Ф.П.ШШЕР
Jocy^aitcm6ennoe ujDamen-
ХУДОЖЕСТВЕННОЙ
и и me ft a myfibv
ш т г

Ф. П. ШИЛЛЕР
ГЕОРГ ВЕЕРТ
ОЧЕРК ПО ИСТОРИИ НЕМЕЦКОЙ
СОЦИАЛИСТИЧЕСКОЙ ПОЭЗИИ
ПЕРВОЙ ПОЛОВИНЫ XIX ВЕКА
ГОСУДАРСТВЕННОЕ ИЗДАТЕЛЬСТВО
ХУДОЖЕСТВЕННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ
МОСКВА	1932	ЛЕНИНГРАД

i-я типография Огиза РСФСР «Образцовая»- Москва, Валовая, 28.

I ПОР Г В I: l: PT (1X22-ISM/

ОТ ИЗДАТЕЛЬСТВА
Сознавая важность изучения истории пролетарской литературы,
Государственное издательство художественной литературы пред¬
принимает издание ряда историко-литературных монографий, посвя¬
щенных анализу рабочей и пролетарской революционной поэзии
XIX века в западноевропейских странах, Америке и России. Первую
серию этих монографий можно было бы условно назвать «У истоков
пролетарской поэзии». Книга Ф. Шиллера, посвященная характери¬
стике социалистической поэзии Германии в первой половине
XIX века и, в частности, творчеству соратника Маркса и Энгельса,
поэта Георга Веерта, и является одним из выпусков этой серии.
Очередными выпусками серии в дальнейшем являются исследования
о французской поэзии революций 1830 и 1848 гг., о поэзии чарти¬
стского движения в Англин, о поэзии революционного- рабочего
движения в Америке и т. д.
Ввиду того, что буржуазные историки литературы совершенно
игнорировали социалистическую поэзию, в особенности поэзию
рабочих, мы лишены не только исследований об этой поэзии, но
и самою материала. И в этой серии, которую издательство пред¬
лагает сейчас вниманию читателя, последний найдет не только
малоизвестный, но часто впервые публикуемый материал. Прида¬
вая особое значение воскрешению похороненного буржуазными ли¬
тературоведами творчества революционных поэтов и ознакомлению
с этим творчеством не только узкого круга историков литературы,
по и рабочего читателя, издательство для перевода приводимых
в исследованиях, малоизвестных или находящихся в рукописях про¬
изведений привлекает квалифицированных поэтов. Так, например,
стихи Георга Веерта переведены специально для исследования о
нем М. Светловым.	t

Только яа основе таких отдельных монографий н можно будет
создать 'интернациональную историю литературы рабочею класса,
отражающую дроцесс становления пролетариата из класса «в себе»
а класс «для себя». Трудности перед исследователями и издатель¬
ством стоят здесь большие. И надо предполагать, что. наша критика
отнесется к начинанию издательства с должным вниманием и свотш
замечаниями поможет издательству полностью осуществить ею.

ВВЕДЕНИЕ
Политическая поэзия первой половины XIX века в Германии
была всегда в загоне у буржуазной истории литературы. Союз
бюргерства с феодальной реакцией, вызванный ростом активности
рабочего класса в 1848 году, повлек за собою отказ бюргерства
от наступательной борьбы на всех фронтах идеологии, отречение
от революционных идей своего класса. Произведения Гейне, Фрей-
лиграта, Гервега и других революционных певцов 40-х гг. замалчи¬
вались, а подчас и просто запрещались. И если названные поэты
тем ис менее завоевали прочное место даже в буржуазной исто¬
рии литературы, то только1 как авторы лирических иесен и роман¬
сов; что же касается политической стороны их творчества, то оно
целиком отвергалось; влияние Маркса, которое, как известно, отра¬
зилось в их поэзии, изображалось крайне отрицательным, как
влияние злого духа, от дуновения которого умолкла муза ттоэта.
Правда, когда во второй половине XIX века немецкая буржуазия
усмотрела в деятельности Бисмарка, увенчанной победой 1871 года,
осуществление своих старых стремлений, она попыталась приспо¬
собить старых политических поэтов к новым идеалам: Фрейлиграт,
Гервег и другие ветераны политической лирики 40-х гг. были объяв¬
лены предвестниками новой империи. И лишь в последние де¬
сятилетия, когда 40-е гг. XIX века становятся «историей», о поэ¬
зии этого воинствующего периода, которую буржуазия считает уже
менее опасной, появляется ряд исследований. Часть этих исследо¬
ваний можно охарактеризовать как узкие историко-филологические
изыскания. Другая же их часть, исходящая из лагеря буржуазно-де-
мократической интеллигенции, представляет собой попытки более
или менее объективного политического и социологического
анализа творчества Гейие, Фрейлиграта, Гервега и др. Но тем не
менее настоящего марксистского анализа творчества этих поэтов,
если не считать критико-публицистических работ Меринга, мы еще
пока не имеем. Но как ни близки были временами Гейне, Гервег
и Фрейлиграт к социализму, в каких бы дружеских отношениях
ни находились они в 40-х гг. (а Фрейлиграт и в 50—60-х гг.)
с Марксом и Энгельсом, — научный социализм как мировоззрение
5

пролетариата все же оставался для них книгой за семью печатями:
в конечном итоге они были лишь попутчиками первой фазы немец¬
кого рабочего движения.
Если в официальной истории литературы буржуазно-револю¬
ционная поэзия 40-х гт. игнорировалась или искажалась, то совер¬
шенно замалчивалась и до сего времени осталась абсолютна не
исследованной поэзия раннего рабочего движения в Германии, поэ¬
зия самих рабочих или певдов-коммунмстов, начиная с первых
неуверенных шагов немецкого рабочего класса, с движения коммуни¬
стических ремесленников и кончая баррикадами 1849 года. Правда,
среди огромной армии социалистических поэтов, вышедших как
из рабочей среды, так и из среды мелкой буржуазии, нет гениев,
даже нет крупных талантов, но по мере того как рабочее движение
освобождалось от идей утопического социализма и под руковод¬
ством Маркса и Энгельса делалось классово-сознательным, проле¬
тарским, рабочая поэзия росла и крепла и в литературном и
о идеологическом отношении, становясь классово-сознательной
поэзией. Буржуазная история литературы, выискивающая в забытой
книжной макулатуре стишки самых ничтожных своих писателей, по
вполне понятным причинам никогда не интересовалась развитием
этой ранней социалистической поэзии, а если тот или иной буржуаз¬
ный [Исследователь и упоминает в нескольких словах о ней, то ои
имеет для нее лишь одну оценку: идеологическая риторика.
Первым из марксистов, обратившим внимание на раннюю не¬
мецкую социалистическую поэзию, был Франц Мерннг. В своей
«Истории германской социал-демократии» и в ряде статей он, со
свойственным ему мастерством характеризует эту поэзию. Но, если
не считать главы «Социалистическая поэзия», в первом томе «Исто¬
рии» он ограничивается лишь тремя поэтами, имевшими отношение
к Марксу и Энгельсу: Гейне, Гервегом и Фргйлигратом. Не^оворя
уже о проблемах развития ранней рабочей поэзии, Меринг даже не
заинтересовался и историко-биографической стороной произведений
социалистической поэзии. Свои выводы о пей он строил, повиди-
мому, только на основании журналов рейнского «истинного» социа¬
лизма. «Среди ростков, — пишет ом, — которые немецкий социализм
пустил в 40-х гг., социалистическая поэзия не принадлежала к числу
самых слабых.-В литературе все еще жила здоровая традиция клас¬
сического века немецкого бюргерства, и призыв пролетариата о по¬
мощи находил в ней звучный отклик». Имея в своем распоряжении
лишь ничтожное количество материалов (так как сборники, книги и
журналы немецкого раннего социализма являются библиографиче¬
ской редкостью) и к тому же не углубляясь в серьезный анализ их,
Меринг иногда причисляет.к социализму писателей, в действитель¬
ности имеющих с гаш мало общего. В этом, как и во многих других
отношениях, Меринг следует традиции социал-демократии его вре¬
мени, склонной считать всякий протест против реакции и верность

идеалам революции 48-го года: достаточной гарантией социалистиче¬
ских убеждений. Действительный же процесс развития рабочей и
социалистической поэзии первой половины XIX века не был даже
затронут Мерингом.
Вся старая германская социал-демократия, от 60-х до конца
80-х гг., ориентировалась в области литературы на политическую
поэзию 40-х гг.; Гейне, Гервег, Фрейлиграт, Пруц, Гофман, фон-
Фаллерслебен, Саллет и многие другие — вот наиболее часто встре¬
чающиеся имена, наряду с переводами Беранже, Шелли и др., поме¬
щавшимися на стр аницах социалистической печати 60—80-х гг. И мно¬
гочисленные рабочие поэты того времени, стараясь овладеть формой
революционной песни 40-х гг., все время подражали ей. Иначе об¬
стояло дело в конце 80-х и в начале 90-х гг., когда к социал-демокра¬
тии временно примкнула группа мелкобуржуазных писателей раннего
натурализма, идущая по стопам А. Гольца. С этого времени «заси-
лие» старой политической поэзии на некоторое время сломлено, и
вскоре на сцену выступают реформистские рабочие поэты, видящие
в современном им буржуазном литературном стиле своего рода
идеал, к которому они и стремятся. В духе реформистского понима¬
ния социализма и рабочей поэзии раннего натурализма и составлен
традиционный сборник немецкой революционной и социалистиче¬
ской поэзии «Снизу вверх» (составитель Франц Дидерих).
Таким образом, ранний период немецкой социалистической поэ¬
зии остался неисследованным как старой социал-демократией, сле¬
довавшей в своей художественной литературе традициям револю¬
ционной поэзии 40-х гг., так и социал-демократией конца XIX и на¬
чала XX века, примыкающей в своей реформистской поэзии к стилю,
господствовавшему у буржуазии. Даже самый процесс возникнове¬
ния этой ранней поэзии, ее идейное и художественное развитие,
как явление в целом, осталось совершенно неизвестным. Для изу-
чеши массовой художественной продукции рабочего класса того
времени необходимо было сперва собрать все ранне-социалисти¬
ческие и рабочие газеты и журналы, сборники стихов, рассказов*
фельетонов и т. д. Отсутствие такой коллекции — материалы сохра¬
нялись нередко только в единичных или даже в единственных
экземплярах — привело к тому, что даже некоторые социалистиче¬
ские историки литературы и критики считают началом рабочей по¬
эзии период раннего натурализма. Правда, при образовании такой
по существу неправильной концепции играло роль не только пло-
хое знание материала, но и принципиальная точка зрения, согласно
которой «корни» пролетарской литературы — в этом «социалисти¬
ческие» историки сходились с буржуазными критиками — предста¬
вляют собой «агитационно-идеологическую риторику)), с «истинно
рабочей» поэзией ничего общего не имеющую. Но, отвергая мало¬
известную раннюю массовую рабочую поэзию, все социал-демокра-
тические критики, историки и политические деятели, начиная с
7

60-х гг. и кончая Мерингом и XX веком, все же знали, что раннее
социалистическое движение имело одною поэта, который, будучи
классово-сознательным, коммунистическим поэтом и стоя в этом
отношении неизмеримо выше трех классиков-попутчиков, и в худо¬
жественном отношении далеко превосходил ту массу скромных рабо¬
чих певцов, которые сопровождали своими песнями рабочее дви¬
жение. Этим поэтом был Георг, Веерт —певец первой в истории
классовой организации пролетариата — союза коммунистов, один
из организаторов и активных членов союза, редактор отдела
фельетонов партийною органа революции 48—49 гг. «Новой рейн¬
ской газеты». Маркс и Энгельс, ценившие Веерта как поэта союза
коммунистов, всегда гордились поэтическим творчеством своего
рано умершего друга. Веерт скончался совсем молодым, в период
лютой европейской реакции (1856). Маркс и Энгельс, находившиеся
в эмиграции, не имели даже возможности напечатать некролог
о так высоко ценимом ими яоэте и работнике партии. И лишь
в конце 60-х годов они предлагают печатным органам новой, руко¬
водимой В. Либкнехтом и Бебелем, социал-демократической партии
перепечатать для немецких рабочих рассеянные по всем ранне¬
социалистическим газетам и журналам стихи и фельетоны Веерта.
С этой поры стихи Веерта неоднократно перепечатываются в ра¬
бочих газетах Германии, Австрии, Швейцарии, Америки и входят
в многочисленные немецкие социал-демократические сборники песен.
В 1883 г. Энгельс, приводя в порядок литературное наследство,
оставшееся после смерти Маркса, извлек из старых бумаг и писем
некоторые произведения Веерта и напечатал в центральном органе
Партии, в цюрихском «Социал-демократе», прекрасную статью о Ве-
ерте, в которой он называет его «первым и самым выдающимся
поэтом немецкого рабочего классу» и ставит его в некоторых отно¬
шениях выше Гейне и Фрейлиграта. Именно эта статья Энгельса
заставила социалистических исследователей обратить внимание на
Веерта, натолкнула их на мысль написать работу об этом поэте
а (попутно исследовать и «массовую рабочую поэзию», собранную,
главным образом, в библиотеке центрального архива германской
социал-демократической партии в Берлине; там же хранились письма
Веерта к Марксу и Энгельсу. Частично эти материалы были ис¬
пользованы уже Мерингом. Великолепно понимая высокий худо¬
жественный талант и политическое значение творчества Веерта,
Меринг был уверен, что когда-нибудь Веерт займет подобающее
ему место в истории литературы пролетариата. «В литературной
истории немецкого рабочего класса, — пишет Меринг, — Веерт бу¬
дет иметь прочное место...»
Но исследованию о Веерте мешало одно обстоятельство. Веерт
как революционер не только в поэзии, но прежде всею на практике,
сбросил с себя окончательно условности, выработанные поэтиче¬
ским цехом: набросав стихотворение и отдав копию ею Марксу

или Энгельсу или напечатав его в какой-нибудь газете, он больше
не интересовался им и, не в пример многим другим, не издавал
своих стихов в отдельных сборниках. Составив однажды такой
сборник, он отложил его на несколько лет с тем, чтобы дать ему
возможность «вылежаться». Тем временем вспыхнула революция,
н таким образом наибольшая часть произведении Веерта так и
осталась ненапечатанной; напечатанные же вещи были, за исклю¬
чением его единственного романа о рыцаре Шиаппгаиском, раз¬
бросаны но трудно доступным ныне газетам и журналам. Вот по¬
чему исследователю творчества Веерта нужно было обязательно
иметь* в своем распоряжении его рукописное литературное на¬
следство.
Это наследство имеет очень длинную историю. Веерт умер
в Гаванне, на острове Куба. Только благодаря настояниям Энгельса
и Фрейлиграта манчестерско-гамбургская фирма Штейнталь и К0,
где служил Веерт, передала его наследство, в том числе и рукописи,
родственникам Веерта в городе Детмольде. Наследник Веерта — браг
его —учитель Карл Веерт —из боязни ли полиции или из других
соображений в первую очередь уничтожил письма Маркса и Эн¬
гельса к своему брату-поэту эпохи '1845 — 56 гг. Дневники же
поэта были переданы издателю Веерта Кампе, у которого они и
затерялись. Тем не менее в сохранившемся литературном наследии
Веерта имеется свыше двух тысяч рукописных страниц, содержащих
в себе огромную переписку Веерта с родными, письма Фрейли¬
грата, Гейне и др., затем толстая рукопись его рассказов до
1848 г^ода и сборник лучших его стихов до 1847 года. Над этим
наследством, а также важнейшими печатными материалами, до и
во время мировой войны работала племянница поэта —Мария Ве¬
ерт, которая начала писать биографию своего дяди, но умерла,
не успев закончить ее. Еще до войны это наследство получил в
свое распоряжение уже упоминавшийся нами составитель сборника
«Снизу вверх», долголетний редактор отдела фельетона берлин¬
ского «Форвертса», известный социал-демократический поэт Франц
Дидерих. Но и его работа над монографией о Веерте не пошла
дальше собирания материалов и первых набросков. В 1921 году
он умер, также оставив работу неоконченной. И, наконец, уже
после войны рукописное наследие Веерта и печатные материалы
Веерта взял небезызвестный Эрнст Дран, продержавший их мно¬
гие годы, во время которых он успел проделать политическую
эволюцию от независимого социал-демократа к коммунисту и об¬
ратно от коммуниста к национал-социалисту. Понятно, что такого
человека Веерт уже не мог интересовать. Таким образом, все
попытки, сделанные до сих пор па Западе для работы по иссле¬
дованию творчества Веерта, ни к чему не привели.
Все предпосылки для серьезного и всестороннего изучения Ве¬
ерта и вообще всей ранне-социалистической массовой поэзии в
9

Германии были созданы лишь после победы рабочего класса в Роег
сии, создавшей ряд научно-исследовательских институтов для раз¬
работки вопросов возникновения, эволюции и распространения
марксизма, и<*гории пролетариата и его классовой борьбы. На
одном из первых мест среди этих институтов по богатству свои*
материалов стоит Институт Маркса и Энгельса в Москве. Здесь
собраны все газеты и журналы раннего социализма и рабочего
движения в Германии; постепенно создалась также специальная
коллекция материалов по социалистической и рабочей поэзий
первой половины XIX века1. Таким образом здесь имеются почгги
все Печатные источники для разработки этой совершенно еще не
исследованной страницы рабочей поэзии. Тут же хранятся и все
напечатанные работы Веерта. С самого начала было ясно, что на¬
писать работу о творчестве Веерта немыслимо без литературного
его наследства. В 1928 году Институту удалось получить все это
наследство в фотографических снимках от теперешнего его обла¬
дателя, Карла Веерта в Детмольде.
Проработав весь этот огромный рукописный и печатный мате¬
риал, я пришел к заключению, что он всесторонне может быть понят
лишь й том случае, если его теснейшим образом связать с идеологи¬
ческой эволюцией раннего немецкого социализма и рабочего движе¬
ния. В центре всей работы стоит творчество Веерта, являющегося,
без сомнения, как видно будет из настоящего исследования, наибо¬
лее выдающимся коммунистическим певцом первой половины
XIX века в Германии. Творчество его дано в связи со всей историей
социалистической поэзии того времени. Таким образом предлагаемая
работа является в сущности историческим озерком этой поэзии,
и поскольку Веерт, а также и другие социалистические и рабочие
поэты органически связаны с теорией и практикой раннего рабо¬
чего движения, нельзя было не коснуться, хотя бы в общих
чертах, и эволюции социалистической мысли и истории движения
этого времени. Работа является лишь частью предпринятого авто¬
ром большого исследования о «корнях пролетарской литера¬
туры на Западе». Проблемы «эмбриологии» рабочей поэзии,, ее
взаимоотношения с поэзией буржуазно-революционной и мелко-
буржуазно-радикальной, вопросы литературного наследства и идео¬
логических и формальных влияний в ранней рабочей поэзии должны
получить в задуманном нами труде историческое и теоретическое
освещение,’ основанное на проработке огромного материала по исто¬
рии социалистической и рабочей поэзии XIX века в Германии,
Франции, Англии, Италии, Голландии и Скандинавии.
В настоящей же работе с самого начала представилась боль¬
шая трудность, обусловленная именно тем, что период буржуазно-
революционной поэзии 40-х гг. чрезвычайно слабо исследован. ДеЛо
еще более осложнилось благодаря тому, что по отношению к
30—40-м гг. немецкой литературы существует определенная трзди-
Ю

ция, преподносящая и часть поздних романтиков, младогермаицев,
и политических и революционных поэтов в виде какого-то ви¬
негрета под названием «Молодая Германия», так что писателп
вроде Берне, Гуцкова и Фрейлиграта изображаются как предста¬
вители одной литературно-идеологической школы, между тем как
они принадлежали к совершенно различным социальным группи¬
ровкам и относились к разным периодам развития немецкого бюр¬
герства. Эта неправильная концепция была создана реакционной
немецкой историографией, для которой все оппозиционные кошки
были серы и которая была заимствована у mix и Брандесом и рус¬
скими критиками. Одной из задач настоящей работы является вос¬
становление правильного марксистского понимания процесса ли¬
тературного развития в Германии конца 30-х и 40-х гг., то есть
после распада «Молодой Германии». Это необходимо и потому,
что социалистическая поэзия в своем возникновении и развитии
так или иначе связана с общим литературным развитием тогдаш¬
ней Германии. Она идет от позднего, названного нами в рейн¬
ской провинции «воинствующего», романтизма через политическую
поэзию и поэзию «истинного» социализма к пролетарскому миро¬
воззрению, в литературе —к ранней пролетарской поэзии. Воз-
ннкновешпо и развитию этой поэзии посвящены первые пять глав
работы, дальнейшему ее развитию до наступления реакции —
остальные шесть глав, причем центр тяжести исследования пере¬
носится здесь на творчество Веерта.
Такой план работы и форма ее осуществления были, согласованы
с непосредственным руководителем моих занятий в Ранионе, покой¬
ным В. М. Фриче. Он згспел еще прочесть первые главы настоящей
работы. Ему уф я в -первую очередь обязан за советы и ценные ука¬
зания. Много мне помогла также любезность проживающего в Дет¬
мольде Карла Веерта, предоставившего литературное настедство
своею дяди в распоряжение Института Маркса и Энгельса, передав¬
шего мне целый ряд собранных им для биографии Веерта материа¬
лов для использования их и с большой готовностью снабжавшего
меня многочисленными справками о Веерте и других лицах. С осо¬
бенной благодарностью я должен отметить содействие Института
Маркса и Энгельса, не только предоставившего в мое распоря¬
жение огромной ценности книжные и газетные материалы, но и
распорядившегося сфотографировать в первую очередь для этой
работы колоссальное литературное наследие Веерта. Без пред¬
варительных изысканий, приобретений и обработки этих материалов,
проделанных Институтом, настоящая работа была бы немыслима.
Москва, 1 октября 1929 г.
11

/. ВОИНСТВУЮЩИЙ РОМАНТИЗМ
В своем бунте против плоского рационализма, — философского
отражения просвещенного деспотизма, — т. н. романтизм, поднявший
свое знамя в конце XVIII века, представлял собою ;до некоторой сте¬
пени бунт бюргерского класса: он защищал до последней крайности
права личности, в противоположность сословной организации! то¬
гдашнего немецкого общества; он исповедовал демократические
принципы французской революции и увлекался идеей республикан¬
ского государственного строя. Особенно сильно сказывается влияние
буржуазного века во взгляде раннего романтизма на положение
женщины. Даже в «Люцинде» Фридриха 'Шлегеля чувствуется влия¬
ние идей Великой французской революции, хотя 'фальшивая чувст¬
венность и любовь окутываются туманным покровом и изображаются
в виде мистически-религиозного чуда. Но при виде убожества
выродившейся Священной римской империи,—о которой, Вольтер
говорил, что она не священная, не римская и даже не империя,—рас¬
слабленные и изнеженные неврастеники романтической литературы
отчаялись в силах буржуазии. И, когда войска великой революции
разлились по всей Германии, романтизм оказался слишком ‘близо¬
руким, чтобы понять, что здесь, под лучами буржуазной революции,
осуществляется ранне-романтическое требование освобождения лич¬
ности. Феодальное дворянство стало господствующим в литературе,
она перекинулась к немецкому средневековью и вскоре.угнездилась,
как пугливая сова, в развалинах давно умершего времени. При¬
надлежность к той или иной социальной группировке внутри дво¬
рянского или мелкобуржуазного романтизма обусловила собою и
отношение к прошлому. Одни поэты пытались оживить прекрасных
дам и смелых рыцарёй с бряцающим оружием и развевающимися
султанами (Фуке, Ахим фон-Арним), другими средние века изобра¬
жались не столько как эпоха дворянских поместий и -замков, сколько
как эпоха торговых городов и городской дворянской интеллигенции
(Новалис) и, наконец, у третьей группы романтических писа¬
телей — бегство от действительности в средневековье заклю¬
чалось в описании торгового города XIII — XV вв., с пре¬
обладанием в нем крепкого цехово-ремесленного сословия.
Таким образом романтики сделались идеологическими знаме-
13

посцами феодальной реакции, и Ахим фон-Арнпм, Генрик
(1юн-Клейсг и Адам Мюллер, восторгавшиеся «благородной независи¬
мостью мудрого хозяйственного дворянства», являлись в 1810 —
1811 гг. поэтическими выразителями юнкерской оппозиции осво¬
бождению крестьян и всего реформенного законодательства. Даже
Иосиф Гёррес, красный рейнский якобинец, обратился в энту¬
зиаста средних веков, поклонника сословного государства, дво¬
рянства и церкви.
Но, несмотря на Священный союз и уннчтожешге большей части
завоеваний великой буржуазной революции во Франции, оконча¬
тельно искоренить буржуазные притязания в Германии не удалось.
Ибо во время так называемых освободительных еойн победы одержи¬
вали не князья, но бюргерское население. Когда Теодор Кернер
и многие добровольческие стрелковые батальоны восхищались у
лагерных огней юношескими произведениями Шиллера и др., —
в этот момент возникло в Германии нечто вроде буржуазного клас¬
сового самосознания. Толпы восторженных юношей-добровольцев в
1812—1813 гг. явились из университетских аудиторий, где в груди
их зажглось «пламя патриотического образа мыслей» Фихте; они
боролись за «истинное государство справедливости, еще не существо¬
вавшее на свете; увлеченные свободой гражданина, как мы ее
видим в древнем мире, свободой, основанной на равенстве всех,
имеющих облик человеческий». В 1813 году Пруссия победила по¬
тому, что ее солдаты сражались за освобождение не только ст
чужеземного ига, но и от внутреннего, феодального ига.
Немецкие князья мастерски использовали это восхищение гра¬
жданскими идеалами для своих целей; в 1815 году была даже обе¬
щана самая настоящая конституция. Но, как только мавр сделал свое
дело, княжеские обещания были забыты в одну ночь, и прусский ка¬
пральский жезл продолжал управлять всем. Правда, молодежь, побе¬
дившая под Лейпцигом и у Ватерлоо, прижал^ с собою в аудитории
и торговые конторы, во всю жизнь общества резко выраженный
дух 1813 года. Первое движение за свою самостоятельность еще
слабо развитого буржуазного класса Германии нашло себе при¬
бежище в буршеншафтах, но именно потому, что этот класс был
еще несовершеннолетним, он обращался не столько к будущему,
как к прошедшему. В песнях буршеншафтов, часто кровожадных,
направленных протпв князей и престола, снова появляются освещен¬
ные луной рыцарские замки средних веков; но эта романтику не
бегство от гражданских стремлений, но возвращение к героической
эпохе нацт1, ко времени, когда могущественные гогенштауфенские
императоры вели огромные войска по равнинам Ломбардии и дальше
на юг. Реакция видела в этом экзальтированном тевтономанском
воинствующем романтизме врага, и когда на студенческом празд¬
нестве в 1817 году дошли до того, что сожгли косичку, капральский
жезл и несколько реакционных сочинений, то всюду почуялась го¬
14

сударственная измена ii оскорбление величества. Последовавшее
вскоре убиение Коцебу членом буршетгшафта Карлом Зандом выз¬
вало разнузданную яростную травлю демагогов; немецкие казематы
наполнились последними защитниками идей освободительных войн,
и внутри Германии господствовало, казалось, спокойствие могилы.
Разложение «романтизма» шло в это время быстрым темпом.
Наиболее крепкую цитадель ои создал себе еще в 20-х и 30-х гг.
па отсталом земледельческом юге, в так называемой романтической
швабской школе (И. Кернер, Г. Кестлин, Г. Шваб, Л. Уланд и др.),
составлявшей оппозицию более промышленному северу (спор с
Гейне). Швабская школа исходила из учения Руссо против город¬
ской цивилизации; она культивировала немецкую народную песню,
но уже не в том смысле, который этой последней придавали
первые буржуазные идеологи немецкой литературы, поэты «бури
и натиска»; в то время как Бюргер видит в немецкой * песне
«восстание и волнение» и выражает в ней бурную чувственность,
страстность и отрицание формыг, Уланд требовал от народной
песни, чтобы в ней отражалась «объективная, самая безыскус¬
ственная поэзия». Южнонемецкие князьки снизошли до дарования
своим подданным бледных и расплывчатых призраков парламента,
н поэтому здесь еще более стояли за прекращение борьбы в
литературе. Изо всей этой Швабской романтической школы поэтов
один только Уланд сражался позже за умеренный либерализм.
Иначе шло развитие литературы в более развитом в промыш¬
ленном отношении севере и западе Германии. Мелкобуржуазные
немецкие романтики, гениальнейшим представителем которых
был Э. Т. А. Гофман, получают здесь свое наивысшее развитие.
В богемских кафе и эстетических литературных салонах Берлина,
где обсуждаются уже идеи Сен-Симона и других западных утопи¬
ческих социалистов, в бюргерской чиновничьей среде зарождается
тот гротескный, экстатический и двойственный стиль, столь харак¬
терный для Гофмана и молодого Гейне, — стиль, коренящийся в
разорванности, противоречивости сознания класса, наталкивающе¬
гося в своем развитии на препятствия, которые ему кажутся не¬
преодолимыми. Мы имеем в произведениях этих «романтиков» изо¬
бражение реального быта, стремящегося к возвышению бюргерства,
которому противостоит у Гофмана другой стиль — фантастический,
гротескный, внезапно врывающийся в реальное бьгтие, нарушающий
его упорядоченное течение; или же у Гейне наравне с наивысшими
достижениями романтической поэзии появляется ее отрицание, вы¬
ражающееся в мировой скорби и «кощунственном смехе Мефи¬
стофеля». В этих судорогах романтизма отражается душевное состоя¬
ние бюргерства после победы реакции начала 20-х гг.: эта победа,
* Бюргер писал о своем «Диком охотнике»; «Пусть у вас свистит в ушах,
будто сто чертей мчат вас по воздуху в бурю, гром и непогоду».
15

приведшая к временному застою, поколебала уверенность буржуазии
в свои силы, создала психологию неустойчивости и породила,
в особенности в творчестве Гейне, гамлетовские настроения.
Дальнейшее разложение «романтизма» общеизвестно. В «Путевых
картинах» Гейне старые романтические мотивы уступают постепенно
место идеалу эмансипированного бюргерства — свободной и гармо¬
нической индивидуальности. В «Путевых картинках» Гейне излагает
свои идеи в фрагментах и очерках; описание впечатлений ог
путешествий по Гарцу, в Италию и т. д., лишь предлог для
беспощадной критики общественного строя; появляется лири¬
ческая гибкая проза, изобилующая острыми словечками и ка¬
ламбурами, передающая тысячи оттенков настроения и вместе
с тем рисующая вещи реалистически. Стиль Гейне в «Путе¬
вых картинках» — характернее художественное оформление стре¬
млений нового бюргерства, которое после «временного застоя»
20-х гг. начало постепенна врастать в юнкерско-оюрократическую
общественную структуру Германии, разрушая во всех областях
идеологии (философии, религии, истории и т. д.) старые понятия,—-
не исключая и художественной литературы, то есть романтизма.
Подготовляется переход к первому мощному выступлению немецкой
литературы в политике, к «Молодой Германии» и сменившей ее
политической лирике 40-х гг. Кружок берлинских эпигонов роман¬
тиков (Шамиссо, Гауди и др.) еще в 30-х гг. вводит в немецкую
литературу индустриальные темы, воспевает железные дороги, тру¬
довой процесс и т. д.
Но до сих пор почти что не исследовано очень характерное
развитие «романтизма» в наиболее промышленной области тогдашней
Германии, в Рейнской провинции. Здесь «романтизм» сыграл еще
раз политическую рать и в полном смысле этого слова может
быть назван «воинствующим».
По постановлению Венского конгресса 1815 года Рейнская про¬
винция, находившаяся два десятилетия под фактической властью
Франции, была присоединена к Пруссии. Это присоединение оказало
па положение вещей в Пруссии сильное влияние в том отношении,
что Рейнская провинция значительно усилила противовес буржуаз¬
ного запада против феодального востока монархии. Это была един¬
ственная область Германии, достигшая в промышленном и полити¬
ческом отношении уровня тогдашних передовых капиталистических
стран: Франции и Англии. Энгельс характеризует тогдашнее со¬
стояние этой провинции следующим образом: «Начиная с 1815 года
Рейнская Пруссия считалась одной из передовых провинций Гер¬
мании, — и с полным правом. Она соединяет в себе два преиму¬
щества, соединения которых нельзя найти ни в одной другой части
Германии. Вместе с Люксембургом, Рейнским Гессеном и Пфаль¬
цем Рейнская Пруссия имеет то преимущество, что, начиная с
1795 года, она пережила французскую революцию и общественное,
16

административное и законодательное закрепление ее результатов
при Наполеоне. После поражения революционной партии в Париже
армия понесла революцию за границы Франции. Перед этими только
что освобожденными крестьянскими сыновьями рассеивались не
только войска Священной римской империи, но и феодальное гос¬
подство аристократии и духовенства. На протяжении двух поко¬
лений левый берег Рейна уже не знает феодализма: аристократия
лишена своих привилегий, земельная собственность перешла из
ее рук и из рук церкви к крестьянам; земля разделена на мелкие
участки, и крестьянин такой же свободный земельный собственник,
как во Франции. В городах цехи и патриархальное господство
патрициев исчезли па десять лет раньше, чем где-либо в другом
месте Германии, уступив место свободной конкуренции, и, нако¬
нец, Кодекс Наполеона в своей формулировке всех революционных
учреждений санкционировал всю происшедшую перемену.
Но, во-вггорых, — и в этом главное преимущество1 Рейнской
Пруссии пе^д остальными областями левого берега Рейна, — она
обладает'самою развитою и разнообразною промышленностью Гер¬
мании... Лучшие водные пути Германии, близость моря, минераль¬
ные богатства местности благоприятствуют промышленности... В тес¬
ном взаимоотношении с промышленностью стоит очень значитель¬
ная для Германии вывозная и ввозная торговля со всеми частями
мира, значительные прямые сношения со всеми крупными складоч¬
ными пунктами мирового рынка... В результате этой промышлен¬
ности — расцветшей тоже под революционным французским гос¬
подством—и связанной с ней торговли в Рейнской провинции
появились мощная промышлештя и торговая крупная буржуазия
и, в противоположность к ней многочисленный промышленный
пролетариат, — два класса, которые в остальной Германии суще¬
ствуют только местами и в зачаточном виде, но которые почти
исключительно определяют политическое развитие Рейнской про¬
винции... Это единственная область Германии, общественное раз¬
витие которой почти достигло уровня современного буржуазного
общества: развитая промышленность, обширная торговля, накопле¬
ние капиталов, свобода земельной собственности; в городах пре¬
обладают сильная буржуазия и многочисленный пролетариат; в де¬
ревнях — многочисленные и обремененные долгами мелкие крестья¬
не; буржуазия господствует над пролетариатом при помощи си¬
стемы наемного труда, над крестьянами — при помощи ипотек и
над мелкой буржуазией — при помощи конкуренции, и, наконец,
господство буржуазии санкционировано торговыми и фабричными
судами, буржуазным судом присяжных и всем материальным за¬
конодательством» г.
1 Ф. Энгельс, Германская кампания за имперскую конституцию («Маркс
и Энгельс в эпоху немецкой революции», Москва, Гиз, 1926, стр. 313—315.)
2 Георг Веерт.
17

Наиболее развитая промышленность находилась на севере Рейн¬
ской провинции, в Вуппертальской долине, на родине Энгельса
(города: Эльберфельд к Бармен) и будущих крупнейших полити¬
ческих и социальных поэтов 40-х гг.; тут был центр хлопчато¬
бумажной и шерстяной промышлешюсти. И характерно, что у
организаторов этой промышленности, ортодоксальных протестан-
ггов-пиэтистов, религиозный фанатизм соединялся1 с не менее твер¬
дым убеждением, — как это было у пуритан или у старых кальвини¬
стов,— что призвание человека —в добывании и накоплении капи¬
талов. Эту среду молодой Энгельс весьма живо и удачно изобразил
в своем первом литературном дебюте, в «Письмах из Вупперталя»,
в «Телеграфе» Гуцкова. Пиэтизм в 30-х гг. имел в этих городах
даже определенную литературную школу, состоявшую почти исклю¬
чительно из пасторов (К. А. Деринг, Ф. В. Круммахер, Р. Штнр,
Ю. Кебнер и мн. др.)- Мьг упоминаем об этом кружке потому, что
почти все будущие социалисты-поэты, включая и Энгельса, нахо¬
дились в ранней молодости под его влиянием.
Подобный же ортодоксально-консервативный дух господствовал
и в Детмольде, месге рождения двух величайших немецких со¬
циалистических поэтов XIX века, Фрейлиграта и Веерта. Детмольд
был главным городом маленькой страны, входившей как «госу¬
дарство» (Липпе) в состав немецкого союза, но в нем все же ца¬
рили провинциальные, мелкобуржуазные настроения. Но «дух вре¬
мени» овладевает и подданными этого государства: Фрейлиграт,
сын обедневшего учителя, очень рано избирает профессию, кото¬
рой занимались в те годы спервоначалу все рейнские поэты: ку¬
печеского конторщика. Этот «дух времени», по словам матери
Гейне, состоял в том, «что талантливый человек мог достигнуть
неслыханного в коммерческой области и подняться до высочайших
вершин светского могущества». Это был период колоссального
подъема рейнской торговли и отчасти промышленности. Поэти¬
ческое выражение этих настроений не заставило себя долю ждать.
В 1831 году Фрейлиграт переехал служить в банкирский дом
в Амстердаме. Здесь он увидел буржуазшо, обладающую чувством
собственного достоинства, независимую, — увидел торговую жизнь,
развивающуюся могущественно и беспрепятственно. Одним словом,
он увидел осуществленным то, к чему стремилась рейнская бур¬
жуазия. Если до сей поры Фрейлиграт, под влиянием главным
образом политическою романтизма Шамиссо и завоевания фран¬
цузами Алжира, написал целый ряд африканских стихотворений
(«Африка», «Шейх у Синая») и, чтобы усилить живописное дей¬
ствие своих фантастических образов, употреблял александрийский
размер вместо романтической народной строфы, —то теперь, в
Амстердаме, он окончательно покоряется обаянию французского
романтизма Виктора Гюго. Благодаря этому последнему, а также
Шамиссо, заметно возросла его склонность к ужасному, неистовому,
18

гротескному. В этом вл-ийшш Гюго Нет ничего особенного, если
йрнломиить, что как экономический базис, так и общественно^
политические и культурные предпосылки в Рейнской провинции
соответствовали таковым во Франции. Почти вся ранняя, романги-
чески-экзотическая лирика Фрейлиграта является чем-то вроде
транскршции «Восточных песен» Гюго, и, когда впоследствии вы¬
шел немецкий перевод Гюго, многие поклонники Фрейлиграта были
крайне удивлены поразительным сходством сюжетов. Экзотические
стихи—все эти поэтические вымыслы об Индии, Аравии и Конго,
о верблюдах и жирафах, калифах !И шейхах, это воспевание ухо¬
дящих и приходящих фрегатов и тортовых кораблей — отражает
стремление буржуазии эпохи развертывающейся мировой тор¬
говли и империалистической экспансии Европы на Восток. Экзо¬
тический «жанр» господствовал в то время — и опять-таки в той же
Рейнской провинции—не только в литературе, но и в других обла¬
стях искусства, особенно в живописи. Возвышавшийся тогда класс
буржуазии жаждал, как контраста с обыденной жизнью, экзотиче¬
ской пестроты. По сравнению с тогдашней немецкой поэзией, с ее
безобидно-кротким содержанием, романтизм Фрейлиграта, конечно,
был воинствующим, революционным. Но вместе с тем расширение
горизонта поэзии ввело в нее и порядочную долю реализма* Этот,
романтизм заключал в себе в то же время и своз отрицание,
Многочисленные вычурные метафоры сочетались у Фрейлиграта с
реалистическим описанием моря, пустыни, девственных лесов и
пышной роскоши Востока. И поэтому, когда Гуцков приветствовал
молодого поэта как немецкого Виктора Гюго, так же прав был
и другой критик, назвавший лирику молодого Фрейлиграта этно¬
графической. Эти свойства ранней поэзии Фрейлиграта1 дают ему
право говорить о ней, что она «по существу своему была также
революционной: это была решительная оппозиция как по отно¬
шению к чересчур ручной поэзии, так и к чересчур ручному
обществу». Не нужно забывать, что выход первого сборника его
стихов совпал с открытием первой железной дороги в Германии.
Поэзия «львов и пустынь» обозначала конец убаюкивающей
лирики мечтательного, переносящегося в прошлое романтизма.
Оставаясь по существу «романтической», она, однако, производила
совершенно «иное действие, чем тихие песня Уланда, восточные
напевы Рюккерта и даже острая ирония Гейне.
Нельзя сказать, чтоб остальные представители рейнского ро¬
мантизма 30-х и начала 40-х гг. так же ярко отражали в своем
творчестве чаяния и стремления новой, главным образом еще тор¬
говой, буржуазии. Да и сам Фрейлиграт после своего возвращения
на родину в 1837 году послал львов и пустыню к чорту и занялся
фольклором. Вокруг него, теперь уже известного" лирика, образо¬
вался в Бармене кружок молодых поэтов, большей частью таких
же конторских учеников, как и он сам; самым талантливым поэтом
2*
19

it ближайшим другом Фрейлиграта был Г. Кестер, бывший .учитель
Энгельса в гимназии. В этом кружке мы впервые встречаем и мо¬
лодого конторщика Георга Веерта,
Происхождение, воспитание, призвание н развитие рейнских
революционных и позднейших социалистических поэтов почти всегда
похожи друг на друга, как две капли воды. Фрейлиграт, Ад. Шульте,
Нейгауз, Веерт и т. д. — все они происходят из ортодоксально-
религиозных, мелкобуржуазных кругов, рано, со* школьной скамьи,
были отданы в учение купеческому делу и развивались как поэты,
переходя от романтиков к народникам, от народников к полити¬
ческим поэтам и, наконец, к коммунистам. Отец Веерта, происхо¬
дивший, как п предки Энгельса, из старинной барменской купече¬
ской семьи, был пастором п сделался впоследствии важным церков¬
ным сановником (геисрал-суперинтендентом) в Детмольде, куда его
вызвала тамошняя княгиня для руководства школьным делом 1.
Георг родился там 17 февраля 1822 года. Он посещал детмольд-
скую гимназию и 14 лет поступил в ученье к купцу в Эльберфельде.
По всей вероятности, он уже здесь познакомился с молодым
Энгельсом, который в 1836/37 году посещал еще эльберфельдскую
гимназию и в 1837/38 году работал в торговой конторе. В много¬
численных письмах этих годов Веерга к своей матери и братьям
молодой энтузиаст, будущий купец, восхищается постройкой желез¬
ной дороги, расширением торговых связей его фирмы, политиче¬
ской оппозицией пруссакам и т. д. Из явлений общественной жизни
эти письма отражают те же отзвуки борьбы ортодоксального пиэ-
тизма со всякими новыми веяниями, что и письма Энгельса того
времени к братьям Греберам. Поразительно совпадает п борьба
«двух душ» как у Веерта, так и у Энгельса: стать ли великим
купцом или великим поэтом? В 1837 году Веерт еще уачекается
первым идеалом. В письме к брату Вильгельму от 25 октября
он пишет: «Я думаю, что прилежанием и усердием я достигну по¬
ложения великого купца, изображенного Шиллером; я тоже на¬
деюсь когда-нибудь взяться за кормило торговли и взойти на
судно, которое весело, на всех парусах, пересекает под ним океан.
Этого я хочу, высшего стремления, и если мне не удастся про¬
никнуть в .тайники человеческой деятельности, то я все-таки испро¬
бую, как далеко я могу пойти». И еще через два года он утвер¬
ждает, что «обучаться [торговле — лучшее, что имеется на земле».
Но в этом же году (1839) он жалуется: «Бог знает, откуда
у меня взялось великое пристрастие к литературе и хорошим кни¬
гам». Он начинает посещать кружок поэтов, собравшийся вокруг
Фрейлиграта, в котором декламировали Шекспира и немецких клас¬
сиков и писали стихи. В этот кружок входил также редактор мест-
* За заслуги пред народным образованием ему поставлен в 1901 году
памятник в Детмольде.
20

нон газеты, Герм. Пютман, который протежировал Веерту и угова¬
ривал его заняться литературой и поэзией. Вообще кружок раз¬
вивал большую литературную деятельность в народническо-роман¬
тическом направлении. Входивший в его состав издатель и поэт
Лангсвише предложил Фрейлиграту составить книгу «Жи¬
вописная и романтическая Вестфалия», к сотрудничеству в кото¬
рой должен был быть привлечен и молодой Энгельс в Бремене (че¬
рез посредство Л. Шюккиига). Кроме того, Фрейлиграт с Губом
и Шиецлером издали романтический альманах «Рейнский Одеон».
Идеологически этот кружок не был однородным; но всех объеди¬
няло увлечение фольклором, романтическим описанием местных кра¬
сот природы, старыми рейнскими сказаниями, нравами и обычаями,
выискиванием легенд, народных песен и т. д. Этот фольклор имел
два лика: с одной стороны, открытие естественных богатств, опи¬
сание нравов и обычаев отдельных провинций и т. д. диктовались
прогрессом капиталистическою развития, с другой стороны, ро¬
мантическое увлечение стариной было направлено против инду¬
стриализации области. Эти противоречия встречаются и в бар-
менском кружке поэтов. Между тем как одни из них ориенти¬
ровались больше на «Молодую Германию» и приветствовали всякое
промышленное нововведение, другие жалели о том, что каждая
новая железная дорога разрушает романтический облик рейнской
«родины». Рейнская железная дорога воспевается таким образом:
Как пляшет дым, колеблем ветром,
Как белый флаг в пылу похода,
Как вестник мира, наш привет он
Несет от Рейна к Шельды водам.
Сквозь тоннель, виадуки гриву пронсс,
Горячим копытом стуча, колосс.
Крик торжества и радости песня
В немецкой стране и в стране бельгийской;
Что было разлучным, становится тесным,
Народ к народу подходит близко.
Сюда, сюда, сюда, народы,
Друг к другу с миром идите на дом:
Палатой мира — вокзала своды,
Снести барьеры с границы надо!
Сквозь юннсль, виадуки гриву пронес,
Горячим копытом стуча, колосс.
Представителем наиболее ярко выраженных «народнических»
тенденций в этм кружке вуппертальских поэтов был Иммерман.
Он ж!ВД с 1827 года в Дюссельдорфе, где был членом суда первой
инстанции. В 1835—1838 гг. он руководил новым театром, где
работал и известный драматург Граббе. Этот театр несколько
раз приезжал* и в Эльберфельд, и барменский кружок поддерживал
21

тесную связь с Иммерманом. Для конца 30-х и начала 40-х гг.,
то есть периода оформления и становления бюргерства, характерно
тесное сотрудничество различных по существу социальных груп¬
пировок, но в той или иной степени тяготеющих к романтизму.
Иммерман, приводивший романтическую молодежь в восхищение
своими постановками Байрона и молодого Шиллера, занимал двой¬
ственную) позицию по отношению ко всему социально-экономи¬
ческому развитию и ориентировался на крестьянство. В своем
социальном романе «Эпигоны» он изображает победу капитализма
над землевладельческим дворянством, причем его сочувствие на
стороне погибающего класса. Как идеал выдвигается мелкий по-
мещик-хуторяннн. В другом романе «Мюнхгаузен» Иммерман, под¬
черкивая неизбежность гибели дворянства и отвергая новое об¬
щество капиталистов как общество, состоящее из мошенников, при¬
зывает к здоровому крестьянству, живущему в нетронутых «духом
времени», то есть капитализмом, идиллической простоте и чистоте
нравов. Таким образом Иммерман лроповедывал как раз обратное
идеям «Молодой Германии», которыми увлекались многие из рейн¬
ских «романтиков». Эти «народнические» тенденции Иммермаиа не
стоят, впрочем, особняком: рейнская романтическая поэтесса А. фон-
Дросте-Гюльсгоф противопоставляла растущему промышленному
городу дворянскую усадьбу, И. П. Гебель идеализировал крестьян¬
ский быт, а романист А. Ауэрбах также изображал, в назидание
городу, «неиспорченную» крестьянскую массу в целом.
Веерт принадлежал к той группе народнической интеллигенции,
которая, тяготея к идеалам промышленного процесса, все же идеа¬
лизировала разоряющегося крестьянина и сочувствовала ему. Он
часто встречался с Пютманом и Фрейлигратом и со времени
своего переезда в Кёльн (в 1810 году он поступил на службу в дру¬
гую фирму) начал писать и стихи. Его симпатии также не на
стороне «Молодой Германии», но по другим соображениям, нежели
у Иммермана: она ему кажется филистерской, половинчатой компа¬
нией писателей. Кёльн, центр рейнской либеральной буржуазии,
оказал огромное влияние на развитие Веерта: политически он ста¬
новится «радикалом», между тем как, с другой стороны, много¬
численные народные обычаи и старинные памятники этого города
заставляют его еще сильнее увлекаться романтизмом. Ва время
кёльнских маслашчных шествий он — один из любимейших юмо¬
ристических рифмоплетов. «Одну из моих песен, — пишет он брату
в 1840 году,— сперва пропели---она была встречена с большим
одобрением и дважды перепечатана и роздана всем истым дуракам».
Посещает он попрежнему и Фрейлиграта, живущего теперь в Ун-
к еле. В письме от 4 сентября 1840 года к брату он сообщает: «Пют-
ман был у меня. Мы вместе посетили Фрейлиграта, которого те¬
перь осаждает весь мир; только что его покинули Дуллер, Ауэрбах
и Клеменс Брентано, и, услыхав, что после обеда ожидается ком¬
22

пания англичан, мы удалились немедленно после веселой обеден¬
ной пирушки».
Но в самую колыбель рейнского романтизма Веерт попал только
через год, когда он в 1841 году поступил в контору своего дяди
в Бонне. Тут, в .университетском мещанском городе, он получил
возможность посещать лекции; он слушал у Лебеля новую лите¬
ратуру, у Дюнцера толкование Фауста, у Шлсг-еля историю искусств
и ряд других курсов. «Я думаю, мне не нужно тебе доказывать,
что это перенесло меня в нову;ю жизнь и побудило к самым
ревностным занятиям», пишет он брату. Таким образом он попол¬
нил недостатки своего общего образования. К Фрейлиграту ои
относился теперь уже критически, особенно после того, как тог
принял пенсию от прусского короля. «Фрейлиграт теперь поэт
на пенсии, что, по всей вероятности, делает его еще раболепнее;
его последних работ я не понимаю. Аллах с ним!» — пишет он
в том же письме. Годы 1842—1843 были для Веерта весьма про¬
дуктивными и открывают первый период его творчества, именно
тот, который можно назвать периодом «воинствующего романтизма».
Как в Эльберфельде он примкнул к Вуппертальскому кружку поэ¬
тов, так теперь он, после переезда в Бонн, вошел в местный ро¬
мантико-политический кружок, душой которого была поэтическая
супружеская чета Г. Кинкель и Иоганна Моккель-Кинкель. В одном
письме, от 20 декабря 1842 года, Веерт пишет своей матери:
.Кроме того, я встречаюсь еще часто с некоим доктором Кинкелем,
который собирает вокруг себя в Кеппельсдорфском замке много
свободомыслящих людей и восхищает нас иногда в течение целых
вечеров своим прекрасным талантом «декламации»... У него слу¬
шаю я также историю церкви». А в марте 1843 года, когда набож¬
ные ортодоксальные родственники начали выражать тревогу за
«душу» Веерга, он, говоря, что за свое поведение и свои убежде¬
ния ои «может держать ответ перед целым миром», сообщает: «Еще
совсем недавно поэт Зимрок открыт мне доступ в свой дом, и не¬
кий господин Кинкель, о котором я тебе уже рассказывал,— мой
друг, как и раньше».
Из названных двух поэтов Зимрок известный романтический
поэт и издатель древне-н среднегерманских текстов и собира¬
тель народных песен, Кинкель же был сперва лютеранский бого¬
слов,— даже ортодоксальный; и уже был приват-доцентом- Бонн¬
ского университета, когда, женившись на Иоганне Моккель, ка¬
толичке и разводке, oir отрезал себе путь ко всякой богослов¬
ской карьере к перешел на философский факультет, где читал
лекции по истории искусств. Обычно историки литературы пред¬
ставляют дело так, что этот будущий, впрочем, весьма скромный,
политический поэт до 1842 года разделял хрисгиакскоортодок-
сальные взгляды и был сторонником конссрвативш>арганическога
учеи;ия о государстве и перешел в 1842 году на сторону «прогресса»
23

