительное средство государственного давления на рабочих. Более деликатные вопросы взаимных отношений с рабочими они предпочитали обсуждать и решать в другом составе, в «домашней» обстановке. В Обществе срочно была создана специальная комиссия по разработке проекта положения согласительного органа между трудом и капиталом. Он был подготовлен в сжатые сроки и уже 31 мая обсуждался на совете Общества, который постановил: «Проект положения целиком одобрить и хранить в делах Общества до того момента, когда выступить с ним будет признано удобным и необходимым»47. До Февральской буржуазнодемократической революции для столичных заводчиков и фабрикантов момент этот не наступил. Это, видимо, связано и с тем, что идеи, возникшие в Министерстве торговли и промышленности, были очень далеки от реализации.
Следовательно, между крупнейшими предпринимательскими организациями, контролировавшимися различными группировками монополистической буржуазии, в период войны по вопросу о допустимости, пределах и содержании либеральной политики по рабочему вопросу сохранялись существенные разногласия. Если московские фабриканты пытались еще осуществлять известные меры в этом направлении, то петроградские заводчики ограничивались лишь некоторыми словесными заявлениями, а на деле выступали против. Те крайне ограниченные возможности, которые имелись в России, капиталисты не использовали. Монополистический капитал так и не смог выработать единой тактики и устойчивых приемов дезорганизации пролетарского движения и идеологического развращения рабочих масс. Даже в период нарастания и углубления революционного кризиса в годы войны российская буржуазия в борьбе с рабочим движением прежде всего полагалась на репрессивно-карательный аппарат самодержавия.
266
2. Повседневная борьба правительства и капиталистов с рабочим движением
Законопроекты о милитаризации труда в царской России так и не успели стать действующими законами. Однако борьба объединенных в монополистические союзы капиталистов с рабочим движением опиралась на антинародный государственный аппарат, усиленный чрезвычайными законами военного времени, позволявшими на деле осуществлять фактическую милитаризацию фабрично-заводского труда.
Петроградское общество заводчиков и фабрикантов летом 1915 г. особенно интенсивно проводило политику огосударствленных локаутов. В связи со стачками на заводах Невском судостроительном и «Эриксон» в начале июля 1915 г. механический отдел Общества обратился к начальнику Петроградского военного округа генералу П. А. Фролову с просьбой принять меры к прекращению забастовок. На совещании в штабе округа при участии капиталистов были намечены жесткие репрессивные меры борьбы с рабочим движением. Появился приказ генерала, предписывавший забастовщикам приступить к работе не позднее 13 июля. В случае неявки они подлежали увольнению, а военнообязанные — призыву на военную службу. «Зачинщикам» угрожали тюремным заключением или денежным штрафом. Вмешательство военных властей позволило капиталистам подавить забастовку 48.
Именно в эти тревожные для самодержавия дни Совет министров, заседавший 8 июля 1915 г. под председательством царя, определил состав Особого комитета, образованного для согласования мероприятий, принимаемых в Петрограде военными и гражданскими властями. Руководителем комитета был назначен главнокомандующий армиями Северного фронта Н. В. Рузский, а его заместителем — главный начальник Петроградского военного округа генерал Фролов. В состав комитета вошли один из товарищей министра внутренних дел, товарищ министра юстиции, управляющий отделом промышленности Министерства торговли и промышленности, представитель Министерства императорского двора и петроградский градоначальник 49. Деятельность комитета, который вскоре стал возглавлять начальник Петроградского военного округа^ фактически распространялась лишь на
267
столицу и ограничивалась координацией мер по борьбе с забастовками.
Руководство антирабочего союза петроградских предпринимателей и в августе 1915 г. продолжало настойчиво добиваться от военных властей осуществления обещанных мер. Механический отдел Петроградского общества заводчиков и фабрикантов 21 августа создал комиссию для подготовки ходатайства перед военным министром, в котором капиталисты намеревались настаивать, чтобы «те меры воздействия, которые были обещаны, действительно были приведены в исполнение, т. е. военнообязанные отправлялись на фронт, а остальные привлекались к ответственности»50.
Командование округа, удовлетворяя притязания заводчиков, вечером 4 сентября опубликовало соответствующее объявление вместе с приказом генерала Фролова. В этих документах, по форме в значительной степени повторявших приказ 11 июля 1915 г., провозглашались драконовские карательные меры. Рабочих за участие в стачках должны были предавать военно-полевому суду, который мог приговорить к 6 годам арестантских рот с отсрочкой исполнения приговора до мирного времени. В «Петроградских ведомостях» приказ публиковался три дня 51.
Предлагаемые чрезвычайные акции были не только подсказаны капиталистами, но и, видимо, инспирированы Министерством внутренних дел. Об этом свидетельствует переписка начальника Петроградского военного округа с главой ведомства внутренних дел. 7 сентября он обратился к министру с естественной просьбой: «Принимая во внимание, что означенный Особый комитет образован по представлению Вашего сиятельства, прошу Вас сообщить в возможно непродолжительном времени, какие вопросы Вы признавали бы желательным подвергнуть обсуждению в Особом комитете». Резолюция на этом отношении кн. Н. Б. Щербатова была коротка, но весьма выразительна: «Аресты работающих на фабриках и вообще борьба с забастовочным движением». В официальном ответе Фролову указывалось, что по МВД «впредь будут вноситься на предварительное обсуждение Комитета все мероприятия принудительного характера, вырабатываемые... в целях борьбы с забастовочным движением»52.
Однако министр внутренних дел вынужден был, видимо, несколько изменить тон, так как намеченная край
268
не жесткая линия не во всем получила одобрение Совета министров, а некоторые конкретные действия встретили осуждение. Председатель Совета министров 6 сентября писал Щербатову: «Совет министров присоединился к соображению в должности Гофмейстера князя Шаховского о том, что, главнейшим поводом к возникновению настоящей забастовки послужили многочисленные аресты рабочих, и в том числе членов правлений больничных касс, причем распоряжения об арестах были предприняты без всякого соглашения с ведомствами, ближайше заинтересованными в поддержании должного порядка». Министру указывалось, что необходимая согласованность в действиях властей может быть достигнута при условии проведения намечаемых мероприятий через учрежденный при главнокомандующем Особый комитет 63.
Это не означало, что Совет министров был против репрессивно-карательных мер. Возражения вызвала лишь непродуманная практика их осуществления. Пресловутый же приказ Фролова в целом согласовывался с общей линией антирабочей политики правительства. Благодаря этой мере капиталисты как бы легализовали свое право на локаут. Особенно же усиливалось наказание за «подстрекательство» к стачке (вплоть до бессрочной каторги); активным забастовщикам угрожал военно-полевой суд.
Следует при этом заметить, что капиталистов не удовлетворяло признание лишь допустимости локаута. Они добились од генерала Фролова разъяснения, что пункт о локаутах «надлежит понимать как обязательство объявить расчет рабочим в указанный срок и затем произвести прием их, причем само собой выяснится контингент, который приступить к работам не желает»64.
Лидеры Петроградского общества добивались даже создания неофициального органа из представителей Общества и Министерства торговли и промышленности, Военного и Морского министерств. По поводу планируемой комиссии А. П. Корелин отмечает, что первое ее заседание состоялось 23 сентября 1915 г.55 Однако это не так. В апреле 1916 г., выступая на одном из заседаний, руководитель общества А. А. Бачманов говорил о своем проекте комиссии как о мере неосуществившейся 66. В действительности речь шла о совещаниях заводчиков с чиновниками, которые более или менее регулярно созывались в штабе Петроградского военного округа и при преемнике Фролова — генерале Н. Е. Туманове, продол
269
жавшем антирабочую линию своего предшественника. 17 февраля 1916 г. возглавляемый им Особый комитет утвердил специальные правила о привлечении рабочих к ответственности за участие в забастовках, включавшие отправку военнообязанных на армейские сборные пункты67.
Подготовка новых правил была связана с известным ограничением прав военной администрации в Петрограде, которое правительство осуществило в начале 1916 г. Еще 28 января 1916 г. Б. В. Штюрмер, только что назначенный председателем Совета министров, ссылаясь на заключение Совещания министров по обеспечению нуждающихся местностей империи продовольствием и топливом, добился царского одобрения своего представления, датированного тем же числом, о том, чтобы «составляемые для Петроградского градоначальства надлежащими военными властями обязательные постановления в тех случаях, когда такие постановления касаются неисключительно дел военного значения, издавались и получали силу не ранее обсуждения их в Совете министров»58. Эта линия в правительственных верхах еще более укрепляется в начале февраля в связи с действиями военной администрации по предотвращению забастовки на Пу-тиловском заводе. Министр внутренних дел А. Н. Хвостов в докладной записке на имя председателя Совета министров писал: «Управление завода, не позаботившись поставить в известность об этом фабричную инспекцию и администрацию и попытаться при их содействии уладить дело миром, немедленно обратилось с заявлением о предстоящей забастовке к главному начальнику Петроградского военного округа,; который, по докладе о сем военному министру, руководствуясь п. 4 своего обязательного постановления от 4 сентября 1915 года, обратился в этот же день от своего имени с объявлением к рабочим о том, что в случае забастовки они будут немедленно заменены специалистами из нижних чинов, а военнообязанные рабочие будут призваны на действительную военную службу и затем в качестве нижних чинов будут назначены на те же места, где они прежде работали». Директор завода также вывесил объявление, в котором указывалось на невыполнимость требований рабочих и неизбежность репрессий со стороны военных властей. Хвостов полагал, что угроза возвращения мобилизованных забастовщиков-военнообязанных на завод в качестве нижних чинов послужила, no-BHflHMOMyj «одним из главных
270
поводов к возбуждению рабочих и объявлению забастовки». Он признал, что постановление от 4 сентября 1915 г. следует считать утратившим силу, ибо оно относилось к сентябрьской стачке 1915 г. и было издано до положения 28 января 1916 г., которым функции военных властей в столице ограничивались. Поэтому министр поставил вопрос о пересмотре приказа 59.
Совет министров одобрил это предложение. В спешном порядке 17 февраля 1916 г. было созвано специальное совещание, на котором были внесены некоторые поправки, смягчавшие текст приказа 4 сентября, оформленные в виде проекта обязательного постановления. В первом (из пяти) пункте постановления указывалось: «В случае возникновения забастовок в предприятиях, работающих на оборону государства, если рабочие не придут к определенному соглашению с администрацией предприятий, будет назначаться срок, к коему рабочие обязаны явиться на работу на предложенных условиях». При неявке рабочих владельцы предприятий получали право на их увольнение (п. 2), за которым следовало привлечение к ответственности в порядке, указанном в приказах. Совет министров 21 февраля обсудил и одобрил это постановление, предложив его издавать вместе с републикацией приказа от 4 сентября 1915 г.60
Это постановление становится определенной негласной основой для фактической милитаризации труда в общероссийском масштабе. Однако следует признать, что и до него реальные меры милитаризации получили значительное распространение. Хотя разработка соответствующих законопроектов затягивалась, важнейшие составные части их все последовательнее проводились различными органами военной администрации. В столице, находившейся в прифронтовой полосе, те или иные акции предпринимались непосредственно начальником военного округа. Председатель Петроградского заводского совещания 31 января признавал, что возглавляемая им организация прямо не участвовала в деле предупреждения и прекращения фабричных забастовок 61. В других районах в сферу взаимоотношений рабочих и предпринимателей все более вторгались уполномоченные Особого совещания по обороне (председатели районных заводских совещаний). Опираясь на законы о чрезвычайном и военном положении, действие которых распространялось на все крупнейшие промышленные центры страны, они осуществляли антирабочую политику в намеченном пра
271
вительством русле при максимальном учете интересов монополистической буржуазии.
Большое внимание вопросам борьбы со стачечным движением пролетариата и утверждению военного режима на предприятиях своего обширного района уделяло Московское заводское совещание. Так, еще 31 октября 1915 г. на его заседании были одобрены меры, принятые представителями военного ведомства на заводе «Динамо»62. В начале декабря 1915 г. совещание обсуждало средства сокращения прогулов рабочих на фабриках Московского района. Оно признало, что в данное время в Москве нет еще необходимости в объявлениях, подобных приказу генерала Фролова от 4 сентября в Петрограде, но все же постановило: «Разъяснительные объявления рабочим, устанавливающие, применительно к введенному в Москве военному положению, ответственность рабочих в случае самовольного прекращения работ на фабриках и заводах, должны быть теперь же выработаны и представлены к утверждению командующему войсками Московского военного округа с тем, чтобы, в случае необходимости, таковые объявления немедленно вывешивались в предприятиях, работающих на государственную оборону»63. Заводское совещание в конце 1915 г. значительно сократило также рождественский, а затем и пасхальный перерыв 1916 г. на заводах и фабриках Московского района 64. На заседании Московского заводского совещания было признано даже необходимым «предоставить уполномоченным Особого совещания право приостанавливать деятельность предприятий, имеющих военное значение или работающих на оборонуг и увольнения с них рабочих»66.
Общее направление деятельности Московского заводского совещания по рабочему вопросу в конечном счете все же определялось предпринимателями, в первую очередь Московским обществом заводчиков и фабрикантов и Московским ВПК. Обе эти организации в заводском совещании представлял вице-председатель Общества Ю. И. Поплавский. Сам он так характеризовал их значение в совещании: «Военно-промышленному комитету приходится быть буфером между рабочей массой и заводским совещанием»66. Если ВПК и выполнял такую роль и как бы «гасил» давление рабочего движения на Московское заводское совещание, то по отношению к рабочим он скорее усиливал нажим капиталистов. Попытка же Чердын-цева представить заводское совещание как «беспристраст
272
ного арбитра при решении спорных экономических вопросов» между предпринимателями и рабочими тем более несостоятельна 67.
Даже деятели Всероссийского земского союза указывали на доминирующее положение представителей московских предпринимательских организаций при рассмотрении рабочего вопроса на совещании. «В частности,— утверждалось в докладе Н. Н. Вашкова на совещании руководителей Земсоюза и Согора 25 апреля 1916 г.,— по рабочему вопросу естественным докладчиком является представитель военно-промышленного комитета, то есть de facto представитель общества заводчиков и фабрикантов... Надо заметить, что заводское совещание по вопросам, восходящим на его решение, своих, добытых собственными средствами, материалов не имеет. А так как с самого начала деятельности Московского заводского совещания уполномоченный ген. Чердынцев усвоил к представителям общественных организаций отношение, исполненное доверия и благожелательности, то всякая справка, исходящая от общественных организаций, принимается им, а следовательно, и большинством совещания, состоящим из военных чинов, с полным доверием. Поэтому таким же доверием пользуются данные, которые исходят от Общества заводчиков и фабрикантов». Далее докладчик заявлял еще более определенно: «И вот благодаря тому, что все справки и весь тон заводскому совещанию диктуют представители Общества фабрикантов и заводчиков, Московское заводское совещание сошло с пути государственнообщественных интересов... и мало-помалу превращается в орудие защиты классовых интересов предпринимателей. В результате отмеченного влияния все противоречия заводской жизни, как только доходят до разрешения совещания, рассматриваются под углом зрения Военно-промышленного комитета и получают санкцию в желательном направлении». При обсуждении доклада член заводского совещания от Согора, проф. В. И. Гриневецкий, лишь уточнил точку зрения Вашкова, признав: «В действительности заводское совещание не приняло такого яркого характера боевой предпринимательской организации». К Гриневецкому присоединился и другой представитель Согора, Н. Ф. Чарновский, согласившийся с тем, что Н. Н. Вашков «принципиально прав». Итог обсуждения подвел докладчик, который вновь подчеркнул, что «предприниматели оценили роль, которую может сыграть заводское совещание в их интересах^ и проявили вполне
О в. Я. Лаверычев	273
сознательное желание использовать его как свое орудие»68.
Используя Московское заводское совещание, капиталисты стремились добиться фактического прикрепления рабочих к своим предприятиям. Эту сторону дела на упомянутом выше совещании отразил представитель Земсоюза в Московском заводском совещании А. А. Эйлер, который особо остановился «па попытках превращения заводского совещания в орудие закабаления рабочих путем прикрепления их к предприятиям» и «введения черных списков с принудительной силой». Он обратил далее внимание и на стремление Общества заводчиков и фабрикантов, действующего в этих целях под прикрытием ВПК, использовать его для регулирования заработной платы в соответствии с интересами предпринимателей. Хотя по существующему положению заводские совещания не получили права утверждать расценки, но Московское заводское совещание представляемые ему расценки принимало на рассмотрение и утверждение 69. Более того, в ответ на отказ рабочих принять объявленные им расценки генерал Чердынцев сделал распоряжение увольнять таких рабочих. Списки же таких «проштрафившихся» рабочих были направлены заводам Московского и других районов с предписанием не принимать их на работу под угрозой закрытия предприятия и роспуска персонала в течение трех дней 70.
Капиталисты весьма высоко оценивали роль Московского заводского совещания. Ю. И. Поплавский, выступая на его заседании 30 апреля 1916 г., заявлял, что «рассмотрение дел о стачках в заводских совещаниях, успешно действующих во многих районах, рациональнее, чем попытки поспешного создания примирительных камер без выработки продуманного закона о них»71.
Особый стимул репрессивно-карательной деятельности представителям военного ведомства в целом и председателям районных совещаний в первую очередь дали февральские постановления Совета министров по вопросу о предотвращении и прекращении фабрично-заводских забастовок. Они требовали предупреждать всех рабочих о том, что «всякое нарушение порядка тотчас же будет подавляемо, а лица, препятствующие чем-либо правильному возобновлению работ, немедленно будут привлекаться к ответственности...». Милитаризация труда как бы узаконялась чисто административным путем. Местным властям определенно предписывалось: «Относительно рабочих, призванных по мобилизации и получивших отсроч
274
ку явки по случаю работы на заводах, исполняющих срочные заказы военного ведомства, кои не возобновят работ в указанный срок или кои не будут вновь приняты на работы, производится немедленное соглашение с военным начальством об истребовании их на сборные пункты для зачисления в войска»72.
Взаимоотношения предпринимательских организаций с районными заводскими совещаниями стали предметом специального обсуждения совещания представителей ВПК в различных заводских совещаниях 8, 9 и 10 мая 1916 г. На заседании был заслушай доклад того же Ю. И. Поплавского «О мерах к урегулированию конфликтов в предприятиях заводскими совещаниями». Опыт репрессивно-карательного воздействия Московского заводского совещания на рабочих был даже принят в качестве образца для других районов 73. Сотрудничеству ВПК с заводскими совещаниями посвящался специальный доклад видного деятеля Московского областного ВПК С. С. Раецкого. В проекте резолюции по докладу говорилось о взаимном содействии и поддержке между заводскими совещаниями и военно-промышленными комитетами и подчеркивалась необходимость продолжать активную работу представителей последних в том же направлении, в каком она ведется теперь 74.
Однако по этому вопросу точка зрения руководителей Московского общества заводчиков и фабрикантов (Ю. П. Гужон, Ю. И. Поплавский) несколько отличалась от взглядов московских капиталистов, непосредственно возглавлявших ВПК. А. И. Коновалов, в частности, на заседании Центрального ВПК 14 мая 1916 г. неодобрительно оценил тенденцию к чрезмерно тесному сотрудничеству Московского общества заводчиков и фабрикантов с районным заводским совещанием. Выражая известные оппозиционные настроения, он заявил о нежелательности передачи всего дела урегулирования забастовок в заводские совещания, ибо это усиливает роль органов царского правительства, тем самым укрепляя существующий режим. По его мнению, было желательно личное вмешательство руководителей Московского ВПК «в дело улаживания и скорейшего окончания вспыхивающих забастовок»75. Такая позиция лидеров Центрального ВПК, не означавшая, однако, отказа от использования возможностей заводских совещаний, оказала определенное воздействие на взаимоотношения Московского общества заводчиков и фабрикантов с Московским заводским совещани-
10*
275
gm. G середины 1916 г. ено, видимо, мёпшё использует «посреднические» возможности совещания.
Монополистическая буржуазия центра России ждала от заводских совещаний пе расширения «примирительных» функций, а совершенствования репрессивно-карательных акций. Именно такой подход обнаружил тот же 10. И. Поплавский на заседании совещания 30 июня 1916 г. Побуждая совещание к более активной роли в борьбе с забастовками, он призывал их решительнее «входить в рассмотрение всякой стачки, возникающей на предприятиях, запятых работой на оборону». Тем самым доказывалась необходимость расширения и практики локаутов от лица государственной власти, т. е. их своеобразного огосударствления. По отношению к военнообязанным требования Поплавского были еще более категоричными. Он заявлял: «При отказе военнообязанных работать во время стачки надлежит решительно и планомерно направлять их отдельными партиями в распоряжение воинских начальников, согласно последней инструкции Совета министров в борьбе с забастовками». Представитель монополистов сознавал все пагубпые последствия осуществления этой меры вследствие недостатка квалифицированных рабочих. Стремясь терроризировать бастующих рабочих, он сознательно допускал даже «заметное расстройство в работе па оборону отдельных предприятий»76.
О том, как учитывались царскими властями подобные пожелания, свидетельствуют, в частности, действия генералов при подавлении стачки рабочих Сормовского завода в конце июля 1916 г.
Около бастующего предприятия было сосредоточено 7 рот пехоты. 27 июля было опубликовано объявление от главноначальствующего (губернатора) Нижпегородской губернии, в котором под угрозой применения силы оружия заявлялось о недопущении каких-либо «сходбищ и собраний» и предлагалось приступить к работе 28 июля в 12 часов дня. В противном случае все рабочие, не вставшие к станкам, увольнялись, а о военнообязанных предполагалось сообщать военным властям. Угроза возымела действие. Забастовка прекратилась, но волнения среди рабочих продолжались. Поэтому от имени уполномоченного Особого совещания по обороне генерала Чердынцева 29 июля последовало новое объявление, подтверждавшее уже сделанные угрозы. В нем говорилось, что «последствием забастовок будет прекращение работ и закрытие завода». «Военнообязанных же предупреждаю,— командовал ге-
276
перал,— что труд их здесь па заводе дарован им взамен службы на позициях и что отказ от работы неизбежно повлечет за собою призыв их... в войска для отправки на фронт»77.
Твердость фабрикантов по отношению к требованиям рабочих пользовалась реальной поддержкой военных властей, охотно применявших в необходимых случаях карательные меры воздействия. В частности, во. время всеобщей забастовки в Петрограде в октябре 1916 г., по мнению чиновников Министерства торговли и промышленности, происходившей «помимо какого-то бы ни было столкновения интересов работодателей и рабочих», руководители Общества заводчиков и фабрикантов указывали, что для ликвидации и предупреждения подобных стачек необходима твердая власть. Резюмируя мнение по этому вопросу управляющего отделом промышленности Министерства торговли и промышленности А. Я. Чемберса, указывавшего па необходимость в этом случае твердости и полагавшего, что, «может быть, наилучшею мерою явилась бы расклейка объявлений от имени начальника округа с предупреждением о последствиях в случае не-прекращения забастовки», Совет общества признал, что «А. Я. Чемберс, в сущности, развил взгляд самого Совета общества»78.
На совещании, созванном главным начальником Петроградского военного округа 7 ноября 1916 г., где присутствовали представители крупнейших заводов столицы, был снова поставлен вопрос о мерах предупреждения забастовок. А. А. Бачманов сразу признал, что мера, принятая главным начальником округа при последней забастовке (призыв бастующих рабочих в войска), является «действительной и рациональной». Заводчики и фабриканты подтверждали, следовательно, эффективность мер, которые они сами же предлагали последовательно осуществлять. Более того, тот же Бачманов заявлял: «Крайне были бы желательны периодические напоминания рабочим от высших властей о том, что никакие собрания, сходки и сборы не разрешаются на заводах. В минувших забастовках имели место случаи, когда рабочие собирались на дворах и слушали речи ораторов. Между тем запрещение таких собраний на дворах заводов возможно, что и пресекло бы дальнейшее движение к забастовкам». Однако представители заводов решительно высказались против ввода войск на территорию бастующих предприятий. Требуя твердости от военных властей, заводчики
277
пе смогли, одпако, предложить каких-либо реальных мер (кроме уже осуществляемых), которые ими одобрялись бы более или менее единодушно. Совещание даже пе приняло никакого заключения 79.
