АКАДЕМИЯ НАУК СССР
Н.А.БОБРИНСКИИ
Животный МНР
Н ПРИ РОЛА СССР
ИЗДАТЕЛЬСТВО АКАДЕМИИ НАУК СССР
МОСКВА I960

ПРЕДИСЛОВИЕ РЕДАКТОРА
Книга проф. Н. А. Бобринского «Природа и животный
мир Советского Союза» представляет собой один из
немногих научно-популярных очерков, посвященных
географии животных нашей страны. Высокие достоинства
ее общепризнаны и несомненны.
После выхода в свет (1 апреля 1949 г.) первого
издания книги «Животный мир и природа СССР»
других подобного рода работ у нас не появлялось.
Поэтому повое, дополненное издание этой книги, давно ставшей
библиографической редкостью, безусловно необходимо и
своевременно.
Зоологические и, в частности, зоогеографические
исследования нашей страны идут вперед быстрыми шагами., За
время, истекшее после написания книги Н. А. Бобринского,
получено много отдельных новых фактов и сведений общего
порядка. Это относится в особенности к некоторым зонам и
местностям, например, Арктике, Субарктике и Средней
Азии. Поэтому, кроме сделанных профессором Н. А. Боб-
ринским для нового издания книги дополнений, уточнений
и изменений, оказалось желательным написать
некоторые новые разделы, что и сделано специалистами в своей
области.
Другой вопрос. Грандиозное развитие народного
хозяйства Советского Союза неизбежно вносит глубокие
изменения в его природу. И сама природа нашей страны в
настоящее время уже не совсем та, какой она была ко времени
появления первого издания книги Н. А. Бобринского. Автор
3

учел это 'обстоятельство при подготовке нового издания.
В этой связи надо коснуться вопроса об освоении целинных
степей. Нет сомнения, что в степной полосе Западной
Сибири и Казахстана за последние годы возникли глубокие
изменения. Тем не менее, оказалось целесообразным оставить
описание степной фауны в том виде, как оно было дано в
первом издании. Прежде всего потому, что мы еще не
располагаем достаточно полными и общими сведениями о
произошедших в связи с распашкой целинных степей
изменениях их животного мира. Во-вторых, потому, что степи в их
естественном состоянии существуют у нас и в Забайкалье,
и во многих горных системах. В-третьих, потому, что
приведенное в книге описание степей Европейской части СССР
касается в основном измененного человеком степного
ландшафта, так называемой «культурной степи». Поэтому
описание фауны степей в книге носит не только исторический,
но и современный характер.
Необходимо было, однако, дополнить книгу общей
небольшой главой о тех изменениях, которые вносились и
вносятся в природу и, в частности, в фауну деятельностью
человека, о так называемом «культурном» ландшафте.
Наконец, Н. А. Бобринский обратил внимание на
освещение в новом изданий его книги вопроса об охране
животного мира СССР. Под охраной природы понимается такая
система перспективного использования природных богатств,
которая обеспечивает их сохранение, воспроизводство, а по
возможности и умножение. Это — большая экономическая
и культурная задача, и значение ее все более и более
возрастает по мере развития нашего народного хозяйства,
культурных и эстетических запросов населения. Рациональное
использование природных ресурсов неразрывно связывается
с их изучением и охраной. В книгу поэтому включена
глава о современном состоянии и задачах охраны животных в
СССР.
Надо надеяться, что новое издание книги Н. А. Бобрии-
ского «Природа и животный мир Советского Союза»
встретит у читателей такой же благоприятный прием, как и
первое издание. Можно добавить, что в предисловии к первому
изданию своего труда автор оценивал его как книгу «для
чтения». Опыт показал, что значение книги выходит за эти
рамки: она служила и будет служить как пособие для
преподавателей высшей и средней школы, студентов,
краеведов и натуралистов-любителей.
Профессор Г. П. Дементьев
5 ноября J 958 г.

ОТ АВТОРА
Мысль написать научно-популярную книгу, книгу
«для чтения», посвященную географии животных
нашей страны, появилась у меня давно.
Фактический материал по этому вопросу тоже был у меня
накоплен. Но как его оформить, в каком виде
донести до читателя — мне долго было неясно, и все
попытки сделать это меня не удовлетворяли.
Несколько лет назад я был на просмотре одного
кинофильма, посвященного Отечественной войне 1812 г.
Фильм этот был вполне научным, документальным, в нем
были использованы различные музейные материалы. Наряду
с другими приемами применялся и такой: сначала
показывалась на экране целиком известная картина, изображающая
Бородинский бой, а потом, в сильно увеличенном виде,
отдельные части ее: русский* замахивающийся прикладом; голова
коня с раздутыми ноздрями и обезумевшими глазами;
опрокинутый француз, зажимающий рану на груди...
Эта картина навела меня на мысль применить тот же
прием в своей книге, то есть дать, кроме общих очерков, ряд
отдельных, наиболее характерных «зарисовок». Для этого
я широко использовал материалы наших известных
путешественников-натуралистов и писателей и счел за лучшее во
многих случаях приводить их в педлиннике.
Пользуюсь возможностью поблагодарить Г. П.
Дементьева, который взял на себя труд отредактировать мою книгу
и написал к ней главу «Охрана природы».
Много интересных сведений сообщили мне Е. П. Спанген-
берг и покойный В. В. Губарь о Дальнем Востоке, Г. И. Ишу-
нин о Копет-Даге, Б. А. Кузнецов и Н. В. Некипелов о забай-
5

кальских степях. Р. Н. Мекленбурцев о Памире, Л. С. Степа-
нян о фауне Тянь-Шаня, С. М. Успенский написал для этой
книги главы «Северный ледовитый океан», «Фауна
культурного ландшафта», а также о Курильских островах, В. Н.
Сдобников — о тундре, а Н. Н. Бобринский — о якутской тайге.
Всем этим лицам я приношу свою глубокую благодарность.
Глубоко благодарен я также К. К. Флерову, А. Н. Комарову
и В. А. Ватагину за прекрасные цветные и черно-белые
рисунки, сделанные специально для этой книги.
Просмотреть всю огромную литературу, в которой
имеются красочные описания природы нашей необъятной
Родины, не под силу одному человеку. Нет сомнения, что
многие превосходные описания, которыми я мог бы
воспользоваться, оказались мне не известными. За указания на них,
и вообще за всякого рода дополнения и исправления моей
книги я был бы весьма признателен.
Надеюсь, эта книга, при всех ее недочетах, сыграет
положительную роль в ознакомлении широкого круга
советских читателей с богатой и разнообразной природой нашей
Родины.

Посвящаю книгу эту
жене моей Марии
Алексеевне Бобринской,
благодаря труду и энергии
которой книга эта
вышла в свет.
Автор
|а распространение животных по земному шару
большое влияние оказывает климат, в первую очередь
температура и влажность воздуха.
Например як — огромный бык, покрытый густым
I черным мехом, особенно длинным на брюхе — обита-
1 тель сурового Тибетского нагорья, еще он живет на
I высоте 4—6 тыс. м. Дикий як водится только в Тибете, а
в одомашненном состоянии — в ряде нагорных
стран Внутренней Азии. Держат его и у нас в высокогорных
областях Союза, смежных с Внутренней Азией,— на Памире,
в Тянь-Шане, на Алтае. Никакие морозы, никакие зимние
бури не страшны этому животному, но летом даже в высоких
горах ему жарко, и он старается оставаться на теневых
склонах, вблизи ледников и горных потоков, от которых веет
прохладой.
Инддйский буйвол — прямая противоположность яку:
это теплолюбивое и влаголюбивое животное, голая кожа
которого лишь местами покрыта редкими волосами. Его
родина — Индия и Индо-Китай, где он живет по болотистым
низменностям, в долинах рек, вблизи озер, на взморье,
словом, в местах, изобилующих водой и имеющих жаркий и
влажный, «парной» климат.
Домашний буйвол распространен значительно шире:
его содержат во всех странах Южной Азии, исключая
пустынные области, и во многих странах, окружающих
Средиземное море. У нас его разводят в Крыму и на Кавказе.
Особенно хорошо чувствует себя буйвол в парной, влажной
низменности Западного Закавказья. В Средней Азии с ее
7

жарким, но сухим летом и холодной зимой буйвола держать
нельзя. Неудачей кончились опыты разведения его и на
Закавказских плоскогорьях, где под действием сухого воздуха
кожа животного трескается и требует особого ухода.
Наконец, верблюд легко переносит самые крайние
температуры: свирепые морозы Забайкалья и Монголии и
палящий зной Средней Азии, но сырой климат для него
губителен. Это типичное животное пустыни с ее сухим
воздухом, резкими суточными и сезонными сменами
температур.
Летучие мыши — теплолюбивые зверьки. В тундре их
нет, в таежной полосе очень мало, но уже в средних
областях Союза их известно около десятка видов, хотя число
особей еще незначительно. Чем далее к югу, тем летучих
мышей становится все больше и больше. Под Ташкентом их
насчитывается уже около полутора десятков видов'. Еще до
наступления сумерек из-под карнизов, из различных щелей,
дупел и просто из густой листвы тополей и карагачей один
за другим с писком вылетают эти зверьки и начинают
кружиться вокруг деревьев, носиться вдоль стен и заборов,
скользить над арыками. Они всюду, число их огромно. И все
же по всему Союзу известно лишь около 40 видов
рукокрылых, тогда как в тропиках их водится свыше 500 видов.
Большинство ящериц и змей относится к животным
теплолюбивым и сухолюбивым. Ящерицы не распространяются
к северу до Полярного круга. Из змей только гадюка в
Скандинавии несколько заходит за него. В средней полосе
Союза водится уже три вида змей — гадюка, обыкновенный
уж и гладкий уж (медянка) и столько же видов ящериц —
живородящая, прыткая и безногая веретенница. Но ни один
из видов не может быть назван здесь многочисленным.
Другое дело — жаркие сухие низменности Средней Азии, где
живет свыше 20 видов змей и около 30 видов ящериц, из
них некоторые встречаются в огромном количестве.
Особенно много их в песчаных пустынях, которые буквально кишат
различными круглоголовками, гекконами, скаптейрами...
Наоборот, большинство бесхвостых земноводных
нуждается в теплом, но влажном климате. В то время как в
окрестностях Москвы водится около десятка видов различных
лягушек и жаб, на огромном пространстве почти всей
Средней Азии живет лишь один вид лягушки и один вид жабы.
Лягушка всецело связана с редкими пресными водоемами
в низменной Средней Азии, а жаба хотя и встречается
вдалеке от них, но день проводит в норах и только ночью
выходит на охоту.
8

30° 40° 60°80°/00°ffl°W° 1SD°
Ж~^Ш Широколиственные леса Дальнего
\jl Х| Степь
fy£ хПолупцстыни. и глинистые пустыни
•?«'.*'? **.!Лесчаные пусти/ни
\Q ф I Горные леса Мабкаэа и Средней
* Азии
] Оазисные земли Средней Лзии
Ц/орно-степная и кустарник^бо-
-степная растительность
|^—<j Высокогорья
Зак. 362
Схематическая карта растительных зон СССР,

Городская ласточка широко распространена по СССР, но
в Европейской части Союза и в Сибири она живет главным
образом на равнинах, а на Кавказе и в Среддей Азии это
птичка высокогорная, прикрепляющая свои лепные гнезда
к скалам, с которых каплет вода, и селящаяся иногда около
снега. Проф. Кашкаров находил в Средней Азии большие
колонии ласточек и в лесном поясе гор и даже в жаркой
низкогорной степи, но при особых условиях: птички
гнездились здесь в узких ущельях, по дну которых бежал
холодный поток, начинавшийся от ледника. Таким образом,
климат в этих тенистых, влажных и прохладных ущельях
соответствовал климату высокогорий.
Некоторые животные, населяющие прохладные южные
области Южной Америки, по направлению к северу
постепенно поднимаются все выше в горы. Кондор, например,
гнездящийся на крайнем юге этого материка в прибрежных
скалах на уровне моря, под экватором — уже настоящая
высокогорная птица, селящаяся не ниже 3000 метров
абсолютной высоты.
Горностай, широко распространенный в северной и
умеренной полосах Союза, на юге — в Средней Азии — живет
только высоко в горах.
Для многих животных, особенно птиц и млекопитающих,
большое значение имеют не столько температура и
влажность сами по себе, сколько их совместное проявление в
виде глубины снежного покрова. Значение его
многообразно, в частности глубокий снег скрывает пищу многих
животных. Этим объясняется, что некоторые зерноядные
птицы зимой, когда снег толстым слоем покрывает наши поля,
особенно охотно кормятся по дорогам, выбирая семена из
лошадиного навоза, что серые куропатки зимой часто
держатся около зайцев, белые куропатки — около северных
оленей, а в высоких горах Кавказа и Средней Азии улары
(горные индейки) — около горных козлов. Во всех этих
случаях птицы используют для добывания пищи расчистки
снега, произведенные зверями.
В. В. Станчинский установил в Европейской части
Союза совпадение северо-восточной границы распространения
хохлатого жаворонка с южной границей снежного покрвва,
лежащего в году в продолжение 140 дней. «В данном
случае,— пишет этот исследователь,— продолжительность
снежного покрова является своего рода указателем суммы
неблагоприятных зимних условий, выражающихся не только
продолжительностью зимы, но и толщиной снежного покрова.
9

Очевидно, за пределами этой линии условия существования
зимой становятся настолько неблагоприятными, что хохлатый
жаворонок при своем расселении за ее пределы в суровые
зимы должен был гибнуть».
Вообще теплокровные животные — млекопитающие и
цтицы — зависят непосредственно от температуры
окружающей среды значительно меньше, чем животные с
непостоянной температурой тела. Хотя граница
распространения того или иного животного в ряде случаев и совпадает с
известной температурой или иной климатической границей,
но обусловлена она не температурой или иным
климатическим фактором как таковым, а связана с ним лишь
косвенно, главным образом через пищу. Видимо, именно пищей,
то есть наличием большего или меньшего количества
летающих ночью насекомых, объясняется совпадение в
Европейской части Союза границ распространения различных видов
летучих мышей с линиями, соединяющими точки с
одинаковым числом морозных дней в году. Надо отметить и очень
большое значение для распространения животных (и
растений) условий освещения.
Значение климата для распространения всех животных
огромно, но значение это главным образом косвенное,
сказывается оно в основном через растительность. Ведь именно
за счет растений, для которых климат играет
исключительно большую роль, существуют решительно все животные.
Ибо, как бы длинна ни была «цепь питания», конечным
членом которой является хищник, начальным звеном ее
всегда будет растение. Животный мир иногда не без
основания рассматривают как огромного паразита,
существующего за счет мира растительного. Характером
растительности определяются такие основные ландшафты, как лес,
степь, пустыня и их более дробные подразделения. Правда,
растения в значительной степени зависят и от почвы, но
ведь состав и характер ее в свою очередь зависят от прямого
действия различных климатических факторов — ветра,
осадков, температуры, особенно же от жизнедеятельности
растительных и животных организмов, которые скрепляют или
разрыхляют ее, перемешивают, удобряют и в состав
которой они сами входят после смерти.
В свою очередь состав и характер почвы имеют значение
не только для растительности и через нее для животных, но
и непосредственно для животных, что многими
исследователями весьма часто недоучитывается.
Между тем почва служит средой обитания для самых
разнообразных «землероев», начиная от червей и насекомых,
10

особенно их личинок, и кончая различными
млекопитающими, для которых ее характер подчас является
решающим фактором распространения. Так, обыкновенный крот
нуждается в плотной, более или менее влажной почве,
богатой дождевыми червями, составляющими его основную
пищу, а мохноногий тушканчик — в сыпучих песках, к
передвижению по которым приспособлены его густоопушен-
ные подошвы задних ног. В результате, в то время как
область распространения мохноногого тушканчика лежит в
пределах основных массивов песчаных пустынь Евразии,
ареал крота почти не выходит за пределы лесной и
лесостепной областей.
Таким образом, если исключить деятельность человека,
все главнейшие слагаемые материковых ландшафтов, в том
числе и горных, могут быть в основном сведены к климату.
Лучшим же показателем его служит растительность,
которая и сама по себе имеет исключительное значение для
животных. Поэтому вполне естественно ожидать зависимости
распространения животных по земному шару от
распределения по нему основных типов растительности. В ее
распределении, как известно, существует поясность или
зональность. Однако такая поясность в большей или меньшей
степени нарушается неравномерным распределением суши и
воды в различных частях нашей планеты, что
обусловливает преобладание морских или материковых климатов,
отражающихся и на растительности. Нарушается она и
горами с их вертикальной ступенчатой поясностью.
Особенно сильно это явление выражено в Южном
полушарии. Оно легко объясняется тем, что суша здесь
представлена сравнительно небольшими, далеко отстоящими друг
от друга участками и главнейшие горные хребты —
Кордильеры, Австралийские Альпы, Драконовы горы Африки —
тянутся в меридиональном направлении.
Лучше всего поясность выражена в северной
половине Европейско-Азиатского и Американского материков,
хотя в Северной Америке она все же значительно нарушена
мериддональным расположением громадных Скалистых гор,
по которым северный хвойный лес — тайга — спускается
далеко к югу. В Евразии, в силу огромных размеров этого
материка, его вытянутости с запада на восток и почти
полного отсутствия значительных горных хребтов, идущих в
меридиональном направлении, общая картина
приближается к идеальной картине горизонтальной поясности.
Вдоль вечно холодного Ледовитого океана, то
несколько отступая, то опять прижимаясь к морю, тянется унылая
И

безлесная тундра. Южнее ее через всю Евразию проходит
широкая полоса высокоствольного сурового хвойного леса —
тайги, занимающей без малого всю Сибирь и смежную часть
Европы. На окраинах материка, прилегая к тайге с юго-
запада и юго-востока и охватывая внутренние части
Евразии с двух сторон, располагаются леса из широкодиствен-
ных пород, сбрасывающих листву на зиму. На юго-западе
они переходят в жестколиственные заросли
Средиземноморья, на юго-востоке — в вечнозеленые леса Южного
Китая. Внутренние части материка заняты огромными
пустынными пространствами, которые с севера, запада и востока
окаймлены степями. Однако благодаря высоким горам,
окружающим почти полным кольцом Центральную Азию, по
окраинам ее, главным образом западным, горизонтальная
поясность нарушается поясностью вертикальной, и горные
леса Тянь-Шаня почти сходятся с горными лесами Алтая,
разделяя внутренние пустынные пространства Азии на
восточную центральноазиатскую и западную центрально-
азиатскую половины. Кроме того, высокие горы есть и на
Кавказе. Здесь опять на первый план выступает
вертикальная поясность, благодаря которой Кавказский перешеек
хотя и лежит в пустынном поясе, но горные области его в
основном покрыты лесами.
Конечно, набросанная общая картина — только грубая
схема. Но эта схема нам нужна для того, чтобы в
дальнейшем, когда мы будем знакомиться подробнее с отдельными
частями нашей страны, не упустить общих закономерностей
в распределении основных ландшафтов на всем огромном
пространстве СССР.
Однако географическое распространение животных
зависит не только от ныне существующих эколого-географи-
ческих условий. Современный животный мир сложился в
результате длительной эволюции, которая протекала не
только во времени, но и в пространстве. Виды возникли в
разных местах земного шара, откуда они расселились в
разные геологические времена различными путями, что
зависело от очертаний материков, распределения ландшафтов
и от способностей к расселению, свойственных тем или иным
животным. Этим объясняется, что фауны издавна и хорошо
обособленных частей , земного шара крайне своеобразны.
Примерами сказанного могут служить: Новая Зеландия с
ее нелетающим совиным попугаем (бескрылым киви-киви)
и замечательной ящерицеподобной гаттерией —
древнейшим из современных пресмыкающихся; Австралия,
населенная почти исключительно сумчатыми млекопитающими;
12

Мадагаскар — страна полуобезьян и примитивных
щетинистых ежей, или тенреков. Хороший пример сказанному дают
также южноафриканские, австралийские, центральноазиат-
ские, северо- и южноамериканские пустыни, животный мир
которых в смысле систематической близости своего видового
состава не имеет, можно сказать, ничего общего. Сходство
же, которое существует, скажем, между южноафриканским
долгоногом, австралийскими кенгуру, азиатскими
тушканчиками и североамериканскими мешетчатыми прыгунами,
обусловлено не систематической близостью (все указанные
животные относятся, по крайней мере, к разным
семействам), а исключительно сходными приспособлениями к
жизни в условиях пустыни, развивавшимися в разных
группах независимо друг от друга, параллельно.
Таким образом, при разделении всей суши земного шара
на основные зоогеографические области на первый план
выступают глубокие систематические различия в видовом
составе их фаун, что вызвано в основном самостоятельной
историей, через которую прошли эти фауны. Наоборот,
более мелкие зоогеографические подразделения в
подавляющем большинстве случаев совпадают с современными
ландшафтами. Иначе говоря, при более дробном зоогеографиче-
ском районировании история как бы затушевывается
современностью.
Сказанное в полной мере относится к Советскому Союзу,
целиком лежащему в пределах одной зоогеографической
области — Голарктики, охватывающей почти всю сушу
Северного полушария.
Однако, несмотря на большую важность зоогеографиче-
ского районирования, оно не является самоцелью. Это лишь
этап, облегчающий подход к выяснению причин,
обусловливающих современное распространение животных.
Необходимо также учитывать, что одно существо, вышедшее из
животного мира, приобрело исключительное значение,
и влияние его на органический мир нашей планеты
развивается со сказочной быстротой. Существо это — человек.
Он коренным образом изменил в сравнительно ничтожное
время огромные пространства суши своей хозяйственной
деятельностью — распашкой целины, вырубкой лесов,
осушением болот. Он развел по всему земному шару домашних
животных, которые во многих местах вытеснили коренных
животных страны. Он уничтожил одних животных и
расселил других.
Выяснение роли всех этих многообразных причин и
восстановление истории расселения животных во времени и
13

пространстве в связи с их экологией * составляет конечную
цель зоогеографической науки. Мы еще очень далеки от ее
разрешения. Это и понятно, если учесть всю грандиозность
задачи, всю сложность взаимоотношений организмов со средой,
как живой, так и мертвой, и те в общем отрывочные данные
об истории земной коры, смене ее ландшафтов и животного
населения прошлых геологических эпох, которыми мы
располагаем. Но наука движется вперед. Она постепенно
распутывает сложный клубок экологических связей, она все
глубже проникает в прошлое, и это прошлое, постепенно
выступающее из тумана веков, дает нам ключ к пониманию
настоящего.
В нашей книге мы стараемся осветить лишь часть
проблемы географического распределения животных,
ограничивая ее как пространственно — Советским Союзом, так и
материалом — главным образом наземными позвоночными.
Пространственные ограничения не нуждаются в
оправдании: само собой понятно, что нас интересует в первую
очередь животный мир нашей страны.
Причина того, что в книге рассматриваются главным
образом наземные позвоночные, объясняется личной
специальностью автора и тем, что эти животные относительно
очень хорошо изучены экологически и зоогеографически и
что среди них особенно много общеизвестных
«ландшафтных» форм.
Конечно, мы могли использовать лишь ничтожную часть
и этого материала. Ведь для территории СССР, по самому
скромному подсчету, известно около 300 видов наземных
млекопитающих, около 700 видов птиц, около 124
пресмыкающихся и около 30 видов земноводных. Один голый
список названий всех этих животных занял бы несколько
десятков страниц.
Поэтому, чтобы не перегружать книгу фактическим
материалом, мы ограничились только ландшафтными видами
и видами, представляющими наибольший интерес в эколого-
зоогеографическом отношении.
Основная задача нашей книги — дать общее
представление о животном мире различных частей нашей обширной
Родины в связи с географическим ландшафтом и, насколько
это возможно в популярной книги, осветить сложный вопрос
о происхождении фаун.
1 Экология — раздел биологии, изучающий взаимоотношения
организма с окружающей средой.

СЕВЕРНЫЙ
ЛЕДОВИТЫЙ
ОКЕАН
Если держаться мнения, что
в природе скрыта какая-то тайна,
то, по-видимому, местонахождение
ее здесь более, чем где-либо.
Ф. Нансен
редставим себе, читатель, что в
жаркий летний день мы вылетели
с одного из московских
аэродромов в Центральную Арктику ], в
район Северного полюса. Кстати,
это не фантазия; такие рейсы
давно уже стали будничными.
Под крылом самолета быстро
промчались поля и перелески Подмосковья, проплыли
массивы лесов, просторы тундр, и вот под нами уже воды
Северного Ледовитого океана. Все чаще и чаще начинает
показываться лед. Вначале это всего-навсего небольшие
грязно-серые обломки ледяных полей, но вскоре льды сгущаются,
реже и реже чернеют участки открытого моря. Не так-то
1 Под Центральной Арктикой принято понимать область
Северного Ледовитого океана, лежащую за пределами материковой отмели
и, приблизительно, ограниченную двухсотметровой изобатой.
15

просто теперь отличить сушу от воды. Отдельные островки
и группы их, появляющиеся время от времени, как правило,
тоже покрыты льдом или ледниковыми шапками, или
фирновыми полями. Цель нашего путешествия приближается
А вот и посадка. Недолгая пробежка, и самолет садится
на приглянувшемся летчикам ледяном поле. Мы где-то
невдалеке от Северного полюса. Под нашими ногами трех-
четырехметровый слой льда. Какие-то фантастические
замки угадываются в очертаниях торосов. Легкий мороз.
Ослепительно светит солнце, и под лучами его ярко вспыхивают
мириады снежинок. Длинные синие тени ложатся за
торосами, людьми, самолетом. Царит немая тишина. На
сверкающей снежной поверхности ни одного следа. Кажется, что
жизни нет и она невозможна в этой ледяной пустыне.
Однако не будем торопиться с выводами.
Такой же тишиной встретил Северный полюс летом
1937 г. и участников первой советской высокоширотной
экспедиции. Но уже через несколько часов после посадки
экспедиционных самолетов здесь появилась пуночка. Она
безбоязненно перепархивала по лагерю, присаживалась на
штабеля грузов, антенны, палатки.
Как попала в дрейфующие льды эта мелкая зерноядная
птица? На первых порах возникло даже подозрение, а не
завезли ли ее случайно с суши самолеты? Но вскоре это
подозрение отпало. Через несколько дней в лагере показалась
вторая пуночка; стоило лишь образоваться во льдах
разводьям, как на них стали прилетать глупыши, чистики, из
воды начали показываться головы нерп и морских зайцев.
Приходил к палаткам полярников и белый медведь.
Список встреченных здесь позвоночных животных
пополнялся почти каждой из последующих высокоширотных
экспедиций. Особенно расширили и уточнили этот список
советские дрейфующие станции, в последние годы
охватившие своими исследованиями почти всю Центральную
Арктику. Как оказалось, фауна позвоночных ее довольно
богата и разнообразна, а в распределении во льдах отдельных
видов и групп животных вырисовывается определенная
закономерность.
Из рыб — наименее изученной группы арктических
позвоночных — здесь особенно часто встречается сайка. Эта
родственная треске холодолюбивая рыба, живущая в толще
воды, играет в биологическом балансе северных морей,
в особенности Центральной Арктики, исключительно
важную роль. Сайка — почти единственный потребитель
планктона в высоких широтах, сама она служит основным кормом
16

для проникающих сюда и кочующих здесь морских птиц,
тюленей и китообразных. В Центральной Арктике сайка
распространена повсеместно; отдельные экземпляры ее
нередко наблюдались и в районе Северного полюса. Вообще
в центральной части Северного Ледовитого океана
предполагается наличие не менее чем 15 видов рыб, главным
образом придонных холодноводных, в том числе и одного вида
ската.
Богаче представлены в Центральной Арктике птицы. Их
было зарегистрировано здесь 23 вида. В подавляющем
большинстве случаев — это обитатели арктических островов и
побережий материка, тесно связанные с водой и главным
образом с морем. Таковы белые чайки, глупыши, моевки,
чистики. Не только окраины Центральной Арктики, но и
приполюсная часть ее представляют район обычных летних
кочевок этих птиц, преимущественно молодых, или по тем
или иным причинам негнездящихся. Нередки здесь
кочующие розовые чайки, поморники, большие полярные чайки-
бургомистры, тундровые утки-морянки. Наконец, изредка
залетают сюда кайры, некоторые виды куликов, гаги,
полярные крачки.
Главное, что определяет нахождение в высоких широтах
этих птиц,— наличие пространств чистой воды: полыней,
разводий, трещин во льдах, а следовательно, и кормов.
В связи с этим сроки пребывания здесь птиц ограничены
периодами наибольшей разреженности льдов
(май-сентябрь). По этой же причине в западной части Центральной
Арктики, где лед менее сплочен по сравнению с
восточными районами, фауна морских птиц богаче как видами, так
и особями.
Вторую группу птиц, встречающихся в Центральной
Арктике, составляют мелкие сухопутные виды,
преимущественно заносимые сюда ветрами. Особенно часто
заносятся в высокие широты уже упомянутые нами пуночки.
Появления их здесь наиболее обычны во время предгнездового
и в начале гнездового периода — с конца мая и до начала
июля, то есть в то время, когда птицы особенно оживленны,
чаще и на более длительный срок отрываются от земли и,
следовательно, скорее могут быть «сдуты» с берегов.
Блуждания в дрейфующих льдинах мелких наземных
птиц не всегда оканчиваются их гибелью. Пуночки,
например, кормятся у лунок и разводий, собирая выброшенных
на лед мелких рачков. Очутившись вблизи палаток,
пуночки находят корм на помойках, задерживаются здесь, а
иногда даже, как это было вблизи дрейфующего во льдах
2 Н. А. Бобринский л7

«Фрама», пытаются приступить к гнездованию (это
случилось на 83° с. ш., более чем в 200 км от ближайшей
суши.
Штормы не только заносят мелких птиц далеко в глубь
ледяной пустыни, но, по-видимому, часто переносят их
через эту область — с одного материка на другой, благодаря
чему осуществляется постоянный контакт и обмен птицами
между Евразией и Америкой.
Третью группу птиц, встречающихся в Центральной
Арктике, составляют' пролетные птицы. Кто не слышал о
проводившихся поисках легендарной Земли Санникова?
Одним из важных доказательств существования этой земли
был пролет птиц к северу и с севера, наблюдавшийся в
весенние и летние месяцы с северных островов
Новосибирского архипелага. Исследованиями последних лет
окончательно установлено, что Земли Санникова не существует.
Куда же в таком случае летят птицы?
Ответ на этот вопрос может быть только один. Птицы
летят из Восточной Сибири в Северную Америку
кратчайшим путем — через Северный Ледовитый океан. В
частности, результаты кольцевания птиц показывают, что этим
путем, протяженностью до двух тысяч километров,
пользуются черные казарки — гуси, населяющие арктические
побережья обоих материков. В начале лета какая-то часть
сибирских неполовозрелых черных казарок летит через
окраины Центральной Арктики в северо-западную часть Северной
Америки, а в конце лета, закончив линьку, этим же путем
возвращается обратно.
Возможно также, что, кроме птиц, кочующих в
Центральной Арктике и перелетающих через нее, в этой области
бывают и гнездящиеся птицы. В частности, можно
предполагать, что на дрейфующих льдах, при особенно
благоприятных условиях (при наличии в достаточном количестве
кормов, мест и материалов для постройки гнезд) гнездятся
белые чайки — птицы наиболее приспособленные к
обитанию в высоких широтах. Основанием для такого
предположения могут служить встречи полярными летчиками над
многолетними ледяными полями, иногда вдали от воды,
стаек этих птиц.
Из млекопитающих в Центральной Арктике наиболее
обычны белые медведи, распространение которых тесно
связано с дрейфующими льдами Северного Ледовитого
океана. В суше нуждаются лишь медведицы; зимой они
собираются с больших пространств скованного льдом моря на
арктических островах, роют в надувах плотного снега бер-
18

логи и рождают в них медвежат. Известны, однако,
отдельные случаи, когда берлоги помещались и на плавучих льдах.
Участков суши, на которых перед родами залегают в берлоги
медведицы, не так уж много. Основные «медвежьи
родильные дома» в Советской Арктике находятся на островах
Врангеля, Де-Лонга, Северной Земле и Земле Франца-Иосифа.
Самцы и яловые самки, в отличие от других наших
медведей, в берлоги не ложатся и круглый год проводят в
странствиях. Возможно, что исключение из этого правила
составляют лишь молодые очень упитанные самцы: иногда
их находили лежащими в берлогах. Зимой звери скопляются
у кромки льда, у постоянных арктических полыней, вообще
в таких районах, где встречаются участки открытой воды,
где более обычны и доступны тюлени — основной корм
белых медведей.
Только наблюдая за охотой медведя, можно понять*
насколько этот зверь чувствует себя во льдах «дома».
Большой знаток природы Арктики Л. И. Леонов так описывает
одно из своих наблюдений: «Медведь ходил взад и вперед
под самой грядой торосов, и его желтовато-белый мех почти
сливался с фоном торосов. Резко выделялся только его
черный нос, которым он все время водил по воздуху, сильно
вытягивая шею. Он наверняка искал струю воздуха, которая
проходила от морского зайца.
Ветер дул под острым углом к гряде торосов, у которых
находился медведь, и, чтобы попасть в струю воздуха,
доносившую загсах морского зайца, ему нужно было либо начать
пересекать ледяное йоле, либо пройти, значительно дальше
вдоль торосов, увеличивая тем самым расстояние до
морского зайца, чего медведю, видимо, очень не хотелось делать.
Медведь то ложился на живот, то снова поднимался и
начинал опять ходить взад и вперед под торосами, находясь
как раз напротив морского зайца. Наконец, он взобрался
на вершину гряды и пошел по ней, нюхая воздух, потом
вдруг остановился и, вытянувшись всем телом вперед,
быстро скользнул вниз. На несколько секунд я потерял его из
поля зрения, так как он, распластавшись и пригнув голову,
слился со слегка бугристой поверхностью снега на ледяном
ноле. Различить медведя, быстро скользнувшего на животе
среди заструг в направлении морского зайца, можно было
лишь с трудом.
Чем больше сокращалось расстояние между ним и
морским зайцем, тем чаще медведь останавливался, причём,
когда расстояние до морского зайца было уже менее ста
метров, медведь продвигался вперед только в тот момент,

когда морской заяц опускал голову и засыпал на 6—8
секунд. Медведь передвигался при помощи ступней
вытянутых задних лап, голова с вытянутой шеей была плотно
зажата между передними лапами. Последний раз морской
заяц опустил голову, когда расстояние между ним и
медведем было не более пятнадцати метров. Бедному зайцу не
пришлось более проснуться, так как медведь, подобрав
задние ноги, в одно мгновение очутился рядом с ним и тяжело
опустил свои громадные лапы на шею и голову зайца
(впоследствии я выяснил, что череп морского зайца был
раздавлен).
Оттащив свою жертву на несколько метров от края
полыньи, медведь немедленно приступил к еде. Начал он
расправляться со своей добычей стоя, упершись передними
лапами в тушу. Сначала он объедал жир со шкурой с шеи
морского зайца, не трогая совсем мяса. Так, поворачивая
тушу, он обглодал жир от шеи до середины груди, что
составило примерно двадцать килограммов жира и четыре
килограмма шкуры...».
Медведь — прекрасный пловец и может преодолевать
вплавь очень большие расстояния; с судов и самолетов
нередко наблюдали плывущих в открытом море медведей в
ста и более километрах от суши. Летом медведи
расселяются по Северному Ледовитому океану более равномерно, чем
зимой; часто заходят они в летние месяцы и в район
Северного полюса (наиболее северный пункт встречи белого
медведя 88°15' с. гл.).
Следуя за медведями и питаясь остатками добытых ими
тюленей, «деля с медведями и радости и горе», в
Центральную Арктику нередко проникают и песцы. Можно
предположить, что откочевка их осенью к северу, в дрейфующие
льды, носит такой же массовый характер, как и откочевка
к югу — в полосу лесотундры и лесов. Кочуя по льдам,
песцы иногда удаляются от суши на очень большие расстояния.
Работниками дрейфующей станции СП-4 песец был
встречен в 900 км от ближайшей суши. Самый северный пункт
наблюдения песца — около 88° с. ш.
Только высокими широтами Северного Ледовитого
океана ограничено распространение на земном шаре нарвала.
Этот родственный белухе арктический дельфин, основная
особенность которого заключается в развитии у взрослых
Белый медведь с нерпой >
2$

самцов громадного бивня 1, напоминающего копье, вообще
не встречается за пределами области дрейфующих льдов.
Он питается рыбой, главным образом сайкой, и кормами
здесь обеспечен. Периодически видят нарвалов у берегов
Гренландии, арктической Канады. В Советской Арктике
временами они встречаются у о-ва Земли Франца-Иосифа,
кроме того, трупы и остатки их скелетов находили на
материковом побережье Якутии, Чукотки, на Новосибирских
островах. Далее- к северу, на разводьях среди льдов,
нарвалы не представляют большой редкости. Капитан «Фрама»
неоднократно отмечал, что на широте около 80° разводья
«кишели нарвалами», животные держались невдалеке от
судна и с борта подолгу удавалось наблюдать за ними.
В последние годы интересные сведения о распространении
нарвалов были доставлены работниками советских
дрейфующих научно-исследовательских станций. В общем, как
оказывается, нарвалы чаще встречаются между 80 и 85е
с, ш. в западной, примыкающей к Атлантическому океану,
части Центральной Арктики. Обычно они держатся
группками по 10—12 голов, причем, если правильны определения
пола животных (а это довольно сложно и ненадежно, так
как бивень, основной различающий их признак, обычно
бывает скрыт под водой), в этих районах преобладают самки.
Исключительный интерес представляют наблюдения
работников дрейфующей станции СП-6, которым в конце
июля 1956 г. впервые удалось видеть только что
родившегося детеныша нарвала. Новорожденный достигал в длину
1,5—2 м и в первые дни часто забирался для отдыха на
спину матери. Кожа его, так же как и у белух, была более
темной, чем у взрослых животных.
Далеко в глубь дрейфующих льдов проникают тюлени и
особенно часто нерпы. Они нередко показываются вблизи
Северного полюса, неожиданно выглядывают' из разводий,
трещин и даже лунок во льду, пробитых полярниками при
гидрологических работах. На дрейфующей станции СП-7 б
1958 г. одна из нерп вообще прижилась в лунке, пробитой
гидрологами внутри палатки. F.e не пугали ни яркий свет,
ни шум лебедки, поднимавшей и опускавшей трос с
инструментами, ни пребывание в палатке людей. Она настолько
привыкла к частым встречам с ними, что позволяла трогать
1 Бивень представляет один из двух зубов (обычно— левый},
имеющихся у самцов нарвалов на верхней челюсти. У самок эти
зубы очень малы и лишь изредка выступают наружу из десен.
Истинное назначение бивня нарвала остается неясным.
21

себя за усы, без стеснения съедала на поверхности воды
пойманную сайку.
Реже встречается в Центральной Арктике морской заяц —
обитатель мелководных прибрежных участков морей.
Однако и этот тюлень наблюдался неоднократно вблизи
Северного полюса на 88° с. ш. Изредка в высоких широтах
Северного Ледовитого океана видят моржей. Они,
по-видимому, попадают сюда случайно, поневоле, с быстро
дрейфующими льдами.
Птиц и млекопитающих обычно наблюдают в
Центральной Арктике в летние месяцы, когда льды более разрежены
и почти всюду можно встретить участки открытой воды.
А что делается здесь полярной ночью, когда нагромождения
торосов скупо освещают лишь луна да вспышки северных
сияний, а образовавшиеся разводья тотчас же
покрываются звонкой кружевной корочкой молодого льда?
В это время года птиц в Центральной Арктике почти не
бывает, хотя невдалеке от границ ее зимуют чистики,
розовые и белые чайки. Количество тюленей и белых медведей
заметно убывает, но песцы в зимние месяцы становятся в
дрейфующих льдах даже более многочисленными, чем летом.
Итак, жизнь в высоких широтах Северного Ледовитого
океана не так уж бедна и связана преимущественно с
участками открытой воды; особенно богата жизнь в пределах
сравнительно узкой полосы, проходящей по границам
Центральной Арктики, то есть приблизительно над участками
моря с двухсотметровыми глубинами. Эта полоса, ширина
которой меняется в разные годы, сезоны и в зависимости от
местоположения района, опоясывает весь центральный
бассейн Северного Ледовитого океана и вполне заслуживает
названия «арктического кольца жизни». Как к северу, так (в
ближайших окрестностях) и к югу от нее вероятность встречи
птиц и млекопитающих заметно убывает. Происхождение
«арктического кольца жизни» вполне объяснимо. Оно
располагается на границе малоподвижных прибрежных и
подвижных океанических льдов, то есть там, где круглый год можно
встретить участки открытого моря.
Покидая Центральную Арктику, побываем и на одном
из окруженных льдами островков. Представление о
животном мире крайних северных участков арктической суши
может дать, например, наше воображаемое пребывание на
о-ве Беннета, входящем в группу островов Де-Лонга,
расположенную на крайнем севере Новосибирского архипелага.
Размеры этого скалистого неприветливого островка
примерно 30 X 15 км, причем большая часть его покрыта лед-
22

никовыми шапками и не тающими летом фирновыми
нолями. Значительные площади на острове заняты почти
безжизненными каменными россыпями, хаотическими
нагромождениями базальтовых глыб, покрытых сверху словно
коростой шершавыми и неприхотливыми черными, бурыми,
темно-зелеными, желтыми накипными лишайниками.
Вообще, растительность острова чрезвычайно бедна и угнетена.
По долинам ручьев, в дерновинках куропаточьей травы,
мхов и лишайников прячутся чахлые стеблики полярных
ив. Диаметр их достигает лишь 2—3 мм, а длина не
превышает 10 см. Кое-где разбросаны кустики полярных маков;
в середине лета на приземистых стебельках маков
распускаются небольшие бледно-желтые или белые цветы.
Однако на отдельных участках острова располагаются и
своеобразные «оазисы», обязанные своим происхождением
главным образом теплу, накапливаемому окружающими их
скалами. В «оазисах» развита уже относительно богатая
растительность, включающая несколько видов злаков,
камнеломок и других цветковых. Кустики ив здесь слегка
приподнимаются над землей и выглядят гораздо бодрее, чем в других
частях этой суши.
Беден и животный мир острова, причем сухопутных
представителей его можно встретить почти исключительно в
«оазисах». Бедность флоры и фауны не будет казаться
удивительной, если принять во внимание крайнюю суровость
здешнего климата. До начала июня на острове держится
зима с 15—20° мороза и пургой, таяние снега начинается
только в середине июня, а уже во второй половине августа
вновь устанавливается снеговой покров. Впрочем, снегопады
и заморозки нередки здесь и в разгар лета — в июле.
Море у берегов острова почти все лето покрыто льдами,
однако невдалеке отсюда круглый год существуют участки
открытой воды — здесь проходит «Великая сибирская
полынья», что имеет чрезвычайно большое значение в жизни
обитающих на острове морских птиц.
Итак, первые робкие приметы весны бывают заметны
здесь лишь в июне. На обращенных к солнцу склонах кое-где
начинают показываться первые проталины, или скорее «про-
парины», так как снег в это время еще не тает, а, минуя
жидкое состояние, испаряется. На них нередко можно
видеть зеленые стебельки и листочки растений, поспешивших
выглянуть из естественных парничков. Именно парничков.
Они образуются, как правило, на каменистой или щебнистой
почве, вокруг тех травянистых растений, подле которых
годами скапливаются отмершие их части. С наступлением
23

весны из-за гниения таких стебельков и листьев здесь
начинает выделяться тепло.
Вначале под снегом образуется небольшая камера, затем
снег над камерой, пригреваемый сверху и снизу,
превращается в тонкую ледяную пластинку, и парничок готов. Как
и в настоящем парнике, растение развивается тут очень
быстро. Неудивительно, что позже, когда в тундре еще
много снега, а по ночам случаются порядочные морозы, на
проталинах уже зеленеют листья и набухают бутоны полярных
маков и камнеломок. Благодаря этой замечательной
биологической особенности, связанной с краткостью и низкими
температурами лета, многие арктические растения
значительно удлиняют свой вегетационный период.
Среди постоянных обитателей острова нет ни одного вида
наземных млекопитающих. По льду сюда забегают песцы.
Отрезанные от более гостеприимных частей Арктики
широкими разводьями, они становятся невольными пленниками
этой суши, живут на ней, как правило, впроголодь и не
размножаются.
Частенько заходят сюда белые медведи и особенно
медведицы. Они устраивают на этой уединенной суше берлоги,
в них выводят потомство, а ранней весной, едва малыши
успевают окрепнуть, вновь уходят на лед. Когда-то на
острове обитало стадо северных оленей, однако уже много лет
назад они или вымерли, или ушли на соседнюю сушу.
Теперь здесь встречаются лишь старые полусгнившие кости и
рога этих животных. Из морских млекопитающих в
прибрежных водах обычны моржи и нерпы.
Однако здесь регулярно гнездятся уже 11 видов птиц.
Это белые куропатки, кулики-камнешарки, краснозобики и
песчанки, три вида чаек — моевки, белые чайки и
бургомистры,— толстоклювые кайры, чистики, лапландские
подорожники и пуночки. Из них первыми появляются на острове
пуночки, затем — куропатки, позже — обитатели птичьих
базаров: чистики, кайры, чайки. Наконец, когда весна по-
настоящему вступает в свои права и, журча и
переговариваясь, со склонов холмов начинают бежать ручьи, прилетают
кулики.
Нетрудно заметить, что и звери и птицы, обитающие на
о-ве Беннета, связаны преимущественно с морем и добывают
корм главным образом в морских водах. И это вполне
естественно: суша здесь еще настолько бедна, что не в состоянии
прокормить большого числа животных. Не связаны с морем
лишь белые куропатки. Даже пуночки, в более южных
частях Арктики вполне наземные птицы, вынуждены вести
24

здесь «полуморской» образ жизни. Зерновых, привычных
для них кормов, на первых «пропаринах» еще настолько
мало, что по прилете они бывают вынуждены, так же как и в
Центральной Арктике, кормиться на морском льду и
собирать на берегах полыней выплеснутых морем планктонных
рачков. По-видимому, только такая неприхотливость
пуночек к кормам и позволяет им обитать в самых суровых
участках Арктики, в том числе на о-ве Беинета.
В конечном счете обеднение фауны этого участка суши,
как и других земель, расположенных столь далеко на севере,
вызвано краткостью и суровостью здешнего лета.
Неблагоприятные климатические условия привели к угнетению
наземной растительности, отсюда — бедность суши кормами,
отсутствие здесь питающихся зелеными частями растений
леммингов, а также гусей и многих других наземных
позвоночных, обитателей более южных тундровых районов.
Поэтому здесь нет горностаев, белых сов, здесь, не
размножаются песцы и изредка залетающие поморники, ибо основной
корм этих животных — мышевидные грызуны.
Те из птиц, которые приспособились к жизни на острове,
едва-едва успевают «уложиться» с насиживанием яиц и
выводом птенцов в здешнее короткое лето. Куропатки из-за
позднего прихода весны начинают тут откладывать яйца
почти на месяц позже, чем на соседних Новосибирских
островах, и поэтому птенцы их подрастают уже при морозах,
самой настоящей зимой. Камнешарки откладывают яйца на
Новосибирских островах в середине июня, а на о-ве Беннета
лишь в начале июля. Птенцы пуночек вылетают тут из гнезд
только в начале авуста, в то время как на Новой Земле и
даже на такой северной суше, как Земля Франца-Иосифа,
вылет их происходит во второй декаде июля. Конечно,
птицы с более продолжительным гнездовым периодом
гнездиться здесь не могут.
Серьезное препятствие для размножения на острове
многих видов птиц представляют сильные летние
заморозки. От них гибнут яйца и птенцы куликов, лапландских
подорожников и даже самых «закаленных» арктических
птиц — пуночек.
При знакомстве с фауной острова бросается в глаза не
только бедность видов наземных позвоночных, но и
ничтожная численность каждого из них. Куропаток гнездится на
острове всего лишь две-три пары. В то же время в
материковых тундрах на участке в квадратный километр можно
найти и 25 и даже 30 куропаточьих гнезд. Куличков-песчанок
на острове гнездится лишь три-четыре пары, камнешарок
25

и лапландских подорожников — не более чем по десять
пар. При этом в связи с наличием на острове лишь
небольших пятен суши, свободных от льда и снега, распределены
здесь эти птицы очень неравномерно.
Нельзя не обратить внимания и еще на одну особенность
местной фауны — относительное обилие здесь негнездящих-
ся, кочующих или просто залетных птиц. Поморники,
плосконосые плавунчики, розовые чайки, гаги-гребенушки, и
морянки регулярно бывают на острове во время кочевок. По-
видимому, каждый год при своих перелетах по
«трансарктической трассе» сюда заглядывают черные казарки. Только
залетных птиц здесь было встречено восемь видов, в том
числе редкий в Советской Арктике кулик — американский
бекасовидный веретенник, белые гуси, сокол сапсан,
орлан-белохвост.
Эта особенность характерна вообще для фауны высоких
широт Арктики. Дальше к северу простирается «Великая
Ледяная пустыня», и залетающие сюда сухопутные птицы,
оказываясь тут как бы в ловушке, вынуждены на какое-то
время задерживаться в этих районах. Кроме того, крайне
северные участки арктической суши по сути дела
представляют вообще северный предел распространения
одновременно многих наземных видов животных, в том числе и
птиц. Поэтому здесь постоянно существует какой-то резерв
неразмножающихся, но способных к этому особей, за счет
которых и происходит расселение видов, освоение ими
новых земель и вод. Изменятся условия, скажем, выдастся
подряд несколько теплых лет, и некоторые из кочующих птиц,
например те же плавунчики, смогут размножаться на
острове, и граница их ареала переместится к северу.
Побываем и на побережье о-ва Беннета, где в основном
сосредоточена жизнь. С нашим приближением к нему все
чаще и чаще начинают встречаться большие
чайки-бургомистры. Поднявшись с вершины скалы, бургомистр летит нам
навстречу и безбоязненно с хриплым клекотом кружится над
головами людей. Эти чайки получили такое странное на
первый взгляд название в связи с тем, что они обычно
гнездятся вблизи колониальных гнездовий кайр, чаек-моевок и
других морских птиц и, чувствуя себя здесь полновластными
хозяевами, берут с них немалую дань яйцами и птенцами.
Теперь беспокойство бургомистров свидетельствует о том, что
мы находимся где-то около их гнезд, а также предвещает
близость птичьего базара. И действительно, вскоре
показываются пролетающие кайры, моевки, чистики, а затем
открываются и прибрежные скалы — место их гнездования.
26

Все лето, с ранней весны до конца августа, то есть до
прихода зимы, здесь царит шумное оживление. Моевки,
чьи гнезда лепятся на выступах и в трещинах скал,
стайками вьются вблизи них, оглашая воздух визгливыми
истерическими выкриками. Особенно шумно бывает на базарах
весной, в период яйцекладки, и осенью — уже перед
распадением колоний.
Моевки здесь, как и в других частях своего ареала,
устраивают гнезда из мха, травы, водорослей, скрепленных
илом и глиной. Весной постоянно видны птицы, летящие к
базару с клочками строительных материалов в клювах. В то
время как одна из птиц заготавливает мох и бурую
прошлогоднюю траву, вторая утаптывает их и, что не менее важно,
охраняет. Охотников до чужого добра здесь сколько угодно,
и стоит лишь моевке зазеваться, как соседи запускают
клювы в ее гнездо и выдирают из него порядочные клочья.
Нередко разгневанный хозяин опрометчиво затевает с
расхитителем драку. В таком случае к месту битвы слетаются
десятки чаек и, пользуясь случаем, растаскивают гнезда обоих
драчунов. Шумные ссоры и распри на этой почве возникают
то тут, то там. Не обходится и без семейных сцен. Между
супругами начинается перебранка, которая нередко
переходит в драку и кончается тем, что птицы вообще остаются
без гнезда.
В многоголосый хор вплетаются грубые раскатистые
крики кайр, кучками сидящих на карнизах. Они ведут себя
гораздо степеннее моевок и как-то мало заметны, сливясь
своим черно-белым оперением со скалами и снегом.
«Степенность» кайр легко объясняется. Эти птицы кладут свое
яйцо прямо на голый камень, и заботы о постройке гнезд им
незнакомы.
В высоких широтах Арктики, в том числе и на о-ве Беи-
нета, кайры нередко приступают к гнездованию в то время,
когда карнизы скал еще покрыты толстым слоем
слежавшегося снега. В таких случаях насиживающие птицы,
постепенно «втаивая», оказываются в снежных лунках или даже
в норах, из которых виднеются только их головы.
Замечательно также, что втаивая вместе с птицей в снег, яйцо
непременно опускается на гнездовый карниз и, пожалуй,
никогда не минует его.
С бургомистрами, моевками, чистиками и кайрами мы
еще встретимся позже — на океанических берегах
континента. Но только здесь, в пределах ледяной зоны, можно
встретить колонии эндемичных для этой области белых чаек.
Появляются они на местах гнездовий довольно поздно
27

в середине мая и даже в июне. Эти птицы с белоснежным
оперением — настоящие невидимки на фоне обычно пасмурного
белесого неба или снега. О присутствии их можно судить
лишь по громкому своеобразному вибрирующему крику,
звучащему как «ирр-ирр», да временами мелькающим в воздухе
черным ногам. Колонии белых чаек располагаются как на
прибрежных скалах, так и просто на равнинных участках
суши, б СССР — на Земле Франца-Иосифа, на севере Новой
Земли, небольших островах Карского моря, Северной Земле.
Недавно выяснилось, что эти птицы гнездятся также и на
о-ве Беннета, представляющем восточный предел их
распространения в Советской Арктике.
Гнездовья белых чаек здесь разхмещаются только на
скалах. Побываем на одном из них. Десятки птиц, похожих на
огромные снежные хлопья, то выныривая из тумана, то
скрываясь в нем или просто «тая» на фоне неба, с криками
летают у вершин гигантских базальтовых столбов; другие
сидят на них парами, тесно прижавшись друг к другу.
В Арктике только быть может полярным чайкам они
уступают в активности защиты своих гнезд от пернатых
хищников. Стоит лишь показаться в ближайших
окрестностях бургомистру, как навстречу ему, сорвавшись со скал,
бросаются стаи чаек. Бургомистр мгновенно «тонет» в
плотном облачке окруживших его птиц. Только по движению
всей стаи можно догадываться, что бургомистру
основательно достается от преследователей и что он мечется из
стороны в сторону, то взлетая вверх, то совсем прижимаясь к
прибрежным льдам. Лишь когда незваный гость бывает
отогнан далеко в море и скрывается за торосами,
возбужденные чайки возвращаются к облюбованным ими скалам.
Гнезда белых чаек не отличаются сложной
конструкцией. Это небольшие естественные углубления, заполненные
смесью помета и принесенного сюда мха. Возможно, что, с
трудом добравшись до гнезд белых чаек, мы обнаружим, что
они пусты: несмотря на разгар лета, птицы, сидящие на
гнездах, лишь имитируют насиживание яиц или обогревание
птенцов. На островах ледовой зоны такую картину можно
наблюдать нередко.
Бургомистры, моевки, белые чайки, не находя в высоких
широтах на местах гнездовий достаточного количества
пищи, голодают и периодически не гнездятся. Набор кормов,
потребляемых здесь морскими птицами, чрезвычайно узок.
Основу питания их составляют сайки. Бургомистры, кроме
того, разбойничают на птичьих базарах и находят кое-что в
морских выбросах. Белые чайки чрезвычайно неприхотливы,
28

они поедают также и различных беспозновочных,
леммингов (там, где они есть) и даже помет белых медведей,
моржей и нерп. Поэтому они часами сидят на льду у нерпичьих
лунок и краев полыней, дожидаясь появления тюленей.
Однако и этим птицам сайка в летние месяцы необходима.
В более южных районах Арктики в связи с иным, более
разнообразным составом морской фауны количество видов
рыб и беспозвоночных, поеддемых птицами, достаточно
велико; голодовки и негнездование их наблюдаются
значительно реже. Уже на Новой Земле набор кормов тех же моевок
состоит из пяти видов рыб и примерно стольких же видов
беспозвоночных. При постоянно происходящих изменениях
гидрологических условий, при потеплениях и
похолоданиях в море, там происходит лишь замена одной группы
кормов птиц другой: вместо холодолюбивых рыб и
беспозвоночных в прибрежных водах появляются теплолюбивые и
наоборот. У островов ледяной зоны в годы %с
неблагоприятным для сайки гидрологическим режимом просто не
оказывается для морских птиц кормов и они голодают.
Только в высоких широтах Арктики гнездится и люрик.
На о-ве Беннета мы его не встретим; его ареал едва выходит
за пределы западной, приатлантической части Северного
Ледовитого океана. Восточный предел распространения
этого вида в СССР — острова Северной Земли. Люрик —
самый мелкий и подвижный обитатель арктических птичьих
базаров. На суше он чувствует себя так же уверенно, как и
в море, ловко и быстро шмыгает среди камней, неожиданно
появляясь и исчезая в трещинах и расщелинах. Летящие
люрики благодаря очень частым взмахам коротких крыльев
и большой маневренности полета, пожалуй, больше похожи
на насекомых, чем на птиц.
Основу питания их составляют мелкие морские
беспозвоночные. В прямой связи с этим у птиц развиты особые
подкожные выросты или мешки, сообщающиеся с полостью
рта каналом, открывающимся под языком. В них родители
собирают и доставляют птенцам сразу большое количество
корма. В связи с питанием люриков мелкими
беспозвоночными гнездовые колонии, как правило, располагаются
вблизи летней кромки льда, где особенно бурно развивается
планктон и птицы наиболее обеспечены кормами.
Наше воображаемое путешествие по ледяной зоне
подходит к концу. Однако прежде чем мы окончательно покинем
эти суровые края, попытаемся рассмотреть некоторые
стороны влияния человека и его деятельности на здешнюю
фауну. Интенсивное освоение человеком арктических земель
29

и вод началось относительно совсем недавно, но уже успело
заметно сказаться на состоянии запасов ряда промысловых
животных.
Здесь уместно напомнить, что широко распространенный
взгляд на Арктику, как на страну бескрайних просторов, на
самом деле ошибочен. Еще со школьной скамьи мы
привыкаем к географическим картам, составленным в проекциях
Меркатора и ей подобных. На всех этих картах Арктика
представляется нам искаженной и чрезвычайно
увеличенной. Северный Ледовитый океан и окружающие его
побережья мы как бы постоянно рассматриваем через лупу, в то
время как на другие районы смотрим невооруженным
глазом. В доказательство этому достаточно привести несколько-
цифр. Площадь Северного Ледовитого океана (оставляя в
стороне спорный вопрос о границах Арктики) исчисляется
всего в 13 млн. 100 тыс. км 2, в то время как площадь
Тихого океана составляет около 180 млн. км2, Атлантического
океана — около 94 млн. км2 и Индийского океана — около
75 млн. км 2, то есть Северный Ледовитый океан не так уж
велик и занимает площадь примерно равную только
площади Европы. Площадь всех островов Советской Арктики
составляет около 198 тыс. км 2, то есть всего-навсего равна
или приближается к площади такой области, как
Ленинградская, Вологодская или Свердловская.
Естественно, что запасы промысловых видов в Арктике
также не чрезмерно велики и проблема рационального
использования и охраны животных здесь приобретает все
большее и большее значение. В результате усиленного
промысла некоторые виды арктических животных стоят уже на
грани полного истребления. Еще в прошлом столетии здесь
почти перестали встречаться гренландские киты, некогда
большими стадами бороздившие морские воды вблизи
кромки льда. Тем не менее, по исследованиям А. Г. Томилина, ни
один из усатых китов не приспособлен так хорошо ко льдам,
как эти животные. Гренландские киты не только прекрасно
ориентируются среди ледяных полей и в полынях, но и
способны пробивать «продухи» собственной спиной, если только
лед не превышает известной толщины.
В северных морях существовало несколько обособленных
стад этих китов, но нередко они перемещались из западной
приатлантической части Арктики в восточную и наоборот.
В течение нескольких веков длился их промысел, в
результате которого уже в начале XVIII в. киты почти
полностью были истреблены у Шпицбергена, в конце этого же сто-
ления — в Баффиновом заливе и Дэвисовом проливе, а в конце
30

XIX столетия — в Чукотском море. В настоящее время
международной конвенцией по регулированию китобойного
промысла, подписанной и Советским Союзом, охота на
гренландских китов повсеместно запрещена. Право на нее
предоставлено лишь местному населению Крайнего Севера, у нас —
эскимосам и чукчам, полноценно использующим всю тушу
добытого животного.
В условиях интенсивного освоения Арктики быстро
сокращается в численности белый медведь. Это объясняется в
значительной степени отсутствием у него боязни к
человеку. Медведь встречается с людьми, как правило, один раз
в своей жизни. Только зверь, случайно избежавший роковой
развязки, становится осторожным и при первом намеке на
опасность спасается бегством. Быстрое сокращение
численности белых медведей связано и с медленным их
размножением. Самка приносит молодых (обычно двух) не чаще, чем
раз в три года. Кроме того, большую убыль в поголовье
зверей вызывает охота на медведиц в их немногих «родильных
домах», расположенных в районах Арктики все более
обживаемых человеком.
Белый медведь не только замечательное украшение
дрейфующих льдов, но и своего рода «резервное депо
продовольствия» в Арктике. Многих арктических
исследователей в трудные дни выручал этот кстати подвернувшийся, не
в меру доверчивый крупный зверь. Учитывая все это, в
Советском Союзе особым постановлением правительства с
1956 г. была запрещена охота на белых медведей. Взят он
под охрану и в других государствах, примыкающих к
Арктике. Также постановлением правительства регулируется в
Советском Союзе промысел на птичьих базарах, местами
уже сильно истощенных и нуждающихся в охране. Этот
промысел дает яйца, мясо, перо и шкурки морских птиц,
используемые на месте, и вывозимые с арктических островов
на Большую Землю. Конечно, запасы многих промысловых
видов в Арктике еще велики и при рациональном
расходовании могут использоваться долгие годы. Практически в
Северных морях еще вовсе не развит промысел белухи. А ведь
только проливом Маточкин Шар на Новой Земле за лето
проходят десятки тысяч этих китообразных животных. До сих пор
не используются колоссальные запасы в Арктике сайки. О
величине этих запасов можно судить хотя бы по грандиозным
выбросам рыбы на побережье материка и островов в Арктике.
Только на новоземельские берега шторм нередко
выбрасывает валы сайки, высотой и шириной в несколько метров и
протяжением в несколько километров.

ОКЕАНИЧЕСКИЕ
БЕРЕГА СССР
Птицы застилают солнце, когда
взлетают; покрывают шхеры, когда
сидят; заглушают рев прибоя,
когда кричат; окрашивают скалы
в белый цвет, когда гнездятся.
Ф. Ф аб е р
калистые обрывистые берега
островов и материка, омываемые
Ледовитым океаном и
дальневосточными морями —
Беринговым, Охотским, Японским,—
используются океаническими
птицами под гнездовые колонии.
Эти колонии, в состав которых
входит немного видов, но
огромное количество особей, получили в Западной Европе и
Северной Америке наименование «птичьих гор», у нас же на
севере их называют, пожалуй более удачно, «птичьими
базарами». Описывая эти огромные скопления птиц, авторы
прибегают к различным сравнениям. Одни сравнивают их с
роями пчел и комаров. По мнению других, подобные сравнения
бледны: снежная вьюга, град, свист бури и падение лавины
дают более верное представление об этих массовых
скоплениях птиц.
32

В настоящее время мы располагаем некоторыми
цифрами, показывающими, что, действительно, количество птиц
на базарах бывает огромно: иногда оно исчисляется сотнями
тысяч, а в исключительных случаях превышает миллион.
Только море с его неисчерпаемыми пищевыми запасами
может прокормить такое огромное количество сравнительно
крупных животных, скопившихся на небольшом участке.
То обстоятельство, что птичьи базары достигают особенного
(развития именно в высоких широтах, стоит, конечно, в Яря-
мой связи с богатством вод этого района пищей для морских
птиц — рыбой и планктоном, то есть мелкими организмами,
пассивно плавающими в толще воды.
Хотя птицы, образующие базары севера, относятся к
различным систематическим группам, но наиболее характерны
из них чистиковые. Эта группа строго океанических птиц,
содержащая около 30 видов, ограничена в своем
распространении исключительно северной частью Северного
полушария.
На крайнем западе большие птичьи базары существуют
по восточному берегу Гренландии. Имеются они и на
Балтике, и в Северном море на о-ве Гельголанд, лежащем
против устья Эльбы, и на скалистых островах, разбросанных
вблизи северных берегов Англии, а также далее к югу в
некоторых местах по атлантическим побережьям Западной
Европы. Но здесь они сравнительно малы и состоят из
немногих видов. Значительно богаче по числу особей и видов
птичьи базары на островах, расположенных к северу от
Восточной Европы,— на Шпицбергене, Медвежьем, на
архипелаге Франца-Иосифа, вдоль Мурманского берега и особенно
по западному берегу Новой Земли, где находятся, видимо,
самые большие базары в мире. На восточном берегу Новой
Земли, несмотря на присутствие здесь скалистых обрывов,
базаров нет. Объясняется это тем, что теплое течение
Гольфстрим достигает лишь западных берегов Новой Земли,
восточные же берега ее омываются холодным Карским морем и
почти круглый год забиты льдом. Эти воды бедны
держащимися поверхности морскими организмами, составляющими
пищу большинства океанических птиц. Нет птичьих базаров
и на северном побережье Сибири (исключая самый север
Таймырского полуострова, где гнездятся небольшими
колониями чайки-моевки), нет их и на архипелаге Северной Земли
и на Новосибирскх островах. Отсутствие их здесь
объясняется, в первую очередь, непригодностью для гнездования
здешних пологих берегов. Небольшие базары, видимо,
имеются на архипелаге Де-Лонга, расположенном к северу
3 Н. А. Бобринский 33

от Новосибирских островов, а
также по прибрежным скалам
о-ва Врангеля. Зато на Дальнем
Востоке они снова хорошо
выражены по обрывистым берегам
Чукотского полуострова,
Камчатки и вообще Берингова моря,
в частности на Командорах,
Имеются они и в Охотском
море, например на Шантарских
островах, Курилах, Сахалине.
Наконец, весьма пестрые по
видовому составу птичьи базары
разбросаны по берегам
Японского моря. Далеко к югу
спускаются базары и по восточным
Тупик берегам Северной Америки.
Большие колонии
океанических птиц существуют также в холодных и умеренных
широтах Южного полушария и даже в тропиках (например, на
приморских скалах Перу). Но там общий характер
гнездовий обычно несколько иной, так как птицы, как правило,
занимают плоские берега, и по видовому составу колонии резко
отличаются от северных базаров. Так, в Антарктиде огромные
колонии образуют пингвины и буревестники, гнездящиеся
обособленно друг от друга, а в Перу основные виды — это
пеликаны, бакланы и олуши, живущие совместно.
Что касается высоких широт Северного полушария, то
здесь, как уже отмечалось выше, характерными членами
базаров являются прежде всего различные чистиковые
птицы, в первую очередь кайры, затем люрики, тупики,
собственно чистики. Иногда эти птицы гнездятся обособленными
колониями, но чаще смешанными. Кроме чистиковых птиц,
характернейшие члены северных базаров это — трехпалые
чайки или моевки, и крупная полярная чайка-бургомистр,
получившая свое удачное название за грабительские
наклонности: она гнездится обычно в количестве нескольких пар в
непосредственной близости от базаров кайр и моевок, яйца
и птенцы которых в известное время года составляют чуть
ли не основную пищу бургомистра.
А. М. Никольский, посетивший расположенный у
Мурманского берега о-в Гусенец, пишет следующее:
Моржи во льдах Карского моря
34

«Добравшись до этого острова, я влез на вершину
скалы, лег на землю и выставил голову над пропастью. Глазам
моим представилась поразительная картина: совершенно
отвесная стена, футов 200 высоты (около 600 м), омываемая
внизу пенящимися волнами, была усеяна на разных высотах
длинными рядами сидящих на узких карнизах птиц. То
были кайры. Внизу над океаном с криками носились тучи
трехпалых чаек. Шагах в десяти ниже меня, с трудом
держась на узком, слегка покатом выступе скалы, сидело
несколько кайр. Они, по-видимому, были удивлены моим
появлением и с любопытством рассматривали мою голову.
Камни, которые я бросал в них, совсем их не пугали. Они
поминутно поправляли своего детеныша, и, вытянув шею,
приготовлялись клюнуть слишком близко пролетевший
камень. Выстрелы, которые, правда, были уже им знакомы,
производили на них небольшое впечатление. На каждый
выстрел они отвечали каким-то до крайности смешным
хрипением и продолжали спокойно сидеть. Так как с моего места
я не мог добыть ни одной птицы, потому что убитые падали
в бушующий океан, то я, сделав обход, спустился на дно
очень узкого ущелья, пересекающего в одном месте
каменную стену птичьей горы. Тут было нечто ужасное.
Трехпалые чайки, во множестве сидевшие на гнездах по сторонам
ущелья и встревоженные моим появлением, поднялись со
своих мест и целой кучей носились над моей головой. Самые
разнообразные
резкие ноты их крика,
подчас походившие
на плач ребенка,
вместе с глухим
хрипением алек
(гагарок) и кайр были
настолько сильны, что
заглушали рев моря
и не позволяли мне
слышать
собственного голоса, когда я
пробовал кричать во
все горло. По
временам с краю этой
птичьей тучи
взмывали, преследуя чаек,
паразитники и сверху
проносился орлан-
белохвост. Первый Кайры
о*
* 35

выстрел здесь взбудоражил все ближайшее пернатое
население, но альки и кайры скоро настолько успокоились, что не
обращали уже никакого внимания на мою пальбу».
Описание это относится к концу прошлого столетия.
В настоящее время базар на о-ве Гусенец, как и многие
базары, расположенные на островах Мурманского берега,
вследствие хищнического сбора яиц, производимого с
давних пор, утратил свой первоначальный вид. Но базары на
Новой Земле, которые издавна славились своими размерами,
сохранились. Хорошее описание самого большого базара
Новой Земли, по-видимому, вообще самого большого базара в
мире, расположенного в Безымянной губе, дал Маркгам.
Изложим его описание своими словами.
Безымянную губу с трех сторон окружают горы высотой
от 250 до 700 м, оставляя вход в залив свободным лишь с
запада. Эти горы обрываются в море крутыми
известняковыми скалами, имеющими приблизительно 30 м высоты.
Мороз, дождь и ветер образовали на них правильные ряды
узких уступов, расположенные в нескольких метрах над
водой и до самого верха. На этих уступах сидели «мириады»
кайр, причем так густо, что скалы казались усыпанными
«перцем и солью». В то же время вода была покрыта
множеством кормящихся кайр, а воздух переполнен
летающими птицами, словно густым роем пчел. Никогда раньше
Маркгаму не приходилось видеть такого количества птиц в
одном месте. Виденные им базары Гренландии и других
мест Арктики по густоте своего птичьего населения не могли
сравниться с базарами Безымянной губы. Шум,
производимый крыльями летающих птиц, походил на рев морского
прибоя, разбивающегося о прибрежные скалы. Когда
лодка причалила, часть птиц, сорвавшись с места, летела так
близко от людей, что их легко сбивали веслами; другие
бросались стремглав вниз^ падали на снег льдин, перебирались
на воду и улетали; многие сидели так смирно, что их можно
было схватить рукой.
Для представления о численности кайр в этой губе
приведем выдержку из работы Маркгама:
«Мы вдвоем не более как в два часа наполнили наши
мешки шестью сотнями яиц, но если бы нам требовалось,
мы смогли бы в течение того же времени добыть их и еще
больше. При первом ружейном залпе со скал, совершенно
скрыв их, поднялось облако птиц, и производимый им шум
можно уподобить грохоту гигантского водопада. Массы
налетавших птиц сбивали нас с ног, а убитые сыпались на нас
градом».
36

Г. П. Горбунов, изучавший птичьи базары Новой Земли,
пишет следующее: «Однажды я подъехал к базару
случайно на то место, где кайры садятся на воду, и выстрелил из
ружья по моевке. Внезапно со скал сорвались с глухим
шумом тысячи птиц и бурей понеслись на меня. Казалось, что
рушится скала и сейчас поглотит и меня и лодку. Эта живая
лавина опрокинула меня на спину, а кругом со свистом
проносились белые комки, и море вспенилось от массы
бросившихся в воду птиц. Все произошло так быстро, что я
сообразил в чем дело уже на дне лодки».
По подсчетам С. М. Успенского, число гнездящихся в
1956 г. на Новой Земле кайр составляло примерно два
миллиона особей.
Базары на островах Франца-Иосифа и Шпицбергена по
своему видовому составу близки к мурманским и новозе-
мельским. Однако здесь наиболее многочисленная птица —
малая гагарка (люрик), отсутствующая в более южных
частях Баренцева моря.
А. А. Бируля в следующих словах описывает свое
посещение западного берега Шпицбергена:
«Еще далеко от берега, который зубчатой голубой
стеной вырисовывался на горизонте, стали во множестве
попадаться птицы; чем ближе к берегу, тем их больше. У
входа в залив (Горн-Зунд) птиц так много, что кажется будто
кто-то густо усеял беспредельно расстилающуюся вокруг
судна и сверкающую миллионами искр поверхность океана
черными точками — это бесчисленные стаи люриков, кайрг
чистиков и топориков, занятые дневным промыслом, ловлей
пелагических животных, т. е. животных открытого моря*
Небольшие стайки тех же птиц почти непрерывным
потоком стремительно проносятся мимо судна, направляясь
преимущественно из залива в открытое море... Уже в начале
горной цепи, ограничивающей прибрежную долину с северо-
востока, мы услышали громкие крики «кри-ри-ри» и
увидели стаи мелких черных птиц, кружившихся около горных
вершин; сквозь туман и полумрак летней полярной ночи
вправо от нашего пути вырисовывались конусы крутых гор,
склоны которых только высоко под вершинами были
скалисты и падали вниз изъеденными обрывами; ниже они
представляли груды нагроможденных друг на друга величиной
в 1—2 аршина (около метра) и больше угловатых обломков
светло-серого доломита. Внизу, у самой подошвы горы, все
эти хаотически нагроможденные острогранные камни были
уже прикрыты довольно толстым серым ковром мхов, на
37

середине же склона и выше обломки скал лежали свободно,
образуя между собой промежутки и дыры. На этих камнях
сидели группами люрики, выставив вперед свои белые груди
и беспокойно озираясь кругом; одни из них суетливо
переползали с места на место, другие как-то неуклюже
соскальзывали вниз, скрываясь в зияющих меж камней отверстиях
нор. Над полчищами люриков, черневшими на камнях,
тучей кружились в воздухе громадные стаи тех же птиц; стая
за стаей проносились они с резким криком перед нашими
пораженными взорами. Иногда стая делала на лету крутой
поворот к земле и часть ее вдруг исчезала в дырах между
камнями; но вместо этих птиц из хаоса камней выпархивали
все новые и новые тысячи их и присоединялись к
кружившимся над гнездовьем стаям. Местами птицы мало-помалу
успокаивались и усаживались на камнях, но новый выстрел,
гулко раздававшийся среди скал, опять взметывал вверх стаи
черным вихрем. Над гнездовьем все время раздавались, не
смолкая, резкие крики. Высоко над ним, на отвесных
выступах скал, сидели две чайки-бургомистры, спокойно
наблюдая с высоты эту суматоху».
Все коренные члены птичьих базаров — чисто морские
птицы, всем своим существом связанные с морем. Здесь они
находят пищу, превосходно плавая и ныряя, причем
топорики, кайры и другие чистиковые помогают себе в этом
короткими крыльями, как бы летая над водой. Здесь они
отдыхают, то плавно покачиваясь па ровной глади, то как
пробки подпрыгивая на бурных волнах. Они никогда не
теряют связи с морем и только на время размножения
дополнительно нуждаются в суше для вывода детей. Птенцы
некоторых видов, например кайр, еще не умеющие летать,
бросаются со скалы в море и здесь уже окончательно
выкармливаются родителями. Все это птицы не перелетные,
а лишь кочующие. Выведя детей, они отправляются с ними
в открытое море. По мере того, как море у берегов
замерзает, образуя припай, птицы откочевывают иногда далеко к
северу, где всю полярную зиму держатся на
незамерзающих полыньях.
Такую жизнь птицы могут вести только благодаря
чрезвычайно густому и плотному оперению и толстому слою жира,
достигающему к зиме наибольшей мощности. Жир служит
птицам не только для согревания тела, но и для поддержания
его на воде.
Птичий базар есть сообщество, иначе биоценоз. Под этим
выражением понимают совокупность всех организмов, как
животных, так и растительных, населяющих определенное
38

место и связанных друг с другом прямой или косвенной
зависимостью в одно целое.
Какие же связи существуют между птичьим
населением базара и другими членами биоценоза скал и прилежащих
к ним частей моря? Птицы питаются планктоном и рыбой;
в то же время трупы птенцов и яйца, падая в море,
поедаются различными морскими животными; помет птиц
удобряет карнизы, и на них развивается растительность,
привлекающая насекомых. Таких связей много, и если все это
учесть, то мы получим чрезвычайно сложный клубок
взаимоотношений. Углубляться в эти связи не входит в наши
задачи, и мы несколько остановимся лишь на птичьем
населении базара.
Прежде всего, что же заставляет кайр гнездиться
колониями?
Во-первых, подходящих мест для гнездовий,
удовлетворяющих всем требованиям птиц, не так уж много. Ведь
прилегающие части моря должны быть достаточно
кормными, на скалах должны быть более или менее горизонтальные
карнизы, наконец, скалы должны обрываться
непосредственно в воду или иметь лишь узкую береговую полосу — за-
плесок, не превышающий нескольких десятков метров
ширины. Последнее обстоятельство важно для спуска птенцов
в воду. Когда птенцы достигают 25—35-дневного возраста
и их оперение уже вполне защищает тело от холодной воды,
родители, плавая у подножья скалы, призывными криками
побуждают птенцов броситься в море. Птенец некоторое
время не решается на это, но затем, распластав крылышки
и вытянув назад ноги, бросается вниз и планирующим
полетом опускается грудью на воду или на камни. Это
обычно не причиняет ему вреда, и птенец кое-как добирается
до воды. Но последнее путешествие для него очень
затруднительно, поэтому ширина береговой полосы не должна
быть больше нескольких десятков метров.
Во-вторых, и это может быть особенно важно, птицы
получают пользу от колониального гнездования. Польза
эта заключается не только в совместной защите от врагов,
но и в воспитании молодых. Правда, новейшие наблюдения
не подтвердили старых утверждений, будто кайры
высиживают чужие яйца, но в отсутствии родителей они охотно
принимают чужих птенцов под свое крыло, защищая и
согревая их, так что иногда под одной птицей греются три
дтенца (кайры, подобно почти всем чистиковым, несут лишь
по одному яйцу). Далее, хотя кайры, видимо, кормят только
39

своего птенца, но в случае его гибели воспитывают и
приемыша, лишившегося родителей.
Познакомимся с взаимоотношениями между кайрами и
моевками. Их общие враги — это различные пернатые
хищники, главным образом соколы-сапсаны, а из зверей —
песец. Для последнего доступны, впрочем, лишь некоторые
базары. Насколько действительна совместная защита птиц,
можно судить по тому, что хищники обычно облетают
базары и бьют вдали от него лишь одиночных птиц.
«При приближении к базару бургомистра,— пишет
Горбунов,— начинается страшный гам. Моевки с
пронзительными криками носятся вокруг, стараясь его отогнать, кайры
вытягиваются и свирепо приветствуют его сердитым «кгээ»,
и только топорики спокойны за свои спрятанные гнезда и
продолжают свою будничную работу.
Я раз был свидетелем следующей сцены: над верхней
террасой базара, на краю почвенного слоя, сидел молодой
бургомистр. Я выстрелом убил его наповал, но дробь
захватила террасу и несколько взрослых кайр и птенцов было
ранено и убито. Бургомистр свалился на террасу среди
мертвых и живых кайр, и пока я добежал до него, он был
уже буквально облеплен кайрами, которые щипали и
теребили его во все стороны. Они делали это с такой яростью,
что не обратили на меня никакого внимания и разлетелись
только тогда, когда я наклонился и взял бургомистра в руки».
В отношении пищи моевки, видимо, не конкурируют с
кайрами, так как питаются в основном более мелкой рыбой
и креветками. Однако они своеобразно паразитируют на
кайрах, нападая на их птенцов и отнимая у них пищу, что
иногда влечет за собой гибель птенца. Что касается
конкуренции из-за места гнездования, то, поселяясь среди кайр,
моевки первоначально не стесняют их, так как сначала
занимают места, непригодные для кайр, где строят большие
подвесные гнезда из сухих стеблей, трав и водорослей. Но
позднее, когда численность моевок увеличивается, они начинают
теснить кайр, занимая гнездовые карнизы и 'принуждая их
переселяться.
Кайры, как птицы более сильные и имеющие острый
клюв, могут лучше защищаться от пернатых хищников, чем
хотя и драчливые, но слабые моевки. Зато последние имеют
одно огромное преимущество в борьбе за существование: они
Океанические птицы у
северовосточного берега о-ва Кельвина
40

размножаются много быстрее, так как откладывают два-три
и даже четыре яйца.
«Рост колоний моевок,— пишет С. К. Красовский,— был
бы более значительным, если бы размножение их не
ограничивалось деятельностью хищников — бургомистров,
полярных сов и сапсанов».
Таким образом, бургомистры и соколы, гнездящиеся к
небольшом количестве вблизи базара кайр, могут приносить
пользу, не только отгоняя от базара песцов, но и не давая
моевкам чрезмерно размножаться.
Остановимся еще на интересных примерах взаимосвязи
между растительностью и кайрами. Эти птицы никогда не
гнездятся на карнизах, заросших травой, а лишь на голом
камне. Между тем, развитию растительности на карнизах
в значительной степени способствуют сами кайры, обильно
удобряющие скалы своими испражнениями. По словам
С. П. Красовского, в Безымянной губе «есть уже
значительные площади, отнятые растениями у птиц». Тот же автор
предполагает, что причина, препятствующая кайрам
гнездиться на карнизах, заросших травой, заключается в
строении их яиц: яйца кайр отличаются чрезвычайной
пористостью скорлупы. По-видимому, этим объясняется их быстрая
гибель при повышенной влажности, о чем, несомненно,
свидетельствуют опыты сохранения яиц в искусственных
условиях с целью использования их в пищу. В естественных
же условиях живая растительность должна способствовать
развитию вредной для яиц влажности.
Разные виды чистиковых птиц благодаря различным
сшособам гнездования «поделили» между собой места на
базаре. Карнизы и небольшие, порой ничтожные выступы
на отвесных скалах занимают кайры, гнездящиеся
совершенно открыто. Гагарки откладывают единственное яйцо,
чаще всего в небольшой выемке-нише, обычно по краям
колонии кайр. Чистики используют для гнезд глубокие узкие
расщелины или пещерки в грудах камней, а топорики роют
длинные норы в торфяном слое, покрывающем скалы сверху.
Незадолго до Великой Отечественной войны молодой
исследователь Ю. Н. Кафтановский, работавший в заповеднике
«Семь островов» у восточного побережья Мурмана, много
сделал для выявления приспособлений у (различных чистиковых
птиц в связи с их способами гнездования. Углубляться в эти
интересные вопросы мы не можем. Ограничимся
рассмотрением двух крайних биологических типов — кайр и
тупиков.
41

Приспособлением кайр к открытому гнездованию на
скалах следует считать густой грубый волосовидный пух, хорошо
защищающий птенцов от морского ветра, и своеобразную
удлиненно-грушевидную форму яйца.
Относительно формы яйца Кафтановский пишет
следующее: «Не следует думать, что яйцо кайры является своего
рода «волчком», т. е. при всяких толчках и на сильном ветру
только крутится на одном месте (как это иногда указывается
в популярной литературе); в действительности, лежащие на
наклонном уступе яйца часто скатываются и падают вниз,
особенно во время обычных среди кайр драк. Тем не менее,
грушевидная форма затрудняет скатывание, особенно при
наличии неровностей на уступе, и, несомненно, яйца другой
формы падали бы несравненно чаще».
Яйца тупиков имеют «нормальную» форму и, в
противоположность прочим чистиковым, окрашены в почти
однотонный белый цвет — явление вообще характерное для
закрыто гнездящихся птиц. Птенцы их одеты мягким, очень
длинным пухом.
«Содержимые нами в неволе молодые тупики,— пишет
Кафтановский,— оказались весьма драчливыми и
неуживчивыми; каждого из них приходилось держать в отдельном
помещении, и стоило посадить в ящик с тупиком какого-нибудь
другого птенца (у нас содержались кайрята, молодые гагарки
и дрозды), как хозяин бросался на непрошенного гостя и
принимался его ожесточенно щипать. В этом отношении они
резко отличались от кайрят, прекрасно уживавшихся в
большой компании и почти никогда не вступавших в драки друг
с другом. Такие особенности поведения связаны, как мне
кажется, с разницей в жизни птенцов кайр и тупиков в
природных условиях: первые всегда сидят кучей на скале (и часто
согреваются друг о друга, сбившись тесно в кучу); вторые
сидят поодиночке в тесных норах и до спуска на воду имеют
дело только со своими родителями».
Обитатели птичьих базаров имеют, как правило, не только
различные места гнездований, но и районы кормежки, а также
способы добывания корма, что в значительной мере исключает
конкуренцию из-за пищи между различными видами птиц-
базарников.
Кайры большей частью кормятся в открытом море, вдали
от берегов. Ныряя на глубину 10—15 м (их нередко находят
на такой глубине, запутавшимися в рыболовных сетях), они
ловят мелкую рыбу, креветок, крабов, морских тараканов,
полихет, добывая себе корм во всей толще воды — от
поверхности до дна. Чистики кормятся вблизи берегов различными,
42

преимущественно придонными, животными. В тихую и
солнечную погоду хорошо видно, как нырнувший чистик,
взмахивая крыльями и совершая «подводный полет», тщательно
осматривает дно, заглядывает под камни, а иногда и
подныривает под них. На поверхности он появляется то с крабом, то с
бычком в клюве.
Люрики кормятся исключительно мелкими
беспозвоночными животными, преимущественно мелкими ракообразными.
Моевки, как и кайры, вылетают на кормежку в открытое море,
однако нырять они практически не могут и добывают корм
только с поверхности воды. Кормовая база моевок,
по-видимому, наименее устойчива. Этим объясняется наблюдающееся
у них непостоянство числа яиц в кладках, а в отдельные
годы — и негнездование. Возможно также, что периодическое
отсутствие кормов в море вынуждает моевок селиться вблизи
колоний кайр, где всегда можно подобрать брошенных рыбок,
оболочки яиц и другие съедобные отбросы.
К характернейшим птицам океанических берегов нашего
севера относится и крупная нырковая утка — обыкновенная
гага, известная своим превосходным дорогостоящим пухом —
одновременно теплым, мягким и не сваливающимся. За
последнее время в связи с развитием воздухоплавания спрос на
него возрос еще более.
Обыкновенная гага широко распространена по берегам
Северной Европы, Гренландии, Исландии и островов западной
части Ледовитого океана. На большей части северного
побережья Сибири, равно как и на островах Новосибирских и
Северной земли, гага отсутствует. Зато еще восточнее — по
азиатским и американским берегам Берингова моря, а также
на островах, в том числе на Командорах, она снова
появляется, но это уже особая форма — тихоокеанская гага.
Последняя отличается только тем, что на белом горле самца
имеется черная отметина в виде угла, направленного
острием к подбородку. Таким образом,
обыкновенная гага по географическому распространению очень
сходна с кайрами, чистиками и топориками. Самец ее — гагач
или гавкун — предоставляет всю заботу по выводу птенцов
самке. Сам же, в обществе себе подобных, большую часть
времени проводит на воде, плавая с подветренной стороны у
скалистых берегов и раскалывая своим крепким клювом
моллюсков, которыми густо покрыты подводные или
обнажившиеся при отливе камни. Самец гаги — очень красивая птица,
в оперении которого сочетаются, по словам А. Н. Формозова,
«все краски далекого севера: белизна снегов тундры (вся
верхняя половина туловища), густая чернота прибрежных скал
43

(брюшко, крылья, хвост), зеленоватый цвет льда (пятно нш
шее), розовато-желтый отблеск зари (на груди)». Наоборот,
самка носит весьма скромный наряд — коричнево-бурый с уз^
кими темными струйками. Такой наряд делает ее совершенно
незаметной на гнезде среди камней, покрытых лишайниками,
торфом и сухими водорослями. Она очень крепко сидит на
гнезде, почти не сходит с него, питаясь в это время за счет
накопленных ранее отложений толстого слоя подкожного-
жира. Молодые, обыкновенно еще не достигшие двухдневого
возраста, отводятся матерью в море.
Как и чистиковые, гага — птица не перелетная, а лишь
кочующая; подобно чистиковым она гнездится колониями1, но-
не по карнизам, а на более или менее плоских участках сушиг
обычно несколько удаленных от морского берега.
Следовательно, она относится к биоценозу уже не «птичьих гор», а
«птичьих островов», как его называют западноевропейские
исследователи.
Конечно, кроме указанных птиц, по нашим океаническим
берегам живут и еще многие другие. Например, на скалах,
вблизи птичьих базаров, обычно поселяется оокшнсапсан,
который вообще чрезвычайно широко распространен и живет
в самых разнообразных условиях: в тундре, лесу, горах,—
всюду, где имеется его пища, состоящая главным образом из
птиц. То же следует сказать о всеядном вороне,
распространенном еще шире. На плоских океанических берегах,
местами во множестве, держатся гуси, утки, преимущественно
нырковые, гагары, а также разнообразные кулики. Весь берег
порой бывает истоптан лапами птиц и покрыт перьями, из
которых волны намывают правильные гряды. Но все эти
птицы — летние гости высоких северных широт, и огромное
большинство их держится по озерам материковой тундры.
Они характерны именно для нее, а не для морского
побережья, так как не связаны с морем. Из исключений упомянем
небольшого куличка — морского песочника. Он обыкновенен
в Арктике и хотя гнездится в тундре, но вне периода
размножения держится на морском берегу у самого края воды
по камням и каменистым россыпям, покрытым бурыми
водорослями.
Здесь, часто вспархивая от набежавшей волны, бегает онг
отыскивая свою пищу — моллюсков, рачков. Бывает, что вол-
1 Другие гаги (их известно несколько видов) не образуют
колоний, а гнездятся рассеянно на обширных пространствах тундры..
И хотя их пух не уступает по своему качеству пуху обыкновенной
гаги, но собирать его из труднонаходимых, далеко расположенных
друг от друга гнезд нерентабельно.
44

Синьги над морем
на накрывает куличка, увлеченного поисками пищи. Но он,
как поплавок, выскакивает из воды, плывет по ней несколько
секунд и снова выбирается на берег как ни в чем не бывало.
Если на зиму море у берегов замерзает, птичка откочевывает
к югу. В противоположном случае она остается здесь же
зимовать.
Известный орнитолог и знаток Севера С. А. Бутурлин так
описывает сентябрьский день у залива Моллера на запад-
лом берегу Новой Земли. «Начался шторм,— пишет он,—
через некоторое время разразившийся с редкой, даже в
здешних местах, силой, и зеленоватые волны Ледовитого океана
бесконечными рядами накатывались на изуродованные груды
огромных черных камней, белыми бурунами неожиданно
вскакивая над темноватыми пятнами подводных скал и с
тяжелым грохотом разбиваясь о выдающиеся камни и береговую
стену. Высоко в воздух, иногда до вершины берегового
обрыва, взлетают при каждом ударе соленые брызги, и,
отступая, каждый вал оставляет на мокрой поверхности камней и
в щелях между ними массы белой пены и зеленовато-бурых,
прозрачно-восковых водорослей, которые на пологих местах
•берега образовали целый вал около 2 м в ширину и полуметра
в высоту. Мороз эти дни стоял от 1 до 3° С, и бот в этой-то
обстановке морские песочники чувствовали себя особенно
45

привольно, буквально на каждом шагу попадаясь вдоль берега
по одному, по два, по три и до десяти зараз. Не обращая
внимания на человека, то роются они между водорослями, иногда
совершенно скрываясь под, их широкими листьями, то бегут
за отступающей волной, то уверенно передвигаются по
мокрой поверхности камней среди шума прибоя и летящих
клочьев пены и брызг, и их большие лапки, конечно, очень
помогают им держаться крепко на скользкой поверхности.
Заботливо и последовательно осматривают они всякий камень,
всякую щель, в то же время ловко и без лишней суетливости
уклоняясь от ударов волн, отбегая в сторону или часто, когда
это невозможно, взлетая на несколько мгновений над
поверхностью омываемого прибоем камня».
К морским млекопитающим, связанным с берегом,
относится белый медведь. Для существования этого зверя
необходимо наличие трех условий: льдов, моря н берега.
Ледяные поля — охотничьи угодья медведя. Здесь,
распластавшись на брюхе, осторожно подкрадывается он к своей
добыче — тюленю или выжидает терпеливо у продушины,
когда тюлень вынырнет, чтобы набрать воздух, и одним
ударом могучей лапы выбрасывает его на лед. Под цвет льда
и снега окрашена его шкура, широкие густоопушенные лапы
препятствуют скольжению и помогают выбираться на
вершины крутых льдин, откуда, поднявшись во весь рост на
задних лапах, зверь обозревает беспредельные снежные поля,
выискивая добычу. Сверкающий на солнце снег и лед не слепят
его: хорошо развитые мигательные перепонки предохраняют
глаза белого медведя. Оддако обоняние у него острее зрения.
Оно развито замечательно: при благоприятном ветре зверь
может чуять добычу на 15—20 км. Зато слух у него плохой.
Море доставляет белому медведю пищу, в основном
состоящую из тюленей. В морской воде он охлаждается летом,
а в зимнюю стужу согревается и уходит от режущего,
несущего изморозь вегра. Благодаря толстому слою подкожного
жира и длинному плотному меху он может находиться в воде
продолжительное время. Плавает он замечательно, делая в
час по 9 км и отплывая в открытое море на 150 и более
километров.
В противоположность бурому медведю, самцы белого
медведя в спячку не ложатся; в зимний сон впадают только
самки.
Самцы и яловые самки зимой охотно держатся по краю
берегового припая и даже довольно далеко заходят в тундру.
На лето, по мере таяния льдов, они поднимаются к северу;
к осени же, вместе с дрейфующими льдинами, большинство
46

медведей опять спускается к югу. Таким образом, в течение
года звери совершают значительные перемещения.
Зависимость белого медведя от плавучих льдов
ограничивает область его распространения высокими северными
широтами. У берегов Европы он никогда не был многочислен.
Теперь же вследствие усиленного промысла ради ценной
шкуры белый медведь попадается там лишь случайно.
Ластоногие — тюлени, котики, моржи — уже настоящие
водные животные. Недели и месяцы они проводят в воде без
перерыва, отдыхая и высыпаясь на ее поверхности. Только
в воде они добывают *и целиком глотают свою пищу,
различную У разных видов ластоногих: рыбу, моллюсков, донных и
свободноплавающих ракообразных. В связи с такой жизнью
тело ластоногих приобрело ряд существенных
приспособлений: хорошо обтекаемую форму, видоизмененные в
плавательные ласты передние и задние конечности, сильное
уменьшение в размерах или полное отсутствие ушных
раковин, снабженных клапанами, которые, как и носовые
клапаны, рефлекторно закрываются в воде и активно
открываются в воздухе. Глазные яблоки, как правило, очень велики, с
уплощенной роговицей и способным к сильному расширению
зрачком, что важно для зрения под водой, где мало света.
Наконец, под кожей зверя залегает толстый слой жираг
уменьшающий удельный вес тела и одновременно
согревающий его в холодной воде.
Но, в противоположность китам и дельфинам, для
спаривания, деторождения, молочного кормления молодых и
линьки ластоногие нуждаются в длительном пребывании на
суше. В то время как у наземных млекопитающих эти
отправления, ослабляющие животное, растянуты на большую
часть года, у ластоногих все они сконцентрированы во
времени и для выполнения их звери на недели, иногда на
месяцы, выходят на лед или на берег. В нашей фауне
насчитывается 13 видов ластоногих. Подавляющее большинство их —
животные хладолюбивые.
В северной части Атлантики и к востоку до Карского
моря водится гренландский тюлень или, как его зовут у нас
на севере, лысун. Гренландский тюлень — животное
открытого моря, добывающее себе в пищу свободноплавающих
ракообразных, моллюсков и мелкую рыбу с весьма различной
глубины и потому не связанное с мелководьем. Летом
лысуны держатся рассеянными стадами, преимущественно у
кромки льда, осенью же начинают двигаться к горлу Белого
моря, на льдах которого в конце зимы происходит^ массовая
щенка. В это время и промышляют зверя.
4?>

Самый крупный из наших настоящих или безухих
тюленей — морской заяц. Он распространен кругополярно, ведет
одиночный образ жизни и питается донными
беспозвоночными — ракообразными, моллюсками, голотуриями, рыбу же
ест более или менее случайно. В связи с этим морской заяц
придерживается прибрежных и вообще мелководных
участков моря.
Кругополярное распространение имеет и нерпа
(кольчатый тюлень), питающаяся ракообразными и мелкой
рыбой, которые обитают как в верхних, так и в придонных
слоях воды. Это преимущественно прибрежный вид,
заносимый лишь с дрейфующими льдами далеко в открытое море.
Г. Д. Дулькейт, много работавший над изучением
промыслового зверя Дальнего Востока, пишет:
«Там, где сплошной ледяной покров в полный отлив
садится на дно — в бухтах и губах — нет нерпичьих продушин.
На большой глубине, вдали от берегов или у торчащих из
воды скал, где ломаются льды, где всю зиму они, образуя
торосы, скрипят, шипят и поют, мы встречаем у щелей и
продушин нерп. Но больше всего их зимой в открытых
местах юго-западного угла Охотского моря, где нет
неподвижного льда, где странствуют плавучие ледяные плоты, или
вблизи камней-островов. В конце зимы на льду появляются
новорожденные, по одному около матки; они круглы и
толсты, со светлой кудрявой шерстью. К концу мая или началу
июня их не узнать. Они самостоятельно подплывают близко
к берегам, большими любопытными глазами смотрят на
незнакомые им движущиеся фигуры и, конечно, чаще
становятся добычей человека... К этому времени на них нет уже
курчавой шерстки, окраска как у взрослых нерп, длина
около четверти метра... Когда взламывается лет в заливах-
бухтах и обточенные и выщербленные льдины-горы величаво
плывут мимо отмелей или, застрявши на них, вырастают с
отливом все выше и с орудийным грохотом разрушаются от
собственной тяжести, тогда на этих льдинах часто
размещаются нерпы различной величины, в тумане молча сидят,
нахохлившись, большие чайки или пролетом опускаются
легкие крачки, окружив неподвижно затаившегося на льду
белоплечего орлана.
Это время знает местный житель и выходит (к берегу
моря. Зорко выцеливает он голову нерпы и кладет ее тяжелой
пулей из берданы. Затем вылетает он к добыче на быстрой
долбленой лодке — „бату", или, если нет ее, а льдины идут
тихо в неглубоком месте, вспрыгивает на ближайшую и,
оттолкнувшись шестом, подплывает к убитой».
48

Огромный морж,
достигающий 1000 и даже
1500 кг веса,— житель
высокой Арктики. Здесь
он держится стаями в
прибрежных и
мелководных частях моря и
охотно ложится
плотными кучами на берегу
или на льдинах для
отдыха. Питается он
донными моллюсками, что
отложило отпечаток на
всем строении зверя:
тяжелое грузное тело, с
удельным весом больше
воды, облегчает
погружение зверя на дно;
огромные клыки служат
для выкапывания
моллюсков из грунта; при
помощи густой щетки
из «усов» на верхней
губе морж нащупывает
и как бы заметает
моллюсков в рот, а
уплощенные коренные зубы
приспособлены для
дробления их крепких раковин. Область его распространения
несколько шире, чем у белого медведя.
Такие понятия, как «птичьи горы», «птичьи острова»,
«животные океанического побережья» и т. д.,— понятия
экологические. Под этими и подобными им понятиями мы объединяем
различных животных на основании тех взаимоотношений,
которые существуют между ниме и средой, а изучение этих
взаимоотношений составляет предмет экологии. Но к
животному населению океанического берега севера можно
подойти и с зоогеографической точки зрения, рассматривая его
как особую фауну, хорошо охарактеризованную не только
целым рядом эндемичных (т. е. чисто местных) видов и
родов, но даже высшими систематическими категориями,
например, семейством моржей, отрядом чистиковых птиц.
Фауна эта не материковая, а океаническая, так как области
распространения — ареалы слагающих ее форм — обнимают
не территории, т. е. пространства суши, а акватории, т. е.
4 И. А. Бобринский 49
Белоплечий орлан

пространства моря. В эту фауну войдут, конечно, и
дельфины, и рыбы и другие животные. Таким образом, в
противоположность биоценозу, т. е. совокупности организмов,
объединенных общностью места обитания, фауна есть совокупность
животных, обьединенных общностью области
распространения. К этому вопросу мы еще вернемся, а сейчас перейдем к
рассмотрению фауны океанических берегов различных частей
Советского Союза.
Уже по тем данным, которые сообщались выше, можно
было заключить, что фауна нашего океанического побережья
далеко не однородна. Как с точки зрения
физико-географических условий, так и с точки зрения животного населения,
океаническое побережье СССР может быть разделено на три
части: на области Баренцова моря, сибирских и
дальневосточных морей.
Баренцево море, ограниченное Мурманским берегом,
Новой Землей, архипелагами Франца-Иосифа и Шпицбергена,
находится под влиянием теплого атлантического течения
Гольфстрима. Оно лишено постоянных льдов, богато
планктоном и рыбой, что в свою очередь обусловливает
присутствие в нем значительного количества китообразных, тюленей
и обитателей птичьих гор. Из птиц особенно характерны
гагарка (алька), мелкая гагарка (люрик) и тупик. Из
млекопитающих — лысун и тевяк. Для всех этих животных, широко
распространенных по Северной Атлантике, Баренцово море
служит восточным пределом.
Северосибирские моря — Карское, Лаптевых, Восточно-
Сибирское — отличаются крайне низкими годовыми
температурами и присутствием льдов в течение круглого года,
Даже на короткое лето море лишь местами,
преимущественно у берегов, освобождается от ледяного покрова, но и в
середине лета здесь плавает битый лед и отдельные льдины.
Зимой же море покрыто необозримыми ледяными полями
почти сплошь, и значительные пространства чистой воды
имеются лишь на незамерзающих полыньях, да взломанные
ветром и течением ледяные массы дают трещины и,
раздвигаясь, освобождают порой широкие участки воды, так
называемые разводья. В целом — это царство льдов, моржа и
белого медведя.
Моря нашего Дальнего Востока — Берингово, Охотское
и северная часть Японского,— несмотря на относительно
Птицы скалистых берегов
Японского моря
50

южное положение, по своему облику — моря арктические,
освобождающиеся от тяжелых льдов лишь к середине лета.
Причина тому — морские течения; теплый японский поток Куро-
Сиво, соответствующий Гольфстриму, обходит эти моря*
а навстречу ему вдоль берегов Чукотки, Камчатки и
Курильской гряды движется холодное течение, дающее мощное
ответвление в Охотское море. Несмотря на это, животный мир
указанных морей богат и крайне своеобразен. Здесь снова
появляются многие животные, свойственные Баренцову
морю, но отсутствовавшие в северосибирских морях.
Большинство их представлено уже другими, хорошо
выраженными подвидами. Таковы тихоокеанская гага и очень крупная
форма обыкновенного тюленя — ларга. Некоторые
атлантические виды замещены здесь другими, например, лысун —
полосатым тюленем, тупик — ипаткой. Наконец,
дальневосточные моря богаты своеобразными туземными птицами и
млекопитающими.
Дальневосточные птичьи базары отличаются от северных
чрезвычайно пестрым видовым составом. На скалистых
берегах Берингова, Охотского и севера Японского морей
гнездятся уже знакомые нам два вида кайр (толстоклювые и
тонкоклювые), чистики, моевки, глупыши, а кроме того —
беринговы и краснолицые бакланы; тихоокеанские морские
чайки, родственные моевкам; красноногие говорушки; два
вида легких, подвижных качурок (сизые и северные),
напоминающих ласточек; многочисленные, свойственные только*
северной части Тихого океана чистиковые птицы — топор-
ки; очень похожие на тупиков ипатки, старики, белобрюш-
ки, три вида конюг, два вида пыжиков. И это еще не все;
местами, на крайнем юге нашего Дальнего Востока, на
птичьих базарах обитают также тупики-носороги — средних
размеров чистиковые птицы с «рогом» на клюве,
чернохвостые чайки, очковые чистики, уссурийские бакланы.
Некоторые из этих птичьих базаров колоссальны. В
проливе Дежнева, на небольшом круто обрывающемся к морю
о-ве Ратманова, большую часть года окутанном туманами,
общее количество гнездящихся мелких чистиков-конюг и
белобрюшек исчисляется сотнями тысяч. Все лето у берегов
островка стоит неумолкаемый звон птичьих голосов,
заглушающий рокот прибоя. Грандиозные колонии морских птиц
находятся на Командорских островах. Здесь гнездятся
миллионы глупышей, кайр, чаек, бакланов. Не менее
значительны птичьи базары Курильских островов, но речь о них будет
идти в особой главе. Здесь мы остановимся только на
своеобразном гнездовье морских птиц о-ва Тюленьего.
4*
4 54

Сахалин, если взглянуть на его карту, своими
очертаниями отдаленно напоминает рыбу. «Хвост» ее — южная
оконечность острова, «голова» — северная; «спина рыбы»
с заостренным «спинным плавником» обращена к Тихому
океаъу. Присмотревшись внимательно, у конца этого
«спинного плавника» на крупномасштабной карте можно заметить
точку, это и есть о-в Тюлений.
У подножья его на широких халечниковых пляжах из
года в год залегают котики. Кроме них, на острове нет
никого из зверей, в том числе и хищников, поэтому кайры
(тонкоклювые) гнездятся здесь не как обычно — на карнизах
отвесных скал, а на горизонтальной поверхности вершины
острова. По подсчетам А. И. Гизенко, на 1 м2 площади этой
колонии располагаются в среднем по 23 пары кайр, всего же
на островке их насчитывается около 650 тыс. Такое
гнездование птиц по сравнению с обычным имеет серьезное
преимущество. Оно заключается в том, что птенцы в отсутствие
родителей имеют возможность укрыться и обогреться под
соседней наседкой, что не всегда удается им в маленькой, редко
населенной колонии, поэтому они реже гибнут от холодов
или становятся добычей крупных чаек. Стоит добавить, что,
по мнению того же автора, этот тип птичьего базара может
считаться первичным. Гизенко пишет: «Сначала заселяются
острова пли скалы с плоскими поверхностями, в первую
очередь кайрами; по мере действия эрозии на острове начинают
образовываться карнизы, полки и выступы; они привлекают
на гнездовье бакланов — берингова и большого.
Довольно длительное время подобный остров остается населенным
не более чем двумя-тремя гнездящимися видами птиц. И
может быть, спустя не одну сотню лет на острове появляется
почва, удобрению которой способствуют птицы-пионеры
своими экскрементами; затем появляется растительность в иио-
нерной стадии. Семена первых растений на остров заносят
сами же птицы. После развития растительности, особенно
мягкого колосняка, начинают гнездиться топорки, ипатки и
длинноклювые тупики. Длительное действие эрозии приводит
к большим разрушениям: образованию трещин, расселин,
обломков горных пород и т. п. Колониальный состав птиц
увеличивается за счет таких видов, как чистики, конюги,
качурки, старик, белобрюшка и др. В отдельных случаях заселение
островов колониальными видами птиц идет не в такой
последовательности, а несколько иначе, но, видимо, пионерами
всегда являются птицы из отряда чистиковых — кайры, а из
отряда веслоногих — бакланы. По мере развития на острове
травянистой растительности, последняя может в отдельных
52

случаях покрыть плоские поверхности скал; тогда кайры
перестают гнездиться в этих местах, и из комплекса
гнездовой колонии выпадает сначала один вид. Но пионерная
растительность создает более благоприятные условия для других
видов злаков, в частности для вейника, осок, мятликов,
которые способны образовывать дерновины, закреплять рыхлые и
бесструктурные почвы и этим препятствуют гнездованию
птиц норников. На этой стадии также наступает обеднение
колоний — выпадают из их состава топорки, ипатки, длинно-
клювые тупики, а если и остаются, то в крайне малом
количестве. Позднее, когда расщелины острова размываются
больше за счет эрозии или засыпаются частицами почвы, на
острове исключается возможность гнездования чистиков,
качурок, конюг. Таким образом, можно представить себе путь
заселения острова колониальными птицами в зависимости от
изменения его географической природы, причем из
приведенного нами описания ясно, что виды, заселившие остров
первыми, покидают его в силу изменения природы, также
первыми (кайры)».
Но особенно замечательны прибрежно-морские звери,
центр распространения которых Берингово море,— шлак,
котик, сивуч и ныне истребленная морская корова. Это
своеобразное животное было открыто знаменитой второй Камчат^
ской экспедицией командора Беринга, или, как ее теперь
часто называют, Великой Северной экспедицией 1732—1743 гг.
5 ноября 1741 г., после тяжелого обратного плавания от
берегов Северной Америки, командорское судно «Святой
Петр» причалило, как полагала команда, к берегам
Камчатки. На самом деле это оказался до тех пор неведомый остров^
получивший впоследствии название Берингова. Здесь экипаж
«Святого Петра» провел девять тяжелых месяцев, потерял
своего командора и многих товарищей. Только благодаря
обилию на этом безлюдном острове морских зверей,
которыми люди питались, часть экипажа выжила, Участнику
экспедиции адъюнкту натуральной истории Петербургской
академии наук Стеллеру мы обязаны подробным описанием
животных Берингова моря.
Особенно интересны сведения Стеллера о морской корове,,
так как уже через 27 лет после ее открытия она была
окончательно истреблена нахлынувшими со всего света в
дальневосточные моря китоловами и зверобойцами. Таким образом,
сведения, сообщаемые Стелл ером, единственные данные
натуралиста о животном, известном позднейшим ученым
только по скелетам да по рисункам с натуры одного из
штурманов корабля.
53