только потому, что лишился возможности сделать карьеру. Но
в действительности суть, конечно, не в карьере. Кинкель встречался
с Фрейлигратом уже с 1837 года, и, хотя его поэтическое твор¬
чество было по преимуществу рамантически-бесгемпераментным,
все же ш не мог уйти от «духа временя»: в нюне 1840 года он
вместе с Иогайной Моккель основал в Бонне кружок «Майский
жук», — союз молодых поэтов, чтобы обсуждать в «Майском жуке»,,
журнале для нефилистеров, еженедельно издаваемые творения от¬
дельных членов союза, «с целью одобрения и критики их». Орган
был вначале задуман 'как чисто литературный, но немедленно
же к нему примешались, под влиянием «духа времени», полити¬
ческие тенденции, особенно, же в лирике зазвучали боевые мотивы.
Иоганна Моккель, свободомыслящая, художественно высоко-обра¬
зованная женщина и также способная поэтесса, играла в кружке
роль Фанни Левальд или Рахили. К этому литературному, роман-
тически-политическому кружку, или «салону», принадлежал ряд
известных в то время рейнских поэтов; кроме Зимрока1, в него
входили:	X. И. Мацерат, В. Мюллер фон-Кёнигсвинтер и
К. А. Шленбах.
Период пребывания Веерта в Бонне совпал как раз с решаю¬
щим поворотом в жизни кружка: в поэзию рейнских замков, лун¬
ных пейзажей и средневековых саг вносится изрядная доля со¬
временных тем и политики. Так Кинкель в 1843 году, во время
путешествия по Рейну, глядя на романтические развалины рыцар¬
ских замков, восклицает: «Все это божественное великолепие бу¬
дет не!когда сравнено с землей! Может быть, нам еще придется
быть свидетелями этого, следующему поколению наверно 1» А в аль¬
манахе «Рейнский ежегодник искусства и поэзии», в котором со¬
трудничали главным образом члены кружка Кинкеля, в стихотво¬
рений Мацерата «Рейнский пейзаж» (1843 год) мы читаем сле¬
дующее:
Зажглося Семигорье
В вечернем серебре
Золото-зеленой
Волной играет Рейн...
Нет келий, пали \ зам к и,
И бюргер — часовой.
В монахах нет нужды нам.
И рыцарей долой!
В этом же году Веерт напечатал в сборнике песен «Ежегод¬
ник искусства и поэзии» 1 три стихотворения. Это — характерные
* Jahrbuch für Kunst und Poesie. Jahrgang 1843. Mit Beiträgen
von Ed. Duller, C. Fortlage, E. Geibel, K. Gutzkow, G. Herwegh, N. Lenau,
Ed. Mörike, J. Mosen, Wolfg. Müller, R. E. Prutz, H. Püttmann, G. Schwab,
K. Simrock, G, Weerth u. a., hrsg. von L. Wihl, Barmen, Verlag von W. Lan-
gewiesche, 1843.
24

Для данного периода рейнского ромайтизма стихи, в которых сквозь
романтические сюжеты просвечивают политические мотивы и от¬
ражаются стремления бюргерства.
Но еще более характерны десятки и сотни стихотворений
Веерта, которые были написаны в это время и никогда не пюявля-
л®(сы в (печати. Один цикл из них Веерт озаглавил «Любовь» (27 сти¬
хотворений), другой — «Вино» (67), третий — «Ландскнехты» и чет¬
вертый— «Историческое». Первый цикл — эго, по большей части,
сентиментальные любовные песни в духе эпигонов романтизма,
написанные свободным четырех и трехдотьным размерем немецкой
народной пески, в характерной для В. Мюллера, Эйхендорфа и мо¬
лодого Гейне малой стихотворной форме —трех- или двухсгрофной.
Нередко эти стихи настолько напоминают Гейне, что кажутся просто
отзвуками «Книги песен».
Веерт воспевает все оттенки утренней и вечерней зари, настрое¬
ния времен года, тихий вечерний звон и дочку звонаря, шелест
лип и дубов, радость и страдание,, обманутую любовь и вечную
верность и т. д. и т. д. Наряду с лирической народной песней
Веерт использовал, хотя и не часто, мотивы народной и романти¬
ческой баллады. Этот глубокий интерес к народной песне, вызвав¬
ший появление целого ряда монументальных изданий средневе¬
кового |И позднейшего народного творчества (Уланда, Эрлаха, Цук-
кальмалио и др.), был особенно свойствен берлинским: и рейнским
эпигонам романтизма. Насколько массовым было писание стихов,
подделывавшихся под народные мотивы и народные формы, а также
собирание народных песен, свидетельствуют, между прочим, че¬
тыре тома стихов молодого Маркса (в бытность его студентом)
И его сборник народных песен разных народов. Романтические
любовные стихи Веерта отличаются от прочей продукции того
времени разве только тем, что в них иногда встречается, как
у Гейне, прием контрастов, а не исключительно постепенное на¬
растание лирической эмоций, как у остальных эпигонов ро¬
мантизма.
Веерт в это время не только романтический певец любви, но
и поэт части возвышающейся мелкой торговой буржуазии, тяго¬
теющей к капитализму, выразитель ее идеологии. Он, как и все
романтики, тяготел к средневековью; но трактовал его по-иному,
чем Новалис, Фуке и др. Для него средневековье (или скорее ко¬
нец средневековья, то есть период расцвета торгового капитала) за¬
полнено завоевательными походами против французов и итальянцев,
вообще против «романских народностей» и «языческих стран» (Во¬
стока). В многочисленных, написанных в форме народной историче¬
ской песни, стихотворениях (циклах «Ландскнехты» и «Историче¬
ское») Веерт окружает романтическим ореолом славы эти завоева¬
тельные походы под крепкой централизованной властью герман¬
ского императора. Таким образом он вносит • сюда политические
25

идеи буршсишафта, представляющего себе, объединение Германии
в форме средневековой эпохи Гогенштауфенов:
Царь взял свой меч, неся войну,
Пошел к язычникам в страну,
Ландскнехта диктатура
Убила тысячу турок.
Но Веерт, хотя и "воинствующий», вес же романтик. В этих
походах его привлекает массовая, «красивая», разудалая жизнь ланд¬
скнехтов, их зачастую стихийное стремление вперед, — стоило их
раз привести в движение, как они неудержимо катились все дальше
и дальше па юг и па восток, нередко против волн их полководцев,
туда, в эти неведомые страны, интерес к которым был вызван
в 30—40-х гг. открытием их для мировой торговли и которые
в середине века были уже «открыты» крестоносцами и торговым
капиталом. Веерт идеализирует эту стихию:
Эй, малый, в барабан забей!
Ландскнехты, эй, сюда скорей!
Вздымайте, копья, ружья —
На франков двинем дружно!
И если франк пронзит копьем,
То, значит, с голоду не умрем,
Ведь мертвому отрада —
Платить долгов не надо.
Этот «лаидскиехтскнй романтизм» особенно ясно выражается
в балладе об известном вожде ландскнехтов, рыцаре Георге фои-
Фуидсберге :и Себастиане Шертлейне.
Среди! романтических баллад и песен Веерта встречаются н на¬
стоящие перлы немецкой лирики, как, например, «Похороны ланд¬
скнехта», напоминающие по сюжету известное стихотворение Пла-
тена о похоронах готского короля Алариха.
Луна и ночь. Они одни
Под бледным звезд сияньем.
Копали тяжкий грунт они
В безудержном рыданьи.
Такими их застал рассвет,
]Молчащими и злыми.
Товарища меж ними нет--
Ои здесь закопан ими.
А мимо армия прошла
Приятелей бородатых,
И в трауре она несла
Поблекнувшие латы.
Их горе жгло, их гнев потряс...
И наклонялись с мукой,
Чтоб вновь пожать — в последний раз
Его немую руку.
26

Работая над циклом стихотворений «Ландскнехты» и «Истори¬
ческое», Веерт, судя по его черновым тетрадям, добросовестно
готовился к ним, изучая исторические и культурно-исторические
источники. Несмотря на это, некоторые из этих стихотворений
(Лютер, Тилли и др.) написаны в односторонне протестантском
духе, так как автор в это время не совсем еще отделался от
своих религиозных убеждений. Но ближе всего поэту, идеалом
для него, выразителем стремлений мелкой рейнской буржуазии
была Ганза. И Веерт с восторгом вспоминает годы расцвета Гам¬
бурга, Любека н Кёльна:
Качались мачты их когда-то
На волнах всех морей —
Героев Ганзы, бородатых,
Торговли королей.
И золотую цепь кругом
По бархату носил,—
В старинном городе своем
Беспечный бюргер жил.
А как хорошо жилось тогда поэтам на службе у богатых
купцов! Это не то, что в период рейнского романтизма, когда
Фрейлиграту, а нередко и другим писателям, приходилось отно¬
сить последнее имущество в городской ломбард!
Воспевший Грюневальда братство,
Певец недаром пел —
Его карман шумел богатством
И талером звенел.
Ему в довольстве жить дано!
Торговли юный бард,
Он счастлив был — он пил вино,
Он не ходил в ломбард.
Но это время прошло-, и ныне расцветает новая метрополия
немецкой торговли, Кёльн, романтический старинный Кёльн с сред¬
невековыми бюргерскими домами, готическим собором, с веселыми
пивными и прекрасными, жизнерадостными обычаями и населе¬
нием. Появились новые магнаты торговли, банков и промыш¬
ленности, растет гордая торговая метрополия — Кёльн, и Веерт
воспевает ее:
Так некогда свой путь морской
По волнам Ганза проплывала,
И буря в парус белый ударяла,
И возвращается в залив, бывало,
Флот пестрою толпой.
К расцвету, к вечной славе мир
Ведом был бюргерской рукою.
Идут года, ломая все устои,
Но ты стоишь в своем святом покое,
Незыблемый кумир.
27

В этом стихотворении («Кёльну», опубликованном в августе
1843 года в «Кёльнской газете») выражено* двойственное отношение
Веерта к классу буржуазии. С одной стороны, он прославляет про¬
гресс индустрии и торговли, с другой же стороны, будучи мелко¬
буржуазным и нтеллигеитом, купеческим служащим, стремящимся
к успеху, пробивающим себе дорогу в жизни, он не может не за¬
мечать if отрицательного влияния этого «прогресса» именно на
членов своей социальной группы, на городскую мелкую буржуазию,
ремесленников и голодающую интеллигенцию. Этим и объясняется
его идеализация стихийного движения обездоленного люда в эпоху
торгового капитала, его увлечение романтическими сюжетами и на¬
родническими тенденциями части рейнских поэтов. Именно в эго
время (1842—1843 гг.) он написал серию рассказов из быта и
нравов городской мелкой буржуазии и служащих («Вечная лампа»,
«Голодный доктор», «Майская ночь», «История бабочки» и др.,
опубликованные в «Кёльнской газете»). Мало-помалу развитие ка¬
питализма воочию показало Веерту, что мелкой буржуазии, в част¬
ности торговым служащим, к которым он принадлежал, не так-то
легко «выбиться в люди», что, наоборот, дорога к богатству для
них почти что закрыта. И прежние его.надежды, воспевание мо¬
гущества бюргеров сменяется сочувствием к низшим слоям насе¬
ления, к зкеплоатируемым массам —пока, конечно, в самой общей,
абстрактной форме. Эти настроения выразились, между прочим,
и в идеализации ремесленников, больше других страдающих от
победоносного шествия капитализма, особенно же ог машинного
производства.
//. РОМАНТИЗМ И КОММУНИЗМ В НЕ ME ЦКОП\ РЕМЕСЛЕН¬
НОЙ ПОЭЗИИ 40-х гг.
Река Рейн издавна служила притягательным пунктом для стран¬
ствующих немецких ремесленников и подмастерьев. В средине
века, в эпоху расцвета ремесленного производства, когда созда¬
лась не только поэзия странствующих подмастерьев, по и цеховая
профессиональная поэзия отдельных отраслей производства, песни
странствования по Рейну занимают выдающееся место в народном
творчестве. То же явление наблюдается и в эпоху поздних роман¬
тиков, во время возрождения народной немецкой песни странствую¬
щих подмастерьев. В истории литературы обычно принято припи¬
сывать возрождение этой ремесленной поэзии влиянию сборника
народных песен ^Чудесный рог» и увлечению романтиков средневе¬
ковьем. Особенно характерным в этом отношении считают твор¬
чество Эйхендорфа и Внльг. Мюллера. Но это лишь до некоторой
степени правильно. Несомненно, что сильное увлечение, главным
образом, позднего романтизма и швабской школы немецкой народ¬
28

ной песней средтгх веков сыграло значительную роль в создании
такой мощной литературы странегвйй и ремесла в 1820—40-х гг.
Но обычно забывают, что в это время странствующие ремесленники
не были фантазией, выдумкой, а представляли собой самое зауряд¬
ное явление в Германии, что действительно существовала огромная
социальная группа, не только кочевавшая с места на место в раз¬
личных немецких провинциях, но и эмигрировавшая десятками ты¬
сяч ц на многие годы за границу, преимущественно во Францию
и Швейцарию.
Этот мир кочевой жизни ремесленников был любимой темой
рейнских романтиков; для них странствующий ремесленник, ко¬
нечно, только повод для идеализации природы, Отца-Рейна, «сво¬
бодной» жизни и т. п. Когда читаешь цикл ремесленных стихотво¬
рений Веерта, то кажется, что они взяты из «Чудесного рога» или
написаны В. Мюллером: та же очаровательная, ясная жизнерадост¬
ность, что и в «Прекрасной мельничихе», в «Липе» В. Мюллера,
та же лирическая форма в простых четверостишиях строф и в
легко запоминающемся музыкальном ритме, как и у столь усердно
заботившегося о них позднего романтизма. У Веерга мы находим
и «Прощание» подмастерья с родительским домом, и «Тоску» по
родине, и так же особенно любовно рисуется прелестная идиллия
на лоне природы, в лесу, — странствующий ремесленник на зеленой
траве:
В зеленом лесу лежали,
В зеленой траве развалясь.
И медленно распевали
Тенор, дискант и бас.
Портной — он. пел дискантом,
Тенором сапожник пел,
Столяр, весьма галантный,
Басом в листву гудел.
Окончат куплет и снова
Поют друг другу в такт:
«Без помощи портного
Все были б^нагими, факт!»
«Исчезни сапожника^личность,
И мир бы враз захромал,
Без столяра же прилично
Никто бы не умирал!»
Некоторые из этих веертовских «Песен подмастерья» являются
попросту точной копией немецкой народной песни сборника Гер-
дера |шш «Чудесного рога»:
Три подмастерья'юных
Переплывают Рейн;
Втроем к хозяину входят,
Стоят втроем у дверей.
29

Первому нужен хозяин,
Второй поклонился жене,
А третий целует дочку
С глазами неба синей... и т. д.
Правда, в некоторых, особенно более поздних ремесленных
стихотворениях Веерта он касается и социального положения, нужд,
быта и нравов странствующих пролетариев, — но эти произведения
сдобрены изрядной долей добродушного юмора и удалой романтики,
как, например, в его, может быть, лучшем ремесленном стихотво¬
рении:
Вокруг цветущей вишни
Квартировали мы,
Во Франкфурте средь вишен
Квартировали мы.
Сказал хозяин хмурый:
«Одежда ваша — дрянь!»
«Молчи, хозяин вшивый!
Тебс-то что! Отстань!
Подам вина нам лучше
И нива не забудь!
Подай к вину и пиву
Из дичи что-нибудь!
Кран отверни-ка в бочке,
И пусть забьют ключи!
Напиток вкус;: имеет
Отстоенной мочи!
В петрушке и в салате
Он зайца нам подал,
И; этот тухлый заяц
Нас очень испугал.
Когда ж в постель легли мы
С молитвою ночной,
Нас всех атаковали
Клопы сплошной стеной! —
Во Франкфурте это было —
Лучше города нет!
То знает тот, кто жил там
И мучился много лег.
Ремесленная поэзия. Веерта, как и других романтиков начала
40-х гг. — это изображение жизни весьма еще тогда многочислен¬
ных странствующих подмастерьев в самой Германии, прошедшее
через призму идеологии мелкобуржуазного интеллигента. Совер¬
шенно иную поэзию создали сами ремесленники-эмигранты, при¬
мкнувшие к первому немецкому рабочему движению, к вейтлинги-
анскому ремесленному коммунизму.
Участие немецких ремесленников в политической борьбе отно¬
сится еще к началу 30-х гг. Наряду с радикальными студенческими
30

организациями («Burschenschaft») выступают и рабочие. Так, в
знаменитой демонстрации 27 мая 1832 года в Гамбахе, кроме сту¬
дентов и демократов, произносит свою речь и молодой щеточник —
впоследствии ветеран международного рабочего движения —И. Ф.
Беккер, — доказывающий необходимость противопоставить силу
насилию правительства. Некоторые из наиболее революционно на¬
строенных студентов, как К. Шаппер и знаменитый драматург
Г. Бюхнер, пытались организовать правильную политическую работу
среди ремесленников, но начавшееся после Гамбахского праздне¬
ства преследование «демагогов» вынудило как революционную ин¬
теллигенцию, так и революционных ремесленников покинуть родину
и переселиться в центр тогдашнего революционного движения,
в Париж. Здесь в 30-х гг. собралось несколько десятков тысяч
немецких ремесленников; по аналогии с существовавшими в то
время тайными французскими революционными обществами «Вре¬
мен года» и др. возникли и немецкие. Сперва образовался «Народ¬
ный союз», затем, в 1834 году эмигранты Я. Венедей, Т. Шустер
И К. Шаппер организовали «Союз гонимых» и приступили к изда¬
нию теоретического журнала «Гонимый» («Der Geächtete»), Если
не считать «Гессенского вестника» — первой листовки, выдвинув¬
шей лозунг «Мир хижинам, война дворцам»,— то «Гонимый» —пер¬
вый немецкий печатный орган, проповедовавший социалистические
идеи, правда, пока еще в духе утопии Сен-Симона,; Ламенэ и др.
В Швейцарии также образовалось два революционных объедине¬
ния: «Молодая Европа» и «Молодая Германия» (политическая). Все
эти; организации немецких подмастерьев пользовались симпатиями
и всемерной поддержкой изгнанных из своей родины писателей,
входивших в состав литературной «Молодой Германии». Особенно
теплое участие в inix принимал Берне, знакомивший немецких
ремесленников путем лекций и собеседований с идеями фран¬
цузских социалистов. Бёрне долгое время состоял1 кассиром
«Общества гонимых», сотрудничал в журнале, перевел «Сло¬
ва верующего» Ламенэ, во многих сотнях экземпляров бес¬
платно распространял эту вещь среди немецких подмастерьев. Но
по мере того как наиболее революционно настроенные члены
«Общества гонимых» знакомились с новыми идеями, особенно с уче¬
шем Гракха Бабёфа и Огюста Бланки, они расходились с умерен¬
ной демократической частью общества и, в конце концов, осно¬
вали новый союз — «Союз справедливых» во главе с Т. Шустером,
К. Шаппером, Г. Эвербеком: w поэтом Г. Мейрером.
В это время в Париж приехал Вильгейм Вейтлинг, немец¬
кий портной, скоро сделавшийся главным теоретиком и организа¬
тором немецкого ремесленного коммунизма. Чтобы понять свя¬
занную с этой теорией поэзию, нам вкратце придется изложить
основные этапы развития вейтлиигианского утопического комму¬
низма.
31

В 183S году Вейтлинг напечатал в Париже с&ое первое про¬
изведение «Человечество кале оно есть и каким оно должно быть».
В нем немецкие рабочие-подмастерья впервые заявляют себя ком¬
мунистами. Автор самым решительным образом стоит за отмену
частной собственности, до, как и многие французские утопические
социалисты, связывает свое учение с ранним христианством. Этим
он думал сделать коммунизм более доступным пониманию реме¬
сленников. На самом деле вся эта идеология является типично
ремесленной. В двух дальнейших его произведениях «Гарантии гар¬
монии и свободы» и «Евангелие бедных грешников» Вейтлинг
предлагает довольно подробный план переустройства общества, ру¬
ководствоваться которым должен был совет мудрых. Но француз¬
ская школа бабувизма и бланкизма не прошла мимо идеологии
немецкого ремесленника: Вейтлинг отлично понимал, что нельзя
осуществить коммунистическое общество мирным путем, и он пи¬
шет: «Все предложенные до сих пор планы общественного пере¬
устройства служат доказательством его необходимости и возмож¬
ности. И чем больше будет таких планов, тем больше будет у
народа доказательств в его пользу. Но лучший план мы все-таки
должны будем написать своей кровью». В соответствии с такой
программой «Союз справедливых» принимал активное участие в
бланкистском восстании 12 мая 1839 года и был разогнан. Шаппер,
Генр. Бауер и др. эмигрировали в Лондон, основав там впослед¬
ствии коммунистический просветительный клуб, а Вейтлинг уехал
в Швейцарию.
Здесь, в Швейцарии, была самая благоприятная почва для про¬
паганды ремесленного коммунизма; во всех крупных городах суще¬
ствовали отделения немецкого «Рабочего союза», руководимого
младогерманцами. Вейтлинг в первую очередь сагитировал членов
этого союза, организовал отделения «Союза справедливых» и при¬
ступил к проведению своих коммунистических идей в жизнь: везде
были устроены коммунистические столовые и общежития. В таких
«ячейках» Вейтлинг видел будущее коммунистическое общество в
маленьком масштабе и считал их иаилучшим пропагандистским
средством для распространения своих идей. В этих общежитиях
велась большая просветительная работа, были установлены опре¬
деленные правила «внутреннего распорядка» и т. д. В сентябре
1841 года Вейтлинг начал издавать первый чисто рабочий журнал
«Hülferuf», переименовав его в январе 1842 г. в «Junge Genera¬
tion». В этом журнале опубликованы первые социалистические
стихотворения. Авторы их принадлежат к двум грушам писателей:
интеллигенции, примкнувшей к движению, и самих ремесленников.
В поэзии интеллигентов, сотрудников журнала, образы отвлеченны,
в ней много выспреннего пафоса и общих мест о братстве всех
людей и т. п. Религиозные сравнения и символы искусственны,
они преследуют педагогические цели. Поэзия второй группы, ре-
32

месжнийков, по большей части является либо простым описанием
быта ремесленников и их идейных стремлений в народно-худо-
жествеиной форме, либо подражанием поэзии интеллигенции.
Из представителей первой группы наиболее характерным поэ¬
том является Фр. В. Герман Мей р е р. Он был фактическим лите¬
ратурным руководителем журнала Вейтлинга и опубликовывал
почти в каждом номере стихи и теоретические статьи. Уже в № ,2
«Hülferufa он напечатал «Wie es im Anfang war». Как и Вейтлинг,
он уверен, что вначале, то есть «гюсле создания мира», было все
превосходно:
Бог создал мир свободным царством дней,
И равными он создал всех людей.
Но	затем маленькая кучка тунеядцев	начала	угнетать	всех
других	людей и присваивать себе плоды их	труда. Эти	угнетенные
Живут все в рабстве, в барщине	всегда,
И плата за работу их — нужда.
Их множество — больных, ободранных людей
С протянутой рукой у двери богачей.
И «создатель» будет сердиться до тех пор, пока эксплоати-
руемые не прогонят своих угнетателей. В следующем номере жур¬
нала Мейрер рисует картину царства свободных людей, прогнавших
тунеядцев:
И к царству радости и света выйдут люди,
Где каждый братом или другом будет.
Инос содержание стихов ремесленников; для них журнал был
рупором, через который они возвещали всему миру, что народ
«in Blusen, Jacken, Kitteln und Kappen» очень хорошо знает свои
интересы и умеет без латинских, греческих и др. иностранных
слов указать на простом и ясном языке, где жмет башмак. При¬
знавая Христа первым коммунистом, вейтлтнианские поэты часто
ссылаются на библию и пользуются религиозными терминами и
образами. Но суть дела не в этом; и все правительства тогдашней
Европы поняли революционное значение этой «религии», комму¬
низма. Вот пример поэзии ремесленников — «Отче наш» комму¬
ниста:
Отче наш, иже еси на небеси!
Смертный тебя узреть не мог,
Но дух твой над этой землей висит,
Далеко в небесах твой святой чертог.
Да святится, Господи, имя твое
не ханжеством и не поповской брехней,
Нет! Делами! Тогда только семя взойдет —
Нашей работы плод налитой.
3 Георг Веерт.
33

Ч т о 6 ы воля твоя свершилась здесь,
Возобновим наш брагский союз.
Люди должны всегда и везде
Радоваться и славить благость твою.
Яко ца небес и, так и на земле
Можем мы все счастливыми быть.
За работу! Свобода горит во мгле.
За работу! Должны мы свободу добыть!
Хлеб наш насущный даждь нам днесь,
Как мы заработали — без беды,
Чтобы излишек в богатой мошне
Не был причиной нашей нужды.
И прости нам прегрешенья наши. Мы
С оружьем идем против лжи и тьмы.
Яко мы простим своим должникам,
Как только они попадутся нам.
Не введи пас во искушенье! Отметь
Нам предел, за которым свобода лежит,
Чтобы снова мы не попали в сеть
Дипломатической лжи.
Избавн нас от лукавого! И обереги
От тайных'ловушек ученых фраз,
Чтоб словом и библией наши враги
Не смогли уж больше обманывать нас.
Да будет так во имя твое! Пойми—
Мы разрушаем весь старый строй!
Никаких рабов и господ! Амин ь!
Деи. ги и собственность — долой!
Это стихотворение одно из характернейших для ремесленной
поэзии: религиозная терминология и борьба с капитализмом пу¬
тем устранения денег —этого козла отпущения ранних утопи¬
стов. Еще яснее эта мысль Вейглкига выражена в стихотворении
ремесленника Л. Бромбергера 1 «Могучим мира сего», где говорится;
Хотите христова ученья
Сынами достойными стать, —
Богатство, честь и положенье
Вы беднякам должны отдать.
Вам братья все. Врагов простите,
Сожгите деньги — свой кумир,
К рабоге руки приучите,
И раем станет вам весь мир.
Нельзя, однако, думать, "будто коммунисты-ремесленники верили
в какую-то «чудотворную» силу евангелия и в «мирную эволюцию»
общества к коммунизму. Нет, несмотря на эти библейские выра¬
жения, они отлично понимали, что им еще предстоит кровавая
борьба, й, например, другой поэт-ремесленник говорит:
* «Die Junge Generation», январь 1842 года.
34

Поможешь сам себе, поможет бог тебе.
Борьба, шуми иад нами —
Победа в ней видна,
Зажжется знаменами
Последняя война *.
Но настоящим центром поэтического творчества ремесленников-
коммунистов был не журнал Вейтлинга; подмастерья, по большей
части малограмотные, стеснялись помещать в нем свои вещи. И вот
местные отделения «Союза справедливых» и особенно отдельные
коммунистические общежития выпускали свои «газеты», рукопис¬
ные, переходившие из рук в руки: это своеобразные «стенные
газеты», вывешивавшиеся иногда и в общежитиях. Так, например,
лозаннское отделение союза издавало в 1842 году такие газеты для
того, чтобы каждый член его мог, не стесняясь, высказываться
в них по поводу переустройства общества, о формах пропаганды
коммунизма и т. д. Интересно отметить, что ремесленники пред¬
почитали выражать свои мысли и пожелания именно в поэтической
форме. Примером подобной поэзии может служить стихотворение
в январском номере лозаннской «стенгазеты» 1843 года «Der
Heimatlose». Там же помещена интересная песня «Песнь пожирателя
коммунистов», высмеивающая все филистерские и буржуазные воз¬
ражения против коммунизма.
Осенью 1843 года Вейтлинг был посажен в тюрьму за «бого¬
хульство»^ заключавшееся в проспекте его произведения «Еван¬
гелие бедных грешников». Во время своего шестимесячного пре¬
бывания в остроге он написал сборник стихов, опубликованный
осенью 1844 года известным домартовским радикальным издатель¬
ством Гофмап и Кампе в Гамбурге под названием «Тюремная
поэзия» («Kerkerpoesien»). Эти стихи мало чем отличаются от твор¬
чества остальных ремесленников. Те же библейские образы, та
же неуклюжая форма и нападки на частную собственность и в
частности на деньги, источник всяческого зла. Так, в рождествен¬
ском стихотворении «Елка» Христос, при виде угнетенных, изму¬
ченных бедняков, восклицает:
Я должен видеть этот мрак,
Что христианством вы зовете.
Нетрудно хоть, но не поймете
Мое евангелье никак!
Какое сумасшедшее виденье!
Ужель вы думаете, что опять
Я во второй раз дам себя распять!
Я уничтожу собственность и деиыи!
После ареста Вейтлинга коммунистическое движение немецких
ремесленников в Швейцарии очень быстро пошло на убыль. Один
1 «Молодое поколение", май 1842 года.
3*
35

мз .руководителей ого, Вильгельм Марр перешел к младогерманцам
и дачал издавать журнал «Blätter der Gegenwart für soziales Le¬
ben», в котором резко нападал на коммунистов. Ближайший друг
Вейтлинга, Август Беккер, стоявший также во главе .движения,
в свою очередь взялся за издание нового коммунистического жур¬
нала «Радостная весть», но поддал под влияние шарлатанов Аль¬
брехта и Кульмана, и организация не выдержала преследования
международной реакции, усилившейся с опубликованием найден¬
ных у Вейтлинга документов. Но дело тут, конечно, не в лично¬
стях руководителей: для Швейцарии, Франции и т. д. эта форма
революционного движения была уже устаревшей и должна была
уступить место новой революционной теории, оформлявшейся как
раз в это время, теории революции промышленного пролета¬
риата— марксизму. В художественной литературе швейцарское,
немецкое движение ремесленников-подмастерьев, этот, так ска¬
зать, «классический» период ремесленного коммунизма, получило
свое последнее поэтическое прославление в эпическо-лириче¬
ском произведении щеточника Андрея Дитша «Тысячелетнее
царство» (Das tausendjährige Reich). Уже следующее более или
менее крупное поэтическое произведение ремесленника-комму-
ниста, сборник * стихотворений 1 анонимного писателя, очень
ярко отражает эмансипацию ремесленников от полу религиоз¬
ного утопического коммунизма и переход их к действенной,
революционной демократии того времени. Не освободившись
еще целиком от идей Вейтлинга, автор уже смело вступает
на путь активной политической борьбы. В стихотворении «Was
wir sollten» он упрекает рабочие массы в политическом равнодушии
и призывает их к штурму:
Когда на Рейне шквалом
Был сброшен гнет оков *,
То эхо зазвучало
У майнских берегов 3.
Пошли немедля все мы
Взорвать казармы сейма —
Вот в чем был наш долг! е
Когда от крови красная
По Висле шла волна,
Мы синие глаза свои
Растерли докрасна.
Боялись паразита,
Царя на плаху —bitte!
Вот в чем был наш долг
* Guerillakrieg. Versprengte Lieder. Bellevue, 1845.
2 Поэт имеет в виду июльскую революцию 1830 г. во Франции.
3 Отзвуки июльской революции во Франкфурте на Майне, где рабочие
и студенты штурмом взяли цейхгауз.
36

Не языком трепаться,
А действовать суметь,
Бить влево, вправо драться,
Шагать, а не храпеть,
И требовать, как черти,
И не бояться смерти—
Вот в чем был наш долг!
Неизвестный наш поэт также почти целиком освободился от
религиозной терминологии и образов. Идеи христианского ком¬
мунизма встречаются еще там и сям, но его представители, ком¬
мунисты, являются -уже «злыми духами» для «христианских языч¬
ников», богачей:
Мы, коммунисты — вместе
Объединены.
Сошлись как братья нации
В одной организации,
А христиане честью
Языческой полны.
Но если теория утопического ремесленного коммунизма от¬
живала свой век в более передовых капиталистических тогдашних
странах со все возрастающим кадром промышленного пролетариата,
то она, после распада в Швейцарии, достигла еще раз некоторою
расцвета в более отсталой Германии. До ареста Вейтлинга в
1843 году его произведения были мало известны у него на родине,
и лишь большой шум, поднятый езропейскими правительствами вок¬
руг «отчета» комиссии, исследовавшей найденные у Вейтлинга бумаги,
обратил внимание широких масс на движение и теорию коммунизма.
Правда, отдельные представители интеллигенции выродившейся тогда
уже «Молодой Германии», как, например, К. Гуцков или глава фило¬
софского социализма М. Гесс, состояли в переписке с Вейтлин-
гом, но ввиду строгого запрещения его произведений в Германии
даже широкие слои интеллигенции не были знакомы с ними. И лишь
«комиссионный отчет», опубликованньгй Блюнчлн весною 1844 года,
дал им возможность хогя бы поверхностно ознакомиться с вейт-
лшггианским коммунизмом.
Обанкротившиеся слои мелкобуржуазной интеллигенции «Мо¬
лодой Германии», группировавшиеся главным образом вокруг
журнала К. Гуцкова «Телеграф» (Гамбург), жадно набросились
на новые для них идеи коммунизма Вейтлинга. Оживленно
стали дискутировать вопросы «организации труда», перевоспи¬
тания общества» в духе коммунизма и т. п. Вейтлинг сидел
еще в тюрьме, когда он был провозглашен этими кругами спаси¬
телем общества, и, после отбытия им заключения, следуя этапным
порядком через Германию в Лондон, он: установил связи с неко¬
торыми руководителями этих течении, например, с редактором гам¬
37

бургского ^Телеграфа» (после ухода Гудкова) Георгом Ширге-
с о м 1J — и при помощи некоторых старых своих друзей-ремеслен-
шадв, с которыми ои работал) в Париже, например, вместе со столя¬
ром И. Мартенсом 2, он основал коммунистические общества ремес¬
ленников и рабочих в Гамбурге 3 и Магдебурге. Органом гамбург¬
ского общества сперва был «Телеграф», а с 1846 года Ширгес
начал издавать специальный журнал «Die Werkstatt» (Мастерская).
Многочисленные стихотворения настоящих подмастерьев и рабо¬
чих, опубликованные в этом журнале, мало чем отличаются от
поэзии швейцарских журналов, разве только чувствуется более
умеренный тон, идейное влияние разочарованной младогерманскон
интеллигенции. Кроме того, они в формально-художественном отно¬
шении менее оригинальны, чем швейцарские: очень много подра¬
жаний — либо ремесленной поэзии Ганса Закса 4, либо господство¬
вавшей тогда лирической форме 5. Лучшие поэты-ремесленники
в «Мастерской» — Карл Дамитс, Э. Шмельцкопф и И. К. Бардг.
Небезынтересно, что в этом журнале впервые появляются и сати¬
рические стихи, бичующие самодовольство и политическую инерт¬
ность подмастерьев 6.
1 Георг Готлиб Ширгес (1811—1879) находился под влиянием К.,Гун-»
нова, писатель-младогерманец, автор нескольких романов, редактор «Теле¬
графа» 1844—48 гг.
2 Иоахим Фридрих Мартенс (род. в 1806 г.\ организатор и руководи¬
тель гамбургского коммунистического общества, друг Ьейтлинга и Ширгеса.
3 Историю гамбургского коммунистического общества см. в книге: Lau¬
fenberg, Geschichte der Arbeiterbewegung in Hamburg, Altona und Umgegend.
Bd. Hamburg, 1911.
4 См., напр., стихотворение «Das Narrenbad» в «Die Werkstatt», März
1846, pp. 180—182.
5 См. стихотворение «Was ist des Armen Vaterland» в «Die Werkstatt»,
Januar 1846, pp. 20—22.
6 Движение ремесленников-коммунистов играло известную роль в не¬
мецком рабочем движении вплоть до революции 1848/49 гг. включительно.
Во всех крупных городах существовали коммунистические общества, становив¬
шиеся нередко базисом при организации отделения «Союза коммунистов»,
во главе которого уже стояли Маркс и Энгельс. Сам же Вейтлинг не пони¬
мал роли промышленного пролетариата. Рассорившись с руководителями
Лондонского и Брюссельского коммунистических клубов, Вейтлинг уехал
в Нью-Йорк и стал руководителем «Освободительного союза». После фев¬
ральской революции он вернулся в Германию и издавал в Берлиге жур¬
нал «Der Urwähler», но его «Löffelkommunismus» не имел уже многих по¬
следователей. Вынужденный ходом событий эмигрировать опять в Америку,
он остался настолько изолированным от масс, что его «Рабочий союз» факти¬
чески превратился в секту; с 1850—1855 гг. он издавал журнал «Респу¬
блика рабочих» (Die Republik der Arbeiter). И лишь когда в 1855 году и
«Коммуния» распалась («Коммуния» — основанная Вейтлингом в Америке
коммуна), — Вейтлинг окончательно разочаровался во всем, принялся опять
за свое портняжное ремесло и сделал несколько усовершенствований в этой
38

Таким образом мы проследили возникновение, расцвет и упадок
поэзии 1 первой фазы рабочего движения в Германии — ремеслен¬
ного коммунизма. Поэзия эта, конечно, не могла избегнуть общей
судьбы движения: она так же ярко отражает симптомы подъема
ir силы, как и симптомы разочарования и упадка. Содержание
поэзии ремесленников-коммунистов — содержание теории Вейтлинга,
в рифмоватюй форме. Религиозно-коммунистически-утопическос
содержать создало и соответствующую форму: господствующая
в этой поэзии форма —это форма, сгиль и образы церковной
песни, сложившейся, как известно, под сильным влиянием «народ¬
ной» поэзии в эпоху расцвета ремесленного способа производства.
Подмастерью-коммунисту эта форма была наиболее знакома и
близка, она лучше всего подходила для выражения его идейных
стремлении. Там, где поэты-подмастерья стараются «приравниваться»
к «настоящим» поэтам других классов, их произведения теряют
всякую оригинальность и делаются лишь подражанием или же
вариантом известных мотивов и образов. Поэзия интеллигенции,
примкнувшей к движению, отличается по большей части попу-
лярно-поучительным тоном.
Для правильной оценки поэзии ремесленников-коммунистов и ее
значения для развития революционной и рабочей литературы в Гер¬
мании нужно всегда иметь в виду ту историческую обстановку, в
которой она возникла и развивалась. Как бы критически к ней ни
относиться, как бы элементарна она ни была с формально-худо-
жесгвешюй стороны и как бы она ни была нагружена идеологи¬
ческим багажом прежних столетий, она по своей сущности является
первым зародышем рабочей поэзии и в тогдашней политической
обстановке была безусловно революционной, несмотря на ее внешне¬
религиозную оболочку. Поэзия ремесленшгковгкоммунистов исто¬
рически ценна и характерна, как сопровождающая первую фазу не-
области. Он занимался также астрономией, страдая навязчивой идеей, что
он призван быть большим ученым, и умер в 1871 году в Америке, причем
незадолго до его смерти его чествовали как ветерана рабочего движения
на первом американском конгрессе Международного общества рабочих.
Поэзия «Рабочею союза» Вейтлинга 1850—55 гг. есть продолжение
традиций швейцарского периода. По это лишь отзвуки его. Одна часть
поэтов — «непонятые» вожди-вейтлингианны и отколовшиеся от союза ком¬
мунистов Маркса «герои». Их стихи (А. Шерцера, А. Брасса и др.) нося г
отпечаток разочарованности, религиозно-коммунистической утопии и сек¬
тантско-пророческого пафоса. Но в журнале «Республика рабочих», пови-
димому, сотрудничали и писали рабочие и члены «Рабочего союза», не раз¬
делявшие пессимизма $ узко-сектантской точки зрения своих «вождей»
По крайней мере стихи рабочих и ремесленных поэтов Петерсена, Ределя,
Роб. Мейера, Леоп. Альберта, Штарка, Г. Лаубена и Филиппа Менгеса вно¬
сят более живую и боевую струю. Из анонимных стихотворений, опубли¬
кованных в «Республике рабочих», следует отметить два гимна «Рабочего
союза»: «Песня рабочих» и «Песнь Рабочего союза-'.
* Других видов художественно * литературы движение немецких ремес-
ленников-коммунистсш не создало.
39

мецкого рабочего движения домарксистского периода. Но из этого
вытекают и ее отрицательные стороны: морализирующие, часто
отвлеченные и узко-цеховые черты, утопическое содержание и ма¬
лая самостоятельность формы. Ремесленный коммунизм был, по вы¬
ражению Маркса, «беспримерным и блестящим дебютом германских
рабочих»,, но он все же остался утопическим учением.
///. МЛАДОГЕГЕЛЬЯНСТВО, ФЕЙЕРБАХ И ПОЛИТИЧЕСКАЯ
ЛИРИКА
Экономическое развитие Германии 30-х гг. показало реакцион¬
ным государственным деятелям, что мировая история творится не
по законам, установленным исторической школой права. Если Мет-
терних и немецкие князья и преследовали представителей «народной
свободы» и приверженцев стремлений растущего бюргерства, если
оппозиционная студенческая молодежь и сидела в тюрьмах или же
эмигрировала за границу, — все же неумолимые факты хозяйствен¬
ного прогресса создали в 1833 году «Немецкий таможенный союз»
й все шире прокладывали дорогу новому общественному классу-
буржуазии. Правда, старые силы —юнкера и 'бюрократы попреж-
нему держали власть в своих руках, но в этот феодально-романти¬
ческий строй постепенно врастала новая буржуазная общественная
формация, представители которой принялись прежде всего за
штурм и разрушение старых идеологических устоев. Пока же
прежние силы отказывались видеть в идеологической борьбе
рационалистов и пнэтистов, гегельянцев и представителей исто¬
рической школы то, что она в действительности собою представ¬
ляла— зачатки партии, новой партии немецкою революцион¬
ного ’бюргерства г. Настойчивее и последовательнее всех эта пар¬
тия провозглашалась младогегельянцами, углублявшими диалекти¬
ческий метод своего учителя и истолковывавшими знаменитый* те¬
зис «что разумно — действительно, и что действительно — разум¬
но», в том смысле, что процесс развития должен разрушить
формы современного государства, устранив неразумную
кажущуюся действительность. Таким образом, младогсгельянская
философия превратилась в отточенное оружие против суще¬
ствующего государственного строя, и ее представители, братья
Бауэры, Л. Буль, Э. Мейен и др., преследовались как враги
государства.
Одновременно с критикой государства возникла и критика рели¬
гии. Если ортодоксально-протестантское богословие, как оно бьгло
1 См. по этому вопросу работу проф. Gustav Mayer, Die Anfänge des
politischen Radikalismus im vormärzlichen Preusscn. «Zeitschrift für Politik»
1913, Heft I, S. 1—113.
40

представлено в «Евангелической церковной газете» Генгсгенберга,
считалось вернейшей опорой трона, то младогегельянскай критика
библии выламывала один камень за другим из сгнившего здания.
Так, Д|. Ф. Штраус беспощадно критиковал старые взгляды на
библию и указал на то, что в основе евангелия лежат мифы;
Бруно Бауэр исследовал происхождение евангелия, а Л. Фейербах
в своей «Сущности христианства» (1841) превратил религию в ан¬
тропологию, богословские проблемы в психологические, а поня¬
тие бога в идеализированное человеческое родовое понятие, дока¬
зывая, что бог был создан человеком.
Подобно тому, как в философии и богословии мистика и ме¬
тафизика уступили место научному анализу, так и в области ли¬
тературы, в связи с общими успехами техники и естествознания,
господствующее до того романтическое искусство уступило место
реализму. Перед этим несокрушимым натиском не могли уже
устоять и такие романтики, как Шамиосо, Тик, Э. Т. А. Гофман
и др. Но если первое поколение писателей нового бюргерства,
младогерманцы, вследствие экономической слабости своего класса
не могли создать единой школы с четко выраженным мировоззре¬
нием, вдались в мировую скорбь и стали проповедывать примире¬
ние с действительностью, 'то в начале 40-х гг. дело обстояло иначе.
Осознание бюргерством себя как окрепшего революционного класса
выразилось особенно ярко в 1840 году по поводу двух важных по¬
литических событий. Во-первых, Фридрих-Вильгельм IV, внушав¬
ший большие надежды оппозиционным группам, вступил на пре¬
стол. Требования либерализма были тогда же выражены в знамени¬
той брошюре И. Якоби «Четыре вопроса». Второе крупное полити¬
ческое событие 1840 года — грозящая Германии война с Францией.
Эти события отразились в литературе в многочисленных политиче¬
ских “стихах. Сигнал к этому дал маленький рейнский чиновник и
плохой поэт Николай Беккер своей песней «Немецкий Рейн»: вскоре
нельзя было уже найти немецкого поэта, который не писал бы сти¬
хов \0> Peftiie и французах. И с этого времени поэты радикальной
буржуазии пользовались всяким событием в общественной и
политической жизни, чтобы проявить себя в качестве поли¬
тической группы.
Не будем перечислять даже самых выдающихся поэтов полити¬
ческой лирики 40-х гг. Все же необходимо вкратце остановиться
на одном имени, на главном представителе младогегельянской поэ¬
зии, Г. Гервеге, поскольку он повлиял и на политизацию рейн¬
ской романтической поэзии.
Редко еще встречались случаи в мировой литературе, когда
поэт пользовался бы такой популярностью и его произведения
таким успехом, как это выпало на долю «Стихов живого человека»
Гервега (1841); они молнией сверкнули в насыщенной грозой
атмосфере времени; в мастерских, поэтически-кратких изречениях

они формулировали политические лозунги, формулировали то, что
испытывал класс буржуазгш при своем первом пробуждении к
самостоятельной жизни. Лучше всего удались Гер вегу те стихотворе¬
ния, в которых он призывает к насильственному разрушению тесня¬
щих пут, к ниспровержению феодальных и прочих темных сил.
Здесь у него сочетается гнев и подлинная страсть революционера-
бойца с силой и пафосом языка, неслыханными со времени «Бурн
и натискам, как, например, в известном стихотворении «Воззвание»:
Всс кресты могил — наружу
В пополнение оружья!
Небожители простят.
Чем стихи кропать до рези,
Глянь: поэзия в железе,
М спаситель наш — булат.
'Или в < Песне о ненависти»:
Боритесь, не щадя костей,
Гони насилие взашей,
И будет ненависть свягеи
Любви обильной нашей.
Мы шпаг не выпустим из рук,
Не распростясь с дыханьем!
Уже любить нам недосуг,
Мы ненавидеть станем.
(Перевод Б. Пастернака).
Теоретическим органом младогегельянской школы были «Галль¬
ские (Немецкие) летописи», издававшиеся в 1838—1843 гг. А. Руге.
В них подвергались резкой критике все появлявшиеся тогда литера¬
турные произведения; в них же мы находим и принципиальные
статьи на литературные темы, сводящие задачи литературы к по¬
литическому служению определенным социальным группам об¬
щества. В иегегелъяиских кругах эти статьи вызывали обычно бурю
негодования.
Рейнский романтизм все еще увлекался и восторгался экзоти¬
ческим живописанием природы, избегая актуальных, непосредствен¬
но политических вопросов дня, и это в то время, когда «Стихи
живого человека» волновали все немецкое общество. И когда в
конце 1841 года крупная рейнская буржуазия при посредстве
младогегельянской интеллигенции основала свой орган, Рейнскую
газету» в Кёльне, ни Фрейлиграт, ни Мацераг, ни Веерт не только
не приняли в ней участия, но, наоборот, являлись ее противниками.
Теперь центр политической поэзии переносится в Кёльн, в редак¬
тируемый с осени 1842 года молодым Марксом самый радикальный
орган домартовской Германии, в вышеупомянутую «Рейнскую га¬
зету». Об этом свидетельствует многочисленные стихотворения
Гервега, Роб. Пруда, В. Мюллера фон-Кёиигсвинтера, Г. Пютмана,
Деега, А. Шультса, Т. Ошща, Ф. Днигельштедга, Л. Виля и др.,
впервые напечатанные в этой газете. Между тем Фрейлиграт и

Веерт писали в консервативной «Кёльнской газете», тогда еще самой
ярой противнице «Рейнской». И столкновение между романтической
и .политической поэзией было так же неизбежно, как между консер¬
ватизмом и радикализмом в политике, за которые сражались в этих
газетах. Фрейлиграт в одном стихотворении 1842 года вызывающе
писал, что «поэт на башне более высокой, чем стража партяи, стоит»,
В ответ на это Гервег напечатал в «Рейнской газете» свою знамени¬
тую «Партию» в которой восклицает:
Партия! Партия! Кто но ирнмкнег к тебе?
Ты была матерью всех побед!
Поэт не может игнорировать слова,
Которое создало все прекрасное.
Открыто и мужественно: д а или про г и в,
Выбирайте пароль: рабство или свобода!
Сами боги нисходили с Олимпа
И боролись во главе партии.
Спор между сторонниками аполитической поэзии и поэзии «пар¬
тии» разгорелся еще с большей силой после известного триум¬
фального путешествия Гервега по Германии и его неудачной ауди¬
енции у короля. Гервег предполагал летом 1842 года превратить
газету «Немецкий вестник из Швейцарии» в ежемесячный журнал
младогегельяиской партии и предпринял поездку по Германии с
целью завербовать сотрудников для него; он прогостил несколько
дней в Кёльне, в круг}' «Рейнской газеты», с молодым Марксом,
где оживленно дебатировался социальный вопрос1. И когда Гер¬
вег вместе с Руге имел вскоре после этого столкновение с: круж¬
ком «Свободных» в Берлине, к которому принадлежали братья Бау¬
еры, Энгельс, Штирнер и др., то Маркс всецело принял сторону
поэта. И после того, как Фридрих Вильгельм IV выслал Гервега
из Пруссии, Маркс и Руге защищали его от нападок всей армии
противников политической поэзии, в том числе Гейне и Фрейли¬
грата: романтизм и аполитичность в поэзии, казалось, победили.
Но уже «Письмо» Фрейлиграта против Гервега вызвало недо¬
вольство в кругу близких к нему поэтов. Дело в том, что в 1S41 —
1843 гг. среди; воинствующих рейнских романтиков происходил неко'-
торый раскол: Кинкель, «71. Шюккииг и часть других поэтов эво¬
люционировали в сторону радикальной партии, а несколько чле¬
нов вуппертальского кружка, напр. Ад. Шульте, сотрудничали даже
в «Рейнской газете». Окончательная ликвидация «либеральной эры»
произошла в 1843 году, усиление цензуры и все новые и новые
проявления реакции открыли^, наконец, Фрейлиграту и другим
«романтическим» рейнским поэтам глаза на ту роль, которую они
1 См. об этом кружке книгу , Иан. е Gustav von Mevissen. Ein
rheinisches Lebensbild, Berlin, J9 );5, c. 251—262.
43

играли, участвуя в травле политической поэзии: год спустя Фрей¬
лиграт выпускает свой «Символ веры» и эмигрирует.
В то время как на страницах «Рейнской» и «Кёльнской» газет
происходили исторические дебаты между сторонниками и против¬
никами политической поэзии, Веерт все еще находился в плену
романтизма и народничества. Но это не значит, что ои не был
в курсе этих вопросов или не разбирался в них. Он даже состоял
в переписке с кружком «Свободных» в Берлине; осенью 1842 года
он сообщает в письме к брату Вильгельму: «Один член «Свобод¬
ных» в Берлине пишет мне, что они занимаются, главным образом,
обольщением девушек, дуют пиво и выкидывают за дверь тех, кто
верит в бога. Я думаю, что эти люди компрометируют себя».
Был ли этот член «Свободных» Энгельс — нам неизвестно. Во вся¬
ком случае, Веерт в это время относился отрицательно не только
к «Свободным», но, насколько можно судить по его опубликован¬
ным в начале 1843 года в «Кёльнской газете» статьям и стихам,
такжй и к идеям «Рейнской газеты». Его эволюция от романтического
поэта к политическому имеет очень много общего с эволюцией
Фрейлиграта: начиная с весны 1843 года, Веерт постепенно отходит
от своих бывших идеалов и друзей. Значительную роль в этой эво¬
люции сыграл и поэт Г. Пютман, ставший весной 1843 года редакто¬
ром фельетона «Кёльнской газеты» и уговоривший Веерта опубли¬
ковать в ней свои вещи. Пютман был уже «республиканцем».
В шисьме к матери от 13 апреля 1843 года Веерт отзывается о нем
так: «Со сколькими новыми людьми я бы ни знакомился, я все
же всегда возвращаюсь к моему старому республиканцу. Я никогда
не смогу отплатить ему за всю принесенную мне пользу. Я желаю
каждому заполучить на 16-м году своей жизни этого человека в
друзья. Это счастье выпало мне на долю!» Конечно, было бы
смешным утверждать, что именно Пютман «обратил» Веерта в по-
аитического поэта: развитие общественных событий в Германии
толкало его, как и Фрейлиграта, в этом направлении. Кружок поэ¬
тов в Бонне, этой твердыне рейнскою романтизма, начинает вдруг
весною 1843 года заниматься Гегелем! —«хотя мы его и не
понимаем», — юмористически замечает Веерт в письмах к своему
брату. Более того: бывшие противники политической поэзии теперь
тщательно читают и изучают «Песни космополитического ночного
сторожа» Дингельштедта, «Беглецов от цензуры» Р. Пруца, «Не¬
политические песни» Гофмана фон-Фаллерслебена и другие произ¬
ведения тогдашних корифеев политической лирики. Среди этих
имен всплывают теперь имена Гервега и Бёрде. Небезынтересно,
что Веерт и тогда уже очень метко охарактеризовал самых из¬
вестных политических лириков. «Гофман фон-Фаллерслебен, — пи¬
шет он брату,— мне симпатичнее Дингельштедта. У первого все
вытекает из души и из убеждений, муза же второго следует за
модой и, как кажется, вообще обладает скорее ловкостью, чем
44

принципами. Гервег же заткнет всех за пояс и во всяком случае
останется знаменосцем политического направления в литературе
пли, по меньшей мере, в лирике».
Примкнув к политической поэзии, — пока, правда, в весьма
отвлеченной и умеренной форме, Веерт прежде всего опубликовал
критические заметки об университетской жизни в Бонне, вызвав¬
шие сенсацию и в Берлине. Но Бонн вряд ли представлял благо¬
приятную почву для дальнейшего развития Веерта в политическом
направлении. В сентябре 1843 года он оставляет там свою службу
и предпринимает первую поездку в Англию, произведшую на него
глубокое впечатление и в очень сильной степени повлиявшую на
его миропонимание. По возвращении он «как лошадь» работает
два месяца в редакции «Кёльнской газеты», ставшей теперь либе¬
ральной, и печатает серию статей о своей поездке в Англию
Эти статьи очень характерны для времени перехода Веерта ог
романтизма к реализму; путешествуя через Антверпен, Лондон
и другие города, поэт увидел наконец то, к чему стремилась
возвышающаяся немецкая буржуазия, о чем мечтали ее идеологи:
именно развернутую мировую торговлю и крупную промышлен¬
ность. Он создает целый апофеоз метрополии мировой торговли
и «городскому гиганту», его людскому морю, облакам фабричного
дыма и: т. п. Но в этих гимнах промышленности и торговле зву¬
чат социальные нотки под углом зрения мелкобуржуазного интел¬
лигента, романтика-народника. Подобные же настроения отражаются
и в стиле этих «путевых картин»: наравне с ярко реалистическими
описаниями, вдающимися в мельчайшие подробности постройки ги-
ганта-парохода, каменных громад городов, наравне с натуралистиче¬
ским изображением бьгта английской буржуазии встречается и
романтическая символизация виденного, а сквозь шум колес и стук
паровых молотов раздается немецкая народная песня!
С такими настроениями Веерт переселился в декабре 1843 года
D качестве представителя одной немецкой фирмы в Англию, в
Бредфорд; здесь его развитие пошло быстрым темпом. Но, прежде
чем перейти: к его первым социальным рассказам и стихотворениям
из жизни английского рабочего класса, необходимо вкратце оста¬
новиться на одной решающей для него ступени его умственной
эволюции: на фейербахианском периоде его творчества.
«Гальские (немецкие) летописи» Веерт в свое время читал,
но он был стишком мало подготовлен философски, чтобы они
могли оказать на него сильное влияние. В Англию поэт приехал,
будучи еще частично во власти религии. И только теперь, в конце
1843 и в начале 1844 гг., он, по совету Энгельса, с которым он
проводил «много веселых воскресений» в Манчестере, занялся Фей¬
ербахом. Этот философ произвел в нем, по собственному его
* «Из Кельна п Лондой», № 301--303 (октябрь 1843) «Кельнской газеты».
4 Г)

