п

л

Фь'

В.

И .

(

Г о л ь д м а н ъ

В. Горевъ)

571

ЕВРЕИ Ѣ ПРОИЗВЕДЕНІЯХЪ

ІХЪ ПИСАТЕЛЕЙ
\

Ц. 30 к.

Книжный складъ

Й

ПЕТРОГРАДЪ

„Свободное С л о в о " « П. Стор., Большой пр.10
Л. Я. Лурье.

4

tr

Рѵт^

g

1917 г.

Евреи уравнены въ правахъ со всѣми
остальными гражданами Россіи. Нѣтъ больше
тѣхъ безчеловѣчныхъ преслѣдованій, тѣхъ
гнусныхъ издѣвательствъ, какимъ подвергались евреи со стороны царскаго правительства.
Но многовѣковая антисемитская травля пустила слишкомъ глубокіе корни въ народѣ, и
тайные и явные враги революціи и свободы
и теперь пользуются антисемитизмомъ, какъ
испытаннымъ оружіемъ. Необходима серьезная
идейная борьба съ этимъ зломъ. Необходимо
вскрывать идейные и общественные источники
русскаго антисемитизма.
Важнѣйшее мѣсто
въ числѣ этихъ источниковъ занимаетъ русская литература. Отношенію этой литературы
къ евреямъ и посвящена настоящая, брошюра.
I*»

I

s
:т

t •

J «С

L

.

i * -

•

I

'••и iftiaiaiiM«?

2011095884
Тиао лит, Акц- О-в» „Просвѣш.еніо" П-дъ, Забалкапскій, Т-">.

I.
Еврейскіѳ націоналистическіе писатели неоднократно констатировали своего рода антисемитскую
традидію въ русской литературѣ, отъ Пушкина до
Чехова. Нѣкоторыѳ изъ нихъ въ недоумѣніи останавливаются пѳредъ тѣмъ фактомъ, что гуманная
по своимъ идеаламъ и задачамъ русская литература
лишь въ евреяхъ не видѣла людей и изображала
ихъ только или въ смѣшномъ или въ отвратительномъ видѣ.
Въ такой общей и категорической формѣ это
утверждѳніе нѳ вѣрно, во всякомъ случаѣ односторонне, узко, хотя значительная доля истины въ
немъ есть. Но, не дѣлая ни малѣйшей попытки
дать объясненіе этому явленію, анализировать его
съ широкой исторической точки зрѣнія, авторы подобныхъ утверждений лишь играли на руку узкому
еврейскому націонализму и бросали ложный свѣтъ
на дорогія и для еврейской демократіи лучшія традиціи русской литературы.
Прежде всего русская литература не есть нѣчто
цѣлоѳ, однородное. Стоить раздѣлить ее на пѳріоды,
соответственно разнымъ эпохамъ русской общественной жизпи, и тогда уже выяснятся корѳнныя
различая д а ж е въ о т р и ц а т е л ь н о м ъ отношенін
къ евреямъ, въ самомъ подходѣ къ вопросу, не говоря уже о томъ, что такое дѣленіе, при первой
же попыткѣ отъ общихъ фразъ перейти къ конкретное изученію исторіи русской литературы —
І'

даетъ серьезный трещины въ самомъ утвержденіи
объ „антисемитской традиціи". Но главное, нельзя
же трактовать такой сложный вопросъ, забывая,
что въ теченіе столѣтняго существованія новой русской литературы мѣнялся и о б ъ е к т а этой антисемитской традиціи, эволюціонировало и диффѳрѳнцинировалось то еврейство, съ которымъ сталкивалась русская литература. И только принимая во *
вниманіе взаимодѣйствіѳ о б о и х ъ этихъ факторовъ,
измѣненія въ русской общественности и эволюцію
самого еврейства, можно дѣйствительно понять отношеніѳ русской литературы къ евреямъ, а не разводить лишь недоумѣнно руками или даже злобно
хихикать, какъ еще недавно дѣлали сіоиисты, по
поводу „антисемитской традиціи".
Несомнѣнно, такъ называемая, к л а с с и ч е с к а я
русская литература, Пушкинъ, Гоголь, Тургеневъ,
Доітоевскій, въ тѣхъ рѣдкихъ случаяхъ, когда они
изображали евреевъ, относились къ пимъ въ общемъ и цѣломъ рѣзко отрицательно. И даже у
Лермонтова, который, благодаря своей юношеской
драмѣ „Испанцы", кажется одпнокимъ исключѳніемъ, молено найти мѣста, гдѣ проглядываетъ „традиціоняоѳ" огношеніе къ евреямъ („Маскарадъ").
И хотя, наоборотъ, у Пушкина есть намекъ на
иную, не шаблонную трактовку предмета („Начало
повѣстп"), все же йидъ изъ „Скупого рыцаря",
„презрѣнный еврей" изъ „Черной шали" Пушкина,
Гоголевскіп Япкель, Тургеневскій „тпіонъ" и
еврей-каторлшикъ у Достоевскаго, дѣйствительно, на
первый взглядъ производить впѳчатлѣніе чего-то
о д и о р о д н а г о и вызываютъ вонросъ, почему гумаЧ Именно только на первый взглядъ. У Исая Ѳомича изъ „Мертваго дома" есть и добродушіе. и наивная
любовь к,ъ искусству, О ЯнкелЪ памъ придется еще говорить подробнѣе.

ниотичѳсиая- русская литература видѣла въ еврѳйхъ
однѣ лишь отрицательный стороны, не вступалась
за попранную въ нихъ чѳловѣческую личность, каш.
это дѣлали европейскіе гуманисты всей новѣйшей
исторіи, не создала своей Бичеръ Стоу. Это вопросъ очень сложный, я отвѣтъ на него тоже не
можетъ быть простымъ, такъ какъ онъ слагается
изъ ряда самостоятельных'!,, хотя и евязаниыхъ
между собой историческихъ факторовъ.
Прежде всего между гуманизмомъ евронейскныъ
и русскнмъ имѣется к о р е н н о е , п р и н ц и н і а л ь ноѳ разлнчіе. Европѳйскій гуманизыъ— продукта
г о р о д с к о й б у р ж у а з і и . Онъ борется противъ
власти феодальнаго дворянства и клерикализма,
противъ средневѣковаго невѣжества и предразеудковъ. А для городского буржуа — еврей торговецъ, даже еврей ростовщикъ не только понятенъ
и близокъ по духу, но они часто встрѣчаются на
дѣловой ночвѣ, бываютъ даже компаніонами. Кромѣ
того, ихъ объединяетъ ненависть къ католическому
духовенству. Шекспиръ далъ въ своѳмъ Шейлокг
апологію еврейства, историческое оправданіе его
отрицательныхъ чертъ. Германскій гуманизмъ выставилъ Лессинга съ его Натаноыъ Мудрымъ, а
одинъ изъ величаншихъ гуманистовъ буржуазіи
X I X вѣка — Диккенеъ далъ изумительный типъ
благороднаго и безкорыстнаго еврея въ „Нашемъ
общемъ другѣ" (на ряду съ негодяемъ изъ „Оливера Твиста"). Beb буржуазный партіи, начиная
съ великой французской революціи, выставляли однимъ изъ своихъ освободительныхъ лозунговъ равноправіѳ ѳвреевъ.
Полную противоположность европейскому буржуазному гуманизму прѳдставляетъ гуманизмъ классической русской литературы. Проникнутая любовью
къ человѣку и человѣчеетву, беря подь свое но-