Об огромном звере, достигавшем восьми метров в длину,
на основании данных Стеллера, другой участник Великой
Северной экспедиции С. П. Крашенинников писал
следующее:
«Водятся сии животные стадами по тихим морским
заливам, особливо около устьев рек. Щенят своих, хотя и всегда
впереди себя плавать понуждают, однако с боков и сзади
всегда их прикрывают и содержат в середине стада. Во время
морского прилива столько близко подплывают к берегу, что
их не токмо палкою или носком бить можно, но и часто
говорит автор (т. е. Стеллер), по спине гладить ему случалось.
От досады и битья удаляются в море, но вскоре назад
возвращаются. Живут по родам один от другого в близости. Во
всяком роде самец, самка, взрослый щенок, да один щенок ма-
линькой; почему кажется, что они по одной самке содержат.
Прожорливость примечена в них весьма странная, ибо они от
непрестанного ядения головы почти из воды не вынимают,
и не мало не пекутся о своей безопасности, так что можно
между ими и на лодке плавать, и, по песку ходя, выбирать и
бить, которое угодно. Весь труд их во время еды состоит
в том, что оне через четыре или пять минут, выставляя рыла
из воды, как лошади, чихают. Плавают тогда тихо, один ласт
по другому вперед двигая так, как быки или овцы на пастве
ходят. Половина тулова у них то есть спина и бока, всегда
поверх воды, и на спине тогда у них сидят чайки стадами и
вши из кожицы их вытаскивают, так же как вороны у свиней
ш овец таскают. Питаются не всякими морскими травами, но
морскою капустою четырех видов, и где пробудут хотя один
день, там великия кучи коренья и стеблей выбрасываются на
берег. Сытые спят вверх брюхом и во время морского отлива
в море удаляются, чтоб на берегу не обсохнуть.
В зимнее время от льду, близ берегов носимого, часто
задыхаются и выбрасываются на берег. Тож случается им,
когда их, во время сильной погоды, волнами бьют об утесы.
Зимой столь они сухи, что и позвонки и ребра пересчитать
можно... Что касается до реву сего животного, то оно
безгласно, токмо сильно дышет, а раненое тяжело вздыхает.
Сколько оно зорко и слышко, того заподлинно объяснить
нельзя: разве потому в сих чувствах недостаточны, что
голову почти всегда в воде имеют; да кажется, что и само
животное пренебрегает пользоваться ими. При Беринговом острове
такое их изобилие, что для содержания Камчатки и одних
их довольно будет».
В противоположность морской корове, которая, по
крайней мере в историческое время, водилась только у Командор-
54

ских островов, котик, сивуч и калан имеют более широкое
распространение.
Калан или морская выдра, неправильно называемая
также морским бобром, в XVIII — начале XIX в. был довольно
широко распространен в прибрежных водах северной части
Тихого океана. В настоящее время он сохранился в
небольшом количестве только у Командорских островов, на
Курилах (о-в Уруп), в ничтожном числе у южной оконечности
Камчатки и местами у тихоокеанских берегов Северной
Америки. Это вполне водное животное, которое даже спаривается
в воде и может часами при любой погоде отдыхать на ней,
лежа в характерной позе на спине, распластав задние
конечности, имеющие строение настоящих ластов.
В этом же положении самка плавает со своим детенышем,
помещающимся у ней на груди, кормит его и играет с ним,
подбрасывая его передними лапами в воздух и подхватывая
на лету.
Однако для деторождения каланы вылезают на берег или
выдающиеся из воды камни. Делают они это и для
временного отдыха, хотя обычно спят на воде.
«Местообитание калана,— пишет И. И. Барабаш-Никифо-
ров, изучавший это редкое животное на командорах в 1931 —
1932 гг.,— характеризуется крутыми каменистыми берегами,
отвесными рифами, подводными и надводными камнями,
возле которых постоянно пенится прибой, и, наконец,
зарослями морской капусты, тянущимися более или менее
непрерывной полосой вдоль берега». Эти заросли, по мнению Бара-
баша-Никифорова, привлекают калана тем, что среди них
море всегда сравнительно спокойно, и, что особенно важно,
в них калан защищен от нападения своего основного врага -
косатки, крупного хищного дельфина, многочисленного в
Беринговом море. Связывает калана с прибрежной частью моря
и его пища, состоящая главным образом из морских ежей и
раковинных моллюсков. Нырнув на дно, калан набивает ими
карманообразные складки кожи по бокам тела и, вынырнув,
ловко выедает заключенных в скорлупу животных, держа их
около рта и поворачивая своеобразно измененными
передними лапами с укороченными и сросшимися пальцами.
Котик и сивуч тоже живут в северной части Тихого
океана. Большую часть года они проводят в открытом глубоком
море, гоняясь за рыбой, но для размножения ежегодно
выходят на берег, образуя в определенных местах огромные
лежбища.
Барабаш-Никифоров так описывает лежбище котиков на
Командорских островах:
55

«В первый раз вид огромного скопления котиков
производит ошеломляющее впечатление. Я никогда не забуду моего
первого выезда на юго-восточную оконечность острова, на
котиковые лежбища. Стоял один из редких ясных дней,
когда мы выехали на катере в море... Непривычно спокоен
был океан. Волн не было видно совсем, и только большие
пространства воды, чуть вздымаясь и опускаясь, точно
дышащая грудь, обнаруживали легкую мертвую зыбь. Над морем
сновали стаи кайр. Птицы поворачивались к нам то грудью —
тогда стая казалась белоснежным облаком, то спиной —
тогда мы видели черную стремительную тучу. Справа от нас
цепью проходили скалистые берега острова. Точно сеткой
облекли их реющие у своих гнезд птицы. Когда же мы по-
ровнялись с Черным мысом, до йас донеслось странное
однотонное, непрерывное рокотанье, не похожее на звук прибоя.
Это шумел мощный птичий базар, сплошь покрывавший
мрачные скалы мыса... Вскоре мы обогнули оконечность мыса
и, пересев на шлюпку, высадились на берег. Перебравшись
через ряд каменистых россыпей и огромных валунов, мы
очутились перед удивительной картиной.
Весь открывавшийся перед нами берег был заполнен
котиками. Они лежали местами вплотную друг к другу. Там и
сям высились монументальные гривистые фигуры секачей
(старых самцов); между ними группировались самки и
новорожденные, так называемые „черные котики"; отдельными
группами расположились молодые самцы — „холостяки".
Заметив нас, несколько ближайших котиков тяжело
поскакало к воде. Двигались они таким же скоком, к(ак и
сивучи, подбирая под себя задние ласты и затем выпрямляясь и
отталкиваясь ими. Остальные котики продолжали лежать на
месте, и только поднятый ими крик выдавал их тревогу.
Издали их голоса напоминали блеяние овечьего стада, но
вблизи крик секачей был значительно внушительней и скорее
походил на рев сивучей. Маленькие котики, действительно,
жалобно блеяли тоненькими звонкими голосками.
При помощи прикрепленного в этом месте длинного
каната мы поднялись на береговой откос. Отсюда все лежбище
было видно, как на ладони. Подобравшись к нему поближе,
я долго наблюдал его своеобразную жизнь.
Котики очень скоро успокоились. Они нежились на
солнце, потягивались и, точно веерами, обмахивались задними
ластами. Уморительное зрелище представляли черные
котики, развалившиеся в самых разнообразных ленивых позах —
кто на брюхе, кто на спине. И только находящийся
неподалеку от меня старый крупный секач никак не мог уело-
56

Котик
коиться. Подняв голову и вращая глазами, так что видны
были налитые кровью белки, он издавал время от времени
сердитое рычанье. Мухи целыми роями кружились над ним и
облепляли ему морду. Но он, казалось, совершенно не
замечал этого. Вскоре я убедился, что не мое присутствие
вызывало его гнев. Где-то совсем близко под собой я услыхал
рычанье другого секача. Я увидел его, только перегнувшись
к самому краю обрыва, возле которого лежал. Этот секач
тоже был сильно взволнован, но гнев его уже вполне
определенно относился к первому секачу. Он явно хотел вступить
с ним в драку. Постепенно приближаясь и вытягивая в его
направлении оскаленную морду, он грозно рычал.
Вот, наконец, о<ба звери оказались рядом. Через
мгновенье они сцепились в короткой, но яростной схватке.
Рывками, с силой выбрасывая голову, противники наносили друг
ДРУГУ УДар за ударом своими острыми клыками. На губах
у них показалась пена. Они уже не рычали, а только
каким-то особым образом фыркали друг на друг'а. Поединок,
однако, продолжался недолго; как ни яростен был натиск
атакующей стороны, преимущество было у обороняющейся,
занимавшей более возвышенное положение. Точно учтя это.
затеявший драку секач прекратил нападение и снова
отодвинулся на свою прежнюю позицию.
Не менее интересная сцена разыгрывалась на другом
конце лежбища. Из одного гарема упорно пыталась уйти
в море молодая самка. Секач не пускал ее, загоражив(ая ей
путь своим телом и пуская в ход зубы. Возня эта
продолжалась довольно долго; наконец, секач, отвлеченный другой
57

каткой, также обнаружившей поползновение уйти, на
мгновение оставил первую. Этого было достаточно, чтобы она
тотчас же ушла в воду. Некоторое время беглянка плавала с
видимым удовольствием вблизи своего гарема, потом удалилась
и скрылась из глаз, смешавшись с другими плававшими
котиками».
Близкий родственник котика — огромный сивуч,
достигающий свыше 3 м длины и около 1000 кг веса, очень похож
на него и своим образом жизни. Однако в противоположность
калану и котику, имеющим чрезвычайно ценный мех,
кожа сивуча покрыта лишь редким грубым волосом. Поэтому
промысловое значение сивуча невелико, и добывается
он в небольшом количестве исключительно ради сала и
кожи.
По словам М. Янковского, «сивучи постоянно живут
обществом. Они неохотно приближаются к материку и
держатся исключительно у самых отдаленных и скалистых
островов, где по уступам скал взбираются иногда более чем
на 20 метров над поверхностью воды, чтобы, греясь на солнце,
вслушиваться в бушующее под ними море, обдающее их
своими брызгами и шум которого звери стараются по временам
заглушить своим могучим ревом». В конце прошлого
столетия у о-ва Аскольда, расположенного в 50 км от
Владивостока, с середины осени «появлялись несметные табуны этих
красивых и резвых животных. Любимым местом пребывании
они избрали южную оконечность острова с его громадными
рифами, покрытыми белым соленым льдом, образующимся от
брызг постоянно волнующегося при зимних ветрах меря...
Вся поверхность рифов покрывалась иногда сплошной
массой сивучей. Там они, приподняв переднюю часть тела на
длинных передних ластах и покачиваясь направо и валено,
гремели на весь остров оглушительным, по вместе с тем
величественным и гармоничным хором. Те, которым недостает
места на камнях, плавают вокруг.:. Они то ныряют все вдруг,
как по команде, то вынырнут, иногда уже за несколько сот
сажен впереди, и опять дружно плывут на поверхности воды,
как табун лошадей, громко фыркая и перекликаясь самыми
низкими тонами своего грубого баса».
На крайнем востоке Советского Союза, отделяя от Тихого
океана Охотское море, на тысячу с лишним километров
протянулась цепь Курильских островов. Своеобразна и
разнообразна их природа.
Большие острова южной части гряды — Кунашир и
Итуруп — покрыты густыми и необычными лесами. Ели и
пихты здесь увиты лианами и растут бок о бок с такими
,58

южными породами, как бархатное дерево и тисе. Особенно
многочисленны «южане» на юго-западе Кунашира, где
проходит ветвь теплого океанического течения. Тут растут даже
магнолии. В июне эти стройные деревья, со светлой, как
у осин, корой, усыпаны крупными нежно-розовыми цветами,
запах которых ощущается уже за сотни шагов. Сумрачно
здесь летом в густой чаще. Влажный жаркий воздух до
предела насыщен густым ароматом, слышится приглушенный
неумолкаемый треск цикад, сидящих где-то вверху, на
солнцепеке; медленно взмахивая яркими, будто собранными из
сверкающих самоцветов крыльями, перелетают большие
бабочки — махаоны Маака. Каждый, даже небольшой просвет
между сучьями и стволами затянут тонкой, но прочной и
упругой паутиной.
Однако «южанам» здесь уже холодно. Если
присмотреться внимательнее, можно заметить, что магнолии растут
далеко не везде и не как попало. Отдельные деревья или группы
жх можно встретить только там, где больше тепла — на
южных склонах, да и то под защитой других деревьев от ветра.
В отличие от своих южных вечнозеленых родственников,
здешние магнолии каждую осень теряют большие лапчатые
листья и зимой стоят голые. Стволы теплолюбивых лиан —
лиановидной гортензии и некоторых других — одеты, как
шубой, необычайно толстой и рыхлой корой. На десятки
километров на южных островах тянутся заросли бамбука.
Однако здесь он выглядит не так, как в тропиках. Стволики
его не толще мизинца человеческой руки и в длину не
превышают 2—3 м. Зеленые грубые листья бамбук сохраняет
здесь и зимой, пряча их под снегом.
На северных островах растительность гораздо беднее.
Обширные равнины и склоны гор на островах Шумшу, Пара-
мушир и некоторых других напоминают тундру. Те же
лишайники, чахлые полярные березки, в конце лета изобилие
ягод — голубики, клюквы, вороники, жимолости. Местами
каменная береза, ольха с тонкими искривленными
стволиками да причудливо перевитые друг с другом полукусты-
полудеревья кедрового стланика образуют здесь небольшие
рощи. По речным долинам островов Курильской гряды,
так же как и на Камчатке, разрастаются могучие травы.
Заросли лопухов, сахалинской гречишки, медвежьей дудки
поднимаются на двух-трехметровую высоту и скрывают
не только пешехода, но и всадника. Наконец, мелкие
островки в средней части вовсе лишены древесной и кустарниковой
растительности и покрыты лишь травами, мхами и лишай-
ликами.
59

Так же как и растительность, своеобразна фауна этих"
островов. На севере гряды гнездится характерная для
Арктики пуночка; на крайних южных островах уже можно*
встретить рыбного филина, большого пегого зимородка и
некоторых других птиц; из змей — островного, японского и
малочешуйчатого полозов, характерных для субтропических
ландшафтов южной Азии. И все же фауна наземных
позвоночных Курильских островов чрезвычайно бедна. В лесу
редко услышишь птичий голос, увидишь бурундука,
проскользнувшего по стволу упавшего дерева. По-видимому,
специфической причиной бедности здешней фауны следует
считать активную вулканическую деятельность,
продолжающуюся и в наше время. В фауне Курильских островов-
обращает на себя внимание также и очень низкий процент
свойственных только им эндемичных форм.
Из наземных млекопитающих, встречающихся на
крупных островах, пожалуй, наиболее распространены бурые-
медведи. В высокотравье, в зарослях бамбука, на песчаных
морских берегах, по берегам рек и ручьев,— всюду тянутся,
медвежьи тропы, местами настолько утоптанные, что
производят впечатление покрытых асфальтом или бетоном. Как и
камчатские медведи, здешние звери достигают громадных
размеров и отличаются большим миролюбием.
Пища медведя в летнее время разнообразна, но
непостоянна. Весной, выйдя из берлог, медведи поедают
корневища и зеленые части растений, много времени проводят ни
побережье и кормятся морскими выбросами, в том числе
остатками китовых туш, рыбой, иглокожими, водорослями.
С началом хода лососевых на нерест в курильские реки
медведи собираются по берегам рек и питаются только рыбой,
которую с большой ловкостью ловят на мелях и перекатах.
Во второй половине лета основу питания зверей составляют
ягоды и, наконец, поздней осенью, перед залеганием их в
берлоги,— орешки кедрового стланика.
В то же время фауна морских птиц и в прибрежных
водах млекопитающих Курильских островов очень богата. На
16 островах (северных и особенно средних Курилах)
находятся большие птичьи базары. Мелкие колонии морских птиц
в бесчисленном множестве разбросаны по берегам почти
каждого острова. Всего на островах, по приблизительным
подсчетам, гнездится около 1,5 млн. толстоклювых и
тонкоклювых кайр, около миллиона глупышей, такое же количество-
северных и сизых качурок, свыше 400 тыс. моевок и 200 тыс.
бакланов (преимущественно Оеринговых). Особенно велики
птичьи базары о-ва Ушишир, на котором гнездятся 13 видов
60

морских птиц, в том числе около 350 тыс. только кайр, топор-
ков, глупышей, и о-ва Сарычева, где гнездятся 11 видов
морских птиц, в том числе десятки тысяч качурок и кайр. На
о-ве Расуа в числе 10 видов гнездящихся морских птиц
обитают не менее 200 тыс. кайр.
Так же как и фауна наземных птиц, видовой состав
обитателей птичьих базаров северных и южных Курил
неодинаков. Обыкновенные чистики, толстоклювые кайры, большие
конюги гнездятся только на северных и средних островах
(к северу от пролива Фриза). Для птичьих базаров южных
Курил характерны тупики-носороги, чернохвостые чайки,
уссурийские бакланы. Обыкновенных чистиков здесь
заменяют более крупные — очковые чистики.
Незабываемое впечатление оставляет посещение
крупного птичьего базара на о-ве Анциферова, расположенном
в северной части гряды. Остров представляет собой всего-
навсего конус потухшего вулкана, высящийся над океаном.
Высота его свыше 700 м, диаметр около 4 км. Побережье
острова опоясано нагромождениями каменных глыб. Склоны
снаружи покрыты толстым слоем вулканического пепла,
поросшего высоким и жестким злаком — элимусом. В море,
у его берегов, расположены густые заросли ламинарий.
«Каша» из выброшенных на берег живых и гниющих, остро
пахнущих иодом водорослей глушит прибойные волны,
смягчает их, и подле острова стоит необычайная для Курил
тишина. Даже в сильный шторм сюда добираются лишь
мягкие, пологие, обессилевшие волны.
Медленно, раздвигая заросли водорослей, проплывают
заинтересовавшиеся нашей шлюпкой любопытные тюлени-
ларги, показывая то головы с большими черными глазами,
то, под водой, пятнистые спины. На зеркальцах чистой воды,
то и дело ныряя, кормятся десятки чистиков. Когда мы
подходим уже к самому берегу, навстречу нам вылетают
обеспокоенные тихоокеанские большие морские чайки и моевки.
Но особенно многочисленны здесь глупыши. С глухим
хриплым «кудахтаньем» эти птицы вьются над людьми, легко
скользя в воздухе.
Вот мы и на острове. Слои пепла, начиненные камнями
и слабо закрепленные корнями злаков, во всех направлениях
источены норами топорков, образующими сложный,
извилистый лабиринт. То и дело ноги проваливаются в
расположенные невдалеке от поверхности норы. Видны и сами топорки,
темно-бурые, размером с утку, с длинными светлыми
косицами по бокам головы и плоским высоким красным клювом.
Они или стремительно молча пролетают вблизи или, также
6i

молча, сидят и стоят у входов в норы. У трещин в скалах, на
россыпях камней — всюду видны одиночки и пары ипаток,
л к лх же молчаливых, как и топорки, птиц с большими
уплощенными яркими клювами. По соседству с ними —
гнездящиеся также в укрытиях пары и группки чистиков. Однако,,
все это лишь окраины птичьего базара. Основная масса птиц
селится на большой высоте, на почти недоступных утесах.
Снизу видны стаи кайр, беспрерывно проносящихся со скал
к морю и обратно, рои моевок, вьющихся у своих гнездовых
колоний, группки иссиня-черпых беринговых бакланов,
сидящих на сложенных из водорослей гнездах или вблизи
них — на карнизах. Гнездовья основной массы птиц
располагаются так высоко, что многоголосый хор птичьих голосов
едва доносится до берегов острова.
Птицы заселяют здесь не только наружные склоны, но
гнездятся и в жерле вулкана, влетая туда через широкие
расщелины в его стенках.
Особняком расположилась большая колония глупышей,
Она помещается не так высоко и до нее, хоть и не без труда,
но можно добраться. Несколько тысяч гнезд птиц находятся
на горизонтальных карнизах, покрытых тем же
вулканическим пеплом, и представляют углубления в нем, выстланные
небольшим количеством травы и водорослей.
Во всех гнездах глупышей — по одному крупному,
белому с бурыми пятнышками яйцу. Насиживающих птиц мало^
беспокоит присутствие на карнизах человека. Однако, если
подойти к гнезду слишком близко, глупыш, не слетая с него,
несколько раз наклоняет и прижимает к туловищу голову,
накачивая из желудка в рот густую, сильно пахнущую
ворванью, маслянистую жидкость, а затем с силой двумя
струйками выплевывает ее. «Оплевывают» врагов не одни
глупыши, но и другие трубконосые птицы и это — своеобразный
способ защиты ими своих гнезд от хищников. Причем
«плюются» пе только взрослые птицы, но и их подросши**
птенцы. Если бы нам пришлось заночевать на этом острове, мы
обязательно услышали бы с наступлением темноты такжз
чириканье и негромкое щебетание качурок, самых мелких
из трубконосых птиц. Во время насиживания яиц и
выкармливания птенцов они ведут ночной образ жиони,
покидая норы и становясь активными лишь после захода солнца.
Со стороны острова, противоположной месту нашей
высадки, слышится какой-то неясный шум, похожий на рокот
прибоя. Там расположилось лежбище сивучей. Морскими
волнами и тушами зверей отшлифованы сырые и
скользкие прибрежные каменные плиты. Местами, в углублениях:
62

их,— лужицы воды. Выше поднимаются крутые скалы, на
которых лепятся бакланьи гнезда. Слышен не резкий, но«
хорошо ощутимый специфический запах.
Первыми при нашем приближении бросаются в воду
стройные, изящные самки сивучей. Ржаво-бурые исполины-
секачи, взрослые самцы сивучей, чем-то внешне
напоминающие бурых медведей, не спешат покинуть залежки.
Поднимая вверх массивные головы, секачи, тут и там сидящие у
уреза воды, громко ревут и, лишь подпустив людей метров
на 8—10, с видимой неохотой бросаются в воду и исчезают
под ее поверхностью. На берегу остаются только малыши.
Собравшись в стайку, они с жалобным блеянием мечутся
по камням. Но вот, решившись, один из них также прыгает
в воду. Тотчас же за ним бросаются и остальные. Лежбище
пустеет.
Сивучи держатся у берега. Ближе всего к нему —
малыши. Они почти не ныряют и то и дело пытаются
вскарабкаться на каменные плиты. Взрослые звери дружно, как пс
команде, ныряют, а затем неожиданно выпрыгивают из
воды, звонко хлопают по ее поверхности ластами и вновь
исчезают, падая на воду и спинами, и боком, и животом.
Волна взрослых сивучей то подходит к самому берегу, при
этом секачи ревут и стадо вот-вот пойдет на человека, то
отступают и, исчезнув под водой, показываются уже
вдалеке — за полосой прибрежных зарослей водорослей. С
уходом людей малыши сразу же оказываются на камнях. Но
взрослые звери долго еще не могут успокоиться; они то
выходят на берег, то вновь ныряют. Недовольно, хрипло
рычат и рявкают секачи.
Сивучи широко распространены в северной части
Тихого океана. Зиму они проводят в открытом море, а весной —
в конце мая, начале июня — появляются на лежбищах, тде
остаются до конца лета. Первыми сюда приплывают секачи
и занимают свои привычные места. На две-три недели
позже у лежбищ показываются самки. Вступая из-за них в~
ожесточенные драки, самцы собирают вокруг себя
небольшие «гаремы» и почти перестают сходить на воду и
кормиться. Матки вскоре после выхода на берег щенятся.
Распадаются лежбища уже в то время, когда размер молодых
начинает приближаться к полутора метрам и они уже могут
вести самостоятельную жизнь.
Всего, по подсчетам С. К. Клумова, проведенным в
1955 г., на Курильских островах находятся 23 береговых
лежбища сивучей, на которых залегает 15—17 тыс. животных.
В том числе на четырех курильских лежбищах залегают
63.

не менее чем по тысяче сивучей. Как уже было сказано выше,
промысловое значение сивучей невелико.
Гораздо более ценный в промысловом отношении
ближайший родственник сивуча — котик, когда-то был также
широко распространен на Курильских островах. Еще до
середины прошлого столетия на Курилах (преимущественно
в средней части гряды) насчитывалось 9—10 постоянных
лежбищ залежек, на которых залегало не менее 30—40 тыс.
голов котиков. Однако уже в конце прошлого столетия
вследствие хищнического промысла котиков залежки их на
Курилах практически перестали существовать. Последние
сообщения в литературе о небольших группках котиков,
размножающихся на некоторых островках средней части
гряды, относились к 1912—1913 гг.
В результате широких исследовательских работ,
проведенных на Курильских островах после возвращения их
Советскому Союзу, в 1945 выяснилось, что котики в настоящее
время вновь начали образовывать здесь береговые залежки.
В 1955 г. С. К. Клумов и в 1956 г. С. Д. Перелешин
обнаружили на Курилах четыре залежки с общей численностью
животных приблизительно равной 3 тыс. Наиболее крупное
лежбище, насчитывающее 2 тыс. зверей, располагается на
скале Котиковой, в средней части гряды, там же, где котики
наблюдались и в 1913 г. Причем, как правило, котики на
Курилах залегают по соседству или даже вперемежку с
сивучами и хорошо уживаются с ними, что опровергает
широко распространенное мнение о якобы взаимной неприязни
этих ластоногих.
Котики близки к сивучам и по образу жизни. Зиму они
проводят в открытом море, но зимуют наши котики в
теплых водах — у берегов Японии и Кореи, совершая
регулярные далекие перекочевки от лежбищ к местам зимовки v
обратно. Постоянный путь кочевок этих животных,
принадлежащих к самому крупному в Советском Союзе стаду,
залегающему на Командорских островах, проходит вдоль
Курил. Поэтому весьма вероятно, что здешние залежки были
образованы отставшими от стада и сбившимися с пути
командорскими котиками.
Еще более ценен как пушной зверь, обитающий в
прибрежных водах Курильских островов,— калан, или морская
выдра. Судьба его во многом напоминает судьбу котика.
Долгое время каланы представляли основное здешнее
богатство. Они были распространены по всей гряде, но
особенно высокой численности достигали у северных и южных
островов — Парамушира, Шумшу, Итурупа, Урупа (харак-
64

терно, что Уруп по-японски называется «Раккосина» —
каланий остров). Вскоре же после открытия островов
русскими землепроходцами шкуры каланов стали здесь
главным объектом промысла. В середине XVIII столетия этот
промысел получил наиболее широкое развитие. Известно,
например, что только в 1769 г. сотник Иван Черный
доставил с Урупа в Болыперецк в качестве собранного ясака
более 600 шкур каланов, не считая «медведков» (молодых
зверей). В 1777 г. команда лишь одного промыслового
судна добыла за 9 месяцев промысла у о-ва Урупа около
тысячи взрослых каланов.
С 1798 г. промыслами на Курильских островах начала
ведать Российско-Американская компания. Она довольно
заботливо отнеслась к запасам каланов; время от времени на
некоторых островах на несколько лет объявлялся запрет
каланьего промысла, и численность этих животных там, где
она начинала сокращаться, быстро восстанавливалась.
Однако с середины XIX столетия на островах началось
массовое и хищническое истребление каланов многочисленными
иностранными браконьерами. Запасы зверей непрерывно
сокращались, и к началу нынешнего столетия они
исчислялись здесь всего единицами или, в лучшем случае,
десятками голов.
Ко времени освобождения островов Советской Армией
каланы сохранились в очень небольшом количестве. Однако
полное прекращение промысла этих животных в последние
годы вновь позволило им размножиться. Сейчас каланы по-
прежнему наиболее многочисленны у о-ва Урупа. В 1952 г.
их насчитывалось здесь около 300 голов, а в 1955 г.— уже
более 500 голов. Общие запасы животных на Курилах r
1955—1956 гг. С. К. Клумов определял не менее чем в
1,5 тыс. голов. На Курильских островах котик и калан
объявлены абсолютно охраняемыми животными. Но,
по-видимому, не так далеко то время, когда сможет возобновиться
их строго регулируемый промысел.
Морские воды, омывающие Курилы, богаты рыбой. С
весны до поздней осени в реки на нерест идут косяки
лососевых — горбуши, кеты, кижуча. Лососи поднимаются в
верховья рек, роют в грунте глубокие ямы, откладывают в них
икру, а затем — обессилевшие, обезображенные, покрытые
язвами — гибнут и сплывают вниз по течению, к морю. Все
лето на берегах рек пируют — ловят живую и подбирают
мертвую рыбу — медведи, лисы, орланы. К берегам
островов в массе подходят сельдь, треска, корюшка. У крайнего
юга и крайнего севера гряды ловится камчатских краб,
■5 А. Н. Бобринский f}5

используемый для производства ценных консервов. Велики в
курильских водах и запасы других промысловых
беспозвоночных ракообразных, моллюсков.
Важное значение в современной экономике Курильских
островов имеет китобойный промысел. Здесь даже с берега,
без бинокля, часто бывают видны в море фонтаны воды и
пара, с силой выбрасываемые китами через ноздри при
дыхании. Более обычны в курильских водах пушистые,
невысокие, направленные вперед фонтаны кашалотов. Одна из
особенностей этого самого крупного на земном шаре
зубатого кита заключается в развитии у него только одной
левой ноздри. Правая ноздря еще у зародыша кашалота
зарастает, а носовой проход у взрослых китов превращается в
особый воздушный мешок, облегчающий животному
ныряние. Кашалоты кормятся головоногими моллюсками
(кальмарами), рыбой, ракообразными, причем они способны,
охотясь за добычей или в случае опасности, погружаться на
глубину свыше 300 м и проводить под водой до 40—50 и
даже более минут. При долгом пребывании под водой
кашалот расходует тот дополнительный запас воздуха, который
хранится в его объемистом правом носовом проходе.
Другая интересная особенность строения головы
кашалота — наличие в передней части ее, под кожей, особого
мешка, наполненного жидким жиром — спермацетом, высок j
ценящимся в промышленности. По-видимому, развитие у
кашалота спермацетового мешка следует также рассматрп
вать как приспособление животного к нырянию на большую
глубину и длительный срок. Кроме того, этот упругий
мешок смягчает удары, получаемые китами при драках друг
с другом и при случайных столкновениях. Известен,
например, случай, когда раненый крупный кашалот случайно
вынырнул под кормой китобойного судна и со страшной силой
ударился о нее головой. При ударе па судне был сломан
гребневой вал, вместе с массивным гребным винтом конец
его обломился и затонул, было также изломано и выведено
из строя рулевое управление корабля. Как потом
выяснилось, кашалот отделался всего полутораметровой царапиной
на коже головы.
Самцы и самки кашалотов большую часть года
держатся порознь. Уже в мае в курильских водах появляются
наиболее крупные самцы, достигающие 20 м длины и 100 т
веса. Постепенно они продвигаются к северу и в середине
лета достигают северных частей Берингова и юга
Чукотского морей. Относительно мелкие самки кашалотов гораздо
теплолюбивее самцов, они достигают лишь юга Курильских
66

Буревестник
островов и здесь задерживаются. Покидают кашалоты эти
воды в конце октября — начале ноября. Основной район
зимовок кашалотов находится в тропических частях Тихого
океана, в водах, омывающих Марианские, Бонинские и
Каролинские острова.
Кроме того, у Курильских островов многочисленны
представители беззубых китов-полосатиков: финвал, сейвал,
малый полосатик. Изредка встречается и крупнейший из
китов — голубой кит, или блювал. Одиночные блювалы
достигают 33 м длины и 120 т веса. Несколько расположенных
на островах китообрабатывающих комбинатов, имеющих
свой флот китобойных судов, ежегодно дают государству
большое количество пищевого и технического жира;
китовых шкур — сырья для кожевенной промышленности;
мясной и мясокостной кормовой муки; китовой печени —
источника получения витамина А и другой ценной продукции.
Отличия фауны полярной части Северного Ледовитого
океана с ее хладолюбивыми видами от животного мира Бэ-
ренцова и дальневосточных морей легко объясняются
современными физическими условиями этих бассейнов. Но
известное сходство, которое существует между фауной обеих
бореальных частей северной половины Мирового океана*
иначе говоря, разрывы в современном распространении
обыкновенного тюленя, обыкновенной гаги, многих видов
китообразных, рыб и т. д. можно оъяснить, конечно,
только историей, только тем, что перечисленные виды имели
когда-то сплошные области распространения, которые
впоследствии разорвались на западную и восточную части.
Такие разрывы ареалов одного и того же вида произошли,
5* 67

видимо, лишь недавно. Это вполне согласуется с
общепринятым мнением, что в настоящее время в Евразии
климатические зоны смещаются к югу, что тундра наступает на лес,
а лес на степь и т. д. Но имеются и такие бореальные
разрывы, когда западный вид заменяется на востоке видом,
относящимся иногда даже к другому, хотя и близкому роду.
Например, в северной части Атлантического океана живет
настоящий тупик, а в северной части Тихого океана другие
виды того же рода — ипатка и топорик, на западе —
атлантический чистик и гренландский тюлень, а на востоке —
замещающие их тихоокеанский чистик и полосатый тюлень.
Эти разрывы должны были произойти очень давно, так как
на образование видов, а тем более родов, требуется очень
•большое время. По-видимому, разрыв в данном случае
произошел не позже начала ледникового периода, до которого
пролив между Азией и Америкой был ,видимо, шире
теперешнего Берингова пролива и климат теплее современного.
Можно полагать, что, по крайней мере, основное ядро
современной бореальной фауны пережило ледниковый период на месте.
При этом следует иметь в виду следующее.
Во-первых, большинство исследователей склоняется к
тому мнению, что северо-восточная Сибирь и
северо-западная Америка не были захвачены сплошным оледенением.
Во-вторых, если даже оледенение в этой области и
существовало, то оно должно было протекать на суше и на океане,
с прилегающими к нему скалистыми берегами весьма
различно: в то время как на материке лед может с годами
накапливаться и образовывать сплошной пласт, на океане
этого быть не может, ибо благодаря водным и воздушным
течениям лед по мере своего накопления сносится в более
теплые широты и тает. Кроме того, лед на море постоянно дает
трещины, превращающиеся в разводья, и среди ледяных
полей имеются полыньи.
Представление об условиях ледникового периода на
океане и прилегающих к нему крутых берегах дают нам
современная Гренландия и другие скалистые острова
Крайнего Севера, переживающие ледниковый период в настоящее
время. И несмотря на это, как мы видели, морские птицы
образуют базары на обнаженных обрывах, где лед
держаться не может. Некоторые перемещения океанической фауны
за долгое время ледникового периода, когда климат то
ухудшался, то становился теплее, должны были происходить, но
несомненно, они были значительно слабее, чем перемещения
материковой фауны. Конечно, все высказанное здесь не
более как предположение, но предположение весьма вероятное.

ТУНДРА
В даль минувшего ушли вы —
Тундры, горы и холмы,
И туманные разливы,
Беспредельной Колымы;
И несчетные станицы,
Уток, чаек и гусей
И сверкающих на солнце
Белоснежных лебедей...
С. А. Бутурлин
ауна тундры очень бедна
числом видов, но в то же время во
многих отношениях весьма
своеобразна. Область, занятая ею,
обнимает как собственно тундру,
так и лесотундру. Само собой
разумеется, что животный мир
открытой тундры несколько
отличен от животного населения лесотундры, иначе криволесья,
представляющего переход к высокоствольной тайге. Но все
же он определенно ближе к первому, так что мы вправе,
несколько схематизируя, относить криволесье к тундре в
широком смысле, противопоставляя «ее таежной области.
Это не противоречит и физической географии:
большинство географов проводят границу между тундровым поясом
и поясом тайги по южной границе криволесья. Граница эта
очерчивается сравнительно резко и обычно не возбуждает
того разногласия, какое имеется относительно большинства
69

других поясов, хотя все же подробности и здесь иногда
бывают спорными. Особенно трудно, а местами просто
невозможно, провести строгие линейные границы между тундрой
и горной областью в Восточной Сибири, где типичная тундра
со своим животным миром вдается далеко к югу, а
высокогорные животные по хребтам проникают к самому берегу
Ледовитого океана.
Тундра жмется к морю. Она начинается недалеко от
нашей государственной границы на северном побережье
Скандинавского полуострова и тянется узкой полосой вдоль всего
Мурманского берега. Кроме того, отдельные сравнительно
небольшие участки, со всеми характерными свойствами
тундры, разбросаны по Скандинавскому хребту и по горам
Кольского полуострова.
Перейдя на восточную сторону горла Белого моря и
охватив весь п-ов Канин, полоса тундры несколько
расширяется и занимает Ямальский, Гыданский и Таймырский
полуострова, достигая местами в ширину свыше 500 км.
Далее на восток, постепенно вновь расширяясь, тундра
тянется вдоль берега моря до Колымского хребта, после чего
опять расширяется, охватывая весь крайний северо-восток
Азии: Чукотский полуостров, Анадырский край, бассейн
Пенжины, северную часть Камчатского полуострова.
Словом, тундра и лесотундра занимают все пространства
к востоку от Колымского хребта, исключая Камчатку,
которая в основном покрыта тайгой.
В Северной Америке тундрой заняты еще большие
пространства, и в восточной части этого материка, под
влиянием холодного Лабрадорского течения, она спускается
далеко к югу — почти до 50° северной широты, т. е. широты
Харькова.
Настоящей тундрой покрыты pi все острова, лежащие в
южной части Северного Ледовитого океана: Колгуев,
прибрежные части южного острова Новой Земли и Вайгач,
острова Новосибирские и Врангеля. Напротив, внутренние
части островов группы Шпицбергена и Франца-Иосифа, как
и северный остров Новой Земли и острова Северной Земли,
заняты скалами и ледниками, спускающимися обычно к
самому морю. Это область льда и диких скал, где лишь
местами небольшие береговые участки заняты тундрой.
«Таймыр,— пишет В. М. Сдобников,— характерное
место на территории материковой тундры СССР, где можно
встретить арктические пустыни. Встречаются они также на
арктических островах, таких как Новосибирские, Северная*
Земля и др. Большая часть площади здесь представлена поч-
70

ти бесплодными участками каменистой щебнистой или
пятнистой тундры.
Здесь ютится самая жалкая растительность, почти не
возвышающаяся над поверхностью почвы. Она состоит из
мелких мхов, осок, злаков и так называемых ,,накипных"
лишайников, покрывающих камни разноцветными пятнами.
Много голых пятен, лишенных всякой растительности.
Арктические пустыни — это, если можно так выразиться,
самые пустынные в мире пустыни».
Наконец, тундрой покрыты и вечно окутанные туманом
Командорские острова — самое южное место в Восточном
полушарии, где имеется настоящая тундра.
В общем тундра и лесотундра в нашей стране занимают
около 3 млн. км2, что составляет 15% всей территории Союза.
Характерная черта тундры, дающая повод называть ее
арктической степью,— это ее безлесность, что обусловлено
рядом климатических и почвенных условий. Особенного
внимания заслуживает то обстоятельство, что южная
граница тундры почти точно совпадает с южной границей
холодного пояса, т. е. идет почти точно по июльской изотерме
температуры воздуха в 10°. Отсутствие леса зависит от
заболоченности почвы и от вечной мерзлоты, так как по
долинам рек, служащих как бы осушительными каналами и
понижающих уровень вечной мерзлоты, лес далеко проникает
в типичную тундру не только в виде узких полос, но и
большими островами. В то же время далеко южнее лесной
границы, в глубине высокоствольной сибирской тайги,
разбросаны обширные болота, совсем безлесные или покрытые,
кроме ягодников, ив и березовой стланки, также чатлым
криволесьем. Поэтому при более внимательном изучении
южной границы тундры очевидно, что она почти
повсеместно оказывается очень сложной и извилистой.
Тундру обычно представляют себе как беспредельную
равнину, богатую водой, совсем лишенную растительности
или покрытую мхом с мелким кустарником и пересеченную
местами каменистыми грядами. По отношению к
европейской и западносибирской тундрам такое представление в
общем, пожалуй, и правильно. Но в восточносибирской
тундре неотъемлемую часть ландшафта составляют горы,
хотя и не особенно высокие.
В. М. Сдобников так описывает Таймырскую тундру и
восхождение на хребет Бырранга:
«В ясные солнечные дни эти вершины блестят пятнами
снега, а в пасмурную погоду высятся темными громадами,
за которые цепляются облака...
71

До гор, по нашим подсчетам, было около 40 километров..,
Был теплый, пасмурный и безветренный день.
Мы двигались часа четыре, пока впереди не показались
два небольших озерка, расположенных рядом в низменной
мокрой тундре. В тундре очень часто можно встретить
озерки, не имеющие никакой котловины. Ровная поверхность
тундры вдруг переходит в поверхность озера, лежащего на
том же уровне. Такие озера больше всего любят линяющие
гуси, так как по берегам их много хорошего сочного корма.
Линные гуси оказались и тут. Наша группа находилась
от озера на расстоянии не менее километра, а гуси уже
заметили нас и, словно по команде, устремились на середину
озера и сбились там в плотную стаю. В ней было не меньше
200 гусей, большинство которых составляли белолобые
казарки, и среди них были единичные гуменники.
...После охоты мы спустились в долину ручья
Гусиного. Левый берег ручья тянулся километра на два крутым,
почти отвесным обрывом до 25 метров высотой. Правый
берег был низменным и пологим, на нем белели огромные
снежные забои.
Даже здесь, на ,,конце света" под 75° северной
широты, в солнечный теплый день в палатке жарко и душно.
Несмотря на конец июля, ночи, то есть те три-четыре часа, когда
солнце занимает самое низкое положение, бывают
прохладными.
...Утром на чистом, безоблачном небе сверкало яркое
солнце, на траве блестели капли дождя, а от мокрой
нагревшейся гальки на берегу ручья поднимался легкий пар. День
был жаркий, и нас мучили комары, но недолго. По мере
углубления в предгорья комаров стало меньше, и, наконец.
они исчезли совсем.
Чем ближе подвигались к горам, тем больше
сокращалась площадь, занятая растительностью, и увеличивались
в размерах пятна голых каменистых россыпей. Заметно
изменился и состав фауны. Почти совсем исчезли куропатки,
ржанки, лапландские подорожники, меньше стало
поморников и других птиц. Наоборот, число сов увеличивалось, и их
белые неподвижные изваяния можно было видеть на
склонах окружающих нас возвышенностей. Увеличение
количества сов казалось странным; в связи с сокращением
площади, покрытой растительностью, должно было сократиться и
количество леммингов, а следовательно, и сов.
На вершине одной пологой возвышенности впервые
заметили дикого оленя. Его одинокий изящный силуэт четко
выделялся на фоне неба. Больше оленей нигде не было видно.
72

Должно быть, где-то еще дальше к северу пасутся эти
животные, сумевшие приспособиться и к горным кручам
Саян и Хингана, и к просторам равнинной тайги, и к
арктической тундре.
Чаще стали встречаться мрачные и причудливые склоны
траппов. Как руины древних замков огромной высоты и
размеров, стояли они по сторонам нашего пути и казались
несокрушимыми твердынями, над которыми не властно
время. У подножья этих величественных памятников природы
невольно начинаешь говорить тише.
Часов в 5 вечера подошли, наконец, к заветной цели
нашего похода — к южному склону хребта. Даже после того
как глаз постепенно, по мере приближения к возникающей
перед нами картине привыкал к ней, все же она
приковывала к себе внимание. В лучах вечернего солнца золотились и
розовели вершины двух огромных гор, придвинувшихся
почти вплотную одна к другой. Между ними темным и
мрачным провалом, в котором уже сгущались сумеречные тени,
зияло узкое ущелье. От наших ног в глубину ущелья убегало
извилистое озеро, покрытое еще льдом, хотя июль уже был
на исходе. Лишь на окраинах озера блестели полосы чистой
воды. В некоторых местах лед подходил вплотную к берегу
и был настолько крепок, что по нему можно было ходить, но
местами он был сильно изъеден и так тонок, что мог не
выдержать тяжести человека.
Обходя подозрительные темные пятна, мы метров на 100
отошли от берега и заглянули в небольшую полынью.
Раньше я никогда не видел ничего похожего на ту картину,
которая возникла перед нами. Сначала ничего нельзя было
разобрать, кроме голубоватого мерцания, исходившего из
глубины озера. Солнечные лучи, проникая под лед около
берегов, где была полоса чистой воды, пронизывали водную
толщину и сообщали ей непередаваемый изумрудно-голубой
мерцающий оттенок. Вода в озере совершенно чистая и
прозрачная, мути неоткуда было появиться. В озеро же пе
впадала ни одна река, а само оно десять месяцев в году
находилось подо льдом, и, следовательно, всякая примесь,
если и была в воде, должна была за это время осесть на дно.
Пристально всмотревшись, мы начали различать дно,
лежащее на большой глубине и усеянное, как нам казалось,
мелкими камешками. Как зачарованное подводное царство,
где все застыло в абсолютной неподвижности, покоилась
под нами эта ни с чем не сравнимая голубая пучина. Но и
здесь была жизнь. Изредка проплывали в глубине или
непосредственно подо льдом крупные рыбы.
73

Смастерив из бечевки и камня примитивный лот,
опустили его в полынью и измерили глубину. Она оказалась
равной 21 метру. И это в 100 метрах от берега, тогда как до
противоположного берега было не меньше 500. Какая же
огромная глубина должна быть на середине озера! Но туда
пойти не решились, опасаясь провалиться под лед.
Это озеро назвали Прозрачным.
Тающие льдинки у берегов, колеблемые легким ветром,
издавали негромкий, но очень мелодичный звон,
напоминающий звон хрустальных подвесок у люстр. Иногда с
озера доносились шорохи двигавшихся под нажимом ветра
льдов. Над озером клубился туман.
...Еще с вечера решено было посвятить следующий день
восхождению на самую высокую вершину этой части
хребта. Сразу же после завтрака отправились в путь. Вскоре
начался подъем, который по мере продвижения становился
все круче. Подъем с южной стороны оказался трудным, а с
западного и восточного склонов из-за их крутизны
забраться на гору было совсем невозможно.
Почти от самого подножья гора совершенно лишена
растительности, и склоны ее усеяны сплошными каменистыми
россыпями, состоящими из крупных и угловатых обломков
горной породы. Склоны представляют собой почти голую
каменистую россыпь, на которой изредка, да и то лишь в
нижней части, встречаются крошечные лужайки скудной
растительности. Одиночные кустики сиверсии, полярного
мака, незабудок, а также небольшие коврики мхов и
лишайников — вот почти и весь скудный набор горной
растительности. Но даже и здесь почти среди голого камня видны
норки и дорожки лемминга, этого неутомимого и
бесстрашного зверька, освоившего тундру до последних ее пределов.
Перескакивая с камня на камень, мы довольно быстро
поднимались вверх, ожидая за каждым уступом увидеть
вершину горы. Но уступ за уступом оставались позади,
а вершина все еще не показывалась. Наконец, последний
уступ, и перед нами плоская, как бы срезанная вершина
горы, усеянная местами крупными глыбами камней, а
местами — мелким щебнем. Это было море сплошного голого
камня. Из крупных камней соорудили трехметровый гурий
(столб, сложенный из камней), в ясные дни хорошо
видимый на 30—35 километров.
Когда покидали лагерь, внизу был полный штиль, а
наверху дул сильный холодный ветер. Во время тяжелого
подъема мы разогрелись, но резкий ветер быстро охладил
нас и заставил плотнее застегнуть куртки.
74

К северу возвышенность сходила почти на нет, так как
соседнее сухое ущелье упиралось своим северным концом в
озеро Прозрачное, обрываясь очень крутым и высоким
уступом. Этот уступ преградил нам путь. Конец озера был
глухим. У него не было второго истока, как мы предполагали
вначале. Своим северным концом озеро упиралось в
каменистый вал, высотой почти в 100 метров, расположенный
поперек ущелья и напоминающий гигантскую насыпь. У
западного конца вала высилась скалистая гора. Отдельные
колонны и башни поднимались на высоту многих десятков
метров. Дальше к северу раскинулась равнина, за которой снова
видна горная цепь с белеющими на ней пятнами снега.
С вершины горы перед нами открылась огромная
панорама. Далеко на юге за синеющей полоской озера в лиловом
тумане тонет его южный берег, находящийся от нас в 60
километрах. На восток и на запад убегают темно-серые
громады горного хребта. Блестят зеркальца небольших озер в
оправе ярко-зеленых лужаек. Синеют извилистые ленты
бесчисленных рек и ручьев, а на склонах гор и в глубоких
ущельях белеют пятна снега, которому, видимо, так и не
суждено растаять за лето.
Пара гагар, плававших на озере у подножья горы,
кажется с высоты двумя крошечными точками, едва
различимыми в бинокль. Серебристые чайки, пролетавшие изредка
над озером, замечались только потому, что их белое
оперение, сверкавшее на солнце, составляло резкий контраст с
темным фоном соседней горы.
Уже при первом взгляде на эти бесплодные вершины,
скалы и ущелья для меня стало ясно, что снежного барана
в этих горах нет. Казалось, что нет никакой органической
жизни в этом царстве холода, ветра и камня. Но первое
впечатление вскоре рассеялось — жизнь проникла и сюда.
На камнях пестрели разноцветные пятна накипных
лишайников. Небольшая бабочка порхала, еле поднимаясь над
поверхностью камней, и пряталась в расщелины между ними,
чтобы не быть унесенной ветром. Правда, никаких других
растений, кроме лишайников, расцвечивающих каменные
глыбы яркими узорами, здесь не было.
Изредка попадаются сброшенные рога оленя. Кое-где
видны следы пребывания куропаток и зайца-беляка. Свой
узорчатый след оставила и белая сова. Непонятно, зачем
залетела сюда эта пушистая, любящая подремать на кочке
хозяюшка тундры.
Неожиданно послышались тревожные крики сапсана,
гулко раздававшиеся в ущелье. Этот хищник любит устраивать
75

гнезда на высоких скалах. Он обеспокоен нашим соседством
и громко выражает свое недовольство.
Пора было возвращаться назад. Сложив второй гурий на
северном конце вершины, спустились в соседнее ущелье и
по сухому его ложу двинулись в обратный путь. На дне
ущелья нам часто попадались скелеты леммингов. Это были.,
несомненно, следы их массового переселения, происшедшего
несколько лет назад, в год изобилия этого грызуна.
Лемминги пытались пересечь хребет и все погибли, не пройдя и
половины пути.
Если почти безжизненны вершины и склоны roip, то про
озеро в ущелье и вытекающую из него речку этого сказать
нельзя. В самом озере водится рыба, хотя оно десять
месяцев в году покрыто льдом. Крупных рыб мы видели
неоднократно, пытались оглушить их из ружья и принести в
подарок нашему ихтиологу, но это нам не удалось. О наличии в
озере рыбы можно было догадаться и не видя ее. На озере
постоянно держались и ныряли гагары, а эти птицы
питаются только рыбой... За рыбой же сюда прилетают и белые
полярные чайки и даже крачки. На песчаном берегу озера
видны следы волка, песца, оленей и гусей. Таким образом,
горный хребет в целом не такое уж пустынное место, как
это показалось нам с первого взгляда.
На другой день мы покинули эти живописные места и
после пятичасового похода вернулись в лагерь на ручье
Гусином. Возвращаясь на основную базу, наша группа
отклонилась в сторону от маршрута и задержалась у каньона реки
Заячьей. Река прорвала здесь мощный кряж известняка и
течет в глубоком ущелье. Каньон поражает своим мрачным
величием. Причудливой формой скалы и отвесные стены
обрываются к реке, которая несется вниз бурным, пенистым
и шумным потоком. В стенах ущелья кое-где зияют
отверстия пещер.
Трудно поверить, что под 75° северной широты можно
встретить такие замечательные лужайки, какие мы нашли
в долине реки Заячьей. Здесь на ровных и сухих террасах,
под защитой высоких обрывистых берегов развивается
настолько пышная растительность, что просто не веришь
своим глазам. Лужайки пестрят таким обилием различных
цветов, что кажется, будто попал в одну из наших
центральных областей. Видно много желтых и лиловых цветов
астрагалов, голубых незабудок, бледно-желтых, почти белых,
дриад и ярких, огненно-желтых сиверсий».
Ознакомимся теперь в общих чертах с условиями, в
которых протекает жизнь животного населения тундры.
76

Помимо отсутствия настоящей древесной растительности,
рассматриваемая область имеет следующие характерные
черты. Зима очень продолжительная и в общем очень
холодная: в сибирских тундрах морозы достигают —50°. В течение
зимы длится ночь, так как солнце месяцами не
показывается или едва поднимается над горизонтом. Но это не черные
ночи, какие бывают на юге. Даже при отсутствии луны,
которая здесь светит очень ярко, белая пелена снега
отражает рассеянный свет звезд, так что обычно царит полутьма.
Когда же разыграется нередкое, особенно в первой половине
зимы, северное сияние, когда небо покроется
вспыхивающими всеми цветами радуги лентами или побегут из центра
небосвода огненные стрелы, полыхая и переливаясь
зеленоватым фосфорическим светом, тогда в тундре на несколько
часов становится даже светло.
Лето в тундре короткое и холодное: средняя
температура самого теплого месяца в году не превышает +10°.
Заморозки бывают в самый разгар лета, а снег иногда ложится
даже в августе. Зато летом солнце светит почти круглые
сутки, так что жизнь не замирает и ночью.
Незначительная испаряемость почвы связана с низкой
температурой воздуха и обусловливает небольшое
количество атмосферных осадков. Несмотря на то, что дождь в
тундре идет часто и подолгу, обычно он лишь моросит, а
более или менее сильные дожди — сравнительно редкое
явление.
Тундре свойственны сильные ветры, неглубокий крайне
плотный снеговой покров, большая облачность. В почве на
ъесьма незначительной глубине лежит пласт, скованный
вечной мерзлотой. Этот пласт вызывает столь характерную
в понижениях тундры заболоченность и обилие стоячих
водоемов — озерков, луж, озер. Но они всегда очень мелки и
жители тундры свободно переезжают даже через обширные
озера на обычных оленьих нартах, легко скользящих по
ледяному дну. Наконец, без малого три четверти года тундра
покрыта, хотя и не глубокой, но сплошной снежной
пеленой, которую ветер с возвышенностей сдувает, обнажая
голый щебень или камни, покрытые лишайником. Нередки
и сильные бури. Знатоки севера рассказывают, что когда
наступает в северных пределах настоящая пурга, т. е.,
когда на земле и в воздухе происходит хаос от крутимого
жесткого и превращенного в пыль снега, когда этой снеговой
пылью застилает глаза, захватывает дыхание, когда она
проникает под платье, сбивает человека и оленя с ног, словом,
когда, по местному выражению, «пурга загремела», или
77

«настала темная пурга», тогда и человек и животные ищут
спасения где только могут: звери и чуть ли не единственная
зимующая птица — сова — прячутся где-нибудь под забои
или под берега речек. Человек тоже останавливается, крепко
привязывает на ремни оленей и ложится на санки головой
против ветра.
После такой вьюги ровная поверхность тундры
оказывается изрытой множеством морщин и углублений
и.производит впечатление застывшей водной зыби. Постоянные
ветры, переносящие и уплотняющие снег, при отсутствии
зимних оттепелей, создают своеобразный снеговой покров
тундры: он однороден по своему составу, рассыпчат и в то
же время настолько плотен, что свободно выдерживает
тяжесть такого крупного животного, как северный олень.
Тундра, по определению проф. Формозова,— «страна
снежных дюн».
Зимние условия существования в тундре настолько
тяжелые, что все живое стремится на это время года покинуть,
ее: северные олени откочевывают на юг к «краю леса»; за
оленями следуют волки; еще дальше спускаются пуночки,
которые бывают обычными зимними гостями нашей средне]!
полосы, где они любят держаться стайками по дорогам,
выклевывая зерна из конского навоза, а белая сова зимой
встречается не только в степях Европы, но и Средней Азии.
Даже песцы, эти коренные жители тундры, с осени
начинают «течь» к югу, в тайгу, проникая далеко в глубь ее, частью-
же откочевывают на север к берегу открытого моря, где
подбирают выбросы прибоя.
Но нет правила без исключения. Это исключение
составляют пеструшки, иначе песцовые мыши, широко известные
в литературе под норвежским названием леммингов. Они
не только продолжают прокладывать свои снежные ходы
под снегом, но, как удалось недавно выяснить, даже
продолжают размножаться зимой! Причина такого благоденствия
пеструшек заключается в том, что в тундре относительно
много вечнозеленых растений, которые перезимовывают под
снегом в законсервированном состоянии, имея вполне
развитые листья и почки, а плоды и семена — на различных
стадиях созревания. Такое явление представляет собой
замечательное приспособление к короткому лету, в
течение которого многие растения не успевают совершить свой
жизненный цикл. Благдаря этому пеструшки круглый,
год имеют полноценную пищу. Под плотным снегом,
куда они стекаются на зиму, им не страшны ни морозы, hhl
вьюги.
78

Наоборот, только благодаря тому, что снежный покрой
тундры неглубок и большие скопления его, так называемые
забои, образуются лишь в понижениях, главным образом по
оврагам, в тундре все же могут отыскивать себе пищу и
частично зимовать северные олени, зайцы-беляки, снежные
и лапландские подорожники, тундровые и белые куропатки.
В свою очередь благодаря наличию этих животных в
тундре на зиму все же остается некоторое число хищников:
волков, песцов, белых сов, зимняков, или мохноногих
канюков. Остаются и кречеты, продолжающие бить на лету
свою излюбленную добычу — белых куропаток. Остается,
наконец, и всеядный ворон — эта поистине вездесущая
дтица.
Какие же приспособления имеют все эти животные,
позволяющие им, хотя бы частично, пережить у себя на
родине долгую и суровую зиму? Во-первых, покровы их —
шерсть или перья — на зиму становятся очень густыми.
При этом волосы на теле северного оленя к концу
утолщаются, так что под ними образуется воздушный слой,
особенно хорошо препятствующий потере тепла. Чем меньше
животное, тем относительно более густым покровом оно
одевается: если мех у оленей на зиму удлиняется
сравнительно незначительно, то у пеструшек он становится
длиннее в несколько раз. Понять целесообразность этого
явления легко: согласно законам математики, при уменьшении
объема всякого тела в кубе, поверхность его уменьшается
всего лишь в квадрате. Следовательно, мелкие животные
имеют относительно большую поверхность тела, и поэтому
они больше нуждаются в его защите от охлаждения.
Особенно густой покров образуется на сравнительно легко
зябнущих конечностях. У песца вся подошва гусго покрыта
волосами, которые не только согревают ноги, но я помогают
зверю бегать по скользкому снежному насту и льду.
Интересно, что совершая свои зимние перекочевки к югу в
полосу тайги, песцы, как правило, движутся по замерзшим
рекам, т. е. придерживаются своего тундрового
микроландшафта. О густоте меха на ногах северных оленей можно
судить хотя бы по тому, что местное население изготовляет
свою зимнюю обувь из шкур, снятых с этих частей
животного, как из наиболее прочных и теплых. У куропаток и
белой совы перья на пальцах отрастают настолько, что
совершенно скрывают их когти. Это явление у куропаток
имеет и другое значение: длинные упругие перья на лапах,
расширяя их поверхность, выполняют роль лыж, конечно
не скользящих лыж, а широких снегоступов.
79

Приспособлением для согревания тела в течение
холодной и долгой зимы служит также толстый слой подкожного
жира, свойственный многим тундровым животным. Очень
жирны бывают зимой песцы, белые куропатки, северные
олени. У оленей толщина жирового слоя достигает 3—5 см
В литературе имеются указания, что даже заяц-беляк к
зиме нагуливает много сала. Этот жир служит также
запасным питательным материалом, что особенно важно для
тундровых животных, так как зимой в тундре очень мало
пищи, а потребность в ней в холодное время года
значительно повышается.
Кроме того, у тундровых животных имеется 'ряд
приспособлений для разгребания снега: у куропаток на зиму
сильно отрастают когти, то же происходит у пеструшек,
особенно у так называемой копытной мыши, у которой они
становятся огромными и образуют своеобразные «копытца». У
чечеток, добывающих себе зерна из-под снега, клюв на зиму
заметно удлиняется. Северным оленям, чтобы разгрести
снег и добраться до своей единственной зимней пищи —
ягеля (этот лишайник часто неправильно называют
оленьим мохом), служат широкие копыта. Следует отметить, что
из всех оленей только у северного вся морда вплоть до
пространства между ноздрями густо покрыта волосами; это
тоже можно поставить в связь с его зимним питанием:
животному, чтобы добраться до ягеля, постоянно приходится
рыться мордой в снегу и даже прогрызать в нем узкие ямы
до 0,5—0,7 м глубиной. Широкие уплощенные средние
копыта северных оленей и далеко расставленные боковые
копытца облегчают зверю бег по снегу, а длинные жесткие
волосы, вырастающие на зиму между копытами,
препятствуют скольжению подошвы на льду и гладком насте.
Указанные особенности широких копыт, способных к тому же
сильно раздвигаться, имеют значение для северных оленей
и летом, позволяя животным легко передвигаться по
топким болотам, столь многочисленным на их родине.
Обращает на себя внимание зимняя белая окраска под
цвет снега, свойственная чуть ли не большинству
тундровых зверей и птиц. Однако явление это далеко не общее.
Если песец, куропатка, заяц, горностай, ласка и копытная
мышь на зиму становятся белыми, а тундровые северные
олени и волки сильно светлеют, то ворон круглый год
остается черным; некоторые песцы, так называемые
«голубые», зимой — серовато-бурые; норвежская и обская
пеструшки круглый год коричневые, точно так же как и
встречающиеся местами в тундре полевки и землеройки. В ряде
80

Песец
случаев эти исключения объясняются вполне
удовлетворительно: норвежские и обские пеструшки придерживаются
темных кустарниковых зарослей и роют относительно
глубокие норки в поверхностных слоях почвы, во мху или
лишайнике, а зимой — под снегом. В случае нападения они
свирепо защищаются, а их главный враг — песец —
отыскивает пищу преимущественно обонянием. Наоборот,
копытный лемминг держится на открытых местах с довольно
скудной растительностью, роет неглубокие норки и его
преследуют главным образом хищные птицы, руководящиеся
зрением. Следовательно, для него защитная окраска имеет
особенно большое значение. Голубые песцы особенно редки
в материковой тундре, где встречается и лисица — сильный
конкурент и прямой враг более слабого песца, которого
лиса легко загрызает. На островах же, куда лисица не
проникает, голубые песцы встречаются чаще, а на Командорах
даже преобладают.
Однако рассматривать белую зимнюю окраску во всех
случаях как защитную нельзя. Если белые куропатки
держатся весной, пока сохраняется их зимний наряд, на
участках еще покрытых снегом, явно извлекая из этого пользу,
то для белой совы цвет ее оперения не может иметь
защитного значения: свою добычу она хватает с налета и в
тундре у нее нет врагов, от которых нужно было бы скрываться.
Наконец, здесь уместно отметить и некоторые
биологические черты тундровых животных. Прежде всего, зверей,
впадающих в зимнюю спячку, в тундре нет. Это следует
6 Н. А. Бобринский ол

поставить в связь в первую очередь, видимо, с коротким
летом, в течение которого животным трудно накопить
достаточное количество жира на долгую зиму. Единственное
исключение составляют сурки и длиннохвостые суслики,
живущие в тундрах Восточной Сибири. Но это зверьки по
существу не тундровые, а горные, цроникающие в тундру с
юга лишь по хребтам, условия их зимней спячки на далеком
севере к тому же еще плохо изучены. Северные олени при
сильных морозах сбиваются в плотные кучи, и исходящее
от них испарение окутывает стадо густым облаком
согретого воздуха; песцы, особенно зимой, буквально всеядны и
пожирают все мало-мальски питательное, вплоть до
водорослей и кала. И все же в некоторые особенно холодные зимы
много песцов гибнет от истощения. Как приспособление
песца к тяжелым условиям существования следует
рассматривать исключительную плодовитость этого зверя, имеющего
до шестнадцати и более щенков в помете.
Если зима в тундре длинна и сурова, то весна наступает
дружно, и все организмы как растительные, так и
животные, с лихорадочной поспешностью стремятся использовать
короткое лето (два-три месяца). Лучи незаходящего солнца
быстро «съедают» снег, оттаивают с поверхности вечно
мерзлую почву, и тундра оживает: покрывается мхами,
куртинами низкорослых, но ярких цветов (красными
полярными камнеломками, желтыми лютиками и полярными
маками, голубыми колокольчиками и незабудками), различными
ягодами (морошкой, голубикой, вороникой); кое-где,
защищаясь от холодного ветра и прижавшись к земле,
стелятся карликовые березки и ивы, а над ними часто
возвышаются грибы. Однако в более южной тундре, особенно по
берегам рек, кустарники образуют густые и довольно
высокие заросли. Зато в других местах живительные лучи
солнца остаются бессильными, и огромные пространства
заняты голой глиной, растресканной на отдельные плиты,
щебнем или камнями, едва покрытыми коркой лишайника.
В бесчисленных озерах, озерках и лужах, густой сетью
разбросанных по тундре, появляется огромное количество
микроскопических рачков и личинок мелких двукрылых
насекомых — обильный корм для разнообразных куликов и
водоплавающих птиц, которые несметными стаями
прилетают при первых признаках весны с дальнего юга.
«Где в конце мая,— пишет знаток севера С. А.
Бутурлин,— только вой метели нарушал безлюдную тишину
тундры, там в середине июня над зеленой поверхностью с
миллионами разноцветных шишечек разных видов ползучих
82

ивняков стоит смешанный гул, в котором привычное ухо
различает жестяное трещанье и кудахтанье куропаткиных
самцов, протяжные, непохожие на утиные, голоса аулеек,
гоготанье марадушек, скрипучее карканье крохалей,
гнусавое кряканье чирков, мелодичное кукуканье лебедей, грубые
голоса чаек, заунывные вопли гагар, соловьиные трели
варакушек, звонкие крики бесчисленных куликов, взлаивание
песцов».
«Весной,— говорит Б. М. Житков,— пока еще не
поднялась растительность, в тундре всего легче наблюдать птиц:
вся жизнь их проходит на виду. Во многих местах птицы
видны в большом количестве: со всех сторон слышен гогот
гусей, крики гагар, аулеек и ржанок, видны табуны уток на
воде, хищников и поморников в воздухе. Но такова, по
преимуществу, картина фауны в речных долинах. Тундра
сравнительно пустынна. Изредка натыкаешься в ней на
куропаток, видишь отдельные пары поморников и чаек вблизи
озер, в малом числе гагар и аулеек на озерах и изредка рю-
мов (рогатых жаворонков) и лапландских подорожников.
Нередко можно обвести глазами весь горизонт, не увидев
птиц, и идти довольно долго, пока заметишь подорожника
или услышишь свист тулеса».
В. М. Сдобников так описывает весну в тундре: «К началу
весны появляются первые микроскопические проталины, или,
как мы их называли, „арктические парнички". Арктические
нарнички — удивительный пример чрезвычайно тонкого
приспособления растения к суровым условиям Арктики. По
существу благодаря парничкам, сиверсия удлиняет свой
вегетационный период на две-три недели по сравнению с другими
растениями арктической тундры.
Уже середина июня. Еще несколько дней назад
казалось, что весна забыла посетить наш далекий край. А сейчас
уже лепечут свою незатейливую песню первые ручьи. За
один день, если несколько часов подряд моросил весенний
дождь, глубокие снега осели, сильно размякли и освободили
обширные участки тундры. Еще день-два, и в тундре
зашумят ручьи и реки; она станет непроходимой.
Разливы арктических рек и ручьев своеобразны. Вода
здесь появляется вначале на поверхности снега и льда.
Когда ее скопится достаточно много, образуется поток, который
с каждым днем становится все более бурным. Потом уже-
взламывается лед. Впрочем, ледяной покров бывает лишь
на самых крупных реках. Большинство же небольших рек
и ручьев так пересыхает к осени, что ни о каком ледоставе-
на них не может быть и речи.
6* S3

Еще вчера в вершине ближайшего к нашему лагерю
ручья появилась на поверхности снега вода. Сегодня она
быстро, на глазах, продвигается вперед. К вечеру поток
достиг озера, и с этого момента ручей зашумел.
В некоторых ручьях, в которых долины особенно забиты
мощными надувами снега, вода прорывает узкие коридоры
с отвесными стенками высотой до двух-трех метров. Иногда
в крутых оврагах, где снега за зиму скапливается очень
много, вода прорывает под снегом туннель. После спада
весенних вод снег в таких оврагах сохраняется еще долгое
время. Под снегом виден темный туннель, по которому
струится небольшой ручеек.
Когда тепло и тихо и над тундрой сияет солнце, она
полна весеннего оживления, которое не прекращается даже
б самые поздние ночные часы. Висят в воздухе и распевают
на разные лады токующие кулики и лапландские
подорожники, с громкими визгливыми криками проносятся стайки
поморников, верещат рассерженные лемминги, трещат над
токовыми кочками самцы куропаток, и в разных
направлениях снуют над тундрой гуси.
Но вот скрылось солнце, подул холодный ветер и
повалил снег. И веселого оживления как не бывало. Тундра
притихла, и кажется, что птицы покинули ее.
Но это неверно, птицы все здесь. Они лишь попрятались
в укромные места и ждут тепла и солнца.
Весенние возвраты холодов обычно непродолжительны.
Между тем солнечных теплых дней в тундре весной и
летом бывает не так много. Преобладает пасмурная, часто
дождливая погода, туманы, холодные ветры. Зато с какой
радостью человек встречает там теплый солнечный день!
Всюду шумят ручьи, со всех сторон доносятся крики и
песни птиц, справляющих свой брачный праздник. Трудно
передать все разнообразие голосов токующих куликов,
поморников, куропаток, пуночек. Надо прожить долгую
полярную зиму, чтобы проникнуться очарованием весенней
арктической тундры. Каждый день прибывают новые пернатые
гости, и каждую птицу встречаешь как друга, с которым
долго был в разлуке. Молчаливая до этого тундра оглашается
разнообразными песнями птиц.
Солнце пригревает настолько сильно, что температура
воздуха на поверхности проталин достигает па солнце 25°.
Теплый воздух струится над нагретой землей.
Северные олени в горной тундре
на р. Териберке (р-н Мурманска) >
84

Птиц еще мало. Но с каждым днем прилетает
какой-нибудь новый вид, и недалеко то время, когда полчища
пернатых гостей, променявших Голубой Нил и каспийские
лиманы на наш гостеприимный Север, хлынут в тундру и
расселятся по ее бесчисленным озерам, рекам, равнинам,
болотам, чтобы провести короткое, полное хлопот лето.
Со спадом весенних вод кончается весна. И хотя снега
еще очень много, а по глубоким оврагам и у крутых склонов
он может пролежать и до нового снега, большая часть
площади тундры уже свободна от него.
Начинается арктическое лето.
В конце июля разгар цветения растений. В это время на
солнечных местах, на теплых песчаных склонах по берегам
озер и рек можно увидеть настоящие цветники. Золотистым
цветом горят крупные цветы сиверсии, полярного мака,
лютиков, одуванчиков и камнеломок. Розовым цветом
распускается мытник, а в теплое лето и иван-чай. Кусочками
арктического неба, упавшими в тундру, кажутся голубые цветы
полярной незабудки. Цветут астрагалы, паррии, куропа-
точья трава, калужница, звездчатка и многие другие цветы.
В тундре нет резкой грани, разделяющей весну и лето,
и о переходе весны к лету, да и от лета к осени можно
говорить лишь условно. За начало лета можно принять
исчезновение снега на большей части тундры, а за его конец —
первые морозы и снегопады в конце августа.
Зацветают все тундровые цветы. Яркие ковры полярных
маков, куропаточьей травы, лютиков, астрагалов, незабудок
и одуванчиков устилают сухие речные террасы, пологие
солнечные склоны и бугры — байджараки. Гудят над
цветами огромные тундровые шмели, а на венчиках качаются
маленькие мушки. Солнце ласково греет и круглые сутки
заливает тундру ярким светом. В лицо веет теплый,
насыщенный ароматами трав и цветов ветер, а на небе клубятся и
тают громады кучевых облаков, медленно плывущие на
запад. Бесконечные дали, сливающиеся на горизонте с
голубым небом, кристально чистые, изумрудные воды
арктических рек и озер и ни с чем не сравнимое ощущение
простора. Особенно очаровательны летом ночные часы, когда
природе положено погружаться в темноту. Здесь в это время
светит бледное полуночное солнце. Чем-то величественным
веет тогда от тундры, от ее тишины и покоя. В призрачных
далях, подернутых легким жемчужным туманом, тонут и
исчезают далекие горы, острова, высокие и низменные
берега озер. В эти часы хорошо бродить по тундре, слушать
одинокие голоса птиц, следить за стаями гусей, летящими на
85

озера, и смотреть на ковры
ярких арктических цветов,
раскрывающих навстречу
солнцу свои венчики.
Многие, иногда даже
очень обширные участки
тундры поражают своей
безжизненностью.
Проходишь километр за
километром и, кроме редких
подорожников и вездесущих
леммингов, не видишь
больше ни птиц, ни зверей,
хотя на первый взгляд
такая тундра и не
отличается от той, где гнездящиеся
птицы встречаются часто.
Причиной этому является
снег, вернее — время его исчезновения весной. Птицы
прилетают на Крайний Север, когда проталин еще мало и больше
половины тундры покрыто снегом. Между тем наступают сроки
откладки яиц, и птицы волей-неволей должны выбирать для
гнездования только те места, где сошел снег. Участки, на
которых долго лежит снег, остаются пустыми. И только если год
«лемминговый», такие участки тундры посещают поморники,
чайки, канюки и песцы.
Прилет гусей — большое событие в жизни весенней
тундры, он придает ей весенний колорит. Куропатки и
пуночки хотя появляются и раньше гусей, но они не так
заметны, как большие стаи этих крупных птиц, днем и ночью с
громкими криками несущиеся на север. Молчаливая до сих
пор тундра наполняется весенними звуками, оживлением.
Первым прилетает самый крупный из гусей — гуменник,
несколько позже — белолобые гуси, черные и краснозобые
казарки.
Гуменники прилетают в последних числах мая, когда
едва только начинают появляться первые пятна проталин.
Чтобы облегчить себе дальние перелеты, гуси выбирают
дни, когда ветер бывает попутным; их не останавливает ни
снегопад, ни очень сильный ветер. В июле 1948 года я видел
стайку из восьми гуменников, быстро удалявшуюся на
север при попутном ветре, скорость которого достигала 22
метров в секунду. При таком сильном ветре гуси не могли долго
сохранять в полете свой обычный порядок, и он часто
нарушался.
86

Бывает, что наступившее похолодание или
начинающаяся пурга заставляет гусей улетать на некоторое время
обратно, так как иначе они могут погибнуть.
Единственное место, где гуси могут найти себе корм
ранней весной,— это первые проталины. Не все проталины
одинаково привлекательны для гусей, а только те, на
которых пушица легко выдергивается, так как оттаяла почва.
Такие проталины раньше всего появляются вдоль речных
долин и по берегам озер, сюда-то и летят гуси.
Замечательно, что гуси в арктической тундре
приспособились весной к питанию таким кормом, которым почти ни
одно другое растительноядное животное больше не
питается. Корм этот — прикорневые части пушицы, очень мягкие,
сочные и вкусные весной. Для куропаток, оленей и зайцев
этот корм недоступен, так как пушица сидит в почве крепко,
и выдернуть ее способен только гусь своим зазубренньш
клювом.
В середине июня гуси приступают к гнездованию. В
растительном слое почвы, в небольшой ямке, гусыня
откладывает от двух до семи яиц. Яйца откладываются в ночные
часы.
Белолобые казарки на тундровом озере
87

Самка устилает гнездо пухом, который она выдергивает
у себя на груди. Самец все время находится где-либо
поблизости от гнезда. Гусыня, покидая гнездо, иногда сверху
прикрывает яйца пухом, это, между прочим, означает скорое
появление птенцов; она заботится о том, чтобы все яйца
обогревались равномерно... С этой целью те яйца, которые были
отложены позднее и находятся по краям гнезда, она
перекатывает на середину и переворачивает. Это легко заметить,
если наблюдать за одними и теми же гнездами — ранние
яйца отличаются от поздних по окраске.
Спустя примерно месяц поело откладки яиц появляются
птенцы. Они вскоре начинают самостоятельно
передвигаться и покидают гнезда.
Гусята без всякой боязни идут первый раз в воду.
Однажды я заметил трех маленьких пуховичков, быстро
удирающих от меня к озеру. Отплыть от берега им вначале
не удавалось, так как был большой накат волны и их
отбрасывало назад. Тогда гусята догадались нырнуть под
набегавшую волну и благодаря этому легко отплыли от
берега.
Среди гусей развито «усыновление» беспризорных
птенцов. На одном из озер я видел пару гуменников с двумя
пуховичками, быстро удалявшуюся от берега. Один гусенок
отстал метров на 30 и не знал, куда плыть. Мать к нему не
возвращалась, несмотря на его жалобный писк, который она
не слышала. В это время вблизи появилась другая пара
гуменников с тремя птенцами, она присоединила
оставшегося птенца к своему выводку.
В первых числах июля гуси приплода прошлого лета
начинают линять, выпадение старого пера, в особенности на
крыльях, происходит быстро, и на некоторое время гуси
полностью теряют способность летать.
Для линьки они обязательно собираются около какого-
нибудь водоема, будь то озеро или река. Единственным
спасением для гусей в этот период является вода; уплыв на
середину озера или реки, они становятся недоступными для
наземных хищников.
Гуси, выводящие в данном году птенцов, линяют лишь
после того, как появятся птенцы.
Но вот кончается пора линьки. Гуси собираются в
большие стаи, которые кормятся по низменным местам.
Любимый корм гусей во время линьки и осенью — мелкие злаки,
растущие по берегам водоемов.
Гусята уже летают, но неумело, низом. Когда они сидят
на воде, то часто машут неокрепшими крыльями, словно
88

упражняют их для дальней дороги. Вечером и ночью
небольшие группы гусей с гоготаньем пролетают вдоль реки. Цель
этих полетов — поиски собратьев для соединения с ними
перед тем, как отправиться в дальний путь.
Перед отлетом на юг гуси необыкновенно жиреют и
становятся весьма заманчивой добычей для охотника. Но
добыть их осенью — дело трудное, требует весьма большой
охотничьей сноровки.
Гуси готовятся к отлету. Но как много «разногласий»
возникает в гусиных стаях, когда приближается это время!
Я видел много раз, как большие стаи раскалывались на лету,
причем одна часть сворачивала на какое-нибудь болото и
садилась кормиться, другая продолжала свой путь на юг.
Обычно все это сопровождалось громкими криками.
Я подслушивал по ночам гусиные «собрания»,
происходившие по берегам рек и озер. На них присутствовало по
нескольку сот гусей. Здесь царил полный беспорядок.
После долгой паузы, во время которой было абсолютное
молчание, вдруг поднимался невообразимый гвалт. Каждый из
гусей «старался» перекричать другого. Затем часть из них
в темноте поднималась и улетала, но переставая призывать
за собой оставшихся. Но те засыпали, засунув головы под
крылья, и им снились, вероятно, широкие тундровые
болота, полные сочной и вкусной травы, которой с утра можно
будет начать набивать свои требовательные желудки.
Без куликов арктическая тундра потеряла бы половину
своей прелести, особенно весной. Они наполняют ее своими
разнообразными криками и песнями, которые раздаются во
время токов, оживляют первые весенние проталины своими
воздушными играми. Их большие стаи носятся над тундрой
летом, быстро мелькая в воздухе. Для куликов, как и для
наших скворцов, характерны быстрые и неожиданные
повороты, которые, как по команде, делает вся стая, иногда очень
большая.
Тока начинаются сразу после прилета. Почти у всех
куликов они сопровождаются характерными для каждого
вида криками и повадками.
Вот хрустан взвился высоко в воздух и, делая большие
круги над самкой, сидящей на земле, издает короткое,
отрывистое посвистывание.
Исландский песочник — один из лучших певцов
среди арктических куликов; протяжная токовая песня его —
«ку-ги, ку-ги, ку-ги» — несется с высоты и заканчивается
быстрыми «куит-куит», после чего кулик опускается на
землю.
89

Бурокрылая ржанка — певец не менее приятный, чем
исландский песочник,— поет тоже в воздухе, проплывая над
самкой своим особым токовым полетом с редкими
взмахами крыльев. Его песня звучит примерно так: «их-ви, их-ви,
их-ви» и заканчивается быстрой трелью — «пив-вив-вьгви»,
которая повторяется дважды.
Чернозобики токуют на земле, издавая частое «ри-ри-ри-
ри»; у краснозобика же трещание не такое частое, как у
чернозобика, но краснозобик умеет токовать и по-другому.
Небольшая их стайка из трех-четырех куликов носится над
тундрой и издает очень нежные и негромкие крики: «ку-уть,
ку-уть», отдаленно напоминающие кошачье мяуканье. По
временам несколько куличков садится на землю и
принимает странные позы: одни втягивают шеи и выставляют
клюв так, что он является продолжением туловища, другие
продолжают в это время летать над ними и распевать свою
нехитрую песенку.
Турухтан — один из самых замечательных наших
куликов. Интересен он прежде всего тем, что в брачный период
у самцов образуется необычный пестрый наряд: на шее
вырастают удлиненные перья, так называемый воротник,
по бокам затылка удлиненные перья образуют уши.
Почти невозможно найти весной двух самцов, у которых
окраска воротника и ушей была бы одинаковой.
Другой особенностью, присущей только турухтанам,
являются так называемые бои между самцами во время
весеннего тока. Небольшая группка турухтанов, среди которых
встречаются как самцы, так и самки, прилетает на место
тока, находящегося где-нибудь среди болота, около
небольшой лужи или озера. Тока из года в год происходят
примерно в одних и тех же местах.
Сразу же после прилета начинается ток. Распустив и
натопорщив воротники и уши, кулички становятся в боевые
позы и наскакивают друг на друга, напоминая собой
миниатюрных петушков. Недаром во многих местах турухтанов
называют петушками.
Самое же интересное заключается в том, что эти
ожесточенные наскоки и боевые позы — одна лишь игра. В
отличие от настоящих петухов, турухтаны во время своих боев
не причиняют друг другу ни малейших повреждений, даже
не дотрагиваются один до другого. Это в полном смысле
бескровные и чисто показные бои. Несмотря на это, а может
быть, именно поэтому, наблюдение турухтаньих боев
доставляют очень большое удовольствие. После наскоков
противники мирно усаживаются один против другого и сидят до-
90

вольно долго, а затем снова повторяется та же игра. Соседи
делают то же самое. Иногда сбегаются в одну кучу сразу
несколько штук; остальные стоят, сидят' или лежат на
земле в отдалении. Несмотря на боевой вид, картина получается
весьма мирная.
После тока птицы разлетаются, чтобы завтра утром или
вечером снова собраться сюда для боев.
Из северных куликов только плавунчики — плосконосый
и круглоносый — умеют хорошо плавать. Стайка
плавунчиков на воде представляет собой необычайно оригинальное
зрелище: эти крошечные, чуть больше воробья, птицы
напоминают каких-то миниатюрных и в высшей степени
изящных уточек. Кажется, что их удел — небольшие спокойные
лужи и озерки, где не может быть волн, могущих
захлестнуть их. Каково же было мое удивление, когда однажды
я увидел стаю этих куликов в море, где ходили большие
волны. Кулики спокойно держались, ни мало не смущаясь
волнением на море. Если поблизости вскипал пребень,
они просто перепархивали через него и снова опускались
на воду.
Позже я не раз встречал плавунчиков вдоль пологих
морских берегов во время прибоя. Волны, взмучивая ил,
поднимали со дна много мелкой живности, за которой и
охотились плавунчики. Они быстро плавали и так же быстро
склевывали с поверхности воды свою добычу, перелетали
через гребни волн и снова продолжали заниматься своим
делом.
На берегу на илистом заплеске в это время кормились
песчаники, морские песочники, краснозобики и другие
кулики. Все это была молодежь, так как «старики» давно
уже улетели. Эти кулики не умели плавать, поэтому
каждый раз, когда набегала волна, они убегали от нее, а затем
бежали вслед за схлынувшей волной, не переставая
подбирать корм.
Иногда я видел, как плосконосые плавунчики кормились
в маленьких илистых лужах, диаметр которых не превышал
одного-двух метров, а глубина нескольких сантиметров.
Здесь, конечно, не могла образоваться волна, способная
взмутить воду и поднять со дна ил. Но эту волну плавунчик
устраивал сам: он быстро вертелся на одном месте,
наподобие волчка, взмучивал лапками воду и быстро склевывал
что-то с ее поверхности. В двадцатикратную лупу не мог я
заметить ту живность, за которой охотится плавунчик.
Возможно, плавунчики способны видеть даже
микроскопические простейшие организмы.
91

Пуночка
Пуночку с полным правом можно назвать арктическим
воробьем, настолько некоторые ее повадки напоминают
наших воробьев.
Пуночка прилетает в тундру на места своих гнездовий,
когда все покрыто снегом и стоят сильные морозы,
свирепствует пурга. Весна сказывается лишь в том, что круглые
сутки светло, а в ясные дни светит солнце.
На севере любят пуночку, как первого вестника
приближающейся весны, так же как у нас любят скворца или
ласточку. Эта живая и бодрая пичуга безраздельно связала
свою судьбу с Арктикой. Только на время полярной ночи
она отлетает немного южнее, в северную тайгу, а с
наступлением светлого времени снова появляется на своей родине.
Вскоре после прилета можно уже услышать первую
песенку пуночки. Она так же радует, как радуют* первые
крики грачей на весенних полях.
Улетают пуночки одними из последних. Уже выпадает
снег и начинаются морозы, когда последние их стайки
покидают родную тундру.
Белая сова — типичная птица тундры. Белоснежное
оперение свидетельствует о том, что сова — одна из наиболее
древних арктических птиц. Прилетает она в тундру
примерно в одно время с пуночками и куропатками, а улетает одной
из последних, да и зимует она недалеко, в лесной зоне.
Размножение белой совы, так же как песца и канюка,
зависит от условий питания: если леммингов в тундре
много, сова откладывает до пяти яиц, при отсутствии леммингов
она совсем не гнездится и улетает в другие районы, более
богатые кормом.
92

Белая сова обладает зрением в десятки раз более
острым, чем человек. От других сов отличается тем, что может
с одинаковым успехом охотиться как ночью, так и в ясный
солнечный день. Так, например, мертвую добычу совы
безошибочно находили почти в абсолютной темноте при свете
обычной свечи, которую оставляли на 340 метров.
Благодаря острому зрению белой сове нет необходимости
долго летать над тундрой и высматривать себе добычу.
Живого, двигающегося лемминга она может заметить с очень
большого расстояния, находясь на каком-нибудь
возвышении. Поэтому сова и предпочитает сидеть на буграх, склонах
холмов.
Впрочем, белая сова, по-видимому, и не способна очень
долго держаться в воздухе. Полеты ее, как правило очень
непродолжительны. Также не любит сова и подниматься
очень высоко в воздух. Она летает обычно низко над землей,
выбирая при этом лощины и долины ручьев.
Белая соеа
93

Как и большинство хищников, сова не стремится к
обществу себе подобных и предпочитает держаться в одиночку.
Нам ни разу не пришлось видеть даже незначительных
скоплений сов в одном месте.
Главный их корм — лемминги, при случае совы ловят
куропаток и других птиц, а иногда нападают на песца и
зайца.
Во время наших весенних охот на куропаток и гусей
сова старалась держаться поближе к охотнику. Она быстро>
замечала и хватала подранков. Однажды я подстрелил
крупного гуся-гуменника, который упал в 150 метрах от меня.
Не прошло и пяти минут, как с ближайшей скалы слетела
белая сова и направилась прямо к убитому гусю. Она села в
нескольких метрах от него. С другой скалы снялся канюк,
тоже полетел к гусю и сел с другой стороны. И сова и
канюк медленно двинулись к добыче, но в это время я вышел'
из-за укрытия, опасаясь за целость гуся. Позже я очень
жалел, что упустил хорошую возможность увидеть интересную
сцену борьбы, которая, несомненно, произошла бы.
За неимением леммингов сова решается нападать даже
на песцов. Конечно, она выбирает при этом слабых или
молодых, не могущих оказывать ей сопротивления.
Старый архангельский промышленник Иван Степанович
Лодыгин, много лет проживший на Новой Земле,
рассказывал мне о двух таких случаях.
Однажды он долго шел по следу песца, на снегу
виднелись отпечатки крыльев совы. Было очевидно, что сова
вцепилась в песца и старалась его одолеть.
В другой раз сова преследовала молодого песца,
бежавшего вдоль морского берега. Каждый раз, когда сова пыталась
вцепиться в песца, он поднимался на задние лапы и кричал
на нее. На пути встречались большие камни, песец прятался
среди них и отдыхал. Сова в это время садилась неподалеку
и наблюдала за своей жертвой; как только последняя
пускалась бежать дальше, нападения возобновлялись.
Поморники, чайки, канюки и сапсаны всегда бросаются
на сову, как только она появляется вблизи их гнезд или
выводков; даже сапсан, эта гроза большинства тундровых птиц,
не всегда способен справиться с совой в воздухе и
ограничивается ее преследованием.
Однажды сапсан атаковал сову, приблизившуюся к его
выводку. Он сделал несколько атак в воздухе, пытаясь
ударить сову, но она ловко увертывалась и оборонялась,
поднимаясь навстречу пикирующему на нее сапсану. Вскоре сова
опустилась на землю, и сапсан прекратил свои атаки.
94

Нападение сапсана на белую сову бывает успешным,
очевидно, только тогда, когда оно внезапно.
Более неутомимых, быстрых и ловких летунов, чем
поморники, среди тундровых птиц почти нет. Только сапсан и
кречет могут превзойти поморников в быстроте полета, но
лишь в особых случаях — при пикировании на добычу.
Если волка в тундре мы с полным основанием называем
«грозой оленьих стад» и «бичом оленеводства», то сапсана
с таким же правом мы можем назвать грозой большинства
тундровых птиц.
Птицы — основная добыча сапсана, и лишь в очень
редких случаях он добывает' в тундре леммингов.
Бьет сокол самых различных птиц, начиная от
маленькой пуночки и кончая крупным гусем-гуменником.
Нерешается он нападать на самых крупных птиц, таких как
лебеди, белоносые гагары, журавли. Для всех остальных
встреча с сапсаном в воздухе может представлять
смертельную опасность. Нередко становится его добычей и белая
сова.
Так как сапсан бьет птиц только в воздухе, у него не
могло выработаться способности к парению, которой
обладают многие хищные птицы, высматривающие свою добычу
с воздуха. Но зато у сапсана до совершенства доведена
способность к пикированию на добычу. С огромной быстротой и
почти безошибочной точностью он, как молния, падает на
намеченную жертву. Понятен поэтому тот ужас, который
охватывает почти всех птиц в воздухе при виде
приближающегося сапсана.
Несмотря на сравнительно небольшую величину, сапсан
обладает очень тяжелым, массивным телом. Это позволяет
развивать при падении огромную скорость. Удар такого
массивного тела прежде всего оглушает жертву, а острые
крепкие когти приканчивают ее.
Мелкую добычу сапсан хватает когтями в воздухе, а
крупную, оглушив ударом, сбивает на землю и
приканчивает, разрывая клювом шейные позвонки. Я видел однажды
черную казарку, сбитую сапсаном. У нее оказалось
перебитым левое крыло и сломана шея.
Сапсан бросается на добычу с высоты больше
километра и развивает при этом скорость до 100 метров в секунду,
то есть превращается по существу как бы в живую пулю.
При такой скорости падения самого сапсана почти не видно.
Слышен лишь свист от рассекаемого воздуха. Поэтому как
пи быстр и искусен в полете длиннохвостый поморник, но
и он попадает иногда в когти сапсана.
95

Интересно в связи с этим упомянуть, что у хантов в
старину, когда они охотились с луком, для охоты на птиц
употреблялась особая стрела, называвшаяся «ястреб-свистун».
В марте, с установлением более или менее
продолжительного дня, в тундру прилетают первые куропатки.
Постепенно их становится все больше. По берегам ручьев и рек, на
солнечных склонах, где снегу мало или совсем уже нет,
видишь их небольшие стайки, деятельно копающиеся в редких
кустиках травы.
С первого взгляда кажется непонятным, как может
существовать куропатка зимой и ранней весной в тундре,
покрытой глубоким и очень плотным снегом, который не только
куропатка, но и олень не в состоянии разбить своим твердым
копытом. Разгадать это оказалось не так уж сложно.
Было просмотрено ранней весной и поздней осенью
содержимое свыше 300 зобов тундровой куропатки. Каждые
девять из десяти зобов оказались наполненными
листочками куропаточьей травы и почками полярной ивы.
Куропаточья трава — одно из немногих широко
распространенных растений арктической тундры, у которых часть
листьев на зиму не опадает, а сохраняется в зеленом виде.
Встречается это растение главным образом на сухих
возвышенных местах, по берегам рек и ручьев. Заметим,
что куропатка употребляет в пищу только свежий
зеленый корм.
О полярной иве трудно сказать, что это кустарничек, а
не травянистое растение, настолько оно мало. Весь ее
стебелек, имеющий в длину несколько сантиметров, а в
толщину около миллиметра, полностью скрыт в моховом или
травянистом покрове. Его веточки всегда находятся в свежем
«состоянии. Почки полярной ивы чуть больше булавочной
головки: куропатка может найти их весной в любом
количестве. Благодаря этим двум растениям и стало возможньпм
•существование куропатки в арктической тундре зимой и
ранней весной.
Но это лишь одно условие. Есть и другое.
Арктическая тундра — страна ветров. Они дуют здесь
круглый год, но особенной силы достигают зимой. Эти
ураганные и почти постоянно дующие в одном и том же
направлении ветры совсем оголяют от снега часть возвышенных
участков тундры, но зато наносят его невероятное
количество в овраги, в долины рек и ручьев и во всякие впадины. Не
будь в тундре зимой этих ветров, куропатка должна была бы
прилетать сюда значительно позже, когда снег,начнет таять.
Правда, участков без снега мало, но куропатке нужно очень
S6

немного корма. Все же ей иногда приходится голодать
зимой и весной, когда двое-трое суток подряд бушует пурга и
она отсиживается в защищенных от ветра снежных ямках.
Только летом и осенью корм куропаток становится более
разнообразным. Они поедают листья, почки, цветы, семена
различных цветковых растений. Но это время продолжается
недолго, и куропатки снова переходят на грубый зимний
корм.
Куропатки, как и все представители отряда куриных,
очень любят летом купаться в пыли и с этой целью
выискивают специальные «пыльные» места, которых в арктической
тундре не так много.
Осенью, готовясь к питанию грубым, жестким зимним
кормом, стайки куропаток часто посещают песчаные места,
где набирают в свои желудки мелкие камешки. Они им
помогают в перетирании жесткого корма, заменяя в этом
случае зубы.
Очевидно, в связи с питанием малоценным и грубым
кормом стоит тот факт, что тундровая, а также белая
куропатка ни в одном сезоне года не бывают жирными. Мясо их
всегда постное и довольно сухое, но очень вкусное.
У куропатки много врагов. За ней охотятся волк, песец,
горностай, белая сова, сапсан, кречет, канюк, а нелетных
птенцов уничтожают чайки и поморники.
Куропатки должны быть особенно плодовиты, чтобы
покрывать огромную убыль, которую враги наносят им
ежегодно.
Тундровая куропатка как раз и отличается так<ш
плодовитостью. Она откладывает весной до 13 яиц; большее
количество яиц встречать в ее гнездах не приходилось.
Много гнезд и молодых выводков бывает разорено,
уничтожено песцами и горностаями, но еще больше их
сохраняется, и к осени неизменно появляются большие стаи
куропаток. Когда песцов летом бывает очень много, а корма
для них недостаточно, они наносят куропаткам весьма
ощутительный урон, и количество последних резко сокращается.
Но на следующий год, как правило, песцов бывает очень
мало и численность куропаток снова увеличивается.
Самцы после окончания токов теряют свой задорный вид
и становятся какими-то вялыми и сонными. У самцов
начинается линька пера. В это время они целыми часами сидят
где-нибудь на камне или у кочки, причем сидят не вблизи
гнезда, а в некотором отдалении от него. Несмотря на это,
самец активно защищает свое гнездо, если ему грозит
опасность».
7 Н. А. Бобринский
97

Такова тундра весной, «а в середине июля некоторые из
птиц со своими птенцами уже отправляются на зимовки либо
на юг на крыльях, как кулик-фифи, либо даже на
север — пешком и вплавь с пуховыми птенцами. Даже уже в
начале июля к свежей зелени тундры примешивается золого
и багрянец осени, так как не часто проходит две-три недели
без заморозков. В конце августа повалит уже обратный вал
перелетных стай уток, гусей, куликов, а к середине
сентября лужи, озерки и влеки (озерные стоки) тундры затянутся
тонким льдом и снежок начнет покрывать и осенние
багряные листья карликовой березы, и весеннее золото калужниц,
и голубые и розовые шапки незабудок». Вскоре снег
сплошной пеленой опять покроет тундру, она впадет в глубокий
зимний сон и поверхность ее, изрытая пургой, примет
бесконечно печальный вид безбрежного застывшего моря.
«С сентября,— продолжает В. М. Сдобников,—
начинаются снегопады, но первый снег обычно исчезает после
потепления. Бывают годы, когда снег выпадает и тает по
нескольку раз, тогда равнинные тупдры превращаются п
сплошные болота. Наконец, сильный мороз сковывает
землю, и тундра покрывается сплошной белой пеленой и
замирает до новой весны.
В конце лета один за другим покидают спою родину,
ставшую такой неуютной, весенние гости. Первыми
начинают улетать кулики. Уже в начале августа их кочующие
стайки направляются на юг. В тундре остаются те из них,
у которых потомство еще недостаточно окрепло для
далекого пути. Вскоре и они улетают. Куликам предстоит путь в
несколько тысяч километров, и неудивителен их ранний
отлет.
Вслед за куликами исчезают поморники, гуси, канюки и
сапсаны. Пуночки и подорожники тоже собираются в
стайки. Они сначала кочуют по тундре, останавливаясь на
кормных местах, а затем улетают на юг.
Дольше всех задерживаются гагары и чайки. Уже
выпадает снег, и вода в озерах начнет замерзать, а они все еще
не решаются пуститься в дальний путь. Бывали случаи, когда
чайки задерживались около домов, где их привлекали
отбросы пищи, так долго, что погибали в первую же пургу.
Однажды глубокой осенью я увидел на озере серебристую
чайку. Она спокойно сидела на зеркальной поверхности льда.
Подойдя ближе, я обнаружил, что чайка давно погибла,
будучи скована льдом. Очевидно, вода замерзла настолько
быстро, что спавшая на воде чайка не могла вовремя
вырваться из ледяного плена.
98

Но вот' птицы улетели. Теперь в тундре редко можно
увидеть сову и последние запоздавшие стайки тундровых
куропаток.
Лемминг готовится к долгой зимовке. Впрочем, зима не
так уж страшна леммингу. На зиму он перебирается ближе
к ручью, где сохранился зеленый корм и слой снега более
глубок. А зимовать под снегом несравненно теплее, чем на
его поверхности.
...Конец сентября. После сравнительно долгого периода
пасмурных и ненастных дней с дождем и снегом и
обязательно с ветром установилась хорошая погода. От восхода и
до заката на небе сияет неяркое осеннее солнце, бросая
последний прощальный привет тундре. Тонкая пленка
молодого льда на озере местами разрушена торошением и
разбита на мелкие куски, выброшенные на поверхность
нетронутого льда. Точно кристаллы хрусталя, блестят они на
солнце, а колеблющийся нагретый воздух заставляет дрожать
эти блики, и кажется, что в озеро упали тысячи мерцающих
звезд. Это мерцание озера, возникающие в солнечной дали
миражи и глубокая тишина, изредка нарушаемая шорохом
движущихся льдин, производит впечатление чего-то
нереального.
Тундра кажется безжизненной. Не видно ни птиц, ни
зверей. Прошла на юг основная масса оленей, бредут последние
небольшие стада. За оленями прошли и их «пастухи» —
белесые тундровые волки.
Улетели чайки и поморники, еще на днях летавшие у
наших жилищ. Улетели и пуночки. Заметно меньше стало сов,
и песцы, еще недавно наводнявшие тундру, встречаются
редко. Правда, заметить песцов и сов стало труднее.
Выпавший снег не закрыл целиком низкую растительность и
создал фон, на котором трудно увидеть сильно побелевшего
песца и серую сову. Солнце даже в полдень бессильно
растопить тонкий слой выпавшего снега.
Многие ели в лесотундре, стоящие на открытых местах,
имеют странную форму. Нижние ветви их, закрытые снегом,
опустились до самой земли, образуя почти непроницаемый
для ветра шатер. Выше ствол на некотором расстоянии почти
лишен ветвей — они уничтожены снежными метелями.
К этим естественным шалашам как нельзя более
подходит распространенное среди оленеводов название «куропа-
точий чум». Еловыми шатрами пользуются также
куропатки и зайцы для укрытия от непогоды.
В середине ноября дни быстро идут на убыль. Светло
становится только в 10 часов утра, а уже в 3 часа снова
7* 99

наступают сумерки. Солнце, вернее его отражение, в
последний раз мы видели 8 ноября. Верхняя его половина
показалась на полтора часа в виде расплывчатого красного диска,
плывущего в морозном тумане. В следующие дни в полдень
были видны только красные и розовые зори. Они с каждым
днем становились слабее и скоро пропали совсем.
Последние зори — наиболее красочное явление в
северном небе, вообще бледном красками. Они окрашивают
облака в сочетании розовых, красных, зеленоватых, голубых и
серых тонов, которые быстро гаснут. Отблески зари ложатся
на снег розовато-золотистыми оттенками, более нежными,
чем окраска розовой чайки.
Уже с 3 часов дня зажигаются звезды, а несколько
позже начинают свою бесшумную таинственную игру огромные
бледнозеленые полотнища северного сияния. Обычно оно
имеет вид бледнозеленоватых или беловатых занавесей,
находящихся в непрерывном движении и изменении. Иногда
в отдельных местах образуются как бы сгущения,
светящиеся более ярким светом. Сначала мы наблюдали северное
сияние на южном небосклоне, невысоко над горизонтом.
Потом оно передвинулось ближе к зениту.
Поверхность тундры зимой напоминает застывшие
беспорядочные морские волны. Снег в тундре не похож на снег
лесной полосы. По этому снегу можно не только легко и
свободно ходить без лыжг но и ездить на тяжелом вездеходе
с грузом, и он почти не проваливается под тяжестью. Из
такого снега легко напилить правильные бруски для
снежных построек».
Тундру в целом можно рассматривать как один
огромный биоценоз, так как условия жизни в ней и ее животный
и растительный мир в общем чрезвычайно однообразны на
всем занимаемом ею громадном пространстве. Как и в
большинстве биоценозов, основные связи его членов из
животного мира заключаются в пищевых взаимоотношениях.
В тундре, как уже указывалось, круглый год сравнительно
много зеленых растений. Благодаря этому
растительноядные птицы, например гуси, вернувшись в тундру ранней
весной, когда снег еще не вполне сошел, имеют уже готовую
пищу. Но в общем растительноядных птиц в тундре мало.
Объясняется это бедностью тундры цветковыми растениями,
семенами которых питаются зерноядные птицы. Следует еще
раз подчеркнуть, что упомянутые выше пышные цветочные
Журавли в тундре у
100

ковры разбросаны по тундре далеко отстоящими друг от
друга оазисами. Зато, как уже указывалось, ее бесчисленные
водоемы чрезвычайно богаты личинками мелких двукрылых
насекомых, которые и составляют основную пищу
многочисленных куликов и водоплавающих птиц. В свою очередь
этими птицами, их яйцами и птенцами питаются различные
хищники и всеядный юркий песец, обыскивающий
неторопливой рысцой каждую кочку, каждое ничтожное болотце.
Но основную пищевую базу хищников тундры
составляют пеструшки. Даже северные олени при случае охотно едят
их, не говоря уже о крупных чайках. На этих мелких
грызунах зиждется, если так можно выразиться, благосостояние
всех хищников тундры, исключая, может быть, волков,
питающихся главным образом северными оленями.
Доказывается это тем, что в годы изобилия пеструшек число
песцов, белых сов, зимняков, лисиц, горностаев сильно
увеличивается.
Это увеличение зависит от двух основных причин: от
меньшей смертности молодых и от большего числа
рождающихся. Так, у хорошо упитанных песцов количество щенков
в помете бывает в среднем 11—13, тогда как у тощих оно
падает до 3—6. Белая сова в годы, богатые пеструшками,
откладывает большее количество яиц, чем в годы, бедные
этими грызунами, а в случае их отсутствия совсем не
размножается или перекочевывает в другие места. Зимняк, по
наблюдениям, произведенным в Лапландии, в годы, особенно
изобилующие пеструшками, кладет до семи яиц, обычно же
лишь до четырех.
Невольно возникает вопрос: в чем же кроется причина
увеличения и последующего уменьшения числа пеструшек.
От чего зависят эти столь резко выраженные у них
колебания «волн жизни», происходящие, как теперь удалось
установить, периодически через каждые три—пять лет.
Основная причина увеличения числа пеструшек зависит,
видимо, от благоприятных климатических и пищевых
условий данного года. Насколько же быстро эти зверьки могут
размножаться при благоприятных обстоятельствах,
позволяют судить следующие данные, почерпнутые из работ Т. Н.
Дунаевой над копытной пеструшкой: среднее число молодых
в помете четыре-пять, продолжительность беременности
18 дней, следующее спаривание через несколько дней после
родов, способность молодых к спариванию появляется на
третьем месяце.
Таким образом, в благоприятные годы, хотя значительный
процент родившихся пеструшек погибает от различных
101

причин, все же численность зверька достигает огромной
величины.
Резкое падение численности пеструшек, наступающее
после их массового размножения, зависит, по-видимому, от двух
основных причин. Во-первых, в годы, когда число зверьков
достигает максимума, они (отчего — пока еще не ясно)
снимаются с места и начинают передвигаться, не взирая ни на
какие препятствия, все в одном направлении. Во время этих
грандиозных выселений они гибнут в огромном числе в воде,
переплывая через реки и озера, и от хищников,
преследующих их по пятам. Во-вторых, массовые скопления зверьков
способствуют развитию среди них свирепых эпизоотии. В
результате, в тех местах, где в один год трудно идти, не
встречая постоянно пеструшек, злобно верещащих и даже
бросающихся на человека, в другой год, только тщательно
обследовав большие пространства тундры в течение
месяца-другого, удается найти всего несколько зверьков.
В тундре есть и некоторые мелкие насекомоядные птицы.
Наиболее характерные из них — рогатый жаворонок, или
рюм; чекан-каменка; варакушка, держащаяся по низким
кустарникам, растущим у воды; краснозобый конек,
гнездящийся по болотистым низинам.
Что привлекает этих птиц в тундру, которая бедна
насекомыми, исключая мелких двукрылых? Следует иметь в виду,
что высокие широты летом имеют одно огромное
преимущество для дневных птиц — это круглосуточный день,
длящийся в тундровой полосе примерно в течение двух-трех
месяцев. Это обстоятельство, по мнению ряда исследователей,
имеет особенно большое значение для мелких насекомоядных
птиц, которые добывают пищу лишь при дневном свете и
которым во время вывода птенцов приходится использовать
каждую минуту на их пропитание. Что касается перерыва на сон,
то в этом отношении, как показывают наблюдения и опыт,
птицы очень нетребовательны и могут сокращать его до
немногих часов. Приведем конкретный пример: белые
трясогузки в период выкармливания птенцов в тундре Южного
Ямала бывают активны в продолжение приблизительно 19
часов в сутки (наблюдения Т. Н. Дунаевой), тогда как под
Москвой и в районе среднего течения Волги — лишь около
16,5 часов.
В связи с такой повышенной активностью в высоких
широтах, белые трясогузки, варакушки, чеканы-каменки и
другие широко распространенные птицы имеют в тундре
большее число птенцов в выводке и выкармливаЪт их в более
короткие сроки, чем в более южных частях области своего
102

распространения. Так,
в Средней Европе
кладки каменки содержат
обычно шесть яиц, а в
Гренландии — семь-во-
семь;
продолжительность гнездового
периода белой трясогузки в
тундре Южного Ямала,
по данным Т. Н.
Дунаевой, равняется 13 дням,
тогда как в средней
полосе Союза
выкармливание длится 14—15
Дней.
Qft«TT,T,T.T ~,,« Копытная пестръшка
Заслуживает внима- tij
ния, что белая сова,
характернейшая птица тундры, в противоположность
огромному большинству сов — птица в основном дневная, что и
понятно, ибо иначе она не могла бы жить здесь летом.
Следует упомянуть еще о двух приспособлениях белой совы к
жизни в тундре. Во-первых, это строго наземная птица, не
садящаяся на деревья и тогда, когда кочует зимой по лесной
полосе; во-вторых, птенцы у белой совы вылупляются через
особенно большие промежутки даже для сов, так что в ее
гнезде одновременно находятся и вполне оперившиеся
молодые, и пуховики, и яйца. Некоторые исследователи
рассматривают это как приспособление к холодному лету тундры,
так как подросшие птенцы согревают своим телом
пуховиков, а все вместе они согревают яйца, благодаря чему
родители тратят на высиживание меньше времени и могут уделять
больше внимания добыванию пищи для своего потомства.
Под приспособлением следует понимать не только
признаки и свойства, возникшие в связи с условиями, в которых
живет организм в данное время, но и такие, которые могли
выработаться при других условиях, но затем оказаться
полезными в новых условиях. Такова, например, своеобразная
линька всех гусиных птиц (гусей, лебедей и уток); в
противоположность огромному большинству других птиц, у
которых большие перья крыла замещаются постепенно, у
гусиных они выпадают сразу, так что до того времени, как
подрастут новые перья, птицы лишаются способности летать.
Эта отрицательная сторона возмещается быстротой линьки,
что особенно важно для перелетных птиц в высоких
широтах, имеющих в своем распоряжении очень короткое лето.
103