признанию, полную идейную революцию: — «это первый фило¬
соф, — пишет он, — которого легко понять». Эту «эпоху исканий»
после краха его романтического мировоззрения поэт сам изобра¬
жает в стихотворении «Воспоминания»:
Тоска тяжслая сдавила грудь,
Как будто поклялась не отпустить ни разу,
Хоть даже я пройду звезды последний путь,
Хоть океан пройду^ бессонным ьодолазом.
Какою силою навеки я пронзен,
Как будто я могу стать великаном сразу
И Оссу старую взвалить на Пелион,
И Альпы взгромоздить на Чимборазо!
Пока твой дух, великий Фейербах,
Меня от всех сомнений не избавил,
Чтоб не страшил меня ни бог, ни дьявол.
Философия Фейербаха сыграла огромную роль в развитии по¬
литической поэзии 40-х гг. В борьбе с церковью и монархией,
с традициями п романтизмом политические поэты, особенно Гер-
вег и Пруц, заимствовали свое оружие из арсенала материалисти¬
ческой и жизнеутверждающей философии «брукбергского анахо¬
рета». Ряд сонетов Гервега, например, является лишь поэтической
обработкой отдельных мыслей Фейербаха, что засвидетельствовано
как самим философом, так и поэтом. То же самое можно сказать
о многих стихотворениях Веерта («Нагота», «Подруга Весна», «При¬
рода», «Разум и безумие» и др.). Два последних стихотворения
чрезвычайно ярко доказывают, что Веерт в начале 1S44 года все¬
цело руководствовался материалистическим мировоззрением, в част¬
ности этическими и общественными взглядами Фейербаха.
В стихотворении «Природа» Веерт исследует мысль Фейербаха
о взаимоотношении человека и природы, о месте, занимаемом в
ней человеком. Как известно, великий философ учил, что человек
не цель природы, что целью он является только в своем челове¬
ческом смысле; человек — высочайшее проявление жизненной силы
природы, подобно тому как плод — не цель, а высшее жизненное
стремление растения. Вот эти мысли Веерт обработал поэтически
следующим образом:
Ты горы двигаешь, природа, гонишь реки,
Могучая! ты совершенство обрела
Лишь с той поры, когда ты в человеке
До полного самосознания дошла, —
Чтоб буйной мыслью, раскаленным словом
Добыть свободу — лучшее из благ.
Вот встал он на развалинах былого,
Твой верный друг, твой бог, твой царь, твой браг.
Он спросит небеса, где солнц вращенье,
Где ночь истает, кометами пыля:
40

Носили ль вы когда-нибудь с рожденья
Такую драгоценность, как земля?
Носили ль вы людей, что, сомневаясь, все же
В жестоких схватках расшибают лбы,
Скоозь пламя движутся, дымя спаленной кожей,
И силы собирают дли борьбы?
И победили! В триумфальные ворота
Бойцы проходят с песнями побед,
Обеими руками из болота
Свобода подняла людей на свет.
Оправданы предчувствия народов,
И трубами оркестры расцвели.
Как трупы, улеглись былые го^ы,
Смертельно ранены, сомнения легли.
О, нет еще! Еще блуждаем мы!
Года текут. Но скоро уж блеснет
Звезда грядущего среди жестокой тьмы,
И яркий луч на щеки нам плеснет.
Не требуется слуг жрецам тревожных дней,
Они кричат, чтоб их услышал век,
Чтоб жил и радовался на земле своей
В свободном обществе свободный человек.
Веерт на всю жизнь сохранил из мировоззрения Фейербаха
эту жизнеутверждающую привязанность к земному и здоровую
чувственность. Это жизнеутверждение, веселый оптимистический
взгляд на будущее как нельзя лучше подходили молодому, высту¬
пающему на мировую арену рабочему классу, певцом которого
вскоре суждено было стать Веерту.
В стихотворении «Разум и безумие» Веерт излагает другое
положение Фейербаха —о свободе волн. «Любая страница исто¬
рии, — пишет Фейербах, — опровергает фантастическую, супрана-
туралистпческую свободу воли. Не воля, не разум, а только время,
будущее освобождает от глупостей ц страстей, от пороков и зол
настоящего... Свобода — дело истории, человек свободен не
а priori, но а posteriori, то есть свобода следует за рабством q по¬
мощью времени»; Из этого положения знаменитого философа-
материалиста следует, что каждый волевой акт покоится на опре¬
деленном побуждении, и каждое побуждение или стремление имеет
своим последним источником счастье. Отсюда следует, что
вопрос о свободе волц есть вопрос социальный —ибо первое
условие воли есть ощущение, а где нет ощущений, там нет
страдания, лишения, нужды, нет голода и жажды, нет потребно¬
стей вообще и, стало быть, нет несчастья и зла. Вот эти мысли,
чтобы быть свободным — значит быть свободным от зла, ншцеты,
и что для этою освобождения требуется длительная борьба между
«разумом н безумием», то есть «добром и злом», Веерт и положил
в основу своего стихотворения; вначале изображается борьба в
природе:
47

Шумит громами туча грозовая,
И в трещинах земли больная грудь.
В обломках путаясь и в скалах завывая,
Проходит буря свои гремящий путь.
Но явления природы подчинены определенным законам, от ко¬
торых они не могут освободиться: явления природы берут свое
начало «рабски», и лишь формы их меняются беспрестанно; в «без¬
граничном великолепии» природа развивается лишь в человеке:
Земные образы меняя год от год*’,
Вертится все и катится вперед,
Прекрасней не становится природа
И не измеиится миров круговорот.
Но в этой спайке космоса с землею
Неумолимая необходимость есть —
Природе с беспредельной красотою
В умах людей еще дано расцвесть.
И человек, что силу нес в груди,
Что пыль топтал покорными шагами,
Пред троном трясся, ник пред алтарем,
Он, все же, в дерзости не раз играл с богами,
Прекрасен был в восстании своем.
Бок о бок с радостью в груди рождалось горе,
Безумье с разумом в свирепой схватке дней
Боролись издавна, дрались в смертельном споре
То медленней, то жарче и быстрей.
Кружится пыль вокруг, пыль раздробленных наций,
Народы рядом на земле живут;
Им суждено друг к другу прикасаться,
Они еще свой общий путь найдут.
Мудрец как некогда, так и сегодня должен
Бокал безумия, что полон яду, пить.
Работу кровью склеивая плотно,
Живут, от сытости шатаясь, богачи,
А бедность хрипло стонет в подворотнях
И шлет проклятья им и с голоду рычит.
Безумье, прав своих не отдавая,
Беснуется без толку, но в ответ
Могучий разум, искры рассыпая,
Сквозь ночь безумия свой посылает свет.
Грядущее, как лев, встает сурово
И угрожающе рычит идущим дням,
Оно трясет безумия основы*
Через развалины оно стремится к нам.
Веерт пришел слишком поздно ко взглядам младогегельянцев
и Фейербаха для того, чтобы играть выдающуюся роль в поли¬
тической лирике, цветущий период которой относится к 1840—
1844 гг. Посте этого времени политическая поэзия, в силу разви¬
тия общественной и умственной жизни в Германии, становится
48

по преимуществу социальной. У Веерта этот процесс перехода
от романтической и политической к социальной поэзии ускорился
еще в связи с его переездом в Англию, имевшим для него то
преимущество в сравигет^пи с поэтами в Германии, что он получил
возможность ознакомиться с самым передовым рабочим классом
в Европе, с развитой промышленностью и социальным расслоением
общества. Поэтому мы встречаем в творчестве Веерта этого времени
сравнительно мало стихотворений на актуально политические темы; а
в названном цикле фейербахианских стихотворений вопросы по¬
литики и свободы трактуются еще слишком отвлеченно: поэт только
что преодолел религиозное мировоззрение, и понятно, что он прежде
всего изложил поэтически свои новые материалистические взгляды.
Отдельные сатирико-политические мысли по поводу немецкого ме¬
щанства встречаются в эпиграммах Веерта, набросанных им в 1844
году в его черновых тетрадях (нигде не опубликованных), вроде
следующего четверостишия:
Молчи! Устать ты не должна,
Немецкая душа!
Возьми — горит бокал вина,
И роза хороша.
Период гегельянства и фейербахианства в творчестве Веерта
имеет, таким образом, скорее характер переходной ступени; это
тот период, который Маркс и Энгельс в ином сочетании и в при¬
ложен™ к самим себе называют периодом «самопознавания». И по¬
литическая младогегельянская поэзия, сыгравшая такую громадную
роль в эволюции классового сознания немецкого бюргерства, была
для Веерта уже превзойденным этапом, когда на фоне борьбы
радикальной немецкой буржуазии с феодализмом ярко обрисова¬
лась фигура нового гиганта-класса — пролетариата. Началась вы¬
работка мировоззрения рабочего класса, диалектического материа¬
лизма. И Веерт, один из активных участников этого грандиозного
процесса, должен пройти новый этап в своем мировоззрении, а
вместе с тем и в поэтическом творчестве — переход от мелкобур¬
жуазного филантропизма через народнический социализм к мар¬
ксизму. Этим трем этапам и будут посвящены следующие три
главы.
IV АНГЛИЙСКАЯ ПОЛИТИЧЕСКАЯ ПОЭЗИЯ И ЧАРТИЗМ.
ПЕРВЫЕ СОЦИАЛЬНЫЕ СТИХИ И РАССКАЗЫ ВЕЕРТА
Германия вступила на путь капиталистического развития позже
своих западных соседей, Франции и Англии. Но когда в начале
40-х гг. в Германии образовался тот же, что и в этих странах*
экономический базис, то есть наступил период раннего капитализма
со всеми сопутствующими ему явлениями, то идеологи нового
4 Георг Веерт.
49

класса — буржуазии, а также идеологи другого нового класса,
к л асса - ант а гоняет а — пролетариата, обратили, как и следовало ожи¬
дать, свои взоры на те страны, где аналогичные экономические
я общественные феномены имели место уже много десятилетий
назад; произошло то, что обыкновенно называют умственным
влиянием. В немецкой политической и социальной литературе
40-х гг. это влияние чувсгвуегся, может бьгть, сильнее, чем в
какой-либо другой области идеологии. Творчество Гервега и вся
младогегельянская лирика в значительной степени воспитывалась
на французской песне (особенно Беранже) и революционной ан¬
глийской поэзии (Шелли, Кигса и др.), и эго отразилось как на
ее форме, так и на содержании. Когда же политическая поэзия,
начиная с 1844 года, самым решительным образом повернула —
как будет показано в ближайших главах— в сторону социализма,
то и тут не обошлось без влияния рабочей и социалистической
поэзии французских и английских авторов, певцов более передового
рабочего движения. Это было настолько ясно для современников,
что многие из тогдашних реакционных историков литературы и
критиков называли это движение «привозным из-за границы то¬
варом», ничего общего якобы с немецкой действительностью не
имеющим, искусственно насажденной идеологией. Конечно, это — аб¬
сурд. Никакого научного значения эти подчас очень кропотливые
изыскания филологической и культурно-исторической школ в обла¬
сти заимствования и влияния этой эпохи не имеют. Установить у
какого-нибудь немецкого поэта того времени количество мыслей,
оборотов речи и формальных элементов лирики, взятых из фран¬
цузской или английской поэзии, — это еще не значит что-нибудь
объяснить. Влияние литературы определенного общественного
класса одной национальности на литературу класса другой нацио¬
нальности предполагает прежде всего один и тот же или же сход¬
ный экономический базис. Этот общий базис несомненно суще¬
ствовал в 40-х гг. в Германии, Франции и Англии, причем в Герма¬
нии он был лишь наименее развит. В данном случае нас интересует,
главным образом, влияние английской социальной и рабочей поэзии
30—40 гг. (чартизма) на немецкую социалистическую поэзию, по¬
скольку творчество самого выдающегося немецкого социалисга-
поэта Веерта выросло на образцах чартистской поэзии.
Англия является колыбелью промышленного капитализма; в ней
первой из всех стран мира образовался промышленный пролетариат,
и в ней же рабочий класс впервые создал свое политическое
движение, основал собственную политическую партию с целыо
завоевания власти. В течение всей первой трети XIX века фео¬
дальный, а затем и буржуазный класс давали рабочему классу столь
наглядные уроки необходимости политической борьбы, что эта мысль
усваивалась пролетариатом все лучше и лучше, пока она в 1838 г.
не была практически осуществлена в виде организации чартистского
50

движения, наряду с большими недостатками имевшего to крупное
достоинство, что оно впервые выдвинуло лозунги рабочего класса.
Начиная с первых же шагов, английское рабочее движение
породило социально-политическую поэзию. Беспощадная эксплоа-
тация детей и жешцшг, невероятно тяжелые антисанитарные усло¬
вия труда рабочего, высокая смертность и заболеваемость среди
них, дикость, пьянство, разврат и полный распад семейной жизни —
ужасающие явления, сопровождающие английский капитализм пер¬
вой половины XIX века и так потрясающе описанные Энгельсом
в его книге о положении рабочего класса в Англии (1845), —со¬
здали ту почву, на которой, после обмана рабочих буржуазией
в 1832 году (парламекской реформы), выросло чартистское движе¬
ние и социальная поэзия. Первые же выступления оуэнисгов и луд¬
дитов сопровождались рабочей, еще утопической и классово-не¬
сознательной поэзией и песнями. Утопический коммунизм Оуэна
лег в основу ряда сборников песен, которые похожи скорее на
поэзию раннего французского уто1Шческого социализма, чем на
воинствующую политическую лирику рабочего класса: слишком
сильна еще абстрактная трактовка социальных вопросов, расплыв¬
чатость политических требований, чувствуется также и цеховая
установка певцов.
Другое дело, когда рабочее движение из секты развилось в клас¬
совое движение. Тут в первую очередь появляется ряд попутчиков,
певцов-филантропов из лагеря мещанства и буржуазии, рисующих
потрясающие картины бедствия рабочих с целью обратить на них
внимание господствующих классов. Одним из самых выдающихся
поэтов-филантропов этого типа был Томас Г у д, прославившийся
своими описаниями жизни низших народных масс («Песнь о ру¬
башке», «Мост вздохов», «Часы в рабочем доме» и др.) с их нарочито
грубой реальностью, презирающей все ухищрения утонченного изо¬
бражения и ставящей себе целью максимальное воздействие. Бедная
швея, с израненными пальцами, гнущаяся до головокружения днем
И ночью над иглой, чтобы заработать себе иа корку хлеба; изму¬
ченная девушка, которую милосердная Темза освобождает от бре¬
мени жизни; дряхлые старики, после долгой жизни труда и лишений
вымаливающие жалкую милостыню в рабочем доме,-- они задели
сердца всех и не в малой степени способствовали созданию в опре¬
деленных буржуазных кругах филантропических настроений,
стремления относиться к трудящимся классам с чувством «хри¬
стианской любви». Конечно, и эта «любовь» не могла приостановить
процесса экономического развития. Но все же писатели, подобные
Томасу Гуду, впервые ввели в поэзию мир труда с его страда¬
ниями, хотя и в пассивной его форме. Кроме Гуда, в этом при¬
близительно духе («Поэзия бедных людей»), хотя уже ближе к чар¬
тизму, писал К. Э. С. Нортон, выступившая с «Фабричными
песнями» («Голос фабрики» 1836, и «Дитя островов» 1845), Чарльз
4*
51

Мэкэй («Голоса масс» 1846) й др. «Социально«! несправедли¬
востью» по отношению к низшим классам общества гневно возму¬
щался и ряд других известных тогдашних английских писателей:
Карлейль, Дизраэли, мисс Гаскелль, Диккенс и др.
Но первым более или менее значительным поэтом английских
ремесленников нужно считать Эбецезера Эллиота, «рифмача о
хлебных законах». Будучи сам рабочим (кузнецом), Эллиот на¬
писал свои лучшие стихи в тот период, когда рабочий класс
истратил главные свои силы в борьбе — тогда еще в союзе с
буржуазией — против помещиков, за отмену хлебных пошлин. Ясно,
что английский рабочий класс не имел еще в это время четкого
классового мировозрения, и идеология его слагалась из самых
различных стремлений; и в этой фаланге течений Эллиот зани¬
мает наиболее правую позицию. Излюбленная тема его стихотво¬
рений — страдания бедных слоев населения под тяжестью налогов
и; хлебных пошлин; основной цикл его социальных стихов так и
озаглавлен «Песни против хлебных законов». Не имея ни экономи¬
ческого, ни исторического в достаточной мере широкого круго¬
зора, Эллиот не замечал эксплоатации рабочего класса капитали¬
стами и видел все зло в хлебных законах, полностью солидаризи¬
руясь с буржуазными идеологами фритредерства. Эту идею ои
защищал с настойчивостью фанатика и нападал на всех, кто не
одобрял отмены хлебных законов (вообще он то сближался, то
отходил от реформистов, чартистов и особенно нападал в своих
злых эпиграммах на оуэнистов. Будучи, таким образом, в сущности
лишь мирным реформистом (он восхваляет короля Вильгельма IV
за парламентские реформы' 1832 года и усматривает в отмене
хлебных законов победу рабочих), Эллиот все же дает много
живо написанных и в художественном отношении довольно удачных
изображений из жизни рабочего класса. Одно его стихотворение
(«Семья английского пролетариата») стало даже гимном чартистского
движения. В нем дается потрясающая картина ‘безвыходного по¬
ложения рабочей семьи; она уже вконец разорена; последний жал¬
кий скарб ее забран полицией; жену рабочего казнят за убийство
грудного ребенка. Песня кончается призывом:
О богачи, за вас закон,
Голодных вам не слышен стон!
Ваш взор суров, ваш дух жесток,
ВьГншцих прячете в 'острог...
Но неизбежен мести час...
Рабочий проклинает вас...
И то проклятье не умрет,
А перейдет из рода в род.
(Пер. К. Бальмонт а).
Несмотря иа всю у?леренность поэтов раннего чартизма
(30-х гг.), они имеют то преимущество перед поэтами чартизма
S2

позднего, что они были безусловно сторонниками техники и про¬
мышленной революции, между тем как некоторые из последних, как
мы увидиим ниже, звали прочь от города, назад к природе. Эллиот
восхищался прессой, приносящей «благословение всем странам», а
Ч. Мэкэй воспевал даже поэзию железной дороги. Эллиот кроме того
написал ряд весьма удачных для того времени политических ра¬
бочих гимнов, и недаром песни этого «кузнеца из Шеффильда»
долгое время были самыми популярными среди английского про¬
летариата. Примером его политической поэзии является его «Мо¬
литва якобинца» (The Jacobin's prayer). В довольно воинственном
духе написана его «Песня битвы» и «Песни для шеффильдского
союза рабочих». После отмены хлебных законов Эллиот стал
еще умереннее.
Весьма богатая чартистская поэзия 1830—50 гг. имеет своих
правых, центристских и левых представителей. Мы не можем здесь
вдаваться в подробный анализ этой интересной эпохи английской
рабочей поэзии и вынуждены лишь ограничиться выявлением
основных ее тенденций, чтобы проследить ее влияние на Веерта
и вообще немецкую социалистическую поэзию 40-х гг. Прежде всего
нужно отметить тот факт, что в чартистской поэзии подавляющее
большинство авторов — рабочие от производства, в то время как
представители немецкой социалистической поэзии были, главным
образом, мелкобуржуазные интеллигенты, пришедшие к социа¬
лизму. Это объясняется наличием гораздо более передового и
сознательного рабочего класса в Англии. Когда теперь просматри¬
ваешь главные органы чартистов и сочувствующих им органи¬
заций («Страж бедняка», «Лондонская депеша», «Бирмингамская
газета», «Северный освободитель», «Настоящий шотландец», «Ре¬
месленник», «Чемпион», «Хартия», «Национальный реформатор»,
«Земледелец», «Краагый республиканец», «Друг народа», «Народ¬
ная газета» и особенно «Северная звезда»), то поражаешься оби¬
лием стихов простых рабочих, помещенных в этих газетах. С этой
исключительной ’тягой к лирике приходится, между прочим,
сталкиваться на первой ступени развития пролетарской поэзии всех
стран. Из чартистов, например, Фергус О'Коннор написал немало
плохих стихов, так же как и другой выдающийся чартистский
вождь Дж. Дж. Гарин. Насколько серьезно чартисты относились
к рабочей поэзии, свидетельствует хотя бы то обстоятельство,
что «Северная звезда», начиная с 1845 года, устраивала регулярно
на своих страницах «Праздник поэтов», своего рода соревнование на
лучшее пролетарское стихотворение; решение редакции опуб¬
ликовывалось Есегда тут же. Лучшие произведения издавались
в сборниках чартистских песен, распространявшихся среди ра¬
бочих; они давали массам ту необходимую пропагандистскую
поэзию, в которой так нуждались рабочие, особенно в ранний
период рабочего движения, на собраниях, демонстрациях и т. д.
53

Нередко самые революционные песни исходили из анонимной ра¬
бочей массы, и если иногда и сохранялась имя ткача или углекопа,
то оно совремешюму читателю уже ничего не говорит. Важно
только, что самые широкие рабочие массы принимали активное
участие в созидании и распространении своей поэзии. Примером
популярного массового произведения может служить знаменитая
песня «Король-пар», написанная странствующим чартистским про¬
пагандистом Эдвардом П. Мидом из Биршшгама1. Эта несия —
одш из наилучших документов своего времени.
На светс есть царь, беспощадный тиран,
Не сказки старинной забытый кошмар,
Жестокий мучитель бесчисленных стран...
Тот царь называется пар.
Рука его грозно протянута вдаль,
Рука у него лишь одна,
Но рабскую землю сжимает, — как сталь,
И тысячи губ. т она.
Как бешеный Молох, чудовищный бог,
Он храм свой поставил на грудах костей,
И пламенем вечным утробу зажег,
И в пламени губит детей.
С толпой крозожадных жрецов-палачей,
Людьми ои владеет, как вождь.
Они претворяют кровавый ручей
В чеканного золота дождь.
Они попирают ногами народ
Во имя златого тельца.
Их тешат голодные слезы сирог
И вздохи больного отца.
Предсмертные стоны вокруг алтаря
Им нежат, как музыка, слух.
В чертогах свирепого пара-царя
Там гаснет и тело и дух.
Там царствует ужас, там гибельный ад,
В чертогах царя роковых,
Там тысячи мертвых положены в ряд,
Они поджидают живых...
Долой же слепую, бездушную власть!
Вы, полчища белых рабов,
Свяжите чз'довйща черную пасть
И силу железных зубов!..
И слуг его наглых, утративших честь,
И совесть продавших давно,
Пускай поразит их народная месть,
С тельцом золотым заодно.
i Опубликована в «Северной звезде», № 274, от 11< февраля 1843 года.
Энгельс перевел ее в своей книге «Положение рабочего класса в Англии».
54

♦Эта песня получила в Германии известность после выхода в
св*т книги Энгельса; вскоре главные социальные стихотворения
Т. Гуда в переводе Фрейлиграта стали достоянием немецкой социа¬
листической литературы. Еще раньше «Молодая Германия» и младо-
гегельянская политическая поэзия популяризировали творчество
Шелли, а чартисты (находившиеся, особенно в формально-художе¬
ственном отношении, под исключительно сильным влиянием англий¬
ской ромаптическо-политической поэзии конца XVIII и начала XIX
века) переводили отдельные произведения Фрейлиграта, Гейне, Гер¬
вега и других; таким образом создались предпосылки для взаим¬
ного влияния поэзии чартизма и раннего немецкого социализма.
В этом «культурном обмене» Веерт играл очень значительную роль.
Переехав в декабре 1843 года в Англию, Веерт попадает как
раз в самый разгар усиления социалистической (оуэнистской и
христианско-социалистической) и чартистской пропаганды. Но в
английском рабочем классе успел уже пустить корни трэд-
юнионизм, защищавший узко-цеховую точку зрения и стояв¬
ший за гармонию интересов хозяев и работих; он тормозит по¬
левение английского рабочего движения и по сей день. Такую же
античартистскую, антипролетарскую позицию занимало и коопе¬
ративное движение, разделявшее уже целиком платформу ка¬
питализма,—не говоря о христианских социалистах, стре¬
мившихся также к примирению капитала и труда. Вот в такой
обстановке чартистам, в связи с общим равнодушием масс малосо¬
знательных рабочих к политической борьбе, после краха стачки
1842 года, трудно было рассчитывать на успех своей агитации.
Тогда вожди чартизма, в первую очередь О'Коннор, в поисках спо¬
собов оживления движения, решили присоединить к требо¬
ваниям хартии расторжение унии между Англией и Ирландией;
таким образом они надеялись привлечь на свою сторону ирланд¬
ские массы, борющиеся за свою национальную независимость. Ос¬
татки последователей чартизма, который, казалось, был обречен
на гибель, сгруппировались вокруг О’Коннора, олицетворявшего
собою это движение.	i
Эти последние события нужно особенно иметь в виду для
понимания творчества Веерта первого года пребывания его в Ан¬
глии (1844): именно своеобразное сочетание воинствующего рейн¬
ского романтизма с политической песней чартизма периода
увлечения Ирландией. Эта страна для Веерта является символом
свободы (стихотворение «Воскресное утро на море»).
Но наиболее характерным образцом романтизации чартистской
поэзии под пером Веерта является, может быть, стихотворение
«Мери», песня об ирландской героической девушке, приехавшей
в Англию продавать на улице фрукты, чтобы добыть средства
для агитации О'Коннеля. Это стихотворение характерно не только
тем, что в нем впервые вводятся в сюжетику поэзии Веерта
55

чартизм и ирландское движение, но и потому, что оно отражает
влияние английской политической песни: эту сжатую, лапидарную
форму знала в то время одна лишь английская политическая лирика.
Еще в 1844 году нейтральный романтизм в творчестве Веерта
начинает постепенно исчезать и уступать место социальному во¬
просу. До отъезда в Англию Веерт написал лишь одно социальное
стихотворение из жизни бедных мозельских крестьян г. Но в нем
выражается только сострадание к участи несчастных виноделов,
постигнутых неурожаем; оно закапчивается обращением к богачам
с просьбой дагь несколько грошей для смягчения нужды.
О жители городские,
Едите вы каждый час,
Цепи блестят золотые,
Кресты и звезды на вас,
... несите лепту с приветом
В рейнские города,
Как я свою песню эту
Свободно миру отдал.
Только в Англии наш поэт подробнее ознакомился с положе¬
нием рабочих и пауперизированных низших классов; особенно по¬
трясающее впечатление произвел на него Лондон с его контра¬
стами: блеском и бедностью; ои узнает среду, описание которой
обессмертило Диккенса. В письме к брату от 14 января 1844 года,
то есть спустя лишь месяц после приезда в Англию, Веерт пишет
о Лондоне: «В одну ночь там увидишь больше, чем в других прито¬
пах за год. Среди девок, актеров, бандитов, скоморохов и пья¬
ниц я провел несколько столь страшных часов, что они на всю
жизнь останутся у меня в памяти. Интересно увидеть перед своими
глазами |в1 действительности то, что нам так великолепно изоб¬
ражает Е. Сю в «Парижских тайнах». В Брэдфорде, где наш поэт,
связанный службой, прожил почти три года, он взялся, опять-
таки под идейным руководством Энгельса, за основательное изуче¬
ние положения английского рабочего класса. Вместе с одним шот¬
ландским врачом он обследовал 30 рабочих квартир, посещал ра¬
бочие собрания, фабрики и заводы, изучал быт и обычаи рабочих,
участвовал в филантропических буржуазных 'обществах и т. д. Ре¬
зультаты этих обследований были ужасающи. И Веерт немедленно
начал целую серию статей о положении рабочего класса в Англии
в «Кёльнской газете» и немецких журналах. В его рассказах
1844 года сказывается еще точка зрения филантропа, мелкого
буржуа, взывающего к состраданию господствующих классов. Со¬
циальный вопрос в первых рассказах не занимает даже центрального
места: на немецкого народника-романтика сравнительно высоко раз-
1 «Вино не удалось», в «Кёльнской газете>, № 316, от 12 ноября 1843 года.
56

витая промышленность и техника произвели потрясающее впеча¬
тление, и он неустанно поет хвалебные гимны мировой торговле,
гигантским фабрикам, уличному движению и т. д. Но за всем этим
богатством таится мрачная нужда, нищета рабочих масс. Так он
описывает фабричный город, виденный им во время одного путе¬
шествия внутрь Англии: «Вдруг мы останавливаемся на краю глу¬
бокой долины. Мы стараемся проникнуть взором до самого дна,
но густой черпо-ссрый туман застилает все; зловеще сверкают
там фонари н ярко пылающие огни; нестройный шум оглушает нас.
Только ряды труб, стройно, как минареты, возвышающихся над
крышами домов, указывают, что перед нами место, где стук колес,
жужжание миллионов веретен смешивается со* вздохами измученных
рабочих, где вырабатывается та масса товаров, которые британец
рассылает со своим флотом по целому миру... Неподвижные, вгля¬
дываемся мы пристально в эту мрачную лощину; кажется, будто
сам чорт хозяйничает там, будто тысяча заленившихся карликов
и кобольдов отплясывают под бичом господина. Клокотанье и
шипение, стук и дребезжание — и когда прислушиваешься, то ка¬
жется, что до нас доносится также крик ужаса терзаемых душ,
что сквозь гром прибоя слышно жалобное пение галерных рабов —
это они и есть! Это пение тех несчастных, которых уже в ранней
молодости приковали к машинам.
В чертогах свирепого пара-царя
Там гаснет и тело и дух.
Веерт закапчивает это описание цитатой из стихотворения чар¬
тиста Мида. Как видим, ои все еще пользуется аллегориями, сим¬
волами и т. д., заимствованными из романтического арсенала. Со¬
циальный элемент в его рассказах появляется пока еще между
прочим; преобладают другие интересы, и прежде всего вопросы
фольклора и воздействия промышленного переворота на все отра¬
сли хозяйственной и народной жизни. «Мореплавание — поэзия тор¬
говли», — восклицает Веерт при виде леса мачт в лондонском порту.
Эти рассказы можно скорее всего назвать констатированием, реа¬
листическим описанием виденного в стиле «Путевых картин» Гей¬
не, в них значительную роль играют еще воззрения рейнского
романтика. Рядом встречаются восхищение перед английской тор¬
говлей и промышленностью и сострадание к бесчеловечно эксплоа-
тируемому пролетариату. Так он пишет в одном рассказе: «Тор¬
говля, учреждающая свои предприятия в самых отдаленных зонах,
достигающая самого сердца величайших континентов, последних
островов океана, — здесь она нагромоздила свои сокровища! Про¬
мышленность, создавшая в короткий срок своими гигантскими ру¬
ками: тысячу новых отношений и грозящая в будущем изменить
еще вид земной поверхности, — здесь собрала она все свои чудеса!..
И здесь, наконец, навстречу нам нагло ухмыляются острейшие
57

контрасты нашего общества: в полдень в Ганд-парке через каждые
десять шагов натыкаешься на Креза, тогда как в то же самое
время пролетарий, терзаемый круглые сутки голодом, ложится на
зеленую траву у подножья статуи Ахилла, чтобы, наконец, из¬
дохнуть».
Переход Веерта от полуромантичсского, полубуржуазиого фи¬
лантропа, подвергшегося влиянию младогегельянства и фейерба¬
хианства, к социалистическому поэту происходит, начиная с сере¬
дины 1844 года, очень быстро. На это его развитие повлияло
чартистское движение, его политическая борьба и социально-по¬
литическая поэзия, — самое же главное, быстрый расцвет социа¬
листической мысли в Германии, опередившей вскоре в этом
отношении и Англию, и Францию. Дело в том, что чар¬
тистское движение вырождалось все больше и больше в мелко-
буржуазную и мелкокрестьянскую утопию. Расторжение унии ме¬
жду Англией и Ирландией, выдвинутое О'Коннором для спасения
чартизма, вскоре было оставлено, и придуман другой лозунг —
знаменитый проект о земледельческих поселениях. Этот лозунг
был в сущности реакциошшм, ибо был направлен против прогресса
индустрии, он звал рабочих назад от фабрики к земле, на лоно
природы. Этим временем (начало 1845 года) можно датировать
развал могущественного когда-то чартистского движения. Утопи¬
ческая и реакционная идея о выкупе земли небольшими участками
при помощи хитроумных банковских операций свидетельствовала
о полном непонимании основных законов общественно-экономиче¬
ского развития и кончилась, само собой разумеется, неудачей.
Сам О'Коннор отошел мало-помалу от чартизма и превратился
в мелкобуржуазного крестьянского реформиста.
Веерт обладал уже слишком широким экономическим и исто¬
рическим кругозором, чтобы не понимать всей реакционности та¬
ких лозунгов чартизма. И поэтому, когда осенью 1844 года жи¬
вущие в Лондоне немецкие, польские, итальянские и другие ком¬
мунистические эмигранты объединились в союз «Братских демо¬
кратов», то к нему присоединилась именно та часть чартистов
(Гарии, Джонс), которая впоследствии пошла за Марксом и
Энгельсом. И Веерт, развивавшийся под непосредственным идей¬
ным воздействием Маркса и Энгельса, сам принимавший деятель¬
ное участие в формирующемся международном объединении ра¬
бочих, примыкает именно к этому крылу чартистов. Широко ис¬
пользовав достижения чартистской поэзии ее цветущего периода,
Веерт идет своим путем, отражая в своей эволюции всю эволюцию
социализма в Германии. О том, как различно сложились пути поэзии
чартизма и поэзии Веерта, прекрасно свидетельствует хотя бы
эволюция творчества последнего, сделавшегося пролетарским иоэ-
том, и эволюция самого выдающегося чартистского писателя пе¬
риода упадка — Эрнста Джонса.
58

Э. Д ж о и с — крупный поэт и, если принять ва внимание,
что он долгие годы работал под руководством Маркса, нужно
было бы заключить, что он мог бы стать пролетарским поэтом.
Правда, многие из его политических стихотворений написаны
с большим революционным темпераментом («Восстание Индостана,
или новый мир» 1849; «День битвы» 1855 и др. поэмы). Но
беда Джонса в том, что ему, примкнувшему в 1845 году к
чартизму, необычайно импонировал О’Коннор своим ораторским
талантом и кажущимся знанием аграрного вопроса. Он стал факти¬
чески адъютантом своего обожаемого учителя и проделал с ним
все утопические земледельческие эксперименты. Отсюда же, от
слепого увлечения земледельческой утопией, и главный недоста¬
ток поэзии Джонса, его «народничество», его ненависть к про¬
мышленности и городу и идеализация деревни. В этом отношении
характерны его стихи серии «Плуг и ткацкий станок», где он
горько жалуется на опустошительное влияние крупной промыш¬
ленности и где идиллически изображаются благовонный воздух,
бодрящая зелень полей и лугов и показывается, ка;с жадный,
ненасытный город поглощает все это великолепие и превращает
его в грязный н дымный ад. Более ценны в идеологическом
отношении его политические стихи 1849—52 гг.
Но художественное творчество Джонса, взятое в целом, хотя
и является наивысшим достижением чартистской поэзии, выра¬
жает раннюю фазу рабочего движения, с нечетким классовым со¬
знанием, между тем ’как творчество Веерта начинает подни¬
маться вместе с новой волной борьбы рабочих за свою эман¬
сипацию — уже на более высокую ступень классового сознания про¬
летариата. И между тем как Джойс, видя тяжелые последствия
промышленной революции для рабочего класса, делает вывод о
вредности промышленности вообще, Веерт, шаг за шагом преодо¬
левая различные народнические иллюзии, приходит к обратному
и единственно правильному выводу, — именно, что капитализм сам
создает своего могильщика и что как раз рабочему классу пред¬
стоит историческая роль преодоления капиталистической системы,
Отдельные мысли такого характера встречаются уже в рассказах
Веерта конца 1814 и начала 1845 гг., правда, не нарушая еще общей
тенденции этих рассказов, филантропически-пародннческих. Так,
в одной статье об английских рабочих мы читаем: «Страдания
английских рабочих так упорны, что в каждой газете, хоть несколько
интересующейся такими делами, почти каждый день натыкаешься
на драм}', случившуюся в том или ином графстве... и это проис¬
ходит во всех отраслях, и это происходит год за годом, и поко¬
ления за поколениями погибают, чтобы питать корни того могучего
дерева, на котором сейчас растет благополучие, а в будущем,
может быть, и гибель богатых». Есш наш поэт в этой статье
считает только возможным, что рабочий класс когда-нибудь
59

уничтожит богачей, то в следующем рассказе о «Празднике цветов
английских рабочих» он не только отвечает утвердительно на этот
вопрос, но уже вполне уверен, что пролетариат не ограничится
разрушением старого мира, но н создаст новый, лучший мир
с II о в ы м искусств о м и т. д. «Ибо,— пишет он, — праздник
цветов английских рабочих не похож также на празднество, устраи¬
ваемое ежегодно французским юношеством в память Клементины
Изоры,— когда дождем сыплются серебряные лавровые венки, кубки
it прочие драгоценности и столько поэтов поет свои самые звуч¬
ные сонеты,—но наш значительно более простой праздник цветов
имеет тем большее значение, что он без всякого давления извне
создай самим народом. В этом заключается также доказательство
того, что рабочий, кроме своего политического' развития, хранит
в своем сердце еще целое сокровище любви к природе, любви,
которая является источником всякой поэзии и которая когда-нибудь
даст ему возможность создать для мира свежую литературу, новое
могучее искусство».
Итак, в отношении Англии, с ее развитой промышленностью
и огромной армией пролетариата, вопрос об освобождении рабочих
для Веерта был более или менее ясен. Но как же поступить в Гер¬
мании, то есть в стране с менее развитым капитализмом и только
что зарождающимся рабочим классом? Правда, в ней наметилось
уже в основных тенденциях то же капиталистическое развитие
со всеми его последствиями для рабочих, как и в Англии, — но
нельзя лгг, думали многие из ранних немецких, так называемых
«истинных» социалистов, миновать для Германии эту фазу капи¬
тализма и непосредственно перейти к социализму? Это народни¬
ческое умственное течение 40-х гг. создало и довольно большую
художественную литературу, п, так как не только Веерт, hq и
Энгельс находился некоторое время в плену этих иллюзий — хотя
ни первый, ни второй никогда не разделяли их вполне, — мы рас¬
смотрим это течение несколько более подробно.
V НАРОДНИЧЕСКИЕ ИЛЛЮЗИИ И ПОЭЗИЯ ИСТИННОГО»
СОЦИАЛИЗМА
Погружаясь всё глубже в изучение социального вопроса, пре¬
вращаясь из романтического и политического поэта
в социального певца, Веерт, несмотря па сильное влияние
на него чартизма, все же не мог пройти милю того умственного
течения в немецкой мелкобуржуазной интеллигенции 40-х гг., кото¬
рому Маркс и Энгельс дали название «истинного» социализма.
Расцвет его наблюдается в 1844—47 гг. в наиболее передовых
в промышленном отношении областях Германии — в Силезии, Са¬
ксонии и особенно в Рейнской провинции. Дело в том, что ранний
период капитализма в Германии как и в других странах — со¬
60

провождался огромной пауперизацией ремесленников и низших
слоев населения. Ярче всяких других документов о назревшем
тогда социальном кризисе свидетельствуют многочисленные рабо¬
чие восстания, как, например, восстание силезских ткачей, рабочие
волнения в Чехии, Силезии и Рейнской провинции. Феодально¬
бюрократическое правительство старалось свалить всю вину в про¬
исходящем на промышленную буржуазию, проповедуя лозунг средне¬
веково-романтическою «сотрудничества» народа с монархией. При
поддержке правительства были образованы ооюзы для поднятия
благосостояния бедного населения.
К этому времени:	немецкая мелкобуржуазная интеллигенция
переживает идейный кризис. Остатки «Молодой Германии» окон¬
чательно растаяли; младогегельянство, выдвинувшее ряд талант¬
ливых политических поэтов и мыслителей, в 1843—1844 гг. также
претерпевало глубокий кризис, осложненный запрещением его глав¬
ных органов («Рейнской газеты» и «Галльских ежегодников») и
эмиграцией руководителей движения. В результате это столь силь¬
ное умственное течение распадается: одна часть младогегельянства
приходит к научному социализму (Маркс и его кружок), другая
часть с этого времени либо составляет левый фланг буржуазной
демократии (А. Руге), либо вырождается в индивидуалистически-
анархическую секту (Братья Бауэр, Штирнер и «Свободные»). На¬
чиная с 1844 года, все большее значение приобретает «истинный»
социализм. Чтобы понять творчество Веерта середины 40-х гг.,
надо вкратце остановиться, во-первых, на основных чертах этого
движения вообще и, во-вторых, на массовой продукции этого тече¬
ния в области художественной литературы.
Основателями и первыми теоретиками немецкого «истинного»
социализма являются М. Гесс и К. Грюн. Но ввиду того, что
Гесс — один из основоположников философского социализма —
все время находился под влиянием Маркса, самым типичным идео¬
логом «истинного» социализма нужно считать К. Грюна, руко¬
водившего также и главным органом движения —«Трирской га¬
зетой». Основной принцип его следующий: Германия может непо¬
средственно перейти от феодального строя к социализму, минуя
фазу капитализма в том случае, если все руководство движением
будет передано гуманитарной интеллигенции. «Руководство» интел¬
лигенции, по мнению Г рюна, должно выразиться в «истинном»
образовании темных народных масс, во внушении им мировоззрения
социализма. Наивысшим принципом этого мировоззрения считается
«солидарность всех людей», «свобода личности» и «автономия инди¬
вида». И если младогегельянство, как оно было представлено в
«Рейнской газете» и в «Немецких ежегодниках», считало еще «жизне¬
способным» то, что разумно, то «истинный» социализм направления
Грюна покончил с этим «лево-бауэровским» историзмом и провоз¬
глашает «жизнеспособным» лишь то, что не противоречит свобод¬
61

ной личности. Высшие авторитетом является уже не монарх или
правовое государство, а «человек». Вся мировая история рас¬
сматривается с точки зрения освободительной борьбы индивида
с силами, ограничивающими его права. Грюн в равной мере против
«сословного государства» Радовица, христианско-феодальной тео¬
рии Сталя и национального государства Галлера, как и против
«разумного государства» Гегеля. Наиболее приемлемым для «иегг.г-
ного» социалиста казалось договорное государство Руссо и гре¬
ческий демократический городской строй с его «свободным гражда¬
нином». В этой теории, лопнувшей, как мыльный пузырь при
первом же столкновении с действительностью в 1848 году, встре¬
чаются остатки левогегельянских идей, идеи Руссо, гуманизм Фей¬
ербаха и, главное, анархизм Прудона. В тогдашней конкретной
исторической обстановке приверженцы этого течения должны были:
бы притти к отрицанию христианско-феодального государства и,
стало быть, к конфликту с предмартовским правительством. Но
«истинный» социализм считал, что монархия является более удоб¬
ной формой правления для достижения его цели, чем конститу¬
ционный строй,— ибо, думали Грюн и компания с их узким исто¬
рическим кругозором, раз конституционализм ничего не дал бед¬
няку во Франции и Англии, то нужно бороться против либераль¬
ной буржуазии и не допускать ее к власти.
Как же «истинный» социализм выразился в художественной
литературе? Прежде всего поэты его, не имея никакого понятия
об экономическом развитии и историческом процессе, находились
целиком в плену мелкобуржуазных иллюзий, будто капитализм
господствует исключительно по прихоти капиталистов, и поэтому
все дурные последствия системы могут быть устранены доброй
волей фабрикантов и банкиров. Поэтому многочисленная армия
поэтов «истинного» социализма чрезвычайно детально изобра¬
жает бедственное положение рабочих и других пауперизированных
масс —а из таких описаний и состоит почти вся литература этого
течения — с целью вызвать сострадание у фабрикантов и других
сильных мира сего; отсюда и вечное взывание к «человеческой
совести» и состраданию к меньшому брату. Из общего учения
«истинного» социализма вытекает также та характерная черта его
поэзии, что писатель всегда выставляет свою личность на первое
место: он страдает за всех обиженных, он реформатор, он
руководит всем и организует всё.
Мы здесь лишены возможности даже перечислить только всех
поэтов и писателей, так или иначе связанных с «истинным» социа¬
лизмом; ограничимся лишь общей характеристикой больших групп
и течений, чтобы затем подробнее осветить период «истинного»
социализма в творчестве Веерта.
Самый сильный толчок как всему движению, так и поэзии
«пстиниого» социализма дало восстание силезских ткачей летом
62

1844 года. Вопиющая эксплоатация ремссленииков-ткачей послу¬
жила темой для очень многих стихотворений, рассказов и драм,
вплоть до Гауптмана it Толлера i. Mo особенно благодарной темой
она явилась для поэтов «истинного» социализма. Тут-то можно
было указать, куда ведет капитализм, и, главное, взывать к филан¬
тропическому сердцу существенности. Если Гейне, находившийся
тогда под непосредственным идейным влиянием Маркса, первым
откликнулся на восстание революционным стихотворением «Ткачи»,
то Фрейлиграт, только что сошедший с высоты своей «сверхпар¬
тийной башни» поэзии и примкнувший к «истинному» социализму,
воспел страдания ткачей в весьма сентиментальном и песси¬
мистическом тоне («Из силезских гор»). И вслед за этими двумя
крупнейшими политическими писателями потянулась еся армия пред-
мартовских социалистических писателей. Нет, кажется, im одного
поэта «истинного» социализма, который не писал бы стихов о тка¬
чах. Одни, как, например, К. Бек, видели причины бедствий ткачей
вовсе не в капиталистическом способе производства, а в носи¬
телях этой системы. И Бек -»тоскует по старым «добрым време¬
нам», когда фабрикант сам еще был рабочим и «добрым отцом»
своих рабочих. Таким «отцом» мнится ему Ф.уггер:
О, дети, то был человек идеальный!
Ткач, такой же, как я, буквально.
Но был он в большом почете,
Дворянство и герб имел,
Спасал бедняков от нужды и проклятья,
Дарил он им деньги и зимнее платье,
А сам одевался в лохмотья.
Идеал Бека, как мы видим, заключается в патриархальных
отношениях работодателя и рабочих. Другой поэт, «истинный» со¬
циалист Герман Пютман написал целую серию стихотворений
о силезских ткачах, то воспевая революционное восстание, то ста¬
раясь найти разрешение социального конфликта в — компро¬
миссе. Оказывается — по Пютману,— что над всеми социальными
проблемами витает дух человеческой любви. Почему в обществе
не может существовать такая же гармония, как в природе? И поэт
описывает нам сцену, когда ткач убивает фабриканта, а солдаты —
ткача. И вдова ткача, оставшаяся с маленьким сыном, видит такой
сон: сын ее вырос, Ц все люди -стали друзьями; он идет рука
об руку с сыном фабриканта и говорит своей матери:
Все в одиночку счастья
Искали мы всегда,
Но счастья в одиночку
Не сыщешь никогда.
* См. Salo.non Liptzin, The weavers in tic german literature. itiu-
gen, 1925.
C3

В объединеньи братском
Мы будем все сильны,^
Один другому равен,
И — в м е с т е — все равны.
«Всеобъемлющая» человеческая любовь «истинного» социалиста,
таким образом, победила классовую борьбу.
Но не все поэты этого движения делали такие оценки восста¬
нию силезских ткачей. Луиза! Астон, Луиза Отто-Петерс, В. Мюл¬
лер фон-Кёнигсвинтер, Ад. Шульте и др. писали более революцион¬
ные стихотворения. К. Г. Шнауфер призывает ткачей к новым вос¬
станиям, а Герм. Земмиг сочиняет своего рода новый гимн с ре¬
френом:
Это—ткачей беспощадное войско,
Это — идут коммунисты.
Но лучшее из того, что тогда было написано об этом восста¬
нии— после стихотворения Гейне —это первая из «Ланкаширских
песен» Веерта («Они сидели на скамьях»).
Они сидели на скамьях,
Каждый по-своему прост,
Каждый большими глотками
Пил за другого тост.
Веселы были их лица,
Горе им ни по чем!
То, что завтра случится —
Неважно сегодня днем.
В глотки вливайся шире,
Летнего пива мед!
Парни из Ланкашира
Из Йорка — такой народ!
Пели они наславу...
Но в свете ночных фонарей
Узнали они о кровавой
Силезской бойне ткачей.
Когда они все узнали —
Их слезы душили всех,
Товарищи сразу встали,
Забыли веселый смех.
Кулак сжимался до боли,
И шляпа в руках тряслась...
Гремело в лесах и в. поле:
* Силезия! В добрый час!“
Правда, в стихотворении Веерта мы еще не встречаем того
классового самосознания рабочих, как в «Ткачах» Гейне, где угне¬
тенные ткут «саван могильный» своим угнетателям, то есть где
образно выражена мысль Маркса о том, что пролетариат является
могильщиком буржуазного общества. Веерт в 1844 го,ту был еще
«истинным» социалистом, и вести о восстании ткачей хотя и вызывают
64

сочувствие и революционное негодование чартистов, но они только
«сжимают кулаки» и этим ограничиваются.
В последующие за восстанием силезских ткачей года «истин¬
ный» социализм достиг наивысшего своего расцвета. Возникают
не только всевозможные союзы для «истинного» просвещения ра¬
бочих и ремесленников и поднятия их материального благосо¬
стояния, но это течение завоевывает себе известное место в не¬
мецкой общественности и как литературная школа. Под его влияние
подпадает не только либеральная «Трирская газета», но и реак¬
ционная до той поры «Кёльнская газета». Мало того, во всех
провинциях Германии, где капитализм пустил более или менее
глубокие корни, образуются определенные группы «истинных» со¬
циалистов: саксонская, австрийская, берлинская, вестфальская, вуп¬
пертальская и др. В Австрии самым типичным представителем по¬
эзии «истинного» социализма был • Карл Б е к. Он впервые ввел
в немецкую Лирику 1шдустриалы1ые темы, но трактовал их в духе
своего мелкобуржуазного направления, позволявшего ему воспе¬
вать не грозного революционного пролетария, а лишь жалкого
униженного страдальца, и поэтому большинство его «Песен бед¬
няка» (1846), так жестоко осмеянных'Энгельсом в «Немецко-Брюс-
сельской газете», состоит из описаний жизни беспомощных паупе-
ризированных ремесленников и рабочих. Правда, среди этого «моря
слез» можно встретить и весьма реалистические и революционные
песни о люмпенпролетариате или рабочих, но это лишь единичные
исключения. В общем же поэзия всей австрийской группы «истин¬
ных» социалистов, к которой, кроме Бека принадлежали еще
М. Гартман и А. Me йен ер, грешит тем, что поэты совершен¬
но не знают 1 настоящего промышленного рабочего и по¬
этому вечно мучаются, скорбят за «все человечество», описывают
муки ягненка, которого терзает орел, или страдания тростника,
издающего пронзительный звук, когда его качает ветер. Загля¬
дывая ночью в бедные хижины пролетариев, поэт Мейснер услы¬
шал плач детей:
Так как в засохшей груди матери для них
Не оказалось ни одной капли сладкой живительной влаги,
То опи безвинно умирали на глазах у матери!
И однако является милым и благодетельным чудом,
Что в материнской груди из красной крови
Выделяется и образуется белое молоко.
Других бледных детей
Я видел там, где дымились высокие трубы
И раскаленные железные колеса
Танцовали, тяжеловесно отбивая такт.
В таком же напыщенно образном плаксивом стиле писали
и поэты саксонско-силезской группы «истинных» социалистов, объ¬
единившихся вокруг социалистических газет и журналов: «Вест¬
5 Георг Веерт.
05

ник из Кацбахской долины», «Вреславльское зеркало народа» и осо¬
бенно «Фиалка». В них печатались стихи Э. О. Веллера, Г. Зем-
миха, Людв. Витиха, К. Шленбаха и других. К саксонской
же группе относится и наиболее талантливая поэтесса «истин¬
ного» социализма, так жестоко осмеянная молодым Энгель¬
сом в «Немецкой идеологии», Луиза Отто-Петерс. Qua, напи¬
сала сборник стихов «Песни бедной девушки» и ряд социальных ро¬
манов (свыше 30), в которых проповедуется классовая борьба
(«Людвиг Кельнер», «Замок и фабрика» и др.). Правда, в 40-х гг.
она писала иногда и слишком слезливые стихи в духе мировой
скорби и общечеловеческой любви, вроде следующих:
И все же, наконец, придет ли
Тот день...
Тогда народы, дружно обнявшись, воссядут,
Как дети, под великими небесными сводами,
И опять будет передаваться из рук в руки чаша,
Чаша любви на вечере любви народов.
Не менее сентиментально писали и главные поэты берлинской
группы «истинных» социалистов — Эрнст Дронке и Фр. Засс.
Каждый из них издал книгу из социальной жизни предмартов-
ского Берлина. Кроме того Дронке напечатал сборник стихов
«Голоса бедных грешников» и собрание «Полицейских рассказов»,
о которых Энгельс говорил: «Он принял полицейские рассказы,
плаксивое изображение немецкого мещанского убожества с оттен¬
ком ненависти к людям и раскаяния за изображение конфликтов,
наблюдаемых в современном обществе; он вообразил, что в этом
заключается социалистическая пропаганда». Не менее лестно Эн¬
гельс отзывается и о поэзии Засса: «его социализм сводится к тому,
что Европа, «развратная женщина», в “ближайшем будущем погибнет:
Обладать тобой стремится могильный червь,
Слышишь, слышишь,
Казаки и татары
Пользуются твоим гнилым брачным ложем.
НаИвысшего своего расцвета поэзия «истинного» социализма
достигла, однако, в Рейнской области. Массовая пауперизация в
городах и деревнях дала самую благоприятную, почву для деятель¬
ности «истинных» социалистов. С 1844—47 гг. и здесь образовались
разные группировки, основавшие свои социалистические газеты - И
журналы, .устраивавшие коммунистические собрания и т. д. Теоре¬
тическими руководителями этого движения в Рейнской провинции
были М. Гесс, К. Грюн, Г. Пютман, О. Люнинг, вуппертальский
И вестфальский кружки поэтов, с которыми самым тесным образом
был связан Веерт, — а некоторое время и Энгельс. Вообще молодой
Энгельс, служивший тогда в манчестерской конторе фирмы своего
отца, играл важную роль в развитии Веерта. Энгельс, как известно^
66

к этому времени сам еще находился, — несмотря на сваи гениальные
работы о классической политической экономим в «Немецко-фран-
цузских ежегодниках» и о положении рабочего класса в Англии, —
под влиянием «истинного» социализма и, руководив чтением
и вообще умственным развитием Веерта в 1844 году, прививал
ему через литературу, получаемую из Швейцарии и Рейнской
провинции, «народнические» иллюзии. В своем письме от 6 июля
1844 года Веерт сообщает своей матери: о поездке в Манчестер:
«Целый день я бродил со своим другом Энгельсом, исследуя са¬
мые отдаленные уголки Манчестера», а в следующем письме от
17 июля он пишет: «Обо всем, что происходит в Германии, я очень
подробно осведомлен. У пас есть «Аугсбургская» и «Гамбургская»
газеты, и кроме того я постоянно получаю из Манчестера новые
книги, которые один из моих друзей (Энгельс) выписывает из
Швейцарии». Энгельс поддерживал так же, как и Веерт, самую
тесную связь с рейнскими «истинными» социалистами, а осенью
1844 года переехал опять на родину в Бармен и занимался пропа¬
гандой в духе «истинного» социализма в Рейнской провинции. Пре¬
красное представление об этой пропаганде, как и вообще обо всем
движении, дают письма Энгельса к Марксу 1844—45 гг. Так, он пи¬
шет 19 ноября 1844 года: «Мы устраиваем теперь повсюду собрания,
чтобы основать союзы для улучшения положения рабочего класса.
Это вносит большое оживление в ряды немцев и привлекает вни¬
мание филистеров к социальным вопросам i. В целях этой пропа¬
ганды в 1844—1845 гг. был основан ряд социалистических журналов,
из которых наиболее известны: «Зеркало общества», «Вестфальский
пароход», «Рейнские ежегодники», «Немецкая гражданская книга»,
«Прометей», «Рейнско-Вестфальский указатель» и «Эта книга при¬
надлежит народу». Какова была программа этих органов, об этом
опять-таки Энгельс сообщает Марксу в письме от 20 января
1845 года: «Последняя новость: начи!и:а'я с 1 апреля, Гесс и я будем
.издавать у Тиме и Б.уца в Гагене журнал «Зеркало общества»,
в котором мы будем давать картины социальной нищеты и буржуаз¬
ного режима. Проспект и пр. — в ближайшие дни. А пока будет
хорошо, если поэтический «Ремесленник» дасг себе труд прислать
нам несколько картин тамошней нищеты. В особенности отдель¬
ные случаи, так как это сильнее всего действует на филистера, ко¬
торого еще только нужно подготовлять к восприятию коммунизма».
Каким наивным способом эти немецкие народники — мелкобуржуаз¬
ные интеллигенты думали воспитать «филистера к коммунизму»,
мы видим опять-таки из письма Энгельса от 22 февраля 1845 года:
«Тут, в Эльберфельде, происходят чудеса. Вчера мы устроили
в самом большом зале it первом ресторане города наше третье
* Письма Энгельса цитируются по: К. Маркс и Ф. Энгельс-
Сочинения, том 21-й (переписка 1814—1853). Москва, Гиз, 1929.
5*
67

коммунистическое ообрпшге. Иа первом присутствовало 40, на вто¬
ром—130, на третьем, по меньшей мере,— 200 человек. Весь Эль-
берфельд и Бармен, от денежной аристократии до лавочников, за
исключением лишь пролетариата, был там представлен. Гесс читал
реферат. Читали стихотворения Мюллера, Пютмаиа и отрывки из
Шелли1... Потом дискутировали до часу. Успех колоссальный. Ком¬
мунизм является главной темой разговоров, и каждый день при¬
носит нам новых приверженцев. Вуппертальский коммунизм — уже
факт и почти сила. Ты не имеешь никакого представления, на¬
сколько здесь благоприятна для этого почва. Даже самые глупые,
беззаботные, проникнутые филистерством люди, ничем в мире не
интересовавшиеся, начинают увлекаться коммунизмом». Вот в этом
духе и написана большая часть рассказов, статей и многочислен¬
ных стихотворений в вышеназванных журналах рейнского «истин¬
ного» социализма.
Веерт был одним из главных сотрудников этой прессы. Он
написал ряд мастерских рассказов в типичной для «истинного»
социализма манере, сводящейся к детальному описанию какого-
нибудь несчастного случая из жизни немецких пауперизирован-
ных народных масс — крестьян и ремесленников — и английских
рабочих, и многочисленные стихотворения, дающие право назвать
его самым талантливым представителем поэзии рейнского «истин¬
ного» социализма. Веерт сотрудничал с 1845—47 гг. в «Зеркале
общества», «Немецкой гражданской книге» и «Рейнских ежегод¬
никах». Из его рассказов следует отметить «Бедняки на горном
пастбище» 1, в котором описываются страдания крестьян в убогой
стране Тевтобургского леса, тяжелые жизненные условия уходящих
на жалкий заработок в Фризляндию, эпидемии, голод и смерть,
осиротевшие дети. Из всех рассказов Веерта этот наиболее ти¬
пичен для поэзии «истинного» социализма и отличается всеми его
слабостями. Более штгересна и реалистична серия рассказов Веерта
из жизни англйского пролетариата2. Это, главным образом, собще-
ния о положении рабочего класса в Англии и Ирландии, написанные
отчасти по материалам официальных английских документов, книг
и комиссионных отчетов, отчасти же на основании личных наблю¬
дений. Эти живые очерки и рассказы, не проникнутые пока еще
вполне пролетарским классовым сознанием, все же высоко стоят
над всеми плаксивыми описаниями, поэзией бедных людей, много-
,численных писателей «истинного» социализма. Нередко и здесь уже
у Веерта проскальзывают самоуверенные нотки,— пассивное наблю-
* Напечатано в «Deutsches Bürgerbuch», hrsg. von H. Püttmann, Darm¬
stadt, 1845, Bd. I, Стр. 266-71.
a «Der Gesundheitszustand der Arbeiter in Bradford (cGusellschaftsspie-
gel». Bd. I, 1855, стр. 164—167); Berichte Über Armenzustände in Bradford (ibi¬
dem, p. 17—19); Das Blumcnfest der englischen Arbeiter (ibidem, p. 169—97);
Proletarier in England («Rheinische Jahrbücher». Bd. I, p. 309—326).