КрОЫіи-ЛЬСіВо „уНИЖейНЫХ'Ь II ОСКОрбЛеННЫХЪ", —Гэта литература въ то же время д в о р я н с к а я ио
преимуществу, такъ какъ только дворянство въ первой
иоловинѣ нрошлаго столѣтія имѣло досуупъ къ европейскому просвѣщенію, къ выработанными Западной
Европой идеаламъ человѣчества; только въ этомъ сословіи могли воспитываться люди, высоко поднимавшееся надъ суровой россійской дѣйствительностью.
Но дворянское происхожденіе накладывало на
эту литературу особыя черты, изъ которыхъ для
пасъ важно пренебрежительное, даже презрительное
и враждебное отношеніе къ г о р о д у , къ городскими
промыслами, къ „купцу", къ нарождающейся буржуазии О- А евреи представляли изъ себя квинтъэссенцію этой буржуазии, концентрировали въ себѣ,
какъ въ фокусѣ, всѣ отрицательный для дворянства
особенности городской жизни. Неудивительно, что
въ дворянской литературѣ не могло быть симпатій
къ евреями.
Кромѣ того, не надо забывать, что если евреи,
по выраженію Маркса, жили „въ пбрахъ польскаго
общества", то для русскаго общества они были далекой периферіей, съ которой сталкивалось офицерство и чиновничество лишь во время своей кратковременной службы на западныхъ и юго западныхъ
окраинахъ Россіи. И до нихъ ли, до ихъ ли бѳзправья было гуманистической русской литературѣ,
когда у нея поди бокомъ, въ коренной Россіи жило
въ крѣпостной зависимости, почти въ рабствѣ 20
ыиіліоновъ русскихъ, православныхъ, когда эта
„крещеная собственность" вопіяла къ небу, отравляя покой всѣхъ лучшихъ русскихъ людей, начи!) Вотъ это, дѣйствительао, н а с т о я щ а я традиція
русской литературы, отъ Пушкина до Толстого. Исключеніе представлялъ Достоевскій, но и опъ д:ілъ лишь
типъ сголичнаго разночинца, а не купца.

ная отъ Радищева, продолжая декабристами и Дущкинымъ и кончая аннибаловой клятвой Тургенева и
' Герцена. Вотъ куда было направлено вниманіе
классической русской литературы, вотъ о комъ заботились русскіѳ Бичеръ-Стоу.
Неудивительно поэтому, что русскіѳ писатели
классической эпохи проявляли такъ мало знакомства съ еврейской жизнью и душой. Это недостаточное знакомство характерно для русской литературы и позднѣйшаго періода, ивъ этомъ отношеніи
она невыгодно отличается отъ литературы польской.
Въ Польшѣ евреи жили, дѣйствигельно, „въ пбрахъ"
общества, польская интеллигѳндія сталкивалась съ
ними давно и на каждому шагу, и потому у такихъ писателей, какъ Мицкевичъ, a впослѣдствш
Болеславъ Прусъ, особенно же Элиза Оржешко и
Конопницкая, есть поиытки проникнуть в ъ д у ш у
еврея, найти иодъ внѣшней традиціонной оболочкой
идеалистическое содержаніе. Но и польскинъ писателямъ не удалось обрисовать наиболѣѳ характерный черты ѳврейскаго идеализма: черты религіознаго вдохновенія и мученичества; они не видѣли тѣхъ тихихъ драмъ, который происходили
на почвѣ похищенія дѣтей у родителей для отдачи
въ кантонисты, веѣхъ ужасовъ, переживавшихся
еврействомъ во время періодическихъ погромовъ и
„навѣтовъ крови". Еще меньше, конечно, знали
объ этомъ и интересовались такими явленіями русскіе писатели, видѣвшіѳ въ евреяхъ лишь ихъ отрицательный стороны, ихъ смѣшныя внѣшнія ухватки,
ихъ, выражаясь но крыловски, „рыбьи пляски".
Обо всемъ этомъ повѣдали русской читающей пуб л и й только много, много лѣтъ спустя писатели
изъ евреѳвъ, н только съ ихъ появленіемъ для
имѣющихъ уши, чтобы слышать, открылась возможность познакомиться съ внутренней жизнью этого

загадочнаго для многихъ, таинствѳннащ замкнухаго
народа.
Вотъ эта замкнутость національной жизни евреевъ,
сама въ свою очередь явившаяся историческимъ
нослѣдствіемъ вѣковыхъ преслѣдованій, іі была
главной причиной односторонняго или ложнаго освѣщѳнія ѳврейскаго ниціональнаго характера. Въ замкнутыхъ обществепныхъ организмахъ, будь это
цѣлый народъ, какъ янопцы прежняго времени и
китайцы, или же иреслѣдуемая религіозная секта,
въ силу естественнаго инстинкта самосохраненія
вырабатываются, нри столкновепін съ внѣшиимъ,
чуждымъ и враждебнымъ міромъ, специфическія
черты довольно отталкиваюш.аго свойства, — хитрость, плутовство и т. д., ири чемъ носителями
этяхъ свойствъ являются именно тѣ индивидуумы,
аа долю которыхъ почему-либо выиадаѳтъ вступать
въ общеніѳ съ этимъ внѣшнимъ міромъ. Первое
впѳчатлѣніѳ у нутеіпественняковъ при столкновеніи
съ какимъ-лнбо народомъ или племеиемъ, живущимъ замкнутой жизнью, обыкновенно крайне невыгодно для него, н лишь долгое, объективное и добросовѣстноѳ изученіе этого народа, при условіи
завоеванія довѣрія съ его стороны, заставляешь
часто радикально нзмѣнить первые поспѣшные выводы н обобщенія. Чтобъ не далеко ходить за
примѣрами, всномнимъ впечатлѣніе, вынесенное отъ
новерхностнаго знакомства съ японцами Гончаровымъ, и 8аписки капитана Головина, проведшаго
два года въ плѣну въ Японіи въ началѣ X I X вѣка
и восторгавшагося характеромъ японцевъ и ихъ
культурой.
Къ евреямъ все это нрнмѣннмо въ гораздо большей степени, чѣмъ къ кому бы то ни было, такъ
какъ вѣка преслѣдованій выработали въ нихъ, кромѣ
чученшфвъ, очень распространенный тшіъ n р и-

с и о с о б л я ю іц и х с я къ суровому внѣшнему міру,
къ міру грубой силы, который они презираютъ, но
предъ которымъ по видимости преклоняются и который стремятся использовать въ своихъ матеріальпыхъ интсресахъ. И въ самомъ дѣлѣ, какой типъ
еврея попадалъ въ поле зрѣнія классической русской литературы, былъ единственнымъ объектомъ
наблюдѳнія для писателей эпохи крѣпостного права?
Мѣстечковый литовско-малорусскій еврей-факторъ,
.юдличающій передъ паномъ, способный на самые
гнусные поступки. Тургеневскій шпіонъ, пушкинский „презрѣнный еврей", можѳтъ быть, живые люди.
Но развѣ о н и характерны для тогдашняго еврейства въ цѣломъ, развѣ они даютъ понятіе о его
внутренней жизни, высокой моральной дисциплинѣ
массъ, высокомъ, хотя узкомъ и нетерпимомъ, идеалпзмѣ тогдашней, но преимуществу религіозной,
интеллигенціи? Вся эта подлинная жизнь еврейства оставалась для русской интеллигенціи книгой
за семью печатями, и она не имѣла ни своихъ
Ливпнгстоновъ, которые бы смогли и пожелали проникнуть въ эту внутреннюю Африку, ни даже капитановъ Головиныхъ, которые бы случайно попали
надолго въ этотъ чуждый имъ міръ. Впослѣдствіь
Салтыковъ. могъ рекомендовать русской публикѣ
для ознакомленія съ этнмъ мірояъ только разсказъ
п о л ь с к о й писательницы („Могучій Самеопъ" Элизы
Оржѳшко): „Тѣ, которые хотятъ знать, сколько симпатичнаго таитъ въ себѣ замученное еврейство и
какая неистовая трагедія тяготѣетъ надъ его существоваиіемъ, — пусть обратятся къ этому разсказу, каждое слово котораго дышитъ мучительною
правдою".
Впрочѳмъ, евреи не пред ставляютъ въ этомъ
У отеошеніи иоключенія. Много ли сдѣлала русская
литература для изучевія другихъ „инороддевь", на-