Утверждать, что эта своеобразная линька возникла в связи
с гнездованием очень многих гусиных птиц на крайнем
севере, мы не можем, хотя бы потому, что гусиные широко
распространены по всему свету. Но такая бурная линька
оказалась полезной гусиным, гнездящимся на далеком севере.
Может быть только благодаря ей они и могут жить здесь.
Поэтому мы вправе рассматривать ее как приспособление к
короткому лету высоких широт.
Как уже упоминалось, животное население тундры в
целом однообразно. Однако при более детальном рассмотрении
выявляются существенные отличия в животном населении
разных ландшафтов этой зоны.
«Звери, птицы и даже насекомые,— пишет В. М.
Сдобников,— не безразличны к разным типам тундры. Они
поселяются в таких местах, где им обеспечено более или менее
сносное существование.
После арктических каменистых пустынь, почти
совершенно безжизненных, самые бедные животной жизнью
участки приурочены к сухой возвышенной пятнистой или
щебнистой тундре. Здесь около половины всей площади занято
пятнами голой земли, а остальная площадь покрыта очень
редкой и скудной растительностью (мхи, куропаточья трава,
жесткие осоки и злаки).
В такой тундре совсем нет кочек и негде скрыть даже
маленькое гнездо. Поэтому из птиц никто не гнездится.
Насекомые почти отсутствуют. Только изредка можно встретить
рогатого жаворонка. Очень редки и норки леммингов.
Возвышенная пятнистая тундра вполне может быть
названа арктической полупустыней. И летом, когда тундра
полна жизни, такие ее участки, иногда очень обширные,
поражают своей безжизненностью. На них не только никто не
живет, но и посещают эту тундру птицы и звери очень редко.
Здесь не увидишь рыскающего песца, и редко-редко
пронесется в своем стремительном полете поморник или проплывет
белая сова. Только по окраинам пустынных участков, там,
где начинается какой-нибудь ручеек или имеется кочковатое
торфяное болото, можно встретить лемминтов, а также
куропаток, куликов и других птиц.
Гораздо более богаты жизнью долины рек и низинные
участки тундры, которые не обязательно должны быть
сырыми. На таких участках, занятых пушицевой тундрой,
гнездятся почти все кулики, куропатки, гуси, гаги, лапландские
подорожники. Тут чаще встречаются лемминги как обский, так
и копытный, которые занимают более сухие и возвышенные
места.
104

Чем же привлекают зверей и птиц долины рек и ручьев?
Во-первых, растительность в таких местах достигает
наибольшего развития и разнообразия, что и привлекает сюда летом
оленей, гусей, куропаток, леммингов. Во-вторых, обилие
кочек и сравнительно густая и высокая растительность
создают хорошие укрытия для гнезд, а леммингам позволяют
устраивать в кочках свои норки и гнезда. Немаловажное
значение имеет и то обстоятельство, что именно по долинам
рек и ручьев, на солнечных склонах, раньше всего
появляются весной проталины. Наконец, в долинах рек теплее, чем на
междуречьях, мерзлота здесь оттаивает глубже, а влияние
холодных ветров не так заметно. То же самое можно сказать
про озерные котловины.
Обилие птиц и леммингов вблизи рек и озер привлекает
сюда хищных птиц, песцов, поморников, чаек.
Почти исключительно по берегам ручьев и небольших рек
делает свои норы песец. Более удобных мест для рытья нор
в тундре нет. Поэтому не будет преувеличением сказать, что
как в арктической, так и в более южной кустарниковой
тундре жизнь летом сосредоточена главным образом вблизи рек,
ручьев и озер. Значение этих местообитаний еще более
возрастает в связи с тем, что ряд птиц (чайки, поморники, утки,
гаги, кулики и др.) питаются водными организмами и только
на водоемах линяют гуси и утки.
У некоторых птиц существует еще более тесная
привязанность к местообитаниям определенного типа. Так,
например, гнезда кулика-галстучника можно встретить только по
галечным и песчаным берегам рек и озер. На низменных
травянистых или высоких и обрывистых берегах гнезда
галстучника искать бесполезно. Этот кулик настолько тесно
привязан к галечным берегам, что гнезда свои устраивает на голой
гальке, не выстилая их ничем.
Сапсан и канюк чаще всего устраивают свои гнезда на
высоких обрывистых берегах или скалах и опять-таки вблизи
рек и озер. Здесь же всегда можно найти и гнезда белых
сов.
Только в крупнокаменистых россыпях, где есть пустоты
и расщелины между камнями, вьют гнезда пуночки.
Чайки вдали от моря гнездятся по берегам крупных рек
и озер, но охотно они заселяют и острова, стремясь
обезопасить свои гнезда от песца, что, впрочем, им не всегда удается.
Главным образом по берегам рек и озер надо искать
гнезда горностая. Он выбирает для этого обрывистые или
каменистые берега, в которых можно найти необходимые
укрытия. Полярного зайца-беляка можно встретить в арктической
105

тундре в холмистой местности, сильно изрезанной ручьями
и оврагами».
Животный мир тундры слагается из нескольких эколого-
фаунистических групп. К группе широко распространенных
убиквистов относятся волк, горностай, ласка, ворон, лисица,
которые живут и в тундре, и в лесу и в степи, и в пустыне
как в низменностях, так и высоко в горах. Убиквист
буквально значит «вездесущий». Но употребляется это выражение,
конечно, условно, так как животных, которые действительно
могут жить всюду, не существует. Та же лисица отсутствует
в северных частях тундры, а горностай — в жарких пустынях
Средней Азии. Волк, населяющий самые разнообразные
угодья всего нашего Союза и широко распространенный за
его пределами почти по всей Северной Америке, все же не
мог бы существовать среди плавучих льдов — родины белого
медведя. Таким образом, под убиквистами понимают
животных, лишь обитающих в весьма разнообразных ландшафтах.
Убиквисты, как правило, имеют очень обширные области
распространения и поэтому не характерны с точки зрения
зоологической географии для ее пространственных
подразделений. Но, встречаясь в некоторых областях особенно
часто и, следовательно, играя в данном ландшафте особенно
заметную роль, они могут быть вполне «ландшафтными»
животными. Волк, будучи в тундре многочисленным,
определенно ландшафтное животное тундры, чего нельзя сказать,
например, о горностае. Кроме того, виды, по крайней мере
широко распространенные, образуют местные породы, или
так называемые подвиды. Они могут быть слабо, или,
наоборот, резко выраженными и характерными для определенной
ландшафтно-географической области. Так, в тундровой
полосе водится очень крупный, густошерстный и бледноокрашен-
ный волк.
Другую хорошо очерченную группу представляют виды,
живущие, точнее размножающиеся, только в тундре и,
следовательно, наиболее характерные для нее. К ним относятся
прежде всего песец, несколько видов пеструшек, белая сова,
ряд гусей и куликов, в частности песочники, а из мелких
воробьиных — пуночка и лапландский подорожник. К этой
группе близки такие тундрово-таежные животные, как
северный олень и белая куропатка. Хотя они широко
распространены по всей таежной полосе, но придерживаются в ней
участков, имеющих тундровый и лесотундровый облик.
Учитывая это, можно определенно считать, что белая куропатка
и северный олень — животные тундровой полосы. Наоборот,
росомаха, таежно-тундровое животное, несомненно больше
106

связана с высокоствольным лесом, откуда и проникает в
тундру.
Хотя отрицать связь между тундровой и таежной фауной
нельзя, но выражена она гораздо слабее, чем можно было
бы предполагать с первого взгляда.
Гораздо теснее взаимоотношения между тундровой и
высокогорной фаунами, которые на востоке Сибири незаметно
переходят друг в друга. Представителями горно-тундровой
группы служат: тундровая куропатка, которая доходит по
хребтам в Восточной Сибири до Северной Монголии и
обособленными колониями живет в Альпах, Пиренеях, Тарбага-
тае, Алтае, Саянах и даже в горах Японии; кулик-хрустан,
иначе глупая сивка, населяющий как тундры Евразии, так и
Яблоновый хребет, горы Северной Монголии, Байкальские,
•Саянские, Алтай, Тарбагатай, горы Средней Европы;
снежный баран, обитающий в горах северо-восточной Сибири и в
тундре, вплоть до берегов Ледовитого океана, и черношапоч-
ный сурок, имеющий очень сходное распространение. К тун-
дрово-горной группе близок и заяц-беляк, он широко
распространен как в тундре, так и по всей-тайге, где
поднимается высоко в горы и живет обособленно в Альпах, Шотландии
и Ирландии.
Самая возможность существования одних и тех же
животных и в тундре и в высокогорьях, часто располагающихся
лшого южнее, объясняется, конечно, прежде всего сходством
климата этих местностей: и в тундре, и в высокогорных
областях зима длинная, суровая, снежная, лето же — короткое,
прохладное. Эти общие черты климата оказываются
настолько существенными, что обусловливают во многом сходную
растительность, которая в нижней части альпийской, иначе
гольцовой, ступени состоит из приземистых, стелящихся
деревьев, выше — из разнотравья, а еще выше — лишь из
лишайников и мхов. Имеются, конечно и различия. Например,
в горах вечная мерзлота обычно отсутствует, и действие
солнечных лучей (инсоляция) гораздо сильнее. Далее,
тундра — явление поясное, приуроченное к высоким
широтам земного шара, вследствие чего здесь длинный летний
день и длинная зимняя ночь, тогда как высокогорья не
связаны с определенными широтными поясами. Это ландшафт
межпоясной и длина дня и ночи в различных высокогорьях
различна в зависимости от того, на какой широте они
располагаются. Вполне понятно, что эти различия тем сильнее,
чем ближе к экватору лежат высокогорья. Своеобразная
особенность высокогорий — это разреженность воздуха, что,
однако, имеет весьма второстепенное значение для животных.
107

Таким образом, температура и растительность — два
наиболее существенных для животных природных явления — в
тундре и в высокогорьях крайне близки, чем во многом
объясняется сходство их животного населения.
Как уже отмечалось выше, тундра Евразии и Северной
Америки в общем однообразна по своему ландшафту и
фауне. Так, в тупдре обоих материков широко
распространены песец, северный олень, белая сова, белая и тундровая
куропатки, мохноногий канюк, рогатый жаворонок, пуночка,
лапландский подорожник, горностай, заяц-беляк, волк.
Пожалуй, нельзя привести ни одного характерного тундрового
животного, которое было бы широко распространено в тундре
одного из этих материков и отсутствовало бы на другом.
Правда, только в Северной Америке живет покрытый
длинным черным мехом овцебык. Но, во-первых, он
распространен лишь по самой северной окраине этого материка, по
островам Канадского архипелага и Гренландии, то есть далеко
не по всей тундровой области Америки. Во-вторых, овцебыка
следует рассматривать скорее как животное «ледяной зоны»,
а не тундры, так как постоянное местообитание его
составляют нунатаки — выдающиеся из ледяных полей скалы,
покрытые мхами и лишайниками. Заслуживает внимания, что
в ледниковый период овцебык, вместе с мамонтом и
волосатым носорогом, был широко распространен по Европе и
северной Азии, о чем свидетельствуют многочисленные находки
его костей в ледниковых и даже послеледниковых
отложениях этих стран.
В то же время, хотя фауна тундры имеет, как мы видели,
известное сходство с фауной тайги, она хорошо отличается
от последней не только видовыми, но и родовыми эндемиками 1
(песец, белая сова, подорожники выделяются в
самостоятельные роды). Таким образом, ясно, что фауна тундры обоих
материков представляет собой единое целое, хорошо
отграниченное как от фауны океанического побережья, так и от
фауны таежной области.
В ландшафтно-экологическом отношении полоса тундры
разделяется на собственно тундру и лесотундру. Лесотундра,
иначе криволесье, относительно неширока. Здесь, наряду с
чисто тундровыми моховыми участками, имеются
значительные острова леса, даже по водораздельным пространствам.
Но «...лес этот,— пишет В. Л. Серошевский,— жалок.
Преждевременно состарившийся, покрытый бородатыми лишайни-
1 Эндемики — животные или растения, свойственные только
определенной географической области.
108

ками с жидкой желтоватой зеленью на немногочисленных
жидких побегах, с высохшими, часто обломанными
верхушками, он тянется широкой редкой траурной каймой вдоль
всей северной опушки лесов. Деревья хворые, уродливые, от
4 до 6 метров высоты и от 10 до 15 сантиметров в диаметре,
покрыты массой бородавок, сучков, ветвей, засохших
однолетних побегов, торчащих вдоль ствола, точно шипы.
Зелени на них чрезвычайно мало. Они совсем почти не дают ни
тени, ни защиты; в таком лесу всюду видишь над собой небо,
а кругом прогалины».
Если некоторые географы и ботаники еще спорят, куда
отнести криволесье,— к тундре или к тайге, то для зоолога
вопрос ясен: определенно к тундре. Ибо здесь водятся почти
все типично тундровые животные, тогда как из таежных в
лесотундру идут лишь очень немногие: два вида полевок да от
силы десяток птиц, среди них глухарь, рябчик, кукушка,
трехпалый и большой пестрый дятлы. Впрочем, не для всех
указанных птиц гнездование в лесотундре доказано. Зверей и
птиц, свойственных только лесотундре, нет, да и
характерных для нее животных очень немного. Таковы белая чечетка
да, пожалуй, кречет — самый крупный из соколов, который
гнездится здесь на деревьях, а охотится по открытым
участкам, где бьет на лету преимущественно белых куропаток.
С зоогеографической точки зрения разделение всей
тундровой полосы на собственно тундру и лесотундру
оказывается неестественным, ибо видовой состав, скажем,
восточносибирской тундры отличается гораздо сильнее от такового
европейской тундры, чем европейская лесотундра от
европейской же тундры. Поэтому укажем те наиболее характерные
черты животного населения различных частей тундровой
полосы, которые свойственны ей по направлению с запада на
восток.
Скандинавско-кольская тундра, несмотря на свои
небольшие размеры, населена вполне типичной тундровой фауной,
которая тем не менее имеет ряд своеобразных черт. Здесь не
только отсутствуют некоторые животные, широко
распространенные по материковой тундре, но существуют свои
эндемики. Это, прежде всего, норвежский лемминг, который не
переходит горла Белого моря и замещает отсутствующих на
полуострове обского и копытного леммингов. Такое
своеобразное животное население небольшой скандинавско-коль-
ской тундры, к тому же находящейся в значительной
степени под криволесьем, объясняется ее древней обособленностью
от материковой тундры широким морским проливом —
горлом Белого моря.
109

Норвежский лемминг
Европейская материковая и сибирская тундры,
простирающиеся от горла Белого моря до устья Лены, имеют в
общем переходную фауну. С одной стороны, здесь отсутствует
ряд западных форм, с другой — имеются виды, общие с
восточно-сибирскими тундрами, например копытный лемминг.
Но, наряду с этим, есть и свои местные животные, например
обский лемминг и краснозобая казарка. Правда, обский
лемминг проникает несколько к востоку за устье Лены, зато
краснозобая казарка распространена очень ограниченно: этот
небольшой гусь гнездится исключительно в тундре Западной
Сибири, зимует он тоже на очень ограниченном
пространстве — у южного побережья Каспийского моря. Характерно,
что водоплавающие птицы европейских, западно- и
среднесибирских тундр летят зимовать в средиземноморские
страны, на Черное, Каспийское, и Аральское моря, но не
восточнее.
Наконец, фауна восточносибирских тундр содержит,
наряду с эндемичными видами (каковы желтобрюхий лемминг,
розовая чайка, своеобразный куличок-лопатень с
расширенным на конце клювом) и видами, общими с Аляской
(например, белый гусь, гусь-белошей, канадский журавль), таких
чуждых для тундры животных, как длиннохвостый суслик,
сурок и баран-толсторог. Все эти животные распространены
110

главным образом в более южных частях Восточной Сибири и
проникают в тундру по безлесным горным хребтам.
Характерно, что пролетные пути птиц восточносибирской тундры
связаны с востоком Азии — Восточной Сибирью,
Приамурьем, Маньчжурией, а зимовки их лежат в Китае, Японии и
далее на юг до Зондского архипелага и Австралии. При этом
некоторые виды, гнездящиеся к западу до устьев Лены,
сначала летят прямо на восток, вдоль побережья, и, лишь
достигнув Берингова моря, поворачивают на юг.
В заключение остановимся несколько на крайне сложном
вопросе о происхождении фауны тундры.
В течение ледникового периода большая часть Европы, по
крайней мере половина Западной (Предбайкальской)
Сибири и огромные пространства Северной Америки, подверглась
более или менее сплошному оледенению. Но Восточная
(Забайкальская) Сибирь и крайний север Америки в течение
всего ледникового периода, по-видимому, оставались
свободными от ледяного покрова. Климат здесь был суровый, но
сухой, так что льды могли образоваться только на высоких
горах. Вот в этих-то крайне северо-восточных областях Азии
и самых северных частях Америки, соединявшихся
сухопутным перешейком, по мнению большинства современных
исследователей, постепенно складывалась тундра с ее
характерной флорой и фауной.
Сомневаться в том, что упомянутый перешеек
существовал, не приходится; без такого допущения невозможно
объяснить бросающееся в глаза сходство тундровой, а как мы
увидим в следующей главе, и таежной фауны соседних
частей Азии и Америки. Выше были уже перечислены
тундровые звери и птицы, область распространения которых
обнимает эти территории. Можно было бы привести еще ряд
других примеров, но мы ограничимся упоминанием лишь одной
Обская пеструшка
111

пресноводной рыбы — даллии, или черной рыбы. Эта
единственная настоящая тундровая рыба водится только на
Чукотском полуострове, на островах Берингова моря и на
Аляске. Длина этой рыбешки не превышает 10—15 см.
Живет она даже в самых мелких озерах и реках, а когда
эти водоемы промерзают, даллия тоже фактически
превращается в кусок льда. В то время как для прочих рыб длительное
замерзание гибельно, черная рыба переносит его
безболезненно и после таяния льда вновь оживает. Таким образом,
черная рыба — это пример приспособления организма к
суровым условиям Арктики. Бывали случаи, когда собаки,
проглотив целиком таких замерзших рыб, вдруг выбрасывали их
обратно, так как ожившие рыбы начинали шевелиться и
биться в желудке. Замечательна черная рыбка и другой
особенностью. Она может выбираться из воды и долгое время
ползать в траве по берегу водоема.
Перешеек между Азией и Америкой несомненно
продолжал существовать и некоторое время после ледникового
периода. Относительно его точного положения и ширины среди
исследователей имеются большие разногласия. Обычно
принимают, что этот перешеек существовал в виде широкой
полосы суши, расположенной к северу от современного
Берингова пролива в области мелколесья между Чукотским
полуостровом и Канадским архипелагом, так что в состав его
входили и Новосибирские острова и о-в Врангеля.
Гипотеза, что Берингия, т. е. упомянутый перешеек с
прилежащими частями Азии и Америки, была тем местом,
где в ледниковый период сформировалось основное ядро
тундровой фауны, имеет много оснований. Ведь ни на севере
Европы, ни на севере Западной Сибири, которые в течение
ледникового периода были частично затоплены морем,
частично покрыты ледником, тундровая фауна сложиться не
могла, между тем типичные тундровые животные — песец,
северный олень, овцебык, белая и тундровая куропатки —
сразу появляются в Европе в последние фазы наступления
ледников, доходя на запад до Атлантического океана.
Невольно возникает вопрос, откуда пришли эти
животные? Ответ: из северо-восточной Сибири — кажется наиболее
вероятным. Далее, тундровая фауна, в частности ее грызуны,
обнаруживает определенную близость с фауной
Центральной Азии. Это предположение опять-таки получает вполне
удовлетворительное объяснение, если принять во внимание,
что тундровая фауна в основном сформировалась на северо-
востоке Азии, частично из центральноазиатских выходцев.
Выше уже отмечалось, что некоторые виды распространены
112

и в тундре, и по горам, расположенным далеко южнее,
отсутствуя в промежуточных областях. Так, заяц-беляк и
тундровая куропатка живут в Западной Европе изолированно в
высокогорном поясе Пиренеев и Альп. Эти и подобные им
явления вполне удовлетворительно объясняются существованием
ледникового периода, во время которого ледники, с одной
стороны, подвигались с севера, с другой — спускались с гор.
Вследствие этого тундровые животные, двигавшиеся вместе
с ледником, пришли в соприкосновение с горными формами,
спустившимися вниз, и обе фауны частично смешались.
Когда же ледники начали отступать к северу и выше в горы, за
ними двинулись и хладолюбивые животные, занявшие
впоследствии современную область тундры и альпийский пояс.
Таким образом, с одной стороны, тундра оставила свои
пережитки, иначе реликты, в горах, с другой — сама пополнилась
горными животными. К первым, видимо, относится заяц-
беляк, ко вторым — тундровая куропатка.
8 И. А. Бобринский

Г Л А В А
А Я
ТАЙГА
...Не шелохнется ель и береза;
Лишь снег под ногами скрипит от мороза;
Лишь ворон порою, вспорхнув, прошумит,
И дятел дуплистую сосну долбит...
Все гуще и гуще становится лес;
Под тенью деревьев не видно небес,—
И вдруг пропадает тропинка пред ними,
И частые ели, ветвями густыми
Склонившись угрюмо до самой земли,
Высокую стену из сучьев сплели..
И. С. Ни кит и н
жнее тунды через всю Евразию
от Скандинавских гор и Финского
залива до берегов холодного
Охотского моря проходит широкая
полоса сурового хвойного леса —
тайги. Тайга покрывает почти
сплошным пологом и равнины, и
болота, и горы без малого всей
Сибири. Но и здесь ей тесно. Она переваливает через
Уральский хребет в Европу, вдается по нему в казахстанские
степи, по горам южной Сибири надвигается на травянистые
равнины Монголии, вклинивается в буйные лиственные леса
Дальнего Востока. Однообразна тайга и тускла. Ель, соснаг
лиственница, кедр да пихта — вот и все ее хвойные породы.
К ним примешивается береза, осина, ольха, на востоке
Сибири — благовонный тополь. Местами мрачный хвойный лес,
почва которого покрыта моховым ковром да валежником,,
занимает огромные сплошные пространства; местами он пе-
114

ремежается более или менее значительными участками
веселой березы. И так на сотни, на тысячи километров тянется
беспредельный лес, лес без конца и края, то стелящийся по
болотистым низинам, то сомкнутым покровом накинутый на
пологие холмы и горы, то карабкающийся по скалистым
хребтам. Это однообразие, эта беспредельность и составляет
характерную особенность тайги — самого большого леса bj
мире. Но все же тайга далеко не однородна на своем
огромном протяжении. Чтобы составить себе некоторое представ-
вление о ней, перенесемся мысленно в первобытную тайгу
Приенисейской Сибири.
Внизу, под густыми ветвями елей, кедров и пихт, сыро
и сумрачно. Многие деревья засохли на корню и стоят
мертвые, покрытые вместо хвои косматыми клоками серого мха.
Нет ни кустов, ни цветов, ни даже травы в этой
высокоствольной темной тайге. Лишь в местах особенно сырых
разросся перистый папоротник, да мелкие белые звездочки, едва
ли заслуживающие названия цветов, разбросаны по пухлому
мху. Всюду валежник различной давности — и сваленный
ветром в этом году, и скопившийся за десятки лет; гниение идет
медленно на севере. Старые, давно упавшие колоды
обросли сочным зеленым мхом, середина же их сгнила,
превратившись в труху. Темные, видно недавно обломанные
бурей ветви висят на деревьях, переплетаясь друг с другом и
с живыми ветвями и старым валежником, образуя
непроходимую чащу. Настоящее кладбище из ветвей и стволов.
Местами, лишь пользуясь звериными, преимущественно
медвежьими, тропами, может человек летом продвигаться в этом
хаосе бурелома и валежника. Недавно сваленный годами и
бурей огромный кедр вырвал корнями пласт земли,
обнажив свежую почву и загородив тропу своею торчащей вверх
подошвой. Ствол его разорвал при падении густой полог
ветвей, и в образовавшуюся брешь светит солнце, заливая
лучами наклонившиеся над трупом ветви живых деревьев и
играя на коре упавшего великана. Медленно растут деревья
в тайге, вытягиваясь к свету и борясь за него друг с другом.
И пройдут десятилетия, пока потомки заменят предка, и
затянется над ним полог ветвей. Там, наверху, набежавший
ветерок слегка колышет вершины. Сверху раздаются тиньканье
синиц и нежные голоса пеночек. Внизу же, в колоннаде
древесных стволов, мертво и тихо. Как в море на известную
глубину не проникают ни лучи солнца, ни колебания волн,
так нижний ярус высокоствольной тайги лишен солнца, и
даже сильные порывы ветра почти не отражаются на нем.
Лишь мошкара вьется тучами в неподвижно застывшем
8* its

воздухе. Изредка с резким криком, то складывая, то
расправляя крылья, ныряющим полетом подлетит к дереву дятел,
вопьется в ствол когтями и начнет скачками подниматься
вверх. Или глухарь, нарушая тишину, с шумом сорвавшись
с ветки, на распростертых крыльях скроется за деревьями.
Иногда выглянет из-за ствола любопытная мордочка белки,
рыжая q острыми ушами, да промедькнет полосатый
бурундук и исчезнет в хворосте. Но все это лишь иногда. Можно
пройти по тайге много километров, но не увидеть ни дятла,
ни глухаря, ни белки; редки здесь звери и птицы — мертва,
пустынна тайга.
Лиственничная тайга, свойственная главным образом
Заенисейской Сибири, где она составляет основной тип леса,
прц цервом впечатлении кажется не столь унылой. В ней
больше света, деревья стоят несколько реже, хвоя
прозрачней и бледней. Но «дно» леса обычно также затянуто мохом,
бурелома и, валежника не меньше, а жизнь, пожалует, еще
скудней. Бели темнохвойная тайга угрюма, то
лиственничная — безысходно тосклива, особенно осенью, когда хвои
желтеет и осыпается.
Таких животных, по крайней мере из птиц и
млекопитающих, которые придерживались бы только лиственничной
тайги, указать трудно. Разве что белокрылого клеста,
обладающего самым тонким клювом из всех клестов и потому
охотней шелушащего слабые шишки лиственницы, чем
более крепкие еловые.
Здесь, как и в темнохвойной тайге, чаще других
попадается на глаза ближайшая родственница сойки —
серовато-коричневая кукша, трехпалый и черный дятлы, синицы, из
зверьков — бурундук, белка.
Иной вид имеют чистые сосновые боры, растущие на
песчаных почвах. Они не так захламлены, не так дики и
унылы. В них больше жизни. Особенно любит их черный
дятел, иначе желна,— крупная птица, величиной с галку. Он
не стесняется нарушать таежную тишь своим громким
криком и гулким стуком. Мощным клювом долбит он сухие
стволы, откалывая большие щепки, отлетающие далеко в
стороны, и легко расправляется с крепкими сосновыми
шишками, извлекая из них семена. Молодая заросль сосен с их
пучками длинных свежих игл на фоне желтовато-красной
колоннады старых деревьев в солнечный день может
производить даже жизнерадостное впечатление, мало вяжущееся
с тайгой. Да это так и есть, по существу сосна, хотя и широко
распространена по таежной полосе, но растет и в области
широколиственного леса, и даже лесостепи и степи. Эта порода,
116

межпоясная, и подобные сосновые боры можно встретить в
весьма различных областях Союза.
Как уже говорилось, даже сильные порывы ветра не
отражаются в нижнем ярусе высокоствольной тайги. Зато, когда
поднимается настоящая буря, ветер ревет, стонет и гудит в
хвое, трещат ломающиеся ветви, скрипят стволы, грохочут
вывороченные с корнями деревья, словом, из царства тишины
и покоя тайга превращается в ад, наполненный дикими
стонами, криками и грохочущими раскатами. После такой бури
обширные пространства тайги меняют свой облик: лес стоит
разреженный, местами сломанные и выкорчеванные деревья
лежат рядами, все поваленные в одну сторону.
Еще больший ущерб приносят тайге пожары, которые,
особенно в сухие годы, бывают поистине огромны. Так,
пожарами, начавшимися с весны и продолжавшимися с
необычайной силой все лето 1915 г. в Якутии и ряде областей Средней
и Западной Сибири, было охвачено пространство, равное
одной трети поверхности всей Западной Европы. Лес горел не
сплошь, а отдельными очагами, обособленными
препятствиями для огня — горами, реками, болотами и другими, и
дым покрывал колоссальную площадь в 6 млн. км2 —
площадь, близкую по размерам к Австралии! Он мешал
плаванию судов по рекам, вдалеке от самого пожарища, и даже
повлиял на сроки созревания хлебов: «Вторую неделю весь
воздух был насыщен дымом — где-то горела тайга,— говорит
Шишков, описывая Восточную Сибирь.— Солнце стояло
большое, кровавое, как докрасна накаленный медный шар.
Резкие тона и очертания в ландшафте сгладились, расстояние
стало обманчивым, неверным: близкое стало далеким, далекое
приблизилось вплотную. Воздух был неподвижен. Сквозь мо-
лочно-голубую дымку мутно голубело все кругом: лес, скалы,
острова — все тускло-призрачно...». Случаются пожары и от
естественных причин — удара молний,— но исключительно
редко. Пожары, вызванные человеком,— не|редкое явление
в тайге. Стволы большинства старых деревьев несут следы
огня — черные, иногда почти заплывшие обуглины.
Красочные описания таежного пожара дает Мельников-
Печерский. «Вдруг влево от дороги послышался в отдалении
необычный, несмолкаемый треск... С каждой минутой он
возрастал, обдавая все ужасом!
Свист и визг разносились по лесу. Зашумело в вершинах
елей и лиственниц: то стада белок, спасаясь от огня,
перелетали с дерева на дерево... Вдруг смолистым дымом
пахнуло, и по узкой световой полосе, что высилась над дорогой,
как громадные огненные птицы, стаями понеслись горячие
117

палы, осыпая дождем искр... Вой урагана превратился в один
оглушающий, несмолкаемый раскат грома. И ему вторили как
бы пушечные выстрелы, стоны падающих деревьев, вой
спасающихся от гибели волков, отчаянный рев медведей. Вот
перерезало дорогу быстро промчавшееся по чапыжнику стадо
запыхавшихся лосей... Вот над деревьями, тяжело размахивая
утомленными крыльями, быстрее вихря пронеслись лесные
птицы... Багрово-синими, как бы кровавыми волнами
заклубился над лесом дым... Палящий, огненно-дышащий ветер,
низом, между деревьями, расстилал над землей удушающий
смрад... Вдруг, между вершинами деревьев блеснула огненная
змейка, а за ней другая, третья, и мигом все верхи елей и
лиственниц подернулись пламенным покровом... Брызнула
из деревьев смола и со всех сторон полились из них
огненные струйки».
«Гари,— пишет знаток Сибири В. Н. Скалой,— до такой
степени присущи тайге северной Азии, что вся она, по сути
дела, есть сплошная гарь в той или иной степени
восстановления». Таким образом, пожары, охватывающие нередко
огромные пространства, стали с незапамятных времен,
возможно со времен первобытного человека, неотъемлемым
явлением в жизни тайги — любопытным примером может быть
древнейшего влияния человека на огромные пространства
девственной природы. Возможность частых и грандиозных
пожаров именно в тайге обусловливается, конечно, ее
составом из хвойных пород и сухим, сравнительно с другими
лесными областями, летом.
Бывают пожары низовые, когда горит лишь сухая
подстилка из хвои и быстро скользящий огонь не успевает
обжечь или лишь слегка обжигает стволы и нижние ветви
деревьев. Бывают пожары верховые, когда гонимое сильным
ветром пламя перепрыгивает по одним верхушкам деревьев.
Но обычно, и это самый страшный пожар, когда горит весь
лес, когда все сливается в сплошное трещащее море огня,
окутанное густым едким дымом. Все живое, что не успевает
спастись, заранее убежать или улететь, гибнет в
разбушевавшемся огне; даже крупные птицы, одурманенные дымом,
нередко падают в огонь. Свежая гарь после такого пожара —
сплошь черная, особенно после дождя, прибившего серый
пепел, мертвая пустыня с унылым частоколом обугленных
стволов.
Но пройдет год-другой и не узнать пепелища. Хорошо
удобренная земля, беспрепятственно освещенная солнцем,
покроется сочной травой, запестрит цветами. Еще год и
кусты малины, смородины, подросший молодняк окончательно
118

завладеют бывшим пустырем. Появляются многочисленные
насекомые. Славки начинают шмыгать по кустам. Белоша-
почные овсянки распевают свою простенькую песню, сидя на
верхушке молодой березки у скрытого тут же в траве
гнездышка. Сюда начнут стекаться из густого леса и мелкие
мышевидные грызуны. Вся £та живность привлекает
хищников: здесь чаще, чем в высокоствольной тайге, попадается
горностай и его близкий родственник — одноцветно рыжий
колонок, кружат в воздухе канюки.
Но не всякая гарь так легко и быстро оживает, на
каменистой почве она годами остается безжизненной. Еще хуже
обстоит дело в пониженных местах. Там после пожара часто
образуются болота, и густой мох да чахлое криволесье
заменяют погибший когда-то в огне пожара высокоствольный лес.
Березовые участки тайги, занимающие тоже обширные
пространства, произрастают здесь как изначальные, так и
по старым гарям: береза — порода светолюбивая, первая
появляется на освободившемся месте и растет здесь до тех
пор, пока подросшие под ее пологом хвойные деревья не
заглушат ее. Эти леса, всегда светлые, обычно с хорошим
подлеском и травой, пожалуй, богаче жизнью, чем хвойная
гайга. Весной сюда слетаются дятлы, чтобы, продолбив кору,
пить сладкий сок березы. Летом в траве охотно пасутся
выводки тетеревов, глухарей и наиболее обычных обитателей
тайги — рябчиков. Чем-нибудь вспугнутые рябчики шумно
взлетают, рассаживаются по деревьям и так затаиваются, что
присутствие птиц выдает лишь слабый посвист, которым они
перекликаются. Странную картину можно увидеть ранним
утром: солнце еще только всходит и одной из первых
просыпается от ночного сна ястребиная сова; сидя на дереве, она
отряхивается, потягивается и затем уже летит на дневную
охоту. Эта птица носит еще другое, пожалуй, более удачное
название — березовая сова. Действительно, ее окраска —
белесая в темных полосах — чрезвычайно подходит под ствол
белой березы. Однако березовая сова, строго ограниченная
в своем распространении таежной областью, обычна здесь не
только в березовых, но и во всех хвойных лесах.
Вдоль больших и малых рек, прорезающих тайгу в
разных направлениях, растет лиственный лес из ольхи, ивы,
березы, рябины, на востоке — благовонного тополя, с густым
подлеском различного кустарника. Приречные участки
такого леса иногда поражают обилием жизни. Камышовки и
славки возятся в кустах, воркуют большие сибирские
горлицы, поют, раздувая свои горлышки, соловьи-красношейки...
Неожиданно застрекотали длиннохвостые сороки, прыснули
119

в стороны мелкие птички — то ястреб ворвался в чащу. Все
на время смолкло, лишь издали доносится унылое уканье
таежной кукушки.
Но прибрежные заросли — мелкая подробность в общем
ландшафте тайги. К тому же подробность мало характерная.
Сходные образования имеются и в широколиственном лесу
и степи, для которых они, пожалуй, типичнее. Другое дело
болота. Большие и малые они разбросаны по всей тайге. Без
них и тайга не тайга. Особенно много болот на севере
области, еще больше в Западной Сибири, где под ними
около половины всей площади страны. Очень разные бывают
болота: и поросшие высокоствольным лесом, и хворым
мелколесьем, и сплошь затянутые сочным обманчивым
мохом, и пестрящие озерками. Все переходы от суши к воде.
Особенно характерны для таежной полосы торфяные болота,
покрытые толстым слоем сфагнового моха. Пухлые подушки
его оплетены тонкими, но крепкими, как конский волос,
стеблями-нитями клюквы. На них сидят редкие, жесткие
листочки и яркокрасные ягоды, словно рассыпанные по светлому
белесому мху. Часто тут же растет пушица — трава,
несущая на верхушках своих стеблей пучки длинного белого
пуха. Такие болота или совсем лишены деревьев, или из
мха торчат редкие, тощие сосны, ели, осины, у основания
стволов которых разбросаны темно-зеленые коврики
брусники с бледно-красными ягодами. Богатые ягодниками окраины
моховых болот привлекают выводки глухарей и рябчиков, не
говоря уже о белых куропатках — их коренных обитателях.
Область, где живет рябчик, обнимает у нас всю сплошную
лесную полосу, исключая Камчатку. Распространение его,
следовательно, сходно с распространением многих таежных
зверей. Отсутствие их на Камчатке, как мы уже говорили,
объясняется тем, что тайга ее отделена, от собственно
сибирской тайги широкой полосой тундры, являющейся
непреодолимой преградой для ряда чисто лесных зверей. Но если
объяснение это в отношении млекопитающих, передвижение
которых, исключая летучих мышей, связано с характером
местности, может вполне удовлетворить читателя, то в
отношении птиц у него могут возникнуть сомнения. Ведь для
перелетов птиц географические преграды, собственно говоря,
не существуют. Действительно, известны многочисленные
случаи, когда птицы залетали в местности, далеко отстоящие
от коренной области их распространения. Но тем не менее
ареалы распространения отдельных видов птиц столь
же постоянны, как и ареалы распространения
млекопитающих. Некоторые исследователи высказывают даже мысль,
120

Рябчик

что границы распространения птиц еще более постоянны,
чем зверей, так как птица, случайно попав в чуждую ей
местность, легко может улететь оттуда. С мыслью этой едва
ли можно согласиться, но что области распространения птиц
тоже чрезвычайно стойки и что они изменяются лишь крайне
медленно — факт, не подлежащий сомнению. Ведь мало того,
чтобы животное попало в новое место, необходимо еще,
чтобы оно могло обосноваться в нем, а для этого требуется
стечение ряда благоприятных обстоятельств. Нужно не только,
чтобы новое место соответствовало его жизненным
потребностям, но чтобы оно было свободно, то есть не занято
другой формой, могущей составить ему конкуренцию. Наконец,
необходимо, чтобы залетело достаточное количество особей,
могущих положить начало новой колонии. Все эти
обстоятельства объясняют нам несомненный факт в общем
чрезвычайной стойкости областей распространения птиц, в
особенности таких малоподвижных, каким является, как мы
увидим ниже, рябчик.
Хотя рябчик широко распространен по лесной полосе, но
коренное место обитания его составляет равнинная
смешанная тайга, откуда по долинам рек он проникает и в горные
леса. Будучи всем своим существом связан с древесной
растительностью, рябчик никогда не покидает леса, да и в его
пределах ведет оседлую жизнь, перемещаясь в зависимости
от времени года лишь на крайне ограниченном участке леса.
Так, на весну и лето он перекочевывает в глухой лиственный
лес с сырым низом, растущий по берегам небольших рек,
прочее же время живет в старых хвойных и елово-листвен-
ных лесах с густой порослью, богатых ягодником. Только в
самых западных и южных частях области своего
распространения он круглый год держится в старом чернолесье. В
чистых моховых болотах и сухих сосновых борах с голым низом
юн никогда не селится. Держится рябчик парами,
одиночками или выводками, которые иногда собираются по нескольку
вместе, но общественной птицей его ни в коем случае назвать
нельзя. Большую часть времени он проводит на земле,
быстро бегая в поисках пищи, но, будучи встревожен, ищет
спасения на деревьях, ловко прячась среди густых ветвей, так
что только опытный глаз охотника может найти укрывшуюся
птицу. Основная пища его осенью и зимой растительная —
ольховые и березовые сережки, древесные почки, различные
семена и ягоды, особенно можжевеловые и рябина, но ко
времени вылупления птенцов рябчик переходит
преимущественно на животный корм, состоящий из насекомых,
слизняков, червей.
*22

«Зимний образ жизни рябчиков,— говорит проф. Менз-
•бир,— очень прост: поселившись около ручьев или в долинах
речек, они всю зиму держатся здесь либо поодиночке, либо
парами, либо, наконец, небольшими стайками,
образовавшимися из собравшихся вместе молодых, чаще одного
выводка. В поисках корма рябчики перелетают из одного
участка леса в другой, если снег неглубок, охотно спускаются на
землю для добывания из-под него брусники, клюквы и т. п.,
если же, напротив, снега много, кормятся хвоей и почками
лиственных деревьев. Ночуют обыкновенно в гуще елей,
если же очень холодно, то подобно тетеревам зарываются в
снег. В марте, как только сильно начинает пригревать
солнце и по обращенным к югу склонам речных долин начнут
проявляться проталины, не спарившиеся с осени рябцы
образуют пары и переселяются в чащу, где и начинают
перекликаться». «Но вот пришел апрель,— пишет Шведов,—
весна вполне вступает в свои права и заявляет свою
могущественную силу. На солнцепеках ни снежинки, в ельниках
оголились окраины, бурливо зашумели окруженные ледяными
накипями горные речки. Ярко палящее солнышко проникает
в каждый глухой отпадок и всюду распространяет свое
влияние. Оживилась природа, оживилось и пернатое население.
Рябчики забрались в свои любимые ельники, разместились
по глухим отпадкам около ключей и весело перепархивают с
ельника в хребет, где бегают по косогору, лакомясь
подснежной брусникой, подбирая песок и камешки, и затем снова
улетают в глубь своего темного, мрачного жилища. Ток их
в самом разгаре. С первым проблеском утренней зари
просыпается задорный самчик, с шумом вспархивает на елинку
и заводит свою звонкую, дискантовую трель. В глубине
ельника отозвалась рябушка (самка рябчика)... самец
стремительно спускается с дерева на землю и, распустивши веером
хвост, растопырив крылья, приподняв хохолок и весь как бы
распустившись, стремглав бежит на голос самки...
останавливается и еще раз пикает, ответ послышался ближе, и сама
рябушка перепорхнула с места на место; тут уже самчик
яростно делает короткую трель, порывается и летит без
остановки по направлению голоса, встречает рябушку и с
азартом спаривается с нею... после чего рябчики пасутся по
косогорам или самым ельникам, по мшистым кочкам, а
вечером снова начинают токование и занимаются этим до
глубоких сумерек».
«Само собою разумеется,— говорит проф. Мензбир,— что
ухаживание самца за его собственной самочкой нельзя
назвать токованием и, следовательно, у рябчика нет тока в том
123

смысле, как он есть у тетеревов. Если подзывающий свою
самку или по крайней мере желающий узнать, где она, сам-
чик, случайно встретив другого самца, и подерется с ним
и прогонит его,— это обычное явление для всех
спаривающихся птиц и к току не имеет никакого отношения.
Поэтому, вне всякого сомнения, представление о токе рябчиков
составилось вследствие манеры самчика „пикать", подзывая
самку».
Гнездо рябчика очень простого устройства и
представляет собой ямку, которую самочка вырывает в земле под
прикрытием куста или валежника и едва выстилает
травинками, листьями, иногда прутиками. Но оно настолько хорошо
скрыто, что обнаружив гнездо можно лишь с величайшей
трудностью. Полная кладка более молодых самок содержит
6—10 яиц, более старых — 14—15. Яйца лишь немного
крупнее голубиных и имеют гладкую блестящую скорлупу
буровато-желтого цвета, обыкновенно с редкими
рыжевато-бурыми пятнами и крапинками. Самка сидит на них очень крепко-
Молодые, как и у всех куриных птиц, едва вылупившись и
высохнув, уже способны бегать и самостоятельно отыскивать
корм, состоящий из насекомых, червей, слизняков,
муравьиных «яиц» и т. п. Уже через несколько дней они начинают
перепархивать. Самец помогает самке в ухаживании за
детьми. К осени молодые начинают вести вполне
самостоятельную жизнь, хотя продолжают держаться некоторое время
вместе.
Зимой на многие месяцы тайга надевает белую пушистую
шубу. Снег толстыми подушками висит на широких лапах
елей. Он покрывает и землю, и валежник, и бурелом, и
скованные морозом зыбкие болота. Все сравнивает снежная
пелена, делая непроходимую летом тайгу доступной лыжам
промышленника. Если тихо в тайге летом, то зимой она
безмолвна. Лишь изредка кряхтят в глубоком сне замерзшие
деревья. Ничто не шелохнется. Самый воздух, кажется,
замерз. Можно исходить на лыжах весь день, не встретив,
кроме немногих птиц, ничего живого. Медведь, барсук, бурундук
спят глубоким сном. В самые трескучие морозы даже белка
не выходит из своего гайна. Лишь птицы оживляют
погруженную в мертвый сон тайгу. Вот с цоканьем подлетела и
расселась на ели пестрая стайка клестов, этих попугаев
северных лесов. Ярко-красные самцы, желтые самки и пестрые
годовики, резко выделяясь на белом снегу, принялись
лущить шишки. Они лазают с помощью ног и клюва,
принимают всевозможные положения, стряхивают иней с ветвей ж
роняют на землю чешуйки и вылущенные шишки. Покор-
124

мившись, стайка снимается и с цоканьем улетает волнистым
полетом. И снова все тихо.
Человек, плохо знакомый с тайгой, легко может вынести
впечатление, что на зиму большинство ее животного
населения покидает свою суровую родину. Такое впечатление
глубоко ложно. Сравнительно не только с тундрой, но и со
степью, подавляющее большинство, и притом наиболее
характерных для тайги зверей и птиц, ведут или оседлую жизнь,
или лишь кочуют в ее пределах. Но только животные эти
рассеяны по огромной площади, они теряются в беспредельных
таежных пространствах.
Если пожить в тайге, хотя бы неделю-другую, и как
следует побродить по ней на широких охотничьих лыжах,
немало разных зверей и птиц найдется в ней. Конечно, не раз вы
поднимете с лежки зайца-беляка и покатит он, заложив за
спину длинные уши. Или встретитесь с беляком в ясную
лунную ночь на полянке, куда он вышел неторопливым скоком
поглодать кору осины. Заметив человека, он весь
насторожится, встанет на задние лапы, поведет ушами и замрет на
секунду.
Не раз, а будь год урожайным на кедровые орешки, то
наверно много раз за это время, встретитесь вы с белкой. Если
зверек выводка этого года, еще мало опытный, он будет как
ни в чем не бывало сидеть открыто на ветке с закинутым на
спину пушистым хвостом и продолжать лущить шишку,
быстро-быстро перебирая ее лапками, или зацокает, застучит
лапками по ветке, глядя сверху на человека в упор. Но
старую опытную белку, затаившуюся в густых ветвях,
отыскать глазами бывает нелегко. Наверно попадется вам и
мышкующая лисица, неторопливо трусящая, по временам
останавливающаяся, чтобы внимательно прислушаться, не
пискнет ли/где мышь или полевка под глубоким снегом.
Сразу бросается она туда и начинает быстро по-собачьи рыть
снег.
Может быть, увидите вы лося,— горбоносого, долговязого,
внешне неуклюжего, но, на самом деле, очень быстрого.
Лишь мелькнет он в густом березняке и скроется, треща
сучьями, и нужна большая удача, чтобы понаблюдать зверя
вблизи, спокойно гложущего кору или ветки дерева.
Многое можно прочесть и на снегу по следам животных:
по петляющим следам (маликам) зайцев, по тонкой цепочке
следов горностая, ведущей к старой колоде, под которой
легче найти норку полевки, по ямке в снегу, окруженной
отпечатками расправленных крыловых перьев, из которой под-
шялся поутру ночевавший под снегом глухарь.
125

А сколько разных птиц можно увидеть в тайге зимой!
Смешанные стайки синиц из скромно окрашенных пухляков
(гаек), голубых с белым князьком, желтогрудых больших
синиц в обществе поползней и пищух с нежным посвистом и
резким тиньканьем, тщательно обшарив ствол и ветки
одного дерева, перелетают на соседнее. Дятлы продолжают, как
и летом, долбить стволы и сучья. Снегири, плотно наевшись
семенами хвойных, расселись по верхушкам деревьев, и их
красногрудые самцы резко выделяются на белом фоне, словно
сказочные цветы, распустившиеся в разгар зимы. Стайки
длинноклювых коричневых в светлых крапинках кедровок
возятся в ветвях старых кедров, видимо отыскивая в его
шишках еще не опавшие орешки — свою излюбленную
пищу. Но все это разбросано по огромному пространству.
Но пора подвести итог основным условиям существования
животных в тайге, противопоставив их таковым в тундре.
Тайга — это лес, но лес во многих отношениях весьма
своеобразный. Поэтому ниже нам придется говорить как вообще
о лесе, так и о тайге в частности.
Хотя лес может произрастать только в климате, летняя
температура и влажность которого не ниже известных
пределов, но в свою очередь он создает внутри себя свой особый
климат. В лесу зимой всегда теплее, а летом прохладнее, чем
в соседних открытых пространствах. Иначе говоря, климат в
лесу более ровный. Ему свойственны также повышенная
влажность и слабые воздушные течения. Благодаря
последнему свойству — слабости ветров, хбтя бы относительной,,
и возможности укрыться от них среди деревьев — тайга, как
мы уже видели, служит зимним убежищем для большинства
обитателей тундры, несмотря на то, что морозы на севере
таежной области, в частности в Якутии, бывают и сильнее
тундровых. Далее, в лесу пища на деревьях доступна
животным и зимой, когда земля покрыта снегом. Главным образом
в связи с этим, в отличие от тундры, большинство животных
тайги остается в ней и на зиму, ведя или вполне оседлую
жизнь или кочуя в ее пределах, часто на весьма
ограниченном пространстве. Следует отметить, что значительную часть
настоящих перелетных птиц таежпой области составляют
кулики и водоплавающие, т. е. группы, которым нужны
незамерзающие водоемы и которые не связаны непосредственно
с лесом.
Снежный покров в лесу благодаря слабым ветрам и
затененности лежит ровным и, что особенно важно для
животных, рыхлым слоем. В тайге, в силу ее холодных и
продолжительных зим, этот рыхлый снег держится очень долго
126

Стайка синиц

Глухари

Лось у преследуемый волками
(во многих местах 200—250 и более дней в году) и, по
крайней мере, на большей части таежной области очень глубок.
8 связи с этим таежные и таежно-тундровые
млекопитающие, передвигающиеся зимой по поверхности снега, имеют
широкие лапы. Заяц-беляк, например, который значительно
меньше своего степного собрата зайца-русака, снабжен не
только относительно, но и абсолютно более широкими лапами.
Очень широкие лапы имеет росомаха, эта, по меткому
выражению Сетона-Томпсона, гиена севера. Всю зиму рыщет
она по снегу^ покрывая своим неутомимым скоком огромные
пространства в поисках падали и добычи, попавшейся в
ловушки охотников (чем приносит, кстати сказать, очень боль-
9 Н. А. Бобринский J2Q

шой вред,). У соболя — типичнейшего таежника, ведущего в
основном наземную жизнь, лапы шире, чем у других куниц,
распространенных за пределами таежной области. Напомним,
наконец, что очень широкие подошвы имеют северные олени
и в зимнем оперении белые куропатки, у которых на это
время года пальцы покрываются длинными, упругими перьями.
У лося копыта, хотя не в такой степени, как у северного
оленя, но все же широко раздвигаются. Но это приходится
рассматривать как приспособление к передвижению по столь
любимым им топким лесным болотам. Никакой снег не
может выдержать тяжесть огромного зверя. Тем не менее
лось — коренной житель тайги, и он свободно бежит по
рыхлому снегу толщиной в полметра, пробивая его своими
длинными ногами до самой земли. Однако снежный покров свыше
65—70 см вынуждает его перекочевывать в места менее
снежные. Так, например, лось отсутствует во всей обширной
области р. Таз (север Западной Сибири). С первого взгляда
это явление непонятно, так как здешняя тайга, казалось бы,
вполне пригодна для существования зверя. Объяснение
заключается в том, что снежный покров в этой области
особенно глубок.
Волк, вопреки широко распространенному мнению,
избегает обширных сплошных лесов и до расчистки в таежной
полосе значительных пространств, до проведения в ней дорог
и развития скотоводства, если и не отсутствовал здесь
совсем, то был во всяком случае чрезвычайно редок. Да и
теперь, исключая отдельные места, где тайга разрежена и лес
перемежается полями, волк очень малочисленен.
Объясняется это главным образом рыхлым лесным снегом, в котором
узкая «сбитая» лапа волка вязнет, и он не может добыть себе
пищу.
Снежный покров препятствует многим животным
таежной области добывать свою пищу с земли, и одни, например,
глухарь, рябчик, белка, зимой всецело переходят на
древесное питание, а другие, как, например, крайне разнообразные
в тайге дрозды, улетают на юг.
Но для иных животных тайги глубокий снег, можно
сказать, благодетелен. Это относится прежде всего к мелким
мышевидным грызунам и многочисленным в тайге землеройкам.
Как показывают прямые наблюдения и опыт, они
чрезвычайно быстро, в течение буквально минут, гибнут даже на
умеренном морозе и, конечно, только благодаря снежному
Лоси в окрестностях Лисина
(под Ленинградом) *
130

покрову, под которым эти зверьки продолжают рыть свои
норки, могут благополучно пережить суровую таежную зиму.
Снегом для укрытия пользуются и зайцы, устраивая в
нем свои лежки, и тетеревиные птицы — глухари, рябчики,
тетерева, белые куропатки, которые глубоко закапываются в
него па ночь и в непогоду. Наконец, медведь спит в берлоге,
занесенной снегом.
У всех зверей и птиц таежной области, которые не
распространены за ее пределами в тундре, отсутствует столь
характерное для тундровых и тундрово-таежных животных побе-
ление окраски на зиму. Это следует, конечно, поставить в
связь с тем, что в тайге, как и во всяком лесу, среди белого
зимнего снега остаются темные стволы и ветви деревьев и
кустов, которые служат надежным укрытием для животных,
имеющих темную окраску.
В противоположность тундре и другим открытым
ландшафтам, где животная жизнь распределяется по одной
плоскости, в тайге, как и во всяком лесу, имеется ярусность.
В нижнем наземном ярусе тайги живут почти все ее звери,
его придерживаются и многие птицы — белые куропатки,
различные дрозды. Верхний древесный ярус населен
главным образом птицами, из млекопитающих в нем живут
бельки и летяги. Все эти животные имеют различные
приспособления для своего местообитания.
У белки они выражаются прежде всего в цепких лапах с
острыми когтями и в длинном пушистом хвосте, как бы
расчесанном на две стороны. Благодаря острым когтям белка
может быстро взбираться даже на совершенно гладкие
вертикальные стволы, а большой уплощенный хвост, значитель^-
но увеличивающий в расправленном виде поверхность тела
животного, позволяет ему совершать огромные прыжки до
10 м длины (белка с обрубленным хвостом с трудом делает
прыжки в 2—3 м). Кроме того, хвост служит рулем, при
помощи которого зверек может до известной степени управг
лять своим прыжком в воздухе. Далее, на передних
конечностях, именно на внутренней стороне предплечья и у
основания кисти, а также на подбородке, груди и брюхе у белки
имеются длинные, твердые осязательные волосы. Такие
волосы на передних лапах существуют и у многих других
зверей, преимущественно лазающих pi прыгающих, но на брюхе
они найдены только у белки. Объясняется это, по-видимому,
тем, что белке свойственна своеобразная манера лазить по
деревьям, «обнимая» ствол, так что нижняя сторона тела
животного принимается к нему. У широко распространенной
в таежной полосе летяги, кроме цепких когтей и пушис-
9*
131

того хвоста, похожего на беличий, по бокам тела между
передними и задними конечностями имеется широкая складка
кожи, поддерживаемая особой косточкой, отходящей от
основания ступни передних лап. Эта складка, которая при
вытянутых конечностях расправляется, служит «парашютом»,
удлиняющим прыжок и превращающим его в своего рода
планирующий полет.
Вообще цепкие когти и длинный пушистый уплощенный
хвост характерны для древесных млекопитающих средних
размеров, которые не только лазают по деревьям, но и
перепрыгивают с ветки на ветку. Указанные признаки имеются и
у бурундука, и у соболя, ведущих полудревесный образ
жизни. Однако хвост у соболя, короче, чем у его ближайшей
родственницы — европейской лесной куницы. Возможно, это
находится в связи с тем, что соболь менее охотно лазает по
деревьям и не делает таких больших прыжков, как куница.
Характернейшие птицы тайги — клесты. Они имеют
сильные лапы и крючковатый клюв, которым, подобно попугаям,
помогают себе при лазании. Своеобразная особенность клюва
клестов заключается в том, что удлиненные и загнутые
концы обеих челюстей перекрещиваются. Такое устройство
клюва позволяет птицам быстро и ловко лущить шишки
хвойных деревьев, извлекая из них семена, составляющие их
основную пищу. Возможно, что различная толщина клюва трех
видов клестов представляет собой приспособление к питанию
семенами различных хвойных деревьев. Самый мощный клюв
имеет клест-сосновник, что связывают с его питанием
сосновыми семенами, заключенными, как известно, в очень
крепкие шишки. Наиболее слабый клюв свойствен белоисрылому
клесту, питающемуся преимущественно семенами
лиственницы, шишки которой мягки и легко открываются. Клюв
клеста-еловика занимает промежуточное положение
соответственно с промежуточным положением еловых шишек по их
крепости.
У дятлов все строение, начиная от цепких лап с двумя
пальцами, направленными вперед и двумя — назад,
упругого хвоста и кончая крепким долотообразным клювом,
приспособлено к лазанию по стволам и долблению дерева. Кроме
того, длинный тонкий язык дятла снабжен на конце
направленными назад роговыми крючочками и способен чрезвычай-
до сильно вытягиваться. Благодаря такому строению языка
птица может извлекать из глубоких щелей и ходов
насекомых, пронзая их кончиком языка.
Во многом похожа строением на дятлов типичная
древесная птица пищуха, хотя родственных связей между ними нет.
Ш

Летяга

Пищуха имеет также сильные ноги с большими изогнутыми
когтями (хотя, как и у всех воробьиных птиц, у нее три
пальца направлены вперед и один назад) и такой же длинный
клиновидный хвост из упругих перьев. Но длинный, очень
тонкий и загнутый клюв ее служит не для долбления
твердой древесины, а щипчиками для извлечения насекомых из
узких щелей коры. Наоборот, поползни имеют сильный
прямой клюв, напоминающий клюв дятла, зато хвост у них
короткий, из мягких перьев, и эти птички, в
противоположность дятлу, могут лазать по стволам вниз головой.
Типичные лесные хищники — ястребы — имеют
сравнительно короткие и закругленные крылья, а хвост длинный.
Поэтому они могут превосходно управлять своим полетом,
лавируя между густыми ветвями, и врываться в самую чащу,
гоняясь за птицами, составляющими их основную пищу.
У характернейших для северного леса тетеревиных
птиц — глухаря, рябчика, тетерева — на зиму сильно
отрастают роговые зубчики, образующие бахрому по бокам
пальцев, что можно рассматривать как приспособление,
помогающее птицам держаться на скользких, обледенелых
ветвях. Кроме того, эти строго оседлые птицы имеют густоопе-
ренные ноздри и покрытую густым оперением цевку.
Наконец, у многих лесных птиц окраска замечательно
гармонирует с цветом древесных стволов: таковы рябчики,
глухарки, тетерки, воробьиный и мохноногий сычи, ястребиная,
или березовая сова.
В тайге имеются своеобразные убежища, свойственные
только лесу,— это дупла. В них селятся различные виды
сов, ряд мелких воробьиных птиц, в частности синицы,
из зверьков — летяга и белка. Однако белка чаще строит
себе шарообразное гнездо на дереве, так называемое
тайно. Оно представляет
собой грубое
сооружение из тонких
веток с примесью мха
и лишайника и
выстлано внутри
различным мягким
материалом —
шерстью, перьями,
растительным пухом.
Зимние гайна
больших размеров и
построены основатель-
Бурундук ней летних. Обыкпо-
134

венно у белки имеется
несколько запасных гнезд,
в которые она
перебирается в случае утраты
основного, спасаясь от
опасности, а также от чрезмерно
размножившихся блох.
Гайно — надежное
убежище от холода: измерения
показывают, что при
наружной температуре
воздуха от —4 до —10°
внутри гнезда температура
держится от +10 до +20°CL
Исключительно в
дуплах, сделанных ими
самими, гнездятся все
дятлы. Большое значение в
жизни леса имеет то, что
дятлы выдалбливают
больше дупел, чем ЭТО ИМ не- Белокрылый клест
обходимо, и ими
пользуются другие обитатели леса. Таким образом, дятлы в лесу
играют важную роль «строителей».
Особое, совершенно исключительное значение в питании
животного населения тайги имеют семена хвойных деревьев.
Проф. Формозов описывает такой показательный случай из
своих наблюдений: «Еловая шишка, сорванная на вершине
клестом-еловиком и, видимо, не до конца им использованная,
была брошена и упала в снег у комля дерева. Белка нашла
эту шишку, изгрызла ее и съела оставшиеся семена, что
легко было установить по следам зверька на свежем снегу и
оставшимся крылаткам семян. Тут же были следы синички-
гаички, пытавшейся найти что-либо неиспользованное
белкой, а из-под снега у шишки открывался ход рыжей полевки,
проложившей его также в поисках семян, но опоздавшей».
Семена хвойных составляют основной корм белки,
бурундука, клестов, ореховки, весьма существенную часть
питания дятлов, летяги, полевок, соболя (кедровые орехи),
синиц, всех зимующих в тайге мелких зерноядных птиц; их
едят, по последним данным, даже землеройки. Особенно
специализировались на этой пище клесты; своих птенцов они
выкармливают измельченными семенами хвойных. В этом
отношении клесты стоят особняком среди других птиц, так
135

как не только насекомоядные, но и огромное большинство
зерноядных птиц кормит птенцов насекомыми, пауками,
червями и т. д., словом, животной пищей. Семена хвойных
имеются в достаточном количестве и зимой, и что же мы
видим: клесты, в отличие от всех прочих наших птиц, в годы
обильного плодоношения хвойных размножаются зимой,
когда еще лежит глубокий снег и стоят лютые морозы.
Совершенно необыкновенное зрелище представляет самка
клеста, сидящая в гнезде на яйцах под веткой, покрытой снегом,
и ее самец, усердно поющий поблизости, несмотря на
жестокий мороз.
Из всех семян хвойных особенно большое значение имеют
семена кедра. С. С. Фолитарек, работавший в Алтайском
заповеднике, пишет: «В урожайные на кедровые орехи годы,
каким был 1935, медведи осенью питались исключительно
орехами, причем, не находя шишек под деревом, медведь лез
на дерево и обламывал верхушки и ветки кедра... Бурундук
осенью до крови сбивает свои лапки, натаскивая по
нескольку килограммов орехов в свои подземные кладовые.
Орехи едят многие хищники, в том числе и собаки, которые
умеют разгрызать шишку. Даже такие мелкие птицы, как
поползень и буроголовая гаичка, в такие годы кормятся
исключительно орехом. Едят их осенью даже журавли.
Упавшие на землю шишки растаскиваются мышевидными
грызунами. Кедр в урожайные годы кормит всех обитателей
тайги, в том числе и кедровку. Сорвав шишку, она
устраивается с ней на сухом сучке и, придерживая ее лапой, ловко
выклевывает из нее все орешки, избегая при этом
испорченных, которые отличаются цветом. С безобразно
оттопыривающимся от собранных орехов горлом она летит их прятать,
причем иногда далеко отлетает от леса, чем весьма
способствует расселению кедра». Даже росомаха ест тогда
кедровые орехи в таком количестве, что помет ее порой
состоит сплошь из их скорлупы.
Если не исключительно, то главным образом от неурожая
хвойных зависят получившие столь широкую известность
переселения белок, когда зверьки, утратив обычную
осторожность, идут даже через многолюдные селения,
переплывают широкие сибирские реки, далеко проникают в
открытую тундру. В годы недостатка семян хвойных по причине
недорода или трудности их добывания (при гололедице или
особенно обильном снегопаде) стаи клестов, кедровок и
других птиц появляются зимой далеко за пределами своих
обычных кочевок, щюникая в некоторые годы глубоко в Западную
Европу.
136

В. Н. Скалой, наблюдавший такое переселение кедровок
в Сибири, пишет: «...Многие дни подряд видны были стаи
этих птиц, движущихся над тайгой в определенном
направлении. Стаи эти не сплошные. В одиночку, кучками,
раздробленными или сомкнутыми группами, а часто огромными,
в тысячи штук, стаями, не теряя друг друга из виду,
движутся они, то присаживаясь, то взлетая довольно высоко над
тайгой». Заметим, кстати, что изолированные колонии кед-
дровок в хвойных нагорных лесах Европы, возможно,
обязаны своим возникновением таким переселениям.
Наоборот, в результате благоприятного стечения обстоятельств, в
основном обильного плодоношения хвойных, белки сильно
увеличиваются численно, и охотнику удается за сезон
добыть сотни зверьков там, где в предыдущие годы он добывал
их лишь десятки. Однако, и это очень характерно для леса,
тайги в частности, «волны жизни» здесь подвержены
значительно меньшим колебаниям, чем в тундре. Основное
объяснение — наличие более разнообразных кормов. Та же
белка, кроме семян хвойных, летом ест древесные почки,
ягоды, грибы, разоряет птичьи гнезда, не прочь закусить
насекомыми. Правда, зимой единственным полноценным
кормом белки в тайге остаются, кроме засушенных ею с осени
грибов, семена хвойных. Но ведь и они достаточно
разнообразны, и при неурожае особенно любимых ею кедровых
орешков, имеются еще семена лиственницы и ели, а в случае
нужды — и сосновые, которые, однако, зверек ест неохотно.
А. Н. Формозов указывает на следующие пищевые
взаимоотношения, существующие между белкой, клестами и
дятлами. Наблюдения производились в западной части
европейской тайги, где из хвойных растут лишь ель и сосна.
«Из числа конкурентов белки в отношении
использования елового урожая особое внимание привлекает
клест-еловик, недаром получивший свое имя, и большой пестрый
дятел. Первый большими стаями кочует в течение всего лета
и к осени скопляется там, где удается найти обильный
еловый урожай. Здесь стайки остаются на зимовку и в конце ее
приступают к гнездованию. Подвижность гнездовых колоний
клестов общеизвестна и давно установлена... Клесты
быстрее, чем белки, находят урожайные районы и приступают к
использованию богатого запаса корма задолго до того, как
мигрирующий по разным направлениям грызун сумеет
собраться в этих местах, хорошо обеспечивающих его на зиму.
Охотники севера давно уже подметили эту связь между
появлением клестов и прикочевкой белки, они считают первых
«проводниками» белки.
137

Там, где клесты расположились на кормежку, каждые
5—10 секунд падают на землю шишки ели, и вскоре десятки
их лежат под деревом. Клесты часто перелетают с ели на
ель, и, таким образом, значительная часть урожая шишек
вскоре оказывается сброшенной на землю. Хотя клест имеет
своеобразное строение клюва, отлично приспособленное к
раскрыванию чешуи ели, при использовании шишки он
ограничивается обычно тем, что вынимает лишь половину или
третью часть семян последней. Таким образом, шишки,
сброшенные вниз, содержат в себе множество семян, которыми
нередко пользуются белки.
Известно, что шишки ели, созревающие к осени, висят
с семенами всю следующую зиму и начинают раскрываться
(от высыхания) весной, теряя большую часть семян уже к
апрелю — июлю. Таким образом, белка, в случае елового
урожая, может быть обеспечена кормом приблизительно* с
середины августа (начало питания молодой шишкой) до
апреля-мая следующего года. С этого момента далеко
разлетающиеся крылатые семена (до 80 метров от дерева)
теряются во мху, склевываются на земЛе птицами, собираются
мелкими грызунами, а отыскивание оставшихся не может
уже достаточно обеспечить белку кормом. Шишки,
сброшенные на землю клестами, находясь в условии влажной среды,
плотно закрывают чешуйки и хранят семена значительно
более года. Для лесных полевок они малодоступны, так как
шишки плохо поддаются грызению этих мелких зверьков.
Огромное количество шишек, сбрасываемое на землю
клестами, оказывается тем кормовым фондом для белки,
который пропал бы для нее не будь деятельности указанных
мелких птиц. Белка в итоге получает возможность
использовать большой еловый урожай не только на протяжении
первой зимы. Для плодоношения ели, как и для многих
других древесных пород, характерно наступление полного
неурожая на следующий год за обильным урожаем. Такие
неурожаи, как и предшествующие им семенные годы, разом
охватывают огромные территории. В этих условиях
деятельность клестов приходится считать исключительно важной
для жизни целых популяций белки. Мнимый конкурент —
клест при ближайшем рассмотрении оказывается весьма
полезным для своего антагониста — белки. Подмеченная
охотниками связь появления клеста, набега и увеличения
численности белки имеет под собой гораздо более глубокие
корни, чем можно было думать.
Деятельность большого пестрого дятла носит иной
характер. С осени и до весны он охотно кормится семенами хвой-
138

Красная полевка
ных и явно предпочитает при этом шишки сосны. В годы
неурожая последней, если есть ель, он использует и еловые
шишки. Подсчет семян из 20 еловых шишек, собранных
15.Х. 1933 г. под «кузницей» (углубление в стволе дерева,
где шишки зажимаются птицей при раздалбливании), дал
133 штуки, или 6,6 семян в среднем на одну шишку. Дятел
оставляет в шишке в одиннадцать раз меньше семян, чем
клест, т. е. использует их почти полностью. Он не создает
для белки кормового фонда и в отношении корма является
действительным ее конкурентом».
Питаясь семенами деревьев и запасая их впрок, птицы и
млекопитающие могут содействовать широкому расселению
древесных пород.
«Сибирские кедровки,— пишет проф. Формозов,—
собирающиеся огромными стаями в местах с большими
урожаями кедра, способны в несколько дней уничтожить запасы
шишек, на которые рассчитывали крестьяне—сборщики
ореха. Естественно, что эту птицу в Сибири считают серьезным
вредителем и стараются уничтожить при каждом удобном
случае. Нельзя забывать, что кедровка, как птица всеядная,
летом уничтожает много вредных насекомых, почему опасно
139

было бы рекомендовать полное истребление этого вида.
Установлено, что кедровки, всю осень снующие по лесу с
запасами орешков, которые они прячут в мох, сухие листья
и т. п., невольно служат наилучшими распространителями
кедра, не имеющего других приспособлений к рассеиванию
семян. Особенно ценно то, что обширные гари, столь
обычные в Сибири, целиком потерявшие кедровые насаждения,
получают молодые всходы кедра только из орешков,
принесенных кедровками. Отмечены случаи, что кедровые всходы
появляются на гарях в 7—9 километрах от ближайших
плодоносящих деревьев этой породы. Такие всходы растут
тесными группами, что доказывает их происхождение от
орешков, спрятанных и забытых кедровками».
«Кедровый орешек,— пишут В. Н. Скалой и П. П.
Тарасов,— как известно, не имеет никаких средств к
самостоятельному передвижению, т. е. шансов к перенесению силами
неживой природы; единственно, разве, шишка может
скатиться по крутому склону да и выплыть с вешними водами
по ручью или реке. И тем не менее, всякий, бывавший в
тайге, без труда убедится в том, что кедр расселяется и притом
едва ли не быстрее других пород. Сравнительно скоро
поросль кедра обнаруживается за пределами кедровников, в
в местах, скажем, вырубок, и т. п. Укореняется кедр в меру
почвенных и световых возможностей — дерево это нежное и
довольно капризное, но молодые кедружки постоянно
возникают далеко за пределами досягаемости материнских
особей во всех направлениях. Как же расселяется кедр?
Достаточно внимательно наблюдать хлопотливую деятельность
кедровок, чтобы убедиться в том, как велика их роль в
жизни кедра. Целые полчища кедровок наводняют в эту
пору кедровники. Одни шумят и суетятся в кронах, добывая
орешки и роняя шишки. Другие хлопочут на земле, часто
опускаясь вслед за опавшей шишкой или снося ее в клюве.
Повсюду видны птицы, долбящие шишки, сглатывающие
орешки и отлетающие прочь с переполненным до отказа
«зобом». Некоторые, впрочем, предпочитают не улетать
далеко, а прятать добытое на месте, а в некоторых случаях
зарывать в мох и целые шишки. Но иногда нагруженные
орехами птицы отлетают далеко. Осенью 1931 г. в среднем
течении Ангары, при очень малом урожае орехов,
наблюдались кедровки, прятавшие орехи в скалах в бору на
вершине хребта, вне видимости далеко внизу расположенного
кедровника».
Собирают пищу на неблагоприятное время года и
таежные зверьки — белка, летяга, бурундук. Особенно велики за-
140

пасы, заготовляемые бурундуком. Они могут достигать
нескольких килограммов кедровых орехов, которые сносятся в
особые кладовые, расположенные в норе зверька около его
гнездовой камеры. Бурундук пользуется своими запасами,
очевидно, поздней осенью, перед тем, как впасть в спячку,
и ранней весной, пробудясь от нее, когда добывать пищу ему
еще трудно. Эти запасы служат не только для их хозяина.
Соболь зимой разыскивает норы бурундуков и, съев крепко
спящего грызуна, пожирает собранные им кедровые орехи.
Так же поступает и медведь.
«Проснувшись одновременно с бурундуком, когда снег
еще толстым слоем покрывает низовые места тайги, медведь
выходит на проталины и начинает систематически
разнюхивать и разрывать бурундучьи норы, большая часть запасов
которых состоит из орехов. При этом частенько гибнет и
хозяин, которому трудно спастись по единственному лазу
своей норы» (Н. В. Скалой). Насколько обычны эти грабежи
медведей, можно судить по тому, что в кедрах Западной
Сибири местами на один линейный километр находили от
10 до 24 нор бурундуков, разрытых медведем.
Очень важную роль в питании хищников, населяющих
тайгу, играют мышевидные грызуны. Число видов этих
зверьков здесь относительно невелико, но среди них имеются
и настоящие таежники, например красная и красно-серая
полевки. Как и все полевки, они роют довольно поверхностные
ходы и ведут скрытый ночной образ жизни, благодаря чему
они мало заметны.
Однако исследования содержимого желудков соболя,
колонка, горностая, экскрементов лисицы и погадок сов, кстати
сказать, в тайге многочисленных, показывают, что для всех
перечисленных зверей и птиц эти полевки служат основной
пищей.
Хотя хвойный лес — основной ландшафт таежной
области, но на ее огромном протяжении имеются и обширные
водоемы, и высокогорья, поднимающиеся за линию
древесной растительности, и широкие поемные луга, и
значительные участки степи, лежащие не только по ее южной окраине,
но и в самом центре восточно-сибирской тайги — в районе
Якутска. Животное население степных пространств
отличается главным образом отсутствием строго лесных видов и
лишь некоторой примесью степняков, преимущественно
птиц, проникающих сюда из близлежащих открытых
областей. Своих собственных зверей и птиц, свойственных только
им, эти степные участки, как и луга, не имеют. Другое дело
водоемы и горы, Но горы таежной области приурочены
141

к определенным частям ее и будут рассмотрены в
соответствующем месте ниже. Обратимся к водоемам.
Бесчисленные озера, озерки и прочие водоемы настолько
пронизывают всю тундру, что выделить их из общего
ландшафта совершенно невозможно. Точно так же невозможно
выделить из тундровой фауны особый околоводный животный
мир. Наоборот, в тайге озера и реки представляют собой
лишь включения в основной ландшафт, и связанные с ними
звери и птицы входят в состав вполне самостоятельного
сообщества.
Водоемы, подобно горам, не приурочены к
определенным поясам земного шара — это ландшафты межпоясные.
Поэтому заранее можно было ожидать, что приводные
животные, водящиеся в таежной области, мало характерны
для нее. Действительно, подавляющее большинство их
широко распространено и за пределами тайги. Таковы выдра,
водяная полевка (обычно называемая водяной крысой), из
уток — кряква, широконоска, свиязь, большинство куликов.
Однако межпоясные ландшафты — понятие относительное,
ибо пояс в большей или меньшей степени, но всегда
откладывает свой отпечаток на явления природы. Это сказывается
и на животном мире, среди которого имеются и настоящие
приводно-таежные виды. Таков, например, гоголь —
нырковая утка, гнездящаяся исключительно в дуплах деревьев
и распространенная по всей таежной области, за
пределы которой она выходит только в Европе и то лишь очень
немного.
Вникая глубже в биологию и распространение таежных
животных, нетрудно заметить, что большинство из них не
связано именно с тайгой, а связано вообще с лесом. Так,
белка живет и в широколиственном лесу, где питается
орехами, лещиной и желудями, и область распространения ее
далеко выходит за пределы тайги на западе, вплоть до
Атлантического океана, а на востоке — в Маньчжурию. То же
следует сказать относительно бурого медведя и рыси, но они,
кроме того, спускаются далеко к югу в горы Передней,
Средней и Внутренней Азии. И белка, и рысь, и бурый медведь —
лесные животные, но отнюдь не специально таежные. То же
самое следует сказать и о большинстве птиц, обыкновенных
в тайге. Далее бросается в глаза, что многие типично
таежные животные имеют близких родственников, обитающих в
других ландшафтах, за пределами таежной полосы. Так,
ближайшие родственники сибирского марала —
североамериканский вапити и благородный олень Западной Европы и
Кавказа — живут в широколиственных лесах. В сходных же
142

условиях обитает и европейская косуля, а еще в историче-
ческие времена она была повсеместно распространена в
стенной полосе, откуда ее вытеснил человек. Далее, многие роды
имеющие в таежной полосе один-два вида, представлены в
более южных частях Азии многими формами. Так, на всей
площади, занятой евразийской тайгой, живут всего один вид
белки и один вид летяги, тогда как в Юго-Восточной Азии их
водится много.
Все это наводит на мысль, что фауна тайги еще совсем
молода и сложилась в геологическом смысле в очень
недавнее время из южных выходцев. Мнение это подтверждается
и со стороны геологии и со стороны ботаники. Именно на
молодость тайги как растительного биоценоза указывает, с
одной стороны, ее бедность в смысле видового состава
слагающих тайгу древесных пород, с другой —
неприспособленность многих типично таежных деревьев к суровому
климату. Чем иным можно объяснить, что ель, пихта, кедр и
сосна сохраняют в течение круглого года зеленую хвою?
Только лиственница из всех таежных хвойных пород успела
выработать способность сбрасывать хвою на зиму. Этим
достигается меньшая потеря влаги, что важно в зимних условиях,
когда приток влаги из корней сильно сокращен.
Когда и где сложилась таежная фауна? Едва ли можно
сомневаться, что таежная фауна образовалась сравнительно
недавно — в течение более поздпих фаз ледникового периоды
и окончательно приняла свой современный облик в конце
его, а может быть еще позже — по миновании этого периода.
Но отдельные виды, слагающие современную таежную
фауну, должны были развиваться в течение более длинного
времени и, несомненно, существовали задолго до того, как
таежный ландшафт получил широкое распространение.
Во времена, предшествовавшие ледниковому периоду, вся
огромная территория, занятая в настоящее время тайгой, по-
видимому, была покрыта теплолюбивым широколиственным
лесом. Но в то время как в Западной Европе этот лес имел
определенно субтропический характер и соответствующую
фауну, по направлению к востоку он постепенно утрачивал
его, и Восточная Сибирь, видимо, была покрыта уже
широколиственным лесом умеренно теплого климата.
Наступившее затем общее похолодание, которое, по-видимому,
протекало в направлении с северо-запада на юго-восток,
обусловило развитие в Европе и Западной Сибири огромных
ледников, а в Восточной Сибири — тундроподобного ландшафта
в виде арктической степи или лесостепи. В результате вся
эта теплолюбивая растительность вместе с населяющей ее
143

фауной была оттеснена далеко к югу. На западе и крайнем
востоке явление это могло протекать сравнительно
благополучно. Но в центре теплолюбивые виды животных оказались
прижатыми к огромпым южносибирским хребтам, покрытым
в то время мощными ледниками, что должно было повлечь
за собой вымирание. Лишь отдельные виды, наиболее
стойкие в отношении холодного климата, могли кое-где
сохраниться. В большом количестве они могли удержаться в
Восточной Сибири, которая, как уже указывалось, не
покрывалась сплошным ледником и где перемена в климате,
вероятно, была менее резкой.
Именно здесь, в Восточной Сибири, по мнению ученых,
постепенно складывалось основное ядро таежной фауны.
Материалом для нее послужили как уцелевшие и
приспособившиеся к холодному климату местные формы, так и
выходцы с гор Центральной Азии, а также переселенцы из
Северной Америки, проникнувшие сюда через Берингию.
Широкий обмен таежными животными через этот перешеек
доказывается сходством таежных фаун Евразии и Северной
Америки. Именно в тайге обоих полушарий широко
распространены бурый медведь, лисица, росомаха, рысь, летяга,
лось, из птиц — клест-еловик, белокрылый клест, щур,
трехпалый дятел, свиристель и т. д.
Однако в Америке нет ни обыкновенной белки, ни соболя,
ни косули, ни колонка, ни кедровки, ни рябчика, ни
глухаря, ни ряда других птиц, широко распространенных по
тайге Евразии. В то же время в американской тайге живут
отсутствующие в Восточном полушарии древесный
дикобраз; ондатра, которая недавно акклиматизирована у нас как
пупшочпромысловое животное; вонючка, или скунс; медведь-
барибал и ряд других зверей и птиц. Сама собой
напрашивается мысль, что животные, отсутствующие в одном из
полушарий, проникли в тайгу или, по крайней мере, широко
распространились здесь сравнительно недавно, когда Берин-
гия уже погрузилась в море или, что более вероятно, когда она
еще продолжала существовать, но была занята уже тундрой.
То, что Восточная Сибирь действительно была главным
центром, откуда таежная фауна расселялась на запад,
подтверждает современное распространение животных. Так, по
подсчетам Б. К. Штегмана, в Заенисейской Сибири живет
42 вида таежных птиц, из которых 35 весьма характерны
для нее, а 7 свойственны только ей; в Западной Сибири —
30; в Восточной Европе — 26; в Финляндии — 24; в
Скандинавии — 22; в хвойных лесах Средней Европы — лишь 12,
а в хвойных лесах Пиренеев — всего 8.
144

Бурый медведь на границе леса е Полярном Урале
Ознакомившись с тайгой в целом, обратимся теперь к
отдельным частям таежной области.
Ее прежде всего можно разделить на западную — Пред-
енисейскую тайгу и на восточную — Заенисейскую.
Различия между ними весьма значительны, хотя географически
разделение это условно, так как по горным хребтам
восточносибирский таежный фаунистический комплекс далеко
выходит на запад от Енисея (Салаир, Кузнецкий Алатау). Заени-
сейская Сибирь — страна горная, или, по крайней мере,
гористая. Ее хребты, сопки, пади и падушки покрыты
преимущественно лиственничным лесом; ее до крайности суровая
зима малоснежна. Наоборот, западноевропейская тайга и
европейская тайга в основном еловая и елово-пихтовая,
равнинная, низменная, сильно заболоченная, а зима —
многоснежная.
Почти на всем пространстве северо-запада нашей страны
широколиственные породы Европы и хвойные породы
Сибири перемешаны и, в зависимости от местных условий, то
одна, то другая из них одерживают верх. Но, начиная
примерно с линии, проведенной от Ленинграда на Казань,
исчезают вяз, клен, дуб, к ели и сосне примешиваются пихта
и лиственница, появляются бурундук, кукша, трехпалый
дятел, и сибирская природа уже полностью вступает
в свои права. Отсюда и далее на восток до самого Урала
10 Н. А. Бобринский 145

раскинулась сплошная, преимущественно еловая, тайгаг
угрюмая, сырая, выстланная пухлым мохом, изобилующая
болотами. И чем дальше на восток, чем ближе к Уралу, тем
дремучее становится лес, тем непроходимее болота и топи.
Урал, протянувшийся узким пучком невысоких горных
цепей почти прямо с севера на юг, одет почти на всем своем
протяжении все той же темной еловой и елово-пихтовой
тайгой, но уже с примесью кедра. Особенно суров Северный
Урал. «Трудно представить себе картину,— пишет Контке-
вич,— пустыннее той, которую встречает путешественник при
перевале через Урал. С возвышенного хребта он усматривает
склоны гор, прорезанные глубокими долинами и покрытые
густым, темным лесом. На самом перевале, высота которого
в этой северной стране мало способствует древесной
растительности, лес редок, мелок и состоит из искривленных
деревьев с поломанными от снега и ветра вершинами. Огромные
голые площади, среди которых виднеются только обгорелые
стволы, напоминают о страшных лесных пожарах, ежегодно
истребляющих здесь большие пространства. Это придает еще
более грусти дикой картине, которую дополняет мертвая
тишина».
К югу Уральские горы постепенно теряют свой мрачный
вид. На широте Свердловска, по крайней мере в летнее
время, они производят даже жизнерадостное впечатление.
Из-за стройных елей выступают то зубчатые скалы, то
поднимающиеся друг над другом ступенями большие покрытые
мхом плиты, то торчат причудливой формы каменные
столбы. Ниже многочисленные светлые ручьи бегут меж
пологих складок, поросших рощами кудрявых берез и свежей
ярко-зеленой травой. Птицы поют в лесах, бегают по
берегам ручьев, порхают по влажным лугам. Картина веселой
горной природы.
Интересные сведения, касающиеся природы южного
Урала и жизни глухарей, обитающих там, сообщает в своей
книге С. В. Кириков (1948 г.):
«В нагорных сосново-березово-лиственных лесах зимой
глухари держатся в густых сосновых насаждениях, избегая
светлых лесов с большой примесью лиственницы. Глухари
и глухарки обычно держатся отдельными небольшими — по
5—10 штук — стайками; изредка попадаются и смешанные
стайки из самцов и самок.
В начале зимы, когда снег еще неглубок, глухари много
ходят пешком. Не спеша, настороженно переступает глухаре
по пороше и кормится по пути: то сорвет вершинку молодой
сосенки, то оборвет хвою с ветки можжевельника или листья
146

ft*
О
10*

и побеги черники, еще не совсем занесенной снегом. В
дубняках же или в лесах с примесью дуба — в урожайный на жо-
луди год — глухари продолжают кормиться жолудями и -из-
под снега, пока он еще неглубок. Чернеющие взъерошенные
листья и лесная подстилка издалека видны на белой пелене
снега и указывают на места глухариных кормежек (нередко
под одним и тем же дубом кормятся вместе с глухарями и
косули). По глубокому рыхлому снегу глухари почти совсем
не ходят. Зимнюю ночь глухари проводят под снегом.
В очень большие морозы они отсиживаются под ним и
большую часть дня, на кормежку они вылетают поздним утром.
Наполнив зоб хвоей и молодыми первогодними шишечками
сосны, птицы снова забираются под снег. Второй раз глухари
кормятся под вечер. Глухари, живущие в южноуральских
широколиственных лесах, откочевывают на зиму в боры,
однако очень небольшая часть их все же остается и зимует в
дубово-липовых лесах с примесью ильма, осины и березы.
В некоторые годы в конце зимы (во второй половине
февраля и первой половине марта) на Южном Урале
устанавливаются безветренные солнечные дни. Шапки инея и снега,
нависшие на сосновых кронах, "подтаивают и падают вниз;
сосны освобождаются от пухлых снеговых шуб. В такие
дни глухари уже не хоронятся под снегом, а сидят на
деревьях или прогуливаются по просекам и прогалинам — там,
где верхний слой снега становится более плотным и держит
глухаря (днем снег подтаивает от яркого солнца, а за ночь
подмерзает). Кое-где по обеим сторонам глухариных следов
на снегу виден ряд параллельных черточек, тянущихся на
протяжении нескольких шагов. Обычные следы и следы с
черточками чередуются друг с другом. Эти «чертежи» —
следы от крыльев глухаря, которые он распускает под
песню, во время токования. Глухарь «зачертил» — значит скоро
начнется настоящий ток.
В начале весны появляются проталины на южных
склонах; прилетают галки (на зиму улетавшие с Южного Урала),
начинают токовать глухари и тетерева. Начало токованья
боровых глухарей, живущих оседло, зависит от наступления
весенних явлений. Лучше всего токуют глухари в ясное утро,
но, после того как началось токованье на постоянных
токовищах, они токуют даже в хмурое холодное утро.
Вспоминается одно такое утро в Башкирском
заповеднике. Затянутое тучами небо; серый рассвет; глубокий снег,
еще ни разу не покрывавшийся настовой коркой. Глухо
шумят сосны; ветер стряхивает снежную навись с крон.
Становится светлей; можно уже различить, что снежная пелена
148

испещрена, как наперсток, множеством мелких углублений
от упавших с крон снежных комьев. Ветер немного стих.
Напряженно вслушиваюсь и в то же время думаю:
«глухари, наверное, не будут токовать». Вдруг послышалось
«ка-ду» — словно кто-то глухо щелкнул языком. Проходит
минута, другая, третья. Снова «ка-ду». Теперь уже больше
нет сомнений — это «закадукал» глухарь. Несколько минут
он только «кадукает» и прислушивается. Если нет ничего
подозрительного, «ка-ду» следует несколько раз друг за
другом и переходит в ту часть песни, которую называют «то-
ченьем», или «скирканьем».
В начальном периоде тока глухари начинают петь поздно,
перед самым восходом солнца или даже после того, как оно
взойдет. После восхода солнца глухари часто слетают с
деревьев и поют на снегу. В первые дни на току поет обычно
один глухарь (редко — два-три). Первыми токуют глухари
из группы трех лет и старше. Неподалеку иногда держится
молча несколько других глухарей. Спустя немного дней
начинают петь и остальные глухари, в том числе и двухлетние.
Глухарок в первые дни обычно на току не бывает; изредка
они наблюдаются на окраинах токового участка, но держатся
там молча, не «бакая».
Период разгара глухариных токов совпадает с периодом
вылета глухарок на тока и продолжается на Южном Урале
около месяца (приблизительно с половины апреля до
половины мая). В самом начале этого периода весны появляются
проталины на полянах и в лесу, стаивает снег на южных
склонах, появляются зажоры по лугам, прилетают зяблики, белые
трясогузки и певчие дрозды. Через несколько дней
прилетают вальдшнепы, выходят из берлог медведи, зацветают
сон-цветы.
Неровно, порывисто проходит южноуральская весна.
Еще в последней трети апреля нередко бывают дни,
когда не видно света от стремительно проносящегося
снежного бурана, когда с вершин гор доносится гулкий шум,
словно по ним непрерывно пролетают экспрессы. В такие дни
смолкают дрозды и зяблики, хоронятся у построек белые
трясогузки, перестают петь глухари. И вдруг метели сменяются
теплыми, почти летними днями, когда солнце на глазах
растапливает снег. Под пологом леса показываются опавшие
листья, хвоя и старая трава, плотно прижатая за зиму
тяжестью снега к земле. Сквозь желто-серые листья, хвою и траву,
между рассыпанными крупными «орехами» лосиного кала,
кое-где вылезают молодые острые и прямые, как гвоздики,
листочки вейника. По северным склонам и в мае еще белеют
149

постели затвердевшего уплотненного снега. Все насыщенней
становится серо-бордовая дымка березовых лесов. Соки так
переполняют березы, что из надломленных веточек
скатываются капли одна за другой. В середине мая начинают
распускаться лиственницы, окутанные седовато-зеленым
дымчатым инеем.
Глухари собираются на токовище вечером. Планируя,
тяпнут огромные птицы из соседних участков леса, шумно
хлопают крыльями, садясь на дерево, и, усевшись, как-то по
особому, хрипло и словно давясь, «хрюкают». С дерева на
дерево перемещаются за вечер по нескольку раз. На утренней
заре глухари поют сначала на деревьях, располагаясь на них
обычно в полдерева. Как только рассветет, глухари — часть
или все — слетают с деревьев и поют на земле. Для токо-
ванья на земле глухари выбирают чистые, без валежника и
густого подсада, участки или же небольшие безлесные
бугорки. Распустив веером хвост, оттопырив крылья и чертя
кончиками их по земле, раздув «бороду», бегают и
прохаживаются глухари, время от времени подскакивая и взлетая, как
тетерева. Во время самой песни глухарь приостанавливается,
вытягивая шею прямо вверх, «как свечку», и тряся бородой.
В период разгара токованья глухари начинают петь очень
рано, еще впотьмах, до восхода солнца. С каждым днем токо-
ванье становится все возбужденней, и глухари вступают в
драки. Слетевшие и поющие на земле глухари начинают
приближаться друг к другу. Чем ближе они подходят, тем все
горячей становятся их песни, тем чаще, почти без перерыва,
льются они одна за другой. Между соперниками остается
несколько шагов, и вдруг песни смолкают, глухари бросаются
друг к другу, хватают клювами один другого за шею и
ожесточенно бьют крыльями.
В разгар токового периода в теплую тихую погоду
глухари токуют не только утром, но и вечером. На вечерний ток
прилетают иногда и глухарки. Иногда в лунные теплые ночи,
душистые от распускающихся листьев берез, глухари, певшие
на вечернем току, снова начинают петь, когда подымается
полная луна.
Чернеют лога, отраженным серебряным светом блестят
недавно распустившиеся глянцевые листья берез, и в неясном,
словно тающем тумане белеет лента цветущей черемухи.
В разных сторонах перекликаются сплюшки, со степной
вершины сырта доносится резкий, отчетливый свист сеноставки.
Кабарга в лиственничной тайге
Восточной Сибири -—»
150

Словно очарованные лунным светом поют глухари. Но чем
ближе к полуночи, тем все продолжительней делаются
промежутки между глухариными песнями; все реже и реже поет
глухарь, незаметный в тени ветвей. Щелкнет несколько раз
«ка-ду», «ка-ду» и замолкнет, не заканчивая песни и,
по-видимому, засыпая. Наконец он смолкает совсем.
В середине мая почти все глухарки перестают вылетать
на тока, и на них остаются лишь глухари. С прекращением
вылета глухарок прекращаются и драки самцов, и лишь
следы былых боев в виде ссадин, кровоподтеков и вырванных
перьев долгое время заметны на их шеях. Само токованье в
этот период наступает относительно поздней; глухари
начинают петь, когда на востоке забелеет полоска зари. В конце
токового периода глухари очень редко слетают на землю и
поют главным образом на деревьях. Несколько изменяется и
поза: все меньше и меньше распускают они веером хвост и
под конец поют с опущенным хвостом. В конце токового
периода глухари-годовики появляются в центре токовища;
нередко они сидят неподалеку от взрослых токовиков и «кре-
кают».
Местообитаниями глухарных выводков в борах лесной
возвышенности в первую половину лета служат обычно
окраины лесных полян и участки редколесья,— вообще
светлые и хорошо прогреваемые солнцем места. В первую
половину лета, пока не поспеют ягоды, молодые глухарята
кормятся главным образом беспозвоночными; растительный
корм (преимущественно семена осоки) имеет для них в это
время меньшее значение. По мере поспевания ягод последние
становятся самым важным кормом глухарей, и выводки
держатся в это время преимущественно близ ягодников —
черничников, клубничников, малинников. По мере поспевания
ягоды становятся главным кормом и взрослых глухарей.
Наибольшее значение в летнем питании боровых глухарей
имеют клубника, черника, костяника, малина. Степная
вишня и шиповник в кормах играют меньшую роль. Во вторе и
половине лета взрослые глухари начинают подыматься на
деревья и питаться древесным кормом. В нагорных борах они
кормятся хвоей лиственницы и осиновыми листьями, а
лесостепных широколиственных колках — дубовыми жолудями
и осиновыми листьями. (Молодые глухари начинают
кормиться древесным кормом позднее взрослых.)
Летом у глухарей вновь наблюдается токованье. Это
явление не только совершенно не изучено, но даже о самом
существовании его известно очень мало. Не следует, однако,
думать, что летнее токованье представляет исключительную
151

редкость; по наблюдениям в Башкирском заповеднике оно
бывает ежегодно и регулярно.
Известно, что у птиц существует связь между сменой
покровов и половой активностью. Поэтому необходимо отметить,
что у глухарей летнее токованье совпадает с процессом смены
летнего наряда на зимний.
До выпадения снега глухари часто приходят на кормежку
в те места, где на полянах среди леса есть посевы.
Наиболее охотно посещают они посевы пшеницы и овса.
Осеннее токованье глухарей известно с очень давнего
времени, но об этом явлении, кроме того, что оно существует, мы
почти ничего не знаем.
Осеннее токованье отличается от летнего прежде всего
тем, что оно обычно происходит не на постоянных токовищах
и не в определенное время, а на местах кормежки и одинаково
часто как утром, так и днем. Кроме того, осенью глухари
держатся обычно смешанными стайками из глухарей и глухарок,
и среди этой стайки поет один или несколько глухарей.
О возрасте токующих осенью глухарей существовали
различные мнения. Сабанеев полагал, что осенью поют
исключительно молодые глухари. По мнению Вурма, осенью
могут петь как молодые, так и взрослые глухари. (Среди
последних, по предположению Вурма, бывают глухари,
которые по каким-либо причинам не могли спариваться
весною.) Так как точное определение возраста токующих
осенью глухарей никем не производилось, вопрос оставался
нерешенным.
Следовательно, токованье глухарей (понимая под ним
пение и своеобразные позы, принимаемые глухарем в
момент пения) наблюдается во все времена года, но осенью и
зимой глухари токуют случайно, на местах кормежки, а не
на определенных токовищах и не в определенное время
суток, как весною и летом».
Но, как это ни странно, настоящие горные флора и
фауна на Урале отсутствуют. За исключением нескольких
растений, свойственных только Уралу, все прочие виды их
встречаются и в прилежащих низменностях. То же относится к
животному миру. Трудно указать другую горную цепь столь
большого протяжения, фауна и флора которой были бы так
мало самобытны. Объяснение этому явлению следует искать
в ледниковом периоде, уничтожившем древнюю фауну и
флору Урала. Тем замечательней относительно недавняя
находка на Северном Урале одного вида пищухи —
небольшого грызуна, родственного зайц'ам,— которая живет здесь
обособленно от своей основной области распространения —
152

Заенисейской Сибири. Как попал сюда этот зверек —
полнейшая загадка. Наряду со всем указанным, длинный, но
невысокий Уральский хребет не служит ни фаунистической,
ни флористической границей между Европой и Азией: и
растительность и животный мир по обеим сторонам его сходны.
В частности, соболь несколько переходит за Урал в Европу,
а лесная куница и норка проникают в западную окраину
Сибири.
Огромная Западносибирская низменность — почти
идеальная равнина, слегка наклоненная к северу. Без особого
преувеличения можно сказать, что это — одно колоссальное
болото, по слабым возвышенностям которого разбросаны
урманы — густые хвойные леса из ели, пихты и кедра.
В этих лесах всегда темно, сыро, прохладно. Здесь много
грибов, мхов, лишайников.
Хорошее представление о средней Оби дал С. В.
Шибанов. Он пишет: «Обь, огромная, могучая река, широкой
лентой извивающаяся по Западносибирской низменности.
Родившись в снеговых вершинах Алтая, она захватывает на
своем пути множество больших и малых притоков и
стремит свои воды к Северному полярному морю. В своем
среднем и нижнем течении она орошает почти безлюдные дикие
северные пространства и образует очень широкую долину,
распадаясь на множество протоков с наносными островами
между ними.
Сурова и неприветлива природа в этой стране.
Беспредельная вековая тайга, перемежаясь с торфяными болотами,
постепенно переходит на севере в безлесную пустынную
тундру. Единственными путями сообщения являются Обь и
ее притоки, где по берегам расположены редкие селения.
Широкая долина Оби (ее пойма) изрезана целой сетью
озер, речек и протоков с топкими илистыми берегами.
Между ними разбросаны осиновые, березовые, черемуховые
гривы, заросли ракитника, рощи тальника и островные леса,
нередко довольно значительных размеров. А там, вдали, на
грани долины, то приближаясь, то удаляясь от реки, синеет
сплошная полоса леса — это тайга. На правом берегу Оби —
Северная гора, на левом — Полуденная гора. Но это вовсе
не горы, а только кажутся таковыми на низменных
пространствах долины».
Многочисленные реки Западной Сибири, текущие в
низких берегах, весной, после таяния глубоких снегов, широко
разливаются. Григоровский, говоря о Васюганье, обширной
области между средним Иртышом и Обью, протянувшейся
примерно на 500 км с запада на восток и лишь несколько
153

меньше с севера на юг, нишет: «Эта площадь почти сплошь
и рядом изрезана маленькими и большими реками и
озерами, имеющими названия и без названий, глухими хвойными
и смешанными лиственничными лесами, а на юге почти вся
сплошь покрыта непроходимыми болотами, которые во
время весенних разливов вод сливаются вместе и слывут у
местного населения под именем Васюганского моря>\
«Необозримое дырявое покрывало из растений, наброшенное на
воду,— вот что представляет из себя Васюганье»,—
отмечает Крубер.
«И по длине и по величине бассейна Васюган больше
всех левобережных притоков Оби к северу от Барабы,—
пишет Е. Н. Орлова.— Эта широкал полноводная река
своими притоками глубоко заходит в дикий лесной болотистый
край. Как и большинство нарымских рек, Васюган течет
очень медленно. Местами, кажется, стоит его вода, и только
кое-где встречаются перекаты. Берега Васюгана часто
высоки. Встречаются крутые яры, сложенные песками, и на них
растут прекрасные сосновые боры. Как хорош этот лес ■—
могучие пихты, ели, нежный осинник, но лучше всего
мощные раскидистые пушистые кедры: их вершины и боковые
ветви покрыты тяжелыми поспевающими шишками.
Черемуха и малинник и, в зависимости от состава деревьев,
брусника или черника почти скрывают почву в лесу. Нередко
можно встретить болото, кочки которого сплошь покрыты
спелой янтарной морошкой или ароматной
малиново-прозрачной княженикой, иногда ее зовут еще поленикой. А
летом белые цветы морошки, малиновые — княженики,
золотые поляны огоньков, а ближе к воде заросли желтых
калужниц на красивых фиолетовых стеблях, дорожки нежно-
голубых незабудок у берегов и высокие куртины ярких
пионов в чащобе.
Когда-то бобр в большом количестве водился в бассейне
ре'ки Оби, особенно в левобережной его части, но был
истреблен поголовно. Выпущенный на Нюрольке, этот ценный
зверь прекрасно себя чувствует в условиях Васюганья и в
дальнейшем, так же как и соболь по тайге, он
распространится по всем рекам таежной части Западной Сибири.
На левобережье Оби, в Васюганской тайге, как и во всей
западносибирской тайге, водится лось, или сохатый,— самый
крупный из современных зверей тайги. Лоси любят
селиться в лесу, где много моховых болот, осинника и берез. Этот
громадный зверь питается молодыми побегами деревьев,
«древесным сеном», их корой, а также травой осокой.
Раньше лось только случайно заходнл к югу от Васюганья,
154

теперь он уже постоянно обитает в Барабинской низменности,
встречаются лоси и в лесах, окружающих Новосибирск».
С. В. Шибанов так описывает весну в Западной Сибири:
«Весна на Севере приближается медленными
нерешительными шагами. Теплыми солнечными днями снег
начинает подтаивать и на южных склонах возвышенностей
появляются проталины, но по ночам мороз опять все сковывает
и образуется крепкий наст. Сверкающие теплые дни часто
сменяются «отзимками» — морозами и снежными вьюгами.
Но как ни упряма северная зима, все же время берет
свое. Уже апрель. Обнажается пожелтевшая трава на «сорах»,
изъеденный солнцем и влажный снег доживает свои
последние дни в низинах. Оживают истоки и родники,
проедают лед и сверкают на солнце веселыми струйками.
При весеннем разливе Оби, когда воды по истокам
вливаются в соры, множество рыбы идет вслед за водой для
икрометания и жировки. Когда же вода идет на убыль,
отъевшаяся рыба тоже спешит вернуться обратно в реку. Вот эти-то
периоды хода рыбы и являются важнейшими промысловыми
моментами. При невысоком подъеме весенней воды, заходя в
малозатопленные соры, рыба не наедается и, ища корма,
очень скоро выходит обратно в реку, спускается все ниже и
ниже по течению, возвращаясь обратно нередко только к
зиме. В такие годы промысел рыбы бывает чрезвычайно плохой.
Совсем по-иному влияет маловодье на пушной промысел.
Годы больших разливов, когда долина Оби представляет
собой широкую водную гладь лишь с небольшими островками
сухой земли, чрезвычайно неблагоприятно отражаются на
приросте молодняка промысловых зверей. В особенности
страдают при этом зайцы. Загнанные подступающей водой
на небольшую территорию и совершенно беззащитные, они
делаются добычей хищников и человека. Резкое
уменьшение после «большой воды» количества мышей, служащих
основным кормом для горностаев, колонков и лисиц,
отражается также и на их количестве.
Видовой состав водоплавающих и болотных птиц
среднего течения Оби чрезвычайно разнообразен. Одних уток здесь
насчитывают до одиннадцати пород. Кряква (по местному
селезень), свиязь (свезь), красноголовый нырок (травяной
свезь), шилохвост (вострохвост), чернеть, гоголь и пр.
прилетают и гнездятся здесь в огромном количестве.
В тайге запасы боровой дичи неисчислимы. Всюду по
краю бора, по увалам, по берегам речек расставлены слопцы
и пленки, и в хорошие годы много дичи выносят охотники
из бора.
155

Промысел начинается в первых числах сентября, иногда
раньше, и заканчивается с выпадом снега. Осенью глухари
и тетерева, закончившие линьку, что происходит у них в
конце августа, "начинают вылетать из глухих болотистых
мест и чащи. Они появляются на сухих и светлых склонах
увалов, на песчаных берегах и мысках таежных речек, на
опушке и, наконец, поздней осенью, перед снегом, вылетают
даже на соры и на берега Оби. Во всех этих перелетах
глухари ищут песок, в котором роются и заглатывают мелкие
камешки, помогающие пищеварению в зимнее время, когда
вместо ягод основным кормом служит грубая сосновая хвоя.
На этой привычке глухарей рыться в песке и основывается
промысел слопцами и пленками. Вылет глухарей на песок в
различные годы бывает не одинаково интенсивный и зависит
от погоды. В теплую или дождливую осень глухари очень
плохо вылетают на песок и, наоборот, свежая погода с
ранними утренниками и инеем — лучшее условие промысла.
Число видов пушных зверей, на которых здесь, в долине
Оби, основывается промысел, ограничено. Это — белка,
горностай, колонок, заяц-беляк и лисица.
Каждую осень, с первым снегом, из тундр и глухих
таежных болот вылетают на соры табуны белых куропаток, летят
вдоль Оби и всю зиму кочуют по тальникам и ракитникам.
Никакой другой зверь или птиц'а не могут сравняться с
куропаткой в простоте и доступности ее добывания. Вначале
куропатки держатся по краям тальников на берегах Оби, в
особенности на мелкой молодой поросли, так называемой
«щетке», а с середины зимы они кочуют уже
преимущественно по ракитникам. Куропатка любит мягкую погоду, в
особенности когда выпадает свежий снежок, после «буран-
чика», а в мороз или ветер отсиживается в лесу, где
подобно другим куриным зарывается в снег.
Январь — наиболее холодный из зимних месяцев.
Морозы, достигающие 50 и более градусов. Резкие холодные
ветры и метели. На Оби замор, рыба жмется к родникам, к
«живой» воде. Это явление, свойственное среднему течению
Оби, выражается в том, что в середине зимы, обычно в
первых числах января, вода в реке портится, приобретает
дурной запах и буроватую окраску, как говорят рыбаки,
«горит». Это явление вызывают воды болот, дающих начало
многим рекам, изливающимся в Обь в среднем ее течении.
Толстый лед, мешающий доступу свежего воздуха, и
замедленное течение, свойственное этому времени года,
обусловливают насыщение ъоды железистыми окислами, от чего и
наступает «замор». Рыба задыхается и бросается к родникам
156

и устьям истоков, где вливается свежая «живая» вода, и
скопляется там в большом количестве. Этим пользуются
рыбаки. Но замор бывает не всегда одинаковой силы: чем
сильнее замо;р, тем лучше промысел».
Недригайлоав так описывает урманные леса по нижнему
течению Оби в районе г. Березова: «Нехороша она здесь,
западносибирская тайга... Огромные ели, перемежаясь с
сухостойным некрупным лесом, росли странно неправильно,
точно какая-то неведомая сила сдвинула под ними землю и они
наклонились и так и росли, как-то наискось. Между
деревьями кучами лежал валежник, через который перелезать
было чрезвычайно трудно. То тут, то там путь преграждали
упавшие деревья. Старость ли подточила их стволы или
ветер сломал их — не знаю. Но, падая, они так и не достигли
земли, застряв вершинами в густых ветвях соседних елей.
И, встречая их на своем пути, искривленный и
неправильный тянулся молодняк. Даже красавица пихта, от стройных
пирамидальных очертаний которой на Южном Урале
бывало трудно отвести глаза, здесь среди этого хаоса теряла свою
красоту. Какие-то мелкие кусты путали ноги. Иногда
пробегал ручей. Но и ручей был не тот ручей, к которому
привыкли мы,— живой, журчащий, играющий, все
оживляющий,— это были струи воды, которыми изобиловала почва.
Эта вода то хлюпала под ногами, то скоплялась в лужи, даже,
пожалуй, озера, и медленно, почти незаметно для глаз,
стекала в виде ручья. И как у озер, так и у ручьев не было
определенно очерченных берегов. Чем дальше, тем лес становился
мрачнее и гуще. Проходить было трудно. Тогда нас охватывала
мертвящая тишина, и мне, жителю средней полосы СССР,
казалась странной безжизненность леса. Ни пения птиц, ни
прыгающей белки или другого какого-либо животного...
Вскоре местность изменилась. В мрачную зелень ели и
пихты стали вкрапляться другие породы: выглянула нарядная
в своем осеннем уборе рябина, две-три черемухи, склонилась
вершиной березка. Под ногами уже не хлюпало — очевидно,
местность стала выше — деревья поредели, сумбурный лес
отступил, и перед нами развернулась совсем новая картина.
Высокие прямые кедры правильными крупными стволами
оттеснили остальные породы, образуя как бы кедровый
остров в лесу. Сучья его и ветки, начинавшиеся на большой
высоте от земли, были богато одеты пушистой зеленью игл.
Сначала я принял их за сосны, но, приглядевшись
внимательно к цвету ствола и к мягкости игл, удостоверился в
том, что передо мною кедр». К северу от Васюганья лежит
Нарымский край. Шестокович, описывая этот край, говорит,
157

что «весенний разлив вод НарЫхМского края, если он
значителен, есть безбрежное море: кругом во все стороны
необъятная вода, из которой торчат в иных местах кустарники и
лес, а кое-где выступают гривки и веретья (небольшие
холмики). Куда бы ни вздумали ехать, иначе нельзя было,
как по воде, и притом хоть на сотни верст. Это-то громаддое
водоразлитие образует много озер, протоков, истоков, болот
временных и не пересыхающих, поросших и не поросших
лесом». Обилие воды обусловливает обилие водоплавающей
птицы, в частности уток — благородных и нырковых.
Страна между Енисеем и Леной, или Средняя Сибирь,
представляет собой громадное невысокое плато,
прорезанное узкими глубокими долинами и покрытое однообразной
лиственничной тайгой. Лиственница господствует здесь
повсюду, и к ней лишь изредка примешивается ель, береза, на
юге — кедр; только по песчаным площадям преобладает
сосна и та к северу постепенно исчезает. Болот в этом'крае
несравненно меньше, а тайга отличается чрезвычайной
монотонностью на протяжении тысяч и тысяч километров — от
района якутского Заполярья до средней Лены и отрогов
Станового хребта.
Н. Н. Бобринский следующим образом описывает
приполярную тайгу Средней Сибири:
«С воздуха якутская тайга производит отрадное
впечатление своими просторами и мягкостью красок. Внизу
расстилается однообразная равнина, покрытая редким лесом и
расчлененная древовидной сетью широких безлесных долин~
Медленно движутся ©низу бесконечные лиственницы с
округлыми, бледно-зелеными кронами, сквозь хвою то и дело
просвечивает ржаво-желтый моховой покров. По небу
плывут мелкие облака, и их тени в виде множества пятен
быстро движутся по земле, уносясь в даль горизонта.
Но вот долина, кончается лес, по опушке белеют мелкие
березки, а дальше расстилаются ярко-зеленые
кустарниковые и травяные площадки, местами рассеченные на большие
многоугольники с полосками воды по краям, кое-где
имеются озерки. Так мирно поблескивает вода, окраска
растительности такая свежая, что, казалось бы, это райские места.
И в голову не приходит, что там ходить лучше всего в
резиновых сапогах, что вместо прохлады, там царит душный зной,,,
что тучи комаров и слепней там досаждают и зверю и
человеку.
Вдруг что-то серое и большое показалось в кустах около
озерка, и вот безрогая лосиха, быстро двигаясь на длинных:
упругих ногах, легко побежала к соседнему лесу.
158