Отправка в армию бастующих рабочих получила широкое распространение по всей стране. Эти меры осуществлялись не только в Петрограде и Москве, но и в Тулег Николаеве, Брянске, Баку и других городах 80.
Не менее решительно продолжала осуществляться практика локаутов административным путем. Председатель Московского заводского совещания Чердынцев 4 января 1917 г., в частности, закрыл завод Всеобщей кампании электричества вследствие забастовки, возникшей 2 января. В результате этой меры она была сорвана. К 9 января на рабочие места встали около 80 96 стачечников 81. Капиталисты же весьма усердно выполняли требования заводского совещания, немедленно увольняя инициаторов и руководителей забастовок и сообщая об этом воинским начальникам 82.
В первые месяцы войны рабочие, освобожденные от мобилизации, как бы оказались «естественным» образом прикрепленными к своим предприятиям. Это открывало предпринимателям дополнительные возможности для произвольных действий. В результате усиливающегося недовольства рабочих таким бесправным положением царское правительство все же вынуждено было разрешить их переход на другие предприятия. Однако капиталисты продолжали упорно добиваться закрепления военнообязанных рабочих, получивших отсрочки по мобилизации, па своих предприятиях. Циркуляром Генерального штаба от 30 ноября 1915 г., распространявшимся через Совет съездов представителей промышленности и торговли, разрешался переход таких рабочих на другие предприятия с согласия администрации заводов и фабрик, на которых они раньше работали. Однако этот порядок существовал непродолжительное время. Главный комитет по предоставлению отсрочек вынужден был 3 февраля 1916 г. разрешить переход рабочих без согласия заводоуправления 83.
Предприниматели резко отрицательно оценили новый циркуляр. Опираясь па военную администрацию и, в первую очередь, на заводские совещания, они на деле сохраняли введенную ими практику. В Петрограде они практически продолжали требовать согласия завода, с которого рабочие намеревались уходить. Администрация отказы
278
валась зачислять новых рабочих без предоставления удостоверений от покидаемых ими предприятий (о характере выполнявшейся работы и пр.). Выдавать же такие удостоверения заводоуправления не были обязаны. На деле они превращались, следовательно, в требование предоставления разрешения на переход с прежнего места работы 84. По данным Московского общества заводчиков и фабрикантов этот порядок был санкционирован Петроградским заводским совещанием, с ведома которого теперь осуществлялся переход рабочих 85. Московское общество заводчиков и фабрикантов в своей докладной записке в местное заводское совещание 26 марта 1916 г. заявляло: «С изменением циркуляра Главного комитета при Главном управлении Генерального штаба по делам о предоставлении отсрочки военнообязанным от 3 февраля сего 1916 года... случаи перехода рабочих с завода на завод настолько участились, что стали вносить серьезное беспокойство в среду владельцев промышленных предприятий». Московские заводчики и фабриканты требовали, чтобы над переходами рабочих был установлен контроль и чтобы они совершались, как и в Петрограде, с ведома заводского совещания. Московское заводское совещание, обсудив этот вопрос, признало целесообразным восстановить правила, введенные 30 ноября 1915 г.86
Общими усилиями капиталисты добились, чтобы за время действия отсрочки рабочий мог воспользоваться правом перехода лишь один раз, а время устройства его на работу ограничивалось ие семью (как ранее), а тремя днями87. Однако они сами продолжали переманивать ДРУГ у друга квалифицированных рабочих, предоставляя им иногда повышенную заработную плату. Это побудило совет Общества заводчиков и фабрикантов Петроградского района летом 1916 г. обратиться к членам Общества с циркуляром, которым им предлагалось выразить свое согласие не приглашать на службу лиц из состава других предприятий88. Испытывая, видимо, некоторые затруднения в осуществлении этой меры, руководители Общества снова прибегли к поддержке Петроградского заводского совещания. Опираясь на авторитет руководителя этого учреждения, они настоятельно убеждали капиталистов дать согласие не приглашать к себе на службу «личный состав» других предприятий без ведома на то последних. Письмо было решено разэслать и казенным заводам. О содержании его было признано необходимым сообщить другим обществам заводчиков и фабрикантов 89. В конце 1916—
279
начале 1917 г. соглашение петроградских капиталистов по этому вопросу приобретает более оформленный характер. Его подписали как крупнейшие частные предприятия, так и казенные заводы (Ижорский, Сестрорецкий, Адмиралтейский и др.)90.
В результате подобных соглашений рабочие закреплялись за своими предприятиями. Воспользоваться возможностями перехода могли лишь отдельные высококвалифицированные рабочие. Подобные меры являлись составной частью той реально проводившейся милитаризации труда, которую промышленные монополии, опиравшиеся на государственные органы, осуществляли в царской России в годы первой мировой войны.
Особые средства и формы репрессивного воздействия обрушились в военное время на рабочих-железнодорожников. Еще 24 марта 1914 г. в связи с развернувшимся в стране массовым стачечным движением министр внутренних дел, согласовав этот вопрос с министрами путей сообщения и юстиции, утвердил особые правила по борьбе с железнодорожными забастовками. В соответствии с ними в случае введения положения чрезвычайной охраны при управлениях железных дорог возрождались чрезвычайные учреждения, действовавшие в период первой российской революции. Как известно, они олицетворяли целую систему репрессивных мер, призванных задушить стачечное движение рабочих-железнодорожников 91.
Особый комитет при управлении Московско-Казанской железной дороги, в частности, как и в 1905—1907 гг., возглавлялся управляющим дорогой. В декабре 1915 г. комитет, в который входили представители полиции и военных властей, издал обязательное постановление: железнодорожным служащим запрещалось «умышленно медленное исправление своих обязанностей, неправильное или небрежное исполнение установленных правил и порядка службы, а также намеренно неточное или в чем-либо несогласное с точным смыслом приказания исполнение поручений и распоряжений начальника». Далее заявлялось: «Лица, виновные в нарушении настоящего обязательного постановления, подвергаются в административном порядке аресту до трех месяцев или денежному штафу до 500 руб.»92
Постановление это было использовано, в частности, при подавлении забастовки рабочих Московских и Перовских мастерских дороги. Особый комитет обсуждал требование рабочих о повышении заработной платы 25 апреля
280
1916 г. Было принято решение объявить им, что «вопрос об увеличении заработной платы, как общий для всех железных дорог, не может быть разрешен распоряжением одной дороги. Заявление мастеровых (рабочих мастерских.— В. Л.) о необходимости общего повышения заработной платы доведено до сведения Министерства путей сообщения». Некоторые частичные уступки (повышение оплаты за сверхурочные работы и пр.) были все же сделаны. Однако они не могли удовлетворить и успокоить рабочих 93.
Волнения в мастерских дороги продолжались и в июле 1916 г. 5 июля рабочие собрались и потребовали прибытия управляющего дорогой для переговоров «по поводу однодневных арестов, коим были подвергнуты в начале с. г. мастеровые, уклонившиеся от сверхурочных работ». Они не выполнили приказа начальника мастерских разойтись и приступить к работе. Особый комитет дороги решительно расправился с этим демонстративным (даже по его квалификации) выступлением. 32 человека были подвергнуты аресту на один месяц с последующим увольнением со службы. 19 из них в связи с этим подали жалобу, которая, естественно, не имела положительного результата, хотя она и побудила руководителей Московско-Казанской железной дороги несколько приоткрыть завесу над механизмом карательных мер по отношению к забастовщикам. Оценивая предпринятые шаги, управляющий Московско-Казанской железной дороги писал: «Хотя нарушение вышеозначенного обязательного постановления Особого комитета допустили и многие другие мастеровые, кроме жалобщиков, но взысканию было подвергнуто лишь 32 человека, во-первых, потому, что наиболее активное участие именно этих 32 человек было установлено прежде всего, причем эти лица по указанию жандармской полиции и администрации мастерских выделялись и раньше при всех массовых выступлениях мастеровых, а во-вторых, потому, что распространение аналогичных взысканий на всех участников выступления было признано по обстоятельствам текущего времени очевидно невозможным. Незамедлительное прекращение нарушенного порядка работ и возобновление этих последних после принятой Особым комитетом меры еще раз подтвердили, что подвергнутые аресту мастеровые действительно влияли своим поведением на более пассивных товарищей, если не являлись агитаторами, то, во всяком случае, были главарями выступления»94.
281
Антирабочая политика железнодорожных монополий, и в годы войны действовавших в полном единодушии с карательно-репрессивными органами самодержавия, дополнялась координационными усилиями Главного комитета по охране железных дорог при Министерстве путей сообщения. Па заседании Комитета 11 мая 1916 г. в связи с сообщениями об усилении стачечного движения в железнодорожных мастерских признавалось, что «борьба с забастовками должна идти по двум направлениям: с одной стороны, надлежит принимать меры к устранению поводов к забастовкам, с другой стороны, в случае возникновения забастовок, необходимо прибегать к решительным мерам их подавления». Арсенал карательно-репрессивных мер пополнялся формами и приемами, уже апробированными на частных железных дорогах (Московско-Казанской, например). Руководители комитета высказались за то, чтобы издать обязательные постановления как на частных, так и на казенных железных дорогах, угрожавшие рабочим и служащим «арестом на 3 месяца» за самовольные по соглашению между собою «прекращения, приостановления или невозобновления работ или отправляемых служебных обязанностей». Соответствующее предложение было сделано особым комитетам железных дорог. Однако дать циркулярное распоряжение по этому вопросу комитет все же не решился, ибо распространение этих мер на всю страну в директивном порядке придавало им общеимперский характер, что требовало предварительного вынесения их на рассмотрение Совета министров. Полагаясь на меры репрессивно-карательного характера, Главный комитет отрицательно ответил на вопрос об участии рабочих железнодорожных мастерских в выборах «рабочих групп». Он формально сослался на то, что «работы на оборону выполняются лишь незначительной частью таких мастерских», а поэтому для участия рабочих в ВПК нет необходимости. Не менее твердой позиция Главного комитета оказалась и при оценке «примиряющих» усилий председателя Московского заводского совещания Чер-дынцева во время стачек в мастерских Московско-Казанской железной дороги в Москве и Перове. Комитет 28 апреля 1916 г. признал нежелательным такое вмешательство. Он требовал, чтобы «всякого рода переговоры и соглашения с рабочими со стороны представителей каких бы то ни было учреждений и организаций допускались не иначе как с ведома и при посредстве Особого комитета, без чего такие переговоры могут нарушить принятый Особым ко
282
митетом план действии и внести осложнения в создавшееся в данный момент положение дел»95.
В июне 1916 г. Главный комитет принял решение о направлении «бастующих мастеровых-невоеннообязанных» на принудительные работы для фронта. Более детально этот вопрос обсуждался на заседании 27 августа. В журнале его записано: «Наиболее действительными мерами борьбы с нарушениями порядка в мастерских Главный комитет признает: сдачу в ряды армии военнообязанных рабочих и арест остальных. Как то, так и другое мероприятие могут иметь действительное значение в том случае, если они приведены в исполнение быстро и без колебаний». Комитет обратился также с ходатайством к министру путей сообщения о сношении с военным министром по поводу предоставления особым комитетам права обращаться к командованию военными округами с просьбами «о назначении реквизиции для наряда упорствующих в забастовках рабочих с тем, чтобы ходатайства удовлетворялись подлежащими властями без промедления». Для того чтобы особые комитеты имели юридическое основание немедленно подвергнуть аресту невоеннообязанных, Главный комитет предложил им издавать обязательные постановления, содержащие следующую норму: «Воспрещается нарушение существующего порядка производства работ на дороге, в мастерских, депо и во всех других местах, где таковые работы должны производиться для сохранения непрерывности и правильности действия дороги и всех железнодорожных устройств. Виновные подвергаются аресту до 3-х месяцев»96.
Хотя единого государственного закона, распространяющего тюремное заключение в качестве основной меры наказания рабочих за забастовки, так и не появилось, на деле она повсеместно вводилась рядом частных постановлений и сугубо административным путем. Нельзя при этом не отметить, что драконовские меры, намечаемые в МПС, не во всем одобрялись даже в военном ведомстве, к осени 1916 г. накопившем достаточно богатый опыт применения репрессивно-карательных акций в борьбе с революционным движением пролетариата. В частности, и на представление министра путей сообщения о необходимости применения к упорствующим стачечникам-невоеннообязанным реквизиций на фронтовые работы, и. о. председателя Особого совещания по обороне сенатор Н. П. Гарин, по существу, дал отрицательный ответ, заявив, что, «принимая во внимание безуспешность всех
283
применявшихся до сего времени репрессий в качестве средства борьбы с забастовками, он со своей стороны, затрудняется высказаться с уверенностью, что осуществление реквизиций приведет к вполне благоприятным результатам». Обсудив этот ответ, Главный комитет 12 ноября 1916 г. решил не настаивать на своем представлении. Он признал, что усиление репрессий за упорные забастовки неосуществимо без издания нового закона 97.
Но дело было, видимо, все же не в отсутствии специальных законов. Сплошь и рядом царские чиновники усиливали административные кары, не считаясь с соответствием их тем или иным юридическим нормам. Главная причина заключалась в другом: нельзя было арестовывать и «реквизировать» десятки тысяч квалифицированных рабочих и служащих. Чиновники Главного комитета по охране железных дорог в ноябре 1916 г. этого, видимо, еще не осознавали. Прошло, однако, каких-то два месяца, и они уяснили этот неоспоримый факт. В журнале заседания комитета 19 января 1917 г. указывается: «Главному комитету доложено было, что в настоящее время среди служащих железнодорожной сети стали замечаться неблагоприятные признаки, свидетельствующие о некотором падении чувства дисциплины и угрожающие правильности отправления железнодорожной службы... Применяемая большинством Особых комитетов в подобных случаях мера наказания — кратковременный арест — не оказывает действия на виновных... Что же касается увольнения от службы неисправных, то более или менее широкое применение этой меры представляется невозможным в условиях переживаемого времени, когда наблюдается общий недостаток в рабочих руках». Теперь комитет признал, что наиболее действенным способом борьбы с неявками на работу или с забастовками следует считать «присуждение неисправных служащих к денежным штрафам при том непременном условии, чтобы штрафы эти по своим размерам представлялись взысканием достаточно тя-жзлым и чтобы мера эта применялась в точно определенной последовательности». Главный комитет предложил особым комитетам включить в свои обязательные постановления штрафы за нарушение действующего на железных дорогах порядка службы. Их предлагалось установить в следующем размере: за один день уклонения от службы — 10% месячного добавочного вознаграждения (военной прибавки), за два — 25, за пять — 50 и свыше пяти дней — 100 %98.
284
О результатах реализации этой меры сведений не имеется, но надо полагать, что в условиях приближающейся революции опа была столь же бесплодной, как и другие карательно-репрессивные акции, неспособные приостановить нарастание стачечной борьбы российского рабочего класса.
К лету 1916 г. вследствие усиливающегося рабочего движения обостряются трения между отдельными звеньями государственного карательно-репрессивного аппарата. Вмешательство и давление генералов — руководителей заводских совещаний на бастующих рабочих оказывались не только малоэффективными, но и все чаще начинают приводить к противоположным результатам, усиливая недовольство пролетарских масс. Помимо этого энергичные служаки в ряде случаев «подминали» ранее действовавший аппарат, решавший те же задачи (фабричную инспекцию и горный надзор, местную полицию и пр.). Совет министров 13 мая 1916 г. вынужден был признать наблюдавшуюся при ликвидации происходивших забастовок несогласованность в действиях местных властей и счел необходимым соображения, представленные по этому вопросу министром торговли и промышленности, внести на рассмотрение Особого совещания при министре внутренних дел ".
Министр торговли и промышленности предлагал сосредоточить «руководство всей совокупностью мероприятий по борьбе с рабочими забастовками во всех, кроме казенных заводов, предприятиях в руках чинов фабричной инспекции и горного надзора или особоуполномоченных торгово-промышленным ведомством лиц при содействии чинов других ведомств». На междуведомственном совещании, заседания которого происходили 10 и 13 июня 1916 г., соображения эти не получили, однако, одобрения. Совещание признало, что все мероприятия по борьбе со стачечным движением должны объединяться на местах губернаторами, а представители Особого совещания по обороне не могут иметь отношения к ликвидации забастовок. Меры их пресечения сосредоточивались в руках местной полиции, действующей по указаниям губернаторов, и фабричной инспекции и горного надзора, которые при борьбе с забастовками на экономической почве получали известную самостоятельность 100. Совет министров 22 июля одобрил результаты этого совещания. В особом журнале его указывалось, что «выработанные междуведомственным совещанием заключения должны быть по
285
предварительному соглашению главных начальников ведомств и по подлежащем в чем следует их исправлении преподаны местным властям к руководству циркулярами тождественного содержания»101.
Введение этой меры задержалось в первую очередь, видимо, в связи с известным противодействием со стороны председателей районных заводских совещаний. Если сфера действий фабричной инспекции и общей полиции в борьбе с рабочим движением была более или менее разграничена еще накануне первой российской революции, то активность военного ведомства в этом деле являлась совершенно новым фактором, нарушившим достаточно устоявшиеся взаимоотношения. Подведомственные Военному министерству чины и после постановления Совета министров продолжали проводить в этом деле самостоятельную линию.
Особую активность по-прежнему проявляли уполномоченные Особого совещания по обороне. Так, генерал Чердынцев в начале августа во время забастовки женщин-чернорабочих па заводе «Динамо» в Москве потребовал, чтобы их заменили рабочими-военнообязанными. Заводоуправление, опасаясь забастовки всех рабочих, не довело до их сведения это распоряжение и ликвидировало волнения иными средствами и собственными силами. Этот инцидент вызвал новое обращение Министерства торговли и промышленности в Военное министерство 102. Своим следствием оно имело достаточно категоричное предписание помощника воеппого министра Чердынцеву от 15 августа 1916 г.: «Ввиду возможности и в будущем повторения подобных случаев по заводам, работающим на государственную оборопу, считаю долгом уведомить Ваше превосходительство для руководства в дальнейшем, что все мероприятия, касающиеся как предупреждения, так и пресечения забастовок, объединяются в руках губернаторов»103.
Однако энергичный председатель Московского заводского совещания па этом не успокоился. Он обратился к начальнику ГАУ и получил его поддержку. Генерал Маниковский направил Гарину 18 ноября 1916 г. пространную записку, в которой обстоятельно характеризовалась высокополезная деятельность председателей районных заводских совещаний в деле предотвращения и прекращения забастовок. В заключение формулировался вывод о настоятельной необходимости пересмотра недавно принятого постановления Совета министров 104.
286
Военное министерство запросило официальное мнение по этому вопросу всех уполномоченных председателя Особого совещания по обороне, а затем подготовило доклад о желательности пересмотра положения Совета министров от 22 июня 1916 г. Одпако сам военный министр на этом докладе наложил резолюцию, что «положение Совета министров от 22 июня и. г. пересмотру подвергнуто не будет, и вследствие сего им (председателям районных заводских совещаний.— В. Л.) при возникновении фабричных забастовок подложит неуклонно руководствоваться изложенными в этом положении правилами»105.
Сам по себе факт обострения трений и известной перестройки карательно-репрессивных органов для борьбы с забастовками является достаточно наглядным проявлением неэффективности и несостоятельности главного направления борьбы царизма и буржуазии против усиливающегося революционного движения пролетариата.
Бурно нарастающее рабочее движение, разногласия среди капиталистов и чиновников по вопросу о формах и способах осуществления милитаризации труда обусловили неудачу попыток введения ее законодательным путем. Это пе мешало, однако, в ряде случаев монополистам, опиравшимся па различные государственно-монополистические органы и военные власти, осуществлять систему карательно-репрессивных мер, являвшихся важнейшими составными компонентами милитаризации труда. К кануну же Февральской революции в предпринимательских кругах все определеннее склонялись к выводу, что грубые преследования стачечников и различные репрессии по отношению к ним лишь обостряют социальную напряженность. Они не в состоянии были приостановить развития рабочего движения и предотвратить назревающий в стране взрыв. В эффективность «обычных» репрессивных мер по борьбе с пролетарскими стачками все меньше верили и в чииовничье-бюрократической среде. Поэтому в Министерстве внутренних дел, в частности, где особенно зорко следили за накалом рабочего движения, еще в начале 1916 г. готовились к подавлению революционной борьбы пролетариата вооруженной силой. 19 марта 1916 г. директор Департамента полиции разослал губернаторам и градоначальникам, командующим военными округами, и руководителям ведомств циркуляр, которым предлагалось «заранее выработать по соглашению с местными военными властями мероприятия для предупреждения и подавления этих беспорядков и для воспрепятствования образованию
287
больших скопищ как в городе, так и в уездах вверенной Вам губернии, а также разработать план распределения и вызова полицейских и воинских нарядов и составить инструкции о порядке действий чинов городской и уездной полиции отдельно и совместно с войсковыми частями, призванными для содействия гражданским властям»106.
Царизм уповал на вооруженную борьбу с революционным народом. И если ему не удалось потопить в крови выступление трудящихся масс в феврале 1917 г., то не из-за недостатка решимости, а из-за отсутствия реальных военных сил. Армия перешла на сторону трудящихся. Мощная волна общенародного революционного движения, руководимого пролетариатом, смела самодержавие Романовых.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
В годы первой мировой войны в царской России наблюдался интенсивный процесс концентрации производства, централизации капитала и дальнейшего развития монополистических союзов. Он был органически связан с формированием системы государственно-монополистического капитализма, которая возникла и складывалась лишь на основе достаточно высокого уровня монополизации ведущих отраслей экономики страны. В. И. Ленин, характеризуя укрепление позиций руководящих финаи-сово-промышлеипых кругов буржуазии, имел все основания утверждать: «Число крупнейших акционеров ничтожно; роль их, как и общая сумма богатства у них — громадна. Не боясь ошибиться, можно сказать, что если составить список пяти или даже трех тысяч (а может быть даже и одной тысячи) самых богатых людей в России или проследить... все нити и связи их финансового капитала, их банковских связей, то откроется весь узел господства капитала, вся главная масса богатства...»1
С другой стороны, решение задач государственно-монополистического регулирования военной экономики способствовало расширению учетно-регистрационных и распределительных функций существующих монополистических союзов и оформлению новых монополистических соглашений.
Эти явления отражали общеисторические закономерности социально-экономического развития. Они и в годы войны сковывались и притормаживались вследствие отрицательного воздействия существовавшей в России феодальной по своей природе политической надстройки. Претенциозные поползновения абсолютистского государства, пытавшегося «руководить» всей пароднохозяйствеииой жизнью страны старыми методами произвольного казеннобюрократического вмешательства, попечительства и опеки, в условиях военного времени не могли не оказывать особенно отрицательного и дезорганизующего воздействия на экономику. Они иногда предопределяли, в частности,
289
и серьезные дефекты при создании государственных регулирующих органов, громоздкость, неповоротливость, нерациональность и неэффективность стихийно складывавшейся их системы. Выступая на одном из первых заседаний Экономического совета при Временном правительстве 22 июля 1917 г., товарищ министра торговли и промышленности П. И. Пальчинский заявлял даже, что «к началу революции никакой программы, ни финансовой, пи экономической, ни общефинансово-экономической, долженствующей регулировать финансово-экономическую жизнь страны,— не было, с этим положением мы вошли в революцию»2.
Взаимоотношения предпринимательских монополий с правительственными учреждениями при осуществлении государственного регулирования тех или иных сфер экономики далеко не сразу приобретали желательные для капиталистов характер и формы. До Февральской революции нередко монополисты так и не успели добиться оптимального удовлетворения своих притязаний. В принципе такое явление не было исключительно российской особенностью. И в более развитых капиталистических странах руководители монополистических союзов и магнаты финансового капитала (особенно на первых порах) с подозрением, сопровождавшимся выражением недовольства по поводу ликвидации «свободной» торговли, относились к усиливающемуся вмешательству государства в народнохозяйственную жизнь военного времени. 11а деле же это не препятствовало им всемерно использовать силу и мощь государственного аппарата для получения максимально высоких сверхприбылей и для «умиротворения» трудящихся. В царской России для определенных опасений имелись значительно большие основания вследствие широкого распространения практики традиционного вмешательства правительства в экономическую жизнь. Тем не менее государственно-монополистические формы регулирования экономики, несмотря на препятствия, создавшиеся существующей политической надстройкой, все же прокладывали себе дорогу.