-О
селяющихъ Россію? Правда, воинственные кавказсігіе_горцьі_ своимъ романтизмомъ заслужшш вниV маніе такпхъ писателей, какъ Пушкинъ, Лермонтову
Марлинскій, даже Толстой. Но что мы знали о
финляндцахъ („чухоночку" Баратыяскаго, конечно, въ
серьѳзъ брать не приходится), армянахъ и другихъ
народахъ, до появленія переводовъ ихъ собственныхъ
писателей? И развѣ „армяшка" до сихъ поръ въ
извѣстныхъ кругахъ не является часто такой же
или почти такой же презрительной кличкой, какъ
жидъ?
Отдѣльное мѣсто въ классической русской литоратурѣ занимаетъ г о г о л е в с к о е отношеніе къ
евреяыъ: какъ потому, что оно не мало способствовало выработкѣ традиціоннаго взгляда на евреевъ
среди массъ не сталкивавшейся съ ними интеллигенціи и внушало ненависть къ евреямъ длинному
ряду поколѣній школъниковъ, такъ и потому, что
само оно явилось результатомъ реальиыхъ особенностей соціальной исторін Малороссіи. Корчмари
и арендаторы, снимавшіе въ аренду даже церкви,
украинскіе евреи вызывали часто острую ненависть
крестьянскаго и казачьяго населенія. Но эти ненавистные арендаторы, какъ это окончательно установлено новѣйшими историческими изслѣдованіями,
были лишь агентами нольскихъ ыагнатовъ, дѣйствитѳльныхъ соціальныхъ хозяевъ Малороссіи. Именно
они, эти магнаты получали львиную долю и съ шинковъ, и съ аренды перквей, и со всѣхъ налоговъ,
отягощавпіихъ населеніе, предоставляя своимъ агентамъ еврѳямъ мизерное вознагражденіе и... періодическіе погромы, вродѣ описаннаго въ „Тарасѣ
Бѵльбѣ".
Такимъ образомъ, срѳдневѣковая нелюбовь къ
„врагамъ Христовымъ" нашла въ Малороссіи удобную почву въ тогдашнихь соціадьныхъ отяошевіяхъ.

Понятно, что Гоголь, всосавшін эти чувства съ молокомъ матери, сталъ ихъ яркими литѳратурнымъ
выразптелемъ. Но при этомъ характерно, что н въ
знаменитомъ гоголевскомъ ЯнкелЬ есть опродѣлеяныя положительньі!і черты ("благодарность, вѣрность
слову и т. д.), проскользнувшія несомнѣнно помимо
сознанія художника, но свидѣтѳльствующія п р о т и в ъ ходячаго мнѣнія о готовности евреевъ становиться предателями за деньги и, вѣроятно, отражающія тотъ историческій фактъ, что еврейская
бѣднота сочувствовала больше угнѳтаемымъ малороссами, чѣмъ своими хозяевами поляками.
Вообще же средневѣковый у клади русскаго общества, въ значительной мѣрѣ сохранившійся до
революцік, вызывали какъ въ народѣ, такъ и въ
литературѣ и средневЬковое, т. е. клерикальное и
антигуманистическое отношеніе къ евреямъ, способствовали живучести той среднѳвѣковой традиціи,
того „преданія", о которомъ писали Салтыковъ, что
для его упраздненія „необходимо, чтобы человѣчоство окончательно очедовѣчилось". Тамъ, гдѣ вѣ
рятъ въ колдуновъ и вѣдьмъ, вь лѣшихъ II домовыхъ, очень легко повѣрить даже въ употребленіо
евреями христіанской крови. Это наше средневѣковье, вмѣстѣ съ отсутствіемъ или недостаткомъ
собственныхъ наблюдений надъ лшзнью ѳвроевъ,
объясняешь н то, что наши классйки искали матеріала для еврейскихъ типовъ въ е в р о п е й с к о м ъ
срѳдневѣковьѣ.
Отсюда и пушкинскій лшдъ изъ
„Скупого рыцаря" и благородные иснанскіе евреи
Лермонтова1).
Ч Упомянутый
„Начало повѣсти",
жается еврейская
по всей обетановкѣ
средневѣковъѳ.

выше чорновой отрывокъ Пушкина
гдѣ съ явпымъ сочувствіемъ изобрасемья, какъ жертва какой-то драмы,
несомненно тоже рпсуетъ европейское

II.
Послѣ крымской войны, съ началомъ раскрѣпо
щенія Россіи, измѣнилось и положеніе евреевъ. ІІнкакія „права" въ хоридическомъ смыслѣ слова имъ
не были даны, но нѣкоторыя категоріи ихъ получили возможность выйти изъ своего литовско-украинскаго гетто и поселиться въ коренной Россіи,
главньшъ образомъ. въ ІІетербургѣ, гдѣ раньше
могли ясить лишь отставные солдаты. Конечно,
первое мѣсто среди этихъ счастливцевъ занимали
богатые финансисты, въ дѳньгахъ и экономической
подвижности которыхъ нуждалась просыпающаяся
къ новой экономической жизни Россія.
Пришли 60-е и 70-е годы, пачалась эпоха спекулядіи, постройка желѣзкыхъ дорогъ, образованно
акціонерныхъ комианій и бакковъ. Во всѣхъ этихъ
предпріятіяхъ играли крупную роль основатели еврейскихъ финансовыхъ диыастій, всѣ эти Поляковы,
Варшавскіе, Гиыцбурги и т. д. Такими образомъ,
передъ коренной русской публикой, нередъ массой
новой русской интеллигенціи евреи впервые появились на широкой общественной сдѳнѣ, какъ представители к р у п и а г о и при томъ б а н к о в с к а г а
капитала. Но крупный капиталь никогда не пользовался симпатіями прогрессивной русской рублики:
у насъ, какъ извѣстпо, вплоть до начала нынѣшняго
столѣтія не было сколько-нибудь проявившей себя
прогрессивной буржуазіи, которая хоть въ малой
степени напоминала бы европейскую въ пору ея
юности, въ эпоху ея „Sturm und Drang" періода1).
Наши доморощенные Колупаевы и Разуваевы, наше
веероссійское Замоскворѣчьѳ слишкомъ хорошо извѣстны, чтобы нужно было это положеніе доказывать,
') Періодъ „ѵурп и натиска".

Vi

И прогрессивной русской литературѣ 60-хъ в
70-хъ гг., той лйтературѣ, которая была властительницей дуыъ, капиталъ, а особенно финансовый,
грюндерскій, тотъ, который бросается въ глаза,
былт. глубоко антипатичѳнъ. Но въ отсталыхъ экономически странахъ .носителями этого капитала являются обыкновенно иностранцы или инородцы,
почему онъ кажется еще болѣѳ паразитическими и
почему идейная борьба съ нииъ приннмаетъ часто
въ. такихъ странахъ н а ц і о и а л ь н у ю форму, форму
непріязни къ иностранцами н инородцамъ. Яркими
нрцмѣромъ такого отношенія къ финансовому капиталу шожетъ служить любимецъ русской прогрессивной интеллигенціи — Н е к р а с о в ъ , который но
замѣчалъ національнаго п р о м ы ш л е н н а г о капитала, стоявшаго во главѣ въ то время уже огромнаго текстильна го производства въ Московской и
родпыхъ ему Ярославской и Костромской губерніяхъ,
но который охотно бпчевалъ всякихъ иодрядчиковъ,
концессіоиеровъ и банкировъ.
Въ его „Современникахъ" собрана веливолѣішая
коллѳкція каинталистичѳскихъ акулъ эпохи первоиачальнаго накоиленія: тутъ и отечественные столпы
пзъ крестьянъ л дворянъ, и инородцы, и состоят,і»
у иихъ на службѣ профессора.
„Будешь въ славѣ равѳнъ Фидію
Антокольскій ! Изваяй
Г а р а н т і ю и Субсидію,
Идеалами форму дай!
Окружи свое творсніе
Барельефами: толиой
Пусть идутъ иа поклонепіѳ
И ученый и герой;
Пусть идуть израильтяне,
И другіе пришлецы,
И россійскіе дворяне.
И моршавекіе скопцы".