Но долина уже позади. Снова однообразный водораздел
и мелькание бесконечных приветливых бледно-зеленых
лиственниц1. Далее лес снова редеет, возникают пятна болот,
на этот раз водораздельных. В живописном беспорядке
появляются то перелески березы и лиственницы, то зеленые
мхи, то трава, такая сочная на видг то озерки разной формы
и величины. Краски мягкие и разнообразные, прелесть
картины дополняется ясным синим небом. Далеко внизу
показались журавли, тихо и как бы нехотя махая огромными
крыльями. А за болотами опять лес, потом опять долина, и
так снова и снова все те же картины возникают, появляясь
из синеватой дымки горизонта.
На человека, рассматривающего летнюю тайгу с земли,
она производит другое впечатление, на первый взгляд
бесприютное и суровое, и, наоборот, при более близком
знакомстве — исполненное своеобразной прелести.
Но первое, что неотразимо действует на воображение
человека, попавшего поздней весной в якутскую тайгу,— это
Лена, основная летняя и зимняя дорога страны. Весной
нижняя Лена производит грандиозное впечатление. Берега
реки здесь низки, а русло разбивается на многочисленные
протоки, разделенные лесистыми островами. В лабиринте
этих протоков нелегко разобраться даже с картой в руках.
Проплывая по широким разводьям, с борта судна повсюду
вокруг себя видишь однообразную бескрайнюю BOflFvjo
равнину стального цвета, только в некоторых местах на
горизонте выступают неясные силуэты синих лиственниц,
торчащих как будто из воды. Сколько до них километров — 3—
5 или 10 — сказать трудно. Нельзя понять, где берег, куда
течет река, плывешь как будто по озеру, простирающемуся
одинаково широко во все стороны. И только на востоке
прослеживается серая неровная стена Верхоянского хребта с
зубчатым гребнем и огромными цирками.
В узких протоках по обе стороны судна различаются
низкие, обрывистые песчаные берега, заросшие густым
тальником и заваленные множеством деревьев, палок и бревен,
принесенных рекой. Быстро протекающая вода разрушает
берег, и можно видеть, как огромные глыбы земли с шумом
обрываются в реку. А по берегам великой реки повсюду
раскинулась тайга — целый океан, громадный и
всеобъемлющий. Но, в противоположность реке, тайга благодаря
разнообразию своих ландшафтов воспринимается везде по-
разному, и каждый раз на первый план выплывают мелочи.
Ознакомление с тайгой обычно начинается с долин
крупных рек. Проплывая по такой реке, поочередно по обоим ее
159

берегам встречаешь величественные высокие скалистые
обрывы, подступающие к самой воде, сложенные серыми
известняками п увенчанные причудливыми нагромождениями
в виде столбов и башен. Высоко над обрывами виднеются
чахлые низкие лиственницы — водораздельная тайга, а сама
обрывы и их карнизы усеяны множеством гнезд
ласточек-береговушек. Повсюду быстрым ныряющим полетом носятся
береговушки, ловя на лету комаров. Слышится их тонкий
свист вместе с надоедливым пискливым криком ястребов,
летающих кругом высоко в небе. Комаров повсюду множество,
они замечаются также на гладкой поверхности реки, и можно
видеть, как мелкие рыбки то и дело хватают их. Сквозь
прозрачную воду хорошо различаются также ленки длиной до
полуметра, медленно движущиеся вверх по течению, плавно
и неторопливо шевеля хвостом. Вот вдоль реки беззвучно
ровным быстрым полетом пронеслась гагара, часто-часто
махая крыльями.
А по другую сторону реки берег низкий, и там за
полосой галечниковой косы повсюду виден ряд высоких
лиственниц и елей, скрывающий обширную заболоченную пойму с
лабиринтом озер и чахлых перелесков. В целом это
несколько суровый ландшафт.
Но стоит только подняться по долинке одного из ручьев,
впадающих в реку,— и перед глазами возникает картина
совершенно иного характера. Вместо широких горизонтов,
мощных обрывов и нагромождений щебня глазам
представляется небольшая открытая долинка, имеющая мягкие
округлые очертания и с обеих сторон ограниченная лесистой
междуречной равниной. По сухим склонам, заросшим
кустарником карликовой березки и травой, повсюду разбросаны
колки приземистых лиственниц, свободно раскинувших во
все стороны длинные мощные ветви, а посередине вьется и
весело журчит ручей, сквозь прозрачную воду которого
виднеются разноцветные камешки. По берегам растет густая
осока, а к самой воде наклонились частые ветки ивы. И если бы
не постоянное ощущение запаха лиственницы и гула комаров,
то, наблюдая этот тихий и приветливый пейзаж, можно было
бы думать, что находишься где-то далеко к югу, в лесостепи.
Особенно хорошо здесь бывает осенью, когда растительность
окрашена разнообразно, когда пахнет прелым листом и сухой
травой и повсюду слышится стрекотанье кузнечиков.
Но, поднявшись вверх по долине, снова постепенно
попадаешь в иной мир. Долина все более заболачивается,
расплывается и выходит на обширное водораздельное повышение.
Перед глазами снова возникает широкий обзор — обширная
160

открытая равнина с кочками, заросшими ягелем, мхом,
клюквой и морошкой, с частыми мочажинами, заполненными
водой, и ограниченная .вдали синей стеной леса. С разных
сторон видны тихие серые озера с темными низкими
торфяными берегами. Повсюду сыро, под ногами хлюпает вода.
Дует постоянный холодный ветер и разгоняет тучи комаров.
Двигаясь по этой равнине, постоянно слышишь своеобразный
писк, похожий на крик птиц, но, увидев, что почва
повсюду изрыта мелкими норами, убеждаешься, что это
лемминги. Итак, этот ландшафт несколько напоминает
тундру.
Впрочем, все описанные ландшафты не относятся к
тайге в собственном смысле, к тайге как бесконечному лесу по
междуречным пространствам.
Человек, находящийся в тайге, не видит широкого
простора и все время оказывается в особом лесном мирке,
ограниченном деревьями. Вокруг себя он видит только
бесконечные кочки, вздувшиеся от действия мерзлоты и покрытые
пушистым влажным желтовато-зеленым мхом с канавками
между ними, в которых даже в середине лета белеет лед.
Эти зеленые, желтые, ржавые тона преобладают в летней
тайге, и лишь в начале лета на короткий период тайга
покрывается белыми цветами багульника. Деревья здесь
низкорослы и лишь изредка достигают 10 метров высоты, стоят
они редко, накренившись в разные стороны и распустив
свои длинные ветвистые корни у самой поверхности почвы.
Эти корни, как жилы, повсюду выступают по выбоинам
троп, и человек то и дело спотыкается о них. Деревья
корявы, искривлены, многие совершенно сухие, и их
светло-серые стволы видны издалека. Стволы мохнаты от
свисающих с них седых и черных бород лишайников, а ветви
усеяны пучками мягких хвоинок сочного светло-зеленого
оттенка. И странно видеть эту нежную, редкую, прозрачную хвою
на фоне чахлых и угрюмых стволов.
Тайга однообразна — повсюду господствует чахлая
лиственница, различия заключаются лишь в высоте и густоте
леса, связанной с его возрастом. А этот возраст в свою
очередь связан с прошедшими пожарами, и мало встречается
участков старой тайги.
Летом в тайге воздух пропитан лесной сыростью и, кроме
того, едва уловимым и каким-то удивительно свежим
запахом лиственницы, к которому примешивается одуряющий
запах багульника. Этим тонким запахом лиственницы все
пропитано в летней лиственничной тайге, как запахом полыни
в полупустынях и южных степях. Его как будто и не
11 Н. А. Вобринский 1В1

замечаешь, но именно он определяет впечатление от целого
края, действуя вначале угнетающе, а потом, как
олицетворение всего ландшафта, создавая невы|р(азимое очарование.
Обычно здесь безветренно и душно, а в воздухе
беспрерывно носятся тучи комаров, и человек должен отбиваться
от них, пуская в ход обе руки...
Комары в тайге появляются вскоре после того, как
устанавливается теплая погода, т. е. со второй половины июня, и
держатся до того времени, когда наступают ночные
заморозки. В это же время в тайге появляется множество пауков,
питающихся комарами. В основном за счет комаров
существуют также некоторые таежные птшхы, например
упомянутые ласточки-береговушки. В разгар комариного сезона
(в июле месяце) животное население тайги сильно страдает
от комаров — медведь реозет, катается по земле и лапами
разбивает себе морду в кровь; сохатый укрывается в воду,
где стоит часами, выставив наружу только часть морды;
домашние олени не успевают кормиться, худеют и большую
часть времени проводят у дымокуров, а ночью из палатки
слышно жалобное повизгивание собак. Однообразный гул
комаров обычно один только и нарушает тишину молчаливой
тайги.
Лишь иногда слышится сухой дробный стук дятла или
крик кукши, резкий и неприятный. Эта тускло окрашенная
хохлатая птица отличается любопытством и назойливостью.
Она часто провожает пешехода, идущего по тайге, а на
стоянке кружится вокруг лагеря и при малейшем недосмотре
забирается в пищу. Не менее тихо ночью, только изредка
слышится, как филин то ухает, то кричит жалобно, а иногда
издали доносится вой волков.
В целом, животных в тайге и мало слышишь, и мало
видишь. Но, бродя по тайге, овсе время сталкиваешься с
немыми свидетелями сложной лесной жизни. То встретишь
раздвоенный сохатиный след, то старые рога, когда-то
сброшенные сохатым, то перья птички, съеденной хищником, то
гнилую колоду, разорванную медведем на щепки в поисках
муравьев и окруженную медвежьими следами, похожими
на человеческие, но широкими и когтистыми.
Повсюду в тайге встречаются скопления нор различных
мышевидных грызунов. За счет них живут многочисленные
хищные птицы — ястреб, филин, различные совы. Кроме
того, часто приходилось находить остатки этих грызунов в
желудке ленков и других рыб.
Сильная жара летом и значительная
продолжительность дня при относительно малом количестве осадков
162

Кукиш

способствуют иссушению почвы. Однако мощный моховой
покров и затенение почвы деревьями препятствуют этому.
Только когда почва оголена, что возникает вследствие пожаров,
протаиважие резко увеличивается, исчезают кочки и, в
противоположность всем другим участкам тайги, здесь бывает
трудно достать воду. Еще сильнее действие солнечных лучей
сказывается на оголенных склонах, обращенных в южную
сторону. Здесь многочисленные выпоты солей и сильный
полынный зацах напоминают о сухих степях.
Хотя почти круглые сутки летом светит солнце, но
неуютная тайга кажется еще печальнее на фоне безоблачного
синего неба. В разгар лета в воздухе появляется мгла,
иногда до того сильная, что солнце становится мутным
красноватым пятном, и облака делаются расплывчатыми, все
краски меняются и приобретают необычайные оттенки — как
будто смотришь сквозь розовые очки. Это начинаются
пожары. В начале августа дожди приостанавливают их
развитие, но затем пожары разрастаются снова и не
прекращаются до сентября, то есть почти до самого снега.
Летом дожди редки, и они обычно не в состоянии сильно
промочить тайгу, уже через час после дождя под
солнечными лучами тайга совершенно высыхает, но дождевая вода по
поверхности мерзлого слоя стремительно стекает в реки и
ручейки, они бешено вздуваются, становясь непроходимыми.
С середины августа тайга начинает желтеть и наступает
короткая благодатная якутская осень. Ночи становятся
холодными и морозными, а дни теплые и безветренные. Дожди
по-прежнему редки, а благодаря заморозкам почва как бы
подсыхает; несмотря на однообразие растительности, тайга в
это время пестрит множеством красок, часто <в самых
необычных сочетаниях. Наземный покров местами становится
совершенно красным, что вместе с желтой хвоей и серыми
стволами создает впечатление какого-то сказочного сада.
Появляется мошкара, впрочем, малочисленная в
солнечные дни; только в пасмурное время количество ее заметно
увеличивается. Исчезают комары — человек и зверь
чувствуют себя привольно. Вечером на берега рек выходят зайцы,
привлеченные сюда обилием кормов. Их собирается так
много, что в сумерках весь темный берег бывает усеян
белыми пятнышками их хвостиков. Олени больше не страдают
от жары, разыскивают грибы (подосиновики и маслята),
усиленно пасутся и жиреют. По луговинам среди болот
попадаются сохатиные лежки, и часто откуда-то издалека
слышится трубное гудение — у сохатых начинается гон.
164

К началу сентября тайга сбрасывает хвою и листву,
приобретает холодную стальную окраску, становится голой и
мертвой. Животные готовятся к зимовке, роют норы,
пополняют запасы, птицъ1 спешат улететь далеко к югу.
По озерам собираются и шумно горланят гуси, а вскоре их
огромные стаи, вытянутые в виде полосы углом вперед,
быстро улетают к горизонту.
В середине сентября ложится снег и сразу наступает
зима — долгая, суровая и малоснежная. И животные, и вся
природа переходят в пассивное полусонное состояние, само
солнце появляется ненадолго, оставляя край большую часть
суток в полутьме, когда одни только причудливые сполохи
освещают небо таинственным сиянием».
В противоположность зиме Западной Сибири,
относительно пасмурной и ветренной, зима в Восточной Сибири,
пишет Серошевский, «самый тихий, ясный, сухой и
устойчивый из здешних климатических периодов... Резких перемен
погоды зимой не случается. Стужа нарастает и падает
плавными и крупными размахами. День мало отличается
температурой от ночи. Ветры почти отсутствуют... Они здесь
настолько слабы, что не в состоянии колыхать лесов, одетых в
толстые ризы снега, которые стоят всю зиму белые и
неподвижные', точно застывшая речная пена. Всюду царит
нерушимая тишина, спокойствие, безмолвие. Все замерло,
оцепенело, превратилось в лед... Даже свод неба кажется
куполом, выточенным из льда. Он бледен, прозрачен и по
целым неделям не видно на нем ни облачных пятен, ни туч...
Европеец, очутившийся в это время среди здешних пустынь,
будет поражен гнетущей их мертвенностью. В продолжение
многих дней он рискует не услышать ничего, кроме звука
собственных шагов да глухого морозного гула
трескающейся земли и деревьев. Ни троп, ни следов не видно. Зайцы
перестают бегать и большую часть времени цроводят
зарывшись в снегу; куропатки, глухари, тетерева, рябчики
взлетают на деревья чрезвычайно редко, обыкновенно с
восходом солнца на короткое время и, наевшись досыта березовых
и ивовых почек, спешат опять броситься с размаху в
сыпучий снег, где тонут точно © воде. На поверхности торчат
только головки сторожей их стада. Можно набрести на птиц1 и не
заметить, не вспугнуть их, до того они в это время апатичны
и тяжелы на подъем... В самое холодное время, видно, и
хищники бродят меньше, а потому реже попадаются в ловушки,
чем в начале и конце зимы. Рыба тоже не ловится:
собравшись в стаи, она дремлет без движения на дне глубоких
омутов. По мере приближения весны движение усиливается;
165

заячьи, а за ними лисьи и волчьи следы умножаются, олени
начинают кочевать из пади в падь, и все чаще можно
увидеть сидящих на деревьях зимующих в данной местности
птиц».
Совсем иначе, чем в Западной Сибири, происходит здесь
вскрытие водоемов. Ледоход на здешних реках протекает
крайне своеобразно. В узких проходах русел, в особенно
крутых коленах изгибав, на плесах пологих островов,
стесненных мысами, «лед достаточно пластичный и
раздробленный, или несомый недостаточно сильной струей воды,
застывает, нагромождается и образует мол, плотно упирающийся
в бока и дно реки. Такой мол простирается иногда вдоль реки
в длину на полверсты, даже на версту. Иногда он стоит день,
два, три... до тех пор, пока тяжесть воды, накопившейся в
русле поверх запруды, не сломит препятствия. Тогда вся эта
масса с невероятной стремительностью низвергается в
низовья. Энергия этих наводнений, бегущих с быстротою
водопада, неописуема. Льды, точно громадные тараны, бьют в
берега, бороздят их и разрушают; срезают до дна довольно
крупные мели и острова; уничтожают на больших протяжениях
лес и кустарники, вырывая их и опрокидывая, точно смерч.
Целые десятины лугов и целые рощи, попавшие на льдины,
уносятся ими далеко, (вместе с громадными глыбами камней,
отколотых от утесов». Таким образом, «река сбрасывает льды
подобно тому, как спускают тяжело нагруженные суда в
искусственных, маловодных каналах. Шлюз бассейна остается
запертым до тех пор, пока не прибудет достаточно воды,
чтобы поднять груз и передвинуть его дальше. Льды плывут как
бы по уступам».
Если зимой Восточная Сибирь костенеет от холода, то
летом здесь бывает очень жарко. Особенно (велики годичные
колебания температуры на средней Лене в районе Якутска,
где зимние морозы достигают —64°, а летом выпадают дни,
когда температура поднимается до +38°. Здесь в середине
лета «камни и песок накаляются до того, что ходить по ним
босой ногой невозможно, они жгут даже сквозь якутскую
кожаную обувь. Хоронясь от зноя, люди предпочитают
работать ночью, несмотря на множество комаров».
Если к этому прибавить, что Восточная Сибирь имеет
сухой климат, то мы вправе были бы ожидать найти здесь степь
или даже полупустыню. Этого нет только благодаря
своеобразному явлению Заенисейской Сибири — вечной мерзлоте.
Мощный слой ее, оттаивающий летом на глубину от
полметра до двух метров, благодаря своей водоупорности сберегает
в почве запас весенних талых вод, а также редких дождей.
166

Эти-то воды и позволяют произрастать в Восточной Сибири,
вопреки ее сухому и летом жаркому климату, обширным
лесам.
Правда, по средней Лене в Вилюйско-Якутской котловине,
где лето особенно жарко и сухо, имеются обширные участки
луговых степей, поросшие такими характерными степными
травами, как ковыль и телец. Однако, по всей вероятности,
степи эти созданы искусственно человеком, истребившим
беспрестанными палами первоначально росший здесь лес.
Это предположение получает 'полное подтверждение и со
стороны животного мира: здешние степи лишены настоящих
степных зверей и птиц. Здесь многочислен длиннохвостый
суслик сильно вредящий посевам, но этот суслик широко
распространен по всей Заленской Сибири и в равной степени
может считаться горным животным.
Благодаря особенно жаркому, хотя и короткому лету
средней Лены ряд перелетных птиц, которым нет дела до
здешней суровой зимы, проникает в Восточной Сибири
значительно севернее, чем в Западной. Так, чирок-трескунок,
полевой жаворонок, сибирская мухоловка гнездятся в области
Лены под Якутском (свыше 60° с. ш.), тогда как на Енисее
они доходят примерно лишь до Енисейска (58° с. ш.).
Наоборот, многие оседлые животные тайги, для которых
продолжительность зимы и сила морозов уже имеют
жизненное значение, по направлению к востоку постепенно
отступают к югу. Так, северная граница распространения водяной
землеройки, барсука, сойки, гадюки, живородящей ящериц*ы
постепенно понижается от горла Белого моря к устью Амура.
Несмотря на глубокие различия во всей природе Пред-
енисейской и Заенисейской тайги, животный мир их
отличается гораздо меньше, чем можно было бы ожидать, и в
основном сходен.
Росомаха, соболь, колонок, бурый медведь, лисица, лось,
рысь, северный олень, белка, заяц-беляк, бурундук, летяга,
красная полевка, а из птиц — щур, клесты, березовая сова,
кукша, свиристель, трехпалый и черный дятлы, гоголь
и т. д.— широко распространены по всей таежной области.
Эта однородность таежной фауны в целом объясняется во-
первых, тем, что условия жизни по всей области северных
лесов, будь то ельники или листвяги, в общем близки и резко
отличны от условий существования как в тундре, так и в
степях. Во-вторых, в западной тайге лишь преобладают тем-
нохвойные леса, а в восточной — светлохвойные,
лиственничные, но и здесь и там имеются как те, так и другие, и
здесь и там существуют сосновые боры, моховые болота и т. д.
167

Однако в пределах таежной области Енисей на всем своем
протяжении к северу от Красноярска служит важной фауни-
стической границей, особенно для птиц. Так, в Преденисей-
ской Сибири водится только обыкновенный крупный бело-
клювый глухарь, западная светлоногая форма лося и серая
ворона; в Заенисейской, наряду с обыкновенным глухарем,—
более мелкий черноклювый каменный глухарь, восточная
темноногая форма лося и черная ворона; с востока до самого
Енисея доходят широко распространенные в Восточной
Сибири кабарга, северная пищуха, чирок-клоктун,
утка-касатка, ряд мелких воробьиных птиц. Такое распространение
кабарги и пищухи легко объясняется тем, что это настоящие
горные животные. Они заслуживают того, чтобы на них
несколько остановиться. Северная пищуха, о которой хмы уже
имели случай говорить в связи с ее изолированным
распространением на небольшом участке Северного Урала, живет
колониями, иногда весьма значительными, по каменистым
осыпям горных хребтов. На зиму этот грызун не впадает в
спячку и заготовляет себе с лета запасы травы, которую
высушивает на солнце и складывает под камни в трещины скал.
Кабарга — мелкий представитель семейства оленей,
лишенный рогов и обладающий длинными тонкими клыками,
далеко выдающимися изо рта,— характерный зверь нагорной
тайги, богатой скалами и камнями. Здесь кабарга в изобилии
имеет свою излюбленную пищу — различные лишайники, а
сильный круп и задние ноги -позволяют животному ловко
лазить по скалам и в случае необходимости с замечательной
быстротой бежать в гору.
Если Средняя Сибирь — обширная область,
расположенная между Енисеем и Обью,— гориста, то Заенисейская
Сибирь— уже настоящая горная страна. Обширные
плоскогорья и хребты, то связанные отрогами, то прямо
переходящие друг в друга, поднимаются здесь за линию древесной
растительности в тундроподобную гольцовую область,
которая, постепенно опускаясь к северу, в конц'е концов
переходит в настоящую арктическую тундру.
Для гор Сибири от Восточных Саян и почти до
северовосточной окраины материка чрезвычайно характерен
кедровый стланик. «Это низкорослое в 2—3 метра высотой
деревцо,— пишут В. Н. Скалон и П. П. Тарасов,— скорее
напоминает куст, так как его сгибающиеся стебли расходятся в
стороиы от одного корня. Древесина, кора и особенно хвоя
этого деревца с виду почти не отличимы от кедра, но
характер его сплошных и непролазных насаждений внешне
напоминает заросли можжевельника. В верхнем поясе хребтов, на-
168

Каменный глухарь
пример Баргузинского, кедровый стланик образует
непроходимые заросли не только по склонам гор гольцовой зоны,
где он составляет чистые насаждения, но и в пределах под-
гольцевой зоны, где произрастает в качестве подлеска. Горе
охотнику, сбившемуся с пути и попавшему <в трущобу
кедрового стланика. Перепутавшиеся во всех направлениях
склонившиеся стволы, толщиною нередко в ногу человека,
до того мешают передвижению, что иначе, как пользуясь
всеми четырьмя конечностями, нагибаясь и подползая, обходя
или с усилием раздвигая упругие стволы, двигаться вперед
вообще невозможно. Близ верхней границы леса, где
непроходимость кедрового стланика усугубляется наличием
полулежащего валежника из крупных деревьев, ходить человеку
совершенно нельзя. Даже медведь пробирается здесь не
иначе как по своим, годами проложенным, тропам.
Следует заметить, что подобные чащи занимают обычно
лишь среднюю полосу гор, где кедровый стланик находится,
так сказать, в условиях оптимума. В гольцовой зоне хребтов
стланик (редеет, а в результате угнетения суровым
климатом еще и мельчает, не достигая местами высоты колена.
В стланиках тропы зверей настолько утоптаны, что они
нередко походят на вьючную дорогу, тогда как выше и ниже
этого пояса тропы совершенно теряются. Естественно, что
несмотря на обилие в таких местах соболя, промысел на него с
169

осени крайне затруднителен, а охота с собакой или
обметом — этими основными способами добычи соболя — ранее
середины зимы вообще совершенно невозможна. Однако и
зимой промысел этого зверька в зоне кедрового стланика
очень сложен. Хотя снег и покрывает заросли, чем делается
возможным ходьба на лыжах, но он располагается на ветвях
и стволах висячим пластом и образует столь обпщрные
пустоты, что в них не только свободно гуляет соболь, но двигается
без затруднений собака.
В силу сравнительно широкого распространения и
значительной урожайности, кедровый стланик играет большую
роль в жизни животных и как источник корма. Орехи у
этого младшего брата кедра вкусны и пиаательны, хотя и много
мельче...
Кроме уже отмеченного соболя, в стланиках великое
множество бурундуков, медведей, кедровок, щуров... В годы
урожая ореха белка устремляется в стланиковые заросли...
Кормовое значение этого деревца особенно велико для бурундука
и медведя, численность которых местами в стланике очень
велика».
Чтобы дать представление о горах Восточной Сибири,
воспользуемся описанием Ир. Щеголева, пересекшего Становой
хребет (Джугджур) примерно по середине его и вышедшего
к Охотскому морю у Аян.
«28 мая (ст. ст.— Я. Б. началась трудная часть пути...
В дальнейшем движении дди стоят жаркие. Местность
принимает ярко выраженный гористый характер: высокие хребты
совершенно голые или покрытые кедровым стланцем; узкие
долины между гор прорезаны сильно извитыми реками с
массой гальки по руслу, берегам и отмелям. Густые
лиственничные и еловые леса, с густыми кустарниками между ними,
тянутся по обоим берегам рек. Горы издали кажутся как бы
выточенными из темно-зеленого камня. При ближайшем же
рассмотрении они оказываются сверху донизу усыпанными
осколками разрушившейся породы. Камни, осыпи сплошь
покрыты темно-зелеными пятнами лишайников и плесени.
Растительности по склонам гор нет, кроме тощих редких
лиственниц с обнаженными корнями, извивающимися среди
камней, да редких кустов кедрового стланца, распластавшего
свои стволы далеко по камням.
Горы Джугджур в общем производят впечатление
огромных куч щебня, медленно просыпанных сверху... Роскошный
ковер лишайников всевозможных цветов закрывает местами
камни и заполняет щели между ними. У подошвы гор
тянутся сплошные насая^дения багульника, иногда на километр
170

Снежный баран, или чубук
в длину. Вслед за кедровым стланцем он поднимается на
склоны гор. В горах несмолкающий шум опадающее с гор
воды.
Здесь водится в большом количестве горный баран... да
медведь, пищу которого составляют кедровые орехи и
голубика, в большом количестве растущая по открытым склонам.
Взлетают тундровые куропатки, а над обрывами рек, по
еловым лесам, посвистывают рябчики. То и дело слышится
пронзительный, настойчиво вопрошающий писк пищухи —
грызуна, живущего в щелях между камнями.
1 июня стали подниматься на перевал. Подошва покрыта
густым лиственничным лесом, из-за макушек которого
мелькают где-то далеко в синеватой дымке горы. Охватить
громаду гор сразу невозможно, и только поднявшись
приблизительно на половину высоты их, где лес заметно редеет и
вскоре кончается, видишь перед собою высокие гольцы, лишенные
растительности и затянутые голубоватой прозрачной
дымкой... Подъем на перевал Танчу длинен и местами, где
пролегает оленья тропа, крут. Ковер лишая, напитанный весенней
водою, скользит под ногами и легко сдирается с камней, что
затрудняет подъем... Прямо перед глазами вверху синеет
171

голая седловина перевала... С седловины открывается
великолепный вид на длинное ущелье долины р. Танчи. Слева и
справа почти параллельные голые хребты. Дальше долина
уставлена массой гор, и голые вершины их затянуты
синеватой дымкой. Где-то далеко у самого горизонта желтеют
скалы, освещенные солнцем... Позади, уходя далеко к
горизонту, синеют горы или их острые гольцы. Спереди и сзади
седловины глубокие пропасти, по которым с шумом
низвергаются горные ручьи. Древесная растительность осталась
далеко внизу, и видно, как темною извилистою лентой вьется
по изгибам речек полоса елового леса. По склонам гор
зеленеет лиственница и кедро-вник. На камнях под ногами только
ковер лишая, да изредка попадается распластанный по земле
кедровник... 2 июня прекрасный солнечный день. К вечеру
прошел небольшой дождь. 3 июня с утра выпал снег,
пролежал до полудня. Горы закрылись густым туманом, который
мало-помалу спустился вниз... 8 июня с утра пошел дождь,
сменившийся большим снегом, вскоре засыпавшим
окрестность. Сильный ветер закружил снежные хлопья, началась
пурга. Местность вдруг стала неузнаваемой — все побелело,
кедровник приклонило к земле, стало холодно. Разобрать
палатки, на которых лежал толстый слой смерзшегося снега,
навьючить лошадей, дрожащих от холода, стоило большого
труда. Все перемерзло и покрылось ледяной коркой. Кое-как
убрали лагерь, спустились вниз с плато и, перейдя быстрый
ручей, вступили в долину Танчи. На р. Танче толстая (до
двух метров) наледь, по которой стекают небольшие ручьи,
спадая в толщу льда. По долине Танчи, стиснутой с двух
сторон высокими горами, растет береза, тополь».
На севере Становой хребет подходит под прямым углом
к Верхоянско-Колымской цепи, огромной дугой
охватывающей бассейны Яны, Индигирки и Колымы и отрезающей их
от прочей Сибири. О размерах заключенного в этой дуге
пространства можно судить по тому, что в нем находится три
более или менее параллельных друг другу хребта, из которых
хребет Черского имеет в длину около тысячи километров и
по площади равен Кавказу. И все эти внутренние цепи,
опоясывающие полюс холода, были открыты всего пятьдесят лет
назад — лучшее свидетельство недоступности этого суровиго
края. Недоступен он и для многих животных, вообще широко
распространенных в Сибири. Так, здесь не увидишь ни сне-
Семъя черных медведей на р. Иман
(Уссурийский край) ►
172

гиря, ни коршуна, не услышить громкого уханья филина.
На юго-западе Становой хребет переходит в Яблоновый.
Последний связан с обширным плоско-волнистым Витим-
ским нагорьем.
П. А. Кропоткин, пересекший его с севера на юг, пишет:
«Глухая молчаливая тайга, альпийская горная страна с ее
северным колоритом, с ее бешено ревущими неистовыми
реками, блестящими гольцами, глухими темными падями
(долинами) и ослепительными наледями малу-помалу
проносились перед глазами. Безлесные скалистые вершины,
покрытые желтыми пятнами ягелей и ослепительно белыми
снеговыми полями, перемежающиеся с глубокими падями, сплошь
заросшими хвойными лесами. Лесная чаща местами
совершенно непроходима. Бурелом и валежник на каждом шагу
преграждают путь. В такой тайге не водятся даже звери и
птицы. И только на самом дне пади журчит таежная речка,
нарушая своим журчанием таежную тишину... На вершинах
гольцов Ленско-Витимского водораздела, имея перед
глазами панораму диких серых скал, путник чувствует, как его
поглощает неодушевленная природа — мир безмолвных,
диких и однообразных скал. Не только голос случайно
залетевшей сюда птицы, но даже и слабый звук выстрела звучит
чем-то чужим среди этого безмолвного царства каменных
масс. Сама буря не в силах поднять здесь шум, и безмолвный
ветер давит, теснит своим напором, беззвучно леденит кровь
в жилах случайно зашедшего сюда человека. Напрасно
пытались немногие смелые кедры внести иную жизнь в это
мертвое царство; напрасно изгибались их медленно нарастающие
крепкие стебли, ползком забираясь на каменные кручи: они
вымерли вместе с одинокими и заболевшими
лиственницами... В этом море каменных скал прижились только самые
неприхотливые растения, которые ютятся среди каменных
осколков и лишь изредка пользуются щедротами скупого и
неласкового солнца».
Северная часть Витимского нагорья (точнее Патомское
нагорье), к которой относятся слова Кропоткина, особенно
поражает своей мертвенностью и однообразием древесных
пород: здесь но ущельям и долинам рек всюду царит
лиственница и лишь изредка встречаются ель и сосна. В южной
же части Витимского нагорья (точнее по самому Витимско-
му нагорью) древесная растительность разнообразнее и
лиственница перемешана с кедром, елью, сосной, пихтой,
березой, благовонным тополем и ивами разных пород. «То же
самое,— пишет Кропоткин,— мы видим и в отношении
животных. В то время как на севере тайга почти безжизненна,
173

здесь в лесной чаще мелькали темные фигуры оленей
(маралов), косуль, лосей, волков и медведей».
Витимское нагорье в свою очередь связано с горами,
окружающими Байкал и представляющими собой
продолжение Восточных Саян. Таким образом, на востоке Сибири
тайга пересечена более или менее сплошной ц'епью безлесных
нагорий, связывающих открытую тундру с гольцами
северной Монголии и Алтая.
В этом широком, более или менее сплошном горном поясе
от окраин Монголии до самой тундры распространены
некоторые животные: длиннохвостый суслик, тундровая
куропатка и скромно окрашенный сибирский вьюрок. Другие имеют
более ограниченное распространение. Так, черношапочный
сурок идет по горам к югу лишь до северной оконечности
Байкала, а снежный баран — и того меньше: лишь до
Станового хребта включительно. Образ жизни обоих этих
животных, имеющих очень густой мех,— приспособление к
холодному климату — изучен еще крайне слабо. Черношапочный
сурок свойствен только Восточной Сибири, но очень близок к
монгольскому сурку-тарбагану, тогда как снежный баран,
населяющий также хребты Северной Америки, резко отличен
от всех прочих горных баранов, в частности от центрально-
азиатских. В то же время в Заленскую Сибирь (точнее — в
заленскую горную часть Сибири, ибо равнины простираются
несколько за Лену, особенно в ее среднем течении) многие
животные не идут, например, ни крот, ни водяная полевка.
Особого рассмотрения заслуживают Камчатка,
Сахалин и горы южной Сибири.
Большой полуостров Камчатка, вдвинутый между двумя
морями, холодным Охотским и умеренно холодным
Беринговым, и соединенный с материком лишь узким
перешейком,— весьма своеобразная окраина Сибири. Дымящиеся
сопки-вулканы, возвышающиеся правильными беловерхими
конусами над тяжелыми, низко стелющимися грядовыми
облаками, вызывают в памяти известные японские картинки
с горой Фудзи-Ямой в середине. Зимой, когда все горы и
долины покрыты глубоким снегом, когда кругом все бело,
можно неожиданно натолкнуться на окутанный паром горячий
ключ с ярко-зелеными водорослями, облепившими подводные
и прибрежные камни свежей травой между ними. Вместо
хмурого хвойного леса Сибири широкие влажные долины
Камчатки поросли редкостойными колками кудрявой
каменной березы, перемежающимися с луговинами, заросшими
буйной травой в рост человека и отдельными зонтичными
и того выше.
174

Между тем, животный мир Камчатки вполне таежный
восточносибирский, и здесь нет нп одной птицы, ни одного
млекопитающего, которые бы отсутствовали на материке.
В результате обилия пищи — рыбы, разнообразных и
многочисленных ягод, съедобных кореньев, сочной травы —
животный мир Камчатки значительно богаче особями, но беднее
материковой Сибири видами. Впрочем, сказанное касается
лишь строго лесных животных, а не лесотундровых и
горных. Так, здесь нет ни лося, пи кабарги, ни летяги, ни рыси;
из птиц особенно замечательно отсутствие рябчика и кукши.
Эта отрицательная черта и составляет своеобразное свойство
животного мира Камчатки, свойство, придающее ему
островной характер Камчатка и на самом деле есть лесной остров,
отделенный от материкового леса широкой полосой
возвышенной тундры, так называемым Парапольским долом,
занимающим весь перешеек и прилегающую к нему часть
материка.
«Унылую картину представляет эта местность,— пишет
известный исследователь Камчатки д-р Слюнин.—
Однообразная жалкая растительность с общим грязно-бурым
фоном мхов виднеется всюду перед глазами, тянется без
конца и исчезает где-то в мутной дали горизонта. Кажется, что
здесь нет никакой другой растительности, кроме различных
видов мхов и лишайников... Кустарниковых зарослей почти
совершенно нет; одинокие экземпляры ольхи, кедровогс
стланца и ив почти не поднимаются над поверхностью
тундры, часто принимают стелющиеся формы и покрыты
лишайниками, которые, как хлопья, висят на стволах и ветвях.
Такое пустынное море тундр с волнистой грязно-бурой
поверхностью тянется и на материк... на северо-восток оно
проходит с небольшими перерывами за реку Анадырь до
Чукотского полуострова».
Западная прибрежная часть Камчатки, находящаяся под
влиянием холодного Охотского моря, тоже занята
безлесными тундронодобными пространствами. Здесь норится и
характернейший тундровый зверь — песец.
Вдоль всей Камчатки проходит длинный Срединный
хребет, понижающийся на север в Парапольский дол. В средней
части полуострова, параллельно главному хребту, тянется
сравнительно короткий Восточный хребет. Многочисленные
мелкие хребты и отдельные вулканические сопки, часто с
покрытыми вечными снегами макушками, разбросаны по всей
восточной половине Камчатки. Вообще Камчатка очень
гориста. Верхний растительный пояс гор составлен
приземистыми травами, кое-где под прикрытием скал, спасаясь от
175

ветра, растут кустарники. Ниже располагается ступень
кедрового стланика и стелющейся рябины и ольхи, которые все
вместе образуют густые перепутанные заросли из живых и
отмерших стволов, корней и ветвей. Это излюбленное
местообитание тундровой куропатки. Далее следует уже лес,
сначала хвойно-березовый, затем чисто березовый из темнокорой
развесистой, издали несколько напоминающей дуб,
каменной березы, составляющей, как уже указывалось, основную
древесную породу Камчатки. Только в широкой котловине
между двумя основными хребтами, где климат вполне
континентальный, «сибирский», растут хвойные елово-листвен-
ничные леса о примесью белой березы.
Из широко распространенных по Камчатке зверей можно
назвать снежного барана, черношапочного сурка,
длиннохвостого суслика, беляка, северную пищуху, северного оленя,
лисицу, росомаху, бурого медведя, для которых безлесный
Парапольский дол не может служить серьезным
препятствием к расселению. Следует иметь в виду, что и бурый медведь
и росомаха, будучи по существу лесными животными,
далеко заходят в открытую тундру, первый — летом, главным
образом чтобы полакомиться многочисленными в тундре
ягодами, вторая — в любое время года, всюду разыскивая поживу.
Особенно много на Камчатке бурых медведей, достигающих
здесь огромных размеров в 650 кг веса. Эти огромные звери
весьма безобидны, питаются почти исключительно
растительной пищей и рыбой, которой реки Камчатки чрезвычайно
богаты. Тропы медведей, пересекающие Камчатку во всех
направлениях, но неизменно ведущие к рекам и тянущиеся
вдоль их, до сих пор еще остаются характерной чертой
здешнего ландшафта.
Особенно отъедаются медведи летом, когда различные
виды лососевых, движимые непреодолимым инстинктом
размножения, в таком количестве входят в реки, что вода в них
буквально кипит.
Проф. П. Ю. Шмидт, наблюдавший ход «красной» в устье
р. Камчатки в июне 1908 г., пишет: «Река у берега вечером
прямо кипела от напирающих масс рыбы, которую с
противоположного берега, видимо, отжимал ветер. На поверхности
была рябь от рыбы, иногда выставлялись спинные плавники,
и, то и дело, большие тяжелые рыбины выпрыгивали из воды
и снова с шумом шлепались в воду. Несколько местных
жителей, ловивших у берега, в кратчайший срок начерпали
полный бот жирной серебристой рыбы». И так продолжалось с
неделю, пока ход «красной» стал здесь спадать. Такими же
массами входят в реки Камчатки кета, горбуша, чавыча.
176

Из млекопитающих Камчатки, для которых Параполь-
ский дол, несомненно, служит действительной преградой, мы
можем назвать лишь трех: соболя (еще относительно здесь
многочисленного), бурундука и белку. Особенно
непреодолима тундра, казалось бы, должна быть для белки, как для
зверька не только лесного, но и строго древесного. Между
тем, именно относительно белки мы располагаем
следующими данными о способе ее проникновения на Камчатку. До
20-х годов настоящего столетия белки здесь не было. Этот
факт, на который уже давно обращали внимание, разные
исследователи объясняли различно. Одни утверждали, что
белка не может жить в лесах Камчатки ввиду неблагоприятных
условий: недостатка основных кормов — семян хвойных,
обилия серьезного врага белки — соболя и т. д. Другие видели
причину отсутствия белки в невозможности зверьку попасть
сюда через безлесный Парапольский дол. И вот, в начале
20-х годов, по-видимому при массовом переселении, зверек
преодолел эту преграду и Оыл обнаружен в небольшом
количестве в самой северной окраине лесной части
полуострова. После этого он стал быстро увеличиваться в числе и
двигаться к югу, так что уже к кошту 20-х годов белка
расселилась по всей лесной Камчатке и стала здесь существенным
промысловым животным.
Для знакомства с о-вом Сахалином воспользуемся
описанием проф. А. М. Никольского.
«Во всю длину острова с севера на юг сплошным
хребтом, а в широких местах несколькими параллельными
цепями тянутся горы. Они, правда, невысоки, нигде не достигают
пределов вечных снегов, но это не мешает им иметь
огромное значение в распределении растительности острова. Горы
эти, можно сказать, разделяют две разные природы. По одну
сторону, ближе к Татарскому проливу, весь Сахалин покрыт
лесом, по большей части хвойным, и только по долинам рек
и на вершинах гор — лиственным; по другую сторону
Сахалинского хребта, вдоль берега Охотского моря, почти во всю
длину острова, узкой полосой тянется голая, безлесная,
настоящая полярная тундра со всеми ее неприглядными
особенностями (но без ее животного мира.— Н. Б.)...
Расположение гор острова и особенности течений Охотского моря
объясняют нам происхождение этой удивительной
географической несообразности в природе Сахалина.
Охотское море, волны которого роют скалы восточного
берега острова, по своим свойствам ничем существенным не
отличается от Ледовитого океана. До половины лета здесь
плавают огромные ледяные поля, приносимые северным
12 Н. А. Бобринский 177

холодным течением. Таким образом, под восточным боком
Сахалина, по крайней мере до половины лета, находится
ледник. Понятно, что климат на побережье Охотского моря
не может быть теплым, почему и природа носит характер
тундры.
Между тем, западный берег острова от влияния
охотских ледников ограждается стеной гор. Уже по одной этой
причине побережье Татарского пролива на Сахалине
находится в лучших условиях, нежели восточная половина
острова. Если мы прибавим, что в Татарский пролив с юга
врывается теплое течение Куро-Сиво, станет понятным, почему
климат по этому побережью значительно теплее и природа
оживленнее, нежели по восточную сторону гор.
Так как Сахалин составляет как бы кусок Восточной
Сибири, отрезанный морем и лежащий очень недалеко от
материка, не удивительно, что и на острове климат точно так
же носит континентальный характер. С другой стороны, не
остается без некоторого влияния и соседство моря. В
результате получается очень неблагоприятное для Сахалина
стечение обстоятельств. Климат его отличается сухой, чисто
континентальной зимой и холодным летом приморских стран.
Хотя северный конец острова приходится приблизительно на
одной широте с Симбирском, но зимы в этой части Сахалина
по суровости не уступают зимам устья реки Печоры,
лежащего выше полярного круга. Морозы ниже точки замерзания
ртути здесь обычное явление, а лето не теплее, нежели на
Соловецких островах Белого моря. В средней части острова, на
широте Саратова или Воронежа, летом настолько холодно, что
еще в июле случаются морозные ночи, и до самой осени на
глубине 1 —1,5 м почва остается промерзшей. Даже на
южном конце Сахалина, на одной широте с Астраханью, средняя
температура зимы такая же, как в Олонецкой губернии, лето
не теплее лета Архангельска.
Соседство морей сказывается также в необычайной
влажности воздуха. По количеству ненастных дней Сахалин
занимает одно из первых мест в России. Зимой идет снег,
летом — дождь, нет дождя — непролазный туман окутывает а
остров и море. Совершенно ясные дни составляют редкое
исключение... Таким образом, если климат в Сибири считать
суровым, то на Сахалине его надо назвать дважды суровым, так
как здесь круглый год царит не только холод, но и
пронизывающая сырость. Нет поэтому ничего удивительного в том,
что даже на юге острова, на широте Астрахани, где зреет
виноград, раскинулся хвойный лес, или форменная сибирская
тайга, да и какая еще тайга! Если в Сибири тайга труднопро
178

ходима, то на Сахалине она непролазна; если тамошний лес
состоит из огромных деревьев, то здесь они имеют
исполинские размеры. Вы можете бродить по ней целый день, хотя
бы целую неделю и больше: перед вами всюду гигантские
стволы вековых елей и пихт, а над головой темная зелень
хвои, сквозь которую не пробивается ни единый луч солнца.
Нет здесь ни цветов, ни кустов, нет даже травы: вместо них,
в промежутках между деревьями, вы видите груды
наваленных ветром сухих ветвей той же ели. Местами вам
преграждает путь труп лесного исполина, вырванного с корнем и
поваленного на землю бурей. Куда бы вы не ступили, всюду
или густой непролазный валежник, или опрокинутое дерево...
Но, что более всего наводит тоску в хвойном лесу
острова, это — почти полное отсутствие всякой животной жизни.
Глухой тайги избегают даже медведи. По долинам рек, во
время хода рыбы, берега, на расстоянии сотен верст, сплошь
бывают истоптаны медвежьими лапами, а в глубине
хвойного леса, если только вам удастся пробраться туда, вы
можете идти без всякого опасения встретить этого зверя. Нет
здесь ни птиц, которые оживляли бы своим пением это
царство елей, ни насекомых, которые жужжали бы, пищали или
как-нибудь иначе выдавали свое присутствие; всюду стволы
деревьев, хвоя, еловые и пихтовые шишки и валежник.
Поэтому в тихую погоду в глубине такого леса царит мертвая
тишина. Изредка разве простучит дробь дятла или высокий
писк синицы, но такой печальный, такой жалобный, как
будто безысходная тоска таежной жизни проникла в ее
крошечное сердце...
Тайга покрывает большую часть острова, поэтому вполне
понятно, что в отношении животного населения Сахалин
очень мало отличается от лесной области Восточной Сибири.
Кроме медведей, волков и лис, на острове годятся соболь,
белка, бурундук, летяга, рысь, росомаха, кабарга, северный
олень. Из птиц в хвойных лесах Сахалина, в особенности
по опушкам, кроме всевозможных дятлов, синиц, соек,
славок и других обитателей тайги, живут рябчики, каменные
глухари.
Сравнительно с хвойным лесом, лиственный, узкой
каймой растущий по берегам рек, выглядит много оживленней.
Деревья — ивы, березы, ольха, благовонные тополя,
осины — перемешаны здесь с кустами бузины, смородины,
жимолости, шиповника, таволги. Как вся древесная
растительность острова, так и лиственный лес его поражает
размерами. Я нигде не видел таких исполинских ив, осин и
тополей, как на Сахалине. Сплошь да рядом птица, сидящая

где-нибудь близ середины дерева, оказывается недоступной
выстрелу из дробовика: до такой степени деревья эти высоки.
Несмотря на холодное лето, обильная влага выгоняет в
долинах рек роскошную травянистую растительность. Травы
здесь сочны, все лето свежи и нередко превосходят
человеческий рост. Местами растительность имеет южный облик, чем
в особенности отличается одно растение. Представьте севе
3—4 листа, слегка продолговатой формы, длиной метр
каждый; черешки их выходят прямо из земли, поднимая
пластинку листа на высоту человеческого роста. Когда вы
странствуете по заросли этого странного растения, пробираясь
между тонкими черешками, вы идете как будто под крышей
из горизонтально расположенных огромных листьев,
налегающих друг на друга. На южной части острова, ближе к
западному берегу, в долинах рек к нашим обыкновенным
деревьям и кустам примешиваются и более южные растения:
здесь, например, нередки амурский филлодендрон, особый
вид дуба и даже дикий виноград...
В отличие от тайги, лиственный лес речных долин богато
населен разнообразными представителями пернатого
царства, между которыми попадается немало японских. В
особенности бросаются в глаза своим ярким оперением японские,
желтые как иволга, мухоловки и длиннохвостый карминно-
красный снегирь».
Фауна Сахалина, как и следовало ожидать, типично та-
ежно-сибирская, однако обедненная. Из широко
распространенных южносибирских зверей здесь нет марала, косули,
лося, барсука, колонка. Но в общем процент отсутствующих
на Сахалине таежных животных меньше, чем на Камчатке.
Все это говорит за то, что Сахалин еще в недавнее,
послеледниковое время соединялся с материком. Место соединения не
возбуждает разногласия. Это — самая узкая часть
Татарского пролива — пролив Лазарева, имеющий очень небольшую
глубину. О недавности соединения свидетельствует полное
сходство или слабое различие между сахалинскими и
материковыми животными. Отсутствие на Сахалине марала, косули
и барсука легче всего объяснить тем, что когда остров
составлял часть материковой Сибири, они еще не доходили до
места соединения. Ведь и теперь северная праница этих
животных на материке примерно совпадает с широтой северной
оконечности Сахалина или даже не доходит до нее.
Объяснить отсутствие на Сахалине колонка и особенно лося —
гораздо труднее. Татарский пролив, имеющий в самом узком
месте всего 7,5 км, замерзает здесь ежегодно на четыре-пять
месяцев, так что почти на полгода Сахалин из острова пре-
180

вращается в полуостров. Этим ледяным мостом могут
пользоваться для перехода с острова на материк и обратно
многие животные. Имеются достоверные данные, что так
поступали не только северные олени, но и даже тигры, и почему
лоси, вообще подверженные странствованиям, не проникали
этим путем на Сахалин — непонятно.
В южной части Сахалина, природа которой в
значительной степени приближается к Уссурийскому краю, нет ни
одного характерного зверя, пресмыкающегося или
земноводного, свойственного этому краю. Но здесь Сахалин отделен от
материка уже широким и глубоким проливом. Наоборот,
птицы, для которых морской пролив не представляет столь
непреодолимой преграды, на юге Сахалина представлены, как
мы видели, некоторым числом южных видов.
К югу, по мере того как климат становится менее
суровым, растительность богаче, а ландшафты разнообразнее,
животный мир таежной Сибири постепенно обогащается
новыми видами. Так, по всей южной Сибири водится косуля,
марал, барсук, а еще южнее — кабан. Продолжительность и
глубина снежного покрова определяют северный предел
распространения названных копытных.
Марал — лишь подвид, правда резко выраженный,
благородного оленя, который широко распространен не только
по Евразии, но и в Северной Америке. Сибирская косуля
тоже только местная форма обыкновенной косули,
населяющей большую часть Европы и умеренной Азии. Оба они —
марал и сибирская косуля — отличаются от своих
европейских сородичей, наряду с другими признаками, крупными
размерами. В данном случае мы имеем пример, хорошо
подтверждающий общее правило, о котором мы уже имели
случай говорить, что одни и те же виды теплокровных
животных в холодных областях представлены относительно
крупными формами.
Чтобы покончить с таежной областью, нам остается
рассмотреть южносибирские горы — Алтай и Саяны. Но раньше
необходимо, хотя бы в немногих словах, коснуться
своеобразной фауны самого замечательного озера не только
таежной области, но и всего земного шара — озера Байкала.
Байкал, лежащий в центре южной Сибири, дважды
замечателен: это самое глубокое и самое древнее озеро в мирз.
Средняя глубина его 700 м, наибольшая — 1741 м. С
древнейших геологических времен, с середины палеозоя, область,
где лежит нынешний Байкал, не покрывалась морем, само
же озеро образовалось задолго до ледникового периода —
не позже середины третичного времени. За это долгое время
181

в Байкале сложился богатый и чрезвычайно своеобразный
животный мир не только беспозвоночных, но и рыб. Так,
здесь водятся многочисленные виды бычков-коттокомефор,
относящихся к особому семейству, свойственному только
Байкалу. Только Байкалу принадлежат и два вида
голомянок. Это еще более своеобразные глубоководные рыбы с
очень тонкими костями, которые размножаются путем
живорождения: беременная самка всплывает на поверхность,
ее брюхо лопается и из него выходят молодые рыбки. Есть в
Байкале и особый вид тюленя. Странное зрелище
представляют эти животные, греющиеся на прибрежных камнях, в
непосредственной близости от высоких кедров, облепивших
угрюмые скалы. Но байкальский тюлень, в
противоположность подавляющему числу байкальских животных, имеет
близких родственников далеко за пределами озера. Он очень
близок к нерпе северных морей. Ясно, что непосредственный
предок его попал в Байкал сравнительно очень недавно. Но
каким образом? Этот вопрос, с первого взгляда столь
трудный для разрешения, на самом деле разрешается
сравнительно легко. Нерпа в погоне за рыбой далеко на сотни километров
заходит в реки и, следовательно, предок байкальского
тюленя мог именно таким путем, по рекам, проникнуть до
Байкала, где благодаря длительному пребыванию успел
обособиться в самостоятельную форму. Одним из весьма веских
доводов в пользу северного происхождения байкальского
тюленя служит то, что паразитирующие на нем вши
относятся к тому же виду, что и вши, живущие на обыкновенной
нерпе.
Горы, окружающие Байкал, как мы уже говорили,
непосредственно переходят в Восточные Саяны, Восточные
Саяны — в Западные, а последние вплотную связаны со
сложной системой Алтая.
Северные предгорья Саян поросли березовым лесом,
богатым тетеревами и косулями. Но в основном горы покрыты
глухой хвойной тайгой. Кедр, сосна и ель растут здесь
сплошными массивами, без примеси других пород, часто
занимая довольно большие участки; прочие породы —
лиственница, осина, рябина, ольха — то в одиночку, то небольшими
группами.
«В тени кедрового леса,— пишет Мартьянов,— который
отличается здесь своими стройными, лишенными ветвей до
самой вершины деревьями, травяная флора весьма
однообразна: папоротники, немногие злаки да крапива составляют
почти единственный покров почвы, на которую мало
проникает солнечных лучей. Это — царство мхов, грибов м лишай-
182

ншюв. Из кустарников здесь растет много красной
смородины и жимолости. Еще более неприветливый, даже мрачный
вид представляет собой еловый лес. Обыкновенно он растет
чащею на сырых местах или на голом камне. Множество
валежника и наклонные, корявые ветви елей делают почти
непроходимыми такие леса. С одной стороны, вам угрожает
опасность выколоть глаза, исцарапать лицо или разорвать
платье, с другой — является забота о том, чтобы не
поскользнуться и не провалиться на гладкой каменной поверхности,
покрытой каменоломкой, единственным растением,
обитающим эту неприветливую почву. Каменоломка (бадан) еще
более затрудняет путь тем, что, закрыв своими листьями
поверхность почвы, маскирует щели каменьев, куда то и дело
попадает нога. Мхи и лишайники... забираются на деревья,
причудливо одевают их, то сплошь покрывая стволы, то
свешиваясь с ветвей кистями и бахромой, что делает еще
более непривлекательными эти тоску наводящие леса». Среди
леса, даже на значительной высоте, встречаются моховые
болота, поросшие, как на далеком севере, багульником и
морошкой.
Животное население этих лесов — типичное таежно-во-
сточносибирское. Здесь водятся все те же заяц-беляк,
бурундук, белка, красная полевка, соболь, колонок, росомаха,
лось, северный олень, рябчик, глухарь (только
обыкновенный белоклювый), кедровка, трехпалый дятел. Северная
пищуха и кабарга придают тому краю восточносибирский, а
косуля и марал — южносибирский характер.
«Кедровый лес, обыкновенно увенчивающий горную
тайгу, по мере поднятия в гору редеет, а на очень высоких
местах попадаются только одинокие деревья, смешанные с
тальником, который сначала попадается рассеянно, а затем
образует непроходимые заросли белого цвета от листьев,
покрытых белым пушком. Между этими сплошными ивовыми
зарослями не встречается ни дерева, ни кустарников; даже
травяная флора ограничивается только мхами, среди
которых растут в одиночку щавель, гречишник, да черноголовые
осоки, а изредка попадаются какие-то одинокие желтенькие
цветочки. За полосой ив попадаются горные кустарники,
стелющийся можжевельник и береза, а там, где почва не
состоит из сплошного голого камня, она покрывается
арктическим тальником... Следующая за тем полоса — это
красивые альпийские травки: все они очень мелки, с крупными
цветами и многочисленными корневыми листьями. Растут
они так близко друг от друга, что своими листьями
совершенно закрывают почву, состоящую из голого щебня». Зона
183

этих лишенных леса
гольцов доходит до крайних
высот, так как Саяны, как
и прочие хребты
Восточной Сибири, лишены
вечных снегов.
Летом на гольцах
много северных оленей и
кабарги. Заходят, спасаясь
от гнуса, маралы, даже
лоси. Есть медведи. На
зиму все они спускаются в
тайгу ниже и только
кабарга частично
задерживается на верхней границе
леса. Но, наряду с
подобными таежниками, в
гольцовой ступени Саян ветре-
_ „ чаются и настоящие высо-
Ястребиная сова когорные животные.
Притом животные, как
правило, чуждые горам Заленской Сибири, но свойственные
горам Алтая и Внутренней Азии. Правда, этих первых
вестников гор Центральной Азии немного. «Сибирский» козел
и алтайский улар — главнейшие из них. Совершенно
непонятно, почему в Саянах нет сурков, которые населяют как
горы Восточной Сибири, так и горы и нагорные степи
Внутренней Азии и Алтая. Еще много загадочного в
распространении животных!
Гораздо большего внимания заслуживает Алтай —
сложный горный узел, расположенный на рубеже Сибири,
Внутренней Азии и Казахстанских степей.
Степи, прилегающие к нему с запада, по мере
приближения к горам начинают холмиться, становятся волнистыми,
предгорья поднимаются все выше и выше и, наконец,
начинается самый Алтай, с его буйным высокотравьем,
дремучими хвойными лесами, дикими ущельями, в глубине
которых, дробясь о пороги и камни, бешено мчатся потоки, все в
пене и брызгах; Алтай, с его светлыми солнечными
долинами, с гладью зеркальных озер, в которые смотрятся
обрывистые скалы, куда широкими лавинами спускаются
каменистые осыпи. А там на юге, над горами, сплошь обросшими
щетинистым лесом, над узкой полосой зеленеющих
альпийских лугов, поднимаются покрытые вечными снегами
белые вершины, дающие начало многочисленным ледникам.
184

Алтай

Приведем описание Алтая, сделанное известным
исследователем его проф. В. В. Сапожниковым: «От села Улалы
(Алалу) до Телецкого озера нужно считать около 150
километров. Вьючная тропа идет в общем с запада на восток и
пересекает так называемую чернь. Чернью на Алтае
называют густые леса из кедров, пихт и ели, к которым
примешивается осина, а в более светлых местах и береза. Больше
часу подымались мы узкой тропой в мрачном «черневом»
лесу. Темные кедры и до черноты густые заросли пихт и
елей сжимали тропу с обеих сторон, оставляя над головой
узкую светлую полоску. Несмотря на высоко стоящее
солнце, здесь — сумерки, которые лишь местами пронизываются
непривычно яркой полосой света из немногих лесных
прогалин. Узкая тропа местами преграждается громадными
завалившимися стволами... Иногда твердый песчаный грунт,
на котором нередки свежие отпечатки медвежьих лап,
сменяется топким болотом, где лошадь тонет по колено, с
трудом вытаскивая ноги из вязкой грязи. А впереди все еще
тянется круто подымающаяся тропа, теряясь в зеленоватом
полумраке узкого лесного коридора... За небольшой
полянкой, с брошенными там и сям купами кустарников, вновь
тянется лес, который густой щетиной спускается в глубокую
долину; за ней отлогими контурами вновь возвышается
лесистая, взъерошенная гора, за ней еще такая же гора, а
дальше несколько синих хребтов, из которых самый дальний
укутан в туманную дымку, и его неясные очертания сливаются
с грядой облаков, неподвижно растянувшейся над
горизонтом...
Начинаем спускаться. Лес уже не так густ, чаще
попадаются светлые поляны, обставленные группами сосен и
берез. Какой-нибудь час неторопливой езды и мы подъехали к
Телецкому озеру... После мрачной черни вид этого
альпийского озера, находящегося на высоте 473 метров над
уровнем моря, особенно поражает дикой красотой своих берегов.
Синяя полоса воды, вправленная в узорчатую темно-зеленую
раму гористых берегов, постепенно расширяясь, уходит на
восток и скрывается за крутым мысом, а на западе
понемногу суживается и в четырех километрах от нашего стана
переходит в наклонное каменистое русло реки Вии, усеянное
беляками пены. Противоположный южный берег озера, до
которого здесь километра полтора, тоже быстро возвышается
и переходит в горы, доверху покрытые черневым лесом,
оставляя небольшую болотистую и тоже заросшую лесом
прибрежную низину... Вода озера поражает своей
безжизненностью: всплесков рыбы почти не слышно, птиц — никаких»-
186

Бедность животного мира Телецкого озера уже давно
обратила на себя внимание исследователей. Вне времени
пролета здесь не увидишь ни уток, ни чаек, нет и куликов.
Причина — скалистые берега; слаборазвитая прибрежная
растительность, которая могла бы служить защитой
гнездящейся водоплавающей птице; большая глубина,
начинающаяся уже вблизи берегов; холодная вода, едва
нагревающаяся к июлю до 10°; незначительное количество планктона.
Лишь в устьях некоторых крупных рек, где условия
меняются, гнездятся в небольшом количестве утки, главным
образом кряква и гоголь.
«Желая лучше ознакомиться с растительностью леса,—
продолжает проф. Сапожников,— мы отправились на гору
Яныс-Коч. Продравшись сквозь прибрежные заросли талов,
мы вышли на узкий, невысокий прилавок, заросший
настолько высокой травой, что человек в ней исчезает с
головой. За прилавком внезапно поднимаются крутые лесистые
уступы горы, по которым приходится карабкаться, цепляясь
за ветки кустарников и случайные выступы скал...
Неширокие площадки густо заросли кедром, пихтой, местами
березой. Громадные камни, скатившиеся с верхних уступов, и
гигантские гниющие стволы деревьев перепутываются с
продирающимися между ними живыми великанами и густой
зарослью жимолости, караганы, рябины, спиреи, черемухи,
смородины, бузины и других кустарников. Трудно
продираться через эту девственную заросль, где нога то проваливается
в щель между камнями, то глубоко утопает в рыхлом,
прогнившем стволе. Но еще труднее взбираться на почти
отвесные скалы, одетые густым покровом влажного моха и
лишайников, сквозь которые пробиваются мелкие
папоротники, кустики черники и ярко-зеленые розетки кожистых
листьев бабана со стрелками нежно-розовых цветов. Мох
ползет под ногой, иногда обрывается, и тогда приходится
скатываться на несколько метров вниз.
У юго-западного угла Телецкого озера громоздятся
первые террасы Алтын-тагана, или Алтын-ту,— Золотой горы.
Крутые, почти недоступные склоны горы местами заросли
кустарниками и клочками сухих трав, местами падают
отвесными голыми скалами; кое-где прилепились
наклонившиеся лиственницы. Вершины Алтын-ту отсюда не видно:
она скрыта нижними террасами... Мы подошли к Ачелману,
бурливому горному потоку метра четыре шириной, и,
перейдя его вброд, направились дальше вдоль левого берега, то
лесом, то небольшими лесными прогалинами и полянами,
покрытыми высокой сочной травой... Поляна, обильно
187

покрытая росой, пестрела разнообразными красками цветов.
Налево отдельные группы кедров и лиственниц с зарослями
кустарников сбегали к Ачелману, направо тянулся
лиственничный лес с отдельными кедрами... Дальше по Ачелману
лес делается все реже, отдельные деревья сильно
изуродованы, и между ними появляются густые заросли кустарной мо-
гучки с ярко-желтыми цветами, приземистая и карликовая
береза. В полчаса, постепенно поднимаясь, мы переехали
затем широкий луг и были на хребте перевала Боже, где
местами выделяются нагромождения голых скал с небольшими
изуродованными кедрами, засевшими в трещинах. Некоторые
кедры приняли даже стелющуюся форму. Высота перевала
Боже — 1940 метров над морем. Отсюда на север
открывается широкий вид на долину речки Боже, которая скрывается
глубоко внизу в зарослях кедрового леса; за ней
возвышается массив Алтын-ту с двумя овальными вершинами,
наподобие куполов. Лес начинается немного выше середины горы,
густо покрывает крутые гривы, сбегающие в долину; у своей
верхней границы лес иногда расступается и оставляет место
небольшим полянам; выше их только группы деревьев как
бы делают попытки забраться выше, но ими дело и
кончается. Выше видны широкие альпийские луга, а еще выше
каменистые россыпи, из которых состоят и самые вершины, с
небольшими пятнами снега. Но здесь еще нет грозных красот
глубокого Алтая: все заключено в округлые очертания и
мягкие тона».
Животный мир Алтая в целом типично таежный, и
длинный ряд «сибиряков» находит здесь свой юго-западный
предел распространения. Таковы росомаха, соболь, бурундук,
белка, рябчик, весьма обычная по всем крупнощебнистым
россыпям северная пищуха. Кабарга идет лишь немного
западнее — до Тарбагатая, тогда как северный олень и лось
свойственны, наоборот, только самой восточной части
Алтайских гор и не переходят или почти не переходят за Телецкое
озеро на запад. Интересно поведение северных оленей на
южной окраине своего распространения. В. В. Дмитриев
пишет: «В летнее время олени больше, чем все другие
животные, страдают от жары и так называемого гнуса. Пища в
это время всюду имеется в изобилии, место же, где можно
укрыться от жары и насекомых, можно найти лишь на
гольцах. Насколько олени страдают от жары, можно судить по
поведению их в это время. В июле и в августе, как только
солнце взойдет высоко и осушит росу, олени устремляются
к пятнам оставшегося в тени скал снега. Тяжело дышащие
звери растягиваются плашмя на снегу, вскакивают от укусов
188

насекомых, бегают по снегу и снова ложатся. В местах, где
нет снега, олени выходят на самую вершину хребтов и
стоят на ветру. Часто, чтобы добраться сюда, оленям
приходится идти по труднопроходимым скалистым лесам и
крупнокаменистым россыпям, по которым невозможно провести
самую осторожную лошадь».
Гольцовая область Алтая много обширнее, чем в ьаяна^,
и здесь, кроме горного козла и белобрюхого улара, живут
такие характерные для высокогорной Внутренней Азии
животные, как снежный барс (ирбис) и баран-аргали. Снежный
барс напоминает леопарда, но мельче его и покрыт белёсым,
чрезвычайно густым мехом, хорошо защищающим зверя от
холодных ночей и резких ветров нагорий, от которых он
никогда далеко не отходит, даже зимой. Аргали, встречающийся
у нас на Алтае лишь в пограничных частях его, да и то в
небольших количествах, в отличие от жителя скал — козла,
придерживается открытых нагорий степного характера. Здесь
же живет алтайский сурок.
От прочих частей Алтая резко отличается всей своей
природой пограничная с Монголией высокогорная Чуйская
степь. Со всех сторон поднимающиеся над ней хребты
задерживают на себе всю влагу. Поэтому климат «степи», в
противоположность прочему Алтаю с его чрезвычайно
дождливом летом, резко континентален. Короткое лето здесь
довольно жаркое и очень сухое, длинная зима крайне сурова и
малоснежна, верней — почти бесснежна. Сама «степь» —
пустынного вида равнина, слегка холмистая по краям, около
гор, и усеянная галькой и щебнем с жалкими пучками
травы между ними, да с редко разбросанными кустиками вечно
тусклой полыни. Это вклинившиеся в наши пределы
нагорные степи Внутренней Азии, с их антилопой-дзереном,
пушистым котом-манулом, тушканчиком-прыгуном,
монгольским тарбаганом, замещающим здесь алтайского сурка.
Подобный или, во всяком случае, крайне близкий животный
мир населяет, как мы увидим, степи Забайкалья.

АМУРО-УССУРИЙСКИЙ
КРАЙ
«Как-то странно непривычному взору
видеть такое смешение форм севера и юга,
которые сталкиваются здесь как в
растительном, так и в животном мире. В
особенности поражает вид ели, обвитой
виноградом, или пробковое дерево и грецкий
орех, растущие рядом с кедром и пихтою.
Охотничья собака отыскивает вам медведя
и соболя, но тут же рядом можно встретить
тигра, не уступающего по величине и силе
обитателю джунглей Бенгалии»
Н. М. Пржевальский
то время как на западе нашей
страны для того, чтобы попасть
из сибирской тайги во влажные
субтропики Колхиды, необходимо
пересечь огромные безлесные
пространства, на самой
юго-восточной окраине ее — в Приамурье и
Уссурийском крае —сибирская
тайга и субтропики Китая сходятся вплотную и
перемешиваются самым причудливым образом. Угрюмые ели стоят
здесь, окутанные гроздьями дикого винограда. На одном
склоне горы растет лиственница с подлеском из березы и
клюквой в моховом покрове, а в нескольких десятках метров,
на другом склоне,— липовый лес с виноградом, колючей
аралией, пахучим жасмином и другими растениями,
напоминающими о тропиках. Из густых прибрежных зарослей
190

свечей вырывается фазан,
спугнутый зайцем-беляком.
На снегу рядом тянется след
соболя и тигра... Чуть ли не в
середине лета у горной речки,
прорезающей роскошный
обвитый канатоподобными
лианами лес, можно видеть гру-*
ду еще не стаявшего снега, а
в непосредственной близости
его, под нависшим берегом, в
небольшой заводи плещется
изящная утка-мандаринка, та
самая птица, которую так
любят изображать на своих
вазах и вышивать цветными Широкорот
шелками китайцы...
Вникая глубже в природу этой страны, стараясь вскрыть
причины ее своеобразия, многое можно понять,
рассматривая ее как арену, где разыгрывается борьба двух резко
противоположных стихий — сурового материка, с резкой сменой
зимней стужи и летнего зноя, и влажного дыхания моря,
стремящегося умерить эти крайности. В этой борьбе из года
в год с исключительным постоянством одерживает верх
поочередно то одно, то другое из этих начал. Зимой, когда дуют
северный и северо-западный ветры с материка, здесь царит
сухая сибирская стужа, сковывающая не только землю, но,
кажется, и само чистое, безоблачное небо. Зато летом
умеренные теплые восточные и юго-восточные морские ветры
обдают страну парным дыханием, нагоняя туманы и облака.
Последние разражаются частыми грозами и страшными
летними ливнями, когда мутные потоки со склонов устремляются
в долины и несутся по ним с бешеной быстротой, сметая по
пути все встречное и затапливая обширные пространства
низменностей.
Этот климат смешанного муссоно-континентального типа
наблюдается в Уссурийском крае, в смежной с ним
Маньчжурии и по среднему Амуру, простираясь к северо-западу
примерно до места, где Амур, вырвавшись из гор Большого
Хингана, выходит на низменность и поворачивает к югу.
Конечно, на всем этом обширном пространстве климат
далеко не однороден и становится более континентальным по
мере удаления от Японского моря: зима становится суше и
суровей, лето — менее дождливым и все более жарким. Но
эти климатические изменения не столь велики, как можно
191

Мандаринка
было ее ожидать, и сравнительно слабо сказываются на
растительности, которая, будучи крайне разнообразной по своему
видовому составу, в общем мало изменяется по направлению
с севера на юг. «Последнее обстоятельство,— пишет
Пржевальский в своей классической книге ,,Путешествие в
Уссурийском крае",— в особенности резко бросается в глаза
путешественнику, который, встречая на среднем Амуре
грецкий орех, пробковое дерево и виноград, ожидает дальше
найти еще более южную флору. Между тем, характер этой
последней почти не изменяется на всем протяжении
Уссурийского края, и даже возле залива Посьета (что на
границе с Кореей. — Н. Б.) можно найти тот же самый
хвойный лес, который растет на устье Уссури. Правда, в Южно-
Уссурийском крае появляются новые виды деревьев,
кустарников и трав, которых нельзя встретить на устье
Уссури, но все эти виды не составляют преобладающих типов
и своим присутствием много не изменяют общий характер
растительности».
То же следует сказать и о животном мире. Хотя на юге
Уссурийского края водятся некоторые животные,
отсутствующие севернее, например пятнистый олень, но подавляющее
большинство «уссурийцев» в своем распространении
поднимается до среднего Амура.
Гораздо большее значение в распространении основных
ландшафтов имеют здесь горы, по которым тайга спускается
далеко к югу. Вообще горы, несмотря на свою
незначительную высоту, играют в природе страны видную роль.
Пятнистый олень и голубые сороки
в широколиственном лесу
верховьев р, Иман.
192

Вот что пишет Спангенберг, неоднократно посещавший
Уссурийский край:
«Иман — типичная река Уссурийского края. Полноводная
и могучая, она берет свое начало на невысоком хребте Си-
хотэ-Алинь и стремительно несет свои воды в реку Уссури.
Как все здесь непривычно, не похоже на среднерусскую
природу! Вот перед нами небольшая рощица с какой-то
особенной желтовато-зеленой листвой. Она напоминает рисунки
природы Японии. Бесчисленные острова реки поросли
сказочно красивым субтропическим лесом. Под лучами солнца
издали они кажутся непроницаемыми ярко-зелеными
пятнами. А войдите туда, и вас охватит сумрак, сырость; травы
нет, почва покрыта гниющей листвой; выше пояса
поднимается папоротник. Лес кончился. Перед вами обширный
луг. Несколько шагов вперед — и вы тонете в море зелени.
Густая трава поднимается намного выше человеческого роста.
Перед глазами качаются верхушки стеблей да видно голубое
небо. Только в субтропиках вы встретите такую природу.
А сколько здесь всевозможных птиц! — бесчисленное
множество. Незнакомые пение, свист, писк слышатся почти
беспрерывно. Многие из птиц окрашены непривычно ярко. Вот
на сухую вершину дерева уселась довольно крупная птица
темно-синей окраски. Это широкорот. Его коренная родина —
далекая Юго-Восточная Азия.
В тальнике над водой мелькает оранжево-желтый
огонек. Это перепархивает птичка — желтоспинная мухоловка,
радуя глаз своей яркой спинкой.
А что может быть красочнее маленькой древесной утки-
мандаринки.
Мандаринка, или «японка», как ее называют жители
Уссурийского края,— небольшая красивая уточка. И
действительно, окраска оперения мандаринки поражает своей
красотой и яркостью. Странно даже, что на одной птице собраны
почти все цвета радуги. Не нарушая общего впечатления, они
удивительно сочетаются друг с другом. Длинный, широкий
разноцветный хохол на голове, веерообразные
золотисто-желтые зеркальца на крыльях и кораллово-красный маленький
клювик дополняют необычайную юрасоту самца мандаринки.
Скромно, но в то же время нарядно оперены и самочки этой
замечательной утки. Сказочно красивые уголки населяет
птица-сказка на своей родине. Мандаринка не только
водяная, но в такой же степени и лесная птица. Где нет среди
водоемов старого широколиственного леса, где нет дуплистых
деревьев, нет и мандаринки. Она гнездится в древесных
дуплах и криком выманивает своих утят из дупла наружу
13 Н. А. БобрИНСКИЙ 4 ПО

и те прыгают — вернее, падают — с большой высоты на
землю и бегут к воде. Как прихотливо разукрашенный по-
плавочек, плавает она по зеркальной воде лесного затона или
спокойно сидит на толстой ветви старого дерева,
склонившегося к бурному речному потоку. Необычная красавица
уточка — настоящая райская птица нашей родины.
Обширные широколиственные леса образуют в Приморье
почти сплошной непроницаемый полог. Не видно ни неба,
ни солнца. Земли тоже не видно — все заросло папоротником.
Над ним то сплошной зубчатой стеной, то как одинокие
великаны к самому небу поднимаются темные пихты и кедры.
Блестит ли солнце, закрылось ли небо тучами и моросит
дождь — все равно хороша тайга. А загляните в глубину
девственного леса. Там царят сумрак, сырость и тишина.
Пахнет сгнившей листвой, на ветвях повис седой мох, нога
топчет тенелюбивый папоротник.
А разве молчалива тайга? Вот на сухую вершину
великана кедра уселась глухая кукушка. «Ду-ду, ду-ду» —
разносится по лесу ее своеобразное кукование. В зеленых
кронах, напоминая флейту, звучно свистит китайский большой
дубонос, да в груде переломанных, засохших ветвей когда-то
упавшего дерева настойчиво поет крошечная птичка
приморской тайги — короткохвостая камышовка. «Цы-сы-сы-сы-
сы-сы» — нестерпимо резко звенит ее песенка.
Но не такова природа всего Уссурийского края. Напротив,
роскошная южная растительность с ее своеобразным
животным населением занимает сравнительно небольшую площадь.
Широколиственные леса лентами протянулись по речным
долинам, взбежали на невысокие сопки. Но поднимитесь чуть
выше в горы, и вы попадете в иной мир — в мир суровой хвои,
тишины и молчания. К шумливым, веселым лесам
непосредственно примыкает хвойная тайга севера. Дикое и мрачное
впечатление производит она на свежего человека. Великаны
кедры и пихты высоко поднимают к небу свои вершины.
В глубине темнохвойного леса вас охватывает сырой
полумрак, стволы покрыты лишайником, с ветвей клочьями
свисает седой мох. Отжившие, упавшие на землю деревья, их
вывороченные корни делают лес труднопроходимым, ноги
вязнут в болотистой почве. Но особенно поражает вас
мертвая тишина тайги. Тихо в ней. Разве изредка пискнет
маленькая птичка, застучит по стволу дятел, взлетит с земли
рябчик. Смешение северной и южной природы — вот
особенности Уссурийского края. Кедр и лиственница растут здесь
рядом с пробковым деревом, бархатом и с маньчжурским
грецким орехом.
194

Точные сведения о птичьем населении по их пению
нельзя получить. Вот тенькает зяблик, но ведь в Уссурийском
крае зяблик не водится, оказывается, что это кричит
древесная трясогузка. Кажется, что чижи перекликаются — а это
птичка-белоглазка. Китайская зеленушка кричит, как
щегол. Голоса многих других птиц вовсе незнакомы. Ведь в
Уссурийском крае водится немало таких птиц, каких в другом
краю не встретишь».
Большая часть Амуро-Уссурийского края покрыта
лесом различного характера: по равнинам, предгорьям и
долинам многочисленных горных рек растут
широколиственные леса, выше — смешанные, еще выше — хвойные.
Значительные безлесные пространства, занятые влажными
высокотравными лугами, имеются только между нижними течениями.
Зеи и Бурей да вокруг большого озера Ханка. От истоков-.
Бурей, постепенно понижаясь, тянется к Амуру Буреинскиж
хребет, иначе Малый Хинган, а от низовьев Амура почти до»
Владивостока проходит ряд параллельных друг другу и
берегу моря цепей, образующих горную систему Сихотэ-Алиня.
Горы эти сглажены, имеют широкие седловины и
закругленные куполообразные вершины, из которых лишь немногие
превышают тысячу метров высоты.
Самый верхний, лишь местами выраженный пояс гор
безлесен. Растительность его напоминает тундровую: здесь
растет ягель, стелется стланец из ползучего кедра и амурского
рододендрона и лишь кое-где поднимаются жидкие рощицы
корявой низкорослой березы. Северный олень находит тут
свой южный предел.
Ниже растет хвойный лес из даурской лиственницы,
поднимающейся в горы выше других высокоствольных деревьев,
из ели и пихты. Он завален колодником, загроможден
каменными плитами, оброс мохом и лишайником. Местами целые
площади леса затянуты его косматыми бородами, как
паутиной. Этот дремучий лес имеет вид настоящей
восточносибирской тайги. Сплошной стеной теснятся в нем столетние
деревья к самым берегам рек, берущих здесь свое начало.
Пржевальский пишет, что к ним же «часто выходят, то
справа то слева высокие утесы окрестных гор. Редко стоят
они голые, могучая растительность даже здесь не хочет
оставить пустого места, и по ним, прицепившись в расселины
своими корнями, растут ели, кедры и густой кустарник.
Только уж слишком отвесные и нависшие над рекою утесы
лишены деревьев и отливают желтоватым или сероватым
цветом лишаев. Мертвая тишина царит везде кругом, и лишь
изредка слышится крик дятла или ореховки. Эти звуки
13* 195

и множество звериных следов напоминают путнику, что он не
один в пустынной тайге».
Животное население хвойных лесов, покрывающих
большую часть Сихотэ-Алиня и Малого Хингана, в общем тоже
сибирское. Только в них на всей площади края водится
кабарга и каменный глухарь. Здесь особенно многочислен
соболь и лось, чаще, чем в других местах, попадается рысь
и росомаха, а по каменистым россыпям держится
северная пищуха. В то же время сюда не заходят многие
звери и птицы, связанные с широколиственными
насаждениями.
Еще ниже горы покрыты густым смешанным лесом,
который постепенно переходит в широколиственный лес долин
и низменности. Это уже совсем другой лес — какая-то смесь
сибирской тайги и тропических дебрей. В нем прежде всего
бросается в глаза исключительное разнообразие древесных
пород, из которых многие встречаются в Корее, Южном
Китае, Японии и совершенно чужды другим частям Союза.
Далее поражают огромные размеры отдельных деревьев,
достигающих 30—35 и даже 40 м высоты, густота подлеска и
присутствие разнообразных лиан. Огромные трехсотлетние
тополя с узловатыми ветвями спорят здесь в силе и мощности
с вековыми дубами, имеющими два обхвата на высоте груди
человека. Вперемежку с ними растут гигантские корейские
кедры, имеющие красивую голубоватую хвою, дуплистые
липы, высокоствольные ильмы и пробковые деревья с бар
хатистой корой, коренастые осокори, черная и белая
японские березы, грабы, клены, громадные маньчжурские ясени,
черемуха, белая амурская сирень. Густой подлесок,
значительно превышающий рост человека, образован душистым
жасмином — любителем тенистых и влажных прогалин,
колючим чубышником с черными ягодообразными плодами,
маньчжурской лещиной, имеющей вид куста и
образующей густейшие, непроходимые заросли, жимолостью,
колючим «диким перцем», бересклетом и другими
породами. И деревья и кустарники обвиты ползучими
растениями: по стволам деревьев вьются актинидии и пахучий
лимонник с копьевидной листвой и красными ягодами;
а там, куда пробрался солнечный луч, обильно разросся
амурский виноград, основные плети которого достигают
15 см толщины. В тенистых местах растут пышные мхи и
бурно разрастается перистый папоротник. «Невозможно
забыть впечатления, производимого, в особенности в первый
раз, подобным лесом,— пишет Пржевальский.— Правда, он
также дик и недоступен, как и все сибирские тайги, но в
196

Малый скворец
тех однообразие растительности, топкая тундровая почва,
устланная мхами и лишаями, навевают на душу какое-то
уныние; здесь, наоборот, на каждом шагу встречаешь
роскошь и разнообразие, так что не знаешь, на чем
остановить свое внимание. То высится перед вами огромный ильм
со своей широковетвистой вершиною, то стройный кедр, то
дуб и липа с густыми, дуплистыми от старости стволами,
более сажени в обхвате, то орех и пробка с красивыми
перистыми листьями, то пальмовидный диморфант, довольно,
впрочем, редкий». «Кто не бывал в уссурийской тайге,—
говорит В. К. Арсеньев,— тот не может себе представить,
какая это чаща, какие это заросли. Буквально в
нескольких шагах ничего нельзя увидеть. В четырех или шести
метрах не раз случалось мне поднимать с лежки зверя, и только
шум и треск сучьев указывал направление, в котором уходило
животное... Долинный лес иногда бывает так густ, что сквозь
ветви его совершенно не видно неба. Внизу царит
полумрак, всегда прохладно и сыро. Утренний рассвет и
вечерние сумерки в лесу и местах открытых не совпадают по
времени. Чуть только тучка закроет солнце, лес сразу
становится угрюмым и погода кажется пасмурной». Зато в
ясный день освещенные солнцем стволы деревьев,
ярко-зеленая листва, блестящая хвоя, цветы, мох и пестрые
лишайники принимают декоративный вид».
Особенно эффектен в это время бывает берег реки.
Огромными кулисами поднимается над ним зеленая стену
вся в мозаике из солнечных бликов, теней и различных
оттенков листвы. У подножья ее, словно помост сцены,
навалены стволы деревьев, снесенные сюда с верховьев реки
паводком. Большие, почти с ладонь величиной, бабочки —
махаоны Маака, переливая различными оттенками синего
197

и зеленого цветов, взлетают и вновь
садятся на влажную прибрежную грязь.
Шумливые голубые сороки и серые
китайские скворцы возятся в ветках, склевывая
ягоды любимой ими черемухи. С резким
своеобразным криком перелетают стайки
серого личинкоеда-перикрокотуса —
единственного в фауне Союза скромно
оперенного представителя большой тропической
группы, содержащей очень яркоокрашен-
пых птиц. Временами раздается громкий
свист китайской иволги, которая больше,
ярче и голосистей обыкновенной иволги,
но увидеть ее в густой листве трудно.
Неподвижно сидит над самой водой на сухом
буку зимородок, подкарауливая свою
добычу — мелкую рыбешку, а высоко в воздухе
носится крупный колючехвостый стриж.
Он то поднимается к облакам, так что его
почти не видно, то, мелькнув, как молния,
опускается, свистя и жужжа крыльями, до
поверхности реки. По верхушкам самых
высоких деревьев открыто держатся
широкороты, поминутно слетая, чтобы схватить
в воздухе насекомое и опять вернуться на
свое место. Несмотря на относительно
крупные размеры и великолепное
сине-зеленое оперение, эти птицы снизу кажутся
небольшими, тускло-черными — уж очень велико расстояние
до верхушек огромных деревьев.
Когда при заходе солнца быстро ложатся сумерки, «в
наступающей темноте начинают мелькать, как звездочки,
сверкающие насекомые... Понемногу замолкают дневные
пташки; только однообразно постукивает японский козодой, да с
ближайшего болота доносится дребезжащий, похожий на
барабанную трель, голос водяной курочки (большого
погоныша), вперемежку с которым раздается звонкий свист
(вернее пение.— Н. Б.) толстоклювой камышовки, лучшей
из всех здешних певцов», — пишет Пржевальский. Если
ночь достаточно светлая, можно быть свидетелем крайне
странного зрелища: большая птица, очень похожая на
филина, расхаживает по берегу и, подняв хвост, заходит в воду.
Это промышляет рыбоядная сова — кетупа.
Много в этих лесах и всякого зверя, крупного и
мелкого — бурундука, белки, колонка. Кабаны табунами кочуют
Колючехвостый
стриж
198

Харза
по разным участкам леса в зависимости от урожая и
времени созревания кормов. Наряду с бурым медведем нередок
лопоухий блестяще черный гималайский медведь. Этот
вертлявый и ловкий зверь превосходно лазает и значительную
часть своего времени проводит на деревьях, где грабит
диких пчел и разоряет птичьи гнезда. Енотовидная собака,
представитель семейства псовых, несколько напоминающая
внешностью американского енота, хотя и встречается по
высокотравным лугам и даже на полях, но в хвойные леса не
поднимается, и коренные места обитания его составляют долины
рек и несколько заболоченные низменности, покрытые
широколиственным лесом и густым кустарником.
Широколиственного леса придерживается и
дальневосточный кот, замещающий здесь европейскую лесную кошку,
и своеобразный крот-могера, прокладывающий
поверхностные ходы и, в отличие от обыкновенного крота, не
выбрасывающий земляных кучек.
Крупная куница-харза встречается одинаково часто как
в хвойных, так и в лиственных лесах края. В. К. Арсеньев так
описывает свою встречу с харзой на р. Анюе. «Я увидел,—
говорит он,— животное с блестящей чернобурой шерстью,
таким же темным и довольно пушистым хвостом. Изящная
остромордая головка зверька сидела на соразмерно длинной
шее, нижняя часть которой и грудка были окрашены в
желтый цвет с зеленоватым оттенком. Я тотчас узнал куницу-
199

харзу. Она пробиралась по валежине несколько наискось
к моему пути. В движениях ее было много грациозного и
кошачьего. Куница меня не видела и держала себя
непринужденно. Я решил наблюдать за ней. Однако она скоро
заметила меня, остановилась, затем осторожно опустилась на
брюшко и припала к колодине вплотную. Общая окраска животного
до того походила под цвет темной коры дерева, украшенной
желто-зеленым мхом, что, если бы я не видел его раньше, то
мог бы пройти мимо и не заметить». Несмотря на свои
относительно небольшие размеры, этот смелый и ловкий хищник
охотится не только за мелкими зверьками, но и за кабаргой,
а также нападает на телят косуль, горала, пятнистого оленя
и изюбрей. Есть веские основания предполагать, что харза —
основной конкурент соболя и его непосредственный враг; это
делает ее вредной для охотничьего хозяйства. Сама харза
имеет плохую шкурку, так что промысловое значение ее очень
невелико.
В самой южной части Уссурийского края встречается
пятнистый олень, широко распространенный в Японии,
Корее и Китае,— очень ценное животное, дающее панты
самого высокого качества. Хотя у себя на родине в диком
состоянии этот олень за последнее время сильно сократился в
количестве, однако он успешно разводится в охотничьих
хозяйствах советского Дальнего Востока и акклиматизирован
в ряде заповедников Европейской части Союза.
Наконец, к поясу широколиственного леса приурочена
антилопа-горал. Но это животное вполне горное, любимые места
обитания которого — скалистые крутые обрывы,
перемежающиеся каменистыми россыпями, поросшими разнообразной
широколиственной растительностью с преобладанием дуба и
примесью кедра. Живет горал начиная с самого берега моря.
По ровному месту он бежит неловко, высокими короткими
скачками, и легко становится добычей волка, который его
быстро догоняет и режет. Совершенно другое дело в скалах.
Здесь, спасаясь от волков, горал с исключительной ловкостью
лазает по отвесным кручам и совершает большие прыжки,
а в случае надобности становится «на отстой» в недоступных
местах, где-нибудь на острие скалы, собрав вместе все четыре
ноги. Водится горал у нас только в южной, обращенной к
морю части Сихотэ-Алиня, хотя в прошлом столетии
встречался и в горах Малого Хингана — еще один пример
однородности фауны Амуро-Уссурийского края.
Горал интересен как почти единственное строго горное
животное рассматриваемого края, где нет ни сурков, ни
баранов, ни козлов. Несомненно, он является пережитком тех
200

Горал в скалах Сихотэ-Алиня

отдаленных веков, когда горы здесь были выше и скалистей.
Об этом свидетельствуют неприспособленность горала к
современному сглаженному рельефу этих гор, где крутые
обрывы, скалы и каменистые россыпи встречаются редко, и очень
ограниченное распространение животного в наших пределах
только в юго-восточном углу Сихотэ-Алиня.
Исключительно сырой климат Амуро-Уссурийского края
вызывает заболевание деревьев: вопреки своей внешней
крепости, они очень часто имеют гнилую сердцевину. Вследствие
этого здешние леса особенно богаты дуплами. Ими
пользуются из зверей не только белки, летяги, бурундук, но,
по-видимому, и своеобразный маньчжурский заяц, устраивающий, по
некоторым данным, свои лежки в прогнивших стволах
валежника и низких дуплах стоящих деревьев. Черный медведь,
в противоположность бурому, засыпает на зиму не в
берлоге, а в дупле большого дерева, часто высоко над землей.
Еще в большей степени используют дупла местные птицы,
из которых очень большой процент составляют дупло-
гнездники.
В частности, в дуплах гнездятся такие характерные для
края птицы, как утка-мандаринка, широкорот, желтая
мухоловка, серый скворец, колючехвостый стриж, не говоря уже
о совах, синицах и очень многочисленных дятлах. Довольно
часто встречающаяся здесь змея — огромный амурский
полоз — охотно лазает по деревьям, чтобы поживиться
обитателями дупел. Мало того, он и сам поселяется иногда в дупле
высоко над землей.
Широколиственный лес Дальнего Востока очень богат
различного рода растительными кормами. Особенно большое
значение в этом отношении имеют корейский кедр,
приуроченный к поясу широколиственных насаждений, маньчжурский
орех, близкий к грецкому, дуб, виноград и пробковое дерево.
Кедр с одного дерева дает до 100 и более килограммов
орешков, но плодоносит не каждый год, тогда как виноград и
пробка ежегодно приносят массу ягод. Многие животные до
известпой степени придерживаются в своем питании
определенных видов этих кормов. Так, основу питания белки
составляют кедровые орехи, но в неурожайные на них годы
белка перекочевывает в поймы рек, где по преимуществу
растет маньчжурский орех, и переходит на питание им.
Енотовидная собака, поедающая весьма разнообразную животную
и растительную пищу, особенно любит ягоды пробкового
дерева. Побеги и кора чёртова дерева составляют один из
существенных видов кормов изюбря и пятнистого оленя.
Кроме того, олени очень охотно обгрызают верхушки молодых
202

чёртовых деревьев, и тогда их верхушечные листья
располагаются своеобразной мутовкой, так что все деревцо
напоминает небольшую пальму. Стручки таволги, занимающей на
сопках приморских районов огромные пространства, служат
пищей многим животным, в частности бурундуку, оленям,
косулям. Виноград с жадностью поедается кабаном, изюбрем,
медведем, пятнистым оленем, енотовидной собакой, косулей,
соболем, белкой, рябчиком, фазаном, лисицей и многими
другими. Вообще в теплое время года богатые пищевые запасы
широколиственного леса используются животными лишь в
ничтожной степени. Другое дело зима, суровая, длительная
зима, препятствующая произрастанию вечнозеленых
растений даже на юге страны.
Пржевальский, имея в виду эту часть края, пишет: «Не
узнал я теперь (т. е. в конце декабря.— Н. Б.) свои знакомые
места на Уссури, по которой снег везде лежал на три фута
(почти метр — Н. Б.) глубины и намело такие сугробы, какие
можно видеть только на далеком севере. Вся могучая
растительность здешних лесов и лугов покрылась этим снегом, как
саваном, и в тех местах, где летом не было возможности
пробраться по травянистым зарослям, теперь только кое-где
торчали засохшие стебли. Даже виноград, переплетавшийся
такою густою стеною, теперь казался чем-то вроде веревок,
безобразно обвившихся вокруг кустарников и деревьев. На
островах реки густые, непроходимые заросли тальника
смотрели довольно редкими, а луга, пестревшие летом ковром
различных цветов или залитые, по низинам, однообразным
цветом тростеполевицы, теперь белели как снеговая тундра.
Даже птиц почти совсем было не видно, кроме тетеревов да
изредка дятлов и синиц. Не найдут теперь себе здесь пищи ни
насекомоядные, ни зерноядные, ни голенастые, ни водные, и
все они покинули страну, цепенеющую под холодным
снеговым покровом».
Кроме широколиственных лесов, для Амуро-Уссурийско-
го края весьма характерны сыроватые луга, покрытые
густой травой в рост человека и выше. Они имеются в
низменности всюду, где по тем или иным причинам отсутствует
лес. Например, по широким долинам рек, в частности Уссури.
Причина тому — страшные летние паводки, происходящие в
результате затяжных дождей. Но особенно велики
пространства, занятые этими лугами, на середине Амура, где ими
покрыта вся Зее-Буреинская низменность, а на юге страны —
Приханкайская низменность. Эти обширные равнины иногда
называют степями, что неверно. Во-первых, в настоящей
степи весна влажная, а вторая половина лета — сухая, так что
203

растительность в большей или меньшей степени
выгорает, здесь наоборот — весна сухая, а лето, особенно
вторая половина его, очень дождливое и «степь», благодаря
появлению многочисленных временных озер и болот,
утрачивает всякое сходство с настоящей степью. Во-вторых, степь —
ландшафт естественный, амурские же и приханкайские
«степи», по всем данным, обязаны своим происхождением
человеку, когда-то уничтожавшему здесь сплошные леса, после
чего эти пространства были запущены и только в
сравнительно недавнее время значительная часть их была распахана
русскими переселенцами.
По этим лугам кое-где разбросаны отдельные крупные
деревья и небольшие рощицы из дуба, липы, черной березы,
бархата, ясеня. Вдоль рек и речек растут уже густые
широколиственные леса, обвитые диким виноградом. Животный
мир их сходен с основными массивами дальневосточного
широколиственного леса, хотя и несколько обеднен, тогда как в
лугах живут такие настоящие степняки, как дрофа,
своеобразный чернопегий лунь, напоминающий издали своей
расцветкой сороку. Здесь очень много «немых» перепелов,
замещающих к востоку от Байкала обыкновенного перепела и
получивших свое название за довольно тихий чирикающий
голос, издали кажущийся почти жужжащим.
Кроме того, по среднему Амуру водятся длиннохвостый
суслик и его злейший враг — степной хорек, тогда как по
лугам Южно-Уссурийского края — маньчжурский цокор и
длиннохвостый крысовидный хомяк.
В. К. Арсеньев в следующих словах описывает местность
к югу от озера Ханки, которая открылась ему с вершины
пригорка.
«Красивая панорама развернулась перед моими глазами.
На севере, насколько хватало глаз, расстилалось бесконечное
низменное пространство, покрытое травой. Сколько я ни
напрягал зрения, я не мог увидеть конца этой низины. Она
уходила вдаль и скрывалась где-то за горизонтом. Порой по
ней пробегал ветер. Трава колыхалась и волновалась как
море. Кое-где группами и в одиночку росли чахлые березки,
тощие лиственницы и какие-то другие деревья.
С первого же шага буйные травы охватили нас со всех
сторон. Они были так высоки и так густы, что человек в них
казался утонувшим. Внизу, под ногами,— трава, спереди
и сзади — трава, с боков — тоже трава и только наверху —
голубое небо. Казалось, что мы шли по дну травяного моря.
Это впечатление становилось еще сильнее, когда,
взобравшись на какую-нибудь кочку, я видел, как степь волновалась.
204

С робостью и с опаской я опять погружался в траву и шел
дальше. В этих местах так же легко заблудиться, как и в
лесу. Мы несколько раз сбивались с дороги, но тотчас же
спешили исправить свои ошибки. Найдя какую-нибудь кочку,
я взбирался на нее и старался рассмотреть что-нибудь
впереди... Я смотрел вперед, в стороны, и всюду передо мной
расстилалось бесконечное, волнующееся травяное море.
Главное население этих болотистых степей — пернатые».
Большое, но мелководное и бурное озеро Ханка лежит в
плоских илистых, местами песчаных, берегах и окружено
огромными малодоступными болотами, заросшими высоким
тростником и изобилующими небольшими озерами.
Неимоверное количество лягушек живет здесь, и их концерты,
особенно в туманные дни, оглушительны. Ими питаются
многочисленные цапли и тигровый уж, замещающий на Дальнем
Востоке водяного ужа. Он очень красив: общая окраска
зеленая с черными поперечными полосами, а по бокам
передней части тела черные полосы перемежаются с оранжево-
красными. Местами на озерах во множестве растет лотос.
«Чудно впечатление, производимое, в особенности в первый
раз, озером, сплошь покрытым этими цветами,— пишет
Пржевальский. — Огромные (более двух третей метра в
диаметре) круглые кожистые листья, немного приподнятые над
водою, совершенно покрывают его своею яркою зеленью,
а над ними высятся на толстых стеблях целые сотни розовых
цветов, из которых иные имеют около тридцати сантиметров
в диаметре своих развернутых лепестков». Исключая
невысокие гривы — увалы, пересекающие болота, древесная
растительность отсутствует. Зато «все увалы,— пишет
Пржевальский,— поросли прекрасными лиственными лесами, в
которых преобладают дуб и липа, достигающие огромных
размеров. Подлесок, состоящий главным образом из леспе-
децы и лещины, переплетенных виноградом и другими
вьющимися растениями, образует здесь страшно густые заросли,
в которых летом выводят потомство многие звери, в
особенности косули, изюбри и кабаны». Тут же держатся фазаны,
которые осенью целыми выводками выходят на поля чумизы,
байзы, сои и картофеля, причиняя им значительные
повреждения.
Сама Ханка, ее отмели, заводи и многочисленные
окрестности озера, обросшие тростником и лозою, привлекают
различных болотных и водоплавающих птиц. Среди них
имеются такие встречающиеся в пределах Союза только в Амуро-
Уссурийском крае виды, как зеленая кваква; каштановый
волчок; замечательно красивый с пепельно-голубым хохлом,
205

нежно-розовой грудью и огненно-красными крыльями
китайский ибис; огромный маньчжурский журавль,
достигающий полутора метров высоты при размахе крыльев в два @
лишним метра и весе около десяти килограммов. Особенно
оживляется Ханка весною и осенью, когда через нее,
останавливаясь для отдыха и кормежки, валом валит всякая
перелетная птица. В это время ее протоки и заводи буквально
забиты стадами уток, гусей, крохалей, цапель. Все это сидит,
плавает, полощется, перелетает. День и ночь стоит здесь
невероятный гвалт от всевозможного крика, свиста и писка
в котором нельзя разобрать отдельные голоса, а в воздухе,
свистя крыльями, все несутся стая за стаей целые
тысячи птиц. Иногда среди этого хаоса вдруг раздается шум
наподобие бури — то целая стая уток в несколько сотен штук,
спасаясь от сокола-сапсана, камнем бросается с высоты на
воду.
Но не одними птицами оживляются в это время здешние
равнины: с середины апреля начинается ход косуль, которые
ежегодно весною и осенью совершают перекочевки из
бассейна Уссури на юг и обратно.
В самом озере, вода которого сильно прогревается и мутна
от постоянного волнения, достигающего дна этого мелкого
водоема, много рыбы. Много здесь и своеобразных китайских
мягкокожистых черепах. Этот превосходно плавающий
хищник большую часть времени проводит в воде, гоняясь за
добычей или, зарывшись в ил, подстерегает рыбу и внезапно
хватает ее, выбросив свою длинную шею. В ясные дни
черепахи охотно выползают на песчаные отмели греться под
лучами солнца, но при малейшей опасности кидаются в
воду.
Если в теплое время года окрестности оз. Ханка богаты
жизнью, то совершенно другой вид имеют они зимой.
Пржевальский так описывает это озеро у истока р. Сунгачи в
середине марта. «По выжженным с осени местам кое-где
показались проталины. Но еще уныло и безжизненно смотрят
снежные берега озера Ханки и те громадные травянистые
равнины, которые раскинулись по восточную его сторону...
Мертвая тишина царит кругом, и только изредка покажется
стадо тетеревов, или раздается в береговых кустах стук дятла
и писк болотной синицы, или, наконец, высоко в воздухе,
сначала с громким и явственным, но потом все более и более
замирающим свистом, пролетит несколько уток-гоголей,
зимовавших на незамерзающих частях реки.
Неоглядные равнины, раскинувшиеся по обе стороны
последней, отливают желтоватым цветом иссохшей прошло-
206

Обыкновенный еж
годней травы, а по береговым заливам и озерам, где летом
во множестве цветет лотос, теперь лежит лед, толщиною до
трех футов (около одного метра.— Н. Б.), и странно видеть,
как з1Шорожены в нем листья и цветовые стебли этого
южного растения. Здесь же обыкновенно можно встретить
небольшие стада снежных подорожников и даже белую сову,
которая зимою спускается из родных тундр севера до таких
низких широт».
Нам остается подвести общий итог и выяснить основные
взаимоотношения между фаунами Амуро-Уссурийского края
и других частей нашего Союза. Наиболее просты отношения
с фауной таежной полосы: на территории
Амуро-Уссурийского края, лежащей на границе широколиственной
Маньчжурии и хвойной Сибири, фауны этих районов сходятся и
далеко проникают друг в друга, причем по низменностям и
глубоким долинам «маньчжурцы» идут на север, по горам же
«сибиряки» спускаются к югу. Следует, однако,
подчеркнуть, что ряд видов, широко распространенных по таежной
полосе, например белка, бурундук, колонок, летяга, которых
часто принимают за коренных таежников, на самом деле не
являются таковыми. Они распространены также в области
широколиственного леса Дальнего Востока, которая и есть,
видимо, их изначальная родина и откуда они уже потом
расселились по таежной полосе. В противоположность коренным
таежникам — лосю, росомахе, беляку, которые населяют
как европейскую, так и американскую тайгу, белка и другие
207

перечисленные выше животные в Америке отсутствуют. Это
служит указанием на их относительно недавнее
проникновение в хвойную Сибирь, уже после ее окончательного
отделения от Северной Америки.
Значительно сложнее связи между фауной Дальнего
Востока и юго-западных частей Евразии, которые тоже заняты
широколиственным лесом. Несмотря на все те огромные
различия, которые существуют между этими фаунами, они
имеют ряд общих видов, отсутствующих в Сибири и Центральной
Азии. Среди них следует строго различать две группы. Одна
группа — это виды южные, не проникающие за Гималаи в
Центральную Азию, но обходящие ее с флангов. Таковы тигр,
распространенный от Средней Азии через Индию до Амура;
леопард, имеющий весьма сходное распространение — от
Кавказа до Амура; райская мухоловка, давно уже известная как
обитательница широколиственных лесов Средней Азии и
недавно обнаруженная в широколиственных лесах по Уссури.
К этой же группе относится фазан, распространенный от
Кавказа через Среднюю Азию и Китай до Уссурийского края и
представленный на этой площади рядом резко выраженных
подвидов.
К другой группе относятся виды умеренных широт,
ареалы которых разорваны на две части: западную и восточную.
Таковы обыкновенный еж, живущий, с одной стороны, в
Европе и прилегающих к ней частях Западной Сибири, с
другой — в Амуро-Уссурийском крае; белый аист, свойственный
Европе и Средней Азии, но после большого перерыва вновь
появляющийся на Дальнем Востоке; чиж, имеющий в общем
сходное распространение: Европа, Кавказ, Западная Сибирь,
Забайкалье, Амуро-Уссурийский край; голубая сорока,
обитающая только в Испании и к юго-востоку от Байкала.
Подобные примеры можно привести из самых различных групп
не только животных, но и растений. Чаще западный вид,
после большого перерыва, бывает замещен на Дальнем
Востоке хотя и другим, но близким видом, что по существу мало
меняет дело. Так, европейско-западноазиатская зеленушка
замещена на Дальнем Востоке близкой к ней китайской
зеленушкой; в общем сходную картину дают обыкновенная
квакша и квакша дальневосточная, прудовая лягушка и чер-
нопятнистая, из рыб — белуга и калуга, из растений —
обыкновенный дуб и маньчжурский, обыкновенный лесной орех и
дальневосточный и т. д.
Объяснение этому явлению заключается в том, что в
доледниковое время некоторые виды животных и растений
были распространены широкой полосой от Атлантического до
208

Тихого океана, но затем, под влиянием ледника, они исчезли
в промежуточной области, сохранившись в юго-западной и
юго-восточной частях своего ареала, на которые влияние
ледника не распространялось.
Наконец, в связи со сходными во многом условиями
существования на западе и востоке умеренной полосы Евразии
животные, не связанные непосредственным родством,
замещают друг друга биологически. Так, европейская лесная
кошка и серна, не идущие на восток далее Кавказа,
замещены на Дальнем Востоке своеобразным лесным котом и
горалом.
14 Н. А. Бобринский

ЕВРОПЕЙСКИЙ
ШИРОКОЛИСТВЕННЫЙ
И СМЕШАННЫЙЛЕС
Сквозит на зареве темнеющих небес
И мелким предо мной рисуется узором
В весенние листы едва одетый лес,
На луг болотистый спускаясь косогором;
И глушь и тишина. Лишь сонные дрозды,
Как нехотя, свое доканчивают пенье...
Вот донеслась еще из дальнего болота
Весенних журавлей ликующая нота —
И стихло все опять, и в глубине ветвей
Жемчужной дробию защелкал соловей.
А. К. Т о лето а
айгой, настоящей сибирской
тайгой, с ее мхами и валежником, с ее
гарями и болотами, покрыт северо-
восток Европы. Но, по мере того,
как мы будем передвигаться к за-
ааду, вернее юго-западу,
постепенно начнут исчезать таежные
породы деревьев и все чаще
появляются широколиственные. Уже на Урале пропадает кедр,
на линии Ленинград — Казань — лиственница и пихта. Зато
все многочисленнее становятся липа, дуб, ясень, клен. Тайга
постепенно переходит в смешанный лес, в котором из
хвойных деревьев сохраняются лишь ель да сосна. Постепенно
сменяется и фауна. Пропадают соболь, северный олень,
колонок, бурундук, появляются лесная куница, черный хорек,
норка, еще западнее — соня, зеленый дятел, наконец, кабан,
210

благородный олень, европейская дикая кошка, древесная
лягушка, зеленая ящерица. И лес уже на самом юго-западе
нашей страны превращается в чисто широколиственный.
Человек своей хозяйственной деятельностью уже давно
изменил первоначальный облик не только широколиственных,
но и большей части смешанных лесов Европейской части
Союза.
Пожалуй, в наиболее первобытном виде большие
смешанные леса сохранились в Полесье — обширной болотистой
области, орошаемой р. Припятью и ее многочисленными
притоками. Воспользуемся описанием этих лесов, которое дал без
малого сто лет назад Тургенев.
«Длинными сплошными уступами разбегались передо
мной синеющие громады хвойного леса; кой-где лишь
пестрели зелеными пятнами небольшие березовые рощи; весь
кругозор был охвачен бором; нигде не белела церковь, не
светлели поля — все деревья да деревья, все зубчатые верхушки —
и тонкий, тусклый туман, вечный туман Полесья, висел
вдали над ними. Не ленью, этой неподвижностью жизни, нет —
отсутствием жизни, чем-то мертвым, хотя и величавым, веяло
мне со всех краев небосклона; помню, большие белые тучи
плыли мимо тихо и высоко, и жаркий летний день лежал
неподвижно на безмолвной земле. Красноватая вода речки
скользила без плеска между густыми тростниками; на дне ее
смутно виднелись круглые бугры иглистого моха, а берега то
исчезали в болотной тине, то резко белели рассыпчатым
мелким песком...
С окраины, ближе к лугу, росли березы, осины, липьгу
клены и дубы; потом они стали реже попадаться, сплошной
стеной надвинулся густой ельник; далее закраснели голые
стволы сосняка, а там опять потянулся смешанный лес,
за^орший снизу кустами орешника, черемухи, рябины и
крупными сочными травами. Солнечные лучи ярко освещали
верхушки деревьев и, рассыпаясь по ветвям, лишь кое-где
достигали до земли побледневшими полосами и пятнами.
Птиц почти не было слышно — они не любят больших
лесов; только по временам раздавался заунывный, троекратный
возглас удода да сердитый крик кедровки или сойки;
молчаливый, всегда одинокий сизоворонок перелетал через
просеку, сверкая золотистой лазурью своих красивых перьев.
Иногда деревья редели, расступались, впереди светлело,
тарантас выезжал на расчищенную песчаную поляну;
жидкая рожь росла на ней грядами, бесшумно качая свои
бледные колосики; в стороне темнела ветхая часовенка с
покосившимся крестом над колодцем; невидимый ручеек мирное
14* 21Ь