Бесспорно, что до Февральской буржуазно-демократической революции реакционные дворянско-помещичьи круги, взгляды которых выражали Пуришкевич и Марков, оставались в России всесильными. Их власть, интересы и доходы по-прежнему обеспечивались, как указывал В. И. Ленин еще перед войной, «современными общественными и политическими учреждениями России».
290
Крепостпики-помещики составляли тот элемент, который продолжал определять «все направление деятельности и весь характер так называемой бюрократии снизу доверху»3. Однако влияние и роль хозяев экономической жизни России в годы войны неуклонно усиливались. Без магнатов финансового капитала, руководителей монополистических союзов и акционерных коммерческих банков, а также владельцев крупнейших промышленных предприятий невозможно было осуществить сколько-нибудь реальное, а не бумажно-бюрократическое государственное регулирование тех или иных сторон народного хозяйства, введение которого властно диктовалось закономерностями социально-экономического развития.
Меры по осуществлению вмешательства государства в экономическую жизнь страны в условиях военного времени чем дальше, тем больше разрабатывались и в значительной степени реализовывались прежде всего монополистами, действующими в пределах компетенции различных ведомств. Предпринимательские союзы овладевали существенными звеньями государственного аппарата или фактически контролировали соответствующие стороны их деятельности. Все более широкое приобщение к делу государственного регулирования влекло за собой не только укрепление их экономических, но и политических позиций. На этой основе крупная буржуазия перед Февралем 1917 г. уже заметно приблизилась к власти.
Значительное распространение в годы войны получила такая форма регулирования, при которой вмешательство правительства в хозяйственную жизнь осуществлялось непосредственно через специально созданные государственные органы. Именно в них к участию в различной степени привлекались представители монополистических групп и финансового капитала, имевшие возможность не только защищать собственные интересы, но и проводить свою линию в вопросах государственного регулирования. Несмотря на все присущие им изъяны, по сравнению со старыми подразделениями ведомств они имели известные достоипства. После Февральской революции представители буржуазной интеллигенции, связанные с Особым совещанием по обороне, признавали, что вновь созданные во время войны органы располагали «широкими полномочиями» и обладали «более гибкой конструкцией» в отличие от казенно-бюрократических учреждений мирного времени, оказавшихся «неспособными справиться с задачами, выдвинутыми войной»4.
291
Распорядительные и исполнительные функции вновь создаваемых государственных органов развивались с учетом интересов монополистов. Какая-то часть этих функций (особенно подготовительная работа, в значительной степени предопределявшая те или иные решения) выполнялась непосредственно в предпринимательских организациях и монополистических союзах. Такая организационная форма в конечном итоге выражала определенную незрелость и расплывчатость структуры государственно-монополистических институтов, отсутствие четкости их построения. Учетно-регистрационный аппарат и распределительные функции развивались, и при этом весьма неравномерно, не только в монополистических союзах, но и в специальных административно-хозяйственных учреждениях (Центросахар, Комитет хлопкоснабжения, Льноджутовый комитет, Комитет по делам кожевенной промышленности и др.) и отчасти даже в аппарате соответствующих ведомств (Министерства торговли и промышленности, Министерства путей сообщения и пр.).
Показательно при этом, что представители банков и монополистических союзов больше склонялись к другой, более совершенной, по их мнению, форме государственно-монополистического регулирования народного хозяйства непосредственно через систему монополистических союзов (иногда принудительного характера). В этом случае учетно-распределительный и регистрационный аппарат должен был бы развиваться и совершенствоваться главным образом в рамках тех или иных предпринимательских объединений или контролируемых монополистами формально «нейтральных» организаций (отделы и секции Центрального и Московского областного ВПК, в частности), наделяемых определенными государственными функциями. За правительственными учреждениями оставлялся бы лишь общий надзор, пе требующий развертывания новых подразделений тех или иных ведомств. Такой подход полнее стимулировал дальнейшее интенсивное развитие и укрепление капиталистических монополий в стране, способствовал усилению мощи различных группировок империалистической буржуазии.
Несмотря па борьбу этих двух тенденций и тормозящее воздействие политических условий, государственно-монополистические органы все же обнаруживали, хотя медленное и противоречивое, движение вперед в направлении складывания системы российского государственно-монополистического капитализма. Изученный и проанализи-
292
ровапный материал позволяет в известной степени уточнить сформулированный нами ранее вывод о том, что «нагромождение бесплаиово и разрозненно действующих органов, призванных регулировать экономику России» в годы первой мировой войны, «можно лишь условно назвать „системой” государственно-монополистического капитализма»5. Бесплановое и хаотичное нагромождение различных, часто стихийно возникавших новых регулирующих институтов, бесспорно, имело место *. Создание их в годы войны диктовалось экономической необходимостью. Они возникали при отсутствии не только должной планомерности, по иногда и элементарной продуманности. Тем не менее в этой стихийности получали проявление и сами закономерности социально-экономического развития. Объективные потребности народнохозяйственной жизни как бы «укладывали» внутреннюю взаимозависимость между теми или иными ее сторонами и внешне разрозненные акции в известную систему связанных, хотя и плохо взаимодействующих, регулирующих органов. Правильнее будет, видимо, говорить о крайне несовершенной системе государственно-монополистических органов, имевшей существенные изъяны.
Более определившиеся и зрелые черты государственно-монополистическое регулирование приобретало в важнейших отраслях промышленности (металлургия, машиностроение, текстильное и сахарное производство и т. п.). Общую картину дополняет, но принципиально не изменяет и тот бесспорный факт, что в различных сферах экономической жизни все более возрастала роль крупнейших банков-монополистов (сахарная и хлебная торговля и пр.). У пих в связи с этим расширялся учетно-регистра ционный и отчасти распределительный аппарат. Все это, однако, лишь сильнее оттеняло общие изъяны сложившейся в России к 1917 г. системы государственно-монополистического регулирования в целом, почти пе распространявшейся па доминировавшее в стране сельскохозяйственное производство. Опа обеспечивала высокие сверхпри
* Стихийность создания системы государственного регулирования, отсутствие в этом деле последовательной планомерности опять-таки нельзя признать особенностью России. Такой бесспорный авторитет, каким является Вальтер Ратенау, отмечал, что и в Германии «общее расширение ответственности и вмешательства государства произошло само собой, что оно не вытекало из единого плана, но возникало в областях, где оно было наиболее необходимо...» (Ратенау Вальтер. Новое хозяйство. М., 1923. С.69).
293
были монополистам, но объективно усугубляла развал народного хозяйства страны.
При этом никак нельзя согласиться с утверждениями, которые делали лидеры предпринимательских организаций после Февраля 1917 г., пытаясь все расстройство хозяйственной жизни объяснять исключительно нерасторопностью и неспособностью царского правительства, а позитивные сдвиги записать в актив буржуазных общественных организаций. Явно необоснованный, искусственный оптимизм при оценке усилий буржуазии (деятельность которой отождествлялась с творчеством народа) в деле упорядочения экономической жизни сочетался со стремлением снять с нее ответственность за дезорганизацию народного хозяйства страны и переложить вину па революционное творчество масс, выступления которых якобы вели экономику к катастрофе е. При этом они «забывали» и такие бесспорные факты, которые убедительно свидетельствовали, что все важнейшие вопросы государственного регулирования решались в 1914—1917 гг. при непосредственном участии, а также с учетом пожеланий и материальных интересов монополистов.
Естественно, что крайне робкие попытки царского правительства предпринять перераспределение сверхприбыли оказались безрезультатными. Оно было очень далеко от того, чтобы сколько-нибудь всерьез посягнуть на огромные военные доходы российских монополистов, получавших 50—70 и даже более 100% прибыли на основной капитал 7. Несмотря на прогрессирующее обесценивание рубля, их реальные доходы продолжали возрастать в отличие от массы трудового населения, стонавшего в тисках инфляции и дороговизны. Поэтому российская монополистическая буржуазия, несмотря на усиливающиеся проявления оппозиционности по отношению к самодержавному строю, всеми силами стремилась сохранить монархию Романовых, рухнувшую лишь под напором революционного народа.
С одной стороны, в результате такого государственно-монополистического регулирования, которое обеспечивало непрерывное обогащение магнатов финансов и промышленности, народное хозяйство оказалось в состоянии настоящей разрухи. С другой — среди трудящихся масс все более нарастало стихийное недовольство существующим строем. Низы пе хотели и пе могли жить по-старому. В России назревал революционный взрыв, вылившийся сначала в Февральскую буржуазно-демократическую ре
294
волюцию, а затем завершившийся победой Великого Октября.
Свержение самодержавия способствовало более отчетливому проявлению классовой природы государственно-монополистического капитализма в России. Позиции финансового капитала, монополистических союзов и отраслевых предпринимательских организаций в государственных регулирующих органах несколько укрепились. В первую очередь это выразилось в расширении их компетенции и объема деятельности (Расмеко, Главкожи, комитетов по регулированию текстильной промышленности и др.), а иногда — в создании новых центров (Центро-ткань и пр.), в привлечении объединенных частных коммерческих банков к финансированию хлебной, сахарной и угольной монополий, осуществление которых требовало расширения учетно-регистрационного и распределительного аппарата как самих предпринимательских организаций, так и связапных с ними центральных правительственных учреждений.
Само по себе государственное регулирование и после Февральской революции сохраняло черты ограниченности и недоразвитости, что обусловливало, в свою очередь, ограниченность и недоразвитость государственно-монополистических органов, обеспечивавших это регулирование. Учетно-регистрационный аппарат и контрольно-распределительные функции не получили заметного развития. Если монополистам приходилось вести борьбу за безраздельное руководство этим делом до революции, когда они противостояли чрезмерному чиновничье-бюрократическо-му вмешательству со стороны рьяных охранителей незыблемости самодержавного строя, то теперь перед ними возникала несравнимо более грозная опасность. Народные массы все настойчивее требовали демократизации органов государственного регулирования. Пролетариат добивался введения действенного рабочего контроля над производством и распределением продуктов. Поэтому монополистам с большим трудом удавалось улучшать захваченные позиции и сохранять занятые рубежи.
В сфере экономики интересы антагонистических классов все более обнаруживали свою непримиримость. Угроза пролетарской революции подталкивала хозяев экономической жизни к решительным антинародным акциям, а вся практическая деятельность массовых пролетарских организаций «сковывала» их инициативу, не позволяла развертывать и в полной мере осуществлять намеченные
295
проекты, ориентированные иа урегулирование хозяйственной жизни за счет трудящихся масс. В значительной степени этим фактором определялась неудача перестройки центральных регулирующих учреждений, выразившаяся в планах реорганизации особых совещаний и в попытках сосредоточить решение принципиальных вопросов экономической политики в Государственном экономическом совете, а затем — в Государственном экономическом комитете.
После революции деятельность государственно-монополистических органов с еще большей целеустремленностью подчинялась задаче сохранения и упрочения экономического господства капиталистов. Крупная буржуазия в этом смысле сознавала важность и необходимость элементарного регулирования и контроля в народном хозяйстве страны, диктовавшихся условиями войны и нараставшей разрухой. Эти проблемы решались с последовательно классовых позиций. Монополисты стремились стабилизировать экономику за счет лишений и невзгод трудового народа. Опыт первых месяцев после Февраля свидетельствовал, что признание правомерности государственного контроля и регулирования затрудняло борьбу против пролетарского требования рабочего контроля. Рабочий контроль — самое демократическое, последовательное и действенное средство по обеспечению дееспособной организации народного хозяйства страны — неизбежно открывал реальный путь к социализму. Это-то и пугало крупную буржуазию и ее идеологов. В передовой статье первого номера печатного органа Министерства продовольствия, в частности, читателям внушалась мысль, что Временное правительство и «не в состоянии выполнить все задачи, диктуемые жизнью» в сфере экономики. Выражая интересы крупного капитала, авторы статьи далее безапелляционно заявляли: «Взять в свои руки все производство, обмен и урегулировать распределение не может паша новая власть по той простой причине, что такая революция народного хозяйства возможна лишь при уничтожении всего капиталистического строя. А время окончательного уничтожения его еще не наступило. Наступило только время ограничения капиталистического самодержавия»8.
Разговоры об ограничении «капиталистического самодержавия» никак не вязались с реальной экономической политикой, которой и в продовольственном деле все более были присущи тенденции к ущемлению демократи
296
ческих элементов и укреплению позиций промышленного и финансового капитала 9.
Со стороны же предпринимательских организаций и монополистических союзов усиливаются декларативные требования «восстановления» свободного торгового аппарата. В известной степени они были и проявлением определенной растерянности и колебаний в лагере капиталистов, не решавшихся теперь открыто противопоставлять лозунгу рабочего контроля призыв к прямому и неограниченному контролю предпринимательских союзов. В большей мере для монополистической буржуазии они являлись средством маскировки. Показательно, что сразу после Февральской революции лидеры торгово-промышленных кругов не отвергали государственное регулирование экономики. Но в связи с распространением идеи рабочего контроля в пролетарских массах начинают сильнее звучать голоса за «свободную» торговлю. На деле же под прикрытием этих требований, усыпляя общественное мнение и ослабляя противодействие пролетариата, было легче протаскивать реакционно-бюрократическое и ограниченное регулирование, осуществляемое монополистическими союзами. В борьбе против революционного народа империалистическая буржуазия была готова пойти на развал всего народного хозяйства. «Костлявой рукой голода» капиталисты стремились задушить революционное движение широких народных масс. Политический фактор, действовавший как до Февральской революции, так и после нее, был важнейшей причиной того, что в стране так и не сложилась эффективная и рационально организованная система государственно-монополистических органов 10.
В России не было даже введено таких мер по учету, контролю и надзору за производством и распределением продуктов, которые были возможны (как это показал опыт Германии и других капиталистических стран) в рамках буржуазного строя. Оценивая степень зрелости государственно-монополистического капитализма, в первую очередь необходимо признать определенную недоразвитость сложившихся в стране регулирующих органов и отсутствие их стройной и жизненно эффективной системы. Невозможно игнорировать общий уровень экономического развития страны. Удельный вес отраслей народного хозяйства, в которых сложились государственно-монополистические институты, был значительно меньшим, чем в Германии и других капиталистических государствах. Объем валовой продукции промышленности заметно от
297
ставал от объема продукции сельского хозяйства с преобладавшей в нем мелкобуржуазной стихией. В промышленности же первое место занимали отрасли по производству средств потребления. Государственно-монополистические органы не успели еще развернуть в полной мере заложенные в них возможности, ибо в своей деятельности они опирались не на синдикаты, а на монополистические союзы картельного типа. Учетно-регистрационный и распределительный аппарат при такой форме сотрудничества приходилось создавать заново. Оформление его требовало времени и значительных усилий по преодолению некоторых «предрассудков», еще доминировавших в предпринимательской среде: подозрительное отношение к вмешательству государственных органов, стремление к сохранению коммерческой тайпы и пр.
Тем не менее государственно-монополистические институты в экономике России в годы первой мировой войны получили значительное распространение. Как в предпринимательских союзах, так и в специальных учреждениях заметно расширяется и совершенствуется учетно-регистрационный и распределительный аппарат, который мог быть использован после победы Великого Октября на начальном этапе строительства первых органов управления социалистической экономикой.
Развитие государственно-монополистического капитализма в России подчинялось тем же закономерностям, что и в других крупных империалистических государствах. Хотя монополистические союзы и государственно-монополистические оргапы в стране не имели такого всеобъемлющего значения, какое они приобрели в Англии, Франции, США и в особенности в Германии, определенные материальные предпосылки социалистической революции были налицо. Бурный процесс концентрации производства, централизации капитала и развития монополистических объединений в предвоенные годы, интенсивное формирование государственно-монополистических учреждений в годы войны создали в народном хозяйстве страны известные условия, необходимые для начала социалистических преобразований.
Рабочий класс нашей страны, руководимый большевистской партией широко использовал при строительстве центральных органов управления социалистической промышленностью учетно-регистрационный и распределительный аппарат дореволюционных органов государственно-монополистического регулиров ания.
298
Завоевание пролетариатом политической власти поставило проблему государственного регулирования экономики на принципиально новую основу. Оно осуществлялось на самых демократических принципах. Советский аппарат хозяйственного управления создавался при самом широком участии трудящихся и опирался на самодеятельность рабочего класса и его массовые организации — фабзавкомы и профсоюзы.
В ходе хозяйственного строительства сразу же после Великого Октября партия и рабочий класс вынуждены были вести непримиримую борьбу против капиталистов и их мелкобуржуазных приспешников, которые всеми средствами (саботаж, экономические диверсии, дезорганизация производства и пр.) пытались воспрепятствовать укреплению Советской власти. Решительное подавление сопротивления свергнутых революцией господствующих классов в сфере экономической жизни стало важнейшим направлением обеспечения жизнедеятельности социалистического государства в первые месяцы после Октябрьской революции.
Несмотря на это сопротивление, план, разработанный В. И. Лениным в августе — октябре 1917 г., стал основой практической работы Коммунистической партии и Советского правительства в конце 1917 — начале 1918 г. при строительстве новых органов управления народным хозяйством.
Осуществление всеобъемлющего государственного учета и контроля рассматривалось в качестве первоочередного шага в направлении к социалистической национализации промышленности. Его успех зависел от умелой и самоотверженной работы по мобилизации и развитию инициативы пролетариата. Важнейшей задачей при этом являлось развертывание на местах деятельности фабрично-заводских комитетов как центров классовой борьбы пролетариата против буржуазии в сфере экономики и организации социалистического промышленного производства. Решению ее способствовало «Положение о рабочем контроле», принятое ЦИКом 14 ноября 1917 г. В его основу был положен ленинский проект. Положение расширяло права фабрично-заводских комитетов. Они превращались в низшее звено аппарата регулирования производства и в 1917—1918 гг. как бы выполняли государственные функции. Без рабочего контроля на фабриках и заводах государственное регулирование центральных органов было бы просто невозможно 11.
299
Во-вторых, под непосредственным руководством В. И. Ленина, при активном участии фабзавкомов и профсоюзов был создан Высший Совет Народного Хозяйства (ВСНХ), призванный направлять всю работу по осуществлению экономической политики пролетарской диктатуры и руководить всеми советскими организациями, действовавшими в сфере промышленности и торговли 12.
Третьей важнейшей мерой стала национализация частных коммерческих банков, контролировавших важнейшие звенья экономики. Она была ускорена в связи с тем, что магнаты финансового капитала пытались игнорировать контроль, установленный Советским правительством. Они направляли средства, получаемые из Государственного банка, на финансирование темных комбинаций капиталистов, на поддержку саботажников и контрреволюционных организаций 13.
Четвертое направление этих важнейших мер состояло в использовании учетно-регистрационного и распределительного аппарата государственно-монополистических учреждений, монополистических союзов и потребительских обществ. На самом начальном этапе строительства органов управления социалистической промышленности Советское правительство в духе ленинских указаний стремилось использовать все то полезное, что существовало в подразделениях старых ведомств и аппарата регулирующих органов дооктябрьской эпохи.
Весьма показательна в этом смысле и история создания ВСНХ. Почти одновременно с декретом об учреждении этого главного органа, призванного регулировать экономическую жизнь страны, появился декрет об упразднении Главного экономического совета и Главного экономического комитета, при Временном правительстве номинально являвшихся высшими органами государственного регулирования экономики. Делопроизводство и средства их передавались будущему ВСНХ. Однако Главный экономический совет и Главный экономический комитет на деле не имели необходимого аппарата регулирования и управления. Они были созданы за несколько месяцев до Великой Октябрьской социалистической революции и едва-едва заняли свое место в системе других высших регулирующих органов 14. Поэтому на одном из первых заседаний бюро ВСНХ 13(26) декабря 1917 г. было принято решение о том, чтобы Особое совещание по обороне «перешло под руководство ВСНХ как совещание по финансированию предприятий»15, причем предприятий всей
300
промышленности, а не только работающих па военные нужды. Из бывшего Министерства торговли и промышленности были взяты также соответствующие подразделения, тесно связанные с томи или иными старыми органами государственно-монополистического регулирования. 27 декабря 1917 г. (9 января 1918 г.) ВСПХ постановил взять из этого ведомства отделения волокнистых веществ, курировавшее комитеты по регулированию текстильной промышленности, кожевенное, руководившее Главкожей, а также химическое и электротехническое. Наряду с ними в ВСНХ были переданы также отделение статистики, канцелярия и библиотека 16.
В январе 1918 г. состоялась реорганизация Химического комитета при Главном артиллерийском управлении бывшего Военного министерства. Часть этого органа, имевшая чисто военные функции, была оставлена в военном ведомстве. Другая часть, а также районные организации и техники-контролеры, непосредственно связанные с регулированием химической промышленности, перешли в Химический отдел ВСНХ. Подготовительные комиссии по демобилизации химической промышленности, возникшие накануне Февральской революции п располагавшие «богатыми материалами по обследованию сырья и фабрично-заводских предприятий», коренным образом реорганизовывались. Их материалы были использованы Комиссией по демобилизации и организации химической промышленности, созданной при Химическом отделе ВСНХ под председательством академика В. Ипатьева — прежнего руководителя Химического комитета 17.
В ведение ВСНХ переходило и Особое совещание по топливу (Осотоп), подразделения которого постепенно стали включаться в состав этого высшего органа народнохозяйственного регулирования. Однако старые руководители и служащие совещания, не признававшие Советскую власть, встали на путь активного саботажа. Более того, на VIII Всероссийском съезде представителей старых государственных органов но топливу, проходившем 4(17) декабря 1917 г. в Харькове, они объявили эти съезды высшей инстанцией в деле регулирования снабжения топливом. К. Ф. Кирш и другие в переговорах с представителями ВСНХ упорно добивались сохранения автономии старой организации. Президиум ВСНХ пе смог противостоять давлению руководителей саботажа и не занял по этому вопросу принципиальной позиции. Совет Народных Комиссаров, обсуждавший этот вопрос 17(30) декабря
301
предложил пересмотреть решение о соглашении с группой Кирша. В конце декабря Осотоп был упразднен. Его функции и полномочия перешли к Отделу по топливу BGHX 18.
Важное значение имело также овладение аппаратом Главноуполномоченного по донецкому топливу, на который при Временном правительстве было возложено осуществление угольной монополии («Монотоп»). 1(14) февраля 1918 г. на заседании Южного областного Совета народного хозяйства, в котором участвовал представитель ВСНХ, было принято решение выработать проект нового положения о «Монотопе» как составной части СНХ. Однако и до выработки этого положения «Монотоп» рассматривался в качестве подразделения совнархоза. Ввиду общегосударственного характера работ топливной организации, она руководствовалась также «по общим вопросам указаниями из центра— Высшего Совета Народного Хозяйства». Представители топливной секции облсов-нархоза вошли в состав бюро «Монотопа» на правах его членов 19.