дение над жизнью трудящихся, простое описание переходит иногда
в горячее участие и заступничество за рабочих. Так он заканчивает
статью о бедственном' положении рабочих в Бредфорде: «Разговоры
порядочно надоели, они еще никого не поставили на ноги; и если вы,
фабриканты, надеетесь накормить и утешить рабочих душеспаситель¬
ными; брошюрками и библейскими изречениями, то они, по всей
вероятности, удовлетворятся изречением старого Исайи «Мы все
ревем как медведи, н стонем, как голуби; ожидаем правосудия,
й нет его, — спасения, но оно далеко от нас». Свою серию статей
о положении рабочего класса в Англии Веерт заканчивает так:
«Я заканчиваю этим свое неполное сообщение о пролетариях в
Англии и счастлив, что в этот момент один из лучших философ¬
ских писателей в Германии занят подробным изображением жизни
английских рабочих, — труд, важность которого неизмерима. Во
всяком случае, этот автор сможет лучше меня представить отдель¬
ные факты в их истинном освещении, и благодаря длительному
своему пребыванию в Манчестере, колыбели пролетариата, он имел
большие возможности наблюдать рабочих, нежели я в обществе
моего благородного друга доктора Мака». Речь идет, конечно',
о книге Энгельса «Положение рабочего класса в Англии».
Большую ценность с художественной стороны представляют опу¬
бликованные в журнале рейнского «истинного» социализма социали¬
стические стихотворения Веерта. Иногда трудно различить, где
кончается Веерт — «истинный социалист» и где начинается проле¬
тарский поэт. Но, несомненно, наиболее ранние стихотворения в
«Рейнских ежегодниках», «Зеркале общества» и «Немецкой граж¬
данской книге» нужно отнести к «истинному» социализму. Правда,
онис отличаются от произведений других весьма посредственных
поэтов этого течения прежде всего своей высоко-художественной
формой, выражающейся в удивительно умелом подражании просто¬
народной немецкой песне; эта чгрга стиля Веерта хогя и является
наследством романтизма, — но никто, за исключением Гейне, не
владел четверостишием народной песии, как он. Почти все его
стихотворения написаны в этой форме.
Сюжеты для своих стихов Веерг брал из жизни обреченных
крупной промышленностью на вымирание ремесленников, бесчело¬
вечно эксплоатируемых в период раннего капитализма рабочих
и вообще низших слоев города и деревни. Примером произведения,
посвященного жизни ремесленников, может послужить стихотво¬
рение «Б е д н ы й порт и о й».
Жил-был портной^беднигл,
Горбатый, потому,
Что тридцать лет работал,
Не зная почему.
И ка:кдую неделю,
В субботнюю полутьму,
69

Он принимался плакать,
Не зная почему.
Взял ножницы однажды,
Собрал иголок тьму<
И в ярости сломал их,
Не зная почему.
Скрутил петлю из ниток
Себе же самому,
Повесился, бедняга,
Не зная почему.
Не знал он — загудели
Колокола сквозь тьму.
В восьмом часу он умер...
Кто знает — почему?!..
Эта беспомощность, безвыходность, вытекающая из описания
бедственного положения рабочих, встречается во всех стихотво¬
рениях Веерта этого периода. Так, он в сентябре 1844 года по
поводу несчастного случая в Гасвельских шахтах, повлекшего за
собою 100 человеческих жертв, написал стихотворение «Сто гор¬
няков». Тогдашние английские консервативные и буржуазные га¬
зеты называли этот несчастный случай «Гневом божьим», между
тем как было установлено1, что несчастье произошло по вине шахто¬
владельцев, не принявших своевременно надлежащих мер предо¬
сторожности. Стихотворение Веерта неоднократно перепечатыва¬
лось ш пользовалось большой известностью.
В Гасвеле день печальный—
Умерли сто мужчин.
Умерли они сразу,
Умерли в час один.
Когда их похоронили,
Сто женщин пустились в путь,
Сто гаср.ельских женщин старых,
Одетых со что-нибудь.
С детьми они появились,
С сыновьями и дочерьми.
«О Гасвеля повелитель,
За платой явились мы!»
И Гасвеля повелитель
Недолго морщинил лоб:
Недельным вознагражденьем
Заплатил он за каждый гроб.
Он произвел рассчеты
И запер железный сейф.
Засовы тогда загремели,
Заплакали женщины все.
70

Еще гораздо хуже, нежели английским и немецким рабочим,
жилось угнетенным ирландцам. «Ирландский вопрос» занимал в те¬
чение всего XIX века не только социальных поэтов, но и Маркса,
Энгельса и др. социалистов. Неудивительно, что Веерт, имевший
возможность воочию убедиться в ужасающей нищете ирландских
народных масс, посвятил им ряд социальных стихотворений: частью
они относятся к пролетарским, частью же еще —как, например,
«Жалобная песнь ирландца» или же «Бедный Том» —к «истинному»
социализму:
Сказа ia смерть безгубым ртом:
«Приди ко мне, о бедный Том!
Могила вырыта, гляди!
Сойди же, Том, сойди!
Будь лишь спокоен и не трусь,
К тебе я мило отношусь,
Тебе не будет тяжело,
Тебя накрою я тепло.
Накрою розами в росе...
Бедный Том! Беды все
Ты забудешь, грустный Том!
Идем, Том, идем!
Приди, пока постель целаЬ
Смерть до утра его звала
И так заманчиво притом,
Пока не умер Том.
Поэзия «истинного» социализма Веерта выгодно отличается еще
и тем, что сюжеты ее берутся из жизни не только немцев, но и дру¬
гих народов; эта черта придает ей известный интернациональный
характер. В качестве комми-вояжера Веерт имел возможность по¬
знакомиться с жизненными условиями всех западноевропейских
стран. Особенно часто ему приходилось бывать, кроме Англии
и Франции, в Голландии и Бельгии. Например, он дает описание
смерти' старого обедневшего фламандского крестьянина в стихотво¬
рении «Дом у черного болота»:
На черном болоте дом большой!
Тот, кто замерз там прошлой зимой,
Тот не замерзнет в этом году,
Тот уж давно в раю иль в аду.
На черном болоте дом стоит,
У двери замерзший Ян лежит.
Белым лицом в снег погружен,
Не зная, в чем дело, умер он.
Тогда, прогоняя ночную тень,
По снегу вприпрыжку явился день:
«.Доброе утро, Ян! ПриветЬ
Недвижен Ян, молчит в ответ.
71

Тргяа затрезвонили колокола,
Их песня на версты елЫшна была:
«Доброе утро, Яш Привет»!
Недвижен Ян; молчи г, в отвгт.
Дети из города шли сквозь снег:
«Мы |наем, как он любил нас всех!
Доброе утро, Ян! Привет!»
Недвижен Ян, молчит в ответ.
Он был неподвижен, он не внимал...
Когда же солнечный полдень встал,
Старуха к нему приблизилась: «Ян!
Готовы еда и пива стакан!
Из города я принесла вина!
Ты будешь доволен и сыт, старина!»...
Долго смо грела на мертвеца,
Заплакала, слез не стирая с лица.
Много лилось ее старых слез
На черном болоте, где Ян замерз,
На снег ее жгучее горе легло,
Пургой его к вечеру замело,
Во всех четырех вышеуказанных стихотворениях Веерта гово¬
рится о страданиях и смерти—последствии бедствия или само¬
убийстве. Во всех четырех берется какой-нибудь единичный слу¬
чай, и на его изображении строится стихотворение; все это—
основные черты поэзии «истинного» социализма. Но если сравнить
эти вькюко-художествешые стихотворении с произведениями других
поэтов «истинного» социализма, то. сразу бросается в глаза огром¬
ная разница между ними. Наилучшим материалом для подобного
сравнения может служить «Альбом», сборник произведений «истин¬
ного» социализма, изданный Г. Пютманом в 1847 году. Энгельс,
который к этому времени заканчивал последние главы «Немецкой
идеологии», очень резко, но в общем совершенно справедливо об¬
рушиваем на этот «Альбом» в главе «Истинные социалисты».
«Нам изображают (в «Альбоме»),—пишет он,—не менее восьми
соблазненных девиц—со всевозможных точек зрения. Нам при¬
ходится „созерцать ие только акт обольщения, нэ й его последствия,
каждая из главных стадий беременности изображена в лице по
крайней мере одного субъекта, затем, как полагается, наступает
разрешение от бремени с его последствиями: детоубийством или
самоубийством. Вообще «Альбом» является настоящим апофеозом
преступления...» Но, высмвшая все эти нудные стихи в «Альбоме),
Энгельс отмечает, что «подобно неизменно ярким звездам сияют
лишь,семь стихотворений Гейне, когорые к нашему изумлению...
оказываются в этом обществе», «и, — продолжает он, —не будем

смущаться тем, что и некоторые вновь перепечатанные произве¬
дения Веерта должны неприятно себя чувствовать в таком об¬
ществе».
Подводя итоги всему движению в поэзии «истинного» социа¬
лизма, в которой Веерт занимает такое видное место, можно
установить следующие основные черты этой поэзии:
1) Поэзия «истинного» социализма абстрагируется от всякого
закономерного исторического и экономического развития, она в
плену мелкобуржуазных иллюзий, будто отдельные личности яв¬
ляются рычагом всего экономического процесса; отсюда вера в
возможность перевоспитания капиталистов в социалистических фи¬
лантропов, отсюда взывания к добродетели богатых, отсюда же
и представление о безнравственности денег.
2) Основная черта поэзии «истинного» социализма заключается
в регистрации и описашщ отдельных несчастных случаев на про¬
изводстве и в почти полном отсутствии способности к сильному
реальному изображению. Отдельные факты не связываются с об¬
щими условиями, нет возможности вывести какие-либо определенные
следствия. Поэтому среди писателей «истинных» социалистов очень
мало рассказчиков, а почти одни лишь лирики, воспевающие от¬
дельные ситуации из жизни рабочего класса. Эта боязнь конкретных
выводов находится в тесной связи с расплывчатым мировоззре¬
нием «истинного» социализма вообще.
3) По существу идейное содержание поэзии «истинного» социа¬
лизма-—филантропическое мещанство; она и направлена не столько
на разрушение существующего строя, сколько на устранение отрица¬
тельных его сторон.'До понимания настоящих устоев капитализма
эти поэты не дошли ввиду ограниченности их исторического круго¬
зора. Беспощадной капиталистической конкуренции и эксплоата-
ции они противопоставляют мелкобуржуазную филантропию, об¬
щие мысли социалистического учения о “братской любви; Есех людей,
абстрактные философские замечания, натур деизм и т. п. Идеологии
хищнической буржуазш! они противопоставляют идеалы мелкого
собственника: честность, благотворительность, патриархально-семей¬
ные отношения.
4) В соответствии с общим учением «истинного» социализма
о призвании интеллигенции перевоспитать общество, сделать его
обществом социалистическим, и в поэзии «истинного» социализма
везде и всюду на первое место выдвигается личность самого поэта:
он страдает, защищает, руководит и думает за бедного н угнетен¬
ного. Поэт везде выступает в роли реформатора.
5) Тематически поэзия «испишого.) социализма восневлсг рабо¬
чего и бедняка. Но это г рабочий —не сознательный революцион*
кшЬ пролетарий, а униженный, несчастный бедняк или люмпен-
пролетарий.
6) В формально-эстетическом отношении эга пээоил подражала
73

реводювдошго-податдаеской поэзий> иекецксму клаооициз5^>.,-^ра^'
*й№, Шелла и чартистской лирике.
7)	В произведениях отдельных поэтов всгречак/ся и ’реал***
стаческие описания! Там И'сям чувствуется постеленная’ эмаиеяи
пация от мелкобуржуазных иллюзий я переход к сознанию истори¬
ческой роли пролетариата, пока, наконец, в Рейнской же провинции
H£ появляются первые пролетарские стихи (Веерт, Фрейлиграт,
Шульте и др.).
VI.	ПРОЛЕТАРСКИЙ ПОЭТ\
Период увлечения «истинным» социализмом длился у Веерта
недолго. То обстоятельство, что он с 1844 года всё время жил
;за границей, в наиболее передовых промышленных странах, дало
ему, во-первых, возможность лично ознакомиться с проблемами
экономического развития и классового расслоения общества И, во-
вторых, рано открыло ему глаза ка иллюзорность непосредствен¬
ного педосода от феодализма к социализму, на который надеялась
еще «истинные» социалисты в самой Германии. О быстроте; этой
эмансипации Веерта свидетельствуют его письма к матери и брату
Вильгельму конца 1844 года. Так, отвечая на упреки богобоязненной
матери за статьи в «Кёльнской газете» об Англии, ои в письме от
18 августа 1844 года пишет: «С каждым днем мои знания увеличи¬
ваются. То, что пишется в течение часа, читается в течение 10 мй-
йут и забывается еще скорее... Я ушел теперь уже на тысячу миль
Вперед, и новые мысли вытеснили те, которые владели мной в
первые месяцы моего пребывания здесь. ТСолесиица времени катится"
быстро, и тот, кто не доспевает за ней, погибший человек». К этому
времени Веерт получил .также возможность ознакомиться с первыми
произведениями зарождающегося научного социализма Маркса й
Энгельса: контрабандным путем он получил из Гамбурга умеете
с другими книгами и «Немецко-франЦузские летописи», открывшие
ему. глаза на многое, до той поры неясное. «Там великолегаше
статьи, —пишет оц брату,— вещи в тысячу раз лучше лучшего
в прежних «Галльскйх летописях» i. Переходным временем от «истин¬
ного» социализма к классово-сознательному, пролетарскому миро¬
воззрению Вёерта можно считать рубеж 1844—45 гг. Взгляды на
революционное движение в Англии, изложенные в письме к: брату
от 24 декабря 1844 года, характерны в этом отношении: пародйик
борется с коммунистом. «Социалистические идеи,—пишет он, —
распространяются здесь, в Англии поразительным образом1; Будь
лишь здесь неурожай, два года под ряд, да вдобавок какие-нибуь
.неудачи в торговом мире, и революция готова. Революция ие
против королевской власти, против парламентских глупостей или
1 Интересно сравнить с эшм отзывом восторженный отзыв о «Немец-
ко-французских летописях? Фр. Геббгля, посетившего в это время Париж.

против религии, но против собственности. Рабочий, которому никак
не удавалось добиться цели путем чартистского движения, подачи
петиций и призывающих к восстанию митингов, подрежет впослед¬
ствии нерв нынешнего общества и завладеет деньгами. Я убежден
в том, что в непродолжительном времени здесь разразится такая
же буря, как у -вас в Силезии, с тою только разницей между этими
двумя событиями, что в Силезии рабочий получил тюремное за¬
ключение, а здесь он получит власть. Ибо каждый простолюдин
в Англии, даже ничему в своей жизни не учившийся, — он все же
готовый политик, он практичен, он знает, чего он хочет! Поэтому
мужайся! Это гнусное положение вещей, когда люди заживо раз¬
лагаются, будет в скором времени изменено. Пока что ведется
великолепная пропаганда против основ нынешнего общества, и
я от души рад, что я пролетарий и также помогаю обливать
помоями религию, собственность и отечество». К таким убежде¬
ниям поэт в то время мог притти только в такой промышленной
стране, как Англия, с ее резко определившимися общественными
отношениями, «где можно познакомиться со всяческой нуждой, но
также и со всяческими способами избавиться от нее». Но не одна
жизненная практика и не одни наблюдения привели Веерта к таким
выводам: под руководством Энгельса, а с весны 1845 года ц Мар¬
кса, он начал изучать теоретическую экономию. В своем обстоя¬
тельном письме к брату от 12 апреля 1845 года он изображает
промышленный й торговый подъем Англии в связи с открытием
новых рынков (Китай) и хорошим урожаем; но анархическое пере¬
производство должно скоро вызвать серьезный кризис. «Надеюсь,
что этот кризис настудит скоро; английская конституция полетит
тогда к чорту. У нас 14 миллионов рабочих, которые перебива¬
ются со дня на день; образовывается демократия, которая неиз¬
бежно должна перейти в социализм». Затем он сообщает об обра¬
зовании так называемого Рабочего парламента, объединяющею уже
два миллиона рабочих. «Жирным господам-собственникам есть от
чего притти в трепет перед лицом этой коалиции! Мы достигли
уже таких успехов, что всем ясно' одно: самое большое зло по¬
рождается частной собственностью. Самое верное средство —
дружно напасть на нее. Я занимаюсь сейчас главным образом
политической экономией; Адама Смита я почти одолел и тогда
наброшусь со всей силой на прочую сволочь, Мальтуса, Рикардо,
Мак-Куллоха, — фолианты лжи и нелепицы».
Начиная с весны 1845 года, Веерт состоял в регулярной пере¬
писке с Марксом и Энгельсом и посылал им рукописи — рассказы
и стихи — для журнала, который они предполагали издавать
в Брюсселе. Как известно, из этого плана ничего не вышло.
Во время своих частых поездок по служебным делам во Фран¬
цию и Германию через Бельгию Веерт всегда останавливался
на возможно продолжительный срок в Брюсселе, главном
75

штабе тогдашнего революционного движения. Летом v 1845 года
он долгое время жил на одной квартире с Марксом и кельн¬
ским социалистом Г. Бюргероом. Как сильно сказалось влия¬
ние Маркса на поэта, можно заключить, например, из письма
к матери от 19 июля 1845 года из Брюсселя, в котором
он иа вопрос старушки, не общается ли ее сын с этими
пегодяями-коммунистами, отвечает: «Я принадлежу к «босякам-ком-
мупистам», которые отдают всё для смягчения нужды бедняков.
Пусть господа-собственники остерегаются, сильные руки народа
па нашей стороне, и лучшие умы всех наций мало-помалу пере¬
ходят к нам». При посредничестве Маркса и Энгельса Веерт тогда
ближе сошелся с руководителями международного революционною
движения: в Брюсселе с будущими членами Демократической ассо¬
циации, в Лондоне с В. Вейтлиигом и с чартистскими вождями
Д. Ю. Гарии и Э. Джонсом. Он был также на «Празднике народов»,
устроенном осенью 1845 года лондонскими коммунистическими и
революционными организациями в честь Великой французской ре¬
волюции. На этом празднестве, кроме немцев и англичан, присут¬
ствовали: также и французы, итальянцы, испанцы, шведы, датчане,
русские, греки, турки и другие национальности. Веерт, таким обра¬
зом, стоял у колыбели международного рабочею движения, и в
конце 1845 юда можно считать ею эволюцию от романтика,
через народника к пролетарскому борцу законченной.
При таком идейном развитии Веерта должно было, само собой
разумеется, прекратиться его творчество в духе «истинного» со¬
циализма: в 1845 году поэт-народник Веерт становится про¬
летарским поэтом. Место страдающею, беспомощною, жал¬
кого бедняка в некоторых ею прежних стихотворениях занимает
теперь уверенный в своих силах, грозный и сознательный проле¬
тарий, хорошо знающий единственное средство своего освобожде¬
ния — социальную революцию. Стихи, написанные в конце 1844 юда
и в начале 1845, отражают еще в известном смысле переходный
период в эволюции Веерта от народника к коммунисту, идеологи¬
чески их пролетарское мировоззрение еще .не совсем выдержано:
спокойное, тихое страдание, взывания к помощи — отличающие
поэзию «истинного» социализма — заменяются революционными,
пока неосознанными, импульсивными, неорганизованными вспыш¬
ками. Примером творчества этою периода может служить самое
известное стихотворение Веерта «Старый трактирщик в Лан¬
кашире» 1.
Седой шинкарь с утра сидит,
Он пиво скверное цедит.
Все дни, весь век неторопливо
Для белиош цент гг ол пиво.
* Цитируется по рукописи; печатный текст неполный.
76

И Ланкашира беднота
Сквозь дверь его идет, густа.
С изъяном обувь, в дырах платье —
Пьет беднота и чеано платит.
И часто в час вечеровой
Из кабака несется вой.
Здесь христиане все нечисты,
Все гереаГеры иль чартисты.
Из шайки первый человек,
Всгаст худой и бледный Джэк:
„Мы ткем годами, мы устали,
Себе же шелку не наткали!“
И Том начал: «Я много лет
Тку нитку тонкую, как свет.
Для многих шерсть полезна очень,
Я ж мерзну дни и мерзну ночи!»
И Билль на это: «Да, мой друг!
Британскую землю вспахал мой плуг,
Всходы тянулись и зеленели,
Но голод со мной ночевал в постели!»
И Бен завопил: «Из земных глубин
Я тонны угля добывал один,
Но замерзла жена, родив ребенка,
God dam! — и трупик синел в пеленках!
God dam! Хозяин! Цеди живей,
Кислое пиво в стаканы лей!»
Они вскочили. Звенит посуда.
Осколки стекол летят повсюду.
И Билль, и Бен, и Джэк, и Том
God dam! — вскричали вчетвером.
Они разбили в куски кувшины,
И слезы катились по их морщинам.
Хозяин в испуге гасил огни.
Друг другу руки пожали они.
И в эту же ночь богатеи не спали —
Их мучили сны, их кошмары терзали...
Поэзия Веерта никогда не страдала однообразием. Сколько
в одном этом стихотворении типов рабочих! Тут и люмпенпро-
летарий Джэк, и ткач Том, и крестьянин Билль, ц горняк Беи!
И их всех объединяет социальное положение эксплоатнруемого
пролетария и ненависть к эксплоататорам. Их справедливое не¬
годование, однако, выливается пока еще лишь в индивидуальный
акт отмщения. Конечно, изображенные здесь рабочие — чартисты.
К этому же времени относится стихотворение «Молитва
ирландца». Веерт всё время возвращается к «ирландском" во¬
просу». В этом стихотворении удивительно удачно схвачена психо¬
логия наивного религиозного (католического) батрака-ирландца. Но
77

поэт дает не только реалистическое описание его желаний,—
характерно также, о чем он просит святого и как он в конце
молитвы сознает ее бесполезность:
О, Патрик, наш святой патрон!
Меж звезд висит твой теплый троп.
Меня ты гневом своим не гони,
На Пэдди бедного взгляни.
О, Патрик! Скоро уж ночь придет,
От Англии стужей такой несет!
Взгляни на кафтан мой — подстать ему
Носить эту нищенскую суму.
О, Патрик, пусть будет все в духе твоем!
Ведь так прекрасен весь мир кругом!
Сделай, что хочешь с телом моим,
Чтоб я не остался навек таким.
Сделай синим цветком в лесу,
Я буду прохладную нить росу;
Коричневой ланью я стать бы мог —
Зеленый бы клевер жевал у дорог.
Гордым медведем не плохо б стать —
Всю зиму в платьи теплом гулять;
Лебедем тоже не плохо быть —
По многоводью беспечно плыть.
Дикой пантерой сделай меня,
Львом, чтоб дыбилась грива моя;
Тигром, чтоб в злые сердца богачей
Вонзить мои зубы и ярость когтей!..
Но, Патрик, меня не услышишь ты — ах!
Я — Пэдди несчастный — забылся в мечтах!
Попрежнему будет холодной постель...
Толстеет и старится Дэн О’Коннель.
Эти революционные вспышки в стихах Веерта того времени
принимают иногда неожиданный и несколько «грубый» характер.
Слово «грубый» тут, конечно, понятие относительное. Известно,
что в период раннею капитализма, в период самой наглой зверской
эксплоатации рабочею, малосознательные рабочие эпохи разруше¬
ния машин были гораздо более склонны к индивидуальной мести
и мыслили себе борьбу за кусок хлеба более примитивно и жестоко,
чем классово-сознательный, организованный пролетариат. Веерт
изобразил нам рабочего-бунтовщика в кратком стихотворении, на¬
писанном, по всей вероятности, под свежим впечатлением расска¬
зов об ужасающем материальном положении силезских ткачей после
известного восстания 1844 юда. Это стихотворение (рукопись)
озаглавлено «Hungerlied» (Песнь голода):
73

Король и святой бездельник!
Узнай, ьто известно всем:
Не ели мы в понедельник,
Во вторник не ели совсем.
Мы бедствовали в среду,
В четверг — братались с нуждой,
В пятницу же вместо обеда
Кормились своей слюной.
Хлеба без промедленья
Ждем мы субботним днем,
Иначе, король, в воскресенье
Мы схватим тебя и сожрем.
Наилучшим материалом для характеристики эволюции Веерта
от «испитого» социалист к пролетарскому поэту может служить
серия стихотворении «Ланкаширские песня» (1844/45). Сюда вхо¬
дят и: некоторые из уже цитированных стихотворений («Бедный
портной», «Сто горняков» к др.). В последних стихотворениях этой
серии не видно уже не только «истинного» социализма, но и
бунтарства: появляется осознавший свою силу промышленный -ра-
бочий. Примером может служить стихотворение «Литейщик пушек»:
Рассвет начал росой сверкать,
Пел жаворонок тонко...
Тогда родила несчастная мать
Несчастного ребенка.
В шестнадцать лет уже силен,
Бесстрашен, ловок, молод,
В цеху горячем начал он
Вздымать тяжелый молот.
Он брюхо печи раскалял
Железными шестами,
Я дым вставал, и тек металл
Горячими ручьями.
Он пушки лил. Они "потом
На всех морях ревели,
Ояя фрамУ308 жгли огнем,
На Ш№ю глядели*
Свои тяжелые о?111*
$чаю в ребра
Железной глотков °»*
Ьританию npoc№ß
ep0fi наш без числа
Огл*®; .,з металла,
ОруЯиИ-ярость не npimra
Пп1/\г0 „ячжяла.

И грудь болит, как будто в ней
Гремят и пляшут громы
От всех мортир, что много диен
Он вынимал из формы.
Но он спокоен: «Близок час —
Проклятые! — он будет,
Когда мы повернем на вас
Тяжелые орудья!»
Веерт воспевал не только промышленного рабочего, но и сто¬
нущего от непосильных процентов ростовщиков, от налогов и
стихийных бедствий крестьянина. Правда, таких стихотворений у
него гораздо меньше. Из деревенской жизни он лучше других знал
условия существования рейнских крестьян-вииодслов; им посвящено
стихотворение «Винодел» (рукопись):
На Мозеле и Аре
Цвел пышный виноград,
И был мужик наивный
Своим богатствам рад.
Тогда'пришли торговцы,
Жестоки и'строги:
«Мы треть берем со сбора
В уплату за долги!»
Чиновники явились
Со всех земных дорог:
«Вторую треть возьмем мы,
Как подать и налог!»
Взглянул мужик на небо
С великою тоской,
Но бог в грозе и граде
Сказал: «Остаток мой!»
Страданий много в мире,
Закон железный строг.
Кого не мучиг дьявол, —
Терзает добрый бог.
Проблема города и деревни, индустрии и земледелия было
самой злободневной проблемой и пробным камнем для всех поэтов
раннего немецкою социализма. Но все эти поэты до Веерта тракто¬
вали эту проблему в духе земледельческих социалистов А. Г р ю н а
и А. Мейснер а. Первый выступил в сборнике стихов «Schutt»
(1835) ярым врагом индустрии, он звал прочь от городов к природе,
в деревню, назад к идеалу Руссо. На развалинах прошлого, на
счезах угнетенных и обездоленных, на крови невинно погибших,—
думает он, — вдали от шума действительности и оозоеменностц
поднимается новое будущее, новая мирная жизнь, не знающая ни
борьбы, ни бедности. Зародыши этой жизни он видит в «вечных
80

Идеях»: свете, любви, свободе и правде. Будущее общество ему
представляется в виде земледельческой коммуны, в которой старики
не узнают уже найденных на пашне двух предметов: меча л кре¬
ста—в этом царстве господствует серп и сошник. Идеями зем¬
ледельческого, враждебного индустрии социализма увлекались также,
Несмотря на наличность в их творчестве многочисленных инду¬
стриальных тем, —и К. Бек, М. Гартман и А. Мейснер, :ТО есть вся
австрийская группа «истинных» социалистов. Мейснер в своем сти¬
хотворении «Примирение» восхваляет, подобно Грюну и Веку, то
время, когда придет новый «спаситель» человечества и водрузится
«сошник, символ осененной духом земли»... «знак искреннего почи¬
тания... лучезарный, увенчанный розами, прекрасней даже старин¬
ного христианскою креста». И в ряде других своих стихотворений
Мейснер охотно и с умилением останавливается на «прелестных
долинах», где крестьяне и пастухи, мирно наслаждаясь, занимаются
своей работой — в противовес городу, где всё серо и плохо, ß де¬
ревне бедность не так страшна для Мейснера, как в юроде, ибо
она является не «продающей себя женщиной, а ребенком, и просто¬
душна ее нагота»:
И я понял, что веселым, скромным и добрым
Многострадальное человечество станет лишь тогда,
Когда в блаженном забвении оно почиет,
Трудясь на лоне земли.
Или в другом месте Мейснер описывает деревенскую идиллию
детей кузнеца и высказывает пожелание, чтобы они
Никогда не узнали тех заразительных болезней,
Которые торжественно
Злые или глупые люди называют
Образован*:ел», цивилизацией.
Ни силезские, ни саксонские, ни берлинские, ни рейнские поэты
«истинною» социализма не понимали также значения для пролета¬
риата индустрии и промышленною переворота в народном хозяй¬
стве вообще; индустрия для них — злой гений человечества, при¬
чт-га всех бедствий низших классов населения, исчадие ада. Никто
из поэтов раннею немецкого социализма, включая и самых та¬
лантливых, не разбирался в вопросах экономического развития
общества настолько, чтобы находить в индустриальном переустрой¬
стве хозяйства элементы не только разрушительные, но и созида¬
тельные; они видели в них лишь первые элементы. Не только
для Гервега, но и для Гейне, несмотря на гениальные пооблескц
понимания внутренних связей общественною развития, научный
социализм в целом, и особенно его экономическая сторона, оста¬
вался книгой за семью печатями. И даже Фрейлиграт, находившийся
25 лет в непосредственном дружеском общении с Мархсом, мог
б Георг Веерт.

считать себя полнтико-экономом только «в душе» и находил «истин¬
ное назначение» «Капитала» Маркса в том, чтобы служить посо¬
бием для «молодых коммерсантов и фабрикантов». И из всех
поэтов раннего немецкого социализма один лишь
Георг Веерт проник до самых глубин в экономиче¬
ские основы, в движущие силы общественного раз¬
вития, полностью и всесторонне овладел пролетар¬
ским мировоззрением. Он один преодолел в 1845 году это
полное непонимание исторической роли индустрии для пролета¬
риата, он первый в поэзии показал, что индустрия является ма¬
терью, создательницей рабочего класса, и если она пока еще в
буржуазном обществе угнетает пролетария, она же и зырабогает
условия, при которых рабочий освободит сам себя. Эти мысли,
являющиеся, несомненно, в идеологическом отношении апогеем раз¬
вития пролетарской литературы предмартовского времени, изложены
в поэме Веерта «Индустрия»; в ней он изображает человече¬
ский прогресс, — начиная с того, как первобытный человек «смело
укрощает стихию» и т. д., до средневековых открытий новых земель.
Затем
И о ды\;ном лоне мрачных городов
Из тысяч горнов Аламя вылетает,
Куется в формы то, чем множество веков
Бесформенно природа обладает.
И если б мог благословенный бог
Увидеть дым у всех его дорог,
Седую голову поднять над нашим веком,—
Он преклонился бы пред силой человека!
Не машет крыльями нам утренний восход,
Чтобы во сне за дальним счастьем гнаться, —
Искусство собственное нас несет вперед
Сквозь пышный сад объединенных наций!
Сошлось разъединенное морями,
И ночь уже не властвует над нами,
И светлый час сознания пришел,
И человека человек нашел.
Борьба идет. Гремит тяжелым звоном
Промышленность — богиня наших дней,
И все еще в испуге напряженном
У ног ее дрожат сердца людей.
Она мрачна на троне недоступном
И зло на лбу ее лежит печатью крупной,
Кнуты и барщина — таков ее закон,
И храм ее от бедных защищен.
Ей жертв милльоны — ничего не згачит,
И жадность ей скривила жесткий рот...
Закрывши голову, один беззвучно плачет,
Другой же рядом в золоте живет.
Нужда к победе поведет верней!
Великая война людские слезы множит,
Кто меч и цепь ковал всю жизнь, — тот сможет
Мечом освободиться из цепей!
*2

И будут все плоду и достиженья
Не одному, а всем принадлежать,
Когда в цепи последней лопнут звенья,
Когда возьмет ружье последняя рука.
Преображенною богиня к нам сойдет,
И радость с нею рядом расцветет!
Нужду, которая сводила нас с ума,
В:е скалы прошлого она взорвет сама!
Таким образом пролетарская немецкая поэзия оформилась од¬
новременно с мировоззрением современного рабочего класса —
(научным социализмом Маркса и Энгельса в 1845 году. "В лице
Веерта она имела своего первого и наиболее талантливого пред¬
ставителя. Год спустя она приобрела более известного поэта —
попутчика в лице Фрейлиграта. Чтобы получить представление
о различии творчества Веерта и Фрейлиграта, к которому *йам
еще придется вернуться, небезынтересно проследить эволюцию
Фрейлиграта от политического либерального поэта к певцу со¬
циальной революции.
Сборник «Символ веры» (1844), которым завершился переход
Фрейлиграта к оппозиции и революционной поэзии, содержал уже
несколько стихотворений в духе «истинного» социализма. В начале
1845 года поэт выехал из Германии и, также как и Веерт, провел
несколько месяцев в Брюсселе с Марксом и другими немецкими
эмигрантами. Но, между тем как Веерт в борьбе политических
эмигрантских фракций без колебания примкнул к коммунистам,
Фрейлиграт чувствовал себя не в своей тарелке, сторонился этой
борьбы и писал о ней в письме к одному из друзей: «Либералы,
радикалы, социалисты, коммунисты, — есс это ругает и неистово
преследует друг друга, вместо того чтобъг немедля кинуться на
общею врага и уже потом приняться за взаимное уяснение езоих
принципов». Веерт был революционером по убеждению, человеком,
у которого пролетарское мировоззрение вошло в плоть и кровь, —
Фрейлиграт же был <■ революционером чувства». Это коренное раз¬
личие между ними кладет свою печать и на их творчество: стихи
Веерта написаны реалистически, легко, просто, убежденно и насы¬
щены беспредельно-Ееселым оптимизмом, стихи Фрейлиграта отли¬
чаются тяжелым, напыщенно-образным языком и полны пафоса.
Оба? нуждались для своего творчества в политических, злободнев¬
ных событиях, в революционном массовом движении. Но между
тем как Веерт принимал сам активное участие в этом движения,
охотнее сражался при помощи винтовки, нежели при помощи пера,—
Фрейлиграт наблюдал за революционными событиями как посторон¬
ний зритель, нуждаясь в них лишь для драматических эффектов,
ярких красок и образов. Этим и объясняется, почему Веерт был
уже законченным пролетарским поэтом, написавшим «Индустрию»
в то время, когда Фрейлиграт еще только что сошел с «башни,
более высокой, чем стража партии».
6*
83

Но политические события 1845—1846 гг. в Швейцарии, куда
Фрейлиграт переселился в марте 1845 г. с К. Гейнценом, а так¬
же революционные волнения этих лет в Германии дали поэту
недостающие ему драматические эффекты, и в это время он напи¬
сал лучшие свои революционные стихотворения, из которых шесть
были опубликованы в 1846 году под заглавием «Qa ira». Устано¬
влено, что Фрейлиграт был знаком с журналами рейнскою «истин¬
ною» социализма, а стало быть, и с поэзией Веерта. Более тою:
можно с уверенностью утверждать, что некоторые из стихотворе¬
ний «£а ira» написаны под непосредственным влиянием некоторых
статей «истинных» социалистов, а также К. Гейнцена. Этим обстоя¬
тельством и объясняется, что поэтическая ценность этих шести
стихотворений далеко не одинакова. Если, например, «Снизу вверх»
принадлежит к наилучшему из созданною революционной лирикой
всех времен, то некоторые другие довольно слабы как по форме,
так и по содержанию. Интересно, что Маркс и Энгельс, критикуя
в «Немецкой идеологии» поэзию «истиннс^о» социализма, довольно
иронически отозвались о сборнике «Ca ira». Бернштейн, Каутский
и Меринг решили не опубликовывать этой критики, ибо, как йишет
Меринг, «по существу их отрицательное отношение объясняется
тем, что именно к тому времени они выработали свое новое миро¬
воззрение и с презрением смотрели на все, что для них являлось
уже изжитым пониманием. При этом они забыли о праве поэта
(говорить на своем собственном языке, который по своей логи¬
ческой ясности не должен и не может равняться с языком на¬
учным». Эти слова Mepimra приводят читателя в заблуждение.
Можно подумать, что Маркс и Энгельс были в самом деле полные
невежды в вопросах’ литературы и эстетики и уже во всяком случае
совершенно несправедливо издевались над Фргйлигратом. Так как
мы даём все высказывания Маркса и Энгельса о Веерте, то при¬
ведем и их раннюю оценку некоторых стихотворений Фрейлиграта,
тем более, что они из шести стихотворений сборника критикуют
только два («Перед отплытием» и «Как это делается»), — и для этого
они имели полное основание, ибо марксистский критик не сможет
не согласиться с тем, что эти стихотворения — самые слабые и
обнаруживают наивно-вульгарное понимание пролетарской ‘рево¬
люции «истинными» социалистами. Маркс и Энгельс в главе об
«истинных» социалистах пишут: «Так как мы говорили как раз о
стихотворениях, то скажем еще несколько слов о шести призывах
к революции, обнародованных нашим Фргйлигратом в Геризау в
1846 году под заглавием «Qa ira». Первый из этих призывов —
немецкая марсельеза, в которой воспевается смелый пиратский ко¬
рабль, называемый в Австрии и Пруссии революцией. К этому
кораблю, на котором развевается ею собственный флаг и который
везет значительные подкрепления знаменитому немецкому флоту,
он обращается с призывом смело стрелять.
£4

Из пушек собственных во флот,
Груженный собственным добром,
Богатство алчных пусть гниет
На красноватом дне морском.
Впрочем, вся песня отличается таким добродушием, что ее
лучше всего петь на мотив: «Вставайте, матросы, снимайтесь с
якоря», хотя она и написана другим размером. Характернее всего
стихотворение «Как это делается». Наступили тяжелые времена,
народ голодает и ходит в лохмотьях; «откуда ему достать хлеб
ц одежду?» Туг является «смелый парень», который может дать
хороший совет. Ои ведет всю толпу к арсеналу государственного
ополчения, захватывает его и раздает народу мундиры, в кото¬
рые все немедленно облачаются. «Для пробы» хватают также и
ружья и находят, что недурно было бы и их захватить с собой.
При этом случае нашему «смелому парню» приходит в голову,
ведь эту проделку с мундирами можно, пожалуй, назвать
даже бунтом, кражей со взломом и грабежом и что необходимо
поэтому «оскалить зубы». С этой целью схватывают кивера, сабли
и патронташи, а вместо знамени водружают суму нищего. В таком
виде' выходят на улицу. Тогда появляются «королевские войска»,
генерал отдает приказ стрелять, но солдаты восторженно обнима¬
ются с людьми, нарядившимися в мундиры ополченцев. А так
как теперь все равно двинулись в .путь, то шутки ради иду г
и к столице, встречают там поддержку, и, таким образом, в ре¬
зультате игры с мундирами низвергается трон, падает корона,
потрясаются основы государства, и народ победоносно поднимает
так долго подвергавшуюся унижениям голову. Все это совершается
так быстро, так весело, что во время всей этой процедуры »-не
пострадал ни один из членов пролетарского батальона. Следует
признать, что нигде революции не совершаются так весело и просто,
как в голове нашего Фрейлиграта. В самом деле, только при ипо¬
хондрии, свойственной «Всеобщей прусской газете», можно усмо¬
треть государственную измену в такой невинной идиллической
прогулке».
Веерт в отличие от Фрейлиграта никогда — даже в перпод
шггинного» социализма—не мог бы трактовать пролетарскую ре¬
золюцию так наивно, как в стихотворении «Как это делается»,
«о, к счастью для Фрейлиграта, не все стихотворения «Qa ira»
отличались таким детски-революционным содержанием. В «Ледя¬
ном дворце» — сюжет заимствован у английского поэта Т. Мура —
иг сравнивает «Священный союз», заключенный в 1815 году между
ЙосСиеи, Австрией и Пруссией, этот оплот европейской реакции,
с ледяным дворцом, выстроенным Анной Иоанновной в Петербурге.
И как лед тает при приближении весньг, так и реакция не сможет
устоять перед наступающей весной народной свободы. В стихо¬
творении «Свободная печать» рабочие переливают шрифты набор¬
85

ных касс в пуЛиг, чтобы кровью оттиснуть манифест свободы.
Но лучшее из этих стихотворений — «Снизу». Машинист-проле-
тар'ий везет короля на пароходе и, в сознании своей силы, го¬
ворит:
Король, ведь ты совсем не Зевс!
Пожалуй, я скорей титан:
Я сдерживаю под тобой
Всегда клокочущий вулкан.
Ведь все зависит от меня:
Лишь поворот руки один —
И роскоши твоей конеи,
И ты падешь с своих вершин.
И пааубу размечет взрыв,
И с ней взлетишь на воздух ты.
Освобождаясь, выйдем мы
На свет дневной из темноты.
Мы — сила! Государство вновь
Скуем,— оно пришло в разлад.
И божьей ненавистью мы
До сих пор пролетариат!
(Пер. М. Зенкевич а.)
Фрейлиграт a 184G году сделался пролетарским попутчиком
в лучшем значении этого слова. Можно назвать еще двух рейн¬
ских поэтов (вуппертальского кружка), к этому времени эмансипи¬
ровавшихся от иллюзий «истинного» социализма: Ад. Шульте а
и Г. Р. Нейга.уза. Но пролетарскими поэтами в полном смысле
слова оба эти выходца из мелкобуржуазной интеллигенции стали
так же мало, как и Фрейлиграт. Поэзия последнего, на¬
пример, Никогда не освобождалась полностью от рзлигии и от
идеи ‘национальности. И в этом отношении, насколько нам известно,
Веерт был единственным из всех немецких поэтов раннего со¬
циализма, проповедовавшим идеи интернационализма — и не только
в смысле выбора сюжетов из жизни рабочих разных националь¬
ностей, но и в отношении пропаганды самой идеи. Вообще пора¬
зительно, как некоторые мысли и лозунги, получившие впослед¬
ствии только свое оформление в Коммунистическом манифесте',
вроде «пусть имущие дрожат перед социальной революцией», или
«рабочим нечего терять», или мысли о международной ассоциация ра¬
бочих встречаются уже гораздо раньше в стихах и письмах Веерта.
Объяснения, очевидно, нужно искать в тем, что эти лозунги были
известны членам Союза коммунистов и до Манифеста. Мы не гово¬
рим уже об общих мыслях Веерта- о союзе народных масс всех
(национальностей в целях освобождения своего от угнетателей.
Такой лозунг был им выброшен еще в конце 1844 года в стихотво¬
рении «Лишь восемнадцать лет», в котором рисуется смерть восем¬
надцатилетней девушки от голода и которое заканчивается сле¬
дующими словами:
86

Звучит наш крик, что вырвала нужда,
На запади Восток, в поля и города,
Зовет народы рядом жить, как братья,
И палачам твоим они пошлют проклятья!
Идее штернациональности, братства рабочего класса всего
мира, несмотря на разные языки и прочие их отличия друг от
друга, посвящепо также его стихотворение «Немец и ирландец».
В Англии ночь холодна и сыра...
Два парня зевают — им спать пора!
Немец с ирландцем, как дома,
Спать улеглись на солому.
Друг с другом знакомясь сквозь тусклый соет,
Каждый подумал: «Мой сосед —
Житель не этого края,
Страна у него другая!*
И одновременно шепнули вслед:
«В наших страданьях проблеска нет,
Судьба нам роз и цветов не дарила,
Дырами наши штаны наградила!»
И оба они сказали сквозь смех:
«Мы оба не знаем, что значит успех!»...
Тогда они песней отмстили встречу
На общем ирландско-немецком наречьн.
Хоть в песне чуя,ой ничего не поняв,
Сошлись они, руки друг другу пожаг,
И в радости стали друзьями до гроба —
Потому что нищими были оба.
Поэтическое творчество Веерта 1844/45 г. является апогеем
в развитии предмарговской немецкой социалистической поэзии; осо¬
бенно «Ланкаширские песни», «Индустрия» и некоторые другие
стихотворения Веерта означают принципиальный шаг вперед *по
сравнению с поэзией «истинного» социализма не только в идеологи¬
ческом, но и в формально-художественном отношении. Вместе с
преодолением романтизма, народнических иллюзий, слез и состра¬
дания исчезла не только жалкая, униженная фигура бедняка-рйбочего
или ремесленника, которую сменил теперь классово-сознательный,
(гордый промышленный пролетарий, но пропали и прежние плак¬
сивые описания, сентиментальное смакование деталей и т. д. И
пролетарские песни Веерта написаны сжатым, живым языком, в
них чувствуется уже поступь рабочих батальонов.
VII.	СОЮЗ КОММУНИСТОВ И ВЕСНА НАРОДОВ
Не случайно, что немецкая социалистическая поэзия именно
к этому времени проникается пролетарским миросозерцанием, ин¬
тернационализмом . Дело в том, что основоположники пролетар
87