бреди нихъ инородцы выдѣлены особо.
„Сидѣли тутъ рядомъ хулы-иноземцы:
Остзейскіе, русскіе, прусскіе нѣмцы,
Евреи и греки и много другихъ —
Въ Варшавѣ. въ Одессѣ, въ Крыму, въ ПегерСургѣ
Вапкирскія фирмы у нихъ —
На а к и , на р а к и , на б о р г и и б у р г и
Кончаются прозвища ихъ".

Но съ наибольтимъ презрѣніемъ, доходящпмъ
даже до передразниванія въ стихахъ еврейскаго
акцента, относится поэтъ къ свреямъ-банкирамъ.
Изъ разныхъ группъ капиталистовъ евреямъ посвящается больше всего мѣсга; слово жидъ попадается
на каждомъ шагу. Русскіе хищники умѣютъ хоть
напускать на себя иногда покаянный духъ. Евреи
даже понять этого не могутъ.
Впрочемъ, родоначальники еврейскихъ финансовыхъ династій, сразу изъ положенія послѣднихъ
паріевъ, способныхъ только на унизительное заискиваніе перѳдъ властью, попаишір въ рангъ людей, имѣвшихъ сами большую власть и вліяніе,
представляли, вѣроятно, зрѣлище далеко не симпатичное .
И если Некрасову забывавшій про еврейство
Антокольскаго, но помпивщій еврейство Полякова,
выражалъ лишь непосредственное чувство антипатии къ инородческому капиталу въ Россіи, то два
другихъ властителя думъ, тоже дворяне, жившивъ самомъ центрѣ капиталистической Европы —
Лондонѣ, разочарованные и въ европейской буржуазіи и въ европейскомъ соціализмѣ, противопоставляли этой разлагающейся, мѣщапской Евроггіі
самобытную русскую общину и. отъ нея ждали обновлѳнія стараго міра. Это были Г е р ц е н ъ п особенно Б а к у н и нъ. При этомъ самымъ яркиыъ
пыразятелемъ европейскаго капитализма былъ и

для нихъ еврейскій каииталъ, на этотъ разъ въ
обшеевропейскомъ масштабѣ, въ которомъ какъ бы
сконцентрировались всѣ характерный черты капитализма вообще. Тогда еще не было Рокфеллеровъ
и Моргановъ, не было совремьнныхъ гигантскихъ
трѳстовъ, и Ротшильды — теперь пигмеи въ сравиеніи съ ними — казались тогда живымъ воплощеніемъ
интернаціональнаго капитала.
И даже тотъ европейскій соціализмъ, съ которыми боролся Бакувинъ, выступили для нихъ въ
гѳрманско-еврейскомъ видѣ, въ лидѣ Лассаля и
ненавистнаго ими Маркса, н казался лишь обратной стороной все того же еврейскаго капитализма.
Если у Герцена мы находимъ лишь робкіе намеки этого настроеиія (такъ, они Ротшильда называетъ „царь іудейскій"), то Бакунинъ выступали,
иногда, какъ опредѣленный антисемитъ. По мнѣ-1
нію Бакунина, соціалистическій строй, какъ его понимали акторы „ Комму нпстическаго манифеста",
.будетъ для массы казармой и рабствомъ, а для
е в р е е в ъ , „привлеченныхь колоссальными размѣрами интернаціональныхъ снекуляцій національныхъ банковъ, — широкими полемъ прибыльна«)
плутовства" г ).
Но уже въ началѣ этой эпохи, въ то время,
какъ стоявшіе на иротивоиоложныхъ полюсахъ Бакунинъ и Достоевскій съ разныхъ точекъ зрѣнія
создавали теорію славннофильскаго мессіаяизма,
при чемъ Достоевскій явился улге откровенными псновоіюложникомъ новѣйша о антисемитизма почти нововременскаго толка, — раздался въ русской лите') Цитирую по статьѣ 10 Стеклова „Соціальио-политическія воззрЪнія Бакуиипа", „Совр. Міръ", 1914 г. .Ns â,
стр. 9, II.

ратурѣ новый голоси, который и о евреяхъ сказали
сЧ воистину н о в о е дли Россіи слово. Это были Чернышевскій, величайшій представитель а н т и д в о р я н с к о й , разночинной, плебейской литературы,
истинный родоначальники русской демократической
мысли, кумиръ новаго фактора русской общественной жизни, — студенческой молодежи. Въ своемъ
знаменитомъ романѣ „Что дѣ.іать?" они вывели, въ
качествѣ эпизоднческаго типа, еврейку-мелкую торговку и при этомъ уліѳ въ началѣ 60-хъ гг. успѣлъ
подмѣтить такую пололштелыіую черту въ евреяхъ,
успѣлъ заглянуть ими въ душу съ такой стороны,
что и тутъ, какъ и во многомъ другомъ, далеко
опередили свое время.
„Вѣра Павловна... послала М а ш у . . . къ торговой сгарымъ платьемъ и всякими вещами подъ
стать Рахели, одной изъ самыхъ оборотливыхъ
евреекъ, но доброй знакомой Вѣры Павловны, съ
к о т о р о й Р а х е л ь была б е з у с л о в н о честна,
к а к ъ п о ч т и всѣ е в р ѳ й с к і е м е л к і е т о р г о в ц ы
и т о р г о в к и со в с ѣ м и п о р я д о ч п ы м и людьми"
(стр. 18L, курсивь мои). И въ дальнѣйшемъ Рахель подтвердила данную ей характеристику.
Если вспомнить, что подъ „порядочными людьми"
на эзоповскомъ языкѣ того времени разумѣлись
люди рѣшительяаго прогресса, радикалы, революцгшеры, то въ этомъ замЬчаніи Чернышевскаго мы
находимъ, съ одной стороны, отграниченіе евреевъ
„мелкихъ торговцевъ" отъ крупныхъ хищниковъ,
т. е. дифференціацію, которой современники его
еще не вадѣли. а съ другой, — и это наиболѣе характерно, — совершенно правильное указаніѳ на
еочувствіе еврейской мелкой буржуазии русскими
радикалами, сочувствіе, впослѣдствін выявившееся
очень ярко.
И »то тѣмъ болѣо удивительно, что н для Чер-

нышевскаго, въ сущности, е в р е й с к а г о в о п р о с а
въ Р о с с і и , какъ такового, ѳщѳ иѳ существовало.
Но его необыкновенный умъ, его моральная чуткость и чувство справедливости заставили его въ
своемъ романѣ отозваться — какъ всегда, оригинально и умно — и на этотъ вопросъ, которому
впослЬдствіи пришлось нріобрѣсти такой жгѵчій характеръ.
III.
Начало раскрѣпощѳнія Россіи немедленно ото- \т
звалось также и на еврейскомъ гетто. И въ немъ
начался процессъ духовнаго раскрѣпощениі, продессъ освобожденія изъ:подъ ферулы раввиновъ,
изъ-подъ власти собственныхъ мракобѣсовъ. Въ
узкую щель, открывшуюся для евреевъ съ началояъ
дарствованія Александра II, хлынули не только
банкиры, хлынула лучшая и си ісобнѣйшая часть
еврейской молодежи, изнывавшей до сихъ поръ
надъ талмудомъ, изощрявшей свой умъ надъ тонкостями средневѣковоп схоластики. Въ жадныхъ
иоисісахъ „свѣтскаго" просвкцѳнія, которое соединялось для нихъ тогда съ русскимъ языкомъ и русской литературой, молодые люди уОѣгали нзъ хедеровъ и ешиботовъ, бросали родныхъ и устремлялись
въ большіе города „черты осѣдлости", какъ Вильна
или Одесса, гдѣ усаливались за русскую грамоту и
быстро усваивали все лучшее, что могла ймъ дать
русская литература, черѳзъ» нее пріобщаясь и къ
общеевропейской цивплизаціи. Эта волна, на ряду
съ потомками крѳііеныхъ евреевъ, дала Россіи такихъ міро.ыхъ геніеВъ, какъ Рубинштейн!, и Антокольскій, дала русской литератур! Минскаго и
ІІадсона, русской дѳмокрагіи — Дейча, Аксельрода
и няогихъ дрѵгихъ.
Правда, эта „ассимилированная", какъ нотомъ