Руководители продовольственной организации, оформившейся при Временном правительстве, также упорно противодействовали органам Советской власти. Всеми силами препятствуя укреплению Республики Советов, они готовы были задушить социалистическую революцию голодом. На Всероссийском продовольственном съезде в Москве во второй половине ноября 1917 г. они заявили о непризнании Совета Народных Комиссаров и даже избрали для общей организации продовольственного дела Всероссийский совет из десяти человек. Его руководители (В. Г. Громан и др.) препятствовали организаторской работе Наркомпрода. Призвав старые продовольственные органы продолжать свою работу, они пытались осуществлять ее в направлениях, чуждых политике Советской власти, стремились сохранить автономию, а в дальнейшем этот Совет стал претендовать на роль самостоятельного и высшего органа руководства всем продовольственным делом, состоящего при Совнаркоме. 9(22) января 1918 г. Бюро ВСНХ обсудило предложения этого Совета и в противовес им выдвинуло свой проект, согласно которому общее руководство продовольственным делом передавалось Продовольственному отделу ВСНХ, в состав которого должны были, в частности, войти коллегия Наркомпрода и Всероссийский продовольственный совет, избран
302
ный на Московском продовольственном съезде в конце декабря 1917 г.20
Практическая организация продовольственного дела все более сосредоточивалась в Наркомпроде. В ведении же ВСХИ оставался Отдел пищевых веществ, который занимался организацией различных отраслей пищевой промышленности. Были созданы, в частности, Главное управление мукомольной и крупяной промышленности, Временное бюро маслобойной промышленности, реорганизованное затем в Главный масляный комитет. При создании аппарата этих органов использовались и крупные оптовые торгово-промышленные фирмы, национализированные Советским правительством. Так, в частности, техническая контора т-ва А. Эрлангер и К0 была преобразована в Отдел снабжения при Главном управлении мукомольно-крупяной промышленности. При создании Главного управления молочно-хозяйственной промышленности был использован аппарат национализированных предприятий т-ва Бландовых и т-ва А. В. Чичкина. В июне 1918 г. ВСНХ осуществил коренную реконструкцию аппарата регулирования крахмально-паточного производства, которое Временным правительством в соответствии с законом от 14(27) сентября 1917 г. было возложено на Всероссийское общество крахмально-паточных заводчиков (Вопказ). Деятельность Вопказа представляла один из редких в России примеров реального осуществления принудительного синдицирования. После Великого Октября это объединение действовало под общим руководством Московского областного продовольственного комитета, создавшего специальный Совет по делам крахмально-паточной промышленности. В соответствии с проектом, разработанным комиссией, в которую входили представители ВСНХ, Наркомпрода и Вопказа, был учрежден Главный комитет крахмально-паточной промышленности (Главкрахмал)21.
Аппарат Министерства продовольствия и различных продовольственных органов, возникших при Временном правительстве, как уже отмечалось, сразу же был использован Наркомпродом при осуществлении хлебной монополии. Несколько позже (уже в начале 1919 г.) сюда из Наркомфина были переданы отделы бывшего Главного управления неокладных сборов, вошедшие в Центро-спирт 22.
Для организации продовольственного дела большое значение имело привлечение буржуазной кооперации, ко
303
торую можно рассматривать при Советской власти как своеобразную форму государственного капитализма, используемую в интересах социалистического преобразования общества. 10 апреля 1918 г. Совнарком утвердил декрет о кооперации, явившийся, по словам В. И. Ленина, результатом соглашения «с буржуазными кооперативами и с рабочими кооперативами, остающимися на буржуазной точке зрения»23. К работе кооперативной комиссии Наркомпрода в начале 1918 г. были привлечены представители кооперативных центров. Они вошли также в кооперативный отдел ВСНХ. Тем самым деятельность кооперативов по распределению продуктов получила государственный характер. Освобождение рабочей кооперации от влияния мелкобуржуазных лидеров и ее бурный количественный рост были той базой, которая позволила в дальнейшем радикально перестроить всю систему кооперации, реорганизовать ее руководящие органы («Центросоюз») и направить ее деятельность целиком в интересах рабочего класса и Советской власти 24. Следует особо подчеркнуть значение национализации Московского народного (кооперативного) банка, с помощью которого руководители буржуазной кооперации осуществляли некоторые акции, расходившиеся с политикой Советской власти. В конце 1918 г. банк был национализирован и все операции по финансированию кооперативных учреждений стали осуществляться от имени и за счет Народного (Государственного) банка РСФСР, в составе центрального управления которого был образован Кооперативный отдел. В этот отдел первоначально вошли и бывшие члены правления Московского народного (кооперативного) банка 25.
Учетно-регистрационный и распределительный аппарат старых комитетов по регулированию промышленности был использован при комплектовании соответствующих отделов и подотделов ВСНХ и при организации отраслевых центральных органов управления.
Бесспорно важное значение имела перестройка аппарата регулирования и управления в металлургической промышленности и в машиностроении. В соответствии с постановлением Бюро ВСНХ от 16(29) декабря 1917 г. из Наркомата торговли и промышленности был взят технический аппарат управления бывшего Главного уполномоченного по снабжению металлами (Расмеко) — преемника бывшего Металлургического комитета. Расмеко с его районными органами и агентами с 18(31) декабря
304
1917 г. стало исполнительным органом Отдела металла (позднее — Металлургического отдела), ВСНХ. В ведении Расмеко находились учет и распределение всего металла, установление цен на него. Вся работа велась под контролем отдела, одобрявшего и утверждавшего те или иные меры и действия 26.
Постановлением ВСНХ от 22 января (3 февраля) 1918 г. были национализированы синдикаты «Продамета» и «Кровля». Они стали государственными учреждениями по регулированию железоделательной промышленности, подведомственными Металлургическому отделу ВСНХ. 29 апреля отдел был переименован в Горно-металлургический; в его ведение перешли Горный департамент бывшего Министерства торговли и промышленности и Управление казенными горными заводами. 19 мая 1918 г. в составе ВСНХ был образован специальный отдел, который занимался развитием горной промышленности. Аппарат этого отдела после национализации всей крупной промышленности расширялся за счет аппарата предпринимательских организаций. В частности, 23 июля 1918 г. ВСНХ принял постановление в котором указывалось: «Вследствие национализации горнопромышленных предприятий акционерных обществ и товариществ по декрету Совета народных комиссаров от 28 июня 1918 г. отпадает надобность в существовании Постоянной совещательной конторы золото- и платинопромышленников, находящейся в Петрограде, поэтому означенная контора закрывается, а все имущество, документы и делопроизводство, статистические и прочие материалы, ей принадлежащие, передаются в золото- и платиновую секцию Горного отдела ВСНХ. Служебный персонал конторы впредь до особого распоряжения секции Горного отдела остается на своих местах»27. В это же время металлургическая промышленность была объединена с металлообрабатывающей под руководством Отдела металла. В связи с обнаруженными злоупотреблениями, Расмеко был расформирован, а вместо него создан Продрасмет, в который непосредственно влился технический аппарат национализированных синдикатов «Продамета» и «Кровля»28.
В ведении отдела металла находились также национализированные машиностроительные предприятия, по преимуществу, обслуживавшие железнодорожный и водный транспорт. Для руководства ими на базе мощного монополистического объединения — группы «Коломна — Сормово» — создавался новый орган управления. Решение о
И В. Я. Лаверычев
305
национализации предприятий, входивших в эту группу было принято ВСНХ 18 июня 1918 г. Новое объединение получило наименование Государственные объединенные машиностроительные заводы (ГОМЗа). В него вошла подавляющая часть действовавших на территории РСФСР предприятий — контрагентов монополий транспортного машиностроения. Аппарат этих монополистических организаций был использован при создании органов управления. 21 ноября 1918 г. правление ГОМЗа постановило: «Признать необходимым ликвидировать общества ,,Прод-вагон“ и ,,Продпаровоз“, использовав для работы в главном правлении полезные силы этих организаций...»29.
Однако в Главное правление машиностроительных заводов перешел не весь аппарат монополистических союзов. Комиссия подвижного состава и тяги, в рамках которой были объединены технические конторы всех паровозостроительных и вагоностроительных заводов и которая действовала в постоянном контакте с «Продпарово-зом» и «Продвагоном», осталась в Наркомате путей сообщения. Вплоть до 1922 г. эту комиссию возглавлял профессор Н. Л. Щукин, являвшийся ее бессменным председателем с 1902 г., а в 1910-1916 гг. выполнявший даже обязанности товарища министра путей сообщения.
В декабре 1917 — начале 1918 г. осуществлялась радикальная перестройка регулирующих органов текстильной промышленности. Все существующие комитеты реорганизовывались таким образом, чтобы рабочие составляли в них не менее 2/3 состава. На проходившем во второй половине января 1918 г. совещании представителей президиумов Центроткани, Комитета хлопкоснабжения, Суконного и Льно-джутового комитетов было принято решение о создании единого органа, призванного объединить работу всей текстильной промышленности. Новый руководящий орган — Центральный комитет по регулированию текстильной промышленности (Центротекстиль) — был также конституирован на основе приоритета представителей рабочей группы (два человека из трех от каждого старого комитета). В конце января 1918 г. открылся I Всероссийский съезд текстильщиков, который заслушал доклады В. П. Ногина (о положении в текстильной промышленности) и А. С. Бубнова (о ее регулировании). В резолюции, принятой съездом, отмечалась необходимость национализации текстильной промышленности. В качестве первого шага на пути к полному регулированию
306
хозяйственной жизни, как переходная ступень к планомерной организации производства провозглашался рабочий контроль в общегосударственном масштабе. Съезд одобрил проведение государственной монополии в торговле хлопком и тканями, мероприятия по реорганизации регулирующих органов, утвердил положение о Центро-текстиле. 1 апреля 1918 г. Президиум ВСНХ одобрил это положение с незначительными изменениями. На заседании присутствовал В. И. Ленин 30.
Руководители Центротекстиля (в его президиум входили исключительно представители рабочей группы) всемерно опирались на поддержку широких масс рабочих. Используя опыт предпринимателей как специалистов и организаторов, они учились у них навыкам руководства крупным производством. Постепенно посланцы рабочих совершенно отстранили капиталистов от решения дел и от участия в работе распорядительного аппарата регулирующего органа. Однако предприятия оставались еще в руках фабрикантов, которые осуществляли, хотя и под контролем рабочих, финансовые операции, руководили производством. Деятельность Центротекстиля носила государственно-капиталистический характер. Но этот государственный капитализм принципиально отличался от государственного капитализма при буржуазном строе. Развитие государственно-капиталистических элементов допускалось лишь в ограниченных пределах и имело целью в кратчайшие сроки обеспечить завершение создания материальной базы текстильной промышленности, необходимой для коренных социалистических преобразований, в первую очередь для национализации. Фабриканты же, входившие в состав Центротекстиля, мешали представителям рабочих накапливать опыт организации промышленности. Направляя саботаж служащих, они стремились использовать комитет не только для своей наживы, но иногда и прямо в контрреволюционных целях. Искусственно создавая финансовые трудности, они пытались парализовать работу Центротекстиля. Поэтому рабочая группа старалась решать важнейшие вопросы самостоятельно, редко проводила пленарные заседания (до 1 августа 1918 г. состоялось всего пять таких заседаний). Особенно большую работу руководители Центротекстиля проделали по организации контроля за производством и распределением продукции в центре и на местах. Это дело стало налаживаться после передачи в мае 1918 г. Отдела контроля Всероссийского Совета текстильщиков в Центротекстиль и
11*
307
создания на этой основе нового контрольно-технического отдела 31.
Решающее значение для дальнейшего строительства центральных государственных органов управления текстильной промышленности имел декрет от 28 июня 1918 г. Совнаркома о национализации крупных промышленных предприятий. Вслед за ним последовало изменение положения о Центротекстиле. Представители капиталистов были окончательно изгнаны из комитета и его различных подразделений. Позднее для управления национализированными предприятиями был создан новый орган — Главтекстиль.
С некоторым запозданием (в конце февраля 1918 г.) реорганизация старых регулирующих органов началась в кожевенной промышленности. Соответствующий проект обсудил и одобрил I Всероссийский съезд рабочих-кожевников. В реорганизуемом Главном комитете по кожевенным делам представители профессионального союза получили 2/3 мест. Новое положение о Главкоже позволило рабочим начать решительную перестройку всей системы государственного регулирования кожевенного производства. Представители профессионального союза кожевников решительно взялись за организацию специальных отделов контроля в Главном и районных комитетах. Были утверждены штаты отделов контроля и определены их основные задачи. Особенно успешно эти отделы действовали там, где они последовательно опирались на фабрично-заводские комитеты и контрольно-хозяйственные комиссии предприятий. Декрет Совнаркома о национализации всех крупных промышленных предприятий и здесь стал важнейшей вехой в деле строительства государственного аппарата регулирования 32.
В. И. Ленин, анализируя первые шаги рабочих России в деле организации управления промышленностью, еще в конце апреля 1918 г. положительно оценивал опыт текстильщиков и кожевников по использованию дореволюционных регулирующих органов в интересах пролетарского государства. На заседании ВЦИК 29 апреля он говорил: «Лучше всего стоит дело у тех рабочих, которые этот государственный капитализм проводят: у кожевников, текстилей, сахарного производства, потому что они с трезвостью пролетария знают свое производство и хотят сохранить его и сделать более крупным,— потому что в этом наибольший социализм. Они говорят: я еще сейчас с
308
такой задачей не слажу, я капиталистов посажу, 1/3 мест предоставлю им и научусь у них»33.
Аналогичные процессы наблюдались и в других отраслях промышленности (сахарной, бумажной и пр.), а также при создании региональных и местных органов государственного регулирования экономики 34.
Рассмотрение процесса реорганизации в условиях диктатуры пролетариата дореволюционных регулирующих органов, определение их роли и места на начальном этапе социалистического строительства, свидетельствуют, что в дооктябрьской России сложились определенные материальные предпосылки социалистической революции, что победа ее несмотря на все особенности экономического развития и политического строя России является проявлением исторической закономерности, вытекает из обострения противоречий капиталистического общества на империалистической стадии. Величайшая историческая заслуга российского пролетариата состоит в том, что под руководством ленинской партии, вооруженной революционной теорией, оп первым прорвал фронт мирового империализма в его наиболее слабом звене.
ПРИМЕЧАНИЯ
Введение
1	Подробнее см.: Игрицкий Ю. И. Мифы буржуазной историографии и реальность истории: Соврем. амер, и англ, историография Великой Октябрьской соц. революции. М., 1974. С. 44—49, 58—59; Салов В. И. Историзм и современная буржуазная историография, М., 1977. С. 166—167.
2	См.: Всероссийский союз торговли и промышленности: Первый Всерос. торг.-пром. съезд в Москве 19—22 мая 1917 г. М., 1918. С. 7—13.
3	Утро России. 1917. 26 июля.
4	Биржевые ведомости. 1917. 20 апр.; Русское слово. 1917. 3 мая; День. 1917. 4 мая.
3	Государственный архив Костромской области. Ф. 171. Оп. 2. Д. 176. Л. 17—18. (Далее: ГАКО).
6	См.: Прокопович С. 11. Война и народное хозяйство. М., 1918.
7	Швиттау Г. Г. Революция и народное хозяйство в России, 1917—1921 гг. Лейпциг, 1922. С. 65.
3 Подробнее см.: Волобуев П. В. Экономическая политика Временного правительства. М., 1962. С. 6—7.
’ См.: Иоффе Г. 3. Февральская революция в англо-американской буржуазной историографии. М., 1970. С. 59—60; Олегина И. Н. Индустриализация в английской и американской историографии. Л., 1971. С. 87, 92, 95; Афанасьев Ю. Н. Современная французская буржуазная историография о социально-экономических и политических предпосылках Октября // История СССР. 1971.	3.
С. 197—198; Биллик В. И. Предпосылки и причины победы Февральской и Великой Октябрьской социалистической революции в работах немецких буржуазных и реформистских историков послевоенного периода (1946—1963) // Тр. Ленингр. отд-ния Ин-та истории СССР АН СССР. Л., 1967. Вып. 10. С. 243.
10	См.: Салов В. И. Указ. соч. С. 166—168.
11	Подробнее см.: Канищева Н. И. Современная западногерманская буржуазная историография о предпосылках Октябрьской революции // История СССР. 1983. № 4. С. 162—166.
12	См.: Канищева Н. И. Предпосылки Великой Октябрьской социалистической революции в освещении западногерманской буржуазной историографии: Авто-реф. дис. ... канд. ист. наук. М., 1983. С. 13.
13	См.: Историк-марксист. 1926. Т. 1. С. 10—И; Тр. первой Все-союз. конф, историков-марксистов (28 дек. 1928 г.— 4 янв. 1929 г.). М., 1930. С. 374.
14	См.: Рудой Я. Государственный капитализм в России во время империалистической войны. Л., 1925.
13	См.: Букшпан Я. М. Военно-хозяйственная политика. М.; Л., 1929.	:
16	См.: Развитие советской зконо-мики/Под ред. А. А. Арутиняна и Б. Л. Маркуса. М., 1940. С. 5— 53.
17	Бакулев Г. Д. Черная металлургия Юга России. М.,	1953.
С. 224.
310
18	Маевский И. В. Экономика русской промышленности в условиях мировой войны. М., 1957. G. 74.
19	Бровер И. М. Основные особенности империализма в России // Об особенностях империализма в России. М., 1963. С. 69.
50	Тарнавский К. Н. Советская историография российского империализма, 1917—1962. М., 1964. С. 174.
21	Подробнее см.:	Погребин-
ский А. П. Государственно-монополистический капитализм в России: Очерк истории. М., 1959. С. 14—21; Лившин Я. И. Монополии в экономике России. М., 1961. С. 150—154; Тарнавский К. Н. Указ. соч. С. 124—143, 162—191; и др.
22	См.: Бовыкин В. И., Гиндин И. Ф., Тарнавский К. II. Государственно-монополистический капитализм в России: (К вопросу о предпосылках соц. революции) // История СССР. 1959. № 3. С. 83—117.
23	См.: Погребинский А. П. Указ, соч. С. 6—22.
24	См.: Тарнавский Я. Н. Формирование государственно-монополистического капитализма в России в годы первой мировой войны: (На примере металлург, пром-сти). М., 1958; Шацилло К. Ф. Финансовый капитал и развитие морской судостроительной промышленности в России накануне первой мировой войны // Науч, докл. высш. шк. Ист. науки. 1958. Кн. 3. С. 83—96; и др.
25	См.: Лившин Я. И. Монополии в экономике России. М., 1963; Ла-верычев В. Я. Монополистический капитал в текстильной промышленности России. М., 1963; Гуревичов М. М. Государственно-монополистические тенденции в России: (На примере сахарной пром-сти) // Вопр. истории. 1969. № 2. С. 45—56; Каменецкая И. М. Государственно - монополистическое регулирование сахарной промышленности в России // Ист. зап. 1970. Т. 86. С. 231 — 269; Алияров С. С. Нефтяные мо
нополии в Азербайджане в период первой мировой войны. Баку, 1974; Он же. Из истории государственно - монополистического капитализма в России //История СССР. 1977. № 6. С. 54—71; Ибрагимов М. Дж. Нефтяная промышленность Азербайджана в период империализма. Баку. 1984; и др.
26	См.: Дякин В. С. Русская буржуазия и царизм в годы первой мировой войны, 1914—1917. Л., 1967; Лаверычев В. Я. Государственно - монополистические тенденции при организации продовольственного дела в России (1914 — февраль 1917 г.) // Ист. зап. 1978. Т. 101. С. 95—128; Ки-танина Т. М. Война, хлеб и революция:	Продовольственный
вопрос в России, 1914 — октябрь 1917 г. Л., 1985.
27	См.: Крупина Т. Д. Политический кризис 1915 г. и создание Особого совещания по обороне // Ист. зап. 1969. Т. 83.
С. 58—75; Воронкова С. В. Особое совещание по обороне государства в конце 1917—1918 г. // Вести. МГУ. Сер. 8. История. 1972. Кв 6. С. 83—94; Она же. Материалы Особого совещания по обороне государства. М., 1975; Сомов С. А. Последняя страница истории Особого совещания по обороне // Ист. эап. 1972. Т. 90. С. 78—108; Он же. О «майском» Особом совещании // История СССР. 1973. № 3. С. 112—123; Сидоров А. Л. Экономическое положение России в годы первой мировой войны. М., 1973; Башкиров В. Г. Заводское совещание сибирского района: Организация и состав (1915—1918 гг.) // Из истории социально-экономической и политической жизни Сибири: Конец XIX в.— 1918 г. Томск, 1976. С. 180—199. См. также статьи-послесловия К. Н. Тар-новского в публикации «Журналы Особого совещания по обороне государства» за 1916, 1917 и 1918 гг.
29	См.: Об особенностях империализма в России. М., 1963. Ост
311
рой полемичностью отличались статьи А. П. Погребинского, И. Ф. Гиндина и К. Н. Тарковского.
2(1 История СССР. М., 1968. Т. 6. С. 288.
30	Государственно - монополистический капитализм: Общие черты и закономерности. М., 1975. С. 13; см. также: Империализм сегодня:	Государственно-монополи-
стический капитализм в Западной Германии. М., 1968. С. 5.
31	См.: Крупина Т. Д. К вопросу о взаимоотношениях царского правительства с монополиями // Ист. зап. 1956. Т. 57. С. 144—176; Сидоров А. Л. К вопросу о взаимоотношениях монополий и царизма в период промышленного подъема // Материалы по истории СССР. 1959. Т. 6. С. 225—230; Об особенностях империализма в России; Китанина Т. М. Синдикат «Кровля» в годы первой мировой войны (1914—1917 гг.) // Очерки по истории экономики и классовых отношений в России XIX — начала XX в. С. 53—85; Шацилло К. Ф. Русский империализм и развитие флота накануне первой мировой войны (1906— 1914 гг.). М., 1968. С. 283—313; Погребинский А. П. Комитет по железнодорожным заказам и его ликвидация в 1914 году // Ист. зап. 1969. Т. 83. С. 233—243; Каменецкая И. М. Государственно-монополистическое регулирование сахарной промышленности в России // Ист. зап. 1970. Т. 86. С. 231—269; и др.
32	См.: Лаверычев В. Я. Государство и монополии в дореволюционной России. М., 1982; Он же. Зарождение государственно-монополистических тенденций в российской экономике конца XIX в. // Ист. зап. 1983. Т. 109. С. 95—128.
33	См.: Тарнавский К. Н. Советская историография российского империализма. С. 173.
34	См.: История СССР. 1963. Т. 6. С. 10.
35	См.: Ленин В. И. Поли. собр. соч. Т. 36. С. 306 и др.
36	Современное положение таксировки предметов продовольствия в России. Пг., 1915; Материалы по обзору деятельности Особого совещания по топливу за первый год его существования. Пг., 1917; Обзор деятельности Комиссии и Бюро металлов при распорядительном комитете по водным перевозкам за время с 1 ноября 1916 г. по 1 ноября
1917 г. Пг., 1918; и др.
37	См., в частности: Обзор деятельности съездов представителей акционерных коммерческих банков и их органов (июль 1916 — 1 января 1918 г.). Пг., 1918.
36 См.: Буржуазия накануне Февральской революции. М.; Л., 1927; Экономическое положение России накануне Великой Октябрьской социалистической революции: Документы и материалы. М.; Л., 1957; Материалы по истории СССР. 1959. Т. 6. С. 225— 368, 633—637.
32 См.: Журналы Особого совещания по обороне государства, 1915 год. М.,	1975. (Далее:
ЖОСО); ЖОСО, 1916 год. М., 1977. Вып. 1—4; ЖОСО, 1917 год. М., 1978. Вып. 1—5; ЖОСО, 1918 год. М., 1980. Вып. 1—2.
Глава первая
1	См.: Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 4. С. 429—430, 435— 436, 439—440 и др.
2	Там же. Т. 19, С. 221—222.
3	Там же. Т. 22. С. 234.
4	Ленин В. И. Поли. собр. соч. Т. 33. С. 67—68.
6 Там же. Т. 3. С. 545.
6 Там же. Т. 2. С. 100; см. также: Т. 2. С. 286.
7 Там же. Т. 1. С. 223; см. также: С. 278.
3 См.: Там же. Т. 27. С. 519. Прим. 2 Там же. Т. 17. С. 22.
10	Там же. Т. 26. С. 73.
11	См.: Вопр. экономики. 1974. № 1. С. 107.
12	См.: Евзеров Р. Я. Из истории создания книги В. И. Ленина «Империализм, как высшая стадия капитализма» // Вопр. истории. 1962. Кв 2. С. 19.
312
13	Ленин Ё. Й. Поли. собр. СОЧ. Т. 26. С. 15.
14	См.: Там же. С. 39, 143.
15	См.: Там же. С. 161—162, 282— 283.
16	Там же. С. 314.
17	Там же. Т. 49. С. 124
18	См.: Евзеров Р. Я. Указ. соч. С. 22.
19	Ленин В. И. Поли. собр. соч. Т. 27. С. 385.
20	Там же. С. 387.
21	Там же. С. 408.
22	Там же. С. 355.
23	См.: Там же. С. 337—338.
24	Там же. С. 370.
25	Там же. С. 421.