ского миропонимания Маркс и Энгельс, под влиянием которых, как
мы видели, воспитывался "Веерт, покончив с «самопознаванием» тео
ретически, перешли к осуществлению своих идей на праютк*;
другими словами, приступили к практической политической дея¬
тельности, организовав сперва Международное корреспондентсмое
бюро, затем Демократическое общество в Брюсселе и, наконец,
осенью 1847 года Союз коммунистов. Раньше молодое социалисти¬
ческое движение было расколото на два враждующих между со¬
бою лагеря: социалистической интеллигенции и рабочих, и только
Марксу и Энгельсу удалось найти синтез между «политикой» и
«социализмом» — вместе с (тем и ртвет на вопрос, как слигь рабочее
движение и социализм, до того времени шедшие разными дорогами.
Этот процесс «смычки» пролетарских писателей, вышедших «снизу»,
из рабочих, и «сверху», из интеллигенции, произошел также в эти
чреватые событиями дни накануне революции 48 года. Во всем этом
историческом процессе Веерт играл—не только как поэт, но и
как революционер — очень значительную роль.
Предвидя всю важность неизбежно надвигающейся революцион¬
ной бури, Веерт весною 1846 года устроил свои служебные дела
так, чтобы иметь возможность переселиться в Брюссель к Марксу
и Энгельсу. Переехав туда в июне, он поселился по соседству
с Марксом: в одном. с ним доме, чтобы чаще встречаться и беседовать
с ним. В письме от 13 июня 1846 года он ообщает своей матери:
«Против моей комнаты живет известный Маркс со своей очень
красивой и высокообразованной женой и двумя красивыми детьми.
Кроме того здесь проживает также Фрид. Энгельс... Он женат на
одной англичаночке из 'Манчестера, так что мы 'беседуем частью
по-английски и частью по-немецки». Брюссель в те годы’был штаб-
квартирой революционной эмиграции всех стран, и Веерт в тогдаш¬
ней своей переписке упоминает множество лиц, так хорошо знако¬
мых историку революционного движения "40-х гг. В частности, он
"ближе познакомился с вице-председателем Демократического об¬
щества Жиго, которого он характеризует следующими словами:
«Друг Gigot de Mouton — в высшей степени интересный человек,
знающий все языки, говорящий и пишущий на них, но в общем
очень ленивый, по утрам постоянно читающий Данте, а в остальное
Ьремя сидящий в кофейне». В других письмах также мелькают-
имена лиц, с которыми Веерт встречался и которые впоследствии
сыграли видную роль в февральской революции, в Союзе коммуни¬
стов и т. д. Веерт, пользуясь выгодами своей профессии комми¬
вояжера, бывал нередко в течение одной недели в Лондоне, Кёльне,
Париже и Брюсселе, служа, таким образом, своего рода связующим
звеном между отдельными членами руководимого Марксом и Эн¬
гельсом Международного корреспондентского бюро, а также между
различными общинами коммунистов. Начиная с лета 1846 года, он
исполняет всевозможные поручения Маркса, становится одним иЗ
88

его важнейших приверженцев. Так, например, когда осенью того
же года произошел известный разрыв брюссельских коммунистов
с В*йтлингом и последний пытался обработать старых коммунистов
во враждебном Марксу духе, то Веерту пришлось разъяснять
сущность спора многим лицам и убеждать их в бесплодности
агитации Вейтлиига.
Твердо веря в близость социальной революций, Веерт со всей
добросовестностью честного революционера стал изучать и теоре¬
тические проблемы революционного движения. Так, он изучает
«Историю десяти лет» Луи Блаиа, «Историю Великой революции»
Тьера it множество других, то есть те самые книги, которые имели
такое огромное значение в развитии молодого Маркса. При посе¬
щении мест своих преж!шх романтических и народнических поэти¬
ческих увлечений — особенно Рейнской провинции — он пишет :
«Теперь я !не высоко ценю старые легенды и весь святой старо-
кельнский ^валенный в чулане хлам, которым некогда я так на¬
слаждался». 'Осознав неизбежность социальной революции, Веерт
поставил себе вопрос: можно ли революционеру писать стихи, в
то время как рабочий класс готовится в бой, когда революция
нуждается в теоретически и практически подготовленных руководи¬
телях, — позволительно ли тогда революционеру заниматься лите¬
ратурой? Этот вопрос интересовал его довольно долго, и осенью
1846 года он пришел к выводу, что сейчас революционеру нужно
приняться за изучение законов движения и развития торговли
и пролсышленности, а не посвящать себя литературе. «Торговля и
промышленность, — пишет он матери 18 ноября 1846 года,— яв¬
ляются ныне в действительности самой интересной темой на свете.
До настоящего времени я |не мог, к сожалению, вплотную заняться
этими вопросами; моя любовь к литературе еще очень велика,
и я не мог еще от нее отречься, что, собственно говоря, было
бы необходимо». Эта борьба между «теоретиком-революционером»
и «поэтом-революционером» длилась до самой революции:	в
1846—1847 гг. брала верх то одна, то другая сторона. В письмах
этих лет очень наглядно отражается это неустойчивое состояние.
Ко времени переезда в Брюссель для него еще оставался неясным
целый ряд вещей, но «совместное пребывание с Марксом и Энгель¬
сом» разъяснило ему многое. Особенно восхищается он Марксом
с его «головой, которую редко где встретишь, настоящий Юпитер
с мраморным челом и всклокоченными черными волосами».
Для немецких социалистов 40-х гг. одной из важнейших про¬
блем являлось ремесленное и машинное производство. В Германии,
как известно, рабочее движение так и не могло на практике целиком
освободится от иллюзий ремесленника-коммуниста вплоть до 1849
года —и это несмотря на Коммунистический манифест. Веерт, как
мы видели, пришел уже в 1845 году к мировоззрению Маркса. Но
на практике и ему !все чаще и чаще приходилось.сталкиваться с ре¬
89

месленными предрассудками, а также и с реакционными тенденци¬
ями церкви и дворянства, со стремлением использовать недоводь-
ство ремесленников в целях борьбы с промышленной буржуазий.
Брат поэта Вильгельм, пастор, также занимался организацией ре¬
месленных школ, но, чувствуя, что (филантропическая интеллиген¬
ция не сможет удовлетвориться результатами такого воспитания,
он просил'Веерта указать ему популярные книги для ознакомления
своих учеников с принципами политической экономии. В письме
к брагу от 18 ноября 184G года наш поет отвечает: «Я рассказал
жившему здесь известному Марксу о твоей деятельности в этой
«области, и он очень радовался этому. Маркса считают до неко¬
торой степени главой коммунистической партии. Но очень многие из
так называемых коммунистов и социалистов очень удивились бы,
если бы им пришлось ближе ознакомиться с деятельностью этого
человека. А именно, Маркс работает днем и ночыо над тем, чтобы
выбить из голов американских, французских, немецких и т. д. рз-
месленникО'Б их идиотские системы, рекомендуя им изучение совре¬
менных условий. У лондонских рабочих ему удалось уже этого
добиться личным своим выступлением, и если далее дело пойдет
хорошо, то и немцы пошлют вскоре своих прежних агитаторов и
коммунистических героев к чорту». Веер г жалеет, что на немецком
языке все еще нет пособий для рабочих и ремесленннкоз, которые
облегчили бы им изучение вопросов политической экономии, —
:но зато «Маркс работает над своей историей политической экономий,
как бешеный, ■— этот человек уже много лет спит по ночам не бо¬
лее 4 часов». В этом очень важном для истории развития Веерта1
письме к брату он сообщает также о своем твердом решении раз
навсегда расстаться с литературой, как основной своей деятель¬
ностью. Подводя итоги своей шестилетней литературной работе, он
пишет: «Мне пришло раз в голову, не выпустить ли том! моих стихов.
Ты должен знать, что я написал уже так много ерунды, что мог
однажды в Йоркшире греться целый Еечер, сжигая мои рукописи.
Это законченный том, но, поразмыслив еще над этим, я предпочел
обождать с изданием еще пару годков и посмотреть, каково бу¬
дет тогда мое мнение» х. Характерно также, как Веерг■ в это вре¬
мя оценивает литературное творчество своих бывших поэтических
кумирод и учителей Пютмана и Фрейлиграта. О первом он говорит,
что он пишет «только очень посредственные вещи», а о втором:
«Фрейлиграт должен был бы быть в Лондоне, но по понятным со¬
ображениям не дает о себе никаких известий, ибо здешняя публика
слишком по-дружески обошлась с ним. Его последнее стихотво¬
рение в «Кёльнской газете» относительно бедных литературных про¬
1 Рукопись этого сборника лучших стихоз Веерта до 1848 года сохра¬
нилась в его наследстве (около 250 стр.); она содержит часть напечатанных
уже стихотворений, но в основном ее составляют не опубликованные еще
вещи.
90

летариев, в дёйсгвнтельности до такой степени нелепо, что мне
начинает казаться, что все его остроумие провалилось к чоргу».
Но Веерт заблуждался, думая, что .он «раз навсегда» покон¬
чил с поэзией: его поэтический талант требовал своего, и, тру¬
дясь над фолиантами по истории торговли и промышленною пере¬
ворота в Англии и Франции, он скучал по лирике. Правда, его
прежняя лирика, да еще с романтической окраской, казалась те¬
перь ему уже совершенно несовместимой с хладнокровным анали¬
зом экономических и политических событий, и он поэтому пере¬
шел л< прозе — к роману, чтобы художественно изобразить истори¬
ческие события, развитие буржуазии, образование рабочего класса
и т. д. Образцами для него в этом отношении являлись великие
французские романисты, из которых он особенно выделяет Жорж
Занд, Эмиля Сувестра и Бальзака. «Покончив с изучением торговли,
промышленности н истории, — пишет Веерт брату, — я взялся за
французскую повествовательную литературу. 'Литература романа в
высшей степени важна; французы в этой области играют роль мата¬
доров... самое важное то, что новейший французский роман1 дает
верное изображение теперешнего общества». Ньгне трудно устано¬
вить, Маркс ли указал Веерту на Бальзака, которого вето свою
жизнь он очень любил, или, наоборот, Веерт рекомендовал его
Марксу; скорее всего верно первое предположение. Ибо Маркс, на¬
писавший еще в 1844 году свою критику денег в так Называемых
«Подготовительных работах к святому семейству», наравне с Шек¬
спиром и Гёте изучал особенно тщательно роль денег в худо¬
жественной литературе у Бальзака. Литературные планы Веерта
сводились теперь к тому, чтобы написать роман о немецкой бур¬
жуазии, промышленной и торговой. Правда, ни первая, ни вторая
работа им не закончены. Возникновению, росту, жизни и деятель¬
ности промышленной буржуазии посвящен большой исторический
роман, разворачивающийся в Рейнской провинции, не пошедший
дальше черновой записи нескольких глав. Но из сохранившегося
подробного плана задуманного романа можно усмотреть следующее:
произведение это должно было заключить в себе историю ткацкой
фабрики дяди Веерта в Бонне, того «старого Веерта», у которого
наш поэт проработал несколько лег в качестве конторского слу¬
жащего. Роман повествует о том, как 14-летний мальчик Веерт —
будущий фабрикант — попадает в Париж во время революции, про¬
никается духом парвеню, делается контрабандистом на Рейне и ста¬
новится поставщиком для французской армии. Все это превращает
его в ярого приверженца Наполеона. Он покупает за бесценок кон¬
фискованный в Бонне монастырь капуцинов и обращает здание
в хлопчатоткацкую фабрику. Затем следует быстрый рост веертов-
ского предприятия ео время континентальной системы, победы союз¬
ников и низложения Наполеона. Веерт уже ярый патриот новой
Пруссии и прусской, ненавистной Рейнской провинции, бюрокра¬
91

тии. Во время нового режима происходит полныйг развал хлопчато¬
прядильной промьш1лшносги, но потом наступает расцвет фабрики,
так как Веерт пользуется поддержкой прусского правительства
и таким путем добивается передачи ему права снабжения всех
мест заключения. Старый Веерт на вершине своего благополучия.
Следует разложение прежнего патриархального быта в семье фаб¬
риканта, сыновья воспитываются плохо. Деятельность фирмы рас¬
ширяется; приобретаются земли; завязываются торговые сношения
с Америкой; создается внутренний рынок. Одновременно изобра¬
жается жизнь, домашний и семейный бьгт фабриканта, служебное
и материальное положение различных категорий служащих и ра¬
бочих предприятия. Старый Веерт старается скрыть вопиющую
эксплоатацию рабочих,, особенно женщин и детей, от правитель¬
ственных (комиссий и общественности. Он устанавливает связи с
высшими чиновниками Пруссии. Его назначают коммерческим со¬
ветником и награждают орденами. Теперь Веерт — закадычный
друп дворян, чиновников, офицерства. Попутно описывается жизнь
рабочих, их умственное и материальное состояние.
Роман должен был закончиться событиями па фоне грядущей
социальной революции. Насколько можно судить по проекту, это
должно было быть изображение первого периода немецкого капи¬
тализма под углом зрения идеолога рабочего класса, и остается
только пожалеть, что Веерт не закончил этого произведения, ибо
этот период немецкого капитализма до сего времени не был освещен
в этом плане. Но случайно ли, что Веерт не закончил этого романа?
Правда, его работе помешала революция, и так как Веерт стоял
на той точке зрения, что приятней делать революцию, чем писать
' о шей, то он и: бросвд писать при первом выстреле на баррикадах.
Но сохранившиеся главы свидетельствуют и о другом: именно
о том, что Веерт не мог справиться с большим произведением,
с романом, где требуется известное единство действия, он —лишь
великий мастер в изображении отдельных мелких эпизодов, и по¬
этому каждая глава его романа представляет собою почти само¬
стоятельный маленький фельетойг, там же, где действующие лица
нуждаются в более сложной характеристике, Веерт оказывается
несостоятельным.
Но он изложил свои мысли, правда, в другой форме и с со¬
вершенно другим содержанием в бо|лее близкой ему области, а
именно, в серии фельетонов «Юмористические очерки из немецкой
торговой жизни». Эту серию он начал писать еще в конце 1845
года для задуманного тогда Марксом и ‘Энгельсом трехмесячного
журнала. Из этого проекта ничего не вышло, и "'Веерт опубликовал
часть фельетонов в «Кёльнской газете» (1847—1848) и в «Новой рейн¬
ской газете» (1848). Предметом их он опять-таки взял так хоро¬
шо известную ему торговую контору своего дяди Веерта, называя
его всюду господином Прейсом. Познакомив пас со служебным
92

персоналом, с обстановкой и характером самого Прейса, после
описания конторы поэт восклицает: «Надо всем покоится благо¬
ухающая сургучем атмосфера, и, оглядевшись, ты невольно вос¬
кликнешь: «Здёсь зарабатывают деньги!» Переходя к изображению
обычного служебного дня. он шгсует нам утреннюю молитву госпо¬
дина Прейса, состоящую в чтении торгового и биржевого отчета
«Амстердамской газеты»; затем хозяин дает указания и распоряже¬
ния своим главным служащим. Чтобы вскръгть всю психологию
купца и промышленника, Веерт выводит нам сцену поступления
молодого купеческого ученика, родственника Прейса, и вот какие
наставления читает этог купец оробевшему юноше: «С деньгами
нужно обращаться так же осторожно, как со своей собственной
душой; деньги альфа и омега 'бытия, деньги все — не забывайте
этого!, В торговле прекращается всякая дружба, в торговле все
люди злейшие враги». «Цифры управляют миром». «Копийная кни¬
га — евангелие конторы». «Торговля велика и всеобъемлюща.
Счастлив тот, кто покоится под ее крылом, ибо он будет благо¬
денствовать, как майский жук под липами». «Внешность человека
довольно часто отражает самое сокровенное его души. Душа же
[находится в тесной связи с кошельком». «Найдется ли на земле
более совершенное существо, чем совершенный купец? Совершен¬
ное существо долито прежде всего иметь ясное представление о
своем времени и своем веке; хороший купец всегда понимал и то,
и другое, ибо он понимал свои собственные интересы. Невозмути¬
мый, стоит он перед нами в сознании своего достоинства, а все
искусства и науки мира стремятся приблизиться к нему, чтобы
преклониться перед ним, чтобы служить ему. Философия, матема¬
тика, география, экономия, вся юриспруденция вместе с медициной
и всеми прочими великолепиями: от одного полюса до другого, —
что было бы с ними, если бы купец не превращал их в прусскую
монету!» Таково «евангелие» немецкого буржуа 40-х гг. Насколько
мастерски Веерт уловил психологию этой торговой буржуазии, —
конечно, во многом отличающейся от современной, — свидетель¬
ствует тот успех, которым эти «Очерки» пользовались именно в
кругах |служащих и рабочих. Первый из очерков, откуда взяты
приведенные мудрые изречения господина Прейса, называется
«Ученик». Во втором и третьем очерках "'(«Корреспондент» и «Бух¬
галтер») Веерт рлсует тяжелую и в то же время мещанскую жизнь
торговых служащих, угнетаемых своими начальниками и мучающих
своих подчиненных, помогающих хозяевам во всяческом обмане и
эксплоатацин. И в четвертом, последнем, написанном до революции
очерке, Веерт изображает жизнь рабочего конторы, старого Сас-
сафрасса, прослужившего 35 лет у господина Прейса и выбра¬
сываемого им теперь на улицу.
Эти (произведения Веерта, трактующие о немецкой торговой
и .промышленной буржуазии, стоят особняком в его творчестве:
93

сколько Он ни старался избавиться от поэзии, его неудержимо
тянуло к лирике. Правда, эти стихи не затрагивают непосред¬
ственно пролетарских сюжетов — это мимолетные впечатления от
ттоездок по 'Голландии, Англии и т. д. Стихи эти — полу юмори¬
стические, но в то же время ^чувствуется, чго они написаны
человеком, глубоко проникнувшим в «тайны» экономического и
общественного развития народов. Примером поэтического твор¬
чества этих годов могут служить три стихотворения, посвященные
Голландии (опубликованные позднее в «Новой рейнской газете»).
Все три относятся к 1846 году; одно озаглавлено «Путешествие
по Голландии».
Как хорошо на сердце моем!
Тихие воды гладки.
В Голландии все ка месте своем,
И безупречны порядки.
Светлых кочоколоз голоса...
Звон надо мной разливался,
Славил он каждые четверть часа
Господа бога вальсом.
Вдоль по каналам идут суда-г-
Вода безопасней суши,
Там, на борту, цветут в егда
Честных торговцев души.
Изысканный фрак и простой пиджак,
Улыбка в губах и в сердце,
Кушают сыр, курят табак,
Торгуют тихонько перцем
И кофе. Чтобы с товаром потом
В Германию шли пароходы,
Ибо на фабриках мы создаем
Для кофе — одну лишь воду...
О страна, где голос живой
Практический дух вышиб!
Большие умы парят над тобой
Крыльев мельниц не выше!..
И мельпиц трогательная семья
В закате густом встает там,
В стране, где, может быть, буду я
Ешнственным дон кихотом!
Веерт удивительно удачно схватил сущность филистерскою
лаючнического духа пресыщенной капитализмом маленькой страны
Голландии: несколькими меткими "штрихами и мазками он набро¬
сал картину застывшею в умственном отношении общества тор¬
говой, погрязшей в собственном благополучии буржуазии, живу¬
щей эксплоатацией своих колоний. В другом стихотворении —
«Эразм» — он вызывает перед нашим умственным взором цветущее
гуманистическое прошлое этой страны, напоминает нам о великом
Р4

роттердамском мыслителе. Когда-нибудь он пергзернет последнюю
страницу своего фолианта, и тогда погибнет весь этот мир гол¬
ландских торговцев маслом и сыром.
Пестреют флаги мира —
И это — Роттердам!
Воняет старым сыром
По старым площадям.
И на мосту, как прежде,
Уже давно, с утра,
В изодранной одежде
Стоит седой Эразм.
Стоит он, как бывало,
Во мгле ccibix BeKOBj
Перелистав нема-то
Пергаментных листов.
Последнюю страницу
Когда перевернет, —
Вся сырная столица
В небытие уйдет.
Тогда держи народам,
Голландия, ответ
За то, что год за годом
Ты провоняла свет.
Одно из лучших лирических произведений Веерта этого пе¬
риода— поэма «Суд». Это —своего рода переоценка всех ценностей
феодального и буржуазного мировоззрения с точки зрения проле¬
тарского идеолога; это — грандиозное историческое видение, где
поэт взывает ко всем униженным и оскорбленным, осужденным
реакционным «правосудием» и инквизицией к галерам, тюрьме,
ссылке, виселице, костру и топору за попытки освободиться ог
материального и умственного рабства, за восстания, оскорбления
власть имущих и т. д. И поэт призывает искалеченных и замучен¬
ных на вторичный суд, на суд пролетарский:
Я снова здесь сижу — судья ваш и арбитр!
Довольно спать! Ко мне со всей земли
Явитесь вс;*, чьи черепа разбиты
И чьи тела под колесом легли!
Все те, кому судьба ломала пальцы,
Чей лоб клейма отметили рубцы!
Ко мне явитесь кладбищ постояльцы,
Ночных темниц ослепшие жильцы!
Явитесь с разукрашенной галеры,
Кто жилистой рукой бьет по волне,
Кто носит цепи тяжкие без меры,
На мхом заросшей крепости стене!
Сюда, что в гибельных пустынях постарел'*,
Все те, кто спать не может до сих пор!
Восстаньте все из ваших душных келий —
Смертельный враг ваш входит в коридор!
95

Явитесь, осужаейные однажды,
Я смело вас зову на суд второй!
Из тьмы ночей наверх пусть выйдет каждый,
И тело выпрямит и встанет предо мной.
Явитесь и виновных укажите
И розги лягут на затылки их!
Прочь одеяния! Завесу прочь сорвите
С вращающихся тускло глаз своих!
Для вас всегда лишь топоры точили,
Когда вам голод внутренности рвал,
Куски швыряли и в дермо рядили,
Когда мороз вам плечи искусал.
Попы вас глупой басней улещали,
Когда подагра вас бросала на постель.
Вас жег закон, нуждою вас пытали,
Для вас лишь смерть — была благая цель!
Но что же может дать пролетарский суд всем эгим несчастным
жертвам кггарого общества? Ведь мертвых к жизни ire вернешь!
И Веерт утешает своих мучеников, уверяя их, что они недаром
страдают, что новое, юное поколение, их дети, отомстят за все,
что недалек тот день, когда наступиг кровавая расправа1 со ста-
рыш ралачами, и тогда настанет новая весна, счастливое время
для человечества:
Все те, с чьих лиц позор во век не сходит,
Кто с жалобою в госпитале мрет,
Кому конец уж в юности приходит,—
В могиле вас не испугает дьявол!
Грядущий век крыло свое расправил,
Иное поколение встает —
Оно победоносно меч кует!
Обнявшись, встаньте! Пусть пылают гневом
Сердца! И пусть пылают знамена!
Пусть засыхали прежние посевы, —
Идет т землю новая весна.
Знамена дышат мужеством и верой
Наш гнев — рысак лихой — копытами стучит,
Перед раскрытой будущего дверью
Вооруженный день уже шумит.
Веерт, кстати, к этому времени (конец 1846* года) не имел
уже возможности печатать свои стихи; из сголь богатой в 1845/46
году прессы немецкого «истинного» социализма свирепствующая
цензура оставила лишь «Трирскую газету», а из журналов — «Вест¬
фальский пароход». Но ни в первом, ни во втором, настроенных
антимарксистски, члены коммунистического общества, группиро¬
вавшиеся вокруг Маркса, не печатались. Веерт, также принадле¬
жавший к этому обществу, еще потому не мог попасть на стра¬
ницы этих органов, что его имя вошло в черную книгу немецкой
полиции вслсд за перепечаткой его социалистических стихотворе¬
96

ний в сборнике «Originalpoesien», вышедшем в начале 1817 года.
И поэтому, когда бывший прусский офицер, немецкий эмигрант
Ад. фон-Бориштедт начал в январю 1847 года издавать в Брюс¬
селе немецкую газету, то не только Веерт, но даже Маркс и Эн¬
гельс, не имевшие иных возможностей увидеть в печати свои ра¬
боты, заполнили вскоре газету, опубликовывая в ней ряд важных
статей. Веерт также воспользовался гостеприимством этой газеты
и поместил в ней ряд своих стихов; его сотрудничество в ней за¬
мечательно еще и в другом отношении: здесь он встретился с
первыми рабочими немецкими поэтами, главным образом, на¬
борщиками газеты, среди которых особенно выделялись один поэт-
аноним и Стефан Борн, будущий руководитель немецкого рабо¬
чего движения в революции 1848—1849 гг.
Выше мы видели, что Веерт в 1845—1846 гг. много занимался
нсгорией революции и политической экономией под непосред¬
ственным руководством Маркса и Энгельса. Начиная с конца
1846 юда, после переезда Энгельса в Париж для работы в немец¬
ких коммунистических общинах, с целыо освобождения из-под влия¬
ния Грюна, Гесса, Вейтлинга и других «истинных» социалистов
и ремесленных коммунистов, Веерт уже реже встречался с Марк¬
сом, усиленно работавшим над ответом Прудону и другими эко¬
номическими вопросами; тогда Веерт принялся обрабатывать свои
очерки о жизни английских рабочих, дополнив их рядом новых
глав; таким образом составилась толстая книга-рукопись «Очерки
общественной и политической жизни британцев» (277 рукописных
страниц). Для своей работы Веерт использовал ряд официальных
источников; если просмотреть список (им же самим составленный)
цитированных (им книг, то он почти совпадает с книгами, исполь¬
зованными Энгельсом для «Положения рабочего класса в Англии».
Но обработка иная: это марксистская история английского
рабочего движения и среднего сословия до 1848 года, изложенная
в художественной прозе. Веерт имел в виду читателя —
немецкого рабочею и ремесленника, и поэтому он излагает события
рабочею движения в Англии очень понятным и простым языком, —
более того, он нередко применяет прием непосредственной речи,
вкладывая рассказ об этих событиях в уста рабочего. ’Это осо¬
бенно относится к главе «История радикальных реформаторов
(1780—1832)», где автор просто записывает рассказ рабочего'Джек¬
сона, старого участника этого движения. Но это, конечно, не
подлинные слова рабочею: Веерт заставляет его высказывать
свой, марксистский, анализ событий. Например, Джексон говорит
автору: «Может быть, вы думаете, что это новая партия так вне¬
запно и непредвиденно выросла в течение года из-под земли; нет,
политические события в развитии народа стоят в тесной связи с
развитием экономических условий страны; первые слишком часто
обусловливаются последними; и то. что нам кажется неожиданным
7 Георг Веерт.;
97

и внезапным, является, по Большей части, постепенно вызываемой
к жизни необходимостью, в основе которой лежит длин¬
ный ряд чреватых событиями годов». И дальше он объ¬
ясняет происхождение буржуазии и пролетариата, распад
цехов, уничтожение ремесленною производства и т. д., точно
так же, как это год спустя было формулировано в Коммуни¬
стическом манифесте. Глава написана так живо и наглядно, что
при чтении ее любой рабочий может легко понять историю про¬
исхождения и эмансипации своего класса. Еще более ценна с ху¬
дожественной стороны 10-я глава «Очерков»: «История чартистов
с 1832 по 1848 год». Наш поэт знал эту историю лучше кого-либо
другого, он сам принимал участие в движении, неоднократно слы¬
хал речи О'Коннора, участвовал в чартистских восстаниях, был
лично знаком с английскими социалистами, особенно с Роб. Оуэ¬
ном, дружил с чартистскими вождями Гаршг, Джонсом и другими.
Как пример художественной прозы «Очерков» приводим отрывок
из этой главы, характеристику О'Коннора: «Он то божественно
мудр, то до святости глуп; трагически серьезен и очаровательно
весел; в одно и то же время наивен и сентиментален; иногда
утончен необходителен, как француз, и вдруг снова груб и не¬
уклюж (подобно шекспировскому конюху; доверчиво ласков, как
маленькая девочка, и опять горд и деспотичен, как римский импе¬
ратор; воркующий о любви, как Гейне и Гафиз, и сыплющий
варварские непристойности не хуже Франца 'Раблэ. Великодушен,
как лев, но и свиреп, как тигр. Так же самоотвержен по отношению
к своим друзьям, как и недоверчив к своим врагам; такой же энту¬
зиаст по отношению к раз им понятому, как и противник непо¬
нятого; капризно-поэтичен и легкомыслен в любви и вине, как
(истый ирландец; экономен и расчетливо осторожен подобно са¬
мому скупому шотландцу; горд, энергичен и смел, как орел, по¬
добно англичанину. Все это О'Коннор. Несуразная смесь всех
народных страстей. Но еще кое-что: имя его рода срослось со всеми
кровавыми событиями того несчастного острова, в буре каждого
восстания слышно о подвигах одного из О'Конноров; прошедшее
и настоящее встречается в этом человеке; он — свергнутый с пре¬
стола король, восставший снова в виде дерзкою пролетария, без
сожаления о прошлом, всеми фибрами своей жизни коренящийся
в настоящем и стучащий гигантским кулаком в ворота будущего,
чтобы они широко раскрылись навстречу народу». Насколько нам
известно, кроме характеристики О’Коннора, данной Марксом, нет
лучшей. Приходится только пожалеть, что Веерт не мог тогда
опубликовать этих «Очерков» — работа над ними была прервана
февральской революцией, — но свежести и художественного до¬
стоинства она не потеряла и ныне.
Осенью 1847 года Веерт получил возможность публично — и
блестяще—высказать свои экономические и коммунистические взгля¬
ды. Дело в том, что ^Бельгийская ассоциация в защиту свободной
98

тогровли» пригласила экономистов всех стран на конгресс в Брюс¬
селе, чтобы обсудить начатую английской «Лигой против хлебных
законов» кампанию за устранение всех преград для свободной тор¬
говли между всеми странами мира. На конгресс съехались пред¬
ставители тринадцати стран (в том числе и России). Первым де¬
батировался вопрос о выгодах системы свободной торговли вообще;
после двухдневной дискуссии приверженцы протекционизма были
окончательно разбиты. Следующим вопросом дискуссии было: до¬
казать, что свобода торговли ведет к материальному процветанию
рабочего класса. Веерт также присутствовал на конгрессе в ка¬
честве журналиста. Как активный член партии рабочего класса,
он ipe-шнл во что бы то ни стало выступить и «на этот раз дерзко
швырнуть перчатку в лицо этому собранию лицемерных и напы¬
щенных молодцов». Но он считал себя все же недостаточно све¬
дущим во всех этих вопросах, и поэтому с самого начала обра¬
тился к Марксу и «умолял - его во имя неба и земли не упускать
этою благоприятного момента—напрасно! он отказался». Затем
он «обрабатывает» второго, третьего и четвертого из видных рево-
люционеров-эмигрантов, — но никто не соглашается. Тогда Веерт
решил выступить и использовать блестящий случай, «со всеми
нашими аргументами, со всей нашей страстью и одушевлением
явиться на турнир и поставить на обсуждение то, что днем и
ночыо не давало нам покоя». На третий день конгресса, утром,
Веерт с большим подъемом произнес блестящую речь перед со¬
бравшимися членами парламента и буржуазными учеными. При¬
водим ее в отрывках.
«Господа, за эти два дня обеими сторонами проявлялся боль¬
шой интерес к благосостоянию рабочего класса, и влияние, кото¬
рое окажет введшие свободной торговли на его судьбу, должно
даже сегодня служить исключительным предметом обсуждения. Мне
кажется, однако, несколько странным, что я не видел до сих пор
в этом зале ни одного представителя ог рабочих; только буржуа¬
зия прислала сюда -своих депутатов... Но где же ораторы от
рабочих? Позвольте мне поэтому, господа, взять слово от имени
рабочих и в особенности трех миллионов английских рабочих,
в среде которых я провел несколько самых плодотворных лег
моей жизни и воспоминание о которых всегда будет одним из
самых дорогих моему сердцу» (шумные аплодисменты). «Я с боль¬
шим удовольствием узнал о благожелательном по отношению к
рабочим настроении этого собрания. И действительно, рабочие
имеют справедливые притязания на несколько большее великодушие,
нежели до сих пор им уделялось. До сей поры в экономической
науке, равно как и в промышленной практике, с ними обращались
не как с живыми, чувствующими людьми, даже не как с вьючными
животными, но просто как с тюком какого-то товара. Судьба их
зависела не от их человеческих потребностей, но от сурового
7*
99

закона, от безжалостных случайностей спроса ir предложения..,
Я не знаю, является ли это ужасное положение столь многих
миллионов результатом покровительственных пошлин; я знаю
только, что в этой системе не заключено никакою целебного
средства против этого страшного зла. Ее власть не >гростирается
так далеко. Но, во всяком случае, положение рабочих докатилось
до такой точки, что ухудшение невозможно, и поэтому они при¬
ветствуют, а1 вместе с ними приветствую и я всякое изменение,
если даже оно будет 'состоять только в том, что больного с про¬
лежнями повернуть с одного бока на другой... Поэтому я отвер¬
гаю покровительственные пошлины (аплодисменты). Я решительно
за свободную торговлю; я стою за нее, с какой бы точки зрения
ее ни защищали; я ломаною гроша не дам за протекциониста'.
Но я далек от того, чтобы разделять иллюзии сторонников свобод¬
ной торговли, и не думаю вместе с ними, что свободная торговля
улучшит судьбу рабочих на щзодолжительмое Бремя.
Свободная торговля даст полную возможность разви¬
тия принципа свободной конкуренции; я это охотно признаю и не
буду здесь вдаваться в расследования, действительно ли этот прин¬
цип должен лежать в основе общества. Я с готовностью соглашаюсь,
что большая конкуренция повлечет за собою понижение цен на все
товары, результатом этого явится большее потребление, а за ним
увеличенное производство, и, следовательно, большее число рабо¬
чих найдет себе занятие, и, таким образом, в течение яекадорого
времени рабочие будут пользоваться двойной выгодой. Но сколько
будет длиться такое великолепие? Ах, только очень короткий срок!
Вместе со своими хорошими сторонами свободная конкурен¬
ция не замедлит обнаружить и свои столь же неизбежные дур-
н ы е. Свободная конкуренция не ограниченных ‘более одной страной
капиталов развернется еще в большей мере, чем теперь... 'Сво¬
бодная торговля только на время улучшит судьбу рабочего,
и он в скорости снова погрязнет в той же нищете, которая со-
составляет ныне его обычный удел.
Господа1, то, что я говорю здесь, не мой только личный взгляд,
это —мнение самых проницательных и самых просвещенных среди
(английских рабочих... Итак, от имени этих миллионов, которые
вместе со мною не считают свободную торговлю панацеей от их
страданий, я предлагаю вам подумать также и о других средствах,
кроме свободной торговли, если вы действительно хотите улучшить
положение рабочего класса... Ибо теперь нам нужно бояться не
вр|ажеских нападений казаков, но войны рабочих против вас, войны
бедных против богатых, войны белых рабов против их угнетате¬
лей. Рабочим осточертели бесплодные обещания; они не хотят
ничего больше знать о никогда не выполняемом переводе пла¬
тежей на небо#
Они требуют материального удовлетворения. Они требуют от
100

вас действий; вашим словам они больше не доверяют. И не уди¬
вляйтесь этому; рабочие, которые поддерживали в Лондоне агита¬
цию за билль о реформе, которые сражались за вас на улицах
Парижа и Брюсселя в 1830 году, отлично помнят, что тогда вы их
ласкали и чествовали, но что впоследствии, когда они требовали
хлеба, добивались работы, чтобы существовать, — что они тогда
в Париже и Лионе и Манчестере получили вместо хлеба ружейные
пули. И вы, господа из Германшг, вспомните об Исполинских горах
и их ткачах; ткачи ничего не забыли и многому научились. Поэтому
я еще раз говорю вам, господа: если вы искренно хотите помочь
рабочим, то подумайте о чем-нибудь более действительном, чем
свободная .торговля!»
Речь Веерта нужно считать историческим событием; это пер¬
вое публичное выступление вооруженного марксистским мировоз¬
зрением представителя пролетариата перед представителями буржуа¬
зной экономической науки. Эта речь имела колоссальный успех: она
была напечатана почти во всех европейских органах; и "если засе¬
дания конгресса до того времени проходили весьма вяло и без¬
жизненно, то затронутый и заостренный Веертом вопрос вызвал
ожесточеннейшие прения, и Веерт сразу сделался самым популярным
человеком в Брюсселе. После его речи выступил с резкой крити¬
кой последней член английского парламента Боуринг. Но Боуринг
не мог все же разбить аргументацию своего противника; и даже
английская консервативная пресса должна была сознаться, что Ве¬
ерт знает условия английской жизни много лучше Боуринга.
Успех Веерта явился, повидимому, несколько неожиданным и для
Маркса; во всяком случае, теперь он приготовил речь о свободе
торговли и протекционизме, но ему уже не удалось произнести ее
и она была напечатана позднее. Маркс и Энгельс на некоторое
время охладели в своем расположении к Веерту. Неожиданный
успех и популярность (он был избран на открывшемся вслед
за экономическим тюремном конгрессе в члены президиума)
действительно вскружили немного голову Веерту. Известно, что
после этого события Энгельс в своих письмах к Марксу
еще долгое время отзывается далеко не лестно о своем
друге. Так, сообщая гостившему тогда в Голландии Марксу под¬
робности фракционных споров в Международной демократической
ассоциации, Энгельс в своем письме ог '28 сентября 1847 года не
без иронии говорит, что в конце заседания «вдруг Гейльберг по¬
требовал внимания и заявил, что речь "Веерга на конгрессе свобод¬
ной торговли появится завтра в приложении к «Ателье», которая
продается и отдельно!!!» А в письме от 24 ноября из Парижа
•Энгельс высказывает свое мнение о немецком представителе на
коммунистическом конгрессе в Лондоне и, останавливаясь на канди¬
датуре В. Вольфа, добавляет: «Ради бога, только не Веерт, как
представитель! Он был очень ленив, и только успех одного дня на
101

конгрессе втянул его в работу. И он вдобавок хочет еще быть
независимым членом. Нужно удержать его в его сфере». Тут Эн¬
гельс намекает на индивидуалистически-интеллигентские тенденции
у Веерта, сделавшиеся, действительно, роковыми для него после
крушения революции 1848 года. Маркс, повидимому, относился по-
прежнему хорошо к Веерту. Во всяком случае, между Марксом и
Веертом отношения установились вскоре прежние, искренне дру¬
жеские, между тем как Энгельс даже еще в марте, уже после рево¬
люции в Париже, все-таки находил нужным предостерегать Маркса
й Центральный комитет по отношению к Веерту.
После всей этой практической деятельности Веерт, не пере¬
ставая служить в торговой фирме, продолжал заниматься литера¬
турой. «По нескольку часов в день,— пишет он своей' матери
28 ноября 1847 года, — я занимаюсь купеческими делами/ а осталь-
адое время—литературными». В этот период oir обработал свои
«Юмрристические очерки из жизнй немецкой торговли» и отдал
(их >в «Кёльнскую газету»; также отделал свои «Очерки из социаль¬
ной и политической жизни британцев». Но осенью надвигался вер¬
нейший предвестник социальной революции — экономический кризис
как/ на континенте, так в особенности в Англии. Веерт написал
оерию эконом и чески-пол ити ч еск их статей о «Денежном кризисе
в Англии и открытой парламента», напечатанных в качестве пере¬
довых 'в «Кёльнской газете». Статьи эти опягъ-такп делают честь
экономическому ,таланту нашего поэта, предчувствовавшего надви¬
гающуюся революционную бурю, которая разразилась несколько
месяцев спустя в Париже.
В организационных работах коммунистического конгресса в Лон¬
доне Веерт, насколько нам известно, не принимал участия. Но он
был одним из виднейших и активнейших членов Союза коммунистов.
И когда первые известия о революции в Париже были подучены
в Брюсселе, он немедленно, в последних числах февраля, отправился
по (поручению Союза в Париж. Свои перзые "впечатления и свое
участие в революции он рассказывает в письме к матери от 11 марта
1848 года, — письмо это, ввиду его исключительного интереса,
мы (приводим полностью.
«Милая мама! Уже вечером того же самого дня, когда
я *тебе писал в последний раз из Брюсселя, я уехал; в (Париж,—
по многим причинам — главным же образом для изучения
непосредственных следствий недавней революции. После тя¬
желого, часто прерываемого путешествия я прибыл сюда
ночью —это было в среду —в последних числах февраля.
Все баррикады стояли ещё, сторожевые огни горели, и на¬
циональная гвардия расхаживала взад и вперед на всех пере¬
крестках. Вместе с моим спутником я подошел к одному посту
и; справился о гостинице, Т)дщг трактирщик был ка карауле
102

и немедленно пошел с нами — if приготовил нам постель,
в полной амуниции, с кивером на голове, с саблей ка боку*.
На Следующее утро мы тотчас же отправились в контору
«Реформы» «и «Националя», двух органов теперешнего пра¬
вительства, и »выпустили воззвание к живущим в "Париже
немцам, приглашая их собраться ца демонстрацию за респу¬
блику. Сперва устроили митинг в кафэ Мюлуз, и Гервег,
поэт, был избран председателем; мы, остальные, в комитет.
Затем в зале Валентино состоялось заседание в присут¬
ствии 4000 человек, и после ожесточенной борьбы предло¬
женный 'нами адрес к французскому народу прошел блестяще.
Ит;ак, -в среду все немецкие демократы собрались на1 площади
Карусели—явилось 7000 человек; мы образовали процессию
по четыре в ряд, черно-красно-золотые и трехцветные знамена
развевались перед 'нами, и так мы шествовали по набережной
Сены к р:атуше, чтобы передать временному правительству
наш адрес. 500 певцов во главе наших процессий пели фран¬
цузские и 'немецкие песни.
Перед ратушей комитет отделился от толпы, и мы были
приняты в главном заде Ледрю-Ролленом, Кремье и Дюпон-
де-Лёром. Гервег прочел наш адрес, и Кремье ответил не¬
обыкновенно тепло. Затем у нас попросили в подарок на па¬
мять наше знамя, чтобы повесить его вместе с американскими
и другими флагами в святилище республики, и, обменявшись
сердечными рукопожатиями, мы распрощались с этими вели¬
кими героями революции, в то время как на обратном «ути
бесчисленная толпа народа провожала нас радостными кри¬
ками: «Vive l'Allemagne! Vive Ia Republique!» К вечеру мы
собрались у июльской колонны и отпраздновали там конец
одного из прекраснейших дней, когда-либо пережитых
мною.
О ‘мил'ая мама! я тебе и рассказать не могу, что я здесь
видел и слышал за четырнадцать дней! Такие вещи передать
невозможно, нужно самому при них присутствовать, чтобы
понять, как это люди плачут от радости на улице!
Один из прекраснейших народов мира в течение трех
дней вновь завоевал себе свободу и вчистую уинчтожнл под¬
лейшего из коронованных мошенников вместе с его бандой.
Какие аут еще могут ’быть слова! Вся Франция за республику,
и хотя предстоит еще тысяча трудностей — все объединя¬
ются для обеспечения победы.
Празднество в память павших было самым потрясающим
зрелищем, когда-либо виданным мною. Миллиониая толпа шла
за процессией, 400 000 человек с обнаженным оружием в ру¬
ках. Никто не поддерживал порядка, так как все охраняли его.
С утра до ночи я принимал во всем участие и с ужасом
103

думаю о том, что в понедельник должен снова вернуться
в Брюссель.
Я сижу сейчас в Palais de la Liberte (прежде Palais Royal),
в кабинете Валуа — около меня человек двадцать журналистов.
Невозможно ‘даже составить себе представление о деятель¬
ности, которая теперь здесь развивается.
Читай внимательно газеты —их теперь стоит читать. Но
не верь немецкой клевете! Эта революция изменит лицо зе¬
мли — н 'это тоже необходимо.
Vive la Republique!
Самый сердечный привет.
Твой Георг».
Вскоре Маркс также переехал в Париж и реорганизовал новый
ЦК Союза коммунистов. Союз вел работу, прежде всего, среди
немецких эмигрантов-ремесленннков, чтобы использовать их наи¬
лучшим способом при взрыве революции в Германии. Тут, как
известно, между Марксом и Гервегом произошел окончательный
разрыв: Гервег с Бакуниным настаивали на организации доброволь¬
ческого отряда для вторжения ,в Германию и внесения туда рево¬
люции извне, Маркс же и Союз коммунистов были против этой
путчистской тактики, и, после того как вспыхнула революция, они
послали отдельных своих членов на родину, чтобы работать на
местах. Веерт уехал в Кёльн. С каким радостным настроением, с ка¬
ким революционным энтузиазмом Веерт отправился иа револю¬
ционную работу, видно хотя бы из слов Маркса несколько десяти¬
летий спустя: он говорит, что при лучшей революционной ситуации
нет уже того энтузиазма, как весной 1848 года, когда ;жил еще
Веерт, — это, действительно, была весна народов, о которой никто
из революционных немецких поэтов не пел так восторженно, кото¬
рую никто из них не предсказывал так уверенно и часто, как Веерт,
поэт-марксист. Еще в 1846 году он олицетворил эту «весну наро¬
дов» !в грандиозной симфонии ликования природы и людей, пред¬
чувствовавших это «воскрешение» из мертвых к новой светлой
жизни после долгого зимнего холода и угнетения враждебными
силами.
На востоке стало светлее.
Утренний теплый ветер
Будит свежим своим дыханьем
Самых милых детей весны.
Просыпаются песни
В каждой груди,
Предназначенной к пенью.
Крик восторга встает над миром.
Далеко — в глубине лесов —
Слышен праздничный светлый хор
104

Всех живущих и жизни всей.
Триумф! Я тебя узнаю!
Солнце яркое, новый день
Для народов земли встает!
VIIL РЕВОЛЮЦИОННАЯ И РАБОЧАЯ ПОЭЗИЯ 1848—1849 гг
гНОВАЯ РЕЙНСКАЯ ГАЗЕТА" И ПОЭТ ПАРТИИ
После февральской революции Союз коммунистов резко вы¬
сказался против путчистских планов Тервега,' Борнштедта и Баку¬
нина. Центральный комитет Союза, при материальной поддержке»
временного французского правительства, послал несколько сот своих
членов в Германию, где они работали каждый гго отдельности,
развивая активную деятельность как руководители революцион¬
ного движения в тех провинциях, где социально-экономические
условия благоприятствовали тому.
При первом же известии о революции в Германии Веерт по¬
спешил b Кёльн, где Союз коммунистов имел свою наиболее силь¬
ную общину. Руководители ее — Виллих, Готшальк, Бюргере, Ан-
!неке, Даниэльс и другие играли главную роль в местных револю¬
ционных событиях. "Веерт должен был ознакомиться с положением
дел 'и сообщать обо всем: центральному комитету в Париже. Письмо
его об этом к Марксу от 25 марта из Кёльна гласит:
«Дорогой Маркс!
Я уже несколько дней в Кёльне. Все вооружено, берлин¬
ским обещаниям не верят—лишь всеобщее избирательное
право, ’безусловная свобода печати и право союзов могут дать
удовлетворение. Старый ландтаг погиб в глазах народа, и
всех ггех прежних членов, которые отваживаются показываться,
не будучи целиком на стороне демократии, сгоняют с трибун;
сегодня уезжают отсюда в Берлин пять уполномоченных,
чтобы все это изъяснить королю. Согласны только на новый,
образованный всеобщей подачей голосов ландтаг. То же самое
относится и к Франкфуртскому парламенту, — отсюда посы¬
лают туда нескольких человек, чтобы они следили за депу¬
татами.
Хотя все, что здесь проводится, довольно демократично,
все же одно слово «республика» наводит трепет, и нашест¬
вие немцев из Царижа было бы здесь плохо встречено. Зато
по направлению к Кобленцу и Верхнему Рейну настроение
будто бы в пользу республики.
Оамое страшное слово «коммунизм». Открыто выступив¬
шего коммуниста забросали бы камнями. Даниэльс, Бюргере,
150

д'Эст'ер поговаривают о новой газете, но средства, на которые
надеются, Кажутся мне пока еще сомнительными. Конечно,
было 'бы хорошо, -если бы ты, шесто тою, чтобы сидеть
в Париже, приехал бы сюда и т. д., так как, во всяком случае,
сейчас 'здесь много работы. Полиция едв!а дышит, и амни¬
стия как будто бы до сих пор действительно существует.
Сердечный приват.
Твой В».
Главной целыо приезда Веерта в Кёльн—кроме ознакомления
с Политической ситуацией — было нащупать почву для основания
платного 'органа Союза. В письме от 27 марта он: уже сообщает
свсхей Штерн, что был в Кёльне, где в городской ратуше встре¬
тился со своими старыми друзьями, и, «закончив в Кёльне пере¬
говоры об основании газеты, я вернулся 26-го сюда в Брюссель».
Инициатива основания газеты исходила как из демократических,
так и из коммунистических кругов. Маркс и руководящий штаб
Союза скоро переехали в Кёльн, организовали акционерное обще¬
ство газеты и, после многих разочарований в «истинных» социа¬
листах и коммунистах, выпустили первый номер «Новой рейнской
газеты» 1 июня 1848 года. Главным редактором был Маркс, а чле¬
нами редакции Энгельс, Дронке, Вильг. и Фред. Вольф, Бюргере
и Веерт. Веерт взял на себя фельетон, и все, что за время выхода
газеты появлялось «в подвале», принадлежало, за немногими исклю¬
чениями, его перу!. Работы его в «Новой рейнской газете» состоят
из стихотворений, фельетонных статей и романа «Приключения
рыцаря Шнаппганского». Он написал такж*е ряд статей политиче¬
ского и экономического характера «Над чертой»; но значение Ве-
ерта в революции 48-го года лежит в сознании революцион¬
ного фельетона, и он в полном смысле слова является поэтом
пролетарской партии 48-го года Союза коммунистов. Настоящая
глава будет посвящена сатирической лирике Веерта в связи с ре¬
волюционной и рабочей поэзией 48-го года.
Прежде всего одно общее замечание относительно лирики Ве¬
ерта 1848—1849 гг. Если социалистический писатель в «мирное»
время предшествовавшее революции 48-го года, затрагивал в своей
поэзии по преимуществу социальные проблемы рабочего класса
и общеполитические вопросы очень часто в некоторой абстрактной
форме, то теперь, с наступлением революционных боев, поэт пар¬
тии наравне с пролетарским политиком, экономом и т. д. трактует
почти исключительно актуально политические события,
злобо|дневные вопросы, социальные темы —как-то: списания
положения рабочего и ремесленника, занимавшие такое важное
место в дореволюционной социалистической поэзий, отходят теперь
на второй план, и если и играют еще известную роль в полу-
106

ремесленнических организациях, то в самом передовом, единственно
марксистском органе 48-го года, в «Новой рейнской газете», в твор¬
честве как Веерта, так и Фрейлиграта они исчезают почти це¬
ликом.
Редко когда-либо революционеры кидались в бой с таким ре¬
волюционным энтузиазмом—и это несмотря на все тяжелые, да¬
леко не блестящие перспективы — как редакционный штаб «Но¬
вой ^рейнской газеты». Веерт1 выражает свою радость в «Песне
троицы», где Европа сравнивается со старушкой матерью-землей,
страдающей от долгой суровой зимы, лишенной радости й
жизни, ожидающей свое детище, весну. И вот, наконец, она
приходит, весна:
Их встреча трогательной была,
Объятиями ликовала —
Весну, что с высоких небес пришла,
Старуха-Земля встречала.
Была потрясающей встреча их
И горячи лобзанья,
Так что взнеслись до небес самих
Радость и ликованье.
«Я рада безумно, дочь моя!
Меня терзали морозы!
Золотом всходов укрась поля,
Нуждаются в солнце розы.
Умолкли все мои соловьи
В лесу когда-то зеленом.
Для птиц разукрась палаты свои,
Лужайку укрась под кленом.
Стужа жила средь его ветвей,
Лютый мороз давил их...
Но где же подарки твои для людей —
Для этих детишек милых?» —
«Подарки детишкам? — сказала весна,—
Они у меня найдутся!» —
И вынула из кармана она
С дюжину революций.
Но с высот таких аллегорических н оптимистических револю¬
ционных тем пришлось быстро спуститься п самую гущу повсе¬
дневной жизни. В Кёльне, в центре революционного и особенно
рабочего движения 48-ю года, партия Маркса вынуждена была бо¬
роться тге только с юнкерством, мещанством, буржуазией — хотя
и демократически-радикалыюй, — но и с ультра-левым, бланкист¬
ским крылом Союза коммунистов. Позицию Веерта, совпадающую с
тактикой Маркса, легче всего будет понять, если рассмотреть ее
в общей связи с лево-революционной и рабочей поэзией 48-ю года.
Следовавшие с кинематографической быстротой одно за другим
107

революционные события вызвали бурный подъем в лагере бур¬
жуазно-политических поэтов, считавших себя в первые, опьянен¬
ные революцией дни у цели своих желаний. Многочисленные «мар¬
товские стихи» дышат полным энтузиазмом победы «народа». Осо¬
бенно сильный отклик вызвали берлинские баррикадные бои и
капитуляция реакции (например, стихи Руд. Готшалля «Берлинским
героям», «Песни Баррикад» 1848, — затем В. Мюллера-фон-Кениг-
свинтер и мн. др.). Вообще же в этой новой революционной
поэзии творчество старых политических лириков отступает на зад¬
ний план /за исключением Фрейлиграта). Так, например, немного¬
численные стихотворения Тервега, как «Две прусских песни» (1848)
в 'его «Песнях Геккера» и несколько сатирических песен по поводу
политических событий, не получили почти никакого распространения.
Такая же участь постигла и сатирические стихи Гейне из «Матрац¬
ной могилы» («Михель после марта», «КоЗес 1», «Воевода Висло¬
ухий» и др.). Другие известные певцы свободы предмартовского
времени, как Гофман-фда-Фаллерслебен, Руд, Маркграф, Г. Линг,
О. Людвиг, Г. Келлер и др., перешли к весьма умеренному либера¬
лизму. Зато вследствие закона- о свободе печати на литературной
арене появилась теперь целая армия новых политических поэтов,
имена которых бесследно исчезли после крушения революции. Это-
были по большей части писатели не-профессионалы, выходцы из
радикальной интеллигенции, мещанства, ремесленников и рабочих;
они создали необходимую для революционного движения агитацион¬
ную литературу. Один специальный исследователь этого литера¬
турного творчества характеризует его таким образом: «Эстетическая
ценность мартовских песен весьма незначительна. ‘Чистой, отделан¬
ной формы мы почти никогда не находим: это объясняется тем го¬
рячим, тревожным, 'беспокойным временем. "Содержание, настроение
и тенденции не умещаются в определенной форме. Стихотворения
полны энтузиазма: главное настроение — ликование и радость.
Вместе с ,'ними процветают шутка и сатира, сперва бесхитростно-
юмористические, после марта же обнаруживающие все более озлоб¬
ленный и враждебный тон Главные темы этой лирики были: на¬
падки на князей, пародии на цензоров, воспевание борцов баррикад,
объединение Германии и т. п.
Развитие бюргерско-республнкаиской поэзии тематически свя¬
зывалось, главным образом, с известными политическими собы¬
тиями. Поэты выставили своих защитников и хулителей франкфурт¬
скому парламенту, а также и восстанию Геккера1 в Южной Германии.
Певцом волонтеров Геккера стал Карл Генрих Шнауфер (1823—
1854), издавший после своего бегства в 'Швейцарию сборник (Но¬
вые песни немецкому народу» с отделом «Венки на могилы павших
* Alex В г о с k е г. Die Wirkung der deutschen Revolution^auf die Dich¬
tung der Zeit, mit besonderer Berücksichtigung der politischen [Lvrik, Cöln,
108