стали говорить, ушедшая отъ еврейской массы, виитавшая въ себя лучшія традиціи русской литературы еврейская интеллигѳнція, хотя н должна была
внести значительную поправку въ представленія
русскаго нрогрессивнаго общества о русскоиъ еврействѣ, — все лее могла казаться нсключеніемъ по
своимъ моральпымъ качествамъ. Отдѣльные представители ея, какъ Давидъ изъ романа Степняка
„Андрей Кожуховъ", не разрывали своей связи съ
народомъ и даже свое участіе въ работѣ русской
демократической интеллигенціи объясняли желаніемъ
чомочь полному раскрѣпощенію Россіи для уннчтоженія и еврейскаго безправія. Большинство же
тогдашней еврейской интАідигенци совершенно
слилось съ русской, совершенно денаціонализировалось.
И только съ появленіѳмъ, въ концѣ 70-хъ и
началѣ 80-хъ годовъ, русско-еврейскнхъ писателейбеллѳтристовъ (какъ Леванда, Богровъ и др.), описывавшихъ б ы т ь е в р е й с к о й массы, ея повседневную жизнь, ѳя горести и глубокія драмы, ея
стремления и идеалы, — только съ этихъ поръ, какъ
мы уже говорили, русская читающая публика получила, накоиедъ, источнику изъ котораго она
могла при желаніи почерпнуть хоть нѣкоторыя свѣдѣнія о д е й с т в и т е л ь н о й внутренней жизни еврейства. Исчезла таинственная завѣса скрывавшая
отъ русской публики загадочный еврейскій кагалъ,
обнаружилась ужасающая бѣднота широкихъ еврейскихъ массъ.
Къ этому присоединилось усиленіѳ реакціп и
связанная съ ней эпидемія еврейскихъ погромовъ
1881—82 гг., вызвавшая всѣ жуткіѳ призраки европейскаго средневѣковья н украинской гайдамачины. Правда, среди тогдашнихъ револоціонерову
эпигоновъ народовольчества, нашлись легкомыслен-

ные и неразборчивые въ средствахъ люди, которые
попытались было использовать еврейскіе погромы,
какъ начало новой разиновщины или пугачевщины.
Ко это чудовищное соеднненіе радикализма съ еврейскими погромами было явленіемъ случайными,
кратковременными и пе оставило по себѣ никавихъ
слѣдовъ. Для всей прогрессивной русской интеллигендіи съ этого времени возникаетъ новый вопросъ,
вопросъ еврейский, тѣсно связанный съ общимъ развитіемъ Россіи. По отношенію къ евреями, въ отличіе отъ прѳжнихъ эпохъ, вся русская литература,,
рѣзко дѣлится на два враждебныхъ лагеря: прогрѳс-сивный и реакционный или антисемитскій; и въ j
прогрессивной, главномъ образомъ, народнической j
литературѣ уже не можетъ встрѣчатьея то отношеніе къ евреями, которое мы видѣли въ классической, вообще дворянской литератѵрѣ.
И если у величайшаго писателя той эпохи —
Салтыкова мы еще встрѣчаемъ въ его прежнихъ
произведеніяхъ некрасовское отношеніѳ къ евреямъ,
выдѣленіе еврейской нлутократіи, какъ особенно
отвратительной, то въ началѣ 80-хъ гг. оиъ ужо
подходить къ еврейскому вопросу со всей подобающей ему серьезностью и разрѣшаѳтъ его въ дух!
европейскаго гуманизма и денократіи.
Въ появившейся въ 82-мъ году въ „Отеч. Запискахъ" статьѣ „Іюльскія вѣянья", нзъ которой
мы уже приводили нѣкоторыя цитаты, онъ, между
прочимъ, указывая на смѣганой обликъ еврея и его
нроизношеніе, какъ на одинъ изъ поводовъ, оправдывающихъ человѣконенавистничество, ппшетъ :
„Что, еврей, губами мнешь?" — Дурака шаш(!
То ли дѣло Деруновъ съ Колупаевымъ! Никогда они не скажутъ: „шашу". прямо отчеканятъ:
„сосу дурака" — и шабашъ! И правильно, н для
потѣхи резоновъ нѣтъ: слушай и трепещи!"

s

-

Ы дальше: „Кому же однако приходило въ голову указывать на Разуваева, какъ на огіредѣляющій типъ русскаго человѣка? А Разуваева-еврея
непремѣнно навяжутъ всему еврейскому племени и
будутъ при этомъ на все племя кричать: ату! Но
для Дерунова-еврея есть даже смягчающ *е обстоятельство: онъ чаще всего сосетъ вотще. Ибо какъ
только онъ начинаетъ насасываться досыта, какъ
тотчасъ на него налетаетъ ревизія: показывай,
жидъ, что у тебя въ потрохахъ? И всякііі, кому
не лѣнь, беретъ оттуда часть. Какъ все-то разберутъ — много ли останется?"

Въ теченіе мрачныхъ 80-хъ и части 90-хъ годовъ догорало старое народничество въ литературѣ,
вырось талантъ новаго гуманиста Короленко, расцвѣлъ типъ восьмидесятяпковъ, „нестрыхъ людей",
съ ихъ бытоішсатедемъ Чеховыми, наконецъ, раздался первый крикъ протеста буревѣстннка Рорькаго. A отдѣльно возвышалась громада Толстого,
современника трехъ эпохи, — съ его не то христіанско-буддійской, не то подлинно анархистской
философіей.
Въ то время, какъ народники (Мачтѳтъ въ своемъ „Жпдѣ", Мелыпинъ въ еврѳѣ докторѣ „Изъ
міра отверженныхъ" и др.) давали апологію еврейской интеллигенціи, часто тенденціозную и доходящую даже до слащавости, а Короленко дарили и
евреевъ мягкими лучами своего любвеобильнаго таланта („Судный день", „Безъ языка"), — Чѳховъ
попытался подойти къ евреямъ со всей присущей
ему объективностью, при чемъ бралъ свои типы,
какъ всегда, изъ среды самыхъ будвичныхъ людей,
среди пѳрвыхъ встрѣчныхъ. Чеховъ пользуется у
Щ еврѳйскихъ напіоналистовъ славой антисемит«, и

онъ заслуживаете того, чтобы на нѳыъ остановиться
подробнѣе.
Начавъ свою литературную деятельность въ
„Новомъ Времени" и бульварныхъ юмористическихъ
журналахъ, онъ, вѣроятно, на всю жизнь сохранили
слѣды чисто физической аетнпатіи къ внѣшнимъ
особенностями евреевъ, хотя именно дѣло еврея
Дрейфуса послужило поводомъ къ окончательному
разрыву его съ Суворннымъ и вообще нововремеыской кликой. Этинъ, можетъ быть, объясняется,
что и Чеховъ несвободенъ отъ традиціоннаго онисанія в н ѣ ш н о с т и изобрансаемыхъ ими евреевъ :
почти у всѣхъ у нихъ одинаково смѣшныя манеры
и ухватки, наноминающія гоголевскаго Янкѳля, всѣ
ночему-то проявляютъ свой еврейскій акдентъ, мѣняя русски окончанія на е („снимать шапке", „смотрятъ, какъ на собаке") и т. д. Впрочемъ, такіе асе
упрощенные способы изображенія встрѣчаются у
Чехова и при характеристик!; другихъ „инородцевъ",
не исключая даже малороссовъ. Таковъ „чухонецъ
или шведъ" въ „Тифѣ", который на каждомъ шагу
говорить „га!" и при этомъ „идіотски-широко улыбается", такова хохлушка въ „Человѣкѣ въ фут•
лярѣ", со своими стереотипными „ахъ же, Боже жъ
мой", по поводу которой мы ваходимъ у Чехова
даже такое обобщекіе: „хохлушки только плачутъ
пли хохочутъ, средняго же настроенія у нихъ не
бываете".
Зато съ внутренней, моральной стороны ѳврейскіе типы Чехова представляютъ большое разнообразіе и свидѣтельствуютъ о иолноыъ отсутствіи
определенного шаблона и враждебной предвзятости
у автора, или, по крайней мѣрѣ, о стремлении добросовестно эту предвзятость преодолеть. Такъ. въ
„Степи" мы видимъ рядомъ съ типичными корчмаремъ Моиеей, Моисеичем* его брата, чудака про-