26	Там же. Т. 28. С. 91.
27	Там же. Т. 27. С. 425.
28	Там же. Т. 30. С. 219.
29	Там же. С. 278—279.
30	Там же. С. 281.
31	Там же. С. 299.
32	Там же. С. 397.
33	Там же. С. 344.
34	Там же. С. 347.
35	Там же. Т. 31. С. 110.
36	Там же. С. 355.
37	Там же. С. 443.
38	См.: Там же. С. 449.
39	Там же. Т. 31. С. 444.
40	Там же. Т. 33. С. 68.
41	Там же. Т. 54. С. 485.
42	См.: Там же. Т. 32. С. 139— 140. В программе, принятой VIII съездом партии, вместо «монополистический капитализм» в этом же тексте стоит уже выражение «государственно-монополистический капитализм» (КПСС в резолюциях и решениях конференций и пленумов ЦК, 1917—1924. М., 1983. Т. 2. С. 74).
43	См.: Ленин В. И. Поли. собр.
	соч.	Т. 32.	С.	83.
44	Там	же. Т.	33.	С. 3.
46	Там	же. С.	33.	
48	См.:	Там же.		Т. 34. С. 191—192.
47	Там	же. Т.	34.	С. 193.
48	См.:	Там же. Т. 33. С. 36—38 и др.		
40	Там	же. С.	50.	
50	Там	же. Т.	34.	С. 307.
51	Там	же.		
52 См.: Там же. Т. 35. С. 277; Т. 36. С. 259, 262, 311.
83 См.: Там же. Т. 36. С. 254—255, 259, 296, 302—303 и др.
Там же. Т. 45. С. 8Е>.
65	Пезенти А. Очерки политической экономии капитализма. М., 1976. Т. 2. С. 100—101.
66	Ленин В. И. Поли. собр. соч. Т. 27. С. 274.
67	Там же. Т. 31. С. 114.
58 Экономическое положение России накануне Великой Октябрьской социалистической революции. М., 1957. Ч. 1. С. 200—201.
69 Ленин В. И. Поли. собр. соч. Т. 31. С. 303.
60	Там же. Т. 32. С. 139—140.
61	См.: Там же. С. 195—197.
62	Там же. С. 293.
63	Там же. Т. 34. С. 190.
64	Там же. С. 190—191.
65	Там же. С. 192.
66	Там же. С. 191.
67	Там же. С. 192—193.
08 См.: Там же. С. 168—169.
89 Там же. С. 198.
70	См.: Там же. С. 307—309.
71	Там же. Т. 36. С. 255.
72	Там же. С. 303.
73	Там же. С. 259.
74	Там же. С. 7.
75	Там же. С. 130—131.
76	См.: Там же. С. 254—255.
77	Там же. С. 301.
78	См.: Там же. Т. 36. С. 255—256; Т. 34. С. 168—169, 191—193.
79	См.: Там же. Т. 36. С. 302—303.
80	См.: Там же. С. 296.
81	Там же. С. 311.
82	Там же. Т. 44. С. 199—200.
83	См.: Там же. Т. 45. С. 379—381.
84	Там же. Т. 36. С. 300.
85	Там же. С. 306.
Глаза вторая
1	См.: Ленин В. И. Поли. собр. соч. Т. 34, С. 192—193.
2	См.: Лаверычев В. Я. Государство и монополии в дореволюционной России. М., 1982. С. 66—100.
3	См.: Цыперович Г. Синдикаты и тресты в России. М.,	1919.
С. 123—125, 135.
4	Ленин В. И. Поли. собр. соч. Т. 31. С. 302—303.
5	Там же. Т. 34. С. 168.
6	См.: Лаверычев В. Я. Государство и монополии в дореволюционной России. С. 117—133.
313
1 Иванов П. Г. Значение И. Л. Щукина в промышленности: Памяти Николая Леонидовича Щукина // Тр. науч.-техн. ком. Нар. комиссариата путей сообщения. М., 1925. Вып. 12. G. 27—29.
8 См.: Шацилло К. Ф. Русский империализм и развитие флота накануне первой мировой войны, 1906—1914 гг. М.,	1968.
С. 231—283.
• См.: Лаверычев В. Я. Государство и монополии в дореволюционной России. G. 138—141.
10	Там же. G. 143—147.
11	Там же. С. 150—162.
12	См.: Лившин Я. И. Монополии в экономике России: Экономические организации и политика монополистического капитала. М„ 1961. С. 231—237.
13	См.: Погребинский А. П. Государственно-монополистический капитализм в России. М., 1959. С. 44—54.
’* См.: Боханов А. Н. Буржуазная пресса России и крупный капитал: Конец XIX в.— 1914 г. М., 1984. С. 101—123.
18	См.: Лаверычев В. Я. По ту сторону баррикад. М., 1967. G. 62— 63, 96—97; Боханов А. Н. Указ, соч. С. 43—78.
18	Лившин Я. И. Указ. соч. С. 239.
17	Промышленность и торговля. 1911. № 17. С. 163.
18	См.: Лившин Я. И. Указ. соч. С. 239.
19	См.: Сидоров А. Л. Экономическое положение России в годы первой мировой войны. М., 1973. С. 9.
20	См.: Reinhold Zilch. Zur wirt-schaftlichen Vorbereitung des deutschen Imperialismus auf den ersten Weltkriege // Zeitschrift fiir Geschichtswissenschaft. 1976. H. 2. S. 204—205.
21	Торгово-промышленный Юг. 1915. К. 20. Стб. 9.
22	Центральный государственный исторический архив СССР. Ф. 1276. Оп. 11. Д. 258. Л. 21—22. (Далее: ЦГИА СССР).
23	См.: Сидоров А. Л. Указ. соч. С. 8—16.
24	См.: Воронкова С. В. Материалы Особого совещания по обороне государства. М., 1975. G. 114.
28 Центральный государственный военно-исторический архив. Ф. 13251. On. 1. Д. 149. Л. 1. (Далее: ЦГВИА).
26	Центральный государственный архив Октябрьской революции СССР. Ф. 6. On. 1. Д. 1253. Л. 4. (Далее: ЦГАОР СССР).
27	ЦГИА СССР. Ф. 457. On. 1. Д. 254. Л. 5.
28	См.: Там же. Д. 20. Л. 1—3.
29	Там же. Ф. 582. Оп. 5. Д. 17. Л. 79.
30	См.: Там же. Ф. 1571. On. 1. Д. 148. Л. 1.
31	См.: Там же. Ф. 456. On. 1. Д. 19. Л. 62.
32	См.: Громан В. Г. Исследование ценообразующих факторов в год войны // Тр. комис. по изучению соврем, дороговизны. М., 1915. Вып. 1. G. 355.
33	Современное положение таксировки предметов продовольствия в России. Пг., 1915, С. 125— 126.
34	Борьба с дороговизной и городские управления. М.,	1916.
Вып. 1. G. 8.
38 Совет съездов представителей биржевой торговли и сельского хозяйства: Отчет Совета съездов о его деятельности за 1915 г. [Пг., 1916]. С. 138.
88 ЦГИА СССР. Ф. 457. Оп. 2. Д. 20. Л. 11; Хлебный вестник: (Торгово-пром, справочная газ.). 1915. 14 янв.
37	Хозяйственная жизнь и экономическое положение населения России за первые 9 месяцев войны. Пг., 1916. G. 6.
38	ЦГИА СССР. Ф. 457. On. 1. Д. 7. Л. 77.
39	ЦГВИА. Ф. 499. Оп. 3. Д. 1362. Л. 139—140.
40	ЦГИА СССР. Ф. 457. On. 1. Д. 254. Л. 5.
41	Тр. комис. по изучению соврем, дороговизны. Вып. 1. С. 354.
42	ЦГИА СССР. Ф. 456. On. 1. Д. 18. Л. 8.
43	Там же. Ф. 96. On. 1. Д. 28. Л. 64.
314
44	Там же. Ф. 457. On. 1. Д. 7. Л. 79—80.
« ЦГВИА. Ф. 499. Оп. 3. Д. 1411. Л. 49—50, 106.
46 Центральный государственный исторический архив г. Москвы. Ф. 450. Оп. 8. Д. 1226. Л. 4. (Далее: ЦГИА г. Москвы).
47 Отчет о деятельности Всероссийского общества сахарозаводчиков за 1914 год. Киев. 1915. С. 13—14.
46 Журнал заседания правления Всероссийского общества сахарозаводчиков 20 дек. 1914 г. [Киев, 1915]. G. 41.
48 Журнал заседания правления Всероссийского общества сахарозаводчиков, состоявшегося 29 янв. 1915 г. в Киеве. [Киев, 1915]. С. 70, 73.
50 См.: Сидоров А. Л. Указ. соч. С. 46—47.
•« ЦГВИА. Ф. 29. Оп. 3. Д. 1555. Л. 1.
52 См.: Сидоров Л. А. Указ. соч. С. 47—48.
53 ЦГИА СССР. Ф. 1276. Оп. 10. Д. 234. Л. 10.
84 Промышленность и торговля. 1915. К» 5. С. 230.
53 Там же. 1914. № 18. С. 257—259.
56 ЦГВИА. Ф. 29. Оп. 3. Д. 1541. Л. 1—2; Д. 1543. Л. 25.
57 Там же. Ф. 499. Оп. 2. Д. 1722. Л. 284; Ф. 504. Оп. 32. Д. 559. Л. 3.
36 ЦГАОР СССР. Ф. 4100. On. 1. Д. 63. Л. И.
33 Промышленность и торговля, 1915. К» 1. С. 5.
60 Тр. комис. по изучению соврем, дороговизны. М., 1915. Вып. 2. С. 272; ЖОСО, 1915 год. М., 1975. С. VIII.
31 ЦГИА СССР. Ф. 32. On. 1. Д. 280. Л. 37—38.
62 Нефтяное дело. 1914. К» 18. Стб. 42—43; К» 21. Стб. 38.
33 ЦГИА СССР. Ф. 1276. Оп. И. Д. 970. Л. 1.
34 Труды комиссии... Вып. 2. С. 273.
33 ЦГИА СССР. Ф. 1276. Оп. 10. Д. 309. Л. 2.
36 Материалы по обзору деятельности Особого совещания по топливу за первый год его сущест-
вования. Пг., 1917. Т. 1. С. 6—7. 37 См.: ЖОСО, 1915 год. С. 129.
33 ЦГИА СССР. Ф. 1276. Оп. 11. Д. 974. Л. 1—3, 6.
38	Ибрагимов М. Дж. Нефтяная промышленность Азербайджана в период империализма. Баку, 1984. С. 167—168; ЦГИА СССР. Ф. 1276. Оп. 10. Д. 172, Л. 2—9, 17; Оп. 11. Д. 339. Л. 2.
70	См.: Тарнавский К. Н. Формирование государственно-монополистического капитализма в России в годы первой мировой войны: (На примере металлург, пром-сти). М., 1958. С. 19—21.
71	ЦГИА СССР. Ф. 1276. Оп. 12. Д. 727. Л. 2.
72	Там же. Ф. 31. On. 1. Д. 8. Л. 82.
73	ЦГИА СССР. Ф. 31. Оп. 1.Д. 60. Л. 8.
74	Лаверычев В. Я. Указ. соч. С. 126—130.
73 - 73 Центральный	государствен-
ный архив народного хозяйства СССР. Ф. 6361. On. 1. Д. 63. Л. 4— 5. (Далее: ЦГАНХ СССР).
77	ЖОСО, 1915 год: Предисловие. С. VIII.
73	См.: Сидоров А. Л. Указ. соч. С. 585.
78	См.: Тарнавский К. 11. Указ. соч. С. 42.
30	См.: Лившин Я. И. Указ. соч. М., 1961. С. 196—197; Ист. зап. 1969. Т. 83. С. 60—61; ЦГИА СССР. Ф. 1276. Оп. И. Д. 814. Л. 2—3.
31	ЖОСО, 1915 год. С. 24, 28, 540— 542, 547—548.
32	См.: Тарнавский К. 11. Указ. соч. С. 41; Сидоров А. Л. Указ. соч. С. 44—45.
33	Ларин Ю. Государственный капитализм военного времени в Германии. М., 1928. С. 11—12, 14.
34	Минц И. И. История Великого Октября. М., 1967. Т. 1. С. 113.
33	Государственный архив Ивановской области. Ф. 27. On. 1. Д. 166. Л. 1—3. (Далее: ГАИО).
86	ЦГИА СССР. Ф. 1517. On. 1. Д. 816. Л. 40.
37	ЦГВИА. Ф. 13251. Оп. 21. Д. 4. Л. ’6.
33 ЖОСО, 1915 год: Предисловие. С. VIII. .
315
89	См.: Лаверычев В. Я. Монополистический капитал в текстильной промышленности России. М., 1963. С. 244—245, 287—288, 306 и др.
90	ЦГВИА. Ф. 499. Оп. 3. Д. 1362. Л. 202.
91	См.: Пять лет: (Юбил. сб.): 1917—1922. М., 1922. С. 42—43.
92	См.: Тарновский К. Н. Организация мелкой промышленности в России в годы первой мировой войны // Вопр. истории. 1981. К» 1. С. 19—21.
93	Вопросы истории России XIX — начала XX века. Л., 1983. С. 144— 150.
94	См.: Сидоров А. Л. Указ. соч. С. 28—31, 38—41 и др.
93	ЦГВИА. Ф. 29. Оп. 3. Д. 1555. Л. 28, 34—35, 41—42, 44—49, 55.
98	См.: Сидоров А. Л. Указ. соч. С. 48—53; ЦГВИА. Ф. 13251. Ф. 2. Д. 21. Л. 21.
’т-эв цгиа СССР. Ф. 1276. Оп. И. Д. 814. Л. 1—2.
99	Обзор деятельности Особого совещания для обсуждения и объединения мероприятий по обеспечению топливом путей сообщения, государственных и общественных учреждений и предприятий, работающих для целей государственной обороны, за 7 месяцев (авг. 1915 — март 1916 г.). Пг., 1916. С. 1—2.
100	Нефтяное дело. 1915.	№ 6.
Стб. 37.
191	ЦГИА СССР. Ф. 244. On. 1. Д. 8. Л. 3.
102	Там же. Ф. 1276. Оп. И. Д. 986. Л. 10.
103	Там же. Л. 10—11, 23—25.
104	Там же. Ф. 244. On. 1. Д. 47. Л. 235; Д. 8. Л. 4, 37, 47 и др.
105	Нефтяное дело. 1915.	№ 11.
Стб. 30.
106	ЦГИА СССР. Ф. 244. On. 1. Д. 9.
Л. 1.
107	Там же. Л. 2—4.
1С8	Там же. Д. 8. Л. 47.
|С9	Там же. Д. 45. Л. 35.
110	Там же. Д. 44. Л. 7, 9—11.
111	Там же. Д. 2. Л. 19.
112	Там же. Д. 17. Л. 10,
113	Там же. Д. 9. Л. 32.
114	ЦГИА г. Москвы. Ф. 615. On. 1. Д. 18. Л. 6.
118 ЦГИА СССР. Ф. 244. On. 1. Д. 44. Л. 6—8, И, 116.
116 Там же. Д. 47. Л. 234—235; Д. 9. Л. 65.
117 Там же. Д. 45. Л. 41.
г>18 Там же. Д. 2. Л. 3—4.
119	Нефтяное дело. 1915. № 9. Стб. 40.
120	Там же. № 6. Стб. 37; № 7. Стб. 38—39.
121	ЦГИА СССР. Ф. 244. On. 1. Д. 2. Л. 81.
122	Там же. Д. 16. Л. 312.
123	Алияров С. С. Нефтяные монополии в Азербайджане в период первой мировой войны. Баку, 1974. С. 55—117; Дьяконова И. А. Нобелевская корпорация в России. М., 1980. С. 134—135.
124	ЦГИА СССР. Ф. 1276. Оп. 11. Д. 237. Л. 1—5, 7—8, 19, 22.
125	См.: История СССР. 1977.	6.
С. 56—57; см. также: Ибрагимов М. Дж. Указ. соч. С. 196— 197.
126	ЦГИА СССР. Ф. 268. Оп. 5. Д. 323. Л. 107.
127	Там же. Ф. 244. On. 1. Д. 9. Л. 30—32, 52, 55, 68.
128	ЦГИА г. Москвы. Ф. 615. On. 1. Д. 25. Л. 1.
129	ЦГИА СССР. Ф. 1276. Оп. 9. Д. 280. Л. 2—3.
130	ЦГВИА. Ф. 13251. Оп. 2. Д. 50. Л. 1—2.
131	ЦГИА СССР. Ф. 96. On. 1. Д. 1. Л. 12, 13.
132	Там же. Л. 97.
133	Там же. Д. 29. Л. 112.
134	Вести. МГУ. Ист.-филол. сер. 1956. № 1. С. 152—153.
135	Промышленность и торговля. 1916. № 1. С. 9.
136	Лившин Я. И. Указ. соч. С. 205.
137	Известия Московского военно-промышленного комитета. 1915. № 1. С. 13.
138	ЦГВИА. Ф. 13251. On. 1. Д. 138. Л. 129.
139	Погребинский А. П. Государственно-монополистический капитализм в России. С. 112.
140	См.: Сидоров А. Л. Указ. соч. С. 57—58.
316
|«| ЦГИА СССР. Ф. 32. On. 1. Д. 117. Л. 6—7.
142	О мерах к развитию производительных сил России. Пг., 1915. С. 4—5.
143	См.: Лаверычев В. Я. По ту сторону баррикад. С. ИЗ—114.
144	Государственный архив Горьковской области. Ф. 431. Оп. 296. Д. 337. Л. 11. (Далее: ГАГО).
145	Финансовая газета. 1916. 24 но-яб. (7 дек.).
146	ЦГИА СССР. Ф. 1276. Оп. И. Д. 892. Л. 2—3.
147	Погребинский А. П. Госудрст-венно-монополистический капитализм в России. С. 113; ЦГАОР СССР. Ф. 549. On. 1. Д. 386. Л. 7—9.
148	ЦГАОР СССР. Ф. ДП-IV. 1915. Д. 42. Ч. 9. Л. 50.
140 Буржуазия накануне Февральской революции. М.; Л., 1927. С. 10.
150	Утро России. 1915. 28 июля.
151	Буржуазия накануне Февральской революции. С. 10.
152	См.: Лаверычев В. Я. Монополистический капитал в текстильной промышленности России. С. 243—247, 287—291, 300—302.
153	См.: Первая мировая война, 1914—1918. М., 1968. С. 211—214.
154	Известия Московского военно-промышленного комитета. 1915. № 1. С. 13.
155	Финансовая газета. 1915. 1(14) сент.
166 Финансовая газета. 1915. 17(30) авг. Эта идея популяризовалась в «Финансовой газете», несколько раз опубликовавшей передовые статьи под заголовком «Финансовый генеральный штаб». См.: Финансовая газета. 1915. 22 авг. (4 сент.); 1915. 3(16) но-яб.; 1916. 21 янв. (3 февр.).
157 Стенографический отчет заседания Экономического совета.1917. № 2. С. 10—11. (Далее: СОЭС).
Глава третья
1	ЦГИА СССР. Ф. 1263. On. 1. Д. 4789. Л. 3; Ф. 457. On. 1. Д. 868. Л. 28; ЦГВИА. Ф. 2032. On. 1. Д. 249. Л. 2.
2	Промышленность и торговля. 1915. № 17. С. 140.
3	См.: Лившин Я. И. Монополии в экономике России. М.,	1961.
С. 197; Сидоров А. Л. Экономическое положение России в годы первой мировой войны. М., 1973. С. 104—105; Тарковский К. Н. Особое совещание по обороне государства, 1916 год // ЖОСО, 1916 год. М., 1977. Т. 4. С. 854—855; Он же. Особое совещание по обороне государства, 1917 год // ЖОСО, 1917 год. М., 1978. Т. 5. С. 1008, 1020; Китанина Т. М. Война, хлеб и революция. Л., 1985. С. 133—135.
4	См.: Воронкова С. В. Материалы Особого совещания по обороне государства: Источпиковед. ис-след. М„ 1975. С. 33.
5	См.: ЖОСО, 1916 год. М., 1977. Т. 1. С. 55, 156—157; Т. 2. С. 217, 242—244, 270; Т. 3. С. 599—600 и др. Характерно, что сразу же после создания особых совещаний начальник Главного интендантского управления Д. С. Шуваев обратил внимание руководителей военного ведомства на несогласованность положений об Особом совещании по обороне и Особом совещании по продовольствию, предоставившим их председателям одинаковые права по ограничению вывоза продовольствия и фуража. Аргументы, изложенные помощником военного министра с целью доказать правомерность соответствующих действий ведомства даже в случае конфликтной ситуации с Особым совещанием по продовольствию, Шуваева, непосредственно отвечавшего за обеспечение армии продовольствием, совершенно не убедили. На полях официального документа он сделал пометку: «Это разъяснение еще более затемняет дело» (ЦГВИА. Ф. 499. Оп 8. Д. 131. Л. 4—5).
8	См.: ЖОСО, 1916 год. Т. 2. С. 238—246.
7	См.: ЖОСО, 1915 год. М., 1975. С. 331—332, 335.
317
8	ЦГИЛ СССР. Ф. 457. On. 1. Д. 64. Л. 101—102.
9	Там же. Л. 104, 109, 112.
10	Там же. Л. 115, 117, 119, 120.
11	ЖОСО, 1916 год. Т. 4. С. 855.
12	ЦГИА СССР. Ф. 1276. Оп. 11. Д. 258. Л. 4, 15.
13	ЖОСО, 1915 год. С. 500.
>4 ЦГИА СССР. Ф. 1276. Оп. И. Д. 258. Л. 18—19.
16	См.: Дякин В. С. Русская буржуазия и царизм в годы первой мировой войны, 1914—1917. Л., 1967. С. 132—136.
16	ЦГИА СССР. Ф. 457. On. 1. Д. 209. Л. 11.
17	Там же. Л. И, 14—15.
18	Там же. Д. 67. Л. 2.
19	Там же. Д. 64. Л. 2—3.
20	Там же. Д. 67. Л. 2.
21	Там же. Д. 64. Л. 54—55.
22	Там же. Л. 56—59.
23	Там же. Л. 153.
24	Там же. Л. 61—62.
28	Там же. Ф. 1276. Оп. 12. Д. 1231. Л. 1—4.
28	Там же. Ф. 457. On. 1. Д. 64. Л. 128—137; Д. 65. Л. 30—33, 121—122, 195.
27	Там же. Д. 64. Л. 195.
28	Там же. Д. 65. Л. 121—122.
29	Там же. Л. 78—79.
30	ЦГИА г. Москвы. Ф. 615. On. 1. Д. 32. Л. 32—33.
31	ЦГИА СССР. Ф. 457. On. 1. Д. 868. Л. 28.
32	ЦГВИА. Ф. 29. Оп. 3. Д. 680. Л. 5—7, 9—11.
33	См.: Вести. МГУ. Ист.-филол. сер. 1956. К» 1. С. 170.
34	Известия Московского военно-промышленного комитета. 1916. № 27—30. С. 286.
38	ЦГИА СССР. Ф. 456. Оп. 3. Д. 40. Л. 1—3.
36	ГАГО. Ф. 432. Оп. 297. Д. 131. Л. 91—93.
37	ЦГВИА. Ф, 499. Оп. 3. Д. 1633. Л. 114.
38	Финансовая газета. 1916. 10(23) окт.
39	Вести. МГУ. С. 171—172.
40	Известия Московского военно-промышленного комитета. 1916. № 27—30. С. 17.
41	ЦГВИА. Ф. 29. Оп. 3. Д. 678. С. 37—38.
42	Там же. Ф. 2005. On. 1. Д. 70. Л. 85.
43	Падение царского режима. М.; Л., 1927. Т. 4. С. 72—73.
44	Там же. С. 61.
48 ЦГВИА. Ф. 2005. On. 1. Д. 70. Л. 85.
46 Торгово-промышленный Юг. 1916. № 20—21. Стб. 5—6.
47 Финансовая газета. 1916. 17(30) окт., 18 окт. (1 нояб.).
46 Там же. 1916. 8(21) окт., 26 окт. (9 нояб.).