болтал переливчатыми и гулкими звуками, как будто втекая
в пустую бутылку; а там вдруг дорогу перегораживала
недавно обрушившаяся береза, и лес стоял кругом до того
старый, высокий и дремучий, что даже воздух казался
спертым. Местами просека была вся залита водой; по обеим
сторонам простиралось лесное болото, все зеленое и темное, все
покрытое тростниками и мелким олыпанником; утки взлеты-
вали попарно — и странно было видеть этих водяных птиц,
быстро мелькающих между соснами... Чем дальше мы
подвигались, тем глуше и тише становилось вокруг. В бору
всегда тихо: только идет — там, высоко над головою, какой-то
долгий ропот и сдержанный гул по верхушкам.... Едешь-
едешь, не перестает эта вечная лесная молвь, и начинает
сердце ныть понемногу, и хочется человеку выйти поскорее
на простор, на свет, хочется ему вздохнуть полной грудью —
и давит его эта пахучая сырость и гниль...
Лес, в который мы вступили, был чрезвычайно стар...
В почтительном расстоянии друг от друга поднимались
могучие сосны громадными, слегка искривленными столбами
бледно-желтого цвета; между ними стояли, вытянувшись в
струнку, другие, помоложе. Зеленоватый мох, весь усеянный
мертвыми иглами, покрывал землю; голубица росла
сплошными кустами; крепкий запах ее ягод... стеснял дыхание.
Солнце не могло пробиться сквозь высокий намет соонозых
ветвей, но в лесу было все-таки душно и не темно; как
крупные капли пота, выступала и тихо ползла вниз тяжелая,
прозрачная смола по грубой коре деревьев. Неподвижный
воздух, без тени и без света, жег лицо. Все молчало; даже шагов
наших не было слышно; мы шли по мху, как по ковру...»
Много оживленней заросшие осокой и тростником-чере-
том обширные болота Полесья, тянущиеся нередко на
десятки километров. Их населяет прежде всего несметное
количество лягушек. Вместе с мелкой рыбой они составляют
излюбленную пищу многочисленных здесь ужей и болотных
черепах.
На этих болотах держатся различные утки и кулики, а по
йраям их, где растительность ниже и имеет луговой характер,
постоянно можно видеть разгуливающего белого аиста. Как
бы мимоходом хватает он то справа, то слева лягушек. Если
парочка аистов промышляет вместе, то по временам один из
них, закинув голову назад, громко трещит клювом.
Кроме указанных в самом начале настоящей главы
животных, населяющих смешанный лес и отсутствующих в
таежной области, можно было бы назвать много других,
особенно птиц, в частности, белого аиста, сизоворонку и удода.
212

Вальдшнеп

Но в большинстве случаев они оказываются
малохарактерными для смешанного широколиственного леса, так как
распространены далеко за его пределы и на запад, и к югу. Таким
образом, фауна смешанного леса является переходной не
только к западноевропейской, но, отчасти, и к европейском
степной.
Другое место, где хорошо сохранились смешанный лес и
его животное население, в том числе и копытные, это
знаменитая Беловежская пуща.
«Человеку, никогда не бывавшему в Беловежской пуще,—
пишет Г. Карцев,— трудно представить себе величавую,
своеобразную прелесть этого, во многих местах еще
первобытного леса. В нем нет однообразно-сурового, однотонного
колорита дремучего северного бора. Он величествен, дик,
носит отпечаток дряхлости и, вместе с тем, бесконечно
интересен разнообразием встречающихся в нем лесных пейзажей.
Почти все дороги в Пуще проложены теперь по просекам.
Вверху сплетается такой густой навес из ветвей,
скрестившихся и перепутавшихся между собою, а по обеим сторонам
идет такая густая стена ельника, что невольно начинает
казаться, будто едешь по искусственно проложенной, в виде
длинного сводчатого коридора, аллее, над которой лиственный
навес местами вовсе непроницаем для солнечных лучей. Сама
природа устроила здесь эти зеленые туннели, которые
нередко тянутся на целые версты. В этих-то аллеях и
встречаются самые разнообразные лесные породы: дуб, липа,
ясень, клен, вяз, ильм и пр. Но всех краше здесь изумрудно-
прозрачная, кудрявая, веселая зелень граба. Она-то и
придает наибольшую прелесть этим аллеям. Только что кон(-
чится где-нибудь зеленая аллея грабов, как просека
выбегает на открытую поляну, и вдруг перед вами встает
темная стена хвойного леса, густо непроницаемая,
опушенная молодыми елями; далее опять разнообразный
смешанный лес на болотистой черной почве; если дорога идет в
гору, по песку, то по сторонам бесконечной колоннадой
встает перед вами мачтовый сосняк; такой лес
однообразнее всех других, и хотя в Пуще его еще достаточно, но
больших сплошных насаждений не особенно много. Для охотника
он интересен тем, что в нем и летом, как во всяком другом
зимой, далеко видно, а потому чаще, чем в других
насаждениях, можно усмотреть косуль с их мелькающими вдали
белыми крупами — «зеркалами», или статную фигуру оленя,
на минуту остановившегося, чтобы проследить врага, а
затем развалистой рысцой, с закинутыми на спину рогами,
лавирующего между сосновыми стволами. Но вот и спуск; по
214

сторонам дороги канавы, наполненные водою, за ними ковер
из ярко-зеленого мха; стройные старые ели сменили сосну;
воздух наполнен влагою, пахнет болотом. Вокруг — ни
кабаньего «порыта», ни звериных следов. Скучное место для
охотника, но своеобразно красивое. Оно нередко переходит
в моховое торфяное болото с остатками лозы, мелкою
березою и низкорослою корявою сосною; дорога пошла гатью, тени
нет, и незнакомому с охотничьим значением таких мест
становится еще скучнее. Но когда знаешь, что именно в этих-то
участках жирует лось, невольно поворачиваешь голову то в
ту, то в другую сторону, в надежде увидеть неуклюжую
фигуру зверя, бегущего по болоту размашистой рысью, с
характерным шпатом его белесоватых ног.
...Внутри многих кварталов картина другая: там масса
мест, где, можно смело сказать, никогда не ступала нога
человека. В них-то и кроются самые прелестные, глухие и
дикие места. Деревья, поваленные буреломом, лежат долгие
годы одно на другом в несколько пластов; нижние,
придавленные упавшими недавно, перегнили, покрылись лесным
сором, мхом, догнивающей листвою, и едва заметны в общей
массе; иное из них более двух метров в обхвате выворочено
все с корнями, с которых земля осыпалась и смыта дождями;
корни эти своими красиво-причудливыми очертаниями так
и просятся в альбом художника; иное надломлено бурей
где-нибудь по середине ствола, и омертвелая вершина его,
упав на ранее погибших соседей, венчает общую группу
этого лесного кладбища. Такие буреломы, загораживающие
сплошь целые кварталы, образуют непроходимые дебри, о
которых можно составить себе ясное представление, только
побывав в Беловежской пуще. Среди этого нагромождающегося
хаоса безостановочно идет жизнь сменяющихся поколений
Пущи. В одном месте видны уже поникшие,
полувывороченные великаны, ожидающие бури, чтобы лечь навеки; в
другом месте повалившееся дерево легло на соседнее и,
благодаря ему, продолжает еще жить. Некоторые
надломленные^ деревья, застрянув на могучих ветвях соседей, образуют
как^бы ворота. Они давно уже высохли, покрылись мхом,
и лиственный перегной, образовавший на верхних
поперечинах плодородную почву, дает жизнь другой какой-нибудь
породе, и вот, почти в воздухе растет молодое, стройное
деревцо, на дубе — сосенка, на вязе — клен или березка».
Животное население Беловежской пущи настолько же
богато и разнообразно, как и ее растительность. Некогда
водился здесь в большом количество бобр, а пущенские
трущобы укрывали многочисленных диких кошек. Теперь
215

в Беловежье бобра нет. Нет здесь и лесной кошки —
характернейшего зверя западноевропейских лесов, до сих пор еще
встречающегося в лесах Прикарпатской Украины, а также,
по-видимому, в плавнях Днестра. Зато копытные, несмотря
на то, что Беловежская пуща была ареной жестоких боев как
в войну 1914—1918 гг., так и в Великую Отечественную,
здесь многочисленны. До 1914 г. в Беловежской пуще под
строгой охраной жило свыше 700 зубров — огромных
диких быков, которые в средние века населяли все большие
леса Центральной Европы и северно-западной России. В
Западной Европе последние остатки их были окончательно
уничтожены еще в XVIII в. Вскоре после этого зубры были
истреблены и в большей части Западной России, так что к
концу XIX столетия они сохранились только в Беловежской
пуще. Во время империалистической войны почти все
беловежские зубры были перебиты, а остатки пойманы и
увезены в Германию. В 1929 г. были приобретены в
Германии два зубра и водворены в Беловежскую пущу. К 1939 г.
здесь уже имелось стадо в 16 голов. У нас в Советском Союзе
зубры находятся в Приокско-террасном заповеднике
«Лужки», где содержатся в полуручном состоянии, в заповедниках
Беловежская Пуща и Кавказском. Для животных созданы все
нужные условия, так что животные размножаются и
совершенно акклиматизировались. Зубр — типичное
животное европейского широколиственного леса. Питается он
различными травами, почками, листьями и корой лиственных
деревьев, преимущественно ясеня, рябины, осины, липы и
разных видов ивы. Особенно любит он сочную кору ясепя,
хвойные же деревья, в противоположность лосю, он никогда
не трогает.
По южной окраине смешанные леса переходят в почти
чистые дубовые насаждения. В виде узкой полосы дубрав
они тянутся через Киев к южной оконечности Урала,
описывая пологую дугу, обращенную выпуклостью к северу.
Хорошее представление об Орловских дубравах дает
Тургенев.
«Весь этот лес,— пишет он,— состоял из каких-нибудь
двух или трех сот огромных дубов и ясеней. Их статные
могучие стволы великолепно чернели на золотисто-прозрачной
зелени орешников и рябин, поднимаясь выше, стройно
рисовались на ясной лазури и там уже раскидывали шатром свои
широкие узловатые сучья; пустельги со свистом носились
Зубры в Приокспо-Террасном
заповеднике близ г. Серпухова—-?
216

над неподвижными верхушками; пестрые дятлы крепко
стучалп по толстой коре; звучный напев черного дрозда
внезапно раздавался в густой листве вслед за переливчатым
криком иволги; внизу, в кустах, чирикали и пели малиновкиг
чижи и пеночки; зяблики проворно бегали по дорожкам;
беляк прокрадывался вдоль опушки, осторожно «костыляя»;
красно-бурая белка резко прыгала от дерева к дереву и
вдруг садилась, поднявши хвост над головой. В траве, около
высоких муравейников, под легкой тенью вырезных,
красивых листьев папоротника, цвели фиалки, ландыши, росли
сыроежки, волвянки, грузди, дубовники, красные мухоморы; на
лужайках между широкими кустами алела земляника».
Широколиственный лес, в отличие от мрачной и
однообразной тайги, как правило, лес светлый, солнечный, пестрый
и веселый. Он редко состоит из однородных насаждений,,
скажем дуба или липы, обычно же из смеси различных
древесных пород, и наряду с дубом или липой в нем растут
ясень, остролистый клен, ильм, береза, вяз, на западе —
граб. Обычно в нем имеется второй древесный ярус из
более низких деревьев: дикой яблони, дикой груши, клена,
рябины. В нем много кустарников — орешника, этого
неизменного спутника дуба, изящного бородавчатого бересклета
с его своеобразными плодами-висюльками, бузины,
обвешанной густыми гроздьями мелких белых цветочков или
красных ягод, крупнолистой калины и т. д. В нем много
полян, покрытых густым разнотравьем, много мокрых луговг
по которым, извиваясь, текут ручьи и речки.
В связи со всей этой пестротой ландшафта .животное
население широколиственного леса и разнообразнее, и богаче
особями, чем в тайге. Жизнь здесь более насыщенная. В
густой листве по верхушкам деревьев держится иволга.
Там она устраивает и свое гнездо, искусно свитое
в развилке между двумя ветками. В любой лиственной
роще Европейской части Союза в летнее время можно
постоянно слышать ее мелодичный посвист, но увидеть саму
скрытую птицу, не только скромно зеленоватую самку, но и
ярко-желтого самца, удается редко. Это возможно главным
образом тогда, когда он стремительным полетом пересекает
лесную поляну или мелькнет, словно солнечный луч, в
просвете густой кроны. Только в широколиственных лесах
живут зеленее дятлы — собственно зеленый и седоголовый.
Даже случайно не залетают они в хвойные насаждения. Их
можно так же часто увидеть на дереве, как и на земле, куда
птицы слетают к муравьиным кучам, чтобы клевать
муравьев, составляющих весьма существенную часть их пищи.
217

Крайне характерен для лиственных лесов и дубонос,
питающийся главным образом косточками вишен, черемухи,
рябины, ядрами различных костянковых плодов. Их мякоть
дубонос не ест, а бросает, с косточками же, благодаря
непомерно толстому клюву, он справляется легко. Держится
эта птица главным образом по кронам второго древесного
яруса. Но особенно бросается в глаза обилие мелких
насекомоядных и зерноядных птиц по нижнему древесному
ярусу, кустарнику и опушкам.
Во всех широколиственных лесах Европы и Сибири
гнездится вальдшнеп (лесной кулик), хорошо известный как
ценная дичь. Особенно интересна охота на тяге. Вечерняя
заря догорает, и на фоне еще полуодетого леса и зеленых
молодых сосенок потянул вальдшнеп. В поисках самки
тянет он большей частью по долинкам, через поляны, по
мелколесью, все больше по сырым местам. Сначала слышится
звук хорканья, а потом своеобразный свист — цирканье.
Тянут самцы с вечерней зари и иногда всю ночь. Да и пролет
их обычно идет ночью, а днем они останавливаются
кормиться. Тяга начинается ранней весной и продолжается
иногда весь май. Охотятся на вальдшнепа также на
осеннем пролете, когда он днем останавливается в лесах,
перелесках и даже в садах в степной местности.
Тетерев живет в разреженном чернолесье, где держится
еа богатых кустарником вырубках и гарях, по опушкам
леса, на полях и на лесных полянах, покрытых густой
травой. В Европейской части Советского Союза тетерев
распространен очень широко на всем протяжении лесной и
лесостепной полосы. В Сибири тетерев населяет все лесные и
лесостепные районы на восток вплоть до Колымского и
Уссурийского бассейнов включительно, но на Камчатке и
Сахалине отсутствует. Наконец, он живет по березовым колкам
северного Казахстана и в Семиречье, где поднимается
довольно высоко в горы.
Воспользуемся картинным изображением тетеревиного
тока, данным Л. П. Сабанеевым.
Едва только на востоке забрезжит белая полоса утренней
зари, прежде всех прилетает токовик. При первом чуфы-
каньи его десятки косачей, ночевавших в ближайших
кустах, откликаются на призыв своего старейшины и вожака,
а вскоре с шумом, один за другим, слетаются на ток, —
сначала на деревья, если они есть здесь, а затем, в середине
весны, уже прямо на землю. Распустив хвост, раздув шею,
беспрестанно наклоняясь к земле, токовик начинает бормотать—
сначала тихо, глухо и с более или менее значительными
218

Тетерева

перерывами, но чаще и чаще, громче и громче, все
свободнее льются весенние звуки — это уже какое-то яростное
клокотание, прерываемое диким шипением. Токовик растоковал-
ся; один за другим слетаются на призывное бормотание его
младшие товарищи. Со всех сторон во мраке темной
весенней ночи слышен шум от слетающихся косачей. Свистя
крыльями, низко над землей летят они; сделав круг, садятся
па ток и, в свою очередь, распустив крылья и надувшисьг
принимаются бормотать. Еще несколько минут... и всюду
забегали темные тени, мелькая своими белыми подхвостьями.
Все громче и громче бормочет, все чаще и чаще
припархивает токовик, как бы приветствуя каждого нового члена
сборища; со всех сторон неистово вторят ему соперники,
стараясь затмить своего опасного противника. Это уже целое
море звуков, смутно напоминающих то отдаленный рокот
водопада, то гул многочисленных барабанов. Светает. Давно
померкла утренняя звезда и заалел восток, отбрасывая
лиловые холодные тени на причудливые выступы облаков
горизонта. Засинели темные силуэты ближайших елей и
сосен, забелели сероватые призраки еще едва распускающихся
берез, резче выделяются их очертания. Лес пробуждается
и вторит своим запевалам; защелкал в кустах недавно
прилетевший и еще нераспевшийся соловей, но все могучее и
свободнее слышится песня его; на вершине ели засвистал
черный дрозд, запинькали зяблики — целый хор пернатых
радостно приветствует просыпающееся утро. Громче и
задорнее, как бы подстрекаемые соревнованием, шипят и
бормочут косачи; их черные, как крыло ворона, перья резко
выделяются на желтоватом фоне прошлогодней, но уже
вытертой и вытоптанной ветоши, сквозь которую пробивается
ярко-зеленая молодая травка. Полные злобы, разъяренные
птицы с разинутым клювом, как угорелые, мечутся во все
стороны, сталкиваются, сцепляются: всюду слышится треск
крыльев, летят перья. Это какой-то движущийся
бесформенный черный клубок, из которого отделяется то один, то
другой побежденный. Опустив голову к земле, шатаясь, нередко
оставляя кровавый след, отбегает он в окрестные кусты или
вовсе улетает с арены; но место его вскоре занимается
другим бойцом. Ток в самом разгаре... Еще несколько минут —
и он начинает видимо редеть: поле битвы остается за токо-
виками и взрослыми косачами, еще не нашедшими себе
равносильных соперников. Но вместе с тем оно расширяется:
юные косачи, наученные опытом, стараются держаться в
стороне от сильных и дерутся поодаль, улетая иногда за
несколько сот шагов на побочные тока». Самки во время то-
220

кования обыкновенно держатся в кустах, расположенных
поблизости, и лишь редко появляются на самом току.
Что же такое представляет собой токование? Мнения
авторов по этому поводу сильно расходятся. Одни
исследователи истолковывают это явление как «ухаживание» самцов
«аа самками с целью пленить их, которое выражается, с
одной стороны, в привлечении самок красотой выставляемого
яапоказ оперения, «щегольскими» позами, голосом, с
другой,— в непосредственной борьбе самцов между собой из-
за обладания «слабым полом». Другие авторы отказываются
видеть в токе как «ухаживание», так и непосредственно
борьбу ради самок и считают токование лишь
своеобразным проявлением полового возбуждения, связанного вообще с
общим повышением жизнедеятельности всего организма, во
время которого жизнь «бьет ключом» и ищет выхода. «Если
бы на току самцы щеголяли перед самками с целью
остановить на себе их выбор или старались отбить самку у
другого самца,— говорят Б. М. Житков и С. А. Бутурлин,
специально изучавшие интересующий нас вопрос,— то
естественно было ожидать, чтобы наиболее сильные и азартные
«самцы занимали места, более близкие к тем, где держатся
самки. Токующие самцы, конечно, немедленно бросались бы
к самке, голосом и жестами выражающей явные признаки
полового возбуждения. Мы видели бы, наконец, что самцы
вступают в драки между собою не исключительно при
случайной встрече, но именно в моменты появления самок
между ними, в моменты, когда какой-либо из самцов
скрывается с тока с самкой, и нападают на соперника с целью
отогнать его от самки. И в результате самки спаривались бы
€ более сильными и красивыми самцами. На самом же деле
токующие самцы во время самого токования обращают на
самок до странности мало внимания, так что о драках или
соревновании во время тока из-за самок, по нашему мнению,
не может быть и речи». Сильное подкрепление своим
взглядам эти авторы видят в поздних токах, происходящих во
второй половине мая и первой половине июня, когда самки
уже сидят на яйцах, а также в «осенних токах», которые
наблюдаются не только осенью, но и в тихие, теплые,
туманные декабрьские дни или ясную солнечную погоду в
настоящей зимней обстановке и не сопровождаются
спариванием, хотя самки обычно держатся тут же. «Поэтому
правильнее смотреть на токование самцов, как на
нормальное проявление здоровой энергии, связанное с
просыпающимся половым чувством, заметно усиливающимся весной в
период наибольшего (полового возбуждения, но и обычно им
221

присущее во всякое время года, кроме полос болезни и
нужды», т. е. во время линьки, которая нормально падает на
вторую половину лета, сильных холодов и зимней бескормицы.
Весной весь лес звенит птичьими голосами: короткими
трелями зябликов, мелодичным свистом черных дроздов и
славок-черноголовок, пением соловьев, низким воркованием
большого лесного голубя-вяхиря.
Из мелких зверьков особенно характерны для
широколиственного леса сони. Самый крупный вид — соня-полчек —
внешностью очень напоминает белку и тоже имеет длинный
пушистый хвост, расчесанный на две стороны. Как и
большинство сонь, полчек предпочитает лиственные леса с
преобладанием дуба, бука, ореха и диких фруктовых деревьев»
Держится он главным образом по крупным лесным
массивам, а также в расположенных поблизости от них
фруктовых садах. Живет полчек обычно в дупле, реже — в норке у
корня дерева, или строит шарообразное гнездо над землей
среди веток. С широколиственными насаждениями полчек
связан прежде всего своей пищей, состоящей из желудей,
семян бука, грецких и лесных орехов, косточек и мякоти
различных сладких плодов.
Из земноводных широколиственного леса особого
внимания заслуживает древесная лягушка (иначе квакша),
которая водится на Украине, в Крыму, на Кавказе и в Амуро-
Уссурийском крае. Это — единственное наше земноводное,
ведущее древесную жизнь. На землю она спускается только
для размнюя^ения, которое происходит весной в воде. В
противоположность другим лягушкам, квакша не имеет перепонок,
и все пальцы у нее оканчиваются расширенными
подушечками, на которых выделяется клейкая жидкость. При
помощи этих подушек, прилипающих к поверхности листьев,
животное ловко лазает среди ветвей, охотясь за
насекомыми. Зеленая окраска квакши превосходно скрывает ее
среди древесной листвы, так что в местах, где много квакш,
постоянно слышишь их мелодичную трескотню, но увидеть
животных чрезвычайно трудно.
То значение, которое в тайге имеют для питания
животных семена хвойных, в частности кедровые орешки, в
широколиственном лесу в значительной мере имеют желуди,
лесные орехи, орешки бука, летучки клена, а также семена и
плоды других лиственных пород. Ими в основном питаются
изящные сони; почти исключительно желудями и орехами
Тетерева в смешанном лесу
под Москвой
222

Барсук
питаются белки, живущие в лиственных лесах; желуди и
орехи составляют существенную часть пищи различных
мышевидных грызунов, в частности характерного зверька
широколиственного леса — рыжей полевки, родственной таежным
красной и красно-серой полевкам. Наконец, желуди —
излюбленный корм сойки и кабана.
Но богат разнообразной пищей и укрытиями
широколиственный лес только в теплое время года. Зимой он стоит
голый, прозрачный, засыпанный снегом. Большинство
мелких воробьиных и многие другие птицы улетают на юг.
Даже зеленый дятел, этот характернейший представитель
фауны широколиственного леса, в отличие от всех наших
дятлов, птица частично перелетная. Летучие мыши, ежи,
сони, барсуки, медведи впадают в спячку. Весь облик
растительной и животной жизни меняется, происходит резкая
смена «аспектов» природы.
Однако зима в широколиственном лесу, по причине его
географического положения, много мягче и короче, чем в
таежной полосе. Это имеет большое значение для животных,
обусловливая очень важное для, них явление —
кратковременный и неглубокий снежный покров. Благодаря этому
здесь могут оседло жить звери, не приспособленные к
глубокому снегу. К ним прежде всего относится кабан; этот
223

грузный коротконогий зверь вязнет в глубоком снегу и не
только лишается возможности добывать свою пищу, но и
становится легкой добычей волков.
Таковы наиболее существенные для животных физико-
географические черты европейских широколиственных
лесов, отличающие их от лесов таежных сибирского типа.
Рассмотрим теперь фауну области европейского
широколиственного леса с зоогеографической стороны. Кроме
животных, вообще широко распространенных в северной и
умеренной Евразии, каковы, например, лисица, барсук,
горностай, волк, ласка, из нее могут быть выделены две
основные фаунистические группы. Во-первых, группа видов,
характерных для лесной полосы Евразии в целом и водящихся
на всем протяжении от Западной Европы до Дальнего
Востока. Сюда относятся белка, рысь, бурый медведь, многие
птицы. Во-вторых, группа видов, либо строго ограниченных
в своем распространении областью широколиственных лесов
европейского типа, либо лишь несколько выходящих за ее
пределы. Это будут: европейская лесная кошка, лесная
куница, черный хорек, норка, четыре вида сонь, зубр,
благородный олень, европейская косуля; из птиц назовем
зеленого дятла, среднего дятла, зяблика, западного соловья, из
земноводных — европейскую квакшу. Они-то и составляют
основное фаунистическое ядро европейского
широколиственного леса. Область смешанных лесов, занимающая
примерно половину всей лесной полосы Европейской части
Союза, лишена свойственных только ей животных. Несмотря
на обширные размеры, она представляет собой типичную
переходную зону, в которой смешанно-широколиственные
леса перемежаются с чистыми или почти чистыми
ельниками, борами, березняками, осинниками. Кроме лесных
угодий с их болотами и полянами, значительные площади
заняты здесь возделанными полями и лугами, отчасти
естественными, а главным образом возникшими благодаря
человеку.
Для суждения о том, как велико воздействие человека
на природу этой области, обратимся хотя бы к Смоленщине
и сравним ее далекое прошлое с современностью.
«Смоленская губерния к моменту заселения ее
земледельцем-скотоводом,— пишет В. В. Станчинский,—
представляла из себя сплошной дремучий вековой лес, прорезанный
в разных направлениях долинами рек с узкими
прерывчатыми полосами болотной и луговой поймы, лес, в котором
мелкими пятнами вкраплены были болота, преимущественно
моховые, особенно на севере, а в северо-западной части гу-
224

Лесная соня
бернии — озера. Сплошной лес. Но лес не однообразный
по своему составу и не одинаковый на всем протяжении
губернии...
По пескам росли сосновые сухие боры, распространенные,
как и ныне, преимущественно в северо-западной и южной
частях губернии. На севере были распространены также оба
типа сырых сосновых боров — по сырым пескам и по
торфянику,— тогда как на юге встречались, вероятно, великолепные
сосново-дубовые леса. На супесях преимущественно и отчасти
на лёссовидном суглинке по всей губернии распространены
были отдельными участками широколиственные дубравы, а в
поймах рек — дубовые и ольховые уремы. Но не эти типы
лесов являлись господствующими: еловые леса, несомненно,
играли доминирующую роль в ландшафте — еловые и елово-
лиственные леса на валунном и лёссовидном суглинке по
водоразделам. Это доминирование еловых лесов должно было
слабеть с северо-востока к юго-западу и на юго-западной
окраине губернии переходило к широколиственному —
дубравам, дубово-сосновым лесам и сосновому бору. Мелкие реки и
речки совершенно скрывались в этом лесу. Их долины,
сплошь заросшие дубовыми и ольховыми уремами,
переплетенные лианами из хмеля и вьюнка, загроможденные
ветровалом и подмытыми деревьями, были также малопроходимы,
как и леса по водоразделу, да и самое русло таких рек было
15 Н. А. Бобринский 994

завалено упавшими в реку стволами подмытых деревьев.
Луговых пойм на таких реках не было... Только большие и
средней величины реки, как Днестр, Десна, Сожь, Осетр,
Вопь, Угра и некоторые другие, имели местами узкие пятна
поемных лугов и болот вдоль долины, а более широкие и
глубокие русла этих рек не так загромождались поваленным
лесом... Немаловажную роль в ландшафте играли травяные и
моховые болота как в долинах рек, так и по водоразделам,
сохранившие свой первоначальный вид до наших дней...
Вероятно, местами имелись еще небольшие пятна голых песков по
долинам больших рек, изолированные и крайне редкие.
Наконец, чтобы докончить этот беглый эскиз первобытной
природы губернии, необходимо добавить, что леса местами были
разрушены естественными ветровалами и пожарищами... На
месте выгоревших лесов и по ветровалам вырастали осиновые
и березовые молодняки, игравшие, таким образом,
подчиненную роль в ландшафте... Обильные осадки, которые
свойственны нашему краю, задерживались в лесах, и
постепенный сток весенних вод обусловливал невысокие, но
длительные половодья: реки должны были быть тогда значительно
полноводнее, чем теперь».
Заметное влияние человека на природу края начало
сказываться давно. Уже 400—500 лет тому назад край был
пересечен широкими пространствами, на которых лес был
уничтожен ради земледелия и скотоводства. Ими мог
воспользоваться ряд лесостепных и степных грызунов и птиц, чтобы глубоко
проникнуть в лесную область. В дневнике последнего
похода Стефана Батория в Россию от 1581 г. говорится, что под
Псковом на холмах, покрытых можжевельником, были
встречены дрофы и куропатки. Сведение лесов шло все
ускоряющимся темпом, и к концу XVIII в. примерно половина всей
площади Смоленского края была уже обезлесена, а к 1917 г.
под лесами осталось лишь 27% его площади, тогда как
площадь лугов возросла на 25%, а пашни — еще больше; помимо
того, сохранившийся лес сильно изменился. Больше всего
пострадали дубравы, которые почти исчезли; еловые и елово-
широколиственные леса в большинстве случаев превратились
в березово-осиновое мелколесье с примесью ели; появились
новые, в первобытных условиях края отсутствовавшие
березняки, осинники, всевозможные молодняки.
Эти внесенные в природу изменения не могли не
сказаться отрицательно на животном мире коренного ландшафта —
глухого леса, и все представители его, особенно такие
крупные, как лось, кабан, росомаха, медведь, рысь, сильно
сократились численно. В то же время некоторые местные насеко-
226

мые численно увеличились. Наконец, как уже отмечалось,
некоторые степные животные воспользовались созданными
человеком значительными безлесными пространствами и
проникли по ним далеко в лесную полосу. Таковы из
млекопитающих — заяц-русак, обыкновенный хомяк, полевая мышь,
мышь-малютка; из птиц — серая куропатка.
Влияние деятельности человека в области, о которой идет
речь, сильно сказалось на многих промысловых птицах и
млекопитающих, в частности на глухаре, водоплавающей дичи,
кабане, косуле, лосе, лесной кунице, норке, выдре, рыси,— все
они за последнее столетие значительно сократились в
количестве, а олень, кабан («вепрь» древней Руси) и косуля даже
совсем вытеснены из восточной части области.
Фауна широколиственного леса гораздо древнее таежной.
Основное ядро ее сложилось, по-видимому, еще в
доледниковое время и пережило его в тех частях Западной Европы,
которые не были покрыты ледником. По прошествии
ледникового периода эта фауна, конечно, в сильно изменившемся
виде несколько продвинулась к северу и северо-востоку, заняв
часть территории, бывшей под ледником. Доказательством
того, что фауна широколиственного леса содержит
доледниковые реликты, служат разрозненные ареалы ряда видов,
живущих, с одной стороны, в широколиственных лесах Европы, с
другой,— в широколиственных лесах Дальнего Востока. Об
этом мы уже имели случай говорить в предыдущей главе,
посвященной фауне Амуро-Уссурийского края.
16*

X^E^^^KiflEwP?
ЕВРОПЕЙСКО-КАЗАХСТАНСКИЕ
СТЕПИ, ЛЕСОСТЕПИ
И ПОЛУПУСТЫНИ
...По всей степи— ковыль, по краям — все
туман.
Далеко, далеко от кургана курган;
Облака в синеве белым стадом плывут,
Журавли в облаках перекличку ведут
Не видать ни души.
...Тонет в золоте день,
Пробежать по траве ветру сонному лень.
Высоко, высоко в небе точка дрожит,
Колокольчик веселый над степью звенит,
В ковыле гудовень — и поют и жужжат,
Раздаются свистки, молоточки стучат...
...На все стороны путь: ни лесочка, ни гор!
Необъятная гладь! Неоглядный простор!
И. С. Н икит ин
жней рассмотренных нами в
двух предыдущих главах
естественных областей, в которых
до вмешательства человека лес
простирался сплошным
покровом, широко раскинулась
черноземная степь. Степь исконная —
область, где древесная
растительность в естественном виде встречается только по долинам
рек. Она тянется через всю Европейскую часть Союза и
Казахстан на восток до предгорий Алтая. Между сплошной
степью и некогда сплошным лесом существует переходная
полоса лесостепи, отчасти естественная, отчасти
искусственная. К югу степь простирается до берегов Черного и
Азовского морей, до покрытых лесом северных склонов Крымских
гор и Главного Кавказского хребта, до Арало-Каспийских
полупустынь, отделяющих Казахстанские степи от настоящих
пустынь Средней Азии.
228

В то время как лесостепь и полупустыня представляют
собой лишь переходные полосы, заселенные смешанной
растительностью и смешанной фауной, европейско-казахстанекая
степь вполне самостоятельна, вполне самобытная
географическая область с особой, только ей свойственной,
растительностью и животным миром.
Она слагается из двух хорошо отличимых частей — черно-
морско-азовской и казахстанской.
Чтобы дать общее представление о черноморско-азовских
степях, изложим в несколько измененном виде, отчасти
сокращенном, отчасти дополненном, их описание, данное
Григорьевым и Капелькиным.
Представим себе, что мы едем в ясный солнечный день г?
начале июня, когда степная природа находится в полном
расцвете, по какой-нибудь из пересекающих степь железных
дорог, например по магистрали Москва — Харьков —
Севастополь. Мы только что проехали узловую станцию Лозовая.
Пять часов утра. Солнце светит ярко и уже печет. На небе
отдельные небольшие облачка. Неумолкаемо звенят жаворонки.
На телеграфных столбах, мелькающих в окнах вагона, сидят
в одиночку грузные канюки, а на проволоках в ряд —
стройные кобчики. Вокруг расстилается бесконечная равнина.
Куда ни глянешь во все стороны местность ровная, гладкая, как
стол, или с редкими холмами-курганами. Горизонт нигде не
замкнут лесами — всюду открыто, все как на ладони. Только
там, где расположилось человеческое жилье, будь то большое
или маленькое селение или просто домик железнодорожного
сторожа, темно-зелеными пятнами выступают сады и садики
из вишневых деревьев, вяза и осокоря; кое-где попадаются
дуб и серовато-зеленая ива; пирамидальные тополя,
бросающиеся в глаза в коренной Украине, здесь отступают на
задний план, стушевываются. Такие островки древесной
растительности со скворцами и длиннохвостыми сороками
попадаются не слишком часто. Необозримое пространство, которое
мы видим из поезда, покрыто либо сплошным зеленым морем
волнующегося хлеба, либо густочерными свежевспаханными
полями, либо черными участками баштанов с еще низкими
зелеными всходами арбузов, дынь и кукурузы, обязательно
обсаженными широколистными тыквами. Гораздо реже
попадается самая степь или, как ее здесь называют, «степ», т. е.
более или менее обширный участок, покрытый травой. Но это
еще не целина, не «дикое поле», а просто залежь, т. е. земля,
отдыхающая после многолетних посевов. Такое паровое поле
постепенно зарастает сначала исключительно сорными
травами, но затем с каждым годом все больше на нем начинают
229

селиться характерные степные растения, вытесняемые
человеком при распахивании полей, и, если участок очень долго
будет предоставлен самому себе, в конце концов он
превратится в настоящую целину, которую почти невозможно будет
отличить от девственной, никогда не паханной степи.
Однако такие случаи редки; большей частью такое поле
в пе(рвые годы служит выгоном для скота, преимущественно
овец, которые общипывают всю растительность, кроме
колючих «будяков» и ядовитых, совершенно не съедобных
молочаев, или же эти залежи косят (местами они представляют
единственные участки, пригодные для покоса). По
прошествии известного числа лет, залежь распахивают и засевают
снова.
Этот-то «степ» и представляет собой весьма характерную
картину: значительные пространства занимают серо-зеленые
участки с просвечивающейся повсюду темно-серой почвой и
множеством ярко-желтых пятен, нередко сливающихся в
сплошной ковер, заросли молочайника с белыми пятнами
ромашки и икотника,— все это сорные, занесенные человеком
травы; местами попадаются отдельные высоко торчащие
группы колючих красноголовых будяков и с небольшими
группами фиолетовых шалфеев и колокольчиков —
надвигающихся представителей девственной степи.
Настоящая девственная степь, никогда не паханная
целина, сохранилась теперь в Черноморско-Азовских степях лишь
в заповедниках да в некоторых больших коннозаводческих
совхозах.
Нетронутая, целинная степь далеко не везде одинакова и
по характеру одевающей ее растительности может быть
разделена на степь кустарниковую, луговую или разнотравную,
ковыльную и полынковую. Различный характер степи
находится в зависимости как от состава почвы, так и от формы
поверхности, то несколько холмистой, то ровной и гладкой,
как скатерть. Однако, несмотря, на различный состав
растительности и, отчасти, животного мира разных видов
степи, все они имеют много общих черт. Причины этого
заключаются главным образом в климатических условиях. Недостаток
атмосферных осадков, выпадающих преимущественно в
первой половине лета, обусловливает сухость воздуха. Резкая
ра&пица в температуре зимы и лета делает климат вполне
континентальным.
Зима, хотя и не особенно снежная, обыкновенно
сопровождается значительными морозами, вьюгами и метелями,
лето же, наоборот, жаркое, и в конце его нередко дуют
сухие жгучие ветры, так называемые суховеи, иссушающие и
230

без того бедную влагой почву. Такой климат далеко не
благоприятствует развитию растительной и животной жизни,
и если мы все же находим в степях пышный травяной покров
и богатое животное население, то только благодаря тому, что
в течение длинного ряда веков растения и животные успели
выработать ряд своеобразных приспособлений для борьбы
с засухой и суровой зимой.
Самое лучшее время в степи — это весна. После зимних
холодов и метелей, заставляющих затихнуть всю природу,
наступает тепло. Снег быстро стаивает, и насыщенная влагой
степь превращается в настоящий цветник. В степи в это
время появляется бесчисленное множество луковичных растений
или же таких, у которых имеются мясистые, сочные
корневища с обильным запасом питательных веществ. Пунцовые
маки, низкорослые ирисы с фиолетовыми и желтыми
цветами, желтые и красные тюльпаны, различные виды лука
чередуются на каждом шагу и перемешиваются с белыми и
лиловыми анемонами, многочисленными лютиками, пахучей
фиалкой, полупрозрачными темно-зелеными кустиками дикой
спаржи. Растительный мир развивается с чрезвычайной
быстротой, чтобы извлечь как можно большую пользу из
короткого срока, отведенного ему для жизни, и успеть пройти свой
жизненный круг еще до тех пор, пока жаркое летнее солнце
не иссушит и не выжжет все вокруг. Такое быстрое развитие
растительности возможно только благодаря тому, что почти
все растения степи имеют особые подземные хранилища
питательных веществ в виде корневищ, клубней и особенно
луковиц.
К концу весны и началу лета облик степи меняется.
Луковичные растения исчезают, и их место занимают сильно
пахнущие шалфей и тимьяны, разноцветные астрагалы и желтые
лапчатки — все растения с сероватой, густо опушенной
листвой. К этому же времени появляются и многочисленные
степные злаки с узкими листьями и хорошо развитыми дерно-
винами. Первая половина июня — полный расцвет степной
растительности. В это время она действительно представляет
роскошный цветной ковер, который несколько позже
разнообразится седыми пучками ковыля, похожими на
развевающийся по ветру конский хвост.
Как только степь покроется травой, открывается
«музыкальный сезон». И в полуденный зной и в прохладные ясные
ночи раздается неумолчный оркестр степных музыкантов.
В нем можно услышать и робкое пиликанье черного полевого
сверчка, прячущегося в земляных щелях, и звонкое
стрекотанье зеленых кузнечиков, смело подымающихся по зеленым
231

стеблям, на самое яркое солнце. Другие близкие
родственники кузнечика, желтовато-бурые кобылки, не любят яркой
сочной зелени и ищут убежища среди побуревших стеблей и
былинок. С громким треском вылетают они, обнаруживая
красную или синеою окраску задних крыльев, в сидячем
положении скрытых под темными передними крыльями. Все это
шумное разноголосое население, можно сказать, пирует в это
время года на обильной растительности.
Недолго длится, однако, в степях расцвет природы.
Слишком скоро приходит вторая половина лета, когда почва в степи
под влиянием жгучих лучей солнца становится твердой как
камень. На более сырых участках, в долинах, где испарение
идет быстро, на земле образуются глубокие трещины. Дождь
выпадает редко. Часто слышится гром надвигающейся грозы,
но она так и не разражается. Вся весенняя растительность
засыхает, а в конце лета, когда жара становится трудно
переносимой, степь принимает крайне унылый вид.
Вот как описывает южнорусскую степь в это время года
А. П. Чехов:
«...Перед глазами ехавших расстилалась уже широкая,
бесконечная равнина, перехваченная цепью холмов. Теснясь и
выглядывая друг из-за друга, эти холмы сливаются в
возвышенность, которая тянется вправо от дороги до самого
горизонта и исчезает в лиловой дали; едешь-едешь и никак не
разберешь, где она начинается и где кончается... Солнце уже
выглянуло сзади из-за города и тихо без хлопот принялось за
свою работу. Сначала, далеко впереди, где небо сходится с
землею, около курганчиков и ветряной мельницы, которая
издали похожа на маленького человечка, размахивающего
руками, поползла по земле широкая, ярко-желтая полоса; через
минуту такая же полоса засветилась несколько ближе, по-
црлзла вправо и охватила холмы... полоса света, подкравшись
сзади, шмыгнула через бричку и лошадей, понеслась
навстречу другим полосам, и вдруг вся широкая степь сбросила с себя
утреннюю полутень, улыбнулась и засверкала росой.
Сжатая рожь, бурьян, молочай, дикая конопля — все,
побуревшее от зноя, рыжее и полумертвое, теперь омытое росой
и обласканное солнцем, оживало, чтобы вновь зацвести. Над
дорогой с веселым криком носились старички, в траве
перекликались суслики, где-то далеко влево плакали чибисы.
Стадо куропаток, испуганное бричкой, вcпqpxнyлo и со своим
мягким «тррр» полетело к холмам. Кузнечики, сверчки,
Суслик в Казахстанской степи
232

Кренетка
скрипачи и медведки затянули в траве свою скрипучую
монотонную музыку.
Но прошло немного времени, роса испарилась, воздух
застыл, и обманутая степь приняла свой унылый июльский вид.
Трава поникла, жизнь замерла. Загорелые холмы,
буро-зеленые, вдали лиловые, со своими покойными, как тень, тонами,
равнина с туманной далью и опрокинутое над ними небо,
которое в степи, где нет лесов и высоких гор, кажется страшно
глубоким и прозрачным, представлялись теперь
бесконечными, оцепеневшими от тоски...
Как душно и уныло! ...Музыка в траве приутихла.
Старички улетели, куропаток не видно. Над поблекшей травой, от
нечего делать, носятся грачи; все они похожи друг на друга и
делают степь еще более однообразной...
Для разнообразия мелькнет в бурьяне белый череп или
булыжник; вырастет на мгновение серая каменная баба или
высохшая верба с синей ракшей (с сизоворонкой.— И. Б,) на
верхней ветке, перебежит дорогу суслик, и — опять бегут
мимо глаз бурьян, холмы, грачи...
А вот на холме показывается одинокий тополь; кто его
посадил и зачем он здесь — бог его знает. От его стройной
фигуры и зеленой одежды трудно оторвать глаза... За тополем
ярко-желтым ковром, от верхушки холма до самой дороги,
тянутся полосы пшеницы. На холме хлеб уже скошен и убран
в копны, а внизу еще только косят...
Холмы все еще тонули в лиловой дали и не было видно
их конца, мелькнул бурьян, булыжник, проносились сжатые
полосы, и все те же прачи, да коршун (верней — степной
233

лунь.— Н. Б.), солидно взмахивающий крыльями, летали над
-степью. Воздух все больше застывал от зноя и тишины,
покорная природа цепенела в молчании. Ни ветра, ни бодрого,
свежего звука, ни облачка...
Но вот, наконец, когда солнце стало спускаться к западу...
из-за холмов неожиданно показалось пепельно-седое
кудрявое облако. Оно переглянулось со степью — я, мол, готово — и
нахмурилось. Вдруг в стоячем воздухе что-то порвалось,
сильно рванул ветер и с шумом, со свистом сильно закружился по
степи. Тотчас же трава и прошлогодний бурьян подняли
ропот, на дороге спирально закружилась пыль, побежала по
степи и, увлекая за собой солому, стрекоз и перья, черным
вертящимся столбом поднялась к небу и затуманила солнце.
По степи, вдоль и поперек, спотыкаясь и прыгая, побежали
перекати-поле, оддо из них попало в вихрь, завертелось, как
птица, полетело к небу и, обратившись там в черную точку,
исчезло из виду. За ним понеслось другое, потом третье... два
перекати-поле столкнулись в голубой вышине и вцепились
друг в друга, как в поединке.
У самой дороги вспорхнул стрепет. Мелькая крыльями и
хвостом, он, залитый солнцем, походил на рыболовную блесну
или на прудового мотылька... Дрожа в воздухе как насекомое,
играя своей пестротой, стрепет поднялся высоко вверх по
прямой линии, потом, вероятно испуганный облаком пыли,
понесся в поле, и долго еще было видно его мелькание...
А вот встревоженный вихрем и не понимая в чем дело, из
травы вылетел коростель. Он летел за ветром, а не против,
как все птицы; от этого его перья взъерошились, весь он
раздулся до величины курицы и имел очень сердитый
внушительный вид...
За холмами глухо прогремел гром, подуло свежестью...
Еще бы, кажется, небольшое усилие, одна потуга и степь
взяла бы верх. Но невидимая, гнетущая сила мало-помалу
сковала ветер и воздух, уложила пыль, и опять как будто ничего
и не было, наступила тишина. Облако спряталось,
загорелые холмы нахмурились, воздух покорно застыл, и одни
только встревоженные чибисы где-то плакали и жаловались
на судьбу...»
«Осенью ковыльные степи,— пишет С. Т. Аксаков
относительно южного Приуралья,— снова совершенно меняются и
получают свой самобытный, ни с чем не схожий чудный вид:
выросшие во всю свою длину и вполне распустившиеся, пер-
лово-сизые волокна ковыля при легком дуновении ветерка
уже колеблются и струятся мелкой, слегка серебристой зыбью.
Но сильный ветер, безгранично властвуя степью, склоняет до
.234

пожелтевших 'корней слабые, гибкие кусты ковыля, треплет
их, хлещет, рассыпает направо и налево, бьет об увядшую
землю, несет по своему направлению, и взору представляется
необозримое пространство, все волнующееся и все как будто
текущее в одну сторону, никакое течение воды на него не
похоже; но скоро своим однообразием оно утомляет зрение...
Наконец, наступает первозимье: снег покрывает землю,
ложится пороша, испещряется степь русачьими маликами,
лисьими нарысками, волчьими следами и следами мелких
зверьков — степных хорьков, горностая, ласки...»
В отличие от леса, степь — ландшафт открытый. В этом
степь сходна с тундрой и пустыней. Но в противоположность
тундре, с ее бесконечно длинной зимой и коротким
прохладным летом, с ее обилием воды и влажной почвой, степи и
пустыни имеют длинное лето, испытывают (по крайней мере во
второй половине его) недостаток влаги, и их почва не
заболоченная. Таким образом, если тундра и степь резко
отличаются всем своим обликом, то степь и пустыня, наоборот, близки
между собой, и различия между ними в конце концов
сводятся к густоте травяного покрова. Типпчная степь покрыта в
течение всего теплого времени года до самой зимы более или
менее густой и высокой травянистой растительностью, в
которой преобладающее значение имеют злаки, особенно
различные ковыли. Климат степи на протяжении от берегов
Черного моря, где снег выпадает ненадолго и в малом количестве,
и до Северного Казахстана, с его зимними вьюгами и
снежными заносами, разнится значительно. Но он везде сухой,
наибольшее количество осадков выпадает в первую половину
лета, и поверхность снежного покрова, независимо от его
глубины, плотная. Благодаря обилию пищи жизнь в степи
богатая и многие виды животных крайне многочисленны. Из
млекопитающих особенно характерны разнообразные грызуны,
е частности суслики и крупные стадные копытные.
Отсутствие в степи естественных укрытий обусловливает то, что
•степные копытные (например, сайгак) обладают
исключительно быстрым бегом, а также острым зрением — явление
редкое для млекопитающих. Теми же качествами обладал
ныне истребленный тарпан. Все степные грызуны, исключая
зайцев, роют глубокие норы, а некоторые, например слепец
и слепушонка, ведут настоящий подземно-роющий образ
жизни. Главным образом обилием грызунов обусловливается
богатство степи различными хищными птицами. Весь день
носятся они над степью, выискивая пищу. Длиннокрылые
белесые луни плавно скользят над самой травой; степные
пустельги держатся выше, постоянно останавливаются,
235

Орел над степью
трепеща крыльями, как бы виснут в воздухе с тем, чтобы
камнем упасть в траву на какого-нибудь зверька, или, потре-
пыхав на месте, летят дальше; кобчики — сизые самцы и
коричневатые самки,— целой стайкой облепившие телеграфный
провод, поминутно срываются с места, чтобы схватить
саранчовое насекомое — свою основную пищу; грузные орлы-
могильники, издали кажущиеся совсем черными, облетают
степь, редко взмахивая могучими крыльями, в поисках
крупной добычи — зайцев, сурков, а то и падали.
Но, если степь обильна пищей и жизнью в теплое время
года, то на зиму она пустеет и покрывается снежной пеленой,
из которой торчат лишь редкие былинки.
Большинство типично степных птиц покидает на это
время свою родину. Таковы стрепет, дрофа, малый журавль,
получивший за свою изяшную внешность наименование
журавля-красавки; многие жаворонки; наконец, перепел —
единственная из всех куриных настоящая перелетная птица. Такие
коренные степняки, как байбак, суслик, большой тушканчик,
236

степная мышовка, хомяк, впадают в спячку. Сайгак
откочевывает к югу в равнины менее снежные.
Остановимся несколько подробнее на особенно
характерных степняках и постараемся выяснить те приспособления,
которые они имеют для жизни в своей родной обстановке.
Как известно,русак и беляк довольно близкие между собой
виды. В местах, где они живут совместно, эти зайцы даже
спариваются, в результате чего родятся помеси, совмещающие в
себе признаки обоих родителей и известные под названием
тумаков. Но явление это все же довольно редкое. Отличие
между беляком и русаком, помимо размеров (русак крупнее)
и некоторых признаков в строении черепа, заключается еще
и в том, что русак на зиму белеет только частично и на спине
у него всегда остается значительное пространство, покрытое
лишь слегка посветлевшим мехом, что уши и ноги, особенно
задние, у него длиннее, а лапы более узкие, сбитые в комок, а
не распушенные, как у беляка. Во всех этих признаках русака
нельзя не видеть приспособления к жизни на открытых
степных пространствах с менее продолжительным снежным
покровом, который, не будучи защищен древесной
растительностью от солнечных лучей и ветров, образует характерный для
открытых пространств наст, т. е. твердую поверхностную
корку. Если распушенные лапы беляка, покрытые снизу густой
щеткой из длинных волос, можно рассматривать как
своего рода лыжи, препятствующие ноге проваливаться в
рыхлый лесной снег, то длинные ноги русака, оканчивающиеся
Заяц-русак
237

сбитой в комок лапой, особенно пригодны для быстрого бега
по плотной степной почве и затверделому снегу. Далее,
длинные уши, с чем связана тонкость слуха, особенно важны
для степных животных, которые, подобно зайцам, не роют нор
и спасаются быстрым бегом, еще издали услыша опасность.
Заслуживает также внимания то обстоятельство, что по мере
приближения к югу русаки на зиму светлеют все слабее и
слабее, крымские же и кавказские формы русака совсем не
белеют.
Типичный представитель копытных европейско-казахстан-
ских степей это — сайгак. Область его распространения, по-
видимому, никогда не простиралась в пустыни Внутренней
Азии, далее Джунгарии и Монголии. По всем данным, сайгак
первоначально был обитателем луговых и злаковых степей,
откуда человек вытеснил его в полупустыни и пустыни
Средней Азии. Он отличается чрезвычайно быстрым бегом и
превосходно развитым слухом, обонянием и зрением. Все эти
признаки характерны для животных открытых пространств,
единственный способ спасения которых заключается в
своевременном обнаружении врага и быстроте движений. Особого^
внимания заслуживает острота зрения, ибо лесные
копытные, как правило, видят плохо. Но, наряду с этими
свойствами, характерными для копытных открытых пространств
вообще, независимо от того, живут ли они в степи или
пустыне, у сайгака имеются свойства, связывающие его именно с
северными степями. Это его густой, длинный белесый зимний
мех, защищающий животное от свирепых буранов и делающий
его мало заметным на фоне снежной степи. Далее,
сравнительно с другими, более южными антилопами, в частности с
джейраном, уши и ноги сайгака короткие, а морда, как у северного
оленя, вся покрыта волосами. Наконец, обращает на себя
внимание его огромная горбоносая морда, что зависит от
исключительно больших носовых полостей. Некоторые
исследователи связывают такое сильное развитие этих полостей с обилием
в степном воздухе пыли. Известно, что передние части
носовых полостей, а они то и велики у сайги, играют роль
фильтра, где воздух очищается перед тем, как поступить в задний,,
обонятельный отдел. Но пыли много и в жарких пустынях,
однако ни у одной из пустынных антилоп мы не находим
такого строения обонятельных органов. Кроме того, передний
отдел этих полостей служит не только для очищения, но и для
согревания воздуха. Принимая во внимание, что из всех
антилоп сайгак живет в самом холодном климате, нам кажется
более естественным связывать исключительно сильное
развитие его носовых полостей с быстрым бегом и, следовательно,.
238

с усиленным вдыханием воздуха, температура которого зимой
в степной полосе бывает очень низкой.
Степь чрезвычайно богата грызунами. Кроме зайцев и
«мышевидных» грызунов (мыши, полевки, хомяки), из них
можно выделить три «жизненные формы». Одна — это
зверьки, приспособленные к быстрому и продолжительному бегу.
Они имеют короткие передние и исключительно длинные
задние ноги, сбитое в комок туловище и длинный хвост, обычна
оканчивающийся уплощенной волосяной кисточкой. Сюда
относятся разнообразные тушканчики, передвигающиеся с
исключительной быстротой прыжками на одних задних ногах
и управляющие своими движениями при помощи хвоста.
Другая жизненная форма — это зверьки с плотным телом,
умеренно развитыми, скорее короткими ногами, коротким
хвостом и маленькими, зачаточными ушными раковинами. В
противоположность тушканчикам, они живут более или менее
плотными колониями, не отходят от своих нор и ведут
дневную жизнь. Мы имеем в виду сусликов и очень близких к ним
сурков. Наконец, третья форма — землерои, в узком смысле
этого слова, проводящие всю или, по крайней мере, большую
часть жизни под землей. Это — слепыши, слепушонки и цо-
коры (последние свойственны только алтайским и
восточносибирским степям).
Тушканчики, особенно характерные для пустынь и
полупустынь, в степной полосе представлены лишь немногими
формами. Только один вид — большой тушканчик (иначе,
земляной заяц) — главным образом степное животное. Он
широко распространен не только по всей степной, но и
лесостепной полосе Сибири, Казахстана и Европейской части Союза.
Наоборот, суслики по количеству особей и по количеству видов
более многочисленны в настоящих степях. Это, по-видимому,
связано с богатством степной растительности, так как
суслики, как уже указывалось, в противоположность тушканчикам,
не отбегают далеко от своих нор в поисках пищи; им
необходимо, чтобы она была «под рукой». Сказанное применимо и к
байбаку, и к обыкновенному хомяку — типичным животным
степи, не распространенным в пустынях.
Из представителей третьей группы слепушонка широко
распространена как в степях, так и в пустынях и поднимается
высоко в горы. Что касается слепышей и цокоров, то они в
полосе пустынь отсутствуют. Все эти три грызуна имеют ряд
общих признаков, связанных с подземным образом жизни;
небольшие (слепушонка, цокор) или даже зачаточные,
скрытые под кожей глаза (слепыш), короткий хвост, который у
слепыша может отсутствовать, и совсем неразвивающиеся
23$

Большой тушканчик, или земляной заяц
ушные раковины. Но в общем они очень сильно отличаются
друг от друга и строением и способом рыть свои ходы.
Цокор, подобно кроту, разрывает почву при помощи
гребных движений своих мощных лап, вооруженных огромными
когтями; слепушонки, действуя и зубами и лапками, быстро
подгребают под себя землю, как это делают собаки, и
выталкивают ее задом; а слепыш разрывает почву, по-видимому,
исключительно своими мощными резцами и выбрасывает ее,
как крот, головой.
В связи с различными способами рытья стоит не только
более сильное развитие передних и задних лап, но и опушение
их жесткими волосами, увеличивающими поверхность
подошвы. Роющий образ жизни этих грызунов сказался и на
строение ротового аппарата: у типичных землероев резцы
находятся как бы вне рта, так как покрытая волосами кожа
расположена у них в виде перемычки позади резцов и ротовое
отверстие сведено к небольшой щели. Благодаря такому
строению, частицы земли не засоряют рот во время копания почвы
при помощи резцов.
Грызуны играют в жизни степи благодаря своей
многочисленности исключительно важную роль во многих отношениях.
Суслики, различные полевки, мыши, степные пеструшки,
хомячки из года в год уничтожают огромное количество
растительности, а в годы своего массового размножения, в годы так
называемой мышиной напасти, иногда вся трава оказывается
съеденной на пространстве многих сотен квадратных
километров. Но грызуны не только количественно уменьшают
растительность, они изменяют ее и качественно: уничтожая
240

предпочтительно одни виды растений, они тем самым
способствуют численному увеличению других видов. Кроме того, на
кочках, нарытых грызунами, (растительность часто бывает
отличной от соседней. Это особенно хорошо заметно на
сурчинах — больших кучах земли, выброшенных байбаками. Далее,
в результате своей роющей деятельности грызуны
перемешивают почву: с одной стороны, они выбрасывают на
поверхность глубокие слои ее, с другой — сами зверьки, ветер, дождь
и полая вода забивают норы землей с поверхности. В
результате образуются столь характерные для степи «кротовины»,
ясно выступающие на почвенных разрезах в виде каналов
различного диаметра, заполненных землей, отличной от
окружающей породы. Но этого мало: своими экскрементами,
мочой, остатками корма и схороненными недоеденными
запасами, а также своими трупами грызуны удобряют почву, что
опять-таки отражается на растительности. Норами грызунов
пользуются самые разнообразные животные степи в качестве
постоянных жилищ или временных укрытий. Лисицы охотно
селятся в норах сурков, лишь несколько изменив их по
своему вкусу. Так же поступает с норами сусликов степной хорек.
У входа в старую нору часто устраивают гнезда мелкие
степные птицы. Пользуются норами грызунов и жабы, которые
укрываются в них в течение дня. В них живут или временно
скрываются различные насекомые. Пауки затягивают входы
Обыкновенный хомяк
Н. А. Бобринским 041

в норы своими тенетами, позволяя легко отличить жилую
нору от старой, брошенной ее хозяином. Наконец, грызуны, как
уже указывалось, служат основной пищей почти всех
степных хищников, млекопитающих и пернатых. При этом многие
из них специализировались на определенных грызунах. Так,
степной хорек охотится почти исключительно за сусликами,
лисица и канюк-курганник — в основном за мышевидными
грызунами.
Очень большую роль в степном биоценозе играют также
копытные. Их дикие представители были весьма
многочисленны в девственных степях, но теперь они заменены почти
повсеместно еще более многочисленным домашним скотом.
Уничтожая как свежую, так и сухую растительность,
вытаптывая большие участки и втаптывая семена степных злаков
в почву, они, при умеренном выпасе, поддерживают
естественный растительный покров степи. Лучшим доказательством
сказанного служит следующий пример: желая сохранить
участок целинной черноморской степи в первобытном состоянии,
его оградили и в течение пятнадцати лет не производили на
нем пастьбу скота. И что же? Целинная степь постепенно
стала утрачивать свой вид: некоторые характерные степные
растения стали исчезать, и на их месте появились растения,
необычные для целины. И чтобы сохранить участок степи в
его девственном виде, пришлось допустить на нем умеренный
выпас овец.
Еще одна особенность степных животных бросается в
глаза — это их однообразно серовато-желтоватая окраска под
цвет почвы и выгоревшей растительности. Такую окраску
имеют почти все степные грызуны. Этим признаком
отличается степной хорек от очень близкого к нему лесного или
черного хорька. Такая окраска свойственна огромному большинству
типичных степных птиц — дрофе, стрепету, перепелу,
жаворонкам, а также степным ящерицам и змеям. Правда,
имеются исключения: например, черный жаворонок — типичнейшая
птица казахстанских степей; ярко- и пестроокрашенный
обыкновенный хомяк. Но эти исключения немногочисленны и в
некоторых случаях могут быть объяснены. Во-первых, у
хомяка ярко окрашена только нижняя часть тела, спина же
одноцветно-песчаная, так что при взгляде на него сверху зверек
не бросается в глаза. Во-вторых, обыкновенный хомяк —
очень злобный зверек, умеющий хорошо защищаться.
Наконец, следует отметить, что относительное число
перелетных птиц в степной полосе больше, чем в лесной. Это,
конечно, следует поставить в связь с тем, что на зиму степь
покрывается снежной пеленой, скрывающей под собой пищу
242

большинства птиц. С этим же явлением связана зимняя
спячка многих степных грызунов.
Обратимся теперь к лесостепи.
Для уроженца русского центра распаханные поля с рамкой
леса на горизонте — теперь привычная картина природы. Ему
и в голову не приходит, сколько упорного труда стоил
человеку каждый клочок этой пашни, отвоеванный когда-то у леса.
Другое дело на юг от Оки. Здесь лесостепь была исконной
формой природы за тысячи лет до того, как русский
крестьянин пришел сюда с топором и сохой. И теперь еще, пересекая
Оку в сотне километров от Москвы, сразу чувствуешь резкую
природную границу, особенно весной, когда дуб только
одевается, цветет черемуха и молодая зелень берез сразу выдает
черную еще по-зимнему елку. В то время как на московской
стороне глаз привык видеть елку на каждой березовой
опушке, на тульской стороне он не находит уже ни единого темного
пятна на весенней зелени. Полоска бора в последний раз
мелькает за Окой, на берегу р. Скниги, и потом уже хвойное
дерево увидишь из окна вагона разве где-нибудь в саду старой
усадьбы. Правда, сосновые боры врываются еще в
черноземную равнину и дальше на юг, по речным пескам и кряжистым
гребням, но они не могут нарушить общего господства
лиственных пород по всей лесостеци. Первым вестником ее тотчас
же за Окой являются голубые коврики полевой незабудки (на
московском берегу знают только ее болотную сестру), в
изобилии покрывающие откосы железнодорожного полотна.
Тула была когда-то границей оседлой Руси и «дикого
поля» — степи, с ее страшными для земледельца хищными
ордами. До наших дней широкая гряда леса под историческим
названием «Засеки» тянется через Тулу от Венева до Лихви-
на на полторы сотни километров.
Эти леса состоят главным образом из дуба, клена, ясеня,
вяза и особенно липы. Липа вообще очень распространена в
лесах всего края. В немногих километрах от Тулы, близ
Щеглова, можно и теперь еще видеть большой участок столетнего
липового леса. Много лет назад мне пришлось побывать в этом
лесу в пору цветения липы, но я и сейчас помню прямо
медовый воздух и могучее жужжание пчел под зеленым сводом
этих старых деревьев.
Весь этот край лиственных лесов от Оки до Тулы
можно считать переходом к лесостепи. На юг, от Тулы
до Курска, вдоль железной дороги леса редеют постепенно,
сохраняя тот же характер; но с востока степь подходит под
самую Тулу. Примерно в полутораста километрах отсюда,
на берегах Дона и Непрядвы, лежит Куликово поле, место
16* 243

великой встречи русских воинов со степными врагами Руси.
Замечательно то, что Куликово поле и тогда было «полем»,
т. е. аванпостом степи в ее встрече с лесной природой
северной России.
Северную границу лесостепи или, как ее иногда называют,
полосы островных лесов в Европейской части Союза с грубой
приблизительностью можно провести через Житомир и Киев
на верхнюю Оку, там, где она заворачивает на восток, выше
Серпухова, затем по Оке до ее впадения в Волгу, по Волге до
Казани, вдоль нижней Камы на Уфу. Однако эта
относительно (ровная линия прерывается полосой леса, пересекающего
Оку ниже Рязани и далеко вдающегося в черноземные
равнины по рекам Мокше, Цне и верхней Суре. Южная граница
лесостепи, в общих чертах совпадающая с южной границей
сосны, тянется приблизительно через Балту, Полтаву,
Харьков, Воронеж, Саратов, Куйбышев к южной оконечности
Урала, где она несколько севернее Чкалова упирается в тайгу,
спускающуюся языком по Уральскому хребту далеко к югу.
Благодаря работам ряда исследователей, начиная с
Н. А. Северцова (50-е годы прошлого столетия), наиболее
полно изучена с зоологической стороны лесостепь
Воронежской области.
Особенно привлекательна, по словам С. И. Огнева, степная
равнина в заповедных ковыльных участках Докучаевской
опытной станции Воронежской области в начале июня.
«Пестрый, сверкающий на солнце ковер с блестящими
переливами ковылей, белыми пятнами пышно
распустившейся таволги и катрана, фиолетово-синими тонами сибирских
колокольчиков местами покрыт сплошными клумбами синего
горошка или пурпурно-синими зарослями прекрасного
астрагала, которые чередуются с ярким золотом дрока и бледной
желтизной пушистого астрагала, производят впечатление
особой пышной мощи и прелести. Пестрый покров этот уходит
вдаль горизонта, сверкает и блещет яркостью красок, а над
ним в ясной синеве звенят и переливаются серебристые трели
бесчисленных полевых жаворонков. Особенно красивы
степные склоны, подходящие к балкам. Здесь стоят густыми
зарослями, склонив свои сине-фиолетовые головки, высокие
шалфеи. Яркая синева их кажется еще более прекрасной на
фоне блестящего серебра малых ковылей. Еще ближе к
склонам располагаются ряды высоких зонтиков, а из сырой
лощины степной балки блестят ярким фиолетово-пурпурным
кармином степные шпажники...
Там, где места глуше и дальше от жилья, по степи
разбросаны небольшие холмики байбаков. Эти холмики весной
244

отчетливо выделяются, так как около них пышно зеленеют
как бы целые маленькие сады гулявников, а позднее, когда
их зелень засыхает и превращается в желтоватую ветошь,
прекрасно скрывающую байбака, на этих холмиках
появляется высокая черная белена. В первой половине лета — в
период вывода и выхода молодых байбаков, степь, особенно
утром и вечером, оживает от этих оригинальных зверьков,
стоящих на задних лапках и неуклюже бегающих по степи,
оглашающих воздух своим характерным резким свистом».
Зачастую в сурчинах бок о бок с сурками живут степные хорьки и
лисицы. На твердых залежах, обычно по склонам балок в
ближайшем соседстве с сурками, располагаются значительные
колонии крапчатых сусликов. Также, преимущественно на
еклонах, местами пестрят степь земляные холмики, нарытые
слепышом. Осенью, в дождливое время, на твердых залежах
особенно охотно держатся зайцы-русаки, так как здешняя
плотная почва, оплетенная, словно войлоком, корнями
многочисленных злаков, не липнет к пушистым лапкам зверька.
Из птиц здесь особенно многочисленны полевые жаворонки,
перепела, луни. Встречаются грузные дрофы.
На мягких залежах преобладает пырей или
высокоствольные двудольные, образующие целые поросли, главным
образом из полыни, тысячелиственника, коровяков. Байбакоь
здесь меньше, зато суслики и обыкновенная полевка особенно
многочисленны. Около выгонов и по обочинам больших дорог
попадаются норы земляных зайцев, а на межах пахотных
полей — обыкновенных хомяков. Русаки особенно охотно
держатся здесь в первой половине осени, до того как перебраться
на твердые залежи, так как имеют хорошие убежища в
высоком побуревшем бурьяне.
По зарослям степных кустарников, которые растут
преимущественно по склонам оврагов или на перевалах между
ярами и состоят из дикого миндаля, караганы, ракитника,
дикой вишни, дрока, очень много серых куропаток. Попадаются
здесь и стрепеты. Но особенно типичны стрепеты для
солончаков, поросших чахлой серебристо-серой полынью и лебедой,
с разбросанными здесь и там белыми, лишенными
растительности плешинами. По-видимому, эта птица питается здесь
преимущественно семенами лебеды. Судя по описаниям
некоторых исследователей, особенно богаты животной жизнью
поймы и долины рек, к которым прилегают малодоступные
болотистые луга — картина, ярко выраженная на реках
Битюге, Хопре, Воронеже, Усмани... Опишем для примера жизнь
поймы реки Битюга. С левой стороны реки во многих местах,
где сохранились относительно нетронутые угодья, широко
245

раскинулись заливные луга, оживленные сетью озерков,
стариц и затонов Местами по речным протокам и между ними
раскидываются огромные площади тростника, куги, а по
краям таких болотин идет мокрый кочкарник и заросли
осоки... Уже издали над огромными камышами виднеются
летающие во всех направлениях, словно белые снежные хлопья,
многочисленные крачки. То и дело из болотистого кочкарника
поднимаются с характерным крякающим звуком бекасы.
Отовсюду слетаются чибисы, и воздух стонет от их мелодичных
тревожных заунывных криков. Испуганные выстрелом, с
разных концов начинают подниматься утки, преимущественно
кряквы и чирки-трескунки. Над камышами кружат болотные
луни, а вечером перелетают цапли и большие выпи,
характерные каркающие голоса которых мы часто слышали в
темнеющей дали.
Непосредственно прилегая к пойме реки, располагаются
иногда широкой полосой низменные лесные пространства,
заливаемые ежегодно водопольями; это так называемая
левада. Здесь преобладают черные ольхи, вязы, реже ракиты и
ивы. Между отдельными группами деревьев раскиданы
многочисленные ветвящиеся протоки, и деревья растут как бы на
огромных земляных кочках, носящих характерное название
«коблов». Эти широколиственные, иногда очень старые леса
полны невыразимой прелести... Здесь живут многочисленные
мышевидные грызуны и землеройки. Из хищников
нередка норка. В густых крепях, особенно во второй половине
лета, держатся выводки волков. Когда надвигаются сумерки,
вылетают и юружатся над водой многочисленные летучие
мыши.
Птичья жизнь левады также очень оживленная. Мы
встречали здесь средних пестрых дятлов, многочисленных
поползней, голубых лазоревок, больших синиц, пеночек-теньковок,
зорянок, черных и певчих дроздов. Из славок попадаются
чаще других Черноголовка, прелестное пение которой
оживляет коблы, а весной отовсюду слышатся несмолкаемые
раскаты бесчисленных соловьев. На низких деревьях вьют свои
незатейливые гнезда горлинки, самцы которых, распустив
веером хвост, характерно играют в воздухе и оглашают
воркованьем эти красивые леса. В крепких местах гнездятся
многочисленные утки, преимущественно кряквы и чирки. Обилие
корма привлекает сюда много хищных птиц. Из них, пожалуй,
особенно характерны орлы-карлики, сооружающие свои
большие гнезда на вершинах вяза и черной ольхи. Местами
попадается много коршунов. Из земноводных очень
многочисленны лягушки, что обусловливает обилие обыкновенных ужей.
246

За левадой, отступая от реки, начинается постепенное
повышение, и мы переходим в область второй речной, или над-
луговой, террасы. Здесь растут сосновые боры на песках. Они
характеризуются достаточно хорошо и флористически, и фау-
нистически». «Блуждая по этим борам, — верно замечает
Б. А. Келлер,— чувствуешь себя как бы перенесенным из
степной области в более северную зону хвойных таежных
лесов». Особенно богато представлен этот таежный элемент в
Графском и Усмано-Борском лесничествах Воронежской
области. Сосны, как здесь, так и в Хреновском бору, растут на
песчаных дюнах, образовавшихся, по-видимому, при таянии
ледника. На более открытых местах имеется своеобразный
серый покров кладоний, носящих собирательное название
«оленьего мха»; местами встречается «исландский мох»;
далее характерны кошачья лапка, ястребинка; на более
влажных местах брусника и черника, заросли грушанок,
нередок северный можжевельник, вереск с его прелестными
розовыми цветами и вечнозелеными листьями. Наконец, как
представитель нашей северной тайги, на торфяниках урочища
Маклок найдена клюква.
В высшей степени интересно, что на светлых местах по
вершинам дюн поселяются бок о бок с северными выходцами
растения песчано-степной зоны. Так, рядом с оленьими
мхами мы видим прекрасно пахнущий стелющийся по земле
красный василек; серебристую веронику с синими цветами,
типичною для степей. Более того, мы встречаем особый
песчаный ковыль, придающий этому пестрому смешению
растительных формаций парадоксальный оттенок.
Подобную смесь видим мы и в фауне. Наряду с северными
синицами-гайками мы встречаем здесь удодов, как-то мало
гармонирующих с суровым пейзажем дюн и сосен. Для этой
стации 1 крайне характерен орел-могильник, также типичная
южная птица. Могильник устраивает здесь свои гнезда на
кронах больших сосен, растущих где-либо на вершине
песчаного бархана. Чтобы закончить описание птичьего
населения, укажем чрезвычайно типичных для этих мест лесных
жаворонков, которые сидят обычно на земле и, вспугнутые, с
характерными звонкими криками перелетают дальше. Они
особенно любят места, поросшие мелкой полынью. Обычны
здесь также большие пестрые дятлы (средние никогда не
попадаются), многочисленны зяблики.
Часто к самой леваде подходит дубовый лес, но в других
случаях он растет за полосой песчаных дюн, ближе к границе
1 Стация — местообитание определенного вида животных и
растений.
247

со степью; к дубу примешиваются и другие древесные породы,
образуя смешанный лес. Кроме дуба, осины, тополя,
небольшой примеси ясеня и липы, в таком смешанном лесу
встречаются сосны. В подлеске растет много бересклета, рябины,
орешника, крушины, жимолости, терна, дикой вишни. Из
травянистых растений на сухих местах в середине июня
массами цветут желтые энотерь, по справедливости получившие
название ночных красавиц. Оживляет лес красивое цветение
ракитника и дрока.
Особенно привлекательны эти леса весной. Во время
цветения дикой вишни и терна весь подлесок кажется сплошь
белым от массы цветов. В более сырых местах нам попадались
сплошные ковры ландышей.
Животный мир смешанных лесов гораздо богаче сосновых
боров. В дуплах лиственных деревьев, а иногда и сосен,
встречаются колонии пяти видов летучих мышей. Из мышевидных
грызунов обыкновенны рыжие полевки и лесные мыши.
Попадается, как редкость, белка. Ближе к окраинам леса, на
черноземных почвах, а иногда на песчаных буграх, живет
слепец, а в дубовых насаждениях держится лесная соня. Из птиц
прежде всего поражает обилие различных хищников.
Относительно обычны орлы-карлики. Ближе к окраинам степи
многочислен сокол-балобан. Часто встречаются сизоворонки,
удоды, большой пестрый и седоголовый дятлы. Из воробьиных
птиц особенно много зябликов, поползней, больших синиц,
иволг, соек.
Фауна лесостепи совершенно лишена только ей
свойственных видов, по крайней мере из позвоночных животных, но
зато характеризуется богатством видового состава, что стоит
в связи с разнообразием мест обитания. Она образует
своеобразную смесь строго лесных и строго степных животных с
формами, использующими лес как убежище и степь как
место охоты. Так, здесь живут в непосредственном соседстве*
но в разных местах обитания, белая куропатка и тушканчик,
белка и суслики, рысь и дрофа, тогда как волк, сокол-балобан,
орел-могильник, орел-карлик и ряд других хищников
птенцов выводят в лесу, но охотятся на открытых степных
пространствах.
Влияние человека на весь ландшафт, особенно на
животный мир, в лесостепной полосе Европейской части Союза
огромно. В пору прихода сюда русского землепашца в XV и
XVI вв. целинные степи без перерыва тянулись на сотни
километров. Теперь они сплошь распаханы. Сейчас даже трудно
себе представить, что еще в середине XVIII столетия дикие
лошади-тарпаны водились под Воронежом, а сайгаки, по-ви-
248

димому, водились здесь еще в начале прошлого века. В свое
время широколиственные леса, главным образом из дуба, ш>
Дону, Воронежу и другим большим рекам местами далеко
заходили на междуречья и занимали обширные пространства.
Отдельными островами они сохранились и до нашего времени,
но в целом европейская лесостепь в результате
четырехсотлетнего неустанного лесоистребления и распашки почти со-
вершенно обезлесена, в результате этого почти повсеместно
исчезли такие крупные лесные звери, как медведи, рыси,
кабаны, которые водились здесь еще в начале прошлого века.
Даже берега рек теперь чаще всего лишены лесной
растительности. Лишь кое-где сохранившиеся по широким поймам
Вороны, Битюга, Донца и других крупных рек так
называемые уремные леса могут дать отдаленное представление о
роскоши и разнообразии господствовавших здесь когда-то
лиственных лесов. Перевитые хмелем, заросшие орешником и
другими кустарниками, они давали приют разнообразной
лесной птице и зверю. Да и сейчас еще по уремным лесам в степь
проникают такие лесные зверьки, как сони, черный хорек,,
а из птиц — дятлы, лесные голуби, ряд мелких древесных
видов. В свое время непосредственно к опушке леса примыка •
ла целинная степь, круглый год дававшая подножный корм
многочисленным копытным и укрывавшая в траве не
пуганную человеком степную птицу. Лесные речки и уремные
леса были населены бобрами, память о которых
сохранилась только в часто встречающихся местных названиях
(«Бобровики»).
В настоящее время предприняты серьезные мероприятия,
чтобы вновь поселить этого драгоценного зверя на старых
местах его обитания. С этой целью заложено несколько бобровых
заповедников, из которых самый большой расположен на
поемных зарослях р. Воронежа.
Воронежский заповедник оберегает один из лучших
уголков лесостепи, где животный и растительный мир ее особенно
богат и разнообразен. Но подобные зеленые оазисы меньшего»
размера всегда были разбросаны по степной равнине, по
берегам небольших озер и болот, когда-то очень
многочисленных. Теперь эти водоемы сильно обмелели, местами и совсем
пересохли, но в своих названиях — «Лебяжье озеро» и село
«Лебяжье» близ Тамбова на реке того же имени — они и
теперь еще сохраняют память о водившихся здесь когда-то в
изобилии лебедях.
Остатки этих озер и болот до сих пор составляют
характерную особенность нашей степи. Это разбросанные по
равнине круглые болотистые впадины, носящие название блюде-
249

чек, иногда чуть заметные, заполненные торфом и кочками,
с остатками нескольких луж посередине; иногда —
обширные провалы площадью в несколько десятков гектаров, так
называемые ильмени. В средине такого провала нередко
укрывается между густыми зарослями и тростниками
глубокое озеро, часто слывущее, по преданиям, бездонным, но
постепенно зарастающее и заплывающее торфом от берегов. Его
зыбкая торфяная почва густо поросла ольшаником, березой,
ивой. Деревья и кусты до непроходимости перепутаны
вьюнком и хмелем. Между корнями растений кое-где открываются
«окна» — провалы в воду озера. Самые берега озера часто
совсем недоступны для человека. Такие места — естественные
питомники и заповедники для разной болотной и водяной
птицы и излюбленные стоянки во время перелета. Сюда же,
облюбовав просохшую полянку среди болота, приходит
устроить свое логово волчиха; а на вершине сухой березы из
года в год нарастает гнездо орла-могильника. Эти осторожные
хищники живут здесь спокойно под охраной болотной топи.
Наряду с болотной и лесной растительностью блюдечек и
ильменей, далеко в степь уходят дубовые рощи — дубравы. По
степным балкам и пригоркам, посаженные человеком там,
где ему не было нужды расчищать себе пашню из-под леса,
они видны на десятки километров на открытой местности и
привлекают к себе перелетную птицу. В них находят приют
небольшие колонии настоящих лесных обитателей: сони,
рыжая полевка, белка, лесная куница, разные дятлы. По
соседству в балке или под корнями дуба уже верно где-нибудь
вырыла нору лисица и в сумерки выходит поохотиться или днем
помышковать на соседней пашне, где человек виден за
километры и никогда не застанет ее врасплох.
Осенью, когда загустеют озими, при охоте загоном здесь
можно выгнать не одну пару беляков, а весною встретить
перелетных вальдшнепов на дневке. Тут же, рядом с этими
обитателями леса, по всему простору распаханных полей
живут настоящие степняки; дрофа, серая куропатка, перепел,
заяц-русак, суслики, большой тушканчик...
Отмеченные здесь характерные черты животной и
растительной жизни лесостепи, которые мы проследили по
отдельным участкам, свойственны ей с небольшими отступлениями
на всем протяжении от Западной Украины до предгорий
Урала.
Как ни велико влияние человека на природу европейской
лесостепи, еще сильнее оно сказалось на всем облике черно-
морско-азовских степей, хотя оседлая жизнь человека
началась здесь сравнительно недавно. Еще во время борьбы Поль-
250

ши с Украиной большая часть причерноморских степей
была совершенно не заселена и представляла «великий луг»,
который служил местом сражений запорожских казаков
€ крымскими татарами. Гоголь так описывает степи того
времени:
«Тогда (т. е. в XVI в. — Н. Б.) весь юг, все то
пространство, которое составляет нынешнюю Новороссию, до самого
Черного моря, было зеленой, девственной пустынею. Никогда
плут не проходил по неизмеримым волнам диких растений.
Одни только кони, скрывавшиеся в них, как в лесу,
вытаптывали их. Ничего в природе не могло быть лучшего. Вся
поверхность земли представлялась зелено-золотым океаном, по
которому брызнули миллионы разных цветов. Сквозь тонкие,
высокие стебли травы сквозили голубые, синие и лиловые во-
лошки; желтый дрок выскакивал вверх своей пирамидальною
верхушкою; белая кашка зонтикообразными шапками
пестрела на поверхности; занесенный, бог весть откуда, колос
пшеницы наливался в гуще. Под тонкими их корнями шнырял к
куропатки, вытянув шеи. Воздух был наполнен тысячью
разных птичьих свистов. В небе неподвижно стояли ястребы1,
распластав свои крылья и неподвижно устремив глаза свои в
траву. Крик двигавшейся в стороне тучи диких гусей
отдавался, бог знает, в каком дальнем озере. Из травы
поднималась мерными взмахами чайка и роскошно купалась в синих
волнах воздуха. Вон она пропала в вышине и только мелькает
одною черной точкою. Вот она перевернулась крылами и
блеснула перед солнцем...
Вечером вся степь совершенно переменялась. Все пестрое
Пространство ее охватывалось последним ярким отблеском
солнца и постепенно темнело, так что видно было, как тень
пробегала по ним, и она становилась темно-зеленою;
испарения поднимались гуще, каждый цветок, каждая травка
испускала амбру, и вся степь курилась благовонием. По небу, из-
голуба-темному, как будто исполинскою кистью наляпаны
были широкие полосы из розового золота; изредка белели
клоками легкие и прозрачные облака, и самый свежий,
обольстительный, как морские волны, ветерок едва колыхался по
верхушкам травы и чуть дотрагивался до щек. Вся музыка,
звучащая днем, утихала и сменялась другою. Пестрые
суслики2 выползали из нор своих, становились на задние лапки
и оглашали степь свистом. Трещание кузнечиков становилось
1 Точнее, пустельги.
2 Суслики — животные дневные, но скрывающиеся в норах в
самые жаркие часы дня.
251

слышнее. Иногда слышался из какого-нибудь уединенного
озера крик лебедя и, как серебро, отдавался в воздухе».
Однако «степь девственная, равно как и современные
сенокосные и пастбищные степи, не представляла чего-либо
вполне определенного, неизменного,— пишет знаток степной
растительности И. К. Пачоский.—Степь не есть определенная
картина, а целый ряд последних... первобытный степной
покров и во времена, предшествовавшие появлению человека,
не представлял из себя определенной однообразной картины
по шаблону которой можно было бы себе составить
представление о степи. Напротив, и в те отдаленные времена, когда
ковыльное море бороздилось лишь сайгаками и дикими
лошадьми — тарпанами, когда не было ни полей, ни городов, ни сел^
травяной покров степи, без всякого сомнения, подвержен был
значительным колебаниям в зависимости от рельефа,
неодинаковости климатических условий в разные годы и от
воздействия на растительность диких животных, населявших степь...
Как теперь, так и тогда, она местами должна была быть
значительно притоптанной пасущимися на ней копытными
млекопитающими (тарпаны, сайгаки), сменившимися теперь
домашними животными. Ввиду этого представить себе
первобытную степь в виде сплошного однообразного моря травы —
мы не имеем основания. Этому, между прочим, противоречит
уже факт, что многие коренные обитатели степи, каковы,
например, суслики, стрепеты, решительно избегают участков
степи, покрытых рослым и густым травяным покровом. Из:
этих привычек степных животных мы можем вынести
заключение, что и в первобытных степях должны были
существовать условия, породившие эти привычки. Это значит, что и в
первобытных степях должны были существовать участки,
непокрытые рослым и густым травяным покровом. При
однообразии рельефа и почв такие участки могли существовать
только благодаря вытаптыванию и поеданию трав травоядньь
ми млекопитающими... Едва ли нужно упоминать, что и в.
первобытной степи должны были иметь место резкие
колебания травостоя в зависимости от количества и времени
выпадения осадков... Итак, картины степи, определяемые
посохшей вследствие бездождья тырсой, погибшим от молдавской?
огневки типчаком, приземистым тонконогом, сменившим
вследствие непомерного вытаптывания более обычные
степные злаки,— столь же законны, столь же необходимы для
полного представления о степи, как и картина рослого тыр-
сового покрова, или сплошная седеющая пелена, образуемая?
остями перистых ковылей».
Так или иначе, но во времена, описываемые Гоголем, та-
252

буны тарпанов, быть может, паслись на всем протяжении
степей до самых предгорий Алтая. Теперь они исчезли
повсеместно, и вопрос о том, что представлял собой тарпан, остается
неясным. Хотя последние особи дожили до середины
прошлого столетия и подвергались специальному исследованию, но
они, по-видимому, были уже не чистой породы: дикие
жеребцы часто отбивали домашних кобыл, присоединяя их к своим
косякам, так что с поколениями тарпаны все больше и
больше перемешивались с домашними лошадьми. Но есть веские
доводы, что первоначально тарпаны представляли собой
настоящих диких лошадей.
До XVIII в. сайгаки были распространены по всем черно-
морско-азовским степям и ежегодно перекочевывали
тысячными стадами на зиму на юг, в область полупустыни, а на
лето — к северу, в высокотравную степь. В настоящее время
сайгаки сохранились только в Ставропольской и
Астраханской областях и местами в пределах среднего Казахстана да
за пределами СССР — в Джунгарии. В середине прошлого
столетия А. К. Толстой, который был страстным охотником,
наблюдал на среднем течении Урала, как сайгаки, мучимые
жаждой, шли на водопой. «Они бежали к ручью,— пишет
он,— огромными стадами. Чем больше я всматривался вдаль,
тем более открывал их на горизонте: они тянулись отовсюду.
Вся степь была ими покрыта. Я думаю, их было тут несколько
тысяч». Между тем, теперь сайгаки встречаются лишь
небольшими табунками в 8—30 голов, рассеянными на
огромных пространствах *. В девственных степях жили и олени,
и косули, и древнерусский тур. Два первых вида, хотя уже
давно исчезли из степной полосы, сохранились местами в
лесах, тогда как огромный бык — тур, кровь которого течет в
домашнем скоте, окончательно истреблен уже несколько
столетий назад. К исчезающим животным черноморских степей
следует отнести и байбака, который уже в течение прошлого
столетия исчез почти повсеместно из степей между Днепром
и Волгой, а в настоящее время сохранился отдельными
колониями лишь по Дону, Донцу, по среднему течению Волги
и Урала, в Приуралье и в степях Северного Казахстана.
А еще в конце XVIII в. область его распространения
простиралась на запад через всю степную и лесостепную полосы до
Днепра.
Путешественники того времени единогласно
утверждают, что количество байбаков в черноморских степях было
огромно. О том же свидетельствуют сохранившиеся холмики
1 В настоящее время благодаря запрещению охоты на сайгаков
аоголовье их резко возросло. (Прим. ред.)
253

их прежних жилищ, так называемые сурчины. Еще в конце
прошлого и в начале настоящего столетия, когда в
черноморских степях были значительные пространства целины, сур^-
чины встречались на них повсеместно, причем часто
количество их доходило до 200—250 на гектар, отчего степь казалась
покрытой мелкими копнами сена. В связи с распашкой
целины исчезают и такие характерные степные животные, как
стрепет и слепыш.
У читателя может сложиться впечатление, что деятель-
ность человека всецело сводилась к уничтожению диких
представителей фауны. На самом деле это, конечно, не так. Во-пер-^
вых, ряд степных животных вполне мирится с распашкой^
степей, например многие виды жаворонков, дрофа, а другие
находят в культурных полях даже особенно благоприятные
условия для своего существования, в связи с чем
увеличиваются в числе и расширяют область своего распространения.
К ним относятся, как уже указывалось выше, серая
куропатка, перепел, заяц-русак. Последний не только проник далеко^
на север, пройдя всю область смешанного леса, но двигается и
на восток. Еще недавно, двадцать-тридцать лет назад, русак
едва переходил по ту сторону Уральского хребта. В настоя-
щее время он распространился по южной Сибири и
Северному Казахстану, по-видимому, до самого Иртыша. Несомненно»
увеличение посевной площади благоприятно сказывается на
росте численности хомяка и многих видов сусликов, но
размножению их в настоящее время препятствуют принимаемые
государством меры борьбы с этими вредителями. В то же
время своими хозяйственными и иными постройками,
колодцами, искусственными прудами и особенно садами и другими
древесными насаждениями человек способствует
проникновению в степь животных, в частности птиц, которые
первоначально были ей чужды.
Следовательно, деятельность человека ведет к перестройке
природы и сама по себе отнюдь не влечет за собой обеднение
фауны. Правда, в течение сотен лет в степи, как и в других
местах старой России, промысловые звери и птицы
уничтожались почти беспрепятственно, что, естественно, повлекло за
собой сокращение области распространения многих ценных
видов. Но это уже результат бесхозяйственности, с которой, как
показывает послереволюционный опыт, в условиях
социалистического государства легко бороться. Конечно, есть
степные животные, которые не могут мириться с условиями,
создаваемыми культурной деятельностью человека, и в будущем
неизбежно исчезнут с большей части своего ареала,
сохранившись только в заповедниках.
254

То или иное влияние человека уже и сейчас сказывается на
нрироде всего земного шара, и вопрос только в степени этого
влияния. В Западной Европе и на огромных.площадях
Европейской части Союза человек уже настолько изменил
естественный характер природы, что мы вправе говорить об особом,
созданном человеком культурном ландшафте,
противопоставляя его ландшафтам естественным, выражаясь точнее,—
полуестественным. В то время как в полосе тундры и большей
части таежной области преобладают ландшафты последнего
рода, в полосе европейской степи, лесостепи и смешанного
леса мы имеем обратную картину.
Казахстанские степи по своей природе очень близки к
черноморско-азовским. Здесь тот же открытый бесконечно
широкий кругозор, тот же тучный чернозем или близкая к
нему почва, то же обилие цветущих весной тюльпанов и
других ярких луковичных, пробившихся сквозь пожелтевшую
прошлогоднюю ветошь, те же волнующиеся и переливающие
серебром перистые ковыли и гонимые осенним ветром
перекати-поле. Здесь также много саранчовых, сусликов,
мышевидных грызунов и пернатых хищников. Подавляющее
большинство их относится к тем же видам, что населяют западные
степи. Однако животный мир казахстанских степей содержит
уже значительную примесь пустынно-степных видов, широко
распространенных по равнинам Внутренней Азии. К ним
относятся, например, небольшая лисичка-корсак и ушастый еж,
проникающие на запад вплоть до Донецкого бассейна. Есть
здесь и свои эндемики — краснощекий и рыжеватый суслики;
степная пищуха, живущая в своеобразных для пищухи
условиях — в зарослях степных кустарников; из птиц — черный
жаворонок.
Климат казахстанских степей еще континентальнее, чем
степей западных. Зима продолжительней, многоснежней,
очень холодная и сопровождается свирепыми буранами,
которые дуют по несколько суток.
С. Т. Аксаков так описывает буран в степях южного При-
уралья:
«Ни облака на туманном небе, ни малейшего ветра на
снежных равнинах. Красное, но не ясное солнце своротилось
с невысокого полдня к недалекому закату. Жестокий
крещенский мороз сковал природу, сжимал, палил, жег все живое...
Все по-прежнему казалось ясно на небе и тихо на земле. Но
наклонясь, можно было заметить, как все необозримое
пространство снеговых полей бежало легкими струйками, текло,
шипело, каким-то змеиным шипением,— тихим, но
страшным! ...Быстро поднялось и росло белое облако на востоке, и,
255

когда скрылись за горой
последние бледные лучи
закатившегося солнца, уже огромная
снеговая туча заволокла большую
половину неба и посыпала из
себя мелкий снежный прах;
уже закипели степи снегом;
уже в обыкновенном шуме
ветра слышался иногда как будто
отдаленный плач младенца, а
иногда вой голодного волка...
Снеговая белая туча, огромная,
как небо, обтянула весь гори-
Черный жаворонок з(шт и последний свет красной
погорелой вечерней зари быстро
задернуло густой пеленой. Вдруг настала ночь... Наступил
буран со всей яростью, со всеми своими ужасами. Разыгрался
пустынный ветер на приволье, взрыл снеговые степи, как
пух лебяжий, вскинул их до небес... все слилось, все
смешалось: земля, воздух, небо превратились в пучину кипящего
снежного праха, который слепил глаза, занимал дыхание,
ревел, свистал, выл, стонал, бил, стрепал, вертел со всех
сторон, сверху и снизу, обвивался, как змей, и душил все, что
•ему ни попадалось... Буран свирепел час от часу. Бушевал
всю ночь и весь следующий день... Глубокие овраги сделались
высокими буграми. Наконец, стало понемногу затихать
волнение снежного океана, которое и тогда еще продолжается,
когда небо уже блестит безоблачной синевой. Прошла еще
ночь. Утих буйный ветер. Улеглись снега. Степи
представляли вид бурного моря, внезапно оледеневшего. Выкатилось
солнце на ясный небосклон; заиграли лучи его на волнистых
снегах». В связи с суровостью климата, естественно, что
зимний покой в казахстанских степях длится дольше, и
количество строго оседлых птиц меньше.
Рельеф этих обширных степей далеко не всюду ровный.
Местами он разнообразится грядами высоких холмов. Но они
не вносят существенных изменений ни в растительный
покров, ни тем более в животный мир. Имеются и настоящие
горы, правда, низкие, но со скалами и каменистыми россыпями.
Сосредоточены эти горы главным образом по южной окраине
восточной половины казахстанской степи, на ее границе с
полупустыней. Здесь уже к животному миру примешивается
некоторое число горных птиц и до сих пор сохранились в
небольшом количестве архары — огромные дикие бараны,
имеющие центром своего распространения нагорья Средней Азии.
256

Хохлатая чернеть
Наконец, Северный и Средний Казахстан очень богат озерами.
Эти, по образному выражению казахов, «голубые очи степи»,
большие и малые, соленые и пресные, густо обросшие
тростником и с голыми берегами, но всегда мелководные,
составляют крайне характерное свойство казахских степей. Богат и
разнообразен в теплое время года птичий мир этих озер. На
них гнездятся различные настоящие и нырковые утки, серые
гуси, масса сизо-черных лысух. Над водой с криком носятся
изящные крачки и более степенные чайки. По открытому
берегу в мелкой воде бродят различные кулики. Среди них
выделяются длинноногие ходулочники и пегие с тонкими,
загнутыми кверху клювами шилоклювки. Рано утром, когда еще не
рассеялся легкий туман, можно быть свидетелем странного
зрелища: из норы вылезает крупная одноцветная коричневая
утка и идет к ближайшему озеру, сопровождаемая
ковыляющими утятами. Это — огарь, иначе красная утка, нередко
гнездящаяся в старой лисьей или байбачьей норе. Но вообще
птичье население этих озер мало своеобразно в том
отношении, что видовой состав водной птицы па всем протяжении
европейско-казахстанских степей и среднеазиатских пустынь
довольно близок. Влияние человека на казахстанские степи и
их животный мир сказывалось, по-видимому, значительно
слабее, чем в степях европейских.
Казахстанская и западносибирская лесостепи раскинулись
широкой полосой от Южного Урала за Новосибирск. Кроме
того, небольшие обособленные пятна ее вкраплены в тайгу по
верхнему течению Енисея. Европейские дубравы замещены
здесь березовыми перелесками — «колками», почему иногда
всю область называют не вполне удачно «березовой степью».
17 н. А- Бобринскпй 257'

Эти колки населяют
таежные животные,
но здесь нет,
например, ни лося, ни
росомахи, ни глухаря,
ни бурундука. С
другой стороны, по
открытым участкам,
частично
распаханным, частично
целинным, живут, без
малого, почти все
звери и птицы
казахстанских степей.
Природа здесь,
как и в собственно
степной области Ка-
Султанка захстана,
подвергалась до последнего
времени меньшему влиянию человека, чем в
соответствующей полосе Европы. Еще и сейчас можно видеть здесь
большие вереницы серых гусей, с гоготанием тянущих под вечер
с озер на посевы пшеницы, а зеркала многочисленных
мелководных, но чрезвычайно кормных озер, густо заросших
водной растительностью, порой бывают буквально усыпаны
плавающими и полощущимися утками разнообразных пород:
красноголовыми нырками, кряквами, чирками, пилохвостами,
серухами. Березовые колки, перемежающиеся с обширными
пространствами возделанных полей и целинной степью,
чрезвычайно богаты зайцами-беляками. Их здесь настолько
много, что даже летом тропы этих зверьков отчетливо видны
в высокой траве балок, а в лесу местами земля густо усыпана
шариками их помета. По заболоченным кочковатым
участкам, затянутым серым мохом и заросшим густым,
низкорослым и корявым березняком, напоминающим своим обликом
далекую лесотундру, много белых куропаток. Отсюда
огромными стаями, махая крыльями точно белыми платками,
вылетают они кормиться на покрытую ковылем степь. Осенью
тетерева большими стаями из черных косачей и рябых
тетерок, подобно домашним курам, пасутся на убранных полях.
Тетеревов здесь так много, что их успешно ловят волосяными
силками, установленными просто на копнах. Зато лисицы,
несмотря на обилие их излюбленной пищи — мышевидных
грызунов и сусликов,— как это ни странно, исключительно
редки. Возможно, что причина этому — обилие волков.
258

Вообще сибирско-казахстанская лесостепь исключительно,
богата промысловым зверем и птицей, боровой и водоплаваю-,
щей. Но и отсюда исчезли многие крупные звери, частично,
выбитые человеком, частично оттесненные к югу распашкой,
степей и сокращением лесной площади., Так, в сосновых бог
pax, покрывающих возвышенности и горки, разбросанные,
между Иртышом и Обью, окончательно уничтожен в началу
текущего столетия марал. Нет здесь больше медведя. Косуля
сохранилась, но в небольшом количестве, и только за
последнее десятилетие благодаря мерам по охране животных вновь
стала увеличиваться в числе. Сократилась в количестве и во-,
доплавающая птица.
Южнее казахстанских степей располагается полоса
полупустыни, самое название которой указывает на ее
переходный характер. Здесь уже полынь преобладает над злаками
или даже одна покрывает своими низкорослыми кустиками
обширные пространства, среди которых разбросаны
горько-соленые озера, трухлявые, точно посыпанные серым пеплом,
солончаки; местами встречаются и голые гряды песков. Южная
граница полупустыни на протяжении от нашего
государственного рубежа с Китаем и до Аральского моря проходит
севернее Балхашского озера, затем несколько опускается к
югу и вновь подымается к северу, не доходя до Арала, т. е.
тянется примерно по линии 47°30/ северной широты. Все
пространство, располагающееся между степью и Каспийским
морем, тоже относится к полосе полупустыни.
Подобно лесостепи, полупустыня лишена характерных
видов позвоночных, и фауна ее представляет смесь степных и
пустынных форм; с одной стороны, здесь живут такие
типичные степные животные, как сайгак, русак, степная
пеструшка, малый суслик, большой хомяк, с другой — кот-манул,
пегая пустынная землеройка, многие среднеазиатские песчанки-
и тушканчики.
Особенно характерная для нее птица — саджа, получив •
шая русское название копытка за свои лапки со сросшимися
до самых когтей пальцами.
Влияние человека на ландшафт и животное население
полупустыни сказывается, конечно, значительно слабее, чем в
степи и лесостепи. Но и здесь оно достаточно велико и
отражается на фауне как отрицательно, так и положительно.
От безлесной степи резко выделяются своей буйной
растительностью устья больших рек, впадающих в Черное,
Азовское и Каспийское моря. Это так называемые плавни Днестра,
Днепра, Дона, Кубани, Терека, Волги, Урала. Они густо
заросли кустарником и пестрой смесью древесных пород. Дубы,

вязы, тополя, клоны растут здесь, тесно сгрудившись
вперемежку с ольхой, образующей в понижениях чистые
ольшаники. Низменные берега многочисленных протоков и рукавов
покрыты чащей из камыша, осоки и другой водяной
растительностью. Эти непролазные трущобы особенно богаты
гнездящимися в них водоплавающими и болотными птицами:
утками, нырками, разными цаплями, бакланами, чайками,
лысухами, куликами, а в дельте Волги водится голубовато-
зеленая с непомерно большими красными лапами —
султанская курица — пережиток более теплых времен. Еще в
середине прошлого столетия в плавнях Днепра водился кабан,
который и до сих пор живет в дельтах Дуная, Волги, Кубани
и Терека. Из птиц, связанных с водой, держится ряд южных
видов: в устьях перечисленных рек колпица, ибис-каравайка;
некоторые цапли, в том числе белая цапля, ценная своими
распушенными перьями, спускающимися со спины на хвост.
В дореволюционное время все это разнообразное птичье
население, главным образом, из-за хищнического сбора яиц и
промысла самих птиц на перья для украшения женских нарядов,
усиленно истреблялось. В частности, была почти уничтожена
белая цапля. Но в настоящее время, благодаря принятым
мерам охраны и устройству заповедников, численность птиц
быстро восстанавливается. Это особенно заметно на белой
цапле в Астраханском заповеднике, где сохранился также
фазан и султанская курица.
Далее, по всему бассейну Дона, Волги и Урала живет
своеобразная русская выхухоль, единственная современная
родственница которой — пиренейская выхухоль водится в
северной Испании. Следует еще указать, что по Днепру, Дону,
Волге и Уралу до Черного и Каспийского морей спускаются
норка, выдра,
водяная землеройка,
вообще отсутствующие в
полосе полупустыни
и степи. Указанные
реки, в частности
Днепр и Волга,
служа, с одной стороны,
желобами, по
которым в степь
проникают вообще чуждые
ей животные,
одновременно играют
роль прелрад для:
ряда степных зверь-
Саджа, или попытка
260

ков. Так, Днепр в своем
нижнем течении составляет
восточную границу
(распространения крапчатого суслика,
крота и малого слепца и
западную — малого суслика и
обыкновенного слепца. Волга
служит восточной границей
для обыкновенного слепца и
западной — для желтого
суслика.
Легко заметить, что в
данном случае реки служат
границами для зверьков,
которые не могут перейти через
них в зимнее время по льду:
суслики в это время спят, а
слепыши и крот хотя и
бодрствуют, но для них и
замерзшая река составляет
непреодолимую преграду. Интерес- Полевой лунь
но, однако, что для малого
суслика и ряда других
животных, которые не могут перейти Волгу ни летом, ни зимой,
в своем нижнем течении она не служит границей их
распространения. Чем же объяснить? Как эти животные могли
перебраться через реку? Объяснение заключается, видимо,
в том, что Волга сравнительно недавно изменила свое нижнее
течение на более восточное, отрезав участок суши, и, таким
образом, животные, оставаясь на месте, оказались уже не на
левой, а на правой стороне реки.
Хотя фауна степной полосы (в широком смысле этого
слова) переходная, но наряду с животными, характерными для
северных лесов, и животными, характерными для области
пустынь, здесь имеются, как мы видели, и свои собственно
степные виды. Следовательно, степная полоса, с зоогеографиче-
ской точки зрения, самостоятельна и должна
рассматриваться как равноправная другим областям. Сравнивая фауну
европейско-казахстанской степи с фауной Центральной
Азии, где тоже имеются обширные степные пространства
(такова, например, вся Северная Монголия), легко заметить
сильное различие в животном населении этих территорий.
Наиболее характерные животные европейско-казахстанской
степи, которые или совсем не проникают в Центральную
Азию, или проникают лишь в Джунгарию,— это сайгак,
обыкновенный хомяк, большой тушканчик* ряд сусликов,
261

тушканчик-емуранчик, степная мышовка, степная
пеструшка, заяц-русак, степная пищуха. Очень многие животные,
Широко распространенные в Монголии, отсутствуют в евро-
Ьейско-казахстанских степях. Вообще
монголо-забайкальские степи по своей фауне настолько отличаются от евро-
п&йско-казахстанских, что будут рассмотрены в особой главе.
"Фауна европейско-казахстанских степей, несомненно,
относительно древняя. Хотя впоследствии она могла
пополниться выходцами как из среднеазиатских, так и из цент-
ральноазиатских равнин, но основное ядро ее сложилось,
по-видимому, еще во время последних фаз ледникового
периода на территории, расположенной к югу от ледника, т. е.
почти на том же месте, которое она занимает и в настоящее
время. Следует подчеркнуть, что присутствие степного
ландшафтам непосредственной близости от тающего ледника не
только не противоречит, но вполне согласуется с
современными представлениями палеогеографов.
После ледникового времени Европа и Северная Азия,
несомненно, пережили засушливый, так называемый ксеротер-
мический период, в течение которого степной ландшафт
простирался с одной стороны, далеко на запад, а с другой — по-
видимому, на северо-восток Сибири, вплоть до Новосибирских
островов. В это время такие типичные степные животные, как
байбак, большой тушканчик, степная пищуха, суслик, сайгак,
лошадь Пржевальского, доходили до Средней Европы, а
некоторые — даже до самых западных ее частей. Следует
отметить, что на Новосибирских островах были найдены остатки
таких степняков, как сайгак и дикая лошадь.
Как пережиток этого времени следует рассматривать
присутствие в пустынных степях Крыма и прилегающих частях
Украины слепушонки, которая отсутствует в Донских степях
и опять появляется на восток от Дона, а также наличие
обособленной колонии мохноногого тушканчика в песках
низовий Днепра.