£ тестаита Соломона, который сжѳгъ въ иѳчкѣ полу
ченныо въ наследство на свою долю 6000 рублей,
потомъ разсказывалъ въ балаганахъ на ярмаркѣ
анекдоты изъ еврейскаго быта, а теперь служить
лакеемъ у брата, презираетъ и ненавидитъ всю
окружающую среду, какъ евреевъ, такъ и „пановъ",
и всѣмъ говорить въ глаза горькія истины. „Вы
видите: я лакей. Я лакей у брата, братъ лакей у
проѣзжаюшихъ, проѣзжающіе лакеи у Варламова, а
если бъ я имѣлъ денегъ 10 мнлліояовъ, то Варламовъ былъ бы у меня лакеемъ... потому что нѣтъ
такого барина или милліонера, который пзъ-за
лишней копейки по сталъ бы лизать рукъ у жида
пархатаго. Я теперь жидъ пархатый и нищіи, всѣ
g на меня смотрлтъ, какъ на собаке, а если бы у
меня были деньги, то Варламовъ передо мной ломалъ бы такого дурака, какъ Моисей иередъ вами".
И на вопросъ соСесѣдниковъ : „какъ же ты, дуракъ
этакой, равняешь себя съ Варламовымъ?" онъ отвѣчаетъ, „насмѣшливо оглядывая своихъ собесѣдниковъ": „Я еще не настолько дуракъ, чтобы равнять себя съ Варламовымъ... Варламовъ хоть п
русскій, но въ душѣ онъ жидъ пархатый, вся жизнь
у него въ деньгахъ и въ наживѣ, а я свои деньги
спалилъ въ печкѣ. Мнѣ не нужны ни деньги, ни
земля, ни овцы и не нулшо, чтобы меня боялись
и снимали шапки, когда я ѣду. Значптъ, я умнѣіі
вашего Варламова и больше похоясъ на человѣка!"
Далѣе, если въ „Тинѣ" иередъ нами еврейкахищница и въ то же вр< мя вакханка, то въ „Перекати-поле" — еврейскій юноша, гонимый какимъ-то
духомъ безпокоиства, какой-то тоской, стремящійсп
къ знапіго, привязйвагощійся, какъ ребенокъ, къ
первому попавшемуся интеллигентному человѣку,
который не брезгаетъ разговаривать съ нпмъ. Онъ
бѣжалъ Отъ родныхъ, лрпнялъ правоеллгле. ' еамъ

вѣря въ искренность своего ноступка; но его тложетъ тоска по роднымъ и угрызенія совѣсти. Онъ
мечтаетъ a мѣстѣ 'учителя, о своемъ углѣ, определенно мъ положеніи, „опредѣленной пиш,ѣ на каждый
день". Самъ же авторъ думаету „что этотъ человѣкъ никогда не будетъ имѣть ни своего угла, ни
опредѣленнаго положенія, нн определенной пищи".
Въ то же гремя, конечно, авторъ, подмЬчаетъ въ
нѳмъ „толстыя губы, и манеру во время разговора
приподнимать правый угодъ рта и правую бровь,
и тотъ маслянистый блескъ главу который присущъ
одиимъ только семитамъ"...
Наконецъ, Сарра въ „Ивановѣ" безконечно выше £
всей окружающей ея среды. Если не считать молоденькой Саши, она — единственный чѳловѣкъ, къ
которому несомнѣнно склоняются всЬ симпатін автора. Беззавѣтно любящая, безкорыстная, способная на жертвы, она но имѣѳтъ ни одной черты,
которую обыкновенно приписываютъ евреямъ. Особенно рѣзко напрашивается сравненіѳ ея съ женой
предсѣдателя земской управы, жадной и скупой ростовщицей. А какъ травитъ Сарру вся эта подлая,
глупая или жалкая среда! Даже привязанный къ
ней приживалецъ графъ Шабѳльскій дразнить ее
гнусными антисемитскими поговорками, говорить
съ ней съ утрированнымъ ѳврейскимъ акцентомъ.
Даже мужъ ея, бывшій идейный человѣкъ, женившійся на ней но любви и прожившій съ нею пять
лѣтъ, — въ моментъ брошеннаго ему, подъ вліяніемъ ревности, оскорбления кричитъ больной женѣ:
„жидовка!"
Толстой, послѣдній одинокій иредставитель блестящей дворянской плеяды художниковъ-беллетристовъ и въ то же время самый рѣзкій антагонистъ
городской культуры, нревратившійся на старости

изъ барина въ мужика к оставшійся вѣрнымъ дѳр е в н ѣ и ея идеалами, никогда не изображали
евреевъ, которые несомнѣнно были ему э с т е т и ч е с к и антипатичны. Какъ видно изъ недавно
опубликованныхъ черновыхъ варіантовъ двухъ главъ
„Воскресенья", Толстой сдѣлалъ было попытку дать
типъ еврея революціонера, въ лйцѣ политическаго
ссыльнаго, „твердаго, умиаго и мрачнаго еврея
, Вильгельмсона", при чѳмъ самая фамилія указываешь, до какой степени Толстой ёылъ незнакомъ
съ евреями. Болѣе подробной характеристики этого
еврея мы но находимъ. Вильгелъмсонъ п есть,
очевидно, первоначальный набросокъ прекраснаго и
оригинальнаго юноши Симонсона въ окончательной
редакціи „Воскресенія". У этого Симонсона, въ его
строгой принципіальности и педантичной систематичности есть что-то нерусское, не славянское, и
это подтверждаете и фамилія, германская или англійская. Но характерно, что всякое упоминаніе о
е в р е й с т в ѣ его художники тщательно вытравили,
очевидно, чувствуя, что типъ еврея ему не удастся.
А съ точки зрѣнія моральной философіи Толстого для него, конечно, отдѣльнаго ѳврейскаго вопроса не существовало: они сливался съ вопросомъ
обіцечеловѣческимъ, съ вопросомъ устроенія „правильной", съ точки зрѣнія облагороженнаго мужацкаго идеала, жизни, — путеыъ нрапствепнаго самосовершенствованія. Онъ выступали въ защиту евреевъ, какъ онъ это дѣлалъ по отношенію ко всѣмъ
преелѣдуемымъ, но дѣлалъ какъ бы но чувству долгаДуши его они не задѣвалп.
IV.
Новая полоса въ отношеніяхъ русской литературы къ евреямъ, к а ч е с т в е н н о рѣзко отличная
отъ всѣхъ предыдущих!, возникаете въ началѣ