49 Там же. 1916. 12(25) нояб.
80 См.: Вести. МГУ. Ист.-филол. сер. 1956. № 1. С. 173—174; ЦГИА г. Москвы. Ф. 419. On. 1. Д. 2797. Л. 10.
51 Известия по продовольственному делу. 1917. № 32. С. 10; Падение царского режима. Т. 4. С. 78.
82	Финансовая газета. 1916. 24 нояб. (7 дек.).
83	См.: ЖОСО, 1916 год. Т. 4. С. 855.
84	ЦГВИА. Ф. 369. On. 1. Д. 288. Л. 39, 44, 45.
58	Воронкова С. В. Указ. соч. С. 33.
86	Финансовая газета. 1916. 8 (21) нояб.
87	ЦГИА СССР. Ф. 1276. Оп. И. Д. 258. Л. 22—23.
88	Там же. Л. 140, 148.
89	ЦГВИА. Ф. 13251. Оп. 2. Д. 69. Л. 1.
80	Там же. Л. 2.
81	Там же. Л. 3.
82	ЦГИА СССР. Ф. 1276. Оп. 11. Д. 258. Л. 432.
83	Там же. Л. 236. Предпринимательские круги факт создания комиссии оценили весьма одобрительно. Так, представитель Московского биржевого комитета в комиссии С. Н. Третьяков полагал, что «вопросы, подлежащие обсуждению комиссии, имеют настолько важное значение», что дают ему основание ставить вопрос об освобождении от обязанностей товарища председателя Московского областного военно-промышленного комитета. См.: ЦГИА г. Москвы. Ф. 143. On. 1. Д. 632. Л. 7—18, 39. Однако к лету 1916 г. Совет съездов
318
представителей промышленности и торговли уже высказывал опасение, что «круг вопросов, подлежащих ее (комиссии.— В. Л.) рассмотрению, чрезвычайно широк», что она, «потонувши в подробностях, может работать годы без всякой ощутительной пользы для данного момента». Поэтому Совет предлагал сконцентрировать эту работу на ряде важных направлении (подготовка планов предстоящей реформы денежного обращения и акционерного законодательства, включая урегулирование вопроса о картелях и синдикатах; организация официального представительства торгово-промыШ’ ленного класса; разработка мер интенсификации сельского хозяйства; нормальная постановка рабочего вопроса; развитие кооперативного дела и др.). ЦГИА г. Москвы. Ф. 143. On. 1. Д. 632. Л. 7—18. В какой степени царские чиновники намеревались учесть эту программу в практической деятельности, сказать трудно, ибо до февраля 1917 г. комиссия на деле не приступила еще к реальной работе.
64	Там же. Л. 437, 529.
65	Там же. Л. 611—612, 616—617, 630—631.
68	Финансовая газета. 1916. 16(29) авг.
67	Там же. 1917. 25 янв. (7 февр.), 7(20) февр.
68	Промышленность и торговля. 1915. К» 17. G. 139.
60	Там же. № 26. G. 445—446.
70	ЦГАОР СССР. Ф. 7743. On. 1. Д. 137. Л. 16.
71	ЦГВИА. Ф. 12593. Оп. 52. Д. 59. Л. 354.
72	См.: ЦГВИА г. Москвы. Ф. 46. Оп. 18. Д. И. Л. 9—10, 33.
73	См.: Лященко П. И. История народного хозяйства СССР. М., 1948. Т. 2. С. 601, 603, 608; Погребинский А. П. Государственно-монополистический капитализм в России. М., 1959.
С. 124, 132.
74	Сидоров А. Л. Указ. соч. С. 105.
75	ЦГВИА. Ф. 12564. On. 1. Д. 85. Л. 242.
76	Там же. Ф. 12642. Оп. 1. Д. 355. Л. 258.
77	Промышленность и торговля. 1915. № 17. С. 141.
78	ГАГО. Ф. 431. Оп. 296. Д. 337. Л. 10.
79	См.: Ист. зап. 1941. Т. И. С. 169.
80	ЖОСО, 1915 год. С. 507.
81	ЦГИА СССР. Ф. 1276. Оп. И. Д. 1012. Л. 24—25.
82	Известия Московского военно-промышленного комитета. 1915. Ks 1. С. 12.
83	См.:- Сидоров А. Л. Указ. соч.
С. 210.
84	Там же. С. 199; ЦГИА г. Москвы. Ф. 1082. On. 1. Д. 47. Л. 34.
85	См.: ЖОСО, 1916 год. Т. 4. С. 856—857.
86	ЦГАОР СССР. Ф. 6. Оп. 1.Д. 234. Л. 6.
87	ЦГВИА. Ф. 499. On. 1. Д. 1914. Л. 120—123.
88	Там же. Ф. 12564. On. 1. Д. 85. Л. 1—5.
89	ЖОСО, 1916 год. Т. 1. С. 59—63.
90	ГАГО. Ф. 431. Оп. 296. Д. 337. Л. 16.
91	ЦГИА г. Москвы. Ф. 848. On. 1. Д. 191. Л. 14, 18, 34; Д. 8. Л. 8—9; Д. 256. Л. 4.
92	Там же. Ф. 848. On. 1. Д. 82. Л. 41—42.
93	Дякин В. С. Указ. соч. G. 182— 183.
94	ЦГАОР СССР. Ф. 1467. On. 1. Д. 448. Л. 21.
95	ЦГВИА. Ф. 12564. On. 1. Д. 85. Л. 181.
98	ЦГАОР СССР. Ф. 1467. On. 1. Д. 767. Л. 18—19; Утро России. 1916. 14 мая.
97	ЦГВИА. Ф. 12564. On. 1. Д. 80. Л. 7, 21.
98	ЦГИА СССР. Ф. 457. Оп. 1.Д. 65. Л. 46—47, 121.
99	См.: Вести. МГУ. Ист.-филол. сер. 1956. К» 1. С. 166—169.
109	ЦГИА СССР. Ф. 457. On. 1. Д. 65. Л. 4.
1,71 ЦГАОР СССР. Ф. 1467. On. 1. Д. 767. Л. 11—12.
^°2 Там же. Л. 13—16.
103	Там же. Л. 19.
319
104	Там же. Л. 25.
105	ЦГВИА. Ф. 2005. On. 1. Д. 38. Л. 69.
!°б Там же. Ф. 12564. On. 1. Д. 91. Л. 1.
107	Там же. Ф. 369. Оп. 16. Д. 807. Л. 11—12.
108	Там же. Ф. 12564. On. 1. Д. 81. Л. 2—4.
100	Там же. Ф. 504. Оп. 32. Д. 559. Л. 388—395, 406—409.
110	Там же. Л. 3.
111	Там же. Л. 519—520.
112	ЖОСО, 1915 год. С. 466.
113	Промышленность и торговля. 1916.	№ 4. С. 86—89;	№ 5.
С. 121—122.
114	Там же. № 14. С. 393; К» 42. С. 304.
115	ЦГВИА. Ф. 13251. Оп. 28. Д. 42. Л. 16.
118	См.: Промышленность и торговля. 1916. № 42. С. 307.
117	ЦГВИА. Ф. 13251. Оп. 28. Д. 1. Л. 1.
118	ЦГИА СССР. Ф. 268. Оп. 5.Д. 27. Л. 127—128.
119	Поликарпов В. В. О так называемой «программе» Маников-ского 1916 года // Ист. зап. М., 1983. Т. 109. С. 281—306.
120	Торгово-промышленный Юг. 1917. № 3. Стб. 3.
121	Промышленность и торговля. 1917. № 3. С. 55.
122	Там же. № 7. С. 155—159.
123	ЦГВИА. Ф. 13251. Оп. 28. Д. 1. Л. 1.
124	Сидоров Л. Л. Указ. соч. С. 425.
125	См.: Погребинский А. П. Государственно-монополистический капитализм в России. М., 1959; Сидоров А. Л. Указ, соч.; Воронкова С. В. Указ. соч.
126	ЦГИА СССР. Ф. 1276. Оп. 13. Д. 206. Л. 1.
127	ЖОСО, 1916 год. Т. 3. С. 594— 595.
128	ЖОСО, 1917 год. Т. 1. С. 138—143.
128 Там же. С. 144—145.
130	Там же. С. 150—160.
131	ЦГИА СССР. Ф. 1276. Оп. 13. Д. 206. Л. 1—2.
132	ЖОСО. 1917 год. Т. 1. С. 166.
133	Там же. С. 172—174.
134	Там же. С. 201—202.
135	Цит. по: Воронкова С. В. Указ, соч. С. 37.
136	ЖОСО, 1917 год. Т. 1. С. 190— 191.
137	Там же. С. 202.
138	Там же. С. 207—212.
138	Там же. Т. 2. С. 215—231.
Глава четвертая
1	Букшпан Я. М. Военно-государственная политика. М.; Л., 1929. С. 440.
2	ЖОСО, 1915 год. М., 1975. С. 3—5.
3	Там же. С. 7.
4	Известия Московского военно-промышленного комитета. 1915. № 4. С. 12.
5	См.: Тарновский К. Н. Формирование государственно-монополистического капитализма в России в годы первой мировой войны: (На примере металлург, пром-сти). М., 1958. С. 57—59.
8	ЦГИА СССР. Ф. 31. On. 1. Д. 8. Л. 247.
7	См.: Тарновский К. Н. Указ. соч. С. 60—62.
8	ЦГИА СССР. Ф. 31. Оп. 1.Д. 8. Л. 247.
9	Там же. Ф. 31. On. 1. Д. 2. Л. 1.
10	См.: Лаверычев В. Я. Монополистический капитал в текстильной промышленности России. М., 1963. С. 250—252.
11	Там же. С. 292, 302—303.
12	Торгово-промышленный Юг. 1916. № 13. Стб. 5.
13	ЖОСО, 1915 год. С. 499—500.
14	ЦГИА СССР. Ф. 1276. Оп. 12. Д. 244. Л. 32—36.
15	Там же. Л. 45.
18 Утро России. 1916. 28 февр.
17	ЦГИА СССР. Ф. 1276. Оп. 11. Д. 478. Л. 10.
18	Там же. Л. 41.
19	Там же. Л. 42.
20	Там же. Оп. 12. Д. 543. Л. 2—6.
21	См.: Лаверычев В. Я. Указ. соч. С. 280—286, 298—299, 308—309.
22	Промышленность и торговля. 1915. № 21. С. 271.
23	Там же. С. 272.
24	См.: Тарновский К. Н. Указ. соч. С. 78; Исторический архив. 1957. Т. 2. С. 169.
25	ЦГВИА. Ф. 12642. Оп. 2. Д. 28. Л. 213.
320
28 См.: Вопр. истории. 1958. М5 10. С. 26—27.
27	Государственный архив Костромской области. Ф. 126. On. 1. Д. 145. Л. 26—27.
28	ЦГИА СССР. Ф. 31. On. 1. Д. 8. Л. 81.
29	Там же. Ф. 37. Оп. 72. Д. 98. Л. 47.
30	Ист. зап. 1958. Т. 55. С. 169.
31	Подробнее см.: Очерки по истории экономики и классовых отношений в России конца XIX — начала XX в. М., 1964. С. 78—85.
22	ЦГИА СССР. Ф. 64. On. 1. Д. 48. Л. 54.
33	Там же. Л. 19, 22—23.
34	Центральный государственный архив древних актов. Ф. 1252. On. 1. Д. 3494. Л. 6, 9, 14, 32, 59. (Далее: ЦГАДА).
35	ЦГИА СССР. Ф. 64. On. 1. Д. 48. Л. 34.
36	Там же. Ф. 48. On. 1. Д. 38. Л. 10—11, 20—21.
37	Там же. Ф. 37. Оп. 72. Д. 98. Л. 50—51.
38	Там же. Ф. 31. On. 1. Д. 8. Л. 248.
39	Там же. Л. 44—45.
40	Там же. Ф. 48. On. 1. Д. 39. Л. 28, 38.
41	ГАГО. Ф. 432. Оп. 297. Д. 91. Л. 3.
42	См.: Тарковский К. IL Указ. соч. С. 111—112.
43	Там же. С. 190—195.
44	ЦГИА СССР. Ф. 70. On. 1. Д. 7. Л. 56; Д. 73. Л. 4.
45	Промышленность и торговля. 1916. М 42. С. 317.
46	ЦГВИА. Ф. 13251. On. 1. Д. 1. Л. 138.
47	ЦГИА СССР. Ф. 31. On. 1. Д. 8. Л. 255.
48	Там же. Л. 251.
49	Там же. Л. 276.
50	Там же. Л. 264.
51	ЦГВИА. Ф. 13251. On. 1. Д. 29. Л. И.
52	Ист. зап. 1969. Т. 83. С. 238— 243; ЦГИА СССР. Ф. 1517. On. 1. Д. 425. Л. 66—67.
53	ЦГИА СССР. Ф. 1517. On. 1. Д. 85. Л. 8—9, 16—18, 72, 95, 107; Д. 86. Л. 61, 75, 76.
54	Там же. Ф. 268. Оп. .1. Д. 26. Л. 272—273; Ф. 1276. Оп. 12. Д. 727. Л. 1—2, 6—8, 23.
55	Там же. Ф. 268. Оп. 5. Д. 27. Л. 127.
50	Там же. Ф. 1276. Оп. 12. Д. 909. Л. 1, 7, 31—33.
57	Там же. Ф. 268. Оп. 5. Д. 27. Л. 127.
58	Там же. Ф. 1276. Оп. '13. Д. 43. Л. 6—9.
59	Там же. Ф. 1517. On. 1. Д. 99. Л. 4; Памяти Николая Леонидовича Щукина // Тр. науч,-техп. ком. пар. комиссариата путей сообщения. М.,	1925.
Вып. 12. С. 27.
60	ЦГИА СССР. Ф. 1517. On. 1. Д. 107. Л. 16.
61	Там же. Ф. 1517. On. 1. Д. 85. Л. 27, 36, 45, 62, 69, 75.
62	Там же. Д. 86. Л. 42, 65, 78, 83; Д. 23. Л. 16—17.
63	Центральный государственный архив Военно-Морского флота СССР. Ф. 418. On. 1. Д. 1840. Л. 53—54, 127; Д. 1942. Л. 148. (Далее: ЦГАВМФ).
84	ЦГИА СССР. Ф. 1276. Оп. 12. Д. 578. Л. 63—66.
85	ЦГАВМФ. Ф. 441. On. 1. Д. 4. Л. 1—3.
88	Там же. Д. 27. Л. 9; Д. 28. Л. 33.
87	Там же. Д. 33. Л. 26—28; Д. 36. Л. 17, 18, 20, 23.
88	ЦГАОР СССР. Ф. 111. Оп. 5. Д. 642. Л. 101—103.
89	ЦГВИА. Ф. 13251. On. 1. Д. 2. Л. 8—9.
70	ЖОСО, 1915 год. С. 135—136.
71	ЦГВИА. Ф. 13251. On. 1. Д. 2. Л. 9, 17.
72	ЦГИА СССР. Ф. 48. On. 1. Д. 56. Л. 18, 21—22.
73	Сидоров А. Л. Указ. соч. С. 111. 74 Там же. С. 117.
75	ЦГВИА. Ф. 537. On. 1. Д. 2. Л. 17.
78	ЦГИА г. Москвы. Ф. 1082. On. 1. Д. 86. Л. 1, 2, 10.
77	Там же. Д. 6. Л. 3; Д. 61. Л. 2; Д. 79. Л. 5; Д. 82. Л. 1.
78	Там же. Ф. 848. On. 1. Д. 248. Л. 26.
321
79	Сидоров А. Л. Указ. соч. G. 120— 121.
80	ЦГИА СССР. Ф. 48. On. 1. Д. 56. Л. 27, 34.
81	См.: Об особенностях империализма в России. М.,	1963.
С. 244—248.
82	ЦГИА СССР. Ф. 31. On. 1. Д. 44. Л. 31—32, 36, 217—218.
83	ЦГВИА. Ф. 807. On. 1. Д. 32. Л. 1—7, 10—12, 21—22, 25; ЦГИА СССР. Ф. 31. On. 1. Д. 44. Л. 148—151.
84	ЦГВИА. Ф. 807. On. 1. Д. 32. Л. 8—9, 27—30.
85	ЖОСО, 1916 год. Т. 4. С. 765—767.
86	ЦГИА г. Москвы. Ф. 1082. On. 1. Д. 78. Л. 1—4.
87	ЦГВИА. Ф. 499. Оп. 5. Д. 443. Л. 25—29; Ф. 369. Оп. 2. Д. 5. Л. 55—58, 59.
88	Лаверычев В. Я. Указ. соч. С. 271.
89	ЦГИА г. Москвы. Ф. 861. On. 1. Д. 154. Л. 44—46.
90	Лаверычев В. Я. Указ. соч. С. 293—295, 303—310.
91	ГИАЛО. Ф. 1378. On. 1. Д. 67. Л. 1.
92	ЦГИА г. Москвы. Ф. 1082. On. 1. Д. 158. Л. 2—3, 16—17; Ф. 861. On. 1. Д. 154. Л. 457.
93	Коммерческий телеграф. 1916. 20 авг.
84 Там же. 1917. 16 янв.
96 ЦГИА г. Москвы. Ф. 225. On. 1. Д. 29. Л. 51—53.
98 ЦГВИА. Ф. 499. Оп. 4. Д. 403. Л. 41—43.
97	Вестник Всероссийского общества кожевенных заводчиков, 1915 г. Пг., 1915. К« 1. С. 2—3.
98	Отчет о деятельности Всероссийского общества кожевенных заводчиков за 1915 г. Пг., 1916. С. И.
99	Вестник Всероссийского общества кожевенных заводчиков, 1915 г. Кв 1. С. 17; К вопросу об урегулировании кожевенного рынка в Сибири. Пг., 1917. С. 74.
100	ЦГАНХ. Ф. 3195. On. 1. Д. 59а.
101	Вестник Всероссийского общества кожевенных заводчиков, 1917 г. Пг., 1917. К« 29. С. 129.
J»2 ЦГВИА. Ф. 12564. Оп. 2. Д. 29. Л. И.
103 Всероссийский земский союз. Доклад Главного комитета собранию уполномоченных губернских земств 9 дек. 1916 г. Пг., Б. г.
С. 2; ЦГВИА. Ф. 499. Оп. 4. Д. 91. Л. 28.
1	1)4 ЦГВИА. Ф. 369. Оп. 4. Д. 127. Л. 118.
105	Там же. Ф. 12564. Оп. 2. Д. 29.
106	Там же. Ф. 499. Оп. 10. Д. 20. Л. 4.
107	ЦГАНХ. Ф. 3195. On. 1. Д. 59а. Л. 79.
108	ЦГВИА. Ф. 499. Оп. 4. Д. 140. Л. 1—2, 192, 203.
109	Погребинский А. П. Государственно-монополистический капитализм в России. М., 1959. С. 162; ЦГВИА. Ф. 499. Оп. 4. Д. 180. Л. 20.
110	Вестник Всероссийского общества кожевенных заводчиков, 1915 г. К» 1. С. 5, 6; 1917. К« 30. С. 139; ЦГВИА. Ф. 499. Оп. 4. Д. 123. Л. 3—7.
111	ЦГВИА. Ф. 499. Оп. 4. Д. 123. Л. 14—15, 50.
1,2	Там же. Д. 169. Л. 4, 29, 293— 295.
113	Там же. Д. 180. Л. 115, 124—126, 167—170; ЦГИА СССР. Ф. 29. On. 1. Д. 267. Л. 4, 10, 11, 18, 20, 29, 30.
114	Бюллетень кожевенного отдела Главного комитета Всероссийского земского союза. 1917. № 1. С. 3.
1,5	ЦГВИА. Ф. 499. Оп. 4. Д. 91. Л. 129.
118	Там же. Д. 80. Л. 95—96.
117 Там же. Д. 91. Л. 126.
118 Там же. Оп. 4. Д. 91. Л. 126.
1,9 Там же. Л. 127.
120	Обзор деятельности Земского союза по сбору кожевенного сырья с начала операции по 15 марта 1917 г. С. 6; ЦГВИА. Ф. 12564. Оп. 2. Д. 484. Л. 1—2.
121	Там же. Оп. 21. Д. 4. Л. 16; Ф. 499. Оп. 4. Д. 68. Л. 81.
122	Обзор деятельности Земского союза по сбору... С. 8.
123	ЦГВИА. Ф. 499. Оп. 4. Д. 68. Л. 111—112.
124	Там же. Л. 33; ЦГАНХ. Ф. 3195. On. 1. Д. 59а. Л. 69.
322
125	ЦГВИА. Ф. 499. Оп. 4. Д. 68; Ф. 13251. Оп. 18. Д. И. Л. 1, 3— 7; К вопросу об урегулировании кожевенного рынка в Сибири. С. 74.
126	ЦГВИА. Ф. 499. Оп. 4. Д. 68. Л. 74—175.
127	Там же. Ф. 12564. Оп. 2. Д. 187.' Л. 12.
128	Там же. Ф. 499. Оп. 4. Д. 68. Л. 77—79, 83.
129	Там же. Л. 171.
130	Обзор деятельности Земского союза по сбору... С. 9—И; ЦГВИА, Ф. 369. On. 1. Д. 181. Л. 240.
131	Обзор деятельности Земского союза по сбору... С. 12.
132	ЦГАНХ. Ф. 3195. On. 1. Д. 66.
133	ЖОСО, 1916 год. М., 1977. Т. 4. С. 706.
134	Обзор деятельности Земского союза по сбору... С. 13—14.
133	ЖОСО, 1916 год. Т. 4. С. 706.
138	ЦГВИА. Ф. 12564. Оп. 21. Д. 4. Л. 1.
137	Волобуев П. В. Указ. соч. С. 197— 198.
138	Ипатьев В. Работа химической промышленности на оборону во время войны. Пг., 1920. С. 3—4.
139	ЦГВИА. Ф. 507. On. 1. Д. 14. Л. 516.
но ЦГИА г. Москвы. Ф. 1082. On. 1. Д. ИЗ. Л. 67—68.
141	Там же. Д. 111. Л. 1.
142	Там же. Д. ИЗ. Л. 93; Д. 6. Л. 15, 18.
143	См.: Проблемы марксизма. 1931. № 5/6. С. 210; ЦГВИА. Ф. 507. On. 1. Д. 257. Л. 35.
144	ЦГИА г. Москвы. Ф. 1082. On. 1. Д. ИЗ. Л. 3, 17, 73—74, 97—99.
145	Ист. зап. 1959. Т. 65. С. 107.
148	ЦГВИА. Ф. 507. On. 1. Д. 257. Л. 142.
147	Там же. Д. 14. Л. 482—486.
148	Там же. Л. 516.
149	ЦГВИА. Ф. 507. On. 1. Д. 2G8. Л. 2, 15.
150	См.: Алияров С. С. Нефтяные монополии в Азербайджане в период первой мировой войны. Баку, 1974. С. 127—133, 144.
151	ЦГИА СССР. Ф. 92. On. 1. Д. 693. Л. 3, 5, 7—8, 10, 24, 27—28, 86 и др.
152	Алияров С. С. Указ. соч. С. 133— 134.
153	См.: Ибрагимов М. Дж. Указ, соч. С. 187—188.
154	ЦГИА СССР. Ф. 92. On. 1. Д. 693. Л. 35—37, 39—50, 54; Ф. 32. Оп. 2.
Д. И. Л. 4.
155	ЦГИА СССР. Ф. 92. On. 1. Д. 693. Л. 30—31, 65.
138	Там же. Ф. 32. On. 1. Д. 314.
157	Алияров С. С. Указ. соч. С. 152.
158	Погребинский А. П. Указ. соч. С. 130.
139	ЦГИА СССР. Ф. 92. On. 1. Д. 923. Л. 122.
180	Там же. Д. 693. Л. 46.
181	Там же. Л. 46, 51.
182	Там же. Д. 734. Л. 37.
183	Там же. Д. 923. Л. 212.
184	Там же. Д. 693. Л. 44, 61, 68; Д. 734. Л. 25—26.
183	История СССР. 1977. № 6. С. 64— 68.
188	Алияров С. С. Указ. соч. С. 158.