A A
в о
СТЕПИ
ЗАБАЙКАЛЬЯ
...Степная полынь и ковыль повырастали
вместе, и в тучной, высокой траве совсем не
было, говорят, пустого пространства. Ревут,
ища пищи, силой страшной обладающие дикие
звери, шумят и поют звонкоголосые птицы;
шестидесяти родов жаворонки чирикают и
забавляются, семидесяти мастей антилопы
идут, пасясь, друг за другом.
Вот всерадостная, прекрасная отчизна, вот
как говорят о ней!
Из монгольских былин
{По А. Н. Формозову)
Забайкалье сибирская тайга и
монгольские степи приходят в
непосредственное соприкосновение и
далеко проникают друг в друга.
По низменностям сплошные степи
тянутся на север, примерно до
широты среднего Байкала, хотя
оторванные клочки степи имеются и
несколько севернее. По горам же
тайга спускается языками к югу и по Яблоновому хребту,
служащему водоразделом между бассейнами Селенги и
Шилки, выходит за пределы СССР, разделяя забайкальские
степи на два больших участка: на западный — селенгин-
ский и на восточный — нерчинский. Собственно степь
располагается внизу, а на более возвышенных площадях
находится лесостепь, переходящая уже в нагорную тайгу.
Забайкальские степи являются северной окраиной
безбрежных степей Монголии — Цао-ди, т. е. страны трав, как
ее называют китайц'ы. Пологие, растянутые гряды холмов;
серебристые перья нескончаемого ковыля, всегда волнуемые
263

ветром; обширные полынные пространства, перемежающиеся
понижениями с низкорослой, но сочной и яркой зеленью;
местами, щебень, местами пески; снова степи — ковыльные,
полынные, иногда щебнистые. Такова природа Забайкалья
и юго-восточного уголка советского Алтая — высокогорной
Чуйской степи.
О Чуйской степи мы уже упоминали, говоря об Алтае.
Иной облик имеют забайкальские, иначе даурские степи.
Большая часть их — степи разнотравные. Это обширные
пространства, покрытые роскошной травянистой
растительностью, выгорающей к концу лета, окаймленные безлесными
или лесистыми горными цепями и перерезанные в различных
направлениях невысокими грядами холмов. По низине,
извиваясь, точно змеи, текут в плоских берегах небольшие
степные речки, лежат разнообразной формы богатые
водоплавающей птицей озера, сочатся холодные родники.
«В Даурской степи,— пишет известный
натуралист-охотник А. Черкасов,— редко выдаются такие широкие места, в
которых с их середины не видно противоположного края,
теряющегося вдали. Здесь в той или другой стороне в хорошую
ясную погоду непременно видны на горизонте далекие
сопки, которые непривычному, незнающему человеку
покажутся за отдаленные группы облаков, медленно и плавно
вереницами тянущихся в беспредельной лазури. Сыпучих
песков здесь почти нет; здесь тучная зелень покрывает широкие
пади (понижения) и небольшие пологие холмы».
Вот как описывает Бродович расположенную к югу от
г. Читы Агинскую степь:
«Среди буйной, вышиной до полметра и более травы идет
едва заметная колея проезжей дороги. Кругом пышная
степная растительность, усыпанная яркими цветками,
колышется волнообразно от дуновения теплого, нежного ветра. Солнце
на безоблачном небе горячими лучами извлекает из
душистых трав освежающий, бальзамический аромат. Глаза не
видят конца этого моря зелени. Горизонт почти прямой линией
отделяется от небосклона. Поразительно много сходства в
Агинской степи с морем. Песчаные ве|рхушки холмов
светятся на солнце, как покрытые белой пеной гребни могучих
волн. Солончаки с растущей на них более темной жесткой
травой напоминают морскую рябь, а разбежавшиеся и
далеко и близко стада рогатого скота и овец кажутся маленькими
шлюпками или чайками на волнах колышущегося травяного
моря. Жарко, в воздухе сухо, пыли нет, запах степи
сильнее, кое-где отзывается в траве кузнечик, вдали слышится
ржание пасущихся лошадей и блеяние овец>.
264

Тарбаганы
Проследим изменения природы забайкальских степей па*
временам года. Для этого мы используем материалы Н. В. Не-
кипелова, любезпо предоставленные автором в наше
распоряжение.
Первые признаки весны рано дают себя чувствовать в
забайкальских степях. Уже в конце февраля солнце начинает
преть сильнее, так что на южных склонах балок и по
дорогам выступают темные пятна голой земли, от которых
тонкими струйками поднимается легкий пар. Появляются
первые перелетные птицы — одиночные дрофы. На заре, боясь
утренних морозов, сидят они по проталинам и почерневшим
пашням, нахохлившись, поджав под себя крепкие голые ноги.
Под влиянием тепла, собственной тяжести и ветра верхние
слои снега превращаются в твердую корку наста. На ней
не остаются следы мелких зверей, да и человеческий след
отпечатывается не всегда ясно. К тому же к концу февраля
стихнувшие было на этот месяц ветры вновь начинают дуть
по широким степпым просторам, неся по пасту шуршащую
снежную пыль и быстро заметая следы даже крупного зверя.
Бывает, что ветер переходит в буран такой силы, что почти
невозможно двигаться против него, а поднятые им тучи
снега скрывают очертания сопок, так что человек легко теряет
направление. В такую погоду жители не решаются покидать
265

деревни, скот же, застигнутый бураном в открытой степи,
нередко гибнет.
Между тем, таяние снега идет все ускоряясь. Однако
вешних вод в Забайкалье не бывает — это крайне характерно
для здешних степей: уж очень здесь мало снега, и почва,
особенно по склонам сопок, быстро просыхает. К середине
апреля снег сходит отовсюду, исключая дно балок да густые
заросли кустарника. Земля оттаивает, вскрываются реки,
прилетают утки. Начинает зеленеть первая травка,
появляются насекомые, возобновляют свои землекопные работы
грызуны — и те, что спали зимой, и те, что бодрствовали, но
питались запасами, заготовленными еще с осени. То тут,
то там появляются черные, далеко видимые в степи кучки
свеженарытой земли. Это работа цокорей, которые усиленно
приступают к прокладке ходов по мере оттаивания почвы.
Тарбаганы, выбросив пробки из нор* выходят погреться
наружу. Просыпаются суслики и тушканчики. Однако
количество грызунов в весеннее время сравнительно очень
невелико — много их погибло за зиму и в течение ранней весны
продолжает гибнуть от бескормицы.
По мере исчезновения снега и просыхания почвы в
Забайкалье начинаются степные пожары. Они происходят
ежегодно и длятся почти до конца мая. Причина их — отчасти
небрежное обращение с огнем, отчасти сознательный поджог
с целью уничтожить прошлогоднюю ветошь и получить
лучшее сено к покосу. Охватывая большие площади, эти
весенние палы сильно влияют и на растительность, и на животный
мир. Пламя, гонимое ветром, огненной стеной движется по
степи, сжигая всю старую пожелтевшую траву, низкий
степной кустарник, прибрежный тростник. Все превращается в
прах, и вихрь поднимает пепел, который вместе с клубами
густого дыма поднимается высоко в небо. Горизонт словно в
дождливую погоду окутывается серой дымкой, и в воздухе,
далеко от пожарища, стоит запах гари.
«Как мрачна и печальна степь после пожарища,— пишет
Черкасов,— точно черным сукном покрыта ее широкая
волнистая поверхность, на темном фоне которой выделяются
кое-где острова несгоревшей ветоши. Степные птицы, не
имея себе приюта, кричат и пищат какими-то особенно
заунывными голосами... Вся степь превращается как бы в
могилу. Скучно и тяжело в ней в это время. Одни только
Белые куропатки в лесостепи и лысухи
на озере (Северный Казахстан) _->
266

Даурская пищуха
хрустальные озера, освободившиеся от зимного ледяного
покрова, и быстро текущие бирюзовые речки шумят и журчат
в пологих берегах степи, извиваясь по ней, как ленты, в
красивом беспорядке, напоминают о жизни и, становясь еще
более приметными на обгоревшей черной поверхности, как
бы предвещают жизнь, роскошную степную жизнь. И
действительно, прошло еще несколько живительных майских
дней, перепало несколько теплых возрождающих дождиков,
и вы, видевшие степь неделю тому назад мрачною и скучною,
теперь видите зеленою, цветущею, улыбающеюся».
Всюду трепещут в воздухе жаворонки. Они то
поднимаются в небо, превращаясь в ничтожную точку, то камнем
падают вниз. Весь степной простор насыщен их
переливчатым пением. То тут, то там, на выделяющихся из зеленой
травы пологих желтых холмиках-«бутанах», уже издали
можно заметить сурков-тарбаганов. Одни стоят на задних
лапах «столбиком» и перекликаются тявкающими голосами,
другие, распластавшись на земле и вытянув ноги, греются на
солнце. Третьи пасутся в траве около нор. Сурок, вспугнутый
вдали от своего бутана, быстро бежит к нему, но, добежав,
сразу успокаивается, становится на задние лапы и начинает
рассматривать приближающегося. Только убедившись в
опасности,, громко свистнув, он ныряет в нору. Низко над самой
травой скользят луни, выглядывая хомячков, сусликов,
полевок. Мелкие сокола трепещут в воздухе. По вечерним
я утренним зорям изящные журавли-красавки, собравшись
267

вместе, токуют: приседают, подпрыгивают, кланяются,
распускают крылья.
В начале лета жизнь в степи затихает, хотя хищные
птицы продолжают носиться над степью, заросшей уже высокой
травой, а жаворонки — петь, птицы и млекопитающие
заняты воспитанием потомства и ведут себя скрытно. Жара все
нарастает, достигая в июле — начале августа крайнего
предела. К концу этого времени трава выгорает и степь буреет,
несмотря на то, что во второй половине лета в Забайкалье
нередки грозы, сопровождаемые обильными ливнями.
Животные, успевшие к этому времени размножиться и ставшие
менее скрытными, все в большем числе попадаются на глаза»
С межей из-под самых ног с шумом вылетают
многочисленные выводки серых даурских куропаток. Вдали по целине
разгуливает пара красавок, сопровождаемая своими двумя
подросшими птенцами. В степи, особенно если год был
благоприятен, в несметных количествах встречается полевка
Брандта. Еще издали, подъезжая к лугу, заселенному этим
грызуном, слышишь резкий циркающий свист, который затем
начинает раздаваться со всех сторон. Присмотревшись,
можно увидеть среди низкой потравленной скотом травы луга
массу норок, из которых то и дело выглядывают мордочки.
Многие луга бывают сплошь ископаны, вернее источены их
норками, соединяющимися друг с другом пробитыми среди
травы тропами и подземными ходами. Полевка Брандта, в
противоположность почти всем полевкам,— животное строго
дневное. Как только солнце высушит обильную в даурских
степях росу, колонии этих зверьков, до того, казалось,
совершенно необитаемые, оживают на весь день.
Если дожди конп;а лета были затяжными, реки, берущие
свои истоки в горах, сильно повышают уровень и
разливаются. Эти разливы, особенно таких крупных рек, как Аргунь,
Онон, Селепга, губят много мелких грызунов, живущих по
их берегам и островам, что заметно отражается даже на их
общей численности в степи.
Начало осени — лучшее время года в забайкальских
степях. Погода стоит ровная, ясная и тихая. Солнце светит ярко,
но жары уже нет, и легкий ветерок разносит запах сухой
травы и скошенного сена. Воздух необыкновенно чист и
прозрачен, и очертания сопок резко выделяются на синем небе.
Редко когда случится один или несколько дождливых дпей.
Животные, пользуясь этим, подготавливаются к предстоящей
зиме.
Уже с середины августа полевки начинают усиленно
готовить кладовые для зимних запасов, о чем свидетельствуют
368

Даурский суслик.
кучки свежевыброшенной земли у входных отверстий норок.
С конца августа и до октября, когда промерзает почва,
зверьки всецело заняты наполнением своих хранилищ. То и дело
в траве слышится шорох, а часто попадается на глаза и сам
зверек, спешаший с полным ртом к норе. Размеры кладовых
у полевок бывают очень велики. У стадпой полевки,
например, они достигают в длину нескольких метров и 20—30 см
в поперечном сечении. Не столь деятельно готовятся к зиме
хомячки, но и они тоже натаскивают себе в поры запасы.
Усиленно работают цокоры, прекратившие было па лето
рытье ходов. Теперь они выкидывают все повые и новые
кучки земли, прокладывая глубокие ходы, куда запасают свою
пищу—различные корневища. Даурские пищухи, живущие
в степи, преимущественно в поросших ирисом западинах по
берегам озер и рек, стаскивают к своим порам заранее высу-
шепную траву и складывают ее здесь в стожки.
Зима приближается постепенно, исподволь. Дни
становятся все свежее. Уже в сентябре по утрам выпадает серебристый
иней, и пока солнце еще не греет, чувствуется сильный
холод. В конце этого месяца происходит массовое усыхание
269

трав, превращающихся в блеклую шуршащую ветошь.
Погода становится переменчивой: то дуют холодные,
пронзительные ветры, гоня по небу свинцовые тучи, из которых
сыплется дождь вперемежку со снегом, то стоят ясные, солнечные
дни, быстро сгоняющие выпавший накануне снег и
осушающие почву.
К середине октября земля уже промерзает и на нее
ложится постоянный снег. Грызуны прекращают свои
земляные работы. Зимоспящие виды — тарбаган, суслики,
монгольский тушканчик,— накопив подкожный жир и натаскав
в норы подстилку, забивают их отверстия земляными
пробками и впадают в спячку. Так же поступает барсук, часта
выходящий, однако, первое время из норы, так что на
свежем снегу можно видеть отпечатки его широкой когтистой
лапы. Поздней осенью голодные выводки волков усиленно-
рыщут по степи в поисках пищи, и теперь их протяжное
завывание постоянно раздается по ночам.
Зима в Забайкалье наступает рано. Она очень сурова и
малоснежна. К тому же ветер сдувает снег в понижения,
оголяя более возвышенные места. Случаются зимы и почти
бесснежные. Обычно зимой стоит морозная, но ясная погода:
солнце ярко светит, но не греет, снег идет редко. Наиболее
холодные месяцы — декабрь и январь. Холод усиливается
постоянно дующими в степи ветрами, хотя и не особенно
сильными. Но морозы в 30—40°, даже при легком ветре,
дают себя крепко чувствовать. Случаются зимой и сильные
бураны, но не часто,— они характерны для начала весны,
когда и снега выпадает больше.
Безжизненна степь зимой. Лишь птицы несколько
оживляют ее. По дорогам перелетают стайки пуночек и рогатых
жаворонков, привлекаемые сюда просыпанными зернами.
Местами на пашнях собираются сотенными табунами
крупные монгольские жаворонки и, отыскивая пищу, расчищают
от снега пространства в несколько десятков квадратных
метров.
В кустах по речным долинам и неглубоким лощинкам
держатся табунки серых даурских куропаток, которые рано
утром и вечером бегают отсюда на пашни, где тоже
расчищают значительные участки, уже издали выделяющиеся
своей чернотой. Нередко можно встретить одиноко сидящую
на холмике гостью далекого севера — белую сову.
Млекопитающих не видно. Разве что маленький центральноазиатский
заяц-толай, круглый год сохраняющий серую окраску,
выскочит со своей лежки у края дороги и покатит, заложив
непомерно длинные уши за спину.
270

Зато, если специально
этим заняться, нетрудно
обнаружить следы ряда
зверьков. Чаще других
попадаются мелкие следы
даурского и джунгарского
хомячков. Местами они
густо покрывают снег, и то
тут, то там пробегают
крошечные тропки, пробитые
зверьками при посещении
своих складов. Стадные
полевки редко оставляют
следы на поверхности
снега: они прокладывают
короткие ходы от норок под
снегом, на который
выходят лишь отдушины, ПО- Джунгарский хомячок
крытые на краях
бахромой инея. Такие же
короткие подснежные ходы делают вблизи нор и даурские пищухи,
тогда как полевки Брандта зимой, по-видимому, совсем не
выходят из своих жилищ. В зарослях кустарника и твердой
хрустящей ветоши, по берегам замерзших рек, чаще, чем в
открытой степи, разбросаны следы зайца-толая, колонка и со-
лонгоя — крайне характерного для Южного Забайкалья
зверька, близко родственного колонку и также круглый год
сохраняющего коричневатую окраску, но значительно меньшего*
размерами. Наконец, длинными цепочками через степь
тянутся следы лисиц и корсаков, которые легко отличить от лисьих
меньшей величиной. Редко когда попадутся округлые
отпечатки лап манула. Это своеобразная кошка, ростом с
домашнюю, но покрытая чрезвычайно густым и длинным мехом
(приспособление к морозным и вместе с тем ветреным
зимам Внутренней Азии). Значительно чаще встречаются
крупные следы волков, особенно около неглубоко
закопанной в мерзлой земле дохлой скотины.
На зиму из Монголии в забайкальские степи
прикочевывают изредка дзерены. До недавнего времени эта антилопа
постоянно встречалась в наших пределах только в Чуйской
степи на Алтае, да и в самом юго-восточном углу Даурии.
Но еще в середине прошлого столетия дзерены были
широко распространены по Южному Забайкалью, где
держались по травянистым степям с ковылем, острецом, полынькь
и дикой гречихой. В то время и вплоть до начала нашего
271,

столетия огромные табуны их постоянно заходили в
Даурские степи при зимних кочевках. По-видимому, главной
причиной исчезновения дзереяа из Забайкалья были суровые и
почти бесснежные зимы, продолжавшиеся здесь несколько
лет подряд. Известную роль сыграл, конечно, и хищнический
промысел.
Как мы видели, условия жизни в забайкальских и ев-
ропейско-казахстанских степях очень близки. Главное
отличие — еще более морозная и крайне малоснежная
забайкальская зима. Очень близок с первого взгляда и животный мир:
то же обилие грызунов, жаворонков, луней, мелких соколов;
те же дрофа, журавль-красавка, красная утка, степной хорек;
те же зимние гости из тундры — белая сова, пуночка.
Однако при более внимательном знакомстве с животпым
миром обнаруживаются и существенные отличия. Многие
животные европейско-казахстанских степей замещены в
забайкальских степях другими видами: байбак — тарбаганом,
русак — толаем, степная пищуха — даурской, обыкновенная
полевка — монгольской и т. д.
В Забайкалье нет ни стрепета, ни сайги (хотя они до
сих пор встречаются в небольшом количестве в Северной
^Монголии), ни большого тушканчика, ни обыкновенного
хомяка, ни степной пеструшки, ни слепушонки. Зато здесь
водятся такие своеобразные и характерные для Центральной
Азии животные, как антилопа-дзерен, кот-манул, полевка
Брандта, солонгой, близкий к тундровому зимняку
мохноногий курганник. По-видимому, эти отличия объясняются не
столько жизненными потребностями животных, сколько
историей. Тем, что европейско-казахстанские степи, отделенные
от центральноазиатских степей огромными хребтами Тянь-
Шаня и Алтая (они почти сходятся в восточном углу Джун-
тарии), развивались исторически независимо друг от друга,
и обмен между их фаунами был лишь частичным. При этом
вполне понятно, что в казахстанские степи сумело
проникнуть большое число животных из Центральной Азии,'чем в
далекую Европу.

жшя<
СРЕДНЯЯ
АЗИЯ
рым, Кавказ, Средняя Азия — три
стадии, три этапа, в которых
природа проявляет себя со все
возрастающей силой и своеобразием.
Если в Крыму имеются лишь
засушливые степи да невысокие
горы, подножья которых омывает
ласковое море, и без малого
круглый год теплый морской ветерок колышет листья роскошной
растительности южного берега, если Кавказ с его
дремучими лесами, покрывающими склоны Главного хребта, с его
тучными степями и иссушенными полупустынями, с его
заоблачными горами и пышным Черноморским побережьем
уже величествен, то в Средней Азии все проявления
природы огромны, беспредельны.
По ее песчаным пустыням поезд мчится сутками. Темно-
синее в желтых берегах Аральское море, превышающее
размерами Крым,— лишь озеро, лишь внутренний водоем,
закинутый в ее беспредельные равнины, на которые отлагают
18 Н. А. Бобрянский 273

отпечаток, с одной стороны, холодные степи Монголии, с
другой — дышащая зноем Сахара. Обширные горные страны,,
равные целым европейским государствам, приподняты на
тысячи метров, и над ними, в свою очередь, возвышаются
хребты с перевалами, лежащими выше самых больших
вершин Альп.
Здесь все огромно, во всем безмерный размах, и над всем,
довлеет желтая песчаная и серая полынная пустыня,
накладывая свою печать не только на предгорья, но и на
высокогорную часть края. Над всей Средней Азией в течение
большей части года высоким куполом стоит темно-синее
безоблачное небо, с которого солнце льет потоки ослепительного
света, обусловливая резкие смены ярких бликов и черных,,
как уголь, теней. Зато зимой горы до самых подножий и вся
северная часть края коченеют от мороза и леденящих ветров.
Утими общими для всей Средней Азии чертами резко
материкового климата объясняется связь низин и гор:
существование пустынных степей в заоблачных высотах и
холодных ледниковых рек, глубоко врезающихся в,раскаленные
пески.
В свою очередь географической близостью, общей
историей и некоторыми общими условиями существования в
низменностях и горах Средней Азии объясняется то
обстоятельство, что некоторые животные в этих районах представлены
одними и теми же или очень близкими формами. Так, заяц-
толай распространен от пустынных берегов Каспия и Арала
до шебнистых высокогорий Тянь-Шаня и Памира; та же
форма слепушонки обитает на безжизненных такырах,
рассеянных по пустыни, и на сочных альпийских лугах;
небольшой среднеазиатский волк и лисица-караганка населяют
почти всю страну; темноногий среднеазиатский кабан
живет как по тростниковым зарослям и тугаям ниже уровня
моря, так и в горах, где поднимается летом выше пояса
древесной растительности. Во всей Средней Азии
отсутствуют такие широко распространенные животные, как крот,
крыса-пасюк, белка; нет здесь лесной куницы и
обыкновенного ежа.
Но имея общие черты, животный мир низменной Средней
Азии в целом очень сильно отличается от животного мира
горных частей страны. Поэтому рассмотрим их отдельно.
274

НИЗМЕННАЯ СРЕДНЯЯ АЗИЯ
..И прошли мы степь, как море,-
Сквозь песчаный ураган,
Там он ходит на просторе^
Мчит с бархана на бархан*
Птицы редко там летают —
Там песок летит столбом..*
(Из казачьей песни)
Все огромное пространство, раскинувшееся от берегов
Каспийского моря до гор Тянынанской системы,
представляет собой пустыню — глинистую, щебнистую или песчаную.
Только вдоль больших рек — Сыр-Дарьи, Аму-Дарьи, Чу —
тянутся тугаи — непролазная чаща из джиды, тамариска,
разнолистного тополя, к которым примешивается тростник,
местами, образующий обширные заросли.
Уже в начале мая в Кара-Кумах и южных Кызыл-Кума^
@олнце днем начинает немилосердно печь, и хотя случаются
освежительные дожди и ночи еще прохладные, погода стоит
очень жаркая. А это только начало бесконечно длинного
среднеазиатского лета, и растительность еще не успела
выгореть. Еще стоят по глинистым и слабощебнистым местам
пустыни ферулы. Эти зонтичные имеют в высоту всего 1 —1,5 м<
но в пустыне нет масштаба для определения размеров на
расстоянии, и издали они производят впечатление молодых
яблонь, а гладкие, как бы полированные стволы, белые от
солнечных бликов, кажутся обмазанными белой известью.
Еще зеленеет редкая травка в щебнистой гаммаде, еще
залиты лёссовые бугры предгорий кровавыми маками и свежа
своеобразная кустарниковая растительность барханных
песков. Только голубовато-серая полынь, редкие кустики
которой покрывают огромные пространства, выглядит тусклой,
отмершей. Еще не успели затвердеть и покрыться слоем
липкой глины такыры — пониженные площадки, лишенные
всякой растительности. Еще встречаются у колодцев вообще
чуждые пустыне различные пролетные птицы, и песчанки,
вылезают из своих нор покормиться даже в полуденные
часы.
Но уже в конце мая ферулы пожелтеют, жаркий ветер
иссушит и растреплет их шаровидные верхушки, изломает
и нагнет на бок их стебли, и они утратят всякое сходство с
деревьями даже издали. Такыры станут твердыми и
гладкими, как асфальт, подсохнет и съежится редкая травка, и р
пустыне наступит лето. Для жителей пустыни это тяжелое
18* 275

время. Черепахи тяжело ползают, обгладывая остатки
сочной растительности, а несколько позднее впадают в спячку.
Даже малые жаворонки, эти коренные обитатели глинистой
и щебнистой пустыни, в полуденные часы ищут тень под
редкими кустиками и сидят, нахохлившись, с раскрытыми
клювами. Жарко, душно и негде укрыться ог палящих
лучей солнца. Лишь маленькие пустынные славки
перепархивают как ни в чем не бывало, да шныряют ящерицы.
Около колодцев, разбросанных далеко друг от друга,
пасутся большие стада курдючных овец, многие овцы лежат,
тяжело вздымая бока. Сюда же, свистя острыми крыльями,
прилетают стайки чернобрюхих рябков и, напившись из
струйки воды, текущей от колодца, быстро уносятся с водой
в зобах для своих птенцов, вылупившихся за десятки
километров в безводной пустыне. Около колодца держатся и
мелкие птички пустыни; сюда же приходят ночью на водопой
пугливые и быстрые джейраны. Но многие животные
пустыни не нуждаются в воде для пить/j. К ним относятся не
только все пресмыкающиеся — ящерицы, змеи, черепахи,— но и
мелкие хищные зверьки — хорьки, болыпеухие ежи,
пестрые хорьки-перевязки, получающие необходимую для
жизни влагу из растений, птичьих яиц и крови своих жертв. Не
пьют воду и грызуны: песчанки, тушканчики, желтые
суслики, зайцы, а также многие пустынные птицы — саксаульные
сойки, дрофы-красотки, пустынные славки. Все они
довольствуются той влагой, которую содержит их пища.
Разнообразна пустыня, и животный мир ее на участках
разного характера различен. Безжизненна щебнистая там-
мада, занимающая местами весьма значительные
пространства. Пожалуй, сравнительно многочисленны здесь лишь
некоторые виды ящериц-круглоголовок. Еще мертвей пухлые
солончаки, покрытые коркой грязно-желтовато-белой соли,
в которых нога человека тонет по щиколотку. Даже гладкие,
как стол, или покрытые трещинами такыры богаче жизнью.
Здесь встречаются серые, с уплощенным и расширенным
жабовидным туловищем, такырные круглоголовки и
попадаются кучки, нарытые слепушонкой. Этот грызун питается,
по-видимому, луковицами различных растений, снесенных
талой водой и весенними дождями, но не сумевших пробить
своими всходами крепкую корку такыра. Как и пухлые
солончаки, такыры разбросаны пятнами по пустыне и
занимают лишь небольшие пространства.
Немного богаче жизнью и глинистая пустыня, покрытая
на сотни километров однообразным полынным покровом.
Для нее, кроме жаворонков, особенно характерна дрофа-
276

красотка, иначе джек,— крупная птица с желтоватым
оперением, исчерченным темными струйками, делающими
птицу совершенно незаметной, когда она лежит распластавшись
на земль среди редких кустиков тусклой полыни. Но
можно проехать и многие десятка километров полынной
пустыней, не встретив ни одной дрофы.
Мчится часами по пустыне автомобиль, поднимая клубы
пыли, а по обеим сторонам все та же едва всхолмленная п
покрытая полынью равнина, ухсдящая вдаль и отделенная
на горизонте от неба полосой струящегося воздуха. Лишь
изредка слетят с дороги голуби да стремительно пронесется
стайка рябков. Но вот постепенно начали все яснее
очерчиваться на горизонте гряды горок; они все приближаются,
уже можно различить красновато-желтые пласты обрыва.
Дорога заворачивает, спускается вниз, и у подножья горок
открывается небольшое темно-синее озеро, окаймленное,
точно снегом, широкой белой полосой соли. Машина
мчится около самой воды, но не взлетают птицы с голых берегов
озера — оно мертво. Лишь над горами плавают в воздухе
огромные грифы. Машина замедляет ход и карабкается вверх
по дороге, прорытой между двумя отвесными стенами лёсса.
Совсем рядом сидит чурбанчиком на небольшом выступе
стены сыч, кивая своей круглой головкой. Машина с трудом
взбирается наверх, и снова перед глазами открывается
широкая, чуть всхолмленная равнина, покрытая пыльной
полынью.
Снова мчится машина в облаках пыли. Все так же
однообразна огромная пустыня, все так же обдает вас жарким
воздухом, жжет солнце, струится горизонт. Иногда над
струящейся полосой его, оторвапно от земли, неясно выступает
как бы озеро, окаймленное смутными очертаниями не то
кустов, не то деревьев. И трудно решить, действительно ли вы
приближаетесь к озеру или это только обманчивое марево,
отражающее хотя и реально существующее, но отдаленное
от вас огромными пространствами пустыни. Более вероятно
последнее. Однако иногда машина действительно
подъезжает вскоре к озеру. Оно лежит в плоских берегах и
окаймлено широкой полосой мокрого солончака, поросшего
мясистыми солянками. Хрустит его твердая грязно-желтая
корка под ногами, обламывается, точно тонкий лед. и
наружу выступает черная, как деготь, маслянистая грязь.
Только у самой воды почва мягкая, илистая. На ней
отпечатались многочисленные и разнообразные следы мелких и
более крупных куликов, перепончатые лапы уток, глубокие
вдавления больших, длинных пальцев цапли, прошедшей
277

вдоль берега. А у самого уреза воды прибило белую полосу
мелкого пера и пуха. Над головой с криком вьются
стройные крачки. Плотные стайки куличков снимаются с берега,
проносятся над самой водой, все сразу, точно по команде,
мелькнут белым подбоем крыльев и пропадут, опустившись
на берег. По мелкой воде бродят шилоклювки и
ходулочники. Над густыми зарослями камыша, что рядом с плесом,
чуть не задевая их верхушки крыльями, плавно скользит
болотный лунь. А из самых зарослей выплывают на чистую
воду несколько матово-черных лысух с белыми бляхами на
лбу. На середине озера держатся утки, а на
противоположной стороне его расположились огромные пеликаны и ходит,
высоко поднимая длинные ноги, сутулая цапля.
Но пора ехать дальше; со дна запасной бочки едва можно
набрать четверть кружки воды, теплой, как парное молоко,
горько-соленая вода озера не пригодна для питья, а до
колодца еще далеко. И опять потянулась серая пустыня:
глина, мелкий щебень, полынь. Дальше пошли пески. Здесь
жизнь много разнообразнее и богаче. По сглаженным,
закрепленным редкой растительностью пескам быстро бегают
довольно крупные степные агамы и другие более мелкие
ящерицы; здесь особенно многочисленны черепахи, часто
попадаются изрытые норами и лишенные растительности
площадки, занятые колониями большой песчанки. Вскочив
на задние лапы и громко свистнув, зверьки опрометью
бросаются в норы, и уже из-под земли слышится их возня.
Серые, как все в пустыне, сорокопуты перепархивают с
одного куста на другой, а внутри кустов копошатся маленькие
пустынные славки. Легко можно натолкнуться и на
мышкующую лисицу. Несколько секунд стоит она, как
вкопанная, и внезапно, словно привидение, скрывается за
ближайшим увалом.
Но наиболее своеобразна жизнь сыпучих барханных
песков, по которым на значительном расстоянии друг от
друга разбросаны безлистные кусты джузгуна, усыпанные
красными, желтыми, оранжевыми пушистыми
шариками-плодами. Растет здесь также полукуст, полудерево — саксаул,
от изогнутого, скрюченного ствола которого отходят
безлистные ветви, заканчивающиеся тонкими, членистыми,
серовато-зелеными веточками, и стройная песчаная акация с
длинными узкими редкими листьями и темно-лиловыми,
испускающими нежный аромат цветами... А там, прямо ез голого
Дрофы в Забайкальских степях ►
278

Серая цапля
песка, свечой торчит как бы огромная спаржа в метр —
полтора вышины и толщиной в руку. Этот лишенный листьев
паразит сосет соки из корней саксаула.
На человека, впервые попавшего в барханные пески, они
производят неизгладимое впечатление. Кажется, что попал
в какой-то своеобразный сад, в котором жизнь богата, но
беззвучна. Блестящие черные в мелких крапинках, точно
посыпанные белой мукой, жуки неуклюже, но быстро
ковыляют на своих коротких передних и длинных задних
ножках, густо усаженных хитиновыми волосками. Высоко
поднявшись на передних ногах, крупная ушастая ящерица-
круглоголовка, как изваянная, стоит на самом гребне
бархана и движет только хвостом, то закручивая его вверх, то
раскручивая. Маленькие песчаные круглоголовки, с
розово-лиловым продолговатым пятном на спине, проворно бегают по
подернутому рябью от ветра песку. Они точно играют: то
остановятся и загнут кверху полосатый снизу хвост, то опять
его опустят, то зароются, не сходя с места, в песок. Длинная
тонкая стрела-змея изломанными петлями расположилась на
279

ветвях джузгуна. Из-за куста выбежала саксаульная
сойка, но, увидев человека, повернула обратно. И вся эта
безмолвная жизнь запечатлевается на песке, который
местами во всех направлениях пересечен следами разных своих
обитателей. Определить чьи они нетрудно: след змеи имеет
вид извилистой, как бы размытой линии; след ящериц-
скаптейр менее извилист и тянется узкой линией, по бокам
которой отчетливо видны отпечатки лап; у черепахи — след
идет широкой ровной полосой, окаймленной с обеих сторон
рядом округлых в давлений, а у жуков — парным рядом
мелких точек. Но недолговечны эти следы: даже слабый
ветерок-поземка, который почти всегда бывает в пустыне,
сглаживает их. При самой тихой погоде они сохраняются не
более нескольких часов.
Но представьте себе, что вам наскучило стоять на месте
под жгучими лучами, наблюдая эту спокойную жизнь, и вы
двинулись дальше. Маленькие круглоголовки тотчас
разбежались и зарылись в песок. Из-под самых ног выскочила
ящерица-скаптейра и, промчавшись стрелой по открытому
пространству, скрылась за ближайшим кустом. Ваши ноги
по щиколотку утопают в песке и, оглянувшись назад, вы
видите, как песок медленно стекает в ваши следы, сглаживая
их края. Поднимаясь на бархан с подветренной стороны, вам
придется уже усиленно двигать ногами, чтобы взобраться на
него, так как песок, приведенный в движение, всей своей
массой беззвучно стекает и засыпает ноги чуть ли не до колен.
Промчался, широко расставляя большие задние ноги,
тонкопалый суслик и окрылся за следующим барханом. Беззвучно
поднялся с земли и, пролетев немного, опять опустился на
нее буланый египетский козодой. От усиленной работы нога-
У шастая круглоголовка
28а

Мохноногий тушканчик
ми и палящего зноя начинает стучать в висках и мутить.
Реально ли все это беззвучное царство?
Вдруг резкая трескотня раздалась сбоку, и
пепельно-серый песчаный воробей, распушившись и опустив крылья,
запрыгал по песку. Птичка явно встревожена и вертится все
на одном месте под невысокой стройной акацией. Причина
ее тревоги ясна: на тонких ветвях деревца совсем открыто
висит, точно пушистая варежка, ее шарообразное гнездо,
сотканное из растительного пуха.
Идя дальше, можно натолкнуться и на варана —
огромную, свыше полутора метра длиной, ящерицу, которая,
увидя человека, стремится спастись бегством, высоко держа
свое тело на растопыренных ногах. Если варана застать
далеко от норы, его нетрудно догнать и заставить принять
оборонительную позу. Он сильно раздувается, спина становится
совершенно плоской, из широко раскрытого рта доносится
громкое шипение, а хвост, отводимый резко в сторону, с
силой бьет направо и налево. Однако, если быстро схватить его
одной рукой за шею, другой за основание хвое га, овладеть
им нетрудно.
Совсем другой мир животных пробуждается ночью в
барханах и сменяет их дневных обитателей. Еще с вечера
начинают бесшумно летать близко над землей крупные
египетские и более мелкие обыкновенные козодои, ловя широким
ртом насекомых; бегают, семеня ножками, ушастые ежи. Но
настоящей ночной жизни еще нет. О ней, казалось бы, лучше
всего судить по тому, что можно увидеть в лунную ночь,
когда залитые мягким светом барханы производят впечатление
снежных сугробов и кажется, что все видно, как на ладони.
281

Но обманчиво лунное освещение: все точно мертво кругом,
лишь по временам какие-то тени беззвучно скользят и
мелькают у самых ног. А между тем, в полосе, внезапно
освещенной сильным фонарем, можно увидеть застывшего, как
бы в удивлении, головастого большеглазого сцинкового или
стройного гребнепалого геккона; быстро ползущего удавчя-
ка; тушканчика, который, точно безумный, мечется взад и
вперед, пока не исчезнет за освещенным пространством.
А рано утром, на остывшем за ночь песке, находишь
многочисленные совсем свежие следы насекомых, змей, ящериц,
копки тушканчиков; иногда попадаются округлые отпечатки
лап пятнистой кошки, ведущие к кусту, под которым песок
свеже накопан: видимо, хищник рылся здесь, ища
укрывшуюся в нору добычу.
В песчаной пустыне имеются и своеобразные
саксауловые леса. «На непривычного человека,— пишет В. Н. Шнитг
ников,— саксауловый лес производит странное и даже
жуткое впечатление. Прежде всего, несмотря на свою* густоту,
он весь какой-то светлый благодаря светлой коре и
устройству ветвей, не дающих тени. В жару в нем еще жарче, чем вне
его, так как он защищает от ветра, мало защищая от солнца.
Затем, в нем большей частью царит тишина, так как птичье
население здесь далеко не богато ни видами, ни особями.
Жуткое же впечатление он производит благодаря массе
валяющегося мертвого саксаула, который имеет темный цвет
и самые причудливые фантастические формы,
напоминающие таинственные, заколдованные, чисто сказочные леса.
Особенно мрачную картину представляет мертвый
саксауловый лес: некоторые деревья упали и лежат черными
грудами, другие еще стоят, простирая во все стороны свои,
дикой формы, как бы скорченные судорогой ветви. Среди
царящей вокруг могильной тишины эти мертвые чудовища
как лежащие, так, особенно, стоящие, имеют без всякого
преувеличения прямо-таки страшный вид, до того необычны,
своеобразны, уродливы и даже чудовищны их формы».
Животный мир саксауловых лесов не только беден, но и мало
своеобразен; здесь, собственно говоря, встречаются почти
все животные закрепленных песков, но в небольшом
количестве.
Совсем другой вид имеет тугайный лес. Это — чаща из
переплетающихся ветвей деревьев и кустарников, обвитых
и пронизанных вьющимися растениями. Здесь вперемежку
растут: колючая кислица, покрытая шариками-ягодами и
достигающая иногда размеров небольшого дерева; корявый
тал с редкими зелеными, точно лакированными листьями;
.282

серебристо-серая джида, испускающая весной пряный запах
из своих желтых цветочков — будущих мучнистых,
вяжущих плодов; разнолистный тополь-туранга, поднимающийся
выше других деревьев; большие кусты гребенчука с тусклой
перистой листвой, вроде хвои, и густыми
розово-малиновыми кистями мелких цветочков. Тут же местами растет и
тростник. Все перемешано, сцеплено, перевито. Глубокая
тень стоит в этой непролазной чаще, но воздух здесь из-за
полной неподвижности всегда влажен и душен, как в
теплице. В чаще скрываются фазаны, зашгы, камышовые коты,
шакалы. Их различного диаметра ходы пронизывают тугай
во всех направлениях. В нем постоянно слышатся птичьи
голоса и какое-то таинственное шуршание. Часто раздается
громкое кудахтанье фазанов, нередко — хрюканье и быстро
смолкающий треск и топот вспугнутого с лежки кабана, а
по вечерам — вой шакалов.
Но представим себе, что мы продолжаем свое
путешествие по пустыне. Ближе к горам, когда белые, покрытые
вечными снегами хребты ослепительно блестят на темно-синем
небе и у подножья гор уже можно различать сквозь
пылевую дымку узкие пирамидальные тополя и округлые шапки
карагачей, равнина начинает приподниматься и характер ее
меняется. Заросшие густым тростником старые и лишенные
растительности свежевычищенные большие арыки с
высокими насыпями-берегами распадаются на сложную систему
мелких арыков, орошающих большие кварталы
возделанных полей. Они подходят к самому краю голых пустынных
участков, на которых местами выступает пятнами и
полосками грязно-белая соль. Начинают попадаться крупные
степные жаворонки. Удод порхающим полетом, точно
большая пестрая бабочка, поднимается с дороги и тут же
садится на край ее, расправляет веером хохол и издает
глухое «уп-уп». На телеграфной проволоке сидят поодиночке
зеленовато-голубые сизоворонки и тесными парочками
стройные, яркоокрашенные в зеленый и золотисто-желтый
цвет щурки. Одна из них внезапно срывается, падает в
воздух, взметывается на острых распростертых крыльях и
опять садится рядом со своей парой. Иногда удается
вспугнуть фазана, который, шумно вырвавшись из густого ку*
старника, растущего по краю большого арыка,
распластавшись, скользит по воздуху, волоча свой длинный хвост,
чтобы вновь опуститься в заросли.
Дорога круче поднимается в гору. С левой стороны ее
стоят серые, местами подправленные свежей, еще темной
глиной дувалы — глинобитные стены. Под ними журчит
283

арык с чистой горной водой. По соседству бродят, воркуя,,
несколько малых горлиц и бегают, качая длинными
хвостами, белые с черным траурные трясогузки. А над дувалами'
возвышаются деревья урюка и высокие прямые
пирамидальные тополя. Недалеко раскинулось холмистое кладбище,
изрытое норами песчанок, которые тут же бегают между
могилами. Вы попали в кишлак, расположенный в предгорной
полосе, где сталкивается пустыня с горами и частично
сходятся их фауны. Из горных лесов в сады кишлака
спускаются ярко-рыжие с длинным хвостом и металлически зеленой
хохлатой головой райские мухоловки, черные дрозды,
зеленушки, туркестанские крысы, замещающие в Средней Азии
пасюка и живущие здесь в диком состоянии в ореховых
лесах; сходят ночью на бахчи и огороды дикобразы. Из
пустыни в кишлак проникают сычи, ушастые ежи, ящерицы-
гологлазы и серые гекконы. А расположенные тут же
лёссовые бугры и склоны, плодородная почва которых
искусственно не орошается, представляют собой настоящую
эфемеровую пустыню, которая только на короткий срок весной и,
отчасти, осенью оживает, покрываясь маком, низкорослыми,
но яркими красными и желтыми тюльпанами, мелкими
лиловыми и желтыми ирисами. Просыпается от спячки
характерный житель эфемеровой пустыни—желтый суслик,
ползают черепахи, выбрасывают свои кучки слепушонки, по
временам налетают стаи розовых скворцов и принимаются
уничтожать саранчу. Жизнь кипит, но недолго: уже к
концу мая вся растительность выгорает нацело, зеленые бугры
становятся одноцветно глинисто-желтыми, покрываются
слоем пыли; желтые суслики и черепахи уже спят, глубоко
зарывшись в землю; все мертво, жизни как не бывало.
Чрезвычайно высокие температуры и сухость воздуха в
течение большей части года, недостаток пищи, а главное
воды, отсутствие естественных укрытий и однообразно
серовато-желтоватый тон почвы — вот те основные условия, к
которым приходится приспособляться животным, населяющим
пустыню. От высокой температуры они спасаются тем, что
или ведут ночную жизнь, или скрываются на самые жаркие
часы в норы, или зарываются на это время в песок, более
глубокие слои которого всегда прохладны, или, наконец,
взбираются на кусты, где температура ниже, чем на
поверхности раскаленной почвы. Многочисленные опыты показали,
что если тех же ящериц, бегающих в жаркий день по песку,
лишить тем или иным способом возможности предохранять
свое тело от перегрева, если, например, привязать их за!
лапку и выставить на солнце, они погибают чрезвычайно
284

быстро — всего в несколько минут. Следовательно, в
основном приспособления животных к высоким температурам
пустыни выражаются в том, что они могут различными
способами избегать их.
Кроме того, согласно распространенному правилу,
получившему название правила Бергмана (по имени ученого,
установившего его), теплокровные животные —
млекопитающие и птицы — по мере приближения к тропикам, т. е. по
мере того, как климат становится жарче, уменьшаются в
размерах. Конечно, правило это приложимо только к
близким видам и подвидам одного вида и имеет исключения.
Например, самый мелкий сурок — восточносибирский (он
доходит до берегов Ледовитого океана), самая мелкая ласка
живет в тундрах северо-восточной Сибири, а самая
крупная — в Закавказье. Но как общее явление, правило
Бергмана, несомненно, существует. Иллюстрировать его можно
хотя бы на волках, образующих постепенно
уменьшающийся ряд от огромных тундровых волков до небольших
среднеазиатских; на лисицах, постепенно уменьшающихся к югу
даже в пределах Средней Азии; на сравнительно крупных
желтых сусликах и корсаках Среднего Казахстана,
замещенных в более южных частях Средней Азии мелкими
формами, и т. д. У пресмыкающихся и земноводных
наблюдается обратное явление, хотя оно выражено менее ясно: по
направлению к тропикам размеры их увеличиваются.
Эта закономерность, по-видимому, находит свое
объяснение в том, что, как уже указывалось выше, мелкие тела
имеют относительно большую поверхность, и наоборот, а
отсюда вывод: мелкие размеры теплокровных животных в
жарком климате имеют то преимущество, что тепло
излучается усиленно, крупные же размеры холоднокровных
способствуют меньшему нагреванию их тела солнечными лучами.
Недостаток воды в пустыне ведет к тому, что в ней могут
существовать только такие животные, которые способны
или быстро покрывать большие расстояния, бегая или летая
на водопой за десятки, порой сотни километров, или
животные, довольствующиеся той влагой, которую они получают
из пищи. К первым относятся рябки, голуби,
антилопы-джейраны, дикие ослы-куланы; ко вторым — различные
грызуны, многие мелкие хищные и насекомоядные звери и птицы,
все пресмыкающиеся.
^Следует отметить еще одно приспособление, связанное с
недостатком воды: ряд пустынных животных — верблюды,
курдючные овцы, некоторые тушканчики —скопляет в своем
теле большие запасы жира, который, окисляясь, дает так
285

называемую метаболическую воду. По-видимому, именно с*
этой точки зрения и следует в первую очередь рассматривать
такие образования. Крайне характерно, что жировые
отложения пустынных животных не покрывают тело сплошным
слоем, как у животных широт, где жир служит и для
согревания, а скопляется на сравнительно небольших участках
тела: горбы верблюда, корень хвоста курдючных овец и тол-
стохвостых тушканчиков.
Но все же для многих животных эти приспособления
оказываются недостаточными для переживания самой
жаркой и сухой поры в пустыне, и они либо покидают ее на это
время, либо впадают в летнюю спячку. Подобным образом
поступают из позвоночных многие пресмыкающиеся и
грызуны. У некоторых форм эта спячка часто без перерыва
переходит в зимнюю. Например, желтые суслики и черепахи
в местах, где растительность особенно быстро выгорает,
например в лёссовой пустыне, уже в конце мая погружаются-
в сон, продолжающийся часто до следующей весны. Таким
образом, местами эти животные бодрствуют всего три с
половиной — четыре месяца в году.
Необходимость быстрого передвижепия по пустыне
обусловливается не только недостатоком воды, но и рассеянной
на больших площадях пищей, а также тем, что многие
животные спасаются от преследования бегством. Если для
копытных, кулана и джейрана все эти три момента имеют
одинаковое значение, то для типичной пустынной кошки —
гепарда — быстрота бега необходима, главным образом, чтобы
догнать свою добычу: он, в противоположность всем прочим
представителям своего семейства, охотится подобно собакам,
т. е. гоном. Такой способ охоты возможен для гепарда
потому, что он, в отличие от всех кошек, имеет длинные, тонкие
ноги собачьего склада. Быстрота его бега такова, что он
догоняет даже джейрана. Тушканчики — исключительно
быстроногие зверьки — особенно хорошо приспособлены к жизни
именно в пустыне с ее редким растительным покровом и
рассеянной пищей. Наоборот, сурки и суслики, которые
благодаря своей привязанности к норам имеют весьма
ограниченный район кормежки, в пустыне отсутствуют.
Исключение составляет лишь желтый суслик, но он связан с
эфемеровой пустыней и бодрствует только в то время, когда она
покрыта сочной травой. Что касается так называемого
тонкопалого суслика, то он относится, как теперь установлено,
к другому роду, близкому к африканским наземным белкам,
и биологически резко отличается от настоящих сусликов тем,
что мало привязан к норе и обладает очень быстрым бегом.
286

Пустыня — это сухая степь в ее крайнем проявлении.
Поэтому вполне понятно, что приспособления, существующие
у многих степных животных, свойственны и пустынным, но
выражены еще резче. Например, заяц-толай представляет
как бы утрированного русака, ибо уши и задние конечности
у него еще длиннее.
Если для степных животных характерна серая окраска, то
в пустыне почти все живое — ящерицы, змеи, птицы и
млекопитающие — окрашено в однообразный песчано-желтова-
тый цвет. Исключения есть и здесь, например, черный
ворон, жуки чернотелки и навозники, но подобные исключения
очень редки.
С другой стороны, почти все широко распространенные
виды образуют в пустыне местные бледноокрашенные
формы. В том числе и такие животные, как летучие мыши и
слепушонки, для которых такая окраска не может играть
защитную роль: летучие мыши днем скрываются в
укромных местах, а ночью все равно обращают на себя внимание
движением; слепушонки же — роющие, подземные
животные. Далее, заслуживает большого внимания, что летучие
мыши из пустынь Центральной Азии, особенно из Кашга-
рии, где климат еще суше, почти белесые. Из этих и других
примеров ясно, что «пустынная» окраска далеко не всегда
имеет значение покровительственной. По-видимому, она
зависит от сухого климата жаркой пустыни.
Остановимся несколько на приспособлениях более
частного характера, связанных с жизнью в сыпучих барханных
песках. Прежде всего, у характерных обитателей их на
лапах имеются особые приспособления, препятствующие ноге
вязнуть в песке. Именно у мохноногих тушканчиков и
барханного кота лапы снизу покрыты густой щеткой из
длинных твердых волос, у тонкопалого суслика и единственной
песчаной землеройки — путорака — они окаймлены
бахромой из подобных же волос. У сцинкового и гребнепалого
гекконов, у скаптейр, ушастой и песчаной круглоголовок, т. е. у
ящериц, относящихся к самым разнообразным группам,
пальцы тоже окаймлены бахромой, но уже из роговых
зубчиков, а у многих жуков на лапках имеются длинные
хитиновые волоски.
Далее, живущие в барханных песках круглоголовки и
небольшая, но чрезвычайно ядовитая гадюка-эфа обладают
способностью, не сходя с места, закапываться, как бы
погружаться в песок. Достигается это, по-видимому, быстрыми
колебательными движениями тела. В то же время небольшой,
не более метра, «стенной» удавчик, проводящий большую
287

часть времени зарывшись в песок, может быстро ползать под
его поверхностью, чему способствует очень большой с острым
горизонтальным ребром рыльцевый щиток этой змеи.
Существуют указания, что у удавчиков, населяющих области
с глинистой почвой, глаза и ноздри направлены в бока;
среди удавчиков, живущих в песках, чаще встречаются особи
с глазами и ноздрями, направленными вверх.
Целесообразность этого явления вполне понятна.
Конечно, огромная область среднеазиатских пустынь,
простирающаяся с севера на юг приблизительно на 1300 км
и имеющая с запада на восток в своей северной части около
2500 км, неоднородна по своей природе. Достаточно сказать,
что в то время как северный конец Аральского моря
ежегодно замерзает на четыре-пять месяцев, что и в середине
мая иногда на нем плавают льдины и средняя январская
температура здесь —12°, т. е. ниже, чем на берегах
Финского залива, на юге Средней Азии зимы часто почти
бесснежны, даже в январе ежегодно бывают дни, когда
термометр показывает 20° тепла, хотя наряду с этим случаются
и морозы до —25°. Действительно, Средняя Азия — страна
контрастов!
Какой же вид имеет пустыня зимой? Как ведет себя
в это время года ее животное население? К сожалению, об
этом мы знаем чрезвычайно мало. Вернее, относительно
северных среднеазиатских пустынь мы не располагаем почти
никакими сведениями, что же касается южных, то за самые
последние годы имеются некоторые наблюдения. Они
относятся к юго-восточным Кара-Кумам, где зимой 1937 г.
работали в районе станции Репетек проф. Б. С. Виноградов
и А. И. Аргиропуло, а позднее (1945 г.) — проф. Г. П.
Дементьев и А. К. Рустамов.
Средняя температура зимы здесь не опускается ниже
нуля. Морозы бывают с конца ноября до начала апреля,
достигая в декабре — феврале —20°. Однако число морозных
дней невелико. Все растения в середине зимы находятся в
полном покое, но основная масса семян саксаула и
небольшое количество плодов на отдельных кустах, например,
песчаной акации, еще не опадают. Число видов животных,
обнаруженных здесь проф. Виноградовым и Аргиропуло,
оказалось значительно больше, чем можно было ожидать для
зимы.
Правда, зимующих птиц было очень немного, и те в
большинстве случаев не местные, а прикочевавшие, иногда
издалека. Зато видовой состав млекопитающих сравнительно с
теплым временем года почти не изменился, так как в на-
288

стоящей зимней спячке находились лишь ежи, летучие
мыши да пустынный тушканчик; все же прочие
млекопитающие, в том числе мохноногий и гребнепалый тушканчики,
полуденная и большая песчанки, тонкопалый суслик,
оказались бодрствующими. Выяснено, что и пресмыкающиеся не
все впадают здесь в непробудную зимнюю спячку. Почти
ежедневно оставляли следы и открытые норки скаптейры,
довольно часто выходили на поверхность песка ящурки,
реже — агамы и змеи-стрелки, и только по одному разу были
обнаружены ушастая круглоголовка и эфа. Интересно, что
последняя была встречена днем, тогда как в теплое время
года эта змея ведет ночную жизнь. В деятельном состоянии
оказались и сравнительно многие беспозвоночные: песчаные
тарантулы, мокрицы, жуки-чернотелки, некоторые мухи,
муравьи, несколько раз наблюдались стрекозы и барханные
тараканы, выходившие из песка в безморозные ночи. В начале
декабря после выпадения дождя и последующих морозных
ночей с инеем и мерзлой коркой на песке, достигавшей 5 см
толщины, временно прекратились выходы ночных
насекомых. Но ночная деятельность тушканчиков и песчанок
нисколько не ослабела, несмотря на дожди и снега. Зато
сильные ветры и песчаные бури, которые зимой здесь часты,
делают пески на это время совершенно безжизненными.
Чрезвычайно существенную часть пищи грызунов,
саксаульной сойки и зерноядных птиц' песчаной пустыни зимой
составляют семена саксаула. В безветренную погоду песок
под этими деревьями часто бывает настолько истоптан
зверьками и птицами, что буквально не остается ни одного
нетронутого места. Тушканчики и песчанки поедают не только
осыпавшиеся семена саксаула, но и висящие на месте, для
чего лазают на кусты. Погрызанные большой песчанкой
ветки саксаула были обнаружены даже на высоте около 3 м над
поверхностью песка. В северной части пустыни, где много
холоднее и снеговой покров держится в среднем более двух
месяцев, зимняя жизнь животных должна сильно отличаться,
но как именно — не выяснено.
Климат северных и южных пустынь отличается не только
температурами, но и распределением осадков. Хотя обшее
количество их и здесь и там примерно одинаково ничтожно,
но на юге они выпадают почти исключительно в
зимне-весеннее время, тогда как на севере распределены по временам
года более или менее равномерно. В результате, как мы
видели, в южных пустынях весной происходит буйная
вспышка жизни, которая затем быстро замирает. Северные
же пустыни, где осадки выпадают ничтожными порциями
19 Н. А. Бобринский 289

круглый год, вечно испытывают жажду. Чтобь! дать
некоторое представление о них, воспользуемся описанием Голодной
степи — Бет-Пак-Дала — щебнисто-глинистой пустыни в
75 тыс. км2, расположенной к западу от оз. Балхаш. Проф.
Кашкаров, руководивший экспедицией, которая работала
летом 1933 г. в восточной части пустыни Бек-Пак-Дала пишет:
«Безжизненное впечатление производит щебнистая
пустыня Бет-Пак-Дала. В песках, хотя рельеф меняется,
меняется растительность, под кустиками джузгуна, саксаула
и под деревцами песчаной акации есть хотя какая-нибудь
тень. Здесь же — необъятная равнина, чуть-чуть, едва
заметно волнистая, тянется впереди, насколько глаз видит,
пустая и молчаливая. Хрустит под ногами мелкий щебень,
зноем пышет с каменистых глыб тут и там выступающей
материнской породы... Сухой ветер, сушащий лицо, ротг
нос,— ветер, от которого трескаются губы, трескается
слизистая оболочка во рту, так что больно говорить, непрерывно
дует с востока. Однообразная растительность,
представленная, в основном, всего четырьмя видами, сухими и как бы
мертвыми: баялычем, полынью, терескеном и биюргуном,
тянется на десятки и сотни километров, сухая, нередко
безлистная, почти прекращающая летом вегетационный
процесс. Местами вся площадь вокруг — один баялыч. Где
почва становится рыхлее, баялыч, сменяется терескеном, на
склонах холмов — биюргуном. Но все одно и то же, все то
же четыре вида. Лишь в более глубоких низинах картина
несколько меняется, но не становится отраднее: щебень
сменяется пухлым солончаком с разбросанными на нем
кустиками солянки — шюры — или голым, твердым,
растрескавшимся такыром. Здесь еще тяжелее, чем в песчаной
пустыне... Бедна, монотонна и животная жизнь. Насекомых
чрезвычайно мало. Ни бабочек, ни перепончато-крылых не
видно. Почти одни чернотелки да еще какие-то жуки
составляют фауну насекомых этой пустыни... Позвоночными
равнина восточной части Бет-Пак-Дала еще беднее. Здесь много
лишь тушканчиков, относящихся к шести видам. Кроме
тушканчиков, встречается слепушонка, ушастый еж, волк;
редко пройдет джейран и сайгак. Птиц почти нет... Мало
здесь и рептилий».
К северным же типам пустынь относится обширное
плоскогорье Усть-Урт, расположенное между Каспийским и
Аральским морями. Оно до сих пор почти не обследовано
зоологически. Что представляет собой Усть-Урт, можно
судить по описаниям А. М. Никольского, пересекшего его в
середине лета на верблюде.
290

«Забрав воды из колодца в уступе обрыва Усть-Урта, мы'
направились в глубь степи. Потянулись дни за днями;
началась однообразная дорога... все та же ровная, как пол,
глинистая степь, широкая, как море, и голая, как ладонь. Ни
малейший бугорок, ни один кустик не разнообразят этого
унылого пейзажа. Степь впереди, степь сзади и куда ни
взглянете, до самого горизонта все степь и степь, покрытая синим
куполом безоблачного неба. Изредка из-под ног верблюда
выпорхнет грязно-желтый, как глина, крошечный жаворонок,,
бог знает зачем поселившийся здесь. Один раз вдали, как
тени, промелькнули три антилопы-сайги, и, как бы растаяв,
скоро исчезли в пустыне. Где-то посредине дороги мы
встретили стаю грифов, сидящих около растерзанного трупа
павшего верблюда. Вот и все обитатели этой страны глины7
которых мы видели в течение девяти дней пути... Правда,
присмотревшись к ее поверхности, нетрудно убедиться, что
она не так уж гола, как кажется с первого взгляда: на ней
все-таки есть растительность. Но что это за растительности
Кое-где торчат былинки выжженной солнцем полыни,
высотой около 12 см, и, во всяком случае, не более 15. Они такого
же грязного цвета, как сама глина, поэтому они и
незаметны при поверхностном взгляде. К тому же нельзя сказать,
чтобы былинки эти слишком жались друг к другу. Местами
одна от другой растет не ближе, как на две трети метра,
а в промежутках — чистейшая глина».
Несмотря на значительные различия в климате, фауна
низменной Средней Азии в общем однородней, чем можно
было бы ожидать. Объясняется это, во-первых, тем, что, хотя
на юге преобладает песчаная, а на севере глинистая
пустыня, большие массивы песков имеются на севере, например,,
вблизи Балхаша, к югу от р. Чу, у северного берега Арала,
а значительные участки, занятые глинистой пустыней,
существуют и на юге страны. Одним словом, основные
пустынные ландшафты на пространстве Средней Азии, грубо
говоря, перемешаны. Во-вторых, на всей этой территории почти
нет существенных преград, которые могли бы оказывать
препятствия животным при расселении. Пожалуй, единственная
серьезная преграда для песчаных форм — хребет Кара-Тау,
отделяющий Кызыл-Кумы от причуйеких Муюн-Кумов, что
сказывается на фаунах, хотя и не сильно. По-видимому, в
сравнительно недавнее время песчаные формы могли
обходить эту преграду. Реки же, в том числе и такие большие,
как Сыр-Дарья и Аму-Дарья, не составляют никаких фау-
нистических границ, что и понятно: русла их чрезвычайно
изменчивы.
19* 29!

В целом фауна низменной Средней Азии имеет
переходный характер между сахаро-средиземноморской и монголо-
центрально-азиатской. Кроме того, имеется значительное
ядро из чисто местных, эндемичных видов, которые не выходят
или едва выходят за пределы нашей государственной
границы в Афганистан и Иран.
Из сахаро-средиземноморской группы животных, широко
распространенных по всей площади среднеазиатской
пустыни, можно назвать пятнистую кошку, камышового кота,
шакала, дрофу-красотку, рябков, некоторых песчанок. Из них
только пятнистая кошка немного проникает в западную часть
Центральной Азии. К этой же группе относятся: гепард,
пустынная рысь-каракал, пустынная куропаточка, варан, из
змей — эфа и огромная гадюка-гюрза, достигающая толщины
в руку человека. Но все эти животные свойственны только
южной половине среднеазиатской пустыни. К монголо-ценг-
рально-азиатским видам принадлежат лисичка-корсак, кот-
манул, некоторые тушканчики и песчанки, заяц-толай. Все
они широко распространены по среднеазиатским пустыням,
за пределы которых к югу почти не выходят.
Наконец, к группе видов, свойственных только
среднеазиатским пустыням, относятся: тонкопалый суслик,
саксаульная сойка, пегая землеройка, несколько видов тушканчиков
(в том числе пустынный и гребнепалый), «степная»
черепаха, сетчатая скаптейра, сцинковый и гребнепалый гекконы,
ряд круглоголовок.
Почти все они связаны с песчаной пустыней.
Выше мы говорили, что главным образом на основании
климата,
откладывающего свой отпечаток и
на растительность, всю
низменную Среднюю
Азию можно разделить
на северную половину,
пустыни которой
относятся к центральноази-
атскому типу, и на
южную половину, с
пустынями
средиземноморского типа. Граница между
ними проходит с северо-
востока на юго-запад,
примерно от северной
оконечности хребта Ка-
{, или вихляй Ра-Тау через устье Аму-
292

Дарьи к Красноводску.
Эти две половины
отличаются и по своему
животному населению. В
северной особенно
сильно сказывается влияние
казахстанских степей и
Монголии. Здесь
водится, например,
отсутствующий на южной
половине горностай, малый
суслик, сайгак, пять
видов тушканчиков, в том
числе
тушканчик-прыгун, распространенный
по всей Монголии. Зато
ЮЖНОЙ половине СВОЙ- Саксаульная сойка
ственны барханный кот,
обитающий в Сахаре;
каракал, населяющий большую часть Африки, Индии и
Передней Азии; два эндемичных вида тушканчиков и ряд
других зверей, птиц и пресмыкающихся, отсутствующих в
северной половине.
Влияние человека на природу Средней Азии, особенно на
ее предгорную «культурную» полосу, огромно и теряется в
глубине тысячелетий. Без человека, без искусственного
орошения вся эта полоса представляла бы собой лёссовую
пустыню, человек же превратил ее в широкую, чуть ли не
сплошную ленту оазисов. Богато и разнообразно птичье население
этих орошенных земель, кишлаков и городов. Рано утром,
когда даже летом еще прохладно, раздается своеобразное
переливчатое воркованье малых горлиц. Они устраивают свое
простенькое гнездо на стропилах, под карнизами, на балках
и теперь разгуливают по дворам и улицам, раздувая свой зоб
и воркуя. Поздно вечером, когда зайдет солнце, даже в
больших городах, в центре Ташкента, например, то здесь, то там
слышится короткое, мелодичное «сплю»: то кричит
сплюшка — маленькая, миловидная сова с торчащими вверх
ушками. Днем касатки и более крупные рыжепоясные ласточки
носятся над улицами, пьют на лету воду из арыков,
подсаживаются к своим слепленным из комочков глины гнездам,
прикрепленным к стенам под крышей. Белые с черным траурные
трясогузки, не боясь уличного движения, бегают, поминутно
качая длинным хвостом, вдоль арыков. В густой листве
тополей и карагачей, которыми обсажены людные улицы, возят-
29а

ся у гнезд зеленушки и изящные буланые вьюрки, а на
верхушках высоких пирамидальных тополей держатся
ястребы — туркестанские тюбики. По садам шмыгает черный
дрозд, пробежит, остановится, выпрямится, замрет на
секунду и опять юркнет в куст. Пестрый удод разгуливает по
пыльной улице кишлака, то складывая, то расправляя свой
большой хохол. На глинобитных заборах-дувалах сидят
голубые сизоворонки. К куполу высокой мечети пристроил свое
большое гнездо белый аист и стоит на нем, поджавши одну
ногу. Весною и осенью над садами, треща, носятся, взлетая
точно пучки стрел, стайки золотистых щурок. Голый
перечень одних названий птиц, населяющих селения и города
Средней Азии, занял бы не мало места. Из млекопитающих,
живущих здесь, первое место принадлежит летучим мышам.
Их свыше десятка видов. Особенно многочисленны
нетопыри-карлики. Ими, можно сказать, забиты щели карнизов и
трещины потолков, откуда перед вечером постоянно
слышатся возня и легкое попискивание. Здесь же, но в меньшем
количестве, деннуют крупные позднолетающие кожаны. В
дуплах старых деревьев живут рыжие вечерницы, а под
куполами мечетей, колониями в сотни особей — большие
ночницы. Вечером по глухим улицам даже больших городов часто
встречаются ушастые ежи, совершенно бесшумно семенящие
ножками. В домах и на складах живут домовая мышь и
туркестанская крыса, замещающая в Средней Азии
обыкновенного пасюка. В садах по окраинам городов нередки
зайцы-толаи. Слепушонка выкидывает свои кучки на
посевах енжи (люцерны). Зеленые жабы встречаются повсе-
294
Ушастый еж

жестно, и весной из всех
.арыков, даже людных
улиц Ташкента,
раздаются их нежно
звенящие трели, В щелях
глинобитных построек на
.день скрываются серые
гекконы, выходящие
оттуда к вечеру. В траве,
около стен, скользят
маленькие
ящерицы-гологлазы Розовый скворец
Указанные животные — лишь наиболее обычные
обитатели среднеазиатских городов и поселков предгорной полосы.
Одни из них — ушастый еж, слепушонка, гекконы,
гологлазы — жители пустыни, приспособившиеся к новым условиям;
другие — большинство птиц — проникли сюда из соседних
тугаев; третьи — черный дрозд, туркестанская крыса —
спустились с горных лесов. Но есть среди этих животных и
такие, что всецело связаны с человеком и, по крайней мере в
вредней Азии, живут только в городах и поселках или на
искусственно орошаемых участках: малая горлица и афганский
скворец, иначе майна. Сюда же относятся пластинчатозубая
крыса — незокия и очень близкий к обыкновенному
домовому воробью — индийский воробей, который гнездится
огромными колониями по краям полей и буквально облепляет
своими гнездами ближайшие к полям деревья. Крыса-незо-
кия, свойственная только южной половине Средней Азии,
роет свои сложные норы, образующие колонию, и
выбрасывает большие кучи земли главным образом по краям
арыков, реже на хлебных полях. Воробей и незокия, кстати
сказать, представляют собой очень серьезных вредителей
сельскохозяйственных культур.
Земледельческая культура, основанная на искусственном
орошении, существует в Средней Азии очень давно,
настолько давно, что многие современные города и кишлаки ее
располагаются на толстом слое из битого кирпича, черепков и
других остатков былых зданий и старой утвари.
Относительно ряда водных артерий, в частности Салара, основной
артерии Ташкента, до сих пор не выяснено, что представляют
они собой — реки или когда-то искусственно вырытые арыки.
Ясно, что и животный мир культурных оазисов Средней
Азии сложился давно. Но это не значит, что он с годами не
меняется, наоборот: за последние десятилетия малая
горлица, например, проникла из бассейна Аму-Дарьи в селения
295

южной Туркмении, а майна, впервые найденная у нас в
1914 г. на афганской границе в г. Термезе, расселилась
теперь далеко к северу.
Однако не всюду можно поднять воду и оросить почву, и
среди зеленых полей енжи, среди виноградников, в
непосредственной близости города, а то и в пределах самого города,
разбросаны лёссовые холмы — останцы пустыни. По ним
можно судить, что представляла собой данная местность до
того, как человек стал возделывать почву, и во что она может
превратиться, предоставленная сама себе. Лишь ранней
весной покрываются эти бугры свежей зеленью и
расцвечиваются тюльпанами, ирисами, маком; летом они лежат голые,
выжженные солнцем. Желтые суслики, песчанки, черепахи,
слепушонки, жуки-чернотелки — вот характернейшие
жители этих бугров. Если бугры расположены у края
оазиса, здесь держатся зайцы, заходят лисицы, а то забежит
и джейран.
Влияние человека сказывается и в глубине пустыни, где
ряд птиц пользуется его сооружениями (надмогильными
памятниками — мазарами, караван-сараями, стенками
колодцев) для устройства гнезд. Хищные птицы постоянно сидят
на мазарах, высматривая оттуда свою добычу, а джейраны
любят отдыхать в жаркие полуденные часы под их тенью.
Еще большее значение имеют колодцы как источники воды.
Сюда летают на водопой рябки, прибегают напиться
джейраны, здесь скопляются различные мелкие птички.
Значение человека не всегда бывает столь очевидным.
Когда движешься по сыпучим барханам в десятках, в сотнях
километров от всякого признака жилья, когда ветер тут же
сравнивает твои следы, невольно испытываешь чувство, что
находишься среди вполне девственной природы, среди
природы, не испытавшей никакого влияния человека. Но далеко
не всегда это действительно так. Во многих случаях дикая
природа, сыпучие барханы — результат человеческой
деятельности, результат пастьбы скота, который уничтожил
растительность, скреплявшую песок, а ветер развеял и
вздыбил его бесплодными буграми-барханами.
За последнее полустолетие в результате преследования
человеком и главным образом в связи с применением более
совершенного оружия число многих крупных млекопитающих
низменной Средней Азии сильно сократилось. Тигр, еще r
прошлом веке встречавшийся по всем большим тугаям и
Джейраны в барханной пустыне *-
296

тростниковым зарослям низменности, теперь сохранился в
ничтожном числе лишь по Аму-Дарье, да по нижнему
течению р. Или. Дикий осел-кулан, который в прошлом веке
был широко распространен по низменностям и пустынным
предгорьям страны, нынче встречается, по-видимому, только*
на самом юге ее — в районе Кушки. Уменьшилось и число
бухарских оленей в тугаях Аму-Дарьи. Зато
акклиматизированная на Балхаше ондатра за последние десятилетия
стала здесь весьма обыкновенной и служит в настоящее
время важным объектом промысла.
ГОРЫ СРЕДНЕЙ АЗИИ
По горам поднимаешься в самое высокое
говорят, место. На том высоком месте между
двух гор находится равнина, по которой течет
славная речка. Лучшие в свете пастбища тут;
самая худая скотина разжиреет здесь в
десять дней. Диких зверей тут многое
множество. Много тут больших диких баранов,
рога у них в шесть ладоней и поменьше.
Двенадцать дней едешь по той равнине,
называется она Памиром...
Марко Поло
Для того, чтобы дать читателю общее представление о*
Тянь-Шане, мы воспользуемся описанием первого
исследователя его природы — Н. А. Северцова, который проехал из
Омска в Ташкент, обогнув с северо-запада всю северную-
половину этой страны. Проехал он на лошадях, тем путем,
которым ныне мчатся поезда Туркестанско-Сибирской
железной дороги.
«Немало пустынных степей по дороге из Омска в
Верное *, но и мои глаза, уже давно приглядевшиеся к
пустыням, были поражены бесплодием и мертвенностью сгепи
между низким хребтом Арганаты и р. Лепсой, где я
проезжал 26 мая 1864 г. Что дальше, то голее; была весна,,
везде виднелись редко рассеянные молодые травки, но они,,
кроме широких сочных листьев ревеня, точно пробивались
1 Ныне г. Алма-Ата.
297

уже увядшими из тощей солонцовой глины. Этой пустыней
я ехал до темной ночи, заснул и проснулся у Лепсы. Увидел
я ту же пустьшю, доходившую до самого берега, но тем
роскошнее казалась яркая зелень Лепсинской долины,
живописно усеянной небольшими группами осокорей, тем прекраснее
была светлая и быстрая река. А вдали, на горизонте,
тянулась туманная, воздушная, нежно-синеватая полоса, и между
ней и сверкающей синевой среднеазиатского неба с
поразительной ясностью выделялись легкие, изящные очертания
снеговых вершин Семиреченского Алатау с золотистым
отблеском восходящего солнца.
Многие месяцы потом я двигался к юго-западу и все
видел влево снеговой хребет один за другим. Понизился на
р. Или Семиречевский Алатау, но перед глазами вырос Зап-
лийский, со своим гордым Талгаром посредине, с
понижающимися от него на обе стороны снеговыми же вершипами.
А после перевала через западное подножие этого хребта еще
третий: ровная громадная стена Александровского хребта *
со своими снежными зубцами. Понизился и этот, кончаясь
небольшими холмами у Аулиэ-Ата2, но сзади его тут встает
еще ряд снеговых пиков, и кажутся громаднее всех уже
виденных, хотя в сущности высочайший из них, Аксай, не
выше Талгара.
Кончился и этот хребет, низкими каменистыми холмами
у Арыса, но еще не кончен Тянь-Шань. Сзади, южнее, опять
стена со снеговыми зубцами, но ее глаз уже окидывает,
виден ее степной конец, Казьткурт, которого уединенный, уже
бесснежный пик, голый утес красноватого порфира, низким
гребнем связывается с главным хребтом, тут спускающимся
крутым уступом.
Пошли мы, наконец, к Ташкенту, и сзади Казыкурта
увидели еще хребет — Каржантау; его степной конец левее
Ташкента, но впереди встает Зачирчикский хребет
(Таласский Алатау). И того степной конец виден, но еще не кончен
Тянь-Шань. Далеко на горизонте, за Сыр-Дарьей, южнее
Ходжента, чуть виден еще ряд снеговых вершин.
Так, гряда за грядой, все растут перед глазами хребты из
степи: понижается один, за ним встает другой, и все это
только окраины необъятного Тянь-Шаньского нагорья. А там,
внутри, громоздятся хребты над хребтами, все выше, снежнее
и скалистее, а в долинах на целые версты тянутся снежные
обвалы, образуя мосты над бешеными горными потоками.
1 Сейчас Киргизский хребет.
2 г. Джамбул.
298

Так у вершин Чирчика; а восточнее, переваливши то один,
то несколько хребтов, встречаешь высокую степь; за ней еще
хребет и опять степь, но уже выше. Не осокорь растет в ее
глубоко врезанных речных оврагах, а горная ель; а потом
опять подъем к снеговым вершинам, и вровень с ними опять
высочайшая степь, и на ней еще громоздятся внутренние
высочайшие хребты Тянь-Шаня, один за другим, и много их
на центральном Тянь-Шаньском нагорье, и все они сходятся
к главной горе, крутой и наполняющей ледниками свои
бесчисленные ущелья. На сто верст тянется ее вершина —
широкое снеговое поле, никем еще недостигнутое, усеянное
крутыми остроконечными пиками — и эта колоссальная много-
губчатая вершина, поднятая над всеми снеговыми хребтами,
есть лишь подошва Хан-Тенгри, небесного Хана,
возвышающегося до 24 000 футов *. И не только недоступен этот
великий Хан Тянь-Шаня, но и ниоткуда не виден снизу; до
вечных снегов надо подняться, чтобы увидеть его, и то не всегда
увидишь; облака лепятся по ледниковым ущельям далеко
ниже его подошвы; не видно тогда и застилающих эту подошву,
окружающих ее со всех сторон низких пиков, не
превышающих 20 000 футов. Недоступность Хан-Тенгри придает Тянь-
Шаню вполне азиатский характер: точно окаменелый,
вечный первообраз великих ханств, слагавшихся и
разлагавшихся у его подошвы».
То, на что тратились месяцы караванного пути,
проезжаешь теперь в несколько дней железной дорогой, автомобилем,
за несколько часов самолетом. Выехав утром из Фрунзе на
автомобиле, уже к вечеру попадаешь в Рыбачье — поселок
на западном конце Иссык-Куля. Многие десятки
километров поднимается машина по узкому Буамскому ущелью,
прорытому рекой Чу, которая, шумя перекатываемыми
камнями и пенясь, стремительно несется по дну его. Склоны
ущелья лишены летом всякой растительности, но цветисты:
красноватые, желтые, голубоватые в зависимости от
слагающей их породы. Бедна здесь животная жизнь. Скалистые
поползни, одиночные чеканы и пестрые каменные дрозды —
вот немногие птицы, попадающиеся на глаза. Лишь
взглянув на небо, неизменно увидишь высоко парящих грифов.
Но расступаются, наконец, склоны ущелья, машина
въезжает на широкую ровную площадку, покрытую щебнем и
редкой полынью, а впереди открыто лежит, сверкая вечными
1 Точнее на 22 950 футов, т. е. на 6995 м. На вершину Хан-Тенгри
советские альпинисты всходили в 1931 г. и дважды в 1936 г. В 1943 г.
в той же системе открыта еще более высокая вершина — пик Победы.
Она имеет высоту в 7439 м.
299

снегами, Терскей Алатау. Д^же человеку, привыкшему
определять расстояние в горах, этот снег кажется рядом, а между
тем он отделен и водами Иссык-Куля, и широкой полосой ка-
хменистой пустыни по ту сторону озера, и предгорьями самого
Терскея. Но что стало с рекой: теперь она спокойно течет,
описывая извилистые петли, окаймленная кустарниковыми
зарослями и ярко-зеленой травой, столь не гармонирующей
с соседней щебнистой пустыней.
В густых зарослях колючей кислицы держатся фазаны,
охотно клюющие небольшие, янтарно-желтые ягоды, густо
облепляющие ее ветки, а над камышом совершают свои
вечерние перелеты утки. В пустынных нагорных степях к
западу от Иссык-Куля до сих пор еще встречаются джейраны.
Иссык-Куль, что буквально значит теплое, а в
переносном смысле не замерзающее озеро, лежит на 'высоте более
1500 м над уровнем моря. Более суток идет пароход от
одного конца его к другому. Опрятные, белые чайки летают над
синей гладью. По временам срывается с нее темный баклан
и, быстро махая короткими крыльями, грузно летит над
самой поверхностью воды. А справа и слева, не прерываясь,
тянутся снежные горы — днем ослепительно сверкая на
солнце, ночью, при луне,— фарфорово-белые. И не верится, что
между ними и берегом озера раскинулись и хлебные поля,
перемежающиеся большими селениями, утопающими в
зелени садов, и значительные участки пустынной степи с ее
неизменными жаворонками и трепыхающимися в воздухе
пустельгами. Глядя на горы, готов спорить, что они
придвинуты к самому берегу и покрыты сплошными снегами почти
до подошвы, тянущейся лишь узкой серовато-зеленоватой
полосой под широкой грядой округлых белых вершин и
острых белых зубцов. Зато, когда едешь степью, в 10—15 км от
южного берега Иссык-Куля, не видно ни озера, ни снежных
вершин Терскея, скрытых его предгорьями, забываешь, что
находишься в центре Тянь-Шаня на высоте около 2000 м.
Кажется, что едешь широкой равниной по краю холмистой
гряды, параллельно которой вдали темнеет высокий хребет
Кунгея, покрытый снегом лишь по самому гребню. Слишком
уж велики масштабы! Всего сразу не охватишь глазом —
то один, то другой пояс гор выступает на первый план и да-
влеет над остальными.
Равнина, которой вы едете, довольно однообразна.
Обширные хлебные поля с бьющими перепелами и
взлетающими выводками серых куропаток перемежаются
невозделанными засушливыми участками. В местах, где прорезавшая
холмы речка растекается по каменистому ложу, располага-
300

Горная трясогузка
ются селения с полями мака. Высокого, свежего мака, цветы
которого — белые, розовые, пунцовые, почти черные — в
добрую мужскую ладонь. Этот мак, дающий опий,—
богатство Иссык-Кульской долины, собственно говоря,
единственное, что придает местный оттенок широкой, спокойной
равнине.
Но сверните по одной из речек в сторону гор. На
протяжении 10—15 км ущелье постепенно суживается, его
холмистые оголенные склоны становятся все выше, река,
сжимаемая берегами,— бурливее. Крутой поворот и все сразу
меняется — вы в узкой теснине, высокие каменные бока ее
обросли темными елями, а по дну, прыгая и грохоча, бешено
мчится поток. Вы в горах с их легким воздухом, свежей
растительностью, богатым животным миром. Оляпка выскочила
из пенящегося круговорота на большой весь мокрый от брызг
камень в середине потока, перелетела низко над водой на
другой камень и снова юркнула в воду. Желтая снизу,
сверху серая, горная трясогузка бегает у самой воды, качая
длинным хвостом. Стрижи с пронзительным визгом носятся
над голым отвесом, с уступов которого поминутно слетают
голуби. Внизу по камням лазают скалистые поползни,
издавая свой резкий крик, гулко раздающийся в горах. По
противоположному, сравнительно пологому, склону зеленый
травяной ковер разостлан высоко вверх до темного елового
леса, спускающегося к нему навстречу. А в глубине ущелья,
открыто, вся как на ладони, стоит, сверкая вечными снегами,
ослепительно белая громада.
В этих еловых лесах, столь характерных для Восточного
Тянь-Шаня, держатся сибирские косули, самцы которых не
то ревут, не то лают по вечерним зорям. Есть здесь ставшие
301

уже редкими маралы,
кедровики, трехпалые'
дятлы и клесты, т. е.
типичные таежные'
птицы. Есть и
тетерева — это самый
южный предел их
распространения. Но нет
ни белок, ни соболя,,
ни летяг, ни
бурундуков, ни глухарей, ни
целого ряда других
таежников. Зато пе-
Ку лик-серпоклюв репархивают стайки:
маленьких
королевских вьюрков — золотистых, с черной грудью и головой и
ярко-красным лбом; возятся в густой хвое елей гималайские ры-
жешеие синицы, и перекликаются крошечные лазоревые1
славковидные корольки.
Еще выше, по зеленым альпийским лугам, лишь на
несколько месяцев в году свободным от глубокого снега,
рассеянными колониями живут серые алтайские и рыжие
длиннохвостые сурки. В соседней широкой пустынной долине,,
до самого дна которой спускается ледник, а бегущая из-под
него вода растекается по щебнистому ложу, можно встретить
крупного высокогорного кулика-серпоклюва, обшаривающего
гальку своим изогнутым носом.
Если же перевалить через снежный Терскей, то на
высоте свыше 3500 м «мы встречаем безотрадную, голую,
безжизненную и пустую холмистую равнину, широко
раскинувшуюся между снежными горами,— пишет Д. Н. Кашкаров.—
Здесь сразу чувствуется иной климат: то светит и жжет
яркое солнце, то небо быстро заволакивается стремительно
бегущими тучами, по горам начинают -ползти туманы,
скатываясь с вершин в ущелья и заволакивая хребты и покрывая
снегом увалы, то внезапно налетает шквал, и в минуту
засыпает землю крупой или снегом. Нередко среди лета такой
шквал длится часами. Воздух становится зимним, морозным.
Все время дует холодный, пронизывающий ветер. Почва
равнины и холмов сырая, с поверхности большею частью голая,
растрескавшаяся на отдельности. Из трещин между отдель-
ностями едва выглядывают на свет низенькие растеньица,
прячась в них от холода и вечно дующего ветра. Всюду
вокруг лежат окатанные когда-то льдом, обдутые ветром
камни-валуны, несомненно ледникового происхождения, покры-
302

тые разноцветными лишаями, глубоко вросшие в землю. Ш
голой почве раскиданы редкие цветы одиночных растений и
большие, похожие на зеленые камни подковообразные
подушки зиббальдии или характерные вензеля и кольца из
осоки — «ведьмины кольца», или «волосы старухи». Местами
почва густо усыпана бродячими лишайниками.
Вдали со всех сторон сияют снежные вершины, ползут
вниз, чернея моренами, ледники. Один, другой, третий...
Много. Местами между моренными холмами по сазовой шжве
бегут, сильно извиваясь, речки и не всегда поймешь сразу, й
каком направлении идет сток. Тут и там видны в
понижениях большие и маленькие моренные озера, прозрачные и
холодные, большей частью мелкие и часто усыхающие, с
плоскими низкими берегами, с небольшими пространствами
сазовой почвы, покрытой вокруг осокой.
Животных почти не видно. Редко прозвенит в
разреженном воздухе голос рогатого жаворонка или с криком
пробежит и снимется пара монгольских зуйков, да раздастся
вдалеке зычный голос ворона. Ни бабочек, ни пчел... Да и
кормиться им нечем. Лишь комаров-долгоножек катит ветер по
растрескавшейся почве и ползут они, то кувыркаясь, как
перекати-поле, то цепляясь длинными ногами за подушки
зиббальдии. Лишь в минуты затишья, когда выглянет солнце,
слышно жужжание мух, и пауки-охотники начинают бегать
по быстро согревающейся почве. Над озерами с тревожным
Красный, или длиннохвостый сурок
зоа.

стоном поднимаются огари, изредка поднимутся вдалеке
горные гуси».
К востоку от этой холодной высокогорной пустыни лежат
высочайшие вершины Тянь-Шаня — Хан-Тенгри и пик
Победы. Летом 1946 г. здесь работала советская альпинистская
экспедиция. Участник экспедиции Д. М. Затуловский так
описывает величественную картину, открывшуюся с высоты
около 6000 м.
«Еще больше хребтов, уходящих вдаль, видно вокруг.
Ближние вершины как будто опустились — все они ниже. На
востоке, уже на китайской территории, вдали видна целая
группа еще не известных горных пиков, покрытых снегом.
Среди них, по-видимому, есть и семитысячники. Еще
дальше вдали виднеются зеленеющие долины Синьцзяна. На
северо-западе, за хребтами, темнеет котловина Иссык-Куля...
Достаточно подойти к краю площадки, и на юг
открывается вид, незабываемый по своей грандиозности. Прямо перед
глазами, видимый с основания до вершины, поднимается
Хан-Тенгри. Его изящные контуры царят над пейзажем,
центральной частью которого он является.
Трудно отделаться от мысли, что это гора, а не
архитектурное сооружение... Каждая грань его своеобразна и по
своему прекрасна. Одна — это сплошной, снизу доверху, срез
нежно-розового, как бы теплого мрамора, другая — ледяная
стена с выходами темных мрачных скал. С правой стороны
виднеется часть белоснежной юго-западной грани. У
подножья пика течет, как река, ледник Резниченко (Северный
Иныльчек).
За Хан-Тенгри виден пик Победы. Его почти ровный
длинный гребень с выдающимся б восточной части плечом
ничем не приковывает внимания. Теперь, когда
восходителям известно, что он почти на полкилометра выше Хан-
Тенгри, взгляд невольно обращается к нему. Однако Хан-
Тенгри производит сразу настолько сильное впечатление,
что вполне понятно, почему столько лет оставался
незамеченным более высокий пик Победы».
Иной характер имеют леса и высокогорья Западного Тянь-
Шаня. Его леса — преимущественно лиственные, из
огромных грецких орехов и развесистых диких яблонь, над
которыми лишь кое-где растет ель, редко образующая здесь
настоящие леса. Фауна тоже отличается, но слабее, главным
образом отсутствием почти всех таежников и присутствием
Бухарские олени в тугае
по нижнему течению р. Вахш *
304

Горный гусь
ряда южных форм. И здесь нужно проехать широкой
полосой предгорий раньше, чем попасть в лес. Порой сотню с
лишним километров постепенно поднимаешься пологой
предгорной полосой, местами пустынной, местами орошенной и
занятой посевами и большими селениями, утопающими в
зелени урюковых садов, над которыми возвышаются тяжелые
шапки карагачей и тонкие узкие тополя. Только с высоты
более 1000 м начинают появляться по ущельям первые
дикие орехи. Больше всего ореховых лесов в горах,
окружающих Ферганскую долину с севера и востока. Красивый и
величественный вид имеют широкие ущелья, занятые этими
лесами, когда смотришь на них высоко сверху. Все, до самых
предгорий, сереющих вдали сквозь желтоватую дымку,
сглажено сомкнутыми зелеными куполами, словно огромный
бархатный ковер накинут на горы. В этих лесах держатся
косули, кабаны, лисицы, медведи, барсуки, дикобразы, лесные
сони, туркестанские крысы, которые живут здесь в диком
состоянии и собирают в дупла большие запасы орехов. Много
птиц, особенно серых мухоловок, черных дроздов,
седоголовых щеглов, горлиц, синиц-лазоревок, западных соловьев,
длиннохвостых райских мухоловок.
В отличие от ореховых лесов с их густой тенью и
значительной влажностью, яблоневые леса — леса светлые,
заросшие буйной кустарниковой и травянистой растительностью.
Располагаются они выше ореховых и имеют в общем сходное
с ними, но несколько более бедное животное население.
Еще выше, по каменистым склонам, растет ель или, что
чаще, древовидный можжевельник — арча, а сравнительно
ровные пространства заняты лугами с роскошными, по пояс
20 н. а. Бобринский * one

человеку, травами, которые, однако, ко второй половине лета
желтеют, выгорают. Наиболее характерная птица арчи — ар-
чевый дубонос. Птица эта широко распространена по горам
Средней Азии и Гималаям, но живет исключительно среди
арчи, питаясь ее смолистыми семенами. Самые обычные
птицы еловых и можжевеловых лесов—королевский вьюрок,
чечевица, дрозд-деряба, большая горлица. По скалам
держатся «сибирские» горные козлы. В местах, где их мало
тревожат, они ведут однообразную, правильную жизнь.
Проснувшись рано утром, стадо во главе со старым самцом
начинает медленно подыматься, пощипывая траву, почти по
отвесным склонам ущелья. К тому времени, как солнце зальет
лучами хребты и поляны, козлы обыкновенно уже
выбираются на гребень и начинают пастись, двигаясь все выше и
выше. Часам к десяти они спускаются на водопой, снова
медленно поднимаются вверх и ложатся отдыхать пооддночке
под скалами. Отдохнувши, они вторично спускаются к
водопою, после чего пасутся до ночи уже поблизости от него.
По дну этих диких ущелий всегда бешено мчится поток,
разбиваясь о камни, пенясь, шумя. На нем держатся оляпки
и, ростом с крупного дрозда, синие птицы. В тени почти
черные, освещенные солнцем они переливают фиолетово-синим
блеском. Великолепное пение их рано утром раздается в
горах, и сила его такова, что шум воды отходит куда-то далеко.
Однако оляпки и синие птицы, в противоположность козлам,
не приурочены строго к высокогорьям и встречаются по
горным рекам, а также и много ниже.
По каменистым россыпям, которые огромными конусами
спускаются со склонов и местами заваливают все дно ущелья,
как и в Восточном Тянь-Шане, живут высокогорные полевки
и красные пищухи. Водятся тут и охотящиеся за ними
горностаи. Тут же преимущественно держатся каменные
куропатки, иначе кеклики, задорные самцы которых, вскочив на
камень, громким кудахтаньем оглашают ущелье. Кеклики
связаны с камнями и водой, поэтому они встречаются
высоко в горах и даже в глубине пустыни ниже уровня моря.
Наконец, на луговых пространствах, обычно под большими
камнями, располагаются крупные норы красных сурков.
Но подымемся в горы еще выше, перейдем через снежный
завал, из-под которого бежит мутный ручей, и начнем
подыматься по склону. Арча постепенно становится все корявее,
ниже, приземистей. Наконец, она уже стелется, образуя
большие подушки, разбросанные далеко друг от друга по
мелкощебнистому склону, поросшему редким мелким луком.
Свежеет. Появляются черные с коралловыми клювами клушицы.
306

ч
fcr*
о
с*.

Набежавшая туча
застилает солнце и сыплет
снежной крупой. Рогатые
жаворонки бегают как-то
боком, сдуваемые ветром.
Туча проходит, опять
блестит солнце, и белая
крупа тает на глазах. Вы на
перевале Кара-Кульджа.
Ветер ревет. Тяжелые
тучи висят справа и слева,
прикрывая полого
поднимающиеся бока седловины,
из-под которых виден снег.
Стоит, сопротивляясь
ветру, пройти несколько сотен
шагов и ноги уже ступают
по рыхлому, крупчатому
снегу. Всюду, где нет его,
мелкий щебень и редкая
зеленая травка. На самой
седловине небольшая
лужа. Из нее выбегают в
разные стороны два ручейка.
Райская мухоловка Это начало двух рек: на
восток течет Атуйнак,
относящийся к системе Нарына — верховьев Сыр-Дарьи; на
запад — Кара-Кульджа — истоки Чирчика-Чаткала. Так,
родившись вместе, расходятся &ти ручьи, будущие реки, с тем,
чтобы опять встретиться далеко внизу, на жаркой равнине,
у Чиназа, где Чирчик, дав жизнь огромному Ташкентскому
оазису и истощавшись, вливается в полноводную Сыр-Дарью.
Несколько ниже перевала, где ветер затихает, и мягко
греет сквозь тучи солнце, нарыты небольшие норки. Это
жилища сусликов. Зверьки изредка выбега&т из них покормиться
травкой, становятся столбиком, свистят. Что побудило их
взобраться на эту суровую высоту в три с половиной тысячи
метров, где почти весь год лежит пласт снега, где даже в разгар
лета прохладно, дует ветер, набегают тучи, обволакивая все
холодным туманом? Чем объяснить, что их ближайшие
родственники, другие короткохвостые суслики, живут на"
равнинах Восточной Европы, Казахстана и Монголии, а
колонии этого;' так называемого реликтового суслика,
разбросаны далеко друг от друга по высокогорью Тянь-Шаня? Вот
вопросы, на которые должна ответить зоогеография. Вопросы
308

трудные, во многом еще не разрешенные. По-видимому,
суслик попал сюда «не добровольно», а был приподнят вверх
вместе со степью горообразовательными процессами, и
произошло это, конечно, очень давно, так как реликтовый суслик
успел обособиться в самостоятельный вид.
Экологические связи животных в высокогорье иногда
приобретают весьма своеобразный характер. Некоторые из них
начали выявляться только в самое последнее время, о чем
недавно сообщил в своей статье Б. К. Штегман: «...Птицы в
горах выше альпийских лугов встречаются чаще, чем
млекопитающие. Однако большей частью они лишь отдыхают ж
гнездятся на таких высотах, а кормятся в других, более низких
зонах. Это относится, например, к снежному грифу, бородачу,
альпийской галке и горному вьюрку. В противоположность
этим видам альпийская завирушка и гнездится, и кормится
на высоте 3500—3700 м, не спускаясь летом ниже этих
границ. Гнездо стенолаза с птенцами было найдено на высоте
3800 м. И этот вид кормится в районе гнездовья, почти не
спускаясь ниже.
Стенолаз и альпийская завирушка питаются мелкими
беспозвоночными. У нескольких добытых завирушек желудки
были набиты одними пауками. При этом птенцы, которых еще
кормили родители, были чрезвычайно упитаны; очевидно, они
получали этот корм в изобилии. Действительно, поднимая
камни на моренах и осыпях у самой границы ледников, можно
было обнаружить сравнительно много черных пауков.
Синяя птица
309

Движения их были медлительны, как будто они были готовы
вот-вот застыть. Между тем, они оставались активными и
нисколько не избегали ходить по снегу и льду, что производило
очень своеобразное впечатление. Видимо, медленные
движения им свойственны.
Таким образом, определить кормовую базу завирушки и
стенолаза оказалось легко, но одновременно возник вопрос,
чем же питаются пауки? Поиски мелких примитивных
насекомых, которые могли бы служить им пищей, не увенчались
успехом. Ответ на этот вопрос удалось найти лишь после
длительных наблюдений. В солнечные дни регулярно с равнин
дует бриз, который с закатом солнца сменяется воздушным
течением, дующим в противоположном направлении.
Дневной бриз в горах воспринимается как восходящий ток,
заметный даже на самых больших высотах. Этим током заносятся
в зону ледников многочисленные летающие насекомые,
главным образом мелкие, относящиеся к «воздушному
планктону». Однако и более крупные и быстро летающие насекомые
заносятся таким же образом на большие высоты, например
слепни и некоторые бабочки. Попав в зону камня и льда, эти
насекомые живут в течение дня и погибают с наступлением
ночи, когда температура падает ниже нуля.
Большое число насекомых ежедневно попадает из нижних
зон в субнивальную *, представляя вполне заметный приток
биомассы в эту бесплодную местность. Естественно, должно
было возникнуть предположение, что пауки используют
этих насекомых, так как других пищевых ресурсов у них
нет. Но пауки, живущие в снежной зоне, не плетут паутин,
и движения их медлительны, так что, вероятнее всего, они
питаются трупами насекомых, погибших от ночных холодов
и лишь медленно высыхающих при низких температурах и
большой влажности воздуха этой местности.
Действительно, наши наблюдения показали, что в начале
дня и в особенности на рассвете на поверхности снега лежат
погибшие насекомые. Позднее трупы насекомых начинают
исчезать и во второй половине дня не остается даже их
следов. С утра пауки наиболее активны: они неторопливо
переходят с камня на камень, выходят на лед и делают
значительные переходы по снегу. После полудня они сидят под
камнями, видимо, потому, что в это время урожай «воздушного
планктона» уже полностью собран.
Таким образом, пауки, живущие в субнивальной зоне
Тянь-Шаня, всецело зависят от ежедневного притока насе-
Субнивальная зона — пояс, лежащий ниже вечных снегов.
310

комых, приносимых восходящими течениями воздуха из
более низких зон. Птицы, питающиеся пауками, следовательно,
тоже находятся в зависимости от вышеописанного явления.
Биологическая продуктивность самой субнивальной зоны
столь ничтожна, что жизнь, развивающаяся в ней, может
существовать лишь при условии притока питания извне,
интересным образом повторяя картину, характерную для
абиссальных 1 глубин океана».
Однако далеко не везде высоко в горах так пустынно. Там,
где снег сдувается ветром и талые воды пропитывают почву,
приземистая, но густая и разнообразная растительность,
расцвеченная голубыми незабудками, красными маками,
лиловыми фиалками, желтыми барашками, покрывает землю
сочным зеленым ковром. Это — альпийские луга,
прославленные пастбища, куда к концу лета перегоняют скот по мере
того, как снег наверху сходит, а ниже растительность
выгорает. Здесь же, в менее доступных местах, держатся
огромные среднеазиатские горные бараны-архары, родственные
алтайскому и центральноазиатскому аргали. За ними, как
и за мелким домашним скотом, охотится снежный барс,
круглые следы которого на снегу часто можно увидеть воз^
ле кочевья. Однако главную пищу снежного барса
составляют горные козлы, отчасти улары.
Интересные наблюдения над этим зверем сообщает
В. Ионов: «Мне однажды представился случай наблюдать
игру барсов. Рано утром я вышел на охоту за тау-теке
(горными козлами). Шагах в пятистах от избы я увидел барса,
бегущего по берегу горной речки. Вдруг он прилег на тропе,
как бы готовясь к нападению, в тот же момент к нему
выскочил другой барс. Они встали на задние лапы, награждая друг
друга ударами передних лап; затем один из них бросился
бежать. Громадным прыжком настиг его другой. Свернувшись
клубком, они долго возились в траве. После этого они быстро
вскочили на ноги, сильно перегнувшись в дугу, и, постояв
некоторое время друг перед другом, разошлись в стороны.
Прыжки барс делает неимоверные. Если бы я сам не
видел их, то никогда не поверил бы рассказам других. Мы
наблюдали прыжок барса не менее 15 метров через ров в гору.
Благодаря таким прыжкам барс, наткнувшись на добычу,
легко ее настигает».
«Зимой,—- говорил мне один старый охотник,— мы
работали в лесу. Ночью выпал небольшой снег, а утром мы шли
1 Абиссальная область — область наибольших океанических
глубин (от 1000 м и глубже).
311

по ущелью, не захватив с собой ружья. Когда мы проходили
между скал, до нас донесся тревожный крик тау-теке, и
тотчас же небольшое стадо стремглав бросилось вниз по утесам,
а еще через мгновенье огромный ирбис (барс) показался на
вершине скалы, откуда он сделал прыжок и готов был уже
схватить одного козла, когда мой спутник крикнул. Ирбис
остановился тогда, посмотрел на нас и ушел».
Заходит на альпийские луга и медведь пожировать на
горной гречихе и половить многочисленных здесь сурков.
И все же есть в горах Средней Азии обширная область,
расположенная еще выше,— это Памир. Его долины и озера
приподняты на 4000 м над уровнем моря. Здесь, как и на
«сыртах» Тянь-Шаня к югу от Иссык-Куля, выпадает мало
осадков, меньше, чем в жаркой низменной пустыне. Широкие
плоские долины, разделенные хребтами с зубчатыми
гребнями, выступающими из белых снегов; петляющие медленно
текущие реки; темно-синие озера в отлогих берегах; щебень;
чахлые кустики корявой травы-терескена; тропы архаров и
везде валяющиеся их черепа — вот общий облик Восточного
Памира, высокогорной холодной пустыни. На солнце тепло,
даже жарко; в тени холодно, круглый год ослепительный свет
солнца с безоблачного неба, вечные ветры и снежные метеля
в середине лета — вот характерные свойства ее. Красные
сурки, архары, рогатые жаворонки, бородачи, а из насекомых —
шмели — наиболее характерные, ландшафтные животные
этой части Памира. Стадами, голов в 20—25, пасутся самки
архаров с ягнятами и молодыми самцами по лужайкам,
разбросанным по склонам. Отдельно от них, группами в 5—8
голов, держатся вне времени спаривания старые самцы,
достигшие 150—160 кг веса. Их уже издали легко узнать по
гордой осанке и огромным закрученным рогам. Спугнутые, они
сбиваются в кучи и уходят, вытянувшись цепочкой. На
богатых рыбой озерах, имеющих обычно пологие, глинистые или
песчаные берега, иногда поросшие высокой ярко-зеленой
осокой, держатся утки-атайки, желтоногие и желтоклювые
горные гуси, бакланы, крохали, чайки, орланы-белохвосты.
Особенно много водоплавающей птицы скопляется на
больших памирских озерах во время пролета осенью. Но вообще
животный мир Памира беден. Из зверей многочисленны лишь
архары, красные сурки да один вид полевки. Обыкновенен и
заяц-толай (длинношерстная форма) и лисица, нередок
Стайка урчалов в фисташковом
лесу в бассейне р. Пянаж
312

также волк, представленный
крупным тибетским
подвидом. Из птиц особого внимания
заслуживают крупные
тибетская саджа, единственный
близкий родственник которой —
обыкновенная саджа, широко
распространена по пустынным
степям от Нижней Волги дс
Монголии: тибетский улар,
водящийся здесь наряду с темно-
брюхим, который живет по всем
высоким горам Средней Азии,
исключая Копет-Даг.
Пресмыкающихся совсем нет, но
земноводные представлены зеленой
жабой.
«Но еще не кончен Тянь-
Шань,— писал Н. А. Северцов,—
...далеко на горизонте, за Сыр-
Дарьей, южнее Ходжента, чуть
виден еще ряд снежных
вершин» — это Туркестанский
хребет. Южнее, параллельно ему, Ягнятник или бородач
тянутся еще два хребта: Зерав-
шанский и Гиссарский.
Огромный Гиссарский хребет имеет среднюю высоту,
равную высочайшей вершине Альп — Монблану. Южные склоны
его представляют сложную систему гор и ущелий,
понижающихся к Аму-Дарье, точнее к Пянджу. Только в начале
этого столетия обследованы эти горы зоологически. В них
обнаружен ряд индогималайских видов. В живописных
ущельях, выходящих к бурливому Пянджу, на горных
ручьях встречаются небольшие гималайские пегие
дрозды; они несколько напоминают окраской белых трясогузок, но
хвосты у них очень короткие, а большие лапы — лимонно-
желтые. В рощах инжира (винная ягода) в густой тени
вырезных широких, как ладонь, листьев держатся полосатые
тимелии, отличающиеся от своих ближайших тропических
родственников скромной сероватой окраской. Там, где скалы
свободны от буйных зарослей фисташки, горной вишни,
миндаля, греются на солнце, сидя по-собачьи с высоко
приподнятым на передних ногах туловищем, шершавые горные
агамы — стеллионы. Более крупные и особенно многочисленные
туркестанские стеллионы — зеленовато-серые, а сравнительно
313

редкие — гималайские — окрашены пестро: голова желтая с
красными пятнами по бокам, туловище голубовато-синее.
Сидя неподвижно, но насторожившись, они двигают лишь
головой, провожая человека глазами, и при малейшей опасности
скрываются в трещины скал. На высоких утесах, тесно
обступивших ущелье, едва уловимые снизу невооруженным глазом
маячат винторогие козлы. Роскошью юга, буйством жизни
веет от этой разнородной зелени, от этих до боли в глазах
блестящих скал, от иссиня-синего неба. А ниже по
пустынным холмам и горкам, то серым, то желтым, то красным, в
зависимости от породы, бегают по раскаленной почве
многочисленные изящные пустынные куропаточки и
розово-песчаные вьюрковые жаворонки. Тропики, Африку и Индию узнает
здесь на каждом шагу зоогеограф: Индию — в лице пегих
дроздов, тимелий, винторогих козлов, гималайских стеллио-
нов; Африку — в лице пустынных куропаточек и вьюрковых
жаворонков.
Винторогий козел
314

Теперь, когда у
читателя могло составиться
известное общее
представление об основных горных
ландшафтах Средней Азии
и их последовательной
смене, остановимся несколько
на особенностях жизни в
горах вообще.
Характерная черта
гор — резкая смена
ландшафтов на небольшом
пространстве в вертикальном
направлении. Зависит это
ЮТ ТОГО, ЧТО С ВЫСОТОЙ тем- Пустынная куропаточка
пература поднимается в
среднем на полградуса на каждые сто метров подъема,
влажность же увеличивается. Однако последнее явление
имеет определенный вертикальный предел, после которого
насыщенность воздуха водяными парами и количество
осадков опять сокращаются. Так, в горах Средней Азии больше
всего выпадает осадков на высоте между 1500 и 3000 м над
уровнем моря. Сходство между распределением климатов в
горизонтальном направлении, т. е. в направлении от
экватора к полюсам, и распределением их по вертикали, т. е. от
подножий гор к вершинам, обусловливает сходство в
расположении горизонтальных и вертикальных растительных
поясов — пустыня, степь, лиственный лес, хвойный лес,
тундра или тундроподобное высокогорье. Кроме того, как
известно, в горах имеется только им свойственное явление:
чем выше, тем воздух разреженнее и тем сильнее
инсоляция. Однако это свойство гор, по-видимому, имеет для
большинства животных уже второстепенное значение.
Естественно, что в общем сходные экологические условия
в горных и в соответствующих им широтных поясах
обусловливают ряд общих явлений и в их животном населении. В
частности, как по направлению к полюсам уменьшается число
видов, так уменьшается число видов и по направлению к
высокогорьям. Длинный и густой покров свойствен и
северным и высокогорным млекопитающим и птицам, ускоренная
линька наблюдается и у северных и у высокогорных птиц.
Заслуживает внимания еще одно явление: пресмыкающиеся,
идущие дальше всех других на север,— живородящая
ящерица и гадюка — родят живых детенышей. Живородящи также
две единственные высокогорные ящерицы Средней Азии —
315

глазчатая ящурка и алайский гологлаз. Все прочие ящерицы
Средней Азии, живущие в низменности, в частности
низменные ящурки и гологлазы, откладывают яйца, Живорождение
у высокогорных пресмыкающихся — явление вообще широка
распространенное и представляет приспособление к суровому
климату: избегая тени и перебегая постоянно на освещенные
солнцем места, ящерица греет вместе со своим телом и
заключенных в себе зародышей. Наконец, подобно тому, как
многие млекопитающие и птицы высоких северных широт на
зиму перекочевывают к югу, многие горные звери и птицы на
это время года спускаются в менее суровые, лежащие ниже
ступени гор.
Имеется еще одно свойство, характерное именно для
гор,— это крутизна склонов, присутствие высоких скал и
обрывов на всех высотных ступенях. Обитатели их — козлы,
стрижи, сизые голуби, стенолазки, отчасти барс и скалистые
поползни.
В горах, в частности среднеазиатских, наблюдаются еще
следующие зоогеографические явления, которые, конечно,
связаны с экологией. Во-первых, ряд форм, широко
распространенных в более северных областях и живущих там в
низменности, к югу постепенно поднимаются в горы. К ним
относятся, например, горностай, медведь, рысь, сурки,
водящиеся в горах, но отсутствующие в низменной Средней Азии.
Во-вторых, в связи с пересеченностью рельефа,
распространение горных животных прерывчато, особенно высокогорных.
Объяснить существование раздробленных ареалов можно во
многих случаях, если не в большинстве, только исторически,
только тем, что когда-то они были сплошными. Вместе с тем
раздробленностью ареалов объясняется, что в горных
областях виды образуют особенно многочисленные подвиды.
Хорошим примером сказанного может служить архар,
представленный в горах Средней Азии рядом форм: нуратинской, ка-
ратаусской, таласской, центрально-тянь-шаньской, памир-
ской. Такие замещающие формы могут быть не
подвидами, а видами, например, алтайский, темнобрюхий,
тибетский, передне-азиатский («каспийский»), кавказский улары.
Если с экологической точки зрения горы Средней Азии,
как и любые высокие горы, могут быть разделены на ряд
вертикальных поясов, или ступеней, то в зоогеографическом
отношении они разделяются на участки. Во всей тянь-шань-
ской системе, т. е. в собственно Тянь-Шане совместно с
316
Белые цапли на р. Пяндж

Памиро-Алаем, обычно различают четыре участка; восточно-
тянь-шаньский, западно-тянь-шаньский, бухарский и памир-
ский.
На основании сказанного выше, читатель мог составить
себе общее представление о природе и животном населении
этих участков. Но впечатление это легко может оказаться и
не совсем правильным, так как мы старались подчеркнуть
главным образом их различия. Если же внимательно
сравнить фауны Восточного Тянь-Шаня, Западного Тянь-Шаня,
Гиссара и Памира, то оказывается, что они в основном
сходны и близки к горной фауне Внутренней Азии.
Совсем другая фауна, определенно тяготеющая к
Закавказью, населяет невысокий пустынный Копет-Даг, нигде не
подымающийся до границы вечных снегов, хотя зимний снег
в верхнем поясе гор лежит здесь долго и в первой половине
лета то сходит, то вновь выпадает. Древесная растительность
встречается в Копет-Даге почти исключительно по узким глу-
)боким ущельям, где имеется вода. Зато здесь деревья и
кустарники поражают своей буйной силой. По дну такого
ущелья обычно бежит светлый, шумный ручей, то ныряющий
в перевитую ежевикой и диким виноградом буйную чащу из
барбариса, боярки, яблони, железного дерева, то струящийся
среди голых камней и скал, с которых свешиваются пышные
кусты инжира, как-то держащиеся на крутых откосах.
У края ручья, между сырыми прибрежными камнями,
боком бегают пресноводные крабы, такие же, как на Араксе,
а на скалах греются под лучами жаркого солнца
закавказские стеллионы. Там, где берега широко раздаются в
стороны, где теснина расширяется на несколько сотен метров,
растут клены, развесистые грецкие орехи, могучие чинары
и карагачи, по которым взбираются толстые канаты
винограда, свешивающегося фестонами с высоких деревьев.
Свистит в густой листве иволга, но не индийская, а европейская,
стонет европейский лесной голубь-вяхирь, распевает свою
короткую трель обыкновенный зяблик.
Но таких шумных богатых жизнью мест, напоминающих
роскошные леса Эльбурса и Талыша, очень немного в почти
лишенных воды горах Копет-Дага. Это лишь редкие оазисы в
пустынном Копет-Даге. Обычно его многочисленные ущелья
безводны, завалены щебнем и каменными плитами, иногда
опутаны колючими плетями ежевики, иногда между
каменными глыбами растет редкий сухой кустарник. Но часто они
лишены растительности, и по бокам ущелья поднимаются
уступами голые дикие скалы, желтые зубчатые вершины которых
резко выделяются на синем безоблачном небе. Лишь звонкое
317

кудахтанье кекликов, гулко отражающееся от крутых стенг
нарушает томящую тишину этих каменных теснин,
застывших от зноя. Птиц здесь очень мало, разве что пестрый,
черный с белым, чекан вскочит на камень или скалистый
поползень лазает по отвесу. Зато не так уже редко
случается заметить издали козла, осторожно идущего по узкому
карнизу высокой скалы. Но это уже не «сибирский»
каменный козел, что водится в горах Памира, Тянь-Шаня,
Алтая, Саян, а безоаровый, свойственный Передней Азии
и Кавказу.
Пологие склоны гор, перемежающиеся утесами и
каменистыми россыпями, и небольшие площадки среди голых скал
покрыты в горах Копет-Дага разреженной растительностью
сухой степи с ковылем. Эта растительность, начинающаяся со
среднего пояса и доходящая до самой вершины хребта,
переваливает через него на южный менее скалистый и более
пологий склон, где местность порой производит впечатление
настоящей низкотравной степи. Кроме того, всюду встречаются
крайне своеобразные горно-пустынные растения, образующие
широкие, в метр — полтора поперечником, плотные
одеревенелые подушки из тесно сомкнутых соцветий,
напоминающие своим видом разбросанные в беспорядке валуны.
Альпийские же луга, с их сочной зеленью, на Копет-Даге
полностью отсутствуют — их образованию препятствует
чрезмерная сухость здешнего климата.
Тем не менее Копет-Даг обладает настоящей горной
фауной, хотя и сильно отличной от прочих частей Средней Азии.
Здесь нет ни снежного барса, ни сибирского горного козлаг
ни архаров, ни сурков, ни огромного снежнего сипа-кумая, ни
синей птицы, словом, ряда животных, широко
распространенных по горам Памира, Гиссара, Тянь-Шаня. Однако клушицы
крикливыми стаями летают среди скал верхнего пояса гор;
бородач, словно огромный коршун, взмывает из-за утеса и
облетает ущелье, точно следуя всем его изгибам, а в густой
арче, не образующей в Копет-Даге сплошных насаждений,
но зато достигающей здесь величины настоящего дерева до
15 м высоты, прыгают арчевые дубоносы. Есть здесь и
пищуха, но особый вид — рыжеватая пищуха. Есть и улар, на
не темнобрюхий, свойственный прочим горам Средней Азии,
а «каспийский», живущий по высокогорьям Малой Азии и
Закавказья. Есть и баран, относящийся к группе мелких пе-
реднеазиатских муфлонов, а недавно найдена снежная
полевка, широко распространенная по высокогорьям Европы,
Малой Азии и Кавказа. Наконец, в Копет-Даге водится
леопард.
318

Таким образом, хотя Копет-Даг имеет некоторое
количество характерных среднеазиатских видов и ряд форм, общих с
южными склонами Гиссарского хребта, однако в общем по
своему животному населению он явно тяготеет к Закавказью.
Несколько слов о низкогорьях Копет-Дага. Они заняты
лёссовой пустыней, поросшей редкой полынью и
пересеченной безводными долинами и мрачными каменистыми
ущельями. Эти ущелья — любимое место гиен, где они скрываются
на день, тогда как по волнистым сглаженным предгорьям
нередко встречается гепард, охотящийся здесь за
джейранами. Здесь же найден индийский медоед — странное
животное, размерами и внешностью напоминающее барсука, но
лишенное признаков ушей и вооруженное огромными
роющими когтями.