ЯОО-хь гг., съ появленіемъ на русской исторической
арепѣеврейской д е н о к р а т і и . Раньше прѳзрѣаіе къ
ѳвреямъ послѣдовательно смѣнялось лишь жалостью;
о жалости къ нимъ просилъ Салтыковъ; даже Горькій въ „Каинѣ п Артемѣ" ничего, кромѣ жалости
къ еврею не вызываетъ, и его Каинъ можетъ существовать только благодаря капризному покровительству сильнаго босяка Артема.
Теперь же евреи в п е р в ы е изъ объекта разныхъ воздѣйствій, изъ объекта презрѣнія или жалости сами становятся с у б ъ е к т а м и , дѣятельнымъ
факторомъ русской исторіи, самостоятельно борясь
въ ыассѣ за свою и общерусскую свободу, проявляя
прн этомъ нерѣдко подлинный героизма,.
И въ соотвѣтствіп съ этимъ евреи — при томъ
не въ видѣ абстрактнаго историческаго понятія,
какъ у В. Соловьева, а конкретные русскіе евреи,
дѣти ремесленниковъ и мелкихъ торговцевъ, „паріи
изъ паріевъ" — начинаютъ вызывать совершенно
новое чувство у прогрессивныхъ русскнхъ писателей: жалость, по существу очень похожая на презрѣніѳ, только окрашенная въ цвѣтъ сочувствия,
замѣняется у в а же н і е м ъ . И вмѣетѣ съ уваженіѳмъ лѣваго крыла литературы возникаѳтъ въ правомъ станѣ непримиримая, неугасимая ненависть
къ еврелмъ именно за ихъ массовое участіо въ
освободитедыюмъ движеніи.
А все это способствуем. углубленію русской литературы в ъ д у ш у
еврея изъ народа, способствуетъ созданію типовъ,
качественно, принципіально отличающихся отъ стараго шаблона.
Въ „Евреахъ" Чирикова, произведепіи, правда, ne
блещущемъ особенными художѳственнымн достоинствами, даны все же, хотя и въ схематлческомъ видѣ,
разные тины евреевъ изъ народа. Среди нихъ, на
ряду съ представителями традиціоннаго міровоззрѣнія,

сторонниками молчаливаго тѳрпѣнія и пассивности,
мы встрѣчаемъ уже борцовъ: истеричѳскаго сіониста
Нахмана, болѣзненпо чувствующаго національную
проблему, не вѣрящаго въ возможность чѳловѣческаго существования для евреевъ въ „голусѣ", — и
рабочаго-марксиста, упрямо твердящаго, что для
него существуютъ только двѣ націи въ мірѣ: сытые
и голодные. J {о въ критическую минуту, когда въ
городѣ разражается ѳврѳпскій погромъ, оба они и
націоналистъ и содіалъ-демократъ, организуютъ „самооборону", т. ѳ. активную б о р ь б у съ насильниками, тогда какъ „старики" поврежнему прячутся
въ погребахъ и покорно ждутъ своей участи.
Но если драма Чирикова носить характеръ тенденціозностп, если въ ней выведены не столько
живые люди, сколько олицетвореніп опредѣленныхъ
ирішцоиовъ, то тѣмъ драгодѣннѣѳ является для
иасъ свидѣтельсгво одного изъ крупнѣйшихъ хѵдожниковъ данной эпохи, наотоящаго продолжателя чеховскихъ завѣтовъ въ литѳратурѣ — Куприна. Оно
тѣмъ болѣѳ драгоцѣнно, что Куйрннъ превосходно
изучилъ жизнь мѣстечекъ юго-западнаго края и —
одинъ изъ очень немиогихъ русскихъ писателей —
дѣйствительпо з н а е т ъ ѳврейскій быть.
При томъ Купринъ не задается никакими апологетическими цѣлями и рисуетъ пе идейныхъ людей,
а самыхъ будничітыхъ евреевъ, выхваченныхъ какъ
бы наудачу изъ толпы. И вотъ среди нихъ у него
встрѣчаются типы совершенно новые для русской
литературы: типы е в р е е в ъ , ф и з и ч е с к и сильныхъ и храбрыхъ.
Если мы вспомнимь, что даже докторъ Гурвейсъ
у Мачтѳта, этотъ рыцарь безъ страха и упрека,
этотъ чѳловѣкъ съ героической душой, съ трудомъ
лишь могъ преодолѣть свойственную всѣмъ евреямъ
физическую трусость (а омѣшныхъ ухватокъ такъ

и не нреодолѣлъ), 'to Куирищзкія дѣти природы, сіілачъ и храбрецъ коитрабавдистъ въ „Трѵсѣ", богатырь-извозчикъ, обезоруживаищій н связывающій дебоширствовавшаго бурбона-поднранорщика на еврейской. свадьбѣ („Свадьба"), — ото поистинѣ цѣлое
откровеніе. À достойное поведеніе всей толны на
свадьбѣ, особенно выпуклое при сравненіи съ хулиганствомъ случайно попавшаго туда тупого и злобнаго чина, дѣлаегь этихъ храбрыхъ силачей дажэ
не столь исключительными. Наконецъ, Сашка-музыкантъ въ „Гамбринусѣ", слабый тѣломъ, но смѣлый духомъ, общій любимецъ разношерстной толпы,
носѣщавшей кабачекъ, спасенный одними изъ ноклонниковъ отъ одесскаго погрома, во время котораго онъ спокойно ходили но улицами, не боящійся
обратиться со смѣлой рѣчью къ компаніи хулигановъ-провокаторовъ, зашедшихъ въ кабачекъ въ дни
мрачной реакціи, — развѣ все это не ново?
Разумѣется, сильные и смѣлыо евреи бывали и
раньше, но въ п о л е з р ѣ н і я х у д о ж н и к а они
могли попасть, только благодаря шумному выстунленію еврейской демократии...
Увы, эхотъ періодъ продолжался недолго. Дем о к р а т , какъ русская, такь и особенно еврейская
надолго сошла со сцены. Съ укрѣпленіемъ третьеіюньскаго режима началось, какъ извѣстно, повальное ренегатство русской прогрессивной и даже радикальной интеллигенции 1У05 г. принеси ей извѣстиыя завоеванія, з н а ч и т е л ь н о е р а с ш и р е н і е р ы н к а у м с т в е н н а г о т р у д а , и для нея
наступила эпоха обуржуазенія, свое собственное
„enrichissez-vous" J ). Въ вроцессѣ этой „европеиза*) „Обогащайтесь". Съ этими лозунгомъ обратилось
французское буржуазное правительство ко всей буржуазіи
послѣ революціи 1830 г.

ціи" русская ирогрессивная интеллигенция стала
проявлять и антисемитизм*, въ новой, „европейской" формаціи, антисемитизм* идейнаго мещанства и „свободных* професеій", столь знакомый
Франціи и Австріи, и въ основѣ котораго лежит*
экономическая конкуренція. А въ короткіе годы
бури и натиска высшія учебныя заведенія не придерживались строго процентной нормы для евреевъ,
н появившіеся въ результатѣ сравнительно значительные кадры еврейской профессіональной интеллигендіи, съ большей ловкостью, чемъ русская, завоевывавшей рынокъ и далеко не всегда отличавшейся
строгостью нравовъ въ этой конкуренціи, — создали
представлѳніѳ о „ е в р е й с к о м ъ з а с и л і и " въ области умственнаго труда. Общій лозунги эпохи:
„enrichissez-vous", повальное нзбавленіѳ отъ старыхъ путь интеллигентской ригористической морали
охотно приписывались исключительно ёвреямъ. Такъ
возникла и у наеъ разновидность „прогрессивна«)
антисемитизма", который особенно пышно расцвѣлъ
въ русской Польшѣ. Правда, тамъ корни его были
глубже, тамъ шелъ процессъ консолидаиіи національной польской бѵржуазіи и стремленіѳ вытѣснить
еврейскую буржуазію изъ ѳя исконныхъ экономяческихъ позицій. Тамъ и конкуренція среди нрофессіональйой интеллигенціи была гораздо ожесточеннѣе, такъ какъ рынокъ умственнаго труда без*
конечно уже, чѣмъ въ Россіи. Этимъ послѣднимъ
обстоятельствомъ, между прочими, объясняется, что
въ то время, какъ русекіе либералы охотно признавали еще до революціи принцичъ культурно-національной автономіи для евреевъ, польскіе qnasi-прогрессисты о ней и слышать равнодушно не могли
и требовали отъ евреевъ ассимиляціи: главным*
рынкомъ умственнаго труда являются города, а въ
нихъ евреи въ Полыпѣ составляют* половину на-