бойцов за свободу». Большую поэтическую литературу создал также
поход волонтерских отрядов на Шлезвиг-Голштинию 1. Темпера¬
ментнее германской поэзия венской революции 2. Все это
революционно-бюргерское творчество 48-го года послужило в по¬
следнее десятилетие предметом ряда исследований 3, и мы поэтому
ограничимся в настоящей главе исключительно рабочей поэзией,
еще совершенно не изученной.
Немецкая историография,—за исключением нескольких марксист¬
ских работ,—поскольку она занимается революцией 48-го и 49-го гг.,
обходит глубоким молчанием рабочее движение: она, естественно,
видит в революции только политическую и национальную сторону
и игнорирует социальную. Участие рабочего класса в револю¬
ции выразилось, прежде всего, в разных восстаниях и баррикадных
боях; его требования формулированы в резолюциях различных кон¬
грессов и в печатных органах рабочих и ремесленных союзов. Гер¬
ман Шлют ер, первый марксистский историк этого движения,
насчитывает около 50 газет и журналов, могущих быть названными
в 48-м году социалистическими. Правда, большая часть этих органов
была очень расплывчата в своих программах и оставила скоро,
особенно после поражения пролетариата в июньских боях в Па¬
риже, и эту умеренно социалистическую платформу. Сам рабочий
класс в это время в Германии состоял в подавляющем большинстве
из ремесленников, и если небольшие группы промышленного про¬
летариата, сконцентрированного в крупных городах, и выставили
свои требования, то они сразу же натолкнулись на сопротивление
со стороны цеховых ремесленников. Последние всецело еще разде¬
ляли иллюзии цеховых организаций, пытавшихся использовать сво¬
боду союзов, всеобщее избирательное право и т. д. для укрепления
своих реакционных цеховых порядков, ибо мастера боялись под¬
мастерьев. Представители этого направления ремесленного движе¬
ния постановили на своих конгрессах в Гамбурге (2 июня 1848 го¬
да) и Франкфурте на Майне (15 июля) обратиться к парламенту с
просьбой ничего не предпринимать относительно ремесленников
без их согласия. Составителем этих резолюций, как и вообще
идейным руководителем ремесленного движения, был писатель Карл-
Георг Винкельблех (Карл Марло) 4, проповедовавший какую-
то смесь реакционных и радикальных идей: с одной стороны,' он
* Fr. В е n ö h г. Die politische Dichtung aus und für Schleswig-Holstein
in den Jahten 1840—1864. Schleswig. 1911.
2 A. von Helfert. Der Wiener Parnass im Jahre 1848. Wien, 1882.
3 Chr. Petzet. Die Blütezeit der politischen Lyrik von 1840 bis 1850.
München, 1903; P. Träger. Die politische Dichtung der Deutschen. Mün¬
chen, 1895; J. K. Kannengiesser. Die Sturmjahre 1848 und 1849 und
die politische Lyrik in Westfalen. Münster i. W., 1923. W. D о h n. Das Jahr
1848 im deutschen Epos. Stuttgart 1912.
4 См. о нем: W. Ed. Bi ermann, K. G. Winkelblech. Sein Leben u.
sein Werk. Bd. 1—2. Leipzig, 1909.
109

выступал против 'буржуазии и требовал социалистических реформ,
с другой же стороны, высказывался за «истинно христианскую гер¬
манскую цеховую организацию». Особенно резко Марло критиковал
свободу промышленности, так как она будто бы мешает спасению
среднего сословия от «опасностей коммунизма». Устремления этих
ремесленных организаций были одинаково резко направлены как
против пролетариата, так и против крупного капитализма; их пред¬
ложения были отклонены Франкфуртским парламентом; вообще это
движение не повлияло сколько-нибудь заметно на ход политических
событий. Начиндя с .1 января 1849 года этот Ремесленный союз
издавал под редакцией Нагельса «Всеобщую немецкую рабочую
газету».
Это в сущности реакционное ремесленное движение 48-го года
создало, само собой разумеется, ir свою поэзию, отличавшуюся
теми же недостатками, как и само движение. Ремесленный союз
в Берлине издал в 1848 году «Книгу песен для ремесленных союзов»
и несколько сборников «Стихи Берлинского ремесленного союза».
Ремесленники в них воспевают свой союз в неуклюжих виршах,
подражая то классическому романсу, то народной песне позднего
романтизма, затем воспевают братскую совместную жизнь, борьбу
за свободу (в весьма абстрактной форме), единение, дружбу и т. д.
Нередко в стихах ремесленников звучали и мотивы национальных
песен и всеобъемлющей человеческой любви. Стихотворение обычно
прилаживалось к мелодии какой-нибудь популярной песни, или же
учитель пения союза, Ф. Мюкке, сочинял к нему музыку. "Большин¬
ство стихов и песен написано оерлинскими^ ремесленниками —
В.	Штейнгейзером, JI. Клопфштехом, Р. Линдерером, отдельные
песни—Т. Иором, Сим. Дахом, О. Рувелем, И. Бюхнером, К. Ре-
дером, Э. Брахфогелем, Т. Больце, Ф. Е. Мшлем и другими.
Хотя число ремесленников в 1848 году еще намного превосхо¬
дило число промышленных рабочих, последние организовались всюду
там, где только имелась индустрия. За исключением Рейнской про¬
винции, правда, нигде не создавалось чисто марксистского рабо¬
чего движения: большей частью эти организации работали под ло¬
зунгами Луи Блана, как-то: «право на труд», «организация труда»,
«рабочее министерство» и т. д. Наиболее классово'-сознательным
оказался союз печатников, но и его требования не выходили за
пределы демократического парламентаризма. Инициатива наилучше
организованного рабочего двиежния 48-го года все же вышла из Бер¬
лина. После того как Ремесленный союз, в который вначале вхо¬
дили и революционные рабочие группы, достаточно ясно показал
свое реакционное лицо, заявив протест против классовой борьбы
между буржуазией и пролетариатом, он был вытеснен «ультра-де-
мократическими» идеями студента Т. А. Ш л е ф ф е л я, издававшего
своего «Друга народа» в духе интересов безработных и самых бед¬
ных-слоев населения (с 5 апреля 1848 года). Поэзия в «Друге
110

народа» носит совершенно другой, нежели у ремесленников, рево¬
люционный характер; «поэты» здесь безработные или плохо опла¬
чиваемые рабочие, и они говорят резким языком. 'Гак, рабочий
Менеке в стихотворении «Да здравствует пролетариат» обра¬
щается к богачам:
В шелках проводите сеой век,
Вас лавры окружают,
Но ведь и бедный человек
Душою обладает.
Вам эту «сволочь» не суметь
Сдержать своею ленью!
Спасенье — в нищенской суме,
Не в сундуке — спасенье!
Нужда и боль заговорят!
Да здравствует пролетариат!
Самые передовые рабочие элементы из Берлинского ремеслен¬
ного союза оргшшзовали в июне 1848 года Рабочий союз; во главе
его стал Стефан Борн, член Союза коммунистов, друг Маркса
и Энгельса, и ювелир "Л. Б иски, отличившийся на баррикадах.
С этого времени рабочее движение идет другими путями: 18 июня,
непосредственно после знаменитого штурма цейхгауза, собрался
Ремесленный союз, и когда он, вследствие разношерстного своего
социального состава, не мог притти к решению поставленных вопро¬
сов, семь представителей от рабочих обратились ко всем немецким
ремесленным и рабочим организациям, а также к коммунистическим
немецким общинам за границей, с предложением созвать на 23 ав¬
густа 1848 года в Берлине рабочий конгресс. Требования сводились
к тому, что рабочему классу пора решить свою судьбу само*
с т о я т е л ь и о; проектируемый рабочий парламент должен был
выработать народную хартию. До созыва конгресса Борн издавал
(с 25 мая по 29 августа 1848 года) социально-политический журнал
«Народ», в котором напечатан ряд стихотворений рабочих — в
первую очередь самого Борна, затем С. Мейера; последний в
«Баррикадах» поет:
Восстань, огнями озарен!
Мы весь металл соединили,
Пока горяч — мы пули выльем
И форму новую времен!
Свинцом ее распространим
И пулями провозгласим!
Нам божьей милости не надо!
К свободе путь чрез баррикады!
На берлинском конгрессе в августе 1848 года рабочие органи¬
зации и союзы подмастерьев объединились в одну ассоциацию
«Братство рабочих» с местопребыванием центрального комитета в
Лейпциге. Президентом был избран старый естествовед Хр. Т. Нес-
фон-Эзенбек, а вице-президентом Борн. Последний прекратил изда-
111

mie «Народа» в Берлине, переселился в Лейпциг и редактировал
центральный орган объединения «Братство». В этом журнале, на¬
стоящем рабочем органе 48-ю года, выступило очень много рабочих
со своими стихами. Конечно, наибольшее количество напечатанных
стихотворений все еще падает на1 воспроизведение стихов Фрейли¬
грата, Веерта, Гервега, Гейне, К. Бека и других признанных рево¬
люционных поэтов. Из рабочих, кроме Борна, особенно мною
стихов дали Фр. Бобцин из'Мюнхена и прежде всего Л. Б иски.
Биски еще до революции принадлежал вместе с Борном к клубу
поэтов при Берлинском ремесленном союзе, сделался членом союза
коммунистов и его творчество является наивысшим достижением
рабочей поэзии 48-го года, идущей «снизу». Он прежде всего
мастер страстно-революционного пафоса и едкого юмора, прояв¬
ляющегося особенно тогда, когда он борется против дворянства,
духовенства и бюрократов. В этом отношении характерно его
стихотворение »«Послание к бедному народу».
Это насыщенное едкой ненавистью к классовому врагу стихо¬
творение Биски заслуживает нашего внимания не только в идеоло¬
гическом, но и в формально-художественном отношении: нарушая
каноническую метрику и строфику, оно показывает, как актуально
•политический момент вызывает в идеологии и психологии рабо¬
чего силы, стремящиеся к преодолению столетиями узаконенных
традиций, и ищет новых форм выражения. В этом смысле некоторые
стихотворения Биски представляют собой, насколько нам известно,
первые попытки порвать со старыми формами.
По-иному, fc сравнении с остальной Германией и Австрией,
развивалась революционная и рабочая литература в Рейнской про¬
винции; здесь, в основных центрах германской промышленности,
сконцентрировались довольно значительные кадры индустриального
пролетариата; здесь имелись единственные в 48 и 49 гг. марксист¬
ские рабочие организации, и здесь же чувствовались наиболее
революционные 'настроения среди буржуазии и лево-радикальной
интеллигенции. Поэтому неудивительно, что именно 'Рейнская про¬
винция выдвинула двух величайших поэтов революции 48-го года —
Фрейлиграта и Веерта — первого в революционной лирике, второго
в области фельетона. Из них Веерт состоял членом Союза комму¬
нистов со дня его основания, Фрейлиграт лее пришел к нему в про¬
цессе революционных событий. Остановимся вкратце на творчестве
Фрейлиграта в 48-м году, до его вступления в редакцию «Новой
рейнской газеты».
Февральская революция застала Фрейлиграта в приготовлениях
к переезду в Соединенные штаты, куда его звали друзья. Этот
план был теперь оставлен, ибо поэт не хотел быть «солдатом, де¬
зертирующим с поля сражения». Развертывающиеся революционные
события дали ему опять то вдохновение, в котором он всегда нуж¬
дался. «В горах раздался первый выстрел»—гимн революции, пер¬
112

вое приветствие поэта; в эгом стихотворении революция сравни¬
вается а лавиной, катящейся по всей Европе. Последовавшие за этим
стихотворения «Революция», «Черно-красно-золотое» и другие, на¬
писанные еще в Лондоне, печатались в виде листовок и распростра¬
нялись по всей Германии, и когда в марте революция вспыхнула
и там, то первую же песню Фрейлиграг посвящает борцам берлин¬
ских баррикад:
Земля дрожала и одни,
Не дрогнувши в теченье
Тринадцати часов, они
Дрались в ожесточеньи.
Не песни вроде «£а ira»,
Лишь стой и крик осипший!
Дрались в молчании тогда,
Скользя в крови налипшей!
Так спите! Вечный вам почет!
Склонясь над смертным ложем,
Поцеловать ваш бледный рот,
Вам руку сжать не можем.
И долг последний вам отдать,
Осыпать вас цветами,
Не можем мы мечи сковать
И в бой вступать за вами!
(Пер. М. Зенкевича.)
В мае 1848 года Фрейлиграт переехал в Германию и поселился
в Дюссельдорфе. Он сразу примкнул к демократическому союзу,
но его участие в активном революционном движении было невелико;
заслуги его перед революцией заключаются, главным образом, в его
революционной поэзии. Появление каждого стихотворения на злобо¬
дневно-политические темы было событием в Германии. В особен¬
ности это относится к стихотворению «Мертвые — живым», в ко¬
тором бойцы, павшие на берлинских баррикадах, призывают остав¬
шихся в живых не останавливаться на полпути, а докончить на¬
чатое революционное дело Мертвые говорят:
Мы думали: не даром, нет,
Мы головы сложили.
Теперь навеки можем мы
Спокойно спать в могиле.
Вы обманули нас! Позор
Живым! Вы проиграли
В четыре месяиа все то,
Что мы завоевали.
И подвиг наш и нашу смерть
Вы предали их тоже!
Все слышим мы, все знаем мы,
В могилах братских лежат!
8 Горг Веерт*
И верьте мертвым нам, опять
Тот гнев воскреснет скоро!
ИЯ

Он в вас живет. И вспыхнет вновь.
От спячки всех пробудит.
И революция уже
Не половинной будет!
Он лишь мгновенья ждет в тиши
И ширится неслышно.
И в буре рук, голов опять
Пожаром станет пышно.
Пока же ке пробил тот час,
Пусть наш могильный голос
Вольет вам мужества в сердца,
Чтоб дальше вы боролись.
(Пер. М. Зенкевича.)
Это стихотворение справедливо считается наивысшим дости¬
жением революционной лирики 48 года. Роберт Пруц называет его
поэтическим шедевром, имеющим мало равных себе в мировой ли¬
тературе. Содержание его то же, что и в передовицах Маркса,
которые последний в это время помещал в «Новой рейнской га¬
зете». Вообще с переездом Фрейлиграта в Германию ею поэти¬
ческое творчество попадает под сильное влияние взглядов Маркса
на революцию, высказывавшихся им на страницах названной га¬
зеты. Так, например, в «Вопреки всему», написанном еще в июне
48 года, Фрейлиграт выступает уже против двусмысленной роли
буржуазии и называет ее опорой трона.
Но, несмотря на эти стихотворения, Фрейлиграт до осени 48 года
был оторван от непосредственного, живого рабочего движения, от
источников, пульса революции; этот пульс бился сильнее чем где
бы то ни было в Кёльне. Здесь с самого начала революции ра¬
бочее движение распалось на два лагеря, различающихся своим
отношением к бюргерской демократии: один из них, основанный
13 апреля 1848 года Кёльнский рабочий союз, под руководством:
врача А. Готшалька и отставного офицера Фр. Аннеке, и знать
не хотел о борьбе с [реакцией совместно даже с самым радикальным
крылом буржуазии; его тактика бланкизма и бабувизма существенно
отличалась от тактики Маркса. Рабочий союз требовал «чистой
рабочей политики», не признавал переходного периода господства
буржуазии, был против участия в выборах и стоял за создание
«Рабочей республики». После ареста руководителей союза маркси¬
стам (во главе с Шаппером и Моллем) удалось овладеть им, я
< Маркс с октября был его председателем, но уже в начале 49 года
союз опять стал бланкистским. Иначе смотрели на задачи пролетар¬
ской партии в 48 году Маркс, Энгельс и их приверженцы. «Маркс
прекрасно понимал, что социально-экономические условия *48 года
в Германии не позволяли сейчас же совершить пролетарскую ре¬
волюцию, и потому он до апреля 1849 года поддерживал левое
крыло буржуазной демократии, следуя, однако, с самого начала,
114

особенно же после июньского поражения пролетариата на ули¬
цах Парижа, пролетарской тактике превращения революции бур¬
жуазной в социалистическую.
Органом кёльнских бланкистов была «Газета Кёльнского рабо¬
чего союза». В ней напечатан ряд стихотворений рабочих (Ферд.
Зеппеля, И. И. Гюлиха, П. Флимма, Фр. Мораита и мн. др.). Ко¬
нечно, имеется и немало перепечаток стихотворений Фрейлиграта
(который посещал союз и вообще был там в большом почете),
Веерта, Гервега и Гейне. Стихи рабочих Кёльнского союза намного
революционней стихов в «Народе» Борна, не говоря уже о рабочих
газетах, находившихся под влиянием ремесленных союзов. Харак¬
терно в Кёльнской рабочей поэзии то, что она почти совершенно
не затрагивает абстрактные темы о свободе и революции, а всегда
отзывается на актуально-политический и социальный момент: тема¬
тически стихи эти относятся 1) к ожесточенной борьбе с юнкерст¬
вом, парламентом (то есть с буржуазией), 2) к революционной
пропаганде в армии и среди крестьян в деревне и 3) к описанию
жизни рабочих и впервые здесь появляющимся описаниям тру¬
дового процесса.
Многочисленные стихи о крестьянах и песни и стихи «простых
солдат» (подписи обычно так и гласят). Кёльнский рабочий союз —
здесь мы особенно имеем в виду тот период, когда во главе его
стоял Маркс,— был, 'насколько нам известно, единственной ра¬
бочей организацией, занимавшейся широкой пропагандой среди
крестьян и армии.
Форма этих рабочих стихов, часто наивная, неотшлифованная;
большею частью, это — подражания классической форме, народной
песне и революционно-политической поэзии 40-х гг. Как на всем
протяжении XIX века, то есть за все время «эмбриологического пе¬
риода» рабочей литературы, так и в 48 году наблюдается одно и то
же явление: потребность рабочего излагать свои мысли выливается
почти [исключительно в лирике (редко кто из них писал и рассказы),
и так как он слабо владеет художественной формой современной
ему поэзии, то обычно подражает, заимствует форму популярного
стихотворения или песни, наполняя ее своими желаниями, своими
словами. Так, в весьма недурном стихотворении «Пролетарий и его
сын» (5 апреля 1849 года) рабочий берет известный поэтический
мотив, наполняя его совершенно новым содержанием.
Маркса и Энгельса нередко упрекали в том, что они в «Но¬
вой рейнской газете» посвящали очень мало места повседневным
нуждам рабочего класса и различным формам, которые принимало
немецкое рабочее движение в 1848-1849 гг. Это утверждение, как
показал ряд исследований последних лет, не соответствует дей¬
ствительности, но известная доля правды в нем есть. Не нужно
забывать, что «Новая рейнская газета» была единственным полити¬
ческим и теоретическим марксистским органом европейской револю-
8*
115

дни 48 года, и поэтому местные интересы оттеснялись общеполи¬
тическими европейскими событиями и теоретическим их анализом.
В некоторой степени вышесказанное относится и к фельетону газеты
и к поэзии Веерта и Фрейлиграта. Во всех других органах рабо¬
чих и ремесленных организаций вопросы рабочего движения, нужды
пролетариата — как политические, так и социальныеосвещались
подробнее, чем в «Новой рейнской газете». И Веерт в соот¬
ветствии с общим направлением органа пишет главным образом
свои стихи на актуально-политические темы общегосударственного,
а нередко и общеевропейского движения. Но, как газета, вы¬
ходящая в Рейнской провинции, в которой разыгрывались такие
важные политические события, «Новая рейнская газета» не могла
не касаться время от времени и местных событий. В стихотво¬
рениях Веерта больше всего достается — кроме полиции («Я хо¬
тел бы быть начальником полиции», № 39 от 9 июля 48 года)
кёльнскому мещанству, этому «баласту революции». Если эти фили¬
стеры, желающие во что бы то ни стало покоя и домашнего уюта,
называли революционеров «смутьянами», то им в свою очередь
дали прозвище «плакс». Над этим мещанством Веерт издевается
в стихотворении «Плакса и смутьян» (№ 33). Но лучшее ироническое
изображение того, как мещанин представляет себе коммунизм, дано
в стихотворении, напечатанном в № 44 от 14 июля; характеристика
мелкой буржуазии в нем настолько удачна, что немецкие социал-
демократические газеты 2-й половины XIX века неоднократно пе¬
репечатывали это стихотворение. Веерт пишет:
Сегодня еду я в Дюссельдорф,
Сосед у меня наславу:
Советник правительства — он брлпил
«Рейнской газеты» нравы.
— Этой газеты редактора —
Так говорил он — воры,
Бога они не боятся все
И самого прокурора.
Для всех болезней земных они
Знают одно исцеленье:
Республики их красноватый цвет,
Имущества разделенье.
На миллионы участков они
Разделят море и сушу;
Доля земли, доля песку,
И несколько волн на душу.
Люди получат по куску
Счастья, любви и света —
Лучший кусок: редакторам
«Новой рейнской газеты».
Мечта их — женщин обобществить,
Отмена брака — цель их,
Чтоб в поеледсгвии ab libitum
Общими сделать постели.
116

Монголы, татары с гречанками спят,
Китайцы к херускам лезут,
На белом медведе женат соловей,
С турчанками спят ирокезы.
Самоедки вонючие прут в постель
Британской и римской касты.
Плосконосые кафры с гризетками сш.т
Белыми, как алебастр.
Да, переменится все на земле,
Вследствие мудрости этой,—
Но самых красивых женщин возьмут
Согрудиики «Рейнской газеты».
Они весь мир разрушить хотят,
Погодите еще немного —
Никто не сможет приобрести
В частную собственность — бога.
И дальше говорится о там, что «Рейнская газета» хочет уни¬
чтожить всякую религию, чтобы самой стать «единственным Далай-
Ламой», и приводятся другие мещанские благоглупости, сопровож¬
дающие всякую революцию. Как мы видим —и тогда уже пресло¬
вутая «социализация женщин» пускалась контрреволюцией в ход
в целях компрометирования коммунистов.
шСамая большая по размерам поэма Веерта в «Новой рейн¬
ской газете» написана по поводу следующего политического со¬
бытия: когда в связи с сентябрьским кризисом Франкфуртского
и Прусского парламентов (заключение позорного перемирия с Да¬
нией) Кёльнский демократический союз, душой которого был Маркс,
потребовал продолжения войны, и газета писала в этом духе,—
реакция сочла момент подходящим для спровоцирования в Кёльне
путча, чтобы создать предлог для объявления осадного положения,
ареста штаба редакции и закрытия газеты. Маркс предостерегал
рабочих, но все же, когда полиция хотела арестовать Шаппера,
Молля, Вольфа и др. (25 оент.), собралась толпа, устроила барри¬
кады и т. д. Комендант Кёльна объявил город на осадном положе¬
нии и закрыл газету; во избежание ареста редакторы скрылись —
Энгельс в Швейцарию, Веерт в провинцию к знакомым. Когда
12 октября газета начала опять выходить, Веерт, единственный
редактор (кроме Маркса), вернулся и опубликовал упомянутую
поэму о восстании в Кёльне, запрещении газеты, собственном бег¬
стве, преследования его полицией; особенно же достается комен¬
данту Кёльна и «Кёльнской газете». Эта поэма во всем напоминает
«Зимнюю сказку» Гейне. Но, как бы Веерт ни был похож на Гейне,
в его вещах всегда есть нечто новое, так что стихи его читаются
с неменьшим интересом, чем гейневские сатиры. Так Веерт начи¬
нает свою поэму следующей строфой:
Ш

Узнаешь высшее счастье ты,
Кусая врагов без счета,
По адресу толстых друзей своих
Бросая свои остроты,—
Так думлл я и настроил струну,
Но мое умерили рвенье —
Забаве конец, в Кёльне святом
Осадное положенье.
Город штыками, как дикобраз,
Сразу пополз колючий —
Прусских архангелов шла толпа
До рынка сенного тучей.
Прошел лейтенант мимо дверей
В сопровожденьи пикета,
Он объявил, барабаня, смерть
«Новой рейнской газеты».
В одном диалоге со своим знакомым, господином Зогерром,
Веерт описывает кёльнское восстание таким образом:
В Кёльне скандал действительно был,—
Сказал я старому Зогерру,—
Не знаю откуда, ряды баррикад
Взошли без числа, без меры.
В мгновенье руки воздвигли их
Повсюду —с фронта и с тылу,
Из стульев церковных, соборных камней,
Из старых пустых бутылок.
В этой интересной сатирической поэме нужно указать еще
на одно место, а, именно, там, где Веерт говорит об умершей
«Новой рейнской газете»; это место тем более интересно, что пред¬
восхищает мысли, |высказанные несколько месяцев спустя Фрейлигра-
том в его знаменитом «Прощальном слове». Веерт здесь говорит:
Бедная «Рейнская>! Ты мертва!
Но ждите — грядущими днями
Из ада на землю она придет
И дерзко взмахнет кудрями.
Кудрями душистыми взмахнет,
И установит суд свой,
Дубинкой громовой взмахнет она,
Острот небольшим искусством.
Приблизительно через неделю после опубликования этого сти¬
хотворения фельетон «Новой рейнской газеты» обогатился еще
одним сотрудником: знаменитым Фрейлиграт ом. Правда, Фрей¬
лиграт, вступая в редакцию газеты после сентябрьских событий
в Кёльне, когда почти вое члены редакции отсутствовали, должен
был заведовать английским отделом. Но это занятие вряд ли при¬
шлось ему по душе, и Маркс сообщает Энгельсу в письме от
118

26 октября 1848 года: «Теперь, когда все, кроме Веерта, уехали,
а Фрейлиграт лишь несколько дней назад вступил в дело,
я занят по горло и не могу заняться более серьезными работами...»
Фактически участие Фрейлиграта в редакции выражалось в ра¬
боте его в фельетоне, который он, наравне с Веертом, украшал
своими стихотворениями. В политическом отношении Фрейлиграт
стоял теперь целиком на платформе Маркса и немедленно вступил
в Союз коммунистов.
Для Веерта наступает теперь самое счастливое время его жизни:
он и Фрейлиграт, бывшие уже и раньше знакомыми, сошлись ближе,
и Фрейлиграт много лет спустя после смерти своего соседа по
столу в редакции вспоминает эту прекрасную пору и рассказы¬
вает, как они тогда втроем с Марксом создавали газету. С момента
вступления Фрейлиграта в редакцию между двумя поэтами нача¬
лось известное разделение труда: лирическую часть фельетона
пишет Фрейлиграт, а прозаически-сатирическую Веерт. В ноябре
первый написал известное стихотворение «Вена», в котором выра¬
жается точка зрения Маркса, в противовес точке зрения Руге:
наилучшая помощь Вене — подавление контрреволюции в своей
собственной стране. Вообще все стихи Фрейлиграта, опубликован¬
ные в «Новой рейнской газете», в той или иной мере отражают
мысли Маркса, облеченные в поэтическую форму. Немного позже
«Вены» было напечатано стихотворение в память расстрелянного,
Роберта Блюма; зимою 1848/49 года появились «Венгрия» — гимн
борющимся венграм и «Утренняя заря», по образцу «Марсельезы»,
в ,честь праздника революции в Кёльне.
Веерт за все это время да*л много фельетонных статей;, но
лишь одно стихотворение, посвященное имперской армии, которая,
как известно, совершенно бездействовала. Мы его приводим Пол¬
ностью, потому что оно анонимно и прошло совершенно неза¬
меченным:	оно	весьма характерно для сравнения поэтического
творчества Веерта с творчеством Фрейлиграта; оно гласит:
Святая немецкая рать
Удачей своей щеголяла,
Из Гессена лучших парней,
Из Швабии навербовала.
Святая немецкая рать
Тянула к Швейцарии руки,
Но задержалась — она
Латала проклятые брюки.
Святая немецкая рать
Весь Лимбург сожрать решила.
Уже она вышла, но — ах!
Порох проклятый забыла.
Святая немецкая рать
К борьбе собрала свои силы,
Но Пруссия во-время — ах!
С датчанами мир заключила.
119

Святая немецкая рать
Освобождала Вену,
Но — аз! — господин Виндишгрец
Некстати подставил колено.
Святая немецкая рать
Живет без труда и заботы:
Ландскнехты на бога глядят —
Не нынче, так завтра придет он!
Поэтическое творчество Фрейлиграта и Веерта каждого в
своей области — являет собой наивысшее достижение революцион¬
ной поэзии того времени. Они оба нуждались в большом револю¬
ционном вдохновении; по, между тем как Фрейлиграт наслаждался
прежде всего богатством красок и форм, сопровождающих рево¬
люционное массовое движение, то есть его первоначальный приход
к революции был результатом внешних впечатлений, от которых он,
правда, потом старался освободиться, для Веерта революция с са¬
мою начала была делом внутреннего убеждения, его пролетарского
миросозерцания, проникающего и диктующего его произведения. Из
этой принципиальной установки и вытекает коренное различие их
художественных приемов: для Фрейлиграта живописная сторона
его поэзии — основная часть его поэтической техники вообще; при
ее помощи он рисует свои великолепные драматические сцены;
его стихи пластичны и нередко даже слишком перегружены декла¬
мацией. Веерт же всегда исходит из действительной политической
ситуации и задач пролетарской поэзии. Его художественный стиль
был мастерски охарактеризован еще Мерингом, когда он называет
его «Йринцем |из царства гениев, легко выступающим со сверкающим
мечом и в блестящих латах, не шутник и остряк буржуазного по¬
шибу» г. Веерт был великим реалистом; у Фрейлиграта всегда на¬
лицо риторика. Каждый из них был велик в своем роде, но, тем
не менее, Энгельс прав, когда он пишет, что «поистине, его социа¬
листические и политические стихотворения далеко превосходят
фрейлигратовские оригинальностью, остроумием и особенно темпе-
рементом».
Это различное восприятие революции Веертом и Фрейлигратом
объясняет то обстоятельство, что, начиная с января 1849 года,
то -есть со времени крушения революции, в творчестве первого
замечается «надрыв»; второй же продолжает писать лучшие свои
сгйхи. Для Фрейлиграта погибающая революция, поскольку он
лиУшо не страдал от этого, сопровождалась таким же богатством
красок и движений, как и победоносная. Но для Веерта затя¬
гивающаяся революция становится «скучной». Он написал еще
несколько прекрасных фельетонов, но «надрыв» чувствуется уже
4 Фр. Мер и и г. История германской социал-демократии, Москва 1922,
том II, стр. 126.
120

в них. Для этих настроений характерен его мартовский фельетон
(1849) «Скука, сплин и морская болезнь», написанный в Лондоне,
куда он ездил по служебным делам своей фирмы; он рассказывает,
как к нему явилась богиня «Скука», жалующаяся поэту на рево¬
люцию, когда ей нечего было делать. Но она уготовила себе
теплое местечко, особенно в немецкой литературе, и «неслыхан¬
ные вещи! я творила в богословии». «В последнее же время, — про¬
должает она,—я чувствую новую почву и в политической жизни
Германии». «Самым утешительным образом у них все снова затя¬
гивается. Но это происходит потому, что я сидела па одной скамье
с лучшими ораторами из церкви святого Павла...» и т. д. Революция
предана. Нечего делать. Скучно стало...
Показательным для характеристики различия в творчестве Фрей¬
лиграта и Веерта является также и то, как они прощались с «Но¬
вой рейнской газетой». Обнаглевшая реакция решилась в мае
1849 года на шаг, который она раньше боялась сделать: она вы¬
слала Маркса из Пруссии, как «иностранца», и газета должна
была прекратить свое существование. В апреле она еще раз и
окончательно изменила свою тактику, порвав всякие сношения
с демократами и став чисто рабочим органом: это решение было
логическим выводом из развития революции. Кроме Маркса, реак¬
ционное правительство выслало еще нескольких редакторов газеты.
19 мая 1849 года вышел знаменитый последний «красный» помер
газеты с «П р о щ а л ь и ым слово м» Фрейлиграта:
Не честный удар в лихом бою,
Но обманы коварной клики
Сломили внезапно мощь мою;
Те западные калмыки
Из мрака в меня метнули копье,
Мне в тыл стрела полетела,
И вот бессильно лежит мое
Мятежное гордое тело.
Так прощай же, воюющая земля,
Так прощайте, лихие солдаты!
Так прощайте, покрытые дымом поля,
Так прощайте, мечты и латы!
Так прощай же, мир* но не навсегда!
Дух они не убили, о братья!
Скоро, скоро опять я вернусь сюда
И за меч свой возьмусь опять я!
И лишь молния битвы опять сверкнет,
Лишь венцы, как стекло, разлетятся,
Лишь «виновен» скажет великий народ,
Вновь мы встанем и будем сражаться.
Над Дунаем, над Рейном, мудра и сильна,
Пролетит она, чудо-девица...
И над миром навек воцарится она,
Величавая бунтовщица.
(Пер. С. 3 а я и ц к о г о.)
121

Сколько энергии, революционного пафоса и непоколебимой
веры в конечную победу революции! Недаром «Прощальное слово»
считается одним из лучших стихотворений Фрейлиграта!
Иначе прощается с газетой Веерт: его фельетон в «красном»
номере озаглавлен: «Прокламация к женщинам». 'Мужчины предали
революцию — спасите ее вы, женщины! Что стало с вашими мужья¬
ми, с государственными деятелями, знаменитыми учеными, писа¬
телями и другими патриотами, «которые, подобно меланхолическим
степным овцам, поджав хвосты, плетутся по люнебургскому пу¬
стырю настоящего, навстречу Сахаре будущего? Схватите ваших
смирных мужей за их нечесагшые косы и повесьте их, как пугала,
где хотите — только уберете |нх с глаз долой! Возьмите себе новых
мужей, революционных мужей!» Революционными мужьями он счи¬
тает борющихся венгров, этих «французов XIX века». «Нас спасет
гильотина и страсть женщины».
В 1848—1849 гг. Веерт был в полном смысле этого слова
поэтом партии Маркса и Энгельса. Его стихи, особенно же его
фельетонные статьи дерепечатывались всеми рабочими и лево-рес-
публиканскими органами. Отчасти это относится и к Фрейлиграту.
Из фельетонов Веерта наиболее известна серия-роман «Рыцарь
Шнаппганский».
IX.	РЫЦАРЬ ШНАППГАНСКИЙ
Самое крупное поэтическое произведение Веерта — роман
«Жизнь и деяния знаменитого рыцаря Шнаппганского». Это кроме
того единственное его произведение, вышедшее отдельною книгою
(в издании Гофмана и Кампе, 1849). В нем он хотел дать «вечную
карикатуру» на главного врага немецкой революции и прогресса,
вообще — прусского юнкера-феодала. Образцом для него,
по словам самого Веерта, должны были служить бессмертные
карикатуры на рыцарские романы: «Дон-Кихот» Сервантеса, «Ры¬
царь Фоблаз» Луве и «Странные и удивительные деяния и подвиги
знаменитого Пантагрюеля, царя дипсодов» Раблэ. Из последнего
романа он даже приводит целые отрывки.
Подразумевается ли под Шнаппганским какое-нибудь опреде¬
ленное лицо? И да, и нет. Во-первых, само имя заимствовано у
Гейне («Атта Тролль»), где определенно имеется в виду князь
Феликс Л и х н о в с к и й, сражавшийся тогда в Испании. Описывая
дочерей старого медведя Тролля, Гейне пишет:
Всех взволнованней меньшая,
В щекотании блаженном
Сердце юное трепещет —
Чует силу Купидона.
Да, стрела малютки-бога
В грудь сквозь шкуру к ней проникла,
И — о небо! — тот, кто ею
Обожаем — человек!
122

И зовут его Шнаппганский.
В генеральной ретираде
Пробежал он перед нею
Как-то утром через горы.
Сердце женщин сострадает
Злоключениям героев;
На лице ж его лежала,
Как всегда нужда в финансах.
Всей его военной кассой —
Двадцатью двумя грошами,
Привезенными в Испаныо,
Завладел дон Эспартгро.
И часов не спас он даже!
Там, в ломбарде пампелунском,
Он оставил этот ценный
Л ар, полученный в наследство.
Удирал он без оглядки;
Но и сам того не зная,
Одержал победу лучше
И дороже — в плен взял сердце.
(Пер. Н. А Брянского.)
Вот что было нашгсаио о будущем герое Веерта, когда князь
Лихновский в 1848 году был избран в Национальный парламент
во Франкфурте и занял самую правую, консервативную позицию.
Он держался в высшей степени вызывающе и презирал всякое,
даже самое умеренное демократическое убеждение. И вот, летом
1848 года редакции «Новой рейнской газеты», по словам' Энгельса,
удалось получить достоверные сведения о прежней, изобилующей
разного рода приключениями в разных странах и городах жизни
этого князя Лихновского, типичнейшего отпрыска вырождающегося
юнкерства Ч Сведения эти Веерт и положил в основу своего
сатирического романа. Сперва он был напечатан в газете (21 про¬
должение), а затем вышел отдельной книгой.
Шнаппганский-Лихновский — князь из Силезии. Что это за
князья и в какой степени была в 1848 году верна карикатура {на
их вырождение? Рыцарская помещичья власть в Силезии —так же,
как и в остальных восточных провинциях Германии — возникла
в процессе хозяйственных перемен эпохи реформации: рыцарь воин-
грабитель стал теперь производителем товаров и для этой цели
прогнал с своих земель крестьян и ограничил их личную свободу,
сделал их крепостными. Этот процесс грабежа длился столетиями,
прерываемый разве лишь изредка, когда центральная власть сама
принималась выжимать последние соки из крестьян для своей
казны. Во время Великой французской революции, когда госу¬
1 Редакция «Новой рейнской газеты» — по всей вероятности — полу¬
чила эти сведения от Лассаля и графини Гацфельл, которые имели связи
в высших кругах как Бреславля так и Берлина.
123

дарственным деятелям, более дальновидным, чем тупоумные юнкера,
стало ясно, что с крепостнымгг не устоишь перед свободным
французским крестьянином в наполеоновской армии, прусский абсо¬
лютизм «освободил» крестьян — после нескольких восстаний, — но
старался сохранить от феодализма все, что только можно было.
Крестьянину дали личную свободу и обещали ему даже землю после
изгнания французов. Но, как только мавр сделал свое дело, он мог
удалиться. Фактически большая часть крестьянства была попросту
обращена, путем насилия, лжи и обмана, в армию безземельных
пролетариев. При помощи этой беззащитной армии юнкера начали
ставить хозяйство государственных доменов п юнкерских имений
на капиталистическую ногу (винокурение, свеклосахарная промыш¬
ленность и т. д.). Являясь, таким образом, полукапиталистическим,
полуфеодальным предпринимателем, юнкерство в то же время про¬
должало ревниво и сз'дорожио держаться за все стародворянско-
рыцарскис традиции и еще ревнивее удерживать в своих руках
массу старых феодальных привилегий, как-то: вотчинную юстицию,
право охоты, поместную полицию и т. д. Создался какой-то при¬
чудливо-карикатурный тип дворянина, которого Гейне описывает
в следующих выражениях:
Ребенок с тыквой-головой,
С усищами, седой косой.
Чьи крепки длинные ручонки,
Велик живот, кишки же тонки,—
Уродец подлинный...
Из такою же «причудливо-карикатурного» мира вышел и герой
романа Веерта Шнаппганский-Лихновский. Великие сатирики всех
времен пользовались разными приемами в зависимости от стиля,
класса, к которому они принадлежали, и от предмета, обстановки
п времени их произведений. Так, романы Раблэ — «юмористи¬
ческий выворот наизнанку рыцарских романов»; основным сатири¬
ческим приемом их является «грандиозное преувеличение: люди-
великаны, аппетиты их громадны, подвиги они совершают сверх¬
человеческие, наконец, их язык, как и язык самого автора, пред¬
ставляет колоссальное нагромождение однозначащих слов, причем
и автор и его герои создают совершенно новые слова и новые
грамматические формы...» (Фриче). Роман же Сервантеса — паро¬
дия на рыцарство и формально, как роман, и идеологически, в об¬
рисовке гороя. Сатирический прием Веерта состоит в соединении
указанных двух. Но если Сервантес, будучи сам выходцем из дво¬
рянства времен упадка, окружает своего героя романтическим оре¬
олом, и смех его — нередко смех сквозь слезы, — Веерт всей душой
ненавидит своею «рыцаря печальною образа», ибо он —душитель
революции и злейший враг рабочего класса. Поэтому сатира на
Шнаппганского злая, резкая, разоблачительная. Да и характер и лич¬
ные качества «рыцаря Шнаппганского» совсем другие, чем у $го
124

бессмертных предшественников: он —что угодно, только не благо¬
честив; oil плутует, лжет, ворует —лишь бы сохранить внешнее ве¬
личие. Веерт сам рисует его следующим образом: «Жизнь Шиаппгаи-
ского похожа на пеструю арабеску. Иногда она вам будет напоми¬
нать похождения кавалера Фоблаза, иногда — эпизод из истории
рыцаря Ламанчского; иногда —блестящие моменты из жизни фокус¬
ника Боско. Нежный, влюбленный пастушок, неистовый бреттер,
дипломат, солдат, писатель —все это Шнаппганский».
Роман начинается главой «Силезия». Шнаппганский, красивый
молодой князь, вольноопределяющийся гусарского полка, влюбляет¬
ся в. жену графа С. Тут описывается первое приключение героя. Он
похищает красавицу, по, услыхав приближение кареты преследую¬
щего их графа, оставляет графиню на произвол судьбы и удирает.
Всю жизнь он боится лакеев графа, получивших приказание жестоко
избить его при первом же случае. Далее следует второе приклю¬
чение: с дуэлью. В аристократических кругах наш герой сочинил
целую историю с графиней С. и как он из-за нее дрался на дуэли.
Эта сказка мигом облетает все круги прусскою юнкерства и вызы¬
вает зависть драчуна-дуэлиста графа Г., который выжидает только
случая, чтоб помериться силами со страшным стрелком Шнаппган-
ским. Случай этот скоро представляется, и наш герой удирает со
всех ног. Но граф Г. не сдается: он разыскивает его и заставляет
драться на саблях. И оказывается, что рыцарь подложил под
свой костюм дюжину мокрых платков, чтобы никакая сабля не по¬
вредила ему. Затем наш- рыцарь в Берлине, где предается слад¬
кому ничегонеделанию до тех пор, пока его поместье в Силезии
дает доход. Тут у него опять масса приключений с женщинами и
юнкерами-офицерами, с танцовщицами и ювелирами. «Скомпроме¬
тированный» в высшем обществе — хотя и другие из «высшего» круга
поступали так же, как и он — Шнаппганский уезжает в Испанию
и поступает в армию Дон-Карлоса, а после поражения его госпо¬
дина отправляется во Францию. К этой «славной» поездке в Испанию
и относится вышеприведенная сатира Гейне. Переехав в Брюс¬
сель, рыцарь пишет свои мемуары и пускается в новые приключе¬
ния на балах, с бельгийским дворянством и т. д. Дальше идет Мюн¬
хен с азартной игрой. Между тем Шнаппганский успел уже выпу¬
стить свои мемуары о& испанском походе (в которых он выдумывает
для себя всевозможные подвиги). Таким образом он создал себе
ореол храбреца в Германии. После вступления на престол Фрид-
циха-Вильгельма IV (1840) он опять в Берлине. Но ему недостает
самого существенного, самого необходимого для приключений юн¬
кера—денег. Почему это так произошло — объясняется следующим:
«Расположенные в Верхней Силезии имения Шнаппганского почти
не (приносили дохода, так как были отягощены огромными долгами;
долги эти возрастали с каждым днем, ибо благородный рыцарь ни
в малейшей степени не обладал хотя бы такими доходами, которые
125

покрывали бы проценты по закладной. Отец Шнаппганский весьма
гениально избавился от части этих долгов, отдавшись в свое время
добровольно под опеку. Именья перешли к тогда еще совсем моло¬
дому рыцарю, который не платил долгов отца, так как на майорат
нельзя накладывать ареста, и даже на доходы от них кредиторы
могут иметь законные притязания лишь до тех пор, пока настоя¬
щий должник является владельцем майората. При помощи этого
ловкого финансового кунстштюка семья Шнаппганского разделалась
с большей частью долгов и разорила много буржуазной сволочи!
За отсутствием какого бы то ни было оборотного капитала именья
вернулись очень скоро к прежнему положению. Все их доходы были
снова заложены, и все владение опять отягощено ипотеками. Сами
по себе доходы с этих имений очень значительны» (стр. 120—121).
Но в Берлине юнкерство бойкотировало Шнаппганского за прежние
его приключения. «Как мокрый пудель, бледный, дрожащий, бес¬
сильный, наш рыцарь покинул Берлин» и уехал в Силезию в свое ;
поместье. «Свои дома; свои поля, своих овец он заложил евреям
и христианам... Говорят, что в эти дни он иногда читал библию...»
Но пришло спасение —наш рыцарь женился на очень богатой, но
и очень некрасивой старушенции — герцогине, владетельнице со¬
седнего имения. Изображая эту свадьбу, Веерт рисует нам всю
жизнь провинциального юнкерства, всех этих князей, графов, ба¬
ронов и рыцарей, ставших теперь винокурами, овцеводами и кон¬
скими барышниками. Он мастерски изображает этот «причудливо-ка-
рикатурный» мир, не забывая указать, между прочим, и на эконо¬
мические предпосылки его. После своей женитьбы Шнаппганский
делает карьеру. Веерт пишет: «Уплатив долги Шнаппганского, гер¬
цогиня не успокоилась на этом. Больше всего она хотела снова
открыть ему доступ в берлинское общество. Только герцогиня
фон-С. могла "приняться за такую задачу. Женщина, знакомая со
всеми интригами старого режима и революции, испытавшая все
превратности жизни империи, реставрации и династии, не боялась
ничего. Вместе со своим рыцарем она является в Берлин, импони¬
руя своей смелостью, своим опытом и своим колоссальным богат¬
ством. Старые враги Шнаппганского зашевелились в сотнях мест,
но они бессильны перед энергией герцогини; самые отвратительные
похождения ее друга превращаются в очаровательнейшие приклю¬
чения; ненависть, зависть, насмешки — она побеждает все. Во время
аудиенции у товарища своих детских игр ей удается выхлопотать
Шнаппганскому доступ в высшие сферы. Рыцарь делается «прием¬
лемым», он чувствует почву под ногами, он имеет определенное
положение — его терпят. Начинается политическая карьера Шнап¬
пганского. Она идет быстрым темпом: вскоре он делается членом
силезского провинциального ландтага, проникает в высшие при¬
дворные круги и после революции 48 года избирается во Франк¬
фуртский парламент!
126

Деятельность князя Лихновского-Шнаппганского & Националь¬
ном парламенте общеизвестна: он держался всегда вызывающе по
, отношению к демократам и издевался над народом и революцией,
опираясь постоянно на свои аристократические привилегии. И когда
ёй вместе с другим дворянским депутатом фон-Ауэрсвальдом гу¬
лял 18 сентября 1848 года в окрестностях Франкфурта, занимаясь
слежкой за крестьянами, идущими на помощь восставшим во Франк¬
фурте, — их обоих убили.
В это время Веерт прекратил печатание своих фельетонов.
Может быть, причиной этому послужило то обстоятельство, что
в первой части романа приключения были сгруппированы и описаны
так, чтоб каждый мог догадаться, что под Шнаппганским подразу¬
мевается именно князь Лихновский. И вот, чтобы не «издеваться»,
как думала публика, над убитым, Веерт и решил закончить печата¬
ние романа в газете. Но министр юстиции Центральною правитель¬
ства истолковал это по-своему: раз Веерт прекратил печатание
в тот момент, когда убили Лихновского, то отсюда, во-первых, сле¬
дует, что под Шнаппганским действительно подразумевался этот
князь, и, во-вторых, что автору романа необходимо навязать про¬
цесс за оскорбление убитого. Таким образом Веерт предстал перед
судом. ’Пока велось следствие, он уехал в Англию. Но роман не
был еще закончен. И чтоб доказать, что он имел в виду не отдель¬
ное лицо, а целую категорию лиц, определенную социальную груп¬
пировку, прусское юнкерство, Веерт добавил еще несколько глав
к роману, в которых продолжаются приключения героя, — но эти
главы довольно слабо связаны с предыдущей, основной частью
романа. Конечно, было бы ошибочным утверждать, что Веерт хотел
«оскорбить» именно князя Лихновского. Как всякий художник, Веерт
искал образа для своею романа-сатиры на злейшего врага трудо¬
вою народа и революции, прусского юнкера. Лихновский был ти¬
пичнейшим представителем наиболее реакционной части этою класса
феодалов и глашатаем, политическим адвокатом его в парламенте.
Неудивительно, что революционный Сервантес, замышлявший «Дон-
Кихота» прусскою юнкерства, жадно набросился на подвиги князя,
каким-то путем до’быгые редакцией «Новой рейнской газеты», и об¬
работал их с целыо скомпрометировать, изобразить в виде па¬
родии ненавистный ему дворянский класс. Вот в каком смысле
можно говорить о тождестве Шнаппганского с Лихновским.
В оценке художественных достоинств «Рыцаря Шнаппганского»
не все критики держатся одною мнения. Некоторые — вообще на
это произведение, само собой разумеется, обратили внимание почти
исключительно марксисты — считают этот роман наивысшим до¬
стижением художественного творчества 1848—1849 гг., другие отно¬
сятся к нему отрицательно, как к «безвкусице», и склонны придавать
ему значение лишь документа эпохи, отражающею грубость тог¬
дашних обычаев и нравов. Дело в том, что Веерт в своих фелье¬
127

тонах, как и в своей социалистической лирике, никогда не сте¬
сняется говорить о эещарс, о /которых в «благородном» и «'благонрав¬
ном» мире открыто выражаться не принято, вследствие чего естест
;венные и самые обыкновенные вещи превращаются в грязные
анекдоты. Именно эту «чувственность» ни буржуазные, ни мещански-
иабожные филистеры-критики не могли простить Веерту. Такие
субъекты жили, конечно, и в его время. Веерт в одном письме
отвечает на подобные упреки: «Верно, что во многих отношениях
мы, несмотря на все революции, живем еще в «строго-нравствен¬
ное» время, где редко осмеливаются назвать что-либо своим на¬
стоящим именем и где стараются скрыть самое естественное за
самым неестественным. Так, чувственность вызывает у нас глупую
крабку. Разве чувственность не так же свойственна человеку, как
и другие его потребности? Зачем нужно играть с ней в прятки?
Я не понимаю этою, я считаю это нелепым. Я не могу повстичь,
почему нельзя писать так же чувственно, как чувственно пере¬
живаешь и думаешь. О, людям не мешало бы поучиться у царя
Соломона, у старика Аристофана или у Гёте, тогда) б они поняли,
что я прав», И лучшие мастера марксистской критики, свободные
от мещанских предрассудков в этой области, всегда признавали
«Рыцаря Шнаппганскою» великим художественным произведением.
Достаточно привести оценку, данную Мерингом и Энгельсом. Пер¬
вый пишет: «С тех пор, как немецкий буржуа всецело посвятил
себя пошлой наживе, он потерял вместе с теоретическим смыслом
и литературный вкус, отличавший его раньше, и не один кандидат
высшей политической экономии поднимал страшный вопль по по¬
воду мнимой порнографии в фельетоне «Новой рейнской газеты».
Если бы Веерт мог еще слышать, то серьезный тощ этою нравствен¬
ною возмущения вызвал *бы у нею самый искренний смех. Его
главная работа в «Новой рейнской газете»: «Жизнь и деяния зна¬
менитою рыцаря Шнаппганского», где он верно описывал с 'натуры
приключения князя Лихновского, — представляют собой перл той
гениальной дерзости, которая искони пользовалась во всякой ли¬
тературе полным правом гражданства по отношению к подобным
сюжетам, по крайней мере, в литературе, которой наслаждаются
настоящие мужчины и настоящие женщины, хотя бы она и внушала
притворный ужас девицам старшего возраста»1. А Энгельс уже
прямо считает эту черту творчества Веерта огромной заслугой
и пишет: «В чем Веерт был мастером, в чем он превзошел Гейне
(ибо он был •'здоровее и менее испорчен), и на немецком языке
превзойден только Гёте, — это в изображении естественной, креп¬
кой чувственности и плотскости... и я не могу не заметить, что
и для немецких социалистов наступит такое время, когда они
* Ф. Мерин г* История германской социал-демократии, Москва, Г из,
1922, том И, стр. 126-127.
128