КАВКАЗ
Кавказ подо мною. Один в вышине
Стою над снегами у края стремнины
Орел с отдаленной поднявшись вершины.
Парит неподвижно со мной наравне.
Отселе я вижу потоков рожденье
И первое грозных обвалов движенье.
Здесь тучи смиренно идут подо мной;
Сквозь них низвергаясь, шумят водопады;
Под ними утесов нагие громады;
Там ниже мох тощий, кустарник сухой;
А там уже рощи, зеленые сени,
Где птицы щебечут, где скачут олени...
А. С. П уш кин
игде во всем нашем Союзе
нельзя встретить на такой
сравнительной небольшой площади, как
Кавказ, столь разнообразной природы.
С севера к лесистым склонам
Главного хребта, протянувшимся
от Черного до Каспийского моря,
вплотную подходят низменные чер-
номорско-азовские и прикаспийские степи. Покрытый
вечными снегами Главный хребет соединяется расположенным под
прямым углом к нему низким Сурамским хребтом с'Малым
Кавказом — горной страной, занимающей большую часть
Закавказья и представляющей собой сложную систему высоких
хребтов, глубоких ущелий и суровых плоскогорий. Восточное
Закавказье занято пустынными степями, очень
напоминающими своим общим обликом выжженные солнцем пустыни
Средней Азии, тогда как Западное Закавказье покрыто
густыми, широколиственными лесами, которые в болотистой Рион-
ской низменности приобретают роскошный субтропический
характер. Степи Предкавказья делятся Ставропольской воз-
320

вышенностью, служащей водоразделом между Кубанью и
Кумой, на две части: на западную — Приазовскую,
черноземную, обильно орошаемую многочисленными реками, и на
восточную — Прикаспийскую, сухую, местами безводную, в
значительной мере песчаную и засолоненную.
«Приазовская степь на север от Кубани,— пишет автор
с инициалами А. К.,— представляет совершенно ровную
поверхность, слабо покатую к северо-западу. Все
особенности степи, которые так пленяют и очаровывают
человека, проявляются здесь в высшей степени.
Беспредельная степь! Ни одного дерева нет в открытой степи, разве что
изредка попадается кустик боярышника и то корявого,
неразвитого. Только по балкам, над речками, вырисовываются
небольшие рощицы из ясеня, клена, дуба, вяза да нескольких
видов тополя и ивы. Человек чувствует себя затерянным
среди этого необъятного ровного пространства, местами
ровного настолько, что глаз видит на двадцать и более
километров вокруг себя. С многочисленных же курганов, в
беспорядке рассеянных по степи, кругозор увеличивается еще более.
Свободных лугов, покрытых травою и цветами, осталось здесь,
однако, мало. Огромные запашки вытеснили дикорастущие
травы». Но в народной памяти еще живы воспоминания
о том времени, когда повсюду расстилалась ковыльная степь,
по которой сайгаки большими стадами совершали свои
ежегодные перекочевки осенью — на юг, в менее снежные
места, а весной — обратно на север. Теперь уже не то.
Сайгаков здесь больше нет. Не осталось и целины. Но плут
земледельца дал степи новую, своеобразную красоту: всюду,
насколько может охватить глаз, видны бесконечные хлебные
поля, уходящие за горизонт. Можно ехать десятки
километров, а справа и слева все та же волнующаяся пшеница,
местами перемежающаяся высокой кукурузой и подсолнухом.
«Почва Прикубанских степей,— продолжает А. К.,—
состоит в большинстве случаев из наносов, прикрытых тучным
черноземом, да и в дождях здесь недостаток бывает редко.
Словом, все условия, благоприятствующие развитию
земледельческого труда и оседлой жизни, здесь налицо. Обширные
деревни, людные станицы, богатые пастбища и обширные
пашни — все это напоминает украинские степи». Как и в
украинских степях, лучшее время года здесь весна, когда все
в цвету, когда легкий воздух наполнен ароматом и как бы
дрожит от песен бесчисленных жаворонков. Лето — жаркое,
душное, к концу его степь выгорает, буреет, и клубки
перекати-поле носятся по ней, гонимые ветром в разных
направлениях. И все же, несмотря на такое ландшафтное сходство,
21 Н. А. Бобринский 321

животный мир степей Западного Предкавказья имеет
некоторые своеобразные черты. Здесь, например, нет и, судя по
отсутствию сурчин, никогда и не было байбаков. В чем кроется
причина этого — неизвестно. Нет и сусликов. Зато имеется
крот, отсутствующий во всех степях к востоку от Днепра, но
живущий в Малой Азии и на Кавказе. Далее, наряду с
многочисленным здесь обыкновенным хомяком, водится
своеобразный предкавказский средний хомяк, очень близкий к передне -
азиатскому среднему хомяку, населяющему Закавказье...
К востоку и северо-востоку Ставропольская
возвышенность неприметно для глаза опускается к Прикаспийской
низменности, и местность постепенно становится все безвод-
ней и пустынней. Общий облик Восточного Предкавказья —
гладкие глинистые степи, поросшие редкими пучками травы,
над которыми поднимаются довольно большие
синевато-лиловые касатики. Там и сям разбросаны серовато-зеленые
кусты тамариска с перистой листвой и кистями мелких
розоватых цветов. Местами степь сплошь покрыта низкорослой
полынью, местами почва совсем обнажена, и на ней выступает
беловатый налет соли. Встречаются и сыпучие барханы.
Словом, Восточное Предкавказье — типичная полупустыня.
Животный мир здесь, если не богат особями, то весьма
разнообразен. Наряду с настоящими степняками, каковы заяц-русак,
малый суслик, слепец, журавль-красавка, здесь водятся
такие характерные представители среднеазиатских пустынь, как
тушканчики мохноногий и малый, емуранчик, земляной
зайчик, полуденная и гребенчуковая песчанки, песчаный удав-
чик, по сыпучим пескам бегают ушастые круглоголовки.
Водится здесь и предкавказский хомяк, а у берегов Северного
Каспия до сих пор сохранился в большом количестве сайгак.
Две большие реки Предкавказья — Кубань, впадающая
одним рукавом в Черное море, другим в Азовское, и Терек,
вливающийся в Каспий, в своих устьях образуют обширные
плавни со множеством островов, озер и болот, густо поросших
камышом и низкорослым лесом. Эти плавни «представляют
такую глушь, о которой даже трудно составить себе понятие.
На необозримое пространство тянутся дремучие заросли
камыша и осоки. Между камышом разрастаются другие
болотные растения: водяные лилии, касатики с большими желтыми
цветами, морской щавель, куга и водоросли. Однообразный
шум камыша, достигающего огромной высоты, полное безлю
дне кругом, миллиарды комаров в воздухе — все это
удручающе действует на душу и заставляет скорее покинуть эти
негостеприимные места. Зато целая масса животных находит
здесь приют»,— пишет А. К.
322

Кавказский фазан
Особенно многочисленны и разнообразны в плавнях
водоплавающие и болотные птицы — различные утки, цапли,
кулики, чайки, огромные пеликаны. Бесчисленны лягушки, ужи,
болотные черепахи. Много кабанов, водяных крыс, лесных
кошек, норок, фазанов, еще в значительном количестве
сохранились косули и олени. В общем характер этих плавней и
их животное население очень близки к плавням других
больших рек степной полосы, особенно Волги. По Кубани и
главным образом по Тереку сохранились пойменные леса.
Л. Толстой, говоря о лесах, растущих вдоль Терека,
пишет: «Карагачевый и чинаровый лес с обеих сторон дороги
был так густ и зарос, что ничего нельзя было видеть через
него. Почти каждое дерево было обвито сверху донизу диким
виноградником; внизу густо рос темный терновник. Каждая
маленькая полянка вся заросла ежевичником и камышом
с серыми колеблющимися махалками. Местами большие
21* 323

звериные и маленькие, как туннели, фазаньи тропы сходили
с дороги в чащу леса».
Двигаясь к югу по ровной степи, еще издали, в хорошую
погоду километров за двести, а то и больше, глаз начинает
различать громаду Кавказских гор. Сначала они выступают
в виде неясной голубоватой полоски, которую легко принять
за облака. Только эта подернутая дымкой полоска не меняет
своих очертаний и всегда находится на том же месте
горизонта. Затем эта полоска становится определенней, верхний край
ее покрывается белыми зубцами и среди них выделяется
размерами один зубец — огромный конус Эльбруса. По мере
приближения горы все растут, но еще как бы висят в воздухе, и
только еще позже начинают выступать их темные, покрытые
лесом предгорья. Это так называемые Черные горы —
передняя цепь Главного хребта, иначе Большого Кавказа,
состоящего из нескольких более или менее параллельных друг
другу хребтов, соединенных многочисленными отрогами и
разъединенных глубокими ущельями и широкими котловинами.
Таково строение западной и средней части Большого Кавказа,
имеющего относительно влажный климат и обширные леса.
Восточная же половина его — Нагорный Дагестан —
настоящий лабиринт из бесчисленных почти безлесных суровых
хребтов и глубоких маловодных теснин, и только северные и
южные предгорья его прокрыты густыми лесами.
В целом Большой Кавказ — обширная горная страна,
имеющая в длину более 1100 км, а в ширину до 100—130 км,
а среднюю вышину в своей центральной части между двумя
«сторожевыми великанами» Кавказа — Казбеком (5043 м)
и двуглавым Эльбрусом (5629 м) — около 3500 м.
«Исполинская цепь гор,— пишет известный исследователь
Кавказа Н. Я. Динник, —со множеством высочайших вершин,
громадных ущелий, снежных и ледяных полей, с
бесчисленными лабиринтами скал, на которые еще ни разу не ступала
нога человека, тянется между Эльбрусом и Казбеком.
Стройными, остроконечными пиками, резко выделяющимися своей
белизной на темно-лазоревом небе, представляются эти
горы с Ростовско-Владикавказской железной дороги. Но
отсюда видны только высшие точки их, все же остальное скрыто
от глаз наблюдателя. Нужно проехать еще километров сто
вглубь их, чтобы увидеть тот новый, совершенно особенный
мир со всеми его грозными и величественными явлениями».
Грандиозное впечатление, производимое оледенелым
гребнем Центрального Кавказа, еще усиливается тем, что он круто
поднимается над своим подножьем. Так, Эльбрус поднят над
аулом Урусбиевым на 4123 м, Дых-тау и Каштан-тау — над
324

местностью, где кончаются последние признаки человеческой
деятельности, не менее как на 3500 м.
Динник в следующих словах описывает вид, открывшийся
ему с небольшой площадки у начала вечных снегов Эльбруса:
«Кавказский хребет с его высочайшими вершинами был
виден во всем грозном величии и очаровательной прелести.
К востоку, насколько хватало глаз, тянулась цепь гигантских
гор, вершины которых с изумительной ясностью
обрисовывались на чистом темно-синем небе. Громадные снежные поля,,
освещенные яркими лучами солнца, сияли ослепительным
блеском, а на них особенным контрастом выделялись
громадные черные скалы. Высокие отроги гор и глубокие ущелья
пересекались по всем направлениям и представляли такой
лабиринт, который невозможно вообразить, не видав его в
действительности. Отсюда же были видны два тупых конуса с
широким общим основанием, это — обе вершины Эльбруса.
Расстояние до них казалось настолько незначительным и
путь таким легким, что добраться к ним, по-видимому, можно
было бы часа в полтора или два. На площадке нас было
только двое: всюду кругом царила мертвая тишина, которая лишь
по временам нарушалась отдаленными глухими, но
могучими звуками. На Эльбрусе они слышны каждые 5 или 10
минут: причина их — ледяные и снежные обвалы и тресканье
глетчеров. К северу от нас находилась глубокая и широкая
балка. С вечных снегов Эльбруса по почти отвесным скалам
в нее скатывалось несколько больших ручьев. В одном из
них почти ежеминутно происходили небольшие каменные
обвалы. Мы долго наблюдали, как камни летели на дно
балки, ударяясь и разбиваясь о скалы. Вследствие
необыкновенной чистоты и прозрачности воздуха, все это
происходило как будто совсем близко, но звуки от ударов камней
вовсе не доносились до нашего уха».
Если подниматься в горы долиной р. Нальчика, то уже в
окрестностях одноименного города пропадают птицы равнин
и степей — сизоворонки, грачи, луни, жаворонки. В десяти
километрах от этого города начинается уже густой лес,
тянущийся параллельно Главному хребту и имеющий в ширину
20—25 км. В нижней своей части, обращенной к равнине, он
состоит из разнообразных пород, между которыми
преобладают низкорослые деревья и кустарники. Тут растет орешник,
крушина, яблоня, алыча, ольха, ясень, клен, выше же,
примерно до двух тысяч метров, растут уже высокоствольные
деревья, главным образом бук. Хмель, виноград, бузина,
спирея, достигающая более двух метров, папоротники и
множество других трав делают этот лес в летнее время едва
325

проходимым для человека, но зато дают надежное убежище
кабанам, медведям, оленям, косулям и другим зверям,
которые водятся здесь в изобилии. Очень богат этот лес и
птицами. Свист иволги, несмолкаемое пение пеночек,
многочисленных зябликов, черноголовых славок, стук пестрых и зеленых
дятлов, оживленная суета синиц, трескотня дроздов — все
эти звуки оживляют и наполняют широколиственный лес в
солнечный летний день. Тут же на сырых полянах держатся
многочисленные камышовки и сорокопуты-жуланы, сидящие
на верхних ветках кустов, откуда они то и дело слетают,
чтобы схватить пролетающих насекомых. По берегам горных
ручьев, с шумом стремящихся по каменистому ложу, бегают,
покачивая длинными хвостами, белые я горные трясогузки,
а в подмытых корнях прибрежных деревьев копошатся
крошечные крапивники.
Только старый буковый лес, местами занимающий
значительные пространства по верхней части широколиственного
пояса, поражает своим безмолвием. Громадные буки стоят,
заслонив небо непроницаемым пологом густолиственных
ветвей, не давая солнечным лучам проникнуть сквозь свою сень.
Поэтому здесь всегда сыро, царит зеленоватая полутьма, нег
подроста, кроме некоторых паразитических растений, зелени
нет вообще; почва покрыта старыми сучьями да
прошлогодней полусгнившей листвой. Лишь изредка беззвучно
промелькнет в таком лесу горихвостка, пискнет синичка-гаичка, где-
то далеко прокричит дятел, и снова все стихнет.
Чем выше поднимаешься в горы, тем чаще попадаются
хвойные деревья — сначала сосна, затем ель и пихта, и на
высоте примерно тысячи метров вы попадаете в пояс тем-
нохвойного леса. Особенно обширны и дики елово-пихтовые
леса по ущельям верхнего течения рек Теберды, Лабы и
Белой к западу от Эльбруса.
«Здесь,— пишет Динник,— в действительности вы видите
тот сказочный, безмолвный, дремучий лес, о котором в
детстве слыхали в сказках и во многих местах которого еще ни
разу не ступала нога человека. Долина или, правильнее,
ущелье Лабы, вообще узкое и скалистое, сразу расширяется,
как будто именно для того, чтобы дать место девственному
лесу, известному под именем Загдана. Он находится километрах
в пятнадцати от истоков Лабы и со всех сторон окружен
целым лабиринтом огромных скал, пиков и горных вершин, на
которых даже летом лежит снег. По середине Загдана течет
Лаба. Она имеет шагов семьдесят в ширину и несет
чистейшую голубовато-зеленую воду. Сверху Лаба представляется
широкой блестящей зеленой лентой, извивающейся по среди-
326

не леса. Местами, впрочем, лента кажется белой,— это там,
где вода, ударяясь о скалы и камни, пенится и разбивается
на брызги». А в одном месте, на протяжении полутораста
метров, река течет в мрачной, глубокой трещине, шириной
метра в четыре и даже уже, при глубине, вероятно, метров
двадцать пять. «Суровый вид представляется взору, если
заглянуть в самую пропасть: отвесные черные скалы почти
не отражают лучей солнца, поэтому она кажется какой-то
мрачной бездной, в глубине которой течет черная,
напоминающая деготь, вода.
Необыкновенно красивым и величественным
представляется и сам лес, когда смотришь на него издали. Вследствие
густоты и темной окраски хвои он кажется даже не зеленым,
а скорее черно-синим. Кроме громадных елей и пихт, в нем
почти нет других деревьев. Даже сверху, с довольно
значительного расстояния, они представляются гигантами. Еще
более величествен Загдан, если проникнуть внутрь его.
Вместо обыкновенных деревьев здесь почти всюду видишь каких-
то великанов. Многие из них имеют от трех до четырех
обхватов толщины и, может быть, до 70 метров в высоту... Они
гораздо более похожи на какие-нибудь исполинские колонны,
чем на обыкновенные ели. Здесь рядом с деревьями,
полными жизни и силы, стоят такие же громадные стволы, уже
отжившие свой век. Многие из них совершенно лишены коры
и напоминают собою высохшие скелеты; на других она
растрескалась, и куски, в целые квадратные аршины,
свешиваются вниз. Между ними кое-где торчат исполины,
переломанные поперек или совсем расщепленные бурей. Лес этот
представляется еще более косматым и страшным от огромного
количества лишайников, свешивающихся с каждой ветви, с
каждого стебля наподобие каких-то серо-зеленых бород в
целый фут длиною. Замечательный вид имеет почва. На ней нет
ни травы, ни кустарников; вся она покрыта мягким влажным
мхом, на котором лежат целые тысячи колоссальных стволов,
в том виде, как свалила их буря или как они упали от
старости. Некоторые из них еще крепки, другие совсем истлели,
и хотя сохранили свою форму, однако достаточно легкого
толчка, чтобы превратить их в прах. Часто они бывают покрыты
зеленым мхом со всех сторон, а на нем в свою очередь
вырастают папоротники и молодые ели... Хвоя так густо
покрывает ветви елей, что ни один луч солнца не проникает в вечный
полумрак этого леса. Полное безмолвие, царящее в нем,
делает его еще более величественным. Только изредка
раздастся здесь крик птички, послышится стук дятла или
издалека донесется шум воды. Даже жужжание насекомых
327

здесь никогда не бывает слышно, и ветер колеблет только
верхушки деревьев. Этот лес в своих страшных дебрях дает
приют и убежище множеству оленей, медведей, кабанов,
куниц и рысей. Что касается гор, окружающих лес, то они
настолько же богаты сернами и турами, насколько сам Загдан
лесными зверями». Зато птиц в Загдане, как и в других тем-
нохвойных лесах Кавказа, мало. Но все же среди них имеется
несколько характерных видов, отсутствующих в лиственных
лесах. Это клест-еловик, снегирь, черноголовый поползень и,
отчасти, черный дятел, который здесь обычнее, чем в
лиственных насаждениях. Наоборот, зверей, свойственных только
хвойным лесам, на Кавказе нет.
«Промежуточное звено между лесной областью и суровым
безмолвным царством скал,— пишет Динник,— составляют
альпийские пастбища, названные так потому, что служат
местом, где почти весь скот горцев пасется в течение лета. Они
начинаются не вдруг; по мере поднятия хвойные леса
делаются все мельче и мельче: вместо громадных елей вы видите
небольшие сосенки и елки — кривые, корявые, а рядом с ними
гакие же невзрачные березки или можжевельник.
Последний,— именно особый вид его,— можжевельник карликовый,
встречается далеко выше прочих древесных и
кустарниковых растений. Под ледниками или у самой снежной линии
нередко можно видеть приземистые кустики его. Только одни
верески могут отчасти поспорить с ними в умении бороться со
всякими невзгодами. Недостаток почвы, холод,
кратковременность лета и частые лавины мешают лесам
распространяться по альпийским пастбищам. В самом деле, не только здесь,
но и в верхней части лесной области бывают морозы среди
лета. В пастбищной области даже снег падает иногда в эту
пору. Лавины еще больше, чем холод, препятствуют
распространению лесов.
Вид альпийских пастбищ необыкновенно красив. Нигде
природа не представляет таких резких контрастов, такого
смешения цветов, как здесь. Великолепные луга, покрытые
высокой сочной растительностью, перемешаны здесь то с
голыми мрачными скалами, напоминающими гигантские
постройки, то со склонами, простирающимися на целые
километры и состоящими из одних осыпавшихся камней.
Сугробы снега (остатки лавин) нередко целое лето лежат,
окруженные зеленым растительным ковром. Множество
ручейков, несущих чистую, прозрачную, как роса, воду, также
немало украшают эти луга, а вверху громадные массы скал,
то голых, то покрытых снегом, громоздятся одна над другой.
Там, где по соседству с пастбищем находится глетчер, кар-
328

тина совсем изменяется. Рядом с местами, на которых
красуется свежая зелень и цветет множество разнообразных
цветов, расстилается целая пустыня камней, наваленных
друг на друга в самом хаотическом беспорядке. Это так
называемая конечная морена ледника. Вместе с мелкими
обломками скал и со щебнем тут лежат каменные глыбы
в сотни и тысячи пудов весом, а о растительности,
разумеется, и речи быть не может.
Флора альпийских пастбищ также не везде одинакова.
Иногда они бывают покрыты высокой растительностью,
нисколько не уступающей растительности лучших наших
лугов; в других же местах трава приземиста, но очень густа...
Число видов растений здесь не так велико, как на равнинах,
зато, зелень и окраска цветов ярче и красивее. На высоте
приблизительно полутора тысяч метров, следовательно еще
в лесной области, появляется прикрыт — высокое растение с
белыми цветами, расположенными колосом. На севере
Европы оно растет по равнинам, а на Кавказе — только на более
или менее высоких местах. В пастбищной области часто
значительные пространства бывают покрыты им одним. Здесь
же в огромном количестве встречается красивое ядовитое
растение — черемица с зелеными цветами, расположенными
кистью, красивыми крупными листьями и сочным стеблем,
достигающим метра высоты. Множество губоцветных,
лютиковых и гераниевых, а также различные виды галиум и
полигула встречаются на каждом шагу, тогда как фиалки,
незабудки и некоторые представители семейства толстянко-
вых доходят до самой снежной линии. Из кустарников
попадаются только можжевельники да верески. Между
последними всего замечательнее кавказский рододендрон.
Ветвистый стебель его поднимается сантиметров на 40—50 от
земли и несет на себе удлиненные кожистые листья с ржаво-
желтой нижней стороной. Прилистники и прицветники
окрашены в ржаво-красный цвет, а лишенные запаха
цветы — желтовато-белые. Местами рододендрон образует
обширные густые заросли. В них особенно охотно держится
своеобразный горный тетерев — характернейшая птица
пастбищной области, свойственная только высокогорью Большого
и Малого Кавказа. В отличие от обыкновенного тетерева,
самцы кавказского —сплошь матово-черные, и хвост у них
изогнут не лирообразно в стороны, а несколько вниз. Вообще
эта птица как по своему образу жизни, так и внешностью
очень сильно разнится от обыкновенного тетерева. Местами
на альпийских лугах обращают на себя внимание кучки све-
жевыброшенной земли. Это работа прометеевой мыши —
329

замечательного роющего грызуна, представителя особого
рода, который водится только в высокогорной области западной
половины Главного Кавказского хребта. В летнее время на
альпийские луга заходят олени; здесь же пасутся кабаны;
их следы в виде изрытой, порой на значительных
площадях, земли составляют здесь весьма обычное явление.
Свиньи забираются иногда и еще выше —в скалы,
подымающиеся до трех тысяч метров над уровнем моря. Точно так
же на горных лугах значительно выше границы лесов часто
встречаются медведи. Здесь они в течение всего лета бродят
по открытым местам и пасутся, подобно овцам или козам».
Чтобы дать некоторое представление о богатстве
малодоступных мест северо-западного Кавказа крупным зверем,
приведем следующий открывок из охотничьих воспоминаний
Динника.
«В 11 часов утра мы сделали привал на альпийских
лугах, недалеко от густого березового леска; за ним
возвышалась большая куполообразная гора, с правой стороны
которой находились средних размеров скалы... Не успели мы
пройти от стоянки метров четыреста, как увидели группу из
шести оленей: одного старого самца с большими ветвистыми
рогами, трех самок и двух молодых... Осторожные звери
скоро заметили нас и ушли в лес. Подойдя к упомянутому
березовому леску, мы с опушки его заметили какого-то довольно
крупного, длинното, но на низких ногах зверя, который
направлялся к скалам. В первый момент ни я, ни мои
спутники не догадались, что это за животное, но когда оно через
несколько секунд вышло на совершенно открытое место, мы
тотчас сообразили, что это пантера (так русские на Кавказе
зовут леопардов). Быстро достав бинокль, я отлично
рассмотрел ее длинный и довольно пушистый хвост, круглую
голову и толстые сильные ноги. Шла она довольно быстро
широкими размашистыми шагами по альпийскому лугу,
покрытому мелкой травкой, и направлялась, как уже было
замечено, к скалам, где, вероятно, надеялась найти серн и
незаметно подкрасться к ним... Мы пошли дальше в том же
направлении и вскоре увидели на довольно значительном
расстоянии стадо серн штук в двадцать. Я улегся за камнями
и решил подождать некоторое время, думая, что серны,^
может быть, сами подойдут на выстрел. Легкий прохладный
ветерок дул от них ко мне и они, следовательно, не могли
почуять меня. Я с удовольствием смотрел, как серны щипали
траву или, играя, гонялись друг за другом... Пробираясь по
гребню, окаймлявшему крутой обрыв, я смотрел себе под
ноги или в глубину ущелья, но, случайно взглянув по про-
330

Леопард, охотящийся на туров
должению гребня, вдруг увидел на нем в шагах era
пятидесяти от себя средних размеров животное, сидевшее в такой
же позе, как сидят обыкновенно кошки или собаки. Я шел
по совершенно открытому месту; поэтому животное тотчас
заметило меня и быстрыми прыжками понеслось под гору.
Тогда я рассмотрел, что это была рысь. Таким образом, в
течение нескольких часов мы видели на небольшом
сравнительно пространстве семь оленей, пантеру, рысь и более
двух десятков серн...
Природа не делает скачков, поэтому и вверху
альпийские пастбища незаметно, почти без всякой границы,
переходят в область снегов. Вместо высоких сочных трав
появляются кое-какие убогие цветочки, да и они, чем выше
поднимаются, тем становятся реже и мельче, потом и совсем
оттесняются на задний план, а преобладание голых скал и
камней все более и более входит в силу. Снежная
область — страна «полная чудес и сказочного великолепия»,
мир совершенно особенный. Громадные горные вершины,
колоссальность скал, ледяных полей и вообще всех предметов,
331

целые лабиринты пропастей, пустынность и почти полное
отсутствие жизни, множество опасностей, грозные явления,
вроде обвалов и лавин, а подчас и пребывание над
облаками среди торжественного безмолвья и как бы вне всякой
связи с землей, зима во все времена года и многое, многое
другое заставляют человека видеть в ней что-то неземное,
фантастическое.
В ясную погоду, во всякое время суток, горы имеют свои
прелести. Днем белый, чистый снег сияет в лучах солнца
лучше всяких алмазов; утром и вечером горные вершины
принимают железно-красный цвет и кажутся как бы
облитыми золотом, а ночью, при лунном освещении, когда
снежные поля ярко обрисовываются на темной синеве неба, горы
кажутся еще более величественными».
Снеговая линия на Кавказском хребте проходит
примерно на высоте 3000—3500 м. «Среди лета,— продолжает Дин-
ник,— можно, впрочем, встретить значительные массы снега
гораздо ниже. Скатываясь с больших возвышенностей и
задерживаясь в какой-нибудь котловине, на высоте 2500—
2700 метров, он не успевает растаять в течение лета и
лежит иногда прелые годы; но чем выше, тем белый покров
становится все более и более сплошным. Однако круглые гребни
и пики все-таки остаются голыми... Если смотреть
издали, километров за 60 или 70, то они часто совсем
стушевываются. Например, Эльбрус, подымающийся на 5629 метров,
издали представляется громадным снежным конусом,
раздвоенным на вершине, на котором незаметно ни одной
темной точки; между тем, находясь на небольшом расстоянии,
видишь целые массы скал, стоящих гораздо выше снежной
линии и совершенно обнаженных.
Обыкновенно снег, вследствие постоянного уплотнения
и пропитывания водою, превращается мало-помалу в
глетчерный лед, твердеет, утрачивает белый цвет и приобретает
все большую и большую прозрачность. В верхних частях
глетчера лед еще мало прозрачен, рыхл, при сильном
давлении распадается на зерна и имеет мутный зеленоватый цвет.
Чем ниже, тем он плотнее и чище, а в самых нижних частях
превращается в прозрачную, зеленую или сине-зеленую,
необыкновенно красивую массу. Этот цвет является во всем
своем великолепии в тех местах, где ледник прорезывается
глубокими трещинами и ямами. Когда заглянешь в них, то
кажется, что они наполнены каким-то особым газом,
окрашенным в сине-зеленый цвет...
Часто представляется случай, а при охоте за турами даже
необходимость, взобраться на какую-нибудь высокую скалу
332

«3
CQ
333

и смотреть на ледник с птичьего полета. В этом случае вид
его особенно красив: ледник напоминает большую широкую
реку с зеленоватой водой, беззвучно текущую по сильно
покатому ложу, а трещины и грязевые полосы — какие-то
причудливые фигуры, плавающие на ее поверхности.
Снежная область, подобная пастбищной, нередко
поражает наблюдателя своими контрастами. Среди обширных
ледяных полей можно увидеть иногда клочок земли, довольно
богато поросший травою и цветами,.. Замечательно еще, что
растения не только переходят через снежную линию, но
поднимаются гораздо выше ее, находя себе приют даже на
высочайших горных пиках. Множество незабудок, генциан,
лютиков и трехцветных фиалок попадалось нам на Эльбрусе,
в верховьях Теберды и Даута, значительно выше границы
снегов. В последнем из этих мест я взбирался до самых
вершин Главного хребта, и на обнаженных скалах,
поднимающихся на три с половиной или четыре тысячи метров над
поверхностью моря, встречал еще много лишайников».
К одним из наиболее высокогорных животных,
обитающих на границе между пастбищной и снежной областями^
относятся туры — горные козлы, несколько напоминающие
формой рогов баранов. Они свойственны только Главному
Кавказскому хребту. Ночь туры проводят на горных лугах,
спускаясь иногда до верхней границы лесов и, вероятно,
большую часть этого времени пасутся. На день же они
забираются в самые кручи недоступных скал, где отдыхают,
лежа на камнях или на снегу. В связи с тем, что туры
постоянно ложатся на твердый камень, под кожей в области
груди у них имеется толстый слой соединительной ткани,
служащей животному упругой подстилкой. Неизменные
спутники туров, тоже проводящие всю жизнь в
непосредственной близости снега, это кавказские горные индейки, или
улары. Их громкий свист особенно часто раздается на заре,
когда горы еще погружены в полутьму и только снежные
вершины залиты багрянцем восходящего солнца. В
противоположность турам и уларам, серны держатся на весьма
различной высоте. Их любимые места — это крутые,
обрывистые скалы, поросшие редким лесом. В соответствующих
условиях они иногда встречаются на высоте всего
нескольких сотен метров, но иногда серны поднимаются в горы
вплоть до трех с половиной тысяч метров, где пасутся на
альпийских лугах вместе с турами.
Дагестанские туры в горах Кавказа »
334

«Надо, однако, заметить,— пишет Диныик,— что очень
высоких гор и мрачных безлесных ущелий, любимых
турами, серны заметно избегают». К животным, лишь случайно
заходящим в снежную область, относится медведь. Динник
говорит: «...Вблизи ледников Дых-су и Агаштана я видел
следы их на высоте около трех тысяч метров, а на
Эльбрусе — один след в области вечных снегов и притом примерпо
метров на триста выше снежной линии».
По направлению к востоку, по мере того как климат
становится суше, лесной пояс Главного хребта становится уже.
Внутренние же части Дагестана, представляюшие
бесконечно путаный каменный лабиринт, особенно бедны лесом.
Он встречается здесь только разрозненными островками,
которые снизу окаймлены кустарниковыми зарослями с
преобладанием колючего держи-дерева, имеющего глянцевитую
тусклую листву. Вследствие недостатка осадков сухие степи
в нагорном Дагестане поднимаются высоко в горы, местами
непосредственно соприкасаясь с хорошо выраженными здесь
альпийскими пастбищами. Но особенно характерны для
Дагестана нагромождения голых, лишенных всякой
растительности^ складчатых гор.
Чтобы дать представление о внутреннем Дагестане, мы
воспользуемся описаниями К. Н. Россикова.
«С перевала,— говорит Россиков,— перед нами
предстали во всем подавляющем величии дикие пустыни Дагестана.
Огромные хребты и их отроги, скалистые кряжи и
бесчисленные возвышенности, изрезанные долинами, ущельями и
котловинами, выдвигались со всех сторон. Голые скалы,
выветрившиеся каменистые осыпи без малейших признаков
жизни производили гнетущее впечатление. Не веселили
взор и видневшиеся аулы... Их каменные, первобытные
постройки жались и лепились по уступам гор и сливались с
окружающей дикой природой в одно целое. На площадке
перевала я убил полевого жаворонка. На спуске встретились
черные вороны, в обществе альпийских галок и клушиц...
Ближе к Ботлихским высотам тропа проходит мимо
дикого ущелья. Справа высоко вздымается
полуразвалившаяся конусообразная вершина с глубокими трещинами,
нависшими скалами и массивными глыбами, разбитыми на
бесконечное число безобразно торчащих осколков и камней,
угрожающих падением. Слева — опять пропасти и балки,
погребенные под обломками скал... Проезжая обвал, я
заметил сидевшего на самой вершине скалы белоголового грифа,
одиноко созерцавшего с недоступной высоты страшную
картину разрушения. Тут же я встретился и с бородачом,
335

вероятно молодым, судя по его сплошному
темно-каштановому оперению. Он плавно и тихо пролетел над обрывами и
пропастями и опустился на край утеса...
В часовом расстоянии от Местеруха стоит оригинальная
известняковая скала из нескольких столбов... Скала эта не
менее любопытна и потому, что в то время как от
Местеруха не попадалась на глаза ни одна птичка, здесь жизнь
кипела: из густой зеленой травы, покрывающей вершину
скалы, и с приземистых кустиков можжевельника разносилась
песня горной завирушки; горные курочки с криком бегали
по карнизам и прятались за торчащие обломки; голубые
каменные дрозды, горихвостки-чернушки и горные овсянки
порхали по уступам, на которых неподвижно сидели на
припеке скалистые голуби... За подъемом разом изменилась вся
местность: гребень хребта отодвинулся километра на два к
югу и образовал покатую плоскость с живописным горным
лугом, покрытым снегом и изрезанным серебристыми
струйками ручейков, сочившихся из-под тающего снега.
Клушицы и альпийские галки оглашали окрестности, кружась с
громкими криками над черневшими вдали скалами гребня.
В воздухе парила пустельга, изредка раздавался звонкий
голос полевого жаворонка.
Неимоверных усилий стоил нашим лошадям последний
подъем. Проваливаясь в рыхлом снегу, они скользили по
смоченной и примятой снегом густой траве. На каждом шагу
они спотыкались и падали... Наконец, мы взобрались на
гребень и остановились у маленькой площадки... Она находилась
значительно выше двух тысяч метров над уровнем моря.
Картина, которая открылась отсюда, не отличалась яркостью
красок. На юге, на горизонте, в голубой синеве белел
снеговой хребет Талаколо. Ближе теснились скалистые, серые и
желтые нагроможденные кряжи и их бесчисленные отроги с
крутыми и пологими склонами... Вдали, на северо-западе,
высился снежный хребет Инчаро. Он ярко горел под лучами
солнца, и его блестящий саван еще резче выделялся от
соседства параллельного с ним кряжа, одетого у вершин
альпийскими лугами, а ниже кустарниками и маленькими
рощицами, между которыми на зеленых промоинах лепились аулы...
Яркие полуденные лучи солнца заливали всю котловину и
освещали самые сокровенные ее утолки. Долго я
всматривался в отдельные части котловины, но разнообразность
местности и неумение разобраться в ней отвлекали мое внимание.
Но, вот, едва я увидел на одной возвышенной площадке
горного тетерева, как моим глазам представилось такое их
множество, что я отказывался верить в действительность. Всюду,
336

Кавказский тетерев
куда мог проникнуть глаз, на площадках, прогалинах,
возвышенностях и пологих склонах, беспечно и мирно
расхаживали тетерева: где три, где пять и шесть, и только изредка
попадались одиночки. Одни щипали листочки и молодые
побеги кустиков, другие подбирали с земли красную бруснику,
третьи нежились на солнышке, перебегая время от времени
с одного конца площадки на другой, или же стояли на одном
месте с вытянутой шеей...
На следующий день рано утром мы находились на
центральном возвышении западного отрога, господствующего как
над северными Ингордахскими, так и над юго-восточными
высотами. Зеленый луг вершины отрога с ослепительно
белыми пятнами снега частью сбегал по извилистым и отлогим
складкам северных склонов Ингордахских высот, частью на-
^игался мохнатой шапкой над котловиной... Горизонт с вер-
кны отрога открывался шире: на юге отчетливее
вычерчивалась та мертвая картина, которая открывалась с площадки
гребня. На востоке чернели угрюмые суровые скалы
разорванных кряжей, из-за которых прорывались яркие снопы
золотисто-желтых лучей восходящего солнца. Ни крик, ни
дуновение ветра, ни шум не нарушали глубокого молчания...
Укрепившись на большой глыбе, я мог свободно
обозревать значительное пространство. Метрах в сорока
возвышался соседний склон. Волнистый и широкий скат его образовал
впадину с рядом пологих и отвесных уступов,
оканчивающихся у дна балки обрывом. Приземистые кустики березы густой
зарослью сбегали по скату и уступам, по которым стелился
зеленый травяной ковер. В кустарнике с первого взгляда
22 н. А. Бобринский оо7

Серны
я заметил пять индеек. Мы удачно подошли & ним,— они не
догадывались о нашем присутствии: быстро бегали в
кустарниках, общипывали листья и изредка показывались на краях
пологого откоса, где стелилась редкая травка: сорвав два-три
листика, они или возвращались в кустарники или спокойно
оставались под солнечными лучами... Я отчетливо видел, как
время от времени они прекращали пастьбу и все, точно по
условному знаку, взбегали на самые высокие уступы откоса,
откуда, после минутной задержки, так же быстро спускались
вниз в кустарники и принимались вновь за общипывание
листьев и отыскивание ягод брусники».
В то время как фауна всего лесного пояса северного
склона Главного хребта весьма однородна, западная и восточная
половины его высокогорной ступени имеют некоторые
существенные различия. Так, к западу от Казбека водится
кавказский тур и прометеева мышь, к востоку от него —- тур
дагестанский и безоаровый козел. Последний имеет
саблевидные сжатые с боков рога и, в противоположность турам,
широко распространен по горам Закавказья, Передней и
Малой Азии.
Западное Закавказье — Черноморское побережье к югу
от Туапсе и бассейн Риона — весьма обособленная часть
Кавказа, огражденная с севера Главным хребтом, с
востока — Сурамским, с юго-востока — Аджаро-Имеретинским.
338

На юго-западе оно обращено к Черному морю, под влияние
ем которого всецело находится. Это очень влажная страна с
ровным теплым климатом, почти не знающая зимних морозов
и покрытая роскошной древесной растительностью, имеющей
в Рионской низменности вполне субтропический облик.
В верховья Риона можно попасть по Военно-Осетинской
дороге, пересекающей Главный Кавказский хребет через
Мамиссонский перевал, лежащий в альпийском поясе на
высоте 3100 м. Этот перевал не надолго освобождается от снега,
и большие пятна его, не тающие все лето, всегда лежат
у дороги. На них часто развивается микроскопическая
водоросль, окрашивающая снег в нежно-розовый цвет. Это
знаменитый «красный снег», о котором сообщают полярные
путешественники. По краям его, пробив своими головками
рыхлую массу, растут подснежники, а на местах, свободных от
снега, приземистые злаки, ярко-синие анемоны, крупные
незабудки и ряд других низкорослых высокогорных растений.
Стайки бархатно-черных суетливых клушиц копают своими
кривыми носами влажную почву и, встревоженные низко
пролетевшим бородачом, с криком перелетают на новое место.
С перевала открывается широкий вид на бесчисленные
хребты и лесистые долины Закавказья.
«Пересекаясь по всевозможным направлениям,— пишет
Динник,— они представляли такую чудную сеть, от которой
долго невозможно было оторвать глаз. Яркой зеленью и
богатством лесов они резко отличались от долин и хребтов
северного склона. С вершины перевала с шумом скатывались
бесчисленные ручьи, из которых образуется речка Чанчаки,
с большой стремительностью несущая в Рион свои мутные
воды по глубокому лесистому ущелью. Хотя и здесь во
многих местах виден снег, а с перевала спускается даже
небольшой, пересеченный трещинами и окруженный маленькими
моренами глетчер, но живительное влияние юга чувствуется
тут с каждым шагом все сильнее и сильнее. По множеству
быстрых ручьев, текущих по всем направлениям, по
приземистой травке с редкими цветами перевал представлял
совершенную картину весны. Но едва мы проехали два-три
километра, как увидели лето в полном разгаре. Мы спускались по
правой, обращенной к солнцу стороне ущелья, и все оно
представляло роскошный цветник. Везде были видные пышные и
яркоокрашенные гвоздики, скабиозы, розовый ликум и
множество других цветов, между которыми росли кусты малины,
смородины и ежевики. Замечательно быстро менялись
картины растительности по мере того, как мы спускались вниз. На
северном склоне нужно проехать километров двадцать, чтобы
22* 339

увидеть лес, а здесь километрах в двух от перевала, на высоте
не менее 2700 метров над уровнем моря, притом на
покатости, обращенной к северу, уже были березовые заросли, а
немного ниже тянулись густые, темно-зеленые еловые и
пихтовые леса; что же касается солнечной стороны, то там елей и
пихт почти не было, зато всюду рос клен, вяз (карагач),
рябина, орешник, сосна и т. д. Километрах в двух от перевала
начали попадаться ящерицы, а еще ниже они сновали
всюду, как по траве, так и по скалам».
«Хвойные леса, в которые вы вступаете, спускаясь с Ма-
миссона,— пишет проф. Краснов,— не те, что на Северном
Кавказе, вы сразу попадаете в другой мир, в царство иного
климатического режима, с более мягкой зимой, с воздухом,
постоянно насыщенным влагою. Первыми вас опять
встречают хвойные леса, но леса эти состоят из кавказской ели и
кавказской пихты... Даже не ботаник, всмотревшись, сейчас
увидит во внешнем их облике значительное отличие от
наших хвойных севера. Яркость окраски и блеск хвои сразу
показывают, что они не знакомы с суровыми морозами севера.
Деревья смотрят как-то зеленее, веселее, подходя под тон
вечной зелени субтропических пород, не сбрасывающих
листьев. Несмотря на значительную высоту над уровнем моря,
на которой расположена эта полоса хвойных деревьев, под ее
сенью начинают попадаться представители и этих пород —
поддуб или колючий остролист, красные ягоды которого,
созревая в начале января, делают куст этот замечательно
эффектным; лавровишня, характерное дерево закавказских
лесов, здесь еще имеющая вид кустарника, и, наконец,
кавказская черника, куст выше человеческого роста с гроздьями
ягод, цветом и вкусом не отличающихся от нашей черники
севера. Эта черника не может быть названа вполне
вечнозеленым растением, но листья его держатся необыкновенно
долго...
Вообще, начиная с этого пояса лесов, мы вступаем в
область колхидской природы. Мы в верховьях Риона. Скоро и
сама знаменитая река Колхиды открывается перед вашими
глазами во всей ее красе. Мы в области иного, непривычного
для русского человека, климатического режима. Режим этот
ближе всего к тому, который господствует на берегах
Атлантического океана, в Бретани и в южной Англии, но имеет то
преимущество, что, благодаря более южному положению
Кавказа, летние лучи солнца здесь теплее, воздух в летние
месяцы делается оранжерейно-жарким, напоминая воздух
субтропических стран Дальнего Востока — средней Японии
и соответствующих областей Китая...
340

Защищенная от сухих северо-восточных ветров, Колхида
вполне открыта ветрам западным и юго-западным. А эти
ветры приносят ей такую массу дождей, что Черноморское
побережье принадлежит не только к числу самых влажных
местностей России, но занимает не последнее место и в
Европе... За исключением немногих периодов, когда в долине
Риона дует восточный ветер, перебрасывающийся с Грузино-
Имеретинского хребта, воздух здесь парной, орпнжерейно-
влажный, дающий возможность развиваться роскошной
растительности, какую только можно наблюдать в пределах
России.
Но мы не сразу попадаем в эту область, спуская ■ ь по
Военно-Осетинской дороге. Пока вы находитесь в полосе
хвойных, немногие лиственные породы будут ласкать ваш
взор. Бук, этот главный представитель лесов Западной
Европы, а на самом верху кавказский клен будут чаще всего
останавливать внимание, причем первый, т. е. бук, образует
местами леса. Ниже... из крупных деревьев останавливают
внимание исполинские грецкие орешники, обвитые
виноградными лозами толщиною в человеческую ногу. Они встречаются
все чаще и чаще по мере приближения к расширенной
долине Риона... Но мы еще не находимся на внешней,
подверженной всей силе западных ветров стороне Кавказа. Здесь еще
сравнительно сухо... Мы имеем еще горы с юга,
заслоняющие средний Рион от туч...
Кто хочет видеть настоящую Колхиду, должен... пересечь
южный передовой хребтик... Рион пересекает его, образуя
грандиозное ущелье и, вырвавшись, выходит в холмистую
местность, обрамляющую бывший залив Понта...
Здесь вы уже среди чисто колхидской обстановки.
Выветренные породы принимают кирпично-красный цвет
тропических почв — латеритов. По склонам гор красуются, как в
северной Италии, леса из настоящего каштана. Везде в
ущельях виднеется лавровишня, высокий древовидный понтиче-
ский рододендрон. Душистая желтая азалия, жасмины и
черники, образующие вместе с дубом густые дебри кустарника,
а на сырых низинах глянцевитая листва хурмы мешается
с высокоствольными ольхами, закутанными в различные
лианы, в частности дикого винограда. Папоротники, давая
ваи до двух метров длиною, образуют густые сплетения, еще
более непроходимые от колючей дикой ежевики. Чем ближе
к Кутаису, тем чаще начинают попадаться одичалые
полутропические растения, высокие деревья смоковниц,
^сыпанные огненными цветами гранатовые деревья и так
называемые мимозы. Как где-нибудь на Цейлоне, при
341

наступлении сумерек влажно жаркий оранжерейный воздух
наполняется тысячами летающих светляков, придающих
необыкновенную поэзию здешним ночам».
Говоря о черноморском побережье в районе Адлера, проф.
Краснов пишет: «Обширное лукоморье отделяет границу
моря от настоящих береговых обрывов. Над лукоморьем
непосредственно возвышаются крутые горы, сверху донизу
одетые густыми девственными лесами.
Этот прибрежный лес представляет дикую мощь
субтропической растительности. На более крутых и сухих холмах
господствует дуб — не жалкий дуб гор южного Крыма, но
исполинского роста и поразительной толщины колоссы.
Таких дубов вы насчитываете целые сотни на протяжении
немногих километров. Дуб, однако, редко является один. Не
менее громадная широколистная липа, ясень, береза,
крупный и мелкий граб так же обыкновенны в здешних лесах;
в более влажных лесах к ним присоединяются каштан и бук,
тогда как в наиболее сухих местах, на обращенных на юг
откосах, господствует сосна, не наша северная сосна, но
сосна побережья Средиземного моря с тонкою нежною хвоей
и неправильными причудливыми кронами.
Под сенью этих дерев, в тех местах берега, где он
наилучше защищен от холодных ветров, мы видим густые заросли
благородного лавра... Обыкновенно их вырубают и, идя вновь
от корня, они образуют густой, благовонный, вечнозеленый
кустарник-подлесок, стеною заслоняющий вход в
таинственные дебри берегового леса. Дебри эти недоступны для
обыкновенного смертного. Крутой подъем по заросшему
деревьями береговому обрыву затрудняется тысячами
цепких лиан, перевивающих деревья и спускающихся на землю.
Первое место между ними занимают двухметровой длины
гибкие и необыкновенно цепкие и колючие плети ежевики...
Переплетая длинными, до крови раздирающими тело и в
клочки рвущими одежду плетями все опушки лесов, она
делает местности некультурными, непроходимыми без помощи
топора... Необыкновенно нежными воздушными гирляндами
и фестонами, перебрасываясь от дерева на дерево,
заполняют между ними пространства сетки нежной листвы
смилакса. В одних местах его сплетения образуют на опушках
род естественных гротов, в других все дерево кажется
покрытым сеткою, украшенною нежными зелеными
листиками. Смилакс не один покрывает дерева. Стебли дикой
жимолости, как настоящие лианы тропиков, свешиваются с
недосягаемой высоты, где весною они усеивают
поддерживающие ее деревья тысячами благовонных розовых цветов. Но
342

более эффективною лианою является здесь виноград. Здесь,
на своей родине, эта могучая лиана, иногда с ногу
толщиною, как корабельный канат, свешивается с дерев,
крона которых отягощена ее разветвлениями, ее
крупными листьями, а под осень и гроздьями рдеющих ягод. Но
главным и лучшим украшением прибрежного леса является,
бесспорно, плющ. С руку толщиною при основании, он снизу
доверху одевает стволы деревьев, превращая их в колонны,
увитые вечнотемною зеленью, пучками свешивающейся
сверху и придающей лесам какую-то своеобразную
таинственность. Здесь и там по опушке увидите вы весною группу
уеыпанных цветами ярко-желтых благовонных кавказских
азалий или усыпанных белыми цветами кустов калины,
мушмулы. Летом шиповник, подобно лианам, взбирается своими
вьющимися стеблями высоко на вершины сосен, чтобы одеть
их своими нежными цветами, или кусты кизила, усыпанные
яркими, как из еургуча сделанными, плодами, привлекают
взор. Вообще же здесь мало цветов. Как во всякой
субтропической стране, листва господствует всюду, но, в
противоположность нашим лесам, флора обращает внимание не на
земле, не под ногами, но между стволов в воздухе. На
стволах деревьев ютятся даже эпифиты, правда, только в виде
красивого папоротника, изящными группами одевающего
стволы старых деревьев. Более сырые места одеты, впрочем,
папоротниками и на земле. Как везде в Колхиде, порубки
зарастают папоротником-орляком, иногда исполинских
размеров. Под сенью дерев ютятся более нежные папоротники,
а на болотах хвощи выше человеческого роста заставляют
вспомнить о древних геологических эпохах...
Поднявшись на возвышенность, справа вы видите берег
голубого моря с белыми пенящимися бурунами,
обрамляющими причудливые фестоны зеленого с серою галечниковою
каймою гористого берега. Прямо же перед вами селение с его
холмами на более темном, зеленом же, фоне более высоких,
причудливого очертания гор, тянущихся то грядою, то
возвышающихся отдельным конусом. Это большой Охун,
наибольшая прибрежная возвышенность между Сочи и Адлером.
За ними виднеются одетые добрые три четверти года снегами
Гагринские горы, и эти горы, не имея грубого величия
Большого Кавказа, придают пейзажу необыкновенную красоту,
давая между голубым небом и зеленою землею еще эту белую
изящную зубчатую линию...
Иная совершенно картина представится вам, если вы
попадете в узкое боковое ущелье, в ущелье, где не свищут
бризы, где воздух большею частью недвижим, застаивается, где
343

днями, а когда и неделями виснут облака и туманы, а почва,
не просыхающая никогда, постоянно напитана влагою. С
удалением от берега песчаники и глинистые сланцы сменяются
обыкновенно известняками... В них ущелья особенно узки
и склоны круты, и на них-то в этой затхлой обстановке и
развивается совершенно особый тип флоры, отличной от
прибрежной, создающей совершенно особые панорамы. Это та
флора, которую открыто по берегу мы встретим только
значительно южнее в Батумской области. Там она господствует,
здесь она прячется в более сырые, затхлые, к северу
смотрящие уголки. Некогда господствующим деревом этой
формации был, по-видимому, тисе... Теперь в своеобразных
вечнозеленых лесах этих тенистых, мало проветриваемых
известковых ущелий главную роль играет самшит.
Незнакомый с этим растением человек назовет его миртою, хотя
овальный, похожий на брусничный, лист его мало похож на
миртовый. Здесь — это высокое дерево... Его черно-зеленая
мелкая листва сидит на тяжелых желто-зелено-белых ветвях,
изящно украшенных лишайниками и мхом. Этот мох, как
длинная борода, свешивается со ствола и со всех ветвей
самшита, достигая невиданной в наших лесах длины и
придавая всему лесу фантастический вид зеленого мохового
царства. Зеленый пушистый мох над головами, зеленый
пушистый мох вокруг вас, среди черной мрачной зелени
неподвижных ветвей, в сером туманном полумраке. Все
блестит, как наведенное лаком, все черно-зеленое в этом
самшитовом лесу, помимо этого нежного бархата светлого
пушистого мха.
Мертвая тишина царствует в самшитовых лесах. Ни
птицы, ни стрекотанья насекомого. Ни дать, ни взять, как в цар^
стве облаков тропических гор,— и весь облик растительности
содействует иллюзии: все вечнозеленые, не хотящие знать
зимы растения. Громадные синие жужелицы одни
попадались мне здесь, охотясь на беззащитных слизняков,
изобилующих в этих лесах».
В противоположность богатой и разнообразной
растительности, животный мир Западного Закавказья поражает
своей бедностью. Здесь обильны только моллюски, что
зависит от исключительной влажности климата. Но уже
насекомых относительно немного. Пресмыкающиеся, птицы и
млекопитающие, как о том единогласно свидетельствуют все
специалисты, обследовавшие этот край, поразительно
малочисленны.
«Кажется,— пишет известный зоолог и знаток Кавказа
К. А. Сатуний,— что растительность развивалась здесь в
344

ущерб животному миру. Леса здесь, особенно на
низменности, мертвы и безмолвны; местами поражает полное
отсутствие мелких певчих птиц». По словам Ф. В: Вильконского,
изучавшего в течение трех лет птиц южной половины
Западного Закавказья, «при более тщательном исследовании этих
темно-синих гор, таинственно полузакрытых облаками,
оказывается, что это — красивая пустыня с пышной древесной
растительностью, развившейся в ущерб всему остальному».
Из крупных зверей здесь местами многочисленны лишь
медведи, кабаны да шакалы. Эта бедность фауны объясняется,
возможно, тем, что Западное Закавказье представляет собой
оторванный клочок влажных субтропиков, никогда не
бывших в соединении с основным массивом этой зоны.
Следовательно, настоящие субтропические животные проникнуть
сюда не могли, а для животных соседних частей Кавказа этот
район оказывается мало пригодным из-за своеобразных
местных условий. Заслуживает внимания, что из всех мест, где
ставились у нас опыты акклиматизации нутрии — крупного
южноамериканского грызуна, имеющего ценный мех, она
особенно хорошо прижилась в Западном Закавказье. Этот
факт служит лишним подтверждением того, что
субтропические животные находят здесь необходимые им условия
существования и отсутствуют лишь потому, что не могли
проникнуть сюда.
Насколько беден здешний животный мир особями,
настолько же он мало характерен по своему видовому составу.
Правда, между ним и животным миром лесного пояса
Северного Кавказа имеются немаловажные различия. Например,
на Северном Кавказе нет ни шакала, ни белки, косуля
представлена крупной сибирской формой, а барсук —
обыкновенным подвидом, тогда как в буковых лесах Колхиды
встречаются своеобразная персидская белка, мелкая
европейская форма косули и барсук, относящийся к группе
иранских подвидов, отличающихся небольшими размерами.
Но эти отличия характерны вообще для Закавказья, а не
специально для западной части его. Так, персидская белка
водится и в буковых лесах Центрального Закавказья, и по
нижним склонам восточной половины Главного хребта;
шакал широко распространен по низменностям Восточного
Закавказья, а европейская косуля и малый барсук
свойственны Закавказью вообще.
Отличия фауны Колхиды от прочих частей Закавказья,
в частности Центрального, к которому она стоит ближе
всего, главным образом отрицательные. Особенно бросается в
глаза отсутствие здесь многих широко распространенных
345

закавказских ящериц и змей. Из положительных свойств
можно отметить присутствие своеобразной длиннохвостой
саламандры, которая держится около горных ручьев на высоте
от 500 до 2800 м.
Центральное Закавказье обнимает горы и долины,
расположенные в бассейне средней Куры. Климат здесь уже менее
влажный и местами определенно сказывается влияние сухих
жарких прикаспийских низин. Когда-то эта часть Закавказья
была, по-видимому, сплошь покрыта лесом, в основном
широколиственным. В настоящее время леса здесь сильно
разрежены человеком, а местами и совсем сведены. Лучше всего
они сохранились в районе Боржоми, где до сих пор еще
произрастают дремучие елово-пихтовые боры, спускающиеся
темными языками в могучие широколиственные леса из бука,
карагача, орешника, к которым ниже присоединяются
шелковица, тополь, ива. Эти леса, достигающие сжатой скалами
Куры, своим общим обликом напоминают горные леса
Колхиды, но, в связи с менее влажным климатом, не столь
пышны. Зато они богаты крупным зверем — оленями,
косулями, кабанами, тогда как на безлесных возвышенностях
постоянно можно видеть пасущихся серн. Северный склон
Малого Кавказа, где по живописным ущельям бегут, гремя
камнями, многочисленные потоки, стремящиеся к Куре, и где
в среднем поясе гор тоже имеются значительные леса из
огромных чинар и ореха, выше — из липы, клена, дуба, бука,
по своей растительности и фауне тоже входит в Центральное
Закавказье. Наконец, с зоологической точки зрения к нему
относится не только центральная, но и восточная часть
южного склона Главного хребта. В противоположность
северному склону, он крут и обрывист. Только на самом верху
имеются альпийские луга, ниже склоны почти сплошь
поросли кустарниками и полукустарниками. В ущельях же и на
редких площадках растут высокоствольные лиственные леса,
чаще с густым подлеском. Внизу ущелья леса обычно
перевиты лианами, что вместе с ежевикой и другими
кустарниками делает их труднопроходимыми. Здесь в глухих
безлюдных ущельях сохранились еще в достаточном количестве
крупные звери.
В то время как Военно-Осетинская дорога пересекает
ереднюю часть Главного хребта в юго-западном направлении,
Военно-Грузинская дорога, соединяющая Орджоникидзе
(Владикавказ) с Тбилиси, пересекает его прямо с севера на
юг. Высшая точка ее — Крестовый перевал — расположена
на 2390 м над уровнем моря. Здесь всегда, даже в конце лета,
лежит снег. Отсюда начинается спуск. Сперва он идет полого,
346

Дикобраз
а затем, от станции Гудаури до станции Млети, на
протяжении всего 15 км, дорога, извиваясь зигзагами, опускается на
целую тысячу метров.
Пушкин пишет в своем «Путешествии в Арзрум»:
«Мгновенный переход от грозного Кавказа к миловидной Грузии
восхитителен. Воздух юга вдруг начинает повевать на
путешественника. С высоты Гут-горы открывается Кайшаурская
долина с ее обитаемыми скалами, с ее садами, с ее светлой
Арагвой, извивающейся, как серебряная лента,— и все это
в уменьшенном виде, на дне трехверстной пропасти, по
которой идет опасная дорога. Мы спустились в долину. Молодой
месяц весь показался на ясном небе. Вечерний воздух был
тих и тепел... Здесь начинается Грузия. Светлые долины,
орошаемые веселой Арагвой, сменили мрачное ущелье и
грозный Терек. Вместо голых утесов я увидел около себя
зеленые горы и плодоносные деревья». Следующая за Млети
станция Пасанаури расположена среди гор, густо поросших
широколиственным лесом. Стволы деревьев и выходы скал
оплетены в нем плющом, а сама станция тонет в зелени
среди вишен, диких груш, кизила, боярышника. Дальше, по
направлению к Тбилиси, местность приобретает все более
земледельческий облик, сама же столица Грузии лежит по обеим
сторонам Куры, окруженная невысокими голыми горами.
347

Животный мир Центрального Закавказья богат и
разнообразен, что зависит от разнообразия здешних ландшафтов.
Однако среди местных видов мелкопитающих и птиц,
связанных со скалами, древесными и кустарниковыми
насаждениями (а они-то и составляют основное ядро фауны), таких,
которые бы отсутствовали на северном склоне Главного
хребта, указать трудно. Разница в большинстве случаев сводится
лишь к подвидовым отличиям, хотя во многих случаях и
значительным. Другое дело пресмыкающиеся, земноводные и
насекомые, для которых климат имеет первостепенное
значение. Поэтому к югу от Главного хребта все эти животные
представлены значительно богаче как числом видов, так и
количеством особей. По нагретым южным солнцем скалам
бегают, кроме многочисленных мелких «степных» ящериц,
крупные, в ладонь длиною, закавказские стеллионы. В высокой
траве шмыгают ярко-зеленые «полосатые» ящерицы, а в
местах более открытых — изящные змееголовки. Под камнями
и в трещинах земли виноградников и бахчей попадаются
крошечные (не более 25—30 см длины) безвредные
змейки-слепуны, которых с первого взгляда легко принять за дождевых
червей. Неуклюжие «греческие» черепахи ползают по
низменностям и склонам гор, куда поднимаются до высоты более
тысячи метров над уровнем моря.
Южное Закавказье занято в основном Армянским
плоскогорьем, в середине которого на высоте почти двух тысяч
метров лежит большое оз. Севан. Ярко синеет оно среди
пустынных склонов гор. С его берега нигде не видно ни
дерева, ни кустика, и торжественную тишину нарушают
только однообразный прибой волн да резкие крики больших
белых чаек-хохотуний, во множестве летающих над водой
и выхватывающих из нее рыбу. На северном берегу озера
каменные утесы поднимаются прямо из воды, а южное и
восточное побережья довольно отлоги, и здесь впадает ряд рек,
по которым расположены редкие селения. Ближайшие
окрестности озера заняты нагорной степью пустынного
характера. Безлесные хребты нагромождены на плоскогорье
в самых различных направлениях и, синея вдали, уходят за
горизонт. Местами, уже с высоты полутора тысяч метров, они
покрыты сочными альпийскими лугами, на которых пасутся
многочисленные стада домашних овец. Даже в эту пору на
плоскогорье прохладно, зимой же лежит глубокий снег, озеро
у берегов покрывается льдом и стоят значительные морозы.
348
Кабаны в горах Армении4

Леса здесь мало. Встречается он почти исключительно по
долинам окрайных частей плоскогорья и состоит в основном
из редко растущего, но развесистого и мощного дуба.
Карабахское плоскогорье, представляющее собой юго-
восточное продолжение Армянского, имеет более высокие
горы, и луга здесь перемежаются уже значительными
дубовыми и буковыми лесами.
«В течение нескольких часов мы едем,— пишет М. Ша-
гинян,— по луговым дорогам мимо пастбищ... И вот совсем
неожиданно, за двумя легкими поворотами, нас охватила
тишина и густота темного леса... Здесь, в гуще леса, тихо.
Не поет птица, не стрекочет кузнечик, нет посвистывания
и звона насекомых. Великанами стоят огромные дубы в три
обхвата, могучие, плотные карагачи, трепетнолистные ясени,
кудрявая липа. Их оплетают сотни различных вьющихся
лиан, то взбегая вверх по сучьям великанов дерев, то
обрываясь и неподвижно повиснув в воздухе. Розовыми пятнами
выглядывают то здесь, то там колючий шиповник, ежевика,
кизил — сплошной чащей... Вдруг волна ослепительного
света. Солнце, трескотня кузнечиков, писк птиц. Вы выбрались
на поляну. С обеих сторон — кручи. Дальше луга, квадратики
поселков... Лошадь опять вступила в тишину и тень. На этот
раз вы въезжаете в буковый лес. У бука серебристогладкий
ствол, уходящий ввысь. Под ним все становится серебристо-
серым. Трава, кустарники, земля затуманиваются. Но вот
лошадь фыркает, сгоняя с ноздрей мух, и серебристый туман
остается позади. Мы опять на полянке; тысячи пряных
запахов наполняют воздух, а вместе с ними встают тысячи
живых звуков. Дятел постукивает по дереву, мошки жужжат,
ящерицы шуршат, а над нами в открывшейся синеве неба,
огромными плавными кругами, забирая высоту, кружит орел.
Поворот — и мы въезжаем в чащу грецкого ореха...».
Хотя гольцовая ступень Малого Кавказа выражена слабее,
чем на Главном хребте, однако и здесь имеется ряд
характерных животных — снежная полевка, кавказский тетерев, ряд
широко распространенных высокогорных птиц. Есть здесь
и улар, но относящийся уже к другому виду — так
называемый каспийский, который встречается местами ниже
кавказского и, по-видимому, не столь тесно связан со снежными
вершинами.
Как ни разнообразны ландшафты Большого Кавказа,
Малого Кавказа, Западного и Центрального Закавказья — все
они горные страны, склоны и долины которых в той или иной
мере покрыты древесной растительностью. Даже
Восточный Дагестан и Армянское нагорье к югу от Севана, т. е. их
349

наиболее сухие районы, все же имеют по глубоким тенистым
ущельям леса и густые кустарниковые заросли. Этим, а также
тем, что пещеры, груды камней, глубокие расселины в скалах
и т. п. могут, подобно лесу, играть роль убежищ, объясняется
то, что многие животные широко распространены по всему
горному Кавказу и заросшей древесной растительностью
Колхидской низменности. Таковы медведь, лесная и каменная
куницы, рысь, лесная кошка, косуля, олень. Из них только
олень и лесная куница, т. е. животные строго лесные, не
доходят в своем распространении до сухого бедного лесом
Армянского плоскогорья. Почти не проникает в него и крот,
нуждающийся во влажной почве, богатой дождевыми
червями.
Животное население широколиственных и хвойных лесов
Кавказа, как уже отмечалось, лишь слабо отличается одно
от другого и в целом очень близко к животному населению
широколиственного леса Западной Европы. Напомним, что
и здесь и там водятся лесная куница, лесная кошка,
европейская косуля, благородный олень, соня-полчек, европейский
соловей, зеленый и средний дятлы, квакша, еще недавно жил
зубр. Это явление объясняется тем, что леса Западной
Европы и Кавказа соединяются полосой леса, идущей через всю
Малую Азию.
Как ни своеобразна гольцово-высокогорная фауна
Кавказа, но и она содержит таких характерных
«западноевропейцев», как снежная полевка и серна. Наконец, заслуживает
внимания, что и в нагорной степи, занимающей небольшой
клочок в верховьях Куры, водится малый слепец и
малоазиатский суслик. Первый населяет Малую Азию, Балканы,
Румынию-, Бессарабию и одесские степи, второй очень близок
к европейскому суслику, живущему в восточной части
Западной Европы.
Всем рассмотренным частям горного Кавказа могут быть
противопоставлены полупустыни Восточного Закавказья.
На их общем облике и животном мире лежит уже отпечаток
жарких арало-каспийских пустынь. Здесь отсутствуют почти
все животные, указанные нами для горного Кавказа, зато
водятся ушастый ежик, тушканчики, песчанки, антилопа-
джейран, рябки, ряд пустынных ящериц и змей. Эти
полупустыни, местами имеющие характер солончаковых,
глинистых и, отчасти, песчаных пустынь, занимают обширное
пространство, прилегающее к Каспийскому морю, и образуют
три языка. Короткий северный язык тянется узкой полосой
между морем и оконечностью Главного Кавказского хребта;
северо-западный, самый большой, обнимает низменности по
350

нижнему и, отчасти, среднему течению Куры и доходит
почти до Тбилиси, тогда как западный пролегает узкой
лентой по долине Аракса, несколько расширяясь лишь на своем
конце — в районе Еревана.
«Покидая Тифлис под вечер,— пишет проф. Краснов,—
вы засыпаете в вагоне железной дороги, проносясь среди
ландшафтов хорошо знакомых по видам окрестностей
названного города... Зато на утро, когда вы проснетесь,
совершенно новая, чуждая вам природа Муганской степи будет
окружать вас со всех сторон. Природа эта уныла и печальна,
но крайне своеобразна...
Ровная, как стол, Муганская степь скатертью
расстилается по пути паровоза. Слева, задернутые в туманную,
присущую среднеазиатской атмосфере, дымку, почти
невидимые массы гор Главного хребта, и только, прорываясь среди
этой мглы, высоко в голубом небе блестят белые снеговые
вершины отдельных пиков. Горы не играют видную роль
в пейзаже. Они лишь этими плавающими в воздухе, как
белые призраки, вершинами напоминают вам, что вас отделяет
от Европы громадный хребет. Ваш глаз невольно поэтому
останавливается на степи, расстилающейся со всех сторон на
необъятные пространства. Степь эта совершенно особенная...
Голая, солонцоватая, желто-бурая почва здесь не одета
дерном трав... На далеких друг от друга расстояниях, как на
настоящем солонце, торчат здесь жирные солончаковые
травы, эти кустики, не превышающие фута вышины, с
жирными, сочными зелеными листьями и уродливо
искривленными ветвями. Имея темно-зеленую окраску, они как темные
пятна пестрят поверхность степи, придавая ей мрачный
колорит. Эти два-три вида солянок одни господствуют в степи,
покрывая ее на далекие пространства, не оживляемые ни
домом, ни деревнею, ни даже лесом. Изредка лишь в речной
долине увидишь группу деревьев. Закавказская пустыня
оживляется лишь каперсами, образующими целые клумбы
на голой земле... Эти клумбы из темных круглых
глянцевитых листьев и распростертых по земле рыжих ветвей бывают
очаровательны под вечер, когда распускаются их крупные,
нежные, не выносящие сильного летнего зноя цветы. Цветы
эти о четырех лепестках с массою тычинок посредине,
достигая величины в медный пятак и более и усыпая весь куст,
издали привлекают внимание и украшают степь. Другое
растение, не менее интересное и столь же часто попадающееся
здесь на глаза,— бешеный огурец... Прежде, чем вы
прикоснетесь к такому огурчику, он сам, оторвавшись от сотрясения,
причиненного растению, отскочит и брызнет вам в лицо целой
351

струей липкой жидкости и мелких мокрых, похожих на
огуречные, семян. Вместе с поименованными растениями в
степи попадается и так называемая верблюжья колючка —
кустик высотою около 30 см, одетый листьями и розовыми
цветами ранней весной; несколько позже вся листва его
обваливается — остаются одни голые колючки, длинные
и острые, из которых состоит все растение». По глинистой
почве бегают многочисленные желтоватые ящурки, а в
местах, где почва более плотная, держатся хорошенькие
уплощенные такырные круглоголовки, имеющие на боках шеи по
розовой полоске, окаймленной голубым. Они не столь шустры
и, пробежав немного, устают и останавливаются. Всюду
видны жаворонки. По временам проносятся стайки чернобрюхих
и белобрюхих рябков.
«Днем,— продолжает проф. Краснов,—жара делается
нестерпимой. Далеко не на всех станциях возможно здесь
достать свежую воду, да и сами станции не представляют из
себя оазисов в пустыне. Удаленные от деревень, они
обыкновенно являются уединенными группами домиков,
разбросанных в сухой и пустынной степи...
Вот и все, что вы, томясь от жары, можете видеть,
проезжая по Муганским степям. Не более увидит
малонаблюдательный взор и тогда, когда поезд повернет на Апшеронский
полуостров и справа откроется простор сердитых зеленоватых
вод Каспийского моря. Но натуралист здесь на каждом шагу
найдет интересный объект для исследования. Хотя море здесь
и близко, но ничто не свидетельствует, чтобы оно
благотворно действовало на природу своих берегов. Как только вы
покидаете полосу, где волны гложут берег, пустыня вступает
в свои права и та же бедная муганская природа сопровождает
вас здесь, на самом побережье Каспия. Скажу более,
открытая сильным восточным ветрам почва здесь уже дает
возможность наблюдать явления, общие с низиною Туркестанского
края: не вода, а ветер главным образом видоизменяет
поверхность здешней почвы, придавая ей местами весьма курьезные
очертания. Только наблюдая здешнюю растительность, можно
судить о том, какая масса почвы вздымается и уносится
отсюда ветрами. Местами солонцоватая степь кажется
совершенным подобием кочковатого болота, так как ветром снесеп
уже более чем полуфутовый (около 15 см — Н. Б.) слой
почвы и развеян в виде пыли, а у корней растений он остался
сдерживаемый ими и кажется, что каждый кустик вырос на
особой кочке; на деле же эти кочки показывают уровень
прежней почвы. Рядом же можно наблюдать, как такие
кустики, задерживая на пути более тяжелые, неспособные
352

подыматься на воздух песчинки, способствуют накоплению их
в барханы, или песчаные горки. Впрочем, на Апшеронском
полуострове редко наблюдаются настоящие сыпучие пески».
Проследим жизнь Муганской степи по временам года,
воспользовавшись для этого описаниями К. А. Сатунина.
Весна начинается здесь рано. Уже в первой половине
апреля степь покрывается ярко-зеленой травкой, испещренной
цветами различных луковичных растений, из которых
выделяются крупные тюльпаны. Даже в наиболее пустынных
местах, где на гладкой, как стол, почве в другое время года
растут только редкие кустики серой полыни, теперь эта
полынь выглядит как-то свежее, между нею розовеют цветочки
кавказской мерендеры, а кое-где блестят яркие тюльпаны.
С растительностью появляются и насекомые, спешащие
воспользоваться своей короткой жизнью. Веселые песни
различных жаворонков звенят теперь в степи, раздаются
громкое «чаканье» чеканов, заунывный свист кулика-авдот-
ки, разнообразные голоса многочисленных мелких пролетных
птиц. Зазеленели и тугаи — древесные заросли по берегам
рек, обычно с высокими тополями, сады, где плодовые
деревья стоят все усыпанные белыми и розовыми цветами.
Послышалось и здесь пение прилетевших птиц. Первой
появляется изящная маленькая славка с черной головой и
розовой грудью, получившая за белую полоску на щеке название
«белоусой»,— характерная птичка арало-каспийских
пустынь. За ней следуют западный соловей, рыжехвостая славка
или тугайный соловей, множество пролетных славок, пеночек
и другой мелочи. Над рекою летают, выискивая добычу,
коршуны. Тут же на высоких тополях, где устраивают свои
колонии грачи, а рядом гнездятся коршуны и пустельги,
стоит невообразимый гвалт и идут драки за лучшие места.
Ночь не приносит успокоения. Весенний концерт не
умолкает, меняются только исполнители. Теперь на первое место
выступают различные звуки, издаваемые насекомыми,—
стрекотание кузнечиков и сверчков, какой-то
неопределенный шум, поднимающийся как будто из самой земли от
миллиардов крошечных незаметных существ,— и громкое
кваканье бесчисленных лягушек, сливающееся в
оглушительный хор, из которого выделяются лишь отдельные
голоса птиц. Из сада несется громкая песня черного дрозда
и меланхолический крик маленькой совы-сплюшки, на реке
неумолчно раздаются свист куликов, крякание уток и
хриплый крик цапель, со степи доносится мелодичный свист
авдотки. Звери тоже не хотят отстать от птиц и других
тварей в эту чудную весеннюю ночь, и в ближайших зарослях
23 H. А. Бобринский 353

начинается своеобразный дружный концерт шакалов. А
высоко в воздухе ежеминутно слышны свист крыльев и
различные призывные голоса. То стаи перелетных птиц, не
останавливаясь, спешат на север.
Чем выше поднимается трава в степи, чем пышнее
одеваются зеленью кусты и деревья, тем больше появляется летних
гнездящихся птиц, немедленно приступающих к хлопотам
по устройству гнезда, ежедневно появляются новые виды
жуков, чтобы, просуществовав несколько дней, дать место
другим видам... Но вечерам из густой травы и поднявшихся
посевов доносится звонкий бой перепелов и характерное
«дерганье» коростеля... Но озера и камышовые заросли в это
время уже пустеют. Многочисленные зимовавшие здесь
водоплавающие птицы давно уже улетели на север, а местные
принялись за вывод детей и забились в крепи. Теперь только
немного птиц попадается на вид. На большом пространстве-
встретишь только несколько цапель, пару уток, несколько
крачек да камышового луня. Зато камыши оживляются теперь
громкими песнями различных их мелких обитателей, между
которыми громче всех раздается трескучая песнь дроздовид-
ной камышовки... Проезжая по степи, по сгрызанным
тюльпанам и вырытым их луковицам, можно заключить о
присутствии здесь тушканчиков, но только изредка вечером можно
увидеть, как промелькнет над землею какая-то белая точка —
это Ьелое «знамя» на конце хвоста мчащегося на своих
длинных ногах тушканчика.
К середине июня у большинства птиц птенцы уже
подросли, но непомерно разросшиеся к этому времени заросли
скрывают их и их родителей, так что они редко попадаются
на глаза. Замолкли теперь и песни птиц. Лишь изредка
щелкнет в зарослях соловей, да на одиноко торчащем кустике
пропоет свою короткую трель черноголовая овсянка. Степь
выгорела под знойными лучами солнца, цветов нет и помину.
Исчезли весенние виды жуков, зато многие другие насекомые
стали многочисленней. Если птичий хор расстроился и
почти замолк, то у насекомых он, наоборот, еще более усилился-
от звонкого пения цикад, неистового стрекотания кузнечиков,
сверчков и различных саранчовых. У воды стоит гул от
бесчисленных комаров. Не отстают от насекомых и лягушки,
особенно в жаркие ночи.
В июле жара достигает своего предела и губит почти всю
растительность степи, которая теперь превращается в
безжизненную пустыню, покрытую сухим, поломанным ветром
бурьяном. На больших пространствах из всех растений в
живых остались лишь одна маленькая, стелющаяся по земле
354

травка да каперсы, пыльные темно-зеленые плети которых
резко выделяются на желтовато-сером фоне растрескавшейся
почвы. Однако насекомых не так уж мало. Из жуков здесь
можно встретить и медленно ползающих блапсов и
неутомимых священных навозников, вечно катающих свои навозные
шары. Многочисленнее же всех других насекомых —
саранчовые. Различные кобылки и другие прямокрылые
ежеминутно с треском вылетают из-под ног, сверкая красными и
синими крылышками. По-видимому, высохшая растительность
так же хороша для их сильных челюстей, как и свежая. За
счет травоядных прямокрылых живут и хищные
прямокрылые, в частности огромная сага, достигающая 10 см длины.
Одним взмахом своих страшных челюстей она свободно
раздробляет голову даже крупной саранчи, которую хватает
передними ногами. Местами часто встречается и другой
злейший враг саранчовых — фаланга. Это паукообразное
в поисках добычи неустапно рыскает по степи не только
ночью, но и в самые жаркие часы дня.
В самое жаркое время года, по крайней мере в южной
части Муганской степи, ящерицы и змеи попадаются редко
и только по солончакам бегают многочисленные ящурки. Из
птиц встречаются главным образом жаворонки — степной,
малый, полевой и хохлатый, которых здесь очень много.
Других птиц почти не видно. Изредка пролетит низко пад степью
своим волнистым полетом стайка золотистых щурок, гоняясь
за насекомыми, да высоко в воздухе пронесется какой-нибудь
хищник. Из млекопитающих чаще других встречаются крас-
нохвостые песчанки и серые хомячки, питающиеся семенами
степных растений, и ушастый ежик, живущий здесь,
по-видимому, главным образом за счет насекомых.
Первые признаки осени сказываются в увеличении
осадков. Начинают перепадать дожди. Благодаря этому
зацветают некоторые растения, в том числе осенние крокусы;
появляются осенние виды жуков. Затем приступают к
отлету птицы. В сентябре-октябре уже все перелетные виды их
покидают свою родину. «Пустеют тугаи и сады, суровый
ветер срывает поблекшую листву и обнажает деревья. Только
густые заросли ежевики сохраняют свою темно-зеленую
листву, и в их непроницаемой крепи ищут себе убежище
оставшиеся здесь на всю зиму птицы: черные дрозды,
крапивники, завирушки, зорянки и прочие. Но унылый вид
принимают рощи высоких деревьев, и вместо прежних веселых
песен певцов здесь слышится теперь только стук дятла да
тоскливое пиньканье синиц. Жизнь теперь сосредоточивается
на озерах, в камышовых зарослях. Каждую ночь слышен
23* 355

наверху свист быстро рассекающих воздух крыльев,
пролетные стаи различных птиц тянут к югу, и многие из них
останавливаются на здешних озерах и разливах или только
для отдыха, или для более продолжительного пребывания.
Оседлые обитатели камышовых зарослей: различные утки,
некоторые кулики, водяные курочки, султанки, лысухи
и т. д.— по большей части все птицы, ведущие очень скрытый
образ жизни, так что летом здесь ничего и не увидишь, кроме
нескольких куликов да лысух. Но зимой здесь происходит
нечто невообразимое, нечто такое, что, не видав, невозможно
себе и представить... С наступлением зимы, когда кругом на
горах уже выпадает снег и ударят морозы, сюда собираются
на зимовку бесчисленные стаи различных гусей и уток,
пеликанов, бакланов, цапель, лебедей, лысух, различных чаек,
поганок, гагар и т. п. ... Подобно тому, как за стадами баранов
всегда следуют и волки, за стаями перелетных птиц всегда
следуют и пернатые хищники: балобан, сокол-сапсан и
маленький, но отважный дербник».
Коренные места зимовок многочисленных водоплавающих
птиц — Муганская степь и морской залив Кирова. Однако не
всегда на зимовках складываются благоприятные для птиц
условия, не каждый год природа щедро дарит наш юг теплом
и солнцем. Иной раз в Закавказье выдаются на редкость
снежные и холодные зимы.
«Я вспоминаю зиму 1950 года,— пишет Е. П. Спанген-
берг.— 21 января я стою по колено в снегу на берегу
знакомой неширокой протоки. Кругом, насколько хватает глаз,—
болота, поля и прибрежные камыши — все заметено снегом.
Необычно крупные снежные хлопья бесшумно падают
сверху, толстым слоем ложатся на колючие заросли ежевичника,
на мои шапку и плечи. Извиваясь среди снежных сугробов,
далеко вперед от меня уходит узкая студеная полынья. Ее
тусклая вода на всем протяжении покрыта стаями
плавающих лысух и уток, табунами уток насыщен и воздух. Почти
беспрерывно они летят мимо меня вдоль незамерзшей
протоки, быстро скрываясь из виду в мутном горизонте.
Тяжело переживают пернатые странники такие суровые
зимы. Мелкие птички становятся необычно доверчивы. В
надежде найти тепло и пищу они жмутся к жилью человека,
залетают в конюшни. Из водяных птиц те, которые еще не
потеряли от бескормицы силы, поднимаются в воздух и летят
к югу; ослабевшие остаются на месте.
Вот перед вами небольшая полынья; на ней лысухи и
нырковые утки. Вы подходите к самой воде, но истощенные
птицы не обращают на вас никакого внимания. Они заняты своим
356

делом и, ныряя, пытаются с большой глубины достать пищу.
Мороз крепчает; участок чистой воды с каждым часом
становится меньше. Дня два, не больше, продержится здесь
птица, и когда вода сплошь покроется ледяной коркой,
хромая и падая, лысухи и утки доберутся до тростников
и спрячутся среди снежных сугробов и кочек. Следы дикой
кошки или шакала, перья и кровь на снегу расскажут вам
о их гибели.
Январь 1951 года. Я вновь в Закавказье в крошечном
рыбацком поселке на берегу одного из крупных местных
озер. Это озеро, а вместе с ним и рыбный промысел,
приютившийся на его берегу, называют Мегман.
Когда я на своей лодочке по канаве достиг озера Мегман,
моим глазам представилась картина, которую я никогда не
забуду. На много километров впереди под яркими косыми
лучами солнца блестит водная гладь. Зеркальную
поверхность со всех сторон окружают тростниковые заросли. На
далеком горизонте они маячат едва заметной дрожащей
линией, поблизости высоко поднимаются желтой стеной,
отражаясь в неподвижной воде. Множество птиц —то сплошными
темными массами, то рассеянными пятнами — покрывают
озеро во всех направлениях. Сколько ее здесь — представить,
сосчитать невозможно. Когда же мой выстрел по случайно
налетевшей крупной черноголовой чайке прокатился по
всему озеру, живая громада ответила на него невообразимым
шумом. На протяжении двух-трех минут стаи непрерывно
поднимаются в воздух, наполняя его свистом крыльев,
разноголосым кряканьем, гусиным гоготом. Крупные и мелкие
стаи уток, вереницы гусей и казарок летят над озером во всех
направлениях..»
К числу таких только зимних посетителей края относятся
различные породы нырковых уток, из которых большая часть,
правда, предпочитает держаться на море, но часто, особенно
во время бури залетает и внутрь страны. На солоноватых
озерах встречаются уже другие виды: здесь, например,
зимуют красивые розовые фламинго, колпицы и некоторые
кулики.
В хорошую теплую погоду не пуста бывает и совершенно
обнаженная теперь открытая степь... Многие из летних ее
обитателей улетели на юг, другие, как еж и тушканчик,
погрузились в спячку, но на смену явились и новые гости с
севера. Когда в южной России бывает суровая снежная зима,
здесь собираются бесчисленные стада дроф и стрепетов. Сюда
прилетают на зиму также различные ржанки, жаворонки,
журавли и некоторые другие птицы. Но когда поднимается
357

непогода и подует резкий холодный ветер, все живое спешит
укрыться в камыши, которые во внутренней Мугани, за
неимением лесов, являются единственным прибежищем для
всего живущего. Тогда степь действительно представляет
собой совершенную пустыню. Уныло свистит ветер над мертвой
обнаженной равниной. Лишь изредка вспорхнет из кустиков
засохшей полыни степной жаворонок; быстро пронесется
высоко в воздухе какой-нибудь хищник, тщетно высматривая
добычу, да промчится испуганная чем-нибудь стайка
джейранов и опять все безмолвно и мертво, и только
пронзительный вой ветра нарушает тишину».
Обратимся теперь к пустынным степям верхнего Аракса.
Перед тем, как выйти на просторы Восточно-Закавказской
низменности, Араке течет, сжатый горами, в глубокой теснине,
которая значительно расширяется только между Араратами
и подножьем отдельно стоящей вершины Алагеза. Здесь
местность по своему общему облику представляет как бы
закинутый в глубь Закавказья уголок арало-каспийских
равнин с их типичными животными — ушастым ежом,
тушканчиками, рябками, белоусой славкой, такырной
круглоголовкой, удавчиком. Но этого мало. По ту сторону Аракса, уже
в пределах Турции, постепенно повышаясь к подножью
Арарата, расстилается обширное песчаное пространство,
поросшее типичным среднеазиатским безлистным кустарником
джузгуном. Как и в Средней Азии, пыльной дымкой застлан
горизонт, небо насыщенно синее, и резко блестит на нем
белая вершина огромной горы. Только сознание, что этот
геометрически правильный конус, к которому сбоку прилеплено
его уменьшенное повторение, есть Большой и Малый Арара-
ты убеждает вас в том, что вы не в Средней Азии, а далеко
от нее — в глубине Закавказья. В пустынных равнинах у
северного подножья Араратов, как и в глинисто-полынной Сар-
дарабадской степи, что по нашу сторону Аракса, нередка
дрофа-красотка, или джек—птица, широко распространенная
по пустыням Средней Азии. В томительно жаркие дни она
взлетает особенно неохотно, предпочитая спасаться от
преследования бегом. Улучив минуту, джек норовит припасть к
земле и залечь, слившись своим сероватым струйчатым
оперением с глинисто-песчаной почвой. В Сардарабадской степи
гнездится и толстоклювый зуек — тоже широко
распространенная птица пустынь Средней и Внутренней Азии, за
последние годы в этом же районе найден кот-манул. Таким
образом, фауна равнины по верхнему Араксу обнаруживает
еще большее сходство с фауной среднеазиатских пустынь,
чем Восточно-Закавказская низменность.
358

Однако не следует преувеличивать это сходство.
Во-первых, длинный ряд животных из самых разнообразных групп
зверей, птиц, ящериц, змей, жуков и т. п., которые водятся по
всем пустыням Средней Азии, полностью отсутствует в
Закавказье. Во-вторых, в его полупустынях живут такие
общекавказские и чуждые Средней Азии виды, как греческая
черепаха, заяц-русак, обыкновенный еж и т. д.
Самый юго-восточный угол Закавказья — Талыш —
хорошо отличается по своей природе от прочих частей
Кавказского края. В то же время он резко неоднороден: большая
часть Талыша покрыта роскошным широколиственным лесом,
тогда как юго-западный уголок его занят сухой нагорной
степью пустынного облика.
Особенно роскошна древесная и кустарниковая
растительность Ленкоранской низменности и предгорной ступени
Талышского хребта, обращенной к Каспийскому морю.
Здешний субтропический, теплый, ровный и чрезвычайно влажный
климат обусловливает и соответствующую растительность,
своим обликом близкую к растительности Колхиды. То же
разнообразие пород, гигантские размеры отдельных деревьев,
та же чаща подлеска, в котором видную роль играют
огромные папоротники, те же лианы, густо оплетающие стволы,
ниспадающие гирляндами с ветвей и перекидывающиеся с
одного дерева на другое. Но видовой состав пород несколько
иной и, в противоположность мертвенным лесам Колхиды,
здешние леса населены богатым и разнообразным животным
миром. Различные ползающие и бегающие пресмыкающиеся
снуют не только в траве — по гладким стволам деревьев
ловко бегает эндемичная зеленобрюхая ящерица. Цветущие
деревья гледичий привлекают массу пчел, а они — стаи
птиц-пчелоедов во главе с золотистыми и зелеными щурками.
На овальных листьях своеобразного, свойственного только
этим лесам, железного дерева сидят многочисленные квакши,
оглашающие лес своим громким пением. В густых зарослях
колючей ежевики, питаясь ее ягодами, держатся фазаны и
турачи, за которыми усердно охотятся камышовые коты.
В труднодоступных затопленных лесах большими колониями
гнездятся бакланы и всевозможные цапли.
«Около часа,— пишет Е. П. Спангенберг,— я упорно
пробирался сквозь чащу леса. Кабаньи тропы, проложенные
среди колючих зарослей, были моими тоннелями. Здесь я
полз на четвереньках. Порою зеленая стена, вся увитая
лианами, преграждала мне путь. Тогда я взбирался по
древесным стволам и, цепляясь за толстые лозы дикого винограда,
как за канаты, перекинутые с дерева на дерево, с трудом
359

продвигался дальше. Исцарапанный и исколотый, я
остановился передохнуть. Все явственней доносился из глубины
леса беспрерывный гомон. Это был голос птичьей колонии.
Он ободрял меня, звал вперед, и с новой энергией я пускался
в путь, полз, карабкался, рубил ножом лианы, продирался
сквозь густые заросли. Наконец, я был у цели. Я вышел к
окраине громадной птичьей колонии. Деревья-великаны были
покрыты массой гнезд. Одни деревья уже погибли, засохли,
другие еще стояли с роскошной листвой, или увитые плющом.
Все стволы, ветви, листва были белые от птичьего помета...
Я различал большие, неуклюжие гнезда бакланов, похожие
на перевернутый конус гнезда цапель. Они сделаны из
скрепленных пометом прутьев, отстоящих друг от друга
настолько далеко, что все гнездо просвечивает, и яйца, лежащие
в нем, видны, как сквозь сетку. Птичье население
размещается как бы по этажам: на самых верхних гнездятся серые
цапли и большие бакланы, под ними — малые бакланы и
ночные цапли-кваквы, еще ниже — мелкие цапли: желтые,
малые белые, египетские.
Чтобы удобнее было наблюдать, я влезаю на дерево.
Сперва мое вторжение вызывает переполох, но так как я
сижу очень тихо, птицы успокаиваются и снова принимаются
за свои дела, не обращая на меня внимания.
Теперь сверху мне хорошо видны гнезда и спины сидящих
птиц. Я насчитываю в гнезде у желтой цапли только два
яйца. Их должно быть пять или шесть — значит, гнездовье
еще только началось. Вижу, как кваква клювом осторожно
переворачивает яички в гнезде. Другая цапля слетела с
гнезда, чтобы не перегреть яиц, и устроилась рядом, загораживая
их своим телом от лучей солнца. Малые белые цапли
непрерывно спускаются на землю и снова возвращаются к
гнездам, неся сухие веточки. Одна цапля пытается вытащить
веточку из соседнего гнезда. Крик, возмущение, драка.
С моря возвращается стая самцов-бакланов. Двое несут
в клювах по хворостине. Самки бакланов уже насиживают
яйца, а самцы еще продолжают подправлять гнезда. И хотя
в лесу полно хвороста, эти настоящие водяные птицы не
возьмут ветку с сухой земли, а тащат ее с берега моря, за
несколько километров. А я сижу на дереве и записываю все.
что мне кажется интересным.
В колонии ни минуты покоя: то на ее краю появилась
ворона, шумом и гамом птицы встречают непрошенную
посетительницу. То под тяжестью усевшихся птиц с треском
обламывается сухая ветка (на таких отмерших ветвях птицы не
вьют гнезда, а только садятся отдыхать) — новый переполох:
360

Дикая кошка
вся масса встревоженных птиц срывается с места и
заполняет воздух. Сильно взмахивая крыльями, пролетают черные
бакланы, легко и красиво мелькают среди деревьев белые и
желтые цапли.
Когда выведутся птенцы, станет еще шумнее. Подрастая,
молодь забирается на верхние ветки, и каждый старается
раньше других захватить принесенную пищу».
Почти во всех здешних лесах живут косули, медведи,
кабаны. Еще недавно здесь жил тигр, который теперь редко
заходит сюда из смежных районов Ирана, привлекаемый
обилием диких свиней. В Талыше встречается леопард,
а дикобраз на всем Кавказе водится только здесь. Та-
лыш — единственное место в Союзе, где обитает крупный
тропический красноклювый зимородок.
Каспийское побережье Ленкоранской низменности
изобилует болотами, лужами и стоячими озерами, густо заросшими
камышом. В этих водоемах много лягушек и мелкой рыбы,
привлекающих сюда многочисленных обыкновенных и
водяных ужей. Но особенно много в них болотных и каспийских
черепах. Местами по берегам луж и протоков они сидят,
греясь на солнце, целыми десятками, если не сотнями, иг
будучи встревожены, с громким всплеском все сразу
бросаются в воду. Немало здесь и различных приводных птиц,
которых ловко скрадывает камышовый кот. Но это ничто
сравнительно с тем, что творится здесь зимой, когда
бесчисленное количество водоплавающей птицы держится по всем
лужам, болотам, камышовым и кустарниковым зарослям Ленко-
ранского побережья.
361

«В то время как у нас под Москвой,— говорит Спанген-
берг,— трещат морозы, бушуют метели, под Ленкоранью
выдаются такие деньки, какими не так уж часто и летом
балует нас север. Январь, а перед вами тихое море,
безоблачное небо, мягкие очертания лесистых гор на близком
горизонте и душистый воздух, наполненный ароматами фруктов,
вялых листьев и выброшенных на берег морских водорослей.
На зеркальной морской поверхности масса плавающих уток.
Вот на них бросается орлан-белохвост. Спасаясь от него,
часть уток ныряет, другие поднимаются в воздух и шумной
стаей, описав большой полукруг, вновь садятся на воду. Вот
на далеком горизонте появляются неясные вереницы гусей
и фламинго. Живая лента колеблется в воздухе, растет по
мере ее приближения. Вот она над самой головой. Видны
отдельные розовые или серые птицы, их глаза, ноги,
оперенье. Воздух наполняется звонкими выкриками,
протяжным гоготом. Птицы так близко, кричат они так громко, что
оглушают. Несколько секунд — и птицы далеко позади,
очертания двигающейся линии становятся неясными, голоса
слабеют, и, наконец, вереница, как бы тая в воздухе,
исчезает, А вместо нее с противоположной стороны приближается
уже новая гогочущая стая».
«Море в тихую погоду,— пишет Динник,— иногда
кажется темным на пространстве в полкилометра от берега
вследствие огромного количества птиц, сидящих па его
поверхности. Такое скопление пернатой дичи вполне понятно, так как
Ленкораиский берег представляет в высшей степени удобную
для птиц зимнюю стоянку», на которую они слетаются из
весьма отдаленных мест Северной Европы и Азии. В этом
отношении с Ленкоранским побережьем могут поспорить
лишь очень немногие места Союза.
Талышские горы представляют собой только
северо-западное окончание Эльбурского хребта, лежащего уже в пределах
Ирана и идущего параллельно всему южному берегу Каспия.
Его северный, обращенный к морю склон на своей нижней
ступени порос роскошными субтропическими лесами,
доходящими почти до границы Советской Туркмении. Даже
северные предгорья Горгано-Шахрудинских гор, составляющие
восточную оконечность Эльбурса, поросли лесами. «Они,— по
словам Н. А. Зарудного,— составлены из разнообразнейших
пород, среди которых наиболее бросаются в глаза
исполинские дубы, орешники и вязы, завитые виноградом, плющом
и многими другими вьющимися растениями; местами
колючая ежевика, виноград и разные колючие кустарники
образуют чащи в полном смысле непролазные... Как очарованный
.362

:ходил я среди этих гигантских вековых деревьев, среди этой
могучей полутропической растительности». Как и можно
-было ожидать, животный мир подножья и восточных склонов
Талышских гор в основном сходен с таковым
широколиственных лесов Эльбурса.
Совсем другой облик имеет местность по ту сторону Та-
лышского хребта, составляющая окраину Иранского нагорья.
Вот как описывает Динник окрестности поста Осман-кеты,
лежащего на высоте около двух тысяч метров над уровнем
моря, километрах в трех от границы с Ираном.
«К югу от поста расстилалась неглубокая, но довольно
.широкая впадина, за которой тянулся длинный пологий
гребень, а на севере и западе громоздились высокие скалистые
горы. Все это выглядело в высшей степени пустынно и
мертво: на скалах не было ни зелени, ни снегов, незаметно
было ни одной речки или ручья, а на глинистой почве,
усеянной множеством крупных и мелких обломков различных
вулканических пород, пе росло почти никакой травы. Вдали
глаз тоже не находил ничего такого, на чем мог бы
остановиться». Однако фауна этого пустынного плоскогорья,
перерезанного невысокими хребтами и обладающего сухим
жарким климатом, далеко не бедна, чтобы не сказать богата.
В некотором отношении она напоминает фаупу Армянского
нагорья, от которого Иранское нагорье отделено лишь узкой
долиной Аракса. Здесь водится каспийский улар. Но в Та-
лыше нет ни серны, ни кавказского тетерева. Нет в Талыш-
<жом нагорье и животных, тесно связанных с лесом. Зато
животный мир скал и полупустынь представлен очень хорошо.
На камнях здесь греются кавказские стеллионы и лазают с
тромким хохочущим криком скалистые поползни. В местах
пустынно-степного характера живут такырные
круглоголовки, степные и рогатые жаворонки, удавчики и такие
«нейтральные» животные, как ласка, барсук, лисица.
История формирования кавказской фауны еще не вполне
лена. Но все же на ряд вопросов мы можем ответить. Вопросы
эти следующие. Чем объясняется резко выраженный
эндемизм Кавказа, верней высокогорной ступени Главного
хребта, где водятся прометеева мышь, туры, кавказский улар,
кавказский тетерев? Отчего на Кавказе, несмотря на
значительные площади хвойных лесов, отсутствуют белка и заяц-
'беляк, живущий в Альпах, и вообще все таежные
млекопитающие, тогда как таежных птиц четыре вида (клест,
черный дятел, снегирь и мохноногий сыч)?
Согласно соврехменным воззрениям геологов, еще задолго
до ледникового времени Главный Кавказский хребет пред-
363

ставлял собой остров, окруженный со всех сторон морем.
Весьма вероятно, что указанные выше наиболее резко
выраженные эндемики Кавказа начали обособляться уже в то
отдаленное время. Много позже, но все же до начала
ледникового периода, этот остров, благодаря поднятию Малого
Кавказа, причленился к Передней Азии и стал заселяться как
непосредственно оттуда, так и из Западной Европы через
Малую Азию. Этим путем на Кавказ проникли лесная
куница, дикая кошка, европейская косуля и длинный ряд других
животных, связанных с широколиственным лесом. Широкий
же пролив, соединявший северные части Черного и
Каспийского морей и отделявший Кавказ от Восточной Европы,
продолжал существовать еще долго после ледникового времени.
Поэтому на Кавказ не могли проникнуть ни заяц-беляк, ни
другие животные, которые в ледниковое время спускались,
далеко к югу. Впоследствии же, когда, наконец, поднялось
Предкавказье и Кавказ соединился с Восточной Европой, ее*
лесные жители оказались отделенными от лесов Кавказа
широкой полосой степи. Эта полоса для строго лесных зверей,
в частности белки и зайца-беляка, оказалась непреодолимой,
так же как и для подавляющего числа таежных птиц, и
только некоторые из них, возможно при зимних кочевках, сумели
проникнуть в хвойные леса Кавказа и осесть здесь. Сумела
проникнуть туда и сибирская косуля, животное не строго*
лесное. Но с севера горный Кавказ получил лишь ничтожное
число переселенцев. Последними освободились от моря
прикаспийские низменности Кавказа, частично обязанные своим
возникновением обильным наносам больших рек: Терека,
Куры, Аракса. Заселение полупустынь Пред- и Закавказья шло
независимо одно от другого. Животный мир первых сложился
из переселенцев европейско-казахстанских степей и арало-
каспийских пустынь, вторых — главным образом из выходцев
с жарких иранских нагорий пустынного облика.
Еще один частный, но крайне интересный вопрос: почему
горностай, широко распространенный по всей Северной
Евразии от Атлантического океана до Тихого, и от берегов
Ледовитого океана и Памира и Внутренней Азии включительно,
отсутствует на Кавказе. Ответ следует искать, по-видимому,
в том, что на Кавказе живет очень крупная форма ласки, не
уступающая размерами горностаю, которая и препятствует
его проникновению из степей Предкавказья в коренной
Кавказ. Вообще борьба за существование между близкими
видами животных имеет огромное значение в их географическом
распространении, что часто недооценивается.

ГЛАВА
О А И Н Н А А Ц А ТАЯ
КРЫМ
Над неприступной крутизною
Повис туманный небосвод;
Там гор зубчатою стеною
От юга север отделен.
Там ночь и снег; там враг веселья,
Седой зимы сердитый бог
Играет вьюгой и метелью,
Ярнсь, уста примкнул к ущелью
И дует в их гранитный рог.
Но здесь благоухают розы,
Бессильно вихрем снеговым
Сюда он шлет свои угрозы
Цветущий берег невредим...
Л. К. Толстой
рымскии полуостров состоит из двух
совершенно различных частей.
Большая, северная,— представляет собой
равнину, покрытую сухой степью,
теперь почти сплошь возделанную.
Меньшая, южная, занята
невысокими горами, круто обрывающимися к
морю. Эти две части словно
искусственно спаяны — настолько природа их различна во всех
отношениях.
Яркая зелень с темными стройными кипарисами на
фоне желтых, залитых солнцем скал, синего моря и синего
неба, лавры, мирты, вьющиеся розы и глицинии, звучные
ручьи, сбегающие в рощи цветущих олеандр и магнолий,
немолчная трескотня цикад летом и распускающиеся в
севедине зимы фиалки, словом все, что связано в нашем
представлении с Крымом, есть удел лишь Южного берега,
лишь узкой прибрежной полосы, представляющей собой
365

естественную теплицу, которую море нежит своим влажным^
и теплым дыханием, а горы защищают от зимних вьюг и
летнего иссушающего зноя степи.
Но уже на высоте нескольких сотен метров склоньь
Яйлы — самого южного и высокого из трех параллельных
друг другу и берегу моря хребтов Крыма — поросли
можжевельником, дубом, сосною, а верхушка почти безлесна.
Северные пологие склоны гор покрыты буковыми и грабовыми
лесами, переходящими ниже в дубовый, за которым следует
совсем узкая полоса лесостепи и, наконец, настоящая
ровная степь с перепелами, дрофами, сусликами.
В центре Крымских гор расположен Крымский
заповедник. Горные бараны — муфлоны, родичи домашней овцы,,
были завезены в Крым с их родины — о-ва Корсики. Сейчас
в заповеднике их несколько десятков.
«Метрах в 400,— пишет Щербаков,— виднелось стадо
десятка в полтора довольно крупных животных коричнево-
бурого цвета. Неподалеку на скале стоял баран — вожак с
большими изогпутыми рогами. Как только вожак
встревожился, он вскинул голову, топнул ногой и прыгнул вперед.
За ним цепочкой поспешно стали спускаться вниз остальные
животные. Через несколько мгновений все стадо скрылось к
лесной чаще. В это время где-то сравнительно близко слева
послышался отрывистый лай. Кругом на ступенчатых
обрывистых склонах рос густой первобытный лес. Через
некоторое время лай повторился. Это был голос самца-козла. Если
к косулям внезапно приблизиться, то они убегают,
предупреждаемые о близости опасности самцом-козлом; он, как
говорят в заповеднике «ругается», издавая звуки,
чрезвычайно напоминающие собачий лай».
Говоря о Крыме, нельзя хотя бы в двух словах не сказать
о море и обрывающихся в него скалах Южного берега.
«Мотор ровно стучит за кормой и лодка, рассекая водную
гладь, быстро движется к берегу. Солнце приятно греет.
Воздух чист и прозрачен, как бывает только на море в тихую
погоду, и далекий берег ясно вырисовывается на голубом
небе. Море — что зеркало. Наклонясь с носа видишь как в
бине, сжимаясь и разжимаясь, плавают медузы. В стороне,
метрах в пятидесяти, кувыркнулся дельфин-белобочка,
выставив на несколько мгновений черную лакированную
спину. Словно круглая пила поднялась, разрезала воду и
опустилась. И уже не верится, что только что крупный зверь
Дельфины у берегов Крыма *
366

б два, два с половиной метра длины был так близко. Но вот,-
на этот раз под самой кормой, мелькнуло то же черное
глянцевитое тело, и дельфин, выныривая через правильные
промежутки, ушел в сторону открытого моря. Откуда-то
взявшаяся стайка острокрылых, короткохвостых
буревестников подержалась некоторое время за кормой и скрылась.
Берег все ближе. Уже ясно видны очертания темных скал
Кара-Дага с глубокими черными щелями, доходящими да
самого уреза воды.
Чем дальше плыла лодка, тем больше раскрывались перед
нами красоты Кара-Дага. Вот одиноко в море, на расстоянии
десятков метров от берега, стоит каменная арка, запирающая
небольшую спокойную бухту с синевато-зеленой водой. Это
знаменитые Ворота Кара-Дага; они образовались под
действием ударов волн, выбивавших горизонтально залегающие
призматические столбы лавы. На скалах под водой сидели
распустившиеся морские анемоны-актинии.
Мы проходим под аркой, прислушиваясь к гулко
отдающимся звукам. Эхо многократно повторяет наши голоса
и удары весел. Бухта за ней походила на глубокое озеро.
С восточной стороны она ограждалась глыбой, получившей
наименование «Лев». А позади глыбы, за новой глубокой и
тихой бухтой, уходя стрелою ввысь, стояла гигантская скала,
обозначенная на карте названием «Маяк». В ней виднелась
глубокая щель, заканчивающаяся нишами и пещерами.
В нижнем ярусе пещер ближе к воде жили бакланы, повыше
дикие голуби. Над всеми ними на большой высоте реяли
черные грифы. Широко распластав неподвижные крылья,
пернатые хищники реяли в воздухе, зорко всматриваясь вниз.
Вот один из них с огромной высоты, по-видимому, заметил
добычу. Описав несколько больших кругов, гриф на
полусогнутых крыльях стремительно бросился вниз по наклонной
линии. Неуклюже выглядит эта птица на земле.
Горизонтально вытянув шею, волоча крылья, выставив вперед большую
голову на длинной голой шее, гриф спешит к добыче.
Гриф питается падалью и в поисках пищи делает очень
далекие вылеты, посещая не только предгорья, но и степные
районы Крыма. К побережью моря его привлекают трупы
дельфинов, выброшенные волнами. Гриф обычно гнездится
в глухих уголках крымских лесов или на обрывистых
склонах Яйлы. Свои гнезда грифы устраивают на вершинах
крымских сосен, одиноко приютившихся на крутых склонах
Яйлы или у подножья скал. Замеченные нами грифы,
вероятно, имели гнезда на южном склоне, куда они то и дело
опускались. Бакланы, пользуясь тихой погодой, вывели в море свой
367

молодняк; маленькие птицы покачивались на волне,
вытягивая свои темные головки на длинных шеях. При приближении
лодки выводки рассыпались с большой быстротой и улетали,
стелясь над водой. Вдали, уже в открытом море, с криком
летали большие стаи чаек, следовавшие за косяками рыбы.
Стены Кара-дага местами рассекались во всю их
высоту глубокими трещинами, отделившими от них одинокие
утесы-колонны.
Обрывистые скалы то смыкались, образуя тесные бухты,
то вставали бастионами, мысами, погружаясь в морские
глубины так же отвесно, как они поднимались ввысь. Дикие,
мрачные стены словно росли из голубовато-зеленых
сумрачных недр. Они обросли под водой различными водорослями,
яркая зелень которых обрамляла полосой всю линию берега.
Наконец, лодка подошла к берегу так называемой
Сердоликовой бухты. Бухта была шире других, хотя также ее
зажимали с боков нависшие вулканические скалы, одна из
которых носила название Слон. В глубине виднелось узкое ущелье
Гяурбах, по которому струилась вода, образуя над пляжем
небольшой водопад.
Мы заметили на дне вблизи берега какие-то яркие
сияющие точки, от которых излучался голубоватый свет.
Оказалось, что свет испускали почти прозрачные гальки
халцедона.
Животное население Южного берега — скорпионы,
крупные цикады, большие ядовитые сороконожки-сколопендры,
многочисленные ящерицы,— как и вся здешняя природа,
носит отпечаток Средиземноморья, т. е. стран, расположенных
вокруг Средиземного моря.
Однако, несмотря на благоприятный климат, фауна
южного Крыма, в особенности млекопитающих и птиц, бедна
и в ней отсутствует ряд видов, которых мы были бы вправе
ожидать здесь найти, так как они водятся в соседних
горнолесных странах, т. е. с одной стороны на Кавказе, с другой —
на Карпатах и Балканах. В Крыму нет ни кабана, ни дикой
кошки, ни медведя, ни серны, ни горных козлов. Однако
в ископаемом состоянии, наряду с другими животными, здесь
найдены медведь, дикая кошка, кабан, горный козел.
Возможно, что их истребил человек, который оказал огромное
влияние на всю природу южного Крыма еще со времен древней
Греции. Но в южном Крыму отсутствуют также и многие
животные из самых разнообразных групп, широко распростра-
Грифы на утесах Кара-Дага; внизу
на камнях — хохлатые бакланы
368

ненных как на Кавказе, так и на Балканах, и которых
человек едва ли мог истребить. Здесь отсутствуют, например,
каменная куропатка, лесная куница, сони, сухопутная
черепаха, жаба-жерлянка, обыкновенный тритон и еще ряд видов.
Такая обедненная фауна вообще характерна, как мы видели
на примерах Сахалина и Камчатки, для островов.
Объясняется это явление, видимо, главным образом тем, что от эпизоотии
и других причин с островов, в связи с их небольшой
территорией, легко могут исчезнуть все особи известного вида,
проникновение же сюда новых особей с материка или
невозможно, или крайне затруднено. Сказанное относится и к птицам,
которые, как показывают тщательные наблюдения последних
лет, чрезвычайно привязаны к своей родине и всегда
возвращаются с зимовок на то место, где вывелись, и очень редко
залетают в другие страны. На островной характер фауны
горного Крыма указывает и присутствие здесь значительного
количества эндемичных подвидов, правда, довольно слабовы-
раженных.
Вместе с тем в горном Крыму водится ряд видов, чуждых
степной части полуострова, но свойственных как Балканам,
так и Кавказу, например, грифы, горихвостка-чернушка,
белобрюхий стриж. Ясно, что фауна южного Крыма есть лишь
осколок горной фауны Южной Европы, но какой именно
части ее: Балкан или Кавказа?
Геологическая история Крымского полуострова в
настоящее время рисуется в следующем виде. В доледниковое время
Крымские горы представляли собой продолжение Балкан
и были отделены от Кавказа широким морским проливом. В
дальнейшем они отделились от Балкан и непосредственно
в доледниковое время весьма непродолжительно были
связаны с Северным Кавказом. В течение всего ледникового
периода горный Крым был отделен как от Балкан, так и от
Кавказа морем и представлял собой полуостров, причленен-
иый к черноморским степям широкой полосой низменной
суши. Таким образом, основное ядро своей фауны горный
Крым должен был получить с Балкан.
Эти геологические предпосылки находят полное
подтверждение и со стороны современного распространения
животных. В частности, крымский олень, выделяемый в особую
форму, несомненно ближе к западноевропейскому, чем
к крупному кавказскому. То же, по-видимому, следует
сказать и относительно крымской косули. Далее, крымская
ящерица, отсутствующая на Кавказе, широко
распространена в горах Западной Европы от Албании до Румынии и в
Европейской части Турции. Наконец, эндемичный крымский
24 Н. А. Бебринский qoq

геккон, известный лишь по нескольким экземплярам с
Южного берега, очень близок к геккону, живущему в
средиземноморских странах, и хорошо отличается от колхидского
геккона, населяющего Западное Закавказье. Заслуживает
внимания и отсутствие в Крыму фазана, широко распространенного
по Кавказу.
Что касается степной части Крыма, то ее фауна
чрезвычайно близка к фауне смежных черноморских стран. Здесь
водятся большой тушканчик, малый суслик, слепушонка,
заяц-русак, хомяк, светлый хорек, дрофа, стрепет малый,
журавль, серая куропатка, перепел. Ископаемые остатки
показывают, что еще недавно в степях Крыма водились лисица-
корсак и сайгак. Жил и байбак. Однако, судя по сурчинам, он
проникал лишь километров на тридцать к югу от Перекопа.
Ясно, что все свое животное население эта часть Крыма
получила из черноморских степей.