оеленія, н укрѣпленіе среди нихъ н а ц и о н а л ь н о й
культуры, съ ѳврейскимъ языкомъ, еврейской прессой, школами, театрами и т. п. лишило бы польскую
црофессіонадьную ннтеллигенцію значительной части
ея доходовъ.
Но охотно уступая ѳвреямъ область еврейской
національной культуры, русская либеральная интѳллигенція эпохи новѣйшей реакціи тѣмъ меаѣѳ желала терпѣть отъ еврейскаго „засилья" въ собственной оредѣ. Зловѣщіѳ симптомы послѣдней фазы антисемитизма появились уже въ 1908—1909 гг., при
студедческихч. анкетахъ въ Петроградѣ и Юрьевѣ
Затѣмъ появились думскія рѣчи Маклакова, который
однимъ изъ основаній для введенія еврейскаго равноиравія выставлялъ потребность честныхъ русскихъ
людей имѣть м о р а л ь н о е о п р а в д а н і ѳ своего
антисемитизма, такъ какъ лежачаго не бьютъ. Наконецъ, Струве и другіѳ заговорили о необходимости
„выявленія національнаго лица" для великоросеовъ.
Подготовлялась эпоха воинствующаго либеральнаго
націонализма, въ который понемногу втягивались и
бывшіе демократы.
. Въ извѣстномъ романѣ Ропшива „То, чего не
было" выведешь рядъ фигуръ евреевъ революпіонеровъ. И въ отношеніи автора къ этимъ типамъ, во
всей манерѣ рисовать ихъ, въ ихъ изломанности и
истеричности чувствуются явно антисемитскія нотки.
Ропшинъ доходить даже до того, что всѣ почти его
евреи, въ томъ числѣ интеллигенты, употрѳбляютъвъ
разговорѣ ужимкя и словечки, характерный для специфическихъ „сценъ изъ еврейскаго быта". И лишь
иредъ двумя изъ нихъ авторъ какъ бы почтительно
склоняется, покидая, говоря о нихъ, обычныя насмѣшливыя нотки. Характерно, что если одинъ изъ
этпхъ двухъ — старикъ, побывавшій много лѣтъ въ
Сибири, чѳловѣкъ прѳжняго героическаго поколѣнія,

которому Рошнинъ нѳ мотъ отказать въ традиціиниомъ піѳтетѣ, несмотря на рѣшитѳльную пѳрѳоцѣнку
многихъ прежнихь цѣнностѳй, — " т о другой — раб о ч і й , к о ж е в н и к ъ А б р а м ъ , непосредственная
и искренняя натура, смѣлый и сильный физически.
И въ этомъ, ыожетъ быть, противъ воли автора сказываются отзвуки недавней эпохи, эпохи героическаго выступленія еврейской демократіи, заставившей
даже будущихъ воинствующихъ націоналистовъ сохранить уваженіе къ еврейскому рабочему...

Война явилась тѣмъ питомникомъ, въ атмосферѣ
котораго особенно ярко развился либеральный, нмперіалистическій націонализмъ в „прогрессивный" антнсѳмитизмъ. Повторилась старая исторія, извѣстная
еще со временъ библѳйскаго фараона, который говорили о евреяхъ: „и егда ащѳ приключится намъ
брань, приложатся и сіи къ супостатомъ, и одолѣвшѳ
намъ изыдутъ изъ земли нашея".
Всякій разъ, когда въ странѣ, ведущей войну,
амѣется какой-либо безправный народъ или секта,
они заподазриваются въ силу этой именно безправности...
Волны либеральнаго антисемитизма поднялись
такъ высоко, что, казалось, онѣ захлестнуть въ
странѣ все живое; а вызванное ими противодѣйствіѳ
(если не считать такихъ единичныхъ выступлений
дѳмократіи, какъ статьи Кусковой или Горькаго),
объединившее рядъ писателей-беллетристовъ въ сборн и к „ Щ и т ъ " , снова возвращало насъ къ давнимъ
времѳнамъ жалости и слащавой, антихудожественной
сентиментальности. И только Короленко, устами своего мистера Джаксона, взялъ въ этомъ сборникѣ правильную ноту : евреямъ нужна не „любовь", не „симпатія", а гражданское и политическое равноправіѳ.

Два раза въ тѳченіе столѣтія мы наблюдали рѣзкій перелом* въ отношепіяхъ русской литературы
къ евреям*: при появленіи р у с с к о й д е м о к р а т і и ,
въ лицѣ Чернышевскаго и при выступленіи ѳврейскаго иролѳтаріата.
Великая россійская революция, обѳзпечившая торжество тѣхъ идей, которым* всегда служила демократическая мысль Росс и, слившая въ одномъ порывѣ демскратію всѣхъ ея народовъ, надо надѣяться,
дастъ наилучшее разрѣшеніе, какое только возможно
въ кадиталистическомъ обществѣ, надіональному, въ
частности больному еврейскому вопросу.
Въ исторіи Роесіи, въ исторіи всего міра съ россійской революціѳй начинается новая эпоха. Новой
она будеть н для многострадальна«) еврейскаго народа.

На етанц. жел. дор. цѣна 35 коп.

СВОБОДНОЕ СЛОВО",
Петроградъ, Петр. Стор., Большой пр., № ДО.
На складѣ всѣ изданія Петрогр. Совѣта Рабоч. и
Солд. Депутатов*, Орг. Комитета Росс. Соц.-Дем.
Раб. Гіартіи и Партіи Соціал.-Революціонеровъ.
Складъ имѣетъ больш. подбор* литературы по
соціализму, обществ, политич, и эконом, вопросам*, составляет* библіогеки для массов. читателя.
Заказы иногородніе исполняются съ наложенным*
платежей* по полученіи задатка въ размѣрѣ 25%
суммы 'заказа. Рабочія и солдатскія организаціи пользуются скидкой.
^Поступили на складъ:
В. К. Кков* (В. Миров*). Что такое Учредительное Собраніе, и чѣмъ оно будет* заниматься.
Ц. 15 коп.
Б. Н. Ціанов*. Одна или двѣ палаты? Ц. 15 коп.
Н, Гарви. Черная тѣнь (О провокаціи и провокаторах*). Ц. 15 коп.
Указатель новЬйшей литературы по скйцеств.
движеніямъ, соціализму, парламентаризму, самоуправл.
и т. д. Ц. 30 коп.
Б. И. Гольдманъ (Б. Горев*). Евреи в* произведеніяхь русских* писателей. Ц. 30 коп.
М. Лукомскій.
Ц. 15 коп.
Б, Н, Ціанов*.
30 коп.

Старая

и

новая

дисциплина.

Пропорціональньте выборы.

Цѣна

А. Г. Ярошевскій, Как* французскій народ* добыл* себѣ свободу. Ц. 30 коп.

'
'

' '

:

..

Г •
I'

,:•

..

•/(

'

.

А

.

• '' V

-

/

і

-

:

,

..! ï « f Г'У

•

.

- .

•
'

• '

'

-

X

/

.
.. V ,

'...

.

.

.

•

V

-

.

.

.

..

.,

••''.„ •„

у '

.

"

.

.

•

4

'

'

V

t

.

'

і
1

/..

'

.

-л '

;

.
....

>

.

-

-

ш
\

„

•>.

.

*

\
.

•

•

'

..

Г

-

,
.- .

'

• - . • • , : • :

Л

\

^^тШ^ШшШжшШ-.
л

Л ••» >; •

•
•

- ,

•

'

•

.

\

•
.

" '

-

•

'
•

•

,

-

.

!•

'

-

. . .

: / > ' - .

•
,

-

.

.

>

'

•J.

ш

ш.

"Ж :

!

\ык

ѵ; - ѴГ ;- ч .

.. •) :

'.у!-:

Ш

..

ш&фшвщ
•

,

t5

.

.

я

,

' Г м

<

«

' ""У

;

'Лѵ
'

<

Ж

ж

'•"À

• - в
.щ

шш
т й

Jf . \-IЖ

• f e e ' ' •X'ѵ 4Ж

ш

i h S

< I

pÄ}

гч. s -es>

2011095884
- f^lX

\

S .