открыто отбросят эти последние взгляды немецкого филистера,
ложную нравственность, догорая, к тому же, служит только для
прикрытия тайного сквернословия. Когда читаешь, например, стихо¬
творения Фрейлиграта, можно поистине подумать, что у людей
совсем йет половых .органов. И, однако, никто так в тиши ‘не сма¬
ковал непристойный рассказец, как именно ультра-целомудренный
Фрейлиграт. Давно пора, по крайней мере немецким рабочим,
приучиться говорить о некоторых вещах... так же свободно, как
романские народы, как Гомер и Платон, как Гораций и Ювенал,
как Ветхий завет и «Новая рейнская газета» *.
В «Рыцаре Шиаппганском» Веерт действительно достиг наивыс¬
шей точки в своей сатире-прозе. Мы неоднократно уже указывали
на огромное влияние, которое имел Гейне на Веерта, оно чув¬
ствуется очень сильно и в этом романе. Но в него в гораздо боль¬
шей степени, чем в свою лирику, Веерт вложил новый элемент,
а именно: он, как идеолог пролетариата в эго гремя, в своей
сатире свободен от двойственного отношения к своим ^ высмеянным
героям; а от этого и «приемы» его сатиры другие: он соединил
могучий, мужественный «народный стиль» средневекового немец¬
кого политического памфлета с легкой, игривой, но и ядовитой
сатирой в стиле Гейне. Из этих элементов и слагается сат'ира
романа. Любимыми приемами Веерта для выражения юмора и са¬
тиры были:
а) Юмор ситуации: носится рыиарь Шнаппганский из го¬
рода в город, и всюду ему мерещатся лакеи графа С. с розгами.
Или: граф Г. пронзает нашего героя на дуэли рыцарской саблей, —
Шнаппганский падает; полный скорби и сожаления, граф Г. рас¬
стегивает сюртук своей жертвы, чтобы посмотреть рану и осушить
кровь, и — находит одни мокрые платки, которыми обмотался «ры¬
царь» и т. д.
б) Сатира характеристики — наиболее часто применя¬
емый прием у Веерта. Когда он изображает типичнейшие черты
силезского барона, князя или рьгцлря и доводит их до крайности,
то получается карикатура, но карикатура такая жизненная, что
можно было бы эти характеристики г.рпложить к тому или иному
действительно существовавшему силезскому дворянину.
- в) Резкое противопоставление противоречий:
храбрость и трусость, добродетель и зло, мир дворянский и бур¬
жуазный, благовоспитанность и нахальство, добродушие и злоб¬
ность, и сопоставление вещей без внутренней связи — все это
Соединяется, сталкивается в бешеном вихре явлений, кружась все
время около главного героя. И, наконец, последний излюбленный
прием Веерта:
г) Сочный народный юмор рассказа с многочисленными
1 Züricher «Sozialdemokrat» № 24, 1880.
9 Георг Веерт.
129

вставками, не имеющими, на первый взгляд, никакого отношения
к сюжету. Местами нить романа прерывается на целую главу,
чтобы дать место какому-нибудь случаю с добродушным гестфаль-
ским крестьянином, попавшим в ’большой город, или с рассеянным
профессором и т. д., с целью создать юмористическую аналогию
с ситуацией главного героя.
Что касается техники выражения этой сатиры, то Весрг в основ¬
ном пользуется излюбленными преувеличениями в народ¬
ном духе, частыми повторениями особенно смешных при¬
ключений рыцаря, затем чрезмерной чувствительностью и раздра¬
жительностью некоторых героев и ложью и нахальством главного
действующего л'ица. Веерт является, безусловно, одним из самых
выдающихся немецких сатирических писателей. Он использовал
также некоторые сюжеты и приемы многих своих английских и
французских предшественников. Но о с н о в и о е, оригинально е,
отличающее его ото всех остальных — это то, что он револю¬
ционный, пролетарский сатирик. Если взять Раблэ с его
«Пантагрюелем», то он, как представитель новой французской гума¬
нистической интеллигенции, начинает свой роман гомерическим хо¬
хотом, великолепной сатирой на все средневековое общество и куль¬
туру, но кончает меланхолическим аккордом. Если взять гениаль¬
ного представителя сатиры на уходящий рыцарский мир —Серван¬
теса, то он не только насмехается над своим героем, но вместе
с тем и идеализирует его. Гейне, величайший мастер сатирьг, раз¬
разился кощунственным смехом над всем дворянским и буржуаз¬
ным миром и в то же время жалел его. Или если исследовать
творчество великого юмориста английской городской мелкой бур¬
жуазии Диккенса, то и его отношение к «странным» героям, к
«добрым эгоистам», в сущности, смех сквозь слезы. Одним словом,
у всех этих юмористов мировой литературы налицо идеологическая
двойственность, в той или иной мере у них замечается со¬
чувствие к осмеиваемым героям; в их сатире имеется элемент
трагикомизма. Всего этого нет у Веерта. Его сап:рэ злая,
разоблачительная, дискредитирующая, воинствующая; цель ее —
высмеять, уничтожить классового врага. Пока идеология Веерта
еще оптимистическая, надежда на светлое будущее, убеждение в
скором его наступлении проникает ее. Рыцарм Шиаппганские—
смертельные враги социальной революции; поэтому сатира на
них—'ядовитая, беспощадная, смертельная.
«Рыцарь Шнаппганский» — не роман в стрзгом смысле этого
слова. Вообще Веерту не давались большие произведения; гениаль¬
ными 'были его политические фельетоны. Но «Шнаппганский» в сущ¬
ности не что иное, как большая серия сатирических фельетонов,
связанных нитью хронологического пересказа: приключений рыцаря.
Эта черта в то же время является отрицательной стороной романа:
отсутствует строгая композиция. Однако эта «свободная» конструк¬

ция дала Веерту возможность делать всякие, местами весьма инте¬
ресные экскурсы исторического или экономического характера, по¬
вышающие в наших глазах ценность романа. Так, вместо введения
к главе о донкихотских приключениях Шнаппганского в Испании
в качестве наемного генерала Дон-Карлоса, наш поэт дает крат¬
кую великолепную характеристику, своего рода историческую
справку о наемных немецких ландскнехтах всех времен. «Немецкие
ландскнехты, — пишет он,—'были храбры во все гремена. Те же
самые неуклюжие пентюхи, которые в валенках, в вязаных камзолах
и в шерстяных ночных колпаках, ленивые, как одряхлевшие собаки,
и трусливые^ как зайчихи, валялись на печи дома или на скамьях
в трактире, дрались всегда за границей, за чужих князей, с добро¬
совестностью и упорством, превосходившими все i раницы. Тот,
кто дома был кроликом, на чужбине делался тигром; мечтатели
превращались в забияк; белокурые сентиментальные повесы — в
убийц; кроткие бледные Генрихи н Готфриды — в сыплющих руга¬
тельствами генералов и фельдфебелей, уничтожавших своих врагов
так же безмятежно, как они в свое время косили рожь или сажали
спаржу. На всех полях сражений всех векоз немцы, за аккзрагно
выплачиваемое жалованье, так же аккуратно давали себя убивать.
Своими кроткими голубыми глазами они так смиренно взирали в
черные, как сажа, жерла пушек, как будто оттуда должны были
вылететь жареные голуби, а не огромные ядра» (стр. ,60—61). В
другом месте он дает блестящий юмористический, по основанный
на глубоком понимании экономической сущности вопроса анализ
происхождения проституции; эти рассуждения опять-таки служат
введением к главе о похождениях героя в Берлине с танцовщицей.
Роман заканчивается главой о торжествах в кёльнской ратуше.
Она должна была доказать судьям Веерта, что его Шнаппган¬
ский — не князь Лихновский, а прусский юнкер вообще. Но эта
глава, написанная во время последней агонии революции, превра¬
тилась в беспощадную обвинительную сатиру, теперь уже не только
на юнкерство, но и на всю немецкую буржуазию, предавшую рево¬
люцию, и на мещанство, «висевшее свинцовыми подошвами на ногах
революции». Веерт почувствовал, что в такие минуты недостаточно
бичующей сатиры, надо бороться и другими средствами. И закан¬
чивает он следующими словами: «Да, прошло празднество отврати¬
тельнейшего заигрывания с глупым суверенным Михелем, и мы,
может быть, даже посмеялись бы над этим, если бы сквозь блестя¬
щую толпу князей — «друзей народа», этих продажных рабэз и этих
одураченных народных i рэдставителей, нам не виднелись бы прон¬
зенные пулями трупы пролетариев Парижа, Вены и Берлина; если
бы сквозь хаос лицемерных уверений, бесстыднейшей лжи, не до¬
носились до нас предсмертные вздохи раздавленных поляков, крик
о помощи терзаемых венгров и призыв к мести опустошенной Лом¬
бардии; если бы окровавленная голова Роберта Блюма не валялась
9*
131

у наших ног — но довольно! юмор иссяк, книге конец». А на
отдельном листе имеется маленькое дополнение: «Но какова судь¬
ба Шнаппганского? Жив он или мертв? Шнаппганский жив и
никогда не, умрет. Мой Шнаппганский бессмертен».
Шнаппганский Веерта, как самое выдающееся художественно-сати¬
рическое произведение революционной литературы 48 года, —
действительно бессмертен.
X.	МАСТЕР РЕВОЛЮЦИОННОГО ФЕЛЬЕТОНА
Из всех видов художественной литературы фельетон иссле¬
дован менее других; существующие три буржуазные работы 1 не
могут претендовать на научное значение, а не иапечатаное еще
исследование Феддерсена 2 о социалистическом фельетоне в не¬
мецкой социал-демократической ежедневной печати относится почти
исключительно ко второй половине XIX века, в вводной же главе,
где трактуется социалистический фельетон предмартовского вре¬
мени, автор ошибается в общей его оценке, подводя его под
одну формулу: младогерманского фельетона.
’Правда, нельзя отрицать, что т. н. «Молодая Термания» явля¬
ется основательницей немецкого буржуазного фельетона: начиная
с 1838 года, большие немецкие газеты, в первую очередь «Кельнская»,
начинают помещать живо написанные журнальные статейки на злобы
дняг—будь^то в области политики, искусства гг г. п.— по француз¬
скому образцу «в подвале». Младогерманцы, как представители про¬
буждающейся либеральной буржуазии, были инициаторами и авто¬
рами этого газетного нововведения, так как революция в области
газетного дела (изобретение скоропечатной машины) требовала
гибкого и более	злободневного	содержания. Но	слабость немец¬
кого бюргерства	и вытекающий	отсюда	быстрый	отказ «Молодой
Германию) от первоначальной своей радикально-буржуазной про¬
граммы и распад всего движения создали тот характерный для
представителей его, в формальном отношении, игриво-салонный
фельетонный стиль, который не культивировали лишь Гейне и
Бёрне. Перекочевав из области политики и критики социального
строя в область	театра, беллетристики,	описания	пейзажей и до¬
машней жизни,	эстетизирующий	стиль	Гуцкова,	Лаубе, Кюне и
других превратился в самодовлеющую игру слов. В сменившем
это направление младогегельянском движении и в области фелье¬
тона отражается его идеологическая раздвоенность: с одной сто¬
роны, сохраняется упадочный младогерманскнй стиль, с другой же
стороны, он уже преодолевается здоровой социальной критикой
и политической, радикальной агитацией. Эта раздвоенность как
1 Э. Экстейна, Т* Келлена и Фр. Мейнье.
* H. Fedderscu. Das Feuileton der soz.-dem Tagespresse Deutsch¬
lands von den Anfängen bis zum Jahre 1914. Leipzig, 1922 ^Manuskript;.
132

нельзя лучше видна в фельегаге самого выдающегося органа
этого движения, в редактировавшейся Марксом «Рейнской газете»
(1842—1843). Если подвергнуть исследованию ряд ее фельетонов,
главным образом вылившихся из-под пера ее бертинских сотрудни¬
ков (так называемого кружка «Свободных»), в особенности статьи
Э. Бауэра и Э. Мейена об искусстве и театре, то мьг увидим, что
они мало или ничем почти не отличаются от фельетонов Лаубе,
Кюне и других. Маркс сам называет их, в своем письме к Руге
от 30 ноября 1842 года, «бессодержательными статейками», напи¬
санными «плохим слогом, с некоторым оттенком атеизма и коммун
низма, которого эти господа никогда не изучали». И он вычерки¬
вал в этих, «пачками» присылаемых статьях столько же, сколько
и цензор. Но, с другой сторэны, в этом же фельетоне «Рейнской
газеты» мы находим много статей, которые, в совокупности, при¬
дают ему актуальный политико-сатирический характер (статьи
Ф. Кёппена, Энгельса, Макса Штириера, А. и К. Штард, К. Нау-
верка, Б. Ауэрбаха и мн. др.) и бичуют в весьма резкой форме
предмартовский социальный стрэй и немецкого Михеля. Наравне
со статьями Маркса именно эти фельетоны вызывали особой гнев
берлинских министров и повлекли за собой запрещение газеты.
Если в общем фельетон «Рейнской газеты» нельзя еще назвать
социалистическим, то все же он содержит в себе уже много эле¬
ментов, на основе которых могла возникнуть социалистическая
трактовка вопросов.
Связующим звеном между этим актуально политическим, мла-
догегёльянским и социалистическим фельетоном служит фельетон
парижской эмигрантской газеты «Форзертс» после того, как она
летом 1844 года сделалась социалистической. Фельетон этой газеты
отличается от фельетона прежних радикальных газет тем, что он
переносит центр тяжести с литературно-художественных юпросоз
на социально-политические. Главными сотрудниками его "были со¬
стоявшие тогда всецело под непосредственным влиянием Маркса
Г. Гейне и Г. Вебер*, молодой коммунист из Киля. Писали там
и другие, как например, старый вейтлингнанец Г. Мейрер, затем
В. Марр, а также радикальные и истинно социалистические поэты
Рейнской провинции.
После этих фельетонов, проникнутых уже социалистическими
мотивами, рассматривающих социальные проблемы, как централь¬
ные, дальнейшее развитие шло уже в сторону социалистического
фельетона, который получил свое сильнейшее выражение в жур¬
налах и газетах рейнского «истинного» социализма "(«Трирская»
и «Кёльнская» газеты, «Рейнские ежегодники», «Зеркало общества»,
«Немецкая гражданская книга», «Вестфальский пароход», «Проме¬
тей» и другие). Общее направление и тенденции фельетона этих:
органов такие же, как и у поэзии истинного» социализма. Основной
целью фельетонистов было, конечно, в связи с общей установкой
133

этого движения, дать детальное и в то же время сентиментальное
описание несчастных случаев, эксплоагации пастеризированных
[народных масс, чтобы вызвать сострадание у богатых, господ¬
ствующих классов общества. Но —как и в поэзии, так и в фелье¬
тоне— истинный социализм не является чем-то однородным: на¬
равне со слезливыми описаниями, напоминающими стиль мелко¬
буржуазного натурализма 80—90-х гг., в этих газетах и журналах
можно встретить и весьма реалистические, социально-политиче¬
ские рассказы, намного превосходящие этот стиль, смахивающий
нередко на стиль Gartenlaube. И своим ясно выраженнным стремле¬
нием к сознателыгому служению социальным и политическим ин¬
тересам рабочего класса этот фельетон, если и не сумел выполнить,
то, по крайней мере, наметил принципиальные задачи проле¬
тарской журналистики.
Веерт — как в своей Лирике, так и в фельетоне — проделал
всю эволюцию 40-х гг.: в начале 40-х гг. он писал романти¬
ческие, фольклорHCTCiqie фельетоны, затем младогегельянские и
социалистические. Но все, что написано им в этом жанре до
1848 года, носит —по крайней мере тематически — случайный ха¬
рактер. Несколько стабильным является лишь его интерес к со¬
циально-политической жизни англичан, особенно рабочего класса;
Другое дело в 1848 году, когда он стал редакторам фельетона
«Новой рейнской газеты». Тут тема бъпа дана самыми событиями
революции, на которые нужно было ргагировать с пролетарской
точки зрения. Общая идеологическая установка Веерха в фельетоне
такая же, как и в его лирике, то есть тактика Маркса' и Энгельса
в «Новой рейнской газете» вообще; именно до июньских боев
в Париже и перехода буржуазии на сторону реакции основным
врагом революции признается юнкерство в Германии, и против
hero ‘ и * направлена большая часть фельетонов Веерта. Но если
мы говорим о согласованности тактики фельетона с общей линией
газеты и Маркса, то эго относится, конечно, прежде всего, к, принци¬
пиальным взглядам на революцию 48 года. На практике, например,
Веерт выступил с разоблачением реакционных лавирующих на¬
строений немецкой буржуазии также еще до июньских боев. Ведь
Веерт открыл первый номер газеты едкой сатирой и характеристикой
роли немецкой буржуазии в революции. «Господин "Прёйс в опасно¬
сти» (№№ 1, 2 и! 3) — так озаглавлен первый фельетон, и в нем
описывается положение немецкого буржуа после Февральской рево¬
люции в Париже: акции падают, и господин Прейс ругает «про¬
клятую революцию», которая «выбила нас из колеи». «Еще вчера
мне снилось, что гильотина и нищенская сума танцуют ужасный
вальс. Когда весь в поту просыпаешься утром и смотрлшься в
зеркало, то кажется, что перед собой видишь сорзавшегося с ви¬
селицы». Но больше всего буржуа беспокоит следующее: «Бан¬
кротство следует за банкротством, и крздит поколеблен до самого
134

своего основания. Шатаются престолы, и вместе с ними шагается
последний мыловар»... «По улицам ходишь с похоронным видом,
терпя издевательства грубых пролетариев, и на тебя, разинув рот,
жадно смотрит ненасытный народ. На бирже тихо, как посреди
поля. Сльицно, как мыши скребутся за стеной, и слезы льются
при представлении низкого курса». Господни Прейс ищет выхода
из положения путем увольнения части своих служащих — и вдруг
вести о победе революции в Берлине! Пргйс окончательно падает
духом и в течение нескольких дней живет в неописуемом испуге;
(известие о победоносной революции давит его, как кошмар, и
Веерт неподражаемо юмористически описывает сон Прейса, где
баррикадный бой в Берлине представляется ему, как борьба
чисел с нулями!
Всего в серии о немецкой буржуазии и революции 7 фелье¬
тонов, напечатанных в газете с 1 июня по 6 июля 1848 года. За
фельетоном, «Господин Прейс в опасности» следует «Как госпо¬
дин Прейс приспособлялся к обстоятельствам». "Оправившись от
первого испуга, господин Прейс старается подделаться под новый
порядок вещей. «Времена меняются, и мы должны меняться с ними»,
и «умньгй человек держит нос по ветру» — таковы догматы этого
буржуа. Но чем бы заняться? «Ладно! Мы учредим предприятие
по • изготовлению черно-красно-золотых кокард. Патриотично или
1не патриотично, это прибыльно». Но надолго ли это выгодное
дело? А, что, если придут русские или французы? Не начать ли
производство оружия? Нет: «при первом удобном случае проле¬
тарии разграбят наши склады!» И после долгого раздумья Прейс
останавливается на следующем плане: спекулировать на шрапне¬
лях! Выработать грандиозный план снабжения правительственной
аомии шрапнелью! Теперь ведь свобода, он, как гражданин немец¬
кой (будущей) республики «жертвует» своими деньгами, пускается
на риск из-за «отечественной любвш> к новым порядкам/ Он по¬
сылает свой проект в военное министерство и, в ожидании ответа,
философствует «о вещах вообще». Вот, например, во Франции
членом правительства избран поэт! Разве найдется на свеге что-
либо более дурацкое, чем поэт? Он, Прейс, ненавидит всех астро¬
номов, журналистов и адвокатов. Но это еще полбеды: членом
французского правительства состоит и настоящий рабочий! Тут
уже мурашки пробегают по спине господина Прейса, и он повто¬
ряет свою ежечасную молитву: «Охрани нас от кроваво-красного
знамени-!» Но «Бытие господина Прейса приобретает всемирно-
историческое значение» — так озаглавлен последний фельетон этой
серии: военное министерство одобрило план снабжения армии шрап¬
нелью, и Прейс в особенности доволен выдуманным им для этой
шрапнели названием «Пилюли против суверенного народа». При¬
способление буржуазии к «новым порядкам» произошло, круг за¬
мкнулся: она из боязни социальной революции рабочего класса
135

пошла на коалицию с юнкерством — против революции. Госпо-
дину Прейсу предстоит блестящая карьера:, уже поговаривают о
назначении его* министром. Но «услыхав совершенно необоснованные
известия о том, что господин Прейс будет министром, грубые
пролетарии в тот же вечер разбили у него окна». Так Веерт за¬
канчивает серию своих фельетонов. Во всей немецкой литературе
нет даже попытки проанализировать позицию немецкой буржуа¬
зии в таком исторически верном марксистском освещении. * И это
было сделано Веертом в самый разгар революционных событий,
отчасти даже предвосхищая их в своем анализе! и притом сколько
юмора и сатиры в этих фельетонах!
Пролетарская поэзия 1848—1849 гг. боролась и про¬
тив мещанства, которое, «как свинцовые подошвы, отягощало
ноги революции». Жы уже видели в лирике Веер га, как язвнл он
этот социальный слой. Не меньше досталось ему и в фельетонах.
Как и буржуазии, Веерт посвятил мещанству серлю статей «Из
дневника плаксы». Как живые встают перед * нами все маленькие
люди .этих фельетонов, собирающиеся в кёльнском кафе и дискус*
сирующие о вопросах дня и революции; тут сборщик податных
налогов Эрлих, рантье Дюрр, художник Пинзель, учитель Фукс
и ряд простых мещан1, отцов семейств, без титулов. Все они за
кружкой пива, оживленно жестикулируя, приводят свои мещанские
аргументы против революции и «анархии». О чартистах и француз¬
ских рабочих диспут ведется еще довольно спокойно, но когда
вошедший в кафе журналист читает письмо из Парижа о бар¬
рикадных боях и предвещает такие же бои и в «святом граде
Кёльне, — то собравшиеся бледнеют, и некоторые из них падают
в обморок.
Лучше всею, конечно, Веерт был знаком с мещанством Рейн¬
ской провинции, и поэтому его статьи о роли горэдской мелкой
буржуазии в революции всегда окрашены местным, обычно кёльн¬
ским, колоритом. Но не хуже наш поэт знал и английский средний
класс. И вот, побывав весною 1849 года по делам своей торговой
фирмы в Лондоне, он рисует нам эту среднюю английскую буржуа¬
зию и ее отношение к религии. Вообще Веерт — и совершенно
правильно — анализирует англиканскую церковь, как «религию ин¬
дустриального века», где пастор является держатечем многих же¬
лезнодорожных и других акций. }Л вот Веерт описывает различные
группы людей в английской церкви: «Внизу, в нефе, стоят пред¬
ставители мелкой буржуазии, которые в будние дни так охотно
подсыпают песок в сахар', мешают вино с водкой и совершают
крещение молока, если и не иорданской водой, то, во всяком
случае, от щедрот своего насоса — одним словом, маленькие, чест¬
ные люди, довольствующиеся умеренным барышом. На сегодня они
основательно вымыли руки и явились в церковь торжественно
черные, как скворцы, и чопорлые, как козлы. Кругом, на хорах,
136

располагаются высшие классы общества. Фабриканты, живущие на
счет урезанной платы рабочим; предприимчивые спекулянты, в
воскресенье, например, очень увлеченные миссионерскими делами
и библейскими обществами, а в будни фабрикующие идолов для
экспорта в Центральную Африку, Индостан или на острова Тихого
океана. Далее банкиры, более искусные в скальпировании, нежели
могикане Далекого Запада. Маклера, которые, навер.гое, попадут
(на небо, ибо они с величайшей ловкостью надуют чорта, когда
он явится за их душой. Адвокаты, пользующиеся такой репутацией,
что их именем пугают детей. Неподкупные чиновники, получающие
300 фунтов жалованья н откладывающие •ежегодно 500. Ученые,
всегда готовые выступить за освобождение рабов и переплетающие,
на манер лорда Брума, свои молитвенники в негритянскую, кожу.
Благочестивые благотворигели-рантьеры, уплачивающие во искупле¬
ние своих грехов, до последней копеечки' установленный законом
налог в пользу бедных. Как сказано, это — лучшие классы обще¬
ства,— те, кто занимают мягкие сгулья на хорах; люди, стоящие
от 5 до 20 тысяч фунтов... еще более богатые люди служат господу
богу в отдельных ложах... Вместе с мужчинами сидят целомудрен¬
ные, как кролики, супруги и дочерт любящих отцов семейств...
У каждого свое место. Только оборванные рабочие и нищие, не
имеющие средств заплатить за стул,-стоят на сквозняке у входа,
или же их совсем выгоняют». Если принять во внимание ту исклю¬
чительную роль, которую до настоящего времени играет религия
в английском рабочем движении, то нельзя не дать слишком высо¬
кой оценки фельетонам ‘Веерта и в этой области: ведь он уже
в 1849 году, задолго до наступления мощного социалистического
рабочего движения и углубленной марксистской проработки рели¬
гиозных проблем, разоблачил в такой легкой, доступной пониманию
простого рабочего форме классовое лицо религии и церкви. И это
обстоятельство опять-таки лишний раз доказывает, как глубоко
был проникнут Веерт всею сущностью задач пролетарской литера¬
туры и как великолепно он разбирался в данной политической
ситуации, в связанных с ней обязанностях поэта пролетарской
партии: разоблачение классовой сущности религии в 1848—184Э гг.,
когда церковь — как всегда — всецело стояла на стороне реакции,
было насущнейшей задачей- партии.
Но большинство фельетонов Веерта в «Новой рейнской газете»
направлено, само собой разумеется, против основного врага ре¬
волюции 48 года, феодальной реакции.
Узнаешь высшее счастье ты,
Врагов кусая без счета,—
пел Веерт, и он «кусал» юнкерство в своих фельетонах больнее,
чем вся либеральная буржуазная литература 48 года вместе взятая.
Отдельные политические сатирики, как Ад. Глассбреннер в Берлине
137

II другие, не менее издевались над немецким Михелем и юнкерами,
но сатира их, но большей части, самодовлеюща и похожа то на без¬
обидные гримасы, то на балаганного паяца, то на укусы насеко¬
мых; сатира же Веерта всегда носит сугубо политический харак¬
тер и основана иа всестороннем понимании социально экономических
факторов врагов. Больше всего доставалось прусскому юнкерскому
офицерству, всегда готовому к подавлению рабочих восстаний, от¬
прыскам «бранденбургских Квнцозых» и генералам этих придворных
клик. Воинствующим органом прусской юнкерской реакции ,(в кото¬
ром сотрудничал и молодой тогда Бисмарк) стала, играющая и поны¬
не ту же роль, «Новая прусская газета.) (Жресговая газета»). Вот
против нее главным образом и направляет Веерт стрелы своей са¬
тиры; особенно любил он издеваться над сочетанием двух функций
«Крестозого рыцаря»: с одной стороны, берлинской бульварной га¬
зеты и, с другой, органа земельной аристократии и лютеранской
ортодоксии! Вторую функцию газета обычно выполняла в передовых
и вообще «над чертой», а первую «в подвале». «Сверху высокоторже¬
ственное негодование, — пишет Веерт,— и проповедь добродетели,
внизу берлинская скандальная хроника, восхваление галантных похож¬
дений лейтенантов, плотские вожделения и тайное распутство; на¬
верху церковь, — внизу пивная; вот что представляет собой «Новая
прусская газета» в ее теперешней фазе». С декабря 1848 года «Кресто¬
вая» издавала в виде приложения «Воскресный листок» для крестьян
и батраков, со специальной задачей очернить революцию. Веерт
характеризует этот «Листок», как «Одиссею министерства Мантей-
феля» и, вскрыв его реакционную сущность, угверкдает, что если
бы «собрались вместе все политики мира, им не удалось бы набол¬
тать столько* ерунды, сколько ее заключается в первом номере
«Воскресного листка». Фельетоны Веерта против феодальной ре¬
акции отличаются от творчества либеральных и радикальных жур¬
налистов 48 года еще и тем, что он, как редактор фельетона фак¬
тического органа международной пролетарской партии, Союза ком¬
мунистов, не ограничивается, так же как и Маркс, в передовых
статьях, борьбой против немецкой, то есть «национальной» реак¬
ции, но направляет свои удары и против иностранной. Он одина¬
ково резко выступает против французских («Корсар»), английских
(«Таймс») и других органов печати буржуазно-феодальной реакции.
Не безынтересны рассуждения Веерга о социальном содержании
юмора; он, как лучший немецкий сатирик перзой половины XIX ве¬
ка (его юмор свободен от «надрывов», свойственных юмору Гейне),
пишет по этому поводу в своей характеристике английской юмори¬
стической газеты «Пёнч» (Punch) ЗЭ декабря 1848 г. следующее:
«И мы могли бы найти еще согни поводов для восхваления нашего
друга «Пёича», если бы нам не пришло внезапно на ум попробовать
подойти к веселому «Пёнчу» и как к органу политической партии.
Юмористический или неюмористический, всякий выдающийся жур-
138

на! в цивилизованной стране берет сторону какой-нибудь партии...
Но, во всяком случае, «Пёнч» был всегда подголоском «Таймса»,
газеты, которая, несмотря на многие свои хорошие стороны, по
существу все же защищает интересы высшей буржуазии. Раньше
было..; еще довольно забавно, когда маленький «Пёнч» так умори¬
тельно перекривливал большой «Таймс». Как исполинский боксер
нападал «Таймс» на своего противника, и, как оса, забивался «Пё|гч»
в его волосы и жалил его вторично как раз в то врзмя, когда ои
меньше всего э(гого ожидал. Но это делалось то таким наивно-за-
бавным, то таким дьявольски-саркастичсским образом, что ему не¬
вольно прощалось все, несмотря на его сотрудничество с «Тайм¬
сом». Только когда «Таймс» во время движения за свободу тор¬
говли делался все скучнее и по поводу успешного развития чартист¬
ской партии — все грубее, и все серьезнее захватывал веселого
«Пёнча» на буксир, ах, тогда наш друг потерлл вместе со своей
наивностью и свою грацию. «Пёнч» сделался буржуа, фритреде¬
ром — «Пёнч» уж не был больше старым «Пёнчом». Я никогда ни
о ком так не горевал, как о моем старом английском друге. Ои вы¬
шел из народа и предал нарэд. Но народ отомстил ему: «Пёнч»
потерял свое остроумие!.. Напрасно пытается он время от времени
дать блестки прежнего юмора. Все никчему. Нет больше" старых
шуток, а если они иногда и появлялись там и сям, то кажется,
будто великий Ричард, манчестерец Кобден, выткал их из хлопка,—
жидкие, тягучие, тысяча ярдов за пенни. Нет более скучной твари
на свете, чем буржуа! Настоящий, естественный юмор всегда исхо¬
дит от народа, то есть,— прибавляет Веерг,—от пролетариата».
Остановимся, наконец, еще на одной важной части фельетонов
Веерта в «Новой рейнской газете»,—на актуально политических
темах. И тут имеются статьи по поводу общеевропейских полити¬
ческих вопросов 1848 —1849 гг., по поводу французских, бельгий¬
ских, английских и других событий. Но чаще всего, ясно, Веерт
откликается на события немецкие, на поведение разных группиро¬
вок в общегерманском и прусском парламентах и т. д. Один резко¬
сатирический фельетон «Непризнанные генит посвящен соглаша¬
телям из прусской палаты и их поведению во время государ:твен-
ного переворота осенью 1848 года в Берлине. Этим своим пове¬
дением («пассивное сопротивление») либеральная буржуазия дока¬
зала, что она способна извергать потоки эффектных фраз, но
в решительный момент натиска реакционных сил предпочитает ком¬
промисс с ними поддержке революционного пролегарита. Вслед¬
ствие этой своей политики буржуазия попала в очень печальное,
трагикомическое положение: депутаты разъехались по домам —иных
методоз борьбы «революционная» буржуазия не знала и знать не
хотела. Маркс, как известно, призывал народ к вооруженному со¬
противлению против насильственного сбора налогов новым пра¬
вительством. Веерт в названном фельетоне характеризует этих
139

депутатов следующим образом:	«В	Германии	у	нас	теперь
больше, чем когда-либо, непризнанных гениев: именно вернувшиеся
из Берлина депутаты национального собрания! За немногими бла¬
городными исключениями эти счастливые несчастливцы представ¬
ляют ныне самое трогательное зрелище. Те самые врачи, адвокаты и
нотариусы, которые были раньше такими необыкновенно практич¬
ными и полезными людьми, предаются теперь осеннгму унынию не¬
признанных благородных душ и патетически восклицают: «Нет,
немецкий народ недостоин и таких людей, как мы!»
Мы не будем трудиться напоминать этим господам обо всех их
парламентских промахах, но не можем отказать себе в удовольствии
слегка посмеяться над их осенним унынием. Люди, которые не смогли
вызвать нашего восхищения, когда они привязывали к ногам ко¬
турны, чтобы исполнить на мировой сцене свой неуклюжий танец,
они забавляют нас, когда они, подобно евреям, скорбящим на
берегах вавилонских, отдят вечерком в своих отечественных ка¬
бачках за кислым мозельским вином и, болезненно растроганные,
восклицает:	«Нет, немецкий народ недостоин таких
людей, как мы!» Нет, — продолжает Веерт, — немецкий народ
не заслужил этих непризнанных гениев! Немецкий народ заслужил
розги, и розги он еще получит в достаточном количестве, но
иметь непризнанных гениев на шее—нет это слишком, c’est trop!
Вы — бедные непризнанные гении: из-за вашей нерешительности
мы вместе с вами вернулись к исходному пункту: мы с Альп сво¬
боды— в люнебургскую степь прежнего злополучия; вы —с трл-
буны за родную печку!»
Другая серия фельетонов (5) посвящена Имперской консти¬
туции, принятой Франкфургским парламентом 28 марта 1848 года,
и выборам Фридриха Вильгельма IV германским императором. С ху¬
дожественной стороны,— в отношении сатиры и юмора,—эти фе¬
льетоны одни из лучших, написанных им в 1848—1849 гг. Подра¬
жая в стиле и языке «Золотой булле 1356 года», Веерт дает
краткую историю развития Германии со средневековья до 1849 года
и доказывает, что в сущности все осталось таким же, как и в
1356 году, и новая имперская конституция и выборы императора —
все это было уже в средние века. В этом ходе развития -как-то
невзначай случилось несчастье: мартовская революция. До этого
все было так хорошо! В целях сохранения этого специфического
юмора в средневековом стиле мы приводим эти выдержки по-не¬
мецки:
«Da aber hat sich die Sach gewendt, denn siehe da, im Jahr vorher,
Anno 1848, ist uns urplötzlich durch die Gottlosigkeit fränkischer Na¬
tion eine grosse Aenderung widerfahren. Ludovicus Philippus, König
der Welschen, ist nemblich am 24 Februar von seinem Volck vom
Thron hinuntergezwackt worden, und, wie ni.mals ein Unglück allein
kommt, so hat sich das Volck teutscher Nation ein böss Exempel
140

daran nomnlen und atsöfort aüch bei sich eine allmächtige Konfusion
angericht. Wenig hat gemangelt, dass man Se. Mayst. von Oesterreich
bei Ihrer Keyserlich langen Nas aus dem Land zog. Der Marggraf vott
Brandenburg hat sein Birret vor dem Volcke äbsetzen müssen und
auf einem generösen Pferd durch die Strassen reitend, höfliche Reve¬
renz gemacht. Die grewlichen Bierkrawalle im Beyerland sind jeder-
menniglich bekannt; aber auch in Wirtemberg hat man viel Schlösser
verbrannt und deiq Hertzog von Nassau das Wildpret geschossen in
Dero Forsten und die Krapffen gefangen in den Deichen. In Cassel
sind den plinden Hessen prötzlich die Augen aufgegangen; in der
freien Statt Hampurg hat man eine Barrikadirung verffertigt auff der
Mitt des grossen Marckts, darüber sich die Oberältesteft wunderlich
ersatzt. Ein Gleiches ist aber geschehen zu Hildpurghausen, und in
I ippe Bückeburg, wo fürstlich Heiterkeit alle Privilegien besessen, seynd
die Bauern mit grimmigen Speeren vor das Schloss gezogen und ha¬
ben deklariert, dass der fürstliche Schnaps unwürdig schlecht sei, was
Serenissimus geleugnet, aber nichts geholfen, denn alle Vorrechte seynd
Ihme genommen und die Privilegien von Lippe Bückeburg gehören an
dem Meere der Verflo senheit. Als die Fürsten aber gesehn, dass es
ihnen also hart zu Leibe ging, seynd sie in sich gegangen und haben
gute Min zu bössem Spiel gemacht. Haben demnach gepotten, ge¬
setzt und gefestnet, dass gleichsamb zu einem Reichstag wie früher
in Nüremberg, in Augspurg und so ferner, jetzt die Statt Frankfurt zu
einer grossen National Versammlung der Teutschen mit Vertrettern
beschickt werde, damit durch Gotts des Allmächtigen Hilf und durch
guter Freund Bänk, die Sach in die Läng gezogen und etwan eine
andre güldine Bull verffertigt werde Zu gemeinem Nutz, vornemblich
der Fürsten» l.
1 Но тогда дело приняло иной оборот, так как год тому назад,
в 1848 году, вдруг, вследствие безбожия французского народа, у нас про¬
изошла большая перемена, а именно: Людовик-Филипп, король французов,
был свергнут 24 февраля своим народом с престола, а так как несчастье
никогда не приходит одно, то и немецкий народ последовал дурному примеру,
и тотчас же у себя произвел величайшую смуту. Его величество австрий¬
ского императора едва не вывели за его длинный императорский нос вон
из Австрии. Маркграфу Бранденбургскому пришлось обнажить голову
перед народом, и, проезжая на статном коне по улицам, вежливо кланяться.
Ужасные пивные волнения в Баварии общеизвестны, но и в Вюртемберге
было сожжено множество замков, и в лесах герцога Нассаусского истреблено
много дичи, в принадлежащих же ему прудах выловлено много’ карпов.
В Касселе слепые гессенцы прозрели; в вольном городе Гамбурге на боль¬
шой площади воздвигли баррикады, что привело в недоумение власти.
Нечто подобное п^изошло и в Гильдбурггаузене, а в Липпе-Бюккебурге,
где их княжеские светлости обладают всеми привилегиями, крестьяне
с ужасными копьями двинулись к дворцу и заявили, что княжеская водка
скверна. Светлейший князь отрицал это, но это не помогло ему, так как
его лишили всех привилегий, которые отошли в область предания. Но когда
князья увидели, что им приходится плохо, они обдумали свои поступки
и скрыли свое неудовольствие. Они постановили, что, как прежде на рэйх^
141

И дальше Веерт издевается так, как это до него делал только
один немецкий поэт, Г. Гейне — лад красивыми и плаксивыми фра¬
зами «великих» ораторов Франкфуртского парламента, над их близо¬
рукостью во всех «великих» начдааниях и деяниях, затем над
имперской конституцией и выборами императора. За исключением
может бьгть знаменитой политической поэмы М. Гартмана1 «Рифмо¬
ванная хроника попа Маурициуса» — сатиры на революцию
48 года — в немецкой литературе нет произведения, так резко би¬
чующего половинчатость, мелочность, мещаиско-карикатурную сущ¬
ность первой немецкой революции, как эти фельетоны Веерта.
«So stahn wir denn, -- заканчивает он 3-й фельетон (из пяти), —
nun mit Gotts Hilf in diesem Jahr c!es Herrn 1849 bald wi derumb
auf demselben Fleck, allwo die teutsche Nation gestanden umb das
Jahr 1356, zur Zeitt der guldine Bull, worauss zu schlissen, dass
teutsche Volck nicht zu eilig ist, sondern fein hübsch und ökonomisch
mit sein Zeitt zu Rathe geht» 1.
В остальных двух фельетонах этой серии oi* рисует нам корэ-
иацншное шествие (как он его себе представляет) Фридриха-
Вильгельма IV в Кёльн. Сатира этих сцен неподражаема.
Для соответствующей оценки высоких достоинств—политических
и художественных—фельетонов Веерта нужно всегда иметь в виду
высокий политический и художественный уровень «Новой рейнской
газеты». До сих пор эта Газета остается образцом революционной
публицистики. Это относится и к фельетонам Веерта; во всяком
случае он умел не хуже своих политических коллег внести нечто свое
в «Новую рейнскую газету» и поставить ее на высоту, не превзойден¬
ную во всей социалистической печати. Маркс и Энгельс всю жизнь
гордились поэтическими творениями Веерга в «Новой рейнской га¬
зете», и Энгельс прямо пишет: «Я сомневаюсь, чтобы какая-нибудь
газета имела такой веселый фельетон». Небезынтересно также, как
Веерт сам отзывался в 1848—1849 гг. о своих работах. В одной
неопубликованной статье 1849 года он пишет между прочим: «Дур¬
ное всегда находит сбыт, и, как я с [ужасом замечаю, число абонентов
«Новой рейнской газеты» увеличивается с каждым днем. С жад¬
ностью ’читают передовые статьи... но наибольший успех имеет
фельетон... Да, фельетон! Этот ужасный rez de chaussee «Новой
рейнской газеты», в котором стараются засыпать безнравственными
стагах в Вюртемберге, в Аугсбурге и т. д., так теперь в городе Франкфурте
будет созвано многолюдное национальное собрание представителей немец¬
кого народя, дабы с помощью всемогущего бога и благодаря ухищрениям
добрых приятелей дело было отложено и было сфагриковано нечго вроде
второй «Золотой буллы» для общего блага, главным образом — князей.
I Так мы с божьей помощью и в эгом году, от рождения Христова
1849-ом, стоим все на том же самом месте, на котором стояла немецкая
нация в 1356 году во время «Золотой буллы», из чего можно заключить,
что немецкий народ не очень спешит и обращается со своим временем
с сугубой осторожностью и экономией.
142

шутками вес вьтооко-е п прекрасное. С поистине возмутительной
дерзостью автор их поддерживает своих коллег в их разрушитель¬
ных тенденциях; это ужасно, он не оставляет в покое ни одного
честного человека, и давно пора повесить ему жернов на шею
и утопить в самом глубоком месте Рейна». А в знаменитом: «красном»
прощальном номере Веерт характеризует «Новую рейнскую газету»
и в частности свой фельетон следующим образом: «С 1 июня
1848 года, когда «Новая рейнская газета» грозно и великолепно,
как незнакомая звезда, взошла над странами и морями, и фельетон
заблистал за нею, как юмористический хвост кометы, этот кометный
хвост совершил так неописуемо много...»
Историческая заслуга Веерта, его настоящее место в немец¬
кой пролетарской литературе всегда будет определяться его тво¬
рениями в центральном органе партии коммунистов 1848 — 1849 гг.,
в органе Маркса и Энгельса—«Новой рейнской газете». И когда
немецкий рабочий класс выдвинет своих крупных критиков и лите¬
ратуроведов,—которые не будут, в угоду классовым интересам
буржуазии, замалчивать и игнорировать певцов и писателей, первых
вставших в ею рады,— то Веерт займет далеко не последнее мет
в истории немецкой литературы. Ибо он был, как выражается
Меринг, «настоящим властелином фельетона... веселый король весе¬
лою царства...»
XL СУМЕРКИ И РЕАКЦИЯ
После закрытия «Новой рейнской газеты» 19 мая 1849 года
вся ^е редакция уехала из Кёльна. Веерт с Фргйлиграгом поки¬
нули позиции последними и направились в Голландию. Фрейлиграт,
как известно, уже через несколько дней вернулся обратно в Кёльн,
где был связан семьей. Веерту же в Кёльне «было нечего делать
после закрытия газеты», как он сам говорит.
В начале 1849 года, будучи еще редактором, Веерт принялся
опять за торговые дела своей фирмы и ездил в Гамбург, Лондон,
Париж и т. д., не переставая, как мы видели, сотрудничать в
газете. Но известное охлаждение революционного пыла, вызванное
задержкой и удушением революции, намечалось у Веерта уже
тогда. Он в Гамбурге «свободно вздыхает», избавившись от поли¬
тики. «Кёльн со всей своей вонью и со всей своей политикой
позади... Я рад, что проделал все испытания вместе с «Новой
рейнской газетой» и что я отступил как раз тогда, когда демо¬
кратия одержала такую блестящую победу на выборах. Общество
здесь, само собой разумеется, очень умеренно настроено. Но я
выступаю, как республиканец, — как и прежде. Однако я больше
№ с кем не ругаюсь. Мне всегда был противен всякий спор по по¬
воду религиозных убеждений, и так же я поступаю теперь в поли¬
тике, я остаюсь сам собою и предоставляю другим людям равным
образом получать удовольствие». Эти мыс иг в письме от 30 января
143

1849 года из Гамбурга характерны, как пока еще только намечаю¬
щиеся тенденции, которые созрели окончательно уже после пол¬
ного разгрома революции. Покамест Веерт не только дрался со
всеми врагами революции еще ожесточенней прежнего, но и уста¬
навливал более тесные связи с английскими и французскими рево¬
люционерами, членами Союза коммунистов (Гарни, Эмбер и др.).
В апреле 1849 года он также познакомился ближе с Лассалем, си¬
девшим тогда, в Дюссельдорфской тюрьме. Веерт называет его
«остроумнейшим человеком, известным мне, кроме Маркса». Как
с Марксом, так и с Лассалем он дружил до (самой своей смерти.
Из Голландии Веерт переехал в Брюссель. Но революционные
события не давали ему сидеть спокойно: революцию во всей Ев¬
ропе потрясали последние судороги. «Я чувствовал, — пишет он
брату, — что я не на своем месте; в мире что-то происходило, и
меня раздражало, что я при этом не присутствую». Но как и где
можно честно, до последней капли крови, бороться за революцию?
В Германии после предательства революции вспыхнули восстания
в Саксонии и в Рейнской провинции, а затем на юсе разразилась
известная борьба за Имперскую конституцию. Из членов редакции
«Новой рейнской газеты» В. Вольф отправился во Франкфуртское
собрание, которое он старался побудить к энергичным действиям;
Энгельс с оружием в руках сражался в рядах восставших в Бадене
и Пфальце, в качестве адъютанта А. Виллиха.	,
Веерт в Брюсселе, подобно Марксу в Париже, правильно оце¬
нил положение в письме к брату: «Тем временем я ,не мог решиться
взять сторону Пфальца; я считаю эту историю очень рискованной
и вряд ли ошибусь, если скажу, что она в ближайшие дни придет
к печальному концу. Только Франция могла бы спасти Пфальц
и всю Германию, и я чувствую, что близок момент, когда французы
должны были бы решиться». И Веерт переезжает в Париж, где
он как раз поспевает к подготовляемому демократической партией
восстанию. Вместе со своими французскими партийными друзьями
он принимает деятельное участие в подготовке восстания, сра¬
жается 13 июня с Ледрю-Ролленом на баррикадах.
Но против рабочих было выставлено 150000 хорошо вооружен¬
ных солдат, и рабочие потерпели поражение, в корень изменившее
положение дел в Европе: вскоре баденско-пфальцское восстание
было ликвидировано, и русские царские войска вторглись в Венгрию
и потушили последнее пламя европейского пожара 1848—1849 гг.
После неудачи парижского восстания Веерт должен был опять
приняться за свою старую профессию агента торговой фирмы.
Он — то в Гамбурге, то в Голландии и Англии, то в Париже. Из
Бельгии его выслали за участие в революционном восстании. Он
всюду, насколько в его силах, помогает эмигрантам; пока еще он,
как и раньше, служит «почтальоном» для связи между собою раз¬
бросанных в разные стороны членов Союза коммунистов. Бывая
144

в Париже летом 1849 года, он каждый раз считает своим долгом
повидаться с Марксом. В письме к матери от 12 августа 1849 года
он сообщает: «Из моих французских друзей многие еще в тюрьме,
остальные выпущены. Я был чрезвычайно обрадован, увидев Маркса
на свободе в кругу своей семьи. Французское' правительство пока
что терпит его, правда, лишь после многих протестов». ‘Из этого
же письма мьг узнаем, что Маркс бывал у Гейне не только з
1844 году, а заходил к своему другу-поэту и в 1849 году.
Через Маркса же Гейне выразил пожелание лично познакомиться
с Веертом, вещи которого в «Новой рейнской газете» ему весьма
понравились. «Маркс повел меня к нему (Гейне), — пишет Веерт,—
мы застали беднягу в момент таких страданий, что он не мог
нас принять. Поэтому, кажется, что мне не удастся познакомиться
с писателем, который как раз интересует меня больше всех
других; вряд ли я застану его позже в живых, |ибо он при¬
ближается к своему концу». Но, как видно из сохранившегося
в наследстве Веерта длинного письма к нему Гейне от
5 ноября 1851 года, он не только познакомился с ним лично, но
между обоими, столь родственными поэтами установилась долгая
и интимная дружба. Гейне пишет: «Вы, милый Веерт, с каждым
днем все больше укореняетесь в моей памяти, и я постоянно
упрекаю себя в том, что не выразил вам еще ювоей бла¬
годарности за многие дружеские строки, адресованные вами
мне, и в особенности за ваше последнее ободрительное письмо.
Но я все жду более здорового часа...» Это письмо не лишено ин¬
тереса и для понимания Гейне и его творчества этих !лет. <4Я рад,
что вам понравилось мое предисловие. К сожалению, у меня не
было ни времени, ни настроения выразить в нем то, что я как
раз хотел изложить, именно, что я умираю, как поэт, который
не нуждается ни в религии, ни в философии и которому дела
нет ни до той, ни до другой. Поэт очень (хорошо понимает сим¬
волический язык религии и абстрактную умственную тарабарщину
философии, но ни господа религии, ни господа философии никогда
не поймут поэта, язык которого всегда будет казаться им .китайской
грамотой, как латынь Мастяманну. Вследствие этого лингвисти¬
ческого невежества те и эти господа вообразили, что я сделался
ханжой. Они, как говорит Гёте, понимают лишь чудовищ, на ко¬
торых сами похожи». Веерт находился тогда в Гамбурге, и так
как он был другом Кампе, издателя Гейне, то последний задает
ему ряд вопросов в связи с выпуском «Романцеро». Касаясь самых
книг, Гейне пишет: «Я надеюсь, что мой «Романцеро», в особенно¬
сти же мой Фауст, понравятся вам. Богу известно, что я невысоко
ценю эти книги, и они не увидели бы так скоро света, если бы
Кампе не вытянул их у меня клещами». Вообще переписка этих
двух гениальнейших сатириков немецкой литературы изобилует
остро-ядовитыми замечаниями на реакционные политические собы¬
10 Георг Веерт.
145

тия тех дней, грызню демократов-эмигрантов и т. п. Еще одна
черта сближает обоих поэтов, и так уже очень родственных друг
другу: они в это время одинаково пессимистически и отрицательно
смотрели на политику и будущее Европы. Как же могло отучиться,
что Веерт, единственный пролетарский поэт раннего рабочего дви¬
жения, обладавший глубоким экономическим пониманием процесса
общественного развития, мог впасть в такое уныние? Гейне —
другое дело: будучи человеком больным, не усвоившим марксист¬
ского взгляда на общественный процесс в целом, разделявшим
во многом романтически-дворянскую точку зрения на культуру
и т. д., он не мог поспеть за исполинскими чиагами исторических
событий.
Получилось какое-то противоречие: Союз коммунистов имел в
своих рядах двух выдающихся поэтов — Веерта и Фрейлиграта; из
них первый всецело проникнут материалистическим миропониманием
н отличался широким историко-экономическим кругозором; второй
же пришел к революции инстинктивно, не будучи никогда материа¬
листом и не имея никакого понятия о политической экономии. И, тем
не менее, муза Цеерта замолкла с последним выстрелом погибающей
революции, между тем как Фрейлиграт продолжал оставаться поэтом'
партии, писал стихи.«по ее заказу» еще несколько лет после этого.
Но муза Веерта замолкла, чтобы больше не воскреснуть, а Фрейли¬
грат, усвоивший себе «узкие» и «классовые» лозунги пролетарского
движения лишь под непосредственным влиянием Маркса, увлекся,
начиная с конца 50-х годов — как и многие немецкие революцио¬
неры, — «освободительным» характером предпринятой Бисмарком
борьбы за объединение Германии.
Виды на революцию все ухудшались: реакция победила, и ш*
долгие годы. Никто этого не понимал лучше Маркса и Энгельса,
переселившихся 'осенью 1849 года в Лондон, где они продолжали
еще в течение года выпускать «Новое рейнское обозрение». От¬
крытие золотых приисков в Калифорнии и Австралии, эмиграция
безработных из Европы в эти страны, экономический расцвет ка¬
питализма — все это указывало на необходимость — особенно в
таких отсталых странах, как Германия — воспитания рабочего
класса.
Это не было ясно некоторым членам Союза коммунистов, вос¬
питанным на путчистских, заговорщических традициях француз¬
ского бабувизма-бланкизма; Союз коммунистов в 1850 году рас¬
кололся на фракцию Маркса-Энгельса и Виллиха-Шаппера, стоя¬
вшую за организацию революционного отряда и вторжение в Гер¬
манию. Веерт всецело стоял на точке зрения Маркса и Энгельса.
Но так как главным средством его к существованию была служба
агента торговой фирмы, то он должен был иметь свободный доступ
и на континент, особенно в Германию. Осенью 1849 года кельнский
суд в его отсутствие приговорил его за оскорбление князя Лихнов-
146