ГЛАВ A ABE Н A VV у. А Т А Я
ФАУНА
КУЛЬТУРНОГО
ЛАНДШАФТА
^ф.
роходя по широким, асфальти-
[грованным магистралям Москвы,
трудно себе представить, что
еще несколько столетий назад
здесь простирались бескрайние
леса. В хмурых ельниках,
раскинувшихся по склонам и
вершинам холмов, где пролегли
сейчас улица Горького, Охотный ряд, пробирались через
валежник медведи, цокая, суетливо сновали по древесным
стволам белки, с вершин елей слышалось попискивание
синиц, стук дятлов. В дубравах, у подножий исполинов-дубов
кормились желудями кабаны, пробегали косули; на
многочисленных ручьях и речках виднелись плотины бобров. На
болоте, за Москвой-рекой, там где зеленеет молодой парк и
высится памятник Репину, пв!реговариваясь «курлыкали»
гнездящиеся журавли.
За столетия природа территории столицы неузнаваемо
изменилась. Однако и сейчас ее животный мир не так уж
24* 371

беден, как это может показаться на первый взгляд. Хотя здесь
и исчезли медведи, журавли, но многие виды зверей и птиц
сумели приспособиться к жизни в шумном городе и его
ближайших окрестностях, в условиях созданного человеком
ландшафта, который, в отличие от естественного, принято
называть культурным.
Всюду, на протяжении тысячелетий, занимаясь охотой,
скотоводством, вырубая леса, распахивая землю, воздвигая
поселки и города, человек изменял облик природы. В наши
дни очаги культурного ландшафта существуют и в
высокогорьях, и пустынях Средней Азии и на арктических островах.
Их можно встретить даже на дрейфующих льдах
Северного Ледовитого океана. Наиболее сильно проявляется
деятельность человека в городах и населенных пунктах; здесь
человек полностью вытеснил или преобразовал
первоначальную природу. Естественно, что и животный мир таких
участков наиболее своеобразен и особенно резко отличается от
существовавшего здесь в прошлом.
Понятие «культурный ландшафт» распространяется на
города и поселки, поля, сады, парки; элементами его будут
отдельные постройки и сооружения человека, дороги,
телеграфные и телефонные линии, искусственные водоемы и т. д.
В различных природных зонах и в зависимости от типов
культурного ландшафта, фауны его имеют свои особенности,
хотя им свойствен ряд общих, сближающих их черт. Облик
этих фаун в значительной мере зависит и от их возраста, в
связи с чем особый интерес приобретает рассмотрение фауны
одного из самых молодых ландшафтов на земле —
формирующегося сейчас, на наших глазах, культурного ландшафта
Арктики и Субарктики.
Культурный ландшафт этих областей неоднороден и в то
же время в нем нет каких-либо новых, свойственных только
ему и отсутствующих в других, более южных географических
зонах, элементов. Здесь мы можем встретить все переходы
от временных жилищ и стоянок кочевого населения и
отдельных сооружений до крупных городов и индустриальных
Центров. К территориям, измененным в результате
человеческой деятельности, могут быть отнесены также участки
тундровых пастбищ, на которых систематически в течение
длительного срока паслись домашние олени.
Для Арктики характерна разобщенность отдельных очагов
культурного ландшафта. В то время как в районах развитого
земледелия в результате сплошной распашки земель и
интенсивного животноводства культурный ландшафт представлен
на громадных сплошных площадях, в Арктике влияние
372

человека сильно сказывается лишь на незначительных,
изолированных один от другого участках — территориях
поселков и их ближайших окрестностях. Соединяют эти очаги,
и то далеко не всегда, лишь наземные пути сообщения и, в
какой-то мере, оленьи пастбища.
Вторая важная особенность арктического культурного
ландшафта, как уже указывалось, заключается в его
молодости. По сути дела формирование его началось с XVI—
XVII вв., с появлением здесь постоянных зимовий и
поселков, ибо редкое кочевое население не вносило в облик
осваиваемых территорий существенных изменений. История
основных современных очагов культурного ландшафта на
Крайнем Севере СССР еще короче и насчитывает всего лишь
два-три десятилетия.
Как и в других частях земного шара, человек здесь
заметно сократил численность ряда промысловых животных или
полностью истребил их. Так, в американской Арктике в
середине прошлого столетия за очень короткий срок была
уничтожена лабрадорская гага, обитавшая ранее на ограниченных
участках побережий Лабрадора и залива Лаврентия. По
предположению палеонтолога и зоолога Н. К. Верещагина, на
севере Сибири (п-ов Таймыр) уже в историческую эпоху
человек истребил мускусного быка; та же участь угрожает этим
крупным копытным животным на Аляске и в Канаде.
Вместе с тем, в Арктике человеку сопутствует ряд видов
животных. Даже у временных его жилищ обычны некоторые
птицы. Уже упоминавшиеся нами пуночки, занесенные
ветрами в глубь Центральной Арктики, в дрейфующие льды,
задерживаются и оседают у палаток полярников, хотя они
в состоянии кормиться и самостоятельно мелкими
ракообразными у полыней и разводий. Обычный спутник кочевого
арктического населения, особенно в зимние месяцы,— ворон.
В поселках, расположенных на Крайнем Севере, часто
можно видеть кормящихся куликов-турухтанов, галстучников,
чернозобиков, а также поморников и некоторых чаек.
Куличок-белохвостый песочник на северо-востоке СССР явно
тяготеет к населенным пунктам и достигает в них гораздо
большей, чем в естественных ландшафтах, численности.
В домах на Крайнем Севере часто поселяются обские
лемминги, узкочерепные полевки.
Обычными посетителями рыбачьих поселков являются
чайки; кулики чаще встречаются в населенных пунктах,
расположенных в низменных, заболоченных местах, где
вследствие уничтожения растительного покрова образуется много
торфяных непересыхающих луж. Птиц сюда привлекает
373

наличие кормов. Под влиянием деятельности человека
(особенно в результате выпаса домашних оленей) на Крайнем
Севере повсеместно создаются условия, благоприятствующие
появлению злаков и превращению тундровых растительных
группировок в луговые. Это в свою очередь ведет к
улучшению кормовой базы растительноядных птиц и мелких
грызунов (а следовательно, и питающихся ими хищников).
Вблизи человеческих поселений в Арктике отмечается также
увеличение видового состава и численности насекомых, что
опять-таки ведет к концентрации здесь птиц.
Птицы и млекопитающие на Крайнем Севере и в других
географических зонах, связанные с различными
сооружениями человека, могут быть объединены в две группы. Первую
из них составляют представители местной фауны,
приспособившиеся к обитанию и в культурном ландшафте. Это, как
мы условимся их называть,— «вобранные» виды. Вторую
группу составляют широко распространенные спутники
человека — «синантропы», вселяющиеся в северные районы из
более южных широт по мере формирования здесь культурного
ландшафта. Далее мы будем называть их «приведенными»
видами 1.
Группа «вобранных» видов в,Советской Арктике и Суб-
арктике оказывается однородной и немногочисленной. Основу
ее составляют укрыто гнездящиеся виды птиц и мелких
грызунов, находящие в различных постройках и сооружениях
человека по существу те же самые условия, что и в
естественных ландшафтах.
Из представителей этой группы на первое место должна
быть поставлена пуночка, населяющая всю Советскую
Арктику и северную полосу Субарктики. В естественных
условиях она гнездится всюду, где есть достаточно глубокие и
прочные укрытия. Она использует также любые искусственные
укрытия, устроенные человеком (поленницы дров, застрехи и
наличники домов и т. д.).
В определенные сезоны пуночка является и одной из
наиболее обычных во всей Арктике птиц «посетителей». Она
явно тяготеет к человеческому жилью и держится вблизи
него большими стаями в голодные периоды до начала
гнездования и накануне отлета из гнездовой области.
К этой же группе относятся белая трясогузка и
каменка — птицы, обычные для культурного ландшафта Советской
Субарктики и юга Арктики. Белая трясогузка в естественных
1 Термины «вобранные» и «приведенные» виды были предложены
Н. А. Гладковыми
374

условиях гнездится в самых разнообразных неглубоких
укрытиях, расположенных на различной высоте, но, как правило,
вблизи воды. В человеческих сооружениях трясогузка
устраивает гнезда под наличниками, застрехами, на чердаках домов.
Проявляя удивительную доверчивость, эти птицы нередко
гнездятся внутри жилых помещений — на полках, шкафах,
влетая в дом через разбитое окно, разрушившуюся
печную трубу и даже в дверь, которую настойчиво «просят»
открыть.
Представляя на Севере обычных обитателей населенных
пунктов, эти виды птиц гнездятся в них с плотностью,
свойственной естественным ландшафтам, хотя они обеспечены
кормами вблизи человеческого жилья лучше, чем вдали от
него. По-видимому, эта особенность объясняется молодостью
культурною ландшафта Арктики; на территориях, давно
обжитых человеком, в условиях культурного ландшафта
наблюдается заметное увеличение плотности гнездования многих
«вобранных» видов птиц.
Известны случаи и расширения ареалов местных птиц на
Крайнем Севере в результате человеческой деятельности.
Подобного рода примером может служить чечетка. В
естественных условиях она гнездится в зарослях кустарников и
расселение ее к северу от кустарниковых тундр оказывается
невозможным. Однако в условиях культурного ландшафта,
чечетка встречается там, где никаких кустарников уже нет;
для устройства гнезд птицы находят «заменители» их в виде
мотков проволоки, веревок и даже выступов зданий.
Небогата видами и группа животных, «приведенных» на
Крайний Север человеком из более южных широт. Это —
домовый воробей, городская ласточка, серая крыса, домовая
мышь. Домовый воробей здесь связан с культурным
ландшафтом еще сильнее, чем в других частях своего ареала, и
может существовать лишь там, где человек берет его на
полное обеспечение кормами. Укрытия для устройства гнезд он
находит только в постройках определенного типа и, в
частности, в русских рубленых домах. По этим причинам,
расселение его в СССР к северу и востоку было тесно связано с
развитием земледелия, появлением русских поселений и
лошадей. По образному выражению А. Ф. Миддендорфа, в Сибири
«коробей шел вслед за сохой», не менее метко воробей был
назван хантами: в переводе на русский язык он называется
«птичкой, сидящей на углу русской избы».
Северная граница распространения домового воробья в
Евразии в настоящее время почти не выходит за
пределы территорий, освоенных под земледелие. Дальнейшему
375

продвижению земледелия и домового воробья к северу
препятствуют общие, в первую очередь климатические причины.
У домовых воробьев, обитающих на Крайнем Севере,
выработались некоторые своеобразные биологические
особенности. В то время как на большей части ареала воробьи ведут
вполне оседлый образ жизни, здесь птицы нередко
совершают регулярные сезонные перелеты. На зиму воробьи улетают
из северных частей Архангельской области, с низовьев
Печоры, Оби, Таза, из Якутска. Среди птиц, остающихся
зимовать на Севере, явно преобладают самцы, которые, как это
установлено для многих видов, затрачивают на поддержание
постоянной температуры тела меньше энергии, чем самки.
Однако даже значительно изменив свою биологию,
воробьи оказываются недостаточно приспособленными к
обитанию во многих северных районах. Они часто гибнут зимой
от морозов. Неоднократно в холодные зимы воробьи
полностью вымирали в Березове, Салехарде, Туруханске,
Якутске и других городах. Плотность гнездования домового
воробья у северных границ его ареала значительно ниже, чем в
средних широтах, что также свидетельствует о
неблагоприятных условиях здешней среды для этого вида. Так, в Воркуте,
городе с населением в 200 тыс. человек, в 1950 г. гнездилось
только около 50 пар воробьев.
Городская ласточка в Сибири продвигалась к северу
также вслед за русскими переселенцами. Гнездится она только
на постройках русского типа; якутские юрты, не имеющие
карнизов под крышами и наличников у окон, для поселения
птиц непригодны. В настоящее время продвижение ее на
север прекратилось, ибо далее она встречает уже слишком
короткое и суровое лето. Ласточки, обитающие у северной
границы своего распространения, едва успевают выводить
птенцов и улетают отсюда очень дружно в первых числах
августа, как только молодые вылетают из гнезд.
Нередко на Крайний Север залетают другие виды
обычных для средних широт «синантропов» — деревенские
ласточки, вороны, грачи, скворцы. Здесь они держатся также лишь
у домов и построек, иногда проводят все лето, но для
гнездования встречают неблагоприятные климатические условия.
Серая крыса и домовая мышь встречаются на Крайнем
Севере далеко не во всех поселках; распространялись они
здесь при прямом, хотя и невольном, участии человека.
При анализе фауны птиц культурного ландшафта
Советской Арктики и Субарктики, прежде всего бросается в глаза
ее бедность. Фауна культурного ландшафта включает всего
лишь 10—12 видов, т. е. не более 7—8% общего числа видов
376

местной орнитофауны. В то же время даже в слабонаселен-
яых районах Северного Казахстана в человеческих
сооружениях были встречены птицы 21 вида (из них вне культурного
ландшафта могут гнездиться только 4), что составляет 13,1%
общего числа птиц местности и 30% собственно степных
форм. В Германии только с полями тесно связаны 15 видов,
кроме того, в садах и парках встречаются 75 видов птиц, и
значительное количество их приурочено к постройкам
человека. Небольшой удельный вес в фауне птиц Арктики и Суб-
арктики — видов, связанных с человеком, по-видимому, в
первую очередь объясняется молодостью здешнего культурного
ландшафта. В Германии культурный ландшафт имеет
давнюю историю; зерновые культуры там были введены
приблизительно в 700-х годах до н. э., а сады и парки существуют
несколько столетий. На территории Советского Союза фауна
культурного ландшафта отличается особенным богатством
видов в Средней Азии, что также может быть объяснено
давностью земледельческой культуры в этих районах.
Другой, не менее существенной особенностью
орнитофауны культурного ландшафта Крайнего Севера можно
считать и незначительное участие в ней «приведенных» видов —
широко распространенных птиц-«синантропов». Условия
среды, и в первую очередь климатические условия, препятствуют
вселению их в Субарктику и Арктику. В дальнейшем здесь
можно ожидать расширения видового состава фауны
культурного ландшафта, однако возможно, что этот процесс
пойдет по пути вовлечения в нее местных, «вобранных» форм
животных.
В иных, более южных географических зонах, в фауне
культурного ландшафта мы встретим те же две основные
группы видов — «вобранных» из местной фауны и
«приведенных» человеком из других районов.
Природа и фауна лесной зоны под влиянием человека
претерпела уже более значительные изменения. Но мнению
ботаников и лесоводов, березовые, осиновые и отчасти
сосновые леса представляют собой прямой результат
человеческой деятельности и возникли на месте ранее широко
распространенных ельников (в результате их вырубания и
выжигания).
Изменения в фауне лесной зоны, шли главным образом в
направлении ее «остепнения». Начавшееся несколько веков
назад продвижение земледелия из степной зоны в лесную
сопровождалось распространением к северу серой куропатки,
тетерева, перепела, коростеля, жаворонка, зеленушки,
светлого и темного хорей, зайца-русака, хомяка, нескольких видов
377

сусликов, обыкновенной полевки и других видов. Прямая
причина этому — сокращение площадей лесов и образование
здесь открытого ландшафта. Еще сильнее влияют рубки на
распределение местных животных.
К. К. Чапский так описывает типичные изменения в
фауне птиц, вызванные рубкой леса ]: «Там, где раньше шумели
вершинами высокие деревья, а теперь остаются от них лишь
пни вместе с уцелевшим подседом из молодой поросли и
кустов, уже не могут обитать птицы, устраивающие гнезда
высоко над землей, в кроне деревьев и в дуплах. Исчезают
с большой сплошной лесосеки ворон и сойка, лесной голубь —
клинтух, многие дятлы, чиж и королек, клест и щур, пищуха,
поползень и многие другие птицы.
Покидают лесосеки в гнездовое время и другие типичные
обитатели леса, такие как глухарь и рябчик, пеночка,
трещотка и теньковка, которые гнездятся хотя и на земле, но
под пологом высоких деревьев.
Но в уцелевших зарослях молодой поросли, наверное,
сохранятся отдельные виды кустарниковых птиц: пеночка-
весничка, некоторые славки. Впоследствии к ним
присоединятся из окрестных угодий обитатели опушек, открытых
кустарниковых зарослей и полян.
Рано или поздно в травяном покрове на вырубках за-
гнездятся лесной конек, лесной жаворонок-юла, козодой. На
открытых задернованных участках появится луговой чекан, а
при наличии ручья — белая трясогузка, некоторые кулики.
В поленницах дров могут устроить гнезда каменка, серая
мухоловка. По кустарниковым зарослям, в молодой древесной
поросли на самой вырубке и по опушкам селятся и другие
воробьиные птицы — садовая овсянка, чечевица, некоторые
славки (например, серая и ястребиная), камышовки,
сорокопут-жулан. Кое-где появится и серая куропатка.
По краям же свежей лесосеки, даже лишенной молодой
поросли и кустарника, могуг гнездиться и некоторые из
обычных лесных птиц, предпочитающих хорошо освещаемые
участки леса: зяблик, обыкновенная овсянка, пеночка-вес-
ничка.
Вырубки среди хвойного леса зарастают ягодниками,
молодыми деревцами березы, ольхи, осины, черемухи и других
лиственных пород. Сюда охотно прилетают на кормежку
дрозды — певчий, рябинник и белобровик; здесь с шумным
хлопаньем крыльев взлетают вспугнутые из зарослей даже такие
1 К. К. Чапский. Преобразование животного мира СССР. М.,
1957.
378

«лесовики», как глухарь и рябчик, клевавшие сережки на
деревьях, бруснику, муравьев... Сюда же, на ягодники,
выводят глухарки свои выводки, а весной по краю вырубки,
оплетенной вычурным кружевом безлистных берез и осин,
«тянут» длинноносые вальдшнепы...
С течение времени, по мере зарастания ©ырубок, их
пернатое население становится более многочисленным и
разнообразным. Пройдут десятки лет, и на месте былой вырубки
вновь поднимется высокий лес».
Мелкие виды млекопитающих, чья жизнь тесно связана с
высокими деревьями (белка, летяга, куница), не остаются
на вырубках. Из-за отсутствия укрытий здесь не могут
селиться летучие мыши. Однако многие лесные звери находят
для себя на вырубках более благоприятные условия (в первую
очередь кормовые), чем прежде. Лоси, зайцы, косули охотно
кормятся на них молодой порослью лиственных деревьев,
кустарниками, травой. Ягоды привлекают на вырубки не
только глухарей и тетеревов, но и лисицу, медведя. Таким
образом, вырубка деревьев вовсе не превращает данное место
в безжизненное пространство. Тем более это справедливо
по отношению к последующим стадиям восстановления леса.
В значительной мере по вине человека происходят лесные
пожары, оказывающие губительное влияние на животных.
В прошлом они охватывали огромные территории. Так, в
засушливом 1915 г. в течение почти двух месяцев одновременно
горели леса Западной и Средней Сибири. Дым окутывал в то
лето площадь, равную Европе; он препятствовал
проникновению солнечного света и вызвал двухнедельную задержку в
созревании хлебов. Естественно, что этот пожар вызвал также
массовую гибель самых разнообразных животных. Спасаясь
от огня, белки, медведи, лоси летом 1915 г. предпринимали
далекие кочевки, часто переплывали крупные реки, появлялись
в городах и поселках. Однако в дальнейшем, по мере
зарастания гарей, на них, как и на вырубках, формируется богатая
и разнообразная фауна.
Наиболее сильные изменения в результате человеческой
деятельности претерпел облик степной зоны. Это связано в
первую очередь с многовековой историей
сельскохозяйственного освоения степей — их распашкой и разведением
домашних животных.
Пахота на степных землях уничтожает первичный
травяной покров, на некоторое время лишает грызунов корма и
укрытий, затрудняет гнездование птиц. Однако уже через
несколько недель йсд покровом поднявшихся хлебов на
полях вновь появляются грызуны, пережившие трудное для них
379

В|ремя на лугах, выгонах, по обочинам дорог. В наибольшем
количестве они скапливаются здесь перед уборкой, которая
вновь нарушает благополучие непрошенных поселенцев.
Подробно разбирая влияние сельского хозяйства на фауну,
главным образом в степной зоне, К. К. Чапокий приводит
многочисленные примеры, показывающие, что заселенность
полей грызунами зависит от многих факторов: от
возделываемой культуры, от тщательности обработки почвы и ухода за
посевами, от общего характера и уровня агротехники, от
условий окружающих угодий, а в ряде мест — также от системы
орошения.
Так, полевки предпочитают поля, занятые пшеницей;
здесь зверьки более скрыты и лучше обеспечены кормами, чем
на полях кукурузы. На озимых посевах, под которыми поля
дольше остаются без вспашки, грызунов бывает больше и
видовой состав их разнообразнее, чем на посевах яровых. Поля,
занятые многолетними травами, остаются нераспаханными
еще дольше и фауна их еще более обильна и разнообразна.
Из мышевидных грызунов земледелие оказывает более
заметное влияние на мышей, чем на полевск, ибо потребляя
в основном зеленую массу растений, полевки лучше
обеспечены кормом в любых условиях. Как правило, пахотных
земель избегают землеройки-бурозубки, кроты, слепыши,
степные пеструшки, суслики, тушканчики. При этом
земледелие влияет на численность и распределение мелких
полевых и степных млекопитающих тем сильнее, чем полнее
преобразует оно земельные угодья. Большую роль в этом
отношении играет тщательность обработки почвы и вообще
высокий уровень агротехники. Цри отсталых формах
землепользования, когда сохраняются многочисленные межи, перелоги
и другие нераспаханные участки, создается немало убежищ
для мышей, полевок и других вредных грызунов; наоборот,
п]ри тщательной обработке земли для них таких
возможностей остается гораздо меньше.
Многие животные совершенно не уживаются на полях,
подвергающихся ежегодному перепахиванию, к числу их
относятся такие степные виды млекопитающих и птиц, как
сайгак, джейран, сурок, степной орел, стрепет. Плохо мирятся
с распашкой земель жаворонки — стеггной, малый,
короткопалый; однако перепел находит на распаханных землях
благоприятные условия для гнездования; к жизни на посевах
приспосабливаются даже такие крупные птицы, как дрофа и
журавль-красавка. Во время пахоты на полях кормятся
грачи, галки, вороны, чайки. Хищных птиц привлекают на
сжатые поля многочисленные, оставшиеся без укрытий, грызуны.
380

Большое влияние на фауну оказывают сенокосы, выпас
скота, обводнение и орошение территорий. При косьбе резко,
в один-два дня, меняется облик лугов: на месте густого и
высокого травяного покрова остается лишь короткая жесткая
щетка срезанных стеблей. Таившиеся в высоком травостое
мышевидные грызуны, зайцы, гнездящиеся на землях птицы
(коростель, перепел, стрепет, овсянка-дубровник, чекан,
дрофа и другие) вынуждены переселяться с сенокосных
лугов или степей и искать убежища на полях, межах, в
кустарниках.
При косьбе страдают поздние кладки у передела,
степного орла и других птиц. По мнению А. Н. Промптова, у
овсянки-дубровника, типичного обитателя пойменных лугов, в
связи с этим выработалось даже особое поведение
птенцов: в случае приближения опасности они выскакивают из
гнезда и ускользают в разные стороны. Вместе с тем на
покосах заметно увеличивается количество кормящихся птиц,
что объясняется легкостью добывания здесь грызунов и
насекомых.
Скот, выпасаемый на пастбищах, часто затаптывает и
повреждает гнезда птиц, расположенные на земле и невысоких
кустарниках. По мнению А. Браунера, неумеренный выпас
овец в значительной мере был причиной исчезновения
стрепета из южноукраинских степей. В то же время мухами,
слепнями, комарами, въющимися над стадом, кормятся ласточки,
стрижи, белые трясогузки. Домашние животные,
находящиеся зимой на подножном корму, обнажают почву и дают
возможность добывать корм многим зерноядным птицам.
Усиленный выпас скота на том или ином участке ведет
к угнетению травяного покрова и его разрежению, т. е.
создает благоприятные условия для обитания малого суслика и
большого тушканчика. На выгонах этим видам легче
передвигаться, здесь они издали замечают опасность, и за счет
развития сорняков лучше обеспечены кормами. Общественная
полевка, песчанки и некоторые другие растительноядные
млекопитающие, наоборот, не выдерживают конкуренции с
домашним скотом и исчезают с сильно выбитых им пастбищ.
Стада скота привлекают на пастбища волка; в Казахстане и
Средней Азии трупами павших домашних животных
кормятся грифы и сипы, причем эти виды птиц гнездятся только в
годы массовой гибели скота.
Создание искусственных водоемов в засушливых
местностях всегда влечет за собой заметное обогащение фауны, но к
увлажнению почвы, в том числе ее поливу, отношение диких
животных различно. К. К. Чапский так описывает изменения,
384

происходящие в природе в результате подобного влияния
человеческой деятельности: «Орошение, включая создание
копаных прудов, запруд и каналов, меняя всю природу
местности, в конечном счете существенно перестраивает
первоначальный состав ее животного населения.
Эта перестройка обусловлена двояким воздействием
обводнения и орошения. Во-первых, они оказывают прямое,
физическое влияние на животных, так как увеличивают
влажность почвы, затопляют ее на какой-то срок, создают
водоемы. Во-вторых, они влияют и косвенно, поскольку с
живительной влагой на месте обычнс довольно скудных пастбищ
появляются посевы колосовых, хлопка, травосмеси,
развивается плодоводство, огородничество, возникают населенные
пункты.
В результате, первопричины происходящих перемен —
орошение и обводнение — нередко как бы заслоняются
вторичным влиянием возделываемых культур, характером
землепользования и тому подобными факторами.
Изменения, происходящие в животном мире орошаемых и
обводняемых территорий, быть может, не так сильно
бросаются в глаза, как перемены в общем облике местности. Но
если присмотреться внимательнее и сопоставить животное
население сухих степей с фауной, складывающейся на
обводненных и орошенных землях, то разница делается весьма
отчетливой».
Для многих птиц — воробьиных, куликов, уток — и
млекопитающих вблизи появившихся новых водоемов оказываются
благоприятными защитные и кормовые условия. Даже такие
пустынные виды птиц, как саджа и рябок, охотнее селятся
и держатся вблизи воды. В каналах и водохранилищах
появляются водяная крыса, местами — ондатра.
На орошаемых землях уменьшается количество
гнездящихся жаворонков и перепелов, гнезда которых нередко
заливаются во время поливов. Орошение полей губительно
влияет на всех мелких млекопитающих и в первую очередь на
грызунов, норы которых при поливах оказываются залитыми
водой. Зато желтая трясогузка — птица, характерная для
влажных лугов,— охотно мирится с орошением полей. По
склонам оросительных каналов, зачастую поросших густой
сорной растительностью, селятся многочисленные грызуны,
горностаи.
Чрезвычайно велико влияние на фауну полезащитных
полос и вообще древесной растительности в безлесных
местностях. В зависимости от географического положения лесных
посадок, близости их от воды и лесных массивов, их состава
382

и возраста, они заселяются различными видами птиц. Здесь
мы вновь воспользуемся описанием К. К. Чапского типичной
картины заселения птицами лесопосадок в степях
Европейской части СССР:
«До тех пор, пока пробивающаяся поросль будущих
деревьев не нарушает характера степи, не изменяет почвенного
покрова, не создает ни сколько-нибудь надежного укрытия,
ни значительной тени, по существу неизменной остается там
я орнитофауна. В молодых степных насаждениях она
складывается по началу за счет расселения местных птиц,
обитающих в заросших деревьями и кустами балках, в ближайших
рощицах и садах.
Один из самых Дервых поселенцев молодых древесных
порослей в степи — садовая овсянка. Она устраивает гнезда на
земле, довольствуясь порой клочком или полоской почвы, не
затронутой пахотой или рыхлением. Поэтому она иногда
встречается уже в полосах 2—3 летнего возраста.
Другая, столь же рано осваивающая молодые насаждения
птичка — серая славка. Это типичный обитатель кустарников,
в которых, невысоко над землей, свивает и гнездо. Наряду со
славками в слабозаметных, едва пробившихся полосах
держатся и обычные степные и полевые птицы — жаворонки и
полевой конек.
В лесных полосах, достигающих 8—10 летнего возраста,
кроны деревьев уже смыкаются, образуя своего рода полог,
прикрывающий ярус кустарниковых зарослей. Птичье
население таких полос становится уже многочисленнее и
разнообразнее. Здесь появляются и начинают гнездиться
ястребиная, а нередко и садовая славки, бормотушка,
сорокопут-жулан, садовая камышовка, сорока, а также птицы,
устраивающие гнезда на земле: соловей, серая куропатка, местами —
перепел и некоторые другие.
Из первых пернатых поселенцев внутри полос под сенью
вытянувшихся молсдых деревьев к этому времени остается
едва ли не одна лишь серая куропатка; остальные птицы,
свивающие гнезда на более или менее открытых местах,
предпочитают перебираться на опушки, окаймленные травянистыми
закрайками — «шлейфами».
Когда деревья в лесных полосах достигнут высоты 4—5 м,
из степных колков или лесных массивов, из пойменных урем
и приусадебных садов появляются уже настоящие лесные
птицы: чернолобый сорокопут, горлинка, кукушка, иволга,
зеленушка, щегол и др.
В возрасте нескольких десятков лет полезащитные пслосы
уже создают благоприятные условия для гнездования вороны
383

и грача, мелких соколов — пустельги и кобчика,
голубя-вяхиря, зяблика и др.
Количество видов птиц нарастает в полосах по мере
увеличения возраста и высоты деревьев... С появлением
толстых, дуплистых -деревьев в лесных полосах появляются:
синицы, мухоловки, горихвостки, дятлы, вертишейки л
бич полей, злостный вредитель зерновых культур — полевой
воробей».
В общей сложности с полезащитными лесными полосами
связано свыше 80 видов птиц. Более 50 из них способны
здесь гнездиться; остальные кормятся в них или используют
как убежища и места отдыха. Древесные посадки дают
возможность проникать в степную зону также ряду лесных
видов млекопитающих — лесной и желтогорлсй мышам, рыжей
полевке, кроту, землеройке-бурозубке и даже барсуку и
лесной кунице. Находят в лесных посадках благоприятные
условия и селятся в них многие местные виды млекопитающих:
степные ежи, зайцы-русаки, серая, общественная и стадная
полевки; привлекаемые обилием корма и наличием укрытий
хищники — лисица, степной хорь, горностай. Но такие
«степняки», как суслики, большие тушканчики, степные
пеструшки, в пределах степной зоны не только не встречаются в
лесных посадках, но и избегают близкого соседства с ними.
В условиях полупустыни, в лесонасаждениях с сильно
разреженным травяным покровом, состоящим из засухоустойчивой
растительности, «степняки», наоборот, находят для себя более
благоприятные условия, нежели в открытой, выгоревшей
степи.
В пустынях, как показали исследования А. К. Рустамова
и Е. С. Птушенко, чрезвычайно своеобразная фауна
формируется под влиянием человеческой деятельности на
караванных путях и тропах. Здесь гораздо лучше, чем на прочей
территории пустынь, дикие животные обеспечены кормами в
виде помета скота, различных отбросов, оставляемых
человеком, падалью, самими домашними животными, пищевыми
запасами человека и, наконец, водой. Все это привлекает к
караванным тропам многочисленных насекомых,
паукообразных, а также птиц, млекопитающих и хищников. В частности,
в Кара-Кумах к караванным путям тяготеет ряд мелких
видов насекомоядных птиц, пустынная сойка, толстоклювый
зуек, хохлатый жаворонок, розовый скворец, рябки, джек,
кеклик, стервятник, ворон, а из млекопитающих —
барханный кот, лисица, волк, еж, домовая мышь.
Своеобразными чертами обладает также фауна
культурного ландшафта высокогорных областей, влажных субтропи-
384

ков Закавказья и юга Курильских островов, степей
Забайкалья, тайги Приморского края и т. д. Не имея возможности
характеризовать особенности всех их, в заключение мы
остановимся лишь на фауне городов, крупных поселков и
индустриальных центров, т. е. территорий, измененных в
результате человеческой деятельности наиболее сильно.
На первый взгляд может показаться, что большой
многолюдный город с его громадами зданий, постоянным шумом,
движением транспорта, бесчисленными огнями ночью должен
отпугивать диких животных. Однако на самом деле это не так.
Хотя многие крупные и осторожные птицы и звери избегают
шума и близости человека, но некоторые виды прекрасно
приспосабливаются к жизни в городах. Даже в нашей столице
Москве, но определению П. П. Смолина, может быть
встречено около 90 видов птиц (т. е. не меньше трети вообще
зарегистрированных в Московской области). Птиц, гнездящихся
в Москве, встречено около 20 видов, из которых наиболее
многочисленны домовые и полевые воробьи, стрижи, сизые
голуби. Около 40 видов птиц регулярно встречается в
столице во время пролета.
С некоторыми чертами фауны птиц Москвы мы
познакомимся из описания, сделанного А. Н. Формозовым: «Ранней
весной, по многолетним наблюдениям, в среднем около 19
марта прилетают первые грачи... Вскоре в центре города по
вечерам можно слышать их гортанные крики среди гомона галок,
усаживающихся на ночлег по деревьям парков. Через неделю
или две после прилета драчи появляются и около своих гнезд,
обычно располагающихся целой группой-колонией.
Грачевники — гнездовые колонии этих птиц имеются даже в центре
Москвы... Через 10—12 дней после прилета грачей
появляются скворцы и жаворонки... Пролетные полевые жаворонки
летят довольно низко над городом с непрерывными песнями,
и в переулках, где уличный шум смягчен расстоянием, по
этим песням весеннее движение жаворонков на север
установить легко. Вскоре (в среднем около 6 апреля) над городом
появляются первые речные чайки. Небольшие стаи этих
изящных птиц в течение всей весны и первой половины лета
носятся над р. Москвой, где собирают корм, главным образом
у мест впадения в реку подземных водостоков... Их гнездовые
колонии находятся довольно далеко от города — одна,
небольшая, на болоте около ст. Болшево, а другая, в несколько
тысяч птиц, на оз. Киёво, около ст. Лобня, Савеловской ж. д.,
в 26 км от города. Нужно удивляться неутомимости чаек, в
гнездовое время несколько раз за день совершающих рейсы
от оз. Киёво к Москве и обратно... Чайки очень украшают
25 Н. А. Бобринский og5

картину г. Москвы с ее стильными мостами и серыми
стенами берегов. Нередко десятки зрителей с Каменного и
Дорогомиловского или Москворецкого мостов любуются этими
птицами, то плавно несущимися над рекой, то падающими к
воде за добычей.
...Мелкие зерноядные птицы, кормящиеся на земле, за
исключением воробья и голубя, не находят в городе
необходимых условий и потому не только на гнездовье, но и на
кратковременных пролетах почти не останавливаются в Москве.
Несколько иное мы должны отметить в отношении
насекомоядных птиц, отыскивающих добычу на деревьях. Зеленые
насаждения города довольно сильно заражены различными
вредителями из мира насекомых и представляют, таким образом,,
выгодные места охоты для некоторых мелких птичек. Именно
поэтому в Москве хорошо заметно весеннее передвижение
пеночек, славок и мухоловок, а осенью — кочевка синиц и
корольков».
В столице нередко зимуют красногрудые снегири, а иногда
чечетки и чижи. На прудах Москвы, не обращая внимания
на близость людей и шум, регулярно выводят птенцов утки-
кряквы.
Все гнездящиеся в Москве птицы могут быть разбиты на
две группы. Голуби, домовые воробьи, галки, стрижи,
горихвостки, большие синицы охотно поселяются как в
центральной части города, так и на его окраинах. Скворцы, полевые
воробьи, ласточки-касатки, белые трясогузки, образуют
«сельский комплекс» птиц и обитают только на окраинах Москвы,
где есть огороды, пустыри, сады.
Для млекопитающих условия жизни в городе менее
благоприятны, чем для птиц. Кроме широко распространенных
домовой мыши и серой крысы в Москве обычны лишь летучие
мыши, привлекаемые наличием здесь убежищ — щелей и
пустот в стенах, укромных уголков на чердаках зданий — и
многочисленных насекомых, которые служат им пищей.
Видовой состав и численность диких птиц и
млекопитающих, живущих в населенных пунктах, зависят не только от
размеров города, давности его существования, типов
имеющихся в нем построек, наличия парков и садов, но и от его
географического положения. В Средней Азии, имеющей
чрезвычайно древний культурный ландшафт и богатую видами
фауну, животный мир городов также отличается большим
разнообразием. Так, по подсчетам К. Р. Ахмедова, в
населенных пунктах юго-западного Таджикистана встречается около
100 видов птиц, причем почти половина их здесь же
гнездится. В приморских городах Западной Европы известны случаи
386

гнездования на выступах зданий трехпалых чаек,
относящихся к характерным обитателям птичьих базаров.
Животные, поселившиеся в городах, по сравнению с теми
же видами, обитающими в естественных ландшафтах,
зачастую резко меняют свой образ жизни. Выше мы уже сообщали
о гнездовании в необычных условиях чечеток, серых
мухоловок, трехпалых чаек, живущих в населенных пунктах. Сойки
и певчие дрозды — птицы, связанные с лесом, в недавнем
прошлом стали селиться в европейских городах и устраивать
гнезда на выступах зданий. Мухоловка-пеструшка, серая
мухоловка, горихвостка, большая синица в безлюдных местах
охотно кормятся на земле, в Москве же эти птицы на земле
почти никогда не бывают видны. В зимнем питании больших
синиц, постоянно живущих в Москве, большое место
занимают мясо, колбаса, сало; эти продукты птицы находят в
вывешенных за окна сумках. Большие синицы английских городов
«освоили» также раскупоривание молочных бутылок, и
молоко в их питании стало занимать довольно заметное место.
Некоторые виды птиц, живущих в городах, теряют стремление
к перелетам и становятся оседлыми.
Какие же общие черты присущи фаунам различных типов
культурного ландшафта?
Прежде всего необходимо отметить, что все виды
животных, населяющих измененные человеком территории, обитают
также и в естественных ландшафтах. Так, на большей части
Средней Азии домовый воробей преимущественно «дикая»
птица; он не связан там с человеком и гнездится большими
колониями на деревьях, скалах, по речным обрывам. Ворона
и галка повсеместно характерны как для естественного, так и
для культурного ландшафтов. Гнездятся вне человеческих
построек стрижи и ласточки; белые аисты, обитающие у нас в
Дальневосточном крае, не только не придерживаются
населенных пунктов, но явно избегают их. Серая крыса,
известная на Дальнем Востоке под именем карако, обитает
колониями по берегам рек и не связана с человеческими
постройками. Таким образом, создание человеком
искусственных ландшафтов, порой резко отличных от
естественных, не повлекло за собой образования новых видов диких
животных.
Другая общая черта, о которой говорилось выше,
проявляется в том, что фауны культурного ландшафта повсеместно
состоят из двух групп видов — «вобранных» на месте и
«приведенных» человеком из других районов. Можно считать
также, что при участии человека за счет все большего
распространения однотипного культурного ландшафта и расселения
2б* 387

-«приведенных» видов, на земле происходит процесс
частичной нивелировки, или «уравнивания» фаун, выраженной не
всюду одинаково резко.
Важно отметить, что долгое время человек изменял
природу стихийно, сплошь и рядом оставляя за собой пустыню.
Между тем, истощение природы, обеднение фауны не
представляют обязательного следствия человеческой
деятельности. Особенно это относится к социалистическому обществу,
где в результате планового ведения хозяйства прекращается
расхищение человеком богатств природы, появляется
возможность гармонично сочетать использование и увеличение
природных ресурсов.

Г Л А В А
ТРИНАДЦАТАЯ
ОХРАНА
ЖИВОТНОГО МИРА
В СОВЕТСКОМ СОЮЗЕ
f V - Ш Ш настоя1Ц.ем очерке главное
внимание уделяется живой природе,,
так как в результате деятельности
человека она подвергается
наиболее быстрым и коренным
изменениям. Естественно, что обеспечить
существование животных без
сохранения необходимых для них
условий невозможно. Охрана природы поэтому является очень
важной и очень сложной задачей.
Несколько замечаний об истории охраны природы нашей
страны. Внимание наших предков привлекали две стороны
охраны природы, связанные с эксплуатацией лесных богатств
и с охотой. Самый древний источник, упоминающий о
регулировании охоты,— сборник «Русская Правда» (XI в.).
В Киевском и Московском великих княжествах
использование и тем самым в какой-то мере охрана фауны
являлись отраслью государственного регулирования.
Установление государственной монополии на «мягкую рухлядь» —
389

драгоценные меха — требовало мер, гарантировавших их
поступление в казну и тем самым регулировавших добычу
пушных животных. К таким мероприятиям относится детальная
регламентация добычи и сдачи государству сибирской
пушнины, ловчих птиц и т. д. Нужно отметить, что ловчие птицы
(кречеты) в Западной Европе ценились очень высоко и были
в XIII—XVII и даже XVIII вв. предметом дипломатических
переговоров, а вывоз этих птиц за границу — одним из орудий
московской дипломатии.
Заинтересованность в получении драгоценных мехов и
ловчих птиц очень давно уже обратила внимание на
необходимость регламентации охоты. Это неизбежно привело к ее
ограничению. В России были созданы первые заповедники и
заказники с целью охранять леса и драгоценных животных.
Так, например, в XVII в. заповедной была территория у
Кунцева в окрестностях Москвы, тогда же объявили «заповедь»
на места гнездовья соколов на Семи Островах у восточных
берегов Мурмана и т. д. Нельзя не упомянуть и о заповедном
Беловежском лесе (пуще). Заповедный режим был
установлен здесь еще в 1541 г. Специальной задачей этого
заповедника было сохранение зубра и тура. Добывание бобров в России
регламентировалось с XVI столетия. С 1704 г. в бывшей
Санкт-Петербургской губернии охранялся лось.
В XVII—XVIII столетиях создаются многочисленные
заказники для сохранения охотничьих животных — зверей и
птиц. В XVIII столетии была запрещена охота для частных
лиц в Санкт-Петербургской и Московской губерниях — в
интересах официальных императорских охот,
практиковавшихся, впрочем, очень редко.
Ряд природоохранительных указов и постановлений был
издан между 1730 и 1775 гг. Один из них заслуживает особого
внимания: закон об охоте от 17 июня 1763 г., запрещавший
кому бы то ни было охоту на время от 12 марта до 9 июля.
Этот закоп впервые в Европе ограничивал право охоты и для
крупных землевладельцев. Издание подобного постановления
было, несомненно, очень существенным моментом в деле
охраны природы и, в частности, фауны. В дальнейшем в России в
в этом отношении было достигнуто меньше успехов.
Например, закон об охоте 1892 г., действовавший вплоть до Великой
Октябрьской социалистической революции, подражал в
сущности западноевропейским постановлениям подобного рода и
учитывал только интересы землевладельцев. Использование
и охрана фауны на территориях, не принадлежащих
отдельным лицам, а именно там, где она для населения имела
большое хозяйственное значение (Север Европейской части. Си-
390

бирь, Туркестан), законом 1892 г. не регламентировались.
Только в 1912, 1913 и 1916 годах, когда численность такого
драгоценного зверя, как соболь, катастрофически упала, для
охраны в Сибири этого ценного животного были приняты
меры, которые дали незначительные результаты.
Не использовались, к сожалению, и
природоохранительные в своей сущности традиции и навыки местного
охотничьего населения. Охотники Сибири, Туркестана всегда обращали
внимание на правильное использование и сохранение
охотничьих животных. Поэтому там, на окраинах России,
население по традиции отпосилось ко многим местностям, как к
заповедникам и заказникам.
Охранять животных без сохранения их естественных
местообитаний, без сохранения необходимых для их жизни
условий существования — совершенно нереальная задача.
Использование лесов и распашка земель имеют в нашей стране очень
давнюю историю. Уже в XVI в. возник вопрос о сохранении
леса, о создании лесных заповедных участков. Впервые
заповедные лесные участки были учреждены в военных целях —
для защиты московских границ от нападений татар и их
союзников, а при Петре Первом — для поддержания
существования необходимых в кораблестроительстве дубрав.
Некоторые усовершенствования в эксплуатации лесов — как с
экономической, так и с природоохранительной точек зрения —
вносились до революции (лесной закон 1888 г.). Однако они
•были недостаточны и в первую очередь потому, что не
могли ограничить бесхозяйственную деятельность владельцев
земли и лесных угодий. Площади, занятые лесом, быстро
уменьшались. Например, в 42 бывших губерниях
Европейской России в первой половине прошлого столетия леса
занимали площадь в 60 млн. десятин. Примерно за пятьдесят лет
только в Европейской части России эта площадь леса
сократилась почти на одну треть — до 42 млн. десятин.
Вытекающие отсюда тяжелые последствия — неблагоприятные
изменения гидрологического режима, развитие эрозии и т. д.—
приняли очень большие размеры. К этой печальной картине
следует добавить действие лесных пожаров, уничтожавших
огромные площади леса как на севере России, так и в Сибири.
Накопец, бесплановая распашка степей на юге страны также
не способствовала сохранению благоприятного водного
режима, охране почв от эрозии и т. д. Это, естественно, отразилось
и на состоянии животного мира. Численность многих видов
животных резко снизилась, сократились и области их
распространения. На территории нашей страны исчез тур, дикая
лошадь-тарпан, морская корова. К этому списку можно
391

добавить очкового баклана, истребленного примерно за
столетие (открыт в 1741 г., исчез около 1850 г.).
Все это, естественно, относилось не только к нашей стране.
В книге президента Международного союза охраны природы
проф. Р. Гейма (1952 г.) приведен список 72 видов
позвоночных животных, истребленных или доведенных до грани
уничтожения за последние десятилетия. Список этот
представляется скорее преуменьшенным, чем преувеличенным.
В России вредные последствия бесхозяйственного
истребления диких животных особенно сказались во второй
половине XIX и в начале XX в. Это относится, например, к калану
или морской выдре, котику, соболю, кулану, сайгаку, лосю
и т. д. Несмотря на предпринимавшиеся меры по охране
зубров, в Беловежской пуще и на Кавказе в годы первой мировой
войны они были почти полностью истреблены.
О катастрофическом сокращении численности
промысловых животных говорят такие примеры. В начале XIX
столетия Российско-Американская компания ежегодно добывала
около 1000 каланов. К 1911 г. поголовье каланов,
сохранившихся на Камчатке и на о-ве Медном, определялось лишь
в 150 особей. Численность котиков на Командорских и
Алеутских островах в начале прошлого века достигала трех
миллионов голов. В 1867 г. насчитывалось около полутора
миллионов котиков. В 1884 г. на Командорах их было всего
500 тыс., а в 1903 г.— только 60 тыс.
Коренные социальные изменения, национализация земли
и вытекающая отсюда национализация природных ресурсов
после Великой Октябрьской революции требовали и
организации совершенно новой системы охраны природных
ресурсов, которая обеспечивала бы рациональную систему их
использования. Так возникла советская система охраны
природы.
Природные ресурсы СССР огромны и разнообразны.
Фауна СССР состоит примерно из 300 видов млекопитающих,
более 700 видов птиц, около 160 видов пресмыкающихся и
земноводных, около 1500 видов рыб, 9 видов круглоротых и до
100 тыс., а возможно и более, видов беспозвоночных (из
которых насекомые составляют около 90%). Леса в СССР
занимают площадь в 1069 млн. га и составляют одну треть
мировых лесных ресурсов. Некоторое представление о масштабе
эксплуатации природных ресурсов дают следующие цифры
статистического справочника за 1955 г. Сельскохозяйственные
территории: 486 млн. га (в 1913 г. — 367 млн. га); выход
древесины: 214 млн. м3 (в 1913 г.—30,5 млн. м3); добыча рыбы:
2740 тыс. т (в 1913 — 1051 тыс. т).
392

Первые решения Советского правительства об
использовании природных ресурсов и их охране касались лесного
хозяйства (1918 г.), охотничьего дела (1919, 1920 гг.) и
специальных мер охраны природы — создания заповедников и т. д-
(1920, 1921, 1924, 1925 гг.). В дальнейшем в эту систему были
внесены изменения и улучшения.
Необходимо сказать об общих принципах советской
регламентации охраны природы. Совершенно ясно, что технический
прогресс иногда может нарушить или даже разрушить
существенные элементы природы. Для удовлетворения своих
постоянно и быстро растущих потребностей человек неизбежно
должен рационально, перспективно подходить к
использованию природных ресурсов, сохранять их и по возможности
обогащать. Основа охраны природы — организованное, активное
я перспективное вмешательство человека в ход естественных
природных процессов и — в пределах возможности —
регулирование этих процессов. В таком случае охрана природы не
сводится к «пассивному» сохранению существующего
положения. Исходя из этих принципов, охрана природы в
Советском Союзе осуществляется следующими основными путями,-
а) строгая регламентация и ограничение использования
природных ресурсов — фауны, флоры, лесов;
б) борьба с эрозией почв и загрязнением воздуха и вод;
в) полная или ограниченная охрана видов животных и
растений, ставших редкими или находящихся под угрозой
уничтожения;
г) (регулирование численности популяций вредных видок
животных и растений;
д) обогащение природных ресурсов путем
акклиматизации и реакклиматизации;
е) изъятие из использования отдельных участков
территории в форме организации заповедников и заказников;
ж) охрана памятников природы, имеющих научное или
культурное значение.
Само собой разумеется, что все эти меры направлены в
сущности для создания возможно лучших условий жизни лк>
дей. Тут надо принимать во внимание и злоупотребления
синтетическими средствами для борьбы с отдельными видами
вредных насекомых; загрязнение водоемов — и не только1
внутренних, но и морских; загрязнение почв химическими
удобрениями; и, наконец, возникшую в последние годы
опасность биологически вредных результатов использования
расщепления атомов.
Совершенно очевидно, что такие активные методы охраны
природы прежде всего должны строиться на научной основе.
39&

Рациональная охрана природы требует широкого развития
экологических исследований в зоологии и ботанике.
В предыдущих главах этой книги приведены общие
сведения о распространении животных в Советском Союзе.
Очевидно, что следует развивать и продолжать работы не только
по выяснению географического распространения животных,
но и по изучению их численности, образа жизни —
размножения и смертности, влияния на эти процессы климатических и
иных условий, связанных с жизненными отношениями
различных видов животных и растений.
Много подобного рода работ проводилось и проводится
в различных советских учреждениях — институтах Академии
наук 1 и Академий наук союзных республик, высших учебных
заведениях, государственных заповедниках и т. д. Эти работы
позволили практически подойти к решению вопросов
сохранения и увеличения численности ряда видов животных,
находившихся перед Великой Октябрьской революцией под
угрозой исчезновения или даже на грани уничтожения. Так
обстояло, например, дело с речным бобром, соболем, лосем,
сайгаком, выхухолью.
Каковы же достигнутые в настоящее время результаты в
деле охраны животного мира в нашей стране? Надо отметить,
что плановое использование всех естественных ресурсов в
Советском Союзе построено на принципе: все природные
богатства страны представляют собой народное достояние.
Поэтому использование их должно производиться на законной
основе, в порядке регулирования охоты и рыболовства как спорта
и промысла; в порядке борьбы с видами животных,
приносящих вред в сельском и лесном хозяйстве; в порядке борьбы с
животными, вредными для народного здравоохранения, и т. д.
Советское законодательство строго охраняет животный
мир: повсеместно запрещается разорение гнезд птиц и сбор
их яиц; охота на самок копытных млекопитающих и на их
молодняк в возрасте до одного года; разорение нор зверей, за
исключением вредных грызунов и волка; добыча животных,
находящихся в беспомощном состоянии (во время линьки
водоплавающих и т. д.). Весенняя охота на птиц также
запрещена, за исключением местностей Крайнего Севера.
Запрещены и различные хищнические способы добывания
животных, например, применение в охотничьих целях
автомобилей и самолетов.
1 Общая координация исследований по охране природы
проводится Комиссией охраны природы при Биологическом отделении
Академии наук СССР.
394

В Советском Союзе первый закон об охоте, изданный в
1920 г., а затем дополненный постановлениями центральных и
местных властей, установил список видов животных,
подлежащих полной или частичной охране, и список охотничьих
видов; указал сроки и способы охоты и т. д.
Надо при этом отметить, что введение в Советском Союзе
государственной монополии на пушнину препятствует
реализации охотничьей продукции, добытой с нарушением
количественных норм, сроков и правил.
Поскольку наиболее значительное количество ценных
охотничьих видов животных обитает и добывается на
территории Российской Федерации, необходимо несколько
подробнее остановиться на охране ее фауны. Общереспубликанским
законодательством на всей территории охраняются
следующие виды зверей: соболь, речная выдра, куницы лесная и бе-
лодушка, выхухоль, енотовидная собака, морская выдра или
калан, котик, речной бобр, все олени (кроме косули), лось,
сайгак, зубр, горал. Из них полной охране подлежат горал,
пятнистый олень, зубр, калан и речной бобр. Остальные виды,
численность которых значительно возросла за годы
Советской власти, охраняются частично и могут добываться в
•ограниченном количестве по специальным разрешениям
(лицензиям). Лицензионная система охоты на лосей была
принята впервые в 1945 г. Полная охрана лосей была введена
уже в 1919 г. и результаты ее были настолько успешны, что
в настоящее время лоси многочисленны не только в Сибири,
но и в Европейской части страны, даже в ближайших
окрестностях больших городов, например Москвы. Расселение этого
-зверя продолжается как на юге (например, в Казахстане),
так и на севере, где он проник уже на окраины Болыпезе-
мельской тундры.
Система строго ограниченных лицензий была
распространена в 1946 г. и на другие упомянутые выше виды
животных.
В качестве другого примера приведем некоторые сведения
•о сайгаке. Сокращение численности и области
распространения этой антилопы в нашей стране началось давно. Еще в
XVI и XVII столетиях сайгаки во множестве встречались на
Украине, в окрестностях Киева. В XVIII в. западная граница
их распространения проходила по Бугу, северная — у
Курска и Самары. В XIX в. сайгаки водились на территории
между Днепром и Перекопом, в Херсонской губернии и в
Задонских степях, в северо-восточной части Терских степей и
Предкавказья. В начале XX в. сайгаки еще встречались в
Ставрополье и на Маныче, но совершенно исчезли на Дону.
395

Из волжско-уральских степей эти животные исчезли в.
XIX в. Таким образом, к 1920—1925 гг. ареал сайгака
значительно сузился.
С 1920 г. охота на сайгаков была запрещена, а уже в 30-х
годах численность этой антилопы стала быстро возрастать в»
европейской части страны, а также и в Казахстане.
Количество сайгаков в Советском Союзе составляет сотни тысяч
голов, что позволило открыть на них в 1954 г. ограниченный,
промысел.
Но в сущности список охраняемых животных гораздо
шире, так как местные правила охоты, устанавливаемые
исполнительными комитетами Советов областей, краев, Советами
Министров автономных Советских республик,
предусматривают полную охрану редких и важных в научном отношении
животных.
Общее число охраняемых видов животных достигает 40.
Надо при этом принять во внимание, что для многих видок
эта «местная» охрана покрывает весь ареал распространения
в СССР (серна, олень, снежный баран, сибирский горный
козел, антилопа-дзерен и тигр).
Кроме перечисленных выше млекопитающих, охраняются
следующие виды птиц: лебеди в 40 областях и краях, серая
куропатка — в 28, сарычи — в 23, пустельга — в 22, совы
(кроме филина и некоторых сов — белой, ушастой и
болотной) — в 21, дрофа — в 21, луни (кроме болотного) — в 18,
глухари — в 17, стрепеты и фазаны — в 10, степной орел —
в 7, белая куропатка — в 7, крупные соколы и белые аисты —
в 3, дикуша — в 2, кавказский тетерев — в 1, тупик, носорог
и розовая чайка — в 1 и т. д.
Абсолютная охрана, установленная Правительством
РСФСР для птиц, распространяется на фламинго и белую
цаплю, а также на некоторые другие группы — воробьиных
(кроме вороны), дятлов, кукушек и др.
Следует также добавить, что было принято важное
решение об охране птичьих базаров Арктики, а также
млекопитающих — белого медведя и северного оленя.
Аналогичные меры были приняты местной
администрацией в других союзных республиках. Например, турач и
фламинго охраняются в Закавказье и Туркмении; антилопа-
джейран и кулан — в Средней Азии и т. д.
Естественно, что охрана животных невозможна без
сохранения, а по возможности и улучшения условий их
существования. В связи с этим имеет важное значение борьба с
загрязнением водоемов мазутом и отходами химической и
других отраслей промышленности, а также вопросы гидромелио-
396

рации, гидростроительства, лесомелиорации, лесозаготовок
и т. д.
Леса СССР в зависимости от их роли в народном
хозяйстве (водоохранное, полезащитное, «зеленые зоны»,
эксплуатационное и т. д.) делят на три группы»
1. Государственные лесные заповедники, почвозащитные
и полезащитные леса, леса зеленых зон вокруг городов и
промышленных предприятий. В этих лесах не производится
-заготовка древесины, сплошная вырубка категорически
запрещена, разрешена только абсолютно необходимая вырубка
перестойного леса и санитарная рубка, связанная с
поддержанием определенных санитарных условий.
2. Леса, нуждающиеся в ограничении размеров рубок и
увеличении лесоводственных работ по воспроизводству; здесь
также разрешаются и производятся только рубки ухода за
лесом и санитарные.
3. Леса, составляющие основной государственный лесной
фонд, находящиеся вдали от железнодорожных путей и
промышленных предприятий (север и северо-восток Европейской
части СССР, север Сибири и Дальний Восток). В этих лесах
разрешается вырубка леса всеми способами, размеры вырубок
определяются государственными планами лесозаготовок.
Это разделение основано на научно разработанных мерах
охраны лесного хозяйства, выражающихся не только в
рациональном использовании лесных запасов, но и в
постоянном восстановлении лесных богатств.
В заключение следует сказать об акклиматизации и реак-
климатизации животных. История работ по акклиматизации
в России несложна. Известно, что уже в середине XII в. в
подмосковных лесах выпускали привезенных из Сибири чер-
нобурых лисиц. Известный зоолог Стеллер в 1751 г.
предлагал начать работу по расселению морской выдры. В 1886 г.
в Воронежскую губернию, в село Рамонь, было завезено пять
бобров из Белоруссии, где они успешно размножились, а в
1901 и 1907 гг. были уже сделаны первые попытки расселения
этого зверя. В 1892 г. близ Херсона было выпущено семь
диких кроликов; теперь кролики широко распространились на
Украине между Днепром и Днестром. В 1901 г. на о-ве Кара-
гинском у северо-востока Камчатки выпустили пять соболей—
за 15 лет они сильно размножились. В Европейской части
России успешно акклиматизирована лань (конец XIX —
начало XX в.).
В Крыму были акклиматизированы муфлоны и зубры,
на Украине, в заповеднике «Аскания-Нова», кроме
зубров,—страусы и антилопы (оленебыки, нильгау). Делались
397

попытки по разведению в охотничьих угодьях фазанов, серых-
куропаток, в Туркмении — франколинов (турачей), в
Крыму — каменных куропаток и т. д. В 1857 г. в Москве, по
инициативе профессора А. П. Богданова, был организован
Комитет акклиматизации животных и растений,
реорганизованный в 1863 г. в Общество акклиматизации. В настоящее
время работы по акклиматизации проводятся Всесоюзным
институтом охотничьего промысла, а также заповедниками.
Однако все эти меры носили более или менее случайный1
и несистематический характер. Только после Великой
Октябрьской революции акклиматизация и реакклиматизация
приняли широкие масштабы.
Теоретическая подготовка к акклиматизации была
впервые проведена в 1925 г. в отношении пушных животных по*
инициативе проф. Б. М. Житкова. В 1927 г., когда была
завезена ондатра, начали практическую работу. В 1953 г., ондатру
завезли в 500 районов страны в количестве 117 тыс. особей.
В настоящее время ондатра занимает видное место в
пушном промысле.
В 1930 г. на Кавказ и в Среднюю Азию была завезена
нутрия. В последние годы нутриевые фермы появились и в
Ярославской, Курганской и Омской областях. Проводятся работы
по акклиматизации норки и американского енота. В
Закавказье ввезена уссурийская енотовидная собака. Во многих
частях бывшего ареала реакклиматизирован соболь —
численность этого зверя сильно возросла. Ведутся работы по
расселению речного бобра. В настоящее время он встречается уже
в 50 областях Европейской и Азиатской частях СССР.
Выхухоль выпускали в пределах ее современного ареала.
Успешно прошла в Сибири акклиматизация зайца-русака. На
Кавказ и в Крым из Западной Сибири завезена белка. В заповеди
ники Европейской части СССР (Московская область) и в
Азербайджан завезен дальневосточный пятнистый олень. На
Кавказ из Сибири завезены сурки.
Этими примерами, конечно, не исчерпываются все
работы по акклиматизации, проведенные в Советском Союзе.
Особо надо отметить работу по восстановлению
численности зубра, катастрофически сократившейся после мировых
войн. СССР принимает активное участие в работах по
сохранению зубра. Чистокровные зубры содержатся и успешно*
размножаются в Приокско-террасном заповеднике в
Московской области, в заповеднике Беловежская пуща в
Белоруссии и т. д. Большое стадо гибридов зубро-бизонов (наряду с
чистокровными зубрами) содержится в Кавказском
заповеднике^
398

Морские котики находятся в специальных хозяйствах,
охраняются и умеренно эксплуатируются на строго плановых
началах.
Надо отметить также проведение работ по охране и
акклиматизации птиц. Проводились опыты по заселению повых
лесопосадок насекомоядными птицами. Начались опыты по
расселению в охотничьи хозяйства Центральной полосы
кряквы и серого гуся.
В 1934 г. были успешно проведены акклиматизационные
работы по вселению кефали из Черного в Каспийское море;
акклиматизация осетра-шипа в Аральском море в 1934—
1935 гг.; перевоз форели из озера Севан в Онежское озеро;
расселение разных пород сигов в озерах; расселение во
многих водоемах гамбузии — в целях борьбы с малярией; опыты
по акклиматизации в прудах осетра и стерляди. К этому
можно добавить интересные работы, направленные на улучшение
условий питания осетровых в Каспийском море: выпуск туда
морских червей — нереис.

УКАЗАТЕЛЬ
РУССКИХ И ЛАТИНСКИХ НАЗВАНИЙ ЖИВОТНЫХ,
ВСТРЕЧАЮЩИХСЯ В КНИГЕ
А
.Авдотка — Burhinus oedicnemus
Авлейка, см. аулейка
Агама степная — Agama sangui-
nolenta
Аист белый — Ciconia ciconia
Альбатрос черноногий — Diome-
dea nigripes
Алька или гагарка — Alca torda
Альпийская галка — Pyrrhocorax
graculus
Аргали — Ovis am топ
Архар — Ovis poilii
Атайка, см. утка красная
Аулейка или морянка — Glangula
hyomalis
Б
Байбак — Marmota bobak
Баклап берингов — Phalacrooorax
pelagicus
Баклан большой — Phalacrocorax
carbo
Баклан краснолицый —
Phalacrocorax urile
Баклан малый — Phalacrocorax
pygmaeus
Баклан уссурийский —
Phalacrocorax fiJamentoisus
Баклан японский — Phalacrocorax
capillatus
Балобан, см. сокол-балобан
Баран горный или архар — Ovis
ammon
Баран снежный — Ovis nivicola
Барс или ирбис — Felis uncia
Барсук — Meles meles
Барсук малый — Meles meles
minor
Бекас — Gallinago gallinago
Бокасовидный веретенник — Lim-
nodromus semipalmatus
Белка персидская — Sciurus persi-
cus
Болка — Sciurus vulgaris
Белуга — Huso huso
Белый медведь — Ursus marili-
mus
Беляк, см. заяц-беляк
Бескрыл или киви — Apteryx
Блапс или медляк — Blaps
Блювал или голубой кит — Ва-
laenoptera musculus
Бобр — Castor fiber
Бородач — Gypaetus barbatus
Буйвол индийский — Bubalus bu-
bali's
Бургомистр, см. чайка полярная
Буревестник малый — Puffinus
puffinus
Бурундук — Eutamias sibiricus
Бычки коттокомефоры — Cottoco-
mephorus
В
Вальдшнеп — Scolopax rusticola
Вапити — Cervus canadensis
Варакушка — Luscinia svecica
Варан — Varanus griseus
Верблюд — Gamelus
Веретеница — Angnis fnagilis
Вечерница рыжая — Nyctalus
noctula
Волк — Canis lupus
Волк среднеазиатский — Oanis
lupus desert or um
Болк тибетский — Ganis lupus la-
niger
400

Волчок каштановый — Ixobrycbus
eurhythmus
Вонючка или скунс — Mephitis
mephitis
Воробей домовый — Passer doxne-
sticus
Воробей индийский — Passer do-
mesticus indicus
Воробей каменный — Petronia
petronia
Воробей песчаный — Passer
simplex
Воробей полевой — Passer monta-
nus
Ворон — Corvus сотах
Ворона серая — Corvus corone
comix
Ворона черная — Corvus corone
corone
Воронок, см. ласточка городская
Выдра — Lutra Intra
Выдра морская, см. калан
Выпь — Botaurus stellaris
Выхухоль пиренейская — Gale-
mys pyrenaicus
Выхухоль русская — Desanana
moschata
Вьюрок буланый — Rhodospiza
obsoleta
Вьюрок королевский — Serinus
pusillus
Вьюрок горный или сибирский —
Leucosticte arctoa
Вяхирь — Columba palumbus
Г
Гага гребенушка — Somateria
spectabilis
Гага обыкновенная — Somateria
mollies ima
Гага тихоокеанская — Somateria
mollissima v-nigrum
Гагара — Gavia
Гагарка — Alca torda
Гадюка — Vipera berus
Гаичка, см. синица гаичка
Галка альпийская, см.
альпийская галка
Гаттерия — Sphenodon punctatus
Геккон гребнепалый — Grossoba-
mon eversmanni
Геккон колхидский — Gymnodac-
tylus kotshyi colchicus
Геккон крымский — Gymnodacty-
lus danilewskii
26 h. А. Бобринский
Геккон серый — Gymnodactylus
russowi
Геккон сцинковый — Terafcoscin-
cus scincus
Гепард — Acinonyx jnbatiis
Гиена полосатая — Hyaena
hyaena
Глупыш — Fulmarus glacialis
Глухарь — Tetrao urogallus
Глухарь каменный — Tetrao uro-
galloides
Гоголь — Buoephada clangnla
Гологлаз алайский — Ablephanis
alaicus
Голомянка — Comephorus
Голубь скалистый или сизый —
Columba livia
Горал — Nemorhaedus goral
Горбуша — Oncorhynchus gorbn-
scha
Горихвостка-чернушка — Phoeni-
curus ochruros
Горлица большая — Streptopelia
orientalis
Горлица малая — Streptopelia
cambayensis
Горлица обыкновенная —
Streptopelia turtur
Горная индейка, см. улар
Горностай — Mustela erminea
Грач — Gorvus frugilegus
Гриф — Aegypius monachus
Гриф белоголовый, см. сип
Гусь белошей — Philacte canagica
Гусь белый — Chen coeru lessens
Гусь белолобый — Amser albiirons
Гусь горный — Anser indicus
Гусь гуменник — Anser fabalis
Гусь серый — Anser anser
Гюрза — Vipera lebetina
Д
Даллия или черная рыба — Dal-
lia pectoralis
Дельфин-белобочка — Delphinus
delphis
Дербник — Falco columbarius
Дергач или коростель — Crex crex
Джейрен — Gazella subgutturosa
Дзеран — Procapra gutturosa
Дикобраз индийский — Hystrix
indicus
Дикобраз древесный или игло-
шерст — Erethizon dorsatus
Долгоног — Pedetes caffer
401

Дрозд деряба — Turdus viscivorus
Дрозд каменный голубой
(синий) — Montioola sol Harms
Дрозд каменный пестрый — Моп-
ticoJa saxatilis
Дрозд певчий — Turdus philome-
los
Дрозд пегий — Microcichla scou-
leri
Дрозд черный — Turdus merula
Дрофа — Otis tarda
Дрофа-красотка или джек — Otis
undulata
Дубонос — Coccothraustes cocco-
thraustes
Дубонос арчевый — Mycerobas
carnipes
Дятел зеленый — Picus viridis
Дятел пестрый большой — Den-
drocopos major
Дятел пестрый средний — Den-
drocopos medius
Дятел седоголовый — Picus canus
Дятел трехпалый — Picoides tri-
dactylus
Дятел черный или желна — Dryo-
copus martius
E
Еж — Erinaceus europaeus
Еж ушастый — Erinaceus auritus
Енот — Procyon lotor
Енотовидная собака — Nyctereu-
tes procyonoides
Ж
Жаба зеленая — Bufo viridis
Жаворонок вьюрковый — Ammo-
manes deserti
Жаворонок лесной — Lullula
arbor e a
Жаворонок малый — Galandrella
pispoletta
Жаворонок монгольский — Mela-
nocorypha mongolica
Жаворонок полевой — Alauda ar-
vensis
Жаворонок рогатый или рюм —
Eremophila alpestris
Жаворонок степной — Melamoco-
rypha calandra
Жаворонок хохлатый — Galerita
cristata
Жаворонок черный — Melanoco-
rypha yeltoniensis
Жерлянка краснобрюхая — Bom-
bina bombina
Журавль —Grus grus
Журавль канадский — Grus
canadensis
Журавль малый или красавка —
Grus virgo
Журавль маньчжурский — Grus
japonensis
3
Завирушка альпийская —
Prunella collaris
Завирушка горная — Prunella
mo'ntanella
Зарянка — Erithacus rubecula
Заяц беляк — Lepus timidus
Заяц маньчжурский — Lepus
mantschuricus
Заяц русак —Lepus europaeus
Заяц толай — Lepus tolai
Зеленушка — Chloris chloris
Зеленушка китайская — Chloris
sinica
Землеройка водяная или куто-
ра — Neomys fodiens
Землеройка пегая или нуторак —
Diplomesodon pulchellum
Земляной зайчик, см. тушканчик
Земляной заяц, см. тушканчик
Зимняк или канюк мохноногий —
Buteo lagopus
Зимородок — Alcedo atthis
Зимородок красноклювый —
Halcyon smyrnensis
Змееголовка — Ophiops elegans
Зубр — Bos bonasus
Зуек монгольский — Charadrius
m on go 1 us
Зуек толстоклювый — Charadrius
leschenaulii
Зяблик — Fringilla coelebs
И
Ибис каравайка, см. каравайка
Ибис китайский — Nipponia nip-
pon
Иволга европейская — Oriolu^
oriolus
Иволга индийская — Oriolus
oriolus kundoo
Иволга китайская — Oriolus chi-
nensis
Изюбр — Cervus olaphus xantho-
pygus
Ипатка — Fratercula corniculata
402

к
Кабан, или дикая свинья — Sus
scrofa
Кабан среднеазиатский — Sus
scrofa nigripes
Кабарга — Moschus moischiferus
Казарка краснозобая — Branta
ruficollis
Казарка черная — Branta bernicla
Кайра — Uria
Кайра толстоклювая — Uria lom-
via
Кайра тонкоклювая — Uria aalge
Калан или морская выдра — Еп-
chydra lutris
Калуга — Huso dauricus
Каменушка — Clangula histriopica
Камышовка дроздовидная — Acro-
cephalus arundinaceus
Камышевка толстоклювая —
Phragmaticola aedon
Канюк — Buteo buteo
Канюк курганник — Buteo rufinus
Канюк мохноногий или зимняк —
Buteo lagopus
Каравайка — Plegadis falcinellus
Каракал — Felis caracal
Кашалот — Physeter catodon
Кваква зеленая — Butorides
javail ic a
Кваква обыкновенная — Nyctico-
rax nycricorax
Квакша дальневосточная — Hyia
japonica
Квакша европейская — Hyila ar-
borea
Кедровка или ореховка — Nuci-
fraga caryocatactee
Кедровка сибирская — Nucifraga
caryocatactes macrirhynehos
Кенгуру — род Macropus и др.
Кета — Oncorhynchus keta
Кетупа — Ketupa zeylonensis
Киви или бескрыл — Apteryx
Кижуч — Oncorhynchus Kisutch
Клест белокрылый — Loxia leuco-
ptera
Клест еловик — Loxia corviroistra
Клест сосновый — Loxia pytyop-
sittacus
Клуша — Larus fuscus
Клушица — Pyrrhooorax pyrrho-
corax
Кобчик — Falco vespertinus
Кожан позднолетающий — Ves-
pertilio serotinus
Козел безоаровый — Capra arga^
grus
Козел винторогий — Capra
falconed
Козел сибирский, козел горный
или Тау-Теке — Capra sibirica
Козодой — Caprimulgus europaeus
Козодой египетский или
буланый — Caprimulgus aegyptius
Козодой японский или большой—
Caprimulgus indicus
Колонок — Mustela sibirica
Комары долгоножки — Tipula
Кондор — Vultur gryphus
Конек краснозобый — Arithus cer^
vina
Конюга — Aethia
Копытная мышь — Dicroistoiiyx
torquatus
Королек славковидный — Lepto-
poecile sophiae
Коростель или дергач — Crex сгех
Корсак — Vulpes cdrsac
Корюшка — Osmerus eperianus
Коршун — Miklus
Косатка — Ore in us orca
Косуля европейская — Capreolus
capreolus
Косуля сибирская — Capreolus
capreolus pygargus
Кот барханный — Felis marga-
rita
Кот дальневосточный — Felis eup-
tilura
Кот камышовый — Felis chaus
Котик морской —Callorhinus ur-
sinus
Кошка дикая европейская —
Felis silvestris
Кошка пятнистая — Felis libyca
Краб камчатский — Paralithodes
camtschatica
Краб пресноводный — Telphusa
ibera
Крапивник — Troglodytes
troglodytes
Красная или нерка —
Oncorhynchus nerka
Крачка полярная — Sterna para-
disaea
Креветка — Palaemon
Кречет — Falco gyrfalco
Крот — Та 1 pa europea
Крот алтайский — Talpa europea
altaica
Крохаль — Mergus
26* 403

Круглоголовка песчаная — Phry-
nocephalus interscapularis
Круглоголовка такырная — Phry-
nocephalus helioscopus
Круглоголовка ушастая — Phry-
nocephalus mystaceus
Крыса пасюк — Rattus norvegicus
Крыса пластинчатозубая или не-
зокия — Nesokia kidica
Крыса туркестанская — Rattus
turkestanicus
Кряква — Anas platyrhynchos
Кукушка одноголовая — Guculus
optatus
Кукша или ронжа — Cractes ki-
fastus
Кулан — Equus hemionus
Кулик американский — Tringa in-
cana
Кулик дутыш — Calidris melano-
tos
Кулик камнешарка — Arenaria in-
tepres
Кулик краснозобик — Calidris te-
stacea
Кулик лопатень — Eurynorhyn-
chus pygmaeus
Кулик сивка глупая или
хрустан — Charadrius morinellus
Кумай, см. сип снежный
Куница каменная — Martes foina
Куница лесная — Martes martes
Курганник мохноногий
центрально-азиатский — Buteo hemila-
sius
Куропатка белая — Lagopus lago-
pus
Куропатка каменная, или кек-
лик — Alectoris graeca
Куропатка серая — Perdix perdix
Куропатка серая даурская или
бородатая — Perdix daurica
Куропатка тундровая — Lagopus
mutus
Куроиаточка пустынная — Ammo-
perdix griseogularis
Л
Лазоревка, см. синица лазоревка
Ларта — Phoca vitulina largna
Ласка — Mustela nivalis
Ласточка береговушка — Riparia
riparia
Ласточка городская или
воронок — Deiiohon urbbca
Ласточка касатка — Hirundo
rustic а
Ласточка рыжепоясная—Hirundo
daurica
Лемминг, см. пеструшка
Леопард — Felis parous
Летяга — Pteromys volans
Лисица — Vulpes vuipes
Лисица караганка — Vulpes
vulpes karagan
Личинкоед серый — Pericrocotus
roseus
Лось восточный — Alces alces
americanus
Лось западный — Alces alces alces
Лошадь Пржевальского — Equus
przewalskii
Лунь болотный или
камышовый — Circus aeruginosus
Лунь степной — Circus macrourus
Лунь чернопегий — Circus mela-
noleucus
Лысун или тюлень
гренландский — Phoca groenlandioa
Лысуха — Fulica atra
Люрик или гагарка малая — Р1о-
tus alle
Лягушка древесная, см. квакша
Лягушка прудовая — Rana» escu-
lenta
Лягушка чернопятнистая — Rana
nigromaculata
М
Майна или афганский скворец —
Acridotheres tristis
Малиновка или зарянка — Eritha-
cns nibociila
Малый полосатик — Balaenoptera
acutirostrata
Мамонт — Elephas primigenius
Мандаринка, см. утка-мандаринка
Манул — Felis manul
Марал — Cervus canadensis sibiri-
cus
Махаон Маака — Papilio maacka
Медведь барибал — Ursus
americanus
Медведь белый — Ursus mariti-
mus
Медведь бурый — Ursus arctos
Медведь гималайский или
черный — Ursus tibetanus
Медведь камчатский — Ursus arc*
tos beringianus
Медоед — Mellivora indica
4§4

Медянка или гладкий уж — Со-
ronella austriaca
Мешетчатые прыгуны — Dipodo-
mys
Могера — Mogera robusta
Моевка или чайка трехпалая —
Rissa tridactyla
Моллюски — Mollusca
Морж — Obodaenus rosmarus
Морская корова — Rhytina stelleri
Морская свинья белокрылая —
Phocaenoides dalii
Морской заяц — Erignathus bar-
batus
Муфлон переднеазиатский — Ovis
orientalis
Мухоловка желтая — Muscicapa
narcissima
Мухоловка райская — Terpsipho-
ne paradisi
Мухоловка серая — Muscicapa
striata
Мухоловка сибирская —
Muscicapa sibirica
Мухоловка японская, см.
мухоловка желтая
Мыпювка степная — Sicista sub-
tilis
Мышь малютка — Microinys mi-
nutus
Мышь полевая — Apodemus agra-
rius
H
Навозник священный или
скарабей — Scarabaeus sacer
Нарвал или единорог — Monodon
monoceros
Незокия или пластинчатозубая
крыса — Nesokia indica
Нерпа или тюлень кольчатый —
Phooa hispida
Нетопырь карлик — Vespertilio pi-
pistrelikus
Норка — Mustela lutreola
Носорог волосатый — Dicerorhi-
nus antiquitatis
Ночница большая — Myotis myo-
tis
Нутрия — Myopotamus coypus
Жырок красноголовый — Aythya
ferina
О
Овсянка белошапочная — Ember-
zia citrinella laucocepbalos
Овсянка горная — Emberzia cia
Овсянка черноголовая —
Emberzia melanoeepbala
Огарь или красная утка — Tador-
na ferruginea
Олень благородный — Cervus ela-
phus
Олень бухарский — Cervus ela-
phus bactrianus
Олень кавказский — Cervus ela-
phus maral
Олень крымский — Cervus ela-
phus brauneri
Олень пятнистый — Cervus aip-
pon
Олень северный — Rangifer taran-
dus
Оляпка — Cinclus
Ондатра — Ondatra zibethica
Орел беркут — Aquila chrysaetus
Орел карлик — Aquila pennata
Орел могильник — Aquila heliaca
Ореховка или кедровка — Nuci-
fraga caryocatactes
Орлан белоплечий — Haliaeetus
pelagicus
Орлан белохвост — Haliaeetus al-
bicdlla
П
Паразитник, см. поморник пара-
зитник
Пасюк, см. крыса-пасюк
Пеликан — Pelecanus
Пеночка теньковка — Phyllosco-
pus collybitus
Перевязка — Vormela peregusna
Перепел — Coturnix coturaix
Перепел немой — Coturnix
coturnix japonica
Песец — Vulpes lagopus
Песочник исландский — Calidris
canutus
Песочник морской — Calidris ma-
ritima
Пеструшка желтобрюхая —
Lemmas chrysogaster
Пеструшка копытная — Dicrosto-
nyx torquatus
Пеструшка норвежская — Lem-
mus lemmus
Пеструшка обская — Lemmus
obensis
Пеструшка степная — Lagurus la-
gurus
405

Песчанка, (грызун) большая —
Rhombomys opimus
Песчанка гребенчуковая — Merio-
nes tamariscinus
Песчанка краснохвостая — Merio-
nes erythrourus
Песчанка полуденная — Meriones
meridianus
Песчанка (птица) — Crocethia
alba
Пищуха (птица) — Gertia
familiars
Пищуха (грызун) даурская —
Ochotona daurica
Пищуха красная — Ocbotoaa ru-
tila
Пищуха рыжеватая — Ochotona
rufescens
Пищуха северная — Ochotoma hy-
perborea
Плавунчик круглоносый — Thala-
ropiis (lobatus
Плавунчик плосконосый — Phala-
ropus fulicarius.
Погоныш большой — Porzana
paykiillii ; ,
Подорожник лапландский — Gal-
carius lapponicus
Подорожник снежный или
пуночка— Plectroplienax nivalis
Полевка Брандта — Microtus
brand ti
Полевка водяная или водяная
крыса ^- Arvicola terrestris
Полевка красная — Clethrionoinys
rutilus
Полевка красно-серая — Clethrio-
nomys rufocanus
Полевка Михно — Microtus mieh-
noi
Полевка монгольская — Microtus
mongolicus
Полевка обыкновенная —
Microtus arvaiis
Полевка рыжая — Glethrionomys
glareolus
Полёвка снежная — Microtus
nivalis
Полевка стадная — Microtus so-
cialis
Полевки лесные — Glethrioniomys
Полихеты — Polychnrhi
Полоз амурский — Elaphe schren-
cki
Полоз японский — Elaphe japoni-
cus
406
Поморник паразитник — Stercora-
rius parasiticus
Поползень — Sitta europaea
Поползень скалистый — Sitta tep-
hronota
Поползень черноголовый — Sitta
canadensis
Пуночка, см. подорожник
снежный
Пустельга степная — Falco nau-
manni
Путорак, см. землеройка пегая
Р
Ракообразные — Crustacea
Ракша, см. сизоворонка
Ржанка — Charadrius
Ржанка бурокрылая — ChaTadrius
dominie us
Россомаха — Gulo gulo
Рысь — Felix lynx
Рюм, см. рогатый жаворонок
Рябок белобрюхий — Pterocles al-
chata
Рябок чернобрюхий — Pterocles
orientalis
Рябчик — Tetrastes bonasia
С
Сага — Saga ephippigera
Саджа — Syrrhaptes paradoxus
Саджа тибетская — Syrrhaptes ti-
betauus
Сайгак — Saiga tatarica
Сайка — Boreogadus saida
Саксаульная сойка—Podoces pan-
deri
Саламандра длиннохвостая,
кавказская — Mertesiella caucasica
Сапсан — Falco peregrinus
Сверчок полевой — Liogryllus
campestris
Свиристель — Bombycilla garrulus
Свйязнь, см. утка свиязь
Северный олень — Rangifer taran-
dus
Сейвал — Balaenoptera borealis
.Сельдь — Glupea harengus
Серна — Rupicapra rupicapra
Серпоклюв — Ididoryncha strut-
hersii
Сивка глупая, см. кулик сивка
глупая
Сивуч — Eumetopias jubatus

Сизоворонка — Goracias garrulus
Синица болотная или пухляк —
Parus palustris
Синица большая — Parus major
Синица гаичка — Parus atricapil-
lus
Синица-князек или белая
лазоревка — Parus cyanus
биница лазоревка — Parus coeru-
leus
Синица рыжешейная — Parus ru-
fomuchalis
Синяя птица — Myophonus ooeru-
leus
Сип белоголовый — Gyps fulvus
Сип снежный или кумай — Gyps
fulvus himalayensis
Скаптейра сетчатая — Eremias
grammica
Скворец — Sturnus vurgaris
Скворец афганский, см. майна
Скворец розовый — Pastor roseu3
Скворец серый — Spodiopsar cine-
raceus
Сколопендра — Scolopendra
Скунс или вонючка — Mephitis
mephitis
Славка белоусая — Sylvia mysta-
сеа
Славка рыжехвостая — Erythropy-
gia galactotes
Славка пустынная — Sylvia nana
Славка Черноголовка — Sylvia
atricapilla
Слепец, см. слепыш
Слепун червеобразный— Typhlops
vermicularis
Слепушонка — Ellobius talpinus
Слепыш малый — Spalax leuco-
don
Слепыш обыкновенный — Spalax
microphthalmus
Снегирь — Pyrrhula syrrhula
Снегирь длиннохвостый — Uragus
sibiricus
Соболь — Martes zibellina
Сова белая — Nyctea scandiaca
Сова березовая или ястребиная —
Surnia ulula
Сойка — Garrulus glandarius
Сокол балобан — Falco cherrug
Сокол сапсан — Falco peregrinus
Соловей восточный — Luscinia
luscinia
Соловей западный — Luscinia me-
garhynchos
Соловей красношёйка — Luscinia
calliope
Соловей тугайный, см. рыжехво1
стая славка
Солонгой — Mustek altaica
Соня лесная — Dyromys nitedula
Соня полчек — Glis glis
Сорока — Pica pica
Сорока голубая — Cyanopica
cyana
Сорокопут жулан — Lanius crista-
tus
Сорокопут пустынный — Lanius
excubitor
Сплюшка — Otus scops
Стеллион гималайский — Agama
himalayana
Стеллион туркестанский —
Agama lehmanni
Стенолаз — Tichodroma muraria .
Стрела змея — Taphrometopon
line-datum
Стрепет — Otis tetrax
Стриж белобрюхий — Apus melba
Стриж колючехвостый — Chaetu-
ra caudacuta
Стриж обыкновенный — Apu?
apus
Султанка или султанская
курица — Porphyrio poliocepha-
lus
Сурок алтайский — Marmota bai-
bacina
Сурок длиннохвостый или
красный — Marmota caudata
Сурок монгольский или
тарбаган — Marmota sibirica
Сурок черношапочный — Marmota"
camtschatica.
Суслик длиннохвостый — Citellus
undulatus
Суслик европейский — Citellus
citellus
Суслик желтый — Citellus fulvus
Суслик • крапчатый — Citellus su-
slica
Суслик краснощекий — Gytellus
erythrogenis
Суслик малоазиатский — Citellus
uanthbprymnus
Суслик малый — Citellus pyg-
maeus
Суслик реликтовый — Citellus re-
lictus
Суслик рыжеватый — Citellus
major
40?

Суслик тонкопалый — Spermophi-
lopsis leptodactylus
Сыч — Athene noctula
Сыч воробьиный — Glaucidium
passerinum
Сыч мохноногий — Aegolius fune-
reus
T
Таракан барханный — Amisoga-
mia tamerlana
Тарантул песчаный — Tarantula
bergsoli
Тарбаган, см. сурок
монгольский
Тарпан — Equus caballus gmelini
Тевяк или длинномордый
тюлень — Halichoerus grypus
Тетерев — Lyrurus tetrix
Тетерев кавказский или
горный — Lyrurus mlo'kosiewiczi
Тигр — Fells tigris
Тимелия полосатая — Garrulax
lineatus
Топорик или тупик — Fratercula
a re tic а
Топорик —- Fratercula cirrhata
Треска — Gadus morrhua
Тритон обыкновенный — Triturus
vulgaris
Трясогузка белая — Motacilla
alba
Трясогузка горная — Motacilla
cinerea
Трясогузка траурная — Motacilla
alba personata
Тупик или топорик — Fratercula
arctic а
Тупик носорог — Gerorhinca mo-
nocerata
Тур (бык) — Bos primigenius
Тур (козел) дагестанский — Cap-
га cylindricornis
Туле с — Squatarola squatarola
Тупик-ипатка — Fratercula corai-
culata
Тур (козел) кавказский — Сарга
severtzovi
Турач — Francolinus francolinus
Турухтан или петушок — Phiio-
machus pugnax
Тушканчик большой или
земляной заяц—AUactaga jaculus
Тушканчик гребнепалый — Рага-
dipus ctenodactylus
Тушканчик-емуранчик — Scirto-
poda telum
Тушканчик земляной зайчик —
Allactagulus acontion
Тушканчик малоазиатский — А1-
lactaga williamsi
Тушканч)ик малый — AUactaga
elater
Тушканчик мохноногий — Dipus
sagitta
Тушканчик прыгун или
монгольский — AUactaga saltator
Тушканчик пустынный — Eremo-
dipus lichtensteini
Тювик туркестанский — Accipiter
badius
Тюлень полосатый — Phoca f а-
sciata
У
Удавчик или степной удав —
Eryx jaculus
Удод — Upupa epops
Уж водяной — Natrix tesselata
Уж гладкий или медянка — Сого-
nella austriaca
Уж обыкновенный — Natrix natrix
Уж тигровый — Natrix tigrina
Улар алтайский или
белобрюхий — Tetraogallus altaicus
Улар гималайский или темно-
брюхий — Tetraogallus hima-
layensis
Улар кавказский — Tetraogallus
caucasicus
Улар каспийский или передне-
азиатский — Tetraogallus caspi-
cus
Улар тибетский — Tetraogallus ti-
betanus
Утка каменушка — Clangula hi-
strionica
Утка касатка — Anas falcata
Утка красная или огарь — Tador-
na ferruginea
Утка мандаринка — Aix galericu-
lata
Утка морянка — Clangula
hyemails
Утка серая — Anas strepera
Утка шилохвость — Anas acuta
Утка широконоска — Anas cly-
peata
Утки нырковые — Aethyaeninae
408

ф
Фазан — Phasianus colchicus
Фаланга или сольпуга -— Gale-odes
Филин — Bubo bubo
Финвал или сельдяной
полосатик — Balaenoptera physalus
Фламинго или краснокрыл —
Phoenicopterus roseus
X
Харза —Martes flavigula
Ходулочник — HimanbO'pus himan-
topus
Хомяк крысовидный — Cricetulus
triton
Хомяк обыкновенный — Criceitus
cricetus
Хомяк средний переднеазиат-
ский — Cricetus auratus
Хомяк средний предкавказский —
Cricetus raddei
Хомячок даурский — Cricetulus
barabensis
Хомячок джунгарский — Prodo-
pus songarus
Хомячок серый — Cricetulus mi-
gratorius
Хорек степной или светлый —
Mustela eversmanni
Хорек черный — Mustela putorius
Хрустан, см. сивка глупая
Ц
Цапля белая большая — Egretta
alba
Цапля белая малая — Egretta
garzetta
Цапля египетская — Bubulcus
ibis
Цапля желтая — Ardeola ralloides
Цапля серая — Ardea cinerea
Цокор маньчжурский — Myospa-
lax psiluras
Ч
Чавыча — Oncorhynchus tscha-
wytscha
Чайка белая — Pgophila eburnea
Чайка бургомистр или
полярная — Larus hyperboreus
Чайка моевка или трехпалая —
Rissa tridaotyla
Четка морская — Larus marinus
Чайка розовая — Rhodostethia т-
sea
Чайка хохотунья или серебри-
стая — Larus argentatus
Чайка чернохвостая — Larus eras-
sirostris
Чекан каменка — Oenanthe oenan-
the
Черепаха болотная — Emys
orbicularis
Черепаха греческая — Testudo
graeca
Черепаха каспийская — Clemmys
caspica
Черепаха мягкокожистая
китайская — Amyda sinensis
Черепаха степная или
среднеазиатская — Testudo horsfieldi
Чернозобик — Calidris alpina
Чечивица — Erytbrina erytbrina
Чечетка белая — Carduelis flam-
mea exilipes
Чибис — Vanellus vanellus
Чиж — Carduelis spinus
Чирок клоктун — Anas formosa
Чирок трескунок — Anas quer-
quedula
Чистик атлантический — Cepphus
grylle
Чистик каюрка — Cepphus co-
lumba
Чистик очковый — Cepphus carbo
Чистик тихоокеанский — Cepphus
mandtii
Ш
Шакал —Canis aureus
Шилоклювка — Recurvirostra a
voce tta
Шилохвость, см. утка шилохвость
Широконоска, см. утка
широконоска
Широкорот — Eurystomus orien-
talis
Шмель — Bombus
Щ
Щегол — Carduelis carduelis
Щегол седоголовый — Carduelis
carduelis carniceps
Щур — Pinicola enucleator
Щурка зеленая — Merops super-
ciliosus
Щурка золотистая — Merops api-
aster
40t

э
Эфа — Echis carinatus
Я
Як — Bos grunniens
Ящерица живородящая — Lacer-
ta vivipara
Ящерица зеленая — Lacerta viri-
dis
Ящерица зеленобрюхая — Lacerta
chlorogaster
Ящерица крымская — Lacerta ta«-
rica m ,
Ящерица полосатая — Lacerta
strigata
Ящерица прыткая — Lacerta agi-
lis
Ящерица стенная, или
скалистая — Lacerta saxicolu
Ящурка — Eremias
Ящурка глазчатая — Eremias пш1-
tiocellata

список
ИСПОЛЬЗОВАННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ
Ко всей книге
Берг Л. С. Природа СССР. М., 1938.
Берг Л. С. Географические зоны Советского Союза, I. М., 1947.
Бобринский Н. А., Зенкевич Л; А. и Бирш*ейн Я. А.
География животных (раздел «Материковая фауна СССР»). М., 1946.
Богданов М. Н. Животный мир Европейской России. В кн.:
Э. Р е к л ю. Земля и люди. Всемирная география. СПб., 1884.
КруберА., Григорьев С, Барков А. и Чефранов С.
Европейская Россия. Иллюстрированный географический
сборник. М., 1904.
К р у. б е р А., Григорьев С, Барков А. и Чефранов С.
Азиатская Россия. М., 1905.
Никольский А. М. Летние поездки натуралиста (Пустыня Ки~
зыл-Кумы, Аму-Дарья, Усть-Урт, на Ледовитом океане, на
Сахалине). СПб., 1900.
«Россия. Полное географическое описание нашего отечества», под
ред: В. П. Семенова, 11 томов. СПб., 1899—1914.
К главе I.
Северный Ледовитый океан
Успенский С. М.
К главе II.
Океанические берега СССР
Арсеньев В. К. Птичий базар. Журн. «Охотник», 1928, № 10.
Бараба in-Никифоров И. И. В стране ветров и туманов
(2 года на Командорах). М.—Л., 1934.
Б и рул я А. А. Биологические наблюдения над птицами
Шпицбергена. Ежегодник. Зоолог: муз. Акад. наук. СПб., 1910.
Горбунов Г. П. Птичьи базары Новой Земли. Труды Ин-та но
изучению Севера; 1925, вып: 26.
Дулькейт Г. О морском зверином промысле в Тугуро-Чумикан-
ском районе. Журн. «Охотник», 1928, № 1.
Кафтановский Г. и Модестов В. Птичьи базары
госзаповедника «Семь островов». «Природа и социалистическое
хозяйство», сб. VIII, ч. II. М., 1941.
411

Красовский С. К. Биологические основы промыслового
использования птичьих базаров. Труды Аркт. ин-та, 1937, XXVII.
Крашенинников С. П. Описание земли Камчатки. М., Географ-
гиз, 1948.
Портенко Л. А. Производительные силы орнитофауны Новой
Земли. Труды био-геохим. лаборат., 1931, Прил. II.
Успенский С. М. Птичьи базары Новой Земли. М., Изд. АН СССР,
1956.
Формозов А. Н. Гага и промысел гагачьего пуха. М., 1930.
К главе III.
Тундра
Б и р у л я А. А. Очерки из жизни птиц полярного побережья Сибири,
«Зап. Акад. наук по физ.-мат. отд.», 1907, XVIII, № 2.
Бутурлин С. А. Что такое «Север», кто там живет и будущее
мировое значение его. Сб. «Советский Север». М., 1929.
Григорьев А. А. Субарктика, опыт характеристики основных
типов физико-географической среды. М., 1946.
Дунаева Т. Н. и Кучерук В. В. Материалы по экологии
наземных позвоночных тундры южного Ямала. Материалы к
познанию фауны и флоры СССР, нов. сер., отд. зоол., вып. IV
(XIX). Изд. Моск. о-ва испыт. природы. М., 1941.
Житков Б. М. Полуостров Ямал. «Зап. Русск., географ, о-ва по
общей геогр.», 1913, XLIX.
Житков Б. М. Тундры. «Великая Россия», т. П. СПб., 1916.
М е н з б и р М. А. О происхождении фауны тундры. Бюлл. Моск. о-ва
испыт. природы, отд. биолог., 1923—1924, нов. сер., т. XXXII*
вып. 1—2.
Сдобников В. М. По тайге и тундре. М., 1956.
Толмачев А. И. О происхождении тундрового ландшафта.
«Природа», 1927, № 9.
Тугаринов А. Я. О происхождении арктической фауны.
«Природа», 1929, № 7—8.
К главе IV.
Тайга
Кириков С. В. Охотничьи птицы Южного Урала. М., 1948.
Кропоткин П. А. Отчет об Олекминско-витимской экспедиции,
«Зап. Русск. географ, о-ва», СПб., 1873, т. 3.
Миддендорф А. Ф. Путешествие на север и восток Сибири. Ч. IL
Сибирская фауна. СПб., 1869.
Орлова Е. Н. Там, где протекает Обь. Новосибирск, 1954.
Сапожников В. В. По Алтаю. Томск, 1897.
Сапожников В. В. Катунь и ее истоки. Томск, 1901.
Серошевский В. А. Якуты. СПб., 1896.
Скалой В. Н. и Т а р а с о в П. П. О роли кедра в жизни таежных
зверей и птиц. Учен. зап. Монгольск. ун-та, Улан-Батор, 1946т
т. II, вып. 3.
С л юн и н Н. В. Охотско-Камчатсюий край, СПб., 1900.
Фолитарек С. С. и Дементьев Г. П. Птицы Алтайского
государственного заповедника. Труды Алтайского гос. запов., 1938,
вып. 1, стр. 16—17.
412

Формовое А. Н. Урожай кедровых орехов, налеты в Европу
сибирской кедровки и колебания численности белки. «Бюлл, Науч-
но-исел. ин-та зоологии при МГУ», 1933.
Шибанов С. Г. Промколхоз «Путь Ленина», 1934.
Шмидт П. Ю. Работы зоологического отдела на Камчатке в 1908—
1909 гг. Камчатская экспедиция Ф. П. Рябушинского. Зоол. отд.,
вып. 1, 1916.
Штегман Б. К. О происхождении орнитофауны тайги. «Докл.
Акад. наук СССР», 1931, № 13.
К главе V.
Амуро-Уссурийский край
А р с е н ь е в В. К. По Уссурийскому краю. М., 1933.
Арсеньев В. К. В дебрях Уссурийского края. М., 1949.
Арсеньев В. К. В дебрях Приморья. М., 1936.
Арсеньев В. К. Сквозь тайгу. М.~Л., 1930.
Пржевальский Н. М. Путешествие в Уссурийском крае, 1867—
1869 гг. СПб., 1870.
К главе VI.
Европейский широколиственный
и смешанный лес
Карцев Г. Беловежская пуща. 1903.
Станчинский В. В. Птицы Смоленской губернии. «Научн. изв.
Смоленского ун-та», 1927, т. IV, вып. 1.
Тургенев И. С. Поездка в Полесье. Пг., 1919.
Шнитников В. Н. Птицы Минской губернии. «Материалы к позн.
фауны и флоры России». Отд. зоол., 1913, вып. XII.
К главе VII.
Европейско-казахстанские степи,
лесостепи и полупустыни
Бируля А. А. К вопросу о нижнем течении р. Волги, как зоогео-
графической границы. «Докл. Акад. наук СССР». Л., 1928.
Огнев СИ. и Воробьев К. А. Фауны наземных позвоночных
Воронежской губ. М., 1924.
Пачоский И. Описание растительности Херсонской губернии,
т. II (степи). Херсон, 1917.
Сергеев А. М. Роль сооружений человека в распространении птиц
в степи. «Докл. Акад. наук СССР», 1936, т. II (XI), № 4 (90).
Чехов А. П. Степь. М., 1956.
К главе VIII.
Степи Забайкалья
Черкасов А. Записки охотника Восточной Сибири. 1867.
К главе IX.
Средняя Азия
Мензбир М. А. Зоологические участки Туркестанского края и
вероятное происхождение фауны последнего, 1914.
413

Северцов Н. А. Вертикальное и горизонтальное распрострднение
туркестанских животных. Изв. общ-ва любит, естествозн.,
антропологии а этногр., 1873 (1872), т. VIII, вып. 2.
Шнитников В. Н. Джетысу (Семиречье).
Естественно-историческое описание края. Ташкент, 1925.
Низменная Средняя Азия.
Виноградов Б. С. и Аргиропуло А. И. Очерк зимней фауны*
юго-восточных Кара-Кумов. «Природа», 1938, № 6.
КашкаровД. Н. и Коровин Е. П. Жизнь пустыни. М.— Л.,
1936.
Ф а у с е к В. А. Биологические исследования в Закаспийской
области. «Зап. Русск. географ, о-ва по общей географ.», 1906, т. 27,
вып. 2.
Горы Средней Азии
3 а т у л о в с к и й Д. М. На ледниках ш вершинах Средней Азии. М.,
1948.
Кашкаров Д. Н. Результаты экспедиции Главного
Средне-Азиатского музея в район озера Сары-Чилек. Ташкент, 1927.
Кашкаров Д. Н. Холодная пустыня центрального Тянь-Шаня?,
результаты экспедиции ЛГУ летом 1934 г. Л., 1937.
К главе X.
Кавказ
Д и н н и к Н. Я. Горы и ущелья Терской области. «Зап. Кавказски
отд. Русск. географ, о-ва», 1884, XIII, вып. 1.
Д и н н и к Н. Я. Горы и ущелья Кубанской области. Там же.
Д и н н и к Н. Я. Осетия и верховья Риона. Там же.
Д и н н и к Н. Я. Поездка в Ленкорань и на Талышский хребет.
«Естествознание и География», 1899, № 7, сентябрь.
Динник Н. Я. В горах Западного Кавказа. «Природа и Охота»,.
1906, январь, февраль, март, апрель-сентябрь.
Краснов А. Н. Натуралист на Кавказе. Пятигорск, 1911.
Россиков К. Н. Поездка в Чечню и Нагорный Дагестан, Зап. Кав-
казск. отд. Русск. географ, об-ва, 1884, XIII, вып. 1.
Сатунин К. А. Животный мир Мугани. Тифлис, 1912.
Сатунин К. А. О зоогеографических округах Кавказского края.
Изв. Кавказск. музея, 1912, т. И.
Спангенберг Е. П. Рассказы натуралистов. «Молодая гвардия».
М, 1958 г.
К главе XL
Крым
Щербаков Д. И. По горам Крыма, Кавказа и Средней Азии. Ж.у
Географгиз, 1954.

ОГЛАВЛЕНИЕ
Предисловие редактора 3
От автора 5
Введение 7
Глава первая. Северный Ледовитый океан .... 15
Глава вторая. Океанические берега СССР .... 32
Глава третья. Тундра 69
Глава четвертая. Тайга 114
Глава пятая. Амуро-Уссурийский край 190
Глава шестая. Европейский широколиственный
и смешанный лес 210
Глава седьмая. Европейско-казахстанские степи,
лесостепи и полупустыни 228
Глава восьмая. Степи Забайкалья 263
Глава девятая. Средняя Азия 273
Низменная Средняя Азия 275
Горы Средней Азии 297
Глава десятая. Кавказ 320
Глава одиннадцатая. Крым 365
Главадвенадцатая. Фауна культурного ландшафта 371
Глава тринадцатая. Охрана животного мира в
Советском Союзе 389
Указатель русских и латинских названий животных,
встречающихся в книге 400
Список использованной литературы 411

Николай Алексеевич Бобринский
Животный мир и природа СССР
Утверждено к печати
Редколлегией научно-популярной литературы
Академии наук СССР
•
Редактор издательства В. Н. Вяземцееа
Оформление художника В. В. Ашмарова
Технический редактор В. В. Брузгуль
РИСО АН СССР №35-140В. Сдано в набор 25/Ш 1960 г.
Подписано к печати 29V/II 1960 г. Формат 60x927ie.
Печ. л. 26+25 вкл Уч.-изд. л. 26,80 (24,14 + 2,66)
Тираж 75000 экз. Т-08272. Изд.№ 3947. Тип. зак. Я° 362
Цена 14 руб. с 1/1 1961 г. 1 руб. 40 коп.
Издательство АН СССР.
Москва, Б-62, Подсосенский пер., 21
2-я тип. Издательства АН СССР
Москва, Г-99, Шубинский пер., 10

ОПЕЧАТКИ И ИСПРАВЛЕНИЯ
Стр.
35
145
348
396
Строка
4 сверху
13 снизу
14 сверху
18 снизу
Напечатано
600
западноевропейская
«степных»
тупик, носорог
Должно быть
60
западносибирская
стенных
тупик-носорог
Н. А,
.. Бобринский