187	ЦГИА. Ф. 244. On. 1. Д. 2. Л. 125.
188	Там же. Л. 127—129.
189	См.: Погребинский А. П. Указ, соч. С. 128.
170	Там же. С. 129; ЦГИА СССР. Ф. 92. On. 1. Д. 424. Л. 7—9.
171	См.: Сидоров А. Л. Указ. соч. С. 554; Нефтяное дело. 1915. № 19. Стб. 26.
172	ЦГИА СССР. Ф. 92. On. 1. Д. 129. Л. 1—4, 3—16, 45—47.
173	Материалы по обзору деятельности Особого совещания по топливу за первый год его существования. Пг., 1917. Т. 1. С. 16.
'74 Минц И. И. История Великого Октября. М., 1967. Т. 1. С. 141 — 142.
173 Промышленность и торговля. 1915. № 26. С. 453.
178 Сидоров А. Л. Указ. соч. С. 555.
177	Промышленность и торговля.
1915. № 25. С. 432—433; Нефтяное дело. 1915. № 19. Стб. 28.
178	ЦГВИА. Ф. 13251. Оп. 2. Д. 28. Л. 43, 45.
179	ЦГИА СССР. Ф. 92. On. 1. Д. 424. Л. 20—21.
180	Там же. Ф. 1276. Оп. 12. Д. 1246. Л. 1—4, 9.
181	Там же. Ф. 244. On. 1. Д. 17. Л. 5—6.
323
182	Там же. Ф. 92. On. 1. Д. 129. Л. 31—33.
183	Нефтяное дело. 1915. Кв 23. Стб. 24—25; Промышленность и торговля. 1915. № 34. С. 733—734.
184	ЦГИА СССР. Ф. 376. On. 1. Д. 1152. Л. 57.
185	Там же. Ф. 1276. Оп. И. Д. 1020. Л. 1—2.
186	Там же. Ф. 32. On. 1. Д. 109. Л. 214.
187	Совет съездов представителей биржевой торговли и сельского хозяйства: Отчет Совета съездов за 1915 год. Пг., 1916. С. 94, 145.
188	Материалы по обзору деятельности Особого совещания... Т. 1. С. 23—24.
189	ЦГИА СССР. Ф. 1276. Оп. И. Д. 1020. Л. 12.
" ЦГВИА. Ф. 13251. Оп. 9. Д. 47. Л. 84; Материалы по обзору деятельности Особого совещания... Т. 1. С. 25.
191	Финансовая газета. 1916. 24 июля (6 авг.).
192	ЦГИА СССР. Ф. 92. On. 1. Д. 424. Л. 172—173.
193	Материалы по обзору деятельности Особого совещания... Т. 1. С. 25.
>94 ЦГИА СССР. Ф. 92. On. 1. Д. 424. Л. 173—174.
195 Там же. Ф. 48. On. 1. Д. 60. Л. 59—63.
96 ЦГВИА. Ф. 13251. Оп. 9. Д. 47. Л. 13—77.
197	Там же. Л: 78.
198	Там же. Л. 80—85.
199	Там же. Л. 85—86.
299	Там же. Л. 86.
291	Там же. Оп. 2. Д. 28. Л. 25.
292	ЦГИА СССР. Ф. 48. On. 1. Д. 38. Л. 25—26.
293	ЖОСО, 1917 год. М.. 1978. Т. 1. С. 140—141.
294	Тепловая комиссия Осотопа (позже — комитет) была создана летом 1916 г. Она рассматривалась в качестве органа, па который «можно было возложить разработку и разрешение всех возникающих в связи с деятельностью Особого совещания по топливу вопросов». Она объединила технические отделы при уполномо
ченных Осотопа в Петрограде, Москве, Харькове, Киеве и Перми. См.: ЦГИА СССР. Ф. 1276. Оп. 12. Д. 1262. Л. 1, 10.
295	Материалы по обзору деятельности Особого совещания... Т. 1. С. 164.
299	ЦГАДА. Ф. 1252. On. 1. Д. 2422. Л. 19—25, 37.
297	ЦГИА г. Москвы. Ф. 848. On. 1. Д. 262. Л. 2.
298	Государственный Исторический музей. Отдел письменных источников. Ф. 10. On. 1. Д. 42. Л. 71. (Далее: ГИМ ОПИ).
299	ЦГИА СССР. Ф. 430. On. 1. Д. 26. Л. 20—25.
219	Коммерсант. 1917.	16,	25 и
27 февр.; ЦГИА СССР. Ф. 630. On. 1. Д. 108. Л. 1.
211	ЦГИА СССР. Ф. 92. On. 1. Д. 1072. Л. 35—36.
212	ГИМ ОПИ. Ф. 10. On. 1. Д. 42. Л. 71.
213	Материалы по обзору деятельности Особого совещания... Т. 2. С. 177.
214	ЦГИА г. Москвы. Ф. 615. On. 1. Д. 25. Л. 110—115.
215	ГАИО. Ф. 138. On. 1. Д. 3835. Л. 2—3.
216	ЦГВИА. Ф. 13251. Оп. 9. Д. 50. Л. 4—5.
217	ЦГИА г. Москвы. Ф. 340. On. 1. Д. 225. Л. 49.
218	ЦГВИА. Ф. 13251. Оп. 3. Д. 4. Л. 7.
219	Там же. Ф. 12593. Оп. 36. Д. 78. Л. 9—12.
229	ЦГИА СССР. Ф. 457. On. 1. Д. 88. Л. 3.
221	Там же. Л. 9; Д. 105. Л. 174.
222	Там же. Д.. 105. Л. 85—86.
223	Там же. Ф. 456. Оп. 2. Д. 6. Л. 21—24.
224	См.: Материалы по истории СССР. 1959. Т. 6. С. 13—45.
225	Известия Особого совещания для обсуждения и объединения мероприятий по продовольственному делу. 1916. № 25/26. С. 77— 78. Прил.; ЦГИА СССР. Ф. 456. Оп. 2. Д. 6. Л. 25—27.
228	ЦГИА СССР. Ф. 457. On. 1. Д. 105. Л. 67.
324
227	Деятельность Особого совещания для обсуждения и объединения мероприятий по продовольственному делу и его комиссий // Известия Особого совещания... С. 82.
228	Там же. С. 85.
229	Там же. С. 87—88.
230	ЦГАОР СССР. Ф. 6831. On. 1. Д. 340. Л. 1—2; Ф. 6809. On. 1. Д. 4. Л. 4; ЦГИА СССР. Ф. 457. On. 1. Д. 18. Л. 32—36.
231	ЦГВИА. Ф. 13251. Оп. 40. Д. 45. Л. 108—109.
232	ЦГИА СССР. Ф. 457. On. 1. Д. 95. Л. 92—93.
233	Там же. Л. 93—94.
234	Там же. Л. 92.
235	Известия Особого совещания для обсуждения и объединения мероприятий по продовольственному делу. 1917. №2(31). С. 36—37.
236	ЦГИА СССР. Ф. 457. On. 1. Д. 254. Л. 5—6.
237	ЦГИА г. Москвы. Ф. 255. On. 1. Д. 675. Л. 78—79.
238	Там же. Ф. 1082. On. 1. Д. 250. Л. 11—20; Известия Московского военно-промышленного комитета. 1916. № 25/26. С. 188.
239	Ист. зап. 1978. Т. 101. С. 111—119.
240	Там же. С. 131—136.
241	ЦГАДА. Ф. 1412. Оп. 2. Д. 156. Л. 12; Деятельность Особого совещания... по продовольственному делу и его комиссий // Известия Особого совещания... № 25— 26. С. 29—30. Прил. Пг.; 1916.
242	Промышленность и торговля. 1917. № 44/45. С. 303—304.
243	См.: Вопр. истории. 1969. № 2. С. 45—50; Сидоров А. Л. Указ, соч. U. 475.
244	ЦГВИА. Ф. 2032. On. 1. Д. 247. Л. 76.
245	См.: Сидоров А. Л. Указ. соч. С. 475; Вопр. истории. 1969. № 2. С. 47—49.
246	ЦГАДА. Ф. 1412. Оп. 2. Д. 156. Л. 1.
247	Русская воля. 1917. 28 марта.
248	ЦГАДА. Ф. 1412. Оп. 2. Д. 156. Л. 11—14.
249	Биржевые ведомости. 1917. 25 июня; Русская воля. 1917. 28, 30 марта; ЦГАОР СССР. Ф. 351. Оп. 2. Д. 718. Л. 94.
250	Промышленность и торговля. 1916. № 28/29. С. 69—70.
251	ЦГАОР СССР. Ф. 351. Оп. 2. Д. 648.
252	См.: Ист. зап. Т. 101. С. 139—140.
253	ЦГАОР СССР. Ф. 6809. On. 1. Д. 71. Л. 57, 61; Ф. 351. Оп. 2. Д. 678. Л. 1—75.
254	См.: Ист. зап. Т. 101. С. 141—143, 255 Вопр. истории. 1969. № 2. С. 55.
256	См.: Ист. зап. Т. 101. С. 144—146.
257	См.: Питании а Т. М. Военно-ип-фляционные концерны в России. С. 90—91.
253	Государственный архив Кубанского края. Ф. 733. On. 1. Д. 34. Л. 58—60.
259	Там же. Д. 36.
260	Там же. Д. 218. Л. 2—3, 12—13.
261	ЦГАОР СССР. Ф. 351. Оп. 2. Д. 80.
262	ЦГВИА. Ф. 13251. Оп. 14. Д. 47. Л. 21—22.
283	ЦГАОР СССР. Ф. 6809. On. 1. Д. 22. Л. 322.
264	Там же.
265	Там же. Ф. 934. On. 1. Д. 179. Л. 12, 48.
286	ЦГАНХ. Ф. 484. On. 1. Д. 25. Л. 9—12, 19; Д. 26. Л. 5, 515.
287	ЦГИА СССР. Ф. 456. On. 1. Д. 1429. Л. 37—39.
288	ЦГВИА. Ф. 369. Оп. 12. Д. 17. Л. 121, 125.
289	ЦГАОР СССР. Ф. 934. On. 1. Д. 417. Л. 19, 21—22, 27—28, 3, 37, 42—44, 48—49.
270	Известия Особого совещания... № 21. С. 21—22.
271	Сведения о положении продовольственного дела в Петрограде, Москве и других местностях империи на 15 января 1916 г., а также в иностранных государствах. 1916. № 16. С. 13—16 и др.
272	Известия Особого совещания... № 25—26. С. 1—2.
273	Сведения о положении продовольственного дела... 1916. № 16. С. 23—31.
274	ЦГАОР СССР. Ф. 6809. On. 1. Д. 340. Л. 1—2.
275	Там же. Д. 2. Л. 54—66.
278	Там же. Ф. 6. On. 1. Д. 105.
Л. 201. Весьма значительными были и их операции по финанси
325
рованию снабжения топливом. Общая сумма гарантированных казною займов земств и городов па эти цели на 1 апреля 1917 г. превысила 81 млн руб. См.: Там же.
277	Сведения о положении продовольственного дела... 1915. № 16. С. 26.
278	ЦГИА СССР. Ф. 1276. Оп. И. Д. 329. Л. 2—6, 19, 21а, 176, 178, 184, 187—188, 316, 462—467, 486; Д. 370. Л. 255, 280—281.
279	ЦГВИА. Ф. 29. Оп. 3. Д. 679. Л. ИЗ; Д. 682. Л. 86.
289	ЦГИА СССР. Ф. 1276. Оп. 13. Д. 53. Л. 1, 18.
281	ЦГАОР СССР. Ф. 6809. On. 1. Д. 3. Л. 181.
282	Там же. Л. 148.
288 Известия Московского военно-промышленного комитета. 1916. № 19/20. С. 10.
281 ЦГИА г. Москвы. Ф. 1082. On. 1. Д. 255. Л. 131—135.
285 Известия Московского военно-промышленного комитета. 1916. № 21/22. С. 186.
288	ЦГИА г. Москвы. Ф. 1082. On. 1. Д. 39. Л. 6.
287	Ленин В. И. Поли. собр. соч. Т. 34. С. 160.
288	Финансовая газета. 1916. 15 (28) янв.
289	ЦГИА СССР. Ф. 286. On. 1. Д. 9, Л. 72.
290	Там же. Ф. 376. On. 1. Д. 1152. Л. 9, 16, 59—61; Д. 1154.
291	Финансовая газета. 1916. 15(28) янв.
292	ЦГИА СССР. Ф. 1276. Оп. 12. Д. 713. Л. 4, 5, И.
298	Там же. Ф. 286. On. 1. Д. 9. Л. 72.
294	Там же. Ф. 376. On. 1. Д. 1152. Л. 237, 239.
295	Там же. Ф. 286. On. 1. Д. 9. Л. 72.
296	Там же. Ф. 376. On. 1. Д. 18. Л. 173.
297	Там же. Д. 1152. Л. 54.
298	Там же. Л. 158.
299	Там же. Л. 154, 159, 163.
809	Там же. Л. 196.
391 Там же. Ф. 1517. On. 1. Д. 85. Л. 45, 75.
892 Там же. Ф. 376. On. 1. Д. 1152. Л. 222—223.
898 Там же. Д. 18. Л. 108—111.
894 Там же. Д. 1154. Л. 292.
805 Там же. Д. 1152. Л. 101.
898 Там же. Д. 18. Л. 13; ЦГИА г. Москвы. Ф. 286. On. 1. Д. 318. Л. 8—10, 19—20.
897	Справка по возбужденному в записке частных железнодорожных обществ вопросу о повышении пассажирских и железнодорожных тарифов. Б. м. Б. г. С. 1, 3; ЦГИА СССР. Ф. 376. On. 1. Д. 18. Л. 1.
898	ЦГИА СССР. Ф. 376. On. 1. Д. 18. Л. 192.
899	Там же. Ф. 457. On. 1. Д. 64. Л. 101—102, 109—112; ЖОСО, 1917 год. Т. 1. С. 143—145.
819 ЦГИА СССР. Ф. 268. Оп. 5. Д. 321. Л. 16—18, 75—78, 179—180.
811	Там же. Л. 180; Д. 325. Л. 93; Ф. 290. On. 1. Д. 5. Л. 1.
812	Там же. Ф. 290. On. 1. Д. 1. Л. 82.
818	Там же. Ф. 268. Оп. 5. Д. 325. Л. 89, 93, 95.
814	Там же. Л. 317.
815	Там же. Ф. 290. On. 1. Д. 1. Л. 10.
818	Там же. Ф. 280. On. 1. Д. 65. Л. 4.
817	Там же. Ф. 457. On. 1. Д. 64. Л. 2.
818	Там же. Ф. 290. On. 1. Д. 1. Л. 80.
819	Там же. Ф. 280. On. 1. Д. 68. Л. 31.
820	Там же. Л. 32.
821	См.: Сидоров А. Л. Экономическое положение России в годы первой мировой войны. М., 1973. С. 619—620, 622—623.
822	ЦГИА СССР. Ф. 1276. Оп. 12. Д. 1095. Л. 12—14.
828	ЦГВИА. Ф. 13251. Оп. 29. Д. 516. Л. 5.
824	ЦГИА СССР. Ф. 1276. Оп. И. Д. 717. Л. 1—3.
825	Особые совещания и комитеты военного времени . Пг., 1917. С. 70—71.
826	Там же. С. 72.
827	ЦГИА СССР. Ф. 457. On. 1. Д. 467. Л. 12—28.
326
828	Там же. Ф. 268. Оп. 5. Д. 325. Л. 409, 413.
829	ЦГВИА. Ф. 13251. Оп. 29. Д. 516. Л. 6.
830	Там же. Л. 7.
831	Там же. Л. 2—4.
832	Там же. Д. 10. Л. 3—8.
833	Экономическое положение России накануне Великой Октябрьской социалистической революции: Документы и материалы, март — октябрь 1917 г. М., 1957. Ч. 1. G. 89—90.
334	О желательных изменениях в постановке акционерного банкового дела в России. Пг., 1917. С. 30.
335	Там же. G. 32.
836	ЦГИА СССР. Ф. 583. Оп. 16. Д. 56. Л. 27, 31—32, 53.
837	О желательных изменениях... С. 48.
838	Обзор деятельности съездов представителей акционерных коммерческих банков и их органов (июль 1916 г.— 1 янв. 1918 г.). Пг., 1918. С. 40.
889 Ист. зап. 1959. Т. 64. С. 82— 135.
840 См.: ЖОСО, 1915 год. С. 375— 379, 400—406, 429—433 и др.
841 Воронкова С. В. Материалы Особого совещания по обороне государства. М., 1975. С. 123.
342 ЦГВИА. Ф. 13251. Оп. 21. Д. 4. Л. 2—8.
848 Шацилло К. Ф. Из истории экономической политики царского правительства в годы первой мировой войны: (О причинах секвестра военно-промышленных предприятий) // Об особенностях империализма в России. М., 1963. С. 229.
844 См.: Там же. С. 229—332.
845 Экономическое положение России... Ч. 1. С. 109—НО.
848	ЦГАОР СССР. Ф. 7952. Оп. 4. Д. 63. Л. 89.
847	Там же. Ф. 111. Оп. 5. Д. 642. Л. 115—116.
848	Экономическое положение России... Ч. 1. С. 112—113.
849	Там же. С. 111—112, 115—116, 131—137, 149, 152—155.
350 Первая мировая война 1914— 1918 гг. М., 1968. С. 203—210.
851 ЦГИА СССР. Ф. 1276. Оп. 12. Д. 865. Л. 2.
352	Там же. Л. И.
353	Там же. Л. 8.
354	См.: Лившин М. Я. Монополии в экономике России. М.,	1961.
С. 80—81; ЦГИА СССР. Ф. 1276. Оп. 12. Д. 346. Л. 30, 34.
885 ЦГВИА. Ф. 29. Оп.. 3. Д. 5181. Л. 43.
856	Экономическое положение России... Ч. 1. G. 109.
857	Материалы по истории СССР. М., 1959. Т. 6. G. 605—640; Лаверычев В. Я. Монополистический капитал в текстильной промышленности России. М., 1963. С. 221— 229.
858	ЦГИА СССР. Ф. 459. On. 1. Д. 19. Л. 27.
359	Там же. Ф. 1102. Оп. 5. Д. 1350. Л. 1—2.
880	Там же. Ф. 459. On. 1. Д. 19. Л. 11—12, 23, 27, 85.
881	См.: Китанина Т. М. Военно-инфляционные концерны в России 1914—1917 гг.: Концерн Путилова — Стахеева — Ватолина. Л., 1969. С. 156—171.
882	О желательных изменениях в постановке акционерного банкового дела в России. Пг., 1917. С. 45.
888 Ист. зап. 1963. Т. 73. С. 174.
884 ЖОСО, 1916 год. Т. 1. С. 160— 161.
885 Подсчитано по материалам: ЦГАНХ. Ф. 7733. On. 1. Д. 8694. Л. 34—35.
888 ЦГИА СССР. Ф. 1102. Оп. 2. Д. 2. Л. 11—12.
887	Утро России. 1915. 23 июня.
888	ЦГИА г. Москвы. Ф. 252. On. 1. Д. 467. Л. 22—23.
889	Обзор деятельности съездов... С. 28—29.
870	Финансовая газета. 1916.	16
(29) дек.
371	ЦГАНХ. Ф. 7733. On. 1. Д. 8871. Л. 12.
872	ЦГИА СССР. Ф. 583. Оп. 16. Д. 148. Л. 1, 24—28; Речь. 1916. 17 янв.
878	ЦГАНХ. Ф. 7733. On. 1. Д. 8871. Л. 14.
374	ЦГИА СССР. Ф. 1276. Оп. 12. Д. 269. Л. 1, 10.
327
373 Обзор деятельности съездов... С. 37.
376	Там же. С. 39.
377	ЦГИА СССР. Ф. 583. Оп. 16. Д. 56. Л. 61.
378	Обзор деятельности	съездов...
С. 40—41.
379	Промышленность и	торговля.
1916. № 14. С. 396—399.
380	Шепелев Л. Е. Акционерные коммерческие банки в годы первой мировой войны // Ист. зап. 1963. Т. 73. С. 167.
381	Финансовая газета. 1916. 30 апр. (13 мая).
382	Промышленность и торговля. 1916. К» 19. С. 541, 542.
883	См.: Шепелев Л. Е. Указ. соч. С. 167—168.
384	Обзор деятельности съездов... С. 43.
383	Там же. С. 49.
388	Там же. С. 58—59.
387 Вестник банков, финансов и промышленности. 1916. М 13/14. С. 5.
388	ЦГИА СССР. Ф. 1276. Оп. 12. Д. 537. Л. 1—2.
389	Обзор деятельности съездов... С. 69—70; Финансовая газета. 1916. 8(21) окт.
390	Шепелев Л. Е. Указ. соч. С. 168.
391	Вестник банков, финансов и промышленности. 1916.	№ 25.
С. 6.
392	О желательных изменениях в постановке акционерного банкового дела в России. Пг., 1917. С. 19— 20.
393	Обзор деятельности съездов... С. 71—73.
394	ЦГАОР СССР. Ф. 6. On. 1. Д. 1136. Л. 9—10.
393	Промышленность и торговля. 1916. К» 51/52. С. 527—528.
398	Война и промышленность. 1916. К» 7. С. 1—2.
397	ЦГИА СССР. Ф. 1276. Оп. 12. Д. 457. Л. 5.
398	ЦГАОР СССР. Ф. 6. On. 1. Д. 104. Л. 240; ЦГИА СССР. Ф. 1276. Оп. 12. Д. 457. Л. 5.
399	Вестник банков, финансов и промышленности.	1916. К« 27.
С. 4.
400	Биржевой курьер. 1916. 22 нояб.
401	Там же. 1916. 22 дёк.; 1917.
10 янв.
402	Там же. 1917. 14 янв.
403	Финансовая газета. 1917. 3(16) февр.
404	Там же. 1917. 16(29) янв.
Глава пятая
1	См.: Сидоров А. Л. Экономическое положение России в годы первой мировой войны. М., 1973. С. 51—53.
2	История рабочего класса СССР: Рабочий класс России: 1907 — февраль 1917 гг. М.,	1982.
С. 276.
3	См.: Вести. МГУ. Сер. 9. 1964. К» 6. С. 69—70.
4	История рабочего класса СССР: Рабочий класс России... С. 276.
5	См.: Из истории рабочего класса и революционного движения. М., 1958. С. 421—422.
8	ЦГИА СССР. Ф. 150. On. 1. Д. 552. Л. 1—2.
7	ЖОСО, 1915 год. М., 1975. С. 100— 102.
8	ЦГИА СССР. Ф. 1276. Оп. И. Д. 170. Л. 1—2.
9	Финансовая газета. 1915. 12(25) авг.
10	ЖОСО, 1915 год. С. 196, 205.
11	Там же. С. 219—228.
12	Там же. С. 229.
13	Там же. С. 485—486, 490.
14	ЦГВИА. Ф. 13251. Оп. 2. Д. 21. Л. 21—23.
13	Граве Б. Б. Указ. соч. С. 422.
18	ЦГАОР СССР. Ф. 523. Оп. 3. Д. 9. Л. 13—16.
17	ГАГО. Ф. 432. Оп. 297. Д. 64. Л. 51.
18	Граве Б. Б. Указ. соч. С. 422.
19	ЖОСО, 1916 год. М., 1977. Т. 4. С. 819.
20	Там же. М., 1977. Т. 1. С. 185, 189.
21	ЦГВИА. Ф. 369. Оп. 4. Д. 141. Л. 9.
22	ЖОСО, 1916 год. М., 1977. Т. 2. С. 284—286.
23	ЦГАОР СССР. Ф. 97. Оп. 4. Д. 93. Ч. 1. Л. 59—60.
24	Там же. Ф. ДП—II. 1916 г. Д. 10. Ч. 24. Л. 34.
328
25
25
27
25
29
30
31
32
33
34
35
35
37
35
39
40
41
42
43
44
45
46
47
45
49
См.: Граве Б. Б. Указ. соч. С. 426—427.
ЦГВИА. Ф. 369. Оп. 9. Д. 39.
Л. 318—320, 388.