CKorö в «Hinan п г ан^ком» к 3 месяцам тюрьмы и 6 годам лишений
гражданских прав. Весною 1850 года Веерт вернулся в Германию
и, вопреки советам Маркса, отсидел добровольно срок своего за¬
ключения. В письме от 2 мая 1850 года из тюрьмы к Марксу он
объясняет свой поступок тем, чгго не мог дольше сидеть в этой
скучмой мещанской Англии, и, кроме того прибавляет: «Мне ка¬
жется слишком забавным, что я ДЪлжен болтаться по свету в ка¬
честве мнимого политического эмигранта; если люди, вроде тебя,
Энгельса, Виллиха и т. д., остаются за границей, то это имеет
смысл, но я — voilä се qui serait ridicule! Я поистине слишком
мало виноват, чтобы мне пришло* в голову хвастаться политиче¬
скими подвигами». Затем . Веерт знакомится в Кёльне с вышедшими
к этому времени тремя выпусками «Нового рейнского обозрения»
и остается доволен статьей Маркса против поэта Кинкеля, с ко¬
торым он вместе сидел в тюрьме. Дело в том, что Готфрид Кин¬
кель, политический поэт 40-х гг. со скромным талантом, издававший
в 1848 году демократическую газету в Бонне, в мае 1849 года при¬
нял участие в попытке взять приступом Зигбургский цейхгауз и,
будучи уже осужденным на пожизненное заключение, в мае 1850 года
предстал перед судом присяжных в Кёльне и был оправдан. За
месяц до этою он отдал в печать свою первую раштатс!кук> речь,
полную риторики и недостойных революционера признаний и от¬
речений от своих соратников. Вот эту речь Маркс и Энгельс и
подвергли резкой критике в своем журнале. Мы упомянули об
этой речи потому, что многие члены Союза коммунистов в Гер¬
мании увлекались Кинкелем, и даже полуофициальный орган Союза
в Кёльне, редактируемая «Рыжим Беккером» «Западно немецкая га¬
зета» только и делала, что восхваляла его. В названном письме
Веерт сообщает Марксу: «Ослы (коммунисты) без конца разгла¬
гольствуют по поводу статьи о Кинкеле. Даниельс, Фрейлиграт
и я, кажется, единственные люди, обрадовавшиеся ей... Кинкель...
отвратительная смесь религиозных, литературных и политических
ш^оминаний». И дальше он ругает половинчатых, неспособных
коммунистов вроде Беккера, Бюргерса и т. п.
Веерт в отчаянии; он не видит выхода из положения, при таких
резервах коммунистов революция для него погибла. «В общем вое
старый хлам, старые отбросы. Я запрячусь в самую отдаленную мы¬
шиную норку и постараюсь иметь возможно меньше дела со всем
этим сбродом. В революцию в Германии я больше не верю; оте¬
чество существует для меня только для тою, чтобы пить ею де¬
шевое мозельское вино и делать его мишенью для моих плохих
острот. Был бы я здоровым мужиком, я б немедленно уехал за
Атлантический океан...» Считая немецких коммунистов глупцами,
играющими в революцию, он потерял всякую надежду на лучшее
будущее; отсюда его беспокойная, нервная, скучнейшая жизнь, до
самой ею смерти. «Но в чем загадка этого моего беспокойства и
11 Георг Веерт.
147

Того, что я не могу гг десяти минут усидеть спокойно на месте?
Виновата в этом революция! Революция лишила меня окончательно
покоя и веселости». Крах революции произвел в нем «надрыв», от
которого он уже не оправился: его беззаботный оптимизм, его
непоколебимая вера в революцию были разрушены. Единственный
светлый пункт в псслереволюцгошшгй период его жизни — это друж¬
ба с Марксом и Энгельсом. К ним он заезжал каждый раз, когда к
гому представлялся случай; с ними он вспоминал старые битвы, го¬
ды «Новой рейнской газеты». Но по своим политическим воззрениям,
по крайней мере в организационной части, он все больше отходил
от Союза коммунистов. Как видно из немногочисленных заметок
его дневника, он даже удивился, когда эмиссары Союза и его коми¬
тет в Кёльне были арестованы в 1851 году, и не мог себе предста¬
вить, в какой связи это случилось. Он и знать ничего не хотел о
политике, и в то время, как его бывших товарищей по партии
арестовывали и предавали суду, он обленивался юмористическими
письмами с Лаесалем. «После всех этих событий,— пишет он,—я
радуюсь тому, что в свое время был изгнан из Кёльна и таким
образом прекратил сношения со многими моими друзьями: может-
быть, это опять навлекло бы на меня несчастье». Из этих слов
можно было бы заключить^ что Веерт стал уже настоящим фили¬
стером и боялся всякой революционной деятельности. Это не совсем
так; но он определенно не хотел иметь ничего общего с революци¬
онерами, которых Маркс и Энгельс ругали не меньше его, но
которым: они все же считали своим долгом оказывать помощь,
пытаясь добиться их освобождения. Маркс и Энгельс доставали
всякие документы, компрометирующие прусский юнкерский суд и
его представителей, и разными путями переправляли эти бумаги
в распоряжение защиты. Для этой «почты» были мобилизованы
все свободные члены Союза, и ни один из близких партии людей,
кроме Веерта, не отказывался от подобных поручений. Но, когда
Маркс попросил Энгельса послать документы в Кёльн через Веерта,
Энгельс ответил ему в письме от 27 октября 1851.года: «Веерт был
здесь в субботу и воскресенье; он еще остановится на некоторое
время в Брэдфорде, и поэтому ке может взять с собой туда ника¬
кого письма; он, между прочим, отказывается это сделать ввиду
того, что условия в Германии сейчас таковы, что по малейшему по¬
воду рискуешь быть арестованным: безо всяких церемоний, а у него
нет никакой охоты каким бы то ни было образом оказаться заме¬
шанным в дело Союза. В сущности за это на него нельзя обижаться.
Он все же берется обеспечить мне доставку письма к Гаупту и
требует лишь, чтоб его оставили совершенно в стороне от всего
этого дела». Некоторые услуги партии он в это время все же еще
оказывал: так, при помощи торговых и родственных связей в Гам¬
бурге и Берлине он помог разоблачить двух провокаторов: Гаупта,
выдавшего членов Союза в Гамбурге, и венгерского эмигранта
148

Бамия, выманившего у Маркса и Энгельса под предлогом посред¬
ничества между ними н одним берлинским издателем — рукопись
о «Великих людях эмиграции».
Это желание совершенно уйпг ог политики видно из одного
письма к Марксу (ог 26 октября 1852 года) после известия о том,
будто бы прокурор в кёльнском процессе коммунистов назвал
Веерта членам центрального комитета Союза. «Кажется, в дей¬
ствительности,— пишет Веерт,—хотят отплатить мне той же мо¬
нетой за плохие остроты моей молодости. Но я не допущу этих
шуток добрых старых друзей, ибо с тех пор, как «Дрезденская
газета», выпустила в свое время манифест, в котором говорилось
о кантонах и тому подобных вещах, я уже из стилистических со¬
ображений не могу согласиться на то, чтобы суд позволял себе
такие в высшей степени необоснованные оскорбления. Кто же
тогда написал ужасный манифест или обращение? В нем было
что-то от кроткого Генриха Ч Действительно, с тех пор, как я
его прочел, я снова уверовал в святость частной собственности: на
будущую тысячу лет. Тем не менее я от души желаю оправдания
кёльнских обвиняемых». Хотя Маркс и Энгельс неоднократно выра¬
жались не менее резко о некоторых коммунистах, замешанных в этом
процессе, но у Веерта совершенно недвусмысленно проскальзывают
стремления окончательно порвать со старым движением.
Отходя все дальше от сшей партии, Веерт отходил в то же
время и ог пролетарской поэзии; но опять лишь в том смысле,
что он уже не был «способен» к творчеству, что и здесь крах рево¬
люции «надломил» его. Сколько он ни брался за новые поэтиче¬
ские сюжеты, ничего не выходило. Еще в тюрьме весною 1850 года
он задумал написать что-нибудь, а после своего освобождения
сообщает Марксу: «Я принимаюсь сейчас за работу и надеюсь
в скором времени что-нибудь состряпать». Но когда он познакомился
с людьми, редактировавшими тогда орган, претендовавший заме¬
нить собою закрытую «Нозую рейнскую газету», он ужаснулся — ибо
«Западно-германская газета» только и делала, что писала о Кинкеле!
Писать, чтобы стать мучеником свободы из-за «Рыжего Беккера»!
И он шутя объявил своим бывшим партийным друзьям, просив¬
шим о сотрудничестве, что он переходит в лагерь консерваторов.
Веерт не забросил совершенно литературной работы; он за¬
мышлял грандиозный роман из жизни немецкой торговой буржуа¬
зии. Когда служба, отнимавшая у него почти все время, оставляла
ему немного досуга, он готовился к этому роману в Гамбурге,
делая выписки из научных и литературных трудов по истории
и развитию немецкого бюргерства. Но дальше сырого материала
работа не подвинулась.
Маркс, Энгельс и другие старые партийные товарищи неодно¬
1 Генрих Бюргере.
11*
149

кратно обращались к нему с просьбами написать чего-нибудь для
вновь проектируемых журналов. В ответ на подобное письмо Маркса
Веерт пишет 28 апреля 1851 года из Гамбурга (это письмо вскры¬
вает также I многое в послереволюционной идеологии Веерта):
«Я за последнее время написал много всякой всячины, но ничего
не довел до конца, ибо я не вижу никакой цели в писательстве.
Когда ты пишешь что-нибудь о политической экономки, это имеет
смысл, но я? Отпускать убогие остроты и плоские шутки, чтобы
вызвать идиотскую улыбку у отечественных дуралеев,— поистине
я не знаю ничего более мерзкого! Моя писательская деятельность
окончательно погибла вместе с «Новой рейнской газетой». Я дол¬
жен сознаться: как бы мне ни было жаль бесполезно потерянных
трех последних лет, все же я очень радуюсь при мысли о нашей
кёльнской резиденции. Мы себя не скомпрометировали, это самое
главное! Со времени Фридриха Великого никто так не третировал
немецкий народ, как «Новая рейнская газета». Я не говорю, что
это моя заслуга, да я при этом был. Итак, я испытываю весьма
аристократическое отвращение, когда мне снова приходится браться
за перо. Мне напасть на Кинкеля? Почему? Этот невинный чело¬
век вместе со всей лондонской кликой шжогда никому не причинит
вреда... Оставим поэтому вопрос о моем участии в новой газете
до тех пор, пока я с тобой снова не увижусь в Лондоне». После
таких писем Веерта М{фкс обычно сообщает Энгельсу: «Ты знаешь
нашего друга Веерта. Ему все быстро приедается, и скорее всего,
когда он находится в мещанской уютной обстановке».
Выступление в печати против Кинкеля Маркс и Энгельс считали
тогда сугубо важным и партийным делом. Кинкель, освобожденный
осенью 1850 года своими друзьями из каторжной тюрьмы, высту¬
пал в кругу эмиграции в Лондоне, выдавая себя за жертву реакции.
Скоро он устроил поездку в Америку для сбора денег на финанси¬
рование новой революции. Все это путешествие сопровождалось
такой отвратительной рекламой, что настоящие революционеры
с омерзением отвернулись от Кинкеля. И вот, когда в январе
1852 года старый друг Маркса М. Вейдемейер основал* в Нью-
Йорке журнал для коммунистической пропаганды и попросил Фрей¬
лиграта прислать ему свои вещи, то этот последний, вместо Веерта,
написал два стихотворения против Кинкеля.
В одном из них Фрейлиграт описывает путешествие Югнкеля
таким образом:
Позт германский, как ты здесь некстати.
Пусть в лексикон Брокгауза ты попал,
Пусть Коттой издан в маленьком формате,
Пусть даже, кг к альбомы, украшал
Олтами стены, сидя в каземате,—
Здесь все же верный ждет тебя провал.
Спеши же в Висконсин: ведь нет вопрося,
Что там вздохнешь ты после Чарипг Кросса.
15П

Есть впрочем выход: лить на Вавилон
Дождем статьи, заметки и посланья,
Присвоить голосу смиренный тон,
Чтоб в прессе заслужить упоминанье,
В себе использовать со всех сторон
Способности к искусству пресмыканьи,
Чтоб, наконец, увидеть свой портрет
В ка'кой'нибудь из праздничных газет,
(П ср. О. Б. Р у м е р а.)
Стихи против Кинкеля были последними отзвуками громовых
раскатов 1848 —1849 гг. Маркс и Энгельс хотели было организовать
еще раз орган партии, использовав для этого журнал Вейдемейера
«Революция», в котором, кроме стихотворений Фрейлиграта, было
напечатано лишь еще «Восемнадцатое Брюмера Луи Бонапарта»
Маркса, после чего журнал закрылся. Вейдемейеру, но еще больше
Марксу и Энгельсу, привлекавшим к сотрудничеству в журнале всех
своих партийных товарищей в эмиграции, в особенности хотелось
получить фельетоны от Веерта. В письме от 22 января
1852 года Энгельс пишет Марксу: «Веерт на будущей неделе тоже
даст что-нибудь для Вейдемейера, на этой неделе он не может...
у нею опять припадок нетерпения, и он сидит как на горячих
углях». Но Маркс, увидевши его в Лондоне, отвечает 4 февраля:
«Веерт, как всегда, был чрезвычайно недоволен своей судьбой...
сдер'Жит ли он сбое слово и не забудет ли он о Вейдемейере?»
Веерт, действительно, ничего не написал для «Революции».
Обстоятельства сложились так, что гтоэтом партии до ликви¬
дации Союза коммунистов в 1852 году остался, как это ни странно,
не Веерт, а Фрейлиграт. Подобно Веерту, и он ничего не гшеал
в 1849 — 1850 гг. В это время живя в Дюссельдорфе, он; приготовлял
к печати сборник своих стихотворений, написанных еще в начале
40-х гг., и издал его под заглавием «Среди снопов», а некоторое
время спустя выпустил и первый том «Новых политических и со¬
циальных стихотворений». Во второй половине 1850 года им было
написано еще несколько стихотворений, в числе их «Калифорния»
и «Битва у березы», которые ни в чем не уступают стихотворениям
1848 года. В первом поэт развивает мысль Маркса о последствиях
открытия золотых россыпей в Калифорнии, высказанную им в
статье, помещенной во второй книге «Новорейнского обозрения».
Еще ценнее второе стихотворение, «Битва у березы». Оно состоит
из двух частей: в первой, набросанной поэтом еще в 1829 юду,
повествуется, как юноша сидит на опушке леса и переводит «Ма¬
зепу», et во второй разработано сказание о битве у березы; к этому
юноше цодходит пастух и рассказывает ему, как он уже три раза
видел приближающийся решительный бой; и теперь, когда он
говорит, он опять видит перед собою битву: сражаются две вра¬
ждебные армии — свободное союзное войско народов Запада, фран¬
цузов и немцев, против войск реакции, пруссаков и русских. Это
151

стихотворение создалось под непосредственным влиянием статьи
Маркса в «Новой рейнской газете» от 24 июня 1848 года, где эта
мысль ярко выражена. Вначале 1851 года Фрейлиграт приготовил
к печати второй том своих «Новых политических и социальных
стихотворений» и, предвидя грозящий ему новый судебный процесс,
переехал в мае в Лондон. На прощанье он написал свою «Рево¬
люцию», этот восторженный гимн социальной революции, которая
никогда и нигде не умирает. Это одно из лучших революционных
немецких стихотворений того времени нужно считать последней
вспышкой революционной поэзии, надолго заглушенной реакцией.
«Революция» говорит:
...Я есмь, была и буду я всегда!
С мечом, сверкающим в руке, приду весь мир.освободить!
Вы только видите меня в могилах, в тюрьмах и цепях!
Гонимой видите меня, изгнанницей в чужих углах!
Слепцы, вы гоните меня,—ужели думаете вы,
Что можете меня изгнать из сердца и из головы?
Ведь те, кто горды и смелы, и человечны,— те дают
В своей душе, тайком от вас, убежище мне и приют.
Я в каждой хижине живу, живу я в каждой мастерской!
Все человечество сейчас свободы жаждет, дышит мной!
Всегда я буду, и пройду перед народами опять!
И на коронах бу^у я, на ваших головах стоять!
То не угроза, не хвальба — таков истории закон!
И будет жарко, а сейчас ты веешь стужей, Вавилон!
(Пер. М. Зенкевич а.)
Всю жизнь после революции Веерт страдал от глубокой раз¬
двоенности: в нем боролись революционер и мелкобуржуазный
интеллигент-индивидуалист. Он тосковал по революции, испытывая
в то же время отвращение к коммунистам в Германии, которых
он презирал за то, что они не были гениальными революционерами,
делали ошибки или превратились в своей личной жизни в мещан.
Подобно Фрейлиграту, и Веерт после революции вдруг начал оце¬
нивать революционное дедо в зависимости от личных качеств его
представителей. «Все они толстеют, все они женятся», — пишет он
о рейнских коммунистах в 1852 году. И ему неоднократно предла¬
гали «прекрасные партии», дочерей крупных 'буржуа, но, —* пишет
он Марксу,— «я слишком стар, чтоб сделаться филистером». По¬
ложение революции с каждым годом все ухудшалось, и Веерт
сделался отъявленным пессимистом. Насколько хорошо он все же
разбирался в отечественных экономических вопросах, свидетель¬
ствует ею оценка немецкой литературы начала 50-х гг., когда
бюргерствЪ заключило компромисс с реакцией и литературное про¬
изведение считалось тем выше в художественном отношении, чем
дальше оно стояло от политики и вообще вопросов дня. В одном
письме к Энгельсу (1851) он пишет: «Доминируют поэты среднего
качества: Адольф Штар, Гейбель, Хаклэндер, Кинкель, Ханеншильд.
И в Берлине появляются новые парни, ГТутлиц и подобные скоты,
152

с журчаньем ручейков, выдерживающих несколько изданий в две
недели. Литераторам снова повезло, нет лучшего, гешефта, как
писать любовные песни и печатать их под графским именем».
Из этих пессимистических настроений Веерт нашел выход в
своеобразном возвращении к идеалам своих юных лет к роман¬
тической экзотике. Начиная с 1851 года, он очень редко при¬
езжает в Германию, почти постоянно путешествуя, как агент тор¬
говой фирмы, по Испании, Вест-Индии и Южной Америке. Его
жизнерадостный характер, быощая через край веселость, его
крупный поэтический талант находят с этого времени выражение
в путевых карт и н а х, — полных жизни и юмора, — набросан¬
ных в многочисленных и длинных письмах к родственникам и
Марксу и Энгельсу. Вышеупомянутый пессимизм и скука овладевают
нм лишь тогда, когда он на короткое время возвращается в Англию
или Германию. Эти письма—настоящие художественные произ¬
ведения. Опять воскресают старые фрсйлнгратовскне экзотические
мотивы, опять немецкая поэзия стремится вдаль, в тропические
леса Амазонки, горы Кордильер и на Вест-Индские острова.
В письмах опять подробнейшие описания природы, экзотических
растений, животных, и т. п. Но в то же время «романтизм» уже
все-таки не тот: во-первых, Веерт прошел школу марксиста и
пролетарского поэта, и поэтому его романтические описания нося г
очень часто отпечаток социальный и политический. Изо¬
бражая, напр., народную жизнь испанцев, Веерт на каждом шагу
вставляет политически-сатирическне, экоиомически-социальные за¬
мечания.
Отношение самого Веерта к своему творчеству тоже во многом
отличалось "от обычного у поэтов. Энгельс рассказывает: «Раз
написав свои рассказы, он делался к ним совершенно равнодуш¬
ным. Послав с них копию Марксу или мне, он бросая их, и часто
стоило большого труда убедить его отдать их в печать». То же
самое происходило и с его письмами, которые вообще, конечно,
не предназначались к опубликованию. Но каждый раз при приезде
своем в Европу он, при встречах с друзьями, рассказыват о своих
впечатлениях так живо и с таким энтузиазмом, что Маркс в одном
письме замечает, что Веерт сейчас уже не пишет фельетонов, но
зато рассказывает их. Друг Веерта в Берлине, Франц Дункер, из¬
вестный либеральный издатель «Народной газеты», неоднократно
просил его давать что-нибудь для фельетона этой газеты; но писал
ли юн для нее, неизвестно.
Из всех своих прежних партийных друзей Веерт до конца
своей жизни оставался верным составу редакции «Новой рейнской
газеты», то есть Марксу, Энгельсу, Фрейлпграту и В. Вольфу.
Но в 50-х гг. отношение к ним Веерта, как .мы отчасти уже. видели,
носило скорей характер уважения к таланту и личным качествам
этих лиц, чем партийного расположения. Разве только к Марксу

он относился неизменно дружески. Так, Маркс пишет 3 декабря
1852 года Энгельсу, что Веерт был у него: «После того, как я
устроил ему небольшую головомойку, он опять нашел верный тон
и сделался опять старым "Веертом. Я нахожу, что он чертовски
омещанился и слишком серъезно принимает свою карьеру». В та¬
ких случаях Энгельс всегда принимал сторону нашего поэта. Но
о том, что Веерт к концу своей жизни ^уже не был «старым» Ве¬
ертом, свидетельствуют его любовные письма к Бетти Тендеринг,
сестре жены Франца Дункера, Лины Дункер, в ‘Берлине. Веерт
умер холостяком, но за несколько лет до смерти он влюбился в
известную в немецких литературных кругах *40-х и 50-х гг. Бетти
Тендеринг, выведенную Готфридом Келлером в «Зеленом Генрихе*
в виде Дортхен Шенфунд, а в «Pankraz der Schmoller» под именем
Лидии. Бетти олицетворяла для Веерта старый мир, который он
ненавидел к к которому ею влекло. Несколько выдержек из боль¬
шою письма к ней от 2 октября 1855 года дают нам ключ к
настоящему пониманию послересолюционного Веерта. Он пишет:
«Стар'ый мир мне опротивел. Все мои первоначальные усилия создать
что-нибудь в области литературы, политики, торговли не привели
ни к чему, и самое скверное то, что у меня были основания
презирать своих самых лучших друзей: раньше или позже, но я
всех их уличил в маленькой или большой подлости; за немногими
очень благородными исключениями все они превратились в мошен¬
ников или филистеров. Тогда я отправился в "Вест-Индию, и тут
меня в первый раз в моей жизни ожидала совершенная удача. 'Я
благодарен судьбе; я возвращаюсь в Вест-Индию. Материальное
благосостояние мне настоятельно необходимо, а мое сердце наслаж¬
дается величественной природой, звездным небом тропиков. Не¬
смотря на это, тысячи корней привязывают меня к земле, от
которой я бегу. Ты знаешь, что, ж:ивя в новом мире, я буду думать
только о старом. Я не знаю, как это можно что-либо любить и
все же ненавидеть, но это противоречие — факт, и я крепко цепля¬
юсь за нею, ибо я должен иметь что-нибудь, что бы я уважал,
что бы я любил, за что бы я жертвовал собою. В твоем лице,
в моей любви и iTjeöe, воплотилось это обожание старого мира.
Ты для меня загадка, сфинкс старого мира, язычество и христиан¬
ство, история прошлого и пламенное наслаждение вечно-прекрасным.
Я боюсь и я люблю тебя в одно и то же время и не могу уйти
от себя...» Тут в этих интимных письмах, очень ярко выявляется
вся двойственность психологии и мировоззрения Веерта после
революции. Из этих же писем мы узнаем и о дальнейших его пла¬
нах. «Я думаю, — пишет он, — что мне удастся в течение десяти
лет составить состояние и затем вернуться в Европу. М тогда
снова займусь первым увлечением своей молодости, литературой;
я чувствую, что останусь умственно свеж до самой смерти; я всегда
буду любить и ненавидеть, вся моя натура антифилисгерская, ц
154

в возрасте, когда писатели обыкновенно выдыхаются, я появлюсь
на сцене и с успехом, я знаю это. Таковы мои непоколебимые
планы».
Каким писателем стал бы Веерт через десять лег, в 1865 году,
в самый разгар организации нового немецкого рабочего движения?
Примирился ли бы он, как Фрейлиграт, с новой бисмарковской
немецкой действительностью или же стал бы поэтом революционной
социал-демократии? Сделался ли бы он патриотом, как многие
рывшие немецкие революционеры-эмигранты, и восклицал ли бы
ш в 1870/71 г., вместе с Фрейлигратом: «Ура, Германия!» — или
>fce он сочинил бы более совершенную поэму о Коммуне, чем это
было сделано скромными рабочими певцами? Трудно предсказать,
^акая сторона двойственной послереволюционной идеологии Ве¬
ерта перевесила бы. Некоторые тенденции его незадолго до смерти
Указывают на сочувствие его Фрейли грату; но, с другой стороны,
fcce мировоззрение Веерта, все его прошлое поэтическое творче¬
ство и политическая деятельность и, прежде всего, его глубокое
знание общественно-экономических двигателей исторического разви¬
тия так сильно и выгодно отличали его от Фрейлиграта, что его
развитие при благоприятных условиях и под непосредственным
'воздействием на него Маркса и Энгельса могло "бы пойти по совер¬
шенно иному пути. Всем этим литературным планам ‘Веерта не
суждено было, однако, осуществиться.
Любовь к Бетти кончилась неудачно; она не могла освободиться
от старого мировоззрения. Веерт опять уехал в Вест-Индию и,
как пишет Энгельс, «не мог отказать себе в удовольствии повидать
разок настоящий прообраз Луи Наполеона III, негритянского царька
Сулука в Гайтн». О последовавшей вскоре вслед за" этим катастрофе
Маркс узнал уже из письма старого друга и соратника своего по
«Яовой рейнской газете», В. Вольфа, из Манчестера от "28 августа
1856 года. Вольф сообщает: «Веерт очень живо описывает в своем
письме, датированном из Томаса и Сент-Яго-де-Куба, как он ведет
жизнь под тропиками. Ему так нравится в жарком климате, чю
он никогда больше не вернется в Европу, как он выражается в
одном месте письма. К сожалению, это пожелание исполнилось
очень criopo и в ином смысле, чем предполагал наш веселый друг.
Во время одной поездки... у Веерта были неприятности с каран¬
тинными властями, и во время путешествия он схватил лихорадку,
которую привез с собой в Гаванну. Он слег, к этому присоединилось
воспаление мозга, и 30 июля наш Веерт умер в Гаванне!»
Смерть старого друга и партийного товарища поразила нахо¬
дившийся в эмиграции «редакционный штаб» «Новой рейнской га¬
зеты». «Известие о смерти, — пишет Маркс в письме к Энгельсу
22 сентября 1856 года,—страшно огорчило меня. 'Не хотелось
поверить этому. Фрейлиграт писал мне уже о некрологе. 'Но,
право, я не вижу в Германии ни одной подходящей газеты. 1Един-
155

ствешюе, что пока возможно, это, пожалуй, некролог в «Трубуне»,
пока 'Время не позволит сделать лучше и больше». (Насколькбнам,
однако, ’известно, ни из намерения Маркса написать статыЬ. об
умершем поэте партии в «Нью-йоркской трибуне», европейски^
корреспондентом которой он тогда состоял, ни из стараний 9if
гельса поместить некролог в берлинской «Народной газете» mif
чего не вышло. Если не считать одной или двух заметок в темей.11
кой .провинциальной прессе, смерть самого выдающегося поэта рабо-
чего класса Германии в первой половине девятнадцатого века пру-
Шв незаметно.
Веерт умер в период европейской реакции, в период сумерек
рабочего движения. Но через год наступил экономический мировси
кризис капитализма, а спустя несколько лет началось движение зи
национальное объединение Германии и Италии. В начале 60-х га
оформившийся в период подъема промышленности европейский
рабочий класс создал новые свои организационные формы, а уже
в 1864 году Маркс мог выработать устав для международной ассо¬
циации рабочих — Первого интернационала. На улицы промьшь-
ленных центров Германии железной поступью вышли пролетарский,
батальоны, выделившие новых рабочих-певцов, создавшие боевые;
революционные гимны 60—80-х гг. Но они не умалили значений
творчества рабочих в первой половине XIX века. Оно было так/
же необходимо для дальнейшего развития пролетарской поэ/
‘зии в Германии, как необходима была в эволюции германского'
рабочего движения первая международная пролетарская пар¬
тия— Союз коммунистов, признанным певцом которой был Веерт.
Поэзия Веерта сыграла , огромную историческую роль, она явилась
выражением в области литературы созревшего классового созна¬
ния немецкого пролетариата, и уже одно это дает ей право на
выдающееся' место в не написанной еще истории литературы ра¬
бочего класса.

УКАЗАТЕЛЬ ЛИТЕРАТУРЫ
/. ГАЗЕТЫ И ЖУРНАЛЫ
Allgemeine Deutsche Arbeiter-Zeitung, gegründet
u. hrsg. im Auftrag des ersten Arbeiter-Congresses zu Frankfurt a/M. Red.
von M. Nagels. Frankfurt a/M. 1849.
Allgemeines Deutsches Gewerbe-Blatt, gegrün¬
det und redigiert im Aufträge des ersten deutschen Handwerker u. Gewerbe-
Congresses zu Frankfurt a/M., von G. Schirges. Darmstadt, Pabst, 1848.
Blätter der Gegenwart für soziales Leben.
Red. v. Wilh. Marr. Lausanne, 1844—1845.
(Der) Bote aus dem Katzbachtale, gegr. von Rud. Mat¬
thäi. Liegnitz, 1845—1846. Fortges. als «Volksspiegel», Breslau, von F. Boh¬
rend, 1847—1848.
Deutsch- Französische Jahrbücher. Hrsg. von Ar¬
nold Rüge und Karl Marx. Lieferung 1—2. Paris, 1844.
Deutsche Arbeiter-Zeitung. Verantw. Redakteure: Dr.
R. Lubarsch, Theophil Bittkow. Berlin, 1848 (No 1—3?).
Deutsche Brüsseler Zeitung, red. von A. Born-
stedt. Brüssel, 1847—1848.
Deutsches Bürgerbuch für 1845. Hrsg. von Herrn. Pütt¬
mann. Darmstadt, Leske, 1845.
Einundzwanzig Bogen aus der Schweiz. Hrsg.
von G. Herwegh. Zürich und Winterthur, 1843.
(Der) Freischärler, von Louise Aston. Berlin (vom 1. Nov. —
IG. Dez. 1848).
Gesellschaftsspicgol, hrsg. von Moses Hess. Jg. 1—11.
Elberfeld, 1845—1846.
Hülferuf der deutschen Jugend, von Willi. Weit¬
ling. Genf, 1841. Fortges. als «D i e junge Generation», Bern, Vi-
vis, Langenthal, 1842—1843.
Kölnische Zeitung. Köln, 1842—1848.
Neue Rheinische Zeitung. Red. von Karl Marx. Köln,
I.	Juni 1848—19. Mai 1849.
Northern Star. 1839—1852.
(Die) Opposition, hrsg. von Karl Heinzen. Mannheim, Hoff,
1846.
Plänkler, 1846.
Prometheus. Hrsg. von Herrn. Püttmann. Herisau, 1846.
Prometheus. Eine Wochenschrift für die Arbeiter und das Volk
überhaupt. Hrsg. unter Mitwirkung der Herrn Reuss und Schwenninger von
C.	Gangloff. Leipzig, 1850.
(Die) Republik der Arbeiter. Redaktion und Verlag
Wilh. Weitling. New York, 1850—1855.
157

Rheinische Jahrbücher für die soziale Re¬
form. Hrsg. von Herrn. Püttmann. Jg. 1—2. Darmstadt, Leske, 1845—
1846.
Rheinische Zeitung für Politik, Handel und Gewerbe.
Köln, 1842—1843.
Rheinisches Echo. Sonntagsblatt zur Westdeutschen Zeitung.
Köln, 1849.
(Der) Urwähler. Eine Wochenschrift, red. von Wilh. Weitling.
Berlin, 1848 (nur 7 No. No. erschienen).
Veilchen. Zeitschrift für harmlose Kritik. Leipzig, 1846—1847.
(Die) Verbrüderung. Correspondenzblatt aller deutschen Arbei¬
ter, hrsg. vom Centralcomite für die deutschen Arbeiter. Red. vom Schrift¬
setzer Born. Leipzig, 1848—1850.
(Das) Volk. Organ des Central-Komites für Arbeiter. Eine sozial¬
politische Zeitschrift. Hrsg. von Schriftsetzer Born. Berlin, 1848 (No. 1—33
vom 25. Mai — 29. Aug. 1848).
(Der) Volksfreund. Zwangloses Flugblatt. Hrsg. von einer An¬
zahl Volksfreunde, red. von Gustav Adolph Schloeffel. Berlin, 1848.
Vorwärts (von H. Börnstein.) Paris, Jan.-Dez. 1844.
(Die) Werkstatt. Eine Monatsschrift für Handwerker. Red. Georg
Schirges. Hamburg, 1845—1847.
Zeitung des Arbeitervereines zu Köln. Hrsg
unter Verantwortlichkeit des Vorsitzenden. Köln, 1848 (No. 1—39). Fortge.
setzt als «F r e i h e i t, Brüderlichkeit, Arbeit» 1848—49, No.
1—25). Fortges. als: «Freiheit, Arbeit» (1849, No. 1—32).
2.	СБОРНИКИ ПОЛИТИЧЕСКОЙ И СОЦИАЛЬНОЙ ПОЭЗИИ, АЛЬ¬
МАНАХИ И ЕЖЕГОДНИКИ
Album. Originalpoesien von George Weerth, N... h...s, Fricdr. Sass,
H. Semmig usw. und dem Herausgeber H. Püttmann. Borna, A. Reiche,
1847.
Fr. В e n ö h r, Die politische Dichtung aus und für Schleswig-Holstein
in den Jahren 1840—1864. Schleswig, 1911.
Demokratisches Album. Hrsg. von mehreren deutschen
Schriftstellern. Herisau, 1848.
Demokratisches Taschenbuch für 1849. Berlin.
Deutscher Musenalmanach für 1829—1841. Hrsg. von
A.	v. Chamisso und G. Schwab. Leipzig, Weidmann.
Deutsches Taschenbuch. Jg. 1—2. Zürich und Winterthur,
Literar. Comptoir, 1845—1846.
‘ Freiheitsklänge. Eine Sammlung politischer Gedichte der
vorzüglichsten Dichter des deutschen Volkes. Berlin, Simion, 1850.
Historisches Taschenbuch, hrsg. von Rob. Prutz. Han¬
nover, 1847.
Jahrbuch für Kunst und Poesie. Hrsg. von Ludwig
Wihl. Barmen, Langewiesche, 1843.
Königsberger politisches Taschenbuch für 1846
und 1847, von Friedr. Crüger.
Liederbuch für Handwerker-Vereine. 2. verm.
Aufl., hrsg. von dem Berliner Handwerker-Verein. Berlin. 1848.
Musenalmanach. 1843. Mit Beiträgen von 150 deutschen Dich¬
tern. Hrsg. von Friedrich Steinmann. Leipzig, Fleischer, 1843.
Niederrheinisches Jahrbuch, hrsg. von L. Lersch.
Bonn, 1843.
Norddeutsches Jahrbuch für Poesie und Prosa... hrsg.
von Heinrich Pröhle. 1847. Merseburg, Garcke.
158

Chr. Petzet, Die Blütezeit der deutschen politischen Lyrik von
1840—18o0. München, 1903.
Renegaten - und Comniunisten-Lieder, Dresden.
1844.
Republikanische Lieder und Gedichte. Teil
1—2. Kassel, 1851.
Rheinisches Jahrbuch. Hrsg. von F. Freiligrath und
K. Simrock. Köln, 1840.
Rheinisches Jahrbuch, Hrsg. von Lewin-Schücking. Köln,
1846.
Rheinisches Odeon. Hrsg. von J. Hub und A. Schnezler.
Düsseldorf, 1837—1839.
Stimmen aus der Gegenwart. Eisenberg, 1845.
Vom Rhein. Hrsg. von G. Kinkel. Essen, 1847.
Von unten auf. Das Buch der Freiheit. Gesammelt und gestal¬
tet von Franz Diederich. Bearbeitet und ergänzt von Anna Siemsen. Dres¬
den, Kaden. 1928.
Vorwärts. Eine Sammlung von Gedichten für das arbeitende Volk.
Zürich, 1886.
3.	ПРОИЗВЕДЕНИЯ ОТДЕЛЬНЫХ ПОЛИТИЧЕСКИХ И СОЦИАЛЬ¬
НЫХ ПОЭТОВ
Louise Aston- Meier. Wilde Rosen. 12 Gedichte. Berlin.
1846.
Louise Aston -Meie r. Freischärler-Reminiszenzen. 12. Ge¬
dichte. Leipzig, Weller, 1850.
Karl Isidor Beck. Gesammelte Gedichte, 1844.
Karl Isidor Beck. Lieder vom armen Mann. 1846.
Andreas Dietsch. Das tausendjährige Reich. Hamburg,
1843.
Franz Dingelstedt. Lieder eines kosmopolitischen Nacht¬
wächters. Hamburg, 1842.
Ernst Dronke. Armesünderstimmen. Altenburg, Helbig, 1846.
Ernst Dronke. Aus dem Volke. Frankfurt a/M., 1846.
Ferdinand Freiligrath. Gesammelte Dichtungen. 5. Aufl.
Bd. 1—6. Stuttgart, Göschen, 1866.
Z. F u n с k. Klänge aus der Zeit. Hervorgerufen durch die neuesten
politischen Ereignisse. 2 Aufl. Erlangen, Palm. 1841.
Anastasius Grüns Werke in sechs Teilen. Hrsg. von Ed. Ca¬
stle. Berlin etc. Bong, 1909.
Guerillakrieg. Versprengte Lieder. Belle-Vue, 1845.
Moritz Hartmann. Kelch und Schwert. Leipzig, 1845.
, Moritz	Hartmann. Neuere Gedichte. 1847.
* Moritz	Hartmann. Reimchronik des Pfaffen Mauritius.	1849.
^ Heinrich Heines Sämtliche Werke. Bd. 1—10 und Register!
Leipzig, Insel-Verlag, 1911—1920.
Herweghs Werke in drei Teilen. Hrsg. von Hermann Tardel.
Berlin etc. Bong, o. J.
Hoffmann von Fallersleben. — Ausgewählte Werke
in vier Bänden	hrsg. von Hans Benzmann. Leipzig, Hesse, o. J.
The works	of Thomas Hood. Comic and sericus,	in	prose'	and
verse. Vol. 1—7. London, 1862—1863.
Immermanns Werke. Auswahl in sechs Teilen... hrsg. von
Werner Deetjen. Berlin, Bong o. J.
Gottfried Kinkel. Gedichte. Stuttgart, 1843.
Gottfried Kinkel. Ott? der Schütz. 1846.

Otto L ii n i n g. Dies Buch gehört dem Volke. Bielefeld, 1844.
Otto Lüning.	Gedichte.	Schaffhausen, 1344.
Wilhelm M a r r. Freie Trabanten. 1842.
Wilhelm Marr. Pillen. 1845.
Fried r. Wilh.	Germ.	Mäurer. Verschmähte	Blätter	und
Blüten. 1842.
Friedr. Wilh.	Germ.	Mäurer. Das Weltdrama.	1844.
Alfred Meissner. Gedichte. Leipzig, 1845.
Alfred Meissner. Ziska. 1846.
W oll f g a n g	jyi ü 11 e r	aus	Königswinter. Junge	Lieder.	Düssel¬
dorf, 1841.
Wolfgang Müller. Romanzen und Balladen. 1841.
Wolfgang	Müller.	Bruderschaftslieder eines rheinischen	Poe¬
ten. Darmstadt, 1846.
Wolfgang	Müller.	Ode	der Gegenwart. 1848.
G.	R. N e u h a u s. Gedichte.	Leipzig, O. Wigand,	1856.
Theodor *Oe Ickers. Gedichte. Leipzig, O. Klemm, 1847.
Louise Otto-Peters. Westwärts. Lieder. Meissen, 1849.
Louise Otto-Peters. Lieder eines deutschen Mädchens.
Meissen, 1847.
Louise Otto-Peters. Schloss und Fabrik.
Ludwig Pfau. Gedichte. Frankfurt a/M., 1847.
Ludwig Pfau. Stimme der Zeit. Heilbronn, 1849.
Robert Prutz. Gedichte. Leipzig, 1841.
Robert Prutz. Neue Sammlung. Zürich und Winterthur, 1843.
Robert Prutz. Neue Gedichte. Mannheim, 1849.
Hermann Püttmann. Soziale Gedichte. Belle-Vue, 1845.
Hermann Püttmann. Gedichte. Herisau, 1846.
Adolf Schirmer. Gedichte. Frankfurt, 1846.
Karl Schloenbach. Geschichte, Gegenwart, Gemüt, Gedichte.
Hamburg, 1847.
Karl Schnauffer. Neue Lieder für das deutsche Volk. Rhein-
felden. 1848.
Adolf Schults Gedichte. Magdeburg, 1848.
A d o.l-f Schults. Märzgesänge. Magdeburg, 1848.
Adolf Schults. Lieder aus Wisconsin. Magdeburg, 1848.
Adolf Schults. Gesammelte Gedichte. Elberfeld, 1851.
Ludwig Seeger. Der Sohn der Zeit. — 1843.,
(Ludwig Seeger und Aug. Becker). — Politisch
soziale Gedichte von Heinz und Kunz. 1844.
Adolf Strodtmann. Brutus, schläfst du? 1848.
Adolf Strodtmann. Rote Lieder; 4 Bd. 1850—1852.
Titus Ullrich. Das hohe Lied. Berlin, 1845.
Louis Vogler. Lieder des Zornes und der Liebe. Leipzig, C. Naum¬
burg, 1848.
Wilhelm Weitling. Kerkerp^esien. Hamburg, 1844.
4 КНИГИ ПО ИСТОРИИ И ЭКОНОМИКЕ ГЕРМАНИИ И ПО
ИСТОРИИ СОЦИАЛИЗМА И РАБОЧЕГО ДВИЖЕНИЯ Ьй ПОЛО¬
ВИНЫ XIX ВЕКА
Макс Бее р. История социализма в Англии. Перев. с нем.
М. Е. Ландау, с пред. Ф. А. Ротштейна. Ч. II. Л., 1924.
Louis Bertrand. Histoire de la dёmocratie et du socialisme en
Belgique depüis 1830. Pref. par E. Vanderwelde. Т. 1—2. Bruxelles, 1906.
Вжл ьгельм Блос. Германская революция. История движения
1848/4?Ггода в Германии. Перев. В. Базарова и И. Степанова. М. 1919.
160

W i I h. P r 1 с ci e n s b u r g. Stephä’i Born und die Organisätions-
bestrcbungen der Berliner Arbeiterschaft. Beiheft I zum «Grünberg-Archiv*.
Joseph Joesten. Kulturbilder aus dem Rheinland. Beiträge zur
Geschichte der geistigen und sozialen Bewegungen des 18. und 19. Jahrhun¬
derts am Rhein. Bonn, C. Georgi, 1902.
Hermann König. Die Rheinische Zeitung von 1842 —1843 in
ihrer Einstellung zur Kulturpolitik des Preussischen Staates. Münster i. W.,
1927.
David Ко igen. Zur Vorgeschichte des modernen philosophi¬
schen Sozialismus in Deutschland. Bern, 1901.
Laufenberg. Geschichte der Arbeiterbewegung in Hamburg, Altona
und Umgegend. Bd. 1. Hamburg, 1911.
K.	Маркс	и Ф. Энгельс. Сочинеиия. Т. II, III, IV, V, XXI
и XXII. М., Л., Госиздат, 1929.
К. Маркс и Ф. Энгельс. Коммунистический манифест.
М., Гиз, 1926.
К.	Маркс	li Ф.	Энгельс	в эпоху немецкой революции.
М., Гиз., 1926.
К.	Маркс	и Ф.	Энгельс.	Немецкий социапизм в стихах и
в прозе. («Под знаменем марксизма», № 7—8, 1927.)
К.	Маркс	иФ.	Энгельс.	Революция и контрреволюция в
Германии. М., Гиз., 1929.
Gustav Mayer. Die Anfänge des politischen Radikalismus im
vormärzlichen Preussen. In Zeitschrift für Politik, 1913, Heft I.
Franz Mehring. Aus dem literarischen Nachlass von Marx, En¬
gels und Lassalle. Bd. 1—3. Stuttgart, 1902.
Франц Мерин г. История германской социал-демократии. Пер.
М. Е. Ландау, с предисловием И. Степанова. Т. I—II. М., 1923.
Robert Prut z. Zehn Jahre. Geschichte der neuesten "Zeit 1840—
1850/Bdi. 1—2. Leipzig, Weber, 1850—1857.	~	"
Ф. A. P о T ui T e й и. Очерки по истории рабочего движения в Анг¬
лии. М., 1925.
Hermann Schlüter. Beiträge zur sozialen Geschichte des\Jahres
1848.? In «Neue Zeit», 1885.
Alex. S с h n e e r. Ueber die Not der Leineweber in Schlesien und
die Mittel ihr abzuhelfen. 1844.
Lewin Schitcking. Lebenserinnerungen. Bd. 1—2. Breslau,
Schottlaender, 1886.
Dr. Hans Stein. Der Kölner Arbeiterverein (1848/49). Ein Bei¬
trag zur Frühgeschichte des rheinischen Sozialismus. Köln, 1921.
Alfred Zimmermann. Blüte und Zerfall des Leinengewerbes
in Schlesien. Oldenburg, 1885.
5.	КНИГИ ПО ИСТОРИИ ЛИТЕРАТУРЫ 1-й ПОЛОВИНЫ XIX ВЕКА
Alexander Broeckcr. Die Wirkung der deutschen Revolu¬
tion auf die Dichtung der Zeit. (Diss. Köln, 1912).
Heinz Otto Burger. Schwäbische Romantik. Studie zur Charak¬
teristik des Uhlandkreises. Stuttgart, 1928.
W. D о h n. Ca; Jahr 1848 im deutschen Epos.rStuttgart, 1920.
Harald Feddersen. Das Feuilleton der sozialdemokratischen
Tagespresse Deutschlands von den Anfängen bis zum Jahre 1914. Leipzig
1922 (Maschinenschrift).
Herrn. Fischer. [Die schwäbische Literatur im 18. und 19. Jahr¬
hundert. Tübingen, 1911.
В. M. Ф p и ч e. Очерк развития западных литератур. 3-е перераЗотап-
ное издание. Из-во «Пролетарий», 1927.
161

В.	М. Ф р и ч с. Пролстарсгая поэзия. М. 101у.
Freiherr von Н е 1 f с г t. Der Wiener Parnass im Jahre 1818.
Wien., Manz, 1882.
Albert Herzog. Die neuere Literatur im Wupperthal. Biogra¬
phien und Charakteristiken. Barmen, Wieinann, 1888.
J. K. Kannengiesser. Die Sturmjahre 1848 und 1849 und die
politische Lyrik in Westphalen. Münster i^W., 1923.
Dr. Leon Kellner. Die englische Literatur der neuesten Zeit.
Von Dickens bis Shaw. Leipzig, Tauchnitz, 1921.
A. К 1 e i n b e r g. Die deutsche Dichtung. Berlin, Dietz, 1927.
PuUl К 1 u с к h о h n. Die deutsche Romantik. Bielefeld und Leib-
zig, 1924.
Gustav Koeppen. Literaturgeschichte des Rhein isch-Westpha-
lischen Landes. Elberfeld, o. J.
Heinrich Kurz. Geschichte der deutschen Literatur. Bd. IV,
Leipzig, 1872.
П. Jl. Лавров. Этюды о западной литературе/Пг. «Колосс», 1923.
Salomon Liptzin. Shelley in Germany. New York, 1924.
Salomon Liptzin. The Weavers in German Literature. Göt¬
tingen, 1926.
Hermann Marggraff. Deutschlands jüngste Literatur* und
Culturepoche. Leipzig, Engelmann, 1839.
Dr. Georg Mehlis. Die deutsche Romantik. München, Rösl,1922
Франц Мер инг. Мировая литература и пролетариат. (Сборник
статей.) М., 1924.
Richard М. Meyer. Geschichte der deutschen Literatur. Bd. II,
Berlin, 1921.
Dr. Wilhelm Poethen. Das literarische Leben im Wupper-
thale während des XIX. Jahrhunderts. Teil I. Elberfeld, 1910.
R о b. Prutz. Neue Schriften zur deutschen Literatur- und Kultur¬
geschichte. Bd. 1—2. Halle, 1854.
Rob. Prutz. Politische Poesie der Deutschen. Leipzig, 1845.
Friedrich Roeber. Litteratur und Kunst im Wupperthale
bis zur Mitte des gegenwärtigen Jahrhunderts. Iserlohn, Baedecker, 1886.
(Arnold Rüge). Die politischen Lyriker unserer Zeit. Leipzig, 1847.
Gottfried Salomon. Das Mittelalter als Ideal der Romantik.
München, Drei Masken-Verlag, 1922.
J. S с h e r r. Poeten der Jetztzeit in Briefen an eine Frau. Stuttgart 1844.
Georg Stefansky. Das Wesen der deutschen Romantik. Kri¬
tische Studien zu ihrer Geschichte. Stuttgart, Metzler, 1923.
Ю. Стеклов. Поэзия революционного социализма. 3-е издание
Пг., 1923.
Adolf Strodtmann. Die Arbeiterdichtung in Frankreich.
Ausgewählte Lieder französischer Proletarier. London, Trübner, o. J.
Henry Ernest Tieche. Die politische Lyrik der deutschen
Schweiz von 1830—1850. (Diss. Bern, 1917).
P. Träger. Die politische Dichtung der Deutschen. München, 1895.
Otto Wittner. Deutsche Literaturgeschichte. Dresden, Kaden,
1922.
Felix Zimmer mann. Die Wiederspiegelung der Technik in
der deutschen Dichtung von Goethe bis zur Gegenwart. (Diss. Leipzig, 1913.)
6.	МОНОГРАФИИ ОБ ОТДЕЛЬНЫХ ПИСАТЕЛЯХ
H.	Chr. Ade. Der junge Alfred Meissner. (Diss. München, 1913.)
Dr. Ernst Baidinge r. Georg Herwegh. Die Gedankenwelt
der «Gedichte eines Lebendigen». Bern, Francke, 1917.
162

W. Ed. Biermann. K. 0. Winkelblech. Sein Leben und sein Werk.
Bd. 1—2. Leipzig, 1909.
Martin Bollert. Gottfried Kinkels Kämpfe um Beruf und Welt¬
anschauung bis zur Revolution. Bonn, Marcus und Weber, 1913.
Wilh.- Büchner. Ferd. Freiligrath. Ein Dichterleben in Briefen.
Bd. 1—2. Lahr, 1882.
G. Büttner. Robert Prutz. Leipzig, 1913.
Friedrich Engels. (Georg Weerth) in Züricher «Social-Demok-
rat» No. 24, 1883 (статья).
Victor Fleury. Le pofcte George Herwegh. Paris, 1911.
Norbert Göke. Beiträge zur Untersuchung der literarischen und
stofflichen Quelle von Immermanns «Münchhausen», — Münster, 1925.
Dr. Erwin Gustav Gudde. Freiligraths Entwicklung als
politischer Dichter. Berlin, Ebering, 1922.
Joseph Hanse p. Gustav von Mevissen. Berlin, G. Reimer, 1906.
Peter Keinen. Gottfried Kinkels politische Stellung vor und
während der Revolutiton von 1848/49. Bonn, 1921 (Maschinenschrift).
Alfred R. de Jonge. Gottfried Kinkel as political and social
thinker. New- York, 1926.
Emil К a 1 e r. Wilh. Weitling. Hottingen-Zürich, 1887.
Gustav Mayer. Friedrich Engels. Eine Biographie. Bd. I. Berlin,
Springer, 1920.
Harry Maync. Immermann. Der Mann und sein Werk im Rahmen
der Zeit- und Literaturgeschichte. München, 1921.
Франц Мерин г. Фрейлиграт и Маркс в их переписке. М.,
1929. (Б-ка марксиста, вып. 17).
Emit Oswald. Thomas Hood und die soziale Tendenzdichtung
seiner Zeit. Wien, 1904.
A. Schmidt und H. Rösch. Luise JOtto-Peters. Leipzig, o. J.
J. F. Schulte. Johanna Kinkel. Nach‘ihren Briefen und Erinne-
rungsblättem. Münster, Schöningh, 1908.
January Searle. The life, character and genius of Ebenezer
Elliot. London, 1850.
January Searle. Memoirs of Ebenezer Elliot, the corn law rhy¬
mer. With criticism upon his writings. London, 1852.
Jean. Berta Semmig. Die Wage eines Deutschen. München,
I 921.
Dr. Volbert. Ferdinand Freiligrath als politischer Dichter.
Münster i. W., Schöningh, 1907.
Hermanni Wendel. Heinrich Heine, Ein Lebens- und Zeitbild.
Neue Ausgabe. Berlin, Dietz, 1926.
Theodor Zlocisti. Moses Hess. Der Vorkämpfer des Sozialismus
und Zionismus. 1812—1875. 2. Aufl. Berlin, Welt-Verlag, 1921.

ОГЛАВЛЕНИЕ
Стр.
От издательства .	3
Введение	 5
I.	Воинствующий романтизм	 13
И. Романтизм и коммунизм в немецкой	ремесленной	поэзии 40-х	гг.	28
III. Младогегельянство, Фейербах и	политическая	лирика	...	40
IV. Английская политическая поэзия и чартизм. Первые социальные
стихи и рассказы Веерта	  49
V. Народнические иллюзии и поэзия «истинного» социализма	60
VI. Пролетарский поэт	 74
VII. Союз коммунистов и весна народов	 87
VIII. Революционная и рабочая поэзия 1848—1849 гг. «Новая рейн¬
ская газета» и поэт партии	105
IX. Рыцарь Шнаппганский	 122
X. Мастер революционного фельетона .	132
XI. Сумерки и реакция .	143
Указатель литературы	157
Ответственный редактор В. Ц. Гоффеншефер
Технический редактор Н. И. Гарвей
Обложка Д. А. Бажанова
★
ОГИЗ Х-70 № 410. Тираж 3000
Уполномоч. Главлита Б-2294
Формат бум. 82x111/32
25/8 б. л. по 182528 зн.
Сд. в наб. 16/VI 1931
Подп. к печ. 3/1II 1932
Зак. № 2097

Адрес издательства (правления):
Москва — Центр, ул 25 Октября (б. Никольская), 10.
Склад изданий:
Москва —6, 1-й Колобовский пер.,12.