История рабочего класса СССР: Рабочий класс России... С. 279. См.: Погребинский А. П. Указ, соч. С. 212.
Промышленность и торговля. 1915. Ко 8. С. 403.
Рабочий класс и рабочее движение в России: 1861—1917 гг. М., 1966. С. 278—282.
ЖОСО, 1915 год. С. 196.
ЦГАВМФ. Ф. 441. On. 1. Д. 82.
Л. 55—56, 79.
ЦГАОР СССР. Ф. ДП—II. 1915 г.
Д. 14. Л. 41.
ЦГИА г. Москвы. Ф. 1082. Оп. 2.
Д. 3. Л. 169; Д. 9. Л. 13.
См.: Лаверычев В. Я. Монополистический капитал в текстильной промышленности России. М., 1963. С. 233—234.
Промышленность	и торговля.
1916. № 10. С. 265.
История рабочего класса СССР: Рабочий класс России... С. 310— 313.
Тр. I съезда представителей металлообрабатывающей пром-сти, 29 февраля — 1 марта 1916 г. Пг., 1916. С. 31—42.
ЦГИА г. Москвы. Ф. 1082. Оп. 2.
Д. 8. Л. 5—6.
ЦГАОР СССР. Ф. 523. Оп. 3.
Д. 9. Л. 15.
Алияров С. С. Нефтяные монополии в Азербайджане в период первой мировой войны. Баку, 1974. С. 211—216.
Вести. МГУ. Сер. 9. 1964. № 6.
С. 72—75.
Рабочий класс и рабочее движение в России. С. 281—282.
ЦГАОР СССР. Ф. 97. Оп. 4. Д. 115а. Л. 205—207; Д. 93. Ч. 1. Л. 160—162.
Финансовая газета. 1916. 24 марта (6 апр.).
ЦГИА СССР. Ф. 150. On. 1. Д. 64.
Л. 50—53.
Там же. Л. 89.
Вести. МГУ. Сер. 9. 1965. № 6. С. 24—25.
ЦГАОР СССР. Ф. ДП—II. 1915 г.
Д. 14. Л. 2, 27, 35; ЦГИА СССР. Ф. 1276. Оп. 12. Д. 1796. Л. 7.
50	Вести. МГУ. Сер. 9. 1965.	6,
С. 26—27.
51	ЦГВИА. Ф. 1343. Оп. 8. Д. 431. Л. 10; ЦГАОР СССР. Ф. ДП—II. 1915 г. Д. 14. Л. 64.
52	ЦГАОР СССР. Ф. ДП—II. 1915 г. Д. 14. Л. 25—27.
53	Там же. Л. 32; ЦГВИА. Ф. 369. Оп. 9. Д. 2. Л. 30—31, 33, 35.
54	Вести. МГУ. Сер. 9. 1965.	6.
С. 26—27.
ss	Там же. С. 25.
56	ЦГИА СССР. Ф. 150. On. 1. Д. 64. Л. 52.
57	ЦГАОР СССР. Ф. ДП—II. 1915 г. Д. 14. Л. 92—95.
53	ЦГИА СССР. Ф. 1276. Оп. 12. Д. 1796. Л. 3.
59	Там же. Д. 18046. Л. 49—52.
60	Там же. Л. 79, 81—82.
31	ЦГВИА. Ф. 369. Оп. 9. Д. 40. Л. 85.
32	Подробнее см.: История СССР. 1986. № 1. С. 159—161.
33	ЦГИА г. Москвы. Ф. 848. On. 1. Д. 8. Л. 33.
34	Там же. Л. 36; Ф. 673. Оп. 8. Д. 199. Л. 2.
35	ЦГВИА. Ф. 369. Оп. 9. Д. 40. Л. 56.
33	ЦГИА г. Москвы. Ф. 1082. On. 1. Д. 60.
37	ЦГВИА. Ф. 369. Оп. 9. Д. 40. Л. 56.
33 ЦГИА г. Москвы. Ф. 1082. Оп. 2. Д. 9. Л. 52—53.
39 Там же. Ф. 1082. Оп. 2. Д. 9. Л. 54.
70	Там же. Л. 52—53.
71	ГАГО. Ф. 431. Оп. 296. Д. 337. Л. 20.
72	ЦГВИА. Ф. 369. Оп. 9. Д. 36. Ч. 1. Л. 90—91.
73	ГАГО. Ф. 431. Оп. 296. Д. 337. Л. 20.
74	ЦГВИА. Ф. 13251. Оп. 20. Д. И. Л. 4.
73	ГАГО. Ф. 431. Оп. 296. Д. 337. Л. 20.
73	ЦГВИА. Ф. 504. Оп. 32. Д. 567. Л. 208, 211.
77 Там же. Л. 110—114.
73 ЦГИА СССР. Ф. 150. On. 1. Д. 64. Л. 141.
329
79	ЦГВИА. Ф. 1343. Оп. 8. Д. 431. Л. 157—160.
80	Лаверычев В. Я. Царизм и рабочий вопрос в России. С. 283, 289— 290; Алияров С. С. Указ. соч. С. 176—187.
81	ЦГИА г. Москвы. Ф. 848. On. 1. Д. 191. Л. 5.
82	Там же. Д. 34. Л. 90—91, 208.
83	Весты. МГУ. Сер. 9. 1964. К» 6. С. 71.
84	Там же.
88	ЦГИА г. Москвы. Ф. 848. On. 1. Д. 34. Л. 542.
86	Там же. On. 1. Д. 34. Л. 541— 546.
87	Весты. МГУ. Сер. 9. 1964. К» 6. С. 72.
88	Там же; История СССР. 1986. Я. 6. С. 157.
88	ЦГИА. Ф. 150. On. 1. Д. 64. Л. 112, 119.
90 Вести. МГУ. Сер. 9. 1964. Я» 6. С. 72.
81 Лаверычев В. Я. Государство и монополии в дореволюционной России. М., 1982. С. 162.
92 ЦГАОР СССР. Ф. 7952. Оп. 9. Д. 79. Л. 3, 30.
83 ЦГАОР СССР. Ф. 7952. Оп. 9. Д. 79. Л. 4—5, 16—18, 20.
94 Там же. Оп. 9. Д. 26. Л. 116; Д. 79. Л. 46—47.
98 Там же. Ф. 6865. On. 1. Д. 284. Л. 21, 27, 34.
98 Там же. On. 1. Д. 61. Л. 39—41.
97	Там же. Л. 45—46.
98	Там же. Д. 284. Л. 199—200.
99	ЦГВИА. Ф. 369. Оп. 9. Д. 40. Л. 55.
100	ЦГАОР СССР. Ф. ДП-00. 1916 г. Д. 341. Л. 29—30, 34.
101	Там же. Л. 38.
102	ЦГВИА. Ф. 369. Оп. 9. Д. 39. Л. 267.
103	Там же. Д. 40. Л. 53.
104	Там же. Л. 57.
108 Там же. Л. 76—79, 85.
106 ЦГАОР СССР. Ф. ДП-IV. 1916 г. Д. 100. Ч. 2. Л. 38.
Заключение
1	Ленин В. И. Поли. собр. соч. Т. 32. С. 109—110.
2	СОЭС. 1917. Я« 2. С. 9.
3	Ленин В. И. Поли. собр. соч. Т. 20. С. 401.
4	ЦГАОР. Ф. 7731. On. 1. Д. 9. Л. 1.
8	История СССР. 1977. Я. 3. С. 77.
6	СОЭС. 1917. Я. 2. С. 9.
7	Маевский И. В. Экономика русской промышленности в условиях первой мировой войны. М., 1957; Лаверычев В. Я. Монополистический капитал в текстильной промышленности России. М., 1963. С. 315—317.
8	Продовольствие и снабжение. 1917. 15 июля. Я« 1. С. 4.
9	Там же. 15 окт. Я» 7. С. 7—8.
10	Погребинский А. П. Указ. соч. С. 226—237; Лаверычев В. Я. Указ, соч. С. 323—409.
11	Национализация промышленности в СССР. Сб. докум. М., 1954. С. 19—20, 74—87.
12	Дробижев В. 3. Главный штаб социалистической промышленности. Очерк истории ВСНХ. 1917—1932. М., 1966. С. 60—63.
13	История СССР. 1980. Я» 1. С. 167— 168.
14	Там же. 1987. Я» 2. С. 84.
18	ЦГАНХ. Ф. 3429. Оп. 2. Д. 13. Л. 159—160.
16	Там же. On. 1. Д. 1. Л. 4.
17	Там же. Л. 6; см. также: Оболенский В. [Осинский II.]. Из первых дней высшего Совета Народного Хозяйства // Народное хоз-во. 1918. Я. 11. С. 11.
18	Дробижев В. 3. Указ. соч. С. 14, 75—76;	см. также: ЦГАНХ.
Ф. 3429. Оп. 2. Д. 4. Л. 8—10.
18	ЦГАНХ. Ф. 3429. Оп. 2. Д. 4. Л. 1—2.
20	Там же. On. 1. Д. 33. Л. 10—13; ЦГИА СССР. Ф. 32. On. 1. Д. 394. Л. 1—2.
21	История СССР. 1987. Я. 2. С. 86— 87.
22	ЦГАНХ. Ф. 7733. On. 1. Д. 4. Л. 2—5; Д. 4435. Л. 428.
23	Ленин В. И. Поли. собр. соч. Т. 36. С. 186.
24	Морозов Л. Ф. От кооперации буржуазной к кооперации социалистической. М., 1969. С. 79—80, 109—115.
28	Сборник декретов 1917—1918 гг. М., 1920. С. 234.
330
M Венедиктов А. В. Организация государственной промышленности в СССР. В 2 т. Л., 1957. Т. I. С. 284, 290.
27	ЦГАНХ. Ф. 3429. On. 1. Д. 195. Л. 155.
29	История СССР. 1987. № 2. С. 88.
29	Дробижев В. 3. Указ. соч. С. 78— 79.
30	Из истории Великой Октябрьской социалистической революции. Сб. статей, м., 1957. С. 123—124; Вла
димир Ильич Лепил. Биограф, хроника. В 12 т. М. 1974. Т. 5. С. 351.
31	Из истории Великой Октябрьской социалистической революции. С. 128—144.
32	Вестник МГУ. История. Сер. 9. 1967. № 3. С. 13.
33	Ленин В. И. Поли. собр. соч. Т. 36. С. 259.
3< История СССР. 1987. № 2. С. 92— 94.
УКАЗАТЕЛЬ ИМЕН
Авдаков И. С. 88, 113—114
Аджсмов М.	С.	256, 258
Алафузов Н.	И.	172
Алексеев М.	В.	107, 210
Алияров С.	С.	82, 184, 186, 310,
316, 323, 329
Арандаренко В. И. 50
Арутинян А. А. 310
Афанасьев Ю. Н. 310
Бабушкин И. 209
Байдак И. Д. 221, 224
Байков А. А. 126
Бакулев Г. Д. 310
Барк П. Л. 50, 111, 242, 249, 251
Ватолин П. П. 241
Батюшин И. С. 209
Бахрушин А. А. 172
Бачманов А. А. 269, 277
Башкиров В. Г. 311
Башкиров В. Н. 109, 202
Беляев М. А. 112, 136—139
Беляев П. 200
Белямин М. М. 184
Бердяев Н. А. 3—4
Беркенгейм А. М. 220
Бернацкий М. В. 4, 246—247
Биллик В. И. 310
Бобринские 209
Бобринский А. А. 106—107, 112, 210—211
Бовыкин В. И. 8, 311
Боголепов М. И. 248
Боханов А. Н. 314
Бранницкие 241
Бровер И. М. 311
Бродские 209
Брусницын А. Н. 172
Бугров 109
Букшпан Я. М. 7, 310, 320
Бутлеров IO. И. 152
Бухарин Н. И. 19
Банков С. И. 163—165
Васильчиков Б. А. 106
Вашков II. И. 273
Вернадский Г. В. 3
Волков Н. К. 257
Волобуев П.	В. 310,	323
Вольский А.	А. 154
Воробьев В.	Н. 57
Воронкова С.	В. 97,	ИЗ, 135, 311—
312, 317, 325, 327
Второв Н. А. 92, 240
Вышнеградский А. И. 142, 238, 246—248, 255
Гаврилов II. А. 205
Гаевский В. А. 190
Ган А. 245
Гарин Н. П. 283, 286
Гепнер И. 209
Гиндин И. Ф. 8, 310—311
Голицын Н. Д. 137
Горемыкин И. Л. 76, 100, 122, 228, 255
Граве Б. Б. 328—329
Гридин Д. И. 220
Гриневецкий В. И. 273
Громан В. Г. 58, 118, 302, 313
Грудистов Н. В. 116
Гужон 10. П. 170, 275
Гукасов А. О. 184
Гукасов П. О. 183—184
Гуревичов М. М. 311, 314
Гурко В. И. 116, 136
Гучков А. И. 90, 96, 136—137, 154, 237, 254, 256, 264
Давидов Л. Ф. 247
Давыдов Е. 199
Дитмар Н. Ф. 191
Дмитрий Константинович, вел. кн. 106
Дмитрюков И. И. 255
Добровольский А. А. 256, 258
Добрый А. 209—210
Доможиров Д. Ф. 183
Дьяконова И. А. 316
Дюфур В. В. 265
332
Дякин В. С. 311, 318—319
Евзеров Р. Я. 312—313
Жемочкип К. М. 172
Жиро П. К. 170
Жуковский В. В. 87, 96, 114, 128, 242, 247, 255'
Завойко В. С. 184
Загорский С. О. 4, 5
Ибрагимов М. Д. 311, 315—316, 323
Иванов П. Г. 46, 314
Иванов С. А. 194
Игрицкий Ю. И. 310
Идельсоп В. Р. 248
Ипатьев В. Н. 179, 180, 301, 323
Иоффе Г. 3. 310
Каменецкая И. М. 311—312
Каменка Б. А. 109
Канищева Н. И. 310
Капнист И. И. 203
Каразин Б. И. 205
Каратыгин Е. 89
Карпович М. М. 3
Касперович Г. С. 223
Керенский А. Ф. 4
Китанина Т. М. 10, 311—312, 317, 325, 327
Кпютте И. А. 188
Ковалевский В. И. 50
Коган-Бернштейн С. В. 192, 197
Козакевич П. П. 167, 194, 258
Комов П. П. 195
Коновалов А. И. 90, 96, 148, 178, 264, 275
Кононов А, Д. 84
Коншин А. В. 158
Корелин А. П. 269
Кошурников Г. И. 172
Кривошеин А. В. 55, 57—58, 120
Крупенский П. II, 136, 137, 138
Крупина Т. Д, 311—312
Кузнецов А. И. 164 Кузьмин-Караваев Д. Д.
Кукин Н. Н. 170
Кутлер Н. Н. 50, 152, 155
Лаверычев В. Я. 311—317, 320, 327, 329—330
Ланговой С. П. 172
Ларин Ю. (Лурье М. А.) 315
Левестам Г. Г. 184
Ленин В. И. 6, 8—9, 11 — 12, 16—42, 45, 220, 289—290, 299—300, 304, 307—308, 312—313, 326, 330—331
Лившин Я. И. 311, 314—317
Лиапозов С. Г. 184
Литвинов-Фалипский В. П. 54, 71, 87, 142, 255, 259
Ловягин Р. Л. 145
Львов Г. Е. 130—131, 174
Лященко П. И. 319
Маевский И. В. 7, 311, 330
Майдель Г. X. 255
Маклаков Н. А. 84
Маликов А. И. 66, 159
Маниковский А. А. 134—135, 258, 286
Марков Н. Е. 126, 132—133, 137. 167, 258, 290
Маркс К. 4, 16, 18, 30, 312
Маркус Б. Л. 310
Матрепинский Д. А. 266
Мигулин П. П. 207
Милеант Г. Г. 167
Милюков П. И. 89, 257
Минц И. И. 315, 323
Муратов II. П. 174—175, 177
Мышлаевский А. 3. 143, 150, 152,
154
Найденов А. Н. 247
Наумов А. Н. 102—103, 108, 120, 211
Некрасов Н. В. 121, 257
Никифоров Д. И. 107
Николай И. 66, 76, 114, 137, 138, 230
Нобель Л. Л. 158
Нобель О. Л. 184
Нобель О. 9. 183
Новоселов С. С. 92, 172
Оболенский В. В. 39
Онегина И. II. 310
Осипов II. П. 229
Нальчикский П. И. 94, 153, 155, 299
Паппе М. Б. 184
Пезенти А. 31, 313
Переверзев В. И. 156
Петров Н. П. 107
Печковский В. Н. 221—222
Плеханов Г. В. 34
Плотников М. С. 238
Погребинский А. П. 9, 10, 122, 135, 256, 311—312, 316—317, 319—320, 322—323, 329—330
Покровский М. Н. 6
333
Покровский Й. Й. 99, 115
Полак М. Г. 184
Поликарпов В. В. 320
Поливанов А. А. 69, 75, 98—100, 255, 262
Поплавский Ю. И. 263, 272, 274— 276
Потоцкие 241
Прокопович С. Н. 5, 310
Протопопов Л. Д. 109, 111, 133
Пугин М. И. 18
Пуришкевич В. М. 290
Путилов А. И. 69, 87, 109, 142, 158, 241, 247, 261
Рабинович Л. Г. 187—189, 192—195
Раецкий С. С. 126, 275
Ратенау В. 70, 293
Риттих А. А. 139
Родзянко М. В. 87, 89, 122, 136, 245, 259
Родичев Ф. И. 89
Рохович Г. Я. 229
Рудой Я. 310
Рузский Н. В. 267
Русаков В. М. 245
Рухлов С. В. 77, 186, 221
Рябушинские 13, 76, 148
Рябушинский П. П. 33, 87, 89—90, 92, 122, 146—147, 220, 244, 253
Рябушинский Ст. П. 169
Савицкий К. А. 223
Савич Н. В. 167
Садырин П. А. 187
Салазкин А. С. 184
Салов В. И. 310
Сергей Михайлович, вел. кн. 70
Сидоров А. Л. 52, 119, 123, 135, 163, 188, 311—312, 314—317, 319— 323, 325—326
Сиринов М. 4
Сироткин Д. В. 83
Смирнов С. А. 121
Смирнов С. С. 220
Соколов А. М. 173
Сомов С. А. 311
Сперанский В. М. 166
Степанов В. А. 187
Стахеев И. И. 241
Стахович М. А. 138, 258
Стишинский А. С. 107, 258
Струве П. Б. 5, 120
Сурмин П. 4
Сухомлинов В. А. 65
Тарновский К. Н. 8, И, 311—312, 315—317, 320—321
Теретценко 209
Тикстон П. А. 194
Тимашев С. И. 61, 256
Тимирязев В. И. 50, 84, 114, 116
Трепов А. Ф. 102—103, 129, 249
Третьяков С. Н. 4, 91, 198, 263, 318
Туманов Н. Е. 269
Туган-Барановский М. И. к
Утин Я. И. 107, 110, 238, 244, 248
Федоров М. М. 50
Фролов А. И. 227
Фролов П. А. 269, 272
Функеп К. 5—6
Харитонснко П. И. 194
Хауман X. 6
Хвостов А. Н. 100, 270
Церетели И. Г. 4
Цехановский М. Ю. 210
Цилх Р. 52, 303
Цыперович Г. 313
Чарновский Н. Ф. 273
Челноков М. В. 137
Чемберс А. Я. 277
Чердынцев С. И. 179—180, 263,
272—274, 276, 278, 282, 286
Шайкевич Е. Г. 109
Шаховской В. С. 80, 133, 137, 147,
186, 249, 269
Шацилло К. Ф. 10, 311—312, 314,
327
Швиттау Г. Г. 5, 310
Шепелев Л. Е. 242, 328
Шидловский С. И. 245
Шингарев А. А. 89, 136, 177, 236,
242, 256, 258
Шлезингер А. Д. 247—248
Шмидт Ф. И. 160, 221, 224
Штюрмер Б. В. 105, 108, 111, 211,
270
Шуваев Д. С. 112, 129—130, 317
Щенков Н. Б. 170
Щепкин Н. Н. 89
Щербатов Н. Б. 268—269
Щукин Н. Л. 159, 306, 321
Эйлер А. А. 274
Энгельс Ф. 16—18, 24, 30, 312
Эфрон Б. А. 194
Якушев А. А. 232
Янушкевич Н. Н. 79
Ярошинский К. И. 240—241
ОГЛАВЛЕНИЕ
Введение............................................3
Глава первая
В. И. ЛЕНИН О ГОСУДАРСТВЕННО-МОНОПОЛИСТИЧЕСКОМ КАПИТАЛИЗМЕ............................. 16
1. Историческое место и значение государственно-монополистического капитализма...................... 16
2. Государственно-монополистический капитализм и подготовка социалистических преобразований в России ............................................ 32
Глава вторая
СТАНОВЛЕНИЕ ЦЕНТРАЛЬНЫХ ОРГАНОВ ГОСУДАРСТВЕННОГО РЕГУЛИРОВАНИЯ И КАПИТАЛИСТИЧЕСКИЕ МОНОПОЛИИ............................. 43
1.	Государственно-монополистические тенденции в предвоенные годы...................................... 43
2.	Первые шаги в деле военного государственного регулирования экономики............................. 52
3.	Роль капиталистических монополий при создании первых центральных регулирующих органов ....	74
Глава третья
ОСОБЫЕ СОВЕЩАНИЯ И РОЛЬ В НИХ МОНОПОЛИСТИЧЕСКОЙ БУРЖУАЗИИ............................. 96
1. Особые совещания: их взаимоотношения и место в системе государственного регулирования экономики	96
2. Особые совещания и буржуазные организации . . .	119
Глава четвертая
ДАЛЬНЕЙШЕЕ УКРЕПЛЕНИЕ ПРЕДПРИНИМАТЕЛЬСКИХ ОРГАНИЗАЦИЙ И РАЗВИТИЕ МОНОПОЛИСТИЧЕСКИХ СОЮЗОВ В СВЯЗИ С МОБИЛИЗАЦИЕЙ ЭКОНОМИКИ................................. 141
1.	Возрастание значения монополистических союзов в промышленности, непосредственно занятой выполнением военных заказов............................. 141
2.	Пути решения топливной проблемы и углубление процесса монополизации........................... 182
335
3.	Развитие монополистических союзов в связи с организацией продовольственного снабжения........ 200
4.	Расширение государственного регулирования и транспортные монополии........................... 220
5.	Упрочение позиций финансового капитала и банковских монополий............................... 234
Глава пятая
ГОСУДАРСТВО И КАПИТАЛИСТИЧЕСКИЕ МОНО-
ПОЛИИ В БОРЬБЕ С РАБОЧИМ КЛАССОМ ...	253
1. Проекты милитаризации труда и тенденции к осуществлению либеральной политики по рабочему вопросу ..................................... 253
2. Повседневная борьба правительства и капиталистов с рабочим движением........................ 267
ЗАКЛЮЧЕНИЕ................................... 289
ПРИМЕЧАНИЯ................................... 310
УКАЗАТЕЛЬ ИМЕН	,.......................   332
Владимир Яковлевич Лаверычев
ВОЕННЫЙ ГОСУДАРСТВЕННО-МОНОПОЛИСТИЧЕСКИЙ КАПИТАЛИЗМ В РОССИИ
Утверждено к печати ученым советом Института истории СССР
Редактор Л. В. Абрамова. Художник И. Е. Сайко Художественный редактор М. Л. Храмцов Технический редактор М. II. Комарова Корректоры В. А. Бобров, Е. Л. Сысоева
ИБ № 38274
Сдано в набор 11.05.87. Подписано к печати 17.09.87. А-11590
Формат 84 X 108'/з2. Бумага тип. № 1. Гарнитура обыкновенная
Печать высокая. Усл. псч. л. 17,64. Усл. кр.-отт. 17,64. Уч.-изд. л. 20,4. Тираж 1800 экз. Тип. зак. 827. Цена 3 руб.
Ордена Трудового Красного Знамени издательство «Наука» 117864 ГСП-7, Москва В-485 Профсоюзная ул., 90
4-я типография издательства «Наука»
630077, Новосибирск, 77, ул. Станиславского, 25
в. Я. Лаверычев